Заговор против Афин [Рю Эмерсон] (fb2) читать онлайн

Рю Эмерсон Заговор против Афин

Пролог

Афинский рынок был самым оживленным местом города. Ряды с зеленью и сладостями, глиняными горшками и изысканными благовониями, заморскими тканями и местным вином — везде тесно. Со всех концов стекаются сюда люди. На рыночной площади изо дня в день горожане обсуждают новости, глашатаи объявляют указы, бродячие артисты смешат публику. Все это не доставляло Зене никакого удовольствия. «Вечером здесь даже оживленнее, чем утром», — кисло отметила Зена.

Рынок кипел и бурлил сильнее, чем три дня назад, когда они с Габриэль только прибыли в город посмотреть на состязания женщин в беге. Тут все было по-прежнему: кошельки и украшения пропадали так же часто, как раздавались выкрики торговцев, расхваливавших свой товар. Усиленная охрана вокруг бойкого места, казалось, ничуть не мешала воришкам.

«Если б я не дала обещания, мы давно могли бы уехать», — напомнила самой себе Зена. Суматоха с Аталантой помешала воительнице сдержать слово, данное тощему проныре, пытавшемуся стащить ее кошелек. «Оставь в покое меня и мою подругу и получишь два медяка». Оборванный воришка, кожа да кости, целый день не трогал ни ее, ни Габриэль, ни Гомера. Он сдержал свое слово, Зена сдержит свое! Лучше поздно, чем никогда. Она отдаст пареньку обещанные деньги. Две монеты вряд ли убедят его бросить свое ремесло, но, может быть, послужат пищей для размышлений.

Солнце уже клонилось к закату, когда она отыскала мальчишку. Пораженный до глубины души, он подозрительно взглянул на Зену:

— Зачем ты пришла? Теперь обещания никто не держит.

Ответ воительницы заставил его широко открыть глаза.

— Я держу. И ты тоже. Прости, что не принесла деньги раньше, как мы договаривались.

Он перебил ее:

— Я знаю, почему так вышло, об этом все говорят. Ходят слухи, что ты — Зена, — в голосе ни тени сомнения.

Воительница кивнула:

— Я Зена. А кто ты?

Воришка, прищурившись, посмотрел на нее, и девушка решила, что он не намерен отвечать. Однако он вскоре пожал плечами и представился:

— Меня зовут Кратос. Нет, объясни, почему ты принесла монеты? — Он помедлил и, с трудом подбирая слова, продолжил, обращаясь скорее к себе: — Все, что ты должна была сделать, — это уехать из Афин. Мы бы уже никогда не встретились. Да если б ты и осталась, кто смог бы заставить Зену заплатить простому воришке? Когда и платить-то не за что?

— Есть за что, Кратос. Мы заключили сделку, и ты свои обязательства выполнил. Я тоже дала тебе слово и должна его сдержать. Достойные люди всегда поступают так, как поступил ты.

— Достойные, — повторил паренек, и в уголках его губ заиграла усмешка. Он живо спрятал полученные монеты. — Этого матери хватит на четыре дня, воительница. Ты накормила ее. Сегодня вечером в молитве Артемиде она поблагодарит тебя от души.

— Пусть лучше помолится, чтобы ее сын стал честным человеком, — язвительно ответила Зена. На лице воришки мелькнула удивленная, задорная улыбка, и он исчез.

Габриэль что-то говорила; Зена стряхнула с себя воспоминания и попыталась сосредоточиться на словах подруги.

— Я спрашиваю, когда мы наконец поедим? Утром у лотка толпилось столько народу, что мне пришлось вести Арахну в другое место, а там плоховато кормили. И вообще, уже стемнело, время позднее, я умираю с голоду.

— Тебя предупреждали, — ответила воительница и вдруг почувствовала, как чья-то рука бессовестно улеглась ей на бедро. Она хлопнула по ладони так, что ее хозяин взвыл от боли. — Твой торговец лепешками отравил всех покупателей. Знаешь, мне вовсе не хочется лишний день оставаться в Афинах.

— А я с тобой и не спорю, но хотелось бы сначала поесть. Я предпочитаю все самое лучшее и могу себе это позволить, потому что я заработала деньги, а ты нет, — девушка помолчала, стараясь не отстать от Арго и его хозяйки, и продолжила: — Поверить не могу, как вырос город с тех пор, как я здесь была. А как изменился!

Зена оглянулась на стихающую суету бойкого рынка:

— Эх, чем дольше смотрю на Афины, тем больше соглашаюсь со стариной Лемносом: надо поровну делить богатства.

— Хоть я с ним и незнакома, — ответила Габриэль, — но из того, что ты рассказывала, могу понять, хорошо, что он остался во дворце с Пенелопой. Он накормит ее, а подданных научит сражаться, так что они смогут постоять за себя, пока не вернется Одиссей.

— Если он вообще вернется.

— Конечно, вернется, — весело возразила болтушка. — Я это чувствую. Прошлой ночью я видела сон… Помню, правда, мало… Словом, Навсикая стоит по колено в морских волнах и седовласый старик говорит с нею.

— И ты думаешь, будто это видение, — иронично закончила Зена.

— Ты же знаешь, со мной это бывает, иногда я действительно погружаюсь в видения, — серьезно ответила Габриэль. — Вспомни Итаку. И на этот раз я уверена, что видела во сне его, Одиссея. Ты бы слышала, как Навсикая говорила! — Габриэль нахмурилась. — Ну да ладно, сейчас еда для нас по крайней мере вдвое важнее. Я не говорила, что вот уже три дня кряду питаюсь овощами, которые сама готовлю?

— Говорила, не больше часа назад, — с улыбкой поддела ее Зена. — Могло быть и хуже. Ты же не хочешь, чтобы за готовку взялась я? — Габриэль фыркнула, а воительница продолжала: — Ничего, я знаю отличный постоялый двор на западной окраине города: недорогой, еда хорошая. И очень оживленный, как ты любишь, — она коварно усмехнулась.

— Никаких драк, — твердо заявила Габриэль. — В прошлый раз, когда мы обедали в подобном месте, какие-то двуногие ослы сбросили с моего стола тарелку, и мне пришлось целую вечность ждать новой порции, а когда я ее получила, еда успела безнадежно остыть. Я тоже знаю постоялый двор на западной окраине, и вот что я тебе скажу: лучше б ты вела меня в другой. Потому что в этот я ни ногой! Такой вони не выдержит даже твой дружище циклоп.

— Он мне не друг. Кстати, ты о чем? О том местечке, где трое мужланов пристали к тебе, когда мы въезжали в Афины? — уточнила Зена. — Это же не постоялый двор. Это сущее наказание. Тот, куда мы направляемся, совсем другое дело! Мы быстро доберемся. Если ты потрудишься идти, разумеется, — добавила она, заметив, что Габриэль застыла посреди дороги, широко раскрытыми от изумления глазами глядя на уродливую вывеску, размалеванную всеми цветами радуги.

— Что? — очнулась болтушка, когда воительница тронула ее за плечо. — Ах да! Куда мы направимся? Я имею в виду — после постоялого двора.

— Не знаю. Для начала уедем из Афин. Потом, наверное, на юг. Впрочем, у меня нет никаких планов, а у тебя, Габриэль?

— На этот раз будешь решать ты!

Зена подхватила поводья Арго, чтобы они не задели пухлого человечка, одетого в богатый хитон с золотыми и синими полосами. Торговец стоял прямо на дороге и размахивал глиняным подносом, расписанным эмалью.

— Не вини себя, Габриэль, не стоит, поверь.

Габриэль вздохнула:

— Да я не виню, ты же знаешь. Но ведь началась такая путаница!

— А если бы не ты, произошла бы трагедия. Хорошо, что ты привезла меня на соревнования. Я не сержусь, — заверила ее Зена.

— Слава богам! Ума не приложу, куда поехать, — Габриэль глубоко вздохнула. — Кроме как на постоялый двор.

Воительница рассмеялась:

— Рынок мы почти миновали, теперь уже недалеко, обещаю, — но тут Зене пришлось остановиться. Заметив, что неподалеку от них толпа стала быстро редеть, она натянула поводья Арго и властно подняла руку, удерживая Габриэль от болтовни. Оживленные голоса сотен покупателей вдруг затихли, и над всем рынком раздался грубый мужской рык:

— Я велел тебе спрятать эти монеты так, чтобы никто не нашел! И где они теперь, мерзкая дрянь?! — Последовал звучный шлепок, как будто раскрытой ладонью ударили кого-то по щеке, и детский крик.

— Клянусь, я их спрятал! Но он… — снова крик, на этот раз превратившийся в рыдания. Будто вспомнив о неотложных делах, люди торопливо расходились, стараясь избежать неприятностей. Многие бросали на мужчину неодобрительные взгляды. В той стороне, откуда доносились крики, воительница разглядела черноволосого негодяя, грозно нависшего над мальчиком, не старше того, с которым Зена недавно говорила.

— Прекрати скулить без причины! — скомандовал мужлан. — А не то она у тебя появится, — волосатая рука сжалась в кулак, мальчик всхлипнул и, съежившись, подавил плач.

Воительница пробормотала проклятие и сунула Габриэль поводья. Девушка настолько сосредоточилась на отвратительной сцене, что Зене пришлось самой вложить кожаные ремни в ее руки. Дотронувшись пальцем до носа Габриэль, воительница приказала:

— Жди здесь и ничего не предпринимай! Я скоро вернусь.

Она прошла через опустевшую площадь и, встав за спиной мужчины, похлопала его по плечу. Тот повернулся к ней. Приподняв бровь, Зена равнодушно смотрела на негодяя. Молчание затянулось. Наконец мужлан фыркнул и снова сосредоточился на своей жертве. Его остановил обманчиво мягкий голос воительницы:

— На твоем месте я бы отошла от ребенка.

— Прочь отсюда, ты, потаскушка в доспехах! — прорычал он в ответ. — Не лезь не в свое дело!

— А я решила, что это мое дело, — бесстрастно сказала Зена и, обеими руками ухватив мужчину за плечо, развернула его. Раздались два звонких удара, и негодяй отлетел на несколько шагов прочь. Пару раз перекувырнувшись в воздухе, он навзничь шлепнулся на землю. Не обращая внимания на застонавшего противника, Зена подошла к мальчику и опустилась на одно колено; паренек все еще дрожал от страха и слез. Она тихо спросила:

— Это твой отец?

Бедняга всхлипнул, бросил на валявшегося мужчину полный ужаса взгляд и, вздрогнув, отчаянно замотал головой:

— Нет! Мой папа был очень добрый. Но он ушел в Трою и не вернулся. А это… — парнишка облизал пересохшие губы, — это Олимус. Он хочет жениться на моей матери.

— Он часто бьет тебя? — мальчик покраснел, и Зене показалось, что он вот-вот разревется. Однако тот сдержался и кивнул. Воительница нежно похлопала его по руке. — Ты не виноват, поверь. Ни один ребенок не может заслужить таких побоев. А при матери он тебя бьет?

Мальчик покачал головой:

— Она ему не позволит. А ее братья тем более.

— Ты им не говорил, что Олимус тебя колотит, верно? — снова отрицательный жест. Мальчик посмотрел на стонавшего негодяя и опять перевел взгляд на свою спасительницу. Зена прищурилась. — Наверное, он тебе угрожал?

Получив в ответ кивок, она рассудила, что все не так уж плохо, и осторожно потрепала паренька по плечу:

— Все наладится, обещаю. Беги отсюда, пока Олимус не очухался. Расскажи о нем матери и не забудь сообщить ее братьям. Об этом мерзавце я позабочусь.

Мальчик застенчиво кивнул, прошептал: «спасибо», и растворился в толпе, которая собралась поглазеть на девушку, уложившую грозного Олимуса. Зена на мгновение закрыла глаза и со вздохом поднялась на ноги. «Где ж вы были, пока этот бандит колотил ребенка?» Она приблизилась к стонущему Олимусу и застыла над ним, сложив на груди руки.

— Думаю, ты меня слышишь, — произнесла воительница. Он приоткрыл покрасневший глаз и взглянул на нее. Натолкнувшись на холодный взгляд Зены, глаз снова закрылся. — Делай как я скажу. Ты навсегда оставишь в покое этого мальчика и его мать.

Мужчина попытался подняться, но Зена поставила ногу на его грудь и удержала негодяя на земле.

— Я не подчиняюсь ничьим приказам, — выдохнул он.

— Подчинишься, — промурлыкала воительница. — Другой вариант тебе не понравится.

— Тебе просто повезло, — прошипел Олимус.

— Ах, вот как? Хочешь попробовать еще раз? — Зена отступила назад и сжала руки в кулаки. Она усмехнулась. Но глаза ее оставались ледяными. Мужчина не шевельнулся, и воительница намеренно повысила голос так, чтобы толпа зевак позади них могла ее слышать: — Так я и думала. С детьми ты справляешься, а вот людей чуть постарше боишься. Дядю этого мальчонки ты тоже опасаешься, правда? Не говоря уж обо мне. И городских стражах, — Зена бросила взгляд в толпу. — Эй вы! Если еще когда-нибудь увидите, как этот или другой негодяй бьет ребенка, немедленно сообщайте царским стражам. Слышите, немедленно! Для этого нужен всего лишь голос, а он у каждого из вас есть.

Ответом ей стало молчание. Женщина средних лет обиженно пробубнила что-то себе под нос и удалилась. Воительница осмотрелась и увидела, что толпа вокруг нее и Олимуса стала еще плотнее; Габриэль не тронулась с места, крепко сжимая в руке поводья Арго. Где-то позади раздался привычный возглас: кого-то только что ограбили.

Судя по крикам, воришка приближался, и одновременно нарастало любопытство толпы. Зена расправила плечи, бросила на Олимуса последний грозный взгляд и сказала:

— Последи, чтоб я тебя больше не видела. Или я выжму из тебя все соки, и оставшегося не хватит, даже чтобы наполнить винную кружку. Уяснил? — Прежде чем мужлан смог ответить, Зена развернулась и стала пробираться сквозь толпу. Ее остановили две женщины: одна постарше и высокая бледная девушка, которая вполне годилась ей в дочери.

— Спасибо тебе, воительница, — поблагодарила старшая. — Я и сама попыталась защитить паренька, но против Олимуса…

Ее голос перекрыл отчаянный крик: «Держите мальчишку! Это вор, вор!»

— Не забывайте мои слова, — сказала Зена, уже занятая другим: что-то произошло с Габриэль и Арго, потому что у обеих был совершенно потерянный вид.

Габриэль стояла, приподнявшись на цыпочки и как можно дальше вытянув шею, но даже так ей удавалось разглядеть совсем немного. Толпа зевак становилась все гуще, и теперь девушка не видела ни мальчика, ни упавшего злодея, ни Зену. В конце концов она с грустным вздохом опустилась на пятки. Тут мимо нее промчался паренек с красным отпечатком ладони во всю щеку. «Кажется, все улажено, — пробормотала Габриэль. Арго схватила губами ее волосы, и она пихнула кобылу локтем. — Бедный мальчишка! Интересно, как… — с дальнего конца рынка неслись тревожные выкрики. — Теперь-то что?»

Толпа быстро редела, а скоро выяснилась и причина этого: в сторону Габриэль бежал золотоволосый воришка, с которым они уже встречались три дня назад. Надо сказать, его скорости позавидовала бы сама Аталанта. С каждым шагом следовавшие за ним по пятам стражи отставали все больше. «Такой красивый — и такой испорченный», — грустно вздохнула девушка.

Вскрикнула женщина: пронесшийся мимо мальчишка отпихнул ее в сторону. Габриэль раскрыла рот от удивления — вор направлялся прямо к ней. Арго переступила с ноги на ногу и попятилась, увлекая девушку прочь от суматохи. Воришка что-то прокричал своим преследователям, и, судя по его тону, это была колкость. Слов Габриэль не разобрала: мальчишка вот-вот налетел бы на нее. Озорные голубые глаза заглянули ей прямо в душу, а большой подвижный рот растянулся в усмешке.

— Лови! — весело крикнул паренек и кинул девушке какой-то сверток. Сделав это, он тут же изменил направление и врезался в пеструю толпу за ее спиной. Габриэль машинально сжала мешочек, оказавшийся на удивление тяжелым. Она непонимающе уставилась на кожаный кошелек в своих руках, и в этот самый момент перед ней очутились два внушительных воина, одетые в цвета царской стражи. Из-под тяжелых бронзовых шлемов на девушку воззрились две пары мрачных глаз. Габриэль обернулась указать направление, и мешочек, звякнув, упал на землю.

— Он побежал туда, — начала было девушка, но тут ей на плечи легли две тяжелых руки и развернули лицом к стражам. Она запротестовала: — Эй, он скрылся там! Вы что, не собираетесь за ним бежать?

— Мы знаем, кто он, — сказал один из стражей. — А теперь мы знаем, почему нам никогда не удавалось поймать его с поличным. У него есть сообщница!

— С-сообщница? — нервно хихикнула Габриэль и тут же сделала серьезное лицо, ибо стражники посмотрели на нее с большим осуждением. — Да вы шутите! — Никакой реакции. — Ой нет, не шутите. Ну послушайте, я ведь не из Афин, я только приехала посмотреть соревнования…

— Соревнования женщин! — раздался позади нее знакомый визгливый голос. Габриэль тревожно оглянулась и увидела Агринона, сложившего на груди руки. — Мне следовало догадаться, что в центре всех бед опять ты!

— Что тут стряслось? — голос Зены заглушил его последние слова.

— Да ничего, — беспечно ответила болтушка и, бросив взгляд на кошелек у своих ног, попыталась улыбнуться. — Ну, может быть, маленькая неприятность, но мы с ней справимся, ведь правда? — Уголки ее губ нервно дернулись, и, перехватив ее взгляд, Зена обернулась к стражам. Теперь их было уже шестеро.

— Послушайте, — спокойно начала она, — я не знаю, что здесь случилось, но, если вы ищете вора, уверяю вас, эта девушка ни при чем. Она странствует со мной и…

— Я же говорил! — довольно перебил Агринон. — Не удивительно, что мы не могли схватить воришку — у него целых две сообщницы!

Зена направилась к нему. Раздался пронзительный свист, и к ее горлу взметнулись шесть острых мечей, со всего рынка на подмогу бежала стража. Воительница осмотрелась и метнула на Габриэль убийственный взгляд. Девушка не знала, расхохотаться ей или расплакаться, и наконец растерянно пожала плечами.

— Ну вот, — произнес Агринон, раздуваясь от сознания собственной важности. — Думаю, такой поворот событий царю понравится!

— Без сомнения, — сквозь зубы пробормотала Зена. — Габриэль?..

— Я ничего не делала, клянусь! — Девушка недоуменно развела руками и тут же опустила их. Так как три обоюдоострых лезвия тотчас повернулись к ней. — Простите! Э-э, не пихайте меня, пожалуйста, этими штуками. Знаете, я только что купила обновку, а кровь ужасно трудно отстирывать, — она сглотнула и перевела взгляд на воительницу. — Сейчас все образуется, я уверена, это ведь просто ошибка, нелепая ошибка. Поедим в тюрьме! Кто знает, когда бы мы добрались до постоялого двора, — Габриэль выжала улыбку, а Зена, смирившись, отдала стражам свое оружие. Агринон с удовольствием забрал у нее меч.

— Может, и поедим, — пробормотала воительница. — Ну и как же ты раздобыла кошелек? — спросила Зена, когда стражи взяли обеих спутниц под руки и вывели их с затихшего, но все еще многолюдного рынка.

Габриэль искоса взглянула на нее:

— Кошелек? Ах. Тот кошелек! Золотоволосый мальчик — помнишь его? — бросил его прямо мне в руки. Ох, доберусь я до проныры! — кипя от злости, вставила она. — Такое выкинуть! Все волосы ему выдерну, поштучно. — Агринон пробурчал что-то нечленораздельное. Однако Габриэль уловила общий смысл и одарила его равнодушным взглядом. — Эй, я назубок знаю весь устав царской стражи. И если ты нарушишь хоть одно правило, немедленно обращусь к кому следует!

— Перестань, Агринон, — поддержал один из охранников, и девушка заметила на его груди знак младшего командира. Агринон скривился и замолчал.

Габриэль устремила взгляд на Зену: лишь бы не видеть рыночных зевак, привлеченных редкостным зрелищем. Лицо воительницы было непроницаемо, но, судя по ледяному выражению глаз, Агринону не помешало бы быть поосторожней.

Глава 1

И правда, Афины сильно изменились с тех пор, как Зена побывала здесь. Теперь рядом с рынком была тюрьма: окруженные сплошной стеной несколько зданий — конюшня, кузница, кухня и склад оружия неподалеку. Сама темница была построена из огромных, грубо отесанных камней, на века скрепленных друг с другом. Пол подземелья был выложен гранитными плитами, а стены состояли из того же почти необработанного камня, что и все здание. Из единственного отверстия в стене сюда проникали свет и воздух. Окно располагалось высоко и было так узко, что пролезть в него не смогла бы даже Габриэль. Из темницы вела только одна дверь, прочная, с толстой решеткой, и за ней раздавались шаги неусыпных стражей. Если прижаться лицом к прутьям решетки, можно было увидеть, как ходят охранники, и почувствовать дуновение свежего ветерка, доносившееся из трех маняще просторных окон тюремного коридора.

Сейчас западный ветер дул вдоль стен тюрьмы и, проникая в мрачное подземелье, нес сюда пыль с улиц и запах конского навоза. Зена знала, что в конюшне стоит ее Арго. Лошадь не хотела разлучаться с хозяйкой, и воительнице пришлось долго шептать что-то ей на ухо. Стражникам ужасно не понравилось своеволие Зены, но в конечном итоге оно всем сэкономило время. «Иначе все стражи мигом распластались бы на земле. Арго напала бы первой, двадцать увальней нам с лошадкой вполне по силам. Да еще у нас есть Габриэль», — размышляла Зена, время от времени бросая взгляд на свою застывшую на месте подругу. Габриэль была не в лучшей форме: бледная от ярости, она то и дело бормотала какие-то проклятия — вероятно, в адрес золотоволосого воришки.

«Да, пожалуй, мы могли бы затеять драку, — думала Зена. — Я, Габриэль и Арго, несомненно, вышли бы победителями. Но теперь я не убиваю без веских причин. Слишком много было вокруг невинных людей, не стоило их втягивать в потасовку. Вот если б я была один на один с этими тупыми, упрямыми охранниками, исход оказался бы другим. — Зена глубоко вздохнула, чтобы подавить закипавшую внутри злобу. — Да нет, стражники просто выполняли свой долг. Нельзя же убивать людей только за то, что они мне не нравятся». Зена успела еще о многом поразмыслить. Воительница отметила и то, что стражи все же хватили через край, и главным из них, разумеется, был Агринон. «Запомню это имя», — со зловещей улыбкой решила она.

Конечно, она могла бы заставить себя уважать, даже рыночные стражники вспомнили бы правила поведения. Может, стоило проломить пару твердых голов и высказать пяток отборных словечек? Самые способные быстро усвоили бы урок: не надо без причины бросаться с оружием на незнакомцев. А что до остальных — они долго в царской страже не продержатся: либо их убьет кто-нибудь с силой и характером Драконта, либо сам Тезей образумится и пошлет их пасти стада.

Зена твердо знала, что, отказавшись от драки, она поступила правильно. Тезей уже не тот, что раньше. Он не позволит колотить своих солдат. Воительница вышла из задумчивости, расправила плечи и принялась изучать обстановку. Она увидела с дюжину оборванных грубиянов, часть из которых была основательно пьяна. Четверо оценивающе рассматривали ее, но, встретив взгляд Зены, отвели глаза и занялись своими делами. Пятый едва держался на ногах — от него исходил запах прокисшего вина; он брел к скамье у дальней стены, поддерживаемый двумя приятелями.

Среди узников были и женщины. Они без конца переходили от группы к группе, сопровождаемые раскатами хохота и горящими взглядами. Кричащая одежда, ярко накрашенные лица и отчаянная грубость этих дев не оставляли сомнений относительно рода их занятий, а заодно и относительно причин, по которым они сюда попали. Изможденный мужчина в коричневом рубище жреца не сводил глаз с одной из этих пташек, пока другой узник, намного сильнее его, не постучал беднягу по плечу, помотав головой.

В стороне от этой суеты, на длинной низкой скамье в углу кто-то спал. Зена долго вглядывалась, но так и не смогла ничего различить: фигуру спящего скрывал сумрак темницы; нельзя было определить даже, женщина это или мужчина. А может быть, лежащий там человек уже умер.

Габриэль тревожно осмотрела помещение и по примеру Зены остановила взгляд на темном углу. «Надеюсь, здесь не опасно!» — вздохнула девушка, пытаясь подбодрить себя, искоса бросила на подругу смущенный взгляд и направилась к свободной скамье напротив двери. Там она и устроилась, поставив ноги на сиденье, обхватив колени руками и привалившись спиной к стене. Зена что-то пробормотала вполголоса и последовала за ней.

Габриэль подавила вздох и закрыла глаза, прислонив голову к холодному камню стены. «Как же мне ее убедить, что я не виновата? Что мне было делать? Между прочим, Зена сама напрашивалась на неприятности, а я стояла себе в сторонке. Не будь воительницы, я бы, конечно, побежала выручать бедного паренька, но ведь мне не пришлось этого делать. Я держала Арго, никого не трогала, а этот паршивый воришка!..» — Взгляд ее помрачнел — и потом вдруг озарился улыбкой: Габриэль представила себе, как могло бы окончиться происшествие на рынке. Златовласый вор навзничь распластался на земле, у горла острие меча великой Зены, а стражник вырывает кошель из его бесчувственных пальцев. Или так: Габриэль кидает сверток обратно воришке, и он стоит, окаменев, пока не подойдет грозный страж. Или… «Что угодно, только не это, — мрачно подвела итог Габриэль. — Мы сидим здесь, бедняга Арго мечется в стойле, а Агринон ходит по городу, кичась своей удачей. О боги, Зена вне себя!»

Открыв глаза и поглядев на воительницу, Габриэль с облегчением поняла, что та не так уж злится. Зена сидела рядом с подругой и внимательно изучала узников, переводя взгляд с одного на другого, с мужчин на женщин и никого не пропуская. Наблюдать за ними было непросто, они беспрестанно перемещались, но воительница твердо решила рассмотреть каждого, кто находится в мрачной темнице.

«И ты осмотрись, — посоветовала себе Габриэль. — Сделай что-нибудь полезное, хоть для разнообразия. Вечно Зене приходится тебя понукать».

Помещение оказалось намного просторнее, чем на первый взгляд, стены были грубыми, но сухими, пол тоже. «Вот и отлично! Бр-р-р, что может быть хуже сырого подземелья? — Габриэль призадумалась. — Разве что сухое, с пауками… Интересно, как там бедняжка Арахна? Гадкий Агринон все еще пристает к ней?» — Девушка заметила, что слишком увлеклась размышлениями, и украдкой бросила взгляд на неподвижную фигуру Зены, пристально изучавшую обстановку. По темному подземелью без всякого порядка были расставлены грубые каменные скамьи. Камень был отшлифован прежними узниками и за день успел нагреться, так что Габриэль не испытывала особого неудобства. Благодаря решетке в двери и узкому окошку наверху в темницу проникал свежий воздух. Поблизости от ее скамьи расположились трое пройдох в изорванных кожаных доспехах, коричневый цвет которых казался скорее результатом бурной жизни, чем исходной окраской. Прямо за ними стояли четверо подвыпивших буянов, во весь голос споривших о достоинствах какого-то вина. Да уж, хорошо, что дул ветерок!

Несколько скамеек пустовали, хотя на каждой из них поместилось бы по три сидящих человека. А вот спать некоторым придется на полу. «Если б нам повезло и мы выбрались отсюда до ночи!» — подумала Габриэль и все же понадеялась, что их скамья никому не приглянется. Они с Зеной смогут спать по очереди. Драться за постель не хотелось: лучше заговорить соседям зубы. «Ну, это моя работа!» — решила девушка и наклонилась вперед, чтобы продолжить осмотр.

Две скамьи у входа пользовались особой популярностью, а третья даже послужила причиной яростной потасовки. Каждый стремился получить местечко у двери, но, услышав шум за решеткой, четверо драчунов немедленно унялись. По коридору шли два облаченных в массивные доспехи копьеносца, сопровождавших коротышку с огромным подносом. На подносе высились четыре стопки деревянных плошек и в три ряда лежал темный хлеб. Позади два мальчишки, сгибаясь от усердия, тащили закоптелый котел, закрепленный тяжелыми цепями на середине железного прута. Поставив его на землю, они сняли с подноса плошки, взглянули на мрачных неподвижных стражей и замерли в ожидании.

— Значит, так, — заорал один из часовых, — правила вы знаете. Однако для тупых, пьяных и новичков повторяю. Слушайте все! Подходите к двери по одному, руки вперед, без резких движений! Подчиняетесь мне, как верные псы, без моего слова ни шагу, без очереди к решетке не лезть! Берете плошку, хлеб — и марш назад, к своему месту, у дверей не толпиться. Вздумаете шуметь, мы уходим. Один нарушает правила — ночь голодают все!

От окна отделился толстяк в изодранных серых одеждах и широко ухмыльнулся, выставив напоказ гнилые зубы:

— Эй, Бернардиус, мы не хотим голодать! — охрипшим от вина голосом крикнул он. — Правила мы знаем и будем их выполнять.

— Да уж вижу, Мондавиус, — отозвался стражник.

Мондавиус мутным взором обвел всех узников и равнодушно огрел кулаком соседа, вздумавшего хмыкнуть. Бедняга кулем свалился на пол.

— Я возьму за друга хлеб и плошку. Постерегу, пока не очнется, — с усмешкой добавил толстяк.

Бернардиус взглянул на него и скривил свой подвижный рот, прикрытый густыми черными усами:

— Плата как всегда, Мондавиус, — сказал страж.

— Как всегда, — согласился толстяк, рассеянно потирая пальцами грязную, изуродованную оспой щеку.

— Столы накрыты, гости в сборе, — постаралась улыбнуться Габриэль и оглянулась. — Не будем нарушать правила и подождем, согласна?

— Хоть целую вечность. Только понюхай, как это пахнет! — недовольно проворчала Зена. — Ну, аппетит у тебя хороший, а на запах не обращай внимания: может быть, нос мне врет.

Габриэль улыбнулась:

— Мне кажется, все в порядке. Я смертельно проголодалась и съем все, что дадут.

Несколько минут спустя Габриэль отставила грубую деревянную плошку и поморщилась:

— Это ж настоящая отрава!

Зена иронически взглянула на нее и возвела глаза к потолку:

— Кажется, мне придется худо. Ты будешь ныть всю ночь.

Габриэль выдавила смешок:

— Может, хоть хлеб приличный? — Она взяла лепешку, с большим сомнением посмотрела на нее, принюхалась, наконец отломила крохотный кусочек и сунула в рот. Лицо ее просияло, девушка отхватила кусок побольше и в восторге закивала: — Ух ты! Невероятно! Хлеб просто потрясающий! Даже вкуснее, чем у нашей доброй Изифь из деревни царя-обманщика.

— Неужели, — пробормотала погруженная в свои мысли воительница и тоже отломила кусок. Ее брови удивленно поползли вверх, и Зена продолжила с набитым ртом: — Да, ты права, Габриэль. Достойное угощение для хорошей компании…

Осмотрев темницу, она задержала взгляд на грязном, оборванном Мондавиусе. Толстяк негодующе ворчал, не сводя с нее мрачных глаз.

Зена поднялась на ноги и, как можно дальше отодвинув плошку с супом, подошла к окну. На скамье под ним стояли четверо мужчин. Зена потянула одного из них за ремень сандалии, другого — за свисавшие лохмотья кожаных доспехов. Оба посмотрели на нее сверху вниз, воительница одарила их ледяным взором и подчеркнуто вежливо спросила:

— Не возражаете, если я тоже выгляну в окно?

Человек в сандалиях молча плюнул через плечо в ее сторону. Воительница ловко увернулась и с холодной усмешкой проделала с ним один из любимых приемов. Бедняга вверх тормашками пролетел несколько шагов и со стоном плюхнулся на каменный пол. Оставшиеся трое, застыв от ужаса, смотрели то на Зену, то на ее жертву. Через минуту скамья была свободна.

— Благодарю, — воительница легко вскочила на лавку. На площади перед тюрьмой царило необычайное оживление: туда-сюда сновали люди в одеждах царских стражей, воины в доспехах приводили и уводили запуганных бедняков и наглых бандитов — не могло быть и речи о том, чтобы проскользнуть незамеченной. «Наше время придет, — решила Зена. — Нужно только выждать».

За спиной раздалось глухое рычание, она резко обернулась. Слава богам, Габриэль ничего не натворила. Воительница с облегчением перевела дух и вернулась к своему занятию.

Со своего места Габриэль настороженно смотрела на заплывшего жиром Мондавиуса, ощерившего зубы в уродливом подобии улыбки. Одной рукой толстяк сжимал свой хлеб, другой готовился схватить кусок Габриэль.

— Надеюсь, ты меня слышишь, девчонка! — пыхтел он. — Едой положено делиться!

Глаза девушки забегали в отчаянии: скамья, где она только что сидела, находилась в пяти шагах отсюда, и путь лежал мимо Мондавиуса. Можно было бы плеснуть ему в лицо горячей баландой, но миска там. Теперь выхода не было. «Он загнал тебя в угол, Габриэль. Где же Зена? Вечно она исчезает в самый неподходящий момент!» — пронеслось в голове у бедняжки, и девушка растерянно улыбнулась. Этого Мондавиус ожидал меньше всего, и его лоб тревожно нахмурился, а рука сильнее стиснула хлеб, чуть не превратив его в крошки.

— Ах вот как, делиться! Отлично! Я как раз не знала, куда бы деть суп. Видишь ли, я слежу за фигурой и…

— Не прикидывайся дурочкой, и так похожа! — рявкнул толстяк, обдав Габриэль зловонным дыханием. Она скривилась: «В следующий раз отвернусь». Мондавиус протянул руку к лепешке, еще крепче стискивая свою. — Ты не поняла, девчонка? Отдай мне хлеб: суп я тебе, так и быть, оставлю. И Жизнь твою никчемную тоже.

— А, ты хочешь мой хлеб! — Габриэль сунула в рот преогромный кусок. — Не дам! — пробубнила она, торопливо жуя. Мондавиус зарычал и набросился на нее, но Габриэль успела отскочить. Присев, она ударила его пяткой по колену, и толстяк рухнул вперед, налетев руками на стену. Девушка вскочила, нырнула под его руки — негодяй уже принялся оседать — и, довольная, оглянулась на Мондавиуса, сжимая в руках свой законный кусок.

Однако ее противника на прежнем месте не было. Габриэль недоуменно моргнула и поискала глазами. Обжора валялся в пяти шагах от того места, где состоялась их битва, и его бессмысленные глаза медленно закрывались. Зена вынула из ослабевших пальцев Мондавиуса его нетронутую лепешку и потянула подругу за юбку:

— Ешь скорее.

— Что? Ах да, хлеб! Ну конечно, — девушка вздрогнула, отломила кусочек и сунула его в рот. — Кстати, спасибо за помощь!

Зена скатала в шарик четверть трофейного хлеба и, подбросив его высоко в воздух, ловко поймала зубами. Пожевав его, она съела остаток и кивнула.

— Не стоит благодарности! Надо бы вернуться к окну. Там лучше думается, да и воздух приятнее. Смотри, не попади в беду.

Габриэль обиженно развела руками:

— Ну как же здесь попасть в беду?

Зена прыснула со смеху и направилась на свой пост. Пока она выручала Габриэль, на скамье успели разместиться трое мужланов, но стоило воительнице кашлянуть — и их словно ветром сдуло. Габриэль тем временем вернулась на свое место напротив входа и брезгливо отодвинула плошку с остывшей жижей.

В коридоре раздался шум, и тут же все узники столпились у двери, выглядывая сквозь решетку. Девушка взобралась на скамью и вытянулась, стараясь разглядеть что-нибудь за их головами. Два тюремщика тащили в темницу высокого светловолосого человека, руки его были связаны. «Где же я его видела? И видела ли вообще? В Афинах я знаю только Гомера да пару его учеников. Но ведь это не бродячий певец… или все-таки певец?»

Хриплые крики прервали ее размышления: стражник наставлял нового узника, а тот только кривил губы в усмешке. Тюремщик сердито втолкнул человека в подземелье и что-то прорычал на прощание. Пытаясь удержать равновесие, светловолосый мужчина замахал руками, насколько позволяли ему цепи, и это помогло. Тяжелая дверь захлопнулась. Держа наготове обнаженный меч, стражник отдал очередной приказ, и узник вернулся к решетке. Он просунул в отверстие скованные руки, и охранник снял цепи, гнусно улыбаясь. Стражи перешучивались, но Габриэль не могла различить слов. Узник схватился за прутья и принялся отчаянно их трясти, тюремщики разразились хохотом и ушли.

В темнице тоже смеялись, хотя вряд ли что расслышали. Скоро обитатели подземелья потеряли к новичку всякий интерес и разошлись по местам.

— Не имеете права! — кричал светловолосый человек, не переставая трясти решетку. — У меня сотни друзей в Афинах, в том числе и при дворе! Чтоб вы в Аид попали! — вдруг его голос изменился и стал скорее удивленным, чем яростным: — Всех вас там вижу! О вас поют такие песни, что рынок покатывается со смеху. Долго будут вашу память позорить!

«Ну точно, я не могла ошибиться», — удовлетворенно подумала Габриэль и радостно бросилась к узнику.

— Петер! Как я рада тебя видеть!

— Здесь? А я не очень-то рад, — печально ответил новоприбывший, однако уголки его губ тронула задорная улыбка, а в светлых голубых глазах вспыхнули огоньки. — По правде говоря, лучше б не было этой встречи. Слушай, а мы знакомы?

Габриэль открыла было рот, но пленник поднял руку и заговорил сам:

— Погоди-ка, ты та самая девчонка… Ой, прости, оговорился: не девчонка — юный певец. Ты прошла все испытания, но не осталась в Афинах. Видишь? Я тебя помню, э-э…

— Габриэль, — подсказала девушка.

— Вот-вот, я помню, — подмигнул новичок. — Поговаривали, что ты вернулась к воительнице. Неужели ты все время просидела здесь?

— Да нет, здесь я немногим дольше тебя. Но, Петер, ты же продаешь пергамент! Я хочу сказать, ты не вор и не преступник! Что же ты натворил, чтобы попасть сюда?

Торговец улыбнулся:

— Воспитанные девушки не задают таких вопросов.

Габриэль призадумалась над ответом, а потом покраснела. Петер расхохотался:

— Нет-нет, ты не так меня поняла, только не это! Я… э-э… Кхе-кхе, — он откашлялся и уставился на каменную стену. — На меня пожаловалась жена одного торговца, ибо я так ее насмешил, что она не удержалась на ногах, — мужчина расплылся в широкой улыбке и продолжил: — Только представь! Знатная женщина, вся разодетая, сидит посреди рынка на земле, опираясь спиной на лоток, с лотка валятся овощи, а по щекам ее градом льются слезы от хохота! И, конечно, стоило мне заметить, что она приходит в себя, я отпускал новую шутку! — самозабвенно болтал Петер, упиваясь своим рассказом. Он комично закатывал глаза и умильно складывал руки. — Я всего лишь веселил госпожу… И госпожа была весела, даю слово! Но ее мужу это не понравилось, и все из-за чрезмерной спеси. Так я тут и оказался, — широко развел руками торговец, а Габриэль не могла сдержать улыбку. Петер ничуть не изменился. Слова лились непрерывным потоком, и ничто, казалось, не смущало болтуна. Девушка перевела дух:

— Петер, сумасшедший! Ты показал ей тот самый свиток?!

— А что еще мог поделать я, бедный торговец пергаментом? — мягко произнес он. — Женщина прослышала о свитке с замечательными картинками, потребовала его показать и…

— Надорвала живот от смеха, — серьезно закончила Габриэль и тут же сама расхохоталась. — Погоди-ка, стражи схватили тебя только за это? Не могу поверить!

— Год назад этого бы не случилось, — пожал плечами Петер. — Только боюсь, новый начальник не ценит юмор так, как прежний. А еще мне кажется, будто стражники надеялись получить выкуп. Тогда я был бы отпущен немедленно.

— Не знаю, каков был прошлый начальник, но этот мне не нравится, — мрачно заявила Габриэль и вкратце поведала торговцу о последних событиях. Тот только качал головой. Пару минут спустя девушка заключила: — В общем, в десятку отпетых негодяев он войдет наверняка.

— Вот такие дела творятся теперь в Афинах, — поддержал ее Петер и вдруг испуганно посмотрел девушке за спину; глаза его невероятно расширились. Габриэль встревоженно обернулась и вздохнула с облегчением:

— Ах, это ты! Какие новости? — обратилась она к подошедшей Зене.

Воительница пожала плечами:

— Да никаких. Воздух посвежее, хотя ветер с конюшен. С кем болтаешь?

— Прости, забыла, что вы незнакомы. Тебя ведь тогда со мной не было. Попробую представить по всем правилам, — сосредоточенно нахмурилась Габриэль. — Перед тобой Петер, сын Вагта из города Скйолда, что на далеком севере.

Торговец удивленно взглянул на приятельницу и наградил ее аплодисментами, девушка поклонилась.

— Твое имя приходится долго зубрить, но потом его не забудешь, — объяснила она и обернулась к Зене. — Петер приехал на юг с торговцами оловом.

— У вас хорошо: меньше снега и больше покупателей, — вставил болтун и протянул воительнице руку.

— Он продает пергамент, — опять разъяснила Габриэль. — Вот и приехал в Афины, торговать чистыми свитками и записанными историями — с картинками и без.

Зена пожала руку долговязого торговца и взглянула на него повнимательнее:

— И что же честный продавец делает в городской темнице?

— Хотел бы я, чтоб это была ошибка стражей! — мрачно ответил он.

Габриэль прижала руку ко рту, чтобы заглушить смешок.

— Понимаешь, у него был тот свиток. Ну, я тебе говорила, и ты еще сказала, что…

— Тот? Ах тот, помню-помню. Я сказала, что это нелепость. Я и сейчас того же мнения, — холодно произнесла Зена и пристально взглянула на торговца. Петер отступил, наткнулся спиной на тюремную дверь и судорожно улыбнулся.

Габриэль похлопала беднягу по руке:

— Ничего, просто она не ценит такой юмор, — девушка обернулась к Зене и затараторила: — Ну, это же так забавно, это всего лишь выдумка, эти маленькие летающие создания. На свитке записана легенда с родины Петера про то, как садовница обнаружила среди цветов летающих малюток-человечков, и… Ну, мы же знаем, это просто вымысел, волшебная история!

— Да-да, история про маленьких крылатых созданий, которые корчат рожицы, я помню, — ворчливо перебила Зена, и Габриэль поняла, что ее не переубедить. Она прикусила губу, вспомнив презабавный и нелепейший эпизод злополучного свитка, и подытожила:

— Ну что ж, придется согласиться с тем, что мы друг с другом не согласны. Мир, — заявила она и через плечо взглянула на Петера, который с дурашливой улыбкой прихлопнул воображаемых человечков. — Прекрати, — прошипела ему Габриэль и многозначительно посмотрела на рассерженную воительницу. Улыбка мгновенно сошла с лица торговца, стоило ему лишь взглянуть на застывшую, грозную Зену. Мужчина пожал плечами, и Габриэль со вздохом продолжила: — Я… Ой! — вскрикнула она, почувствовав, как кто-то вцепился в ее подол. Девушка в изумлении отпрыгнула.

Зена успела заметить, как мальчишеская рука, быстрая и гибкая, скользнула сквозь прутья решетки и схватила Габриэль за подол. Девушка еще и не вскрикнула, а Зена была уже у двери и вся обратилась в слух.

— Тс-с-с, — донесся до нее едва слышный шепот, когда воительница оттеснила Габриэль и торговца. Съежившийся, тощий Кратос в тюремном коридоре казался призраком. Он поманил ее рукой, и Зена подошла ближе, склонилась, так что теперь он шептал ей в самое ухо: — Я только что узнал, что вы в темнице. Я вытащу вас отсюда до первой смены стражи, до полуночи.

— Не пойдет, — прошептала Зена. — Тебя схватят. К утру мы все равно освободимся. — Но Кратос уже тряс головой.

— Нет, потому что этот стражник, Агринон, смертельно ненавидит ее, — он стрельнул глазами на Габриэль. — А меня никогда не поймают, я часто пробираюсь в темницу.

«Зря мы приехали в Афины, — мрачно подумала Зена. — Было же у меня дурное предчувствие!» Ее тон не изменился, в нем не было и тени ярости, иначе паренек мог бы решить, что воительница злится на него. Она же сердилась только на свое решение уступить Габриэль.

— Ладно, помоги нам. Мы заплатим.

Мальчик опять замоталголовой:

— Я делаю это не ради денег. Здесь томится женщина… ростом поменьше ее, — быстрый жест в сторону Габриэль, — с темными волосами, почти такими, как у тебя. На ней старые коричневые лохмотья.

— Не замечала. Впрочем, нет, погоди, — Зена вспомнила о спящем у дальней стены. — Кажется, видела.

— Здорово. Это… это моя мама, — паренек поежился и вдруг тревожно оглянулся; Зена напряглась и потянулась за кинжалом. Пальцы схватили воздух: клинок остался у стражников, как и все ее оружие. Воительница снова приблизилась к мальчику, тот заговорил: — Ее зовут Элизеба. Передайте, что нынче ночью я спасу ее, а Неттерон позаботится о ее безопасности. То есть, пожалуйста, передайте… Если вам не трудно.

Зена кивнула, паренек коснулся ее руки, изобразил ободряющую улыбку и скрылся из виду в темноте коридора.

Воительница повернулась к Габриэль и приложила руку к ее губам, не дав девушке заговорить. Затем она вернулась к осмотру подземелья и его обитателей. На двух ближайших скамьях кто-то спал, остальные узники были так поглощены пьяным спором, что вряд ли заметили мальчишку. Зена знаком подозвала Габриэль, и подруга послушно склонилась к ней.

— Приходил воришка, которому я дала монеты. Сегодня он нас выручит. Найди маленькую женщину с темными волосами и в оборванной одежде — думаю, она дремлет вон там. Ее имя Элизеба. Скажи, что в полночь за ней придет сын, а Неттерон предоставит ей кров. Все поняла? — Габриэль кивнула. — Хорошо. Держи это в тайне, иначе остальные поднимут мятеж.

Взгляд воительницы скользнул по темнице и задержался на огромном Мондавиусе, все еще сидевшем на полу у окна. Толстяк спорил с мужчиной поменьше, тот поднял крик. Громадный негодяй с гадкой ухмылкой сжал кулак и с силой опустил его на голову собеседника.

— Да, для пары наших соседей тюрьма самое подходящее место, — закончила Зена.

Габриэль с чувством кивнула:

— Точно. А как же Петер? — Она вопросительно взглянула на торговца пергаментом, который не двинулся с места с тех самых пор, как появился мальчик. Девушка мельком оглянулась на воительницу, снова посмотрела на приятеля и шепнула: — Тебе нечего делать в подземелье. Думаю, мы сможем захватить тебя с собой.

Тот отрицательно качал головой:

— Готов поспорить, что выйду отсюда с первым лучом, если не раньше. Благоверный муж моей жертвы скоро образумится и поймет, что не дело сажать в тюрьму честного торговца. У меня куча забот в лавке, а как я с ними справлюсь, если буду скрываться?

Габриэль сочувствующе похлопала Петера по руке, а он продолжал:

— Впрочем, если представится случай, загляните в мою лавку и скажите помощнику, куда я попал. Или своего паренька пошлите. Вдруг про меня все забудут?

— Конечно, заглянем, Петер, — кивнула Габриэль и отправилась на поиски Элизебы.

По крайней мере половина узников спала или дремала, а из оставшихся большинство были пьяны и дрыхли без задних ног. Некоторые, сбившись в группы по три-четыре человека, были заняты разговором и не обращали никакого внимания на скользившую мимо них изящную блондинку. Габриэль предусмотрительно обошла стороной скамью у окна и огромного обозленного Мондавиуса.

Зена надолго замолчала и задумалась, провожая взглядом подругу, бесшумно искавшую путь в сгустившемся мраке. Петер прислонился к прочной двери, сложил на груди руки и наблюдал за воительницей. Она стояла в шаге от него, опираясь на стену плечом, и выжидала. Торговец заговорил:

— Я много о тебе слышал. Ты воин, привыкший убивать и нести разорение, но вдруг встала на сторону добра. Вышла бы неплохая легенда.

— Я никогда не убивала мирных жителей, по крайней мере, без необходимости, — ответила Зена. — А насчет легенд обратись к Габриэль.

— Я не прошу права слагать о тебе песни. Такие истории не в моем стиле.

— Догадываюсь, — многозначительно улыбнулась Зена, передразнивая комичные жесты торговца. Петер сконфузился.

— Знаю, ты этот юмор не ценишь. И про Габриэль тоже знаю: слышал ее легенды. Но я хотел поговорить не об этом. Ты могла бы помочь Афинам, как помогла окрестным деревням. Рынок в этом особенно нуждается, — тут он остановился, потому что Зена покачала головой.

— Я этим не занимаюсь, — сказала она не терпящим возражения тоном. — Афинами правит царь, и у него есть стражи. Помню, ты говорил, что часть из них подкуплена, но ведь не все. Умный человек, такой, как ты, сам найдет решение проблемы или, на худой конец, отправится к Тезею.

— В том-то и беда, — ответил торговец, — никто не может попасть к Тезею. Для людей моего сословия это невозможно. Другое дело, если б у меня были деньги или звание… Паренька помнишь? Его зовут Кратос, он…

— Я знаю, кто он. Ему пора решить, что он хочет: быть честным или быть безруким, если не бросит свое ремесло.

— Но ты…

— Я воин. Не политик и не городской страж, — твердо оборвала Зена. Взглянув на огорченное, озабоченное лицо Петера, она едва слышно вздохнула и заговорила помягче, но смысл ее слов остался прежним: — Мне жаль, что в Афинах нет порядка, но я ничем не могу вам помочь. Найди влиятельного богача и через него передай весточку царю. Тезей благородный и умный правитель, он умеет добиваться своего. Порядок в Афинах — его забота. Я не работаю за деньги и не решаю проблемы больших городов.

Прежде чем Петер раскрыл рот, она отвернулась и отошла.

Глава 2

Уже совсем стемнело, и Габриэль приходилось идти очень осторожно, чтобы не наступить на распластавшихся на каменном полу узников. Раз она чуть не споткнулась о чьи-то длинные ноги, хозяин которых задремал на скамейке. К счастью, об опасности ее предупредил раскатистый храп.

Хрупкая фигурка на скамье была по-прежнему неподвижна. На нее падал неровный отсвет догоравшего факела за окном, поэтому, опустившись на корточки, Габриэль даже различила черты лица спящей пленницы. Она отметила узкое лицо, молодое, но изможденное заботами, в обрамлении темных волос, прикрытых поношенным покрывалом. Едва Габриэль склонилась над ней, женщина вздрогнула, но, увидев ободряющую улыбку, сдержала возглас. Кивнув, она приподнялась и внимательно поглядела на подошедшую, но, когда Габриэль хотела заговорить, помотала головой. Женщина отстранила девушку, сняла покрывало и, указав на свое ухо, снова покачала головой.

Габриэль понадобилось время, чтобы сообразить, в чем дело. «Глухая! — догадалась наконец она. — Вот так новости. Кратос мог бы и предупредить! Как же с ней теперь говорить?» Девушка знала, что существуют специальные знаки, но понятия не имела ни об одном из них. Впрочем, в таком темном углу жесты все равно бы не помогли. Тут она припомнила о мальчике из родной деревни, который родился глухим, но выучился читать по губам. Габриэль дернула женщину за рукав, чтобы привлечь ее внимание, и с вопросительным взглядом коснулась своих губ. Элизеба кивнула, и Габриэль передвинулась так, чтобы неровный свет факела упал ей на лицо. Широко раскрывая рот, девушка спросила:

— Ты меня понимаешь?

Женщина радостно закивала и указала на дверь темницы, у которой стояли занятые разговором Зена и Петер. Туда проникало немного света из коридора. Соблюдая осторожность, они направились к двери.

Дорога заняла порядочное время. Габриэль подумала, что глухота Элизебы в их положении даже удобна, ведь беззвучный разговор нельзя подслушать. Зена уже отошла от двери, Петер занялся поисками укромного местечка, где он мог бы спокойно вздремнуть, и даже Мондавиус и два его приспешника, казалось, погрузились в сон. В темнице было неправдоподобно тихо. Когда они уселись на каменный пол у двери, Габриэль беззвучно сообщила:

— Только что приходил Кратос. Он вернется за нами — за тобой, мной и ею, — кивок в сторону Зены, направлявшейся к ним через все подземелье.

Элизеба закусила губу и вцепилась девушке в хитон.

— Ему нельзя! — выдохнула она, и Габриэль пришлось склониться к ней совсем низко, чтобы разобрать слова. — Ни за что нельзя! Это… опасно.

— Мы пытались переубедить его, но он и слушать не желает, — мягко ответила девушка.

— Такой уж у меня сын, — вздохнула Элизеба, и уголки ее губ опустились.

Габриэль бережно похлопала ее по руке:

— Значит, мы должны приготовиться. Ты сможешь бежать? — Женщина покорно кивнула. Габриэль беспомощно улыбнулась встревоженной матери, и та смогла улыбнуться в ответ. Вжавшись в угол между дверью и тюремной стеной, Элизеба закуталась в покрывало и закрыла глаза.

«Очень разумно, — решила Габриэль. — Она не слышит ни звука, поэтому и выбрала для себя место, где ее не смогут обойти сзади». Легкое прикосновение заставило девушку вскочить на ноги. Поднявшись, она ухватилась за прутья решетки и с наслаждением потянулась. Зена взглядом указала на окно, сделала Габриэль знак хранить молчание и склонилась к ее уху:

— На улице что-то произошло и сразу стихло. Как Элизеба?

— Напугана. Кстати, она глухая.

Зена нахмурилась и устремила взгляд в пустоту.

— Что же она здесь делает? Разве она могла заслужить наказание? — Габриэль пожала плечами, но воительница не заметила ее жеста. — Ладно, это мы узнаем, когда вернется мальчик.

— Мальчик? — Габриэль схватила подругу за запястье. — Уж не думаешь ли ты, что на улице шумел он? Его ведь не схватили?

Зена поморщилась:

— Не знаю. Впрочем, не похоже. Скорее сменились стражи или поспорили запоздалые путники. Мальчишка ловок, его взять нелегко.

— Хм, ты права, — поразмыслив, согласилась Габриэль. Девушка взглянула на подругу. Воительница пыталась выглянуть в коридор сквозь частые прутья решетки, но скоро сдалась и повернулась к двери спиной. Габриэль обратилась к ней с очередным вопросом.

— О чем ты говорила с Петером?

— Не имеет значения. Все равно нас скоро не будет в Афинах: тебя, меня и Арго. — Зена явно не хотела продолжать разговор. Она закрыла глаза и поудобнее прислонилась к неровным доскам, ощущая на себе любопытный взгляд Габриэль. Наконец девушка смирилась и устроилась рядом с подругой.

— Сменим тему. Много бы я отдала, чтобы расквитаться с подлым воришкой! Как он смел бросить мне кошелек? — возмущенно заговорила болтушка.

Зена едва не прыснула со смеху:

— Брось, Габриэль! Завтра же его место займет другой проныра.

Девушка посмотрела на нее исподлобья и невесело усмехнулась:

— Да уж, точно. Но со златовласым воришкой ему не сравниться.

Зена успокаивающе потрепала ее по плечу и решительно закрыла глаза. Теперь говорить с ней было бесполезно.

Габриэль тоже попыталась уснуть, но сон не шел. «Страшновато, — подумала она и со вздохом выпрямилась, открывая глаза. — А что еще можно чувствовать, сидя в компании пропойц, воров и прочего сброда?» Одного Мондавиуса хватило бы, чтобы любой здравомыслящий человек почувствовал себя неуютно. Слава богам, сейчас толстяк спал. Девушка снова вздохнула и закатила глаза: неожиданно громкий храп разбудил кого-то на соседней скамейке. Хриплый голос прошептал проклятия, но приглушенно, чтобы не потревожить Мондавиуса. Габриэль взглянула на Элизебу. Та сидела совершенно неподвижно, только ровное дыхание не позволяло принять ее за статую. «Хорошо, что хоть двое из нас будут в форме, когда придет Кратос!»

Если придет. Габриэль сглотнула. Что, если это просто шутка? Златовласый воришка счел бы ее забавной. Девушка прищурилась: «Попадись он мне! Только попадись!»

Нет, конечно, у нее не было оснований думать, что парнишки сговорились между собой, не говоря уж о том, что подлый проныра станет забивать голову столь хитрым планом. Он носился по рынку, поднимая невероятную суматоху и зарабатывая себе громкую славу, а Кратос казался Габриэль мальчиком иного сорта. «Если только я не ошибаюсь, он ворует монеты для того, чтобы прокормить мать». Это не может его оправдать, но вызывает сочувствие.

Почему в таком городе, как Афины, мальчишка вынужден воровать? Девушка не слишком хорошо знала полис. Но Афины пользовались прекрасной репутацией, и главным образом благодаря царю Тезею. Здесь те, кто мог позаботиться о себе, имели возможность заработать своим трудом, а о тех, кто был болен или изранен в Трое, заботилось государство. Вдовы погибших воинов не голодали, даже самые слабые и бедные могли открыто выражать свое мнение, и оно доходило до царя.

Такой порядок установился в Афинах недавно. В юности Тезей слыл хвастуном, искавшим бурных и бесцельных приключений, таким он представал и в легендах. Но Габриэль знала, что певцы часто упрощают события и подают их по-своему, опуская одно и добавляя другое. Может быть, Тезей просто искал свой путь.

Он женился на амазонке Ипполите, в этом легенды не лгут, но, возможно, юный наследник афинского престола был не только искателем приключений: заняв трон, он стал мудрым и осторожным правителем. Раньше городом безраздельно правил отец Тезея, справедливый, но обладающий железной хваткой. Его наследник разделил Афины на несколько частей и во главе каждой из них поставил наместника, в обязанности которого входило общение как с богачами, так и с простыми горожанами. Тезей не только выслушивал жалобы, но и учитывал их, принимая решения.

Но, похоже, ситуация изменилась. Рынок кишел воришками, дети росли в нищете, такие люди, как Элизеба, попадали в темницу. «Здесь что-то не так», — нахмурилась Габриэль.

Один из факелов догорел, а может быть, его унесли, и в подземелье стало совсем темно. Подняв руки к лицу и согревая их своим дыханием, Габриэль едва различала собственные пальцы. «Темнота поможет Кратосу пробраться сюда незамеченным и вытащить нас», — девушка глубоко вздохнула. Что, если мальчишка не придет? Мрачные мысли замкнулись в кольцо, и тогда девушка решила просто закрыть глаза и постараться уснуть.

Габриэль очнулась от того, что Зена настойчиво тянула ее за рукав, другой рукой зажимая подруге рот. Девушка подняла глаза и понимающе кивнула. Зена прошептала ей в ухо:

— Я слышала шаги. Кто-то проник в подземелье. Буди Элизебу, — Габриэль кивнула и на коленях подползла к Женщине.

Элизеба не спала, сидела без движения, только глаза тревожно метались по темнице. Габриэль ободряюще улыбнулась, бросила быстрый взгляд в обе стороны — поблизости никого — и указала на дверь. Элизеба прикусила губу, посмотрела на решетку и на мгновение закрыла глаза. За прутьями виднелся только неясный силуэт, но сомнений быть не могло: это Кратос.

Зена просунула руку сквозь решетку и помахала пареньку. Он ловко пересек открытое пространство и прижался к двери, молча показывая воительнице длинный, затейливый ключ. Он держал его на том расстоянии, куда не доставала рука Зены, пока беспокойным взглядом не нашел Элизебу. Тогда мальчик прижал палец к губам, призывая к молчанию. «Излишне», — устало подумала Габриэль, но в конце концов упрекнуть паренька было не в чем. Он соблюдал осторожность, а это всегда верный ход, если имеешь дело с незнакомцами. Сейчас в руках Кратоса была не только собственная судьба, но и судьба его матери. Габриэль поднялась и протянула Элизебе руку.

Кратос торопливо подавал знаки, Зена махнула Габриэль, приказывая ей пригнуться. Дождавшись, когда трое узниц доберутся до решетки, мальчик прошептал:

— Подождите. Я мигом, — он неслышно пробежал по коридору до самого выхода и, убедившись, что все в порядке, вернулся и вставил ключ в замок.

Ключ не повернулся. Кратос вопросительно посмотрел на воительницу, она, поразмыслив, забрала у женщины покрывало и обернула им металл. Раздался еле слышный скрежет, и секунду спустя Зена вернула хозяйке платок, уперлась обеими руками в дверь и медленно приоткрыла ее. Габриэль затаила дыхание. Во рту у нее пересохло от волнения. Зена скользнула в коридор и растворилась во мраке, Габриэль оглянулась, пропустила Элизебу вперед и вышла следом, прикрыв за собою дверь. Кратос потянул девушку за рукав, указывая на ее ухо, Габриэль нагнулась, чтобы паренек мог прошептать:

— Оставь все как есть. Пусть поломают голову.

Она кивнула и заспешила вдогонку за Элизебой. Откуда-то из темноты появилась рука Зены и утащила ее в тень.

— Что дальше? — спросила Габриэль, и мальчик молча указал ей на ступени, прижимая палец к губам. Он хотел было направиться туда, но Зена схватила его за плечо и круто развернула.

— Где моя лошадь и оружие?

Казалось, Кратос не намерен отвечать. Паренек взял мать за руку:

— Сначала мы отведем маму в безопасное место. Пусть она, — он указал на Габриэль, — побудет с ней, пока мы не вернемся.

— Согласна, — выдохнула Зена. — Идем.

Позади них, в темнице, кто-то резко всхрапнул, кто-то вскрикнул от неожиданности. У Габриэль душа ушла в пятки, а в подземелье началась склока. На захрапевшего прикрикнули, в ответ послышалась визгливая брань. Кратос застыл на месте, держа мать за руку и в любой момент готовый ринуться прочь. С полдюжины заспанных голосов то нарастали, то утихали, сливаясь в неразборчивый гул. Ссора быстро прошла, воцарилась тишина. Кратос подтолкнул Габриэль и повел узниц к выходу из тюрьмы. Зена замыкала шествие.

Во дворе было темно и пустынно, виднелась только фигура часового в хламиде и шлеме, ходившего взад-вперед по тюремной стене. «Здесь главные ворота», — пояснил мальчик и быстро зашагал в противоположном направлении. Там беглецы обнаружили наскоро сколоченную приоткрытую дверь. Паренек протиснулся в щель, ведя за собой мать, затем подозвал Габриэль, та колебалась. За ее спиной раздался шепот Зены:

— Побудь с Элизебой, иначе он не поведет меня к Арго.

— Только не попадитесь опять, хорошо? — с напряженной улыбкой прошептала Габриэль, тревожно глядя на подругу.

— Обижаешь, — беспечно ответила Зена, и ее голос было не расслышать с четырех шагов. — Кратос, где ты их спрячешь? Я хочу знать, где найти подругу.

Вместо ответа мальчик нагнал Габриэль, обернулся и указал на длинную, узкую, совершенно темную дорогу.

— Четырнадцать шагов после первого дома, потом два шага направо. Там будет тележка торговца, а за ней высокие кусты. В кустах есть прогалина, где вы и спрячетесь. Не выходите оттуда, пока не убедитесь, что мы вернулись, — напоследок предостерег Кратос, обращаясь к матери и ее спутнице.

— А как мы в этом убедимся? — недовольно проворчала Габриэль. — Там же полная темнота!

— Покричу козодоем, — сквозь зубы ответила Зена, похлопала Элизебу по плечу и слегка встряхнула подругу. «Еще бы мне знать, как кричит козодой», — подумала Габриэль, пробираясь с Элизебой по безлюдной дороге. По спине у нее бежали мурашки, и девушке стоило огромных усилий не оглянуться на Зену и мальчугана. С минуты на минуту она ожидала, что стражи поднимут тревогу в подземелье или, еще хуже, с тюремной стены часовой заметит идущих женщин.

Но все было мирно и спокойно; на улице, в соседних конюшнях, да и во всех Афинах царила тишина. Элизеба и Габриэль торопливо шли вперед, а когда наконец остановились и обернулись, то не увидели никого ни на стенах, ни у забытой калитки. Исчезли и стражи, и Кратос, и Зена.

Элизеба задержала взгляд на калитке и печально вздохнула, качая головой. Габриэль взяла ее за руку и повела дальше; женщина двинулась за ней, как будто только этого и ждала. Мрак стоял непроглядный. «Считай шаги», — напомнила себе девушка: они уже подошли к череде одинаковых домиков, темными очертаниями выделявшихся на спящей улице. Четырнадцать шагов… Габриэль оставалось только надеяться, что Кратос имел в виду шаги взрослого человека. Мостовая была гладкой, но скользкой, словно залитой водой. Габриэль принюхалась: действительно, водой, а не чем-нибудь похуже, с облегчением отметила она.

Отсчитав семнадцать шагов, она наткнулась на повозку, зловещей громадой возвышавшуюся на узкой дороге. Почти там, где сказал Кратос. Подумаешь, на два шага больше. Судя по запаху, на повозке были дыни: сладкий аромат разносился по всей улице. Едва ли не ощупью обогнув повозку, Габриэль почувствовала, как в воздухе разлился новый запах. «Розмарин, — хмуро отметила она. — Пыльный розмарин в бурном цвету». Девушка удержалась, чтобы не чихнуть, и стала как можно осторожнее пробираться сквозь кусты. К тому времени, как они с Элизебой добрались до глухой задней стены и скамьи перед нею, одежда и руки Габриэль приобрели стойкий аромат розмарина. Мать Кратоса без сил опустилась на низкую, грубую скамейку и хрипло перевела дух.

Было слишком темно, чтобы видеть выражение ее лица, и тем более, чтобы попытаться говорить с нею. Габриэль сочувственно положила руку женщине на плечо и оперлась спиной на прохладную побеленную стену.

Самой ей никогда бы не найти этого места: узкий проход в пряном кустарнике был надежно скрыт от посторонних взглядов. Похоже, его нелегко обнаружить и при свете дня. «Будем надеяться, стражи о нем не знают, — подумалось Габриэль. Девушка украдкой взглянула на Элизебу. Та удобно устроилась на скамье и погрузилась в свои мысли. — Превосходно. Хоть она не жалуется. Хотела бы я знать, что задумала Зена: интересно, как она собирается увести Арго и стащить оружие из-под носа у стражников? А ведь ей еще надо вернуться за нами».

Габриэль утешилась тем, что воительница, без сомнения, могла о себе позаботиться. Даже для безоружной Зены вся тюремная охрана не была серьезной помехой. Но поднимется переполох, а девушка предпочла бы покинуть Афины без шума и побыстрей. Элизебе же вообще придется остаться в городе. Габриэль бросила на нее осторожный взгляд: женщина сидела тихо и неподвижно. «Она все готова отдать, лишь бы сын поскорее вернулся», — поняла девушка и вдруг вспомнила: мальчик называл имя друга, который спрячет его мать. Пора сообщить об этом Элизебе.

Габриэль нахмурилась и хрустнула пальцами — ее мучило слишком много вопросов. Почему Элизеба вынуждена скрываться от городских стражей? Что же неладно в Афинах?

Зена проводила взглядом удаляющихся по дороге Габриэль и Элизебу и обернулась к напряженно застывшему Кратосу. Закусив губу, мальчик тревожно смотрел матери вслед, но, заметив, что Зена шевельнулась, поднял на нее ясные глаза. «Какой честный взгляд! — подумала воительница. — А ведь парень воришка. Готова поспорить, эти глаза нередко его выручают!» Она еще раз оглянулась на дорогу, но спутницы уже скрылись из виду. Воительница хмуро пробормотала проклятие, касавшееся ситуации в целом, и слегка дотронулась до плеча мальчугана:

— Они в безопасности. Где моя лошадь?

Вместо ответа он повернулся, скользнул в темноту слева от калитки, опустился на одно колено и вытянул руку. Зена присела рядом с ним.

— Вот стойла, — прошептал Кратос, старательно произнося звуки так, чтобы они не разносились по всей округе. — Упряжь хранится там же.

На мгновение Зену захлестнула волна бешеной ярости. В его возрасте не подобало знать такие вещи. Что творится? В Афинах, которыми правит мудрый, заботливый царь, дети промышляют воровством и без труда проникают в темницы! Воительница тут же отбросила эту мысль: «Отложим на потом. Выберемся из Афин, тогда и порассуждаем». Хотя вряд ли она будет в настроении забивать этим голову. «Для некоторых пареньков воровство просто игра. А кто-то останется тощим, как его ни корми; может, Кратос из таких», — решила она, по-прежнему не доверяя пареньку.

— Оружие тоже там? — спросила она. Мальчик кивнул. — Тогда в путь.

На мгновение ей показалось, что Кратос останется здесь или улизнет при первом удобном случае, и Зена заранее бросила на него уничтожающий взгляд. Паренек улыбнулся и махнул в сторону конюшни. Она была всего лишь шагах в двадцати от входа в мрачное подземелье, и на фоне здания выделялась полоса глубокого черного цвета — кажется, приоткрытая дверь. Зена одарила мальчугана иронической усмешкой и жестом велела ему идти вперед.

Черная полоса действительно оказалась входом в конюшню. Строение было новым, и запах свежеспиленного дерева заглушал даже аромат сена. Зену и Кратоса окутали тепло и мрак, и несколько мгновений они не видели ровным счетом ничего. Запах досок постепенно сменился знакомым духом лошадей и выделанной кожи. «Хм, а здесь чисто», — одобрительно отметила Зена, и это была правда. Она видела много конюшен похуже. Мрак слегка поредел: беглецы поравнялись с окном, через которое проникал неверный свет уличного факела. Однако темнота была сильнее света, и в ней лишь угадывались очертания лошадиных шей да иногда блестели глаза. Тихо заржала Арго, ночевавшая в сухом, чисто вымытом стойле. Мальчик отшатнулся, воительница поймала его за руку и притянула обратно.

— Останешься со мной, — приказала она. — Чем скорее найдешь мое седло, оружие и упряжь, тем скорее вернешься к матери, а я к Габриэль. Уяснил?

— Ага. Не уйду, — пообещал он. — Просто решил принести кинжалы.

За его спиной переступала с ноги на ногу лошадь Зены.

— Ступай, будь осторожен. Опасность велика, — прошептала воительница.

— Знаю, — и он скользнул прочь. Глаза воительницы уже привыкли к темноте, насколько это было возможно, но она по-прежнему различала только неясные контуры предметов, рискуя в любую минуту наткнуться на препятствие. Впрочем, кто-то вкладывал всю душу в уборку этой конюшни, поэтому под ногами вряд ли окажется что-то серьезнее забытой уздечки. «Тем более нелепо будет упасть», — решила Зена, ни на мгновение не теряя бдительности. Она оглянулась: пустое стойло, два занятых, еще пустое… Воительница нащупала рукой стену и пробралась в стойло любимой Арго. Она провела рукой по крутым золотистым бокам лошади, погладила ее шею, морду. Арго была привязана к стойлу уздечкой, но седло кто-то заботливо снял, тщательно вычистил кобылу и накинул ей на спину легкую попону. «Как же я признательна, — благодарно подумала Зена, — тому, кто так заботится о лошадях. Должно быть, он души в них не чает».

Ей потребовалось время, чтобы распутать незнакомый узел на поводьях. Арго нетерпеливо переминалась в стойле, а Кратос успел вернуться.

Воительница опустилась на колени, ощупью разбирая свое вооружение — клинки в ножны, меч за спину. Сгибаясь под тяжестью огромных мешков, из темноты снова возник Кратос.

— А где седло? — спросила Зена. Мальчишка кивнул, отдышался и, отойдя на пару шагов, вернулся с седлом и одеялом. — Благодарю.

— Скорее! — торопил Кратос, беспокойно сжимая и разжимая руки и настороженно поглядывая в сторону выхода.

— Я не теряю время, — ответила воительница. — Вещи нельзя бросать, их понесет Арго. Руки мне нужны, чтобы драться.

Мальчишка не стал спорить.

— Будь наготове, — приказала она.

Кратос снова занервничал: он был слишком юн, чтобы запастись терпением надолго. Зена навьючила на Арго последний мешок с едой, подтянула подпругу и погладила шею лошади, что-то шепча ей на ухо. Кобыла послушно попятилась прочь из стойла и, положив голову хозяйке на плечо, пошла за ней по проходу.

— Эй! — резко окликнули из главного входа. Кратос вздрогнул от испуга и едва не вскрикнул, Зена свободной рукой стиснула его плечо. Мальчик кивнул, сжал поводья, которые воительница успела вложить ему в руку, и замер на месте, в то время как Зена растворилась в тени.

— Эй, вы! — повторил голос. Выкрик эхом отозвался от стен, занервничали кони. — В этот час только я могу бывать в стойле! Кто здесь?

— Прости, господин! — Кратос успел изменить манеру речи, и теперь принять его за мальчишку с улицы было невозможно. — Начальник велел оседлать ему лошадь, чтобы выехать с первым лучом. Прости, не сказал, господин!

«Соображает на лету! — восхитилась воительница. — Страж будет ломать себе голову до рассвета. Если, конечно, доживет до него», — она быстрым ударом сбила часового с ног и стукнула его по затылку, чтобы запастись временем на отступление.

Оттащив стражника в ближайшее стойло, она подозвала Кратоса. Мальчик молча наблюдал, как она прикрыла тело двумя охапками сена, предварительно сняв с охранника высокий бронзовый шлем. Заправив за уши длинные волосы, воительница надела шлем.

— Держись рядом, — велела она Кратосу. — Между мной и Арго.

Заметив опасливый взгляд мальчугана. Зена добавила:

— Она тебя не тронет. Арго послушна и не нападает на людей без причины. Выполняй, что я сказала.

— Я могу улизнуть один, — начал было паренек.

— Знаю, — перебила воительница, — но так надежнее. Даже если нас увидят, решат, что уезжает кто-то из стражи. Вспомни о матери. Она волнуется за тебя.

Мальчик прикусил губу, и в слабом свете факела Зена заметила, как его глаза влажно блеснули:

— Да, воительница, — прошептал он, — я сделаю как ты скажешь. Только выручи маму.

— Молодчина, — похвалила воительница и улыбнулась. Кратос ответил тем же, Зена пошептала на ухо Арго, и лошадь двинулась во двор.

Там было темно — к счастью. «Странно, конечно, что страж выходит из конюшни без факела. — рассудила Зена, — ну да кому какое дело». Калитка стояла открытой, часовых не было. Десять шагов. Семь. Пять. Еще два, и она схватит ручку двери.

— Эй! — страшная ругань раздалась со стены, Кратос остолбенел. — Эй, ты! Аполодиум! Ты куда ведешь скотину? Я тебя спрашиваю… — продолжения воительница не услышала. Ринувшись вперед, она проскочила калитку, втянула за собой паренька, влетела в седло и подняла Кратоса на Арго. Лошади не пришлось выбирать направление: перед ней лежала только одна дорога, пустынная и темная. Арго взяла с места, и крики часовых стихли вдали. Стук подков эхом отдавался от стен. На первом же повороте Зена направила Арго в боковую улочку. Из темноты показались очертания дерева, небольшой фонтан и затухающий факел, бросавший блики на неподвижную воду. На убогих стенах танцевали причудливые тени.

Зена отвела Арго во двор, спустила мальчика на землю и спрыгнула следом. Он взял ее за руку и осторожно потянул за собой. Они обошли фонтан, протиснулись меж домиков с плоскими крышами, миновали один из них, замерли под увитым виноградной лозой деревом. Слышался тихий шорох на земле — наверное, мыши, — и приглушенные голоса в доме. Кратоса била дрожь. Едва справляясь с собой, он загибал на руках пальцы, отсчитывая секунды.

— Не следят, — заключил он наконец. — Пошли за матерью и твоей подругой.

— Согласна, — шепотом ответила Зена. «Все лучшее в Афинах я уже повидала», — с кривой усмешкой подумала она и последовала за мальчишкой.

Габриэль вздрогнула, когда близ их сомнительного укрытия раздался стук лошадиных копыт. Элизеба не слышала цоканья, но почувствовала вибрацию земли и придвинулась к девушке, которая только пожала плечами. Беглянки понимали, что затевать разговоры небезопасно. Стук копыт стих вдали. «Наверное, это была Зена, — промелькнуло в голове у Габриэль. — И, если так, надеюсь, паренек помнит, где мы прячемся. Ой, а вдруг… Думай о хорошем», — резко оборвала себя болтушка.

Глава 3

Арго очень не хотелось уходить от фонтана: под соседним деревом росла вкусная травка, названия которой Зена не знала. Впрочем, стоило воительнице настойчиво потянуть за поводья, и лошадь неохотно тронулась с места, фыркнув и лениво взмахнув хвостом. Вместе они вышли из убежища и вернулись на площадь. Силуэт Кратоса на мгновение мелькнул на фоне фонтана, и паренек скрылся из виду. Зена проворчала что-то себе под нос и потянулась к кинжалу, но через минуту мальчик вернулся.

— Хотел оглядеться по сторонам, — прошептал он, куда-то указывая пальцем. В темноте Зена не могла различить даже направления его вытянутой руки.

Она пропустила Кратоса вперед и теперь наблюдала, как он метался от одного края узкой дороги до другого, проверяя, нет ли каких помех для Арго. «Будто играет! В прятки или в войну, как всегда забавляются дети», — с удивлением подумала Зена и тут же нахмурилась. Игра игрой, но сейчас мальчик твердо осознавал опасность и действовал разумно, он уже не раз бывал в таких переделках. А детям нужно жить в своем светлом мире.

Слева от воительницы, за поворотом, возвышался непонятный предмет, и ей потребовалось время, чтобы узнать в нем повозку. Мальчик потянул Зену за руку, показал на свое громко стучащее сердце, затем на кусты и метнулся в сторону прежде, чем Зена успела открыть рот. Ей оставалось только развести руками: паренек был шустр и осторожен, он уже доказал свое умение выходить сухим из воды. Теперь многое зависело от него. Хорошо бы еще стражи не спохватились и не усилили охрану.

В конце концов, Кратос, его мать, да и все Афины ничуть не волновали воительницу. Еще пара часов — и город останется далеко позади.

«Но сначала надо вытащить мальчишку и его мать из беды, а заодно позаботиться о нас с Габриэль», — с этой мыслью Зена вытянула губы и издала душераздирающий птичий крик. Она прекрасно понимала, что ни один здравомыслящий козодой не станет жить в большом полисе, но откуда об этом знать горожанам? Они ничего не заподозрят. Зато Габриэль не придется ломать голову, решая, кто кричал: ее подруга или настоящая птица.

Зена устало вздохнула; не сводя глаз с зарослей кустарника, обошла повозку и подала сигнал еще раз.

Теперь исчез и Кратос. Единственным человеком, которого Зена могла разглядеть, был часовой, мерно ходивший по тюремной стене, высившейся далеко позади. Виднелся догорающий факел у ворот, яркий светильник сияющей точкой переместился от конюшни в сторону темницы — один из стражей делал обход. Зена знала, что он идет к начальнику с докладом. Странно, что не поднялся переполох. «Не может все быть так просто».

Но не стоило забывать, что стражам маловато платили. Они повиновались приказам, и не более того. Возможно, увидев всадника, часовой на стене и впрямь поверил, что его товарища отправили в путь со срочным указом. «Случались и более странные вещи, — думала Зена. — Глупость плохой помощник».

Сбоку подошел Кратос, не успевший даже запыхаться, следом из-за повозки появилась оправляющая пеплос Габриэль, Элизеба не отставала. Женщина на четвереньках выползла на дорогу и осторожно поднялась. Мальчик метнулся к ней и горячо обнял, потом схватил за руку и потащил к Зене. Элизеба неуверенными шагами тронулась за ним. Воительница тем временем обратилась к Габриэль:

— Хватит на сегодня приключений, ты как считаешь? Пора бы… — но девушки рядом не было. Габриэль уже вприпрыжку бежала туда, откуда только что пришли Зена и Кратос и где теперь мелькали спины мальчишки и матери. Воительница возвела глаза к небу, покачала головой и двинулась следом.

***

Скоро Зена совершенно перестала ориентироваться. Кратос вел женщин узкими переулками мимо покосившихся нищих хибар и куч мусора. Вот путники миновали площадь с круглым фонтаном, потом прошли вдоль лавчонок, источавших запах переспелых фруктов. Мальчик двигался вперед без остановок, сохраняя ровный, ритмичный шаг.

К удивлению Зены, Элизеба без труда держалась с ним вровень. «Просто атлет! — подумала воительница. — Может быть, опасность придает ей силы». Когда они наконец замедлили шаг, оказавшись на булыжной мостовой, Габриэль почти задыхалась от бега, а мать Кратоса дышала на удивление ровно. Неторопливой походкой путники прошагали по пустынному двору, заросшему чертополохом, и вошли в дом. Кратос пропустил вперед всех женщин и лошадь.

Внутри было темно и тесно, назначение здания оставалось загадкой.

— Ждите здесь, — прошептал паренек, и Зена различила шорох удаляющихся шагов. Раздался легкий стук кремня и трута, и красноватый свет озарил полуразрушенные стены. Кратос вернулся с глиняной плошкой с маслом, прикрывая ладонью крохотный огонек.

— Это разумно? — вполголоса спросила воительница, показывая на огонь и оглядывая неровные стены.

— С улицы свет незаметен, — объяснил паренек, но его взгляд выдавал беспокойство. — Я сам проверял. Матери нужно видеть наши лица, иначе она не сможет общаться.

— Понятно, — закончила споры Габриэль и, кашлянув, принялась оглядывать помещение. Наконец она выбрала плоский камень, вытерла его рукавом и села, прислонившись спиной к стене. Девушка слегка поежилась. Элизеба опустилась на низкий стул у хромого стола, а сын поставил рядом тусклый светильник и нежно коснулся материнской щеки. Женщина улыбнулась и накрыла его ладонь своею. Кратос на мгновение отодвинулся и сделал несколько сложных жестов, Элизеба ответила чуть лаконичнее. Мальчик бросил взгляд на Зену и Габриэль, потом, повернувшись лицом к матери, пояснил:

— Я сказал ей, что сбегаю за Неттероном. Она пусть посидит здесь до восхода. Я принесу вам воды и пиши.

— Не беспокойся, — твердо оборвала воительница. — Спасибо, что освободил нас. Мы уезжаем немедля.

— Нет, пожалуйста, нет! — подскочил к ней паренек, отчаянно заглядывая Зене в глаза. Покачав головой, он продолжил: — Я оказал тебе услугу на рынке, и ты мне заплатила. Теперь я снова помог тебе.

— И я тебе должна, так? — спросила она. Мальчик с беспокойством посмотрел на королеву воинов и упрямо кивнул. — Отлично, у меня найдется монета.

— Какая монета, — отмахнулся мальчуган. — Деньги я достану в любой момент.

— Украдешь? Тебе хоть раз говорили, что это нехорошо?

Он скривился:

— И ты такая же!

— Какая? — вставила Габриэль, видя, что Зена сердито сложила руки на груди и одарила Кратоса весьма неприязненным взглядом. — Знаешь, парень, она ведь права. Даже если ты живешь в трущобах, есть иные способы раздобыть денег. Воровство — не решение проблемы и…

— Не все проблемы можно решить, — раздраженно ответил упрямец. — Что ты вообще знаешь о нашей жизни!

Зашевелилась Элизеба и грустно вздохнула, глядя на сына и с мольбой протягивая к нему руки. Воришка смягчился:

— Прости, мама, — и он снова отвернулся от женщины, обращаясь к Габриэль и Зене. — Пожалуйста, воительница, останься с мамой. Ты же знаешь, она глуха. Если кто-то отыщет укрытие, она узнает об этом слишком поздно. Маме страшно одной. Я ничего больше не прошу, ни единой монеты! Сделай так, и по воинскому правилу чести мы больше не будем в долгу друг у друга.

— Я… — устало начала Зена и вздохнула. — Ну, хорошо. Управься за ночь, я хочу уехать на рассвете.

— Стой, — вмешалась Габриэль. — Ты знаешь златовласого мальчишку? Милого мальчика, который бросил мне тот несчастный кошель?

Кратос долго раздумывал и наконец решил не отвечать, но Элизеба по губам следила за беседой и, печально вздохнув, вмешалась:

— Это Геларион, сын моей старшей сестры. Кратосу он двоюродный брат. Совсем непохож на моего! — сердито добавила она.

«Старая песня, — устало подумала воительница. — Мой сын попал в дурную компанию. Бедняжку заставили воровать, во всем виноваты плохие мальчишки с улицы». Однако Элизеба молчала, и вместо нее заговорила Габриэль:

— Конечно, ваш сын не такой! — ободрив женщину, она повернулась к Кратосу: — Ага, значит, Геларион. А почему он выбрал меня?

— Просто ты оказалась на пути, — пожал плечами воришка. — Ему все равно, кого подставить, законы Афин не для него. В конце концов, его отец сам…

— Кратос! — резко одернула Элизеба: сын стоял к ней лицом.

— Но это же правда, мама! — настаивал мальчуган. — Он мне все уши прожужжал этой историей, да и тетя Сибелла не возражает. Он сын Гермеса и любимец богов.

Элизеба покачала головой, и Габриэль поняла, что женщина ужасно смущена этими слухами. Зена широко распахнутыми глазами воззрилась на паренька:

— Сын олимпийца Гермеса, покровителя воров и мошенников?

— Не совсем так, — поправила Габриэль, задетая неточностью определения. — Гермес — вестник богов, он быстр, ловок и плутоват, но он скорее позаботится о герое вроде Одиссея, чем о воришке с рынка.

Кратос сверкнул глазами в ее сторону, но девушка не обратила на это внимания.

— Хитрость и обман — разные вещи, но воровство подло всегда. Не говоря уж о том, чтобы переложить вину на соседа! Попадись негодяй мне в руки, и никакой папаша его не спасет! Будь он хоть Зевс! Или бог холодной погоды, о котором рассказывал Петер! Так бы и придушила голыми руками, несмотря на родню! — разошлась Габриэль.

Наконец в комнате воцарилась тишина, и Зена вздернула бровь. Болтушка, раскрасневшись от гнева и уже не находя слов, качала головой.

— Хочешь с ним поговорить? — неожиданно спросил Кратос. — Я приведу его.

— Не стоит, нам пора в путь, — Зена считала разговор законченным, но ее подруга уже закивала:

— Обязательно приводи.

— Габриэль, — внушительно произнесла воительница, — мы уезжаем при первой же возможности.

— Езжай одна, — ответила девушка, горящими глазами глядя в пустоту. — Я останусь здесь, пока не выложу негодному мальчишке все, что о нем думаю. Пожалуй, добавлю на память пару синяков да посмотрю, примчится ли Гермес в своих крылатых сандалиях, чтобы защитить гадкого сыночка, — она поглядела на Зену. — Уезжай, если хочешь. Скажи, когда и где тебя найти, я догоню.

Зена улыбнулась помимо своей воли:

— После всех неприятностей, в которые ты угодила в Афинах, думаешь, я оставлю тебя одну? — Воительница посмотрела на Кратоса и приказала: — Ступай. Чем раньше приведешь ворюгу, тем раньше мы уедем, а я не хочу ждать.

Мальчик кивнул, вышел на освещенное место и, глядя на мать, прижал одну руку к груди, а сверху приложил кулак другой.

— Знаю, сынок. Иди.

Кратос колебался лишь мгновение, затем его юное лицо стало суровым, мальчик выбежал в соседнюю комнату, а оттуда на улицу. Зена слышала, как застучали по камням его башмаки. Звук тут же оборвался.

— Вышел с черного хода, — сказала воительница, обращаясь к Габриэль, которая уже поднялась на ноги и с наслаждением потягивалась. Следившая за губами воительницы Элизеба кивнула:

— Да, с черного хода. Там может проскочить только ребенок. Мы в безопасности… по сравнению с темницей.

— Согласна, — пробормотала Габриэль и спросила: — Что это сказал твой сын? — Она скопировала жест, прижав к груди кулак. Элизеба улыбнулась.

«Да она раза в два моложе, чем я думала! — вдруг поняла Зена. — Ведь ее сыну не больше девяти лет. Она ловка, вынослива и даже красива». Теперь женщина сбросила покрывало, и воительница увидела гибкие руки. Они никогда не держали меч, но и слабыми не казались. Лицо Элизебы, тонко очерченное, носило следы тревог и делало ее старше.

Элизеба снова улыбнулась, и ее темно-синие глаза оживились:

— Это семейный знак, только для нас двоих. У нас их множество. Этот я выдумала, когда Кратос был совсем еще ребенком, чтобы сказать: «Я люблю тебя, будь осторожен».

— Ой, — расплылась в улыбке Габриэль. — Ой, как трогательно!

С лица Элизебы, напротив, сошло выражение радости:

— В последний год сын часто пользуется этим жестом. Никогда не думала, что мы поменяемся ролями, — женщина вздохнула,закрыла глаза и подперла рукой щеку. Легкое прикосновение Габриэль заставило ее вернуться к реальности:

— Мне очень неловко спрашивать, но… Как ты оказалась в тюрьме? — поинтересовалась она. — Конечно, это не мое дело и… Но ты ведь непохожа на вора или, чего доброго, на…

— Габриэль! — укорила Зена, и девушка покраснела до корней волос.

— Я… Я не то хотела сказать! — прошептала она подруге и снова повернулась к глухой женщине.

Элизеба поникла и с трудом выговорила:

— Я оказалась там из-за сына. Хозяева так рассердились, когда он не принес им ни монет, ни кошельков, ни колец да еще сказал, будто женщина-воин велела никого не трогать и пригрозила, что…

— Она ему не угрожала! — вмешалась Габриэль. — Зена никогда не запугивает детей!

— Да, Кратос мне все объяснил, тот рассказ был для хозяев. Спасибо, воительница, — поблагодарила Элизеба за монеты и заботу о сыне. — Я провела в темнице две ночи без сна. Простите, засыпаю на ходу, — она положила голову на скрещенные руки, лежащие на столе. Габриэль тронула ее за одежду и отвела на место, где раньше сидела сама. Опустившись на пол, она устроила голову женщины у себя на коленях, сказав:

— Так ведь удобнее. Мы с Зеной побудем на страже.

Элизеба благодарно улыбнулась и тотчас заснула.

Надолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием масляного светильника и глубоким ровным дыханием матери Кратоса. Зена поднялась на ноги, размялась и принялась ходить по хибаре: четыре шага налево, четыре направо.

— Габриэль, — сказала она наконец.

Но Габриэль уже трясла головой:

— Нет, нет, нет, и не думай. Я знаю, что ты скажешь, и не собираюсь тебя слушать. Ладно, если б это была случайность, но златовласый воришка бежал ко мне, именно ко мне. Он смеялся!

— Габриэль, посуди сама, у таких, как Геларион, нет совести. Ты не можешь вбить ему в голову то, что он не способен понять. Афины для нас ловушка: стоит сюда приехать, и неприятности сыплются как из рога изобилия. Давай уедем прямо сейчас, как только вернется Кратос. Решайся!

— Нет! — твердо заявила Габриэль и, заметив, что Элизеба пошевелилась, успокаивающе улыбнулась усталой женщине и откинула с ее лба прядь темных волос; подождала, пока та не заснула опять. — Езжай на здоровье, я тебя не виню. В Афинах нам и правда пришлось несладко. Знаю, что ты собираешься сказать насчет Гелариона, но все равно я его проучу. Если я прочитаю ворюге вдохновенную речь о честной жизни, он станет ненамного лучше, а вот если наставлю ему пару шишек, это он запомнит надолго. Не нужно так шутить с прохожими.

Глаза Габриэль потемнели и напоминали бурлящее море. Злость в них так и кипела:

— Он не только смеялся надо мной, он натравил на меня Агринона. Того самого, которого я поколотила, чтобы не приставал к бедной Арахне.

— Я помню ткачиху Арахну, — Зена надеялась направить разговор в другое русло. Взгляд ее подруги потеплел, уголки рта приподнялись в улыбке. Королева воинов воспользовалась паузой: — Гелариона не изменишь. Ты не произведешь на него впечатления, как ни бейся.

— Я сделаю не то, что ты думаешь.

— Неважно, что я думаю. Он не изменится, не трать силы попусту. Даже побои не помогут. Кто знает, может, Гелариона били все кому не лень, кроме матери и так называемого «отца». А может, и они били. Габриэль, в мире есть вещи, которые от тебя не зависят.

— Все равно.

— Не хочу, чтобы ты огорчалась из-за собственного бессилия.

— А я хочу попробовать, — упрямо сказала Габриэль и вдруг затихла, прислушиваясь. — Показалось. Все равно, прежде чем уехать из Афин, я должна заглянуть в лавку Петера.

— Ох уж этот Петер, — процедила Зена, а Габриэль бросила на нее лукавый взгляд и едва удержала смешок.

— Я схожу одна, не беспокойся. Я же видела, что он тебе не понравился.

— Он сумасшедший. Больной человек.

— Ой, да брось ты! В его крылатых эльфов не нужно верить, они ненастоящие! Это что-то вроде дриад или нимф, ну, и тому подобное. Нет, я не спорю, дриады, может быть, и существуют, вспомни друга Гомера, но эти малютки — выдумка! — Девушка звонко щелкнула пальцами. — Они не реальнее гарпий, поверь. Ну нельзя же сажать Петера в тюрьму всего лишь из-за сказки, выдумщику там не место. Подумаешь, развернул перед госпожой пергамент! Она ведь сама хотела его увидеть. Ишь, упала от смеха, а теперь возмущается!

— Хватит, хватит, утомила, — мрачно перебила Зена. — Настоящие, ненастоящие, какая разница. Твой приятель в темнице — вот и все. Крылатые малютки — фу, ерунда!

«Это гарпий-то нет!» — подумала она с кривой усмешкой. Воительница и Марк — «пусть хранят тебя боги, любимый» — могли бы многое о них порассказать.

— Ладно, не будем о мифах, — смирилась Габриэль, поняв, что Зену не переубедить. — Лучше поговорим о Петере, надо ему помочь. Что, если стражи оставят его под арестом? Не найдется денег на подкуп, или обозлится глупая жертва, или заупрямится муж? Говорят, муженек пользуется влиянием. А Петер сидит в подземелье, и никто даже не знает об этом. Афинам необходим поставщик пергамента, а мой приятель снабжает город свитками и даже рукописями. Читая их, певец может всю душу вложить в песню, а не вспоминать сюжет и рифму. До Петера никто не продавал рукописные тексты.

Габриэль остановилась перевести дух, а воительница непонимающе покачала головой. Девушка принялась объяснять:

— Ну хорошо, представь, что я пою легенду о том, как ты поборола титанов. А все слушают. Потом начинающий певец-аэд меняет пару строчек и рассказывает все по-своему. Его историю перепевает другой, третий, и, наконец, я слышу легенду и думаю: «О, это что-то знакомое, но…»

— Поняла, поняла, — заскучала Зена. — Но почему?

— Не перебивай. Так вот, если читать записанные тексты, какие продает мой друг Петер, песня останется прежней. Кто бы ее ни пел, он скажет, что именно ты поборола титанов, и не спутает тебя с Иолаем или Гераклом.

— Гераклу было бы все равно. Мне тоже.

— А мне нет, — возразила Габриэль. — Я бы так легко не отказалась от заслуг. Если я положила на легенду немало сил: подобрала размер и рифмы, придумала героев, зачем же отдавать ее другим? Не понимаю… Ты слышала шум?

— Арго дала бы нам знать, а она молчит. Все в порядке, — успокоила воительница и положила руку подруге на плечо. Девушка улыбнулась в ответ.

— Поспи, — предложила Зена. — Я совсем не устала и могу вас покараулить. Кстати, — добавила она с ехидной усмешкой, — если хочешь поколотить златовласого вора, тебе лучше набраться сил.

— Я расплющу его, как малюток из северных мифов — фей, или как там их звать, — сонно пробормотала Габриэль и осторожно завозилась, устраиваясь поудобнее. Элизеба не проснулась. Зена с нежностью поглядела на мигом задремавшую болтушку, и улыбка тронула ее губы. Глаза Габриэль были закрыты, она глубоко дышала во сне. «Накажу хитреца, — передразнила воительница. — Глупышка! Как же она непохожа на других!»

Зена бесшумно потянулась, поднялась на ноги и отправилась изучать соседнюю комнату. Помещение оказалось еще менее пригодным для жилья, чем первое: повсюду валялись камни, мусор, замызганные лоскуты, засохшие объедки, черепки и ржавые лезвия. Запах, разумеется, был под стать обстановке, и нос воительницы сам собой сморщился. Убедившись, что через заднюю дверь мог выйти только мальчишка, Зена поспешно вернулась назад, стараясь не дышать.

Почему такие трущобы стояли в городе, находившемся под властью просвещенного царя? «Простите, господин, — стратега», — иронично поправилась воительница, мысленно обращаясь к Тезею. Насколько она помнила, Тезей терпеть не мог, когда его именовали царем или правителем: он предпочитал поддерживать впечатление, будто его решение можно оспаривать.

Так, а теперь об Ипполите. Всей Греции известно, что Тезей победил воинственную амазонку и, захватив Ипполиту в плен, привез ее в Афины. Вопреки ожиданиям, отношения между супругами вовсе не были враждебными. Царь и царица нежно любили друг друга.

Благодаря мудрым правителям, дела в городе шли превосходно, и другие полисы только с завистью поглядывали на Афины, на их мощь и богатство.

Теперь же город больше всего походил на Спарту: нищета, голодные дети, повсюду рыщут воры и разбойники, стража обленилась или проворачивает грязные делишки, не особенно таясь.

Зена увидела полис, где бедные женщины, такие, как Элизеба, попадают в тюрьму, набитую пьянчугами и негодяями, вроде — как бишь его — Мондавиуса. И женщина утверждает, будто оказалась в темнице, потому что сын не желал воровать для хозяев!

«Эй, не увлекайся», — приказала себе воительница, но ситуация предстала перед ней в новом свете, и Зена уже не могла оставить все как есть.

«Вспомни, какой была сама, — продолжала она внутренний диалог. — Деревенская девушка — сильная, но не телом, а духом. Если б кто-то передал царю просьбу селян и он пошел бы навстречу, насколько изменилась бы твоя жизнь? Полностью», — подумала Зена и одернула себя.

— Что было, то было. Живи настоящим, — прошептала она. — Прошлое далеко, будущее тоже.

Слишком много людей нуждались в ее помощи. Ее умение постоять за себя теперь выручает многих слабых, запуганных и несчастных. Зена прошла трудный путь, но так сложилась судьба, и она не собирается отступать.

Мысли текли сами собой, и воительнице не понравилось, что они зашли так далеко. «Чего доброго, поверишь в эту чушь», — усмехнулась она, возвращаясь в реальный мир. Зена по привычке бросила взгляд на Габриэль, и на душе потеплело: положив голову на выступающую балку и крепко обнимая Элизебу, девушка спала, как младенец. Мать Кратоса дремала, свернувшись калачиком и устроив голову на бедре у Габриэль. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, и она показалась едва ли не ровесницей девушки.

«Не думай о них, не думай, — твердила себе воительница, отворачиваясь и наблюдая за причудливой игрой огня, горевшего в глиняной плошке. — Афины — чужой город для тебя и Габриэль».

***

Через час вернулся запыхавшийся Кратос, покрытый толстым слоем дорожной пыли. Элизеба все еще спала; Габриэль услышала шорох и приподнялась.

— Все в порядке, это мальчишка. Спи, — шепнула Зена. Габриэль что-то пробормотала. Зашевелилась Элизеба. Кратос затаил дыхание, но женщина только переменила позу и затихла.

— Какие новости? — спросила королева воинов. Кратос кивнул и отошел от стены. Он все еще не мог отдышаться и был так красен, словно проделал бегом весь путь.

— Неттерон прибудет сюда… как только… сможет. Я обогнал его, чтобы предупредить вас. Он захватит брата, чтобы тот тебе все рассказал. И еще он передаст Гелариону, что она, — кивок на Габриэль, — хотела его видеть.

— Думаешь, Неттерон не поленится?

— Поленится? Хм, — призадумался паренек и усмехнулся. Впервые он выглядел так, как должен выглядеть мальчуган его лет: беззаботный, задорный озорник. — Наверняка передаст. Решит, что это забавно. И Геларион явится: дело не только в том, кто его отец. То есть… Я…

Мальчик колебался, не зная, говорить ли то, что начал. Зена молча ждала. Кратос продолжил:

— Я знаю, что воровать нехорошо, но, если я не буду этого делать, мама останется голодной… И я тоже. А еще — ты знаешь, что с ней случится. А для Гелариона воровство просто игра. Он считает, что у вещей нет хозяев и можно брать что только пожелаешь. Братцу нет дела до других людей.

— И слово «нельзя» ему неизвестно? — уточнила воительница. Позади нее завозилась Габриэль, и кто-то застонал во сне, но, когда Зена обернулась, обе спящие лежали спокойно и тихо. Кратос ответил кивком.

— Моя тетка тут ни при чем, она как моя мать, она честная.

— Странно, что она забивает сыну голову сказками про Гермеса.

Мальчик нахмурился:

— Это не сказки. Ты же видела Гелариона!

— Видела, — без всякого выражения ответила воительница. — Давай оставим эту тему, хорошо? И обратись за помощью к кому-нибудь другому. Мы с Габриэль не афинские граждане, и нам давно пора в путь.

— Но она сказала… — паренек стрельнул глазами на спящую девушку.

— Она что угодно наговорит. У Габриэль доброе сердце, и порой оно заводит ее слишком далеко. Самое разумное решение — найти в городе мужчин, способных тебе помочь, — воительница взглянула на Кратоса, упрямо поджавшего губы, и тяжело вздохнула. — Послушай, я обещала остаться в городе, пока она не встретится с твоим двоюродным братом. Так я и сделаю. Но на помощь не рассчитывай, я не собираюсь выполнять работу вашего царя. В любом случае, я даже не знаю, как к ней приступить.

— Зато я знаю, — пробормотал паренек, и Зена решила прекратить бесполезный разговор. «Пусть с ним разбирается Габриэль», — подумала она и вскочила на ноги: с улицы раздался шум. Кратос скользнул к двери и прислушался. По дереву поскребли, мальчик тихо стукнул в ответ, напряг слух.

— Неттерон, — кивнул он мгновение спустя.

— Уверен?

— Абсолютно, — ответил он и навалился на дверь плечом. Воительница подошла помочь мальчику.

В комнату вошел смуглый мужчина с иссиня-черными волосами, беспорядочными кудрями, падавшими на лоб. Он был несколько выше Зены и намного тоньше ее — настоящий скелет. Вошедший нетерпеливо отбросил со лба непокорные пряди и стиснул плечо мальчишки. На полу вздрогнула и проснулась Габриэль. Ее движение разбудило Элизебу, подле которой туг же опустился на колени Кратос. Он нежно погладил мать по щеке, улыбнулся ей и кивком указал на Неттерона. Женщина встрепенулась и села прямее, стиснув руку мальчика в своей. Он освободился и принялся выразительно жестикулировать. Зена повернулась к мужчине.

— Ты Неттерон? — Вошедший кивнул. — Сможешь спрятать ее от стражей?

— Со мной Элизеба вне опасности, — тихо ответил он, тревожно оглядел воительницу и протянул ей руку. — Ты королева воинов. Я слышал о тебе: история с забегами…

— Все сделала Аталанта, я просто помогала, — перебила Зена, пока он подыскивал слова. — Который час?

— Светает.

Кратос понурился. Он поднялся на ноги, помог матери встать и позволил заключить себя в объятия.

— Помни, — сказала Элизеба, нежно глядя на сына, — теперь тебе не надо воровать, чтобы защитить меня. Не делай зла, обещаешь? — Кратос неохотно кивнул. — Я буду очень скучать, но не ходи ко мне слишком часто: тебя поймают.

Кратос заговорил с ней вслух, чтобы новые друзья могли следить за разговором, но для матери подавал условные знаки.

— Хорошо, мама. Не допущу, чтобы тебя опять схватили. Но я буду скучать. Очень, — закончил он, и голос выдал его возраст. Элизеба в последний раз обняла сына, протянула руку Нетгерону, и он вывел ее прочь из комнаты. Зена проводила взглядом две фигуры, идущие по безлюдному, поросшему сорняками двору, и тихо захлопнула дверь.

Глава 4

Габриэль зевнула во весь рот, от души потянулась и заморгала.

— Кто-нибудь знает, который час? — пробубнила она, вставая.

— Рано. Очень рано, — заверила ее Зена.

— Отлично, — Габриэль прикрыла рот тыльной стороной ладони, пряча второй зевок, и потерла глаза. — А впрочем, какое мне дело? Разбудите, если что случится, — и она снова села, скрестив руки и опустив тяжелые веки. Почти сразу же ее дыхание опять стало глубоким и ровным. Изумленная Зена покачала головой и переключила внимание на паренька.

— Что теперь?

Кратос пожал плечами:

— Уклосс привезет вам хлеб. Думаю, его сын Адрик тоже приедет, если найдет, на кого оставить пекарню, — мальчик замялся, затем попытался придать голосу убедительные нотки: — Вы позавтракаете превосходным хлебом!

— Ты… хорошо придумал. Спасибо, — ответила Зена.

Мальчишка ухмыльнулся:

— В тюрьме вы ужинали тем же: Уклосс заключил договор с начальником.

После этой фразы установилось долгое молчание. В плошке кончалось масло, и она то угасала до тусклого огонька, то вспыхивала ярким пламенем, отбрасывая на стены бешено метавшиеся тени. Габриэль сжалась в комочек, прислонила голову к стене и спала непробудным сном. Кратос походил из комнаты в комнату, потом уселся на пол и стал играть валявшимися камешками.

«Совсем еще ребенок» — подумала воительница, глядя на взъерошенные темные кудри. Мальчуган с головой погрузился в свое занятие: он опустил глаза, и густые ресницы бросили на щеки длинные тени, рот изогнулся подобно луку. Казалось, что он улыбается, даже когда Кратос и не думал улыбаться. «Должно быть, у матери на душе теплеет, когда она видит сына таким», — нежно подумала воительница и, тихо вздохнув, отвернулась к дальней стене, где играли тени от огня.

Чуть погодя мальчишка вздрогнул: Арго поймала губами прядь его волос. Он тревожно взглянул на воительницу. Она улыбнулась в ответ и кивнула. Дрожащей рукой мальчик провел по шее Арго и, набираясь смелости, погладил лошадь по крутым золотистым бокам.

— Какой красавец, — прошептал он, замирая.

— Красавица, — сухо поправила Зена.

— Простите, госпожа, — спохватился паренек, обращаясь напрямую к лошади, и в смущении обернулся к хозяйке. — Она такая теплая. И мягкая.

— Ты никогда не прикасался к коню? — удивилась воительница.

— В моих трущобах никто не может прокормить лошадь, — без затей объяснил Кратос. — А в других местах стоит только коснуться скакуна, овцы да вообще любого животного, и люди думают, будто ты пытаешься его украсть. Или покалечить. В прошлом году — а может, в позапрошлом, не помню — кто-то поранил чужого коня. Это было ужасно! Мой брат… Мой брат рыдал, когда рассказывал об этом, а Геларион никогда не плачет.

— Значит, это и вправду ужасно. Лучше б он тебе не рассказывал! — сказала Зена и хотела утешить паренька, коснувшись его руки, но он гордо выпрямился и отстранился.

— Нет, не лучше! Я должен знать, что делается в городе, иначе как я проживу в Афинах? Ты же знаешь, мои родители… — Кратос нахмурился, подыскивая слово, — у них нет ни денег, ни родственников при дворе, ни покровителей среди царской стражи. Те, кто смог устроиться в жизни… Неважно. Моя семья бедная и не имеет влияния в обществе, — он на мгновение отвернулся и снова бросил на собеседницу сконфуженный взгляд. — Прости, воительница. После той истории никто не рискует прикасаться к лошади — даже мой брат.

— Весьма благоразумно, — пробормотала Зена. — Многие относятся к лошадям так же, как к собственным детям или лучшим друзьям, — она сменила позу и подняла руку, видя, что Кратос собрался заговорить. — Шум на улице. Это пекарь?

***

Зена оказалась права: пришли Уклосс и Адрик. С ними был кто-то третий.

Уклосс тащил длинную узкую корзину, доверху наполненную свежими, ароматными хлебами и пышными булочками. Воительница раскрыла рот от изумления: мужчина был даже толще Мондавиуса, но, в отличие от злодея, излучал обаяние. Сын пекаря еще не отрастил и первую бороду, был вдвое меньше папаши и во всем составлял с ним разительный контраст: веснушчатый и светлоглазый рядом со смуглым, кареглазым отцом. Оба слегка робели в присутствии Зены. Похоже, Уклоссу нечасто приходилось так волноваться.

Впрочем, мужчины таких внушительных размеров, как толстяк пекарь, обычно не сталкиваются в жизни с угрозами. Им не приходится применять силу. Людям достаточно бросить взгляд на обладателя столь мошной фигуры, и они проникаются к нему уважением. Хотя Зена придерживалась мнения, что форма не всегда соответствует ожидаемому содержанию.

— Воительница, мальчик сказал, что этот хлеб для тебя, и я выбрал все самое лучшее, — голос пекаря гудел и рокотал, несмотря на все его попытки говорить тихо. Сын попробовал шикнуть на отца, тот улыбнулся и пристроил корзину на шатком столе. — Успокойся, Адрик.

Габриэль вдруг резко вздохнула и села, чуть не стукнувшись носом о колени. Адрик подпрыгнул от неожиданности и отшатнулся: не ожидал, что в комнате еще кто-то есть. Уклосс посмотрел на девушку, потом на сына и с подкупающей простотой обратился к Зене. Он улыбался, и между его передними зубами видна была широкая шелка.

— Мой сын не привык к интригам. Нервничает, — он пожал плечами и протянул воительнице ароматную сладкую булку. Зена благодарно улыбнулась и впилась зубами в мягкий, сдобренный изюмом хлеб. Ее брови поползли вверх от приятного изумления, и девушка откусила еще.

— Вовсе я не боюсь, папа! — вмешался обиженный Адрик. — Просто я слышал поблизости голоса, а лишние люди нам здесь ни к чему.

— Их и нет, — успокаивающе ответил пекарь.

— Очень вкусно!

— Благодарю, воительница.

Зена расчистила себе место на полу и уселась, удобно прислонившись к стене.

— Можете, конечно, рассказать мне, зачем пришли, но я уже предупредила Кратоса: помочь вам я не могу. Я не знаю ни Афин, ни местных порядков. Положитесь на царскую стражу.

— Тьфу на этого царя! — яростно сплюнул третий мужчина и виновато оглянулся на сморщившуюся Габриэль. — Простите, девушка, но я так зол! Никому нет до нас дела, до нас, бедняков! Дворец и без меня не развалится, так какое я имею значение? Какая им от нас польза?

— Например, им нужен вкусный хлеб, как у папы, — вяло вступился Адрик.

— Ха! Они уж несколько месяцев ничего не покупают. С тех пор, как появилась эта троица.

Зена подняла руку, призывая к тишине, и откашлялась. Адрик возмущенно посмотрел на нее, но отец положил ему на плечо руку. Сын пробормотал тихо ругательство и замолчал.

— Вы недовольны своим положением, из-за чего? И что за троица?

— Где златовласый воришка? — неожиданно вмешалась Габриэль, обращаясь к Кратосу, но он только пожал плечами.

— Геларион обещал прийти. Он придет.

— Лучше б ему…

— Габриэль, — оборвала ее Зена, — посмотри, какая булочка! Если я успею прикончить свою прежде, чем ты примешься за эту, она тебе не достанется.

— Это мне? Спасибо, — тепло поблагодарила болтушка, когда Адрик протянул ей ароматную сдобу. Младший пекарь сморгнул, застенчиво улыбнулся, но тут же вспомнил, по какому поводу собрание, и посерьезнел. Сдвинув брови, он повернулся к отцу.

— Мне кажется, воительница права, утверждая, что не может нам помочь, — произнес Адрик, обращаясь к нему. — Мы-то знаем проклятую троицу и их замашки, знаем, как они опасны в гневе. Неужели ты думаешь, что нам смогут помочь две женщины?

Зена едва дала ему договорить. В мгновение ока она подскочила к юноше и, взяв его за подбородок, заглянула ему в глаза, а потом отшвырнула прочь. Он захрипел, но за секунду до того, как ударился бы головой о каменную стену, воительница поймала несчастного, поставила на ноги и тут же пинком в спину заставила распластаться на грязном полу. Адрик приподнялся, тяжело дыша.

— Во-первых, я никогда не сержусь без причины, а значит, ты вывел меня из себя. Во-вторых, я никогда не превышаю меру наказания: ты бы не ударился. А теперь сиди и помалкивай, раз не можешь сказать ничего путного, — на этом Зена перевела взгляд с прогневившего ее юноши на Уклосса, а потом и на третьего из мужчин. — Что за троица?

Голос воительницы переполняла притворная скука. Мужчина нервно сглотнул и ответил:

— Двое из них афиняне, из наших, то есть были из наших, — мрачно поправился он, услышав недовольное бурчание пекарского сына. Зена бросила на юношу выразительный взгляд, и тот мигом затих. Габриэль доела булку и пересела поближе к Адрику. Воительница слышала только тихий голос девушки, но без труда догадывалась, о чем она говорит.

«Превосходно, Габриэль! Займи молокососа, утешь его, и пусть сидит себе в уголочке», — подумала она, переключая внимание на старших.

— Третий перебрался сюда недавно, кажется, в прошлую зиму. Он с запада и раньше торговал оружием, продавая его кому попало и даже обеим воюющим сторонам!

— Такие есть повсюду. Ради денег пойдут на что угодно, — подала голос воительница. — Продолжай.

— Офер жил недалеко отсюда, мы знали его в лицо, но наши пути не пересекались. Его двоюродные братья Пиксус и Мидерон выросли на нашей улице. Они отправились добровольцами в Трою, но вернулись задолго до окончания войны. Ходили слухи, будто они ограбили палатку командира. — Зене не хотелось отвлекаться на сплетни, и она многозначительно откашлялась. Мужчина обиженно посмотрел на нее: — Говорю все, что знаю.

— Ты все равно не уедешь из Афин до темноты, — вмешался Кратос и получил от воительницы ледяной взор, в ответ на который поднял на Зену ясные, невинные глаза.

Воительнице ничего не оставалось, кроме как смириться:

— Ты прав, время у меня есть. Пусть продолжает рассказ.

Пекарь, широко разведя руки, с дружелюбной улыбкой обратился к Зене:

— Брезакиус немного помутился рассудком с тех пор, как троица похитила его отца и сына. Так вот, от Пиксуса и Мидерона добра не ждали, поэтому никто не удивился, когда они превратились в настоящих негодяев. Даже вооруженные соседи их остерегались. Братцы нуждались в деньгах, еде и крыше над головой, но совершенно не желали трудиться. Когда они вернулись с войны, Офер взял парней к себе. Перед отъездом из лагеря они получили по две серебряные монеты и могли бы неплохо жить в городе. Мне и сыну такая сумма была бы большим подспорьем. Но вояки пропили деньги за несколько дней.

Разумный человек понимает, что даже на вино полагается заработать, и находит себе дело. Бессовестные типы, напротив, принимаются воровать кошельки и разбойничать в округе.

— К чему эти подробности? — Отступления всегда раздражали воительницу.

Пекарь вернулся к главной теме.

— Офер почти так же толст и уродлив, как его братец. Слава богам, хоть старший сидит в тюрьме, и…

— Погоди-ка, ты что, о Мондавиусе? — перебила Габриэль. Зена недовольно взглянула на нее, и девушка прищурилась.

— Именно, — неохотно ответил пекарь, поежившись от одного звука ненавистного имени. — Толстяк затеял драку прямо посреди рынка: пытался скрыть, что срезал кошелек, и в результате сбил пять лотков и покалечил с полдюжины стражей. Поговаривают, Мондавиус застрял в темнице до следующего лета.

— Похоже, он и тогда не выйдет, — пробурчал Адрик. — Один из его прихлебателей утверждает, что хозяину там нравится: чувствует себя маленьким царьком.

— Да уж, не стану спорить, — поддакнула Габриэль и осеклась, как только воительница вздернула бровь. — Извините, что перебила.

Зена отвернулась, пекарь бросил своему надутому сыну маленькую булочку и продолжил:

— Офер, Пиксус и Мидерон втроем разработали план. «Великие Покровители» — так они себя назвали и собрали шайку, которая стала воровать вместо них. Поначалу они были очень осторожны и заманивали только мальчишек, которым все казалось веселой игрой. «Покровители» обращали внимание и на родителей: им подходили лишь те, кому некогда заниматься детьми. Но жадность их непомерно росла, и денег стало не хватать. Троица принялась вербовать всех подряд, и вскоре все мальчишки с ближайших улиц, да и многие девчонки, уже промышляли воровством. Их родители узнали об этом, но… Неважно. Некоторые дети по-прежнему считали кражи забавой и радовались паре медяков, подаренных «Великими». Другие боялись ослушаться, потому что те угрожали их семьям.

Зена покачала головой:

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь это противозаконно. Почему никто не сообщил царю?

— Никто не знал, что происходит, — извиняющимся тоном ответил пекарь. — Неужели кто-то поверит мальчугану, рассказавшему такую историю? Конечно, нет: решат, что выдумал оправдание. Или, допустим, отец замечает, что у его ребенка водятся деньги, и точно знает, что честным путем сын их добыть не мог. Думаешь, он пойдет доносить царю? А если ребенок отдал медяки нищей матери? Выбор простой: голодать — или поверить, что сын нашел монетку на дороге. Какая польза от правды?

Рано или поздно правда выходит на свет: сын стал вором. Хоть один отец пойдет болтать об этом направо и налево?

— Но ведь существует царь, — напомнила Зена. — Есть закон и стража, которой полагается следить за его соблюдением. Слышал об этом?

— Мы отправили посла, — вступил в разговор Брезакиус. Его зрачки расширились от страха, — человека, который передает наши просьбы царю. Полидор так и не вернулся.

— Постой, — перебила воительница, поднимая руку. — Я что-то не понимаю. Ты хочешь сказать, что Тезей…

Брезакиус развел руками и вздрогнул, проведя костяшками пальцев по грубому столу.

— В том-то все и дело! Мы не знаем, что случилось с послом, добрался ли он до царя. Порядок приема таков: сначала нужно встретиться с младшим чиновником. Идиометом, он решает, пускать тебя к следующему чиновнику или выгнать взашей на улицу. В наши дни, спроси любого на рынке, редкие счастливчики добираются до второго чиновника. Только их просьбы все равно остаются без ответа. Говорят, с Идиометом лучше не связываться.

Воцарилось молчание, прерванное долгим, усталым вздохом воительницы.

— Мне очень жаль. Но я не могу вам помочь.

— Ты еще не все узнала, — остановил Брезакиус и поспешно, боязливо добавил: — Прости, что вмешался, королева воинов!

— Правильно сделал. Рассказывай.

— Мы не стали отправлять во дворец второго гонца. Честно говоря, добровольцев не было. Тогда мы припугнули Кратоса и еще двух мальчишек, и они рассказали нам всю правду про «Покровителей». Мы с Уклоссом навестили троицу и велели разбойникам убираться подобру-поздорову, — Брезакиус закусил губу и потупил глаза. — Они ничего не ответили. Принимали нас по-царски: предложили вино в роскошных кубках, каких никто здесь не может себе позволить. В общем, негодяи вели себя любезно и гостеприимно, но даже Уклоссу стало страшновато. Что уж говорить обо мне! У меня все поджилки тряслись. Думал, они вот-вот на нас бросятся и убьют, — мужчина помолчал и добавил: «Покровители» не сомневались в своей безнаказанности. Они победили, а мы проиграли.

Наконец, мы ушли, и проводили нас так же вежливо, как встретили. Вернувшись домой, я застал жену всю в слезах, а мой отец и сынишка исчезли без следа. Жена так рыдала, что говорить не могла. Выяснилось, что «Покровители» послали вооруженных солдат, и они увели с собой папу и сына. Жена хотела было кричать и звать на помощь, но один из негодяев приставил меч к горлу ребенка — а ему ведь всего пять годков, воительница!

Голос Брезакиуса сорвался, и он замолчал. Пекарь в молчаливом сочувствии положил руку другу на плечо. Минуту спустя мужчина собрался с силами и продолжил:

— Они велели женушке передать мне такие слова: «Живи, как жил, и не лезь в чужие дела. Ослушаешься — вернем тебе родных по частям. Каждого». Несчастная Силексия чуть ума не лишилась от горя.

— Понимаю, — сказала Зена, когда горемыка поднял на нее покрасневшие глаза. — Такое нелегко пережить.

— И это было только начало. Потом «Покровители» забрали отца Кратоса, но он оказался не последним. Сейчас у них не меньше двадцати заложников. Все это мужчины и юноши с ближайших улиц: те, кто мог бы вступиться за родных и близких. Из оставшихся никто не умеет сражаться. Я без колебаний ринулся бы в бой, чтобы защитить семью. Но теперь я бессилен, боюсь навредить…

— Почему они не трогают женщин? — спросила воительница. — Женщин легче охранять, а их мужья станут кротки, как ягнята. Любой военачальник поступил бы именно так.

— Я тоже думал об этом, — грустно ответил Брезакиус. — Торговец пергаментом помог мне понять. Они используют мужчин как рабочую силу, а женщин держат в узде. Бедные жены смертельно боятся за своих ненаглядных, они выполнят любой приказ «Покровителей». Но хуже всего неизвестность. Может, мой сынок и отец давно уж мертвы, и грифы клюют их останки. Откуда мне знать, вернутся ли они?

Перехватив тоскливый взгляд друга, Уклосс промямлил слова утешения. Брезакиус покачал головой, вздохнул и продолжил рассказ. В голосе его больше не было ярости, только бессильное отчаяние: как легко было бы при его силушке просто шмякнуть наглецов кулаком и покончить с гнусными делами, но такое решение исключалось сразу, стоило подумать о пленных родных. Дослушав до конца, Зена в который уж раз повторила:

— Мне жаль, но я не могу помочь.

— Пойми же, воительница, — упрямо твердил Брезакиус, — мы в растерянности. Мужчины привыкли сначала действовать, а потом уж думать, но в нашем положении это невозможно. Женщины переживают за родных и не позволят нам начать драку. А умные слова делу не помогут.

— Я все понимаю, — вставила Зена, пока он переводил дух, — и не виню вас за бездействие.

— Но я виню себя, — прошептал мужчина. — Что ж, у нас нет выхода. Дети продолжают воровать для проклятой троицы, и некоторые женщины занимаются тем же.

— А «Покровители» грозят избить несчастных заложников, — вставил свое слово Уклосс. — Знаешь, что случилось с Элизебой? Негодяи сказали ей, что если женщина помешает сыну выполнять поручения «Великих» — представь себе, они именуют это поручениями, — то Кериксу, ее мужу, весьма не поздоровится. Он, мол, украл у троицы свиней, и пока ему это простили.

— Очень мило.

— «Покровителей» совсем обуяла жадность, и теперь они вербуют женщин. Негодяи считают, что женщины вызывают у стражей куда меньше подозрений, чем оборванцы мальчишки, и значит, могут легко срезать кошельки, добывая монеты. Их не поймают, — пекарь вздохнул и покачал головой. — О Зевс, куда мир катится! Мы стали бояться, что троица возьмется и за девушек… ну… — Уклосс отчаянно покраснел.

— Понимаю. Не ищи слов.

— У них есть свои люди среди стражников, — внезапно вмешался Кратос. — «Покровители» платят им деньгами, которые приносим мы.

Воительница взяла паренька за руку и развернула к себе лицом.

— Подробнее!

— Мне мало что известно. Недавно слышал, как троица говорила об этом.

— Имена! Ты знаешь имена? — спросил пекарь.

Мальчик задумался и отрицательно помотал головой:

— Нет, не помню. Просто знаю, что есть стражи, которые притворяются, будто не замечают краж и не видят воришек. А есть такие, которые бросают в тюрьму невинных, как моя мать.

Его голос сорвался на всхлип, и Кратос затих. Зена не выдержала:

— Тихо, не плачь. Я помогу тебе. Мы заключили договор, — задумчиво произнесла она и мягко посмотрела на паренька. Он кивнул и закусил губу. — Значит, «Покровители» сказали, что, пока ты не начнешь воровать, они будут держать Элизебу в темнице?

Глаза Кратоса наполнились слезами, и Зена вспомнила, каким, в сущности, ребенком он был. Мальчуган кивнул и дрожащим голосом выговорил:

— Они… Я даже не знал, где мама. Потому что иначе я спас бы ее немедленно? Но… шайка… — мальчик не смог закончить, и воительница молча протянула к нему руки. Паренек кинулся ей на шею и расплакался.

В убогой хибаре повисло неловкое молчание, нарушаемое только рыданиями Кратоса. Зена гладила мальчика по волосам, хлопала по плечу, нашептывала что-то ему на ухо, пока он наконец не успокоился и не затих, отчаянно вцепившись в ее одежду.

— Послушайте, я все еще не понимаю, в чем дело, — начала воительница. — Я знакома с Тезеем и знаю его солдат. Он не из тех, кто закрывает глаза на подобные бесчинства! Царь повсюду слывет защитником слабых и угнетенных. Почему же троице удается проворачивать подобные дела прямо у него под носом?

— Не знаю, — признался Брезакиус, пожимая плечами. — Ходят слухи, будто «Покровители» боялись Тезея и потому подослали к нему нового советника, своего человека.

— Надо же!

— Не забывай, это всего лишь слухи, — неуверенно сказал Уклосс. — Этот человек из того же лагеря, что и торговец оружием, о котором мы говорили чуть раньше. Он сбежал оттуда, унося с собой столько денег, сколько смог взвалить на спину, после того, как торговца убили каким-то странным оружием: круглым, очень опасным, мы о таком никогда не слыхали.

Зловеще улыбаясь, Зена достала металлический диск:

— На редкость удобная вещь, — промурлыкала она, бесцельно устремив взгляд на стену. — Кажется, торговца звали Мезентий. Вы помните приметы беглеца? Они мне понадобятся.

Мужчины, онемев от ужаса, смотрели друг на друга. Вмешался Адрик:

— Он не выше меня, светловолос, с маленькой бородкой и узкими губами. Его зовут Бризус. — Пекарь изумленно поглядел на сына, тот пожал плечами. — Недавно я говорил с ним, отец; ты мог бы и догадаться. Раз царский пекарь — бывший, прости — не побоялся потерять свое место, надо надавить на сына, так, наверное, решила троица. Но я устоял. Не стану на них работать, даже если тебя возьмут в заложники! — выпалил Адрик и прикусил губу. — Прости, отец, но наступает момент, когда пора сказать себе: «Стоп!» Если так будет продолжаться, лучше не станет никому.

— И твоему отцу тоже, — сухо откликнулся Уклосс, и Адрик нетерпеливо взглянул на него.

— Папа, я немедленно отвез бы тебя в надежное место, если б знал, что это необходимо. Но Бризус просто проверял меня, он не грозил по-настоящему.

«Конечно, ты бы выручил отца! Глупый юнец!» — презрительно подумала воительница. Сколько раз излишняя самоуверенность приводила к кровопролитию!

— На этот раз тебе повезло, парень, — тихо сказала она, — но Бризус не оставит вас в покое. Я его знаю.

Адрик порывался заговорить, но Зена мигом осадила его холодным взглядом синих глаз. Она вздернула бровь и улыбнулась одними губами; Адрик притих.

— Я уже встречалась с этим наглецом. Для вас не имеет значения где. Раз уж афинский царь позволяет ему хозяйничать в своем городе, придется мне вмешаться.

— Но… наши родные… — робко произнес пекарь. — Я не хочу, чтобы их… Они ведь заложники!

— Ставлю условие. Если примете мою помощь, будете беспрекословно подчиняться. Даже если вам не захочется, — заявила воительница, и трое мужчин решительно запротестовали. — Нет-нет, я не забуду, что ваши близкие в плену. Их не убьют из-за меня. Могу поклясться любым богом, выбирайте.

Молчание. Его нарушила Габриэль:

— Это не просто слова. Зена будет осторожна, поверьте.

Воительница улыбнулась подруге и, снова приняв строгий вид, повернулась к Уклоссу:

— Слушай дальше. Если я возьмусь воевать против «Великой троицы» и ее сообщников, я доведу дело до конца. Не остановлюсь, пока негодяи не окажутся за решеткой или в царстве Аида. Ты все уяснил? — Зена выдержала паузу, но никто не ответил. Мужчины смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Она вздохнула. — Иначе «Покровители» возьмутся за старое или, еще хуже, примутся мстить.

Воцарилась гнетущая тишина. Наконец пекарь кивнул в знак согласия.

— Превосходно. Можете не одобрять мои действия и приказы, но подчиняться обязаны. Я не стану требовать того, что выше ваших сил. Скоро пленники вернутся к семьям.

— Это все, что нам нужно, — тускло пробормотал Брезакиус.

— Вот и ладно. Идем дальше. Возможно, я ничего не смогу поделать с Тезеем. Я воин, а не политик.

Снова молчание. Пекарь украдкой посмотрел на Брезакиуса. Адрик поднял глаза к небу. Наконец Брезакиус пошевелился и хотел заговорить, но Уклосс схватил его за плечо и взглядом указал на соседнее помещение.

— Думаю, нам троим следует поговорить, — запинаясь, выдавил он.

— Обсудите все, что нужно, и примите решение, — ровно ответила воительница. — Габриэль, нам тоже не мешает кое-что обсудить.

— Нет проблем! — весело ответила девушка, пряча в глазах тревогу.

Мужчины удалились в другую комнату; Кратос присоединился к ним, ни на минуту не спуская глаз с воительницы и ее подруги. Зена взяла Габриэль за руку и отвела в противоположный от двери угол. Устроившись на полу, она похлопала по плоскому камню рядом с собой, приглашая девушку сесть.

— Мне нужно сказать тебе кое-что весьма неприятное, — начала она тихим голосом, который мужчины не смогли бы разобрать и с вдвое меньшего расстояния.

Габриэль тяжело вздохнула и перебила подругу на полуслове:

— Ну-ка, дай угадаю! Хочешь убедить Бризуса, что ты ничуть не изменилась?

Зена скривилась:

— Шутить изволишь? Он мне и раньше не верил, еще в том лагере.

— Надо же, забыла! — Габриэль метнула на Зену быстрый взгляд из-под густых ресниц. — Тогда… Ой, нет, только не это! Не хочешь ли ты, чтобы я тоже сражалась?!

Зена снова поморщилась, и в ее глазах появилось неподдельное изумление. Габриэль сдвинула брови:

— Что за лицо! Ты думаешь, я не умею драться?

Воительнице вконец надоело слушать тараторку, и она сделала знак замолчать. Девушка подняла глаза к небу и закусила губу.

— Дай мне сказать, — потребовала Зена. — Потом я выслушаю все, что ты скажешь, если у тебя еще останутся замечания. Я вовсе не требую, чтобы ты вызволяла пленников или сражалась против Бризуса и нанятых им негодяев. И дело не в том, что ты не справишься. Справишься.

— Спасибо, — промямлила Габриэль, решительно не умевшая молчать. — Только ты это не всерьез, — добавила она, прежде чем воительница бросила на нее сердитый взгляд.

— Всерьез. Но тебе не слишком везет в Афинах, правда? У тебя здесь опасный враг: страж, которому не терпится поймать тебя и наказать не как воришку, а как собственного обидчика.

— Агринон не помеха, — вставила Габриэль, добавив про себя: «Да никогда и не был помехой. Как я его отделала, когда он пристал на бегах к бедняжке Арахне! Ну и пусть у Агринона зуб на меня за то, что пришлось поваляться на песочке у всех на виду. Все равно с ним справлюсь!»

— А что ты скажешь насчет Агринона и десятка его товарищей? Первый раз ты сражалась с ним один на один, но второго такого случая тебе не представится. И это не единственная причина, по которой я не беру тебя с собой. Кто-то должен проникнуть во дворец и поговорить с царицей, — Зена дернула подругу за короткую коричневую тунику. — Нужно выяснить, что произошло во дворце, а заодно сообщить Ипполите печальные вести. Это твоя работа.

Габриэль обдумала услышанное и вздохнула:

— А я-то думала, мы разделались с треклятой фразой: «Ты сражаешься, я болтаю». Разве нет?

Зена ухмыльнулась:

— А кто сказал, что ты будешь всего лишь болтать? Разве в царском дворце нет стражи или шпионов Бризуса? Один младший чиновник чего стоит!

Воительница замолчала и, скрывая ехидную улыбку, дожидалась ответа. Болтушка смутилась и защебетала:

— Ой да, конечно! Конечно, я согласна!

— Помни, — предупредила Зена, — лучше обойтись без шума. Просто прокрадись во дворец, поговори с царицей и возвращайся.

— Ага, — весело ответила Габриэль и сморщила нос. — Встречаемся здесь?

— Воительница, — окликнул Уклосс, входя в комнату в сопровождении остальных. — Мы подумали… Твоя лошадь… тут неподалеку есть кузница, ее хозяин — двоюродный брат моей жены и может приютить скакуна. Он хорошо о нем позаботится. Ты можешь устроиться там же, а хочешь — приходи ко мне.

— Лошадь не найдут? — спросила Зена.

— Надежней места я незнаю. Бывает, что туда заходят дети…

— Кто бывает в твоей лавке, кроме Адрика? — Воительница вскочила на ноги.

— Кроме нас, ни души, — ответил пекарь. — Жена больше не заглядывает. В лавке есть комнатка, где я храню зерно; сейчас она почти пуста. С улицы ее не видно.

— Отлично. Уведите Арго с улицы до рассвета. Я осмотрю конюшню при кузнице и решу, оставить ли там лошадь, — Зена повернулась к подруге, положила руку ей на плечо и подвела к Кратосу: — Поможешь ей?

Мальчик кивнул.

— Ты сможешь передать Габриэль, где меня искать?

— Да, — серьезно ответил паренек.

Воительница взъерошила ему волосы и улыбнулась:

— Смотри не попадись, хорошо?

Она порывистым движением обняла Габриэль и шепнула:

— Мигом и без шума, подружка.

— Будет сделано, — пообещала девушка. — Береги себя: Афины не принесли удачи нам обеим.

Зена отрывисто рассмеялась:

— Бризусу и его товарищам судьба вообще не улыбнется.

Глава 5

Габриэль долго возилась с засовом, дрожащими руками закрывая дверь за удалившейся Зеной, Арго и тремя их спутниками. Кратос сидел на полу, наблюдая за ней широко распахнутыми глазами на застывшем лице. Габриэль улыбнулась мальчугану и пристроилась рядом с ним, доставая из корзины ароматные булочки и протягивая приятелю одну из них.

— В ожидании твоего двоюродного брата мы можем перекусить, правда? Ой, как мне хочется придушить воришку!

— Не нужно со мной делиться, — перебил паренек, указывая на сдобу. — Уклосс принес хлеб для вас.

— Я съела уже две штуки! — настаивала Габриэль, угощая парнишку. — Бери! Ты что-то хотел спросить?

— Она, наверное, очень на меня злится?

— Ты о Зене? Да, она вне себя, но причина не в тебе, — честно ответила девушка. — Воительница терпеть не может запутанных историй: как раз таких, как эта. Она понимает, что ты здесь ни при чем, и не винит тебя. И еще, Зену возмущает несправедливость, а в Афинах она сейчас процветает. Подруге придется вмешаться: она не сможет оставить все как есть, а ведь у нас были совсем другие планы. Воительница — настоящий герой, но только не называй ее так, она этого не любит.

Мальчик задумался и разломил булочку надвое. Спрятав половину в карман, он принялся есть.

— Я… хотел поблагодарить тебя за то, что ты отыскала маму. Если б мне пришлось самому искать ее в темнице, поднялся бы переполох.

— Ой, ты бы справился, — заверила его Габриэль. — Помнишь торговца пергаментом? Он бы тебе помог.

— Кто знает, — тревожно ответил Кратос, и девушка с беспокойством посмотрела на него.

— Эй, он что, предатель? Я ведь плохо его знаю…

— Он не из шайки, не волнуйся, — с набитым ртом выговорил мальчик. — Конечно, он боится «Покровителей», они могут надавить на него, но ведь их все боятся… кроме моего двоюродного брата и Адрика. Пекарский сыночек просто глуп, а Гелариона защитит его славный отец.

Паренек дожевал кусок, бросил в рот новый и добавил:

— Торговец пергаментом поднял бы крик, что не любит, когда его бьют. Вот бы «Покровители» потешились. Кто любит-то?

— Никто, это уж точно, — поддержала Габриэль и переспросила: — Гелариона защищает отец? Ах да, вспомнила!

«Сын бога Гермеса находится под его неусыпной заботой. Ага, а я дочь великого Зевса!» — подумала она и посмеялась, живо представив себе такую забавную историю. Девушке пришлось скрыть улыбку: чего доброго, Кратос решит, что она смеется над ним или его драгоценным братцем.

Они в дружеском молчании доели хлеб; вдруг Кратос вскочил на ноги, кинувшись к входной двери. Он даже ни разу не споткнулся о кучи камней на полу. Габриэль вся обратилась в слух и стиснула в руке увесистый булыжник. Послышался тихий скребущий звук, паренек тихо вздохнул и поскребся в ответ. Постояв у двери еще секунду, он навалился на нее плечом, и в щель протиснулся Геларион. Изящная рука с длинными пальцами задвинула засов.

Златовласый воришка замер в неподвижности в угасающем свете огня, разглядывая Габриэль. Она с непроницаемым и мрачным лицом уставилась на маленького проныру. Конечно, она не умела напускать на себя грозный вид, как делала Зена, но в какой-то мере ей это удалось. Гелариону вполне хватило результата, достигнутого девушкой, чтобы в ужасе отступить на шаг и вжаться в угол.

Парнишка оказался старше, чем она ожидала: на первый взгляд Габриэль дала ему всего четырнадцать лет, теперь же поняла, что воришке не меньше семнадцати. На подбородке и над верхней губой она различила пробивающуюся бородку и усы. Кроме того, лицо юноши было не таким безупречным, каким девушка его запомнила: впечатление портили тяжеловатая челюсть и слишком уж тонкий прямой нос. Большой подвижный рот растянулся в притворной улыбке, и парень отвесил Габриэль шутовской поклон.

— Двоюродный братец передал, будто ты желаешь поколотить меня за то, что я нашел тебе бесплатный ночлег. Вот он я. К делу! — Он широко развел руки и улыбнулся. Габриэль иронично отнеслась к театральному жесту и безмолвно смотрела на юношу, оказавшегося вовсе не таким уж нескладехой, какого она предполагала увидеть. У Гелариона были золотые волосы, гладкая кожа, подтянутое мускулистое и стройное тело.

— Благодарю за любезность, — нашлась Габриэль, — но лучше подожду, пока ты потеряешь бдительность. Так будет интереснее.

Парень растерянно моргнул, и улыбка сползла с его лица. Стоя со сложенными на груди руками, девушка смотрела ему прямо в глаза, ей даже не приходилось задирать голову.

— А пока расскажи мне, зачем ты это сделал. Подлый прием!

В ответ юноша помотал головой и замахал руками:

— Побереги нравоучение, мне их уже читали. Та-ак скучно! Дальше ты сообщишь мне, что я не имел права брать чужой кошелек, — тут он пожал плечами, — но ничего не поделаешь, теперь он мой. А тот человек, с чьего пояса он раньше свисал на кожаном ремешке, уже не имеет на него права, такова жизнь. И вообще, мой брат вытащил тебя из темницы, Уклосс накормил отличным хлебом — в чем же дело?

Пораженная Габриэль уставилась на воришку:

— Ты что, правда, не понимаешь?

— Да мог бы, если б захотел, — мелькнула белозубая улыбка и сверкнули огромные глаза. — Но я не хочу.

— Братец! — прошипел Кратос, дергая наглеца за старую тунику. Лоскут оторвался с противным треском, а юноша разгладил оставшуюся на выпирающих ребрах ткань. — Она вместе с воительницей помогает нам! А ты что творишь?!

— Кратос, никто не сладит с «Покровителями», — нравоучительно произнес Геларион. — Никто. Мы не способны нанять помощников, а троица не считает денег.

С этими словами он повернулся к Габриэль.

— Я слышал о Зене и о том, как ты сразилась с Агриноном. Похоже, ты умеешь держать оружие, ну а воительница — та просто живая легенда. Но наша задача ей не по силам. И тебе тоже.

— Не думаю, — резко ответила Габриэль. Она нахмурилась и гордо расправила плечи. — Почему бы не попробовать? И кто тут говорил о деньгах? Зена не наемник и я тоже!

Геларион энергично пожал плечами, и в его голосе зазвучало что-то похожее на удивление:

— Что ж, меня это не касается. Я не стану работать на «Покровителей», а больше ничем помочь не могу. Зачем терять жизнь в тщетной борьбе?

— Интересная точка зрения, — сказала Габриэль, — но я так не могу, и тебе придется мне подчиниться.

Юноша лукаво скривил рот, и девушка торопливо добавила:

— В разумных пределах.

— А кто решает, что разумно? — весело спросил хитрец.

— Ух, брат! — разозлился Кратос. — Так и знал, что от тебя не будет толку?

Паренек понурился, а Геларион как ни в чем не бывало уселся рядом с ним. Их лица находились вровень, и с того места, где расположилась Габриэль, мальчуганы были похожи как две капли воды. Девушке это почему-то не понравилось.

— Ты же меня с детства знаешь! Зачем притворяться, будто расстроен?

Носком сандалии Кратос чертил в пыли замысловатые узоры.

— Но… Но, Геларион, если ты не прекратишь кривляться, она просто разозлится и уйдет!

— Не уйду, — пообещала Габриэль. — Может, стукну твоего братца лишний раз, но друга в беде не брошу.

— Спасибо на добром слове! — съязвил Геларион.

— Всегда пожалуйста, — ответила девушка, и в комнате повисла тишина. Наконец Кратос откашлялся и обиженно заявил двоюродному брату:

— Я знал, что ты не поможешь! Но мне нужно отвести Габриэль во дворец, и хорошо бы ты изволил сказать, куда идти после того, как миновал кухни, — мальчик затих, а Геларион, раскрыв рот, уставился на него.

«Значит, и ему не чуждо удивление», — удовлетворенно отметила Габриэль.

— Это невозможно, — мягко, но не терпящим возражения тоном заявил любимец Гермеса.

— Возможно! Ей необходимо поговорить с царицей! Она не найдет дороги! — петушился Кратос, расправляя плечи. — Только скажи, как проникнуть в покои, остальное я сделаю сам. Я все равно пойду, даже если ты не ответишь!

— С ума сошел, дорогой братец! — фыркнул Геларион. — Опять наслушался этого северного певца и его глупых сказок.

Снова воцарилось молчание. Голос златовласого воришки не выдал беспокойства, но теперь его взгляд рассеянно блуждал по дальней стене. Потом юноша поднял глаза на Габриэль и улыбнулся уголками губ:

— Ну что ж, милейшая госпожа, кажется, я должен вымолить у вас прошение за вчерашнюю оплошность.

— Без сомненья, — сухо ответила девушка.

Он не дал ей закончить:

— И, допустим, ты простишь меня. Тебе так вздумается, мало ли что…

— Потому что я слишком благородна, чтобы сердиться. Ты когда-нибудь слышал о благородстве?

— А как же! — рассмеялся Геларион, но смех прозвучал неестественно. — Переизбыток этого чувства каждый вечер отправляет в Аид толпы юных героев, и мой отец провожает их души. Благородство губит людей. Убивает, вот так.

— Твой отец провожает… Я никогда не слышала этой легенды! — воскликнула Габриэль, но тут же осеклась: не время. — Эй, не пытайся сбить меня с толку! Кстати, честь и отвага не всегда…

Девушка почувствовала, что опять отклонилась от темы, и закатила глаза:

— Я тебя прощаю. Что дальше?

— Допустим, я соглашусь проводить тебя во дворец. В отличие от братца, я бывал дальше кухонь и могу отвести тебя куда угодно. Стражники нас не поймают и даже не заметят. Если хочешь, я сохраню священную тайну, — Геларион услышал слабые протесты Кратоса и положил руку ему на плечо. — Братец, я доверяю тебе и не хочу тебя обижать, но ты еще не набрался опыта. Тетушка Элизеба сживет меня со свету, если узнает, что я отпустил сынулю одного во дворец. К тому же сейчас ты у всех на слуху, тебя ищут, не забыл? Твоя мать сбежала из темницы, а ты разгневал «Покровителей».

Упрямец Кратос затряс головой:

— Никто не знает, что маму спас я, и, кроме того…

— Поверь мне, брат, вести расходятся быстро.

— Э-э… Нельзя ли отложить пререкания? — вмешалась Габриэль. — Если уж Кратос на слуху, то обо мне нечего и говорить. Пара городских стражей спит и видит, как бы упечь меня в подземелье, а мне совсем не хочется там оказаться. Мне надо сделать свое дело и затаиться, ясно? И нам нужно как можно скорее выбраться из Афин — прежде чем со мной и Зеной стрясется что-нибудь еще.

Геларион округлил глаза и отмахнулся.

— Кратос, — мягко позвала девушка, и мальчуган поднял на нее несчастные глаза, а потом отвернулся. — Пожалуйста, останься здесь. Я правда не считаю тебя малышом. Ты поразил меня, так ловко вытащив нас из темницы. Ты смел, умен и предусмотрителен, как редкий взрослый. Но раз Геларион утверждает, что тебе лучше остаться, значит, так и есть. Я не могу подвести Элизебу: она не простит мне твоей смерти. А что, если мы с Зеной тоже погибнем? Кто вам поможет?

Габриэль сделала паузу, мальчуган опустил голову и наконец смирился.

— Поверь, я полностью полагаюсь на тебя и рада, что у меня есть такой надежный помощник.

Молчание затянулось, но девушка понимала, что Кратос больше не станет упрямиться. Она повернулась к Гелариону и на всякий случай одарила его зловещим взглядом.

— Когда выходим?

— Когда хочешь, — не задумываясь, ответил юноша и красивой рукой взъерошил волосы брата. Мальчик выдавил кривую улыбку, — но лучше подождем до заката. Слуги усядутся есть, повара займутся царским ужином, а придворные и сама Ипполита разойдутся по покоям отдыхать перед поздней трапезой.

— Ладно, — согласилась Габриэль.

— Я принесу тебе мамино покрывало, — предложил Кратос, почти перестав дуться. — Оно длинное и скроет лицо и волосы.

— Спасибо, ты очень помог, — поблагодарила девушка и прибавила, поворачиваясь к Гелариону: — Еще заглянем в лавку торговца пергаментом, убедимся, что его скоро освободят.

— Освободят? — удивился златовласый юноша. — Что-то я об этом не слышал.

— Ты не так понял. Надо рассказать помощнику, где Петер. Пусть позаботится о нем.

Вор ухмыльнулся и запустил длинные пальцы в прелестные завитки своих волос:

— Ах вот как! Если на сегодня это самое трудное поручение…

— И не рассчитывай! От меня так просто не отделаться.

Они уже пробежали ряды, где торговали зерном, и пробирались меж лотков, уставленных сосудами с благовониями, когда Гелариона вдруг остановил резкий оклик. Он оглянулся через плечо, и Габриэль увидела, как в его глазах зажглось удивление, а на губах заиграла ехидная усмешка, предназначенная кому-то позади нее.

— Ох, лучше не оглядывайся, — предупредил воришка, для пущей убедительности поклявшись своим отцом. — Нам жуть как повезло!

— Повезло?

— Ага! Там твой любимый страж, он очень зол, — весело заявил юноша. — Говорю же, не оглядывайся! — выпалил он и, схватив Габриэль за запястье, потащил ее за собой меж тесных рядов, чуть не вырвав у нее тяжелый посох. Пару раз он резко менял направление: пробежал мимо торговца булками, затем мимо богато одетой женщины с властным взглядом и рыжими косами. Девушка мчалась следом, почти не разбирая дороги. Толстуха сердито обернулась, пребольно задетая бегущей Габриэль, та бросила на нее беспомощный взгляд, но Геларион уже увлекал ее дальше, мимо высоких полок с кувшинами и амфорами всех цветов и размеров. Позади снова раздался крик, и за соседними рядами, скрытыми развевавшимся полотнищем, послышался топот бегущих ног. Вор оглянулся на Габриэль и рассмеялся. В глазах его играли лукавые искорки, а дыхание даже не сбилось.

Этого нельзя было сказать про девушку. Она склонилась вперед, упираясь руками в коленки и тщетно стараясь сдержать бешеные удары сердца. Пряча раскрасневшееся лицо, Габриэль жадно хватала ртом воздух.

— Что… ты… имел в виду? Какой еще любимый страж?

— Ого, а мне говорили, что вы с воительницей в прекрасной форме! — не слишком любезно заявил парень. — Дышишь, как мой дед — по материнской линии.

— Неужели? — Девушка набрала в грудь побольше воздуха и задержала дыхание, затем сухо ответила: — Конечно, куда мне за тобой угнаться, тебя ведь тренирует сам Гермес. Верно?

Губы юноши недовольно скривились:

— Только не начинай опять.

— Да неважно мне, кто твой отец! Хоть Зевс, хоть Гермес, хоть одноглазый Циклоп, которого я повидала на полпути в Фивы. И я не стану затевать спор, потому что мне дела нет до твоего папочки! — выкрикнула Габриэль, вконец потеряв терпение, а с ним и осторожность. Геларион сделал предупреждающий жест, и девушка, опомнившись, понизила голос: — Эй, давай-ка выберемся с рынка, заглянем в лавку и потихоньку вернемся. Хватит мне искать неприятностей!

— Ты?! — раздался скрипучий, неприятный и странно знакомый голос. Габриэль резко обернулась, держа наготове дорожную палку, и увидела в четырех шагах от себя Агринона. Палка туда не дотягивалась. Рот стражника уродливо кривился, а глаза быстро скользнули за спину девушки, и тогда Агринон удовлетворенно хмыкнул: — Так и знал, что застукаю тебя с этим вором. Ну, кто он: твой любимый, или брат, или… Впрочем, какая разница? А может быть, воительница предпочитает молоденьких…

Габриэль выдавила смешок и от злости еще сильнее сжала посох.

— Сам догадался или кто подсказал? — сладким голоском спросила она. Стражник сощурился, а девушка расхохоталась, на сей раз уже увереннее. — Знаешь что, Агринон? Ты мне за все заплатишь, причем сию же минуту.

— Вот уж не думаю, — презрительно фыркнул он. — Вы оба пойдете со мной…

— И не мечтай, — спокойно ответила Габриэль. — Что, испугался девчонки, вполовину меньше тебя ростом?

Издевка достигла цели: страж зарычал, залился краской и выхватил кинжал. Девушка метнулась вперед, резко ударила Агринона палкой по запястью, и клинок отлетел далеко в сторону. Но сила отдачи заставила ее выпустить посох; он с глухим стуком упал на землю.

— Что-то здесь слишком людно, — внезапно заявил Геларион, с издевательским смешком давая деру. Второй стражник, которого Габриэль только сейчас заметила, кинулся было следом, но Агринон остановил его.

— Оставь мальчишку! Нам нужна она, — выдохнул начальник, указывая на девушку.

— Эй ты! Немедленно вернись, маленький негодяй! — вне себя завопила Габриэль, но ее слова уже не могли долететь до воришки. Девушка оглянулась через плечо, увидела только мелькающие пятки проныры и снова повернулась к стражам. Агринон самодовольно выпрямился и, криво усмехаясь, направился к своей жертве. Габриэль вдруг отвела глаза: в тесном проходе между лавками замерла, словно статуя, та самая женщина, которую она едва не сбила с ног минутой раньше. Руки рыжеволосой были уперты в бока, а на лице застыло непередаваемое выражение.

— Что тут творится? — громогласно спросила она. Спутник Агринона резко обернулся, а его начальник только бросил взгляд в сторону женщины и полностью переключился на светловолосую девушку, которой он так давно мечтал отомстить. Габриэль состроила виноватую улыбку и подпрыгнула, правой ногой ударив стража по коленям. Агринон скорчился, оглашая округу сердитой бранью, а девушка схватила с земли посох и, вонзив его в землю, оперлась на палку и подпрыгнула еще раз, с противным треском стукнув стража пятками по виску. Задавака мешком рухнул в пыль и наконец замолчал.

Габриэль обернулась, держа наготове посох, но второй стражник опасливо попятился от нее, не желая нарываться на неприятности. Он явно собрался бросить начальника и его несостоявшуюся пленницу на поле боя, но тут толстуха постучала его по плечу и многообещающе откашлялась. Страж вздрогнул и обернулся; женщина встретила его ударом локтя, резким движением стукнув беднягу по челюсти. Изменив направление локтя, она добавила удар по горлу, а Габриэль обрушила на голову несчастного свой посох.

— Ого! — сказала девушка минуту спустя, когда немного перевела дух и смогла взглянуть на толстуху. — Отлично сработано!

Женщина наморщила тонкий веснушчатый нос и бросила на поверженного стража полный отвращения взгляд.

— Ах, это! Научилась паре приемов от брата, — сказала она, потирая локоть.

— Запомню этот прием, очень действенный, — поддержала разговор Габриэль. — А ты пришла сюда из чистого любопытства? Увидела двух царских стражей и решила поглазеть? Как-то странно…

— Меня они не тронут, — уверенно ответила госпожа и многозначительно изогнула губы. — К тому же мне очень хотелось узнать, почему средь бела дня по нашему рынку ходит такая девушка, закутанная в нищенское покрывало да еще в сопровождении знаменитого вора. Кажется, любопытство опять заглушило здравый смысл. В наши дни от стражи лучше держаться подальше.

— Да уж, не могу не согласиться, — энергично закивала Габриэль. Затем она оглянулась и еле слышно выругалась. Собеседница удивленно приподняла брови. — Так и знала, что гадкому мальчишке нельзя доверять!

— Любой торговец скажет тебе то же самое, — подтвердила женщина. — Кстати, меня зовут Кидавия.

— Габриэль. Э-э… Ты не знаешь, где поблизости торгуют пергаментом? Хозяин лавки высокий светловолосый чужеземец по имени…

— …Петер, сын Вагта, из города Скйолда. Не удивляйся: в Афинах не так уж много людей из дальних краев — особенно из таких дальних, — а торговец пергаментом вообще один, — живо ответила Кидавия и в глазах ее появился интерес. — Я знаю, где его лавка и кстати, сама туда направляюсь. Если тебя устроит не такой быстроногий провожатый… — она не договорила, ибо предложение было и так очевидно. Послышался тихий смешок, и обе приятельницы обернулись. Габриэль успела приготовить посох. Геларион оглядел распластанных на земле стражей и, когда Агринон застонал и пошевелился, пнул его ногой в висок. Кидавия прищурила глаза и с недоверием оглядела воришку, Габриэль поморщилась.

— Поверить не могу, что вы решили здесь поболтать! — прошипел юноша. — Дожидаетесь, пока они очнутся, чтобы повторить удовольствие?

— Поверить не могу, что ты посмел вернуться сюда! — огрызнулась Габриэль, до глубины души возмущенная его бегством. — Хочешь сказать, будто достоин доверия?

— У тебя редкий дар находить неприятности, — заметил Геларион. — С моими друзьями проще.

Он перевел глаза на Кидавию и вдруг сморгнул, изогнув рот в усмешке. Тут застонал второй страж, и юноша схватил Габриэль за руку, увлекая ее подальше от опасного места. Он протащил ее меж плотных гончарных рядов, затем по безлюдной пыльной площади и очутился перед низким столиком, уставленным мотками пряжи.

— Мы рядом с лавкой чужеземца, — нарушил парень долгое молчание.

— Не так уж рядом, — раздался позади него голос Кидавии, и Геларион обернулся наградить ее сердитым взглядом, но тут же улыбнулся.

— Я тебя знаю, — вдруг сказал он. Женщина сложила руки на груди, прикрытой превосходной голубой туникой, и уперлась в воришку неподвижным тяжелым взглядом. — Ты та самая госпожа, которая не может хохотать стоя. Прославилась на все Афины.

— Что не может? — переспросила Габриэль и тотчас поняла смысл его слов. — Так это ты! — воскликнула она, оборачиваясь и широко распахивая глаза от изумления. — Ты женщина, которая пожаловалась на Петера и упекла его в темницу! Как ты могла?

— Я этого не делала, — ответила Кидавия, и в ее взгляде полыхнула ярость. — Это муженек постарался! Хотя дело его не касалось, и в следующий раз я стану все решать сама. Не послушается — не получит денег на выборы в Ареопаг. Деньгами семьи распоряжается мой отец.

Женщина покачала головой, посмотрев на Габриэль и воришку:

— Простите муженька. Так что здесь делает амазонка да еще в такой компании? — Она презрительно махнула рукой в сторону вора, и Геларион скорчил гримасу.

— У нее хороший вкус, — ответил парень, а девушка пихнула его в живот и одарила сладчайшей улыбкой и гневным взглядом. Он скорчился, хватая ртом воздух, как рыба.

— Я, собственно, не амазонка, — осторожно поправила Габриэль, — но меня приняли в их ряды по благословению царицы Мелозы. В общем-то, это случайность. Я… странствую с Зеной.

Женщина и так смотрела на нее во все глаза, а тут они распахнулись просто невероятно. У Кидавии перехватило дыхание:

— С Зеной! Милосердные боги, это правда? Я столько о ней слышала!

Габриэль покачала головой и развела руками:

— Поверь, она изменилась…

— Нет-нет, я слышала последние вести! — настаивала женщина. — Она спасла целую деревню, у меня там двоюродная сестра. Ужасный военачальник по имени Драконт уже собрался всех убить, а Зена…

— Уф, хорошо, — успокоилась Габриэль. — Ты слышала то, что надо. Но…

Кидавия накрыла ее руку своей:

— Ты жила с амазонками? Ты их знаешь? Ты могла бы представить им меня: Женщину, разделяющую их взгляды?

— Ну чего мы здесь стоим? — заныл Геларион. Женщины повернулись и окатили его ледяным взглядом, юноша пожал плечами и горько сказал: — Лавка там, мы здесь, а стражи, без сомнения, шастают сейчас по рынку и ищут тебя, — обратился он к Габриэль. — А мы…

— …Немедленно отправляемся в путь, — оборвала воришку Кидавия. — Причем «мы» — это я и Габриэль. А ты займись своими делами.

Девушка с удовольствием подумала, что Кидавии неплохо удавался убийственный взгляд, хотя до Зены ей, конечно, далеко. Женщина глядела на парня, чуть вздернув подбородок и прищурив холодные синие глаза. Геларион пошатнулся, отступая, и выдавил примирительную улыбку.

— Вам решать, конечно, — заговорил он, — но у меня есть дело к Самилосу, помощнику Петера, поэтому мы можем идти вместе или порознь, но пути наши пересекутся. Почему бы нам, достойные госпожи…

— Ладно, ладно, — кивнула Габриэль. — Кажется, нам сюда? Так пошли наконец!

— Пора бы, — присоединилась к ней Кидавия и тронулась в дорогу. Златовласый воришка затейливо выругался и засеменил следом.

Скоро он куда-то исчез, но стоило Габриэль с облегчением подумать, что Геларион пропал, как он появлялся, словно на зов: сбоку или на полшага впереди. Каждый раз девушка вздрагивала от неожиданности, а рыжеволосая Кидавия только смиренно вздыхала и продолжала идти.

***

Лавка торговца пергаментом оказалась гораздо меньше, чем можно было ожидать: Габриэль увидела всего лишь крохотную комнатку, шесть шагов в длину, четыре в ширину, от пола до потолка забитую полками с готовыми свитками. В ней не было окон, только узкие щели под самой крышей, сквозь которые сюда проникал свежий воздух. Между полками оставались узкие проходы, над головой тоже громоздился пергамент. Девушка искренне надеялась, что Петер надежно уложил свой товар. В комнате лежали развернутые свитки, стопки необработанных шкур, стебли папируса, тонкий бежевый пергамент, отшлифованные палочки, причудливые резные стилосы — словом, все, что только может понадобиться писцу и поэту. За этим изобилием притаилась полка с особыми свитками — в них были записаны истории, а еще дальше хранились глиняные печати, которые подмастерья обмакивали в чернила или воск и прикладывали к листам, в мгновение ока украшая их картинками.

К счастью, Габриэль нигде не заметила пакостного свитка, стоившего Петеру свободы.

Геларион протиснулся мимо девушки и скользнул в заднее помещение, откуда слышался непрекращающийся скрежет и летела стружка.

— Самилос! Эй, ты здесь?

— А кто еще поднимет такой шум? — раздался в ответ грубый голос.

Габриэль возвела глаза к низкому потолку и улыбнулась приятельнице:

— Э-э… Кидавия, верно? Ты хочешь быть представлена амазонкам? Почему?

Уголки губ женщины приподнялись, хотя глаза остались мрачными. Она нетерпеливо откинула с рыжих волос бледно-голубое покрывало.

— Хочу сбежать от помешанной на лошадях родни и скучного супруга и оказаться там, где разводят настоящих скакунов. Хочу мчаться куда глаза глядят. Хочу быть амазонкой.

— Погоди-ка, — Габриэль искоса взглянула на нее. — Твой муж и семья занимаются лошадьми. Ты выросла у конюшен, но тебе не позволяют ездить верхом, так?

— Отец мечтает разбогатеть. Мужа он мне выбрал по расчету, — сухо ответила Кидавия.

— A-а, понятно, — сочувствующе протянула девушка. — Родня велит тебе остепениться и стать солидной госпожой, а ты не хочешь.

— Точно, — мрачно подтвердила Женщина. — Дай мне выбор, и я умчалась бы вдаль на белом коне. Как амазонки.

— Красивая мечта, сохрани ее, — мягко посоветовала ей новая подруга. — Может, и сбудется, главное — очень захотеть.

Тут Габриэль вспомнила, что ей предстоит, и печально закончила:

— А у меня сейчас одна дорога, и та мне не очень-то нравится. Нужно пробраться во дворец к царице. Проводником служит он, — девушка указала на воришку.

— Ох, да ты что! Ни в коем случае! — решительно возразила Кидавия.

— Как это?

— А вот так. Может, он и выведет тебя куда нужно, а я-то проведу наверняка. Я лично знакома с Ипполитой.

— Правда?

— Ну… Она знает меня, насколько царицы знают жен богатых торговцев, — призналась женщина с тихой усмешкой. — Но мне кажется, я ей нравлюсь, потому что у нас есть общие интересы: лошади, к примеру. А это значит, что я могу открыто приходить во дворец, когда пожелаю. Кстати, женщин моего ранга обычно сопровождает служанка, — хитро прищурившись, добавила Кидавия, — скажем, юная девушка с меня ростом, со светлыми волосами под скромным покрывалом, действительно принадлежащим моей служанке, и в темном пеплоне, скрывающем одежды амазонки.

Габриэль рассмеялась:

— Ух ты! Здорово!

— Ничего не выйдет, — объявил Геларион, появившийся прямо перед болтушкой и заставивший ее подпрыгнуть на месте. — Не слушай глупых предложений. Она… Вспомни, что случилось с бедным торговцем!

Девушка взглянула на уверенно сложившего на груди руки мальчишку:

— Кидавия не виновата, это все ее муж. Кстати, история и правда уморительная. Я сама живот надорвала от смеха.

— Ты не можешь… Впрочем, поступай как знаешь, — равнодушно ответил юноша. — Может быть, тебе удастся проникнуть во дворец, поговорить с Ипполитой и даже выбраться обратно. А что потом?

— А потом навсегда расстанусь с тобой, и я этого жду не дождусь, — парировала Габриэль.

— Представь, что, сидя во дворце, ты захочешь отправить весточку… своей подруге, из самого сердца вражеского лагеря. Как ты это сделаешь? — тщательно выбирая слова, спросил прославленный вор.

— Ну… я… Э-э, — Габриэль, ища поддержки, бросила быстрый взгляд на Кидавию. Женщина так замотала головой, что рыжие косицы разлетелись в стороны. — Тогда мы… А что мы сделаем?

— Тогда, — продолжил юноша, — вы просигналите Гелариону из царского окна.

Он приложил к носу указательный палец и трижды почесал его кончик:

— И Геларион передаст весточку воительнице и ее друзьям. Ты же считаешь себя девушкой умной и находчивой: придумаешь способ сообщить новости мне.

— Лучше я придумаю способ поколотить тебя! — вступилась сердитая Кидавия, сжимая кулаки. Габриэль мигом оказалась между ней и воришкой, изобразив на лице наивную улыбку:

— Что ж, отлично. Я знала, что втроем нам будет легче. Геларион, по дороге на глаза не показывайся, но только не уходи далеко, — девушка и воришка обменялись язвительными взглядами. — Иначе знаешь, что сделает с тобой Зена? Вот и правильно, лучше об этом не думать.

Геларион со вздохом покачал головой:

— Ладно, ладно, я с вами. А это еще что? — спросил он, заметив, что узкая полоска света, проникавшая в лавку сквозь приоткрытую дверь, внезапно исчезла.

Глава 6

Явился Петер. У него был слегка потрепанный вид и усталое лицо. Торговец тихо шагнул в лавку, протиснулся меж длинными полками с рабочими принадлежностями и бессильно опустился на пол. Усевшись у ближайших полок, он принялся неразборчиво ругаться на странном, должно быть, родном, языке.

Габриэль поспешила к другу, уселась рядом, провела рукой по щеке изможденного бедняги. Едва заметная светлая щетина кольнула ее пальцы, Петер слабо улыбнулся.

— Не сомневался, что ты выполнишь обещание, Габриэль. Спасибо, что заглянула в лавку. Однако все уже позади, — добавил он, пытаясь улыбнуться. — Что им еще оставалось делать, кроме как отпустить меня восвояси и оставить в покое? Надеюсь, не передумают.

Торговец поднял глаза и увидел Кидавию. Страдалец сморщился и выдавил улыбку. Женщина твердо заявила:

— Я велела Бердрису раз и навсегда забыть о мести. Дело касается тебя и меня, но никак не моего чванливого мужа. Я не сержусь на тебя, торговец. Муж тебя больше не тронет.

— Приятно слышать, — устало ответил Петер и поднял глаза, заметив своего тощего, как спица, помощника. Самилос вышел из задней комнаты и с любопытством уставился на хозяина. Из-за его плеча выглядывал любимец Гермеса, и это заставило Габриэль поежиться от неприятного предчувствия.

— Не смей ничего утянуть, светловолосое горе! — серьезно предупредил торговец. — Чтоб не тронул ни черепка, ни обрывка!

— Ой, зачем мне эта чепуха? — обиделся Геларион. — Писать не умею, читать тоже, учиться не собираюсь. Пергаментом себя не прокормишь.

— С чего ты взял? — удивился Петер, давненько державший лавку.

— Ладно, забудем. Я уже клялся, что не трону ни кусочка папируса, господин, — ответил воришка, и последнее слово прозвучало едва ли не обиднее брани.

— Ну обещал, — проворчал Петер, — а я все равно тебе не доверяю. И ты это прекрасно знаешь.

Тут торговец обратился к Габриэль:

— Не надо было выходить из дома днем, опасно. Я вообще думал, что вы с Зеной давно уже покинули Афины.

— Ну… — протянула девушка и зарделась.

Болтун улыбнулся, и вокруг его голубых глаз собрались морщинки:

— Решили нам помочь, да? Так и знал, что стоит вам выслушать Кратоса и его близких, вы не уедете.

— Попробуем помочь, — ответила Габриэль и многозначительно посмотрела на его помощника.

— Он абсолютно надежен. Но! Завален работой, потому что нам заказали новые свитки. Верно, Самилос? — уловив намек, помощник что-то пробубнил и удалился. Гелариона тоже не было: он незаметно исчез чуть раньше.

— Думаю, тебе нужно знать: Зене все это не нравится. Конечно, она поможет, но… Нет, она не бросит Кратоса, его маму и прочих на произвол судьбы, только… Лучше не злить ее лишний раз.

Петер понял подругу с полуслова:

— Хорошо, я не стану мозолить глаза воительнице.

Габриэль тем временем продолжала:

— Хотела бы я знать, почему вы ничего не предпринимаете? Уселись сложа руки, и все тут! А что, если б мы с Зеной не приехали в Афины? Или не попали бы в темницу, или Бердрис не подал бы жалобу?

— Что ломать голову? Это судьба, — торжественно ответил Петер, чуть усмехнувшись. — Наша встреча предначертана богами…

— Выдумал тоже! Станут боги вмешиваться в такое безобразие, — фыркнула девушка. — Теперь они нам не помогут. Пусть сначала отсмеются: боюсь, со стороны мы выглядим глупо.

— Ерунда! — возразил торговец. — Мои боги тоже любят посмеяться, но это не значит, что они не станут помогать.

— Лучше подумай о Зене, ей уж точно не до смеха, — прервала бесполезный спор Габриэль. — Так что постарайся не попадаться ей на глаза и расскажи наконец, почему все в этом городе сиднем сидят и ничего не делают, чтобы помочь несчастным?

— Лавку видишь? — спросил Петер, обводя руками помещение. — Не велико богатство, однако нажито собственным трудом. Стоит перейти дорогу «Покровителям», и мне придется брести домой, в лачугу дядюшки Эркка. А мне что-то совсем не хочется. Добряки финикийцы пустят меня на корабль и перевезут через море за удовольствие послушать россказни. Но другие народы не так отзывчивы. Валькирии, северные девы — богини войны, не дадут мне умереть спокойно: сначала они наиграются всласть.

— Стоны оставь на потом, — властно оборвала Кидавия, подбоченившись. — Габриэль спросила, почему ты не помог несчастным. Отвечай.

— Я уже ответил, — обиженно произнес торговец. — Что я могу сделать для них? Ну, обращусь к чиновникам, так они давно подкуплены. Попаду в темницу. Кому от этого лучше? Кинусь сражаться — погибну сам, и половину заложников поубивают. С Тезеем незнаком и понятия не имею, кому во дворце можно доверять. О боги, я же не воин, я торговец пергаментом! Куда мне в Валгаллу лезть? Между прочим, вы уже встречали царских стражей и знаете, на что они способны. Я сделал все что мог, нашел несчастным защитника. Даже двух защитников, — осмотрительно поправился Петер, заметив, что Габриэль искоса взглянула на него и тихо откашлялась. — Прошу прошения, если вы недовольны ответом, — заключил он. — Так обстоят дела. Я считаю, каждый должен делать все, что в его силах, а выше головы не прыгнешь.

— Я… Ты прав, — вздохнула Габриэль, запуская пальцы в длинные волосы. — Извини меня, Петер, просто…

— Когда держишь стилос, папирус найти не проблема, — философски ответил торговец.

— Метко сказано! — восхитилась девушка. — Не возражаешь, если я запомню эту фразу?

Петер вдруг лукаво улыбнулся, и его улыбка напомнила Габриэль улыбку сатира. Болтун добродушно соединил ладони:

— Конечно! Мы же стоим друг друга.

— Прекрати! — сурово сказала Кидавия и, не выдержав, рассмеялась. — Ты меня доконал. Ответь-ка на пару вопросов: ты знаешь, кто из стражей получает от «Покровителей» деньги?

— Ты про грязных предателей, отвернувшихся от нашего царя? К сожалению, знаю гораздо больше, чем ты думаешь, — задумчиво произнес Петер, разводя руками. — Во-первых, Агринон и его приятель Кседимал; эти двое настолько обнаглели, что странно, как Тезей сам ни о чем не догадался. Раньше царь тайно бродил по городу и слушал разговоры и сплетни. Он в самом деле считался с мнением горожан и удовлетворял их жалобы.

— Знаю. Так все говорят, — вздохнула Габриэль.

— И правильно говорят, — вмешалась Кидавия. — Только в последние две недели творится что-то неладное. «Великая троица» совсем распустилась.

— Говоришь, четырнадцать дней? Это уже кое-что, — зацепилась за ее слова девушка.

— Стражники, стражники, — пробормотал Петер и пожал плечами. — Во дворце есть еще пара предателей, но их имен я не знаю.

— Ладно. Хотя бы предупредил, что надо соблюдать осторожность.

— Большую осторожность, — поправил торговец. — Смотри не заблудись там: это просто рай для Минотавра, сплошные длинные коридоры, лабиринт.

— Я ее проведу, — тихо заверила Кидавия.

— Да? Ну хорошо, — торговец склонился к Габриэль, неуклюже поцеловал ее руку и побрел в заднюю комнатку, где в поте лица трудился помощник.

***

Мгновение спустя Геларион тронул девушку за плечо; Габриэль вздрогнула, а Кидавия тихо выругалась. Юноша произнес:

— Ты не можешь идти во дворец с этой женщиной!

— Надо же! — приподняла брови Кидавия, с вызовом поглядев на вора.

Габриэль переводила глаза с женщины на воришку и наконец со вздохом кивнула Кидавии:

— Мне очень неприятно, но он прав. Бывает, что план не срабатывает: я называю это проколом. Стройная схема разваливается в самый неожиданный момент. Если с тобой что-нибудь случится, Зена прихлопнет меня, как крылатую малютку из мифа.

— Не случится, — твердо начала женщина, но Габриэль покачала головой, поднимая руку и призывая к молчанию.

— Я тоже предпочитаю так думать. Конечно, ничего не случится. У Гелариона здесь дурная слава, ему нечего терять. А ты, Кидавия, если вдруг нам на пути встретится сильный страж-предатель, не сможешь закончить ничего из того, что хотела!

— Я… — замялась женщина, неровно дыша.

— Раны и ушибы причиняют боль, но они заживают. Смерть непоправима. Иногда она приходит мгновенно, — Габриэль замолчала. — Прости, я не хотела этого говорить. Обещаю, если мне представится случай, я передам твою просьбу царице Мелозе. Может быть, тебя примут в семью амазонок. И прости, что не успею познакомить с Зеной: сейчас не до того, ты видишь.

— Я так хотела вам помочь! — опечаленно произнесла Кидавия; ее плечи ссутулились, а уголки губ опустились. Габриэль похлопала ее по плечу и порывисто обняла.

— Ты очень помогла. Как ты разделалась с приятелем Агринона! — улыбнулась девушка, вспомнив потасовку. Ее рыжеволосая приятельница улыбнулась в ответ и вдруг стала серьезной, стиснула руку Габриэль.

— Если понадобится помощь, шли весточку сюда. Я приду вам на выручку, — сказала она и направилась прочь из лавки.

Последовало долгое молчание, нарушаемое только скрежетом металла и приглушенными голосами в мастерской. Габриэль посмотрела прямо в лицо воришке, он ответил ей столь же прямым взглядом.

— Помни, что я предпочла твою помощь, а не ее. Если подведешь меня, пожалеешь, — пригрозила девушка.

— Ох, напугала! — притворно вскрикнул Геларион и резким кивком указал на заднее помещение. Вор двинулся вперед, девушка следом. Близ узкого входа в мастерскую он вдруг развернулся и, протиснувшись меж доверху забитыми полками, очутился на улице. Габриэль вышла за ним и — налетела на спину проныры, который внезапно замер на месте.

— Видишь? — весело спросил он, вдыхая свежий воздух. — Готов поспорить, Толстуха не знает этого выхода!

Девушка ткнула пальцем в нос наглеца:

— Ее ты называешь Толстухой, а меня Приезжей, да? Между прочим, у меня есть имя, — парень рассмеялся, и она нахмурилась: — Не зли меня, Геларион!

— Я тебя? — переспросил вор и, отодвинув ее руку, скользнул в узкую сумрачную аллею. Габриэль глядела ему в спину, пока Геларион не обернулся и не поманил ее рукой, а потом поспешила вслед за провожатым. «Ох, зачем я его позвала! Наверное, великий папаша Гермес хохотал на всем пути в Аид!» — ругалась она, вспомнив, почему Геларион оказался рядом с ней.

Юноша остановился на несколько шагов впереди нее и указал на грязную улочку между двумя рядами низеньких домишек с плоскими крышами.

— Видишь кучу камней? — глаза девушки еще не привыкли к темноте, и ей понадобилось время, чтобы осмотреться. Минуту спустя Габриэль кивнула. — За ней еще пекарня. Похуже, чем у дяди Уклосса, зато меня там кормят, когда захочу. Экетерону нравятся интересные истории, если постараешься — заработаешь себе на хлеб.

— Хлеб? — Габриэль вдруг показалось, что она не ела уже тысячу лет. Как давно она разделалась с пышной, сдобной, хрустящей булочкой толстяка пекаря! В желудке у нее забурчало, и Геларион с удивлением воззрился на спутницу. Девушка кисло улыбнулась и отвесила воришке подзатыльник: — Шевелись! Рассказать легенду — мне раз плюнуть, а если ты избавишь меня от необходимости представляться, дело станет вообще легче легкого. Но для этого тебе надо прожить еще полчаса. Ох, не зли меня!

— Как страшно, — спокойно сообщил Геларион и, хихикнув, направился в сторону пекарни. Габриэль возвела глаза к небу.

На город опустилась ночь: последний луч солнца уже скрылся за горами, когда Геларион снова вывел Габриэль на улицу. Девушка бросила через плечо тревожный взгляд туда, где, как она предполагала, находилась пекарня Уклосса, и прошептала:

— Там Зена. Будь осторожен.

Укромными дорожками они прокрались по аллеям, проскочили оживленные улицы и еще не затихший рынок, где жрец в изорванной набедренной повязке призывал силой разделаться с теми, кто повинен в нищете афинян. Рядом с ним стояли двое стражей: то ли дожидались, пока жрец прямо выскажется против Тезея и этим даст повод для ареста, то ли охраняли его от недовольной толпы. Снова аллея, потом еще одна, они змеились и вились впереди бегущих, и скоро Габриэль перестала ориентироваться в похожих как две капли воды улочках. Геларион остановился в конце одной из них и кивком указал направление:

— Дворец, — шепнул он.

— Неужели! — насмешливо ответила девушка. Если и есть на свете здание, которое ни с чем не спутаешь, так это афинский дворец: роскошные покои великих царей, воспетые в легендах белые стены. Сама себе удивляясь, Габриэль почувствовала, как ееглаза наполнились слезами, и отвернулась, чтобы утереть их тайком. Мальчишка не поймет ее чувств, только рассмеется.

Но, повернувшись к Гелариону, девушка увидела одухотворенное, торжественное лицо и мужественно сжатые губы. «И ему не чуждо чувство родины. Хотя других высоких чувств ворюге не достает», — подумала она и прониклась к юноше уважением. Совсем чуть- чуть.

— Подождем здесь, — хрипло прошептал Геларион. — Скоро совсем стемнеет. Не против?

Габриэль пожала плечами:

— Тебе решать. Я дороги не знаю, к тому же должна за тобой присматривать.

— Присматривать?!

— Твой могущественный отец сейчас на пути в Аид, — сладким голосом напомнила девушка. Пришла пора Гелариону возвести глаза к небу.

Весь день в пекарне Уклосса толпился люд и стоял гул голосов, обсуждавших дерзкий побег. Прибыли два стража из царской темницы, чтобы забрать лепешки для узников. Они тихим и таинственным шепотом по-своему сообщили занимавшее все Афины событие:

— Говорят, любезный пекарь, будто сам пройдоха Гермес явился ночью в подземелье по поручению Зевса и Геры. Кто еще смог бы тайно пробраться в темницу и отпереть надежный замок, не оставив следов? Сорок семь человек томились в царском подземелье, и только сорок четыре узника нашли мы наутро. Все они спали, будто Морфей напустил на них сон.

— Ну что ж, — обеспокоенно ответствовал Уклосс, но голос его крепчал по мере того, как пекарь говорил, — ходят слухи, что Гермесу не нравится, когда людей бросают в темницы. Только посмотрите, как он проходит по земле и под нею, не подчиняясь никаким законам! — Повисло молчание, а минуту спустя стражники расхохотались, и пекарь присоединился к ним.

Затаившаяся под длинным прилавком Зена мрачно улыбнулась. Расскажи кому — не поверят, будто так можно болтать с царским стражем. Воительница решила, что Уклосс всего лишь поддерживает беседу и, естественно, пытается удержать вояк от поисков настоящего спасителя. Ничего не скажешь, ход он придумал хитрый.

Тюремные служители не упомянули, кто сбежал, а пекарь и не спрашивал. Может быть, у Зены с Габриэль все-таки будет возможность помочь несчастным беднякам.

Воительница завозилась на месте, разминая затекшее тело. Надо же выдумать: прятаться в булочной посреди Афин! «Поверить не могу, что это я!» Стражники ушли, Уклосс что-то прошептал сыну, на мгновение отошел и появился снова, сжимая в руках мягкую, сладкую булочку. Зена настороженно принюхалась и с удовольствием приняла угощение. Хлеб был почти так же хорош, как тот, который она ела каждый день, живя во дворце и выдавая себя за дочь царя, Диану.

Медленно тянулись вечерние часы. Воительница слушала болтовню покупателей, изредка говорила с Уклоссом и его сыном. Время от времени она погружалась в дремоту, прислонившись плечами к шершавой стене прилавка и упершись ногами в его противоположный край.

Ближе к вечеру к пекарю слетелась целая толпа: афинский люд закупал хлеб на ужин. Потом надолго воцарилась тишина. Зена расслышала тихий голос торговца, сказавшего кому-то несколько слов, и мгновение спустя в ее укрытие скользнул воришка Кратос. Воительница выпрямилась, поправила висевшие на левом плече ножны и улыбнулась пареньку.

— Габриэль нашла торговца пергаментом, Геларион присматривал за ней остаток дня, — залпом выложил он, но Зене показалось, будто мальчик что-то скрывает. Не нравился ей этот взгляд из-под ресниц и лукавый изгиб губ.

— С подругой все в порядке?

Кратос энергично закивал:

— Все отлично. Солнце только что село, и они отправились во дворец. Мне пора бежать, скоро появятся вести, — добавил он, украдкой посматривая на Зену.

— Спасибо, что пришел, — сказала она, трепля его по волосам. — Если станешь говорить с Габриэль, передай, чтобы не глупила и не ввязывалась в драки.

— Никаких глупостей, никаких драк, — повторил Кратос, вскочил на ноги и убежал. Зена посмотрела на опустевший угол и вздохнула: «Ставлю драхму против мелкой монеты, что Габриэль попала в беду». Позади нее послышался голос Адрика и пекаря, скрип дерева и стук захлопнувшейся двери.

— Выходи, воительница, — мягко сказал толстяк Уклосс и отступил, давая Зене дорогу. Та выбралась из-под прилавка и потянулась. — Скоро придет Брезакиус и пара его товарищей. Поговори с ними, если захочешь.

— Хорошо. Ты предупредил их, чтобы не болтали лишнего?

Пекарь подтвердил:

— Разумеется. Да кто сейчас посмеет жаловаться на «Покровителей»? Скажи соседу — а он донесет троице, и наживешь неприятностей.

— Ясно, — спокойно произнесла воительница. Ей оставалось только верить, что страх пересилит болтливость. Откуда наивному пекарю знать, как трудно сохранить секреты от Бризуса и ему подобных? Везде шпионы, приходится следить за каждым словом. Разве бедняги на это способны? Впрочем, Уклоссу она об этом не сказала: не хотелось попусту волновать его и его товарищей.

Зена бросила на Адрика тяжелый взгляд:

— Нашел тележку?

Парень весьма недружелюбно кивнул:

— Конюх обещал запрячь ее лучшим ослом: спокойным и послушным, другим не чета. Довольна?

— Почти. Уклосс, твоя повозка не подкачает?

— Она не нова, а воры, наверное, обошлись с ней не очень-то бережно. Собирался смазать колеса, да вот беда, — не успел. Последний раз, когда я на ней ездил, от скрипа мурашки по спине бежали.

— Замечательно, — ответила Зена. — Когда выйдет человек «Покровителей»?

— Я уже говорил… — начал Адрик, но отец положил руку ему на плечо, успокаивая паренька.

— Это случается не каждую ночь. После захода солнца я замешиваю тесто для утреннего хлеба и даю ему время подняться. «Покровители» присылают человека к этому часу, и он забирает все булки, оставшиеся после бойкого дня. Сложив их в корзину, прислужник грузит хлеб на мою повозку, так что ты его не только увидишь, но и услышишь.

Взгляд Уклосса затуманился и устремился в пустоту. Овладев собой, пекарь подошел к окошку и посмотрел на небо.

— В лучшем случае, явится через час. Повозка будет полна еды и одежды. Мы предпочитаем не думать, как они добыты, — закончил он.

— Через час, — задумчиво повторила Зена. — Как раз успею сходить за Арго. А ты, Адрик, запрягай в свою тележку осла, потому что мы отправимся вслед за прислужником троицы. Сегодня мы освободим заложников.

Повисло напряженное молчание: казалось, пекарский сын вот-вот начнет протестовать. Так оно и случилось. Яростные искры вспыхнули в его глазах, плечи поднялись.

— Воительница, это невозможно! Нам нельзя идти! Там даже негде спрята…

— Решения принимаю я, — сквозь зубы процедила Зена. Уклосс притянул сына к себе и что-то зашептал ему на ухо. Вскоре оба затихли, и она продолжила: — Мы ничего не можем поделать против «Покровителей», пока не освободим заложников. Необходимо спрятать людей в надежном месте всего на пару дней: до тех пор, пока не покончим с троицей. Никому не говорите о нашем плане!

Воительница бросила на мужчин суровый взгляд; после короткого молчания пекарь робко кивнул, а его сын в упор посмотрел на нее и выпалил:

— Почему?

— Не знаешь тайну, не проболтаешься. Зачем впутывать в дело больше людей, чем требуется? — резко ответила Зена, и оба собеседника посмотрели на нее с внезапным ожесточением. Она принялась убеждать: — По секрету всему свету — это не про нас, правда? Мы трое тайну не выдадим: я не собираюсь говорить с Бризусом, и вам тоже вряд ли представится случай.

— Пойми, Адрик, она права, — успокаивал пекарь. — Я не утверждаю, что твои товарищи не умеют держать язык за зубами, просто иногда секрет раскрывают совершенно случайно. Вспомни прошлый день рождения мамы!

— Не помню, — заявил юноша и осекся. Он со вздохом закрыл глаза и, распахнув их через мгновение, сказал: — Твоя взяла, воительница. Сделаю все, что прикажешь.

— В точности, что прикажу, — мягко поправила Зена, и пекарю пришлось пихнуть задаваку сынка в бок, чтобы тот закивал. — Сейчас отведи меня на конюшню, приведем Арго и будем готовы выследить, где прячут заложников. Проследим за человеком, который приедет за хлебом. Пекарь, подумай, куда мы спрячем бедняг.

Уклосс задумался, уставившись на собственные руки.

— Дня на два, не больше, — пояснила Зена. — Лучше действовать быстро, не давая Бризусу опомниться.

Около часа спустя воительница, ведя за собою Адрика, прокралась вдоль внешней стены пекарни и прислушалась к доносившимся голосам. Коренастый крепкий коротышка, меньше Габриэль ростом, с взлохмаченными волосами, непроницаемыми темными глазами и режущим слух голосом приговаривал:

— Эй, пекарь! Хочешь убедиться, что сын твоего длинного приятеля еще жив? Тогда слушай: любимая игрушка мальчугана — деревянный крашеный змей.

— Знаю, Миккели, сам помогал Брезакиусу его раскрашивать, он не успевал ко дню рождения: сынишке исполнялось пять годиков.

— Веди себя хорошо, и, может быть, мальчишка доживет до шести, — издевался прислужник троицы. С помощью Уклосса он вытащил из пекарни огромную корзину хлеба, погрузил ее на повозку, крепко привязал и прыгнул на высокое, узкое сиденье возницы.

— Помни, стоит нам захотеть, как ты и твои близкие будут мертвы, — на прощание бросил Миккели и тронул поводья. Старенький ослик тяжело двинулся с места, и повозка ужасающе заскрипела.

Пекарь темным силуэтом застыл на фоне белеющих стен.

— Воительница! — окликнул он срывающимся голосом и проглотил подступивший к горлу комок.

— Все в порядке, Уклосс, — ответила Зена. — Миккели ничего не заметит, пока не станет слишком поздно. Я верну твоих соседей живыми и невредимыми, — она схватилась за поводья и вскочила на Арго. Адрик потрепал по холке осла, залез на раздобытую утром тележку и щелкнул кнутом. Ишак повел ушами и послушно тронулся в путь, следуя за воительницей.

Зена держалась недалеко от Миккели, ни на мгновение не выпуская из виду его скрипучую повозку, которая теперь представляла собой неясный черный силуэт, выделявшийся на пустынной улице. Выбравшись из города, воительница слегка отстала от своей жертвы и подождала Адрика.

— Скрип еще слышишь? — спросила она.

— Слышу.

— Меня видишь?

— Э-э… Кажется, вижу, — луна скрылась за тучами, и стало совсем темно. Зена схватила помощника за рукав.

— Не волнуйся, мы на главной дороге, и свернуть Миккели не должен. На боковых дорожках такие колдобины, что повозка развалится. Если он все-таки свернет, я дождусь тебя и предупрежу. Держись достаточно близко, чтобы слышать скрип повозки, но не подъезжай вплотную: тебя заметят.

— Ясно, — коротко ответил парень и поправил вожжи. Зена с сомнением поглядела на осла, но тот вел себя превосходно. Воительница приподнялась в стременах и тут же опустилась, заслышав поодаль душераздирающий скрип колес.

Они двигались не меньше часа; желтая луна заливала пустую дорогу обманчивым светом, а то и вовсе скрываясь за тучами. Время от времени когда-то принадлежавшая Уклоссу повозка оглашала окрестности таким ужасным скрежетом, что волосы вставали дыбом, — зато ее было трудно потерять. Раз Зене пришлось придержать Арго и указать пекарскому сыну путь через старую иссохшую дубраву. Кажется, где-то рядом было море: ее лица коснулся свежий морской ветер, оставив привкус соли на губах. Адрик что-то пробормотал, но Зена оборвала его резким взмахом руки. Впереди по-прежнему поскрипывала и верещала старая повозка добряка Уклосса.

Внезапно все затихло. Зена натянула поводья. Адрик, напротив, стегнул ишака и поравнялся с воительницей. Она улыбнулась ему, сверкнув белоснежными зубами, и прошептала:

— Мы у цели. Иди за мной и соблюдай тишину.

— Слушаюсь, — ответил Адрик, подтвердив слова кивком, и, спрыгнув с тележки, взял осла под уздцы и отвел его прочь с дороги. «Не так он глуп, как кажется», — подумала Зена. На карту было поставлено очень многое, и рано или поздно парень должен был это понять. Повернись судьба иначе, ему пришлось бы выручать собственного отца. У воительницы гора с плеч упала, когда паренек перестал быть ей обузой.

Вместо скрипа повозки впереди раздался ослиный крик и ругань погонщика; кто-то другой приказал ему замолчать. Вдруг оба голоса стихли. Зена перекинула ногу через седло и соскользнула с лошади, затем, схватив Адрика за хитон, прошептала:

— Там полный хаос. Воспользуемся этим.

Адрик долго молчал, потом улыбнулся:

— Что мне делать?

— Привяжи осла и следуй за мной, — велела она, обматывая поводья Арго вокруг стройного тополя; затем выбралась на дорогу и с трудом разглядела в темноте два строения. Рядом суетились несколько фигур. Грубый, раздраженный голос произнес:

— Эй-эй, погодите! Хлеба на всех хватит! Даже вашим рабам достанется по кусочку, — с гнусным смешком закончил он.

— Рабам? — усмехнулся хриплый голос. — Ты прав, они делают все, что мы ни прикажем.

— И правильно, потому что иначе не смогут делать вообще ничего, — сказал Миккели. — Часовые на постах?

— Зачем нам стража? Никто не посмеет бежать: как подумают о каре, трясутся, как зайцы.

— Молодцы, что не поставили часовых. Бризус велел передать вам, чтобы не тратили силы понапрасну. Незачем нянчиться с этим сбродом.

— Да уж! — загоготал кто-то; воительница едва разобрала слова. — Заложники нас боятся! Слышали б вы, как Зенозик грозил…

Три голоса сразу шикнули на горластого товарища, а кто-то сбил его с ног. Тот обиженно заворчал, поднялся и ушел в дом.

Миккели весело рассмеялся:

— Плевать на заложников! Слушайтесь Бризуса — и все с вами будет в порядке.

— Мы и так ему служим, как псы, — послышался подобострастный голос. — Вечно он меняет свои замыслы, но мы успеваем подстроиться, верно? Ни один пленник не сбежал от нас, он может на нас положиться.

— Да полно тебе о мелочах думать, Философ! — захохотал Миккели. — Тебе есть, чем нагрузить мою повозку, чтобы хозяин не разозлился? Много награбили? Не забывай, последние четыре раза хозяин был очень недоволен.

— Бризуса ждет приятный сюрприз, — весело ответил Философ. — Пара наших громил вломились в летний дворец, тот, что вниз по дороге. Вынесли кучу драгоценностей да вскрыли тайник, полный монет.

— Всего один тайник? Какой позор! Будто не знаете, что у богачей они по всему дому. К тому же им не хватает ума, чтобы как следует спрятать деньги… либо вам не хватает мозгов, чтобы их отыскать.

— Ты с кем разговариваешь, Миккели?! — возмутился едва не до бесчувствия пьяный злодей.

— С вами, друзья, с каждым из вас. Передаю вам мнение Бризуса слово в слово. Хотите, чтобы он сам пришел поговорить? — повисло неловкое молчание. — Значит, разбирайте хлеб и делитесь выпивкой, надеюсь, Кнолио выпил не все.

— На твою долю осталось, — промямлил Философ. — Там еще винный погреб нашли. Очень большой!

Зена поймала Адрика за руку и втащила поглубже в тень: мужчины обошли повозку и вдвоем сняли с нее тяжелые корзины. Приложив пальцы к губам юноши, воительница помешала ему заговорить и не убирала руки до тех пор, пока последний злодей не скрылся в доме. Сквозь окна, дверь и дощатые стены на улицу не проникало ни луча света, а доносившиеся голоса и хриплый смех были настолько неясны, что Зена не могла разобрать ни слова.

— Пригнись, — шепнула она. — Как ты слышал, стражи не будет. Пойдешь к заложникам один.

Пораженный Адрик уставился на нее круглыми глазами и нервно зашептал возражения. Зена выругалась и стиснула его плечо:

— Послушай меня! Тебя пленники знают, а я их только напугаю. Ты тихо выведешь заложников из хижины, посадишь в повозку и объяснишь, куда ехать. Я буду подслушивать у двери: если понадобится помощь, тотчас появлюсь. — Расстояние между хибарой пленников и надежной, добротной постройкой, где пировали злодеи, было и впрямь невелико. — Если сумеешь обойтись без шума, все выйдет само собой. Готов?

Адрик колебался. Несколько мгновений спустя он понуро кивнул.

— Тогда за дело. Держись подальше от света! — напутствовала воительница и подтолкнула юношу в тень. Он нерешительно посмотрел на нее, но не посмел ослушаться и направился к хибаре. Зена проверила, как ходит в ножнах меч, напрягла руки и последовала за Адриком.

Глава 7

К чести Адрика надо сказать, что, смирившись со своей участью, он принялся за работу с толком и пониманием. Зена видела, как он скрылся в обветшалой хибаре, и долгое время до нее не доносилось ни звука. Воительница почти физически ощущала осторожные, крадущиеся шаги юноши по ненадежному полу и только раз услышала резкий скрип, когда он наступил на совсем уж прогнившую доску. Каждый раз, прежде чем сделать шаг, Адрик ощупывал пол ногой, и так продолжалось, пока его глаза не привыкли к темноте. Зена поежилась, когда после продолжительного молчания из глубины хижины донесся низкий смущенный голос, но парень тут же заговорил потише: звуки перестали доноситься наружу. Воительница удовлетворенно кивнула, осторожно спустилась по отсыревшим доскам, должно быть, когда-то бывших ступенями крыльца, и бесшумно прошагала по грязному, каменистому двору к другому строению. Там она прижалась ухом к стене и прислушалась.

Сзади раздался шорох — Адрик и плечистый мужчина вытаскивали из жалкой хижины ослабевшего пленника. С моря подул ветерок, он коснулся воительницы и захлопал разболтанной дверью. По коже Зены побежали мурашки: прохладно. К утру станет просто невыносимо. «Готова поспорить, пленникам не дали и охапки сена», — со злостью подумала воительница.

Она прищурилась и прислонилась к стене, за которой пировали «Покровители». Недавно на окна повесили новые ставни, и Зена ощущала запах свежеспиленного дерева. «Расположились со всеми удобствами», — проворчала она, оглядываясь через плечо. Адрик в очередной раз скрылся в хибаре, а его широкоплечий помощник бросил на Зену беглый взгляд и кивнул, уходя в дом. Громко скрипнул прогнивший пол, затем все стихло. Через мгновение мужчина снова вышел на улицу, неся малыша, тонкими ручонками обвивавшего его шею и склонившего голову ему на грудь: кажется, ребенок спал. По пятам следовал Адрик, держащий крохотного младенца; за пекарским сыном по ступеням сползали два изможденных, оборванных пленника, тащивших третьего.

Хриплый гогот заставил Зену вновь сосредоточить внимание на помещении охраны. Трое беглецов в ужасе вздрогнули и повернули к зданию побледневшие, тощие лица. Воительница энергично замахала, указывая в сторону повозки, и прижалась ухом к плотно затворенным ставням.

— Неплохая штука, Философ! — грубый голос Миккели она ни с чем не спутает, к тому же сейчас только его и было слышно. Негодяй порядком напился, и язык у него заплетался, Зена с трудом разбирала слова. — Не будь жадиной, дай еще! Наливай! Бризусу не обязательно знать, сколько мы раздобыли вина. Как считаешь? — И снова гогот.

Она выпрямилась, пробежала взглядом вдоль стены, готовая отдать что угодно, лишь бы отыскать место получше. Воительнице необходимо было слышать больше, чем пьяные вопли Миккели и его товарищей. К ней подкрался Адрик и склонился к уху Зены, показывая на хижину и шепча:

— Там еще семеро, но повозка уже переполнена.

— Пусть сядут потеснее, — она отошла от стены, увлекая юношу за собой, и, остановившись во мраке неподалеку от хижины пленников, прошептала: — Постарайся, будь любезен. Лучше, если сегодня ночью люди «Покровителей» ничего не заподозрят: пусть спокойно едут в Афины. Если придется взять их повозку, сам знаешь, что будет.

Адрик слабо вздохнул и, как всегда, смирился.

— Знаю. Только осел такой груз не свезет. Ладно, что-нибудь придумаю.

Воительница хлопнула паренька по спине и кивком указала на главное здание. Пекарский сын понятливо кивнул, забрал у помощника малыша и растворился в темноте. Зена вернулась на свой пост.

— Эй, ребята, это вам-то скучно?! Посидите в городе, узнаете, что такое настоящая скука! — выкрикивал Миккели, кипя от злости. — Без позволения Бризуса ничего нельзя сделать, даже если «Покровители» дали добро. Женщин не трогать! Вообще! Никогда! Ни глотка вина, ни потасовки, ни мелкой кражи — никаких развлечений. Спрашиваешь, почему, Кнолио? Вот так вопрос! Да у тебя одно вино в голове! Потому что самому Бризусу это не интересно. Он не пьет, не веселится с девочками, ничего себе не позволяет — а значит, и мы не должны. Сам думает только о выгоде! — кто-то облегчил душу громкой бранью. Миккели, подождав, продолжил: — Конечно, он будто бы боится, что честные стражи раскусят нас слишком рано. Да кому какое дело? Царь подчиняется нам. Если его прислужники начнут буянить, сладим одной левой: словно мух прихлопнем.

Вдруг высоким, надрывным голосом заговорил Философ, и Зена разобрала всего несколько слов:

— … легче, если все в Афинах пойдет своим чередом…

— Философ, кому это нужно? Посмотри, какие превосходные доспехи: бронзовые накладки… не помню уж, когда купил, — удивленно добавил Миккели, давно отвыкший расплачиваться за свои приобретения. — Знаешь, почему я потратил деньги на эту вещицу, а не на выпивку? Чтобы не заботиться о мнении всяких там стражей. А Бризус вдруг заявил, что их трогать нельзя! Та-ак, а к чему это я начал? Вы здесь, ребята, клянусь Аидом, наслаждаетесь жизнью! Пьете вино, грабите окрестности, посиживаете тут. У вас даже есть женщины!

— Да, именем Аида, есть у нас женщины! — проревел кто-то в ответ: наверное, Кнолио. Крикун был пьян до бесчувствия. — Где бы мы взяли женщин тайком от царя и Бризуса? Нам живется не лучше, Миккели. Вместо еды помои, а вино в последний раз пили… не вспомнить когда.

Миккели захихикал:

— Женщин вам надо? Так они ж сидят в соседней халупе! Наверняка есть и пара-тройка хорошеньких. — Зена прищурила глаза, а уголки ее губ приподнялись в недоброй усмешке.

— Миккели, Бризус велел…

— Плевать мне на Бризуса, — заорал на Философа говорливый злодей. — Я не дурак и знаю, как заставить госпожу смолчать.

Раздался хриплый смех.

— Желаете убедиться?

Зена расслышала голоса, скрип половиц, грохот — кажется, перевернули скамью или стол, — затем топот шагов и крики Миккели у самой двери:

— Ладно, но помните: идея моя. Я, чур, первый, понятно?

Из распахнутой двери вырвалась полоска света, пьяный смех и хриплые реплики полудюжины негодяев.

— Да-да, я первый, — орал разогретый выпивкой Миккели. — Моя идея — мой выбор! Потом натешитесь, твердолобые.

В дверях злосчастной хижины застыл перепуганный Адрик, поддерживая иссохшую старушку; та прижималась к нему, тяжело дыша и закрывая глаза от страха. Зена яростно замахала, приказывая парню немедленно спрятаться; он облизал губы, склонился к бедной пленнице, пошептал ей на ухо и бережно подтолкнул обратно в хибару. Воительница мельком увидела морщинистое бледное лицо, растерянный взгляд, трясущиеся губы.

«Превосходно. Надеюсь, широкоплечему тоже хватит ума, чтобы не высовываться», — подумала она и повернулась к Миккели.

Тот пьяно шатался из стороны в сторону, но в глазах его зловеще играли отблески огня в очаге. С энергией десяти трезвых бандит еще шире распахнул дверь, так что от удара дрогнули стены, и шагнул на крыльцо. Глотнув прохладного ночного воздуха, он закашлялся, потом кое-как слез по ступеням и, беззаботно насвистывая, вышел на узкую тропинку, ведущую к хижине пленников. Поднимаясь по ступенькам, он наступил на истлевшую доску и рухнул на землю. Грубо выругавшись, негодяй встал на ноги, поднялся на крыльцо и шагнул через порог.

— Ку-ку! — проворковал он. — Папочка пришел!

Стоило Миккели зайти в комнату, как перед ним возникла грозная высокая фигура и преградила ему путь. Воительница гортанно рассмеялась и обнажила зубы в ослепительной улыбке, затем вдруг ударила злодея коленом между ног. Воздух с хрипом вырвался из его легких, и, взвыв от боли, Миккели сложился вдвое.

— Спокойной ночи, приятель, — промурлыкала она, с силой опуская локоть на его затылок. С пола поднялось облако пыли и заскрипели доски: злодей грузно повалился наземь. Зена пнула его ногой, спуская со ступеней.

— Вот и первый, — равнодушно сказала она и повернулась взглянуть в хижину. В ней повис затхлый запах, и, не будь дыр в разваливавшихся стенах и дощатом полу, дух грязных тел, нищеты и болезней стал бы невыносимым. Его и сейчас трудно было не почувствовать.

— Адрик, — шепотом позвала она. — Уводи остальных, скорее! Бери вторую повозку.

— Но ты… ты сказала, они заметят!

— Мерзкий пропойца под крыльцом и так расскажет им все. Негодяи пьяны, но товарища хватятся быстро, — побитый Миккели тихо застонал, и Зене пришлось угомонить его резким ударом. Он сполз с последней ступени, воительница стукнула его еще разок. — Пора уходить.

— Я один не спра… — начал Адрик.

— Ладно уж, помогу, — мрачно ответила Зена и вдруг замерла, крепко стиснув его руку и не давая заговорить.

Из двери добротного строения снова хлынул свет, Философ вышел на порог и заорал:

— Миккели, ау! Эй, ты говорил, что приведешь наших женщин сюда! Что, нюх отшибло? Или там зрителей больше? — кто-то засмеялся и добавил пару выражений; Зена их не разобрала. Философ вновь принялся горланить: — Миккели! Если не выйдешь, пока я допиваю эту кружку отличного вина, я сам за тобой приду! Мы все придем. Усек?

Адрик, все еще поддерживавший старуху, с тревогой посмотрел на воительницу; та зловеще улыбнулась. Дверь соседнего дома с грохотом захлопнулась, злодеи вернулись в свою замызганную комнату.

— Я помогу, слушай внимательно: наши планы изменились. Уведи оставшихся заложников, возьми двоих помощников и отыщи всех лошадей шайки. Привяжи их к повозкам. Если злодеи решат отравиться в Афины, пусть пройдутся пешком, — она еще крепче сжала руку, лежавшую на плече паренька, тот вздрогнул. — Выполняй, — прошептала она, развернулась на пятках и выскользнула во двор.

В просвет меж облаками выглянула луна, помогая Зене бесшумно спуститься по ветхому крыльцу и подкрасться к двери соседнего дома. Засов не был задвинут, наверное, Философ решил, что кому, кроме Миккели, входить в эту дверь? Воительница чуть заметно улыбнулась, приоткрыла дверь и прислушалась. Адрик дважды прошагал туда-обратно, выводя последних заложников, ему помогали два крепких мужчины, не так измученных тяготами жизни в плену. Наконец пекарский сын указал на хижину и широко развел руками, сигнализируя: «Никого не осталось». Товарищи Адрика склонились к нему и, минуту проговорив, все трое скрылись из виду, обойдя полуразрушенную хибару и направившись в сторону моря. Зена понадеялась, что они не забудут про лошадей.

Внутри дома не происходило ровным счетом ничего важного: стучали кружки, кто-то спьяну рыдал. «Кнолио», — предположила воительница, и память услужливо подсказала, как выглядит этот человек. Он был одним из воинов Драконта — или ее собственным? — пока история одной из деревень не стала для него мучительным кошмаром и не сделала его горьким пропойцей. Вдруг Зена вспомнила все: это был ее солдат, любивший убивать, но не выдержавший бойни. Тогда она подослала к нему Манниуса, и тот навсегда выгнал его из лагеря. Говорят, с тех пор Кнолио отчаянно пил, пытаясь утопить в вине свое прошлое.

Воительница покачала головой. Судьба Кнолио ее не касается: он сам нажил себе проблем и превратил свою жизнь в царство Аида. Все, что сейчас заботило Зену, — это люди, которых он держал в заточении. Подумав об этом, она мрачно улыбнулась: «Кнолио выбрал проигравшую сторону. Не повезло».

Кто-то тихо заговорил, глотая слова. Все, что она уловила, было имя Миккели и хриплый смех, заглушивший коней фразы. Зена прищурилась и пальцами левой руки поправила ножны.

Со стороны моря послышался шорох, и в неверном лунном свете возник Адрик, указывая на опустевшую хижину. Несколько раз кивнув, он снова растворился во мраке. Зена возвела глаза к небу: «О боги! Ничего не понятно; делал бы, как люди. Вроде сообщил, что нашел лошадей и бежит их отвязывать».

«Лучше б это было так», — поняла она мгновением позже. Ее внимание привлек голос Философа:

— Эй, чем это он занят? — смешки, пронзительный свист, улюлюканье в ответ. — Заткнись! Вы все поняли. Говорил же, допью — пойду за ним, и смотрите, как я великодушен! Выпил кружку, другую, неторопливо и с чувством, а его еще нет! Думаю, нам… Надо бы лучше…

Зена выпрямилась, расправила плечи и сделала шаг в сторону двери, оказавшись прямо перед нею. Сильным ударом воительница распахнула дверь так, что она стукнулась о стену, и встала в проем прежде, чем створка успела захлопнуться.

— Не волнуйтесь, — с опасной улыбкой произнесла она, — всем хватит.

Шестеро мужчин поднялись или попытались подняться и пустыми, бессмысленными глазами уставились на нее. Седьмой — Кнолио, которого она с трудом узнала в этом опустившемся пьянчуге, — жалко всхлипывал и пытался поставить кувшин с вином. Сосуд выскользнул из его рук и, прокатившись по столу, упал на грязный пол. Застонав, мужчина тяжело опустился на колени и принялся ползать в пыли, ища черепки.

Вперед выбрался высокий узкоглазый человек, неприятно напомнивший Зене египтянина, которого она встречала на Итаке. Рядом с ним появился седовласый мужчина, одетый в запачканную вином, когда-то белую тунику. Ростом он был еще выше первого.

— Клопатерос, предоставь это мне, — прошептал он.

Клопатерос нащупал среди своих изодранных доспехов рукоять меча, наверняка плохо заточенного, а то и ржавого, и, едва держась на ногах, указал на воительницу:

— Я тебя знаю! — заревел он. — Бризус расска… рассказал все!

Философ в изумлении уставился на товарища.

— Это Зена! Бризус сказал, если она явится и начнет убеждать, что хочет присоединиться, не слушайте ее. Ничему не верьте, что она говорит. Она не из наших, она за тех парней! — вещал Клопатерос, размахивая руками в сторону хибары пленников. Его локоть врезался в живот товарища, бедняга отлетел к стене и медленно осел.

— За тех парней? О нет, не только, — промурлыкала Зена. — Я и за их женщин и детей.

Пораженные злодеи замолчали. Выдержав паузу, воительница продолжила:

— От имени афинян я дам вам один совет. Бегите от Бризуса и его мыслей о выгоде, пока не стало хуже. Иначе потеряете многое. Жизнь, например.

— Всех нас убьешь? — издевательски спросил старик, опираясь о стену. Философ жестом приказал замолчать.

— Нелос, если перед нами правда Зена, хотя я этому ни на грош не верю, она выполнит свои угрозы, — тут он обратился к воительнице: — Если ты Зена, не связывайся с Бризусом, он опасный враг.

— Ты думаешь, он переживет свою идею? — равнодушно спросила она.

— Все знают, что ты больше не убиваешь людей, — заявил Философ, самодовольно усмехаясь и глядя на нее масляным взглядом.

— Неправда. Я просто не убиваю без необходимости, — воительница недобро улыбнулась и напрягла руки. Трое тут же ретировались, по пути наступив на ползавшего под ногами Кнолио. — К тому же решать афинянам. Я здесь не живу.

— Думаешь, царь прогонит Бризуса? — расхохотался Нелос. — Кажется, ты мало знаешь об афинских новостях.

— Достаточно, — ответила она. — Моим друзьям известно гораздо больше. Люди, которых я вытащила из вашего свинарника, тоже многое скажут. И двуногая мразь, которая там валяется, знает немало. Сдается мне, вы заложникам многим обязаны.

— Да уж, — сплюнул Нелос, вытаскивая нож и наступая на воительницу. — Кто заставит нас платить? Ты?

Зена шагнула вперед, резким движением клинка отвела нож Нелоса в сторону, схватила его за сальные лохмотья, трижды ударила по лицу и отбросила прочь. Два свалившихся раньше злодея только было поднялись, как туша Нелоса снова сбила их с ног. Философ что-то прокричал, пригнулся и выхватил из ножен клинок, а двое его товарищей попытались обойти Зену с боков.

Маневр не удался. Зена лениво смотрела, как они подходили, но опытному воину было бы ясно, что она напряжена, как натянутая тетива лука. Каждую секунду она готова была отразить нападение окружавших ее негодяев: слышала их шаги, мерзкий запах пота, ощущала их страх. Вдруг один прыгнул на нее, отвлекая внимание, другой подскочил сбоку протягивая руки к ее горлу.

Зена нырнула вбок, схватила противника за запястье, заломив руку ему за спину до громкого хруста. Мужчина заорал. Его товарищ метнулся вперед, скорее желая убежать, чем помочь, но Зена поймала его за плечо, развернула к себе и пнула коленом в живот. Глаза его выкатились наружу, бандюга хватал ртом воздух, как рыба на суше.

У каменного очага выпрямились трое мужчин, в том числе и Нелос, но Философ уже ринулся в атаку, низко держа короткий тяжелый меч. В его движениях воительница даже заметила некоторый опыт. Она подождала, пока он подойдет ближе, и перекувырнулась, зажав меч между ногами, потом легко вскочила и выбила из рук противника клинок. Нагнувшись за оружием, она протянула его ошеломленному Философу, рукояткой вперед.

— Ты кое-что уронил.

Стоило ему схватиться за меч, как Зена, подпрыгнув, выбросила перед собой ноги, и мощным ударом уложила противника на пол.

Повернувшись к Нелосу и двум его товарищам, воительница увидела, как один прилаживает к тетиве стрелу, а другой пытается достать клинок и одновременно подняться. Нелос оказался удачливее остальных: он успел выхватить меч и теперь вдоль стены подкрадывался к Зене. Она испустила леденящий душу воинственный клич — оглушительный в такой комнатушке — и ринулась на противников.

Поняв, что их атакуют в открытую, мужчины впали в панику. Лучник слишком рано отпустил тетиву, и стрела, миновав Зену на безопасном расстоянии, пригвоздила Нелоса к стене, прихватив край его туники. Тот, что возился с кинжалом, наконец направил клинок на воительницу, успев порезаться уже раза четыре.

Но, к удивлению горе-вояк, Зена пробежала между ними и устремилась к стене позади них. Положив руки на головы противникам, она резко оттолкнулась и мощным прыжком преодолела сразу половину расстояния. Мускулистое, рослое тело было послушно, и тем не менее маневр требовал немалого напряжения. Руки ломило, но Зена все-таки не удержалась от усмешки, глядя на изумленные лица пьяных негодяев, когда их головы со стуком ударились друг о друга. Именно это выражение застыло на их физиономиях, когда оба рухнули без сознания.

Пора было заканчивать с этим делом. Поглядев в сторону, Зена увидела, что Нелос отчаянно пытается выдернуть пригвоздившую его к стене стрелу и освободиться. Ему стоило приложить больше усилий, потому что последствия его неподвижности оказались ужасны: Зена с размаху ударила его обеими ногами в грудь, и Нелос безвольно повис на торчащей стреле. Его одежды наконец порвались, и негодяй очутился на полу. Мягко приземлившись после прыжка, Зена склонилась к своей жертве и прощупала пульс. Он еще бился.

Под столом захныкал Кнолио: он ползал от черепка к черепку, выискивая осколки, полные вина, и старательно вылизывал их. Воительница решила не обращать на него внимания: малый был слишком пьян, чтобы заметить развернувшуюся вокруг него битву, не говоря уже о том, чтобы принять в ней участие.

Философ снова был на ногах. Он стоял, прислонившись спиной к двери, и пытался нащупать в складках туники свой кинжал, когда створка вдруг распахнулась и швырнула его вперед. Зена ловко отступила и сзади наподдала потерявшему равновесие мужчине. Сжимая в левой руке кинжал, на пороге появился Миккели, прицепивший к доспехам бронзовые пластины. Гнусная улыбка кривила его губы.

— Ты застала меня врасплох, — поведал он. — Дважды это не пройдет.

— Тогда не стану и пытаться, — промурлыкала Зена. — Иди сюда, великан, я так тебя боюсь! — гортанно добавила она, и глаза Миккели сощурились от ярости, он перебросил кинжал в правую руку и обратно. Воительница рассмеялась, широко развела руками и вдруг резко выбросила их вперед, перехватывая нож негодяя. Миккели грязно выругался. Зена удивленно приподняла брови и поймала противника за запястье. Он вскрикнул от боли и зарычал в бессильной ярости, когда воительница сорвала с него дорогие доспехи. Она усмехнулась одними губами, схватила противника за густые волосы и с силой ударила лбом о медные пластины доспехов. Негодяй закатил глаза и обмяк. Зена отпустила его и бесстрастно поглядела, как он повалился на доски.

За ее спиной послышался шорох: Кнолио все еще рыдал над пролитым вином, пытаясь собрать из черепков целый кувшин. Сбоку от него стоял Философ; прищурив глаза и облизывая губы, он отчаянно раздумывал, как бы незаметно обойти Зену и выбраться из тесного, опасного помещения в ночную тьму.

Воительница сложила на груди руки и улыбнулась ему. По спине у Философа побежали мурашки, но он выпрямился и широко развел руки:

— Я безоружен, — спокойно сказал мужчина, — и не хочу с тобой драться.

— Решения принимаю я, — ответила Зена.

— Понимаю. Но у меня есть предложение, надеюсь, ты его выслушаешь. Если я правильно понял, этот бедняга, — Философ осторожным движением указал на Кнолио, — когда-то был на твоей стороне.

— Да, и я сделала для него все, что могла. Судьба Кнолио была в его руках.

— Я тоже сделал для него, что мог…

Зена невесело засмеялась, мужчина прикусил губу.

— Что именно? — спросила она. — Привел его к Бризусу? Следил, чтобы товарищу хватало вина и женщин?

— Посмотри на него, — произнес Философ. — Кнолио не пил несколько месяцев. Я не взял бы его на дело, если б знал, что мы наткнемся на погреб. Да что об этом говорить! Что было, то прошло. Нам всем одни неприятности вышли от этого вина.

— Я заметила.

На некоторое время в комнате повисла тишина. У дальней стены кто-то застонал, с улицы доносились приглушенные голоса и лошадиное ржание.

— Вот что я предлагаю, — нарушил молчание Философ. — Позволь мне забрать Кнолио с собой. Я верну владельцу драгоценности и деньги до последней монеты, а друга отведу в безопасное место, где он больше не найдет приключений, — тишина в ответ. — Ты должна согласиться, воительница.

— Я никому ничего не должна. И потом, сомневаюсь, что богатство вернется к владельцу.

— Ты победила; заложники, Бризус, предатели во дворце, стражи — ты все знаешь, все в твоих руках. — Философ переменил позу. — Если мы не вернем сокровища, сможешь нас наказать, хотя богач и не заметит пропажи. Отнесу все обратно, обещаю. Дал бы слово, но ты ему не поверишь.

Зена подняла руку:

— Помолчи минуту, дай подумать.

Что-то забормотал Миккели, воительница сделала шаг в его сторону и с ожесточением пнула его ногой, тот снова потерял сознание. Философ закрыл глаза, а справившись с собой, попятился и отступил к Кнолио, принявшись тихо, терпеливо шептаться с ним. Наконец Зена тяжело вздохнула:

— Ладно, но я ставлю свои условия. Манниуса знаешь?

Философ покачал головой, а Кнолио хмуро сдвинул брови и взглянул на нее:

— Ух ты! Это ж Зена! — он удивленно посмотрел на пол, словно не понимая, как очутился здесь, потом встал, подошел к упавшему стулу и принялся усердно его поднимать. — Зена, как дела? Много воды утекло…

Вдруг Кнолио всхлипнул и покраснел, а воительница закатила глаза. Он, раскачиваясь, балансировал на одном месте, пока товарищ не схватил его за одежду и не поставил ровно.

— Прекрасно выглядишь! Не видел тебя уже… уже…

— Давно, Кнолио, — мягко произнесла Зена. — А вот ты явно не в форме. Опять не с теми связался?

— Я только… Пришел Бризус… Он…

— Знаю. Оставим эту тему. Кнолио, на этот раз я тебя прощу, но взамен ты кое-что мне обещаешь, хорошо? — она скрестила руки и дожидалась ответа; пропойца серьезно раздумывал. Наконец он торжественно кивнул.

— Для тебя что угодно, Зена. Клянусь.

— Тогда слушай. Ты и твой друг Философ вернете драгоценности и остальное законному владельцу…

— Только не вино! — перебил Кнолио.

— Нет, не вино. Вино вы оставите здесь, от него один вред, особенно тебе.

— Ну-у!

— Ты сделаешь это, Кнолио, — веско произнесла Зена. Пустой пьяный взгляд уперся в нее, потом в Философа, и пропойца закусил губу. — Когда ты пьешь, ты теряешь контроль над собой, связываешься со сбродом вроде Миккели и попадаешь в беду. Не хочу больше видеть тебя в такой компании, — заявила она.

— Ладно, — несчастным голосом простонал Кнолио.

— Молодчина. Вернешь все, что похитили, потом уедешь прочь из Афин. Немедленно и навсегда. Отправишься вдоль побережья в Фивы, — она бросила быстрый взгляд на Философа, тот кивнул. — Манниус там, нянчит Циклопа.

Философ вздрогнул и чуть не уронил беднягу товарища:

— Циклопа? Боги, зачем же его нянчить?

— Он слеп и людьми не питается. — Зена тронула пьянчугу за плечо, выведя его из дремоты. — Приятель, хочешь повидать Манниуса?

— Манниус? Это мой друг. Где он? — недоверчиво спросил Кнолио.

— Далеко отсюда. Ты разыщешь его и станешь помогать товарищу, — сказала Зена и повернулась к Философу: — Не бойся, Циклоп тебе понравится. А надоест он — отправишься к Сфинксу.

— Еще и Сфинкс! Это чудище пожирает путников!

— Говорить ему нравится больше, чем есть. Кстати, здесь тебе оставаться опаснее.

Философ долго смотрел на воительницу, потом уставился в пустоту и, вздрогнув, вышел из задумчивости:

— Мы поедем, куда захотим. Как ты узнаешь, куда мы делись?

— Не узнаю, потому что не захочу, — согласилась Зена и криво усмехнулась, глядя на шатающегося пропойцу. — Я согласилась ради Кнолио, ему сейчас нужен помощник. Сделаешь, как я скажу, выручишь друга. И себя.

— Жизнь на лоне природы, — мрачно проворчал Философ и покосился на перепачканные лохмотья своей одежды. — Я променял свинарники отца на город…

— И погляди, кем стал, — закончила Зена. Позади нее скрипнули доски, воительница обернулась и увидела Адрика. Парнишка смущенно переминался с ноги на ногу. Она снова обратилась к мужчине:

— Где хлеб?

Философ указал на большой сундук с припасами, стоявший у стены рядом с очагом. На нем была знакомая корзина, все еще полная доверху. Зена взяла оттуда несколько булок и бросила их долговязому мужчине.

— Держи. Чтоб не воровал, когда проголодаешься. На твоем месте я убиралась бы прямо сейчас, пока товарищи не очухались, — она взяла корзину, подошла к двери и сунула провизию Адрику. — Раздай пленникам, и двигайтесь в путь. Я за вами.

— Эй, Зена! Рад, что встретил тебя, — ни к селу, ни к городу ляпнул Кнолио. Воительница стиснула его плечо и задержала дыхание, пока пропойца кашлял, распространяя запах вина.

— Давай больше не будем встречаться так, как сейчас, — предложила она, а пьянчуга вздрогнул от боли, когда ее хватка усилилась. — Иначе в следующий раз я проломлю тебе череп, клянусь.

Кнолио бросил на нее наивныйвзгляд, совсем как воришка Кратос:

— Зена, обещаю…

— Не обещай, Кнолио, просто сделай, — воительница посмотрела на его товарища. — Бери, что тебе нужно, да пошустрей. Прочь отсюда!

— Все, что я должен взять, — это его, — заявил Философ, указывая на несчастного пьянчугу, но все же выудил из груды вещей в углу кожаный мешок, бросил туда два свертка, положил сверху хлеб и перекинул ремень через плечо. Затем он подхватил Кнолио и вывел его из дома. — Пойдем, пойдем, дружище! — приговаривал Философ, заставляя его передвигать непослушные ноги. — Свежий воздух, хороший хлеб, ты, я, чудесная прогулка — что может быть лучше?

— угу, — пробормотал пьяница. Казалось, он уже позабыл бурный вечер и даже не узнавал Зену. Она покачала головой и вышла на улицу, провожая взглядом бредущих по дороге мужчин. Со своего места под ветвистым, потрепанным всеми ветрами дубом она увидела, что они отправились на север.

* * *

Повозка, когда-то принадлежавшая Уклоссу, уже уехала; у второй повозки, переполненной исстрадавшимися, усталыми людьми, Зену ждал Адрик.

— Мы нагоним первую повозку, когда захотим, — пояснил он виноватым тоном. — Я помню, что ты сказала отцу, но мне кажется, этих людей нельзя оставлять под носом у Бризуса. Он может пронюхать о пекарне и уже дожидаться там не один. А ты хотела обойтись без шума.

— Поэтому надо подумать, — посоветовала Зена и мгновение помолчала. — Вези их в конюшню, где мы были.

Тревожно возразила женщина, и ее голос тут же заглушили выкрики полудюжины спасенных, которые заговорили все разом.

— Дайте сказать! Я все объясню! — громко крикнула воительница. — Мы спасли вас, вы больше не пленники и не будете страдать под замком. Но мы еще не расчистили город, поэтому возвращаться домой опасно. Поверьте, я отпущу вас по домам, как только это станет возможно. Сегодня же утром я сообщу вашим близким, что вы в безопасности. Теперь нам нужно бежать отсюда. Я не допущу, чтобы с вами что-нибудь стряслось. Хлеба хватит на всех, скоро мы остановимся у колодца, а потом найдем теплое убежище.

— Сначала в конюшню, — раздался в полной тишине голос Адрика. — Потом к Неттерону, будем у него еще до рассвета.

— Это тот, кто помог маме Кратоса? — переспросила Зена и получила утвердительный кивок. — Он сможет всех приютить? Кто он?

— Жрец в храме Гермеса.

— Опять Гермес! — мрачно проворчала воительница, вскакивая на Арго. Слишком уж часто встречалось имя хитреца в этой истории.

Глава 8

Тьма опустилась на Афины за несколько минут. Весь день было пасмурно и по небу гуляли облака, а теперь, когда солнце скрылось за западными холмами, холодный ветер принес с моря огромные тяжелые тучи и первые лохмотья тумана. Габриэль плотнее закуталась в покрывало Элизебы и завозилась в своем тесном укрытии между конюшней и мастерской кожевника. «Спасибо, что соблюдают чистоту!» — утешала себя девушка: она чувствовала только запах лошадей и свежего сена. И вдруг в воздухе разлился дразнящий аромат спелых персиков: Геларион принес их в дополнение к паре подсохших лепешек.

Габриэль взяла персик, вытерла его руками и замерла, так и не донеся до рта:

— Эй, ты за них заплатил? Я ведь дала тебе монету, — прошептала она. Мальчишка поднял глаза к небу и молча протянул ей горсть медяков: должно быть, сдачу. — Ой, это все, что осталось? Такие дорогие?

— Тебе ничего не нравится, — проворчал Геларион и бросил ей в руку монеты. Габриэль снова переложила их в его руку.

— Это понравится, — заверила девушка и устроилась поудобнее, предвкушая удовольствие. Геларион в один присест расправился со своим персиком и сел так, чтобы видеть улицу и небо. Уже стемнело, но обед царю подают очень поздно. Значит, еще не время.

Габриэль вдохнула божественный аромат и счастливо улыбнулась: мальчишка — а может быть, и хозяин лотка — выбрал самые лучшие фрукты, таких она раньше не пробовала. «Надеюсь, Геларион действительно их купил. Ведь монету он мог просто…» — девушка не дала себе закончить. Пытаясь понять воришку, с ума можно сойти. Габриэль вытерла с губ сладкий сок, доела хлеб и гибко потянулась:

— Все в порядке?

— Бывало и лучше, — пробормотал парень, искоса взглянув на нее. Габриэль приподняла брови, он покраснел. — Да я не про тебя. Повсюду стражники, и я убил кучу времени, обходя их стороной. Никто не хочет со мной разговаривать: боятся угодить в тюрьму. Бедная мамаша Омория! — вздохнул он и пояснил: — Персики ее. Пришлось притвориться, что я ее ограбил: ведь если провалится план воительницы, Агринон решит, что мы с мамашей дружим, и ее бросят в темницу.

— План сработает, — машинально начала утешать Габриэль, но мальчишка насмешливо взглянул на нее и занялся изучением улицы. — Ну, конечно, иногда все идет наперекосяк, но к Зене это не относится.

— Она, и правда, так удачлива?

— Даже больше. Я уже говорила твоему двоюродному братцу: Зена не дает обещаний, которых не может сдержать. Она великий герой и… Не смотри на меня так, будто впервые это услышал! — разозлилась девушка.

— Нашего царя тоже считают героем, а погляди на Афины, — горько ответил Геларион.

— Тезей и в самом деле герой, — возразила Габриэль. — Ты слышал легенды о нем? Как он спас прекраснейших афинских юношей и девушек от злобного Минотавра?

— Легенды слышал, но можно ли им верить?

— Эта история — правда. А про Калидонского вепря слышал? Аталанта, получившая шкуру зверя, говорит, что Тезей участвовал в охоте. Кроме того, — добавила она, — взгляни на Афины. Сейчас в городе непорядок, но давно ли? И как вы намучились с прежним царем? Вспомни.

Геларион не отвечал. Он лишь украдкой посмотрел на девушку и снова повернулся к ней спиной, глядя в темное небо.

— Много ли ты знаешь городов, где люди свободно высказывают свое мнение и царь идет им навстречу? — Габриэль выдержала паузу; парнишка, не оборачиваясь, пожал плечами. Девушка вдруг заметила, что различать его фигуру становится все труднее. Продолжая убеждать, она сама ответила на свой вопрос: — Ни одного. Сколько нам еще здесь сидеть?

— Недолго. Тс-с-с! — мальчишка весь напрягся, Габриэль схватилась за дорожную палку, но перед ними оказался всего лишь Кратос, запыхавшийся после долгой пробежки. Он быстро обошел брата и склонился к девушке.

— Зена уезжает? Велела Адрику взять повозку и следовать за ней, они будут освобождать заложников.

— Уже? — нахмурился Геларион. — Слишком…

— Она все продумала и поступает как надо, — вмешалась Габриэль. — Я не шучу, Зене можно доверять.

— Я думал об Адрике, — пояснил вор. — Он ни на что не способен, только ноет.

— Кого-то он мне напоминает, — язвительно сказала девушка, и Геларион прищурил глаза, но не выдержал и расхохотался. Кратос дернул его за одежду.

— Во дворце уже накрывают на стол, — сообщил он. — Повара заняты обедом для стражи и слуг.

— Откуда ты знаешь? — строго спросил его брат. — Ты не должен был ходить туда один.

— Я этого не обещал. А вам пригодятся мои сведения, верно? Я решил, что если меня и поймают, то просто поругают и отпустят, а вот вас…

— Если б тебя поймали, маленький братец, как бы мы узнали, что пора выходить?

Кратос сдвинул брови, и Габриэль на всякий случай встала между мальчуганами.

— Не время пререкаться, давайте двигаться в путь, согласны?

Геларион со вздохом закинул голову и воззвал к небу:

— О боги, за что мне это? Ну чем я перед вами провинился?

Ответа он, разумеется, не получил. Тогда юноша снова вздохнул, перевел взгляд на дорогу, осторожно вышел на нее и левой рукой настойчиво замахал Габриэль и брату, приглашая их присоединиться. Девушка дернула Кратоса за тунику, и они двинулись вдогонку.

«И Кратос с нами! Ох, что будет, если Зена узнает… А у Элизебы вообще случится припадок», — невесело, но с полным основанием подумала она. Мальчик был еще в том возрасте, когда ему полагалось посещать одну из трех созданных Тезеем школ на открытом воздухе. Там его научили бы находить стопы в ямбическом пентаметре, а не кошельки у покупателей. «Хорошо хоть Кидавию удалось, отговорить. Ущемленные чувства лучше, чем раны или смерть». Габриэль перевела дух и обернулась к Кратосу. Его не было. Девушка оглядела все вокруг, но увидела только пустые, безлюдные улицы; из-за дверей, запертых на засовы, доносились приглушенные голоса и стук посуды.

Геларион стоял шага на три-четыре впереди, прислонившись спиной к низкой стене, отделявшей от улицы несколько стареньких, но аккуратных домишек. Он то и дело вертел головой, осматриваясь по сторонам. Рядом с ним, как ни в чем не бывало, стоял Кратос: он умудрился совершенно незаметно обогнать Габриэль.

Паренек, который умел двигаться абсолютно бесшумно, мог пригодиться в их деле. В душу Габриэль закралось подозрение, что даже если б она велела ему отправляться домой, Кратос бы и ухом не повел. Что ж, они с Геларионом должны уберечь мальчишку от беды.

Главные ворота дворца были наглухо заперты, но в двух шагах от них, к удивлению Габриэль, находилась приоткрытая калитка, которую никто не охранял. Геларион, не задерживаясь, миновал ее и, держась ближе к деревьям, повернул за угол, проделал немалый путь вдоль стены, а там шагнул на гладко вымощенную дорожку, ведущую к дворцу. По обеим ее сторонам Габриэль различила густые кусты, а за ними высокие, стройные деревья, за которыми угадывались просторные лужайки. Стены, окружавшие дворец, оказались белыми не только снаружи, но и внутри. Когда сквозь облака пробивался лунный свет, они призрачно мерцали. Внезапно дорожку залил резкий свет, и Геларион мигом втащил Габриэль в кусты.

Они оказались слишком ароматными и на редкость колючими. Девушка сдержала крепкое словцо и зажала нос, чтоб не чихнуть. Свет проникал и сюда: Геларион темным силуэтом выделялся на фоне распахнутой двустворчатой двери, к которой вела дорога. Он склонился к спутнице и прошептал:

— Кухни.

Габриэль кивнула. Он чуть повернулся и головой указал направление:

— А за ними, в темноте, кладовые. Разглядела?

— Там, кажется, свет, — Габриэль, в свою очередь, кивнула на кухни.

— Следуй за мной, — юноша оглянулся и, как видение, растаял среди деревьев.

Девушка почувствовала, как кто-то дернул ее за одежду, и склонилась к подоспевшему Кратосу, тот зашептал:

— Тут есть проход. Пошли! — он взял ее за руку, осторожно оглянулся, совсем как двоюродный братец, и потащил Габриэль за собой. В чаще действительно нашелся узкий проход, хотя девушка предпочла бы путь поудобнее; когда она выбралась на другую сторону, в ее волосах и одежде торчали сухие ветки и колючки. Девушке даже не удалось привести себя в порядок: Геларион нетерпеливо махал им рукой.

Юноша убедился, что они идут следом, и шустро двинулся дальше: обогнул длинную каменную скамью и фонтан, потом густые цветущие заросли и статую, почти неразличимую в темноте. Габриэль даже не поняла, кого изваял скульптор: мужчину или женщину, — настолько вдруг сгустился мрак.

«Либо мы обошли кухни сзади, либо повара закрыли дверь», — подумала девушка, окончательно сбившись с толку. Чувствовала она себя неважно: первый раз во дворце, тайком, повсюду стража. «Ох уж мне эти стражи! Надеюсь, хоть Агринона не будет».

Кратос, кажется, отлично видел в темноте, он уверенно вел свою спутницу, огибая редкие препятствия и без труда отыскивая путь. Наконец они остановились у светлой каменной ограды. Габриэль уловила в воздухе тонкий запах яблок и пшеницы. Разглядеть она не смогла ничего, только смутно белеющие камни и неясные темные тени; о расстояниях же она и подавно не имела понятия.

Кратос выпустил ее руку и бесшумно отошел прочь. Кто-то другой схватил девушку за плечо и притянул к себе, у Габриэль перехватило дыхание. «Геларион», — поняла она секунду спустя. Его гладкая юная кожа пахла свежестью и была неожиданно теплой. Габриэль прислонилась к нему и на мгновение закрыла глаза. Геларион заколебался, потом обвил ее рукой.

— Смотри, — прошептал он наконец, — вот кладовые.

— Я догадалась по запаху, — хрипловато сказала она. Юноша встряхнул неосторожную спутницу:

— Не так громко! С этой стороны есть вход для торговцев, привозящих снедь. Вторая дверь со стороны дворца. В это время здесь проходят…

— Ладно, ладно, я поняла, — оборвала его Габриэль. — Теперь куда?

— В покои царицы, — ответил Геларион, прошел несколько шагов вдоль стены и свернул в сторону. Запах яблок стал слабеть.

— Нам наверх? — с тревогой спросила Габриэль.

— Конечно, наверх. Вид из окна должен радовать глаз царицы, разве нет?

— Ох, пора бы мне это запомнить! — простонала бедняжка.

Луна показалась из-за облаков, и девушка сумела рассмотреть дворец и окружающие его стены, которые поражали толщиной и были похожи на крепостные. «Здесь вполне могут ходить часовые», — не без тревоги отметила Габриэль. Дворец же поражал своей незащищенностью: открытые ставни, распахнутые двери, широкий перистиль у самой земли и три ряда удобных балконов. Многие комнаты были освещены, свет падал и на ограждения балконов. Даже дворец Одиссея на Итаке выглядел более неприступно. Геларион коснулся волос спутницы, привлекая ее внимание: тучи заслонили луну, и тьма снова скрыла все очертания.

— Мы не полезем по балконам, а? — вздохнула Габриэль.

— Нет, но и внутрь не зайдем. Пошли обратно! — он схватил девушку за запястье и довел почти до кладовых. Здесь стоял слабый, но отчетливый запах старой золы, а в темноте чернело что-то шершавое и грубое на ощупь.

— Это печь, — объяснил юноша. — Зимой здесь готовят еду, и огонь обогревает каморки слуг.

— Ну и что? — спросила Габриэль, но в ответ получила только белозубую усмешку. Через секунду она поняла: — Нет! Я туда не полезу! В трубу?!

— Мне говорили, ты сильная. Это же легко: спиной упираешься в стенку, а ногами…

— Потом вылезаешь черная-пречерная и так являешься к царице.

— Говори потише, — прошипел Геларион и замолчал, прислушиваясь. Все спокойно. — Не забывай, мы уже во дворце, а тут царит чистота. Каждую весну трубу усердно чистят, уж я-то знаю. В детстве я отскребал верхнюю часть, мне за это платили.

— Все равно я не…

— Лезешь первая или вторая? — перебил он и снова сверкнул зубами. — Там могут быть пауки.

— Так что либо я сама рву паутину, либо все пауки сыплются на меня. Лезу первой, — рассудила Габриэль прежде, чем юноша успел что-нибудь добавить. — Если я упаду, ты меня поймаешь.

Геларион изысканно поклонился и махнул в сторону печи. Кратоса поблизости не было. Габриэль вдруг вспомнила, что не видела мальчугана с тех пор, как он скрылся у кладовой, но, продолжая путь вверх по трубе, она стала подозревать, что Кратос возглавляет движение. Стенки были удивительно гладкими и пахли только прошедшей обжиг глиной и — едва уловимо — древесным дымом. Пауков не оказалось, но один раз ее пальцы все-таки запутались в липких нитях. Габриэль передернуло, она вытерла руки о собственную одежду и мужественно продолжила путь.

Кратос и правда ждал наверху, вжавшись в угол между трубой и низкой оградой, шедшей по периметру дворцовой крыши. Габриэль уселась рядом с ним и попыталась отдышаться. К ее великому неудовольствию, вылезший следом Геларион даже не запыхался. Он склонился к уху брата и прошептал:

— Тут все спокойно?

Мальчуган кивнул и добавил:

— Слуга приходил поправить постель. Тезей иногда ночует здесь, под навесом.

Габриэль подошла к краю крыши и выглянула наружу. У противоположной стены, находившейся отсюда на порядочном расстоянии, виднелся провисший навес.

— Под ним покои царя, — выдохнул Геларион. — Вниз ведут ступени. На нашей половине дворца расположен тронный зал и покои царицы. Не знаю, сколько там комнат, но никак не меньше шести, считая спальню. Я могу отвести тебя в личную столовую Ипполиты или в ее опочивальню.

— Не знаю, что мне нужно. Может, и туда, и туда, — неуверенно произнесла девушка.

— Могу и так, — ответил Геларион, легко поднялся и протянул ей руку. Тонкий луч луны скользнул по крыше и медленно угас. В его свете Габриэль успела разглядеть, что юноша не грязнее, чем до путешествия по трубе, а на его руках не осталось и следа сажи. Ее одежд коснулся Кратос:

— Я буду ждать вас здесь: вдруг понадобится помощь или посланник.

— Хорошо, — шепнула девушка. Наверху с мальчуганом вряд ли что случится. «Ни с кем ничего не случится», — твердо сказала Габриэль самой себе и двинулась вслед за Геларионом, пробиравшимся по темной крыше.

У начала узкой лестницы юноша остановился, обернулся и придирчиво оглядел свою спутницу. Спрятав ее волосы под покрывалом Элизебы, он приказал ей держаться поближе и понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Девушка осторожно и неуверенно начала спуск.

Коридоры дворца были расписаны куда богаче и пышнее, чем во владениях Пенелопы, а здание хранило благородный отпечаток времени. Афинский дворец возвели по меньшей мере на сто лет раньше, чем на Итаке, и трудились над ним лучшие архитекторы и строители Греции. «Жаль, что мне не удастся осмотреть его хорошенько», — подумала Габриэль, а юноша нетерпеливо потянул ее за конец покрывала, заставляя прибавить шагу.

Время от времени она слышала голоса, но все они раздавались где-то далеко или за закрытыми дверями. У каждого поворота Геларион замирал и настороженно прислушивался. Иногда он возвращался назад и заглядывал в коридор, который они уже миновали. Однажды он вдруг резко замахал и втащил Габриэль в какую-то нишу, спрятавшись за тяжелыми занавесями. Ничего не случилось, и чуть погодя юноша продолжил свой путь.

Наконец он остановился и положил руку на затейливой работы засов:

— Комната для приемов, — прошептал Геларион и приник ухом к деревянной двери. Габриэль беспокойно оглядывалась, но, к счастью, коридор был пуст. Ее проводник отодвинул засов, легко толкнул дверь и втащил девушку внутрь.

Они очутились в небольшом, едва освещенном зале, где на столе у балкона стоял единственный светильник в виде поднявшейся на дыбы лошади, рядом стоял изящный стул с высокой спинкой. «Трон царицы», — догадалась Габриэль. У самой двери располагалось низкое ложе, на покрывале вышиты конские фигуры. «Имя Ипполита означает лошадь, вот почему амазонка украсила свои покои изображением коней», — пробормотала Габриэль в задумчивости, но юноша тут же зашипел на нее, заставив замолчать. Геларион действительно хорошо знал дворец. Он поднял руку, приказывая девушке оставаться на месте, обошел трон и растворился в темноте. Не успела она сосчитать до четырех, как воришка вернулся.

— В соседней комнате свет, в следующей тоже. Это личная столовая и спальня. Там дверь, — прошептал он, указывая вправо.

«Да он тут собаку съел, — подумала Габриэль. — Но что, если царицы нет в комнате?» Девушка взяла себя в руки. Ничего не случится: стражникам не позволено бывать в покоях царицы, а с прислужниками девушка разберется, сообщит им, что не раз бывала у Ипполиты, говорила с ней и просила совета. Наверное, сработает. Она склонилась к Гелариону:

— Спасибо за помощь. Я иду. Спрячься, но не уходи: вдруг мне понадобится улизнуть из дворца.

— Ты…

— Всякое бывает, помнишь? Я не Зена, — прошептала Габриэль. Вор подумал и кивнул. Она направилась к двери, но вдруг ее осенило: — Ничего не трогай!

Но Геларион уже скрылся из виду, и маленький зал казался безжизненным. Девушка сердито вздохнула и ощупью двинулась к выходу.

После полумрака приемной свет, заливавший столовую, слепил глаза. Габриэль заморгала, застыв в дверях, а когда наконец обрела зрение, поняла, что комната пуста. Девушка увидела длинный стол, на котором стояло блюдо, полное фруктов. Со всех четырех сторон стол окружали ложа; два начищенных бронзовых светильника свисали с потолка, ярко освещая каждый уголок. Габриэль метнула тревожный взгляд на темный балкон, быстро прошла по мраморному полу и замерла, взявшись за ручку незнакомой двери.

Девушка бесшумно приоткрыла створку. Комнату заливал мягкий свет, слышался мелодичный голос женщины, но нельзя было разобрать ни слова. «Царица? С кем говорит она в такое время?» Словно в ответ на мысли Габриэль раздался тонкий плач крохотного малютки и снова воркующий голос женщины. Крик оборвался, а Габриэль, широко распахнув глаза от удивления, толкнула дверь и сделала шаг в комнату.

Полуприкрытая изящнейшей тканью, Ипполита возлежала на низком, убранном красивыми подушками ложе. Габриэль не сомневалась, что перед нею царица: темные волосы женщины были заплетены во множество косичек, какие носят только амазонки, а на тонкой тунике, несмотря на замужество, сияла богато вышитая эмблема племени. Ее продолговатое, бледное лицо оставалось невозмутимым, хотя, увидев в собственной спальне незнакомку, можно по меньшей мере удивиться. Сверток в ее руках — а видны были только белые покрывала — шевелился.

— Кто ты? — заговорила царица. В ее низком голосе все еще слышались чужеземные нотки.

Габриэль опустилась на одно колено и на секунду отвернулась, словно ища подсказки.

— Меня зовут Габриэль. Но вы знаете мою подругу, это Зена, — торопливо выпалила девушка, — и я странствую с ней. Царица Мелоза приняла меня в семью амазонок.

— Я знаю Зену и слышала о Мелозе, — с тревогой сказала Ипполита. — Но что привело тебя сюда?

— Неприятности в Афинах, — ответила девушка. — Люди ропщут на бездействие царя, и положение становится все хуже.

— Царь, — со вздохом перебила Ипполита. — Я не видела мужа целых пять дней, даже больше: я уже потеряла счет. Последний раз перед… — она с улыбкой взглянула на пухленький сверток в своих руках. Габриэль прошла в комнату, и царица отогнула уголок мягкой ткани, показывая крохотного светлокожего, и темноволосого малютку. Ему было всего несколько дней.

— Ах! — прошептала Габриэль. — Какой красивый! Это ведь… мальчик?

— Мой сынок, — подтвердила царица, нежно проводя пальцем по пробивающемуся пушку волос. Руки младенца были сжаты в крошечные кулачки, ребенок крепко спал. — Ипполит. Наш сын.

— Но… царь… Я не понимаю Тезея. Вы подарили ему сына, а он даже не зашел вас проведать?

— Мне сказали, он болен и страдает от лихорадки. Муж боится, что я или младенец подхватим жар. Я… Конечно, я расстроилась, но это единственное разумное решение. С тех пор я ничего о нем не слышала. Слуги не отвечают на вопросы, а когда я хочу подняться, объясняют, будто мне еще нельзя, — голос царицы сорвался. Малыш захныкал, и Габриэль с Ипполитой заботливо взглянули на него, но младенец уже затих. — Уж не думаешь ли ты… Ты сказала, что-то не так, — с волнением сказала амазонка. — Неприятности в городе. В чем они заключаются и где сейчас Зена?

Габриэль осторожно оглянулась по сторонам, подвинула к ложу стул и вкратце описала последние события. Ипполита внимательно выслушала ее, раз или два задав лаконичные, меткие вопросы.

— В общем, — закончила девушка, — в Афинах говорят, что во дворце есть предатель, вставший на сторону троицы. О царе Тезее ничего не известно; лично я считаю, он не допустил бы такого безобразия, если б знал о нем.

— Никогда, — согласилась царица. — Это меня и тревожит. Все покатилось под откос в середине лета, когда муж взял нового казначея.

— Казначея? — переспросила Габриэль.

Ее собеседница пожала плечами и крепче обняла малыша:

— Он прибыл от царя Нестора, а Тезей всегда уважал Нестора, поэтому взял приезжего, хотя в этом не было нужды.

Почти сразу же Месмер, так его зовут, обнаружил кражи из казны. Помню, Тезей особенно возмутился, когда узнал, что пропадают деньги, предназначенные бедным. Весной у нас случился пожар, сгорело много домов и лавок, и погорельцам тоже полагалась помощь, но она… просто исчезла. Тезей бросил прежнего казначея в дворцовую темницу; насколько я знаю, он и сейчас там. Его место занял Месмер.

— Месмер, — задумчиво повторила Габриэль и спросила: — Вы уверены, что он прислан Нестором? С чего бы царю посылать в Афины казначея, если Тезей об этом не просил?

— Сама не знаю, — призналась Ипполита. — Тезей разозлился на меня, а это случается очень редко. Но у меня тоже есть характер, и получилось, что мы не разговаривали несколько дней. Вскоре после этого у берега появились морские разбойники, и царь, как всегда, отправился на битву лично. Ему все нужно делать самому: Тезей никогда не перекладывает дела на помощников, особенно военные дела.

Прошло несколько дней, и он вернулся. Муж показался мне растерянным, подавленным, даже немного не в себе. Может быть, он все еще злился на меня после той ссоры, но решил, что будет легче переброситься парой слов, чем не разговаривать вовсе. А может, он был уже болен, но не хотел валяться в постели и скрывал от меня лихорадку. Он ведь мужчина, понимаешь? — добавила царица с легкой улыбкой. — У них свои причуды, а как они относятся к болезням!

— Да уж, понимаю, — с чувством поддакнула девушка. — Так, значит, вы уже давно не видели царя. А как же слуги? Неужели они не отвечают, когда вы спрашиваете их о Тезее? Выходит, вы здесь пленница.

— Не совсем, просто врачи не позволяют подниматься с постели. Это мой первый ребенок, и я не решаюсь их ослушаться: вдруг вставать и правда опасно?

— Я, конечно, не повитуха, — ответила Габриэль, обдумывая положение, — но выросла в деревне и знаю кое-что о травах и болезнях. Если не было трудностей, пока вы носили и рожали ребенка…

— Никаких.

— А сколько времени прошло?

— Четыре дня. Нет, пять.

— Тогда вы можете спокойно встать и пройтись. Только не нужно сразу обходить весь дворец, вы ведь долго лежали. Царица, поднимались ли вы вообще?

— Всего несколько раз: время от времени каждому приходится это делать, — Ипполита немного смутилась.

— И вам не больно? Голова не кружится?

— Нет.

— Значит, кому-то нужно, чтобы вы не выходили из спальни, — заключила девушка. — Плохо дело. Возможно, это происки Месмера. В последнее время слуги не менялись? Не изменилось ли их поведение? При том, что творится в городе, легко предположить, будто кто-то припугнул их или подкупил.

— Мои слуги неподкупны, я уверена. На предательство их может подвигнуть только страх, особенно страх за родных и любимых. О, если б не мое положение, я обращала бы на слуг больше внимания. Я очень хорошо их знаю. И всегда не доверяла Месмеру, — мрачно добавила Ипполита, помолчав. — Он из тех, кто при разговоре отводит глаза и увиливает от ответа. Не знаю, почему Тезей его держит, на него это так непохоже!

Царица задумалась, потом осторожно передала ребенка Габриэль.

— Подержи его, пожалуйста.

Девушка взяла кроху на руки и разгладила покрывала. Ипполита приподнялась на локте, спустила ноги с ложа и, пошатываясь, встала; Габриэль едва не уложила ее обратно, но сдержала порыв. «Ты пришла сюда просить ее о помощи и все ей рассказала. Могла бы догадаться, что царица поведет себя именно так». Может, Ипполита и не знает, как реагирует тело на рождение первенца, но, в конце концов, она амазонка! Она сумеет оценить свои силы и применить их наилучшим образом.

Беспорядок в Афинах был заботой Тезея, а значит, и ее тоже. Еще неизвестно, в безопасности ли царь и жив ли он вообще. Вполне возможно, что именно эти мысли заставили молодую мать подняться с постели.

Царица забрала у Габриэль сына, поцеловала его в щечку и положила в корзину с высокими стенками, стоявшую в изголовье у ложа. Малыш сонно завозился, выпятил губы — и заснул еще крепче.

— Его отец спит точно так же, одно лицо! — шепнула Ипполита, но, встретившись глазами с Габриэль, вновь стала серьезной. — Будь любезна, понеси корзину. Я боюсь оставлять сынишку и не доверяю ни одной няньке.

Девушка в задумчивости посмотрела на корзину, потом перевела взгляд на молодую мать, молча ожидавшую ответа. Не найдя иного выхода, Габриэль подняла корзину, она была легкой.

— Спасибо. Теперь пойдем искать моего мужа.

— Хорошо, — согласилась Габриэль и напомнила: — Только я боюсь стражи: я ведь пробралась сюда тайком.

— Стража подчиняется мне, а я не дам тебя в обиду. Ослушаться они не посмеют, — спокойно закончила царица.

— Искренне надеюсь.

Габриэль пристроила корзину поудобней, в правой руке зажала посох и направилась к двери, через которую попала в спальню. Когда они вышли в столовую, Ипполита обогнала девушку и приоткрыла дверь в приемный зал.

— Раньше я хранила здесь чобос, — сказала она, — но давно уже убрала: Тезей объяснил, что в Афинах невежливо держать оружие под рукой, принимая гостей. Это означает недоверие, — с этими словами царица широко распахнула дверь, шагнула внутрь и скривилась: — Как же темно! Сотни раз говорила, что комнаты должны быть светлыми, чтоб не натыкаться ни на что.

— Разумно, — согласилась Габриэль и добавила: — А вот про чобос скажу: жаль, что ты его унесла.

Пара коротких палок для боя, смертельное оружие амазонок, могла бы им пригодиться. Даже если царица слишком слаба, чтобы ими воспользоваться, откуда это знать стражникам? Зато они наверняка знают, что от амазонки с чобосом в руках следует держаться подальше. Ипполита прошла через зал, открыла дверь в коридор и вышла, решив заглянуть в покои мужа. Габриэль подождала, пока царица кивнет, и догнала ее. Едва пройдя коридор и очутившись в парадной части дворца, Ипполита застыла на месте; Габриэль, полная нехороших предчувствий, поставила корзину, отодвинула ее как можно дальше за спину и, приготовившись защищаться, подняла посох.

Страх и напряжение исчезли, сменившись облегчением и злостью. Ноги Габриэль стали как ватные, а затаенное дыхание вырвалось шумным вздохом.

— Геларион! Что ты здесь делаешь? Зачем зашел так далеко? — ругалась девушка, а вор широко развел руками и склонил голову, повернувшись к царице. Ипполита прищурилась:

— Геларион? Я слышала о тебе, — сказала она. — Габриэль, почему с тобой воришка с рынка? Как ты посмела не сказать о нем раньше?

— Э-э… Я не сказала, потому что… знала, что ты так ответишь. Ну, рассердишься, — промямлила та, когда царица обратила на нее испепеляющий взор: не хуже, чем у Зены.

Геларион откашлялся и замахал руками, требуя тишины и внимания:

— Габриэль и…кхм, госпожа, я пришел предупредить, что от главных ворот сюда идут стражи.

— Эти стражи подчиняются мне и моему мужу, молодой человек, — сухо отозвалась Ипполита.

— Не уверен, — быстро ответил воришка и, глядя на Габриэль, насмешливо улыбнулся: — С ними опять твой дружок. Уж и не знаю, что вас связывает, но…

— Агринон, — выдохнула девушка и глаза ее сузились. — Ваше величество…

— Ипполита, — поправила ее царица. — Ведь ты амазонка, разве нет?

— Конечно, Ипполита. Если с ними Агринон — помнишь, я о нем рассказывала? — значит, это предатели.

— Куда они повернули от двери? В какой переход? — обратилась к воришке царица.

— В какой — что? А, понял. Кто-то провел их через боковую дверь, а теперь они идут по задним коридорам, но не переходами для слуг.

— Хотят проникнуть незамеченными.

— Думаю, да, — подтвердил Геларион. — Они соблюдают тишину. Кажется, стражи направляются в малый зал для приемов на этом этаже, но я не уверен, так как должен был исчезнуть прежде, чем они могли меня увидеть.

— Сюда, — воскликнула Ипполита, трогаясь с места и двигаясь чуть быстрее, чем раньше. Ее лицо побледнело, а на лбу появилась морщинка. Габриэль покачала головой, оглянулась на юношу и поручила ему корзину:

— Возьми.

Он машинально схватился за ручки и в изумлении уставился на содержимое.

— Это? Я вам не нянька!

— Я тоже, — ответила девушка и потянула Гелариона за собой, догоняя царицу.

— Я мог бы справиться, но не хочу и не буду? — возмущенно прошипел вор.

— Лично я буду сражаться, мне это удается неплохо. Ты ловко прячешься в случае опасности, у тебя острый нюх. Вот почему младенец будет у тебя. И будь осторожен: это ее.

— Это… О всемогущий Зевс Громовержец! Ты что, всучила мне наследника престола?

— Именно, — ответила Габриэль. — Пошли, пошли нельзя терять царицу из вида!

Ипполита резко свернула в одно из боковых ответвлений и скрылась. Геларион затравленно вздохнул, крепче стиснул ручки корзины и ускорил шаг. К счастью царица не успела отойти далеко, иначе Габриэль не нашла бы дорогу: в этой части дворца коридоры действительно расходились, как в лабиринте. Как и предупреждал Петер, не было ни одного прямого — сплошные изгибы, повороты и закоулки, без всякой системы.

— Знаешь, Геларион, — убежденно заявила Габриэль когда они поравнялись с царицей, — у тебя добре сердце.

— Кто это сказал? — фыркнул он.

— Я. Я видела, как ты говорил с братом: ты ведь очень любишь его, правда? Готова поспорить, ты часто с ним возился, когда Кратос был малышом, — девушка искоса взглянула на паренька и застыла от удивления. Его лицо смягчилось, юноша улыбнулся искренней и теплой улыбкой, совершенно преобразившей его.

— Кратос был таким крохотным и милым! Ладно уж, позабочусь о наследнике. Только не ругайся, если оглянешься, а меня нет.

— Не буду, — твердо пообещала Габриэль. Царица обернулась, смерила Гелариона оценивающим взглядом и, кивнув, продолжила путь.

Глава 9

Габриэль нагнала царицу, когда та застыла в нерешительности рядом с узкой дверкой. Оглядевшись, Ипполита с еле слышным щелчком открыла задвижку и настороженно прислушалась. Никого. Она дернула Габриэль за подол и склонилась к ее уху:

— Это потайной ход в тронный зал. Бывший царь построил его для тайного советника, который подсказывал ему, что ответить просителю.

— Не очень-то честно, — отозвалась Габриэль, а царица с усмешкой кивнула.

— Мы хотели закрыть коридор, но не нашлось времени: сама видишь, что творится в Афинах, — Ипполита распахнула дверь и шагнула внутрь.

Войдя в зал, Габриэль увидела только тесное, слабо освещенное, пустое пространство, но когда ее глаза привыкли к полумраку, девушка поняла, что находится за спинками двух тронов. По другую сторону от них по стенам тянулись скобы с факелами, а укромный уголок оставался в глубокой тени.

Справа был выход на один из многочисленных балконов, однако его закрывали расписные деревянные двери. Темно-синие стены и низкий потолок покрывала изумительная роспись, создание которой требовало отточенного мастерства и большого вкуса. Зал был невелик и обставлен гораздо скромнее, чем ожидала Габриэль. Двойные массивные двери могли служить и для защиты.

— Хм, — довольно равнодушно сказала Габриэль, а царица приподняла брови, ожидая продолжения, — неплохо. Очень даже мило: роспись недурна… Только как-то… однообразно. Скучновато, темновато…

В глазах Ипполиты загорелись лукавые искорки, и она утешила:

— Это всего лишь малый тронный зал. Знаменитый парадный, где герои жарят мясо на огне огромного круглого очага, расположен ниже: угловой на первом этаже. Мы с Тезеем проводим там приемы, только когда хотим произвести впечатление. Именно о нем упоминают легенды.

— А, понятно.

— Это помещение сохранилось с прошлых времен, — царица обвела зал широким жестом, в который включила и входные двери. — Поговаривают, нам лучше от него отказаться: зал будит слишком много плохих воспоминаний. Но я не согласна.

— Я тоже, — поддержала Габриэль. — Разве Афины должны извиняться или делать вид, что ничего не случилось?

— Нет, конечно, — усмехнулась Ипполита. — Мне нравится эта комната, хотя однажды я ее переделаю: прикажу заново расписать потолки и стены. Для ежедневных собраний этот зал подходит куда лучше, чем парадный.

Царицу прервал стук задвижки по ту сторону двойных дверей, и створки начали медленно отворяться. Габриэль схватила Ипполиту за руку и втащила ее в пространство за тронами. Геларион стоял у потайной дверки, готовый в любую секунду подхватить корзину и скрыться. Девушка знаком велела ему остаться и скользнула к царице, которая уже успела выглянуть из-за спинки трона, все еще оставаясь невидимой из зала.

Одна из створок ударилась о стену, другая, приоткрывшись, вернулась на свое место. Вошел невысокий, но стройный смуглый мужчина, одетый в непритязательную тунику. За ним следовал другой, чуть повыше, в богато расшитой по краям хламиде.

— Мой муж, — тревожно выдохнула Ипполита.

— О, красиво одет, — ответила девушка, а царица вздрогнула и покачала головой.

— В дорогих одеждах — это Месмер. Тезей не тратит денег на тряпки.

— Простите.

Царица положила руку на плечо Габриэль и прижала палец к губам, прося замолчать. Тезей выглядел больным или измученным: лицо его было слишком бледно для воина. Спутник царя, напротив, имел вид лощеный и своей самоуверенностью напоминал Драконта. «Откормленный индюк. Наглый эгоист», — подумалось девушке. Царь тем временем прошел через комнату, споткнувшись о маленький коврик, и опустился на низкое ложе, стоявшее рядом с троном. Месмер неприятно улыбнулся и уселся на трон.

Ипполита негодующе сощурила глаза и безотчетно сжала рукой плечо своей спутницы. Габриэль прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, осторожно коснулась царицы и взглядом указала на ее руку. Та вздрогнула и отпустила плечо.

— Вы устали, — тихо и вкрадчиво заговорил Месмер. — Очень устали. Обязанности давят на вас тяжелым грузом. Вы смертельно измучены.

— Измучен, — тускло вторил царь.

— Вы хотите только уснуть.

— Уснуть.

— А пока вы спите, добрый друг Месмер возьмет на себя сложные дела, не дающие вам вздохнуть. Спите, усните, а Месмер будет работать.

— Спать… Хороший… Друг… Месмер…

Глаза Габриэль сами собой закрылись, и она едва сдержала зевок. Ипполита искоса взглянула на нее и пихнула в бок, девушка ойкнула. Месмер мигом вскочил на ноги и выбежал на середину зала. Тезей не шевельнулся.

— Кто здесь? — выкрикнул казначей. Габриэль стряхнула дремоту, а царица гордо вышла из своего укрытия.

— Ва… Ваше величество! — удивленно выдавил Месмер, опускаясь на одно колено и почтительно склонив голову. — Какая неожиданность! Вы — здесь? Уверена ли моя госпожа, что ей уже можно вставать? Ведь у нее так недавно родился наследник.

Казначей поднялся и смотрел царице прямо в глаза, тихим голосом бормоча слова, которых Габриэль не могла разобрать. Доносились только смутные обрывки: «Отдыхайте… родился первенец… так трудно». Габриэль даже покачнулась, и Геларион подскочил к ней, от души хлопнув по плечу. Ипполита кашлянула и зловеще взглянула на Месмера:

— Не старайся, номер не пройдет! — резко оборвала она. — Мне известны эти приемы, их применяют знахарки амазонок. Немедленно разбуди моего мужа, или я…

Она вдруг шагнула назад и повысила голос:

— Как смеешь ты обнажать кинжал в тронном зале?

Габриэль схватила посох и, выбежав вперед, заслонила собой Ипполиту. Месмер открыл было рот, чтобы что-то прокричать, но в это самое мгновение дверь распахнулась и в зал ворвался Агринон, ведя за собою стражу.

— Месмер, на рынке снова эта девушка! А раз она в Афинах, значит, Зена… — он вдруг остановился как вкопанный, и в спину главаря врезался стражник. Остальные столпились вокруг, заполонив чуть ли не весь зал.

— Ты… — прошипел Агринон, и глаза его превратились в узкие щелки.

— О, дружище! — ухмылке Габриэль позавидовала бы сама Мегера. — Хочешь сравнять счет? Ставлю два к одному, что победа за мной!

Агринон в ужасе отступал, пока не зашел в дальний угол, ударившись спиной о стол с тяжелым бронзовым кувшином. Главарь махнул рукой, и стражники бросились закрывать двери. Тогда он заорал:

— Взять ее! Взять обеих!

— Четырнадцать против одной? — спросила Габриэль, размахивая посохом. — Плохой расчет, Агринон, у меня перевес. Стой на месте, я сама подойду.

Ипполита скользнула за трон, и девушка рискнула бросить на нее беглый взгляд:

— Правильно, побереги себя, сестра! Я сама с ними справлюсь, легко, — но царица и не думала бежать. Габриэль широко раскрыла глаза: держа в руках два скипетра, Ипполита приготовилась к бою. На одном из жезлов был тяжелый серебряный шар, другой венчала статуэтка вздыбленной лошади. Царица зловеще усмехнулась, Габриэль воскликнула: — Вот так да! Отличный чобос!

— Сгодится, — мягко подтвердила Ипполита и одним прыжком подскочила к ближайшей троице стражей. Замелькало оружие, раздались глухие удары, и трое противников со стоном повалились на пол тронного зала. Габриэль сильно ударила Месмера и бросилась вперед, огрев одного стражника посохом по шее, а другого стукнув прямо в живот. Сзади подошла Ипполита и встала спина к спине.

Хотя царица чувствовала себя неплохо после рождения первенца, ей было нелегко. Подумав об этом, Габриэль покрепче уперлась в пол, чтобы выдержать тяжесть навалившейся на нее Ипполиты. Девушка чуть не упала, когда царица вдруг, выкрикнув резко что-то, отскочила прочь и ринулась в атаку.

В углу зала исходил от злобы Агринон: семеро стражей бросились в бой, и трое уже валялись на полу. Похоже, оклемается только один. Остальные четверо бросились к двери и с радостью выскочили б вон, если бы не окрик начальника. По его приказу стражники, охранявшие дверь, многозначительно обнажили кинжалы. Один из «храбрецов» заметался в поисках пути к отступлению. «Балкон», — беззвучно выдохнул он и, осторожно обогнув Габриэль и метнув опасливый взгляд на неподвижного царя, скрылся за тронами. Раздался сильный удар и звук падения, Геларион выглянул в зал с довольной улыбкой, в руке у него была огромная ваза. Габриэль улыбнулась в ответ и тут же развернулась обратно: кто-то вцепился в ее единственное оружие.

Она изо всех сил рванула на себя посох, а стражник — тот самый, с которым она дралась сегодня на рынке — ухмыльнулся и тоже дернул свой конец. Габриэль подскочила к нему, двинула локтем в живот, вырвала палку и с размаху опустила оружие ему на голову. Отскочив прочь и не переставая вертеть посохом, она поискала глазами Ипполиту.

Царица отошла в сторону, встав между стражниками и Тезеем. Левой ногой она упиралась в трон, в умелых руках мелькал чобос. Никто из вояк не осмеливался даже приблизиться к ней. «Замечательно, — подумала девушка. — Ипполите надо беречь силы. Надеюсь, Геларион догадался спрятать малыша перед тем, как совать нос в сражение». Закончить Габриэль не успела, потому что двое стражей с криком бросились на нее.

Багровый от ярости Агринон проревел очередной приказ, едва выговаривая слова от душившей его злобы, и Габриэль удивилась, как это солдаты понимают командира. Ей это совершенно не удавалось. Один из охранявших двери стражей всталпосередине створок, второй поудобней ухватил меч, вытащил кинжал и принялся пробираться в противоположный конец зала, задумав обойти трон. Габриэль отвлеклась, а когда снова решилась посмотреть в его сторону, увидела, как Ипполита, — прижав стража к стене, держит клинок у горла бедняги.

Девушка перевела глаза на Агринона; тот крался к дверям и, судя по выражению лица, намеревался улизнуть. Она быстро махнула посохом вправо-влево, расчищая дорогу, и кинулась вдогонку. Главарь испуганно посмотрел на нее и, подняв меч, снова вжался в угол. Глаза его метались вдоль стены, где находился потайной ход: вероятно, трус надеялся миновать Габриэль, но это было исключено. На ногах оставалось всего четверо стражников, а большей части тех, кто упал, уже не суждено было подняться. Попытайся Агринон схитрить, она заметит: ей больше не нужно следить за дюжиной противников. А попробует убежать — наткнется на Гелариона.

Ипполита резко скрестила оба скипетра, стиснув между ними голову несчастного стража, только что добравшегося до нее от дверей. Два мгновенных сильных удара — и противник отлетел к стене, безжизненно сполз по ней вниз. Царица снова встала перед троном, защищая Тезея. Она сильно побледнела, и по лбу ее катился пот.

— Разделаемся поскорей? — прокричала она.

— Отличная мысль! — ответила Габриэль и сделала выпад в сторону приблизившегося стража. Тот отшатнулся, и она, резко меняя тактику, нанесла сокрушительный удар. Схватившись за посох обеими руками, девушка широко размахнулась, и палка опустилась на голову вояки, стоявшего у нее за спиной. Страж отлетел, сбив с ног двоих товарищей.

Агринон в открытую направился к дверям — и замер в нескольких шагах от них: стража не было, а тяжелый засов оказался задвинут. С проклятием главарь ринулся к двери, бросив кинжал на пол, чтобы открыть засов, но планка не двигалась с места. Тогда он бросил и меч, вцепившись в перекладину обеими руками, но тщетно.

— Где Гнериос? — заорал Агринон. — И кто посмел задвинуть засов?!

— Я, — звонко ответил Геларион, заставив Габриэль подскочить. — И молотком закрепил.

Легко и грациозно уклонившись от стражей, юноша вышел на середину зала. Пунцовый от ярости Агринон проревел что-то нечленораздельное. Геларион скорчил рожицу, рассмеялся и непостижимым образом скрылся из глаз.

— Держи его!

Но тем, кто ринулся выполнять приказ, сначала надо было обойти Габриэль. Она усмехнулась и ударила одного из вояк посохом в лоб, потом по коленям. Глядя на это, второй покачал головой, бросил оружие и широко развел руками; сдавшись на милость победителя, он уселся на пол. Габриэль окинула взглядом внезапно затихший зал, заваленный неподвижными телами. Ипполита торжествующе, но слабо улыбнулась, опустилась на царский трон и выронила скипетры. Габриэль удовлетворенно кивнула, потом посмотрела на закрытые двери и, держа наготове посох, с мрачным блеском в глазах направилась к Агринону. Тот попятился в облюбованный угол, а когда оказался там, почувствовал, как по его плечу барабанят чьи-то пальцы. Затравленно вскрикнув, он обернулся и увидел Гелариона, с блаженной улыбкой занесшего над его головой огромный бронзовый кувшин.

— Держи, — сказал он и отпустил тяжелое орудие. Кувшин опустился на Агринона, закрыв его по самые локти, а потом дно с приглушенным звоном ударилось о голову горе-вояки. Колени стража подогнулись, и он, обмякнув, рухнул на пол.

Повисло молчание. Габриэль глубоко вздохнула и оперлась на посох, потом тревожно оглядела поверженных противников и, пробираясь меж их телами, подошла к царице:

— Ты в порядке? — во время побоища они с Ипполитой перешли на ты.

— Немного… устала, — задыхаясь, ответила царица. — А так в полном порядке. Меня беспокоит Тезей.

Габриэль похлопала ее по плечу:

— Все с ним нормально. Он придет в себя, я уверена. Первым делом нужно разобраться с этими вояками, с меня хватит одной драки, — девушка обернулась и осмотрела зал. Пропавший Геларион вдруг вышел из-за тронов, держа в руках корзину. Он поставил ее у ног царицы, улыбнулся младенцу и взглянул на Ипполиту.

— Даже не проснулся.

— Вылитый отец, — ответила царица. Обернувшись к Тезею, она пожалела о своих словах: афинский царь бессмысленным взглядом смотрел на стену перед собой. Ипполита горестно вздохнула и указала на стражей: — Габриэль права. Что будем с ними делать?

Девушка покачала головой, подбоченилась и погрузилась в размышления. Как назло, в голову ничего не приходило. Наконец она спросила:

— Во всем дворце найдется хоть один человек, которому можно доверять?

— Нет времени на розыски, — перебил Геларион, пиная одного из побежденных ногой. Мужчина тихо постанывал. — Предлагаю связать.

Габриэль устало поглядела на него:

— А где ты возьмешь веревку?

— Как ни странно, я знаю, где ее достать, — подала голос царица. — На крыше есть навес, под которым мы с Тезеем проводили летние ночи. Ткань закреплена веревкой, и на всякий случай имеется запас: ветра часто срывают материю. Навес справа, ты найдешь дорогу?

— Конечно, — без раздумий ответил юноша уже на полпути к выходу. Вдруг он остановился и обернулся с улыбкой, извиняясь: — Простите, забыл, что заколотил двери. Сейчас вернусь.

— Отлично… будем надеяться, — ответила Габриэль, которую вдруг одолели сомнения. Секунду спустя за Геларионом захлопнулась потайная дверь. — Будь добра, помоги мне приглядеть за этими горемыками. Тогда я смогу подумать о том, что натворил Месмер, и вспомнить, слыхала ли я о таком колдовстве.

— Я знаю, что он делал, — спокойным тоном ответила Ипполита. Она рывком поднялась и отодвинула корзину с дороги. — Знахарки амазонок используют этот прием, облегчая страдания: они лечат так и головную боль, и страшные раны. Я… Я припоминаю, так можно заставить человека сделать все, что ты хочешь.

— Заставить… сделать, — Габриэль порывисто развернулась и поглядела на царя. — Ого! Ты думаешь, Месмер пользовался именно этим?

— Не сомневаюсь, — мрачно сказала царица, — но когда он очнется, спрошу. Ответит без утайки: так для него будет лучше.

— О да, наверняка. И что нужно сделать, чтобы Тезей пришел в себя? Ну, ты знаешь, если человек выпил лишку, ему надо просто поспать, а потом все будет в порядке, — девушка нахмурилась и уточнила: — Если он не потянется к кувшину, как только проснется. А что делать в нашем случае? Тезея ведь опьянили слова.

— Слова бывают очень сильны, Габриэль.

— Мне ли не знать, — улыбнулась та. — Все-таки я при Зене вроде певца.

Девушка сделала шаг в сторону и с размаху ударила палкой поднявшегося на четвереньки стража, который тихо полз к выходу. Вояка распластался на полу, царица вздрогнула. Мгновением позже распахнулась потайная дверь, и с охапкой веревок в зал вошел Геларион. Концы свисали во все стороны и отчаянно путались у него под ногами.

— Как это ты шею не сломал на лестнице? — удивилась Габриэль.

— Я очень ловкий, разве не заметно? — нахально ответил воришка и с облегчением сбросил ношу на Агринона.

Девушка смерила его уничтожающим взглядом — получилось лучше, чем обычно, — и с угрозой начала:

— Геларион…

— Знаю-знаю, — «Не зли меня», — перебил он и с поклоном вручил ей веревку.

Несмотря на то, что все трое работали в поте лица, связывая стражей, это занятие отняло порядочно времени. Когда несвязанными оставались только четверо мужчин, Геларион предоставил Габриэль и царице самим расправляться с предателями и отправился отпирать дверь. Габриэль туго обмотала веревкой лодыжки Агринона, потом перевернула его и сняла кувшин с головы негодяя. Он яростно сверкнул глазами и поднял руку, готовясь схватить девушку, но промахнулся. Габриэль мило улыбнулась:

— Ай-ай-ай, — покачала она головой и приподняла посох так, чтобы он попал в поле зрения стража. Тот что-то пробормотал, обмяк, закатил глаза и позволил связать себе руки.

— Взгляни на дело с другой стороны, — посоветовала Габриэль, отступая на шаг и любуясь своей работой. — Неудачи закаляют характер. Они пойдут тебе на пользу.

Агринон злобно зарычал, а Габриэль расплылась в довольной улыбке.

Геларион отпер дверь и хотел распахнуть ее, но девушка остановила его:

— Может, там стоят люди Бризуса. Подождем.

— Может, мы никогда не узнаем имена всех предателей. Как нам это разведать? — парировал юноша.

— Месмер расскажет, — ответила Ипполита, и уголки ее губ приподнялись в недоброй усмешке. Царица стояла у стены, уперев в бока сжатые в кулаки руки и не сводя огненных глаз с подлеца, в роскошных одеждах скорчившегося на полу. — А если он не захочет говорить, мы с сестрицей покажем ему, что такое амазонские пытки. Верно, Габриэль?

Царица задала вопрос, не поднимая глаз. Девушка сладко зевнула, а Геларион пихнул ее локтем и кивком указал на Месмера: тот пришел в себя, хотя глаза его все еще были закрыты. Мускулы негодяя были напряжены, дыхание затаилось. Глубоким, полным угрозы голосом Габриэль заговорила:

— Да-да, причем покажем сполна! Особенно ту, что… ах, не могу сказать при мальчике, ему станут сниться кошмары, — огорченно осеклась она.

Геларион наивно моргнул:

— Мне-то?

— Уж поверь, — честно ответила девушка. Месмер захлопал глазами и попытался отползти подальше. Царица наступила на край его одежды, пригвоздив подлеца к месту.

— Хочешь узнать, как мы пытаем преступников? Я покажу тебе прямо сейчас. Каждый удар, каждый…

— Нет! — вскрикнул он, и из груди его вырвался сдавленный писк. — Нет, нет, только не это! Я… Все, что угодно, только не…

— Тогда расскажи мне все, — процедила Ипполита. — Кому ты заплатил, чтобы попасть во дворец, кого подкупил потом?

— Ты требуешь многого.

— Конечно. Все, до последней детали. А если хочешь, я сделаю с тобой…

— Нет! Я… Я все расскажу! — Месмер тихо захныкал, но стоило царице шевельнуться и грозно сложить на груди руки, как он собрался с силами и выдавил из себя вполне разумное, лаконичное признание: — стражники, среди которых двадцать семь моих людей, подкуплены. Тот, кто привел их сюда, знает все имена. Остальные их немного — боятся за своих родных, у нас есть заложники. Больше во дворце у меня никого нет, только царский писарь, Гадримос.

Казначей нахмурился и взглянул на царицу:

— Слуги души не чают в тебе и Тезее. Думаешь, легко было заставить их подчиниться? — Ипполита усмехнулась, Месмер поежился и торопливо продолжил: — В городе людьми командует Бризус, у него двадцать подчиненных, в основном ребятня. Они работают на троицу «Покровителей». На окраине заброшенный свинарник, там…

— Об этом уже позаботились, — перебила Габриэль. — Больше никого? Правда?

Казначей горько посмотрел на нее:

— Послушай, с тех пор, как я здесь, не прошло и лунного месяца! Будь у нас вдвое больше времени, и нас бы голыми руками не взять! За полгода я заполучил бы все Афины!

— Не думаю, — произнесла Габриэль. — Ипполита, что нам делать с изменниками?

Царица, поразмыслив, пожала плечами:

— В подвалах есть темница. Много лет она пустовала, но теперь я знаю, что с ней делать.

— Вероятно, сейчас там кто-то томится, — ответила девушка. — Например, опальный казначей. К тому же бедняга Полидор наверняка стал его соседом… Это посол, которого бедняки отправили к царю.

На зов царицы явились верные стражи, они забрали подлеца Месмера, Агринона и прочих. Старый противник обернулся и бросил на Габриэль бешеный взгляд, она улыбнулась и помахала рукой ему на прошение. Стражи вывели предателей вон, а командир задержался, слушая приказы госпожи. Их было немало: очистить дворец от посторонних, отыскать и освободить настоящего счетовода, допросить Полидора и всю дворцовую прислугу, проверить, не действует ли кто из них заодно с Месмером, добровольно или под угрозой. И последнее: заглянуть на кухню и велеть подавать поздний и обильный обед; царица изволит есть в малом тронном зале.

— Ух, как я проголодалась после драки! — призналась Ипполита, когда воин с поклоном удалился.

— Проголодалась? Как я тебя понимаю! — ответила девушка. Она вдруг осознала, сколько времени ей пришлось провести во дворце. — Геларион, сходи-ка за Кратосом! Он нам очень помог, думаю, царица захочет на него взглянуть. К тому же твой брат наверняка умирает с голоду!

Геларион возвел глаза к небу, но молча покорился и ушел. Ипполита со вздохом присела на край царского трона. Несмотря на весь шум и суматоху в зале, Тезей до сих пор ни на волосок не двинулся с места и теперь сидел, немигающим, бессмысленным взглядом уставившись на гордую жену-амазонку.

— Надо было спросить Месмера, как вывести царя из этого состояния, — пожалела она. — Хотя в этом я бы ему все равно не поверила.

Ипполита протянула изящную руку и погладила мужа по щеке. В коридоре раздались звонкие шаги, и Габриэль обернулась, но волноваться не стоило: вернулся Геларион, тащивший за собой растерянного, вконец смущенного Кратоса.

Царица поднялась и улыбнулась мальчугану:

— Габриэль сказала, ты очень помог. Благодарю тебя от имени царя и всех Афин!

— О госпожа, — промямлил Кратос, а Геларион торопливо зашептал что-то ему на ухо. Тогда паренек добавил: — Я пытался выручить мать, вот и все.

— Это достойный повод, — сказала Ипполита и взглянула на двух прислужников, торжественно вносивших широкие, уставленные яствами блюда. — Нам подали обед. Судя по твоему виду, он придется кстати.

Кратос, раскрыв рот, рассматривал угощения. Обернувшись к Гелариону и взглянув на его лицо, Габриэль увидела точную копию братца. Прославленный вор не мог скрыть своего изумления.

Это был самый странный обед, на котором Габриэль довелось присутствовать. Геларион и Кратос — мальчишки в уличных лохмотьях, воришки с рынка — уплетали царские яства в тронном зале с поразительной скоростью. Они явно понимали, что такого изобилия им не видать еще очень долго. Ипполита — афинская царица, женщина-воин, вряд ли уступающая Зене — разделяла поздний обед с новыми друзьями и, ничуть не стесняясь, кормила грудью младенца-наследника. Габриэль — девушка, которая всюду чувствовала себя непринужденно, — болтала по обыкновению много и весело. Картину завершал легендарный царь Тезей, неподвижно застывший на своем месте и безразличный ко всему происходящему.

Наконец Кратос насытился, опустился на одно колено и из-под длинных ресниц взглянул на царицу.

— Э-э… Госпожа, — начал он и нахмурился, прислушиваясь к словам, которые зашептал ему на ухо Геларион. — Ваше величество, — учтиво поправился он, — думаю, мне пора возвращаться домой, там много дел. Я должен убедиться, что с мамой все в порядке, а Зена освободила заложников. Э-э… Если вы не возражаете, ваше величество…

— «Госпожа» меня вполне устраивает, Кратос, — серьезно произнесла Ипполита. Свободной рукой она нежно взъерошила его волосы, и, залившись краской до самых ушей, мальчуган улыбнулся в ответ. — Ступай к матери, Кратос, и передай ей слова афинской царицы: она может гордиться своим сыном.

— Но мама не поверит даже тому, что я вас видел, не говоря уж о вашей похвале, — с сомнением сказал Кратос.

— Поверит. Потому что как только в Афинах все наладится, я приглашу ее во дворец и мы обсудим, как помочь беднякам. Сделаем так, чтобы ее сыну не пришлось больше воровать кошельки.

— Было бы здорово, — прошептал мальчуган, не веря своим ушам. Он поднялся, повернулся и быстро вышел из зала.

За его спиной тихо вздохнула Ипполита:

— Мне страшно за детей. И за моего сына. Что если… — она не закончила и с беспокойством посмотрела на девушку: — Габриэль?

Та стояла, стиснув виски руками и закрыв глаза: ее посетило видение. «О, я вижу, все вижу! Этот зал, почти такой, как сейчас; в нем крошечная женщина, совсем без сил. Она замужем… о боги, за Тезеем! Только царь постарел и поседел, он все еще оплакивает первую жену, амазонку. А эта женщина… все ее помыслы налицо: ей нужен только юный Ипполит. Ах, поглядите на него, он свеж и прекрасен, высок и строен!» — видение затуманилось и колыхнулось — вероятно, пролетели годы: «Во дворце ее презирают, ее желание очевидно, а бедный юноша пытается сохранить чистоту». В мозгу Габриэль проносилась картина за картиной, сменяли друг друга гнев, и ревность, и взаимные упреки — и вдруг пустынный берег, холодный, неуютный. Когда-то здесь бежала Аталанта, а теперь видны обломки колесницы и над морем поднимается чудовищный змей толщиною с вековой дуб. Тезей, упавший на колени, рыдает над израненным сыном.

«О богини судьбы, беспощадные Мойры, скажите же мне, что Зена права и все мои прозрения просто чушь, игра воображения!» — про себя воскликнула Габриэль и, задыхаясь, открыла глаза. На лбу у нее проступили капельки пота. Царица и Геларион, пораженные, смотрели на нее. Девушка выдавила слабую улыбку и постаралась принять веселый вид. К горлу подступил комок, испортивший все удовольствие от изумительного обеда.

— О, простите, у меня случаются приступы… э-э, головной боли, — заливаясь краской, пробормотала Габриэль. К счастью, царица была слишком вежлива, чтобы расспрашивать дальше. — Итак, что нужно сделать, чтобы привести царя в себя?

— Бедный Тезей! — вскрикнула Ипполита, на минуту забывшая о муже. Она положила младенца в корзинку и встала из-за стола.

— Любимый, — тихо прошептала она, склоняясь к царю, и нежно коснулась его щеки. Глаза Габриэль наполнились слезами, и она поспешно отвернулась смахнуть их.

Поднялся Геларион.

— Да с ним все не так уж плохо, — беззаботно заявил вор. — Может быть, не видя колдуна, царь скоро придет в себя. А может быть, этого будет достаточно… — он щелкнул пальцами. Тезей пошевелился, моргнул и обвел зал блуждающим взором. Его глаза посмотрели на ноги Ипполиты, скользнули вверх по телу, остановились на лице.

— Любовь моя, — хрипловато произнес он, — Ипполита! Это ты! Но мне сказали, что ты была зла на меня, что ты и наша доченька… что роды были тяжелыми и она… — он нахмурился, опустил глаза, уставившись на собственные руки.

— Тебе солгали.

Ипполита была бледна как полотно; она опустилась на колени у ног мужа, обхватила его лицо руками и мягко повернула так, чтобы взгляд царя упал на корзину, стоявшую у подножья тронов:

— Тезей, я никогда не оставлю тебя, чтобы ты ни сделал! Я не страдала, все прошло хорошо. Смотри, Тезей, у нас родился сын! Наш с тобой сын!

— Сын… — прошептал царь. — О Зевс, у меня сын! У нас с тобой сын, любимая!

Он попытался осознать эту новость. Глаза царя вдруг потемнели, он с тревогой посмотрел на Ипполиту.

— Сын… Как ты себя чувствуешь, о лучшая из амазонок? И ответь, почему не позвала меня, когда пришел назначенный час?

Ипполита просто не знала, что и сказать, она лишь покачала головой и закусила губу. Тогда за дело взялась Габриэль. Поймав взгляд царицы, она поднялась на ноги и заговорила:

— Великий Тезей, — девушка почтительно склонила голову, — в последнее время в Афинах творились… э-э, неслыханные вещи. Появился Месмер и…

— Месмер, — зрачки царя расширились, а голос стал тусклым и невнятным. — Он сказал, я должен отдыхать, спать, поспать, я устал…

— Муж мой! — вскрикнула Ипполита, а Геларион снова щелкнул пальцами. Тезей моргнул и вернулся на землю; Габриэль перестала сонно покачиваться.

— Извините меня, — куда более естественным голосом произнес царь и негромко спросил: — Почему мы здесь, в этом зале? Не могу вспомнить, как я сюда попал и зачем… Честно говоря, последнее, что сохранилось в моей памяти, это бурный отлив и колесница на песчаном берегу. Я ехал в ней и…

Он недоговорил, озабоченно посмотрев на Габриэль: девушка снова сжимала виски, вся во власти страшного образа — едва живой царевич, кровь, переломанные кости… Она встряхнула головой, пытаясь избавиться от жуткого видения, изобразила улыбку.

— Голова болит, — неловко извинилась Габриэль. — Это у меня бывает… от яблок. Говорят, их нужно чистить, мне стоит попробовать.

— Да-да, — Тезей с сомнением оглядел ее и повернулся к Ипполите: — О каких беспорядках идет речь? Не помню, чтобы мне доносили.

— От тебя это скрывали, не знаю уж как. Пусть Габриэль расскажет.

Пока девушка говорила, царь беспрестанно ходил по залу. Время от времени он поглядывал на Габриэль с тем же сомнением в глазах, и она никак не могла понять: он просто ей не верит или вдобавок считает сумасшедшей. «Если б я видела себя со стороны, со всеми этими видениями, тоже приняла бы за ненормальную», — решила она. Когда девушка закончила рассказ, Тезей задумчиво потер подбородок, помолчал, подошел к трону и, поставив на сидение ногу, посмотрел на супругу:

— Вот что выходит, когда сваливаешь дела на других, — сказал он.

— Нет, так выходит, когда поручаешь дела дурным людям, — твердо ответила царица и продолжила: — Сейчас не это важно. Важно исправить ошибки.

— Хм, отряд стражников, — нерешительно начал Тезей, но Габриэль перебила его.

— Позвольте мне сказать… Я уже упоминала, что заложников освобождает Зена; может быть, сейчас люди уже на свободе, но точно пока неизвестно. Не стоит рисковать и бросаться в атаку: что скажут граждане, узнав о войске на улицах Афин? Многие будут рады, но те, у кого в плену близкие…

— Я понял тебя, — произнес Тезей, видя нерешительность девушки. — Предлагаешь мне ждать, пока Зена решит все проблемы? Афины — мой город, и я должен его защищать.

Габриэль покачала головой:

— Я не предлагаю сидеть сложа руки. Возьмите несколько воинов и отправляйтесь к «Покровителям». Небольшого отряда будет достаточно, и горожан он не встревожит. Пусть они видят во главе воинов своего царя, пусть знают, что Тезей не потерпит бесчинств в Афинах.

— Пора бы им это вспомнить, — нахмурившись, подала голос Ипполита. — Супруг мой, я не хочу отпускать тебя с малым отрядом.

— Особенно если не можешь прикрыть мою спину? — улыбнулся он. Улыбка тут же потухла. — Ипполита, на улицах не опаснее, чем было во дворце.

— И калидонская охота для тебя тоже забава? — сухо спросила царица. — Будь осмотрителен.

— Разумеется, как и в битве с морскими разбойниками, — ответил Тезей и перевел взгляд на Габриэль: — Отправишься с нами?

— Лучше поищу Зену, она, должно быть, вернулась. Если ей предстоит бой, там я нужнее. А если заложники еще в плену, нельзя предпринимать ни шагу; в этом случае я пришлю вам весточку. С первым лучом встретимся в пекарне Уклосса на улице Синей подковы. Отыщете?

— Конечно, я прекрасно знаю Афины, — царь снял ногу с трона, подошел к Габриэль и сердечно обнял ее: — Спасибо, что помогла моей жене и сыну.

— Не за что, — кивнула Габриэль, и на душе у нее потеплело. — Только благодарить меня рано: сначала разделаемся с троицей Бризуса.

Глава 10

На задворках Афин было холодно и промозгло, вдоль всего побережья повис туман. Зена вышла из конюшни, где прятала Арго, и прислушалась. В городе царила тишина, только откуда-то издалека доносился хриплый мужской смех. «Похоже, недалеко отсюда постоялый двор», — решила воительница.

На темной, узкой, пустынной дороге было только трое людей: Элизеба, Адрик и сама Зена.

Адрик обогнал ее и направился в сторону пекарни, воительница стиснула кинжал и последовала за ним. Она бросила на хрупкую женщину усталый взгляд, но различила во мраке только светлое покрывало, укутывавшее ее голову. Почувствовав движение, Элизеба на мгновение повернулась к Зене.

— Воительница, — тихо сказала она, — я помню, что ты велела мне оставаться в храме, но я знаю своего сына и волнуюсь за него. Бедному Кериксу, отцу Кратоса, будет лучше, если я дам ему поспать. Нас ведь уже не похитят, правда? Позволь мне пойти с тобой, пожалуйста.

Она замолчала и вопросительно взглянула на Зену. Лицо Элизебы вдруг стало волевым и сильным.

«А я-то думала, что упрямей Габриэль не бывает!» — пронеслось в голове у воительницы. С Габриэль можно хотя бы поспорить, а тут дело совсем безнадежно.

Конечно, трудно упрекнуть женщину за то, что она хочет быть с сыном, но угроза еще висит над Афинами. Ладно, пусть Элизеба остается, может, хоть Адрика успокоит, а то мальчишка задрал нос непомерно. Решил, что его скромная роль в освобождении горожан и драке с Миккели сделала его великим воином. «Только поглядите, — ухмыльнулась Зена, — вышагивает по улицам, будто царь!»

А может, это и к лучшему: довольно мальчика тюкали негодяи вроде Миккели. Он вправе гордиться собой и заслужил эту победу. Уверенность в себе пригодится Адрику, когда дойдет до настоящей битвы: предстоит еще покарать Бризуса и его приспешников. «Надо бы напомнить пареньку, что излишняя самоуверенность вредит».

Трижды проделав путь от конюшни до пекарни, Зена отлично его запомнила и теперь без труда нашла бы дорогу, однако первым шел Адрик. Он смотрел по сторонам и был начеку, позволяя воительнице сосредоточиться на обдумывании дальнейших действий.

О боги, как же все сложно! Почему благородный Тезей, мудрый правитель, повернулся спиной к народу? Кто из стражей работает на «Покровителей», предав царя и афинян? Удалось ли Габриэль пробраться к царице?

К тому же неизвестно, что затевал Бризус. При одной мысли о нем руки воительницы сжались в кулаки: это он подстроил тот взрыв в лагере Мезентия, в результате которого погиб Марк. Бризус и его идея… есть ли что-нибудь страшнее безумной жадности? Это та самая алчность, о которой говорила Габриэль две ночи назад — тогда они думали, что покидают Афины. Эта алчность заставляет идти на все ради денег, и только деньги определяют, кто ты, только деньги имеют смысл, а жизнь и счастье человека — пустые слова. «Если я могу купить самое лучшее, значит, я достоин самого лучшего», — пробормотала Зена, сощурив глаза. Скоро Бризус узнает, во сколько обошлась ему власть.

Бризус — опасный противник, он не так слеп, как можно подумать. Он тонкий стратег и не раз оказывался победителем в состязаниях воинов. Зена собственными глазами видела, как Бризус участвовал в них несколько лет назад. Ему удавались и выжидательная тактика, и обманные выпады, и сокрушительные удары. Он всегда видел на пять ходов вперед. «Что ж, я и сама неплохо играю, — припомнила Зена, — и мне известна его стратегия». Она давно научилась этой игре, где победителю доставался главный приз — жизнь. Когда Зена оставила родную деревню и стала воином, у нее был только один учитель — инстинкт самосохранения. Она никогда не теряла терпения, оставаясь хладнокровной, и научилась мгновенно принимать решение. Она играла лучше, чем Бризус.

Воительница оборвала поток воспоминаний. Итак, Бризус наверняка знает, что она в Афинах: приключения с Аталантой наделали слишком много шуму, да и слухи об их заточении расползлись удивительно быстро. Есть Агринон, который доносит начальнику о всех происшествиях, он тоже вряд ли промолчал. Возможно, Бризус понадеялся, что, выйдя из темницы, Габриэль и Зена покинули город. Он может ничего не заподозрить, пока не хватится Миккели.

Жаль, что она не догадалась спросить Миккели, когда он должен вернуться. Бризус наверняка назначил время и теперь либо спал, либо — что более вероятно — ожидал прибытия наемника. На рассвете Бризус, несомненно, почует неладное: пекарь говорил, повозка с хлебом прибывает к утру; сегодня ее не будет. Тогда негодяй придумает план ответных действий, и это случится задолго до того, как солнце поднимется по небу.

Как ни посмотри, в деле были одни неясности: Зена не могла предугадать, что же предпримет Бризус, не знала она и время возвращения Миккели. Главарю шайки даже в голову не придет, будто наемник забрал добычу и скрылся, и в этом он окажется прав. «Ни один из его людей не решится на такой отчаянный шаг: они боятся начальника пуще огня. Миккели же и вовсе — довольствуется тем, что ему платят и что удается урвать по мелочи, — размышляла воительница. — Хотя, похоже, в золоте они не купаются, и богатая добыча для банды редкая удача. Итак, Бризус предположит, что на Миккели напали: кто-то из окрестных селян, царская стража или сам царь. А может быть, и я», — мрачно оскалилась Зена.

Слишком уж все запутано и слишком многое зависит от Бризуса, непредсказуемого, гнусного и подлого негодяя. Первым делом мерзавец, разумеется, пошлет своего человека разузнать, куда делся Миккели и видел ли его кто в последнее время. Запуганные горожане не посмеют солгать в страхе за своих близких. «Все, что мне остается — это идти в пекарню и ждать новостей. Надеюсь, Габриэль скоро появится. Или уже вернулась?» — заключила воительница.

Габриэль тоже была ненадежным звеном в цепи: только богам известно, что она могла натворить, оставшись без присмотра да еще в компании с бессовестным воришкой! Ишь, возомнил себя сыном Гермеса! До заката Габриэль была в безопасности — спасибо Кратосу, — а что случилось потом, неизвестно. «Что же произошло во дворце? — гадала Зена, беспокоясь за подругу. — А вдруг Кратос скрыл что-то важное, он ведь явно недоговаривал? Ох, верно, Габриэль попала в беду, но решила меня не тревожить. Никуда не годится».

На Габриэль это похоже. Но она же была ловка и осторожна, понимая, сколь многое зависит от нее. Оба мальчугана в опасности вели себя как должно, и оба знали путь во дворец, минуя стражу и слуг. Если только Габриэль проникла в покои и смогла поговорить с царицей, можно не сомневаться: Ипполита на нашей стороне. Но правда ли, что прославленная амазонка имеет власть во дворце и способна сама принимать решения? Пока размышлять об этом было бесполезно.

Где-то позади захлопали на ветру полотнища, и Зена в тревоге обернулась. Это оказалась чья-то одежда, вывешенная для просушки на улицу. На следующем повороте путников защитила высокая стена, а когда они миновали ее, ветер уже утих.

«Вероятно, у Тезея были свои причины для бездействия, — рассуждала Зена. — Если так и если Габриэль пробралась к царице, то наутро у Бризуса уже не будет никаких проблем… кроме страшной головной боли и необходимости прятать свой хлеб подальше от Мондавиуса». Уголки губ воительницы изогнулись в усмешке. «Наконец-то я смогу уехать из Афин! Нам с Габриэль даже не придется драться», — такова была следующая мысль, пришедшая ей в голову.

Улыбка угасла — не так все просто. Говорят, Афинский дворец — сущий лабиринт: коридоры, бесчисленные покои, потайные комнаты, подземные ходы собьют с пути кого угодно. Заблудиться там легко, а вот выйти не менее трудно, чем из прославленного Критского лабиринта.

Возможно, именно это и спасло юного Тезея от гибели в лабиринте Минотавра. Воительница опять хмыкнула и посмотрела на луну, на секунду мелькнувшую меж туч. Она вспомнила придуманную Габриэль легенду о том, как Ариадна, дочь царя Миноса, без памяти влюбилась в прекрасного Тезея и дала ему клубок ниток, чтобы он смог выбраться из лабиринта. Нить Ариадны… Красивая история, но кто поверит в эти сказки? Как и в то, что Тезей похитил Ариадну и увез с острова — лишь для того, чтобы покинуть ее, как только корабль подошел к берегу пополнить запасы воды и пищи.

Зена расслышала слабый шорох шагов, чьи-то сандалии задели булыжник. Она отступила, прижалась к стене, взглянула на противоположную сторону узкой улочки, но никого не увидела. Шаги становились все тише, зато раздалось пьяное пение и другой голос заорал, чтобы пропойца убирался домой. Ее это не касалось. Однако мгновение спустя воительница схватила Элизебу за плечо и резко остановила: к ним бежал встревоженный Адрик.

Он тяжело дышал и старался двигаться потише, но шепот его раздавался, должно быть, на всю улицу:

— Воительница! В пекарне отца… чужие! Я… Я не знаю кто, наверное, от «Покровителей», кричат и ругаются, это… ужасно! Они грозят… — не в силах выговорить, юноша вцепился в кожаные ремни доспехов Зены.

— Тихо, тихо, — успокаивающе произнесла она, высвобождаясь. — Я обо всем позабочусь и Уклосса выручу. Останься с Элизебой, и держитесь от пекарни подальше.

— Но…

— Если помнишь, приказы отдаю я. Или захотел стать заложником? — Парнишка помолчал, а потом понурился и со вздохом помотал головой. — Ты уверен, что они угрожали отцу?.. Даю слово, с ним все будет в порядке.

К счастью, когда Зена произносила эти слова, луна вышла из-за тучи. Воительница нежно пожала руки Элизебы, а когда на ее лицо упал луч света, торопливо беззвучно сказала:

— В пекарне беда, я иду на выручку, останешься с Адриком. Хорошо?

Она ожидала протеста, но женщина покорно кивнула:

— Да, останусь.

Зена отстегнула ножны и сунула кинжал Адрику:

— Жди здесь, я скоро вернусь.

Осторожно двигаясь, Зена слышала их быстрый шепот, он оборвался, как только скрылась луна. Дома стояли впритык, густые тени мешали ориентироваться.

Воцарилась полная, ничем не нарушаемая тишина. Зена ускорила шаг, из темноты появилось здание пекарни, донесся дразнящий запах горячих булок. Вдруг в ночи раздался пронзительный вопль Уклосса, его перекрыл раскатистый и злобный голос, его поддержал еще один. Зена осторожно зашла за угол, осмотрела улицу, прижалась к стене, прячась в тени.

У двери пекарни стояли трое, рядом привязано было с полдюжины лошадей. Мужчины старались выглядеть уверенно, но глаза их беспокойно бегали по сторонам. «Меня не заметили, — поняла она. — Справиться с ними — сущие пустяки. Сначала зайду внутрь, вызволю Уклосса. Надеюсь, удастся проникнуть в пекарню прежде, чем они покалечат хозяина, а может, и нет». Зена тихо выругалась. Нужно было отыскать черный ход. О Арес! Ну почему она не спросила у Адрика? В пекарне два входа: один охраняют вооруженные люди, другой…

Другой просто узкая щель. На губах воительницы заиграла зловещая усмешка. Зена тихо обошла здание, оказавшись почти напротив охраняемой двери, с другой стороны. Некоторые хитрецы из покупателей проникали сюда в утренние или вечерние часы, когда с улицы выстраивалась длинная очередь за свежим хлебом. Она живо представила себе Адрика, споро таскавшего корзины, полные мягких булок, и принимавшего монеты так быстро, как только мог. Даже днем сюда падала тень: насколько Зена помнила, тень принадлежала старому, залатанному навесу соседнего лотка.

Сейчас его шаткие опоры привалились к стене, вместо ремней свисали потертые веревки. В доме раздалась страшная брань, и Зена кинулась внутрь. Ей пришлось отступить: вход оказался закрыт. Воительница настороженно огляделась, сдвинув брови, и, ступая неслышно, как кошка, отошла к окну. Крики не утихали, кто-то торопливо прошел через комнату, неся факел. Проникнув сквозь занавесь, свет сделал ее полупрозрачной, четко проступил вышитый узор. Зене пришлось пригнуться, когда человек с факелом прошел совсем рядом. Воительница решила вернуться к задней двери и свернула за угол. Ее поджидал приятный сюрприз: ход открылся.

Довольная улыбка мигом исчезла: пекарь закричал от боли и срывающимся голосом заговорил:

— Я не знаю! Чего вы хотите? Мой сын поехал к вам с вечерним хлебом, и не видел я вашего человека! — Послышался раскатистый низкий рык, Зена не разобрала слов, но ответ Уклосса помог ей восстановить сказанное негодяями. Пекарь кричал: — Пиксус, клянусь, я понятия не имею, где ваш дубина Агринон! Я его целый день не видел; может, он опять у ткачихи пропадает. И зря Бризус беспокоится о своем человеке с повозкой. Клянусь, я не видел его уже несколько часов. Это правда!

— А ну потише! — прикрикнул кто-то из негодяев. — Даже не думай, что на твой крик кто-нибудь придет: стражи сюда больше не заглядывают, а соседи уж точно не помогут. Думаешь, вернется сынуля и приведет с собой царское войско?

Хрипло засмеялись человек шесть, Зена сжала руки в кулаки и ворвалась в пекарню.

***

Упругим сгустком энергии она возникла в комнате, выпрямилась и в упор взглянула на застывших в изумлении мужчин. Челюсти у них отвисли, и сцена получилась бы комической, если б не длиннобородый негодяй в замызганном шелковом хитоне, когда-то, вероятно, окрашенном в красно-синюю полоску. Он держал перед собой Уклосса, одной волосатой рукой обвив его шею, а в другой сжимая широкий нож, приставленный к горлу бедняги-пекаря. Глаза Уклосса расширились от страха, на выкатившихся белках черным пятном выделялись зрачки. Вдруг его взгляд скользнул куда-то за плечо Зены: почувствовав справа движение, она обернулась, выбросив перед собой кулак, кожей почувствовала сальную бороду, негодяй отлетел к стене, увлекая за собой двух товарищей. На всякий случай воительница отошла на пару шагов от поверженного противника: вдруг он крепче, чем кажется на вид? Она улыбнулась Уклоссу, и хотя эту улыбку трудно было назвать ободряющей, пекарь почувствовал себя немного лучше.

— Я тебя знаю, Зена! — заорал Пиксус, указывая на воительницу ножом. С такого расстояния его голос резал слух еще сильнее, этот грубый и хриплый выговор наводил ужас на простых горожан. — Один шаг — и ты искупаешься в его крови!

Зена широко улыбнулась, пожала плечами:

— Почему нет? Говорят, полезно для кожи.

Пиксус растерянно моргнул, и, прежде чем он успел сообразить, что делать, Зена выхватила металлический диск и метнула его. Пекарь вскрикнул, зажмурил глаза, но смертельное оружие миновало его на целую ладонь, ударилось о тяжелую рукоять ножа негодяя, и кинжал со звоном упал на пол. Диск отскочил от стены, направился к следующей жертве, бандит с воплем кинулся на пол, оружие просвистело над ним, негодяй поднялся на ноги и запустил руку в лохмотья одежды, пытаясь отыскать свой клинок. Слишком поздно: ударившись о полку, диск развернулся и с треском стукнул его по затылку. Ноги бандита подогнулись, глаза закатились, он снова распластался на полу и на сей раз уже не поднялся.

Каждый раз, когда диск задевал обо что-нибудь, Пиксус инстинктивно пригибался, а потом просто уселся посреди комнаты, держась за раненую руку и дико озираясь. Оружие высекло яркие искры из маленького бронзового прилавка. Зена подхватила диск в воздухе, сунула его в чехол и обернулась посмотреть, не очнулись ли ее жертвы.

Пиксус в отупении глядел, как тонкая струйка крови стекает по его запястью и капает на кинжал. Перехватив взгляд Зены, бандит схватился за клинок и подтащил к себе перепуганного пекаря.

— Уклосс! — прокричала воительница. Он вздрогнул и принялся вырываться, но Пиксус был не меньше старины пекаря и гораздо его сильнее. Зена выбранилась, сжалась в комок, пригнулась и ринулась в атаку. Схватив Пиксуса за подол длинных одежд и лодыжки, она резко дернула его за ноги. — Уклосс, беги!

Пиксус потерял равновесие, плашмя шлепнулся на пол, хрипло выдохнул; пекаря швырнуло к стене, и он чуть не вылетел через заднюю дверь.

Пятеро бандитов все еще были на ногах. Они мрачно переглянулись и как один обнажили мечи. Зена сурово усмехнулась и испустила свой пронзительный, леденящий душу клич. Один из противников побледнел, выронил меч, двух других она ухватила за грязные загривки и стукнула лбами. Раздался мерзкий треск, и оба мешками свалились на пол. Пиксус попытался подняться, в комнату ворвались еще трое тяжеловооруженных мужчин. Один из них громко орал что-то нечленораздельное; он попытался распихать товарищей и выбраться на середину пекарни. Другому никак не удавалось обойти приятеля, а третий яростно бранился, видимо, поняв, что доспехи первого безнадежно зацепились за его собственные. Первый вопил так громко, что слышал только себя и потому на происходящее не реагировал.

Зена расхохоталась и пнула Пиксуса ногой; так и не успевший встать, бандит опять рухнул на пол, запутавшись в хитоне.

Вошедшие все еще толкались у порога, один орал на другого, коротышку с тяжелым квадратным лицом и фигурой дискобола. Раздался треск рвущейся материи, и троица наконец расцепилась. Коротышка оказался посредине комнаты и принялся размахивать трезубцем, в другой руке сжимая сеть. Пиксус приподнялся на локте и завопил:

— Держи ее, Горниус! Только не убивай, хочу взять ее живой, договорились?

— Ты даже глупее, чем кажешься, Пиксус, — сказала Зена, готовясь к бою: выставив перед собой трезубец, к ней уже подкрадывался Горниус. К счастью, сеть его оказалась в таком же беспорядке, как и хитон Пиксуса — помогла суматоха в дверях: и когда он попытался набросить на Зену рыболовную снасть, она упала бесформенным комом на стол и, свесившись с края, запуталась в ремнях сандалий Пиксуса. Пиксус попытался высвободиться и дернул сеть на себя, злосчастный Горниус потянул в свою сторону, побагровев от ярости и усердия. Воительница от души расхохоталась, прыгнула вперед и вырвала у них сеть. Одним взмахом умелых рук она набросила сеть на Горниуса и потянула на себя. Падая, он выронил трезубец, со звоном ударившийся об пол, Зена подняла оружие и, собрав концы сети, пригвоздила Горниуса к месту. Бедняга барахтался и вертелся, как угорь, но ничего не мог поделать.

Уклосс издал предупреждающий вопль. Зена моментально отступила, подняв напрягшиеся руки. Двое злодеев надвигались на нее. Высокий и тощий, чем-то смутно знакомый, пытался обойти ее сбоку, сжимая в руке кинжал. Второй атаковал в открытую, занеся меч и готовясь рубануть с плеча. Воительница отскочила, подождала, пока меч противника опишет в воздухе сверкающую дугу, и с силой ударила его ногой по лицу. Нападающий тяжело рухнул, из носа его хлынула кровь, но он тут же вскочил. Позабыв про меч, он достал кинжал и кинулся на Зену. К полному ее изумлению, негодяй вдруг закачался на месте и опять свалился. Она увидела у его ног корзину, о которую он и споткнулся.

Раздался полный ужаса вопль, и, повернувшись, воительница увидела в дверях белого как полотно Адрика. Он отчаянно тянул назад вышедшую чуть не на середину комнаты Элизебу, которая швырнула под ноги бандиту корзину для хлеба. На губах женщины играла довольная улыбка, а глаза обшаривали комнату в поисках новой жертвы: очередная корзина была наготове.

— Вон отсюда! Оба вон! — закричала Зена. Адрик вырвал у Элизебы корзину, отбросил ее в угол и вытащил женщину на улицу.

Потеря внимания дорого обошлась воительнице. Один из уцелевших негодяев, — тощий — зашел со спины и с высоко занесенным кинжалом кинулся на воительницу. Она обернулась, схватила его за пояс, сделала сильный рывок — и перебросила нападавшего через голову. Он вскрикнул и с глухим ударом приземлился на товарища, к счастью для него, отложившего меч. Кинжал горе-солдата пролетел еще несколько метров и вонзился в стену рядом с дверью.

Итак, все пятеро находившихся в пекарне злодеев были повержены, трое вновь прибывших тоже. Горниус отчаянно пытался выдернуть из стены пригвоздивший его к месту трезубец, но не достиг особых успехов: сеть слишком уж мешала движениям.Пиксус на четвереньках полз к выходу. Зена гортанно крикнула, подняла тощего и, перекинув его через плечо, понесла в сторону главаря. Дойдя до него, она сбросила свою жертву на Пиксуса, и вояка ударился головой о висок хозяина; треск заставил Уклосса содрогнуться. Воительница уперла в бока кулаки и обвела взглядом место побоища.

— Тем, кто меня слышит, советую слушать внимательно, — резко сказала она. — Если хоть один негодяй пошевельнется, пострадают все, ясно?

Тишина.

— Отвечайте или будете наказаны, — она оскалила Зубы в ухмылке, — очень строго наказаны.

— Ясно, — раздался голос погребенного под сетью Горниуса.

— Ты пожалеешь, что перешла нам дорогу, — заговорил Пиксус.

— Молчать! — и в комнате немедленно повисла тишина. Зена нарушила ее, громко позвав: — Адрик, Элизеба, выходите!

На пороге появился бледный как мел пекарский сын и тревожно огляделся, прежде чем сделать следующий шаг. Лицо Элизебы было непроницаемо, а голова гордо поднята.

— Я велела вам не вмешиваться! — отчитала их воительница.

— Я пытался, — угрюмо ответил юноша. — Повернулся ей что-то сказать, а Элизебы и след простыл. Была уже у пекарни.

— Где Кратос? — дрожашим голосом спросила женщина. — В нашем доме стало опасно, он собирался переночевать здесь. Я не могла оставить его одного…

Голос Элизебы сорвался, но она собралась с духом и взяла себя в руки:

— Думала, что смогу помочь.

— Это очень смелый, но неосмотрительный поступок, — мягко ответила Зена. — Кратоса здесь нет, он во дворце с Геларионом и Габриэль.

Воительница перехватила взгляд Адрика и кивком указала на отца, который в изнеможении прислонился к прилавку и закрыл глаза. Юноша в растерянности посмотрел на него, потом кинулся к Уклоссу и крепко обнял его. Пекарь слабо вздохнул и повис у него на руках.

Элизеба тоже обмякла: казалось, она только сейчас поняла, насколько велика была опасность. Зена едва успела подхватить ее.

— Прости меня, — пробормотала едва не потерявшая сознание женщина. — Я думала…

— Не беспокойся, — воительница помогла ей дойти до прилавка. — Все хорошо, вы живы-здоровы, Адрик о вас позаботится. Адрик, присмотри за обоими!

— Не знаю, как благодарить тебя, воительница, — заговорил Уклосс. — Остальные тоже вне опасности?

Он замялся, не решаясь договорить. Зена подняла руку, призывая к молчанию и кивком головы указывая на поверженных негодяев. Потом она кивнула еще раз, уже в ответ на вопрос, и пекарь облегченно вздохнул.

— Спасибо… спасибо тебе. Но что нам делать с ними?

— Хороший вопрос. — Зена оглядела кучку бандитов. Никто из них не делал попыток сбежать. — Можно позвать стражу, но неизвестно, вдруг явятся предатели. Тюрьма близ рынка исключается, там у них все свои.

Тут воительница замолчала и подошла к двери: заволновались лошади, значит, кто-то идет в пекарню.

«Торопится, но соблюдает тишину», — отметила Зена. Мгновение спустя в дверях появился Кратос, он сильно запыхался, по его высокому лбу струйкой стекал пот. Взгляд мальчугана остановился на Пиксусе и его побитой братии, лицо застыло в недоумении. Паренек с минуту смотрел на бандитов, потом чуть развернулся и вздрогнул, увидев перед собой неслышно подошедшую воительницу.

— Э-э… Тут все в порядке? — выговорил он наконец.

— Все отлично, — заверила Зена, подозвала мальчика поближе и прошептала ему на ухо: — Говори потише, чтобы никто не узнал лишнего.

Кратос быстро кивнул, сделал несколько шагов, остановился как вкопанный и, обежав взглядом все помещение, увидел мать. Он кинулся к Элизебе и обвил руками ее шею. Она стиснула сына в объятиях и на мгновение отодвинулась, чтобы подать ему какие-то знаки, но Кратос первым начал жестикулировать. «Знает, что отец в безопасности», — догадалась Зена. Мальчик нежно тронул мать за щеку и помахал воительнице. Она повернулась спиной к куче неподвижных тел на полу и приглушенно спросила:

— Есть вести из дворца?

— Мы пробрались внутрь. Габриэль поговорила с царицей — словом, все замечательно. Еще до восхода солнца сюда явится царь с отрядом воинов, чтобы окончательно завершить дело, — на одном дыхании выпалил Кратос и с довольным волнением добавил: — Я обедал с самой Ипполитой! Было так вкусно, а хлеб все же хуже, чем у Уклосса. Геларион и Габриэль остались во дворце, а я побежал узнать, как моя мама.

Паренек задумался, припоминая, что еще он должен передать:

— Ах да, обезврежены несколько стражей. Мы поймали предателей, главарь — Агринон.

— Вот это хорошо, — проговорила Зена, погруженная в свои мысли. Эти новости дали ей ключ для дальнейших действий. Она обернулась, перехватила взгляд Адрика и знаком велела юноше подойти: — Сходи за повозкой и доставь ее сюда. К твоему возвращению я свяжу негодяев, и вы с отцом доставите их в дворцовую темницу.

— Не посмеете? — возмутился Пиксус.

— Скоро узнаешь, — резко произнесла воительница, и бандит поутих, продолжая, впрочем, бубнить себе под нос. — Рассчитываешь, что Бризус тебя выручит? И не мечтай.

— Бризус выручит…

— Вероятно, вы встретитесь в тюрьме. У твоего очага он сидеть не снизошел, а в подземелье потесниться придется, — Пиксус зарычал, но в страхе захлопнул рот. — Не нравится? Пора привыкать. Эй, Адрик!

— Да, Зена?

— Поторопись.

Прежде чем она успела закончить, юноша выбежал вон.

Пиксус никак не хотел уняться. Усевшись на полу, он сложил руки на коленях и снова заговорил:

— На этот раз ты проиграешь, Зена. Подумай, кто на твоей стороне: маленькая губастая блондиночка, с которой намучился мой двоюродный брат, и люди вроде пекаря — ничего не скажешь, велика подмога! Погляди на Уклосса: того гляди из сандалий вывалится — так его от страха трясет до сих пор. А кто воюет за нас? Ты представления не имеешь, сколько у нас людей и кто они. Теперь уж не удастся застать их врасплох, воительница. Думаешь, что-нибудь изменится, если ты бросишь меня в темницу? — Негодяй широко развел руки, словно обхватывая все Афины, и опасливо сложил их обратно, заметив угрожающий взгляд Зены. — Есть стражники, которых ты не знаешь, они меня выпустят.

— Рада за тебя, — промурлыкала воительница и прислушалась к разговору между Уклоссом и Элизебой, звучавшему на взволнованных тонах.

— Ах, не стоит, — насмешливо отозвался Пиксус. — Двоюродный брат Офер и мой родной брат знают, куда я отправился и насколько. Если я не вернусь вовремя, знаешь, что будет?

Зена улыбнулась и приняла воинственную позу:

— Придут со мной драться? Ох, как страшно! — Она сложила руки на груди и вздернула брови. — Зря ты спрашивал пекаря о Миккели.

Пиксус в немом недоумении уставился на королеву воинов, и она беспощадно рассмеялась:

— Тебе уже не интересно, где он? Впрочем, это и впрямь неважно, потому что ты больше его не увидишь. Равно как и его благословенной повозки с награбленным.

— Врешь… — с надеждой сказал Пиксус.

— Ах так? Тогда я тебе ничего не скажу: зачем время тратить, — она обернулась через плечо, посмотрела на пекаря и поманила его пальцем. — Уклосс, у тебя найдется веревка? Кратос, помоги.

Пекарь тяжело оторвался от прилавка и отправился рыться в чулане, где когда-то предлагал Зене укрыться — как давно это было! Воительница моргнула: «Ну и денек!» Подошел Кратос, и она опустилась на колени, зашептав ему в ухо. Мальчишка изредка кивал.

— Отдышался? Сможешь добежать до дворца? Жаль, что нельзя оставить Адрика и пекаря приглядывать за бандитами: слишком уж неравны силы, а то я проводила бы тебя. Тебе удастся пробраться к царю? — Мальчик призадумался, но опять кивнул. — Хорошо. Тогда передай Тезею, что Зена будет благодарна, если он пришлет ей пару надежных воинов, чтобы переправить негодяев в темницу. А если увидишь Габриэль, скажи, чтоб была осторожна.

Воительница потрепала мальчика по густым кудрям и прибавила:

— Молодчина! И сам без толку не рискуй, позаботься о матери.

— Слушаюсь, госпожа, — торжественно ответил Кратос, но в глазах его играло лукавство. Он что-то показал матери, та вздрогнула, но мгновение спустя энергично закивала, и, вылетев за дверь, мальчуган скрылся в ночи. Как только его шаги затихли, на улице одновременно вскрикнули двое: паренек и мужчина. Зафыркали встревоженные лошади.

Зена осторожно подошла к двери и хотела выглянуть наружу, но тут в комнату вошел торговец пергаментом и растерянно заморгал:

— Уклосс, у тебя слишком светло, — назидательно начал он и сразу осекся. «Быстро же ты привык к свету!» — хмыкнула воительница. Изумленный взгляд Петера остановился на Пиксусе, тот яростно зарычал, и торговец отскочил в сторону, чуть не закричав от испуга, когда Зена сжала его локоть.

— Ты что здесь делаешь, заморский выдумщик? — сердито спросила она. — Феи у нас не водятся.

В лице бедняги не было ни кровинки, глаза расширились от страха, но Петер выдавил улыбку и искоса посмотрел на воительницу:

— Фей нет, а вот хлеба хватает. «Буханка хлеба, кувшин вина и ты…» — нараспев начал северянин, но Зена жестко хлопнула его по спине, и он отчаянно закашлялся, хватая ртом воздух.

— Жаль, но эти легенды не по мне. Наверное, и тебе не нужен такой слушатель.

Болтун остолбенело уставился на нее, набрал в грудь воздуха для острого ответа и снова закашлялся. Зена нетерпеливо дождалась, пока он успокоится, и спросила, уперев руки в бока:

— Ты хоть раз в жизни был серьезным?

— Зачем утруждать себя? — спросил он так, словно действительно ожидал ответа. — Все люди безмерно серьезны; на мой взгляд, это и есть причина многих бед: никто не хочет смеяться. А я… — Зена безжалостно ухмыльнулась, и Петер замолчал, на всякий случай.

— Что ты? — пытала воительница.

— Э-э… Я… пришел за хлебом, а еще хотел передать весточку Уклоссу. Ну, или вам: кто рядом окажется. Достаточно серьезная цель? — Болтун на минуту задумался и в самом деле перестал дурачиться. — Весть, — повторил он, — такова: менее часа назад у моей лавки поспорили двое, из шайки Бризуса.

Бризус встревожен, ибо ходят слухи, что вы с Габриэль в Афинах, а от его людей во дворце и на окраинах все еще нет ни весточки. Ему не привезли свежей баранины, не вернулся и отряд, посланный допрашивать пекаря. Двое бандитов, которых я подслушал, спорили о том, на чьей стороне им быть: один, несмотря ни на что, убеждал остаться с Бризусом, другой боялся, что власть снова в руках царя и тогда им всем грозит казнь.

— Само собой. А что замышляет Бризус?

— Он велел всем своим людям на рассвете собраться у статуи Ники. Негодяй задумал пройти по улицам Афин и захватить новых заложников — в том числе Габриэль.

Глава 11

— Ники? Что еще за статуя Ники? — спросила Зена, прищурив глаза.

Петер фыркнул:

— О, тебе повезло, если ты ее не видела: высечена весьма известным скульптором-любителем — он прославился своим богатством, праздностью и бездарностью. Стоит это чудо в конце улицы, у иссякшего фонтана: власти нашли место, куда ее можно задвинуть, не обижая ни богача, ни горожанина с художественным вкусом, — болтун махнул рукой, расплывчато указывая направление. Зена не отвечала, и он искоса выжидающе взглянул на нее. Воительница сощурилась еще сильнее:

— В жизни не слышала ничего глупее, — сказала она наконец. — Ты лжешь мне.

Бедный торговец открыл рот от удивления, а глаза его стали, как плошки:

— Зачем?! Лгать — тебе?

— Ну, я не знаю. Может, для развлечения? — Она развела руками и медленно сложила их, передразнивая комичный жест северянина. Петер закусил губу и покачал головой, но в его взгляде не было и капли серьезности. «Этот болтун будет шутить на собственных похоронах. Даже если его так расплющат, что можно будет скатать в свиток!» — со злостью подумала Зена, но не могла не признать, что сейчас торговец раздражал ее меньше, чем обычно. Его вечное шутовство стало казаться ей просто дурной привычкой. Возможно, виновата была игра света, но Петер выглядел бледнее, чем раньше, а волосы свисали со лба отдельными прядями, словно он постоянно тормошил их рукой. Будто в подтверждение ее мыслей, торговец запустил обе руки в свои волосы и взъерошил их.

— Зена, — начал он. — Воительница! Прошу тебя, поверь. Я первым рассказал тебе об отчаянном положении бедняков. В тюрьме у рынка, где нам обоим пришлось расположиться на ночь, ты помнишь? Я лгал тогда?

Воительница призадумалась, не спуская с него прищуренных глаз, и молчание затянулось. Петер безвольно уронил руки и проглотил комок в горле.

— Нет, — признала Зена, когда он потерял последнюю надежду. — Ты не лгал.

— Ну, спасибо. — Жестко ответил торговец пергаментом, и воительница отвернулась, чтобы найти Уклосса. Ее взгляд упал на Пиксуса и приспешников, она нахмурилась: кто-то зашевелился, Зена грозно сдвинула брови, и возня прекратилась. Она снова погрузилась в свои мысли, обдумывая последние события.

Что-то было не так, воительница это чувствовала. Беда с Габриэль? Но девушка до сих пор во дворце, под защитой Тезея, а значит, в относительной безопасности. «Так мне кажется, — поправилась Зена. — Надеюсь, она соблюдает осторожность!» — придет же в голову: Габриэль и осторожность! Лучшая подруга — и в противоположном конце города в такое время! «Думала же, нельзя разделяться! — корила себя воительница. — Но выхода не было».

Выхода по-прежнему не было: пойти во дворец на разведку значило бы потерять драгоценное время. Уклосс останется без защиты, Элизеба тоже, Габриэль между тем отправится в пекарню, а в Афинах столько улиц и переулков, темных поворотов и глухих тупиков, что они наверняка разминутся. Все дороги сходятся у дворца, и девушка может выбрать любой путь, а потом кружить по безлюдному городу.

«Мой долг — быть здесь», — ни на минуту не забывала воительница. Только она могла спасти людей от Бризуса и «Покровителей», а ведь они скоро выйдут на охоту, хватая заложников. От одной опасности Зена уже избавила бедняков: она освободила людей, но Бризус мог придумать новый план. С ним надо покончить раз и навсегда. Негодяй сделает следующий ход; Пиксус пропал, но другие солдаты уже посланы на разведку, они выяснят, что случилось.

Воительница ничего не знала о «Покровителях». Глядя на Пиксуса, можно было подумать, что все они заурядные бандиты вроде Каламоса, только оружием владеют еще хуже. Хорошо бы и незнакомая ей часть шайки была такой же: одна болтовня, никаких действий — тогда они не представляют опасности в битве. Ни для кого, кроме беззащитных афинян, вроде Элизебы и ее семьи.

Бризус никому не доверял и продумывал бесконечные планы, меняя стратегию и тактику, ходы и уловки.

Бризус не был на службе у «Покровителей»; что бы ни побудило их принять его в свой круг, именно он стал заправлять делами и теперь был в ответе за все.

Увидев, что из кладовой показался пекарь, Зена направилась к нему и помогла притащить веревки. Бедный Уклосс все еще был бледен как полотно.

— Вот все, что удалось найти, воительница.

— Нам хватит. Приступай, а я послежу, — ответила она, доставая длинный, отлично заточенный кинжал и удерживая его острием на кончике пальца. Сказав это, она сверкнула глазами на бесполезного болтуна: — А ты сиди смирно.

— Мне пора в лавку… — начал он, но Зена зловеще усмехнулась, и Петер затих.

— Зачем тебе в лавку? Ты же за хлебом пришел, вот и дождись его.

— С удовольствием, — промямлил торговец и забился в угол.

У противоположной стены зашевелился Пиксус и хотел что-то сказать, но раздумал. Зена подбросила кинжал, ловко поймала его и стала чистить им ногти, время от времени поглядывая на распластанных у ее ног негодяев. Бандиты вздрагивали и принимали смиренный вид. Пекарь поморщился и опасливо подошел к злодеям, разворачивая бечеву.

Он почти закончил, когда у входа зафыркали лошади, переступая с ноги на ногу; раздалось ржание. Зена подвинулась, спрятала кинжал за спиной и обошла пекаря, знаком приказав ему молчать. Люди Пиксуса с надеждой завозились: хотя двое были покалечены так, что их уже ничто не волновало, остальные явно рассчитывали на избавление. Воительница выглянула на улицу, держа нож наготове, но тут же вернулась:

— Это Адрик.

— Слава богам, — воскликнул Уклосс, затягивая потуже узел и не обращая на рычание Пиксуса никакого внимания. Потом он отошел и, остановившись в пяти шагах от кучи связанных вояк на полу, прислонился к прилавку, где стояли несколько плошек, прикрытых чистыми салфетками. Элизеба давно уже сидела неподвижно: с тех самых пор, как она устало улыбнулась вошедшему Петеру. Теперь ее глаза были закрыты, и Зена решила, что женщина дремлет.

Адрик замер у входа, а за его спиной послышался шорох. Юноша обернулся и выскочил на улицу прежде, чем воительница успела его остановить. Мгновение спустя он вернулся:

— Кажется, это царские стражи, — неуверенно сообщил он.

— Я посылала за ними Кратоса, — объяснила Зена. — Может, хоть раз случится то, что мы ожидаем.

Всего за несколько минут в пекарне воцарился благословенный покой, комната опустела. Воины Тезея запихнули предателей в повозку, и она, поскрипывая, двинулась к дворцовой темнице. На козлах сидел Адрик, по бокам ехали на стройных скакунах пятеро прекрасно вооруженных суровых стражей. Пленники уже потеряли всякую охоту сопротивляться, и только Пиксус вздумал браниться, но воины в гордом молчании взирали на него из-под шлемов. Скоро бандит замолчал.

Уклосс метался по пекарне, лихорадочно досыпая в чаны с тестом муку, изюм и орехи, вылепливал булочки, подбрасывал дрова. На ветру хлопал отвязавшийся навес, и пришлось срочно его поправлять. Распахнутые ставни пропускали внутрь прохладный воздух, иначе в пекарне стало бы невыносимо жарко.

Хозяин убедил Элизебу прикорнуть в кладовой, и когда несколько секунд спустя Зена заглянула в комнатушку, женщина глубоко спала. Усталая мать Кратоса уютно свернулась калачиком на куче соломы, служившей пекарю постелью, когда он проводил в лавке всю ночь. «У нее был тяжелый день», — посочувствовала воительница и, вернувшись в главное помещение, подняла корзину, которую Элизеба метнула под ноги стражам. Она забросила корзину на место и постояла у двери, прислушиваясь.

Воины увели лошадей, навьючив на них трофейное оружие: они забрали все, но сказали, что продадут коней и оружие, а деньги раздадут бедным, — такое решение казалось Зене совершенно справедливым.

На улице было очень тихо, небо по прежнему оставалось темным. Через два дома от пекарни сквозь туман просматривался фонтан, стоявший на широкой площади. Не видно было ни души. Зена прищурилась, шагнула на улицу и вгляделась в том направлении, куда указывал Петер. Сейчас над городом висела тьма, но даже при свете воительница ничего бы не увидела: дома стояли в полном беспорядке, заслоняя друг друга и отбрасывая густую тень. Еще утром Зена убедилась, что афинские задворки — сущий лабиринт, впрочем, как и все старые бедные застройки, какие ей довелось повидать. Широкие мощеные улицы вдруг превращались в тесные улочки с покосившимися хибарами, и вместо того, чтобы идти по прямой, приходилось плутать по извилистым дорожкам. На месте развалившихся зданий чернели проемы, со временем обреченные превратиться в новый проход, а где-то взамен вырастали дома и лавки.

Превосходное место для засады, Бризус сделал правильный выбор. Позади фонтана дома теснились так близко друг к дружке, что между ними не проехала бы и ручная тележка. Узкие дорожки вились в направлении берега, а оттуда ждать угрозы не приходилось никак. Засада выйдет идеальная: закоулки, переходы, темнота, но ведь ловушку может организовать и Зена.

«У статуи Ники — какое странное место», — воительница обернулась и перевела взгляд на пекарню. У двери сидел на полу торговец пергаментом; поджав ноги и положив на худые колени подбородок, он ничего не выражающим взглядом смотрел перед собой. Наверное, размышлял, уцелела ли его лавка.

«Интересно, вдруг…» — но мысль ускользнула от Зены. Тогда воительница выругалась и встряхнула головой. Вспомнится когда-нибудь. Лишь бы не слишком поздно.

Словно услыхав ее мысли, Петер поежился и встал на ноги:

— Мне, пожалуй, пора…

— Сядь, — веско приказала Зена. Одарив его убийственным взглядом, заставлявшим замолчать даже Габриэль, воительница вошла в комнату и потянула торговца за собой.

— С чего это двое людей Бризуса громко спорили посреди ночи — там, где ты наверняка услышишь их, северянин?

— Я… Э… А… — пробубнил он, глядя на нее стеклянными глазами. Зена встряхнула торговца, прижала к стене и, приблизив к нему лицо, безмолвно ждала ответа. Тот обмяк.

— Говорил же им, ты не поверишь…

— Говорил им?! Кому это? Отвечай, жалкий предатель!

Петер посмотрел на нее несчастными глазами:

— Твой старый дружище Бризус узнал от Мондавиуса, что мы говорили в ту ночь, когда делили бесплатный кров в темнице. Потом этот мерзкий страж, Агринон, сообщил хозяину, что Габриэль была в моей лавке. Бризус немедля явился ко мне, привел Офера, а тот нес здоровенный кувшин масла для светильника. Пригрозили облить мою лавку и поджечь, если не послушаюсь приказов.

Торговец покачал головой. Зена молча ожидала продолжения.

— Вот и все, что мне известно, клянусь! Я не за Бризуса, честно. На что мне это нужно? Я продаю пергамент, — сказал он и поправился: — Вернее, продавал. Я уж давно ушел, и лавка моя, наверное, сгорела дотла. Офер спалил ее подчистую и вернулся допивать свое вино. Бризус был не в духе и хотел потешиться.

— На него похоже. Говори.

— Думаю, Офер тоже был не против повеселиться и разлил масло. Бедные, бедные мои свитки! — Петер замолчал.

— Мог бы сразу все рассказать.

— Я не посмел! «Покровители» грозили, что пошлют человека подслушивать под дверью, и, если я что сделаю не так, он вернется к Оферу и прикажет… — бедняга сглотнул, — обратить мою лавку в пепел. А меня убить.

— А вот и нет! — раздался веселый голос Габриэль. Зена полуобернулась, все еще держа торговца за одежду, и, глядя на торопливо входящую девушку, вопросительно приподняла бровь. Теперь уж Габриэль ответила всерьез: — Зена, у Петера нет ничего общего с этими негодяями, он им не помогал. Только пришел сюда и передал тебе что велели. Вот интересно — это и вправду был Бризус?

— Откуда мне знать? — ответила воительница. — Болтун говорит, что да, Бризус и Офер.

Она отпустила северянина, тот осторожно отошел к стене и поправил одежду.

— Что ты делала в его лавке? — спросила Зена у подруги. — И где Геларион?

— Делала где? A-а, в лавке у Петера… То же, что и раньше: проверяла, все ли с ним в порядке, — честно ответила девушка. — И кстати, правильно делала: мы с Геларионом подошли с черного хода, я увидела свет и решила, что Петер не спит и, наверное, с ним все хорошо, и…

— Габриэль, — откашлялась Зена.

— Ах, ну да! В общем, я услышала голос, Петер был взволнован, а другие два ему угрожали и говорили, что сожгут лавку. Не могла же я повернуться и уйти! — с возмущением воскликнула она. — Свитки сгорят, ты только представь! Ну, значит, Петер ушел, и я решила, что с тобой он будет в безопасности, верно? А этот… Бризус, что ли… маленький такой, со светлыми волосами и отличными доспехами — выходит на улицу, а в доме остается еще один, в шелковых одеждах, но грязнущих невероятно.

Зена опять нетерпеливо скривилась, Габриэль мимолетно улыбнулась в извинение и торопливо продолжила:

— Так вот, сидит он на высоком табурете, раскачивается взад-вперед и распевает фальшиво что-то про пьяную гарпию. Тут в дверях появляется Геларион и начинает всячески гримасничать, чтобы отвлечь его внимание, а я проникаю с черного хода и бью негодяя палкой, — подавив смешок, она поглядела на Петера. Тот, в свою очередь, взглянул на воительницу и отодвинулся подальше. — Потом мы связали злодея его собственным поясом, и Геларион побежал во дворец взять пару порядочных стражей, чтоб увели в темницу пьяного Офера.

Девушка подумала, все ли она рассказала, и вдруг спохватилась:

— Ах да, лавка цела. Мы задули светильник, а кувшин с маслом Геларион отнес подальше от твоих владений.

Сообщив эту новость, Габриэль обратилась к Зене:

— Думаю, насчет остального Петер тоже не лжет, потому что, подходя к дому, я видела, как кто-то отделился от стены и убежал. Прямо из-под навеса! — Зена тяжело вздохнула и отвернулась, вид у ее подруги сделался виноватый: — Ой, прости! Мне, наверно, надо было сразу это сказать. Только я ведь была не уверена, и потом, ты же могла побить Петера и…

— Я не сержусь, Габриэль, — мягко ответила воительница. — Пока ты все делала превосходно. Но в Афинах мы с тобой одни…

— Сражаемся против бандитов, и для них расклад сил очень плох, — весело сказала болтушка.

— Я тоже так думаю. Но я не могу быть в нескольких местах одновременно…

— И вот почему с тобой путешествую я, — опять перебила девушка. — Уже знаешь, что мы нашли Агринона? И колдуна, который держал Тезея в стороне от городских дел: его зовут Месмер, он погружал царя в гипноз. А у Ипполиты — она очень милая, сама просила звать ее по имени — родился сыночек, такой красивый…

Габриэль внезапно замолчала, глаза ее расширились. Зена в тревоге посмотрела на подругу, но быстро успокоилась: «Опять видения». Так и было. Мгновение спустя девушка тряхнула головой и закончила, четко и внятно:

— В итоге Агринон и тринадцать его соратников сидят в царской темнице, а Тезей выпытывает у них имена четырнадцати последних предателей.

— Всего четырнадцати?

— Предположительно так, — пожала плечами Габриэль. — Еще шесть или семь на окраинах…

— С этими покончено.

— Я так и знала, — Габриэль улыбнулась. — Кратос сказал, заложники невредимы?

— Устали, замерзли, голодны, но целы, — заверила Зена.

— Отлично. А здесь были Пиксус и…

— Еще восемь бандитов.

— Плюс Офер. Значит, на свободе не больше десятка — если верить Месмеру, конечно. Остались Бризус, братец Пиксуса и весь тот сброд, который они успели нанять. Все просто! — заключила Габриэль и сжала пальцы в маленький кулачок. Воительница улыбнулась и откинула прядь волос со лба девушки.

— Может, больше десяти, кто знает, — предупредила она. — А раз один из них Бризус, значит, предстоит нелегкая задачка.

— Ты о нем уже рассказывала, — напомнила Габриэль. — Я знаю, на что он способен. Мы-то что предпримем?

Девушка подняла глаза, на шаг отступила и посмотрела вслед Зене, ни с того ни с сего направившейся к двери. Мгновение спустя в пекарню вошли пятеро тяжеловооруженных воинов, на каждом был знак с красно-синим изображением лабиринта. При виде их предводителя Уклосс залился краской и опустился на одно колено.

Царь в добротных доспехах из бронзы и кожи направился прямо к хозяину.

— Поднимись, — сказал он и похлопал пекаря по плечу. — Ну какое может быть поклонение, если моим подданным пришлось пережить такой ужас!

— Меткое слово: ужас, — подала голос Зена, и Тезей приподнял брови, а потом протянул навстречу ей руки.

— Я много о тебе наслышан, — произнес он. — Большая честь видеть тебя, воительница.

— Я тоже наслышана о вас, — ответила Зена, обмениваясь с ним рукопожатием. — Пора в путь, времени мало. У меня созрел план.

Тезей сделал знак своим людям, и они вышли вон. Габриэль с минуту послушала беседу воинов и, отойдя в сторонку, присоединилась к Петеру.

— Эй, — тихо позвала она, — все будет хорошо. Как только минует опасность, мы отправимся проведать твою лавку.

— Минует опасность! — мрачно повторил северянин и закрыл глаза. Габриэль с тревогой поглядела на приятеля и постаралась поудобнее устроиться у стены.

Царь Тезей кивал головой:

— Блестящий план, воительница. Иди к фонтану, прежде чем туда явится Бризус, и займи хорошее укрытие. А когда они придут…

— И если придут, — поправила она. — Впрочем, думаю, придут, на Бризуса это похоже.

— Ты сможешь предугадать его действия?

— Полагаю, да. Сколько до рассвета?

— Уже скоро рассветет.

— Тогда выступаем, — Зена прошла через комнату и похлопала пекаря по руке, тот вздрогнул, удержался от возгласа и поглядел на нее. — Бросай хлеб, бери Элизебу и уноси ноги. Найди себе укрытие.

— Укрытие, — эхом повторил он.

— Именно укрытие. Конюшня, где стоит Арго, храм Гермеса — ступай, куда хочешь, только уходи. Ты ведь не хочешь попасть в руки Бризуса? И я этого не хочу.

— Хлеб подгорит.

— Жизнь дороже, — понукала воительница. — Люди купят хлеб в соседней лавке: подумаешь, всего разок. Царь велел продать лошадей «Покровителей», а выручку он отдаст тебе. Ступай, не обеднеешь!

Уклосс в сомнении повернулся к жаровням, собрался с духом и принялся тушить огонь. Зена отвернулась и заставила Габриэль подняться, потом перевела глаза на торговца пергаментом, который ответил ей тревожным взглядом и тоже вскочил.

— Пойдешь с нами, — заявила воительница.

— А может, не надо?

— Не могу оставить тебя одного: попадешь в беду, — сказала Зена.

Петер поморщился, словно от боли:

— Ты мне все еще не доверяешь?

— И это тоже. Шевелись.

— Не переживай, — утешила Габриэль, когда они выходили из пекарни, — все обойдется. Я буду рядом, и я тебе доверяю.

— Благодарствую, — пробурчал он и притих, ибо Зена предостерегающе шикнула.

Небольшой отряд, соблюдая предосторожности и полную тишину, пробирался по извилистой темной дороге к старому фонтану. Не могло быть и речи о том, чтобы взять с собой факел. Наконец они увидели крошечную площадь между покосившимися хибарками: пришли. Зена притянула Габриэль поближе и прошептала:

— Люди царя говорят, что рядом святилище. Сейчас оно заброшено, так что можешь спрятать там Петера. И сама с ним посидишь, хорошо?

— Отлично придумано: не стану путаться под ногами, — ответила девушка и, схватив торговца за руку, увлекла его в темноту, прочь от фонтана.

Повисла тишина. Воительница осторожно обошла кучу камней, внимательно выбирая место, куда поставить ногу. Прокричала ночная птица. Зена вздрогнула, но быстро успокоилась — это был всего лишь филин, охотившийся во мраке. Почему бы ему не половить мышей в местных трущобах? «Никогда не видела человека, который бы умел ухать, как филин. Кричала настоящая птица», — подумала Зена. Мгновение спустя она заметила низкое, не слишком обветшалое крыльцо, поднялась по захламленным ступеням и увидела наглухо заколоченную дверь. Потом она взглянула на посеревшее небо. Воительнице подумалось: «Едва успели». Тезей стоял на расстоянии вытянутой руки, и она схватила его за запястье, сжала длинными сильными пальцами. Царь ушел, уводя с собой пятерых солдат. Воины двигались тихо, как мыши, которых ловил ухавший филин.

И снова ни звука. Мало-помалу светало, Зена начала различать изломанные линии крыш и полуразрушенные стены. Она сжала руки в кулаки и мрачно поглядела на них: «Терпеть не могу этот город, с первого взгляда невзлюбила. Подумать только — драться в такой щели!» Зена прошлась по тесному крыльцу, посмотрела на улицу, но там все было по-прежнему: ни шороха, ни тени. Она окинула взглядом площадь, фонтан и громадную неуклюжую статую. Вероятно, сидя верхом на Арго, воительница смогла бы заглянуть ей в глаза, но такого желания у нее не возникло.

Скоро явятся Бризус и десять его прихвостней: занимать боевые позиции. Тезей обещал ждать сигнала, и Зена надеялась, что так он и сделает. На коньке крыши заиграл первый золотой луч, воительница снова обвела взглядом площадь и вздрогнула: прямо у статуи Ники стоял Бризус, и не один. Уголки его губ кривились в усмешке, а руки сжимали меч. Негодяй помахал клинком и знакомым высоким голосом прокричал:

— Эй, может, не будем драться? Жалко такой хитон кровью пачкать!

Воительница тихо выругалась и бросилась вперед, держа наготове диск.

Бризус рассмеялся:

— Убери его, милочка, а то у меня рука устанет.

Она сделала непонимающий жест, а бандит махнул свободной рукой. Зена рискнула бросить взгляд, куда он указывал, и в лучах солнца, уже поднявшегося над нелепой статуей, увидела кошмарную картину. У ног Бризуса лежала Габриэль, и острие меча упиралось в ее беззащитную шею. Еще и статуя грозила того гляди упасть: укрепили ее плоховато, а поправить руки не дошли. Ладно, про скульптуру она на досуге подумает, а сейчас свободного времени нет.

— Убери диск, — повторил Бризус.

Воительница помолчала, потом позвала:

— Габриэль?

— Зена?

— Как ты?

— Могло быть и лучше!

— Тебе это с рук не сойдет, — прорычала Зена, обращаясь к негодяю и не сводя с него свирепых глаз. — Только волос на ее голове тронь, и ты…

— Оставь угрозы, — перебил Бризус.

— Это не угроза. Это предупреждение.

— Ты проиграла, Зена, — бандит обнажил зубы в ухмылке. — Мои люди на местах с тех пор, как я поговорил с пьяным Офером у лавки торговца пергаментом. Ты никогда не умела разгадывать мои планы! И в играх за мной не поспевала.

— С чего мне за тобой поспевать? Очень надо! — фыркнула воительница и, оглянувшись по сторонам, широко развела руками, потом свободно уронила их вдоль тела. — Что ты делаешь в этих трущобах, Бризус? Ты опустился, дружище.

— Ни капли. Я живу гораздо лучше, чем на службе у Мезентия, когда получал серебро и побои. Ты сделала за меня часть работы: избавила лагерь от тупиц. Поверь, о Миккели я не заплачу.

Зена мрачно улыбнулась: «Он не знает о делах во дворце». Раз люди Бризуса весь вечер провели у фонтана, значит, тот шпион, которого заметила Габриэль, на самом деле существует. Наверное, он еще не успел доложить главарю обо всем. Да будь с ним что угодно, сейчас у Зены есть дело поважнее: спасти Габриэль.

— Так в чем же заключается твой план, Бризус? — спросила она наконец. — Ты ведь нас обеих убьешь, поэтому можешь говорить начистоту.

Бандит гнусно осклабился и произнес:

— Она умрет прямо сейчас, на твоих глазах!

— Да я не возражаю. Раз уж все равно придется, лучше умереть сразу, — подала голос Габриэль, и Бризус злобно гаркнул на нее.

— Она права, — поддержала Зена и, подняв руку, подала знак царским стражам. Трое воинов вышли из тени и подняли мечи. Бризус долго смотрел на них растерянным взглядом, потом яростно уставился на Зену.

— Но ведь дворец…

— Власть переменилась. Странно, что тебе не сказали. Так сколько у тебя людей. Бризус? По моим подсчетам, около десяти, а значит, расклад не в твою пользу. Победа за мной.

— Не так все просто, — прошипел негодяй, а воительница пожала плечами. Бризус выкрикнул команду, и шайка головорезов выскочила из тени, встав напротив царских солдат.

— Не шевелиться, пока не скажу! — заорал главарь. — Стоять на месте!

— Ух, а это тот самый, у которого я кошелек стянул! — раздался поблизости звонкий голос. — Ха, простофиля!

Бризус вздрогнул и чуть не свернул шею, оглядываясь; Габриэль тут же попыталась улизнуть, но меч у горла напомнил о себе. По приказу Бризуса один из шайки вскинул лук, и Геларион отчаянно метнулся через площадь под укрытие статуи. Он мелькнул золотистой тенью, но стрела настигла его: звон отпущенной тетивы эхом отозвался от стен, раздался вскрик боли, и юноша упал. Бризус бросил на него беглый взгляд и гадко усмехнулся воительнице.

— Решили умирать по очереди? Что ж, я не против, — сказал он и отдал команду: — Четверым навести луки на стражу, остальные займитесь Зеной. А ты лежи смирно! — зарычал он, потому что Габриэль попыталась сбить его с ног.

Сложив на груди руки, Зена переводила взгляд с одного негодяя на другого, потом отступила на шаг, поднявшись на ступеньку крыльца. Пятеро бандитов неохотно последовали за ней, держа обнаженные мечи наготове.

Вдруг воительница заметила, как за спиной Бризуса что-то шевельнулось; появился Петер и утащил Гелариона с площади. Сделав это, торговец тайком направился куда-то, прячась в тени, но Зена не успела разгадать его замысел — один из негодяев с пронзительным криком бросился на нее. Она мигом позабыла о торговце, подпрыгнула, схватившись за столбы крыльца, и выбросила вперед обе ноги, с размаху ударив рыжебородого громилу в лицо. Он отлетел, повалив пару товарищей. Воительница перескочила через них и разделалась еще с двумя: одному заехала локтем в физиономию, другому отвесила оплеуху. Рыжебородый тем временем поднялся, она, не оборачиваясь, пнула его ногой, да так, что он стукнулся о фонтан. Раздался мерзкий треск, и тяжелая статуя пошатнулась.

Следующий оказался толстенным гигантом. Он прищелкнул языком и прогудел:

— Здравствуй, Зена, давненько не виделись!

Бандит поставил на землю тяжелый боевой молот и оперся на его дубовую рукоять.

— Декарон! — скривилась она. — Да уж, порядочно.

Громила добродушно склонил голову набок, и на плечо упала прядь длинных светлых волос.

— Я сражался на твоей стороне, но всегда мечтал узнать, чего ты стоишь в бою. Сегодня у меня счастливый день.

— Придет же в голову! — ухмыльнулась воительница, вынимая из ножен меч. — Судьба капризна: то улыбнется, то отвернется.

Декарон оскалился и, кажется, хотел ответить, но передумал. Он скрестил мощные лапищи, напрягся, разминаясь, и, подняв с земли огромный молот, двинулся на Зену.

Она на мгновение растерялась: оглянулась, метнулась в одну сторону, в другую, вернулась на крыльцо. Предчувствуя легкую победу, Декарон занес молот и приготовился размозжить королеве воинов череп. Гигант поднялся за ней к двери и заполнил собой все свободное пространство. Вдруг раздался шорох, враг обернулся и насторожился, прислушиваясь.

Было тихое утро, весело чирикали птицы, и в этой обстановке пронзительный клич прозвучал, как крик птицы, порождения ночи, явившейся разрушить очарование утренней дымки. Мелькнула белая кожа точеных ног, взметнулись темные пряди, и деревянные подошвы сандалий Зены ударили по грозному молоту.

Воительница ловко приземлилась позади Декарона и оказалась у статуи Ники. Гигант обернулся, в недоумении и яростно зарычал. Зена хотела улыбнуться, дразня и подзадоривая его, но не успела: молот просвистел в воздухе, и хорошо, что она пригнулась. Тяжелое орудие с грохотом ударило по статуе, застряло в раскрошенном камне, и громила подергал рукоять из стороны в сторону, высвобождая его.

Зена поняла, что теперь достаточно малейшего толчка, и статуя рухнет.

Она ринулась вперед и мечом полоснула Декарона по икрам, тот завопил от боли, хотя рана была не опасна: годы тренировки укрепили мышцы гиганта.

Бандит с ревом повернулся к Зене, она отскочила и снова оказалась у него за спиной. Следуя за ней, позволяя воительнице диктовать условия боя, Декарон занес молот, готовясь к удару. Королева воинов воспользовалась этой оплошностью и вонзила ему в плечо меч; гигант пришел в неистовство. Стоя посреди тесной площади, он размахивал огромным молотом, направо и налево разбрасывая не успевших увернуться воинов. Казалось, от боли Декарон совсем помутился рассудком. Рукоять меча Зены все еще торчала из его тела, и воительница не отпускала ее: ловко избегая ударов, она при каждом удобном случае поворачивала лезвие. Гигант все же стряхнул ее с себя. Зена отлетела далеко в сторону, а Декарон, бешено крутясь вокруг своей оси, приблизился к шаткой статуе. Сверхчеловеческим усилием он выдернул из плеча меч и из последних сил ударил молотом по скульптуре.

— Не-е-ет! — прокричали два голоса, как один: Зена и торговец пергаментом. Воительница перепрыгнула через поверженных и потрясенных солдат Бризуса, выхватила диск, метнула его в светловолосого главаря; статуя пошатнулась и начала медленно падать. Бризус повернулся, дернулся на месте — слишком поздно. Стремительно вращаясь, смертоносный диск полоснул его по шее, негодяй схватился за горло, отчаянно цепляясь за жизнь, захрипел, упал на колени. Петер бросился к Габриэль, девушка выкрикнула предупреждение, откатилась вбок, а Петер оказался там, где секунду назад лежала она. Статуя рухнула, в воздух взметнулись клубы пыли, мраморная крошка, обломки; не выдержав сотрясения, осело ближайшее здание. На побитых бандитов Бризуса градом посылались камни и доски. Бризус попытался подняться и дрожащей рукой потянулся к диску, застрявшему в ограде фонтана, но Зена бросилась к нему и, навалившись всем телом, отобрала смертоносное оружие. Отбросив его подальше, она перекинула Бризуса через плечо, а опустив на землю, ударила негодяя кулаком в челюсть. Тот потерял сознание.

Воцарилась тишина. Один из солдат Тезея подошел к воительнице.

— Делайте с ними что хотите, — устало сказала она, поднимаясь на ноги. — А об этом позаботьтесь особо, он главарь и стратег шайки. Еще двое у фонтана и опасный гигант неподалеку.

Декарон без движения лежал на земле, из его ран сочилась кровь. Однако Зена не сомневалась, что он жив и не так уж слаб: она видела бандита куда в худшем положении.

— Их связали, — ответил страж, но воительница уже повернулась к нему спиной. Подобрав диск, она по обломкам статуи пробиралась туда, где в последний раз видела Габриэль. Дорогу ей преградило массивное уродливое крыло, оставшееся в целости после падения, и Зена крикнула:

— Габриэль! Габриэль, где ты?

— Здесь, — отозвался слабый, глухой голос.

— Как ты? — Воительница обогнула крыло и увидела подругу, стоявшую на коленях у кучи обломков. Рядом лежал смертельно бледный Геларион, а царский лекарь осматривал его залитое кровью плечо. По лицу Габриэль текли слезы, девушка указывала на рухнувшую скульптуру:

— Там Петер. Он хотел спасти меня и…

Зена опустилась на колени рядом с ней и обняла подругу, притянула ее к себе:

— Мне очень жаль, Габриэль. Я знаю, ты его любила, и он оказался смелым. Подумай, ты ведь тоже хотела умереть быстро, а Петер ничего не успел понять. Может быть, он даже не знал, что случилось.

Потянулось молчание. Наконец девушка с трудом кивнула:

— Да. Но это несправедливо.

— В жизни много несправедливости. Иногда погибают те, кто не должен.

— Из-за таких, как Бризус, — руки Габриэль сжались в кулаки, и она попыталась подняться, но Зена ей помешала.

— Не трать на негодяя время, он этого не стоит. Стражи отведут его в темницу и, наверное, посадят вместе с «Покровителями», с Пиксусом, — воительница еще раз стиснула девушку в объятиях и порывисто встала: подошел царь. — Все в порядке?

— Теперь да. — Тезей осмотрелся. — В большом городе, таком, как Афины, нелегко поддерживать порядок: за всем не уследишь.

— Не сомневаюсь, что вы справитесь, — ответила Зена. — Торговец пергаментом…

Тезей заметно вздрогнул и побледнел:

— Я все видел. Когда мы разберем трущобы и построим дома, здесь будет новаястатуя: в его честь, — царь взглянул на останки уродливой Ники и скривился: — Скульптора пригласим другого.

— Хорошо, — сдержанно сказала Зена и посмотрела на Гелариона. — Этого мальчика я отведу к матери, а пекарю скажу, что он может возвращаться к себе.

— Может быть, мы еще встретимся, — начал прощаться Тезей.

— Может быть, но не в Афинах. Не обижайтесь, но этот город приносит нам неудачу, — она сжала плечо Габриэль. — Мы уедем как можно скорее. Передайте Ипполите и сыну наше почтение.

— Обязательно.

Тезей остался один. Зена уговорила заплаканную Габриэль подняться на ноги и отойти от места катастрофы, вдвоем они помогли Гелариону встать, подхватив его с обеих сторон, и осторожно повели прочь. Царь обошел груду обломков и приблизился к воинам, державшим закованного в тяжелые цепи Бризуса. Зена мельком обернулась, бросила на негодяя прощальный взгляд и улыбнулась. Бризус не ответил, но в глазах его запылала смертельная ярость, когда воины поволокли его к темнице.

Добравшись до полутемных проулков, Габриэль замедлила шаг, тяжело вздохнула. Геларион похлопал ее по плечу, девушка вздохнула еще раз и исподлобья посмотрела на него.

— Клянись немедленно, что больше никогда не станешь красть! — сказала она. — Или я проломлю твою никчемную голову.

Юноша фыркнул:

— Не сможешь!

— Еще как смогу, — заверила Габриэль. — После того что мне пришлось пережить из-за тебя и ради тебя, смогу. Погляди, в какую переделку ты попал! Чуть не оказался с папочкой Гермесом на дороге в Аид. Думаешь, там хорошо? Вряд ли; и особенно плохо нахальным воришкам. Будешь воровать, навсегда останешься в подчинении типов вроде Бризуса. Ну, клянешься?

— А жить мне на что? Нектаром питаться? — тихо спросил он, помолчав. Тем временем Зена вывела их на соседнюю, более просторную улицу. — Воровать я умею, и даже неплохо. Если отец наделил меня этим даром, зачем от него отказываться? Гермес меня защитит.

Сказав это, Геларион приуныл:

— А вдруг Гермес не мой отец? Иначе разве б он позволил случиться такой беде?

Зена в тревоге положила руку юноше на плечо:

— Геларион, дело не в том, кто твой отец. Мы говорим о тебе. Ты умный, обаятельный… а теперь я знаю, что ты смелый. Тебе повезло куда больше, чем многим другим, пусть даже богатым и знатным. — Вор обдумал слова воительницы и медленно кивнул. Она продолжила: — Как только плечо заживет, ступай к царю. Он вспомнит тебя и с радостью возьмет гонцом или посыльным. Ты отлично знаешь город, лабиринты улиц, да и жителей — у тебя есть все, что нужно. Кто знает, может быть, вам с матерью даже отведут комнату во дворце.

— Гонцом… — задумчиво пробормотал Геларион.

— Это у тебя в крови! — хитро напомнила Габриэль, намекая на посланца Олимпа, быстроногого вестника богов Гермеса.

Эпилог

Дорога, ведущая от Афин к югу, была пыльной, раскаленной и сухой; далеко внизу о черные скалы разбивалось море. Зена вела Арго под уздцы, верная Габриэль шла рядом. За спиной девушки красовалась великолепная серая в яблоках кобыла.

— Ты в порядке? — спросила Зена, заранее зная ответ: подруге необходимо выговориться.

— Я-то в порядке, а вот Петер… Мне так его не хватает!

— Если б он просто остался в Афинах, тебе не хватало бы его точно так же.

— Знаю, — смахнула слезу Габриэль и постаралась улыбнуться. — Это я во всем виновата!

— Петер сам метнулся туда, ты же не могла знать. Не вини себя за чужие поступки; переживать естественно, но это другое чувство.

— Ты права, — сказала Габриэль и посмотрела на море. Огромная волна накатила на берег и пророкотала по камням, скалы эхом повторили звук. Девушка вздрогнула:

— Хорошо, что мы на суше, — произнесла она, помолчав.

— Хорошо, что мы на воле, — добавила Зена. — И что нам никуда не надо спешить.

— Знаешь, я рада, что мы повидали Кидавию. Теперь, когда о ней так хорошо отзывались ты и Ипполита, Мелоза примет ее в ряды амазонок.

— Возможно. Мне кажется, твоя богатая приятельница сама не знает, чего хочет.

— У нее будет случай попробовать. Он выпадает не всем, — сказала Габриэль, а серая кобыла лизнула ее волосы. Девушка обернулась и со вздохом высвободила прядь. — О боги, почему мы не решились сказать Ипполите, что это неподходящий дар? Зачем мне такая награда?

— Лошадь всегда пригодится, — утешила воительница подругу и вдруг напряженно вгляделась вдаль. — Ну-ка, подержи, — сказала она, передавая Габриэль поводья.

— Эй, что?.. — Но воительница была уже в нескольких шагах от подруги: кинжал наготове, слух напряжен. Теперь и Габриэль увидела причину тревоги — навстречу по дороге брел человек в запыленных лохмотьях. Кажется, в его походке было что-то знакомое. На берегу виднелась разбитая лодка.

— О нет! — вскрикнула девушка и устремилась вслед за Зеной, держа в поводу двух лошадей. Воительница уже подошла к ослабевшему путнику.

Его лицо сплошь покрывали кровавые раны, бронзовая кожа огрубела от палящего солнца и соленых ветров.

— Помогите! — попросил он, увидев перед собою двух девушек. Вдруг несчастный закинул голову, и глаза его широко распахнулись: — Зена? Неужели это ты?

— Салмоней, — мягко отозвалась воительница. — Что ты тут делаешь? У тебя вид, как после кораблекрушения.

— Да так оно и есть. Враги захватили корабль и всю команду, мне одному удалось прыгнуть за борт. Я решил привести помощь и, клянусь, так и сделаю!

— Враги? — нахмурилась Зена и встряхнула приятеля. — Какие такие враги?

— Морские разбойники, — прошептал Салмоней. — Раньше нападали на прибрежные деревеньки, а сейчас суда грабят. С неделю, как появились.

Воительница посмотрела на Габриэль, та одарила мужчину испепеляющим взглядом и твердо покачала головой:

— С кораблями не связываемся, — заявила она, глядя Зене в глаза.

— Значит, не связываемся, — согласилась та, потом повернулась к Салмонею и указала ему дорогу: — Там Афины, идти часа три.

Мужчина застонал и побледнел.

— А верхом гораздо быстрее! — воскликнула Габриэль и вручила ему поводья серой кобылы. Зена растерянно заморгала, а девушка только улыбнулась в ответ. Салмоней недоверчиво уставился на нее, решив, что она пошутила. Наконец он отвязал от седла пару мешков, отдал их Габриэль, не без помощи девушки уселся верхом и осторожно повозился, пристраивая на спине кобылы свое толстое тело.

— Я знал, что вы поможете мне вернуть корабль! — радостно начал он. Зена грозно откашлялась и зажала ему рот.

— Афины там. Иди к царю, — отрывисто сказала она и отвернулась. Прежде чем Салмоней успел заговорить, воительница дернула поводья, и Арго резвой рысцой тронулась дальше. Габриэль заспешила вдогонку, но напоследок посмотрела на мужчину. Тот неподвижно восседал на красавице-кобыле, и вслед девушкам глядели две пары жалобных глаз.

— Зена, мы не можем их бросить.

— Это земли Тезея, — твердо ответила воительница. — К тому же кораблями мы не занимаемся, неужели забыла?

— Ах да! Верно! — Габриэль повернулась лицом к югу и ускорила шаг. — Как ты думаешь, где он нас нагонит?

Зена удивленно хмыкнула:

— Если поспешим — не нагонит.

Оглавление

Рю Эмерсон Заговор против Афин

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Эпилог