Умереть, чтобы жить [Сана Светлая] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

на футбольном поле, увлеченно обсуждающих успех произошедшего предприятия. Каждый, наперебой, говорил о том, что сделал и как был крут.

Хен должен был сообщить обо всем взрослым, но опыт показывал, что взрослые ничего не видят.

«Вы…, и вы не сломите меня», — подумал он и, сжав кулаки, ринулся в бой.

Он очнулся от того, что незнакомая женщина, сидя перед ним на коленях, обнимала его и вытирала с лица слезы вперемежку с каплями крови. «Все будет хорошо, теперь все будет хорошо, малыш», — слышал он, слышал и плакал, плакал так сильно и искренне, так надрывно и глубоко, что, казалось, одежда женщины промокнет насквозь.

И Хен Мин поверил ей, поверил в то, что теперь все будет хорошо. Поверил в то, что теперь он кому-то нужен.

***

10 последующих лет были дня него раем. В 10 последующих лет Хен Мин узнал, что такое семья, забота, уважение и любовь.

Его усыновила семейная пара, не имеющая собственных детей. Женщина, вытиравшая его слезы, стала его приемной матерью, учителем в мире добра и любви. Иногда он, не веря, что это происходит именно с ним, так сильно держал ее за руку, что на пальцах оставались красные следы…. Но она никогда не ругала его. Она лишь улыбалась, гладила его по голове и говорила, что она очень счастливая, потому что теперь у нее есть он — Хен. Ее сын. Что она будет любить его сильно, до луны, настолько сильно, чтобы он всегда был счастлив.

Отец был важным человеком — занимал пост посла Кореи в России. Его часто не было дома, поэтому встреч с ним Хен особенно ждал. Они с удовольствием читали по очереди книги в огромной библиотеке на 2 этаже, ездили на рыбалку, мастерили табуретки в мастерской, готовили для мамы ужин.

Отец любил повторять, что обещал маме, когда женился на ней, что будет ее любить, беречь и защищать… И однажды, заговорщицким тоном попросил Хена, его сына, как второго мужчину в доме, присоединиться к его миссии… Конечно, Хен согласился! Ведь это делало его союзником отца, позволяло чувствовать себя таким важным и сильным.

А еще у отца была потрясающая особенность делать маму счастливой. Хен не раз наблюдал, как он, немного прищурившись и наклонившись, что-то шептал ей на ухо, а она, касаясь пальцами его руки, хохотала, хохотала так открыто, просто и искренне, что Хен чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

Казалось, все дороги были открыты перед ним, и оставалось лишь выбрать одну из них…. Но, видимо, этот кто-то, там, наверху, устал держать руку протянутой…

Спустя пару недель после его совершеннолетия голос из телефонной трубки разделил его жизнь на «до» и «после», сообщив каким-то холодным, отстраненным и извиняющимся голосом, что в результате автомобильной аварии его родителей не стало…

Так для Хен Мина началось затмение.

Глава 3

Гибель самых близких ему людей, как удар под дых, нанесенный исподтишка, свалила его с ног.

«Что же мне теперь делать, мама?», — тихим шепотом, сидя на полу и обнимая колени, он задавал этот вопрос в никуда снова и снова, — Куда мне идти? Во что верить? Где брать силы?»

Он плакал так сильно, как не плакал ни разу в жизни, ну если только там, на футбольном поле… Будто впервые, наконец, он открыл запретную дверь и разрешил себе выплеснуть всю боль, которая накопилась за ней за всю его жизнь.

«Зачем? Для чего ты, там, наверху, заставил меня поверить в то, что моя жизнь может быть другой? Почему позволил мне быть нужным, любимым тогда, когда я дошел до грани; почему не дал сломаться и исчезнуть там, на футбольном поле? Зачем было протягивать мне руку, если сейчас ты наотмашь бьешь меня ей? Зачем???? Зачем????», — его шепот сменялся яростью, и, сжав кулаки, ревя, как зверь, он орал в темноту…

Две его жизни — с ними и та, далекая, без них, два разных чемодана опыта, эмоций, чувств и ценностей, столкнулись, как теплый влажный воздух с сухим, и вызвали в его душе смерч, вихрем которого беспощадно, с корнями, вырвало все, что было в его душе, без остатка, до единой частички…

***

Литры алкоголя, череда бесконечных тусовок, чужие дома, постели, женщины, имена которых он даже не пытался запомнить, статьи в СМИ, общественное осуждение…

«Да плевать мне на вас всех! На ваше гребаное мнение», — говорил он сам с собой в пьяном тумане, — Вы… Все вы… Вам ведь, на самом деле, ни до кого нет дела! И вы хватаетесь за чужое грязное белье лишь только потому, чтобы показать им, всем остальным, какие вы хорошие, достойные и безупречные! К черту, понятно вам, идите все к черту!»

И он пил. Пил до того момента, пока мозг не переставал думать о чем-либо, пока не впадал в отключку….

Сколько было их — таких дней, он не считал… Он просто открывал глаза по утрам — это самое большее, что он мог сделать.

Но однажды тому, кто там, наверху, видимо все это надоело….

В один из очередных пробегающих мимо дней, сидя на пассажирском сиденье новенького Порше рядом с очередным кем-то, он услышал визг покрышек, металлический скрежет и чей-то крик. А потом наступила темнота….

***