Я не сулю тебе рая [Анвер Гадеевич Бикчентаев] (fb2) читать постранично, страница - 2

зеленый светофорчик. Второпях я поцеловал девушку прямо в ее правильный носик, нечаянно, конечно. Когда спешишь, и не то сделаешь.

Поезд нехотя тронулся. Как-то щемяще застонал весь состав. Я еле успел бросить взгляд на маму: одинокая, в своем строгом синем платье, она прислонилась к зеленому киоску, в котором продают залежалые конфеты, зачерствевшие бутерброды и теплую лимонную воду, и плакала.

Ох, не люблю я слез!

А рядом с вагоном вприпрыжку бежала моя верная Нимфочка и кричала во весь голос:

— А ты молодец, Хайдарчик!

— Не скучай, плутовка!

Я понимал: в том городе, куда я еду, ни за что не встречу таких девчат. От таких мыслей не развеселишься.

2

Уфа, белокаменная моя колыбель, неказиста только возле полотна дороги, — отсюда, кроме облепивших гору хибарок, ничего не видно. Уфа медленно проплывала мимо меня. Один за другим, как на экране, сменялись хорошо знакомые кадры: «Правая Белая», самая Белая и, наконец, «Левая Белая». И вот тут-то вдруг мне подумалось, что я уже никогда не вернусь по этим путям домой. Взбредет же такое в голову!

Во что бы то ни стало надо отвлечься. Это главное.

Возле соседнего окна примостилась дамочка. Она уже успела переодеться в бухарский халат, а может, и не бухарский, я в них ничего не понимаю. И меня потянуло заговорить с ней. Просто в эту минуту я нуждался в добром собеседнике.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здравствуйте, — ответила она.

— Далеко ли едем?

У нас в доме, где я живу, обитает один отставной подполковник-артиллерист. Он любит задавать бессмысленные вопросы и толковать с людьми в самой неопределенной манере. «Ну-с, — бывало, говорил он нам, мальчишкам, — чего мы хотим? Куда стремимся?»

Мой вопрос — самый естественный, не правда ли? Однако моя собеседница рассердилась.

— Сама я не имею привычки расспрашивать незнакомых мне людей, — ответила она не грубо, но все же не учтиво. — Говорят, на свете есть народы, у которых любопытство считается злейшим пороком.

— В общем-то я довольно понятливый парень, — проговорил я, сознавая, что надо поставить точку. — Если говорить начистоту, мне глубоко безразлично, куда вы держите путь. Можете мне поверить. Я спросил потому, что у нашего народа это не считается злейшим пороком.

— В вашем возрасте нельзя так много пить, — проговорила дамочка по-прежнему не грубо, но не учтиво.

Она отвернулась. Уже не было никакого смысла продолжать разговор.

От нечего делать я стал смотреть в окно. Вдали, там, где остались нефтеперегонные заводы, полыхали таинственные зарницы. Глупо, конечно, обижаться на дамочку в бухарском халате, но все же не следовало ей обходиться со мной так круто. Даже жалко стало себя.

Я вернулся в купе, где Амантаев, мой непрошеный шеф, все еще стелил себе постель: аккуратненько расправлял каждую складочку простыни, неторопливо взбивал подушечку.

— Амантаев, как же ты меня будешь рекомендовать на комбинате? — поинтересовался я. — «Один мой хороший знакомый» или «мой родственник»?

Я с первой минуты знакомства стал говорить ему «ты». Пусть не думает, что он такая авторитетная птица. И ехать согласился не потому, что поддался на его агитацию, а потому, что не хотелось огорчать маму. Да и надоело слоняться без дела.

— Я еще не решил, что буду говорить, — ответил он, снимая галстук.

Он был идеально корректен, идеально аккуратен и идеально правилен. Серый галстук свой не бросил на стол, как это сделал бы я, а расправил и повесил на крючок.

— Все-таки тебе придется сказать обо мне всю правду, все как есть. Не так ли? — наседал я на него, будто именно он был виноват в том, что сейчас терзало мою душу. — Я должен предупредить честно: твой подопечный — парень никудышный. Во-первых, у него нет определенной специальности…

— Знаю.

— Во-вторых, характер просто невозможный…

— Хочешь сказать — редкий экземпляр?

— Ты убедишься в этом в самом скором времени. Кроме того, я не смышлен. Одним словом, несерьезный человек.

— Глупый, что ли?

Он спросил это самым серьезным образом…

— Не совсем, конечно.

Тут он позволил себе корректно улыбнуться. Он, между прочим, мастерски умел улыбаться!

— Да, задал я себе задачу, — проговорил он, затягиваясь дымом папиросы. — К тем великолепным качествам, которые ты сам успел в себе подметить, придется кое-что прибавить. Насколько я понимаю, ты любишь независимую позу и презираешь опыт человеческого общежития: «Мы считаем, что чуточку разочарованы, и море нам по колено…» Теперь, пожалуй, портрет моего «подопечного» завершен.

Я ждал от него чего угодно, но только не этой неприкрытой насмешки. Он не отрицал, что я — тяжелая обуза, внезапно свалившаяся на его плечи.

— После такой характеристики, черт побери, кто же согласится принять меня на работу? — спросил я, немножко сбитый с толку. — Не думаешь ли ты, что в самом скором времени тебе придется откомандировывать меня