Как был создан и разрушен ад [Андрей Сергеевич Кармин] (fb2) читать онлайн

Андрей Кармин Как был создан и разрушен ад

01. Первая встреча

Уже столько времени прошло, а я по сей день вижу события тех лет лучше, чем собственные руки. Знаю, ты не просил меня об этом, но я все же расскажу тебе историю нашего мира. Мне не хочется, чтобы ты видел во всем этом трагедию, это, скорее, опыт, опыт изменения, принятия и понимания. Я предлагаю тебе знания, ведь невозможно быть свободным, зная лишь то, что тебе позволяют знать.

Изначально я был таким же, как и большинство – жестоким, алчным, не видящим дальше своего носа, в общем, тем, о ком не пишут в книгах. Моя жизнь надломилась четыре раза и все лишь для того, чтобы я мог рассказать тебе это.

Будучи сыном пастуха и охотника, я в раннем возрасте возложил на себя много обязанностей. И в этот раз я пас овец. Пересчитывая стадо перед возвращением, я несколько раз недосчитался одной овцы. Отца нельзя сердить. Во мне эти мысли отзывались страхом. Всю дорогу мне мерещилось, что он вот-вот выйдет из-за какого-нибудь куста, и наказания не избежать. Я быстро согнал стадо в загон и, не показавшись в доме, отправился на поиски овцы.

Чем дальше я отдалялся от дома, тем спокойнее мне становилось, сердце успокаивалось, а мысли приходили в порядок, и я стал размышлять о том, где, скорее всего, может находиться овца. Я быстро нашёл её в холмах пастбища. Солнце близилось к горизонту, мне нужно торопиться, иначе я снова останусь без ужина. Я шёл широким шагом, то и дело пинай овечку. Та пугалась каждый раз сильнее прежнего. Млея и спотыкаясь, она бежала к дому, пока я вновь не догонял её.

Меня окликнул мальчик, которому не было и шести лет в то время, тогда как мне той осенью исполнялось двенадцать. Несмотря на совсем ещё детский голосок, он заговорил уверенно и чётко. Таким голосом ребёнок задаёт вопрос, настолько правильный и глубокий, что даже отец не может дать на него ответ. Отмахивается и отправляет его спросить у мамы. Меня удивила его осмысленность, я отвлёкся от своей злости, а её место заняло любопытство.

– Зачем ты бьёшь овцу?

– Она отбилась от стада, и мне пришлось её долго искать!

– Но почему она отбилась? Разве не за этим должен следить пастух?

Я задумался, а мальчик продолжал.

– Некоторые просто неспособны найти дорогу самостоятельно, им нужно подсказывать. А вот воспользуются… – он остановился на половине, а затем продолжил. – Мне кажется, кто-то слишком долго спал, смотри, сколько сухой травы у тебя в волосах и робе. И, получается, виновен в этом ты сам.

Мальчик был прав, и его правота злила меня: «Он что думает, что самый умный тут? Сейчас я задам ему, будет знать», – сказал в голове голосом отца, но оклик женщины остановил меня. Женщина кричала имя этого смышлёного мальчишки, которое я уже, наверное, никогда не вспомню. Мальчик, услышав голос матери, потерял прежнею внимательность и самообладание, развернулся ко мне загорелой спиной и побежал по-детски вприпрыжку навстречу своей матери. Та взяла его за руку, и они не спеша выдвинулись, медленно скрываясь за холмами.

И долго стоял бы в желании понять, что именно он хотел мне сказать, но меня ослепил луч заходящего солнца. Отвернувшись и найдя глазами овцу, я погнал её домой, похлопывая в ладоши, чтобы ускорить её. Жмурясь, я прогнал солнечного зайчика. Забавный этот мальчишка. Я думаю, деду Маару он бы понравился. Дома я не получил наказания, за исключением отсутствия моего ужина. Семья была большая, и братья ничего мне не оставили. И сегодня, как и всегда, когда матушка спросила, поел ли я, ответом было короткое «да».

Знание того, что все в этой семье ненавидели меня, не давало мне покоя. Я сбегу отсюда, обязательно сбегу. Я родился слабым, и мать настояла на том, чтобы меня отвезли к лекарю, которого все считали колдуном (дед Маару). Отец не смог совладать с её нравом, хотя это угрожало его высокому положению. Мы переехали на полгода в хижину рядом с лекарем, и он выходил обучать меня наукам, но вскоре умер. И все уже хотели возвращаться в большой дом, где царило благополучие, но нам не позволили. Стража не пустила нас даже в город. Отца отстранили от управления городом, назвав нас проклятой семьёй.

И хотя сейчас, спустя двенадцать лет, мы живём не так уж и плохо, они ненавидят меня каждый день. Ведь теперь им приходиться работать. Румяные лица стали серыми, руки покрылись мозолями, а глаза налились безразличием. И теперь даже мать, которая так боролась за мою жизнь, готова сделать со мной что-то ужасное. Только бы вернуть все обратно. Я просыпаюсь, как только начинают гаснуть звезды, лишь бы сделать больше работы. Я делаю все это, чтобы не получить очередную затрещину от братьев. Я делаю это, лишь бы не получить очередной гневный взгляд матери.

Наверное, я рассуждаю слишком складно для человека, который должен быть уже пылью. Я и сам не понимаю, как произошло всё это, но обещаю, что в итоге ты поймёшь смысл этой истории.

Моё детство пролетело перед моим взором низколетящей темно серой птицей, осыпая меня перьями с острыми краями. Каждый раз я резался о них, каждый раз уделял время свежим ранам и тем, что почти зажили, ковыряя их, и снова капала кровь. Эти занятия занимали всё моё немногочисленное время. Тяжёлые обязанности, ежедневная ненависть сожгли все детство вместе с воспоминаниями о нем… Но меня это уже не беспокоит. Меня беспокоит время, которого у меня не так много, чтобы успеть поведать тебе всё.

02. Над гнилым озером

Встав на порог взросления, я умудрился сбежать из семьи, побывать в трущобах, пожить рабом, но судьба благоволила ко мне, как я думал на тот момент. Сейчас же я назвал бы проклятьем все то, что произошло дальше.

Я был крепким с самого детства и поэтому, ввязавшись в драку с тремя попрошайками за сухарь, одержал лёгкую победу, раскидав их по переулку, как пустые бочки. Этим я заслужил внимание одного господина, наблюдавшего за дракой. Нарык, так зовут того, кому я буду нести кровавую службу не один год, посчитал нужным забрать меня под своё крыло. Двое более крепких охранников объяснили мне всё вкратце на языке тумака. И я не смог отказаться. Сначала я пожил с неделю вместе с собаками. Мне говорили, что так хозяин учит меня собачьей верности. Похлёбка собак была более сытной и вкусной, чем моя самая праздничная еда. Быстро окрепнув, я встал с четверенек на две ноги, и уже ни разу не жил как животное, хотя не раз уподобляться ему в мыслях и поступках. Сначала я был охранником лавок. Быстрые и сытые ноги не оставляли шансов никому. Догнав бедолагу, я забирал силой уже наполовину проглоченною пищу, наливая ему взамен пол чаши из его рвоты и крови. Если бедняга оставался в живых, ему везло ещё меньше. С тех пор, как хозяин перестал кормить собак, большая часть не проходила проверку на верность. Они разрывали беднягу, или он их. После он мог сутками сидеть в кишках, обгладывая кости вместе с мухами. Дела все ухудшались. Рабы умирали от неизвестной нам болезни. Те, кто выживали, были практически бесполезны и уходили на корм псам, которые настолько озверели, что не признавали никого. Запросто могли сожрать прислугу, которая годами кормила их и заходила в вольер, не боясь, всегда встречая прижатые морды и виляющие хвосты, а не тварь, заляпанную кровью с подрагивающей башкой и стеклянным взглядом.

Вопреки всему моя значимость росла. Там, где меня оставили охранять, уже не было воровства, мне даже кличку какую-то дали. В узких улочках и переулках я был, как муравей. Знал все наизусть. Для меня не было тупиков и стен, а здания не являлись для меня преградой. От Нарыка я ничего не слышал, кроме приказов. Однако относился он ко мне хорошо, у меня появились подчинённые и женщины, которых я желал. Моего господина, или как бы ты его назвал сейчас – босса, как человека жестокого и бесчувственного, сделали главой городской стражи, а вместе с ним и я получил звание.

Став стражником города, я навидался такого, что даже мне становилось тошно. Злодеяниям Нарыка и так никто не смел препятствовать, лишь перешёптывания и тихое возмущение, но теперь же и эти люди подавились тряпкой, от которой воняло протухшей рыбой. А название этой тряпки – закон. Среди стражей начались недовольства. Почти из семисот стражников сотня ушла сразу, и ещё сотня – спустя три месяца. Опять была демонстративно казнена группа стражников с формулировкой «за слабость и предательство». Самое обидное, что это были хорошие ребята, и я в их число не входил. Казнённые стражники держались вместе, были честными и добрыми ко всем, и в меру справедливыми. Один из них был худой, но не тощий, постоянно давал милостыню. Не раз останавливал меня и не раз получал за это кулаком в лицо. Уйдя из жизни, он оставил улыбку на многих лицах и шрам на моей душе. Видимо, я служу не тем людям, раз даже такие люди, как он, считаются врагами, достойными смерти.

Все падало в бесконечную пропасть, и не было слышно из неё ударов о дно, зато не смолкали крики бесчисленных жертв такой власти. Во мне начались изменения.

Где-то после полугода моей кровавой службы до нас дошли слухи о том, что в городе появился какой-то бродяга, и что каждого, кто обратится к нему, учит он жизни. Говорил, что все люди рождены свободными. И не обязаны работать на господ даром.

Неважно, будь то старуха или ребёнок. Запрещал он богам молиться.

– Ничего же боги для вас не сделали, и, вообще, есть только один настоящий бог. Настоящему богу не нужны ни жертвы, ни молитвы. Он просто приглядывает за жизнью вашей и любит каждого. Надо только к себе прислушаться, ведь бог этот внутри каждого из нас. Такие цитаты разлетались по городу и с лёгкостью принимались на веру. Ведь мы скупы, а тут, видишь как, не работай и не жертвуй. Какими бы красивыми словами это ни покрывалось.

В городе начиналась смута, по улицам прошли волнения. Нет, бунтов не было, но настроение изменилось. Никому не было до этого дела до тех пор, пока у него не появились последователи. И тогда началось то, чего глаза жирных чиновников не видели никогда: рабы перестали подчиняться. Именно с этого момента началось то, что я бы назвал расколом не нашего города, а мира в целом. За ничтожно маленький отрезок времени произойдёт такое, что навсегда изменит нашу жизнь, разделит её на до и после. Но что будет после, не знает даже Он.

03. Погоня за концом

За главаря этих проповедников давали солидную награду, и мой хозяин отправил нас на поиски. К сожалению, его поймали не мы, а другая бригада. Участь его ждала незавидная. Ему предстояло встретить четырёх людей, если их можно назвать таковыми. В твоё время их назвали бы маньяками, об их деяниях кричали бы газеты и перешёптывались бы старухи. Поймав, их бы упекли так далеко, что никто и никогда не увидел бы их лиц. Хотя я бы зарезал.

Да, я был жесток, да, забивал людей до смерти. Моя ярость обожгла не один десяток человек, но это четвёрка была ещё страшнее. Они славились истязанием своих жертв на глазах жителей, случайных прохожих и даже детей. Их постановки вызывали рвоту и кошмары. Чего только стоит то, что они называли «кровавый ворон». Несчастному давали дурман, живот с боков надрезался, потом ломали рёбра, вытаскивая их к позвоночнику, а на торчащие обломки рёбер вешались кишки. Боль приходила неожиданно под дурманом, и крик срывался, как самоубийца с обрыва. Через секунду все стихало. Дёргающиеся руки и ноги тут же обвисали, а гады кланялись и вытирались от залившей все крови. Тела оставляли тела на обозрение. Много воронов слеталось со всей округи. В погоне за крупным куском, они забирались в щели. Вылезали уже сытыми и кровавыми. Да и сам человек с вывернутыми назад рёбрами был похож на кровавую почерневшую птицу, из-за чего точное происхождение названия казни никто не знал. Я точно скажу, что об этом никто не задумывался в тот момент, когда очередное ребро трескалось. На казни никто из зевак не говорил ни слова, все застывали от ужаса. Им, как правило, было даже жаль того, кто пострадал, и многие были наполнены скорбью. Но никто не мог сказать ни слова, иначе…

Когда объявили награду за поимку проповедника (все понимали, что с ним сделают), обстановка была другой. Каждый стоял на своём, но на его невиновности не настаивал, как бы прикрываясь общей толпой. Как? Почему? За что? Ведь он не сделал ничего плохого! Стражники переходили на личности. Человек тут же показывал покорность и повиновение, но как только его отпускали, он тут же поднимал ещё большее возмущение, затерявшись в толпе. Их число составляло более 70% от всех жителей города. Такой системой они обеспечили себе безопасность и свободу мнения одновременно. Так что сначала было решено опорочить их духовного наставника, чтобы народ не взбунтовался. Для этого собрались самые чёрные умы, предатели, заговорщики и, конечно же, Сенат. Они целый день, а затем и ночь составляли план. Ведь ничто, а точнее, никто не должен мешать власти! Закончилось заседание вот этими словами: «Если он говорит о спасении, мы публично будем учить всех, кто ему поверил, и никто не придёт на помощь. Кроме того, кто заговорит о равенстве, того мы будем топить в дерьме и ходить по их телам, а те, кто заботятся о спасении души своей, переживут всё разом! И даже если тогда он не откажется от своего ложного бога, – глубокий дрожащий вдох, – я буду самолично жечь их тела, и то, что они называют душой, сгорит! И в конце те из верующих, кто остался в живых, будут завидовать мёртвым».

Прошла чёрная неделя пыток и зверств. Его выманили и поймали. Я был в тот день на площади, наблюдал все из второго ряда. Он выскочил из толпы, спасать девочку, наблюдавшую гибель своей матери. Он бежал, спотыкаясь о свои длинные белосерые одеяния, с длинными настриженными волосами, вытянув свои загорелые руки к девочке. Малышка не видела даже собственных рук. Взгляд потупился, из-за слез взор превратился в мутную линзу. Она упала на колени, уронив ручки ладонями вверх. Казалось, ничто не заставит её сдвинуться, но, когда загорелые мозолистые руки коснулись её лица, она прильнула к руке щекой, как котёнок, и спустя мгновение уже зарывалась в объятия совершенно незнакомого человека, подобно тому, как зарывается цыплёнок в тёплые перья наседки, скрываясь от пронизывающего насквозь ветра. Ветра взглядов, ветра шёпота, ветра боли.

Естественно, его схватили и виноватого во всех этих терзаниях выставили тоже его… Я, и так сомневающийся в словах городской власти, окончательно убедился в их лживости. Ни о какой справедливости и речи быть не может, если есть те, кто произносит такие заученные и отрепетированные речи.

– Видите своего спасителя? – говорил один из стражников, встав толстой волосатой ногой на спину распластавшегося на земле и всё ещё тянущегося к девочке проповедника. – Кто, если не он, одурманил вас! Вы страдали из-за него, вы безразличны ему! Он не смог помочь ни одному из вас, он принес лишь горе вам и вашим семьям. Он виновен во всех ваших бедах. – Концовка была рычащая, слюнявая. По всей видимости, он верил в то, что говорил. Короткая пламенная речь, заправленная рыданием ребёнка, дала свой эффект. Казалось, толпа взорвалась, глаза их залило злостью и ненавистью. Разум помутился. Люди начали свистеть, кидаться камнями, произносить бранные слова. Теперь для тех, кто считал его спасителем души своей, он стал врагом. Монстром. Сложно винить тех, кто не понимает, что смысл любой деятельности лежит не в её пределах. Они нашли виноватого. А кто виноват на самом деле? Ведь, казалось, не слушай сплетни бродяг и все будет по-старому. Но тут же можно ничего не отдавать и не работать. Люди хотели лёгкой жизни и поплатились, власть хотела того же и поплатилась, кто же виноват? Мы все. Мы все решили, что правы. Нам срочно нужен был тот, кто подсветил бы дорогу, а мы бы уже выбрали правду, но тогда её знали лишь несколько человек.

Сцепив пальцы и приложив их ко лбу, они незаметно поклонились, а затем, резко развернувшись, двинулись прочь, сквозь плотные ряды людей. Я приметил, что движения их были мягкими и там, где я расталкивал бы людей плечами, они скользили, как форели в бурной реке.

Я накинул капюшон и двинулся за возможными ответами на мои вопросы, но толпа, двигавшаяся за схваченным, подмяла меня. Я кое-как вышел к краю потока и выскользнул в один из вечно грязных переулков, подальше от центральной площади и от города. Долгий разговор с самим собой по поводу важности этих людей, о том, что проповедник – пешка, возможности заговора и даже свержения власти. Я улыбнулся этой мысли. Ведь этот расклад вещей меня вполне устраивал во время бунтов и неразберихи. Я исчезну навсегда и поселюсь подальше от всей этой грязи. И настанут перемены.

Как хотел бы я ошибаться, но перемены уже коснулись всех, а меня они сожрали. Забывшись в мыслях, я вышел на окраину.

04. Сновидения

Был полдень, меня клонило в сон. Сказывались ночные патрули. От жары могло спасти только одинокое, то ли уродливое, то ли изящное дерево – слишком тонкая была грань, которая тут и вовсе не нужна. Я слишком привык давать всему оценку и проводить границы. Все, что я должен знать о нем – это то, что стоит оно на маленьком холме, слегка покачивается, шурша зелёными листьями, и это манит меня. Вот так сказал я себе. Никаких оценок и ярлыков, только действительность. Отодвинув мысли на второй план, я подошёл вплотную, погладил ствол, ощутив весь рельеф одинокого дерева. Присел, облокотившись на ствол спиной. Шуршание листвы и глубокий мягкий запах смолы дерева ввели меня сначала в лёгкую дремоту, а затем в глубокий сон.

Итак, я уснул. Мне снилось то, что я сидел у того же дерева. А из-за холма показался пастух. Он гнал овец, что-то рассказывая им, и те шли спокойно, будто плыли. Из-за моей спины выбежала стая шакалов – злые, ободранные, с торчащими рёбрами. Они ринулись на стадо. Сейчас случится то, что случается с каждым, кто думает, что в группе или в семье он в безопасности. «Вместе – мы сила», – так ведь вам говорят. Вы даже не понимаете, как сильно вы заблуждаетесь, особенно больно это выглядит, когда вы даже не догадываетесь, что сильным вас делает один человек. Вы сильные не вместе, а рядом, рядом с кем-то. И если лидер терпит неудачу, вас ждёт ещё более незавидная участь. Так было с казнёнными стражниками, так было с моей семьёй. Вместе сильнее только сильные. Не первый раз мои убеждения разрушались, но проще от этого не стало, каждый раз я старался не видеть этого, не замечать, но реальность неумолима.

Овцы, будто зная боевые порядки, встали ещё плотнее, а самые крупные бараны встали вперёд толстыми широкими лбами. Стая шакалов разбилась о не в меру закрученные рога, они пробовали ещё и ещё, подобно волнам, бьющимся о скалы. После ещё одного сокрушительного удара самый крупный среди худых тряхнул головой и повернул морду на пастуха. Пастух всё так же что-то мирно нашёптывал своим овцам, находясь с правого края вне защиты стада. Стая ринулась в обход, их морды вытянулись. Земля под ногами взрывалась, шерсть пригладилась. Был описан полукруг, когда они почти настигли его. Я очнулся, опомнился, оцепенение разума спало, и я ринулся на помощь, но расстояние было слишком велико! На бегу я увидел, как вожак уже вцепился в руку, а другой шакал вгрызался в ногу. Пастух не кричал, а стоял смирно и делал то, во что не поверил бы ни один человек. Он гладил свободной рукой животное, которое пыталось его убить. Шакал сначала ослабил хватку, затем отпустил ногу, потом сел на задние лапы. И заскулил, как подстреленный.

В этот момент подбежал я и разрубил своим мечом тело вожака, все ещё вцепившегося в пастуха.

Задние лапы забились в конвульсиях, хватка ослабла, и он упал на землю замертво. Второй падальщик тряхнул головой, на мгновение взглянул на тело вожака и начал медленно пятиться. Его мутный взгляд прыгал с моего лица на меч, затем на мёртвого вожака, снова на лицо, останавливаясь на нем на долю больше нужного. Ох, этот взгляд, я уже видел его. Он благодарен мне за устранение соперника, он ненавидит меня за убийство друга. Только такую дружбу признавал и мой отряд: пока ты сильный, они отдадут жизнь за тебя, пока ты слаб, они заберут твою.

Теперь у этой своры есть новый вожак. Грозно фыркая и скалясь, он посмотрел на стаю. Все приняли его и отступили на пол шага, показывая покорность его взгляду. Рык. Свора рассыпалась полукругом. Используют парные динамичные атаки, используют преимущество в количестве, не дают подобраться слишком близко. Никто не решается прыгнуть. Быстрый рывок в мою сторону. Низкий удар мечом с моей стороны. Шакал тормозит, упираясь лапами и прижимаясь к земле. Я вспахиваю землю оружием перед его мордой. Он теряет баланс и катится к моим ногам. Ударом носком ноги в ребра я отбрасываю его прочь.

Атака за атакой. Мои мысли кружатся метелью. Как только я захочу разрубить шакала, мой меч тут же застрянет, я потеряю лишь одно мгновение, но за него меня разорвут. Их новый лидер тоже это понимает, он был не самым сильным, но самым умным, и наконец его время пришло. Бесполезные атаки сородичей вывели его из себя, он прыгнул сам. Столь высоко, что заслонил полуденное солнце. Умное животное знало, что солнце ослепит меня. Но все его старания оказались тщетными. Слишком высоко прыгнул, потерял скорость в высшей точке, и я успел нанести косой удар слева в правый верхний угол. Тушку отбросило. Я отскочил на шаг назад. Полуглухой шмяк с брызгами крови и секундным визгом. Самка из стаи гладит морду лапой, отворачивает её, скулит, крутится волчком и бежит прочь. Лапы путаются, она падает и летит кубарем, встаёт, бежит снова. Не выдержала психика животного, даже у них есть чувства. Её я понимаю, но не оставшихся четверых – они не бегут и не нападают, они показывают покорность. Это самое жуткое.

Я ненавижу всех подобных им неважно, будь то люди или вот эти морды. Нет, такие не сломаются, не кинутся в бой, взбешённые гибелью друга. Или соратника. Они подчиняются системе «сильный – слабый». Я ненавидел их, как ненавидел себя. Ведь я был точно таким же, без толики разницы. Мои ценности не дадут избежать всего того, что произойдёт дальше. Окончательно потеряв логику происходящего, я стал лишь наблюдателем, неспособным повлиять на процесс. Когда в жизни наступает ощущение бессилия, это чувство прикалывает тебя, как бабочку к стене, и накрывает стеклом.

Я наблюдал и делал выводы, глядя на остатки стаи без вожака. Они же скалили морды набок и тоже наблюдали. Из-за моей спины вышел пастух и загородил мне обзор, встав передо мной. Густая кровь неестественно хлестала из его ран. Я отшатнулся, точнее, моё тело. Я не контролировал ничего. Но все ощущал. Под ногами хлюпало. Опустив глаза, я увидел огромную круглую лужу крови. Её края начинали темнеть, ровная гладь нарушалась лишь там, где с плеча всё ещё струилась кровь. Он снял капюшон. Его лицо я узнал сразу же, сложно не узнать того, кого ищет целый город. Лицо его было мертвенно спокойным, глаза бесконечно печальными, причём из левого текла кровавая слеза, весь глаз покрылся кровавой паутиной. Он точно что-то говорил мне, пытался вести диалог, но я слышал лишь своё учащённое сердцебиение. Что-то происходит с моим телом, виски с болью пульсируют. В луже крови вижу себя и стаю, каждый носом подталкивает меня ближе к пастуху. Они уже успели обойти меня и встать за моей спиной. Прикосновение их ментальных посылов бьёт меня, как плетью. Тяжело дышу. Он кладёт мне руку на лоб, я стискиваю зубы до скрипа. Мне нужно избавиться от тех, кто насильно заставляет меня жить так, как они хотят. Сейчас я возьму меч и… Свет меркнет. Я услышал вздох, переходящий в хрип, на глаза что-то закапало, я начинаю видеть. Надо мной – пастух на мече. Когда ты отказываешься делать выбор, всегда найдутся те, кто сделает его за тебя.

Кровь из его раны залила мне оба глаза. Я кричу и падаю на корточки, отползая назад. Теперь я в ряду тех, кого презирал и кому сопротивлялся. Я принял это и сдался, лицо стало удлиняться, кости адски болеть. Я потерял равновесие и упал на бок, потеряв сознание.

Открыв глаза, я почувствовал себя по-другому: тело стало гибким и сильным, нюх обострился. А мир поменял краски. Я взглянул в темно-алую лужу крови и наконец-то понял, что не так. На поле сейчас один мёртвый человек и пять шакалов, во главе которых я. Немного позже я учил страх, страх овец. Он был густой, сладкий, немного с кислинкой, я мог чувствовать его на языке. Вкус смешался с моей слюной, заполнил всю пасть. Это было невыносимо, невыносимо приятно. Желание берет надо мной верх. Лапы сводит вместе – я животное, и всегда им был. Мои попытки измениться – все впустую. Я буквально застрял в этой шкуре и не хочу больше сопротивляться, я сдаюсь.

Разогнавшись, я парю, мои лапы лишь на долю секунды касаются земли. Сначала передние, затем задние. Все остальное время я лечу в потоке ветра, со мной сорвалась и стая, они тоже радуются, я чувствую это. Но наше веселье сильно отличается от обычного – нам предстоит весело и игриво убивать.

Расправа была недолгой, мы даже не ели овец, а просто вгрызались в шею. Сильнее и сильнее, до тех пор, пока пульсация крови на языке не ослабевала, затем мы бросались на новую добычу, забирая у них всё ради нашего чуть-чуть. И вот стадо из тридцати овец было разорвано. С моей человечностью было покончено.

Я во главе и четыре убийцы за моей спиной подошли к телу. Вглядевшись ещё раз в кровь, я увидел черноту в своих глазах и…проснулся.

05. Казни не будет

Я не мог отдышаться. Такие сны не сулили ничего хорошего. Я был сильно напуган. Ведь я, как и ты, увидел в этом больше смысла, чем просто кошмар. На лбу проступил холодный пот, я вытер его и вздрогнул. Как только рука коснулась лба, я резко дёрнул голову назад от незнакомого и неправильного чувства. Больно ударившись о ствол дерева, я на секунду зажмурился и тут же открыл глаза. Со страхом и опаской я взглянул на левую руку, правой взявшись за меч. Удивляться было нечему – просто рука со множеством вен с сухой кожей. Но ведь я точно почувствовал лбом длинную, жёсткую, как леску, и режущую шерсть. Может это тоже сон, я уже ничего не понимаю. Я трижды проклял это дерево, встал и пнул его от злости, отчего костяшки пальцев хрустнули и заболели. Упав на копчик, я взвыл и поднял глаза к облакам, усмехнулся собственной глупости. Я завалился в молодую траву, улыбка переросла в смех, а напряжение ушло.

Полностью расслабившись, наблюдать за облаками, большими и низколетящими – вот чего мне не хватало. Я уже давно перестал замечать, что происходит вокруг меня. Последний год я всё больше живу своими проблемами. Всё больше живу попытками скрыться от них. Да, вы есть, да, я признаю вас, с этого момента я не хочу видеть свою жестокость.

С этого момента я открываю свои глаза по-настоящему. Я удивляюсь, как же тут красиво. Этот холм, это одинокое дерево на нем, и это прекрасное вечернее небо надо мной. Я полюбил вас снова. Как приятно чувствовать тепло солнца на своём лице. Погладил ствол дерева, и оно качнулось, отвечая на ласку, мягко вздохнул и встал. Кажется, сейчас я понял, что смогу проложить дорогу домой.

Чтобы найти дом, нужно было разогнать тучи и чем-то осветить дорогу. С такими мыслями я просыпался этим утром. Ко мне в комнату забежал Бонис. Он был кем-то вроде посыльного. У него не было одного уха, и когда ему надо было слушать кого-то, он поворачивал свою голову и немножко приседал. А когда он слушал меня, то ещё и улыбался. А мне постоянно казалось, что он увидел на мне какую-то гадость и смеется надо мной. Теперь я понимаю, что это не так. Он просто рад. Рад жить, рад слышать. Я вытащил его из вольера, когда за него уже принялись голодные псы. Это был единственный раз, когда я сделал что-то наперекор Нарыку.

Мне кажется, Бонис будет рад, если я позову его с собой. Мы пойдём на восток – туда, где протекает река Жилен, к зелёным лугам. Туда, где живут фермеры и делают замечательный сыр. На мои сбережения мы построим небольшой дом, останется даже на…

Додумать я не успел. Бонис протянул мне короткую записку, я отвлёкся и прочёл: «К полудню будь на площади у реки».

Записка от Нарыка. Я уже давно не получал от него личные указания, и это не сулило ничего хорошего. Тем более, на площади…

На площадь я пришёл заранее и увидел огромное количество людей, их никогда тут не было столько много. Площадь могла вместить всех жителей города, но не сегодня. Добираясь сюда медленным шагом, я увидел, как улицы превратились в реки с людьми. Люди были даже на крышах близлежащих домов. Огромная круглая площадь, разделённая рекой, с берегами из огранённого камня. Она разделяла город на две неравные половины: бедные и богатые, грамотные и неграмотные, знать и не знать. Люди и люди. Все они наблюдали за человеком на мосту. Человек из моих кошмаров на один день стал для всех центром мира.

Три моста соединяли берега реки воедино. Центральный был самым широким и просторным из них. Именно на нем был установлен подиум с крестом для казни и большой шатёр для чиновников и богачей. Можно было не сомневаться: Нарык ждёт меня там.

Я начал пробираться через толпу. Каждый уступал неохотно. С толканием и ругательствами я снял плащ, под которым была одежда и латы для старшин стражи. Люди сразу же стали отступать, вдавливаясь друг в друга и образуя узкий коридор. Они сами оттягивали тех, кто стоял впереди и не видел идущего старшину. Они хотели помочь и хотели жить.

Стражники пропустили меня сквозь заградительные отряды на мост. Я прошёл до шатра, у края которого стоял Бат. Он был писарем у Нарыка и точно знал, где среди всей этой знати найти его. Едва заметив меня, быстро зашагал мне навстречу, прихрамывая и качая головой. Едва дойдя до меня, он затараторил.

– Где ты ходишь?У него для тебя важное дело, вступай за шатёр он ждёт тебя там.

– Я понял.

Не я бегу к нему, а он меня ждёт. Чего ожидать, я даже не знал. Зачем я пришёл в такой день? Надо было бежать, но все мои сбережения хранятся в хранилище, а без Нарыка его даже казначею не открывают. Естественно, он не отпустит меня никуда, и скажи я, что хочу построить дом в том месте, про которое он мне говорил, он мне не откажет. Там раньше жил он сам. Но чин заставил его сместиться ближе к центру этого проклятого города. Я дошёл до середины, отодвинул штору и увидел Нарыка, стоящего ко мне спиной. Горбатый, с частыми седыми волосами и кожей, покрытой пятнами. Я увидел его старым за все семь лет службы. Я увидел его таким в первый раз. Услышав мои шаги, он обернулся, выпрямился и махнул рукой, призывая подойти ближе.

– Вы звали меня?

– Да, Ян. Я звал тебя. У меня для тебя есть хорошие вести. Для начала мы должны с тобой все обсудить.

«Хорошие вести, для кого?» – подумал я.

– Я слушаю

– Видишь ли, Ян, я стар, и пост, который я занял пять лет назад, не без твой помощи, конечно, мне уже не поддаётся, ты и сам это видишь. Большинство работы и так выполняешь ты. Ты многое для меня делал, иногда из-под палки, но делал, в отличие от других, ныне не живущих.

«Как же у тебя это получается: хвалить и угрожать одновременно», – пронеслось в мыслях.

– Я собираюсь покидать свой пост и хочу, чтобы его занял именно ты. – После этих слов мышца возле верхней губы начала едва заметно подрагивать, подтягивая одну часть щеки выше, чем нужно. Мои планы летели с моста в воду. – Для этого мне пришлось убедить Совет. Каждый из них и сам не прочь пристроить на эту должность своего зятя или сына. – Мне не выбраться отсюда. – И я приложил очень много усилий для того, чтобы твою кандидатуру взяли на рассмотрение. И знаешь, что?! Совет дал добро. С одним но. – Вся чернь в моей жизни была связана с этим но. У меня были два брата, отец и мать, но они ненавидели меня. У меня есть и кров, и хлеб, но калечу людей за это. У меня даже есть любовь, но за серебряные монеты. – Сегодня ты должен казнить проповедника! Представь, какая это возможность.

Представить возможность. Я не хочу представлять, но картина из сна сама встаёт прозрачной пеленой на глазах. Тики на лице усиливаются. Я чувствую гнев и жжение.

– Думаешь, я не понимаю, в чем тут дело? – У меня нет ни страха, ни уважения к этому человеку, я обречён, с моста мне не уйти, и возможность, которую он мне предлагает, я не приму. – Думаешь я не понимаю, как все было. Сенату нужно две вещи: первое – убить проповедника, второе – найти козла отпущения. Весь город сейчас на взводе. – Я нависаю над ним, в моей безысходности тлеет огромная сила. – Тебе предложили место в Сенате взамен на то, что ты все организуешь, после казни Сенат успокоится, но люди, которые не поддались на провокации и пропаганду, никуда не денутся. Меня никто не отпустит, и завтра же утром меня найдут под этим мостом, убитым якобы народными мстителями и всё, всё наладится для вас. Так? Так, я спрашиваю?!

Из-за ширмы сзади выскочили два амбала – личные телохранители Нарыка. Когда я шёл сюда, сразу понял, что они где-то рядом, только от них пахнет выпивкой и старыми тряпками. Огромные марионетки. Они заломили мне руки и ударом в заднюю часть колена заставили меня упасть на колени. Этого оказалось мало. Им пришлось наступить мне на икры, чтобы полностью сковать моё тело.

Нарык навис надо мной. Схватил меня за волосы, но почти сразу отпустил. Приседая на корточки, он говорил в пустоту. Я даже не поднял головы, всего меня занимали раздумья, но я все же выслушал.

– Ты считаешь себя самым умным, правильным, так я полагаю. Я же вижу тебя насквозь, ты хочешь сбежать. Но нет, я тебе этого не позволю. Куда или от кого ты бежишь, ответь мне. Чего ты хочешь, я знаю. Я знаю это! Я был таким же, таким как ты. Дрянь! Ты обязан мне всем, что у тебя есть. Без меня ты ничто, ты бы загнулся в канаве без меня. И теперь что я вижу? Как ты хочешь меня отблагодарить, а? Предательством. Несмотря на все это, я прощу тебя за верную службу. Мне хочется простить тебя. Но ты, именно ты должен заслужить прощение. Дам тебе последний шанс. Смотри туда, за тебя всё сделают вон те парни.

Взявшись за мой подбородок, он повернул мою голову в сторону узкого прохода между трибунами. Там неподвижно стояли стервятники, городские палачи без выражения на одинаковых лицах, в серых халатах в пол.

– Ответь же мне, ты все понял?

– Да, я всё понял.

– Ты все сделаешь, как я сказал! А как они закончат представление, – так он это называет, представление, твою мать, – ты просто проткнёшь гада, тебе ведь это не впервой.

Я поднял голову и взглянул ему в лицо. В нем Нарык увидел решимость.

Меня опустили, кровь хлынула к ногам, и они с силой закололи. Как только я встал, стервятники заметно оживились. Пропустив меня сквозь узкий проход под трибунами, они двинулись. Выйдя следом из тени, я обернулся, взглянул через плечи палачей на Нарыка. Выходя из-под трибуны, солнце ударило светом мне в спину, обронив тени на брусчатку. Взгляд стыдливо пробежал по проповеднику и остановился на тенях: их края плясали, извивались от жары и вдруг приняли форму зверей. Сон стал явью. На этот раз было страшнее, в висках заломило. Откуда-то сзади доносилась громкая речь, реальность сменялась картинами сна. Речь утихла и меня обошли четверо: два палача и два шакала. Они моментально меняли друг друга, смешивая отрывки сна с реальностью. Вот один из них, дойдя до проповедника, привязанного к столбу, достал хлыст, замахнулся и тут же обратился в шакала, укусил его за бок и отскочил. От укуса остался длинный рубец. Кадры сменялись, застывали, рябили и вновь менялись среди криков толпы, ударов хлыстами и брызг крови. Я увидел взгляд человека, который не относился ни к чему из того, что происходило. Этот взгляд принадлежал ребёнку, который учит мальчишку, как найти путь.

«Похоже, все закончено для тебя», – сказал я.

Стервятники, услышав мои слова, остановились, развернулись ко мне и встали по два с краю, приглашая, таким образом, закончить церемонию. Я достал меч и, скребя им по брусчатке, медленно подошёл. Нужно было закончить все быстро. Без лишних слов, ибо путь мой окончен.

Я взял своё оружие двумя руками. Насколько же он тяжёл от душ, которые погублены им, но теперь он станет ещё тяжелее.

Взмах мечом, от которого воздух зазвенел, и падающие тела двух из четырёх стервятников. Они разрублены одним ударом. Короткий вздох, нужен ещё взмах. Но поздно – набедренные кинжалы оставшихся поочерёдно вошли в меня по самую рукоять, один в поясницу, а второй в ключицу. Работающей рукой я с воплем вытаскиваю кинжал и втыкаю гаду в висок. Глаза его закатываются, и он падает навзничь. Последний стоит ещё секунду и падает лицом на землю – его прикончила стрела, пущенная, по-видимому, в меня, но угодившая ему в затылок. Я сажусь на забор моста и хочу что-то сказать, но не могу – в груди сидит стрела, пробившая лёгкое. Со всех сторон ко мне бежит стража. Ещё одна стрела ударяет меня в плечо. Я срываюсь и падаю в воду.

06. Где нет дна

Отчаяние – это когда ты понимаешь всё, что происходит в твоей жизни, но ничего не можешь с этим поделать. Когда ты в отчаянии, времени не существует, само понятие «будущее» исчезает, в тебе есть только «сейчас», и все, что для тебя имеет смысл, залито им. Оно глубже этой реки и даже глубже океана. Я тону и захлёбываюсь им. В отчаяние меня ввёл Нарык с того момента, как я понял свою дальнейшую участь. Я перестал контролировать себя. Весь мой разум захвачен отчаянием, чувствую себя рыбой, бьющейся о стекло. Вот и сейчас я тону в реке и лишь наблюдаю, как солнце играет лучами. Алый шёлк тянется и от меня, и к солнцу, и мне кажется, что это моя кровь, но я не уверен. Нет никаких чувств, нет эмоций, лишь отчаяние. Вот так я встречу свою смерть. Мне не сбежать, и мир не переправить. Коснувшись дна, я поднимаю ил, он способен на то, чтобы застелить мой взор.

В темноте взгляда я вижу образ человека, которого ждёт смерть, но который не боится её. Видимо, за свою короткую жизнь он сделал то, что освободило его от страха. Для себя я уже вряд ли готов что-то сделать. Но знаю, для кого я найду силы. Клянусь, если я выживу, любыми способами найду его мучителей и заставлю поплатиться одного за другим. Методами, которые им и не снились. Сначала они познают страх, потом свою слабость, проявят силу и увидят надежду. Но неизбежным финалом будет смерть. Этим я сначала отучу их, а затем и переобучу выживших. Как точно это будет, я пока не знаю, время мне подскажет, и пока эта клятва не будет исполнена, мне придётся использовать все известные мне методы.

Я пылью был, я мутным стал.

Коснувшись дна, я грязью стану.

И темноту в себе признав,

Лишь ею всё исправлю.

07. Страх

Я очнулся оттого, что меня пытается жевать странное чудище с маленьким, пухлым телом и головой, вдвое больше моей. Оно наводило на меня молчаливый ужас. Существо наполовину заглотило мою кисть. Её сильно жжёт и щиплет. Бесформенные губы обхватывают мою руку все дальше и дальше, а я все так же неподвижен. Я заперт в собственном теле. Оно болит, страдает, но как будто отказывается подчиняться. Мне нужно действовать, я пообещал ему. Жизнь дала мне шанс, и где бы я сейчас не был, мне надо выбраться и…

Свободной рукой схватил тварь за огромный выпирающий глаз, я раздавил его. Лопнуло и потекло по запястью, какая мерзость. Жуткий визг окончательно выводит тело из оцепенения. Я резко встаю и пинаю ногой в лоб то, что хотело мной полакомиться. Отлетев метра на два, чудовище сначала встаёт и пытается зажать пустую глазницу, но бессмысленно – слишком короткие и когтистые руки только ещё больше царапают кожу. Мне казалось, это вообще не должно двигаться. Но нет, оно вытирает рот от моей крови и скачет метра на три, прячась в темноту пещеры. Пришлось затаиться в ожидании нового нападения. Кто знает, что ещё за нечисть тут водится. Хотелось зажаться в углу, но их тут нет. Когда с глаз полностью сошла пелена, я огляделся. Пещера шириною в тридцать семь шагов и высотой в шесть моих ростов. Сзади – ворота из ржавого и холодного металла. Размер под стать пещере, и сдвинуть их оказалось невозможно. Постоянно оглядываясь и пугаясь собственных шагов, мне пришлось идти дальше вглубь в надежде найти выход. В этом месте было странно всё: от жёлто-серого освещения, непонятно откуда исходящего, до пола, усыпанного галькой, с лужами из переливающейся жижи и камней, которых я сроду не видывал. Здесь всё было мне чуждо и отдавало опасностью, может, это пещера, или же пещера прямо под рекой. Видно было лишь шагов на двадцать, а дальше – мрак. Медленно опираясь о стену, я двинулся к неизвестности.

Спустя примерно четыре часа ходьбы я увидел много странного, но так ничего и не понял. Сколько бы я ни шёл, ворота были всегда за моей спиной. Это точно были те же самые ворота: после первого часа ходьбы я поцарапал их кристаллом, найденным здесь же. Пещера слегка изгибалась в одну сторону, создавая ощущение, что я иду по кругу. Но это тоже исключено: я ставлю крестики на левой стене и иду рядом с ней же, и пока ни одной отметины не заметил. И ещё, самое странное: я не хочу есть, меня не мучает жажда, и даже раны от стрел затянулись. Может, я снова сплю? А как же боль? Я отчётливо чувствую, как рука без кожи покрылась сухой коркой, и она щиплет даже от ветра, когда я ускоряю шаг. А раны хоть и затянулись, но тоже болят и чешутся. Я не заметил, как подошёл к стене мрака. Это как вообще? Она всегда была впереди, к ней невозможно подойти, это же просто игра света, как рассказывал мне дедушка Маар.

Тьма приблизилась на расстояние вытянутой руки, из неё на уровне моего лица единственным глазом выглянуло существо, напавшее на меня ранее. Мы встретились лицом к лицу на расстоянии в полметра, и я замер в страхе. Раненый глаз зажил, но уже ничего не видел – кожа стянулась к центру и слиплась.

Исчезнув на секунду, оно атаковало из верхнего левого угла, хотя он был не меньше семи метров в высоту. Я тут же отскочил от места, где стоял, и когтистые ручонки вспороли груду мелких камней, высекая искры. Началась сумасшедшая череда атак и прыжков. От стены к потолку, в стену мрака. Атака с тени, прыжок от стены к стене. Каждый раз я успевал в самый последний момент, но раз за разом пропускал удары, они были нацелены точно в шею и голову, но я принимал их руками. Шквал продолжался и не думал утихать. Бежать было бессмысленно. Я опустил руки. Реакция чудища мгновенная. Головастое нечто уже вынырнуло из тьмы и летело на меня, выставив когти вперёд.

Мне нужно уклониться и ударить сверху обеими руками, обрушив на него всю силу, что у меня осталась. Так и получилось. Удар пришёлся в спину ближе к голове.

Существо выгнулось, ударилось о пол и тут же попыталось встать, поднимая свою огромную голову. Второго шанса могло и не быть. Я запрыгнул на него и начал бить. Удар за ударом я выбил по пальцу на обеих руках. С огромной силой существо дёргалось и подкидывало меня вверх. Оно перевернулось на спину, скидывая меня и продолжая резать мою плоть чёрными когтями. Все было залито моей кровью, а от ударов не было никакого толку. Под тонким слоем кожи череп был камнем. Мои руки, сбитые в кровь, началислабнуть.

Чудовище, таращась на меня единственным глазом, ощущало близкую победу. Точно, глаз! Я схватился и раздавил его. Визг захлестнул моё сознание, оставив лишь одну мысль: «Хочу жить». Я начал просовывать руку всё глубже и глубже, наткнулся на что-то плотное и попытался раздавить, но силы одной руки не хватило, и тогда я засунул вторую в уже пустую глазницу, не осознавая, что враг пал. Нащупав и правой рукой орган, похожий на мозг, я впился в него большими пальцами и разорвал на две половины.

Обессиленный я повалился рядом, отполз немного подальше и позволил себе закрыть глаза. Мне бы ещё так полежать, отдышаться, прийти в чувство. Но у этого места, видимо, были на меня другие планы.

Меня начало тянуть к тому месту, где лежал поверженный враг. Неужели оно ещё живо? Открыв глаза, я увидел, что тело монстра проваливается в пол. Мелкие и крупные камни пришли в движение, образуя воронку. Все расширяясь и расширяясь, она приближалась ко мне. Мне не встать, на это просто нет сил. Рук ниже плеча я вообще не чувствую. Ползти, ползти прочь, я не могу вот так глупо умереть. Шум камней все приближался, и меня начало затягивать. Перевернувшись на спину, я попытался затормозить ногами. В центре ямы я увидел большую лужу, в которой дёрнулись ноги чудовища и исчезли. Меня ждет та же участь. Бессильно зажмурясь, я кубарем покатился вниз, перестав тормозить. Окунулся в жижу и начал в ней тонуть. Что-то более вязкое касалось и обволакивало меня, предрекая мой конец, и вот когда страшно захотелось вдохнуть, я всё-таки почувствовал волю к жизни. Страшно дёргаясь и пытаясь прорвать плёнку, окружившую меня, я хотел жить. Меня сдавило так, что не шелохнуться. Волна дважды пробежала по моему кокону. Болели кости, сжимая внутренние органы. Меня вытолкнуло со страшной силой. Ощутив, как я прохожу границу между водой и воздухом, предвкушая жгучую боль, я всё-таки вдохнул. Меня выкинуло из жижи снарядом, воздух скользнул по мне, и я упал на камни. Мне пришлось открыть глаза, хотя я думал, что меня уже ничего не заставит это сделать. Кто-то или что-то поднимало меня наверх. Яма на моих глазах затягивалась. Через минуту я снова оказался на ровной поверхности треклятой пещеры.

08. Слабость

Сон как спасение. Как крылья падающему, как воздух тонущему.

Проснувшись у стены, я снова увидел эти ужасные ворота, они преследовали меня и были непостижимы, как мой отец. Я проснулся или, скорее, очнулся с этой мыслю: «Я назову это место в честь него же. Теперь я в пещере Ада».

Многое пугает меня. Но когда я даю этому название, оно занимает место страха, заставляя отступать его на шаг назад.

Время было здесь неизмеримо, если оно вообще существовало. Объяснения того, почему мои многочисленные раны затянулись, мне не удалось найти. Пока достаточно точно я знал две вещи. Первое: я в аду. Второе: опасность может прийти откуда угодно.

Тут тебе нужно выдохнуть: такие истории точно не доставляют радости, но, как я сказал ранее, не зная всего, не приблизишься к правде. Уже виднеется финал, и тебе стоит его узнать. Оно того стоит. То, что живёт лишь в моей памяти, должно жить и в этих строках. Поскольку скоро меня не станет.

Пещера Ада держала меня в постоянном напряжении. Невиданные враги и ловушки были скрыты сизым туманом. Он стелился по полу, укрывая опасность. Порой он был лишь еле заметной дымкой, но чаще занимал все пространство пещеры, доходя до колен. В отдельных местах он возвышался настолько, что в него нужно было заходить, как в реку, постоянно погружаясь, вплоть до шеи. И вот когда кажется, что сейчас ты в нем скроешься, он отступал. Перенеся несколько таких погружений, я находил открытый участок без тумана и прислонился к стене в надежде на отдых. Понаблюдав за маленькими вихрями в дыму, я закрывал глаза. Приходилось сидеть часами, уставившись в темноту собственных век, но сон не шёл, несмотря на всю усталость. Сон мне заменяли видения. Короткие и длинные, они были то моими воспоминаниями, то отрывками невиданных войн и городов, лежащих в руинах. Лица и обрывки фраз были странным пазлом. Они могли дать мне ответ на то, что здесь происходит, на то, как исполнить моё желание. Но всей картины я не видел. Чего-то явно не хватало для моего осознания.

В размышлениях я преодолел границу реального и увидел себя мальчишкой, управляющегося по хозяйству.

… Закончив со скотом, я вошёл в дом, в нос ударил тёплый запах хлеба. Последнее, что я ел, была трава, найденная на пастбище. Она была горькой и вяжущей рот, но вполне съедобной. Отец и два брата уже третий день оставляют мне лишь крохи, и мне ничего не остаётся, как сливать остатки каши с тарелки и, облизнув палец, собирать крохи со стола. Может, сегодня мне достанется больше. Стол был накрыт на троих. На меня миски не полагалось. За столом никого не оказалось, скорее всего, отец задержался на охоте вместе с братьями. Иногда их не было по несколько суток. Сейчас меня это не особо интересовало, всё, чего я хотел – это есть. Я собрался отломить от каждой доли хлеба по кусочку и съесть по паре ложек из тарелок (я правда думал так сделать), но как только я прикоснулся к еде, то уже не смог остановиться. В итоге я съел весь хлеб и две миски каши. Наелся так сильно, что заболел живот. На улице скрипнула калитка, и я осознал, что со мной сейчас случится. Встречать их вышла мать, приглашая всех в дом на обед. И вот они входят в дом, а там вместо трёх тарелок каши и хлеба одна тарелка и крохи. Несложно было найти виновника. Я сидел в углу, зажав голову коленями, пытаясь не слышать шаги отца.

Я зажмурился так, что в темноте увидел блеск и искры. Удар, затем ещё один – меня швыряло по всей комнате. Как долго это продолжалось? Не помню, но я точно помню, как удары закончились, и я повис в воздухе. Меня подняли за длинные волосы. Тот, кого у нас считали отцом, держал меня за волосы одной рукой, а второй засовывал мне свои сухие пальцы в рот. Это длилось до тех пор, пока меня не вырвало, я стоял на коленях и рвался на ботинки монстра, затем получил удар ногой и потерял сознание. Когда я пришёл в себя, никого не было. Я доел то, что состояло из моей рвоты и каши, успевшее смешаться с пылью и песком на полу. В тот день я заполучил свой первый шрам, в тот день я впервые проклял того, кого впоследствии лишу жизни.

Встав в пещере, я продолжал идти, в надежде забыться. Километры пути ничего не меняли, зачастившие выделения и воспоминания не давали мне ответов, никаких ответов на то, как исправить положение – ни здесь, ни наверху. Чудовища прятались в тумане, я чувствовал их, а порой и видел. Молниеносные когти, глаза и лапы, лишь показавшись из тумана, ускользали от взгляда, как от огня. Видимо, они боялись меня, как и я их, и нападали. Все тщетно, я ничего не добьюсь, сторонясь тумана. Придётся зайти в него, в самую гущу, как в свой страх, медленно, но с решимость. Найти выход.

Этого никак не ждали туманные монстры. Тут и там начало появляться нечто похожее на крупных рыб, спины с рваными плавниками все прибывали, кружили вокруг меня, покуда я шёл вперёд. Оцепление все сужалось. Видимо, мне надо пройти главное испытание для того, чтобы мне открылся выход. Так я мыслил, мыслил и шёл вперёд, несмотря на то, что кто-то холодный касался моих щиколоток. В дыму я увидел силуэт, напоминающий силуэт огромного сидячего человека. Было точно видно, что дым исходит от него.

Зная, что будет дальше, скажу, что шанс – это то, чего не нужно бояться, сторониться или не замечать. Шанс может быть в любой форме: время, вещь, место или человек. В этот раз шансом был монстр, и я окликнул его.

09. Сила

Из особо густого и грубого тумана встал скелет огромных размеров. Завеса тут же втянулась в щели пещеры, буквально сбегая от него. Широкими, но медленными шагами он подошёл, скидывая на ходу остатки дымного плаща. Его окружало что-то невидимое, но очень тяжёлое. Вблизи него просто невозможно стоять. Я упал и начал отползать, пока не упёрся в стену. Куда-то исчезли все мои планы. Как мне с этим справиться? Вдавливая меня своей аурой в пол, трёхметровый наклонил голову вбок и с интересом начал наблюдать за мной. Затем ему, видимо, надоело, он схватил меня, как игрушку. Сдавил так, что я потерял связь с миром на долгие годы. Решение порой приходит бессознательно. Так было и со мной.

Очнулся я с ощущением, что ноги и тело по грудь придавлены со всех сторон. Глаза не открыть, а руки застыли в одной позе и не двигались. Вот именно этот момент стал окончательным концом.

Конец тому, что меня используют, как хотят, все с моего рождения и до сего момента, они купили меня и напугали. Теперь же я решил думать, не полагаясь на то, что все свалится мне на голову. Для этого мне нужно сделать мой осознанный выбор. Бороться! Челюсти, не способные двинуться, стали слушаться меня, и я яростно раскусил наросты во рту, как собственные страхи.

Меня вырвало. Разлепив глаза, я огляделся. Я был буквально в двери. Меня окружали люди, застывшие в камне. Их лица немо кричали и стонали. Мне нужно выбраться из двери. Я услышал свой собственный голос – это был вопль усердия быка, сошедшего с ума от ярости. Вырваться и вытащить себя. Треск, хруст, вопли. Ещё попытка, и я стою на ногах. Ненависть на лице, она не починила меня. Я починил её. Приказываю ей дать мне сил и контроль над сломавшимся телом. Я взглянул в пустые глазницы своего врага, видимо, все это время стоявшего рядом.

Пещера представилась мне рингом, где я выставлен на избиение. Где никто и никогда не поверит в мою победу. Где меня решили использовать. Наконец-то я осознал, чья это вина, и именно поэтому должен выйти победителем. Кто, если не я, надел на себя седло, кто, если не я, был зол, глуп и, что самое главное, слаб. Этот я остался гнить в двери ужасных лиц, поглощённый собственной глупостью. Слегка встряхнув костями, скелет начал источать сизый дым, скрывая себя, и всё замерло. Напряжение росло, и я услышал, а затем и увидел его. Вынырнув из тумана, он побежал на меня, открыв безумную пасть. Я тоже ринулся в бой.

Между нами оставались считанные сантиметры, когда я свалился в подкате. Он было попытался схватить меня руками, но не успел. Со всей силы духа и тела, что у меня была, я схватил его ногу и дёрнул, скелет крутанулся и упал набок, придавив себе правую руку. Мои руки, державшие его ногу, выдернули меня на него, я упёрся ногой в плечо и буквально вытащил из него его левую руку. Отделившись от тела, она рассыпалась, будто и не была никогда единым целым. Каждая кость пальцев улетела в свой угол, будто от взрыва. Видимо, это привело его в ярость. Череп и ноги развернулись в мою сторону на сто восемьдесят градусов. Я не увидел ног, но почувствовал их: они обхватили мои рёбра, сжали меня и, кажется, сломали что-то. Это было невозможно для человека, но не для него. Он запустил меня, как мяч, я летел миг, а потом впечатался в стену. В глазах на секунду потемнело. Сползая со стены, я заметил, как, опять же, неестественным движением он встал, оттолкнувшись одной рукой, крутанулся в мою сторону, в два скачка преодолел пять метров и целой правой рукой проткнул мою грудь, как мокрую глину. Издевательски вновь принял свою стойку, наклонив голову набок, и вновь молчаливо пытался доказать, что всё бесполезно. Я ничего не достоин, я не смогу, мне не хватит моих человеческих сил. Как преодолеть все эти преграды? И я сломался.

Повис на руке, проткнутый им насквозь. Не боль, а отчаяние ослабляет меня. Висеть здесь и понимать: чтобы одолеть это чудовище, надо быть зверем, понимать, что мне, как и кому-то другому, предрешено умереть, ничего не изменив, это окончательно меня бесит! Да, я родился слабым, родился глупым, родился покорным! Я выстрадал и заслужил свой выбор, и он сделан: я стану зверем.

Первая кость предплечья хрустнула, я переломил её двумя руками, затем и вторую кость, и вот я уже стою, сильно шатаясь, но всё-таки стою! Опустив корпус вперёд, а голову вниз, смотрю на свои руки. Они висят, но столько мощи я в них не чувствовал никогда. Мешок с костями отошёл и наблюдал, как я вытаскиваю его руку из своего тела, облокотившись о стену. Безрукое пугало, когда-то олицетворяющее мои страхи и слабость, рвануло столь быстро, что увернуться было невозможно. Всей своей массой он вдавил меня в стену, а затем ещё и ещё, и ещё раз, отчего сломанная рука выпала со спины. Когда забивание меня в стену закончилось, он вновь отошёл полюбоваться. Опираясь о стену, я присел с переломанными костями по всему телу, но с наглой ухмылкой. Начал дразнить его, манить рукой, предлагая продолжить. Присев, он оттолкнулся вперёд и буквально полетел, выставив обломок от руки, нацеленный в мою голову. Я взмыл к потолку, уходя из-под удара. Кости впечатались в стену, но остались на ногах, разглядывая выбоину на стене в поисках моего раздавленного тела. А я приземлился аккурат на его плечи. Единственной культяпкой он вздрагивал, весь вертелся, яростно размахивая ею. Мне показалось это забавным, и в награду я оторвал ему череп и раздавил его, превратив в муку. Бешеный танец охватил его тело. Спрыгнув, ударом ноги я сломал ему колено и методично переломал одну за другой все крупные кости. Рёбра были толщиной с бивень слона, но трещали и разлетались, как сухие ветки. Вот звякнула последняя кость, и наступила тишина. Победа была за мной. Мне можно отдохнуть и получить свои ответы. Я их заслужил.

Передо мной предстало видение о мрачном будущем. Войны и города, лежавшие в руинах. Голод и ужас смерти. Десятки живых людей погибали в могилах. Мысль звенела сквозь стоны. Мысль, обращённая к богу. Мольбы и возгласы. Каждая на свой лад. Почему ты нас оставил? За что мы терпим эти страдания? В чем наша вина? Почему ты ничего не сделал? Здания с куполами радостно звенели, а под их стенами был слышен лишь плач. Человек в золотом одеянии говорил, что господь наш всемогущий послал нам это испытание, чтобы проверить крепость веры нашей. Человек умирал, перерождался, страдал и снова гибнул. Обращённый к богу и верящий в этого бога.

Сколько циклов таких видений я увидел, уже и не помню. Но мысли свои вспомнить могу. Все кричало во мне.

Всемогущий! Крепость веры! Это как в клетке с озверевшими псами что ли?

Я найду этого бога и уничтожу, как и тех людей, что делали зло. Они будут заточены здесь вместе со мной, и пока не пройдут испытания, что прошёл я, не увидят белого света.

Я был готов принять ответственность за себя и за других. С принятием этой ответственности пришла и сила. И на этот раз её хватит.

10. Надежда

Я был победителем. Мне оставалось лишь пробить выход наружу. Затем я буду использовать это место. Разгадав все здешние законы, направлю сюда всех людей, которые, как и я раньше, живут, не ведая, что творят. Из стены, в которую меня вбивали, начал пробиваться свет. Мне стало любопытно, вмиг я оказался возле неё и несколькими ударами, сотрясающими всю пещеру, пробил проход. Меня ослепило, и я отскочил, подчиняясь звериному инстинкту.

– Здравствуй, Ян. Я долго искал тебя и без твоей помощи ни за что не добрался бы сюда. Угрозы от него я не чувствовал, сам его голос был слаб. Я решил узнать больше.

– Зайди, я хочу тебя разглядеть. Он беззвучно двинулся ближе. Сначала появился его силуэт в проходе. А когда он отошёл от него, я на секунду потерял равновесие и оступился, чуть не упав.

– Как? Ты тоже выжил?!

– Не совсем. Видишь ли, мы сейчас не живы и не мертвы, но это не главное. Ян, я пришёл к тебе с просьбой, которую сможешь исполнить только ты.

– Нет, спасибо, у меня сейчас нет времени на просьбы, мне есть, чем заняться. Нужно наказать того, о ком ты говорил всем. Он трус. Имея столько сил, он только ухудшает жизнь людей. Я заставлю его исправить и искупить все свои злодеяния здесь.

–Именно о этом я хочу поговорить. Ты сильно заблуждаешься.

– В чем же я заблуждаюсь, объясни же мне!?

– Да, Ян, я расскажу. И покажу. Начнём с того, что ты сейчас мёртв. – Я хотел было возразить. – Взгляни на свою дыру в груди, разве можно с такой раной стоять на ногах? Я уже не говорю о разрушении стен. Да, ты мёртв, как и я, ты утонул в реке, а меня забили розгами. На последнем издыхании я видел, как твоё тело уносило течение. Прими это, но, главное, пойми, что смерть – это не конец всего, ты ещё можешь исполнить то, что хотел. Но мне этого не хотелось бы. Это место никогда не существовало, ты его создал.

– Что ты несёшь? Я чуть не погиб тут! Хочешь сказать, что все, что здесь происходило, я сам этого захотел?

– Да, так и есть. Людям, осознавшим свою вину, свойственно такое. Искуплением своим они считают самобичевание. Страх, жадность, слабость. Это то, что терзало тебя. Такими ты видел их, такими ты их победил. Но исход мог быть совсем иным. Для наглядности разрушь ещё пару стен, я думаю для тебя это не составит труда. Теперь ты хозяин этого места. Хозяин самого себя.

Слова его казались правдивыми, но не имели доказательств. И я решил прислушаться. Скача от стены к стене, я разрушал их. Стены разрушались, осыпаясь камнями и пылью, кристаллы разлетались блестящими осколками по пещере, а на месте разрушения зияла белая бесконечная пустота. Я начал понимать и осунулся.

– Вспомни, когда мы с тобой встретились, ты бил овцу, которая не видела пути. Я не хочу тебе указывать. Мне хочется лишь показать тебе, осветить тот путь, который поможет тебе исполнить твою мечту. – Лицо его все в шрамах, сухие губы, голос еле слышен, но я старался не упустить ни малейшего звука, прислушивался к каждому его вздоху. Всё моё естество понимало, что сейчас происходит нечто очень важное. То, что называют правдой.

– Вспомни дедушку Маара. Вспомни мальчишку, который учил тебя, вспомни того, кого ты отказался казнить. Всеми этими людьми был я.

Наш мир устроен так, что мы живём не одну жизнь. Живя, умирая и перерождаясь, мы ищем счастья в этом мире. Это может быть один цикл, а может и бесконечность, как в моем случае.

Я рассказывал всем о боге, но на самом деле его нет, мы одни в этом мире. Наша жизнь – это всего лишь случайность. Как я и ты. Мы живём лишь по воле случайности. Случайно появилась жизнь, случайно выросло дерево с полезными плодами, на которое наткнулась группа обезьян совершенно случайно.

Но вся правда в том, что мы здесь лишь потому, что люди из бесчисленного количества случайностей сделали выбор.

– Случаются ли с тобой видения?

– Да.

– Они случались и со мной по какой-то причине ещё до того, как я появился в этом мире в первый раз, и я увидел, что все люди страдают. И те, кто угнетены, и те, кто угнетают. Я видел этот мир вне временных рамок. Там, где могли стоять города, стояли лачуги, в том месте, где могли стоять леса и поля, находились выжженные пустоши. Тот, кто в одной реальности мог изобрести лекарство от болезни, избавляя миллионы от страданий, делал оружие. Страдали все. Но мне была непонятна причина. Я всеми способами исках выход. Но для этого мне нужно было понять тех, кто жив. Я насильно отказался от способности видеть все и сразу и появился в этом мире, утратив возможность видеть множество времён и реальностей. Человеческие эмоции окутали меня, и в сердце моем родилось сомнение. Каждый мой необдуманный поступок мог привести к катастрофе. Много столетий я искал того, кто не сомневался и, наконец, нашёл. Это был поэт, который понимал больше нас всех. Долго так продолжаться не может, людям нужно то, что станет ориентиром. На исходе жизни он написал книгу. Я видел её в своих видениях, она принесла бы много пользы, но была забыта, так как не имела реальных событий. Книги дороги, да и читать – это не то, что хочется делать при рабской жизни. Поэт этот уже давно мёртв, но план его мы исполнили, не без помощи моих сил. Мне удалось воскресить мёртвое тело на пару дней, и мы довели дело до конца. Я и мои товарищи разнесли молву в ближайшие города, и люди уверовали. Когда меня вешали на крест, у меня было видение, что тяжкими страданиями, но люди всё-таки придут к миру. И, наконец, я скажу, почему я здесь. Моя жизнь оборвалась не от казни. Тело моё не выдержало того, что я увидел после. Взгляни на ту дверь, где застыли души людей, которые не смогли преодолеть свои страхи и пороки. Сюда заточил их ты.

– Ну и что. Осознав пороки, они выберутся.

– Нет. Для этого нужно быть живым, именно поэтому люди перерождаются. А здесь души спят, а точнее гниют, и вскоре появятся демоны. Вот, что я увидел. Ты станешь владыкой этого места в желании отомстить богу. Лишь единицы смогут покинуть это место, остальные же станут демонами, их будет становиться все больше, и, обвинив в этом бога, ты пойдёшь на него войной, отчего демоны, заключённые здесь, материализуются среди людей. Тебе нужно будет противостоять, и я попытаюсь занять место бога, но круг ненависти не порвать. Ты одержишь победу и скажешь, что больше нам не нужны твои небеса, и их испытания – рай наш, отныне на земле мы вернём то, что потеряли. К сожалению, результат будет совсем иным. Количество мёртвых превысит то число, которое ты способен контролировать, они уничтожат сначала тебя, а затем и всё живое, оставшись скитаться по миру до скончания времён. Таков будет результат моей лжи во благо.

– Если всё это правда, что же теперь мне делать? – Я сел, закрыл лицо руками и впервые в жизни или смерти заплакал. Шаркая ногами, он подошёл ко мне, убрал руки с моего лица, помогая подняться, хотя сам едва стоял на ногах.

– Пока это все не произошло, я прошу, умоляю тебя. Останови это. Просто освободи эти души, отрекись от своей внутренней звериной силы. Я не вправе просить тебя о большем. Но когда свет книги перестанет освещать путь, расскажи правду, чтобы она служила вечным солнцем.

– Я отрекаюсь, я не хочу, – кричал я во все горло сквозь слезы, и пещера, став лишь дымкой, развеялась неведомым ветром. – Но почему ты сам это не сделаешь?

– Видишь ли, сила моя не безгранична, она накапливалась в моем желании тысячи лет. Совершив чудеса, я растратил её. Чтобы пробиться к тебе, я пожертвовал её остатками и теперь я могу спокойно исчезнуть.

– Постой, и как я сделаю все это без тебя и твоих сил?

– Не в чуде дело. Всегда были люди, которые понимали больше. Этот поэт, не я его создал. Те двенадцать человек, что помогали мне, не обладали ничем сверхъестественным, я лишь помог закрепить их результат. Двое из них – близнецы, они были предназначены на эту роль, я только их замена. Со временем боги станут лишь мифами. Но люди, отрёкшиеся от религии, обретут нового бога. Их богом станет правда. Больше не нужны посредники. Человек станет богом своей собственной жизни.

Он прикрыл мне глаза рукой и исчез. Стало холодно, и среди белого ничто я, свернувшись клубочком, крепко уснул.

11. Смерть

Разум мой очнётся спустя сто сорок лет в чужом теле. Постепенно я буду вспоминать все события прошлой жизни, воспоминания будут обрывистыми и первое время нечёткими, но главным и первым, что я вспомню, будет это: «Пусть правда станет богом».

Странная способность помнить прошлое мне досталась от него. Я воспользуюсь ею как даром, чтобы исполнить посмертную просьбу хорошего человека. Пусть загробной жизни нет, но я точно знаю, что он, по крайней мере, умер счастливым, и я последую его примеру.

Проживая жизнь за жизнью, я вспоминал все в мельчайших деталях. Делал заметки и прятал. Порой в новой жизни за ними приходилось добираться на другой конец света. Мне такие путешествия были лишь в радость. Я был купцом и нищим. Заводил большую семью. Участвовал в войнах и спорил с историками о событиях тех дней. Из года в год становясь все счастливее, я наконец встретил друга, которого искал. Он был сильно моложе меня, и частенько вечерами мы заводили всякие философские темы. В этот вечер я спросил его:

– Послушай, Андрей, ты славный малый, и мы дружим почти три года. Я все забываю у тебя спросить: почему ты вырос таким, ведь ты не веришь в бога?

– Смешной ты, дед Ян, вроде умный, книжки вон твои печатают, а до сих пор думаешь, что человека определяет вера. Я живу так не потому, что бог велел так жить, а потому, что сам так хочу. В Библии написано много умных вещей, но и много глупости. И вообще, бог этот ваш – болван какой-то.

Я смеялся и плакал, желая вдохнуть. И принял решение опубликовать уже готовую книгу.

Отдышавшись, я сказал другу: «Знаешь, друг мой, я прошёл очень долгий путь, и на старости своих лет скажу тебе: живи так, как пишешь книгу, но такую, чтобы после последней строчки её захотелось перечитать.»

Я был вторым, кто понял эту мудрость.

Оглавление

01. Первая встреча

02. Над гнилым озером

03. Погоня за концом

04. Сновидения

05. Казни не будет

06. Где нет дна

07. Страх

08. Слабость

09. Сила

10. Надежда

11. Смерть