Натали [Алексей Матвеевич Мельков] (fb2) читать онлайн

Алексей Мельков Натали

1.

Она сейчас лежит в зале, на раскладном кресле-кровати. По крайней мере, она лежала, отвернув голову к стене, когда я уходил, чтобы завести «Беженку» и ехать сюда, в мастерскую.

Ах, эта свадьба… Если в первый день свадьбы пасынка Сергея я был увлечен сестрой подруги свидетеля Олега, Светой, а так же сестрой свидетельницы Наташи, Оксаной, то день второй принёс мне новое увлечение. Света во второй день веселья спрятала свои ноги в брючном костюме, значительно потеряв на этом. К тому же, после инцидента с её другом, описанном в новелле «Оля и Света», я как бы был негласно исключен из списка её воздыхателей.

Я сидел в кресле у стены, боком к входящим в зал. Вход был перегорожен столом, за которым гостям «продавали» ложки и «лекарство» от головы в виде стопки водки.

Свидетельница Наташа пришла одной из последних, но раньше жениха и невесты. Она вошла в зал стремительной походкой. Она сразу привлекла моё внимание. Все-таки как много значит удачный костюм!

Днём раньше, на официальной части, Наташа была в чёрном костюме, скрывающим её фигуру. На голове её была какая-то фантастическая прическа, которую в двух словах не опишешь. В общем, волосы были уложены в большие цилиндрические локоны.

Вчера у неё были распущенные волосы, спереди чёлка. Далее – красная атласная блузка, коротенькая юбочка, а довершали костюм колготки в шахматную клетку, сориентированную углами вниз и вверх, равно как и в стороны. Ну и, конечно же, туфли, на высоком каблуке. И сразу стало видно, как она хорошо сложена. А Наташа, видя, что производит впечатление, ещё и сияла, добавляя этого впечатления ещё и ещё.

Не смотря на похмельный синдром, я с удовольствием наблюдал за ней. Она села продавать ложки, но часто вставала, то отходила от стола, то подходила. Есть на что посмотреть!

Когда она села за праздничный стол, опять, как и днём раньше, рядом со мной, я ей сказал, что хочу её рисовать.

– Я буду бывать у Жени, – сказала Наташа, как бы дав этим согласие. Она намерена приходить к вышедшей замуж подруге, и уже от меня будет зависеть, нарисую я её, или нет.

Внимание на Наташу обратил не только я. Многие хотели быть с ней поближе. Потанцевать, пообжиматься даже. И Наташа никому не отказывала. Она производила впечатление очень податливой девушки.

Во время быстрого танца я опустился на колено и поцеловал, через колготки, её левое колено. Впрочем, не стану утверждать, что именно левое колено было поцеловано. Но факт целования был. Мама Наташи даже одернула меня. Но я выпил много водки и пива, поэтому угрызения совести по этому поводу не испытал.

После ресторана гости оказались у нас. В меньшем количестве, конечно. Наташа опять сидела рядом со мной. Впрочем, это мало что давало для её восприятия. Всё же лучше на неё смотреть, когда она ходит. А в тесноте квартиры особенно не покачаешь бедрами. Оставалось лишь наблюдать её густо сдобренное косметикой лицо. Миловидное, даже красивое. Главное – молодое, жизнерадостное.

Гости стали понемногу расходиться. Ушёл Олег, ушли Оля и Света, и их друзья. Наташа тоже засобиралась. Она уже была одета. Стояла в нашей спальне. Я даже, как бы на прощанье, поцеловал её в щёчку. Уж точно помню, что в левую. И здесь меня опять одернули. На этот раз жена, стоявшая сзади, ущипнула больно за правый бок.

Далее события развивались следующим образом. Сергей зашёл с Наташей в ванную комнату, закрыв за собой дверь. В коридоре было много народу. Была и молодая жена. Все стояли и ждали, когда они выйдут. О чём-то они там, видимо, говорили. Затем выяснилось, что Наташа будет ночевать у нас. Ей стали стелить в спальне молодых, но я сказал Сергею, что если он хочет нормально жить с женой, не стоит пускать на ночь в свою спальню ни мужчин, ни женщин. Видимо, мои слова его убедили. Наташе постелили в зале, на кресле-кровати, где спал сын Матвей. Матвею же постелили на полу.

Все улеглись. Я заснул. Но среди ночи проснулся. Пошёл на кухню промочить горло. Не удержался, заглянул в зал, где спала Наташа. Подошёл к её постели. Она спала полураздетой. Коленки были открыты. Я опустился на колени и стал целовать её голое колено. Кожа чуть шершава. Целуя колено, я увидел её трусики. Светлые. Волнующее зрелище.

Точно не могу восстановить, как всё было. Украл ещё и поцелуй в губы, но до колен, или после, с уверенностью сказать не могу. Видимо, всё же позже. Целуя её кратко в губы, ощутил твердость верхней губы. Рот её был полуоткрыт, и потому поцелуй получился с акцентом на верхнею губу. Видимо, здесь Наташа окончательно проснулась.

– Дядя Тоша, идите спать, – сказала она, отстраняя меня рукой. Очень нежно отстраняя.

Эту руку я взял и поцеловал её, как бы прощаясь. Этакое короткое ночное рандеву.

Уходить мне не хотелось. Но и остаться было нельзя, особенно после того, как Наташа попросила меня оставить её в покое. Она была так близка и беззащитна. Наверное, я бы мог не послушаться её, остаться. Быть может, этот молодой Стрелец, под ласками и поцелуями позволил бы мне снять её трусики. Да, мне хотелось этого. Мне хотелось ласкать её молодое, красивое тело. Но в любую минуту могла проснуться жена, и тогда очередной «развод» был бы неминуем. Да и сам по себе скандал – штука малоприятная. Опять же, репутация молодой женщины. Девушки ли.

И всё же, всё же… Как мне хотелось ласкать её молодое, красивое тело!

Даже после того, как я, выпив бокал шампанского, совершил половой акт с женой, мне всё равно хотелось пойти ещё раз в зал.

Спящая там Наташа возбуждала меня через стенку. Я понимал, что этот случай более может не повториться. И от осознания этого мне ещё больше хотелось туда, в зал, где лежала молодая, полуобнаженная женщина. Рядом со мной тоже лежала женщина. Не молодая. Не изящная. И я чуть было не совершил акт совокупления с ней вторично. Она, желавшая спать, этого не пожелала.

Муки, терзания духа. Мне хотелось пойти, решительно приступить к ласкам. Взять в ладони её грудь, форму которой я так и не знаю. Хотелось облизать её всю, всю, всю… Мне хотелось довести её до оргазма, возможно, лишь руками и поцелуями. Мне просто хотелось доставить ей сексуальное удовольствие. Но я не был уверен в том, что Наташа примет мои ласки. И, конечно же, я просто трусил, опасался, что меня уличат за этим неблаговидным деянием, и тогда очередной «развод» и все связанные с ним неудобства. Конечно, где-то маячила мыслишка о том, что Наташа – «троянский конь», подброшенный мне хитроумным Сергеем. Не об этом ли они шептались в ванной? Я делаю попытку изнасилования. Она поднимает шум, и дело сделано. Сергей становится полноправным хозяином трехкомнатной квартиры с прислуживающими ему Матвеем и мамой.

Долго я лежал и думал эти и разные другие думы. Понимал, что нельзя, по ряду причин, но магнит этой страстишки тянул меня в зал. И я ещё раз пошёл. Вначале на кухню, даже не посмотрев, как, в какой позе лежит Наташа. На обратном пути увидел, что она лежит на левом боку, спиной ко мне. Одно это говорило о том, что Наташа меня не ждёт.

Сон уже ко мне так и не пришёл. Я лежал и терзал сам себя борьбой желания со знанием того, во что это может вылиться.

Я утешал себя мыслью, что всё это уже, дескать, произошло. И вот я лежу тут. Всё уже произошло. И что? Зачем? Для чего? А дальше что?.. Это сексуальное удовольствие ей доставят другие, молодые, красивые. Сделают это гораздо эффективнее. Довольно поцелуя в губы и лизания колен. Уже одно это может послужить детонатором скандала, если Наташа расскажет о моём ночном визите.

Думал ещё о том, что у Наташи, видимо, сейчас нет парня. Друга. Любимого. Не потому ли меня тянуло так к ней?

Много о чём передумал этой ночью с маленьким приключением.

Утром Наташа вставала, ходила в спальню к молодым. Дверь в спальню во время её визита к молодым была приоткрыта.

Я ещё раз сходил на кухню, хотя пить не хотелось. Надеялся увидеть ещё раз её, но постель была пустой. Она, Наташа, была у молодых. Возможно, уже поделилось секретом…

Когда я, в 9 часов, собрался ехать в деревенский «офис», чтобы написать эти строки, Наташа опять лежала на постели, отвернув лицо к стене. Но лежала она на спине, в халатике, выданном ей супругой.

Подойти, и хотя бы посмотреть на лицо спящей Наташи я не мог, так как меня провожала супруга. А жаль.

Увижу ли я сегодня Наташу? Хочу ли я этого сейчас? Похоже, я уже протрезвел. Или, её магнетизм действует лишь на небольшом расстоянии…

2.

Дома были только молодые и свидетельница. Они сидели в комнатке молодых. Я заглянул в комнату.

– А где народ? – спросил, обводя взглядом всех троих, и понял по физиономиям, что мой ночной визит к Наташе, по крайней мере для этих троих, уже не тайна.

– Вас ждут там, – сказал Сергей, – у родителей Жени.

Я предложил молодым сфотографироваться. Захватил с собой фотоаппарат «Зенит» с черно-белой пленкой и вспышку. Кстати, на этой пленке сфотографирована Света, бывшая подруга Олега, которая могла стать свидетельницей на свадьбе Сергея. Но Света, видимо, не дождалась Олега из армии. Её даже на свадьбе не было. А девушка красивая. Жаль.

Первыми сфотографировались Сергей и Женя. Это мне было не особенно интересно. Мне хотелось фотографировать Наташу.

– Может быть, меня не надо фотографировать? – пыталась робко отказаться от фотографирования Наташа.

– Ну, что вы! Обязательно надо… Пытался сегодня по памяти рисовать вас, и ничего не получается. Нужна фотография.

Через объектив пытался получше рассмотреть её лицо. Она была не так эффектна, как на второй день свадьбы. Красной атласной блузки на ней уже не было. И шахматных колготок тоже. И юбка доходила почти до колена.

Наташа тоже пристально смотрела, в объектив, зная, что я рассматриваю её. Два кадра крупным планом. Лицо её до сих пор не могу описать словесно. А фотографии могут не получиться, так как я, от волнения, фотографировал не на той выдержке. Вместо «30» стояло «60».

Когда я её фотографировал во весь рост, Наташа проявила характер. Я попросил её поменять позу для второго кадра. Встать как-нибудь по-другому. И тогда она сделала какую-то немыслимую стойку, на один лишь момент. Нечто ломаное: поднятая, согнутая в локте рука, одна нога согнута в колене и поворот туловища.

– Так что ли? – спросила, а затем вновь вернулась к прежней позе.

Закончив с фотографированием, я собрал аппаратуру и готовился отправиться в гости.

– Вы тоже идете? – спросил их.

– Да, мы сейчас уходим, – ответил Сергей.

Я думал, что они пойдут к родителям невесты, но они, оказалось, пошли в другую компанию. И не удалось мне более увидеть Наташу в тот вечер.

У новых родственников, позднее ещё чем я, объявилась сестра Наташи, Оксана, с дочкой и ухажером – молодым, довольно миловидным, аккуратно причесанным парнем. Оксана, конечно же, тоже хороша, но она не похожа на Наташу, и потому «компенсации», равнозначной замены отсутствующей Наташи, не было. Мама Наташи, которая была на этой вечеринке, тоже не похожа на дочь, к тому же толста и громоздка.

Со стороны супруги не было даже намеков о моем ночном приключении. Значит, не знает. Быть может, пока.

Интересно, если Наташе ещё как-нибудь останется у нас ночевать…

Да, хлопот с женитьбой Сергея прибавилось. Наверное, эту страстишку к Наташе надо удавить в зародыше. Шила в мешке не утаишь. Рано или поздно, всё так или иначе вылезет наружу.

И всё же, всё же… Будут ещё гулянки. Возможны такие ночевки. А пьяного себя контролировать сложнее.

Сегодня, с «большого бодуна», я даже не знаю, хочу её увидеть, или нет. Уже темнеет, но я не спешу домой, где, возможно, гостит у молодых Наташа.

3.

Подходя к своему подъезду, увидел «Жигули» и отходящих от них двух девушек. Они зашли в подъезд № 6, в наш подъезд.

Я был ещё довольно далеко, шёл не быстро – возвращался с работы. Первый день вахты закончился.

Ещё не открыв дверь в подъезд, увидел в щель в двери (хулиганы оторвали нащельник), что девушки ещё на первом этаже. Видимо, ждали меня.

Когда я поднялся на площадку, они входили в лифт. Туда же протиснулся и я. Сумку мою, висевшую на левом плече, защемило дверями, и пришлось снова нажать кнопку. Седьмой этаж. Мой этаж. На кнопку нажимала девушка в белой куртке. Это была Наташа.

Наташа накрашена, напудрена. Прямо кукла. Её спутница и ростом ниже, и чуть меньше на ней макияжа. Но тоже симпатичная. Впрочем, я смотрел больше на Наташу, пытаясь разглядеть в ней то, что меня так привлекло. Не с пьяных ли глаз влюбился? Там, на свадьбе, на второй день, она была хороша. И видеокамера Андрея зафиксировала это. Как она танцевала! Я прокручивал это место несколько раз. Её танец мне напомнил о том, как она была хороша. Так хороша, что я даже, рискуя «семейным счастьем», пошёл к ней ночью, целовал ей, спящей, колени…

Это зафиксировано выше.

И вот явление Наташи.

– Я вас не сразу узнал, – сказал я Наташе.

– Я вас тоже.

Что ж, бороду я накануне сбрил. «Помолодел».

– Я нарисовал ваш портрет. Хотите посмотреть – съездите с Женей в «деревню».

– Почему вы его сюда не привезли?

– Он большой.

Лифт уже приближался к седьмому этажу. Много ли успеешь сказать за это время?

Уже на площадке я поведал о том, что и в стихах запечатлел Наташу.

Мы подходили к нашей двери.

– У вас есть ключ? Открывайте, – сказала Наташа.

– Если закрыто изнутри, то надо звонить. (Кстати, ключа у меня как раз с собой не было. Три ключа на пятерых).

Дверь открыли. Оказалось, молодых нет дома.

– Ладно, мы в другой раз зайдем, – сказала Наташа.

Мы ещё какое-то время постояли у дверей. Я смотрел на неё в упор, сам не знаю зачем. Все искал в её лице что-то особенное.

18.03.98*

* Глава написана на работе, на двух маленьких листках. Три следующих главы написаны там же. Процесс не останавливает даже вахта.

4.

Наш красный «Пазик» остановился у светофора, перед поворотом на 3-ю дорогу. Мы ехали на работу. Вахтовики. В город многие вернуться после захода солнца, хотя оно сейчас заходит довольно поздно. День весеннего равноденствия миновал.

Мы стояли у светофора. Горел красный свет. Красный «Пазик», красный свет. На лобовом стекле автобуса табличка «НПЗ».

Забуксовал немного. Итак, мы стояли, вернее, сидели в стоящем автобусе, красного цвета, а она шла, в белой курточке. Наташа. Она шла, потупив взор. Я видел её профиль. «Ах, хороша Наташа, да не наша!».

В прошлую нашу случайную встречу я не заметил, что у неё было ниже курточки. В этот раз у меня была возможность увидеть её во весь рост. Тогда же, в лифте, а затем на площадке, я смотрел на её лицо. Мы стояли близко, и курточку я видел нижним зрением. Только курточку.

Когда Наташа переходила дорогу перед нашим автобусом, я смотрел на неё. Но оказалось, не только я. Когда, перейдя дорогу, она пошла по тротуару, мимо автобуса, наши мужчины повернули головы и провожали её взглядами. Да, она привлекает внимание.

Я голову сильно выкручивать не стал. Я просто скосил глаза, видел её, уходящую, боковым зрением. Затем зажегся зеленый свет, и мы поехали, повернули влево.

Я знал, что сейчас можно будет увидеть Наташу, идущую по тротуару. И я увидел её. Она была уже довольно далеко. В белой курточке, в черной норковой шапке-шляпке, в черных брюках, зауженных. Даже издалека она волновала меня своей походкой. Она, Наташа, доставила мне в это утро несколько приятных мгновений. Но я всё испортил, подумав о том, что Наташа, видимо, идёт на работу. А там её начальник… Кем, где она работает? И далее уже, когда автобус покатил в сторону ЦТП, я думал о том, что… Вспомнил секретаршу Свету из НГДУ. Спросить бы у неё о взаимоотношениях с начальником. Не скажет.

Белая с черным. И радости немного, и тут же пессимизм. Такова она жизнь. В полоску. Белое – черное, белое – черное. Надо бы больше о белом думать. Белое помнить.

Что ж, Наташа, спасибо тебе за то, что ты сегодня, во вторник, 24 марта, перешла дорогу перед красным автобусом, везущем меня на работу. На грязную, низкооплачиваемую работу (опять о чёрном).

5.

Автобус был другой. И форма, и цвет. И водитель был, конечно же, другой. И поехал он по другому маршруту, прямо, не сворачивая на 3-ю дорогу. Тронулся он чуть раньше, чем следовало. Да и погода была сегодня иная, чем вчера. Пасмурно. Снежок. Теплее, но сильный ветер. Весна. Переменчивая погода. Окна автобуса запотевшие, к тому же шторки закрывают сверху половину окна. Видимость неважная. И потому я не рассчитывал, что снова буду лицезреть Наташу, как вчера. Что она опять перейдёт дорогу перед автобусом, хоть немного отбелив день своей белой курткой.

Ещё издали я обратил внимание на тот светофор. Там горел вначале красный, затем зажегся зелёный. Думал, когда подъедем, опять загорится красный. Постоим. Но этот водитель – лихач, успел проскочить. Мы проезжали перекресток, и как раз в это время я увидел Наташу. Она от перекрестка была довольно далеко. Если бы нас остановил красный свет, я бы её увидел поближе.

И всё же я увидел её! Ещё одна стрела Амура в моё сердце. Она шла своей походкой, волнующей меня.

Раза три уже набирал номер телефона квартиры, где живет у родителей Наташа. К телефону никто не подходил. Либо дали не тот номер, либо отключили телефон, либо хозяева редко бывают дома.

Подумал сегодня, когда наш автобус миновал перекресток, что я знаю теперь, где, в какое время можно встретить Наташу. Можно поехать на работу на «Беженке» и, таким образом, повидаться с Наташей «как бы случайно». Можно. А нужно? Стоит ли торопиться в туманную неизвестность? Внутренний голос и здравый смысл подсказывают, что надо наступить на горло этой весенней глухариной песне. Пусть она ходит красиво по городу. Пусть ей повезет, и она встретит хорошего, малопьющего, умного парня. Кстати, невестка говорила, что у неё парень есть. Мне остается наблюдать за Наташей какое-то время со стороны. Пока она находится в поле моего зрения. Хотя, положа руку на сердце, вынужден признаться, что лишь одна половина моего «я» желает этого.

Остается уповать на Бога, на запрограммированость судьбы. На то, что всё проходит.

6.

Наконец-то! Я слышал её по телефону. Вчера. Набрал номер. Почти сразу подняли трубку.

– Наташу можно?

– Это я.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте… Кто говорит?

– Даже не знаю, как назваться…

– Дядя Тоша?

– Да. У вас со слуховым аппаратом всё в порядке.

Примерно так начался наш разговор. Далее уже говорил в основном я. Выдал всю информацию. И о том, что видел её. Наташе понравилось то место, когда я рассказывал, как мужчины повернули головы, когда она переходила дорогу перед нашим автобусом.

Наташа повторила вопрос, заданный ею на площадке перед нашей квартирой: «Почему я не привез портрет из «деревни»? Я опять повторил ответ: «Портрет большой». И стал называть его параметры. О стихах я тоже говорил Наташе там, на площадке, но она этого не запомнила. И я ей поведал вторично, что она «высекла» из меня два стихотворения. О том, что она стала ещё и героиней новеллы, я сказал ей вчера впервые.

Наташа попросила меня подождать, пока она помешает картошку (она готовила ужин). После небольшой паузы мы продолжили разговор. Я ей напомнил о том моем ночном приключении, с целованием коленок спящей молодой особы, которой была она, Наташа. Напомнил ей о её костюме во второй день свадьбы. О том, какие на ней были колготки, какая юбка, «не очень длинная», какая блузка. Красная, атласная. Дразнящая. Говорил ей о том, что влюбился в неё, но тут же немного исправил ситуацию, сказав, что влюбился в неё, как художник влюбляется в свою модель. Сказал, что хочу её ещё фотографировать. Она не отрицала такой возможности.

О голосе Наташи. Во-первых, я её не узнал по голосу. Впрочем, и узнавать-то было не по чему. Вначале она сказала «да», или «алло». Хотя, и по дальнейшему разговору, могу сказать, что говорил как будто с незнакомой девушкой. И телефон искажает, и говорили мы с ней до этого немного. Правда, она меня узнала.

О тембре, о мелодичности пока затрудняюсь что-то сказать. Надо всё же как-то заставлять говорить больше того, чей голос хочешь слышать, слушать, а затем его характеризовать.

Работает Наташа в детском саду. Так что зря я тогда терзал себя ревностью к начальнику, в то счастливое утро, когда Наташа перешла дорогу перед нашим автобусом.

Мама Наташи работает в детском саду. Туда же и дочь устроилась.

7.

Я подъезжал к киоску Алены. В багажнике лежал её портрет. Вёз показать и отдать. За три сотни.

По тротуару, в ту же сторону, в которую ехал я, шла девушка в белой куртке, похожая сзади на Наташу. Когда я, обогнав её немного, подъехал к киоску и остановился, Наташа как раз проходила мимо киоска. Это была Наташа. Но как она могла оказаться здесь, у киоска, без четверти час?

Я пропустил Наташу, не окликнул, не посигналил. Здесь, у киоска, мы с ней «встретиться» не могли. Я приехал к Алене. Конечно же, я не знал, что Алены в киоске нет, что она отлучилась, либо раньше ушла на обед. Об этом я узнал, подойдя и заглянув через закрытое окошко в пустой киоск. А Наташа уже подходила к «Химчистке». И я пошёл за ней. Слишком напрягаться в преследовании не пришлось. Наташа свернула к входной двери «Химчистки», где на втором этаже, там, где раньше была городская прачечная, где даже мы когда-то стирали белье, покупая талоны на стирку, – там сейчас рынок. Идет торговля продуктами питания, тряпьем и прочим. И Наташа свернула, зашла. Что ж, «птичка в клетке». Встреча нам была гарантирована.

Наташу задержали две девушки, видимо, её одноклассницы, ещё на лестнице на второй этаж. Поднимаясь наверх, проходя мимо Наташи, я слегка соприкоснулся с ней, то есть, задел, специально, разумеется. Она полуобернулась, я поздоровался, она ответила, дала понять, что сейчас она освободится, и у неё будет возможность пообщаться.

Я поднялся выше, и стоял в конце лестницы, ждал, когда подруги наговорятся. Затем, увидев, что Наташа начала подъем на второй этаж, я начал спускаться. У подножия последнего лестничного марша мы и встретились, почти посредине, в низинке, лишь редкие прохожие нарушали наше уединение. Разговор был коротким и малоприятным. У Наташи ко мне претензии.

– Зачем вы нам звоните?

– Я хотел слышать ваш голос.

– Оксана вас узнала. Меня родители ругают.

Да, действительно. Виновен. Звонил от Никулина, после пивопития. Опять нарвался на Оксану. Спросил, чтобы не называть имя при свидетелях, дома ли сестра, то есть Наташа. Оксана сказала, что её нет. И тогда я начал диалог с Оксаной. Вначале она меня не узнала. Я напомнил о свадьбе, о том, что мы с ней танцевали… Она узнала, сказала, что сейчас не может разговаривать со мной, извинилась и положила трубку. И вот за это я получил от Наташи выговор и запрет на телефонное с ней общение.

– И как же мы теперь с вами будем договариваться о встрече?

– Через Сережу.

– Ну что вы, он маме настучит… Остается только надежда на такую вот случайную встречу…

– Да.

Пока мы разговаривали, я, через темные очки, рассматривал лицо Наташи. Какие у неё все же красивые губы. И не только губы. Красивые глаза…

Странно, что она, Наташа, не изъявляет желания увидеть свой портрет. Возможно, они с Сережей уже побывали здесь.

Хотя наша встреча была короткой, я всё же успел сказать нечто, не приятное для Наташи. Начал говорить ей о повести, об этой вот повести, и сказал, что пишу сразу о нескольких таких вот молодых, очаровательных… Назвал тех, о ком пишу, «цветами», «букетом цветов». Наверное, Наташа это не совсем правильно поняла. А может быть, как раз правильно. Каждая женщина хочет быть единственной, неповторимой, а я говорил о «букете». И после этого я ещё на что-то хочу рассчитывать…

А рассчитывать на многое я и не думаю. Как исследователь, я хочу хотя бы ещё раз поцеловать Наташу, в её красивый рот, и убедиться в том, что в ту ночь, когда я подкрался к ней, к спящей, мне показалось, что у неё твердая верхняя губа. Возможно, она была тверда от напряжения, скованности Наташи, оказавшейся в ту ночь объектом «пиратского налета».

Но ведь садовник должен иногда вдыхать аромат своих роз…

8.

За минувший период со дня последнего повествования о Наташе, видел её, наверное, раза три, с сегодняшним. Один раз из автобуса, того самого, красного, везущего нас на работу. Видимо, любовь стала угасать, особенно после запрета на телефонное общение. И виденное не было описано в этой повести.

Второй раз я увидел Наташу в конце апреля, во время моих страданий по поводу простуды. Я шёл как раз из поликлиники, ещё с температурой, с обметанными губами, кажется, даже с насморком. Эту простуду я перенёс очень тяжело.

У остановки, название которой не знаю (она как раз в центре между поликлиникой и нашим домом, увидел Наташу. Она шла к остановке, перерезая мне путь. Она, видимо, меня заметила, так как я поднял на неё глаза, когда она уже пересекла мою траекторию, а до этого она, конечно же, могла меня видеть.

Наташа в тот день была не в белой, матерчатой, а в темной, кожаной куртке. Куртка не длинная, ноги Наташи были обнажены довольно высоко. На ногах колготки, которые обрисовывали форму ног. И, то ли по причине моего нездоровья, то ли из-за угасания любви, ноги Наташи не показались мне, какими я их видел на свадьбе, где они обнажены были, кстати, ещё выше. Тогда и колготки, правда, на Наташе были другие, «шахматные».

Одним словом, я за ней не пошёл, проследовал намеченным курсом. Наверное, поступил правильно. Даже в целях нераспространения вируса простуды.

Сегодня, в середине мая, опять минусовая температура, сильный ветер, снег. И Наташа была опять в белой куртке, в чёрных брюках, в чёрной норковой шляпке, и в чёрных шерстяных перчатках.

Я подъехал к магазину «Сибфорпост», в котором намеревался купить розы для одной, некогда любимой женщины, по случаю её дня рождения. И увидел, как по ступенькам поднимается Наташа. Я подумал, что с покупкой цветов придется повременить. Но оказалось, что Наташа пришла не в магазин, который размещен на первом этаже, а в «Энергобанк», размещенный двумя этажами выше, над магазином. Магазин же был пока закрыт, на обед, до 15 часов. Я вначале намеревался дождаться Наташу на лестничной площадке. Но всё же поднялся наверх, посмотреть за одно, что это за банк.

Наташа стояла в очереди у стойки. Народу было не очень много. Наташа пришла получать аванс, о чём она мне сообщила позднее. Впереди меня шла женщина. Она и заняла очередь за Наташей. Хорошо, что она тут же отошла в сторону. Я подошёл, остановился сзади, как будто встал в очередь. Тронул Наташу за правое плечо. Она обернулась, увидела меня, заулыбалась. Похоже, она была рада встрече. Я стал говорить о том, что виноват перед нею… Что я имел возможность сделать фильм о Наташе, используя отснятый Андреем на свадьбе видеоматериал. Но я поспешил, стал записывать себя, любимого, и стер сначала на одной кассете, а затем, снимая другие сюжеты, стер все остальное. Мне и самому теперь жаль, что поторопился. Возможно, в этом и Наташа немного виновата. Зачем она охладила мой любовный пыл? Возможно, я бы вначале сделал фильм о ней. Кстати, Наташа призналась, что до сих пор не видела себя на видео со свадьбы Сергея. И уже тут бы мой фильм пришёлся бы как нельзя кстати. Но я утешил Наташу тем, что можно ещё что-то сделать, переписав с большой кассеты, которая гуляет неведомо где.

Говорили и о портрете. Наташа хочет его увидеть, но сейчас пока не может. Она уезжает на 20 дней на сессию, в Колпашево.

Пока мы беседовали, разрыв в очереди увеличился. Наташа забеспокоилась: скоро её очередь. На прощанье я хотел поцеловать её руку, стал освобождать от перчатки её запястье.

– Ой, не надо… – стала просить меня жалобно-кокетливо Наташа.

И мы расстались. Без поцелуя. Но в добром настроении и я, и, думаю, она тоже.

Ждать открытия магазина не имело смысла, так как не хотел, чтобы Наташа оказалась свидетельницей покупки цветов. Была и другая причина. Как раз в этом магазине работала девушка, которую я бы хотел взять в свой «розарий».

Чтобы скоротать время, и с пользой, поехал в «Юбилейный», купить крупы для собак, да простят меня защитники животных за такой признание. Да, мясо мои собаки видят редко, то, что в отходах попадает. Но прервём речь о грустном, ведь впереди нас ждёт новая встреча с Наташей, вторая за этот день, а, быть может…

Приехав из бывшего «Юбилейного», затареный крупой, я не рассчитывал снова увидеть Наташу. И увидел. Она, с подругой, стояла у дальнего прилавка большого зала магазина «Сибфорпост». Я повернулся и вышел. Сел в машину. Вначале хотел уехать. Цветы можно было и на рынке купить, что и было сделано впоследствии. Но я подумал, что, может быть, Наташа сядет в машину, ведь ей надо на работу. А мне было бы приятно видеть её рядом с собой, в «Беженке». Она ещё никогда не сидела в салоне «Беженки».

Я сделал маневр и встал так, чтобы, выйдя из магазина, Наташа могла меня сразу увидеть. И она увидела. Но подошла не сразу. Вначале остановилась с какой-то женщиной. Это была её начальница. Затем Наташа пошла в мою сторону. Я не верил, что это так. Она могла и свернуть, и пройти мимо. Не дойдя до машины шагов пять, она спросила меня еле заметным жестом, её ли я жду. Я подобным же жестом, еле заметным кивком и поворотом головы, дал ей понять, что жду её, к её услугам.

Наташа подошла к передней пассажирской дверце. Я приоткрыл дверцу. Она села.

– Увезите меня на работу.

– Увезу. Только будешь показывать дорогу.

Предложил на минутку заскочить в «деревню», посмотреть портрет.

– Нет, я и так опаздываю…

Дорогой Наташа спросила меня, не найдется ли сигаретки.

– Только, пожалуйста, никому не говорите, ладно?

Я пообещал не говорить. Сказал, что сигарет нет, но можно заехать, купить. И тут же прочитал Наташе маленькую лекцию о вреде курения.

– Ты красивая девушка. Будущая мама. Должна родить, как минимум, красивую девочку… и мальчика.

Высказал, так сказать, свою тревогу за здоровье российской нации. Вообще-то, у Наташи немецкая фамилия. И все эти слова, наверное, ни к чему. Быть может, надо было заехать, купить сигарет, посмотреть, как красиво курит эта девочка. Ведь она все равно, наверное, до замужества, будет покуривать. Всё же, что ни говори, какая-то романтика в синем дымке, в красивой сигаретке в тонких пальцах есть.

Почти стразу, как мы отъехали от магазина, сказал Наташе, чтобы она освободила от перчатки руку, для поцелуя.

Если бы у меня была сигаретка, перчатки ей бы пришлось снять. Все же эта ущербная праведность совсем не способствует делу покорения сердец. А мне, когда Наташа сидела рядом, хотелось покорять её сердце, хотелось быть с ней ещё ближе, касаться её. Хотелось её целовать, хотя бы в руку. Не важно, куда, ведь всё это её кожа, на любом участке тела. И везде кожа, наверное, одинаково чувствительна к внешним раздражителям, к которым относятся и поцелуи.

Дорогой я напомнил Наташе о давнем ночном приключении, о том, что я целовал её коленки, спящие. А затем и о поцелуе в губы сказал. Тема волнующая. После некоторой подготовки, я всё же сказал Наташе о своем желании её хотя бы раз ещё поцеловать.

– Не знаю, может мне показалось тогда, в ту ночь… Может быть, тебе не понравится это моё откровение… Мне показалось, что у тебя твердая верхняя губа. Это так?

– Не знаю.

– Разве тебе никто никогда этого не говорил? Или ты не с кем не целовалась?..

Наверное, я сказал об этом напрасно. Но я не заметил, чтобы в настроении Наташи после этого откровения произошли какие-то перемены.

Мы уже подъезжали к воротам её детсадика.

– Наташа, сними перчатку.

– Ну, не надо… – умоляюще просила она.

– Хочу, хочу…

– Ну не надо…

В эти минуты мне казалось, что будь я чуть понастойчивее, и она бы мне позволила не только руку поцеловать, но и щеку, а, возможно, и в губы…

Но «Беженка» стояла у ворот, напротив окон, и мог ли я подвергать девушку опасности быть замеченной в столь не благовидном со стороны поступке? А было в последние мгновения нашей встречи хорошо. Думаю, и Наташе тоже. Так не сыграешь…

Что ж, заявка на поцелуй (или два) сделана. Но это не главное.

Было хорошо. Был эпизод любви.

9.

Подходил к концу второй день моего одиночества. Очередная размолвка с семейством. Семейство, В.А. и Матвей, уехали на автобусе в «деревню». Еще в субботу, и заночевали там, так как я за ними не поехал.

Скучно мне одному не было. Из поездки в Нижневартовск привез красиво изданный том Петрарки, в зеленом переплете, с золоченым шрифтом. Но главное – внутреннее содержание книги. Я удивился тому, как этот уважаемый автор, много веков назад, излагал на бумаге свои мысли. Прочитав несколько его писем, я понял, что нашел умного, интересного собеседника. А в воскресенье я приступил к чтению бесед Франциска и Августина о презрении к жизни. Мое одиночество и отсутствие изобилия пищи в холодильнике очень способствовало восприятию этого философского материала. Я читал с перерывами для отдыха глаз и серо-белого вещества. Читал и удивлялся современному стилю «древнего» человека. А до него ещё были Вергилий и Платон, и Сократ, и Цицерон. Не буду здесь цитировать Петрарку, поскольку мы и так затянули со вступлением к этой главе. Но в том её «драматизм». Я читал о воздержании, о презрении к суете быстротекущей жизни, и это чтение даже ставило под сомнение завершение работы над «Многолюбом», что могло свидетельствовать о моем тщеславии, с которым тоже, исходя из читаемого текста, необходимо бороться. Не говоря уже о том, что текст «Многолюба» грешит подстрекательством к прелюбодеяниям. А это один из смертных грехов.

Таким образом, я, не имея возможности выйти из квартиры, так как ключи от двери лежали в бардачке «Беженки», не мог уйти, не закрыв входной железной двери. Ведь пока я, при не работающем лифте, спускался бы с седьмого на первый этаж, а затем, ещё чуть дольше поднимался, чтобы закрыть дверь, теоретически, могли многое вынести. Хотя и о вещах у Петрарки хорошо сказано – не стоит быть рабом вещей.

Целых два дня одиночества в трехкомнатной квартире, на скудном пайке, без куска хлеба, при пустом холодильнике, и при невозможности сходить в магазин. Я подумал о том, что мы совсем никому не нужны. За два дня ни одного визита. Возможно, были бы звонки по телефону, но он уже месяца два отключен за неуплату. Приходила в субботу вечером соседка Фатима, очень милая молодая представительница Кавказа, за шестью маленькими фужерами. Но это лишь подчеркнуло вышесказанное. Вот, они, беженцы, собираются сегодня вечером вшестером. А мне предстоит одинокая ночь на не очень-то сытый желудок, в который я погрузил несколько картофелин, сваренных в «мундирах», залитых жидким чаем.

Часов около шести вечера раздался звонок в дверь. Я подумал, что явились домочадцы. Открыл не сразу. Куда спешить? К тому же, некоторое психологическое воздействие. После второго звонка прижался к дверному глазку, но лампочка в коридоре давно не горит. Увидел лишь силуэт. А когда открыл дверь, слегка даже удивился – Наташа. Да такая красивая! За кассетой пришла, на которой свадьба Сергея заснята, на которой я впервые увидел эту милую девушку.

– Проходи, – пригласил я.

– Меня внизу машина ждет.

– Проходи, проходи.

Наташа зашла. Я быстрым взглядом её окинул. Накрашена. В короткой юбочке, обнажающей чуть ли не до попы ее красивые ноги. Какой соблазн! Разве, видя такое, можно помнить о наказании за грехи прелюбодеяния?

– Я как раз тут книгу серьезную читал, о смирении, об укрощении плоти… А ты, со своими красивыми ногами… Ну, пройди, подразни меня.

Наташа попросила ускорить поиск кассеты. Я полез в тумбочку под телевизором, без особой надежды на успех поиска этой кассеты, так как В.А., похоже, прятала её от меня. И точно. Кассета не была даже подписана, лежала в углу, за грудой других кассет.

Пока я рылся в кассетах, Наташа стояла в коридоре, у зеркала. С этой точки она могла и любоваться собой, и наблюдать, через стеклянную дверь за мной. Надо заметить, что на мне в то время, как и сейчас, кроме серых плавок и синего махрового, с огромной прорехой на правой лопатке халата ничего не было.

Найдя эту кассету, я вставил её в магнитофон.

– Она, – сказала Наташа. – Давайте!

Я извлек кассету и пошёл к Наташе, со словами:

– За это ты мне позволишь поцелуй в руку.

– Нет, – ответила Наташа.

Я передал ей кассету. Её левая рука была рядом. Я взял её, чуть приподнял, не ощущая ни малейшего сопротивления, и поцеловал, испытав немалое удовольствие. Наташа пошла к выходу. Где-то на полпути остановилась. Речь зашла о портрете. Я ей показывал фотографию, да и невестка, её подруга, бывавшая в «деревне», говорила Наташе о портрете.

Мой взор вновь спустился к ногам Наташи. Они притягивали не только взгляд. И я опустился перед ней на колени, обхватил ближайшую ко мне левую ногу и поцеловал её чуть выше колена. Наташа была в колготках, которые я заметил лишь приблизившись к её ногам вплотную. Целовать синтетику – не самое приятное, что может подарить столь краткое свидание. Но когда синтетика натянута на трепещущею плоть, это всё же щекочет нервы.

Особых возражений со стороны Наташи я не услышал. Всё же я целовал ей ногу не в первый раз. В первый раз я целовал ей колено на свадьбе пасынка. Не будем повторяться. Обо всем этом сказано в первых главах.

Наташа приблизилась к выходу ещё на шаг. Кстати, когда я искал кассету, а Наташа стояла в коридоре, звонила соседка Фатима, желавшая видеть В.А. Поскольку дверь была не закрыта, она заглядывала в коридор, видела Наташу, спрашивала у неё о наличии хозяйки, о чём Наташа переспросила у меня, получив отрицательный ответ.

Что ж, свидетель столь короткого эротического эпизода есть!

Наташа уже хотела открыть входную дверь и уйти, но я вспомнил о том, что должен, обещал её поцеловать в губы, чтобы убедиться в их мягкости и пригодности для этих плотских утех. Я привлек её голову, обхватив левой рукой за шею, без особого усилия повернул её лицо к себе, поймал губами её рот. При этом деянии Наташа очень слабо стукнула меня кассетой по голове, потерявшей контроль над телом. Но это был символический удар. Возможно, Наташа просто не хотела разбить на моей голове кассету, ведь тогда бы она лишилась возможности увидеть себя на телеэкране.

Конечно, с одного раза особенностей губ не определишь доподлинно. Но всё же… Губы Наташи приятны для осязания губами. О чём здесь говорить! Надо целовать.

– Всё в норме, – успокоил я Наташу.

– Вы мне всю помаду размазали! – слегка возмутилась Наташа. – Как я пойду.

– Подправь, – пропуская её назад, к зеркалу, сказал я, не зная ещё о том, что и мне надо кое-что подправлять. Лишь когда Наташа ушла, сказав «До свидания», и я обратился к зеркалу, увидел, что левая половина моей верхней, два дня назад бритой губы, измазана густо в помаде. В таком виде меня и оставила уходящая с кассетой улыбающаяся Наташа.

А когда она стояла перед зеркалом, подправляя макияж, испорченный моим исследовательским поцелуем, я стоял сзади и гладил правой рукой её распущенные по плечам волосы, говоря о том, как давно я не видел Наташу, и как я хотел её видеть.

Этот визит поспособствовал рождению стихотворения, которое даже стало песенкой в моем исполнении.

«ПОМАДА

Твоя помада на моих губах.

Улика. Доказательство измены.

Ее стирал я в ванной впопыхах.

К чему излишние супружеские сцены?

А ты ушла и унесла с собой

души моей почти что половину.

Ей нравится лететь за молодой.

Когда-нибудь совсем меня покинет.

Придешь ли ты, чтоб вымазать опять

меня в бордовой, сладостной помаде?

Когда тебя вновь буду целовать,

я перемажусь как мальчишка в шоколаде!

Помада, помада, помада.

Помады вкус на губах!

Наташа ушла. Но мне уже не хотелось возвращаться к дидактике Петрарки. Я даже чувствовал перед ним легкое угрызение совести. Я сознавал, как слаб в своем пороке реагировать на красивых и молодых женщин.

(До встречи с Недотрогой остается 40 дней. Подумав об этом и перевернув страницу рукописи, невольно засмеялся: сороковая страница… 11.01.07)

10.

С тех пор, а прошло уже более года, я Наташу так и не видел, ни разу. Думал, что она уехала в Колпашево. Как-то на гулянке у сватов её мама сказала, что Наташа наговорила по телефону на двести рублей. Кто-то у неё появился. И вот недавно узнаю о том, что она вышла замуж. От свадьбы до свадьбы. Теперь уже пасынок с женой были у неё на свадьбе. Но у кого они были на свадьбе, я узнал позднее… А вышло так, что в день её свадьбы у меня была последняя попытка вернуться в семью, которую я оставил в середине декабря минувшего года. Ныне первая декада октября на исходе. Сегодня летел первый снежок. Тоска невыносимая обуяла. Всё же непростая надвигается зима. Последняя в этом тысячелетии. И на таком рубеже все кажется значимее, весомее.

Только что перечитал повесть «Натали». Окунулся в недавнее прошлое. Как я боялся очередного «развода», и в первую ночевку Наташи у нас (тогда ещё у нас), и во время её прихода за кассетой. А надо-то было… Закрыть дверь на засов. Но, как известно, русский мужик задним умом крепок. Это все равно произошло – разрыв с семьей.

После поцелуя губ Наташи мною были прочитаны ещё ряд книг и авторов, вторящих Петрарке. И этот год я прожил аскетом, в одиночестве. Не обошлось и без лирического эпизода. Но в основном… И «Беженки» у меня давно нет. Потому, видимо, и не встречаемся с Наташей. И телефон с июля отключен. Не позвонить. А портрет её стоит. Уже не висит на стене, а спущен на пол. На том гвозде новый холст, пока лишь с рисунком головы моей сбывшейся Мечты, за который пока никак не осмелюсь взяться. Портрет Наташи заставлен другими работами. Ещё один её портрет, в полный рост, тоже в рисунке, на оргалите – так и не начат. Не хватило инерции любви. И теперь этот портрет во весь рост под вопросом.

Сегодня думал о том, что у Наташи сейчас дни эротического удовольствия. То, о чем я рассуждал на страницах этой повести. И всё же она подарила мне несколько волнительных дней! И одну ночь с поцелуями её спящих коленей. И поездка в «Беженке». Как она, Наташа, вибрировала! И поцелуй в коридоре, у незакрытой двери. Всё это неповторимо, и оттого так трепетно-сладостно.

– Горько! Горько, Натали…

11.

Сегодня была встреча с Наташей. Всё на том же месте, напротив «Службы занятости», что сейчас актуально, как выяснилось, не только для меня.

Уже несколько встреч было на этом пятачке. Встреч глазами. А сегодня я подошел к ней.

– Девушка, можно вас на минуточку.

И когда она остановилась, шедшая мне навстречу, сказал:

– Наташа, ну когда же вы заберете портрет?

– Сейчас денег нет. Меня с работы сократили.

– Ты же замужем. Возьми у мужа.

– Мы развелись. Уже давно.

Для меня это была новость.

– Сколько он стоит?

– Ну, не знаю. Если ты не работаешь, и с мужем разошлись… Ну, хотя бы приди, посмотри. Может быть, что-то подправить надо.

Я достал визитку, передал ей.

– Я вам позвоню, – сказала Наташа.

И мы расстались.

Шёл домой, думая о ней. Вот, говорит, развелись. Развалился ещё один союз.Время такое. Всё рушится…

А что я испытываю по отношению к ней?

Нашёл повесть, прочитал несколько последних глав, освежил память. Написано пунктирно. В те дни, когда она писалась, для меня было всё свежо в памяти, и по этим обрывочным записям легко воспроизводилось всё то головокружение, вызываемое ею. А сейчас читается только то, что записано, зафиксировано. Всё остальное стерто из памяти. Та самая «любовь». Её как бы и не заметно. Так, намеки на то, что она была. Возможно ли возрождение? Для неё-то ещё всё возможно. Молодая. А я недавно лежал в больнице с сердцем. Ради него, сердца, ради тренировки сердечной мышцы, и затеян был сегодняшний поход в город. Повод – купить мягкие карандаши, что и было сделано до встречи с Наташей. Кстати, пост только начался. Надо признать, что встретились мы с ней не в лучшее время. И денег у неё нет, чтобы компенсировать мои затраты сил и материалов на портрет. Но есть другое. Большая пустота образовалась вокруг моей персоны. После недавних неприятных событий я пересмотрел список лиц, общавшихся со мной до некоторых пор. С другой стороны – апрель. «…Мои целители апрели мне воздают с лихвой любви…» Жаль, что с каждым апрелем я всё ближе к разряду пожилых людей. И это отражается на лице, тем более после моих экспериментов над собой, в перечень которых входит недавнее пятидневное голодание.

Что ж, о любви мы сегодня и не говорили. Только о портрете. Могу и подарить, конечно же…

Вместо эпилога.

Вот и закончилась наша короткая повестушка. Одиннадцать глав. Несколько можно объединить в одну.

Набирая текст, вновь переживал те редкие мгновенья, подаренные Наташей. Ещё не дойдя до поцелуя в коридоре, припомнил и ряд других эпизодов, с другими героинями, поймав себя на том, что много «сладкого» я упустил из-за своей нерешительности, а если точнее, трусости. Герой-любовник должен был бы быть посмелее… Но это была бы уже совсем другая книга. А пока она такова: поражений больше, чем побед. Зато и героинь больше. Ведь побежденная героиня могла меня к себе привязать, лишив возможности писать о других. А как активно я занимался этим в 1998 году! И всё заканчивалось поражениями. Сразу несколько повестей писалось. «Натали», «Аленка из киоска», «Джулия», немногим ранее был написан рассказ «Н…». И все эти неудовлетворенные страсти погасила в августе она, моя бывшая «Недотрога», там, на исторической нашей с ней родине, откуда мы разъехались на 15 лет в разные стороны…

Недавно встречал Наташу в городе. На том же месте. Всё уже выветрилось. Она работает в солидной организации, а я всё так же, опять безработный, сокращенный. Бесперспективный. И снова поговорили о портрете. Но уже без особой надежды. Она ведь говорила тогда, что позвонит. Не позвонила. Не смогла? Не захотела? Забыла?.. Снова ли вышла замуж?..

Вчера был в городе. Опять, почти на том же месте, вижу, идет она, в белой куртке, в чёрной шляпке, или шапке норковой. В чёрных брюках. И я шёл прямо на неё, думая, что же я ей скажу. А когда осталось метра два между нами, увидел, что это не она. Обознался. Ведь ещё не готова была книжка эта о ней, не мог ей её подарить. В наборе была.

А Сергея давно нет с нами. Недолго он был мужем нашей невестки. Оказалось, он стал после армии наркоманом. Вначале это было не так заметно. Работал. Хотел учиться на водителя, чтобы делить со мной «Беженку». (Я её все же вернул!) Но затем Сережа оставил работу, а потом стал тащить из дома всё, опустошил квартиру в короткий срок. А ещё через какое-то время он умер. Заснул на кухне, после дозы, видимо, а кастрюля с супом стояла на плите. Он и задохнулся от дыма. Нас чуть не прикончил, всех четверых. Хорошо я проснулся, хотел совершить с сожительницей, женой ли, то, что совершают в супружеских спальнях. И учуял дым…

Вызвали скорую, но спасти его уже не смогли. Да и не спасала его медсестра. Сидела в кресле, наблюдала, как мы Сергею искусственное дыхание делали…

Не стало того, кто познакомил тогда нас. Подруга Наташи, наша невестка, вновь вышла замуж. Недавно девочку родила. Сын Сергея ходит во второй класс.

А у Наташи от брака, кажется, детей не было.

Немного грустный получился конец. А начиналось так весело.

«Она сейчас лежит в зале, на раскладном кресле-кровати. По крайней мере, она лежала, отвернув голову к стене, когда я уходил, чтобы завести «Беженку» и ехать сюда, в мастерскую…»

Но закончить повесть хочу все же добрыми воспоминаниями. Тем поцелуем в коридоре, после чего я имел смешной вид – в помаде весь, как клоун. То-то улыбалась Наташа, уходя. И хорошо, что в эту минуту не вернулась бывшая…

Богу не было угодно, чтобы Наташа вновь создала такую провокационную обстановку, с поцелуем сначала в ногу, чуть выше колена, а затем…

В песне про труд журналистов поётся: трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете. Не так ли и в нашей повести – столько усилий и разных замысловатых ходов ради каких-то там двух поцелуев. Хотя, вряд ли здесь ценен результат. Не маловажен сам процесс, так сказать. Ведь была любовь. Редко у кого эта история заканчивается удачным бракосочетанием и дальнейшей счастливой жизнью. А возможно, не любовь была, так, незначительная страстишка. Ослепление на второй день после свадьбы эффектным видом свидетельницы, которой хотелось обладать…

Судьба портрета мне не известна. Покидая тот славный городок, оставил его в «деревенском» «офисе».

Так теряются былые привязанности и связи. И из этих потерь, порою дорогих сердцу, а так же новых находок, и складываются лини судьбы.