Лиммерийские перчатки [Мария Эджуорт] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

прохаживающегося около ограды человека.

— Который час? — спросил он у незнакомого.

— Три часа! — отвечали ему, — и, слава Богу, еще не показывался ни один неприятель!

Господин Бриан воспользовался данным ему уроком; дабы приобресть общую доверенность, решился он себя ограничить и жить скромно, так как прилично простому перчатошнику; опыт доказал ему, что добрые друзья никогда не платят худых долгов.


На другое утро господин церковный староста проснулся с веселым духом и тотчас побежал в церковь служить благодарный молебен: ибо он, по христианскому смирению, относил к милосердию Бога успех свой в уничтожении козней общего врага. Он согласился вместе с другими членами клуба завести ночной караул около кафедральной церкви, а между тем собрать все нужные сведения и доказательства, чтобы обвинить в суде заговорщика.

Исполнив то, чего требовало от него звание человека государственного, пошел он на кожевенный завод осматривать свои магазины[1] — но кто изобразит его удивление! Двери магазина были изломаны; кожи растасканы и разбросаны, а в магазине все приведено было в страшный беспорядок. «Это Брианова шутка! — воскликнул господин Гилль. — Сей час иду в суд!» Он побежал к своему стряпчему, чтобы посоветоваться с ним, как подать просьбу на О'Нейля, но стряпчего не было в городе, и господин Гилль принужден был возвратиться домой. Дорогою размышлял он о том, как бы начать и удачнее кончить новую свою тяжбу, а между тем рассчитывал в голове убыток, претерпенный им от потери кож.

Господин Гилль имел весьма порядочный аппетит. Желудок его всегда согласен был с солнечными часами. Он безошибочно узнавал время обеда, а за обедом ел очень много и очень долго, за что весьма нередко ссорилась с ним его супруга. «Мне стыдно сидеть с тобою за столом, когда у нас гости, — говорила она ему почти каждой день. — Ты имеешь такой беспутный аппетит, что люди, глядя на тебя, творят молитвы. Я бы советовала тебе никогда не садиться за стол натощак, чтобы наконец не прослыть обжорою!» Господин Гилль заметил последний совет благоразумной своей супруги и, согласуясь с ним, всякий день перед обедом заглядывал на кухню, дабы приготовить себя к столовому бдению порядочною частию говядины. И в этот день, в который случилась в магазине его такая расстройка, посетил он по обыкновению своему кухню. Повариха разговаривала с девкою о славном ворожее Бамфильде, который жил в соседственном лесе с цыганами. Господин Гилль подслушал сей разговор и рассудил за благо употребить его в свою пользу. Он возвратился в столовую с важным лицом и так был рассеян во время обеда, что госпожа Гилль несколько раз принуждена была ему сказать:

— Что с тобою сделалось? Отчего ты так задумчив? Впервые отроду забываешь то, что у тебя на тарелке.

— Госпожа Гилль, — сказал церковный староста, — прошу вас вспомнить, что любопытство праматери вашей Евы погубило весь человеческий род. Будет время, и все узнаете; но в ожидании сего времени воздержитесь, прошу вас, от всех вопросов. Женщины не способны постигать следствий. Что я знаю, то знаю; что думаю, то думаю; что говорю, то говорю. Бетти, мой друг, ты хорошо сделала, что не носила перчаток лимерикских: дела наши принимают точно такой оборот, какой я предсказывал.

После обеда господин Гилль растянулся в больших своих креслах и захрапел. Во сне представились ему кафедральные церкви, которые одна за другою взлетали на воздух. Человек, имевший в руках множество лимерикских перчаток, зажигал порох, кожи были разбросаны по полю и плавали по поверхности озера; пропавшая собака его, вообразив, что это бараньи котлеты, бросалась за ними в воду и ловила их зубами; он кричал на собаку, бросал в нее камнями, но вдруг собака оборотилась в ворожею Бамфильда, который подошел к нему с важным лицом и подавая плеть, воскликнул громкозвучным голосом: «Этою плетью должно высечь Бриана О'Нейля на большой площади герфортской!» Господин Гилль хотел броситься на колена перед Бамфильдом, но он загремел со стула и крепко ударился плешивою головою об стену. Это движение пробудило его.

Он начал рассуждать о таинственном видении, которое представилось ему во сне, и решился посетить ворожею Бамфильда.

На другой день рано поутру отправился он в цыганский стан. Бамфильдова хижина находилась в самой густоте леса. Господин Гилль вошел в нее с трепетом сердца.

— Знаешь ли ты, — сказал он Бамфильду, — одного подозрительного ирландца, именем О'Нейля, живущего в Герфорте?

— Как не знать!

— Что ж ты о нем скажешь?

— Что это весьма подозрительный ирландец.

— Правда твоя! Не он ли украл мою собаку, которая стерегла кожевенные магазины?

— Он!

— Не он ли растаскал мои кожи?

— Кому ж другому?

— А пролом в стене кафедральной церкви не им ли сделан?

— Боже мой! Точно им!

— С каким намерением?

— С таким намерением, которого сказать нельзя.

— Но мне сказать можно! Я церковный