Сочинения. Том 3 [Гален Клавдий] (fb2) читать постранично

Гален Клавдий Сочинения. Том 3

Исследовательский метод Галена

Сочинение Галена «Об учениях Гиппократа и Платона» занимает особое место среди источников, свидетельствующих о развитии античной протонауки. После выхода книги К. Поппера «Предположения и опровержения» термин «протонаука» получил несколько пренебрежительный оттенок — значении своего рода «недонауки»^[1]. Более того, понимание истории естествознания до XVII в. как развития неких «псевдонаучных идей», вслед за К. Поппером, характерно для многих историков, работавших во второй половине XX в.

Я употребляю термин «протонаука», следуя другой, тоже давно сложившейся историографической традиции, в рамках которой осмысливаются отдельные работы ученых Античности как представления, онтологически довольно близкие современным, во всяком случае, частично соизмеримые с ними^[2]. Напомню, что согласно современной концепции науки признаками научного знания считаются рациональность, объективность, воспроизводимость и проверяемость, логическая строгость, точность и логическая взаимосвязь различных элементов, иногда к ним добавляют полезность, что отражает суть науки как части культуры. Эти признаки характеризуют идеалы научности. Задачей науки является открытие закономерностей и общих принципов, с помощью которых происходит не только наблюдение и констатация фактов, но и их объяснение. Такой подход определяет весьма жесткие требования к историкам науки: ученый должен формулировать умозаключения, опираясь на анализ источников. В случае с исследованием наследия Галена (и античной медицины в целом) существенным ограничением является недоступность большинства важнейших источников для российских ученых.

Публикация перевода трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» на русский язык вновь ставит принципиальный вопрос об отличии истории медицины от истории других естественнонаучных дисциплин, отчетливо приобретающих современный облик именно в процессе научных революций XVII–XIX вв. Когда речь заходит о принципиальной методологической разнице между обликом протонауки эпохи Античности или, например, арабского Средневековья, как правило, выделяются два основных момента: экспериментальный метод изучения конкретных явлений природы и математическая обработка полученных данных. Последнее предполагает систематизацию и описание наблюдаемых явлений с помощью математических формул и уравнений. В таком случае уместен вопрос: можно ли, с этой точки зрения, вообще считать современную медицину наукой? Ведь до сих пор математические объяснения наблюдаемых процессов не стали частью повседневной практики врача. Более того, позволю себе выразить уверенность в том, что не станут никогда. Исключением могут считаться лишь отдельные медицинские дисциплины, состояние которых полностью (или почти полностью) определяется уровнем развития технологий. К их числу можно отнести, например, такой раздел клинической онкологии, как лучевая терапия, где определяющим моментом является прецизионность формирования пучка ионизирующего излучения и точность его попадания в ткань опухоли. С целью решения этой прикладной задачи возникла отдельная специальность, именуемая «медицинской физикой», представители которой изучают радиобиологию тканей и в процессе работы с пациентом отвечают за точность подведения дозы облучения. Между тем применительно к подавляющему большинству медицинских специальностей, как и во времена Гиппократа, следует использовать не только строго научные категории, но и понятие «искусство врачевания». Я осознанно употребляю слово «искусство» применительно к способности терапевта распознать болезнь и поставить правильный диагноз. Это относится и к хирургу, виртуозно выполняющему оперативное вмешательство. Ведь два разных хирурга, даже окончившие один университет, прошедшие сопоставимую практику и имеющие одинаковую ученую степень, могут выполнить одну и ту же операцию с совершенно разным качеством и, к сожалению, с разным исходом. Таким образом, язык математики не является универсальным языком медицинской науки и его значение для истории медицины еще предстоит определить.

Вопрос о том, когда именно экспериментальная практика становится неотъемлемой частью методов познания в медицине, также нельзя считать решенным. В историографии сложилось мнение о том, что для науки эпохи Античности характерен эмпирический уровень знаний, образованный непосредственными наблюдениями и переходом от них к установлению зависимостей и фактов^[3]. Напротив, экспериментальная практика как более высокий уровень познания имеет более сложную дисциплину. Она определяется, во-первых, взаимодействием объектов, протекающим по естественным законам,