Ганина падь [Екатерина Александровна Тройнова] (fb2) читать онлайн

Екатерина Тройнова Ганина падь

Спрячь меня, лес, помоги, а я тебе

Вечную душу продам.

Лучше тебе я ее отдам, чем тем,

Кто идет по моим следам…

Беглец. Агата Кристи.

… Во всем была виновата Наташка. Ну а кому еще взбредет в шальную голову явиться вечером без приглашения, но с длинным свертком в руках, и, скинув босоножки на чисто вымытый пол, радостно объявить:

– Олька, скоро мы разбогатеем!

Наливающая чай Ольга подозрительно косилась на принесенный сверток, в котором могли оказаться хоть хоккейная клюшка, хоть швабра, хоть полуторный меч. От Наташки можно было ожидать всего.

– Ну и что это за ерунда? – поинтересовалась девушка, осторожно ткнув пальцем загадочный источник богатства.

– Так, руки прочь! – завопила подруга, вскакивая с дивана. – Мне Славик голову оторвет, если я с его металлоискателем что-то сделаю!

Ах, вот оно что… Двухметровый Славик, похожий на хрестоматийного викинга, был родным братом мелкой и темноволосой Наташки разве что по недосмотру древних богов, и занятие тоже нашел себе под стать – историческое фехтование, реконструкция битв, а теперь еще и поиском различных артефактов занялся. Об этом Ольга узнала во время одного из походов в гости, когда споткнулась через рюкзак парня, небрежно скинутый в прихожей. Славка тогда долго рассказывал про путь «Из варяг в греки», показывал медную пуговицу, византийскую, как утверждал, монету, а еще обломок узорчатой застежки-фибулы, скреплявшей когда-то плащ безвестного путешественника. Все это он отыскал при помощи мудреного приборчика, который запнувшаяся девушка охарактеризовала весьма емко и непечатно. А теперь несчастный металлоискатель прибрала к рукам Наташка, причем, наверняка, еще без ведома старшего братца.

– Ты им хоть пользоваться умеешь? – спросила Ольга, с интересом рассматривая дисплей и круглую катушку, похожую на футуристический руль.

– Да чего там уметь? Задал нужный тебе металл и гуляешь по округе, пока не запиликает!

Покивав головой для вида, она обратилась за помощью к гораздо более осведомленному интернету, и быстро поняла, что на практике все далеко не так просто. Однако подругу не смущали возможные трудности, равно как и не пугала перспектива прогулки по безлюдным деревням в поисках заветного клада. Ну не в парке же городском копать, где можно найти только пустые бутылки и мелочь советских времен, выпавшую из карманов честных тружеников (а бонусом еще и внимание полиции к несанкционированным раскопкам).

– Вот найдем мы с тобой клад! – вещала Наташка, размахивая печеньем. – Даже одну редкую монету можно продать тысяч за тридцать, если не дороже. А если целый чугунок таких выкопать? Помнишь, Славик рассказывал про то, как в Зарядье нашли аж двадцать кило монет времен Ивана Грозного? Круто же! Вот если найдем, то я сразу себе машину куплю. Красную! Спортивную!

– И гроб в комплекте не забудь, – усмехнулась Ольга, помня, что водить подруга не умеет.

– Да ну тебя! – надулась та. – Кстати, а ты чего бы купила?

– Квартиру, – не задумываясь ни секунды, ответила девушка. – Свою собственную.

В итоге решили не мелочиться и отправиться в рейд в отдаленную деревеньку, которую Славка указал как давно заброшенную, а интернет его слова подтвердил. Правда, находилось поселение почти в двух часах езды от города, да еще три километра от главной трассы полагалось топать пешком, но в кладоискательском запале это не отпугнуло. Зато теперь, стоя перед шелестящей на ветру посадкой, куда ныряла битая жизнью дорога, Ольга горько пожалела о своем опрометчивом решении. В пятницу Наташка, с которой договорились в выходные съездить и проверить металлоискатель, не смогла отпроситься на работе, поскольку напарница вероломно ушла в декрет. А вот Ольгу отпустили без разговоров, вспомнив, как она целый месяц подменяла коллег по выходным. В первый миг девушка хотела честно проспать лишний день отдыха, но взгляд упал на оставленный подругой прибор, и она потянулась за вещами. И вправду, когда еще представится такая возможность?

Проводив взглядом удаляющийся автобус, Ольга поправила лямки тяжелого рюкзака, в котором хранился металлоискатель, вода, нехитрый перекус, чистая футболка, фотоаппарат, маленькая лопатка, которую называли саперной, и нож в чехле. Навигатор в телефоне упорно показывал в сторону трепещущих березок, за которыми просматривались какие-то дома, далекие темные ели и, кажется, даже дубы.

– Так, отступать уже поздно, позади Москва, – задвинула себе установку девушка, но оглянулась на табличку у остановки. – То есть Зельцево, но это не важно.

Итак, в полукилометре от полузаброшенной деревни Зельцево начинался спуск в сторону небольшой посадки, за которой должна располагаться заветная Ганина Падь, окруженная настоящим лесом. Что это был за Ганя, и почему он там падал, Наташка не знала, зато Славик уверил, что в окрестностях жили богатые помещики, которые во время революции частично бежали, а частично были перебиты, поэтому есть смысл поискать если не спрятанные сокровища, то хоть какие-то тайники. Уже ступая по неровной тропинке, девушка в который раз обругала себя дурой, что повелась на рассказ подруги, потом решилась поехать незнамо куда, да еще одна! Хотя… Продавщица в зельцевском магазине заверила, что в Пади, как местные называли деревушку, давно никто не живет, только изредка из соседних поселков приезжают отдохнуть на берег реки. Правда, место для подъезда не самое удобное: с одной стороны болото, плавно переходящее в густой и непролазный лес, разбитые дороги и вредный лесник, который несколько раз гонял расшумевшуюся молодежь. Это не сильно успокаивало, но вселяло некую надежду, равно как и то, что Падь смутно просматривалась сквозь тонкие березово-кленовые стволы, до ближайшего поселка было минут сорок хода, а автобусы ходили каждые четыре часа. Словоохотливая продавщица даже звала переночевать, если Ольга не успеет уехать, поэтому… Бодро шагая по растрескавшемуся асфальту, девушка с удивлением поняла, что начинает получать удовольствие от внезапного путешествия. Ну а что, Конюхов в одиночку весь мир исколесил, а она даже в деревню какую-то пройти не может?! Непорядок!

Таблички, извещающей о том, что незадачливый путник ступил на территорию Ганиной Пади, разумеется, не было, как и нормальной дороги, ведущей сквозь бурьян на подступах к деревне. Собрав на себя паутину, ярко-желтую пыльцу и двух клопов, Ольга едва не свалилась в какую-то рытвину, но все же выбралась к самому забору, за которым начинались чьи-то заброшенные владения.

– Красотища какая! – с чувством произнесла девушка, оглядываясь вокруг.

Нагретое на солнце разнотравье пахло пряно и сладко, среди заросших садов пламенели рыжие лилии, роняли лепестки отцветающие пионы, лиловыми мазками украсились плети вьюна, безраздельно захватившие покосившиеся заборы. Вокруг оглушительно стрекотали кузнечики. Давно нехоженые улицы покрывал ковер густой низкорослой травы, под которой едва угадывались старательно вытоптанные дорожки, у которых поднимались белые корзинки тысячелистника, стрелки подорожника, похожие на гадючьи хвосты и лохматые репейники. Среди серебристой полыни ярко желтела пижма, по которой неторопливо полз крупный зеленый жук, переливающийся на солнце, как усатый изумруд. Легкий ветерок шевелил тонкие ветви вишни, украшенные нефритовыми бусинами зреющих ягод, доносил медвяный замах маслянисто-желтого донника и розового мышиного горошка, среди которого синими всполохами цвели васильки и цикорий. Первый час Ольга бродила по деревне, как завороженная, оглядывала потемневшие от времени бревенчатые домики, покосившиеся ворота с облезшей краской, развалившиеся сараи и наглухо заколоченное здание, гордо именовавшееся «Магазин «Удача». Фотоаппарат почти разрядился, ибо девушка старалась не упускать ни единого момента. И пусть Наташка потом завидует! Внезапно в ближайших зарослях что-то подозрительно зашуршало, девушка резко обернулась – из кустов бузины выглянул крупный серый кот с раскосыми глазами и такой шкодливой мордой, что Ольга невольно улыбнулась.

– А говорили, что живности тут нет, – вслух произнесла она, роясь в рюкзаке. – Кис-кис-кис! Иди сюда, сыра хочешь?

Кот подозрительно принюхался, нерешительно переступил с лапы на лапу, но стоило сделать шаг в его сторону, как он шмыгнул обратно в заросли. Наверное, с дачи чьей-нибудь убежал и одичал, решила Ольга. А солнце, между тем, начало припекать, окончательно рассеяв утреннюю свежесть; нагревшийся воздух казался таким густым и медвяным, что его можно было резать, как пирог, и подавать к чаю. Мельком посмотрев на часы, девушка чуть не присвистнула, ибо время уже близилось к полудню. Не медля ни секунды, Ольга достала заветный металлоискатель, собрала, как было показано в инструкции, включила дисплей и направилась к полуразвалившемуся дому, недружелюбно сощурившемуся заколоченными окнами в сторону леса. Побродив вокруг щербатого забора, она разочарованно взглянула на мерцающий синим дисплей – ничего. Заходить во двор, заросший колючим чертополохом и лебедою, почему-то было страшно. Еще раз оглядевшись, Ольга выбрала самый старый, как ей показалось, дом, печально глядящий в сторону дальней заводи провалившимися окнами. Крыша его давно просела, обнажив источенные стропила и чердачную темень, а густые заросли лопуха набрали такую высоту, что, казалось, выплескивались через хлипкую изгородь, нависая над тихой улицей. Поправив сбившуюся кепку, девушка решительно шагнула вперед, загадав отыскать клад, чтобы сразу хватило на квартиру. Просторную, светлую и обязательно с балконом, чтобы любоваться поднимающимся над городом рассветом и пить крепкий чай с долькой апельсина… Прибор тихо пискнул у самой калитки, едва заметной в зарослях крапивы. Ура! Чувствуя, как в крови увеличивается уровень адреналина, а сердце начинает стучать тяжело и часто, Ольга поводила диском над землей, прислушиваясь к ровному писку, и принялась расчищать указанное место от травы. Оказалось, что кладоискателем быть совсем не так просто: сперва пришлось прорубиться сквозь плотное переплетение корней, потом долго пробивать слежавшуюся до каменной прочности глину, долбить сухую землю. Яма росла пропорционально горке рыжеватой почвы, руки уже начали болеть, но девушка продолжала копать, периодически проверяя металлоискателем. Наконец лезвие чиркнуло по чему-то металлическому. Едва не завопив от радости, Ольга принялась расчищать находку, гадая, что это может быть. То, что в первый момент показалось ей ручкой от сундука с сокровищами, оказалось хорошо сохранившейся… Подковой.

– Да блин, как так-то?! – воскликнула девушка, без сил опускаясь на пыльную траву.

Подкова гнутой ухмылкой лежала на ладони, позволяя рассмотреть полускрытые грязью и ржавчиной следы от гвоздей. Вот тебе и клад. Накатившее разочарование не поддавалось описанию, как и обида на несправедливое мироздание. Уныло взглянув на лежащий в траве металлоискатель, девушка поднялась на ноги, потерла мигом засвербевший нос. Вроде и время еще было побродить по деревне, и прибор не разрядился, но желание что-то искать пропало. Хотя чего расстраиваться, размышляла Ольга, клады ведь не сразу находятся, да и знать надо, где искать. Не просто же так люди, которые этим занимаются, досконально изучают историю местности, где собираются что-то копать. А у нее таких знаний нет, значит, придется считать, что просто съездила на природу, подышала свежим воздухом, полюбовалась на цветочки и старые дома. Тоже не так плохо, если посмотреть на это с другой стороны. Вот почитает она про разные старинные именья, разыщет упоминания тайников, тогда можно будет поехать, чтобы точно вернуться с кладом. Только второй поездки не будет, грустно усмехнулась девушка и еще раз посмотрела на подкову в руках. Хороший сувенир на память о небольшом летнем приключении, если разобраться.

– Ну и ладно, вдруг ее лошадь Ивана Грозного потеряла. Или вообще Наполеона.

Насчет первого она не была уверена, хоть и помнила из курса истории, что где-то в Подмосковье располагались охотничьи угодья царя, а второй так и вовсе в Москву на коне въехал.

– Это еще что такое?!

Услышав недовольный голос за спиной, девушка так резко обернулась, что чуть не свалилась в собственноручно вырытую яму.

– Ой! – только и сумела выдать она.– Здравствуйте…

В трех шагах от нее стояла маленькая кругленькая старушка в белом платке и цветастой кофте. Типичная бабушка с румяными щеками и в круглых роговых очках, что нянчат внуков да пекут пирожки. Только сейчас старушка уперла руки в бока и так грозно смотрела на Ольгу, что ей мигом захотелось куда-нибудь спрятаться.

– И тебе не хворать, – сварливо отозвалась она. – Чего тут ям нарыла, будто крот какой?

– Да я это… Клад искала… – попятилась девушка.

– Нашла? – сурово нахмурилась старушка, отчего серые глаза ее сделались колючими, сверкнули из-под седых бровей.

– Вот! – протянула та подкову.

– Да, великое сокровище выкопала, – внезапно улыбнулась она. – Тебя как зовут, непутевая?

– Ольга, – представилась девушка. – Архипова. А вы кто?

Старушка поправила платок и даже приосанилась, как показалось.

– Настасья Павловна я. Будем знакомы. Тебя сюда как занесло?

– На автобусе приехала… А в Зельцево мне сказали, что здесь никто не живет…

Настасья Павловна рассмеялась дробным смехом.

– Ну да, никто не живет, только пара старух свой век доживают. Больше никого нету, а скоро и нас не будет.

В голосе ее мелькнуло что-то не то горькое, не то злое, как дым осенних листьев в воздухе.

– Да вы еще не старая, – решила польстить ей Ольга. – Кстати, а почему в город не уехали? Оставили бы здесь домик, как дачу…

– Чего мне там делать? – удивилась старушка. – Нет уж, место мое здесь. Где родилась, там и останусь. А ты бы умылась что ли. Грязная, как трубочист.

Потерев щеку не слишком чистой рукой, девушка сунулась в рюкзак за салфетками, но поняла, что оставила их дома.

– Да что за невезуха!

Посмеиваясь над незадачливой пришелицей, Настасья Павловна протянула ей чистый носовой плеток, клетчатый и широкий, как скатерть.

– И нос потри лучше, а то в автобус не посадят. Умылась? Вот и хорошо. Теперь закапывай, чего тут разворотила, и ступай обратно. Нет здесь кладов, и не было никогда.

– А жалко, – вздохнула девушка, разравнивая землю. – Вы не поверите, но когда сюда ехала, то особо не надеялась что-то найти, а потом, когда показалось, что в земле что-то есть…

– Понимаю, – кивнула невольная собеседница. – Но с кладами ты особо не связывайся, их без знаний так просто не возьмешь. И других постереги, чтобы беды потом не было. Слабенькая ты.

– В смысле? – не поняла Ольга. – В чем это я слабая?

Однако старушка только рукой махнула, не желая пояснять смысл фразы. Так и не дождавшись объяснений, девушка уселась на уцелевшую лавку и достала из рюкзака свой нехитрый перекус: бутерброд с сыром и булку с джемом. Не успела она откусить кусок, как рядом, словно по волшебству, появился серый кот, которого видела в деревне.

– Ага, пришел! – обрадовалась Ольга. – Есть будешь?

– Будет, – подтвердила старушка.

Похоже, она стояла совсем рядом и все слышала. А, может, это как раз ее кот?

– Ты ему хлебца дай, – посоветовала Настасья Павловна. – Он хлеб любит, а у меня его нет совсем.

– Так давайте я схожу? – легко предложила девушка, наблюдая, как кот жадно заглатывает кусок, игнорируя сыр.

Старушка искоса на нее посмотрела, потом задумчиво произнесла:

– Далеко идти… Да и чего тебе бегать? Опоздаешь еще.

– Мне не трудно, – заверила ее Ольга. – А последний автобус только в семь часов приедет, успею. И вообще, почему бы не помочь хорошему человеку?

Настасья Павловна рассмеялась, качая головой.

– Ну благодарствую за человека, да еще и хорошего. Ладно, ступай, а то магазин там до трех работает по выходным.

С пустым рюкзаком за плечами шагалось легко и весело. Все вещи Ольга выложила на крыльце маленького домика, утонувшего в зарослях вишни и черноплодной рябины. Пройдя вглубь одной из улиц, девушка заметила еще признаки жизни: женскую фигурку, мелькнувшую в одном из дворов, прозрачный дымок, вьющийся над трубой бани, а в окошке показалась смешливая рожица – не иначе внук к кому-то приехал. Не все знал Яндекс, назвавший Ганину Падь заброшенной деревней, усмехнулась про себя Ольга.

В зельцевском магазине девушка купила булку свежего хлеба и последний батон, но вспомнила домик Настасьи Павловны: вроде и крепкий еще, но крышу точно надо латать, покосившийся забор и просевшую калитку – чинить, а уж крапиву у крыльца руки так и тянулись подергать. Видно, старушка совсем одна живет, с жалостью подумала она; дети и внуки не приезжают, помочь некому, да и пенсия, наверное, маленькая. По крайней мере, соседка в доме, где Ольга снимала квартиру, постоянно жаловалась на это. Мысленно посчитав собственные сбережения, девушка потянулась за печеньем.

– Это куда ты столько накупила? – всплеснула руками Настасья Павловна. – Вот чумная девка!

– Чай пить, – честно призналась та, выкладывая на стол конфеты, печенье, пряники и коробку чая.

Старушка только головой качала, но кивнула в сторону дома, мол заходи.

– Тогда пойду Лизку звать, раз такое дело, – решила она. – А ты пока за водой сходи. Колодец вон, у дома Ильи Кривого.

Глядя на потемневший от времени бревенчатый сруб, увенчанный двускатной крышей, девушка на секунду ощутила себя героиней сказки. Никогда в жизни Ольга не набирала воду из покосившегося колодца, но действие ей показалось забавным, а вот тащить полное ведро – не очень. За забором кто-то шуршал и чуть слышно хихикал, а как только миновала дом, так метко запустил яблоком между лопаток. Ну точно чей-то внучек развлекается!

– Поймаю, уши оторву! – погрозила кулаком девушка в сторону непролазных кустов сирени. – Тоже мне Робин Гад!

В ответ хихикнули и затрещали ветками в сторону дома.

Кухня в доме старушки оказалась маленькая и низкая, но, на удивление, чистая. Никаких мух под потолком, только изредка по полу проходил сквозняк из открытого окна, принося сухие листья.

– Руки мой и садись, – распорядилась Настасья Павловна, расставляя чашки и блюдца.

На вышитой скатерти, которую только в фильмах видела, стояли пиалки с янтарным медом, блюдца с россыпью ягод и даже нарезанное мясо. Над батареей тарелок гордо возвышался пузатый медный самовар, украшенный тускло блестящими медальонами. Пару секунд Ольга пораженно оглядывала кухонное великолепие, потом присела на лавку, укрытую полосатым полотенцем, потянулась к угощению. Настасья Павловна сноровисто разливала удивительно душистый чай из старого заварочника, потчевала гостью всеми вкусностями, и сама не забывала хрустеть сушками и печеньем, а между делом расспрашивала о делах в городе и о самой девушке. Узнав, что в свои двадцать три живет она одна, да еще на съемной квартире, старушка заохала, мол как так? Как родители одну да без мужа отпустили?

– Ну… Так получилось, – смущенно ответила та, опуская глаза. – Да мне там хорошо, и работа рядом.

Зачем постороннему человеку знать, что родители до сих пор не хотят с ней разговаривать после того, как Ольга в середине года уволилась из школы и сказала, что не вернется туда даже под страхом расстрела.

– Рассказывай давай, чего взгрустнула? – внимательно посмотрела на нее Настасья Павловна. – Не от хорошей жизни ты из дома родного ушла.

То ли чай подействовал, то ли еще что, но Ольга и вправду рассказала все. И про то, как с горящими глазами шла в школу сеять разумное, доброе и вечное в головы первоклассников, и про то, каким кошмаром это обернулось.

На самом деле, конечно, все молодые педагоги сталкиваются с определенными трудностями: кого-то администрация мучает, кого-то родители не принимают, кого-то дети изводят. Первое время Ольга считала, что ей повезло, поскольку дети быстро к ней привыкли и начали слушаться, родители хоть и смотрели свысока, но не слишком третировали, а потом… Первый звоночек прозвучал, когда девушку вызвали в кабинет директора на большой перемене. Оказалось, что перед уроком физкультуры, куда она добросовестно отвела свой любимый третий класс, главный хулиган Богдан обозвал нехорошим словом Владимира, тот обиделся и кинул в него телефоном. По обидчику он промахнулся, но попал в стену, после чего телефон, который стоил как две средние зарплаты, покрылся трещинами и больше не включился. Примчавшиеся мамы сперва ругались друг на друга, игнорируя зареванных детей, потом набросились на директора, а затем – на саму Ольгу. Девушка напрасно пыталась напомнить им, что в самом начале года говорила о недопустимости ношения в школу дорогих телефонов, объясняла, что дети гораздо больше отвлекаются на игры там, и родители даже согласились с этим, более того, они подписали инструктаж, но… Мам это не убедило, но каким-то чудом конфликт удалось разрешить. Потом еще долго по всем чатам родительницы обсуждали, какая никчемная у них классная. Сообщения Ольга удаляла, даже не читая. Постепенно все наладилось, под Новый год они провели мероприятия, поучаствовали в конкурсах, съездили на экскурсию… А в феврале самая тихая родительница написала на Ольгу жалобу в управление образованием. Директор долго допытывался у ошарашенной девушки, чем та могла настолько эксплуатировать Андрееву Святославу, что мать решилась на такой шаг. Ольга подробно рассказала, что составила график дежурства, исходя из которого, дети поливали цветы и мыли доску в классе. Видимо, маме это показалось унизительным и оскорбительным, что ее ребенка кто-то использует как дешевую рабочую силу. Беседа о трудовом воспитании не имела никакого эффекта, женщина принялась возмущаться, что ее дочь превратили в уборщицу, что классный руководитель бесчеловечно нарушает все права. Для Ольги это кончилось выговором, после чего она пришла в кабинет директора и положила на стол заявление об увольнении. Директор тут же начал ее совестить, но девушка молча слушала и только в самом конце монолога спросила:

– А зачем вам нужен плохой учитель, от которого одни проблемы?

Виктор Юрьевич нахмурился, явно вспомнив свою фразу.

– Ольга Михайловна, вы же понимаете, что никто разбираться не станет, все перекинут на администрацию? Потом у школы будут неприятности… Неужели вы так хотите нас подставить?

Через две недели Ольга все равно ушла, после чего на нее ополчились все родственники и, в первую очередь, родители. Не выдержав ежедневных упреков, девушка собрала вещи и уехала из Москвы в соседний город к сестре, которая посетовала, пожалела ее, но намекнула, что у себя не оставит, мол муж и дети, сама понимаешь. Понятливая Ольга поблагодарила за ночлег и прием, а утром отправилась на поиск съемной квартиры и работы. Устроилась она в детскую библиотеку, где ей нравилось намного больше, чем в оставленной школе.

– Вот как-то так получилось, – попыталась улыбнуться девушка, глядя в чашку с остывшим чаем. – Но в библиотеке очень хорошо! Там я тоже с детьми работаю. И с книгами. Нам фонд постепенно обновляют и ремонт сделать обещали. Ну и репетиторством подрабатываю…

Настасья Павловна, что весь рассказ охала и ахала, периодически обещая проклясть кого-нибудь (странно, что не Сталину пожаловаться, хмыкнула про себя девушка), покачала головой.

– Да, тяжело людям жить стало… Детей мне ваших жалко. Ну кого вы воспитать можете? Разгильдяев, которые к труду не приспособлены? Так они и чужой труд уважать не научатся, если сызмальства… Эх, люди… Но ты правильно делаешь, что к книгам их приучаешь.

– Стараюсь, – подтвердила Ольга. – Если человек читать не будет, то откуда у него возьмется грамотная речь и письмо? Да и думать не научится… Предметники в школе такие чудеса рассказывали! То Франция оказывалась столицей США, то Петр Первый Наполеона на кол посадил, а Толстой об этом книгу написал и назвал ее «Война миров»! А уж какие сочинения пишут дети!

Старушка долго смеялась, слушая перлы из работ, которыми щедро делились коллеги. В середине рассказа о том, как шебутные восьмиклассники нарядили скелет в шаль биологички, в дом постучали.

– Настасья, никак внучка к тебе приехала! – воскликнула гостья, внимательно оглядывая девушку.

Вошедшую звали Лизаветой, и Ольга даже навскидку не могла определить ее возраст. В первый момент показалось, что высокой и худой женщине не более пятидесяти, но дребезжащий голосок, покрытое морщинами остроносое скуластое личико и тонкие ручки, похожие на куриные лапы, подсказывали, что она немногим младше самой хозяйки дома. Беспокойные пальцы Лизаветы беспрестанно теребили какое-то мудреное вязание, из которого торчали спицы и репейник, причем даже когда она пила чай с видимым удовольствием угощалась горбушкой с золотистым медом. Беседа пошла еще веселее, хоть иногда девушка и не понимала некоторых слов, но Настасья Павловна терпеливо объясняла их значение и даже пыталась найти аналоги в современном мире. А услышав о том, что в понедельник Ольге нужно будет провести мероприятие для детей, старушки переглянулись и хором посоветовали выбрать русские народные сказки.

– Нет, мне про патриотизм и любовь к родине рассказать нужно, – попыталась объяснить та.

– Нешто знание своего наследия не есть патриотизм твой хваленый? – удивилась Лизавета. – Сказки-то не просто так рассказывались раньше!

За разговорами о леших, кикиморах, богатырях, огненных змеях и говорящих котах, Ольга начисто забыла о времени, а когда опомнилась, за окнами уже начало темнеть.

– Девять вечера! – воскликнула она, вскакивая с лавки. – Я же на все автобусы опоздала!

– Значит, здесь заночуешь, – сказала Настасья Павловна. – Нечего по темноте шляться.

– Да мы бы проводили, – хихикнула Лизавета.

– Цыть! – погрозила ей пальцем хозяйка дома. – У меня заночует, а завтра назад поедет. Слышала?

Лизавета мелко закивала, поправляя растрепанные волосы.

– Да ты не серчай, Павловна, мы же тоже с пониманием, видим, что девочка хорошая… Ну раз такое дело, может и в баньке попариться сходишь? Марьяна как раз затопила.

– Это можно, – задумчиво протянула Настасья Павловна, потом повернулась к девушке. – Мыться будешь?

– Буду, – кивнула та, чувствуя, как чешется между лопатками.

Бывать в деревенской бане Ольге ни разу не доводилось. Осторожно заглянув в низкий бревенчатый домик, горько пахнущий дымом и смолой, она попала в царство душистых веников, связок трав и деревянных, как в книгах, тазов, именуемых шайками. В предбаннике обнаружилось старое зеркало в потемневшей деревянной оправе, из которого, как из мутной речной воды, с любопытством смотрело бледное девичье лицо, обрамленное длинными русыми волосами. Светло-карие глаза казались бездонными, а вот веснушки на носу наоборот словно пропали. Подмигнув отражению, Ольга подхватила шайку и шагнула в облако горячего пара и запаренных трав, откуда совсем не хотелось уходить. Хозяйка бани, Марьяна, беспрестанно ворчала себе под нос, однако внезапную гостью не торопила и даже напоила каким-то кислым отваром. Шагая с Настасьей Павловной обратно, девушка с удивлением заметила, что в некоторых домах горит свет, слышатся голоса, и даже чья-то огромная собака увязалась за ними в потемках.

– Вот тебе и заброшенная деревня, – протянула Ольга. – Это где они все раньше были?

– Дома сидели, – усмехнулась старушка. – Чего по жаре на улице делать? Тут старики одни живут.

– А на речке тогда кто поет?

– Молодежь, наверное, из Зельцева или из Николаевки, что за лесом. К нам они все равно не придут, не бойся.

Дома Настасья Павловна предупредила, что кровать старая и скрипучая, поэтому спать придется на лавке, но Ольгу это ничуть не смутило, и разомлевшая после бани девушка мгновенно уснула, едва голова коснулась подушки. Снов не было, только какое-то вязкое марево, пахнущее сухими листьями и чабрецом, сквозь которое слышались беспокойные шаги по комнате, шорохи и хихиканье за окном да ворчанье хозяйки дома за стеной. Ближе к утру под бок сунулся кто-то мохнатый, и девушка, не задумываясь, обняла его, решив, что это кот.

Будильник пискнул под самым ухом, и Ольга рывком вскочила, едва не слетев с узкой лавки. Несколько секунд она удивленно оглядывалась по сторонам, пытаясь осознать, почему она в низкой комнатке с бревенчатыми стенами, а не в своей квартире… Ну точно, заболтались они вчера с Настасьей Павловной и забыли обо всем на свете, даже автобус последний пропустили.

– Доброго утра! – вошла в комнату хозяйка дома. – Как спалось, гостьюшка?

– Замечательно, – зевнула девушка, выбираясь из-под одеяла. – Ко мне утром ваш кот, вроде, приходил.

– Вот как? – удивилась старушка. – У него, паскудника такого, привычка есть на грудь ложиться… Тяжело от этого бывает.

– Нет, он рядом лежал, я его обнимала, – улыбнулась Ольга. – Пушистый такой.

Настасья Павловна рассмеялась и велела собираться на завтрак. В этот раз чай пили под яблоней, серый кот крутился поблизости и все пытался утащить что-нибудь со стола. Убрав посуду, девушка заторопилась обратно, на ходу запихивая в рюкзак свернутую джинсовку. Найденную подкову старушка отчистила, завернула в тряпку и тоже вручила ей на память, чтобы смотрела и Ганину Падь вспоминала. Уже у самой калитки Настасья Павловна дала девушке берестяной коробок, наполненный ягодами, а потом хитро улыбнулась и попросила:

– Отнеси-ка ты деду Максиму батон. Он как раз у самого леса ходит, к тебе выйдет. А после проводит тебя короткой дорогой. И не бойся его, он немного чудной, но тебя не обидит.

– Конечно, – откликнулась та. – Спасибо вам большое! Настасья Павловна, вы меня извините, но, может, родственникам вашим позвонить? Чтобы приехали, помогли…

– Так никого уж не осталось, – отмахнулась старушка. – А детей у меня нет, если ты про это. Тебе спасибо, что тоску нашу развеяла. Но больше с кладами не связывайся.

– Постараюсь, – засмеялась Ольга, памятуя о лежащей в рюкзаке подкове. – До свиданья!

Бодрым шагом девушка направилась в сторону леса, гулко шумящего на ветру. Как и говорила Настасья Павловна, навстречу к ней шагнул сухой, как палка, старичок в камуфляже и резиновых сапогах.

– Ну здравствуй, Настасьина гостья, – ухмыльнулся он в пегую бороду. Зеленые глаза его под кустистыми бровями хитро блестели.

Принесенному батону он обрадовался, будто золотому слитку, поблагодарил и предложил показать короткую дорогу к трассе. С опаской взглянув на лес, где между стволами плавно перетекала гулкая темень, пахнущая прелой листвой и бодрящей хвоей, девушка попыталась отказаться, но Максим Иванович Елкин, как представился тот, заверил, что выведет. Скрепя сердце, Ольга пошла за ним следом, стараясь больше смотреть под ноги, чем по сторонам. Все время ей казалось, что из лесной темени, из-под раскидистых кустов и густых зарослей папоротника за ними наблюдают сотни глаз.

– Да ты не боись, – увещевал он. – Кто к лесу с почтением приходит, к тому и он с добром относится. Ничего он, лес, не забывает… Только ты уж осторожнее на дороге будь, здесь всякое случается.

– Что именно?

– Люди лихие ездят. Ты, если что, сразу сюда беги.

Ну да, чтобы вместо бандитов попасть прямиком к волкам, чуть не фыркнула девушка, но за предупреждение поблагодарила и пообещала, что к незнакомым людям в машину не сядет. Путь, которым вел ее Максим Иванович, оказался в разы короче, и минут через двадцать девушка уже вышла к трассе, только немного в стороне от Зельцева.

– А вон и автобус твой идет, – указал тот. – Ну, бывай, красавица. Спасибо за гостинец.

– Спасибо вам! До свиданья! – крикнула Ольга и побежала к автобусу, остановившемуся у пыльной обочины.

Устроившись у окна, девушка еще раз взглянула на лес, но провожатого уже не было. Наверное, это и был тот самый лесник, что гонял расшумевшуюся молодежь из окрестных деревень, решила она.

Пропажу кепки Ольга обнаружила уже дома. Она точно помнила, что в автобус садилась без нее, а это значит… Значит, что в Ганиной Пади остался сувенир на память. Тем же вечером девушка засела за подготовку мероприятия для родной библиотеки. Следуя совету, данному Настасьей Павловной, девушка собрала материал о русских народных сказках, сочинила викторину и игру со сказочными героями. Детям понравилось, как и коллегам, которые тоже решили принять участие в шуточном поиске Кощеева сокровища.

– Хорошо, хоть и не совсем по теме сделала, – довольно улыбнулась заведующая.

– Как это не по теме? – удивилась Ольга. – Сказки и есть отражение нашей самобытной культуры и истории. Разве может человек, не знающий своей истории и не любящий свою культуру быть патриотом?

Зато книги сказок разобрали все до одной, даже в запасниках пришлось поискать.

Дни летели солнечной круговертью детских голосов, распускающихся роз, грибных дождей и трепетных березовых листьев, пронизанных золотистыми лучами. На выкрашенном синей краской заборе сидели стрекозы с блестящими слюдяными крыльями, а разноцветные бабочки каплями лета залетали в здание библиотеки и глухо бились в окна, требуя выпустить их обратно. Расставив книги, Ольга с трудом поймала очередную усатую посетительницу, стараясь не повредить хрупкие крылья, выпустила в открытое окно, откуда дышала сухим и колючим жаром улица.

– Вы же читать не умеете, чего вам тут делать? – шутливо погрозила она пальцем насекомым.

Будто услышав ее, желтокрылая лимонница на миг зависла и направилась куда-то в сторону.

– Оль, сходи в архив, посчитай книги там, пожалуйста, – раздался голос Анны Игоревны, второго библиотекаря.

– А почему опять я? – удивилась девушка. – Вообще там Татьяна сидеть должна со своей картотекой. Пусть она считает. Я их туда одна таскала!

– Ну Оля, ты же знаешь, что Танька трусливая! Да и электричество там сбоит постоянно… Ну хочешь, мы тебе шоколадку купим?

– Натуральный обмен? – прищурилась та. – Только, чур, с орехами!

– Обязательно! – заулыбалась коллега. – И это, журналы туда унеси из читального зала.

Посмеиваясь, девушка направилась в нелюбимую всеми библиотекарями полутемную комнату, где вечно выключался свет, падали книги (однажды самой Ольге на голову свалился сборник Драгунского «Денискины рассказы», после чего она неделю щеголяла с шишкой), заедала дверь и пропадали всякие вещи. Коллеги шепотом рассказывали, что до того, как стать библиотекой, здание это было клубом, а еще раньше – домом какого-то купца, который благополучно сбежал еще до начала революции. Впрочем, заговорчески понижали они голос, есть легенда, что никуда он не уехал, не успев вывезти все богатства, а застрелился не то в подвале, не то в той самой комнате, которую определили под архив. Сама девушка в призраков и прочую оккультную ерунду не верила, пыталась объяснить пугливым коллегам, что горшки с цветами и книги могут свалиться без помощи нечистой силы, равно как и пропажа вещей легко объяснялась плохой памятью положивших. Женщины кивали и вздыхали, мол, первое время все такие смелые, а вот те, кто проработал лет пять-десять, относились к зданию несколько иначе. Даже Татьяна, что была старше Ольги всего на пару лет, старалась не оставаться в библиотеке одна, а на менее впечатлительную коллегу старалась спихнуть все посещения полутемных залов. Впрочем, Ольга в накладе тоже не оставалась – конфеты в столе никогда не переводились, и в обеденный перерыв благополучно съедались всей компанией.

– Какой нехороший человек опять украл свет? – вслух возмутилась девушка, пощелкав выключателем.

Серый сумрак загадочно молчал и пах сухой пылью. Кто догадался заложить одно из трех окон кирпичом, а остальные плотно завесить темной тканью, она не знала, но каждый раз мысленно желала вредителю икоты. Тяжело вздохнув, девушка вооружилась фонариком и направилась к стопке книг. Наскоро пересчитав все, что нужно, она уже собралась уходить, когда заметила на полу темный бесформенный ком. Луч фонаря скользнул по голубым шелковым переливам, и девушка рассмеялась: так вот куда пропал дважды оплаканный шарф Татьяны! Интересно, когда она успела сюда в нем войти? Ноги коснулось что-то мохнатое, Ольга автоматически хотела погладить кота, хотя откуда кот в архиве?! У ног, разумеется, никого не было, но ведь она явственно ощутила прикосновение! Чувствуя, как в груди становится холодно, девушка медленно попятилась к двери, светя фонарем. Что за бред?! Едва не запнувшись через порог, она выскочила в коридор, услышав, как визгливо скрипнули доски пола, будто кто-то злорадно хихикнул.

– Да я так параноиком стану, – перевела она дух и повторно заглянула в архив.

Ни души, ни кота, ничего постороннего, только книги и пыль, да мохнатая ниточка паутины, свисающая с потолка. А если по ней паук ползал? Передернувшись от одной только мысли, девушка захлопнула дверь и направилась в читальный зал, чтобы порадовать Татьяну находкой. Однако мысли о том, что это был совсем не паук, никак не хотела исчезать. Злясь на себя за панику, Ольга перечитала всю историю здания библиотеки и успокоилась, не найдя там даже намека на призраков и прочую потустороннюю ерунду. Но ощущение все равно было странным, даже когда они с Анной Игоревной устроили в конце недели генеральную уборку в архиве. Будто следил кто-то, причем действиями их был крайне недоволен. Зато тем же вечером выяснилось, что занятия со школьным лагерем отменяются, поэтому все могут быть свободны, кроме Татьяны и Инессы Маратовны, заведующей читальным залом. Радуясь неожиданному выходному, девушка поспешила домой, представляя, как устроит вечером прогулку по набережной, позовет в гости Наташку или сходит к сестре, а то почти месяц племянников не видела. А ведь когда-то они всей семьей каждую неделю на выходных ездили к бабушке… В памяти всплыл аккуратный дворик, ель у ворот, которую наряжали по праздникам, детворе на радость, яблони, растущие у самых окон, говорливые воробьи в зарослях вишни и душистые кусты смородины вдоль забора. Бабушка давно умерла, дом продали еще до того, как Ольга окончила начальную школу, но воспоминания все равно остались теплыми и солнечными, только теперь от этого становилось грустно. Наверное, Настасья Павловна там тоже сидит и грустит, глядя в окно, подумалось девушке. И кот рядом мурлычет. Или Лизавета вяжет что-то непонятное, постоянно дергая запутавшиеся нитки… Идея съездить в Ганину Падь родилась мгновенно. Ну а чего дома делать? Там хоть на речку сходить можно, ягоды собрать, зловредную крапиву у крыльца изничтожить. Да и туесок вернуть надо, а то вдруг он ей понадобится? Опять же кепку забрать хотелось. Решено, жди меня Ганина Падь, довольно потерла руки Ольга.

Утро выдалось хмурым и пасмурным, низкие облака грозно ползли к лесу, обещая если не грозу, то долгий ливень с ветром и лужами. Только пугало небо не всерьез, и сквозь прорехи серых туч нет-нет, да и проглядывали солнечные лучи или островки радостной июньской голубизны. Распогодится к полудню, думала Ольга, шагая по неровной дороге в сторону деревни. От леса тянуло прохладой, горьковатым запахом слежавшихся листьев и едва уловимым грибным духом. Иногда казалось, что среди деревьев мелькали поджарые волчьи тела, но откуда волки в Подмосковье, успокаивала себя девушка. Первые лучи солнца коснулись провалившихся крыш, когда Ольга вышла к границе деревни. Все осталось прежним: домики-развалюхи, заросшие улицы, буйное разнотравье и несмолкаемый гул кузнечиков. Отыскав нужную улицу, девушка быстро дошла до знакомого домика, едва заметного сквозь разросшиеся вишневые деревья, толкнула просевшую калитку.

– Здравствуйте, Настасья Павловна! Извините, что без приглашения…

Во дворе было пусто, только шелестела на ветру густая крапива у крыльца, и качала ветками яблоня. Похоже, что хозяйки дома не было. Ушла в гости? Сгрузив рюкзак на лавку, Ольга прогулялась по двору, заглянула в полуразвалившийся сарай, потом поняла, как это выглядит со стороны, прилежно села на врытый у крыльца пенек и просидела на нем минут десять. А если она в гости ушла до самого вечера? Ладно, решила про себя девушка, если еще минут через двадцать никто не появится, то она оставит конфеты и печенье вместе с туеском, напишет записку, потом пойдет обратно. Фиг с ней, с кепкой. Однако взгляд против воли упал на дверь дома. Приоткрытую… Наверное, в такой малонаселенной деревушке, где все друг друга знают, можно и не запираться, но что если Настасье Павловне стало плохо, она упала и теперь не может встать?! Воображение уже нарисовало беспомощную старушку, неподвижно лежащую на полу. А ведь в ее возрасте запросто может случиться инфаркт, инсульт или просто перелом ноги на не слишком ровном полу! Ругая себя за паникерство, Ольга осторожно приоткрыла дверь и заглянула в полутемные сени.

– Настасья Павловна, вы здесь?

Никто не ответил, только нити паутины едва заметно шевелились от сквозняка. Миновав коридор, девушка оказалась в кухне, да так и замерла: никаких занавесок на окнах, никакой вышитой скатерти, только толстый слой пыли укрывал небогатое убранство, да тусклый ковер опавших листьев, налетевших сквозь разбитое стекло, шелестел на полу… На столе ярким синим пятном выделялась забытая Ольгой кепка. И конфета в цветастом фантике. Дом был пуст и безнадежно заброшен. Чувствуя, как сердце рухнуло куда-то в пятки, оставив в груди холодящую пустоту, девушка медленно попятилась назад. Что это такое?! Как такое могло произойти?! Она же отлично помнила тот вечер, Настасью Павловну, Лизавету, суровую Марьяну, серого кота и песни у реки! Может, она просто ошиблась домом? Но нет, это был именно тот дом, в котором ее приютили на ночь. Ольга смотрела на дверь, покрытую облупившейся краской, щербатую ступеньку крыльца, за которую зацепилась ногой, и старую яблоню, согнувшуюся под тяжестью зреющих плодов… Кровь стучала в висках, заглушая осторожные шаги, которые медленно приближались. Трясущимися руками девушка подхватила пустой рюкзак, еще раз обернулась в сторону дома, но ничего не поменялось, только под жарким летним солнцем стало холодно, словно на лютом морозе. Бежать отсюда, причем как можно дальше и быстрее, лихорадочно думала она, с опаской оглядывая вымершую деревню. Но ведь совсем недавно на улицах звучали голоса… Как это возможно? А если всех поразила какая-то хворь, и люди нуждаются в помощи? Нужно вызвать МЧС, Скорую помощь!.. Отгоняя бредовые мысли, девушка спешно шагала прочь, стараясь не сбиться на бег.

– Ольга, постой!

Едва не подпрыгнув на месте, она резко замерла, озираясь по сторонам. Хорошо знакомый голос прозвучал совсем рядом, но где же сама Настасья Павловна?!

– Здесь я, – донеслось из-за спины.

Круто развернувшись, Ольга увидела приснопамятную старушку возле потемневшегоот времени колодца. Она ничуть не изменилась: та же цветастая кофта, аккуратно повязанный белый платок, круглые роговые очки и смешливые морщинки, расходящиеся от серо-стальных глаз с черными провалами зрачков.

– Ты кепку свою оставила, – протянула она повторно забытую вещь.

– Вы кто?! – выдохнула девушка, чувствуя, что еще немного, и свалится в обморок. – Как такое возможно? Где все?

Настасья Павловна тяжело вздохнула, покачала головой.

– Вот скажи мне, девка непутевая, ты зачем опять приехала?

– К вам в гости… Хотела туесок отдать, да и помочь, если что-то нужно, – даже обиделась та.

– Вон оно как, – усмехнулась старушка. – Помощницей, значит, стать решила?

И она шагнула вперед, но только теперь девушка увидела, что странная жительница не оставляет следов и не отбрасывает тени.

– Кто вы такая? – прошептала Ольга, чувствуя, как пересохло во рту. В сумке был нож, но она же… Не сможет ударить человека! Хотя на границе сознания что-то подсказывало, что никакой нож тут не поможет. – Вы вампир?

Настасья Павловна удивленно на нее посмотрела, а потом рассмеялась.

– Пойдем-ка, милая, присядем вон туда, на лавочку…

– Никуда я с вами не пойду! – шарахнулась от нее девушка. – Сначала скажите, кто вы такая?

– Заладила! – досадливо поморщилась та. – Ведьма я. Довольна?

– Ик! – подтвердила Ольга. – А такое… Возможно?

Настасья Павловна улыбнулась.

– Как радуга на небе. Веришь в нее или нет, а она после дождя появляется.

Перепуганные мысли неслись вскачь не хуже табуна лошадей: как возможно существование ведьм, если официальная наука их отрицает? Вот только все, что Ольга успела увидеть, доказывало как раз обратное. Еще раз взглянув на траву, где лежала только ее тень, хотя они обе стояли против солнца, девушка судорожно сглотнула, но все же спросила:

– А вы ведьма… Светлая? Или темная?…

– Неживая, – в тон ей ответила старушка. – Дар мне передать некому, вот и маюсь между жизнью и смертью. А кто тебе глупости про светлых и темных наговорил?

– Так в книгах пишут… – пробормотала та.

– Врут, – авторитетно заявила Настасья Павловна. – Не бывает ведьм светлых и темных, мы все от природы идем, от воды текучей, ветра студеного, пламени жаркого… Вот скажи мне, дождь это добро или зло?

– Добро, – не задумываясь, ответила девушка. – Без дождя бы растениям плохо было.

– А если дождь неделю идет, реки из берегов выходят, склоны подмывают и губят все вокруг?

– Не подумала, – смутилась Ольга.

А ведь и вправду невозможно ничего из перечисленного назвать доброй или злой силой. Ветер, вращающий лопасти генератора, может запросто перерасти в ураган, разрушающий жилища, а уж про огонь, который мирно греет озябшие ладони усталого путника, может с треском пожрать целые леса и поселки, обернувшись пожаром.

– То-то и оно, – вздохнула старушка. – Сила ведьмы самой природой дается, и отобрать ее невозможно, ни силой, ни хитростью, только отдать добровольно тому, кто принять сможет. Многие знания обретаем мы, когда дар принимаем, а с ним и ответственность немалую. Однако у каждой одна способность над всеми преобладать будет. Кто-то ветрами повелевать горазд, кто-то пожар из искры малой раздувает, а кто-то зверями лесными и полевыми управлять умеет. Мне на роду написано власть над травами обрести.

В кустах зашуршало, и показался серый кот, которого видела в прошлый раз. Крупный, серый, с хитрой мордой и желтыми, будто выгоревший янтарь, глазами. Только зрачки у него казались крошечными черными точками, а не узкими вертикальными полосками, как у всех домашних мурлык.

– Мне кажется, не очень-то ты и кот, – перефразировала она дрогнувшим голосом, когда пушистый бок скользнул по джинсам.

– Да, Игнатий – коргоруш. Это домовой дух, который помогает по хозяйству.

Кот издал странный звук, нечто между смешком и кашлем, после чего еще раз потерся о ноги замершей Ольги.

– Тебе он не причинит вреда, – продолжила Настасья Павловна. – Игнатий умен и понимает, что ты пришла без злого умысла. Мне он служит уже… Давно служит.

Еще раз покосившись на кота, оказавшегося вовсе не котом, девушка с замиранием сердца коснулась шелковистой шерсти. Ничего не произошло, только коргоруш довольно сощурился и улегся на траву.

– Интересно получается… – задумчиво протянула Ольга. – Игнатий совсем не кот, вы тоже не обычная бабушка… А все остальные тогда кто?

Старушка внимательно посмотрела на девушку, страх которой медленно отступал, сгоняемый любопытством, потом кивнула в сторону дома.

– Идем чай пить. Там и расскажу про нашу деревню.

Кухня вновь радовала глаз чистой скатертью и цветастыми половиками, но Ольга сразу принялась теребить вполне осязаемую ткань, потом ошарашено спросила:

– Как вы это делаете?!

– Морок, – коротко пояснила ведьма. – Я умею создавать материальные иллюзии, не отличимые от настоящих предметов. Только держатся они всего несколько часов.

– Выходит, тогда все кругом было иллюзией? – восхитилась та, но подозрительно взглянула на старушку. – Стоп, а что мы тогда ели?! Только не говорите, что заколдовали шишки и накормили меня ими!

– Нет, мед и ягоды были настоящими, – улыбнулась Настасья Павловна. – Самовар тоже мой, еще с царских времен остался. Вот что, красавица, иди-ка ты за водой, а я пока Игнатия к Максиму пошлю.

Впервые в жизни Ольга собственноручно растапливала самовар, правда, под чутким руководством Настасьи Павловны, которая подсказывала какие чурки лучше выбрать, сколько бересты положить, а под конец еще посоветовала добавить в трубу пару сосновых шишек. Для запаха. Между тем стол уже оказался накрыт: душистые ягоды и конфеты перемежались пиалками с медом и даже сметаной.

– Вы знаете, я тоже хочу такого… Кота, – сказала девушка, присаживаясь на лавку.

Упомянутый Игнатий мгновенно оказался рядом, уставился на печенье немигающим взглядом, и тут же получил несколько штук.

– Так это легко, – хмыкнула старушка. – Как только станешь ведьмой, так сможешь призвать и подчинить такую вот сущность.

– О, значит, я могу научиться колдовать? – оживилась та.

– Конечно, как только дар примешь и кровью его к себе привяжешь. Есть у тебя способность, только слабенькая, словно искорка малая в груди тлеет.

Услышав про кровавый ритуал, Ольга поморщилась:

– Нет уж, не надо ничего ко мне привязывать, а то я крови боюсь… Лучше я как-нибудь без магии поживу. А вы обещали рассказать о деревне и о тех, кто здесь живет!

Оказалось, что первые поселения в этой местности появились более семисот лет назад. Крошечные деревеньки сменяли друг друга, пока в шестьдесят восьмом году позапрошлого века, помещик по фамилии Ганин не выкупил эти земли и не построил тут несколько деревень: Николаево, Луговое, Пашний Угол и Залесье. Для последней выбрал он не самое удачное место – рядом было болото и маленькое топкое озерцо, которое со временем засыпали. Исконное название быстро забыли, и деревеньку переименовали в Ганину Падь. Однако люди там жили долго, и полностью населенный пункт они оставили всего десять лет назад, когда последнюю полуслепую старушку забрали родственники в Москву. Тогда-то заброшенные дома заняли исконные обитатели этих мест: нежить.

– Лизавета, которую ты в прошлый раз видела, не человек вовсе, а кикимора, что поселилась в доме старика Назарова. Про Максима Ивановича, небось, сама догадалась, кто такой?

– Леший? – неуверенно предположила девушка.

– Он самый, – улыбнулась Настасья Павловна. – Марьяна, которая нас в бане парила, это обдериха, жена местного банника. Ты только не серди ее, не то кожу живо сдерет и на печи растянет.

Ольга передернулась, вспоминая маленькую лохматую женщину, которая впустила их в свою баню. Вот так жуть!

– А еще кто здесь живет? Кстати, я какого-то ребенка в прошлый раз видела в окне, кажется…

– Ребенка? – удивилась старушка. – Нет здесь детей, только игоша – дух младенца, которого мать сразу после рождения задушила и даже имени не дала. Знаю такого, в доме Угловых он живет, где дочка Михаила Васильевича до замужества еще грех сотворила. Но ты с ним не заговаривай, не то не отстанет, будет просить именем наречь, и сохрани тебя, если не угадаешь.

– Это как?

– А так: был мальчишка, а ты его девичьим именем назовешь, – пояснила старушка. – Или наоборот.

– Тогда понятно, почему он яблоками кидался, – вздохнула Ольга.

– Нет, не он это. У игоши нет ни рук, ни ног для такого баловства. Это, скорее, анчутки пакостили, бесята мелкие да беспятые.

Кроме бесят в деревне жили домовые, овинники, рохли, баечники. Над заросшими полями властвовал полевик, а иногда среди сонного разнотравья показывался образ Полудницы – светлокосой женщине в вышитой рубахе. В болоте, как водится, обитал вредный болотник, криксы да страхолюдные мавки, лишенные кожи на спине. По берегам реки плясали русалки, а у развалившейся мельницы обустроил подводные хоромы старый водяной, что изредка показывался среди камышей и кувшинок. Все они жили мирно, промеж собой особо не враждовали, иногда даже помогали друг другу, а в праздники устраивали гуляния с плясками и разухабистыми песнями.

– Весело у вас, – протянула девушка, наливая еще чаю. – Я бы посмотреть хотела…

– Так оставайся, – предложила Настасья Павловна. – Совсем скоро русалки плясать выйдут.

– А можно? – оживилась та.

Старушка хитро улыбнулась. Тут в дверь постучали, и на пороге показалась Лизавета со своим вязанием, низкорослый старичок с окладистой бородой и дед Максим с целым мешком орехов.

– Встречай гостей, Настасья, – пробасил старик, потом поклонился замершей Ольге. – Здравия желаем, девица.

– Здравствуйте, – неуверенно улыбнулась девушка, не зная, как себя вести. – Присаживайтесь, пожалуйста, сейчас за стульями схожу…

Однако старик сурово сдвинул брови.

– Неужто домового нет?

– Нет, – развела руками Настасья Павловна. – Как живых в доме не осталось, так и он сгинул. А без хозяина враз запустение наступит.

– Так я пришлю, – ухмыльнулся тот в бороду. – Есть у меня один толковый на примете. Семья его в город уехала, а он без дела мается.

– А он почему остался? – осторожно спросила Ольга.

Лизавета хихикнула, а старик, назвавшийся Никанором, вздохнул:

– Так кто из вас, молодых, знает заговор на то, чтобы домового с собою позвать? Все вы позабыли, ничего не надо!

Девушка задумалась, вспоминая все читаные книги, и произнесла:

– Ничего подобного, я знаю. Нужно приготовить веник или обувь старшего члена семьи и пригласить домового с собой в новую квартиру. Тот предмет нужно обязательно взять с собой, поскольку на нем домовой поедет…

Хозяйка дома улыбнулась, дед Максим незаметно подмигнул, зато Никанор степенно закивал, довольно пробасил:

– Уважаю. Знаешь наши порядки. В роду, поди, колдуны водились?

– Не знаю, – засмеялась Ольга. – Просто я в детской библиотеке работаю, а в сказках очень много отсылок на различные обряды, которые раньше проводились.

– Так то раньше, – досадливо произнес леший. – А сейчас люди все позабыли. Раньше мне, как хозяину лесному, часть добычи охотники оставляли, при входе в лес хлебом свежим потчевали, чтобы грибов и ягод не жалел… А теперь чего?

– Некоторые охотники до сих пор так делают, – сказала Ольга. – У нас дядя Игорь по соседству жил, и он рассказывал, что всегда на пнях кусок хлеба оставляет, когда в лес идет. А весной еще и стакан водки наливал.

– Стало быть, без добычи он никогда не возвращался, – со знанием дела произнес дед Максим. – И не заплутал, поди, ни разу, не мерз ночами в чаще.

Это точно, согласилась девушка, вспоминая, что сосед всегда привозил с охоты жирных зайцев, куропаток, тетеревов, а как-то раз даже косулю добыл. Отец как-то решил съездить с ним на охоту, вот только вернулся через сутки голодный, злой, промокший до нитки и комарами заеденный – заплутал в лесу, когда с тропы свернул. Сосед, что его через несколько часов отыскал, рассказывал потом, что лиса к нему вывела. Тогда все это казалось Ольге сказкой, но теперь, глядя на лешего, мирно пьющего чай с домовым, кикиморой и ведьмой, девушка крепко задумалась. Выходит, сказки детские вовсе не такие волшебные, как она раньше думала, и написаны они под личным, так сказать, впечатлением. Ведь мог же добрый молодец повстречаться с настоящей русалкой, да и внимательный хозяин наверняка не раз и не два видел домового на своем подворье. А уж сколько раз люди сталкивались с кознями лешего, которым не понравилось их поведение в подведомственном лесу! И обо всем этом предки старались предупредить, рассказывая поучительные истории, которые затем трансформировались в сказки. Недаром говорят, что сказка ложь, да в ней намек. Функция незатейливых, с виду, историй, осталась прежняя: научить человека тому, как правильно себя вести с невидимыми соседями. Да и не такой уж ложью оказались сказки, улыбнулась она, наблюдая, как гости прощаются, кланяясь в пояс сперва хозяйке дома, а потом уже ей. Настасья Павловна была довольна, даже вслух порадовалась, что в доме появится новый домовой, ведь не каждый согласится жить у ведьмы.

– Ему у вас хорошо будет, вы добрая, – сонно отозвалась девушка, укрываясь одеялом.

Наутро хозяйка дома затеяла печь блины. Морок рассеялся, и завтракали они в кухне, заваленной листьями. Задумчиво оглядев стены и потолок, затянутые паутиной, старушка произнесла:

– Да… Приведет вечером Никанор домовика, а тут пыль да запустение…

– Уборку надо сделать, – осторожно предложила девушка, которая сама веником махать не любила, но прямо таки спинным мозгом чувствовала, что придется заняться этим делом.

– Надо, – кивнула Настасья Павловна. – Поможешь мне, внученька?

– С удовольствием, бабушка, – в тон ей отозвалась Ольга и выскочила за дверь, едва успев увернуться от пущенного в нее полотенца.

Следом раздался веселый смех хозяйки дома. Похоже, никто и никогда не называл ведьму бабушкой, сделала вывод Ольга.

В четыре руки дело пошло быстро: уже к полудню они вымели все листья, ветки и прочий мусор из домика, убрали паутину, разогнав толстых мохнатых пауков по всем углам, выбросили в сарай растрескавшийся комод. Потом Ольга долго отмывала уцелевшие окна и облезший пол, загнала в ладонь огромную занозу и была отправлена обедать.

– Давай подлечу, горемыка, – вздохнула старушка, осматривая кровоточащую ссадину.

Однако вместо того, чтобы промыть перекисью или обработать йодом, она что-то быстро зашептала над рукой. Странное дело, но боль мигом отступила, кровь перестала сочиться, да и сама ссадина начала затягиваться.

– Через час – другой заживет, – заверила ее ведьма.

– Круто, – только и сумела вымолвить девушка.

– Ты тоже так можешь, – улыбнулась Настасья Павловна. – Видно, в роду у тебя ведьмы все же были, раз искорка дара имеется.

– То есть я тоже лечить умею?! – опешила та.

– Пока еще не умеешь, но научиться можешь, – поправила ее старушка. – Дар у тебя слабенький, поэтому смертные раны заговорить не сумеешь, лихоманку не изведешь, но мелкие недуги исцелять будешь. Опять же кровь запирать или болесть в теле человеческом видеть сможешь.

– А что для этого нужно?

Вместо ответа Настасья Павловна легонько подула ей в лицо.

– Боль она, ведь, всегда разная у человека. То в виде обруча на голове, то как змея в груди свернется… Ты глазами смотри, не мигая, пока слезится не начнут, и только потом моргни, а после увидишь, где у человека хворь засела. Как только сделаешь это, можешь подцепить ее и вытянуть.

– А потом куда? – спросила девушка.

– Можно на другого свести, если на примете кто имеется, – хитро улыбнулась она. – Но этому учиться надо, а ты пока только через себя и можешь пропустить.

– Как это?

– Любая пакость ищет укрытие, и в тебя перейдет с удовольствием, а уж из себя ты ее потом прогонишь. Знаю я один способ…

К вечеру Ольга еще раз оглянулась в сторону домика, принявшего чуть более пристойный вид, помахала рукой Настасье Павловне и направилась в сторону леса, где уже ждал леший дед Максим. Всю дорогу девушка чувствовала устремленные в ее сторону любопытные взгляды жителей; некоторые, как Лизавета, даже попрощались и пожелали хорошей дороги. В кустах сирени шелестнуло, захихикало на разные голоса, но Ольга молча показала расшалившимся анчуткам кулак, и гнилое яблоко, так и не долетев, шлепнулось у самых ног.

Утро понедельника выдалось хмурым и взбалмошным: приближалась Неделя литературы, библиотекари спешно готовили мероприятия, раскладывали книги, работали с читателями. Вымотанная до предела Ольга только в самом конце рабочего дня вспомнила, что так и не успела пообедать – в сумке остались бутерброды, несколько конфет и яблоко. Несколько секунд девушка смотрела на свой несостоявшийся обед, а потом у нее появилась идея. Осторожно приоткрыв дверь архива, она заглянула в темную комнату и тихо сказала:

– Здравствуйте, уважаемый домовой…

Никто, разумеется, не ответил, отчего девушка почувствовала себя полной дурой, но… Попробовать подружиться с местным домовым духом, как рассказывала Настасья Павловна, было интересно. Выждав еще пару секунд, Ольга включила свет и прошлась по комнате – никого не было, даже полы не скрипели. Казалось, будто весь архив затаился и внимательно за ней наблюдает, отчего по спине побежали мурашки сотней холодных мышиных лапок. Быстро шагнув к стоящему в углу сейфу, девушка положила на блюдце конфеты и поставила его в самый угол, чтобы никто не увидел.

– Угощайтесь, пожалуйста, – шепнула она.

То ли домовой попался стеснительный, то ли его вовсе не было, но никаких знаков не последовало, поэтому девушка разочарованно вздохнула и вышла. Едва закрылась дверь, как раздался едва различимый топот маленьких ножек, но, возможно, ей это только послышалось. Поглощенная подготовкой к мероприятиям Ольга начисто забыла про свой маленький эксперимент, и вспомнила о нем только в пятницу, когда после всех конкурсов и чтений собиралась домой. Заглянув по пути в архив, девушка увидела, что конфет на блюдце не было. Размышляя о том, что сладости моги утащить мыши, она внимательно оглядела пол на предмет следов, что могли оставить хвостатые, но ничего такого не обнаружила, поэтому достала еще несколько конфет.

– Примите угощение, уважаемый домовой.

Уже выходя в коридор, девушка услышала свистящий шепот:

– Спасибо.

Чуть не подпрыгнув от неожиданности, Ольга захлопнула дверь и отскочила в сторону, чувствуя, как колотится сердце. Неужели получилось?! Страх быстро прошел, оставив близкое к эйфории ощущение. Жаль, только, поделиться не с кем, думала девушка, шагая в сторону дома. Иногда ей очень хотелось рассказать кому-нибудь из друзей о посещении Ганиной Пади, о чаепитиях с ведьмой и кикиморой, о прогулках с лешим. Но нельзя. Та же Наташка посмеется, решив, что Ольга перечитала фэнтези или окончательно тронулась со своей работой, а сестра даже думать не станет, сразу позвонит в психушку. Нет, знакомство с существами, находящимися по обе стороны жизни, от людей лучше скрывать. Так безопаснее, причем не только для людей, но и для нежити.

Сестра позвонила в пятницу утром, минут пять рассказывала, как у нее дела, расспрашивала о работе, а потом предложила заскочить в гости. Ольга собиралась отказаться, но Ирина посулила испечь пирог с джемом, чем окончательно склонила чашу весов в свою сторону.

Дома у сестры царил веселый гвалт: племянники носились друг за другом, дразнили кота, который в итоге спрятался под диван. Старший ухитрился разбить сахарницу, младший, пока никто не видел, взялся малевать в углу комнаты невиданных зверей.

– Сил моих больше нет… – простонала Ирина, падая на диван с головной болью после того, как разогнала шкодников по углам думать над поведением.

– Сама рожала, – ехидно напомнила девушка, убирая со стола. – Слушай, они у тебя с каждым днем все шустрее становятся! Представь, что в подростковом возрасте с ними твориться будет?

Сестра вздрогнула и схватилась за голову. Она всегда жаловалась на мигрень, вспомнила Ольга, наблюдая за страдающей Ириной.

– Да где мои таблетки? – стенала она, перетряхивая аптечку.

– Вон же обезболивающее, – указала девушка.

– Это не оно, – поморщилась та. – Такое мне уже давно не помогает. В больнице были, выписали какое-то немецкое, а оно стоит как крыло от самолета…

Отправив сестру на диван, Ольга быстро собрала все лекарства обратно в коробку, потом искоса посмотрела на страдалицу. А что если?… Припомнив слова Настасьи Павловны, она всмотрелась в Ирину до рези в глазах, потом заморгала и посмотрела снова. Сперва ничего не происходило, но как только картинка перестала быть размытой, девушка увидела полупрозрачную серую сеть, укутывающую голову сестры. Тонкие нити пульсировали, словно живые, тянулись от затылка к вискам, оплетали шею и одно ухо.

– Ир, а у тебя только голова болит, или еще ухо стреляет? – осторожно спросила она, усаживаясь в изголовье.

– И ухо тоже, – пробурчала сестра. – Вчера в машине продуло, наверное…

Так, Настасья Павловна говорила, что боль человеческую вытянуть и развеять можно? Вот и попробуем, решила девушка и осторожно протянула руку к странной сетке. От прикосновения нити дрогнули, пошли волнами, словно желе, пальцы чувствительно кольнуло, и сеть попыталась растечься. А вот и не получится! Ольга покрепче стиснула нити, напоминающие холодный шелк, медленно потянула на себя. Несколько секунд странная конструкция тянулась следом, не желая отпускать свою жертву, а потом вдруг обвила руку девушки и словно втянулась в тело. Ощущение было таким, будто под кожей стремительно протянули тонкую проволоку. Висок тут же прострелило болью, перед глазами на миг потемнело, зато Ирина облегченно вздохнула, страдальческая морщинка между бровями разгладилась. Дальше следовало представить боль в прозрачном шаре, куда нужно ввести огонь, чтобы окончательно избавиться от напасти. На отсутствие воображения Ольга никогда не жаловалась, поэтому все получилось легко – серая субстанция недовольно бурлила внутри прозрачной сферы, которая медленно наполнялась веселым рыжим пламенем, пока там не остался один только пепел. Получилось? Девушка внимательно прислушалась к себе, но ничего постороннего, холодной змейкой скользящего под кожей, не ощутила. Выходит, действительно получилось! Чувствуя, как переполняет гордость, струящаяся по сосудам, Ольга наблюдала, как сестра, которой полегчало, суетится на кухне. Интересно, а саму себя она вылечить сумеет? Пока тренироваться было не на чем, ибо чувствовала себя хорошо, зато на обратном пути девушка вволю насмотрелась на разные болячки, терзающие людей. У многих обнаружились похожие серые переплетения на голове или на шее, руки и ноги других обвивали плотные жгуты, словно врастающие в кожу, а у одного мужчины под ребрами засело что-то клубящееся и пульсирующее, которое словно поняло, что на него смотрят, и потянулось в сторону Ольги. Вздрогнув от неожиданности, девушка часто заморгала, прогоняя наваждение, но от носителя странной хвори пересела подальше. В первый миг она хотела предупредить несчастного, но не знала, как ему объяснить? Не поверит же, решит, что у нее не все в порядке с головой, ибо никто в здравом уме и твердой памяти не скажет, что видит болячки! Пока девушка боролась с собой, мужчина вышел, унося пульсирующий клубок в груди. Зато на следующий день в автобусе Ольга вытащила невидимый серый шип, пронзивший руку сидящей рядом старушки, после чего та удивленно посмотрела на внезапно переставшую болеть руку, легко пошевелила пальцами, которые перестали неметь.

Домик в зарослях вишни преобразился окончательно: окна застеклили, лавку у крыльца подправили, а в комнатах не было и намека на пыль. На столе появилась цветастая клеенка и новые чашки, которые девушка тут же принялась вертеть в руках.

– Не иллюзия это, настоящие, – усмехнулась Настасья Павловна. – Прошка с собой принес.

Нового домового звали Прохором, он вышел встречать Ольгу вместе с хозяйкой дома и даже вежливо поклонился девушке. Глядя на низкорослого старичка с всклокоченной рыжей бородой, она невольно задумалась о том, как выглядит тот, что обитает у них в библиотеке.

– Нет, этот тебе сразу не покажется, – уверенно сказала старушка. – Погоди чутка, пусть привыкнет, потом, может, сам выйдет. Это ты правильно сделала, что подружиться с ним решила, а не попов позвала.

– А священники могут прогнать домового? – удивилась Ольга.

Помнится, у коллег были мысли насчет того, чтобы освятить здание библиотеки, когда неделю подряд коротила проводка, падали книги, а потом и вовсе три полки разом сломались.

– Прогнать не прогонят, но на некоторое время он спрячется в какую-нибудь щель и будет сидеть там безвылазно, зато потом…

Что может натворить разозленный домовой, девушка даже не представляла, но, судя по многозначительному смешку Прохора, поняла, что фантазия у его родственников богатая. А после чаепития Ольга вышла во двор и устроила настоящее крапивное побоище, освобождая подступы к крыльцу и сараю. Настасья Павловна, увидев, как лихо девушка расправляется с крапивой, отыскала старые грабли и принялась помогать. Едва расчистив двор, Ольга взглянула на сиротливое крыльцо и вздохнула: в зарослях травы не так бросалось в глаза, что краска на нем давно уже облезла, да и нижняя ступенька выщербилась.

– Настасья Павловна, а у вас поблизости никакого магазина с краской нет? – протянула она.

– Есть в Абрамовке, – откликнулась старушка. – Хочешь, дед Максим тебя проводит, а то и помощников выделит? Но сперва пообедаешь и никаких возражений.

После душистого грибного супа и рассыпчатой гречневой каши девушка отправилась в Абрамовку за краской. Находился поселок почти в двадцати километрах от Ганиной Пади, но Максим Иванович знал короткую дорогу, по которой Ольга дошла минут за сорок.

– Как такое возможно? – удивлялась она, глядя то на часы, то на виднеющуюся сквозь лес деревню.

– Колдовство, – загадочно улыбнулся леший. – Ступай, подождем мы тебя.

Пообещав вернуться как можно скорее, девушка направилась в деревню, где отыскала хозяйственный магазин и даже подивилась разнообразию товаров: краска белая, краска зеленая, краска красная, больше похожая на коричневую, синяя и почему-то розовая. Махнув рукой на сомнения, Ольга выбрала синюю и белую краску. А то как же, крыльцо они покрасят, а рамы и наличники так и останутся облезлыми? Нет уж!

– Красавица, тебе помочь? – улыбнулся продавец, наблюдавший, как девушка с трудом поднимает тяжеленные сумки.

– Не надо, – пропыхтела та. – Спасибо большое, донесу.

Под удивленным взглядом мужчины она вытащила краску и поволокла ее в сторону леса, где уже дожидался леший. Настасья Павловна, конечно, говорила, что тот выделит помощников, но того, что это окажутся волки, Ольга никак не ожидала. Зато серые санитары леса подхватили сумки и споро потащили их, лихо перескакивая через корни и рытвины.

– Ты их не бойся, – увещевал ее Максим Иванович. – Серый Бок и Белый Бок нипочем не тронут, пока я не скажу. Если заплутаешь где, ты их только позови – мигом придут и выведут.

Девушка кивала, соглашаясь, но от волков все равно старалась держаться подальше. Правда, на прощание все же решилась погладить густую серую шерсть, пахнущую псиной и почему-то грибами. Поблагодарив лешего за помощь, Ольга достала из сумки свежий батон, которому тот очень обрадовался и пообещал заглянуть вечером.

До вечера они успели многое: Прохор подновил крыльцо и починил ступеньку, Ольга покрасила его, а Настасья Павловна, ловко орудуя кисточкой, выкрасила рамы.

– Вот, совсем другое дело, – довольно произнесла старушка.

Домик и вправду стал выглядеть более нарядным, будто ожил. Прохор тоже потирал широкие ладони, обещая подлатать крышу, если удастся найти шифер и доски.

– Может, заказать все это? – предложила девушка. – Не знаю, сколько будет стоить…

– Не надо, – отмахнулся домовик. – В старых домах, где никто не живет, поищу.

На том и порешили.

На улице уже темнело, воздух сделался прозрачным и свежим, наполнился тягучим запахом трав. Тени вышли из дневных укрытий, преображая улицы и дворы. Вон низкорослая елка, одетая вечерним сумраком, сделалась похожей на сгорбленную старушку, а у пустого гаража куст шиповника, как хищный зверь, протянул когтистую лапу. Тени дрожали и шевелились в зыбком свете проглядывающих сквозь небесную дымку звезд, а некоторые даже самостоятельно перемещались, путешествуя от дома к дому. От реки тянуло прохладой и запахом влажной земли. Широкое полотно ее плавно огибало холм с деревней на вершине, уходя в густой лес, темнеющий на закате частым гребнем елей. Сама река была диво как хороша: широкая, чистая, с пологими и ровными берегами, поросшими ивовыми зарослями, камышом да розовым иван-чаем. Когда в прозрачно-синих небесах показался узкий серп молодого месяца, послышались тихие напевы.

– Это ведь русалки, да?! – ахнула Ольга.

– Они самые, – кивнула старушка. – Поют да хороводы водят, им как раз самое время.

– А у них хвосты есть? – живо заинтересовалась девушка. – И волосы зеленые, как в сказках описывают?

Настасья Павловна с лешим переглянулись и дружно рассмеялись.

– Как же им хороводы-то с хвостами водить? – улыбнулся дед Максим. – Ничем они от обычных девок не отличаются, разве что бледные все.

Воображение уже услужливо нарисовало колоритных девиц в белых сорочках и с венками, какими их изобразили режиссеры фильма «Майская ночь, или Утопленница», снятой по мотивам произведений Гоголя.

– А посмотреть на них можно? – взмолилась Ольга. – Хоть одним глазком? Ну пожалуйста!

– Иди уж, – махнул рукой Максим Иванович. – Тебя они не тронут, но все равно от воды подальше держись.

– И осторожнее будь, а то есть там один… Упырь водяной, – напутствовала старушка.

Однако девушка уже выбежала со двора и припустилась к реке, утопая в траве по колено.

Издали широкое полотно реки казалось переливчатой ртутью; посеребренные звездным светом берега замерли, и только в воздухе звенела какая-то странная, едва уловимая музыка, в которой слились и мелодичный говор ручья, и стрекот кузнечиков, и шепот ветра, и редкие капли, срывающиеся с листьев прибрежных ив. В ночную мелодию, отзывающуюся трепетом в груди, плавно вплетались звонкие, как колокольцы и легкие, как пух, голоса русалок. Призрачные фигурки речных обитательниц Ольга увидела сразу: невесомыми тенями они скользили над прибрежными травами, и упругие стебли не пригибались под их шагами. Русалки плясали, взявшись за руки, кружились в хороводе, их нагие тела, словно выточенные из лунного света, мерцали в сумерках, а глаза были как расплавленное серебро.

– Иди к нам! – хором вскричали они, протягивая белые руки.

Завороженная Ольга неуверенно шагнула, и тут же была подхвачена веселым танцем. Музыка оплетала легчайшей кисеей, пронизывала насквозь, подчиняла себе ставшее легким и пластичным тело. Никогда прежде девушка так не танцевала, не взлетала над узкими листьями осоки. В голове сделалось легко-легко, а сердце, казалось, разрослось и заполнило всю грудную клетку. Запах трав и цветов дурманил не хуже вина, русалки смеялись и напевали, то смыкая круг, то разрывая его. Серое марево облаков рассеялось, открывая бесконечно-синее небо, усыпанное крупными звездами. Русалки затихли, медленно поклонились реке, а потом снова взялись за руки, побежали парами, играя в текучий ручеек. Ольге было весело, пробегая мимо речных дев выхватывать себе пару, которая с заливистым смехом следовала за ней. В заводи под ивами что-то тяжело плеснуло, словно ударила хвостом огромная рыба, и русалки вновь закружились в хороводе, только теперь среди них Ольга заметила еще одного гостя. Высокий черноволосый парень с белым, точно снег, лицом, плавно шагнул в центр хоровода. Русалки на миг замерли, а он улыбнулся, сверкнул глазами и пустился в пляс. Никогда прежде Ольга не видела, чтобы кто-то так двигался, совершенно не касаясь травы носками мягких сапог, вышитых жемчугом. А он все кружился в танце, увлекая за собой то одну девушку, то другую, и когда ледяные пальцы сомкнулись на запястье Ольги, она в первый миг растерялась. Однако незнакомец не торопил, только склонил голову набок, взглянул на нее черными, будто полыньи зимой, глазами и улыбнулся. Девушка сама сделала шаг навстречу, и тот легко закружил ее. Звезды, лес, серебристые воды реки, все это волчком завертелось перед глазами, теряя очертания, только бледное лицо в ореоле черных волос все приближалось, и свет звезд тонул в его глазах. Музыка исчезла, плотным коконом укутал запах чистой холодной воды и белых лилий. Черные кудри едва коснулись щеки, глаза были совсем близко, и сладкая жуть ледяной змеей скользнула вдоль позвоночника, лишая воли… Дыхание прервалось, сердце забилось так, что в груди стало тесно, а потом…

– Ах ты, ирод проклятый!

– Вон пошел отсюда! Уморить девку задумал!

– А вы куда смотрели, селедки бесхвостые?!

Голоса звучали глухо, будто Ольга была на дне реки, а они кричали где-то на берегу. Манящий образ исчез, все предметы обрели четкость, и холодным цветком в груди распустилась боль. Колени подогнулись, девушка упала на траву и зашлась в надрывном кашле. Из легких хлынула вода.

– Живая она, Настасья! – воскликнула невесть откуда взявшаяся Лизавета.

Дед Максим грозно взглянул в сторону ухмыляющегося плясуна, который не сводил горящего взгляда с Ольги. Леший словно стал выше ростом, глаза засветились недобрым волчьим огнем.

– Не твоя это добыча! – рявкнула Настасья Павловна, выставляя вперед скрюченные пальцы с когтями, как у хищной птицы. Теперь она совсем не походила на мирную старушку. – Проваливай к своим утопленникам!

Тот издевательски поклонился, сверкнул глазами и отступил в сизый туман, укрывший берега реки.

– Кто это? – ошарашено спросила Ольга, едва сумела отдышаться. В груди болело и хрипело при каждом вдохе.

– Упырь речной, – сказала, как плюнула, ведьма. – Федькой зовут.

С трудом поднявшись на ноги, девушка поплелась в сторону дома, опираясь на причитающую Лизавету. Небо на востоке начало светлеть, в болоте оглушительно завопили лягушки.

В ту ночь Ольга почти не спала, поминутно то проваливаясь в вязкое болото дремы, то выныривая из него. Вместо снов мерещились кошмары, где давешний знакомец заманивал ее в лесную трясину, в которую она соскальзывала и погружалась все глубже и глубже, судорожно пытаясь нащупать ногами топкое дно.

– Да чтоб тебя раки за бока щипали! – простонала Ольга, вылезая из-под одеяла. – Сходила на русалочью дискотеку…

Серый кот укоризненно на нее посмотрел, потерся боком о босые ноги и выбежал из комнаты. Ладно, сама виновата, мысленно вздохнула девушка, расслабилась и забыла, что не с людьми находится, а с нежитью, которая вовсе не такая добрая. Да, она знала, что каждый из новых друзей легко может отнять человеческую жизнь (и, наверняка, не раз это делал, но о таком девушка старалась лишний раз не думать). Вчерашний знакомец ей об этом напомнил.

– Поняла, наконец, с кем связалась? – хмуро спросила Настасья Павловна.

– Угу, – опустила глаза девушка.

– Боишься?

– Не поняла еще, – честно ответила Ольга. – Я знаю, что вы можете быть как страшной нежитью, так и вполне себе добрыми и адекватными. Знаю, что вы умеете убивать… Но мне вы ни разу ничего плохого не сделали.

– Это потому, что ты нас за людей считаешь, – серьезно сказала ведьма. – Странная ты, Ольга, пытаешься в нас хорошее рассмотреть, и от этого… Хочется быть добрее. Люди нас боятся, даже когда помощи просят, украдкой крестятся, а ты сама помогать пытаешься и ничего взамен не требуешь.

– Зато я от вас знания получаю. Между прочим, вы тоже пакости просто так делать никому не будете, правильно? Тот же Максим Иванович не станет издеваться над человеком, который не вредит лесу.

– Да, – кивнула старушка. – Только и ты запомни, что мы не просто персонажи сказок, которые добрым молодцам да красным девицам помогают. Плата за помощь нашу порой тяжелой бывает…

– Запомнила, – буркнула та, вспоминая вчерашнего знакомца. – Вот одного точно никогда теперь не забуду!

– Это Федьку-то? – улыбнулась ведьма. – Ты на него не серчай, он так шутил.

– Шутил?! – воскликнула девушка. – Да я ему за такие шутки в следующий раз по шее дам! Русалок подговорю, и мы его в болото выкинем! Шутник, блин!

Настасья Павловна рассмеялась, глядя на возмущающуюся Ольгу, а потом тихо сказала:

– Да, шутки у него, как и при жизни, жестокие, но если бы он тебя действительно хотел утопить, никто бы помочь не успел.

Девушка только рукой махнула и налила себе еще чая с мятой. Никаких нервов с этими утопленниками не хватит!

Обратно к дороге ее провожал Максим Иванович, у которого Ольга пыталась вызнать хоть что-то про вчерашнего шутника. Однако тот лишь отмахивался, мол утоп он и ладно, теперь хозяином речным заделался, потеснив водяного.

– Вот что, красавица, не от хорошей жизни он в омут бросился, – сказал леший.

– Еще скажите, что от несчастной любви утопился, – фыркнула девушка. – Да с его физиономией… Девчонки должны были топиться с горя, а не наоборот!

Максим Иванович сухо рассмеялся.

– Да, любовь была… Знаешь что, не береди ты его. У Федьки при жизни характер тяжелый был, а после всего еще хуже сделался.

Куда уж хуже, хотелось спросить ей, но вместо этого сказала:

– Максим Иванович, мне кажется, что вы меня обманываете.

– В чем это? – удивился леший.

– Не сам он в речку прыгнул, его туда выкинули те, кого он при жизни достал своими шутками!

Но провожатый только рукой махнул и нахмурил кустистые брови. Видно и вправду не все так просто было, поняла девушка и еще раз обернулась на сизую полосу воды, крепко хранящую чужие тайны.

В понедельник с утра зарядил мелкий дождик, прибивший пыль по обочинам дорог. В воздухе сразу запахло свежестью и сырым асфальтом. Не успев дойти до родной библиотеки, Ольга увидела машину ППС. Прямо перед зданием ледяным крошевом переливались осколки стекла, да темнел провал окна на первом этаже… Пораженная увиденным, Ольга бросилась к дверям, ловко поднырнув под руки одного из сотрудников.

– Марина Витальевна, что случилось? – выпалила она, увидев начальницу филиала и озадаченного сотрудника, стоящего рядом. Еще двое коллег переговаривались в конце коридора.

– А вы, собственно, кто? – обратился к ней полицейский.

– Библиотекарь, – гордо ответила девушка.

– Это наша сотрудница, – махнула рукой Марина Витальевна. Вид у нее был растерянный. – Оля, иди, пожалуйста, к девочкам, с вами потом побеседуют.

Мельком оглядев коридор, Ольга с удивлением обнаружила на стене начатый рисунок вроде тех, что можно найти на любом заборе. И баллончик с краской, валяющийся на полу.

– Девчонки, что произошло? – шепотом спросила она.

Коллеги переглянулись, а потом рассказали, что ночью двое мальчишек решили показать свою удаль и влезли в здание библиотеки. Воровать там нечего, зато юные шкодники уронили два стеллажа, разрисовали стены, собрали книги в середине читального зала и, видимо, хотели поджечь, но тут…

– Их когда из подсобки вытаскивали, они все вопили, что их туда страшный мужик с горящими глазами загнал и закрыл! – сообщила Инна Маратовна, понижая голос. – Снаружи дверь столом подпер, представляете?

– Да ладно! – ахнула Ольга. – Это кто же?

– Дух купца, – дрогнувшим голосом сказала Татьяна и быстро оглянулась, будто опасалась его увидеть. – Говорила я, что он по комнатам ходит, а вы мне не верили!

Женщины переглянулись, но даже скептически настроенная Марина Витальевна не нашлась, что возразить. Сторож из библиотеки уволился еще в прошлом месяце, поэтому остановить хулиганов было попросту некому. Пока спорили насчет судьбы малолетних шкодников, которые мало того, что стояли на всех возможных учетах, так еще и были несовершеннолетними, Ольга предложила провести сеанс трудотерапии. На удивление, к ней прислушались, и мальчишки с библиотекарями принялись убирать устроенный бардак. Вот только о ночных событиях они и словом не обмолвились, лишь затравленно оглядывались и отчаянно косились в сторону второго этажа. Родители, приехавшие за своими отпрысками, попытались возмущаться, но их быстро припугнули административной ответственностью и возмещением ущерба, поэтому они без лишних вопросов согласились оплатить покраску стен и застекление разбитого окна. В конце дня Ольга беззвучно проскользнула в архив, поклонилась в темноту и положила конфеты, явно пришедшиеся домовому по вкусу.

– Спасибо вам большое! – с чувством произнесла она.

– Пожалуйста, – отозвалась темнота глуховатым голосом.

В этот раз страха не было. Чего уж теперь бояться?

Оставшиеся дни прошли спокойно: порядок в библиотеке навели, вставили новые стекла, даже краска на месте художеств не сильно отличалась от той, что была. Коллеги посудачили насчет инцидента и начали потихоньку забывать его, тем более, что впереди должен быть День города, к которому тоже надо готовиться. Ольга же торопила время, чтобы в субботу снова съездить в Ганину Падь и рассказать о случившемся. С друзьями или сестрой поделиться не выйдет, они не поймут. Иногда Ольге казалось, что живет она только два дня в неделю, а все остальное – унылое и блеклое существование, даже близко не похожее на ту жизнь, что была у нее в деревне. Единственное, что радовало девушку, так это способность лечить людей, которую она старалась совершенствовать, практикуясь на коллегах или сестре. Узнав об этом, старушка начала учить ее обращению с травами. Еще в прошлый раз под чутким руководством Настасьи Павловны Ольга собственноручно составила мудреный травяной сбор от головной боли, помогающий Ирине не хуже самых дорогих препаратов. В субботу девушка привычно закупилась сладостями, чаем, свежим хлебом для Максима Ивановича и отправилась на вокзал. На душе впервые за все время сделалось легко и спокойно.

В ветках старой яблони пел соловей. Переливчатые трели звенели хрустальными колокольчиками, пронизывая летние сумерки. Ольга сидела на крыльце, обняв целое блюдо крыжовника, и мечтательно смотрела на улицу. Вечером Ганина Падь оживала: на улицах появлялись бесплотные тени, сновали шкодливые анчутки, заглядывали в окна баечники с длинными скорбными лицами. Во многих домах загорались окна, поскрипывали двери, старые калитки, вился над баней горьковатый сизый дымок. Девушка уже знала, что в доме с выбитыми стеклами живут лохматые шишиги, а маленькая избушка, заросшая сиренью, давно занята кикиморой Лизаветтой. В покосившемся сараюшке обитал всклокоченный овинник с блестящей лысиной и золотистыми былинками соломы в нечесаной бороде. Даже в кирпичном недострое иногда появлялсяугрюмый мужик, который никогда не отвечал на приветствие. Настасья Павловна говорила, что это оборотень. С остальными жителями деревни Ольга сумела подружиться, даже с угрюмой обдерихой Марьяной, которая однажды попросила ее нарезать для бани свежих веников. Оценив результат, хозяйка бани довольно хмыкнула и разрешила девушке приходить в любое время.

– Только после полуночи лучше не суйся, – предупредила она. – У меня там черти моются. И нечего лыбиться, потом я твои кости собирать не буду!

Мысль сходить на речку, прогуляться перед сном, появилась внезапно, когда над лесом выглянул золоторогий месяц. Настасья Павловна повздыхала, но махнула рукой, мол иди, если хочешь ноги замочить.

– Но к болоту не ходи и упыря этого сторонись, – напутствовала она.

– Какого упыря? – удивилась девушка.

– Федьку, который утопленник.

Точно же, чуть не хлопнула себя по лбу Ольга, вспоминая недавний хоровод с русалками, едва не закончившийся для нее утоплением. И все из-за черноглазого гада! Впрочем злиться она уже давно перестала. А на речных девушек взглянуть еще раз хотелось… Набрав вишни, крыжовника и конфет, Ольга уверенно зашагала вниз с холма, к отливающей серебром реке. Коргоруш увязался, было, следом, но быстро отстал, погнавшись за каким-то мохнатым черным клубком. Не иначе мелкий бес к кому-то пакостить приходил. В густой траве шуршало и щелкало, иногда тихо подхихикивало на разные голоса, но страшно не было. Да и кого бояться? Анчуток или межевика, которые сами бросались врассыпную, если показать им железный гвоздь? Выяснив причину различных пугающих звуков, девушка с удивлением обнаружила, что бояться уже не так интересно. Под самыми ногами мелькнула в траве черная блестящая спина гадюки, белые пятна на голове ее складывались хитроумным узором, издали похожем на корону. Неужели спутница Полоза оказалась поблизости? Проводив взглядом чудесную змею, Ольга спустилась к самой воде, тронула ладонью сухую корягу, еще хранящую тепло ушедшего дня.

– Здравствуйте, речные девушки, – поздоровалась она.

Вода плеснула у ног, всколыхнув широкие листья кувшинок, но никто так и не показался. То ли русалки не хотели выходить на берег, то ли еще обижались на то, что их обругали селедками из-за прошлого инцидента. Кто их разберет. Оставив в деревянной выемке угощение, девушка прошла дальше, туда, где тихо перешептывались ивы. Кажется, именно туда отступил утопленник… Поставив тарелку с ягодами на берег, Ольга обратилась к мерцающей воде и ивовым зарослям.

– Добрый вечер, Федор! Попробуй ягоды, они вкусные… Знаешь, я на тебя не злюсь, только больше так не шути, пожалуйста, а то я тебе в глаз дам. И… Ты очень здорово танцуешь…

Вся решимость испарилась, ибо девушке казалось, что за ней насмешливо следят черные глаза откуда-то из зарослей камыша, но идти и проверять было страшновато. Чего ожидать от вредного утопленника, она пока не знала.

Утром девушка спустилась к реке за посудой и немало удивилась тому, что ягоды в тарелке остались нетронутыми, хотя русалки свои забрали и даже ракушек взамен наложили. Как это понимать?

– Ну и ладно, – разочарованно протянула она. – В следующий раз печенье принесу.

Она уже заметила, что нежить любит хлеб и сладости. Настасья Павловна объясняла это тем, что печь хлеб не выходит ни у кого из них, поэтому он и остается лакомством, получить которое можно только из человеческих рук. Внезапно за спиной шелстнуло, девушка резко обернулась, да так и замерла – в нескольких шагах от нее стоял хорошо знакомый утопленник. Черные волосы его ниспадали на плечи крупными волнами, глаза оказались не черными, а темно-синими, насмешливыми, улыбка и вовсе вышла язвительной, будто сейчас гадость какую-нибудь скажет. Однако больше поразил костюм: темный кафтан с вышивкой, из-за ворота которого проглядывала белая рубаха, расшитый серебряными нитями кушак, черные штаны, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, сабля в узорчатых ножнах на боку… Ну точно статист, удравший со съемочной площадки!

– Я не ем человеческую пищу, – тихо сказал он. – А русалкам лучше бус и гребней принеси.

– Совсем не ешь? – удивилась Ольга.

Тот молча кивнул, прищурился, внимательно рассматривая ее. Глаза были холодными, с волчьими огоньками на дне зрачков.

– Что не так? – не выдержала девушка, мельком оглядев себя.

– Смешная ты. И наряд у тебя странный. У нас в рваных портках только холопы ходили. Или побирушки.

С трудом подавив желание запустить в него тарелкой, Ольга надула губы. Да что бы он понимал! Хотя что на него обижаться? Просидел на дне лет триста, если не больше, так откуда ему о современной моде знать?

– Сейчас такое все носят, – заступилась она за любимые джинсы. – У тебя, кстати, тоже необычный костюм… Ты в нем на королевича подводного похож. Может, ты и есть принц речного царства, как в сказке?

– Боярин я, – поправил ее утопленник и приосанился, чтобы, видно, сомнений не осталось, кто тут боярского рода, а кто в холопах ходит. – А ты похожа на юродивую.

Сказал и посмотрел искоса, да еще с интересом.

– Ты был боярином, а сейчас обычный утопленник, – фыркнула девушка.

Выглядел парень ее ровесником, может чуть постарше, поэтому было бы кому нос задирать! Утопленника же слова явно задели, он взглянул на девушку исподлобья, недобро оскалился и шагнул вперед, будто укусить задумал.

– Только подойди! – выставила она тарелку, как щит. Конфеты и ягоды посыпались на траву.

Несколько секунд тот прожигал Ольгу взглядом, потом дернул углом рта.

– Дура.

– Сам дурак, – буркнула девушка, чувствуя холод в груди. Шестое чувство, именуемое в народе чуйкой, вопило об опасности и требовало поскорее уносить ноги.

Поднимаясь обратно по склону, Ольга еще раз обернулась в сторону реки, но берег был пуст, только заросли камыша раскачивались от ветра. Вот и поговорили, вздохнула она.

Настасья Павловна тоже не одобрила такой способ ведения переговоров и посоветовала больше с утопленниками не связываться, мол кто знает, что у них в дурной голове. Нет им в деревню ходу, и ладно. На обратном пути дед Максим задумчиво посмотрел на притихшую девушку.

– Не со зла он все это делает. Не умеет иначе…

– Ну да, в шутку чуть не утопил, с хлолпкой сравнил. Тоже мне боярин!

– Так он и вправду боярин, – улыбнулся леший.

– Серьезно? – удивилась Ольга. – Это все равно ему никаких дополнительных прав не дает. Тем более обзываться!

– Раньше прав у него поболее, чем у многих, было, – усмехнулся в бороду Максим Иванович. – Федька из старинного рода происходил, как защитник крепости отметился, в палаты царские был вхож… Это-то его и сгубило.

Вон даже как! Девушка искоса посмотрела на берег, потом на лешего. Похоже, он был единственным, кто жалел утопленника. Интересно, почему?

– Говорите так, будто знали его… – протянула Ольга.

– Знал еще мальчонкой, когда тот в рубашке бегал, – кивнул тот. – Их владения недалече были. У Федьки, как и у тебя, искорка дара в груди теплилась, оттого и не ушел он в царство Марино. А ведь хороший из него мог получиться ведьмак, кабы отец, дубина сосновая, в столицу не увез… Вот что, девонька, ты же умеешь доброе в каждом найти… Приглядись к Федьке, авось, осталось в нем что-то хорошее, что выкорчевать из себя не успел?

То есть ей предлагают побыть психологом для вредного утопленника? Припомнив колючий взгляд парня и ехидный голос, девушка едва не рассмеялась, ибо Федор на краткий миг напомнил ей пятиклассника, решившего испытать на прочность нервы кого-то из педагогов. А какой смысл злиться на школьника? У коллеги был такой Слава Соловьев, что нарочно делал пакости, а потом стоял и ждал реакции на свои поступки. Правда, коллега была дамой опытной, посему пару раз щелкнула его по носу при всем классе, потом провела беседу по душам, где подробно объяснила, как глупо выглядят его попытки задаваться, и Слава успокоился. Наоборот нужно показать, что ты сам взрослый и умный человек, который настроен миролюбиво, и пусть ему станет стыдно за свое поведение. Чем отец утопленника насолил лешему, узнать не удалось, однако и этого хватило для размышлений. Кто будет сожалеть о человеке, который раньше был законченным мерзавцем, думала девушка. Правильно, никто. А раз Максим Иванович знал его при жизни, то вполне мог помнить, что раньше этот Федор не таким уж плохим человеком был. Если парень оказался в числе царедворцев, то ничего удивительного в изменении характера в худшую сторону как раз не было – или ты всеми силами цепляешься за власть, или тебя от нее отстранят и прибьют. На всякий случай. Ольга помнила, как на истории они разбирали эпоху Дворцовых переворотов, когда за один навет можно было получить ссылку, насильный постриг в монастырь, а то и смертный приговор. Возможно, в таких вот интригах он и сгинул, вольно или невольно перейдя кому-то дорогу. Еще раз взглянув на реку, девушка выругала себя, но все же пошла к зарослям ивы.

– Привет! Извини, что я тебе гадостей наговорила… А за совет спасибо.

Никто ей, разумеется, не ответил.

С понедельника зарядили дожди, наводнившие улицы города ручьями и лужами. Затянутые лохматыми тучами небеса изредка светлели, являя кусочки яркого солнца и беззаботно голубого неба, затем вновь скрывались серой пеленой. Напуганные дождем читатели сидели дома, до библиотеки доходили только самые отчаянные, оставляя мокрые следы на светлом полу. Все свободное время Ольга посвящала книгам о лекарственных травах, с которыми ее учила работать Настасья Павловна. Девушка с удивлением узнала, что в области растет большое количество растений, помогающих при различных заболеваниях, причем каждое из них должно быть собрано в правильном месте, в нужное время и с особым наговором, чтобы силы их полностью могли раскрыться. Коллеги смотрели на это занятие с интересом, но вмешиваться не пытались, особенно когда поняли, что заваренные ею травы снимали головную боль, помогали при бронхите или желудочных коликах. Дома же Ольга собирала информацию о старинных русских костюмах, и каким же было ее удивление, когда увидела наряд, похожий на тот, в котором щеголял утопленник, в разделе, посвященном пятнадцатому-шестнадцатому веку. Выходит, Федор намного старше, чем она думала! Даже старше Настасьи Павловны, которая как-то призналась, что Елизавету Петровну своими глазами видела. Дела… Хитрый домовой, обитающий в библиотеке, перестал пугать коллег и коротить проводку, а начал потихоньку помогать: то книгу потерянную на видное место клал, то шкафы чинил, а однажды даже обернулся котом и мальчишку, обрывавшего листья цветка, поцарапал. Правда, Татьяну все еще норовил то проводом за ногу зацепить, то сумку ее прятал, то паука на клавиатуру сажал. Видно, глянулась ему чем-то девушка…

В четверг дожди прекратились, небо расчистилось от облаков, радостно засияло умытое солнце. Уставший от летнего зноя город преобразился, мокрые крыши блестели, как глазированные, желтые блики скакали по лужам и окнам, расцвечивали стены радужными пятнами. Любуясь посвежевшими березами за окном, Ольга потянулась к формуляру, но тут донесся голос Инны Маратовны:

– Оля, спустись ко мне, пожалуйста!

Легко сбежав по ступеням, девушка вошла в читальный зал, где ее тут же «осчастливили» вестью, что нужно собираться в летний лагерь и вести там мероприятие.

– А какое? – поинтересовалась она.

– Сказали, что любое, – махнула рукой женщина. – Лагерь детский, в черте города, можно игры на свежем воздухе устроить. Что думаешь насчет викторины и эстафеты сказочной? Дети там маленькие, расскажем про Пушкина, потом соревнования устроим.

– Хорошая идея, – кивнула Ольга, мысленно прикидывая, какие заготовки у нее есть. – Когда поедем?

– Через час.

Охнув, девушка бросилась к компьютеру, потом в кладовку за плакатом.

Работать с детьми Ольга любила. Школа, в которую их позвали, оказалась небольшой и очень уютной. Непоседливые мальчишки и девчонки слушали рассказ, отвечали на вопросы, отчаянно стесняясь, рассказывали выученные на уроках стихи. Покончив с викториной, они повели ребят во двор, чтобы провести сказочную эстафету. Довольные заведующие напоили их чаем, поблагодарили за помощь.

– Вот сейчас соберем их, и на прогулку поведем, – поделилась планами смешливая воспитательница.

– Куда гулять пойдете? – спросила Ольга, мысленно восхищаясь смелостью женщины. В одиночку она бы с целой ватагой детей никуда идти не рискнула.

– По территории лагеря, – улыбнулась та. – У нас там беседка есть, тополь, которому больше сотни лет. Про него расскажем, про растения, которые здесь растут.

– О, у нас Ольга тоже травами лекарственными интересуется, – кивнула Инна Маратовна.

Воспитатели переглянулись и принялись уговаривать девушку поучаствовать. Поотнекиваясь больше для виду, Ольга согласилась. Выведенные на прогулку дети ходили за ней дружной командой, пара совсем маленьких девчонок вцепилась в руки и не желала отпускать «тетю Олю Михайловну».

– Ребята, вокруг нас встречается множество растений, которые наши предки использовали в лекарственных целях. Вот заболел у вас живот, или палец порезали, куда шли наши прапрабабушки и прапрадедушки?

– В аптеку! – откликнулся разбитной карапуз в зеленой кепке.

– Аптек в привычном понимании тогда еще не было, и даже больницы не в каждом поселке имелись.

– Как же тогда они жили? – пискнула рыжеволосая девочка.

– Да, где лекарства брали? – поддакнул насупленный мальчишка в очках.

– За лекарствами, за избавлением от недугов, обращались наши предки к матушке-природе, – простерла руку Ольга в сторону зеленого разнотравья. – Все растения, которые нас окружают, мы смело можем назвать зеленой аптекой. А чтобы правильно ими пользоваться и не навредить себе, нужно знать их полезные свойства. Вот вы, ребята, какие целебные травы знаете? Сможете их здесь найти?

Дети знали о лечебных свойствах малины, ромашки, календулы, подорожника, один даже липу вспомнил. Сама Ольга рассказала о крапиве, используемой для остановки кровотечения, о горце птичьем, в народе именуемом спорышом, что применялся при лечении болезней почек, показала тысячелистник, отваром которого промывали раны.

– Так, а это что за растение? – спросила она, показывая на ярко-синие цветки.

– Василек! – хором завопили дети.

– А вот и нет, это цикорий. Василек выглядит иначе и растет вон там под кленом.

– Ой! А у меня бабушка цикорий пьет вместо кофе! – оживилась кудрявая девочка.

Кто-то сбоку подергал Ольгу за футболку.

– А есть бесполезные растения? – спросил тот самый мальчик в очках.

– Нет, – улыбнулась девушка. – Всякое растение может принести пользу, если использовать его с умом.

– Даже лопух? – усомнился тот, пиная широкие листья на толстых черешках.

– Да. Его отваром девушки споласкивают волосы, чтобы они были красивыми и блестящими. А сам корень можно даже есть.

Дети загалдели, и тут самый шкодливый мальчишка протянул ей резной лист.

– А это что такое? – хитро прищурился он.

– Конопля, – ответила Ольга.

– Фу! Ее наркоманы курят! – завопили несколько человек. – Давайте ее вырвем всю!

Перекрывая начинающийся гвалт, девушка захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание.

– Так, господа, не стоит изводить полезное и нужное растение. Да, из-за такого неправильного использования за несчастной коноплей закрепилась дурная репутация, но это хорошее растение.

И Ольга рассказала про посконь – ткань, изготовляемую из волокон конопли, про канаты, которые не гнили в воде, про конопляное семя, которым кормили и кормят птиц. Когда дети разошлись, воспитатели поблагодарили девушку и позвали к ним еще раз.

– Да, Оля, правду про тебя говорят, что ты ведьмачишь потихоньку, – улыбнулась Инна Маратовна.

– Конечно, – хмыкнула та. – Вот как заварю болиголов пополам с наперстянкой и гадючьей желчью, так и подолью в чай говорливым, чтобы напраслину на меня не возводили!

В подтверждении своих слов, она скорчила зверскую физиономию и грозно зашевелила пальцами, надвигаясь на коллегу, но женщина расхохоталась и протянула ей конфету.

В субботу Ольга с чистой совестью сдала отчет, закрыла библиотеку и отправилась прямиком на вокзал, а оттуда в ставшую родной Ганину Падь, где ее ждали русалки, кикимора, говорливый леший и хорошо знакомая ведьма. Услышав про мероприятие, Настасья Павловна долго смеялась, потом удивлялась неосведомленности современных детей в вопросах народной медицины.

– Так любые лекарства сейчас можно в аптеке купить, – вступилась за подрастающее поколение девушка. – И действуют они быстрее трав…

– Но так в основе те же компоненты, только усиленные незнамо чем, – вздохнула старушка. – Да и кто знает, чего там аптекарь намешал? Вдруг он неграмотный какой?

Наверное, неграмотных в аптеке бы держать не стали, подумала Ольга, но вслух не сказала. Зато вспомнилось, как сестра радовалась, что с натуральными лекарствами у нее наконец-то перестал болеть желудок. Пока выходило, что эффективность была ниже, но незначительно, а побочных действий – в разы меньше. Главное дозу правильно соблюдать.

Тем же днем Настасья Павловна отправила девушку в лес за травами, предварительно настрого запретив лешему помогать ей в поиске. Поворчав про безжалостных угнетателей и прихватив со стола горсть сушек, Ольга отправилась из дома под смех ведьмы. Умом она понимала, что надо привыкать самой отыскивать растения, которые в прошлый раз показывала ей Настасья Павловна, но все равно боялась ошибиться. Пока девушка училась правильно собирать нужные травы, запоминала места их произрастания, время сбора и свойства каждой части растения, которые потом будут использоваться в составе настоя, сбора или мази. В лесу было свежо, пахло прелью, нагретой корой и влажной после дождя землей. По пятам за Ольгой следовали шустрые лесавки, похожие на маленьких старушек и старичков, прятались в сухих листьях, гулко аукали и норовили забросить в сумку еловую шишку.

– А ну прекратили безобразничать! – велела девушка, вытряхивая из карманов отборные желуди. – Нет бы орехов или ягод принесли… Вот будете вредничать, я вам стих не прочту.

Хихиканье под листьями смолкло, только ветер тихо шелестел, проходя сквозь переплетение ветвей. Усмехнувшись, девушка с чувством произнесла:

– О красном вечере задумалась дорога…

Есенина она любила за тихую напевность речи, простой, но красивый слог, отражающий многоликость явлений, о которых он писал. Лесавкам он тоже пришелся по душе, поскольку стоило девушке замолчать, как под листьями зашебуршались, возмущенно попискивая.

– Что, еще рассказать?

Шорохи стихли, только в чаще что-то подозрительно треснуло, будто сухая ветка под чьей-то ногой. А стихов Ольга знала великое множество, поэтому за Есениным последовали Пушкин, Лермонтов, Гумилев, Эдгар По, Бальмонт. Увлекшись процессом, она то кружилась по лесу, изображая вьюгу, то вскакивала на поваленное дерево, как на трибуну. Удивительная, наверное, картина, мельком думала девушка: идет она по лесу, выискивает травы и вслух читает стихи. Узкая тропинка вывела ее к берегу реки, покачивающей желтые кубышки на широких зеленых ладонях.

– Все, товарищи, концерт окончен, – улыбнулась девушка в лесную прохладу. – Спасибо за внимание!

Не успела она сделать и пары шагов, как за волосы дернули, но не больно. Ольга резко обернулась, собираясь возмутиться, однако за спиной никого уже не было, только на тропе зеленел бархатистый лист лопуха, на котором горкой лежали крупные ягоды земляники.

– Спасибо большое! – поблагодарила девушка, поднимая угощение.

Устроившись на берегу, Ольга сверилась со списком и довольно улыбнулась: травы она собрала почти все кроме аира болотного, который как раз на берегу искать и надо. Подхватившись на ноги, она быстро прошлась вдоль кромки воды, пока не заметила в прибрежных зарослях ярко-зеленые мечевидные листья и желтоватые початки, похожие на хвосты гремучих змей. Поворчав себе под нос, девушка разулась, завернула джинсы и шагнула в вязкий ил, разогнав всех водомерок.

– Чего ты там ищешь?

Вскрикнув от неожиданности, Ольга резко обернулась, но не удержала равновесия и плюхнулась в воду, подняв тучу брызг.

– Ты зачем подкрался и меня напугал? – возмутилась она, вылезая на берег.

Хорошо знакомый утопленник нахмурил брови.

– Я не подкрадывался, это ты меня не слышала… Так зачем в воду полезла?

– Корень аира болотного достать пыталась, – пояснила Ольга.

Парень с интересом посмотрел на указанное растение и спросил:

– А зачем он тебе?

– Настасья Павловна просила для лекарства найти.

– Так он целебный, выходит? – поднял брови утопленник. – Я помню, что его для кухни сушили…

– Любое растение можно в медицине использовать, – улыбнулась девушка.

– И ты их все знаешь? – прищурился тот.

– Ну не все, – смутилась Ольга. – Но многие назвать могу.

Парень задумчиво огляделся, потом показал невзрачную травку с круглыми листьями и фиолетовыми цветами.

– Что это такое?

– Будра плющевидная, – опознала ее девушка. – Используют при воспалении верхних дыхательных путей и бронхите. А отварами промывают раны.

Федор удивленно хмыкнул и указал следующее растение. Добыв корень аира, девушка показала все собранные травы, рассказала об их свойствах, а заодно и о тех, которые показывал утопленник. Похоже, растения настолько заинтересовали Федора, что он перестал насмешничать и пытаться как-то задеть девушку. Искоса наблюдая, как загораются глаза утопленника, Ольга старалась рассказывать самое интересное о каждой былинке, которую видела. Всегда приятно, когда так внимательно слушают!

– Так, а это для чего? – потянулся он к тряпичному свертку, из которого топорщились тонкие корешки, но взглянул на девушку и спросил. – Можно?

– Смотри, – разрешила та. – Это корень пиона уклоняющегося, который при изготовлении успокаивающих настоек используют. Но Настасья Павловна решила его возле дома посадить.

Парень оказался благодарным слушателем, даже вопросы уточняющие задавал, смеялся, когда Ольга показала ему купырь лесной, запахом напоминающий морковь, а вкусом – петрушку.

– Представь, как я удивилась, когда впервые его увидела! – говорила девушка, растирая кусочек стебля между пальцами. – Чувствуешь, как пахнет?

– Да, – улыбнулся тот. – И вправду на морковь похоже. Никогда бы не подумал…

– О, я тебе еще не такое расскажу! – засмеялась Ольга.

В траве зашуршало, и показался коргоруш.

– Ой, меня, наверное, Настасья Павловна потеряла… – опомнилась девушка, только сейчас осознав, что солнце уже начало клониться к закату. – Пока!

Забросив на плечо сумку, Ольга поспешила в деревню, но утопленник окликнул ее:

– Погоди! Ты завтра придешь?

– Ну не знаю… А зачем?

– Приходи. Я… Я тебе покажу, где растет мандрагора.

Так, мандрагора это уже серьезно, усмехнулась про себя девушка, но прийти пообещала.

Дома Настасья Павловна похвалила травяной сбор, поругала за пропущенный ужин, потом уселась вместе с девушкой перебирать принесенные растения. Услышав про мандрагору, старушка усмехнулась:

– Да что бы он понимал, хотя… Если и вправду место знает, то хорошо это.

– А где мандрагору используют? – спросила Ольга, вспоминая все читанные до этого книги.

– Много где: чары через нее на человека навести можно, если корень фигуру людскую напоминает очертанием. Сок в отвары дурманящие добавляют и яд из него делают. Причем всю волшбу сотворенную через мандрагору ее же соком разбить можно. Только вот распознать чары те без знания особого почти невозможно.

– Но вы же умеете? И меня научите?

Ведьма рассмеялась:

– И сама умею, и тебя научу, как только дар примешь.

Услышав это, девушка нахмурилась: дар ведьмовской требовал кровавой привязки, обрекавшей человека на скорую гибель, а отнимать чужие жизни ей совершенно не хотелось.

– Неужели без крови нельзя?

– Нет, – вздохнула старушка. – Пойми, отнимая одну жизнь, ты взамен сотни спасти можешь. Разве не стоит оно того?

Может и стоит, но как только Ольга представляла себя с окровавленным ножом над вскрытой грудной клеткой какого-то безликого бедолаги, ей становилось дурно. Ну нет, она как-нибудь и так проживет.

Следующим утром Настасья Павловна подняла ее чуть свет и повела полусонную червень выкапывать. В четыре руки они окопали хитрый корень, норовящий уйти под землю, приманили песней-заклинанием, и разом дернули с четырех сторон. Упрятывая слабо шевелящийся клубок в холщевый мешочек, ведьма довольно улыбнулась и с гордостью взглянула на Ольгу.

– Хорошая из тебя знахарка выйдет!

Прогулка по росистой траве взбодрила, спать больше не хотелось, поэтому девушка сунулась помогать Настасье Павловне завтрак готовить, а потом вместе с Прошкой пошли траву вокруг домика косить. Точнее косил домовой, а она только сгребала. В спину повеяло холодом, и девушка обернулась – в нескольких шагах колыхался зыбкий силуэт покойницы, что так и не отправилась в другой мир.

– Доброе утро, Ульяна Васильевна, – поздоровалась она.

– Доброе утро, – бледно улыбнулась та. – Николая моего не видели? Обещал вернуться, да что-то запаздывает…

– Не видели, – вздохнула Ольга, оттесняя в сторону шипящего домовика.

Историю Ульяны, которая слыла первой красавицей на деревне, рассказала ей Лизавета. Грустная, надо сказать, история вышла: будучи девицей на выданье, полюбила Ульяна не жениха, отцом выбранного, а парня из соседней деревни. Николаю девушка тоже в душу запала, да только хотел он невесту не в старую хату вести, а на богатое подворье, поэтому и отправился воз купеческий сопровождать. Вроде и ладно все обернулось, только на обратном пути разбойники на них напали, да весь обоз разграбили. Когда Ульяна об этом узнала, то сознания лишилась, а очнулась уже безумной. Зимой и летом в нарядном платье бегала встречать всякого конного, что к деревне подъезжал, думая, будто это Николай вернулся. Так и замерзла ночью у ворот, и после смерти осталась на земле суженого дожидаться. Девушку Ольга жалела, только все равно не понимала то, как можно настолько сильно по кому-то убиваться.

– Черствая ты, – вздыхала кикимора, путая нитки своего вязанья.

– Я не черствая, а рациональная, – усмехалась Ольга, пытаясь разобраться с устройством колесной прялки. – Нашла бы себе дело по душе и глупости романтические из головы выбросила. Тогда бы никакого сумасшествия не было и ранней смерти в сугробе.

– Вот посмотрю я на тебя, когда влюбишься, – хихикнула та, грозя девушке костлявым пальцем.

– Не надо мне такого счастья! – открестилась девушка. – Я работу свою люблю, мне ее хватает!

Лизавета же только головой покачала.

Время уже перевалило за полдень, Ольга быстро собрала свои вещи в рюкзак, попрощалась с Настасьей Павловной и Прошкой, который украдкой сунул ей в карман записку, где размашисто написал: «Гвоздей купи», и двинулась к знакомой дороге через лес. Уже выходя на душистое разнотравье заливного луга, девушка вспомнила, что обещала Федору заглянуть к нему. Мельком посмотрев на часы, она побежала к тихой заводи, укрытой от любопытных глаз серебристыми ивами.

– Привет! – заглянула Ольга под полог живого шатра из гибких ветвей. – Ты где?

У самых ног звучно плескалась вода, да сновали шустрые водомерки.

– А я уж подумал, что не придешь.

Утопленник сидел на толстой ветке и внимательно смотрел на девушку. Выглядел он проще: шелковая белая рубаха с хитрой вышивкой была подпоясана узорчатым поясом с кистями, черные штаны и украшенные серебром сафьяновые сапоги. Ну прямо Иван-царевич из сказки, фыркнула про себя Ольга, хоть этому персонажу положено быть простоватым блондином с румяными щеками. У этого же лицо белое, какое-то недоброе и глаза синие, как омуты лесные. Точно, Кощей Бессмертный в молодости! Едва сдерживая смех, девушка тряхнула волосами и беззаботно откликнулась:

– Ну я же обещала, что приду. Только с мандрагорой, наверное, не сложится сегодня… У меня автобус через час, поэтому я на десять минут всего.

Федор подозрительно на нее посмотрел.

– Едешь куда-то? А здесь почему не останешься?

– Не могу, – развела руками та. – Завтра на работу идти надо, а еще я статью в литературный журнал готовлю.

Парень беззвучно спрыгнул на землю, шагнул к ней.

– Ты ведь либерией заведуешь? Дед Максим говорил…

– Чем я заведую? – не поняла Ольга.

– Хранилищем, где книги разные собраны, и всякий за ними прийти может, так?

– Так, – кивнула она. – Только называется это библиотекой. Но ты прав, мы там книги выдаем, чтобы люди читали и что-то новое узнавали.

Незачем рассказывать человеку, пусть и бывшему, в чем на самом деле заключается работа библиотекаря. Не поймет, а то еще насмехаться станет. Федор же покачал головой.

– И не страшно книги отдавать кому ни попадя? А если украдут или попортят?

– Не украдут, – рассмеялась девушка. – Я же знаю, кому и какую книгу даю. А если страницы испортят, то попрошу заклеить или новую купить.

– То есть кнутом тебя не выдерут? – подозрительно прищурился он.

– Знаешь, Федь, у тебя странные фантазии… Никто меня бить не будет, разве что премию не дадут. А вообще телесные наказания давно уже отменили!

– Ну и зря, – сказал утопленник, и прежде, чем девушка успела возмутиться, спросил. – Можешь мне книгу добыть?

– Берестяных грамот не держим, – фыркнула она. – Ладно, не смотри так, принесу. А какую хочешь? Могу фэнтези привезти или детектив какой-нибудь. А хочешь, ужастики достану такие, что зубами стучать от страха будешь. Или классику.

– Неси все, – милостиво разрешил тот. – Сам выберу.

– Все я точно не утащу! Ты представляешь, какую тяжесть сюда нести придется?

Судя по выражению лица, утопленника такие мелочи совершенно не волновали, мол исполняй, коли за дело взялась.

– Знаешь, Федор, я начинаю догадываться, как ты в речке оказался, – протянула девушка.

Тот резко обернулся, злобно глянул на нее враз пожелтевшими глазами. Линия губ изломалась, являя зубы белые, словно жемчуг и острые, как ножи.

– Что?

– Да пошутила я… – шарахнулась от него Ольга, которой показалось, что утопленник вцепится ей в горло. – Нервы тебе лечить надо, боярин!

Подхватив рюкзак, она выскочила из-под ивовых ветвей и зашагала к лесу.

– Постой!

До автобуса оставалось минут сорок. Если до леса идти минут десять, еще двадцать – по тропинке, которую показал дед Максим… Увидев перед собой фигуру утопленника, девушка замерла.

– Постой, – повторил Федор уже тише. – Я…

Договорить он не успел, осекся на полуслове, взглянув ей за спину – совсем рядом стоял волк Серый бок. Низко опустив лобастую голову, зверь смотрел на парня, и от этого взгляда пробирало жутью до самых костей.

– Пойдем отсюда, – севшим голосом обратилась девушка к волку. – Пока, Федор.

Сковавший ужас отпустил, только когда оказалась под сенью леса. Да уж, тут не знаешь, кого больше бояться надо, волка или утопленника этого. Некстати вспомнился оскал Федора, в котором не было ничего человеческого, а острые зубы, разве что не в два ряда располагались… Передернувшись, Ольга с куда большей теплотой взглянула на идущего рядом хищника, и зверь ей показался куда милее и безопаснее. Он хотя бы сразу убьет.

В город вернулось лето, залило прозрачным зноем притихшие улицы, высветлило траву на газонах парков и скверов. Ольга сидела на работе под вентилятором, чувствуя, как уставший за день прибор больше не остужает, а лишь перегоняет сухой и жаркий воздух. Легкомысленный сарафан, за которое в прежнее время ей бы высказала заведующая, лип к спине, и хотелось только одного: нырнуть в холодные воды бескрайней реки и плыть, пока… Перед внутренним взором появились смешливые лица русалок, а следом ухмыляющаяся физиономия Федора. Вот кому на дне жить хорошо! Мысленно позавидовав водяным девам, Ольга пошла отпрашиваться в ближайший магазин за мороженым, если изнуренные жарой горожане не раскупили все. Мороженое было, причем аж пяти сортов, пусть и несколько помятое. Едва расплатившись, девушка открыла заветное лакомство и пошла по улице, весело помахивая сумкой. У мигающего алым светофора она остановилась, как и положено добропорядочной жительнице, улыбнулась карапузу в смешной панамке, что сосредоточенно пускал пузыри, сидя в коляске. В тени большого щита чувствовалась едва уловимая прохлада, и в ожидании зеленого света Ольга скользнула взглядом по стоящей рядом девушке, бабушке, двум подросткам, доске с афишами, потом еще раз, да так и застыла, вцепившись взглядом в распечатанные на листе объявления. «Помогите найти человека!» гласила надпись на белом листе формата А-четыре. Круглова Виктория Сергеевна вышла с работы в прошлый понедельник вечером, но домой так и не вернулась. Ниже шло описание: черные волосы, серые глаза, на правой руке родимое пятно, в день исчезновения была одета в синее платье и белые босоножки, а рядом прилагалось фото улыбчивой девушки брюнетки на светлом фоне. Именно той, что стояла возле стенда, одетая в синее платье и белые босоножки на тонких ремешках… Не замечая текущего по пальцам мороженого, Ольга до рези в глазах всмотрелась в девушку, потом моргнула – контур тела пропавшей едва заметно колыхался, как воздух над костром. Призрак, сомнений в этом не осталось. Девушка грустно взглянула на объявление о собственном исчезновении и пошла прочь, прямо сквозь людей, спешащих к переходу. Несколько мгновений Ольга смотрела на удаляющуюся фигуру, потом направилась следом. По себе она знала, что нет ничего страшнее неопределенности, тягучего и изматывающего ожидания, когда каждая минута колет невидимой иголкой в области живота или прямо под сердцем. Ожидание в таком случае сводило с ума, ибо человек успевал представить самые страшные исходы ситуации, пережить их, но все равно держался за тонкую нить надежды. Родные пропавшей девушки искали ее. Наверное, пока кто-то объезжал все городские больницы, мать сидела дома и ждала, замирая от каждого звука за дверью. Ну как вернется дочка? Не вернется, это Ольга знала точно. Теперь оставалось решить, стоит и обрывать надежду, которая могла удерживать чью-то жизнь, или лучше оставить призрачный шанс на другой исход? Что бы она сама хотела, оказавшись в такой ситуации? Воображение тут же нарисовало картину, где ее собственные родители, измученные ожиданием, давно простившие непутевую дочку, напряженно смотрят на дверь квартиры, и с каждым днем надежда угасает в их глазах. Нет уж…

– Вы меня видите? – раздался приглушенный голос у самого уха.

– Вижу, – так же тихо ответила Ольга. – Виктория Сергеевна, я могу вам как-то помочь?

Слова вырвались сами, когда взглянула в призрачное лицо.

– Не знаю… Вы кто? Волшебница?

– Скорее ведьма, да и то недоучившаяся, – попыталась улыбнуться та. – Что случилось? Почему вы еще здесь?

Виктория заколебалась, пытливо всматриваясь в девушку, потом произнесла:

– Не могу уйти. Сын меня держит… Зовет каждый день, плачет… И мама в больницу попала… Артема с работы уволить обещали, если он искать не бросит, а ему Максимку еще поднимать…

– Кто вас убил? – осторожно спросила девушка. – Может удастся найти его, чтобы показал, куда спрятал… Тело?

Призрачные губы дрогнули. Да, мало приятного осознать, что все, что от тебя останется, это тело, кусок мертвой плоти, нуждающийся в погребении. Видя, как то, что осталось от любимого прежде человека, скрывается под слоем земли, люди словно проходят какую-то точку невозврата, после чего появляются силы продолжить жить, найти какой-то новый смысл. Умершего нужно отпустить, это Ольга знала точно.

– Его звали Игорем, – справившись с собой, прошептала Виктория. – Я думала, что успею перейти дорогу… Знаете, на углу, где липы растут… Там есть пешеходный переход, просто его почти не видно из-за поворота.

– И никто не увидел, что вы под машину попали? – усомнилась девушка.

– Нет. Магазин стройматериалов, где я работаю… Работала… Стоит на выезде из города, дальше только склады.

Плохо дело, мысленно застонала Ольга. Свидетелей нет, остается только напрямую звонить родственникам и сообщать о гибели… Начнутся расспросы о том, откуда у нее эта информация, а потом решат, что именно она, Ольга, причастна… Нет, сотрудникам полиции девушка доверяла, но не настолько, чтобы слепо полагаться на служителей правопорядка. Прикинув все возможные варианты вплоть до передачи информации через сны (Виктория пыталась это сделать, но пока в семье считали, что она живая, ничего не выходило), Ольга медленно произнесла:

– Если хотите, я могу связаться с вашими родными и сказать, где вас можно найти…

– Да! – закричала та, хватая девушку призрачными руками. – Скажите им! Скажите, что я их люблю! И чтобы Артем снова женился! И чтобы мама не забывала принимать лекарства! Скажите им! Пожалуйста!

Голос, звучавший до этого чуть слышно, перешел в ультразвук, отчего заломило уши. Заметив, что Ольга зажмурилась от боли, девушка затихла.

– Помогите мне, пожалуйста…

– Помогу, только давайте я сначала симку другую вставлю.

Бесплатные сим-карты, которые раздавались в честь открытия нового магазина связи, не закреплялись за кем-то конкретным, и эта мысль показалась Ольге жизнеспособной.

– У меня есть телефон,– шепнула Виктория. – Сумку никто не нашел… Она лежит в яме, прямо за трубой.

Узнав адрес магазина, где работала погибшая девушка, Ольга пообещала съездить туда, как только закончится ее смена. Виктория согласилась и поплыла следом легкой тенью. Ощущение постоянного присутствия рядом призрака приятными назвать трудно, и дело не только во влажной прохладе, обволакивающей вязким туманом, словно в дверь открытого погреба заглянуть решила, нет. Тяжелее всего вышло переносить размытое колебание где-то на периферии и внимательный выжидающий взгляд, из пустого, как будто бы, пространства. Домовой возмущенно шипел, прокатывался сгустком тени по комнате, но девушка пыталась убедить его, что все хорошо и Виктория дурного не задумала. Возмущенно скрипнув дверью архива, хранитель дома скрылся.

– Оль, ты не заболела? – вопрошала Анна Игоревна. – Бледная какая-то…

– Все нормально, – заверила ее девушка. – Наверное, под вентилятором продуло. Можно я чуть пораньше уйду?

– Иди, конечно! – разрешила коллега. – Дома лекарства есть?

Лекарства были, как и травяные сборы, только вместо дома Ольга поехала почти в самый конец города к «Строймаркету». Оглядев громадное серое здание, за которым виднелся склад в окружении недостроенных многоэтажек, девушка взглянула на свою призрачную спутницу.

– Показывайте.

Виктория беззвучно обогнула комплекс и вывела ее к разрытой яме, обнесенной предупреждающими знаками. То ли там трубы менять собирались, то ли еще чего, но до ума дело не довели, поэтому раскоп зиял рыжей язвой возле дороги, собирая на дне лужи дождевой воды и мелкий мусор. С трудом спустившись вниз, Ольга углядела белую сумочку, завалившуюся между трубами. Батарея у телефона села, но зарядное устройство помогло реанимировать аппарат. Не считая число пропущенных, девушка открыла телефонную книгу.

– Кому будем звонить?

Несколько мгновений Виктория колебалась, потом выбрала:

– Артем.

Выдохнув, как перед прыжком в воду, Ольга нажала кнопку вызова. Гудки уходили в пустоту. Один, второй, третий, четвертый…

– Вика?!

– Слушай и запоминай, – сказала девушка, искренне надеясь, что голос не подведет. – На запад по трассе от «Строймаркета», второй спуск от моста, проехать метров семьсот и повернуть направо. Там будет овраг на, дне которого Виктория. Сбившего ее человека зовут Игорь. Серебристая «Тойота».

Повторив названный Викторией номер, она отключилась. Артем что-то кричал в трубку, Виктория из последних сил сдерживалась, глядя на девушку, но та уже выключила телефон и тяжело привалилась к бетонному забору. Кровь стучала в висках набатным колоколом, к горлу подступил ком.

– Спасибо, – шелестнуло у самого уха, и холодные призрачные руки коснулись волос.

– Пожалуйста,– хрипло отозвалась девушка, чувствуя, что голос начал срываться. – Виктория, скажите, а умирать… Как это?

– Больно, – ответила та. – Но очень быстро.

– Спасибо, обнадежили, – криво усмехнулась Ольга, поднимаясь к остановке.

Она хотела многое спросить, но встречная машина ослепила светом фар, а когда девушка обернулась, Виктории рядом не было. Все верно, надежда, последняя ниточка, связывающая ее с миром живых, оборвалась. Ноги сами понесли мимо остановки, куда-то вглубь района, к старому парку, над которым висела облупившаяся надпись «Семейный отдых». По засыпанным гравием дорожкам носились дети, чинно прогуливались бабушки и дедушки, гомонили подростки, пытающиеся перекричать вопящие на разные голоса колонки. Ольга миновала аллею, посвященную героям Отечественной войны, и вышла к заросшему озерцу, что располагалось в самом сердце парка. Клены и липы гулко шелестели, поскрипывали темные ели, устремившие острые макушки к вечерним небесам. Плеск воды успокаивал, словно гладил прохладными ладонями разгоряченное сознание. Правильно ли она поступила? Ответить некому. Еще раз посмотрев на телефон Виктории, который до сих пор держала в руке, девушка размахнулась и зашвырнула его в озеро.

– Простите, русалочки, девы озерные, – прошептала она. – Не нарочно я ваши владения засоряю…

Конфет при себе не было, Ольга сняла плетеный браслет с коралловыми бусинами и опустила в воду.

В тот же миг на глубине мелькнула едва различимая девичья фигура, из-под воды взглянули светлые глаза. Ветер принес звон хрустальных колокольчиков, от которых стало легко и горько. Вода ласково шептала, перебирая зеленые пряди прибрежных трав, успокаивала, унося дурные мысли и тревоги.

Ранние звезды перламутровыми каплями раскатились по синему бархату неба. Ольга долго сидела на берегу, глядя вверх, и казалось, будто весь город накрыли огромной чашей, на дне которой замерли крошечные капли молока, готовые сорваться вниз. Одна не удержалась, мелькнула и скрылась за островерхими елями. Интересно, почему в городе небо словно удаляется от земли, холодно мерцая сквозь сизую дымку, а в Ганиной Пади оно чистое, глубокое, как омут лесной, и звезды сияют крупные, хоть руку протягивай и бери? Жаль, что нельзя сорваться прямо сейчас и уехать в деревню, где воздух пахнет медом и полынью, где стелятся по ветру шелковые травы, чинно кивают деревья в лесу, и лунный свет заливает прозрачным серебром тихие улицы. Еще два дня ждать…

Полуденное солнце раскалило воздух над полями, высветлило травяную зелень и небесную синь. Зато под сенью леса царила благодатная прохлада, полная птичьих перекриков, загадочных шорохов и хрустких шагов. Ольга бодро шагала по едва заметной тропинке, рядомбежал Серый бок, высунув бледно-розовый язык. Смешно вспомнить, как смотрел водитель автобуса, когда навстречу девушке радостно выбежал матерый волк с темным пятном на боку. Привычно оставив на огромном дубовом пне батон свежего хлеба, Ольга внимательно прислушалась к лесу. Что-то было не так, а вот что, понять пока не получалось.

– Дедушка Максим! Ау!

Однако леший не откликнулся, только лесавки мохнатыми комками прыснули из-под ног. Волк забавно чихнул и исчез в кустах бересклета на границе леса, явно решив, что проводил гостью и теперь можно отправляться по своим делам.

– Настасья Павловна, что у нас в лесу творится? Где дед Максим? – сходу поинтересовалась девушка, едва успев поздороваться.

– Тоже чуешь? – вздохнула старушка. – Загрустил леший наш. На днях знакомец его из соседнего урочища заглядывал в картишки перекинуться, всех зайцев ему проиграл, да в сердцах колодой дубовой и бобылем обозвал.

– И он обиделся?

– Скорее расстроился очень. Тот-то леший давно женой обзавелся, а Максим все никак к лешачихе из южного Передела посвататься не может. Вроде и мелкая она, и корявая, как сосна на болоте выросшая, а чем-то глянулась ему.

Видно и впрямь плохо дело, решила девушка, когда вечером леший даже чай пить не пришел. Оставив Настасью Павловну и Лизавету судачить на лавке под яблоней, Ольга подхватила тяжелый рюкзак и побежала к реке.

– Федь, выходи, я тебе книги принесла!

Однако утопленник и не думал показываться. То ли обиделся в прошлый раз, то ли занят был. Постояв немного под ивами, девушка махнула рукой и пошла обратно. Ладно, в следующий раз.

– Ольга!

Утопленник появился, словно из ниоткуда, замер в нескольких шагах, внимательно ее рассматривая.

– Привет! – помахала ему девушка. – Я тебя отвлекла от чего-то?

– Рыбаков гонял, – усмехнулся тот.

– А они тебе чего сделали?! – опешила Ольга. – Ну почему ты такой вредный? Людям даже с удочкой посидеть не даешь! Здесь же красиво и рыбы наверняка много.

– Кабы они с удочками сидели, я бы слова поперек не сказал, а они, проклятые, сети ставить удумали да с мелкими ячейками, куда и мальки попасть могут, – поморщился утопленник. – Да еще какую-то пакость в воду лили, еле вычистил…

– И что ты сделал? – насторожилась девушка. – Никого не убил, надеюсь?

С этого станется утопить нарушивших речные порядки!

– Нешто я совсем дурной? – нахмурился Федор. – Честно скажу, хотел сперва под воду утянуть, но передумал. Так, пугнул немного, чтобы дорогу сюда вовек забыли.

Он так красочно описывал удирающих браконьеров, увидевших, как нечто на глубине с утробным воем рвет их сети, что Ольга хохотала до слез.

– Так вот откуда легенды о речных чудовищах берутся! Смотри, потом напишут, что в Подмосковье завелся аналог Нэсси!

Про Лох-Несское чудовище Федор не знал, но когда услышал рассказ, похвалил тамошнего водяного за хитрую придумку.

– Небось, потом никто в озеро не совался, – ухмыльнулся тот. – Надо и мне такое чудо смастерить.

Не став его разочаровывать, Ольга достала из рюкзака книги.

– Слушай, ты ведь Максима Ивановича хорошо знаешь? – спросило она, пока утопленник рассматривал толстенный сборник «Записок о Шерлоке Холмсе».

– Знаю. Чего ты хочешь?

– Помочь ему как-то можно?

Парень задумчиво посмотрел в сторону леса, потом выдвинул условие: почитать вслух.

– Ты же боярин, грамотным должен быть!

– Да знаю я грамоту, только писано там странно, – смутился тот. – Вроде буквы знакомые, в слова складываются, а все равно непривычно… Почитай, неужто трудно? Лесавкам, вон, байки рассказывала!

– Ну тогда слушай историю про самого лучшего сыщика на свете, – улыбнулась девушка.

Федор с готовностью устроился рядом, глаза загорелись. Слушал он с интересом, хоть и не все слова понимал, зато очень переживал за героев.

– Башковитый мужик, – вынес он свой вердикт. – Хитрый да смекалистый. Вот бы нам такого в Приказ!

– Куда? – не поняла Ольга.

Оказалось, что Приказами назывались органы системного управления на Руси, что занимались различными делами, в том числе и расследованием преступлений. Вот только в Москве Шерлока Холмса не хватало, да еще и пожалованного шубой собольей! Воображение уже нарисовало такой колоритный образ, что девушка не выдержала и рассмеялась. Федор недовольно проворчал, что милость была бы оказана великая, которую недалекие девки дурные не понимают.

– Зато ты у нас самый умный и самый красивый, – ничуть не обиделась Ольга, вручая ему книгу. – Если ее утопишь, я тебя прибью – она новая, только вчера штамп поставили. А теперь рассказывай, что будем с нашим лешим делать?

– Сватов засылать к лешачихе той надо, – сказал утопленник. – Только выбрать тут не из кого…

– Почему это?

– Так я от реки уйти не могу, девки тоже омуты свои не бросят, ведьму твою она даже на границу не пустит, домовики сами не пойдут. Кого еще посылать собираешься?

Да, и вправду выбрать некого, вздохнула девушка.

– Эй, чего пригорюнилась? – заглянул ей в лицо Федор. – Погоди чутка, успокоится дед Максим… Он не первый год по лешачихе той убивается.

– Жалко его. Он мне всегда помогал… – протянула Ольга.

– Ну, сама сходи, коли жалостливая такая. Пока ты человек, дар ведьмачий не принявший, тебя везде пропустить обязаны.

– Если бы я знала чего говорить надо… А то приду, а лешачиха эта меня выгонит.

– Да там и думать не надо, – рассмеялся утопленник. – Расскажешь, какой у нас дед Максим хозяин рачительный, какой у нас тут лес густой да дремучий, как хорошо им владения объединить будет… А зачем ты все это выспрашиваешь?

Услышав, что Ольга сама решила к лешачихе наведаться, парень тут же принялся ее отговаривать, а потом начал стращать, что хозяйка лесная ее просто так не пустит, обязательно заморочить попытается или вовсе в болото заведет.

– Сгинешь ты! – воскликнул он, беспокойно вышагивая по берегу.

– Тогда сам книги в библиотеку вернешь, – усмехнулась девушка, уверенность которой начала убывать.

Ну какая из нее сваха? Она же только на двух свадьбах была – Иринкиной и Вовкиной. Первая была родной сестрой, а второй приходился троюродным братом. С обоих торжеств запомнились только дурацкие стишки, тамада, который путал всех родственников да то, как тетя Вера, излишне употребив спиртного, кидала свои туфли в окно, по случаю весны, открытое. Впрочем, не только Федор был против похода в соседний лес, но и Настасья Павловна сперва за сердце схватилась, а потом пообещала в подполе запереть. Однако на сторону девушки неожиданно встала Лизавета.

– Сил моих нет, советчики! – ругалась старушка, увязывая Ольге узелок с подарками для лесной невесты. – У Федьки и то ума побольше, чем у вас всех! А если пропадет девчонка?

– Выведем! – откликнулся дед Максим с лавки. – Что ты, Настасья, на Оксану напраслину возводишь?

Хорошая она! Ты рощу ее видела? А березы там какие? У злыдней такие сроду не вырастут!

Да уж, о человеке по делам его судят, а о лешем – по березам, усмехнулась про себя девушка, глядя на приободрившегося Максима Ивановича.

Свататься отправились с утра. Дед Максим вывел девушку самой короткой дорогой к южному переделу, объяснил, как нужно идти, вручил подарки невесте.

– И про грибы скажи, не забудь! У меня такие грузди по осени будут!

Подойдя к густому подлеску, Ольга поклонилась в пояс, приветствуя лешачиху, попросила разрешения войти в ее владения и замерла. Березы шумели на ветру, мели ветками по верхушками низкорослых кустарников, негромко поскрипывали, будто пересмеивались над незадачливой пришелицей. На ногу прыгнул крупный зеленый кузнечик, медленно повел задними лапами. Решив, что это знак, девушка шагнула в густую поросль. Лес был на удивление светлым, пах нагретыми на солнце листьями и прохладной травой, что обвивала ноги. Отыскав подходящий пенек, Ольга положила на него хлеб, завернутый в чистое полотенце. Так, теперь нужно найти дерево самой лешачихи, а для этого нужно дойти почти до середины ее владений. Дед Максим говорил, что если хозяйка леса заинтересуется, то сама ее выведет куда нужно. Пока Ольга шла по тропинке, и конца леса не было видно, даже какой-то полянки или просто прогалины; со всех сторон обступали стволами деревья. Часа четыре она точно прошагала по лесной дорожке, казавшейся бесконечной, пока не заметила одну странность:

– Так, этот куст мне уже не в первый раз попадается, – задумчиво произнесла девушка, рассматривая разлапистый бересклет, протянувший ветки над тропинкой.

Получается, она кругами все это время ходила?! Показалось, или сзади сдавленно захихикали, на макушку посыпался мелкий лесной мусор.

– Оксана Игнатьевна, я к вам с добром пришла, а вы меня заморочить решили, – вслух сказала девушка, оглядывая березы. – Зачем так делаете?

Теперь из травы показалось длинное гадючье тело.

– А вот и не напугаете. С ядами я справляться умею.

Змея так же беззвучно исчезла, а Ольга осталась думать. Что надо сделать, если леший заморочил? Помнится, в одной из книг советовали вывернуть наизнанку верхнюю одежду, а обувь переменять местами, надев правый ботинок на левую ногу и наоборот. Верхней одежды у нее не было, поэтому пришлось вывернуть футболку, а в переодетых кроссовках идти стало куда как сложнее. То ли совет помог, то ли лешачиха от смеха забыла тропинки спутать, но вскоре Ольга вышла на широкую поляну, в середине которой росло исполинское дерево, в котором девушка с удивлением опознала березу. Наверное, она оказалась здесь первая, причем задолго до того, как вырос лес, поэтому и разрослась не ввысь, а вширь. Кора ее огрубела от ветра, потемнела и взбугрилась, пошла неровными трещинами, однако на черных от времени ветках трепетали зеленые листочки. Остальные деревья были ее детьми, выросшими из упавших в землю семян. Даже вымотанная многочасовыми блужданиями, девушка замерла, любуясь удивительной картиной.

– Здравствуй, гостья незваная!

Глубокий мелодичный голос прозвучал совсем рядом. Ольга медленно повернула голову, встретилась взглядом с лесной хозяйкой.

– Здравствуйте, Оксана Игнатьевна, – поклонилась девушка.

Лешачиха выглядела как женщина средних лет: невысокая, крепкая, из тех, про которых говорят «кровь с молоком», белокожая, зеленоглазая, с белыми нитями в черных волосах. Только вместо сарафана и кокошника на ней был серый костюм и белая футболка.

– Упорная ты, девица, смогла тропы распутать, – довольно произнесла она. – Оставайся у меня за лесом приглядывать?

Зеленые глаза манили, травы шелковистыми путами начали обвивать ноги.

– Спасибо за предложение, но у нас свой лес имеется, – тряхнула головой Ольга, сгоняя наваждение.

– Это чем ваш лес моего лучше? – прищурилась лешачиха.

Вроде не кричала она, не ругалась, а в груди заворочалось что-то холодное и острое, будто змея, клубком свернувшаяся. Решив, что пропадать, так с музыкой, девушка заговорила, описывая владения Максима Ивановича. Говорила, какие там растут ели, как шелестят листья на дубах и кленах, как трепещут под ветром красноствольные осинки, серебрятся ивы у реки. И словно сама шла босиком по мягкому мху и прошлогодним листьям, отзывающимся на каждый шаг тихим шорохом, а солнечный свет широкими пластами проходил между деревьев, и золотистые пылинки плясали в нем, переливаясь крохотными искрами. Говорила, как на согретых полянах вызревает крупная душистая земляника, цветет пряный чабрец и целебный зверобой желтеет между шелковистыми листьями. Зверям лесным благодать по таким владениям бегать, спокойно гнезда вить да норы глубокие делать, а уж за потомством несмышленым лесавки расторопные приглядеть могут, когда родители на промысел уйдут.

– Складно говоришь, – усмехнулась лешачиха. – И ведь не чувствую, что врешь.

– А вы сами приходите и посмотрите, – беззаботно улыбнулась Ольга. – Максим Иванович вас в гости приглашает.

– Ах вот оно что! – рассмеялась та. – Хорошо, загляну, как первые листья желтеть начнут. А пока вот чего ему передай.

Откуда в руках лешачихи появился тряпичный узелок, девушка так и не успела заметить, но бережно убрала его в рюкзак и заверила, что непременно отдаст.

– Ко мне тоже иногда заглядывай, – продолжила, между тем, Оксана Игнатьевна. – Если укрытие понадобится, или беда какая приключится.

– Спасибо, – поблагодарила Ольга.

Лесная тропинка вилась хитрой змеей, выводя между белоствольных берез прямо на границу владений лешачихи. Максима Ивановича поблизости не было, он выступил навстречу, когда девушка снова оказалась под сенью хорошо знакомого леса. Услышав ответ невесты, леший просиял, будто внутри у него огонь зажегся, захохотал филином, потом сгреб Ольгу в медвежьи объятия (откуда у худого, как палка, старика такая сила?!).

– Вот так подарок! – воскликнул он, прижимая к себе узелок.

– А что там? – полюбопытствовала девушка, потирая ребра.

– Увидишь скоро, – засмеялся тот, выводя ее к деревне.

Встречать ее вышли Настасья Павловна и Лизавета с Игнатом, даже Федор с берега рукой помахал. А наутро леший привел девушку в самое сердце леса на широкую поляну, в центре которой зеленели полупрозрачные листочки маленькой, с ладонь, березки. Вот, значит, какой дар был от Оксаны Игнатьевны.

Лето давно перевалило за середину, в садах начали зреть краснобокие яблоки с желтые груши; на новый забор прилетали греться блестящие стрекозы с крыльями, похожими на пластинки слюды. Березка на поляне росла, забавно трепеща на ветру слишком крупными для тоненького ствола листьями. Лес гулко вздыхал и нашептывал ей сказки. Ольга тоже любила устроиться на границе реки и леса, облюбовав себе старый выворотень, и вслух читала привезенные с собой книги. Услышав ее голос, из реки показывались русалки, лесавки бурыми комками прикатывались со всего леса, а как-то раз даже косматый пущевик выглянул из бурелома. Федор тоже приходил послушать, усаживался в мягкую траву и затихал, греясь на солнце. Пару раз девушка приходила и замечала презабавную картину: на ее месте сидел сам утопленник и с выражением читал лесавкам «Сказку о царе Салтане». Голос у парня был глубоким, прочувствованным, а уж как интонации подбирал… Ольга сама заслушалась, остро жалея, что нельзя позвать его к ним в библиотеку. Не пойдет ведь. Еще давно Настасья Павловна говорила, что вся сила утопленника в реке его заключена, оттого-то и нет ему ходу к людям, не может он далеко отойти от воды. Не желая смущать чтеца, девушка как можно тише отступила обратно в лес.

Несколько раз Настасья Павловна отправляла девушку в соседнюю деревню отнести кому-то из домовых готовое снадобье. В первый момент она подивилась, что домовики заболеть ухитрились, но Прохор со смехом объяснил, что хвори их стороной обходят, а настои те хозяевам нужны. У одного в доме отец семейства запил. Вроде мужик рукастый и работящий, а как выпьет, так и остановиться не может. У второго беда с хозяйкой приключилась: деток хочет, а не получается завести. Мается женщина, да муж все мрачнее становится. Как тут не помочь, особенно если люди хорошие? Снадобья Ольга носила, а в один из дней утопленник за ней увязался, так и проводил до самого косогора, за которым Репьевка располагалась. По вечерам они часто сидели под ивами или гуляли возле реки. Ольга рассказывала о своей работе в библиотеке, пересказывала сюжеты книг и фильмов, а Федор говорил о том, как раньше была устроена жизнь в государстве Московском, как воевали, пировали, на охоту ездили. Слушая его, девушка понимала, что сам он и саблей помахать успел, и на пирах царских вина выпить. Да, весело жилось боярам в то время! Впрочем, и сам утопленник проявлял интерес к современной политике, географии, истории и даже технике. Особенно занимал его телефон. Парень долго и тщательно его рассматривал, вертел в руках, разве что на зуб не попробовал, все пытался понять, как он работает. Но когда телефон у него в руках зазвонил, разразившись гитарным соло, Федор отшвырнул его в сторону, девушку оттолкнул и сам отпрыгнул.

– А если бы оттуда пакость какая полезла? Уж больно дурным голосом орали! – оправдывался тот.

– Нет там никакой пакости, это обычный телефон, который ты чуть не разбил! – возмущалась Ольга.

Больше после того случая к телефону тот не притрагивался, но от звонков непременно вздрагивал и тянулся за кинжалом.

Как-то раз разговор зашел о кладах. Утопленник с заговорческим видом рассказывал о цветке папоротника, который распускался в ночь на Ивана Купалу и наделял человека способностью видеть зарытые в земле сокровища. По преданьям, чудесный цветок сторожила вся нечистая сила, и только очень храбрый человек мог отважиться войти в ночной лес чтобы добыть его.

– Это все красивые легенды, – со вздохом сказала Ольга. – Папоротник, к сожалению, цвести не умеет, поскольку это споровое растение. Да, не все сказки оказываются правдой.

Федор поначалу не верил, потом даже приуныл.

– Ну вот… А я еще отроком в лес убегал ночью, все цветок тот выискать пытался…

– Тебе так нужны были сокровища? – озадаченно спросила девушка.

– Нет, удаль потешить хотелось, – улыбнулся чему-то далекому утопленник. – Да и кто мог бы похвастаться, что чертей или русалок видел? Тогда все проще и легче казалось, а себя разве что не бессмертными мнили… Хотя и от клада бы не отказался.

– Это точно, – протянула Ольга, усаживаясь на берег. – Сюда я как раз за сокровищами приехала.

– Нашла? – мигом спросил тот.

– Подкову вместо клада выкопала! – рассмеялась девушка. – Сказали, что нет здесь ничего ценного, можно даже не искать. А жаль.

Федор внезапно хитро улыбнулся и легко вскочил на ноги. Через несколько минут он вернулся и высыпал перед ней целую пригоршню, остро блеснувшую старым золотом. Витые браслеты, серьги, кресты, перстни, крупные монеты раскатились по песку. Ольга откровенно любовалась работой канувших в небытие мастеров, сотворивших массивные кольца с багровыми рубинами или бездонными сапфирами, окруженными мелкой россыпью самоцветов. Были там изящные перстеньки с изумрудами, похожими на траву после дождя и бериллы, казавшиеся осколками рассветного неба. Янтарные броши-птицы с гранатовыми хвостами когда-то украшали парадные платья, драгоценные аграфы, сочетавшие прозрачный александрит и острый блеск топазов, еще хранили память о плащах, накинутых на хрупкие плечи. Между пальцев заиндевевшими ягодами рябины перетекали коралловые и сердоликовые бусы.

– Вот это коллекция! – восхищенно ахнула она. – Откуда все это?

Монеты и крестики с простенькими перстеньками могли попасть в реку вместе с их владельцами, но как быть с аграфом или вычурной брошью? Им самое место на бальном наряде какой-нибудь красавицы, и девушка сильно сомневалась, что дама при полном параде задумает прыгнуть в воду.

– Река однажды схрон разбойничий подмыла, – пояснил утопленник. – Татей давно уже перевешали, а яхонты на дне оказались. Хочешь, себе забирай.

Ольга недоверчиво посмотрела на парня, потом покосилась на украшения. За одно только кольцо или горсть монет можно выручить столько, что хватит на первый взнос за квартиру… Еще раз оглядев драгоценности, она заметила странную вещь: некоторые предметы будто потеряли свой лоск, и в руки их брать совсем не хотелось, как тот перстень с морионом или золотую серьгу с крупной жемчужиной, похожей на бельмастый глаз. Агатовые бусы тоже изогнулись черной ядовитой гадюкой, затаившейся перед броском. Почему так?

– Эти не тронь, – осек ее Федор. – Проклятые они. Бусы те разбойники с купчихи сняли, чтобы кровью не марать, а перстень хозяин проклял, когда проиграл его вместе со своим добром.

– А с этим что?

Тяжелое золотое кольцо было сработано для мужской руки, без затейливых украшений, милых женскому взгляду; только крупный сапфир, перечеркнутый трещиной, казался мутным.

– Тати с пальца сорвали по злобе и в реку зашвырнули, – поморщился утопленник. – Его тоже не трогай, счастья оно никому еще не принесло.

Подивившись историям, которые тянулись за каждым украшением, Ольга сделала вывод, что ни одно из них не стало источником радости для своих хозяев. А уж сколько крови иные в себя впитать успели… Федор вертел в пальцах золотой перстень с гербом, ради которого младший сын извел всех своих братьев; хищной алой звездой горела в его ладонях рубиновая серьга, которая вместе со своей сестрой была подарена одним из царедворцев своей любовнице. Хитрая девица смекнула, что не следует упускать выгодную партию, поэтому быстро отравила законную супругу патрона, а следом и девушку, на которой тот задумал жениться. Прознав об этом, мужчина приказал егерям вывезти неугомонную на крутой берег, дескать сама не выдержала злодеяний совершенных и в реку бросилась.

– Богатство и власть любой ум застить могут, – тихо сказал утопленник. – Золото всегда кровь к себе притягивает.

Наверное, потому и предостерегала ее от кладов Настасья Павловна, подумала девушка, рассматривая драгоценности. Федор предлагал забрать те, на которых не было багровой тени, но Ольга наотрез отказалась. Лучше не искушать судьбу. Поначалу было обидно слышать речи утопленника о том, что золото мало кому добро несет, ибо он когда-то был богатым, в тереме жил, полями и лесами владел, а она о своей квартире только мечтать может, но… Если она и окажется на дне речном, то разве что по собственной неосмотрительности, которая никак не будет связана с деньгами или властью!

Во время одной из прогулок девушка заметила, как разом взвились птицы в дальнем конце леса. Что могло потревожить пернатых?

– Болото там, – прищурился Федор. – Не иначе трясинник жертву себе приманивает.

К обширным топям, которые располагались на западе, ходить было запрещено строго настрого, и Ольга старалась лишний раз к владениям болотника не приближаться. Уж очень жутко становилось, стоило только взглянуть на мертвые деревья и искривленные кусты, возвышающиеся над гибельными бочажинами. Однако бросить человека на произвол судьбы девушка не могла, поэтому поспешила на выручку. Утопленник последовал за ней. Лихо перескакивая через корни и рытвины, Ольга выбежала к границе болота и успела вовремя – мальчик лет пяти, бредущий словно во сне, почти шагнул во владения болотного царя. Навстречу ему уже потянулись страхолюдные мавки и крылатые криксы… Не медля ни секунды, девушка рванула наперерез и успела перехватить мальчишку на миг раньше когтистой лапы.

– Пригнись!

Над головой свистнула сабля, рассекая летящую криксу, потом еще и еще. Федор вертелся волчком, отражая атаки болотной нежити, не давал им приблизиться к Ольге и впавшему в беспамятство мальчишке. Двигался он так быстро, что девушка не поспевала замечать удары, только видела разрубленных тварей, падающих в мох. Поняв, что добычи не дождутся, мавки с ворчанием уползли обратно в топь, а парень погрозил трясине саблей и довольно улыбнулся. Бледную от пережитого Ольгу и бессознательного ребенка он отвел от болота и устроил на берегу реки, потом склонился над мальчишкой и что-то зашептал. Поначалу тот не реагировал, лежал бледный и какой-то неживой, потом задышал ровнее и открыл глаза. Спасенного звали Петром. Придя в себя после хитрых манипуляций утопленника, он совершенно не помнил, как оказался на болоте. Из путанного рассказа выходило, что они с родителями приехали отдохнуть на пляж, а когда мать отвлеклась, мальчик увидел парящий над землей огонек и пошел за ним.

– Если на реке, то быстро найдем, – заверил утопленник и ловко подхватил ребенка на руки. – Вода – это и глаза мои, и уши.

Семью мальчика они обнаружили возле старого деревянного моста, который раньше соединял оба берега реки, гордо поднимаясь над самой стремниной и старым омутом. Четыре года назад сгнившие сваи обвалились во время паводка, и от моста осталось по паре пролетов с каждой стороны. Родители уже заметили пропажу ребенка и бегали по берегу, звали его, отец даже в воде искал.

– Ступай, пока они мне всех русалок не переполошили, – легонько подтолкнул мальчишку Федор.

Наблюдая, как родители обнимают вышедшего из леса Петра, Ольга хитро посмотрела на парня:

– Будет теперь еще одна легенда про боярина, который попавшим в трудную ситуацию помогает.

– Угу, – откликнулся упомянутый боярин и пошел прочь.

Всю бесшабашную удаль его как ветром сдуло. И как это понимать?

– Федь, а у тебя дети были? – осторожно спросила девушка, догадываясь о причине внезапной перемены настроения.

– Были, – отозвался тот. – Двое.

– И что с ними стало?

– Одного во время Смуты зарубили, второго на службе зарезали… Как же, порченная кровь, по грехам моим проклятая…

Голос его казался спокойным и каким-то неживым, глаза погасли. Поняв, что зря начала разговор, девушка устыдилась.

– Да что ты… Федь, не смей так говорить! Ты хороший! Прости меня, пожалуйста…

Утопленник криво усмехнулся, покачал головой.

– Твоя-то в чем вина? Не ты кровь безвинную проливала, не ты детей сиротила, не ты чаши с ядом подносила… Сам все делал, оттого по заслугам получил, и от грехов мне вовек не отмыться. Прервался наш род, никого больше не осталось.

Девушка еще долго стояла в лесной чаще, глядя в ту сторону, куда ушел Федор, но не могла заставить себя пойти следом. Вроде все обошлось, мальчишку они спасли, но на душе было настолько погано, что хотелось выть в голос. Образ безжалостного убийцы никак не вязался с веселым удальцом, который и пошутить мог, и помочь успевал вовремя… Как так-то?!

– Время такое было, – вздохнул Максим Иванович. – Кабы не гордыня отца его непомерная, да удаль Федькина бесшабашная, беды бы ему не было. Только власть обоим разум затмила… Знал бы, что отец его, такое задумал, сроду бы они до Слободы проклятой не доехали! Это оттуда Федька чужим вернулся, будто подменили его…

– В каком смысле? – не поняла Ольга. – Хотите сказать, что раньше он добрым и милым был? В жизни не поверю.

– Лихим он был, но не беспутным, а там злым сделался, будто пес цепной. Чуть слово против – за саблю хвататься начал. И друзей таких себе завел, что в глаза глядели, а сами ножей из рук не выпускали. Они их с родителем и сгубили, ославили предателями да перебежчиками. Много крови на них на всех… Не печалься ты, девонька, он уж все понял, что сам натворил, и исправить бы рад был, только время назад не воротишь.

В ту ночь Ольга не вернулась в дом, просидела у реки под сенью ивовых веток, но утопленника так и не дождалась.

Обратно в город девушка поехала с тяжелым сердцем. На работе все валилось из рук, коллеги допытывались о причинах, но Ольга упорно отмалчивалась. Не говорить же им о случившемся, а то не поймут и решат, что связалась с каким-то уголовником-рецидивистом… Это в те далекие времена представителям знати многие преступления прощались, особенно если думали, что делалось это на пользу государству, а сейчас… Хотя да, мало чего поменялось, вздохнула девушка, закрывая вкладки на компьютере. Долгое время она искала сведения о прервавшихся боярских родах, образовавшихся еще в период правления Рюриковичей, но информации было мало, а у нее только имя утопленника имелось и то, что владения его где-то в Подмосковье располагались. Так это сколько таких! Запомнилось несколько знаковых фигур с именем Федор, но ни сын царя Ивана Грозного, ни московский боярин Бяконт, живший аж в четырнадцатом веке, ни Федор Плещеев, служивший князю Василию Ивановичу честно и без всякой измены, под описание не подходили. В мыслях все чаще мелькал образ Федора Годунова, но… Пусть был он сыном боярина, который со временем стал фактически правителем государства, слыл красавцем и умницей, составил первую карту Руси (а ведь утопленник тоже к картам интерес проявлял!), однако нигде не было сведений, что юный Федор успел поучаствовать в обороне крепости, да и о детях его ни слова не нашлось. Федор Годунов был предан Басмановым и Голицыным, перешедшими на сторону Лжедмитрия, после чего оказался низложен и убит сторонниками самозванца. А если предположить, что он каким-то чудом спасся, начал мстить за погубленных родных… Ну нет, это уже сюжет для какого-то исторического триллера с голливудским уклоном получается, вздохнула Ольга, еще раз посмотрев годы жизни. Годунову на момент смерти было шестнадцать, если Википедия не брешет, а Федор выглядел лет на двадцать пять. Нет, это точно не молодой и благонравный царевич. Их Федька был умелым воином, редкостной сволочью, насмешником острым на язык и, в то же время, сумел показать себя хорошим другом, который мог и людям помочь, и за рекой своею следил. Но что-то не давало покоя, кололо мысли невидимой иголкой, заставляя раз за разом перечитывать материалы и сопоставлять с тем, что рассказывал утопленник. Что выходило? Жил Федор во времена правления Ивана Четвертого, прозванного Грозным, или чуть позже, происходил из боярской семьи. Отец его был воеводой, поэтому озаботился сына выучить воинскому мастерству. В седло его посадили чуть ли не раньше, чем ходить научился. Отношения с родителем не ладились, но причину утопленник не называл. Оказавшись при дворе, служил оруженосцем, потом вместе с отцом отражали набеги татар. Во время относительного затишья увлекался псовой охотой, а вот про жизнь в царских покоях, куда вхож был, не рассказывал, как бы она не просила. Смеялся, отшучивался, но ничего не говорил, мол чего там хорошего, одно вранье да интриги. В памяти мелькнул обрывок их шуточного спора, когда Ольга пыталась выпросить у него кинжал.

– Да что ты его как Казань от татар защищаешь?

– Не Казань, а Рязань, – буркнул тогда утопленник, хлопнув ее по руке. – Казань батюшка мой воевал.

А если оттолкнуться от этого? Интересно же кто организовал оборону многострадальной Рязани, которую до того воины Батыя разорили? Пробежав глазами статью, девушка дошла до абзаца, где упоминалось имя боярина, который находился в городе «во государьском жаловании»… Алексей Данилович Басманов-Плещеев и его сын.

– О, еще один Федор, – обрадовалась девушка и приступила к чтению.

Минут через двадцать она свернула все вкладки, глубоко вздохнула и потерла лицо.

– Вашу же мать… Вот как так-то?

Цензурные слова закончились еще в самом начале чтения. Глотнув остывшего чая, Ольга дала себе слово, что больше не будет допытываться у утопленника подробностей его жизни. Оставалась слабая надежда, что это не их Федор, ведь судьба молодого опричника до конца так и не выяснена, и он вполне мог благополучно дожить оставшиеся дни в монастыре или в отдаленной деревушке… Обрывая поток сумбурных мыслей, девушка спустилась в читальный зал, надеясь хоть как-то отвлечься работой.

В среду позвонила сестра. Насчитав от нее одиннадцать пропущенных вызовов, девушка сперва удивилась, потом кольнуло недоброе предчувствие – не случилось ли чего?

– Ирин, у тебя все хорошо? – сходу спросила она, как только сестра взяла трубку.

– Привет! Нормально… Оль, ты занята сегодня?

Голос сестры звучал как-то настороженно, словно она боялась или сомневалась, разговаривая с ней.

– Нет, у меня через три часа рабочий день заканчивается… – протянула девушка. – А что случилось?

– Помощь твоя нужна, – выдала та, будто в речку с обрыва прыгнула.

Теперь растерялась Ольга. Ну какая от нее, простого библиотекаря, может быть помощь? Книжки племянникам подобрать если только, но об этом с таким сомнением и, пожалуй, страхом, не просят…

– Ну, чем сумею, помогу, – ответила та, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. – Тебе книг набрать?

– Нет… Это по твоей… Другой специализации…

– Чего?! – опешила девушка. – В школу я не вернусь, даже не проси!

Ирина на миг затихла, потом снова заговорила, на сей раз вкрадчиво и осторожно.

– Оля, я знаю, что ты людей лечишь… Некоторые уже говорить начали… И мне ты помогаешь всегда… Ты меня слышишь?

– Ага, – выдохнула девушка, чувствуя, как бросает то в жар, то в холод. Допомогалась…

– У моей коллеги… То есть начальницы нашей фирмы… У нее дочка умирает.

– А я чем помогу?

– Не знаю… Арина Борисовна ее уже по всем больницам возила, к бабкам ездила, и никто ничего сделать не может… Помоги, пожалуйста.

– Да что я могу сделать? – чуть не закричала Ольга.

– Может, травы какие соберешь или пошепчешь чего? – неуверенно предположила сестра. – Ты же ведьма!

– Ира, ведьм не бывает, – твердо сказала она. – Это все сказки. А я просто интересуюсь лекарственными растениями, в которых никакой магии нет. Только фармакология.

– Ну да… Девочке семь лет, как моему Никитке, она в школу должна пойти, а жить ей считанные дни осталось, – горько произнесла сестра. – Оль, я понимаю, что ты с родителями детей теперь связываться не хочешь, но хоть ребенка пожалей. Что она могла такого натворить? Я как мать прошу…

– Ладно, – буркнула та, до боли стискивая пальцы. – Посмотрю, что можно сделать… Но ничего не обещаю!

Через три часа к зданию библиотеки подъехала черная «Мазератти», за рулем которой сидела женщина лет сорока или около того. Привлекательная, ухоженная, но до того измученная, что этого не могли скрыть ни косметика ни со вкусом подобранная одежда.

– Ольга Михайловна? – официально спросила она. – Я Арина Борисовна Вебер. Ирина Михайловна говорила, что вы согласились помочь.

В ее светлых глазах, обведенных кругами недосыпа, зажглись искры надежды.

– Да, – медленно произнесла девушка. – Я постараюсь помочь, только…

– Просите, что угодно. Деньги, любую помощь, которая вам нужна. Я все сделаю.

Ну да, денег у дочери владельца самой крупной строительной фирмы в городе и вправду должно быть немерено, только почему-то обратилась она не к светилам медицины, а к простой библиотекарше.

– Думаете, деньгами можно все решить? – тихо спросила Ольга. – Тогда бы вам помогли в любой хорошей клинике, где можно заплатить за передовое оборудование, консультацию лучших специалистов или лекарства, которых нет в широком доступе.

От этих слов Арина Борисовна вздрогнула, плечи ее опустились, будто разрушилась невидимая опора, удерживающая гордую осанку.

– В рамках современной медицины деньги не помогут, вы правы… Ольга, вы не представляете, сколько мы потратили на обследование и в наших клиниках, и в европейских… Потом, когда поняли, что Насте становится только хуже, начали ездить в церковь, потом – к бабкам-знахаркам… Все разводили руками! Никто не хотел нам помогать!

Услышав это, девушка прищурилась.

– Так не могли или не хотели помогать?

Библиотекари хорошо умеют читать между строк, криво усмехнулась Ольга, а уж сколько раз это мешало ей наслаждаться интересными детективами, когда сразу замечала оговорки героев.

– Не захотели, – чуть слышно ответила та. – Колдунья, к которой мы ездили три дня назад, сказала, что Настю прокляли… Из-за меня… Что она умрет в беспамятстве…

По щекам женщины потекли крупные слезы, закапали на дорогой бежевый костюм, оставляя темные пятна.

– Что вы сделали такого, что проклятие пало на вашу дочь?

Арина Борисовна молчала, слезы все так же беззвучно катились, пока они не подъехали к особняку в черте города. Хороший район, с зелеными насаждениями, парком и живописным озером, в котором еще лебедей не хватало для пущего колорита. Заглушив мотор, женщина в упор посмотрела на Ольгу.

– Отец Насти был женат. Он бросил беременную жену, у которой случился выкидыш. Ребенка не спасли, а через год она сама повесилась. Перед этим она позвонила и прокляла нашу семью. Вы можете осуждать меня сколько угодно, только спасите Настю… Моя мать умерла два года назад, отца интересует только бизнес, Виктор отдалился. У меня больше никого не осталось кроме дочери…

Ольга молча кивнула и проследовала за ней в дом. Почему так получается, что от проклятий страдают те, кто никоим образом к ним не причастен? Девочка Настя ничем не успела насолить безутешной жене Виктора. По логике вещей проклинать надо было Арину Борисовну или неверного мужа, сбежавшего к другой, но пострадала именно Настя. Хотя… Вспомнив, как переменился в лице Федор, когда речь зашла о детях, девушка нахмурилась. Может, проклятие как раз и заключается в том, что люди, потерявшие самых дорогих и любимых, остаются жить с полным осознанием того, что в их гибели виноваты они сами? Больше пятисот лет Федор в этом мире, и каждый день он обречен вспоминать сгинувших родных, на которых, как он сказал, пало его проклятие. Пока Арина Борисовна жива и здорова, но что с ней станет, если девочка умрет?

В первый момент Ольга не поверила, что Насте сравнялось семь лет. На белой кровати в заполненной игрушками и лекарствами комнате лежала маленькая фигурка с кукольным личиком и темными волосами, завивающимися в крупные кольца. Этакая мертвая принцесса с потрескавшимися губами и голубыми венками, просвечивающими сквозь желтоватую кожу. Слушая прерывистое дыхание, Ольга всматривалась в лицо девочки, застывшее, как у Розалии Ломбардо. Внезапно пришло осознание, что жить ей остались считанные часы, а не дни, как обещала безвестная колдунья.

– Что происходит? – раздался голос за спиной. – Арина, кто это?

Девушка не обернулась. Изо всех сил напрягая зрение, она старалась рассмотреть, то, что убивало Настю. В груди девочки, под клетью тонких ребер, пульсировала черная субстанция, похожая на свернувшуюся клубком змею… Никогда прежде Ольга не видела ничего подобного. Словно почувствовав повышенное внимание к себе, нечто пришло в движение, и девушка едва не отпрянула, ибо показалось, что дрянь, свернувшаяся в груди девочки, смотрит на нее в ответ, причем вполне осмысленно и очень злобно… Что делать?! Отогнав подступающую панику, Ольга стиснула зубы, мысленно выругав себя идиоткой. Жаль, что рядом нет Настасьи Павловны, совета спросить не у кого, а везти Настю в Ганину Падь сейчас рискованно – девочка может не перенести дороги. Уж слишком сильно сдавила сердце черная гадость. По идее, конечно, ее можно извлечь и уничтожить, но как это сделать, Ольга слабо представляла, ибо никогда прежде не работала с полноценным проклятием. Болести вытаскивала, могла даже на кого-то другого пересадить, как несколько раз делала, когда пьянчуги приставали в автобусе, или проверяющие начинали специально приставать к каким-то мелочам… Но то простые болячки вроде остеохондроза или мигрени, а как себя поведет эта пакость, если ее потревожить? Настя умирала у нее на глазах…

– Так, господа, – сказала девушка, поворачиваясь к замершим родителям. – Выйдите отсюда.

– Что вы себе позволяете? – заикнулся, было, мужчина.

Это и есть Виктор, вскинула брови девушка, ожидавшая увидеть породистого красавца с орлиным взором, а не смазливого мужчинку, украшенного модной небритостью. Да тот же Федька выглядел куда более мужественно, чем это недоразумение.

– Ольга, простите, я не уйду, – твердо произнесла Арина, вытолкав супруга за дверь. – Делайте, что хотите, но Настю я не оставлю.

– Тогда отойдите подальше, – попросила девушка, опускаясь на колени возле кровати.

Первой мыслью было извлечь проклятье и перекинуть на кого-нибудь постороннего, чтобы потом можно было уничтожить его, но выбор нового носителя ограничивался родителями девочки. Арина Борисовна отпадала сразу, ибо кто знает, как отреагирует черная пакость, а женщине еще Настю надо поднимать… Отец девочки ее ничуть не беспокоил, и Ольга даже жалела, что его выгнали. Стало быть, остается она сама. Глубоко вздохнув, Ольга протянула руку к девочке. Ей казалось, будто пальцы беспрепятственно входят в грудную клетку, минуя кости и внутренние органы, сжимаются на упругих и холодных тяжах, обвивающих сердце. Осторожно, миллиметр за миллиметром девушка распутывала и вытягивала нити проклятья, которые норовили выскользнуть из пальцев. По лицу тек пот, руки сводило от напряжения, но об этом Ольга старалась не думать, отслеживая черную гадость и реакцию девочки. Настя лежала без движения, только изредка начали дрожать губы, словно ей было очень больно, а показать это она не могла. Внезапно путы разжались, и ледяная стрела пронзила руку насквозь, больно кольнула где-то под диафрагмой, обрывая дыхание. От неожиданности Ольга вскрикнула, пошатнулась и вцепилась обеими руками в угол кровати.

– Ольга!

С трудом отдышавшись, девушка перевела взгляд на Настю, но проклятия в ее теле уже не было.

– Ольга, что с вами? – стиснула ее плечи Арина Борисовна.

– Голова закружилась, – прохрипела та, поднимаясь на ноги.

Внешне девочка ничуть не изменилась: та же восковая желтизна кожи, нездоровая худоба, только ушли с лица смертные тени. Теперь это был больной, а не умирающий ребенок. Болезнь хотя бы давала надежду на то, что ее можно вылечить. Видно, это заметила и мать девочки.

– У вас получилось?! – до боли сжала она руки девушки. – Она поправится?

– Да, – каркнула Ольга, горло которой стиснула невидимая лапа, и через мгновение отпустила. – Из лечения ей нужен покой, хорошее питание, витамины… И следите за сердцем, будет немного пошаливать.

Нетвердой походкой девушка направилась прочь, чувствуя, как в груди медленно ворочается холодная и склизкая тяжесть.

Дома Ольга пыталась испепелить попавшую в ее тело гадину, и после долгих мучений это, вроде получилось, во всяком случае, ничего постороннего она не ощущала. Сил больше не осталось, хотелось пить и спать. Боль пришла ночью. Казалось, будто ледяные жгуты сдавили сердце, пронзили легкие, не давая сделать вдох. Задыхаясь, Ольга металась по дивану, царапая руками горло, пока приступ не прекратился. Вот тогда стало по-настоящему страшно… Тварь внутри затаилась, изредка впиваясь во внутренности, отчего девушке казалось, что в ее теле завелась настоящая змея, отгрызающая куски плоти. К утру все успокоилось, Ольга побрела на работу, чувствуя себя разбитой и измученной. Мелькнула мысль отпроситься на денек и съездить в деревню, но кто ее отпустит, если Анна Игоревна заболела, и на весь зал осталась она одна.

– Оля, ты простыла? – нависла над ней руководительница отдела.

– А? – заторможено переспросила девушка. Мысли путались, дыхание поминутно сбивалось, а где-то слева поселилась непрекращающаяся боль. Вроде не сильная, но изматывающая. – Наверное…

– Тебя знобит всю, – вздохнула женщина, дотрагиваясь до ее лба. – Хм… Температуры нет, лоб холодный… Может, в больницу пойдешь? Давай я тебя заменю?

Хорошая идея с больницей, конечно. Ольга так и представила, как вытянутся лица врачей, когда она явится и попросит излечить ее от проклятия, наведенного на смерть. Нет, если кто-то и сумеет ей помочь, так это Настасья Павловна. Где-то под ребрами снова кольнуло, правую руку свело, и мысль съездить в Ганину Падь сегодня перестала казаться пустой блажью. Из угла выглянул домовой, скользнул к ней легкой тенью, протягивая руки, словно хотел помочь. В тот же миг пакость внутри ожила, завозилась, вгрызаясь в легкие, иОльга захрипела, не в силах протолкнуть воздух в пережатое горло. Казалось, что грудная клетка наполняется огнем и вот-вот задымится блузка, открывая выгоревшие изнутри ребра…

– Оля! Сюда! Марина!!!

Кто-то хлестал ее по щекам, совал под нос пузырек, откуда жутко смердело…

– Телефон… Дайте… Телефон… – прохрипела девушка, как только пришла в себя.

Перепуганные библиотекари хлопотали вокруг нее, тихо переговаривались. Марина Витальевна серьезно на нее посмотрела и сказала:

– Сейчас сюда приедет «Скорая помощь»…

– Они мне не помогут, – застонала Ольга, пытаясь встать с дивана. – Дайте телефон…

– Ляг обратно, – велела заведующая.

– Я же сдохну! Дайте чертов телефон!

Женщина шарахнулась от нее, но Инна Маратовна протянула девушке требуемое.

– Оля, ты только не волнуйся…

С трудом подавив истерический смех, рвущийся наружу, девушка вызвала такси. Хорошо, если успеет доехать. Ольга вдруг ясно осознала, что до полуночи она не доживет… Удивительное дело, но страха не было, только какое-то горькое сожаление. Машина приехала через четыре минуты, но когда водитель увидел, как бледную пассажирку выводят под руки, то встал у дверей.

– Наркоманов не вожу! – гордо заявил он.

– Да какая наркоманка?! – воскликнула Татьяна. – Плохо ей, отравилась чем-то!

– А то я не вижу, что у вашей девки ломка началась, – заспорил таксист.

Ольга никогда в жизни не думала, что Инна Маратовна знает такие заковыристые матерные конструкции, что проняло даже принципиального водителя. Опасаясь праведного гнева библиотекарей, он буквально впихнул девушку на сиденье и поспешил уехать.

– Это ты дур своих обмануть можешь, а у меня на нарков чутье, – бурчал таксист, с отвращением глядя на Ольгу. – Употребила чего-то, теперь умирающего лебедя изображаешь!

Девушка с трудом повернула голову, в упор на него посмотрела и тихо сказала:

– Заткнись и езжай молча.

Что уж отразилось на ее лице, Ольга не знала, но водитель вдруг смертельно побледнел и уставился на дорогу. Больше он не произнес ни слова. У самого Зельцева девушке стало так плохо, что она попросила остановить машину. Буквально выпав оттуда, Ольга рухнула в теплую дорожную пыль. По телу прошлась мучительная судорога, выворачивающая внутренности; к горлу подступил ком, и девушку вырвало кровью.

– Я тебя дальше не повезу! – завопил водитель, отступая назад.

Ольга хотела сказать, что до Ганиной Пади всего три километра, которые она в таком состоянии сама не пройдет, но автомобиль с противным визгом уже сорвался с места.

– Скотина… – прохрипела девушка, с трудом поднимаясь.

Идти было тяжело, словно за ней волочились пудовые гири. Неимоверным усилием воли заставляя себя переставлять ноги, Ольга шагала, шатаясь из стороны в сторону. Эх, кто бы увидел, решил бы, что библиотекарша напилась и теперь позорит свое гордое звание, криво усмехнулась она. Перед глазами плавали разноцветные круги, норовя слиться в единый черный поток, из которого не будет пути обратно. Под ногу что-то подвернулось, и девушка неловко завалилась на бок, больно ударившись головой. Тварь под ребрами ворочалась все активнее, вгрызаясь в сердце… Умирать вот так не хотелось, прямо на разбитой дороге, в пыли и кровавой рвоте. Впервые девушка порадовалась, что у нее есть нормальная сестра, которая отучилась на бухгалтера, вышла замуж и родила, а не связалась с ордой нежити, выбрав судьбу знахарки. Хоть одна дочь будет утешением для родителей… А потом мысли перетекли к тому, в каком виде ее найдут. Вроде блузка и юбка вполне себе приличные, только вот белье обычное, голубое… Эх, надо было кружевное надеть, то черное, подумала Ольга и поняла, что скатывается в бред. На границе сознания мелькнула волчья морда, но это, наверное, у нее уже галлюцинации начались, потому что следом наступила темнота, наполненная болью.

Река и небо сливались. Не было ни звезд, ни лунных бликов на зеркальной глади, только бескрайнее черное небо и такая же вода, мягко укачивающая невесомое тело. Она то плыла, то летела, не совсем понимая в каком измерении находится. Вода пахла вербеной и мятой, а небо – полынью. А что, если весь мир это островок печенья, оказавшийся в огромной чашке травяного чая? Мысль показалась ей забавной, а следом захотелось пить. Забавно выходило, кругом столько воды, стоит только перевернуться, а она страдает от жажды потому что забыла, как это делается. Точно, надо придумать звезды и собрать из них чашку, решила девушка, пытаясь протянуть руку к черному небу. Пальцы слабо шевельнулись, перед глазами мелькнуло что-то светлое, потом в носу зачесалось, и девушка почти чихнула, но побоялась, что спугнет небо и реку… В ушах тоненько зазвенело, боль стала объемной, заполнила череп изнутри, надуваясь, словно воздушный шарик, а потом ее прогнал запах полыни. К губам прижалось что-то твердое, и в горло потекла река, несущая горький багульник и душистый шалфей. В первый момент девушка обрадовалась, а потом испугалась, ведь ни один человек не сможет выпить реку в одиночку! Отчаянно забарахтавшись, она начала погружаться на глубину, но тонуть тоже не хотелось, поэтому пришлось собрать все силы и рвануться наверх, к медленно разгорающейся луне…

– Так и скажи, что больше пить не хочешь, – проворчала луна голосом Настасьи Павловны.

В первый момент Ольга зажмурилась от света, показавшегося нестерпимо ярким, заморгала, но потом привыкла и огляделась вокруг: хорошо знакомая комната в доме ведьмы, стол, уставленный какими-то склянками, застывший рядом домовик со скорбным лицом, коргоруш под боком, да сама Настасья Павловна с кружкой в руках.

– Я живая? – прохрипела девушка, с удивлением ощущая собственное тело, слабое, словно у новорожденного цыпленка. Но грызущей внутренности боли не было! – Вы меня… Спасли?

– Ну так не бросать же тебя на дороге, – вздохнула старушка. – Скажи спасибо Серому Боку, это он тебя нашел.

– Так он мне не померещился?

– Нет, – усмехнулась ведьма. – Скажи-ка мне, Оленька, лучше, о каких трусах кружевных ты все убивалась?

– Что?! – чуть не подпрыгнула та. – Да с чего вы…

– Пока ты в беспамятстве маялась, все причитала, что будут тебя хоронить, а на тебе исподнее скучное, кружевное надобно, да еще черного цвета. Думала, уж Федьку посылать придется, что под окнами ходил.

– Не говорите больше… – простонала девушка, чувствуя, как краснеют лицо и шея.

Настасья Павловна с улыбкой на нее посмотрела, но глаза остались тревожными.

Полностью пришла в себя Ольга только под утро, когда в окне показалось сбрызнутое алым светом небо. Сил все еще не было, но голова стала ясной, мысли перестали путаться, появилось чувство голода. Наблюдая, как девушка мелкими глотками отхлебывает горячий бульон, который ведьма по старинке именовала уваром, Настасья Павловна рассказала о случившемся.

– Уж не знаю радоваться мне твоим способностям или плакать, что с умом пользоваться все никак не научишься… Проклятье то было, верно ты определила, да не простое, а через смерть наведенное, когда один умирает, и с собой начинает тянуть другого. Никто из колдунов не рискнет с таким связываться, если только рядом нет человека, в которого волшбу ту черную переселить можно. Человек тот умрет, но и проклятье слабнуть начинает, только тогда его уничтожить можно. А ты, голова дубовая, его в себя вытянула! Хорошо хоть дар тебя защитил, не то эта пакость тебя бы за несколько часов в могилу свела…

– Спасибо, что спасли меня, – пристыжено сказала Ольга. – Но что я должна была сделать? Девочка бы до вечера не дожила, я это точно знала…

Старушка задумчиво покрутила в ладонях кружку.

– Тут или переводить проклятье на того, кого не жалко, хоть на мать дурную, что на дите свое беду накликала, хоть на кобеля-папашу. Ну или отвар из одолень-травы можно дать выпить, тогда бы часа три выиграла, а уж я бы помогла. Тебя я только с ее помощью на этом свете удержала… Да не вешай голову, все правильно ты сделала. Я еще удивляюсь, что распутать нити ты сумела. Видать, от чистого сердца помочь хотела. Вот что скажи мне лучше, ты на чем сюда добиралась, и как вышло, что посреди дороги лежать осталась?

Ольга сперва отнекивалась, а потом все же рассказала про таксиста, который отказался везти ее в деревню. Лицо старушки сделалось таким грозным, что девушка испугалась.

– Напущу на него баечников! – бушевала ведьма, потрясая кулаком. – Чертей в дом приглашу, чтоб душу и тело вымотали дураку распроклятому! Удумал девку скорбящую на дороге бросить!

– Да откуда он про проклятье знал? Я и вправду на наркоманку похожа была…

– Кем бы ни был человек, если он в помощи нуждается, ты ему пособить сперва обязан. Спрашивать потом будешь. Ты бы прошла мимо страдальца?

– Не знаю… Нет, наверное…

– То-то и оно, – кивнула старушка. – Ладно, отдыхай теперь, я пойду Лизку успокаивать, пока она все глаза не выплакала.

Надо же, за нее даже кикимора волнуется… На экране телефона высветилось огромное количество пропущенных звонков от коллег, которые наперебой начали расспрашивать о состоянии здоровья.

– Давай мы к тебе в больницу придем после работы? – предложила Инна Маратовна. – Скажи, что принести?

– Ничего не надо, со мной уже все хорошо, – бодро сообщила девушка. – Через пару дней вернусь.

– А что это было? – не унималась коллега. – Приступы как при эпилепсии…

– Сказали, что отравление, – решила не вдаваться в подробности Ольга. – Полежу денек, и все пройдет.

Хором пожелав скорейшего выздоровления, библиотекари отсоединились, а в окно заглянули косматые мордочки шишиг. Неужели вся нежить за нее переживает? От осознания этого стало приятно. Скрипнула уличная дверь, и в комнату вернулась Настасья Павловна, держа в руках целую охапку цветов.

– Что смотришь? Утопленник твой приволок, тебе передать велел, – ухмыльнулась Настасья Павловна.

– Мне? – удивилась девушка, рассматривая цветы. – Зачем?

Розоватая душица мешалась с темно-синими васильками и лиловыми колокольчиками, перемежающимися золотистым донником и темно-желтым зверобоем да окопником с пушистыми листьями. Прохор тихо рассмеялся, полез за ведром, ибо ни одна ваза такое богатство в себя бы не вместила.

– Здоровье чтобы подправить, вестимо, – водрузил он ведро на табуретку.

– Ага, – поддакнула ведьма. – Знал же, что хворую сюда принесли, всю ночь под окнами маялся, грядки мне потоптал.

Ольга внимательно оглядела сбор, составленный утопленником, даже умилилась такой заботе, а заодно и порадовалась, что помнит он рассказы о целебных свойствах растений.

– Вот видите, какой Федя хороший, – радостно сказала девушка. – Зверобой принес, душицу, цикорий, ромашку, даже окопник нашел. Это вы ему сказали, что у меня сердце и легкие пострадали? Так, а аконит он зачем приволок? Вроде сахарным диабетом пока не страдаю. Ладно, засушим… И горечавку сорвал? Он что, от подагры с диатезом меня лечить собрался? А буквицу зачем принес, да еще с корнем вырвал?! Это же слабительное… Да он опять издевается! Он что, не глядя, все это рвал?!

Настасья Павловна с Прошкой переглянулись, домовик, из последних сил сдерживая хохот, медленно осел на пол, а ведьма осторожно тронула лоб девушки.

– Прошенька, кажись, ей ум отшибло последний. Все, не спасли мы девку!

– Настасья Павловна, вы о чем? – не поняла та.

– Цветов он тебе нарвал! Не сбор оздоровительный, а букет для красоты! Чтоб смотрела, любовалась и его, Федьку, вспоминала! А ты про диатез да слабительное.

Ольга так и открыла рот, еще раз глянув на охапку цветов, но не нашлась, что сказать, закрыла обратно. Да, дела…

К вечеру девушка уже могла самостоятельно передвигаться по комнате, хоть для этого и приходилось опираться на стену. Забежавшая в гости Лизавета долго охала и ахала, потчуя болящую шмелиным медом, передавала приветы от шишиг и овинника, что ей сена самого лучшего приготовил на случай, если помирать все же надумает.

– Нет, пока рано, – засмеялась над такой заботой Ольга.

– Вот и я об этом, – закивала кикимора. – А он знай себе причитает, да клевер отборный собирает, чтоб, значит, лежать мягче было.

– Вы бы еще гроб мне сделали!

– О, это мы быстро, – заверила Лизавета. – В Алексеевке хороший дворовой живет, он раньше у плотника обитал. Такой гроб сколотит, что зарывать жалко будет!

Все самое лучшее, усмехнулась про себя девушка, укладываясь на подушку. Заботливая ей нежить попалась, добрая… Даже анчутки присмирели, только пугливо в окно заглядывали и веками шевелили. Уже на границе сна до слуха донесся тихий стук в стекло. Да у кого совести нет?! Она тут вся несчастная и больная…

– Эй, ты спишь?

Услышав голос утопленника, девушка мигом проснулась, поковыляла к окну.

– Привет, Федь! – шепнула она, опасаясь, что Настасья Павловна услышит и разгонит обоих. – Спасибо за цветы!

– Пожалуйста, – отступил тот в садовую темень.

На небе ярко светила луна, заливая окрестности прозрачным серебром, только утопленник отчего-то прятался в тени деревьев.

– Слушай, я так не могу разговаривать, иди сюда, – позвала она.

– Давай лучше ты выйдешь, – предложил тот.

– Федь, я больная и несчастная!

– Да я тебя поймаю, если падать надумаешь, – живо пообещал он.

Воровато оглянувшись на коргоруша, глаза которого горели в темноте, как фары у «Запрожца», девушка оправдалась:

– Мы только немного посидим, честное слово. Дома это… Душно немного…

Серый кот фыркнул, а Ольга осторожно перекинула ногу через подоконник. Можно, конечно, через сени пройти, но там пол такой скрипучий, что вся деревня проснется… Лазать из окна, да еще в старомодной сорочке, ей еще не доводилось. Длинный подол зацепился за какую-то щербину, девушка потеряла равновесие, но упасть ей не дали – утопленник мигом подхватил, осторожно поставил на землю.

– Спасибо, Фе… – договорить Ольга так и не смогла.

На улице было светло, словно днем, только свет этот был призрачным, будто солнце умерло, и на небе остался его неупокоенный дух. Недаром луну называли солнцем мертвых… Федор умер страшной смертью. Избитый до неузнаваемости, изувеченный, с рассеченной нагайкой щекой и выбитым глазом, он криво усмехался разбитыми губами, изо рта текла черная кровь с крошевом зубов.

– Что, люб я тебе? – глухо спросил он.

– Кто тебя так?! – ахнула девушка, начисто позабыв, что могут услышать.

Пальцы против воли и всякого здравого смысла стиснули испятнанную рубаху. Страшно было смотреть, как он стоит, и вывернутые руки свисают безвольными плетями.

– Люди добрые, что в монастырь проводить подрядились, – ответил утопленник. – До Белоозера всяко бы не доехал… Эх, руки они мне выворотили, а вот ноги переломать забыли. Так и ушел ночью. Светло было, помнится, прямо как сейчас… И река.

– Ты зачем в воду полез? Неужели думал, что доплывешь?

Утопленник тихо рассмеялся.

– Нет. По мне тогда в омуте лучше сгинуть было, чем на колу корчиться… Вот так меня за службу верную царь-батюшка пожаловал… Не поскупился на дары.

– Федь, ты кто? – выдохнула девушка. – Что ты такого натворил? За что тебя так…

– Федор Алексеевич Басманов, – ответил он и пошел прочь.

А Ольга так и осталась стоять, будто громом пораженная. Выходит, не ошиблась тогда… Фамилию эту она не раз встречала в разных источниках. Помнила, что род происходит от Плещеевых, одного из самых древних боярских родов. Предок его в плену литовском умер, но дал начало славному воеводе Алексею Даниловичу, что не одно сражение выиграл, поражая хитростью и воинскими навыками. В 1564 году вместе с сыном Федором, которому в ту пору, кажется, лет семнадцать было, сумел удержать Рязань, вооружив ополчение, и дал отпор силам противника, намного превосходящим его армию… Девушка тогда еще подивилась, что семнадцатилетний мальчишка пережил осаду и бой, больше на мясорубку похожий. Но не могла представить, что с ним потом произойдет…

– Стой! Вернись обратно… Да где ты?

Ольга сама не заметила, как оказалась на берегу. Хорошо, что идти под гору было, а вот назад она уже не доковыляет – силы оставили, и девушка тяжело опустилась на траву. Камыши тихо перешептывались, вода звучно плескалась, качая лунную дорожку, выложенную серебристыми бликами. А на земле сидеть все равно прохладно, уныло подумала девушка, обхватывая себя руками. Вот и пусть ему стыдно будет, что она здесь мерзнет. Нет бы остался и нормально все объяснил, так бегай за ним, как за истеричной девицей… Не знать и не понимать Ольга категорически не любила, но что делать в сложившейся ситуации она не знала и Федьку понять не могла. Почему с самого начала не рассказал? Постеснялся славы, что за ним через века протянулась? Внезапно на плечи опустился тяжелый плащ, щекотнувший шею меховой опушкой.

– Застудишься же, чумная…

Утопленник стоял совсем рядом в своем привычном облике: статный красавец в расшитой жемчугом рубахе, штанах и остроносых сапогах. Только во взгляде была глухая звериная тоска вместо всегдашней насмешки.

– Как ты это делаешь? – удивилась Ольга.

– Морок, – пожал тот плечами. – Река мне силы дает, позволяет облик прежний вернуть. Не настоящее это все…

– Тогда что в саду было?

– Чем дальше я от воды, тем слабее чары, – отозвался парень. – Лик посмертный показывается, коим разве что девок пугать пристало.

– Не очень-то и страшно было, – повела плечами Ольга. – Скорее жалко тебя.

Утопленник вздрогнул, сжал кулаки.

– Жалеть меня удумала! – прошипел он. – Утоплю!

– Попробуй, – прямо взглянула на него девушка и даже вперед подалась. – А топить здесь будешь или в омут поведешь?

Федор оскалился, но вместо злобы на лице отразилось бессилие.

– Знаешь, когда я твою биографию читала, то хотелось плеваться: убийца, мучитель, алкоголик с манией величия и дальше по списку, – медленно проговорила Ольга. – В действительности ты совсем не такой. В смысле тоже зараза редкостная, но не злодей. Что и кому ты тогда доказать пытался, даже спрашивать не буду… Сейчас тебе рисоваться перед друзьями-соратниками не надо. А если опять в грехах каяться начнешь, то вспомни, что именно ты покой реки бережешь, и ребенка того в беде не бросил, меня от крикс защитил, лешему помогаешь. Тебя даже Настасья Павловна хвалила, а от нее доброго слова тяжело дождаться. И Максим Иванович всегда говорит, что нет в тебе злобы настоящей.

– Нет, – эхом откликнулся утопленник. – Все выгорело, даже пепла не осталось… Сперва отомстить хотел всем: отцу, боярам, что семью нашу оговорили, царю, что поверил в речи пустые, мучителям, что признания вытягивали. Ничего теперь нет, все вода унесла…

Вот оно что, поняла девушка. Как бы не бахвалился Федор, как бы не сверкал глазами, не насмешничал, на самом же деле он боялся. Боялся, что старые и умудренные опытом не станут воспринимать всерьез мальчишку, что им в сыновья годился или в младшие братья; боялся, что подумают, будто труслив или жалостлив. А еще Федор боялся хоть к кому-то привязаться, чтобы потом снова не быть преданным, чтобы не заклеймили те, ради кого совсем недавно готов был жизнь отдать. Оттого-то и не пускал он к себе никого, а чуть приблизишься, так оттолкнуть шуткой грубой норовил или словом злым.

– Не приходи больше на реку, – тихо попросил он.

– Приду, – в упор посмотрела на него Ольга. – И буду приходить, пока не поумнеешь.

Тот ничего не ответил, медленно шагнул в сторону заводи и пропал, будто не было его. На границе реки и неба показалась белая полоска зарождающегося дня.

Лето закончилось, а вместе с ним как-то незаметно исчезли луговые цветы, жемчужная роса в высоких травах да русалочьи хороводы. Ветер пригнал с севера лохматые тучи и долгие монотонные ливни, окончательно размывшие грунтовую дорогу. Пожелтели роскошные кроны берез, оделись в багрянец клены и осины, а среди корней дружными семьями выглянули любопытные грибы с бархатистыми шляпками.

Ольга все так же ездила в Ганину Падь каждые выходные, училась знахарскому искусству у Настасьи Павловны, собирала травы и коренья, помогала окрестной нежити и занемогшим людям. Сестра после того случая начала ее бояться, даже когда девушка в гости собиралась, отговорила ее.

– У меня семья, дети, – бубнила она в трубку. – Вдруг разозлишься и нас проклянешь? Не езди к нам больше…

Плюнув на все, Ольга полностью сосредоточилась на работе, стараясь не замечать настороженных взглядов, что бросали на нее коллеги. Единственной отрадой стали выезды в деревню, где давно уже была своей. Все чаще посещала мысль, что нужно собрать вещи и перебраться сюда на вечное поселение. Пусть в деревенском доме работы намного больше, думала Ольга, убирая опавшие листья, но именно там приходило ощущение покоя и какой-то правильности происходящего. Однако как только все дела были сделаны, девушка брала книгу и шла к реке под сень ивовых ветвей, склонившихся над водой, словно живой шатер. Глядя, как темные воды уносят кружащиеся листья, она устраивалась на вросшем в землю бревне и читала, пока не начинали коченеть переворачивающие страницы пальцы. Бред все это, твердила себе девушка, в очередной раз оглядывая спокойную гладь реки, но все равно продолжала приходить. Федор за все время ни разу не появился…

– Да живой он, – успокаивал Ольгу леший. – Мается все. Ты уж прости его, непутевого, не понимает, что делает. Думает, будто наскучит тебе тут мерзнуть, уйдешь и забудешь про него.

– Не дождется, – сердито засопела та, отогреваясь у теплого печного бока.

Настасья Павловна только головой качала, но разубедить девушку уже не пыталась.

Первый снег припорхнул в начале ноября, рассыпался по улицам манной крупой и растаял после полудня. С деревьев осыпались листья, оставив их зябко потирать голые ветки. В воздухе пахло сыростью и скорыми заморозками, а ледок на лужах становился все прочнее с каждым днем. Солнце теперь показывалось редко и было таким усталым, что бледные лучи его уже не приносили тепла. Выпросив себе неделю отпуска, Ольга собрала сумку с нехитрыми пожитками, купила Лизаветте новую пряжу, чтоб путать было веселее, прихватила томик со стихами и отправилась на вокзал.

За окнами мелькали деревья, сбросившие праздничное убранство, жухлая трава и серые бустылы, посеребренные изморозью. Где-то там, за непролазными буреломами, в дупле векового дуба спал леший. Шустрые лесавки тоже притихли до весны под листьями, оттого сейчас в лесу тихо и морозно, только изредка поскрипывают ветки на ветру, готовясь принять снеговые наряды. Задумавшаяся девушка опомнилась только когда увидела табличку «Зельцево», перечеркнутую красной полосой. Ну вот, проехала свой поворот, теперь придется почти километр топать по затвердевшей от холода грязи.

– А куда такая красивая девушка идет?

Рядом остановилась машина, из которой выглянул молодой улыбчивый мужчина в красной куртке.

– В гости к бабушке, – ответила Ольга, поправляя капюшон.

– Это к кому? – озадаченно сдвинул тот брови. – Вроде ни разу тебя в Зельцево не видели…

– Наверное потому, что иду я в Ганину Падь, – рассмеялась девушка.

– Да ладно! – воскликнул собеседник. – Там кто-то живет?

– Ага, – подтвердила та.

Ольга продолжала идти, машина ехала совсем рядом. Словоохотливый парень хохмил без конца, потом предложил подвезти. Прикинув расстояние, девушка чуть было не согласилась, но скользнула взглядом по затонированным стеклам, за которыми чувствовалось какое-то движение.

– Нет, сама дойду. Тут рядом…

– Ничего себе рядом, целых четыре километра! – хитро взглянул на нее водитель. – Садись, я все равно в Александровку еду. Быстро довезу…

Интересно, каким же образом он собрался ехать по разбитой дороге, уходящей в непролазную чащу, если все остальные предпочитали добираться до поселка в объезд через Степной Яр? Каким-то шестым чувством девушка ощутила движение сбоку и едва успела увернуться от выглянувшего из задней двери парня.

– Держи ее!

Страх когтистой лапой скользнул по коже, сжал легкие в ледяном кулаке, а в следующий миг Ольга уже мчалась по лесу, не разбирая дороги.

– Помогите! – выдохнула она, перескакивая через поваленное дерево.

Дыхание сбивалось, когда ветки задевали по лицу. Привычный лес казался неживым, и от этого становилось жутко до рези в животе. За ней гнались трое.

– Лови, а то уйдет!

– Стой! Хуже будет!

Впервые пожалела Ольга, что не стала полноценной ведьмой. Сейчас бы живо разбудила деревья или зверье лесное на защиту призвала… Кажется, ее все же услышали – один из преследователей упал, второй почти дотянулся о нее, но толстая ветка наотмашь хлестнула его по лицу, дав несколько спасительных секунд. Внезапно лес кончился, и девушка выбежала на берег реки, к самому мосту, который еще в прошлом году разрушило паводком. От него остался только один пролет, щерящийся обломками, да покосившиеся сваи.

– Ну что, добегалась? – улыбнулся тот самый водитель в красной куртке. Глаза его блестели азартом, как у гончего пса.

– Иди сюда, красавица, – протянул руки второй.

Третий молча ухмылялся, по лицу его текла кровь из рассеченной брови.

– Да отстаньте вы от меня! – крикнула девушка, медленно пятясь к реке. – Уйдите!

В груди хрипело, сердце колотилось у самого горла, мешая дышать. Они ведь убьют ее, мелькнула паническая мысль, отчего колени едва не подогнулись.

– Не дури, – посоветовал второй, доставая нож.

Ольга судорожно сглотнула, оглянулась на реку: в черной воде кружились прозрачные льдинки. Вода не даст в обиду, защитит, успокоит, укроет ледяным одеялом до самой весны… Девушка шагнула на мост, чувствуя, как дрогнули старые доски. Лучше уж в омут с головой! Понимая, что бежать добыче некуда, парень в красной куртке подошел к самым перилам.

– Прыгать собралась? Ну прыгай, русалочка моя.

Федор появился будто из ниоткуда, метнулся серой тенью, отбрасывая говорившего, поднырнул под руку замахнувшегося ножом, тяжело ударил, ломая позвоночник. Двигался он легко и быстро, словно в страшном танце. Третий бросился на него, метя в спину, но тот ловко ушел от удара, перехватил руку с чем-то блестящим, и Ольга словно наяву услышала хруст костей. Скупым и каким-то выверенным движением утопленник ударил его в горло – на заиндевевшую траву брызнула кровь. Из леса вышли волки, встали полукругом, внимательно наблюдая. Внезапно под ногами что-то кракнуло, старое дерево пришло в движение, доски накренились, и Ольга заскользила по ледяной корке, больно приложилась плечом и головой. Бревно сухо треснуло, и остатки моста полетели в воду вместе с вцепившейся в перила девушкой, которая от страха забыла, что нужно кричать. Кожу обожгло холодом, тело свело судорогой и потянуло вниз, прочь от сумеречно-серого неба, что с каждой секундой выцветало, отдаляясь. Черная вода сомкнулась над головой, хлынула в рот, заполнила легкие, отчего грудную клетку пронзило болью. Ольга пыталась хоть как-то двинуться, но тело не слушалось, в ушах зашумело, словно многоголосый хор нашептывал что-то успокаивающее…

Накатившая темнота медленно рассеивалась, возвращая чувства: тянущая боль в груди, холод, сковавший ноги и спину. Вроде она ударилась виском, когда падала, а болел почему-то нос… До слуха доносились знакомые голоса, но звучали они глухо, словно через подушку. Или это звуки замерзли? Слабо ворохнувшись, девушка открыла глаза и с вялым удивлением поняла, что лежит на чьих-то коленях, а над ней раскинулось далекое небо, затянутое серым полотнищем тяжелых снеговых туч.

– Смирно лежи, целить стану, – раздался голос утопленника совсем рядом.

– А ты умеешь? – горло саднило, предвещая кашель и простуду.

– Да, – ответил Федор, прижимая ладонь к рассеченному виску.

Оказывается, холод бывает разный. Есть тот, который голодным псом вгрызается в тело, раздирая мышцы и перемалывая кости, а есть такой, что скользит по коже ласковой прохладой родниковой воды, унося боль. Едва исчезла давящая на голову тяжесть, Ольга приподнялась и огляделась: из троих преследователей в живых остался только один, и сейчас он сидел на мерзлой земле под приглядом Серого Бока.

– Пора тебе дар принимать, – сказала невесть откуда взявшаяся Настасья Павловна.

Лицо ее словно заострилось, в запавших глазах горели желтые огоньки.

– Не надо, – тихо попросила девушка, понимая, что та задумала. – Не смогу я…

– Сможешь, – жестко сказала ведьма. – Тебе нужно в силу войти. Кровь мы проливаем не удовольствия ради, а чтобы власть над ней обрести, исцелять…

– Не могу! – перебила ее Ольга, и уже тише добавила. – Не буду я людей убивать… Неправильно это…

Старушка усмехнулась:

– Зачем убивать? Нужно кровь пролить обреченного, чтобы земля, вода и ветер ее получили на откуп.

Ведьма кивнула, и Максим Иванович, будто соткавшийся из лесной темени, подхватил за ворот уцелевшего преследователя. Тот взвыл, забился в его руках.

– Отпустите меня! Кто вы такие?!

– Персонажи сказочные, – прищурилась старушка, доставая нож с коротким сизым лезвием. – Вот это леший, Федька – утопленник, а я ведьма деревенская. И на нашу кровь ты посягнуть удумал.

– Чего? – ахнул парень, потом уставился на Ольгу. – Да мы бы ее отпустили! Потом…

– Двоих вы уже отпустили, – мрачно произнес Федор. – Ко мне в реку. Мертвыми. И деду Максиму пятерых в лесу оставили.

– Одну бы, может, мы и выходили, да только зима была, окоченела девка вся, – протянул леший. – Нашу мы вам не отдадим.

Поняв, что жалеть его никто не будет, парень упал на колени, глядя на Ольгу.

– Человек ты или нет? Ну не хотел я… Больше я никого трогать не буду!

Да, незавидной была бы ее участь, не окажись рядом утопленника, с ужасом подумала та, глядя на улыбчивого водителя, оказавшегося ловцом людей. Сейчас лицо его казалось бледным, только глаза лихорадочно блестели от ужаса, но в них еще горел огонек надежды, что несостоявшаяся жертва проявит милосердие. Которого сам он не проявлял к другим, умоляющим отпустить их…

– Конечно не будешь, – кивнула девушка, стискивая пальцы на рукояти ножа. И откуда он взялся?

Злость накатила и схлынула, только отвращение холодное и вязкое, словно болотная жижа, заставляло кривить губы. Настасья Павловна одобрительно кивнула, а леший вытянул руку незадачливого мучителя, открывая запястье. Под рукав джемпера уходили бледные следы, оставшиеся от чьих-то ногтей… Глубоко вдохнув морозный воздух, Ольга коротко провела лезвием, рассекая кожу. Кровь выступила темно-алыми бусинами, что быстро увеличивались, потом слились в единый поток, закапали на землю гранатовым соком.

– Вот и хорошо, – шепнул Федор над самым ухом.

Никаких молний и прочих небесных знамений не было, только внезапно накатила слабость, да под сердцем кольнуло ледяной иглой, на мгновение лишая дыхания. Потом все вернулось. Настасья Павловна с тихим наговором проводила взглядом тяжелые капли, поймала одну на палец, мазнула по губам девушки, которую едва не стошнило от металлического вкуса.

– Проваливай теперь, – велел Максим Иванович.

– Куда? – глупо спросил парень, прижимая к груди кровоточащую руку.

– А куда хочешь. Видишь, на холме за лесом огоньки горят? Деревня там, – ухмыльнулся лесной хозяин. – Добежать успеешь – встретят тебя.

За лесом находилась Ганина Падь… Ольга хотела предупредить, но утопленник сжал ее пальцы, мол тихо, не порть сюрприз человеку. А тот вскочил и припустился в сторону мерцающих огоньков, спотыкаясь по дороге.

– Хорошо бежит, – задумчиво посмотрел ему вслед леший.

– Кабы не промахнулся мимо, – поджала губы Настасья Павловна.

– Не промахнется, – заверил лесной хозяин. – Я ему тропинку хорошую свил, быстро добежит. А там пойдет потеха.

Представив, как встретят неудавшегося мучителя в деревне, населенной нежитью, девушка тяжело вздохнула.

– Не печалься о нем, – тихо сказал Федор. – Авось, тоже потом поумнеет.

Ольга ничего не ответила, только отвернулась и уткнулась лицом в ткань рубашки, пахнущую чистой родниковой водой.

Из-за угла неплотно задернутых занавесок проглядывало вязкое серое марево, укрывающее сад, только старые вишни черными росчерками проглядывали. То ли вечер поздний, то ли утро раннее, а то и вовсе ночь светлая. Луна как раз полная была, размышляла Ольга, просыпаясь. А проснувшись оглядела комнату, да так и охнула: кроме коргоруша, греющего ей ноги, в углу на лавке сидел утопленник, склонившийся над книгой, и черные волосы скрывали его лицо.

– Привет, – хрипло поздоровалась девушка, поднимаясь. – Сколько времени?

Горло все еще саднило, но простуды в теле не ощущалось. Видно, без последствий вчерашнее купание для нее прошло…

– Не знаю, – отозвался Федор. – Но твой телефон черный два раза голосил дурным голосом…

Выходит, что утро, если надрывался будильник, который забыла отключить. Интересно, где сейчас телефон? Памятуя о нелюбви утопленника к агрегату, Ольга бы не удивилась, узнай, что парень его в кадушке утопил или за окно выбросил.

– А где…

– Вон там, – показал Федор в самый дальний угол, где высилась целая груда подушек, укрытая цветастым одеялом. – Спрятал я его, чтоб не орал так сильно. Ты же разбить не разрешила тогда…

Заботливый и добрый утопленник, чуть не рассмеялась девушка, да так и замерла, когда он поднял голову и повернулся к ней – ни следа от прошлых побоев на лице не было.

– Как так?!

– Не знаю, – понял ее удивление и отчего-то смутился парень. – Думал, как от реки уйду, снова страхолюдиной стану, а облик мой при мне остался почему-то… Чудеса…

Может и чудеса, а может и сам Федор переменился, усмехнулась девушка, и теперь внешний облик внутреннему соответствовать начинает. Кто же знает, как эти утопленники устроены? В комнату заглянула Настасья Павловна, неся с собой запах свежих блинов и терпкого меда.

– Проснулась, внученька?

– Доброе утро, бабушка! – широко улыбнулась Ольга.

Странное дело, но никаких особых моральных терзаний по поводу вчерашнего у нее не было. Да, погибли трое человек, посягнувшие на ее жизнь, да, она сама стала ведьмой… Впрочем, какая разница кто ты, человек, ведьма, леший или утопленник, если все зависит от поступков, которые совершаешь. Иные люди порой нежить за пояс заткнуть могут, причем самую злобную и безжалостную.

– Вот поглядите на нее, – уперла руки в бока ведьма. – Совсем страх девка потеряла!

В ее внимательных глазах зажглись веселые огоньки.

– А чего это мне бояться? Вы меня все равно любите, как и я вас.

Смеялись они в три голоса, даже Прохор заглянул с чашками в руках, хитро улыбнулся.

– Значит так, – распорядилась старушка. – Умываешься, причесываешься, и идешь завтракать. Потом корень солодки растирать будешь. А ты куда собрался, хвороба водная? С нами за стол садись. Чую, не отвяжешься от тебя теперь.

Слушая командный голос ведьмы, Ольга с Федором переглянулись, потом девушка подмигнула:

– Кто последний, тот посуду моет!

С места они вскочили одновременно, едва не врезались в косяк под ехидное покашливание коргоруша.

Поземка переметала дорогу стылым белым крошевом. Небо казалось шелковым покровом, на котором куском зачарованного янтаря светилось бледное солнце. Примерившие зимнее убранство деревья степенно кивали, вальяжно поскрипывая ветками, березы в дальней роще хвастались белыми сарафанами. Снег укрыл окрестности пуховым одеялом, превратив старые избы в пряничные домики, крыши которых искрились, будто по ним пробежал волшебный олень Серебряное копытце. Залюбовавшаяся зимней картиной, Ольга едва не проехала заветный поворот, но вовремя опомнилась и под озадаченным взглядом водителя спрыгнула на землю. Конечно, что могла забыть девушка в полузаброшенной деревне, наверняка думал он и совершенно не догадывался, что направляется странная пассажирка не в Зельцево, а в расположенную поодаль Ганину Падь, которая во всех источниках нежилой указывается. Как бы не так! Ольга давно перестала говорить коллегам и друзьям о том, куда уезжает каждые выходные. Да они и не спрашивали, видя довольную улыбку на лице девушки. Пусть думают, что хотят, решила для себя Ольга. Так же незаметно она смирилась со славой ведьмы, что пристала к ней намертво. Ну а что, она и есть настоящая ведьма, лечить умеет, порчи снимает, причем даже самые заковыристые. Пару недель назад сестра робко позвонила и предложила на праздники к ним приехать, мол хоть на Новый год нужно всей семьей собраться, но девушка отказалась. Вовсе не из-за того, что злилась на Иринку или родителей, нет. Своих родных она давно простила. Еще осенью они с обитателями Ганиной Пади договорились устроить веселое гуляние с песнями, плясками и кострами до небес. Максим Иванович ради такого дела даже попросил разбудить его, обещал выделить елку. Поняв, что Ольгу теперь никуда не вытянешь, Наташка смирилась и с горя начала встречаться с другом старшего брата. Если все сладится, то весной на свадьбу позовут, усмехалась девушка, рассматривая гадание. Жених ей нравился. Как-то раз неугомонная подруга заикнулась о том, что Славик опять уехал, можно взять его металлоискатель и поискать клад, но Ольга отказалась. Зачем, если свое главное сокровище она уже нашла? Пусть знания невозможно подержать в руках или на шею надеть, но были они дороже всякого золота и самоцветов, что в земле могут быть закопаны.

На границу деревни и леса выбежал матерый волк с темным пятном на боку, довольно оскалился, приветствуя. А следом показался высокий статный парень с белым, точно снег, лицом и такими синими глазами, что утонуть можно. Черные волосы выбились из-под меховой шапки, красиво ложились на плечи крупными волнами. Увидев его, Ольга усмехнулась: Федор остался верен себе, поэтому зимой щеголял в шубе с лисьим воротником, покрытой белой парчой с богатой вышивкой. Да, красиво раньше одевались… Этак она скоро станет специалистом по древнерусскому костюму! Увидев ее, парень улыбнулся, потрепал волка по загривку.

– Привет, – тихо сказала Ольга, шагая навстречу. – Я вернулась.