Невеста лунного огня [Сильвия Мерседес] (fb2) читать онлайн

Тут творилось нечто загадочное. Если я задам правильные вопросы, может, все пойму.

Я посмотрела поверх стола на дальнюю часть двора, куда тень увела меня вчера, но я не смогла заставить себя вернуться в огромную церковь под взгляды холодных и строгих богов. Вместо этого я вернулась в коридор с витражами в окнах. Я впервые стояла у противоположной стены и разглядывала картинки в окнах, начала с крайней у двора. Я нахмурилась, попятилась и прижалась к стене, отклонила голову, чтобы видеть сразу всю картину.

Это было очень странно.

Там была женщина, высокая и бледная женщина. Королева, наверное, ведь на ее голове была корона. Черный обруч обвивал ее горло, на нем был кроваво-красный камень. Она стояла над большим камнем, на котором лежал голый мужчина. Его кожа была из лилового стекла, но стекло его волос было черным, таким черным, что солнце не могло проникнуть сквозь него. Он лежал на камне, открыв горло, а женщина… королева…

Она вонзила нож в его шею обеими руками. Яркие капли красного стекла стекали по его коже, камню, будто падали в нижнюю часть окна, где красные кусочки изображали поток.

Желудок сжался. Я отвернулась, вдруг жалея, что съела так много. Семь богов, этот коридор казался мгновения назад таким красивым! Это не должно было меня удивлять. Было логичным, что грозный лорд фейри, похитивший меня, украсил свой дом сценами убийства.

Я прошла к следующему окну, решив быстро взглянуть и поспешить в свою комнату. Но то, что я увидела, остановило меня. Я пригляделась.

Там снова была женщина. Бледная королева в ее короне и с черным ошейником с красным камнем. Темнокожий мужчина был с ней, роскошный в золотом одеянии, и он крепко обнимал ее. Страсть в позе была осязаемой, даже из стекла и свинца. Над их головами был узор из сменяющих друг друга солнц и лун, по три штуки. Три дня и три ночи?

Я прошла к следующему окну, где отношения между бледной королевой и темным мужчиной перешли из страсти в жестокость. Он бежал там по темному пейзажу с неровными камнями и ямами в земле. Он был маленьким и голым, а она нависала над ним, великанша с огромной силой, разрушительно красивая. Она держала кривой кинжал, словно молнию. Солнце сияло сквозь красное стекло камня на ее шее, словно там пылал адский огонь.

Я поежилась и быстро отвернулась. Я увидела достаточно. Мне не нравилась эта история, какой бы она ни была. Мне она не нравилась, и я не хотела ее понимать.

Подобрав юбки, я поспешила по коридору, стараясь не смотреть на окна снова. Я нашла свою комнату довольно просто, и дверь открылась, когда я приблизилась, словно ждала моего возвращения. Но вдруг от мысли, что я проведу еще день там, мне стало не по себе. И я пошла дальше в сторону, где еще не была. Решила посмотреть, куда меня приведет коридор.

В конце был сад.

Я вышла между двух больших колонн, раскрыв рот от поразительного вида. Я едва могла поверить глазам. Когда-то сад семьи Нормас был ухоженным, нарядным, был милым убежищем для отдыха леди. Это было до того, как проклятие на моем отце лишило его всего, и дом с землями вокруг него пришли в упадок.

Но даже на пике роскоши дом Нормас не был таким роскошным, как вид передо мной. С точки на высоте я видела множество уровней, ведущих к длинному зеркальному пруду, окруженному изящными цветущими деревьями. В конце пруда стоял высокий фонтан, украшенный замысловатыми золотыми фигурами — лошадьми, мужчинами и монстрами. Вода лилась из дюжин голов, падала в широкую чашу. Из центра тянулись тропы среди раскидистых деревьев, цветущих кустов и аккуратных пышных клумб с цветами, каких я никогда не видела. Птицы летали среди веток, и перья у них были длиннее и ярче, чем мантия королевы. Их голоса наполняли воздух сладкими песнями, которые сливались в сложные природные гармонии.

Увидеть все сразу было сложно. Это переполняло. Почти до тошноты. Я не могла все воспринять.

И… это было моим?

— Нет! — зарычала я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. — Это темница. Он может говорить, что хочет, но это ничего не меняет. Ты заперта тут, потому что он так захотел.

Мои колени задрожали. Я вдруг увидела то, что первый ошеломленный взгляд не узнал — вокруг сада поднималась высокая, белая и непроходимая каменная стена.

Ноги не выдержали. Я резко села в круге своей юбки и осталась там на какое-то время в тени коридора. Часть меня хотела пройтись среди цветов и фонтанов, прогуляться в приятной тени. Но я не могла. Не было сил даже встать и вернуться в свою комнату. И я просто сидела там.

А потом поняла, что была не одна.

— Я знаю, что ты там, — я поежилась и потерла руки, хотя воздух был приятно теплым. — Можешь не прятаться. Выходи, — мой голос звучал странно властно для моих ушей. Забавно, как быстро можно было привыкнуть отдавать приказы.

Движение справа привлекло мой взгляд. Я быстро посмотрела и заметила тень, едва различимую в свете солнца. Я повернулась вперед, не дав себе приглядеться.

— Милорд, — тихо сказала я. — Это ты, да?

Ответа не было.

Я посмотрела снова. Тень все еще была там, прозрачная, почти невидимая. Но была. Я вдохнула, задержала дыхание, считая до десяти, и медленно выдохнула.

— Ты умеешь говорить?

Все еще ничего. Я приняла это за ответ.

— Видимо, я не должна удивляться. Тени по своей природе тихие, да? — я сглотнула и прикусила сухие губы, чтобы увлажнить их. — Так ты — тень днем, а ночью плотный. Это… интересно. Наверное. Это нормально? Для твоего вида? Нет, не важно, — я отмахнулась. — Я знаю, что ты не можешь ответить. Я просто… пытаюсь понять сама. И все. Я не знаю, где я. Это место, этот дом, этот сад… С одной стороны дома видно море, но тут — огромный сад, и я не понимаю, как это сходится. Мы, наверное, в мире фейри. Больше я ничего не знаю.

Тень подвинулась. Я поежилась от движения, но не дала себе посмотреть в его сторону.

— Матушка Улла говорила, что магия на моем доме была… забыла слово. Что-то из Лунного королевства. Но это не похоже на Лунное королевство. Она ошиблась? — я опустила голову и потерла висок двумя пальцами. — Все так много. Я растеряна и… и напугана. Думаю, можно в этом признаться.

Я тряхнула плечами и села прямее, сцепила ладони на коленях.

— Что ты тут делаешь? Забыл свое обещание? Принести доказательство, что моя сестра в порядке, что твой народ ей не навредил? Или это еще одна уловка?

Тень не двигалась. Я взглянула туда, и она будто стала тусклее. Может, было сложно сохранять видимость под солнцем.

А потом она повернулась, и я заметила вспышку глаз, тень сделала два шага ко мне. Она протянула руку.

Меня мутило. Я смотрела на ладонь, которая просвечивала, словно была обычной тенью, вот только она парила в воздухе передо мной, а не была на стене или на земле.

— Чего ты от меня ждешь? — прошептала я, посмотрела на темное пятно, где могла находиться голова. — Взять тебя за руку? Пожать ее и стать друзьями? — я стиснула зубы. Я не стану.

Тень все ещё стояла и протягивала руку.

— А если это уловка фейри? А если, взяв твою руку, я соглашусь на то, на что не должна? А если… — мое горло сжалось. — Я тебе не доверяю. Я не могу.

Он шагнул ближе. Я сжалась, глаза расширились. А потом что-то появилось в воздухе, затрепетало между его ладонью и моими коленями. Оно опустилось на мою ладонь, и я смотрела туда, не могла сначала узнать, что видела.

А потом охнула.

Бумага. Сложенный пергамент с золотыми листьями по краям. Из запасов матери. После ее смерти я спрятала немного под матрацем, и только один человек знал, где бумага находилась.

Я с радостным воплем схватила пергамент и прижала к груди. Я подняла голову, открыв рот, чтобы заговорить с тенью, узнать, как он это получил, было ли это настоящим. Но тень пропала.

10

Даже очень сильный фейри не мог поддержать ужасный почерк Бриэль, а еще кляксы и ошибки.

Я снова сидела в безопасности своей комнаты, придвинув стул к цветному окну, где был лучший свет. Я читала послание, отчаянно искала признаки обмана. Но пока что все казалось настоящим.

Милая Вали, — читалось там. — Матушка Ула каже, тебя стащил фейри, и ты терь невеста, и старичок явился седня и сказал написать тебе письмо, что я в поряде. Я в порядке, Вали. Я не знала, что ты была в беде, в ту ночь, или спасла бы тебя. Я спасу тебя, общаю.

Твоя любяща сестра,

Б.

Я шмыгнула и прижала ладонь к дрожащим губам. О, Бриэль! Звучало как она. Моя храбрая и глупая сестренка, которая выбирала быть смелой, не понимая, что ее безрассудная смелость могла подвергнуть риску других. Она попытается сдержать обещание? Она пойдет в Шепчущий Лес, погонится за фейри, забравшими меня, и заблудится в мире фейри?

— Нужно написать ей, — прошептала я. — Сказать ей не творить глупостей! — я вскочила с кресла и стала искать в комнате. Тут точно должен быть пергамент и письменные принадлежности!

Но стойте… Я замерла, перестав рыться в сундуке с нарядами, отодвинув шелк, сатин и бархат, чтобы проверить дно. Сидя на пятках, я сжала край сундука. Фейри не писали. Я не помнила, где узнала это, но это знание было распространенным. Фейри не умели читать или писать, не понимали магию создания меток на бумаге, чтобы передать слова и мысли. Я не найду письменные принадлежности в доме фейри.

Я встала и опустила крышку сундука, а потом повернулась к комнате. Письмо Бриэль лежало на столе с украшениями, было для меня куда дороже, чем сияющие побрякушки. Я прошла к столу, подняла послание и прочла его снова и снова. Это была магия, которую я раньше не рассматривала — кусочек души сестры в физическом облике. Что-то, что я могла держать, пока она была в другом мире.

— Он доставит послание за меня. Должен, — я дышала, успокаивая головокружение, унимая душу. Я должна была успокоить Бриэль, пока дурочка не попытается сдержать обещание.

Нужно было соврать.

Я посмотрела на письмо, дрожащее в моих руках. Ответного письма хватит? Бриэль не очень-то верила словам на бумаге. Она просто не поверит моему письму.

Должен быть другой способ.

* * *

Я не выходила из комнаты в тот день. Зеленая женщина навестила меня вечером, пыталась уговорить выйти во двор и поесть, но я твердо отказалась. Я сидела у тихого камина, и когда солнце стало угасать, и цветные лучи света поднялись по стенам, тускнея, я не стала зажигать голубой огонь. В комнате становилось все темнее, и мои глаза пытались привыкнуть к этому мраку.

Но это работало. Вскоре дверь моей комнаты открылась. Я заметила темный силуэт жениха в проеме. Даже издалека он ощущался более плотным и настоящим, чем тень, с которой я встретилась на вершине сада.

— Входи, — сказала я, сев прямее в кресле.

Что-то в темном силуэте казалось удивленным. После мига колебаний он прошел в комнату и закрыл дверь, а потом подошел к креслу напротив моего у камина. Он не сел сразу же, а стоял, был огромным и тяжелым присутствием. Я слышала его глубокое дыхание.

— Добрый вечер, миледи, — наконец, сказал он.

— Добрый вечер, милорд, — я махнула на кресло. — Можешь присесть.

Он послушался. Я ждала, пока скрип и шорох ткани не утихнут. А потом выждала еще немного, сцепив ладони, лицо было спокойным, хотя сердце колотилось в груди.

— Письмо твоей сестры порадовало тебя?

Я посмотрела на него, забыв, что во тьме это было бесполезно.

— Да, — сказала она. — Думаю, оно настоящее.

— Так и есть.

Я скривилась, но подавила возражение. Зачем было возвращать недоверие?

— Мне нужно поговорить с ней, — сказала я. — Это можно как-то устроить?

Он молчал пару мгновений, задумавшись. Я ждала, напрягшись, ощущая по очереди надежду и страх. Наконец, он сказал:

— Если я найду перо и пергамент, ты сможешь написать ответ?

— Да.

— Это тебя устроит?

Я задумалась и покачала головой.

— Нет. Бриэль может подумать, что меня заставили написать это. Мне нужно поговорить с ней.

— Ты не можешь.

Желудок сжался. Я стиснула кулаки, заставила голос остаться спокойным.

— Почему?

— Я… не могу сказать. Но это важно. Еще год…

— Да, я знаю, — слова вырвались горьким рычанием. — Еще год от момента, как ты забрал меня. Но год — и для сестры может быть слишком поздно. Она пойдет меня искать, затеряется в мире фейри. Когда ты вернешь меня домой, мне будет не к кому возвращаться!

Воздух звенел эхом моего голоса, пока тени не сомкнулись, подавляя звук. Я сидела и смотрела на свои ладони на коленях, едва видела их во мраке. Я ощущала взгляд «мужа» на себе, он разглядывал меня пристально. В тот миг я могла возненавидеть его.

— Я обдумаю эту проблему, — сказал он, нарушая молчание. — Обещаю, я найду решение, которое подойдет твоим нуждам и моим. Прошу, миледи, не думай, что я просто отмахиваюсь от твоих тревог. Но есть другие проблемы, о которых ты не знаешь.

— Да, верно, — процедила я. — Я не знаю. Я ничего не знаю. Я не знаю, зачем ты меня украл, почему настаиваешь на этом ложном браке…

— Это не ложное.

— Это не брак! Ни капли не похоже! Я поняла бы лучше, если бы ты затащил меня в свою постель. Заставил рожать тебе детей или удовлетворять твои желания.

— Этого ты хочешь?

— Нет! — рявкнула я и едва узнала свой голос, резкий и гневный. Звучало почти как отец, я и не считала такое возможным. Я поежилась и вжалась в кресло. — Я не хочу такого. Я просто говорю, что тогда понимала бы твой мотив. Но это? — я махнула рукой во тьме. — Этого я не понимаю. И я… мне не нравится ощущать себя беспомощной от этого.

Молчание снова затянулось между нами. Я закрыла глаза, глубоко дышала, чтобы взять себя в руки. Что за бред я несла? Было глупо поднимать вопрос о постели, пока я сидела наедине с этим чужаком, с этим странным существом, в темной комнате. И попытки игнорировать страх не делали его менее сильным.

— Валера.

Я поежилась от его мрачного голоса. Я зажмурилась сильнее, напряглась всем телом от страха.

— Я объясню это как можно безопаснее, — сказал он. — Остальное… Ты не обязана доверять мне, но у меня есть причины молчать, и я выразил бы их тебе, если бы осмелился. Верь мне или сомневайся, можешь даже ненавидеть.

Он сделал паузу, и я сидела с неприятным ожиданием, пока он не продолжил. Его голос донесся до меня через пространство между нами:

— Ты хочешь знать, где мы. Принес ли я тебя в мир фейри. Ответ и да, и нет. Этот дом — Орикан — мой родовой дом. Моя семья, дом Димарис, управляет землей от гор Нестерин и по долине Рора. Много поколений мы были одной из самых главных семей королевства Лунулир, нас уважали во всех мирах и королевствах Эледрии.

Он говорил, и его голос будто сиял, согревая тьму гордым светом. Но его слова утихли, и тьма сомкнулась.

— Эта часть Орикана, где мы живем и двигаемся, не в Лунулире, — продолжил он. — По крайней мере, не полностью. Это… не знаю, как описать. Допустим, ты взяла кусочек ткани и сложила его пополам. Это остается одна ткань, целая, но две параллельные плоскости. Орикан сложили вот так. Одна часть остается в Лунулире, но есть и другие. Часть, в которой мы живем и движемся, многими складками отделена от Лунулира, но все еще соединена с королевством. Из разных окон и дверей можно видеть кусочки изначальной реальности. Но ее не достичь.

Я глядела во тьму, пытаясь понять его слова. Может, матушка Улла поняла бы такое, она дышала магией каждый день. Даже Бриэль поняла бы лучше, ведь много времени провела на лугах и тропах Шепчущего леса. Но моя жизнь была без магии до этого.

— З-зачем? — спросила я через пару мгновений. — Зачем… так складывать реальность?

Он не ответил.

— Ах, — я поджала губы и кивнула. — Ясно. Ты не можешь мне такое говорить.

— Мне жаль.

— Да. Ты это говорил.

— Я бы…

— Сказал, если бы мог. Знаю, — я медленно покачала головой. — Ты можешь что-то еще рассказать? Причину, по которой я здесь?

— Мне нужна была жена.

— Семь богов, это я знаю! Но зачем? Нет, — я взмахнула руками в злом жесте. — Не говори. Ты не можешь ответить и не будешь отвечать. Просто… пообещай, что найдешь способ для меня поговорить с моей сестрой. Обещай мне это. Прошу.

— Я обещаю… попробовать.

Я обмякла в кресле.

— Уходи, — слова слетели вяло с моих губ. Я опустила голову на ладонь, локоть уперся в подлокотник. — Уходи. Я не могу терпеть тебя. Иди.

Он встал. Я не смотрела — все равно я ничего не видела. Но я слышала движение ткани, он поклонился.

— Спокойной ночи, миледи, — сказал он.

Я скрипнула зубами и отвернула голову. Но слушала, как он удалялся по комнате. Дверь открылась и закрылась. Только тогда я с дрожью выдохнула.

— Проклятье, — прошептала я.

Мне не стало лучше.

11

На следующий день я подняла крышку огромного сундука с одеждой и вытащила пять платье. Я разложила их на полу вокруг себя и стала рассматривать. Они были чудесными, вне всяких сомнений. Одно было из золотого бархата, другое — зеленым с серебряной вышивкой. Третье было из слоев кружева. Дорогое.

Это были платья, сделанные людьми, и это было интересно. В отличие от белого платья без швов из купальни, эти стили я узнавала, платья были устаревшими, но не стали менее красивыми от этого. Они подходили для принцессы.

— Что ж, дорогие мои, — сказала я, приподняв бровь, глядя на наряды. — Боюсь, я не принцесса. И мне нужна ваша помощь.

Зеленая женщина в ответ на мою просьбу нашла ножницы, мел и серебряную иглу, несколько катушек нити и коробочку булавок. Она была растеряна, когда отдавала все это мне, покачивала усиками, глядя на платья на полу.

— Это же мои платья? — сказала я, решительно улыбаясь женщине. — Значит, я могу делать с ними все, что хочу? Не обижайся. Я буду осторожна, обещаю.

Зеленая женщина неуверенно щебетала, села на спинку кресла, подтянув колени к груди, ладони и пальцы ног впились в изголовье. Я пыталась игнорировать взгляд ее черных глаз, пока сидела на коленях рядом с платьем из золотого бархата и мелом рисовала линии на широкой юбке. Зеленая женщина ничего не говорила, хотя, когда я поглядывала на нее, ее усики дрожали, словно в тихой тревоге.

Но когда я стала резать ножницами, зеленая женщина завопила от удивления и спрыгнула со спинки кресла. Она попыталась забрать платье, но я направила ножницы на нее.

— Нет! Не трогай! Испортишь метки!

Зеленая женщина чирикала и взвизгивала, я не понимала ее. Я покачала головой и твердо сказала:

— Если ты хочешь оставаться тут, присядь. Пожалуйста, — мягче добавила я.

Она пару раз недовольно чирикнула, возмущенно тряхнула усиками и отпустила платье. Вместо кресла зеленая женщина прошла к кровати, где села в той же позе лягушки на каменном изогнутом изножье. Она чем-то напоминала Бриэль, висящую по вечерам на столбиках моей кровати.

Моя улыбка увяла, чуть не сменилась слезами. Так не пойдет! Мне нужно было занять руки и разум. Я не могла жалеть себя и поддаваться отчаянию, если хотела пережить год тут.

Я быстро провела ладонью по лицу, сосредоточилась на задании. Я резала, соединяла булавками и примеряла кусочки к телу, поправляла булавки, распускала швы и пробовала снова. Зеленая женщина вышла из комнаты и вскоре вернулась с едой и напитками. Я сделала паузу на еду, при этом глядя на кусочки золотой ткани вокруг себя. Все было беспорядком выкроек, нитей и булавок. Но я знала свою работу. Я знала, что этот бардак был бурей перед просветом среди облаков, когда все вдруг станет ясным.

Я доела и продолжила работать под присмотром зеленой женщины. День тянулся, и я невольно поймала себя на том, что говорила за работой:

— Ткань очень хорошая. Лучший бархат из всех, что мне встречался! Госпожа Петрен закупает бархат из Сумины, но там не такая хорошая ткань, легко рвется. Леди Леокан многое отдала бы за такую ткань! Позор просто тратить ее.

Я посмотрела на зеленую женщину. Она моргнула.

— Вряд ли ты понимаешь, что я делаю. Ты не очень-то… переживаешь из-за одежды. Ты никогда не одеваешься?

Женщина склонила голову и чирикнула.

— Может, у тебя просто не было шанса. Мы сделаем что-нибудь с этим, — я склонилась над работой, делая мелкие стежки по шву. — Хотела бы я знать твое имя. Очень странно говорить с тобой, когда мы даже не познакомились. Вряд ли ты мне скажешь, да? — я посмотрела на нее, приподняв брови.

Ноздри зеленой женщины чуть раздулись. Она сверкнула зубами и сказала:

— Илилилили.

Я нахмурилась.

— Это твое имя?

— Илилилили.

— Вряд ли я смогу произнести правильно, — я кашлянула и попыталась. Прозвучало не так, грубо, а не плавно, как у женщины. Зеленая женщина от моей попытки откинула голову и издала звук, похожий на смех.

Я рассмеялась и закатила глаза, снова склонилась над работой.

— Ладно, веселись! Но мой язык не такой ловкий, как твой, — после паузы я добавила. — Думаю, я буду звать тебя Элли. Это достаточно близко? Элли?

Зеленая женщина склонила голову в одну сторону, в другую. Ее ладони трепетали, жест передавал то же безразличное принятие, как пожатие плечами.

— Хорошо, Элли, — я встала и тряхнула работой перед собой. — Что думаешь? Нравится?

Зеленая женщина чирикнула и спрыгнула с насеста, обошла меня по кругу. Ее длинные пальцы коснулись ткани тут и там, она покачала головой, усики подрагивали с интересом. Она издала решительный вопль, от которого я вздрогнула.

— Что ж! — я убрала платье из ее рук. — Это сильное мнение. Посмотрим, подумаешь ли ты иначе, когда платье будет на мне.

За несколько мгновений я сняла рабочее платье и надела новое. Я сделала шнурки спереди, чтобы легко надевать самостоятельно, и оно хорошо село в груди и на тонкой талии. Юбка расширялась достаточно, чтобы не мешать движению и не сверкать телом. Складки и собранная ткань подчеркивала изящно мою фигуру. Я добавила немного кружева с платья из кружев на воротнике.

Когда я встала и посмотрела на себя в зеркале, эффект был… милым. Я улыбнулась, профессиональное удовлетворение грело сердце. Да, платье было милым. Простым, лишь немного сложнее моего рабочего платья. Но ткань была сияющей, и маленькие детали позволяли ему сидеть так хорошо, что леди Леокан сама захотела бы носить такое.

Я посмотрела на другие платья на полу, сдвинутые, чтобы не мешали работе. Что из них создать? Их цвета и старомодный покрой наполняли разум интересными идеями, которые я не могла исполнить, работая у госпожи Петрен. Было бы неправильно проверять возможности моего навыка? Было бы неправильно потакать любопытству и изобретательности?

Или так мне будет… нравиться плен?

Зеленая женщина появилась в зеркале за мной, глаза были круглыми и сияли, усики вибрировали от интереса. Она коснулась бархатной юбки, потянула за свободный рукав, радостно чирикнула.

— Так тебе нравится? — я слабо улыбнулась. Я потянула за шнурки спереди, сняла платье и осталась в льняном нижнем платье. — Вот, Элли, — я протянула золотое платье к ее голому телу. — Давай посмотрим, как будет смотреться на тебе.

Глаза зеленой женщины умудрились стать еще шире, стали огромными дисками на ее маленьком зеленом лице. Ее острые зубы сверкнули, но выражение лица было рьяным. Было не так и просто просунуть ее длинные руки в рукава, она не привыкла одеваться. Даже когда платье повисло на ее тощей фигуре, и я затянула шнурки спереди, платье село плохо, ведь было создано под мои размеры.

Но Элли встала перед зеркалом, крутясь, глядя, как золотой бархат мерцает под разными углами. Она прихорошилась, похлопала ресницами, заигрывая со своим отражением с поразительной ловкостью.

Я смотрела, тихо смеясь.

— Выглядишь как леди. Если хочешь, я могу сделать…

Без предупреждения зеленая женщина сорвала платье через голову и бросила в сторону. Она повернулась ко мне, размахивая руками, указывая на живот и рот.

— Ладно, — я забрала с пола платье. Один шов на боку лопнул, но больше ничего от грубого обращения Элли не пострадало. — Можно и поесть.

Я повесила золотое платье на изножье кровати, надела старое рабочее платье и позволила зеленой женщине отвести меня во двор. Стол был накрыт для меня. Вдруг устав после дня сосредоточенной работы, я тяжко опустилась на стул, смотрела с долей интереса, как появились тарелки, словно сами прибежали от колонн и запрыгнули на стол. Только потом я заметила гоблинов, несущих их на головах и кончиках больших ушей. Маленькие мужчина опустили тарелки вокруг меня и поклонились, подпрыгивая.

Я поднимала крышки, даже не вздрагивая, когда несколько раз обнаруживала гоблина, доедающего то, что было внутри. Многие блюда оставались нетронутыми, и я смогла поесть. Поразительно хорошо поесть. Аппетит был огромным, и я смогла его утолить. В отличие от дома.

Эта мысль вдруг вызвала слезы. Я подавила их, решив не давать себе думать о Бриэль. Я не буду думать о том, что сестра ела сегодня на ужин, как она справлялась без меня. Бриэль была крепкой, умной и способной. Она справится. Должна.

Гоблины будто заметили, что мое настроение изменилось, запрыгнули на стол. Я смотрела, как они суетились, хлопая ушами, сверкая голыми задницами, шевеля узловатыми ногами. Они прыгали друг на друга, формируя пирамиды все выше и выше, пока мужчины снизу не выдерживали других. Они падали грудой конечностей, вопя от смеха и гнева. Их акробатика была глупой, но и впечатляла. Неожиданный смех вырвался из меня, пока я смотрела, мой голос зазвенел среди колонн.

— Спасибо, друзья мои, — сказала я, доев и встав. — Это было очаровательно.

Гоблины тыкали друг друга локтями и улыбались. Они поклонились и разбежались. Они скрылись под столом, кувыркаясь, и пропали в тенях, оставив звенящую пустоту, которая немного нервировала после шума.

Я подняла голову, заметив, как небо побагровело от сумерек. Другой день настал и прошел. Еще кусочек времени в плену прошел.

Я вернулась в свою комнату, стараясь не смотреть на жестокие картины на окнах в коридоре, пока шла. Золотое платье лежало там же, где я бросила его на кровати, и я задумчиво коснулась бархата, проверила дыру под рукавом. Я не могла заставить себя зашить дыру. Я просто села у камина, ждала ночь. Когда стало мрачно, я вызвала голубой огонь. Мой веки стали тяжелыми, и я могла дать глазам отдохнуть хоть на миг…

Голова опустилась, и от резкого движения я проснулась. Я спала? Секунды или часы? Я не знала. Я села, вытянула руки, размяла шею и плечи. В комнате было темно. Огонь стал голубым мерцанием в камине. Я задремала на какое-то время.

Дверь открылась.

Я напряглась в кресле. Я чуть не посмотрела на дверь, но сдержалась, смотрела на огонь.

— Добрый вечер, миледи, — сказал мой жених.

12

Тень прошла по комнате и села в кресло напротив меня. Он ничего не говорил, кроме приветствия. Я молчала, сколько могла терпеть. Но момент затянулся, и мне было не по себе.

Я села прямее и, повернувшись в кресле, посмотрела на тень.

— Ты понял, как мне поговорить с сестрой? — осведомилась я, голос был слишком громким в этой тишине.

Тень ответила не сразу. Он склонился ближе, опустил что-то на пол. Я повернулась, но не успела заметить его ладонь, он уже убрал руку. Я увидела только изящный хрустальный флакон на полу. Голубой огонь блестел на гранях сосуда, и жидкость внутри искрилась, как бриллианты.

Темный голос заговорил, низкий гул, словно далекий гром.

— Вода из Звездного стекла. Я думал сохранить немного на всякий случай… но нет. Я подумал и решил, что для тебя это важнее. Я хочу, чтобы ты получила это.

Я медленно подняла взгляд на тень в кресле.

— Что… она делает?

— Это гадальная вода. Я использовал воду Звездного стекла, чтобы отыскать тебя. Увидеть твое лицо и узнать, где ты. Эти капли не такие сильные, но ты уже знаешь лицо своей сестры, так что найти ее будет не сложно, как и увидеть ее и дать ей увидеть тебя.

— Я… — я сжала губы, хмурясь. — Я не знаю, как использовать магию. Я не знаю, как это сделать.

— Я тебе помогу.

— Сейчас?

— Если хочешь.

Мое сердце забилось с надеждой. Это сработает? Я смогу увидеть Бриэль?

— Да, пожалуйста, — я едва дышала от предвкушения.

Тень встала. Я повернулась, пытаясь следить за ним, понять, что он делал. Было невозможно различить что-то за маленьким кругом света огня, но я заметила, что он подошел к моему высокому зеркалу. Раздался скрип, стон, и он вернулся к камину, опустил зеркало на пол. Он подвинул его, чтобы один конец попал в круг света, отражая потолок.

— Возьми воду, — сказал он. — Налей на стекло.

Я вскочила с кресла и поспешила так сделать. Я откупорила сосуд, опустилась рядом с зеркалом, посмотрела на свое лицо, странно искаженное с этого угла.

— Это… мне нужно делать что-то особое? — спросила я.

— Просто вылей. Медленно.

Кивнув, я наклонила флакон, сияющая вода потекла из него. Она собралась лужей на поверхности зеркала, но не потекла к краям и на пол. Лужа стала идеально круглой, словно второе зеркало лежало сверху.

— Закрой глаза, — сказала тень.

Я послушалась. Он опустился на колени передо мной, и я слышала его низкий шепот. Заклинание? Что будет, если я открою глаза и взгляну на него? Огонь покажет мне его лицо? И какое у него лицо? Фейри называли опасно красивыми, красивее людей. Мой «муж» оправдает легенды?

Но он четко озвучил правила нашего брака — мне нельзя его видеть. Даже кусочек. Я не знала, почему, и что будет, если я увижу, но… я не могла рисковать. Это могло лишить меня шанса вернуться домой.

Тень закончила говорить. Я услышала, как он встал и отошел.

— Теперь, — сказал он, — посмотри в Звездное стекло.

Я открыла глаза и склонилась над зеркалом, мое лицо появилось в луже. Мои темные глаза с тенями под ними смотрели на меня, странные и неземные в сиянии голубого огня. Я едва узнавала себя.

— Произнеси имя сестры. Магия, которую я вызвал, призовет ее. Это может произойти не сразу, но подожди. И не моргай, или связь оборвется.

Я кивнула, напрягшись.

— Бриэль, — прошептала я. — Бриэль, где ты?

Сначала ничего не было. Только мои огромные глаза и мое бледное напряженное лицо.

Вода замерцала, помутнела. Я почти моргнула, только вспомнила, что глаза нужно было держать открытыми.

— Бриэль? — сказала я. — Бриэль, ты меня слышишь?

— Она тебя не слышит, — сказала тень. — Но она может тебя чувствовать.

Я нахмурилась.

— Если она меня не слышит… О! — я склонилась ближе, затаила дыхание от удивления. — Бриэль!

Она была там, ясная, как день, в зеркале воды. За ней было видно деревья. Она была на лугу в лесу, склонилась над своим отражением в той же позе, как я. Она смотрела в пруд? О, семь богов! Она была в Шепчущем лесу?

— Бриэль! Это я! — я помахала ладонью, глаза сестры расширились.

Ее рот стал удивленной «О», потом ее губы словно сказали: «Вали?».

— Да! Да, это я! — моя улыбка стала шире, слезы жалили глаза. Я не дала себе сморгнуть их. — Да, я тебя вижу! Я тебя вижу!

Бриэль склонилась ближе, могла сосчитать зеленые прожилки в ее ореховых глазах. Я ошиблась, или она выглядела старше? Ее лицо было бледнее, худее, а черты — острее?

Бриэль нахмурилась и заговорила. Слова сюда не проходили, но я почти слышала, как она с яростью заявляла: «Я тебя спасу! Скажи, где ты!».

Я замотала головой.

— Нет, Бриэль, не делай этого, — мысли кипели. Я должна была что-то сделать! Убедить сестру, что я была счастлива и невредима. Я широко улыбнулась и заговорила осторожно, двигала губами так, чтобы слова можно было читать по ним. — Я в порядке! Правда! И я скоро вернусь домой.

Бриэль стиснула зубы, став еще старше. Она оскалилась.

«Я найду тебя, — произнесла она и протянула руку. — Вали…».

Может, она коснулась поверхности пруда, потому что ее лицо вдруг исказила рябь. Вода полилась с зеркала на пол. Я смотрела на свое лицо в зеркале.

— Бриэль? Бриэль? О, она пропала!

— Мне жаль, — тихо сказала тень. — Магии осталось очень мало. Я не смог поддерживать ее дольше.

Я села на пятки, заморгала, сухие глаза привыкали к темноте вокруг меня. Две слезы покатились, и я поспешила вытереть их.

— В-вряд ли сработало, — я отклонилась на кресло. Не было сил пока встать с пола. — Она не слышала меня, она… не поверила мне. Она думает, что я зачарована. Что меня заставили думать, что я счастлива, когда это не так.

Фигура двигалась во тьме. Казалось, он сел на корточки напротив меня с другой стороны от зеркала, но я не знала точно.

— Мне жаль, — сказал он. — Я могу послать свой народ снова, принести ей послание.

— Это не поможет, — я громко шмыгнула. — Она все равно попытается меня найти. Несмотря ни на что.

— Тогда я отправлю кого-то присмотреть за ней. Чтобы она не пострадала.

Я подняла голову.

— Ты так можешь?

— Да.

— Тогда да. Пожалуйста. Сделай это. Я бы… ощущала себя спокойнее.

— Тогда будет сделано.

Я опустила голову, посмотрела в зеркало, отражающее только потолок. Впервые с моего прибытия сюда узел страха во мне стал развязываться. Я не ощущала себя в безопасности. Но я давно себя так не ощущала. С тех пор, как умерла мама. С тех пор как отец утонул в горе и гневе.

Но мне не нужно было ощущать безопасность. Важна была Бриэль. Всегда Бриэль.

Мой рот открылся. Я чуть не сказала «спасибо», но остановилась, сжала зубы и поджала губы. Я не буду благодарить этого мужчину, не допущу даже мига благодарности. Он этого не заслуживал. Он похитил меня. Я не должна была благодарить его.

— Спокойной ночи, — сказала я вместо этого. Звучало громко и резко после долгой тишины.

Тень молчала. Он медленно встал. Я подняла взгляд, различила огромную фигуру, нависшую надо мной.

— Спокойной ночи, миледи, — сказал он.

И ушел, закрыв за собой дверь.

13

— Вот так, — я отрезала ножницами последнюю нить, развернула наряд из оранжевого сатина, проверяя, не забыла ли в нем булавки. Я подняла законченный наряд обеими руками и повернулась к зрителям с улыбкой. — Что думаешь, Биргабог? — я гордо показала штанишки. — Ты будешь выглядеть в этом шикарно!

Гоблин стоял на моем камине, уперев кулаки в бедра, широко расставив ноги. Его большие глаза, как у лягушки, прищурились, ухо задумчиво дрогнуло.

— Биргабогабогабог! — заявил он, голос был и писклявым, и рычащим. Его широкий рот раскрылся, показывая желтые плоские зубы в улыбке.

Я спустилась с кресла, опустилась на колени у камина и протянула штанишки. Маленький мужчина склонился, дергая длинным носом, его большие ноздри раздувались, пока он нюхал одежду. А потом две ловкие руки схватили штанишки. В несколько быстрых прыжков он поднялся на камин. Бормоча, он надел штаны на голову, сунув уши в штанины, при этом болтая ногами, сидя на краю, не стесняясь.

Я вздохнула и встала, отряхнув платье, хоть лунный огонь не оставлял пепла. Я посмотрела на гоблина.

— Думаю, ты прекрасно знаешь, что они не так носятся.

Он встал и пошевелил ушами, концы штанов покачивались, как сатиновые флаги.

— Биргабогабогабог! — завопил он, крутясь на волосатых пальцах ноги, закончил поклоном. Он сел на корточки, колени оказались выше плеч по бокам от его головы, и он прыгнул, описал дугу над моей головой и приземлился на пол у открытой двери. Я пыталась проследить, как он уйдет, но он был слишком быстрым для меня. Его голосок звенел эхом в коридоре, удаляясь. — Гогагогагогагог…

— Не за что, — буркнула я и повернулась к столику. Неделю назад он был в украшениях, но теперь они были на дне сундука. На их месте лежали ножницы, нити разных цветов, булавки, иглы, мел и обрезки. Больше обрезков валялось на полу, некоторые были собраны в корзины, которые я убедила гоблинов принести мне. Левый подлокотник кресла стал подушечкой для булавок, оттуда торчали серебряные иголки, засунутые спешно, пока я разбиралась со сложными местами.

Я взяла булавки и сатин того же цвета, что и штаны-шляпа гоблина. Я начала делать ему жилет, но зачем? Он мог попытаться носить его как трусы. Хотя, если он бы это сделал, я бы не отговаривала его! Я уже не переживала из-за маленьких голых мужчин, бегающих по дому, не скрывая свои прелести. Но немного скромности пошло бы им на пользу.

Я выдохнула сквозь зубы, бросила сатин на стол и потерла глаза мозолистыми пальцами. Я долго возилась сегодня с мелкими стежками. Пора было отдохнуть.

Только… перерыв имел в виду столкновение с мыслями в моей голове.

Я опустила руку на колени и смотрела на пустой камин. За мной в купальне звучал голов Элли, она пела странную переливчатую песню, пока чистила пруд. Судя по шороху ткани, она надела новое платье, которое я сделала для нее — творение из зеленой ткани, подчеркивающее длинную и странную фигуру женщины. Смертная женщина не смогла бы такое надеть, но на Элли оно сидело, словно она собиралась на бал.

Но оно не подходило от чистки плиток от мыла.

Я нахмурилась, оглянувшись. Я бы помогла, но зеленая женщина прогнала меня из комнаты ладонью с перепонками. Народ в доме Орикан хотел обходиться с человеческой женой их хозяина как с хорошей леди, несмотря на мои желания. Элли и гоблины готовили, убирали, приносили, ссорились по очереди, и я ощущала себя уставшей в конце дня и радовалась их опеке.

Но теперь мои первые страхи угасли, я не могла отрицать, что неделя была отдыхом. Я ела, спала, купалась и творилась, не переживая, откуда взять еду, или когда меня снова ударят. Было бы просто расслабиться, принять новую реальность и наслаждаться предоставленной роскошью.

Я стиснула зубы, села прямо в кресле. Быстро постучав пальцами по подлокотникам, я резко встала.

— Я прогуляюсь, Элли, — крикнула я поверх плеча в сторону купальни. — Я вернусь к ужину.

Странный щебет отразился от плитки. Улыбаясь, я вышла из комнаты в коридор с окнами. Забавно, как быстро я привыкла общаться с существами, чей язык отличался от моего.

Моя улыбка пропала, я повернула налево и быстро зашагала. Это было не смешно. Совсем. Да, я привыкала к странности нового окружения и обитателей этого огромного дома. Но забавно было неправильным словом.

Прошло десять дней, как я пересекла порог отца и попала в новую жизнь. Семь дней с тех пор, как я в последний раз говорила со своим «женихом». После ночи с гадальной водой я ярко разжигала огонь, пока не засыпала. Он не приходил, а я не замечала даже тени возле меня.

Шагая по участкам цветного света, падающего в окна, я сжимала кулаки в складках юбки. Сначала я утешала себя обещанием лорда Димариса, что он пошлет кого-то присмотреть за Бриэль. Но дни шли, тревога не отпускала меня. Я знала свою сестру. Я знала, что Бриэль не сможет оставить это дело. Страх за меня отправит ее глубже в Шепчущий лес, чтобы найти путь в мир фейри.

Нужно было остановить ее. Вернуться к ней до того, как она попадет в такую беду, из которой не сбежать. Лорд Димарис ясно сказал, что брак длился год и день, но…

Я снова и снова обдумывала его слова. Обдумывала со всех сторон. Подсказок там не было, но я приняла решение. Я надеялась на это.

Коридор закончился. Я моргнула, прикрывая глаза, вышла в роскошный сад, раскинувшийся передо мной. Несколько раз я ходила по тропам и розам, глубоко дышала ароматным воздухом и давала глазам отдохнуть от шитья. Я уже нашла любимое место — тропу, вьющуюся вдоль берегов пруда с лилиями в тени фруктовых деревьев с розовыми цветами. Каменная скамья стояла там среди корней самого большого и кривого из фруктовых деревьев, и я сидела там часами, смотрела, как яркие водоплавающие птицы купались на мелководье, а большие рыбы огненного цвета медленно плавали под стеклянной поверхностью.

Я прошла туда, ушла с солнца в тень деревьев. Я провела пальцами по низко висящим веткам, наслаждаясь нежностью розовых лепестков. Мягче бархата, нежнее шелка. Каким было бы платье из них?Глупая мысль, но воздух в этом мире порой заставлял глупости казаться возможными.

Я завернула за угол, увидела скамью и застыла. Я нахмурилась, глядя на тень большого дерева. Скамья была пустой или… нет. Нет, воздух был там чуть темнее, и я узнала силуэт.

Я сглотнула. Он тоже увидел меня? Было почти невозможно понять. Но он будто повернулся ко мне. Он следил, куда я ходила последнюю неделю, и понял, что это место стало любимым? Может, стоило развернуться и поспешить в дом.

Но я не могла избегать его вечно. И если я хотела вернуться домой к Бриэль раньше…

Я подобрала рабочее платье и, стиснув зубы, подошла к скамье. Я осторожно села на край, оставляя как можно больше места между тенью и собой.

— Милорд, — вежливо сказала я.

Хоть он не ответил вслух, я могла представить холодный мрачный голос, отвечающий: «Миледи».

Какое-то время мы сидели в тишине. Я смотрела на игру света солнца среди цветов на дереве, розовые лепестки контрастировали с темными ветками и ярким небом. Птица с ярко-желтой грудкой и белым хохолком пела бодро на краю пруда, ее крылышки трепетали, бросая брызги во все стороны. Я закрыла глаза, дышала сладким воздухом.

— Я думала, — сказала я, медленно открыв глаза. — О нашей… ситуации. Об этом браке, как ты называешь это.

Тень была неподвижной, и я взглянула на него, гадая, не причудился ли мне силуэт. Он был почти невидимым. Но когда я склонила голову, силуэт стал четче. Он был там. Я это знала.

Вдохнув, я продолжила:

— Вряд ли ты хочешь этого больше, чем я. Я про брак. Ты сам говорил, что не ожидал увидеть человека в гадальной воде. Я не такая, какой ты представлял жену. Настоящую жену. Ты взял меня, потому что, как ты пытался сказать несколько раз, я тебе нужна. Я думала о том, что это означает. И я думаю…

Я помедлила. Теперь я собиралась сказать слова, и они казались глупыми. Но я зашла так далеко, я могла и закончить то, что начала.

— Думаю, ты проклят.

Тень не реагировала. Мне показалось, что в воздухе появился интерес?

— Не переживай, — добавила я. — Я уже поняла, что часть твоего проклятия включает то, что ты не можешь обсудить это со мной. Возможно, я должна как-то снять это проклятие, но я не могу снять его, если мне не скажут, что это, и что мне делать. И год и день, которые нужно ждать до конца брака, могут быть крайним сроком проклятия.

Ответа все еще не было. Как и указания, что он слышал меня, кроме покалывания на грани осознания. Я сжала губы, снова посмотрела на небо между ветвями.

— Я думала о твоих словах, как этот дом сложен, создавая разные реальности. Я не делаю вид, что все понимаю, но, если можно выдвинуть догадки, то ты и твой народ в этом доме будто в изгнании. Прячетесь. Я не знаю, от кого или чего. Но если я смогу снять это проклятие, то ты сможешь вернуться в свой дом.

Я опустила голову, сцепила пальцы.

— Я знаю, как это ощущается. Желание попасть домой, — тихо сказала я. — Я знаю, как ощущается разлука с теми, кто дорог. Я знаю… что это, и на твоем месте я, наверное, поступила бы так же, как ты, — я взглянула на тень. — Я не знаю, какое у тебя проклятие, или как его снять, — продолжила я, — но ты был…

Я запнулась. Я могла сказать, что он был добрым? Нет! Как можно назвать похитителя добрым?

— …вежливым, — вяло закончила я. Это было правдой. Пока я возмущалась, что меня украли из дома, со мной обходились с заботой. — Если я могу снять проклятие, я это сделаю. Но… если я…

Жар пропитал мои щеки. Я отвернулась от тени, не давая ему видеть это. Мысль о проклятии пришла ко мне три дня назад, и чем больше я обдумывала ее, тем больше верила, что так все и было. Но только прошлой ночью, когда я смотрела на яркий голубой огонь, я поняла, что могло предполагать решение.

Моему жениху из тени нужна была жена. Он это сказал несколько раз.

Невеста. Готовая взять мужа, которого не видела.

И пока год и день закончатся…

Я опустила голову, сцепила ладони с силой. Если это требовалось, я не могла это сделать. Даже если я смогу так вернуться к Бриэль раньше. Я не позволяла себе думать о романтике, но знала, что необходимость приведет меня в руки мужчины со временем. Как еще я могла спасти себя и Бриэль от кулаков отца?

Мужчины улыбались мне порой. В прошлом году три бравых молодца осмелились спросить отца обо мне. Он прогнал их грубыми словами и угрозами… к моему тайному облегчению. Но когда-то, и довольно скоро, мне придется быть в браке. Я знала это. Я не была дурой. И когда это время придет, я знала, что от меня ожидали. Что жена должна была делать для мужа.

До этого…

Я расправила плечи и подняла голову.

— Я сделаю, что смогу, — сказала я. — Только это. Ничего больше.

Мы еще немного сидели там, тень и я. Молчали. Я дышала ароматным воздухом, смотрела на танец золотых рыб под плавающими лилиями и старалась не смотреть на своего спутника. О чем он думал? Может, я не угадала. Может, он смеялся надо мной.

Или, может,… мне не показалось ощущение благодарности. Как гул в атмосфере. Не ощущалось четко, но было понятным.

Я резко встала, посмотрела туда, откуда пришла. Не поворачиваясь, я бросила слова поверх плеча:

— Если хочешь присоединиться после ужина, я… буду ждать.

И я быстро пошла прочь, пригнувшись под низко висящими цветущими ветками, поспешила домой.

14

Гоблины снова выступали для меня за ужином. Они были в одежде, которую я для них сделала, но никто не надел ее правильно, не прикрыл то, что надо было, а натянул на конечности или уши. Пока я ела, они строили сложные акробатические башни, закончив пирамидой из пятнадцати гоблинов, последний крохотный гоблин балансировал на огромном носу гоблина под ним.

А потом один из гоблинов у основания чихнул. Я рассмеялась, пирамида рухнула, а маленькие мужчины покатились, вскочили и пропали из виду.

Элли прибыла в конце выступления с недовольным видом. Она все еще была в зеленом платье, которое я сделала для нее, которое выглядело ужасно после ее уборки в купальне. Она унесла тарелки и подносы, щебеча возмущения и пиная гоблинов, которые попадались ей на пути.

— Ты не обязана убирать за мной, — я встала и попыталась забрать у зеленой женщины тарелку. — Ты можешь показать, куда это нести, и я сделаю все сама. Я привыкла заботиться о себе.

Элли посмотрела на меня без эмоций. А потом вытащила тарелку из моих рук и пошла прочь за колонны, пропала в той части дома, которую я еще не исследовала. Вздохнув, я повернула к коридору, ведущему в мою комнату.

Все внутри трепетало, волнение смешивалось с не покидающим меня страхом.

Лорд Димарис примет мое приглашение прийти этой ночью?

— Семь богов, о чем ты думала? — буркнула я, спеша со двора. Я сделала приглашение на импульсе, но что делать, если он появится?

Поговорить с ним. Конечно. Было так просто. Я поговорю с ним. Я не буду спрашивать его прямо о проклятии, если дело в проклятии. Но в разговоре можно будет уловить подсказки, кусочки этой головоломки. Если я смогу сложить ее скорее, снять проклятие за несколько дней, может, удастся вернуться домой до того, как истечет год и день.

Я поспешила по коридору, освещенному последними лучами солнца, проникающими в цветное стекло. Я замерла и посмотрела на окно, где бледная королева и темный мужчина страстно обнимались под тремя лунами и тремя солнцами. Что-то в этой сцене казалось странным, но я не могла понять, что.

Три солнца. Три луны.

Они говорили, что прошли три дня и три ночи? Или…

Ладонь коснулась моего лица, одной щеки, потом другой. Я помнила ощущение его губ на моей коже. Щеки стали горячими.

Три поцелуя, сказал мой «жених». Часть традиционной брачной ночи фейри.

«А потом я должен ждать, пока ты не попросишь поцеловать тебя в четвертый раз».

Дрожь пробежала по моей спине. Я отвернулась от окна и побежала в свою комнату. Уже темнело, я быстро оживила огонь, прошла в купальню и вымыла лицо и руки. Вода успокоила меня, и я вернулась в спальню уже не на взводе. Лорд Димарис уже несколько раз приходил ко мне и не обсуждал четвертый поцелуй. Даже если это означало снятие проклятие, он не будет давить.

Пока что.

Я села в свое кресло. Мне не нравилось, куда уходили мои мысли. Я стала проверять швы своего нового творения, но глаза вскоре устали. Я отклонилась в кресле, смотрела на танец лунного огня, не поглощающего белые камни. Свет медленно тускнел.

Дверь открылась.

Мое сердце с болью забилось. Трепет пробежал по венам. Я взяла шелковую куртку, над которой работала, и сделала вид, что изучала ее, хотя было слишком темно, чтобы что-то видеть.

— Добрый вечер, милорд, — сказала я, не поднимая головы.

— Добрый вечер, миледи.

Он сел, как обычно, напротив меня и притих. Я все теребила маленькую куртку, надеясь, что тусклый свет скрывал дрожь моих ладоней. Я пыталась придумать, о чем заговорить, чтобы разговор был безопасным и познавательным.

— Думаю, ты… — начала я.

В тот же миг он сказал:

— Боюсь, это…

Мы оба замолкли, а потом я выпалила:

— Прости, — сказала я, перебив его. — Прощу прощения, — еще пауза, и я прошептала. — Продолжай, пожалуйста.

Он кашлянул.

— Я хотел отметить, что нет смысла создавать одежду для гоблинов. Они ее не любят. Было время, когда фейри их держали как питомцев. Их наряжали как кукол, заставляли развлекать трюками лордов и леди. С тех дней гоблины отказываются носить одежду. Они видят в ней порабощение.

Мой рот раскрылся. Я опустила взгляд на одежду в своих руках и быстро отложила ее.

— Я не знала. Я думала…

— Ты думала, что я не забочусь о своих слугах?

— Нет. Ну, да, но… — я сглотнула и нахмурилась. — Я их оскорбила?

— Я не заметил, — ответил спутник из тени. — Им нравятся подарки, и они легко завидуют. Когда они увидели, что ты делаешь наряды для Илилили, они были в ярости. Они пришли ко мне, громко жалуясь. И хоть я напомнил им об их отношении к одежде, они не хотели поступать логично. Но потом ты стала делать им подарки, и они тут же обрадовались, — он склонился, словно хотел сделать нажим. — Твоя щедрость от чистого сердца, и они хорошо это принимают. Я просто прошу не переживать, если они не ценят саму одежду или носят ее правильно.

— Ах, — я коснулась маленького рукава, который с трудом соединила с отверстием. — Может, я придумаю то, что понравится им больше, — я взглянула на него. — А Элли? Я ее оскорбила?

— Элли? — растерянное молчание, а потом. — Ты про Илилили? Нет, ты не могла бы порадовать ее лучше, даже если бы попыталась. Хотя я не жду, что она будет носить одежду все время.

— И я, — я покачала головой и тихо рассмеялась. — Но я это уже приняла. Она… свободный дух.

— Можно и так сказать.

— Она давно с тобой?

— Она служила семье Димарис шестьсот лет.

— Шестьсот… — я прикусила губы. Конечно, фейри ощущали время не так, как люди. — И как давно ты ее знаешь?

— Этим летом будет двести пять лет. Она была моей… не знаю, как это описать. Няней?

— Няней? Двести пять лет назад? — я медленно кивнула, обдумывая эту новость. — Ты старый.

Хохот вырвался из тени напротив меня. Я вздрогнула и сжала подлокотники, волосы встали дыбом.

— Прости! — выпалила тень. — Я не хотел напугать. Я не привык общаться с твоим видом. С людьми. Я кажусь тебе древним. Я почти боюсь спрашивать о твоем возрасте.

В конце прозвучала нотка вопроса, хотя он не спросил прямо. Я кашлянула.

— Мне было восемнадцать прошлой осенью. Для тебя это, наверное, возраст младенца.

— Да, — сухо ответил он. — Малыш, который нуждается в опеке Илилили.

Он дразнил меня? Вряд ли такой мрачный голос мог шутить. Я подавила улыбку.

— Потому ты назначил ее ко мне? Посчитал меня ребенком?

— Нет, — тень снова рассмеялась. — Я мало знаю о людях, но не лишен разума. Я вижу, что ты юна, но ты и взрослая женщина по возрасту и опыту.

«Не так и много опыта», — мрачно подумала я, но не сказала этого. Вместо этого я сказала:

— Я рада, что Элли со мной. Она была со мной добра. И терпелива.

— Она высоко отзывается о тебе.

Я приподняла брови.

— Вы… она… вы обсуждаете меня?

— Да. Она отчитывается мне каждую ночь. Ее основной долг — твой комфорт, — еще пауза после такого заявления. Он несколько раз вдохнул и заговорил снова. — Тебе же было комфортно?

— Да, — я поджала губы и посмотрела на свои ладони.

— Мой народ хорошо с тобой обходился, слушался твоих желаний?

Я кивнула. Не было смысла озвучивать горькую правду, что не важно, насколько заботливые его слуги, и какой комфорт они предлагают, и как они готовы были выполнить любое желание? Я все еще была в плену. Любимый питомец в позолоченной клетке.

Огонь в камине плясал, играл на сияющих белых камнях. Серебряная изящная решетка закрывала от огня, не давала длинной юбке загореться. От этого свет бросал на камин кружева узоров. Я смотрела на эффект, размышляя, как было бы, если бы из тени на полу можно было сшить наряд.

Я покачала головой и закрыла глаза. Что я делала? Если я сидела в обществе этого… создания, нужно было все делать с пользой. Я могла упомянуть проклятие? Я говорила о нем в саду, но тогда он был лишь призраком. Может, это был и не он… хотя то, что он пришел ко мне после недели отсутствия, намекал, что то была тень лорда Димариса, и я пригласила его днем.

Но как поднять тему проклятия, не говоря о нем прямо? Если я не ошибалась, он не мог говорить об этом, боясь наказания, тогда мне нужно было найти способ развернуть разговор туда и узнать больше. Героини в легендах и сказках о мире фейри всегда находили умный способ собрать информацию, чтобы выбраться из беды.

Я прикусила щеку изнутри и нахмурилась. Я не была умной. Никогда не была. У меня не было времени стать умной! Я трудилась, выживала, заботилась о сестре. Это не требовало ума, только мрачной решимости день за днем. Бриэль была умной. Она всегда спешила на площадь, когда бард проходил через город, впитывала истории и песни. Она возвращалась домой вечером и рассказывала мне искаженные версии того, что услышала, и я пыталась терпеливо слушать вполуха. Но мой разум всегда был сосредоточен на том, что нужно в тот миг, не оставляя терпения на сказки о фейри.

Жаль, я не слушала внимательнее.

— Почему ты не делаешь наряды себе?

Я вздрогнула в кресле и посмотрела на тень. Я так задумалась, что не поняла, как долго между нами висело молчание.

— Прошу прощения?

— Я заметил, что ты еще не примеряла платья, которые тебе подарили, — сказал он. — Я боялся, что они тебе не понравились, и думал поискать варианты, которые тебя устроят. А потом ты начала создавать новые наряды для Илилили и гоблинов. Я решил, что переделывать платья тебе приятнее. Но ты не делаешь ничего для себя, только для других.

Я подумала о платье из золотого бархата, которое сунула на дно сундука вместе с украшениями. Несколько раз на прошлой неделе я подумывала переодеться в него после принятия ароматной ванны. И каждый раз что-то во мне застывало. Искушение было велико. Если я поддамся, если позволю себе такое платье, как быстро другая моя защита рухнет? Как скоро я забуду правду, что я — пленница, которую держали против воли? Что я должна бороться изо всех сил за свободу?

Я взглянула на тьму, где должно было находиться его лицо.

— Я… кхм, — я облизнула сухие губы и продолжила осторожным голосом. — Я просто не привыкла шить себе. До… раньше я работала в мастерской портнихи.

— Ах, — он обдумал это. — Да, я видел мельком такое. Для меня это были тени, но я видел, как ты работала со своей магией.

— Моя магия? — фыркнула я, не дала себе расхохотаться. — Я не волшебница.

Короткая пауза, а потом:

— Уверена?

— Вполне. Я просто швея из мастерской госпожи Петрен. Она порой вызывала меня для работы над сложными мерками, и у меня есть талант в подборе фасона и подчеркивании фигуры. Но в этом нет магии. Если нужен маг, то твое гадальное зеркало подвело тебя.

Я покраснела и отвернулась, глядя во тьму. Семь богов, я не хотела говорить последнюю часть вслух! Слова звенели в тишине комнаты, звучали резче, чем когда сорвались с моих губ.

Но почему я должна была скрывать гнев? Даже если проклятие было, и если лорд Димарис искал того, кто его спасет, разве это давало ему право забирать меня из моего мира, моей семьи? И я все еще не знала, было ли проклятие. Весь разговор мог быть игрой фейри. Может, он так баловался со своей добычей.

— Звездное стекло никогда не ошибается.

Я поежилась, задела пальцем яркие нити на подлокотнике кресла. Почему же я позвала его этим вечером? Лучше было оставаться одной. Я не была готова бороться с его хитростью, ведь он был почти на двести лет меня старше, кипел магией, угрозой и знаниями, которые я не могла понять.

Мы долго сидели, не говоря. Я повернулась к огню, смотрела на игру света и тени за изящной решеткой. Я ощущала его взгляд на щеке и не давала лицу выдавать эмоции. Еще несколько мгновений, и я попрошу его уйти. Но не слишком скоро, чтобы не выглядело, словно я боялась. Этого я не могла вытерпеть.

— Ты знаешь происхождение своего имени?

Я моргнула, взглянула на него.

— Да, — медленно сказала я. — Да, моя мать назвала нас обеих в честь героинь древности. Моя сестра названа в честь известной охотницы, которая, говорят, бегала с волками зимними ночами, могла попасть серебряными стрелами по полумесяцу. А я… — я тихо рассмеялась. — Меня назвали в честь королевы варваров, которая…

— Которая взяла железный меч и прогнала фейри с ваших земель в древние дни задолго до Клятвы.

Жар снова вспыхнул в щеках. Я опустила лицо, волосы стали вуалью, закрыли меня от его взгляда. Королева Валера всегда изображалась в камне или на картинах с отрубленной головой короля эльфов под ее ногой. Она была мрачной героиней, но ее любили в королевстве за ее кровавую славу.

— Имя сестры подходит ей, — я слабо улыбнулась. — Мое — ни капли. Я не королева-воительница.

Он не ответил. Что-то пошевелилось во тьме. Он словно так сильно думал в ответ на мои слова, что это почти стало понятным, несмотря на его решительное молчание. Но я не могла прочесть его мысли, как не могла понять разум статуи.

— А твое имя? — тихо спросила я. Я тихо произнесла. — Эролас.

— Я назван в честь нежного ветра, бриза.

Я приподняла бровь. Его имя подходило ему даже меньше, чем Валера — мне.

— Мама говорила мне, — продолжил он, — что ураган приносит разрушение, но эролас несет исцеление пострадавшей земле.

До этого я не подумала бы, что мрачный и опасный голос мог звучать так нежно.

— Так ты умеешь исцелять, милорд? — спросила я с ноткой иронии.

— Не на этом этапе жизни. Но я стремлюсь к этой цели, — он притих, его одеяние зашуршало, он подвинулся в кресле. — Я все еще молод. Может, будет время.

Молод? Я нахмурилась. Двести пять лет — сколько это в переводе в человеческие годы? Вопрос поднялся на языке, но я подавила его. Я спросила вместо этого:

— Твоя мама еще жива?

— Нет. Ее убили, когда я был ребенком.

Нежность пропала. Его голос стал каменным, послал дрожь в мою грудь. Я скривилась, жалея, что не промолчала. Тут была история, но я не лезла. Пока что. Может, позже.

Я тихо сказала:

— Моя мама тоже умерла. Когда я была девочкой, а моя сестра — младенцем.

— Мне жаль.

— Да. И мне, — я вдохнула. — Мой отец еще жив.

— Тогда тебе повезло.

Я подавила фырканье.

— А твой?

— Я не помню об отце.

— О? Он… — я помедлила, не зная, сколько информации могла вытащить. Но разве вредно было попробовать? — Он умер до того, как ты узнал его?

— Нет.

Сначала я не думала, что будет что-то еще. Он молчал долго и с болью, дал мне время пожелать забрать этот глупый вопрос. Я открыла рот, надеясь извинится.

Но он вдруг заговорил снова, слова потекли потоком, словно он боялся, что их украдут, не дав ему закончить:

— Я отдал воспоминания об отце за шанс смотреть в Звездное стекло. Цена видений высока. А я был в отчаянии.

Я смотрела туда, где он сидел. Я не успела придумать ответ, он продолжил:

— Он мертв. Это я знаю. Как и мой старший брат, трое дядь, дедушка и его братья. Все мужчины в моем роду.

Вот.

Сердце быстро билось в горле.

Я не могла сказать, откуда знала, но я знала.

Эту подсказку я искала вечером. Было что-то в его словах, я должна была это понять. Все мужчины его рода были… мертвы? Фейри не умирали так просто. Что-то стекло его семью, оставив его одним выжившим мужчиной.

Потому он нуждался в невесте? Чтобы продолжить род? Нет, вряд ли. Он обещал, что не тронет меня, вернет меня в дом отца через год, так что явно не хотел детей.

Тогда что-то еще. Но что?

Вдруг фигура встала, и я сжалась в кресле. Я ощущала силу его размера. Я ощущала себя ужасно маленькой и хрупкой.

— Ты устала, — сказал он. — Я пока что оставлю тебя.

— Я… да, — я села прямее, подняла голову и слабо кивнула. — С-спасибо за общение этим вечером.

Слова были простыми, вежливыми, произнесенными бездумно. Но я ощутила шок в атмосфере, он резко вдохнул. Я заморгала и опустила взгляд. Я не должна была так говорить! Почему я не могла быть осторожной? Его присутствие легко сбивало меня с толку.

— И мне было приятно, — тень подвинулась, и я успела заметить то, что показалось изящным поклоном. — Миледи.

— Милорд, — тихо ответила я.

Он повернулся и пересек комнату. Дверь открылась в ответ на не озвученный приказ, и на миг я увидела его силуэт на пороге. Боги, он был огромным! Его голова почти задевала дверной проем. И… там были рога? Или разум играл со мной?

Дверь закрылась.

Я забралась в кресло и смотрела, как лунный огонь горел все ниже, ждала, пока сердце успокоится. Я обдумывала его слова, крутила их, глядя с разных углов.

Его мать убили.

Мужчины его рода были мертвы.

Это было важно. Это явно было связано с моей ситуацией.

Но как?

Я встала и прошла к кровати. Я сняла платье и забралась на мягкие покрывала, не укрываясь одеялом, ведь в комнате было тепло. Я лежала и смотрела на потолок. Пальцы теребили шнурки нижнего платья.

Было так просто? Если я приглашу лорда Димариса в постель, одной ночи хватит? Я проснусь утром, и проклятие будет снято? Я смогу вернуться к старой жизни? К Бриэль?

Я пару опасных мгновений воображала это. Видела себя в свете лунного огня, поднимающуюся с кресла у камина, приближающуюся к фигуре напротив меня. Нахожу его ладонь во тьме. Поднимаю его и веду от огня глубже в тени.

Я представила, как развязываю шнурки платья, сдвигаю ткань с плеч. Платье падает до моих бедер, собирается на полу вокруг моих ног. Это было бы не так ужасно. Тьма была глубокой. Я не буду ощущать себя нагой.

Он не станет меня трогать? Или притянет к себе? Я закрыла глаза, помня три поцелуя в брачную ночь. Нежное давление его губ на моем лбу, на щеках. Тогда я была в ужасе.

Теперь я ощущала это снова. Его губы были нежными, полными. Не такое ожидаешь от жениха-монстра. Как они будут ощущаться на моих губах? А его ладони… большие ладони, которые сжимали мои, когда он стоял на коленях передо мной и называл свое имя. Его прикосновение было холодным, и я помнила холод острых длинных ногтей, задевших кожу. Как будет, если те ладони станут исследовать мое дрожащее тело, морозя мою кожу прикосновением?

Я поежилась и легла на бок, притянула колени к груди. Это было слишком. Это пугало. Я могла пытаться убедить себя… но мне не хватало смелости.

Должен быть другой способ. Другие методы снять проклятие.

Я долго не могла уснуть.

15

Следующим утром до того, как я коснулась завтрака из фруктов и крохотных яиц в розовой скорлупе, который гоблины принесли в мою комнату, Элли прошла в дверь со свертком кружева в руках. Я завязала волосы лентой и удивленно оглянулась.

— Что это?

Элли прощебетала что-то и опустила сверток на кровать. Я шагнула, чтобы его коснуться, поняла при этом, что, хоть кружево было красивым и изящным, белоснежным и нежным, оно было просто оберткой. Внутри лежало что-то еще.

Я с интересом развернула и радостно охнула.

Внутри были ярды самой чудесной ткани. Розовая и белая, нежнее шелка, она была слишком красивой, чтобы касаться или смотреть на нее. Я робко протянула дрожащий палец и провела по ткани. А потом набралась смелости и подняла ткань, поднесла ее к лицу и посмотрела на плетение. Но я не видела сплетенных нитей. Я еще не видела такую ткань, но она выглядела и ощущалась… знакомо.

— Лепестки! — я подняла голову, поймала немигающий взгляд Элли, ее усики с интересом подрагивали. — Она из лепестков!

Точно. Ткань была из тех цветов на деревьях у моего любимого места в саду. Всего день назад я водила пальцами по цветам, мечтала о платье из чего-то такого нежного и милого.

Он… прочел мои мысли?

Я моргнула, нахмурилась и опустила ткань в кружева.

— Что это, Элли? — спросила я, повернувшись к зеленой женщине. — Подарок?

Подкуп?

Элли зачирикала, гладя ткань ладонью. Она взяла уголок ткани и поднесла к моему лицу, восхищенно кивая. Я невольно улыбнулась.

— Это даже слишком хорошо для такой, как я! — я осторожно отодвинула руку Элли. — Это для принцессы. Королевы! Но… красиво.

Я развернула ткань на краю кровати, где могла смотреть на нее, пока завтракала. Я почистила маленькие яйца и бросила их в рот, попробовала экзотичные фрукты, но не ощущала вкуса. Я разглядывала ткань из нежных лепестков, как свет играл на ней красками. Картинки появлялись в голове, интригующие силуэты. Если немного собрать тут, завернуть там… если я не буду бороться с тканью, а буду работать с ней, позволю ткани просто ниспадать…

Отодвинув поднос и недоеденный завтрак, я вытерла руки и подняла ткань, нежно погладила пальцами. Она была такой приятной! Она должна была разлететься на кусочки, расплестись от первого прикосновения иглы и нити. Но когда я сделала пару стежков серебряной иглой, ткань оказалась прочнее, чем я ожидала. Наверное, магия.

Какое-то время я просто сидела в кресле, сжимая ткань, крутя ее. Я потеряла счет времени, мысли блуждали по разным тропам возможностей, представляя платье за платьем, поправляя картинки в голове, представляя снова.

Я подозвала Элли и убедила зеленую женщину встать, вытянув руки. Я обвила тканью ее длинное тело, закрепила тут и там, отошла, чтобы посмотреть на результат. Элли терпела это четверть часа, а потом ее усики стали раздраженно подрагивать.

— Точно, — я убрала булавки, которые держали ткань на правом бедре зеленой женщины и левом плече. Нежная ткань упала в мои руки, и голая нимфа отошла, качая головой и вытягивая руки, словно высвободилась из цепей. — На тебе плохо сидит, — признала я. — Это… это…

Это было для меня.

Я стояла, хмуро глядя на нежность в моих руках. Возмущение еще горело в моем сердце, но угасало от горячего огня вдохновения.

Наконец, словно поддавшись искушению, я покачала головой и позвала:

— Биргабог!

Раздался грохот, словно в дымоходе падала кухонная утварь. А потом маленькая голая фигура вылетела, крутясь, в камин, вскочила и помахала мне ушами в штанах. Я подавила смех, гоблин смотрел на меня величаво, и я не хотела оскорбить его.

— Биргабог, — сказала я. — Мне кое-что нужно. Манекен. Настоящий, как был у меня в мастерской, — я прищурилась. Он меня понимал? Было сложно понять. — Сможешь добыть мне такой?

— Биргабогагогагог! — завопил гоблин, подняв палец в воздух, словно заявлял правду. А потом он поклонился, закружился и поднялся в дымоход. Боги знали, куда он пошел, и что он принесет, когда вернется!

Но я уже не могла повлиять. Я пожала плечами, осторожно разложила чудесную ткань на краю кровати, выбрала мелок и стала рисовать на стене идеи. Они словно лились с моих пальцев, быстрее, чем я могла успевать. Я едва заметила недовольный шум Элли за мной.

Прошло несколько часов, я пришла в себя от вспышки изобретательности и увидела манекен за собой. Он был похож на тот, который я использовала у госпожи Петрен, и когда я присмотрелась, я поняла, что это был он. Он был с щербинкой на подставке, где упали ножницы и повредили дерево. Я узнала бы его всюду.

Я радостно улыбнулась.

— Спасибо, Биргабог! — сказала я пустому воздуху. Госпожа Петрен будет в ужасе из-за пропажи одного из ее манекенов, но у нее были другие. Она справится.

Я шагнула подобрать красивую ткань и замерла, посмотрела на пальцы в меле.

— Не пойдет, — я поспешила в купальню, чтобы вымыть руки. Когда я вернулась, Элли подвинула булавки и ножницы, чтобы на столе было место для тарелки с едой. — О, нет, у меня нет времени на еду!

Нимфа кисло посмотрела на меня. Я закрыла рот и послушно села, куда она указывала.

Пока Элли передавала в мои руки хлеб, сыр и кусочки мяса, я рассеянно жевала и глотала их. Я посмотрела на рисунки мелом на стене, на ткань на кровати. Я едва ощущала вкусы, и как только Элли отошла, пропуская меня, я вскочила и побежала к стене, чтобы исправить наброски, зачеркнуть агрессивно и решительно другие. Только потом я подвинула манекен к окну, взяла ткань и стала экспериментировать.

Я улыбнулась.

День прошел. Свет солнца подвинулся, падал цветными пятнами на стену, а не на пол. Свет стал угасать, и я стала робко резать ткань. Было ужасно смотреть, как лезвия рассекают ткань. Но я надеялась… верила, что все делала правильно. Наконец-то.

Я утомленно опустила ножницы и потерла уставшее лицо. На манекене была закреплена ткань. Незнающему взгляду показалось бы, что выглядело это хаотично. Но образ уже был намечен.

Элли подошла и встала за мной, склонила голову в одну сторону, в другую, пока она смотрела на мою работу.

— Что думаешь? — спросила я, встала и потянулась.

Она что-то чирикнула и махнула на рисунки, а потом на свое зеленое платье. Я угадала, о чем она щебетала.

— Я знала, что делала с тем платьем и другими, — сказала я. — Я уже использовала те ткани, или похожие ткани. Потому с ними было не так долго. Но эта ткань новая, и я… хочу, чтобы все было правильно, — я пожала плечами и размяла шею. — И спешить некуда.

Слова вылетели изо рта, и я пожалела. Вес опустился на сердце. Улыбка на лице растаяла. Я позволила Элли взять меня за руку, чтобы увести меня по коридору во двор, где меня ждала еда. Гоблины подали еду и танцевали для развлечения, но я едва замечала их. Я ела, и еда была на вкус как пыль во рту, было сложно глотать.

Что я делала? Что? Прошел день, и я не подумала о доме. Ни разу. Я не думала о Бриэль, не задалась вопросом, не была ли она в Шепчущем лесу, забыв о своей безопасности. Я отпустила разум, погналась за образами в воображении, затерялась в своем маленьком мире.

Гнев горел в моей груди. Я вернулась в свою комнату и встала, глядя на красивую ткань на манекене несколько долгих минут, сердце гремело в ушах. Нужно было взять ножницы, разрезать ткань на кусочки и разбросать по комнате. Пальцы дрогнули в сторону стола, и разум подгонял меня: «Давай! Сделай это!».

Но мое сердце сжалось с болью. Я сжала пальцы, ногти вонзились в ладони.

А потом я сжала манекен, подтащила к стене, ближе к окну. Я накрыла манекен тяжелой шторой, скрывая его от виду. После этого я прошла к своему креслу, поправила его, чтобы не видеть силуэт среди штор, и села, выпрямив спину, сцепив ладони на коленях.

Я вызвала лунный огонь, но крохотный. Вскоре он стал тускнеть, и тени в комнате стали глубже.

Дверь открылась. Лорд Димарис прошел внутрь и подошел к камину.

— Миледи.

Я не ответила. Я махнула рукой на кресло напротив своего и снова сцепила ладони на коленях. Мой жених из тени замер на три вдоха. А потом сел. Я ощущала его взгляд на своей щеке, но он не нарушал молчание.

Мои губы пересохли. Я быстро облизнула их и повернулась к тени.

— Я задам вопрос. И я хочу, чтобы ты честно ответил.

— Отвечу, — он добавил после паузы. — Если смогу.

Я стиснула зубы, вдохнула носом.

— Эролас, — сказала я.

Напряжение в воздухе между нами было искрой, двигалось от меня к нему и обратно от его имени. Ощущение было странным, непохожим ни на что из моего опыта. Но оно было сильным.

— Эролас, — сказала я, — почему ты прислал мне ту ткань?

— Тебе не нравится?

— Ответь на мой вопрос.

Повисло молчание. Тишина… и та связь. Напряжение в воздухе. Я приготовилась, а потом потянулась к этому ощущению. Я не могла объяснить, откуда знала, как это делать. Но я сделала. Я ощущала себя как ребенок, обнаруживший ладони, научившийся шевелить пальцами, сжимать и держаться.

Наконец, тень заговорила:

— Я… хотел дать тебе то, что тебе понравится, — слова были осторожными, звучали почти с неохотой. — Другие подарки… были выбраны не очень хорошо. Украшения я выбирал сам из обширной коллекции матери. Илилили говорит, они теперь на дне твоего сундука. Платья, которые, как мне сказали, были лучшими примерами человеческой моды, ты не надевала, а порезала, чтобы создать новые наряды для нимф и гоблинов. Сначала я подумал, что ты уничтожала их назло мне, но… — он притих, словно собирался с мыслями. — Теперь я понимаю, что тебя радует создание красоты, а не сами красивые вещи. Твоя радость в твоей магии. И я подумал дать тебе нечто невероятно красивое, чтобы ты создала нечто еще красивее со своими навыками.

Мое сердце билось быстрее, чем раньше. Было что-то еще, что он не говорил. Я сжала связь между нами и потянула.

— Продолжай, Эролас.

Он кашлянул.

— Ткань, которую я тебе дал — шелк из лепестков орнталаса — создана фейри. Люди еще не раскрыли тайну плетения цветов в нить. Я думал… может, это было глупо, но я думал, если дам тебе то, что тебе понравится, но чего нет в твоем мире, то, может, тебе хоть немного понравится проводить время здесь. В Орикане.

Я смотрела на тень. Его слова звенели в моих ушах. Я ощущала правду его слов, вырванную с его губ силой его имени. Хмурясь, я опустила голову. Обида горела во мне, потому что…

Это сработало. Его игра. Я провела день, увлеченная созданием, мой пыл в работе проглотил все другие мысли и чувства. Я еще никогда не отдавалась творчеству так, как сегодня. Да, я была рада и раньше. И ощущала интерес и удовольствие от того, как мои идеи оживали.

Но сегодня было куда больше. Я была поглощена восторгом, возможностями, которые мне открылись. И опьянена роскошью времени на эти возможности. Каждая мысль была захвачена новыми идеями для ткани, экспериментами с поразительной тканью. Я развивала свое ограниченное понимание, чтобы принять новые грани вдохновения. Я почти не прерывалась на еду и воду, мне не нравилось, когда меня оттаскивали от радости изобретения.

Если честно… если быть ужасно честной… я едва могла дождаться наступления завтра. Чтобы солнце взошло, и я вытащила манекен из-за шторы и продолжила узнавать, куда меня приведут возможности.

Дома не было времени на такие чувства.

Слезы наполнили мои глаза. Как я могла позволять себе так думать? Бриэль была дома. Да, жизнь была тяжелой, борьбой каждый день за выживание. Но Бриэль была там, и я должна была находиться там.

— Ты обманул меня, — сказала я.

— Это не было моей…

— Ты обманом сделал меня счастливой, — я сжала кулаки с силой. — Я не поведусь на это. Нет.

— Пожалуйста, Валера.

И в воздухе появилась мерцающая сила, ощущение напоминало жар. Я охнула и подняла голову, глядя на тени напротив меня. Я забыла, что связь была обоюдной.

— Прошу, поверь мне. Я не хотел манипулировать с помощью этого подарка. Я… знаю, что ситуация сложная для тебя.

Он заерзал в кресле, и в тусклом сиянии огня я видела, как он опустил голову в ладони, уперев локти в колени. Когда он заговорил, его голос стал ниже, сдавленный от эмоции, которую я не могла назвать:

— Я так увлекся своими нуждами, что не учел, как это ощущается для тебя. Тебя забрали с порога твоего отца, как полевой цветок, попавший в руку глупого ребенка. Я думал, что понимал, как работают люди. Пара подарков, красивые украшения, милые платья, горсть золота… — он вдохнул и медленно выдохнул. — Все, что я думал, что знал о людях, неправильное. По крайней мере, с тобой.

Я молчала. Я смотрела на свои ладони, бледные в свете голубого огня. Пульс гремел в висках, но я пыталась успокоиться, обдумать его слова с его стороны. Они были честными. Я ощущала, как оковы его имени мешали ему врать мне.

Я могла выбрать. И от этого было не по себе. Я могла выбрать видеть в подарке манипуляцию, попытку успокоить меня, сделать меня послушной. Или я могла видеть в этом попытку сделать мою сложную ситуацию не такой ужасной. Пролить каплю света во тьме.

Я открыла рот. Замерла. Почти проглотила слова. Но зачем было скрывать их?

— Если хочешь сделать меня счастливой, ты отпустишь меня.

— Я знаю.

— Но ты держишь меня тут.

— Я должен. Это только на…

— Год и день, — я закончила за него. Закрыв глаза, я вдохнула и тихо и осторожно выдохнула, считая до десяти. — Ткань красивая, — сказала я, наконец.

Связь между нами, невидимое нечто, что я не могла назвать, задрожала быстрее.

— Тебе нравится?

— Да. Очень.

— Я рад.

И он был рад. Я ощущала его радость как сияние во тьме вокруг него. Моя радость дарила ему такую радость, какую я не считала возможной.

Это пугало.

Я отпрянула от связи, от силы его имени. Я не могла даже сказать, как делала это. Это была некая магия, а я не была волшебницей. В один миг я ощущала горящую нить, натянутую в пространстве между нами, в следующий миг ощущение пропало. Хотя я знала, что нить еще существовала. Она всегда будет, ведь я знала его имя.

Это не означало, что я должна была ощущать это.

Я сглотнула, горло сдавило.

— Спокойной ночи, милорд, — резко сказала я.

Он встал, словно в ответ на приказ. Я услышала тихий звук, он начал говорить, но остановил себя.

— Спокойной ночи, миледи, — сказал он.

Он вышел из комнаты, больше ничего не добавив.

16

Я два дня работала над платьем. Я шила, поправляла, драпировала, соединяла булавками, и медленно идеи из моей головы воплощались в реальность.

Когда страх остановил мою ладонь, я вытащила платье из сундука, порезала на кусочки и использовала большие куски ткани, чтобы сделать наброски, увидеть, были ли идеи, ведущие меня дико по дороге вдохновения, реальными. Но эти наброски дразнили меня, потому что, хоть они сработали, они были созданиями из обычного шелка или сатина, а не ткани из лепестков. Я не знала, как все получится, нужно было рисковать.

Но в один вечер все рухнуло.

Я часами была за работой, плела вдоль талии розового платья — крохотные косички, которых были десятки, удерживались серебряными булавками. Я была так близко к работе, и видение в голове было четким, идеальным, и я не отходила проверить прогресс, пока не обошла всю талию. Только потом, моргая и с болью в плечах, я отодвинулась на коленях.

Я нахмурилась.

Я подвинулась чуть дальше. Встала. Повернула голову в сторону.

О, боги свыше. Все было неправильно. Все неправильно.

Той ночью я не могла есть. Элли попыталась увести меня в банкетный зал для ужина, но я прогнала ее с рычанием и взмахом руки. Я забралась с ногами в кресло, скрестила руки на спинке и опустила подбородок на локти, глядя на платье. Ужасная мерзость с гадкими косичками и мерзким силуэтом, и… О, как я ненавидела его.

Я уткнулась лицом в руки, вжалась в кресло, прижала колени к груди. От усталости болели конечности, пульсировали виски. Я слишком много времени провела над этим проектом последние три дня. Это было странно. Но как я могла теперь оставить это? Платье должно было стать чудесным, утонченным! Я ощущала это, ощущала силуэт пальцами.

Только я все испортила проклятыми косичками.

Я задремала, не спала, но и не бодрствовала. Онемела, презирала себя, злилась так, как еще не злилась. Ближе всего было чувство два года назад, когда госпожа Петрен дала мне шанс придуматьбальное платье по последней моде с объемными рукавами. Во время работы вдохновение увело меня к новому силуэту, который не вязался толком с основными линиями платья, нежной мерцающей тканью и серебряной вышивкой на подоле. Как я хотела создать картинку, которая была манящей и четкой в голове!

Но у меня был приказ. Леди хотела объемные рукава, она их и получила. Я подавила картинку, почти задушила ее, заставила себя работать, как мне было сказано. Творчество не приветствовалось на работе у госпожи Петрен.

Это чувство было похожим… беспомощное и ужасное раздражение. Только было хуже в десять… нет, в сто раз! В этот раз меня не сдерживали правила госпожи Петрен или нынешняя мода, как и желания клиента. Ограничением для достижения цели была… я.

Дверь открылась.

Я вздрогнула, но не села прямо. Я не поняла даже, как темно стало в комнате! Теперь я слушала знакомый шорох тяжелой мантии, тянущейся по полу, мой невидимый жених вошел. Он тихо закрыл дверь и подошел ко мне.

— Миледи, — сказал он.

Я хмыкнула и махнула рукой, все еще прижимая голову к коленям. Я повернула ее в сторону, глядя на лунный огонь.

— Милорд, — пробормотала я.

Он замер. Я ощущала на себе его взгляд, почти ощущала тревогу в не озвученном вопросе. Я услышала, как он вдохнул, несколько раз начинал разговор, а потом выбрал безопасное:

— Как прошла твоя работа сегодня?

Я зарычала. Звук был звериным, и это меня удивило. Я звучала почти как мой отец в приступе гнева. От этой мысли я скривилась, но мой язык заговорил раньше, чем я себя остановила:

— Это безнадежно! Безнадежно и глупо, и я ненавижу это. Я сдаюсь!

Слова звенели эхом в молчании лорда Димариса. О, я точно звучала как избалованный ребенок! Леди не вела себя так. Я тряхнула головой, зажмурилась, попыталась заставить себя сесть должным образом, опустить колени, опустить ступни на пол, поправить юбки, сцепить ладони на коленях, извиниться за невежливые слова.

Но зачем? Я стиснула зубы. Мне было все равно, что мой похититель думал обо мне. Верно? Конечно. Я сжала руками колени, пока сердце колотилось об ребра.

Ткань зашуршала снова. Лорд Димарис прошел за моим креслом в комнату. Он собирался посмотреть на платье. О, почему я не порвала его на кусочки раньше, чем он пришел? Но я долго работала над ним, и хоть работа была неправильной, и я презирала ее вид, от мысли, что я порву платье… нет. Я не могла это вынести.

Я ждала с болью. Он озвучит мнение. Я знала. Может, все было не так плохо, как я думала? Я знала, что было плохо, но, может… не настолько?

Лорд Димарис кашлянул.

— Думаю, выглядит довольно мило.

Что-то во мне лопнуло.

Я вскочила, подвинув колени под собой, чтобы смотреть поверх спинки кресла во тьму в том углу комнаты. Я могла различить силуэт своего «жениха», стоящего там, и я бросила слова в него как ножи:

— В этом и проблема. Довольно мило. Но та ткань не должна была стать чем-то просто милым. Она должна быть особенной. Идеальным платьем. Усладой для глаз, радостью для всех чувств. Но оно просто… такое, — я яростно махнула одной рукой. — Довольно милое. Лучше бы оно было мерзким! Тогда у него был бы смысл существовать.

Он повернулся ко мне. Я его не видела, конечно, но снова ощущала пристальный взгляд на своем лице. Жар гнева в моих венах привел к пылающему румянцу на моих щеках. Я еще никогда не устраивала такой истерики! Даже от страха и гнева в ночь похищения. И все это… из-за платья?

Он точно считал меня глупой!

Я юркнула за кресло, плюхнулась с ногами перед собой. Я слышала, как он подошел и поправил мою юбку. Я даже запустила пальцы в спутанные волосы, хотя толку не было. Щеки запылали сильнее. Я сорвалась, показала ту свою сторону, о которой даже не знала. Я ощущала себя уязвимой. Сколько я была как-то открыта.

Я сглотнула и попыталась медленно вдохнуть, успокоить колотящееся сердце. Но не могла.

Он вернулся в свое кресло за светом лунного огня. Я взглянула в его сторону, но не могла остановиться взглядом на его фигуре из тени. Я слышала, как он сел, тихо вздохнул.

А потом его голос загудел во тьме:

— Может, я могу помочь. Что тебе нужно, чтобы сделать платье особенным?

Хоть я решила взять себя в руки, это решение рассыпалось под весом его вопроса. Я застонала и прикрыла лицо руками, потянула за кожу под глазами.

— Не знаю, — застонала я. — Не знаю, не знаю. В этом и проблема, да? И… хуже то, что это даже не правда! — слова полились из моей души, словно дамбу пробило, и их ничто не сдерживало. — Это будто… я знаю. Да. Это в моей голове, понимание, что нужно платью, но… — я сжала волосы у висков и потянула. — Я не могу дотянуться. Есть картинка и понимание, но… вне моей досягаемости.

Как я звучала для него? Как безумная, точно. Но я не знала, как лучше объяснить это смятение, эту боль.

— Это сводит меня с ума, — прошептала я.

Вжавшись в кресло, я перестала переживать о позе и поведении. Подушечка для булавок, которая упала в угол кресла, неприятно впилась в мое бедро. Я вытащила ее и бросила в лунный огонь. Она попала, но не загорелась. Голубой огонь лизал ее, но не вредил, а сиял на серебряных булавках.

— Лучше бы я не видела эту проклятую ткань, — буркнула я.

Стоило словам вылететь, и я поняла, какими громкими они были в тишине. Стыд быстро впился в мою совесть. Ткань была его подарком мне. И чудесным подарком. Он выбрал подарок, чтобы порадовать меня… и это почти пугало меня. Любой с умом был бы рад богатому подарку, но редкие узнали бы истинную ценность, как я.

И я все это бросила ему в лицо с неблагодарностью.

Мой рот приоткрылся. Я собиралась извиниться? Все, что я могла сказать, звучало глупо в голове, и я не могла заставить себя произнести это. Я закрыла рот, поджала губы.

Вдруг я ощутила… нечто. Напряжение в воздухе, которого не было миг назад. Оно ощущалось как… Я резко подняла голову, посмотрела поверх рабочего стола на кресло, где сидела тень вне круга света.

— Ты смеешься надо мной?

— Ни за что! — его голос дрогнул, стал хриплым и низким, но напряжение выдавало его веселье. — Я вижу, что ты остро ощущаешь это. Я не стал бы смеяться над такой болью.

— Угу, — я закатила глаза и беспомощно всплеснула руками. — Ладно, знаю, я звучу глупо. Это просто платье! Но… ты не знаешь, как больно быть так близко к чему-то идеальному, красивому. Быть почти там, но…

Я быстро стиснула зубы, пока не выругалась. Я уже достаточно опозорилась для одной ночи, я не буду добавлять в этот позор еще и нелицеприятные выражения. Я сжала кулак и ударила по подлокотнику.

— Я не могу объяснить, — я вздохнула. — Просто… не могу.

— Оно красивое.

Смех пропал. Его голос гудел, словно самая низкая нота струнного инструмента. Голос мерцал силой, и она дрожала во мне странно, это на миг потрясло меня.

Но я тряхнула головой и недовольно посмотрела на него.

— Не пытайся изменить свои слова. Довольно милое. Так ты сказал. Но это не означает красивое. Меня так не утешить!

Он рассмеялся снова, но музыкальный гул звучал в его голосе. Он послал дрожь по моей спине, но ощущение не было неприятным. Наоборот. Я вжалась в кресло, желая скрыться в подушках от его взгляда. Я услышала, как он подвинулся в своем кресле, ощутила, как он склонился ко мне.

— Я не это имел в виду, — сказал он. — Платье… не мне судить о таком. Я не умею отличать разницу между милым и изысканным. Но я знаю многое о магии и, прости за такое слово, пыле.

Я моргнула. Мне нужно было что-то сказать? Но что?

— Я… кхм…

Он продолжил:

— Я ощущаю пыл в твоем духе! Такое я еще не видел. Фейри, как ты знаешь, не умеют творить. Наши создания — только иллюзии. Даже наши самые чудесные замки, сохранившие роскошь за века, построены другими. Мы можем только заявлять, что они принадлежат нам. Пыл настоящего творца — это восхитительное зрелище! Пыл исходит от духа, яркий, как сама квинсатра, окружает тебя ореолом. Аура чистой силы. Это… ты… ослепительная.

Ослепительная?

Мой рот раскрылся. Я была ошеломлена, глупа.

Ослепительная?

Я никогда в жизни не была такой, и я хорошо это знала. Я редко выходила гулять с компанией, а когда делала это, оставалась в тени у стен, пока другие яркие девушки привлекали к себе внимание. У меня не было опыта общения, да и испытала я в жизни так мало, что не смогла развить множество интересов или мнений. Я не была ослепительной… Это была шутка.

Я села прямее, бессмысленно провела ладонью по волосам.

— Теперь ты шутишь.

— Нет! — выпалила тень, напряжение в голосе было почти болезненным. Смех пропал из его голоса. Я смотрела на него. Мне показалось, или он протянул ко мне руку, но передумал и убрал ее от света лунного огня?

— Валера, — сказал он.

Мое сердце забилось быстрее от моего имени, произнесенного им. Я вряд ли смогу привыкнуть к этому ощущению, к нити между нами. Мое дыхание дрогнуло.

— Валера, если бы ты могла отдаться своему пылу, если бы не было оков и тревог, что бы ты сделала?

Никто еще не спрашивал меня о таком. Какая разница, что я сделала бы? Я делала, что могла, и все. И у меня не было времени мечтать.

Я подняла голову и прищурилась.

— Я бы вернулась к Бриэль, — хоть слова были твердыми, они звучали пусто. Но это не могло быть правильно! Я хотела воссоединиться с сестрой. Верно?

Лорд Димарис покачал головой, тяжелая тень медленно двигалась.

— Я не об этом спросил.

Я ощущала вес его вопроса. Этот вопрос много лет задевал мое сердце, но я всегда прогоняла его, отказывалась обдумывать.

Что я буду делать в мире, где у меня нет ответственности? В мире, где я могла выбрать свой путь, то, что мне нравилось. В мире, где я была по-настоящему свободной.

— Я бы… — я утихла, боясь ответа, который поднимался по горлу к кончику языка. Вместо этого я ответила тем, что звучало хорошо, но раскрывало мало. — Я бы стала учиться, стала бы настоящей швеей. А потом открыла бы мастерскую.

— И это… — он помедлил, словно подбирал осторожно слова. — Это обрадовало бы тебя?

Я пожала плечами.

— Это обеспечило бы нам жизнь.

Он выдохнул слово, которое я не понимала. Но я понимала раздражение в его голосе, от которого мурашки побежали по коже.

— Но что тебя обрадует? — спросил он. — Чего ты на самом деле хочешь, Валера?

Вот. Он снова использовал мое имя, потянул нечестно за нить между нами. Потянув меня к себе, потянув мое сердце, мою душу.

Зачем он делал это? Почему так сильно пытался… понять меня? Это не было важно! Ему нужна была невеста на год и день. Любой, кто был готов посидеть тут этот срок, подходя под заданные им параметры. Не было причины лезть глубже.

Не было повода снимать слои защиты, которые я собрала вокруг себя за годы.

Но когда он произнес мое имя, я… не сдержалась. Моя защита слабела. Я ощущала глубины своей уязвимости. Это меня пугало. И все же…

Я не могла отрицать, что ощущение было приятным.

— Если… — я замолкла и сглотнула, смочив сухое горло. — Если бы был мир, где я могла принимать такие решения сама… если бы это было возможно… то я днями изучала бы возможности, как начала с этим платьем. Я бы… в этом воображаемом мире… у меня был бы безграничный запас прекрасных тканей и нитей, бесконечное время, чтобы делать с ними то, что я захочу. Я бы создавала произведения искусства для всяких людей: милых, простых, даже уродливых. Пока мои клиенты доверяли моему вкусу, я бы наряжала их чудесно, раскрывая то, что подчеркнет их истинную красоту.

Это было опасно. Я никогда не давала мыслям такую свободу. Куда они могли меня привести? Только к недовольству. Разочарованию. Даже отчаянию.

Но теперь я начала и не могла остановиться.

— Если бы у меня была свобода, я бы раскрыла возможности, которые другие еще и не начали искать. Увидела бы, где мода настоящего и идеи прошлого могут пересечься, стать чем-то новым, чем-то… необычным. И я бы не позволила узору или веяниям моды диктовать правду, ведь наряд должен быть индивидуальным. Я бы показала, как все должно быть в этом деле.

Я видела все те картинки, которые плясали в моем воображении годами, страдающие от жестокой реальности ежедневного существования. О, я должна была знать, что нельзя было поддаваться такому!

Вдруг я заметила движение. Лунный огонь стал низким в камине, бросал тусклое сияние. Лорд Димарис воспользовался тьмой, потянулся между нами. Я ощутила его протянутую руку, хоть и не видела ее. Она замерла в воздухе передо мной, и я смотрела туда, где рука должна была находиться.

— Валера, — сказал он.

Я пыталась дышать, но не помнила, как.

— Валера, если бы я мог сейчас исполнить одно желание, я пожелал бы исполнить твою мечту. Если бы я был свободен, без оков, я бы посмотрел, как раскроется твоя магия. Увидел бы ее сияние. Вряд ли может быть зрелище красивее этого.

Сердце ныло в груди. Оно хотело ответить на зов, который слышало, когда он произносил мое имя. Оно хотело дотянуться сквозь тьму через ту нить связи… узнать. Что будет, если использовать ту связь полностью.

Я хотела взять его за руку.

Нет, этого не могло быть. Я не могла так думать.

Но думала. Желание было сильным. Я не могла игнорировать это. Я хотела взять его за руку, ощутить его пальцы, переплетенные с моими.

Я едва знала его. Безликий фейри похитил меня. Держал меня в плену.

Но он за короткий срок узнал обо мне — настоящей мне — больше, чем даже я о себе знала. Он видел меня в худшие моменты — злую, грубую, отчаявшуюся и капризную, это леди должны были подавлять, скрывать от взглядов окружающих. Он видел меня без маски.

И он считал меня… Красивой?

Это не было настоящим. Не могло быть. Это была уловка.

Почему я не могла поверить, что это была уловка?

Почему так хотелось протянуть руку в пустоту между нами и опустить на его ладонь?

Было бы так просто поддаться…

Я вжалась в кресло, сунула ладони под руки. Я с усилием отвела взгляд от теней, где он сидел, и смотрела на остатки огня. Моя несгоревшая подушечка для булавок будто дразнила меня, булавки сверкали, как укоризненные взгляды.

Лорд Димарис тоже отодвинулся в свое кресло. Воздух между нами стал легче, и нить перестала так сжимать мое сердце.

Я вдруг охнула.

— Что такое? — спросил лорд Димарис.

— Я… ничего. Просто… — я облизнула губы и слабо улыбнулась. — Думаю, я поняла, что не так с платьем. Думаю, я… — я склонилась в кресле, оглянулась на темный угол, где стоял манекен. Было слишком темно, чтобы видеть его, и я не смогу работать до утра. Но вес медленно таял на моей душе, новая идея становилась четче. Вдохновение снова потекло во мне.

— Я рад, — голос моего жениха привлек мой взгляд к нему. Он снова звучал искренне. Как всегда. Это и делало его пугающим. — Твою магию нельзя долго подавлять.

Я покачала головой, глядя на него.

— Я уже говорила. У меня нет магии.

— Как скажешь.

Он встал, и я услышала шуршание его мантии, он низко поклонился мне.

— Я оставлю тебя. Ты точно хочешь обдумать новые идеи в спокойствии. Хорошей ночи, миледи.

Я встала. Хоть ощущалось глупо переживать из-за такой формальности после ужасного поведения, которое я показала, я быстро сделала реверанс.

— Спасибо, милорд. Спокойной ночи.

Когда он ушел, я отклонилась в кресле. Я очень устала. Я не понимала, как утомляла злость, пока она не пропала! Я хотела думать о платье, составить новый план, как починить его. Но…

Я думала о том голосе. О том гуле. О том сильном тембре, от которого сердце колотилось, а кожу покалывало от ощущений, которые я опасалась называть своими.

«Ты… ослепительная».

Я открыла широко глаза и смотрела во тьму перед собой. Казалось, я могла увидеть силуэт протянутой руки.

Что было бы, если бы мне хватило смелости сжать его ладонь?

17

Я несколько дней работала над новым платьем. Несколько раз я почти теряла веру, что смогу создать идеи из своей головы. Несколько раз распускала швы, боясь, что ткань будет испорчена, веря, что я все погубила. Несколько раз я была готова бросить манекен в окно в гневе.

Но эти эмоции — глубокие и ужасные — были частью огромной радости. А радости было много, такую я до этого ощущала лишь короткие мгновения.

Дни пролетали, и я училась открывать сердце этому чувству. Не бояться его.

Лорд Димарис приходил по ночам. Он спрашивал, как прошел день, как шла моя работа. После нашей последней встречи я осторожно отвечала. Его не могли интересовать сложности выкроек, швов и драпировки, это было важным для меня, но было ужасно скучным для того, кто не знал мое ремесло! Но когда мои ответы были короткими, он просил детали, объяснить больше. Он понемногу вытягивал из меня слова, и несколько раз я срывалась, меня захватывало объяснение своей работы в деталях, хоть ему вряд ли нравилось. А потом я понимала, что делала, краснела и быстро замолкала.

А он говорил:

— Продолжай. Что насчет того и этого?

И я снова говорила, меня увлекал энтузиазм к моему ремеслу.

Порой я задумывалась, почему он слушал так внимательно? Почему он возвращался каждую ночь, чтобы услышать больше того, что точно не было ему интересным? Я не была интересной, это я знала. Я не могла быть успешной на вечерах леди Леокан. Я была слишком робкой. И слишком одержимой своим маленьким миром иголки и нити. Но внимание лорда Димариса не пропадало.

Если бы я не знала лучше, я бы описала его… как увлеченного.

Но нет. В ночи после того, как он уходил, я лежала одиноко в кровати, потирала мозолистые пальцы и приводила мысли в порядок. Он не был увлечен. Ни капли! Он нуждался во мне, и ему выгодно было, когда я была счастливой и послушной. Это было правдой, и мне нельзя было забывать это. Даже если… даже если я хотела.

Я вздохнула и повернулась, уткнулась в подушку. Я не буду думать о лорде Димарисе. Нет. Я заставила себя думать о доме. Дом с Бриэль. Холодный дом, который мы не сможем обеспечивать, медленно замерзая и голодая. Дом, где каждый день мы боялись, что столкнемся с отцом на лестнице или на пороге. Дом, где моя жизнь была из мучений швеи, отчаяния, страха и одиночества.

Когда я вернусь в свою жизнь — когда мой плен закончится, и я вернусь на свое место — все вдохновение, вся радость, которым я дала свободу, вернутся под контроль. Будут подчинены. Настоящий мир был слишком тяжелым для того, чтобы мечтать. И радоваться.

Но в том мире была Бриэль. Это было важнее.

Сон окутал меня, и, несмотря на серьезные мысли, я встала на рассвете бодрой, готовой к работе. Я не могла ничего поделать. Может, эта радость была временно, но она могла быть единственной в моей жизни. И я старалась познать ее. Потому я отмеряла, закрепляла, подгибала, обрезала, подшивала, и платье медленно расцветало на моих глазах, словно роза раскрывала лепестки.

И настал день, когда я закончила платье.

Конец наступил внезапно. Я аккуратно делала стежки на воротнике, а потом обрезала нить, отошла на шаг и поняла… больше делать было нечего. Платье все еще не было идеальным, не совсем таким, как я представляла, но стало тем, каким должно быть.

Оно поражало.

Я не могла даже улыбаться, пока ходила вокруг манекена, с любовью разглядывая свою работу. Этот миг был не для улыбок. Это ощущение было огромным, переполняло. Я обошла платье, встала перед ним, скрестила руки на груди и решительно кивнула.

— Работа сделана, — прошептала я, позволяя себе похвалить себя.

А теперь…

Я прикусила губы, словно могла подавить мысль. Но она была там, настойчиво лезла в мой мозг.

Если бы я могла увидеть его на ком-то живом. Не на манекене. Если только…

Если бы я осмелилась примерить его…

Тем вечером я съела больше, чем в последнее время. Теперь безумие творения прошло, и я устала и проголодалась. Гоблины добавляли мне еды в тарелку, смеялись, пока я ела, сжимали свои пухлые животы, чтобы показать, как я растолстею. Я закатывала глаза и бросала в них виноградины, от этого они бегали вокруг кубков и прятались за мисками фруктов, а потом выглядывали и трясли кулачками в мою сторону.

Подкралась ночь. Я вернулась к себе, рухнула в кресло у камина, босые ноги торчали передо мной в позе полной усталости. Дома я всегда заканчивала дни у госпожи Петрен почти без сил, глаза болели, голова гудела, плечи сводило. Эта усталость была другой. Она была приятнее. Я хорошо поработала. Очень хорошо. И работа родилась из моего разума, была сотворена моими руками, без помощи других душ.

Если бы я могла закупорить это чувство в бутылку и сохранить навеки, я бы это сделала.

— Миледи.

Я удивленно вздрогнула. Я не слышала, как дверь открылась, и лорд Димарис вошел.

— Милорд, — сказала я, пытаясь сесть ровно в кресле. Но зачем? Он уже застал меня в такой позе. Уже не было важно. Я махнула рукой за себя и сказала. — Готово.

Он не сел в свое кресло. Я слышала его шаги, он подошел к манекену. Он видел платье, хотя за светом огня было темно? Видимо, да, потому что он хмыкнул. Это было не так и много, но звук был одобрительным. Я улыбнулась, что-то теплое появилось в груди.

Он вернулся к огню и сел за пределами света. Я видела только силуэт его ног, торчащих перед ним, скрещенных в лодыжках. Я еще не видела его таким расслабленным. Было странно уютно в тишине между нами, и голубой огонь в камине бодро плясал на белых камнях.

— Ты будешь его носить? — наконец, спросил он.

Я поджала губы.

— Я… не знаю, — я хотела. О, как я хотела! Но часть моего сердца все еще сопротивлялась. — Мне некуда в нем идти.

Он молчал долгий миг. А потом:

— Ты часто носила хорошие платья? В своем мире?

— Что? Я? — я рассмеялась и покачала головой. — Нет. Мы… не вертелись в тех кругах, — в голосе появилась горечь, а я не хотела этого. Не этой ночью. Не после того, что я достигла сегодня. Я поспешила добавить. — Я не люблю танцевать. Я редко ходила даже на танцы в поселке, но смотрела лишь со стороны.

— Ночь Глорандаля близко.

Я моргнула и взглянула в его сторону.

— Да? — я не понимала, как быстро проходило время. До ночи Глорандаля был месяц, когда я покинула дом. Эту ночь праздновали во всем королевстве, во всех мирах. Ночь была важна и для людей, и для фейри, это ночь была в честь брака Глорафины и Андалиуса, союз был благословлен самой Великой богиней в старые времена. Глорафина была фейри, а Андалиус — смертным мужчиной. По легенде их любовь положила конец кровавым Серебряным Войнам, от которых миры оправлялись поколениями.

Дома можно было заметить фейри среди танцующих в деревне на лугу в ночь Глорандаля — дикие тени, отчасти заметные в свете луны, наполняли воздух смехом, который пьянил, как вино. Людей предостерегали не танцевать с фейри, но не в Глорандаль. Только в ту ночь можно было держаться за руки без страха обмана, даже самый хитрый фейри не нарушил бы священное доверие, созданное Глорафиной и Андалиусом.

В прошлую ночь Глорандаля Бриэль попросила меня отвести ее на луг. Хоть я старалась, она ускользнула от меня и погрузилась в круг танцующих. Когда я нашла ее почти на рассвете, ее глаза горели, лицо было румяным, а босые ноги были стерты в кровь от танцев. Она проспала следующий день и ночь, но проснулась бодрой. Когда я спросила, что с ней случилось, она кратко ответила:

— Было ужасно весело, Вали, — сказала она с веселой хитрой улыбкой. — Поразительно!

Я слабо улыбнулась, вспомнив это, хоть сердце пронзила боль. Где Бриэль была сейчас? Дома, в безопасности, в кровати? Или среди деревьев искала в чащах вход в мир фейри?

Мрачный голос лорда Димариса загудел во тьме, перебивая мои мысли:

— Мой народ всегда празднует ночь Глорандаля на лугу в саду.

— О? Луг за фонтаном? — спросила я. Когда я впервые увидела огромный круг зеленой травы с видом на огромный фонтан с фигурами героев и монстров из золота, я подумала, что это место было идеальным для танцев.

— Будет музыка. В Орикане много хороших музыкантов. И еды, и напитков.

Я моргнула.

— Тут? В ночь Глорандаля праздник будет здесь?

— Не именно здесь. В другом слое «здесь», да. Ты сможешь видеть их только как тени, но в свете луны получится увидеть больше. И я могу устроить так, чтобы музыку было слышно тут.

Я пыталась понять, что он говорил.

— Ты приглашаешь меня туда?

Он кашлянул, и я увидела, как его ноги подвинулись, он заерзал в кресле.

— Только если хочешь. Я, конечно, останусь невидимым и не буду беспокоить тебя своим присутствием. Но если хочешь узнать вкус праздника, думаю… тебе даже понравится там, — он сделал паузу и робко добавил. — Ты можешь надеть новое платье.

Я сцепила пальцы. Я вдруг поняла, как развалилась в кресле, и села изящнее, выпрямила спину и убрала пряди волос за плечо.

— Спасибо, милорд, — неуверенно сказала я. — Я обдумаю это.

Он хмыкнул в ответ. Через пару минут после нескольких комментариев и фраз он встал и ушел. Я устала, разделась и рухнула в кровать, прижалась головой к подушке.

Но я лежала без сна дольше, чем хотела признавать, закрыв глаза, но в голове были картинки танцующих теней в свете луны.

* * *

Я была беспокойной, закончив платье, была подавлена, как часто бывало в конце пылкого создания. Пальцы хотели работать, но не было сил на новый поразительный проект.

После утра в своих комнатах, где я задержалась в ароматной ванне, вяло попробовала еду, которую принесла Элли, стараясь не смотреть на свое платье, боясь, что найду в нем изъян — или разберу на кусочки без причины — я позволила Элли увести меня из комнаты на прогулку.

Я собиралась пойти в сад, но передумала и пошла во дворе. Лорд Димарис говорил в первую ночь, что Орикан был открыт для меня. Почему не проверить его слово и не увидеть чуть больше от своей огромной темницы.

Начав со двора, я выбрала коридор среди колонн и пошла по нему. Оказалось, я уже была там, коридор вел к открытому окну с видом на водопад и пейзаж, залитый луной, за скалами. В этот раз я была подготовлена лучше к тому, что увижу, и я подошла к окну и посмотрела на простор. Было красиво. И жутко. От странного вида ночного и дневного неба, соединенных без сумерек между ними голова болела. Я не смотрела на это долго.

Вместо этого я проверила двери в коридоре с одной стороны. Они все открывались в ответ на мой приказ, и я заглянула в красивые спальни со смежными купальнями, как моя комната. Многие были больше моего, с гостиными и большими гардеробными, полными замысловатых нарядов. В каждой комнате были уникальные штрихи, точно связанные с обитателем. В одной из комнат на стенах, шторах, коврах и многих платьях были узоры с птицами. Еще одна комната была украшена оружием и орудиями охоты. В третьей комнате жил музыкант, всюду были инструменты, огромная серебряная лира заняла центр гостиной. Инструмент был слишком большим, чтобы человек мог играть на нем, и я могла лишь представлять величие музыканта, которому принадлежала эта лира.

Я бродила от комнаты к комнате, мое любопытство росло. Те комнаты ощущались как жилые, но в доме не было никого, кроме Элли, еще нескольких зеленокожих нимф, которых я порой замечала, и десятков гоблинов. Но эти комнаты были не для них.

Может, обитатели тех комнат жили в другом слое реальности?

Я вошла в следующую комнату и заметила мелькнувшую тень. Лорд Димарис? Нет… эта тень была тонкой, женственной, а не широкой и высокой, каким был мой «жених». Может, я замечала то, что было в другом слое, в реальности, где дом Орикан был еще обитаемым. А не тихим и почти заброшенным, как тут.

Тени видели меня? Я казалась им тенью?

Я растерялась, попятилась и вышла из комнаты, приказала двери закрыться за мной. Я больше не проверяла комнаты в том коридоре, а вернулась во двор и выбрала другой проход. Этот вел в залы с колоннами, галереи, открытые пространства, полные светом из окон сверху. Небольшие скопления хорошей мебели встречались порой, и я могла почти представить изящные фигуры фейри, шагающие среди растений в горшках, ведя легкий разговор или развлекаясь перед собранием во дворе для пира.

Ощущая себя крохотной мышкой, я прошла к другому большому окну в конце этой серии комнат. Стекло было прозрачным, и я выглянула и удивленно моргнула. Океан раскинулся передо мной, волны с белыми шапками пены бушевали под пасмурным небом. Этот вид отличался от водопада или сада.

— Еще слой, — прошептала я, пятясь и дрожа. Сколько раз Орикан сложили? Сколько реальностей это затронуло?

Растерявшись, я повернулась, думая, что доберусь до двора, но коридор привел меня к огромному залу под куполом. Впереди были огромные двойные двери. Вход в дом?

Что за мир ждал за теми дверями?

Любопытство и тревога смешались в странную эмоцию. Я подошла к дверям, кусая губу и сжимая платье обеими руками.

— Откройтесь, — тихо сказала я, не зная, хотела ли, чтобы меня слышали.

Двери послушались, тихо двигаясь на петлях.

Передо мной был неподвижный мрачный лес.

Дороги или тропы не было. Огромные деревья росли до двери, кривые корни толкали камни крыльца. Они были огромными, и тень от них была глубокой, будто снаружи была ночь. Но местами на землю падали пятна солнечного света, наполняя мир зелено-золотой аурой. Серьезная тишина в воздухе не прерывалась даже песнями птиц вдали.

Ощущалось… знакомо. Это был Шепчущий лес? Я сглотнула, грудь сдавило, голова вдруг закружилась. Это ощущалось как Шепчущий лес. Словно эта часть реальности была на границе с моей реальностью, моим миром.

Бриэль знала бы. Бриэль много времени проводила в Шепчущем лесу, но я лишь раз в жизни проходила за край леса, когда была младше. Перед смертью матери. Я так испугалась, что убежала почти сразу же и не хотела туда возвращаться.

Я сделала шаг. Другой. И еще один, остановилась у порога.

А если я выйду наружу? Я смогу убежать за деревья и покинуть этот мир? Сбежать из Орикана и мира фейри? Если так, смогу ли я найти путь домой… или я буду блуждать в огромном лесу, пока не умру от голода или не стану добычей диких зверей?

Стоило ли это риска?

Я посмотрела на свои ноги. Один шаг, и я пересеку порог. Один шаг…

Вдруг рядом со мной появилась тень.

Я ощутила, а не увидела его появление. Я посмотрела направо и заметила широкий и высокий силуэт мужчины рядом с собой.

— Ты пришел остановить меня? — спросила я. Мой голос звучал странно громко, звенел в тишине ждущего леса.

Он молчал. Ясное дело. Тень не могла говорить. Показалось, он пошевелил ладонью, но он был слишком тусклым, чтобы понять точно.

Я вздохнула и отошла на шаг.

— Закройтесь, — приказала я, и двери закрылись, убирая вид на лес. — Не переживай, — сказала я, ощущая вес взгляда тени. — Я не готова храбро ходить по дикому лесу одна. По крайней мере, пока что.

Я обвила себя руками и повернулась, хотела вернуться тем же путем, но запуталась в открытом пространстве. Откуда я пришла? Я потерялась, как было бы и в лесу.

Тень прошла ко мне, замерла и медленно зашагала дальше, словно ждала, что я последую. Я пожала плечами и пошла с ним, веря, что он вернет меня во двор. Но он провел меня через арки и красивые комнаты, пока мы не добрались до двойных скругленных дверей. Он замер.

— Ты не можешь открыть их сам? — ехидно спросила я. Я произнесла приказ, и они открылись передо мной.

Я удивленно моргнула. Он привел меня в церковь богов.

Он прошел в проем, но я задержалась, смотрела на огромные статуи на пьедесталах. Я вдруг смутилась, боялась шагнуть под их взгляды. Но тень прошла в центр и замерла, ждала меня.

Я расправила плечи и поспешила к нему. Мы пошли дальше медленнее, чем мне нравилось, направляясь к выходу со шторой в дальнем конце. Кожу покалывало от каменных взглядов, и я невольно двигалась ближе к тени.

— Я тебя тут видела, кстати, — сказала я, когда мы прошли немного дальше в тишине. — В первый день тут. Я прошла за тобой в церковь. Думаю, это был ты. Я видела тень, как ты, стоящую на коленях в молитве перед Великой богиней, — я посмотрела на него, на пятно тьмы там, где было его лицо, желая понять выражение его лица. Ничего не было видно, но… я невольно подумала, что в воздухе появился интерес. — Хотела бы я, чтобы ты мог сказать мне правду, — продолжила я. — Мне кажется, что я тут не только из-за тебя и твоего проклятия. Что на кону куда больше, — я вздохнула, хмурясь. — Хотела бы я знать всю историю. И хотела бы я знать… могу ли простить тебя за то, что ты сделал. За то, что ты похитил меня.

Тут тень видеть было сложнее, просто пятно темнее в уже мрачной комнате. Она существовала в другом слое реальности? Ей тоже было сложно меня видеть? Она меня слышала? Тень смогла пересечь реальности один раз, когда дала мне письмо Бриэль.

— Я хотела бы знать, хороший ли ты, — мой голос стал чуть громче шепота. — Я хочу верить в это, но… это сложно для меня. Я не знаю, правдивы ли мои чувства или…

Или я поддалась хитрым манипуляциям фейри?

Мне всегда говорили, что они были хитрыми, но я не представляла такого. Он относился ко мне с заботой. Он переживал за меня. Он пытался понять, что делало меня счастливой, а потом старался дать мне счастье. Он слушал. А потом задавал вопросы и слушал больше.

Ко мне еще не относились с такой добротой. И до этого я не понимала, как мне не хватало этого. Чьей-то заботы обо мне. О моих интересах, надеждах, увлечениях. Нуждах.

И меня ошеломляло, что, чем больше я открывалась ему, чем больше показывала, какой была, тем больше он радовался.

«Ты… ослепительная».

Я закрыла глаза, подавляя воспоминание о том голосе, который был слишком ясным, все еще был в моей голове. Это пугало меня, то, как он произнес эти слова. И то, как он себя вел, как обходился со мной. Я легко могла поверить, что эта доброта была настоящей. Довериться. Даже полагаться на нее.

Но… нет. Доброта была иллюзией, еще и самой опасной. Я не осмеливалась доверять ему.

Хоть и хотелось.

Я опустила голову и посмотрела на ноги, на потертые туфли, смотрящиеся ужасно на полу с драгоценными камнями. Горло сдавило, и я моргнула, удивленная таким эмоциям. Боги, что я делала? Я быстро подняла голову и стиснула зубы, посмотрела на тьму там, где были глаза у тени. Я замешкалась на миг, не зная, что сказать.

— Я знаю, как дойти дальше до моей комнаты, — сказала я. — Спасибо.

Я резко повернулась и поспешила к концу церкви, убегая от взглядов каменных богов и тени, которая была мне мужем.

18

Если лорд Димарис шел со мной по церкви богов, он не стал обсуждать это, когда посетил меня той ночью. И следующей. И после этого.

Он не приходил надолго. Точнее, если честно, я хотела бы, чтобы он задерживался. Он входил в комнату с привычным приветствием «Миледи» и садился. Спрашивал про мой день, и я отвечала порой кратко, порой с энтузиазмом.

Одной ночью я рассказала ему о недавнем общении с гоблинами, как я оказалась в глупой ситуации, когда я пыталась помешать одному гоблину забрать штаны с головы другого маленького мужчины. Я рассказывала историю с пылом, широко размахивала руками, и когда добралась до кульминации, он рассмеялся. Этот звук был неожиданным и теплым. Ярким и внезапным, словно солнце вырвалось из-за тяжелых зимних туч.

Удивленная смехом и жаром, прилившим к моим щекам, я опустила руки и сцепила ладони на коленях. Я отвела взгляд от тени в кресле напротив меня, посмотрела во тьму с другой стороны от камина. Стало тихо, но в этой тишине еще звенело эхо моего голоса, оживленного от истории, и веселья лорда Димариса. Он был смущен, как и я? Было невозможно понять. Тень ничего не выдавала.

Вдруг он сказал:

— Какая твоя сестра?

Я резко обернулась.

— Моя сестра?

— Да. Я знаю, что ты ее любишь и переживаешь за ее безопасность. И, как я понял, она не очень похожа на тебя.

— Точно, — я тихо рассмеялась и улыбнулась. — Она не такая, как я. Она… очень храбрая. Бесстрашная и безрассудная. Она ненавидит жестокость и гниль в мире, готова бороться с этим, не переживая за свою безопасность. Много раз, когда отец… когда он… — я умолкла. Ладонь коснулась щеки. — Я должна была защищать ее. Она не могла защитить себя.

Он застыл. Но что-то двигалось в воздухе между нами, и я ощущала странную связь, будто нить вокруг моего сердца, натянутую до дрожи через измерение вне времени и пространства. В той дрожи я ощущала сильный и страшный гнев.

— Он бил тебя, — слова прозвучали как рычание.

— Он… сломлен, — сказала я. Я гладила нити вышивки на подлокотнике кресла. Нити растрепались с моего прибытия. — Он любил всем сердцем, а потом его сердце разбилось, и остались только кусочки. Кусочки вредят ему, режут изнутри, как ножи.

— Ты ищешь оправдания.

— Нет, — я покачала головой. — Нет, его действия не оправдать. Но это причины.

Он долго молчал. А потом сказал еще мрачнее:

— Ты его любишь. Несмотря на то, что он сделал с тобой.

Я подняла голову, глядя на тень.

— Да, — слово прозвучало мягко.

— Почему?

— Если не я, то кто?

— Может, он не заслуживает любви.

— Не заслуживает, — я пожала плечами и просто повторила. — Не заслуживает.

Что еще я могла сказать? Я не могла объяснить. Я не могла облечь это в слова.

— Ты слышал что-нибудь о моей сестре? — спросила я после мгновений тишины. — Ты говорил, что отправишь кого-то присмотреть за ней.

— Она в порядке, — последовал быстрый ответ. — Как ты и предсказывала, она пытается пройти через Ванфриэль. Это Шепчущий лес. Но я послал своего слугу мешать ей. Она может пройти лишь немного, а потом тропа разворачивается и ведет ее домой. Она… — он сделал паузу, словно пытался отыскать слово, — недовольна, — закончил он.

Я улыбнулась и грустно вздохнула.

— Не сомневаюсь. Глупая бедняжка.

Лунный огонь мерцал, бросая узор на стену из-за решетки. Я смотрела на танец огня, гадая, не пора ли было закончить встречу этим вечером.

Но вместо этого я сказала:

— Каким был твой брат?

— Мой брат? — испуганно выпалил он.

— Да. Это справедливо. Если я говорю о своей сестре, ты должен рассказать что-то о брате. Вы были близки?

— Насколько это возможно у братьев. Неразлучны, можно сказать.

Я слышала слои в его голосе. Много слоев — печаль, радость, гнев и больше. Больше, чем я могла различить.

— Мне жаль, — сказала я. — Я не хотела лезть.

— Нет-нет, — показалось, что ладонь из тени помахала, успокаивая. — Нет, хорошо говорить о нем. Это было… давно. Очень давно, — он тяжко вздохнул, а потом сказал. — Мы звали его Таэрель. Это было не его настоящее имя, пойми, но под этим именем его знали. На нашем языке это означает «ужас». И это было не просто так, хотя и в лучшем смысле, пойми. Он шалил, но не был жестоким. Он любил животных, и чем опаснее они были, тем лучше. Когда мы были мальчиками, он поймал и принес домой дитя ламии и убедил нашу маму, что мог приручить его, сделать из него питомца. Но монстр был ненасытным, стал толстым от мяса, фруктов и прочих деликатесов, которыми его кормил Таэрель, и ему всегда было мало. И в один из дней, поддавшись голоду, он попытался съесть меня.

Он рассказывал историю, будто она была смешной. Мои глаза расширились от ужаса.

— Что с тобой случилось?

— Мама вытащила меня из пасти монстра, оглушила его ударом ладони и приказала Таэрелю убрать его туда, где он его нашел. Мне было тогда едва ли тридцать, но я помню это, как вчера.

Я улыбнулась и фыркнула.

— Тридцать. Такой ребенок.

— Именно.

Мы точно были из разных миров.

— Твоя мама, похоже, очень храбрая.

— Я не думал, что встречу женщину, равную ей.

Слова повисли во тьме, такие яркие от боли и любви, что я почти видела их, висящие как маленькие кристаллы на серебряных нитях. Я ощущала, как вопрос подступил к горлу, позволила ему вылететь:

— Как они умерли?

Долго было тихо. В той тишине связь между нами натянулась, и ощущение было сильным, почти физическим. И было больно. Я коснулась ладонью своего сердца, словно могла коснуться той связи, потянуть, чтобы ослабить напряжение. А молчание все продолжалось. Я оскорбила его?

— Не стоило этого спрашивать, — сказала я. — Прости.

— Неизвиняйся, — его голос был резким, но не злым. Ему было больно? Я посмотрела на него, но видела лишь пятно тени в кресле. — Я… пытаюсь придумать, как ответить, — сказал он. — Но не могу.

Так их смерти были частью проклятия. Частью секретов, которые держали Орикан в плену, а его хозяина — во тьме. Это уже было открытием.

— Ясно, — прошептала я. Нужно было обдумать, как это связывалось с другими кусочками, которые я собрала. — Ясно, — повторила я еще тише.

Вскоре лорд Димарис встал.

— Желаю спокойной ночи, миледи, — сказал он.

Я кивнула и прошептала:

— Милорд.

Он пересек комнату, дверь открылась от его беззвучного приказа. Он замер на пороге. Я увидела силуэт его тела, снова заметила нечто, похожее на рога.

— Завтра ночью Глорандаль, — его голос был осторожным. Даже немного… робким? — Я буду внизу на лугу до рассвета. Ты можешь присоединиться ко мне, если хочешь.

Я сидела на краю кресла, сжимая колени обеими ладонями.

— Спасибо, милорд, — это не было согласием или отказом. Просто признала это.

— Хороших снов, миледи, — сказал он.

И он ушел.

* * *

Я была странно взволнованной на следующий день. Я не могла это объяснить. Я несколько раз заставляла себя сесть в кресло и распутать клубок эмоций, но меня тут же сбивала с толку сложность мыслей, которые не были мне присущи. Я вскакивала и расхаживала по комнате, пытаясь успокоить мозг, сосредоточиться на чем-то, только не…

Только не на нем.

Хоть я обещала себе, что не буду, я полезла к платью. Поправила воротник, передумала и вернула, как было. Поиграла с длиной подола, закрепляя булавками, глядя, как ниспадает ткань, но покачала головой и убрала булавки, надеясь, что я не повредила нежную ткань.

Наконец, Элли увела меня от манекена и из комнаты, щебеча и строго покачивая усиками, и я не смогла возразить. Я прошла по верхним уровням сада, держась подальше от пруда, фонтана и луга для танцев. Вместо этого я пошла по лабиринту цветущих кустов высотой до пояса, делая вид, что не выглядывала мелькающие тени в поисках призрака, которого там не было. Птицы сладко пели на деревьях, и существо с яркими перьями и длинным тонким, как игла, клювом сидело на голове статуи в центре лабиринта, словно замысловатая живая шляпа. Оно смотрело на меня, будто с укором.

— Что? — спросила я, уперев кулаки в бедра. — Это не моя вина! Я не просила, чтобы меня похитили. Я не просила становиться невестой-спасительницей. Я стараюсь, как могу!

Существо повернуло голову, моргнуло желтым глазом. А потом с трепетом крыльев раскрыло огромный разноцветный хвост-веер и улетело в дальний угол сада, пропало из виду.

Я смотрела ему вслед. И вдруг ощутила себя… одиноко.

Днем я долго принимала ванну, погрузилась в сладко пахнущую пену, лениво двигалась среди сияющих сфер, задевающих пальцы моих ног. Элли вытащила меня из воды, пока я не сморщилась полностью, втерла крема в мою кожу, масла — в волосы. Я не дала ей заплести мои волосы, а вызвала лунный огонь в камине, хоть еще и не стемнело, села перед ним. Мягкий жар нежно сушил мои волосы, пока я расчесывала их, оставляя их гладкими и сияющими здоровьем.

Наконец, солнце закончило медленный путь по небу, стало опускаться. Цветные пятна света поднялись по стене до потолка, и мне пришлось сделать лунный огонь ярче, чтобы комната не затерялась во мраке. Элли ворвалась с едой с пира во дворе. Она много щебетала, но не могла упреками заставить меня съесть больше пары кусочков. Я взяла пирожок, ломая его на кусочки пальцами.

Мне хотелось обернуться и посмотреть на платье на манекене.

Но нет. Я не буду туда смотреть. И не буду о нем думать. Я не пойду в сад этой ночью. Верно? Не пойду. Это будет глупо. Я была пленницей. Лорд Димарис, хоть вел себя вежливо, проявлял доброту и восхищение, был осторожным, когда звал меня, оставался фейри. Он обманом втянул меня в этот брак, украл меня из единственной жизни, которую я знала, и… и…

— И я не иду, — прорычала я, крутя гребень в руках. — Не иду.

Я сидела еще пару мгновений, глядя на огонь.

Луна будет на небе этой ночью. В ночь Глорандаля всегда полнолуние.

Лунный свет позволит мне увидеть больше своего мужа из тени? Это пойдет против условий проклятия?

Это было не важно. Я туда не шла.

Я встала, опустила гребень на стол со стуком, а потом прошла по комнате к кровати, сорвала платье и бросила его на пол. Я была на половине пути к кровати, когда замерла.

Мои предательские глаза против моей воли посмотрели на платье.

Никому не навредит, если я его померяю, да?

19

Ткань нежно собиралась на моем правом бедре и ниспадала слоями мерцающей мягкости. Так и должно быть. Никаких косичек! Просто собранная ткань, ниспадающая нежно мерцающим розовым водопадом.

Я не добавляла проволоку или кружевные панталоны, чтобы добавить объема. Слои сами были достаточно пышными, и они ниспадали естественно, мягко трепетали от малейших движений.

Корсет был простым — шов посередине останавливался между моих грудей, а потом две панели поднимались к моим плечам. Рукавов не было, только немного изящных лепестков. Ткань на спине начиналась ниже лопаток. Вырез был смелым, не такие стили были в моде в моем мире, но каждый элемент был изящным, легким. Общий эффект был чистым, словно бутон весеннего цветка.

Я покружилась перед зеркалом. Это действие было глупым, я видела, как леди в мастерской госпожи Петрен делают так больше раз, чем могла сосчитать. Я никогда еще не делала так сама, и я рассмеялась от своей глупой радости. Мои волосы ниспадали на спину, и хоть мне нравилось, как это выглядело с платьем, такой стиль дома не считали подобающим леди.

— Ты не дома, — буркнула я, собирая ладонями шелковистые пряди за головой, — но нужно вести себя прилично.

Я огляделась в поисках чего-то, чем закрепить волосы. У меня было несколько лент, которыми я завязывала косу, но они не подходили. Такое платье заслуживало украшения лучше, чего-то…

Мой взгляд упал на сундук у стены.

Я поджала губы, разрываясь. Я потом отпустила волосы, подобрала юбки и пересекла комнату, опустилась и откинула крышку. Быстро порывшись внутри, я нашла то, что искала — пару простых серебряных гребней, украшенных камнями, мерцающими, как маленькие звезды.

Я покрутила гребни, сжав зубами губы. Я обещала себе, что не трону украшения. Но эти подошли бы платью чудесно.

— И я не собираюсь оставлять их себе, — прошептала я, вернувшись к зеркалу. — Я одолжу их на ночь. И все.

Я с помощью гребней закрутила и закрепила волосы на голове. Я не могла собрать все пряди с помощью всего двух гребней, но результат был презентабельным, хоть и простоватым. Леди Леокан не поймали бы на публике с такой прической. Но леди Леокан тут не было.

Крутясь, я любовалась платьем и гребнями с разных углов. А потом встала и посмотрела прямо на себя, в свои отраженные глаза. Они казались странными в свете лунного огня. Даже опасными. Словно девушка с этими глазами могла рисковать.

Могла станцевать в лунном свете с фейри.

Я быстро улыбнулась.

— Я не обязана танцевать, — твердо сказала я, словно пытаясь убедить себя. — Я просто пройдусь, посмотрю на луг, поговорю с лордом Димарисом и вернусь.

Трепет вины пошевелился в груди — я уж слишком предвкушала это. Я подавила ощущение. Я не собиралась веселиться. Это была просто небольшая прогулка. Чтобы успокоить любопытство. И все.

Собрав обеими руками юбки, я прошла к двери. Она открылась по моему приказу, и я прошла в коридор. Дрожь пробежала по моей спине. Я вышла из комнаты ночью впервые с прибытия в Орикан. Я ощущала себя… безрассудно. И немного дикой.

Конечно, это было бредом.

Качая головой, стараясь выглядеть строго и бесстрастно, я поспешила по коридору слева. Я не успела добраться до конца, где он открывался в сад, музыка донеслась до моих ушей — далекая мелодия на флейтах и барабанах. Музыка была похожей на то, что играли в деревне на лугу. Очень похожа и не похожа.

Я добралась до проема в конце коридора и замерла на вершине сада. Дыхание застряло в горле. Пейзаж раскинулся передо мной, изменился в серебряном свете полной луны. Цветы будто мерцали новой жизнью, энергия пульсировала в них, исходя от них аурой, которую мои глаза не видели, но дух ощущал с силой. Высокие деревья и густые кусты бросали тени темнее ночи, тянулись на дорожках и лугах, но тьма только позволяла свету сильнее сиять. Отражающий пруд идеально показывал луну.

Нежный ветер шелестел в саду, танцевал над прудом, носился по каменным ступенькам, щекоча мне лицо и принося вкусные ароматы. Все вместе это пьянило. Я не могла сопротивляться.

И не хотела.

Сжимая юбки, я вышла из коридора под свет луны. Я спускалась по лестнице к отражающему пруду уже много раз, но этой ночью ощущалось по-новому. Я все ощущала сильнее, кожу покалывало. Ночь Глорандаля была волшебной. Даже дома я не танцевала, не веселилась на площади в деревне, но всегда ощущала, как магия кипела в моей крови. Тут это чувство было намного сильнее, словно барьеры, о которых я не знала, были убраны.

Я пошла вдоль отражающего пруда, босые ноги были тихими на белом мраморе, который обрамлял пруд. Огромный фонтан стоял в конце пруда, журчал водой, озаренной луной, ритм сочетался с играющей музыкой. И за фонтаном был широкий круглый луг… и там танцевали мужчины и женщины?

Мои глаза расширились в тщетной попытке увидеть четче. Свет луны сиял на развевающихся платьях, на волосах, украшениях, грациозных фигурах. Но все это мелькало быстро, может, было игрой разума, опьяненного луной.

Я опустила ладонь на чашу фонтана, замерла в его тени, не спешила выйти на вид. Призрачные фигуры на лугу не замечали меня. Они поднимали руки над головами, длинные рукава, плащи и накидки развевались, как крылья, хлопали и кружились. Круги сливались, создавая такие сложные узоры, что нужно было лететь птицей в воздухе, чтобы оценить вид. Даже отсюда зрелище завораживало.

Я какое-то время стояла на месте, впитывала виды, звуки и запахи ночи. Но медленно осознала, что золотые фигуры фонтана нависали надо мной. Я так много раз смотрела на них днем. Они казались образами из легенды фейри: крылатые герои и героини древности, сражающиеся с рогатыми демонами с длинными когтями.

Я не знала историю, но несколько раз, пока исследовала сад, задерживалась у фонтана, обходила чашу, чтобы осмотреть фантастические фигуры с разных углов. И во время моих походов к фонтану перспектива изменилась. Рогатые существа, хоть и странные, стали казаться красивее их врагов. Их лица были благородными, чего не было у строгих и яростных крылатых мужчин и женщин, с которыми они бились.

Я даже осмелилась задуматься, не были ли рогатые истинными героями истории.

Глядя на фонтан, я нахмурилась. Свет луны сиял на верхних фигурах, те, кто был ближе к чаше, были в глубокой тени. Я ошиблась… или среди статуй была голова с рогами?

Пересохшее горло сдавило. Я сглотнула с трудом.

— Добрый вечер, милорд, — тихо сказала я.

Я боялась, что мой голос не услышат поверх переливов флейты и гула барабанов.

А потом он ответил:

— Добрый вечер, миледи, — пауза, и его голос зазвучал ниже боя барабанов. — Ты пришла.

Тень чуть подвинулась, кончики рогов сверкнули в свете луны. Я отпрянула на шаг, нервничая. Я словно видела, как статуя фонтана ожила. Но лорд Димарис не вышел из тени.

— Платье, — сказал он. — Оно… ты чудесно выглядишь.

Я покраснела и опустила голову.

— Спасибо, милорд.

Мы оба молчали какое-то время. Я оторвала взгляд от фонтана и сосредоточилась на лугу. Но я не могла сосредоточиться на почти незаметных фигурах. И я была насторожена рядом с его тенью.

Песня закончилась. Призрачные танцоры подняли руки, хлопнули вместе в последний раз, звук зазвенел над садом, разносясь приятным эхом. А потом они низко поклонились, изящно сделали реверансы, которые сами были как танец, а потом разбились на пары и ушли с луга, пропадая, когда выходили из круга.

— Кто они? — спросила я, голос был тихим в последовавшей неподвижности.

— Это народ Орикана, — ответ лорда Димариса гудел в тени. — Народ под моей опекой.

— Они могут нас видеть?

— Мы для них — лишь тени, как и они для нас. Но они близко. Лишь в одном слое реальности от нас, — он сделал паузу и добавил. — Они знают, что ты пришла. И они рады.

Я пыталась вглядеться во тьму и свет луны, заметить танцующих еще раз. Я видела лишь мелькающие движения за границами луга, но я не могла назвать свои ощущения, которые говорили мне, что вокруг меня стояла и двигалась большая толпа, болтая между собой.

Они хотели увидеть меня так же сильно? Человеческую невесту их лорда? Я покраснела и чуть не спряталась за фонтаном.

— Тебе нравится музыка, миледи?

Я отвела взгляд от фонтана, не могла понять, какая рогатая голова принадлежала живому существу, а не фигуре из камня.

— Очень, — сказала я. — Последняя песня напомнила мне мелодию, которую играют дома в ночь Глорандаля, «Дева и…», — я утихла.

— Продолжай, — сказал он. Он уже знал, о какой песне я говорила?

Я подняла голову и продолжила понятнее:

— «Дева и тень». Это история о красивой леди, чей отец отчаялся, ведь не мог найти мужчину для нее. Он посылал к ней ухажеров, но она всем отказывала. В один из дней ухажер пришел к ней в сад, и солнце бросило его тень перед ним на тропу. При виде этой тени ее сердце пропустило удар, ведь она поверила, что увидела мужчину, которого могла полюбить.

Последовало задумчивое молчание. Где-то в ночи музыканты проверяли инструменты, струны и флейты, экспериментируя с нежными нотами, звучащими отдельно, как ночные птицы в деревьях.

— Что случилось, когда она увидела самого мужчину? — тихо спросил лорд Димарис.

О, семь богов, почему я не промолчала? Почему не могла просто сказать, что песня мне понравилась? Или почему не сдержалась и не осталась в своей комнате ночью?

— Она, кхм, — я опустила голову. — Он не смог сравниться с тем, как ее вдохновила его тень. Она вышла за него, но вскоре умерла от печали, ведь любила того, кого не существовало.

Я ждала, считая удары своего сердца. Хотелось обернуться и оценить реакцию тени. Но я не позволила себе, а глядела на пустой луг вместо этого.

— Печальная история для такой бодрой мелодии, — сказал сухо лорд Димарис.

— Да. Может, было бы слишком печально, если бы к ней прилагалась грустная мелодия.

— Возможно.

Музыканты закончили настраивать инструменты и после короткой паузы заиграли бодрую мелодию. Тени появились по краям луга, поспешили занять места. Они взялись за руки и стали кружиться, меняя партнеров через каждую пару шагов, рисуя поразительные и дикие узоры под луной и звездами. Я с болью осознавала, что покраснела, была рада, что тьма скрывала это. Я тихо смотрела. Моя босая нога стучала в такт ритму.

Вдруг фигуры потускнели и почти пропали. Я моргнула и подняла взгляд, увидела, что почти прозрачное облако зашло на луну, за ним летели облака плотнее. Музыка играла, и я ощущала пульс в земле от топота ног танцующих. Но больше не видела их.

— Хотите освежиться, миледи?

Я вздрогнула и резко шагнула в сторону, платье зашуршало. Лорд Димарис стоял рядом со мной, высокий и неясный, укутанный в ночь. Я ощущала его пристальный взгляд.

— Тут есть еда и напитки, — сказал он.

— Я не вижу.

— Они в другом слое. Но я могу их притянуть.

Я вспомнила, как встретила его в саду впервые — казалось, это было так давно! — когда его тень вручила мне письмо Бриэль.

— Да, — сказала я. — Хорошо.

Он махнул рукой, и я различила рукав, он указал, куда мне идти. Я подняла юбку и прошла с ним вдоль края луга, пока мы не остановились под раскидистым деревом. Я осторожно понюхала. За пьянящими ароматами сада ощущались нотки сладостей и пряности. Этого хватило, чтобы рот наполнился слюной.

— Вот, — лорд Димарис подвинулся. В следующий миг я увидела перед собой хрустальный кубок. — Это qeiese, традиционный напиток Глорандаля. Он должен быть безопасен для тебя, если пить медленно.

— Должен быть? — я медлила, хотя пальцы уже сжали ножку кубка.

— Если выпить слишком много, погрузишься в глубокий сон со сновидениями. Многие смертные девы теряли голову, выпив qeiese в ночь Глорандаля. Пей медленно.

Была бы я мудрой, отказалась бы от напитка, но… этой ночью я была не мудрой, а безрассудной.

Я подняла кубок к губам, сделала осторожно глоток. Вспышка света, легкости и чистого лета наполнила рот, и, может, мое лицо сияло во тьме. Я проглотила, и тепло полилось по горлу, собралось в животе, будто пропитало все тело. Боги, если один глоток так на меня влиял, что сделает целый кубок? Я моргнула, не смогла сдержать улыбку на лице.

Я подняла кубок, но не успела сделать глоток, длинные пальцы сжали мое запястье.

— Не так быстро, миледи.

Я чуть не вырвалась. Зачем он дал мне напиток, если я не могла им насладиться? Но нет… я уже ощущала, словно могла расправить руки, отрастить крылья и лететь. Лучше не рисковать.

Я расслабила пальцы и отдала ему кубок. Он угостил меня сладкими и сытными лакомствами. Каждое было небольшим кусочком, чтобы язык всегда хотел больше. Но следующий кусочек убирал желание попробовать еще прошлый, и так продолжалось, пока я не устала от того, как много их было.

— Хватит, хватит! — завопила я, когда попробовала десять таких лакомств. — Теперь я хочу пить!

Лорд Димарис хмыкнул, кубок снова появился передо мной.

— Должно быть достаточно безопасно попробовать еще.

Я обрадовалась и сделала глоток больше в этот раз, закрыла глаза, а солнце и яркость наполнили меня, пульсируя в моих венах. Смешок слетел с моих губ, и я покраснела, прижала два пальца ко рту, покачала головой и снова рассмеялась.

— Думаю, хватит, — лорд Димарис снова забрал кубок у меня, хотя я с трудом отпустила. — Боюсь, напиток слишком крепкий для тебя, миледи. Ты крохотная, не привыкла к нашим угощениям. Может, лучше воды?

— Лучше танец.

Песня закончилась. Хоть я их не видела, я ощущала, как невидимые танцоры расходились. Луг был пустым под небом, озаренным луной.

Лорд Димарис стоял рядом со мной во тьме. Он не двигался. Я даже не слышала, чтобы он дышал.

— Идем! — я снова рассмеялась, звук был золотым. — Потанцуй со мной! — я подобрала юбки и побежала из-под раскидистого дерева на середину пустого луга. Я взмахнула руками, откинула голову и закружилась. Для этого было создано милое платье — для движения, свободы, легкости и радости. Хмурая пленница не осмелилась бы надеть такое платье.

Это платье подходило для невесты.

Я закрыла глаза и снова закружилась, вдыхая запахи ночи, радуясь нежности юбки из лепестков вокруг моих ног, прохладе ветра на моих голых руках. Я кружилась, и один барабан стал отбивать пульсирующий ритм, который подхватили мои ноги. Пальцы ног опускались среди травы в такт. Флейты присоединились, и струны изящно вплелись в симфонию звука. Музыка несла меня. Я никогда не танцевала в ночь Глорандаля, но мой дух как-то знал шаги.

Вдруг ладонь легла на мою талию. Я резко повернулась, посмотрела на глубокую тень без черт, и мое лицо озарила улыбка. Мою ладонь поймала ладонь с длинными пальцами.

И меня закружило по лугу, все внутри парило от приятных ощущений при каждом повороте. Музыка обвивала нас, яркая, золотая, словно сплетенная из света, и только ее было видно в потемневшем саду. Я закрыла глаза, дала песне унести меня. Мои волосы развевались вокруг плеч, многослойная юбка трепетала, как лепестки от порывов ветра.

Музыка становилась все более дикой, и ладонь отпустила мою руку и сжала мою талию. Я сжала его прочные мускулистые плечи, радостно охнула, когда меня подняли над землей, закружили в вихре тьмы и песни.

Музыка закончилась. Вдали, словно из другого мира, звучали аплодисменты, но это могло быть журчанием фонтана. Мои ноги все еще не вернулись на землю, мы сделали еще разворот.

А потом сильные руки медленно опустили меня, трава щекотала мои босые ступни. Я пошатнулась, возвращая себе равновесие, и прильнула к высокой фигуре. На миг моя щека прижалась к теплой коже, и я услышала удар сердца.

Мои глаза открылись. Я тихо охнула и отошла на шаг, но мои пальцы сжали плечи в шелке. Я смотрела на силуэт перед собой, пыталась увидеть хоть что-то. Но было слишком темно. Я видела лишь неясный силуэт, а еще два огромных рога надо мной. Это было так странно и жутко, что я закрыла глаза и отклонила голову. Дыхание вылетало с шумом, легкие еще не оправились после дикого танца.

В тишине без музыки я слышала его глубокое дыхание. Оно отражалось во мне гулом.

— Валера.

Его голос донесся до меня по невидимой нити связи между нами. Он не произносил мое имя днями, я почти забыла, как это ощущалось, как мои тело и душа отвечали на звук.

Одна ладонь пропала с моей талии. В следующий миг что-то коснулось моей щеки. Костяшки нежно скользнули по моему лицу, прикосновение было перышком.

— Валера, — снова сказал он. — Валера, я…

Кончик его пальца обвел мою челюсть, скользнул под мой подбородок. Я затаила дыхание.

И ощутила острый кончик когтя.

Я отпустила его плечи и быстро отошла. Ладонь тут же отпустила мое запястье. Щека горела, словно ее подожгли, и точка под подбородком пульсировала, словно от боли. Но, когда я коснулась того места, крови не было.

— Я устала, — сказала я, попятилась на пару шагов, сжимая складки юбки. — Я… было очень… спокойной ночи, милорд!

Я развернулась, подняла юбку выше и почти побежала по лугу. Облака рассеялись. Лунный свет залил сад, ярко сияя на рогатых и крылатых фигурах на фонтане. Я не оглядывалась, не пыталась еще раз заметить танцующих, выходящих на траву. Я не пыталась увидеть фонари с лунным огнем, мерцающие цветы с их потусторонним сиянием.

Если я посмотрю, свет луны покажет лицо моего жениха. А это было против условий нашего брака.

И я бежала вдоль отражающего пруда, нашла лестницу, ведущую вверх по саду. Я не останавливалась, пока не добралась до безопасности своей комнаты. Я замерла, прижавшись спиной к двери, грудь вздымалась и опадала, пока я пыталась отдышаться.

Одна ладонь почти против моей воли коснулась места на щеке, где он нежно погладил костяшками. Оно все еще ощущалось теплым.

20

Следующий день прошел размыто. Устав от ночи, я долго оставалась в кровати, спала, порой лежала в состоянии полусна.

Несколько раз я открывала глаза и смотрела на платье на манекене. Уголок рта приподнимался в слабой улыбке, и я быстро отворачивалась и прижималась лицом к подушке, засыпая.

Поздно утром Элли вытащила меня из кровати в купальню. Я задержалась там сильнее, чем обычно, пока пузырьки не стали грязной пеной, и даже маленькие сияющие сферы потеряли ко мне интерес и опустились на дно пруда. Я сидела, водила пальцами по воде. Я закрыла глаза и слышала снова сладкие мелодии флейт, пульс барабанов. Я снова ощущала сильные ладони на моей талии, поднимающие меня так высоко, что я могла раскинуть руки и улететь в темное небо…

Щебет Элли привел меня в чувство. Краснея, я посмотрела на зеленое лицо с раздраженно подрагивающими усиками.

— Прости, Элли, — сказала я, выбираясь из воды и позволяя нимфе обтереть меня мягкими полотенцами. — Не знаю, что сегодня на меня нашло.

Я весь день ощущала то тоску, то мечтательную эйфорию, ела мало, хотя Элли строго чирикала. Гоблины пытались развлечь меня новыми трюками, но я едва их видела, покинула стол во дворе, озвучив лишь благодарность за еду. Гоблины ворчали за мной, но я поспешила прочь, не став извиняться или объяснят свое поведение.

А что объяснять?

Я пошла по коридору с витражами, миновала свою комнату и направилась в сад. Он выглядел иначе в свете дня, красивый, но уже не наполненный опасным очарованием. Хоть я прислушивалась, не могла уловить даже слабого эха музыки, которая пленила меня прошлой ночью.

Я спустилась, пошла вдоль отражающего пруда в тени цветущих деревьев. Хотя мои глаза искали тень, я не могла заметить призрачный силуэт.

И хорошо. Мне нужно было многое обдумать. Лучше не отвлекаться.

Когда я пришла к фонтану, солнце сверкало на золотых руках, головах и рогах так ярко, что слепило меня, не давало присмотреться. Воздух был неприятно теплым под прямым жаром, но я села на край чаши и опустила ладонь в воду, которая была приятно прохладной.

Через какое-то время я подняла голову. На тенистой стороне фонтана золотые фигуры не слепили меня, и я пригляделась. Особенно к рогатым демонам с раздвоенными языками и когтями на ладонях.

Трепет, который все утро был внутри меня, стал страхом.

Опустив голову, я склонилась над чашей, зачерпнула холодную воду. Я замерла с ладонью у рта, коснулась губ влажными пальцами.

«Я должен дать тебе имя перед тем, как поцелую тебя трижды. А потом должен ждать, пока ты не попросишь поцеловать тебя в четвертый раз».

Я могла это сделать?

Прошлой ночью я почти поверила, что могла.

Нет, это не было правдой.

Прошлой ночью я хотела. Искушение было сильным, и его усилило сияние qeiese в моих венах. Я хотела попросить тогда, пока луна была скрыта облаками, а эхо музыки еще не пропало из воздуха вокруг нас.

Но это не был бы просто поцелуй. Я не была дурой. Если я попрошу четвертый поцелуй, я попрошу… все. Чтобы брак был настоящим. Чтобы жених взял меня как свою невесту.

Я посмотрела на рогатых мужчин на фонтане и отвела взгляд.

Это разрушит проклятие. Я была почти уверена в этом.

И когда это кончится… когда четвертый поцелуй и все следующие приведут к концу… что тогда? Получив то, что он от меня хочет, он сдержит обещание и вернет меня к порогу отца?

Этого я хотела?

— Ясное дело, — я замотала и резко встала, отошла от фонтана, вытирая мокрую руку об платье. — Конечно, ты хочешь домой. Ты только этого хочешь. И чем скорее, тем лучше. Лучше для Бриэль. Лучше для него. Лучше для… для тебя…

Я нахмурилась, отвернулась от фонтана и золотых фигур и пошла по саду к безопасности своей комнаты. Элли была там, убирала, но увидела мое лицо и с вежливым щебетом ушла. Ощущая себя разгоряченной и потной после прогулки, я села в кресло перед пустым камином и хмуро глядела в пустоту.

А потом моргнула и села прямее.

Взгляд был прикован к пустому креслу напротив моего. Там каждую ночь сидела темная тень, расслабляясь.

Сумерки наступили, сделав мир тусклым. Я не вышла на ужин, и Элли не пришла за мной. Со временем я поднялась и вернулась в купальню, неспешно приняла ванну во второй раз, чтобы смыть жар и пот из сада. Когда я выбралась из воды, я не сразу надела свое обычное платье, а осталась в полотенце, расчесывала волосы.

А потом, стиснув зубы, я вернулась в спальню, прошла к сундуку и откинула крышку. Пальцы порылись внутри и коснулись чего-то на дне. Я потянула и вытащила белое платье без швов, которые оставили мне в первую ночь в Орикане. Даже после нескольких недель на дне сундука оно не помялось и было красивым.

Сердце билось быстро, я бросила полотенце и просунула руки в одеяние. В нем не было шнурков, застежек или пуговиц. Оно просто обвивало спереди, оставляя глубокий вырез на груди, и соединялось на противоположном бедре. Оно было нежным и изящным.

Когда я шагнула, ткань впереди разделилась, показывая почти всю мою ногу.

Я застыла, жар прилил к лицу. Я прикусила обе губы.

А потом расправила плечи и стала делать шаги меньше. Я вернулась в кресло у огня и села на край, чтобы шелковистое платье не открыло слишком много. Я еще не приняла решение. Пока что.

В комнате стало темнее. Сумерки сменились ночью. Я вызвала лунный огонь в камине, но крохотный. Чтобы он сиял на белизне моего платья.

Я ощущала себя очень… видимой. Когда он пройдет, он точно увидит меня и наряд на мне.

Может, стоило встать и переодеться. Пока не было поздно.

Я повернулась и оглянулась. Мое рабочее платье лежало на сундуке. Но вдруг он зайдет, пока я буду переодеваться? Нет, лучше не шевелиться. Не давать обещаний.

Это был просто танец. И все. Я была навеселе, и музыка вскружила голову, и свет луны ослепил мой мозг, а если все это убрать, что останется? Малое. Только танец.

Огонь догорал в камине. Мои веки отяжелели. Я чуть подвинулась, отклонилась в кресле и смотрела, как мерцает огонь. Я ждала звук открывающейся двери. Пальцы гладили нежные складки белого платья, и я лениво гадала, могла ли научиться создавать наряд без швов. Может, это была магия… Может…

Я охнула и открыла глаза, села прямее. Огонь погас. В окно с витражом проникал тусклый свет солнца, бросая яркие силуэты на пол. Я сонно моргнула и потерла затекшую шею, а потом прижала ладонь к болящей пояснице. Семь богов, я уснула в кресле.

Я опустила взгляд и затаила дыхание. Боги, что на мне было надето?

О. Точно.

Жар прилил к щекам. Я посмотрела на пустое кресло напротив меня. Все еще пустое.

Но это было даже хорошо, да? Я не была собой прошлой ночью. Может, qeiese все еще влиял на мой организм, делал меня безрассудной. Так что хорошо, что он не пришел прошлой ночью, не увидел меня в этом откровенном наряде. Мне не пришлось делать выбор, к которому я не была готова.

И хорошо.

Да.

Я встала, размяла шею и плечи. Пора было снять белое платье и спрятать его, пока Элли не увидела меня в нем. Она докладывала хозяину каждую ночь. Я не хотела, чтобы она доложила то, что не стоило упоминать.

Я шагнула к сундуку, где лежало мое обычное платье, и замерла. Я чуть нахмурилась, повернулась к столику с разными частями моих проектов, нитями, иглами, наперстками и прочим — обычный набор швеи. В центре лежало то, что не было там раньше. Я не оставляла это тут. Черная коробка. Не украшенная, только с простой золотой застежкой.

Как она сюда попала? Элли приходила, пока я спала? Или… нет, это не мог быть лорд Димарис. Я бы заметила, если бы он вошел в мою комнату. Нечто в воздухе разбудило бы меня.

Или он пришел, увидел меня в белом платье. И ушел. Без слов.

Я сжала губы, взяла коробку со стола и почти жестоко раскрыла ее, отбросив крышку. Внутри на мягкой красной подушке лежало ожерелье. Золотое с семью овальными кулонами.

— Что это такое? — я опустила коробку и вытащила ожерелье, поднесла кулоны ближе к лицу. На поверхности каждого была резьба. Солнце, луна, звезды. Эти символы я знала. Другой выглядел как капли дождя, еще один — как язык огня. На одном из них были завитки. Ветер?

Кулон в центре был без метки. Поверхность была идеально гладкой.

Еще подарок? Но… зачем? Лорд Димарис знал, что мне не нравились украшения. Или он заметил серебряные гребни в моих волосах в ночь Глорандаля и решил, что я передумала? Даже так украшение было странно простым, по сравнению с замысловатыми украшениями с камнями, которые был на дне сундука.

Свет из окна попал на кулоны. Я склонила голову, заметив то, что не увидела сначала. Каждый кулон был будто со швом по краю. Это были медальоны?

Я с трудом, но смогла открыть первый — тот, где были завитки. Что-то мгновенно вылетело мне в лицо, окружило мою голову. Я с удивленным криком отскочила, выронила кулон, мои волосы потянуло вверх. Нечто поднялось, ударилось об потолок, пронеслось по комнате, отлетело от зеркала, заставив его покачнуться. Оно пронеслось вокруг розового платья на манекене, и юбка затрепетала.

Едва думая, что я делала, я бросилась и схватила нечто невидимое. Я сжала что-то плотное, осязаемое. На миг я застыла в шоке, раскрыв рот.

— Ветер, — прошептала я. — Я д-держу ветер!

Он был нежным, как только сплетенный лен, и я едва могла разглядеть его. Хоть до этого он казался сильным, теперь он был слабым дыханием, которое осторожно двигалось, словно пока не хотело сбежать, но показывало, что могло это сделать.

Ткань, сплетенная из ветра.

Невозможно.

И поразительно красиво.

Я улыбнулась, смущение пропадало, как и странное недовольство от того, что я проснулась в пустой комнате. В голове появились новые идеи. Когда еще смертной швее доводилось держать такое чудо?

Как-то — я не могла описать, как — я сложила ветер, сделав его меньше. Он поддался, и когда он стал достаточно маленьким, я убрала его в кулон. Золото приятно щелкнуло, закрывая медальон.

Я смотрела на него. А потом на шесть других кулонов. Во всех была ткань? Нити из света звезд, света луны, из огня, сплетенные в поразительную ткань?

И я, человек, могла лишь с иглой и нитью сделать что-то из них?

Моя улыбка стала шире. Я ощущала ее, глупую и широкую, на всем лице. Может, зря я так радовалась. Может, я зря так легко поддалась хитростям фейри. Но я ничего не могла поделать.

В маленьком и отдаленном уголке сердце, существование которого я не осмеливалась признавать, я понимала правду: я не хотела домой. Пока что.

21

Надев рабочее платье — и убрав белый наряд на дно сундука, словно грязную тайну — я провела утро, открывая каждый медальон и проверяя содержимое. Я не трогала только медальон с символом огня. Этот я решила приберечь, пока у меня не будет больше опыта с волшебной тканью.

Но другие потрясали. Ткань из мерцающего света звезд, ярче бриллиантов. Ткань из света солнца, ослепляющая больше, чем золото. Медальон с каплями воды был с тканью из тумана, который окутал меня, влажный и тесный, скрыл из виду стены моей комнаты. Он оставил несколько капель на всем, когда я убрала ткань.

Последний медальон, где не было символа, был самым интересным. Когда я заглянула внутрь, он показался… пустым. А потом я заметила тень на полу рядом с моей, бесформенный ком, как смятая ткань, брошенная из-за ненадобности.

— Тень, — прошептала я и подняла ее. Она была шершавой, плетение было плотным. Интересно. Я накинула ее на свои плечи, и глаза расширились от удивления.

Я с любопытством встала с кресла, подошла к зеркалу… и вскрикнула. Только голову было видно в зеркале. Я сбросила ткань и ждала, пока сердце перестанет колотиться, а потом набралась смелости поднять ткань и убрать в медальон.

Остаток дня я провела с мелом в руке, рисовала идеи на стене своей комнаты. Элли приходила пару раз с едой, ругала, когда я ела плохо. Но она поняла, что я снова была увлечена вдохновением. После пары попыток она сдалась и оставила меня.

К сумеркам я рухнула в кресло у огня, пальцы были белыми от мела, голова кружилась. Создать платье из ткани из розовых лепестков было просто, по сравнению с этим. Ничто в моей жизни не готовило меня к работе с такими тканями. Как можно было создать одеяние из ветра? И какое одеяние подошло бы ветру?

Тьма сомкнулась. Наступила ночь.

Буря в моей голове постепенно угасала, сменяясь странным лихорадочным жаром под кожей, который мучил меня прошлой ночью. Лорд Димарис скоро придет. Конечно. Я посмотрела на свое рабочее платье, взглянула на сундук.

Нет. Я не буду надевать белое платье. Не этой ночью.

Качая головой, я опустилась в свое кресло, сжала подлокотники. Я не поддамся безумию ночи Глорандаля. Я просто поговорю с женихом. Поблагодарю его за красивые подарки. Может, задам пару вопросов, узнаю, какие наряды фейри делали из ветра, тумана и света звезд. Разговор будет простым, без упоминаний того танца, того момента, когда музыка прекратилась, и я споткнулась, и моя щека прижалась к его груди.

Когда я ощутила биение его сердца.

Не нужно было говорить о таком.

Я выждала, пока огонь догорел. Подождала еще немного.

Наконец, я сняла платье и забралась в огромную кровать. Я долго лежала во тьме с открытыми глазами, пока тени плясали в моей голове.

* * *

— Когда вернется лорд Димарис?

Я сидела на обычном месте у пустого камина, работа лежала на коленях. Хоть я отдыхала, нужно было сжимать ткань из ветра, которая пыталась вырваться при любой возможности. Я смогла сшить ее серебряной нитью, но стежки были не такими аккуратными, как мне хотелось. Для работы с ветром требовался опыт.

Я оторвала взгляд от швов, Элли стояла на пороге спальни, в руках были пустые бутылочки и брошенные полотенца. Усики зеленой женщины покачивались, большие черные глаза медленно моргали, глядя на меня.

— Лорд Димарис, — повторила я. — Твой хозяин? Он часто так пропадает?

Прошло больше недели. Больше недели с того танца в саду в ночь Глорандаля. И ни разу тень моего жениха не явилась ко мне. Я почти перестала выглядывать его. Я помнила лишь один раз, когда он надолго ушел, и это было сразу после моего прибытия в Орикан. Но потом он приходил каждую ночь.

Я не скучала по нему, конечно. Теперь у меня было время забыть об очаровании Глорандаля, и я не доверяла чувствам к нему. Они росли из временного помешательства.

Но это было довольно… странным. Странно, что он просто пропал так. Ничего не сказал, не намекнул, когда я увижу его снова.

Элли склонила голову, моргнула, что-то прощебетала с переливами. Ее усики покачнулись, словно она пожала плечами. Она вышла из комнаты, ворча. Звучало как жалобы, но я не знала, что именно ей не нравилось. Может, ей было плевать, что за тайные дела были у ее хозяина.

Я раздраженно поджала губы и вернулась к работе. Ветер вырывался, и несколько стежков вытянулись, шов мог вот-вот разорваться.

— Зараза, — ворчала я, радуясь, что могла излить недовольство. — Ты можешь замереть? Это не сложно! Я почти…

Я замерла.

Голова медленно поднялась, работа упала на колени.

Что это был за звук?

Ветер попытался вырваться, отвлекая меня. Я быстро опустила ткань из ветра, иглу и прочее на столик, придавила отполированным камнем, который Биргабог принес для этого. А потом встала и склонила голову, прислушиваясь.

И снова. Далекий звук, едва ощутимый. Гул в полу, в стенах.

— Элли? — позвала я. — Элли, ты это слышишь?

Она не чирикнула в ответ. Было тихо.

Дрожь повторилась. Эхо.

Ощущалось странно знакомо.

Я поспешила к двери, выглянула в коридор с окнами. Все было неподвижным, в витражи лился солнечный свет. Я нахмурилась и поспешила по коридору, вышла во двор. Там я снова ощутила дрожь, которая была сильнее. И был четкий, но тихий звук.

Бум. Бум. Бум.

Три резких удара. Пауза.

И еще три раза тот же звук.

Бум. Бум. Бум.

— Кто-то… стучит в дверь дома? — я повернулась, посмотрела на двор в поисках нимф или гоблинов. — Кто-то это слышит? — мой голос разносился эхом среди колонн, долетал до пустых окон сверху.

Никто не ответил.

Бум. Бум. Бум.

Я не ходила к входным дверям с того дня, как нашла их, на следующий день после создания платья из лепестков. Но мои ноги помнили путь, и я быстро миновала двор и просторные залы, добралась до огромных двойных дверей. На миг я замерла, глядя на них, хмурясь с неуверенностью.

Бум. Бум. Бум.

Да. Кто-то — что-то — был там. Стучал.

Я сглотнула. Было глупо открывать дверь. Кто знал, что стояло на другой стороне? Монстр мог выбраться из глубин Шепчущего леса. Я должна была развернуться, уйти в свою комнату, закрыть дверь и ждать, пока этот кто-то уйдет по своим делам.

А если кто-то заблудился в лесу? Кто-то искал укрытие от ужасов и теней, заметил брешь среди деревьев, заметил дом и поспешил к дверям, надеясь на помощь?

А если…

— Бриэль? — прошептала я.

Мысль появилась в голове, и я не могла ее прогнать.

Но я не собиралась поступать глупо. Я стиснула зубы, сжала кулаки возле юбки платья, прошла к двери. Прижавшись к дверям ухом, я попыталась различить что-нибудь о том, кто стоял на другой стороне.

Бум. Бум. Бум.

Я отшатнулась. Стук попадал туда, где было мое ухо. Я вдохнула и крикнула:

— Кто там?

Пауза.

— Я не привыкла называть свое имя любому, кто спросит. Я стою на пороге моих друзей. Они должны узнать меня.

Голос был женским, но холодным и низким. Властным. Звук пробирал меня до костей, и я дрожала от того, что была недостойна. Такой голос нельзя было спрашивать, его слушались.