В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
Господня
На этой тревожной и вместе с тем призывающей к бодрствованию ноте трактат должен был завершаться. Вместо эпилога планировалось сделать некоторые необходимые оговорки, в которых бы я признавал, что мой подход пристрастен и что в нем нет системной объективности. Я не думал скрывать, что он был рожден моим драматическим опытом и что он достаточно ситуативен в плане сегодняшней церковной практики, что мое видение ограничено моим знанием церковной жизни, и потому что-то неизбежно (порой преднамеренно) осталось как бы за кадром.
По своему пафосу этот трактат был скорее проповедью, проповедью о главном (впрочем, бывают ли проповеди не о главном?). Я не претендовал на большее. И, пожалуй, для меня это были единственно возможные слова о Словах Иисуса. Это был горячий призыв верить в Слова Христа. И помог бы Бог, чтобы эти мои слова не стали чьей-либо верой.
Я писал его для уже уверовавших во Христа людей, в той или иной мере обворованных дьяволом в плане веры в слова Иисуса. Кто, как ни я, понимал весь драматизм и даже трагизм слепоты и разоруженности моих братьев и сестер посреди необъявленной войны, которую неотступно и изощренно ведет сатана! Эта война не прекращалась на земле ни на час со дня первой проповеди Господа. Она идет и сегодня. Помогут ли кому-то прозреть мои незрелые мысли? Не знаю. Пожалуй, поэтому я и думал завершить свою работу вопросом пророка Исайи из 1-го стиха 53-й главы, который, наверное, лучше было бы сделать эпиграфом – «Кто поверил слышанному от нас? Кому открылась мышца Господня?»
В какой колокол бить?
Тот первый черновой набросок трактата «Иисус о Своих словах», полный сырых идей и плохо выстроенный, я отправил по электронной почте Геннадию Андреевичу. Наверное, это было не совсем вежливо с моей стороны высылать столь занятому человеку, как он, такой непричесанный материал. Хватило ли у него терпения пробраться хотя бы сквозь половину моих дилетантских дебрей? Тем не менее, я при всяком удобном случае приставал к нему:
– Геннадий Андреевич, когда мы поговорим о главном, о теологии слов Иисуса?
– Погоди, – отвечал он. – Тут надо основательно разобраться. Не торопись.
И я ждал.
Однако вскоре Геннадий Андреевич уехал в Штаты дописывать диссертацию. Без него в церкви слова Иисуса практически перестали звучать. Когда он вернулся, я зашел к нему в кабинет и прямо сказал о наболевшем:
– Может быть, нам изменить название церкви, убрав слово «христианская»? Это было бы, по крайне мере, честно.
В ответ на его изумленный взор, я привел статистику звучания слов Иисуса в церкви за март 2008-го года. Там была всего одна цифра – 0. Это произвело впечатление. Геннадий Андреевич начал раз за разом деликатно корректировать проповедников в сторону Христа. Но мне казалось, что этого мало.
Я не знал, в какой колокол бить, чтобы привлечь внимание к проблеме похищения слов Иисуса. Я написал проповедь в стихах «Сей есть Сын Мой возлюбленный, Его слушайте!», но осознал, что мне, «человеку без штанов», прочесть ее в церкви не придется. Я отредактировал Евангелия, выделив слова Иисуса красным. Но это оказалось таким слабым намеком на истину, что и не стоило двигать дальше столь робкий проект. Я принялся было обосновывать новую аксиоматику, что-то вроде канона слов Иисуса внутри библейского канона, еще не прозревая, что это произведет больше шума, чем проку. А прок я видел лишь в том, чтобы привлечь внимание церкви к сокровенной и могущественной жизни слов ее Господина.
Не знаю, как далеко завел бы меня мой аксиоматический пыл, если б не Бог. Он вмешался, когда моя ревность по Слову Иисуса, казалось, вот-вот ниспровергнет все иные авторитеты. В ночь на 25-е апреля 2009-го года, во сне, Господь показал мне город, в который мне предстояло поехать, и церковь, которой требовалась помощь. Туда-то, в Нижегородскую область, я и переехал с семьей через четыре месяца, т. е. в августе того же года. А до того, с апреля по май, я вынужденно вновь сосредоточился на церковной жизни, окружавшей меня.
Я не видел принципиальных перемен, поэтому каждое воскресенье я задерживался после собраний, чтобы в очередной раз посокрушаться перед Геннадием Андреевичем над почти всеобщим отсутствием веры в слова Иисуса.
Как-то, сидя у него в кабинете, я воскликнул в сердцах:
– И никто, никто не видит, за что идет духовная битва!
Геннадий Андреевич внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Виктор, а почему бы тебе не написать об этом книгу?
Я вспомнил, как за полтора года до того мне предлагал сделать то же Иван Асачев, и год назад – Терри Таунсенд.
– Геннадий Андреевич, Вы третий, кто советует мне сделать это, – ответил я.
Пастор продолжал смотреть на меня, ожидая ответа по существу. Я же не чувствовал в себе никакого литературного зуда. Надо было как-то отказаться. Наконец, я придумал как:
– Нет, Геннадий Андреевич, мне кажется, что я еще не достаточно отошел от происшедшего. Не смогу быть объективным. Боюсь, что начну сводить
Последние комментарии
14 часов 39 минут назад
14 часов 53 минут назад
16 часов 1 минута назад
1 день 3 часов назад
1 день 3 часов назад
1 день 4 часов назад