Сны [Нина Викторовна Соколова] (fb2) читать онлайн

Нина Соколова Сны

В узкое окно подъезда ярко слепило летнее солнце. «Последние погожие деньки», — подумала она, спускаясь с этажа на этаж, постукивая каблучками по бетонным ступенькам. Юбка порхала в такт ее быстрым движениям: сегодняшним утром ее хозяйка ощущала себя бабочкой. Может быть, поэтому она любила теплые летние дни, когда можно надеть юбку-клеш в крупные цветы или сарафан, и ты снова маленькая девочка — как в детстве! «Мне еще бант на волосы, только не зеленый, как нравилось маме, а большой красный бант! Если у меня будет дочка, я обязательно куплю ей такой!»

Она улыбалась своим мыслям. Когда почти спустилась, в последнем узком окне вдруг потемнело. «Так вдруг набежали облака! Жаль…» Внизу в полумраке она нажала кнопку, домофон запиликал, и она толкнула от себя тяжелую дверь подъезда. В проем ворвались клубы пыли. Осторожно она вышла на крыльцо: в воздухе густо висела серая пыль, весь двор словно за грязной завесой. Где-то за домами завыла сирена. Вдруг слева она почувствовала движение и оглянулась: сверху как будто в замедленной съемке падала гигантская панельная многоэтажка. Она в ужасе закричала и отпрянула к двери: огромные трещины расщепили серые панели на куски, когда громадина расшибалась о землю, поднимая столбы земли, песка и пыли. В голове у нее промелькнуло, что их дом еще цел, потому что не обрушивается сверху, но вот дом напротив наверняка раздавлен и разрушен. Странно только, почему глыбы бетона не разлетаются в стороны, по крайней мере, в сторону их дома.

— Эй, чего стоишь? Надо валить отсюда!

Почему-то этот знакомый голос напугал ее больше, чем все происходящее.

— Ты здесь? — она разглядела сквозь пыль знакомый силуэт. — Почему в куртке? На улице лето! И как ты здесь оказался? Опередил меня на лифте?

Проигнорировав ее расспросы, он раздраженно проворчал:

— Ты не видишь, что происходит? Надо уходить! — он шагнул прямо через ступени крыльца вперед и исчез в густой пыли.

— Но… Куда ты? Ничего не видно! Ты знаешь, куда идти? И…и… почему…. Я не смогу разглядеть тебя в этом тумане. Ты слышишь? Вернись за мной!

Она постояла, потом сделала шаг вперед, отодвигаясь от двери подъезда, потом еще. Выглянула из-за козырька над крыльцом: ничего не видно, только серое покрывало, которым скрыто все вокруг. Ее взгляд упал на туфли: они такие же серые… Она осторожно приблизилась к краю крыльца и протянула руку: пыль начала поглощать ее ладонь, проглатывая в себя все глубже уже и предплечье, и плечо… Испугавшись, она отдернула руку и попятилась назад. Ей бросились в глаза цветы на юбке: не такие яркие, как на солнце, но она вполне могла их разглядеть и даже различить цвета. «На крыльце меньше пыли, чем за его пределами? Там же все плотно, как я могу разглядеть свои туфли, ноги, юбку, руки?.. Невероятно!» Снова выглянув из-за козырька крыльца и задрав голову, она оглядела небо: оно должно было быть скрыто за тучами пыли, но почему-то оно словно просто облаками затянуто, даже просвет виднеется — где-то там солнце, и оно светит! Она посмотрела вперед: толстая, непроглядная сизо-серая тьма…

Она проснулась и, не открывая глаз, продолжала лежать, не двигаясь. Все тело было тяжелым и ленивым, будто сознание вернулось, а силы, энергию оставила там. О том, чтобы пошевелиться, даже думать не хотелось.

— Проснулась? Лежи, лежи пока, сниму оборудование.

Она хотела хотя бы промычать в ответ, но получилось только дышать чаще. Она продолжала лежать с закрытыми глазами. Майя Матвеевна не тревожила, но датчики нужно было убрать, и эти ощущения отсоединения электроники от ее тела понемногу возвращали ее к действительности.

Наконец, она села на кровати, упершись в нее ладонями и склонив голову. Глубоко вздохнула.

— Что, снова клубы пыли? По показателям судя, сон был тревожным.

— Да. Странный был сон… Только в этот раз не только пыль…

— Давай по порядку, — перебила ее Майя Матвеевна. — Все с начала до конца, а то что-нибудь ускользнет. Ты же знаешь, как важны детали. Потом ассоциации и впечатления.

Майя Матвеевна в любой ситуации применяла научный подход и выпытывала все подробности. Кажется, вспомнилось все, почти все подробности. Майя Матвеевна шустро стучала пальцами по клавиатуре, заполняя отчет.

— Так, хорошо, — она повернулась к Тане, — теперь что странного в твоем сне?

— Разве не очевидно? — удивилась она. — Весь сон странный!

— Нет-нет, это ты судишь уже с позиции бодрствующего сознания. Во сне все по-другому. Вернись в свой сон: что было необычно? Когда находилась в состоянии сна, что тебе показалось странным, а что нет?

— Нууу, — она начала вспоминать, — странно, что при столкновении многоэтажки с поверхностью земли в сторону нашего дома не летели куски бетона… я вообще не уверена, что в какие-либо стороны они летели…

— Тааак, — уже строчила дальше Майя Матвеевна.

— Странно, что на крыльце почти не было пыли, а вот за его пределами прямо-таки стена… Слушайте, Майя Матвеевна, а ведь я должна была задохнуться в этой пылище, и мой муж тоже! Но он так уверенно исчез в этой серости… И… я должна была слышать грохот, шум, но было тихо, только сирена издалека. Как будто я оглохла во сне!

— Но мужа-то ты слышала. — прокомментировала Майя Матвеевна.

— Его слышала…

— Еще что-то? — Майя Матвеевна остановилась. — Что-то позитивное, хорошее привлекло твое внимание?

— Ну, конечно! Солнце! Точнее, солнца не было видно, но его свет проникал через пыль, и был виден просвет… оно было где-то там, наверху…

— Так, хорошо, — стучала Майя Матвеевна по клавишам, — таак… теперь посмотрим на показатели: вот они, твои остановки дыхания, даже сердечного ритма, показатели кровяного давления выше нормы… Сон длился три с половиной минуты…

— Всего?!

— А ты думала, сколько? — засмеялась Майя Матвеевна. — Сон в фазе быстрого сна длится три-пять минут.

— Ну ладно, пусть. Симптомы апноэ пройдут? Я уже так устала! Это так страшно — засыпая, вдруг начать задыхаться, или просыпаться от того, что задыхаешься. Сердце, кажется, выпригивает из груди.

— Таня, я думаю, что с этим надо разобраться и как можно скорее. Лекарства дают только временное облегчение, проблема гораздо глубже.

— Что же делать? Можно с этим что-то сделать?

— Танюша, ты работаешь в институте онейрологии — разберемся!

— Из секретарей в подопытные кролики, — снова вздохнула она, слезая с кровати.

— Да ладно тебе иронизировать! У нас столько специалистов хороших, разберемся. Ни в коем случае не пропускай сеансы: это очень важно. Поняла?

Она кивнула и подумала: «Блин, жаль выпить нельзя…»

— С мужем у тебя все нормально? — услышала она себе вслед.

— Да как у всех, — обернулась она в ответ.

«Почему я не могу добиться от них, по какой причине все время эта пыль во сне? Только фиксирует, сдает отчеты… Могла бы уже что-нибудь объяснить!» — ворчала она, подходя к лифту. На другом конце коридора послышался стук каблуков и голос Майи Матвеевны:

— Таня, погоди минутку! — дошагав до Татьяны, она сообщила, — Профессор вернулся с конференции… Наконец-то!.. Сделай-ка мне дозвон, сохраню твой сотовый… В общем ему отправлены все отчеты, а он как раз занимается взаимосвязями сновидений и проблем со здоровьем…Ага, поймала. Я дам ему твой номер? Он позвонит, и вы договоритесь о встрече.

Ей нравилось ездить после работы в автобусе. Остановка института была конечной, и в свободном салоне можно было сесть на любое место. Она обычно устраивалась у окна за водителем, так она чувствовала себя как в домике: весь салон за спиной и впереди никого. По дороге она погружалась в свои мысли, наблюдая за проезжающим за окном городом. Вдруг вспомнилось, что обычно во сне она уже предчувствовала эту пыль или темноту, в которую страшно было зайти. И поначалу часто заходила туда зачем-то, хотя в глубине своего существа знала, что ничего хорошего ее там не ждет. Но в этот раз ничего не предвещало, и эта рухнувшая будто с неба многоэтажка, и вдруг муж… и кто сказал, что сны быстро забываются? Может, от переутомления эта каша в голове?..

Стемнело. В сентябре как-то вдруг рано начинает темнеть. С остановки еще минут десять спускаться по тротуару через череду человейников, как выразилась ее знакомая, мимо детского сада, универсамов. Их двор типовой, напоминает гигантский колодец: современный двор с детской площадкой, спортивной зоной, клумбами, окруженный со всех сторон мноквартирными высотками. Выбраться из него можно было только в проезды между домами. Она осторожно шагнула в один из них и, входя во двор, подняла голову: небо ясное, прямо ярко-темное, звезды в холодном воздухе светят ярче, отчетливее. Оглянулась по сторонам: калейдоскоп огней чужих окон, от которого даже закружилась голова.

«Наверно, так себя чувствует лягушка, по несчастью оказавшаяся в колодце и отчаявшаяся выбраться.» Она присела на одну из скамеек. Домой не хочется… Свежо… даже деревяшки у скамейки холодные. Но… шевелиться не хочется. К холоду можно и привыкнуть. Ее взгляд скользнул к окнам их квартиры: в них горел свет. «Он уже дома… Спорим. Сейчас выйдет на балкон курить, почувствует… не двор, а находка для шпиона — все как на ладони!» Только она подумала, что хорошо бы уже встать и пойти, наконец, домой, как в проеме балконной двери появился силуэт мужа. «Пора», — она поднялась, взяла поудобнее сумку с пакетами и поплелась к подъезду.

— Где ты шлялась? Уже почти девять, а у тебя рабочий день заканчивается полшестого. И зачем тебе телефон, если ты не берешь трубку и не читаешь сообщения? — он взял у нее пакеты, отнес на кухню и вернулся.

— Выбирай слова! Что значит «шлялась»? — настроение у нее и так было ни к черту, теперь стало омерзительным. — Вчера я предупредила, что задержусь, что будут снова проводить сеанс после работы…

— Что за сеансы такие?! С кем ты была?

— Сеансы проводит Майя Матвеевна, сотрудница института, лаборант…

— А может, какой-нибудь Михал Иваныч?

Она уже переодевалась в спальне, а муж ходил за ней по пятам.

— Да хватит уже! — рявкнула она, повернувшись к нему. — Как мне это надоело! Раз у тебя такие подозрения, может, у тебя рыльце в пушку?

Она уже стояла в бюстгальтере и трусиках. Муж бросил на нее горящий взгляд и отвернулся.

— Ты вынудишь меня завести любовницу. Секс раз в две недели — это уже бесит! Я задолбался просыпаться «в палатке». Хотя бы раз в неделю можно это организовать? Несложно ведь?

«Раз в неделю — куда ни шло! Не каждый день — через день!» — подумала она, торопясь снять бюстгальтер и накинуть халат.

— Ты ведь хочешь, чтобы я тебя каждый раз ублажала по полной программе, а я сейчас просто не в состоянии ни морально, ни физически. Я измотана. Плохо сплю, плохо себя чувствую… я просто ничего не хочу! А еще надо приготовить обед тебе на работу и ужин… я молчу про остальную работу по дому. Ты можешь набраться терпения? Ты ведь прекрасно знаешь, почему я хожу на эти сеансы…

— Так не ходи! Вот тебе и время на работу по дому, на сон и …прочее.

— Спасибо, дорогой… Ты такой заботливый!

— Я постоянно забочусь о тебе. Ты видишь, после работы я уже готовлю, гуляю с собакой, стираю уже сам себе носки! Любовь — это не слова. Любовь — это забота. Ты любишь меня? По-моему не особо…

— Слушай, я уже на грани, ты понимаешь это? Лекарства мне не помогают, проблема гораздо глубже! У меня апноэ, я иногда не могу дышать во сне. Это, по-твоему, нормально? Я боюсь заснуть и задохнуться… А если я не проснусь однажды ночью? — она остановилась в ожидании его реакции. Муж, казалось, покраснел и растерялся под ее пристальным взглядом, но быстро нашелся что сказать:

— Не говори ерунды! Сегодня с собакой гуляешь ты: чтобы лучше спать, надо больше бывать на свежем воздухе.

Он вышел. Она упала на кровать, полежала немного, собрала себя в кулак и поплелась с собакой на улицу. Вернувшись, обнаружила благоверного в постели с электронной книжкой в руках. Он даже не взглянул на жену. Она вымыла собаку, ванну, за шкирку затащила себя в душ и, наконец, бухнулась в постель. Муженек тут же отложил книжку в сторону и принялся приставать. «Ты побрилась?» — промурлыкал он, принявшись лобызать шею и запустив руку у нее между ног. И что есть мочи она заорала про себя: «Да исчезни ты, исчезни! Как мерзко! Исчезни-и-и-и!!!»

Она резко вскочила в постели. В окно через занавески бил яркий солнечный свет. Она сидела под одеялом, зажмурив глаза и пытаясь сообразить: «Я отключилась и проспала до обеда?.. Не услышала будильник?.. Он обиделся и не разбудил меня?.. Может, запросто… Но! Мы в разводе! И — сколько? год? — не живем вместе! О-о-о, что это было вообще?! Сон?!! Кому рассказать, не поверят, скажут, таблеток надо меньше глотать…»

Где-то под левой лопаткой защемило, заныло, и она, согнувшись, прижала ладонь к сердцу. «Так тянет, будто в сердце насквозь вонзили спицу». Отлегло. «Теперь можно собраться с мыслями. Так… Я в отпуске, и я дома. Накануне вечером я приняла лекарства и долго не могла уснуть, боялась, что задохнусь во сне… Не спала я до раннего утра и, видимо, все-таки отключилась… И вот… Странно, почему он снится мне в моем сне? И даже не дрогнуло нигде, что мы уже не вместе. Я ведь разорвала все связи, чтобы быть свободной, а оно вон как может вылезти!.. С ним общаюсь крайне редко, но по необходимости. С его родственниками, знакомыми, со своими подругами да, даже на работе ни с кем не сближаюсь… Не по себе как-то… Ощущение, что он просто на работе. А я купила квартиру, съехала от него, и у меня новый дом… Да что происходит-то вообще?! Вроде Майя Матвеевна и вправду звонила и говорила, что профессор приехал… или я должна ему позвонить?..»

Она нехотя встала с постели, поплелась на кухню, умылась, попила кофе, посматривая то в телевизор, то в телефон. Закончив с кофе, она все еще не решалась позвонить. «Ладно. В конце концов, не возьмет трубку — перезвонит». И она набрала номер. Автоответчик сработал. Оставила сообщение и отложила телефон. «Чего я боялась? Когда что-то важное и нужное предстоит сделать, всегда почему-то боюсь и откладываю на потом».

Дело было сделано, и можно позволить себе расслабиться, и она задумалась, как бы получше, поинтереснее это сделать. «О чем я мечтала? А, вот! Валяться и смотреть киношки, есть вкусняшки… Да, это в первую очередь! Нужно отвлечься от пыли в голове. Как осадок где-то внутри… Так, чего не хватает?» Пока одевалась, небо затянуло и зарядил дождь. Она даже обрадовалась: «Дождь — значит никакой пыли и чистый воздух!» Раскрыв зонт, она зашагала через двор к магазину. Но по дороге настроение испортилось. «И приспичило же мне купить квартиру в этом же дворе и в этом же доме! Прямо вот такую же надо было, как у бэушного!» Она чуть за спину отодвинула зонт, чтобы глянуть на небо. «Тучи сейчас упадут на землю от тяжести… Как все грустно и как-то тревожно. Хочется спрятаться… Тучи, тучи, плывите, плывите там, наверху, только побыстрее, пожалуйста!» И она почти бегом устремилась к магазину.

Внутри горел яркий теплый свет, покупатели неспешно рассматривали и выбирали товары, чей-то малыш катал машинку в проходе. Она обернулась: за стеклом хлестал дождь и словно сумерки опустились на город средь бела дня. «Я в домике, — хихикнула она про себя. — Может, мне поселиться здесь?»

Она набрала вкусностей и бегом вернулась домой. Приготовив себе чай с имбирем и разложив лакомства в красивые тарелочки, она накрыла кофейный столик и приставила его к дивану, чтобы вкуснее было валяться. Устроившись поуютнее, она принялась переключать каналы телевизора в надежде найти что-нибудь «чтобы душа сначала свернулась, а потом развернулась» или наоборот. Мордобой, мультики, шоу, программы на социально значимые темы, новости, музыкальные, фитнес-каналы — тем более нет! Она уже отчаялась найти то, на что сердце откликнется, и подумывала уже продолжить поиск в интернете, как на одном из последних каналов ее внимание привлек молодой человек на экране. Его глаза горели, но на лице отражалась боль: он вообразил, будто уводит за руку любимую девушку от парня, который ее обидел. И вот, он стоит с протянутой рукой, а рядом никого нет…

Ее сердце екнуло. Замерев, она с нетерпением ждала, что же будет дальше. И в этот момент раздался звонок. Вздрогнув от неожиданности, она неуклюже потянулась за телефоном, уронила его на пол и чуть не упала с дивана, запутавшись в пледе. Звонок был на удивление настойчивым, и она успела взять трубку.

— Добрый день. Это профессор… Извините, что отвлекаю, вы, кажется, в отпуске…

— Не волнуйтесь, я отвлекусь обратно.

— Да… Ваш случай очень интересен с точки зрения науки и вместе с тем достаточно серьезный, поэтому рекомендую продолжать исследование во время отпуска. Подойдите ко мне…

«Я что, флиртую с ним по телефону? Отвлекусь обратно? Что за чушь?» Голос у профессора был низким, красивым, бархатистым и показался ей очень красивым. Красивый, приятный мужской голос — это ее слабость. «А может, он окажется неприятным «крокодилом», женатым старикашкой? Надо признать, его голос произвел на меня впечатление, но я же не на свидание с ним собираюсь!» Она обиделась на себя, на него. «Еще до разговора с ним я начала волноваться, надо же!» — промелькнуло у нее в голове. Но тут же она вспомнила про молодого человека в телевизоре и потянулась за вкусненьким.

До встречи с профессором оставалось три дня. Она выяснила, что драматичный молодой человек — герой одной из дорам, и она, не на шутку увлекшись, досмотрела эту, а на следующее утро у нее было запланировано начало просмотра следующей. За три дня она в запой проглотила четыре сериала, и остановиться было почти невозможно. Ее потрясало трепетное внимание к неким моментам в отношениях — к прикосновениям, поцелую, даже в лоб или щеку. А когда герой брал героиню за руку — это был особенный момент. Почему-то он всегда был решающим, поворотным. Мужчина брал женщину за руку и как правило увлекал за собой, и очень часто таким образом он «спасал» ее, выводил из затруднительного положения.

Подобные сцены оставляли настолько сильное впечатление, что, когда она нажимала на паузу и оглядывалась вокруг, и от столкновения с реальностью в ее душе поднималась мощная буря протеста, и она плакала, жалея себя и вспоминая бывшего мужа, стеная и обвиняя его в толстокожести и косности, в том, что он прошелся в грязных кирзовых сапогах по ее сердцу. И ей все вспоминался сон, когда он бросил ее одну на крыльце подъезда, одну, один на один со страшной, плотной, непроницаемой стеной пыли. Потом всплывали в памяти сны, похожие один на другой — в них была одна пыль, моменты, когда она просыпалась от того, что ей становилось тяжело дышать, она задыхалась. Ей становилось страшно, потому что эти сны все повторялись, и никто ни разу не взял ее за руку, не спас ее или хотя бы успокоил…

Под сериалы она засыпала: так было спокойнее и почти не страшно. А ведь она привыкла бояться засыпать — это была одна из причин, почему она никак не могла решиться на развод… Но теперь у нее появилось действенное лекарство, и она была очень довольна собой. Две ночи спокойного сна, по крайней мере, сны ей не снились или она их забывала. Даже днем ей удавалось заснуть и подремать. И уже закралась мысль в голову, а не отменить ли встречу с профессором, придумать какой-нибудь предлог: ей очень не хотелось выбираться из своей уютной квартиры.

Но ночью в темноте комнаты, когда лишь мелькающие отсветы, холодные блики очередного сериала играли на стенах, она в поту, задыхаясь и протягивая руку, с широко раскрытыми глазами проснулась. Сердце больно колотилось не то от страха, не то от недостатка кислорода. Понемногу стала приходить в себя, и легкие все более свободно заполнялись воздухом. Она выключила телевизор и осталась сидеть на диване в темноте. Просидев так еще какое-то время, она, наконец, включила ночник, и от его мягкого теплого света у нее даже повеселело на душе. На кухне она зажгла уже яркий верхний свет, заварила чай и хотела вернуться в гостиную к телевизору. Но ноги сами понесли ее в спальню. Окно спальни выходило на реку, трассу вдоль берега и коттеджный поселок. А за поселком — очертания потемневшего ночного леса. «Там, за лесом, озеро. Как давно я там не была!» Она достала из шкафа пальто, завернулась в него и вышла на балкон.

Воздух, чистый, свежий, наполненный ароматами опавшей листвы, осенней травы, влаги, напитавшей землю, запахами реки, заструился через ноздри в легкие, распространяя по всему ее телу такой долгожданный целительный покой. Она жадно вдыхала ночную осень, то закрывая глаза, то любуясь огоньками поселка вдали. Лишь звезды на небе были плохо видны из-за слишком яркого придомового освещения. Ей стало зябко, и она вернулась в комнату.

Закрыв балконную дверь и скинув пальто, она с удовольствием ощутила, как тепло комнаты обволакивает ее тело, лаская кожу. Улыбнувшись, она направилась обратно в кухню вымыть кружку. «Все же дома душно» — промелькнуло у нее в голове, и тут она поняла, что совершенно забыла о своем кошмаре и о том, что задыхалась. Как будто это было вчера. «Хорошо бы проветрить в гостиной». Но в груди начал сжиматься в комок страх. «Так, телевизор и гостиная — не монстры, они тут ни при чем. Собралась и пошла!» Вошла в комнату: черный прямоугольник телевизора, пульт и телефон на кофейном столике, диван — все как будто не ее, чужое. «Еще не хватало бояться собственной гостиной!» — рассердилась она на себя и шагнула к окну. Распахнув створки, она почувствовала облегчение: поток почти такого же вкусного освежающего воздуха начал заполнять пространство.

Утром она отправилась на встречу. Ее охватило волнение: «Это не личная встреча. Его голос затронул какие-то струны в моей душе, и воображение разыгралось. Мы работаем в одном институте, и это как будто я иду к врачу… Может, благодаря мне он внесет серьезный вклад в науку?..» Но чем ближе она оказывалась к профессорскому кабинету, тем больше у нее кружилась голова. «Я просто больная, одинокая женщина, у которой накопилась хроническая усталость и которой нужна помощь… Смелее!» Ее рука потянулась к дверной ручке, как тут же отдернулась. Она постучала в дверь. «Войдите!» — сочно пробасил из-за двери тот самый голос.

Кабинет был ярко освещен. За окном в его глубине было пасмурно: с утра небо снова затянуло тучами. Спиной к окну за большим столом, уставленным стопками книг, журналов, бумаг сидел мужчина, склонившись над большой тетрадью, на которую светила настольная лампа.

— Здравствуйте. Присаживайтесь. Одну минуту…

Не поднимая головы, он что-то дописал в тетради, поглядывая в лежащую перед ним раскрытую книгу, а, закончив, захлопнул ее, оставив внутри закладку. Тетрадь он тоже закрыл. Она уже сидела на стуле у двери. Руки е нее были холодные — так всегда получалось, когда она нервничала, да и в помещении без отопления довольно прохладно.

Профессор вышел из-за стола и направился к ней. Наклонив голову к левому плечу, он внимательно рассматривал ее. Она поднялась навстречу.

— О, я вижу, вы совсем измучены, — он подошел совсем близко. Она сделала шаг назад и, упершись ногой в стул, упала на сиденье. — Простите, дурацкая привычка.

Он протянул руку и помог ей подняться.

— Я помню, какая вы были, когда начинали работать в секретариате: вы прекрасно выглядели, прямо-таки цвели и пахли, а теперь вместо задорного румянца и лучистой улыбки землисто-серые щеки и потухшие глаза в синих кругах.

Он окончательно смутил ее своими наблюдениями.

— Вы знали меня еще пять лет назад?

— Вас нельзя было не заметить, весь мужской коллектив говорил о вас. Насколько я помню, вы тогда собирались замуж.

Она была высокого роста для женщины, 175 см, муж был чуть выше ее, остальное мужское окружение… Она не привыкла задирать голову, общаясь с мужчиной, но, стоя напротив профессора, поймала себя на мысли, что говорит с ним, глядя на верхнюю пуговицу его рубашки. Чтобы посмотреть ему в лицо, нужно было поднять голову, и вот это оказалось самым трудным. Его слова смущали и ранили. Она опустила голову ниже, чтобы спрятать наверняка покрасневшие щеки. Вообще он переходит границы — и физически, и морально!

— Вас радует мое теперешнее состояние? — она подняла голову и с удивлением обнаружила, что его волосы не рыжие, как ей сперва показалось, а темные. Может, это от того, что свет падает на него сверху? Ее взгляд заскользил по его лицу: четко очерченные с немного капризным изгибом губы, прямой красивый нос с широкими ноздрями и… Их глаза встретились. Ее ресницы широко распахнулись, и она снова опустила голову, чувствуя себя словно пойманной с поличным.

— Вы, наверно, очень заняты, я зайду в другой раз…

— Сейчас мы пройдем к Майе Матвеевне, она проведет сеанс. Я говорил вам по телефону, что дело серьезное, откладывать нельзя. — Он развернул ее и легонько подтолкнул в спину к двери. — Идите! Я подойду чуть позже.

Он захлопнул дверь изнури, а она направилась к лестнице. «Что он себе позволяет? Еще делает замечания по поводу того, как я подурнела за эти гребаные пять лет! Но почему я раньше его не видела? Всех профессоров здесь знаю. Чудеса какие-то! А я ведь так и не запомнила его лицо! Губы, наверно, узнаю, может, глаза, а вот в целом… Он очень высокий — узнаю!»

Она спустилась на этаж ниже.

— Танюша, здравствуй! Давненько не виделись. И в секретариате тебя не видно.

— Я в отпуске, Майя Матвеевна. И не так уж давно мы не виделись, в конце прошлой недели была у вас на сеансе. Вы мне еще дали номер телефона профессора. Я ему позвонила, и мы договорились о встрече. Вот, я только что от него, он меня к вам и отправил.

— Танюш, ты что-то путаешь: ты была у меня месяц назад, и я взяла у тебя твой номер и, когда он приехал, я отдала ему папку с твоим делом и оставила твой номер.

У нее все загорелось внутри, поднялось и ударило в голову.

— Как же так? Мне это тоже приснилось? Но… Да, наверно, приснилось, что была у вас на прошлой неделе и что сама звонила профессору… Но я же сама звонила, а он перезвонил!

— Боже ты мой, профессор прав, дело совсем плохо. Что он сказал? Придет на сеанс?

— Сказал, что позже, чуть позже подойдет… Значит, я ему не звонила… Неужели мне это приснилось?!

— Давай-ка ложись, устраивайся поудобнее. Я тебя сейчас укутаю одеялками, будет тепло, хорошо!

Она подскочила в кровати:

— Майя Матвеевна, может, профессор мне уже не поможет? У меня уже крыша едет, мне в психушку надо?

И она разревелась.

— Ох ты Боже мой! Ты успокоительное сегодня принимала? Хотя…

— Так, что здесь?.. — На строгом лице вошедшего профессора лишь в глазах отразилось беспокойство. Его брови еще больше нахмурились.

— Ах, профессор, у Танюши истерика! Говорит, что звонила вам, потом говорит, что ей это приснилось. Говорит, что была у меня на той неделе, но уже месяц прошел…

— Вам это тоже приснилось, Татьяна? — он наклонился к ней.

Она отвернулась и в пол оборота выдавала ему:

— Я вообще не понимаю, где сон, а где реальность! Все по-настоящему. Я поняла, что это сон — как будто я живу с мужем — только когда проснулась. Теперь я вообще не уверена, что проснулась. Сегодня ночью я снова чуть не задохнулась во сне! И дня три-четыре назад тоже! — слезы ручьями лились по ее щекам и уже капали на джемпер.

— Возьмите платок. Если сможете, расскажите, что вам снилось. Майя Матвеевна, включите диктофон. Нет, подождите.

Профессор достал из кармана свой смартфон и включил музыку. По кабинету разлилась удивительно красивая мелодия: то она переливалась звуками фортепиано, как капли дождя за окном, то ее подхватывали скрипка и виолончель и весь оркестр следом, и звуки переплетались, как множество ручейков, в прекрасное полотно, окутывающее, тепло и красота которого проникали в самую глубь ее существа, наполняя до краев, поднимая из глубины нечто скрытое и очень важное. Даже Майя Матвеевна застыла с датчиками полисомнографа в руках. Какое-то время профессор смотрел на Татьяну, затем подошел и положил руку на плечо:

— Пойдемте.

Он повернулся к Майе Матвеевне, та кивнула ему в ответ. Таня повиновалась. Они поднялись по лестнице и вернулись в кабинет профессора. Он подвел ее к креслу напротив своего стола.

— Присаживайтесь.

Профессор устроился в своем кресле за столом, раскрыв перед собой папку и большую тетрадь с записями.

— Я изучил ваше дело, отчеты Майы Матвеевны. Скажите. Кто назначал вам лекарства?

— Я была у невролога…

— С одной стороны, ваше заболевание носит неврологический характер. И это коварное заболевание, которое отнимает у вас почти все силы, — синдром центрального апноэ сна. Оно является следствием нарушения центральной нервной системы и отличается тем, что нарушение дыхания во сне происходит с подачи мозга. При этом дыхательные пути полностью свободны для поступления воздуха. Понимаете, о чем я говорю?

— Все болезни от нервов? — выдавила она, немного помолчав.

— Можно и так сказать, — он улыбнулся, усмехнувшись, но тут же снова стал серьезен. — В вашем случае нарушения сна происходят в участке мозга, который отвечает за дыхательные функции организма. Полисомнограф зафиксировал многочисленные остановки дыхания во время сна, некоторые из них длились до одной минуты, и дважды они в общей сложности составляли около часа.

— Да вы что?! Так много? — она даже вскочила с кресла.

— Не переживайте, выход есть. — Он жестом показал ей на кресло. — Думаю, все поправимо.

— Правда? — она опустилась на сиденье. — Я уже так устала…

— Вы говорите, что вас мучают кошары, вам снится пыль, и вам кажется, что она поглотила весь мир. Так?

— Почему кажется? Так и есть…

Она подумала: «Он все время меня провоцирует, это так раздражает! И еще больше то, что я ведусь на эти провокации!»

Профессор внимательно посмотрел на нее: растерянность на ее лице растворилась, взгляд стал напряженным, она смотрела исподлобья, готовая защищаться. Он улыбнулся про себя, а вслух спросил:

— Вы пробовали во сне войти в эту завесу, попытаться пройти, преодолеть?

— Конечно! — тон ее голоса повысился. — Вот сегодня ночью! Я набралась решимости и пошла сквозь стену пыли. Я шла, шла, но вокруг была только серая пыль. Я обернулась — пыль. Повернулась в одну сторону, в другую, но вокруг снова пыль! Я шла медленно, на ощупь, боялась запнуться или натолкнуться на обломки. Я стала звать на помощь: мне так нужно было, чтобы хоть кто-нибудь откликнулся. Но вокруг тишина и пыль! И стало так страшно, неимоверно, и я начала задыхаться и проснулась от этого. И так не смогла заснуть.

Профессор через стол слегка наклонился, снова чуть наклонив голову влево.

— Так вы задыхались от пыли или от страха?

Ее глаза распахнулись, приоткрылся рот. Она смотрела прямо на него, затем ее взгляд ушел внутрь, за воспоминаниями, и в сторону вниз.

— Я свободно дышала, пока меня не охватывала паника, — тихо проговорила она, глядя уже на книги на столе. Профессор откинулся назад, достал какой-то бланк и начал заполнять. Заполнив, он вручил его ей.

— Послушайте, Татьяна, учеными создан замечательный прибор для лечения апноэ, называется СИПАП-аппарат. Он создает постоянный поток воздуха, который поступает прямо в дыхательные пути. Этот аппарат используется в медицине не только при дыхательной недостаточности, но и при бессоннице, депрессии и прочих проблемах со сном. Он есть в нашем институте, вам его покупать не нужно, вы его будете применять в исследовательских целях. В комплекте идет наручный прибор с датчиками, который будет фиксировать показатели вашего сна и передавать их через интернет на мой компьютер. Татьяна, вы понимаете, что все это оборудование исключит трудности с дыханием, то есть симптомы, но не устранит истинную причину вашего заболевания? Дело не в физиологии. Сигналы подает мозг!

Он уже вышел из-за стола и, уперев руку в столешницу, навис над ней. Она закинула голову назад, и их взгляды встретились. «Эти его глаза непонятного цвета, не то серого, не то зеленого… Так не смотрят на просто пациентку… Тоже мне!.. Я тоже не дура!» Профессор резко выпрямился.

— Знаете, что я записывал, когда вы пришли? Потрясающая мысль! «Каким бы тревожным ни было сновидение, мозг всегда выведет на маяк». На самом деле каждый человек знает, почему ему снится тот или иной сон. Вам нужно задать себе вопрос: почему мне это приснилось, пыль, например? — и прислушаться к себе, подумать. Это будет вашим домашним заданием. И записывайте все размышления в тетрадь, все догадки, озарения — все мысли. Договорились?

Он протянул ей руку, она молча встала и приняла рукопожатие. На выходе, открывая дверь, она обернулась:

— Спасибо. А… вы позвоните? То есть…

Профессор уже стоял у окна своего кабинета, и ей виден был его высокий силуэт и то, как он кивнул ей:

— Я позвоню, как только освободится окно в графике. Пока наблюдаем. И записываем!

Она медленно шла по коридору, и мысли волнами, одна на другую, накатывали в ее голове: «Такой огромный кабинет! Когда уходишь, ты так далеко… Как будто свет выключили… просто силуэт… Может, у меня снова?.. Видимо, уже гипоксия мозга, и мне чудится всякое. Вернуться и проверить? Может, правда свет выключен… Лучше зафиксировать этот момент!» Она вернулась к кабинету, но дверь была уже заперта. Постучала — тихо. «Хорошо, ладно, — успокаивала она себя. — у него куча работы, а я пойду за аппаратом. Надо выспаться, благо у меня отпуск… надо попробовать».

На улице резко похолодало. Незаметно дождь перешел в снег. Чуткий водитель включил в автобусе печку, и из-под ее сидения стало приятно подниматься тепло. Уютно и романтично смотреть на осенние улицы, залитые сыростью, облепленные опавшими листьями, наполненные склоненными под зонтами прохожими, из высокого окна теплого автобуса. Так бы ехать и ехать… Ее взгляд остановился на коробке с прибором. «А ведь профессор достаточно молод, по крайней мере, не крокодил и не старик. Он явно ко мне неравнодушен, это так странно… Ой, размечталась! А, может, я ему тогда нравилась, но он знал, что я выхожу замуж? Так много изменилось с тех пор, и я не в порядке. Я вообще в полном раздрае! Но я ему нравлюсь! Ну, не смотрят так на женщину, к которой равнодушны! У меня достаточно опыта, чтобы это понять… Ой, моя остановка! Чуть не проехала!..»

Оказавшись дома, она переоделась и села на кровать. Снег усилился, сумерки подкрадывались, и все вокруг становилось серо-голубым, а скоро и вовсе серым. Стемнело. Она подошла к окну и отодвинула занавеску: снежинки, словно мотыльки, кружились в ярком свете фонаря, беззаботно сверкая. «Снег в конце сентября… дома так тепло, — она дотронулась до батареи, — и правда, отопление дали. Сколько же я просидела так, ведь уже вечер?» Она прошла по темному коридору на кухню, сварила кофе и сделала бутерброды. Устроившись в гостиной на диване, она включила телевизор: на полюбившимся канале парень ждал девушку под уличным фонарем — кто-то сказал ему, что, если признаться в любви под первым снегом, то их обязательно ждет счастье. Его любимая пришла, и они оба стоят и смотрят друг на друга, а на них слетают снежинки как лепестки белых роз у алтаря, и будто весь мир вокруг замер в ожидании, время остановилось…

Ее сердце сжалось от тоски. Отставив в сторону кружку с кофе и скинув с себя плед, она подошла к окну гостиной: темно, вдалеке фонари тянулись вдоль аллеи. Глядя во двор, снега не увидишь, и она оделась потеплее и выскочила из дома. Выбежав на крыльцо, она остолбенела: дальше ступенек на тротуар ничего не было видно. «Так темно? Но в доме напротив горит свет, его должно же быть видно?» Под ребрами задавило, тошнота подкатила к горлу, а на глазах выступили слезы. Схватившись за живот, она согнулась. Вдруг на козырьке крыльца включили фонарь, и, подняв голову, она с удивлением обнаружила, что из плотной темноты откуда-то сверху слетает снег и, касаясь бетонной плиты, тает, оставляя на ней мокрые точки, точно такие же, какие оставляют капли дождя. Она медленно выпрямилась и протянула руку: холодные снежинки таяли на ладони, покалывая и оставляя ощущение прикосновения к чему-то особенному, невидимому, но волшебному — к чуду!

«Я снова заснула, наверно, отключилась за дорамой… Я во сне, мне это снится. И что же теперь делать? — Она оглядывалась вокруг. — Но как все по-настоящему!» Она дотронулась до бетонной стены дома и провела пальцами по ее шероховатой поверхности, потом по металлической трубе, служившей опорой для козырька — гладкая, но очень холодная! А снежинки еще летят… Интересно, если я позвоню профессору, он мне ответит?» Она сунула руку в карман, в другой — забыла взять с собой телефон. Вернуться домой или пойти вперед? «Надо все-таки сходить за телефоном и попробовать дозвониться!»

Не включая свет, она пробралась в гостиную: должно быть, где-то на столике оставила. Вдруг с кухни раздалось: «Явилась, наконец!» От неожиданности дыхание схватилось и сердце замерло, и первая мысль была спрятаться. Муж вошел в комнату и включил свет, а она, съежившись, в верхней одежде, сидела на полу — будто ее застукали с поличным.

— Где ты была? Весь день не могу до тебя дозвониться. Снова дома оставила? Зачем тебе телефон, если ты его дома оставляешь? Может, специально не взяла? Что молчишь?

Как так, ведь это же сон?! Она стала вспоминать, брала ли она действительно с собой телефон в институт: телефоном не пользовалась до тех пор, пока не решила позвонить… Может, профессор ей приснился? Как и эта мгла…

— Если не взяла, то не специально, — процедила она и поднялась с пола, — ищу его как раз.

— Почему в темноте? Так лучше ищется?! — Он заорал от исступления. — Где ты была? С кем?!

— Не ори. Я была в институте на приеме у профессора. Он наконец-то…

— Значит, трахались! Ты в отпуске, забыла?

— Подожди, а что ты здесь делаешь? Мы с тобой в разводе!

— Здрассьте, приехали! Что ты несешь? Хочешь развестись? Сначала исполни свой супружеский долг!

И он с силой сдернул с нее куртку, затолкнул в спальню и швырнул на кровать.

— Посмотри, у тебя жир уже из джинсов вываливается! И живот! — Он больно помял ее. — Кому ты нужна такая! Скажи спасибо, что я живу с тобой…

— Прекрати! Что ты делаешь?

Муж уже стянул с себя футболку и домашние трико.

— Раздевайся!

— Перестань!

— Мне самому это сделать?!

В глазах защипало от слез и от обиды. Она начала было расстегивать кофточку, но вдруг закричала:

— Это моя квартира! Убирайся! Это моя квартира!

— Ты сдурела?! Это моя квартира! — он резко и больно схватил ее за плечо, дотащил до входной двери и вытолкал в подъезд. — Это ты убирайся, шлюха! Достала!

И захлопнул дверь. Она схватилась за ручку — бесполезно. И ключи в куртке остались. Она стояла босиком на бетонном полу, прислонившись к глазку: тихо. «Просто надо заснуть, и все исчезнет. Господи, помоги мне!» Она поднялась в пролет между этажами и села у батареи в закутке. Здесь было тепло. Она смотрела прямо перед собой, погрузившись в тягостные мысли. Они поглотили ее целиком, затуманивая голову, и под их тяжестью она прислонилась к стене и, закрыв глаза, подумала о профессоре. «Как же мне выйти из замкнутого круга, как перестать проваливаться в мир, где я все еще замужем, и рассеять пыль? Что делать?»

Она проснулась от того, что больно ударилась головой о батарею. Потирая лоб, она поднялась на ноги и спустилась к двери квартиры: может, он уже успокоился и впустит ее в дом? Постучала — тишина. Постучала снова — ни звука. Застучала в дверь кулаками и схватилась за дверную ручку, чтобы и ею подергать как следует. А дверь открылась. Осторожно шагая внутрь, она позвала мужа, но ей никто не ответил. С робкой надеждой в сердце она включила свет и оглянулась — от радости ее чуть не разорвало: «Это моя квартира! Обои, светильники, — она прошла в гостиную, — мебель, шторы… Все мое! Я проснулась! Проснула-а-ась! О, вот и телефон на столике!»

Не мешкая, она набрала профессора и, натолкнувшись на автоответчик, оставила сообщение. «Теперь задача — не заснуть и дождаться утра и его ответа. Я ведь хотела прогуляться… А вдруг там снова ничего? Вернее, она?..»

Она ходила по квартире, любовалась обстановкой, рукой касаясь стен, мебели, посуды и тихо радуясь, что она дома в безопасности. Она садилась на стул, один, другой, на табуретку на кухне, на диван и оглядывалась вокруг. Наконец, почувствовав сильную усталость, она сварила крепкий кофе. На всякий случай по всей квартире был включен свет, а в гостиной еще и телевизор. С кружкой в руках она села на диван, пытаясь сосредоточить внимание на происходящем на экране, но глаза предательски слипались, и она вздрагивала от того, что горячий кофе обжигал ее колени. С досады она заставила себя выпить все до дна, снова прошлась по квартире, оделась и вышла на улицу.

Решительным рывком отодвинув от себя дверь подъезда, прикрыв глаза и глядя только себе под ноги, она подошла к краю крыльца, подняла голову и, прищурившись, глянула перед собой. Темно. Чуть больше приоткрыла глаза: и правда, впереди свет! Ресницы распахнулись, и перед ее взором открылся знакомый двор: дом напротив освещался фонарями, где-то еще в окнах горели или теплились огоньки, между домов дорога проскальзывала и убегала, словно потемневшая река, дальше, петляя среди дворов. Она сорвалась вперед, побежала по ее поверхности навстречу ночному городу, визжа про себя от восторга и улыбаясь до ушей, чувствуя себя счастливой и свободной. Немного не добежав до проспекта, куда втекала дорога, ведущая из дома, она замедлила темп и пошла пешком. Все ее существо переполняли радость и умиротворение. Как в детстве, она чеканила шаги и размахивала руками в такт, улыбаясь и напевая песню, всплывшую в памяти, любуясь погруженным в сон городом. Только пасмурное небо мешало в полной мере насладиться и почувствовать слияние с миром.

Вдруг она остановилась и запрокинула голову вверх, готовая снова погрузиться в отчаяние и пустоту, как в этот миг в просвет между облаками ей лунным отраженным зайчиком сверкнула яркая звезда. Не прошло и минуты, как звезда скрылась, укутанная душными свинцовыми тучами. Сердце ее забилось, а в ушах зазвучала та самая музыка, которую включал профессор. Зазвучала и не останавливалась, текла, разливаясь по всему ее существу. Она развернулась и пошла домой, по дороге все ускоряясь, во двор уже вбежала. Чуть помедлила у подъезда и стремительно залетела домой.

На столике в гостиной трезвонил телефон. Прямо в обуви она протопала по ковру и схватила трубку:

— Профессор! Простите, что беспокою в такое время…

— С вами все в порядке? — этот прекрасный голос с сонной хрипотцой, с нотками беспокойства… — Вы дышите? Используете СИПАП-аппарат?

— СИПАП… — Она совсемзабыла про прибор!

— Нет? Я так и думал. Хорошо, утром жду вас в своем кабинете.

Он положил трубку. Она все еще стояла в уличной обуви на своем кремовом ковре и не могла поверить в то, что он перезвонил посреди ночи. «Моя звездочка! — С упоением думала она. — Свет в моей мгле! Я нравлюсь тебе, дорогой профессор! А что если он тоже мой сон? Что если?.. — Она сняла ботинки и отнесла их в коридор. — Нет, это не сон! Вот оно, все настоящее!» Слезы полились по щекам. «Я просто устала, это перенапряжение. Надо, надо, просто поплакать, просто выплеснуть эмоции». И она позволила себе разрыдаться, хотя было непонятно, отчего так щемит в груди, почему так больно.

Утром, приняв слоновью дозу кофе, она явилась пред очи профессора.

— Боже, вы опять не спали! — Он приблизился к ней, разглядывая ее бледное с горящими щеками лицо и темные круги, в которые провалились глаза. — Аппарат не помогает?

— Я его не применяла, — она в свою очередь наблюдала, как он наблюдает, ощущая резь в глазах.

— Вот как? — он пригласил ее сесть в кресло, закрыл окно жалюзи и устроился за столом. — Рассказывайте, в чем дело.

Мысленно поблагодарив профессора за заботу о ее глазах, ставших слишком чувствительными, она поведала о своих странных снах — о пыльной плотной завесе, сквозь которую падал снег, о бывшем муже и звезде. Чувство стыда и смущения не покидало ее во время рассказа, и она осторожно поглядывала на профессора, который слушал ее, опустив глаза и скрестив руки на груди.

— Хорошо, — наконец, произнес он, когда она закончила и немного помолчала. Он вышел из-за стола и остановился перед ней. — Записи вести у вас не было возможности. Скажите, правильно ли я понимаю, что, когда вы жили с мужем, вам снилась только пыль? Больше ничего, так?

— Да. И правда… — она задумалась.

— А ваш супруг, снег и другие объекты начали появляться во сне вместе с пылью тогда, когда вы стали жить одна?

— Вы правы, — она задумалась еще больше, погрузившись в воспоминания своих снов.

— Татьяна, послушайте… Слышите меня?

— Да, профессор, я вас слушаю, — она сдвинула брови, стараясь сосредоточиться на его словах.

— Что касается сновидений, древние воспринимали их как дар свыше, и ученые соглашаются с тем, что сны обладают невероятным целительным воздействием. И то, что вы их так хорошо помните, говорит о том, что ваше сознание, то есть вы сами готовы с ними работать. Сны не менее важны, чем жизнь наяву. Юнг писал, что «ночная» сторона жизни, которую мы воспринимаем как фантазию, также значима, как «дневная» жизнь души, и дополняет ее. Сознание руководствуется больше логикой, а сновидения глубоко эмоциональны и основаны в первую очередь на переживаниях, переживаемых конфликтных чувствах — обиде, ненависти, агрессии, боли и тому подобное. Но вы должны понимать, что это прежде всего ваши чувства и реакции, это жизнь вашей души, вашей! И сны — ключ к решению ваших проблем. Фрейд это доказал, доказал, что даже самые нелепые сонные фантазии напрямую связаны с актуальной жизненной ситуацией человека, создав целую методику по расшифровке сновидений. И помните, что тот конфликт, который разрушает вас изнутри, мешает вам свободно дышать и жить полноценной жизнью…

У нее громко зазвонил телефон.

— Простите, профессор, это муж звонит. Мне лучше сразу ответить, а то придется потом всякое выслушать.

— Так не слушайте! Вас разве что-то связывает? Вы имеете полное право не отвечать ему больше совсем, никогда. Почему вы назвали его мужем? Вы разве не в разводе?

Он почти кричал. Выпрямившись, он смотрел на нее сверху вниз. Она резко встала.

— Нас связывает прошлое, профессор.

— Так оставьте прошлое в прошлом! Что, не можете? Вы друг другу теперь чужие…

— Ну все, хватит! Вы ко мне неравнодушны, что так переживаете? Ваше поведение непрофессионально! — Она жестко и прямо посмотрела ему в глаза, и ей показалось, что она поймала тень смущения в его ответном взгляде. — Я не хочу, чтобы он караулил меня на балконе, а потом…

— Как он может вас караулить на балконе, скажите мне? Ну?

— Да живем мы в одном доме! — заорала она и отвернулась: слезы потекли ручьями по лицу.

— Боже, как так получилось? — он в свою очередь тоже метнулся в сторону.

— Как-как… Я купила такую же квартиру в таком же доме! — цедила она, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. — Мечтала о такой же.

Профессор закрыл лицо руками.

— Идите к Майе Матвеевне. Нужно провести исследование. Заодно отдохнете под наблюдением.

Она еще стояла к нему спиной, комок в горле стал потихоньку спускаться вниз, дышать стало легче. Он быстро подошел к ней, придерживая за плечи, вытолкал из кабинета и, закрыв дверь на ключ, повел в лабораторию.

От долгого сна так не хотелось шевелиться. Ничего конкретного, никаких деталей не осталось в памяти, только какие-то обрывки, размытые мимолетные образы, и это приносило неимоверное облегчение. Раздалось шарканье Майи Матвеевны, и она постаралась открыть глаза. Вдруг она вспомнила тепло его ладоней, и ей захотелось прикоснуться к тому самому месту на плечах. Майя Матвеевна наклонилась, чтобы снять датчики, и всмотрелась в ее лицо:

— Надо же, почти сутки спала, Танюш, и смотри — совсем другое дело! Вот уже лучше! Эта странная землистая серость сошла и глазки заблестели. Профессор, гляди-ка, дежурил почти всю ночь, меня отпустил спать. Запала ты ему, наверно, Таня, как пить дать! Правда, говорят, у него есть женщина. Не все ж за компьютером и бумажками сидеть, хоть какая-то личная жизнь у молодого симпатичного ученого должна быть! Ведь пришел к нам, когда кандидатскую защитил, а теперь, смотри-ка, профессор! Что-нибудь снилось?

— Можно сказать, Майя Матвеевна, в этот раз я действительно отдыхала, — она встала с кровати. Настроение стало портиться.

— Танюш, тебе профессор записку оставил, сказал, что рекомендации и распоряжения. Вот, возьми.

Подмигнув, Майя Матвеевна вручила ей свернутый и склеенный лист бумаги и вышла в коридор. Она дождалась, когда дверь закроется, и раскрыла письмо: «Татьяна, завтра институт собирает своих сотрудников в поход, идем в горы. Вам надо обязательно быть, это часть терапии. Прилагаю список вещей, которые нужно взять с собой. Остальное я беру на себя. Идем с ночевкой». Она опустила письмо. «Как будто мы идем вдвоем. Действительно, палатки и спального мешка у меня нет. Мы будем спать вдвоем в одной палатке? Или он возьмет две… И мог бы написать сообщение на телефон или позвонить… А вдруг Майя Матвеевна бы его прочитала?»

Она нашла в сумке свой телефон: девять пропущенных от бывшего, рекламные сообщения — всякий мусор. Она написала профессору, что получила записку, поблагодарила за возможность выспаться и… Утро набирало силу, выглянуло солнце. Это добрый знак. Вспомнив о бывшем, она глянула на часы и вздохнула с облегчением: караулить у дома он ее не будет, он на работе. Вернувшись домой и приняв душ, она стала собираться в поход: завтра утром автобус повезет их в горы. Они доедут до базы, а потом, нагрузившись рюкзаками, пойдут пешком покорять вершину.

Она легла в постель, но глаза не закрывались и мысли уводили за пределы спальни: огоньки за окном манили и дразнили, обрывки сизых облаков плыли по прояснившемуся небу, подсвечиваемые почти полной луной, звезды мерцали как отражение на глади космоса земных огней. Медитация на прекрасный и, казалось бы, вечный мир за окном успокаивала ее, но в то же время ее сердце охватывало волнение и предчувствие чего-то поворотного, решающего в ее жизни. Она чувствовала особую связь с профессором, этого нельзя было отрицать. Но что-то стояло между ними. Может быть, та самая подруга. Прошло столько времени, и чувства могут пройти определенную трансформацию, да и обстоятельства меняются… Жаль, что нет ничего вечного на Земле, все проходит свой путь.

Будильник зазвенел, и она проснулась, с радостью сознавая, что незаметно уснула и снов не помнит, и так легко! Еще вчера решила, что готова услышать от профессора что угодно: что-то будет и что будет, тому и быть. Если в ее силах изменить ситуацию, она это сделает. Она скорее умылась, выпила кофе и вызвала такси до института.

Народ уже гудел возле автобуса и на местах: многие давно не виделись и наслаждались возможностью пообщаться. Ей помогли загрузить вещи в багажное отделение, и она заняла место у окна. И увидела профессора. Его уже окружили коллеги, все улыбались ему. Разглядывая его с высоты своего кресла, она с удивлением обнаружила, что до сих пор у нее не было возможности рассмотреть и запомнить его лицо, ей ведь до сих пор приходилось только защищаться. Она помнила только его глаза вблизи. Он и вправду был хорош собой, на него было приятно смотреть: мужественная красота и прекрасный вкус — одет он был так, как будто сейчас будет сниматься для модного журнала. Сердце неимоверно заволновалось: он отвечал кому-то и улыбался. О, какая у него улыбка! Он точно профессор онейрологии или топ-модель?

Она отвернулась от окна: «Нельзя, нельзя, Таня, остановись! Дашь себе волю, если окажется, что есть перспективы. Почему я раньше его не видела? Столько людей приходит, а его не было… не помню!» Она закрыла глаза и постаралась вспомнить, но кто-то уселся рядом. Она, как отвернулась в сторону прохода, так и осталась сидеть с закрытыми глазами. Открыв глаза, она увидела модную мужскую толстовку.

— Простите, я вас разбудил. Опять плохо спали? Хотя выглядите намного лучше… Вы не против? Рядом с вами не занято?

«Рядом со мной не занято! — Посмеялась он про себя. — Рядом со мной абсолютно свободно!»

— Вроде нет, — сказала она вслух. — Спасибо за приглашение, хорошая терапия.

Она кивнула в подтверждение своих слов. Не в силах больше смотреть на профессора, она отвернулась к окну. И вдруг повернулась к нему снова:

— Автобус всех вместить не может. Наверно, желающих было полно, институт все оплачивает.

— Возможно, — ответил он. — Но гору покорить могут не все. Только самые сильные и смелые.

Она молча закивала, поджав губы: «А я в качестве кого еду? Подопытной?»

Автобус тронулся. Народ продолжал гудеть, вниманием профессора завладели соседи, то и дело поглядывая на нее. «Зачем сел рядом? В одной палатке, надеюсь, спать не будем. «Остальное беру на себя»… А я ведь не догадалась уточнить этот нюанс, дурочка!»

На базе вещи перегрузили в «уральскую» вахтовку, к ним присоединились желающие протрястить, остальные отправились пешком: дальше не то, что автобусу — не всем внедорожникам была под силу дорога. Впереди их ждали десять километров подъема, путь через истоки рек по щиколотку в воде, выше по курумнику — вверх по кварцевым глыбам как по крутой гигантской лестнице. Сначала она злилась, когда профессор предлагал помощь, но скоро уже сама протягивала ему руку. Они набирали воду в чистых горных ручьях и не могли надышаться воздухом, пропитанным сочной зеленью, влагой и запахом преющих в ней веток и прошлогодних листьев. От яркого солнца, проливающегося сквозь легкую листву высоких берез — не таких, как в городе, а диковинных, с пятнами вместо полосок, или полосочки на стволах были тонкими, частыми и четкими, будто кто-то грифельным карандашом выводил на бересте — становилось весело и легко на душе. Поднимаясь все выше, они, оглядываясь, любовались с высоты захватывающими пейзажами, смеялись, делая фото на память. Они остались в конце институтской процессии, и их уже подгоняли по рации.

Когда они, наконец, одолели гору и поднялись на плато на вершине, народ уже ставил палатки, разжигал костры, кто-то сушил обувь.

— Профессор, я ведь без палатки, нужно с кем-то договориться о ночевке…

— Об этом не нужно беспокоиться, я взял с собой две. У вас будет свое убежище.

— О, здорово, — ей трудно было скрыть разочарование, тон голоса предательски понизился, — спасибо большое. А я-то уже подумала…

— Что подумали? — Вместо улыбки его лицо помрачнело. — Пойдемте, нам уже заняли место.

Кто-то из пофессуры махал им рукой. Она не стала вглядываться, просто пошла следом. Напряжение неопределенности снова повисло между ними. Обед плавно перетек в ужин с шашлыками, коньяком, анекдотами, играми, песнями-плясками, и кто-то даже организовал представление. Она отвлеклась от своих тяжелых размышлений, смеялась и играла с остальными, но время от времени ловила на себе взгляд профессора, который держался поодаль. К полуночи веселье поутихло, у костра остались только самые стойкие, но и они старались вести себя тише. Она уже забралась в палатку и свернулась калачиком в спальном мешке, который ей одолжил профессор, как вдруг услышала приближающиеся шаги и совсем рядом его голос:

— Татьяна, не спите еще? Прошу вас, выйдете, мне нужно поговорить с вами, и этот разговор откладывать больше нельзя. Оденьтесь теплее.

Она выбралась наружу, и он повел ее на другой край плато, спрятанный от чужих газ молодым сосняком. Они устроились на краю отвесной скалы — со стороны казалось, будто они плывут на носу гигантского корабля. Не глядя на нее, профессор спросил прямо:

— Татьяна, я вам нравлюсь? — он повернулся к ней. — Вы смотрели на меня хоть мгновение как на мужчину?

Она повернулась навстречу. Его лица не было видно, вокруг темно, лишь линии, силуэт, отсветы и огни вдали за его спиной.

— Почему вы спрашиваете? Это важно? Насколько я понимаю, у вас кто-то есть.

Он немного помолчал.

— И правда, люди, способные видеть такие сны, очень чувствительны и обладают очень хорошей интуицией. И умеют ускользнуть от ответа, даже когда их припирают к стенке.

Она хотела выпалить «Что вы хотите сказать, профессор?!» или «Что вам от меня нужно?», но сдержалась. Он глубоко вздохнул.

— Простите… Это важно, потому и спрашиваю. Потому что вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Если говорить начистоту, то я люблю вас с тех пор, как увидел вас первый раз в секретариате. Вас тогда как раз поздравляли с замужеством. Тогда вы только вышли замуж и были счастливы. Такой прекрасной улыбки, наполняющей все вокруг ярким светом, я в жизни больше ни у кого не видел. Но ваша улыбка быстро погасла, и я понял, что вам несладко замужем, но вмешиваться не мог. Я старался держаться подальше, уехал и не возвращался как можно дольше. Мне было больно видеть вас, я ничем не мог помочь. Теперь все изменилось. Теперь моя миссия — вывести вас из кромешного ада, в котором вы живете, наверно, даже не осознавая, насколько вам тяжело. Теперь я могу вам помочь, но…

Он замолчал. Глаза давно привыкли к темноте, и мир вокруг становился завораживающе таинственным и прекрасным. Небо, как сокровищница, сверкающее звездами, манило ввысь, и все внутри сжималось от тоски по идеалу, по невозможному, неосуществленному, несбыточному.

Она осторожно заговорила:

— Если я скажу вам, что вы мне нравитесь, что вы очень нужны мне и не только как… профессор, это что-то изменит? Хотя вы значите для меня гораздо больше… вы моя путеводная звезда! Это так. Вы — белые снежинки во мгле, которая сковала меня и не дает свободно дышать!..

— Татьяна, подождите! — он стремительно приблизился к ней, сел напротив и взял ее за руки, — Моя миссия вовсе не заключается в том, чтобы… Точнее, я помогу вам выбраться из тьмы, но вовсе не так, что буду светочем, за которым вы пойдете к исцелению. На самом деле вам ничего такого не нужно, никакой внешний источник света, потому что маяк, путеводная звезда, снежинки, пробивающиеся сквозь тьму — это все вы сами, все это внутри вас, ваша суть. В вас столько света! Я видел это, я видел, как вы сияете! Поверьте, это так, я могу лишь напомнить вам об этом. Есть люди, которые заставляют других отвернуться от своего внутреннего света, потому что хотят использовать их свет только для себя, или потому, что сами, не обладая светлой внутренней сутью, чувствую себя с такими, как вы, слабыми, бесполезными, бесцветными.

Она разволновалась и от его слов, и от прикосновений его рук. Она видела его глаза, как он смотрел на нее, как звезды отражались в его зрачках. Она задрожала и попыталась освободить руки, но он сжал их крепче. Она постаралась справиться с волнением и заговорила:

— Профессор, вы ведь также обладаете внутренним светом. И силой. Но… вы поведете за собой кого-то другого…

Он разжал ладони, резко поднялся и отошел в сторону. Она снова почувствовала сдавливающий горло комок и жжение в груди. И тоже встала. Ее знобило. Она повернулась и сделала шаг, чтобы уйти, но его слова заставили ее остановиться.

— Вы правы… У меня есть девушка, и мы собираемся пожениться. Она беременна… Татьяна, она чем-то похожа на вас, она замечательный человек… Боже, я не могу поступить иначе! Я люблю ее по-своему и буду стараться сделать ее счастливой…

Мгновение она постояла, молча кивнула ему в знак понимания и побежала вглубь сосняка, растворившись во тьме ночного леса, исчезла, как призрак. Позже она удивлялась, как добежала до палатки в кромешной темноте, не покалечившись. Добежала и спряталась внутри. Он же, вернувшись, постоял и, не желая беспокоить ее больше, удалился. Утром она собрала вещи одна из первых и по дороге обратно старалась держаться ближе к знакомым коллегам. В автобусе они ехали молча, не глядя друг на друга.

Остаток дня она провела в постели, свернувшись под одеялом — то плакала, то смотрела в окно. Прошлую ночь она так не смогла заснуть — иногда она прислушивалась к тишине и выходила из палатки отвлечься от навязчивых мыслей: столько звезд она еще не видела и долго стояла и смотрела на небо, и, когда тоска снова с неимоверной силой сжимала сердце, она возвращалась, прячась в спальный мешок. Теперь же, дома, в своей постели, она немного успокоилась: все же он ничего ей не обещал, и она подозревала, что он несвободен — все лишь ее ожидания и фантазии.

На улице стемнело, в ее квартире тоже — она не включала свет. Наконец, она встала и вышла из дома. Она снова увидела яркие цветы на своей юбке и туфельки в пыли, как будто забыла их почистить с прошлого раза. Она уже знала, что ее ждет за дверью подъезда. Ей стало даже любопытно, что там в этот раз еще кроме пыли? Может быть, конечно, только пыль. Снова пыль… Одна только пыль. Разочарование перешло в тревогу. Она была так самоуверенна, что требовала чуда, но ее окружала только пыль, и теперь она была еще плотнее, чем обычно. Фонарь не освещал крыльцо, и она чувствовала эту давящую плотность, которая начала надвигаться на нее. Ее охватила паника, и она бросилась обратно к двери в надежде укрыться внутри. Но дверь не открывалась. Она в исступлении дергала за ручку и, осознав, наконец, что ей некуда бежать, она упала на колени и сжалась комок как можно сильнее. Еще немного, и тьма поглотила бы ее, но вдруг она подняла голову и заорала что есть мочи: «Я звезда! Я — свет! Я звезда, я свет! Я звезда-а-а-а-а!» И в это мгновение плотный ком в ее груди разорвался на куски, и изнутри вырвался ослепительный белый свет, который своими мощными игольчатыми лучами разорвал тьму в клочья.

Она проснулась. Сердце бешено и гулко колотилось, дышала она так, будто пробежала марафон с тяжелым рюкзаком на спине и еще одним на груди. Но дыхание было свободным — она дышала полной грудью. Первая мысль была радостью. Вторая — тревогой, но убедившись, что это действительно ее дом, она успокоилась. Радость! Она старалась сохранить это прекрасное ощущение внутри как можно дольше. Она выпила воды и, сходив в душ, снова улеглась в постель. «Если снова приснится, я с ней справлюсь! Теперь я знаю, что побеждает мглу».

До конца отпуска осталось уже немного. Не то чтобы пыль совсем исчезла из ее снов — она висела где-то поодаль, в стороне, ожидая удобного случая, и, когда в душу Татьяны закрадывался страх, пыльная завеса начинала приближаться, в груди снова сдавливало, но усилием воли Таня делала призыв, и тьму яркими световыми лучами расщепляло на мелкие ошметки, которые, словно пепел костра, поднимались в воздух и исчезали в вышине.

Она хотела поблагодарить профессора, но его телефон не отвечал, он не перезванивал, и даже автоответчик не срабатывал. Тогда она встала у окна и произнесла в пространство: «Профессор, пусть мои слова достигнут вас, услышьте меня. Благодарю вас! Вы так помогли мне: вы верили в меня и этим спасли мне жизнь! Благодаря вашей поддержке я справилась. Я справилась! Я дышу! Спасибо… Будьте счастливы, будьте очень счастливы!»

Ей вдруг вспомнились его слова о толковании снов — даже Фрейд подходил к этому серьезно. Откуда взялась эта пыль? И почему пыль? «Пыль во сне: вам придется столкнуться с беспринципными людьми… Пыль — тщетные надежды, неприятность, досада, раздражение… Для девушки — знак того, что любимый оставит ее, увлекшись другой… Испытать обиду, обман… Пыль на чем-то — что-то мешает радоваться жизни… А, вот: пыль поднимается в воздух — что-то в твоей жизни сдвинется с места, придет в движение, но не пройдет гладко (неясное, неопределенное дело, выход которого неизвестен). Это уже теплее! И вот: видеть во сне пыль, стоящую непроглядной завесой, — не тратьте силы, чтобы заглянуть в будущее, придет время, и все откроется, сейчас нужно сделать упор на настоящее, дождитесь прояснения деталей… Хм!»

Зазвонил телефон, она бросилась отвечать, но это была Майя Матвеевна.

— Танюша, профессор велел провести сеанс, ему нужны данные…

— А где он сам, Майя Матвеевна? С ним можно встретиться?

— Боюсь, что нет, детка. Он женился на днях, я слышала, они уехали в Европу и там, судя по всему, и останутся. Его приглашали в Берлинский институт, он все отказывался, а тут вдруг решил ехать. Наверно, жена повлияла… Отчеты я теперь буду отправлять ему по электронной почте.

— Майя Матвеевна, я тут подумала… У вас есть немного времени? Какие у нас есть выражения про пыль? Приходит вам в голову что-нибудь?

— Дай-ка подумать… Ну вот, например, «пускать пыль в глаза».

— Это ведь значит — хвастать, создавать о себе лучшее впечатление, чем есть на самом деле?

— Я бы сказала, как молодежь выражается, «запудривать мозги».

— О, точно! Спасибо, хорошее уточнение.

— Хорошее упражнение тебе профессор дал. А вот еще вспомнила: «глотать пыль»! Это когда ты позади кого-то бежишь или едешь, приходится пыль глотать.

— …быть позади, отставать… Записала.

— Танюш, вот еще: «смешать с пылью или грязью», я так и так слышала.

— Супер, Майя Матвеевна! Это же испачкать, очернить, оклеветать, унизить, да?

— Таня, вообще весь мир, его обитатели, — тон Майи Матвеевны стал серьезным, — люди в том числе, созданы из пыли, «ибо прах ты и в прах возвратишься». Это из Библии. Отец мой любил повторять, Царствие ему Небесное. Любил босиком ходить по земле… у нас во дворе у дома земля была словно мельчайший песок! Вот он ступнями своими зароется в эту пылищу, еще сверху сыпет и приговаривает: «Вот оно время, вот она — вечность!»

Майя Матвеевна на том конце всхлипнула, и они попрощались. Она отложила телефон в сторону и задумалась: «А что если эта пыль, эта завеса — всего лишь фикция? Ведь это не более чем образ в моих снах? Действительно ли она представляет угрозу для меня? Почему я боюсь ее? Все время я теперь сражаюсь с ней. Но ведь я шла сквозь нее, это была пыль, но я дышала свободно. Я боялась задохнуться? Нет… Я даже не думала об этом. Тогда что? Почему я продолжаю бояться ее? Да, я все еще боюсь. Она накрывала меня, но я не задохнулась бы! Тогда от чего я могла умереть? Боже!» Ее дыхание участилось, сердце заколотилось, и она прижала ладонь к груди, чтобы помочь ему выдержать. «Это был страх! Это был страх исчезнуть! Меня будто выбросило на обочину жизни. Господи, я умерла бы от страха!»

Ее так поразило собственное открытие, что она, не находя себе места, металась по квартире, открывала и закрывала окна, в конце концов, вызвала такси и приехала в городской парк. Выходя из машины, она вдохнула свежий, чистый, влажный воздух. С утра прошел дождь, и ярко-желтые, оранжевые, бордовые листья разных форм и размеров налипли, словно на жидкий клей, на темно-серый асфальт, застилая его мягким преющим ковром. Она шла по дорожке и почти не слышала своих шагов, только легкое шуршание под ногами.

Стемнело, и зажглись огни. Фонари словно в гигантских абажурах, накрытые шапками оголенных темных от дождя ветвей с дрожащими на них последними желтыми, зелеными еще, красными листьями, завораживали и манили идти все дальше, вглубь парка. А в глубине было темно. Она решила идти: ее тянуло туда, возможно, там что-то важное для нее. И вдруг засомневалась: может, просто любопытство и не стоит лезть на рожон? Посомневалась и пошла: не попытаешься — не узнаешь.

Осторожно шагая по тропинке между деревьями, перешагивая вздыбившиеся из земли корни, она вышла к саду камней. Сад не был освящен, его озаряли лишь осенние листья, и это было потрясающее зрелище. Она чувствовала себя ребенком, случайно в огромном доме наткнувшимся на тайную комнату. Ее высокий сводчатый потолок был усыпан звездами. «Как я рада вас видеть!» — поприветствовала она их про себя, не сводя глаз с неба. На следующем шаге она споткнулась.

— Аккуратнее, смотрите под ноги. Опять мы с вами встречаемся под звездами.

Она оцепенела от неожиданности и взглядывалась в темноту, пытаясь обнаружить того, кто раньше нее нашел тайную комнату.

— Профессор, это вы?

В ответ чуть поодаль от огромного камня отсоединилась знакомая фигура и двинулась к ней.

— Как же угораздило?.. Как вы здесь оказались? Мало кто знает об этом укромном уголке.

— Ну, вы сами говорили: свет внутри и все такое. — Парировала она, стараясь его разглядеть. — Поздравляю с женитьбой.

— Да… Спасибо. Я очень люблю это место: столько замечательных мыслей и идей посетили меня здесь… И теперь я пришел попрощаться. Завтра мы улетаем в Берлин. Моя жена немка. И вообще… работа.

— Будьте счастливы, профессор…

— Меня зовут Михаил.

— Михаил, — повторила она, — будьте по-настоящему счастливы и… Я звонила вам, чтобы поблагодарить. Ваши слова на горе… Я поверила, и это спасло мне жизнь.

— Правда? — он подошел к ней очень близко, так, что она могла чувствовать тепло его дыхания. Она хотела было сделать шаг назад, но он схватил ее за руку. — Тогда почему ты убежала? Почему унеслась словно ветер и исчезла в темноте так стремительно, что я даже пошевелиться не успел?

— Отпустите.

— Почему ты не осталась там со мной? Если бы ты осталась, я не женился бы.

— Вот как? Теперь слушайте меня внимательно, — она продолжала четко и медленно, — Я. Больше. Никому! Не позволю пускать мне пыль в глаза. Не позволю ни себе, ни вам! Кому вы рассказываете эти сказки? Не женился бы! Конечно, женились! Вы поступили правильно, и все будет у вас хорошо.

Он отпустил ее руку.

— Вы знаете, я уверен в этом. В том, что не женился бы. Я думал об этом. Я хотел обсудить это с вами. Но не успел. Я хотел быть честным с ней, с вами, с самим собой. Женившись, я обманул ее, себя… своего будущего ребенка.

— Но…

Его лица не было видно, ее же освещал слабый отсвет звезд и городских огней вдалеке. Но она чувствовала в темноте, что он смотрит ей прямо в глаза.

— Таня, вы знаете, что такое — жениться на одной женщине, а любить другую? Я сказал, что люблю вас. Но мои слова для вас ничего не значат. Вам трудно поверить, что вас любит, любит по-настоящему мужчина. Но я не осуждаю вас: после всего, что вы пережили, это действительно кажется нереальной фантазией. Но… Боже! Почему вы не остались и не выслушали меня до конца?

По ее щекам потекли слезы. Наверно, они заблестели в полумраке, и он протянул руки и вытер ладонями ее лицо.

— Теперь ведь это уже не имеет значения. Теперь уже все решено. — проговорила она.

Он мягко взял ее за плечи.

— Либо все, либо ничего? — он засмеялся. — Таня, конечно, это важно — для меня, потому что вы дороги мне, для вас, потому что, когда эта дурь выветрится из вашей головы, когда вы перестанете бояться любить и принимать любовь, когда примете жизнь, которая не только черное и белое, мгла или ясность, пыль или чистота, вы освободитесь для счастья. Я сам понял это, когда вернулся в Россию и встретил вас снова. В жизни все перемешано, переплетено, многогранно. — Он легонько потряс ее за плечи и заглянул в глаза. — Я хочу, чтобы вы были счастливы, слышите? Пожалуйста, прошу вас, будьте счастливы.

И он исчез. В темноте между деревьями. Теперь она осталась стоять одна, окруженная темными стенами парка. Ей стало страшно, но страх быстро уступил место тоске, до боли сжимающей сердце, и чувству потери чего-то важного, значимого и упущенного, безвозвратно утерянного. Она опустилась на камень рядом с тем, на котором сидел профессор, и зарыдала.

На следующее утро после почти бессонной ночи она отправилась к Майе Матвеевне.

— Что, опять тот же кошмар? — забеспокоилась Майя Матвеевна. — Снова задыхаешься? Смотри-ка, вся бледно-серая, а круги-то под глазами! Профессор сказал что-нибудь? Можно с этим что-нибудь сделать?

— Не беспокойтесь, Майя Матвеевна, — она улеглась под датчики. — До сих пор вся моя жизнь была кошмаром. Спасибо профессору, теперь мне гораздо лучше.

Она слабо улыбнулась, закрыла глаза и погрузилась во мглу. Ничего — ни подъезда, ни крыльца, ни фонаря, ни ступеней — только мгла, беспросветная, густая. Она будто провалилась в небытие. Ее куда-то несло, словно она плыла в мутных водах Стикса. Тело ее тяжелело, она уже не могла пошевелиться. Вдалеке послышался какой-то сигнал, похожий на стук метронома, он становился все отчетливее, громче, навязчивее. В какой-то момент ей в глаза сквозь закрытые веки ударил яркий свет, и она почувствовала, что остановилась и неподвижно лежит на одном месте. Послышались голоса, но она не могла разобрать, что говорят, будто это была иностранная речь. Она решила, что к Майе Матвеевне кто-то зашел, и они беседуют. Вдруг прямо над ней кто-то закричал: «Женя, Женя! Звони Михал Сергеичу, срочно! Пациентка пришла в сознание!.. Залесская, да, Залесская Татьяна!»

«Что значит «пришла в сознание»? Я так долго спала? Веки какие тяжелые… сил нет совсем, что это со мной?» Глаза открывались с трудом, свет раздражал. Мысли, как гигантские тяжелые глыбы, еле двигались в голове. Она попыталась сделать усилие, чтобы придать им импульс ускорения, но они больно и тяжело стали давить изнутри. Она застонала от боли, и в этот момент что-то или кто-то закрыл собой свет, мешающий ей открыть глаза, и она рискнула сделать еще одно усилие. И в то мгновение между моментом напряжения и резкой болью в затылке она ухватила взгляд знакомых глаз, который отозвался теплом и волнением в ее душе. В следующий миг ее снова поглотила ночь.

И снова пришла в себя: ей не давал покоя знакомый взгляд. Вокруг нее были какие-то люди, подходили, разговаривали с ней, уходили, но она не могла их разглядеть, слышала и почти не понимала, что говорят. Она желала лишь одного — выяснить, что же происходит с ней и кто тот человек, от которого ей так тепло. Может, что-то случилось во время сеанса, и она попала в параллельный мир, в котором не может двигаться, видеть и говорить. Шло время, но этот сон не заканчивался, и она понемногу привыкала к новому миру. Бодрствовала, прислушиваясь и стараясь вглядеться в него, засыпала и снова просыпалась и, услышав шаги, замирала в ожидании присутствия того единственного в этом странном мире, на которого отзывалась ее душа. Скоро стал приходить кто-то, кто разминал ее тело, переворачивая то на живот, то на спину, приподнимал спинку кровати, на которой она лежала, и с каждым разом она могла все лучше рассмотреть окружающее ее пространство: это была больничная палата.

Однажды пришел тот самый человек, и она заволновалась, но ей все хотелось спросить, почему она здесь, а вместо вопроса выдавился лишь несуразный звук. К ее удивлению, он сразу понял и объяснил, что в ее доме взорвался газ, она находилась в этот момент в своей квартире. Ее нашли без сознания под развалинами, она почти не дышала. И чудо, что она выжила и не получила серьезных телесных повреждений. Она пролежала в коме около месяца. Надежда была очень слабой, но все-таки сознание вернулось к ней, и медленно, но верно работа мозга постепенно восстанавливается. Понадобится достаточно много времени на полное восстановление, придется заново учиться ходить, говорить, читать, писать и прочее. Ей все казалось, что она вот-вот проснется, спрыгнет с кровати и побежит умываться, пить кофе, целовать вечно недовольного мужа, на работу в институт — жить! Наденет любимую юбку с цветами, ведь на дворе еще тепло, еще лето: пусть ветерок ласкает ножки, бегущие на остановку автобуса…

Муж… Она не помнила, кто этот муж. Снова пришел ее удивительный доктор и сказал, что ему позвонил ее супруг и сообщил, что запустил бракоразводный процесс и не намерен ходить за ней. Родственников у нее больше нет. Но ей было все равно, и она не понимала, почему полились слезы. Они просто текли, стекали, как капли дождя, попавшие на лицо, и капали с подбородка на ее больничный халат. Доктор сел рядом, достал платок и стал вытирать ей слезы и пальцами убирал новые слезинки. Она слышала его дыхание, но как ни силилась, не могла разглядеть его лицо и поймать его взгляд.

— Не плачьте, я позабочусь о вас, — вдруг совсем близко она услышала его голос, — все будет хорошо. Мы поставим вас на ноги, и вы начнете новую жизнь.

«Он изменял мне с моей подругой», вдруг пронеслось у нее в голове. «Зачем он жил со мной?» — проскочило еще. «Я ведь в тот день собиралась подать на развод…» Она не придавала значения этим мыслям, наблюдая за ними отстраненно: это была замедленная съемка летящих стрел, устремляющихся в бесконечность. Но в следующее мгновение воспоминания одно за другим, как волны, накрыли со всех сторон. Она чувствовала себя так, будто ее закидали множеством яиц: осколки скорлупы противно царапали, а от склизкой массы было холодно и мерзко.

Она не спала почти всю ночь, под утро приняла твердое решение, что сделает все, чтобы полностью восстановиться, и у нее будет новая жизнь, полная света и цветов… И ей не давал покоя еще один вопрос: «Профессор, это вы? Как ваша жена и ребенок?..» Веки тяжелели и, наконец, сомкнулись.

С кем-то она вошла в заброшенный дом. Все в нем было покрыто густым слоем грязи и пыли. Ее внимание привлекло окно у лестницы, один конец которой вел наверх, на второй этаж, а второй — в мрачную пропасть подвала. На окне висели капроновые занавески, когда-то бывшие белоснежными, а теперь пропитанные серой пылью и покрытые большими грязными пятнами. Вдруг изнутри дома раздался низкий гулкий голос хозяина: «Кто здесь?» Она оглянулась, но спутника не оказалось рядом: он отправился дальше осматривать этот странный дом. Тогда она побежала к окну, раздвинула грязные занавески, прошла сквозь стекло и оказалась над внутренним двором, заросшим яркой зеленью.

В ярко-зеленой траве горели ослепительными красками яркие цветы. Она замерла в воздухе, вдыхая свежесть полной грудью, и не могла надышаться, не могла налюбоваться дивной, небывалой красотой красок и яркой зеленью трав и листвы деревьев. Размахивая руками, она старалась улететь как можно дальше от страшного дома, и тут ветер подхватил ее и понес невысоко над землей, над поляной с цветами. Она ощущала кожей потоки прохладного воздуха, поддерживающие ее. Оглядевшись, она не увидела голубого неба, но фиолетово-синим тучам, захватывающе ярким, душа ее радовалась. Испугавшись, что потоки воздуха могут вдруг прекратиться и она упадет, она стала молить: «Господи, помоги! Господи, помоги! Прошу, Господи, помоги удержаться хотя бы на этой высоте! Прошу, умоляю, не дай мне упасть!»

Она повторяла эти слова снова и снова, и ветер, легко поддерживая, уносил ее все дальше, к зеленеющим рощам и цветущим лугам. Она летела, расставив руки в стороны и наслаждаясь свежестью и прохладой, вдыхая воздух полной грудью, и волосы ее развевал ветер и золотили первые лучи восходящего солнца, пробивающиеся сквозь тучи.

P.S. от автора: Сначала я хотела написать об ангелах или об ангеле. По крайней мере, так вертелось в голове. А получилась эта история. Наверно, так они и работают: сбрасывают нам спасательный трос, а ухватиться и помочь себе мы должны уже сами.