Сотерия [Яна Бендер] (fb2) читать онлайн

Введение

Сотери́я – альтернативный (антипсихиатрический) подход к острой шизофрении и расстройствам шизофренического спектра с задействованием преимущественно непрофессионального персонала и использованием низких дозировок психотропных препаратов, а часто и без их применения.

Сотерия натолкнула на вывод, что эта поддерживающая, защищающая, гуманная, сфокусированная на межличностных аспектах обстановка способна устранить или снизить необходимость применения антипсихотических препаратов в течение наиболее острого периода психоза. Результаты продемонстрировали, что люди, попавшие в сотерию и не получавшие медикаментозное лечение, выздоравливали гораздо чаще и быстрее.

Шизофрению пытались понять не как заболевание, требующее медицинского вмешательства, а, скорее, как важный аспект жизненного процесса человека. В таких инициативах особое значение придавалось скорее необходимости позволить людям пройти через их опыт психоза при минимальном вмешательстве и высокой доле поддержки, чем пользе лекарственных средств терапии.

На протяжении долгих десятилетий самые квалифицированные психологи и психиатры проводили различные эксперименты, которые доказывали эффективность данного метода лечения. В результате проведенных испытаний были сформулированы стандарты оказания подобной помощи психически больным. В настоящее время существуют десятки клиник в Европе и Америке, специализирующихся на сотерии, успешно проводящих лечение шизофрении и психозов в различных стадиях.

Quandoque autem have efficio vabidus quae.

In mundo in quo nulla est logica et causa

in viam Tantum insanus.¹

28.07.2006 – пятница

8.37.

Я забросила ключи от дома в сумку, убрала волосы в заколку, завела машину и выехала с парковки. День был солнечным. Пришлось опустить козырек, чтобы четко видеть дорогу. Какая-то старушка перебежала улицу в неположенном месте. Хорошо, что я вовремя затормозила.

Я закончила медицинское училище с красным дипломом. Теперь же позади был второй курс института. Вчера мне позвонила мой куратор и сказала, что хочет предложить интересную практику. Я посетила университет. В аудитории находилось человек пять. Всех нас ждало распределение по каким-то клиникам. Куда я попаду – было неизвестно.

В помещение зашла Василиса (так мы называли нашего преподавателя – Кумарову Василису Владимировну), села за свой стол и разложила какие-то списки перед собой. Сначала она предложила терапевтическое отделение районной больницы. Туда решил отправиться мой однокурсник. Затем последовали хирургия, педиатрия, неврология и сердечно-сосудистый центр.

Последней она предложила частную психиатрическую клинику. К слову сказать, обычно студентам нравятся нестандартные практики, интересные случаи, но на этот раз все начали отнекиваться, лишь бы только выбор не пал на них.

«Там есть один пациент, – рассказывала куратор нам, – его зовут Герман. Ему 36 лет. История довольно занимательная. С пятнадцати лет он перестал разговаривать, начал проявлять агрессию и отчуждаться от общества. Он ни с кем не контактирует и старается избегать общества».

Будущие врачи недовольно переглянулись, опасаясь, что кому-то из них придется лечить этого человека, но мне было скучно идти в другие отделения, и я решила себя развлечь, да и других избавить от ненужных хлопот. Почему-то мне показалось, что именно я смогу ему помочь, вероятно, свою роль сыграли молодые амбиции.

Помню, как мои коллеги облегченно вздохнули. Было приятно почувствовать себя героиней, но, в то же время, меня разжигал интерес и желание скорее окунуться в работу. Василиса дала мне контакты главного врача и адрес. Я позвонила ему. Он предложил мне приехать сегодня.

Я люблю учиться. Однако, меня нельзя назвать «заучкой». Я посвящаю свободное время музыке, чтению классической и романтической литературы, игре на фортепиано и гитаре. Да, это я тоже умею. Слушаю тяжелую музыку, но… В личной жизни дела не налаживаются, да я и не стремлюсь к этому.

Родители живут за городом. Два года назад они купили мне однокомнатную квартиру в центре, и теперь я обитаю на своей жилой площади одна. Бывает, что ко мне заглядывает моя подруга – Женя, но чаще я просто остаюсь дома, смотрю фильмы или включаю песни.

Ничего особенного. С парнями никогда не встречалась, потому что, то ли воспитана так, то ли у самой такие убеждения, что должен быть один и на всю жизнь. Ну, да Бог с ним!

Согласно тестам, которые мы регулярно проходим на психологии, я – сангвиник, экстраверт. Да, у меня много знакомых, друзей. Я люблю общаться с людьми и вокруг меня всегда собираются шумные компании, однако, в последнее время я стала предпочитать тишину весёлым гуляниям.

Клиника, в которую я ехала, находилась в трех километрах от города. Это было серое двухэтажное здание, кованый забор, большая территория внутри ограды и лес. Кругом один только лес.

В саду высокий сутулый санитар выгуливал своего подопечного. Было жутковато, но интересно. Я припарковала машину, нажала на кнопку охраны и мне ответил мужской голос. Я представилась, сказала, что меня ожидает главный врач. Меня пропустили. Калитка, расположенная справа от ворот, противно скрипнула и распахнулась от одного моего прикосновения.

Холл был просторный. Из него шло несколько коридоров, а в центре расположилась массивная каменная лестница. Казалось, что раньше этот дом был чьей-то усадьбой или резиденцией. Справа от меня открылась дверь и появился тот самый охранник.

«Вам наверх. Затем налево» – сухо сказал он мне.

8.53.

Я поднялась на второй этаж по лестнице. Последовала указаниям. Постучала. Меня пригласили внутрь. Я толкнула дверь и увидела пожилого мужчину, который сидел за столом и что-то писал.

– Я так понимаю, – заговорил он, спустив очки на нос, – Вы и есть та студентка медицинского?

– Да, – подтвердила я.

– Садитесь, – предложил он.

Я заняла место, указанное мне, положила сумку на колени и посмотрела на врача.

– Вы очень пунктуальны, – заметил он, – приехали к девяти, как и обещали. Ваш куратор сказала мне, что Вы – единственная из всего потока, кто согласился попробовать вылечить этого пациента.

– Мне бы хотелось побольше узнать о нем.

– Говорят, что Вы – лучшая на курсе. Какое направление думаете выбирать после института?

– Скорее всего, эндокринологию.

– Жаль, что не психиатрию.

– Я смотрю, что Вы ознакомились с моим делом, Николай Васильевич.

– Да, ознакомился. Так вот. Два года назад к нам поступил мужчина тридцати четырех лет. Все клиники отказались его лечить, поскольку ни одна терапия не могла улучшить его состояние. В последнем заведении, из которого он перебрался к нам, его уже готовили к лоботомии. Пришлось спасать его от таких мер. Двадцать четыре месяца мы ведем с ним работу, но он не поддается ни одному лечению. Администрация города заявила, что, если в течение двух месяцев у него не появятся улучшения – они прекратят его спонсировать и, тогда придется прибегнуть к крайним мерам.

– Каков диагноз?

– Шизофрения.

– Позволите посмотреть его дело?

– Конечно.

Главврач нажал на какую-то кнопку и попросил принести историю болезни Германа Верского.

«Красивая фамилия» – подумала я.

Через минуту в кабинете показалась девушка примерно моего возраста и подала доктору дело пациента. Он протянул его мне.

– Не хотите пообщаться с ним? – вдруг спросил он меня.

– Охотно.

Он предложил мне надеть халат, который можно взять у старшей медсестры, но я отказалась, сказав, что человек в белом халате будет отрицательно влиять на его психику. Я оставила сумку в его кабинете, поправила черную футболку и прошла к лестнице. Николай Васильевич проследовал за мной.

– Позвольте мне зайти одной?

– Конечно. Он прикован к кровати ремнями. Думаю, что вреда он не причинит.

Меня слегка передернуло. Стало как-то жутковато. Ничего. Я поборола себя, подтянула джинсы и толкнула дверь. Санитар, сидевший возле неё, был уже предупрежден обо мне и, как только я появилась в палате, он вышел.

Я не посмотрела на пациента. Прошла от двери к противоположной стене, где было большое французское окно, ведущее в сад. В палате – две койки. На той, что стояла по центру под обычным окном, лежал Герман. Вторая была пуста и располагалась у стены с дверью.

Я почувствовала на себе его тяжелый взгляд. Боже, кто бы мог представить, сколько труда я приложила, чтобы не посмотреть в его сторону так сразу. Я сделала еще несколько шагов, отодвинула занавеску, посмотрела сквозь стекло. На улице было жарко, но в помещении, за счет толстых каменных стен и теневой стороны, казалось вполне комфортно. Я как-то неловко повернулась к нему, стремительно двинулась в сторону его кровати, встала, опершись на изножье и дерзко посмотрела ему прямо в глаза.

– Здравствуйте, Герман! Как поживаете?

Ответа не последовало. К тому же, почему он должен был быть?

– Меня зовут Яна. Теперь я – Ваш лечащий врач.

Он недовольно посмотрел на меня и закрыл глаза.

– Не спать! – зачем-то приказала я.

Он снова осмотрел меня. На его лице проскользнула усмешка. Мне показалось, что он считает меня совсем еще девчонкой. Что ж… Справимся и с этим!

– Вам поставили диагноз «шизофрения». Думаю, что его придется менять. Но Вам это неинтересно, поэтому не стану об этом говорить.

Он как-то подозрительно посмотрел на меня и отвернулся. Я была ему неинтересна. Ничего. И это поправимо.

– Не против, если я буду обращаться на «ты»?

Он даже не дернулся. Я подумала, что это неплохая идея и продолжала.

– У меня есть два месяца, чтобы сделать из тебя человека. Потом, если у меня не получится, из тебя сделают овощ. Выбор небольшой. Я отменю всю терапию, которую тебе проводили ранее. Согласен? Думаю, что да. Отныне никаких групповых занятий, а только индивидуальные. Я вернусь через час.

В какой-то момент я поняла, что веду себя крайне непрофессионально, нарушая все традиции психиатрии и способы лечения в ней.

Я слегка хлопнула дверью. За ней стоял главврач и санитар.

– Николай Васильевич, мне нужны его характеристики от предыдущих врачей, а также право отменять и назначать терапию.

– Хорошо. Делайте, что хотите. Конечно, в пределах разумного.

Санитар, которого звали Ваней, сказал мне, что скоро наступит время прогулки. Он поинтересовался, не хочу ли я вывезти Германа. Я решила, что это прекрасная возможность пообщаться со своим подопечным.

Мой пациент был мужчиной в самом расцвете сил (почти как Карлсон, вот только вместо пропеллера – диагноз). Рост 186. Вес 84 кг. Короткая щетина. Темные волосы. Зелено-карие глаза. Внешность приятная, притягивающая. Вот только не было у него шизофрении, и я была в том уверена.

Нечто случилось с ним в 15 лет. Возможно, психологическая травма. Его могли обидеть. Над ним могли издеваться. Отсюда – агрессия. Вылечить её можно только теплом и заботой. В конце концов, я – девушка, кому, как не мне, проявлять добро и нежность?

Санитар показал мне мой кабинет, где, кроме стеллажа, стола и стула, ничего не было. Это была милая маленькая коморка с большим окном. Выбора не было.

– Вы не суеверны? – спросил меня парень, который привел сюда.

– Нет. А что?

– Здесь до Вас сидела врач, которая работала с Германом. Она покончила собой.

– Да, видимо, не по зубам орешек оказался.

– Вы думаете, что справитесь с ним?

– Видите ли, Иван, для нее это было работой. Она должна была его вылечить. Я же – практикант. Я обязана только попробовать. Я пойду с ним на прогулку через час. Приготовьте его, если несложно.

Он улыбнулся и вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. Я достала из сумки справочник по психиатрии, который я одолжила в институтской библиотеке, нашла «онейроидный синдром». Результат меня более чем удовлетворил. Я оказалась права. Первоначальный диагноз был неверным. Вот только почему я вдруг подумала поменять его именно на этот? Интуиция? Или чья-то подсказка?

Чтобы начать лечение, нужно было узнать причину расстройства. Инфекция? Но как она может держаться более двадцати лет в организме? Значит, в пятнадцать лет с мальчиком случилось что-то, и теперь он не может избавиться от воспоминаний. Я снова пришла к выводу, который заключал травму в подростковом возрасте.

«Боже, какой у него уставший вид! Он измучился! – думала я. – Вот только от чего? От внешних страданий или внутренних?»

В кабинет зашла медсестра. Она дала мне стопку папок с выписками предыдущих врачей, а затем покинула меня.

Я раскрыла первый скоросшиватель и быстро посмотрела результаты обследований и характеристики на пациента. Во-первых, читать эту макулатуру было лень. Во-вторых, я знала, что все, что здесь написано – лечение шизофрении, а теперь у него другой диагноз. Я лишь выбирала из каждой папки описание его поведения, поступков и состояния.

«12.03.2002. Пациент устроил погром в столовой. Началась драка между другими больными. Он сидел на коляске и ничего не делал, а потасовка только разгоралась».

«30.05.2002. Отказался от приёма пищи. Кинул в санитара тарелку с супом. При попытке усмирить сопротивлялся. Вкололи транквилизатор».

«23.10.2002. Набросился на медсестру, душил. Применен электрошок. Двое суток не приходил в сознание».

«13.01.2003. Перевернул коляску, ползал по полу, хватал санитаров за ноги».

«20.02.2003. Стонал ночью. Санитары посчитали, что от боли. На основе результатов анализов и под контролем терапевта проведён курс антибиотиков».

«17.06.2004. Вырвался от санитаров на прогулке. Ехал на коляске к воротам. Вовремя успели закрыть. Там шла разгрузка продуктов для пищеблока. Бился головой о прутья. Успокоен транквилизаторами».

Последний инцидент случился год назад.

«19.08.2005. Высвободился из ремней на кровати. Обмотал шею медсестры, которая проводила ему инъекцию. Душил. Применен электрошок. Сутки не приходил в сознание. Прошёл курс транквилизаторов».

Я была в ужасе. Тогда ещё, будучи наивной девочкой, я верила в то, что в людях может остаться хоть что-то святое, но методы купирования приступов разочаровывали меня в этом.

«Пациенты – тоже люди! Почему с ними обращаются, как с животными! Даже хуже!» – моему возмущению не было предела.

И все врачи, который когда-либо лечили его, писали, что он не подходит не под один диагноз. Вот только я ни разу не встретила сочетание в его истории «шизофренический делирий» или «онейроидный синдром».

Я достала свой блокнот, записала диагноз, примерное лечение, состояние пациента на данный момент и посмотрела на время. С момента посещения больного прошло 57 минут. Я обещала прийти через час. Я встала из-за стола, взяла блокнот, ручку и вышла из кабинета.

I try to slip away, you wanna make me stay

Don't try to hold me back 'cause I would break your neck

Don't try to make a light, don't even come inside

You won't like what you'll see, untangle you from me.²

Герман сидел на кресле-каталке возле окна и смотрел на улицу. Иван стоял рядом и о чем-то ему рассказывал. Я слегка прислушалась, едва открыв дверь.

«Не понравилась тебе эта девушка? – понимающе говорил санитар. – А мне кажется, что она очень добрая. По крайней мере не станет тебя кормить таблетками и колоть транквилизаторы. Может начнешь разговаривать, жить по-человечески…»

Я зашла внутрь. Пациента повернули ко мне. Я попросила Ваню помочь мне выкатить его на улицу, а затем оставить нас.

Через несколько минут мы вывезли его в сад. Санитар скрылся в холле больницы, а я, сев на лавочку напротив Германа, взяла его за руку и посмотрела в его глаза.

В них было что-то неземное: космос, млечный путь или сотни чужих вселенных. В них был весь мир и душа только одного человека. Он смотрел на меня более внимательно, чем я на него. На секунду мои мысли разлетелись, словно осколки и рассыпались по каменной дорожке, ведущей к крыльцу клиники. Я застыла и бездумно смотрела в его глаза. Он слегка дернул рукой, чтобы, как мне показалось, вернуть меня в сознание, я опомнилась и начала беседу с ним.

– Герман, ты давно уже находиться в этой клинике. Никто не знает, что с тобой происходит. Но я, кажется, догадалась.

Он вопросительно посмотрел на меня, недоверчиво прищурился, но потом откинулся на спинку кресла и продолжил наблюдать за моими эмоциями. Его рука по-прежнему была в моих. Казалось, он не замечал этого. Кто бы мог подумать тогда – во что это превратится?

– Тебе снятся сны? – спросила я и увидела, как его зрачки расширились. Я оказалась права.

Он повёл головой и снова принялся меня разглядывать.

– Что это за сны?

Он ехидно усмехнулся. Я не смогла понять того, о чем он думал.

– Кошмары? Мистика? – я пыталась выяснить, что же его беспокоит.

Он вырвал свою руку из моих, провёл указательным пальцем по своему колену и стукнул один раз по подлокотнику.

– Кошмары, – заключила я.

Он стукнул ещё два раза.

– И мистика?

Он заулыбался, но это было больше похоже на издевательство надо мной.

Он пристально рассматривал мотоцикл, изображённый на моей футболке, опустил взгляд на руки, согнутые в локтях и сложенные на коленях в замок, затем его внимание привлекли синие джинсы, после он спустился на ботинки и отвернулся от меня. Он изучил меня. Ему было этого достаточно, поскольку он сразу потерял интерес.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – сочувственно спросила я.

Он не поворачивался.

Тогда я думала, как бы завоевать его внимание. В голову приходили бредовые идеи – что-то вроде, сжечь сад, перевернуть скамью, пнуть санитара… Я не могла понять, что ему было нужно. Ему была необходима любовь. Кто бы мог подумать?!

– Что ж… – решила закончить разговор я, – нам пора возвращаться.

Я встала со скамьи, сделала шаг, чтобы зайти к нему за спину и, взявшись за ручки кресла, отвести его обратно в палату, но он схватил меня за запястье. Его пальцы сжали мою кожу. Мне не было больно, скорее страшно. Все, что я прочитала в его истории меня настораживало.

Он потянул меня к себе. Я попыталась высвободиться, но силы были неравны. Мне пришлось снова сесть на лавку перед ним и посмотреть в его глаза. Он внимательно наблюдал за моими движениями, словно изучал со всех сторон. Мы оба узнавали друг друга с нуля.

Герман на секунду отпустил меня, но через мгновение зажал в свою ладонь мою. Стало тепло и спокойно. Это был более дружеский жест, нежели агрессивный. Я свободно вдохнула. Он, кажется, это заметил и улыбнулся.

Вся эта игра эмоций, взглядов сильно утомляла меня. Было смешно, но в то же время невыносимо грустно. Он был в тюрьме. Целая вселенная была прикована к креслу-каталке ремнями. В нем таился весь мир, пусть даже и тот, который он сам придумал. И теперь я оказалась лицом к лицу с космосом. Вот, что значило для меня это знакомство.

Мне почему-то захотелось стать его самым лучшим и, наверное, единственным другом. Захотелось рассказать ему всё, что меня тревожило, что было важно для меня. Я внезапно поняла, что этот человек – прекрасный слушатель. Он никогда не выдаст твоих тайн, поскольку не сможет никому о них сказать. Я старалась прогнать прочь все эти мысли, но его внимательный взгляд заставлял меня снова принимать их в своё сознание.

Мне с ним стало вдруг беззаботно спокойно. Так мне не было уже давно. Лет с семи, когда я сидела с мамой на качелях, а она, обняв меня за плечи и, укутав пледом, рассказывала сказку.

Он следил за моими мыслями. Он читал их. Он, казалось, сам был их источником, но я не могла в это поверить, поскольку это было невозможно, как я думала тогда.

Теперь я вызвала у него интерес, но ни как равная ему, а как его жертва, которую он окутал паутиной, дурманом и ждёт, когда она в конец сойдёт с ума и займёт его место.

Возможно, что все это являлось лишь плодом моего воображения и изувеченной фантазии. Может быть, он так внимательно меня рассматривал лишь потому, что я сильно отличалась от привычного его окружения.

Я была девушкой двадцати двух лет. Белого халата на мне не было, напротив, контрастно с врачами и санитарами я носила чёрную футболку. Уж на стену, окружавших его, я точно не была похожа. Я не проявляла к нему агрессии и, возможно, его нужно было расценивать, как обычного человека, у которого просто «поехала крыша». Однако, я себе нафантазировала нечто невообразимое, чему поверить было бы безумством.

Все же, я верила.

Меня очень интересовало содержание его снов. Я несколько раз попросила его хотя бы намекнуть, но он только улыбался и поднимал брови от удивления, что меня так привлекает этот безумный сценарий.

Прошло неизвестно сколько времени, вот только пришёл Ваня и сказал, что пора заканчивать прогулку. Я неохотно покинула своего подопечного и ушла в свой кабинет.

11.23.

Я села в кресло, положила ноги на стол и, взяв со стола папку с предыдущими назначениями, начала перелистывать страницы.

Врачи, которые когда-либо вели моего пациента, в одну строчку писали, что он не поддаётся терапевтическому лечению и придётся использовать хирургические методы. Я была в корне не согласна. Он был здоров, но онейродный синдром не требовал таких операции, и я могла, не опасаясь за его здоровье, смело писать этот диагноз в его истории.

Препаратов больше не будет. Только индивидуальные занятия. Я это твёрдо решила для себя.

Классическая музыка, поэзия, литература… Он сможет адаптироваться в этом мире и, как бы не было мне жаль, ему придётся убить вселенную в себе.

В лист назначений я ничего не записала. Я не подпущу к нему больше ни одну медсестру со шприцом. Это его выводит из себя и, как я уже поняла, вызывает приступ агрессии.

Халат я решила не надевать при общении с ним. Это, как я думала, располагает его ко мне. По крайней мере, он не видит во мне тех, кто пытал его вот уже более двадцати лет.

Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Мне ужасно хотелось спать, но я не могла позволить себе такой слабости. Я должна была перебрать все назначения, которые ему делали на протяжении всех этих долгих лет.

В тетрадке, которую я приспособила под его новую историю болезни, я записала несколько цитат из стационарных дневников предыдущих клиник. В справочнике нашла несколько советов по общению с психически больными. Все эти слова мне наскучили, и я решила вернуться в палату к Герману.

11.44.

Ваня стоял в коридоре возле кофейного аппарата и усердно толкал в него монеты.

– Вы оставили его одного? – спросила я, подойдя к санитару.

– Он никуда не убежит! – засмеялся парень. – Давай на «ты», а то я чувствую себя стариком.

– Хорошо.

– Кофе будешь?

– Нет, спасибо. Могу я с ним пообщаться?

– Да, конечно. Ты же теперь его лечащий врач.

Я открыла дверь и, не смотря на пациента, подошла к пустой койке. Она была на колесиках, и я вплотную подкатила её к той кровати, на которой лежал Герман. Я не знала – зачем я устраивают этот спектакль. Мне просто было весело и интересно.

Когда нас водили в обычную психиатрическую больницу на практику, мне стало скучно уже через несколько минут пребывания в ней. Зелёные ободранные стены с отвалившейся краской, заплесневелый потолок, ржавые низкие койки, пациенты в серых растянутых пижамах, прогнивший деревянный пол… Все это нагоняло на меня тоску и апатию.

Здесь же все было чисто, светло, просторно. Белые стены, высокие кровати (хотя откуда мне было знать, если я не видела общих палат здесь, а только палату Германа), высокие потолки, большие окна, светлый пол, белые пижамы у некоторых пациентов – у других халаты или же цветные костюмы, простор, загородный воздух… Это был совсем другой мир. Усадьба, которая сменила своё назначение и стала клиникой.

Так вот, я села на пустую кровать, сняла ботинки, и разместилась рядом с Германом, отделившись только небольшой щелью между койками. Я лежала на спине, заложив руки за голову и смотрела в потолок, ровно так же, как и он.

Время тянулось долго. Я слышала шаги санитаров и рядовых пациентов за дверью, пение птиц в саду за слегка приоткрытым французским окном слева от меня, голоса родственников больных, которые пришли навестить своих близких, попавших в эту клинику.

Лечение других пациентов здесь оплачивали те, кто привезли сюда этих людей: братья, сёстры, тети, дяди, родители, дети, друзья. Однако, содержание Германа оплачивало государство. Почему? Этого я не скажу, поскольку сама до сих пор (спустя двенадцать лет) так этого и не узнала.

Он дышал ровно, пульс был в норме. Я прислушивалась к каждому его движению, которого, как мне казалось, не было. Он словно умер.

«И как человек не устаёт столько времени лежать в одном и том же положении?» – думала я.

Мне захотелось спать. Я тихонько зевнула, прикрыв рот правой рукой, и снова заняла исходное положение.

Ждать, когда он решит спросить у меня что-то – было бесполезно. Его голосовые связки атрофировались, ровно так же, как и мышцы, и теперь, чтобы восстановить его голос потребовалось бы несколько месяцев. Наверное, он и не хотел разговаривать со мной.

«Что за игры я тут устроила? – вертелось у меня в голове. – Препарирую психику живого человека. От того, каковы будут мои действия, может зависеть его жизнь, а я отношусь к этому так легкомысленно! Что за безрассудство?!»

Я услышала лёгкий шелест подушки и повернула голову в его сторону. Два зелено-карих глаза смотрели в упор на меня. Я улыбнулась (сама не знаю зачем) и принялась разглядывать его лицо, которое было сантиметрах в сорока от меня. В сердце что-то сжалось. Мне показалось, что в его взгляде вспыхнул вопрос «Зачем ты меня мучаешь?». Я не смогла бы дать ему ответ, если бы он произнёс это вслух, но, слава Богу, он не разговаривал.

Тишина нависла над нами, и мы просто смотрели друг другу в глаза. В животе у меня что-то заурчало. Я не завтракала, а из коридора доносился дурманящий запах кофе.

«Съездить бы сейчас в магазин, – думала я. – Куплю себе Ролтон или Доширак – какая-никакая, а все-таки, еда».

Герман улыбнулся и, отвернувшись от меня, снова впился глазами в потолок. Я проследила за его взглядом, но ничего интересного наверху не увидела.

В палату зашёл Ваня. Сообщил, что в половину первого будет обед. Я недовольно посмотрела на него и снова откинулась на подушку. Зачем он напоминает мне о еде?

12.24.

В большую столовую я прошла позади санитара, который вез моего пациента. Здесь уже сидели другие больные за столами, расставленными в ряды.

– Обедать будешь? – спросил у меня Ваня.

Я согласилась. За небольшой перегородкой разместились сотрудники. Здесь сидели несколько медсестер и санитаров. Один из них взял поднос, отнес в кухню и прошел в общую столовую для пациентов. Ваня передал Германа ему, а сам указал мне на повариху, стоявшую позади длинной витрины, под которой находились котлы и поддоны.

– Что сегодня для персонала? – спросил мой спутник у полной женщины в синем фартуке.

– Картошка – пюре и куриные котлеты, – улыбнувшись, ответила она.

– А на «первое»?

– Борщ с капустой.

– А что едят пациенты? – поинтересовалась я у поварихи.

– Что придется! – засмеялась она.

– Сегодня, например, что?

– Гречневая каша и рыбное рагу. На «первое» – суп с лапшой.

Она открыла чан с какой-то непонятной коричневой жижей, чем, по-видимому, являлась гречка, а на противне она указала мне на бесформенный рыбный фарш.

Я сморщилась и отвернулась. Все это вызывало омерзение и тошноту.

Она подала нам тарелки с борщом и «вторым» блюдом. На вид наш обед был достаточно приятен. Я мельком выглянула в общий зал и увидела, как санитар, которого звали Андреем, пытается накормить Германа. Пациент, казалось, не реагировал на попытки сотрудника «всунуть» в него ложку.

Ваня сел рядом со мной. Мы пообедали. Я отнесла тарелки на подносе в кухню и вышла в общий зал.

Я подошла к Герману и Андрею. Санитар пожаловался мне на поведение моего подопечного. Я подкатила больного ближе к столу и села достаточно близко к нему через угол.

Он с какой-то неподдельной тоской посмотрел на меня. Я взяла тарелку у Андрея, ложку, зачерпнула немного супа и поднесла к губам пациента. Он широко распахнул глаза, усмехнулся и впился в меня взглядом, словно позволял мне подумать, что я способна его укротить, затем открыл рот.

От «второго» он отказался. Я подумала, что для начала неплохо, и сама отвезла его в палату, где Ваня и Андрей разместили его на кровати, пристегнули ремнями. Наступил тихий час.

13.05.

Меня тоже клонило в сон. В кабинете спать было негде. Коридоры опустели. Все пациенты разбрелись по своим палатам: кто-то тихо читал книгу, кто-то играл в карты, кто-то спал.

Санитары ушли в свою комнату, на двери которой было написано «Для персонала». Там стояли диваны, и работники смотрели телевизор. Меня позвали с собой, но я отказалась.

Герман уснул. Мои глаза закрывались по собственной воле, и я не смогла противостоять ей.

Я легла на койку, которую кто-то, за время моего отсутствия, отодвинул, пускай не на законное место, а на метр, образовав небольшое пространство между двумя кроватями. Сон скосил меня через пару минут. Я свернулась «калачиком», поджав ноги к животу, и в «позе эмбриона», отправилась в путешествие по сновидениям.

Сначала мне приснился какой-то город, что был чрезвычайно похож на наш. Я долго бродила по нему и что-то искала. Что именно – я не могу сказать. Потом наступил мрак. Сон прервался, и за ним последовал второй, хотя я не очень уверена, что это был сон.

Здесь я стояла в какой-то комнате перед старинным зеркалом. Все вокруг меня было черно-белым. Нет, предметы должны были иметь цвет, но я его не различала, словно смотрела очень старое кино. Только мое отражение в зеркале пылало красками. На мне было серое платье длинною до колена и короткими рукавами со сборками. На юбке были нарисованы бледно-розовые цветы. Волосы были короткими, такие они были у меня года четыре назад. На руке сверкал браслет, а на шее крестик, который я обычно ношу под одеждой. Казалось, что я совсем еще девочка, будто мне лет пятнадцать, а не двадцать два.

Я сделала шаг вперед и оказалась, словно в «зазеркалье». Хочу отметить, что ни книгу про Алису в стране чудес, ни экранизации этого произведения я не встречала достаточно долго. Просто так этот сюжет в моем сознании возникнуть не мог.

Я оказалась в саду: сзади меня была огромная серая каменная лестница, которые бывают только в замках. Вдалеке перед собой на фоне черного леса и темного, мрачной травы, высоко над которыми нависли тучи, я увидела большой раскидистый дуб с ветками натурального цвета древесины и зеленой листвой.

Под ним в ярких солнечных лучах, падавших исключительно на этот участок сада, стояла деревянная ветхая скамья, а в радиусе метра вокруг нее переливался сочными красками газон.

Я быстрыми шагами приблизилась к этому, будто чужому, но чрезвычайно родному, мирку, села на скамью и начала петь детскую песенку, болтая ногами, не достававшими до земли.

Через несколько мгновений я увидела мужчину в алом сюртуке. Он сел рядом со мной. Вокруг нас была просторная солнечная поляна. Усадьба, из которой я пришла сюда, пылала светлыми, теплыми тонами, но стоило отойти от дерева на несколько метров, можно было снова оказаться в бесцветном, унылом, мрачном месте.

Мужчина повернулся ко мне, и я узнала в нем Германа. Да, это был мой пациент.

– Расскажешь мне, – заговорил он, – как там, в вашем пустом мире?

– Объясни мне сначала кое-что, – попросила я.

– Спрашивай, – отвечал покровительственно он, топя меня в своем глубоком, бархатном баритоне.

– Почему я такая маленькая? Я ведь намного старше на самом деле.

– Такова твоя душа. Ты еще достаточно невинна, чтобы быть во сне того возраста, какой ты имеешь в реальности.

– Почему весь мир черно-белый, а здесь все цветное?

– Цветной мир – это то, что создал я. Я пригласил тебя к себе в гости. Черно-белый – это ваш – реальный мир. Ты пришла сейчас из него.

– Так, значит, ты живешь во сне?

– Нет. Я живу в другой реальности, потому что та, к которой привыкла ты – жестока ко мне. Я же могу создать собственный мир, в котором нет ни насилия, ни зла.

– Что ты думаешь обо мне?

– Что ты слишком много уделяешь мне внимания.

– Разве тебя это раздражает?

– Ни сколько! Ты – единственный человек в черно-белой реальности, который так добр ко мне.

– Что тебя мучает?

– Ох, девочка, ты никогда не узнаешь, как пылает мой ад, и в чем нуждается мое сердце… Ты не сможешь понять, от чего я замерзаю или, что заставляет меня дышать…

– Позволь мне хоть немного больше… – я просила, почти молила его о том, что еще сама не до конца осознавала.

– Со временем…ты всё поймёшь, но тогда, боюсь, сама откажешься от меня.

– И что ты прикажешь с тобой делать?

– Ты была права, когда отменила мои групповые занятия. Я терпеть не могу этих идиотов! Просто будь чаще со мной. Сегодня в моей душе что-то треснуло, но что именно – я не знаю. Ты должна доказать мне, что черно-белый мир лучше моего «цветного» и, тогда мы вместе с тобою раскрасим привычную для тебя и остальных реальность в яркие тона!

– Так я должна продолжать твое псевдолечение?

– Я хочу тебя видеть в том мире. Как ты поняла из этого сна – ты единственный человек в реальности, который, для меня, обладает цветом.

– Я сделаю всё, чтобы вытащить тебя из твоего состояния.

– О каком состоянии ты говоришь?

– Ты…здесь…заперт. Я помогу выбраться тебе наружу, понять все преимущества реальности…

– Знаешь, – он опустился на пол октавы ниже и его тембр стал глубже, – не могу поверить, что ты по-прежнему хочешь остаться, потому что теперь я знаю, что испоганю тебе жизнь. Лучше оставь меня, ведь я могу причинить тебе боль.

– Я останусь, с твоего позволения, и постараюсь защитить тебя от жестокости врачей…

– Спасибо тебе, – он ласково улыбнулся, но для меня это было как-то чуждо, привыкнуть к его эмоциям мне еще только предстояло в будущем.

– Я могу идти? – решила закончить я нашу странную беседу.

– Можешь. Приходи сюда, когда у тебя появятся вопросы или, если ты устанешь от черно-белой действительности.

Я встала со скамьи, пошла по направлению к усадьбе, затем обернулась и снова увидела бесцветный мир в контрасте с его – цветным.

14.47.

Я проснулась и посмотрела вокруг. Палата была пуста, но в паре метрах от меня спал Герман.

«Интересно, – подумала я, – этот сон мы видели оба или только у меня такие странные представления об онейроидном синдроме?»

Я спустила ноги на пол, сунула их в ботинки, застегнула молнии. Расправив футболку, я встала с кровати и подошла к своему подопечному. Он улыбался во сне.

«Что же ему снится?» – возник вопрос в моей голове.

Часы показывали «без десяти три». Я, сонно потянувшись, вышла в коридор и посмотрела по сторонам. Здесь не было ни души.

«Действительно, – прошептала я, – черно-белая реальность».

Я пошла в каком-то направлении, наткнулась на дверцу с буквой «Ж», зашла внутрь, умылась и вытерла лицо и руки бумажными полотенцами. Окно в этом помещении было открыто и веяло прохладой.

Я снова вышла в коридор и минут десять бездумно скиталась по клинике, пока не нашла комнату «Для персонала». Постучав, я открыла дверь и прошла внутрь.

– Ох! Мы думали, что это Филин! – воскликнул один из санитаров.

Ваня подвинулся к краю дивана, уступая мне место посередине, между ним и Валерой.

– А кто такой «Филин»? – поинтересовалась я, садясь между коллегами.

– Филин? Ты, серьезно, не знаешь? – засмеялся веселый блондин, сидевший на подоконнике, куря в открытую форточку. – Это наш главврач. Он кажется очень умным, но на самом деле всех пациентов кормит сульпридом и в ус не дует.

– Он и Германа им «кормил»?

– Было время! – ответил мне Ваня.

– Ему же нельзя этот препарат! Основным противопоказанием является агрессивное поведение!

– А ты ему это скажи! Он, наверное, хотел, чтобы этот псих поубивал тут всех нас! – подхватил Валерик.

– Он не псих! – возразила я.

– По всем признакам – псих!

– Ну, – усмехнулась я, – назови, по каким!

– Я не медик! Но то, что он кидается на людей – уже о чем-то говорит!

– Это говорит о том, что и абсолютно здоровый психически человек, попав в психушку, стал бы агрессивным!

– Тебе виднее. По крайней мере, из нас двоих – только у тебя есть диплом медсестры и два курса института за плечами.

– Вот именно, – подтвердила я и встала с дивана. – Пойду я, а то накурено тут у вас.

Я вышла из комнаты и перевела дух.

«Он не псих!» – вертелось в голове.

Как я могла доказать обратное? Только вылечив его от всего. Но как? Ответ сам вдруг всплыл в мыслях. Он сам сказал мне во сне, что мне нужно делать.

15.08.

В моем кабинете было тихо и пусто. Я открыла окно, обхватила пальцами металлические прутья, словно мне ужасно не хватало воздуха, и прислонилась лбом к решетке, которая ограждала обитателей этого заведения от прыжков со второго этажа.

Через несколько секунд, отойдя от своего странного состояния, я достала историю болезни своего подопечного и перелистала еще раз.

В дверь постучали. Я попросила войти, и на пороге показался Ваня. На вид ему было лет двадцать пять. Высокий, сильный, симпатичный… Темные волосы, гладковыбритые щеки, голубые глаза. Все бы ничего. Но он был совсем мальчишкой, несмотря на то, что был немного старше меня.

Мне всегда нравились мужчины: чтобы разница в нашем возрасте лет десять, мужественный, взрослый, ответственный. Всегда хотела, чтобы относился ко мне, как к ребенку и заботился обо мне, а я дурачилась и заставляла бы его тем самым улыбаться…

Я предложила санитару сесть. Он занял место у стола напротив меня и смущенно улыбнулся.

– Ты по поводу Германа? – спросила я.

– Нет. Не совсем.

– Что же тогда?

– Видишь ли, завтра – суббота…

– И?

– Обычно с Германом на выходные остается Валера, и я освобождаюсь…

– Так, давай сразу к теме.

– Может, сходим с тобой завтра куда-нибудь?

Я потеряла дар речи. По правде говоря, я не хотела никуда с ним идти. Я вообще никуда не хотела идти, и это даже не зависело от моего спутника. В моих планах на выходные было – зарыться в плед, поскольку метеорологи обещали холода посреди лета, и литрами пить горячий чай с лимоном и медом, смотря «Титаник» или еще какую-нибудь любовную ересь.

Еще больше я не хотела обидеть Ваню, который, по-видимому, совсем отчаялся в поисках девушки, являясь санитаром психиатрической клиники.

Что делать – я не знала. Пришлось импровизировать на ходу.

– Ваня, понимаешь, я хотела в эти выходные поехать к родителям…

– Да, конечно… Извини, что потратил твое время.

– Послушай, – остановила я его, когда он собирался покинуть кабинет, – моя однокурсница этим летом очень грустит. Ей не мешало бы развеяться. Давай я позвоню ей сейчас и, если она согласится, я дам тебе ее координаты.

Он радостно заулыбался и оставил меня одну.

«Да…совсем затосковал парень».

Я нашла в телефоне номер Насти Макеевой и позвонила ей. Она тогда обиделась на очередного парня, в которого была влюблена, но не получала в ответ ничего. Теперь она искала новую жертву, которую могла бы любить и страдать

Когда я ей предложила прогуляться с Ваней, она сразу же согласилась (в этом я не сомневалась). Я записала на бумажке ее номер, имя и отложила в сторону, подумав, что потом отдам этот листок санитару.

Настя не отличалась особым интеллектом, поэтому жених – санитар в психбольнице ее нисколько бы не смутил. За ее глупости, которые она иногда «выдавала», группа прозвала ее «Зиной», вот только сама она об этом не догадывалась и, когда ее спрашивали: «Насть, скажи, что Зина – тупая», она кивала и всецело поддерживала общее мнение.

16.10.

После недолгих раздумий я приступила к очередному знакомству с историей болезни Германа. Поймав себя на мысли, что мне это не нужно, поскольку все, что было написано до моего появления – неверно и бесполезно, я захлопнула все папки и открыла его новую тетрадь. Я решила назначить ему обычные седативные средства, чтобы они уменьшили его тревожность и агрессию, а также витамины группы В для поддержания иммунитета и снятия стресса. В конце концов, такие «легкие» препараты еще никому не вредили: ни здоровым, ни больным.

Закрыв историю болезни, я взяла листок с номером Насти, свой телефон, блокнот и ручку.

В палате №8, где лежал мой подопечный, находился Ваня. Я отдала ему бумажку, сказала пару слов о своей однокурснице и отправилась в кабинет главврача.

Он стоял возле стеллажа и перебирал стопку папок.

Я постучала и, когда он меня пригласил, вошла внутрь. Он указал мне на стул. Я села.

– Как обстоят дела? – поинтересовался он.

– Для первого дня, очень даже хорошо, – ответила я. – Контакт с пациентом налажен. Агрессию в мой адрес он не проявляет.

– Значит, Вас все устраивает?

– Более чем.

– Значит, будете приходить сюда с понедельника по пятницу к девяти утра, а уходить в шесть. Питание за счет клиники, как сотрудника. Характеристика развернутого типа в личное дело для Вашего института.

– Благодарю. Можно вопрос?

– Спрашивайте.

– Почему Вы решились на такой эксперимент, где в роли врача предстает студентка?

– Вы не представляете, как мы все устали от Вашего пациента. Избавьте нас от него. Конечно, желательно, с положительным исходом. Кстати, что Вы решили с диагнозом и лечением?

– Все-таки я больше склоняюсь к онейроидному синдрому, но пока специфическое лечение назначать не стала. Проведу профилактическую терапию.

– Без транквилизаторов?

– Я решила отказаться от них.

– Смело. Не боитесь «синдрома отмены»?

– Нет. Я ознакомилась с препаратами, которые ему назначали. При отказе от них – его не бывает.

– Я бы Вам уже дал диплом врача.

– Со справочной литературой все мы – врачи.

– В любом случае, Вы – его последняя надежда.

– Николай Васильевич, а что с ним будет, если у меня не получится?

– Сначала электросудорожная терапия…

– А если не поможет?

– Давайте будем надеяться, что у Вас все получится.

Я улыбнулась и вышла из кабинета. Комок подступил к горлу, я спустилась на первый этаж, встала под лестницей, бросив блокнот и ручку на пол и, сунув телефон в карман, зажала рот рукой и сползла по стене. Я плакала. Я! Сангвиник! Экстраверт! Плакала!

Я не могла себе представить, что мне делать с Германом, как его лечить. Я должна была казаться сильной, но я сломалась в первый же день. Причиной этому был не пациент, а я сама.

Перевоспитать кого бы то ни было – невозможно, а вылечить от психического заболевания – еще труднее.

Я слышала шаги Вани по коридору, когда он вышел из палаты. Я тихо с заплаканными глазами прокралась в комнату №8. Мой подопечный внимательно следил за каждым моим движением.

Я села на край его кровати и взяла в ладони его пальцы. Он слегка вздрогнул и снова посмотрел на меня.

– Можно задать тебе вопрос? – спросила, всхлипывая и вытирая слезу с щеки, я.

Он улыбнулся мне в ответ.

– Конечно, – продолжала я, – он может показаться тебе глупым… Ты ведь в курсе, что мне снилось сегодня днем?

Герман снова улыбнулся, а потомподозрительно прищурился.

– Не смотри на меня так. Я действительно хочу тебе помочь. Вот, только, не знаю, как. Тебя все пытались затравить лекарствами и это не помогало. Я не хочу причинять тебе вред…

Я замолчала, посмотрела на него, отвернулась и заплакала. Он сжал мою ладонь, и я почувствовала слабую боль. В сердце что-то замерло и защемило. Я испугалась, но потом, взглянув в его глаза, я поняла, что он пытается меня поддержать. От него веяло добром и свежестью. В этот момент я не могла бы себе представить, что этот человек когда-то душил медсестру, проявлял агрессию к окружающим. Мне вдруг стало так спокойно, что я вовсе забыла о времени.

– Спасибо за понимание… – улыбнулась я и попыталась встать с кровати.

Он сжал чуть сильнее мою ладонь, и я поняла, что вырваться из этих цепких лап будет непросто

– Ты не хочешь, чтобы я уходила? – спросила у него я.

Он улыбнулся в ответ и тоскливо посмотрел на меня. Его взгляд пробрал меня до костей. Он, казалось, видит всю мою душу. Впрочем, он ее видел в нашем общем сне.

– Ты ведь не причинишь мне зла? – почему-то выдала я.

Он отрицательно покачал головой. Как я узнала потом (от него самого) это был первый раз за последние двадцать лет, когда он ответил на чей-то вопрос.

В коридоре раздались шаги. Они приближались к двери и остановились возле нее. В палате показался Ваня. Он в ужасе взглянул на меня и Германа.

– Яна, ты слишком рискуешь! – заметил он.

– Нет, – ответила я и, свободно подняв руку, встала с кровати.

– В шесть будет ужин. Пойдешь?

– Ради него? – я посмотрела на пациента. – Пойду.

Ужинать здесь я не собиралась. Дома меня ждал в холодильнике обезжиренный йогурт. Я хотела накормить Германа, отвезти его в палату и закончить на этом свой первый рабочий день.

Ваня пожал плечами и вышел из палаты, оставив меня наедине с моим подопечным. Я снова села на край кровати.

– Ты во сне сказал, что, если у меня появятся вопросы, то я снова могу прийти в твой мир.

Он улыбнулся мне и раскрыл свою теплую ладонь. Я дала ему свою руку, и он, зажмурив глаза, стал прощупывать каждую косточку запястья, затем пястья, а после – фаланги пальцев.

В этот момент я поняла, чего ему не хватает. Он хотел тепла. Простого человеческого тепла. В своем мире он мог создать многое, но тепло, передающееся от тела к телу – этого вообразить он не мог.

17.29.

Я поднялась в свой кабинет и начала собираться домой. Я засунула в сумку стационарные дневники по его поведению, свой блокнот, справочник и телефон.

Минут через пятнадцать за мной зашел Ваня, и мы вместе спустились в столовую, где в кресле-каталке сидел Герман. Я подошла к нему и разместилась рядом. Санитар принес мне поднос с ужином для пациента.

На тарелке была картошка-пюре и тушеный фарш, не имевший формы. В стакане – лиловая жидкость, по-видимому, морс. Гарнир казался слишком жидким. В кухне, определенно, добавляли воду, чтобы меньше чистить картошки. Я попросила Ваню принести пустую тарелку. Он выполнил мою просьбу.

Я, придерживая всю массу пюре ложкой, слила воду в чистую посуду.

– Отстегни ему руку! – обратилась я к санитару.

Он достал из кармана ключ и расстегнул ремень на правом запястье Германа

Я подала своему подопечному ложку, и он самостоятельно, хоть и с презрением к еде, начал ужинать.

– Ты можешь идти, – сказала я Ване, и он, положив на стол ключ, удалился.

– Давай договоримся, – предложила я пациенту, – если ты ничего не натворишь за эти два дня, то в понедельник я привезу тебе что-нибудь вкусное.

Он внимательно осмотрел меня, словно убеждаясь в том, что я не шучу, и улыбнулся.

Морс он тоже выпил самостоятельно. После ужина я пристегнула его обратно, отнесла поднос в кухню и повезла его вместе с Валерой и Андреем в палату. Они переложили его, зафиксировали и ушли ужинать.

18.19.

Попрощавшись с Германом, я поднялась в свой кабинет, взяла сумку, спустилась на первый этаж и зашла в столовую, где ужинали санитары.

– Ребят, я вас очень прошу, – обратилась я к ним, – постарайтесь обойтись без крайних мер.

Они пообещали мне, что приложат к этому все усилия. Я, можно сказать, с трудом поверила, отдала ключ от кабинета охраннику, расписалась в журнале и вышла на улицу.

18.42.

В это время я уже была дома. Сначала я отправилась в душ, чтобы смыть с себя весь ужас уходящего дня, затем покопалась в холодильнике, нашла тот самый обезжиренный йогурт, съела его, посмотрела телевизор.

20.09.

Я села на диване в единственной комнате в квартире, разложила перед собой стационарные дневники и начала их изучать.

23.17.

Порядком устав от перебирания всех бумажек, я подсчитала примерное количество раз, сколько Герман отказывался от еды. Вспомнив то, что дают в клинике пациентам, меня даже замутило. Если учесть, что это – частная клиника, то, что тогда творится в государственных.

Сон давил на меня. Я выключила свет, укуталась в одеяло и уснула.

Снова причудилось посреди ночи, что сижу на той же скамье под дубом. Закат. Герман рядом.

– Ты все правильно делаешь, девочка, – говорил он мне, – только больше не плачь!

– Почему? – удивилась я.

– Я знаю, что тебе тяжело, но я не могу видеть твоих слез!

Он как-то по-дружески обнял меня за плечи. Так мы сидели и смотрели на закат, пока солнце не скрылось от нас, и небо не засияло миллионами звезд.

29.07.2006 – суббота

10.08.

Я проснулась, умылась, выпила кофе, поскольку глаза, даже после водных процедур, предательски слипались.

По телевизору шло какое-то ток-шоу. Я включила звук, чтобы не чувствовать себя одинокой, затем закрыла все папки с описанием его поведения. Зачем мне все они? Всё равно теперь я знаю его больше, чем все его лечащие врачи вместе взятые.

Телефон зазвонил. Я ответила. Это оказалась мама. Она предложила мне приехать на выходные к ним – в деревню. Я вспомнила, как я «отмазалась» от Вани и подумала, что всё возвращается. Я согласилась.

12.44.

Я сидела в родительском доме, и мы вместе пили чай. Мне всегда здесь было хорошо: уютно, тепло, спокойно. Сегодня же я обладала абсолютно противоположными чувствами. Меня тянуло обратно. Нет, не в квартиру, а в клинику. Я хотела его увидеть. Я хотела посидеть с ним в палате, держа его за руку, но еще больше мне хотелось, как накануне днем, лечь спать рядом с ним, чтобы он мог говорить со мной во сне.

Сейчас, спустя одиннадцать лет, я так и не поняла, как ему удавалось проникать в мои сны. Он же сам не понимает, как делает это.

22.10.

Весь день я провела вместе с родителями. Мы разговаривали, смотрели телевизор… Переночевать я решила тоже у них в своей старой комнате с большой кроватью, старинным зеркалом и комодом. Завтра вечером я планировала отправиться домой.

23.49.

Снится мне сон: я сплю в своей спальне в родительском доме и просыпаюсь посреди ночи. На краю моей кровати сидит Герман все в том же сюртуке.

– Что ты здесь делаешь? – почти не удивилась я.

– Я замерз без тебя, – разглядела я в темноте его печальную улыбку.

– Чем же я могу тебя согреть?

– Своей детской наивностью, добротой к моей черной душе…

– Не говори так. Она вовсе не черна.

– Она – холодный осколок льда. Растопи мою боль, уничтожь зло внутри меня. Я – калека, которого высмеяли, унизили, одинокий зверь в темной ночи.

Он замолчал, думая о том, что скрывает мой недоумевающий взгляд. Я почти ничего не поняла из его слов, лишь то, что он сильно страдает, находясь в долгом заточении среди белых стен клиники.

– Лишь потому, что я медленно замерзаю, я ищу тебя. Я точно знаю, что, когда я рядом с тобой, мне не грозят печали. Здесь, в вечных льдах, я потерял компас. Я на пути назад к тебе и продолжаю искать твои следы на снегу…

– Герман, – мой голос, казалось, дрогнул, а в груди сильнее забилось сердце, – как бы мне хотелось быть сейчас рядом с тобой!

Он лишь улыбнулся в ответ, взяв меня за руку.

– Мне нравится это место, – говорил он, – оно, пусть и находится в реальности, окрашено в цвет. Знаешь почему?

– Нет, – честно ответила я.

– Потому что ты, когда была маленькой – мечтала здесь. И создавала сама эту комнату. Сюда вложена твоя душа.

– Как ты там? В клинике?

– Все хорошо. Я жду тебя. Спи.

Он наклонился, поцеловал меня в лоб и скрылся в моем старинном зеркале.

30.07.2006 – воскресенье

9.42.

На первом этаже что-то звякнуло, и я проснулась. Снизу доносился запах выпечки. Как хорошо жить у родителей! Еще три минуты ленивого валяния в кровати с закрытыми глазами.

Я зашла в ванную комнату, умылась, спустилась вниз. На столе стоял кофе и тарелка с круасанами.

10.14.

Позавтракав с родителями, мы вышли в сад. Отец пошел осматривать владения, а мы с мамой сели на качели и начали разговор.

– Как дела на практике? – спросила мама.

– Хорошо. Пациент интересный достался.

– Не боишься?

– Чего?

– Да, хотя бы, его.

– Нет.

– Какой он?

– О ком ты говоришь?

– Дочь, я все вижу: усталый взгляд, полный надежды… Ты влюбилась? В кого?

– Ох, не знаю, мама.

– Не говори, что в своего пациента.

– Я не знаю.

– В таком случае, лучше промолчать.

«Зачем она спросила меня об этом? Влюблена, не влюблена… Какая разница? Все равно он – пациент психиатрической клиники и закон запретит нам быть вместе в любом случае. Даже, если я и испытываю к нему какие-то чувства, то все они меркнут в сравнении с жалостью и желанием облегчить его страдания».

13.47.

Я попрощалась с родителями, села в машину и поехала домой. В квартире было тихо и пусто. Мне хотелось побыть одной. Почему? Я не знала.

Теперь настало время, когда я могла заварить себе большую кружку горячего чая, включить слезливую мелодраму и вдоволь наплакаться. У всех бывают такие моменты, когда нужно нареветься, чтобы выплеснуть всю тяжесть навалившихся проблем. Я тоже устала быть сильной.

17.24.

Мечты сбываются. И не только у меня. Раздался телефонный звонок, я ответила заплаканным голосом. То была Настя.

– Ты чего ревешь? – бодро, без доли сочувствия, проторила она.

– Кино грустное смотрела, – ответила я.

– Понятно. Слушай… Помнишь, ты мне два дня назад предложила погулять с одним парнем?

– Ваней?

– Да.

– И что?

– Вчера мы с ним провели время вместе.

– Поздравляю.

– Он очень классный! Внимательный, заботливый, умный.

«Да, уж, поумнее тебя» – подумала я.

– И? – надоело все это мне.

– Он мне предложил встречаться. Я согласилась.

– Я вас поздравляю! Насть, у меня связь плохая. Извини.

Я положила телефон и закрыла глаза. У какой-то глупой, бездарной, далеко не симпатичной девчонки жизнь куда интересней, чем у меня.

«Зато у меня есть Герман!» – подумала я и снова уронила улыбку с губ. Это не было достижением, скорее, стечением обстоятельств. Это мне не давало никаких утешений.

«Я обещала ему что-нибудь вкусное привести в понедельник. Нужно будет заехать в кондитерскую завтра. Она начинает работать с восьми!»

Я решила, что завтра нужно будет купить вкусный чай, тортик, бутылку виски и вина для персонала, так сказать, «проставиться». Пока они будут отмечать, я смогу посидеть вместе с Германом.

20.53.

Я погладила несколько вещей, среди которых была белая рубашка, платье с мелкими редкими цветками, футболку. Завтра утром решу, что надеть, ведь всегда выбираю наряд в самую последнюю секунду и по текущему настроению.

21.58.

Я легла спать в надежде, что во сне снова попаду в цветной мир Германа. Мне нравилось в нем: яркие краски, солнечный свет, компания мужчины, который может понять меня с полувзгляда. Редко можно найти такого человека.

Мне долго не удавалось уснуть, но через полчаса я все-таки смогла провалиться в сон.

22.40.

Я спустилась по лестнице усадьбы, покрытой черно-белым мхом. Дерево уныло померкло. Краски угасли, но все же можно было с трудом их различить. На скамье под листвой сидел Герман.

Я подошла к нему. Он посмотрел на меня и снова устремил взгляд вперед, опершись на трость.

– Зачем ты оставила меня одного? – не поворачиваясь ко мне, произнес он.

– Мне так сказал главврач.

– А если бы он приказал меня убить? Ты бы сделала это?

– Это разные вещи. Между ними нельзя поставить знак равенства.

– Хах, разве ты не поняла, что для меня это равносильно?

– Прости, я же не знала, что теперь мое присутствие в твоей жизни – неотъемлемая ее часть.

– Надень завтра платье, – вдруг попросил он.

– То, что с юбкой до колена?

– Да.

– Почему именно его?

– Потому что оно похоже на то, в которое ты одета во сне.

– Для тебя это действительно важно?

– Да.

Я осмотрелась.

– Почему здесь нет солнца? Здесь все пылало красками…

– А разве ты не понимаешь?

– Нет…

– Ты ушла и мой мир померк. Завтра ты приедешь и все снова станет ярким. Теперь погода в моем мире зависит от наличия тебя в черно-белой реальности.

31.07.2006 – понедельник

7.45.

Я проснулась и обдумала сон. В нем была тоска и уныние. Он грустит в своем выдуманном мире без меня.

Выпив кофе и умывшись, я оделась, взяла сумку, ключи от машины и спустилась на парковку.

8.24.

В кондитерской никого не было. Я купила большой торт для сотрудников и два крупных квадратных куска медовика. В свежести своих покупок я была уверена. Здесь отоваривалось полгорода.

После я зашла в винный магазин, где у меня попросили паспорт, что меня очень удивило: вряд ли я выгляжу моложе восемнадцати. В пакете оказалась бутылка красного полусладкого и бутылка хорошего виски.

8.54.

Я подъехала к воротам клиники, забрала пакет с заднего сидения и положила медовик в сумку, отдельно от других покупок.

Я позвонила в домофон, охранник впустил меня на территорию. Войдя в холл, я спросила его, где сейчас находятся все сотрудники. Он указал мне на комнату для персонала.

Конечно, первым делом я хотела зайти в палату Германа, провести с ним это солнечное утро, но, чтобы усыпить бдительность санитаров и медсестер, я должна была занести им выпивку и закуску.

9.03.

Я постучала в комнату для сотрудников. Ее обитатели встретили меня с улыбкой. Я поставила на стол пакет, достала из него угощения.

Что мне стоило отвлечь коллег? Копейки.

9.49.

Веселие было в самом разгаре. Санитары сказали пациентам сидеть смирно в своих палатах и не беспокоить их.

Наливая себе первый бокал вина, я вдруг вспомнила потухший мир Германа. В груди что-то защемило и я, оставив празднующих, взяла сумку, в которой был медовик, чистую тарелку и ложку, направилась в палату к своему подопечному.

10.02.

Он не спал, а только лежал с закрытыми глазами. Услышав мои шаги по комнате, он открыл их, внимательно меня осмотрел и улыбнулся.

– Соскучился? – весело поинтересовалась я, садясь на край его кровати.

Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Нет? Тогда я пошла! – всё так же весело говорила я, вставая с постели.

Он схватил меня за запястье и кивнул головой. Я заулыбалась

– Я тебе кое-что вкусненькое принесла, как и обещала.

Он прощупал пальцами ткань моего платья. Я заметила это.

– Надела, как ты и просил.

Он снова улыбнулся. Ему было приятно, что я прислушиваюсь к его советам.

Герман перевел взгляд на тарелку, которую я держала в левой руке. Я вспомнила, что хотела.

– Я купила тебе медовик. Надеюсь, тебе понравится.

Я достала из сумки пакет, положила бисквитный кусок на блюдце, села чуть ближе к своему подопечному, приподняла изголовье кровати, отломила от торта кусочек с помощью ложки и остановилась.

– Пообещай мне, – серьезно обратилась я к нему, – что сам приложишь все усилия, чтобы выздороветь. Тогда, как ты сам предложил мне, мы раскрасим эту черно-белую реальность.

Он снова кивнул, и тогда я поднесла ложку к его губам. Он принял лакомый кусочек и зажмурил глаза. Да, эта порция показалась ему самой великолепной пищей за последние несколько лет. Я боялась его прервать. Я не хотела лишать его удовольствия. Этот маленький кусочек был прекраснее всех блюд, что выдавались в столовой, вместе взятых.

10.32.

Медовик закончился. В сумке, правда, лежал второй кусок, но, по глазам моего подопечного, я поняла, что на сегодня ему хватит.

– Давай так, – предложила я, – каждый понедельник я буду приносить тебе медовик, в качестве извинений за мое двухдневное отсутствие.

Он зажал мои пальцы в своей ладони и заулыбался. Так началась наша с ним дружба.

11.08.

В комнате для персонала продолжалось гуляние. Главврач уехал сегодня на какую-то научную конференцию, и из врачей в клинике была только я.

Санитары периодически заглядывали в палаты, но особого труда никто не прилагал.

Я взяла Германа за руку.

– Только давай ты сегодня пообедаешь. Хотя бы суп, – попросила я.

Он недовольно сморщился, но, не выдержав на себе моего умоляющего взгляда, согласился.

В палату зашел Ваня. Он был достаточно трезв. Сев на пустую койку напротив меня, он заметил, что эти стены давно не видели таких праздников. После он рассказал мне, как сходил на свидание с Настей, потом встал и собрался уходить.

– Оставь ключ, – попросила я.

– Какой? – удивился он.

– От ремней.

– Каких?

– Смирительных.

– Ты хочешь его отстегнуть? – испугался санитар.

– Как пойдет, – ответила я и протянула вперед руку.

Он вложил мне в ладонь металлическую отмычку, предупредил об опасности и вышел из палаты.

– Ну и что, – обратилась я к Герману, – начнем индивидуальные занятия?

Он посмотрел на меня так, будто не он здесь пациент, а я. Мне удалось вынести этот взгляд, и я отстегнула ремни на правой руке. Переложив свою сумку, тарелку и ложку на пустую кровать, я расстегнула и второй ремень, теперь уже на левой руке.

Моему безрассудству не было предела. Я приподняла изголовье еще немного, чтобы он обрел полусидящее положение.

– Слушай меня внимательно, – говорила я, – я написала в листе назначений самую простую терапию для поднятия иммунитета и прочих мелочей. Будь добр, не сопротивляйся моему лечению. Я отменила все транквилизаторы. Они тебе ни к чему…

Он дотронулся до моего платья, провел пальцем по узору, разгладил складку на юбке. В этот миг мне показалось, что я сильно заигралась.

Вырез на платье был полукругом. Он дотронулся указательным пальцем до ямки между ключицами, той, что в медицине называется яремной вырезкой, и той, что углубляется при вдохе.

Дыхание у меня оборвалось, опасаясь, что следом наступит акт удушения, однако, прощупав эту впадину, он слегка коснулся моих волос и опустил руку на кровать. Я забыла, о чем шла речь, да ему это было не интересно. Его лечили по-разному и теперь, какие-то витамины, казались ему крайне безобидным средством.

Я пыталась завоевать его доверие, испытывая его же к нему. Я старалась не бояться ни одной его выходки, как бы страшно не было.

12.29.

Наступило время обеда. Ваня помог мне перевести Германа в столовую. Самой мне есть не хотелось. Я накормила своего подопечного рыбным супом, который на вид казался очень даже съедобным, затем отвезла его в палату.

Я вышла на пару минут, чтобы помыть руки, а когда вернулась, пациент уже был размещен на кровати.

13.17.

Санитары дружною толпою зашли в комнату для персонала и, включив телевизор, продолжили пить чай.

Я придвинула пустую кровать вплотную к той, на которой лежал Герман, опустила у него изголовье. Он не был связан ремнями. Да, было страшно, но я легла на соседнюю койку в десяти сантиметрах от него, предварительно опустив жалюзи.

Сна не было. Окна были открыты и мне стало прохладно. Совсем рядом я слышала осторожное дыхание Германа, словно он боялся меня разбудить. Я и не спала, а только притворялась, чтобы он поверил мне.

Он повернулся на правый бок и оказался лицом ко мне. Я чувствовала, как он провел пальцами по моим волосам, откинул их назад, дотронулся до шеи, ключицы… Было жутко, но я старалась дышать ровно так, как человек дышит во сне. Все это напомнило мне зарисовку из дикой природы, когда человек прикидывается мертвым, а медведь подходит к нему, обнюхивает, изучает.

Это могло бы быть смешным, но было страшно.

Он дотронулся до моей щеки, губ, и только тогда я все для себя поняла: он видит во мне не просто друга, которому можно доверять, а нечто большее…

Любовь?

14.30.

Я сладко потянулась и открыла глаза. Герман не спал, а лежал, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Я села на кровати, подогнув ноги под себя.

Сейчас только я осознала, что могла не проснуться, развязав своими же пальцами руки зверю.

– Ты совсем не спал? – спросила я у него.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Что-то не так?

Он на мгновение закрыл глаза и снова распахнул их, хитро прищурившись.

То, что этот дневной сон повторяется уже второй раз – ничего не значило. Сегодня для меня это был первый. Конечно, ведь в пятницу мы были гораздо дальше друг от друга, чем сейчас. К тому же, два дня назад руки его были закованы в ремни, а сегодня я доверила ему свою жизнь.

Он же чувствовал себя прекрасно и был на седьмом небе от счастья. Я ему поверила. Теперь это значило много.

Он был горд от того, что сумел проявить сдержанность и скрыть агрессию по отношению ко мне. По правде говоря, ему и не хотелось причинить мне вред. Ему просто было хорошо.

Я не знаю, с чем можно было бы сравнить эти полтора часа сна. Почему-то мне показалось, что мы были морально близки, и это было намного прекраснее, чем физическая близость.

– Нам нужно вернуть тебе голос и способность ходить, – заключила я.

Он безоблачно улыбался, глядя на мои детские попытки вернуть его к нормальной жизни. Герман достал одну руку из-под головы и положил ладонь на мои пальцы, размещенные на согнутых коленях. Мне стало безумно спокойно. Что-то было между нами не так. Что-то заставляло чувствовать себя абсолютно свободным. Возможно, мир, который пульсировал в нас обоих.

Мне безумно хотелось его обнять. Зачем? Не знаю.

Я придвинулась ближе, положила свою голову на его грудь, а он правой рукой бережно обхватил меня за плечи. Казалось, будто он боится меня спугнуть, но я сама решила стать близкой для него.

Я чувствовала под своей щекой его дыхание. Сердце стучало мне прямо в висок, и я вдруг поймала себя на мысли, что у нас абсолютно одинаковый пульс. Раз…два…три… Сердца бьются в один голос, и даже дыхание совпадает. Чего еще я хотела от него?

Он провел ладонью по моим волосам, а я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он улыбался.

15.12.

В палату зашел Ваня. Увидев представшую его взору картину, он в ужасе отшатнулся, но, когда я села на кровати, он облегченно вздохнул.

– Слава Богу, ты жива! – воскликнул он.

– Ты сомневался? – удивилась я.

– А что тут произошло? – зашептал санитар, когда я подошла ближе.

– Давай я тебе потом все объясню.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что воспользовалась своим положением?

– Нет. Не хочу. Считай, что это такая терапия.

– Ты же понимаешь, что я должен доложить об этом Филину?

– Ваня, я познакомила тебя с Настей. Давай, ты, в качестве благодарности, не станешь ничего никому рассказывать.

Он замолчал, затем опомнился.

– Ладно. Только сами не палитесь.

Санитар вышел из палаты, а я вернулась на пустую кровать.

– Он думает, что между нами что-то было, – засмеялась я, обращаясь к Герману.

Он пожал плечами и улыбнулся. Этого следовало ожидать. Что еще можно было предположить, увидев такую картину?

– Как ты считаешь, мне стоит пригласить для тебя логопеда или же попробовать самой?

Зачем я это спросила? Я ведь заранее знала ответ.

Он указал на меня пальцем.

– Герман, я понятия не имею, как тебя разговорить. Я не владею никакими методиками…

Он улыбнулся.

– Если только…ты сам мне поможешь…

Судя по его выражению лица, я поняла, что он будет способствовать своему выздоровлению.

15.37

Зайдя в комнату для персонала, я поняла, что выпивка уже давно кончилась.

– Ваня, – обратилась к санитару, – мы пойдем гулять. Поможешь?

Он встал с дивана, и мы вместе прошли в палату.

– Мне его пристегивать? – спросил меня мой коллега, усадив Германа в кресло-каталку.

– Нет, не нужно.

– Тебе не кажется, что ты слишком спокойно к нему относишься?

– Мне он вреда не причинит.

– С чего такая уверенность?

– Просто поверь.

– Это потому, что ты с ним…спишь? – зашептал мой собеседник мне прямо в ухо

– А это уже не твое дело! – воскликнула я, взяла за ручки кресло и покатила на улицу.

15.57.

Я села на лавку напротив своего подопечного. У меня зазвонил телефон. На экране отобразилось имя Насти.

– Да, – ответила я. – Давай потом это обсудим… Я не знаю, когда у него день рождения… Разбирайтесь сами.

Телефон снова оказался на скамейке. И я обратила внимание на вопрошающий взгляд Германа.

– Это звонила моя однокурсница, – отвечала я на его немой вопрос. – Она вчера познакомилась с твоим санитаром Ваней. Теперь с самого утра мне названивает. Успокоиться не может от счастья.

Я замолчала, а потом вспомнила, что их свидание состоялось не вчера, а в субботу, но я подумала, что Герману это неважно.

– Давай попробуем начать говорить. Первым делом, нужно освоить гласные. Они проще. Попробуем звук «А».

16.30.

К этому времени он добился того, что открывал рот, выдыхал воздух, но использовать гортань так и не смог. Казалось, будто он произносит звук очень тихо, как будто боится, что его кто-то услышит.

Я поняла, что он сильно устал. Мы закончили занятие на сегодня. Я была безумно ему благодарна, поскольку он приложил столько усилий, чтобы помочь мне.

Почему он старался облегчить мне задачу? Неужели из-за сорокаминутных объятий? Я провезла его по саду, и мы вернулись в палату.

17.02.

Время тянулось долго, но мне хотелось, чтобы этот день не заканчивался. Сегодня мы были так близки с ним, но я сомневалась, что все это может повториться снова.

Солнце тепло проникало сквозь прикрытые жалюзи и расстилало лучи по полу. Летний ветерок проскальзывал через распахнутое настежь окно и играл с занавесками.

Главврач вернулся с конференции около пяти, зашел в палату Германа и увидел, что я сижу напротив своего пациента через небольшой столик и делаю записи в блокноте, а его руки лежат на столешнице в абсолютно свободном состоянии.

– Яна, можно Вас пригласить выйти на минутку? – попросил Филин.

Я вышла в коридор. Он повел меня в свой кабинет.

– Садитесь, – указал он мне на стул. Я последовала его приказу.

Он прошел по комнате и остановился у окна.

– Как проходит лечение? – поинтересовался он.

– Я отменила все препараты и назначила только поддерживающую терапию в виде витамин.

– Это хорошо. Надеюсь, что Ваши попытки вылечить его будут иметь благоприятные последствия.

– Вы ведь меня не для этого позвали?

– Да, сегодня на конференции я поднял вопрос об онейроидном синдроме. Так вот, хочу Вас огорчить. Все, кто когда-либо сталкивался с этим заболеванием, утверждают, что агрессии при нем быть не должно. Ваш диагноз неверный.

– Что ж… в таком случае… Могу сказать только одно – Герман абсолютно здоров.

– Так, этого мне только не хватало! Ложные убеждения в псевдо-логичном поведении больного!

– Николай Васильевич, если Вы дадите мне еще хотя бы месяц, хоть Вы сначала и говорили о двух, то я Вам докажу это, и Вы сами поставите ему печать «Здоров».

– Делайте, что хотите. У меня нет других вариантов, кроме как довериться Вам. Только помните, что от Ваших «игр» может зависеть его жизнь.

– Я все понимаю, но, то, что я делаю – не игры, а нестандартная терапия.

– Яна, будьте добры, выслушайте меня. Я двадцать пять лет проработал психиатром. Я знаю, к чему приводит Ваше безрассудство. Вы просто играете по его правилам. Он сведет Вас на свой же уровень и, рано или поздно, Вы окажетесь в соседней палате.

– Я безгранично благодарна Вам за заботу, но все же дайте мне возможность хотя бы попробовать.

– Я же сказал, что позволю Вам всё, но помните, что Вам не следует проникать в его собственный мир. Там Вы беззащитны.

Филин отпустил меня, и я убежала в свой кабинет. Я закрыла дверь, села на стол, сложила руки перед собой и заплакала. Я устала. За эти четыре дня, два из которых я провела в деревне у родителей, я выработала весь свой запас нервных клеток. Я сломалась. Только теплый взгляд Германа и его прикосновение могли заставить меня продолжить путь.

17.24.

В палате было тихо. Я села на край его кровати. Он дремал. Все казалось таким спокойным, что мне снова захотелось проникнуть в его мир, чтобы сделать передышку от реальности.

По больнице ходили посетители, и в саду раздавались голоса.

Я поймала себя на мысли, что завидую своему пациенту: на нем не лежит никакой ответственности, он в любой момент может спрятаться от действительности, провалившись в сон.

Я осторожно положила руку на его грудь. Он задышал глубже.

«Что тебе снится?» – подумала я.

Он передернулся и открыл глаза.

– Скоро ужин… – зачем-то заметила я.

Герман попытался поднять руки, но его сковали ремни. Он недовольно посмотрел на меня

– Это не я! – вырвалось у меня оправдание.

Он раскрыл ладонь, и я вложила в нее свою руку. Мой подопечный улыбнулся, но потом закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Тебе плохо здесь?

Он внимательно смотрел на меня, бережно прощупывая косточки моего запястья.

– Не пора ли нам начать раскрашивать черно-белую реальность?

Он отрицательно покачал головой.

– Думаешь, рано?

«Ну да, я же тебе еще не доказала, что действительность лучше твоего мира».

– Ты чего-нибудь хочешь? – заботливо спросила я.

Он осмотрел меня с головы до ног, задерживая взгляд на каждом участке тела, затем усмехнулся с каким-то недвусмысленным намеком, поднял бровь и дерзко впился в мои глаза.

Я нисколько не смутилась, хотя прекрасно поняла – чего именно он хочет. Я сделала ответный жест: подняла левую бровь и усмехнулась. Приняв решение ни слова ему не говорить, я продолжила общение на невербальном уровне.

Началась детская игра «Кто кого переглядит», вот только смысл здесь совсем недетский таился.

17.43.

– Где эта девчонка? – раздался громкий мужской незнакомый голос в коридоре.

Я встала с кровати Германа и, отпустив его руку, всмотрелась в дверь палаты, к которой приближался шум. Петли скрипнули, в комнате показался Филин и какой-то мужчина лет тридцати.

Гость клиники посмотрел на меня и сразу сменил гнев на милость. Глаза заулыбались, и он извинился за грубость, выкрикнутую за пределами этого помещения.

– Простите, а Вы кто? – уловив свое преимущество в сложившейся ситуации, спросила я.

– Ах, извините, я не представился. Меня зовут Еремеев Александр Петрович.

– Очень приятно, – не испытывая особой радости, да и приязни, ответила я.

Он протянул мне руку. Я ответила взаимностью. Однако он, вопреки ожидаемому пожатию, прильнул к ней губами.

– А я, по-видимому, и есть та девчонка, которую Вы искали с дикими воплями голодного буйвола.

– Я же уже попросил прощения, – виновато напомнил он.

– Вы мне пациента напугали, – упрекнула я его. – А у нас, между прочим, лечение проходило.

– Его извинения мне не требуются.

– Ясно, – сухо произнесла я.

– Кстати, я являюсь коллегой Вашего руководителя – Николая Васильевича.

– Поздравляю, – безразлично ответила я, заметив мрачный взгляд Германа.

«Ревнует» – почему-то подумала я.

– Сегодня на конференции мы обсуждали Ваше лечение, способы, предлагаемые Вами. По правде говоря, все врачи, присутствовавшие там, были удивлены…

– Не скромничайте, Александр Петрович, – озвучивала я мысли, словно надиктованные мне голосом моего подопечного, – все врачи говорили, что я сама безумна, сошла с ума, полная дура и ничего не смыслю в психиатрии. Так?

Мой собеседник покраснел, а Филин, встряв в наш разговор, предложил пройти в его кабинет.

– До шести я должна вернуться сюда! – возразила я.

– Зачем? – поинтересовался главврач.

– Я провожаю пациента в столовую и присутствую там во время приема пищи.

Увидев удивленный взгляд Еремеева, я решила, что нужно добавить неоспоримый аргумент.

– Это является частью терапии.

Мой новый знакомый доброжелательно улыбнулся и пропустил меня вперед.

17.49.

Я села в кресло напротив Еремеева, который, откровенно говоря, в наглую рассматривал меня. Филин занял свое место и многозначительно сложил перед собой руки.

– Давайте приступим. У нас мало времени, – прервала молчание я.

– Яна, – обратился ко мне Александр Петрович, – простите, не знаю Вашего отчества.

– Не думаю, что сейчас это имеет значение, поэтому не стоит напрягать Вашу ЦНС.

– Интересно, Вы так торопитесь вылечить его или просто Вам неприятен наш разговор? – не заметив моей колкости, продолжал он.

– В некотором роде, всё вышеперечисленное Вами одномоментно.

– Интересно…

– Абсолютно нет…Быть может обсудим дело, а не меня?

– Да, конечно. Сегодня на конференции был задан вопрос… Как бы помягче сказать?

– Говорите, как есть.

– Один из наших коллег спросил: «Неужели, эта выскочка настолько самоуверенная, что считает, будто может вылечить пациента, который не поддавался никакому лечению более 20-ти лет, не прибегая к помощи препаратов?»

– Хах! – усмехнулась я.

– Не обижайтесь, прошу Вас.

– Iratus sum super populum non. Ut muto sunt³.

– Что это значит?

– Вы же врач – должны знать латынь.

– Я плохо ею владею.

– В таком случае, ничем не могу помочь.

– Что Вы можете сказать? – вмешался Филин.

– А что тут скажешь? Ваш коллега прав, я выскочка излишне самоуверенная, и думаю, что, обращаясь со своим подопечным по-человечески и возвращая его к социуму, помогу ему тем самым адаптироваться в реальности и отказаться от мира иллюзий.

– Так вот, какие цели Вы преследуете? – воскликнул Еремеев.

– Не делайте из себя невинную овечку. Под Вашей шкурой – волк, готовый сожрать беззащитного.

– От чего Вы так со мной?

– «По делам судите их!». Будете говорить, что защищали на конференции мое отношение к данной ситуации? Я слышала с какими криками Вы ворвались в клинику! Вы не на моей стороне, а против меня, поскольку здесь третьего не дано. Я вижу, что все ждут, когда кончатся эти два месяца и результатов не будет, тогда Вы лично вместе со всем высшим светом психиатрии, членов которого самих бы не мешало подлечить транквилизаторами, вскроете ему мозг!

– Яна, разве я произвожу впечатление зверя?

– Одно я знаю точно, я зря трачу с Вами время. Давно наступило время ужина. Меня ждет пациент!

Я встала с кресла и подошла к двери.

– И, кстати, – добавила я, повернувшись к Еремееву, – в психиатрии существует такое понятие, как «Сотерия».

Я покинула кабинет. О чем разговаривали двое врачей, когда я оставила их одних – мне не ведомо.

18.07.

Герман уже сидел в кресле-каталке, а рядом стоял Ваня.

– Как дела? – спросил у меня санитар, увидев мое недовольное выражение лица.

– Как у одноклеточного организма, которому вживили разум.

Я вывезла коляску в коридор и направила в столовую.

– Да не переживай ты, – успокаивал меня Ваня, – ничего они тебе не сделают. Сами же прекрасно знают, что ты – его последняя надежда. Лечили его препаратами двадцать лет – все без толку, а ты с ним даже спишь в обнимку при расстегнутых ремнях и ничего… Это уже прогресс.

– Ну да. Только не говори никому о моих достижениях.

– Мы же договорились.

Я взяла у Вани ключ, отстегнула Германа, пододвинула тарелку ближе к нему.

Он тревожно смотрел на меня, но в то же время в его глазах плескалась бездонная забота, в ответ на мой грустный потухший взгляд. Он бережно взял меня за руку, которая лежала на краю стола, и вопросительно посмотрел на меня.

– Все хорошо, – через силу улыбнулась я.

Он не согласился, отрицательно качнув головой.

– Ну, хорошо. Я солгала. Не все.

На глаза наворачивались слезы. Мне хотелось уткнуться в него и зареветь, но я сдержалась.

– Я просто маленькая девочка, которая заигралась во взрослую жизнь.

Герман подъехал ближе к столу, поставил левый локоть на столешницу и провел тыльной стороной пальцы по моей правой щеке.

– Все будет хорошо? – спросила я.

Он утвердительно кивнул. Я улыбнулась. Что я еще могла сказать? Ничего. Он сам все прекрасно понимал и не нуждался в моих объяснениях и словах.

Псих, которого пристегивают ремнями к кровати и надевают смирительную рубашку, завязывая сзади рукава, относился ко мне так, как никто никогда себе даже представить не мог. Он – единственный, кто меня понимал и искренне жалел… Быть может потому, что однажды его пожалела я?

Вот кто, во истину, был овечкой в волчьей шкуре. Он только казался таким: агрессивным, злым, но на самом деле в его душе был прекрасный сад из ароматных цветов.

18.40.

– Тебе пора, – раздался голос Вани рядом со мной, когда я расправляла подушку под головой Германа.

– Может мне не уезжать? – в надежде, что санитар меня поддержит, задала я вопрос.

– Филин будет против, – с сожалением в голосе заметил мой собеседник.

– Ну, в конце концов, он может и не узнать. Он сам уедет отсюда в семь.

– Ян, ты рискуешь. Сильно.

– Ты сам сказал, что они мне ничего не сделают.

– Позволь с тобой поговорить начистоту.

– Конечно.

– Пойдем, выйдем.

Он вывел меня в коридор, прислонился правым плечом к стене. Я закрыла за собой дверь в палату и встала напротив собеседника.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он.

– Что? – искренне недоумевая, поинтересовалась я.

– Держишь его за руку, спишь в обнимку, проводишь рядом целые дни, а теперь требуешь и ночи? Не говори, что ты…

– Нет! – испугалась я того, что он собирался сказать, хоть и не знала, что именно.

Ваня подозрительно посмотрел на меня.

В этот момент мне вдруг показалось, что я провинившаяся школьница в кабинете директора.

– Ладно, – согласилась я, – хочешь начистоту, давай начистоту. Я не знаю. Честно. Меня влечет к этому человеку. Почему? Не имею ни малейшего понятия. Сначала я думала, что это научный интерес, а теперь понимаю, что-то здесь не так. И не осуждай меня. Не имеешь права!

– И не думал.

– А еще…я на самом деле верю в то, что, благодаря любви, он станет нормальным членом социума.

– Не боишься последствий, осуждений?

– Плевать я хотела на всех! Что они мне сделают?

– И как далеко ты готова зайти?

– Пока не знаю.

– И переспать с ним готова? – удивился Ваня.

– Так, это уже мое личное дело. Ты узнал, что хотел, все. Я пошла.

– Значит, остаешься?

– Нет. Завтра останусь, а сегодня – домой.

Я зашла в палату, попрощалась с Германом, забрала свои вещи, пожелала всем спокойной ночи, хоть до нее было и далеко, и пошла к своей машине.

– Яна, постойте! – раздался за моей спиной голос Еремеева.

– Что-то еще? – резко повернувшись, спросила я.

– Мы с Вами так недружелюбно расстались…Хотелось бы исправить положение…

– Хорошо. Давайте расстанемся по-другому. До свидания, – фальшиво улыбнулась я.

– Нет, так просто Вы от меня не отделаетесь, – попытался остановить меня врач.

– Конечно, нет. Я сейчас сяду в свою машину и поеду домой, а Вы можете продолжать здесь стоять и кадрить воздух. Только будьте осторожны. Здесь все-таки психушка. Примут еще за больного.

Я отвернулась, подошла к машине, открыла дверцу.

– Подождите. Быть может, поужинаем вместе?

– Предпочитаю «Доширак». Боюсь, это не Ваш уровень.

– Почему же? Сейчас заедем в супермаркет и купим…

– Хм, а кипяток Вы откуда возьмете? Будете с бубном танцевать, чтобы горячий дождь пошел?

– Зачем же горячий? Я подогрею воду на своем сердце!

– Хах, как же Вам удается поддерживать гомеостаз с таким водным обогревателем?

– Вы настоящий врач! У Вас даже шутки медицинские. В конце концов, за кипятком можно ко мне домой поехать!

Я подошла к нему вплотную, поправила край воротника белой рубашки.

– Давай уже сразу ко мне… – прошептала я ему в ухо.

– Давай…– тяжело выдохнул он.

Я резко отошла от него, распахнула дверцу машины, села внутрь.

– Прощайте, коллега! Искренне надеюсь больше с Вами не видеться! – отрезала я и, хлопнув дверью, отъехала со стоянки.

19.35.

Дома было пусто. Разве могла я ожидать чего-то другого? Я громко включила музыку, сварила гречку, которую мне вдруг ужасно захотелось, пожарила сосиски. Разложив диван, я разместила подушки и одеяло.

Поужинав, я выключила музыку, «пробежалась» по каналам, нашла фильм «Сокровища нации» и оставила его на экране.

Спать не хотелось, да и рано еще было. Я открыла ноутбук, посмотрела мировые новости.

20.15.

Чай в кружке остыл. Я так и не допила его до конца. Фильм я не смотрела. Он шел фоном к моим мыслям.

Время текло медленно. Так хотелось уснуть! Не спать, а именно уснуть, чтобы снова погрузиться в мир Германа.

Я во второй раз вскипятила воду для чая. Как убить вечер? Ничего в голову не приходило.

«А я могла бы сейчас сидеть…ну, или лежать рядом с ним…»

Я выключила чайник, надела джинсы, футболку, взяла ключи от машины и квартиры, твердо решив вернуться обратно.

Я спустилась на парковку, открыла дверцу, села внутрь, запустила двигатель и остановилась.

«Боже, что ты делаешь? Куда ты едешь? Какая клиника? Одумайся!»

Я включила тяжелую музыку, выехала с парковки, затем за город, в лес. Начинало темнеть.

В глубину леса вела еле заметная дорога. Я свернула на нее, остановилась. Музыка громко играла, заглушая мысли. Солнце село за горизонт. Наступил мрак.

22.18.

Я просидела так чуть больше часа. Вокруг меня был густой непроглядный лес. Вдали передо мной блеснула пара желтых огоньков. Мне показалось, что это ехала машина. Наверное, на том конце этой тропы была какая-нибудь деревня.

Я приблизилась к лобовому стеклу и всмотрелась в темноту. Огоньков становилось все больше: три пары, четыре, шесть, девять. Их природу я не могла понять, пока не зажгла дальний свет фар и не рассмотрела в ста метрах от себя стаю волков. Они стремительно мчались в мою сторону. Через несколько мгновений были прямо перед машиной.

Пару лет назад я читала статью о том, как отпугнуть этих хищников – нужно шуметь, кричать, прыгать… Я опустила немного окна, сделав щель в три сантиметра, и увеличила громкость музыки. Они обошли несколько раз машину, один из них встал передними лапами на капот, другой подошел к дверце, а потом они все вместе скрылись.

Я приложила пальцы к лучевой артерии. Пульс зашкаливал.

«Приди, прикоснись ко мне. Я погибаю, потому что ищу тебя… Спаси меня! Я нахожу тебя, и влюбляюсь без памяти, поэтому я сгораю… Спаси меня! Приди и освободи меня от самого себя… Приди и освободи меня!⁴» – голос Германа возвращал меня к жизни, напоминал мне, что я ему нужна.

Я выехала на трассу и направилась в город. Сделав несколько кругов по ночным улицам, я заехала в знакомый квартал, остановила машину.

23.27.

Только дома я поняла, что была на волоске от смерти. Один из тех случаев, когда рок-музыка спасает жизнь.

В голову пришла идея сделать полное обследование моего пациента: УЗИ, кровь, рентген, МРТ и прочее.

Чайник кипятить в третий раз я не стала. Легласпать.

В голове пульсировал четким ритмом голос Германа: «Я точно знаю, что этой ночью тебе меня не хватает. Ну же, впусти меня в свой сон, и мое проклятье обрушится на тебя и разъест твое сердце⁵».

А я ведь убила вечер игрой со смертью.

01.08.2006 – вторник

01.30.

Я проснулась во сне от того, что кто-то сел на мою кровать. Я открыла глаза и увидела Германа.

– Пойдем, – позвал он. – Я соскучился по тебе.

Мы вышли с ним в сад, который весь пылал яркими красками. Он повел меня мимо дерева, через поляну, в небольшой лесок, в котором бежал ручей с прохладной водой.

– Нравится? – спросил он у меня.

– Да, – восхищенно ответила я.

– Здесь все было не так уж красочно… Я…не знаю, как описать тебе свою жизнь, если моё никчёмное существование можно так назвать… Я плыву по черному голодному морю через ночь, оно почти сломало меня, ведь приходится бороться против течения. Я вижу тебя. Ты – свет моего маяка, поэтому не оставляй меня, пока не погаснет твоё пламя…

Он сел на камень возле ручья и запустил пальцы в воду.

– Видишь, какая чистая? – уточнил он.

Я кивнула головой. Он вынул руку из прозрачной глади, и вода стала чернеть. Теперь она не журчала, а булькала, словно то было кипящее болото.

– Что это значит? – испугалась я.

– Это мое сердце. До и после появления нового врача. Еремеева, кажется, – заботливо, но нагнетающим голосом, пояснил Герман.

– Ты ревнуешь? – расстроилась я.

– Эй, девочка, не огорчайся! Просто знай, что я вижу его лучше, чем ты. Его намерения низки.

– А твои? – по-детски спросила я.

– Что «мои»?

– О чем ты пытался попросить, когда я поинтересовалась, чего ты хочешь? Какое желание было в твоем взгляде?

– Я не педофил, если ты об этом.

– В каком смысле? Я, вообще-то, давно уже совершеннолетняя.

– Это ты в реальности взрослая! В моем мире тебе всего лишь лет шестнадцать. Посмотри, в воде твое отражение.

Я взглянула в ручей. И впрямь, на меня смотрела девочка-подросток.

– Так, ты же хотел ту, что в реальности, значит, взрослая.

Он подошел ко мне и прижал голову к своей груди.

– Глупенькая, глупенькая девочка! Я тебя и в реальности вижу такой. Или ты забыла, что здесь и там ты для меня цветная!

– Значит, ты меня не любишь? – заплакала я.

– Конечно, люблю! Ты – единственная, кто дает мне повод жить! Но, пока ты не станешь для меня взрослой – люблю только как младшую сестренку.

– И как мне ею стать?

– Во сне – не получится. Думай в реальности.

– Герман! – раздался приятный женский голос.

Он обернулся, а я выглянула из-за его спины.

– О, кто к нам пожаловал! – воскликнул он и приблизился к девушке.

– Знакомься, сестренка, – обратился он ко мне, – это Ангелина. Моя…

– Любовница, – заключила я.

– Своего рода, – ответил он и обнял ее за талию.

– А в реальности она есть? – поинтересовалась я.

– Эмм, нет. Она – плод моей фантазии. Ну, надо же взрослому, половозрелому мужчине как-то коротать ночи.

Он впился губами в её полуобнаженное плечо. Мне стало противно.

– Ладно. Я пошла, – сказала я и направилась в усадьбу.

Герман догнал меня, развернул и встал на колено. В его глазах я прочитала боль отчаяния, пульсирующей кровью на бледных висках бьющейся в его сознании.

– Боже, девочка, сколько ночей я привыкал к тебе? Сколькими мечтами вознаградила меня твоя боль? Сколько снов назад я помог тебе родиться заново? Сколько ночей я навещал тебя? Сколько снов назад ты прокляла меня? Просто скажи мне, что тебе всё это не нужно, и я отпущу твою душу прочь из моего ада!

Герман смотрел мне в глаза, заставляя погружаться в безоговорочное подчинение его воли.

– Послушай, маленькая моя, – с какой-то бесконечной нежностью говорил он, – как только ты станешь взрослой, то я в тот же миг выкину всех этих шалав из своего мира. Я буду только твоим. Только подожди. И, заметь, длительность моих отношений с той же Ангелиной зависит только от тебя.

– Ясно, – равнодушно подытожила я, собираясь снова идти, но он удержал меня.

– Ты понимаешь, что нас ждет? Даже представить себе не можешь, я уверен в этом! Сначала рай, а потом грехопадение! Ад и вечные муки, пойми! Ты готова пройти через осуждение, клевету и прочие общественные мнения, которые повесят на нас ярлыки! – почти кричал он от душевной боли, которая разрывала его изнутри на мелкие куски плоти.

– Я бы умерла за тебя! – спокойно и абсолютно серьезно глядя в его глаза, ответила я.

Он отпустил мою руку, а его испуганный взгляд выдавал его удивление.

– Ты сходишь с ума, малышка… – прошептал он.

– Займись своей дамой, – я презрительно хмыкнула в сторону девушки, стоявшей за его спиной и пошла прочь.

– Я действительно испугался за тебя, когда ты встретилась с волками! – кричал он мне вслед. – Не заезжай больше в лес!

– Спасибо за заботу! – бросила я ему и, обернувшись, увидела, как его обнимает и целует Ангелина.

7.45.

Утро не предвещало ничего хорошего. Я обиделась на Германа и не хотела его видеть. Со стороны это могло показаться бредом, но мы с ним оба знали, что все это происходит между нами на самом деле.

Я надела тапки, прошлепала в ванную комнату, умылась. Выпив кофе и, съев пару бутербродов, я натянула на себя джинсы, белую майку с двумя лямками шириной в пару сантиметров, нашла маленький рюкзак, засунула в него все, что до этого находилось в сумке и, схватив ключи, вышла на лестничную площадку.

9.17.

Когда я подъехала к клинике, по саду прогуливался Ваня вместе с Германом, сидевшим в кресле-каталке.

– Опаздываешь! – улыбаясь, крикнул мне санитар.

Я позвонила в домофон и зашла на территорию.

– Как дела? – заинтересованно спросила я у Вани, не глядя на пациента.

– У Германа? Все хорошо.

– Да нет. У тебя как? Он-то здесь при чем?

Мой подопечный удивленно посмотрел на меня, потом помрачнел и отвернулся. (Я все это наблюдала боковым зрением, пока доставала из рюкзака телефон).

– У меня все хорошо, – ответил мне Ваня, – вчера вечером с Настей целый час по телефону разговаривали.

– Молодцы. Я рада за вас.

– У тебя как?

Я посмотрела на Германа.

– Нормально, – сухо ответила я.

Санитар кивнул в сторону пациента, который сидел к нему спиной и не видел его жестов, словно спрашивая: «Он что ли виноват?»

– Отчасти, – сказала я и направилась в клинику.

Я зашла в сестринскую и попросила у медсестры костюм персонала. Она протянула мне аккуратно сложенный сверток. Я поблагодарила и ушла в свой кабинет.

9.31.

Я надела халат. Его рукава доходили мне до пястья. Он имел воротник-стоечку. Я застегнула его прямо до шеи.

Он видел меня в майке, которая обтягивала талию, грудь. Чуть выше верхнего края виднелся кусочек бюстгальтера. Все было достаточно откровенно, а теперь я закрыла все, что могла. Пусть побесится, Ангелины ведь рядом не будет, пока он бодрствует!

9.42.

Я взяла историю болезни Германа, спустилась вниз, закрепила волосы в пучок и зашла в палату.

– Температуру сегодня мерили? – спросила я у санитара.

– Да, – удивленно ответил он.

– Сколько?

– 36,7.

Я записала эти цифры в его историю и продолжила опрос.

– Боли какой-либо локализации были?

Ваня подошел ко мне.

– Ян, что случилось?

– Ничего. Я просто поняла, что и Филин, и Еремеев были правы. Нестандартный человеческий подход к пациенту – ни к чему хорошему не приведет. Назначу ему стандартную терапию – аминазин, метофеназат и еще что-нибудь для разнообразия. Я же все-таки врач и должна использовать традиционную медицину.

– С тобой точно все хорошо?

– Нет, Вань, все плохо. А знаешь почему?

– Почему?

Я села на край кровати Германа и сложила руки перед собой. Голова опустилась на грудь, и я тяжело вздохнула.

– Знаешь, как тяжело, когда тебя предает человек, которому ты только что начал искренно верить?

– Кто же этот урод? – возмутился санитар.

– Тот, кто так поступил, уже все понял.

Я почувствовала легкое прикосновение пальцев чуть выше поясницы. Это был Герман.

– Не трогай меня, пожалуйста, – бессильно попросила я.

– Ян, может пересмотришь позицию?

– Потом поговорим.

Да, наверное, нет ничего хуже обиженной женщины, особенно, когда у нее есть власть над мужчиной. У меня она была.

10.02.

Я позвонила знакомому логопеду – Логинову Максиму Анатольевичу. Мы с ним вместе учились в школе, только он был старше меня на три года.

Он обещал подъехать к одиннадцати часам.

Я назначила пациенту на сегодня УЗИ щитовидной железы, ЭХОКГ, а на завтра – брюшной полости и малого таза, поскольку сегодня он уже завтракал.

Чтобы начать лечение препаратами, мне нужно было его полностью обследовать, с целью выявить противопоказания.

– В конце концов, – оправдывала я себя вслух, – только теперь я поступаю правильно. Лечение, хоть и не помогало ему двадцать лет, но все-таки может помочь теперь. Боже, зачем я все это придумываю? Оно ему не поможет! Зачем я вру сама себе? Хотя…с другой стороны… Разве я доказала верность моего метода? Если он меня не задушил, хотя возможностей было предостаточно, то это значит только то, что он меня пожалел…или был морально сыт. Ни о какой любви и речи не может быть.

Я замолчала и услышала шаги за дверью. Стук.

– Войдите, – записывая назначения в истории болезни, сказала я.

– Здравствуйте, Яна, – произнес гость.

Это был Еремеев. Он надел халат, но застегивать его не стал. Зайдя в мой кабинет, он поправил его рукава и воротник черной рубашки.

«Воистину, черно-белая реальность» – снова подумала я, глядя на него.

– Вы что-то хотели? – уточнила я.

– Мы вчера с Вами плохо поговорили… Давайте перейдем на дружеский лад.

– Я не выстраиваю никаких отношений с коллегами, кроме деловых.

– Но это не значит, что мы должны быть врагами.

– Вчера я поставила Вас на место.

– Вы замужем? – внезапно сменил он тему.

– В некотором роде, – не растерялась я.

– Как это понять?

– Как хотите, так и понимайте.

– Жених?

– Любимый мужчина.

– Даже не парень… И на сколько же он Вас старше?

– Он даже Вас старше, поэтому, будьте добры, прекратите допрос.

– Разве это допрос? Так… Дружеская беседа.

– Мы с Вами не друзья. А теперь извините – мне надо работать.

Он оставил меня одну. Зазвонил телефон. Я ответила. Макс сообщил мне, что подъезжает. Я пошла его встречать.

10.55.

Логинов был двадцати пяти летним парнем мы еще со школы дружили. Сейчас он был женат, и его супруга была на пятом месяце беременности.

– Привет! – крикнул он мне, зайдя в холл.

Мы по-дружески обнялись.

– Что у тебя случилось? – поинтересовался он.

– Пациент. Тридцать шесть лет. Не разговаривал ни с кем чуть меньше четверти века.

– Надо разговорить? – улыбнулся логопед.

– Макс, только будь осторожен. Он, все-таки, псих.

– Ну, ты же со мной пойдешь…

– Это, конечно.

Я проводила его в палату.

– Итак, Герман, это Ваш логопед. Он будет возвращать Вашу речь, – холодным голосом говорила я.

Мой подопечный недовольно посмотрел на меня. Я видела, что он хочет мне что-то сказать, но я назло ему не собиралась спать днем.

– Меня зовут Максим, – представился мой друг пациенту. – А Вы, я так понимаю, Герман?

Тот даже не посмотрел на него. Я села в кресло у столика рядом с дальней стеной.

12.15.

Почти полтора часа Макс пытался завоевать внимание пациента, разговорить его, заставить слушать, но Герман отвернулся в противоположную сторону и смотрел поверх моей головы.

– Ян, можно тебя на минутку? – обессилил Макс.

Мы вышли с ним в коридор.

– Я ничего не могу с ним сделать, ты это и сама видишь.

– И что нам теперь с ним…? Как его лечить?

– Он очень упрямый. И, кажется, он на кого-то обиделся.

– Он обиделся?! – возмутилась я. – По-моему, мне стоило на него обидеться.

Из палаты вышел Ваня.

– Скоро обед, – заметил он.

– Ничего. УЗИ щитовидки и ЭХО – это недолго, – ответила я. – Отвези его в кабинет.

– Хорошо.

Санитар снова скрылся за дверью.

– Ладно, я поехал, – заключил Макс.

– Давай.

Он вышел на улицу и скрылся за воротами. Я поняла – надо мириться с Германом, в конце концов, Ангелина – это всего лишь его фантазия.

12.19.

Пациента разместили на кушетке, сняли рубашку. Во мне что-то дрогнуло. Он был идеально сложен. Нет, «кубиков», конечно, там не наблюдалось, но физическое состояние его торса впечатляло.

За аппаратом ультразвукового исследования сидела женщина лет пятидесяти. Она нанесла гель на проекцию железы и начала елозить «джойстиком».

Через несколько минут она быстро надиктовала медсестре результаты. Я ознакомилась с ними и сделала заключение – все в пределах нормы.

Далее последовало исследование сердца: предсердия и желудочки работали, как часы, клапаны и двустворчатый, и трехстворчатый, и аортальный были в идеальном состоянии.

Все данные зафиксировали в истории болезни, а врач УЗИ подала салфетки пациенту.

– Вытирайте гель! – сказала она Герману.

Он в недоумении посмотрел на меня.

Она отдала ключ Ване и вместе с медсестрой отправилась на обед.

Я взяла оставленные ею салфетки, подошла к пациенту, села на край кушетки и начала вытирать его грудь. Он еле слышно застонал.

– Ладно, – виновато пролепетала я, – прости меня. Я поняла, что накосячила, но мы оба с тобой хороши!

Его руки не были пристегнуты, он схватил меня за плечи и притянул к себе. Поцелуй был недолгим – две-три секунды, но мой халат безнадежно испачкался в геле с груди Германа.

– Ты же не педофил! – съязвила я.

Он пожал плечами и кивнул, указывая на Ваню, стоявшего за моей спиной, который был занят колесами коляски, что застряли между ножками стульев, пытаясь развернуть её.

Пока мой помощник одевал и усаживал пациента, я сняла халат, расправила майку и джинсы.

– Ты не мог бы отнести это в прачечную, а я его сама отвезу.

Ваня взял халат, пропустил нас с Германом вперед и закрыл кабинет УЗИ на ключ. Мы отправились в столовую.

12.40.

Пациенты уже доедали суп.

«Ничего страшного! – подумала я. – Зато мы помирились!»

На обед были: грибной суп, плов и фрикадели. Компот оказался вишневым.

Я взяла поднос, принесла Герману еду и села рядом. Себе решила позволить только третье блюдо, поскольку аппетита не было, а умереть от голода было бы нечестно по отношению к моему подопечному.

Придвинув ему тарелки, я поднесла к своим губам стакан с компотом.

– Ты уже второй день не обедаешь! – раздался за моей спиной голос Вани.

Я посмотрела на Германа, который доедал «первое».

– Почему? Он хорошо кушает!

– Да я не про него, – поправил меня санитар, садясь рядом.

– Я просто не хочу есть.

– Заболела что ли? – забеспокоился мой собеседник.

– Нет. Просто аппетита нет и всё.

13.12.

Из-за вчерашних ночных прогулок с волками по лесу мне ужасно хотелось спать.

Ваня помог Герману разместиться на кровати, закрыл жалюзи. Я попросила не пристегивать пациента к койке. Санитар ушел.

Я придвинула свою кровать чуть ближе, но расстояние между ними было в полметра. Заняв свое место, подтолкнув подушку под голову и свернувшись в клубочек, я все еще пыталась изобразить обиженный вид.

Дремота напала на меня мгновенно, и я потеряла прямую связь с реальностью.

13.25.

Я почувствовала какие-то колебания кровати. Когда я открыла глаза, то увидела, что Герман пристально смотрит на меня, находясь всего в десяти сантиметрах от моего тела. Он лежал на правом боку и смог придвинуть мою койку к своей.

– Ты по-прежнему считаешь меня маленькой девочкой? – прошептала я, подложив обе ладони под свою щеку.

Он улыбнулся, обхватил меня за плечи и притянул к себе. Я ответно обняла его. Его пальцы стянули пучок с моих волос и растрепали их по белоснежной подушке. Его дыхание путалось в лабиринте моей прически, которую он сам же и создал. Это было безумие, растворенное в нежности, смешанной с тоской. Это был горький, но чрезвычайно желанный напиток…наркотик… В тот момент я хотела остаться здесь навсегда… Рядом с ним.

К чему было сейчас приглашать меня во сне в свой мир, если я и так лежала в обнимку с его создателем? Тепло, которым мы обменивались, говорило куда больше, чем наше вербальное общение вне реальности.

Такие сильные руки сцепились за моей спиной. Я не чувствовала ничего, кроме безграничной опьяняющей до дури нежности. Он, определенно, не был психом.

В кармане зазвонил телефон. Я неохотно убрала правую руку с тела Германа, достала аппарат и ответила на звонок.

* Яна! Яна! – раздался радостный голос моей подруги – Жени.

Я закрыла глаза, стараясь не потерять то тепло, которое разлилось по моим сосудам в результате сонного мечтательного жара.

– Что? – спокойно и равнодушно спросила я.

* Мы сейчас с Вовой и ребятами едем на озеро недалеко от города! Давай с нами!

– Женёк, я занята.

* Чем?

– Да так…

* Ну, рассказывай, рассказывай!

– Ладно, – согласилась я, подумав, что она все равно не поверит. – Лежу в психиатрической клинике на белой кровати в обнимку с одним из пациентов. Он мужчина. Ему 36 лет, и его считают буйным, но сейчас он не пристегнут ремнями и прижимает меня к своей груди.

* Ты никогда не умела врать! И, кстати, не смешно! Что на самом деле делаешь?

– Сплю!

* Ладно! Хочешь променять веселую компанию, пиво, шашлыки и озеро на сон – флаг тебе в руки. А мы поехали!

* Счастливо!

Я выключила телефон и, открыв глаза, посмотрела на Германа.

Он кивнул мне, словно спрашивал о чем-то.

– Это подруга моя – Женя. Купаться на озеро зовет.

Он снова кивнул.

– Предлагаешь поехать?

Он сделал жест, указывавший на его согласие.

– А как же ты?

Он пожал плечами и улыбнулся.

– Ладно, – я встала с кровати, – если ты настаиваешь – я поеду.

Я перезвонила Жене, сказала, что согласна и, предупредив Ваню, что отъеду на два-три часа, направилась домой за купальником и полотенцем.

14.00.

– В конце концов, – сказала я сама себе, выходя из машины, – он сам сказал мне сюда поехать.

Мне навстречу шла Женя с двумя парнями.

– Янк, – затараторила она, – знакомься, это Влад.

Она представила мне какого-то молодого человека. Ему было лет двадцать пять. Он имел приятную внешность, но тепло Германа всё ещё согревало мое тело.

Я улыбнулась ему. Больше ничего.

Парни шли впереди, а мы с Женькой немного отстали так, что они нас не слышали.

– Чего? Он тебе не понравился? – спросила у меня подруга.

– У меня есть человек, который мне нравится. Не надо меня ни с кем сводить. Я не собака.

– Опа, – заговорщически произнесла она, – кто он?

– Я же тебе говорила по телефону.

– Про какого-то психа? Я думала, что это шутка!

– Нет, это была не шутка.

– Да ладно тебе. Ты здесь повеселишься, а он ничего не узнает.

«Ох, поверь мне, узнает» – подумала я.

14.30.

По ветру разносился аромат шашлыков, запах дыма и воды…

Я, Женя и еще несколько девчонок, которых я знала очень давно – отдыхали, загорали, пока ребята пили пиво и жарили мясо.

Волосы были мокрые, и вода, которая выжала из меня тепло Германа до последней капли, плескалась у самых ног.

Кто-то из нашей компании включил громко музыку в машине и открыл дверцу. Раздавался смех. Ленка подошла к одному из парней, и они начали танцевать. Все это казалось ужасно глупым. Или же… я просто скучала по Герману.

– Жень, я уеду через полчаса, ладно? – обратилась я к подруге.

– Чего так рано?

– Я плохо себя чувствую.

– Ян, тут половина компании – медики. Откачаем, если что!

Мы посмеялись, и на этом наш разговор был завершен.

Потом я вместе со всеми девчонками и несколькими ребятами побежала в воду. Мы веселились по полной. Кого-то всей толпой подбрасывали над водой и отпускали, прячась от брызг.

15.17.

Мы сидели на берегу и сохли. Солнце жарко пекло. Какой-то парень, узнав о моих способностях, сунул в руки гитару. Я, сев на полотенце в окружении друзей, запела. Что именно – я не помню, но песня была о любви, расставании и тоске.

Сыграв последний аккорд, я отдала гитару, оделась, попрощалась со всеми и побежала к машине. Я очень хотела снова его увидеть, прижаться к нему…

15.42.

Я забежала в холл клиники.

– Боже мой! – послышался голос Еремеева. – Коллега, почему Вы такая мокрая.

– Под персональный дождь попала! – ответила я и зашла в палату к Герману.

За столиком у окна сидел Ваня и что-то читал.

– Ты уже вернулась? – спросил он.

– Да.

– Где была?

– На озере с друзьями.

Мой подопечный спал. Его руки были пристегнуты к кровати. Я удивленно посмотрела на санитара.

– Ну, это ты у нас смелая, а я боюсь его иногда, – ответил мне он.

Я улыбнулась и прищурилась.

– Мне уйти? – спросил Ваня.

Я подняла одну бровь и засмеялась. Санитар взял книгу, которую читал и вышел из палаты. Я залезла на пустую кровать, скинув ботинки.

Герман дышал ровно, улыбаясь во сне.

«Тоже что ли провалиться в дремоту?» – подумала я.

– Блин, – прошептала я вслух, – я не отстегнула его! Хотя… Так даже лучше.

Я обхватила пальцами его предплечье и прижалась щекой к его руке.

15.58.

Он сидел на камне у ручья, опершись на трость, и смотрел в воду.

– Привет, – радостно произнесла я, приблизившись к нему.

– Как отдохнула? – поинтересовался он, подняв на меня свои зелено-карие глаза.

– Неплохо. Только скучала сильно.

– По мне? – улыбнулся он.

Я не ответила. Подошла ближе.

– Знаешь, я все чаще стал осознавать, что мой мир кажется тусклым без тебя. Ты уже поняла, что оказываешься здесь только тогда, когда спишь в реальности? Когда ты бодрствуешь, а я погружен в сон, то здесь у меня тоска зеленая, поэтому мне куда лучше быть с тобой в реальности. Тороплю секунды, чтобы время прошло скорее, потому что хочу снова увидеть тебя. Жду, когда начнется ночь, я не смогу перед тобой устоять. Мечтаю о наших сновидениях, в которых ты со мной рядом.

– Мы с тобой…сегодня…поцеловались в кабинете УЗИ…

– Ты жалеешь об этом?

– А ты?

– Ох, девочка, зачем ты уходишь от ответа?

– «Девочка»? Хотя… Да. Ты ведь считаешь меня ребенком.

– Я не педофил, – напомнил он мне, сказанное ранее.

– Ну, мы же поцеловались!

– Сбой системы…

– Герман, не лги. Скажи мне уже правду.

– Пойдем, прогуляемся.

Он подал мне руку и, зажав бережно мою, повел через лес.

– Лучик света в темном царстве…– задумчиво сказал он.

– О чем ты?

– О ком. О тебе.

– Как же мне повзрослеть в твоих глазах?

– Зачем? С детей меньше спрос.

– И меньше возможностей.

Он резко остановился, взял меня за плечи и въелся взглядом в мои глаза.

– Зачем тебе это нужно? И что ты хочешь сделать, как только повзрослеешь в моем мире?

– Я хочу, чтобы тебе было комфортно со мной в реальности…

– А если ты всегда будешь для меня девчонкой?

– Тут уже ничего не изменишь!

– Ты меня любишь? – внезапно спросил он.

Я опешила, не ожидав такого вопроса. Он улыбнулся и отпустил мои плечи.

– Расслабься, я пошутил.

Я с трудом выдохнула, но легче не стало.

– Знаешь, – решила я обговорить все стороны наших взаимоотношений, – ты отчасти прав.

– Вот как! – усмехнулся он. – Какое снисхождение! Так в чем же я прав?

– Я не стану ничего говорить!

– Моя девочка обиделась! – заключил он.

Я хмыкнула и отвернулась от него. Мы вышли на какой-то холм. Сзади чернел лес, а спереди ниже нас раскинулась поляна, поперек которой протекала широкая река. На лугу у самой воды резвились лошади. Солнце разливалось по траве, утопив природу в своих лучах. Здесь было очень красиво. Вот каков его внутренний мир!

Он провел меня вперед. Здесь было постелено покрывало. Мы разместились на нем и продолжили беседу.

– Что тебя тревожит? – спросил он у меня, приняв горизонтальное положение, опершись на локоть.

– Не знаю. Что-то гудит в груди, но что именно… Я лишь хочу, чтобы ты начал бороться, разорвал оковы, которые душат тебя…

– Я умираю. Морально, физически… не всё ли равно? Ничто не может меня спасти… Разве только ты…

– Я, по-моему, теперь способна врезаться ногтями в землю, раздирать колени в кровь, лишь бы вытащить тебя из ада.

Он замолчал, улыбнулся и снова устремил внимательный взгляд в мои глаза.

– Я должен быть с тобой? Рядом? Я буду, ты только скажи.

– Кажется, ты говорил, что возле тебя мне может быть опасно?

– Тебе здесь хорошо? – резко сменил он тему.

– Здесь или с тобой?

– Опять уходишь от ответа.

– Нет. Я готова ответить.

– Я этого не хочу. Не хочу знать правду. Лги мне. Обманывай меня. Ври. Я этого желаю.

– Рано или поздно придется открыть глаза и увидеть истину.

– Не сейчас. Я пока не готов. Я знаю, что ты лжёшь мне, но я хочу, чтобы ты лгала и дальше.

Он замолчал и еле заметно улыбнулся. Я поравнялась с ним, облокотившись на свой локоть, и посмотрела в его глаза. Он старался их спрятать, сначала слегка прикрыв, затем вовсе отвернулся и посмотрел вдаль.

Я легла на спину и устремила взор в небо. Он обернулся и окинул меня взглядом с ног до кончиков волос, а после резким движением навис надо мной, расставив по бокам моего тела руки.

– Боишься? – со звериным рыком шепнул он мне на ухо.

– Это же сон, поэтому нет, – безмятежно взглянув на него, ответила я.

– А если бы я сделал так в реальности?

– Я тебе доверяю.

– Давно?

– Нужен ли тебе ответ?

Он дотронулся до моей ключицы, запустил пальцы в яремную вырезку. Я тяжело вздохнула.

– Когда ты делаешь глубокий вдох, то ямка между ключицами углубляется, – заметил он. – Вдохни и задержи дыхание.

Я последовала его указанию. Он сильнее надавил на кожу.

– Я чувствую твой пульс. Сердце бьется так близко…

– Герман, – осторожно выдохнула я, – прекрати.

Он хищно улыбнулся, отстранился от меня и лег на спину.

– Ладно. Не бойся. Я не убиваю детей и не вступаю с ними в половой контакт.

– Жаль…– тихо улыбнулась я.

Он рывком сел и испуганно посмотрел на меня. Я засмеялась.

– Что? – спросила я у него.

– То есть ты считаешь, что все нормально?

– Что именно тебя не устраивает?

– Девочка, что ты себе придумала?

– Ничего, – смутилась я.

– Лжешь? – он замолчал, отведя взгляд на траву. – Спасибо

– За что? – удивилась я.

– За то, что выполняешь мою просьбу и обманываешь меня. Продолжай. Я хочу этого

– Не хочешь у меня узнать, хочу ли я?

– Все женщины любят врать.

– С чего ты взял? Ты с пятнадцати лет заперт в своем разноцветном мире. Здесь только те женщины, которых ты придумал сам, и обладают они теми качествами, которыми наделил их ты!

– Бусинка, ты совсем не хочешь меня понять!

– Тебе нравится придумывать мне детские прозвища?

– Да, но сейчас речь не об этом.

Он встал с покрывала, прошел вперед и остановился у обрыва.

Я почувствовала себя бесконечно виноватой. Мне стало стыдно, и я подошла к нему сзади. Как мне стоило тогда поступить? Я и сейчас не знаю верного ответа.

– Герман…– позвала я его.

– Что? – он не смотрел на меня.

– О чем ты думаешь?

– Я чувствую, что теряю опору, рассудок и не способен переносить звуки… Я осознаю то, что ненавижу таких, как я сам, таких, каким я сделал и себя…

– Ты сильный, – я положила руку на его плечо, ощущая под своей ладонью его крепкие мышцы, его тепло, его плоть… – Я буду рядом, даже, если ты захочешь стать серийным убийцей, даже, если ты станешь самым жестоким маньяком. Я всегда буду на твоей стороне, твоей поддержкой…

Он молчал. Я повернулась спиной к его спине, обошла покрывало и, уже решив уйти, повернулась.

В его позе, ровным счетом, ничего не изменилось. Он по-прежнему стоял, а его взгляд был устремлен вперед, туда, где резвились лошади.

– Ты меня спросил…кое-о-чем… – заговорила я и увидела, что он повернул голову в профиль, видимо, чтобы лучше меня слышать. – Так вот, по поводу любви… Быть может, это странно, но я, кажется, схожу с ума. Я влюбилась в психа. Только результат зависит от тебя.

Он молчал и слушал. Я не требовала от него ответа. Мне было бы достаточно одной его улыбки. Но нет. Я не заслужила даже её.

Я зашла в лес и проследовала к поляне у особняка, чтобы вернуться в реальность.

Посреди леса он нагнал меня, прижал к стволу дерева и, злобно улыбаясь, заговорил… Хотя нет! Это было больше похоже на отчаянный крик души.

– Зачем, Яна? Зачем? – повторял он. – Кто тебя просил говорить правду? Я ведь умолял тебя лгать мне! Неужели так трудно было молча уйти или сказать, что я тебе безразличен?! Зачем ты выпустила зверя? Зачем? Девочка! Ты сама дала мне ключи от клетки и привела людей на бойню! Ты предоставила жертв моего гнева, моей похоти, моей жажды! Теперь я буду убивать! Уничтожать всех в реальности, кто будет мешать нам быть вместе!

– И меня убьешь? – схватив губами воздух, прошептала я.

– Ты сошла с ума! Тебя? Моего лучика? Я не самоубийца, чтобы разорвать собственную душу! Ты вдохнула в меня жизнь! Ты сделала меня таким, что теперь я способен на всё, в прочем, я и раньше мог многое! Ты разбудила волка внутри меня! Ты, словно правда, что замораживает боль внутри моей души; ясность, которая разрушает моё сердце! Ты, словно волна, что затопляет мой страх; наркотик, в котором тонет моя печаль! Знаешь, – он прорычал, словно раненый зверь, – ты для меня, словно кровь, что утоляет мой голод! Жар, что наполняет мои вены! Ты для меня, словно побег из холодной реальности и страсть, что держит меня в этой никчемной жизни! Чувствуешь меня? – он сильнее прижался ко мне, так что у меня свело мышцы на бедрах. – Хочешь меня? – его баритон хрипел возле моей ослабевшей плоти.

– Ты безумен! – в страхе произнесла я, потеряв последние силы для сопротивления.

– Плевать! Ты тоже! К чёрту все приличия и традиции! Пойдем!

Он сильно сжал мое запястье, потянул в сторону абсолютно противоположную той, где был особняк. Его шаги были слишком велики для меня, поэтому мне приходилось бежать, чтобы не чувствовать боль в руке.

Домик, в который он меня привел, находился в центре леса. Кругом были одни только деревья. Гостиная была теплая и светлая. Он налил мне чай и усадил на диван.

– Герман, чего ты хочешь? – обессилив, спросила я.

– Я хочу?! Чего я хочу?!

Он засмеялся. Безумно, зверски, пугающе. Но мне было все равно. Это ведь сон, значит, ничего страшного случиться не могло.

– Глупенькая, маленькая моя девочка! Зачем ты только приехала в клинику?! Теперь ты обречена!

– На что?

– На меня! Ты теперь принадлежишь мне. Может быть, до тела мне не добраться, ведь меня приковывают ремнями к кровати, а твоя душа – здесь, в моем мире, поэтому она – моя! Я никогда не думал, что с тобой почувствую себя столь обновленным, живым! Я больше не могу ждать, пока ты церемонишься! Я знаю, что уже скоро ты потеряешь голову! Но, больше всего, я хочу твою душу! Прижмись ко мне! Пусти меня в себя! Позволь мне большее, чем позволяешь обычно! Я хочу твое сердце!

– Ты хочешь всего?

– Дай мне твое тело! – требовательно воскликнул он.

– Хм, заманчивое предложение, – играя в бесстрашие, но трясясь от ужаса, усмехнулась я.

Его глаза сверкнули, но в миг угасли.

– Боже! Что я говорю?! Прости меня, малышка, я голоден! Я сошел с ума! Прости и… Уходи! Сейчас же! Иначе… Может случиться несчастие!

Он открыл входную дверь, пропустил меня вперед.

– В моей руке твое золотое сердце превратится в свинец, а твое сознание разобьется. Но, если ты согласишься на нечто более рискованное, клянусь, я не разочарую тебя.

– Ты опасен для меня? Герман, прошу… – я пыталась различить в его взгляде хоть малейший намек на ответ, но он был недвижим, как статуя Аполлона в национальном музее.

– Я сам не способен это понять. Молю лишь об одном: стань моими глазами… Ты ведь можешь? Отведи меня домой. Я хочу знать, что я тебе просто нужен.

– Я буду рядом до самого конца, только помни о том, что в моих ладонях твоя боль превратится в лед и посветлеет твой самый темный сон. Держи меня за руку, пока не рассеется бесконечный туман, что окутал нас…

– Как же я мог говорить такие мерзости моей девочке? Беги! Не оглядывайся! И до ночи не возвращайся в мой мир!

17.24.

Я проснулась в палате, лежа на боку. Мои колени были согнуты и подтянуты к животу, руки обнимали их, стараясь защититься. На лбу выступил пот. Я посмотрела на своего соседа по кровати. Его не было рядом. Ремни были расстегнуты, и коляску я не нашла взглядом, осмотрев всё помещение.

«Куда он делся?» – вспыхнул вопрос.

Я села на постели, не спуская ноги на пол, подползла к окну у изголовья кровати и увидела Ваню, который сидел на скамье напротив Германа и читал ему книгу.

Я выбежала в сад.

– Почему ты меня не разбудил? – высказала я санитару.

– Я хотел, честно, но Герман меня остановил.

Я удивленно посмотрела на своего подопечного. Зачем он дал мне досмотреть сон? Неужели, чтобы я поняла, что он не причинит мне вреда?

– С тобой все в порядке? – забеспокоился Ваня.

– Да, – ответила я. – Неважно себя чувствую.

– Отправляйся домой. Я тебя прикрою.

– Ладно. Спасибо.

Я забрала сумку из кабинета, пройдя по саду, мельком взглянула на пациента и уехала.

17.49.

Раздался телефонный звонок. Женя предложила провести вечер вместе с веселой, шумной компанией. Я согласилась. Мероприятие будет начинаться около половины седьмого в клубе «Драйв» (единственное более-менее приличное место в нашем городке, где можно «потусить», как говорит сама Женя), а потом она хотела с девчонками посидеть у нее на квартире.

Я заехала домой, чтобы переодеться. Нарядившись в облегающее черное платьице, я отправилась в клуб.

18.27.

Как это обычно бывает, шумная компания прибыла раньше, чем должно. Парни собирались остаться в баре до утра, и я с нетерпением ждала нашего чисто женского отбытия на квартиру Жени.

21.19.

Порядком устав от долгих, утомительных танцев, «Кровавой Мэри» и текилы, мы пошли к моей подруге.

Ввалившись в дверь, мы расползлись по дивану и начали смеяться над всякой чушью. Через полчаса всех клонило в сон. Я и Женька ушли вместе на кухню, налили чай и начали разговаривать. Она делилась со мной новостями из своей жизни, а я из своей.

– Он тебя разрушит, – заключила она, когда я закончила свой рассказ про Германа.

– Ох, если бы ты только знала! Я уже разбита вдребезги, словно хрустальная ваза, – повертев горячую кружку в руках, ответила я на ее замечание.

Так мы просидели, примерно, до двух часов ночи и пошли спать.

02.08.2006 – среда

10.17.

– Я опоздала на работу! – бегала я по квартире Женьки с криком, собирала вещи и старалась не замечать головную боль.

«Это все текила!» – думала я.

Снова этой ночью не было снов, однако моя подруга, с которой мы делили один из двух диванов в гостиной, поскольку на втором спали Лена и Ира, говорила, что я повторяла во сне имя Германа. Что ж… Наверное, я просто не запомнила то, что мне снилось. Одно радует, что я по пьяни отправилась к своему мужику, а не к каким-нибудь левым…

11.03.

После того как я с ругательствами наперевес добежала до машины, оставшейся у клуба, и доехала до клиники, я сразу зашла в палату к своему пациенту. Он сидел в кресле-каталке у окна. Услышав мои шаги и дыхание, он повернулся.

В его взгляде был укор. Он винил меня в опоздании, бесчувственности, беспамятстве и похмелье.

– Ну, прости! – выпалила недовольно я.

Он осмотрел меня, оценил мой внешний вид, платье…

– Где тебя носит?! – раздался голос Вани.

– Вчера с подругами хорошо посидели, вот и проспала.

– Ладно, ничего страшного. Начальства сегодня всё равно не будет. Могла бы совсем не приезжать!

Я села на стул и перевела дыхание.

– Какой повод был? – поинтересовался у меня санитар.

– Да, в общем-то, никакого…

– Как алкаши? Посидели и разошлись?

– Да нет… – протянула я. – Сначала потанцевали в клубе, потом поехали к подруге в квартиру… Там переночевали.

– Весело, видимо, на квартире было…

Я посмотрела на Германа, который не сводил с меня упрекающего взгляда.

– Нет. Там одни девчонки были. Ну, в смысле, нас было четверо, и все бабы…

– Голова болит? – сочувственно спросил мой собеседник.

– Немного, – пожаловалась я.

– Кофе будешь?

– Давай.

Ваня вышел из палаты. Чувство осознания вины распирало меня изнутри.

– Злишься на меня? – обратилась я к Герману.

Он отвернулся от меня и уставился в окно.

– Правильно, – сама себе ответила я, – я бы тоже злилась.

Он встряхнул головой и, повернувшись снова ко мне, нахмурился.

– Прости. Я, к слову, не запомнила то, что мне сегодня снилось.

Он беззвучно засмеялся. Я вдруг осознала, что даже будучи во сне, по пьяни натворила какое-то безобразие. А еще меня напугало то, что я ничего не помню, а он смотрит на меня и вспоминает мои поступки.

– Ну, и что я такого сделала? – поняв, что его смех означает, спросила я.

Он прищурился, вглядываясь в мои глаза, и усмехнулся.

– Я к тебе приставала? – догадалась я.

Он поднял руку над подлокотником настолько, насколько позволял ремень, и сделал жест (покрутил кисть с расставленными пальцами, словно держал яблоко), который означал что-то вроде «немного» или «почти», затем мечтательно закатил глаза, откинулся на спинку кресла и снова посмотрел на меня.

– Держи кофе! – поставив передо мной кружку, произнес Ваня.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Кстати, дай мне ключ.

– Какой?

– От ремней.

– Ты хочешь расстегнуть ему ремень? Яна!

Мы оба засмеялись, а Герман лишь слегка улыбнулся. Его с нами словно не было, он о чем-то думал, что-то себе представлял.

– Так ты дашь мне ключ? – вспомнив о пленнике, снова спросила я.

– Ой, да на! – санитар протянул мне связку и вышел из палаты.

Герман протестующе посмотрел на меня.

– Что? – удивилась я.

Он покачал головой.

– Мне тебя не отстегивать?

Он сделал отрицательный жест.

– Но почему?

Мой подопечный тяжело вздохнул, словно разочаровавшись во мне, и отвернулся к окну.

– Ну ладно. Не хочешь – не надо.

Я села напротив, попыталась заглянуть в его глаза, но он их спрятал от меня.

11.47.

Герман дернул руками.

– Отстегнуть? – спросила я.

Он кивнул. Я подошла к нему, вставила ключ в отверстие в металлической части ремня, провернула.

Я остановилась у окна, ощутив на лице прикосновение занавески.

– Молчи, скрывайся и таи

И чувства, и мечты свои.

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне.

Безмолвно, как звезды в ночи.

Любуйся ими и молчи!⁶

Я почувствовала прикосновение сзади. Мне с силой подкосило колени. Я вскрикнула и обнаружила, что Герман держит меня на руках, сидя в кресле-каталке. Он хищно улыбнулся.

– Ты же не педофил! – удивилась я.

Он усмехнулся, покрутил колеса каталки, усадив меня поудобнее на своих коленях, и показал мне пальцами что-то вроде игры на фортепиано.

– Мне включить музыку? – догадалась я.

Он кивнул. Я достала телефон, пролистала треки и включила песню финской рок-группы Poets of the Fall «Sleep, suger». Это была лирическая, нежная композиция.

Герман на мгновение задумался, но потом начал вращать кресло, будто танцевал со мной. Он опустил мне веки, словно нежно приказал закрыть глаза.

Так хорошо мне никогда не было. Я летала. Я парила над землей. Я не дышала, чтобы не спугнуть это волшебное счастье, чтобы оно не умерло во мне.

Он остановился, прислонился лбом к моей щеке, обнял меня. Я вовсе перестала дышать. Его руки…такие сильные, теплые, добрые. Я так хотела в них растаять. Я хотела в них умереть. Я была бы не очень против, если бы он задушил меня ими в тот момент.

Он придвинул меня ближе, повернул мое лицо к себе, дотронувшись пальцами до моего подбородка.

Его губы прильнули к моим. Мне стало жарко и холодно в один миг. Меня мучала жажда. Я хотела его выпить. Залпом, чтобы ощутить сладкое, терпкое послевкусие.

Он отстранился, и я смогла наконец заглянуть в его глаза. В них было столько боли, тоски и нежности, что я почувствовала, как защемило сердце где-то в средостении, и дыхание умерло на конце трахеи.

– Убей меня, пожалуйста! – прошептала через силу я.

Он отрицательно покачал головой.

– Пожалуйста, – попросила я.

Он усмехнулся. Я заплакала. Герман вытер мои слезы и прижал к своей груди, словно маленькую девочку, которая не могла уснуть.

12.05.

За дверью раздались шаги. Я попыталась высвободиться, но Герман удержал меня в цепких пальцах.

– Нас сейчас увидят! – запаниковала я.

Он едва шевельнул губами, и я сумела прочитать «Это санитар». Я верила ему. На душе стало спокойно. Дверь распахнулась и в палате показался улыбающийся Ваня.

– Ох, чем вы тут занимаетесь?!

Я снова попыталась подняться с кресла…с Германа, но он сжал меня с неимоверной силой, заставляя остаться на месте. Он повернул нас обоих лицом к двери.

– Ян, тут такое дело…– обратился ко мне Ваня.

– Что случилось? – чувствуя себя крайне неудобно в моральном смысле, уточнила я.

– Тут Филин приехал.

– Ты же говорил, что начальства сегодня не будет, – вспомнила я его слова.

– Ну, вот объявилось. Он тебя вызывает.

– Зачем? – испугалась я.

– По поводу лечения…твоего…пациента.

– А могу я отказаться?

– Ну, да, конечно, у тебя тут общество куда интереснее.

Он кивнул на Германа.

– Я зайду к нему через десять минут, – проследив за его взглядом и, остановившись на своем подопечном, ответила я.

– Хорошо.

12.17.

Высвободившись из объятий Германа, я покинула палату, поднялась в кабинет главврача.

– Вызывали, Николай Васильевич?

– Да, присаживайтесь.

Он был чем-то занят, но, отложив свои дела, обратил на меня внимание.

– Будьте добры объяснить мне, почему Вы отменили всю терапию Верскому?

– Я решила предпринять радикальные меры в его лечении.

– Да? И какие же? Книжки ему читаете?

– Нет.

– Что тогда?

– Психологические способы.

– Если Вы не в курсе: психология – наука, изучающая психику здоровых людей. Понимаете? Здоровых! А Вы используете её методы для больного!

– Дайте мне шанс. Вы столько лет лечили его по традициям психиатрии. Осталось всего чуть меньше двух месяцев. Ни Вам, ни ему больше нечего терять. Так почему бы не поступить безрассудно и изменить правила этой игры?!

– Тогда еще один вопрос. Ответите на него?

– Разве я могу поступить иначе?

– Какие у Вас отношения с Вашим подопечным?

– Дружеские, – испугалась я.

– Только ли?

– Позвольте узнать, к чему этот вопрос?

– Младший персонал слухи распускает…

– Ммм…ну, пускай.

– Это неправда?

– Им виднее.

– Ладно. Вы свободны.

Я вышла из кабинета и прижалась к стене.

«Пронесло…» – подумала я.

12.30.

Обед. Герман сидел за столом, а я напротив него. Ваня принес поднос для пациента и оставил нас вдвоем.

Мне есть не хотелось вовсе – похмелье душило разум. Зачем нужно было столько пить?

Мой подопечный с опаской посматривал на меня, словно ждал моего рассказала о том, что произошло в кабинете у Филина.

Он доел суп. Я улыбнулась настолько ласково, как только могла, зажала пальцами салфетку и промокнула левый уголок его рта. В этот момент он осторожно взял меня за запястье. Шансов вырваться не было, к тому же у меня и не возникало такого желания.

Я вдруг осознала все свое преимуществоперед другими сотрудниками клиники. Он вряд ли позволил бы им находится так часто, так близко к его телу, касаться его и безнаказанно расстегивать ремни на его конечностях. Они не могли бы входить в его мир, как к себе домой, засыпая каждый раз, что позволено было только мне.

И ещё… он смотрел на меня так, как не смотрел ни на одного человека за всю свою жизнь: властно, ласково, заботливо, нежно, понимающе, с любовью и надеждой.

Лишь сегодня я поняла, насколько я ему близка и важна для него. В этом взгляде… было нечто большее, чем просто привязанность… В нем скрывалась тайна, которая уже не являлась таковой для меня, потому что я знала ответ на самый главный вопрос окружающих «Что между вами?» – гармония.

13.07.

Пока я была с Германом в столовой, Ваня проветрил палату, а уборщица «прошлась» влажной тряпкой по горизонтальным поверхностям.

– Ты опять будешь с ним спать? – спросил у меня санитар, протягивая мне ключи от ремней, пока я придвигала пустую кровать к кровати Германа.

Мой подопечный недовольно взглянул на говорившего.

– Да, – ответила я. – Ты против? Или желаешь присоединиться?

– Ни то, ни другое! Делай, что хочешь! Ты же его врач!

Ваня нас покинул. Я поудобнее забралась на постель, прижалась щекой к груди Германа. Он был не пристегнут, поэтому беспрепятственно обнял меня.

Сон долго не шел, и мы просто лежали и смотрели вперед.

13.49.

Мы сидели вместе за большим столом возле домика Германа и пили вишневый чай.

– Может ты все-таки расскажешь, что я натворила этой ночью? – попросила я.

– Зачем? – удивился он. – Чтобы ты злилась на саму себя?

– Неужели все так плохо?

– Ну, может быть, если бы это происходило в реальности, то выглядело это не так… ужасно, как в моем мире.

– Интригуешь!

– Ладно. Расскажу. Ты была порядком пьяна…

– Это я знаю.

– В реальности это выглядело. Полагаю, как будто взрослая девушка напилась и всё. Здесь же перегаром несло от шестнадцатилетней девчонки. Ты выбежала на обрыв, раскинула руки, пела песни… Распугала всех животных! Я тебя пытался унести оттуда, но ты стойко сопротивлялась. Когда мне всё-таки удалось притащить тебя сюда, ты залезла на этот стол, что-то танцевала. Я порядком устал и сел в кресло. Ты, опустившись на колени и, все еще находясь на столе, поползла ко мне, сняла с меня сюртук, расстегнула рубашку, села на меня… Ну, то есть на мои колени и сказала, что хочешь, чтобы я потанцевал с тобой. «Хочу грязные танцы!» – кричала ты. Слава Богу, мы не успели. Ты проснулась.

– Боже мой! Так вот, почему ты предложил потанцевать в реальности! – догадалась я.

– Потому что мы не сделали этого здесь, а ты очень хотела.

– Судя по твоему рассказу, хотела я не совсем «потанцевать».

– Опустим эту подробность.

Мне так много нужно было ему сказать, что-то у него спросить… В моей голове крутились в бешенном темпе вопросы, которые я не была способна произнести вслух. Он первый прервал неловкое молчание.

– Чувствуешь ли ты в себе жизнь? Ты ведь давно не одинока! Знаешь, моя девочка, я никогда не оставлю тебя, и ничто нас не разлучит!

– Твои слова… – я тяжело вздохнула. – Я ведь могу себе представить, чем закончится наше безумие. Ничем хорошим, ты же и сам это понимаешь. Вот только… Сердце говорит одно, а разум просит меня остановиться, сделать несколько шагов назад, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны… Я разрываюсь на куски, между доводами рассудка и собственной души.

– Прекрати сопротивляться и позволь мне просто быть, потому что, хочешь ты этого или нет, я уже никогда не исчезну! А, впрочем, у тебя и выбора-то нет.

Минут десять мы сидели молча и пили чай. Потом он посмотрел на меня.

– Тебе пора познакомиться с моими друзьями, – произнес он. – Они будут с минуты на минуту.

– Среди них есть мужчины? Или у тебя здесь одни… бабы?

– Ревнуешь?

– Нет, просто одна из твоих подруг меня порядком напрягает.

– Она тоже придет. Вы пообщаетесь и подружитесь. Вот увидишь.

– Женской дружбы не бывает! – напомнила я.

– Ну, у тебя же есть подруги.

На тропинке, ведущей из леса, показалась чья-то фигура.

– А вот и первый гость! – воскликнул Герман.

Через несколько мгновений за столом оказался мужчина лет 35, элегантно одетый в строгие черные брюки и белоснежную рубашку. Он придвинулся ближе ко мне, назвал свое имя – Владимир.

– Да, – протянул Герман, сидя во главе стола по правую руку от меня в полуметре, – но мы зовем его Лордом.

– От чего? – поинтересовалась я.

– Так сложились традиции.

Сделав глоток чая, я обнаружила напротив себя нового гостя. Ему было лет 45 и звали его Франц – вероятно, из-за легкого французского акцента. Его одежда отличалась от той, которую носил хозяин этого мира и Лорд. На нем была черная футболка и синие джинсы.

Следом приехала на какой-то чуднóй трехколесной карете старушка лет семидесяти. На ней было старинное платье, которое оказалось изрядно поедено молью, а еще под юбками скрипели фижмы. Имя её было – Изольда. Она все время ворчала, сидя в глубоком кресле, на мгновение проваливалась в сон, а потом снова жаловалась на погоду, общество и быстро остывающий чай.

Через минуту напротив Лорда показался мальчишка лет 12. Герман называл его «щенком».

– Почему? – спросила я.

– Везде лезет, сует свой нос и скулит по поводу и без повода, – пояснил он.

Я заметила некоторое волнение среди своих новых знакомых, особенно лиц мужского пола. Они нервно начали оглядываться по сторонам.

– Они сегодня опоздают! – успокоил их Герман.

Франц разлил всем новую порцию чая.

– Кто опоздает? – уточнила я у хозяина.

– Увидишь, – ответил он мне и слегка улыбнулся.

– Твои бабы? – догадалась я.

Он не стал обращать внимание ни на меня, ни на мой тон, а спокойно сделал глоток и завел разговор со своими друзьями на какую-то причудливую, даже нелепую, тему: «Что будет, если сжечь воду в ручье?»

Их спор не умолкал, пока мне не надоела эта чушь.

– У вас ничего не выйдет! – заключила я.

– Почему? – удивился Лорд.

– Потому что вода не горит!

– Еще как горит! – возмутился Франц.

– Если в ней нет горючих веществ, например, нефти или бензина, то огонь потухнет! – пыталась доказать я.

Они засмеялись так, будто это я несла бред, а не они.

Герман взял меня за руку.

– Девочка моя, ты в волшебном мире. Здесь воду можно сжечь, а воздух рассыпать. Не старайся «подогнать» всё под логику.

Я встала из-за стола и возмущенно посмотрела на своих собеседников.

– Что за сказки тут у вас… творятся?

Герман взял чашку из-под чая, налил туда чистой воды из кувшина, а Лорд протянул ему спички.

– Смотри, – произнес хозяин.

Перевернув кружку, он начал медленно лить воду на огонь. Пламя в прямом смысле «съело» жидкость и продолжало гореть.

– Что за ерунда? – удивилась я.

Я мельком взглянула на тропинку, ведущую из леса. По ней к нам двигались три изящных фигурки. Одну из них я узнала сразу – Ангелина – любовница Германа. Об остальных догадаться было нетрудно.

Они подошли к нам.

Белокурая красавица в платье до колена, юбка которого имела пышные сборки, села рядом с Лордом (по левую его руку, так как по правую сидела я) и обняла его. Звали ее – Венера.

Рыжеволосая бестия села с Францем, положив руку на его плечо. Имя ей – Агния.

Третья же, та, что выводила меня из состояния покоя, разместилась на правом колене Германа, обвив его шею руками. Её черные длинные волосы спадали с её плеч на слегка приоткрытую белую грудь.

«Забавно» – подумала я и посмотрела на Изольду, которая спала в своем кресле и не возмущалась поведению молодежи.

Мне стало противно. Я отвернулась от парочки, что находилась справа от меня.

– Эй, малец, – обратился Лорд к мальчишке, – иди домой. Тут тебе больше нечего делать!

Щенок убежал.

– Я так понимаю, что и мне пора, – решила я не продолжать мучить своё сердце.

– Нет, останься, – приказал Герман, после чего взял на руки Ангелину и вместе с ней скрылся в своем домике.

Я услышала, как щелкнул замок входной двери.

Лорд и Венера, Франц и Агния тоже разбрелись по своим удаленным укромным местам.

Я осталась наедине с чаем и храпящей Изольдой, сидевшей в паре метрах от меня. Мне на мгновение представилось то, что сейчас происходит за стенами лесного домика Германа. Меня затошнило. Слезы начали подкатывать всё ближе.

Старушка громко вздохнула и проснулась.

– Чего ты плачешь, деточка? – спросила она у меня.

– Устала, – ответила я и вытерла слезу.

– Разве от усталости плачут?

– Плачут.

– А где все остальные? – оглядываясь по сторонам, уточнила она.

– Ушли.

– Куда?

– Придаваться грезам любви…

– А ты чего?

Я только больше заплакала.

Изольда посидела со мной еще немного, а потом уехала на своей карете в глубь леса.

Я легла на скамью и уснула.

– Малышка! Малышка! Проснись! – раздавался знакомый голос, так нежно звучавший рядом.

Я открыла глаза и увидела перед собой Германа, сидевшего на краю огромной кровати и, державшего меня за руку. За его спиной стояла Ангелина с растрепанными волосами, укутавшаяся в одеяло.

– Где я? – как-то чуждо раздался мой голос.

– В моей спальне. На моей кровати, – ответил он.

– Что случилось?

– Ты отключила сознание…– осторожно булькнула девушка.

– Ясно, – ответила я и села, прижавшись спиной к изголовью. – И ты принес меня на ваше ложе плотских утех! Пожалел меня?!

Герман, полностью утонув в удивлении, смотрел на меня широко открытыми глазами

– Начнем с того, что, то самое ложе, о котором ты говоришь, находится на первом этаже в гостиной. Это диван. Потому что, даже самой прекрасной обитательнице здешних мест, не позволено осквернять своим телом эту постель.

– А я здесь лежу лишь потому, что я не отсюда?

Он внимательно посмотрел на меня, затем повернулся к Ангелине.

– Выйди! – приказал он ей.

– Но… – возразила она.

– Я сказал, выйди!

Девушка покорно удалилась и закрыла за собой дверь.

– Видишь ли, – с бесконечной заботой в голосе заговорил он, – тебе позволено здесь быть, потому что я так хочу.

– Пусть твои шалавы выполняют твои прихоти. Я не стану!

– Да, они – шалавы, поэтому их территория – диван в гостиной. Тебя не должен удивлять тот факт, что тебе позволено намного больше, чем им.

– Больше? Это даже не смешно!

– Ты хочешь со мной переспать? Это предел твоих мечтаний?

Я вздрогнула, а сердце почему-то забилось сильнее.

– Да не хочу я с тобою спать! По крайней мере, не сейчас. Просто прошу тебя, не нужно демонстративно играть с Ангелиной!

– Ревнуешь?

– Допустим… Даже нет! Не допустим! Да! Ревную!

– Санитар рассказывал, что персонал и некоторые пациенты ходят в тренажерную комнату, которая находится на первом этаже клиники…

– И что?

– Мне нужно восстанавливать мышцы.

– Ладно. Попрошу главврача.

Он прошел по спальне, а потом снова сел рядом, но на этот раз куда ближе.

– Если тебя что-то не устраивает, ты говори это в тот же миг. Мы связаны с тобой. И, если тебе плохо, то я тоже чувствую душевный дискомфорт.

– А что с Ангелиной?

– Деловые отношения. Никаких обязательств.

– Как пошло!

– Я скрыл от тебя подробности.

– Премного благодарна!

Я тяжело вздохнула, вспомнив его в объятиях девушки.

– Что-то не так? – забеспокоился он.

– Поцелуй меня, – желая, то ли утвердить на него свои права, то ли просто развеять боль, попросила я.

Его губы коснулись моих. Стало безумно тепло и сладко. Захотелось жить! Плевать на Ангелину! Всё проходит, и это пройдет!

16.07.

Сон расплылся серой паутинкой по палате. Герман ровно дышал совсем рядом. Я прислушалась к его сердцебиению. Оно было таким осторожным, что мне показалось, будто он стучит в закрытую дверь моего сознания.

16.22.

Еще 15 минут беззаботности в его объятиях… Надо вставать, а то о нас с ним и так много болтают.

16.30.

Он проснулся, прижал меня сильнее к своей груди. Нет. Я никуда не уйду. Эту ночь, определенно, я проведу в клинике.

– Прогуляемся? – предложила я, сев на кровати.

Герман кивнул мне в ответ и улыбнулся.

16.49.

Ваня вывез его в сад на кресле-каталке и уже собирался уйти, но я его остановила.

– Можно задать тебе пару вопросов?

– Конечно! – с радостью отозвался он.

– У вас здесь есть тренажерный зал? Где он находится? И можем ли мы начать возить туда пациента с завтрашнего дня?

– Он находится на первом этаже. Пациенты его посещают, но обязательно под присмотром.

– Второй вопрос – кто сегодня ночью дежурит, а то я хочу остаться тут.

– Кому еще, кроме меня дежурить? Нет, есть, конечно, варианты… Но сегодня – я.

– Хорошо. Спасибо.

Он удалился, оставив нас в саду вдвоем. Я села на скамью и посмотрела на своего подопечного.

– Ничего не хочешь мне сказать?

Он заглянул мне в глаза и бесшумно зашевелил губами.

«Спасибо» – прочитала я

– За что?

«Ты столько делаешь для меня в реальности… А я не способен сделать тебя счастливой даже в своем мире…»

– Тебе достаточно быть рядом.

«Разве тебе этого хватает?»

– Ты можешь предложить нечто большее?

«Пока сижу в этом кресле… и не имею способности разговаривать вслух… Нет. Не могу».

– Тогда закроем эту тему. Какие у тебя планы на завтра?

«Я – мясо» – засмеялся он.

– Что это значит?

«Со мною, что хотят, то и делают».

– Заманчивое предложение.

«Маленькая развратница!» – прочитала я на ухмыляющихся губах.

– И все же?

«Завтра в четыре вечера обычно пациенты принимают душ».

– Понятно.

«Ты… Остаешься на ночь?»

– Ты против?

«Зачем?»

– Чего ты боишься?

«У меня могут быть приступы».

– О чем ты?

«Ночью у меня начинаются приступы безумия… Придется пристегивать к кровати».

– Не придется.

«Ты смелая что ли?»

– Ну, что-то вроде того.

«Или бессмертная?»

– Я тебе доверяю.

Он улыбнулся и замолчал.

17.41.

Мы все еще сидели в саду.

– Почему именно Ангелина?

«Что же она тебе покоя не дает?»

– Просто интересно.

«Выполняешь мою просьбу?»

– О чем ты?

«Лжешь мне».

– Нет. Говорю правду. Почему именно она? Венера и Агния куда красивее ее.

«Я так захотел. Дал ей преимущество перед остальными».

– И в чем же оно заключается?

«Она спит с тем, кто выдумал всех их. Я, своего рода, творец».

– Сделал из нее «элитную шлюху»?

«Малышка, что опять не так? Я, кажется, все тебе объяснил. Чего ты еще от меня хочешь?»

– Прости.

«Тебе не за что извиняться. Это я во всем виноват. Ты – девушка, и твоя ревность естественна».

– Зачем ты делаешь мне больно? – я не смогла сдержаться и заплакала.

Герман подался вперед, дотронулся до моих коленей. Я не смотрела на него – веки были опущены, но я чувствовала на себе его ласковый взгляд, теплые прикосновения.

Он слегка ущипнул меня за кожу чуть выше сустава, и я открыла глаза.

«Ты чего, маленькая моя?»

– Ты называешь меня «своей», а сам не принадлежишь мне…

«Тебя только это беспокоит?»

– Разве этого недостаточно?

Он тяжело вздохнул и отвернулся, размышляя о чем-то.

«Неужели твои гормоны – наиболее сильный аргумент против моего к тебе отношения?»

– При чем здесь гормоны?

«Ты же в медицинском учишься. Знаешь, наверное, что у человека, помимо сознания, есть подсознание и физиология. Так вот… Твое тело хочет нечто большее, чем невинные объятия и поцелуи. Разум же отвергает такую возможность. Ты же знаешь, я не против удовлетворить твои потребности… Но ты сама не будешь ли жалеть потом и винить себя в безрассудстве?»

– Буду.

«Тогда терпи» – улыбнулся он и отодвинулся от меня.

Я не хотела его как мужчину… По крайней мере, сейчас. Я прекрасно все осознавала. Мне просто было нужно знать, что он мой, что он не принадлежит никакой Ангелине, и она ему не нужна. Меня душил чисто-женский эгоизм.

– Сидят, – послышался голос санитара, – и даже не думают идти на ужин.

18.14.

Мы приехали в столовую. Ваня поставил поднос перед Германом и сел рядом со мной. На тарелке был рассыпан рис, и чернела котлета. В стакане был вскипяченный чай с жутким запахом имбиря.

– Тебе чего-нибудь принести? – спросил у меня санитар.

– Если только воды… – протянула я, не желая вкусить даже самые восхитительные блюда мира.

– Там еще яблоки есть.

– Нет, спасибо.

Через минуту передо мной стоял стакан с водой.

«Ты так совсем исхудаешь!» – заметил Герман.

Я улыбнулась.

– Ты чего? – удивился Ваня.

Я не стала отвечать ему, но обратилась к своему подопечному.

– Может я отъеду на полчаса?

«Зачем?»

– Ну, заеду домой, переоденусь, возьму пижаму… Закажу пиццу, и мы вместе нормально поужинаем…

«Если ты так хочешь…»

– Ты сама с собой разговариваешь? – испугался санитар. – Или на самом деле понимаешь его?

«Скажи, что умеешь видеть то, чего ему не дано» – подсказывал мне Герман.

– Я умею читать по губам, – перефразировала я.

– Полезный навык! – заметил Ваня.

18.42.

После того, как мы отвезли пациента в палату, я, взяв свой рюкзачок, села в машину и направилась в город.

В пиццерии было много народу. Я оплатила заказ на «Маргариту» и сказала, что заеду за ней через 20 минут.

18.50.

Я забежала домой, нашла в шкафу шорты и большую футболку, чтобы спать в этом ночью. Затем сняла платье и надела другое – более удобное.

Заварив вкусный фруктовый чай, я залила его в термос, выключила газ, свет, схватила пакет с одеждой и, закрыв входную дверь на ключ, спустилась к машине.

Через несколько минут я заехала в пиццерию, забрала заказ и направилась за город.

19.12.

Солнце еще не село, но уже прохлада завладевала землей. Ветер играл с деревьями, словно с бумажными куклами.

Я прошла за ворота, поднялась по лестнице. Герман сидел у кона в кресле-каталке. Ваня расправлял простынь на кровати.

Я прошла к столу, положила на него большую картонную коробку с пиццей, поставила термос.

– Вань, присоединяйся! – предложила я санитару. – Только найди еще пару кружек.

Человек в синем костюме вышел из палаты. Я села напротив своего подопечного. Он устремил на меня свой внимательный взгляд.

– Что-то не так? – раскрывая коробку и, раскручивая термос, спросила я.

«Мне до сих пор не верится, что ты решила провести ночь здесь».

– Всё когда-нибудь случается в первый раз.

«Главное, чтобы потом не было больно».

– Ничего страшного. У меня высокий порог чувствительности.

Ваня снова показался в помещении. Я разлила чай по кружкам и раздала всем по куску пиццы.

20.03.

Поздний ужин был окончен. Через час по расписанию планировался отбой.

– Как с Настей дела? – поинтересовалась я у санитара, когда тот мыл кружки в комнате для персонала.

– Вы с ней хорошие подруги?

– Не так, чтобы очень…

– Ты с ней, наверное, очень редко общаешься…

– Почему ты так думаешь?

– Ян, давай начистоту? – предложил он, выключив воду.

– Давай, – согласилась я.

– Она… как бы это помягче сказать?

– Говори, как есть.

– Недалекая, что ли…

– То есть тупая?

– Ну, можно и так…

– Не могу не согласиться.

– Она же ничего не знает! Абсолютно! С ней говорить не о чем! Она считает, что «гильотина» – это блюдо итальянской кухни.

– Хах, итальянцы, конечно, извращенцы, но не до такой степени!

– Я знаю. Она учится так же?

– Ну… Когда ее спрашивают, что делать при желудочном кровотечении, она весело и смело отвечает, что надо положить горячую грелку.

– Бог ты мой! Она же – потенциальный убийца!

– Но может она еще изменится?

– Не знаю. Думаешь, стоит подождать?

Я пожала плечами.

20.21.

Я зашла в палату, улыбнулась Герману, взяла пакет с одеждой и направилась в санузел, чтобы переодеться.

Через пару минут я вернулась, но ни Германа, ни Вани не было в помещении.

20.32.

Санитар вернул пациента на кресле в палату.

– Где вы были? – поинтересовалась я.

– Умывались, – ответил Ваня, подвез мужчину к кровати, помог ему переместиться на нее.

– Не пристегивай, – попросила я.

– Опять смелую из себя строишь?

– Немного, – улыбнулась я, подошла к кровати, поправила подушку.

«Пойдем со мной!» – прочитала я по губам.

– Куда? – спросила я.

«Домой…»

Я улыбнулась, и в этот момент стало бесконечно тепло, словно укрыли пуховой шалью. Захотелось сделать глубокий вдох. Странно, но в ту секунду я вдруг осознала, что нигде не чувствую себя дома – ни у родителей, ни в своей квартире. Быть может, мой дом там, где Герман?

20.44.

На улице сгущались сумерки. Ваня зажег ночник, пожелал нам спокойной ночи и ушел. Я придвинула пустую кровать к той, на которой лежал Герман, выключила лампу, сняла балетки и залезла на постель.

Я села поближе к нему, поджав ноги и, упершись коленями в его бок.

– Как бы мне хотелось, чтобы хоть малая доля того, что происходит с нами в твоем мире, случилась здесь.

На улице почти стемнело, но яркая луна настойчиво освещала лицо Германа.

«Там мы можем быть теми, кем хотим», – прочитала я по губам.

– Ты думаешь, что я хочу быть девочкой – подростком в кукольном платье?

«Тебе идет этот образ».

– Так ты с самого начала видел меня такой? Как только я зашла в твою палату?

«Боже, до чего ты любопытная!»

– Не уходи от вопроса! – обиделась в шутку я.

«Я и не думал!»

21.01.

– Как говорит моя подруга Женя, – устраиваясь поудобнее в его объятиях, бормотала я, – после плотного обеда, по закону Архимеда, чтобы жиром не заплыть, надо срочно покурить.

Герман дернулся и отстранился от меня.

«Ты куришь?» – прочитала я на лице, полном удивления.

– Нет. Это она курит.

«Смотри у меня!»

– У тебя? – возмутилась я. – В каком смысле?

«Я не переношу табачного дыма. Особенно на тебе!»

– Но на мне его никогда и не было.

«И не будет!» – мне показалось, что, если бы он всё это говорил вслух, то эту фразу обязательно бы крикнул.

Я уткнулась лбом в его ключицу, вдохнула его запах и закрыла глаза.

03.08.2006 – четверг

1.33.

Меня что-то сильно толкнуло в бок. Я испуганно открыла глаза и увидела, как Герман «душит» подушку. Он стонал. На лбу проступил пот. Мне стало жутко, но я, поборов все страхи, приблизилась к нему и обняла за плечи.

– Тихо, тихо… – шептала я ему в ухо, словно убаюкивая.

Что ему приснилось, я не знала. За эти четыре часа он не соизволил впустить меня в свой мир.

Я держала его голову, так что она была в моих руках, прижатая к моей груди. Я осторожно покачивалась из стороны в сторону, будто укачивала ребёнка.

Он открыл глаза и вгляделся в мое напуганное лицо.

«Спасибо!» – прочитала я.

– За что?

«Я чуть было не погиб в реальности, сражаясь во сне с самим собой».

– Впусти меня в свой мир, – просила я его, словно портал в наших фантазиях был закрыт для меня.

«То, чего ты не знаешь, чего ты желаешь, имеет высокую цену…»

Он обхватил руками меня и прижался своими губами к моим. Я плакала от бессилия. Я хотела его защитить, но у меня ничего не получалось. Если в реальности мои попытки оградить его от зла венчались успехом, то в его собственном мире я не имела никаких сил. Как я могла защитить его от самого себя?

2.08.

Я сидела за столом по левую руку от Германа, и пила чай.

– Что, сегодня опять придут гости? – поинтересовалась я у него.

– Не знаю, – задумчиво произнес он.

– Что-то не так? – забеспокоилась я.

– Ангелина куда-то исчезла… То есть, не исчезла, а старательно меня избегает…

– Может быть ревнует? – делая очередной глоток горячего напитка, съязвила я.

Он грустно улыбнулся и отодвинул от себя чашку с чаем.

За столом показался Франц и Агния. Через минуту к нам присоединилась Изольда, а еще через некоторое время Лорд и Венера.

– Где Ангелина? – спросил у девушек Герман.

– Она… – протянула рыжеволосая особа. – Заболела.

– Да! – подхватила блондинка. – Очень страшной болезнью!

– Сифилисом, что ли? – усмехнулась я, поперхнувшись чаем.

Девушки недовольно на меня посмотрели.

– Не смешно! – заключила Венера.

– Хватит! – остановил всех Герман и, встав из-за стола, прошел мимо нас к лесу.

Тропинка увела его прочь и скрыла от наших глаз.

– Бедный, – сочувственно произнесла Агния, – как тяжело ему приходится без нее!

– Зачем она только играет с ним? Знает, чем это грозит! – поддержала разговор ее подруга, после чего они обе зачем-то посмотрели в ту сторону, куда он ушел.

«Плохо ему, значит, без нее! – обиделась я. – Посмотрим, как ему без меня будет!»

Я встала со своего места и направилась в лес, но только не по тропинке, куда ушел Герман, а в противоположном направлении. Прямо по бурелому.

Я долго шла, ободрала все ноги, вспомнила все ругательства, которые только знала (при чем не только на русском, но и на немецком, английском и латинском).

Лес внезапно оборвался и передо мной предстала небольшая опушка, по середине которой расположилась изба. Ну, как изба… На самом деле это был двухэтажный уютный деревянный домик. Под небольшим навесом, визуально отделявшим первый этаж от второго, были сложены поленья: аккуратно, друг на дружку, бережною рукою. Рядом с поленницей, но под открытым небом, стояла колода⁷, в нее был воткнут топор.

Из-под навеса вышел мужчина, который мне показался ровесником Германа. Его торс был обнажен. На нем были только черные брюки и ботинки такого же цвета. Мощные руки выдернули топор из бревна, установили на плаху полено, размахнулись и разрубили кусок древесины пополам.

Он, словно почувствовав мое присутствие, повернулся ко мне.

– Кто к нам пожаловал! – воскликнул он, с силой вонзив лезвие топора в колоду.

– Здравствуйте, – бесцеремонно разглядывая его мышцы, ответила я.

– Ну, добро пожаловать! – подняв с груды бревен белую ткань, которая оказалось рубашкой, произнес он и, махнув мне рукой, пригласил в дом.

– Есть хочешь? – поинтересовался он, указав мне на кресло в гостиной.

– Нет, спасибо, – отказалась я и села на предложенное место.

– Вина? – спросил он, закатав рукава рубашки.

– Вы разве не видите, что мне всего-то лет 16?

– Ты что, даже не знаешь своего возраста? – удивился он, взяв бокал с кроваво-алой жидкостью и, придвинув мне второй по журнальному столику, сел на диван в метре от меня.

– Знаю. Только в настоящем мире мне 22, – взяв бокал в руку, ответила я, – а здесь… Я даже не знаю, кто я.

Он усмехнулся.

– Что-то не так? – задала я ему вопрос.

– Нет, все в порядке. Просто… Ты – Алиса в стране чудес.

Он замолчал.

– Кто же с тобой так жестоко поступил? – наконец спросил он.

– Герман…

Его даже передернуло. Он сразу стал серьезным и сел ровно, даже немного подался вперед.

– За какие такие грехи хозяин на тебя прогневался?

– Боже! – закричала я от безысходности. – Почему вы все его так боитесь?!

– Замолчи, – шепнул он мне, затем встал и прошел по комнате.

Я боялась издать хотя бы звук. Он наконец вернулся на диван и внимательно посмотрел на меня.

– Так почему ты здесь? – желая успокоиться, уточнил он.

– Я обиделась на него.

– За что?

– За Ангелину.

– А она-то, что натворила?

– Спит с ним. Теперь избегает его. Он волнуется, переживает, страдает…

– И не замечает маленькую девочку, которая ради него на всё готова… – догадался он.

– Ну, можно и так сказать.

– Пей, давай! – кивнув в сторону полного бокала, приказал он.

– А Вы кто? – наконец опомнилась я.

– Я – Элим. Это древнееврейское имя.

– И что оно означает?

– «Немота, молчание». Кстати, говори мне «ты». Я не такой уж и старый.

– Сколько тебе лет?

– 34.

– Понятно.

Я сделала глоток вина. Камин распространял тепло. Я осмотрела гостиную. На полу были шкуры, на стенах головы диких зверей.

– Ты охотник? – спросила я.

– Немного, – усмехнувшись, ответил он.

– Я скоро пойду. Придется вернуться, как бы мне это не было противно… – с сожалением пробормотала я.

– Можешь остаться, – внезапно заявил Элим.

Я не стала ничего отвечать. Мне было все равно. За окнами стемнело. Хозяин дома проводил меня в спальню на второй этаж. Он укрыл меня теплым пледом и спустился вниз.

Посреди ночи внизу раздались крики и стук. Я осторожно спустилась по лестнице и увидела, как Герман, прижав Элима к стене рядом с дверью, пытается узнать у него, что случилось со мной. На улице с факелами стояли Лорд и Франц. Они ждали своего друга.

Хозяин дома что-то ответил и Герман стремительно побежал на второй этаж. Я к этому времени уже успела спрятаться в темноте спальни.

Он ворвался в комнату, позвал меня, но, увидев распахнутое настежь окно (я позаботилась об этом), спустился вниз, сказал, что я сбежала и, выйдя на улицу, отправился искать меня.

Когда голоса трех мужчин затихли, я показалась в гостиной. Элим посмотрел на меня и тяжело вздохнул.

– Прости, что принесла тебе неудобства, – извинилась я.

– Ничего страшного, – улыбнулся он, – только тебе здесь больше нельзя находиться.

– Куда мне теперь?

– Я отвезу тебя к… – он посмотрел в мою сторону.

– К Ангелине? – догадалась я.

– У тебя нет другого выбора. Там он тебя искать не станет.

– Как ты меня отвезешь?

– На себе.

– Что это значит?

Он вывел меня на крыльцо, разбежался и прыгнул на землю. Передо мной предстал огромный черный волк.

– Садись, – прохрипел он и, подняв лапу, пригнулся книзу.

Я залезла к нему на спину. Шерсть у него была жесткая, грубая. Я обхватила его шею, и он помчался вперед.

Лес мелькал по обе стороны от нас. Мы приехали к небольшому дому. Элим поцарапал лапой дверь. Она распахнулась, и на пороге показалась девушка… женщина в красном платье

– Что случилось? – спросила она у волка.

– Укрой её от хозяина, – попросил мой спутник.

– С какой стати? – возмутилась хозяйка дома.

– Укрой. Я прошу.

Я слезла с волка, и Ангелина провела меня внутрь, после чего закрыла дверь на засов.

– Чего ты от него сбежала? – спросила она у меня, посадив в зале.

– Все равно не поверишь, – вздохнула я.

– Да ладно. Рассказывай, – как-то по-доброму говорила она.

Я недоверчиво посмотрела на нее, но все же решила поделиться своими переживаниями.

– Люблю я его! – заявила я. – Больно только, что он с тобой, а я не при делах.

– Не пора ли нам всем определиться?

– О чем ты?

– Настало ему делать выбор: ты или я.

– А если он никого не выберет?

– Выберет. Я даже знаю кого.

– Кого?

– Тебя.

– Почему?

– Потому что со мной он только спит. Каждое утро, просыпаясь в моих объятиях, он говорит: «Где же моя девочка ходит? С кем она там?». Со мной он физически, с тобой – духовно. Ты станешь взрослой, и вы всегда будете вместе: и в душе, и в теле.

– Что тогда будет с тобой?

– Я – его фантазия. Уйду за сцену, в отставку, а затем умру на задворках его сознания.

В дверь стучали с неимоверной силой. Голос Германа приказывал впустить его.

Ангелина отворила засов, и он ворвался внутрь.

– Почему я постоянно должен тебя искать?! – кричал он на меня. – Ты вечно заставляешь меня волноваться! Ведешь себя, как маленькая глупая девчонка, а потом спрашиваешь, как тебе стать взрослой! Никогда! Слышишь?! Никогда больше так не делай! Поняла?!

Я встала с кресла, прошла на улицу. Он гневно посмотрел на Ангелину.

– Еще раз пойдешь против моей воли – выгоню отсюда!

Она улыбнулась через силу, поправила воротничок его рубашки.

– Прекрати! Мне не нужна твоя забота! – отрезал он, но мы обе чувствовали, как в нем закипает ненависть.

– А что тебе нужно? – спросила она, хотя прекрасно знала, что он сейчас скажет.

Он приблизился к ней, прижал к стене, впился в ее губы своими. Когда он отстранился, она слегка застонала и смахнула пальцем каплю крови с нижней губы.

– Каждый раз ты причиняешь мне боль! – упрекнула она его, говоря не только о поцелуях.

– Мне от тебя ничего не нужно, кроме твоего тела. Ты это знаешь, – сухо добавил он.

– Не причиняй боль хотя бы ей! – кивнув в мою сторону, возразила ему Ангелина.

– Без тебя всё знаю! – бросил он и вышел вслед за мной.

Я повернулась, посмотрела на Ангелину. Она помахала мне рукой, улыбнулась и закрыла дверь. Герман снял с себя сюртук и надел его на меня. Шел снег.

7.15.

Ваня осторожно толкнул меня в плечо.

– Давай, просыпайся. В восемь обход будет.

Я неохотно открыла глаза. Герман лежал на правом боку, крепко обняв меня. Мне было жарко.

Я вытащила руку, подняла её вверх и запустила пальцы в волосы соседа по кровати. Он улыбнулся сквозь сон и раскрыл глаза.

– Доброе утро, – прошептала я.

Ваня вышел из палаты и бесшумно закрыл дверь.

«Малышка, – читала я по губам, – я тебя люблю…»

– И я тебя!

«Как бы я хотел просыпаться так каждое утро!»

– Почему бы нет?

Он тяжело вздохнул.

– Что?

«Кажется, я стал педофилом».

Он засмеялся.

– К этому всё и шло.

«Не думал, что так быстро сдамся!»

– Так! Хватит валяться. Поднимаемся! – строго, но с улыбкой заявил санитар, войдя в помещение.

Я вылезла из объятий Германа, расправила футболку, надела балетки, спрыгнула с кровати.

– Сегодня будем учиться разговаривать, – весело объявила я пациенту. – Ещё, сегодня ты пойдешь в тренажерный зал и…душ.

7.30.

После стандартных утренних процедур я вернулась в палату. Санитар уже привез умытого пациента на место.

– Во сколько завтрак? – спросила я у Вани.

– В восемь.

– И обход в восемь, и завтрак! Какие тут все занятые!

Я заправила свою кровать и отодвинула её к стенке.

– Как прошла ночь? – спросил Ваня.

– Нормально, – ответила я и вопросительно посмотрела на него.

– Не было никаких происшествий?

– Почти нет.

– Что значит «почти»?

– Да так… не суть важно! – мне не хотелось делиться всеми своими мыслями по этому поводу

– Ну, ладно.

7.48.

В коридоре раздались голоса. Я выглянула за дверь и увидела главврача, шедшего вместе с Еремеевым.

– Здравствуйте, Яна! – воскликнул молодой врач.

– Доброе утро! – с большой долей безразличия в голосе ответила я.

– Вы так рано сегодня приехали! – не унимался мой собеседник.

– Я не уезжала со вчерашнего вечера.

– Вы ночевали здесь?

– Вы против?

– Надеюсь не на кровати пациента? – усмехнулся Александр Петрович.

– Нет, на соседней, но вплотную придвинутую к его. Кстати, его фиксирующие ремни были расстегнуты.

– Вы пробовали писать фантастические романы?

– А Вы пособия для жигало – неудачников?

Моему возмущению не было предела. Я вернулась в палату и закрыла дверь.

– Ты сказала им правду? – удивился Ваня.

– Хочешь, чтобы тебе не поверили – говори правду.

– Оригинально.

8.01

В палату зашел Еремеев. Он приблизился к постели пациента.

– А где Николай Петрович? – уточнила я.

– Мы разделились, – ответил он, улыбнувшись мне.

– Ну-ну… – протянула я.

– Как обстоят дела с лечением? – как будто не заметив моих слов, спросил он.

– Как видите, я еще жива! – усмехнулась я и подошла к Герману, чтобы поправить подушку.

– Ну, раз так, то, думаю, будет благоразумно перевести его в общую палату. Рецидивов не случалось уже около года. Он более не опасен для окружающих. Ремни можно снимать.

– Вы с ума сошли, Александр Петрович! – воскликнула я. – Если что-то случится с другими пациентами клиники – виноваты будете Вы!

– Разве я? Вы же его лечащий врач!

– Как у Вас все просто!

– Разве сложно?

– Какой же Вы мерзкий персонаж!

– Возможно, но не Вашей книги! Зайдите после завтрака в мой кабинет – обсудим перевод в общую палату.

Он вышел, забрав всю документацию.

Я села на край кровати Германа. Голова ужасно болела, а слова стекали на кончик языка и застывали горячей смолой, оставляя тяжелые гирьки на слизистой.

Ваня расстегнул ремни на руках пациента. Больше они ему не понадобятся. Все правильно – врач же приказал.

Я почувствовала теплые прикосновения на моей пояснице.

Санитар оставил нас вдвоем.

– Что теперь будем делать? – не поворачивая головы, спросила я.

Было тихо. Мне была нужна его поддержка. Я умирала без его сочувствия.

Я прилегла рядом с ним на самом краю. Он подвинулся и обнял меня. Я сжалась в комочек. Этого больше не повторится. Его переведут в общую палату. Я должна буду надевать белый халат, вести себя, как врач. Боже, зачем?! Почему Еремеев – такая сволочь?! Скотина! Мразь! Козел! Я ненавидела его всем телом, каждой клеточкой… Слеза пробежала по щеке.

Ваня ворвался в палату.

– Так! – заявил он. – Хватит сырость разводить! Поехали на завтрак!

В столовой ничего не изменилось. В помещении стоял прочный запах молочной рисовой каши.

8.43.

Завтрак был окончен. Санитар повез пациента в палату, а я отправилась в кабинет Еремеева.

Он сидел за столом. Я стукнула в дверь и, не дождавшись ответа, прошла внутрь. Сев на пустой стул возле стола, я положила ногу на ногу и недовольно посмотрела на врача.

– Плохие у нас с Вами взаимоотношения, –заметил он.

– Вам виднее, – сухо ответила я.

Он встал, прошел по комнате, остановился за моей спиной, наклонился почти к шее.

– Знаешь, а ведь я могу тебе дать куда больше, чем он, – прошептал он мне в ухо.

– И что же? У Вас анатомия другая? – усмехнулась я.

– О чем ты? – впадая в беспамятство от предвкушения, говорил он.

– Вы родом из Чернобыля? У Вас что-то там… мутировало? – не унималась я, стараясь сдержать свое раздражение и тревогу.

Он схватил меня под руку, вывел из-за стола, подвел к стене, прижал, сдавил слегка горло пальцами.

– Ты же тоже этого хочешь! – рычал он, словно тяжело глотая слюну.

– Отвали от меня, грязный ублюдок! – закричала я и оттолкнула его от себя.

Он опешил, но потом начал надвигаться на меня. Я бросилась к двери, выбежала в коридор, спустилась по лестнице, ворвалась в палату Германа.

«Что случилось?» – прочитала я по губам испуганными глазами.

– Ничего… – тяжело дыша, я застегнула шорты, которые были слегка расстегнуты Еремеевым.

«Не лги мне!» – приказал Герман.

Я села за стол напротив него (он сидел в кресле-каталке).

– Он…он…– проговаривая каждую букву, боясь продолжать, бормотала я.

Мне было ужасно мерзко произносить эти слова.

«Говори!»

– Он хотел меня…

«Не продолжай. Я все понял!»

– Что теперь делать?

«Ничего. Я сам все сделаю!»

– О чем ты?

«Я сказал, что разберусь. Значит, разберусь!»

– Оставь его! Не делай себе хуже!

«Так. Все. Закончили разговор!»

9.27.

– Пошли в тренажерку! – весело говорил Ваня, зайдя в палату.

Мы отправились туда.

Беговая дорожка, велосипед, турники – малая часть того, что здесь было.

– И куда теперь? – спросила я у своего подопечного.

Он улыбнулся и кивнул в сторону шведской стенки.

– Ну, ладно.

Я подвезла его к противоположной стене. Ваня снял с него рубашку, помог подняться

Передо мной предстало обнаженное тело Германа. Для своего образа жизни, он был великолепно сложен.

Он ухватился за турник. Руки напряглись, предоставляя возможность разглядеть каждый мускул. Он был прекрасен. Он был моим, но в тот же миг таким чужим. Каждая его клеточка принадлежала мне и в ту же секунду только ему самому… Или же я была частью него…?

10.15.

Герман изрядно устал. После турника я настояла на том, чтобы он позанимался на велосипеде, поскольку это ускоряло развитие, а точнее восстановление его двигательной активности.

Утомление скопилось не только в его теле, но и в моем. Уставшие и довольные мы вернулись в палату.

– В душ? – спросил санитар.

– Не знаю. Как у вас тут принято?

– Да ладно… – протянул Ваня. – Я отвезу его сам. Скажи санитарке, чтобы постель поменяла.

Он отправился в душевую вместе с Германом. Я нашла санитарку в комнате для персонала, дала ей указание, а сама направилась вслед за Ваней и моим подопечным.

10.23.

В душевой текла вода и раздавался голос Вани. Он что-то напевал и комментировал поведение Германа.

– Сиди ровно! – поправлял он пациента. – Нет. Вставай.

Я заглянула внутрь. Мой подопечный расправил руки, уперся в стены.

Облокотившись на дверной проем, я сложила руки на груди и, как-то отрешенно уставилась на его тело. Он был безупречен. В чем? Не знаю. В нем чувствовалась сила, мощь, энергия. Глядя на него – хотелось жить.

– Прекрати ее кадрить! – упрекнул санитар Германа.

Я очнулась, словно ото сна.

Пациент даже не посмотрел на него.

– Ты испортишь ей жизнь! Она из кожи вон лезет, чтобы тебе угодить. А ты? Кормишь ее чудными снами?

Мой подопечный зло оглянулся и увидел меня за спиной Вани.

«Зачем ты здесь?» – прочитала я по губам.

Санитар тоже повернулся в мою сторону.

– Подглядываешь? – усмехнулся он.

– Конечно. Мне же заняться больше нечем, – фыркнула я.

Перед Ваней стыдно не было. Больше хотелось извиниться перед Германом, но потом, поймав себя на мысли, что я, все-таки, врач, я улыбнулась и ушла.

10.40.

Санитар ввез пациента на кресле в палату. Мужчина, сидевший на каталке, с упреком смотрел на меня.

– Что? – с улыбкой спросила я у него.

Он покачал головой и усмехнулся с какой-то тоской в глазах.

– Так, – встрял Ваня, – обед нескоро. Чем займемся?

– Мы? Книжки почитаем. А ты?

– То есть… Мне свалить.

– Ну, как хочешь.

Мой коллега подвез каталку к столику у окна и вышел из палаты.

«Книжку?» – спросил Герман.

– Если не хочешь – не будем.

«Какую?»

– Я всегда ношу с собой какую-нибудь литературу.

«Давай лучше поговорим».

– О чем?

«О нас».

Я села напротив него и сложила руки перед собой.

– Ну, говори, – предложила я.

«Обсудим твое поведение?»

– Мое? Ты тоже не безупречен! – обиженно заявила я.

«Да, но ты сбежала от меня во сне…»

– Все, что было во сне – остается во сне!

«Ты ревнуешь меня к Ангелине?»

На секунду я вдруг опомнилась. Что за ересь он несет? Я ревную его к его же фантазии?

– Нет, – наконец ответила я, – я прекрасно знаю, зачем она тебе нужна.

«Тогда зачем все эти произвольные выступления?»

– Я – девочка, – по-детски заявила я, – мне можно…

Он не сумел сдержать улыбку, и она радостным лучиком коснулась его губ и глаз.

– Знаешь, – более спокойно начала я, – а ведь ты открыл для меня нечто бóльшее, чем просто свой мир. Ты подарил мне целую вселенную…

«Поэтому мне тесно в своей коже, и я не могу дышать. Иногда кажется, будто мои вены вскрыты, но всё чаще мне становится ясно, что ад так близок, как никогда раньше…»

– Не нужно так говорить… Ты все еще жив и, уж поверь мне, я не дам тебе спокойно умереть.

«Этого я и хотел от тебя услышать…»

10.57.

Я все-таки достала книжку и принялась читать вслух. Это были «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Кажется, Герману понравилось.

12.28.

Мы просидели так полтора часа. Ваня позвал нас на обед, после которого мы снова вернулись в палату и приготовились к дневному сну.

13.42.

Я сидела на диване в гостиной, а Герман ходил по комнате, заложив руки за спину.

– Как бы ты ни старалась искупить свою вину, я все равно крайне огорчен! – отчитывал он меня.

– Хорошо, – согласилась я, – что я должна сделать?

– Ничего, – испугался он, – все, что ты могла сделать –уже сделала.

Он сел рядом со мной и откинулся на спинку дивана.

– Объясни только, почему ты пошла в тот домик?

– К Элиму?

– Да. Почему к нему?

– На самомделе, я не знала, куда идти. Я просто шла по лесу и пришла к нему.

– А у Ангелины ты как оказалась?

– Так он меня и привез.

– На чем?

– На себе…

– Он превращался при тебе?

– Да, а что в этом такого?

– Ничего, – сухо ответил Герман и снова заходил по комнате.

– Да чего ты так нервничаешь? – не вытерпела я.

– Да потому, что до смерти за тебя испугался! Как ты этого не понимаешь?

В дверь постучали. Герман подошел к ней и отодвинул засов.

– Чего тебе? – спросил он у гостя, которого я не могла увидеть.

– Вам просили передать… – протянул еще слабый голосок, по которому я определила, что за дверью стоял тот самый мальчик 12-ти лет, участник первого чаепития, которого хозяин этого мира называл «щенком».

Герман взял что-то у него и вернулся в гостиную. В его руках я увидела письмо.

– От кого это? – спросила я.

– От Ангелины.

Я недовольно «цокнула». Он внимательно на меня посмотрел, а затем развернул конверт. От его взгляда мне стало стыдно за своё поведение. Я вела себя так, словно была маленькой капризной девчонкой.

Он что-то быстро прочитал, схватил сюртук и выбежал на улицу.

– Что случилось? – крикнула я, но не получила ответа.

Захлопнув за собой дверь, я последовала за ним.

Мы выбежали к скалистому обрыву. Он жестом показал мне остаться у границы леса, а сам направился к Ангелине, которая стояла на самом краю. До меня доносились их голоса, заглушаемые шумом моря.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он ее.

– Я здесь больше не нужна! – ответила она.

– С чего ты так решила?

– Герман, я – твоя фантазия и, если я так решила поступить, значит ты этого подсознательно хочешь.

– Ничего подобного!

– Прости, – произнесла она и сделала шаг вперед.

Он схватил ее за руку, затащил обратно. Я кинулась к ним и села на землю рядом с Ангелиной.

– Постой, прошу, – говорила я ей, – ты нужна нам. Что станет с ним, если ты закончишь всё вот так?

– Ты присмотришь за ним, я уверена, – улыбнулась она мне.

– Для этого я должна стать здесь взрослой, а пока ты ему нужнее.

Она молча кивнула головой. Я удалилась, оставив их вдвоем.

Я сидела за столом возле домика и мешала сахар в холодном чае. Мне до сих пор не верилось, что я могла умолять Ангелину остаться с Германом, ведь я её раньше так ненавидела.

Снова подъехала карета Изольды, и старушка перебралась на свое место за столом.

– Опять хозяин со своей барышней развратничают! – проворчала она, словно не заметив моего присутствия.

Через несколько минут она, так и не допив чай, уснула.

– Привет, – услышала я знакомый голос сзади и почувствовала теплое прикосновение на своем плече.

– Привет, – ответила я и, оглянувшись, увидела Элима.

– Чего раскисла? – бодрым голосом выпытывал он.

– Я не раскисла. Просто устала сегодня.

– Не верю. Если врешь, то ври убедительно.

– Ладно. Просто я лишком запуталась.

– А чего тут путаться? Либо любишь, либо нет, – говорил он, будто был в курсе моей проблемы.

– Вот в том-то и дело, что не знаю.

– Ясно всё с вами, с женщинами.

– Много ты понимаешь! – буркнула обиженно я.

– Много… – задумчиво ответил он.

– Поделишься? – заинтересовалась я.

– Не к месту всё это.

– Очень даже к месту. Поделись опытом. Не жадничай

Он сделал глоток чая.

– Фу, какой холодный! – задорно воскликнул он, но, посмотрев мне в глаза, понял, что от разговора не уйти и сменить тему не удастся.

– Ладно, расскажу, – согласился он. – Когда я был совсем молод, я познакомился с девушкой. у нас возникла дружба, которая потом переросла в любовь… Шло время, мы начали готовиться к свадьбе… Она встретила другого и, запутавшись в своих чувствах, пошла к колдунье или к ведьме, теперь это неважно. Та что-то мутила, мутила… В итоге я стал превращаться в волка, а тот, другой, утонул в болоте. Сама ведьма сказала ей, кто останется, с тем и будешь. В каком-то смысле, не осталось никого. Невеста же, осознав свое несчастье, повесилась в свадебном платье. Вот такая история.

– И что же? Ты больше никого не нашел?

– Я больше никогда не разговаривал ни с одной девушкой, кроме тех, кто обитает здесь, пока к моему дому не пришла ты…

– В общем, опять я во всем виновата!

– Разве я тебя упрекнул?

Он внезапно встал из-за стола.

– Что с тобой? – спросила я.

– Хозяин идет. Мне пора.

И правда, как только Элим скрылся в гуще леса, на тропинке, ведущей к дому, показались Герман и Ангелина. Они прошли за стол. Он занял свое место, а она села по правую руку от него, напротив меня.

– У нас был гость? – поинтересовался он у меня.

– Был, но недолго… – виновато созналась я.

– Что ж, следует заметить, что у него повышенный интерес к общению с тобой.

– Может быть, ему просто скучно? Как и мне? – возразила я.

– Ладно, общайтесь. Он мне кажется безобидным.

– Тебе кажется, – усмехнулась я.

– Маленькая моя девочка… – нежно произнес Герман.

Я посмотрела на Ангелину, которая как-то по-доброму улыбалась.

«Мы подружимся» – подумала я и сделала глоток чая.

15.21.

Герман проснулся раньше меня. На улице было пасмурно. Я недовольно поежилась. Кажется, за эти каникулы я высплюсь на несколько лет вперед.

Я внимательно посмотрела на него.

«Что-то не так?» – прочитала я по губам.

– Нет, все хорошо, – ответила почти неслышно я.

Ваня сидел в углу у двери и что-то читал.

– Уже проснулись? – заметил он нашу активность.

– Не до конца, – пробормотала я.

– Что снилось? – поинтересовался санитар, помогая Герману спуститься в кресло-каталку.

– Да так…

– Понятно, – он недовольно посмотрел на пациента, – опять твои штучки!

– Нет. Не его! – попыталась защитить я своего подопечного.

– Ты не всё знаешь! – возразил мне мой коллега

Герман сильно ухватил его за руку.

– Что? Не позволишь сказать ей правду?

Пациент устало вздохнул и отпустил санитара.

– Пойдем, – позвал меня с собой Ваня.

15.43.

Мы пришли в комнату для персонала.

– Что ты хотел мне рассказать? – заинтересованно спросила я.

– Помнишь, я говорил тебе в первый твой день здесь о враче, которая работала с ним, а потом покончила собой?

– Помню. Она сидела в моем кабинете, и ты спросил суеверна ли я.

– Так вот. Она была строга с ним. Пичкала таблетками, вводила нейролептики силой, даже пару раз проводила электрошок. В принципе, лечила традиционно, но с особой злобой и ненавистью к нему.

– И что?

– Она говорила нам, что он каждую ночь приходит к ней во сне. Сначала он просто просил отменить все эти пытки, но она была жестока. И вот, перед её кончиной ей снится сон, в котором он её предупреждает, что дает ей последний шанс. Она его проигнорировала. И на следующий день провела электрошоковую терапию. Следующей ночью она умерла. Находясь во сне, «вышла в окно» с тринадцатого этажа.

– А при чем здесь Герман? – в полном недоумении выпытывала я.

– Он проникает в сны. Понимаешь? Поэтому послушай моего совета, не доверяй ему так безоговорочно, как ты это делала до сих пор.

16.03.

Ваня пошел к своим коллегам, которым нужна была помощь в купировании приступа какого-то буйного больного. Я же отправилась в палату к своему подопечному.

Сев напротив него через стол, я постаралась заглянуть в его глаза. Он старательно их прятал.

«Он тебе всё рассказал?» – прочитала я по губам.

– Что ты подразумеваешь под словом «всё»?

«Про ту врачиху?» – подняв на меня вызывающий взгляд спросил он.

Я прочитала насмешку на его лице. Он ничуть не раскаивался, даже наоборот. В его глазах блеснул огонек презрения ко всему человеческому роду.

– Да.

«И что же? Теперь ты упрекаешь меня за это? Возненавидишь? Будешь относиться ко мне так же, как и она?» – он зло усмехнулся, и я увидела, что он уже готов причинить мне столько же боли, сколько причиню ему я, если встану на её сторону.

– Нет. Я тебя ни в чем не обвиняю.

Его взгляд резко изменился. Сначала он стал растерянным, но потом наполнился надеждой и теплом.

– Ты её предупреждал, – продолжила я, – и не раз. Она была с тобой жестока, ненавидела, издевалась. Ты всего лишь защищал себя. Пусть и доведением до самоубийства.

Он смотрел на меня и улыбался.

«Я думал, что ты не поймешь этого!»

– Ты считал меня глупой? Или таким же палачом, как и она? Разве я произвожу такое впечатление?

«Нет. Кстати, в моем мире тебя ждет сюрприз!»

– Какой?

«Увидишь».

– Что тебя беспокоит? – я пыталась уйти от мысли о том, что он был столь жесток с предыдущим врачом.

«Коснись моего сердца, прошу. Открой мне мою истину, ту, которую я должен знать, ведь я теряю себя, объявляю себе бойкот, отрицаю свое существование! Спаси меня…»

– Я только этим и занимаюсь, – постаралась я успокоить его страх.

Теперь я с нетерпением ждала ночи, а пока мы продолжили развивать его речь.

18.02.

Ваня зашел в палату и позвал на ужин.

Все, как обычно, картошка–пюре и гуляш. Меня вывел из себя этот отвратительный вид еды, и я пошла, взяла порцию для персонала. Поставив ее перед Германом, я отнесла его нетронутый поднос на кухню.

Санитары и повариха недовольно на меня покосились, но ничего не сказали. Мне тяжелее, чем им. Намного.

18.44.

После ужина мы вышли на улицу. Ваня остался с коллегами, а я повезла Германа.

Мне ужасно хотелось узнать, что меня ждет в его мире, но спрашивать его об этом я не стала.

Он молча осмотрел сад. Я подвезла его к скамье, села напротив него.

«Зачем ты идешь против системы?» – поинтересовался он.

– Что ты имеешь ввиду?

«Все эти показательные восстания, возвращение и обмен порций…»

– Меня бесит их отношение к пациентам!

«Научи их относиться иначе…»

– Ты прав. Я должна всё изменить.

Я встала и собиралась пойти, но он меня остановил.

«Куда ты?»

– Изменять мир к лучшему.

«Все уже ушли. Завтра будешь устраивать революцию».

Он потянул меня к себе, и я упала на его колени.

«Потанцуем?» – задорно улыбаясь, предложил он.

– Мы так уже танцевали…

«Я окрепну, и мы потанцуем, как положено… А пока, довольствуйся этим».

Я обвила руками его шею, а он начала вращать кресло в каком-то, одному ему известном, темпе. Я смеялась, радуясь этому.

Мы долго кружились, пока я не почувствовала пристальный взгляд на себе.

Из окна второго этажа на нас смотрел Еремеев. В тот момент мне было плевать и на него, и на сплетни, и на осуждения, и, даже на последствия.

Я освободила одну свою руку, подняла ее вверх и помахала наблюдателю. В тот же миг он отошел от стекла и опустил жалюзи. Теперь я ждала удара в спину.

19.23.

Когда я ввезла Германа в холл, позади меня раздался голос Еремеева.

– Так вот, в чем заключается Ваше лечение! – ехидно произнес он.

– Вам не понять. Такие методы не описаны в учебниках по психиатрии.

Из палаты вышел Ваня и увез пациента.

– Зайдите в мой кабинет, – приказал он.

– Нет, спасибо, – твердо ответила я, – мне хватило прошлого раза.

– Да больно ты мне нужна! – фыркнул мой собеседник.

– Во-первых, Александр Петрович, будьте добры, держать дистанцию! Во-вторых, если бы была не нужна, то вряд ли бы Вы стали распускать свои поганые руки! И, наконец, в-третьих, не забывайте, что я в любой момент могу пойти в милицию и написать на Вас заявление!

– Я решил, – опомнился он от удара ниже пояса, – что в понедельник переведу Вашего пациента в общую палату. Будьте любезны, его подготовить.

– Это еще нужно обсудить с главврачом!

– Делайте, что хотите. Только с понедельника я назначу ему транквилизаторы.

– Не имеете права!

– С чего вдруг?

– Для начала, это мой пациент! И ещё, обострений не было и повода назначать препараты – нет.

– Вы не врач, а практикант. У Вас пациента быть не может! А назначение препаратов я объясню мерой профилактики обострения!

– Если я – практикант, то пациент, которым я занимаюсь, относится к моему куратору. А мой куратор – не Вы, а Николай Васильевич!

Он подошел ближе. Так, что я почувствовала разъяренное дыхание.

– Ты все равно проиграешь! – прошипел он сквозь зубы и удалился.

– Это мы еще посмотрим! – уверенно произнесла я и вошла в палату.

19.35.

Я слышала в коридоре голос Еремеева, который становился всё тише и тише. Он попрощался с охранником и сказал, что завтра его не будет, потому что он уезжает на конференцию.

«Отлично! – подумала я. – У меня будет время поговорить с главврачом!»

«Что с тобой?» – встревоженно спросил Герман.

– Еремеев!

«Опять?»

– Нет, он в понедельник хочет перевести тебя в общую палату. Завтра пойду разговаривать с главным, но надежды нет.

«Все будет хорошо» – заключил Герман.

– Может получится нанять киллера, чтобы он прикончил эту сволочь? – во мне горела ненависть.

«Ты сможешь взять на себя такой грех? Убийство. Ты – не я. У тебя есть совесть, и она будет тебя терзать»

Я улыбнулась через силу. Что я могла ему ответить? Ничего.

20.07.

Я прочитала ему еще несколько глав книги, потом позвонила Женя.

– Алло, – ответила я.

«Чего у тебя голос такой хмурый?» – тараторила она в ухо.

– На работе проблемы, – задумчиво произнесла я и положила голову Герману на грудь.

«С пациентом не справляешься?» – засмеялась она.

– Нет, с персоналом.

Он гладил мои волосы. Я замерла. Мне хотелось отключить телефон, но Женя продолжала что-то говорить, и я не хотела обидеть подругу. Конечно, я могла бы потом перезвонить, сказать, что были проблемы со связью или еще что-нибудь в этом роде… Но ложь бы в этот раз далась мне нелегко.

* Ян, можешь подъехать? – вдруг услышала я.

– Зачем?

* Чайку попьем, может, что покрепче, поболтаем. Я соскучилась…

– Только, если ненадолго…

* На часок!

Я посмотрела на Германа, который из-за абсолютной тишины слышал весь наш разговор.

«Поезжай, конечно, – прочитала я на его губах, – только вернись к десяти».

– Хорошо, Жень, я приеду, – ответила я, выключила телефон, взяла сумку, быстро поцеловала Германа в щеку, ощутив на своих губах легкое покалывание его щетины, выбежала в коридор и позвала Ваню.

– Куда собралась? – весело спросил он.

– Отъеду на часок. К десяти приеду. Посидишь с ним?

– Конечно.

20.24.

– Ну, рассказывай, – потребовала у меня подруга, только открыв мне дверь своей квартиры.

– Да рассказывать, собственно, и нечего, – протянула я, располагаясь на кухне.

– Ну как нечего? А твой псих?

– Он не псих.

– Ладно, ладно. Чай? Или что-нибудь покрепче?

– Покрепче…

– Ууу, подруга, говори.

Женя подала мне кружку с виски, села рядом. Мы «чокнулись» и сделали несколько глотков. Я, покручивая кружку в руках, рассказала ей всё с самого начала.

21.03.

– И что теперь делать? – уточнила она.

– Поговорю завтра с руководителем и, если он не встанет на мою сторону…

– Понятно.

Наступила тишина.

– Да, Янка, вляпалась ты конкретно!

– Знаю.

– Ты хоть его любишь?

– Ох, не знаю, Жень. Все слишком сложно.

21.40.

Поговорив с ней еще немного, я спустилась вниз. Только сейчас я вспомнила, что была за рулем. Несмотря на это, я всё-таки поехала на машине в клинику. «Авось, обойдется!»

21.52.

Я подъехала к воротам, позвонила в домофон, охранник открыл мне калитку.

Ваня сидел в палате и играл в телефон.

Я осторожно открыла дверь, чтобы не разбудить Германа.

– Смелее, – раздался голос санитара, – он не спит!

– А чего свет выключили? – поинтересовалась я.

– Чтобы заснул, но, как видишь, безрезультатно, – расстроенно говорил мой коллега, показывая в сторону моего подопечного.

Я прошла ближе к кровати, опустила рюкзак на пол рядом с изголовьем, сняла ботинки и легла на спину.

– Фух, – выдохнула я, – устала…

– Где была хоть? – усмехнулся Ваня.

Герман взял меня за руку в темноте и недовольно фыркнул.

– Что? – возмутилась я.

«Ты пила?» – с трудом разглядела я в сумраке.

– Немного. Ты же сам разрешил.

«Я разрешал поехать к подруге, поболтать, выпить чай!»

– Ну, чай был очень крепкий.

«И ты вела машину?»

– Герман, не начинай.

Он отвернулся от меня. Обиделся.

– Ян, – снова позвал меня санитар из мрачного угла, освещаемого только тонкой полосой света из-под двери, врывающегося со стороны коридора, – где была то?

– У подруги.

– Выпила что ли?

– Полкружки виски.

– О, неплохо.

– Кстати, – вспомнила я, – как там у тебя дела с Настей?

– Ну, как тебе сказать?

– Да говори, как есть.

– Я стараюсь её избегать.

– Почему?

– Если я скажу тебе правду, ты обидишься.

– Нет. Она мне не подруга, чтобы из-за нее я обижалась на тебя.

– Скажем так, она совсем недалекая.

– В плане? – уточнила я, сев на кровати и, вглядываясь в темноту, рассматривая размытые очертания своего собеседника.

– Она совсем не читает книги, слушает идиотскую музыку, а её друзья… Я промолчу.

– Ладно. Есть у меня ещё один вариант для тебя. Та, у которой я сейчас была и, которая моя настоящая подруга. Это тебе не Настя.

– Подожди. Надо сделать перерыв.

– Ладно, как хочешь, – я откинулась на подушку. – Спокойной ночи.

– И тебе.

Ваня вышел из палаты, о чем засвидетельствовал клочок приглушенного белого света, ворвавшийся из коридора в момент раскрытия двери. Я, повернувшись спиной к спине Германа, который до сих пор на меня «дулся», провалилась в сон, ощущая сквозь него, что мой сосед повернулся и осторожно обнял меня, чтобы не разбудить.

23.17.

Изольда расположилась в своем кресле и равнодушно вязала, прерываясь на сон.

Напротив меня сидел Франц и что-то шептал на ухо Агнии, которая бесшумно смеялась.

– Где Герман? – прервала их я.

– Не знаю, кажется в доме, – ответил мне мужчина.

Я постучала в дверь его домика. Она скрипнула и распахнулась. Он стоял передо мной и хитро улыбался.

– Подожди меня. Я сейчас, – попросил он и скрылся в лабиринте комнат.

Через несколько секунд он снова вышел ко мне, но уже с каким-то свертком в руке.

– Что там? –поинтересовалась я.

– Увидишь! – таинственно ответил он.

– Зачем все эти секреты? – не успокаивалась я.

– Всему свое время!

Он взял меня под руку и повел в сторону тропинки.

– Куда мы идем?

– К усадьбе.

– Зачем?

– Надо.

– Герман, ты можешь мне объяснить? Ты говорил про какой-то сюрприз… Он в свертке?

– Господи, малышка, до чего же ты любопытная! Прекрати. Сейчас всё узнаешь. Подожди немного.

Он вывел меня к дереву, под которым я его впервые здесь увидела, затем потащил к заброшенному поместью и завел в комнату, откуда я отправилась в тот самый первый раз.

– Одевайся вот в это, – он развернул бумагу на кровати и достал оттуда великолепное вишневое платье и черные балетки.

– Что это? Зачем это?

– Одевайся и не спорь!

Он отвернулся, а я сменила одежду.

– Теперь смотри, – он сбросил покрывало с зеркала и подвел меня ближе.

Передо мной предстала девушка лет девятнадцати.

– Кто это? – не веря своим глазам, спросила я у него.

– Не прикидывайся. Ты всё прекрасно поняла.

– Откровенно говоря, нет.

– Ты простила меня за убийство, – подойдя вплотную ко мне и прикасаясь к моей коже, поправляя бретельки платья, говорил он, – ты не презирала меня за это, ты не осудила меня, даже наоборот оправдала мое прегрешение…

Я закрыла глаза, внимая его жаркому дыханию на моей шее.

– Я повзрослела в твоем мире, – тяжело сглотнув, прошептала я.

– Да… – так же горячо ответил он.

– Теперь ты прогонишь Ангелину? – в том же духе продолжала я.

– Если ты готова заменить её… – прошептал он и коснулся губами моей шеи.

Я не отстранилась, а только наклонила голову в противоположную сторону, а она убрал мои волосы, перетянув их на другое плечо. Он обжигал мою кожу горячими, огненными поцелуями.

– Нет… – опомнилась я.

– Что? – казалось, будто он меня не услышал.

– Герман, прости, я не готова заменить Ангелину.

– Твоя воля. Подождем ещё.

Он взял бумагу с кровати и спокойно удалился. Без скандалов, упреков, возражений… Просто ушел. Я была ему благодарна, хоть и не знала, что сейчас придется терпеть Ангелине.

Выйдя из усадьбы, я свободно вздохнула. Теперь он в моей власти, и только от моего желание, от моего слова зависит судьба его любовницы и его самого.

Вот только мне было жалко Ангелину. Но я не знала, что было для неё лучше: каждый день, каждую ночь терпеть моральные и физические издевки Германа или просто исчезнуть… навсегда.

Я, кажется, сбилась с пути и набрела на дом Элима. Во дворе хозяина не было, но я подумала, что раз уж мы подружились, я могла бы показать ему новую «себя».

Я постучала в дверь. Никто не ответил. Легонько толкнув, я обнаружила, что она открыта. Я сделала шаг внутрь.

– Не меня ищешь? – раздалось тяжелое дыхание над моим ухом.

Я обернулась. Передо мной стоял огромный черный волк.

– Тебя, – ответила я.

Он отошел немного назад, развернулся и прыгнул наружу, подошел ко мне, уже будучи человеком.

– Чего одна по лесу бродишь? Здесь волки бегают.

– На себя намекаешь?

– Может отвернешься? – предложил он.

Я только теперь осознала, что он стоял совсем обнаженный передо мной и старательно прикрывался руками.

– Ах, да! – воскликнула я, убедившись взглядом, что он нагой.

Отвернувшись от него, я ждала его указаний. Почти неслышно скрипнули ступеньки, ведущие на второй этаж.

– Долго будешь в дверях стоять? – раздался его голос с кухни. – Проходи.

Я закрыла входную дверь и оказалась в гостиной. Он поставил передо мной кружку с горячим шоколадом. Я поблагодарила его.

– Чего пришла-то? И где твой надзиратель?

– Ты про Германа? Не знаю. Он у нас свободный, пока что… А к тебе… Заблудилась в лесу.

– Ну, не умеешь ты врать.

– И с чего ты взял, что я вру? – обиделась я.

– С того, что ты в таком шикарном платье по лесу гуляешь. Зачем?

– А, это Герман подарил. Из старого я выросла.

– Я заметил, – как-то странно осмотрев меня, смакуя каждое слово, подчеркнул он. – Сколько тебе сейчас?

– Не знаю. Паспорта у меня здесь нет. Лет девятнадцать, я думаю, или что-то вроде того.

– Значит, ты теперь у нас взрослая, – хитро улыбаясь, произнес он и придвинулся ближе.

Я засмеялась.

– И ты туда же!

– А кто еще? – удивился он.

– Догадайся.

– Герман? После шалавы к тебе полез?

– Так, – сухо запротестовала я, – давай закроем эту тему.

– Как скажешь.

Он занял исходное положение и закинул ногу на ногу.

Мы допили шоколад, и я спросила его об охоте.

– Хочешь, как-нибудь вместе отправимся?

– Как ты себе это представляешь?

– Покатаешься на мне. Я обычно охочусь в облике зверя…

– Да, на лошадях я каталась, а на волках… Довелось только раз, да и то… на тебе.

– Ну, так что?

– Надо у Германа спросить.

– Ты же теперь взрослая…

– Всё равно.

Мы сидели на диване и болтали. Обо всем на свете.

В дверь постучали. Звук был требовательным.

– Открыто! – крикнул хозяин дома.

Внутрь ворвался Герман и, увидев нас, недовольно поежился.

– Почему я должен искать тебя здесь? – возмутился он.

– Ты сам разрешил нам общаться, – возразила я.

– Разрешил, но у моего дома и под моим присмотром.

– Диктаторским режимом ты ничего не добьешься, – заметил Элим.

– Не лезь! – прикрикнул на него гость.

Герман вывел меня из дома.

– Как ты не понимаешь, что теперь ты – лакомый кусочек для многих здешних обитателей?!

– Герман, не читай мне нотации.

– Хорошо, живи, как хочешь!

Он быстро пошел вперед, оставив меня позади. Я несколько раз назвала его по имени, но он не обернулся.

04.08.2006 – пятница

3.01.

Я проснулась от того, что кто-то громко называл меня по имени. Распахнув глаза, я увидела Германа, склонившегося надо мной.

– Что? – испугалась я.

– Ты кричала… И плакала! – вслух говорил он.

– Потому что ты меня бросил одну! – не замечая того, что он четко произносит слова, лепетала я.

Я вдруг посмотрела на него диким, изумленным взглядом.

– Что такое? – опомнился он.

– Ты сейчас действительно ничего нового не ощущаешь? – удивилась я.

– Нет. Только мокрую подушку от твоих слёз!

В палату на наши крики прибежал Ваня.

– Что у вас тут происходит? – испугался он за меня.

– Ничего! Уйди! – ответил ему Герман.

Санитар застыл от изумления.

– Яна, ущипни меня, пожалуйста, – монотонно, тихо, словно боясь кого-то спугнуть, произнес мой коллега.

– Да-да, я о том же, – улыбаясь, говорила я.

– Да что происходит? – взмолился Герман.

– Ты себя слышишь? – уточнила я.

Он замер. Его лицо озарилось радостью.

– Я разговариваю? – спросил он меня почти неслышно.

– Да, – так же тихо подтвердила я.

Он ровно сел на кровати и внимательно посмотрел на нас.

– Яна, как? – все еще не придя в себя, бормотал санитар.

– Я не знаю, – с восхищением глядя на Германа, отвечала я, – но пусть теперь Еремеев своей желчью подавится.

Мой подопечный взял меня за руку.

– Спасибо тебе большое! – нежно произнес он.

– Так, – встрял Ваня, – это всё, конечно, здорово, но сейчас три часа ночи. Давайте спать.

Он ушел, закрыв за собой дверь, от чего мы снова оказались в темноте. Я прижалась щекой к груди Германа.

– Почему ты заговорил? – не могла я унять своего любопытства.

– Я ужасно за тебя испугался…

Голос его был бархатным, глубоким, гипнотизирующим, почти как во сне, только в сотни раз лучше, потому что я слышала его теперь наяву, и он был великолепен… этот магический баритон.

3.27.

Я снова провалилась в сон, в котором я стояла посреди леса и звала его вернуться. Он остановился и опять подошел ко мне.

– Ладно, прости. Конечно, я никогда не смогу оставить тебя одну.

Мы пошли вдвоем.

– Кстати, а где ты был после того, как ушел из усадьбы?

– Гулял. Потом пришел к дому, но, не увидев тебя там, пошел искать. Я как-то сразу догадался, что ты у него.

– Ты все-таки ревнуешь… – протянула я.

– Теперь еще больше боюсь за тебя.

– Раньше я была ребенком здесь, и ты боялся меньше? Странная логика.

– Пока ты была девочкой, тебя бы никто не тронул. Ты была мала. Теперь ты – взрослая девушка, и всякий ублюдок, проживающий в здешних краях, захочет поиграть с тобой в далеко недетские игры.

Мы пришли к его дому, где за столом всё ещё сидели Изольда, Агния и Франц. Теперь к ним присоединились Лорд, Венера и «щенок».

– Все в сборе? – уточнил Герман, занимая свое место.

– Вроде, все, – ответил Лорд.

– Ангелины нет, – заметила я её отсутствие.

– Она не придет, – сухо произнес Герман.

– Почему? – заинтересовалась я.

– Она приболела, – подхватила идею хозяина Венера.

– Ясно, – я встала из-за стола.

– Ты куда? – спросил он меня.

– Хочу навестить болящую.

– Не надо.

– Ты что-то от меня скрываешь? – упрекнула я его.

– Хочешь, иди. Держать не стану.

Он посмотрел на мальчишку.

– Щенок, проводи! – приказал он.

Мальчик пошел впереди меня. Он вел меня по тропинке, но потом мы свернули в сторону. Передо мной оказался домик Ангелины. Я его видела только ночью, когда меня привез Элим. Тогда здесь разыгрались нешуточные страсти.

– Дальше мне нельзя, – пробормотал мой спутник.

– Почему?

– Хозяин запрещает.

– Ну, ладно. Спасибо.

Мальчишка радостно побежал обратно, а я поднялась на крыльцо. Осторожно постучав, я ждала ответа. Дверь еле слышно скрипнула, и я увидела бледную, безжизненную хозяйку.

– Зачем ты здесь? – слабым и равнодушным голосом спросила она.

Эта женщина была действительно больна. Вот только, что стало причиной её болезни? Герман?

– Я беспокоюсь о твоем здоровье.

– Ни к чему. Всё хорошо.

– Я вижу.

Я прошла внутрь, помогла ей добраться до постели, которая была перевернута вверх дном.

– Что случилось? – сев на край кровати, поинтересовалась я.

– Ничего. Я приболела, немного устала.

– Здесь Герман был.

Она безвольно опустила голову на подушку и закрыла глаза.

– Я не должна тебе это говорить.

– Он запретил тебе?

– Да, – почти бесшумно подтвердила она.

– Что же он с тобой сделал? – с сочувствием говорила я.

– Давай не будем об этом.

– Ясно всё. Зверь! – возмущенно крикнула я.

– Нет, Яна, с тобой он добр, нежен, заботлив. Я – для него вещь, которой он пользуется в любое время…

Она совсем ослабла. Я принесла ей воды.

– Тебе надо поесть! – настаивала я.

Сопротивляться у неё не было сил, и она согласилась.

Я приготовила ей сладкий пирог, для восстановления сил, и куриный бульон (так нас учили на диетологии). Через полчаса она уже смогла сесть на кровати, а еще через некоторое время прошлась по комнате.

– Так, что же все-таки случилось? – ещё раз спросила я.

– Он шел уверенным, твердым шагом со стороны усадьбы. Бесцеремонно зашел в дом и… был со мной груб, жесток, беспощаден. Я не знаю, что на него нашло…

Я не смогла ей сказать, что именно на него нашло, хотя прекрасно понимала, что я была причиной ее нынешних страданий. Это я позволила его желанию и похоти вырваться наружу.

– Почему ты всё ему позволяешь? – удивилась я, когда она закончила говорить.

– Не знаю. Может, я его люблю?

– Да, наверное. Ты все ему прощаешь. И сейчас простишь. И он снова придет, снова так же поступит, а потом ты опять забудешь боль и обиду. И всё сначала.

– Ты права. Но что я могу с этим сделать?

– Не знаю. Получается, что ты его пленница, и выхода у тебя нет.

– Здесь его ни у кого нет, кроме тебя. Если ты захочешь, он тебя отпустит, и ни в чем не упрекнет.

Я тяжело вздохнула.

– Что? – заволновалась моя собеседница.

– У меня всё намного сложнее. Вы с ним только здесь, а я ещё и в реальности.

Она промолчала и с сочувствием посмотрела на меня.

– Не жалей меня, – попросила я. – Каждому свое.

Морально уставшая, я вышла от Ангелины.

На улице уже было темно.

«Сесть бы где-нибудь в лесу, на старом пне, сжаться в комочек и больше ни на что не реагировать…» – подумала я.

– Опять бродишь в темноте одна?! – послышался бодрый голос Элима. – Садись, подвезу.

– Куда? – удивилась я.

– К Герману. Куда еще?

– Нет. Не хочу.

– Тогда, поехали ко мне.

– Поехали.

Я забралась к нему на спину, и он помчался вперед.

Через минуту мы уже были у его дома.

Я зашла внутрь и села к камину, пока он бегал в спальню за своей одеждой. Потом он спустился в гостиную, предложил что-нибудь выпить, но я отказалась. Меня клонило в сон.

Он проводил меня на второй этаж, зажег камин в спальне и оставил меня одну.

Я не могла уснуть. В голове всплывали образы Ангелины, Германа… Я представляла, как он грубо обходится с ней, как разрывает её плоть, заставляя кричать, стонать, извиваться от боли. Мне казалось, что он способен уничтожить её, сжечь, превратив хрупкое тело девушки в пепел.

Элиму тоже не спалось. Поднявшись наверх, он осторожно заглянул в комнату.

– Заходи, я не сплю, – пригласила я его.

– Почему?

– Не могу и всё.

Он сел на край кровати.

– Мне холодно, – пожаловалась я.

– Здесь очень тепло, – заметил он.

– Наверное меня морозит.

Он лег рядом, завернул меня в плед и обнял. Через несколько минут я окончательно согрелась и заснула.

Утром раздалось пение птиц, и я открыла глаза. Элим спал рядом. Я прислушалась к своему телу. Вроде, никаких странных ощущений. А он – кремень. Хотя мог бы позволить себе и лишнего.

– Доброе утро, – проснулся он.

– Доброе, – улыбнулась я.

В дверь сильно стучали.

«Герман» – подумала я.

Хозяин дома спустился вниз и открыл гостям.

– Она у тебя? – услышала я знакомый голос.

– Спит наверху.

Затем раздались шаги по лестнице, и в спальне показался он.

– Собирайся, пошли, – приказал гость.

– Куда? – испугалась я.

– Домой.

Я быстро оделась, хотя, что мне было надевать? Разве что, балетки. Он вывел меня на улицу и потащил в сторону своего дома.

– Прекрати! Мне больно! – крикнула я ему, когда он взял меня за руку.

– А мне не больно?! – возразил он. – Мне не больно видеть тебя в постели с этим полузверем?

– Можешь быть спокоен! Ничего не было!

– Откуда теперь мне знать?!

– Хочешь проверить?

Он остановился и, взяв меня ладонями за лицо, заглянул в глаза.

– Хотел бы, давно уже сделал! – строго произнес он.

Я тяжело сглотнула. В висках бился пульс.

– Прости, – прошептала я.

Мне больше нечего было сказать. Он крепко обнял меня, и я забыла все обиды, проблемы, ссоры.

– Будь добра, возвращайся в следующий раз ко мне, а не к охотнику.

– Хорошо, – пробурчала я из глубины его объятий.

7.10.

– Яна… – такой знакомый голос настойчиво разбудил меня, – Яна… Ну, просыпайся уже!

Я открыла глаза. На краю моей кровати сидел Ваня.

– Сколько время?

– Чуть больше семи.

– Филин приехал?

– Да, только что.

Я села на постели и повернулась к Герману. Он ещё спал.

– Температуру мерили? – спросила я у санитара.

– Чего вдруг ты вспомнила? – удивился он. – Мерили. Каждый день в шесть утра, пока ты спишь.

– А вечером во сколько?

– А вечером у нас не измеряют. У нас, почти все, соматически здоровые. Кто заболел, тому и утром, и вечером, и в день по нескольку раз.

– И сколько у него утром была?

– Идеальная. Тридцать шесть и шесть.

– Хорошо.

– В тренажерку сегодня пойдем?

– Да, ему надо восстанавливаться.

– Ну, он уже заговорил. Я никогда не слышал его голоса.

– Мне сначала показалось, что всё это мне приснилось.

– Нет, я тоже был здесь. Подтверждаю.

– Ладно, – произнесла я, вставая с кровати, – пойду умоюсь, надену белый халат, а потом к Филину.

7.31.

Забежав к сестре-хозяйке, я отправилась на второй этаж в кабинет главного врача.

– Николай Васильевич, – спросила я, постучав, – можно?

– Проходите, – ответил он, откладывая истории болезней.

– У меня к Вам очень серьезный разговор, – садясь за стол, куда он мне указал, говорила я.

– Я Вас слушаю.

– Когда я пришла сюда неделю назад, Вы обещали мне дать два месяца на лечение Германа Верского. Но Вы не предупредили меня, что мне придется сталкиваться с кознями сотрудников, для которых жизнь и судьба данного пациента – пустой звук, а также способ насолить мне.

– Кто же Вам мешает работать? Санитар?

– Если бы. Человек, который возомнил себя на Вашей должности. Еремеев.

– Так… – тяжело вздохнул Филин. – Что же он натворил?

– Он удумал перевести моего пациента в общую палату. Хотя я ему говорила, что это не входит в его обязанности, и давать такие распоряжения может только мой руководитель, то есть Вы.

– Он объяснил Вам свое желание перевести Германа?

– Он сказал, что, раз достигнута ремиссия без помощи препаратов, значит он больше не опасен для окружающих.

– Вздор! Обострение может случится в любую минуту!

– Что посоветуете теперь делать? – в надежде на помощь, спросила я.

– Продолжайте лечение. Никто никого никуда не переведет. А Еремееву я объявлю строгий выговор.

– Благодарю.

Я встала из-за стола и прошла к двери.

– Кстати, есть какие-нибудь результаты? – поинтересовался Филин.

– Сегодня ночью он заговорил. Его речь была четкой, ясной, без каких-либо патологий.

– Я рад. Искренне надеюсь, что Вам удастся его восстановить до октября.

Я попрощалась и вышла из кабинета.

Это была победа!

7.58.

Я чуть ли не вприпрыжку забежала в палату. Герман сидел в кресле-каталке, а Ваня расправлял постель.

– Чего ты такая довольная? – удивился санитар.

– Никто никого никуда не переводит. Всё остается как есть!

Мой подопечный грустно улыбнулся.

– Что-то не так? – спросила я и, осмотрев себя, поняла, что не сняла халат. – Ты из-за этого?

– Нет, – ответил он.

– Сейчас приду, – объявил Ваня и вышел из палаты.

Я подошла ближе к Герману.

– Мы победили, почему ты грустишь?

– Мне обидно за тебя.

– Вот как? – я не ожидала такого ответа.

– Ты из кожи вон лезешь, чтобы вытащить меня из этой жизни, а я даже не в силах тебе помочь.

– Ты помогаешь мне морально, скажем, вдохновляешь на подвиги. Когда мне приходится в очередной раз отстаивать твои права, я чувствую за своей спиной твою силу, крылья, которые ты мне даришь…

Он покрутил колеса кресла и подъехал ближе ко мне, так, что наши колени соприкоснулись. Он подался вперед.

– Сними эту мерзость! – попросил он, расстегивая пуговицы моего халата.

– В медицине есть не только психиатры.

– Плевать. У меня дурные ассоциации.

Верхние пуговицы, до которых он не смог дотянуться, я расстегнула сама и бросила халат на спинку кровати.

Он посадил меня на свои колени и прижался лбом к моему плечу.

– Ты сегодня вечером уедешь? – с трудом спросил он.

– Если ты не хочешь, могу остаться…

– Нет, родители скучают по тебе.

– А где твои родители?

– Теперь не знаю.

– Ты хотел бы их увидеть?

Он отстранился и посмотрел на меня. Я сделала вопросительную гримасу.

– Честно? – уточнил он.

– Желательно, – добавила я.

– Очень, – словно боясь признать свою слабость, говорил он.

В тот момент я решила, во что бы то ни стало, найти его родителей и привести в клинику, к сыну.

8.12.

– Мы так завтрак пропустим, – бодро произнес Ваня, влетев, как морской бриз, в палату.

– Да, идём.

Я встала с колен Германа и повезла его в столовую.

– Я и сам могу, – обиделся он и начал крутить колеса.

8.45.

После завтрака Ваня увез пациента, а я пошла на кухню.

– Простите, как Вас зовут? – обратилась я к поварихе.

– Тамара, а что? – возмутилась она.

– У Вас есть дети?

– Двое.

– А теперь скажите, если они, не дай Бог, попадут в эту клинику, Вы тоже будете их кормить такой гадостью?

– Мои дети психически здоровы!

– А они застрахованы от подобных недугов?

– И что теперь прикажете фуршеты тут устраивать?!

– Нет, хотя бы относиться по-человечески. Представьте, что на месте какого-нибудь пациента находится Ваш сын или дочь!

Я ушла в надежде, что этот разговор хоть как-то поможет мне исправить их черствые сердца.

9.08.

– Устроила революцию? – поинтересовался Герман.

– Положила ей начало, – улыбнулась я.

– Чем займемся?

– Хочу у тебя узнать кое-что о твоих родителях…

Я села за стол, а он подъехал ко мне.

– Да я многое не помню… Маму звали Ольга Павловна, а отца – Федор Андреевич. Она – учитель русского и литературы в местной гимназии, он – инженер.

– Верская Ольга Павловна – твоя мама? – ахнула я. – Она как раз вела у меня в школе!

– Ты училась в гимназии?

– Да. А еще… – вспомнились мне наши детские истории, которые передавались из уст в уста о мальчике, что сошел с ума в стенах нашего учебного заведения. – У нас были страшилки о тебе…

– Да, в холле висят фотографии всех классов. Там был и я.

– Я знаю. Мы все их смотрели, а потом сидели в подвале школы, выключив свет, рассказывали ужастики, про душу ученика, который потерял рассудок, а теперь обитает среди этих стен в поисках своего преемника.

– Веселое у тебя было детство… – с усмешкой заметил он.

– Кто бы мог подумать, что спустя столько лет меня судьба сведет с тем самым мальчиком?

– Благодари Бога, что ты не знала об этом тогда, иначе бы всего этого не было, и я бы погряз в этом аду навсегда.

Мы долго разговаривали о его матери, но потом он загрустил.

– Чего ты? – заботливо спросила я, взяв его за руку.

– Я двадцать лет был лишен любви, тепла, доброты… Я очень долго не видел родителей… А потом, неделю назад в моей жизни появилась ты… И, я понял это только сейчас, что роднее и ближе тебя у меня никого нет.

Я почувствовала, как слезы собираются в уголках моих глаз. Сейчас уже я не смогу объяснить то тепло, которое горечью и адреналином разлилось по моему телу. Мне было его бесконечно жаль.

9.37.

Я встала из-за стола, вышла из палаты и нашла Ваню.

– Я отъеду на пару часов, – предупредила я санитара. – Где-то в половину одиннадцатого отвези его в тренажерку и позанимайтесь на «велосипеде». Ему нужно разрабатывать нижние конечности.

Ваня послушно кивнул и пошел в комнату №8, я прошла следом, забрала рюкзак и удалилась.

9.51.

Я подъехала к школе, в которой когда-то училась. Поставив машину на стоянку, я прошла за ворота. На улице были дети. Они что-то сажали, поливали… Я вспомнила каково это… Летняя практика.

Я поднялась по лестнице, открыла дверь и оказалась в холле.

– Здравствуйте, – обратилась ко мне охранница. – Вы к кому?

– Я бывшая выпускница. Пришла навестить преподавателя. Верскую Ольгу Павловну. Не подскажете, где она?

– Она сейчас в своем классе на втором этаже. Вас проводить?

– Нет, спасибо. Я знаю, где это.

Я прошла к лестнице, которая величественно расположилась в холле, поднялась наверх и оказалась во втором холле, что немного меньше первого. На меня нахлынули воспоминания.

Мимо меня пробежала девочка лет двенадцати с пакетом, а я направилась налево в кабинет русского языка и литературы. Всё было таким знакомым…

Дверь в класс была открыта, и я увидела пожилую женщину лет 60, которая подавала девочке-подростку занавески.

Я постучала. Она обернулась.

– Здравствуйте, Ольга Павловна.

– Боже, Яна! Здравствуй, как ты изменилась!

Она подошла ко мне и обняла. Я ответила взаимностью.

– Какими судьбами?

– Я к Вам пришла по личному делу.

Я посмотрела на её учениц, которые приводили класс в порядок.

– Очень личному, – подчеркнула я.

Она меня поняла. Мы вышли в холл, что на втором этаже, сели на диван.

– Что-то случилось? – забеспокоилась она.

– Даже не знаю с чего начать… Меня от института направили проходить практику в частной психиатрической клинике…

Я видела, как с её лица исчез последний лучик надежды.

– Речь пойдет о Вашем сыне, Ольга Павловна… – решив прекратить интригу, заключила я.

– Что?

– В этой клинике мне дали пациента – Верского Германа Федоровича. Это Ваш сын?

– Мой, – устало произнесла она и заплакала.

Я подала ей бумажную салфетку.

– Мы не виделись уже почти двадцать лет. Когда-то его забрали в психиатрическую больницу, потом увезли в другой город. Больше мы ничего о нем не знали, хоть и пытались отыскать его. Как он? Что с ним?

– Я провожу лечение… Его долго травили препаратами, но я все их отменила, и он идет на поправку.

Она попросила меня рассказать о нем. Я выполнила её просьбу, а потом она вспоминала его детство, привычки… Ей до сих пор не верилось, что он жив.

10.47.

– Не хотите поехать со мной к нему? – предложила я.

– Что ты?! Я боюсь!

– Его?

– Себя, Яночка, себя! Я не выдержу этого счастья – снова увидеть сына, после стольких лет разлуки.

– А где его отец? Федор Андреевич?

– Он умер семь лет назад.

– Что с ним случилось?

– Инфаркт.

Я не стала ничего говорить. Ждала её решения.

– Может и впрямь поехать? – спросила она у меня.

– Конечно! Он будет рад! – оживилась я.

– Яночка, только скажи мне, почему ты так о нем заботишься?

– Я считаю, что он абсолютно здоров, поэтому не вижу смысла его лечить от того, чем он не болен.

– Разве только поэтому?

Я сложила руки на коленях и посмотрела в пол. Я не могла признаться в этом, но должна была.

– Я люблю его, – стараясь не вникать в смысл своих слов, произнесла я.

Она улыбнулась, а затем обняла мена, как родную дочь.

– Едем! – заключила она.

Мы спустились вниз, она сказала детям, что на сегодня практика окончена, и я проводила её до своеймашины.

11.23.

По дороге мы заехали в кондитерскую, где она купила медовик.

– Он очень любил его в детстве, – пояснила она мне.

Я вспомнила, что однажды тоже покупала ему этот десерт.

«Видать угадала!» – радостно подумала я.

Мы подъехали к клинике. Я закрыла машину и подошла к воротам. Моя спутница взяла меня за руку.

– Яна, я боюсь, – прошептала она.

– Пойдемте, – улыбнулась я, когда охранник открыл нам калитку.

Мы зашли в холл.

– А это кто? –поинтересовался сторож, указывая на мою учительницу.

– Это со мной, – отрезала я.

Он отступил. Я попросила спутницу подождать, а сама заглянула в палату. Там никого не было.

«Наверное, в тренажерке!» – подумала я, и, заведя Ольгу Павловну в комнату №8, пошла искать санитара и пациента.

Зайдя в спортивную комнату, я увидела, как Герман и Ваня дурачатся, смеются.

– Ах, вот, чем вы занимаетесь в моё отсутствие! – весело окликнула их я.

– Он только с велосипеда слез! Честно! – объявил мой коллега.

– Где ты была? – с улыбкой спросил мой подопечный.

– Ездила за подарком для тебя, – ответила я.

– Каким ещё подарком? – удивился он.

– Увидишь. Всему своё время, – повторила я его же слова. – А сейчас быстро в душ, а потом в палату!

Они послушно поехали в ванную комнату.

11.30.

Я вернулась к нашей гостье. Она сидела за столом у окна и разглядывала помещение.

– Как Вы тут без меня? – поинтересовалась я, ворвавшись в комнату № 8.

– Господи, Яна, у меня аж сердце остановилось! Я думала, что это он!

Я её предупредила, что самостоятельно он пока что не может передвигаться, да и дар речи к нему вернулся только этой ночью. Также я объяснила ей, с чем это связано, и что он вовсе не болен, ни физически, ни психически.

11.47.

Ваня открыл дверь в палату.

– В этот раз мы очень даже быстро приняли душ! – раздался весёлый голос Германа.

Я видела, как замерла его мать. Санитар ввёз его в помещение и развернул коляску к нам.

Мой подопечный замер, а улыбка спала с его губ. Наступила гробовая тишина, длившаяся около минуты.

– Сынок, – наконец прервала её гостья.

– Мама? – догадался Герман и подъехал ближе.

Она упала на колени рядом с его креслом и заплакала. Он обнял её, и так они сидели очень долго.

Я подошла к Ване.

– Пойдём, – прошептала я, – не будем мешать.

12.24.

Я подошла к двери и прислушалась.

– Мама, как я рад, что ты приехала! – прозвучал его голос.

– Это всё твой доктор, – с какой-то бездонной добротой говорила она.

– Яна… – вздохнул он.

– Ты влюблен? – заметила она.

– Да, мам, очень.

– Я знаю её очень давно… И могу точно сказать, что ты сделал правильный выбор.

– А как папа? – вдруг сменил тему он.

– Папа… – протянула она, и в этот момент я зашла в палату.

– Герман, сейчас будет обед… Ты пойдешь? – уточнила я, стараясь увести его от разговора об отце.

– Шутишь? – усмехнулся он.

– Повара исправились, честно. Я сейчас была на кухне, и всё оказалось куда лучше, чем я ожидала.

– Твоя революция дала плоды?

– Есть такое… – улыбнулась я.

– Продолжим после, – оставил он напоследок фразу для матери.

Ваня, стоявший за мной, вывез его из палаты.

– Спасибо, что отвлекла, – поблагодарила меня Ольга Павловна.

– Не за что…

Мы отправились в столовую, а гостья покинула нас, вызвав такси и пообещав приехать в понедельник.

12.59.

В кой-то веки, на обед подали съедобный суп из говядины, макароны со вкусной котлетой на пару и яблочный компот.

Мы с поварихой улыбнулись друг другу, а потом я пошла к Герману.

Теперь же мы уже сидели в палате.

– Спасибо, что нашла её! – поблагодарил он меня.

– Не за что, – ответила я и забралась на кровать рядом с ним.

– Теперь нам будет скучно в моём мире… – заметил он.

– С чего ты взял?

– В реальности сейчас намного интереснее.

– Вот как ты заговорил! – фыркнула я.

Он улыбнулся, я подлезла к окну и закрыла жалюзи.

13.26.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – уловила я на себе его взгляд, когда он сидел за столом возле своего сказочного домика.

– Часть меня желает всеми силами защитить тебя от самого себя, а другая – умоляет, чтобы ты осталась здесь… Так что не спасай меня, я заперт во тьме своего разума, не зацикливайся на мне, я ослеплен своими ошибками. Прошу, спаси меня, хоть всё равно ничего не изменится…

– Ты сам себе противоречишь…

– А ведь я тебя предупреждал, – усмехнулся он, растопляя мое сердце своим горячим взором.

– Позволь тогда уж мне решить, оставить тебя, бесполезны ли все мои старания, или тебе действительно нужна моя помощь.

– Не хочешь вина? – без особого интереса глядя на пьющих чай, спросил у меня Герман.

– Почему бы и нет? – поддержала я его идею.

Мы зашли в дом. Он провёл меня в кухню, усадил за барную стойку, открыв какой-то ящик, достал бутылку.

В моём бокале оказался алый напиток. Мы выпили вина. В горле слегка запершило.

– Ещё? – предложил он.

– Нет, – отказалась я, – а то ещё напьюсь, и в живых тебе не остаться.

Он улыбнулся, ухватив смысл намёка и убрал бутылку.

– Пойдём, прогуляемся… – произнёс хозяин дома.

– Где? По лесу что ли?

– Да, ты против?

– Хорошо, пойдём.

Я спрыгнула с барного стула и прошла к двери.

На улице было великолепно: тепло светило солнце, пели птицы… Мы пришли к лесному ручью. Он снял сюртук и бросил его на траву, оставшись в белоснежной рубашке с тремя расстёгнутыми вверхними пуговицами.

– Жарко здесь, – заметил он.

– Ох, чую не к добру всё это, – кокетливо усмехнулась я.

– Поиграем? – заманчиво предложил он.

– С тобой?

– Ты здесь ещё кого-то видишь?

– После ещё одного бокала – видела бы! – засмеялась я, и он вместе со мной.

Он начал наступать, а я отходила назад, пока не уперлась спиной в ствол дерева. Герман подошёл вплотную и упёрся руками в кору по бокам от моей талии.

– Не хочешь играть, так и скажи, – сладко шептал он мне на ухо.

– Нет, я хочу… – отвечала взаимностью я, падая в похмельное забытье, – только во что?

– Называется «догони жертву» …

– А кто жертва? Ты? – улыбнулась я.

Он отстранился, посмотрел мне в глаза и засмеялся.

– Хочешь быть хищником? – наконец спросил он.

– Нет, но за тобой бы поохотилась… – прошептала я, почти прижавшись губами к его шее.

– Позволь в этот раз мне быть охотником. Я дам тебе фору.

– Ммм, – протянула я, – как благородно…

– Этого у меня не отнять, – усмехнулся он и убрал одну руку, чтобы я могла выбраться из заточения.

– В таком длинном платье, мне будет неудобно бегать по лесу, – заявила я.

– Это не проблема, – сказал он и, подойдя ко мне, встал на колени.

Он оторвал бóльшую часть юбки, сделав её чуть ниже середины бедра.

– Теперь намного лучше, – объявил он, бросив взгляд на мои ноги.

– И что ты натворил? – с небольшим упрёком произнесла я.

– Решил твою проблему.

– Ясно, – заключила я и пошла «убегать» от него.

– Ты обиделась? – крикнул он мне вслед.

– Ты обещал дать мне фору, так теперь стой и жди, пока я отойду подальше, – повернувшись, быстро проговорила я.

– Нет, – догнал он меня и развернул к себе лицом, – так не пойдёт.

Он потянул меня за руку обратно к ручью и поставил перед собой.

– Я считаю громко до ста, а ты в это время убегаешь, и, когда я досчитаю, начнётся охота.

– Ладно, – бодро согласилась я.

Мне давно хотелось побыть жертвой в гонке–преследовании, но это нужно было обязательно с очень близким человеком. Теперь есть такая возможность. Почему бы ей не воспользоваться?

– Только давай договоримся, – продолжал он, – ты не побежишь к Элиму, и вообще не втягивай никого в нашу игру.

– Хорошо, договорились, – согласилась я, обуреваемая жаждой игры.

Герман сделал несколько шагов назад и кивнул мне, мол «беги».

«Раз!» – прозвучал его голос.

Я неслась по лесу, перепрыгивая через корни деревьев и камни.

«Два!» – услышала я и прибавила скорость.

«Три!»

Мое дыхание сбивалось, но я продолжала бег.

«Четыре!» – я вдруг подумала о том, как далеко я смогу убежать, пока он досчитает до ста.

«Пять!» – кажется, я ошиблась. Пришлось сделать остановку, чтобы перевести дыхание.

«Одиннадцать!» – я опомнилась и снова побежала.

«Двенадцать!» – казалось, что лес никогда не кончится.

«Тринадцать!» – мы не обговорили до конца условия игры.

«Четырнадцать!» – или это уже не игра?

«Пятнадцать!» – нет, мне не убежать!

«Шестнадцать!» – я снова остановилась. Надо отдохнуть!

«Двадцать девять!» – на этот раз для восстановления понадобилось куда больше времени.

«Тридцать!» – я бежала и думала, что поступаю крайне глупо, двигаясь в одном направлении.

«Тридцать один!» – я свернула вправо и побежала перпендикулярно предыдущей траектории.

«Тридцать два!» – мне нужно было его запутать.

«Тридцать три!» – деревья давно уже скрыли нас друг от друга. Его голос становился всё дальше, но я отчётливо его слышала.

«Сорок семь!» – он подошёл уже к этому числу.

«Сорок восемь!» – я пробежала ещё метров двести и остановилась, опершись на дерево.

«Пятьдесят четыре!» – нет. У меня уже нет сил!

«Шестьдесят пять!» – нужно было продолжать бег.

«Шестьдесят девять! Малышка, как тебе это число?!»

– Вот гад! – произнесла я вслух. – Он ещё и прикалывается!

«Семьдесят!» – я снова поменяла направление, и теперь моя дистанция была параллельна первой.

«Семьдесят шесть!» – я уже его не слушала, а просто шла быстрым шагом.

«Восемьдесят два!» – я подумала, что стоит ещё немного пробежаться.

«Восемьдесят восемь!» – я начала лёгкий бег без особых затрат энергии.

«Девяносто три!» – вот и куда мне было деваться?

«Девяносто семь!»

«Девяносто восемь!»

«Девяносто девять!»

Он замолчал, словно оттягивал это сладкое слово.

«Сто!» – наконец услышала я.

Дышать было уже нечем. Лёгкие и сердце выпрыгивали из груди. Я остановилась, встала спиной к дереву. Так я пряталась где-то две минуты.

– Девушка, не меня ли ждёте? – послышался его голос рядом со мной.

Я взвизгнула и побежала. Он в миг нагнал меня и повалил на мягкую траву.

– Давай, изобрази, что ты сопротивляешься, – попросил он.

Я пару раз взмахнула руками, опрокинула его на спину и забралась сверху на его торс. Он по-детски смеялся, схватив меня за запястья. Я также по-детски вырывалась. Потом он повалил меня и прижал к траве.

– Платье испачкаешь! – предупредила я.

– Я уже оторвал юбку, к чему теперь церемониться? – удивился он.

Потом он лёг рядом на землю.

– Здорово было! – с мальчишеским задором воскликнул он.

Я согласилась.

– Только, если бы ты захотела, – добавил он, – то простым валянием на траве всё это не ограничилось бы, а финал был бы куда ярче!

– Но я не захотела, – подчеркнула я и повернулась к нему.

– Но ты не захотела, – повторил он и всмотрелся в мои глаза.

Он на мгновение замер, а после с силой прижал меня к земле.

– Дай мне войти в тебя, – ласково, но настораживающе шептал он, – в твои вены, в твое сознание… Дай мне войти в тебя, сквозь твои поры! Покажи мне больше! Дай мне проникнуть сквозь упругость твоей кожи, – он бережно провел пальцами по моей щеке, скользнул по шее, ключице… Пусти меня сквозь поток твоей крови⁸.

От предвкушения чего-то безумного, бóльшего, я закрыла глаза, прекрасно понимая, что мир Германа без остатка принадлежит ему. Я умирала от счастья, и безумно хотелось заплакать, чтобы окончательно слиться с его душой.

– Как же много слез на твоем лице… Как много напрасных слез… Со мной в каждой из них…

– Герман… – я вновь впечатала в свое сознание его имя, что пылало огненными буквами внутри моего разума.

Он отстранился, лег на траву рядом. Я перевернулась на живот и уперлась локтями в землю.

– Как ты так быстро меня догнал? – сгорая от любопытства и стараясь отойти от пьяного дурмана, которым он окутал меня, спросила я.

– По запаху… – задумчиво произнес он.

– Мне уже начинать обижаться? – уточнила я.

– Нет… От тебя пахнет воздушными круассанами, мёдом и вином, которое мы пили недавно, – он говорил это, словно находился не здесь и не со мной.

– Герман, – позвала его я.

– Что? – спросил он, ещё находясь далеко в мыслях.

– Где ты?

Он посмотрел на меня и заулыбался.

– Здесь, девочка, здесь…

Я снова легла на спину и взглянула на небо, натянутое на верхушки сосен. Он повернулся на правый бок, оказавшись лицом ко мне, немного приподнялся, опершись на локоть.

– Как ты относишься к Элиму? – вдруг задал он вопрос.

– А как я должна к нему относится? – удивилась я и посмотрела на Германа.

– Он всеми силами старается тебе понравиться.

– Да? А я и не заметила… – солгала я.

– Врёшь мне, – заключил он.

– Ты меня однажды об этом просил.

– Не теперь. Ты испытываешь к нему что-то?

– Нет. И сейчас я тебе не вру.

– Я знаю, – улыбнулся он и придвинулся ближе.

Он склонился над моими губами. Я почувствовала его горячее дыхание на своем лице, а после жаркий поцелуй. Я обхватила руками его шею, а он мою талию. Да, такого финала я хотела для этого сна.

Я ощутила жар в грудной клетке и нехватку кислорода. Как же я хотела, чтобы всё это повторилось наяву, но и сейчас прервать происходящее я не собиралась.

15.20.

В палату ворвался ветер.

– Хватит дрыхнуть, сони! – громко объявил санитар.

– Яна, можно я его задушу? – сонно спросил у меня Герман.

– Можно, – разрешила я, сильнее прижавшись к нему щекой.

– Я сам вас сейчас задушу! Филин изъявил желание пообщаться! – предупредил Ваня.

– С кем? – испугалась я и села на кровати.

– Ну, уж точно не с нами, а с пациентом!

– Блин, –выругалась я и, вскочив на ноги, вышла босиком в коридор.

– На, надень, – поставив рядом со мной мои ботинки, сказал санитар.

– А чего он вдруг? – всё ещё переживала я.

– Моча в голову ударила.

– Блин, не смешно!

Я услышала голос главврача, который спускался по лестнице и разговаривал по телефону. Я забежала в палату, отодвинула свою кровать от кровати Германа, заколола волосы в «крабик» и села за стол у окна.

Филин вошел в помещение.

–Как у вас дела? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Вот, только проснулся, – ответила я и подошла к нему.

– Как ты себя чувствуешь? – уточнил он у Германа.

Мой подопечный посмотрел на меня в ожидании помощи. Я улыбнулась ему и кивнула.

– Знаете, – заговорил он, – намного лучше, чем при предыдущих врачах!

– Значит, этот врач, – указал Филин на меня, – тебя устраивает?

– Более чем, – подтвердил пациент.

– Видишь ли, Герман, – многозначительно произнес главврач, – у этой девочки совсем мало времени, чтобы вылечить тебя и, тем самым, спасти твою жизнь. Будь добр, не обижай её.

Его собеседник улыбнулся мне и объявил свое согласие.

Филин подошел ко мне.

– Что ж… Прогресс, так сказать, «на лицо». Думаю, что у Вас всё получится, – сказал он и вышел из палаты, но потом заглянул и добавил: – Не знаю, какими методами Вы его лечите, но они действительно дают свои плоды.

16.00.

– Я скоро должна буду уехать… И Ваня тоже… С тобой останется Валера… – с грустью произнесла я, сев на край его кровати.

– Не бойся. Я переживу эти выходные.

– Давай я привезу в понедельник ноутбук и диски. Будем фильмы смотреть.

– Я не знаю, что это такое, но кино – это хорошо. Вези.

– Ах, да! Точно! Когда тебе было пятнадцать, всего этого ещё не изобрели.

– Ещё мама обещала приехать в понедельник.

– Да. У тебя будет насыщенный день! Тебе нужно отдохнуть перед ним.

Герман сидел в коляске, поэтому подъехал ближе ко мне, обнял и прижался щекой к моему животу.

– От тебя действительно пахнет круассанами и мёдом, – заключил он.

16.24.

Мы вышли в сад. Здесь было прохладно, солнце спряталось за крышу клиники.

– Я так не хочу от тебя уезжать, – призналась я.

– К сожалению, Валерик не в курсе твоих методов лечения…

– Мне кажется, уже все в курсе.

Он пожал плечами.

Сидя в тени кустарника, мы обсуждали наши планы на грядущую неделю.

– Отдохнешь в выходные от занятий физкультурой, – нашла я положительный момент.

– В этом нет ничего хорошего.

– Кстати, а что ты будешь делать, когда тебя выпишут?

– Ещё не думал об этом… – не сразу ответил он.

17.00.

Мы вернулись в палату, я распахнула окна, чтобы впустить свежий воздух.

– Я сейчас вернусь, – предупредила я Германа и отправилась в кабинет Филина.

Взяв у него пропуск для Ольги Павловны, я заглянула в комнату для персонала. Санитары пили чай.

– О, Янка, – увидел меня Валера.

– Можно тебя на минутку? – позвала я его.

Он вышел со мной в коридор.

– Что случилось? – испугался он.

– Ничего. У меня к тебе просьба есть.

– Слушаю, – заинтересовался мой собеседник.

– Герман идет на поправку. Он уже заговорил со мной. Я тебя очень прошу, не спровоцируй обратный эффект.

– Хах, чем я могу его спровоцировать?

– Своим поведением.

– Ладно, буду вести себя максимально корректно.

– Спасибо.

17.32.

Я вернулась в палату.

– Где была? – поинтересовался Ваня.

– Пропуск для Ольги Павловны достала, – ответила я.

– Убила что ли кого? – удивился санитар.

– Почему?

– Здесь просто так пропуски никому не выдают.

– Нет, сослалась на лечение.

– Просто у вас, у врачей всё! – усмехнулся мой коллега и оставил меня с пациентом наедине.

Я села на край его кровати и посмотрела ему в глаза. Они были очень печальными.

– У нас осталось полчаса, – зачем-то напомнила я.

Он взял меня за руку, а по моему телу пробежал легкий холодок.

– Буду тихо, мирно существовать здесь два дня, –задумчиво произнес он.

– Можешь шумно, с песнями, танцами! – улыбнулась я.

– Нет, спасибо, – немного оживился он, – не хочу тебя подставлять. А то эти психи подумают, что у меня обострение!

«И это говорит тот, кто лежит в психиатрической клинике…» – подумала я.

Меня слегка передернуло, то ли от холода, то ли от тоски, которую я старалась скрыть всеми силами.

– Что с тобой? –забеспокоился Герман.

– Не знаю, морозит, наверное.

Он отодвинулся на другой край кровати, освобождая мне место. Я легла рядом с ним. Он крепко прижал меня к себе. Весь мир мне показался таким пустым в тот момент.

– Я очень… – зашептал он мне нежно в ухо. – Слышишь? Очень… – я закрыла глаза, отдавшись во власть его голоса, – очень тебя люблю.

– Я тебя тоже, – так же сладко ответила я, а затем повернулась к нему лицом.

– Я хочу, чтобы ты знала, я никогда не пытался излечиться или очистить свою душу, но теперь я знаю, что ты умеешь возвращать к жизни. И сейчас я молю о большем, хоть и знаю, что ты – такое же лекарство, как и болезнь.

Он расправил мои волосы, лезшие в глаза, положил правую ладонь на мой позвоночник. Я ощутила жар.

Он коснулся своими губами уголка моего рта. Это было волшебно. Так невинно, но так красноречиво, словно он предлагал мне увлекательное путешествие по второму кругу ада, на котором, если верить Данте, ветер нещадно бросает души блудников и блудниц. Я уже почти готова была упасть с ним в эту бездну, сильнее прижимаясь к нему и, теперь уже сама, целуя его. Моё обнаженное колено скользнуло меж его бедер, заключенных в больничную одежду. Жар, казалось, сливался воедино… Два тела были готовы вспыхнуть в пламени, чтобы навсегда раствориться и стать пеплом, кремироваться, словно то было физически возможно.

Герман был таким близким, таким желанным, но таким чужим и далеким, что я не могла отдавать себе отчет в том, что сейчас происходило между нами.

Сейчас, спустя долгие годы, я могу описать это жуткое горячее чувство только словами:

Ich weiss, woran du denkst,

Nur ich kenne all deine dunkelsten Träume.

Ich weiss, warum du schreist,

Ich schmecke den Schmerz – ja, ich spür’ dich.⁹

18.04

– Ну, что, пойдем? – спросил громко Ваня, зайдя в палату.

Он остановился у двери.

– Я, кажется, не вовремя! – догадался он.

Я, в попытке сесть на кровати, упала на пол. Герман, испугавшись за меня, придвинулся к краю и посмотрел вниз.

– Ты в порядке? – беспокоился он.

– Немного, – ответила я и, встав на ноги, поправила футболку и волосы.

– В следующий раз закрывайте дверь на ключ, – высказал нам санитар, и я, попрощавшись с Германом, пошла за коллегой.

На ужин моего подопечного повезет Валера.

18.22.

– Тебя подвезти? – спросила я у Вани, когда он выходил на улицу.

– Да, спасибо.

Мы сели в машину и поехали в сторону города. По дороге мне позвонила Женя и сказала, что я забыла у неё в квартире блокнот, предложила мне подъехать, и она бы мне его спустила, чтобы я к ней не поднималась. Я согласилась.

Мой спутник попросил его высадить в центре. Женя жила немного ближе, поэтому я решила сначала посетить её. Ваня был не против.

– Ян, ты с огнем играешь, – заметил он, когда мы закончили обсуждение маршрута.

– О чем ты? – не поняла я.

– Извини, я не врач, и, возможно, это не мое дело, но я искренне не понимаю, зачем ты сделала то, что я сегодня видел в палате.

Я остановила машину посреди леса на обочине.

– Давай немного проясним ситуацию, – предложила я.

– Давай, – согласился он.

– Видишь ли, – продолжала я, – когда мне описали этот случай, и я ехала в клинику, чтобы начать лечение, я ждала настоящей практики: с назначением и отменой препаратов, с процедурами и прочее… Я начала с ним общаться и с каждым днем всё больше убеждалась, что лечение ему не требуется, кроме нормальных человеческих взаимоотношений. А еще, я теперь окончательно готова признаться себе в том, что влюбляюсь в этого человека. Сейчас я на сто процентов уверена, что я его… Боже, как трудно убеждать себя в этом, а ещё открывать и близким… Да, Вань, я его люблю.

Я тяжело вздохнула.

– Но это же противоречит медицинской этике, – возразил мой собеседник. – Отношения между врачом и пациентом… такого характера…

– Не читай мне нотации, – попросила я, – теперь уже поздно.

Он замолчал. Казалось, в голове гудели мысли.

– Вы спали? – наконец спросил он.

– Нет, – твердо и решительно ответила я.

– А, если случится такая возможность, что ты предпримешь?

– Не знаю.

Я выжала сцепление, включила первую передачу, левый поворотник и, нажав на педаль газа, выехала с обочины на проезжую часть.

18.45.

Мы подъехали к дому Жени. Она уже ждала нас возле подъезда.

– Кто это у тебя в машине? – заинтересовалась она, отдавая мне блокнот.

– Друг, – ответила я.

– Симпатичный…

– Хочешь познакомлю?

– Нет. Я не накрашена, да и волосы не уложены…

– Понятно. Ну, пока…

Мы обнялись, и я вернулась к Ване.

– Красивая у тебя подруга… – заявил санитар.

– Понравилась? – улыбнулась я.

– Откровенно говоря, да.

– Познакомить?

– В другой раз.

Я довезла его до центра, высадила и поехала домой. На завтра я собиралась отправиться к родителям.

21.17.

Вечер тянулся долго и бессмысленно. Чем заняться – я не знала. Вспомнив о том, что обещала Герману привезти кино в понедельник, я вытащила все диски и начала тщательный отбор. Я решила, для начала, взять фильм «Разрисованная вуаль», который вышел как раз в этом году.

«Надо запастись на несколько дней. Вряд ли я смогу вернуться сюда в понедельник вечером».

Ещё я взяла прошлогодний «Иллюзионист», «Волшебную страну», «Пираты Карибского моря: проклятие Черной жемчужины» и «Сундук мертвеца».

Когда я убрала диски обратно, наткнулась на «Двенадцать стульев» 1973 года.

«Возьму, пожалуй. Как раз книжку читали…» – пронеслось у меня в голове.

Я убрала ненужные коробки, а те, что отправятся со мной в клинику, положила на журнальный столик.

Выпив чай, я легла спать. Ужасно хотелось увидеться с Германом, ведь я уже скучала по нему.

22.40.

– Наконец-то ты пришла, – бережно обнял он меня за плечи, когда я села за стол возле его домика.

– Я же не могу жить без сна, – улыбнулась я ему.

Ангелина сидела напротив меня и печально смотрела на нас. Глаза её были уставшие, измученные, а под ними чернели «мешки». Она была бледна, как мрамор. Ещё мне показалось, что она сильно похудела, и в чертах её лица просвечивалась старость.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась я у неё.

– Я в порядке, – с потерянной улыбкой солгала она.

Я видела, что она охладела ко всему и, что я должна ей помочь, но остаться с Германом один на один я пока боялась.

– Я нашла много интересных фильмов, – объявила я своему… даже не знаю, как его правильно назвать…

– Это хорошо! – подхватил он.

– Да… – выдохнула я и снова устремила взгляд на Ангелину.

Нет, она определенно постарела. Что здесь опять произошло?

Сумерки начали сгущаться, и Герман пригласил меня в дом. Остальные начали расходиться по своим «норам».

Он усадил меня в кресло у камина.

– Чего-нибудь хочешь? – спросил он, сидя передо мной на четвереньках, обхватив мои колени руками, укутывая меня в плед.

– Нет, спасибо, – как-то неожиданно сухо ответила я.

Мне была видна в его глазах просьба, мольба… Он ждал хоть одного моего слова, чтобы исполнить все, даже самые безрассудные мои желания.

Он полностью сел на пол, снял сюртук, бросил его на диван, стоявший за его спиной и остался в белой рубашке. Он прислонился подбородком к моим коленям и ждал…взгляда, улыбки, прикосновения…

Я запустила левую руку в его волосы. Казалось, он был готов зажмуриться, как кот от солнца.

– Не жалей её, – произнес он.

– О ком ты? – прекрасно понимая, о ком идет речь, спросила я.

– Об Ангелине. Её не существует. Она – плод моего воображения. Из реальности в этом мире есть только ты и я. Больше никого.

– Позволь задать нескромный вопрос.

– Задавай.

– Ты говорил, что она тебе нужна для удовлетворения твоих потребностей…

– Так оно и есть.

– Как же она может их удовлетворять, если её не существует?

– Она удовлетворяет их морально. Здесь. В этом мире. Физически в реальности я ещё… юноша, скажем так…

– Это многое объясняет.

–Тебя интересует что-то ещё? Спрашивай. Ночь долгая…

– Есть ещё вопросы, но пока я не готова их задать. Они…

– Интимного характера? – догадался он и встал с пола.

– Такие тоже есть.

– Хорошо, я подожду, когда ты будешь готова их задать.

Он вышел из гостиной. Я была благодарна ему за это. Сама не знаю, как, но во сне… я уснула.

Проснулась я уже лежа в кровати, в комнате с задернутыми шторами и теплыми бежевыми стенами. Герман спал рядом. Я снова прикрыла глаза, чтобы побыть еще немного в сладком забытьи.

– Охотно, очень охотно я проведу с тобой эту ночь, – послышалось мне сквозь дремоту.

Это был голос Германа. Он шептал мне на ухо. Я улыбнулась, открыла глаза, а он уткнулся носом в мою шею и легонько поцеловал.

– Как же долго я тебя ждал…

– Двадцать лет.

– Нет, целую вечность!

05.08.2006 – суббота

9.45.

Я проснулась, умылась, выпила кофе.

«И в клинику не ехать… Жаль!» – подумала я, глядя в окно на свой город.

Я собрала сумку, спустилась на стоянку, завела машину в надежде забыть о Германе у родителей.

«Нет, не прокатит, – эхом раздалось в моей голове, – мне нужен мамин совет!»

10.20.

Я подъехала к воротам родительского дома. Папа встретил меня и загнал мою машину в гараж, туда, где находилась и его.

Мама стояла у плиты и что-то готовила. Когда я зашла в дом, то почувствовала великолепный аромат ванили, корицы и фруктового чая.

В духовке запекалось мясо в горшочках, а на столе красовался пирог.

– Кушать будешь? – спросила у меня мама.

– Конечно! – воскликнула я и разместилась за столом.

11.00.

После «второго завтрака» я села на диван рядом с мамой. Папе позвонили с работы, и он был вынужден отъехать.

– Как у тебя дела? – беспокоилась мама.

– Неплохо.

– Как там твой пациент?

Я вздрогнула, словно иглой пронзили оголенный нерв, а за окнами тихого дома раздались взрывы снарядов и артобстрел.

– Что такое? – удивилась мама.

– Идет на поправку. Уже разговаривает.

– Меня беспокоит твоё отношение к нему…

– Мам, – я не знала, что должна говорить, поэтому решила полностью ей открыться, – я влюбилась. Всерьез и надолго. Я провожу рядом с ним дни и ночи. Мы всё время вместе: и во сне, и наяву. Я не знаю, как это можно объяснить, но меня тянет к нему, словно к запретному плоду… и его ко мне. Я знаю, осознаю каждой своей клеточкой, что он способен утянуть меня на самое дно черной, беспросветной, греховной бездны, но в то же время, только ему под силу подарить мне белоснежные крылья, которые мне обламывали другие. Он готов сжечь меня в пламени страстей, но в этот же миг ему под властны мои самые глубокие печали, которые он отдаляет от меня одной своей улыбкой. Мы искренне любим друг друга. Он даже переживает за меня больше, чем я за него. Для меня это какая-то неведомая, бесконечная глубокая тьма, в которую, как ни странно, я хочу окунуться с головой, броситься в омут, чтобы наверняка не выплыть из его красочных фантазий. И, предугадывая твои слова, скажу: нет, мама, он не псих. У психов нет чувства сострадания, которое присуще ему. Он – нормальный человек.

– Мне кажется, ты слишком запуталась: то он дает тебе крылья, то сталкивает в черную бездну…

– Нет, наоборот. С каждым днем я всё больше убеждаюсь в том, что без него не смогу. Но…

– Что еще?

– И днём, и ночью приходиться думать лишь об одном – как спасти его из ада, в котором нет котлов, ведь вместо них аминазин и прочие транквилизаторы, а черти носят белые халаты…

– Чем я могу тебе помочь?

– Ничем. Спасибо, что выслушала.

Она обняла меня.

22.30.

День протянулся и казался вечным. Как я могла перестать думать о Германе? Никак.

Наконец-то я отправилась в спальню, чтобы утонуть во сне. Я ужасно по нему соскучилась. Мне нужна была очередная доза его.

22.42.

Он подхватил меня на руки, встав из-за стола и подбежав ко мне.

– Я так соскучился! – прошептал он мне в ключицу.

– Я тоже… – обхватив его шею, призналась я.

– Пойдем, нужно тебя переодеть.

Он внес меня в свой дом, поднял наверх, в спальню, усадил на кровать, распахнул шкаф.

– Что бы тебе подобрать? – задумчиво произнес он.

Рядом со мной на кровати оказалась гора рубашек, футболок…

– Как тебе это? – он показал мне одну из своих маек. Она была явно велика.

Я поёжилась.

– Что не так? – удивился он. – Как платье сойдет.

– Нет. Мне не нравится, – призналась я.

– Ладно, капризулька моя, – он вытянул из кучи одежды белую рубашку. – Закатаем рукава, сделаем пояс.

– Давай дальше.

– Дальше, так дальше, – согласился он.

Герман протянул мне футболку черного цвета, на которой был изображен огромный белый череп.

– Тебе понравится, – заключил он.

– О, да… – с восхищением произнесла я.

Он отвернулся, я сбросила порванное платье и натянула предложенную мне одежду. Она была достаточно длинной, что казалось, будто это не футболка вовсе, а туника.

– Ну вот, другое дело, – обрадовался он, увидев меня в новом облике.

Я убрала волосы в заколку, обулась и посмотрела на него.

– И что, мне теперь в этом виде ходить? – уточнила я.

– Знаешь, я своего рода оставил на тебе знак, что ты принадлежишь мне и находишься под моей защитой.

– В общем, теперь все будут думать, что мы с тобой…

– Это уж их проблемы. Пускай думают, что хотят.

Я улыбнулась ему, и мы вместе убрали вещи с кровати.

Когда мы вышли на улицу, вся компания была в сборе. На столе стояли кружки, но Лорд наливал в них вино, а не чай, как это было обычно.

– Что празднуем? – удивилась я, обнимая одной рукой Германа.

– Твое преображение, – ответил мне хозяин этого мира.

– Странный повод, не находишь? – садясь на свое привычное место, отметила я.

– А существование этой вселенной ты странным не считаешь?

– Я к ней уже привыкла.

– Прости, Герман, я немного опоздал! – раздался знакомый голос за моей спиной.

– Вот, моя маленькая, я даже твоего друга пригласил, – обратил творец этих фантазий моё внимание.

Элим прошел и сел наискосок от меня. Герман взял свою кружку.

– Дорогие мои друзья, гости, – он посмотрел на охотника, – и прочие… Вчера моя девочка, единственный лучик солнца в этой ледяной пещере повзрослела. К сожалению, накануне нам не удалось отметить это, поэтому давайте сделаем это сегодня! За мою малышку!

Все эти радостные возгласы Германа меня сейчас мало интересовали. Я смотрела на Ангелину, которая устремила печальный взгляд на своего господина. Как же мне было её жаль! Все веселились, но ей было не до веселья. Она устало смотрела на меня и Германа.

К ночи многие гости были порядком пьяны. Мне надоели все эти нетрезвые лица, и я отправилась в дом. В полумраке мне удалось найти фонарь с фитилем внутри и спички. Огонек бодро засиял под стеклом.

– Почему ты ушла? – спросил меня приятный мужской голос из темноты гостиной.

– Я не могу больше там находиться, – призналась я.

– Тогда побудь со мной, – недвусмысленно предложил мне собеседник.

Из тени мне навстречу вышел Элим. Он подошел так близко, что я едва могла пошевелиться.

– Пожалуй, – произнесла я, – мне придется отказаться от твоей идеи…

– Это был не вопрос, – заметил он и посадил меня на барный стул.

Теперь я была зажата в угол. Слева от меня – газовая плита и столешница кухни, сзади – окно с подоконником, справа – барная стойка, а прямо передо мной тот, кто мог извратить все те светлые воспоминания об этом мире в одну только ночь, проведенную вне реальности, а в бредовом сне Германа.

Его поцелуи обжигали мою шею, ключицу, плечи.

– Тебе не идет его футболка, – огрызнулся он, пытаясь стянуть её с меня, запуская пальцы под её края, скользя вверх по моему телу.

Сопротивляться не было сил. Я уже ждала исхода этого безумия, ждала упреков Германа и своей собственной совести.

– Элим, прошу тебя, не надо… – буквально шептала я, но он не слышал моих уговоров.

Теперь я приготовилась к худшему. Он царапал кожу на моих запястьях и плечах, выпуская наружу кровь, прикусывая плоть на шее. Меня пронзала боль, от которой я выгибалась вперед, но он воспринимал это как желание окончательно слиться двумя душами в единое дыхание.

– Пошел вон, грязное животное! – грозно прозвучал голос Германа. Моего Германа.

Элим огрызнулся. Хозяин дома был один, и настроен он крайне недружелюбно.

– Твой опекун пришел! – усмехнулся в мою сторону охотник.

– Иди сюда, – приказал мне мой спаситель.

Я покорно спрыгнула со стула, проведя рукой по окровавленной коже над ключицей и, взглянув на свои запястья, испачканные алой жидкостью, зашла к нему за спину.

– А тебя, чтоб я больше не видел в этих краях! – проговорил он волку.

Элим подошел ближе и остановился.

– Всё равно тебе не быть для неё первым. Найдутся голодные… Не я, так кто-нибудь другой, – зло прошипел он.

Он вышел из дома и скрылся в неизвестном направлении.

– Теперь мне тебя и на секунду оставить нельзя! – обессиленно воскликнул Герман.

– Прости, – с раскаянием произнесла я.

– Твоей вины в этом нет! Это всё похоть, чужая похоть, жертвой которой можешь стать ты!

Он сел на диван, подозвал меня к себе, посадил на колени. Под его внимательный взгляд упали кровоточащие раны на моей коже, блестевшие в темноте его дома. Он, бережно касаясь губами поврежденной плоти, залечивал ее.

– Запомни, моя девочка, я целую твои раны, делаю маленький глоток тебя. Ты одна принадлежишь лишь мне, до последней капли, ведь все твои раны принадлежат и мне…

Я откинула голову назад, позволяя ему избавить меня от боли, и заплакала. Причиной моих слез была больше слабость, моя беспомощность, которая не позволяла мне бороться, чем обида на Элима или злость.

Герман всмотрелся в мрак, окружавший меня.

– Скажи, ты плачешь от боли или от счастья?

– Я вечно приношу тебе одни неприятности… – простонала я.

– Не говори так! Ты моё седьмое небо, и я нахожу в тебе рай!

06.08.2006 – воскресенье

11.15.

Мама что-то пекла на кухне так, что по дому разносился великолепный аромат. Я надела домашний халат и спустилась вниз. Это были блины с вишневым вареньем.

Позавтракав с родителями, я поехала с ними по строительным магазинам, так как мама затеяла ремонт в спальне.

15.49.

После долгих споров, рассуждений и тщательного отбора мы наконец закупили необходимый материал и приехали домой.

Пообедав, я поехала в свою городскую квартиру.

18.30.

Я просто убивала время, чтобы скорее наступило завтра. Слоняясь от стены к стене, я искала способ отвлечься от ожидания. Я не хотела смотреть ни один фильм. Мне была неприятна музыка и звук идущих часов, висевших над телевизором: «тик-так, тик-так» … Я села на диван и заплакала, осознав, что впервые так сильно завишу от другого человека.

Я решила подумать о хорошем, представив испуганное и удивленное лицо Еремеева, которого завтра будет отчитывать Филин.

С приближением ночи и в ожидании продолжения истории я старалась поскорее уснуть, но как назло у меня ничего не получалось.

07.08.2006 – понедельник

6.43.

К двенадцати часам мне удалось провалиться в сон. Теперь же он исчез, и я уже не могла в него вернуться. Мне ничего не снилось, ну, кроме какой-то лекции по патофизиологии, которая явно не относилась к миру Германа.

7.30.

Я уже летела на всех парах в клинику. Город наполнялся толпами людей, бегущих на работу. В лесу же было всё спокойно и мирно.

Ворота больницы показались среди деревьев. Я выбежала из машины, закрыла её. В руках у меня была сумка с ноутбуком и дисками.

«Я ему обещала!»

В холле было прохладно, несмотря на утреннюю жару. Я поздоровалась с охранником и пошла в палату №8.

7.44.

Германа не было на месте.

«Наверное Валерик повез умываться!» – пронеслось у меня в голове.

Я могла себе представить, как мой подопечный ждал понедельника.

7.52.

Дверь в палату распахнулась, и я увидела санитара, который вез кресло-каталку.

Я встала с уголка кровати, где сидела до сих пор. Сердце моё вдруг забилось с необычайной силой. Что со мной происходило – я не знаю и сейчас, спустя столько времени.

Он поднял на меня свои восхитительные зелено-карие глаза, наполненные тоской и надеждой. Он ждал. Очень ждал.

Как мне показалось, он не сразу поверил тому, что это была я. Потом его губы почти незаметно дрогнули.

– Вы сегодня рано, доктор, – заметил мой подопечный.

Валерик подвез его ко мне и вышел из помещения.

– Я скучал, – шепотом признался Герман и взял меня за руки.

По моим сосудам разлилась обжигающая лава. Я с трудом глотнула.

– Как ты здесь без меня? – наконец, вернувшись в сознание, спросила я.

– Он ужасно назойлив! – возмутился мой собеседник.

– Кто?

– Санитар. Я пару раз еле сдержал себя, чтобы не устроить здесь хаос.

– Ты молодец, – заключила я.

8.03.

Валера зашёл за Германом, чтобы отвезти его в столовую. Я отправилась в «сестринскую» за историей своего пациента.

Рыжеволосая медсестра выдала мне его карту, внимательно посмотрела на меня.

– Вам, наверное, очень тяжело с ним? – почему-то спросила она.

– С чего Вы взяли? – удивилась я.

– Ну, как же?! Самый тяжёлый обитатель клиники!

– Справляюсь понемногу.

– Вы молодец! – похвалила она меня.

Я лишь загадочно улыбнулась в ответ. Никто, кроме Вани, не знает, что происходит на самом деле. Да, мне приходится нелегко, но я рада этим трудностям, ведь мой пациент всегда рядом со мной.

8.14.

Я ушла в свой кабинет. Здесь меня не было уже несколько дней. С последнего моего визита в этом помещении абсолютно ничего не изменилось.

Я распахнула настежь окно, чтобы избавиться от духоты и зажатого в тиски воздуха.

– Сегодня сделаю ему УЗИ малого таза… – диктовала я себе, – а завтра – брюшной полости, а то в тот раз как-то не сложилось…

8.27.

Спустившись вниз, я узнала, что врач, который проводит ультразвуковую диагностику, сегодня не работает. Тогда я попросила ключ от этого диагностического кабинета и сказала, что сделаю всё сама.

Когда я вернулась в палату, то обнаружила, что вместо Валериказдесь уже был Ваня. Это меня порадовало, ведь он в курсе наших с Германом отношений, и при нём не нужно разыгрывать сценки «врач и пациент».

9.00.

Мы отвезли Германа в кабинет УЗИ. Санитар помог ему разместиться на кушетке, пока я включала аппарат, затем покинул нас.

Я размазала гель на нижней части живота своего подопечного, начала проводить диагностику.

– Я так рад, что ты приехала, – заметил он.

– Да, я постаралась сегодня пораньше.

– Зачем ты это делаешь? – поинтересовался он, глядя на то, как я вожу датчиком по его телу.

– Хочу тебя обследовать…

– Достаточно было сказать только первые два слова…

– «Хочу тебя»?

Он хитро улыбнулся.

– Наверное, – продолжала я, – ты ещё ни с кем так не откровенничал?

– Ты первая.

– Ну, хоть где-то…

– О чем ты? – удивился он.

– Да так…

– Если об Ангелине, то можешь не беспокоится. Она была только во сне. Телом я чист и невинен.

– Самому не смешно? – уточнила я, прокручивая в голове его слова, слегка улыбнувшись.

Он ничего не ответил. Мне пришлось придвинуться ближе, потому что провод был слишком короток.

– Не бойся, – усмехнулся он, – тебе я разрешаю себя трогать, даже этой штукой, которой ты елозишь по мне в самом интересном месте.

Включив бесполого медика, я перешла ближе к теме.

– Дальше твоей лобковой кости я никуда не залезу.

– Жаль, – заявил он.

Я удивлённо посмотрела на него, подала салфетку и убрала «джойстик».

– Вытирайся.

– Может ты это сделаешь? – протянул он мне ткань.

– Давай сам, – надоели мне его игры.

Я взяла историю болезни, пока он приводил себя в порядок. Нужно было записать результаты исследования.

«УЗИ органов малого таза: предстательная железа – в пределах нормы; мочевой пузырь – умеренно наполнен; выпота в полости малого таза не обнаружено».

– Я готов! – произнес Герман и сел на кушетке.

Чтобы добраться до двери и позвать санитара, мне нужно было пройти мимо моего подопечного. Я встала из-за стола.

– Пойду, схожу за Ваней, – сообщила я и направилась к выходу.

Он остановил меня и притянул к себе.

– Давай не будем никого звать, – предложил он.

– Тогда сам садись в кресло, – настояла я.

– Хорошо, – согласился он. – Я здоров?

– Ты имеешь ввиду то, что я сейчас смотрела?

Он поустойчивее поставил ногу и усадил меня к себе на колено.

– Да, что там… с моими способностями? – приглушенно выпытывал он.

– Всё в порядке, – ответила я и собралась встать.

Силы были нервы, поэтому мне даже не удалось подняться.

– Чего ты сейчас добиваешься? – наконец спросила я.

– Мне нравится ощущать тепло твоего тела…

– Тебя морозит?

– Нет, просто мурашки по коже.

– Почему?

– Глупенькая, глупенькая девочка, неужели ты ничего не понимаешь?

– А что я должна понимать?

– То, что каждый персонаж в моём мире – это часть меня самого. Даже Элим – это одна из моих сторон.

– Но ты же его ненавидишь?!

– Потому что он хочет… тебя, а я изо всех сил его сдерживаю, чтобы он не натворил глупостей. Но мои личные желания во сне всё чаще совпадают с его… Водин прекрасный, но ужасный для тебя момент, я сорвусь.

– Но это же только во сне, а там не страшно… – я немного наклонилась, откинув назад его голову, и поцеловала.

Он облокотил меня на свою правую руку и начал медленно опускаться на кушетку, нависая надо мной. На какое-то время я совсем забыла, что это не сон, и последствия здесь – куда страшнее, чем в мире Германа.

Я шептала его имя, прислушиваясь к тишине коридора, ведь кабинет УЗИ находился в самом дальнем углу клиники. Сюда редко кто-то заглядывал.

Сейчас мне было плевать на всё, только бы находиться рядом с ним, ведь я так соскучилась за эти два дня.

Когда он расстегнул уже четвертую пуговицу на моей рубашке, я опомнилась.

– Стой, – пробормотала я.

– Что? – шепотом спросил он.

– Я не готова… – опершись локтями на кушетку, выговорила я.

– Хорошо, – спокойно согласился он, снова сел, дотянулся до кресла-коляски и с трудом перебрался в неё.

Я встала на ноги, застегнула рубашку, вывезла его в коридор и закрыла дверь, забрав со стола историю болезни.

– Прости, – извинилась я, наклонившись к его уху.

– Всё в порядке, – оправдал он меня.

10.12.

– Чего-то вы долго, – удивился Ваня, когда я ввезла пациента в палату.

Его замечание осталось без комментария. Врать мне не хотелось, ровно как и говорить правду.

– Отведешь его в спортивную комнату? – обратилась я к санитару.

– Конечно, – согласился мой коллега.

Они удалились, а я, сняв ботинки, легла на пустую кровать.

Я мысленно задыхалась. Мне хотелось убежать подальше отсюда. Через лес… Куда-нибудь, лишь бы только заглушить голос своей совести.

10.23.

Я зашла в тренажерку, подключила наушники к телефону, села на скамью.

– Ты будешь тут? – спросил Ваня.

– Да, посижу немного, – ответила я и, включив музыку, прикрыла глаза.

Заиграла великолепная композиция нового, на тот момент, альбома немецкой группы Oomph! – «Weißt du wie viel Sternen stehen?». Я вдруг вздрогнула. Для меня пел будто сам Герман.

«Нет, – подумала я, – просто голос похож!»

Эта песня разбудила во мне нечто, что раньше дремало и находилось на задворках моего сознания. Она разбудила во мне женщину, которая безумно хотела любить и быть любимой.

Я посмотрела на Германа, который усиленно тренировался, чтобы снова начать ходить. Я увидела в нем безграничное желание, стремление встать на ноги и обрести весь этот черно-белый реальный мир, к которому принадлежу я.

11.15.

Я вернулась в палату, а Ваня повез Германа в душ. Ко мне заглянула мама моего подопечного.

– Яна, здравствуй, – произнесла она, зайдя внутрь комнаты №8.

– Здравствуйте, Ольга Павловна. Он сейчас вернется.

– Хорошо.

Она села напротив меня за стол.

– Как он себя чувствует? – беспокоилась она за сына.

– Неплохо. Сегодня делали УЗИ малого таза.

– И как?

– С уверенностью могу сказать, что, когда он выйдет из стен этого заведения, он сможет жениться, и Вы будете бабушкой.

– Жениться? На ком?

– Найдет себе достойную девушку… А что Вас смущает?

– Кто же пойдет замуж за человека, который двадцать лет провел в психиатрических больницах?

– Девушки разные бывают… Вон… Замуж и за инвалидов выходят. А Герман Ваш по всем показателям не псих даже.

– Ну да… – она грустно смотрела на меня. – А то, что ты мне говорила…

– Что я Вам говорила?

– То, что любишь его…

– Я не отказываюсь от своих слов.

– Так почему бы… Впрочем, я не стану лезть в твою жизнь.

– Нет уж, договаривайте, – заинтересовалась я.

– Почему бы тебе не стать матерью моих внуков?

Я немного опешила.

– Простите? – переспросила я.

– Я зря, наверное, затеяла этот разговор…

– Нет, давайте договорим, – предложила я.

– Видишь ли, – начала она, – я очень долго ничего не знала о судьбе сына. Теперь я хочу, чтобы он стал самым счастливым мужчиной на свете. Я вижу, как он улыбается, когда ты рядом. Я вижу, что он ищет твоего взгляда, ждёт твоего прикосновения. Я вижу, что с тобой он оживает.

Она замолчала и тяжело вздохнула.

– У нас с ним состоялся диалог в пятницу… Мы говорили о тебе. Он сказал, что влюблен.

Я улыбнулась, ведь тогда я слышала их беседу. Но моя собеседница, вероятно, подумала, что моя улыбка вызвана тем, что она сейчас сообщила.

– Извини меня, – говорила она, – но я не понимаю, почему два любящих человека не могут быть вместе.

– Давайте сначала поставим его на ноги.

11.37.

В палату вернулся Герман и Ваня. Я, схватив санитара за руку, оставила мать и сына вдвоем. Им было, о чем поговорить.

Когда мы с Ваней вернулись через час в палату, то увидели угрюмого пациента и его собеседницу в слезах.

Он посмотрел на меня.

– Ты знала? – спросил он.

– Что именно? – удивилась я.

– Про моего отца.

– Да, знала, – подтвердила я.

– Почему ты мне не сказала? – начинал злиться он.

– Я не знала, как тебе это сообщить, – оправдалась я.

– Не знала? – он развернул коляску и подъехал ко мне. – Ты ходила, весело улыбалась, устраивала мне здесь сплошные праздники и не думала о том, что на самом деле я потерял отца!

– Прости, – не смогла я выдержать его упрёков.

– Ладно, извини меня, – он взял меня за руку, а я расплакалась, вырвалась и ушла в свой кабинет.

Закрыв дверь изнутри, я села на пол у стенки и громко ревела. Я сама была в этом виновата! Вымаливать прощения у самой себя – дело неблагодарное. Оставалось только надеяться, что Герман сможет заглушить голос моей совести.

12.30.

За дверью послышались шаги.

– Ян, открой, – просил Ваня.

– Зачем? – всхлипнула я.

– Пойдем на обед.

– Мне надо побыть одной!

Он послушно оставил меня. Я легла на полу, обняла колени и продолжила самобичевание.

13.17.

Я боялась спуститься вниз, но продолжать гнобить себя и обвинять во всех смертных грехах – сил уже не было.

В коридорах было пустынно. Я прокралась в кухню и попросила стакан воды. Повариха, с которой мы теперь общались довольно дружелюбно, подала мне его и узнала, что со мной случилось.

– С пациентом проблемы… – выпивая залпом воду, пожаловалась я.

– Так плачут только из-за мужиков… Влюбилась что ль? – догадалась она.

Я только кивнула в ответ. Она по-матерински обняла меня.

– Господи, из-за этих уродов ещё плакать! Не стоит он твоих слёз!

13.26.

Я поблагодарила повариху и направилась в палату. Глаза и щеки у меня всё еще были мокрыми.

Вани в помещении не было. Он ушел в комнату для персонала.

Я прошла к окну и села за стол, стараясь не смотреть на Германа, взгляд которого я чувствовала на себе.

– Прости меня, – раздался его голос, – ты не виновата.

Я с трудом изображала обиду, но потом не выдержала и переместилась на пустую кровать рядом с ним.

– Ты пообедал? – заботливо спросила я.

– Нет. Компот выпил и всё.

– Почему?

– Кусок в горло не лезет… Ты плакала? – заметил он, слегка подавшись вперёд.

Я отвернулась.

– Нет, – ответила я.

– Врешь.

– Вру.

Я села рядом и обняла его.

– Будем смотреть кино? – спросила я.

– Включай.

Я спрыгнула с кровати, открыла ноутбук, запустила фильм. Задернув шторы, я поставила компьютер в изножье и вернулась в изначальное положение.

«Разрисованная вуаль…»

Спать днем мы сегодня не будем.

15.40.

– Тебе понравился фильм? – спросила я, когда на экране засверкало слово «Конец».

– Тяжелый. Предательство, измена, потеря…

– Я всегда осуждала главную героиню… Знаешь, в книге написано лучше.

– Ты читала?

– Да.

20.54.

День прошел как обычно. Мы погуляли в саду, потом поужинали. Признаться, мне с трудом удалось его уговорить.

Вечером он погрузился в воспоминания о своем отце. Я с интересом слушала его рассказы о моментах, которые они проводили вместе.

Мне казалось, что сейчас самое время спросить его о том, что терзало меня уже больше недели. О его детстве и о том, что же произошло на самом деле тогда, двадцать лет назад, опуская подробности школьных фантазий моих одноклассников, которые рассказывали ужасы о мальчике, что сошел с ума.

– Зачем тебе это знать? – без особых эмоций уточнил он.

– Мне это нужно, – призналась я.

– Ладно, – согласился он, – слушай.

Я поудобнее села на кровати, внимательно глядя на своего собеседника.

– Когда мне было пятнадцать, я учился в школе… науки мне давались нетрудно. У нас была преподавательница, в которую все поголовно влюблялись. Она была чуть старше тебя, но довольно строга и даже жестока. Я её ненавидел, несмотря на окружающие меня «ахи и вздохи». Мои друзья вечно отвешивали ей нелепые комплементы, на которые она реагировала довольно равнодушно, но после уроков оставляла малолетнего кавалера «для беседы о его поведении», а за спиной они обсуждали детали близости с ней, которую они представляли себе в своих самых запретных фантазиях. В моем классе учился мой… друг, правильнее сказать, а еще девчонка. Она была отличницей и очень расстраивалась из-за плохих оценок, потому что родители ее били.

Он посмотрел на меня.

– Что? – не выдержала я его пристального взгляда.

– Ты действительно хочешь знать всё?

– Конечно.

– Не для твоих невинных ушей эта история.

– Герман, я учусь в медицинском.

– Что ж… – согласился он и продолжил. – Это был пасмурный день. Я пошел в учительскую за журналом, но остановился у двери и подслушал разговор учительницы с нашей отличницей. Она говорила, что за всё нужно платить, и даром свои оценки она не заработает, иначе преподавательница отправится к её родителям и расскажет небылицы о плохой учебе их дочери. Тогда я понял, что отличница доносит ей какие-то подробности о наших разговорах, о том, как парни из моего класса обсуждают её за спиной, проще говоря, «стучит» на своих знакомых. Конечно, как порядочный человек, я должен был сообщить об этом своим друзьям, но, посчитав, что они сами виноваты, я решил не вмешиваться. Через пару месяцев я уже и думать забыл про тот случай. Если бы не новые обстоятельства… Я со своим другом остался в классе убираться после уроков. Когда мы помыли полы, я пошел выливать воду из ведра и проходил мимо открытой двери учительской. Оттуда доносились странный звуки. Я заглянул внутрь, а там мой знакомый, который учился в параллельном классе… Как бы это помягче выразить? Ублажал эту молодую учительницу. Я был замечен. Началась погоня. Я забежал обратно в класс, схватил своего друга, и мы вместе выпрыгнули в окно. Благо был первый этаж. Однако, была зима, и мы в школьной обуви побежали по улице. В этот же день я всё рассказал маме. Она подняла этот вопрос на собрании, но её убедили в том, что этого не было, а то, что я видел – всего лишь мои фантазии. Меня отправили к психиатру. Когда разбирались в этом деле, то у моего друга спросили – видел ли он лично то, что рассказывал я. Он сказал «нет». Меня признали психически больным, и с тех пор… я нахожусь в клиниках.

– А что произошло потом со всеми участниками истории?

– С ними…всё было как обычно. Одного меня вычеркнули из жизни, отрезали, как ненужный орган.

– Позволь задать ещё один вопрос…

– Тебе недостаточно всего того, что ты узнала сегодня?

– Последний, честно.

– Хорошо, – сдался он.

– Почему ты проявлял агрессию, находясь в клиниках, ведь если бы ты этого не делал, тебя бы давно уже выписали?

– Ты представляешь, что значит «быть пациентом психбольницы»? Это, когда каждое твое слово расценивают, как приступ бреда. Когда ты пытаешься рассказать правду – в каждой букве видят ложь. От безысходности, в надежде вырваться ты бросаешься на сотрудников, чтобы хоть как-то избежать участи умалишенного. Вот только здесь эти трюки не проходят, а я понял это слишком поздно. Это такое же состояние, когда тебя привязывают к операционному столу, утверждают, что развилась гангрена и собираются отрезать конечность, доказывая с пеной у рта, что, если этого не сделать, ты умрешь уже завтра от заражения крови. Вот, что такое безысходность!

22.03.

Мы легли спать. Завтра утром нам предстояло пройти УЗИ брюшной полости, а еще сдать кровь на гормоны.

Я не знаю, кто ты, человек, читающий этот дневник, но хочу немного… объяснить, наверное… я готовила почву для нашего будущего. Конечно, меня волновало и его общее состояние, но в особенности… его способность к воспроизведению себе подобных.

22.50.

Сны снились красочные, яркие, насыщенные.

Мы с Щенком играли в прятки в доме Германа, а сам он сидел в гостиной и что-то читал. Когда мне надоела эта бесцельная беготня, мой соперник убежал, а я села рядом с хозяином дома и заглянула в книгу.

– Что читаешь? – поинтересовалась я.

– «Узорный покров» Сомерсета Моэма.

– Это тот, по которому был снят фильм?

– Да.

– И как тебе книга?

– Ты была права. Она куда лучше актерской игры.

Я улыбнулась, а он отложил литературу.

– Сегодня опять соберутся гости? – спросила я.

– Если ты этого захочешь, – ответил он.

– Какой в них толк?

– Сегодня можем поиграть в карты, если ты не против.

– Тогда зови их.

В этот раз Изольда пришла пешком, введя на поводке огромного пса.

На конях примчались Франц и Лорд.

Когда все, включая прекрасную половину местного населения, были в сборе, Герман взял бокал вина и встал из-за стола.

– Сегодня мы начнем ужасную игру, которая приведет к сокращению числа местных обитателей.

– Как это? – удивился Лорд.

– Будем играть в карты. Я буду судьей. Для моей девочки это просто игра, и условия её не касаются. Для остальных же они таковы: трижды проигравший навсегда покидает этот мир.

Я с ужасом посмотрела на Германа. Он зло улыбнулся, хотя это было больше похоже на оскал.

– Неужели ты готов от всех них отказаться? – спросила я.

– Зачем они теперь нужны, если у меня в реальности всё неплохо складывается?

– Но реальность для тебя… чёрно-белая.

– Уже нет.

– Как это?

– Она постепенно приобретает цвет.

Мы сели за стол. В последнюю секунду примчался Элим и сел напротив меня.

– Ты же запретил ему здесь появляться… – обратилась я к Герману.

– Теперь и у него есть все шансы, чтобы уйти отсюда.

Он раздал нам карты. Козырь – червы.

Игра была напряжённой, но быстрой из-за количества участников. Проигрыш остался за Щенком.

Следующий раунд. Козырь – пики. В «дураках» осталась Венера.

Третий раунд. Козырь – крести. Проигрыш снова за Щенком.

Герман зло усмехнулся.

Четвертый раунд. Пики. Снова проиграл Щенок.

– Пошел вон! – прикрикнул на него Герман.

Мальчишка послушно встал и исчез.

Я в страхе посмотрела на остальных – неужели он готов отказаться от них ради меня?

Новая игра. Проиграла Изольда, затем Агния и снова Изольда.

– Сделаем перерыв! – воскликнул Герман и ушел в дом.

Элим подошёл ко мне.

– Что тебе нужно? – раздражённо спросила я.

– Я хочу извиниться. В ту ночь я был пьян, а ты – слишком соблазнительна.

– Чего ты теперь добиваешься? – решила напрямую узнать я.

– Герман затеял игру – не на жизнь, а на смерть. Не знаю, сколько ещё мне осталось раундов. Просто хочу уйти достойно, не вызывая плохих воспоминаний.

– Тебе удалось их вызвать… – заметила я.

– Отойди от нее! – приказал моему собеседнику создатель этого мира.

Элим не сопротивлялся и даже слова поперек не вымолвил. Он молча сел напротив меня, и мы продолжили игру. На этот раз не повезло Лорду. В следующем раунде проиграл Франц, а после него Ангелина.

Теперь у всех, кроме волка, были проигрыши. Мне, пока что, тоже везло.

Ещё один раунд. Агния не смогла потратить все карты. Ещё один проигрыш в ее копилку.

– Перерыв! – объявил Герман и, взяв меня за руку, провел за собой в дом.

– Что случилось? – испугалась я.

– Мне нужно продумать, – ответил он и сел на диван.

– О чем?

– Об исходе игры.

– А я тебе зачем была нужна?

– Затем, что мне так спокойнее, и я знаю, что всякие недоживотные к тебе снова не подойдут.

Он замолчал и внимательно посмотрел на меня.

– Почему ты решил от них избавиться?

– Пора возвращаться в реальность. Там им не место.

Мы вернулись за стол. Новая игра. На этот раз к концу тура у меня осталось две карты. Мне бояться было нечего, однако, Герман взял меня за руку, обвел вокруг угла стола и посадил к себе на колени.

– Чтобы ты больше не проигрывала, – пояснил он, проведя ладонью по внутренней стороне моего бедра, слегка зацепив нижний край его футболки, что была надета на мне.

Ещё одна раздача. Снова Агния. Это был её третий проигрыш. Она встала, подошла к Францу, поцеловала его и, покорно улыбнувшись, исчезла.

– А куда они деваются, когда исчезают здесь? – спросила я Германа, пока мои соперники знакомились со своими картами.

– Что-то вроде кремации… Их прах рассеивается над этой долиной. Твой ход.

Я бросила вперёд «шестерку», и начался новый этап. На этот раз последними остался Лорд, за ним Венера и, напоследок, Франц. Теперь на их счету было по два проигрыша.

Новая игра принесла горе Изольде. Старушка долго что-то ворчала себе под нос, затем встала, поклонилась, в ответ на что, Герман приподнял свой цилиндр над головой.

– Мое почтение, – добавил он, и Изольда скрылась от наших глаз.

– Какой смысл в этой игре, если всё равно уйдут все? – во время очередного перерыва пытала я Германа.

– Развлечь тебя.

– Знаешь, то ещё развлечение…

– И немного попрактиковать тебя. В реальности мы не раз сыграем в карты.

– Кстати, хотела спросить! Ты знаешь все карты каждого игрока?

– Да.

– А почему ты не хочешь, чтобы я проигрывала?

– Просто, чтобы не тянуть время.

– Тогда можно было бы просто всех изгнать и не тратить часы на игру.

Он подошёл ко мне, и я ощутила его дыхание.

– Довольствуйся тем, что есть и не возражай.

Новая игра. Настала очередь Венеры получить свой последний проигрыш. Она простилась со своим любимым и скрылась. Из женской половины осталась только Ангелина с одним проигрышем и я с неограниченным количеством.

Потом ушел Франц, а за ним и Лорд. В игре остались трое. Мне ужасно хотелось закончить этот кошмар. Я не могла играть против Ангелины, ведь мне её было бесконечно жаль. Хотя, с другой стороны, это был великолепный шанс избавить её от тех мук, которые ей приносила любовь к Герману.

Перерыва не было, и через два раунда нам пришлось с ней расстаться. Никогда не забуду её отрешенного взгляда и слов, обращённых ко мне и к её любимому: «Берегите друг друга». Она ушла, как и многие до неё. Развеялась над долиной, превратилась в пепел.

Остался Элим, у которого не было ни единого проигрыша.

– Ты будешь раздавать, – сказал мне Герман, спустив меня со своих колен и посадив на свое место.

Сам же он разместился напротив волка и, сняв сюртук и цилиндр, остался в белоснежной рубашке с расстёгнутым воротом.

– На что будем играть? – уточнил Элим.

– У тебя есть варианты? – удивился Герман.

Волк покосился на меня.

– Раз уж сам хозяин удостоил меня чести… Хочу по полной…

– Говори.

– Играем три раза. Кто выигрывает два из них – остаётся здесь. С ней, – предложил он, указав на меня.

– А ты не хочешь её спросить? – возмутился Герман.

– Нет, – честно ответил его соперник.

Хозяин отвёл меня в сторону.

– Когда ты будешь раздавать, – учил он меня, – не старайся ощутить что под пальцами. Смотри сердцем сквозь «рубашки». Ты же понимаешь, что зависит от моего… нашего с тобой выигрыша?

– Понимаю, – ответила я и крепко обняла его.

Он осторожно меня поцеловал, и мы вернулись за стол.

Первый раунд. Козырь – крести. Не самый хороший знак. Игра напряжённая. Кажется, я сгрызла все свои ногти на руках. Нет сил ждать конца.

Герман проиграл.

Второй раунд. Козырь – пики. Я старалась не смотреть в сторону играющих. Это заставляло меня нервничать ещё больше. На этот раз проиграл Элим.

Один – один. Теперь всё зависит от случая. Козырь – буби. Проигрыш за Германом.

– Дашь мне с ней проститься? – попросил он.

– Валяй, – разрешил волк и закинул ноги на стол.

Герман подошёл ко мне, крепко прижал к себе, слегка смяв свою футболку на моей спине. Я заплакала. Он меня целовал.

– Выходи из моего мира, – осторожно шептал он, чтобы волк его не услышал, – беги прочь, оставь меня здесь. Верни мне обратно эту боль! Позволь мне снова страдать!

– Я не могу бросить тебя в этом аду!

– Прошу, уходи, – он снова поцеловал меня, словно впитывая в себя каждую клеточку моего тела и моей души.

– Эй, хватит! – воскликнул победитель. – А то мне ничего не достанется!

– Я не хочу, чтобы он был первым, – шептала я Герману. – Давай убежим, ты сделаешь то, что должен, тогда он откажется от меня!

– Не могу. Я слишком тебя люблю.

Я отошла от Германа, и вдруг в голове созрела идея.

– Ещё один раунд! – потребовала я от Элима.

– Нет, малышка, я больше с ним играть не буду! – возразил он мне.

– Не с ним. Со мной.

Волк оживился, сел ровно за столом.

– Давай! Раздаю я!

– Как хочешь.

Я села напротив и приняла шесть карт. Герман занял свое кресло, с грустью глядя на меня и на мои бессильные попытки противостоять зверю, что вырвался из-под его контроля.

Последний раунд. Козырь – черви. У него все шансы на победу.

Карты мне достались не самые лучшие, однако он забирал несколько раз и помногу.

И вот в моих руках козырный туз и семёрка крести. Я отдаю туз. Ему приходится взять его, и тогда я избавлюсь от последней карты. Конец игре.

Герман схватил меня на руки и, когда наша радость отступила, мы поняли, что Элим исчез.

Со всеми жителями волшебного мира грез было покончено!

08.08.2006 – вторник

7.04.

– Яна, просыпайся, – услышала я такой любимый и такой родной голос Германа.

– Сколько время? – всё ещё не открывая глаз, спросила я.

– Около семи. Ваня предоставил мне возможность тебя разбудить.

– Как благородно с его стороны, – сонным голосом бормотала я. – Ты ещё не пил, не ел?

– Нет.

– Тогда поехали на УЗИ.

– Опять?

– Угу, – подтвердила я, слезла с кровати и позвала санитара.

7.23.

Мы завезли Германа в диагностический кабинет. Было ещё слишком рано, поэтому мы никого здесь не увидели.

Я запустила аппарат, а Ваня уложил пациента на кушетку, сам сел на стуле рядом с ним.

– Я никуда не убегу, – заметил мой подопечный, обращаясь к моему коллеге.

– Я знаю, – ответил он.

– Ты можешь идти.

– Если твой лечащий врач скажет, уйду.

Герман с надеждой посмотрел на меня, но я была слишком занята, чтобы разрешить их спор.

Настройка аппарата заняла три минуты. Я снова нанесла гель на тело пациента и приступила к диагностике.

7.52.

Всё было закончено. Ваня помог ему избавиться от остатков бесцветного желе на коже. Мы отправились в палату, потом медсестра принесла мне всё необходимое для забора крови из вены.

– Покачай кулачком, – попросила я Германа после того, как наложила жгут.

– Я смотрю, что ты на все руки от скуки… – заметил он, выполняя мою просьбу.

– Я не доверю твои вены медсестрам.

Я внимательно осмотрела его руку, на которой проступила сеть синих сосудов. Это поистине было великолепно.

– Нравится? – спросил он, изучая меня взглядом, словно желая почитать каждую мою эмоцию.

– Конечно. Не надо вену искать. Ты – просто мечта любого медика.

– И твоя? – не унимался он.

Я протёрла спиртом место пункции и ввела иглу. В пробке показалась кровь: темная, вишнёвая, горячая…

Du blütest nicht genug für mich

Küss mich noch ein letztes Mal…¹⁰

За первой пробиркой последовала вторая, после – третья.

Он молчал и внимательно смотрел на меня. Нет, не за моими действиями, ему не было до них никакого дела, а прямо в глаза, следил за каждым оттенком чувств.

Я расстегнула жгут, приложила ватку и извлекла иглу.

– Не больно? – поинтересовалась я.

Он отрицательно покачал головой и закрыл глаза.

Я отнесла пробирки в лабораторию, написала направления. В углу бланка подчеркнула красной ручкой «Cito!¹¹». Девушка – лаборант приняла у меня всё это и внимательно прочитала список гормонов, которые меня интересовали.

– Зачем столько? – удивилась она.

– Меня интересует его полная диагностика.

Она улыбнулась, и я ушла.

8.15.

Герман и Ваня уже были в столовой.

– Всё в порядке? – поинтересовался у меня мой подопечный.

– Да, – ответила я и села за стол.

Санитар оставил нас вдвоем.

– Мне надо будет отъехать ненадолго, – признался я.

– Куда? – забеспокоился он.

– Домой. Приму душ, захвачу пару свежих футболок…

– Яна… – услышала я напряжённый голос Вани.

– Что?

– Можно тебя на минутку?

Мы вышли из столовой и остановились в холле.

– Что случилось? – беспокоилась я.

– Только что Филин сказал… Еремеев покончил с собой в ночь с воскресенья на понедельник.

– Как?! – в ужасе воскликнула я.

– Его сожительница сообщила, что он, не просыпаясь ночью, вышел из спальни, разговаривая с кем-то во сне, а потом она услышала крик и грохот. Когда она забежала в ванную, он сидел по пояс в воде, а в его руках был фен, включенный в розетку.

– Самоубийство? – решила я.

– Не думаю, – ответил он и посмотрел в сторону столовой.

– Думаешь это был Герман? – догадалась я.

– Да уж, без него не обошлось. Только, чем ему насолил Еремеев?

– Я это выясню, – твердо произнесла я и направилась к своему подопечному.

– Погуляем после завтрака? – как ни в чем не бывало, предложила я ему.

– Конечно, – согласился он.

8.54.

Я вывезла его в сад. Мы свернули на тропинку и ушли за клинику, где стояла одинокая скамья. Я села на неё.

– Знаешь новость? – начала я.

– Какую?

– Про Еремеева.

– Нет, а что с ним?

– Умер.

Он злорадно усмехнулся.

– Ты ему приснился и заставил его сделать это?

– Не вынуждай меня говорить тебе правду… – тяжело вздохнул мой собеседник.

– Ты не впустил меня в свой мир в ту ночь, потому что был занят им? Так?

– Так.

– За что ты его… убил?

– За что? А разве мало за что? Опущу тот факт, что он вечно чинил нам с тобой препятствия. Я разговаривал с ним! Он хотел тебя… обесчестить. Ему было плевать на всё. Он привык добиваться того, что он хочет. Он мог бы проснуться в понедельник, если бы откровенно не признался мне в своих планах!

– Господи, зачем?!

– Пойми, другого выхода не было.

– Был! – заплакала я.

– Какой?! Ждать реализации его грязных планов, а потом писать на него заявление в милицию? Нет уж!

Я легла на скамье и сжалась в комочек. Слезы сами текли из глаз. Самое страшное было в том, что Герман был прав, и другого выхода нет, даже быть не могло. Я была с ним согласна. Я была ему благодарна, но совесть теперь сжигала меня изнутри, ведь я приручила зверя, который способен на всё.

Он подъехал ближе ко мне и начал гладить мои волосы. Мне было всё равно. Я вдруг подумала, что после моего появления здесь изменилось и даже сломалось слишком много судеб. И всё это только ради одной – Германа.

Я повернулась на спину и вгляделась в голубое свежее небо.

– Что ты чувствуешь, когда убиваешь? – спросила я у него.

– Ничего. Я не убиваю, а настоятельно рекомендую им сделать это самим.

– Доведение до самоубийства…

– Этого никто не докажет. Даже самый лучший прокурор.

– Ты считаешь, что поступаешь благородно?

– Если ты ищешь ответ на все, что тебя мучает, то знай, люди рождены, чтобы умереть. И никак иначе.

– Смерть – итог всему, но…

– Ты сможешь меня простить?

– Мне не за что тебя прощать. Ты сделал так, как посчитал нужным.

– Единственное, в чем могу тебе поклясться, это в том, что тебя я никогда не смогу убить или же причинить боль…

9.48.

Мы вернулись в палату. Я дала указание Ване отвезти Германа около одиннадцати в тренажерную комнату и предупредила, что может заехать Ольга Павловна. Попрощавшись со своим пациентом, я собралась уходить.

– Останься, – попросил он.

– Мне надо побыть одной.

– У меня плохое предчувствие. Не уезжай.

– Да, что со мной случится? – махнула я рукой и, схватив свои вещи, выбежала из клиники.

10.37.

Я приехала домой, бросила в стирку грязную одежду, собрала новый рюкзак. После того, как приняла душ, высушила волосы, оделась и спустилась к машине.

Город мелькал за окнами. Светофор радостного горел зелёным огоньком. Я ехала прямо, не ожидая трагедии. На красный свет в правый бок моей машины влетел внедорожник.

Последнее, что я помню, прежде чем потеряла сознание – перевернутый вверх ногами мир, лицо какого-то мужчины и его голос, вызывавший скорую.

12.20.

– Наконец-то очнулась, – произнес кто-то мягко и заботливо.

Я открыла глаза и обнаружила, что нахожусь в реанимации. Белые стены, пикающий аппарат в унисон с моим пульсом, трубка, торчащая из моего носа – мягкая, почти неощутимая.

– Что случилось? – сухими губами попыталась спросить я.

Через мгновение ко мне подбежал врач. Он посветил мне фонариком в глаза, поверил реакцию зрачков, затем проводил пальцем перед моим носом и сообщил, что всё в порядке.

Это был мужчина лет тридцати, больше бы я ему не дала. Кожа достаточно бледная. Блондин. Пальцы холодные, но очень нежные.

– Вы попали в аварию. Мы уже сообщили Вашим родителям. Скоро они приедут сюда.

– Мне нужно позвонить, – вспомнила я и попыталась подняться.

– Я Вам дам Ваш телефон, только давайте без движений, – слегка надавил врач мне на правое плечо.

Я успокоилась и положила голову на подушку. В моей руке оказался телефон. Я набрала номер Вани, но он не отвечал. Пришлось звонить Жене, чтобы она поехала в клинику и предупредила санитара, а тот, в свою очередь, Германа.

Подруга с радостью согласилась и пообещала приехать ко мне, чтобы сообщить о результатах и заодно навестить меня.

13.00.

Время тянулось убийственно долго. Я молча лежала и смотрела в потолок. В коридоре раздался тихий голос мамы и доктора. Они показались вместе в дверном проеме.

Врач улыбнулся как-то по-доброму и оставил нас вдвоем.

– Как ты себя чувствуешь? – беспокоилась мама.

– Пока не знаю. Они, скорее всего, вкололи мне обезболивающее, и я ничего не ощущаю.

– Доченька…

– Что с машиной?

– Не волнуйся. Папа разберётся.

– Вам пора, – заметил врач, войдя в палату.

Мама ушла. Медсестра сделала мне какую-то инъекцию.

– Ну вот, завтра переведем Вас в отделение.

Я с трудом улыбнулась. Меня клонило в сон.

– Поспите, – настоятельно рекомендовал мне врач.

Я закрыла глаза и провалилась во мрак.

14.17.

– Как ты? – раздался голос Германа позади меня.

– Никак. Прости, что я тебя не послушала.

– Я тебе обещаю, что, когда ты вернёшься, я встречу тебя, стоя на ногах у ворот клиники.

– Ты занимался сегодня в тренажерке?

– Да. Потом приезжала мама.

– Как ты узнал, что со мной что-то случилось?

– Мне в грудь словно кинжал вонзили.

– Больно?

Он улыбнулся.

– А тебе?

Я промолчала. Конечно, что я могла ему ответить?

– Я все эти дни буду с тобой, – шептал он мне в шею. – Слышишь?

– Да.

20.13.

Я проснулась, посмотрела вокруг. Никого не было. Вдруг я почувствовала боль и тихо застонала.

– Обезболивающее перестало действовать? – заботливо спросил врач, показавшись в помещении.

– Да… – через боль выдохнула я.

Он набрал какой-то препарат в шприц и ввел в катетер на моей руке.

– Сейчас всё пройдёт, – успокоил он. – Кстати, Вы не против, что мы списали Ваши данные из паспорта, который мы нашли в рюкзаке?

– Нет, не против.

– Вот только, там не написано, где Вы учитесь или работаете…

– Третий курс медицинского.

– О, так мы с Вами коллеги! – обаятельно улыбнулся он и, поставив стул, сел около мой кровати, видимо рассчитывая на разговор.

– Куда же Вы так торопились?

– В психиатрическую клинику.

– Хм, зачем?

– Практику там прохожу.

– Интересно, наверное…

– Очень.

– Будете психиатром?

– Нет, эндокринологом.

– Вы не думайте, что я словоохотлив, просто мне нужно видеть реакцию Вашего организма на препарат.

– Я понимаю.

Он замолчал и посмотрел на пульсовую волну, мелькавшую на экране.

Я не заметила, как заснула.

09.08.2006 – среда

6.15.

В палату сквозь закрытые жалюзи проглядывало ранее солнце. Здесь была медсестра. Она заполняла документацию, сидя за небольшим столом в углу помещения.

– Доброе утро, – весело произнес врач, войдя в палату.

Я с трудом улыбнулась.

– Как Вы себя чувствуете? – регулируя капельницу, спросил он.

– Немного лучше.

– Боюсь, придется Вас ещё подержать здесь. Но есть и хорошие новости. Пока Вы были вчера без сознания, мы сделали рентген. Все кости целы. Вы быстро поправитесь.

– Пить хочется, – призналась я.

Он взял ватный тампон, налил в стакан воды из кувшина и, захватив стерильный материал пинцетом, смочил в прохладной жидкости. Врач промокнул мне губы.

– Пить нельзя, – уточнил он. – Это всё, чем я могу помочь.

Я поблагодарила, а потом сознание начало меркнуть. Сквозь сон я услышала монотонный писк аппарата, голос врача, дававший указания медсестре.

Я проснулась в домике Германа в его мире. Он сидел на краю кровати и обеспокоенно смотрел на меня.

– Что со мной? – спросила я.

– Это расплата мне за смерть Еремеева! – воскликнул он, словно не слышал моего вопроса.

– Какова цена?

– Твоя жизнь! Жизнь человека, который мне дороже всех!

Я чувствовала, что медики пытаются вернуть меня к жизни.

– Ну же! – крикнул наконец врач.

Я открыла глаза. Он с облегчением вздохнул.

– Вы однозначно останетесь в реанимации до завтра.

Так я пережила клиническую смерть.

Он не отходил от меня ни на минуту. Всё время был рядом, даже когда я спала.

«Неужели ему больше нечем заняться, как сидеть тут со мной?» – думала я.

Потом мне сказали, в реанимации, кроме меня, никого не было. Мне одной повезло так.

10.08.2006 – четверг

7.24.

Я находилась здесь уже третий день, безумно скучая по Герману. Даже красивый врач, которому не хватало только крыльев, чтобы окончательно казаться ангелом, не мог отвлечь меня от мыслей о моем пациенте.

В глазах доктора я видела искреннюю обеспокоенность моим состоянием. Я поняла, что сегодня перевода в общую палату не будет. Ещё один день, вычеркнутый из жизни.

18.30

Вечером привезли девушку лет семнадцати. Она наглоталась таблеток из-за того, что её бросил молодой человек. Сильнейшая интоксикация. Обычный подростковый бред.

23.40.

Девчонку откачали, перевели в общую палату. Я снова осталась одна.

11.08.2006 – пятница

6.35.

– Сегодня, думаю, – сказал мне врач, – переведем Вас. Состояние стабильное. Всё у Вас хорошо.

Я улыбнулась ему и поблагодарила за заботу.

12.40.

Меня привезли в общую палату. Здесь уже ждала мама. Она принесла одежду, еду. Мне разрешили по-немногу садиться на кровати и осторожно вставать. Из питания мне был позволен куриный бульон, кефир и прочие лёгкие продукты.

20.00.

Мама уехала, оставив мне плеер с музыкой, наушники и книги, чтобы я не умерла со скуки.

Со мной в одной палате лежала женщина лет тридцати. Ее звали Леной. Мы немного пообщались и узнали друг друга получше. В конце концов, мы проведем вместе ещё недели две.

12.08.2006 – суббота

6.15.

Принесли градусники. Дежурный врач забежал в палату, быстро опросил нас о состоянии, что-то пробормотал и ушел.

«Теперь я побуду пациентом» – подумала я.

10.40.

Приехала Женя.

– Ты как? – беспокоилась она.

– Нормально, – я села на кровати и улыбнулась. – Ты съездила в клинику?

– Да… – загадочно произнесла моя подруга.

– Расскажешь? – заинтересовалась я.

– Нашла я твоего санитара…

– И?

– У тебя с ним ничего нет?

– Нет. Ты же знаешь.

– Ах, да! Ты же с этим психом!

– Он не псих!

– Да, я просто так его называю.

– Тебе Ваня понравился?

– Ну, есть такое…

– Поздравляю, – обрадовалась я.

Она замолчала. Я видела, что она мне хочет ещё что-то сказать, но не могла.

– Жень, что случилось?

– Я не совсем точно выполнила твою просьбу. Я поехала в клинику только на следующий день после твоего звонка.

– Герман уже всё знал. А за осведомленность Вани я не переживала. Всё в порядке.

– Это хорошо. Вот только откуда он всё знал?

– Жень, давай я не буду ничего объяснять?

– Ладно.

В палату постучали, дверь открылась и вошёл Ваня.

– Привет, – обрадовалась я.

– Привет, – ответил он и подошёл ближе. – Как дела?

– Всё хорошо.

Он сел рядом с Женей.

– Как там Герман? – спросила я у своего коллеги.

– Озверел, – задумчиво произнес собеседник.

– В каком смысле?

– По два раза в день просится на тренажеры. Кажется, он к твоему выздоровлению решил встать на ноги.

Я улыбнулась и промолчала.

– Он скучает по тебе, – признался Ваня. – Кроме своей матери ни с кем не разговаривает.

– Не позволяй ему молчать, иначе мы снова вернёмся к началу.

– Ну, он же разговаривает…

22.00.

Вечером приехала мама, посидела со мной, потом, оставив мне всяких вкусностей, отправилась домой.

Дежурный врач зашёл к нам, спросил о самочувствии. Теперь же мы в готовились ко сну.

– Ян, извини, я краем уха слышала твой разговор с друзьями утром, – начала моя соседка по палате.

– Ничего страшного, – оправдала я ее любопытство.

– Ты проходишь практику в психиатрии?

– Да.

– У тебя какие-то проблемы?

– Да, есть… небольшие.

– Тебе не нужна помощь юриста?

– Ты юрист?

– Да.

– Вообще-то… Консультация бы не помешала.

– Я тебя слушаю.

– Знаю, со стороны это выглядит глупо, но… Что говорится в законе, если медработник влюбляется в пациента психиатрической клиники?

– Кажется, в законе нет никаких четких условий таких взаимоотношений. Разве что, со стороны этики. Ещё, помнится, браки между здоровым человеком и психбольным не регистрируют…

Она посмотрела в мою сторону и вздохнула.

– Что, всё настолько серьезно?

– Видишь ли, по всем показателям он абсолютно здоров…

– Что же он тогда делает в психушке?

– Вопрос, конечно, логичный, но… Кто туда попал, обратно не возвращается.

– Ты считаешь его нормальным?

– Более чем. Он даже адекватнее многих людей, которые никогда не обращались к психиатру.

– Я не медик. Всех этих тонкостей не знаю. Скажу тебе только как женщина – если сердце любит, люби и наплюй на мнение общества.

13.08.2006 – воскресенье

6.20.

Включив все лампы в палате и громко провозгласив свое появление, к нам вломилась медсестра с градусниками. Ненавидя эти варварские порядки, я пыталась спрятаться от этих жутких раздражителей под подушку. Тщетно. Пришлось сдаться и засунуть ледяной термометр в подмышку.

10.15.

Рядом с моей кроватью сидела Женя. Одна. Ване понадобилось сегодня куда-то отъехать.

Теперь же моя подруга рассказала о своих впечатлениях после встречи с моим Германом.

– Знаешь, когда я приехала в клинику, – говорила она, – я нашла твоего пациента и санитара в тренажёрной комнате. А у тебя есть вкус, подруга!

Она кокетливо улыбнулась и подмигнула мне.

– Только не староват ли он для тебя?

– Всего-то 14 лет разницы!

– Действительно! – воскликнула она.

– Вон, у Насти Макеевой мама моложе папы на 12 лет!

– Да? И что из этого вышло? Ничего хорошего! Одна сплошная Зина!

Мы засмеялись и продолжили разговор.

– Как там твой бывший? Саша, если я не ошибаюсь?

– Ох, сколько таких «Саш» было?

– Теперь новый появился? – намекая на Ваню, уточнила я.

– Не знаю. Мы пока только дружим.

– Знаю я твоё «дружим». До добра это всё не доводит.

– Забей. Ты, я смотрю, уже определилась?

– В каком смысле?

– В прямом. Не ври мне, что хоть минуту не думаешь о нём.

– Я и не собиралась врать.

– В общем… увидела я все мышцы твоего Германа… Он, наверное, очень страстный, а?

– Не проверяла, знаешь ли.

– Ммм, понятно.

– И не начинай.

– Ладно, ладно.

– Он для меня просто…

– Темный властелин, которому ты служишь всем своим телом.

– Не всем, – поправила я её и засмеялась.

14.08.2006 – понедельник

6.17.

К нам снова влетела медсестра с градусниками.

«Здоровый сон – лучшее лекарство!» – Ну-ну!

Потом мне истыкали все вены, чтобы взять кровь, после сказали не пить и не есть, так как врач назначил УЗИ брюшной полости.

«Кажется, начинается веселье» – подумала я, когда на меня вылили всю эту информацию.

8.15.

Вместо завтрака я отправилась в отделение функциональной диагностики. Мне, как своей коллеге, доверили мою историю болезни.

9.11.

Я с полотенцем, телефоном и картой в руках отсидела в очереди и наконец зашла в кабинет, легла на кушетку, обнажила живот.

Всё по старой схеме: печень, поджелудочная, желудок, селезёнка, почки, кишечник. На последнем они остановились.

– Деточка, да у тебя аппендикс воспален, – ахнула врач.

– Странно. Живот не болел никогда, – вспомнила я.

– Надо удалять…

– Весело, – с сарказмом заметила я и начала стирать гель со своего тела.

– Я напишу заключение. Скажешь своему врачу.

– Да, хорошо.

– И, чем быстрее, тем лучше.

– Я поняла.

9.34.

Я нашла своего врача, всё ему объяснила, и к обеду он перевел меня в хирургическое отделение. Операцию назначили на завтра.

15.40.

После обеда пришли результаты крови. Никаких противопоказаний к операции не было, а в общем анализе ярко выраженные признаки воспаления.

18.35.

У меня начал побаливать живот, как раз справа внизу.

«Только бы не перитонит!» – думала я.

15.08.2006 – вторник

6.27.

Когда явилась медсестра, я сообщила ей о болях. Она ушла и вернулась только через час, но уже с врачом.

7.30.

– Сильно болит? – спросил он, помяв мой живот.

– Да, – призналась я. – С учётом моей слабой восприимчивости к боли – очень сильно.

– Давайте на рентген. Срочно.

8.14.

Меня отвели в отделение лучевой диагностики, сделали снимок брюшной полости. Обещали подготовить результат через полчаса. А куда я могла деться?

8.40.

Вернувшись в палату, я приняла вынужденное положение, свернувшись в клубочек. Было невыносимо больно. Так, что даже слезы сами текли из глаз.

Я с трудом взяла телефон, позвонила маме.

9.54.

Она приехала через двадцать минут после моего звонка и поставила «на уши» всё отделение.

Пришел мой врач и сообщил, что на снимке полость выглядит, как белое пятно – признак обширного перитонита.

10.24.

Мне провели премедикацию и прочие необходимые процедуры, повезли в операционную.

Анестезиолог познакомился со мной, заболтал меня до полусмерти, пока мне привязывали руки к столу. Затем надел маску на мое лицо и попросил сосчитать от десяти до одного.

Последнее, что я помню – цифра «шесть», невыносимое желание поскорее избавиться от жуткой боли, свет операционной лампы и тихий голос медсестры.

Я знала, что будет дальше – в институте, да и в училище всё это проходили, но думать об этом не было сил. Я просто уснула.

10.39.

Теплое прикосновение и ласковый баритон. Это Герман. Как он был мне сейчас нужен, и он пришел ко мне. Всё время операции я была с ним. Он не давал мне думать о боли, заставляя меня улыбаться.

– Ты делаешь меня живой теперь, – призналась я, остановившись с ним посреди леса.

– Ох, – он тяжеловздохнул, – если бы ты знала, что сейчас ты на краю пропасти…

– Герман, я так боюсь… – я почти спустилась на шепот, стараясь не выдать своего настоящего животного страха.

– Ты еще жива, поверь мне. Этой ночью тебе не удастся сбежать со своей бессмертной душой от моего преследования, – он хищно улыбнулся, хоть я и уловила глубокую грусть в его взгляде. – Если бы ты знала, как холодна твоя кожа, когда я касаюсь её. Если бы ты знала, как я боюсь тебя потерять. И сейчас я встаю перед тобой на колени и молю о том, чтобы ты наконец хоть что-нибудь почувствовала, чтобы ты не проиграла свой бой. Если твоё сердце ещё бьется, и ты правда ещё жива, тогда убеги вместе со мной¹².

14.50.

Меня кто-то осторожно будил. Я с трудом открыла глаза и увидела знакомое лицо врача – реаниматолога.

– Вот, мы снова с Вами увиделись, – улыбнулся своей ослепительной мимикой он.

Я что-то попыталась ответить, но раздалось только невнятное мычание.

– Я Вам всё сейчас расскажу…

Он поставил рядом стул и сел около моей кровати, взяв меня за руку.

Я помнила, какая холодная была его кожа при нашей первой встрече. Теперь же она показалась мне безумно горячей. Получается, моя в несколько раз холоднее…

– Вам повезло, – начал он, – ещё бы несколько часов…

Я внимательно на него смотрела. Он опустил взгляд и застенчиво улыбнулся.

– Знаете, если бы Вы не попали в аварию, то сейчас бы развился сепсис и…

Я закрыла глаза.

– Ладно, не будем о грустном. Теперь с Вами всё хорошо, и Вы идёте на поправку.

Я уснула.

22.10.

В палате было тихо. На соседней кровати тихо похрапывала старушка после инфаркта.

«В этом мире нет ничего интересного…» – подумала я.

Прислушавшись к своим ощущениям, я поняла, что ничего не чувствую. Совсем ничего: ни ноющих болей в области шва, ни перистальтики, ни, даже, собственного сердцебиения.

16.08.2006 – среда

7.38.

Врач разговаривал с моей соседкой по палате, что-то объяснял ей, затем подошёл ко мне.

– Сегодня переведем Вас в общую палату, – сообщил он мне и положил руку мне на лоб. – Сейчас уберу трубу из носа и рта. Сможем поговорить. Надо будет ещё сделать перевязку.

8.00.

Он удалил лишние дренажи, и я наконец смогла произнести членораздельную фразу.

– Вы со всеми так..?

– Что? – уточнил он, улыбаясь.

– О всех так заботитесь?

– Нет, только об избранных, – замялся он, потом добавил, – я очень люблю людей, и медицина – моё призвание.

– Как Вас зовут?

– Вячеслав.

– А по отчеству?

– Борисович.

– А то мы с Вами так долго знакомы…

– Надеюсь, что больше мы не увидимся при таких обстоятельствах.

Пришла медсестра, принесла перевязанный материал. Я внимательно следила за ее движениями. Она окинула одеяло, и я увидела большой пластырь посередине и два дренажа, торчащих по бокам.

Когда она отклеила повязку, моему взору предстал шов, весь измазанный зелёнкой. Он достигал десяти сантиметров и располагался в центре живота, спускаясь от пупка к лонному симфизу.

– Кошмар, – прошептала я.

– Это не самое страшное, – заметил мой врач.

– Бывает хуже?

– Недавно привезли девочку тринадцати лет с кишечной непроходимостью после перитонита. Так там шов от мечевидного отростка и до лобковой кости.

– Бедняжка, – вздохнула я.

12.30.

Меня перевели в общую палату, запретили пока что садиться, вставать и есть. Пить тоже нельзя.

Ко мне пришла Женя, и врач ей разрешил только смачивать мне губы. Как медик – я всё прекрасно понимала, но как человек – ужасно хотела пить… Мне вдруг безумно захотелось впиться зубами в жареный стейк и разорвать его на части. Поистине, животный голод.

Через несколько минут после прихода моей подруги появились мама с папой. Они посидели со мной около двух часов.

Вечером они приехали снова.

Сегодня я прожила без воды и еды, питаясь только тем, что капли мне внутривенно.

17.08.2006 – четверг

10.05.

Сегодня мне удалили оба дренажа и разрешили потихоньку садиться на кровати.

С самого утра в моей палате дежурила Женя.

Утром врач разрешил пить и по-немногу потреблять куриный бульон. Хотелось шоколада, мяса, пиццы, кофе и даже немного покурить.

11.43.

Приехала мама, привезла покушать. Я позволила себе даже половину кусочка белого хлеба.

– Что там с машиной? – поинтересовалась я у нее.

– Папа всё уладил. Она же была застрахована, а ещё будут взыскания с виновника аварии…

– Так с ней что?

– Немного помялась…

– Восстановлению подлежит?

– Да, конечно.

21.15.

Вечером я попросила никого не приезжать, так как самостоятельно начинала передвигаться по палате.

Я включила музыку в наушниках, легла на спину. Мне вдруг стало так грустно, одиноко… Ужасно хотелось услышать его голос, поговорить с ним.

Я позвонила Ване.

– Привет, – сказала я, когда он ответил мне.

* Привет! Как ты себя чувствуешь?

– Уже намного лучше… Как там… Герман?

* Давай не будем о грустном.

– Почему?! Что с ним случилось?!

* Нет, с ним всё в порядке… Просто… Он очень скучает… Я за два года ни разу не видел его таким. Что ты сделала с мужиком?!

Я улыбнулась.

– Вань, можно тебя кое о чем попросить?

* Конечно!

– Ты можешь нам дать поговорить?

* Да. Сейчас только в палату вернусь…

Я слышала его шаги по коридорам клиники, потом отдаленный голос санитара, лёгкое шуршание, дверной хлопок…

* Привет, девочка, – разлился сладким ядом в моём сердце его баритон сквозь километры.

– Привет, – растаяла я.

* Я так соскучился по тебе… Как ты?

– Меня прооперировали, теперь я в палате… А ты?

* Мама приходит каждый день. Она созванивается с твоей, держит меня в курсе.

– Ты занимаешься?

* По два раза в день.

– Зачем так много? – улыбнулась я, и мой голос дрогнул.

* Малышка…

– Что?

* Я тебя очень люблю. Выздоравливай поскорее, иначе я здесь совсем с ума сойду!

– Я вернусь, ты встанешь на ноги, пройдешь комиссию, и тебя выпишут из клиники!

* Я встану раньше, чем ты вернёшься!

– С чего ты взял?

* Я это знаю и всё!

– Хорошо, я тебе верю.

Раздался голос Вани, снова шуршание, и мне ответил санитар.

* Ян, я твой ноутбук отдал Жене, чтобы он здесь не потерялся.

– Спасибо.

18.08.2006 – пятница

8.14.

Это был уже третий день после операции. С самого утра я твердо решила поскорее вернуться в строй: я обошла пару раз свою кровать и, дико устав, села на край, осознавая всю свою беспомощность.

Сделали УЗИ, которое показало, что никаких патологий в моем организме нет. Ещё бы! Всё, что имело отклонения, было удалено.

22.00.

Текли серые будни. Врач обещал в понедельник снять швы. Я стремительно неслась к финишу этой больничной эстафеты.

19.08.2006 – суббота

14.00.

Утром приехали родители, поскольку Женя решила провести этот день с Ваней. Я была за них рада.

Звонила Настя Макеева, чтобы рассказать про очередную пассию и про то, как она великолепно умеет варить картошку. Её вопрос, заданный абсолютно серьезно меня окончательно убил: «А сколько жарить пельмени? Или их просто потушить 30-40 минут?».

Да… Ване она была, определенно, не пара!

23.40.

Мне снова снился Герман. Он решил показать мне изнутри заброшенные домики. Апартаменты Элима и Ангелины я уже видела. Теперь экскурсия состоялась в особняк Изольды.

– Однажды Элим рассказал мне историю, – решила поведать своему спутнику я, – о том, как он был предан и превращен в оборотня какой-то ведьмой…

Он шел и внимательно меня слушал, хотя уже давно знал, о чем я спрошу.

– Почему он рассказал мне именно эту историю? Ведь его ликантропию¹³ можно было объяснить и другим…

– Чем же? – улыбнулся Герман.

– Например, проклятьем его рода…

– Видишь ли, все самые большие проблемы в жизни любого мужчины происходят из-за женщины. Конечно, он мог бы тебе рассказать, что его предок страстно влюбился в какую-нибудь ворожею, захотел взять ее силой, а за это она прокляла его. Но, в этой истории есть определенные условия – время, а точнее срок давности. Весь этот мир существует не так долго, как сменяются поколения. Элим, в конечном счёте, и оказался бы тем самым предком, из-за которого прокляли бы весь род, если бы он ещё не натворил бед и не пошел против меня.

– Ты говорил, что он тоже часть твой сущности…

– Самая малая её доля.

Я слегка вздрогнула, что не могло ускользнуть от его глаз.

– Тебе нечего бояться, – проговорил он, обнимая меня, – моя истинная сущность, настоящий я, сильнее всех остальных. К тому же, мы с тобой всех их прогнали из нашей жизни, и теперь я весь твой.

Он наклонился к моему уху.

– Только твой, – сорвавшись на шёпот, добавил он.

20.08.2006 – воскресенье

Этот день ознаменовался бестолковым валянием на кровати и попытками пройтись по коридору, чтобы хоть как-то расшевелить своё ленивое туловище.

21.08.2006 – понедельник

8.00.

На обходе врач задумчиво произнес слово «неделька». Конечно, меня это совсем не устраивало. Так он ещё сообщил мне, что сегодня после снятия швов, мне нельзя будет вставить минимум три часа.

Я уже начинала искать верёвку, табуретку и мыло. Наверное, стоило у Жени попросить такую контрабанду.

Хоть из окна выпрыгивай. Но нет. Четвертый этаж и снова всё по кругу: реанимация, травматология.

Я чуть ли не умоляла выписать меня к пятнице, но всё было безрезультатно. Доктор был непреклонен.

11.13.

Когда пришла подруга, я вылила на нее всё своё горе.

– Что тебе обещал твой псих? – спокойно говорила она.

– Что?

– Что, когда ты вернёшься, он встретит тебя сам! Без помощи санитаров и инвалидного кресла.

– Ну да… – согласилась я.

– Ты ему не дашь достаточно времени на подготовку. Он не успеет до твоего выздоровления встать на ноги.

– Ты права.

Разговор с Женей меня значительно успокоил, и я решила побыть овощем ещё недельку.

11.43.

Сняли швы и запретили шевелиться. Моя подруга решила остаться со мной до вечернего посещения, пока не приедет мама. Сегодня я нуждалась в посторонней помощи.

– Не забывай, что нам на учебу через десять дней, – зачем-то вспомнила Женя.

– Фу, какой ужас! – воскликнула я, впервые осознав, что не хочу возвращаться к рутинному студенчеству.

– Ты лучше скажи, как ты будешь совмещать своего Германа и лекции?

– Я найду способ!

– Ваня сказал мне по секрету, что в конце сентября состоится комиссия, как раз по твоему пациенту. Тебя туда вызовут, и ты должна будешь объяснить всяким кандидатам и докторам, как так получилось, что их традиционные методы, которыми они пользовались два десятка лет не принесли никаких плодов, а ты – такая умница, без всяких препаратов и процедур вывела его из сопора.

– Блин, и что я должна буду им говорить? Мол, я тут прилегла с ним рядом, он почувствовал себя мужиком, гормоны, в частности андрогены, включая тестостерон, восстали и двинулись к головному мозгу, воздействуя на него похлеще транквилизаторов?!

– Не знаю. У тебя есть чуть больше месяца, чтобы всё хорошенько обдумать, подготовить речь и ответы на их возможные вопросы.

– Это невыносимо!

– Вынесешь! Главное, его сейчас верни к нормальной жизни.

– Он уже почти…

– Почти, Яна, почти!

22.08.2006 – вторник

9.15.

К вечеру я уже начала ходить, а утром самостоятельно умылась, переоделась и пошла на перевязку.

Медсестра банально пошутила, что я напоминаю ту самую избитую собаку, на которой всё быстро заживает, поменяла мне пластырь и отпустила с миром.

День обещал быть скучным. Я попросила Женю привести мне ноутбук и диски. Хотя бы кино посмотрю и отберу что-нибудь новое для Германа.

10.30.

Всё, как и было обещано, доставили в мою палату.

– Жень, я беляш хочу! – призналась я.

– А соленых огурцов с мороженым не желаешь? – съязвила она.

Я представила этот вкус.

– Желаю, – честно ответила я.

– Ты случайно не беременна ли? – заподозрила неладное моя подруга.

– Нет.

– Уверена?

– Уверена.

– Смотри у меня!

– Ты тоже!

– Ой, хватит! – надоел ей спор.

12.45.

Когда она уехала, я высыпала из пакета кучу дисков и начала перебирать их. Первый на очереди фильм «Эдвард руки-ножницы». Начнем, пожалуй, с него.

В конце я даже заплакала. Действительно трогательно.

Выпив стакан кефира, я вставила в дисковод «Сонную лощину».

18.30.

Двух фильмов на сегодня было достаточно, правда, второй надо было смотреть в первую очередь, потому что теперь мне будут сниться кошмары.

Необходимо было «перебить» впечатление от этого кино, и следующим на экране показался мультфильм «Мадагаскар».

21.15.

Весело провела день. Ничего не скажешь. Самое ужасное то, что так мне придется проводить всю ближайшую неделю.

23.08.2006 – среда

8.40.

Пришел мой врач и заявил, что у меня анемия, так как в общем анализе сильно снижен гемоглобин. Придется назначать капельницы.

Теперь я уже не смогла сдержать истерический смех. Оставалось только ждать новых сюрпризов от жизни.

«Прости, Герман, видимо, встретимся мы не скоро!»

22.00.

Днём ко мне приходила Женя и родители. Прямо во время их помещения мне поставили капельницу, литра так на два, а когда они ушли вместе со штативом для внутривенного вливания, я продолжила киносеанс.

Сегодня я посмотрела «Гладиатор» и «Эквилибриум».

24.08.2006 – четверг

9.00.

Я думала, что умру, когда в шесть утра медсестра громким басом объявила на всё отделение: «Градусники!». Да какой там, отделение, весь больничный комплекс дрогнул.

11.34.

Мама принесла мне человеческую еду, а не то, чем я питалась до сегодняшнего дня.

Женя сегодня уехала к бабушке на дачу, которую приспичило посадить яблоню в конце лета.

– Врач сказал, что в понедельник выпишит тебя домой, – сообщила мне мама.

– Наконец-то! – обрадовалась я.

– Поживешь у нас до начала учебы. Сколько там получается? Четыре дня?

– А в клинику как я буду ездить? – удивилась я её предложению.

– Какая клиника? Забудь! Тебе теперь никаких нагрузок!

– Мам, ты понимаешь, что теперь от моей жизни зависит и жизнь другого человека?!

– Мне чья-то жизнь абсолютно безразлична. Я не хочу, чтобы у тебя возникли осложнения.

– Я там ничего не делаю. Просто разговариваю со своим пациентом.

– Послушай, он – псих. Толкнет, ударит… Нам же потом разгребать!

– Он меня не ударит!

– То, что он – сын Ольги Павловны, ещё не даёт никаких гарантий.

– Да при чем здесь, чей он сын? Он любит меня!

– С чего ты взяла?

– Я это знаю! Вижу! Чувствую! Мама!

– Делай, как хочешь! Только потом не реви.

– Договорились!

22.00.

После маминого ухода мне поставили ещё одну капельницу, а посмотрела ещё два фильма: «Пираты Карибского моря: проклятие черной жемчужины» и «Пираты Карибского моря: сундук мертвеца».

25.08.2006 – пятница

8.00.

До выписки оставалось три дня. Сегодня я официально узнала это от своего врача. Наконец-то, я увижу Германа.

21.43.

Весь день прошел по привычной схеме: приехала мама, поставили капельницу, посмотрела два фильма.

Оставалось пережить выходные.

26.08.2006 – суббота

10.14.

С дачи приехала Женя и начала мне рассказывать о том, какая у неё бабушка – шизофреник.

Мы очень долго смеялись над выходками её родственницы, а потом пришел Ваня.

Я ему сказала, что меня выпишут в понедельник, но только во вторник я смогу появиться в клинике.

11.40.

Потом приехали родители, и мама настояла на том, чтобы я пожила у них, а папа бы меня утром отвозил на место прохождения практики, а вечером забирал.

Я сдалась. Жаль, что не получится проводить ночь рядом с Германом, но это лучше, чем ничего.

27.08.2006 – воскресенье

10.27.

Сегодня я уже собрала две сумки, и папа отвёз их домой. В больнице осталось только то, что мне понадобится сегодня и завтра.

21.00.

К вечеру я посмотрела ещё парочку фильмов и легла пораньше спать, чтобы скорее наступил следующий день.

28.08.2006 – понедельник

8.34.

Врач зашёл в палату, сказал, что подготовит все документы к десяти и посоветовал начать собираться домой.

11.13.

Убедившись, что ничего не забыла, я отдала папе сумки, и мы спустились на лифте вниз. Через пятнадцать минут я уже была у родителей в деревне.

Доктор прописал мне препараты железа для приема внутрь, чтобы поднять гемоглобин.

18.00.

Я позвонила Ване, и он сказал мне, что они собираются идти на ужин. Я сообщила, что уже дома и завтра приеду в клинику.

Ночью я долго не могла уснуть, предвкушая встречу с Германом. Как же я соскучилась по нему!

29.08.2006 – вторник

6.40.

Я проснулась от будильника, быстро умылась, оделась и спустилась вниз.

Мама приготовила овсяную кашу, строго выполняя предписания врача.

7.30.

Мы ехали через город в противоположную сторону района. Я подгоняла папу, и вот, наконец, он остановился у ворот клиники.

Я выбежала из машины, позвонила охраннику, и он выпустил меня на территорию.

Нетрудно догадаться, куда я пошла первым делом.

7.41.

Герман сидел на стуле за столом возле окна и читал какую-то книгу. Я осторожно открыла дверь и заглянула в палату. Санитара не было.

Мой пациент был так увлечен чтением, что даже не услышал, как я вошла и оказалась сзади него.

Я бережно запустила пальцы в его волосы. Он вздрогнул. Я наклонилась к его уху.

– Соскучился? – шепотом спросила я.

– Безумно… – тихо ответил он и повернулся ко мне.

– Как ты?

– Я – нормально. Ты как?

Он взял мою руку и притянул к себе. Я оказалась на его коленях.

– Осторожно, – напомнила я.

– Извини, – произнес он, обнимая меня

– У нас осталось трое суток… Потом я буду приезжать только во второй половине дня.

– Ещё одна мотивация для меня.

– Я буду очень скучать на лекциях, – я прижалась лбом к его подбородку, – и буду скорее бежать к тебе после занятий.

– Ты однажды уже поторопилась. Хватит.

Я вспомнила о том, что он хотел меня встретить, как абсолютно здоровый человек.

– Как твоё обещание?

– Вставай.

Я поднялась с его колен. Он оперся на стол и… почти уверенно занял вертикальное положение.

Я была в восторге. Он улыбнулся.

– Я ведь обещал, – напомнил он.

Он был великолепен: высокий, сильный. Сегодня, кажется, я влюбилась в него снова.

8.03.

В столовую Герман отправился сам, опираясь на плечо Вани. Я была бесконечно рада тому, что он так стремительно восстанавливался. Такими темпами он должен был начать самостоятельно ходить уже к следующей неделе.

Как только я появилась в столовой, около меня сразу оказались несколько сотрудников. Даже повариха подошла поинтересоваться о моем самочувствии. Я приветливо всем улыбалась, коротко вводила из в курс дела, и на этом наше общение переходило на тему Германа, а точнее его улучшения. Все сразу заметили его новое агрегатное состояние, хвалили меня, хоть я и пыталась сказать, что в этом только его заслуга. Меня никто не слушал.

Повариха позаботилась о моем питании, подала мне, такую необходимую после операции, рисовую кашу. Мне было плевать на всё: на вкус, вид, запах, хоть они и соответствовали требуемым нормам. Я снова была с ним, с тем единственным, ради которого дважды просыпалась в реанимации и старалась поскорее выписаться из больницы.

В его глазах тоже сияло счастье. Я, наконец, была спокойна.

9.13.

Мы вернулись в палату. Ване позвонила Женя, и он радостно выбежал из помещения.

– Герман, – осторожно произнесла я, садясь на край его кровати рядом с ним.

– Что? – расслабленно спросил он.

– У нас… есть небольшие проблемы…

– Какие? – я услышала в его голосе некоторое напряжение.

– В конце сентября организуют комиссию, по результатам которой определят твою дальнейшую судьбу.

– Мне Ваня уже говорил об этом. Кажется, я достаточно адекватен, чтобы удовлетворить интерес всех этих надутых индюков.

– Да, только есть одно «но». На этой комиссии мне будут задавать вопросы касательно твоего лечения и моих методов.

– Так в чем дело? Скажи правду.

– Какую?

– Что тебя, студентку, кинули на борьбу с одним из опаснейших пациентов, ты решила подойти к терапии нестандартно и вот, пожалуйста, все живы, здоровы.

– Если так всё преподнести, то, может быть, получится, но меня обвинят в совершенно антинаучном подходе к решению данной проблемы.

– Для тебя это так важно? – поморщился он. – Ты всё равно не будешь психиатром.

– Герман, мне страшно, – честно призналась я.

Он обнял меня за плечи и прижал к своей груди, в которой ровно и спокойно билось сердце, любящее и любимое.

10.23.

Мы почитали вместе книгу, которой он был увлечен, когда я приехала утром. Это был тот самый роман «Узорный покров». Оказывается, он попросил его у своей матери, чтобы, как и я, сравнить литературу и кинематограф.

Теперь же мы отправились в тренажерную комнату.

– Я поклялся себе, – сказал он, – что больше никогда не сяду в это инвалидное кресло.

11.41.

После занятий спортом Ваня проводил его в душ. Я сидела в комнате для персонала, когда зазвонил телефон моего коллеги. Это была Женя. Я не стала ей отвечать, а просто отнесла аппарат в душевую санитару. Он вышел оттуда, оставив меня внутри с открытым краном и раздетым Германом.

– Тебе протереть спинку? – весело предложила я, глядя на его сильные плечи.

– Как тебе не стыдно? – усмехнулся он, стоя под струёй воды, что текла сверху, и упираясь в стены.

– Да ладно тебе…

Я прикрыла входную дверь так, чтобы было слышно, когда кто-нибудь её откроет, растянула ширму и намылила мочалку.

Он повернулся ко мне лицом, а я смотрела ему исключительно в глаза. Одно дело, когда ты видишь обнаженным пациента, которого не воспринимаешь, как особь противоположного пола, а другое – когда перед тобой стоит твой любимый мужчина, и в этот момент тебе нужно отключить все эмоции и забыть про свои гормоны.

– Может хватит? – не выдержал он, когда я пыталась намылить его волосы шампунем.

– Что такое? – удивилась я, не скрывая улыбки.

– Ты меня смущаешь, – признался он.

– Вот как? Чем же? – выпытывала я.

– Ну, допустим, ты начала с головы… Ты будешь до конца спускаться?

Я окинула взглядом его тело. К горлу подступил комок, и я почувствовала, как в груди мощными толчками о рёбра восхищается им сердце. Пульс был слегка учащен, но его сила, с которой он стучал в моих сосудах была слишком велика.

Стараясь не выдать своих мыслей, я уверенно смотрела на Германа, на его сильные плечи, грудь, шею, аккуратную щетину…

– Как пожелаешь… – довольно двусмысленно произнесла я.

– Надеюсь, к этому времени вернётся санитар.

– Нет, не вернётся. Ему позвонила его девушка, и это надолго.

– Тогда я сам справлюсь.

Он попытался отвернуться, но я ухватила его за талию.

Его рука скользнула по моей шее, а губы слились с моими. На меня стекала пена с его волос и вода сверху. Я вся промокла. Да и пусть! Стало невыносимо жарко.

– Твой шов! – вспомнил он.

– Что? – удивилась я.

– Он ведь намокнет.

– Герман, мне давно уже разрешили его мочить.

– Я знаю, что ты вылечишь меня и проведешь через тьму, которая ослепила меня… Я знаю, что ты – начало моей новой жизни, ведь на этот раз я уверен в том, что влюблен… И все же, я жду, когда ты разрушишь мой мир до основания, ведь именно благодаря тебе, всё это, весь этот бред имеет смысл, – в нем трепетал живой огонь, что молил о пощаде.

– Мы близки к финалу, – сообщила я. – Твоя вселенная скоро падёт под натиском реальности.

Мы продолжили наш прерванный поцелуй. Я окончательно вымокла.

– Давай, дальше сам, – я протянула ему мочалку, а сама подошла к шкафчику с полотенцами, взяла оттуда махровую ткань и сняла футболку, оставшись в лифчике и мокрых джинсах.

Надо было просушить шов и волосы.

Когда я закончила, то, обернувшись, увидела внимательный взгляд моего подопечного, скользивший по мне.

– А тебе не стыдно? – заметила я.

– Мне? Нет, – ответил он и выключил воду.

Я подала ему полотенце, и он, закутавшись в него и опираясь на стены, подошёл к кушетке, возле которой я стояла.

– Я соскучился, – произнес он, протянув меня к себе за бедра.

Его пальцы скользнули по моему шву. Я вздрогнула.

– Что такое? – удивился он.

– Теперь это моё слабое место, – призналась я.

– Я же обещал тебе, что никогда не причиню вреда.

Он бережно провел по рубцу.

– Я уродлива? – спросила я.

– Ты прекрасна… – выдохнул он, опустившись на колени, косясь губами моей поврежденной кожи.

Я улыбнулась и прижала его голову к своему животу. Вода с его волос текла по моему телу. За дверью раздались шаги. Мы были за ширмой, поэтому не сразу увидели Ваню, вошедшего в душевую.

– Развратники! – усмехнулся он, обнаружив перед собой такую картину.

– Здесь есть фен? – поинтересовалась я у санитара, отходя от Германа.

– Есть, а зачем тебе? – глядя на мои мокрые волосы и руки, прикрывающие верхнюю часть туловища, уточнил он.

– Рубашку высушить.

– Повесь на солнышке. Я тебе дам другую.

12.29.

Он принес мне чистую белую футболку.

– Держи, это Германа, – произнес он.

Я надела её, утонув в белоснежной ткани.

– Великовато, – заметила я.

– Сойдёт, – улыбнулся мне мой подопечный.

Я тяжело вздохнула, и мы втроём отправились в столовую, когда Герман оделся.

Пока они обедали, я прополоскала от мыла свою одежду и повесила сушиться на верёвке с обратной стороны клиники.

13.17.

– Странно, мама сегодня не приезжала, – вспомнил Герман, садясь на кровать.

– Может быть, она приедет вечером, – подбодрила я его.

– Возможно.

– Что будем делать?

– Спать…

– Ты устал?

– Да. А ты нет?

– Я тоже.

Обнявшись, мы крепко уснули. В его мир мы больше не возвращались. Какой теперь в этом был смысл, если нам и в реальности хорошо вдвоем?

15.47.

Мы проснулись и отправились на прогулку. В саду было прохладно.

– Прости меня, – произнес Герман, сидя на скамье рядом со мной.

– За что? – удивилась я.

– За то, что ты попала в больницу.

– О чем ты? Тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виноват.

– Виноват, – признался он.

– Объясни, – попросила я.

– Еремеев умер из-за меня, поэтому, в качестве мести, меня хотели лишить самого дорогого… Тебя.

– Не придумывай.

– Я всего лишь рассуждаю логически.

– Нет. От Еремеева ты защитил меня. В этом нет… ничего такого, за что меня могли бы убить. Всё в порядке, как бы жутко это не звучало.

– Я чувствую себя виновником всех твоих бед…

– Герман, это паранойя.

– Зря я вернулся к этой теме.

16.08.

Мы услышали скрип ворот и голос Ольги Павловны.

– Встретишь маму? – предложила я.

– Как? Вани нет, а на тебя я опираться на стану.

– Почему это?

– Ты после операции.

– Тогда не опирайся, а обними и вперёд!

Он недоверчиво улыбнулся. Я встала со скамьи и подошла ближе. Он бережно обхватил мою талию и поднялся на ноги. Я чувствовала только лёгкое прикосновение. Он старался идти самостоятельно, чтобы не причинить мне вреда – ещё одно доказательство того, что он не псих. У умалишённых нет чувства жалости и сострадания.

Когда мы вышли из-за угла, мама моего подопечного остановилась и чуть не расплакалась, увидев нас.

– Боже, – повторяла она, – Боже, сынок!

Он подошёл к ней и обнял. По её щекам потекли слезы.

– Яна, ты выздоровела? – уточнила она, выглядывая из его объятий.

– Да, Ольга Павловна, всё в порядке, – ответила я и направилась в клинику.

Обнаружив Ваню, я попросила его помочь Герману добраться до палаты. Через несколько минут они втроём показались в холле.

16.23.

Мы с санитаром оставили мать и сына, а сами отправились в комнату для персонала.

– Чай будешь? – предложил мне мой коллега.

– Давай, – согласилась я.

Он подал мне горячую кружку с фруктовым ароматом и сел рядом.

– Как у вас с Женей дела? – поинтересовалась я.

– Отлично. Всё воскресенье провели вместе… Она такая…

– Да знаю я! И не один год! – не смогла я сдержать улыбку. – О чем вы час могли болтать?

– Обо всем на свете. Я безумно влюблен в её голос, в её дыхание…

– О, да ты можешь начинать писать для неё стихи!

– Могу… Наверное… А вы чем с Германом занимались, пока меня не было?

– Где? – сделала я вид, что не понимаю, о чем он говорит.

– В душевой.

– Ну, ты ушел на целый час… А он, что? Должен был под водой стоять всё это время!

– И ты решила ему помочь?

– А чего ты переживаешь? – усмехнулась я.

– Пациента мне тут растлеваешь!

– Он не против.

– Конечно, он обеими руками за! Ты только представь, мужику тридцать шесть лет, а у него ещё ни разу не было женщины.

– Можно подумать, что у тебя была! – фыркнула я.

– Была, – выпалил он.

– Одна?

– Две… даже три!

– Да чего уж там? Говори сразу «двадцать».

– Ну, не двадцать, а три точно было.

– Так ты «бэушный»? Надо Женьку предупредить…

– Так! Не надо! Я сам!

– Ладно, ладно…

– Хочешь сказать, что ты чистая?

– Ага, – ответила я, сделав глоток чая.

– Да ладно? – оживился он.

– Представь себе…

– Ни с кем? Никогда?

– Ни с кем. Никогда.

– С ума сойти!

– Сходи. Тут тебя и положат, полечат, – засмеялась я.

– Да, блин! А Женя?

– Это уж ты сам спрашивай.

– Ну хоть намекни, – взмолился он.

– Нет. Все вопросы к ней.

– Ладно, – протянул он.

– Вот и отлично.

– Ян?

– Ну что?

– У тебя даже с Германом ничего не было?

– Даже с ним.

– Вы же так часто остаётесь наедине…

– Вань, усмири свою фантазию.

– Ладно, ладно.

Мы допили чай в тишине и отправились в палату.

17.00.

Я остановилась у двери и прислушалась.

– Тебе родители не говорили, что это некультурно? – шепотом спросил у меня санитар.

– Что некультурно? – так же тихо уточнила я.

– Подслушивать чужие разговоры.

Я не стала отвечать ему, а только обострила свой слух.

– Ты же понимаешь, что я стараюсь и борюсь изо всех сил больше для нее, чем для себя? – раздался осторожный голос Германа.

– Я тебя ни в чем не осуждаю, даже наоборот… Ты – большой молодец, и я тобой бесконечно горжусь… Ты у меня самый замечательный сын, – ответил женский голос.

Я постучала и приоткрыла дверь.

– А вот и Яночка пришла… – заметила Ольга Павловна. – Я, наверное, пойду.

Она вышла из палаты и попросила меня проводить её.

– Как он? Есть прогресс? – поинтересовалась она, выведя меня на улицу.

– Вы же сами видите. Он теперь может самостоятельно ходить. Сегодня даже принял душ без помощи санитара.

– Да, я знаю. Он мне сказал.

– Всё хорошо. Он идёт на поправку.

– Господи, Яна! – с тоской воскликнула она.

– Что такое?

– Я так хочу, чтобы вы были счастливы вместе!

– Давайте не будем торопить события.

– Просто пообещай мне, что не предашь его. Второй раз в жизни он этого не вынесет.

– А кто его предал в первый раз?

– Ты знаешь, почему он оказался в психиатрической больнице?

– Да, он мне рассказывал.

– Тогда, ты должна знать, что в первый раз его предала я. Я не поверила ему и не защитила. Результат – двадцать один год в смертельной рубашке под транквилизаторами. Ты бы простила за такое?

– Не знаю, – честно ответила я.

– А он простил.

Наступило молчание. Она замерла и всмотрелась в одну точку.

– Извини меня, я пойду.

Она вышла за ворота и направилась в сторону автобусной остановки, которая находилась в пятистах метрах от клиники.

Я вернулась в палату.

17.49.

За мной приехал папа.

– Прости, я не смогу проводить тебя на ужин, – обнимая Германа, говорила я ему.

– Отправляйся домой. У тебя сегодня был трудный день, – заботливо произнес он.

Я поцеловала его и ушла.

Дома мама поинтересовалась, как прошел мой день, накормила, и теперь мы вместе смотрели кино по телевизору. В половину десятого я отправилась спать.

30.08.2006 – среда

7.00.

Будильник сонно запищал мне в ухо. Так не хотелось никуда идти… Но я себя заставила.

Умывшись, одевшись и позавтракав, я села в машину, и папа повез меня в клинику.

7.45.

Герман ждал меня, глядя в окно своей палаты. Я вошла на территорию и помахала ему рукой, в ответ на что он улыбнулся.

Вани в комнате №8 не было.

– Тебя отец привёз? – спросил у меня мой подопечный.

– Да, а что?

– Ничего. Постепенно начинаю знакомиться с твоим родителями.

– Не стоит.

– Почему?

– Давай, ты сначала выпишешься отсюда…

– Тебе стыдно за меня?

– Нет.

– А что тогда?

– Родители не поймут.

– Хорошо, давай сначала разберемся с существующими проблемами.

– С какими?

– Ну, например, мне срочно нужны твои объятия.

Я улыбнулась, подошла к нему и обвила руки вокруг его торса.

– После того, что вчера было в душе, – проговорил он, – я просто обязан на тебе жениться.

Я замерла. Жениться? Что? Не слишком ли он быстро запрягает? Я пока что просто на просто не готова к семейной жизни.

– Не будем с этим спешить, – наконец, ответила я.

– Девочка моя, – он слегка встряхнул меня за плечи, – мне уже 36. Мне нужна семья, дети…

– Давай ты сначала закончишь вечернюю школу, а там разберемся.

– Долго её заканчивать?

– Тебе? Два года. Хотя, может быть, получится экстерном. Потом ты сможешь пойти в институт. Тогда и поговорим об остальном.

Он сел на кровать.

– Я потерял двадцать лет жизни!

– Во всем есть свои плюсы…

– Да, я встретил тебя.

Мой телефон зазвонил. Это была Настя Макеева. Я вышла из палаты, оставив дверь приоткрытой.

– Да, Настя, – ответила я ей.

* Почему ты мне не сказала, что Ваня теперь встречается с Женей? – возмущалась она.

– Ты меня об этом не спрашивала. К тому же, какая разница?

* Большая! Он мне нравился!

– Тебе много, кто нравился…

* Ладно. Пока. Я обиделась.

Я лишь усмехнулась и выключила телефон. Она на самом деле думала, что мне важен её комментарий?

Ко мне подошёл один из пациентов клиники – мужчина лет 45.

– Ты кто? – спросил он у меня.

– Студентка, – ответила я.

– Такая молоденькая… – мечтательно произнес он.

В его глазах что-то вспыхнуло, и он начал надвигаться на меня. Страх сковал моё тело, и я не могла пошевелиться. Он протянул руки к моей шее.

Вдруг дверь, рядом с которой я стояла, распахнулась, и из палаты на него набросился Герман. Он оттолкнул его со всей силы так, что тот упал на пол. Мой подопечный подошёл уверенно ко мне, прижал к себе и внимательно осмотрел холл, в который из всех углов клиники начали сбегать санитары, пациенты и прочие обитатели.

Я стояла испуганная, заключены в крепость объятий Германа, защищавших меня от всего мира.

– Что здесь произошло?! – прорвался через толпу Филин.

Я не могла произнести ни слова.

– Он набросился на неё! – ответил за меня Герман, кивнув в сторону мужчины.

– Почему? – главврач обратился к своему пациенту.

Тот пожал плечами.

– Шесть кубиков аминазина! – приказал Филин санитарам, и те утащили «пострадавшего» в неизвестном направлении.

– А Вас, мой дорогая, поздравляю, – с сарказмом выпалил он, – Вы приручили волка! Теперь усмиряйте его сами!

Я вздрогнула, но, почувствовав тепло Германа, успокоилась.

Толпа начала рассеиваться, а мой подопечный завел уверенными шагами меня в палату.

– Что это было? – спросила я у него.

– Приступ психоза. Он хотел тебя задушить.

Я вдруг вспомнила, что случилось с Еремеевым, когда тот хотел причинить мне вред.

– Пообещай мне, что не станешь его убивать, – испугалась я.

– И не думал. Те, кто умерли во сне, были здоровыми людьми. Этот же – псих.

Я успокоилась и села за стол. Прокрутив в сознании все эти события, я поняла, что Герман самостоятельно встал, без опоры дошел до двери, потом уверенно оттолкнул того пациента, а затем твердым шагом приблизился ко мне. Кажется, теперь он действительно здоров. По сути, моя миссия на этом была выполнена. Вот только, кто теперь вылечит меня? Кто сможет спасти меня от этой зависимости?

8.07.

Мы отправились на завтрак. Герман шел немного впереди, тяня меня за руку и прикрывая своим телом.

«Терминатор» – подумала я.

Он сел за стол, всё ещё не отпуская меня, и огляделся.

Мне, наконец, удалось высвободиться из его хватки, и я отправилась на кухню.

Через пять минут я поставила перед ним поднос, а себе взяла клюквенный морс.

– Мне сегодня надо будет отъехать ненадолго…

– Куда? – забеспокоился он.

– Поеду с Женей в магазин за тетрадями, ручками… Послезавтра уже на учебу.

– Получается, у нас завтра последний день вместе?

Я опустила взгляд на стакан, который держала в руках.

– Получается, так, – грустно подтвердила я. – Только я всё равно буду приезжать к тебе… Часа в четыре… После пар…

– А учить ты как будешь?

– Первое время задавать не будут, а потом, я и здесь смогу.

– Ты думаешь, что рядом со мной у тебя получится что-то запомнить? – улыбнулся он.

– Ну, если ты не будешь мне мешать… – кокетливо ответила я.

9.00.

После завтрака мы вышли на улицу. Всё казалось таким обычным, но, в то же время, я твердо осознавала новизну событий.

Я так быстро влюбилась в психа, что теперь не представляла свою жизнь без него.

Мы прогулялись по саду, разговаривая о будущем и придумывая ответы на вопросы комиссии.

9.37.

После мы отправились в тренажерную комнату. Вани здесь не было. Герман снял футболку и направился к «шведской стенке». Я села на лавку слева от двери. Он начал занятия. Каждую секунду я влюбилась в него всё больше и больше.

– Не смотри на меня так… – попросил он.

– Как? – очнулась от сладкого забытья я.

– Так, – он отпустил турник и твердо встал на матах.

Приблизившись ко мне, он опустился на колени и обнял мои ноги.

– Что с тобой? – удивилась я его поведению.

– Ничего особенного… Просто теперь я, как никогда раньше, боюсь потерять то, что люблю.

В его взгляде была сила, мощь, энергия, власть, но, в то же время, бесконечная преданность и покорность.

Филин был прав: я приручила волка, дикого зверя. Теперь только мне удастся с ним справиться.

10.15.

– В душ? – улыбнулся он мне, когда закончил упражнения.

– Опять? – удивилась я.

– Как вчера, – напомнил он и направился в сторону санузла.

– О, Боже! – вздохнула я и поплелась за ним.

10.22.

Я закрыла дверь, растянула ширму.

– Давай, раздевайся, – устало пробормотала я.

– Сударыня, как Вы нетерпеливы! – заметил он.

– Ой, – выдала с усмешкой я, – да кому ты нужен?!

Он вплотную подошёл ко мне, обнажив только своё туловище.

– Тебе, – гладя меня по плечам, прошептал он.

– Ну, допустим, – согласилась я. – Ты мне только скажи, чего я там не видела?

Я махнула рукой в сторону его ног. Он опустил свой взгляд и улыбнулся.

– Не знаю… – протянул он. – А вдруг я тебя удивлю?

– Сомневаюсь, – ответила я и включила воду.

– А где и у кого ты всё это видела? – уточнил он.

– Герман, я после училища уже ничему не удивляюсь. Я там многого насмотрелась. Пациенты всякие были.

– Да ты у нас опытная? – не унимался он.

– Да, а ещё я знаю места, куда надо бить, поэтому лезь в душ без лишних разговоров!

Он разделся, взял мочалку и пошел под воду.

Я запрыгнула на кушетку, открыла свой телефон и, найдя игру «змейку», начала убивать время, так как по инструкции сотрудники не имеют права оставлять пациентов одних в душевой.

10.47.

Он выключил воду и, замотавшись полотенцем, подошёл ко мне. Я уже давно отложила телефон и молча смотрела перед собой, погрузившись в свои размышления.

Герман сел рядом на краю.

– О чем задумалась? – спросил он, положив руку на моё колено.

– Да так… – ответила я.

– Говори, – настоял он.

– Просто я не могу представить, что мне нужно делать, чтобы вытащить тебя отсюда…

– Ты сделала достаточно. Теперь закончить начатое могу только я. Но теперь, я не сдамся, даже если у тебя больше не останется надежды. Я не сдамся, даже когда ты больше не будешь видеть выхода.

– Я успокоюсь только тогда, когда ты выйдешь за ворота клиники, сядешь в мою машину, и мы вместе поедем прочь из этого ужасного места.

– Бедная моя девочка, как же ты намучилась со мной!

– Я рада этому, – вставая с кушетки, отползая от него, произнесла я.

Он схватил меня за талию, и я не удержалась на ногах, упав к нему на колени.

– Куда ты так торопишься? – улыбнулся он.

– Пойдём, а то нас, наверное, потеряли, – обнимая его за шею, сказала я.

– Пускай… – выдохнул он мне в ключицу.

– Я прошу тебя лишь об одном… Стань моей стеной, за которой я смогу бороться до конца, – я была разбита в душе, но по-прежнему искала способ спасти его из глубочайшей бездны безумия.

– Верь мне, девочка. Я буду с тобой до конца. Ведь тебе приходится много рисковать, постоянно держать себя под контролем, поэтому ты сохраняешь равновесие, хладнокровие, но это не сможет длиться вечно…

За ширмой раздался шорох.

– Герман здесь? – послышался голос Вани.

– Здесь, – встав на ноги, ответила я.

Санитар вышел из-за перегородки.

– Одевайся, мама пришла.

11.00.

В палате сидела Ольга Павловна. Она рассматривала новую книгу, а точнее роман Гастона Леру «Призрак оперы», который я привезла сегодня.

Мы вошли в комнату №8.

– Какую ты интересную литературу читаешь… – заметила она, обратившись к сыну.

– Да, меня приучают к культуре, – посмотрел он на меня.

Она проследила за его взглядом и улыбнулась. Я оставила их.

11.13.

Я поднялась на второй этаж. Проходя мимо подсобного помещения, я услышала странные звуки. Когда я открыла дверь, то увидела довольно непристойную картину. Там был Валерик и медсестра Вика.

– Вы хотя бы закрылись, – отведя от них взгляд, упрекнула я.

Она слеза со стола и застегнула халат.

– А что такое?! – возмутилась медсестра. – У тебя с этим проблемы?

– У меня, как раз, нет с этим проблем, – улыбнулась я.

– Конечно, ты с пациентами развлекаешься! – не унималась моя оппонентка.

– А что Вы мне хамите?

– Ты этого заслуживаешь!

– А, ясно. Просто ты находишься в состоянии психомоторного возбуждения в результате прерванного полового акта. Это нормально. Все животные так реагируют.

Я закрыла за собой дверь и отправилась в свой кабинет, где я осмотрела стеллажи и разобрала книги.

12.20.

Я вернулась в палату. Ольга Павловна уже собиралась уходить. Попрощавшись с сыном и со мной, она покинула клинику.

Мы отправились в столовую.

– Ты сейчас уедешь? – беспокоился Герман.

– Всего на пару часов, – утешила я его.

Мы вместе пообедали. Я проводила его до комнаты №8.

Мне позвонила Женя.

* Я жду тебя у ворот в машине, – сообщила она.

Я поцеловала Германа, забрала свою сумку и вышла к подруге.

– Чего так долго? – удивилась она.

– Меня не отпускали, – оправдалась я.

– Он?

– Он, – улыбнулась я и села на переднее сидение.

13.15.

Мы поехали за канцтоварами. Начался штурм магазинов. Здесь было очень много школьников со всеми своими родственниками. Продавцы выкладывали краски, карандаши, альбомы, папки для изобразительного искусства, пеналы, всевозможные ручки, ластики, линейки, тетрадки… От всего этого разнообразия кружилась голова. Я вспомнила своишкольные годы, когда мы с родителями покупали все эти «самые необходимые» школьные принадлежности.

В магазине всё было таким аккуратным, но к концу года всё оказывалось измазано красками, зарисовано карандашами.

Две несчастные студентки мединститута стояли в очереди из первоклассников. Когда настал наш черед, мы подошли к продавцу.

В результате нашей покупки, у нас в пакетах было несколько тетрадей – блоков, ручки, маркеры, скоросшиватели и скрепки.

15.07.

– У вас с ним всё серьёзно? – спросила Женя, когда мы вернулись в машину.

– А у вас с Ваней? – уточнила я.

– Я не знаю. Может быть. Ты не уходи от ответа.

– Так я тоже не знаю, – призналась я.

Она открыла окно и закурила.

– Ты не против? – опомнилась она.

– Нет. Я уже привыкла.

– Герман не заругает? – пошутила моя подруга.

– Он знает, что ты куришь.

– Ты ему теперь всё рассказываешь?

– Почти, – улыбнулась я.

– Понятно всё с вами…

Я хотела поделиться с ней новостью, что он собирался познакомиться с моими родителями, намекая на свадьбу, создание семьи, но нет. Я не смогла начать эту тему. Слова комом застряли где-то посреди трахеи, не желая доноситься до её ушей. Это было слишком личное, и, быть может, нечто неосуществимое.

15.26.

– Мы с папой вечером к тебе заедем, заберём пакет, – предупредила я подругу и вышла из машины.

Я забежала в клинику.

– Тшш, он спит, – поймав меня за руку в холле, сообщил Ваня.

– Ладно.

Он провел меня в комнату для персонала.

– Как съездили? – поинтересовался он.

– Мы, без преувеличения, час простояли в очереди в магазине.

– Да, послезавтра же учеба начинается, как никак первое сентября. Сейчас все первоклассники будут банты покупать, готовиться к первому звонку… И на ближайшие одиннадцать лет. Как за особо тяжкое преступление.

– Или на девять, смотря, кто куда пойдёт потом.

– Это да.

– А вечерняя школа – тоже наказание? – раздался голос из-за моей спины.

Я обернулась и увидела Германа, сложившего руки на груди и стоявшего, опираясь плечом на дверной проём.

– Нет, не наказание, а необходимость, – ответила я.

– Понятно. То есть мне в моем возрасте придется ходить на уроки.

– Герман, тебе 36 лет, а ты боишься учителей? Конечно, можно организовать занятия на дому. Думаю, что Ольга Павловна может нам с этим помочь.

– Нам? – удивился он. – То есть ты меня не оставишь после выписки?

– Так, я чего-то не поняла… Это хорошо или плохо?

– Это замечательно! Ты будешь со мной?

– Боже, ты такой несамостоятельный. Куда ж я от тебя денусь?

16.00.

На улице было тепло, но уже чувствовалась надвигающаяся осень. Мы сидели на скамье возле клиники, и я рассказывала о приключениях меня и Жени в магазине.

Он искренне смеялся над моими историями. Потом я начала повествование о других весёлых случаях…

Время летело незаметно, и холодный ветерок начал подбираться к саду.

– Ты курила? – вдруг спросил он, почувствовав запах сигарет на моих волосах.

– Нет, – честно ответила я, – это Женя, пока мы ехали сюда.

– Почему, если она не бережёт своё здоровье, то портит его и тебе? – возмутился он.

Я промолчала. Пусть думает, что хочет.

17.00.

Он обнял меня.

– Замёрзла? – заботливо спросил он.

– Немного.

Я вспомнила о предстоящей конференции. Что я буду говорить? Чем объясню новый диагноз?

– О чем задумалась?

– Всё о том же…

– Прорвёмся.

– Понимаешь, я написала тебе такой диагноз, который должен иметь серьезную причину.

– О чем ты?

– Видишь ли, судя по твоему поведению, я всё решила верно: сновидения, отрешённость от реальности, дереализация, двойная ложная ориентировка… Причины нет.

– Как это нет?

– Должно было быть сотрясении мозга, алкогольная или наркотическая интоксикация. У тебя этого не было.

– В конце концов, мы можем соврать.

– О чем?

– Скажем, что было сотрясение.

– Они могут провести диагностику.

– Они слишком ленивы для этого. Им плевать на всё. Можешь даже не переживать по этому поводу.

– И при каких обстоятельствах ты ее получил?

– Когда с другом выпрыгивал их окна…

– Мне интересно, что бы было, если бы тебя тогда поймали?

– Не знаю. Не задумывался над этим.

17.23.

Мы зашли в палату. Здесь было светло и прохладно. Так дышать было легко!

– Прекрати думать об этом! – запретил он мне. – Всё будет хорошо!

– С чего ты взял?

– Доверься мне.

У меня не было выбора, да и продолжать спор казалось бессмысленным. Он так был убежден, что мы справимся, поэтому у меня даже не оставалось шанса на сомнение.

18.00.

– Тебе пора домой, – заботливо заметил он, когда Ваня позвал его на ужин. – Ты сегодня устала. Отдыхай…

Я выглянула в окно и увидела папину машину.

– Проводишь меня до ворот? – попросила я.

Он с радостью откликнулся на мое предложение.

Мы подошли к калитке. Герман стоял спиной к улице, и, когда я его обняла, увидела, как папа с упрёком покачал головой.

– Я пойду? – робко спросила я.

– Да, конечно, – замешкался он, уступая мне дорогу.

Я дотронулась до ворот, он схватил меня за руку, притянул к себе, коснувшись пальцами моего подбородка, запрокинул мою голову немного назад и поцеловал.

Я забыла про весь мир. Зачем он мне был теперь нужен?

Когда я переступила границу, отделявшую клинику от свободы, села в машину. Герман же скрылся в мрачном холле больницы.

– И что это было? – строго спросил меня папа.

– Что было? – отвлекаясь от своих мыслей, уточнила я.

– Вот это сейчас что было?!

– Ты же всё видел… – устало ответила я.

– Да, и требую объяснений!

– Пап, мне уже двадцать два года. Я абсолютно взрослый человек, который так же, как и все, имеет право на счастье и любовь.

– Но не с пациентом психушки!

– Пап, он – нормальный.

– Нормальные, как ты выразилась, здесь не лежат!

18.22.

Мы заехали к Жене и забрали мои покупки. Дома нас ждала мама. Папа пообещал, что, когда мы приедем, будет серьезный разговор.

Отец пытался убедить меня в опасности моих увлечений. Я старалась доказать ему, что, общаясь с Германом больше месяца, не выявила у него и намека на агрессию хотя бы по отношению ко мне. Главным же моим аргументом, которым я оперировала вдоль и поперек, была любовь.

К концу нашей дискуссии папа хлопнул дверью и включил телевизор в спальне. Мама осталась со мной.

– Остынет, – подбодрила она меня.

– Как будто сам таким не был? – обиделась я.

– Каким?

– Молодым, влюбленным…

– Был. Ещё и не такие глупости творил.

– Вот-вот, а меня… А мне не положено?

– Он тебя любит и переживает за тебя.

– Герман тоже меня любит. Мам, я с ним счастлива.

– Я-то не против, а папа… Смирится.

20.00.

Папа вышел из спальни. Мы не разговаривали. Кто-то из нас определенно обиделся. В данном случае, оба.

Вечер прошел в ленивом спокойствии под звук включенного телевизора.

22.15.

Я легла спать. Завтра будет тяжёлый день. Как же не хотелось выходить на учебу, оставляя всего три часа в сутки на Германа!

31.08.2006 – четверг

01.17.

– Ты чего пришла? – спросил меня Герман, когда я села за стол возле его сказочного домика.

– Не знаю. Просто захотелось, – ответила я, осматривая пустые места рядом с собой.

– Соскучилась? – трепетно произнес он.

– Что? – отсутствующе переспросила я. – А, наверное…

– Ты какая-то рассеянная, – заметил он. – Что-то случилось?

– Нет. Всё в порядке.

– Чай будешь? – предложил он, взяв в руку заварник.

– Какой?

– Вишневый. Твой любимый.

– Да, буду.

Он налил в кружку ароматный напиток. Я взяла её и поднесла к губам.

– Что сегодня с тобой такое? – удивился он моему поведению.

– Так непривычно видеть здесь одного тебя…

– А ещё что? – вытаскивал он из меня правду.

– Ничего, – солгала я.

– Не ври… – протянул он.

– Я не знаю, должна ли я тебе это говорить…

Он внимательно меня слушал, отставив чашку с чаем.

– Твоя мама… недвусмысленно намекает мне на то, что хочет от меня внуков…

– Ты против? – сделал глоток он.

– Как ты себе это представляешь?

– Очень даже хорошо. Мы с тобой взрослые адекватные люди… Я считаю, что мы вполне можем стать достойными родителями.

– Герман, я же просила тебя… не продолжать эту тему…

Рядом со мной что-то упало на стол. Я обернулась и увидела большую сову. Она посмотрела на меня и, взмахнув крыльями, поднялась в воздух.

– Новый обитатель? – спросила я.

– Старый. Просто ты его раньше не видела, – последовал ответ.

Вишневый чай согревал не только тело, но и сердце. Было тихо. Мы оба молчали. Все темы для разговора были исчерпаны.

– Что-то всё-таки случилось? – наконец прервал он безмолвие.

– С папой поругались.

– Из-за чего?

– Да так…

– Говори.

– Да, говорить-то особо и нечего. Он видел, как мы с тобой прощались.

– Дал ремня и запер дома? – засмеялся Герман.

– Ты ещё про сладкое вспомни.

– Он тебе запретил сладкое? – в том же духе весело продолжал он.

– Ладно, что теперь делать? – спросила я.

– Пусть завтра вместе с тобой приедет ко мне. Я поговорю с ним, и он изменит свое мнение обо мне.

– Думаешь, он согласится?

– Думаю, да.

– Хорошо. Договорились.

7.00.

Я проснулась, выключила будильник, который не давал шанса остаться в кроватке, умылась, оделась и спустилась на первый этаж.

Папа сидел за столом и пил кофе. Мама приготовила тосты и поставила абрикосовый джем. Я налила себе чай.

– Пап, извини меня, – обратилась я к отцу.

– Забыли, – улыбнулся он.

– Если ты очень сильно переживаешь за меня, тогда давай ты сегодня пообщаешься с ним.

– С кем? – удивился он.

– С Германом.

– С какой стати мне разговаривать с психом? – возмутился отец.

– Заодно убедишься в том, что он не псих.

– Вот ещё!

– Ну, пожалуйста, – по-детски произнесла я. – Ради меня…

– Ладно, – согласился он. – Заеду на пять минут.

7.45.

Я закрыла за собой дверцу машины и позвонила охраннику. Калитка открылась, и мы с папой зашли на территорию.

Местный сторож уже ничему не удивлялся, а только поздоровался с нами и скрылся из виду.

– Как с ним разговаривать хоть? – спросил папа.

– Как с обычным человеком, – улыбнулась я и открыла дверь в палату №8.

Герман сидел за столом у окна и читал книгу.

– Привет, – бодро произнесла я, войдя в помещение.

Он встал и подошел к нам.

– Здравствуйте, – поприветствовал он моего отца, протянув ему руку, – меня зовут Герман.

– Очень приятно, – осторожно проговорил папа, сделав ответный жест, – Роман Александрович.

– Милая, – обратился ко мне мой подопечный, – ты не оставишь нас?

Я улыбнулась ему и вышла из палаты. По коридору шел Ваня.

– Ты чего тут стоишь? – увидев меня, спросил он.

– Там папа с Германом разговаривает.

– Так он же умер, – удивился санитар.

– Да мой папа, а не его.

– О, знакомство с родителями. Так волнующе… – протянул мой собеседник. – А тебя чего выгнали?

– У них мужской разговор.

– О чем могут говорить мужики? О бабах…– пояснил он мне.

– Ну да, в данном случае обо мне.

– Ну, тоже, как вариант… Пошли, чай попьём.

– Нет, спасибо, – отказалась я.

Ваня ушел, а я нервно заходила по коридору.

«Интересно, о чем они могут говорить?» – вертелось в моих мыслях.

8.04.

Из палаты показалось двое: папа и Герман.

– Ну, как? – встревоженно спросила я у них.

– Всё в порядке, – спокойно ответил мне мой пациент.

– Да, всё нормально, – подтвердил его спутник. – Проводишь меня, а то тут у вас заблудиться можно?

Я вывела отца к воротам.

– Что? – уточнила я.

– Замечательный у тебя подопечный, – с улыбкой говорил папа.

– Так он псих?

– Беру свои слова обратно. Более того, когда я позвоню тебе и спрошу с кем ты и где… Если ты находишься рядом с ним, то я буду абсолютно спокоен.

– Что же он тебе такого сказал? – прищурилась я.

– Мне пора на работу, – объявил он, посмотрев на часы, поцеловал меня в лоб и уехал.

Я зашла в палату.

– Рассказывай! – потребовала я.

– Что? – удивился Герман.

– О чем говорили?

В палате показался Ваня.

– Пошли на завтрак, – объявил он.

Мой вопрос снова остался без ответа.

8.47.

Мы вернулись после приема пищи в комнату.

– А теперь говори! – настояла я, пропустив его вперёд, закрыв дверь и прижав её своим телом.

Он тяжело вздохнул, но, поняв, что я не отстану, решил посветить меня в подробности их беседы.

– Мы говорили о тебе.

– Это я поняла.

– Тогда что ещё ты хочешь знать?

– Всё. Вплоть до запятой, – хищно шептала я, щёлкнув ключом в замке и приближаясь к Герману.

– Хм, обойдешься, – заявил он мне.

– Что? – наигранно обиделась я и ущипнула его.

Он повалил меня на кровать и начал щекотать. Кажется, мой смех слышала вся клиника. Я сопротивлялась, честно… Ну, почти. Как вообще можно было спрятаться от его рук?

Моё любопытство ушло на задворки сознания, и я забыла про то, что хотела узнать.

9.14.

Когда пытка была окончена, мы отправились в тренажерный зал. Он полностью восстановил свои мышцы, и я понимала, зачем он туда ходит. Решил сделать себе красивое тело, а заодно разбудить во мне горячее желание? Ладно. Я не против. В конце концов, мне будет даже приятно.

10.15.

Занимался он, а устала я. Парадокс, однако.

– Я в душ, – заявил он, закончив последнее упражнение и забрав снятую им футболку со скамьи.

– А чего меня с собой не зовёшь? – встав с лавки, улыбнулась я.

Он повесил часть своей одежды на плечо, всё так же оставляя торс обнаженным, рывком прижал меня к стене и издал звериное рычание.

– Хочешь? Пошли, – горячо прошептал он. – Только помни, что мой дух силен, а твоя плоть – слаба!

– Не хочу, – усмехнулась я и вылезла из капкана его рук.

10.22.

Я нашла Ваню в комнате для персонала и сказала, что Герман пошел в душ. Он отправился за ним.

Я зашла в палату, легла на пустую кровать и позвонила Жене.

– Как дела? – спросила я.

* Нормально, вот стою, халат глажу на завтра.

– Какие завтра пары?

* Ой, сейчас посмотрю.

Она чем-то зашуршала и начала говорить.

* Завтра у нас из три: микробиология, патология и диагностика в терапии и хирургии.

– Сложно, – заключила я.

* Как последний день свободы? – весело говорила она.

– Сегодня Герман познакомился с моим папой.

* О… Да он смелый! Я-то знаю твоего папу. И как всё прошло?

– Папа от него в восторге!

* Да ладно?

– Представь себе.

* Ну, всё. Теперь ты обязана выйти за него замуж!

– Не начинай.

Она засмеялась.

– Жень, можешь купить какой-нибудь телефон? Я тебе деньги отдам.

* Какой?

– Любой. Для Германа.

* Хочешь звонить ему на переменах?

– Допустим.

* Ладно, куплю и часа в четыре привезу в клинику. Заодно с Ваней увижусь.

– Давай.

Я отложила аппарат для связи и уставилась в потолок.

– Последний день… – напомнила я себе вслух. – А потом начнется…

Я задремала.

11.00.

Когда я проснулась, то увидела Германа, сидевшего за столом и читавшего книгу.

Мне было лень даже просто пошевелиться.

– Устала сегодня? – спросил у меня пациент, не поворачиваясь ко мне.

– Да, наверное… – ответила я и с трудом поднялась с кровати.

Я подошла к нему и обняла за плечи.

– Как ты узнал, что я уже не сплю? – поинтересовалась я.

– Дыхание изменилось.

– Ты слушал моё дыхание? – удивилась я.

Он промолчал и откинул голову назад, чтобы увидеть меня.

– Сегодня последний день нашей свободы? – уточнил он.

– Ох, не напоминай.

– И завтра ты вернёшься к студенческим будням…

– Завтра три пары. Я приеду где-то около двух. Но это только первый день. Дальше – хуже.

– Давай сбежим, – вдруг предложил он.

– А что потом? Всё равно придется вернуться…

Я была не в настроении фантазировать.

В палату постучали. Я распрямилась и пригласила войти. В дверях показалась Ольга Павловна.

Я покинула комнату, хоть гостья и предлагала остаться. Мне был нужен крепкий кофе.

11.45.

Я вышла с кружкой на улицу, села на скамейку и принялась пить бодрящий напиток.

Голова ужасно кружилась и немного тошнило. Картинка перед глазами начала расплываться. Больше ничего не помню.

12.00.

Я начала слышать голос Вани, потом появились какие-то ощущения и, в конце концов, мои глаза начали медленно открываться. Я немного дернулась, но почувствовала, что кто-то несёт меня на руках. Это был Герман.

Потом моё тело коснулось мягкой постели. Я всё ещё была в полукоматозном состоянии.

Жуткий запах ударил мне в нос. Нашатырь. Я окончательно пришла в сознание.

Рядом со мной был мой подопечный и санитар. Ольга Павловна стояла у изножья кровати.

В палате показалась медсестра, Ксюша, кажется, взяла у меня кровь из вены. Ваня измерял давление, а Герман с тревогой во взгляде держал в руку.

– Давление в норме, – заключил мой коллега.

Девушка отнесла пробирку, пообещав результаты через полчаса.

– Я принесу сладкий чай, – сообщил Ваня, покидая комнату.

Герман склонился над моим телом, положив голову на мой живот.

– Как же я за тебя испугался! – признался он.

Я гладила его волосы и смотрела на свою учительницу. Она улыбнулась и оставила нас вдвоем, выйдя в коридор.

– Я теперь тебя никуда не отпущу! – заявил он, ровно сев на краю постели.

– Мне на учебу надо… – напомнила я.

– Там хоть кто-то будет рядом!

– Тем более медики…

– Да.

В дверях показался санитар.

– Держи, – протянул он мне кружку.

Я сделала пару глотков.

– Ты не завтракала что ли? – спросил мой коллега.

– Завтракала.

– Сейчас пойдем на обед, и ты будешь есть. И никаких отговорок!

Я улыбнулась. Голова ещё болела, но было уже намного лучше, чем несколько минут назад.

В палату вернулась Ольга Павловна.

– Я, наверное, поеду, – произнесла она, подойдя к нам. – Выздоравливай, моя хорошая.

12.30.

Мне стало лучше. Герман отвёл меня в столовую, а Ваня отправился за результатами крови.

– Да уж… – протянул он, выдавая мне листок с показателями. – Как ты жива-то ещё?

– Что такое?

Я посмотрела анализ. Гемоглобин был 73 (при норме – 120–140).

– Надо всё-таки пить эти несчастные таблетки! – убедилась я и начала есть суп.

13.07.

В палату пришла Ксюша, поставила мне капельницу с железом.

Герман не спал. Он не мог заснуть, пока я была в таком состоянии. Он нервно ходил по комнате и о чем-то думал.

– Не переживай, – попросила я его.

– Всё, что происходит в жизни – делается для чего-то.

– Герман, у тебя паранойя. Я упала, потому что снизился гемоглобин. Ты здесь вообще не при чём.

– Я оставил тебя одну!

– Ты был с мамой.

Он устало сел на край кровати, сложил руки перед собой.

– Я принес тебе в жизнь одни несчастья.

– Ты с ума сошел?! Ты – одно сплошное счастье.

– Не оправдывай меня.

– Говорю, как есть, – кажется, в моем голосе прослеживалось возмущение.

Он лёг рядом. Я запустила свободную от иглы руку в его волосы.

– Скоро приедет Женя, – тихо начала я, – привезет тебе телефон, чтобы ты мог мне звонить, и я тебе.

– Кто из нас сошел с ума, так это ты!

Я улыбнулась, но он этого не видел.

15.47.

Мы задремали. Когда я проснулась, то капельницу уже убрали.

«Ну, вот, – подумала я, – теперь и медсестра в курсе наших отношений».

Мне было так безразлично… Я устала прятаться, надеяться, что никто не узнает, думать о последствиях. Настало время просто жить.

15.54.

Герман проснулся, поднялся с постели в том момент, когда в палату зашёл довольный санитар.

– Женя приехала? – догадалась я.

– А как ты узнала? – удивился он.

– Светишься, как новогодняя ёлка!

– Да.

Он выглянул в коридор и позвал мою подругу. Она бодрым шагом показалась в комнате.

– Ну, как тут у вас дела? – весело поинтересовалась она.

– Нормально, – сев на кровати, ответила я. – Ты привезла?

– Как ты и просила. Симку вставила свою старую, а то валяется без дела…

Она подала мне аккуратный черный кнопочный телефон.

– Крутой! – заметила я и улыбнулась.

– Я старалась.

Я включила аппарат, записала в его память свой номер и позвонила. На моём экране высветились цифры. Я сохранила их, обозначив «Герман». Объяснив своему подопечному, как им пользоваться, я вбила туда ещё номер Жени, Вани, Ольги Павловны и моего отца (на всякий случай).

17.05.

Женя уехала, а мне позвонил папа и сказал, что заедет за мной в половину шестого. Времени осталось так мало!

– Собирайся, – напомнил Герман, – скоро твой отец приедет.

– Не хочу, – отказалась я.

– Так, я обещал ему, что буду тебя беречь и воспитывать! Не разочаруй его!

– Кстати! – вспомнила я. – О чем вы с ним говорили?

– Боже, опять… – простонал он.

– Не опять, а снова… Давай, рассказывай, – потребовала я.

– Просто обсудили с ним наши с тобой отношения.

– Поэтому он мне сказал, что ты замечательный?

– Мы нашли общие интересы.

– Какие?

– Тебя. Он заинтересован в том, чтобы ты оказалась в надёжных руках.

Пытать его было бесполезно. Я отступила, а то ещё защекочет так, как это было в прошлый раз.

17.32.

Он проводил меня до ворот, поцеловал и отпустил. Я заметила безмолвное приветствие папы и Германа.

Я была рада тому, что они хорошо пообщались, и отец больше не будет утверждать, что Герман – псих и я сильно рискую, находясь рядом с ним.

18.37.

Мы заехали в магазин и купили продукты. Теперь же мы были дома.

Я гладила одежду на завтра, халат… Раздался телефонный звонок. Это был Герман.

* Ты уехала час назад, а я уже готовлю верёвку и мыло… – засмеялся он, как только я подняла трубку.

– Знаешь, я тут подумала, – призналась я, – что если я сейчас всё соберу на завтра и приеду к тебе?

* Ты же знаешь, что я буду только рад. А ты сможешь здесь выспаться?

– А разве ты мне не дашь поспать? Когда такое было?

* Я прогрессирую…

– Ясно… – протянула я с улыбкой. – Так, что на счёт моего приезда?

* Я тебя уже жду, – сладко пролетал он в телефон и отключил его.

19.00.

– Куда собралась? – спросил папа, допивая чай, обнаружив меня в коридоре.

– Я сегодня переночую в клинике. Дашь ключи от моей машины?

– А вещи с собой возьмёшь? – кивнул он в сторону пакета с рюкзаком.

– Да, завтра с утра на учебу.

Он протянул мне ключи.

– Не опоздай.

– Пока, пап. Маме скажешь?

– Конечно.

Я выбежала из дома, забросила сумки в машину, завела двигатель и поехала в клинику.

19.27.

Он вышел ко мне и забрал мои пожитки. Мне было действительно тяжело.

– И будильник ставить не надо. Ваня разбудит, – заметила я, заходя в палату.

Санитар последовал за нами.

– Решила сбежать из дома в последнюю ночь? – посмеялся он.

Я улыбнулась ему и посмотрела на Германа, который подмигнул мне в ответ.

20.04.

Женя позвонила мне, когда я сидела напротив своего подопечного и смотрела, как он рисовал на белом листе бумаги собаку, составляя ее из геометрических узоров.

– Да, Жень, – ответила я.

* Ты дома? – спросила она.

– Нет, в клинике.

* Когда поедешь в квартиру?

– Я не поеду. Здесь ночью буду.

* Ммм, с Германом?

– Ну, конечно.

* Кто сегодня будет в клинике, кроме тебя?

– Ваня, медсестра и ещё один санитар.

* А те двое где ночуют?

– Ну… Эти, скорее всего, в сестринской.

* Я подъеду через пятнадцать минут.

– Зачем?

* Тоже хочу провести последнюю ночь лета с человеком, который мне не безразличен.

– Ну, приезжай.

20.27.

Женя подъехала к клинике. Ваня её встретил, а я не стала вмешиваться в их общение. В конце концов, эта ночь до последней капли принадлежит Герману.

– Я завтра днём приеду и попрошу главврача тебя выписать, – сообщила я своему подопечному.

– К маме? – уточнил он.

– Можно ко мне в квартиру. Там всё равно никого нет.

– Предлагаешь мне переехать к тебе? – с хитрой улыбкой произнес он.

– Не хочешь – не надо, – кокетливо ответила я.

– Ваня мне сказал, что на мой счёт в банке накапала н-ная сумма. Ещё я смогу пойти на работу.

– Ты слишком активен.

– Я не собираюсь жить за твой счёт. В конечном итоге, я – мужчина!

У меня участился пульс. Я была в восторге от его слов. В трахеи пробежал лёгкий холодок так, что на мгновение сковало дыхание.

– А ещё я, помимо индивидуальных занятий с учителями и работы, хочу сдать на права.

– На машину?

– Мотоцикл.

– Герман? Что с тобой сегодня?

– Ничего. Я просто хочу сделать всё возможное, чтобы ты не пожалела о том, что осталась со мной.

– Я и так не пожалею, – улыбнулась я.

Он обнял меня. Стало бесконечно тепло и уютно в крепости его рук, что окружали меня.

21.15.

Время отходить ко сну. Женя вбежала в палату.

– Можно тебя на минутку? – возбуждено пробормотала она.

Я вышла с ней в холл.

– Тут такое дело… – смутилась она.

– Какое?

– Я сегодня хочу с Ваней…

– Что?

– Ну, что, что? Как будто ты не поняла!

– Жень, – догадалась я, – ты уверена?

– Да, – твердо ответила она.

– Ладно, решать тебе. И жить с этим тоже.

Она улыбнулась и ушла.

– Что-то случилось? – встревоженно спросил у меня Герман.

– Всё в порядке, – ответила я и легла рядом.

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Ох, – мой тяжелый вздох всё объяснил за меня, – я не знаю…

– Хочешь войти в мою жизнь и перевернуть её?

– Герман, если бы ты только знал, как часто я думаю о том, что весь этот бред возможно никогда не закончится.

– Закончится, конец уже совсем близок.

Я приподнялась над кроватью, стараясь разглядеть его лицо в темноте.

– Хочешь управлять моей жизнью и утопить мою боль? Тогда, научи меня любить, покажи мне реальность, полную красок… Согрей меня, оживи мое тело, обремененное вечными страданиями.

– Послушай… – я попыталась прервать его нежданную исповедь.

– Нет, это ты послушай, – прошипел он, но в миг успокоился. – Кто я по-твоему?

Я молча следила за движением его глаз.

– Безумец, – наконец дала я ответ.

– Вот именно.

Он улыбнулся, провел ладонью по моим волосам.

– Ложись спать, у тебя завтра трудный день.

Он прижал меня к себе, и я снова ощутила его тепло.

01.09.2006 – пятница

7.15.

– Маленькая моя, просыпайся, – так нежно прозвучал голос Германа.

Я открыла глаза. Он осторожно открывал жалюзи.

– Проспишь учебу, – предупредил он.

– А где Ваня? Ты сам проснулся?

– Вани не было. А я… столько лет просыпаюсь в одно и то же время, что уже привык…

Я поправила свою одежду и отправилась на поиски Жени.

В комнате для персонала, закрытой на ключ изнутри, донеслось сонное мычание.

Я постучала.

– Кто там? – спросил санитар.

– Вань, где Женя?

– Эмм, тут… – ответил он.

– Вы время видели?

– Ой, да, сейчас. Она выйдет.

7.34.

Я умылась и вернулась в палату.

– Всех нашла? – поинтересовался у меня Герман.

– Всех, – ответила я и, достав из сумки одежду, решила переодеться.

Он сидел за столом, положив ногу на ногу, и внимательно следил за каждым моим движением.

– Может, отвернёшься? – спросила я у него, расстегнув шорты.

– Нет, – отказался он.

– Ладно, – согласилась я и, забыв о его присутствии, приступила к переодеванию.

7.52.

В палате показалась порядком растрёпанная Женя.

– Не хочешь начать собираться? – спросила я у неё.

Она на меня посмотрела, словно я сошла с ума, и пошлепала к раковине.

– А ночка-то удалась! – засмеялся Герман. – Ай, да Ваня!

8.12.

Мы позавтракали и поехали в разных машинах в институт. Первая пара – микробиология.

8.24.

– Чего ты такая убитая? – уже в аудитории поинтересовалась я.

– Устала, – призналась Женя.

– Что? Всё так плохо?

– А знаешь, это было немного больно… – сообщила она мне.

– Не знаю, – напомнила я.

8.30.

Началась скучная, жуткая, усыпляющая лекция.

– Сколько на мотоцикл учиться? – спросила я у нашего Димки, пока преподаватель сделал паузу.

– Полтора месяца. А что? – ответил он мне.

– Ничего. Просто спросила.

Мы с Димой хорошо общались, но всё ограничивалось исключительно дружбой и ничем более. Он был, однозначно, не в моем вкусе… Мажор.

10.03.

На перемене я позвонила Герману. Я больше не могла дышать без его голоса, словно кислород больше не поступал в мои лёгкие, но и эуфиллин не помог бы.

* Я тебя слушаю, – сладко разлился он каждой своей клеточкой по моему сознанию.

– Как у тебя дела? – спросила я.

* Без тебя? Мне не нравится.

Я стояла вместе с Женей и Настей Макеевой в широком коридоре у окна, выходившего на проспект.

– Мама? – кивнув на мой телефон, уточнила бывшая девушка Вани.

Я отрицательно покачала головой.

– А кто? – не унималась «Зина».

– Да какая тебе разница?! – вспылила моя Женька.

– Просто спросила, – обиделась её собеседница.

* Во сколько ты освободишься? – продолжал Герман.

– Хочешь считать минуты? – улыбнулась я.

* Тогда уж секунды… – исправил он меня.

– Буду у тебя в два часа.

* Я уже соскучился, – сделав небольшую паузу, сорвался он на шепот.

– Я тоже… – не заставил себя ждать мой ответ.

Как это принято у всех порядочных девушек: о личной жизни знают только несколько самых близких людей, как правило, это родители и подруга.

Мои папа и мама были в курсе почти всего, а вот Женя знала все подробности моих отношений, но к чему приведет эта незаконная, запретная любовь… На этот вопрос ни у кого не было однозначного мнения.

11.14.

Патология. Пришла Василиса (наш куратор), сообщила, что на большой перемене в понедельник нужно будет отчитаться за практику, кто проходил её в каких-либо организациях этим летом.

Я спросила её о том, что делать, если она закончится только в октябре, по усмотрению главного врача клиники. Она ответила, что руководитель должен дать справку уже сейчас.

Ещё один повод пойти сегодня к Филину.

13.45.

Я с нетерпением ждала звонка с третьей пары. Томясь, словно в старинном замке, в душных аудиториях, я мечтала только об одном – услышать заветный звук, что приговорит меня к свободе и позволит мне выйти на улицу, чтобы добраться до клиники… До него.

Женя отправилась домой, а я поехала к Герману.

13.57.

– Привет, – произнес Ваня, – а где Женя?

– Дома, наверное.

– Много задали?

– Да нет… – протянула я, заталкивая ключи от машины в боковой карман рюкзака.

– Она тебе что-нибудь говорила?

– О чём? – уточнила я, хотя прекрасно знала, что он его интересует.

– О нас с ней.

– Ну, сказала пару слов… – солгала я, что не составило для меня большого труда.

Конечно, она поведала мне все подробности прошедшей ночи, хоть я слушала её без особого интереса. Я не хотела, чтобы Ваня чувствовал себя, как оголённый провод. Пусть думает, что я почти ничего не знаю.

14.03.

Коснувшись ручки двери, ведущей в комнату №8, я остановилась, прислушиваясь к мощным ударам в моей груди. Я дрожала внутри своего сознания от предвкушения встречи с ним. Боже, прошло всего лишь несколько часов, а я уже начинала вести себя как глупый подросток, влюбленный в представителя противоположного пола.

Его голос делал меня безумной, а прикосновения убивали и воскрешали в один миг. Я, становясь ледяным осколком замёрзшей воды, сгорала в пламени, пылавшем в его взгляде.

Что происходит со мной, когда он рядом? Я, казалось, способна лишиться рассудка, чтобы потом вновь обрести его возле любимого человека, дарящего мне новый неведомый доселе мне мир, укрывающий меня в его любви и ярком солнечном свете.

– Как добралась? – спросил у меня Герман, когда я, наконец преодолев свое замешательство, показалась внутри помещения, отделенном стенами от прочих.

– Хорошо, – ответила я, обняв его.

– Что с учебой?

– Да ничего особенного.

– Пойдешь к Филину?

– Да, точно.

Я оставила его в палате и вышла в холл.

Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной, заложив руки за поясницей и закрыв глаза. Пульс понемногу возвращался в нормальный ритм, но по-прежнему напоминал о себе громкими тонами где-то меж рёбер.

14.15.

Я постучала в кабинет главного врача. Он пригласил меня войти.

– Николай Васильевич, здравствуйте! – обратилась я к нему, чувствуя себя более уверенно, чем несколько минут назад с Германом. – Вы не заняты?

– Найду минутку, – бросив на меня быстрый взгляд и поправив очки, ответил он.

– Сегодня в институте сказали принести справку с места практики от руководителя…

– Да, я как раз её подготовил для Вас.

Он протянул мне листок с напечатанным текстом, своей подписью и печатью.

– Спасибо, – поблагодарила я, готовясь задать следующий вопрос.

– У Вас что-то ещё? – заметил он моё замешательство.

– По правде говоря, да, – призналась я.

– Я Вас слушаю.

– Речь пойдет о Германе…

– Я догадался.

– Я считаю, что достигнута та абсолютная ремиссия, и он больше не нуждается в стационарном лечении.

– Предлагаете его выписать?

– Да, – твердо подтвердила я, даже сама удивившись своей решительности.

– Вы представляете, о чем Вы просите? – он был напряжён, но не настроен категорично, что давало мне небольшую надежду на благоприятный исход нашего диалога.

– Со всей ответственностью.

– Вы же понимаете, что я не могу разрешить Вам это?

– Понимаю, но, вопреки всякому здравому смыслу, прошу об этом.

– Яна! – вспыхнул он, но в миг успокоился. – Делайте, что хотите!

Он взял из папки, лежавшей на его столе какой-то бланк, поставил свою печать и размашистой подписью окончательно заверил этот документ, после чего протянул его мне.

– Спасибо большое! – довольно сдержанно поблагодарила я.

Я направилась к двери, уже готовая закричать от радости, но он окликнул меня и, сняв очки, положил их на стол.

– А куда Вы его выпишите? – поинтересовался он. – К матери?

Я замерла, потому что боялась открыть ему правду.

– Так куда? – снова произнес мой собеседник.

– Надо подумать и обсудить это с пациентом, – наконец подобрала я подходящие слова.

– Хорошо, – согласился он, снова возвращаясь к своей работе.

14.32.

Я вернулась в палату, взяла ручку из рюкзака, начала заполнять документ, выданный Филином.

– И куда ты меня выпишешь на самом деле? – спросил Герман, внимательно следя за тем, как я вырисовываю синей пастой его данные.

– А куда ты хочешь? К маме или ко мне? – не поднимая на него глаз, произнесла я.

– А какая разница?

Я отвлеклась от написания его даты рождения и посмотрела на него.

– Большая, – начала объяснять я. – К тебе может прийти участковая медсестра. Она должна знать, где тебя искать.

– Тогда по месту моего будущего жительства.

– Ко мне?

– Видимо, да.

Я записала в графе «адрес»: микрорайон, дом и квартиру.

В палату зашёл Ваня. Я попросила его отнести этот лист охраннику. Сегодня я заберу несчастного мальчика, выросшего среди белых холодных стен в смирительной рубашке, домой.

15.27.

– Как ты уговорила Филина? – удивлялся Ваня, пока мы ждали Германа в холле.

– Я умею надоедать людям, – с усмешкой призналась я.

– Не боишься? – спросил санитар, осознав наконец всю сложившуюся ситуацию и мой риск.

Я молча взглянула на него, пытаясь представить самые ужасные последствия моего безрассудства. В голове рисовались картины расчлененного тела, политого собственной кровью, оставленное посреди кухни, изнасилование, с применением самых устрашающих извращений, мучительные издевательства и постепенное отрезание конечностей, начиная с кончиков пальцев на руках и ногах… У меня богатая фантазия, не спорю.

– Нет, – с некоторым легкомыслием уверенно ответила я.

– Ну, как знаешь, – тяжело вздохнув, заключил мой друг.

– Не переживай, – проведя ладонью по его плечу, говорила я. – Всё будет хорошо… И у вас с Женей тоже.

Он поблагодарил меня за поддержку и зашёл в палату.

15.35.

Санитар открыл нам калитку, и мы вышли к моей машине. Герман вдохнул полной грудью свежий ветер, обещавший ему долгую и счастливую жизнь. Я, заметив это, улыбнулась.

Мы заняли места – каждый своё. Я сидела за рулём, а мой пациент по правую руку от меня.

– Как тебе свобода? – поинтересовалась я, провернув ключ в зажигании.

– Пока не распробовал.

– Давай купим тебе нормальную одежду? – предложила я, выкручивая руль в сторону дороги.

– Давай. Только заедем сначала в банк. Я не хочу тебя разорять.

– Даже не думай.

– Не спорь со мной! – обиделся он.

– Ладно, – сдалась я.

Я довольно сильно давила на газ, направляясь в ближайший банк.

– У тебя есть паспорт? – уточнила я, когда мы зашли внутрь.

– Да, мне его оформляли, когда подошёл возраст.

Мы подошли к оператору.

– Что говорить? – растерялся он.

– Здравствуйте, – с улыбкой отреагировав на поведение своего спутника, обратилась я к молодой женщине. – Мы бы хотели снять часть денег со сберкнижки.

– Документы, – попросила она.

Герман протянул ей паспорт. Она что-то посмотрела в компьютере и оставила нас. Через минуту она вернулась и попросила у него сберкнижку.

15.52.

Мы поехали в ближайший магазин одежды. Такого модника я ещё не видела!

Он выбрал себе несколько пар джинсов, рубашек и футболок.

– Мне это идёт? – выглядывая из примерочной с хитринкой в глазах и женственностью в движениях, позировал он.

– Снимай, воображуля, – в шутку хмыкнула я.

– Поможешь? – с намеком улыбнулся он, захватив пальцами верхнюю пуговицу своей белой рубашки и кокетливо прикусил губу.

– Эмм, нет, – растерявшись по началу, но собравшись с последними крошками своего разума, отказалась я.

– Почему? – он сделал шаг вперёд, упёршись руками в боковые стойки примерочной.

Ворот был расстёгнутым, что действовало мне на нервы, но я пыталась держать себя в руках.

– Здесь не принято… баловаться.

– Да ладно тебе, – затягивая меня внутрь раздевалки, усмехнулся он.

– Ты псих, – возмущённо, но со смехом сопротивлялась я.

Он отпустил меня, взяв контроль над своей игрой, и я смогла беспрепятственно выйти наружу. Мериться с ним силами было бесполезно, однако, я могла взывать к доводам его рассудка.

16.59.

Когда покупки были совершены, и моя красавица осталась довольной, мы отправились в продуктовый.

Он уже был одет в «гражданскую» одежду, которая никак не демонстрировала его бурного прошлого в психбольнице: тёмно-синие джинсы и белая рубашка с закатанными до локтя рукавами.

Мы набрали кучу всяких продуктов и, наконец, отправились домой.

17.43.

– Проходи, – бросив ключи в прихожей, произнесла я.

Он занёс пакеты в кухню и поставил на полу возле стола.

– Ты завтра на учебу? – расстроился он.

– Нет, завтра пары не поставили, – подбодрила я его.

– А, что тогда будем завтра делать?

Он обходил моё скромное жилище, рассматривая его закоулки.

– Можем поехать к моим родителям. Настало время познакомить тебя и с мамой.

– Я не против, – согласился он.

18.37.

Мы вместе разобрали пакеты, приготовили ужин и сели смотреть телевизор.

– Тебе придется многое узнать. За последние двадцать лет произошло достаточно событий, – сообщила я.

– Распался Советский Союз? И теперь президент – Путин?

– И это в том числе, – усмехнулась я.

19.23.

Позвонила мама, предложила приехать на выходные. Я сказала, что буду не одна. Она не возражала.

Весь вечер мы с Германом смотрели фильмы и разговаривали.

Ближе к ночи я разложила диван. Сегодня был слишком трудный день, и теперь меня клонило в сон.

02.09.2006 – суббота

2.34.

Я проснулась, открыв глаза и увидев перед собой стенку. Такое иногда бывает, когда по какой-то непонятной причине сон рассыпается на миллионы осколков.

– Что случилось? – почувствовав мои движения, спросил Герман, сам ещё не отойдя от дремоты.

– Всё хорошо, – повернувшись к нему, прошептала я.

Он сильнее обнял меня, и я уткнулась носом в его шею. Вот, что такое счастье!

Конечно, я прекрасно осознавала, что в ближайшем будущем нам придется пройти через ад, сгореть дотла, чтобы потом возродиться из пепла, словно Феникс.

Яна Бендер «Феникс из пепла» (по мотивам «Phönix aus der Asche» Oomph!)

Тебя обвиняли в моём разложении,

Неведомый враг, что увлёк за собой

В растление, похоть и грехопадение,

Но только не знают, что ты не такой.

Всегда осуждали и счастье давили,

Твердя, что ты ложе со мной разделил.

Они только правду, как души губили,

А ты меня честно и чисто любил.

Нет! Ты не враг, а земной мой спаситель.

Ты чувствуешь боль, что скрываю в себе.

От страха и смерти освободитель.

И мне наплевать! Люди врут о тебе!

И рано ли, поздно восстанем из пепла,

Как феникс, однажды сгоревший до тла.

Они говорят, что от страсти ослепла,

Но среди лжи я тебе лишь верна.

Пускай осуждают! Им много не ясно!

Рабы черной зависти и клеветы.

Они повторяют, что ты мне опасен.

Но что же по правде? То знаем лишь мы.

И снова твердят, осквернил мою душу,

Убил чистоту и грязью растлил.

Но кроме тебя мне никто и не нужен,

И, кажется, вечность меня ты любил.

Как прежде из пепла восстанем средь ночи.

Я жар ощущаю в объятиях твоих.

Клеветники, между фраз многоточия.

Пусть этот мир сгорит для двоих.

Теперь, как и прежде пройдем через ад.

Лишь поцелуй, чтоб смелее была

Снова мы вместе, и руки в руках.

Только вдвоём под дождём из огня.

Так давай же сгорим в этом пламени снова,

Позабыв все слова дикой, черной толпы.

Ты меня научил, что такое свобода,

Подарив свежий ветер без этой войны.

Сколько кругов нам предстояло преодолеть, я не догадывалась, но ощущение его сильного плеча, крепких объятий, в которых я чувствовала себя как никогда защищённой, придавали мне уверенности и смелости, заставляя идти вперёд сквозь боль и ночные кошмары, которые по-прежнему контролировались Германом, и он старался не впускать их в моё сознание.

10.12.

Он осторожно поцеловал меня в плечо.

– Просыпайся, – сладко произнес он, опираясь на свой локоть.

Сон рассыпался в прах, догорая прозрачными каплями воспоминаний на подушке.

– Сколько время? – всё ещё прибывая в несознательном состоянии, уточнила я.

– Одиннадцатый час.

– Ммм, – потянувшись, промычала я и отвернулась к стенке.

12.00.

Позавтракав, мы отправились в деревню к моим родителям.

Папа был, конечно, немного шокирован, однако принял Германа удивительно радушно. Маме, кажется, он понравился. Через некоторое время она скажет мне: «Действительно… Мужчина. Настоящий мужчина!».

22.15.

День был насыщенным. Папа решил пожарить шашлыки, а заодно научить этому искусству Германа.

Теперь же мы, порядком устав, разместились в своих отдельных комнатах. Мама постелила моему спутнику в гостевой.

03.09.2006 – воскресенье

01.07.

Я лежала, положив ладони на живот и прислушиваясь к своему пульсу между ребер, стараясь не издавать ни звука.

– Ты спишь? – прошептал осторожно Герман, зайдя в мою спальню.

– Нет, – так же тихо ответила я.

– Я не могу без тебя уснуть, – пожаловался он, – слишком привык к твоему дыханию.

Я откинула одеяло. Свет фонаря с улицы убедил его в верном понимании моего предложения. Он лёг рядом, осторожно поцеловал меня в висок и обнял меня так бережно, словно боялся, что я растаю.

– Если бы у меня была хотьмалейшая возможность, я бы всю вечность целовал тебя, а потом тихо бы гасил свет и обещал, что просто буду лежать рядом… – прошептал он, а я лишь улыбнулась в темноте в ответ на его слова.

Bleib bei mir

Der Boden bewegt sich, die Decke stürzt ein

Bleib bei mir

Das Ende ist nah, doch wir schlafen nicht ein

Unter diesem Mond wolln wir nicht schlafen

Die Macht, die in ihm wohnt lässt uns nicht ruhen

Denn in all unsren Träumen verfolgt uns die Angst

Darum machen wir die Augen nicht zu

Unter diesem Mond¹⁴

9.13.

Мама заглянула к нам в комнату, обошла кровать и дотронулась до моей руки.

– Дочь, что это такое? – спросила она у меня, указывая на наличие Германа.

– В смысле? – не поняла я спросонья её вопроса.

– Что он здесь делает?

– Спит, – довольно логично ответила я.

– С тобой?

– Как видишь.

– Ясно.

Она спустилась на первый этаж. Я убрала руку Германа со своей талии и пошла за ней, шлепая босыми ногами по деревянному полу.

– А что такого? – удивилась я.

– У вас с ним что-то было? – строго уточнила она.

– Не было ничего.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Да не было, не было! – повторила я.

– Смотри у меня!

– А что «смотри»? Мне не пять лет, ты сама говорила!

– Ладно, – сухо бросила она напоследок.

Тема была закрыта. Честно говоря, я думала, что этот разговор состоится нескоро, да и звучать он будет по-другому.

15.00.

Мы с Германом отправились домой, но по пути он попросил меня заехать в автошколу. Там мы узнали, что учиться на мотоцикл всего полтора месяца, да и стоимость оказалась не такой уж внушительной.

Герман загорелся этой идеей. Мы вышли на улицу, чтобы обсудить это, и, когда нам удалось обговорить все детали, он подал документы и внёс предоплату. Через несколько дней у него начнется учёба.

15.47.

Мы приехали в квартиру.

– У тебя завтра трудный день? – спросил он у меня.

– Да, четыре пары.

– Сложные?

Я нашла свою учебную сумку, достала блокнот, пролистала несколько страниц, на которых было написано расписание: «Иммунология, гигиена, фармакология, ФЗК».

– Достаточно, – ответила я.

– Будешь готовиться?

– Нет. Они впервые в этом семестре.

– Понятно.

Он молча прошел на кухню и вскипятил воду. Заварив чай, он позвал меня из ванной комнаты, в которой я стирала свой медицинский халат, что замочила в тазу накануне, поскольку испачкала его в пятницу синими чернилами, в шутку сражаясь с Женей на шариковых ручках.

16.32.

– Как отнеслась ко мне твоя мама? – спросил он у меня, поставив на стол две кружки.

– А как она должна была к тебе отнестись? – мне хотелось услышать его версию, прекрасно понимая, что он, как никто другой, отлично разбирается в человеческой психологии, почти во всех случаях лучше, чем большинство профессионально подготовленных специалистов.

– Ну, понравился я ей или нет?

– Главное, чтобы ты нравился мне, а она отнеслась к тебе нейтрально.

– Даже не знаю – хорошо это или плохо…

– Скорее да, чем нет… – задумчиво ответила я.

Он осторожно взял меня за руку, стараясь заглянуть в самое дно моей души, вглядываясь сквозь зрачки в бездну моего сознания.

– Какая безумная фраза… – заметил он.

– Почему? – слушая, как ускоряется и усиливается мой пульс, поинтересовалась я.

– В ней нет определенного смысла, но, в то же время, он так глубок, что в нём можно утонуть.

– Герман, – с какой-то безграничной надеждой и лаской в голосе произнесла я.

Сегодня я смотрела на него так, будто подчинялась его власти надо мной… Он владеет целым миром, целой вселенной, сокрытыми в его душе, в его сознании. Да, наверное, я немного ему завидовала. В любую секунду он мог вернуться в другую реальность… или… нереальность. Вот только… Теперь ему будет там одиноко, ведь в карточной игре он изгнал всех. Осталась только я, да и та среди серой действительности.

22.15.

Мы терпеливо убивали вечер просмотром фильмов.

– Завтра нужно будет отчитаться перед комиссией за практику, – вспомнила я.

– У тебя всё получится, – заявил Герман, – я в тебя верю.

– Просто… Понимаешь? Я не представляю, что им рассказывать, – призналась я.

– Ничего. Просто отдай справку и скажи, что судьба твоего пациента до сих пор не решена.

– Ну, да, ты прав. Только… другие будут говорить о том, что они делали в хирургии, терапии, как лечили… А как лечила я? Не буду же я им… Рассказывать…

Он обнял меня и поцеловал в макушку.

– Давай так, ты скажешь то, что придет тебе в голову.

– С ума сошел?

– Конечно, я же только что выписался из психушки.

23.17.

Мы легли спать в двенадцатом часу. Я почти сразу уснула. Герман о чем-то думал весь вечер, и я переживала по этому поводу. Его что-то беспокоило.

04.09.2006 – понедельник

7.00.

Когда я проснулась от воплей надоевшего будильника, из кухни расплывался аромат свежего кофе и бархатный голос Германа, который что-то напевал себя под нос.

Я столкнула одеяло, заправила постель и пошла умываться.

7.42.

Мы сели завтракать.

– Выспалась? – поинтересовался он.

– Немного недостаточно, – призналась я, вероятно, выглядя, как ночной совёнок.

– Хорошая сегодня погода, – заметил он.

Я посмотрела в окно. За стеклами действительно сияло осеннее солнце, доносился шум машин и нежный шёпот ещё теплого ветра…

Он взял меня за руку. Я вздрогнула от неожиданности.

– Ты чего? – спросила я, изучая его взглядом.

Теперь я так хорошо знала каждую клеточку его лица, лёгкие морщинки вокруг глаз, все возможные оттенки радужной оболочки: от глубокого зелёного до золотистого карего.

– Может не пойдешь никуда?

– Как это? Ты что?

– Такое воздушное утро… Я не хочу тебя куда-то отпускать.

– Герман, – видя, как ему будет одиноко здесь, ласково говорила я, – мне надо на учебу.

– Да, конечно, я всё понимаю…

Я смогла уловить мрачное расстройство в его взгляде. Мне и самой хотелось остаться дома, но я должна была отправляться в институт.

Ольга Павловна обещала сегодня поговорить с директором школы, чтобы Герман заочно прошел обучение. Я очень переживала по этому поводу.

8.05.

Он проводил меня до машины. Бабки у подъезда детально обсудили наш прощальный поцелуй. Плевать! Пусть смотрят, потом всё равно будут звонить в мою дверь и просит дать совет по медицинским вопросам.

Слушая любимые песни с диска, вставленного в проигрыватель моего автомобиля, я добралась до места отбывания студенческого наказания.

11.50.

Закончилась вторая пара, и всех студентов, которые летом проходили практику, согнали в актовый зал. Через несколько минут после нашего прихода в помещении появились и члены комиссии во главе с ректором.

Всё, как обычно: вступительное слово, а после – эксгумация трупов (почему, что, да как).

Вот дошла очередь и до меня.

Я представилась, сказала, где проходила практику.

– И чему же Вы научились там? – задал вопрос ректор.

– Чему научилась? – повторила я. – Тому, что, даже среди жестокости, насилия, ненависти и безумия, можно и нужно оставаться человеком! Несмотря на все препятствия, которые мне чинили некоторые сотрудники клиники, мне удалось полностью восстановить социальные и физические функции моего пациента.

– Где же он теперь?

– Живёт в социуме и не проявляет ни агрессии, ни злобы… Поскольку его лечение проходило в теплой и дружеской обстановке.

Меня попросили показать справку. Я отдала им документ, подписанный Филином. На этом собрание для меня закончилось.

«Я уж думала, что будет сложнее» – подумала я, выходя из актового зала после того, как комиссия разрешила нам всем вернуться к занятиям.

14.00.

После третьей пары я отправилась домой. От физкультуры у меня было освобождение из-за недавно перенесенной операции, а сидеть на скамейке и смотреть на судорожные движение моих одногруппников не было ни сил, ни желания.

В небольшой квартирке, рядом с центром города, среди шумных улиц, на полу сидел Герман и рассматривал мои детские и подростковые фотографии.

Я тихо подкралась сзади, встала на колени за его спиной и обняла за плечи.

– У тебя же до четырёх занятия, – посмотрев на часы, напомнил он.

– Я не хожу на физкультуру.

– Какая плохая девочка, – усмехнулся он.

– Что делаешь? – поинтересовалась я, бросив взгляд на разложенные перед ним фотокарточки.

– Смотрю в прошлое, – ответил он.

– И как?

– Я тебя такой и представлял в детстве…

– Ммм, – протянула я, касаясь губами его шеи.

Он моментально встал с пола, подошёл к колонкам и включил музыку… Ту самую, под которую мы с ним танцевали первый раз в палате.

– К чему всё это? – спросила я, находясь в сладком забытьи, окутывающем меня плотным туманом.

– Я обещал тебе этот танец… – напомнил он и, обхватив меня за талию, поставил на ноги.

В нём билось горячее сердце… Такой слабой и беззащитной я ещё никогда не была. Сейчас уже я не могу описать в полной мере, что я чувствовала в тот момент. Кто любил по-настоящему, сможет меня понять. То ощущение, когда хочешь полностью раствориться в человеке, укрывшись в его объятиях… Когда утопаешь в его дыхании и посылаешь весь мир к чертям, потому что тебе наплевать на всё человечество, на все самые прекрасные пейзажи, нежный ветер… Когда живёшь этим моментом, этими прикосновениями, этим молчанием, этой страстью…

Я таяла в его руках, как февральский снег под весенним солнцем. Он поцеловал меня в висок, туда, где бережными ритмами бьётся бессильный пульс.

Слова были ни к чему. Наше дыхание, сбивавшееся в темп музыки, всё говорило за нас.

Мы танцевали, переступая через мои детские фотографии, перешагивая через прошлое, двигаясь в будущее.

Мелодия закончилась, но мы ещё не были готовы оборвать эти моменты, словно нить, что так долго была натянута между нами.

Я остановилась, прижавшись лбом к его груди.

– Тшш… – прошептала я. – Чувствуешь?

– Что? – на неловком выдохе спросил он.

– Счастье… – ответила я.

Он обхватил руками мою голову, целуя в макушку и вдыхая запах моих волос. Такой сильный, мощный… был таким слабым и нежным в этот момент. Убийца двоих человек и ещё, Бог знает скольки… Он мог с лёгкостью свернуть мне шею… Но нет. Он слишком был счастлив теперь.

16.23.

Ему позвонили. Это была Ольга Павловна. Она сообщила нам, что договорилась с директором школы об индивидуальных занятиях и сдачи выпускных экзаменов досрочно.

– Куда пойдешь после школы? – как-то глупо прозвучал мой вопрос после того, как он отложил телефон.

– Не знаю. Какие институты есть в нашем городе?

– Кроме медицинского? Есть ещё педагогический и… какой-то… В общем там на инженеров учат, физиков, химиков…

– Может в педагоги податься? – усмехнулся он.

– И что будешь преподавать? – удивилась я.

– Можно историю, языки…

– А какие языки тебе больше нравятся?

– Немецкий, но я и английский перевариваю.

– В принципе, можно подумать над этим вопросом.

– Малышка, прекрати фантазировать. Меня не допустят к детям.

– Почему?

– Я двадцать лет провел в психиатрических клиниках! Кто возьмёт психа в школу преподавать?

– Директор нашей гимназии.

– У него пока ещё нет маразма!

– Я организую тебе комиссию. Никто не узнает, где ты провел два последних десятилетия.

– Не надо.

– Ладно. Давай это потом обсудим. Я лично схожу к директору школы.

– Как пожелаешь, – сдался он, не намереваясь продолжать этот спор.

Я видела, что он расстроен. Как-нибудь отправлюсь в гимназию, пока он будет в автошколе.

Через некоторое время я села за лекции и начала готовиться к завтрашней учебе.

20.00.

С подготовкой было покончено.

– Кстати, – опомнилась я, – тебе ещё надо будет пройти медосмотр для вождения.

– Я разговаривал с Ваней на этот счёт сегодня. Он сказал, что достаточно будет переписать все результаты из моей карты.

– Ага, а карта из психиатрической клиники!

– Нет. Моя обычная. Амбулаторная… Или как там она называется? Медсестра туда всё написала.

– В таком случае, это даже лучше.

22.15.

Мы посмотрели телевизор и легли спать. Нам обоим завтра предстоял тяжёлый день.

05.09.2006 – вторник

8.03.

Утро окутало теплой шалью комнату, пробившись осенним солнцем сквозь шторы.

– Я проспала! – бегая по квартире, кричала я.

Герман стоял, облокотившись на шкаф, сложив руки на груди, и отрешенно смотрел на меня.

– Так, когда у тебя занятия? – между делом, застёгивая джинсы и параллельно засовывая в рюкзак учебник, спросила я.

– Не знаю. Мама должна позвонить и сказать.

Я быстро его поцеловала и выбежала на лестничную клетку.

8.49.

– Почему вы опоздали? – гладя на меня, застёгивавшую халат и стоящую в дверях, поинтересовался профессор.

– Так сложились обстоятельства… – виновато пояснила я.

– Ладно, проходите.

Я пулей взлетела на последний ряд и, разложив тетради и учебники, выдохнула.

– Ну, допустим, – прозвучал голос Жени, сидевшей рядом, – «так сложились обстоятельства» и, конечно, препод не стал вдаваться в подробности, чего не скажешь обо мне…

– Я проспала, – честно призналась я.

– Чем вы таким громким занимались, что не услышали будильника?

– Я забыла его поставить.

– Ммм, – двусмысленно протянула моя подруга.

– Не начинай! – прервала я её фантазии.

– Даже не думала, – улыбнулась она.

15.37.

– Тебя подбросить? – предложила я Жене, когда мы вышли из института и покинули его территорию.

– Нет, спасибо, – она кивнула в сторону Вани, ждавшего её возле своей машины.

Я помахала ему рукой, поцеловала Женю в щеку и поехала домой.

15.54.

– Тише, – встретила меня в коридоре Ольга Павловна.

– Здравствуйте, – немного растерянно прошептала я, – а что происходит?

– Занимаются… – она указала на дверь, ведущую в комнату.

Мы ушли на кухню, где я поставила чайник.

– Знаешь, – обратилась ко мне мама Германа, – он говорил сегодня со мной на одну тему…

Я видела, что ей неловко начинать беседу и посвящать меня в тайны её сына.

– Давай, то, что я тебе открою, останется строго между нами?

– Конечно, – заверила её я, сев напротив неё через стол.

– Видишь ли, Герман очень плохо себя чувствует…

– В каком смысле?

– В моральном.

Я постепенно начинала впадать в искренне недоумение, вызванное её странной фразой.

– Он хочет пойти работать, поскольку считает, что мужчина должен трудиться.

Я откинулась на спинку стула. Его мучали угрызения совести? Боже мой, кто бы мог подумать?!

– И какие варианты он рассматривает? – поинтересовалась я.

– Он сказал, что в какой-то фирме требуется охранник…

– Я смотрю, он уже всё узнал.

– Только, пожалуйста, не говори ему, что я тебе рассказала.

– Не скажу, конечно.

– Он сегодня ездил туда, узнавал… Может быть он тебе потом сообщит?

– Рано или поздно ему придется во всем признаться. Вопрос времени.

– Я только прошу, будь поделикатнее в этом плане.

– Разумеется.

Я налила нам чай, и мы продолжили обсуждать учебу Германа и планы на будущее. Так же я поделилась с ней своими соображениями на счёт педагогического института и карьеры лингвиста для её сына. Она ласково улыбалась на мои реплики, вероятно, полагая, что такого исхода быть не может. Герман – учитель. Что за глупость?!

17.00.

Герман зашёл на кухню.

– Ну, как там? – я кивнула в сторону выхода.

– Прошли сразу несколько тем по алгебре и геометрии…

– Несколько? – я удивилась, поскольку мне трудно давались точные науки.

– Я – взрослый человек, – напомнил он, – со мной проще, чем с детьми.

– Я знаю, – двусмысленно прозвучал мой комментарий.

17.13.

Ольга Павловна ушла вместе с учителем математики. Мы остались в квартире только вдвоем. Я молча сидела за столом, а Герман занял место своей матери.

Я крутила кружку с горячим чаем. Во мне загорелся огонек, а комок подкатил к горлу. Дыхание сбилось и стало неровным, словно мандраж перед экзаменом.

– Что с тобой? – сидя напротив меня, взяв мою руку в свои тёплые ладони, спросил он.

– Ничего… – протянула я, прислушиваясь к своим странным ощущениям.

Волнение, накрывшее меня, не имело никаких оснований. Я искренне не понимала, что со мной происходит.

– Я… – с лёгкой дрожью прозвучал мой сбитый голос.

– Что? – беспокойство в его глазах выдавало испуг за меня.

– Я хочу… – я схватила за хвост слово, чуть не сорвавшееся с языка, «тебя».

Резким движением я поднялась из-за стола, выбежала на балкон. Герман схватил меня за талию, когда мои пальцы коснулись парапета.

Его тепло разлилась по моему телу, но меня продолжала бить крупная дрожь. Я жадно хватала воздух пересохшими губами, стараясь избавиться от настойчивого чувства.

– Да что с тобой?! – сильно встряхнув меня, крикнул Герман.

Я пыталась вырваться из его крепких объятий, но силы были слишком неравны.

– Я не могу! Отпусти меня! – жалобно простонала я.

Он разжал кулаки, и я отошла назад, упершись поясницей в ограждение балкона. Я задыхалась, схватившись пальцами за край своей футболки и положив ладонь на грудину.

Он подошёл чуть ближе, притянул меня к себе за плечи и уткнул носом в свою грудь.

– Я знаю, что ты хотела мне сказать… – заявил он, гладя мои волосы.

Волна желания оставила меня, и теперь я могла вернутся в бескрайние просторы равнодушия.

– Откуда? – холодно произнесла я.

– Ты забыла? Мы связаны с тобой!

– Я не забыла…

20.00.

Когда каждый из нас закончил выполнение домашнего задания, мы сели смотреть кино. Выбор пал на «Чарли и шоколадная фабрика».

Через какое-то время я мирно уснула на его плече, а он, как мне показалось, бесцельно переключал каналы.

06.09.2006 – среда

7.10.

Звон будильника разнесся по всей квартире. Я открыла глаза, но вместо Германа обнаружила записку на соседней подушке.

«Доброе утро, моя девочка! Завтрак на столе, а я отъехал ненадолго. Когда вернёшься из института, я всё тебе расскажу».

8.09.

Позавтракав, я поехала на учебу. В холле меня встретила Женя и, схватив за руку, потащила обратно на улицу.

– Куда? – удивилась я.

– Пойдем, я покурю, – привычно выдала она.

– А одной? Не судьба? – проговорила я, когда она уже вывела меня за ворота.

– Одной скучно, – пояснила она мне, раскрывая новую пачку сигарет.

– Как дела с Ваней? – поинтересовалась я, пока она искала зажигалку по карманам, держа в зубах папиросу.

Я протянула ей свою, поскольку всегда носила её с собой, зная, что у Жени вечно проблемы с «огоньком».

– О, спасибо, – бросила она.

Я наблюдала за её привычными движениями: подожгла фильтр, сделала глубокий вдох, вернула мне зажигалку, а потом небрежный выдох.

– Что с Ваней говоришь? – переспросила она. – Да, ничего… Он вчера целый час строил планы на будущее. Дети, семья и всё такое, а мне ещё рано, понимаешь? Я ещё не нагулялась!

– Ты так всю вечность говорить будешь?

– Нет, конечно.

– Знаешь, а ведь Ваня – прекрасная партия… Вряд ли тебе удастся найти лучшее, чем он.

После того, как моя подруга завершила свой ритуал, мы зашли в институт, прошли в аудиторию и заняли свои места. Седовласый профессор начал диктовать лекцию.

11.57.

Я звонила Герману на перемене, но он не отвечал мне.

– Прикрой меня, – попросила я Женю и ушла с оставшейся пары.

По дороге домой я не прекращала набирать его номер, но в ответ на мои старания по-прежнему раздавались гудки.

Я забежала в квартиру, кинула рюкзак в коридоре, обошла все помещения. Его нигде не было.

Я позвонила Ольге Павловне.

– Герман пропал… – чуть не плача, простонала я.

* Может поехал узнавать по поводу работы? – предположила его мама.

– Не знаю. Я утром проснулась, его уже не было.

* Наверное, стоит подождать…

– Да, выбора и нет…

Я выключила телефон, опустилась на пол и откинулась на стену. В голове беспорядочно шумели мысли.

12.45.

Так я просидела минут двадцать, не отвечая ни на звонки, ни на сообщения Жени. Голова была опущена на руки, лежащие на согнутых коленях, прижатых к животу.

У входной двери раздался шорох. Я резким движением поднялась на ноги, вышла в коридор.

В проеме показался Герман. Я подбежала и крепко обняла его.

– Что с тобой? – испугался он.

– Я так за тебя переживала!

– Почему ты не на занятиях?

– Потому что ты не отвечал на звонки!

– Я был занят.

– Чем же?

– Давай всё по порядку…

Я провела его, не отпуская его руки, в комнату.

– Рассказывай, – потребовала я, посадив его перед собой на диван.

Он озадаченно посмотрел на меня.

– Всё? – удивился он.

– У тебя есть какие-то тайны?

– У всех они есть…

– Где ты был полдня?

– Хорошо, я всё расскажу.

Он потянул меня за запястье к себе, и я села рядом с ним.

– Я ездил в одну компанию, узнавал по поводу работы.

– Какой работы?

– Я устроился охранником в международную фирму.

– Ты с ума сошел?

– Неактуальная шутка, особенно, с учётом того, где я провёл бóльшую часть своей жизни…

– Почему ты мне не сказал?

– Я не думал, что у меня получится. Пошел собеседование…

– Ты даже словом не обмолвился.

– Прости, – он виновато опустил голову.

– Ладно, проехали.

Небрежный холодок снова пробежался по моей трахее, углубляясь в бронхи, затем лёгкие, сбивая ритм дыхания.

– Снова? – заметив моё волнение, уточнил он.

– Да… – жадно схватив губами воздух и отпустив его руку, ответила я.

– Может хватит бегать от себя? – предположил он.

– В каком смысле? – стараясь успокоить своё сердцебиение, спросила я.

– В прямом, – он коснулся моей шеи.

– Нет! – я вскрикнула и вскочила с дивана.

– Прошу тебя, забудь мои слова! – взмолился он.

Мой взгляд был отрешенным, мутным. Я сделала несколько шагов назад.

– Кто мы друг другу? – отсутствующе уточнила я.

Он немного опешил.

– О чем ты? – удивился он.

– Мы живём вместе. Всё. Мы с тобой чужие… Совсем.

– Девочка моя, что с тобой?

– Забудь, – мягко улыбнувшись, вернулась в спокойствие я. – Всего лишь женские страхи.

– Чего ты боишься? – он вплотную подошёл ко мне.

– Тебя, – без доли эмоций уверенно ответила я.

– Меня? – он хищно усмехнулся. – Чем же я заслужил твое недоверие?

– Не знаю. Герман, прости…

Он обнял меня.

– Не забудь переписать лекцию, которую ты прогуляла, – напомнил он.

– Хорошо.

14.00.

Пришел учитель физики из школы. Они разместились в комнате и начали занятие. Я ушла в кухню готовиться к завтрашней учебе, а заодно приготовить что-нибудь на ужин. Выбор пал на лазанью.

17.00.

Женщина ушла, оставив нас вдвоём в квартире.

– Как позанимались? – поинтересовалась я.

– Неплохо. А ты? Всё выучила?

– Да.

– Может пойдем куда-нибудь? Погуляем?

– Почему бы и нет…

Я надела светлые джинсы, майку и кожанку, зашнуровала кеды. Герман принял соответствующий вид.

17.23.

На улицах гуляли влюбленные парочки, провожавшие осенний день. Они обнимались, целовались… А я шла рядом со своим бывшим пациентом, засунувшим руки в карманы.

Я не могла начать разговор. Между нами появилась какая-то эмоциональная стена. Слова рассыпались в прах на моих губах, так и не прозвучав вслух.

Мы шли по аллее, усыпанной желтыми листьями, которые шуршали под ногами счастливых прохожих.

– О чем ты думаешь? – как-то чуждо прозвучал его голос.

Я молчала. Он резко остановился, а я продолжала идти. Он догнал меня, дёрнул за руку, развернул, обхватил пальцами мою шею и впился в мои губы. Я задыхалась. Он слишком сильно сдавил мою трахею.

Я вцепилась в воротник его куртки, потянула вниз. Рукава сползали по его плечам к локтю.

– Ты голодна, – оторвавшись, заметил он.

– В каком смысле? – пытаясь отдышаться, спросила я, когда он отпустил моё горло.

– В этом… – он обхватил меня за талию и снова поцеловал.

– Я тебя… – шептала я, восстанавливая дыхание.

– …люблю, – продолжил он.

– Ненавижу, – поправила я.

Он сделал шаг назад и утопил меня в пристальном взоре зелено-карих глаз.

– Поэтому сильнее люблю… – пояснила я.

– Как странно… – снова близко подойдя ко мне, заговорил он. – Говорят, от любви до ненависти – один шаг. Как тебе удастся совмещать всё в один миг?

– Я всего лишь в равной мере испытываю к тебе оба этих чувства, – стараясь избежать взгляда глаза в глаза, добавила я.

– Неужели ты могла подумать, что меня остановят твои слова? – плотоядно усмехнулся он.

– И не надеялась, – дерзко посмотрев на него, бросила небрежно я.

– Пойдем домой, – он обхватил меня за плечи, сжимая мою кожу под курткой, не оставляя шанса на побег.

18.10.

– Раздевайся, – кинув ключи на полку, сказал он.

– В каком смысле? – испугалась я.

– Я не знаю, о чем ты подумала, но я говорил о куртке.

Я расстегнула замок на кожанке, стянула её с себя, слегка поежившись под его внимательным взглядом.

– Мне нужно… – я не договорила, лишь додумала «повторить лекции».

– Что?

– Да так…

– Иди сюда, – твердо приказал он, притягивая меня к себе.

Лёгкий холодок пробежал по моему телу.

«Ты заставляешь меня трепетать, дрожать, вызываешь у меня ощущение потери дыхания и пульса!» – тысячу раз повторилось в моем сознании.

Он встал на колени и расшнуровал мои кеды, потом резко поднялся, подхватил меня на руки, понёс в комнату.

– Доверься мне… – на выдохе прошептал он. – Ну же, моя девочка, приблизься только немного, не отстраняйся… Я… только я смогу подарить тебе рай. Сейчас. Прямо сейчас.

Его дыхание сбивалось, словно ему не хватало воздуха.

Я равнодушно слушала его слова. Рано или поздно это должно было случиться. Мужчина, живущий в одной квартире с молодой девушкой когда-нибудь поддастся соблазну и овладеет ею.

Оставив меня на диване, он задернул шторы, снял футболку. Передо мной предстало его тело, то же, что я видела в спортзале и в душевой клиники, когда санитар покидал нас, оставляя наедине.

– Я у тебя первая… – напомнила я, когда он коснулся тёплыми подушечками пальцев моей ключицы.

– Пообещай мне, когда будешь касаться меня, – не слышал он моего замечания, – лишь разожги во мне огонь, а не пробуй исцелить от болезни, которую зовут твоим именем.

– Ты меня не слышал? – почти сдавшись, уточнила я.

– Я ознакомлен с теорией, – улыбнулся в полумраке он.

– Но и ты первый у меня… – сообщила я.

Он удивлённо посмотрел на меня, но потом пробежал по мне взглядом.

– Я подозревал это… – произнес он. – Вот, почему ты была так юна в моем мире… Боже, ты так молода! Теперь ты не думаешь здраво и не видишь ясно. То, чего ты не знаешь, заставляет тебя хотеть это, ведь запретный плод сладок.

– Герман… – задыхаясь от желания и страха, прошептала я. – Я боюсь.

Он плотоядно усмехнулся.

– Я буду крайне осторожен, – успокоил он, ощутив под своими пальцами рубец на моем животе, спустился к нему, коснулся губами… осторожно, почти неощутимо, так, что я выгнулась навстречу ему.

– Только… – я всё боялась продолжения этого безумия.

– Только представь, в тебе сила ночи, желание заставляет тебя кричать… – его шепот уверял меня сдаться без войны, – поэтому этой ночью у тебя появляется чувство бессмертия. Ты смотришь на меня – и все твои страхи исчезают. Наши тела теряют очертания и сливаются… Ты мучительно выбираешь между свободой и неволей, но ты знаешь, что надо освободиться. Впервые у тебя появляется чувство того, что ты живешь…

– Герман… – моё дыхание растворилось в тишине, сливаясь с его пульсом.

Он скользнул по моей коже вниз.

– Ты лишаешь меня чувства такта, – тихо прорычал он. – Ты чувствуешь, как я сегодня растворяюсь в тебе? Благодаря тебе я способен родиться заново, потому что нахожу в тебе то, что искал всю свою жизнь в придуманном мною мире.

– Давай покончим с этим, – оживилась я, вцепившись ногтями в его спину.

Он плотоядно усмехнулся, а дальше всё было, как в тумане: горячее сплетение тел, рваное дыхание и жгучая боль, разливающаяся блаженством по венам.

19.57.

– Я тебя очень люблю… – простонал он мне в шею, разместившись рядом на подушке и по-хозяйски заключив меня в объятия.

– Я тебя тоже… – оборвался мой голос, когда пальцы запутались в его волосах.

– Ты как?

– Больно, но не смертельно…

Он поцеловал меня в лоб, благодаря за то, что я вытерпела многое в этот вечер.

Я слишком устала, чтобы продолжить учебу, и мы вместе уснули, забыв поставить будильник.

07.09.2006 – четверг

8.03.

Я открыла глаза и, поняв, что опаздываю, начала собираться. Внутри был дискомфорт, а на бежевой простыни небольшая капля крови.

Я поцеловала его, пока он ещё спал, и отправилась в институт.

8.29.

Я вбежала в аудиторию за минуту до звонка.

– Чуть не опоздала, – заметила Женя.

– Проспала, – ответила я на её замечание.

– Какая-то ты… – подозрительно протянула она.

– Какая? – удивилась я.

– Другая. Что-то случилось?

– Нет, ничего.

– Как Герман? – перевела она тему.

– Да, вроде, нормально…

Теперь я и сама начала наблюдать за собой и своим поведением. Мои движения стали плавнее, женственнее… даже голос, казалось, звучал более мягко.

Я решила пока ничего не рассказывать Жене. Пусть это остаётся только между мной и Германом.

10.06.

* Ты как? – густым бальзамом пролился его голос из телефона.

– Нормально. А ты? – бодрым тоном говорила я, стараясь скрыть лёгкое недомогание.

* Влюблен в тебя сильнее прежнего…

– Ты знаешь, – я посмотрела вокруг – рядом сидели одногруппники, – я сейчас не одна. Давай дома поговорим…

* Ты не хочешь, чтобы кто-то знал? – удивился он.

– Да, не хочу. Потом скажу, кому надо…

15.49.

Когда пары закончились, я поехала домой.

– Устала? – заботливо поинтересовался он.

– Немного, – призналась я, пока он помогал мне раздеться.

– Сейчас преподаватель придёт в четыре, – сообщил он.

Я не смогла сдержать внезапно нахлынувших чувств и, обвив руками его шею, поцеловала.

– Опять проголодалась? – улыбнулся он.

– Да, я сейчас бы что-нибудь перекусила… – однозначно ответила я.

– Вообще-то, я не об этом говорил.

– А я об этом.

Я быстро сварила пельмени, и мы пообедали.

18.04.

Пока Герман занимался с учителем, я готовила задания из института, а когда коллега Ольги Павловны ушла, он показался на кухне.

– Всё? – уточнила я.

– Угу… – кивнул он, садясь напротив.

– Знания прибавились?

Он слегка улыбнулся.

19.02.

Мы поужинали, вечер провели за просмотром телевизора. Я довольно быстро уснула.

09.09.2006 – суббота

Прошлый день не запомнился ничем особенным. Всё как обычно: четыре пары, занятия Германа с учителем по физике, ужин и, конечно же, строительство планов на будущее.

10.05.

Сегодня нам поставили две пары физкультуры, и я, поддавшись искушению остаться дома, проспала до десяти часов.

Герман сидел за ноутбуком и учил билеты к экзамену в ГАИ.

– Послушай, – начала я, сев на диване, – я совсем забыла… Я же собиралась заехать в школу, поговорить с директором о твоей будущей работе…

– В этом нет необходимости, – произнес он, не поворачиваясь ко мне, – к моменту окончания моей учебы всё может измениться.

– Да, ты прав, – согласилась я и, встав с дивана, отправилась в кухню.

Проходя по коридору, я услышала чьи-то шаги на лестничной клетке и замерла, прислушиваясь к звукам.

– Что такое? – испугался Герман моему поведению.

– Тише, – прошептала я.

Он подошёл ко мне.

– В чем дело? – абсолютно спокойно проговорил он.

– За дверью кто-то шуршит, – указывая в сторону, сообщила я.

Он быстро взял на кухне нож, подошёл к выходу.

– Только не убей никого, – взмолилась я.

– Я – псих. Мне ничего не будет, – хищно усмехнулся он.

Герман посмотрел в глазок.

– Там никого нет, – убедил он меня.

– Посмотри ещё раз, – попросила я, подходя чуть ближе.

Он щёлкнул замком, вышел на площадку. Я проследовала за ним.

– Тебе не показалось? – уточнил он.

– Нет, – ответила я. – Я отчётливо слышала шорох. Вот, смотри, – указала я на бетонные плиты под нашими ногами, – видишь? Чьи-то следы…

Он опустил взгляд вниз.

– Яна, здесь ничего нет, – глядя на меня встревоженным взором, произнес Герман.

– Как же?! – и возмутилась, и испугалась я одновременно. – Вот же мокрые отпечатки чьих-то ботинок!

– Покажи мне, где именно, – попросил он.

Я присела на пол, ткнула пальцем в конкретное место.

– Вот, – повторила я.

Он поровнялся со мной, разглядывая плиту, на которой не было ровным счетом ничего.

– Пойдем домой, – он произнес это с некоторым сочувствием.

– Ты думаешь, что я смогла с ума? – уточнила я почти равнодушно.

– Нет, конечно. Это моя привилегия, – ласково улыбнулся он. – Такое бывает… Зрительные галлюцинации случаются и у совершенно здоровых людей.

– Прекрати меня утешать! – потребовала я.

– В последнее время слишком много всего на тебя навалилось. Будем считать, что это была защитная реакция твоего организма на переутомление.

– Герман, что происходит на самом деле? Это же всё неправильно.

– Всё в порядке. Жизнь идёт своим чередом, – усыплял он меня аргументами.

12.37.

Мы позавтракали и отправились к моим родителям. Я поделилась с мамой тем, что произошло сегодня в квартире.

– Думаешь, что это опасно? – уточнила она у меня.

– Не знаю. Мой мозг, а точнее подсознание пытается что-то мне показать, вразумить, а я его не понимаю.

– Не придумывай глупости, – бросила она. – Герман прав. Это сработала твоя защита от морального перенапряжения.

– Мам, – обратилась я к ней несколько рассеянно и осторожно, – тут ещё такое дело…

Я замолчала, ожидая её абсолютного внимания.

– Что случилось? – довольно настороженно спросила она.

– Мы с Германом… В общем… – я тяжело вздохнула, пытаясь подобрать подходящие слова. – Мы была близки, – выпалила я.

– Ну, вы – люди взрослые. Решайте за себя сами… Только… Мой тебе совет – не говори об этом отцу.

– Я, в принципе, и не собиралась, – призналась я.

– Тем лучше, – ответила она.

10.09.2006 – воскресенье

20.00

Выходные мы провели у моих родителей. Сейчас же мы заехали в магазин за продуктами, а после отправились на квартиру.

– Меня до сих пор не может оставить в покое мысль о том, что я схожу с ума, – произнесла я, сев за стол в кухне, пока Герман ставил чайник.

Он многозначительно улыбнулся.

– Что? – удивилась я его реакции.

– Не бери в голову… – ответил он, сев напротив меня. – Я тоже иногда кажусь себе ненормальным…

– Герман, – посмотрела я на него тревожным взглядом, – пообещай мне…

– О чем ты? – строго перехватил он.

– О том, что ты не причастен к моим видениям.

– Каким образом я мог бы всё это устроить? – уточнил он.

– Не знаю… – произнесла я, вспоминая тех, кого он убил, даже не разговаривая с ними.

– Брось, – потребовал он, словно прочитав мои мысли, – я ни за что бы не стал делать подобное с тобой.

– Я тебе верю, – улыбнулась я ему.

Он встал из-за стола, выключил свистевший чайник.

– Пойдем лучше куда-нибудь, – предложил он. – Тебе надо проветриться.

21.30.

На улице уже сгущались сумерки. Мы шли рядом, но не разговаривали и даже не касались друг друга. Из одежды на мне были джинсы, кеды, футболка и кожанка. У Германа приблизительно такой же набор.

Вдали мигала вывеска с названием местного бара. Он направился туда. Я не отставала.

Это заведение находилось на цокольном этаже жилого дома. Вход в него был скрыт за парой десятков ступеней.

Герман засунул руки в карманы и сбежал вниз по лестнице. Я огляделась по сторонам и последовала за ним.

Здесь громко играла музыка, и было довольно темно. Он сразу пошел к бару, сел за стойку, попросил виски. Я разместилась рядом.

– А Вам что налить? – уточнил бармен.

– Апельсиновый сок, – ответила я.

Герман залпом осушил стакан. Ему налили ещё.

– Что с тобой? – поинтересовалась я, глядя на него.

– Устал от твоего притворства, – выпалил он, поднеся к губам очередную порцию.

– В чем же оно заключается? – удивилась я.

Он схватил ртом воздух после того, как крепкий напиток обжёг его внутренности.

– Ты сама всё знаешь, – бросил он.

– А, окей, – довольно наигранно согласилась я, – хочешь просто нажраться, как свинья – валяй!

Во мне медленно закипала злоба.

– И что тебя не устраивает?! – недовольно кинул он мне, словно кость собаке.

– Ты подчиняешь меня себе, а сам позволяешь себе гнусности!

– Я всего лишь знаю, что будет лучшим для тебя, для нас!

– Ты?!

– Не заблуждайся! Я не идеал, в который ты так свято веришь!

– Вот именно, Герман! Вот именно! Но, почему-то, когда я уезжаю прочь от тебя, я хочу скорее вернуться!

– Снова скажешь, что я захватил в плен твое сознание?

– Нет. Не скажу, хоть это и впрямь так.

– Тогда не смею тебя больше задерживать!

Я отсела на противоположный край барной стойки. Через пару минут к нему подсела роскошная блондинка в максимально коротком платье. Он приветливо ей улыбнулся, и они начали о чем-то говорить.

Я тоже заказала виски, выпив перед этим стакан сока, осушила свою порцию алкоголя и внимательно вперилась взглядом в Германа и его новую подружку.

Он игриво поправил ей великолепные волосы, прошептал что-то на ухо и повел танцевать.

Я немного посмотрела на весь этот бред, выпила ещё один стакан виски, расплатилась с барменом и вышла на улицу.

«Он не придет сегодня домой, – думала я, пытаясь не начать реветь, хотя слезы уже катились по щекам, – пусть так… Он пойдет к этой девушке… Останется на ночь…»

Я остановилась в арке между домов, оперлась на стену многоэтажки и начала медленно сползать вниз, орошая плачем маленький дворик.

«Нам больше нечего сказать друг другу, сейчас всё представляет собой скорее иллюзию, чем реальность… Многое можно вынести молча, но сил больше нет… Да, у нас были хорошие времена, но однажды всё разбивается вдребезги… Теперь только и остается, что ненавидеть его!»

Фонари тускло светили мне в глаза. Я запрокинула голову назад, утопая в объятиях собственной истерики.

Краем глаза я заметила черную тень. Она мелькнула в проеме и скрылась за домами.

«Опять галлюцинации! Он сделал из меня сумасшедшую!» – пронеслось в моем сознании.

Но это было не так. Какой-то мужчина шел в мою сторону.

– Тебе не говорили, что ходить по ночам одной опасно? – прозвучал незнакомый голос.

Я резко поднялась. Он схватил меня за шею. Я вскрикнула, пытаясь сопротивляться, но было бесполезно. Он разрывал на мне одежду, словно дикий зверь когтями, а над нами смеялась холодная луна.

На мгновение я потеряла сознание, а когда очнулась, то почувствовала, как кто-то забрасывает меня к себе на плечо. На асфальте лежал избитый незнакомец.

Я начала стучать кулаками по спине того, кто меня куда-то нес.

– Да угомонись ты! – приказал мне такой родной, но такой чужой голос.

– Поставь меня! – потребовала я.

Он выполнил мою просьбу.

– И где благодарность за спасение? – удивился он.

– Я не хочу тебя видеть! – раздражённо бросила я. – Возвращайся к своей блондинке! Ты словно паук, что оплел паутиной мою жизнь, душу, мое сердце! Я ненавижу тебя! Ты сделал меня бесконечно счастливой, но в тот же миг уничтожил каждую клеточку моего сознания!

– Глупенькая, я разукрасил твои сны! Я вдохнул кислород в твои серые будни!

– Это не даёт тебе права пользоваться мной, обманывать, предавать!

– Я не предавал тебя!

– А эта блондинка?!

– Ты же знаешь, что мне никто не нужен! Будь проклято это никчемное желание! Желание просто провести одну ночь! Я всегда хотел только тебя! Только ты способна утолить мой голод, мою жажду! Даже самая роскошная женщина мне не нужна!

– Ты думаешь только о себе! О своих… – я в гневе пыталась подобрать слова, – потребностях!

– Послушай меня, девчонка! – казалось, ему тоже надоела эта ругань. – Я тяну тебя за ниточки, куда бы ты ни пошла. Мир – это сцена, на которой ты стоишь. Я руковожу игрой, пишу текст, который ты произносишь. Поверь мне, я заведу тебя в никуда. Ты будешь принадлежать мне, а я буду управлять тобой, и ты будешь мне подчиняться! Лишь я могу тобой командовать. Если ты попробуешь избавиться от моей власти, я разобью тебе сердце. Я играю с тобой! Ты думаешь, что свободна, но это всего лишь мой лучший фокус. Выхода нет, ведь ты слишком слаба!

Я развернулась и пошла в сторону дома. Герман догнал меня, взвалил на плечо и быстрыми шагами уверенно направился вперёд, занёс меня в квартиру, захлопнул дверь, кинул на диван и терзал мою плоть своим горячим желанием, как мне показалось, целую вечность. Я пыталась плакать, но он только целовал мои мокрые от слез щеки, лишь напоминая мне о том, что он бесконечно любит меня. Я пыталась отбиваться, но он с силой сдавливал моё тело. Я пыталась его укусить, причинить боль, но в ответ он только ласково улыбался, нежно касаясь губами моей кожи.

11.09.2006 – понедельник

7.15.

Я проснулась от настойчивого удушья, что сковало моё тело. Мне ужасно не хватало воздуха, и я цеплялась губами за кислород.

– Что с тобой?! – Герман резко сел на постели, встряхнув меня за плечи.

Моё дыхание начало возвращаться к норме, и я смогла сделать свободный вдох

– Что это было?! – испугался он.

– Не знаю, – отдышалась я.

– Что тебе снилось?

– Не помню.

– Странно… Ведь сны – это то, что хранит твоё подсознание: твои страхи, тайные желания…

– По-моему, теперь ты исполняешь все мои тайные желания, – усмехнулась я.

Он ласково улыбнулся и убрал непослушные пряди волос с моего лица.

– Значит, это были страхи, – заключил он.

– Мое безумие прогрессирует… – предположила я.

– Не говори глупостей, – серьезно произнес он и поднялся с кровати.

8.24.

Я сидела в большой аудитории на третьем ряду. Возле меня Женя болтала по телефону с Ваней.

В кабинет вошёл преподаватель. Я встала.

– Ты чего? – удивилась моя подруга, оторвавшись от беседы.

Я устремила взгляд на доску, возле которой никого не было, поправила халат, сделав вид, что ради этого и поднималась, снова села на свое место.

– Ничего, – ответила я.

«Снова видения…» – рассыпалось звоном по моему сознанию.

15.49.

Я забежала в квартиру, бросив ключи на комод в прихожей. Дома никого не было. Я схватила телефон, позвонила Герману. Он сбросил, а через несколько секунд мне пришла смс-ка: «Я на работе. Перезвоню позже».

Я пошла в комнату, легла на диван и закрыла глаза, а после провалилась в сон.

16.08.

– Зачем пришла? – Герман сидел за столом возле сказочного домика.

– Ты стал другим в реальности, – начала я.

– Нет, моя милая, – с ледяной сталью прозвучал его голос, – я не менялся. Ты всего лишь лучше узнала меня. Я бы даже сказал подпустила слишком близко. Теперь я живу не только в твоём сознании, но и в теле.

– Я тебе доверяла, Герман! – устало выдохнула я.

Он отрешенно усмехнулся.

– Я не давал тебе повода… Словом, я не сделал ничего такого, что послужило бы причиной твоего недоверия в отношении меня.

Я села за стол напротив него, закрыла лицо руками.

– Я слишком запуталась, – выдавила я из себя.

Он молча смотрел на меня, ища оправдания всему тому, что происходило междунами. Я чувствовала напряжение, царившее в холодном воздухе.

– Ладно, – сдалась я под натиском тишины, – я пойду.

Встав из-за стола, я направилась по тропинке в сторону старого особняка.

«Остановись! Вернись!» – повторял голос Германа в моей голове.

Я равнодушно шла вперёд, стараясь не замечать его приказов, лишь обливаясь собственными слезами, сдавлявшими моё горло.

Так плохо мне никогда не было. Я пыталась идти, но тело не слушалось меня. Я упала на зелёный мох, свернулась калачиком, прижав колени к груди, и полностью отдалась в объятия отчаяния.

«Непокорная девчонка!» – шипело в моем сознании.

– Я не хочу возвращаться! – крикнула я во весь голос.

Теперь я ощутила лёгкое прикосновение на своем теле. Герман сидел возле меня.

– Пойдем, – холодно произнес он.

Я резко села на земле.

– Я боюсь тебя, – сквозь слезы призналась я.

– Почему? – мягче заговорил он.

– Ты стал зверем!

– Я им и был! Зверь внутри меня. Ты всего лишь всеми силами стараясь не замечать его во мне… Я сам воплощение зверя. Давай! Покажи мне в последний раз путь в темный подземный рай! Утоли голод зверя, что живет во мне!

– Пошли за мной, – довольно грубо приказал он.

Он был слишком строг со мной, но выбора у меня не было, и я, поднявшись на ноги, поплелась за ним. Он завел меня в свой дом, растопил камин.

– Пора всё прояснить, – заявил он, сев рядом со мной на диван.

– Как долго я этого ждала.

– Я буду говорить, но ты не перебивай. Всё, что ты знаешь обо мне, правда, но есть одна деталь, которая тебе пока ещё не известна. Этот мир… Да, он действительно был создан мною, но… В детстве, в подростковом возрасте я был довольно категоричен и решил так, что здесь всегда должна быть живая душа. Понимаешь?

– То есть у твоего мира всегда должен быть хозяин?

– Да. Ты меня вернула к нормальной жизни в реальности, но покинуть эту среду обитания я не могу… до тех пор, пока не найду преемника.

– У тебя есть кандидатура? – поинтересовалась я.

– У меня, нет, но есть у этой реальности…

– Кто же это? – выпытывала я.

– Ты, – спокойно ответил Герман.

– Я? – мой голос заметно дрогнул.

– Я пытаюсь всеми своими силами спасти тебя из паутины моего вымышленного мира, но он с каждой секундой всё глубже затягивает тебя.

– Что ты можешь сделать? – тихо и задумчиво произнесла я, не требуя никакой реакции на мои слова.

– Нам было здесь хорошо… – напомнил он.

– Нам? – я подняла на него глаза. – Ты шутишь? Ты создал эту параллельную реальность только с целью получения удовольствия: Ангелина – удовлетворяла твои мужские потребности, Элим – твоё самоутверждение, а остальные – восполняли недостаток в общении. Ты вырастил здесь своё эго до невероятных размеров, возраст которому около двадцати лет.

– Чем тебя не устраивает жизнь в этом мире?! – взорвался он, но потом вернулся в исходное спокойствие.

– Тем, что на деле его не существует! Я хочу чувствовать твои прикосновения в реальности, а не представлять их на своей коже здесь! Я хочу дышать воздухом свободы, а не быть зажатой этим пьяным угаром! Я хочу знать и быть уверенной в том, что за пределами вселенной нет другой – настоящей, а та, в которой обитаю я – единственно реальная!

– Ты мыслишь слишком узко, – безразлично заметил он.

– Передо мной открыты тысячи дорог в мире, принадлежащем миллиардам людей, а твой мир существует только для тебя.

– Это моё убежище от мерзкой реальности! Здесь мне не причинят боли!

– Герман, – я взяла его руку в свои ладони, – в этом ведь и заключается жизнь: разочарования, потери, а потом счастье, разрывающее тебя от восторга и радости. Я же, в свою очередь, клянусь тебе – никогда не причиню боль, страдания, никогда не предам. Доверься мне и выйди вместе со мной из фальшивого рая.

Он пристально смотрел мне в глаза, изучая каждый спектр радужной оболочки.

– Ты ведёшь себя, как змей – искуситель, – смущённо улыбнулся он.

Я коснулась пальцами его колючего подбородка.

– Знаешь, у меня остался лишь один аргумент – в реальности чувства ярче и ощущения совершенно другие… – я коснулась его губ своими, перенесла подушечки пальцев на пуговицы его рубашки.

Он только неслышно простонал, когда мои поцелуи спустились к его шее.

– Зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – прошептал он.

– Затем, чтобы ты сам понял все преимущества жизни…

Я толкнула его на спинку дивана, заняв место на его коленях, скользнула рукой по обнаженной груди, коснулась губами кожи там, где пульсирует сонная артерия.

– Ты провоцируешь меня, – усмехнулся он.

– На что? – оторвавшись от его тела, уточнила я.

– На это, – он рывком поднялся, держа меня на руках, быстро двинулся к противоположной стене, прижал меня к ней спиной, обвил моими ногами свой торс.

Я лишь безвольно простонала.

– Сама виновата, – прохрипел он.

18.03.

Я проснулась в холодном поту, когда во сне мы оба достигли самой высокой точки блаженстве. В комнате никого не было, а из кухни доносились голоса.

Я поднялась с постели, поправила волосы, одежду, босиком прошла к двери, прислушалась к беседе.

– …получается, активные металлы вытесняют водород из соединений, – говорил Герман.

– Да, все металлы, стоящие до знака водорода в электрохимическом ряду активности, – подтвердил мягкий женский голос.

Я вернулась в комнату, достала лекции, начала учить.

19.22.

Входная дверь захлопнулась, а через несколько секунд в помещении показался Герман.

– Как позанимались? – поинтересовалась я, отложив тетрадь.

– С тобой во сне? – усмехнулся он.

Я засмеялась.

– Нет, химией, – уточнила я.

– Неплохо. Уже заканчиваем неорганику.

– Быстро…

– Ну, я же в школе прошел бóльшую часть.

– Это было двадцать лет назад.

– У меня неплохая память.

Я отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин.

20.45.

– Мне удалось доказать тебе преимущества реальности? – спросила я, когда мы, поужинав, сидели в комнате и смотрели какой-то фильм.

Он обнял меня, положив мою голову на свою грудь, гладя мои волосы.

– Той реальности нужен преемник, и, пока я его не нашел, я не могу оставить тот мир полностью.

– Ты способен защитить нас от несуществующей жизни? – подняв на него глаза, вздрогнула я.

– Ещё не уверен. Его слишком много внутри меня. Я одержим им и пока не в силах противостоять его власти…

– В таком случае, кто чей хозяин? Он так сильно владеет тобой!

– Я его создатель, но творения часто «поднимают руки» на своих творцов…

– Быть может… – я не стала договаривать, поскольку идея, мелькнувшая в моей голове, устрашала меня.

– Ты в чем-то права, и, возможно, так и нужно поступить, – он определенно знал то, о чем я подумала. – Только где гарантия того, что после жуткой катастрофы этот мир не окажется просто опустевшим и мертвым, но по-прежнему будет существовать в моем сознании?

– Тогда тебе можно выбрать кого-нибудь из действительно больных людей в психиатрической клинике и впустить его в несуществующую реальность, оставив его вместо себя.

– Боже, какая ты наивная! – воскликнул Герман. – Этому миру нужен совершенно здоровый человек, обладающий фантазией, способной развивать ту чёртову реальность!

– Тогда уничтожь её! – взмолилась я.

– Этой же ночью… – пообещал он.

12.09.2006 – вторник

01.07.

– Какой план? – проснувшись на груди Германа в гостиной сказочного домика, поинтересовалась я.

– Существует мнение, что Бог однажды уничтожил бóльшую часть человечества всемирным потопом, а в следующий раз будет пожар. Это куда эффективнее наводнения.

Я быстро поднялась на ноги, вышла из комнаты, взяла на барной стойке свечи, вернулась к камину, зажгла их.

– Ты готов? – улыбнулась я ему.

– Не уверен, – ответил он.

– Держи, – я протянула ему свечу, и мы вышли наружу.

Он взял бутылку вина со стола, что находился возле домика, сделал глоток.

– Будешь? – предложил он мне крепкий напиток.

Я согласилась, поднесла горлышко к губам, и по моей глотке разлилось горькое тепло.

Герман поджёг плющ, укрывавший стены его сказочного убежища. Пламя охватило всю постройку. Он довольно усмехнулся, протянул руку в мою сторону, и я вернула ему бутылку. Он отпил ещё немного, после чего вылил несколько капель алкоголя на лужайку и стол. Огонь похоронил под слоем пепла ещё один участок несуществующей реальности.

Когда всё здесь было поглощено пожаром, мы направились по тропинке через лес в сторону старого поместья, заполняя всё вокруг себя пламенем, прошли по поляне мимо одинокого дерева, поднялись по массивной каменной лестнице, полив её вином. Холл провел нас к проходу на второй этаж, мы зашли в комнату с большим старинным зеркалом. Герман подвёл меня к нему.

– Леди вперёд, – галантно произнес он.

Я толкнула пальцем холодную стеклянную гладь, и в ту же секунду преграда между реальностью и придуманным миром рассыпалась вдребезги, а в комнату ворвался свежий ветер.

Огонь уже подбирался к нам, входя в дверной проем из коридора.

– Давай сгорим в этом пожаре, пройдем через ад. Мы ведь с тобой навечно вместе – рука в руке, стоим над пропастью. Поцелуй меня. Сейчас. Под этим огненным дождем! Сгорим?! А потом возродимся из пепла, словно Феникс! – его голос был требовательным, но я желала того же, о чем говорил он.

Я повернулась к Герману, приблизилась к нему, обвила руками его шею, коснулась своими губами его губ.

– Я жду тебя в реальности, – сообщила я и переступила порог зеркала.

07.24.

Я проснулась в пустой постели. Германа рядом не было, а на себе я обнаружила только нижнее белье.

Обмотавшись простынею, я поднялась с кровати. Мне сегодня ко второй паре, поэтому я совсем не торопилась.

На кухне был открыт балкон, а возле ограждения стоял Герман. Я осторожно подкралась к нему сзади, уткнувшись носом между его лопаток.

– Уже проснулась? – тепло отозвался он.

Я согласно промычала. Он повернулся и крепко обнял меня.

– Спасибо тебе за то, что ты для меня сделала! – произнес он.

– Обращайся, – кокетливо ответила я.

Он отстранился от меня, поцеловал в лоб, скользнув руками по моему телу. Я вздрогнула от его прикосновений. Он, заметив это, подхватил меня на руки, занёс на кухню, посадил на стол, стягивая простынь с моей плоти.

– Тебе же ко второй? – прошептал он в мою шею.

– Да… – на неловком выдохе подтвердила я.

– Тогда ближайшие полтора часа ты принадлежишь мне, – твердо решил он.

– Как скажешь, – улыбнулась я и притянула его к себе.

9.15.

Мы лежали в обнимку на полу в кухне поверх расстеленной простыни.

– Мне уже пора собираться, – напомнила я, пробежавшись пальцем по его груди.

– Не думай даже, что я тебя отпущу, – засмеялся он.

– Эй, – притворно вырывалась я из его объятий. – Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось потом отрабатывать?

В комнате зазвонил телефон. Я поднялась с пола, босиком прошлепала в гостиную. На экране высветилось «Ваня». Я ответила.

* Ян, привет! – донеслось из аппарата.

– Привет! – отозвалась я.

* Помнишь, на конец сентября была назначена врачебная комиссия по Герману?

– Помню.

* Её перенесли на конец октября из-за того, что председатель уходит в учебный отпуск на месяц.

– Ладно, спасибо, что предупредил.

Я выключила телефон, забросила его в сумку, собранную с вечера на учебу.

– Что там? – требовательно прозвучал голос Германа от двери.

– Комиссию перенесли на месяц, – сообщила я ему.

– Отлично. Я как раз закончу автошколу! – подбодрил он меня.

Я только улыбнулась в ответ, оделась и поехала в институт.

Шло время. Наступил октябрь.

26.10.2006 – четверг

10.08.

Я сидела позади Германа в кожаной куртке, обтягивающих леггинсах и тяжёлых берцах. За моей спиной был небольшой рюкзак. Волосы коротко пострижены, а руки обвивали торс моего жениха. На голове шлем.

Мотоцикл, на котором мы с ревом неслись по улицам, был довольно внушительных размеров – Harley Davidson Fat Boy 2003 года выпуска, новое поколение подобных тому, что был в фильме «Терминатор 2».

Герман ловко маневрировал между машинами и пешеходами. Ему вслед бросали фразы, что-то вроде «псих», «самоубийца», а он лишь улыбался в ответ, хоть я этого не видела, поскольку он тоже был в шлеме.

Из динамиков доносилась песня из нового альбома немецкой рок-группы Oomph! «Tanz in den Tod», от чего бабушки, гулявшие по тротуару, нервно крестились.

10.23.

Герман подъехал по изогнутой траектории к воротам психиатрической клиники. Я, перебросив ногу через сиденье, спрыгнула на землю и сняла шлем.

– Готова? – усмехнулся мой спутник, взяв в руку и свой головной убор.

– Шутишь? – с улыбкой ответила я.

– Ты мне так и не сказала, что у тебя в рюкзаке, – отряхнув мою куртку от пыли, что прилипла ко мне по дороге, уточнил он.

– Халат, сменка… – начала перечислять я.

– Эээ…– протянул он. – Хватит! Никаких правил. Послушай, – он прижал меня к себе так, что я оказалась между его коленей, пока он сидел на мотоцикле боком к рулю. – Сегодня здесь мы с тобой главные. Я абсолютно здоров, даже психиатр на медкомиссии для получения прав не задавал вопросов – молча поставил печать.

– Они могут снова запереть тебя в палате, – пролепетала я.

– Выше нос, малышка, – засмеялся он. – Я не собираюсь возвращаться в клинику, особенно после всего того, что было между нами. Поняла?

Он хищно улыбнулся и повел меня к калитке, что пропустила нас на территорию больницы.

В холле нас встретил Ваня, проводил в раздевалку, где я, сняв кожанку, натянула поверх черной водолазки медицинский халат.

– Не будешь переобуваться? – указав на мои берцы, поинтересовался санитар.

– Нет, сегодня мы здесь главные, – повторила я слова Германа.

10.35.

Я зашла в конференц-зал, куда меня проводил Ваня. Внимание врачей – специалистов, что находились там, тут же оказалось прикованным ко мне. Они изучили мой внешний вид: коротко постриженные волосы с почти выбритым правым виском, уложенные в асимметричную прическу; обтягивающие кожаные штаны, заправленные в тяжелые сапоги и белоснежный халат, из-под которого выглядывала мрачная кофта. Все это явно не вызывало у них особого доверия ко мне.

Я разместилась за кафедрой, стоявшей на невысоком подиуме, в то время, как десять пар подозрительных глаз уставились на меня.

– Здравствуйте, милочка, – произнес седовласый дедок.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич, – отозвалась я, демонстрируя свою осведомленность в том, кто есть, кто.

– Нам обещали представить новатора в психиатрии, молодого врача – специалиста. А что мы видим сейчас перед собой? – продолжал пожилой профессор.

– Я так понимаю, – равнодушно говорила я, – Вас удивляет мой внешний вид.

Он попытался что-то ответить, но я не дала ему такой возможности, повысив тон и продолжая.

– Однако, на период лечения моего пациента я выглядела соответствующе своему призванию, и Николай Васильевич, – я посмотрела на Филина, сидевшего прямо передо мной, – может это подтвердить.

Главврач клиники улыбнулся мне, сложив руки перед собой.

– Давайте начнем, – предложила я, поместив на кафедре свою тетрадь с записями.

– А Вы готовы ко всем вопросам? Даже самым провокационным? – спросил седой профессор, который сразу меня невзлюбил.

– Да, Андрей Николаевич, – подтвердила я.

– В таком случае, – начал молодой мужчина в белом халате, являвшийся председателем комиссии, – я возьму слово. И первое, что я хочу узнать – чем Вы руководствовались при постановке диагноза Германа Верского?

Накануне мы обсудили всё, что я буду говорить на комиссии, изучили научную литературу, и теперь я была готова ко всему.

– Для начала, – отвечала я на вопрос, – я ознакомилась со всеми предыдущими исследованиями, проштудировала все данные, касательно своего подопечного и выявила недостатки всех методов терапии, которые применялись к нему.

– Почему онейроидный синдром? – прервал меня врач. – Что стало причиной того, что Вы остановились именно на делирии?

– Точнее сказать, «грёзоподобный онейроид», – поправила я его. – В процессе общения со своим пациентом я выяснила, что в его жизни имеет место быть параллельный мир, в котором он укрывался от жестокой реальности.

– На протяжении двух десятков лет он ни с кем не контактировал, – продолжал председатель, – как Вам удалось преодолеть этот барьер?

– Я подошла к этой проблеме нестандартно, посредством привлечения его матери в процесс терапии, отменой препаратов и создания дружеской обстановки.

– Сотерия?

– Да.

– Судя по результатам, Ваша методика имеет право на существование, но, насколько я понял, у вас сложились отношения более, чем дружеские.

– Да, это так, – спокойно признала я.

– И теперь вы живёте вместе?

– Именно, – подтвердила я.

– У меня больше нет вопросов, – молодой врач сделал какие-то записи в своем блокноте.

– Тогда продолжу я, – отозвался Филин. – Как теперь проходит адаптация пациента в окружающей среде?

– В данное время он заканчивает курс общего среднего образования, устроился на работу в охранную компанию, прошел обучение в автошколе, получил права.

– А как складываются его отношения с близкими?

– Прекрасно, – улыбнулась я. – Он не проявляет никакой агрессии, ведёт себя адекватно и дружелюбно.

– Больше вопросов не имею, – Филин одобрительно кивнул мне.

– В таком случае, я задам свои, – старый профессор приготовился к немощной атаке. – С какими проблемами Вы столкнулись в процессе лечения?

– Поначалу, определенный барьер представляла собой алалия (отсутствие речи при сохранности слуха и интеллекта), так же были выявлены: аменция (синдром расстроенного сознания), амиостения (мышечная слабость), анергия (снижение способности к активной деятельности), в некоторой степени афразия (утрата речи психогенного происхождения), боваризм (смешение грез с реальностью).

– Хм, – произнес профессор, – а что Вы скажете о сфере лечебного воздействия?

– Социальная. Я старалась оказать пациенту моральную поддержку, принятие, сопереживание, дать ему возможность проявить собственные чувства и не быть осужденным за это.

– Вы вступали в интимную близость с Вашим пациентом?

– До или после выписки?

– В клинике.

– Нет.

– А после его переезда к Вам?

– Мы живём вместе уже два месяца.

– И Вы так быстро отдались мужчине?

– Полагаю, что для комиссии не имеют значения мои моральные убеждения. К тому же, если я скажу Вам, что у нас с ним любовь и серьезные отношения, Вы всё равно не поймёте.

– Грубите мне, милочка?

– Боже, упаси! Констатирую факт.

– По-моему, Вы подошли довольно безрассудно к решению проблемы. Я осуждаю Ваши методы.

– Цель оправдывает средства, тем более, когда результат оказался даже лучше ожидаемого.

– Вы изрядно потрудились, обустраивая свою личную жизнь! – я прекрасно понимала, что у профессора закончились аргументы, и он перешёл на личности.

Дверь в конференц-зал распахнулась, и ко мне уверенными шагами подошёл Герман. В его руках был шлем, а на нем кожаная куртка, черные джинсы и тяжёлые ботинки.

– Довольно! – строго произнес он, обращаясь к комиссии, обняв меня. – Девочка за месяц добилась бóльших результатов, чем все ваши доктора наук за двадцать лет! Я бы на Вашем месте, профессор, поблагодарил её за проделанную работу!

– Это он? Пациент? – раздался удивленный шепот врачей.

– Да, это я! – подтвердил Герман. – С неё хватит допросов! Пошли!

– Прошу прощения, – бросила я напоследок, пока он вел меня за руку к выходу.

Мы зашли в раздевалку, я сняла халат, забрала свои вещи. Ваня пообещал позвонить после того, как узнает заключение комиссии.

Герман сел за руль мотоцикла. Я, как и он, надела шлем, а после обхватила руками торс своего спутника, перекинула ногу через сидение. Он, запустив мотор и включив музыку, помчал по лесу в сторону города.

15.47.

Я взяла со стола телефон, который звонил уже несколько секунд. Это был Ваня.

– Ну, что там? – спросила я у него.

* Они были шокированы его поведением, но признали его абсолютно здоровым.

– Ну, хоть так! – радостно воскликнула я.

* Я передам тебе через Женю их заключение.

– Спасибо!

Я вернула телефон на стол.

– Что он сказал? – Герман оперся на дверной косяк.

– Хм, – протянула я, повернувшись к нему, – тебя признали дееспособным.

– Они даже не представляют, на что я способен, – двусмысленно с усмешкой произнес он, подходя ближе ко мне.

– Видимо, это знаю только я, – проведя ладонью от его груди к животу, прошептала я.

– Я совершенствуюсь, – продолжил он, прикасаясь губами к моей шее и слегка прикусывая кожу.

Я засмеялась.

– Могу продемонстрировать, – настаивал он, прижав меня поясницей к столешнице кухонных шкафов.

– Неужели ты думаешь, что я откажусь?

– Не думаю.

Он резко нагнулся, подхватив одной рукой меня за ноги, а второй придерживая спину, занёс в гостиную, и снова по нашим телам разлилась опьяняющая страсть, ведь внутри нас опять горело бешеное пламя, что делало нас живым и бессмертными.

***

Меня не привязывали ремнями к кровати, так как я не считалась буйной или агрессивной. Я могла спокойно передвигаться по палате.

Когда-то я думала, что это просто учебное задание, в котором не будет никакого подводного течения, однако мне пришлось многократно тонуть, чтобы потом подниматься и снова умирать под толщей воды, смыкавшейся над моей головой… И самое главное, причиной моей внутренней гибели было, казалось, то, что часто остаётся незамеченным – взгляд. Ох, как много могут сказать глаза, даже, если это глаза человека, проведшего последние двадцать лет в смирительной рубашке.

Теперь я погружалась в мир, некогда созданный Германом. Когда я пришла сюда, всё было выжжено, ведь в наш последний визит мы уничтожили всю несуществующую реальность до основания. Однако, сейчас, спустя несколько лет моего господства здесь, вселенная наших грез снова обрела яркие краски.

Всё было в порядке. До определенного момента… До этого дня.

Я немного задремала, лежа на кровати в послеобеденное время. Сквозь это легкое забытье до меня донесся звук открывающейся двери. Я посчитала, что это зашел санитар, но нет…

Я проснулась и увидела рядом с моей постелью его… Германа.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? – залепетала я.

– Лучше спроси меня, почему ты здесь.

– И почему же?

Он привычно осмотрел меня с ног до головы и улыбнулся.

– Что тебе снится, девочка? – вдруг поинтересовался он.

– Мне? Я…

– Тебе снится мир, созданный мною?

Я замолчала. Он был прав. Мне снится то, что когда-то я видела, будучи его лечащим врачом. Что изменилось теперь? Мы поменялись местами. Сейчас он на свободе, а я в заточении… здесь… среди этих стен.

– Откуда ты знаешь? – выдавила наконец я.

– Видишь ли, когда я заключал негласный договор со своей вселенной, одним из условий было – наличие хранителя. Я тебе уже говорил об этом. Помнишь? Того, кто будет присматривать за ней…

Он улыбнулся, проведя рукой по своему подбородку и щекам, заросшим длинной густой щетиной.

– И что теперь? – впадая в сладкие воспоминания о близости наших тел, прошептала я.

– У тебя есть целая вселенная! Это то, что ты всегда хотела! Ты выгнала меня из моего мира, заставила… хоть я и не сопротивлялся, а даже помогал тебе в этом. Теперь я – нормальный человек, а ты– хранитель этой реальности. Ты заняла моё место. Обратного пути нет.

– Ты можешь меня спасти?

– Даже не знаю… – с каким-то намеком ответил он.

– Чего ты хочешь?

– Знаешь, за все эти долгие годы моего заточения в собственном же мире, я понял только одну вещь – всё, что есть во сне, не дает мне счастья, которое можно ощутить только в реальности, а после моего возвращения к жизни вне клиники, ты с успехом мне это доказала.

– Теперь я вынуждена это осознать?

– Хочешь вернуть полноценное счастье?

– Оно было у меня одно время.

– Иди со мной, – позвал он меня.

Я вышла за ним на крыльцо психиатрической лечебницы. За воротами стоял его мотоцикл.

– Ваня мне рассказал, что хотят с тобой сделать, если ты не перестанешь галлюцинировать.

– Что же?

– То же, что и мне, когда-то.

– Лоботомию?

– Ну, что-то в этом роде.

– Что предложишь ты?

Он подошел вплотную ко мне. Я почувствовала его дыхание на своем лице и обжигающий взгляд зелено-карих глаз.

– Я украду тебя. Сейчас, – прошептал он с каким-то животным, зверским огнем.

Я отшатнулась от него. В его голосе было что-то такое, что напугало меня. Я боялась продолжать идти с ним. Куда? Зачем? Что он хочет на самом деле? И не было ответа ни на один вопрос. Что будет, если я сейчас поеду с ним? Ничего. Мрак. Пустота. Злоба. Разврат. Боль. Страдания. Желание умереть.

– Лучше лоботомия, – отреклась от него я.

Он громко засмеялся.

– Ты думала, что я тебя люблю и дорожу тобой? Я никогда не оберегал тебя и не лил по тебе слезы! Ты полагала, что существуешь лишь ты? Ты так больна и отвратительна! Я не жил для тебя?! Ты считала, что освобождаешь меня? Ты полагала, я верю в тебя? Ты думала, что я не лгу? Я ненавижу тебя и презираю!

Боже, я так его любила! Я ждала его все эти годы, пока он был на воле, а я в этой белой тюрьме. Я перенесла множество методов терапии. Что мне только не кололи! Я вынесла издевательства медсестры Виктории, которую я однажды застукала с Валерой в подсобке… Я боролась до конца, до самого края этой сумасшедшей черной всепожирающей бездны. Сегодня только я поняла, что всё это было бессмысленно.

Он силой поцеловал меня, прокусив клыками мою нижнюю губу так, что к подбородку стекло несколько капель крови, злобно улыбнулся и уехал прочь.

Сейчас мне тридцать четыре, Герману – сорок восемь.

Завтра мне сделают лоботомию. Моя жизнь кардинально изменится.

Вечером я отнесу мои дневники Ване, чтобы он передал их Жене, с которой они женаты уже десять лет и у них двое замечательных детей.

Я села за стол, взяла ручку и записала в этот дневник последние слова:

«Мама и папа, я очень вас люблю. Теперь, когда вы придете ко мне, я вас не узнаю, потому что после удаления лобной доли, я потеряю способность распознавать лица, помнить имена и вообще разговаривать. Я буду молча сидеть в кресле-каталке и смотреть перед собой. Этой записью я заканчиваю историю.

Я очень надеюсь, что все, кто любил меня будут счастливы. Все. Кроме Германа».

***

05.10.2018 – пятница

7.00

– Милая, просыпайся, – бережный поцелуй в висок разбудил меня, а на коже осталось легкое покалывание от соприкосновения с короткой бородой.

– Сколько время? – не открывая глаз, спросила я.

– Семь утра. Ещё нужно Марка отвезти в школу, а Софью в садик, – напомнил он.

– Дочь беру на себя, а ты займёшься сыном.

Я села на большой кровати, поправив майку, в которой спала. Герман ласково улыбнулся.

– У тебя прием с девяти, – уточнил он.

– Блин, точно! – воскликнула я, резко встав на ноги.

– Мама! – раздался крик с первого этажа нашего большого дома по соседству с тем, в котором жили мои родители.

Я быстро набросила шелковый халат и сбежала вниз по лестнице. В столовой сидели наши дети. Мой муж спустился следом за мной.

– Можно я не буду кашу доедать? – взмолилась Соня, указывая ложкой на тарелку с завтраком.

– Нельзя, – мягко отказала я. – Папа готовил, старался, а ты хочешь его обидеть…

Мы все сели за стол. Дочка поднялась со своего места, подошла к Герману и крепко обняла его крохотными ручками.

– Папочка, – пролепетала она, – я тебя очень люблю и не хочу обижать. Честно! Но можно я не буду кушать кашу?

Он засмеялся, прижав её к себе и поцеловав в макушку. Я довольно улыбнулась.

После завтрака мы собрались, оделись и, пока Марк пристёгивал к детскому креслу на заднем сидении моей машины свою младшую сестру, я остановилась со своим мужем возле его мотоцикла.

– Что тебе снилось? – привычно поинтересовался он, взяв мою руку и прижав её к своей груди.

– Не поверишь, я оказалась в психбольнице в качестве пациента и почему-то ужасно тебя ненавидела, – честно призналась я, глядя на него.

– Это всё твои страхи, – он провел тыльной стороной ладони по моей щеке. – Забудь. У нас прекрасная жизнь в реальности.

Он осторожно поцеловал меня и, пристально посмотрев в мои глаза с неимоверной добротой, сел на мотоцикл. Марк, надев шлем и повесив школьную сумку на плечо, разместился позади отца. Они уехали, а я, сев за руль машины, повезла дочку в садик.

8.40.

Я зашла в свой кабинет, на двери которого было написано: «Верская Яна Романова. Врач – эндокринолог. КМН¹⁵», сняла свое элегантное пальто, надела медицинский халат, переобулась. До приема оставалось двадцать минут.

– Привет, – в помещение вошла Женя.

– Привет.

– Пойдем, попьём кофе. У нас есть ещё немного время перед началом работы, – предложила она.

Мы ушли в её кабинет – врача акушера – гинеколога.

– Ну, как дела? – спросила она, заварив ароматный напиток.

– Господи, Жень, октябрь только начался, а мне кажется, что учебный год длится вечность… – тяжело вздохнув, заметила я.

– Что, с Марком уроки делаете? – засмеялась она.

– Да.

– Ну, он вроде уже большой мальчик, самому бы пора. Сколько ему?

– Месяц назад двенадцать исполнилось.

– А Соне?

– Шесть.

– Ещё не планируете? – улыбнулась она.

– Только, если ты будешь вести мою беременность, – ответила я с долей веселья. – У вас-то с Ваней как дела?

– Отлично. Кстати, моему сыну безумно нравится их преподаватель по английскому и немецкому языку в школе.

– Герман что ли? – догадалась я.

– Ха-ха, – усмехнулась она, – естественно! Он самый лучший учитель! Дети говорят, что у него нестандартный подход к обучению: они слушают и учат песни, смотрят фильмы, ставят спектакли…

– Да, я знаю. У него богатая фантазия.

– Ну да, – с сарказмом произнесла она, – у него практика в двадцать лет. Кстати, – опомнилась моя подруга, – знаешь, кого я вчера встретила?

– Боюсь представить, видя твой энтузиазм.

– Зинку нашу!

– Настю Макееву? – удивилась я.

– Нуу… Она теперь не Макеева. Сначала была Королёва, потом Жарова, теперь вот Сенина…

– Хорошенько же её жизнь потрепала, – усмехнулась я.

– Яна Романовна, – после стука в дверь показалась медсестра, сидевшая обычно со мной на приёме, – уже почти девять.

– Ладно, Жень, я пошла, – сообщила я своей коллеге, поднимаясь со стула.

12.29.

Я закончила прием пациентов, заполнила документацию, зашла в кабинет Жени. За ширмой на гинекологическом кресле лежала женщина.

– Евгения Валерьевна, – обратилась я к подруге, – я на сегодня всё закончила. Вы долго ещё?

Она выглянула ко мне.

– Да, наверное. В коридоре много человек, а в электронной записи ещё больше, – улыбнулась она.

– Я тогда поехала домой.

– Хорошо, до понедельника.

Я вернулась к себе, переоделась и вышла из клиники, в которой работала.

13.15.

Дома я приготовила обед и ужин, оставила всё на плите, а потом разложила на столе толстые справочники по эндокринологии, чтобы освежить в памяти некоторые детали диагностики и лечения заболеваний.

Смартфон зажег экран, на котором высветилось уведомление: «18-го января 2019 года немецкая группа Oomph! выпустит новый альбом «Ritual». До события осталось: 3 месяца и 13 дней». Я незаметно улыбнулась, ведь музыка этих ребят сопровождала все наши переживания с Германом, а значит стали для нас почти родными.

14.40.

Я забрала Софию из садика, а, когда мы приехали с ней домой, Герман и Марк уже были в гостиной, разбирая домашнее задание.

Я накормила всех обедом, сообщила мужу музыкальную новость, на что он отреагировал довольно радостно. Потом каждый занялся своими делами: Герман делал уроки с сыном, я сидела рядом с Соней, которая рисовала новыми карандашами в альбоме, отрывая меня от чтения справочника по репродуктологии.

19.00.

Вечером к нам приехала Ольга Павловна, и пришли мои родители, принеся с собой мамин фирменный пирог.

Мы долго сидели большой семьей за столом в нашем доме и пили чай. Позже моя свекровь, с которой у нас были довольно теплые отношения, отправилась на ночевку к моим родителям.

22.45.

Я лежала в спальне, обнимая Германа. Его рука по-хозяйски разместилась на моей спине, а я положила свою голову на его грудь. Дети мирно спали в своих комнатах.

– Скажи мне, – попросил он, вдохнув запах моих волос, – только честно. Ты счастлива со мной?

Я приподнялась на локте, глядя в свете полной луны в его глаза.

– Ты шутишь? – улыбнулась я. – У нас двое замечательных детей, прекрасный дом, настоящая жизнь…

– Я знаю, что тебе снилось этой ночью, – прервал он меня.

– Откуда?

– Ты вечно забываешь о том, что у нас одно сознание на двоих, и я осведомлен обо всём, что происходит в твоих фантазиях. Мой сон открывает мне путь в твои сновидения, уносит за грани твоего разума, дает мне дорогу к тебе… Моё страдание направляет меня к твоей боли, открывает выход в твоё сердце…

– Ты всё знаешь, да? – кокетливо произнесла я, ведя ногтем по его коже на ребрах.

– Хм, по-моему, это вызов, – предположил он, резко прижав меня спиной к подушке и зажав мои руки своими.

Я тихо взвизгнула.

– Детей разбудишь, – предупредил он.

– Я знаю, – подтвердила я, пока он закутывал меня в белоснежное покрывало.

К горлу подкатил комок.

– Подожди! – остановила я его и, вывернувшись из его крепких объятий, побежала в туалет.

Меня тошнило.

– Что с тобой? – он упал на колени рядом со мной, упиравшейся в края унитаза, и собрал мои волосы в кулак, чтобы они не мешали мне.

– Не знаю, – призналась я. – Хотя… есть одно предположение…

– Чем тебе помочь? – на его лице было явное беспокойство.

– Принеси, пожалуйста, холодной воды и купи в круглосуточной аптеке тест на беременность.

Он быстро поднялся с пола, вышел из помещения и через несколько секунд вернулся со стаканом, который я мгновенно осушила.

Герман оделся, выбежал из дома, сел на мотоцикл и скрылся из вида, освещаемый только лунным светом.

23.55.

Рёв двигателя прервал мою дремоту. Я сидела в спальне на полу, прислонившись к стене.

– Ты как? – он сел передо мной.

– Нормально… – протянула я.

– Держи, – он протянул мне упаковку из аптеки.

Я вложила её в ладонь. Он помог мне подняться. Я снова пошла в санузел.

– Тебе нужна помощь? – беспокоился он.

– Нет, – спокойно ответила я.

Через пять минут я вышла в коридор, держа в руках результат.

– Ну, что? – он опирался плечом на книжный шкаф.

– Как назовем третьего? – улыбнулась я, протягивая ему индикатор с двумя полосками.

Он посмотрел на тест, приблизился ко мне, положив свою теплую руку на мой живот.

– Маленькая моя девочка, – он поцеловал меня в лоб.

– Герман, мне уже тридцать четыре, – напомнила я.

– Ты всегда будешь для меня такой, какой ты была в начале нашего знакомства.

– Алисой в стране чудес?

– Хоть в нашей истории шляпник обрел тебя. Кстати, – вспомнил он, провожая меня в спальню, – сегодня, когда мы все собирались в столовой, я подумал о том, что нас было столько же, сколько и когда-то на чаепитиях в моем мире.

– Семеро? – быстро посчитала я.

– Именно.

– Вообще-то, теперь уже восемь, – я улыбнулась ему, намекая на новую жизнь, расцветавшую во мне.

Он уложил меня на кровать, укутал одеялом и сел рядом.

– Тебе что-нибудь принести? – поинтересовался он.

– Раздевайся и ложись спать, – заботливо произнесла я, коснувшись его руки.

Он спустился вниз, снял куртку, вернулся в спальню, переоделся и разместился на постели возле меня.

В моей груди сильно стучало сердце, а он утопил меня в своих объятиях. Всё моё тело ощущало какое-то безграничное счастье и несказанный покой.

– Помнишь, с чего всё начиналось? – прошептала я, вдыхая запах его тела.

– Конечно…

– В расцвете моих лет ты похитил мое сердце…

– Полная темного одиночества, ты уступила мне его.

– Позволь мне быть с тобой, ведь я мечтаю о тебе каждую ночь.

– Сегодня ты пробудилась – и я освобожу тебя.

– Никогда больше не отпускай меня, держи крепко, до самой смерти!

– Никогда больше не отпускай меня, держи крепко, до самой смерти! – повторил он.

– Я увидела наш путь в океане вечности.

– Ты не смогла устоять перед холодной тьмой.

– Потому что я познала твою силу, отдалась тебе.

– И я устроил ураган, наконец-то ты познала меня¹⁶.

– Боже, мы знаем столько немецких песен наизусть… – улыбнулась я ему во мраке ночи.

– Что поделать, если они так плотно переплелись с нашими судьбами?

– Я тебя очень люблю, – коснувшись губами его шеи, произнесла я.

– И я тебя, девочка, – он крепче обнял меня, и я уснула, укутавшись теплом его плоти.

***

Через восемь с половиной месяцев у нас родился второй сын, которого мы назвали Федором, в честь отца Германа. Я ушла в декретный отпуск, а мою беременность курировала Женя.

Жизнь – удивительная штука, не так ли? И, кто знает, какие сюрпризы она способна преподнести?

P.S.

В плей-листе по кругу звучит новый альбом Oomph!, и, пожалуй, всё, что я могу сказать в заключение моей истории:

Grausam schlägt das Schicksal zu,

Heute ich und Morgen du!¹⁷

Примечания

1

(лат.) Иногда надо творить безумства. В мире, где нет логики и разума, лишь сумасшедший найдет правильный путь.

(обратно)

2

Oomph! – Down in This Hole (англ. В этой пустоте) – альбом “ Wunschkind” 1996 года

(нем.) «Я пытаюсь убежать, но ты заставляешь меня остаться. Не пробуй меня удержать, потому что я могу сломать тебе шею. Не пытайся понять суть этих моих поступков – тебе не понравится то, что ты увидишь, забудь обо мне!»

(обратно)

3

(лат.) Я не обижаюсь на людей. Я меняю о них свое мнение.

(обратно)

4

Фраза из песни Oomph! «Rette Mich» (нем. Спаси меня) из альбома «Ego» 2001 года.

(обратно)

5

Фраза из песни Oomph! – Unter deiner Haut (нем. У тебя под кожей) из альбома «Monster» 2008 года.

(обратно)

6

Тютчев «Silentium»

(обратно)

7

Отрезок бревна, на котором рубят другие, своего рода «плаха» (прим. автора)

(обратно)

8

Фраза из песни Oomph! «Me Inside You» (англ. Я внутри тебя) из альбома «Oomph!» 1992 года.

(обратно)

9

Oomph! – In der Stille der Nacht (нем. В тишине ночи) – альбом «Ritual» 2019

(нем.) «Я знаю, о чём ты думаешь, лишь мне известны все твои самые тёмные грёзы. Я знаю, почему ты кричишь, я вкушаю боль – да, я чувствую тебя».

(обратно)

10

Oomph! – Sex hat keine Macht (нем. Секс не имеет силы) – альбом «Wahrheit oder Pflicht» 2004 года

(нем.) «Ты истекаешь кровью недостаточно сильно для меня. Поцелуй меня снова, в последний раз».

(обратно)

11

(лат.) Срочно, быстро!

(обратно)

12

Фраза из песни Oomph! – Brich aus (нем. Вырвись) – из альбома «Monster» 2008 года.

(обратно)

13

Ликантропия – способность человека на определённый срок превращаться в волка.

(обратно)

14

Oomph! – Unter diesem Mond (нем. Под этой луной) – альбом «XXV» 2015 года

(нем.) «Останься со мной. Пол шатается, потолок падает. Останься со мной.

Конец близок, но мы не заснем. Под этой луной мы не будем спать, cила, живущая в ней, не даст нам покоя, ведь во всех снах нас преследует страх. Поэтому мы не сомкнем глаз под этой луной».

(обратно)

15

Кандидат медицинских наук.

(обратно)

16

Фразы из песни Мины Харкер – Bis zum Tod «Bis zum Tod» (нем. До смерти) 2008 года.

(обратно)

17

Oomph! – Tausand Mann und ein Befehl (нем. Тысяча человек и один приказ) – альбом «Ritual» 2019 года

(нем.) «Судьба бьёт жестоко, сегодня я, а завтра ты».

(обратно)

Оглавление

Введение

28.07.2006 – пятница

29.07.2006 – суббота

30.07.2006 – воскресенье

31.07.2006 – понедельник

01.08.2006 – вторник

02.08.2006 – среда

03.08.2006 – четверг

04.08.2006 – пятница

05.08.2006 – суббота

06.08.2006 – воскресенье

07.08.2006 – понедельник

08.08.2006 – вторник

09.08.2006 – среда

10.08.2006 – четверг

11.08.2006 – пятница

12.08.2006 – суббота

13.08.2006 – воскресенье

14.08.2006 – понедельник

15.08.2006 – вторник

16.08.2006 – среда

17.08.2006 – четверг

18.08.2006 – пятница

19.08.2006 – суббота

20.08.2006 – воскресенье

21.08.2006 – понедельник

22.08.2006 – вторник

23.08.2006 – среда

24.08.2006 – четверг

25.08.2006 – пятница

26.08.2006 – суббота

27.08.2006 – воскресенье

28.08.2006 – понедельник

29.08.2006 – вторник

30.08.2006 – среда

31.08.2006 – четверг

01.09.2006 – пятница

02.09.2006 – суббота

03.09.2006 – воскресенье

04.09.2006 – понедельник

05.09.2006 – вторник

06.09.2006 – среда

07.09.2006 – четверг

09.09.2006 – суббота

10.09.2006 – воскресенье

11.09.2006 – понедельник

12.09.2006 – вторник

26.10.2006 – четверг

05.10.2018 – пятница

*** Примечания ***