Не позволяй смотреть в глаза [Эмма Роса] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

носителей ичебиков, — всех вообще! И симптоматика. В случае расхождения индивидуальных препаратов с ожидаемыми маркерами, нейросеть сама собирает данные не только о пациенте, но и о его докторе, и о медучреждении. Каждый шаг известен: где был, когда вспотел, соврал, а когда совесть замучила. Всех потенциально опасных давно лишили права использования ИБЧ. А это, сам понимаешь … Пустошь.

Он попробовал представить, каково это — жить без браслета. Не час-два, не ночь, а вообще. Как они живут там, в Пустоши — без электричества, без денег?

— Да уж. Никаких тебе тюрем, как раньше — гуманизм торжествует. Лишили инфраструктуры, долголетия и финансов — и всё. Живи, как сумеешь.

Степаныч переключился на себя, похлестал веником бока и грудь.

— Тебя не угнетает такая зависимость от ИБЧ? — вдруг спросил он. — В нём считай вся жизнь твоя — деньги, здоровье, социальный статус.

— Не угнетает. За всё надо платить.

— Сколько ещё?

— Двадцать семь лет.

— Выплатишь, и на пенсию.

— Да. Но зато у меня есть всё: образование, дом, ичебик с внушительным ресурсом. И как ты говоришь впереди здоровая и счастливая старость.

— Всё, кроме семьи.

— А, — махнул Андрей рукой, — пустое.

Он поднялся и вышел из парилки. Настроение пропало. У служивого-то семья была, да только где она сейчас?

— Есть вести от Веры? — спросил он.

— Неа, — Степаныч отвернулся.

Андрею стало стыдно — нарочно задел за больное, хотя Степаныч весь вечер старательно обходил тему стороной.

— Четыре запроса. И ни одного ответа.

— Может, она всё-таки в промзоне? На заводах бардака хватает. Лежат твои запросы под грудой инструкций и планов.

Степаныч сжал кулаки, шумно задышал и покачал головой:

— Что за чёрная дыра, эта Пустошь, будь она проклята!

Схватил веник, ушёл в парную, и долго хлестался им и лил воду. Андрей молчал, клял себя за злой язык. Минут через двадцать служивый вернулся в добродушном расположении духа и растянулся на кушетке рядом.

— Маруся, музыку.

Заиграла приятная мелодия.

— Говорят, Андрюх, женщины, у которых прописанный геном, настоящие сирены.

— У меня координатор в министерстве — женщина с прописанным геномом. Только я никогда ее не видел. И не слышал.

— Даже по галофону?

— Даже по нему. В регламенте чётко указана односторонняя связь. Лет семь как координирует, а необходимости в прямом контакте так ни разу и не возникло. Ну как в прямом, по галофону. В текстовом режиме — инструкции-отчёт. Вот и думай, то ли слишком хорошо работаешь, то ли там дела нет до того, кто на местах сидит. А может и не женщина она вовсе, а так всё это, слухи.

Степаныч мечтательно улыбнулся:

— Увидеть бы хоть раз. Мне-то уж не грозит. А ты, если встретишь — не позволяй в глаза смотреть. И сам не смотри. Пропадё-ёшь!


Андрей лежал на кровати, глядел в потолок и слушал тишину. Он не дал дому имя, внешность и голос, не хотел очеловечивать. В этом тщательно продуманном, с любовью спланированном пространстве есть место только для одного человека.

Воскресное приключение удалось на славу, и, кажется, без последствий. Он с трудом дотерпел, когда распрощается со Степанычем и сядет в такси. Ичебик заработал сразу же, как замкнулся магнитный замок на запястье. Кожу защипало от вводимого коктейля препаратов, и вскоре наступило обычное состояние поднятого тонуса и умиротворения.

Обычное, да необычное. Фоном разливалась нега — распаренное в бане тело благодарно впало в безмятежную неподвижность. Он чувствовал себя отдохнувшим, как после недельного отпуска, в котором не был уже лет пять. Разговор со Степанычем навязчиво витал где-то рядом:

— Небожители, — говорил он. — И здоровья века на три, и ум, и красота, и деньги, и власть. Хотел бы попасть в эту касту?

— Кто ж не хотел бы, — отвечал Андрей. — Только предки мои поколений пять-шесть назад не такими зубастыми оказались, как предки этих, кастовых. Не смогли большой кусок отгрызть… Но спасибо и на том, что имеем, как говорится. А то ведь мог бы жить в промзоне, дышать через респиратор, закидываться нейтрализаторами, и работать только ради того, чтоб не сдохнуть… Про Пустошь вообще промолчу.

Прозвучал мелодичный сигнал о пришедшем сообщении. Андрей нехотя поднялся и, не включая свет, в полумраке неоновых огней улицы прошёл в кабинет. Рабочая поверхность стола-клавиатуры едва светилась в спящем режиме. Лишь сигнал почты мигал красным, извещая о важности письма.

Андрей коснулся иконки почтового ящика. Строчка вспыхнула в темноте голубой голограммой: «Направление на инспекцию. Задача: проверка планового потребления препаратов «метанозин», «летосицил», «наторецил» с 15.11.2251 г. по 18.11.2251 г. (время на дорогу 20 часов включено). Срок сдачи отчёта 20.11.2251 г. Подтвердите получение. Ордынко Е.Н.»

Андрей сел в кресло и запустил рабочую панель. Над столом закрутилась голограмма тройного ромба Инспекции Министерства здравоохранения. Он подтвердил получение письма,