Шум ветра [Владимир Сергеевич Беляев] (fb2) читать постранично

Шум ветра

Шум ветра Повесть

В соседней комнате танцевали.

За столом остался один Иван. Большеголовый и широкоплечий, он сидел, откинувшись на спинку мягкого стула, курил. Взглянув на зеркало, висящее над диваном, он увидел отражение противоположной стены, серванта, вазы с цветами и встретился со своим лицом — смуглым, обветренным и немного усталым.

В эту минуту в столовую вошла Надя, молча остановилась. Ее красивая голова, обнаженная шея и возбужденное, слегка грустное лицо появились в зеркале. Иван не обернулся, искал глазами ее взгляда. Она же, стоя за его спиной, поверх головы Ивана смотрела через широкую открытую дверь в комнату, где танцевали гости.

Иван поднялся со стула, подошел к Наде.

— Посидим, Наденька? Поговорим?

Она не повернула к нему лица, следила взглядом за танцующими парами.

Иван стоял, не сводя глаз с молодой длинноволосой женщины.

— Какая дьявольская скукота, — сказал он. — Тоска.

— Зачем же было приезжать?

— Я знал, что увижу тебя здесь. Сердце подсказывало. Я готов тысячу лет смотреть на тебя и любоваться. Лучшей женщины нет на свете.

Она скосила на него глаза, почти с досадой сказала:

— Я хочу танцевать.

— А ну их к дьяволу, пусть топчутся.

— Я хочу танцевать, — упрямо повторила она. — Понятно! Же-ла-ю!

— Иногда нужно побороть желание.

— Зачем?

— Чтобы остаться самим собой.

Она замолчала, повернулась к нему лицом.

Посмотрев друг другу в глаза, они медленно пошли к столу.

— Давай выпьем, пока не кончился танец, — вдруг сказала она с мальчишеским озорством. — Хочу шампанского, полный бокал. И… чтобы муж не видел — начнет нудить, что мне нельзя, что у меня печень… Как будто у других нет печени.

Иван налил в бокалы вина.

— За тебя, какая ты есть! Разреши сказать несколько слов?

— Не надо речей. Пожалуйста!

— Сегодня я должен сказать, Надюша. Боюсь, другого случая не будет. И ты должна это услышать. У нас, у геологов, бывает такое в жизни, когда годами пробираешься сквозь тайгу, исходишь сотни километров по горам и болотам, перевернешь тысячи тонн земли и ничего не находишь. Придешь в полное отчаяние от бесплодного поиска. И вдруг найдешь то, что так долго искал. Поверь мне, в такую минуту человек бывает счастливым. Я прожил немалую жизнь, видел людей, дружил с ними, ругался, любил, ненавидел, сходился, расходился.

Словом, искал — не находил и приходил в отчаяние. И вот наконец нашел. Нашел тебя. За нашу встречу, Надя!

Они трижды звякнули бокалами, выпили.

Он сел на диван, она подошла к окну, остановилась в полуобороте к своему собеседнику. Не отрывая взгляда от Нади, Иван любовался ею.

— Ты когда-нибудь думала, что, скажем, вот эта минута, такой-то час такого-то числа, месяца, года — больше никогда не повторится?

— Скучно об этом думать.

— Никогда не повторится и наша жизнь, ни одно ее мгновение. Знаешь, раньше, когда мне было столько же лет, сколько тебе теперь, я ничего не боялся, был спокоен и верил, что успею взять от жизни все положенное. Шел медленно, приглядывался, выбирал. И даже тогда, когда мне было столько, сколько твоему мужу, я не торопился жить. Работал, искал, строил, но не был человеком в полном смысле. Не знал, что значит любить женщину, поймать рыбу в реке, выиграть партию в шашки, иметь сына или дочь, рассказывать сказки, сделать скворечник, спеть песню. Для меня все это были пустяки. Я делал главное — ходил в разведку, жил в палатках и бараках, носил полушубок и кирзовые сапоги, ел простую грубую пищу, легко сходился и расходился с людьми. А теперь, когда мне перевалило за сорок, стало страшно. Вдруг показалось, что ничего не успею, не наверстаю упущенного и никогда не испытаю счастья быть человеком.

Надя засмеялась, протянула ему руку.

— Пойдемте же танцевать… Н-ну!

— Постой, я еще не все сказал. С каждой минутой надвигается на нас новая жизнь, налетает, как буря, хотя мы не всегда понимаем и чувствуем это. Ничто не стоит на месте, все движется и несется как могучая река, впадающая в великий океан вечности. Каждое мгновение, секунда, минута, из которых состоят время и жизнь, летят с шумом ветра и уносят всех нас. Может, ты еще не слышишь этого шума, ты молодая, а мои уши уже полны им. Нельзя даже представить глубины этого океана, бесплодно пытаться достигнуть его дна.

— Вы усложняете жизнь, которая и без того не простая. Хватит об этом, я не хочу вас слушать, Давайте поцелуемся, философ.

Она тонкими горячими руками обняла его смуглую, крепкую шею.

В соседней комнате оборвалась музыка. С шумом вернулись гости. Иван и Надя в обнимку пошли к столу. Он хотел отпустить ее, но она не выпускала его из объятий, громко крикнула:

— Мы хотим пить! К черту печень! Никакой печени нет!

— Она пьяна! — радостно воскликнул ее муж Федор Сергеевич. — Она всегда целуется, когда выпьет.

Все шумно рассаживались