Семь шагов над обрывом [Надежда Костина] (fb2) читать онлайн

Надежда Костина Семь шагов над обрывом

Конфета для папы

– Ты, что ли, до Тамары приехала?!

– Я, – нехотя ответила Соня, выключив колодезный насос, и снимая с подставки тяжелое мокрое ведро.

– Соседи, стало быть. С одной криницы воду таскаем. А моя хата в конце улицы, во-о-н там зелёный забор и ворота размалеванные. Ежели чего, то…

Говорить с болтливой тёткой не хотелось. Отвечать на одни и те же вопросы – тем более. Чужое сочувствие раздражало, бесконечные разговоры утомляли, неуемное сельское любопытство казалось навязчивым и нелепым. За две недели, что они жили у тетки жены папиного младшего брата – посмотреть на беженцев ОТТУДА приходила уйма народу. Кого-то хозяйка решительно выпроваживала со двора, кого-то звала в дом, поила травяным чаем, а то и чем покрепче, знакомила с новоявленными родственниками.

– Люди у нас всякие. Одним только дай языком почесать! Другие – с пониманием. Чай не вы первые беженцы в нашей глухомани. Вон, у Степановны четверо живут. Да по селу с десяток семей наберется. Ты, девонька, привыкай к тутошним, – втолковывала маме Тамара Васильевна. – Вам у меня зиму зимовать. А там, как бог даст. Я-то не гоню. Вместе, оно веселее! Дочка с внуками далеченько. Собиралась на лето приехать, да где уж теперича. Война, она и есть война…

После таких увещеваний мама тихонько плакала, крепко обнимала пятилетнего Даньку и пыталась дозвониться папе. Папа, если был на связи, бодро рапортовал об успехах на фронте, жаловался на пересоленную тушёнку и скидывал фотки, где он жарит шашлык из купленного у местных козленка. Мама успокаивалась. Ненадолго…

Соня резко вздрогнула, возвращаясь в солнечный летний день. Женщина осеклась, вмиг посерьезнела, приглядываясь к новой знакомой.

– Провалилась?! Да?!

Соня грустно кивнула. Потом удивилась:

– А как вы..?

– Смекнула, что ты меня не чуешь? – соседка невесело улыбнулась и тяжело вздохнула. – Я, девонька, много чего понимаю. Довелось в свое время…Ты, вот что, хорош в хате от всех ховаться. У меня внучка гостит – бестолочь редкостная. Все мозги тебе вышибет. Я ее пришлю. Добро?!

– До-добро. А как вас зовут?

– Так это – тетка Оксана. Ну, или Оксана Ивановна. Ты насос-то включи, я водички наберу.

Михайловка была центром цивилизации и верхом мечтаний всех нормальных людей! Так, или почти так считал каждый из полутора тысяч ее жителей. Посудите сами: железнодорожная станция – есть! Парочка магазинов с продуктами и всякой мелочевкой – есть! Школа – 20 минут на электричке. Почитай рядом! Аптека, фельдшерский пункт – работают! А что водопровода нет, так колодец на каждой улице. А если хозяин рукастый, то и скважина во дворе имеется. Делов-то! И, самое главное, – воскресный базар. Нет, БАЗАР!!! В любую погоду все, от мала до велика, семьями и поодиночке, пешком или на велосипедах сходились и съезжались на базарную площадь «базарювать».

Тамара Васильевна, взявшись втолковывать местные порядки, предупредила с ухмылкой: кто пропускает базарный день больше одного раза, попадает под подозрение! В самом деле, разве честный человек, если не болен или не уехал по делам, может отказаться от такого счастья?! Не ходит – значит, что-то скрывает, или умер. Второе – предпочтительней. Тамара испуганно зажала рот ладонью, сообразив, что сморозила лишнее…

Соня после приезда шуток не понимала. Слишком свежи были воспоминания о чудовищных взрывах, запахе крови и смерти, о холоде сырого подвала и трупах на детской площадке. О страшной дороге в покореженном автобусе с выбитыми стеклами и посеченной осколками крышей. О том, как их, немых от ужаса, несли на руках огромные дядьки с темными от усталости лицами, как грузили в забитый сотнями таких же беженцев поезд, как они лежали на ледяном полу темного душного вагона, прижавшись друг к другу, закрывая собой маленького Даньку. Как трясло и подкидывало состав от близких разрывов, а он, уходя от обстрела, набирал скорость, унося на запад несчастных, обессиленных людей…

Город встретил промозглым дождем, холодным ветром и заботливо поданным прямо на вокзале горячим обедом. Девочка смутно помнила шоколад с изюмом и колючее теплое одеяло. Кажется, ее уложили прямо в зале ожидания, на старой раскладушке. Вокруг хныкали дети, лаяли собаки, люди пытались дозвониться родным, искали знакомых в толпе, кричали, смеялись, плакали, звали врача…

Данька освоился намного быстрее. После куриного супа и вареников с картошкой он, счастливый и сытый, сидел рядом с сестрой, обнимал подаренного зелёного медведя, и набивал карманы конфетами. Конфеты делил поровну – в том числе и на папу…

Уже к вечеру их поселили в детском садике. Светлая комната с огромными окнами, мультяшными картинками на стенах и светильниками-звёздочками. Три десятка женщин с детьми разного возраста. Спали на матрасах, на карематах, на деревянных топчанах, сбитых на скорую руку. Тесно, шумно…безопасно…

Соня вынырнула из воспоминаний. Рассеянно огляделась. Тетка Оксана скрылась за «размалеванными» воротами. В уличной пыли копошилась сбежавшая со двора рыжая курица. Двое загорелых мальчишек катили тачку с бидоном для воды. Сейчас подойдут к колодцу, а тут – она! Ну, уж нет, хватит на сегодня любопытных.

Девочка решительно подняла ведро и направилась к дому, пытаясь вспомнить, что хотела сегодня сделать…

Это так чудесно – планировать день, знать – обед будет в обед, в магазине есть свежий хлеб, в колодце чистая вода, а ночью можно лежать на старой железной кровати, закутавшись в мягкий плед, слушать грустных сверчков и… тишину.

Первые дни после приезда в село Соня не могла отогреться. Тетя Тамара полола огород в шортах и майке, обвязав голову косынкой, чтобы «сонечко не напекло», а девочка зябко куталась в зимнюю куртку, натягивала капюшон, прятала ладони в рукава и подолгу сидела во дворе. Наблюдала за суетливыми курицами, важными толстыми гусями, слушала мерное жужжание пчел – в соседнем дворе хозяева держали небольшую пасеку…

Дни шли за днями. Виной ли тому жаркое июньское солнце, вкусная сытная еда, неторопливый уклад сельского быта, – кто знает. Но девочка сменила теплые свитера и куртку на легкую футболку, а джинсы – на короткие льняные шорты. Да и шлепанцы оказались гораздо удобнее тяжёлых ботинок.

Жизнь должна быть, и все тут!

А война – не первая и не последняя. Прорвёмся…

Стоп! Она опять провалилась внутрь себя, так мама называла это состояние.

Что-то было непривычно. Что?! Она улыбалась! Улыбалась впервые за несколько месяцев. Губы растягивались сами собой. На глаза навернулись слезы. Плакала девочка тоже давно. Это мама чуть что – ревела, а Соня застыла, замерла в коконе из страха и безнадеги. И вот кокон дал трещину, раскололся на кучу серых осколков.

Добродушная тетка Оксана, ее обещание прислать новую подружку или просто… все хорошо?! Если может быть хорошо, когда с папой нет связи уже восьмой день?!

В ногу ткнулось что-то мокрое и холодное. Соня вздрогнула, резко обернулась. Хозяйская дворняга умудрилась расстегнуть ошейник и приветливо виляла хвостом. Да нет, тоже… улыбалась!

Нет, честно! Кто бы сказал раньше, что собака может вот так, совсем по-человечески улыбаться – ни в жизнь не поверила бы. А это беспородное чудище лыбилось во все свои, сколько там у нее зубов!

Соня присела на корточки, порывисто обняла кудлатую псину. Та, не будь дура, положила голову маленькой хозяйке на плечо, радостно лизнула прямо в ухо.

– Фу, Муха, перестань! – засмеялась Соня.

Собака, услышав свое имя, принялась облизывать соленые от слез глаза, нос и щеки.

Тётя Тамара с мамой выскочили на крыльцо. Замерли, уставившись на невероятную картину – Сонька, сидя на траве, отбивалась от разыгравшейся собаки, а Муха норовила завалить девочку на землю и облизать, как потерявшегося и снова найденного щенка.

Мама дернулась было к дочке, но Тамара придержала за локоть. Покачала головой и потянула в дом.

– Ниче, ниче. Собака, она не психотерапевт, но тоже кой-чего может…

*****

– Эй, ты чего в пыли валяешься?! – раздался насмешливый голос с улицы.

Муха нехотя тявкнула в сторону забора и улеглась в тени старой раскидистой яблони.

За калиткой стояла девчонка в коротких джинсовых шортах и растянутой черной футболке. Коротко остриженные пряди черного и малинового цвета торчали во все стороны. Руки в карманах шорт. Примерно ровесница Сони.

– Ээээ. Я не валяюсь. – Соня неловко поднялась, отряхиваясь от песка и травинок, вытирая мокрое лицо. – Я с собакой играюсь.

– Ааа. Тогда ладно. А я уж думала тебя спасать…

Гостья неуверенно топталась за воротами, а Соня не совсем понимала, чего от нее хотят.

– Я это… Лера. Меня бабушка к тебе послала. Дружить. И…ну … помогать.

– Чего помогать?!

– Ну, ты травмированная? Так? Так! Вот, и я, типа, тоже. Будем, короче, того. Адаптироваться. Давай меня зови в дом и предлагай чаю с конфетами.

Соня недоверчиво уставилась на чудную девчонку.

– А если не позову?

– Будешь жалеть об этом всю жизнь! – ехидно ответила Лера и широко улыбнулась.

– Софийка, кто там пришел? – тетя Тамара, казалось, слышала все, что происходит в ближайших ста метрах.

– Это ко мне! – отозвалась девочка.

Когда к тебе кто-то приходит, – значит, ты есть? И есть место, где ты есть и туда может прийти кто-то, кому ты нужен…

– Это ко мне, – шепотом повторила она, уже для самой себя. – Ко мне. Пришли.

Пили компот. Клубничный и чуточку черешневый. Для светской беседы – самое то! Конфет не нашлось, кроме парочки засохших карамелек в деревянной хлебнице. Гостья великодушно отказалась от сомнительного лакомства. А вот миску спелой клубники слопала. Причем засыпав ягоды одной, двумя, пятью ложками сахара.

– Знаешь, я ведь каждое лето к тетке Оксане приезжаю. У нее клубники – море! Местные носы воротят – зажрались. А я всю зиму мечтаю, как приеду, и целый тазик съем. Тащу из дому кучу баллончиков с взбитыми сливками и объедаюсь целый месяц.

– А я черешню больше люблю. У нас дома, – Соня запнулась, забыв, что дома больше нет. Тряхнула головой и упрямо продолжила. – У нас дома вишни были и абрикосы, ещё смородины много, а черешни не приживались. А тут их столько…

Мама осторожно, как бы по делу, заглянула на кухню, где сидели девочки, но решила не мешать и тихонько вышла.

Зато Данька разошелся не на шутку: шлепал босыми ногами по линолеуму, укладывал спать Мурку в корзину для белья, требовал налить холодненького молочка. Нет, сначала пусть сестра нагреет его в микроволновке, потом остудит, снимет пенку… Лера, в конце концов, сгребла в охапку маленького негодяя и закружила по кухне.

– Ух, я тебе ухи оторву, разбойник!

Данька громко смеялся, вдруг резко выкрутился, выскользнул и поскакал в комнату. Через минуту вернулся, что-то пряча за спиной. Вид у него был важный и таинственный.

– На. Это тебе, – на ладошке лежала конфета – из тех…для папы…– Ешь, а завтра принесешь мне две! Я одну съем, а одну спрячу.

– Добро, – запнулась Лера, переглядываясь с Соней. Та сделала страшные глаза и слегка кивнула, мол, соглашайся.

Данька вручил бесценный подарок и понесся во двор играть с Мухой.

– Он собирает конфеты для папы. Хочет ему подарить, когда, если… – слова вдруг застряли в горле, вцепились – не вытолкнуть.

Лера бережно сжала подарок в ладони, нахмурилась, прикусила губу, а потом решительно спрятала угощение в боковой карман рюкзака.

– А мой папа на скорой работает. Врачом. И мама врач. Они остались. Сестра с племянником за границу уехали, хотели и меня забрать, а я вот уперлась. Сюда приехала к маминой тетке. Как будто все нормально, обычное лето. Правда?..

Та-кк…Снова проваливаюсь, подумала Соня. Перед глазами замелькали картины Города. В ушах завыла сирена, тело сковало ледяным холодом, запах гари и крови забивал нос, не давая дышать.

– Эй, подруга, давай-ка назад! – Лера звала издалека. – Посмотри мне в глаза, они у меня разного цвета. Видишь?! Скажи, круто?! Как у ведьмы. Я и волосы выкрасила специально, чтобы всех бесить!

– Ведьм не бывает, – еле слышно возразила Соня.

Она медленно возвращалась в жаркий июньский день с запахами спелой клубники и сладкого компота, заполошным криком припадочного рыжего петуха и радостными воплями младшего братишки за окном…

А глаза у нее и вправду разные – один карий, второй серо-зелёный.

– Ещё как бывают! – Лера энергично растирала Сонины ладони, пытаясь отогреть ледяные пальцы. – Чем тетка Тамара не ведьма?! Разве у нормального человека такая клубника вырастет, а?! Крупная, сладкая и стооолько?

– Я все слышу, – немедленно отозвались со двора.

– Во! Я ж говорю – ведьма! – восхищенно прошептала Лерка.

Соня глубоко вздохнула, отпуская страх, и устало улыбнулась. Холод отступал, смолкла призрачная сирена, уползали страшные тени. Надолго ли? Ну, уж нет! У нее тут подружка появилась в кои-то веки!

– Пошли в комнате спрячемся. Там точно не услышит!

Комната с тремя узкими окнами, парочкой кроватей и огромным телевизором на допотопной тумбочке с архаичной кружевной салфеткой вызывала… доверие. Словно находишься в другом мире, а значит, в безопасности. В домике – как говорил Данька.

Над высокой пружинной кроватью висел ковер, вытканный вручную мамой хозяйки. Если облокотиться на железную спинку и закутаться в мягкое одеяло, то можно долго рассматривать справного казака в синих шароварах с люлькой в зубах, гарну дивчину в вышитой сорочке, красных сапожках и огромном цветочном венке с яркими лентами. Возле влюбленной парочки стоял конь, вокруг летали волшебные жар-птицы. А по краям ковра цвела калина, распускались шишки хмеля, и вился виноград с сине-зелеными сочными ягодами.

– Красота какая! – восторженно прошептала Лера, проводя рукой по жесткому ворсу. – Надо же. Представь, сколько такое чудо стоит!

Данька неслышно просочился в комнату, тихонько забрался на кровать и прижался к сестре. Наступала пора дневного сна, и усталый малыш укладывался под сказочным ковром. Чтобы приснился папа «о-от с такой шаблюкой! И на конячке».

Соня накрыла братика пледом, ласково взъерошила волосы, поправила подушку. Данька засопел. После спасения из раненого стального Города малыш засыпал очень быстро.

Какое-то время девчонки сидели молча, думая о своем. Тикали настенные часы, жужжала залетевшая муха. Со двора доносились приглушённые голоса. Лера первой решилась заговорить.

– Смотри, – она достала из рюкзака потрепанную синюю тетрадку. – Я тут записываю всякие штуки, ну, про жителей в селе.

– Шпионишь?

– Нее… Исследую. Я ищу… колдовство. – Лера неуверенно глянула на Соню. Та слушала внимательно, с интересом и без насмешки.

– Если оно где-то сохранилось, то только в такой глуши. Как у Гоголя, помнишь: панночка, ведьмы, черти, русалки, чудеса всякие…

Соня замотала головой. Читать она не любила, из Гоголя помнила только портрет в учебнике – длинноносый дядька с модным каре.

– Местным только дай языком почесать. Друг про дружку такого насочинять могут. Я пишу, чтоб не забыть. Вот, глянь.

Тетрадные листы исписаны аккуратным почерком. Имена, адреса, несколько номеров телефонов. Соня пролистала пару страниц, зачитала: «Баба Нюра. Переулок Озёрный 15. Наслала порчу на невестку. Невестка лечила спину две недели.

Ул. Садовая 5. Цыганка Лена. Ясновидит. Берёт деньги. Глаза черные.

Алевтина Сергеевна. Ул. Садовая 10. Сторож в школе. На дверных косяках странные знаки. Возле порога посадила кусты калины.

Дед Никита. Видели ночью на перекрестке со свечкой. Долго стоял, что- то шептал».

– А кто его там видел? – потрясенно спросила Соня. – Ты следила?

– Да нет. Все село об этом знает. Дед – продвинутый. Не маразматик какой-нибудь! У него спутниковый интернет есть. Канал на Ютубе ведёт – про пчел ролики снимает. А по ночам на перекресток ходит. Никто конкретно не видел, но все знают!

Соня листала страницы – заброшенный дом на пустыре – призраки, клад. Слово «клад» подчеркнуто красным маркером… Проклятая пустая хата по улице Тимирязева – бывший дом председателя колхоза…Черный ставок за дальней балкой – рыбы нет, люди тонут…Старая часовня, заросший чертополохом и крапивой шлях, могила старого знахаря, обережные знаки на въезде в село…

Это ж надо было собрать столько… материала. Кажется, так называют подобные записи?

– А у твоей тетки? У Оксаны Ивановны? Что?

Лера вздохнула, взъерошила короткие волосы.

– Тетка Оксана – училка. Хоть и на пенсии. Она меня этнографом обзывает. Рассказывает много интересного и про село, и про «забобоны местные». В чудеса не верит. Вот так.

– Я после…ну… этой весны… Тоже не верю. Прости, – прошептала Соня.

Она бережно закрыла удивительную тетрадку и протянула подружке. Та подтянула к себе рюкзак, открыла, чтобы спрятать свое сокровище, и вдруг резко вскинула голову, с вызовом уставилась на Соню.

– Я могу доказать! Хочешь?! Прямо сейчас!

Решительно дернув молнию на боковом кармане, Лера достала ту самую конфету. Сжала в ладони.

– Это не просто конфета. Он, – Лера кивнула на спящего Даньку, – хотел отдать ее папе. А отдал мне. От чистого сердца, добровольно, понимаешь?

– Н-нет, – Соня сочувственно смотрела на подружку.

– В ней спрятано желание. Одно. Маленькое. Сейчас я отдаю ее тебе. Тоже добровольно. Держи. Загадай желание и съешь! Ну! Что тебе стоит?!

Соня неуверенно протянула руку к блестящей конфете.

Шоколадная, с орехом внутри.

От жары мягкая.

Вкусная.

Папа сладкоежка.

Он такие любит.

Соня как во сне развернула обертку и надкусила.

Рот наполнился липкой шоколадной сладостью, в глазах защипало.

Папа, где ты?!

Она протянула половинку Лере. Та осторожно приняла кусочек и положила в рот. Зажмурилась…

Тихо в старом доме. Тикают часы на стене, лёгкий ветерок колышет занавески. Данька спит в обнимку с зелёным медведем…

Лера взяла Соню за руку. Слезы текли по ее щекам. Так они и сидели в тишине большой комнаты. Ждали…

Резко зазвонил телефон. Девочки вздрогнули от громкого звука. Заворочался, просыпаясь, Данька. Мама, прибежав с кухни, схватила трубку.

– Алло! Да! В госпитале? Живой!!!

Вода для мертвеца

Шмель был красивый. Мохнатый, яркий и…прожорливый. Он на секунду присел на край огромной кастрюли, тяжко перелетел на горку очищенных от косточек вишен и блаженно замер. Обедает.

Как такой великан залетел на кухню? Непонятно. На окнах натянуты сетки, дверь во двор хоть и открыта, но тюль на магнитах спасает от мух и комаров. А тут, поди ж ты – шмель, или, как говорит тётя Тамара – джмиль. Джмиль и бджолы…

Соня осторожно коснулась кончиком пальца упругой спинки – джжжж- испуганно затрепетали крылышки. Ух, какой грозный!

Раньше она бы испугалась жужжащего обжоры, завизжала, схватила веник… Но после воя ракет и рева снарядов, после утробного гула истребителей и грохота падающих зданий… Полосатый шмель на солнечной летней кухне, среди истекающих соком вишен, выглядел мирно и безобидно.

– Ешь, не бойся, – прошептала девочка, – мне еще два ведра чистить – всем хватит! У нас сегодня день варенья!

Огромный погреб постепенно заполнялся «закрывачкой». Пузатые банки рядами выстраивались на длинных полках. Клубничное «вареннячко», черешневый компот, соленые пупырчатые огурчики.

– Острые з червоным перчиком – для закуси самое то, – приговаривала тетка Тамара.

На грядках дожидались своей очереди сочные помидоры, крутобокие кабачки, веселые патиссоны, яркие баклажаны. (Шо?! Баклажаны?! Синенькие!) Нежились в щедрой украинской земле морква и цыбуля, картопля и бурячки, перец и гарбузы. Соняшники беспечно улыбались безоблачному небу, кукуруза грозилась вырасти до небес, фасолька с горошком спорили, кто первый поспеет. Густые заросли малины и ежевики, кусты смородины и крыжовника, тяжёлые виноградные лозы. И все это богатство изо дня в день поливали и пропалывали, обрезали и удобряли, подвязывали и брызгали, окучивали, и… опять поливали!

Чтобы потом собирать, чистить, резать, сушить, варить и парить, вялить и солить, квасить и тушить!!!

– Зимой пальчики оближите, – то и дело повторяла домовитая хозяйка, оправдывая круговорот забот. – Ну и нашим ТУДА отправим. Где ж им на фронте вареннячко взять!

На подоконнике красовались банки с медом – щедрый подарок от деда Назара, того самого чудаковатого пасечника.

Вчера, ближе к вечеру, он без спросу, по-соседски толкнул калитку и зашел во двор, таща тяжёлые торбы. Бережно поставил ценную ношу на стол, вытер о штаны потные ладони. Строго глянул на притихших девочек. Одна смотрела на сельского колдуна восторженно, другая – настороженно, хмурясь. Тетя Тома ушла ещё в обед «на минуточку к куме». Соня никак не могла привыкнуть, что одна половина села родичи, а вторая – кумовья. Чужой, он и есть чужой. Кто знает, чего от него ждать? И мама уехала…

Щуплый дедок окинул цепким глазом чисто выметенные дорожки, небольшую клумбу с красными и белыми розами, разморенную жарой Муху в холодочке под яблоней. Псина и не думала лаять, лениво махнула кудлатым хвостом и сонно прикрыла глаза – вот же…охранница, разозлилась на ленивую собаку Соня.

– А шо, Томы нема? – нахальный дед сунулся было в хату, но передумал, закрыл дверь и недовольно пробурчал. – Небось, у кумы сидят, косточки перемывают. Я ей меда обещал. Передадите?!

Соня мигом глянула на подружку, та хотела что-то спросить у чудного старика, но… то ли смелости не хватало, то ли слова из головы вылетели.

– Эээ…у меня денег нет. Давайте, вы потом…ну…попозже зайдете, когда хозяйка вернётся.

Пасечник поковылял к столу, хмыкнул, почесал затылок.

– Буду я такую тяжесть туды-сюды тягать! Делать мне нечего. Передашь Томе. Это – майский, с акации. Это – соняшник, прошлого лета сбор. Вон, какой жовтенький! Любую хворь выгонит!

– Дидусь, а правда, что вы Чаклун?! – не сдержавшись, выпалила Лерка.

– А як же, – гость ехидно усмехнулся в седые усы.

– Настоящий?! – недоверчиво переспросила Соня.

– Угу.

– А что вы можете ну…такого…волшебного?

«Чаклун», кряхтя, опустился на покрытую ковриком лавку, поманил пальцем любопытную девочку. Лера присела рядом, переглянулась с подругой.

– …такооого, – протянул дед, – много чего могу. Вчера, вот, перевел трохы грошей нашим котикам. А завтра с волонтёрами отправлю мед.

Лера разочарованно скривилась. Дед Назар ласково потрепал девочку по цветным прядям.

– Эх, ты, этно-о-граф! Вот моя бабка покойница! Ото была Чаклунка! Сейчас бы дождик нам наворожила! Оно спека яка! – дед вытащил из кармана огромный клетчатый платок, вытер вспотевший лоб, – а я так, пчёлок вожу…

Он хлопнул себя по коленям, поднялся с лавки и, прихрамывая, направился к воротам. Соня с Лерой потащились провожать гостя. Уже взявшись за калитку, дедок резко обернулся. Соня от неожиданности пошатнулась, дернулась назад.

– Сны замучили?! – он прижал ладони к ее вискам, приблизил лицо, заглядывая девочке в глаза.

Она испуганно замерла. Дух горького меда и дорожной пыли, сухих луговых цветов, полынной горечи и дыма костров закружил голову.

– Море тебя не отпускает, девочка, – голос деда доносился издалека, – Приходит во сне, зовёт, так?

Соня зажмурилась, из глаз потекли слезы.

– Море умерло, – чуть слышно прошептала она.

Лай собак, голоса людей, детский смех, звуки музыки в соседнем дворе, птичий щебет – все исчезло. Только гулкий стук сердца, как далекий прибой, шумел в ушах.

Вдох – в нос ударил запах водорослей, горячего песка, нагретых на солнце гладких камней.

Выдох – лунная дорожка скользит по темной воде, дрожит, дробится сотнями бликов…

Снова вдох – брызги летят в небо, южный ветер беспечно треплет волосы…

И выдох, как мягкий шелест ночных волн осенью…

– А ты говоришь, умерло, – старый пасечник убрал руки, устало растер морщинистое лицо.

Соня осторожно открыла глаза. Мягкий свет закатного солнца золотил листья старой яблони, боевой клич рыжего петуха спугнул стайку воробьев – опять кого-то по улице погнал, паршивец. Мурка ласково потерлась об ноги, выпрашивая сметаны. Все вокруг было таким мирным и домашним, что Соня улыбнулась сквозь слезы. Дед Назар тяжело вздохнул, как-то разом постарев ещё сильнее, глянул на восхищенную Лерку, усмехнулся и негромко произнес:

– Чудо, оно не всякому в руки даётся. И не всякий его вынести сможет. Так-то… Вы, девоньки, заходите ко мне. Чайку с медом попьем, побалакаем…

*********

Шмель взлетел к низкому беленому потолку. Закружил по кухне, загудел недовольно в поисках выхода. Пришлось вставать, открывать сетку, выпускать мохнатого гостя.

Во дворе хозяйка мыла стеклянные банки и болтала с Михайловной – тёткой дюже любопытной и общительной. Заметив девочку, гостья бросила грызть семечки:

– Софийка, мама звонила? Как там папа?

Казалось, все село в курсе, что папа ранен, лежит в госпитале. Что ему сделали две операции и мама с Данькой поехали к нему.

– Звонила, говорит, папу в обычную больницу переводят. Наверное, это хорошо.

Михайловна горестно покачала головой,

– Ох, и спека сегодня. Вроде утречко, а дышать нечем! Васильевна, а шо, у тебя помидоры таки сохнут?! – с надеждой спросила соседка.

– Пытаются! Но мы с Софийкой не даём. Сегодня с самого ранку поливали, – тетя Тамара сердито глянула на приятельницу.

– Ну что за напасть! Третью неделю сушь стоит. Колодцы на городы выкачиваем! А урожай-то на троих делить! На свою семью, на беженцев – жалостливый взгляд на Соню, – и нашим «котикам».

Для «котиков» закатывали тушёнку, коптили и солили сало, топили масло и жир, сушили рыбу…

– Ниче! По селу пару десятков скважин набито – без воды не останемся! – Тамара яростно вытирала вымытую до блеска банку.

– Так-то оно так, но я тебе кажу, неспроста засуха. – Михайловна понизила голос. – Говорили, не будет добра от тех похорон! Покойник всю воду заберет!

Тетя Тамара стукнула банкой по столу, уперла руки в бока.

– Тю! Дура! Ну что ты несёшь! Да ещё при ребенке! Соня, а ну закрой уши, тетя Тома ругаться будет.

Смешные они, подумалось Соне. За минуту по пять раз ссорятся, мирятся, спорят, злятся друг на дружку, обнимаются и просят прощения…

Вот и сейчас…

– 21 век на дворе! А ты в эти забобоны веришь и детей стращаешь! – не унималась Тамара.

– Да кабы не эти забобоны, где бы…

В калитку громко постучали. Спорщицы разом притихли. Михайловна потянулась к семечкам в миске.

– Заходь, открыто, – крикнула хозяйка.

К этому сложно привыкнуть. Ведь правильно как? Сначала подойти к забору, глянуть, кто пришел. А тут – даже замка нет. Так, ерунда, крючочек. С улицы откинуть можно. Заходи – кто хочешь.

В калитку вошла Лера, таща большую клетчатую сумку. Кинула ношу под яблоней, потрепала разморенную жарой Муху и, зачерпнув воды в ведре, плюхнула в лицо. Брррр… красота.

– Добрыдень, тёть Тома!

– Шо ты, скаженная?! Надумала чего? А то вон садись Софийке помоги.

Лера тоскливо покосилась на полные ведра вишен.

– Отпустите Соньку сегодня со мной. Очень надо!

Хозяйка насупилась.

– Куда это?

– Так по делу.

– По какому такому делу? На ставок в субботу вроде собирались.

– Мы пойдем сетки плести. Защитные. Ну, такие… маскировочные. Мне тетя Оксана целую кучу старых вещей насобирала.

Тамара задумалась. Плести сетки – дело полезное, да и девочке нужно больше с людьми общаться, а не только во дворе торчать. Но вишни…Банки, зима… А, ладно.

– Михайловна, ты шо сегодня планировала?

– Да много чего, – с важным видом протянула та.

– А давай мы с тобой наливочку новую попробуем.

– Вишневую?

– А то?

Лерка цапнула жменьку семечек, подкралась к подружке и шепнула на ухо.

– Вот как они так могут – говорят вроде об одном, а на самом деле – совсем о другом?!

Соня пожала плечами. Ничего необычного – две закадычные приятельницы понимают друг дружку с полуслова.

– Они же на двух уровнях общаются – на вербальном и ментальном! – не унималась Лера. – Точно-точно! Вот, смотри! Сейчас нас отпустят!

– Я все слышу! – тетя Тамара сердито нахмурилась, но тут же махнула рукой на смеющихся девчонок. – Ладно, мы сами управимся, а вы, чтобы допоздна не гуляли. Время сейчас такое…

******

Неудобную сумку волокли вдвоем. Тамара Васильевна доложила туда зелёную штору, вылинявшее старомодное платье из лысого бархата, затертую до дыр серую скатерть и кучу детских колготок. Напоследок сунула бутылку компота и миску кабачковых оладий, – не голодать же детям до вечера.

Тащились по пыльной дороге, пыхтя от жары и обливаясь потом. Минут через десять остановились перевести дух в тени огромной шелковицы.

– Я кепку забыла, – всполошилась Соня. – Может, вернуться, а то голову напечет!

– Ниче, нам недалеко, не сгоришь, а внутри там прохладно. Я уже два раза ходила. Тряпки на ленты резала. Пальцы потом болят, так я перчатки взяла. И тебе тоже.

Соня топталась на месте. Идея повернуть обратно казалась все более заманчивой, и не только из-за забытой кепки.

– Я, наверное, просто боюсь, – честно призналась то ли подружке, то ли самой себе, – я же там никого не знаю.

– Не боись! Нормальные люди. Приходят каждый день, кто может. И бабульки, и помоложе, детвора ещё помогает. Такого наслушаться можно! Пить хочешь?

Лера присела на корточки, вытащила из сумки компот, протянула подруге. Та машинально взяла бутылку.

– Опять собираешь… материал?! А они знают? – увлечение сельской мистикой казалось совершенно непонятным, а Лерка ещё и записи ведёт, сохраняет всю «добытую информацию».

– Конечно, собираю и, конечно, знают. Тут все всё знают. Отдай, если не пьешь. – Лера забрала компот, припала к горлышку, глотая с бульканьем. – Фух. Сладкий какой. Блин, майку облила. Слухи по селу пошли – обалдеть!

– Тут всегда какие-то слухи ходят. Дай, я тоже пить хочу. Что-то мало мы компота взяли.

– Неее…эти в самую точку, – не унималась Лерка. – Дождя больше трех недель нет. Огороды сохнут, колодцы досуха выкачивают! Есть скважины, без воды не останемся, но все одно…

– Обычное лето. У нас дома такое часто бывало.

– То у вас. А тут все от земли живут. Им засуха – страшное бедствие. Почти как война. Ну, не совсем, конечно…

Лера как-то внезапно сникла, опустила плечи. Тяжело вздохнула, вспоминая что-то свое. Мимо на допотопном велосипеде проехала незнакомая тетка в спортивном костюме, приветливо подзелинькала девочкам. Соня кивнула в ответ и помахала рукой.

– Ладно, шагаем!

Подхватив сумку, поплелись дальше. Долго грустить у Лерки не получалось. А уж если у нее появилась ИДЕЯ!

А ИДЕЯ у нее созрела! Соня чуяла наверняка. Знать бы ещё, что задумала эта «скаженная».

– Говорят, все из-за неправильного покойника, – наконец выдала страшную тайну неугомонная девчонка. – Я тебе потом расскажу!

Они подошли к двухэтажному старому колхозному складу. Забитые фанерой окна верхнего этажа, облезлый фасад, стены когда-то жёлтого, а сейчас грязно-серого цвета. Нижние окна, наполовину вкопанные в землю, заложены мешками с песком. Вездесущие куры копошились в пожухлой траве. На заброшенном газоне росла лебеда.

Деревянная дверь приоткрыта и подперта обломком кирпича. За ней виднелся длинный темный коридор.

Соня остановилась, беспомощно оглядываясь по сторонам, опустила на землю сумку. Замерла, не решаясь переступить высокий порог. Лера, почуяв неладное, осторожно тронула подругу за локоть.

– Под-вал, – тихо выдохнула Соня. Она обхватила себя руками за плечи, пытаясь сдержать дрожь.

На скрип входной двери из крайней комнаты выглянула невысокая девушка в синем рабочем халате. Радостно замахала руками новоприбывшей подмоге.

– Девчонки, привет! Вы на тушёнку или на сетки?!

– Сегодня на сетки, вон, сколько тряпок притащили, – нарочито бодро ответила Лерка, тревожно поглядывая на застывшую Соню. – Хотя у тебя пахнет вкуснее! Мы потом зайдем. Пробу снимем.

Девушка грустно вздохнула, и тут же расплылась в улыбке.

– Добренько, но в следующий раз ко мне! – она заговорщицки понизила голос, – а то я целыми днями с бабульками банки кручу, поболтать не с кем.

– Наталочка!!! Кипит!!! – радостно закричали из открытой двери.

– Бегу, бегу!! Лерка, говорят, ты на черный ставок собираешься?!

– Ага. И Соня тоже, – Лера легонько толкнула подругу в бок, – в субботу.

– А можно я с вами? – Наташа умоляюще сложила руки.

– Кипииит!!! – не унимались на кухне.

– Все-все, потом поговорим! – ойкнула она, захлопывая тяжёлую железную дверь.

Пыльная тишина пустого коридора. Тусклые лампочки на крученых коротких проводах. Старые деревянные стулья изломанной кучей громоздятся в дальнем мрачном углу. Сырость давно не крашенных стен…

Четыре ступеньки, скользкие от талого снега и грязи, ведут вниз, в темноту. Спотыкаясь и падая, люди бегут, надеясь укрыться в подвале от обстрела.

Первая ступенька высокая, неровная, вторая – короткая и узкая, третья – с отколотыми краями, четвертая… четвертую Соня не помнила. Она поскользнулась на третьей, упала, покатилась по полу, ударилась головой. Ее подхватили, рывком поставили на ноги, подтолкнули в спину. Боли не было, или была? Шишка на затылке болела долго. Хорошо, шапка смягчила удар. Яркая, бело-голубая, двойной вязки с теплой подкладкой – бабушкин подарок. Соня не снимала ее много дней подряд, натягивала на уши, на глаза – прячась от жути и смерти. Шапка была с ней в Городе, а потом – испарилась. Наверное, осталась на раскладушке на том суматошном вокзале, отдав до капельки все свое тепло и заботу бабушкиной любимице…

– Знаешь, а ведь у меня была необычная шапка. Ты же ищешь волшебство. Так вот. Она меня… прятала. Ну…там…в ТОМ подвале. А когда мы вырвались, она…ушла. Сама. Я бы ее ни за что не потеряла. Понимаешь? Шапка меня спасла и исчезла.

Соня глубоко вздохнула, решительно расправила плечи и крепко сжала Леркину ладонь.

– Пошли. Я не боюсь!

************

Вдоль длинной стены на деревянной, грубо сколоченной раме была натянута огромная сетка. Женщины разного возраста стояли рядом и вязали узлы, переплетая тонкие полоски темной ткани. В углу были свалены старые вещи. Лера вытряхнула содержимое сумки, облегченно вздохнула, мельком глянула на подругу. Та подошла к раме, провела ладонью по серо-зеленым скрученным узелкам. На одном из немногих фото, присланных папой с фронта, была такая же сетка. Данька заявил, что это шкура страшного дракона, – «дракончик рос-рос, однажды шкурка стала ему тесной и порвалась, чешуйки посыпались, он ее под кустиком оставил, а папа нашел и забрал себе. А у дракончика новая вырастет, он прилетит и всех победит». Вот, значит, где живут драконы…

В комнате стало очень тихо. Смолкли неспешные разговоры, перестали щелкать ножницы, – все уставились на Соню. Она что, говорила вслух?

Про Данькиного дракона?

Про папу?

*******

Работа на сегодня была закончена, но расходиться никто не спешил. Уйти додому голодными – та вы шо!!!

На стол накрывали все вместе. Каждая хозяйка захватила с собой «трошечки смачненького». Пригодились и кабачковые оладушки тети Томы. Непривычная к сельским посиделкам, Соня восторженно наблюдала, как за считанные минуты из ниоткуда возникали сочные помидоры, малосольные огурчики с укропом, молодая картошечка, посыпанная ароматной зеленью, блинчики с творогом, вареные яйца, нарезанные с зелёным луком, пирожки с картошкой, вареники с вездесущими вишнями…

Говорливые сельские кумушки поначалу остерегались расспрашивать «бидну дивчинку», но мало-помалу осмелели, и на Соню ворохом посыпались вопросы о Городе, о прошлой беззаботной жизни, о пережитой кошмарной весне. Девочка негромко отвечала, смущенно улыбалась и вежливо благодарила, отказываясь от помощи, повторяя, что у них все есть.

Игрушки для братика? Вот игрушки нужны, и книжки…наверное…

Мама? Мама – парикмахер. Скоро вернётся в Михайловку и сможет вас подстричь, как в модном салоне…наверное…

Папа? Папа… он обязательно приедет, когда врачи разрешат. Папа – герой? Герой! Наверное…

Так, слово за слово, нарезали хлеб, расставили тарелки и чашки, накрошили большую миску салата. Из коридора притащили старые облезлые стулья, сдвинули в центр комнаты столы. То ли поздний обед, то ли ранний ужин…

– Лерка! Говорят, ты молоко заговоренное домовому ставила? —

загорелый мальчишка лет двенадцати плюхнулся рядом и по-свойски толкнул Леру локтем в бок.

– Штавила, – важно кивнула Лерка, жуя пирожок с картошкой, – не пришел, гаденыш. Кошак молоко штырил. А ты?

– Не, мне мама не разрешила, – обиженный взгляд в дальний конец стола. – Она боится этих…всяких… ну, чертовщины.

– А до цыганки гадать ходила? – ехидно подковырнула высокая худая девушка, кажется, Маринка.

Лера ненадолго задумалась.

– Нее… а у нее интересно?

– Я не знаю, не была, мне рановато, но некоторые, – Маринка кивнула в сторону старших и добавила шепотом, – частенько бегают. Только она деньги берет.

– Денег не дам. Пусть бесплатно гадает. Сбудется – заплачу…– Лера потянулась к тарелке с блинчиками.

– Как же! Будет она бесплатно гадать! – вмешалась совсем не старая, но полностью седая женщина. – Ты лучше скажи, Валерия, засуха скоро закончится? А то, сама знаешь, какие слухи по селу ходят. Не хочешь проверить?! Это тебе не молоко в миску налить – это посерьезнее будет.

Соня слушала с интересом. Оказывается, среди местных есть почитатели необычного таланта подруги. Хотя намеки о прямой связи засухи и неправильных покойников уже порядком надоели.

Лерка налила в чашку компот, по-хозяйски подвинула к себе тарелку с салатом, но, глянув на Соню, отложила ложку и начала терпеливо пояснять:

– В мае тут один самоубился. Повесился, короче. По сельским понятиям хоронить такого на кладбище нельзя. Только в поле или при дороге. Родичей у него не было. Хоронили за счет села. Сельсовет взбеленился и всех суеверных…далеко послал. Перегрызлись тут добряче. Ну и закопали по закону, как полагается. Даже крест поставили. Теперь покойник воду ворует. Вот и засуха. – Лерка отхлебнула компот, поставила чашку, многозначительно глянула на каждого и продолжила зловещим голосом. – Нужно его напоить! Вылить на могилу 40 ведер воды. И все. Этот злыдень напьется и дожди отпустит. Все село выжидает, кто на такое дело пойдет. Кто решится?! Никто не верит, но…

Соня в изумлении смотрела на подругу. А та, как ни в чем не бывало, уплетала салат…

Бред какой-то! Самоубийца ворует дождь!? Как можно обсуждать такую чушь? Да еще всем селом!

– Никто в эти бредни по-настоящему не верит, – вмешалась тетя Маша, Маринкина мама. – Просто похороны эти, жарища, и война проклятая – будь она неладна…

– Не скажите, – Лерка хмыкнула. – Ну, в смысле, что не верят. То-то на базаре трындят об этом вторую неделю.

– Ну, трындят, на то он и базар. Даже батюшка грозился, хм…голову оторвать тем, кто эти слухи распускает.

– Вот! Об этом все говорят, даже батюшка. Кстати, у него я ещё ни разу не была. Надо бы разведать. Церковь – это же такое место…как эта мысль раньше в мою голову не пришла? – Лерка увлеченно размахивала ложкой. – Решено! В субботу на черный ставок, а в воскресенье – в церковь!

– Да он тебя на порог не пустит, – засмеялась Маринка, – решит, что ты заговоры в храме проверять надумала, и кааак стукнет кадилом, так все бесы повыскакивают!

Девчонки весело рассмеялись, живо представив вылетающих из Лерки жизнерадостных бесов и колоритного сельского батюшку – здоровенного мужика с роскошной бородищей и кадилом наперевес. В засаде.

– Ерунда это все! – внезапно возмутилась сидевшая напротив Сони женщина. Девочка не запомнила ее имя, за весь день они не перекинулись и парой слов. – Ты бы вместо дури своей делом занялась. Заговоры она проверяет, колдунов ищет, верит непонятно во что! Тьфу.

Все притихли, перестали стучать ложками. Лера медленно положила на тарелку надкушенный пирожок, исподлобья уставилась на обидчицу.

– Вон какая деваха вымахала, а дурью маешься! – зло продолжила та. – Совсем рехнулась! Покойник у нее проклятый. Ты, – она развернулась к Соне, – меньше ее слушай. Ничему путному ЭТА не научит, только мозги запудрит. Нашла с кем дружить.

Соня растерялась. Испуганно глянула на подружку. У Лерки подозрительно заблестели глаза, она сжала кулаки, шумно вдохнула и явно готовилась выпалить что-то резкое и не совсем цензурное. Видно, не впервой приходится отбиваться от подобных нападок.

Соня внимательно пригляделась к обидчице, и вдруг, удивляясь собственной дерзости, потянулась через стол, резко отвернула ворот чужой рубашки. Спрятанная складкой ткани, на изнанке красовалась крупная черная булавка, обмотанная черной ниткой.

– А зачем вы носите булавку застёжкой вниз? От дурного глаза? – тихо спросила девочка. – И крестик у вас непростой. Крестильный, правильно? Обережный?

Тетка опешила от подобной наглости, поправила воротник, гневно кинула ложку, поднялась из-за стола и, не прощаясь ни с кем, вышла, напоследок громко хлопнув дверью.

Все сидели как прибитые.

– Не надо было так, – наконец негромко проговорила тетя Маша, – каждому сейчас тяжело. Вот нервы и сдают. У них сын без вести пропал. Уже два месяца, как. В чем-то Ольга права. Все эти твои глупости с чудесами, ведьмами…ну…пора уже повзрослеть.

Доедали наскоро и молча. Наспех убрали грязную посуду, сложили остатки еды в пакеты и, скомкано простившись, разошлись по домам. Настроение было испорчено.

*********

– Злишься на них? – Соня подула на светлую челку, отросшую за лето, вытянула уставшие за день ноги.

– Нет. Уже нет, – Лерка

сидела, обхватив колени руками. Грустный взъерошенный воробей. Короткие волосы перьями торчали в разные стороны. Черные пряди выгорели на жарком солнце, золотились рыжеватыми кончиками, малиновые ярко топорщились. Да уж, с такой прической своей в селе не станешь. Даже Соне это понятно, хотя она живёт тут всего ничего, а Лерка приезжает к тетке каждое лето – должна знать. Знает, и все равно делает по-своему. Всё по-своему. И выглядит, и говорит, и действует…

– Как же ты булавку заметила?! – резко встрепенулась Лерка. Ну, точно, воробей.

– Не знаю, – честно призналась Соня. – Я за тебя сильно испугалась! Смотрю, у тебя слезы и… оно как-то…само получилось…

– А про крестик откуда узнала? Ну, что он не простой?! – допытывалась неугомонная девчонка. – Как ты сказала – обережный!

Соня пожала плечами.

– Крестик…она же его на шее носит. Во-от. И мне… пришло в голову, что он очень важный. Лер, я, правда, не знаю, что на меня нашло.

Девочки сидели на завалинке около старого заброшенного дома. Колючие кусты малины разрослись вдоль забора, скрывая их от посторонних глаз. Все давно ушли домой. Даже веселая Наталочка пробежала мимо, напомнив, что на черный ставок она обязательно поедет, да еще с каким-то Пашкой. Лерка вяло кивнула и снова сердито пялилась в землю. Где-то хрипло заорал петух. По улицегнали небольшое стадо коров. Буренки шли степенно, отмахиваясь длинными хвостами от приставучих комаров. Вдалеке загрохотал поезд. Резкий гудок паровоза спугнул копошившихся в пыли кур. От громкого звука Соня вздрогнула, про себя отметив, что уже не падает на землю, не закрывает голову от ужаса.

– Я на кладбище пойду, – решительно заявила Лера. – Прямо сегодня и пойду. И воды натаскаю. Сколько там – 40 вёдер?! В две руки – 20 ходок сделать. Фигня! – девочка выпрямилась, огляделась по сторонам, – пусто на улице. Вечернее время – все на огородах. Поливают.

– А воду где брать?

– Там старый колодец есть. Возле дома смотрителя кладбища. В нем никто сейчас не живёт. В доме. А колодец есть. Был. Проверю. Если вода ушла, то… ну, не знаю. Что-нибудь придумаю.

– Давай…я с тобой, – робко предложила Соня. – Вдвоем быстрее будет. Только ведра нужны и…

Лерка толкнула подругу локтем, мол, тише, гляди, кто идет.

По улице, погоняя хворостиной пару козочек, вразвалочку топал дед Назар. Рядом с хозяином увивалась лохматая собачонка. Пасечник хмурился, что-то бормоча себе под нос.

– Может, выглянуть поздороваться? – прошептала Соня.

– Погодь, он сейчас нас сам учует, знаю я этого хитрована, – чуть слышно ответила Лера.

И точно. Чудной дедок враз остановился, прислушиваясь. Повертел головой по сторонам. Козы залезли на кучу земли и начали объедать ничейную малину. Собака плюхнулась в пыль и принялась усердно выкусывать блох из кудлатого хвоста.

Пасечник чуток постоял, и уверенно заковылял к завалинке. Раздвинул колючие ветки.

– А я думаю, кто тут заховался! Вы чего удумали? А?

Подружки удивлённо переглянулись.

– Здрасьте, дед Назар! Много чего удумали. А шо? – Лерка прищурилась и с вызовом смотрела на старика.

– А то, что неспокойно у нас!

Лерка хмыкнула. Ну да, неспокойно, это ещё мягко сказано.

– Да не про войну я кажу, дурехи. В селе неспокойно!

Соня насторожились. Дед говорил серьезно, а не шутил, как обычно. Выглядел изрядно озадаченным.

– Чужой заходил в село, – тихо сказал он, пристально глядя Соне в глаза. – Да не приезжий, а ЧУЖОЙ. Ныкается, поганец, я его почуял, – дед сжал кулак, – а найти не могу. Старый я.

Лера и Сонька поднялись, поражаясь тому, как меняется лицо старого пасечника.

– А участковому докладывали?!

– А то! Хлопцы у нас толковые. Обещали следить в оба. Даже не смеялись над старым дедом и его придурью. Так, поулыбались малость.

– А откуда знаете? Ну, про чужого? Видели его?

– Учуял, – нехотя пробурчал дед Назар, зыркнул на восхищенную Лерку, что-то хотел добавить, да передумал, кивнул девчонкам уже приветливо. – Вы, красавицы, осторожнее, и глядите в оба. А я по своим…хм… знакомым пошуршу, может, кто и знает чего. Эй, Марта, Баська – бисовы козы, а ну марш додому!

Дед Назар грозно взмахнул хворостиной. Козы, услышав хозяйский голос, нехотя слезли с земляной кучи и потрусили по улице. Дедова собачонка, тявкнув разок для порядка, побежала следом.

– И что теперь? – спросила Соня, когда сельский чаклун скрылся за поворотом. – Пойдем?

Лерка, упрямо прикусив губу, задумчиво смотрела вслед старику.

– Пойдем, – проговорила с нажимом. – Вдвоем быстрее управимся. Темнеет поздно. Тетку предупредим. И это…Овчара с собой возьмём.

Соня задумалась. Почему-то ее больше волновали не дедовы смутные опасения, а то, что дождь все равно не пойдет. Хоть сто ведер на могилу вылей. Ей-то что. А Лерка расстроится.

******

– Тетя Тома, здрасте. Это Соня. Со мной все хорошо. Обедали. Маме позвонить? Сейчас наберу. А можно я с Лерой погуляю? Недолго. Недалеко. До темноты? Конечно, буду!

Отключив телефон, Соня задумалась, правильно ли поступает, не предупредив, КУДА именно они намылились. Оксана Ивановна – Леркина то ли тетка, то ли бабушка, вроде знает…

А что бы сказал папа? Таскать воду на могилу самоубийцы, чтобы спасти село от засухи. Папа бы… впечатлился. Наверное.

Эх. Была не была. Да и что там может быть опасного! Сельское кладбище – не осажденный врагом город.

Покойники?

А что покойники?! Тут они приличные. Смирные. Лежат себе тихонько в могилах. Цветочки, лавочки, кованые ограды…

Это вам не разорванные трупы на заснеженной детской площадке.

Навстречу спешила Лерка. Помня про местные суеверия – одно ведро она вложила в другое, и сверху сунула скрученный пакет.

Таскаться с пустыми ведрами по улице – не приведи господь! Не оберешься потом…комментариев от местных. Счастливый Овчар, здоровенная чистокровная дворняга – бежал рядом. Норовил пометить каждое дерево, гонял суетливых вездесущих кур. Увидев Соню, подбежал, стал пыльными лапами на плечи и радостно лизнул прямо в нос. Охранник!

– Потопали, пока не поздно. Я тетке записку оставила. Ее дома нет. Телефон не отвечает. Ушилась к знакомым на весь вечер.

– Сколько у нас ведер?! – Соня покосилась на «магический» инвентарь.

– Три нормальных и одно, ну, такое, маленькое. – Лера достала пластиковое ведёрко с надписью «майонез». Оценивающе покрутила в руках.

– Ну а что – ведро? Ведро! В условии про размер не сказано. Я поздно сообразила. Надо было ещё Данькино ведерко взять.

– Ага, и пасочки с лопаткой!

Девчонки уставились друг на дружку и рассмеялись.

*****

Солнце по летнему времени стояло ещё довольно высоко, но жара спала. Потянуло вечерней прохладой, на охоту вылетели комары. Лавочки обсели болтливые соседки, вышли прогуляться мамочки с карапузами, детвора на самокатах. Возле общих колодцев обменивались новостями, спорили, жаловались и смеялись.

Соня впервые шла по вечернему селу так далеко. Нет, за ворота она выходила даже ночью, – благо колодец был в паре шагов от калитки. Но пройти через всю знакомую улицу, свернуть в неприметный переулок, протиснуться боком по узенькой тропинке между двух глухих стен, миновать заросший сорняком пустырь, выбраться на безлюдную базарную площадь, нырнуть под чужим забором, чтобы срезать угол… По пути не забывать здороваться, кивать и улыбаться, а иногда и переброситься парой фраз с совершенно незнакомыми людьми, которые почему-то знали ее по имени, и все это быстро, – квест, да и только!

Лерка быстро шагала впереди, выбирая самый короткий путь. По ее прикидкам, до кладбища идти минут сорок. И назад – столько же. Стемнеет не раньше, чем через два часа – время есть, но лучше поторопиться. Мало ли… Что «мало ли», Соня старалась не думать.

Овчар не отставал, держался рядом с хозяйкой, на ходу успевал метить чужие заборы и лавочки. Возмущенный лай и обиженное тявканье раздавались отовсюду. Пёс, гордый и довольный собой, бежал дальше.

Местное кладбище приткнулось прямо за селом. От крайних домов его отделяло небольшое бесхозное поле и накатанная проселочная дорога.

Высокие крепкие заборы сменились кривыми штакетниками, покосившимися плетнями и дряхлыми изгородями. Исчезли такие привычные для обжитых улиц пышные цветники и ухоженные палисадники. Часть домов была заброшена. Заросшие сорной травой дворы и заколоченные ставни навевали тоску. Кое-где, правда, сохло на веревках белье, слышались обрывки разговоров, детский плач. Хотелось как можно быстрее пройти мимо, не заглядывая в темные узкие проулки, не встречаясь с хозяевами. Соня зябко ежилась, настороженно разглядывая кособокие постройки, облезлые стены, ржавые ворота.

Лерка, напротив, заметно оживилась, с явным интересом вертела головой по сторонам.

– Круто, правда? – она оглянулась на притихшую Соню. – Как в другой реальности. Говорят, в старых брошенных домах заводится всякая чертовщина. Кладбище ведь рядом. Я у тетки Оксаны как-то попросилась тут переночевать, так она меня полдня хворостиной по двору гоняла и пригрозила к родителям отправить.

– Правильно гоняла. Тут…тревожно!

– Это же старая часть поселка. Некоторым халупам под сотню лет! – восхищалась Лера. – Вон, глянь – настоящая мазанка начала века! Прошлого! А там дальше старый фундамент панского дома – представляешь! Когда железную дорогу проложили, то центр подтянулся к станции: рынок, школа, почта, магазины. А тут время замерло. Люди переезжали, часто бросая дома. С мебелью, одеждой. Кто их купит в этой дыре?!

– Почему? Тут же недалеко. Ну, километров пять-шесть до центра.

– Ха. Это по городским меркам недалеко. Да и рядом могилы. А местные – народ суеверный. Не то, что я!

– А ты разве не суеверная?! – Соня аж споткнулась от удивления.

– Вот ещё. Нет, конечно, – возмутилась девчонка. – Я ищу доказательства. Настоящие. А суеверные люди… они просто верят и боятся. То черной кошки, то пустого ведра, то еще какой фигни. Смотри – мы почти пришли.

По заросшему лебедой и лопухами полю уверенно бежала тропинка. Накатанная проселочная дорога шла в обход, и добираться напрямик через заросли бурьяна оказалось намного быстрее.

К вечеру стих ветер. Пыльный запах сухой травы и нагретой солнцем земли щекотал нос. Носились за мошкарой неугомонные ласточки. Овчар мелькал в густой траве, распугивая ленивых фазанов. Высоко-высоко в ясном небе пел жаворонок.

Привычные звуки села остались где-то там, далеко. Безмятежность раннего июльского вечера и покой…

Соня остановилась, закрыла глаза и глубоко вдохнула напитанный травяной горечью воздух, провела ладонью по сухим стеблям, улыбнулась, сама не понимая чему.

Лерка притормозила, давая подруге время освоится, задумчиво огляделась по сторонам. Счастливый Овчар подбежал к хозяйке, ткнулся лобастой башкой в бок.

–Это не простое поле, Овчарушка, – Лерка ласково потрепала пса по лохматому загривку, – это переход в другой мир. Местные его недолюбливают, стараются по дороге ходить. А мне тут больше нравится…

*****

Сельское кладбище встретило нежданных гостей тишиной и прохладой. Они шли по неширокой центральной аллее, и Соня с интересом разглядывала вычурные кованые оградки, гранитные памятники с гравюрами и портретами, кресты с трогательными надписями.

На похоронах ей бывать не доводилось, и воображение рисовало подобные места заброшенными, пустынными и мрачными, заросшими диким плющом, затянутыми клочьями холодного тумана – как в кино!

А тут – невысокие столики и лавочки. Даже как-то уютно, по-домашнему. Так и тянет присесть и вытянуть уставшие ноги. Небольшие цветочные клумбы радовали глаз: нарядные петуньи, высокие мальвы, огненные бархатцы; а чего стоила лавандовая изгородь и огромные кусты белых роз около одной могилы!

– Ничего себе, – потрясённо прошептала Соня, – красота какая!!!

Лерка топала впереди, не оглядываясь, и поясняла:

– А ты как думала! Раньше за могилами сторож с семьёй присматривал. Сейчас родственники сами ухаживают или платят жителям крайних домов. Ну и на праздники и поминальные дни приходят. Видела бы ты, что тут на Пасху творится! Это ж село! Овчар, пошли, что ты там вынюхиваешь?

Пёс оторвал нос от земли и послушно подбежал к хозяйке. Сунул лохматую морду под ладонь, выпрашивая ласку. Лера дернула любимца за ухо, хлопнула по спине – беги, мол, нечего рассиживаться.

– Я тебе сейчас настоящую красоту покажу. Идём! Нам как раз в ту сторону.

Свернув с центральной дорожки, девчонки протиснулись в узкий проход между низкими заборчиками и оградками. Кое-где приходилось пробираться через раскидистые кусты жасмина и колючего шиповника, но уже через пару минут они вышли на открытое место.

Ряд могил.

Простые земляные холмики с дешёвыми венками и скромными деревянными крестами.

– Это свежие могилы, – увлеченно поясняла Лерка, – недавние. Ещё неустроенные. Местные положенный срок выжидают, а потом уже украшательствами занимаются. Тут и…хм…нашего похоронили. Кстати, многие взъерепенились как раз из-за козырного места. Смотри!

Они стояли на краю невысокого косогора.

Вид отсюда открывался чудесный: поросший травой склон, узкая лента реки, на другом берегу тянулись холмы и перелески, распаханные поля и парочка дальних хуторов. Июльское солнце сменило гнев на милость, и палящий дневной зной обернулся теплым потоком мягкого золотистого света.

Аромат луговых трав и речной воды.

Высокое чистое небо.

Оглушительный птичий щебет.

Хотелось закрыть глаза, подставив лицо ласковым вечерним лучам, и ни о чем не думать. Только слушать птиц, тихий шелест речной волны и дышать пыльными запахами середины лета…

– Да уж, – хмыкнула Лерка, – дождь с чистого неба только в сказках бывает. Но ведь он все равно когда-нибудь пойдет. Правильно? – она вздохнула и потянула подругу за локоть. – Пошли к колодцу. Нам за час управиться нужно.

*********

Колодец был.

Нормальный такой колодец.

Круглый.

Высокий.

Надёжный.

Колодец был. И вода в нем была.

Глубоко…

А цепи не было. Ни цепи, ни журавля, ни веревки, ни, тем более, насоса…

Озадаченная Лерка зачем-то заглянула вниз, провела рукой по гладкому, темному от времени вороту, толкнула сиротливо торчащую железную ручку. Та взвизгнула, как живая, завертелась вхолостую и замерла отрешенно.

Соня оглянулась по сторонам – никого! Подобрала с земли небольшой камешек и бросила в колодец.

Бульк!

– Сонь, я была тут неделю назад, – недоумевала Лера. – Думаешь, я потащилась бы сюда, не разведав?! Цепь была. И ведро.

– Ты уверена?

Лера задумчиво кивнула, медленно обходя колодец и раздвигая ногами траву, словно надеясь найти цепь.

– Кто-то спер!? – неуверенно предположила Соня.

– Кто? Местные им пользуются. Может, не так часто, но… Я же говорю, за могилами следят. Цветы поливают. Да просто приходят проведать родных и набирают воду.

Овчар ткнулся мокрым носом, заворчал. Не помогло, хозяйка не обращала на него никакого внимания. Тогда пес стал широкими лапами на колодец и завилял пушистым хвостом, громко и весело гавкнул.

– А в доме живут? – Соня махнула рукой на покосившуюся хату.

Ставни заколочены, остатки изгороди торчат в зарослях бурьяна, сквозь трещины крыльца проросла сорная трава…

– Нет. Давно никто не живёт. Там инвентарь вроде хранят – лопаты всякие, ну, могилы копать…Блин, что же мы – зря припёрлись?! – Лерка пнула колодец ногой, швырнула ведра в сухую траву, отошла на пару шагов, прикидывая расстояние до села, вздохнула.

– Не, оттуда таскать долго. Не успеем. Скоро стемнеет.

Она сердито плюхнулась на землю, оперлась спиной о стенку злополучного колодца. Соня села рядом, вытянула пыльные, уставшие за день ноги. Смешно пошевелила грязными пальцами. Эх! Надо было спуститься к реке, хоть ноги окунуть, – подумалось ей.

Точно! Река!

– А если из реки воду носить?! Даже ближе к могиле выйдет!

– Из реки? – Лера задумалась на секунду. – Вообще-то можно! Слушай, ты классно придумала. Я когда злюсь, плохо соображаю. Могила как раз в той стороне! Но это ж по косогору вниз и вверх! Два ведра за раз не дотащишь. Если только это…хм…майонезное.

– За один раз три ведра принесем, – Соне внезапно ужасно захотелось очутиться возле воды, – если там нормальный спуск есть!

Трава под палящим солнцем высохла и кололась. Резиновые шлепки не защищали ступни от колючек и репейников. Глянула на подошву…После сегодняшних приключений хлипкая обувка наверняка порвется. Привычная к авантюрам и похождениям Лерка предусмотрительно обула старые стоптанные кроссовки. Она и запас еды в рюкзак сунула, когда на минутку забежала домой предупредить тетку. Тетки дома не было, зато нашлись куриные котлеты, свежие булочки и пряники со сгущенкой. Все это богатство Лерка смела со стола, объясняя вполне сытой подруге, что аппетит – штука непредсказуемая. Особенно на кладбище.

Оставив рюкзак и телефоны на невысокой лавочке возле последней «облагороженной» могилы – никого тут нет, а мы можем в воду уронить – девчонки отправились к реке. Возле спуска Соня обернулась – ее телефон в ярко-розовом чехле было видно издалека.

Около берега оказалось неглубоко, и на мелководье росла густая сочная трава. Лерка в кроссовках осталась стоять на песке, пока Соня, легко скинув шлепки, с тремя (!) ведрами зашла в прохладную речную воду по колено…

Ох!!!

Она крепко зажмурилась от нахлынувших воспоминаний. Вот папа с Данькой на пляже лепят замки из песка, вот мама беззаботно смеется, машет руками и зовет дочку на берег, а Сонька делает вид, что не слышит и снова ныряет. Вот бабушка сидит в теньке под огромным жёлтым зонтом и увлеченно читает потрепанную книжку, сдвинув очки на кончик носа.

…и море вокруг…

В нежных лучах солнца на теплой коже…

В горячем песке под ногами…

В тихом шелесте прибрежных волн…

В лентах водорослей…

В дыхании горько-соленого ветра…

В это злополучное лето она так ни разу и не искупалась. Мама с Данькой и тетя Тамара каждые выходные наведывались на местные пляжи – благо озёр и мелких речушек вокруг села хватало, но Соня отнекивалась, и под разными предлогами оставалась дома.

О своем страхе девочка помалкивала, все равно не поймут, в лучшем случае пожалеют, в худшем… в худшем мама опять будет плакать и переживать из-за дочкиной нормальности, точнее, полного отсутствия этой самой нормальности. Да и как объяснить тревожные странные сны? Каждую ночь покинутое одинокое море звало Соню беззвучными голосами.

Нет уж!

А вот чудной сельский дедок запросто высмотрел ее нехитрую тайну. Подцепил пальцем липкую паутину страха, осторожно, боясь порвать, намотал на сухонькую ладонь, скрутил в тугой темный комок и…выбросил в бурьян – «курям на поживу»! Впервые за долгое время она спала спокойно…

А река… река бережно приняла новую знакомую, весело пощекотала пятки бурыми водорослями, ехидно хихикнула лягушачьими голосами, закружилась вокруг ног стайками бестолковых мальков. Соня наклонилась и ласково погладила воду ладонью. Как живую.

–Знаешь, – она обернулась к Лерке, – я так боялась войти в чужую воду. Думала – Оно не простит… А тут – река и…я… спасибо тебе. Это чудо…все это…

Соня широко развела руки. Объяснить слов не хватало…Да и как объяснить, что босиком в воде – это чувство дома, мира, радости, летнего солнечного счастья; что река – живая, и говорит с ней. Странно, путано, но говорит, и жалеет, и насмехается, только по-доброму, не обидно, считает ее бестолковым мальком, выброшенным на берег, и едва не засохшим по собственной дурости…

И еще, Соня уверена, – дождь, он тоже, как река, и как море, он услышит, он пойдет. Обязательно. Вот как это все сказать Лерке?!

Она вытерла ладонями мокрые от слез щеки.

– Река, и лес, и берег – тут все живое, и…оно…мое, и…твое…

Лера потрясенно смотрела на подругу. Пристально так смотрела. Задумчиво…А затем, как была, в старых стоптанных кроссовках, медленно зашла в воду и крепко обняла Соню!

Так они и стояли по колено в воде, слушали, как стрекочут кузнечики, щебечут неугомонные птицы и оглушительно квакают лягушки.

Сверху громко залаял Овчар. Собаке наскучило сидеть в одиночестве и ждать глупую хозяйку.

****

Вылить воду на могилу…куда?!

Вокруг?

Или…на всю?

Или…где у него там голова?

Вопрос отдавал лёгким безумием – как напоить вороватого покойника, чтобы он вернул дождь? В тетрадке об этом ни слова, а значит – «на усмотрение экспериментаторов»!?

– Та-а-к! Гроб закопан на глубине двух-трёх метров. Вода к НЕМУ все одно не попадет, – Лерка топталась вокруг злополучной могилы, рассуждая вслух. Ну, вылитая училка, ещё и палец подняла для убедительности. – Поэтому, – она подхватила мокрое ведро, приподняла его и радостно заорала, – льем, куда хоти-и-м! Эээх!

И с размаху окатила несчастный холмик. Соня радостно взвизгнула, и, подняв второе ведро, выплеснула на могилу.

– И-и-э-эх!!!

– А теперь это, маленькое, да не на меня! – вопила Лерка, уворачиваясь от брызг. – Ух, какую мы тут сейчас грязюку развезем!

Они смеялись и верещали, скакали по мокрой земле и норовили облить друг дружку с размаху, поскальзывались, падали, и снова безудержно хохотали.

Отпустила обида и тоскливое раздражение непонятно на что. Речная вода освежала, дарила бодрость, и девчонки раз за разом спускались по склону вниз, а наверх тянули тяжёлые ведра. Сельская сноровка сказывалась.

Привычка таскать воду из колодца укрепила руки, но после десятого спуска-подъёма начала-таки одолевать усталость.

Да и ступать приходилось осторожнее – земля вокруг могилы размылась, осела, чавкала. Со стороны – жутковатое зрелище. Парочка насквозь мокрых ведьмочек, прыгающих на кладбище, и огромный кудлатый пёс, измазанный в болоте.

Резиновые шлепки скользили и подворачивались. Лерка давно скинула раскисшие от воды кроссовки и ходила босая.

Пластиковое ведёрко носили по очереди. Овчар вначале веселился и ловил льющуюся воду, но потом устал играть и улёгся под деревом. Положил голову на грязные лапы и лениво наблюдал за хозяйкой.

– Вжжжууух!! Плюх!!

– Ииииееееех!!! Плюх!!!

– Сколько это?

– Тридцать вроде! Фух! Все, я устала. Сейчас сдохну!

– Ага. И я.

Соня согнула спину, оперлась ладонями о колени, переводя дух. Лерка, уперев руки в бока, пыталась отдышаться.

– Что-то меня напрягает, – вдруг сказала она задумчиво. – Сама не пойму, мысль крутится в голове. Тревожная какая-то мысль. Давай ещё пару раз, и домой.

Они подхватили ведра и начали спускаться.

Вылив очередной раз воду на несчастную могилу, Соня спохватилась:

– Лер, надо позвонить тётке. А то поздно уже. Она переживает.

Солнце скрылось за горизонтом. Наступали долгие июльские сумерки. Последние лучи ещё освещали закатный край неба, поля и рощицы на другом берегу, а вот под деревьями тени сгустились.

– Черт! – негромко выругалась Лера севшим голосом. – Брось ведро. Пойдем! Быстро!

Соня непонимающе глянула на встревоженную, резко побледневшую подругу. Не задавая лишних вопросов, поставила ведро на траву. Лера схватила ее за руку и стремительно потащила прочь.

Овчар устало побежал следом.

– Все потом, – напряженно прошептала Лерка, – у-хо-дим.

Они торопливо пробирались по тесным проходам, петляя между могилами. В глубине кладбища было сумеречно. Плотные деревья закрывали тусклый вечерний свет. Шли молча, не оглядываясь. Сердце трепыхалось. Ноги гудели и спотыкались о кочки и бордюры. Соня подруге доверяла. Если та испугалась, значит, причина серьезная.

Сзади затрещали ветки, глухо зарычал Овчар. Кто-то быстро шел следом.

– Овчар, куси, куси! – зло скомандовала Лерка. Пёс, продолжая рычать, остался сзади.

– Бежим!! – прошептала она и, не отпуская Сонину ладонь, опрометью рванула вперед мимо белеющих в полутьме памятников, мрачных крестов и кованых оградок.

Центральная аллея кладбища открылась внезапно, они выскочили туда из переулка и понеслись по ровной дороге. Ноги слушались плохо. Дыхания не хватало. Сзади донеслось грозное рычание собаки и грубый мужской голос. Треск, рык, ругань, звуки борьбы. Вдруг пёс жалобно заскулил и затих.

Просто бежать. Из последних сил. Сначала к выходу кладбища. Людей там нет. Но по дороге могут ехать машины. Потом через поле к домам. Там кричать, звать на помощь.

Лерка оглянулась через плечо, скривилась и помчалась дальше. Дорога свернула вправо, на время скрыв беглянок от преследователя.

– Ещё…немного…давай…заховаться надо, – просипела Лерка, хватая ртом воздух, и резко свернула к могилам, увлекая за собой Соню. Они спрятались за высокими колючими кустами и замерли. Лерка, все ещё тяжело дыша, стала шарить руками по земле, нащупала острый камень, сунула Соньке в руку, второй крепко сжала сама.

В дальнем конце аллеи показалась сгорбленная фигура человека. Прихрамывая, он неуверенно вышел из тени деревьев, остановился и начал оглядываться по сторонам.

Лера глянула на Соню, приложила палец к губам. Та едва кивнула, стараясь дышать как можно тише.

Человек прошел немного вперёд, снова остановился. Что-то недовольно пробормотал. Расплывчатый силуэт чернел на фоне стремительно темнеющих крестов.

В густых сумерках внезапно мелькнул слепящий свет фар, громко и требовательно засигналила машина. Звук разорвал вязкую глухую тишину, выдернул из панического ступора.

–Леееркааа!!!

– Софийкааа!!! Вы гдееее?!?!

–Это за нами, – всхлипывая, прошептала Лерка. – Это тетка Оксана!

– И тетя Тома, – облегчённо выдохнула Соня.

–Лераааа!!!! Вы гдееее???!!!

Снова засигналила машина. Мощный луч фонаря запрыгал по темным стволам, выхватывая острые прутья заборов, крылья мраморных ангелов и черные гранитные плиты.

Незнакомец замер, ссутулился, втянул голову в плечи, отступил назад и спешно поковылял в глубину кладбища.

– Побежали!

Девчонки выбрались из кустов на центральную аллею. Им навстречу решительно шагала тетка Оксана. За ней, не успевая за широким шагом кумы, семенила Тамара Васильевна.

– Мы тут! – прохрипела Лерка на бегу.

Радость от неожиданного спасения придала сил. Они неслись навстречу родным потные, в мокрой, заляпанной землей одежде. Соня только сейчас поняла, что все это время бежала босиком. Шлепанцы потерялись по дороге с концами. Ну и ладно! Лерка, вон, тоже…ковыляет, видно ногу таки поранила в темноте.

– Бабушка!!! – завопила Лерка, и с разбега кинулась на шею своей спасительнице. Тетка Оксана одной рукой прижала к себе внучатую племянницу. В другой руке она крепко держала охотничье ружье.

Тамара Васильевна бросилась к Соне.

–Девочка моя родненькая, Софиюшка, с вами все хорошо?! Божечки, мы уже везде обыскались, – причитала она, ощупывая ее голову, плечи, руки. – Ты не ушиблась, ты цела?!

Соня вяло кивала, размазывая слезы грязными руками по не менее грязным щекам.

– Тетя Тома, мы… не хотели, простите!

Тамара всхлипнула и прижала к себе дрожащую девочку.

– Все хорошо, моя маленькая, – повторяла она, – сейчас домой поедем!

Тетка Оксана, напротив, отстранила счастливую Лерку и сунула ей под нос кулак. Та, ничуть не испугавшись угрозы, с восхищением уставилась на оружие.

– Ты что, с ружьём! Круто!!! Дай пальнуть в воздух. А!? Будь ласочка! Я этого урода шугану. Он же телефоны спер, и цепь, и…котлеты с пряниками, и…за нами гнался. А мы …вот! – она показала зажатый в ладони камень.

Тетка Оксана негромко выругалась, но таки протянула ружье. Лерка развернулась в сторону темнеющих могил, отошла на пару шагов, уверенно вскинула ружье и, подняв ствол вверх, спустила курок.

Бабах!!!

Эхо выстрела прокатилось по кладбищу.

Стая ворон с истошным карканьем поднялась в вечернее небо.

Вот теперь точно, как в кино!

Совсем рядом залаяла собака.

Овчар выскочил из-за могил, припадая на переднюю лапу, подбежал к людям. Глаз заплыл, кровь бежала из рассеченной головы.

Девчонки кинулись обнимать горемычного пса. А тот жалобно скулил и норовил облизать всех вокруг.

– Эй, ты, урод! – гневно заорала Лерка в темноту. – В следующий раз я тебе в башку пальну за мою собаку!

– Ну-ка быстро в машину! – скомандовала тетка Оксана.

Окровавленная собачья морда окончательно ее убедила. Глупые соплюхи перепугались не оживших покойников, а кого-то куда более опасного, чем все бродячие мертвецы вместе взятые.

Усталость накатила мутной волной, словно кто-то невидимый нажал выключатель. Соню качало. Ее усадили на заднее сиденье старенького Рено. Кажется, Лерка что-то объясняла взрослым: и про слабый запах костра, который ее сразу насторожил, да только она, тупая, не сообразила, и про рюкзак с телефонами, булочками и куриными котлетами, которые (Лерка точно уверена, он их сначала сожрал, а потом за нами погнался) и отвлекли на время Чужого…

– Блиин!!! Мы же…мы же…всего 33 ведра притащили. Это что, выходит, все зря!!! Придется второй раз идти!

Кажется, Лерку обещали выпороть как сидорову козу, и посадить на цепь вместо Овчара, кажется, верный пёс пытался вылизать ей щеки…

Слишком много всего навалилось за этот бесконечно долгий день. Но, удивительное дело, Соня была спокойна. Непривычное чувство правильности всех событий не покидало ее даже в полусне, рядом с фыркающим грязным псом, ругающейся тёткой Оксаной и всхлипывающей Тамарой Васильевной. Они все сделали правильно!

Соня улыбнулась тихой блаженной улыбкой. Лерка запнулась на полуслове.

– Сонька, ты чего? – неугомонная девочка тревожно вглядывалась в лицо подруги.

Машину вела тетка Оксана. Она быстро обернулась, нахмурилась, что-то пробормотала про малолетнюю идиотку, которая не подумала о травмированном ребенке.

– Все хорошо, – негромко прошептала Соня, – Тетя Оксана, со мной все хорошо! Не ругайте Леру! Мы все сделали правильно! – она закрыла глаза и, уже засыпая под шум мотора, добавила. – И никакая я не травмированная!

*****

Она смутно помнила, как выбирались из машины, как ее завели в дом и бережно уложили на кровать.

– Ниче-ниче, никто не помер от того, что спать грязным завалился, утром отмоешься, – ворчала тетя Тамара, помогая снять мокрую, измазанную в песке и земле одежду, – ложись, горюшко мое, ложись. Завтра все расскажешь.

Она заботливо накрыла Соню мягким пледом, устало опустилась рядом на кровать, вздохнула и ласково погладила девочку по голове.

Мурка бесшумно прыгнула и устроилась под боком. Тикали настенные часы, стрекотали за окнами кузнечики, громко мурлыкала кошка. Чуть слышно скрипнули старые половицы – Тамара Васильевна на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.

Неслышно подкрался сон. В нем гулко шумело далёкое море, ветер гнал пенные волны на каменистый берег. Брызги летели высоко-высоко в небо, замирали на мгновение, и окатывали плечи, лицо, текли по щекам. Соленые, как слезы, горькие, как память. Соня вытирала щеки, улыбалась, плакала от радости. Море снова было с ней. Оно узнало ее, вспомнило, пусть даже во сне…

Во сне?!

Девочка резко открыла глаза.

Лицо было мокрым от слез и…от дождя!? Она выбралась из кровати, босиком подбежала к открытому настежь окну, откинула влажную занавеску и глубоко вдохнула свежий ночной воздух.

Летний ливень шелестел по листьям старой яблони, поил измученную засухой землю, смывал боль и страх, безнадежность и отчаяние.

Соня протянула руку, подставляя ладонь ласковым каплям, зажмурилась от нахлынувших чувств, таких сложных и запутанных, что не разобрать.

… острая тоска, перемешанная с болью утраты…

… восторг и неуемная радость. Вот же оно, чудо – смеется, скачет по лужам, пляшет на карнизах и крышах.

А где-то глубоко-глубоко в душе рождалась надежда – твердая, как камень, крепкая, как земля под ногами, и теплая, как мамина улыбка!

Участковый

День выдался пасмурный. После долгожданного ливня, который шел почти двое суток, солнце не спешило показываться из-за туч.

Наглые жирные гуси расселись в огромных лужах посреди улицы, не собираясь пропускать не то что пешеходов или велосипедистов, но даже подъехавшую к воротам машину. Водителю пришлось громко сигналить, прежде чем недовольный вожак лениво поднялся и отвел стаю в сторонку. Из машины выбрался худой высокий дядька в черных форменных штанах и камуфляжной футболке. Подождал, пока противная птица перестанет шипеть и отойдет подальше от калитки. Храбрец, нечего сказать! Гусака боится!

Соня поморщилась, задернула занавеску и отошла от окна. Накинула на плечи серую спортивную кофту. Рука привычно потянулась взять телефон и сунуть в карман.

Телефона не было.

Уже пару дней как…

Маме пока не говорили – нечего ей волноваться. Отбрехивались с Тамарой Васильевной на пару, мол, сломалась зарядка, а за новой в район ехать нужно. Заговорщицы! Мама приедет через неделю и все равно узнает. Эх…

– Сонюшка, выходь. Сергей Петрович приехал! – громко крикнула тетя Тамара, выглядывая с летней кухни.

Идти не очень-то и хотелось. Снова отвечать на вопросы – тем более. Но узнать «кладбищенские» новости интересно. А этот…Сергей Петрович обещал рассказать все, что выяснил за эти дни.

Участковый – лицо официальное. Это после работы он тете Томе двоюродный племянник троюродного крестника – почитай сын родной. А при исполнении – на Вы и «Можно войти, уважаемая пани Тамара». Чудной.

– Хозяева-а! Есть кто дома?! – рявкнул гость через высокий забор.

Тетя Тома радостно выскочила из летней кухни, вытирая рушником руки, поправила перед уличным зеркальцем волосы, и поспешила открывать калитку представителю силовых структур.

Представителя этих самых структур ждали к обеду. Наварили борща, нажарили картошки со шкварками, накрошили салата, мелко нарезали сочную зелень. Сбегали к соседям за свежей сметанкой.

А как иначе?! Не абы кто в гости пришел!

«Вот интересно, – подумала Соня, – он специально такое время выбрал, чтобы совместить приятное с полезным, или по простоте душевной? Хотя… Этого сколько не корми – не в коня корм», – хмыкнула она про себя, здороваясь с высоким худым дядькой лет за тридцать.

Доверия он не вызывал. Точнее, не вызывала доверия его способность поймать причину всеобщего переполоха. Сельский Шерлок Холмс был загорелым и выглядел простоватым добряком. В меру бестолковый, в меру хитроватый, привыкший к обычной сельской рутине – мелким кражам, жалобам на соседей, дракам и пьяным дебошам. ДТП в их краях не случалось уже лет сто, серьезных преступлений – тем более, а обычная текучка приучила с расслабленности и пофигизму.

Выросшего в Михайловке Серёгу такая ситуация в общем-то устраивала, и должность капитана в районном отделении была верхом его мечтаний. Об этом по секрету проболталась тетя Тамара, когда они с Соней чистили овощи к обеду.

И как такому доверять важное дело?!

Нет, положим, позавчера он внимательно выслушал пострадавших. Протокол оформил. Кража двух телефонов, это вам ого-го! Да и разбитая собачья морда произвела впечатление. Не получилось у Сереги свалить на девчонок, мол, сами телефоны посеяли, а теперь приключений ищут.

Хотя репутация для такого заявления у Лерки в селе подходящая. Но – не вышло.

Уж очень убедительно тетки живописали, как поздним вечером на кладбище они своих кровинушек спасали. Еле отбились от бандита.

Даже стрелять пришлось.

В воздух, не подумайте чего такого!

Откуда оружие?

Эээ…так это покойного супруга ружье. Он же охотник был на всю голову.

Разрешение? Есть! Ну и что, что на умершего мужа выписанное. Ты нам, Сергей Петрович, зубы не заговаривай и с темы не съезжай. Наших девочек чуть не поубивали, а он – разрешение! Вот у бандита того и спрашивай разрешение. И вообще, мы из рогатки стреляли!

Участковый недовольно морщился от напора наседавших на него бойких гражданок. Грозился прийти и отобрать «последнюю память о горячо любимом супруге» – ирод, как есть ирод! Потом махнул рукой и выставил из участка, то есть комнаты в сельсовете, шумных пострадавших. При этом клятвенно пообещав во всем разобраться и найти проклятущего могильного злыдня.

– И телефоны?!

– И телефоны!

Соня тихо сидела в уголке и смотрела на странную перепалку круглыми глазами. Опыта общения с полицией ни у нее, ни у родителей, слава богу, не было. Но представлялись эти самые разговоры немного иначе. Серьезнее, строже, солиднее…

Как в кино, – вспомнила она свои ожидания от сельского кладбища и, не сдержавшись, рассмеялась. Уж очень ситуация была похожей.

Все трое прекратили препираться и разом повернулись к девочке. Лерку выставили за дверь ещё раньше – после ее пространного рассказа о традициях, верованиях и способах обезвреживания сбежавших покойников. Чего стоили рассуждения о том, как и когда эти самые покойники могут пакостить живым. Пока ещё живым, – ехидно уточнила «скаженная». Участковый слушал-слушал, да и выгнал неугомонную дуреху. Охолонуть на свежем воздухе.

Теперь вот Соня зажала ладонью рот, но смех так и норовил выпрыгнуть наружу и рассыпаться под ногами.

Сергей Петрович строго постучал ручкой по столу, призывая к порядку, нахмурил выгоревшие на солнце брови. У него ещё и веснушки на носу! Веснушки стали последней каплей. Сонька легко и беззаботно расхохоталась.

Тетя Тома сложила ладони и с умилением глядела на «бидну дивчинку».

– Ну, Серёга, – перешла на ты Оксана Ивановна, – с меня причитается.

– Чего?! – не понял вконец обалдевший полицейский.

– Этот смех дорогого стоит, – негромко и очень серьезно пояснила тетка Оксана.

*****

– Не поймал?!

– Не поймал! – мрачно кивнул участковый, устраиваясь за столом во дворе. – Где ваша кума и эта скаже… пострадавшая?

– Так вот они туточки, уже идут.

В открытую калитку заходили Оксана Ивановна и Лера – аккуратно причесанная, в бело-зеленом сарафане и «приличных» босоножках. Соня не сразу признала подругу. Вместо растянутых, застиранных футболок, стоптанных кед и дырявых джинсовые шорт, таких удобных и практичных, – длинная юбка из легкой ткани, белая обувь и …заколка в коротких волосах.

Лера неспешно прошла по двору под изумленными взглядами, изящно вдохнула аромат роскошных красных роз, чинно присела на лавочку, перед тем смахнув невидимую соринку, расправила подол и сложила руки на коленях. Тамара Васильевна восхищенно замерла, прижав ладонь к щеке, только что слезу от умиления не смахнула. Тетка Оксана насмешливо глянула на куму, на хмурого участкового и испуганную Соню. Хмыкнула довольно и устроилась на стуле напротив девчонок.

– Это ещё что! – Лерка наклонилась к подруге. – Я теперь месяц буду с репетитором английским заниматься. Два раза в неделю. Прикинь!

– За что тебя так?! – шепотом спросила Соня.

– За черный ставок. Потом расскажу.

– Оно хоть того стоит?!

– А хрен его знает?! – Лерка на минутку выпала из образа благовоспитанной барышни, скривилась и шмыгнула носом. – Проверим!

Они разом притихли и подняли головы. На них смотрели взрослые. Тетка Оксана насмешливо, Тамара Васильевна восхищённо, участковый – подозрительно. Но, не углядев никакого подвоха, выдохнул и деловито положил на стол планшет с бумагами. Мельком глянул в сторону открытой летней кухни – голодный, видать. От сытного запаха борща с чесноком, жареных шкварок и горячей картошечки даже у нее слюнки потекли, – злорадно ухмыльнулась Соня.

– Был я на кладбище, ведра ваши привез, – важно начал полицейский. Могилу, – строгий взгляд на девочек, – лицезрел. Да уж. Покуролесили! Крест набекрень, холм размыт, вся трава вытоптана.

– Покойник хоть на месте? – ангельским голосом поинтересовалась Лерка.

Сергей Петрович поморщился, но продолжил докладывать, игнорируя несносную потерпевшую. Тетя Тома выразительно глянула на внучатую племянницу.

Та, как ни в чем не бывало, мило улыбнулась любимой бабушке.

– Этот тип в заброшенной хате прятался. Через заднее окно залезал, чтобы крыльцо, значит, не тревожить. Там за хатой кущери густые – оно и незаметно.

Участковый помолчал. То ли для солидности, то ли припоминая детали.

– Цепь колодезная нашлась и вещи ворованные. Рюкзак ваш. Пустой, правда…

– Какие вещи ворованные? – всполошились Тамара Васильевна.

– Так это…я по людям прошёлся, ну тем, кто от кладбища недалече живут. Поспрашал. Одежда с веревок пропадала. И по огородам кто-то шарился. Картошку, помидоры тягал …лето – жратвы полно. Кастрюлю старую спер, она там в доме и нашлась. По всему выходит, он у нас пару недель отсиживался, а то и поболе.

– И все?!

– И все, – досадно кивнул участковый. – А вы думали, он после ваших…хм…рогаток будет полицию ждать. Ноги в руки и деру дал. Ищи его теперь!

– Это не просто вор, – не унималась Лерка. – Это…это… враг! Из этих…поганцев! – она закусила губу, нахмурилась.

– Лера, фронт далеко, – вкрадчиво проговорил Сергей Петрович. – Как же надо драпать, чтобы в такую глухомань забрести?! Да через наши позиции?! Нет, не может быть! Какой-то залётный бомж или наркотой чувак балуется, вот и промышляет. Я таких навидался. Вообще-то ничего необычного, если честно. С головой у таких не все в порядке. Считайте, что вам повезло.

Лера упрямо тряхнула головой, цветные прядки встопорщились, заколка с зелёными камушками съехала набок.

– Это враг! – повторила девочка, глядя в стол.

– Так дед Назар сказал! – упрямо подтвердила Соня. – Он нас даже предупредить пытался, а мы…ну…не прислушались. Зато дождь пошел.

Она наклонила голову к плечу и ехидно улыбнулась, глядя, как от возмущения полицейский надулся, а веснушки проступили ещё ярче. Лерка хихикнула и заговорщицки толкнула подругу локтем в бок.

Тетя Тома грозно показала кулак. Спелись, на мою голову – читалось на ее лице.

Участковый шумно выдохнул, откинулся на спинку стула, уперся ладонями в стол. Засопел, напоминая недовольного уличного кота.

– Деда я, конечно, уважаю, он и ко мне заходил побалакать, – полицейский замолчал, видимо, припоминая местного чаклуна, – любит старый пень навести тень на плетень. Только «щось менi бджiлки нажужжали, а ще вiтер в полi навiяв» – не аргумент и к делу его не пришьешь!

Сергей Петрович стал нервно грызть ноготь большого пальца. Совсем не солидно. Переживает, подумалось Соне. Она тоже, чуть что – ногти кусает!

– Нужно в район сообщить, – вмешалась тетка Оксана. – На всякий случай. Пусть знают. Вдруг чего…

Участковый тяжело вздохнул и обреченно махнул рукой.

– Да сообщил я уже…

Базарный день

С утра пораньше тетя Тамара растолкала сонную девочку и решительно заявила – ее терпение лопнуло! Идём на базар за новой одежкой! Чего это Лерка – чудо разноглазое – аки принцесса вчера заявилась, а у ее (ее!) деточки ни одного нормального платья нету. Ну и что, что глушь?! А если в район поехать или, не приведи господь, в область – в драных шлепках и линялых шортах?! Софиюшке, между прочим, скоро 15 лет. Невеста, почитай. Вон, хлопцы мимо ворот ходят и заглядывают, приветы передают.

Соня изумленно вытаращилась на тетку. Какие хлопцы?! Какая невеста?! Она ещё маленькая. И вообще…война…и…кому она нужна…такая…ненормальная…

Тамара Васильевна осторожно присела на скрипучую кровать, ласково погладила «свою девочку» по спутанным после сна волосам. Грустно улыбнулась, вздохнула.

– Война закончится. А радоваться разучиться нельзя. И вообще – ты у нас сокровище. И красуня. Так что умывайся, кушай – на столе все свеженькое. И собирайся на базар.

Соня шмыгнула и порывисто обняла тетю Тамару. Та крепко прижала сонное растрепанное чудо. И, думая, что чудо не заметит – украдкой смахнула с ресниц слезы.

А что? Слезы – они тоже лекарство, особенно такие…

****

– Божечки, яка принцесса! Томка, ну ты глянь! – бойкая продавщица запросто толкнула покупательницу в бок. Бывшую одноклассницу, между прочим.

И куму. Кто бы сомневался!

– Ну, шо я тебе кажу! Голубой – ее цвет. Глаза серые, волосы светлые. Красный – фуфло, оранж, малина – ни в коем разе! Она в них, что клоун. И морда красной кажется и …не то. А ну, дитё, давай примерь ещё вот это.

Шумная тетка уверенно сунула смущенной Соне наряд и подтолкнула в «примерочную» – тесный закуток в торговом киоске, отгороженный от посторонних глаз цветастой тряпкой. В темном углу были свалены пустые клетчатые сумки, на складной табуретке стоял термос ипластиковый контейнер с обедом. Вокруг слышались громкие голоса, звучала музыка, сигналили машины, спорили и смеялись люди. Поначалу девочка не поняла, как можно переодеваться, если в метре от нее трое мужиков обсуждают новости с фронта, а их отделяет (от мужиков, не новостей) хлипкая стенка ларька; с другой стороны дотошная мамаша выбирала сандалии для орущего от возмущения карапуза.

Но тетя Тамара на пару с этой…Ганной убедили Софийку, что «нормальные» люди на такие мелочи внимания не обращают.

Значит, будем сегодня нормальными, мысленно улыбнулась Соня.

Для разнообразия.

Надев бело-голубой сарафан на тоненьких бретельках, она взглянула на свое отражение в узком высоком зеркале, и… схватилась рукой за горло, часто задышала, хватая ртом воздух.

Последний раз в полный рост она видела себя очень-очень давно…ещё дома.

В прихожей стоял здоровенный зеркальный шкаф. Данька любил дышать на стекло и прижимать к запотевшему зеркалу ладошки. Мама сердилась, вытирая следы мягкой тряпочкой. Братик смеялся и прятался от мамы среди курток и пальто. Это его и спасло от тысячи осколков, в которые превратились огромные зеркала. Данька, услышав первые гулкие удары, забился в угол шкафа, задвинул дверцу, и, стянув с вешалки шубу, затаился в темноте. Так папа и выгреб его оттуда, завернутого в рыжий лисий мех…

… Соня медленно глубоко вздохнула. Выдохнула. Разжала сведенные судорогой ледяные пальцы, потрясла ладонями, сбрасывая напряжение. Что там ещё Лерка советовала, когда накрывает? Прислушаться, принюхаться, присмотреться?

Она порывисто втянула носом воздух – вкусно пахло кофе и котлетами с луком, сладкими духами и бензином, новой тканью и нагретым на солнце металлом.

Кажется, помогает! Соня огляделась вокруг – вешалки на стенках, цветастая занавеска на бельевой веревке, на прилавке громоздилась куча вещей – яркие футболки, летние платьица и сарафаны, юбки и лёгкие свободные брюки. Только зачем в этом селе нужна «приличная» одежда? Магазин – на соседней улице. Колодец – за воротами. С Леркой гулять?.. Да уж…

Соня крепко зажмурилась, ещё раз шумно выдохнула и с опаской глянула в зеркало, откинув с лица волосы, неуверенно улыбнулась. Провела кончиками пальцев по странно запотевшему стеклу – холодному, словно шелковая гладь реки под ветвями плакучей ивы. От лёгкого касания вода пошла кругами, отражение подернулось рябью, сухой дубовый листочек задрожал на зеркальной поверхности…

Нормальная, говорите?

Девочка растерянно отдернула руку, прислушалась к базарному шуму-гаму.

У прилавка две кумушки увлеченно сплетничали, не замечая долгого отсутствия «красуни». А может, специально насовали ей нарядов, чтобы всласть наговориться.

– Ганя, оно ж дитё совсем, – шепотом, чтобы «дитё» не услышало, причитала Тамара Васильевна. – Да ещё городское! И в нашу глухомань попало. Ни тебе культуры, ни цивилизации – куры с гусями, вода в колодце, – да шо я тебе кажу! Сама знаешь. Сколько народу за кордон подалося от того жахиття! А эти – туточки. Батько в шпитале, мамка с лялькою до нього рванули. Мы з Софийкою удвох хозяйнуем. Гляжу на нее, аж сердце плаче. Она ж токо-токо оживать начала. И тут, на тебе, – бисова хрень! Шо они с Леркой на цвинтаре натворили…

Тихий шепот Соня слышала отчётливо, слух после приступа обострился или ещё какая «бисова хрень»? Девочка хихикнула.

– А шо Серёга казав? Нашел того упыря? – продавщица от любопытства забыла и про товар, и про деньги.

– Та де там!!! Каже – бомжара залётный. Слинял одразу, як Ксанка пальнула. Чи Лерка, не помню…

– Ну й добречко, що слинял! – обрадовалась Ганна. – Погань яка, не приведи Господь. Зато дощик пошел! Та добрый такой! На неделю полива хватит. Молодцы дивчата!

– Ганя! Ты шо, здурила?! – тетя Тома забыла о конспирации, и резко прибавила громкости. – Ты шо, в проклятых покойников веришь!? В эти забобоны?!

– А и верю, – Ганна уперла руки в бока. —Да кабы не те забобоны…он, глянь базар мало не сдох через кляту войну, а я торгую. И добре торгую.

Соня любопытно высунулась из-за занавески, обидно пропустить такое зрелище. Будет что Лерке рассказать. Не только взрослым языками чесать можно!

Тамара Васильевна разошлась не на шутку:

– Причем тут твоя торговля!?

– А при том, – продавщица зыркнула по сторонам и, понизив голос, загадочно продолжила. – Я в лютому до гадалки подалась. Она карты раскинула и каже – сиди дома, не уезжай, все буде добре! Я и сижу. И не жалею.

– Ой, дура ты, кума! Ленка всем так гадает, чтоб людей поболе осталось. С чего ей жить, як село пустое? А, ну вас! – Тамара Васильевна сердилась не на шутку. – Темнота дремучая. Нет, чтобы своей головой кумекать – гадалку им подавай! Дождь от покойника зависит! Тьфу!

Любопытные прохожие замедляли шаг и прислушивались к шумному спору подруг. К вечеру все село знать будет. Соня давно поняла, новости тут разносятся мгновенно – никакого интернета не нужно.

– Факт остаётся фактом, – не сдавалась упрямая Ганна, – пока 40 ведер на могилу не вылили, все сохло, как заклял кто!

– Мы не успели, – пропищала Соня, с трудом сдерживая смех. – Мы только 33 ведра притащили. А одно вообще майонезное.

– От же ж!!! Вуха у нее!!! – тетя Тома, шутя, погрозила девочке пальцем и тут же заулыбалась. – Моя ты красунечка! Глянь, кума!

– А я тебе говорила! – довольно потерла ладони Ганна. – Може, пока матуси нема, мы ее за моего Сашка сосватаем?!

********

По базарному ряду уверено шагала тетка Оксана. Хмурая Лерка плелась сзади в том же длинном бело-зелёном сарафане. Только вместо нарядных босоножек на невысоком каблуке, на ногах красовались стоптанные кроссовки, а на левом плече болтался многострадальный рюкзак – украденный на кладбище и найденный в логове бандита.

– Тетя Тома, можно мы с Лерой вдвоем по рынку походим? – Соня умоляюще сложила ладони. – А потом сразу домой.

Она скользнула в «примерочную» за вещами. Не хватало ей для полного счастья какого-то Сашка в женихи заполучить. С этих кумушек станется. Как же вовремя появилась Лерка!

– Иди, горюшко мое, – махнула рукой Тамара Васильевна. – Да не переодевайся. Мы с Ганей по деньгам разберемся. И вещи я отберу для тебя. Только с рынка сразу домой! Договорились!?

– Угу.

****

Они медленно шли мимо закрытых киосков и пустующих ларьков, мимо сиротливо торчащих опор для навесов и вкопанных намертво столов. Голоса, люди, музыка, шум машин остались где-то там, позади. Большая часть рыночной площади пустовала. С началом войны торговля свернулась чуть ли не втрое-вчетверо и кучно теснилась около центрального входа.

А тут – бездомные псы между рядами да сваленные в кучу картонные коробки около старого забора.

Чувство брошенности и пыльной тоскливой пустоты…

– Ты чего хмурая такая? – наконец спросила Соня подругу.

– В церкви была, – пробурчала та, пнув ногой небольшой камушек.

– Где?!

– В церкви. Думаешь, чего я, как дура, в этом…наряде! – Лерка раздраженно дернула юбку. – Условия у тетки: она идёт со мной к батюшке, если я выгляжу по-человечески.

– Ты же вчера говорила – английский учить будешь. Ну, чтобы нас на черный ставок отпустили!

– Английский – то за ставок. А «человеческий внешний вид» – за крутой артефакт!

– Чего?!

– Чего-чего, – передразнила Лерка. – Глянь, чего!

Она сняла с плеча рюкзак, кинула его на прилавок и достала литровую бутылку воды. Полюбовалась сомнительным сокровищем и с гордостью протянула Соне. Та удивленно повертела в руках «артефакт». Вода как вода. Может, если открутить крышку и понюхать…

– Не-не-не… не открывай! – ойкнула Лерка и, отобрав бутылку, спрятала обратно в рюкзак. – Это святая вода! Мы ради этого в церковь с теткой поперлись. Поп – ее бывший ученик. Кривился, но водицы налил, на богоугодное дело!!

Лерка, не слишком заботясь о чистоте сарафана, запрыгнула на грязный прилавок. Уселась удобней, хлопнула ладонью, приглашая Соню. Та помотала головой – не хотелось вот так сразу пачкать новое платье.

– И что мы с этой… штукой делать будем? – осторожно спросила подружка.

– В Черный ставок выльем, что ж ещё?! Немного вдоль берега побрызгаем, веревку, и спасжилет окропим. Потом я спробую поплавать, а вы толпой будете меня охранять и спасать!

Лера мельком глянула на подругу.

Не смеётся?!

Соня слушала внимательно.

Пока…

– Ну а что, – увлеченно продолжила Лерка, – проклятое же место! Каждый год кто-то тонет, или мертвяка на берегу находят! И, говорят, дна вообще нет!

– Кто проверял, если все тонут?

– Какой-то комсомольский работник прошлого века. Хотел разоблачить местные забобоны.

– Утоп!? – как-то чересчур серьезно спросила Соня.

– А то как же!!! – хихикнула Лерка, представив идейного советского утопленника с подробным отчетом в сельсовете, – сначала утоп, а потом решил вернуться и служить делу просвещения темных селянских масс!

– Ага! – развеселилась Соня. – А сам синюшный, с клыками упыря и скрюченные пальцы тянет к председателю! Уууу!!!!

Она внезапно схватилась рукой за горло и сдавленно закашлялась. Воздуха не было, из глаз брызнули слезы. Лерка вскочила на ноги, спешно достала из рюкзака бутылку, открутила крышку и протянула подруге. Та схватила, не глядя, жадно припала к горлышку.

– Фуух!!! Спасибо, – с трудом отдышавшись, просипела Соня, – я мошкой подавилась. Чуть не задохнулась! Лер, прости, я не…

– Да ладно, – беспечно махнула рукой Лерка, – покропить верёвку и бронежилет хватит!

Она привычно взъерошила волосы, став похожей на растрепанного воробья.

– А к попу я больше в жизни не пойду! Праведник хренов! Вырежу ему на заборе…хм…обережные руны – будет знать!

Соня вытерла ладонями мокрое от слез лицо.

– Лер, у меня опять приступ был. Там, – она кивнула в сторону торговых рядов, – но я справилась! Сама! Как ты учила. Прикинь! А потом, – Соня запнулась, подбирая слова, – зеркало рябью пошло… круги на воде, и ветки, и листья, как тогда на реке, и…голос, только без голоса… – она совсем запуталась, пытаясь объяснить то ли видение, то ли навязчивый глюк.

Лерка задумчиво посмотрела на подружку, медленно кивнула, и …ободряюще подмигнула.

Затем отряхнула от пыли ненавистную юбку, бодро закинула на плечо рюкзак и решительно потянула Соню за руку.

– Пошли-ка к деду Назару! Он наверняка сегодня торгует. Расскажем ему все, а заодно спросим, как нам завтра не утопнуть! Пусть только попробует не помочь! Мы и ему на заборе вырезать можем…

****

Сельский пасечник расположился у дальнего выхода с базара, около забора, в тени старой раскидистой липы. На невысоком столике выстроились баночки с медом, рядком лежали завернутые в пергамент соты.

Щуплый дедок в вышитой сорочке и широкой соломенной шляпе мирно дремал на раскладном стуле. Лёгкий ветерок доносил аромат цветочной пыльцы и меда, тихо жужжали пчелки – то ли помощницы, то ли надежные охранницы…

Кудлатая собачонка, заметив гостей, лениво тявкнула и небрежно махнула хвостом, подняв облачко пыли.

Дед резко открыл глаза.

– Добрыдень, диду! – громко крикнула Лерка.

Старик усмехнулся в седые усы, хитро прищурился, и вокруг глаз разбежались лучики-морщинки.

– Добрыдень, коль не шутите!

Он вытянул из-под столика небольшую деревянную скамеечку, смахнул пылюку.

– Сидай! – приветливо кивнул пасечник Соне. – Побалакаем!

– Ага, садись, Сонька! – обрадовалась Лерка приглашению к беседе.

Сидеть на низкой табуретке было неудобно, хотелось встать и …спрятаться. То ли от местного чаклуна, который может и не чаклун, но видит ее насквозь; то ли от собственной странности, которая и не странность вовсе, а посттравматический (слово то какое) синдром, как говорила мама, повторяя слова врачей.

– Мы, диду, завтра на Черный ставок едем, – Лерка подхватила пальцем со стола липкую сладкую лужицу и сунула в рот. Зажмурилась от удовольствия.

Пасечник насмешливо покачал головой.

– Мало вам кладбища?! Мало по могилам скакали и тикали, поджав хвосты?!

– Участковый говорит – бандит ушел, – беспечно отмахнулась Лерка, перебирая баночки с товаром. Наконец выбрала одну, покрутила, любуясь золотистым текучим лакомством.

– Можно мне вот этот? А гроши мы потом занесем.

Старик махнул рукой, мол, бери, что с тебя взять.

– Участковый им сказал… Серёга хлопец добрый, но бестолковый. Меня не слухает. Тот поганец десь поряд блукает. Ему пути закрыли, он уйти не може!

– Как это? – обмерла Соня.

От одной мысли, что страшный чёрный человек может оказаться где-то недалеко, ладони мгновенно заледенели, по спине пробежал озноб.

Ну уж нет!

Она глубоко вздохнула, разжала сведенные от страха пальцы, потрясла кистями, помотала головой, возвращаясь в теплый июльский день. Дед Назар кивнул каким-то своим мыслям, и, словно не замечая долгой паузы, продолжил:

– Он на цвинтаре ховався. А там ста-а-арые могилы есть… Ума не приложу, как он темень терпел и не утек одразу?! ТЕ налякать могут, шо сердце не у всякого выдюжит. Знать, крепкая он погань, если мертвых не забоялся. Только ОНИ не отпускают запросто так. Ждут к себе в гости, голубчика. Тут и я не помогу, даже если хотел бы.

Старик положил руки на колени и тяжело вздохнул.

– И что теперь делать? – прошептала Соня.

Пасечник помолчал, словно прислушиваясь к чему-то. Затем стянул соломенный брыль, провел ладонью по коротким седым волосам.

– Воду попроси, она тебя чует, – наконец, тоже шепотом, ответил дед Назар, пристально глядя на Соню. – Пусть она и рассудит. Як нема на його руках крови, то й выживет. А есть – то в луже утопнет.

Старик зажмурился, устало растер лицо. Затем наклонился и вытащил из-под прилавка небольшой термос. Открутил крышку. Запахло медом и горькими травами.

– Змерзла?! – он аккуратно налил в кружку горячий чай, протянул Соне. – На. Спробуй. Тут мед з травичками. Саме те, як… – он не договорил, запнулся на полуслове, горько усмехнулся.

Соня обхватила кружку ладонями. Сделала небольшой глоток, закрыла глаза…По телу прокатилась волна мягкого тепла. Холод отползал, истаивал. Ещё тот…зимний. Скрученный внутри тугими узлами страха, запечатанный памятью и болью, спрятанный так глубоко, что даже июльское солнце не могло дотянуться.

– Отож, – кивнул дед Назар, искоса наблюдая за девочкой, – потихеньку, полегеньку, та й справимося. Я ж трохи того…чаклун.

Он подмигнул обалдевший Лерке, кряхтя, поднялся с низенькой табуретки и принялся складывать банки с медом.

– На сегодня – все! Набазарювались!

Ночь

Соне не спалось. Вроде и нагулялась за день, и в огороде долго возилась, подвязывая высоченные помидоры, и блинчиков с творогом тетя Тома на вечер нажарила – самое то для крепкого сна…

Только – не спалось.

Стрелки настенных часов давно переползли за полночь. Серая мурлыка спрыгнула с кровати на пол и свернулась клубочком на коврике, подальше от беспокойной соседки. Заурчала, приманивая сон.

Тишина в хате мягкая, живая, она полнилась неясными шорохами, теплом нагретых за день стен, мурчанием довольной кошки. Ночной ветерок колыхал легкие занавески, старая яблоня за окном шелестела листьями. Сладко пахло розами, спелыми сочными абрикосами и ранними яблоками.

Любопытная луна несмело заглянула в комнату, выстелив деревянный пол бледными островками света. Лунные тени дрожали, менялись.

Если залезть на широкий подоконник и посмотреть вверх, то сквозь темную листву видны звёзды. Вон ковш Медведицы висит прямо над крышами, а левее, невидимый за деревьями сада, – выходит Орион – небесный охотник. Млечный путь растекся по небу полноводной рекой. Протяни руку – и сорвешь золотую искорку. В Городе таких звёзд не было. И Города больше не было. Мысль эта навеяла тоску, но не ту свинцовую, мертвенную, от которой подгибались ноги, и хотелось скулить забитым до смерти щенком. Нет. Эта тоска была иная – с привкусом горького миндаля и запахом горящих свечей памяти об ушедших. Бережно хранимой и многократно оплаканной…

Соня глубоко вдыхала свежий воздух, слушала стрекот сверчков и смотрела в бархатное темное небо. На соседней улице залаяли собаки. Муха сонно завозилась в будке, звякая цепью. Тявкнула для порядка и затихла до рассвета. Ночная птица резко вскрикнула где-то вдалеке.

Соня зябко поежилась. Но слезать с подоконника и искать кофту не хотелось. А чего хотелось? Сидеть, положив голову на колени, слушать звуки ночи, ни о чем не думать.

Осторожно скрипнула дверь.

– Софийка, ты спишь? – тихий шепот тети Томы.

– Неа.

– Можно я зайду?

– Ага.

Тетя Тома, осторожно ступая босыми ногами по лужицам лунного света, подошла к окну.

– Поздно уже…

– Не спится.

– Вот и мне тоже, – она ласково погладила девочку по волосам. Соня прижалась щекой к теплой ладони, грустно вздохнула.

– Давай-ка ложись, а то завтра сил не будет на ваши приключения.

– Вы посидите со мной?

– А как же.

Соня слезла с подоконника и улеглась в кровать. Провела рукой по шершавому ворсу ковра. Улыбнулась, вспомнив «папу на от такой конячке». Тетя Тамара заботливо укутала девочку мягким пледом, села рядышком.

– Засыпай, а я тебе буду рассказывать сказки. Хочешь?

– Угу. Как маленькой. Про черный ставок хочу!

– Хорошо. Только, чур, ты глаза закрываешь.

Бесшумно запрыгнула кошка, покрутилась, устраиваясь, прижалась серой спинкой.

Тамара Васильевна помолчала, подбирая слова:

– Тут ведь как. У каждого села есть свои легенды, память о прошлом. Лерка твоя – молодец, – записывает, сохраняет. Только всего-то и ей не расскажут.

Давным-давно жил в наших краях знатный шляхтич. Поместье у него было богатое, золота – полные сундуки. Ходил он по молодости в походы за щедрой добычей в далёкие края. Шло время, остепенился грозный пан и зажил хозяином на своих землях. Шаблюку на стену повесил да задумал жениться, чтобы род продолжить и наследников родить, которым все богатство передать можно.

Стал присматривать невесту. Сам не то чтобы стар, но и не молодой хлопец уже. Хотя жених все одно завидный. За такого любая бы согласилась. Начали к нему соседи дочек привозить, что в возраст вошли. Всяк хотел породниться с богатым да знатным.

И вот влюбился наш молодец в красну девицу. Всего приданого за ней было – карие очи, черные брови да коса до полу. Ну и имя отцовское знатное. Токмо надо ли пану приданое, когда он денег не считает и на золоте ест.

Посватался. Пышную свадьбу играли. Кажуть, гости были из самого Киева. На свадьбу подарил жених своей невесте рубиновое ожерелье. Которое, говаривали, взял добычей у самого хана Гирея. Камни горели так, что в темноте светились. И не было краше той, кто наденет те камни.

Зажил пан счастливо. Жену молодую любил, наглядеться не мог. Только невесела была ясна панна. Слуги болтали, мол, часто плачет хозяйка темными ночами. Муж утешал, как мог, подарки дарил, на руках носил. А она только смотрит печально. Так год прошел. Вроде повеселела красавица, прижилась в новом доме, улыбаться начала. Муж ее совсем счастливым стал. Глядел на нее, как на божье сонечко. А уж когда она дитя понесла, то и вовсе голову от любви потерял. Назвал в дом гостей отовсюду. Гуляло панство. Славили будущую мать с наследником, хоть и не положено заранее.

Тамара Васильевна замолчала, переводя дух.

– Теть Том, а дальше-то что? – Соне не терпелось.

– На праздник тот приехал гость, которого никто не звал, и в живых не чаяли увидеть. Молодой, красивый. А хозяйка, стало быть, его крепко любила ещё раньше, до свадьбы. Только весточка пришла, что сгинул ее милый на войне, сложил буйну голову. Вот и пошла красавица замуж по воле родительской.

А тут он явился, живой и здоровый. Да начал звать с ним от мужа сбежать.

Чем дело кончилось? Бедная панна с горя на себя руки наложила. Утопилась в черном озере. Прямо в праздничном уборе, с тем ожерельем рубиновым. Приняла ее вода, утянула на илистое дно, там она и дочку родила. Кинул пан в озеро сундуки с золотом, надеясь выкупить у водяниц жену и дочь. Говорили, что безлунными ночами отпускало озеро красавицу с мужем повидаться, а дочка ее, что на дне родилась, с тех пор самая главная среди водяниц. И клад на глубине лежит. А самое ценное в нем – красные камни. Многие пытались те сокровища отыскать, да все без толку.

Тамара Васильевна тихонько поднялась с кровати и на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Соня слышала, засыпая, как она ходит по хате, скрипит половицами…

… перед глазами закачались гибкие ветви ивы, узкие листья мерцали нежной зеленью, запах реки наполнил комнату. Ветер стих, смолкли голоса ночи, тишина разливалась теплым потоком, только шорох прибрежной волны, шуршание мокрого песка под босыми ступнями.

Сон плыл вокруг серебристым туманом, манил…

Соня медленно шла в предутренней мгле, раздвигая высокий камыш, чувствуя ступнями прохладную воду озера и мягкое илистое дно. Длинная голубая юбка намокла и обвивала ноги, мешая идти. Камыши внезапно расступились, открывая гладкое зеркало воды, подернутое невесомой дымкой.

Сон вел ее дальше, на глубину.

Плеск во мгле.

Обернуться.

Никого.

Тихий смех, как звон колокольчиков.

– Эй, ты где?!

Соня опустила руку в озеро и брызнула в туман.

– Выходи!

Снова смех. Радостный, счастливый.

– Мы тут…тут…везде. Смотри, глупая!

Соня крепко зажмурилась, а когда открыла глаза – туман исчез, погасла рассветная дымка. Глубокая ночь накрыла все вокруг бархатным покрывалом.

Черное небо с россыпями звёзд.

Млечный путь течет от края до края.

Темное зеркало воды светится зелёным придонным светом. Ленты водорослей кружатся вокруг, длинные, гибкие, как девичьи косы. Одна две, три…сотканные из темной воды лица, глаза, как черные камни, тонкие руки.

Сон дрожал, шел рябью, струился сквозь пальцы невесомыми каплями.

– Пришла, пришла, пришла… – звенело вокруг.

Они неслись по водной глади стайкой беззаботных серебряных рыбок. Соня легко и уверенно плыла вперёд, течение беспечно влекло за собой. Течение ли? Берег давно пропал из виду. Только ночное небо и бескрайнее море вокруг. Рядом …кто?

Люди…призраки…

Они приветливо улыбались, с нежностью глядя на девочку. Легко обгоняли, резвились в теплой летней волне, теряясь в черноте ночи, и вихрем взлетая к звёздам.

– Догоня-я-я-й!

Лился бледный свет луны, выстилая зыбкую дорожку, мелькали тени на глубине.

– Приходи ещё…

– Со мной придут друзья, можно? Вы не тронете их?

– Пусть принесут красные камни, – не тронем, – смеялись тени, кружась в танце.

Соня устало легла на спину, качаясь на мягких ласковых волнах. Чьи-то тонкие пальцы осторожно перебирали ее волосы, тихо звенела мелодия луны и ночного моря…

– Мы будем ждать, – шелестел сон.

– Не бойся, ничего не бойся, – повторяло эхо.

Медленно таяла темнота ночи, бледнел восточный край неба, и далеко- далеко, за гранью темного мира, рождался новый рассвет.

Соня проснулась. Рывком села на кровати, ошарашенно оглядываясь. Вот только что она была там, среди моря…или озера!

Это был сон?!

За окном бодро заорал петух, хлопнула входная дверь. Тетя Тома привычно шуганула веником рыжего бандита – спать ребенку не даёт! В суп отправлю – будешь знать, мерзавец!

Выбралась из будки Муха, потянулась, закряхтела, зевнула, поскуливая. На соседней улице просигналила машина молочника. Кто-то включил колодезный насос – в такую рань за водой притащились!

Соня упала на подушку, свернулась калачиком, укутываясь в одеяло, и закрыла глаза. Ещё пару часов можно поспать, а потом…Лерка придет…собираться… надо…

Красные камни

– Ну, стекло, и что с того?! Оно же красное?!

– Ты не понимаешь, – возмущалась Лерка наивностью подруги. – Это – НЕ камни! Давай ещё раз – как они сказали?!

Соня скептически поморщилась и в который раз повторила фразу из своего сна:

– Пусть они – то есть вы, мои друзья, – принесут красные камни, и мы их не тронем.

– Во-о-т! Камни! Это важно! Понимаешь! Очень-очень важно. Не стекло, не пластик, ни, прости господи, вот эта хрень, – она поддела пальцем детские рябиновые бусики. – Я бы на их месте за такое придушила…Нет, притопила.

Они сидели вдвоем в комнате Лерки, перебирая горку разномастных украшений в основном красного, розового и малинового цветов. Всевозможные бусы, брошки, браслетики, кулоны, даже бисерные плетушки. Все это богатство удалось раздобыть у многочисленной родни. Оказывается, у тетки Оксаны, а значит и у Леры, в селе есть и двоюродные бабки, и четвероюродные кумовья, и ещё какие-то совсем уж экзотические родичи типа сводной сестры маминого крестного.

С раннего утра объехав их на велике и клятвенно пообещав прополоть огород, натаскать десяток ведер воды и рассказать последние сплетни, Лерка притащила домой кучу бижутерии разной степени потёртости. Выбирать подарок водяницам! К странному сновидению она отнеслась спокойно, словно ожидала чего-то подобного, сильно не удивлялась сбивчивому рассказу подруги, только предупредила:

– Лучше никому не говори. Пока. А то мало ли – поймут неправильно.

– Неправильно – это как?

– Ну…могут решить, что ты или сумасшедшая, или ведьма, – она заговорщицки подмигнула Соне. – Одно из двух!

Сумасшедшей быть не хотелось.

Ведьмой? Ведьмой тоже не очень. Как-то оно…

– А сама ты как думаешь? – Соня с тревогой посмотрела прямо в глаза подруге. Разноцветные, между прочим. Вот кто на ведьму похож – вечно встрепанная, носится сломя голову. Идеи к ней приходят одна другой…хм…гениальней!

– Я?! – поразилась Лерка, словно ее спросили о чем-то, само собой разумеющемся. – Думаю, ты не совсем ведьма, а просто…– Она посерьезнела, привычно взъерошив короткие волосы. – Ясновидящая, что ли. Ты видишь и чуешь больше других.

Соня отвернулась, закусив губу. Нет, плакать ей не хотелось, наплакалась уже на десять лет вперёд. В открытое окно сунулась мохнатая собачья морда. Овчар стал лапами на подоконник и нагло выпрашивал внимание и ласку. Девочка улыбнулась, почесала за ухом хозяйского любимца. Охранник…

– Помнишь, как ты крестик почуяла у той вредной тетки, – не унималась Лерка. – Вот не было его видно. Точно не было! А на берегу реки как тебя вштырило от воды! А дед Назар?! Ты рассказывала, как он на пальцы черный клубок намотал и курам кинул, помнишь. Я этого не видела! Клубка. Курей там, что грязи.

– Лер, это все …совпадения, случайность, – оправдывалась Соня. Не перед подругой. Перед собой.

– Случайность?! А дождь?! С чистого неба! Я прогноз накануне смотрела – сушь и жара. И ливень прошел только в нашем районе. Понимаешь. Только. В нашем. Районе.

– Мы же ведра таскали, на могилу, – не сдавалась Соня.

Пусть уж лучше проклятый мертвец, чем…что? Чем признать себя НЕ ТАКОЙ?

Лерка упрямо мотнула головой, видно, хотела дожать-таки фактами. Но, увидев несчастное Сонькино лицо, выдохнула и совсем другим тоном сказала:

– 33 ведра и одно майонезное. Помнишь?!

Они уставились друг на друга и наконец-то улыбнулись, перестав спорить.

– Ты, Сонька, сама в себя не веришь, – мирно продолжила Лера. – Никакая ты не сумасшедшая, слышишь! Ну, с придурью. И я с придурью, и тетка моя. Да кто сейчас не с придурью?! Так что мне повезло, – она довольно потерла ладони.

– С чем? – удивилась Соня.

– Как с чем? Я все-таки нашла свое чудо!!! Вот. Это чудо – ты.

Соня совсем растерялась. Как это, она – чудо?!

– Я верила, что колдовство сохранилось в глуши. И я – права!!! Давай камни искать. Красные, блин.

– Давай.

Соня отошла от окна, взяла в руки нитку блестящих стекляшек. Внезапно ее осенило.

– Знаешь, святую воду брать не нужно, – она хитро улыбнулась, – а то выходит, мы в гости идём и вместо подарка дверь с ноги открываем. Я бы разозлилась и выгнала таких гостей.

Лера уселась на табуретку, намотала на руку цепочку с кулоном.

– А ведь ты права, – согласилась собирательница местных поверий. – Я ж говорю – ясновидящая.

В комнату вошла тетка Оксана. Подошла к столу, молча поворушила гору сокровищ. Хмыкнула.

– Не нашли!?

– Неа! Все не то. Камни нужны, – Лерка сдвинула в сторону бесполезные побрякушки. Подперла ладонью щеку.

Оксана Ивановна потрепала племянницу по цветным прядкам и негромко, с нажимом на каждое слово, произнесла:

– Английский два раза в неделю до конца лета!

– Вот ещё, – буркнула Лерка. – На месяц уговор был.

– То за поездку на Чертов ставок, будь он неладен! А за красные камни до конца лета зубрить будешь. Согласна?

Лера медленно подняла голову. В ее глазах заплясали огоньки предвкушения.

– А это, смотря какие камни… – вкрадчиво промурлыкала «скаженная».

Оксана Ивановна одобрительно кивнула, хитро улыбнулась и, ни говоря ни слова, вышла из комнаты. Вернулась она через минуту и с гордым видом выложила на стол тяжёлый браслет из темно-красных, почти черных камней. Лерка охнула восхищенно, а Соня, затаив дыхание, несмело коснулась украшения кончиками пальцев, нежно погладила гладкие холодные бусины.

– Это гранат. Гранатовый браслет. Мне его подарили мои выпускники. Давно.

– Им понравится, – восхищенно выдохнула Соня. И, смутившись, запнулась.

Тетка Оксана переглянулась с племянницей. Лера прищурила один глаз, мол, я ж тебе говорила, видишь…

– Так что насчет учебы? Согласна?!

В машине было жарко и душно. Громко играло радио. Музыка и реклама перемежались тревожными вестями с фронта. Водитель, немолодой уже дядька, по-свойски спросил, не пугают ли военные сводки. Потом хлопнул себя по лбу и простодушно заявил, что он полный дурень, раз у дитя ОТТУДА такое спрашивает. Дитё заверило, что ничего страшного. Ей очень даже интересно. А то Оксана Ивановна слушать новости не даёт, чтобы не травмировать всякими «жахиттями», и телефон пропал. Украли.

– Наслышан за ваши похождение на цвинтаре! Это ж надо, какая погань развелась! – улыбался дядька Степан, откидываясь на водительское сиденье. – А дивчата – молодцы! Ксанка вон с ружьём теперь везде ездит. Думает, никто не знает.

Соня запоздало поняла, что девчата – это тетя Оксана и тетя Тамара. И что, оказывается, все знают про ее ружье. И что у многих в подполе тоже кой-чего припрятано, только тссс…

– Ещё с тех времён, – многозначительно добавил водитель и громко крикнул, выглянув в окно машины. – Наташка, сколько можно ждать! Грузитесь уже. Все русалки разбегутся, пока вы соберётесь!

– Расплывутся, – хихикнула Соня.

– О, точно. Все русалки расплывутся, – поддержал Степан.

Приходился он Наташке крестным отцом. Ближайшее родство, как уже поняла Соня. Узнав, что «непосидюча» молодежь собирается на Черный ставок, дядька Степан вызвался отвезти всю компанию на машине, «ну и глянуть, что там да как!» Объяснил он это довольно путано: и время, дескать, опасное, и далеко…

Ага! Далеко! Километров 7 от села! На великах – минутное дело. Ну, хорошо, не минутное, но за час добраться можно…

Дело было в другом, тут Соня без всякого ясновидения поняла – очень уж хотелось взрослому и серьезному мужику побывать в местах своей юности. Окунуться…нет, не в прохладную озерную воду, а в давно забытое ощущения беззаботности и волшебной тайны. На минуточку вернуться в далекое детство, где матуся зовёт неслуха вечером додому, где сбитые коленки замазаны зеленкой, и первая любовь…

– Мы с Саньком ещё сопляками туда ходили. Мать потом мокрым рушником по двору гоняла, – с грустной улыбкой вспоминал он, крепко сжимая руль. – Кричала – лучше сама пришибет, чем я утопну. Верила, значит, во все эти легенды про проклятие. И Санька верил. Смешной был, лопоухий, волосы добела за лето выгорали, а рожа от загара черная. Он сейчас большой человек. В Харькове начальником, – дядька погрустнел, покачал головой, тяжело вздыхая. – Звонит раз в неделю. Рассказывает…всякое. А как узнал, что дети на чёрный ставок собираются – расплакался, прикинь! Хочу к вам, говорит. Как в детстве. Чтобы мать ругалась и веником лупила, и чтобы страшно, и клад чтобы искать…

Степан надолго замолчал. Соня боялась пошевелиться, спугнуть бережно хранимые воспоминания.

Наконец он вздохнул, растер лицо руками.

– Ладно. Прорвёмся! Я… это… обещал Саньку фотки скинуть. Как наша скаженная дно проверяет.

– А, правда, там дна нет?! – Лерка как раз плюхнулась на заднее сиденье и услышала последнюю фразу.

– Есть, конечно. Возле берега на два шага. Потом резко глубина и вода ледяная. Даже в жару. Мы купались…

Сашка купался. Я на песке стоял. Страховал, значит, дурня белобрысого. Он возле бережка плескался, и тут бац! Судорогой скрутило обе ноги! Он как заорёт: «Водяной схватил!» Я ему палку с берега, и вытащил. Он коло меня в двух метрах плавал. Говорю ж – глубина одразу. Но места красивые, как в сказке. Сосны стеной, песочек, берега крутые. Я покажу, где до воды подход был.

Долгие сборы закончились. В багажник упаковали раскладные стулья и бутыли с питьевой водой, спасжилет, обмотанный крепкой веревкой и котелок для кулеша. Напоследок запихнули огромный пакет с продуктами. Покушать в селе любили. И отнеслись к такому важному событию, как обед на природе, основательно и серьезно. Лерка недовольно хмурилась. Слишком уж цивилизованной выходила поездка. Никаких тайн.

Соне, наоборот, вся эта суета жутко нравилась. Она улыбалась, наблюдая, как неугомонная Наталочка бегает в дом, таская то одно, то другое, а ее ненаглядный Пашенька складывает все это богатство в багажник. Молча и безропотно.

Пашенькой звали высоченного загорелого парня, на удивление спокойного и неторопливого.

– Будущий доктор, – по секрету сказал дядька Степан. – На хирурга учится. В самом Киеве. Не хухры-мухры!

Он с гордостью глянул на вероятного будущего родственника. Лерка насмешливо фыркнула:

– Пусть ещё выучится. Чудовище долговязое!

Наконец все было сложено и упаковано. Пашка уселся рядом с водителем. Запыханная Наташка устроилась с девчонками на заднем сиденье. Словно теплый суматошный вихрь наполнил салон запахом жареных пирожков и ароматом духов – персик, мандарин, леденцы. Соня повела носом, вдыхая яркую сочную смесь.

– Все, можно ехать?! – нарочито сердито спросил дядька Степан.

– Можно! – выдохнула Наташка, смахивая со лба челку. – Если чего забыли – обойдёмся!

Завелся мотор, машина потихоньку начала отъезжать от гаража, осторожно разворачиваясь на узкой улочке, разгоняя вездесущих полохливых курей.

– Дядь Степ, а ну, тормозни-ка, – внезапно подал голос Пашка, оборачиваясь назад. – Там нас догоняют…

Водитель недовольно пробурчал что-то себе под нос.

По улице суетливо семенила Тамара Васильевна, махая рукой. Выскочила, как была – в домашних шлепанцах и клетчатом кухонном фартуке.

Степан заглушил мотор и высунулся в окно:

– Чего стряслось, Тома?

– Софийке мама звонит, – выпалила тетя Тамара, переводя дух, – Срочно. Я думала, не успею до вас!! Фуух!!! – она шумно дышала, прижав руку к груди.

Соня напряглась. Радостное настроение исчезло махом. Лера с Наташкой притихли, перестали хихикать и толкаться на тесном сиденье.

Дрожащей рукой девочка взяла телефон и медленно поднесла к уху.

– Алло!

***

Ехали молча. Соня сосредоточенно рассматривала поля, перелески и дальние хутора. Странное оцепенение охватило ее после разговора с мамой. Казалось, она замерла между двумя ударами сердца, между вдохом и выдохом…

Лера косилась на подругу, хмурилась, нервно кусала губы. Неужели расплачется?

Машина свернула с асфальта на проселок и покатила по ухабистой дороге. Подпрыгнула на особо противной кочке так, что пассажиры подлетели к потолку.

– От же чортивня! – выругался в сердцах водитель.

Голос дядьки Степана выдернул Соню из противного оцепенения. Она обернулась к Лерке и крепко взяла ее за руку.

Та смотрела несчастными глазами побитого щенка.

– Папа сказал – я могу решать сама! Что у каждого своя реабилитация. И если я не захочу лететь с ними, то могу остаться. Если тетя Тома не выгонит.

Пашка обернулся к девчонкам, снял солнцезащитные очки. Переглянулся с притихшей невестой.

– Сонька! Если твоему отцу предложили такую клинику – это шанс, что он сможет нормально ходить. Съезди на пару месяцев с родителями. Да ещё бесплатно. Мир посмотришь. Тут радоваться нужно!

– А мы и радуемся, – вклинилась Наталочка. – Ты, Пашенька, за дорогой следи. Не вмешивайся.

Парень покачал головой и отвернулся.

– А мама? – тихо спросила Лерка.

– Мама требует меня с собой. Чтобы мы все вместе. И слушать ничего не хочет.

Соня говорила и ощущала, как отпускает натянутая струна, как возвращается теплый летний день с духом жареных пирожков и запахом бензина, как бодро скачет машина на неровной проселочной дороге. И как многозначительно молчит дядька Степан. Не вмешивается. За это она была ему особенно благодарна.

– Я могу решать сама, – твердо повторила она. – Папа так сказал. А я буду думать. Нужна ли мне эта заграница и «перспективы».

– Ну и чудненько, – подхватила вмиг повеселевшая Наталочка. – Сегодня у нас пикник. Кулеш, тайны и клады. А завтра ответ дашь.

Лера чуть расслабилась и несмело улыбнулась. Было непривычно видеть ее такой…потерянной. Неожиданно для самой себя Соня пихнула подругу локтем в бок и ободряюще улыбнулась.

На черном озере

Воздух был…ммм…волшебный! Мягкий, сладкий, он светился золотистой смолой, шумел кронами высоких сосен, легким ветерком трепал волосы.

Запрокинь голову к небу, раскинь в стороны руки и лети…лети…

– Красота какая, – восхищенно выдохнула Наталочка, выбираясь из машины.

– То я ж казав – сказка, а не место, – дядька Степан хвастался как ребенок. – И людей нема. Местные сюда не ходят, городские на реке или на карьере плещутся. Там и водичка теплее, и рыбы полно.

– А тут рыба есть? – Пашка деловито осматривал окрестности.

– А чего ж ей не быть?! Дивчата хай обед варят. А мы удочки поставим. Ходимо…

Девчонки отправились через лес к озеру, прихватив часть вещей. Лерка несла спасжилет и рюкзак. Наталочка тащила большую сумку с продуктами, а Соне досталась пара раскладных походных кресел.

Горячий песок мягко пружинил под ногами. Лерка скинула шлепки и радостно ойкала, наступая на шишки и сухие иголки. Наталочка то и дело оглядывалась на мужчин, которые никак не могли решить, где лучше оставить машину.

Тишина леса завораживала. Ветерок стих между деревьями. Пьянящий запах хвои и речной воды, мягкий шорох песка…

Деревья расступились внезапно, и Соня с девчонками выбралась на открытое место. Остановилась перевести дух и замерла, не решаясь двинуться дальше.

– Блин, ничего себе! – воскликнула Лерка, – У меня аж мурашки по коже! Сонька, как тебе местечко?! А?!

Соня молчала. Черный ставок лежал перед ней, как…вызов?

Как проявленная картинка из забытого тревожного сна.

Странно-манящий, он завораживал нелепой несоразмерностью, пугающим и чарующим контрастом берегов. Словно ломкая трещина прошлась по гладкому стеклу, расколов его на две неравные части.

Ближняя – искрилась солнечными бликами на лёгких волнах, зеленела сочной травой, звенела беспечными птичьими трелями, стелилась пологими песчаными склонами.

И дальняя – высилась хищными скальными утесами, мрачно нависала над темной, почти черной водой. Глухая стена леса отражалась в мутном зеркале озера. Казалось, деревья падают с обрыва в непроглядную глубину, силясь достать дно.

– Жуткое место. Бррр, – Наталочка поежилась, – я в эту воду точно не полезу.

Лерка беспечно пожала плечами.

– То ж там. А с этой стороны, гляди, какая красотища! Тень ещё не скоро приползет. Пошли, я купаться хочу.

Нагруженный удочками, котелком и бутылями с водой Пашка догнал девчонок, молча отобрал рюкзак и тяжелый пакет с едой. Вопросительно глянул на Соню. Она упрямо замотала головой, удобнее перехватила складные стулья. Парень и так напоминал перегруженного вьючного ослика.

– Я, кажись, помню, где спуск к воде был пониже, – дядька Степан пошел вперёд, загребая теплый песок, – там и костерок разведем, и позагораем.

Они шли вдоль берега, выбирая подходящее место.

– Где же она утопилась?– задумалась Лерка. – Точно не на этой стороне. Наверное, во-о-н там, с обрыва сиганула. Кстати, Сонька, давай камни. Это же, типа, наш подарок. Этой…панночке.

– Не панночке, а ясной панне, – деловито поправил Пашка. – Если она замужняя тетка – то панна. А панночки – это вы!

– И я панночка? – игриво спросила Наталочка.

– И ты. Как замуж выйдешь, так и станешь панной.

Девушка нарочито сердито нахмурилась, притворно погрозила пальчиком и рассмеялась.

Соня протянула подруге гранатовый браслет. Довольная Лерка нацепила его на руку, любуясь игрой солнечных лучей на гладких красных камнях.

– Красиииво! – зацокала Наталочка. – И не жалко такую красоту?!

– Если отдать то, что даром не нужно, они поймут и обидятся. Легенды об этом предупреждают, – Лерка сняла браслет и протянула Наташке.

– Теперь ты одень, чтобы…ну…и от тебя тоже.

– Я одевать не буду, – пробурчал Пашка и ускорил шаг, обгоняя бестолковых «панночек».

Девчонки переглянулись, как заговорщицы.

– Ты, Пашенька, его дарить будешь, – весело крикнула вслед невеста.

– Чего?! – парень от неожиданности опустил на песок Леркин рюкзак и возмущенно обернулся.

– Ну, сам посуди, – девушка подошла ближе и лукаво сощурилась. – Если эти водяницы – женщины, то им приятнее получить подарок от такого красавчика. Правильно, Сонька?!

Соня дурашливо скривилась, оглядела Пашку с головы до ног, оценивая степень…хм…красивости, надула щеки и важно кивнула.

– Все-не-пре-менно!!!

Пусть никто из них взаправду не верил в грозных водяных и чудесных русалок, в предания о золотых сундуках на озерном дне и силу «красных камней», но пару часов беззаботного летнего счастья и доброй волшебной сказки все точно заслужили!

****

Уютная полянка у самой воды словно ждала дорогих гостей. Нашлась на ней и ажурная тень от высокой ивы, и местечко для костра, прикрытое от ветра пологим холмом, и небольшой пляжик – валяйся на песке, загорай…

Хозяйственная Наталочка мигом взялась за обустройство походного быта. Под ее чутким руководством расстелили покрывала, разложили складные стулья и новенькую клетчатую клеёнку – «для кухни».

– А вы как думали!? Тарелки на землю ставить, что ли?!

На «столе» появились пакетики с солью и приправами, пластиковые контейнеры с кабачковыми оладушками и блинчиками, печенье и пряники, пару буханок хлеба, колбасная нарезка, свежая зелень, огурцы, помидоры и сладкий перец. Но больше всего Соню удивили кулечки с натертой загодя морковкой, луком и нарезанной кубиками картошкой. Наталочка, заметив круглые глаза новой подружки, пожала плечами:

– А вы думали – я тут все чистить буду? Грязными руками?! Ну, уж нет!

Дядька Степан водрузил на стол две банки тушенки, подвинув лотки с едой.

– Ще вчора хрюкала! – вскрывая ножом жестяную крышку, ухмылялся он. – Натаха, тут кто – мойБорька, или ваш Маркиз?!

Девушка задорно смеялась, не забывая отгонять от стола настырного Пашку. Тот норовил стащить кусок хлеба. Соне казалось, что он вовсе не голодный, а просто дразнит свою чересчур шуструю невесту.

Потерпев неудачу, парень отправился ставить удочки.

– Ну, кто со мной за дровами?! – дядька Степан призывно поднял ножовку и небольшой топорик.

– Стоп! – Лерка уперла руки в бока. – Какие дрова?! Сначала мы подарок подарим хозяевам, а потом будем…хозяйничать!

– А давай, – весело и беззаботно пробасил водитель и отложил инструменты. – Павел, брось пока мой спиннинг, а то водяницы поломают, а он, между прочим, дорогущий.

Будущий доктор скептически скривился, но покорно отошел от воды, вытер мокрые ладони об шорты и насмешливо обвел взглядом компанию.

– Ну. Чего делать надо? Только…это…Натаха, чур, не ревновать!

Наталочка закатила глаза и капризно надулась, но браслет сняла и протянула Пашке. А тот внезапно сгреб ее в охапку, приподнял и крепко чмокнул в загорелый кончик носа. Девушка засмущалась, начала отбиваться, а парень, смеясь, поставил свое сокровище на песок и отскочил на пару шагов. Мало ли…

«Смешные они, – подумалось Соне. – Смешные и…настоящие, что ли…»

Лерка растерянно чесала в затылке. Занятая все утро поиском красных камней, она, похоже, упустила из виду сам обряд дарения.

Не дождавшись конкретных указаний, Пашка беспечно махнул рукой, подошел к краю и, не раздумывая, прыгнул в воду.

Наташка, испуганно охнув, подалась вперёд, словно желая удержать.

Высокий парень стоял около самого берега, схватившись одной рукой за торчащий из земли корень. Глубина, в самом деле, была «добрячая» – будущий доктор ухнул вниз по самую шею.

Дядька Степан нахмурился и…напрягся? Неужели и вправду боится черной воды? Соня с удивлением и восторгом смотрела на свою компанию… друзей?

Пашка окунулся с головой, смахнул ладонью капли с мокрого лица. Затем, осторожно переложив браслет в свободную руку, картинно поднес его ко лбу, губам и сердцу, и, не говоря ни слова, швырнул подарок в озеро. Вспыхнули алыми искрами камни и исчезли в темной воде. Бесследно. Ни кругов, ни плеска.

«Как…хм…в воду канули», – вздрогнула Соня.

Подождав немного, вдруг, да и вынырнет какая-никакая водяница, – Пашка выбрался на берег. Вода с него стекала ручьями.

– Ну как? – повернулся к Наташке.

– Ты! Придурок! Ты зачем в воду полез?! – накинулась она на жениха чуть не плача. – А если бы! – девушка запнулась и договорила испуганным шепотом. – А если б ты утонул?!

Мокрый Пашка положил руки ей на плечи. Соне показалось – его так и тянет обнять испуганную невесту, но он только погладил кончиками пальцев по щеке, убрал за ухо прядь волос и тихо произнес:

– Натаха, это просто озеро! Слышишь?! Просто. Озеро. А я с детства плаваю, как рыба.

– Правда?!

– Правда-правда…

И, пользуясь моментом, он ловко стащил со стола кружочек колбасы и быстро сунул в рот.

– Ах ты, паразит! – облегчённо рассмеялась девушка.

*****

Они сидели около костра на мягком покрывале и поглядывали, как кипит в котелке кулеш.

В ведерке плескался нехитрый улов. Мелкая рыбешка – коту на поживу, как сказал дядька Степан. И парочка вполне крупных карасиков. А этих мы запечем на углях – смакота!

В стороне лежали заготовленные дрова. Пару раз сходив в лес, мужчины приволокли несколько сломанных сухих деревьев и ловко обстругали мелкие веточки для растопки и ветки покрупнее – для самого жара.

В небе носились неугомонные шумные ласточки. Над водой мелькали верткие стрекозы. Кукушка в лесу выводила счёт годам…

Наталочка мешала длинной деревянной ложкой кашу. Нарезанный свежий салат прикрыли пленкой от пыли и песка.

Разморенная Лерка валялась на животе, подперев руками щеки.

– Лерка, в воду пойдешь? – Наташка смахнула со лба волосы, зачерпнула кулеш, протянула дымящуюся ложку. – На, попробуй на соль!

– Нормально, – Лерка лениво перекатилась на спину, – если перец есть – добавь, чтоб острее было.

– У дядь Стёпы язва была, ему острое нельзя.

Пашка присел на корточки, кинул в рот ломтик помидора.

– Есть хочется, – дурашливо клянчил парень. – Сколько ещё ждать?

– Минут двадцать, – Наталочка накрыла котелок крышкой, зацепила дымящуюся ложку за рогатину. Устроилась рядом с девчонками на покрывале.

– Ты, Лерка, если плавать собираешься, то сейчас лезь. А то потом с полным животом утопнешь, – крикнул дядька Степан, подсекая очередную рыбешку.

– Только учти, там и, правда, очень глубоко, – предупредил Пашка. – Я одной ногой дно цеплял, а второй уже нет. Сразу плыть нужно. Ты как – умеешь?

Лерка засопела сердито. Потом решительно поднялась на ноги и потянулась.

– Ага. Как топор. Да шучу я, шучу. Плаваю. Не как рыба, конечно. Но я ж этот… бронежилет одену.

Пашка поднялся следом.

– Я тогда с тобой. А то бронежилет твой…– он скривился недоверчиво.

Скинув майку и шорты, оставшись в ярком оранжевом купальнике, Лерка стала похожа на тоненькую экзотическую рыбку. Если бывают экзотические рыбки с решительно нахмуренными бровями и торчащими в разные стороны волосами.

Соня, улыбаясь, смотрела на подругу и радовалась тихому солнечному дню, чудесным людям и такому необычному месту. Будет что рассказать родителям.

Папа оценит.

Мама…

Мама будет переживать…как обычно. Зато Данька обрадуется, начнет выпытывать, что да как, и непременно придумает новую игру в водяных, подводных чудищ и стрррашных морских драконов. Как-то не к месту вспомнился недавний разговор с мамой. Ей нужно дать ответ.

Сегодня, или завтра.

Папа ведь сказал – у каждого своя реабилитация!

Вот и будем…реабилитироваться. А Черный ставок – место самое что ни на есть подходящее! И вообще, Соня давно проголодалась, а запах на полянке стоял такой, что слюнки текли. Рука так и тянулась стащить со стола бутерброд…или пряник…или …во-о-н те соленые огурчики.

Пусть уже неугомонная Лерка поплавает в проклятом местными озере, как она давно мечтала, и – обедать!

– Холодная! – взвизгнула Лерка, усевшись на берег и опустив ноги в воду.

Пашка разбежался и с разгона сиганул в озеро, подняв тучу брызг.

– Ааа! – с громким воплем Лерка соскользнула вниз и бестолково забила руками и ногами.

Будущий доктор уверенными широкими гребками рассекал вокруг нее, словно акула. Но увидев, что помощь по спасению утопающих не требуется, отплыл подальше, улёгся на спину и, раскинув руки, блаженно закачался на волнах.

– Ну как тебе? – Соня приткнулась на край бережка и тоже окунула ноги, ойкнула и зажмурилась от удовольствия.

– Холодно и глубоко! – Лерка перестала бояться и, довольная, барахталась в паре метров, не рискуя заплывать дальше. – И совсем не страшно!

Дядька Степан отвлекся от любимой рыбалки и снимал видео на телефон, что-то негромко комментируя.

– Пашка, – весело крикнул он, – попробуй дно достать!

Парень лениво перевернулся на живот, затем завис вертикально, поднял над головой руки и медленно начал уходить под воду. Зрелище получилось жутковатое. Особенно на фоне скальных обрывов и наползающей черной тени.

Наталочка, не спускавшая глаз с жениха, испуганно замерла, кажется, даже дышать перестала.

Пашка вынырнул нескоро, шумно отплевываясь, неспешно погреб к берегу, зацепился руками за корягу прямо возле ног невесты.

– Не, дядь Степ, не достал. Глубина добрячая. Обрыв сразу. Да не бойся ты, дуреха! – ласково улыбнулся девушке, брызгая на нее водой. – Давай лучше купаться. У Лерки жилетку отберем, и поплаваешь.

Наташка замотала головой, часто моргая. Потом молча отошла от берега, накинула теплую кофту и, отвернувшись от всех, начала мешать кулеш.

Соня подошла, тихо опустилась рядом, коснулась плеча.

– Все хорошо? Ты за него испугалась, да?

Наташка быстро вытерла рукой глаза.

– Я, знаешь, какая трусиха! Я за него жутко боюсь. Особенно… – она судорожно вздохнула, – мы под обстрел попали, и…короче… Он же врач. Ну, почти врач, полез помогать…а там…там…дети…и…

Она прижала ладони к губам, пытаясь сдержать то ли вздох, то ли рыдание…

Пашка неслышно подошёл, осторожно присел возле Наташки. Та уткнулась носом в мокрое плечо и тихонько засопела.

– Ну, все, все! – утешал парень. – Не буду больше нырять, не бойся. Нет тут никаких водяных.

– Дурак!

– Точно…

*****

Счастливая Лерка кинула жилетку на песок, вытерла полотенцем мокрые волосы и плюхнулась на подстилку. Влажные прядки торчали смешными сосульками.

– Есть хочу! – заявила она. – Где там наши тарелки?!

Дядька Степан прикатил из леса небольшое бревно, кряхтя, уселся на него, игнорируя удобные стулья.

– Отправил фото и видео, как ты дно доставал, – довольно сказал он, принимая из рук крестницы порцию кулеша. – Бутерброд дай, во-он тот, с колбасой. И не смотри на меня косо. Тоже мне – цензура! Диета – она для дома. А раз в год можно и нарушить. Пашка твой вылечит. Я ещё карасей на углях запеку. Пальчики оближете.

Он толкнул локтем будущего врача, тот угукнул, чуть не подавившись горячей кашей.

– Расскажи, как тебе чёрное озеро?

– Круто! – ответила Лерка с набитым ртом. – Вода ледяная. Видно, подземные ключи бьют. Иначе, с чего бы? На карьере вон тоже глубоко, но такого нет. Или на реке – там вообще течение и нормально. А тут бррр… Аж дыхание перехватило от холода. Сначала страшно! Водоросли из глубины щекочут. А потом весело! Жуть! – она потянулась за салатом, подумала и доложила себе каши, выискивая в котелке тушенку.

Соня обернулась. Солнце медленно двигалось к закатному краю неба, и противоположный берег с высокими скалистыми утесами мрачно нависал над темнеющим озером. Вода отливала густой вязкой чернотой.

– Его поэтому черным называют, да? – она кивнула на тень, что подкрадывалась к берегу.

– Угу, – ответил дядька Степан. – Когда вечереет, вода чернючая. Тени от утесов, сосны, глубина – вот и кажется. Как тут не приплести нечистую силу?!

– Озеро будто радуется…– задумчиво проговорила Соня.

– Чему? – удивился Пашка.

– Нам. Всем нам. Оно тоскует за людьми, ждёт…подарков, – она лукаво улыбнулась и подмигнула озадаченному парню. – Приятного аппетита.

Ужинали долго, никуда не торопясь, изредка перебрасываясь словами. Каждый наслаждался теплым летним вечером, тишиной заповедного места и редкой возможностью хотя бы ненадолго отвлечься от всех забот и тревог.

Сытая и довольная жизнью Лерка вытянулась на подстилке и закинула руки за голову, мечтательно наблюдая за бестолковыми шумными ласточками.

Наташка с Пашкой сидели на бревне и о чем-то шушукались. Дядька Степан пристраивал на угли выпотрошенных карасей. Крутил в руках тонкие прутики, отбирал подходящие.

Соня поднялась на ноги, отряхнула шорты от песка и крошек, отдернула майку.

– Лер.

– М-м-м?

– Я сейчас приду.

– Ты куда?

– Э-э-э…Туда…

– А, ну давай.

– Угу.

Плата

Соня выбралась из густых зарослей орешника, неуверенно потопталась на месте, раздумывая, куда ж идти: сразу вернуться к друзьям, или немного прогуляться? Очень уж хотелось забраться по склону, к обрывам, посмотреть оттуда, сверху – на верхушки деревьев, на воду Черного озера, на костер внизу.

А, была не была!

И вообще…

Красные камни они подарили?!

Подарили!

Пусть теперь хозяева озера впускают ее в свои владения. А что эти самые владения начинаются где-то там, на теневой половине – Соня не сомневалась.

Где же ещё?!

Не на солнечной же стороне речная нечисть будет обитать! Игра в сказку захватила, жутко захотелось залезть повыше и взаправду увидеть чудесных водяниц.

Подумалось, что совсем недавно она боялась отойти на два шага от дома, выбраться за ворота дальше колодца, а сейчас уверенно топает по склону туда, куда и местные не часто забредают. Такой Соня нравилась себе намного больше. И…она даже споткнулась от неожиданной мысли, – ей, кажется, снова хочется жить!

Едва заметная тропинка проворно бежала в гору, то уводя в сторону темнеющего леса, то подбираясь совсем близко к обрыву.

Солнце медленно катилось к закатному краю неба. Сладко пахло нагретой за день хвоей и сухой пыльной землёй. Мягкий вечерний свет золотил верхушки высоких сосен, пляж и такой уютный, мирный костерок. Отсюда стоянка видна была как на ладони: уставшая Лерка грызла пряники, прихлебывая горячий чай, Пашка с Наталочкой сидели в обнимку на бревне и секретничали, добродушный дядька Степан снимал с углей запечённых карасиков. Соня вспомнила, как Наташкин крестный звонил приятелю и хвастался – он де на Черный ставок выкуп русалкам привез и клад ищет! Чудак-человек – живёт в двух шагах, а за столько лет не решился наведаться в места своего детства! Неужели на самом деле боялся в одиночку ехать к Черной воде?!

Соня весело помахала им сверху. Лерка, заметив ее, замахала в ответ. Мол, спускайся, а то я все пряники слопаю! Девочка улыбнулась и замотала головой, ей хотелось ещё немного побыть наверху и залезть во-он на тот широкий валун.

Она развернулась и, ловко карабкаясь по камням, двинулась дальше.

***

Ох, и красотища!!! Не зря она взобралась на самый верх. Черный ставок – как литое гладкое зеркало, сосны – как пушистый мех спящего великана! Жалко не видно отсюда стоянку, каменный выступ загораживал костер. Соня твёрдо решила уговорить спутников прогуляться сюда, на «чертову половину». Выкуп-то оплачен! Вот и пользуемся возможностью!

Вспомнились красные камни, которые Пашка так лихо закинул в озеро. Нет, преподнес! Как они вспыхнули на солнце! Как их жадно поглотила ледяная вода! Вот бы там, в мутной глубине, жили волшебные водяницы. Бррр…Соня поежилась, живо представляя опасных красавиц, – прозрачных, как капли росы и холодных, как черный ставок, сотканных из невидимых придонных течений и колдовского тумана.

Вот они примеряют тяжёлый браслет, смеются, любуются своим отражением…

Где водяницы могли красоваться, и есть ли у них зеркало, Соня додумать не успела – едва слышно… хрустнула… ветка…

И снова…

Будто… кто-то пытался подобраться к ней сзади. Друзья остались внизу, так быстро наверх они бы не взобрались, даже если б решили ее напугать. Да и зачем? Зачем серьезному Пашке или шебутной Лерке, или полохливой Наталочке с дядькой Степаном пугать и подкрадываться из мрачного хвойника?

Значит, чужой. Тот, кто не хочет быть замеченным слишком рано…

Ватным одеялом навалилась тишина. Умерли звуки вечернего леса.

Страх заполз под кожу битым стеклом, в спину дохнуло февральским подвальным холодом.

Голову заполнила звенящая пустота, испуганно замерли мысли.

Соня медленно, очччень медленно обернулась.

Черный силуэт терялся среди сумеречных стволов. Человек затаился, втянув голову в плечи, словно хищный зверь, загнанный в угол, и оттого ещё более опасный.

Это был он. Тот, кто прятался среди могил, кто преследовал их с Леркой на кладбище. Соня не помнила его лицо, только чувство опасности и леденящей жути.

Страх сковал руки и ноги, связал узлом горло. Ни закричать, ни позвать на помощь. Она одна. Одна на высоком утесе. Сзади – пропасть, друзья не увидят… не успеют…

Время размазалось бесконечным вязким потоком, не пропуская чужака…

Натянутая до предела струна, готовая лопнуть от малейшего вздоха.

Человек с усилием оторвал от земли ногу, делая первый шаг.

Взорвалась истошным воплем призрачная сирена, срывая печати тишины, разламывая, сминая реальность…

Второй шаг. Изморозь растекалась по мёрзлой земле. Крошево льда на черных стволах сосен…

Третий шаг – в лицо ударил ледяной ветер, сыпанул снегом в глаза, выжигая злые слезы. Бесновалась сирена, завывала раненой волчицей. Мертвая гарь, запорошенная сизым пеплом, ползла по выжженной траве.

Четвертый шаг – человек рвался изо всех сил, хрипел от натуги… белая позёмка скручивалась ловчими петлями, силясь задержать убийцу, отмеряя Соне ещё один удар сердца.

Вот он занес ногу, протискиваясь сквозь метель. Вот уродливая гримаса ненависти и злобы исказила его лицо! Лицо?!

Соня с ужасом смотрела, как кожа чужака сползает обмороженными клочьями, обнажая череп, как пустые глазницы наполняются бездумной тьмой.

Ещё шаг. Мертвец рвался к ней, рыча от напряжения, упорно проминая замершее дрожащее время. Черные зубы жадно скалились, в провалах глазниц пульсировал неутолимый голод зверя…

…нежное журчание ручейка, звон водяных колокольчиков, смех, как мартовская капель на ярком солнце…

Пальцев ног коснулись нежные ростки зелёной травы, волосы взлохматил беспечный южный ветерок, потянуло запахом тины и свежей речной воды.

– Ничего не бойся, – ласково зашелестели гибкие ветви ивы. – Мы рядом, – шептал высокий камыш…

Соня замотала головой, стряхивая липкий ужас, неуверенно шагнула назад. Обезумевший мертвец бился, ломая выросшую перед ним ледяную стену. Вот она пошла хрусткими трещинами, острые осколки беспомощно осыпались и…весело потекли талыми лужицами друг к дружке, словно живые…

Наваждение схлынуло. Перед Соней стоял обычный человек. Отекшее небритое лицо, удушающий запах перегара и табака, давно не стиранная пыльная одежда.

– Стоять! – злобно прохрипел чужак и… настороженно прислушался к неясным шорохам.

Льдинки таяли на горячем песке, капли сплетались в тонкое кружево тумана. Туман медленно поднимался за спиной пришельца. Вот из марева проступила тонкая девичья фигура, вот появилось бледное лицо, длинными косами потекли волосы. Призрачные руки обвили шею чужака сзади. Он испуганно замер, почуяв неладное.

Водяница смотрела Соне прямо в глаза, лукаво улыбаясь. Казалось, ей проще простого держать изящными пальцами здоровенного мужика. А тот притих, выпучив от страха глаза.

– Ведьма! – прошептал одними губами, с ужасом глядя на девочку.

Водяница вопросительно подняла бровь. Мол, что прикажешь делать с …этим?

«Если нет на нем крови, то выживет, а если есть – вода свою плату возьмёт!» – вспомнились слова деда Назара.

Перед глазами замелькали картины осажденного города, утробный рев самолётов над их домом, мертвый одноклассник во дворе, безумные разрывы авиабомб, от которых стонала земля. Адский факел горящей девятиэтажки, люди прыгают из окон, пытаясь спастись, и навсегда остаются лежать на детской площадке; мама с Данькой, засыпанные бетонной пылью. Данька кашляет, отплевывается, хрипло кричит, зовет на помощь. Соня, пытаясь остановить кровь, зажимает ладонями рану у мамы на голове…

– Чтоб ты сдох! – едва слышно прошептала девочка. Гнев наполнил ее горячей волной, обжёг изнутри, придавая сил. Страха больше не было.

– Шшшш, – зашелестело вокруг теплым летним дождем. – Оставь его нам.

Соня резко выдохнула и, развернувшись лицом к озеру, с разбега прыгнула вниз!

Соня летела долго-долго.

Теплый ветер подхватил девочку и радостно закружил в воздушном потоке. Рядом неслись они. Сотканные из миллионов алмазных капель, стремительные, как ливневой поток, беспечные, как морская пена.

Озеро встретило дорогую гостью ласково, бережно укутав темным пологом, укрыв на глубине от любых опасностей и страхов. Вниз, вниз, туда, где мягкий донный ил, где спокойно и мирно, где можно свернуться калачиком и вечно смотреть сладкие безмятежные сны…

Внезапно что-то решительно преградило дорогу, остановив такое безмятежное падение.

Соня недовольно дернула головой…

Тупой толчок в правый бок! Она сердито крутанулась в сторону.

Кто-то больно дёрнул ее за волосы! Соня вскинула голову, пытаясь разглядеть обидчика…обидчицу.

Кто посмел! Это ее озеро, ее мир, она не уйдет отсюда!

Снова толчок в бок.

Что происходит!? Ее прогоняют?

Или…спасают?!

Прозрачное лицо напротив. Глаза, как болотные омуты, гневно сведенные брови. Грозовое облако то ли длинных волос, то ли густых водорослей вокруг головы…

Хозяйка озера?!

Ее несли из ночной темноты к тусклому закатному свету.

Верх…

Верх…

Верх…

Соня пробовала вырываться, но вода спеленала крепко, выталкивая, вытаскивая девочку из такого близкого небытия.

Она резко вынырнула на поверхность.

Вдох. Короткий. Нервный.

Выдох.

Лечь на воду. Расслабиться.

Отдышаться. Потихоньку открыть глаза.

Черная вода вокруг. Стены утесов. Яркий костер на том берегу и…люди, плывущие к ней.

Пашка отчаянно греб впереди. За ним, пыхтя и фыркая, тяжело плыл дядька Степан. И позади – барахталась Лерка в своей смешной жилетке, неуклюже загребая руками.

Соня замахала, мол, живая, со мной все в порядке. Волны надёжно держали девочку, качая в упругой колыбели.

Смутное движение слева в толще воды.

В ладонь ткнулось что-то твердое. Соня сжала пальцы, машинально натянула на руку…браслет?!

– Подарок, – зашелестело над ухом, – кому хочешь…своим…

– Спасибо, – прошептала Соня.

Оно попало. Вокруг простиралось обычное вечернее озеро – чёрное, глубокое, безопасное…

Соня уверенно плыла навстречу друзьям. Легко и радостно, наслаждаясь каждым движением и внутренней свободой. Страшный человек остался где-то там, – водяницы разберутся. Ему не уйти отсюда живым. Хотя…на самом деле он давно уже мертв.

Как приговаривал дед Назар – мертвое к мертвому.

Друзья окружили ее, подхватили под руки.

– Я в порядке. Не бойтесь. Я хорошо плаваю!

Пашка и дядька Степан кивнули и, развернувшись, двинулись в обратную сторону. Видно было, что берегут дыхание. Отставшая Лерка махала рукой, бултыхаясь метрах в десяти от берега.

Наталочка стояла у самого края, прижав ладони к груди.

Обессиленные, спасатели с трудом выползли на берег. Пашка согнулся пополам, уперся ладонями в колени, восстанавливая дыхание. Дядька Степан рухнул на подставленный стул. Лерка стряхнула мокрую жилетку и кинулась искать сухие полотенца. Схватила, не разбираясь где чье. Сунула одно Пашке, другое водителю.

Наташка бросилась к Соне, стала тревожно ощупывать руки, плечи, голову.

– Ты цела? Голова цела?! Спина?! Где болит?! Паш, глянь, у нее все нормально?! – тараторила девушка.

– Нормально, – просипел парень, растирая себя полотенцем. – Костер разведи сильнее, воду грей.

Лерка засуетилась, укутала подругу скрученным жгутом полотенцем, тут же забрала назад, расправила, укутала снова, потом набросила сверху ещё одно, стала вытирать мокрое лицо, волосы… Как маленькому ребенку, отстраненно подумалось Соне.

Ее бережно усадили на подстилку. Дядька Степан откуда-то достал небольшой термос, и сразу терпко запахло медом и горькими травами. Налил в чашку ещё дымящийся напиток, и протянул девочке.

– Пей, давай! Это травки деда Назара. Старый хрыч мне от желудка заваривает. А сегодня утром занес и говорит – пригодится на озере. И вы тоже глотните, – он передал термос Лерке.

Та кинулась искать кружки, чуть не перецепилась через бревно, плюнула и глотнула прямо так. Закашлялась обжегшись. Сердитая Наташка отобрала у девчонки термос, сама разлила всем понемногу.

Соня двумя руками обхватила горячую чашку. Только сейчас она почувствовала, как замёрзла! Кожа покрылась мурашками, зубы стучали.

– Что случилось, Сонька!? Ты чего сиганула с обрыва? – Пашка, натянув на мокрое тело рубашку, уже отдышался и осторожно пил горячий отвар старого чаклуна.

Усталость накатывала мягкой теплой волной. Травки деда Назара знали свое дело. Холод отступал.

Соня опустилась на покрывало, подтянула колени к груди. Было так спокойно и уютно, что не хотелось тревожить друзей. А черный человек – такая мелочь! Ему не жить.

– Какой человек, Сонька?! Говори толком! – тормошил засыпающую девочку Пашка.

– Там в лесу был тот…с кладбища. У него череп вместо лица и глаза мертвые. Он меня пытался схватить. И метель ещё… да вы не бойтесь, водяницы его утащат, – Соня сладко зевнула. – Озеро не отпустит…

Она ещё слышала, как матюкался дядька Степан, как охала Наташка, как Пашка умничал о шоковом состоянии, проверял пульс, удивляясь какой-то там частоте, требовал отчета о ее состоянии, а она вяло отмахивались и повторяла, что у нее ничего не болит…

Сначала ее укрыли мокрыми полотенцам. Потом Лерка ругнулась, стащила их и укутала подругу вязаной кофтой Наташки, джинсами Пашки, углами покрывала и, в довершение, клетчатой клеенкой.

Соня улыбалась, проваливаясь в такой безопасный целительный сон. Страха больше нет. Совсем нет. Он себя изжил…

*****

– Только попробуй разбудить ребенка!

– Тамара Васильевна!

– Я уже триста лет Тамара Васильевна! Кто говорил, что этот поганец ушел из наших краев?! А?!

– Так откуда я мог знать…

Громкий шепот рядом. Откуда тут тетя Тома и этот…Шерлок Холмс?

Соня нехотя открыла глаза.

Она лежала укутанная в шерстяное одеяло, под головой…подушка? Вкусно пахло дымом костра, жареным хлебом и речной прохладой. Звенели вездесущие комары.

Рядом сидела притихшая Лерка. Выглядела она странно серьезной. Соня потянулась, окончательно просыпаясь. Села, оглядываясь по сторонам.

На берегу было как-то… многолюдно. Пашка в джинсах и рубашке с длинными рукавами меланхолично жарил на прутиках ломтики хлеба. Наталочка устроилась рядом, крепко прижавшись плечом к жениху.

Дядька Степан и тетка Оксана негромко беседовали около воды с незнакомым мужчиной в форме. Ещё двое стояли поодаль. Свет фар по меньшей мере трёх машин пробивался сквозь стволы сосен. Да что тут происходит?!

Участковый Серёга и тетя Тома, увидев, что девочка проснулась, кинулись к ней. Тетя Тома, охая, прижала свою кровиночку к груди и тихо всхлипнула. Лерка, кажется, тоже.

– Что случилось? – непросто было освободиться из надежных объятий, да не очень-то и хотелось. – Почему вы все тут?

Серёга обниматься не решился, кряхтя, поднялся и отошёл к приехавшим.

Лерка, крепко держа подругу за руку, сказала об всем сразу:

– Труп нашли. Пашка и дядька Степан. Пашка сказал – навскидку, что сердечный приступ. Там, наверху, – она кивнула в сторону озера. – Ну и вызвали сразу полицию. А тебя Пашка приказал не будить. Я тут тебя охраняю. И это… наши телефоны нашли, прикинь. У этого чмыря. И ещё там кольца у него, цепочки, короче – золото ворованное. И документы какие-то. Он из этих…– Лерка замолчала, нервно дёрнув щекой.

– Он умер? – по-хозяйски уточнила Соня.

– Умер, умер. Его уже в мусорный пакет упаковали. Нас всех расспрашивали.

– Лера! – возмутилась тетя Тома.

– А что Лера! – не растерялась девочка. – Сонька с ним один на один встретилась воон там! Думаете, она испугается моего рассказа? Все одно нам на опознание идти, и телефоны забирать, и всякие показания давать!

На это тетя Тома не нашлась, что ответить и только тяжело вздохнула. Видно и вправду все настолько серьезно, что придется давать…эти…показания. Вон, у Лерки как глаза загорелись от одной только мысли. Мало ей приключений!

– Ты как, сонечко? – Тамара Васильевна накинула на плечи девочки теплую курточку. – Нам Стёпка как позвонил, мы с Оксанкой подорвались и бегом сюда. А тут таке…жахиття!

– Они с ружьём приехали, – громко отчитывалась Лерка. – Только пальнуть не дадут – полиция отберёт. А дядька Степан на гору с топором ходил. Как на охоту. Я тоже хотела…ну…пойти проверить, но нас с Наташкой тут оставили.

Пашка с Наталочкой незаметно подсели к пострадавшей. Наташка опухла – видно, ревела долго. Хмурый Пашка протянул девчонкам прутики с жареным хлебом. Аппетит, несмотря на все негаразды, разыгрался не на шутку.

– Соня. Завтра в больницу. Тёть Тамара, вы поняли? Это не шутки. Она под водой долго была, – будущий врач задумался и добавил. – Я с вами поеду. А то кровь с пальца сдадите – и все обследования. А тут и голову проверять надо, и… Не кривись, Сонька, я знаю, что говорю! Водяницы, они, знаешь ли, просто так не мерещатся.

Соня выпуталась из-под одеяла, вытянула руку и чуть не ткнула ему в нос. Парень непонимающе уставился на нее и вдруг изменился в лице. На запястье девочки красовался гранатовый браслет. Тот самый. Никто его не замечал, не до того было – пока согревались, пока ждали полицию…

– Они сказали, что это подарок, – тихо сказала Соня. Ей так нравилось наблюдать, как вытягивается Пашкина физиономия.

– Они … – Соня замялась, – взяли другую плату.

Все, не сговариваясь, повернули головы к лесу. Трое мужчин волокли к машинам тяжёлый черный пакет. Ломаные лучи фонарей освещали дорогу. Слышались обрывки сухих казенных фраз, кто-то по телефону докладывал о происшествии…

– Так не бывает, – наконец выдохнул Пашка, отвернувшись от удручающей картины.

Наташка крепко обняла жениха, что-то успокаивающе зашептала на ухо.

– Держи, – Соня уверенно протянула подарок потрясенному парню.

Пашка осторожно коснулся гранатовых бусин. Выдохнул, будто смиряясь с неизбежным. Сельская практичность и привычка быстро принимать решения взяли вверх над оторопью.

– Спасибо. Передай им, что я, – он запнулся, подыскивая слова, – очень благодарен и, как это…только я его Натахе подарю.

Он взял руку невесты и быстро надел браслет на крепкое запястье.

Громкий плеск услышали все. Словно большая рыба ударила хвостом недалеко от берега.

Стоящие у самой воды Оксана Ивановна, участковый и дядька Степан отскочили от ледяных брызг. Лерка подскочила, подбежала к ставку, пристально вглядываясь в сумрак. Тетка схватила за рукав свитера и оттянула неугомонную племянницу от края. Та, понурив голову, послушно вернулась к костру.

Полиция, закончив с процедурой и коротко переговорив со всеми свидетелями, отбыла. Заручившись обещаниями этих самых свидетелей завтра приехать в район для оформления бумаг. Участковый Серёга уехал с коллегами.

На берегу стало тихо и темно. Взрослые, подсвечивая фонариками, распихали вещи, не глядя, по пакетам – дома разберемся что где…

Погасили догорающий костерок.

С поляны уходили молча. Каждый думал о своем.

Соня напоследок обернулась и …ахнула. Лерка, не отпускавшая руку подруги, тоже повернулась.

– Ни хрена себе! – выпалила восхищённо.

Дальний берег изменился. Мрачный и угрюмый днём, в лучах восходящей луны он светился чистым серебряным светом, мерцал неясными бликами, тянулся к ночному небу верхушками голубых сосен. Каменные утесы вырастали прямо из мерцающей колдовской зеленью бездонной глубины. Невесомая туманная дымка стелилась по шелковой глади озера, ткалась призрачной поземкой, ластилась к подножиям скал. И над всем этим великолепием полноводной рекой, хрустальными звездными россыпями раскинулся Чумацкий Шлях…

– Волшебство, – восторженно проговорила Лерка. – Настоящее.

И даже не глядя, Соня была готова поклясться – на глазах ее бесшабашной подруги блеснули слезы!

Эпилог

Шмель покружил над столом и тяжело приземлился на краешек блюдца.

Обжора. Меду захотел.

Соне подумалось, что это тот самый шмель, который уже залетал к ней в гости и воровал вишневый сок. А что? Может, малыш прилетел и ее проведать и подкрепиться.

Они сидели втроём во дворе под огромной раскидистой липой. Решили наконец-то принять приглашение деда Назара «зайти, побалакать», заодно поблагодарить за чудесный согревающий чай, без которого, как заявила Лерка, «мы бы точно сдохли от холода!»

С памятной поездки на Черный ставок минуло без малого пять дней. Село гудело. Сплетни одна другой заковыристей множились от кума к куме. От соседки к соседке.

Фигурировали там и головы проклятых утопленников, и голоса с того света, и пророчество о скором конце войны, и хоровод русалок на берегу. Голых. Отчего Пашка теперь непременно обязан жениться на Наталочке. Какая связь между голыми русалками и свадьбой, которую назначили через пару недель, Соня решительно отказывалась понять, но – селянам виднее. Пашка отнесся к слухам спокойно. Выросшему среди местных суеверий парню все казалось в порядке вещей. Наталочка, наоборот, пыталась спорить, рассказывала, как было на самом деле. Но – бесполезно!

– Оставь, – убеждал, улыбаясь, Пашка, – людям хочется сказки. Чудес.

– Так там же и так чудо! – восклицала девушка, показывая браслет на руке. – Соня ИХ видела. И мы видели ночью, ну… – она замялась, – как озеро изменилось.

Пашка обнимал невесту, гладил по голове, как несмышленого ребенка, и объяснял.

– Это очень просто и без…драматизма. Без такого…ух!!! А надо, чтобы…

– Чтобы русалки голые?

– Угу.

Лерка внезапно стала самой популярной фигурой в селе. Она, оказывается, проводила настоящее расследование по выявлению…Тут мнения местных расходились – одни считали погибшего странной смертью чужака вражеским шпионом, засланным в Михайловку, чтобы найти секретное оружие или ценный магический артефакт (словечко с лёгкой руки Лерки пошло в народ). Другие предполагали, что преступник был послан испытать силу Михайловских ведьм. А что? Оно ж и так понятно, что все бабы ведьмы. Ну, ладно – через одну…

Участковый Серёга принял пяток заявлений селян, пострадавших от нечистой силы, якобы разбуженной беспечными купальщиками в Черном ставке. Обвиняли эту самую силу в краже десяти кур, трехдневном запое «ни в жизни непьющего» мужа, потере банковской карты (а ты шо думаешь, ИМ деньги не нужны?!), поломке машины посреди ночи на «ну вот совершенно пустой дороге», и рождении трёх черных котят у ярко-рыжей кошки. Не к добру!!!

Участковый снисходительно выслушивал пострадавших, важно кивал и… подарил все заявления Лерке, как будущему этнографу. Счастливая Лерка добавила их в свою коллекцию. По традиции Серёга был накормлен сытным обедом, за которым тетка Оксана убеждала своего бывшего ученика наконец-то жениться и перестать морочить голову «несчастной дивчине, которая ещё немного подождёт его, дурака, и плюнет…»

И при всем этом люди напрочь забыли о старом чудаке пасечнике – вечном герое местных страшилок и побасенок. Никто не припомнил, что он пытался предупредить об опасном пришельце. Соня была уверена, что дед Назар, когда хотел, мог становиться незаметным для местных. Откуда она это знала? А вот знала, и все. Девочка твердо решила, что доверять своей интуиции стоит чаще.

После нескольких дней всеобщего внимания, новость перестала будоражить воображение и отошла в разряд обычных ЧП, которых в большом селе и раньше было предостаточно.

Соне казалось, что люди, на самом деле, с радостью ухватились за возможность хоть на пару дней отвлечься от тревог и страхов войны и окунуться в мир старых легенд, чудес и поверий.

Поездка в районное отделение полиции, от которой Лерка ожидала чего-то особенного, оказалась скучной и муторной. Заполнение кипы бумаг, ответы на вопросы в присутствии взрослых. Тетя Тома неожиданно оказалась ближайшей Сониной родственницей:

– Моя племянница замужем за ее родным дядькой! – втолковывала она хмурому следователю.

Прямо в кабинете они выяснили, что Сонина двоюродная сестра двух лет от роду, которую ни разу не видела ни она, ни Тамара Васильевна, приходится тете Томе внучатой племянницей. Не хухры мухры!

Полицейский честно пытался вникнуть в запутанную степень родства, наконец, молча протянул тете Томе бумаги на подпись. На том и порешили…

Опознание трупа прошло на удивление легко. Тетя Тома категорически запретила вести ребенка в морг. Мягкая и покладистая женщина в ответ на осторожный намек следователя, – а не могла бы девочка пройти на опознание, – грозно стукнула по столу кулаком: «Через мой труп!» Прозвучало несколько двусмысленно. В итоге Соне просто показали фото погибшего. Кстати, он действительно умер от обширного инфаркта, по заключению эксперта. Она мельком глянула на серое одутловатое лицо и кивнула. Никаких особых эмоций по этому поводу не было. А вот Лерка пыталась объяснить, что она-де просто обязана выполнить свой гражданский долг и опознать преступника.

В морг Лерку не пустили. Как та не доказывала, что она – дочка сразу двух врачей. Трупы?.. Нет, не видела. Но очень хочет увидеть.

Выйдя из отделения полиции, все вместе отправились в небольшую уютную пиццерию. Дядька Степан на радостях накупил мороженого и по большому секрету рассказал, что его старый дружбан из Харькова люто завидует и хочет приехать погостить на пару дней в августе.

– Когда полная луна будет, – смущаясь, как ребенок, уточнил дядька Степан.

Видимо, мужики решили-таки съездить вдвоем ночью на Чёрное озеро, полюбоваться волшебной красотой заповедного места.

Пашка с Наташкой торжественно объявили, что пока «вы там были, мы успели подать заявление». Свадьбу они праздновать не собираются, посидят тихо, по-семейному, и всех приглашают. То, что по-семейному – это половина села, никто не сомневался.

Наталочка выглядела жутко счастливой, хотя то и дело смахивала с ресниц слезы. Браслет девушка не снимала. И Соне вдруг привиделось, как пройдет совсем немного лет, и на берегу Чёрного озера появится смешная девчушка с серьезными папиными глазами и мамиными светлыми кудряшками. Она не будет бояться ни высоких хищных утесов, ни черной наползающей тени, ни тех, кто живёт на дне.

И легенда о водах проклятого озера продолжится…

– Может, стоит им сказать? – шепнула Соня подруге.

Лерка ненадолго задумалась и покачала головой.

– Не нужно. Это будет их чудо, пусть идут к нему сами.

***

Соня вынырнула из воспоминаний, возвращаясь в теплый июльский вечер.

Они сидели за деревянным столом во дворе у старого пасечника. Солнечные лучи ласково золотили все вокруг. И небольшой домик, и яблоневый сад, и седые волосы деда Назара.

– Я им объясняла! – горячилась Лерка с набитым ртом. – Мама приедет на выходные. Как посвободнее будет. Пригрозила, если я ещё куда вляпаюсь, отправит меня к сестре в Италию.

– А куда ты собираешься вляпаться?

– Куда-куда?! Тут же материала – непочатый край. Мы вот решили на могилу старого Козака пойти.

Соня внимательно посмотрела на подругу.

– Когда?

– Да через недельку, как луна…

– Нет. Когда решили?

– Ну…– Лерка смутилась. – Вот сейчас решаем. Мы с дедом Назаром. Он обещал отвести и рассказать.

– Ночью отвести?

– Не, за ночь я его ещё не уговорила, – не растерялась Лерка.

Дел Назар улыбался в седые усы, слушая девчонок. Соне вдруг показалось, что он заметно постарел за те пару месяцев, что она живёт в селе. Когда-то голубые глаза выцвели и стали совсем прозрачными. Тонкие седые волосы напоминали тающий на солнце снег, или тополиный пух.

Старик словно истаивал, теряя краски и яркость жизни. Сколько же ему лет…

Чаклун глянул ей прямо в глаза, хитро подмигнул загрустившей девочке.

– От переможемо, то й можна на покой. А пока я тут ще побуду. Мне вон Валерию на могилу характерника отвести надо.

Соня понимающе кивнула, обняла двумя ладонями кружку с теплым травяным чаем. Мирно жужжали пчёлки, серо-белая кошка запрыгнула на лавку, выпрашивая хозяйскую ласку. Чаклун машинально почесал мурлыку за ушком. Лера притихла, закусила губу, молча уставилась в стол. Соня вздохнула и обняла подругу за плечи.

– Я сегодня говорила с родителями, – негромко начала она.

Лерка напряглась.

– Я…– Соня лукаво улыбнулась. – Остаюсь. До конца лета. А там – они вернутся, и… не знаю. Что-то решим.

Лерка медленно подняла голову, взглянула на подругу и радостно выпалила:

– А ещё можно пойти разрушенную часовню исследовать. Там проклятия всякие…

Они смеялись, вытирая слезы, шутливо толкая друг дружку и наперебой рассказывали деду Назару о приключении на Черном ставке, пили чай с медом, думали и планировали будущее. Лерка заявила, что твёрдо решила стать этнографом.

Соня рискнула поделиться стр-р-ашным секретом – она собирается стать врачом.

Детским.

Чтобы лечить малышей.

И помогать мамочкам.

И вообще…

Старый пасечник слушал девчонок, кивал, подливал им чай, улыбался…

Теплый июльский вечер ласково обнимал уставшее село, солнце медленно катилось к закатному краю неба…

Где-то далеко гремел разрывами фронт, горела земля под ногами…

А в крошечной, забытой всеми богами Михайловке, под старой липой сидели сельский чаклун и две девчонки. Они спорили и смеялись, грустили и вспоминали прошлое, мечтали и строили планы…

И пусть будущее запутанно и туманно, пусть мир стремительно меняется, и никто не может предсказать, что произойдет завтра, но, черт возьми…Если в человеческом сердце остаётся место для сочувствия и мечты, для любопытства и сострадания, – то это и есть настоящее чудо, так необходимое сегодня каждому.

Сентябрь 2022 – февраль 2023

Оглавление

Конфета для папы

Вода для мертвеца

Участковый

Базарный день

Ночь

Красные камни

На черном озере

Плата

Эпилог