Мадина [Николь Келлер] (fb2) читать онлайн

Николь Келлер Мадина

Пролог

На детской площадке слышны детские крики и смех. Детство – это та пора, когда неважно, кто ты, на какой машине ездишь, кто твои родители, и сколько тебе лет. Твоя национальность, вероисповедание и то, на каком языке говоришь, совершенно не имеют значения. Потому что дети способны понимать друг друга, даже если еще не научились разговаривать. Этим они в корне отличаются от взрослых. А также еще искренностью и чистотой своих чувств, которые не умеют скрывать, выражают прямо и открыто.

– Вот возьми, это тебе, – сняв с шеи медальон на золотой цепочке, темноволосая девочка лет шести протягивает его мальчишке, который на первый взгляд старше ее лет на десять. И что самое интересное, девчушка не обращала никакого внимания на его младшую сестренку, которая была одного с ней возраста, но зато не отлипала от ее брата.

– Зачем? – буркнул парень, насупив брови.

– Как зачем? На память! И потому что я люблю тебя, – бесхитростно отвечает девчушка, и румянец покрывает ее пухлые щечки. – Просто у меня больше ничего нет, – добавляет уже тише, скромно опустив глазки в пол.

– А зачем мне от тебя что-то на память, если мы живем через дорогу?! – непонимающе спрашивает парнишка.

– Неней¹ говорит, что надо дорожить всем, что имеешь. Потому что потерять можешь в любой момент. Я не хочу тебя терять! – пылко восклицает малышка, – но неней уверяет, что это от нас не зависит. Поэтому я хочу, чтобы у тебя было что-то от меня на память, – по взрослому и серьезно утверждает эта малышка, невинно хлопая голубыми глазками. И, кажется, ей удалось очаровать хмурого парня, потому что в этот момент он протянул руку ладошкой кверху и пробурчал:

– Ну, ладно, давай сюда свою штуку.

Девочка широко улыбнулась и довольная положила на ладонь свой подарок. Мальчишка посмотрел на прямоугольный золотой медальон, восхищенно и по-детски воскликнул:

– Ух ты, тут еще что-то написано! Не знаешь, что?

– Здесь по-арабски, я еще не начинала его учить, читать не умею, но неней сказала, что там молитва, она охраняет от всего дурного. Теперь она будет хранить тебя, – с гордостью сказала девчушка.

– Ладно, спасибо тебе, – сказал парень, слегка улыбаясь, застегнув цепочку, спрятал ее под футболку. – Пойдем, я тебя на качелях покатаю.

– Я не могу, мне уже пора домой бежать, – расстроенно произнесла девочка от того, что подольше не может побыть со своей любовью. – Сегодня у папы день рождения, будет много гостей, мне надо готовиться. Я итак отпросилась у неней, чтобы отдать тебе подарок.

– Могла бы и завтра отдать, ничего страшного не случилось бы.

– Мама всегда говорит, что не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Тем более мне очень хотелось, – и снова эта искренняя и открытая улыбка, на которую способен лишь чистый, невинный ребенок. – Ну, ладно, я побежала, увидимся завтра? Завтра меня должны отпустить на весь день погулять, неней и мама обещали.

– Завтра и будет видно, – продолжал ворчать этот серьезный не по годам парнишка.

Но судьба сложилась так, что ни завтра, ни послезавтра, ни через год эта искренняя девчушка и серьезный мальчишка не увиделись. Жизнь развела их на долгих шестнадцать лет, оставив ей – воспоминания о своей первой и единственной любви, ему – медальон с арабской молитвой.

Глава 1

Мадина

Сидя на подоконнике, я смотрела в окно своей комнаты на неприветливые окна дома напротив и улыбалась собственным воспоминаниям. Много лет назад здесь жила обычная семья: мама, папа и двое детей: мальчик и девочка. Правда, шестнадцатилетнего парня сложно назвать мальчиком, но я не могу считать его взрослым даже в своих мыслях. Наверно, потому, что все-таки он был моей первой детской любовью, и почему-то с ним мне было проще общаться, чем с его младшей сестрой, хотя она и была старше меня всего на год. Ирочка была веселой, но ровно до тех пор, пока все шло по ее желанию. Как только правила игр начинали противоречить ее возможностям и требованиям, она начинала плакать и, таким образом, шантажировать других детей: чтобы ей уступили качели, чтобы дали игрушки в песочнице, чтобы она всегда выигрывала в играх. Многие уступали ей, чтобы пресечь ее капризы, я же в принципе не любила такого вида манипулирование, потому что нас с сестрой родители воспитывали в строгости. Наш отец был жестким, я бы даже сказала суровым. Работа была для него на первом месте. Религия – на втором. Сколько себя помню, он всегда был в делах. К нему часто приходили серьезные мужчины, с бородой, в ботинках из крокодиловой кожи и черных костюмах. А во дворе их ждали большие тонированные машины и все обязательно черного цвета и с охраной. Поэтому отец строго настрого запрещал нам шуметь. Негоже, чтобы в доме сурового и серьезного бизнесмена Мурата Алиева звучал детский смех и топот маленьких ножек, мешая обсуждать финансовые рынки, контракты и цены на нефть.

Каждый ребенок с самого рождения любит своих родителей, какими бы они не были. Без каких-либо требований и условностей – это же мама и папа, разве может быть что-то дороже и ближе? Так и я думала до определенных звоночков: вот мою сестру наказали за то, что она в неурочный час включила мультики и засмеялась над сюжетом, оставив ее без обеда до самого вечера, вот меня отец высек за то, что я, как ему показалось, не достаточно усердно читала пятничный намаз в мечети, а вот он поднял на наших с сестрой глазах руку на нашу мать за то, что она криво повязала хиджаб², и была открыта часть шеи.

Но окончательно я уверилась в том, что отец не любит свою семью, и она нужна ему лишь для статуса в своих кругах, когда скоропостижно ушла моя сестренка: она заболела самым обычным ОРВИ, которое, к сожалению, дало осложнения на сердце и почки, и слабый организм Нармин не выдержал. Ей было всего восемь, моя любимая младшая сестренка мечтала стать детским врачом, чтобы помогать деткам справляться с заболеваниями. Но судьба распорядилась так, что она не закончила и первого класса.

Нармин родилась раньше положенного срока и была очень слаба. Неней рассказывала, врачи говорили, что она не выживет, но девочка справилась и начала набирать вес, и скоро смогла даже самостоятельно дышать. Однако, преждевременные роды не прошли бесследно для детского организма: у нашей малышки был слабый организм в целом и больное сердце, которое впоследствии и стало одной из причин ее смерти.

Говорят, что можно осиротеть, потеряв одного из родителей. Но в тот злополучный весенний день я осиротела, потеряв сестру. С огромным стыдом сегодня я в свои двадцать два года признаюсь, что потеряй я отца, наверно, не проронила бы и слезинки в день его кончины. Как он в день смерти и похорон нашей малышки Нармин. Да простит мне Бог мои грешные мысли.

В тот день он был в неизменном черном костюме и белой рубашке. С гордо выпрямленной спиной и с абсолютно без эмоциональным лицом. Словно он на очередном совещании директоров слушает доклад подчиненных. Ни единой слезинки или тени грусти на лице. Я, стоя рядом с мамой и прижимаясь к ней изо всех сил, ища поддержки и заливаясь слезами в свои одиннадцать лет, не могла понять, как можно не плакать: ведь сейчас нашу малышку увезут, закопают, а мы с мамой не сможем даже попасть на кладбище, пока не пройдет семь дней³! А отец стоит так, как будто все идет должным образом.

Справа от него стояла мама. И один только ее внешний вид рвал мое детское и уже такое израненное сердце в клочья: она стояла, такая маленькая, худенькая, что, казалось, подуй ветер посильнее, и она упадет. Ее хрупкие плечи сотрясались в беззвучных рыданиях, глаза опухли от слез, руки трясутся от пережитого. Хоть ее голова покрыта платком, я знаю, что за последние дни ее иссиня-черные волосы посеребрила седина, а ей всего лишь тридцать! Она спрятала свое лицо в таких маленьких ладошках, в руках, которыми держала маленькую Нармин, баюкала ее, напевая колыбельные и гладила по головке, когда она болела. И так больше не отняла рук, не смогла смотреть, как ее дочку уносят от нее навсегда, долгое время моя бедная и несчастная мама не могла поверить, что малышки с нами больше нет. Даже неней, хоть тоже тяжело перенесла утрату, держалась лучше, несмотря на то, что постарела на несколько лет разом. Мы все переживали, что маме потребуется помощь специалистов, но, хвала Всевышнему, обошлось.

Да, я не ошиблась, назвав свою маму несчастной. В день похорон, вечером, я хотела зайти к ней в комнату, чтобы найти утешение в ее объятиях и поддержать ее, как сумею. Но, проходя, мимо кабинета отца, я услышала его грозный голос:

– Это ты виновата в смерти дочери, Далия! У тебя не так много обязанностей: следить за домом и детьми. Заниматься их воспитанием и здоровьем! Ты и с этим не справилась. Ты – плохая хозяйка и мать. И жена, потому что так и не смогла родить мне сына, наследника. И все, ради чего я жил, что так тяжело выстраивалось мной, достанется зятьям, пришлым мужчинам!

– Ты прекрасно знаешь, Мурат, что слабое сердце Нармин – результат преждевременных родов, которые спровоцировал ты! – слышу сдавленный голос матери, очевидно, что она плачет, но, тем не менее, говорит со злостью.

– Ты меня спровоцировала, Далия! Не стоило устраивать мне скандал и закатывать истерику, когда я пришел уставший с работы.

– Ты вернулся от очередной любовницы! Об этом вся округа знала, а ты даже не пытался этого скрывать! Где твое обещанное моему отцу уважение ко мне?! Где обещанная защита от всех горестей?! Их нет, Мурат, так что я тоже могу сказать, что ты – плохой муж!

Тут я слышу звук звонкой пощечины, глухой удар и мамин болезненный вскрик. Не выдержав, я распахиваю дверь и вбегаю в кабинет:

– Мамочка! – она лежала на полу, из носа ручьем шла кровь, а на левой стороне лица багровел след от удара. Одной рукой она держалась за бок, наверно, ударилась об угол тумбочки, когда падала.

И в этот момент я окончательно уверилась в том, что семья нелюбима отцом, более того, мы в какой-то степени тяготили его. Впоследствии я узнала, что в тот день отец поднял руку на мать далеко не впервые: когда Нармин было около трех месяцев, он пришел злющий, как медведь-шатун, а мать попалась под горячую руку, сказав что-то неугодное «господину». В тот вечер он избил ее так, что открылось кровотечение и ее увезли в частную клинику и врачи вынуждены были удалить ей матку. Так что мама больше не могла иметь детей и подарить отцу сына, о котором он так мечтал, собственноручно загубив эту мечту на корню.

Почему моя мать не уйдет от этого тирана и деспота? Не все так просто. Конечно, всегда можно сбежать и попробовать начать жизнь с нуля. Но, к сожалению, власть моего отца простирается настолько, что он найдет беглянку в два счета и снова кулаками обрушит на нее свой гнев. Своих денег у матери нет, семью от и до содержит отец. Ее отец, мой дед, не дал ей образования, полагая, что оно ей ни к чему, ведь согласно древним традициям, жена должна быть рядом с мужем, как и не дал согласия на развод, когда она пришла к нему после очередных побоев отца. Дед считал, что главная женская задача – всецело заботиться о муже, стеречь очаг и рожать детей, также терпеть все «тяготы» семейной жизни. Неважно, что эти традиции давно не соответствуют реалиям современного мира, мой дед был непреклонен: женщина не должна быть независимой, и все зачатки этого он задавил в зародыше. Итог: моя мама была без образования, без денег и опыта работы, а отец обладал огромным влиянием и финансами, чтобы заплатить, кому надо и превратить жизнь человека в ад. Поэтому у моей мамочки не было выхода: куда не повернись, а тебя лижет пламя преисподней. И единственное, что остается: терпеть и не провоцировать дьявола.

Я с тоской продолжаю глядеть на грязные окна нежилого дома, где когда-то давным – давно я искала спасения от кошмара домашнего очага. Не скрою, я поступала подло, притворяясь подружкой Ирочки, чтобы украдкой, одним глазком увидеть ее старшего брата, Льва.

Сколько себя помню, он был всегда серьезным и хмурым. Его улыбка, как проблеск солнца в Лондоне. Но она так преображает его, что хочется улыбаться в ответ. Высокий, мужественный, сильный и умный, темные волосы и серые пронзительные глаза, прямой аристократический нос, слегка длинноват, что делало его похожим на птицу, но ничуть не умаляло его мужской красоты, – я влюбилась в него с первого взгляда, как увидела гуляющим со своей младшей сестренкой на детской площадке. А когда узнала, что он еще и живет напротив, была счастлива до небес, как может быть счастлив ребенок при получении заветного подарка под елкой на Новый год. Да, мне было шесть, но это было самое чистое, искреннее и радостное чувство, которое я смогла пронести с собой через столько лет. Не знаю, смогу ли я кого-то еще полюбить, ведь отец жестко контролирует все мои контакты с мужским полом. Сомневаюсь, что моего мнения спросят, когда придет время выдавать меня замуж, вернее, оно уже пришло, и я живу в постоянном страхе последние пару лет. Жизнь с отцом – тираном научила меня терпеть многое и подстраиваться под обстоятельства. Но чего я не смогу никогда вынести, так это побоев. И поэтому я молюсь каждый божий день, чтобы у меня был уравновешенный и спокойный муж, не практикующий рукоприкладство. А то, что нелюбимый…Что ж, с этим можно как-то смириться.

Чуть больше года я была счастливой влюбленной «женщиной». Мне было шесть, но женщина она же с рождения женщина, правда? Неважно, что за это время Лев обратил на меня внимание не больше десяти раз, и перекинулся примерно таким же количеством фраз. Я просто украдкой смотрела на него, любовалась и мечтала, что однажды он признается мне в любви, будет носить на руках, и я обязательно подарю ему сына, а может даже и двух. Ведь задача женщины – сделать счастливым своего мужчину. Так мне вдалбливали буквально с рождения.

Но что-то случилось, а что именно, я так и не поняла, и на следующий день после юбилея отца, после того памятного дня, когда я подарила Льву цепочку с амулетом, вся их семья исчезла и больше я их не видела и не слышала ни разу за шестнадцать лет. Были люди и нет. Исчезли, испарились, как вода на солнцепеке. И желание узнать об их судьбе терзали меня с неимоверной силой. Но кто я такая, чтобы раздобыть подобную информацию?! Ни связей, ни денег. Отец способен найти любого даже на том свете, но я скорее откушу себе руку, чем пойду к нему с такой просьбой.

Мои невеселые мысли были прерваны стуком в дверь.

– Мадина, – в проем просунулась голова нашей помощницы по хозяйству, – тебя отец зовет к себе в кабинет. Говорит, что срочно.

Помяни черта всуе…

Глава 2

Мадина

Я глубоко вздохнула, вытерла вспотевшие ладошки об юбку, поправила хиджаб (чтобы не вышло, как в тот раз с матерью) и, собрав по крупицам остатки смелости, постучала в дверь кабинета. Услышав строгое «Войдите!», открыла дверь и ступила на светлый ковер, не глядя по сторонам.

– Проходи, Мадина, присаживайся, – неожиданно мягко и вежливо обращается ко мне отец. Это напрягает и настораживает меня, от чего я вскидываю резко голову и пристально смотрю в его лицо. Но там нет ни единой лишней эмоции, только вежливость, легкая улыбка и ласковый отеческий взгляд. И только я знаю, что он никогда не смотрел на меня так. Потому что я всегда была на стороне матери, он чувствует мою ненависть к нему за ее слезы, за то, что он поднимает на нее руку, когда она отдала ему всю свою жизнь, доверилась, отдала все, что у нее было. И при этом она никогда не воспитывала во мне и Нармин ненависть к этому деспоту, учила относиться к нему с уважением и почтением только потому, что это отец, каким бы он ни был, и какие бы отношения не были между родителями.

– Здравствуй, отец. Добрый день, – также здороваюсь с мужчиной, который сидит в кресле напротив отцовского стола и с интересом меня разглядывает. От его бесстыжего и холодного взгляда захотелось поежиться, закутаться в одеяло и спрятаться, как в «домике» в детстве. Я со всей возможной осторожностью присела на краешек предложенного мне стула и с любопытством покосилась на сидящего мужчину. Все же надо посмотреть, кто он, ведь не зря меня позвали, когда он здесь присутствует. И явно не бизнес обсудить: отец в курсе, что я не смыслю ни в акциях, ни в нефти. Меня засунули на факультет филологии, даже на экзамены ходить не пришлось – все было куплено заранее. Как он сказал: «У современной мусульманской женщины должно быть высшее образование. Его отсутствие – моветон для высшего общества в современном мире. Но какой именно факультет ты закончила, никого интересовать не будет». И его расчет понятен: получив данное образование, я буду зарабатывать копейки, потому что смогу работать максимум учительницей русского языка и литературы в школе. А этого недостаточно, что обрести независимость и жить отдельно, своей жизнью. Мое образование по большей части для моего отца – при его наличии ему не придется краснеть и запинаться, объясняя, почему я закончила только одиннадцать классов школы. С корочкой диплома меня смело можно выдавать замуж за угодного отцу мужчину.

Прокрутив эти мысли в голове, холодный ужас пробрался под мою тунику и пополз вдоль позвоночника. И мои опасения оправдались.

– Мадина, познакомься, это Амирхан, мой партнер по бизнесу. Он увидел твою фотографию у меня на рабочем столе и сразу же влюбился, да настолько, что на следующий же день пришел сватать тебя, – с елейной улыбкой и холодом в глазах говорит отец.

– Все верно. Мурат, ты вырастил красивую дочь. Не сомневаюсь, что она еще и умна, – продолжает беседу так, словно обсуждает лошадь на рынке.

Я знаю, что это ложь от начала и до конца. Хотя бы потому, что никакой семейной фотографии на столе в кабинете отца не стоит. Это сделка от начала и до конца, между моим отцом и этим Амирханом.

К слову, этот партнер мне в отцы годится – лет сорока, с проседью в темных волосах, строгий и одновременно наглый, сальный взгляд из-под кустистых бровей, который уже осмотрел меня и раздел догола (и это на глазах у отца!), упрямо сжатые тонкие губы, в бороде скрывается квадратный подбородок. Судя по всему, Амирхан среднего роста, под пиджаком выпирает живот, что свидетельствует о том, что он далек от спорта и здорового образа жизни. Не самый завидный жених для двадцатидвухлетней девушки.

С тревогой и страхом перевожу взгляд на отца. Может, я ошиблась, напридумывала себе? Но хватило только одного взгляда, чтобы понять: не ошиблась. Папа выдает меня замуж. За мужчину, кроме имени которого я больше ничего не знаю. И который омерзителен мне настолько, что тошнота стремительно подкатывает к горлу, и я с трудом сдерживаю рвотные позывы. Взглядом только спрашиваю отца о главном, и он все понимает без слов.

– Да, Мадина, ты все правильно поняла. Пора тебе замуж, возраст подходящий. Амирхану давно пора обзавестись детьми, наследником, а ты молода и здорова – рожай не хочу. Я уже дал свое согласие на ваш брак, – самодовольно произносит отец, скрепляя руки в замок на животе.

– Зато я не даю. Я не пойду замуж за Амирхана, отец, извини, – произношу я, как мне кажется, твердым голосом. Да, я знаю, что вызову его гнев и сегодня вечером он будет орать, на чем свет стоит, но мне все равно. Я не хочу повторить судьбу своей матери, да и она мне постоянно твердила не повторять ее ошибок, чтобы в моей жизни все сложилось так, что не только я с уважением относилась к мужу, но и он с не меньшим почтением относился ко мне. Мы с ней обе понимали, что я никогда не выйду замуж по любви и взаимному согласию, что кандидат будет подобран лично отцом, и должен подходить в первую очередь ему. Ведь я же собственность Мурата Алиева, его вещь. А своими вещами, как мы знаем, каждый распоряжается по собственному усмотрению.

Единственное, на что мы надеялись, что у меня будет возможность хотя бы призрачного выбора, так сказать, из двух зол. Но, судя по сурово поджатым губам, по его лицу, по которому пошли красные пятна, и как он потирает шею ладонью, наши с матерью надежды рушатся, как карточный домик.

– Девочка просто ошалела от счастья, Амирхан, – то, с какой интонацией было сказано слово «ошалела», я поняла, что ничего хорошего меня не ждет от разговора с отцом. И даже больше. Липкий страх затягивает меня в свою паутину, ноги и руки слабеют и начинают подрагивать. Я знаю, на что способен мой отец в гневе. Из-за него моя мать больше не может иметь детей. – Не обращай внимания. Мы поговорим с ней наедине, я все ей популярно объясню. Сейчас она немного не в себе, ты же видишь.

– Вижу, Мурат. Успокой девочку. Мне не нужна женщина, которая будет шарахаться от меня, как черт от ладана. Надеюсь, ты помнишь, что я люблю покорных и покладистых. Норовистых кобыл я уже перевидал за свою жизнь, надоели. Вот они где у меня сидят, – и делает характерный жест по шее.

От такого неприкрытого неуважения к женщинам в целом и ко мне в частности, у меня появляется привкус горечи во рту, перемешанный с леденящим душу страхом. И, наверно, этот «коктейль» лишает меня последних крупиц разума, потому что я глухим голосом произношу, глядя поочередно сначала на «жениха», потом на отца:

– Я не изменю своего решения. Мой ответ «нет». И заставить никто меня не сможет. Могу я уйти, отец?

– Иди, Мадина, мы позже поговорим, – и этот тяжелый взгляд, лицо, то покрывающееся багровыми пятнами, то снова принимающее свой нормальный цвет, не сулит мне ничего хорошего. Отец не просто зол, он в ярости. А когда Мурат Алиев испытывает такие негативные эмоции, он способен не то, что сломить непокорную дочь, а уничтожить целый город, если потребуется. Я просто песчинка рядом с ним, пыль на подошве его дорогих брендовых ботинках. Поэтому меня можно не уважать, и с моим мнением не считаться.

Но я хочу быть свободной. И, если не счастливой, то хотя бы жить в спокойствии. И если ради этого мне придется терпеть сумасбродства Мурата Алиева, то пусть это будет входной платой в мою счастливую жизнь.

За дверью я выдохнула скопившееся напряжение, но леденящий душу страх не отпускал меня, о чем свидетельствовало бешено колотящееся сердце. Отец – человек слова, слов на ветер не бросает, поэтому я с ужасом ждала предстоящего разговора. Но и представить не могла, что мой отказ всколыхнет такую волну ярости в отце, какую еще стены этого дома не видели.

Отец ворвался в мою комнату под вечер, распахнув дверь с такой силой, что послышался треск дерева от удара. Потом с такой же силой ее захлопнул, не забыв закрыть на замок. Я сглотнула от страха и начала пятиться назад.

– Вздумала отца позорить, мерзавка?! – его глаза так и метали молнии, а ноздри раздувались от ярости, грудь тяжело опускалась и поднималась, а руки были сжаты в кулаки. Но, несмотря на то, что отец не ждал от меня ответа, я все же тихо произнесла:

– Я не хотела тебя позорить. Я просто не хочу замуж за Амирхана.

– Ты оскорбила влиятельного человека! Ты это понимаешь?! Представляешь, какие проблемы мне грозят из-за твоей глупой выходки?! – продолжал орать мужчина, что зовется моим отцом. – Хорошо, что я смог сгладить все острые углы, и он не забрал своего предложения обратно. Ты выйдешь за него замуж в ближайшее время, – уже более спокойно произнес он.

И тут произошло то, что никогда не случалось со мной ранее за всю мою сознательную жизнь: ярость застила мне глаза, и я повысила голос на отца:

– Я. Не. Выйду. Замуж. За. Амирхана. Ты не сможешь меня заставить, я свободный человек! Я не рабыня, чтобы мною распоряжались по собственному желанию! В конце концов, наше законодательство запрещает вмешательство в жизнь другого человека!

Впоследствии, лежа бессонными ночами, я не раз думала, что прояви я терпение, покорность и попроси отца со слезами на глазах не выдавать меня замуж за того мужчину, возможно, все сложилось бы иначе. Хотя, зная моего отца, он не из тех, кто меняет принятые решения. Никогда. Только если они сулят ему материальную выгоду. А какая выгода отцу от разрыва помолвки с партнером? Верно, никакой. Все было решено заранее и без моего участия. Но я должна была хоть раз в жизни попытаться отстоять свое мнение.

Я даже не заметила, как в воздух взметнулась твердая рука отца и наотмашь ударила меня по лицу. Удар был настолько сильный, что я отлетела в сторону и упала на стеклянный журнальный столик, конечно же, его разбив. Я закричала. Осколки больно впились в руки, порезали бок и правое бедро. Моя кровь заливала светлый пол. Перед глазами все плясало, а в голове установился такой шум, что я едва услышала сказанное отцом:

– Совсем от рук отбилась, но ничего, мне не сложно научить тебя уважать отца, – он бесстрастно стоял и смотрел, как я пытаюсь встать и отползти с останков журнального столика, чтобы новые осколки не впивались мне в кожу.

Я услышала, как звякнула бляшка на ремне. Что он делает?!.. Но повернуть голову в его сторону я не успела, потому что на мою спину пришелся первый жестокий удар ремня. Я снова истошно кричу, потому что не только удар ремня приносит мне адскую боль, но и осколки, которые остались в моем теле от резких движений, кажется, впиваются еще сильнее. На мою спину продолжают обрушиваться удар за ударом, во рту металлический привкус крови от разбитой губы, голова кружится, комната плывет перед глазами, я вся в собственной крови, и нет сил даже кричать.

В дверь начали колотить с неистовой силой, и я услышала отчаянный крик моей мамочки:

– Мурат, открой, не тронь ее, не тронь моего ребенка!! Оставь мою девочку!!!

Но отец разве когда-нибудь слушал мою мать?! Она была таким же предметом мебели в этой тюрьме, что и я. Поэтому его удары продолжали сыпаться на мою спину и бедра, нисколько не заботясь о моем состоянии.

– Открой, Мурат, открой немедленно!!! Прекрати сейчас же! Ненавижу тебя! Ненавижу! Будь ты проклят и гори в аду, чудовище! – продолжала рыдать моя мама за дверью.

То ли отца проняли выкрики матери, то ли ему наскучило, что я перестала кричать и рыдать от его ударов, но как ни странно, он остановился.

Меня всю трясло от боли и шока, казалось, что болезненные ощущения разносятся по венам, отравляя кровь. Я не могла говорить, потому что сорвала голос, мое несчастное исполосованное в кровь тело сотрясала крупная дрожь, а все пространство, которое я могла видеть, было испачкано моей кровью. Особенно сильно она сочилась из пореза на предплечье. Но мне было плевать, лишь бы это чудовище, что называет себя моим отцом, поскорее ушло прочь.

– Надеюсь, ты усвоила урок, – спокойным голосом сказал отец, продевая в брюки ремень, которым только что безжалостно хлестал меня. – В противном случае придется его повторить, – и широким шагом зашагал прочь, резко распахнул дверь, и не взглянув на маму, прошел мимо, что-то насвистывая себе под нос.

Мама ворвалась в комнату, как ураган, упала рядом со мной на колени и заплакала еще сильнее, сотрясаясь всем телом, глуша рыдания прижатой ко рту ладошкой.

– Моя девочка, Мадиночка, что же он с тобой сделал, проклятое чудовище, – причитала мама, аккуратно помогая мне встать. Но я все равно вскрикнула, потому что стекла, застрявшие в ранах, причиняли мне боль.

– Тише, тише, моя хорошая, пройдем в ванну, я помогу тебе умыться и обработаю раны, – приговаривала моя мама, потянув в сторону ванной.

Она разорвала остатки одежды на мне и поддерживая, помогла забраться в душевую кабину. Мои ноги настолько ослабли, что я просто осела на пол, а мама поливала меня из душевой лейки, медленно и нежно водя рукой по спине и плечам, смывая кровь. Я продолжала плакать и вздрагивать, но не столько от боли, сколько на чистых рефлексах.

– Я убью его. Пусть Аллах накажет меня, я с достоинством вынесу его кару, но ни за что не прощу, что это чудовище сделало с моим ребенком, – зло прошептала мама, тихонько поглаживая меня по волосам, как в детстве, когда мы с Нармин болели.

Я резко, несмотря на всю боль и слабость в теле, развернулась и, посмотрев прямо в любящие и такие печальные глаза матери, горячо прошептала, словно кто-то нас мог подслушать:

– Не надо, мамочка, пожалуйста, не связывайся, умоляю тебя. Он все равно сильнее нас обеих. Мы не сможем ему противостоять даже вдвоем. Я хочу уйти отсюда. Давай сбежим, пожалуйста. Помоги мне. Мы не можем так больше жить. Давай убежим сегодня ночью, вот прямо сейчас.

Я смотрела в глаза матери, которые медленно наполнялись слезами. Мама покачала головой и также тихо ответила:

– Возможно, это самая большая глупость, но я помогу тебе. Сбежать с тобой не смогу, иначе Мурат в два счета найдет нас обеих. Я останусь здесь, чтобы принять на себя весь его гнев и сдержать столько, сколько смогу. А ты пообещай моя девочка, что не вернешься сюда больше никогда и сможешь устроиться в жизни.

– Мамочка, но как же я без тебя… – растерянно пробормотала я, растирая злые слезы по лицу. Почему, ну почему я не могу жить, как все девушки моего возраста?! Почему на мою долю выпадают эти испытания?! Почему я вынуждена бороться за жизнь с собственным отцом?!

– Ты справишься, Мадиночка. Я уверена, что воспитала очень умную и мудрую дочь. Твоя задача затаиться на какое-то время, спрятаться, чтобы никто тебя не нашел, и ни с кем не связываться из прошлой жизни. Даже со мной. Так будет больше гарантий, что отец не найдет тебя. Да, он будет в ярости, когда поймет, что ты сбежала, но это уже моя проблема. Не переживай и не волнуйся ни о чем. Я тебе дам немного денег, я скопила, втайне сдавая в ломбард кое-какие украшения. Помнишь, отец тогда разозлился, когда узнал, что наша помощница якобы воровала из моей шкатулки вещи? Так вот, она их и сдавала в ломбард по моей просьбе. Нехорошо, что так получилось, конечно, но я ее пристроила потом к своей дальней родственнице и отдала часть вырученных денег. – Мама продолжала шептать быстро-быстро, словно в бреду, а я лишь слушала ее с раскрытым ртом. – Я давно планировала сбежать вместе с тобой от Мурата, но для двоих этих денег было бы мало, а для одной из нас вполне достаточно на пару месяцев, если тратить с умом. Я думала потерпеть еще пару-тройку месяцев, а может и полгода, но судьба распорядилась иначе, твоему проклятому отцу вздумалось тебя замуж выдать так некстати. Но ничего, главное, чтобы ты смогла вырваться, для меня твое счастье превыше всего. А теперь вставай, я обработаю твои раны, а ты притворишься, что уснула. Ночью я приду к тебе, принесу кое-какие вещи. Единственное, документы отец держит в сейфе, их я достать не смогу, моя золотая. Но, может, оно и к лучшему, никто не будет знать, как тебя зовут на самом деле и кто ты такая.

Мама помогла мне встать, обтерла меня полотенцем, словно маленькую девочку, в то время как я морщилась от боли и тихонько стонала.

– Я буду молиться, чтобы высшие силы покарали его за то, что он поднял на тебя руку, – шептала мама, снова роняя слезы. Я вытерла их дрожащей рукой и из последних сил произнесла:

– Не плачь, пожалуйста, мамочка. Уверена, Аллах все видит, и когда-нибудь восторжествует справедливость. Не бери грех на душу, я сама виновата. Можно было согласиться с ним, ведь не потащил бы он меня замуж, в конце концов, сегодня же! А потом надо было сбежать. Но я растерялась и проявила упертость там, где не надо.

– Моя родная, моя единственная…– говорила мама. – Отдохни, Мадиночка, тебе надо прийти в себя, ты на ногах не стоишь, я сейчас принесу лекарства, дам обезболивающее и постараюсь вытащить осколки из ран.

Мама поступила ровно так, как сказала. Правда, ей не удалось вытащить все осколки, при движении чувствовалось, что в ранах есть остатки, которые причиняли боль, но я предпочла промолчать, чтобы не расстраивать маму еще больше. Некоторые из ран требовалось зашить, но мама не решилась на это, а я не настаивала: само заживет как-нибудь, лишь бы вырваться из-под гнета этого тирана. Когда маме удалось все обработать и остановить кровотечение, я обессиленно откинулась на подушки. Мне удалось даже вздремнуть, но проснулась от тихого шороха и резко села в кровати, несмотря на головокружение и ломоту в теле.

– Шшш, моя хорошая, это я. Я принесла тебе вещи и деньги, – прошептала в темноте мама. – Тебе пора собираться, пока отец спит. Придется пройти за домами, чтобы охрана тебя не видела. Оттуда беги, доченька, в сторону центра, там много людей даже ночью, никто не обратит на тебя внимания. Я тут положила вещи на первое время, но ни платков, ни туник не клала. Эти вещи также покупала наша помощница, оденешься, как обычная девушка, в спортивный костюм, потому что, когда будут искать, в первую очередь будут спрашивать о девушке в платке, а девушку в обычной одежде никто даже и не вспомнит.

Я смогла только кивнуть. Какая же мама умная женщина: она продумала все до мелочей.

Надо непременно найти выход, и вернуться за мамой. К счастью, неней не дожила до этих дней, и не видит, что творит ее сын. Она была единственным стоп-краном в его жизни: отец прислушивался к словам матери. Ведь к старшим же надо проявлять уважение. Но после ее смерти он как с цепи сорвался: стал чаще поднимать руку на мать, дошла очередь и до меня.

А сейчас мама – единственный близкий и родной для меня человек, мой свет в окошке, который не дает мне сойти с ума в этой ужасающей действительности. Только бы она не пострадала от рук этого тирана. В последнее время он напоминает бочку с порохом, готовый в любой момент взорваться. И слетает с катушек все чаще и чаще.

Я быстро, насколько позволяли нанесенные травмы, оделась, стиснув зубы от боли, пронзившей бок. Кажется, не обошлось без переломов. Но ничего, все заживет. Сейчас главное – не расстраивать маму своим состоянием: она и так переживает, что отпускает меня одну в никуда, без документов и с минимальным количеством вещей.

– Аллах да хранит тебя, Мадина. Я буду молиться за тебя каждый день, моя девочка. Надеюсь, Он будет милостив и позволит нам увидеться еще раз, – со слезами на глазах прошептала мама, обняв меня и прижав к своей груди.

Я не сдержала слез. Не столько от вынужденного расставания, сколько от дурного предчувствия. Хотелось плюнуть, остаться здесь, рядом с мамой, но я понимала, что у меня не хватит сил и возможностей противостоять тирану, и я буду выдана насильно замуж. А так есть небольшой мизер, что этот бой нам с мамой удастся выиграть.

– Мы обязательно увидимся, мама, я постараюсь придумать что-нибудь. Береги себя, не думай обо мне, – и с этими словами, поцеловав ее в мокрую щеку, я аккуратно выбралась через окно, бросив на нее прощальный взгляд.

Надеюсь, она не услышала моего сдавленного стона. Потому что порезы и ребра болели нещадно. Но что это по сравнению с собственной свободой?! Придется потерпеть. И, собравшись с силами, я рванула за дом, выбравшись через отверстие в заборе.

Я быстро бежала к остановке. Сейчас мне мог помочь только общественный транспорт: остановка находится в отдалении от поселка, ею никто не пользуется из наших жителей, только случайные путники и жители соседней деревеньки. Такси же привлекло бы внимание: в каждой семье нашего поселка есть машина с водителем, а у кого-то даже и две. А человек, вышедший с территории и севший в такси, будет вызывать подозрения. А мне сейчас излишнее внимание ни к чему.

Удача была на моей стороне: я даже не успела перевести дух, как подъехала маршрутка, и я рухнула на ближайшее сиденье. Бок горел, и я, оглянувшись по сторонам и убедившись, что малочисленные пассажиры не обращают на меня ровным счетом никакого внимания, тихонько приподняла край толстовки. Вся повязка и майка пропитались кровью. Дотянуть бы до города, найти, где укрыться от ищеек отца, а там можно будет и залечить раны.

Я вышла практически в центре города, не имея ни малейшего представления, где искать жилье. Начал накрапывать дождь, чему я была очень рада: ни у кого не вызовет подозрений девушка, идущая по улице с глубоким капюшоном на голове.

Я бесцельно шла по улице, сгорая от боли, чувствуя сильную тошноту и головокружение. Кто-то, видимо, сильно спешил, поэтому толкнул меня локтем, я не удержалась, поскользнулась и полетела вперед, прямо к ногам какого-то мужчины, у которого я успела разглядеть лишь кроссовки, прежде чем встретить виском асфальт и потерять сознание.

Глава 3

Лев

Тупая боль стучала в висках. Она и стала причиной моего пробуждения, хотя сегодня можно было бы поспать до посинения – первый выходной за … не помню сколько времени. Но, видимо, мой организм настолько натаскан на ранние подъемы и высыпаться за рекордно короткие сроки, что даже похмелье ему не помеха. Поэтому я и лежу в постели на спине в полшестого утра, за окном кромешная тьма, а я не могу уснуть. Окей, хотя бы поваляюсь что ли. Имею право, выходной же. Все равно заниматься чем – либо нет желания. Даже на пробежку не хочется, а стоило бы мозги проветрить. Может, это и выдернуло бы меня из того состояния апатии, в которое меня вогнала смерть пациента на операционном столе.

Я прикрываю глаза, а передо мной лицо парня. Молодой еще, восемнадцать только стукнуло. Да, был глупый, да, в голове ветер гулял и полное отсутствие мозгов, иначе как объяснить, что он сел за руль нового мощного «Порше Панамера», подаренного отцом на совершеннолетие, бухой в дым, разогнался до запредельной скорости и влетел в бетонное ограждение. Как еще его до клиники живым довезли, непонятно. Да, все это характеризует парня не с лучшей стороны, но, блять! Он был молод, ему еще жить и жить, да, возможно творить глупости, но у него, по крайней мере, руки не по локоть в крови, как у большинства моих клиентов.

Я – хирург. Но не в обычной больнице, и даже не в обычной частной клинике. Я – «подпольный» хирург. Мои клиенты – бандиты, криминальные авторитеты и бизнесмены, так или иначе связанные с теневой стороной экономики. Как я, выпускник медицинского университета, давший клятву Гиппократа и подававший огромные надежды в медицине, докатился до жизни такой? Да очень просто.

До определенного момента я был членом обычной среднестатистической семьи. Ну, хорошо, не совсем среднестатистической. Мои родители были уважаемыми и успешными врачами в городе, я пошел по их стопам.

Но в один день наша устроенная и благополучная жизнь перевернулась с ног на голову. Вернее, моя жизнь. Потому что остальных членов моей семьи в одну минуту не стало: автокатастрофа. Отец не справился с управлением и влетел под КАМАЗ. Вся моя семья, включая пятилетнюю сестренку, погибла на месте. Я остался совершенно один в шестнадцать лет. Спасибо одинокому дяде, старшему брату моего отца, он оформил опеку надо мной, спас от детского дома и настоял на учебе в университете, поддержав выбор медицинского. Однако, на мой взгляд, та история шита белыми нитками, и она до сих пор не дает мне покоя, несмотря на то, что прошло уже столько времени. На настоящий момент я все же оброс кое-какими связями благодаря своей профессии и постараюсь докопаться до истины во что бы то ни стало и наказать виновных.

Экспертиза показала, что у отца было обнаружено огромное количество алкоголя в крови, и поэтому он не справился с управлением. Окей, казалось бы, в реалиях нашей жизни не самая странная история. Однако, есть несколько «но», позволяющие мне судить, что это подстава чистой воды. Мой отец не употреблял алкоголь. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. У него была огромная язва желудка и строжайшая диета. Конечно, он не кричал об этом направо и налево, но все близкие и коллеги об этом знали. Даже умудрялись предупреждать пациентов, чтобы не дарили отцу алкоголь в качестве благодарности. Это первая нестыковка.

Вторая – время аварии. Восемь утра. Какой нормальный мужик сядет бухим настолько, что, судя по анализам, он ходить нормально не мог, и в глазах все двоилось, не то, что управлять автомобилем. Но ему каким-то неведомым чудом удалось уговорить мать поехать на дачу цветочки поливать да еще и ребенка с собой взять. Что тоже странно. Обычно матери держатся от бухих подальше, а тут села сама в машину к «невменяемому», да еще и ребенка потащила. Тоже нелогичненько.

И третье – дача была совершенно в другой стороне города. Тогда куда и зачем поехали мои родные в такую рань? Этот вопрос тоже остается открытым на протяжении шестнадцати лет.

Я тогда сильно замкнулся в себе, стал озлобленным, дяде пришлось со мной непросто. Сам не понимаю, как доучился и смог поступить. Но потом учеба втянула меня, я корпел над учебниками денно и нощно, и только это не дало мне сорваться и пойти по наклонной.

Когда я прошел интернатуру, то устроился работать в обычную городскую больницу скорой помощи. Мне нравилась моя работа, нравилось помогать людям, порой даже спасать жизни. И в одно из дежурств к нам поступила студентка с приступом аппендицита. А дальше все, как в классике жанра: я ее прооперировал, она мне благодарна по гроб жизни, завязались отношения, которые продолжались целый год. Первое время были крышесносные эмоции, я дышать не мог без Ани, а каждая смена превратилась в изощренную пытку, потому что она была от меня далеко. Все свои выходные я проводил с любимой, сутками мог не слезать с нее, все время хотелось касаться, обнимать и целовать ее миниатюрную и хрупкую фигурку. Мне казалось, что у нас с Аней все хорошо, я даже умудрился со своей скромной зарплаты отложить денег и купить кольцо с бриллиантом, как она и мечтала: как-то любимая забыла включить блокировку, и я увидел, что она заходила на сайт ювелирного, рассматривала кольца. Намек понял. Каким же зеленым идиотом я был! На следующий же день я зашел в ординаторскую, где увидел голую волосатую задницу нашего заведующего отделением и раскинутые в стороны ноги своей любимой девушки, без пяти минут невесты.

Она до того противно взвизгнула, что я весь скривился.

– Лев, это не то, что ты подумал, все не так… Я люблю тебя, правда, – лепетала эта лживая сука.

– Заткнись, – зло, но тихо бросил я.

– Ворошинский, почему вы не на операции? – пытаясь спасти свой авторитет, спрашивает завотделением, застегивая ширинку.

– Пациент скончался, операция даже не успела начаться, – коротко бросил я, стараясь держать себя в руках и не разнести тут все к хуям собачьим.

– Вот как, – задумчиво протянул мой непосредственный начальник, встав напротив меня, заслонив Аню, которая в это время торопливо натягивала белье.

Я же прошел, распахнул дверцу шкафа, достал из кармана бархатную коробочку и бросил ею в завотделением со словами:

– Подарите его этой шлюшке, она давно о нем мечтала. Не тратьте зря денег из семейного бюджета, – с ехидной улыбочкой протянул, смотря, как вытягивается лицо моей экс-любовницы.

– Сева?..– изумленно она уставилась на мужчину, который к слову, хоть и выглядел неплохо, но был почти вдвое старше нее.

– А что, милая, Всеволод Геннадьевич не сообщил тебе, что давно и прочно женат? – продолжаю потешаться, хоть внутри меня такая боль, будтоя провожу полостную операцию без наркоза, а руки трясутся от негативных эмоций. – Чего тебе не хватало? – уже горько и обреченно.

И вдруг она вся подобралась, расправила плечи, глаза приобрели хищное выражение и обвинительным тоном выдала:

– Тебя никогда не было рядом, ты все время был на работе! Ты любишь только себя и свою долбанную работу! Мне было скучно: ты мог говорить только о своих пациентах! А я молодая, мне нужно внимание, забота, мы даже с тобой не ходили практически никуда! Только в кино да рестораны. А как же выставки? А прогулка на пароходе? А романтический ужин на крыше?! Да и, в конце концов, я не готова всю свою молодость загубить на тебя с твоей нищенской зарплатой!

– И поэтому ты метнулась к Всеволоду Геннадьевичу? – выгнув бровь, уточнил я.

– Да, в один из дней я безумно соскучилась по тебе, мне стало одиноко, ты не отвечал на звонки, и я приехала в отделение. Но ты, как всегда, был на своей операции!! А в ординаторской был мужчина, Сева. Мы разговорились. И я поняла, что вот он – мужчина моей мечты. И, о, чудо, свободного времени на меня у него оказалось больше, чем у тебя.

– Но есть один недостаток у этого идеального мужчины – он женат, да, Анечка?

– Сева разведется, да, Сева? – и переводит заискивающий взгляд на начальника. Поправлюсь, почти экс-начальника.

Казалось, даже если Аню и удивило то, что ее любовник несвободен, то она быстро с этим справилась и не смущалась. Поразительные перемены!

– Ээээ, ну, – начал блеять Всеволод Геннадьевич. Очевидно, что дальше постельных утех на диванчике в ординаторской он знакомство с моей девушкой заводить не собирался. А вот хваткая Анечка была иного мнения. Но это уже ее проблемы.

– В общем, разбирайтесь сами голубки. Меня это уже не интересует. Мне еще надо успеть в бухгалтерию.

– Зачем? – непонимающе уставился на меня Всеволод Геннадьевич.

– За расчетом и трудовой. Работать больше я здесь не буду.

– Подождите, Ворошинский, но это непрофессионально – бросить работу из-за какого-то недоразумения! – тут Анечка снова противно-возмущенно взвизгнула, резанув мои несчастные перепонки. Да что ж такое-то,а?! – Кто будет делать операции? Тем более у вас есть и плановые!

– Непрофессионально – пихать свой хер на рабочем месте в чужую женщину, Всеволод Геннадьевич. Причем даже не в своем кабинете. Вместо того, чтобы контролировать отделение и работу других врачей. Вот это непрофессионально. А я согласно законодательству и заключенному трудовому договору имею право уйти с занимаемой должности в любой момент. Всего вам доброго. Совет да любовь, – и ухожу, даже не взглянув на прощание на девушку, которая успела отрастить нехилую корневую систему в моем сердце. Что ж, придется найти мощный яд, чтобы все вытравить и оставить только голую пустошь.

В коридоре меня нагоняет Анечка и тянет за руку. Я брезгливо стряхнул ее пальцы с локтя. От нее не укрылось мое выражение лица.

– Львенок, ну зачем же ты так… Я же все равно тебя люблю…– и призывно улыбается.

А я стою, смотрю на эту шлюшку и думаю: я вообще адекватный, не? Как так получилось, что я был по уши влюблен в эгоистичную, мерзкую и тупую шалаву?! Учитывая, как просто она отделалась от шока, что я их застукал, наверно, это не первая ее измена. Завтра же запишусь на анализы и к урологу. Не хватало еще ЗППП на память оставить. Мне волосатой задницы Всеволода Геннадьевича до конца дней моих хватит.

– Вот что, милая. Я тебе не львенок. Львенок вырос в грозного бешеного льва и запросто перегрызет глотку любой шлюхе и выплюнет ее в первую попавшуюся мусорную кучу. Потому что у льва аллергия на шалав вроде тебя!

Лицо Анечки тут же скривилось:

– А знаешь, я ни о чем не жалею! Все равно бы у нас ничего не вышло: ты не амбициозен, не сможешь заработать столько, чтобы твоя семья ни в чем не нуждалась! Я жалею, что потратила целый год своей молодости! А она, считай почти прошла! – и картинно заламывает руки.

– Тебе двадцать, девочка, – саркастично замечаю я, ухмыльнувшись уголком губ.

– Вот именно! Двадцать! Время, когда хочется романтики, внимания и любви, чтобы меня одаривали подарками …– мечтательно протянула эта мелкая сучка.

– У тебя это все было, Аня. Просто ты не сумела этого оценить. А теперь прощай. У меня много дел.

И я ушел. Больше я не работал в этой больнице ни дня. Не видел и не слышал ни про Аню, ни про, упаси Господь, Всеволода Геннадьевича. Неделю я пил, не просыхая. Ни друзья, ни бывшие коллеги, ни дядя не могли воззвать к моему разуму. А мне просто нужно было напиться. Напиться, заспиртовать то ужасное чувство обиды, несправедливости, гадливости и использованности. А потом поднести к нему зажженную спичку и бах! Стоять на краю и смотреть, как догорают останки этого мерзкого чудовища вместе с любовью. Ну ее к херам! К счастью, в мире еще полно всякого разного, что может принести неземное удовольствие. Так что будь благословенен тот, кто придумал секс, наркотики и рок-н-ролл.

Поступок шлюшки-Ани послужил катализатором к тому, чтобы тотально изменить свою жизнь. От государственных больниц пришлось отказаться – уровень дохода там не тот. Пришлось идти в частную клинику. Благо дядя откуда-то откопал знакомых, которые помогли с трудоустройством. Мне кажется, он бы и черта достал из преисподней, лишь бы я снова не возвращался к алкоголю.

Чуть больше полугода я откровенно плевал в потолок и скучал. Серьезных операций не было, жизнь спасать никому не надо было, максимум – наблюдать перелом и вправить вывих. Я бездельничал и периодически потрахивал медсестричек. Каждую не больше двух раз, чтобы не надеялись на всякую ванильную хрень вроде отношений. Когда тунеядство достигло апогея, а свободные (и несвободные) медсестрички кончились, я уволился. И понял, что мне нужно вернуться к тому, зачем я пришел в медицину: спасать и лечить людей, но при этом иметь хорошие деньги. И так родилась идея открыть свою частную клинику.

От родителей в наследство мне достался частный дом, в котором мы с сестренкой выросли и я был счастлив шестнадцать лет. После их смерти я психологически не смог туда вернуться, и он стоял все это время безлюдный и пустой. Ни минуты не колеблясь, я продал его и пустил деньги в бизнес. И неожиданно прогорел. Мое детище продержалось чуть меньше года, когда я понял, что клинику придется закрывать.

Но неожиданно ко мне пришел с предложением некто Арсений Михайлович Петренко, как выяснилось позднее, широко известный в криминальных кругах. И предложил:

– Лев, несмотря на твою молодость, ты очень известен как талантливый и способный врач. Но вот бизнесмен из тебя паршивый. Я могу помочь тебе с последним, плюс проинвестировать эту клинику, подобрать клиентуру.

– А взамен?

– Взамен сущий пустяк. Ты сможешь заниматься тем, что нравится, где чувствуешь себя, как рыба в воде, – продолжал меня уговаривать этот скользкий тип.

– И что же взамен? Я хочу знать, на что иду.

– Какой настырный, – неожиданно наклоняется ко мне через стол и говорит жестким голосом, заглядывая холодным взглядом прямо в душу. – Ты должен будешь держать язык за зубами и закрывать глаза на то, кто к тебе поступает на операционный стол, какие личности.

– Иными словами, продать душу дьяволу, – иронизирую я.

– Примерно так. Но зато смотри, что ты имеешь: делаешь операции, спасаешь жизни – раз. Хорошие бабки – два. И ты останешься владельцем. Я просто буду иметь определенный процент с деятельности – три. И в-четвертых, у тебя будет «крыша». Да и вообще, все административные и организационные вопросы беру на себя.

Не знаю, под каким влиянием, что я тогда пил/курил, но я соглашаюсь на эту пожизненную кабалу. И понеслось: у меня в пациентах были участники поножовщины, перестрелок, автокатастроф, криминальные авторитеты и бандиты. Естественно, все это без участия полиции. Именно за это клиенты и платили космические суммы. Но я старался отключать голову и просто делать свое дело. А совесть просто заливаю дорогим алкоголем, чтобы она в нем захлебнулась и сдохла. Но она всего лишь притихает на время, снова выползая в ответственный момент. Но с годами мне стало плевать.

И, как ни странно, дело пошло на лад. В считанные месяцы клиника «поднялась с колен» и даже расширилась, а мне на счет регулярно поступали нехилые суммы денег. Я довольно скоро обзавелся просторной квартирой в новостройке, шикарной машиной, а оставшиеся деньги просто откладывал, потому что тратить их не было времени от слова «вообще». Я работал, как проклятый месяцами без выходных, проводя операцию за операцией. Я редко ночевал у себя в квартире, боясь в таком состоянии садиться за руль, предпочитая вздремнуть несколько часов на диване у себя в кабинете.

Я также не заморачивался с удовлетворением собственных потребностей, благо штат клиники большой, а я по статусу мог теперь позволить не только секс с медсестрами, но и с администраторами и даже врачами. Петренко если и знал, что я использую женскую часть персонала в целях удовлетворения собственных потребностей, то смотрел на это сквозь пальцы. Моему партнеру главное, чтобы операции делались по часам. И я работал, как конвейер, не жалея себя.

Но все же, хоть я и не чувствовал ничего, видимо мой предел настал, когда я курил на крыльце одну сигарету за другой после смерти пациента прямо на столе. Я знал, что так бывает, и это не первый пациент на моем личном кладбище, но почему-то не мог принять именно его смерть. Хотя, откровенно говоря, у него не было никаких шансов, и я это понял, стоило увидеть жизненные показатели на приборах. И этот инцидент, видимо и сыграл решающую роль, потому что Арсений насильно отправил меня на выходные. Аж на целых два дня.

– Отоспись, приведи себя в порядок, наконец. Пациентам-то под наркозом по барабану, как выглядит их врач, а вот наши искушенные медсестрички скоро перестанут давать такому упырю, на которого ты стал похож, – хохотнул Петренко. Ага, значит все же в курсе. – Да и разнообразие не помешает. В общем, раньше понедельника не смей тут появляться.

И вот я в кои-то веки лежу в собственной кровати, в своей квартире в полшестого утра. Меня раздирает от желания курить, но впервые в жизни накатывает приступ лени. Решив, что покурить можно и через полчаса, поворачиваюсь на бок и вдруг взглядом натыкаюсь на обнаженную женскую спину. Это еще что за нахер?! Видимо, я не хило так упился вчера, раз притащил в свою берлогу какую-то девицу. И судя по тому, что мы оба лежим обнаженные в моей постели, у нас был секс. Перевожу взгляд на тумбочку. Ага, надорванная упаковка презерватива свидетельствует о том, что у нас был защищенный секс. Слава тебе господи.

Только я хотел ее растолкать, как девица сама повернулась и чарующе улыбнулась:

– Доброе утро, котик.

Меня аж перекосило. Мало того, что терпеть ненавижу, когда девушки разводят зверинец, наивно полагая, что это умиляет мужчин, так еще и любые звуки резали слух, вызывая очередной приступ головной боли. Поэтому стараюсь избавиться от раздражающего фактора как можно скорее:

– Собралась и свалила.

– Но, котик, ты же говорил… – начинает эта тупая курица.

– Я ничего не помню, а раз я ничего не помню, то этого и не было.

– Сейчас же раннее утро, куда я поеду в такую рань? – не унимается шалава, чем вывела меня из себя. А это, заметьте, не так-то просто сделать.

– Домой, блять! Так что оделась и вон отсюда, проваливай на хрен! – мне кажется, мой ор слышали соседи на всех двадцати этажах. Похуй. Я ночую тут раз в пятилетку, разок можно и потерпеть.

Красавица нехотя встала, собрала разбросанные по полу шмотки и, бубня себе что-то под нос (подозреваю нелестный отзыв в мой адрес), наконец, покинула мою квартиру. Я даже не потрудился ее проводить. Зачем? Я же не чертов джентльмен. Зато я знаю точно, что второй раз она не захочет со мной трахаться, значит, не будет никаких проблем и головняков, как отвязаться от назойливой проститутки.

Нет, я не превратился с годами в женоненавистника, ни в коем случае, просто, чем больше я встречаю женщин на своем пути, тем больше убеждаюсь в том, что кроме того, что между ног, у них и взять-то нечего. Сейчас все озабочены тем, чтобы найти покровителя, который и оденет, обует, на острова свозит и еще и денежку даст на карманные расходы. А она при этом широко ножки раздвинет и, собственно, все. О чувствах и речи не идет! Чем не проституция? За мои тридцать с небольшим мне ни разу не попалась девушка, которая умела бы нормально готовить, ее интересовало, как мои дела и что происходит на работе, да как у меня вообще с настроением! Нет! Но зато всех из мною встреченных, буквально поголовно интересовали средства на моих банковских счетах, год выпуска моей машины и размер члена в штанах. Возможно, я не там ищу. Но пока мне не требуется большего, поэтому я и не огорчаюсь по таким пустякам.

В целом мой день прошел странно – скучно, я не знал, чем заняться. За годы интенсивной работы я разучился просто отдыхать. Не выдержав, к вечеру решил выйти прогуляться и заодно где-нибудь поужинать вне дома. Один для разнообразия.

Несмотря на начинающийся мелкий дождик, я решил все же прогуляться пешком, раз уж по моей глупости я пропустил утреннюю пробежку.

Я медленно брел по улице среди спешащих куда-то людей, как неожиданно заметил, что впереди кто-то толкнул хрупкую девушку, и она полетела в мою сторону, но я не успел добежать и поймать ее, как она ударилась головой об асфальт и потеряла сознание.

Глава 4

Мадина

Я никак не могла проснуться. Тело болело настолько, что я боялась пошевелиться, но больше всего болела голова. Она раскалывалась так, что, казалось, кто-то методично стучит изнутри молотком. А еще нещадно хотелось пить. Но это не главное. Меня пугало то, что я не помнила, что со мной случилось. Как я здесь оказалась? Где я вообще?

И тут совсем рядом раздались голоса. Мужские. И они о чем-то спорили.

– Зачем ты приволок сюда эту бомжиху, Лев? Мы не больница скорой помощи и не благотворительная организация, а серьезная частная клиника! Мы не оказываем помощь кому попало! – вещал сердитый бас. И я поняла: я в больнице, судя по всему частной. Я упала, а потом…потом оказалась здесь.

– Я в первую очередь врач, Сеня, а уже потом работник этой клиники. Девушка упала у меня на глазах, сильно ударилась головой. Ей требовалась немедленная помощь! Она просто могла не дожить до приезда «скорой»! Нам крупно повезло, что не было кровоизлияния в мозг, – отвечал ему жестко другой мужчина. Голос у него был властный, холодный, но все равно приятный слуху. Он заволакивал сознание, и хотелось идти на него, как на спасительный свет. Я поняла, что речь идет обо мне, и решила подслушать разговор этих двух мужчин, не подавая признаков жизни.

– Нам? Повезло?! Выходные дурно на тебя влияют. Эта девушка принесет нам кучу неприятностей, особенно, когда клиенты прознают, что мы оказываем помощь кому попало. Это же инфекции, зараза, антисанитария! – распалялся первый собеседник.– Заканчивай свои процедуры, приводи замарашку в чувство, и чтоб ноги ее тут не было.

– Уймись, Арсений, – ледяным тоном осадил его второй мужчина. Таким голосом можно воду в стакане заморозить. – Она остается здесь. Имею право раз в жизни воспользоваться служебным положением, тем более, что это моя клиника, и я тут провожу операции. И, кажется, имидж – твоя забота? Вот и займешься им, если возникнет такая необходимость. И, да, она – не бомжиха. Да, одета просто, недорого, но чисто и опрятно, сама ухожена. В ушах гвоздики с брюликами, между прочим. Удивляет другое – не так давно ее сильно избили: у девушки перелом двух ребер, травма носа, многочисленные гематомы и раны, из которых я битый час доставал осколки стекла, а на спине живого места не осталось.

– Только этого нам еще не хватало! А если она – жертва одного из наших клиентов?! Ты представляешь, какой будет резонанс?! А я не хочу, знаешь ли, на плаху из-за какой-то неизвестной девки.

– Вот и разберешься с конфликтом, если он возникнет. А вообще – не трепись и все будет нормально.

Тут уже я не выдержала: горло сильно саднило из-за сухости, безумно хотелось пить. Я раскрыла глаза, чтобы сначала оглядеться. Успела только увидеть потолок палаты, который начал резко плавать, вызывая очередной приступ тошноты. Я застонала. И в поле моего зрения тут же попались два мужчины.

– Очнулась? Говорить можешь? Сколько пальцев видишь? – посыпались на меня вопросы. Стоит признать, он был очень привлекателен: достаточно молод, хоть и старше меня, темные умные глаза, которые внимательно смотрят из-под насупленных бровей, прямой нос и четко очерченные губы, легкая небритость придает мужчине брутальности, вьющиеся темные волосы с серебристыми нитками седины. Форма врача не могла скрыть широкие плечи и сильные руки.

– Пить, – только и смогла я прохрипеть, слегка прикрывая глаза, чтобы унять подкатывающую тошноту.

– Так, так, так, не спим, девочка, слышишь?! Посмотри на меня, – говорил со мной врач, поднося при этом стакан с водой к губам. – Небольшой глоток, много пока нельзя. Что-то болит? Тошнит? Как себя чувствуешь? – продолжал допрос доктор.

– Тошнит, голова кружится и болит…везде.

– Немудрено, у тебя сотрясение. Как тебя зовут?

Только я хотела назвать свое имя, как наткнулась на ледяной и презрительный взгляд второго мужчины. Высокий, мощный, смуглый, весь в черном, с аккуратно подстриженной бородой, он внимательно, изучающе смотрел на меня, словно пытался просканировать изнутри, как рентгеном, чтобы добраться до мыслей. От него за версту веяло опасностью, которая не только настораживала, но и очень меня пугала в данном случае. Эта поза и насмешливый взгляд в мой адрес были до боли знакомы: партнеры и друзья отца смотрели также, словно они – хозяева этой жизни, а ты, так или иначе, подчинишься их воле.

– Я… я не помню… – соврала я, отводя глаза от этого опасного мужчины. Моя интуиция подсказывала мне, что стоит мне сказать, кто я, как весь мой план побега рассыплется, как прах. Мой ушибленный мозг сигнализировал, что нужно подальше держаться от этого мужчины, напоминающего зверя, готового к опасному прыжку.

– Заебись, Ворошинский! Ты притащил девку без определенного места жительства и да еще и с потерей памяти! – взорвался собеседник доктора.

– Остынь, Арсений, не заводись, – холодно произнес доктор.

– Вот что, ребятки. Я не дам тебе угробить дело, в которое я до хуя вложил бабла, сил и времени, к тому же стабильно приносящее доход! Поэтому даю на все про все сутки, и чтобы к завтрашнему утру ее – тычет в меня пальцем, при этом глядя в глаза врачу, – и след простыл. У меня все, – и выходит из палаты, не оборачиваясь и от души хлопнув дверью, что я аж вздрогнула.

– Вы не поможете мне встать? Мне надо идти, – попросила я человека, спасшего мне жизнь, имени которого я до сих пор не знала. Но он почему-то не вызывал у меня никаких опасений. Наоборот, ему очень хотелось довериться, поделиться проблемами и положиться на него, как на мужчину. Не знаю, чем мотивировано мое желание, но в своих чувствах по отношению к доктору я не сомневалась.

– У тебя сотрясение мозга, потеря памяти, перелом, многочисленные порезы и гематомы. У тебя лицо разбито, а кожа на спине просто в лоскуты, куда ты собралась? – возмутился доктор.

– Мне надо уйти, – упрямо повторила я, пытаясь встать. – И у меня нет потери памяти.

Врач кинулся ко мне, надавив слегка руками на плечи, снова укладывая в постель.

– Тебе нужен постельный режим, а не разгуливать по городу, где ты снова можешь нарваться на того, кто напал на тебя! – чувствую, что доктор теряет терпение, а, значит, скорее надо делать ноги отсюда. Тем более, наверняка, работники больницы сообщили в полицию обо мне. А мне категорически нельзя с ними сталкиваться! У отца половина отделения «прикормлена», его сотрудники тут же доложат о моем местонахождении. А этого допустить никак нельзя! Иначе выйдет, что моя мамочка подставила себя под удар совершенно зря. О том, что ей достанется, я не сомневалась. При упоминании моего самого родного человека, сердце защемило, на глазах непроизвольно выступили слезы, горло сдавило спазмом. «Мамочка, ты только держись, дождись меня, пожалуйста…».

– Сколько времени я без сознания? – все же сумела выдавить из себя.

– Часов пять. Мне пришлось ввести тебе наркоз, потому что надо было обработать и зашить раны. Хорошо, что у тебя не оказалось аллергии на лекарства, – пояснил мужчина, сверля меня внимательным взглядом.

Я снова предприняла попытку принять вертикальное положение.

– Тогда мне тем более надо идти. Спасибо вам огромное за помощь. Как я могу вас отблагодарить? Денег у меня немного, но я могу отработать, например, убраться. К сожалению, больше я ничего не умею, – добавила уже чуть слышно, опустив глаза.

– Что ты заладила: уйти да уйти! Нельзя так относиться к собственному здоровью! В конце концов, я – твой лечащий врач, и я запрещаю тебе какие-либо передвижения!

– Поймите, – решаюсь объяснить немного свою ситуацию, – мне никак сейчас нельзя встречаться с полицией! Пожалуйста! Дайте мне просто уйти! И чем меньше людей увидит меня, тем будет безопасней. Для всех. Да и я не хочу, чтобы у вас были проблемы. Ваш начальник четко сказал, что мне надо убираться отсюда.

– Он мне не начальник. Это моя клиника. Я – совладелец. И только я, как врач, решаю, сколько нужно находиться пациенту в стенах этого здания. И с чего ты вообще решила, что кто-то вызвал полицию? – вопросительно посмотрел на меня врач, подходя ближе.

– А разве… в таких случаях…ну, с травмами…не сообщают в полицию? – пролепетала я.

– Девочка, это частная клиника. И мы не приглашаем полицейских по случаю и без. Клиенты нашей клиники – серьезные люди, и платят большие деньги, чтобы их не беспокоили в том числе. Как, говоришь, тебя зовут? – резко сменил тему мужчина.

Я снова растерялась. Внутренне я чувствую, что могу доверять ему, и мне хочется хоть кому-то открыть душу, почувствовать себя слабой, под защитой надежного мужчины. Но я не могу ошибиться. Слишком высокая цена – жизни моя и моей мамы. И я вру. Вру человеку, который спас мне жизнь, подобрал на улице, словно бездомного котенка, лечил меня, хотя мог пройти мимо, как многие. Да, я чувствую себя гадко, потому что в моих жизненных устоях вранье считается тяжелым проступком. Но как бы то ни было, у меня есть оправдание этому.

– Маша. Мария, – говорю уже тверже.

Доктор лишь усмехается краешком губ, внимательно рассматривая меня, словно увидел впервые.

– Что-то не так? – решаюсь все же спросить, хоть и боюсь услышать то, что он мне ответит.

– В первый раз встречаю девушку с восточной внешностью с исконно-русским именем Маша. Интересно…

Я громко сглатываю, чем, наверно, выдаю себя с головой. Однако, продолжаю стоять на своем, предпочитая сделать вид, что не услышала последней фразы.

– И все-таки, доктор, какой бы не была охраняемой клиника, мне нужно уйти, меня ждут… – пытаюсь снова вернуться к начальной теме.

– Кто и где тебя ждет?

– Близкий человек. Адрес, к сожалению, я не могу сказать. Не спрашивайте меня больше ни о чем, прошу.

– Значит, так, девочка. Никто тебя нигде не ждет. Ты мне нагло врешь. Я нашел тебя с переломом, порезами и гематомами. Их не получить, просто упав, спотыкнувшись или ударившись о косяк. Значит, тебе досталось от кого-то. Ты была в неприметной одежде, возможно, пыталась скрыться. И сейчас ты нервничаешь, постоянно пытаешься убежать и боишься прихода полиции. Соответственно, ты скрываешься. Я прав?

Я поджимаю губы, отвернув голову к окну. Я не хочу говорить ему правды не только потому, что опасаюсь его, но и потому, что если мой отец меня найдет, то под раздачу попадет и доктор. А я, как никто другой, знаю всю степень гнева Мурата Алиева.

– Вы, кажется, не ту профессию выбрали, доктор, – бурчу я, недовольная тем, что меня раскрыли. – Наша полиция много потеряла в вашем лице.

Неожиданно он расхохотался.

– Нет, девочка, я определенно на своем месте. Просто так уж вышло, что я научился замечать и подмечать все детали. С моей работой это очень важно, – разведя руками, произносит доктор, имени которого я до сих пор не удосужилась у него спросить, но слышала, как к нему обращался тот, второй мужчина. Лев. Именно так звали моего единственного друга и первую любовь. Почему-то невольно с тоской сейчас вспомнила о том худоватом, угловатом пареньке, который смог пробудить во мне первые чувства, несмотря на то, что я была совсем-совсем малышкой.

– Вот как мы с тобой поступим. Сейчас ты отдохнешь. Я вколю тебе успокоительное, потому что тебе надо поспать. А я, раз уж здесь оказался, закончу кое-какие дела. А потом, когда ты проснешься, мы уедем, раз уж ты настаиваешь, – сменив тон на серьезный, уведомляет меня мой спаситель.

– Куда? – спрашиваю я только о последнем.

– Раз ты оказалась ночью на улице, значит, все же идти тебе некуда. Соответственно, у нас один выход – ко мне домой.

Я в ужасе смотрю на врача:

– Нет, мы не можем так поступить, я не могу к вам поехать! Просто отпустите меня, Лев, пожалуйста.

– Успокойся, – властно и холодно произносит он. – Я не собираюсь тебя насиловать, если ты переживаешь об этом. Знаешь ли, меня не привлекают маленькие девочки.

Я вспыхнула до корней волос. Об этой стороне ситуации я даже и не думала. Нет, я понимаю, что Лев – взрослый мужчина, у него есть свои физиологические потребности, однако, мне, как истинной женщине, стало обидно от последних слов.

– Дело не в этом, Лев. Когда меня найдут, – намеренно говорю так, потому что уверена, что моих сил не хватит, чтобы долго противостоять отцу и скрываться от него. В конце концов, у него деньги, власть и огромные связи во всех сферах жизни. А у меня… А что есть у меня? Кроме желания жить своей жизнью и спать спокойно, не шарахаясь звуков за дверью? Верно, ничего. Поэтому я уверена, что мой бунт не продлится долго, потому что мне просто напросто нечего противопоставить отцу. – Пострадаете в первую очередь вы. Я бы не хотела таким образом отплатить вам за все, что вы для меня сделали.

Он лишь усмехнулся, прочесав пятерней свои волосы и посмотрев на меня снисходительно:

– Маша, запомни одну прописную истину, которая тебе обязательно пригодится во взрослой жизни: никогда и ничего не решай за мужчину. Не мешай ему совершать добрые поступки в отношении женщины. Иначе он быстро к этому привыкнет и сядет тебе на шею. И не будет не то что каменной стены, за которой ты должна будешь прятаться, но и элементарной помощи.

Меня снова укололи его слова. И не пойму, что обидело меня больше: то, что он снова сказал, что я маленькая, несмышленая девочка (хоть я с этим и не согласна), или то, что он вздумал учить меня жизни. Я просто отвернула голову, переведя взгляд в окно.

Неожиданно я почувствовала резкий укол в руку. Оборачиваюсь, а рядом стоит Лев со шприцем в руке.

– Выкинь все мысли из головы, отдыхай. А потом поступим так, как я решил.

«А мне нравится его командный тон и властное поведение…» -проносится в моей голове, прежде чем я проваливаюсь в сон без сновидений.

Глава 5

Мадина

Машина останавливается возле элитного жилого комплекса, состоящего из большого количества ярких, красивых домов, они очень высокие, в одном из них я насчитала двадцать пять этажей. Это значит, что тут очень много квартир, и можно с легкостью затеряться. Да, страх перед отцом мешает мне восхититься в полной мере тем местом, куда привез меня Лев. А здесь есть на что посмотреть: небольшой парк с беговыми дорожками, детская площадка, много красивых лавочек, чтобы мамочки могли присесть и отдохнуть в тени американских кленов. И что больше всего меня порадовало, так это охрана на въезде, шлагбаум и камеры. Просто так, без звонка сюда не попасть. Так что, должна признать, на настоящий момент это идеальное место для того, чтобы притаиться и подумать, как быть дальше. Вот если бы еще и с мамой удалось связаться…

Тоска по маме рвет мое сердце на британский флаг. Я уверена, что ей очень досталось от отца из-за моего побега, и сейчас сильно жалею, что не послушала ее и не потащила за собой. От бессилия сжимаю кулаки, вгоняя ногти в ладонь, но даже эта боль меня не отрезвляет. Хочется что-то сломать, разбить, и орать во всю глотку, задавая одни и те же вопросы, на которые нет ответа: «За что?! Почему?!».

– Все в порядке? – раздается голос справа, вырывая меня из мысленной агонии, от чего я вздрагиваю. Оказывается, Лев успел заглушить мотор, выйти и открыть дверь с моей стороны, а я даже и не заметила.

– Да, все в порядке, просто задумалась, извините.

Мужчина протягивает мне руку, помогая выбраться из автомобиля. Я стараюсь двигаться аккуратно, но, несмотря на то, что перед выездом я приняла обезболивающее, все мое тело ноет, особенно там, где сломаны ребра, и спина не дает покоя. Я старалась не прислоняться к сидению, потому что любое прикосновение было подобно разряду тока в двести двадцать вольт.

Я задрала голову, всматриваясь в окна. Интересно, на каком этаже живет мой спаситель?

– Мои окна выходят на другую сторону, – Лев словно читает мои мысли. – Пойдем, не будем стоять на улице, сегодня холодно.

Мы проходим мимо консьержа, которым на удивление оказался не бабушка или дедушка, как это чаще всего бывает, а вполне себе молодой мужчина крепкого телосложения. Еще один плюс в пользу моего временного пристанища.

Квартира Льва очень большая. Но она не выглядит уютной или даже жилой. Все в серых тонах, очень много хрома. Напоминает больше офис, а местами музей. Нет, видно, что над ней поработал дизайнер, все подобрано со вкусом, и смотрится богато, но я не представляю тут уютных посиделок за просмотром фильма, или ночных чаепитий с домашним пирогом, не вижу, как тут будут носиться дети, переворачивая все вверх дном.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – раздается голос позади меня.

Безропотно следую за мужчиной. Представленная спальня такая же безликая и до оскомины официальная. Большая, я бы даже сказала огромная, кровать посередине, прикроватная тумбочка, шкаф вдоль стены справа, письменный стол и кресло. Единственное, что выбивалось из всей этой картины минимализма – ковер с длинным ворсом. И выглядел он настолько соблазнительно, что хотелось подойти и пальцами зарыться в длинный ворс, ощутить мягкость покрытия.

Я поворачиваюсь и впервые внимательно, как завороженная, смотрю в темные, а в сумраке комнаты кажущиеся черными глаза мужчины и тихо, но искренне и от души произношу:

– Спасибо вам. За все.

Лев еще сильнее сводит свои широкие брови, и делает вид, что не услышал сказанного мной.

– Моя комната находится напротив, если что-то понадобится, позови. В любое время. Здесь твои лекарства, – кладет пакетик на прикроватную тумбочку. – Здесь рецепт, там указано, что, в каких дозах и когда принимать. А это твои вещи, – протягивает мой рюкзачок, который я поначалу и не заметила. Я беру его, нечаянно задевая пальцы мужчины. И меня как будто током ударило. Захотелось продлить это прикосновение, ощутить силу этих рук, которые в силах и жизнь спасти, и защитить, и, я уверена, подарить нежность. Что со мной происходит? Почему я так реагирую на этого мужчину?

Я очень плохо спала ночью: несмотря на принятое лекарство с вечера, любое движение приносило мне боль, а спина горела от прикосновения ткани. Под утро, утомленная невозможностью уснуть, я просто сняла футболку и скинула ее на пол. И только после этого, устроившись на подушке максимально аккуратно, мне удалось ненадолго вздремнуть.

Меня разбудило то, что кто-то аккуратно тряс меня за плечо и звал по имени. С трудом открываю глаза, в первые секунды не понимая, где нахожусь, привыкая к тусклому освещению комнаты. Перевожу взгляд на стоящего напротив мужчину. Лев! Взвизгиваю, потому что я совершенно обнажена до пояса, а простыня, которой я укрывалась, сползла, обнажая мою грудь. Резко вскакиваю, стону от прострелившей боли, но натягиваю простынь до самого подбородка.

– Спокойно, Маша, – незнакомое имя режет слух, но я вспоминаю, что сама им же и назвалась. – Не дергайся, я же врач, меня ничем подобным не удивишь, – спокойно, с мягкой улыбкой произносит он.

– Сейчас вы стоите рядом со мной не как врач, и мы не в больнице, – пытаюсь возразить, не смея поднять глаз на мужчину, сгорая от стыда.

– Как раз-таки сейчас я стою, как врач. Я пришел обработать твои раны на спине и дать тебе выпить антибиотик, прежде чем я уйду на работу. Его надо принимать в одно и то же время.

– Извините, я… у меня очень болела спина, не могла уснуть и подумала, что без футболки мне будет легче, – начала я оправдываться. Господи, как теперь в глаза-то ему смотреть?! Наверно, мне еще никогда в жизни не было так стыдно. Почему-то мне было не все равно, что подумает именно этот мужчина.

– Маша, прекрати оправдываться, тебе просто надо было разбудить меня. Я же сказал, чтобы ты обращалась ко мне по любому вопросу и в любое время.

– Но как же… Вам же с утра на работу, вы же отвечаете за жизни людей. А я… могу и потерпеть, ничего страшного, – снова пробормотала, смущаясь присутствия Льва.

Послышался неопределенный смешок, от чего я все же поднимаю свой взгляд к лицу мужчины, и вижу в его глазах сменяющие друг друга эмоции: разочарование, тоску и …злость. Пугаюсь, принимая все на свой счет, хочу инстинктивно от него отодвинуться, но в этот момент его лицо снова становится спокойным и ничего не выражающим.

– Маша, давай я помогу тебе лечь на живот и помажу спину, мазь немного облегчит твое состояние, и ты сможешь еще поспать, – мягко произносит врач.

– Нет! – довольно поспешно отвечаю я. От чего снова смущаюсь и прикрываю рот рукой, в очередной раз заливаясь краской. – Я сама.

– Маша, перестань…– начинает Лев.

– Пожалуйста, – я все же поднимаю взгляд и умоляюще смотрю на него, надеясь, что он все прочтет по моим глазам. И слава Аллаху, Лев – очень понятливый мужчина: со вздохом, закатывая глаза, он отворачивается и ждет, пока я перевернусь на живот.

Вздрагиваю, когда моей спины касается шершавая рука, размазывая холодную мазь.

– Придется потерпеть, маленькая. У меня кончились перчатки, а руки все сухие и шершавые от спирта, которым я щедро обрабатываю их перед операциями, – извиняясь, произносит Лев.

– Все в порядке. Просто мазь холодная, это все от неожиданности. Спасибо вам, что возитесь со мной. Я даже и не знаю, как вас благодарить, – смущаясь, произношу я.

– Простого «спасибо» и твоего выздоровления будет достаточно, – я слышу улыбку в голосе этого мужчины, и почему-то хочется улыбаться ему в ответ. – Я закончил. Полежи так еще немного, пусть мазь впитается. Я оставил таблетку и стакан воды, выпьешь через полчаса. Не забудь! Я проконтролировать не смогу, мне пора бежать на работу. Постарайся лишний раз не двигаться, тебе положен постельный режим. Завтрак найдешь на плите. Вот здесь мой номер телефона, если что, звони.

– Спасибо, но боюсь, он мне не поможет – у меня нет телефона.

– Понятно, – протягивает Лев и выходит из комнаты.

А я неожиданно задумалась. А действительно, чем я могу отблагодарить этого мужчину? То, что моя совесть не позволит пользоваться его добротой безвозмездно – однозначно.

Лев

От мыслей об этой необычной девочке Маше с восточной внешностью меня спасали операции, идущие одна за другой. Во время работы я всегда отключался и сосредотачивался на пациенте, лежащем на операционном столе, оставляя все мысли и эмоции за дверьми операционной.

Но вот последняя операция позади. В коридоре меня ожидают товарищи бандита, из которого я только что извлек пулю.

– Что скажете, доктор? – спрашивает один из них, очевидно, самый главный. – Удалось подлатать нашего Илюху?

– Состояние стабильное, но тяжелое. Если больше не будет участвовать в подобных разборках, то вполне возможно доживет до старости. Но я бы советовал провериться у кардиолога: сердце сильно скакало во время операции. В следующий раз может и не пережить. Скоро мы переведем его в реанимацию и, как только он придет в себя, я переведу его в обычную палату и тогда вашего друга можно будет навестить, – обыденно сообщаю о делах прооперированного.

– Спасибо, доктор, мы тебя поняли. А это тебе за сверхурочные, – и протягивает мне пачку зелени, перетянутую резинкой. Мне становится противно. Хочется швырнуть ему эти деньги в рожу и пойти нажраться до зеленых соплей. Но это не поможет. Проходили, знаем. Да и этот браток тут совершенно не при чем: он благодарит меня так, как привык, как принято в его мире. А отвращение – оно сидит внутри меня, и оно адресовано к самому себе.

– Спасибо, но не нужно. Это моя работа, – пытаюсь отказаться. На что глаза бандита прищуриваются, и он произносит все тем же обманчиво – спокойным голосом, но при этом в нем сквозит холод:

– Нехорошо, не стоит нас обижать, мы же от чистого сердца, да и Сизый рекомендовал тебя, как толкового эскулапа. Не разочаровывай нас. А за братишку спасибо, – и с этими словами, все-таки впихнув со смешком мне в руку деньги, вся эта компания гордо идет к выходу.

Провожаю их взглядом, надеясь больше никогда не увидеть, достаю из кармана телефон с мыслью позвонить Маше и резко торможу. Вспоминаю ее слова о том, что у нее нет телефона. Черт! Ладно, надо будет решить этот вопрос.

Что же с ней все – таки произошло? Она очень боится, но чего? Или правильней будет спросить, кого? Ее травмы и поведение говорят о том, что Машу кто-то избил. Попытаюсь разобраться, аккуратно расспросить, но чуть позже, когда она немного привыкнет и поймет, что мне можно доверять.

Почему я с ней вожусь? Понятия не имею. Но что-то меня в ней зацепило. Может, эти испуганные глаза олененка? Может, этот взгляд, который цеплялся за каждого с мольбой защитить? А может, это ее поведение храброго котенка, который не боится большой и грозной овчарки, пытаясь противостоять ей.

– Лев, – окликает меня Арсений, когда я уже почти дошел до кабинета. – Как прошла операция?

– Успешно, пулю извлек, на днях, надеюсь, переведем в палату, – привычно отчитываюсь о проделанной работе перед партнером.

– Отлично. Хорошо, что не подкачал, это были очень серьезные люди, с ними нельзя ссориться.

– Да уж, я заметил, – неопределенно хмыкаю я.

– Отметим? У меня есть сегодня целый свободный вечер, – предлагает Арсений.

– Опять Таня весь мозг вынесла? – усмехаюсь я. Таня – это гражданская жена Арсения. Насколько я знаю из пьяных рассказов моего партнера, они вместе уже Бог знает сколько, он отбил ее у какого-то бизнесмена, она развелась с мужем и ушла к Арсению. Но эйфория от его победы длилась недолго: она всеми силами пыталась затащить его в ЗАГС, а он сопротивлялся, как мог. Отсюда скандалы со стабильностью в каждые две недели, которые превращались в торнадо сокрушительной силы в дни ее ПМС. Тогда Арсений просто уходил в загул: реки алкоголя, элитные девочки и хороший клуб. Да, он не был образцовым семьянином, да и не собирался им становиться. Он отбил ее для удовлетворения собственного эго, но о любви и верности речи не шло. Мне кажется, что он вообще любит только деньги.

Но сегодня я не хотел составлять ему компанию, о чем ему и сообщил.

– А что так? Неужели кто-то появился? – с подозрением спрашивает Арсений.

Я начинаю раздражаться. Терпеть не могу, когда кто-то лезет на мою территорию в кирзовых сапогах и топчется, оставляя грязь. Мы никогда не были закадычными друзьями с Арсением, и нас связывают только деньги. Но когда-нибудь я дорасту и разорву наше сотрудничество. Оно начинает меня душить.

– У меня дела, я спешу,– коротко бросаю и захожу в свой кабинет.

А ведь я действительно не соврал. Я спешил домой. Впервые в жизни спешил в четыре стены, которые служили мне местом, где я мог переночевать. Неужели все это из-за девочки, которая сейчас там сидит? Да не может быть такого! Во мне просто говорит «профессиональная болезнь»: как врачу, мне надо проконтролировать ее состояние и ход лечения, только и всего.

С этими мыслями, успокаивая сам себя, я быстро зашел в магазин и поспешил домой. Как никак, уже поздний вечер, меня не было около двенадцати часов, и девчонка наверняка голодная. Хоть ее жизни ничего и не угрожает, я сомневаюсь, что она сможет передвигаться без особых проблем.

Поднимаясь в лифте, я учуял умопомрачительный запах еды, и мой желудок не заставил себя ждать, громко заурчав, напоминая, что за весь день я пил только кофе и много курил. Черт, надо было заказать что-нибудь еще на работе, и пока я добирался, еду бы уже доставили.

Однако, открыв дверь, я застыл в шоке, не смея пошевелиться. Во-первых, запах еды шел именно из моей квартиры. От чего, кстати, мой желудок заурчал еще громче. Во-вторых, вся квартира была вылизана до блеска. И я бы поверил даже в то, что Маша вызвала бригаду клининга, которая и довела ее до идеального состояния, если бы не тот факт, что сейчас эта непослушная девчонка стояла на четвереньках и терла полы тряпкой. Увидев меня, она подняла взгляд, и на ее лице мелькнула растерянность, которая быстро сменилась смущением. Опустив глазки в идеально чистый пол, она в очередной раз покраснела до корней волос и пролепетала:

– Извините, пожалуйста, я не успела прибраться к вашему приходу. Сейчас я тут все уберу и покормлю вас, – и с этими словами она кинулась убирать тряпку и ведро с водой, морщась, видимо, от прострелившей боли.

Наконец, я выпадаю из ступора, и на меня накатывает гнев. И я, под давлением ярости и голода, рычу на бедную девушку:

– Ты совсем с ума сошла?! Я что сказал тебе делать?! Соблюдать постельный режим! А ты что?! Ползаешь по полу! На минуточку, у тебя сотрясение и перелом! – разорался я не на шутку.

А девчонка вмиг побледнела, в глазах нереальных, огромных уже слезы плещутся, вся сжалась.

– Я … просто я… – пролепетала она, стараясь сдерживать слезы, но одна слезинка все же скатилась по ее щеке, а меня словно ледяной водой окатило. Неужели не мог сказать помягче, аккуратнее, чего стал сразу орать?! Я сделал шаг по направлению к девушке, желая ее успокоить, а она вся сжалась в комок и прикрыла голову руками. Меня словно ножом по сердцу полоснули. В каких же условиях ты жила, девочка? Откуда этот отработанный жест? В душе разлилось не только желание утешить, но защитить от всех невзгод. Блять! Откуда во мне такие чувства к незнакомке?!

– Маша, – как можно мягче обращаюсь к испуганной девочке, – посмотри на меня.

Она осторожно поднимает на меня взгляд своих заплаканных глаз. И снова у меня кулаки сжимаются от ярости: кто, кто же сотворил такое с несчастной девчонкой?!

– Прости меня, пожалуйста. У меня был тяжелый день. А еще тут ты нарушаешь больничный режим, – улыбаюсь при этом, стараясь вызвать доверие у Маши. Она заметно расслабляется, даже, кажется, выдыхает. – Я беспокоился о тебе. За тобой уход нужен, а ты одна, да и я не мог вырваться пораньше, чтобыпроконтролировать тебя.

Вижу на ее лице виноватую улыбку, а в глазах благодарность и … нежность? Мне не показалось? Но за что?!

– И вы меня простите. Я выпила таблетки, которые вы мне назначили, мне стало легче, боль отступила, и я решила заняться чем-нибудь. Я просто не привыкла лежать без дела. И нехорошо, когда мужчина при наличии в доме женщины останется голодным. Да и у вас давно не убирались в доме, вдруг аллергия будет? – затараторила Маша, воодушевленная, видимо тем, что я не стал ругаться.

Удивительная девочка! Заботится о здоровье и благополучии по сути абсолютно незнакомого мужчины. Да, я оказал ей помощь, лечу ее, но это ни к чему ее не обязывает, тем более делать домашние дела при ее состоянии здоровья.

– Давай договоримся так. Тебе нужно отдыхать, поэтому я вызову помощницу по дому, чтобы она готовила и убирала, когда возникнет необходимость. Заодно проследит, чтобы ты вовремя принимала антибиотики и обработает спину.

– Зачем помощницу, что вы? Я же вполне в состоянии справляться сама! Я не смогу лежать целыми днями, понимаете? Это не для меня. Я с ума сойду в четырех стенах! – а в глазах такая мольба, как будто не работать просит, а что-то существенное. Например, такое выражение лица всегда было у моих любовниц, когда им было нужно очередное ювелирное украшение или шубка или еще какая-нибудь блажь. Причем у всех одинаковое. Учат их где-то этому что ли?! А Маша, она – другая, это видно по ней невооруженным взглядом. Она чистая, невинная, искренняя. Ее глаза с пушистыми ресницами покорили меня с первого взгляда: я тону в них, тону без права на спасение, но я и не пытаюсь избежать своей участи, наоборот, я сам ныряю в этот омут с головой. Перевожу взгляд на пухлые чувственные губки. Так и впился бы в них, зацеловал, пока не припухнут, хочется слышать, как из них будут вырываться стоны и мое имя, произнесенное во время оргазма. Стоп, Лев, тормози. Не в ту сторону тебя понесло. Эта девочка не для быстрого перепихона. Она – особенная…

– А лекарства я буду принимать вовремя, – продолжает тем временем девчонка, не догадываясь, какие мысли сейчас крутятся в моей голове. – Вы даже можете звонить мне хоть каждый час и контролировать! Ой… Не получится… – расстроенно произнесла Маша, опустив голову.

– Кстати, о телефоне, – откашлявшись, произнес я. – Держи, это тебе. Там уже вбит мой номер.

И снова этот неверящий взгляд, полный восторга и обожания. Она такая несдержанная в проявлении эмоций, такая… живая, настоящая. И хочется ради этой улыбки сумасшедшей и «взгляда Бэмби» мир вверх дном перевернуть, аленький цветочек к ногам положить и подвиги бесконечно совершать. А еще руки пообломать той мрази, которая сотворила с ней такое, от чего она сжимается, словно в ожидании удара и выглядит как жертва насилия. Хотя, почему, собственно, как….

– Это мне? Правда? – киваю, сдерживая улыбку. – Спасибо! – вижу, что хочет кинуться мне на шею, но сдержалась, опустила глазки в пол, на щечках заалел румянец.

– Иди в комнату, я помою руки и приду осмотреть тебя.

Обработав спину Маши, которая, кстати, выглядит уже получше, чем вчера, она позвала меня ужинать. И своевременно: еще чуть-чуть и мой желудок окончательно прилип бы к позвоночнику.

Войдя на кухню, Маша тут же начала суетиться, я даже не успевал следить за ней взглядом и серьезно беспокоился о ее состоянии.

– Маша, перестань, сядь, пожалуйста, я сам вполне могу наложить себе еды.

– А я что буду делать? Нет, так не пойдет. Тем более мне несложно, – и одаривает меня мягкой, доброй улыбкой, продолжая хлопотать.

Мясо и салат были выше всяких похвал. Такого я даже в ресторане лучшего друга не пробовал, где работает какой-то крутой повар – иностранец. А, может, потому, что это домашняя еда, приготовленная заботливыми женскими руками.

Я замираю, пораженный неожиданной мыслью. Я бы даже сказал, шальной мыслью: я хочу возвращаться домой. Вот именно в такой дом, где так спокойно, уютно благодаря женским рукам, где умопомрачительно пахнет домашней едой, и где меня ждут. Вернее, где ждет такая красавица с застенчивой улыбкой и дурманящим взглядом олененка.

– Что? – недоуменно спрашивает Маша, глядя на меня с осторожностью. – Не вкусно?

– Ничего, все в порядке. Очень даже вкусно. Ешь тоже, – оказывается, я настолько ушел в собственные мысли, что все это время рассматривал Машу, забыв о еде.

А почему, собственно, и не да? – подумал я, возвращаясь к ужину, за который и душу продать не жалко.

Глава 6

Мадина

Отец снова замахивается на меня ремнем.

– Это тебе за побег, Мадина. – удар. – А это за предательство. – еще один и мой крик о помощи. – Это за то, что возомнила себя умнее меня, – со злобой в голосе человек, который считается моим отцом, продолжал наносить удары, снова сдирая кожу в лоскуты, не жалея силы. Я снова кричала, звала о помощи, умоляла прекратить. И он прекратил. Но лучше бы продолжал избивать меня. Потому что это чудовище переключилось на мою мать:

– Это за то, что не смогла воспитать достойно дочь, за смерть Нармин, за то, что сговорились за моей спиной.

Он продолжал наносить удар за ударом, а мама просто безропотно сносила все, истекая кровью и смотрела мне в глаза. В них я видела слезы, но на ее губах застыла нежная улыбка. Она что-то шептала, несмотря на непрекращающиеся удары, и я не сразу, но смогла разобрать:

– Я буду всегда тебя любить, Мадина.

И я снова срываю горло, кричу, хриплю, прошу отца остановиться и умоляю о помощи. И кто-то услышал мои молитвы: чувствую, как сильные руки подхватывают меня, прижимая к груди, в которой бешено колотится сердце, и поглаживают по волосам.

– Маша, Маша, успокойся, девочка, слышишь? Я здесь, я рядом.

Неожиданно отец с мамой начинают терять свои очертания, покрываются легкой дымкой и исчезают. Я с трудом открываю глаза, не понимая, что происходит, продолжая трястись и судорожно всхлипывать. Это сон, всего лишь сон.

– Что случилось? – севшим и хриплым голосом спрашиваю я. Горло саднит и пересохло, трудно говорить.

– Ты кричала во сне и звала на помощь. Так сильно, что поначалу я подумал, что тебя убивают, – ответил мужчина, продолжая поглаживать меня по волосам и баюкать, как ребенка, осторожно удерживая меня за плечи, не прикасаясь к спине.

Так оно и было, но только в моих снах. Мой отец – тиран смог достать меня и там.

– Ты меня напугала, крошка, – тихо и сдавленно произносит Лев.

– Прости, я не знала, что кричу во сне.

– Расскажи мне, Маша, что случилось. Кто это сделал с тобой?

Я поднимаю на него взгляд. И только сейчас до меня доходит, что впервые вижу практически полностью обнаженного мужчину, потому что сейчас Лев сидит передо мной в одних трусах. Я сдавленно сглатываю, чувствую, как краснею до кончиков ушей и аккуратно отстраняюсь.

– Что, девочка?

– Пить хочу, – сдавленно произношу я, смотря в сторону.

– Сиди, я принесу.

И Лев удаляется на кухню. А я завороженно любуюсь его высокой, подтянутой и атлетически сложенной фигурой. Особенно спиной и… попой. Снова краснею от своих мыслей, но к смущению прибавляется не испытываемое ранее чувство. Дыхание участилось, внизу живота появилось томление, а соски вдруг напряглись.

Несмотря на то, что я девственница двадцати двух лет, я знала, что такое возбуждение. И сейчас я уверена, что испытывала именно это чувство.

Закрываю лицо ладонями в желании успокоиться и вздрагиваю от голоса, раздавшегося непозволительно близко:

– Маша, попей.

Опускаю ладони, поднимаю глаза, сердце снова бьется заполошно, но неожиданно натыкаюсь взглядом на прямоугольную подвеску на золотой цепочке, которую я сразу не заметила. Конечно, это может быть ошибкой, тем более в сумраке комнаты, освещаемой лишь небольшим ночником, сложно что – либо разглядеть, но она показалась мне знакомой, хоть и прошло очень много лет…Да и имя совпадает… Я схватила подвеску, погладила большим пальцем заднюю сторону. Так и есть, небольшая, но глубокая царапина на месте. Я спросила, глядя прямо в глаза Льва, волнуясь и боясь сморгнуть, словно вся эта картина исчезнет также, как и мой кошмар несколько минут назад:

– Откуда это у вас?

Мужчина ненадолго замер, потом мягко разомкнул мои пальцы и сжал медальон в ладони.

– Это подарок.

– Это подарок маленькой девочки? – неожиданно выпалила я, задержав дыхание.

Он уже не смог скрыть свое удивление, но тут же нахмурился и спросил, скрестив руки на груди:

– Что ты знаешь об этом?

– Ответьте, пожалуйста, на вопрос, это очень важно.

– Что за допрос? – хмурится еще сильнее.

– И все-таки…– прерываюсь, сглатываю, голова начинает кружиться, мне не так-то просто вести диалог. Лев молча протягивает мне стакан воды, который я мгновенно осушаю, не сводя с него взгляда.

– Да – ответ на твой вопрос. Почему ты спрашиваешь, Маша?

Я вздрагиваю и прикрываю глаза, воскрешая в голове образ угловатого подростка, всегда серьезного, но стоило ему улыбнуться, и, казалось, второе солнце всходило на небе. Лев всегда опекал меня наравне с сестренкой, катал на качелях, подбрасывал в воздух, играл и даже защищал от мальчишек. Конечно, в глазах маленькой девочки он выглядел рыцарем, и, несомненно, я влюбилась в него без оглядки. И я понимаю, что сохранила и пронесла через года это светлое чувство в своем сердце. Да, мне было шесть лет, но ведь дети всегда тянутся к хорошим и искренним людям, ведь так?

– Я – та самая маленькая девочка, которая подарила тебе этот кулон, Лев, – сама не заметила, как от сильного волнения перешла с мужчиной на «ты».

Он изумленно уставился на меня, замерев на месте, едва дыша.

– С чего ты взяла, что это тот самый кулон, а я – тот самый парень, которому ты его подарила? – неуверенно спросил Лев.

– Там сзади царапина глубокая. Помню, я упала как-то, когда играла в догонялки с детьми. Я не пострадала, а вот подвеске досталось. Как и мне от неней, когда она увидела. Правда, думаю, ругалась она для вида, больше переживала за мои ободранные ладошки и коленки, – с улыбкой вспоминаю любимую бабушку. Как же мне не хватает ее теплых и заботливых рук! – А потом я подарила ее мальчику, который жил напротив. Тогда мне до ужаса хотелось, чтобы он обратил на меня внимание и вспоминал, если не каждый день, то хотя бы время от времени, – уже не глядя на шокированного мужчину, предаюсь воспоминаниям, повыше натянув одеяло и обняв колени руками.

– Это точно ты. Только ты называла бабушку этим словом, которое я все никак не мог запомнить, – в шоке пробормотал Лев, присаживаясь на край кровати и разглядывая меня, будто увидел в первый раз. Незамедлительно отодвигаюсь от него, от греха подальше. Мои действия не остались незамеченными:

– Поздно бояться, как ты думаешь? Если бы я хотел тебя…обидеть, у меня была тысяча возможностей это сделать.

– Я не тебя боюсь, а себя, – бесхитростно выпаливаю, и только потом, поняв смысл сказанного, в очередной раз краснею, отводя взгляд в сторону.

Лев ничего не ответил на мое высказывание, продолжая меня внимательно сканировать взглядом.

– Я совершенно тебя не помню. Сколько лет прошло?

– Шестнадцать. Конечно, не помнишь, ты и не замечал меня тогда по большей части, а обращал внимание лишь в те моменты, когда мы играли вместе с твоей сестренкой, Ирочкой. Она наверно такая красавица выросла. Как она, кстати? Все также капризничает?

Но, видимо, я спросила что-то не то, потому что Лев отвел взгляд, закрылся от меня, отгородился за бетонной стеной. Его лицо ничего не выражало, он словно надел маску. А я в недоумении сидела и не могла понять, что же такого я сказала, чем вызвала такую реакцию…

– Поздно уже. Давай ложиться спать. Я оставлю ночник включенным, чтобы тебя не мучали кошмары. Позже обо всем поговорим.

Я лишь кивнула, и, все еще погруженная в свои мысли, свернулась калачиком на этой огромной кровати. Лев встал, намереваясь пойти к себе, но мне так не хотелось оставаться одной, неожиданно накатила такая тоска, сжимая сердце своей ледяной рукой. И в последний момент решилась на отчаянный шаг: мертвой хваткой вцепилась в его ладонь, на что Лев удивленно обернулся.

– Побудь со мной, пожалуйста, пока я не усну. Мне страшно.

Он некоторое время смотрит на меня, молча кивает и присаживается на край, не отпуская моей руки.

– Спи, я рядом.

И я, успокоенная его присутствием и тем, как уверенно он держит мою ладонь, спокойно засыпаю. Наутро, конечно же, Льва рядом не было, и я ощутила укол разочарования. Но быстро отогнала это чувство: мужчина полночи провозился со мной, не спал, несмотря на то, что ему было нужно на работу.

Я потянулась за телефоном, лежащим на тумбочке, желая проверить, не звонил ли Лев, как острая боль пронзила меня, даже заставив вскрикнуть. Так не пойдет, надо выпить лекарства, чтобы снова почувствовать себя человеком и иметь возможность передвигаться хотя бы по дому.

Проглотив таблетки и запив их водой, заботливо оставленной Львом, я аккуратно ложусь обратно в ожидании, когда подействует обезболивающее. Вспоминаю события предыдущей ночи: о том, что судьба вновь столкнула меня с мужчиной, которого я полюбила с первого взгляда, о том, что сейчас, в такое непростое для меня время, рядом есть знакомый мне человек, которому хочется довериться и открыть душу.

Впервые за много лет мой день начинается со счастливой улыбки.

Лев

В эту ночь мне так и не удалось больше уснуть. Я держал за руку эту девочку, размышляя о резких поворотах судьбы. Я не мог себе представить, что в моем доме окажется девочка из моего далекого прошлого, счастливого прошлого. И уж тем более я не мог себе вообразить, что она станет той, к кому я захочу возвращаться, той, кого я захочу защитить, уберечь, спрятать за спину, чтобы она осталась там…навсегда. Что эта девочка станет первой, к кому я буду питать нежные чувства, после Ани.

Для меня все это было удивительно и неожиданно, потому что после жестокого урока от Ани, ее предательства, я зарекся влюбляться и открывать душу женщинам. С тех пор к слабому полу у меня было лишь потребительское отношение, не более. В этом плане меня хорошо выручал женский персонал клиники.

Я смотрел на длинные пушистые ресницы, чуть подрагивающие во сне, на эти пухлые губки, маленький слегка вздернутый нос, эту хрупкую ладонь, так доверчиво вложенную в мою руку, и с каждой минутой понимал, что меня неумолимо тянет к ней, а желание обладать ею целиком безраздельно растет в геометрической прогрессии.

Наверно, я просто старею, потому что именно сейчас, посреди ночи, когда я сидел у постели своей «пациентки», меня вдруг озарила мысль, что я хочу, чтобы эта малышка со взглядом Бемби встречала меня каждый вечер: с нетерпением ждала с работы, готовила вкусный ужин и создавала уют в этой холостяцкой берлоге одним лишь своим присутствием, чтобы нежность во взгляде и румянец на щечках. Это невероятно заводит. Так, стоп, Лев, тормози-тормози. Я усмехаюсь. Стоило лишь пару раз выступить в роли рыцаря, увидеть благодарность в глазах девчонки, как ты уже поплыл и навоображал тут про «жили они долго и счастливо». Однажды я уже настроил себе воздушных замков. Теперь я циник до мозга костей. Не стоит опять с разбега на те же грабли прыгать.

Но в одном я отказать себе все же не смог: перед уходом оставил легкий поцелуй на щеке Мадины.

Мадина… я мысленно пару раз произнес ее имя, словно пробуя его на вкус. Оно очень ей подходит, делая ее более нежной, романтичной. Необычное, красивое имя с восточным колоритом, как и его «хозяйка». А это ее придуманное «Маша» лишь портило всю картину, совершенно не сочетаясь ни с ее внешностью, ни с ее душой.

Одно лишь я понимал четко: Мадина назвалась другим именем неспроста, что-то кроется под этим. Но что? Я не буду лезть к ней с расспросами, видя как она реагирует на это, с учетом того, что ее мучают по ночам кошмары. Я просто постараюсь быть рядом, быть надежным и заслуживающим ее доверия.

Упорядочив мысли в своей голове, я выехал на работу и …встрял в пробку. Какого …? Обычно в это время многие еще либо спят, либо только собираются на работу, так что в клинику я всегда добирался без проблем. Бросил взгляд на часы. Времени стоять в пробке нет совершенно, опаздывать не хотелось: с утра мне предстоял осмотр пациентов, которых я прооперировал вчера, а потом еще и две плановые операции. Перестраиваюсь в соседний ряд и резко поворачиваю на узкую прилегающую улицу. Так, если мне не изменяет память, здесь можно срезать и оказаться на параллельной улице, а по ней уже объехать пробку.

Внезапно мой взгляд привлекает пара, стоящая неподалеку от кофейни: невысокий мужчина, который поддерживает молодого парня. А последний схватился за горло и оседает в его руках на землю. Несмотря на столь ранний час, эти двое собирают приличную толпу зевак.

Мое профессиональное чутье орет во всю глотку, что парню требуется медицинская помощь. Поддавшись на уговоры интуиции, паркуюсь в ближайшем «кармашке» и бегу к толпе.

– Пропустите, я – врач, – громко говорю я, пробивая себе локтями путь в толпе, которая после этих слов расступается передо мной и я вижу своего «пациента».

Я опускаюсь на колени и бегло осматриваю задыхающегося парня: прощупываю пульс. Зашкаливает. Носогубный треугольник посинел, а сам парень сильно задыхается. Желая проверить свое предположение, прошу открыть рот. Парень с трудом, но все же выполняет мою просьбу. Так и есть: язык распух. Налицо все признаки отека Квинке.

– Скорую вызовите, – громко говорю в толпу.

– Уже вызвали, ждем, сказали, скоро подъедет.

Черт! Там же пробка. Наверно, ДТП. А у парня сильная реакция. Снова внимательно смотрю на пацана. Не успеет скорая.

Вспоминаю, какие препараты есть в моей аптечке. Так, адреналин вводить очень опасно, сердце может не выдержать, антигистаминное не пропихнуть, гортань сильно отекла, может захлебнуться. Недолго думая, принимаю решение.

Замечаю парня в форме официанта.

– Ты в этой кофейне работаешь? – кивает. Отлично. Парню сегодня хоть в чем-то везет. – Бегом беги туда, принеси мне бутылку водки, самый острый небольшой нож, чистые салфетки и трубочку. Можно от шариковой ручки, можно коктейльную, что найдешь. Только побыстрее, от этого жизнь парня зависит, – официант снова кивает и стремглав бросается выполнять мое поручение.

– Так, мне нужно что-нибудь, что можно использовать в качестве валика: у кого-нибудь есть куртки, пиджаки? – спрашиваю у толпы.

– Подушка подойдет? – неожиданно спрашивает отец парня, который молча сидел до этого рядом, пребывая в шоковом состоянии, держа сына за руку. – В этой кафешке есть небольшие диванные подушки, – сбивчиво поясняет он.

– Подойдут, несите.

Мужчина вскакивает на ноги и несется к заведению, я же возвращаюсь к парнишке.

– Так, ты парень взрослый, я тебе объясню, что сейчас буду делать, чтобы ты не дергался и не мешал моей маленькой операции. У тебя отек Квинке, это такая сильная аллергическая реакция. У тебя отекла гортань, и поэтому ты задыхаешься. Сейчас я сделаю тебе надрез на горле, будет больно, надо потерпеть, но зато потом ты сможешь дышать. Договорились?

Парень лишь согласно закрывает глаза, часто-часто дыша. Черт, да где же эти двое?!

Как раз подбегают отец и официант, протягивая мне требуемое. Раскладываю подушки, кладу парня на землю, запрокидывая его голову. Хватаю бутылку водки, поочередно обрабатываю горло пацана, нож, руки, трубочку, щедро все поливая алкоголем.

Нащупываю кадык, спускаюсь ниже. Надрез. Парень стойко держится: сжимает только удерживающие руки отца так, что костяшки пальцев побелели, дышит часто и рвано, но не издает ни звука. Раскрываю пальцами края надреза. Вставляю трубку. Жду томительные секунды. Есть! Появилось самостоятельное дыхание. Протираю салфетками кровь с шеи парня и своих рук.

– У вашего сына сильнейшая аллергическая реакция, отек Квинке. Аллергию может вызвать все, что угодно: укусы насекомых, продукты, химические препараты. Вспоминайте, что с вами было в последний час, что употребляли, – обращаюсь к отцу парня, поднимаясь с колен, закуривая сигарету и глубоко затягиваясь. – Потому что сейчас приедет «скорая», и вам надо поведать им полную картину, чтобы точнее собрать анамнез и назначить верное лечение. Само собой, у вас возьмут аллергопробы, но когда они будут готовы…А парню помощь нужна сейчас.

Мужчина тоже поднимается с колен, и сейчас я могу его разглядеть. Он был невысокого роста, метр семьдесят, не больше, худой, его сын, и тот выглядел более рослым и мускулистым. На вид лет пятьдесят пять – шестьдесят. В его внешности выделялись лишь глаза: глубоко посаженные, цепкие, холодные.

– Мы только с аэропорта, в самолете были пять часов, решили позавтракать, сын взял суп-пюре и салат, кажется. Да, точно! Какая-то новинка этой чертовой кофейни. И кофе. Все. Только мы вышли, как Артем стал задыхаться. Конец истории.

– Наверно, аллергия на какой-то продукт в салате или супе. Зайдите до приезда «скорой» в кофейню, возьмите точный состав блюд. Так будет проще и лучше для всех, – выдыхаю дым, отвернувшись в сторону.

– Понял, спасибо, доктор, – и протягивает мне руку. Я пожимаю ее в ответ. У мужчины оказывается неожиданно крепкое рукопожатие.

Замечаю на руке старую странную татуировку. Что-то промелькнуло в голове, но мысль убежала, а я не стал заморачиваться и забивать голову.

Где-то поблизости раздается спецсигнал, а значит «скорая» подъезжает. Сдам «пациента» и поеду на работу.

– Держи, доктор, – неожиданно достает из нагрудного кармана рубашки какой-то белый прямоугольник и вкладывает мне в руку.

На нем нет ничего особенного: просто имя, фамилия, отчество и номер телефона. Я растерянно кручу его в руках. Грачев Валерий Павлович. И все. Ни должности, ни фирмы, которую он представляет. Еще раз внимательно осматриваю стоящего напротив мужчину. Он одет неброско, но видно, что одежда качественная, дорогая. И взгляд…Это взгляд человека, повидавшего жизнь, ее светлую и темную сторону, взгляд человека опытного, и не всегда этот опыт был положительным…Лишь один человек в этом городе с такой фамилией может дать свою визитку без опознавательных знаков, уверенный, что его узнают. Грач.

– Вижу, что ты понял, кто я, – хитро ухмыльнувшись, сказал Грач – криминальный авторитет, который «держит» почти весь город. – Что так странно смотришь?

– Удивлен. Не ожидал, что все у нас в городе боятся вас…такого, -нервно выдыхаю дым и бросаю окурок в урну.

И это правда. Сложно представить, что щупленький мужик, который достает мне до плеча, и которого я уложу с одного удара на лопатки, решает судьбы людей по щелчку пальцев. Его боятся и уважают, к его мнению прислушиваются и приходят за советом. И не дай Бог вызвать гнев Валерия Павловича. Тогда даже девять жизней и молитва всем богам вас не спасут от жестокой расправы.

Мужчина расхохотался.

– Неожиданно и смело. Как, говоришь, тебя зовут?

– Лев.

– Что ж, Лев, теперь ты – единственный, перед кем Грач в долгу. А я о долгах не забываю. Ты можешь в любое время и по любому вопросу обратиться, я помогу. Сделаю все возможное и невозможное. Сын – единственное важное и имеющее значение для меня в этой сраной жизни. Тема – поздний ребенок. Мать его умерла в родах, кроме друг друга у нас никого и нет, – неожиданно разоткровенничался авторитет.

– Вы мне ничего не должны, Валерий Павлович. Лечить и спасать людей – моя работа.

– Хорошая у тебя работа, Лев. Достойная. Но ты все же визиточку-то сохрани. Никогда не знаешь, когда фортуна повернется к тебе жопой, – и снова расхохотался собственной шутке. – И тогда тебе Грач сможет помочь, – и протягивает руку. Жму ее, киваю на прощание и иду к своей машине, не оглядываясь, затылком ощущая, как сверлит Валерий Павлович меня своим холодным внимательным взглядом.

Глава 7

Лев

Сажусь в машину и прикуриваю сигарету. Пора бы бросать, с моим образом и графиком жизни так сердце посадить недолго. Выпускаю дым и снова кручу в руках визитку. Честно говоря, я в ахуе, что мне должен сам Грач. Кому расскажу, не поверят. Поэтому лучше молчать о таком знакомстве с «сильным мира сего». И самое главное, чтобы Арсений не узнал, что я спас сына Грачева, потому что, голову даю на отсечение, мой партнер будет в бешенстве, когда узнает, что я позволил самому Грачеву уехать на обычной «скорой», а не приволок его в нашу клинику, пообещав лучший в городе сервис и прочее, прочее. Кстати, об Арсении.

Беру телефон и, как и предполагалось, вижу там десятки пропущенных от администратора, от медсестры и, конечно же, от Арсения. Последний мне и нужен. Набираю его, попутно закидывая визитку в бардачок. Выкинуть все же рука не поднялась – такими контактами не разбрасываются.

– Где тебя, мать твою, черти носят?! – сразу же раздается ор «напарника», стоило мне нажать клавишу вызова.

– И тебе спасибо, твоими молитвами, Михалыч, – спокойно отвечаю я, глубоко затягиваясь. – Не ори, просто возникли непредвиденные обстоятельства.

– Непредвиденные обстоятельства?! Твоя смерть может быть единственным непредвиденным обстоятельством! Ты что, до сих пор не понимаешь, кто ложится в клинику?! Какие это люди?!

– Самые обычные. У них одна голова, две руки и две ноги. И поверь моему врачебному опыту, внутри у них все то же самое, что и у обычных смертных. Даже дерьма столько же, как ни странно, – продолжаю бесить Арсения. – И раз уж мы заговорили о пациентах. Операцию второго, который запланирован на после обеда перенеси еще на два часа. А лучше вообще на завтра.

– Да ты в конец охерел, Ворошинский! – беснуется Арсений. – Как я скажу такое Константину Николаевичу?! Ты представляешь…

– Нет, не представляю. Хватит стонать, как баба, Арсений. В конце концов, в нашей клинике ты отвечаешь за связи с общественностью, вот и займись работой. А меня все эти мелочи не должны беспокоить. Все. Скоро буду.

Отключаюсь, выбрасываю окурок в окно, попутно осматривая себя. Да уж вид у меня тот еще. Хорошо, что у меня есть привычка держать в кабинете запасной комплект одежды. Завожу мотор и резко трогаюсь с места: надо поторопиться, если не хочу ночевать сегодня в клинике. А я не хочу, потому что дома меня ждут уют, домашние пироги и маленькая девочка с огромными голубыми глазами.

День пролетает незаметно. Слава богу, операции проходят успешно, как по учебнику. Если бы Сеня еще не нудел, день можно было бы считать идеальным.

Вообще в последнее время мой партнер мне очень не нравится: у него разговоры лишь о деньгах, деньгах и еще раз двадцать о деньгах. И все чаще его предложения были одно безумнее другого. Причем в самом плохом смысле. В самом начале я очень жалел и злился, что мы с Арсением договорились, что все истории болезни будут проходить через меня, и ни одна операция не будет проведена без моего ведома. Я хотел только оперировать, лечить людей, пусть даже и из криминальных кругов. Медицина – моя жена и любовница в одном лице, которой я никогда не изменю. Похоже, она навсегда останется номер один в моей жизни.

Но сейчас я понимаю, что то решение, принятое несколько лет назад, было едва ли не самым здравым за всю мою карьеру. Потому что я являлся стоп-краном для Арсения и тем лицом, который поддерживал авторитет клиники.

– А я сказал, Сеня, что мы не будем ушивать влагалище жене депутата!! Для этого есть другие клиники, у нас немного иной профиль, забыл? Вот если она поучаствует в перестрелке, поножовщине, милости прошу, лично зашью все в лучшем виде. А вот этой хренью, что ты, не стесняясь, мне предлагаешь, я не занимаюсь!

– Ты что не слышал, какие они деньги предлагают?! Даже если мы пригласим врача из другой клиники, мы останемся в плюсе! Да и я, знаешь ли, не бессмертный, чтобы депутату в такой просьбе отказать!

– А почему бы им не пойти в ту клинику, где работает этот самый врач?! Я сказал нет, Сеня, и это не обсуждается. Я не буду подписывать никаких бумаг.

– Да потому что ни одна клиника в городе не гарантирует такой уровень конфиденциальности, как у нас! – продолжает распыляться партнер.

– А пришлый врач ее гарантирует? – спрашиваю спокойно, вешая свой медицинский костюм в шкаф.

– С теми деньгами, что платит депутат за милую интимную прихоть своей супруги, этот врач себе сам рот зашьет, – продолжает уговаривать Петренко, чем выводит меня из себя.

– Заткнись, Арсений. В конце концов, я забочусь о репутации клиники!

– Ты о ней не особо заботился, когда притащил ту бомжиху с пробитой башкой, – тут же задирает меня Сеня в ответ.

А я резко разворачиваюсь, хватаю его за грудки и хорошенько трясу пару раз, процедив сквозь зубы:

– Еще раз скажешь так пренебрежительно о моих пациентах, я тебе нос сломаю. И тебе придется побегать и поискать хорошего пластического хирурга, потому что я документы на твою операцию не подпишу, – с этими словами я отпускаю Петренко, отталкиваю от себя и иду на выход, не дожидаясь, что он мне ответит.

Почему-то упоминание о Мадине именно Арсением, еще и в таком ключе, вывело меня из себя. Я тут же вспомнил, в каком состоянии ее доставил в клинику несколько дней назад. И снова кулаки сжимаются от ярости, что пеленой застилает мне глаза. И хочется узнать, докопаться до истины, кто такое сотворил с бедной девочкой? От кого она прячется? Но ответы на эти вопросы знает только Мадина, и я сделаю все возможное, чтобы она доверилась мне и рассказала. Чтобы знать, от кого надо защитить эту малышку.

Улыбаюсь, вспоминая ту милую переписку, которую мы вели в перерывах между моими операциями:

«Приняла таблетки, обезболивающее действует, спасибо. Я надеюсь, не отвлекла тебя от операции!»

«Молодец, отдыхай, не вздумай вставать! P.S.: в операционную телефон нельзя брать, он остается всегда в кабинете»

«Я не знала. Хорошего дня! P.S.: ты любишь рыбу?»

«Я сказал не вставать, у тебя постельный режим! Накажу! P.S.: я люблю любую домашнюю еду»

Этот обмен сообщениями мне больше напоминает переписку двух нежно любящих друг друга супругов. И ловлю себя на мысли, что практически не знаю эту девочку из прошлого, но не ощущаю дискомфорта от того, что она живет в моей квартире. Более того, я понял, что не прочь, если бы она там задержалась…

Выруливаю со стоянки и мчусь в сторону дома. Сегодня мне удалось вырваться пораньше, даже можно сказать в детское время, и я, превышая скорость, чего раньше никогда за мной не водилось, спешу к Мадине. Моей Мадине. Не помню, в какой момент я стал называть эту девочку своей, но я думаю так и никак иначе. И сделаю все возможное, чтобы она ответила мне взаимностью. В конце концов, не зря нас свела судьба спустя столько лет.

Паркуюсь, беру пакет с вещами, и направляюсь в сторону дома, как меня окликает удивленный, до боли знакомый голос, который я предпочел бы не слышать…да никогда, блять.

– Лев? Неужели это ты?! Глазам своим не верю!

Я чуть поворачиваю голову и вижу Аню, свою бывшую женщину под руку со стареющим, но молодящимся мужчиной. Судя по их кольцам на пальцах правых рук, они муж и жена. С чем их и поздравляю, мир и…, тьфу, блять, это же из другой оперы, совет да любовь их дому.

Стоит отметить, что годы, что мы не виделись, Аню не пощадили: нет, она не выглядит плохо (еще бы! С таким-то количеством денег, которые она наверняка тратит на салоны), просто при первом же взгляде на женщину, которую я когда-то любил, видно, что она потасканная, грязная, что в ней нет ничего светлого и чистого. Да и никогда не было, наверно. Это только я был ослеплен своими чувствами и глядел сквозь призму искажающих реальность очков влюбленности.

Аня выглядит вульгарно: ультракороткое платье, совершенно не сочетающиеся пальто и сумка, сапоги – ботфорты довершают образ шалавы. Красная помада, бриллиантовые серьги и кольцо буквально вопят о благосостоянии их владелицы, также громко, как и о том, что у нее отсутствует чувство стиля и вкуса. На ум почему-то приходит Мадина, которая очаровательна и без грамма косметики, с этими гематомами, в том мешковатом спортивном костюме. Искренность и скромность делают ее желанной женщиной, а чистота и невинность – неповторимой. Слегка трясу головой, отгоняя мысли о той, кто я уверен, ждет меня дома. Потому что даже мысленное сравнение этих двух женщин – чистой воды богохульство.

Муж Ани старше ее где-то лет на двадцать, если не больше. Седина уже то тут, то там серебрит некогда темные волосы. У мужчины явно проблемы с лишним весом, о чем свидетельствует выпирающий «алкогольный живот» и тяжелая одышка. У него короткие, толстые пальцы, маленькие сальные глаза, которые за стеклами очков кажутся еще меньше. Одним словом, не красавец. На сотую долю секунды мне стало Аню жаль, но потом вспоминаю, сколько я бухал и травил чувства к ней, так еще думаю, что мало ей досталось.

– Здравствуй, Аня, – сдержанно, но с кривой ухмылкой отвечаю я.

– Ты стал заниматься частной практикой? Приехал к кому-то из пациентов на дом? – бесцеремонно спрашивает эта женщина, напрочь забыв правила приличия и про стоящего рядом супруга. Конечно, спустя годы, при первой встрече с «почти_мужем» надо спросить про его работу, тем самым «аккуратно» уточнив размер кошелька. В этом вся Аня. И как я не замечал этого, когда мы были вместе?! Господи, если ты есть, спасибо тебе, Господи, что уберег меня от брака с этой меркантильной беспринципной сукой.

– Лев, – протягиваю руку мужу Ани, игнорируя ее вопрос, здороваясь с ним чисто из вежливости.

– Аркадий, очень приятно. Вы знакомы, милая?

– Так, встречались когда-то. В прошлой жизни, – отвечаю вместо Ани, глядя прямо ей в глаза.

– Так как ты оказался здесь? По работе? – настаивает эта нахалка.

– Аня, я здесь живу, – просто и спокойно отвечаю я.

Моя бывшая мгновенно меняется в лице: побледнела, потом резко покраснела, а глаза округлились настолько, что я испугался, что они вылезут из орбит.

– Ты…ты тут…живешь? – изумленно пробормотала она. – Но…как?!

– Да как и все – хорошо живу, – пожимаю плечами, на что Анечка поджимает свои накачанные силиконом губки, а вот ее муж мой юмор оценил.

– Кстати, поздравляю с замужеством. Живите, как в сказке.

Аня тут же натянула на лицо фальшивую улыбку, сильнее схватила под руку Аркадия, склонив голову ему на плечо.

– Спасибо! Мы так счастливы, правда, милый? – паршиво играешь на публику, Анечка, аж зубы сводит от твоей слащавости. – Ну, а ты, Лев? Не женился?

– После выходки одной шлюшки понял, что свобода – это круто, и расставаться с ней, равно как и жениться, точно не планирую. А сейчас прошу меня извинить, мне пора, меня ждут.

Разворачиваюсь и иду к своему подъезду, мечтая побыстрее оказаться рядом с Мадиной. Черт, если я и дальше буду сталкиваться со своей бывшей, придется серьезно задуматься о смене квартиры.

И снова, едва я переступил порог, меня встречают фантастические запахи еды. И Мадина смущенно выглядывает в коридор, протирая руки полотенцем. Завтра же займусь поиском помощницы по дому, иначе моя «пациентка» не только не выздоровеет, но и остатки здоровья угробит, проводя все свободное время на кухне. Спора нет, мне очень приятна эта женская забота, хочется снова и снова возвращаться домой, испытывать все эти чувства, которые для меня в новинку. Да, именно так. С Аней все было по-другому: тогда я был ослеплен ее красноречием, выкрутасами в постели и умело поданной внешностью. Я был болен, отравлен. С Мадиной же все иначе: я понимаю, что против моей воли у меня зарождаются чувства к этой девушке. Она такая добрая, ласковая, нежная и беззащитная. Хочется схватить в охапку и целовать эти розовые пухлые губки, ласкать, чтобы шептала только мое имя, чтобы мило смущалась, потому что этот ее румянец заводит меня, черт побери, похлеще самой развратной проститутки. Хочется, чтобы она была моей. Не только телом, но и душой. Со всеми ее страхами, тараканами и заморочками. Потому что я хочу стать тем, кто усмирит этих самых букашек в ее голове и выстроит в ровный ряд.

– Привет, – улыбается, мило краснея и опуская глазки в пол. А я чувствую, что мой член в штанах заметно напрягается и доставляет дискомфорт. Только этого мне сейчас не хватало! Я, кажется, знаю, чем буду заниматься сегодня в душе…

– Привет. Я что тебе сказал насчет готовки? – наигранно строго спрашиваю эту дерзкую девчонку, которая очень забавно выглядит в моих штанах с затянутыми шнурками на талии и футболке, которая на ней больше похожа на платье. Невольно улыбаюсь: мне определенно нравится видеть эту девочку в своих вещах. Нравится, что она будет пахнуть мной.

– Но не сидеть же нам голодными! – восклицает она, нахмурив бровки и даже притопнув ножкой. – Что? – распахивает еще больше и без того огромные глаза, когда я все же не выдержал и рассмеялся.

– Ты такая забавная, когда сердишься. И такая милая в этом наряде.

А она снова краснеет и отводит взгляд.

– Извини, я свои вещи постирала, они не успели высохнуть. Пришлось взять твои из шкафа.

– Все нормально. Тебе надо купить одежду. Только я совершенно не разбираюсь во всей этой мусульманской атрибутике, – растерянно чешу в затылке.

– Спасибо тебе, Лев. Но хиджаб и платок мне сейчас не нужны, сейчас по всему городу ищут мусульманскую девушку. А в обычной одежде у меня есть шанс дольше оставаться не пойманной. Но сменная одежда мне действительно нужна. У меня есть деньги! Я дам! Просто тебе придется сходить в магазин. Потому что порой у меня все еще кружится голова, – и она снова смущается, опуская голову вниз, теребя кухонное полотенце.

– Не думай о деньгах, разберемся. Я мыть руки, а потом мы займемся твоими ранами, – быстрее скрываюсь в ванной, чтобы не испугать девчонку своей реакцией на ее невинный вид и чертов румянец. Я тщательно мою руки, ополаскиваю лицо холодной водой, чтобы прийти в себя и смотрю в зеркало на свое отражение. Казалось бы, в моем положении нет ничего проще, чем снять сексуальное напряжение: я хоть сейчас могу вернуться в клинику и затащить любую медсестру в свой кабинет или же поехать в бар и снять шлюху, которую с легкостью трахну в туалете. Вариантов полно. Есть только одна маленькая проблема: эти варианты больше не для меня. Я больше не хочу мараться об этих грязных, похотливых и алчных девиц. Даже сейчас, вспоминая всю ту вереницу баб, что побывали подо мной, на мне и стонали от удовольствия, хочется помыться с хлоркой. Проблема в том, что я хочу маленькую девочку, которая ходит в моих вещах, восхитительно готовит и возбуждает меня одним лишь взглядом олененка Бэмби и румянцем на щеках. Интересно, а сможет ли она когда-нибудь влюбиться в такого мудака, как я?..

Выхожу из ванной и все повторяется, как в предыдущий вечер: я обрабатываю спину Мадины, которая, к слову, очень быстро и хорошо заживает, расспрашиваю ее об общем самочувствии, осматриваю ее ребра. И когда остаюсь доволен ее общим состоянием, моя девочка ведет меня на кухню, где снова суетится, несмотря на мое ворчание и запреты, кормит восхитительным ужином, попутно расспрашивая меня о том, как прошел мой день, о пациентах, об операциях. И что самое удивительное – ей и вправду это было интересно, она спрашивала не из любопытства, не из вежливости, а потому, что ей действительно было важно узнать, как прошел мой день! Данный факт невероятно грел мне душу: значит, у меня есть призрачный шанс, что я смогу добиться взаимности от Мадины.

Спустя какое-то время, я проглядываю бумаги, сидя на диване в гостиной, как слышу крик Мадины. Незамедлительно спешу к ней, но в коридоре девочка неожиданно сама врезается в меня и обвивает руками мой торс, вся трясясь от страха. Обнимаю в ответ, начиная поглаживать ее по спине в успокаивающем жесте.

– Мадина, что случилось? – аккуратно беру ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. А там плещутся страх и вот-вот готовые пролиться слезы.

– Там кровь…

– Где?! Объясни уже нормально, я не понимаю! – я испугался, может, с ней что случилось, может, открылось кровотечение? Вдруг моей девочке стало плохо? Но все оказалось до банального просто.

– Там, на твоей рубашке…В пакете…Извини, я не рылась в вещах, просто она торчала, я…хотела положить ее в стирку…А там кровь…– сбивчиво, все-таки разревевшись, тараторит Мадина. Я же облегченно выдыхаю. – Ты ранен? Что произошло?

– Хорошая моя, успокойся, слышишь меня? Это не моя кровь, все в порядке. Одному мальчику на улице понадобилась экстренная помощь, я сделал небольшую операцию на месте и тогда испачкался. Вообще эту рубашку надо было выкинуть, я же зачем-то притащил домой.

Я надеялся успокоить ее этими словами, но Мадина просто впала в истерику, закрыв лицо ладошками. Честно говоря, я оказался в полной растерянности, потому что понятия не имею, как успокоить женщину, когда она так рыдает.

Подхватываю на руки, несу свою драгоценную ношу в гостиную и опускаюсь с ней на диван, устроив ее на коленях. Девочка обнимает меня и утыкается носом в район шеи, продолжая тихонько всхлипывать.

– Прости, – смущенно бормочет она, вся красная, как рак, пытаясь слезть с моих коленей, но я лишь сильнее прижимаю ее к себе. Черта с два я выпущу тебя, девочка! Когда еще ты сможешь оказаться в моих объятиях! Я прижимаю ее к себе и с удовольствием вдыхаю ее приятный запах. А она, кажется, сдалась и обмякает в моих руках, снова начиная тихонько плакать.

– Я так испугалась…за тебя…Он – страшный человек, ты даже не представляешь, на что он способен! – бормочет малышка, тихонько всхлипывая.

– Мадина, хорошая моя, кого ты боишься? Пойми, если ты не скажешь, я не буду знать, от кого тебя защитить. Вдруг это мой сосед сверху или коллега по работе, а я с ними вижусь и здороваюсь каждый день, – мягко подвожу ее к самому главному. Но она упрямо мотает головой и серьезно смотрит на меня, гипнотизируя взглядом олененка Бэмби.

– Я не могу…Просто не могу, – шепчет она, готовая вновь сорваться в истерику.

– Хорошо, хорошо, девочка, успокойся, мы не будем сейчас об этом.

Сколько времени мы так видели в обнимку, я не знаю, но Мадине удалось успокоиться и уснуть в моих объятиях. Я осторожно отнес девочку в ее комнату, накрыл одеялом и коснулся ее щеки легким невесомым поцелуем. Я хотел бы остаться с ней, заключить в свои объятия и оберегать ее от всех кошмаров, но боюсь, к такому она еще не готова. Сгорит со стыда, увидев в постели мужчину рядом с собой и окончательно замкнется или, что еще хуже, снова будет думать о том, чтобы уйти. А я не могу отпустить эту малышку. Уже не могу…

Глава 8

Мадина

Отец стоит напротив и смотрит на меня с превосходством. Ухмыляется, сложив руки на груди:

– Скажи, чего ты добилась, Мадина? Неужели твой побег стоил мучений твоей матери? Посмотри на нее. Посмотри, что ты натворила.

Он отодвигается, и я вижу свою мамочку. Она вся в синяках и крови, ее руки трясутся.

– Мама…мамочка, – шепчу я, отчаянно желая подбежать к ней, обнять и пожалеть, но что-то меня держит, не пускает.

Она в ответ медленноподнимает голову, смотрит на меня и пытается улыбнуться пересохшими и потрескавшимися губами.

– Мадиночка…доченька…, – только и может прошептать она. И вдруг она падает на бок, истекая кровью, и, не мигая, смотрит в одну точку.

Крик боли и отчаяния вырывается из меня. Я кричу, надрывая голосовые связки и легкие. Пытаюсь двинуться с места, побежать, но что-то удерживает меня, и я стою, словно пригвожденная к полу.

– Мамочка! Мама! Помогите!! Пожалуйста, кто-нибудь…

И тут же слышу торжествующий голос отца:

– Это ты виновата, Мадина, ты виновата, что твоей матери больше нет.

Я снова кричу, плачу, в легких не хватает кислорода, их жжет, словно огнем.

– Мадина, проснись! Хорошая моя, открой глаза, – слышу до боли знакомый голос. Слышу и не могу вспомнить, кому он принадлежит, но я иду на него, потому что чувствую в нем уверенность, защиту.

Чувствую, что меня трясут за плечо и утирают слезы. Открываю глаза и медленно прихожу в себя, осознавая, где нахожусь.

– Тише, успокойся, Мадина. Это сон. Это всего лишь сон.

Я сажусь в кровати, натягиваю одеяло до подбородка, кутаюсь в него, как в кокон, пытаясь согреться. Меня трясет, и я не могу успокоиться. Я думала, что сбежала от кошмара, оставив все дурное в отцовском доме, но на деле этот кошмар переехал вместе со мной, поселившись в моей голове.

Неделю я наслаждалась спокойной, умиротворенной жизнью: мои синяки и ссадины почти зажили, что радовало Льва; готовила для любимого мужчины, радуясь тому, что могла ему угодить, ждала его с работы, а вечером не могла на него насмотреться, с жадностью впитывая в себя каждую черточку его образа. Мне было хорошо и уютно.

Единственное, что огорчало меня в этом добровольном заточении и беспокоило – отсутствие возможности связаться с мамой. Каждый мой день начинался с мыслями о ней, ими же и заканчивался. Каждый миг я молила Бога, чтобы с ней все было хорошо. Но я понимала, что сейчас не время раскрывать свое местоположение, иначе все наши старания пойдут прахом.

Почему же так холодно? И страшно…

Лев аккуратно садится рядом со мной на кровать и приобнимает меня за плечи, от чего я вздрагиваю.

– Тихо, тихо, малышка, я просто хочу тебя согреть, – успокаивает мужчина, поглаживая меня по спине.

– Мне не холодно. Мне страшно.

Лев тяжело вздыхает и какое-то время молчит. Вдруг резко поднимается на ноги и тянет меня за собой.

– Пойдем, – лишь коротко произносит он.

– Куда?

– Бороться с твоими страхами.

Хороший мой, если бы против них было средство…В моем случае надо убивать причину, а не следствие. Но все же я кутаюсь в одеяло и, придерживая края, бреду за мужчиной.

Лев приводит меня на кухню, сажает на стул и достает из холодильника…пакет молока. Наливает его в большую кружку, кладет пару ложек меда и ставит греться в микроволновку.

– Моя мама всегда грела мне молоко с медом, когда в детстве я просыпался ночью и не мог уснуть, потому что боялся монстров под кроватью, – вдруг произносит он, стоя ко мне спиной и глядя в окно на ночной город.

– Я, наверно, тебе причиняю столько неудобств своим ночными криками. Прости, пожалуйста, – извиняюсь. – Я не знаю, как с этим бороться. Я хотела бы вылечить голову, но, кажется, ОНО пустило корни в мою душу, намереваясь задушить меня, – уже тише, сильнее кутаясь в одеяло и продолжая дрожать.

– Не говори глупостей, Мадина. Я- взрослый мальчик и, если бы меня что-то не устраивало, поверь, я нашел бы сто и один способ вернуть себе комфорт. Решив тогда, на улице, помочь тебе, я взял всю ответственность на себя за твою дальнейшую судьбу. Не потому, чтобы тебя чем-то обязать, а потому, что я так захотел. И я отдавал себе отчет, что могут возникнуть какие-то трудности, но это все – херня. Гораздо больше меня волнует твое душевное состояние.

Я не знала, что ему ответить на такое честное признание, но когда хотела возразить что-то, пропищала микроволновка. Лев подал мне стакан со словами:

– Пей, это должно помочь тебе успокоиться.

Я беру кружку двумя руками, грея об нее ладони, и осторожно делаю первый глоток. Лев открывает окно и прикуривает сигарету. Так мы и проводим время посреди ночи: я, укутанная в одеяло, пью молоко с медом, Лев, нахмурившись, курит, задумавшись о чем-то своем.

И неожиданно он начинает говорить и, чем дольше он говорит, тем сложнее мне понять: он рассказывает все это для меня или для себя.

– Мы расстались резко и очень давно. Я совсем тебя не знаю и не помню, потому что мы были тогда детьми, да и у нас довольно внушительная разница в возрасте. Но меня тянет к тебе. Тянет в эту квартиру, которую я никогда не считал домом. Тянет, потому что тут стало уютно, каждый вечер пахнет домашней едой, заботливо тобой приготовленной, несмотря на все мои запреты. И потому что тут ты. Такая чистая, добрая, доверчивая и беззащитная. Ты создана для того, чтобы тебя защищали, Мадина, – на этих словах безумно смущаюсь и краснею. Не знаю, куда себя деть, поэтому делаю большой глоток молока, чтобы мне не пришлось что-либо говорить. А Лев не видит и не чувствует моего замешательства, он словно ушел в себя, в свои воспоминания, и, судя по его напряженным плечам и глубоким затяжкам, это совсем не радужные мысли.

– Шестнадцать лет назад я жил в обычной семье. Хорошо, обычной для того района, где мы с тобой жили. Ты наверно, помнишь моих родных, – киваю, позабыв о том, что Лев сейчас меня не видит. Пусть. В данный момент я даже дышала через раз, боясь спугнуть момент его откровения. Потому что все предыдущие разы, когда мы заговаривали о нашем прошлом, он закрывался от меня, возводил каменную стену, а в глазах поселялась тоска. Но он быстро брал себя в руки, надевал маску серьезности или безразличия, и мы делали вид, что ничего не произошло. Сейчас же он заговорил сам. Лев хотел показать мне, что доверяет. Что открывает душу. А я не могла оттолкнуть его в такой момент, потому что мне было очень важно знать, что творится в его голове.

– Тот день, когда ты подарила мне этот медальон, – по движениям другой руки я понимаю, что он сжимает его в ладони, – стал для меня последним беззаботным днем. Тогда мое детство закончилось. На следующее утро машина с моими родителями и Ирочкой, направлявшимися на дачу, попала под КАМАЗ. Только знаешь, что странно: оказалось, что отец якобы был мертвецки пьян. В восемь утра. С учетом того, что он не пил ни грамма вот уже много лет. У него была страшнейшая язва и строжайшая диета. Да и дача наша была в другой стороне. А я…я остался дома, потому что играл за школьную команду по футболу, как раз должен был состояться матч с другой школой. Я уверен, что их убили, но только понять не могу, кому это понадобилось, и, главное, за что. Несмотря на то, что за последние годы работы в клинике я обзавелся связями, даже они не смогли мне помочь узнать заказчика и исполнителя. Он очень ловко замел все следы. Ты как-то спрашивала, как я жил все эти годы? Херово жил, Мадина. Спасибо дяде – он забрал меня к себе, терпел мои выходки и несносный характер. Я пошел по стопам родителей – выбрал медицину. После окончания ординатуры и работы в больнице я решил, что пора бы пробиться в этой жизни – горько усмехается. – Денег у меня не было, и я решил продать дом, в котором мы жили, я все равно так и не смог вернуться туда, переступить порог. Слишком больно, слишком тяжело. Я открыл свою клинику, казалось бы, вот оно счастье. Но кто-то там наверху, если он там есть, решил, что испытаний на мою голову выпало очень мало: фирма шла ко дну. Но в один момент на меня неожиданно вышел мой нынешний партнер, ты его видела в тот день в клинике, Арсений. Он предложил инвестировать в мое детище, но взамен попросил об одном «одолжении». Моя жизнь ничего не значила для меня тогда, мне нечего было терять. И я подписался на добровольное рабство. Меня все устраивало до определенного момента. До того самого, когда я встретил тебя.

Я молчу и, не отрываясь, смотрю в кружку с остывшим молоком. Я чувствовала, что прошлое для Льва – больная тема. Но он переступил через себя, через свою боль и доверился мне. Не какой-то другой женщине, которые у него наверняка есть, я более чем уверена, не психологу или кому-то еще, а мне. Девочке из его прошлого. И это понимание подтолкнуло меня сделать то, чего я боялась: рассказать о своих страхах и кошмарах. Потому что только после откровенного монолога Льва я поняла – доверие дорого стоит. И я начинаю говорить, глядя лишь в кружку с молоком, как Гарри Поттер смотрел в омут памяти, воскрешая воспоминания:

– Мой отец – лицемер и тиран. И так было всегда. Конечно, ни за что не поверишь, что он такой: он же так высоко ценит ислам, не пропускает ни один пятничный намаз. Но это только игра для окружающих, на публику. Театр, а мы в нем марионетки, которыми он ловко управляет. Моя мать поседела, когда ей не было и тридцати. Потому что она столько всего натерпелась от этого тирана: он убил мою сестренку, пусть и не прямо, но косвенно этому поспособствовал, он поднимал на нее руку, да так, что довел дело до внутренних травм и кровотечения, и моя мамочка лишилась возможности иметь детей, в чем он в последующем ее и обвинял. Я видела все это собственными глазами. Он не хранил верность моей матери и не потрудился даже этого скрывать, хотя он клялся моему деду уважать его дочь. Мурат Алиев – хозяин своему слову: захотел – дал, захотел – забрал обратно, – горько усмехаюсь, вытирая набежавшие слезы. – А когда я подросла, он добрался и до меня. Все эти травмы, Лев, его рук дело. А все потому, что я впервые в жизни сказала против слова отца. Я отказалась выходить замуж за человека вдвое старше меня. Отец договорился о браке, потому что, породнившись с Амирханом, он получит выгоду в бизнесе. Я всего лишь разменная монета в жизни собственного отца. Инструмент для достижения цели. А моя мать просто для статуса. Я могла бы согласиться на его условия в другой ситуации, чтобы сбежать от гнета и тирании в отцовском доме, но я слышала, что творит Амирхан с молодыми девушками. Я не знакома с ним лично, но просто так слухи среди прислуги не появятся. А я не хочу повторить судьбу своей матери. Ты спрашивал, кого я боюсь до ужаса, Лев? Кто живет в моих кошмарах, избивая меня или мою маму? Это мой отец. Я боюсь мужчину, который должен беречь и любить меня. Говорят, так ведут себя настоящие отцы по отношению к дочерям.

Я настолько ушла в собственные мысли, пока изливала душу мужчине, что не заметила, как он оказался напротив меня, присев на корточки. Я поднимаю на него растерянный взгляд, а он обхватывает мои ладони, которые все еще держат кружку, слегка сжимает их и тихо произносит, глядя своим гипнотизирующим взглядом прямо мне в душу:

– Ничего не бойся, Мадина. Я буду тебя беречь.

И я снова не могу сдержать слез. Потому что слова «Я буду тебя беречь» важнее пресловутых «Я тебя люблю». Любить можно все, что угодно: хорошую музыку, кино, свою собаку или что-то еще, тут список ничем не ограничен. А берегут обычно самое дорогое сердцу.

– Спасибо, Лев. Я…не знаю, как словами выразить все, что сейчас творится у меня на душе. И спасибо за доверие. Я очень ценю.

– И тебе спасибо, малышка. Но надо что-то делать с твоими кошмарами, так ты загонишь себя. У меня есть хороший психолог, она считается одним из лучших в городе, я могу договориться, и она будет приходить домой, когда меня нет.

Отчаянно мотаю головой. Доверять, Лев негласно просил довериться ему…

– Лев, могу я попросить тебя?

– Да, конечно.

– У тебя же есть связи…ты говорил, что благодаря работе ты завел полезные знакомства…Пожалуйста, ты не мог бы что-то узнать о моей маме? Я очень волнуюсь за нее, она осталась один на один с этим чудовищем. И если я узнаю, что с ней все в порядке, я, возможно, немного смогу успокоиться.

Он, не сводя с меня глаз, подносит мою руку к губам и аккуратно целует тыльную сторону ладони. Я снова смущаюсь, чувствую, как краснею до корней волос, но взгляда так и не отвожу.

– Я все сделаю, малышка, не беспокойся. А сейчас пойдем, тебе надо отдыхать, попробуй уснуть.

Глава 9

Лев

Я привык сдерживать свои обещания. Именно поэтому я, с утра отпросившись у Арсения и предупредив, что меня не будет сегодня первую половину дня, еду туда, где прошло мое детство и юношество. Где будут душить воспоминания. Но я справлюсь. Ради моей девочки я смогу договориться с демонами прошлого.

Она просила все узнать через мои связи. И я действительно мог бы, есть у меня среди бывших пациентов парочка, к кому я бы мог обратиться с таким щепетильным вопросом. Мне бы это ничего не стоило. А вот для Мадины такой интерес к ее семье с моей стороны грозит огромными проблемами. В частности, встает вопрос ее безопасности. Несложно будет выяснить, что она попала в мою клинику с моей же подачи, а на следующий день бесследно оттуда исчезла. И обязательно найдутся те, кто что-то видел и слышал. А эти слухи в конечном итоге приведут к тому, что ее отец узнает о том, где она скрывается. Именно поэтому, чтобы не подвергать такому риску свою девочку, я лично попробую узнать о ее матери.

Прошло шестнадцать лет, а на улице, где я вырос, ничего не изменилось, за исключением нашего дома. Вернее, уже давно не нашего. Судя по тому, что мне удалось увидеть за забором, а именно: заброшенный сад, грязные и мрачные окна, разбитый фонарь над верандой, здесь давно никто не жил. Такое ощущение, что счастье ушло из этого дома вместе со смертью моих родителей.

Я постоял еще какое-то время, предаваясь счастливым воспоминаниям, но все же я приехал сюда не за этим. Оборачиваюсь и внимательно смотрю на дом напротив. Странно, живя здесь столько лет, никто и предположить не мог, что в нем творятся такие ужасы, о которых говорила Мадина. Однако сейчас, глядя на этот строгий стиль во всем, начиная от забора, заканчивая лужайкой у дома, хочется скорее уйти отсюда, не возникает никакого желания зайти на чай и поболтать по душам. Но я не могу отступить. Я обещал.

Собираюсь с духом и с силой жму звонок. Долгое время никто не отвечает, но, когда я уже расстроился, что дома никого нет, и хотел уйти, неожиданно дверь приоткрыла невысокая женщина, вся в черном.

– Добрый день! Вам кого? – тихо интересуется она, не глядя на меня. И только я хотел рассказать заранее придуманную легенду моего появления, как позади раздался громкий грозный голос:

– Дина, кто там? – на лице женщины промелькнул испуг, она вся сжалась и как будто стала меньше ростом.

– Тут…мужчина…я не знаю..,– бормочет она, заметно побледнев. Она определенно боится своего хозяина. А в том, что этот голос принадлежит Мурату Алиеву, сомневаться не приходилось.

– Кто вы и что вам нужно? – властно и строго спрашивает отец Мадины. Я не ошибся, это определенно был он: черты лица моей девочки похожи на отцовские. А вот глаза, видимо, ей достались от матери: несмотря на ясный голубой цвет, глаза этого мужчины источали холод и злость. Даже мне, привыкшему к такому властному, снисходительному взгляду со стороны авторитетов, захотелось поскорее распрощаться с этим мужчиной. Но я не могу. Моя девочка дома ждет новостей, ее мучают кошмары, и я в силах помочь ей от них избавиться.

– Здравствуйте! Я – Лев, я жил в том доме напротив, – кивком головы указываю на наш коттедж, – давно, правда, вы наверно меня уже не помните. Был проездом по делам в поселке, ностальгия замучила, решил заехать, вспомнить детские годы. Все же больше пятнадцати лет прошло. В свое время моя сестренка дружила с девочкой напротив, вашей дочерью, кажется, ее…Мадина зовут. Я не ошибся? – и смотрю в упор на Алиева.

Он же в свою очередь внимательно, с подозрением меня осматривает с ног до головы, прищурив глаза, сканирует своим взглядом, словно рентгеном, и лишь потом соизволил со мной заговорить:

– Помню, помню. Лев, кажется, да? – киваю. Надо же, какая хорошая память у мужика, запомнил имя пацана, с которым здоровался-то от силы пару раз. – Да, много времени прошло, – уже более расслабленно заговаривает, но глаз с меня не сводит, как будто пытается считать мою реакцию. Но благодаря врачебной практике и практически каждодневному общению с бандитами, я научился сохранять хладнокровное выражение лица. – Я помню вашу семью: спокойная, интеллигентная. Твои родители, кажется, были врачами?

– Да, верно. И я тоже пошел по их стопам, – зачем-то добавляю я.

А Мурат Алиев лишь усмехается.

– Молодец, Лев, врач – очень достойная профессия, но тяжелая и опасная, – загадочно сообщает мне Алиев. И этот обмен фразами, словно мы ходим по минному полю, проверяя реакцию друг друга, начинает меня напрягать.

– Согласен, но я уже привык. Как Мадина? Она наверно выросла такой красавицей, – прощупываю я почву.

А лицо ее отца вмиг стало злым и раздраженным, он весь напрягся, видно было, что это больной вопрос для него.

– У нее все хорошо. Замуж собирается, скоро свадьба, – отстраненно произносит Алиев.

– Я рад за нее. Счастья девочке, – также равнодушно отвечаю. Ага, как же выйдет она замуж, если живет у меня?

– Извини, в дом не приглашаю, у нас большой траур, не до гостей сейчас.

Я напрягся, моля высшие силы, чтобы это было не то, о чем я только что подумал. Но я не был услышан.

– Моя супруга, Далия, скоропостижно скончалась. Вчера похоронили.

Я окаменел от услышанного. Какого черта?.. Как? Как мне теперь сказать об этом Мадине?! Как переживет это событие моя девочка?!

– Мои соболезнования. Извините, что побеспокоил, я не знал, – только и смог пробормотать я.

– Спасибо. Аллах уберег ее от долгих страданий: она упала с лестницы, получила травмы, несовместимые с жизнью и скончалась на месте. Не мучилась бедняжка.

Стою в ступоре, не зная, что и ответить.

– Всего тебе хорошего, Лев.

Не помню, что произнес в ответ, я постарался поскорее уйти, чтобы не выдать своих эмоций. Было бы странно, если посторонний человек смерть незнакомой женщины воспринял так близко к сердцу.

Сев в машину, я глубоко затянулся, выдохнул дым в открытое окно. Раньше сигареты всегда приносили мне успокоение, сейчас же я просто травил легкие никотином. Выкидываю сигарету в окно и с силой бью по рулю.

– Твою мать! За что?!

Все же беру себя в руки и трогаюсь с места, направляясь в клинику. По дороге стараюсь отодвинуть мысли обо всем, что удалось узнать на задний план, все же мне предстоит сегодня операция и довольно непростая, я не могу себе позволить ошибку, все же в моих руках жизнь человека, и я не вправе решать его судьбу, допустив халатность.

К клинике подъезжаю, если и не взяв себя в руки, то хотя бы успокоившись. Прошу медсестру готовить пациента к операции, на автомате переодеваюсь и просматриваю карту болезни, обрабатываю руки и вхожу в операционную. И снова перед глазами образ любимой в слезах. Я еще не знаю, как она отреагирует на эту новость, но я не жду ничего хорошего.

В таком состоянии мне было невероятно сложно оперировать. Это первая операция, когда я работал, не отдавая себе отчета, делая все четко только благодаря многолетней практике. В конце операции я даже задумался и впал в ступор, из которого меня вывел обеспокоенный голос медсестры:

– Лев Романович, с вами все в порядке?

– Что? – перевожу на нее растерянный взгляд. – А, да-да, извините…Шьем, – и вышел из операционной.

Впервые я не хотел показываться на глаза Мадине. Впервые я не хотел возвращаться домой. Я не хотел стать тем гонцом, которого казнит боль моей девочки от услышанной новости.

Я паркуюсь во дворе, стараюсь взять себя в руки, глубоко вздыхаю и иду домой. В замочную скважину мне удалось попасть лишь со второго раза. Едва переступив порог, встречаюсь взглядом с Мадиной. Какое-то время мы стоим молча и неподвижно, лишь глядя глаза в глаза, словно ведем немой диалог. По тому, как она бледнеет, а ее руки начинают трястись, я понимаю, что мне и не надо ничего произносить вслух: она увидела ответ в моем взгляде.

– Ты что-то узнал, – не спрашивает, а утверждает она, произнося фразу лишь одними губами, но мне кажется, что Мадина оглушительно кричит, разрывая мое сердце на части. – Она в плохом состоянии? Отец избил ее?

А я молчу, хмурюсь, сжимаю кулаки от бессилия и не могу собраться с силами, чтобы сказать своей девочке, что ее матери больше нет. Казалось бы, я и сам был когда-то в такой ситуации, должен суметь подобрать слова, но я не представляю, как могу сделать больно той, кого люблю, за кого страдает моя душа.

Мадина трясет головой, постоянно повторяя:

– Нет, нет. Этого не может быть! Ты не так спросил… тебя обманули…они ошиблись, – и пятится назад, словно я прокаженный. А я аккуратно, шаг за шагом приближаюсь к малышке, желая обнять ее и успокоить, дать ей понять, что она не одна в своем горе.

– Мадина, тут нет ошибки.

– Почему ты так уверен?! Попроси узнать других людей, пусть перепроверят, – повышает она голос, и я понимаю, что еще чуть-чуть, и она впадет в истерику.

– Мадина, я лично ездил к твоему отцу. Он сам мне об этом сказал. Моя хорошая, твоей мамы больше нет.

Я говорил, что боялся, что малышка впадет в истерику? Вранье. Меня испугала ее реакция. Она, простояв с минуту или две неподвижно, словно под гипнозом, медленно прошла в гостиную, села на диван, выпрямив спину, сложив руки на коленях, как примерная ученица, и уставилась в одну точку. Я пытался поначалу вывести ее на разговор, просто утешить, но она не реагировала ни на один внешний раздражитель. Как будто со мной осталась лишь ее оболочка. И меня это до чертиков пугало. Все, что я мог сделать в этот момент: быть рядом. Я присел на диван, прижал к себе безучастную девочку и просто гладил по волосам, ничего не говоря. Не знаю, что этому поспособствовало: мои действия или шок, но спустя какое-то время она уснула. Я отнес ее в кровать и накрыл пледом. Может, оно и к лучшему: сейчас ей надо отдохнуть. В последнее время на хрупкие плечи моей девочки слишком много всего навалилось.

Однако, откровенно говоря, как врача, меня пугало ее состояние и реакция. Ничего хорошего я не ждал и готовился к худшему.

***

Я отправился к себе, уверенный, что не смогу уснуть, но стоило прилечь ненадолго, как я задремал. Понятия не имею, сколько прошло времени, но проснулся я как от толчка, не понимая, что же меня разбудило. Какое-то время я полежал на спине, прислушиваясь к своим ощущениям, как из соседней комнаты послышались тихие стоны, и я тут же сорвался к Мадине.

Она бредила, это было очевидно: одеяло валялось на полу, она металась по кровати, тихо постанывая. Коснувшись ее, я понял, что она вся горит. Черт!

– Мадина, – зову я, пытаясь ее разбудить. Она лишь ненадолго приоткрывает глаза, не в силах сфокусировать взгляд, и снова их закрывает. Меня самого начинает колотить, но я не могу себе позволить такую роскошь, как отчаяние. Черт, Лев, возьми себя в руки, ты сейчас ей нужен!

Быстро несусь на кухню за аптечкой. Хватаю термометр, жаропонижающее, наливаю воды в стакан, но потом, подумав, все же беру с собой весь графин, и спешу обратно в спальню. Растворяю лекарство в воде, помогаю ничего не понимающей малышке сесть и подношу стакан к пересохшим губам.

– Мадина, девочка моя, выпей, это поможет тебе.

Она немного отпивает, и обессиленно повисает на моей руке.

– Нет, девочка, до дна. Давай-давай, – умоляю ее, чуть ли не насильно вливая лекарство.

Она допивает и со стоном откидывается на подушки. Последующие несколько часов я замерял ей температуру, которая, несмотря на все мои усилия и медикаменты, не сбивалась больше, чем на полградуса.

К семи утра я, глядя на бледную Мадину с лихорадочным румянцем на щеках, постоянно повторяющую «Мама, не уходи, вернись!», чувствуя себя никчемным врачом, решил, что одна голова – хорошо, а две – еще лучше. Я позвонил своему давнему приятелю и одногруппнику, который работал терапевтом при обычной городской больнице, но еще в университете показал себя как отличный врач.

– Жень, привет.

– Доброе утро, Лёва. Кто ходит в гости по утрам…? – весело шутит надо мной товарищ, но мне сейчас не до его юмора, надо спасать малышку.

– Жень, мне нужен твой профессиональный взгляд со стороны на больного. Ты сможешь подъехать?

– Лёва, я в хирургии же не силен, ты же знаешь. Немного не по адресу, – серьезно и растерянно отвечает друг.

– В том-то и дело, что мне нужен диагноз от терапевта, который знает сове дело. Здесь проблема по твоей части, я думаю.

– Понял. Жди, скоро буду. Адрес, надеюсь, тот же?

– Да, жду. Поторопись.

Все время, пока не приехал Женя, я снова замеряю температуру, отпаиваю Мадину, переживая за ее состояние все сильнее.

Наконец, раздается звонок в домофон, и я несусь открывать дверь.

– Здорово, – протягивает мне руку. – Ну, кто у тебя заболел?

– Невеста, – не задумываясь, отвечаю я. Но у меня и мысли не возникает исправиться, потому что я не ошибся. Мадина – моя девочка. И я все сделаю, чтобы это было так.

– Ну, веди что ли, посмотрим, что это за чудо, которой удалось сломать убежденного холостяка и переманить на темную сторону, – хохотнул Женька, проходя в ванну, чтобы помыть руки.

А я лишь скрипнул зубами и сжал кулаки. Вдох – выдох. Если бы я не нуждался в помощи Жени, хрен бы я позволил ему говорить о Мадине в таком тоне, да еще и показать при этом свою девочку постороннему мужчине. Пусть даже и врачу.

Мысленно усмехаюсь. Никогда бы не подумал, что в тридцать два года во мне проснется собственник и ревнивец. А ведь я действительно ревную! Моему мозгу не объяснишь, что Женя – отец двух чудесных малышей и давно и прочно женат.

Женя тщательно осмотрел Мадину, изучил мои записи, динамику и какие препараты я ей давал. Послушал легкие, осмотрел горло, прощупал лимфоузлы.

– Вообще никаких признаков вируса и инфекции я не заметил. На первый взгляд она здорова. Я рекомендую тебе сдать анализы, могу оставить контакты лаборатории, они выезжают на дом, и к вечеру ты получишь результат на почту. Перешлешь его мне, я посмотрю, и, если понадобится, назначу дополнительное лечение. Сейчас я сделаю ей укол, температура должна снизиться.

– Договорились, спасибо огромное, Жень, – от души пожимаю руку товарищу.

– И еще: у нее стрессы были какие-нибудь в последние дни? Обычно организм так реагирует, когда бывают сильные потрясения, – внимательно рассматривая меня, интересуется друг. Я напрягаюсь, но все же отвечаю:

– У нее мать умерла позавчера.

– Вот ты же вроде бы врач, а всю информацию сразу не выдаешь! – сердито восклицает друг.

– Извини, когда дело касается Мадины, мой мозг напрочь отключается.

– Мадина? Интересное имя, как и внешность девочки. Красивая, кстати,– небрежно бросает Женька, а я снова напрягаюсь. Не хочу, чтобы ее кто-то оценивал, даже если это и хороший друг. Он, видимо, чувствует напряжение и снова возвращается к теме. – Купи это успокоительное, пить строго по рецепту. И смотри на ее поведение, если будет что-то беспокоить, я бы рекомендовал все же обратиться к психологу.

– Я понял тебя, Жень. Буду должен.

– Конечно, будешь. Я очень «Хеннесси» люблю, если что, – весело добавляет друг и покидает квартиру.

Я смотрю на часы. Арсений уже должен быть на пути к клинике. Конечно, мне придется выслушать кучу всего в свой адрес, но это последнее, что меня волнует в данный момент.

– Если ты хочешь сказать, что тебя сегодня не будет, я тебя уволю нахрен, Ворошинский, – вместо приветствия недовольно начинает Арсений. Он знает, если я звоню ему, да еще и с утра, то ничего хорошего не жди.

– Я тебе больше хочу сказать: я беру отгулы. Сначала на неделю, а там как пойдет. И да, можешь смело меня увольнять, хоть работать начну, как белый человек – с девяти до шести и только бумаги подписывать, никаких тебе пулевых, ножевых и криминальных авторитетов!

Петренко крепко выругался.

– Что на это раз? – успокоившись, процедил сквозь зубы партнер.

– Невеста заболела, – просто ответил я, пожав плечами.

– Не знал, что у тебя кто-то есть.

– Я просто не трепался.

– Ну-ну, а месяц назад драл у себя в кабинете операционную медсестру. Хорошо, между прочим так, качественно, я аж курить пошел.

– До связи, Арсений, – оставляю без внимания его последнее замечание, отключаюсь и иду проверить Мадину.

Она лежала, забывшись тревожным сном. Температура заметно спала, что меня радовало, и я смог выдохнуть хотя бы на короткое время.

Все следующие дни я не отходил от Мадины. Я ложился спать с ней рядом, зная, что если она придет в себя, она будет здорово смущаться, но мне было по барабану. Я боялся упустить момент, если вдруг температура снова скакнет вверх, и она начнет бредить. Но все же, чтобы не смущать девчонку, я спал прямо в одежде. Правда, спал – это очень громко сказано. Так, дремал пару часов в сутки. Хорошо, что кто-то придумал доставку продуктов на дом. Потому что, несмотря на то, что ее физическое состояние не вызывало опасений, оставить девочку в одиночестве было страшно: она ушла в себя, за три дня не произнесла ни слова, как бы я не старался ее разговорить. Малышка меня не слышала, потому что была не здесь, не со мной. Она отказывалась от еды и просто лежала и смотрела в одну точку. Я знал, что Мадине нужно побыть одной, но не мог себя заставить уйти.

В одну из ночей, когда я не мог уснуть, обуреваемый различными мыслями, я в очередной раз аккуратно, стараясь не потревожить мирно спящую девочку, ушел на кухню. Открыл окно, запуская в дом прохладный ночной воздух. Выдыхаю сигаретный дым, стараясь вместе с ним отпустить из головы часть мыслей.

– Ты много куришь, – неожиданно раздался тихий голос за моей спиной.

Резко оборачиваюсь, а передо мной стоит Мадина: бледная, пошатывающаяся, осунувшаяся, с огромными кругами под глазами и впалыми щеками. Она такая маленькая, босая и завернутая в это огромное одеяло. Но все равно моя.

Я посмотрел на сигарету, которую продолжал сжимать в руке.

– Я давно пытаюсь бросить, но обстоятельства складываются так, что не получается, – оправдываюсь я.

–Это из-за меня? – тихо и печально спрашивает Мадина.

– Иди сюда, малышка. Ты тут не при чем, – обнимаю ее, крепко прижимая к груди, целуя в макушку. – Я рядом, поговори со мной. Раздели свое горе. Я представляю, как тебе непросто сейчас. В свое время я прошел через этот ад. Я знаю, что такое, в одночасье потерять близкого человека. Знаю, как никто другой. Но тогда мне не с кем было поделиться, я прошел все круги ада в одиночестве. А у тебя есть я. Раздели свое горе со мной.

Мадина стоит, уткнувшись лбом в мою грудь и тяжело дышит, пытаясь успокоиться. Я не давлю на нее, я просто рядом. И я рад, черт побери, что, когда стало невыносимо терпеть сжирающую изнутри черную бездну, она пришла за поддержкой ко мне, доверилась.

Я не знаю, сколько мы так простояли в обнимку на кухне, но через какое-то время Мадина глухо произносит:

– Отвези меня к маме. Я хочу попрощаться. Ты же можешь узнать, где ее похоронили? – и с надеждой смотрит на меня своими огромными, блестящими от слез глазами.

– Я все узнаю, не беспокойся. Но тебе наверно нужен мусульманский платок, или как он там называется. Я в них совершенно не разбираюсь, но если ты подробно все объяснишь, то я, думаю, справлюсь.

Мадина напрягается в моих руках, замирает и отводит взгляд. Долго смотрит в окно, словно, чего-то ждет, что-то ищет глазами. Но потом все же произносит отстраненным голосом, продолжая по-прежнему смотреть в окно:

– Купи любой, что покроет мою голову. Насколько мне известно, любая вера не разрешает приходить на кладбище с непокрытой головой. – Она делает паузу, как будто собирается с силами, чтобы сказать что-то важное. И я не ошибся. – Я не вернусь больше в ислам, Лев. Потому что моя вера в Аллаха рухнула с новостью о смерти моей мамы. Меня с детства убеждали, что Аллах – милостив, и Он каждому дарует по справедливости. Но это не так. Где эта чертова справедливость?! Почему моя мама в могиле, а отец, который ее избивал, который поднимал руку на меня и хотел продать за кусок в бизнесе человеку, славящемуся своей жестокостью по отношению к женщинам, жив?! Почему не наоборот?! Скажи, разве это справедливо?! Допустил бы Аллах такое, если бы он существовал вообще?! – последние слова она выкрикивает, глядя мне в глаза, словно там ищет ответы на свои вопросы.

И Мадина расплакалась. Прижимается ко мне, крепко обнимая за талию, как будто, если отпустит, то упадет, сотрясается всем телом и плачет в голос, выплескивая всю ту боль, что скопилась у нее за последние дни, месяцы, годы. А я хотел бы все забрать себе, но мне не под силу. Я – мужчина, который должен защищать женщин, не могу помочь маленькой и несчастной девочке…Поэтому все, что мне остается – просто обнять малышку и быть рядом.

Мне всегда казалось, что, приезжая на кладбище, ты попадаешь в другое измерение: здесь очень тихо, спокойно, по сравнению с большим и суетным городом, и даже громкий разговор кажется преступлением.

Мадина всю дорогу шла, смотря себе под ноги и не проронив ни слова. Я брел рядом с ней, все время кидая на нее встревоженные взгляды, потому что боялся, что она не выдержит такого психологического давления. Но она продолжала понуро идти и подняла голову, лишь когда мы пришли к могиле. Долго стояла, вчитываясь в табличку, повторяя имя матери одними лишь губами, словно не могла поверить, в то, что написано. Мадина возложила цветы, касаясь земли дрожащей рукой.

– Жаль, что тебе все же удалось найти ее могилу, – неожиданно отстраненным голосом тихо произносит моя девочка.

– Не понимаю…, – также тихо, в удивлении отвечаю я.

– Я убедилась, что моей мамы нет в живых. Нет никакой надежды, понимаешь, что это все неправда, чья-то злая шутка. Так бы я верила, что она жива, ходит со мной по одной земле и где-то рядом. Что у нее все хорошо, и моя мама счастлива.

Я разделяю ее боль и всецело понимаю. Запрокидываю голову, глядя на небо, словно ищу поддержки у тех, кто смотрит на меня с небес, как будто они могут подсказать мне, что я должен сказать, какие слова подобрать, чтобы убедить мою девочку, что надо жить дальше. Что пройдет время, ее шрам зарубцуется, и останется только фантомная боль, с которой потом научишься жить.

– Ты – ее продолжение, Мадина. Тебе просто нужно быть счастливой. Она ведь именно этого хотела для тебя, когда помогла бежать.

– И я буду счастлива. Назло этому чудовищу буду, – твердо произносит она, беря меня за руку и сжимая ее. – Прости, Лев. Ты столько сделал для меня, а я несу глупости. Я благодарна тебе, что ты узнал, где спит моя мама. И я ценю это, правда. Спасибо.

А я просто приобнимаю ее за плечи, целую в висок и тихо шепчу:

– Я всегда буду рядом, Мадина.

Глава 10

Мадина

Вскрикиваю и просыпаюсь. Сажусь в кровати. Задыхаюсь, как будто кто-то затягивает удавку на моей шее. Пытаюсь глотнуть воздуха, но у меня ничего не выходит, и паника накрывает меня с головой.

– Мадина, успокойся, слышишь меня? Это сон, всего лишь сон. Дыши, девочка, дыши, – раздается рядом голос Льва. Откуда он здесь так быстро? Я не слышала, чтобы он вошел.

Я «иду» на этот голос, носом втягиваю воздух и выдыхаю ртом. И так несколько раз, пока паника не отступает в темный угол комнаты, ожидая удобного момента, чтобы снова напасть.

– Умничка, вот так, – успокаивает меня Лев, протягивая стакан воды.

Я пью жадными глотками, пытаясь унять заполошно бьющееся сердце.

– Как ты здесь оказался? – хрипло спрашиваю я, пытаясь разглядеть в темноте комнаты очертания любимого.

– Я уже которую ночь прихожу спать в твою комнату. Охраняю твой сон. Потому что ты кричишь, – поясняет мужчина. – Мадина, мне все это не нравится, так и до психушки недалеко. У моего друга есть контакты хорошего психолога. Давай обратимся к нему. Позволь помочь тебе.

Я обнимаю себя за плечи. Сегодня мне снова приснился отец. Но если в последние дни он только запугивал меня словами, грозясь найти и уничтожить, то сегодня он пошел дальше: стал меня душить. И я стала задыхаться наяву. Не удивлюсь, если на шее остались синяки. Я поверю во что угодно, когда дело касается Мурата Алиева.

Но не это меня испугало. Он сказал то, от чего до сих пор стынет кровь в жилах: «Ты станешь женой Амирхана, Мадина. Станешь, чего бы мне это не стоило. Иначе я не Мурат Алиев!».

Амирхан – один из партнеров отца в бизнесе. И я ни разу не видела его до того злополучного дня. Но достаточно слышала от перешептывающейся прислуги и девочек в университете. Ему около сорока лет и он ни разу не был женат. Одно я знаю точно – партнер моего отца – такое же чудовище, как и Мурат Алиев. Ходят слухи, что молоденькие девственницы – его большая слабость. Он любит брать их силой, только так возбуждается это чудовище. Не знаю, насколько это правда, но тот факт, что он проходил главным свидетелем по делам об исчезновении трех молодых девушек и убийстве одной элитной эскортницы, говорит о многом.

Конечно, я не детдомовка и не эскортница, в конце концов, у меня есть какой не какой,но отец. А это хоть и небольшая, но все же гарантия того, что меня не убьет «горячо любимый муж» в первую же брачную ночь. Но тогда встает вопрос: а хочется ли мне такой жизни? Без любви, с мужем-тираном и насильником, в доме которого я буду вместо мебели, а мое предназначение – ублажать супруга и сопровождать его на светских мероприятиях. Я – приложение к сделке. Разменная монета в руках Мурата Алиева.

Но я не хочу так. Не хочу поменять одну клетку на другую, одного тирана на такого же, но с большим спектром прав. Не хочу, после того, как познала заботу и ласку Льва. После того, как познала любовь.

Я больше чем уверена, что отец ищет меня. Я не раз слышала, как он обсуждал с помощником, что ему необходима поддержка Амирхана в новом проекте, но он не знает, как найти к нему подход. Видимо, я – то, что запросило это чудовище в обмен на свои инвестиции…

То, что я в следующий момент закрыла лицо ладонями и расплакалась, могу объяснить лишь тем, что я истощена морально. За столь короткое время на мою голову свалилось столько событий, сколько не бывает у взрослых людей годами.

– Мадина, что случилось? Посмотри на меня, девочка, – обеспокоенно бормочет Лев.

А я просто трясу головой, стараясь отвернуться от любимого. Но он настойчив: отнимает мои руки, берет мое лицо в свои ладони, заботливо вытирая слезы большими пальцами.

– Малышка, это всего лишь кошмар, я здесь, рядом, я не дам тебя в обиду, особенно монстрам из твоих снов.

Эти его слова, сказанные мягким голосом, ласковый взгляд и проявленная забота вызывают у меня новый поток рыданий. Но в следующее мгновение я уже забываю все, что вызвало мои переживания.

Лев поцеловал меня. Это мой первый взрослый поцелуй в жизни. И он случился с любимым мужчиной.

Лев целовал меня нежно, аккуратно, приобняв одной рукой за талию, а другой придерживая затылок, зарывшись пальцами в волосы. Поначалу, по неопытности, я растерялась и не знала, как себя вести – его губы отключили мои мозги напрочь. Но потом подумала, что, возможно, это мой единственный поцелуй в жизни по любви, и было бы глупо упускать такую возможность. И я ответила, выкинув все мысли из головы и просто отдавшись чувствам. И, судя по тому, что Лев обнял меня крепче и усилил напор, ему мое поведение пришлось по душе.

Лев первый пришел в себя и смотрел на меня замутненным взглядом, пытаясь отдышаться.

– Извини. Если бы я не прервался сейчас, потом я бы не смог остановиться, – прерывисто прошептал он.

– Что это было? – невпопад спрашиваю я, также пытаясь выровнять дыхание. От испытанных эмоций у меня слегка кружится голова.

– Я не знал, как еще справиться с твоей внезапной истерикой, – признается Лев, жадно вдыхая воздух. – Но я ни о чем не жалею. Я давно этого хотел. И мне понравилось.

От этих его слов я покраснела до корней волос. Но я рада была их услышать. Его откровение помогло мне принять решение, над которым я думала последние несколько дней.

Всю оставшуюся ночь я лежала и прислушивалась к ровному дыханию Льва. На мои заверения, что я буду спать спокойно, и он может идти к себе, этот упрямый мужчина сказал, что ему в радость меня охранять. А на мои протесты, что это неправильно, что он будет меня смущать, что я не могу вот так спать, он лишь усмехнулся и ответил, что не намерен ко мне приставать, а будет рядом не в качестве мужчины, а в качестве друга и врача, который беспокоится за мое состояние.

– Не хочешь уходить? Хорошо, тогда ты оставайся здесь, а я пойду в гостиную на диван, – буркнула я, попытавшись встать с кровати. Я все еще горю от смущения из-за своего первого поцелуя, запутавшись в собственных ощущениях. Мне хотелось бы разобраться во всем, навести порядок в собственных мыслях, но это невозможно, когда причина моих волнений будет лежать рядом, да еще и на одной кровати со мной!

– Мадина, давай без глупостей, а? Ложись здесь, так будет лучше, поверь. Мне с утра на работу, неплохо бы поспать остаток ночи, потому что завтра предстоит непростая операция. А, вернее, уже сегодня, – устало произносит Лев мне в спину.

Я замерла на месте, почувствовав укол совести. И, извинившись за собственный эгоизм, все же вернулась к кровати и легла с краю, задумавшись о том, что сказал до этого Лев.

Друг…Как объяснить Льву, что для меня он прежде всего мужчина? Что привлекает меня именно в этом качестве с первого взгляда? Что он понравился мне именно тогда, когда был щуплым подростком, взрослым старшим братом соседки, а я маленькой девочкой, которая восхищалась им. Этот мужчина всегда был недосягаемой звездой, но сейчас у меня появился крошечный шанс, что я могу воплотить свою мечту в жизнь. Осталось лишь убедить саму себя, что по дружбе не предлагают то, что я хочу предложить Льву. Но, к сожалению, так сложились обстоятельства, и я не вижу иного выхода: какими бы осторожными мы не были, я не смогу всю жизнь прятаться в этой квартире. А это значит, настанет тот день, когда отец меня найдет. И моему счастью придет конец.

Проводив Льва на работу, я решила еще немного поспать, все же силы мне сегодня пригодятся, но сон никак не шел. Вздохнув, отправилась на кухню готовить завтрак. Утро всегда было моим любимым временем суток, особенно я любила попить чай с травами в одиночестве, поговорить с мамой обо всем на свете, посекретничать, настроиться на новый день.

Мамочка…При мыслях о том, что я больше никогда не увижу ее, она не прижмет меня к своей груди, не погладит по голове, шепча о том, как любит меня, сердце сжалось. На глаза навернулись слезы. Как же больно! Я чувствую себя бесконечно одинокой, никому ненужной в этом огромном мире. Я не смогла совладать с истерикой и, уронив голову на скрещенные руки на столе, разрыдалась в голос, выплескивая всю боль и отчаяние.

Из-за этого чудовища моя мама никогда не увидит, как я закончу университет, выйду замуж, никогда не понянчит внуков…Почему Вселенная несправедлива к женщине, которая никому не сделала ничего дурного?! Которая исправно соблюдала все столпы ислама и никогда не сказала плохого слова о человеке, кто втаптывал ее в грязь день за днем своими изменами и пренебрежением, ктопревратил ее жизнь в ад!

Мамочка! Я обещала тебе, что буду счастливой! Я обязательно буду! Пусть это будет короткий миг, уверена, ты и этому будешь рада. Мамочка, пожалуйста, помоги мне! Защити …

Я решительно стираю слезы и встаю из-за стола. Пора действовать, если я хочу воплотить задуманное.

Весь день я убиралась дома, несмотря на то, что этого не требовалось. Мне просто надо было чем-то занять руки, да и выкинуть лишние мысли из головы. Потому что, если этого не сделать, я никогда больше не решусь на подобный шаг.

Вспомнив наставления мамы и неней о том, что с мужчиной лучше серьезно разговаривать, когда он отдохнул и накормлен, я приготовила блюда, которые нравились Льву. Это плов, пирог с мясом и легкий салатик. Я бы приготовила и десерт, но как-то он обмолвился, что к сладкому равнодушен.

Я сходила в душ, где долго стояла под струями воды, пытаясь успокоиться, и унять начинающуюся панику. Чем ближе вечер, тем сильнее я волнуюсь и близка к тому, чтобы отказаться от своей бредовой затеи.

Но вот время девять часов, а Льва дома еще нет. Он и раньше задерживался на работе, но я не волновалась, принимая это как должное. А сейчас мне предстоял самый сложный и важный разговор в жизни, и, чем дольше задерживался мужчина, тем сильнее меня начинало потряхивать.

Стрелки часов показывали одиннадцать часов. Я уже не могла сидеть на месте, расхаживая из угла в угол и обеспокоенно поглядывая в окно. Конечно, я могу позвонить ему и спросить, где он…Но кто я такая, чтобы задавать подобные вопросы? Может, он заехал по делам? Или к другу? А может, вообще к женщине. Это только я придумала себе, что раз он столько возится со мной, то я такая единственная и неповторимая, а на самом деле у него наверняка есть женщина. В конце концов, он взрослый и здоровый мужчина! Да и Лев сам неоднократно говорил, что я – маленькая девочка и не привлекаю его как женщина!

Полночь, а Льва так и нет. Я настолько измотала себя ожиданием, сомнениями и переживаниями, что просто не могла стоять на ногах. Да и сказывалась почти бессонная предыдущая ночь – тело становилось ватным, веки тяжелели, очень хотелось спать.

Я присела за стол, с грустью оглядывая остывший ужин. Положила голову на руки и, видимо, так и задремала, потому что очнулась я только, когда Лев настойчиво тряс меня за плечо.

Лев

Я не мог подумать, что после предательства Ани вообще когда-нибудь проникнусь чувствами к женщине. Что настанет тот момент, когда я захочу отдавать, а не брать. А мне хотелось. Дико хотелось окружить Мадину нежностью, заботой, защитить от переживаний. От ее отца. Мы не говорим на эту тему, но я знаю, что Мурат Алиев – очень влиятельный человек. Что при желании он может уничтожить меня. В прямом смысле. Но меня не пугает перспектива войны с Алиевым. Да, я не обладаю таким влиянием, как у него, но у меня есть любимая женщина, которую должен защитить. Только этот факт уже придает мне сил.

Со мной такое впервые. Даже когда я встретил Аню, не испытывал и десятой доли чувств, что испытал за короткий срок с Мадиной. Наверно, всему виной ее беззащитность и чистота. Я более чем уверен, что вчера был первый взрослый поцелуй в ее жизни. И она подарила его мне. От осознания этого меня распирает от гордости и радости.

Ловлю себя на мысли, что мечтаю скорее оказаться дома, обнять свою малышку и бесконечно целовать и нежно ласкать ее сладкие губы. Да, мне хочется большего, но я боюсь напугать и оттолкнуть тем самым Мадину. Она только-только начала доверять, раскрываться, и я меньше всего хочу, чтобы мои примитивные желания все испортили. У нас все будет. Просто нужно немного времени, чтобы прийти к этому вместе. И я не хочу, чтобы эта девочка подумала, будто я воспользовался ситуацией, тем, что ей некуда идти. Или хуже того, если она подумает, что секс – плата за мою помощь. Мне хочется, чтобы ее первый раз был особенным, запоминающимся на всю жизнь. Я далеко не романтик, но именно для нее я хочу и свечей по всей квартире, и совместное принятие ванны с пеной, и лепестки роз. Именно Мадине хочется отдать всю ту нежность и любовь, что копились во мне годами.

Так, надо отодвинуть все посторонние мысли из головы и работать. Чем быстрее я решу все вопросы и закончу дела, тем раньше я окажусь дома, куда меня тянет с безумной силой. Хочется скорее прикоснуться к ней, изучить каждую черточку на лице, каждую родинку, снова зарыться рукой в ее шелковые волосы.

Так, соберись, Ворошинский! Решительно встаю, выхожу из кабинета и иду в регистратуру сдать карточки пациентов. Смотрю на стойку и чертыхаюсь. Сегодня смена Любы. Это администратор, с которой у меня был секс. Просто секс. А она почему-то считает, что может претендовать на отношения, и я понятия не имею, как убедить ее в обратном.

– Добрый день, Лев Романович, – произносит Люба, стреляя в меня глазками и поправляя глубокое декольте униформы. Она считает, что выглядит соблазнительно, растягивая гласные в моем имени, но меня начинает тошнить от ее приторной сладости.

– Добрый, – коротко бросаю я, расписываясь в журнале и не обращая на бывшую любовницу никакого внимания.

– Вы сегодня какой-то не такой. Никогда раньше не видела вас таким, – вдруг говорит Настя, напарница Любы, загадочно улыбаясь.

– Не такой – это какой? – не понимаю я, нахмурившись.

– Улыбаетесь все время, да и вообще выглядите очень счастливым человеком! До этого вы всегда были сама серьезность. А сейчас хочется улыбнуться вам в ответ. Признавайтесь, влюбились? – добавляет Настя.

Чувствую, как Люба прожигает меня взглядом. Думаю, это мой единственный шанс избавиться от надоедливой любовницы.

– Все может быть, Настя, – с хитрой улыбкой произношу я.

И в этот момент огромная папка с документами из рук Любы с грохотом падает на пол. Она с обидой и злостью прожигает меня взглядом. Но меня не в чем обвинить, потому что я ей никогда ничего не обещал. Ни отношений, ни подарков, ни даже продвижения по службе. Только чистый секс. И Любу вполне все устраивало, а за то, что она придумала в своей, стоит признать, глупой голове, я не отвечаю.

– Осторожнее, Люба, – кидаю я двусмысленное предупреждение и, наконец, возвращаюсь в свой кабинет.

Не зря говорят – хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах! Когда я уже собирался сдать все документы и поехать домой, привезли экстренного. Огнестрел. И, конечно же, у меня не было иных вариантов, кроме как остаться и провести операцию. Потому что это – моя работа.

Как назло, кость была раздроблена, задеты жизненно важные органы. Дважды у мужчины была остановка сердца, в связи с чем операция затянулась. Но я, откинув все свои посторонние мысли, просто молча делаю то, что у меня получается лучше всего – спасаю жизнь человека.

Выхожу из операционной и бросаю взгляд на часы: уже полдвенадцатого. Да, мои планы провести вечер с любимой в расслабляющей обстановке, поговорить обо всем на свете, с треском провалились. А для меня это было очень важно. Кто знает, что Мадина себе надумала после вполне невинного поцелуя! Хотя, наверно, это для меня он невинный, а для нее – целое событие.

Беру в руки телефон – ни одного пропущенного. Сердце в страхе сжимается, я переодеваюсь впопыхах и спешу на стоянку. Только бы она не наделала глупостей и не сбежала от меня!

Единственный плюс во всей этой ситуации – ночные дороги города пусты, и я, нарушив всевозможные правила, буквально долетаю до дома за пятнадцать минут. В кои-то веки не рад, что мои окна выходят на парк, потому что сейчас не могу узнать, дома ли моя девочка.

Я буквально врываюсь в квартиру, и тишина меня оглушает сильнее пронзительного крика. Сердце бьется в страхе, как сумасшедшее. Впервые меня накрывает паника, и мой мозг отказывается соображать. Я прямо в обуви, не обращая внимания ни на что, врываюсь в гостиную, окидывая ее взглядом. Пусто.

Поворачиваюсь к кухонной зоне и замираю, выдыхая с облегчением. Мне предстала милейшая картина: Мадина спит прямо за столом, подложив руки по голову. Она настолько прекрасна в своей беззащитности и открытости в этот момент, что я мог бы любоваться ею бесконечно.

Моя девочка так сладко спит, что даже будить жалко. И тут я начинаю замечать детали: блюда, приборы, бокалы. Она накрыла стол на двоих. Ждала меня к ужину. Ей удается делать меня как никогда счастливым, просто находясь рядом и проявляя заботу обо мне.

Я хотел перенести ее в постель, но потом подумал, что, скорее всего, Мадина ничего не ела, ждала меня. Да, я в курсе, что на ночь наедаться вредно, но легкий ужин в ее случае все же необходим. Поэтому, хоть и с сожалением, но аккуратно трясу ее за плечо.

– Проснись, красавица…– Мадина распахивает глаза и по-детски протирает их, странно на меня уставившись.

– Лев? Ты пришел? – с осторожностью интересуется малышка. – Который час?

– Около полуночи. Ты почему не в постели?

– Я…волновалась за тебя…

– А почему тогда не позвонила? – недоумевая, спрашиваю я.

– Я не знаю, – тихо отвечает, обнимая себя за плечи и отводя взгляд. – Не хотела тебя беспокоить.

– Глупости! Звони в любое время, я для тебя всегда свободен.

Несколько мгновений Мадина внимательно смотрит мне в глаза, словно собираясь с духом, чтобы сказать важные слова. Тяжело вздыхает и шепчет:

– Лев…

– Да, моя хорошая, – также тихо отвечаю я, присаживаясь на корточки.

– Я хотела с тобой серьезно поговорить.

На этих словах я напрягаюсь. Да и любой бы на моем месте испугался, потому что когда произносят эту фразу, как правило, не стоит ждать ничего хорошего.

– Да, конечно, говори.

Смущается и резко встает из-за стола, начиная суетиться.

– Нет, давай сначала поешь, наверно, ты голодный, как обычно, не ел весь день…

Откровенно говоря, Мадина была права. Сегодня у меня не нашлось ни одной свободной минутки, чтобы нормально пообедать.

– Хорошо. Но только если ты составишь мне компанию.

Мадина ничего не отвечает, лишь нервно кивает и разогревает еду. Ужин проходит в тишине, но я чувствую, что Мадина пристально за мной наблюдает. Поднимаю глаза и ловлю ее на разглядывании.

– Почему ты ничего не ешь? – спрашиваю я, заметив, что моя девочка так и не притронулась к еде.

– Я…только недавно поужинала, не дождалась тебя, – говорит и, смущаясь, отводит глаза. Врет. Ложь Мадины я научился распознавать на раз-два, потому что моя девочка не умеет врать от слова «вообще». Замечаю, как она нервно теребит край своей футболки. Малышка явно волнуется.

Откладываю приборы в сторону.

– О чем ты хотела со мной поговорить? – задаю вопрос, внимательно разглядывая девочку.

Лучше бы я не спрашивал…

Мадина сцепила пальцы, но потом передумала и сложила руки на коленях, как примерная девочка. Она смотрит куда угодно: на свои руки, в сторону, на стол, но не на меня. Я молчу, давая ей возможность собраться с мыслями.

Она решительно поднимает голову и проникновенно смотрит мне глаза. А я тону, тону в этих невероятно огромных карих омутах. И меня не нужно спасать, потому что я добровольно сдаюсь в плен.

– Лев…я…хотела попросить тебя, – заикаясь, произносит Мадина.

Я вижу, как она нервничает, и, решив ее приободрить, встаю со своего места, присаживаюсь на корточки и беру ее за руку, слегка ее сжимая. Она глубоко вздыхает и сбивчиво выпаливает:

– Я понимаю, что сейчас буду выглядеть в твоих глазах падшей женщиной…Наверно, так оно и есть. И я пойму, если ты не захочешь меня больше видеть и выгонишь из своего дома, – по мере того, как она говорит, ее глаза наполняются слезами. Мне дико хочется обнять ее и заставить перестать плакать, но я этого не делаю, потому что ее решимость угаснет, и вряд ли она решится поговорить со мной на эту тему еще раз. Судя по тому, как она нервничает, тема разговора весьма щепетильна. – Но…Мне не к кому больше пойти с такой просьбой, да и я хочу, чтобы это был именно ты. Только ты. Я только сейчас понимаю, что в своей жизни никогда не была счастлива. А мне так хочется попробовать…быть счастливой…хотя бы на короткие мгновения, – несколько слезинок все же срываются с ее ресниц, и я тут же стираю их. Мадина сама прижимается щекой к моей ладони и накрывает мою руку. И шепотом произносит следующие слова, которые точным выстрелом попадают в мое сердце – Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, Лев.

А я замираю на месте, пораженный ее словами. Насколько велико ее отчаяние, если девочка, которая до сих пор краснеет, когда заговаривает со мной, которая дико смущается, когда я одетый (!) сплю с ней на одной кровати под разными одеялами, которая стесняется, когда я обрабатываю ее раны, предлагает мне заняться с ней любовью. И насколько велика ее сила духа, если девушка, воспитанная в строгости и по этическим нормам ислама, решилась предложить себя мне, практически незнакомому мужчине. То, что мы знали друг друга шестнадцать лет назад, не в счет – мы были детьми и не общались с ней.

– Что? – против воли вырвалось у меня.

Мадина резко встает со стула и отходит в сторону двери, пробормотав, не глядя на меня:

– Прости, прости, пожалуйста. Забудь, что я сейчас сказала. Я…глупости придумала. Я завтра съеду, ладно? – и с этими словами она попыталась проскользнуть к выходу.

Но я успеваю схватить ее за руку и резко притягиваю к себе, обняв за талию.

– Во-первых, никто никуда не съедет, – строго произношу я, заправляя выбившуюся из хвоста прядку за ухо. – Во-вторых, поверь мне, я бы тоже очень хотел, чтобы ты стала моей. Потому что…ты мне нравишься, Мадина. В моей жизни никогда не было такой девушки, как ты. А я повидал их немало, поверь, – горько усмехаюсь. – Ты – особенная, Мадина. Но я не хочу, чтобы твой первый раз был вот таким: под давлением обстоятельств, вынужденным. Я не хочу, чтобы ты потом жалела о своем поступке.

Мадина трясет головой и, захлебываясь слезами, говорит:

– Ты не понимаешь, Лев! Я – вещь в руках отца. Я нужна ему, чтобы меня выдать замуж с выгодой для него! Я знаю, какая мне уготована судьба – такая же, как у моей матери! У меня нет выбора! Но я хочу хотя бы узнать…чтобы потом каждый день своей жизни вспоминать…каково это…быть в объятиях любимого человека.

При ее последних словах мое сердце замирает, пропуская удар. Я понимаю, что оно вырвалось не случайно, что это не наиграно и не придумано – Мадина не умеет врать. И в этот миг я – самый счастливый человек на свете, потому что мои чувства к этой девушке взаимны.

Я беру ее лицо в свои ладони и делаю то, о чем мечтал весь день – прижимаюсь к ее таким манящим и желанным губам в невинном поцелуе. Да, наш поцелуй со вкусом ее горьких слез, но это поцелуй надежды. Надежды на то, что у нас все будет, что два человека, по которым катком прошлась судьба, будут счастливы.

– Успокойся, малышка. У нас все будет, но позже. Поверь мне.

– Но…мой отец…– пытается мне возразить.

Я прикладываю палец к ее губам, тем самым попросив не продолжать.

– Тшшш. Я смогу защитить тебя от него. Я все сделаю для этого. Помнишь, что я тебе сказал? Я буду тебя беречь.

Глава 11

Мадина

К чести Льва, он не вспоминал о том, что случилось той ночью. О том, как я пала в его и собственных глазах. Он сделал вид, что ничего не было, но я все равно не могла смотреть ему в глаза и находиться рядом еще в течение нескольких дней. Я старалась притвориться спящей, когда он уходил и приходил с работы, чтобы вообще не встречаться с ним. Случился откат, и мне было стыдно. Но в один из дней Лев не выдержал и зашел в мою комнату:

– Мадина, я знаю, что ты не спишь и слышишь меня. Знаю, и все тут. Поэтому я скажу один раз, и больше мы не будем возвращаться к этому вопросу. Я понимаю, почему ты избегаешь меня. И понимаю мотивы твоих поступков. Поверь, я не презираю тебя, как думаешь. Я восхищен силой твоего духа и смелостью. И все твои проблемы только в твоей голове. Выкинь весь бред, и давай жить так, как жили. Перестань себя изводить, – и на этих словах он вышел из моей комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Да, я понимала, что такой отчаянный шаг претит всем моим принципам и воспитанию. Мама с неней меня не этому учили. В исламе это вообще считается большим грехом, и, если бы мой поступок стал известен в обществе, меня бы высмеивали еще очень долго. Потому что, то, что я посмела предложить Льву, да еще и вне брака – позор на всю нашу семью. Но я не боюсь.

Я понимаю, что все будет все равно так, как решил отец. Он очень целеустремлен, когда дело касается бизнеса и денег. Я понимаю, что рано или поздно я выйду замуж за Амирхана. Только это будет не день свадьбы, а день моей смерти. Потому что себя, как личность, как женщину, можно будет похоронить заживо в этом браке. Я как знамя, переходящее из рук в руки, вещь, которая просто сменит своего владельца. Если бы была жива моя мама, она бы помогла бы мне, я уверена. Хотя бы советом. Она бы и жизнь отдала, лишь бы я не связала свою жизнь с тираном, потому что это навсегда – никто никогда даже подумать мне не разрешит о разводе, мой отец в первую очередь. Хотя…моя мать и так погибла, спасая меня от тирана, от собственного отца.

Я уверена, что отец приложил руку к ее смерти, а потом сделал все, чтобы это выглядело как несчастный случай. Как ни крути, а истинные обстоятельства знают лишь отец и Аллах. И ни один, ни другой не признаются.

Моя тоска по матери, а также огромное чувство вины в ее смерти сжирали меня и днем, и ночью. Я старалась при Льве не показывать своих чувств и состояния, он и так достаточно переживал за меня. Я старалась все держать внутри. Я частенько уходила в себя, размышляя о жизни, вспоминая счастливые мгновения, связанные с мамой.

Когда снова возвращалась в реальность, оказывалось, что я простояла, глядя в окно невидящим взглядом, несколько часов. И я резко подрывалась с места, потому что Лев не должен видеть меня такой, да и ужин надо приготовить как можно скорее. Он не должен прийти домой и ждать, пока ужин приготовится. В конце концов, у меня больше нет никаких обязанностей, и это малая плата за то, что он сделал для меня.

Я в очередной раз обнаружила себя стоящей у окна. Глянула на часы – время пять часов. Боже, Лев может вернуться в любой момент!

Я кинулась на кухню и, благодаря бытовым хлопотам, отвлеклась от своих переживаний. Понимаю, что отчасти мое состояние связано еще и с тем, что я сижу в четырех стенах и у меня нет никакой работы. Уборка и готовка не в счет – они занимают не так много времени, да и не требуется этим заниматься от рассвета и до заката. Надо найти какой-то выход, иначе последствия будут плачевными.

Вечером, когда мы со Львом ужинали, мне неожиданно пришла в голову одна идея.

– Лев, я хотела попросить тебя…– на эту фразу он резко вскидывает голову и с тревогой в глазах внимательно на меня смотрит. – Нет-нет, не подумай ничего плохого, – я краснею до корней волос, потому что понимаю, отчего он так встревожился.

– Извини, я не хотел тебя обидеть, просто…О чем ты хотела попросить меня?

– В твоей комнате я видела ноутбук, можно я им воспользуюсь?

Лев хмурится, с подозрением оглядывая меня.

– Конечно, можно. А тебе зачем, если не секрет?

– Я…не могу пока сказать, вдруг у меня ничего не получится…-смущаюсь и не могу пока признаться, потому что вдруг ничего не получится, а мне не хотелось бы оказаться в глупой ситуации.

– И все же я настаиваю, Мадина. Я должен быть уверен, что ты не натворишь глупостей, – строго произносит Лев, глядя мне в глаза, словно может прочесть там ответы на свои вопросы.

– Я постараюсь…просто я боюсь, вдруг я буду выглядеть глупо, и поэтому пока не хотела бы распространяться…

Взгляд Льва становится тяжелым и даже можно сказать, суровым. Я держусь еще несколько мгновений, но потом все же не выдерживаю и выпаливаю:

– Я не могу сидеть вот так, в четырех стенах, Лев. Понимаю, что это ради моей же безопасности, но я начинаю сходить с ума. Мысли о маме не выходят из головы, и мне надо чем-то занять свои руки, делать что-то механически, чтобы как-то освободить свою голову. Я хотела бы поискать что-то в интернете, какую-нибудь работу, которую могла бы выполнять на дому. Тем более, это приносило бы мне какой-никакой доход. То, что я сижу у тебя на шее, также напрягает меня.

Я заметила, как Лев выдохнул с облегчением и даже улыбнулся.

– Малышка, нельзя же меня так пугать! Я подумал, что тебе в голову взбрела очередная бредовая мысль, и ты хочешь искать квартиру, чтобы сбежать. Я знаю, что ты и не на такое способна, – и озорно подмигивает мне.

А я могу лишь улыбнуться ему в ответ. Признаться честно, мне приятно было услышать, что этот невероятный мужчина боится, что я уйду из его дома.

– Нельзя все время думать о плохом, ведь о чем мы думаем, то и притягиваем, Лев.

– Я обязательно припомню тебе твои же слова, малышка, когда ты снова начнешь вспоминать о своем отце.

Я лишь грустно качаю головой:

– Это совсем другое, Лев. Тут нечего притягивать. Моя судьба давно предрешена. Это только вопрос времени. Я не знаю ни одного человека, который смог бы противостоять Мурату Алиеву.

Лев резко встает из-за стола, отходит к окну и встает ко мне спиной. Я вижу, как он напряжен, чувствую, как ярость и гнев исходят от него волнами, что даже мне становится страшно.

– Знаешь, Мадина, в народе не зря говорят: и на старуху бывает проруха. Твой отец – не Господь Бог, он такой же, как все: обычный человек из плоти и крови. И у него, как и у нас с тобой, есть слабые и уязвимые места. Просто надо их найти, выяснить. Поверь, он не всесилен. Да, у него есть деньги и власть, но он не на верхушке пищевой цепочки. И я уже не единожды говорил тебе, что твоя безопасность – не твоя головная боль. Просто будь рядом и верь в меня.

На мои глаза в очередной раз навернулись слезы, и я лишь одними губами смогла прошептать:

– Тебе одному, как никому другому я верю…

На следующий день я взяла ноутбук с намерением найти себе какую-нибудь работу во фрилансе, так это, кажется, называется. Эта идея пришла мне совершенно неожиданно. Я вспомнила, что как-то моя одногруппница обронила в разговоре, как она нашла какую-то подработку в интернете. Но так как тогда мою голову занимали иные мысли, я не придала ее словам значения. Но благо у меня хорошая память, и я вспомнила сайт, который предлагал работу, о которой она говорила. Обрадовавшись, я стала внимательно изучать предложение. Но довольно скоро мое воодушевление и радость стали угасать. Эта работа предполагала встречи с людьми, владение информацией о продукции, а самое главное – ее нужно было продавать на определенную сумму в месяц. Но и это не самое сложное. Главным препятствием было то, что, прежде всего, эту продукцию надо было приобрести на определенную сумму, которой у меня не было. И я ни за что не стану просить такие деньги у Льва. Да и сама суть такого занятия мне не по душе.

Весь день я облазила просторы интернета, то тут, то там натыкаясь на различные предложения. Но все они были мною отметены: то нужно было принимать звонки от клиентов, но требовалось знать назубок основы экономики и банковского дела, то записывать клиентов в массажный салон с широким спектром услуг, но зарплата не уточнялась, сколько бы раз я не задавала этот вопрос. Да, я представляла, что с моим образованием и полным отсутствием опыта, да еще и через интернет работу будет найти непросто, но чтобы настолько…Нет, я натыкалась на предложения писать тексты на заказ, редактировать романы и тому подобное, но предполагалось, что работать я буду очень много, а первый месяц испытательный, там материальное поощрение не предусматривается. А в дальнейшем моя работа будет зависеть от того, насколько успешно я буду сама находить клиентов. Но я совершенно в этом не разбираюсь! Да, я намерена найти работу, но дело должно меня отвлекать от мыслей, нравиться и приносить душевный покой. И совсем не предполагается, что я отдамся в добровольное рабство и буду работать за идею.

Этот день не принес никакого результата, несмотря на то, что я терзала ноутбук весь день. Конечно, я была расстроена, настолько, что даже Лев вечером заметил мое состояние и поинтересовался, все ли у меня в порядке.

Но я не хотела сдаваться. Мама всегда повторяла: «Тот, кто ищет, тот всегда найдет».

Я открыла очередной сайт, а там всплыло рекламное окно, предлагавшее бесплатно обучиться печь торты. Меня смутило слово бесплатно, поэтому я сразу же хотела закрыть вкладку, но промахнулась и нажала на просмотр. Перейдя на сайт, я открыла рот в восхищении: там были просто нереальные десерты, выполненные искусно и профессионально, с любовью и душой. Я долго рассматривала фотографии и восхищалась. Потом увидела раздел «Обо мне» и решила познакомиться с мастерицей поближе.

А кондитером оказалась девушка двадцати трех лет, которая волей судьбы не смогла поступить в университет и искала себе работу, чтобы накопить денег хотя бы на первый год обучения. Но ей везде отказывали, потому что вчерашняя школьница без опыта никому не была нужна. Но как-то ее тетя попросила помочь ей с десертом на юбилей дяди. Вместе они приготовили шикарный торт, рецепт которого, а также номер телефона кондитера выпрашивала добрая половина гостей. И так она начала печь торты на заказ по чисто символической цене. Потом благодаря счастливому случаю попала на курсы кондитеров, после которых все и закрутилось. Она стала известной в своем городе, открыла школу кулинарии и теперь ведет курсы онлайн.

Я воодушевилась такой историей и, не задумываясь, нажала кнопку «Записаться». Вот он, мой шанс! Если смогла эта хрупкая девочка, то и у меня получится! Готовить я люблю, окружающие говорят, что у меня неплохо получается, знаю некоторые секреты восхитительной выпечки. Главное, терпение и желание научиться, и я все смогу!

Я пробежалась глазами по списку необходимых ингредиентов на завтрашний вебинар. Так, есть несколько позиций, которых, я знаю точно, дома нет. Я посмотрела на часы. Середина дня. А вдруг Лев на операции? Но я вспомнила, как он говорил, что в операционную он телефон не берет, не положено, а также еще и то, что просил меня звонить по любому поводу.

– Привет, малышка, – тепло отозвался Лев на том конце провода.

– Привет. Не отвлекаю?

– Я же говорил, что для тебя всегда свободен. Я рад тебя слышать. Как дела? Не скучаешь?

– У меня все хорошо. Скучать мне некогда, я тут интернет терроризирую, – хихикнула я.

– Ну, вот. А я-то, наивный, надеялся, что ты в кои-то веки по мне соскучилась и наконец-то позвонила, – разочарованно тянет Лев.

– А ты разве сам не скучаешь? – хитро спрашиваю я.

– Скучаю и еще как! Каждую минуту мечтаю, когда вернусь домой и зацелую тебя, – я безбожно краснею при этих его словах, хоть и слышу их не в первый раз. – Прекрати смущаться, я точно знаю, что ты сидишь вся покрасневшая! – и на этих словах я не выдерживаю и смеюсь, чем заставляю рассмеяться мужчину.

– Тогда почему ты мне не звонишь, раз скучаешь?

– Жду, когда ты соскучишься! – и мы снова смеемся.

– Лев, я хотела тебя попросить о помощи.

– Говори, я слушаю, – сразу же становится серьезным.

– Я…нашла одно дело…И хотела бы попробовать, вдруг у меня получится. Но мне не хватает кое-каких ингредиентов. Не мог бы ты заехать по пути домой в магазин? Список я бы тебе скинула сообщением.

– А что за дело?

Я коротко пересказываю ему суть моей задумки и озвучиваю те продукты и инвентарь, которых мне не хватает.

– Хорошая идея, мне нравится. Но при условии, что я буду главным дегустатором!

– Договорились! – улыбаюсь, обрадованная, что Лев меня понял и оценил задумку.

– Только, малышка, есть небольшая проблема: я совершенно не разбираюсь в том, что ты сказала. Давай поступим так: на территории жилого комплекса, в конце квартала, есть вполне приличный магазин. Давай я вернусь, и мы вместе сходим с тобой? Как ты на это смотришь?

– Отлично, я согласна! – кто же мог подумать, что это станет поворотной точкой в моей судьбе?

Лев

Официально заявляю, что моя девочка прекрасна в своей уверенности и наивности. Она была уверена, что я не замечаю ее состояния: как порой она «подвисает» в разговоре, как смотрит с тоской в окно, как встречает меня с красными припухшими глазами. А самое главное – возможно, она научилась скрывать эмоции, говорить ровным тоном, но ее глаза, они никогда не врут. А в них – вселенская тоска, грусть и обреченность. Из них ушла надежда. И только посмотришь в эти омуты, и орать хочется. Страшно. Хочется подойти, прижать к себе, и не отпускать до тех пор, пока она не поверит мне. В меня. В нас.

Когда она сообщила, что хочет найти работу на дому и зарабатывать деньги, я сначала хотел возмутиться и сказать, что достаточно зарабатываю и в состоянии обеспечить не только нас, но и наших внуков. Но потом я увидел в ее глазах ответ. Надежду. Смысл. И понял – вот оно лекарство. То, что вытянет ее. То, что спасет. И я приложу максимум усилий и поддержу ее во всех глупостях. Черт, да я даже готов сам стать тем незримым работодателем, только бы она перестала смотреть на мир стеклянными глазами!

А когда она позвонила и взволнованным голосом рассказала о своей идее и просьбе помочь, не знаю, кто радовался больше, я или Мадина. И если бы не плановая операция, бросил бы все и помчался выполнять ее просьбу. Я намеренно соврал, что не справлюсь, потому что в ходе разговора мне пришла отличная, как я думаю, мысль: решил, что неплохо бы вытащить ее на улицу, в конце концов, Мадина не в тюрьме. Да, нам не стоит забывать о безопасности, но жилой комплекс, хорошо охраняется, и мы не будем выходить за его пределы. А свежий воздух очень полезен всем без исключения! И да, я надеялся, что смена обстановки также благотворно повлияет на мою девочку.

Я волновался. Как зеленый пацан перед первым свиданием. Я так даже не волновался перед своим первым сексом, хотя, облажайся я тогда, и первая красавица класса высмеяла бы меня не только на всю школу, но и на весь город. Казалось бы, нам не предстоит ничего особенного – просто поход в магазин. Но это будет первый наш совместный выход в общество. Она будет ходить среди рядов, морщить носик и выбирать с деловитым видом то, что ей нужно для ее эксперимента, а я буду просто идти рядом, катить тележку и иногда давать советы или же высказывать свое мнение. И мы пойдем в этот гипермаркет, как ходят многие семьи. Да, ничего особенного, но в нашей ситуации и для меня лично это даже интимнее, чем секс.

Я паркуюсь на стоянке и скорее спешу домой, но замираю перед подъездом, как вкопанный. Там с деловым и важным видом, словно так и должно быть, стоит Аня. Моя бывшая. Женщина, которую я меньше всего хотел бы видеть, но которая, сука, стоит передо мной гордо, словно подарок, посланный с небес.

– Здравствуй, Лев, – и ее накачанные губы, накрашенные неизменно красной вульгарной помадой, растягиваются в насмешливой улыбке.

– И тебе того же, – и хочу обойти ее, но она вцепляется в мою руку мертвой хваткой. Я брезгливо отцепляю ее от себя.

– Аня, что ты тут делаешь? Только не говори, что специально меня ждешь – это низко даже для тебя.

– Я просто мимо проходила, – и неосознанно дергает плечиком, выдавая себя с головой. Она всегда так делала, когда врала. Уж это я научился распознавать за годы, прожитые с этой женщиной.

– Вот и иди дальше мимо, – бросаю я, намереваясь продолжить свой путь, но Аня преграждает его мне. Вот же дрянь! И ведь не отцепится, пока не скажет все, что хочет мне сказать. Придется выслушать. Потому что чем скорее она выскажется, тем скорее я освобожусь от ее общества. Потому что дома меня ждет моя девочка. Моя Мадина.

– Лев, за эти годы ты совсем позабыл правила приличия. Нельзя же так обращаться с женщиной. Тем более, которая пришла к тебе с интересным предложением, – тянет она, думая, что играет роль властной и сексуальной хозяйки ситуации, а на самом деле выглядит хуже шалавы с Тверской.

– Давай, выкладывай, что там у тебя, и проваливай. И это я, заметь, говорю тебе из чистой вежливости. Потому что в противном случае, я давно уже обложил бы тебя хуями и не стоял бы здесь, – цежу я сквозь зубы.

Аня кривит свой нос, словно понюхала дерьма. А что ты хотела, дорогая?! Возможно, я веду себя глупо и недостойно мужчины, который перешагнул за тридцатилетний рубеж, но, извините, я так и не научился прощать измену. Особенно такую подлую, когда я все делал ради нас, хотел, чтобы моя женщина ни в чем не нуждалась, чтобы у нее все было самое лучшее. А она, не задумываясь, с особой жестокостью воткнула мне нож в спину.

– В общем, я много думала, дорогой мой Левушка, и приняла непростое решение. Ты можешь вернуться ко мне. Несмотря на то, что ты чего-то добился, видно, что ты несчастен и тебе не хватает женщины. Я готова помочь с тебе решением этого вопроса. Тем более я до сих пор помню, как нам было хорошо вдвоем. Уверена, что и ты не забыл. А в будущем, если нас обоих будет все устраивать, то я даже готова ради тебя уйти от мужа.

Когда ступор от наглости Ани проходит, я от души расхохотался, запрокинув голову. До слез. Давно меня так не смешила непроходимая людская тупость.

– Знаешь, дорогая, в той ситуации, которую ты описываешь, не ты мне сделаешь одолжение, а я тебе. Ты пришла, потому что твой старый хрыч, за которого ты вышла замуж ради денег и статуса, не удовлетворяет тебя в постели. Попыхтит, потыкается в тебя и уснет, отвернувшись к стенке, да еще и будет храпеть всю ночь. Это самый лучший сценарий. Но думаю, раз ты приперлась к моему подъезду и стоишь на этих длиннющих шпильках и короткой юбке в такую погоду, то у него, скорее всего, вообще не встает. А от отчаяния и желания быть качественно оттраханной нормальным молодым мужиком, ты прискакала ко мне. К бывшему, которого, к моему несчастью, ты встретила несколько дней назад, – отсмеявшись и вытерев слезы, вернул Анечку с небес на землю. – Извини, но я не идиот, чтобы купиться на тебя второй раз. Побеспокоишь еще раз – я с новостью о том, что его женушка – шлюха, предлагающая себя кому попало, пойду к твоему мужу, – и, грубо отодвинув ее с дороги, пошел домой.

А мне в спину несется ее злое:

– Ты еще пожалеешь об этом, Лёва!

Глава 12

Лев

Намеренно поднимаюсь пешком по ступеням, чтобы успокоиться после неприятной встречи. Не хочу тащить эту грязь в наш дом. Не хочу, чтобы Мадина вообще знала что-то о моем прошлом. Не из-за того, что я не доверяю ей, а потому, что не хочу марать мою девочку и наши зарождающиеся отношения.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает появившаяся в коридоре Мадина.

– Нет, с чего ты решила?

– Ты запыхался, как будто от кого-то бежал, – продолжает пристально разглядывать меня с опаской в глазах.

– Успокойся. Просто я поднимался пешком. Лифт сломался, – улыбаюсь, давая понять, что все в порядке и, пытаясь тем самым успокоить.

– Готова? – протягиваю руку.

Мадина мнется, заметно нервничая, а в ее глазах я вижу борьбу: остаться дома, в безопасности, либо сходить в магазин, что в ее ситуации тоже грандиозное событие.

– Я волнуюсь, – тихо бормочет моя девочка.

– Не бойся, я же рядом, – и после этих слов она уверенно кивает головой и вкладывает свою маленькую и хрупкую ладошку, при этом снова покрывшись румянцем. Я надеюсь, что настанет момент, когда она также покроется румянцем не из-за смущения, а из-за моих развратных действий. Но потом. Главное, не испугать и не оттолкнуть. Я готов ждать столько, сколько угодно. И я буду беречь и защищать свою малышку. Даже от собственных желаний и предрассудков.

Выходим в подъезд, и Мадина тянет меня к лестнице. Непонимающе смотрю на нее, нахмурившись, и в ответ тяну ее к лифту.

– Ты куда? – спрашиваю, ничего не понимая.

– Вниз. Лифт же сломался, – удивленно поясняет малышка.

– Пойдем, – с хохотом тяну ее обратно. – Его уже наладили.

– Откуда ты…– растерянно произносит Мадина, глядя на меня с удивлением.

– Секрет, – подмигиваю я и, все же не удержавшись, целую в кончик носа, вызывая тем самым румянец, от которого я схожу с ума. Надеюсь, с годами она не разучится смущаться, потому что без него я уже не представляю свою жизнь.

На улице Мадина первым делом задирает голову и любуется, несмотря на то, что сегодня пасмурно и небо заволокло тучами. Она дышит глубоко и выдыхает с блаженной улыбкой на лице.

– Ты сейчас выглядишь так, как будто вышла на свободу после долгих лет заточения, – хохотнул я, умиляясь этой картине. Вот ведь жизненный парадокс: одной женщине нужен высокий социальный статус, шик и несметные счета в швейцарском банке, а другой просто выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой. Я смотрю на Мадину и мысленно благодарю высшие силы за то, что позволили ей упасть к моим ногам в ту злополучную ночь. Потому что только с ней я начал воскресать после стольких лет бессмысленной и механической жизни. Только с этой удивительной девушкой я почувствовал желание просыпаться по утрам и, благодаря ее заботе, нужным человеком. А для мужчины это одно из составляющих счастья: знать, что в тебе нуждаются, знать, что ты необходим и тебе надо быть сильным, чтобы защитить свое самое дорогое.

По пути к гипермаркету Мадина постоянно оглядывается и жмется ко мне, как котенок, который потерялся. Я же лишь сильнее сжимаю ее ладошку, как будто стараясь передать часть своей уверенности.

– Малышка, территория очень хорошо охраняется. Сюда не попасть, если тебя не приглашали и лично не известили охрану.

Только после этих слов она заметно расслабилась и даже позволила себе улыбнуться.

Уже в магазине Мадина забыла все свои тревоги: она с деловым видом, чем вызвала у меня смешок, который я поспешил замаскировать под кашель, достала список и стала бродить между стеллажей. А я, как и в своих мечтах, взял тележку и шел за ней поодаль, любуясь своей малышкой. Помогал ей, когда она не могла дотянуться до верхней полки и отвечал невпопад, когда она спрашивала, какое какао лучше взять, чем вызывал ее улыбку.

А вообще, смена обстановки пошла ей на пользу. Пусть она не длительная, пусть до этого магазина всего лишь десять минут неспешным шагом, но я вижу ее такую соблазнительную мягкую и нежную улыбку, блеск в ее глазах. Как будто она просыпается от длительного сна. Как будто снова возвращается к жизни. Как и я.

Я задумался, глядя на Мадину. Еще шестнадцать, да что там, пять лет назад, я и представить не мог, что эта хрупкая соседская девчонка сделает для меня так много, не сделав при этом ничего. Она пробуждает во мне все то хорошее, что давно похоронено под толстым слоем цинизма и пренебрежения к миру в целом и собственной жизни в частности. А я просто помогаю ей жить и скрываться от отца-тирана. Что, в принципе, тоже не стоит мне ничего. У нас с Мадиной эдакий «спасительный симбиоз»: она помогает мне, делая меня лучше, чем я есть на самом деле, лишь одним своим присутствием, робкой улыбкой и стыдливым румянцем.

Я еще не вижу, но спинным мозгом ощущаю опасность. И чисто на интуитивном уровне мне хочется взять малышку в охапку и задвинуть за спину. Мозг сигнализирует бежать, скрыться, но я стою в ступоре, не понимая, откуда идет сигнал об опасности. А моя девочка тем временем стоит, ни о чем не подозревая, и выбирает специи, очень внимательно читая информацию на этикетке.

– Малышка, ты выбрала? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

– Ой, извини, я долго, да? Ты, наверное, голодный, а я витаю в своих мыслях, вот и потеряла счет времени…

Мадина еще что-то продолжает щебетать, но я ее не слышу, хотел буркнуть «Все нормально», но слова так и застряли в горле. Потому что из-за угла, из отдела алкогольных напитков «выплыла» та самая опасность. Аня. Которая с наглой ухмылкой и видом победительницы смотрит в упор на меня.

У меня складывается впечатление, что она следит за мной. Бред, конечно, но у меня такое ощущение, что на фоне бешенства матки у нее вдобавок и крыша поехала. И я, как зверь, подбираюсь, готовый защищать свою женщину до последнего. На автомате приобнимаю ее и притягиваю к себе. Мадина поднимает голову и удивленно смотрит на меня своими огромными глазищами. Нервно ей улыбаюсь и снова перевожу взгляд на Аню, которая в данный момент, держа бутылку с крепким алкоголем в одной руке, сумочку – в другой, в своем проститутском наряде осматривает с пренебрежением с головы до ног мою девочку. Только за это мне хочется переступить собственные принципы и поднять руку на женщину.

Мадина непонимающе переводит взгляд с меня на Аню и обратно. Чувствую, что ей эта ситуация тоже не нравится, и она жмется ко мне, как ребенок, хотя, я знаю, ее это и смущает.

– А ты, Ворошинский, смотрю, преследуешь меня, да? Завел себе игрушку? Я тебе так скажу, теряешь хватку, дорогой. Я разочарована, – нахально тянет Аня, выводя меня на эмоции. И я ведусь. Я, человек, который всегда держит себя в руках, который в любой экстремальной ситуации и при общении с любым контингентом сохраняет хладнокровие, теряю напрочь контроль:

– Заткнись, – цежу сквозь зубы.

– Фуфуфу, Левушка, разве можно так разговаривать с женщиной?!

– Уйди с дороги, Аня. От греха подальше уйди, – тихим, но стальным тоном произношу я. И странным образом она подчиняется, отодвинувшись в сторону. Я подталкиваю ничего не понимающую Мадину вперед себя, к кассе, чтобы быстрее избавиться от удушливого общества этой стервы.

– Кто это был? – тихо и грустно спрашивает Мадина, опустив глаза в пол. – Она красива, но все равно мне не понравилась, извини.

Я беру ее за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза, строго проговариваю:

– Не говори глупостей, Мадина. Никто и никогда в моем окружении не сможет сравниться с тобой. Ни по красоте, ни по уму. Запомни это. Она – пустышка, которая вкачала в себя сотни тысяч рублей. Но ни ум, ни красоту души силикон не прибавит. Уж поверь мне, как мужчине, который видит эти «силиконовые долины» каждый день. Ты вот такая: естественная, без макияжа, в обычной и удобной одежде затмишь их всех, – и в очередной раз ее щечки окрашивает румянец, и все же Мадина стыдливо опускает глаза. А я делаю то, что вконец ее вогнало в краску: целую кончик носа.

– Лев! Здесь же люди!

– Запомни еще одно правило: я не постесняюсь показать чувства к своей женщине даже перед толпой на главной площади города.

Мадина

Никогда бы не подумала, что простой поход в супермаркет меня так воодушевит. Как будто даже дышать стало легче. На следующий день я не могла дождаться, когда Лев уйдет на работу, чтобы приступить к обучению и экспериментам. Нет, я очень скучаю, когда его нет рядом, но на данный момент моей израненной душе требовалось лекарство, чтобы снова склеить ее по кусочкам. И саморазвитие, занятие интересным делом и есть моя волшебная пилюля.

Мне показалось, что Лев ревновал меня к новому хобби, но, к его чести, выслушивал все, что я рассказывала ему взахлеб, и действительно проявлял интерес. И даже вызвался дегустировать мои первые торты.

– Ты же не любишь сладкое? – изумленно спрашиваю я, на что он лишьпожимает плечами:

– Вкусы меняются.

А еще Лев ввел такую традицию: каждый вечер, если он возвращался вовремя, мы с ним выходили на прогулку. Он знал, как меня это успокаивает, что мне жизненно необходим глоток свежего воздуха. И поэтому, неважно, насколько уставшим Лев возвращался из клиники, мы хоть на двадцать минут, но выбирались из нашего уютного дома, чтобы просто пройтись по территории комплекса. Дом…впервые в жизни у меня появилось место, которое я могу называть домом. Ведь дом – это там, где тебе уютно, спокойно, и ты чувствуешь себя в безопасности. И именно эти чувства я испытывала рядом с мужчиной, что сейчас крепко держал меня за руку и рассказывал о смешном случае, что произошел с ним сегодня.

Смотрю на него: слегка уставшего, по-мужски красивого и сильного, а в мозгу вихрем проносится мысль: а ведь мы могли и не встретиться. Я могла не попасться ему на пути…И леденящий душу страх сковывает сердце. Двумя руками хватаю Льва за руку и прижимаюсь всем телом.

– Что такое? – спрашивает он, резко остановившись и подняв мое лицо за подбородок. А я смотрю в такие любимые глаза и понимаю, что губы сами растягиваются в глупой влюбленной улыбке:

– Ничего. Просто хочу сказать «спасибо», что ты встретился на моем пути. Спасибо, что ты есть.

– И тебе спасибо. За то, что каждый день делаешь меня лучше, чем я есть.

Я смотрю на торт, который только что закончила украшать. Не могу удержаться, чтобы не поделиться своим достижением с любимым, который все время поддерживал в моем начинании. Фотографирую и, волнуясь, отправляю Льву. Ответ приходит незамедлительно и вызывает мою счастливую улыбку.

«Плачу пять тысяч за шедевр! Ставь чайник, я скоро буду».

– Что ты делаешь со мной, женщина? – бормочет Лев, доедая второй кусок торта. А я, как всегда в последнее время, глупо улыбаюсь, подперев щеку рукой.

– А что я такого сделала?

– Я всю жизнь не любил сладкое. Был к нему равнодушен. А сейчас я от твоего торта оторваться не могу. Ты-ведьма!

И снова я счастливо смеюсь. Стоит признать, что со Львом моя жизнь сильно изменилась: я стала смеяться, улыбаться, а главное, я стала спокойнее. Нет, порой я еще просыпаюсь от кошмаров, но это происходит все реже и реже. Просто потому, что рядом есть тот, кому удалось приручить и выдрессировать мои страхи.

Я колдовала над очередным тортом по новому рецепту, как неожиданно раздался звонок в дверь. Я напрягаюсь и замираю. Лев не предупреждал, что кто-то может прийти, а я и подавно никого не жду. Но звонок в дверь повторяется. Волнуясь, иду в коридор, чтобы посмотреть, кто там. Смотрю в глазок, и сердце замирает, пропускает удар, а потом начинает стучать с бешеной скоростью. Сама не понимаю, отчего так волнуюсь. Но все же осмеливаюсь и спрашиваю:

– Вам кого? Если вы ко Льву, то его нет дома.

– Я к тебе. Открой, не через дверь же нам разговаривать, – властно приказывает женщина, которую вчера мы встретили в магазине. Аня, кажется.

Я глубоко вздыхаю, пытаясь успокоиться, и все же открываю дверь. Моему взору предстает ухоженная женщина: яркий макияж, коротка меховая жилетка нараспашку, полусапожки на каблуках и короткое облегающее ее стройную фигуру платье. Да, она определенно знала о своих достоинствах и умело их подчеркивала. И все равно, что бы не говорил Лев, я в своем домашнем свободном спортивном костюме чувствовала себя неуверенно.

Аня прошла мимо меня в квартиру, обдав резким запахом своих духов, отчего я чуть не закашлялась.

– Так вот ты какая, Мадина…– задумчиво протягивает, со смешком оглядывает меня с ног до головы, а мне хочется укрыться от ее взгляда. Хищный, злой, опасный.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – с удивлением задаю вопрос, волнуясь все сильнее.

– А ты не догадываешься? – разворачивается и нахально проходит в гостиную прямо в обуви, придирчиво осматривая обстановку. – Лев сам мне сказал. Наедине, – веско добавляет она.

Мои щеки опалило жаром. Я поняла, что имела в виду эта женщина. Нет, Лев…он не мог так поступить…

А с другой стороны – мы никогда конкретно не обговаривали наше положение. Кто мы друг другу? Просто два одиноких человека, которые по стечению обстоятельств оказались рядом. Лев никогда не обещал мне хранить верность. Он и не должен, по сути.

Но перед глазами тут же проносятся картинки, как в калейдоскопе: он заботится обо мне, обрабатывая раны, охраняет мой сон, борется с моими кошмарами, переживает смерть моей мамы вместе со мной, делает все, чтобы я не скатилась в депрессию. Мог ли мужчина, который признавался в симпатии ко мне, спать с другой женщиной? Я не знаю. Но почему-то мое сердце, которое отчаянно любит этого мужчину, отказывается верить в то, на что намекает Аня. Во мне просыпается собственница. Мое, – вопит сознание, и в кои-то веки вся моя сущность с ним солидарна.

– Зачем вы пришли?

– Посмотреть на женщину, с которой живет мой будущий муж, – будничным тоном сообщает Аня, грациозно садясь в кресло и закидывая ногу на ногу.

Мое сердце снова пускается галопом.

– И это тоже…вам Лев сказал?.. – растерянно бормочу я севшим голосом.

– Девочка, это вопрос времени. Посмотри на себя и на меня. Я – яркая, успешная, опытная. Лев таких любит. Тем более мы долгое время были вместе, но обстоятельства сложились против нас, и мы расстались. А ты – серая мышка, ничем не примечательная тихоня и умница. Подумай сама, зачем ты такому мужчине, как Лев? Если только в качестве помощницы по дому.

Я призадумалась. А ведь я действительно занималась домом в отсутствие Льва, а он возмущался только поначалу, а потом как будто привык и даже наслаждался тем, что я делаю для него…

Но такие мысли посетили мою голову лишь в первые минуты. Потом же я вспомнила Льва таким, каким его знаю: сильным, решительным, честным. Человеком, у которого слова не расходятся с делом. И злюсь от понимания, что эта женщина просто выводит меня на эмоции. Уверена на девяносто девять процентов, что Аня говорит неправду.

Однако зерно сомнения во мне все же посеяно. Лев никогда не говорил мне напрямую о любви, мы не вели разговоров о нашем будущем, и, тем более, он не звал меня замуж. Мы просто жили. День за днем. Да, вместе, как пара, как маленькая семья, но это все же просто мое представление. Возможно, в моей ситуации это лучшая тактика на данный момент. Но мне, как и любому человеку, хочется уверенности и определенности. Понимаю, что тут далеко не все зависит от Льва, но между нами все очень зыбко…

Так, мне надо срочно успокоиться. Лев недостоин моей истерики, да и каких-либо упреков вообще. Он сделал для меня очень многое. Нужно уметь ценить все то, что другие искренне делают для нас. Да и любимых не хочется расстраивать и обижать глупыми подозрениями. Надо выкинуть вообще все эти мысли из головы. Но для начала нужно выкинуть эту девицу из дома.

– Уходите, – строго произношу я, скрестив руки на груди.

– Что ты сказала? – прищурившись и подавшись вперед, спрашивает Аня.

– Я прошу вас уйти. Вы хотели, чтобы я вас услышала. Я вас услышала. А теперь, пожалуйста, оставьте меня.

Аня изящно поднимается с кресла. Походкой от бедра дефилирует в коридор. Но перед самой дверью резко оборачивается и, надменно взглянув, свысока говорит:

– Я тебя предупреждаю: ты тут ненадолго. Как только Лев поймет, что я – та самая в его жизни, ты вылетишь из этого дома, как пробка от шампанского. Потому что я, в отличие от тебя, не буду терпеть посторонних женщин в жизни своего мужчины, – и с силой захлопывает дверь за собой.

А я обессиленно прислоняюсь к стене. В голове полная каша. Раньше навести порядок в голове мне помогало какое-нибудь монотонное занятие. Уборка! После визита этой дамы, щедро облитой парфюмом, все хочется продезинфицировать, только скорее бы вытравить этот ядовитый запах.

Я распахнула настежь все окна, не обращая внимания на сквозняк и холодный воздух. Механически отмыла всю квартиру, не прерываясь ни на минуту. Но и это не помогло.

Прогулка. Прогулки со Львом всегда помогали успокоиться и унять панику. Вот что мне нужно!

Наспех одеваюсь и, не задумываясь ни о чем, бегу на свежий воздух. Я бреду, сама не зная куда, погруженная в свои мысли, раз за разом прокручивая слова, сказанные Аней. Я и сама не заметила, как вышла за пределы жилого комплекса и ушла довольно далеко. Паника захватила меня с головой. Так. Нужно успокоиться. Вдох-выдох. Пытаюсь нащупать телефон в кармане и понимаю, что забыла его дома. Растяпа!

Хочу развернуться и идти домой, как в глаза бросается яркая вывеска магазина. Я все равно уже ушла с территории жилого комплекса, так почему не воспользоваться случаем и не купить продукты домой.

Иду в сторону пешеходного перехода, как замечаю подозрительного мужчину, идущего за мной. Он в темных джинсах и толстовке с глубоким капюшоном. Руки в карманах, лица не видно. Возможно, это только моя паранойя, ведь так ходит добрая половина города…

Я ускоряю шаг, он повторяет мои действия. Я почти перехожу на бег, мужчина движется строго за мной также быстро. Паника захлестывает меня с головой, и я несусь, задыхаясь, к заветной цели. Добираюсь до супермаркета и стараюсь тут же затеряться среди стеллажей.

Пока бродила среди полок, я успела успокоиться и даже отругать себя за бурную фантазию. Подозрительный мужчина в магазине не встретился. Оплачиваю покупки, выхожу на улицу, оглядываюсь. Никого подозрительного. Я спокойно и без приключений добралась до жилого комплекса. И только у шлагбаума оглянулась, и мне показалось, что тот подозрительный мужчина завернул за угол быстрым шагом… Снова вернулся леденящий душу страх, и я бегом припустила к дому.

Лев

День прошел просто замечательно: все по плану, ничего экстренного, и я вовремя ухожу домой. Но чувство непонятной тревоги не покидает меня, а с каждым часом нарастает все сильнее и сильнее. Это связано с тем, что я уже целый час не могу дозвониться до Мадины.

Мчусь домой, объезжая все пробки по прилегающим улицам, нарушая правила и совершенно не обращая внимания на гневные сигналы других водителей. Мне все время кажется, что я опоздал.

В дороге набираю свою девочку снова. Идут гудки, а ответа нет. Если она ушла с головой в свою кулинарию и не слышит моих звонков, я ее накажу! Приду домой и с удовольствием отшлепаю ее по хорошенькой попке.

Но стоило мне переступить порог квартиры, как чувство тревоги усилилось. Дома стояла гробовая тишина, а сама квартира сияла стерильной чистотой, в холодном воздухе витал запах дезинфицирующего средства.

– Мадина! – зову я в мертвую пустоту квартиры, уже точно зная, что ее дома нет. Мое сердце сбивается с ритма, а мозг начинает прокручивать самые ужасные картины того, как пропала моя девочка. У меня в душе теплится призрачная надежда, и я набираю Мадину еще раз. Но она разбивается на миллион мелких осколков, как только на журнальном столике ее телефон начинает вибрировать, и играет мелодия стандартного звонка.

Но как?! Где мы прокололись? Как ее отец узнал, что она скрывается здесь?! Кто, кто та сука, что предала меня?! И как они прошли мимо охраны?!

Но потом я тут же отметаю эту мысль – никто не знал, что у меня появилась девушка. Только Женя. Но он надежный человек. Ему я доверяю, как себе, поэтому тогда и обратился к нему, простому врачу из обычной поликлиники, за помощью. Арсений догадывается, потому что каждый раз хитрым взглядом провожает меня, когда я тороплюсь домой с работы. Но он не знает точно, что я спешу к Мадине.

Аня! Озаряет меня догадка. Эта сука видела нас вместе в магазине пару дней назад! Убью тварь!

Я выскакиваю из квартиры, даже не закрыв за собой дверь, и несусь по ступеням вниз, не дожидаясь лифта. Мне плевать, кто ее муженек, если я выясню, что моя бывшая приложила руку к исчезновению Мадины, я не знаю, что сделаю с ней. И ее влиятельный муж мне не помеха! Потому что без моей девочки моя жизнь не имеет смысл. И я пойду на все, чтобы защитить малышку.

Резко торможу, вдруг осознав, что понятия не имею, где живет эта стерва! Начинаю лихорадочно перебирать в уме всех своих знакомых и пациентов, кто может решить этот вопрос в катастрофически сжатые сроки. Набираю первый попавшийся номер человека, кто после успешной операции на позвоночник рассыпался в благодарностях и просил звонить, если мне потребуется любая помощь. Этот момент настал.

Слушаю монотонные гудки и продолжаю бегом спускаться по лестнице. Я не смогу находиться в этих четырех стенах без нее. Потому что без моей девочки эта квартира снова превратилась в пустую коробку, в которой я задыхаюсь.

Выхожу на улицу, как сразу же оказываюсь в плену темных, любимых, но испуганных глаз. Я, не глядя, нажимаю на отбой, несмотря на то, что мужчина на том конце провода уже ответил и пытался до меня докричаться.

Мадина стоит передо мной запыхавшаяся, растрепанная, испуганная и…с пакетом в руках. Эта засранка просто ходила в магазин! Я за эти минуты чуть не сошел с ума, больше, чем уверен, что у меня прибавилось седых волос, а она просто вышла из дома! И оставила телефон!

Наверно, я выгляжу в этот момент довольно устрашающе, потому что в глазах Мадины плещется неподдельный страх. Я стараюсь держать себя в руках, потому что когда придет откат, я буду очень жалеть.

– Где ты была, Мадина? – тихо спрашиваю, стараясь выровнять сбившееся дыхание, не сорваться на крик и не начать учить девчонку тому, что нужно немного думать о других. О том, что они искренне волнуются за тебя, переживают. Не забывать, что любят. Как умеют, но все же.

Но реагирует она очень странно: делает пару шагов назад и сбивчиво шепчет:

– Лев, прости… прости, пожалуйста…я не подумала…виновата…

На меня неожиданно накатывает злость. На то, что я переживаю за нее, днями и ночами думаю, как нам быть и как жить, а она просто взяла и пошла прогуляться, даже не предупредив! Тогда, когда могла меня дождаться, и мы сходили бы вместе, когда она, в конце концов, могла мне просто позвонить и попросить заехать по пути с работы. Да еще множество вариантов, где такого стресса можно было бы избежать!

Но, несмотря на все эмоции, я также осознаю, что если я сейчас выпущу пар и сорвусь на Мадине, я ее потеряю. Она всю жизнь прожила с тираном-отцом, который не только повышал голос, но и пускал в ход кулаки. Только один мой срыв – и малышка закроется от меня. Сейчас нам обоим надо успокоиться и просто поговорить. А нервы я залечу потом: пару сигарет, бокал виски и моя девочка рядом и в безопасности.

– Идем домой, – как можно спокойнее и миролюбивее произношу я, стараясь дать понять малышке, что меня не стоит бояться. Что я другой, не такой, как Мурат Алиев.

Но Мадина лишь кивает и, понуро опустив голову, заходит в подъезд. Сжимаю челюсти, стараясь не показывать своего состояния. Неужели она думает, что я смогу причинить ей боль или сделать плохо?! Неужели она сейчас сравнивает меня со своим отцом?!

Мы заходим в квартиру, и Мадина тут же направляется на кухню. Следую за ней, пристально наблюдая. Я понимаю, что поговорить нам надо именно сейчас, чтобы потом не остался неприятный осадок или недомолвки. Мадина разбирает покупки, совершенно не глядя на меня. Она заметно нервничает: ее выдают подрагивающие руки и падающие предметы. Поднимаю укатившуюся к моим ногам банку с горошком и начинаю разговор:

– Мадина, почему ты одна пошла в магазин? Почему не дождалась меня или не позвонила? – я стараюсь говорить мягко, без претензий.

– Я…кое-что случилось и…мне нужно было пройтись…Я забыла телефон дома…А когда поняла, что вышла за территорию комплекса, было уже поздно. Лев, прости меня, пожалуйста, я такая дура! Прости, что тебе пришлось за меня волноваться и от меня одни проблемы! – тихим дрожащим голосом проговаривает Мадина. Я подхожу к ней, обнимаю и утыкаюсь носом в волосы, стараясь ее успокоить и успокоиться самому. Но тут до меня доходит сразу несколько вещей, которые вновь всколыхнули чувство тревоги внутри.

– Ты выходила за территорию?

Она лишь грустно кивает головой и шепчет, шмыгнув носом:

– Да, так вышло, прости, пожалуйста…

– Успокойся, не плачь, малышка, душу рвешь, – мягко говорю я, утирая ее слезы. – Что вообще случилось? Торт сгорел? Не получился? Почему ты мне не позвонила?

А Мадина поднимает на меня глаза и начинает сбивчиво тараторить:

– Приходила Аня. Она говорила…неприятные вещи. Я не хотела их с тобой обсуждать, потому что…потому что считаю, что это неправильно и оскорбительно по отношению к тебе. Мне надо было самой во всем разобраться. После ее ухода я никак не могла прийти в себя, даже уборка не помогла! Мне до сих пор кажется, что в квартире воняет ее духами! И я решила, что лучше будет, если я пройдусь. Я никак не могла предположить, что уйду так далеко. Но когда я это поняла, было уже поздно. Еще, как назло, я телефон дома забыла! Мне очень жаль, что тебе пришлось волноваться…Прости меня…– она сбивчиво, волнуясь, шептала что-то еще, но я уже не слышал. Все-таки я оказался прав, и эта сука поспособствовала тому, что Мадина исчезла из дома! Ярость затмевала мой разум. Да такая, что если бы не хрупкая, испуганная малышка в моих руках, я разнес бы все к чертям.

– Еще раз: кто приходил? – уточняю на всякий случай, вдруг я что не так понял. Но нет, пока сознание меня не подводит.

– Аня. Девушка, которую мы тогда встретили в супермаркете, помнишь?

Такую захочешь – не забудешь. Я сжимаю челюсти так, что, кажется, еще чуть-чуть, и зубы начнут крошиться! Вот тварь! Не получилось тогда ко мне подобраться, решила действовать через Мадину?! Чего она хотела этим добиться?!

Отпускаю малышку и отхожу к окну. Не стоит ей знать, в каком я сейчас состоянии, еще примет на свой счет. Она и так вся трясется от страха, как осиновый лист.

– Что она сказала?

– Лев…Давай не будем об этом, пожалуйста. Забудем. Давай лучше ужинать. Я приготовила пасту с семгой, ты же любишь рыбу…

– Мадина, – предупреждающе произношу я. – Что сказала тебе Аня?

Она тяжело вздыхает, отводит взгляд и начинает теребить край своей кофты.

– Она сказала, что…Намекнула, что…вы были вместе, потом расстались, а теперь снова встречаетесь, ну… – чувствуется, что ей неприятно и тяжело говорить об этом, но моя храбрая девочка решительно поднимает голову, смотрит мне в глаза и твердо продолжает:

– Что вы встречаетесь…как… мужчина и женщина. И обсуждали меня. Она также дала понять, что я здесь ненадолго. И что мне никогда не занять место, которое принадлежит ей… – Мадина хочет добавить что-то еще, но я некультурно ее перебиваю:

– И ты поверила? – спрашиваю и жду ответа, затаив дыхание, как будто от него зависит моя жизнь. Хотя, так оно, наверно и есть. По тому ответу, что произнесет Мадина в следующее мгновение, можно судить, насколько она верит в наши отношения, в наше будущее.

– Да…то есть нет…Я запуталась! Поэтому я хотела пройтись, чтобы все понять в первую очередь для себя. Лев, давай закончим этот разговор, пожалуйста, – и умоляющим взглядом смотрит мне прямо в душу. Но то, что Мадина не смогла дать мне однозначный ответ, сорвало во мне все предохранители, и я уже не отдавал себе отчет в последующих действиях.

Подлетаю к Мадине, хватаю ее за плечи, от чего она негромко вскрикивает, но не отстраняется. Уже плюс, значит, есть надежда.

– Неужели ты не видишь, как на меня действуешь?! Неужели не чувствуешь?! С того самого момента, как я увидел тебя, для меня перестали существовать другие женщины! Ты постоянно в моих мыслях! Хочу быть только с тобой, только тебя! Хочу касаться твоей кожи, целовать эти губы, обнимать и спать в одной постели! Хочу, чтобы ты была моей! Навсегда… – и больше не в силах сдерживать своих демонов, я притягиваю смущенную и удивленную девочку и делаю то, о чем мечтал, кажется, целую вечность: целую Мадину. Я с упоением касаюсь ее теплых губ, слегка прикусываю и тут же зализываю место укуса. Моя девочка поначалу стояла безучастно, позволяя делать с ней все, что мне хочется, но потом прижимается ко мне, робко и неумело целует в ответ. Ее губки приоткрываются и я тут же пользуюсь случаем, сплетая наши языки в страстном танце.

Глава 13

Мадина

Меня обуревают смешанные чувства: пережитый стресс, чувство вины перед Львом и восторг от его слов и поцелуя. Он первый отрывается и прислоняется своим лбом к моему, тяжело дыша.

– Останови меня, Мадина, потому что потом я тебя не услышу. Я не смогу…– хрипло шепчет он, сильнее прижимая меня к себе, и я чувствую всю степень его возбуждения. Безумно краснею, но взгляд не отвожу, а, наоборот, смотрю прямо в темные, глубокие глаза Льва, пытаясь там найти опровержение всем моим сомнениям.

Я отдаю себе отчет, что отдаться мужчине вне брака – большой позор на всю мою семью и на меня, в частности. Но кого мне позорить, если от моей семьи ничего не осталось? Отца? Так он сам согрешил столько, что и жизни не хватит, чтобы попросить прощения за каждое его деяние. А я… за свои грехи отвечу сама, и мне все равно, что скажут другие. Не им меня судить.

Головой понимаю, что завтра приду в себя, откину все эмоции, чувства и получу один сухой факт – «нас» нет, как и нашего будущего. Но в этот момент я хочу быть просто желанной женщиной, и именно поэтому с уверенностью произношу:

– Я не хочу, чтобы ты останавливался, Лев…

Он берет мое лицо в свои большие и сильные ладони, пристально смотрит мне в глаза и в следующее мгновение снова страстно целует, так, что у меня начинает кружиться голова. И если бы не сильные руки Льва, я бы, наверно, давно рухнула на пол.

Лев отрывается от меня, но лишь для того, чтобы подхватить на руки и отнести к себе в комнату, где он бережно опускает меня на кровать.

– Моя девочка…моя хорошая…– шепчет он, покрывая мое лицо поцелуями, плавно спускаясь на шею. Я прикрываю глаза от удовольствия, полностью отдаваясь во власть этого мужчины.

Лев продолжает свои ласки, шепча нежности на ушко, прикусывая при этом мочку, от чего у меня бегает табун мурашек по всему телу. Он пытается меня расслабить и справиться с моим смущением, но я все равно напрягаюсь, когда Лев пытается залезть мне под футболку. Я хватаю его за запястье и испуганно шепчу:

– Лев, мне страшно…

Он замирает на мгновение, но потом нежно касается моих губ, словно спрашивая разрешения. Хотя еще несколько минут назад он целовал меня страстно, глубоко и властно.

– Не бойся, моя девочка…Я аккуратно…Моя Мадина…– хрипло шепчет Лев, а для меня то, как этот невероятный мужчина произносит мое имя, заставляет сердце биться в ускоренном ритме. Я знала, что всецело принадлежу этому мужчине, но мне отчаянно хотелось, чтобы он называл меня своей снова и снова. И именно в этот момент я отчетливо поняла, что хочу ему отдаться не только душой, но и телом.

И я отпускаю его руку и сама тянусь к его губам, целуя, как умею, стараясь дать понять, что согласна принадлежать Льву. Навсегда.

Лев накрывает мою грудь через ткань футболки, продолжая целовать. То ли вздох, то ли стон срывается с моих губ, я сжимаю ноги, стараясь унять возбуждение.

Я смущаюсь от порочности ласк Льва, от того, что он касается там, где не касался еще ни один мужчина. Я чувствую, как румянец заливает мои щеки.

– Ты очень напряженная, – тихо произносит Лев, отстранившись на мгновение. – Закрой глаза, выкинь все мысли из головы. Перестань стесняться. Здесь есть только ты и я, и все в порядке вещей ровно до тех пор, пока это устраивает обоих. Просто сосредоточься на ощущениях, позволь мне доставить нам обоим удовольствие.

И я поступаю ровно так, как велит Лев, всецело доверившись ему в этом вопросе. Прикрываю веки и чувствую, как он, лаская, освобождает меня от одежды. Выгибаюсь в его умелых руках, когда он ласкает мою грудь, живот и спускается ниже. Не могу сдержать стона, когда он проводит в бесстыдной ласке в самом сокровенном месте. Я сгораю от стыда и смущения, стараясь свести ноги вместе, но Лев не позволяет мне этого сделать, аккуратно разведя их в стороны еще шире:

– Нет, Мадина, ты опять много думаешь. Расслабься, я не причиню тебе вреда.

И я снова подчиняюсь любимому мужчине. Он продолжает сильнее ласкать меня между ног, покрывая мое тело поцелуями и шепча ласковые слова, но я не могла уловить их смысл, потому что в этот момент мне казалось, что я схожу с ума от наслаждения. Лев надавливает на какую-то волшебную точку, и мой мир разлетается на миллионы разноцветных осколков, подарив мне первый в моей жизни оргазм.

Я все еще не могу прийти в себя от пережитого удовольствия, но чувствую, как Лев накрывает мое тело собой, оперевшись на локти по обе стороны, нежно целует меня в губы, и в следующее мгновение низ живота простреливает боль. Я вскрикиваю, а из глаз непроизвольно катятся слезы.

– Тише, родная, все хорошо, расслабься, тогда боль быстрее пройдет, – говорит Лев, губами стирая мои слезинки. – Прости меня.

– За что? – удивленно спрашиваю я. И, распахнув глаза, попадаю в плен глаз Льва и вижу в них теплоту, нежность и любовь. Возможно, я сама себе придумала это, под воздействием всплеска гормонов, но в этот миг мне хотелось верить в придуманную сказку.

– За то, что сделал больно.

– Ты не виноват. Когда-нибудь это все равно бы произошло. Ты же сам говорил: все, что ты делаешь – для нас, чтобы нам обоим было хорошо. Я доверяю тебе. И, кстати, боль уже прошла.

И это было действительно так: боль отступила, оставив после себя непривычное ощущение наполненности. Но оно было таким правильным и таким желанным.

– Моя девочка… такая отзывчивая, чувствительная, – произносит Лев, начиная свои неспешные движения, от которых я снова в удовольствии закатываю глаза, не в силах сдержать стоны.

Любовь к этому мужчине растекается по венам с каждым ударом сердца. Я твердо знаю: что бы ни случилось в моей жизни потом, я пронесу эту любовь до самой смерти.

И только сейчас полностью отпускаю себя, позволяя расслабиться и с головой окунуться в удовольствие. Я обнимаю Льва ногами, сама тянусь к его губам за поцелуем. Чувствую, что он на грани и сдерживается ради меня. А я хочу, чтобы и он получил такое же удовольствие, что и я несколько мгновений назад. Ловлю ритм и сама подаюсь навстречу, и этого оказывается достаточно – Лев ускоряется, теряя контроль над собой. Я снова чувствую накатывающее удовольствие, которое волнами распространяется по моему телу, и второй оргазм накрывает меня с головой. И только после этого Лев напрягается всем телом, замирает и, издав хриплый стон, кончает. И мои губы сами собой расползаются в довольной улыбке.

– Моя девочка, моя Мадина…Любимая…– у меня не хватает сил спросить, что значат его слова, достаточно того, что после близости он их произнес. Даже если завтра дурман рассеется, и в действительности все будет по-другому, я всегда буду с особой теплотой вспоминать это мгновение.

Мы лежим, не в силах разомкнуть объятия и пойти в душ.

– Черт!! – вдруг восклицает Лев, резко сев на кровати. Очарование момента рассеивается, и я вновь смущаюсь, спеша прикрыться простыней.

– Что случилось? – осторожно интересуюсь.

– Я настолько потерял голову с тобой, малышка, что забыл о защите…

Лев

Малышка смотрит на меня своим «фирменным» взглядом, от которого я теряю разум. Вдобавок еще и покрывается густым румянцем, что у меня снова встает. Черт, Ворошинский! Нельзя же быть таким животным! Тем более, что девочка только что лишилась девственности, ей в любом случае ближайшие пару дней секс не светит. Как, впрочем, и мне.

Заниматься любовью с Мадиной – нечто, будоражащее мое сознание. Чувственно. Горячо. Вкусно. И зря мужики говорят, что секс с девственницей – геморрой, и он не стоит затраченных усилий. Вранье.

Я никогда не был монахом, а после предательства Ани всегда предпочитал одноразовые связи. Снял напряжение и забыл, как зовут. А порой просто не спрашивал имени, чтобы не забивать голову не нужной информацией. У меня не было девственниц…да никогда, млять! Но я с уверенностью в тысячу процентов могу сказать, что с удовольствием променяю всех элитных шлюх мира на одну ночь с моей Мадиной. Потому что только сегодня, когда эта малышка с искренностью отвечала на мои ласки, отдавала всю себя, пытаясь доставить мне наслаждение, заботясь и о моем удовольствии, несмотря на то, что это был ее первый раз, я понял одно: сегодня впервые я занимался любовью. Именно любовью. Потому что секс – это просто соитие, физическая близость, снятие напряжения, трах, в конце концов, называйте, как хотите. А любовь-это одновременно духовное и физическое единение двух людей.

– Ты хочешь сказать, что …– растерянно и смущенно бормочет малышка.

– То, что ты можешь забеременеть. Нет, конечно, с первого раза мало у кого получается, но такая вероятность есть.

Малышка закусывает нижнюю губу в раздумьях, даже не представляя, какие эмоции вызывает во мне этот простой жест, скольких усилий мне стоит, чтобы не сорваться и снова не завалить ее на кровать.

– Это полностью моя вина, я должен был быть осторожным, но ты заставляешь меня терять голову, – улыбаюсь ей, пытаясь подбодрить. – Но существует экстренная контрацепция. И я пойму, если ты захочешь выпить таблетку. Решение за тобой.

Я произношу эти слова, а внутренне ору на самого себя и хочу забрать их назад. Представляю себе Мадину с округлившимся животиком, и понимаю, что это самое правильная картина. Такой должен быть итог наших отношений: она беременна моим ребенком, с моим кольцом на безымянном пальце и с моей фамилией. Только так и никак иначе.

Черт, почему же я туплю тогда?! Почему не поступить так, как подсказывает сердце?! И тут же нахожу ответы на свои вопросы: потому что не хочу, чтобы моя семья жила в страхе, что с ними что-то случится. Потому что не хочу, чтобы моя беременная жена страдала и переживала. А, значит, завтра же надо положить первый кирпичик в фундамент нашей спокойной семейной жизни: обратиться к нужным людям насчет ее отца и найти выход, как отобрать у него Мадину. Даже если для этого мне придется отдать свою душу в вечное рабство.

– Лев, – робко обращается ко мне Мадина, вырывая меня из моих раздумий. – Я не знаю, что ты обо мне подумаешь. Я без должного образования, без жилья и вообще ничего не имею в этой жизни, но если этому ребенку суждено родиться на свет, я хотела бы, чтобы так оно и было. Возможно, это безответственно с моей стороны. Но я не смогу убить малыша. И я хочу этого ребенка, даже несмотря на то, что не знаю, беременна я или нет. Потому что ничего не может быть лучше, чем родить ребенка…

Но я не даю ей договорить, сгребая на эмоциях в охапку и прижимая к себе со всей силы.

– Спасибо, моя девочка…Спасибо, – шепчу, как обезумевший. Моя девочка, она определенно моя. И никак иначе.

– Подожди, – она упирается ладошками мне в грудь и отстраняется ровно на столько, насколько я ей позволяю. Смотрит мне в глаза и серьезно произносит, нахмурив бровки: – Я не хочу, чтобы ты думал, что я навязываю тебе этого ребенка и хочу удержать. Нет, в первую очередь это будет мой малыш. А ты можешь принимать участие в его жизни, если захочешь.

Признаться честно, я опешил от такой наглости. «Можешь принимать участие в его жизни..»! Надо же сморозить такую глупость! Я был возмущен, но в то же время решительность этой девочки вызывает во мне улыбку.

– Ты сейчас несешь чушь, Мадина. Если этому ребенку суждено родиться, я буду принимать непосредственное участие в жизни этого ребенка. Потому что это и мой ребенок тоже. И запомни одну вещь: мужчина никогда не будет рядом с женщиной ТОЛЬКО ради ребенка. Невозможно жить с человеком и воспитать достойно малыша, если ты не чувствуешь к его матери банального уважения. Запомни это, потому что я больше не хочу возвращаться к этой теме.

Она все равно очень серьезно смотрит на меня, но все же кивает головой. Вот и отлично. А то выдумала…

– А теперь пойдем в душ, – резко меняю тему, вставая с кровати и протягивая Мадине руку.

– Ты иди, а я еще немного полежу, можно? – робко спрашивает она, сильнее кутаясь в простыню.

Я тут же напрягаюсь. В конце я был несдержан, потерял голову и брал ее грубо, неужели навредил?!

– Мадина, у тебя что-то болит? – беспокоюсь не на шутку. Присаживаюсь рядом на корточки и пытаюсь заглянуть в ее прекрасные глаза, которые малышка постоянно отводит.

– Нет-нет, все хорошо. Просто иди первым.

А я, кажется, понимаю, в чем дело…

– Мадина, посмотри на меня, – говорю я, мягко беру за подбородок, поворачивая к себе. – Перестань меня стесняться. У нас все уже было. Ты теперь – моя женщина. А я – твой мужчина. Между нами в спальне не может быть никаких преград. Ты-самая красивая девушка, которую я видел в своей жизни. Тебе совершенно нечего стесняться.

– Я понимаю, но…

– Так, все. Так дело не пойдет. Видимо, с тобой надо действовать по-другому, – и я, не обращая внимания на ее возмущенные визги, поднимаю девочку на руки и просто несу в ванну, несмотря на ее сопротивление. И в данный момент, держа в руках самое дорогое, что у меня есть в этой жизни, я ощущаю себя чертовым счастливчиком, которому выпал джек-пот.

Глава 14

Мадина

Сегодня я проснулась абсолютно счастливой женщиной. Вчера вечером, после совместного душа, Лев лежал рядом, обнимал меня, перебирал мои волосы и шептал нежности на ухо. Я так и уснула в его объятиях. И впервые за всю ночь мне не снились кошмары.

За ночь мужчина никуда не делся, а все также лежал рядом и прижимал меня к себе. И это невероятно грело мою душу: я в который раз убедилась, что Льву можно доверять, что его слова не расходятся с делом. Но я готовила себя к тому, что не буду расстраиваться, если проснусь в одиночестве. Отдать невинность именно этому мужчине было только моим осознанным решением.

Я пытаюсь аккуратно выбраться из объятий, не разбудив Льва. Но я не успела даже отодвинуться, как он пригвоздил меня сильной к рукой к постели и спросил хриплым ото сна голосом:

– Куда собралась?

– Я хочу пить. Спи, еще рано.

Но Лев все равно приоткрывает глаза и внимательно меня рассматривает.

– Что? – не выдерживаю его пристального взгляда.

– Пытаюсь понять, не надумала ли ты лишнего в своей очаровательной головке, – с хитрой улыбкой выдает Лев, чем вызывает мой смех.

– Нет, я действительно хочу пить.

Я неспешными глотками пью воду и смотрю в окно на зарождающийся рассвет. Рассвет – это начало нового дня, когда природа пробуждается ото сна. Сегодня это как никогда символично для меня. Сегодня я стала женщиной, сегодня во мне многое изменилось. И именно сегодня я начинаю новую жизнь.

Допиваю воду, ополаскиваю стакан и понимаю, что не хочу спать. Смотрю на часы: до того, как у Льва прозвенит будильник, меньше часа. Решила не ложиться, а приготовить нам завтрак.

Я напевала свою любимую песню, готовя сырники, как Лев неслышно подошел сзади и обнял меня за талию, кладя голову на плечо.

– Доброе утро! И чего тебе не спится? – мягко спрашивает Лев, целуя меня в щеку.

– Хотелось чем-нибудь порадовать с утра. Да и я выспалась благодаря тебе.

Лев непонимающе поднимает брови.

– Мне впервые не снились кошмары, – коротко поясняю я.

– Ах, это! Так это потому, что я всю ночь отгонял от тебя всяких злодеев, – с хитрой улыбкой произносит Лев.

– Садись, мой рыцарь, завтрак готов, я сейчас налью кофе, – и начинаю привычно суетиться.

– Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – серьезно спрашивает Лев, не сводя с меня взгляда.

– Все прекрасно. Сегодня самое лучшее утро за всю мою жизнь.

Мы молча завтракаем, каждый погруженный в собственные мысли, и я вспоминаю нечто важное, то, чем хотела поделиться с любимым еще вчера.

– Лев, мне надо сказать тебе кое-что важное, – говорю я, начиная волноваться.

– Да?

– Вчера …я очень сильно испугалась, – сбивчиво произношу я, начиная волноваться.

– Кого? Ани? Не переживай, она тебя больше не потревожит, я с ней разберусь.

– Нет, не Ани. Вчера мне показалось, что за мной следил мужчина. Он шел за мной до самого магазина, а еще потом, по-моему, я видела его недалеко от охраны.

Лев откладывает вилку в сторону и, нахмурившись, смотрит на меня в упор.

– Уверена?

Я качаю головой.

– Я была сильно напугана, возможно, я себе все это нафантазировала…Но понимаешь, я шла по улице – он за мной. Я ускоряю шаг – он тоже. Но возле магазина этот мужчина отстал.

– Потому что там люди. Вряд ли бы тебя стали похищать при толпе свидетелей. А потом, говоришь, видела его возле дома?

– Да, он заворачивал за угол. Возможно, это был и не тот мужчина, но толстовка была похожа, – расстроенно бормочу я, и на меня накатывает паника.

– Описать сможешь?

– Вряд ли. Высокий мужчина, в темных джинсах и серой толстовке. Лица я не видела, оно было скрыто капюшоном.

Лев хмурится еще больше и постукивает пальцами по столу.

– Не нравится мне все это. Но ты молодец, что сказала. Я разберусь, не волнуйся. Просто давай из дома больше ни ногой, телефон держи при себе. И чтобы был включен звук и заряжена батарейка. Хорошо?

А я лишь киваю, переполняемая счастьем и благодарностью: это невероятно здорово, иметь мужчину, который все твои проблемы берет на себя, задвинув за свою широкую спину и уверенно говорит: «Я все решу». И впервые в жизни я не один на один в с неприятностями.

Я выхожу в коридор вместе со Львом, чтобы проводить его на работу. Он неожиданно притягивает меня за талию и нежно целует в губы. Я неумолимо краснею, но все же отвечаю на этот сладкий поцелуй.

– К двери даже близко не подходи, поняла? Если что звони сразу мне. И да, не вздумай проводить психоанализ вчерашнего вечера! Иначе накажу! – и, подмигнув, неуловимо вновь прижимается к моим губам и уходит на работу.

А я закрываю за Львом дверь, прислоняюсь к ней спиной и прикладываю ладони к пылающим щекам. И губы сами собой растягиваются в счастливой улыбке.

Анна

У каждого в этой жизни свои ценности. Кто-то хочет стать врачом, кто-то актером, кто-то просто создать семью и родить детей. А кто-то – хорошо устроиться за чужой счет. Вот и Аня относилась к последней категории.

Она – девушка из провинции, из неблагополучной семьи, рано поняла, что за хороший секс можно получать желаемое. Нет, Аня не считала это проституцией, просто каждый выживает, как может.

Окончив школу, проработав некоторое время продавцом-консультантом, она покинула свой городок, отправившись покорять столицу. И ей буквально в первые же месяцы улыбнулась удача, если так можно назвать приступ аппендицита, благодаря которому она познакомилась со Львом. Он смог разглядеть в ней хорошую девушку. Он буквально ее боготворил и носил на руках, разрываясь на части, чтобы сделать Анечку счастливой.

И все было прекрасно первый год, Аня даже поверила, что ей улыбнулась удача, и она встретила свое счастье. Лев был заботлив, внимателен, но при всем при этом имел один большой недостаток – доходы Льва не позволяли удовлетворять ее растущие аппетиты, а он сам пропадал на работе сутками. И девушка с каждым разом раздражалась сильнее, все чаще ложась в одинокую постель.

Однажды она пришла на работу ко Льву, но в ординаторской его не оказалось – мужчину вызвали на срочную операцию. Это сыграло ей на руку: она познакомилась с заведующим отделения, с которым лихо закрутила роман за спиной у Льва, разглядев в нем перспективного и интересного мужчину. Однако на этом этапе жизни везение Анечки закончилось: Лев обо всем узнал и, само собой разумеющееся, расстался с Аней, а Сеня оказался женат и ближайшее время развод не входил в его планы.

После этого ей откровенно не везло с мужчинами: то попадались жмоты, то женатые, которые искали себе недолгое развлечение на стороне, чтобы разнообразить жизнь, были даже извращенцы. А Аня всего лишь хотела постоянного состоятельного мужчину, который исполнял бы ее прихоти. Да, она устроилась на работу, но без должного образования и опыта найти высокооплачиваемую должность практически невозможно. Вот и приходилось Анечке искать обеспеченного мужа.

И судьба смилостивилась над девушкой: она встретила Аркадия, который практически сразу был очарован Анечкой и вскоре позвал ее замуж. Но и тут не обошлось без ложки дегтя в бочке меда: Аркадий обеспечивал Аню, но практически не давал наличности, и ей каждый раз приходилось просить деньги у мужа, отчитываясь, куда и сколько потратит. Проблемы были и в постели: из-за лишнего веса и нездорового образа жизни у Аркадия начались проблемы с потенцией. Все это здорово угнетало Аню, но другого выхода она пока не видела. Ровно до того момента, пока спустя столько лет не встретила Льва.

Он возмужал, стал выглядеть солидно: дорогая машина и одежда, спортивное привлекательное тело. Аня была очень удивлена неожиданной встрече с бывшим молодым человеком, особенно когда узнала, что он живет в этом же жилом комплексе, что и она. Анечка была осведомлена, какова цена квартиры в данном жилом комплексе, и что только очень обеспеченный человек может себе позволить жилплощадь в этом районе. Быстренько подсчитав в уме стоимость недвижимости Льва, еще раз придирчивым взглядом оценив его внешность, Анна тут же составила план по возвращению в свою жизнь бывшего любовника.

Анна

Анна всегда помнила, как на нее реагировал Лев, как он ее любил, и решила сначала попробовать просто поговорить с мужчиной, предложив, как ей казалось, беспроигрышный вариант для них обоих.

Выяснить, где проживает бывший молодой человек для Ани со связями ее мужа не составило труда. И решив следовать знаменитой поговорке «куй железо, пока горячо», девушка решила подождать Льва у дома и переговорить с ним с глазу на глаз.

Но разговор не принес ожидаемого результата: Лев был в бешенстве. За эти годы он так и не смог ей простить ее поступка. Его реакция очень напугала Аню – даже когда он поймал ее на измене, мужчина не был настолько зол.

Расстроившись и разозлившись, Аня пошла в ближайший супермаркет за мартини, заливать свою неудачу. Ее муж укатил в очередную командировку, что было ей на руку – она могла расслабиться и хорошенько обдумать, как поступить дальше.

Очевидно, небеса услышали желания Анны, потому что в магазине она встретила…Льва и какую-то девчонку вместе с ним. Окинув спутницу бывшего беглым взглядом, задержавшись на безымянном пальце руки, и не заметив на нем обручального кольца, довольно улыбнулась и в приподнятом настроении пошла домой. В голове Анечки мигом созрел план действий.

Выбрав наиболее подходящий момент, она наведалась в гости к Мадине. Ане повезло, что Лев не сразу заметил ее среди стеллажей в тот день в супермаркете, и ей удалось подслушать воркованье этих голубков. Видно было, что Лев очарован девчонкой. Но она не вписывалась в их круг общения: восточная внешность, скромно одетая, робкая, очень молодая, и Ане показалась очень наивной. В ее глазах читалось безграничное доверие и глубокие чувства к мужчине. Но ничего, Аня и не такие проблемы решала. Сейчас, когда она получила деньги истатус, а также сумела кое-что скопить в тайне от Аркадия, она могла с ним спокойно развестись и вернуть Льва в свою жизнь. Теперь они подходили друг другу как нельзя лучше. И Аня все эти дни никак не могла взять в толк, что такого Лев нашел в этой молодой девчонке?! Разве что то, что она буквально смотрела ему в рот и боготворила мужчину, это сквозило в каждом жесте Мадины. Да, она моложе Ани, но на этом преимущества девочки заканчиваются. Видно, что она неопытна и наивна. А вспомнив ненасытность Льва в постели, вряд ли эта девочка в состоянии удовлетворять все его потребности.

Но к удивлению Ани, девчонка оказалась не так проста. Когда она заявилась в квартиру ко Льву, сначала ей удалось посеять в Мадине сомнения. Девчонке точно придется тяжело в этом мире – она не умеет держать лицо и контролировать эмоции. А значит, на этом можно сыграть. Но, видимо не в этот раз: Мадина со злостью, можно сказать взашей, выгнала Аню. Скорее всего, она обговорит эту ситуацию со Львом, и тот будет в курсе ее визита. А значит, он вполне может привести свою угрозу рассказать все Аркадию в действие. С самого начала Аня знала, что у этого мужчины слова не расходятся с действиями. Черт! Стоит признать, что она в этот раз проиграла.

Весь вечер Аня ходила злая и раздраженная, да еще и муж, который надоел ей хуже горькой редьки, приехал на пару дней раньше.

– Милая, ты какая-то раздраженная и напряженная. Что-то случилось? – с подозрением спросил Аркадий, входя в гостиную, где Аня, устроившись в кресле, с задумчивым видом пила мартини.

– Голова болит, – буркнула женщина, делая большой глоток.

– Так может надо выпить лекарство, а не алкоголь? – со злобным смешком спрашивает Аркадий.

От ответа Аню спасает раздавшийся звонок на телефон мужа. Аня погрузилась в собственные мысли, не следя за ходом разговора.

– Хорошо, присылай, посмотрю. Но сильно на меня не рассчитывай, я повторю: я ничего не слышал.

– Что-то случилось? – неожиданно встрепенулась Аня.

– У одного знакомого дочь пропала. Так что хорошо, что у нас нет детей, от них одна головная боль. И непредвиденные расходы, – резюмировал Аркадий, открывая пришедшее сообщение.

Аня неожиданно для самой себя подошла и заглянула через плечо мужа в телефон.

– Симпатичная. Видела когда-нибудь девчонку? – неожиданно спрашивает Аркадий.

– Видно же, что не моего круга. Ты думаешь, я дружу с малолетками? – фыркнула Аня, отвернувшись от мужа, скрывая довольную победоносную улыбку.

Она поняла, что жизнь дает ей второй шанс: на нее с экрана смотрела улыбающаяся Мадина.

Аня не стала откладывать дело в долгий ящик: когда муж отправился в душ, она переписала номер отправителя в свой телефон и тут же набрала его.

– Слушаю, – ответили ей на том конце провода.

– Я слышала, вы разыскиваете девчонку? – промурлыкала Аня, весьма довольная собой.

– Допустим. Ближе к делу.

– Что вы дадите мне за информацию о ее местонахождении? – деловито поинтересовалась Аня. Она решила убить двух зайцев сразу: устранить соперницу, конечно, хорошо, но поиметь денег, буквально ничего не делая, еще лучше.

– Нас интересует конкретное местоположение, а не предполагаемое. В каком районе она скрывается, мы и так знаем.

– А если я скажу, что назову не только номер квартиры, но и проведу на территорию жилого комплекса?

Мужчина называет немалую сумму. Но Аня не так проста, недаром ей удалось захомутать такого бизнесмена, как Аркадий.

– Я хочу в два раза больше.

– Идет, – быстро согласились на том конце провода.

– Тогда сейчас вы переводите мне половину, а вторую – в день, когда получите девчонку. Я наберу, когда настанет подходящий момент. Ждите звонка, – и не дожидаясь ответа, отключается.

В этот день Аня легла спать в отличнейшем настроении: сегодня она стала на шаг ближе к своей цели.

Глава 15

Лев

Сажусь в машину и прикуриваю сигарету, параллельно листая список контактов. Нахожу нужный, нажимаю кнопку вызова и жду ответа, глубоко затягиваясь.

– Захаров! – резко отвечает мой друг детства Матвей. Наверно, он единственный, кто перешел из моего счастливого прошлого в суровое и циничное настоящее. Да, мы не общаемся настолько близко, как хотелось бы ввиду плотного графика у обоих: у меня – бесконечные операции, у Матвея – бизнес. Я никогда не лезу в дела друга, как и он в мои, но в одном мы похожи: мы оба так или иначе увязли в криминале. Нет, Матвей не занимается чем-то противозаконным, в его бизнесе все прилично (на первый взгляд), но каким-то образом он близко знаком практически со всеми моими «клиентами».

Как бы там ни было, Матвей – единственный, на кого я могу положиться, и я знаю, что от него точно не будет утечки информации⁴. Да, я мог бы обратиться практически к любому пациенту, кого я оперировал, но не уверен, что после меня он не наберет Мурата Алиева и не доложит о том, что я им интересовался. А это плохо отразится на безопасности Мадины. Я не могу так рисковать.

– Привет, Матвей. Я не вовремя?

– Здорово. Все нормально. Я за рулем, не посмотрел, кто звонит. Говори, ты же явно не просто так звонишь мне с утра пораньше, – усмехается Матвей.

– Мне нужна твоя помощь. И в этом вопросе я могу доверять только тебе.

– Даже так, – удивленно протягивает Матвей. – Слушаю внимательно.

– Мне нужен адрес Ани.

– А конкретнее можно? А то я не всесильный, знаешь ли, и какая Аня тебе нужна, не смогу угадать. Или погоди…Что, та самая?!

– Да, – коротко отвечаю, кивая головой, хоть Матвей и не видит моего жеста. – Она сейчас замужем, наверняка сменила фамилию, ее я не знаю. Девичья – Смирнова. Мужа зовут Аркадий.

– Дело, конечно, твое, но…До меня доходили слухи, что она далеко не такая чистая и непорочная девочка, какой ты ее себе представлял. Да в принципе, она никогда такой и не была. Сдалась тебе эта шалава, Лев?

– Она мне нужна не за этим. У меня должок перед ней, хочу вернуть. С доставкой на дом, так сказать, – зло бросаю я. Вспоминаю испуганный взгляд Мадины и злюсь еще сильнее, до побелевших костяшек пальцев сжимая телефон в руке. Еще чуть-чуть и чудо техники с откусанным яблоком треснет пополам.

– Ого. До сих пор не отпустило? – удивленно бормочет Матвей, но тут же спохватывается: – Извини, дело твое. Сам разберешься, не маленький. Будет тебе адрес, к вечеру постараюсь скинуть.

– Спасибо, Матвей. Она живет в одном жилом комплексе вместе со мной. Надеюсь, это облегчит тебе поиски.

– Оху…– на полуслове осекается пораженный Матвей. Откашливается. – Сочувствую. Адрес достану, жди.

– У меня еще одна просьба, – быстро произношу я, пока Матвей не отключился.

– Говори.

– Мне нужна информация на Мурата Алиева. Все, что сможешь найти. Где обедает, с кем имеет дело, какие сделки проворачивает, кого трахает. Все. До последней гребаной мелочи. Даже если тебе это покажется неважным, я должен знать.

На другом конце воцаряется тишина. Я понимаю, что моя просьба звучит дерзко, и Матвей имеет право меня послать, но я готов заплатить ему любую сумму, пообещать что угодно, потому что Матвей – моя единственная надежда.

– Зачем тебе Алиев, Лев? Это лютый человек. Я как-то пересекся с Муратом. До сих пор мороз по коже. А я не из пугливых, сам знаешь. Так что держись от него подальше.

– Не могу, Матвей. Это уже не от меня зависит. Поэтому я и пришел за помощью к тебе.

Друг молчит еще какое-то время, тяжело вздыхает и потом выдает:

– Хорошо, будет тебе информация. Но это займет какое-то время. Сам понимаешь, надо интересоваться аккуратно, чтобы объект ничего не заподозрил и не просек.

– Я твой должник, Матвей. Спасибо.

– Рано благодаришь. Свои люди, сочтемся, Лев. До связи.

Я завожу мотор и резко стартую со стоянки, направляясь на работу. Весь день я нервничал, постоянно проверял телефон, нет ли там пропущенных звонков или сообщений.

И лишь к концу рабочего дня пришло скупое смс от Матвея с номером дома и квартирой Ани. Я быстро собираюсь и чуть ли не бегом кидаюсь на стоянку, даже ни с кем не прощаясь по пути. Я полон решимости поставить суку на место.

Я до упора нажимаю дверной звонок Аниной квартиры. Слышу, как за дверью раздается мелодичная трель, но никто не спешит открывать. Черт, неужели не дома?!

Неожиданно дверь распахивается и передо мной предстает Аня во всей красе: яркий макияж, укладка и коротенький атласный халат, который не оставляет простора для фантазии.

Ее глаза в испуге распахиваются. Еще бы, ведь я не бросаю слов на ветер и сейчас намерен наказать Аню. Поэтому я отодвигаю ее в сторону, уверенно прохожу внутрь и захлопываю за собой дверь.

– Что ты себе позволяешь?! – приходит в себя сучка, начиная возмущаться.

– А ты хочешь, чтобы все соседи были в курсе, какая ты на самом деле, и доложили все твоему мужу? Где он, кстати? У меня к нему разговор.

– Пошел вон отсюда! – вопит Аня, изображая праведный гнев, но в ее глазах я вижу неподдельный испуг, который ей не удается скрыть.

– Не ори. Я предупреждал тебя, если ты сунешься в мою жизнь? Предупреждал. Какие ко мне претензии? Аркадий! – ору уже вглубь квартиры.

Аня замахивается на меня рукой, но в последний момент я перехватываю ее руку и толкаю к стене, слегка сжав предплечье.

– Повезло тебе, что мужа дома нет. Значит так, Анечка, – выделяю ее имя, как будто это ругательство. – Если ты еще раз побеспокоишь меня или мою женщину, или хоть как-то мелькнешь на нашем горизонте, поверь мне, ты крепко об этом пожалеешь. И только из уважения к прошлому и к тому, что я когда-то, кажется, любил такую тварь, как ты, я не буду в подробностях описывать то, что с тобой сделают. Ты поняла?

– Да пошел ты! – шипит Аня, но в ее глазах мелькает страх. Чистый, неподдельный. Значит, поняла. Но мне все же надо сделать ей внушение.

– Я тебя спрашиваю: ты меня поняла?! – и встряхиваю ее, как тряпичную куклу. Аня дергается и ударяется затылком о стену. Выплевывает ругательство, но все же бормочет:

– Поняла…

– Громче!

– Поняла! Поняла!! Доволен?! Псих!

Я отпускаю Аню и молча выхожу из квартиры. Останавливаюсь на крыльце возле подъезда. Мне нельзя в таком состоянии идти домой, я не хочу пачкать свою нежную девочку этой грязью.

Я закуриваю и чувствую вибрацию телефона в кармане. Матвей! Поспешно отвечаю на звонок.

– Да, Матвей.

– Есть информация по твоему вопросу. И всплыли очень интересные факты. Надо обсудить. Но не по телефону, – серьезно произносит друг. Я напрягаюсь, предчувствуя неладное.

– Завтра в семь в «Тоскане» удобно?

– Буду, – и снова отключается.

Я выбрасываю окурок в урну и медленно выдыхаю. Отбрасываю в сторону все дурные мысли и скорее спешу в свою тихую и спокойную гавань – к моей Мадине.

Лев

«Тоскана» – ресторан в центре города. Он довольно большой и светлый, но мне в принципе плевать на интерьер, главная причина и несомненное преимущество этого места в том, что каждый столик огорожен, и все они находятся далеко друг от друга. Так что подслушать, о чем говорят твои соседи просто невозможно. То, что нужно в моем случае.

Я приехал раньше. Знаю, что Матвей – пунктуальный и ответственный человек, и у него еще есть время в запасе, но не могу удержаться – постоянно проверяю время на часах.

Но вот администратор проводит Матвея к моему столу. Мы пожимаем друг другу руки.

– Выпьешь что-нибудь?

– Нет, спасибо, я за рулем, – качает головой Матвей. – Не буду отнимать много времени, держи, – и протягивает мне черную папку.

Я беру ее и кручу в руках, не решаясь открыть. Я столько дерьма повидал в жизни, столько раз ходил, да и продолжаю ходить по краю, а боюсь простого текста. Оно и понятно – от содержимого этой папки зависит наше с Мадиной будущее.

– Я, конечно, знал, что бизнес Алиева не чист, да млять, у кого сегодня по-другому?! Но когда мои парни нарыли вот это все, – указывает подбородком на папку в моих руках, – даже я был…в ахуе. Мужик очень опасен, у него руки по локоть в крови, Лев. И с неугодными людьми у него разговор короткий – вывозят в ближайшую лесополосу.

Я все же раскрываю папку. Перед глазами мелькают цифры, отчеты, тут есть даже копии различных договоров и свидетельства о смерти дочери и жены Алиева. Я пока плохо соображаю, каким образом вся эта информация поможет мне вырвать из-под его гнета Мадину. Надо просто все детально изучить, уверен, я смогу найти выход.

– Что-то происходит странное в его семье: не так давно у него пропала единственная дочь, а через пару дней трагически погибла жена, – и Матвей, слегка прищурившись, внимательно смотрит на меня, как будто я имею к происходящему отношение. Хотя…в какой-то мере он прав. – Алиев не обращался в полицию, он ищет Мадину, так кажется, зовут девчонку, через свои каналы. Я случайно узнал, Мурат вышел на меня через общих знакомых.

– Я в курсе, что случилось с его дочерью. Из первых уст, – усмехаюсь я.

– Даже так…

– Да. Потому что Мадина живет у меня.

Между нами повисает напряженная пауза. Матвей смотрит на меня так, будто я террорист-смертник, которому вынесли смертельный приговор.

– Что?!

– Мадина – моя женщина. И я не намерен возвращать ее этому ублюдку, – зло выплевываю я, непроизвольно сжимая кулаки.

– Ты знаешь, что сделает с тобой Алиев? Ты вообще представляешь, во что ввязался, Лев? Зачем тебе это?!

– Я люблю ее.

Вот так просто три главных слова срываются с моих губ и повисают между нами. И это самое правильное, что я произносил в последнее время. Я не привык разбрасываться этим признанием, я даже сейчас не вспомню, говорил ли я эти слова Ане, но в своих чувствах к Мадине я абсолютно уверен.

– Сильно…

– Я встретил ее совершенно случайно. Он избил ее, сломал ребра, исполосовал всю спину, девчонка была в ужасном состоянии. Она на улицу не выходит, потому что боится, что люди отца найдут ее. А ищет ее Мурат только потому, что ему позарез нужны инвестиции в его бизнес от некого Амирхана, – со злостью цежу я.

Матвей кивает:

– Да, я слышал, что у Алиева давно проблемы в бизнесе. Про него вообще много чего болтают. Ребята из его окружения вообще поговаривают, что у него с головой проблемы.

– Не сомневаюсь. Психически здоровый человек не будет продавать собственную дочь садисту и убивать жену.

– Вообще я тебя не за этим позвал. Открой тридцать вторую страницу.

Я выполняю то, что просит Матвей. Передо мной обычный договор купли-продажи шестнадцатилетней давности. Вот только…

– Что-нибудь знакомо? – спрашивает Матвей.

Я понимаю, что друг на что-то намекает, и поэтому начинаю внимательно читать документ, натыкаясь на знакомую фамилию. Шаповалов…

– Партнер моего отца?

Помимо того, что мой отец, как и мать, работал врачом, он очень хотел открыть центр для онкологических больных. Даже землю смог купить вместе со своим товарищем – Шаповаловым Геннадием Алексеевичем – и выбить разрешение на строительство. Но строительство так и не началось, потому что он погиб, а когда я вступал в наследство, оказалось, что земля не принадлежала моему отцу.

– Хорошо, допустим, Шаповалов, имел какие-то дела с Алиевым. Разве это противозаконно? – я все еще не понимаю, в чем дело.

– Ты читай внимательнее.

Я хмурюсь все сильнее, но все же пробегаю ниже по строчкам договора.

– Погоди, погоди, ты хочешь сказать…– в шоке бормочу я.

– Именно. Шаповалов продал именно тот кусок земли, который приобретал твой отец, Лев. А владельцем его он стал через три дня после гибели твоих родителей. Уж каким чудом он заключил сделку с мертвым человеком, для меня до сих пор остается загадкой. И самое интересное, что и спросить затруднительно – Геннадий Алексеевич буквально сразу свалил в Болгарию, да так и остался там жить.

В моей голове нарастает гул. Фрагменты наслаиваются друг на друга, складываясь в одну общую картину. В висках начинает пульсировать, тупая боль расползается по всей голове, но я упорно не хочу признавать очевидное.

– Их …что…из-за сраного куска земли? Мою семью убили из-за земли под строительство?!

– Я сам знатно охренел, когда увидел документы. Я могу только предположить. Прямых доказательств у меня нет. Да и Алиев очень умело спрятал концы в воду, а главное действующее лицо сейчас вообще гражданин другой страны. Когда мы столько лет пытались подобраться к разгадке той аварии, мы искали со всех сторон, но и предположить не могли, что в той истории замешан ваш сосед, – словно извиняясь, произносит Матвей.

А я не в силах переварить свалившуюся на меня шокирующую информацию, поэтому подзываю официантку и заказываю виски.

– Бери бутылку, я все же тоже выпью, – бросает Матвей.

Я неожиданно вспоминаю о Мадине. И понимаю, что мне ни в коем случае нельзя к ней в таком состоянии. Она все поймет, девочка очень хорошо научилась меня чувствовать и читать по глазам.

Как бы там ни было, я не намерен рассказывать малышке о том, что вероятнее всего, ее отец убил не только ее мать, но и мою семью. Она достаточно вынесла в этой жизни, и я хочу оградить ее от всего остального негатива. Я пережил уже как-то раз такую шокирующую новость, переживу и сегодня. Тем более у меня есть такая поддержка в виде Матвея. Просто одна ночь, алкоголь, разговоры по душам со старым другом, и я справлюсь.

Набираю Мадине смс: «Не жди меня, ложись спать. Срочная операция. Буду завтра утром».

Я вру ей. Впервые вру. Но эта ложь – она во благо. Не хочу, чтобы Мадина мучилась угрызениями совести за поступки ее отца. А она будет, точно знаю, я тоже ее хорошо изучил.

«Береги себя. Скучаю» – получаю короткий ответ, и окончательно убеждаюсь, что я поступаю правильно.

Мадина

В последнее время что-то происходит. Я не могу понять что именно, и меня это очень беспокоит. Лев ходит сам не свой, все чаще уходя глубоко в свои мысли, и не реагируя на окружающую действительность. Что-то явно тяготит его. И мне бы очень хотелось, чтобы он доверился мне, как я ему когда-то, и поделился своими переживаниями. Потому что я не знаю, как вывести Льва на разговор, не ухудшив ситуацию.

Сегодня он вообще не пришел ночевать. Сказал, что у него срочная операция. У меня нет оснований не верить этому мужчине, да и он никогда не врал мне. Но когда Лев пришел домой, его рубашка насквозь пропахла сигаретами и алкоголем. Я не ревную, тем более что мы уже однажды разговаривали с ним на эту тему, и у меня нет поводов думать, что Лев говорит одно, а делает совершенно другое. Меня беспокоит то, что моего мужчину что-то гложет, а он носит это в себе. Как долго он сможет это вынести?

Вот и сегодня вечером он пришел с работы чернее тучи и постоянно бросал на меня странные взгляды. Неужели…неужели это из-за меня? Его стало тяготить мое присутствие, а он не знает, как сказать? Я принимаю решение помочь Льву и все же задаю вопрос за ужином, который крутится у меня на языке уже не первый день:

– Что происходит, Лев? Что тебя беспокоит?

На что мужчина, наконец, отрывает голову от тарелки, смотрит на меня так, будто только что заметил. У него изучающий, тяжелый взгляд, от которого хочется поежиться, но я стойко выдерживаю его и смотрю прямо в глаза мужчине.

– Все нормально, – отвечает он чужим, безжизненным голосом. – У меня голова болит, я не спал почти всю ночь. Извини.

И с этими словами он встает из-за стола и уходит в комнату, даже не взглянув в мою сторону. Я сижу в растерянности, не зная, как себя вести и что делать. В прострации убираю со стола и мою посуду.

Судя по поведению Льва, ему надо побыть одному. И поэтому, как бы тяжело ни было, я ложусь в другую комнату, там, где спала, когда только попала в эту квартиру.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Меня очень беспокоило поведение Льва. И признаться честно, мне не хватало его большого и теплого тела, его крепких и в то же время нежных объятий.

Вот так, обуреваемая различными мыслями, одна хуже другой я и проворочалась в холодной постели до утра. Я встала за час до будильника Льва, чтобы приготовить ему завтрак и в твердом намерении поговорить. В конце концов, он сам убеждал меня, что мы не чужие люди и нам надо доверять друг другу. Но все пошло совершенно не по плану.

Я жарила блинчики, погруженная в собственные мысли, прокручивая в голове слова, которые намерена сказать Льву, и не заметила, как он вошел на кухню. Лев обнял меня за талию, прижал к своей груди и положил подбородок на мое плечо.

– Доброе утро, малышка. Почему не спишь?

И меня затапливает радостью от того, что я слышу его расслабленный голос, от того, что в нем больше нет вчерашних ноток напряженности и даже обреченности.

– Доброе. Что-то не спится. Я решила приготовить тебе завтрак.

– Именно эти волшебные ароматы заставили меня подняться с постели, – улыбается Лев, целуя меня в скулу.

Неожиданно он разворачивает меня в своих руках, так, что я оказываюсь с мужчиной лицом к лицу.

– Я тебя обидел вчера? Ты поэтому легла спать отдельно? – серьезно спрашивает Лев.

– Нет, – отвечаю тихо, не отводя взгляда. – Я подумала, что ты хочешь побыть один. И тебе нужно время, чтобы обдумать то, что крутится в твоей голове.

– Я действительно просто устал, малышка. А еще я голоден, – и с хитрой улыбкой он вжимает меня в столешницу. Она больно впивается мне в поясницу, и я кривлюсь. Лев замечает мою реакцию и подставляет руки, чтобы мне не было больно. Однако я накрываю его ладони своими:

– Береги руки, Лев. Они у тебя золотые. Многие этим рукам жизнью обязаны. Ты не имеешь права их повредить.

Лев морщится на мои слова, но ничего не отвечает. Он неожиданно подхватывает меня за талию, заставив вскрикнуть, и сажает на стол.

– Лев, завтрак…– бормочу я, смущаясь и покрываясь румянцем.

Он, не глядя, отключает газ под сковородкой, и нежно проводит по щеке кончиками пальцев.

– А я и собирался позавтракать…Тобой.

Я прикрываю глаза, до сих пор не привыкнув к его откровенным разговорам, как ощущаю нежное прикосновение его губ, которое буквально сразу перерастает в голодный страстный поцелуй. Я обвиваю руками плечи мужчины, чтобы не упасть, и отдаюсь полностью во власть его сильных рук. Неожиданно мне становится его мало, я хочу большего: хочу ощущать прикосновение его кожи, хочу касаться его стальных мышц и чувствовать, как они перекатываются под моими ладонями. Хочу чувствовать, как бьется его большое и сильное сердце.

Я крепко зажмуриваю глаза, потому что до сих пор не могу поверить, что я делаю это. Крепко хватаюсь за края футболки Льва и медленно тяну ее вверх. Мое сердце так гулко бьется в груди, кажется, еще чуть-чуть, и оно выскочит. Я чувствую, как Лев немного отстраняется от меня и помогает снять с себя футболку.

– Моя девочка…Посмотри на меня, – мягко произносит Лев, целуя меня в висок и пододвигая меня к краю, поближе к себе и аккуратно разводя мои бедра в стороны.

Я отчаянно трясу головой.

– Если я посмотрю, я умру на месте, – шепчу я, наощупь касаясь груди Льва. Я медленно веду вниз и, наконец, достигаю желанной цели. Под моей ладонью бьется самое доброе и самое сильное сердце в мире. Быстро-быстро. Тук-тук-тук. В унисон с моим.

– Обязательно наступит момент, когда ты будешь наслаждаться такими мгновениями вместе со мной. Я научу тебя, – Лев опаляет мое ухо обещанием, касаясь языком и слегка прикусывая мочку.

Я не могу сдержать стона и откидываю голову, предоставляя Льву больший доступ. Он покрывает мою шею короткими поцелуями и неожиданно нажимает на плечо, заставляя лечь на спину. Я немного напрягаюсь, но Лев, очевидно, почувствовав мое состояние, дарит мне поцелуй.

– Просто доверься мне, – шепчет он, медленно избавляя меня от одежды.

– Я доверяю.

В этот раз все было совсем по-другому. Нет, Лев не был грубым или жестким. Просто чувствовалось, что ему необходима эта близость, чтобы дать выход всему тому, что у него внутри. Таким образом он пытается рассказать мне, что с ним творится. Сегодня этот секс – для него. Сегодня я хочу забрать все переживания себе, чтобы мой мужчина больше никогда не ходил таким удрученным и хмурым. Я обнимаю Льва ногами за торс и притягиваю к себе за шею для поцелуя. Больше всего я хочу, чтобы мы стали единым целым, чтобы мысли о нашей близости вытеснили все дурное из головы Льва.

Так и происходит: Лев кончает с хриплым стоном и моим именем на губах:

– Моя Мадина…

Глава 16

Мадина

Время неумолимо мчится. Лев очень помог мне с организацией моего «дела»: создал странички в социальных сетях, объясняя мне, что и зачем, как несмышленому ребенку. Хотя, почему «как» – в этом вопросе я им и была, потому что у меня никогда не было личных страничек в соцсетях, и эта сторона вопроса была темным лесом.

– То есть ты не против, если заказчики будут приходить в твою квартиру? – робко интересуюсь у мужчины. – Обещаю, дальше порога они не пройдут, только заберут заказ, оплатят и все, – горячо заверяю, словно Лев мне еще чуть-чуть и откажет. Но это только мои домыслы:

– Во-первых, не «мою» квартиру, а «нашу». Во-вторых, нет, не против, но только без фанатизма, хорошо? Договоримся, что твои тортики для тебя – только хобби, а деньги у нас в семье зарабатываю я. И не надо отбирать мой хлеб.

«Наша квартира», «у нас в семье»…Боже, как сладко это звучит, что я аж жмурюсь от удовольствия и повторяю про себя несколько раз, словно пробуя эти фразы на вкус.

Так и началась моя карьера «кондитера» на дому. Неожиданно, дело пошло на «ура». Нет, не настолько, чтобы открывать отдельную кондитерскую, но все же один заказ в день стабильно я выполняла.

Лев постоянно подшучивал надо мной, открывая холодильник:

– Мдааа, такими темпами нам скоро придется отдельный холодильник покупать под твои кулинарные шедевры. Только куда его засунуть? Может, в тот угол? Что скажете, шеф-повар?

Несмотря на такие добрые подшучивания, мне казалось, что это Лев рекламирует меня без устали, чтобы обеспечить мне приток клиентов. Иначе объяснить свой неожиданный успех я просто не могу.

– Что ты делаешь? – спросила я как-то Льва, и, не удержавшись, заглянула ему через плечо. Нет, я не имею привычки нарушать личное пространство человека, а тем более читать его личные сообщения, но я позвала Льва ужинать уже в третий раз, а он никак не отреагировал!

А оказалось, что этот невозможный мужчина сидит и буквально каждому фото пишет хвалебный развернутый отзыв!

– Эй, ты настолько не веришь в меня, что думаешь, будто я нуждаюсь в дополнительной рекламе?! – я возмущена до глубины души. А Лев лишь хохотнул, и, не отрывая глаз от телефона, продолжил свое занятие:

– Как раз-таки я в тебе не сомневаюсь, малышка! А дополнительная реклама еще никому не помешала! Тем более я пишу абсолютную правду, каждый твой торт – шедевр. Кстати, девочки в клинике в восторге, все просили твои контакты. Я сегодня угостил их тортом, у нас в холодильнике лежала половина того, шоколадного.

Я лишь улыбнулась, с любовью посмотрев на этого невероятного мужчину, и в четвертый раз напомнила о том, что ужин стынет.

В таком ровном ритме пролетело около полутора месяцев. Каждый делал свою работу, а в нашем доме царил мир, уют и покой. Ровно до сегодняшнего утра.

Сегодня я проснулась за пятнадцать минут до будильника совершенно не в духе, и понять не могла причины своего плохого настроения. Вчерашняя клиентка осталась довольна, закидала меня со всех сторон хвалебными отзывами, со Львом тоже у нас все прекрасно, стоит лишь вспомнить сегодняшнюю ночь любви, на этих мыслях я в очередной раз покрываюсь румянцем. Но что-то было не так.

Во-первых, меня раздражало еще только поднимающееся солнце и щебетание птиц за окном, во-вторых, у меня кружилась голова, отчего слегка подташнивало. Давление, наверно. У меня и раньше такое бывало. И я всей душой ненавидела такие дни.

У Льва прозвенел будильник, он его отключил и потянулся ко мне за неизменным утренним поцелуем.

– Любимый, не сегодня, – простонала я, зажмурившись еще крепче.

– Что случилось? – тут же насторожился мужчина, приподнявшись на локтях.

– Ничего, у меня давление, похоже, я еще полежу, ладно? Голова кружится.

– А какой сегодня день? – неожиданно спрашивает Лев.

– Не знаю, – простонала я, не открывая глаз. – Пожалуйста, приготовь себе завтрак сам. Я сегодня не в состоянии.

– Конечно, малышка, отдыхай. И чтобы сегодня никакой работы! Ты меня поняла?

– Угу.

Лев еще что-то делал по дому, где-то журчала вода, звенела чашка и работала кофемашина. Услышав запах кофе, с головой укрылась одеялом, потому что неожиданно затошнило еще сильнее. Я готова была разреветься! Никогда еще так сильно не было плохо с утра.

Неожиданно одеяло было откинуто, и я чувствую на себе пристальный взгляд любимого.

– Ты точно в порядке? Может, отвезти тебя в клинику? Тебя там обследуют.

– Нет, не надо, спасибо. У меня такое уже бывало, к обеду пройдет. Просто от запаха кофе немного мутит, – смущенно пробормотала я, зарываясь носом в подушку.

– Намек понял, сегодня обойдемся без поцелуев, – хохотнул Лев. – До вечера, малышка, я очень надеюсь, что сегодня вернусь вовремя. Я буду звонить. И ты по любому вопросу, если что-то вдруг не так, сразу же набираешь мне.

Я лишь кивнула, не открывая глаз, и Лев ушел на работу.

Дурацкое состояние преследовало меня весь день. Странно, но тошнота отступила после легкого завтрака, состоявшего из чая с лимоном и легкого салата из овощей. Но все остальное было невероятно странным: я с трудом приготовила торт для заказчицы. Несмотря на строгий указ Льва, я не могла подводить людей, которые доверились мне, и уж точно не имела никакого морального права испортить им праздник! А странным было то, что меня начинало тошнить от запаха ванили и шоколада, тошнило от запаха выпекаемых коржей. И я как следует проветрила всю квартиру после того, как заказчица, наконец, забрала свой торт.

Вечером Лев пришел с работы, я встала с дивана, чтобы встретить его, но у меня закружилась голова.

– Держу-держу, – услышала я над самым ухом обеспокоенный голос любимого и ощутила сильные руки на своей талии.

– Все в порядке, просто резко встала, – поспешила оправдаться. Потом неожиданно принюхалась и резко отпрянула.

– Что?!

– Не подходи ко мне. От тебя просто несет сладкими женскими духами, – проворчала я, зажимая нос и рот ладошкой, ревностно оглядывая мужчину.

А Лев пристально посмотрел на меня и от души расхохотался.

– Что?

– Моя малышка ревнует, – довольно произнес он.

– Вовсе нет. Просто очень сладкий запах. И сильный.

– Не может этого быть. Потому что я ни с кем не сплю, кроме тебя, в этом будь уверена. И сегодня у меня не было пациентов – женщин. Единственная женщина, которую я сегодня видел – администратор, когда сдавал карточки больных.

– Передай ей, пусть сменит парфюм. Иначе она одним запахом поубивает окружающих.

Лев снова хохочет, а я хмурюсь, не понимая, что смешного сказала.

– Прости, сама не знаю, что на меня нашло. Я не имею права тебя ревновать, – произношу я виновато. – Просто это недомогание сделало меня ворчливой.

Лев что-то хотел мне возразить, но меня резко затошнило, я зажала ладошкой рот и умчалась в туалет. Когда я вышла, у стены стоял Лев с какой-то коробочкой в руках.

– Сейчас мы будем лечить твое недомогание, – с загадочной улыбкой произнес любимый.

Мадина

– Что это? – недоуменно смотрю на коробочку в руках Льва.

– Тест на беременность.

А у меня глаза округляются в ужасе:

– Ты думаешь…Но…как же так? – потрясенно шепчу я, а у самой бешено сердце колотится.

– Ну, как-как. Как у всех это случается. От секса бывают дети, знаешь ли. А мы с тобой ни в чем себя не ограничивали, – просто поясняет Лев, пожимая плечами.

– Ты уверен?

– Нет, малышка, я не уверен. Но проверить надо. Я его купил еще по дороге не работу, когда с утра ты сообщила мне, что у тебя кружится голова, и сегодня двадцатое число.

– И что?

– А когда у тебя в последний раз были критические дни?

У меня просто падает челюсть от удивления, и я не в силах что-либо сказать. Смущена до предела. Это я должна следить за циклом, а не мой мужчина!

– Перестань стесняться. Я – врач. И такие вещи сразу же просчитываю, – очевидно, мое состояние можно прочесть по моим глазам, и Лев спешит прояснить ситуацию. – Иди, делай скорее. Что тут стоять и гадать.

Я возвращаюсь обратно в ванну, открываю упаковку теста и четко следую инструкции.

– Мадина, что там? – раздается за дверью через несколько минут.

– Я не знаю.

– То есть? Просроченный? Что там показывает?

– Я не знаю, – кричу я. – Мне страшно, – добавляю уже тише.

– Глупенькая. Нечего бояться. Все же уже случилось. Открой дверь, вместе посмотрим.

Я открываю и с растерянностью смотрю на мужчину. Он же просто переплетает наши пальцы и с нежностью смотрит мне в глаза:

– Ну что, на счет три?

Я просто киваю, не в силах что-либо ответить.

– Раз, два… три! – и Лев смотрит на результат, а я, наоборот, зажмуриваюсь.

– Ого! Малышка…– бормочет довольно мужчина. – Да отомри ты, смотри!

Я нервно дышу, ладошки вспотели, но все же я приоткрываю один глаз и смотрю на тест в руках Льва. А там жирный плюсик.

– Это значит…– тяжело сглатываю, не в силах продолжать.

– Это значит, что быть нам родителями! Мадина, спасибо тебе, родная!– Лев подхватывает меня на руки и кружит прямо в ванной, заставив меня взвизгнуть от неожиданности.

– Отпусти меня, я же тяжелая!

– Глупости не болтай!

– Лев, ты рад? – аккуратно интересуюсь, внимательно глядя в любимые глаза.

– Ты шутишь, что ли? Я так счастлив, что готов орать об этом с балкона двадцатого этажа!

А я смотрю на этого сумасшедшего мужчину и облегченно выдыхаю, робко улыбаясь.

– Вот видишь, совсем не страшно. А ты боялась.

– Просто…С моей стороны это глупо и безрассудно, наверно…– робко отвечаю я, продолжая находиться на руках Льва.

– А кто нас осудит, малышка? Зачем оглядываться на чужое мнение? Надо жить так, как хочется. Мы с тобой однажды обсудили этот момент. Я сразу сказал, что готов к ребенку, тем более, от тебя. Решение было за тобой. Чего ты сейчас испугалась?

– У меня ничего нет…Что я могу дать нашему ребенку? И с отцом у меня очень непонятная ситуация, – бормочу я, отведя взгляд.

Но Лев берет меня за подбородок и аккуратно поворачивает мою голову обратно.

– Тебе надо просто любить нашего ребенка. И меня немножко. Всем остальным я вас обеспечу. И вопрос с твоим отцом я решу. Больше это не твоя головная боль.

И я снова поверила своему мудрому и сильному мужчине. Потому что не раз убедилась – он держит свое слово. Мне нечего ему ответить и противопоставить, поэтому я просто целую Льва, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь.

Эйфория от радостной новости испарилась на следующее же утро вместе с возвращением тошноты и головокружения. И если я просто хотела отлежаться, зная, что, как и вчера, мое состояние отпустит, то Лев был озабочен не на шутку. Он порывался отвезти меня в клинику на полное обследование, потом менял свое решение, говоря, что нам с малышом будет комфортнее дома, и он вызовет врача на дом, потом тут же менял свое решение, утверждая, что с собой у врача нет необходимого оборудования, и провести полный осмотр невозможно. И так, споря со мной и с самим собой, прошло все утро.

– Лев, иди на работу, ты опоздаешь, – простонала я. – Со мной все будет хорошо, вчера же все прошло. Сейчас я позавтракаю и тошнота отпустит. Ты же врач, должен понимать такие вещи!

– Да…Я знаю…Но, черт, все равно не могу перестать переживать за вас с малышом! Быть отцом – это так волнительно, оказывается, – усмехается Лев, почесывая в затылке.

– Ты отец всего один день, – саркастично замечаю я.

– И что? Все равно волнительно. И радостно.

– Ты позавтракал? Извини, я сегодня опять не в состоянии встать и накормить тебя…

– Лежи! Отдыхай. Позавтракаю по пути в клинику.

– Почему? – удивляюсь я.

– Потому что я по утрам могу пить только кофе, а тебя от него тошнит, я помню.

От такого чуткого внимания и заботы у меня наворачиваются слезы на глаза.

– Малышка, ты чего? – Лев тут же оказался рядом.

– Просто это …так трогательно…ты такой заботливый…Ты будешь самым лучшим отцом нашему ребенку, – бормочу я, шмыгая носом и кулаком размазывая слезы.

– А ты сомневалась? А сейчас прекращай плакать, будущей мамочке волноваться нельзя. Отдыхай. И чтобы никакой работы! Я буду звонить.

И он действительно звонил. Чуть ли не каждый час. И находил ведь разные поводы! Я понимаю, что таким образом он пытается скрыть свое волнение за мое состояние, и мне даже как-то забавно наблюдать за таким Львом – он носится со мной, как курица с яйцом. Так было всегда, конечно, но узнав, что мы станем родителями, он утроил свою заботу.

– Нам невероятно повезло с папой, малыш, – счастливо пробормотала я, поглаживая абсолютно плоский живот.

И снова звонок.

– Как себя чувствуют мои девочки? – нежно произносит на том конце Лев. – Я соскучился.

– Почему девочки? – со смешком спрашиваю я.

– Потому что я хочу девочку. Ты опять плакала, Мадина? – тут же строгим тоном интересуется мужчина.

– Девочку? Ты уверен?

– Да, а почему тебя это удивляет? И ты не ответила на мой вопрос, – все еще строго разговаривает Лев.

– Все мужчины хотят мальчика. Я немножко. Просто…расчувствовалась, что нам с малышом очень повезло с папой.

– Ты это дело брось, малышка. Вам нужны положительные эмоции. И мальчик у нас обязательно будет. После девочки. Все у нас будет, родная, вот увидишь.

– Я в тебе нисколько не сомневаюсь, любимый.

Но кто же знал, что у нашего тихого счастья будет такой короткий срок?..

Лев

«Счастье переполняет».

Никогда бы не подумал, что это выражение можно будет отнести и ко мне: всегда сдержанному, строго контролирующему себя, можно даже сказать, скупому на эмоции. Но факт остается фактом: с того момента, как тест показал положительный результат, мне хотелось делиться этой новостью с каждым, подходить и гордо произносить: «Представляете, я стану отцом!». И если бы тест не показал две полоски в этом месяце, я приложил бы все усилия, чтобы Мадина забеременела в следующем.

Вот так просто, без каких-либо долгих размышлений и метаний я понял, что Мадина – та единственная, с которой я готов и хочу прожить остаток жизни, та, к ногам которой я хочу положить весь мир и хочу, чтобы она подарила мне детей.

Очевидно, что мое состояние не укрылось от окружающих, потому что даже Арсений не поленился остановиться и спросить:

– Ты прямо весь светишься. Выиграл в лотерею?

– Лучше, Сеня, лучше.

– Ну-ну, – и провожает меня задумчивым взглядом. Но мне плевать.

Как врач, я понимаю, что самочувствие Мадины в ее положении – норма, но, как ее мужчина, не могу перестать волноваться и вообще не представляю, как она, такая хрупкая и маленькая девочка, сможет выносить ребенка. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Весь день я невероятно скучал по моей малышке. Искал тысячу и один повод, чтобы ей позвонить, и чтобы мое поведение не вызывало подозрений. Но что-то мне подсказывает, что Мадина обо всем догадалась и тихо надо мной посмеивается. И пусть. Я сегодня узнал такую новость! Можно чуть-чуть побыть сумасшедшим.

Мысли о Мадине в моей голове «перебивали» мысли о ее отце. Я понятия не имел, что делать и как вытащить из его лап малышку. Я готов ему заплатить любую сумму, какую бы он не назвал, выкупить его дочь, но сомневаюсь, что Мурат Алиев пойдет на сотрудничество со мной. Тем более, если у него есть договоренность с его бизнес-партнером. От него же будет больше пользы, чем от простого хирурга. Хорошо, не самого простого, но все же пользу его бизнесу, в котором, судя по бумагам Матвея, есть огромные проблемы, этот Амирхан принесет больше, чем разовая сделка со мной. Так что возможность договориться полюбовно отпадает. Остается шантаж. Надо внимательно изучить папку, за что-то зацепиться, чтобы потом на этом сыграть. И провернуть мою аферу надо задолго до родов Мадины. Нельзя допустить, чтобы малышка волновалась. А, значит, времени у меня совсем немного.

По дороге домой я останавливаюсь у цветочного ларька. Большое упущение, что раньше я не дарил малышке цветы. Но никогда не поздно исправить свои ошибки. И начну я исправляться прямо сейчас.

– Здравствуйте! Мне нужен самый красивый букет.

– Какой повод? – заинтересованно оглядывая меня, интересуется флорист.

– А что, чтобы подарить букет, обязательно нужен повод?

Девушка уже внимательно осматривает меня с ног до головы, робко улыбается:

– Повезло кому-то с мужчиной.

– Не сомневаюсь.

Я не был очень оригинальным и купил огромный букет из эквадорских роз. Но уже на выходе из магазина, садясь в машину, ощутил первый укол тревоги. Так как я привык не игнорировать интуицию, поспешил домой, полный дурных предчувствий. И в этот раз они меня не обманули.

Входная дверь была приоткрыта. Черт, это дурной знак, очень, очень дурной! Рывком распахиваю дверь и буквально вбегаю в квартиру.

– Мадина! – зову я, надеясь, что приходила клиентка, и моя девочка просто забыла закрыть дверь. Да, бред, да, на нее не похоже, но я готов поверить даже в существование единорогов, лишь бы с моими девочками все было хорошо!

– МАДИНА!! – ору уже во всю глотку в пустоту квартиры, поняв, что моей девочки дома нет.

Сердце колотится, и, кажется, сейчас вообще выскочит из груди, потому что я вижу на столе телефон Мадины. Ситуация повторяется один в один. Так, спокойно. Она могла выйти в магазин, потому что у нее закончился какой-нибудь жизненно важный ингредиент для ее очередного шедевра. Точно! Пойду ей навстречу, а как найду…отлюблю по полной!

Но моим ожиданиям не суждено было сбыться. На пороге возле распахнутой двери меня ждала незнакомая девушка, недоуменно на меня смотрящая.

– Извините, это двести двадцать восьмая квартира?

– Да, что вы хотели? Извините, я спешу.

– Я пришла за заказом…за тортом. Мадина здесь живет?

Я замираю на месте и попадаю под влияние неконтролируемого страха.

– Да. А вы давно с ней разговаривали?

– Где-то минут сорок назад. Мы договаривались с ней на семь, я звонила ей уже в дороге, но она не отвечала. Я просто подумала, что она не слышит…

Я не слушаю, что еще бормочет эта девушка, и несусь на кухню, проверить холодильник. Может, она взяла торт и вышла на улицу, к пункту охраны? И они просто разминулись с заказчицей. А телефон моя Маша-растеряша просто забыла.

Но стоит мне открыть холодильник, как начинается самая настоящая паника. Огромный торт стоит на полке, заботливо упакованный для заказчицы. Я хватаю его, возвращаюсь к двери, вручаю ничего не понимающей девушке, при этом захлопнув дверь, и несусь вниз по лестнице через одну ступеньку.

– Подождите, а деньги…?

– Себе оставьте, – отвечаю, не оборачиваясь, и не снижая скорости.

Я уже догадался, что случилось нечто страшное. И наверняка во всем этом замешан не кто иной, как Мурат Алиев. Но мне нужны зацепки,ниточки, хоть что-то, что поможет мне, подскажет, где искать мою беременную женщину.

Я за считанные минуты достигаю пункта охраны и буквально врываюсь в помещение и требую показать мне записи камер видеонаблюдения. Я вообще не должен был находиться здесь, не то что просматривать камеры, но я умею убеждать.

Мы с охранником вдвоем внимательно просматриваем камеры видеонаблюдения за последние полтора часа. Но ничего интересного не происходит. Никто посторонний на территорию комплекса не приходил. Моя малышка как сквозь землю провалилась! Но не может средь бела дня исчезнуть беременная женщина! Не может!

– Стоп! – вскрикиваю так резко, что охранник вздрагивает. – Это что за машина? Ни разу ее не видел.

Обычная, казалось бы, машина, седан, не грязная, номера хорошо просматриваются. Почему я за нее зацепился? Потому что она слишком проста, непримечательна для этого жилого комплекса. Люди, которые могут позволить себе жить здесь, не будут ездить на такой машине. Это ниже их достоинства.

– Так это к Савельеву приезжали. Его супруга меня заранее предупреждала, – поясняет мужик.

– А как зовут супругу? – понятия не имею, чего я прицепился, но чутье подсказывает, что исчезновение Мадины связано с этим посетителем и этой машиной.

– Анна. Анна Савельева, – сообщает охранник, сверившись с журналом.

– Адрес?

И я слышу адрес Анечки. Совпадение? Не думаю. Теперь я просто уверен, что исчезновение моей беременной малышки связано с этой стервой. Мне просто нужен повод, чтобы уничтожить эту женщину, как я ей и обещал. И, кажется, я его только что получил.

Благодарю охранника и спешу в гости к Анечке. Душу вытрясу, но она мне в деталях расскажет, как она вышла на отца Мадины, и где мне искать мою девочку.

Глава 17

Мадина

Несмотря на все угрозы Льва насчет работы, я все же занимаюсь своими делами. Я открыла для себя, что кусочек хлеба и чай с лимоном на «ура» борются с моей утренней тошнотой. И когда она отступает, я чувствую себя, как обычно, а, значит, препятствий заниматься делами у меня нет. Да и в конце концов! Беременность – не болезнь. И я не могу подвести тех, кто доверил мне свой праздник.

В дверь раздается звонок. Странно, я разговаривала с клиенткой пятнадцать минут назад. Неужели она приехала раньше? И как ей удалось пройти мимо охраны? Ни о чем не подозревая, я иду открывать дверь.

Но там вместо хрупкой девушки стоит…о боже! Это один из людей, работающих на отца! Но как он?…Мысли роятся в голове, создавая сумбур, я не успела даже испугаться и закричать, да что там говорить, я не смогла даже шагу ступить назад, как к моему лицу резко прижали тряпку, пропитанную каким-то раствором. Я вдыхаю и понимаю, что, как бы ни старалась оставаться в сознании, неумолимо проваливаюсь в темноту.

Дальнейшее я помню отрывочно. Меня трясло, наверно мы ехали в машине, потом меня несли на руках. Чьи-то разговоры. Смутно знакомые голоса. Один даже был похож на отцовский. Я испугалась, хотела вырваться, но тело меня не слушалось, и я снова потеряла сознание.

Абсолютно белый потолок. Знакомая люстра. Все это я уже вижу осознанно, придя в себя окончательно. И тут я отчетливо осознаю, что попала в свой самый жуткий кошмар наяву. Потому что обнаруживаю себя в своей собственной комнате, в родительском доме.

Меня тошнит. Я зажимаю ладошкой рот и несусь в ванную. Меня тошнит не из-за токсикоза, а от ужаса. Что же со мной будет?! Что с нами будет? А Лев…не уверена, что отец просто так оставит то, что он укрывал меня столько месяцев! Но как?! Как ищейкам Мурата Алиева удалось меня найти?!

Я ощущаю слабость во всем теле, и сил у меня хватает едва, чтобы дойти до кровати. Но лежать там не буду. Я просто не смогу сидеть здесь и ждать собственной гибели. Бреду к окну. Отодвигаю в сторону тяжелую портьеру и тут же упираюсь взглядом в двух здоровых вооруженных охранников. Они даже не потрудились спрятать от чужих глаз оружие. Это так в духе моего отца: вселять окружающим ужас и мнимое уважение.

Неожиданно дверь распахивается, и в комнату входит незнакомая миниатюрная женщина с подносом на руках. Она не смотрит мне в глаза, лишь молча ставит поднос на тумбочку и также молча хочет удалиться.

– Постойте!

Она останавливается, но продолжает смотреть куда угодно, но только не на меня.

– Пожалуйста…– в отчаянии шепчу я. – Пожалуйста, помогите мне…Он же убьет меня…

И, наконец, женщина поднимает на меня взгляд. А в них плещутся непролитые слезы.

– Я не могу. Как бы я не хотела, девочка, но не могу. Он убьет моих детей…Я не могу ими рисковать. Они самое дорогое, что у меня есть.

– Я тоже…Я тоже стану матерью. Скоро. Но отец…он не пощадит ни меня, ни моего ребенка…

– Мне очень жаль…

– Хорошо, пожалуйста, не закрывайте дверь, я вас умоляю. Дайте мне…нам шанс, – отчаянно шепчу я, хватая женщину за руку. Она мягко избавляется от моего захвата и с жалостью, по-матерински смотрит на меня.

– Она и не была никогда закрыта. Ты не можешь быть пленницей в собственном доме, Мадина. Но боюсь, у тебя и в этом случае нет шансов: Мурат приказал утроить охрану, и теперь она повсюду. А еще по периметру развешаны камеры со звукозаписью. Боюсь, у тебя нет шансов на побег. Одно могу сказать точно – ты нужна ему живой. Остается только смириться со своей участью. На все воля Аллаха, девочка, – и на этих словах женщина все же покидает меня.

Я обессиленно опускаюсь на пол, на колени, и отчаянно рыдаю, закрыв лицо ладошками.

– Аллах мне не поможет…Иначе бы Он не допустил того, что я снова оказалась во власти Мурата Алиева!

Меня снова начинает тошнить. И я понимаю, что сегодня только завтракала. Как бы то ни было, я отвечаю теперь за двоих. И мне просто необходимо поесть.

Ближе к ночи в мою комнату входит отец. Он надменно и свысока осматривает меня. Понимаю, что выгляжу сейчас жалко: как побитая собака, бледная, с кругами под глазами. Но как бы то ни было, я буду бороться до последнего. Мне есть ради кого.

– Ну, здравствуй, блудная дочь, – насмешливо произносит отец, подтягивая стул к моей кровати и опускаясь на него, источая ауру власти. Запугивая одним только своим видом.

– Здравствуй, отец, – тихо отвечаю я.

– За что ты так со мной, Мадина? Я столько месяцев искал тебя, места себе не находил…А ты к мужику сбежала! Ты бы и так вышла замуж, Мадина, в чем же логика твоего поступка? – отец говорит спокойно, но по выражению его глаз, как они бегают из стороны в сторону, как он хрустит костяшками своих пальцев, я понимаю, что он на грани.

– Не трогай его! Не смей! Он тут не причем!

– Со Львом мы отдельно поговорим. Сейчас мы говорим о твоем предательстве, Мадина. О том, что ты опозорила и подставила меня перед уважаемым человеком!

– Я тебя не предавала! Я спасала себя от гибели! – кричу я, потеряв всякое самообладание.

– Я – твой отец! А ты променяла меня на член, Мадина?! – также орет он. Такое ощущение, что ему необходимо высказаться, он не слышит то, о чем я говорю.

– Отцом может называть себя тот, кто любит свою дочь, заботится о ней и землю перевернет ради ее спокойствия и счастливой жизни! От тебя же я всю жизнь видела лишь боль, предательство и неуважение по отношению к матери. Ты – тот, кто хотел подложить меня под мужчину, который при хорошем стечении обстоятельств мог бы быть мне отцом! И сейчас ты говоришь, что отец мне? Чушь собачья.

–Ты отреклась от религии, сняла платок, ты – позор нашего рода!! – продолжает бесноваться Мурат.

– Ты навязал мне религию, отец. Свое видение. В то время как сам никогда не был примерным мусульманином. К вере надо прийти, её надо взрастить в себе. Возможно, в будущем, я снова буду верить, надену платок, но сейчас я отреклась от всего. И знаешь что, отец? Мир не рухнул.

Я вижу, что он едва сдерживается, чтобы не обрушить свой гнев на мою голову. Но у него есть еще один козырь в рукаве, и отец не тянет резину. С гордостью мне его «демонстрирует»:

– Хорошо, что Амирхан настолько терпеливый человек, и он согласился подождать тебя столько, сколько нужно. Поэтому в ближайшее время будет прочитан никах.

Ужас пробегает по моему позвоночнику туда и обратно, но я собираю остатки самообладания и твердо произношу, глядя ему в глаза:

– Я не выйду замуж за Амирхана, отец.

– Почему?

– Не примет он меня. Ему же нужна молодая, невинная и покорная. Так вот, отец, я не покорная овца, идущая на заклание. Да и …– собираюсь с духом и все же раскрываю свой секрет: – Вряд ли он захочет воспитывать чужого ребенка.

– Что??! – взревел Мурат. – Шлюха, шалава!!!

Я зажмуриваюсь и закрываю голову руками, ожидая удара. Но отец и тут меня удивляет, одной своей фразой вгоняя мне под кожу вселенский ужас:

– Мы это исправим, – и выходит из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.

Мадина

После слов отца мне стало страшно. Я прислушивалась к каждому шороху, к любому постороннему звуку, ожидая худшего. Но ничего не происходило. В страхе за свою жизнь и жизнь ребенка я всю ночь не смогла сомкнуть глаз.

Наутро снова та же женщина принесла мне завтрак. Она задержалась на мне взглядом, словно хотела что-то сказать, но все же промолчала и вышла. Я не придала значения ее поведению в тот день. Но и меня можно было понять: сказывалась бессонная ночь, я была заторможена и не в состоянии анализировать происходящее.

Через несколько часов после завтрака меня скрутила жуткая боль внизу живота. Меня захлестнуло паникой за жизнь ребенка, и тут же она усилилась во сто крат, когда я почувствовала, что по моим бедрам потекло что-то теплое. Кровь!

Еле живая от ужаса и боли, но, не позволяя себе при этом потерять сознание, я добрела до двери, распахнула ее и крикнула во всю силу легких:

– Помогите!! Пожалуйста!

И на этом мои силы иссякли, и я сползла по стене на пол, молясь всем, кто только может меня слышать, сохранить жизнь моему ребенку.

По моим глазам струились слезы, а у меня не было сил даже их утереть. Единственное, на что меня хватило, это посмотреть с мольбой на отца, пришедшего на мой крик вместе с охранниками:

– Пожалуйста, отец…Не дай умереть этому ребенку…Помоги…Это все же твой внук…

И после этих слов я все-таки отключилась.

Не знаю, что происходило после, но, видимо, иногда я все же на какие-то мгновения приходила в себя. Помню, как меня везли на каталке, помню обеспокоенное лицо женщины, судя по всему, врача. Помню женщину со шприцем в руке. Укол и на этот раз я все же засыпаю.

Пробуждение было пренеприятным: я чувствовала невероятную слабость, тошноту и головную боль. А еще пустоту. Невероятную пустоту, как в теле, так и в душе. Этот миг я запомню, как самый ужасный и страшный в своей жизни: я уже знала, что потеряла ребенка. Но настоящий ужас всей ситуации я поняла, когда подслушала следующий диалог.

– Вы с ума сошли! Я четко сказала вам: одну таблетку сегодня, вторую через три дня! Какого черта вы дали ей обе сразу?! Мы ее чуть не потеряли! У девочки большая кровопотеря, кровотечение едва удалось остановить. Еще немного и пришлось бы…

– Я сказал вам, что у меня нет времени ждать! Я итак потерял много месяцев, – перебил доктора отец.

– Марина Владимировна, вы же справились с задачей. С девочкой все хорошо. Я выплачу вам премию, как и обещал. Можете идти, вы свободны, – произнес до боли знакомый голос, который всегда наводил на меня ужас.

Я приоткрываю глаза и фокусирую взгляд на говорившем. Так и есть! Это Арсений, партнер Льва! Мысленно горько усмехаюсь: волей судьбы в этой клинике все началось и в ней же все закончилось. Да-да, именно так! Моего ребенка больше нет, отец насильно выдаст меня замуж, и я никогда не увижу Льва. Лев…где же ты, мой хороший? Почему ты не придешь и не спасешь меня?..

– Девочке обязательно надо прийти ко мне на прием через две недели. Я должна тщательно ее осмотреть. Нельзя ее лечение пускать на самотек. Иначе она вообще никогда не сможет иметь детей, – припечатала врач, прежде чем выйти из палаты.

А мне хочется выть. Кто же этот мужчина, который зовет себя моим отцом?! Убийца! Он убил мою мать, сломал мне жизнь и теперь избавился от моего ребенка! За что?! За что мне все это?! Еще никогда боль не разрывала меня на куски, уничтожая, сжигая все напалмом. Хотя…нечего там сжигать – я пустая. Моя душа умерла. Осталась лишь телесная оболочка. И она совершенно точно не может долго болеть, говорят, все это – лишь фантомная боль.

Я хочу кричать, но сил у меня лишь на то, чтобы издать стон.

Присутствующие резко оборачиваются в мою сторону, но никто не спешит ко мне.

– Я пойду, оставлю вас наедине, Мурат, – тут же произносит Арсений, поворачиваясь ко мне спиной. Наверно, не хочет быть узнанным. Вот только уже поздно.

– Спасибо. Деньги я перевел на счет клиники. Я хочу забрать дочь домой.

– Но Марина Владимировна сказала, что ей нужно побыть под наблюдением хотя бы сутки…

– А вы уверены, что ваш Лев не нагрянет сюда и все не испортит? – жестко спрашивает отец. – Вижу, что нет. Так что я забираю дочь. А ваш врач пусть придет завтра ко мне домой и осмотрит ее и поставит эти ваши капельницы. Я думаю, достаточно заплатил, чтобы получить сервис с доставкой на дом?

Арсений что-то невнятно отвечает отцу, но я не слышу его, снова провалившись в заветную темную пустоту.

Лев

Визит к Ане не дал мне желанного результата. Я итак знал, что к похищению Мадины приложил руку ее отец. Но большего Аня мне сообщить не смогла – ни куда увезли мою девочку, ни что с ней будет. Лишь рыдала и цеплялась за меня, умоляя позволить ей вернуться. Уйти от мужа ко мне. Я лишь ответил, что она сделала свой выбор, еще много лет назад. И теперь взять и переписать нашу историю наново не получится. Я с ней позже разберусь. Сейчас мне нужно спасти свою девочку.

От волнения и злости не имею представления, что делать, где ее искать. Вряд ли отец будет прятать Мадину дома, зная, что я могу прийти за ней. Она не взяла телефона, поэтому возможность отследить ее по геолокации отпадает. Не придумав ничего лучше, я звоню Матвею и уже через несколько минут еду прямо к нему домой.

Всю ночь мы с другом не сомкнули глаз. Он пробивал по своим каналам, через знакомых всю информацию насчет Мурата Алиева и Мадины. Но они как в воду канули, растворились, как будто их и не существовало.

Ближе к полудню на мой телефон раздался звонок. Несохраненный номер. Полный самых дурных предчувствий, я все же отвечаю.

– Ворошинский, слушаю.

– Здравствуй, Лев, – раздается знакомый голос, но я настолько вымотан, что не могу узнать его обладательницу.

– Кто это?

– Это Марина. Мы работаем вместе. И даже пару раз тесно общались, – хмыкнули на том конце провода.

Вот теперь все встало на свои места. Действительно, мы работаем вместе, Марина Владимировна – акушер-гинеколог нашей с Сеней клиники. С ней мы переспали пару раз чуть больше полугода назад. Не понимаю, зачем она звонит, мне сейчас не до дел клиники.

– Марина, ты по делу? Извини, мне сейчас не очень удобно разговаривать.

– Лев, дело серьезное. И я хотела бы с тобой поговорить. Не по телефону.

– Марин, я же сказал – не сейчас. Реши этот вопрос с Арсением.

– Нет, Лев, ты меня не понял. Мне нужно поговорить именно с тобой, – с нажимом произносит доктор. – И как раз об Арсении. Он перешел все границы.

Я устало вздыхаю и сжимаю пальцами переносицу.

– Лев, – зовет меня Матвей. – Поезжай. Все равно никаких новостей нет. Если что, я тебя наберу.

Благодарно киваю другу и коротко произношу в трубку.

– Хорошо, через тридцать минут буду.

– Я буду ждать тебя у черного хода. Там нет камер, и нас не смогут подслушать, – серьезно произнесла Марина и отключилась.

Лев

– Вот такие вот дела, Лев. Ты меня извини, но после такого я уволюсь. Я жить хочу. И так не смогу спать ночами, эта девочка мне сниться будет, – произносит Марина, глубоко затягиваясь.

Я знал, что Арсений поехавший на теме денег и нелегальных медицинских операций, но чтобы настолько…Плюс ко всему дурное предчувствие меня не покидало. Как будто эта дурно пахнущая история связана со мной.

– Одно дело, когда мы делаем нелегальные аборты женам влиятельных людей, которые залетели от своих любовников. Или когда они же лечатся от половых инфекций, а по документам плановый осмотр. Но когда привозят девочку с серьезным кровотечением, которой насильно провели медикаментозный аборт в домашних условиях, и просят меня устранить последствия…Извини, но это ни в какие ворота не лезет! Причем девочка все время шептала «Помогите» и звала…тебя.

Необъяснимое чувство тревоги и необратимости кольнуло прямо в сердце.

– Что, прости? – хрипло произнес я, едва совладав с голосом.

– Она все время бормотала «Лев, пожалуйста»…– растерянно произнесла Марина, с тревогой глядя на меня. – Я подумала, что, может, это твоя хорошая знакома. В любом случае, я посчитала нужным поставить тебя в известность о выходке Арсения. Будь осторожен, Лев.

Мелко подрагивающими руками я достаю телефон, нахожу нужную фотографию и протягиваю Марине:

– Эта девушка была? – не свожу взгляда с ее лица и, кажется, даже не моргаю, боясь пропустить ее реакцию. А ее ответ убивает меня, вспарывая мою душу без анестезии.

– Да.

Я до хруста сжимаю кулаки и челюсть, стараясь не впасть в ярость. Мне еще пригодится светлая и трезвая голова.

– Ребенок…он точно…– не в силах произнести то страшное слово, которое разрушит нашу с Мадиной счастливую жизнь.

– Определенно. Ей дали двойную дозу лекарства, вызывающего выкидыш. У нее плохая свертываемость, поэтому кровотечение было сильнейшим. Когда ее привезли в клинику, сохранять было уже нечего. Я лишь удалила остатки и остановила кровотечение. Ты знаешь ее? – с грустью в голосе произнесла коллега.

– Да, – сил хватает лишь на короткие, рубленые ответы. – Спасибо, Марина, что сообщила. Где сейчас девочка? Я хочу ее увидеть.

– Ее тут же увезли.

Черт-черт-черт! Я все же ударяю кулаком в стену, не обращая внимания на боль и сбитые костяшки.

– Я могу тебе чем-то помочь, Лев? – осторожно интересуется врач, очевидно, напуганная моей реакцией.

– Нет, Марина, спасибо. Ты уже мне помогла. Можешь идти домой, я все понимаю. Заявление завезешь потом. Я подпишу.

Она еще пару мгновений смотрит на меня, потом кивает и оставляет одного.

В моих мыслях предстает образ моей девочки с ее нереальными глазами Бэмби, в которых плескалось счастье, выливаясь через край и заряжая им окружающих, в частности, меня. Как она со счастливой улыбкой и слезами радости на глазах лежала вечером в кровати, прижимала руки к животу и шептала: «Ты сделал мне самый дорогой подарок в жизни. Нет большего счастья носить под сердцем ребенка от любимого мужчины». Это было позавчера, а такое ощущение, что в прошлой жизни. Или во сне.

А теперь нашего малыша больше нет. Его убили. Родной дед, руки которого по локоть в крови, безжалостно вырвал его из тела девочки, избавившись как от опухоли или мусора.

Кулаки до боли сжимались от бессилия. Хотелось орать, биться головой о стену и крушить все подряд. Я, блять, понятия не имел, куда деться от боли, которая разрывает душу на британский флаг. Но я буду держать себя в руках. Ради моей девочки. Потому что, когда она придет в себя, рядом обязательно должен быть тот, кто будет сильнее ее, тот, кто сможет за руку провести по раскаленным углям нашего общего горя. Потому что я, блять, нахрен, не знаю, как она сможет это пережить.

Но я, как хирург, знаю, что гнилую плоть надо удалить как можно скорее, чтобы она не отравляла остальное тело. Сдается мне, что и в обществе также. Не зря же волки съедают больных особей. Сегодня мне придется стать этим чертовым санитаром. Но ради моей Мадины я и не такое сделаю.

И я, ни минуты не сомневаясь, набираю номер телефона, который при обычных обстоятельствах никогда бы даже и не вспомнил.

– Лев Романович, добрый день, – на том конце провода Грачев Валерий Павлович, а попросту Грач, отвечает почти мгновенно, словно он ждал мой звонок. – Рад тебя слышать.

– Добрый. Мне нужна ваша помощь.

– Я догадался. В обычной ситуации ты бы вряд ли мне позвонил. Через два часа удобно встретиться?

– Вполне.

– Тогда до встречи.

Конечно, у меня болело в груди от того, что, когда Мадина придет в сознание, и ей будет необходима моя поддержка, меня не будет рядом. Но я должен. Я не смог защитить ее от произвола тирана, хоть и обещал, но я просто обязан отомстить Мурату Алиеву за смерть моей семьи и не рождённого ребенка.

До встречи с Грачом есть целых два часа, и я знаю, чем их займу. Пора раздавать долги. Начну, пожалуй, с Арсения.

Врываюсь в кабинет бывшего партнера без стука, и, несмотря на то, что он говорит с кем-то по телефону, я поставленным ударом бью его в челюсть. Так, что стул, на котором он сидит, опрокидывается, и Арсений падает.

– Какого хуя, Лев?! – благим матом орет мой бывший партнер.

Я, ничего не поясняя, подхожу к нему и начинаю просто методично его избивать, не говоря ни слова. Через какое-то время, поняв, что он уже в полубессознательном состоянии, я отпускаю его и произношу сквозь зубы, уверенный, что Сеня все же услышит меня:

– Я предупреждал тебя, Арсений, чтобы ты держал свои желания и амбиции под контролем. Но ты лишь упрямо повторял: «Деньги не пахнут». Сегодня ты перешел всякие границы, подняв руку на мою женщину. Я уверен, что ты знал, что Мадина со мной. Но все равно убил ее ребенка. Моего ребенка. Ты позволил этому случиться, Сеня. Никто, повторяю, никто не уйдет безнаказанным, подняв руку на мою семью!

– Ты…об этом…пожалеешь, Лев…Мурат…этого так не оставит, – хрипит Сеня, закашлявшись собственной кровью.

– Мурат сдохнет, как собака. Так же, как и ты, Сеня, – и с этими словами я выхожу из кабинета, набирая по пути Матвея, попросив его напрячь своих юристов, чтобы они вывели все мои активы из клиники, уничтожив любое упоминание обо мне.

– Люба, позови в кабинет Арсения хирурга и травматолога. Ему, кажется, плохо, – бросаю администратору, навсегда покидая здание, которое было моей добровольной тюрьмой несколько лет.

Глава 18

Мадина

Я лежала и бездумно пялилась в потолок. Зачем что-то делать, трепыхаться? Ради чего? Да, безусловно, вы можете сказать, что стоит побороться во имя нашей со Львом любви. Отчасти вы будете правы. Но на ее пути стоит он. Чудовище. Тиран. Мой отец. И если я буду сражаться с ним, то отец не преминет и уничтожит Льва на моих глазах. Просто, чтобы это послужило уроком. Чтобы я не смела перечить самому Мурату Алиеву. Однажды я уже совершила такую ошибку – сбежала от своего хозяина, и этот мой необдуманный поступок привел к тому, что я потеряла двух самых дорогих мне людей – маму и не родившегося ребенка. Да, я была беременна всего ничего, но я полюбила этого ребенка всей душой, всем сердцем с той самой секунды, как узнала о нем. Я, наивная, мечтала, как впервые обниму его. Как прижму к груди и поцелую сладкую макушку. Но этим мечтам не суждено было сбыться, потому что существует чудовище, и у него на меня свои планы.

Я – опустошена. Мне больше незачем жить. Но и наложить на себя руки я не смогу – не хватит духу. Я очень слаба. Я – кукла. И буду ждать, пока кукловод подергает за ниточки, чтобы заставить меня двигаться так, как нужно ему.

Лев…Хороший мой…Любимый…Надеюсь, ты все понял. Пожалуйста, постарайся меня забыть. Да, я знаю, что это будет сложно. Но очень хочу надеяться, что ты справишься с этим. Я буду молить высшие силы, чтобы ты не стал меня искать и не перегородил дорогу этому чудовищу. Чтобы ты жил. За нас двоих. И нашел свое счастье.

В комнату входит отец. Я не предпринимаю даже попытки не то, что встать, но и поднять на него глаза. Я лишь подобралась внутренне, приготовившись услышать приговор.

Но отцу и не нужно мое пристальное внимание: он знает, какое оказывает на меня воздействие. Поэтому он начинает, как обычно, говорить властным тоном, уверенный, что я запомню каждое слово.

– Никах прочтем через три дня, как раз к этому времени все будет готово и все формальности будут соблюдены. Врач сказала, что ты неважно себя чувствуешь, но я думаю, что этого времени будет достаточно для восстановления. Я позаботился, чтобы тебе не пришлось тратить силы, поэтому наряды для никаха привезут прямо домой, выберешь себе подходящий.

Я снова не реагирую. Зачем? Мне просто дали информацию.

– И еще, Мадина. Давай без фокусов. Потому что в этот раз я не буду так милосерден. И если ты снова попытаешься сбежать к своему любовнику, я уничтожу его у тебя на глазах. Я надеюсь, ты понимаешь, что для меня это не проблема?

Я вздрагиваю. Я понимала, что такой исход событий возможен, но когда мне его озвучили вслух, мне стало по-настоящему страшно. Не за себя, нет. За того, кого люблю всем сердцем. За кого и душу дьяволу продать не страшно, что, собственно я и сделаю, выйдя замуж за Амирхана.

– Я услышала. Не смей, слышишь? Не трогай его. Я попала к нему случайно, он не знал, кто я. Лев здесь не причем. Я выйду замуж за Амирхана. Даю слово, – хрипло произношу я, приподнимаясь слегка на локтях.

– Как нехорошо, дочь, врать отцу. Он приезжал ко мне. Выспрашивал про нашу семью. Тебя вспомнил. Он видел-то тебя пару раз, но запомнил, как тебя зовут. Не странно? Странно. У вас разница в десять лет – в подростковом возрасте это особенно ощущается. Я сразу понял, что он специально заехал. Пробивал почву. Я обратил на него внимание. Сразу понял, что тут не чисто. Но моим людям не удавалось вас засечь. Удачно спрятались, ничего не скажешь. Но все же мир не без добрых людей, Мадина. Когда я разослал весточки, всем, кому только можно, нашлись те, кто откликнулся, и помогли мне вернуть мою пропавшую дочь. Так что не пытайся выгородить своего любовничка. С ним я позже разберусь, – довольно добавляет отец. Он видит, какое произвел на меня впечатление. Он видит мой страх. И он наслаждается им, впитывая, как солнечные лучи.

– Нет, отец, оставь его. Ради всего святого, если в тебе оно еще есть. Во имя Аллаха, которого ты восхваляешь на пятничных намазах. Умоляю…не тронь его,– прохрипела я, медленно поднимаясь с постели.

Я упала на колени, сложив руки в молитвенном жесте.

– Отец…оставь Льва в покое. Я тут, здесь, я не сбегу, клянусь Аллахом. Я выйду замуж за Амирхана. И буду такой женой, какую он захочет видеть рядом с собой. Просто забудь о Льве.

– Я не могу, Мадина. Он представляет угрозу твоему браку.

– Что он может сделать, если мы с Амирханом произнесем клятвы перед Аллахом? Наш союз будет невозможно разорвать, и ты это знаешь. Все это знают! Тем более, если он полезет к нам, я смогу его убедить, что я – жена другого, и чтобы Лев не лез в мою семью. И я, не задумываясь, сделаю это.

Отец смотрит на меня долгим взглядом, а я все также стою перед ним на коленях. Мне нисколько не стыдно, ведь я борюсь за жизнь любимого. За человека, кому будет принадлежать моя душа. До последней секунды моей жизни.

– Посмотрим по обстоятельствам. А ты готовься к никаху. И без глупостей мне! – и, не добавив больше ни слова, разворачивается и уходит из комнаты. А я стою на коленях некоторое время и, как в трансе, повторяю одно-единственное слово: «Верю». Я верю, что не может наша история закончиться так. Я верю, что после заката всегда наступает рассвет, и, в конце концов, полярная ночь нашей со Львом истории уже давно должна закончиться. Что вот-вот станет светло, и наступит полярный день…Я верю.

***

Я стояла, облаченная в это облако из сатина и кружев.

– Ну, встань ты поближе к жениху, что ты как мумия! – воскликнул фотограф, весь день недовольный моим лицом и поведением.

А я и есть мумия, разве не видно? А это платье – мой погребальный саван.

Я стою посреди зала и смотрю в упор на этого чужого мужчину. И отчетливо понимаю, что не смогу сдержать обещания, данного отцу. Что хочу иного финала своей жизни. Возможно даже погибнуть, но не жить марионеткой. Не быть украшением очередного чудовища, который этого точно не стоит.

Подбираю подол и срываюсь с места. Бегу, куда угодно, хоть в адово пекло, лишь бы подальше от этого места и этих чужих опасных людей. Я снимаю туфли, беру их в руки и продолжаю бежать. Можно было бы бросить их там, но в этот момент я становлюсь до боли суеверной: не хочу когда-либо сюда вернуться. Ни за что. Вижу урну, выбрасываю обувь и бегу дальше, босиком по этому мокрому и холодном тротуару. А потом вижу ЕГО крепкую и широкую спину. Не могу быть уверенной из-за застилающих глаза слез, но все равно испытываю удачу и кричу во всю силу своих лёгких:

– Лев!!! Лев… – добавляю шепотом, в то время как слезы тихо катились по щекам. Но я не закрываю глаз, не моргаю, просто смотрю, как мой любимый мужчина оборачивается и смотрит на меня, тепло улыбаясь, и произносит ласково, так, что у меня щемит сердце:

– Малышка…

Я бегу к нему навстречу, но он не приближается, как будто я стою на месте. Я плачу сильнее, начиная паниковать, а мой единственный начинает исчезать…

– Нет! – кричу я и…просыпаюсь.

Касаюсь своих щек, и понимаю, что я плакала наяву. Сначала я разозлилась на такой сон, за то, что сверху так зло шутят надо мной, но потом взглянула на случившееся с другой стороны: мое подсознание подарило мне встречу с тем, кого я больше никогда не увижу в жизни. Пусть она была длиной в несколько секунд, но я увидела его: такого сильного, улыбающегося мне по-особому и…любимого. Приснись, пожалуйста, еще раз, родной, обними меня и поделись своей силой и уверенностью, которых у тебя всегда хватало на двоих…

Лев

– Итак, я внимательно слушаю тебя, Лев, – сказал Грач, пристально рассматривая меня. – Чем тебе помочь?

– Мне нужна особая помощь. Я знаю, что такие дела для вас не проблема, Валерий Павлович, – намекаю я, надеясь, он понял, что имею в виду.

– Кто? – лишь коротко спрашивает.

– Мурат Алиев.

Воцарилась тишина. Я страшно волнуюсь, потому что от его ответа зависит дальнейшая судьба моей Мадины. Мне необходимо освободить ее от тирана любой ценой. Конечно, если Грач мне откажет, я буду искать другие пути решения, но сколько на это уйдет времени? А моя интуиция мне подсказывает, что его у меня не так много.

– Тебе-то он где перешел дорогу? У вас же вроде бизнес в разных сферах, – неожиданно спрашивает Валерий Павлович.

– А что, Алиев еще кому-то мешает? – глупый вопрос, если он так относится к родной дочери, то, вероятнее всего, есть те, кто недоволен его «политикой» в бизнесе.

– В последнее время возмущенных очень много: срывы сделок, грязное устранение конкурентов, рейдерство, финансовые махинации…Продолжать можно бесконечно. Поговаривают, что у Мурата не все в порядке с головой. Я уже не раз слышал про его неадекватное поведение на совещаниях и встречах. Я это к тому, может, не стоит торопиться, Лев, а стоит немного подождать, и кто-то решит твою проблему?

– У меня нет времени ждать, Валерий Павлович. Иначе я не обратился бы к вам.

– Ты, кстати, не ответил на мой вопрос. Что за проблема у тебя с Алиевым? – серьезно спрашивает Грач, снова сканируя меня своим «фирменным» взглядом.

– Это личное, – коротко отвечаю я, надеясь, что он поймет.

– Лев. Я не отказываюсь тебе помочь. Но я должен знать, из-за чего ты хочешь такое радикальное решение проблемы с Алиевым. Потому что то, о чем ты просишь, это не за хлебом в магазин сбегать. Это серьезно.

Я достаю пачку сигарет, прикуриваю и протягиваю ее Грачеву. Мы стоим и молча курим, каждый думая о своем.

– Ты все обо мне пробил? – неожиданно спрашиваю, глубоко затягиваясь, не заметив, как перешел на «ты».

– Сам знаешь. Привычка, – усмехается Грач, выбрасывая окурок.

– Тогда ты знаешь, что моя семья погибла в автокатастрофе. А подстроил ее Мурат Алиев. А знаешь, зачем ему понадобилось убивать семью врачей? Из-за сраного куска земли! Чертовой земли, на которой мой отец хотел построить с партнером свою клинику. Партнер этот, кстати, оказался той еще гнилью – после смерти отца продал участок Алиеву и свалил в Европу на ПМЖ.

Я останавливаюсь, сжимаю до боли кулаки, пытаясь успокоиться и не примешивать сюда еще и эмоции.

– Но и этого Мурату было мало, похоже. Ты сам говорил тогда, что дети – самое дорогое и единственно важное в этой жизни. Только вот с Муратом Алиевым ваши точки зрения расходятся. Он похитил мою женщину из моего же дома и сделал ей аборт. Без ее на то согласия. В моей клинике, у меня за спиной. Просто избавился от моего ребенка, как от мусора. Ну как, Грач, достаточно веское основание, чтобы убрать Алиева? – горько усмехаюсь, глядя в глаза авторитету.

Он молчит, хмурится, обдумывая сказанную мной информацию.

– А чем ты ему помешал? И причем тут еще неродившийся ребенок?

– Он мешал ему привлечь инвестиции в его разваливающийся бизнес, – зло и коротко поясняю я.

– Черт тебя дери, Ворошинский, хватит мне тут говорить загадками! Объясни все толком! – вспылил Грач, и я, вздохнув, выложил все карты на стол.

– Его дочь – Мадина – и есть та женщина, что была беременна от меня. Моя женщина. И сейчас она в руках этого чудовища. И я намерен вернуть ее и навсегда разобраться с Муратом. Поставить точку в наших «отношениях».

Грачев крепко выругался.

– С этого и надо было начинать, Лев, а не тянуть резину. Потому что у нас в таком случае катастрофически мало времени – до меня дошли слухи, что единственная дочь Мурата Алиева в эту субботу выходит замуж за Амирхана,– и в упор смотрит на меня.

Теперь уже я крепко выругался, схватившись двумя руками за голову. Черт, девочка, что же ты творишь?! Зачем ты согласилась на эту свадьбу?! Неужели ты подумала, что я смогу забыть и отказаться от тебя?! Моя глупышка…Тебе просто надо верить в меня, в мою любовь, а не пытаться спасти ценой своей жизни! Неужели ты думаешь, дурочка, что мне нужна жизнь без тебя?!

– Этого никак нельзя допустить!

– Согласен, – кивает.– Потому что этот жених недоделанный тот еще садист. Пару раз от него не вернулись девушки из эскорта. Он утверждал, что они ушли от него своими ногами, и он не в курсе, почему девчонки не вернулись на «рабочее место». Только вот через пару недель их нашли в лесополосе за городом. На девчонках живого места не было.

– Именно поэтому нельзя допустить, чтобы Мадина попала в руки еще одного чудовища!

– Времени у нас до пятницы. Это катастрофически мало, но что-то можно придумать, – задумчиво произносит Грачев.

Пятница…Пятница! Ну, конечно!

– У меня есть данные, что по пятницам Мурат ездит в мечеть читать намаз. Всегда в одну и ту же и с минимальным количеством охраны. Мы можем взять его там.

– Откуда у тебя такие данные? – с подозрением поглядывает на меня Грачев, закуривая еще одну сигарету.

– Из надежных источников. Извини, Валерий Павлович, своих не сдаю.

– Наш человек, – удовлетворенно хмыкает Грач, снова глубоко затягиваясь и выпуская дым в воздух. – Хорошо, перекинешь мне все данные, я обдумаю и перезвоню тебе.

– Договорились. Спасибо, – и протягиваю руку.

– Не благодари заранее. Примета плохая, – отвечает Валерий Павлович, крепко пожимая ладонь. – На связи.

И мы разъехались каждый в свою сторону, а для меня пошел отсчет самых долгих в моей жизни сорока восьми часов.

Лев

Мы сидим в одной машине с Грачевым и курим. Я не свожу взгляда с дверей мечети. Да, мы решили забрать Алиева прямо там. И пусть это страшный грех, совершить такое возле святого места, плевать. Это всего лишь еще один проступок в бесконечный список тех, что я уже совершил. И кто же будет меня судить, если Бога нет? В этом я окончательно и твердо убедился после всего, что произошло с нами и с Мадиной в частности.

– Красивое имя. Ты знаешь, что оно означает? – неожиданно спрашивает Грачев.

– Чье имя? – непонимающе хмурюсь я.

– Твоей женщины. Мадина. У многих мусульман, да и не только у них, принято давать имена со смыслом. Так вот Мадина переводится как «придающая силы», – поясняет Грачев.

Я задумываюсь над его словами. А ведь действительно имя как нельзя лучше подходит моей девочке! Она оживила меня, пробудила из той спячки, в которую я добровольно загнал себя на годы. Обнажила во мне все хорошее. И сейчас ее улыбка, ее невероятно теплый и добрый взгляд в моем сознании придают мне сил для того, чтобы раз и навсегда разобраться с Муратом Алиевым.

Двери мечети распахиваются, и вальяжной походной хозяина это жизни выходит Мурат Алиев. Нам сегодня повезло: мест на стоянке напротив здания не было, и Алиеву пришлось припарковаться чуть ниже по улице, так что нам с Грачевым не придется устраивать ажиотаж и похищать его прямо у дверей мечети.

– Идут, – коротко произношу я, не сводя глаз с Алиева и его сопровождения.

– Вижу, – также кратко отвечает Грач.

Провожаем их взглядом до самой машины, где бравые ребята Грача тихо, без шума и пыли, одним словом профессионально, одним ударом под дых выводят из строя охранников Алиева, и вот его уже самого хватают под руки и заталкивают во внедорожник.

Грачев выбрасывает окурок в окно, заводит машину, и мы едем за машиной. Спустя пятнадцать минут наша небольшая процессия выезжает на загородную трассу, и мы отъезжаем от города на приличное расстояние.

Через минут сорок сворачиваем на узкую ухабистую дорогу прямо в лес и, наконец, останавливаемся. Из впереди стоящего внедорожника люди Грача, особо не церемонясь, вытаскивают Алиева, который что-то кричит и пытается вырваться, но его быстро успокаивают одним ударом.

– Двадцать минут мои, уж извини. На правах того, кто все это организовал, спрошу у Мурата за все его косяки перед партнерами, – неожиданно произносит Грач.

– Хорошо, – спокойно произношу я.

Грач выходит и идет к Мурату, которого уже отволокли куда-то вглубь леса, так что мне не было их видно.

Никогда бы не подумал, что я, чье призвание – отбирать людей у смерти, в чьем списке сотни спасенных жизней, буду способен отнять жизнь у другого человека. Но я намерен сделать это. И сделаю, не дрогнув. Потому что не хочу, чтобы моя семья жила в каждодневном страхе.

Я выкинул все мысли из головы, даже о Мадине, оставив голову совершенно пустой. Только так я смогу сделать то, что собираюсь твердой рукой, не задумываясь о морали и обратной стороне ситуации. Не задумываясь, как бы поступила в такой ситуации моя малышка. Возможно, я бы смог простить Алиеву убийство своей семьи, в конце концов, столько лет прошло. Я бы наблюдал за ним и просто ждал, когда жизнь сама его накажет. Но не в том случае, как это чудовище поступило с Мадиной. Не в случае убийства нашего ребенка.

Раздается стук в стекло.

– Все готово, Лев Романович.

Я киваю и иду за охранником. На небольшой поляне, окруженный с двух сторон охранниками Грачева, на коленях стоит Алиев. Вид у него далеко не презентабельный: порван рукав пиджака, оторван ворот у рубашки, весь в грязи, крови, а на лицо и взглянуть жалко – на нем живого места нет, один глаз заплыл, нос сломан, губы разбиты. Хорошо его разукрасили бойцы Грача, слов нет.

– О, заявился – таки, сученыш, – прохрипел Мурат, сплевывая кровь в сторону. – Не думал, что это все твоя затея. Я всегда считал, что у тебя кишка тонка, прям как у твоего папаши. Но нет, ты его переплюнул. А вот тот не смог, нет…За что поплатился и отправился к праотцам, – и эта мразь хохочет, запрокинув голову.

Но охранники быстро его успокаивают парой четких хорошо поставленных ударов. Я же молча протягиваю руку Грачу раскрытой ладонью вверх.

– Уверен? Сможешь жить спокойно после этого? Давай лучше мои парни все уладят, и покончим с этим, – произносит Грач, внимательно рассматривая меня. Я же внешне остаюсь абсолютно спокойным, несмотря на то, что внутри страх отнять жизнь человека сжигает все напалмом. Но я не поддаюсь этому чувству – я знаю, что я делаю.

– Только так я и смогу жить спокойно, – отвечаю ровным тоном, беря пистолет.

– Держи двумя руками, у него хорошая отдача.

Отец Мадины переводит взгляд с меня на Грача и обратно. Чувствуется его страх, он прямо витает в воздухе. Но мне плевать на его чувства: уверен, что и моей девочке было страшно, когда у нее началось кровотечение, а когда она узнала, что потеряла ребенка…

– Что, доктор, так и застрелишь меня? Замараешь свои чистые ручки, а, Лев? – хрипит Мурат. – Не боишься? Как думаешь, Мадина простит тебе мою смерть?

– Не смей даже имени ее упоминать! Я понятия не имею, как у такого чудовища могла родиться такая дочь! – процедил я сквозь зубы.

– Какая такая? Обычная! Как бы строго я не воспитывал, она же умудрилась сбежать и нагулять ублюдка. Но я это быстро исправил, – и снова заржал во весь голос.

Перед глазами встает красная пелена, и я, ни секунды не медля, выпускаю в эту мразь всю обойму.

Грач успокаивающе, но сильно сжимает мое плечо.

– Все, все, Лев. Ты отомстил, сынок. Самое страшное у вас с Мадиной позади. Переступите через это и живите дальше. Отдай мне оружие, – забирает у меня пистолет, а я так и смотрю на мертвого Мурата Алиева и не могу осознать, что человек, причинивший столько боли людям, уже никогда не воскреснет. – Уберите здесь все, – властно бросает Грач своим ребятам.

Я разворачиваюсь и иду к машине, навсегда перевернув эту страницу в своей жизни. Конечно, будет момент, когда меня накроет осознанием того, что я натворил, и я выпью не одну бутылку вискаря с Матвеем. Но это будет потом, все потом. Сейчас главное забрать мою малышку, мою девочку, придающую сил, мою Мадину, обнять и не отпускать ее никуда. Потому что так и должно быть. Потому что так правильно.

– Куда тебя? Домой?

– Нет, отвези меня к дому Алиевых. Я должен забрать свою женщину.

Я даже не заметил, как мы добрались до дома Мадины, я сидел в полнейшей прострации из-за случившегося. На самом деле, я не знал, как сообщить Мадине, что ее отца больше нет. Я боялся предположить, как она отреагирует и захочет ли связать свою жизнь с убийцей.

– Приехали, – неожиданно раздается голос Грачева.

– Спасибо тебе, Валерий Павлович, за все. Ты не представляешь, что сделал для нас.

– Перестань меня благодарить. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Я не считаю, что искупил долг. Я раньше говорил, но все же повторю: жизнь ребенка, она бесценна. Но я бы предпочел, чтобы мы больше никогда не встретились.

– Ты ничего мне не должен, Валерий Павлович. В расчете. Береги себя и сына. Прощай, – и я выхожу из машины, не оглядываясь, и делаю шаг в сторону дома.

– Постой! – раздается сзади. – Я с тобой пойду. Прослежу, чтоб у тебя с охраной Алиева проблем не возникло.

Я ничего не отвечаю, мы подходим к воротам, и я жму на звонок.

Эпилог

Мадина

В детстве я любила мультфильм «Дюймовочка», особенно тот момент, где она вышла попрощаться с солнцем, но прилетела ласточка, забрала ее с собой в теплые края и тем самым спасла от нежеланного брака. Сейчас мне все напоминает сцену из этого мультика: я впервые за столько дней пребывания в родном доме вышла на улицу, надеясь, что солнце сможет согреть от ледяного холода, и заодно попрощатьсяс ним. Потому что завтра уже должен состояться мой никах, и я стану женой самого страшного человека после моего отца. Тогда и солнце, и луна, и звезды перестанут для меня существовать. Моя жизнь остановится. Лев научил меня жить и радоваться каждому мгновению, каждой мелочи, и это умение навсегда ушло вместе с ним из моей жизни. Потому что мне ничего не нужно без этого мужчины. И, к сожалению, у меня нет знакомой ласточки, которая смогла бы спасти меня от Амирхана.

Однажды я слышала, что один еврейский заключенный в концлагере нацарапал на стене: если Бог существует, то Ему придется умолять, чтобы я Его простил. Анализируя все, что произошло со мной за последние месяцы, я даже и не знаю, смогу ли я простить Его, ведь Он допустил все то, что случилось со мной, с моим еще не родившимся ребенком…

За моей спиной раздаются голоса, которые становятся все громче и громче. Нехотя оборачиваюсь, чтобы узнать, что там такое, и тут же застываю на месте. Ко мне широким шагом, не сводя с меня взгляда темных глаз, идет…Лев. Я боюсь сморгнуть, чтобы он не растаял. Но нет, он самый что ни на есть настоящий, в чем я смогла убедиться, когда Лев сгреб меня в охапку и так сильно прижал к груди, что мне было трудно дышать. Но я ни в коем случае не жалуюсь! Я сама вцепилась в его плечи, желая раствориться в нем, в этом мужчине, стать с ним одним целым, боясь, что он исчезнет. Но Лев гладил мои волосы и постоянно шептал: «Мадина… моя девочка».

– Хороший мой, родной, зачем же ты приехал? Уходи! Уходи, слышишь? Скорее, пока отец не вернулся домой! – гоню любимого, умываясь слезами, а сама как можно сильнее цепляюсь за него.

– Не гони меня, любимая. Я приехал за тобой. И я тебя заберу туда, где тебе и место – рядом со мной, – сказал Лев, улыбаясь своей фирменной улыбкой.

А я замерла в шоке на месте. Кажется, я даже и не дышала в этот момент. Лишь смотрела на Льва широко распахнутыми глазами. Даже плакать перестала. Все резко перестало для меня существовать, и все проблемы отошли на второй план.

– Что? Что, Мадина? Что случилось? – в глазах Льва мелькнуло беспокойство, и он, сам того не замечая, сильно сжал мои предплечья.

– Повтори…еще раз…– лишь смогла я прошептать.

– Что повторить?!

– Скажи, что любишь меня!

Теперь Лев замер, смотря на меня во все глаза. А потом все же расслабился и рассмеялся.

– Дурочка, какая же ты у меня дурочка! Ты сомневалась во мне? Поэтому решила выйти замуж за Амирхана? Я люблю тебя! Так сильно, что даже страшно становится. Просто я не умею говорить о своих чувствах, не привык. Я думал, мою любовь видно через мое отношение к тебе.

– Прости…Я чувствовала, что ты испытываешь ко мне сильные чувства, это сложно было не заметить. Просто я, как и любая девушка, сомневалась и хотела это услышать своими ушами, – глупо улыбаясь сквозь слезы, произношу я. Но потом я вмиг становлюсь серьезной: – Лев, я должна тебе сказать кое-что важное…Наш ребенок…он…

– Тсссс, – прикладывает палец к моим губам, крепче обнимая. – Я все знаю, не продолжай. Все будет хорошо, мы справимся с этим вместе.

– Лев, тебе придется уйти. И как можно скорее. Завтра у меня свадьба. Я выхожу за другого. Иначе отец…, – но Лев прерывает меня, не дав закончить.

– Никакой свадьбы не будет. Вернее, будет, но позже и с другими лицами. Мадина, – он берет мое лицо в свои руки и поглаживает большими пальцами скулы. – Я должен сказать тебе кое-что очень важное. Послушай меня внимательно, пожалуйста.

Я лишь киваю, с тревогой ожидая, что же скажет Лев.

– Твоего отца больше нет, Мадина.

Я в шоке замираю, вновь начиная плакать.

– Что?.. Что ты натворил, Лев? Они…ты же…Тебя же убьют, – путано шепчу я.

– Тише, тише. Ты слышала, что я сказал? Твой отец умер.

Я лишь мотаю головой, глотая слезы.

– Не может умереть тот, кого никогда и не было. Я была вещью, средством достижения целей в его руках, а не любимой дочерью. Но ты…ты теперь в опасности!

– Перестань плакать. Этот момент никогда не всплывет и не коснется тебя. Забудь, – повторил он чуть громче и тверже.

А я делаю так, как сказал мой Лев. Потому что в первую очередь женщина должна верить своему мужчине и слушаться его.

Я выхожу за ворота отчего дома, даже не обернувшись. Я не беру отсюда с собой ничего, потому что не хочу тащить в свое счастливое будущее что-то из прошлого.

У ворот, возле дорогой машины нас ожидает какой-то мужчина. У него очень внимательный и цепкий взгляд, от которого хочется поежиться, но в целом он выглядит вполне дружелюбно.

– Мадина, познакомься, это Валерий Павлович, он мне очень помог.

– Здравствуйте. Очень приятно. И спасибо вам, – отвечаю я, неосознанно прижимаясь ко Льву.

– Взаимно. Садись, молодежь, подброшу вас до города, – весело произносит Валерий Павлович.

Уже в машине я осознаю одну очень важную вещь, о чем скорее спешу сообщить любимому.

– Лев…

– Да, малышка? – тут же отзывается он, крепче меня обнимая.

– А мы можем поехать…в какое-нибудь другое место? Я просто не смогу домой…ну, ты понимаешь?

– Конечно. Поедем в гостиницу, а потом что-нибудь придумаем, да? Валерий Павлович, подбрось нас до «Атланта», пожалуйста.

На этом наши злоключения не закончились. После смерти отца, буквально через пару дней, на меня вышли его кредиторы. Которые утверждали, что мой отец должен им просто космическую сумму денег, и я сейчас, как наследница, должна их им выплатить. Поначалу я испугалась, но потом предложила отдать им все, что записано на имя отца, включая дом и автомобили. Я забрала только две любимые мамины картины, ее и свои драгоценности. Я решила распрощаться с прошлым навсегда, вычеркнув его таким образом из своей жизни, чтобы оно никогда больше о себе не напомнило. Все равно я бы не хотела пользоваться деньгами, зная, что они добыты незаконным путем.

Я не могла находиться в этом городе, казалось, даже воздух меня душит и напоминает обо всех трагических событиях, что произошли с нами. И без каких-либо колебаний на небольшом семейном совете было принято решение перебраться в северную столицу. Я всю жизнь мечтала побывать в Петербурге, а Льва неожиданно позвали в этот город на работу в клинику, владельцем которой был его одногруппник.

Перед отъездом мы скромно расписались в ближайшем ЗАГСе. Просто роспись и обычные обручальные кольца, только на моем – еще маленький бриллиантик. Лев не спрашивал, хочу ли я выйти за него замуж (хотя, наверно, мой ответ был понятен без слов), он просто молча сделал меня своей. И спустя буквально пару дней после свадьбы мы оставили груз прошлого позади и двинулись в новую и счастливую жизнь.

***

Я открываю дверь, и первое, на что я натыкаюсь взглядом – обувь Льва. А вот и он сам вышел ко мне с обеспокоенным видом.

– Ты где была? Я очень волновался.

Я подхожу к нему, крепко обнимаю и нежно целую в губы.

– Прости, я думала, ты сегодня будешь позже, – виновато произношу я.

– Так где ты была, Мадина?

Я молча задираю рукав водолазки и показываю запястье. А там маленькая татуировка. Пять букв на латыни.

– Credo, – читает Лев вслух, поглаживая запястье большим пальцем. – Это же…не могу вспомнить перевод…

– Я верю. Credo с латыни переводится, как «я верю».

Мой муж внимательно сморит мне в глаза, ничего не произнося. А мне жизненно важно объяснить причину, по которой я набила татуировку. И поэтому я говорю. Неважно, Льву, или по большей степени себе, или во Вселенную:

– Это как напоминание, что бы ни произошло, какая беда тебя не настигла, какой бы удар не нанесла судьба – верь. Просто верь. А когда я буду забывать об этом правиле, я посмотрю на эту надпись, вспомню обстоятельства, при которых я ее сделала, встану с колен и просто буду верить. И знаешь, Лев, я твердо поняла: вера – это не хиджаб, не пятничный намаз, не воскресная служба в церкви. Вера – она вот здесь, – аккуратно касаюсь его груди в области сердца. – Внутри нас. И неважно, во что мы верим: в Иисуса, Мухаммеда, счастье, любовь или добро. Главное – верить. Без веры тебя сломают пополам, а такие раны, к сожалению, не лечатся гипсом, – заканчиваю свою речь, тяжело дыша. Волнуясь, непонятно от чего.

– Знаешь, родная, я тоже стал верить. Благодаря тебе. Потому что ты – придающая силы. Ты – моя Мадина. И я буду любить и беречь тебя всю жизнь, родная.

– А я – тебя, мой любимый муж.

Пять лет спустя

– Извините, мы закрыты, – вежливо сказала я, не отрываясь от бухгалтерской сводки.

– Папа, ты говолил, что мы мамоське сюлплиз сделаем, и она будет лада, – услышала я расстроенный шепот сынишки, и тут же подняла голову, расплывшись в улыбке при виде своих любимых мужчин.

На пороге моей кофейни стояли Лев и наш трехлетний сын Ромочка. Только вот последнего не было видно из-за огромного букета моих любимых цветов.

– Мои хорошие, как же вы тут оказались? – воскликнула я, обнимая сына.

– Подожди, мамоська. Это тебе. С днем лождения! Я хосю тебе пожелать, чтобы ты всегда оставалась такой класивой и доблой, и вообще, самой лучшей мамоськой на свете! – с серьезным видом сказал сынок, от чего у меня на глазах тут же выступили слезы радости. – Папоська, я сказал что-то неплавильно? Почему мамоська плачет? – Рома тут же обеспокоенно посмотрел на отца.

– Ты все правильно сказал, сынок. Просто мама плачет от счастья. У женщин такое бывает, не обращай внимания, – доверительно сообщил Роме Лев, взяв его на руки, а другой приобняв меня.

– С днем рождения, любимая. Спасибо тебе за все, а особенно за сына. Пусть все твои желания сбудутся.

– Все мои желания уже сбылись. У меня есть все, о чем можно только мечтать. И спасибо тебе за это в первую очередь! Спасибо, что всегда рядом и поддерживаешь меня, – прошептала я, снова растрогавшись. Я стала такой эмоциональной в последнее время!

– А как иначе? Я же твой муж. «Вместе навсегда», помнишь?

Конечно, я помню! Тогда мы жили почти два года в Питере, а я все никак не могла забеременеть. Отголоски злодеяний отца настигли меня и после его смерти. С каждой неудачей я расстраивалась все больше, уходила в себя, медленно скатываясь в депрессию. Лев делал все, чтобы поддержать в этот тяжелый период: нашел лучших врачей, подбадривал, не показывая, как он тоже переживает. Хотя я знала, что и мужу приходилось не так легко, как казалось бы: я судила это по тому, сколько сигарет он выкуривал в день, несмотря на то, что в одно время бросил.

И вот после очередной неудачи и моих слез, когда я вышла из ванной, Лев вдруг резко поднялся с дивана и отдал короткий приказ:

– Одевайся.

– Что? Зачем? Уже поздно.

– Прогуляемся. Тебе надо развеяться. А то знаю я тебя, опять будешь рыдать полночи в подушку. Так больше не может продолжаться, Мадина. Что ты так на меня смотришь? Да-да, я все знаю, родная, как бы ты не старалась.

– Прости, я не хотела, чтобы ты волновался…Я постараюсь держать себя в руках и не втягивать тебя в свои проблемы, – пробормотала я.

– Мадина, что ты несешь?! Это и мои проблемы тоже! И я обещаю тебе, у нас будет ребенок! И не один! Просто не в этот раз. А сейчас одевайся, тебе надо отвлечься. Пойдем гулять. Прогулки перед сном очень полезны.

Мы молча бродили по красивым вечерним улицам Питера, держась за руки, каждый думая о своем. Но вот дошли до моста, где я решилась сказать то, что хотела поведать мужу уже давно, но все не решалась, надеясь на чудо. Но, очевидно, я исчерпала свой запас чудес…

– Я хотела тебе сказать…

– Я подумал и давно хотел тебе сказать…– заговорили мы со Львом одновременно.

– Извини, я перебила тебя, говори.

– Нет, ты говори, ты первая начала.

– Я хотела бы все же выслушать тебя.

– Мадина, – с легким нажимом произнес муж. – В последнее время ты много думаешь, вся в своих мыслях. И я хотел бы, чтобы ты поделилась ими со мной. Для меня это очень важно.

– Хорошо, – тихо и обреченно произнесла я, решительно подняв голову и посмотрев в любимые глаза. – Лев, я думаю…будет лучше, если мы расстанемся, – произнесла я, словно в ледяную воду нырнув.

Лев помолчал некоторое время, нахмурившись и внимательно рассматривая меня.

– Объяснишь? Я что-то сделал не так?

– Нет-нет, что ты! Ты тут вообще не при чем! Дело во мне.

– Тогда я вообще ничего не понимаю…

– Лев, любимый…Ты-самый лучший на свете мужчина и муж. Другого такого и желать нельзя! Ты достоин хорошей жены. Зачем тебе такая ущербная, как я?

– Мадина, какая же ты все-таки дурочка, – произнес муж, притягивая меня в свои сильные и надежные объятия. – Я сейчас скажу, а ты внимательно меня послушай, потому что повторять не люблю, ты это знаешь. Я – взрослый самостоятельный мужчина, за меня решать не нужно. В качестве жены хочу видеть только тебя. И никого другого. И ты никакая не ущербная, чтобы я этого слова вообще больше не слышал! Нам надо только немного подождать. Наш ангелочек просто копуша.

Я рассмеялась сквозь слезы при последних словах.

– Запомни, Мадина, мы вместе навсегда, – твердо и серьезно сказал Лев.

– Вместе навсегда…– шепотом повторила я.

– Раз уж мы все выяснили, теперь послушай, что я хотел тебе сказать. Я больше не могу смотреть, как ты плачешь каждый раз, когда у тебя приходят месячные. И перестань уже смущаться, сама же знаешь, как я реагирую на твой румянец! Так вот. Я думаю, тебе надо отвлечься. И мне в голову пришла гениальная идея. Держи, – и, словно фокусник, достает из кармана бумаги в файле.

– Что это? – с опаской интересуюсь, не решаясь протянуть руку.

– А ты почитай, – с хитрой улыбкой сообщил муж.

Я все же взяла бумаги и долго вчитывалась в текст. Буквы то и дело скакали перед глазами, не желая складываться в связные слова и предложения.

– Что это, Лев? Ничего не понимаю…

– Это документы на твою кофейню. Ты много работала и совершенствовалась все это время, и, я считаю, достигла мастерства в выпекании тортов. Пришла пора выйти на новый уровень. И я купил тебе готовый бизнес. Только надо будет оформить интерьер, как пожелаешь, и составить меню. Так твои кулинарные шедевры попробует гораздо больше людей.

Я отчаянно замотала головой.

– Нет-нет-нет, я не справлюсь, я все испорчу и провалю. Ты что, Лев?! Где я и где кофейня?! Бизнес! Одно дело продавать торты в социальных сетях и совсем другое – в заведении!

– Мадина, успокойся. У тебя сейчас далеко не одна тысяча подписчиков и уйма довольных клиентов! И много восторженных отзывов. Чего ты боишься? Ты будешь делать то же самое, но в отдельном, собственном помещении. Только и всего.

Подумав, я все же неуверенно произнесла:

– Хорошо я попробую, но ничего не обещаю.

***

Так и родилась моя «Лаванда» – уютное небольшое заведение, которому я отдавала почти все силы. И лишь благодаря твердой убежденности Льва, что все получится, его вере в меня, это место стало, судя по отзывам на официальной странице, самой любимой семейной кофейней.

Я действительно отвлеклась от проблем с зачатием, да настолько, что впервые пропустила задержку аж на пять дней! Но самое смешное, что, как и в первый раз, об этом мне сообщил муж! После того, как нас отпустил общий шок, Лев помчался в ближайшую аптеку и вернулся оттуда спустя каких-то десять минут с пятью тестами.

– Для надежности, – с самым серьезным видом сообщил муж, протягивая мне упаковки.

А когда спустя семь минут (это тоже для надежности) мы смотрели на пять тестов с двумя полосками, клянусь, я видела, как в глазах Льва блестели слезы! Да что там говорить, я сама долго не могла поверить, что наша мечта, к которой мы так долго шли, исполнилась!

Как я и предполагала, Лев проявил себя идеальным отцом еще до рождения сына. Он интересовался всем у доктора: начиная от анализов, заканчивая моим желательным распорядком дня. Мне кажется, что врач каждый мой визит зачеркивала в календаре дни до предполагаемого срока родов. Но все же доктор очень терпеливо отвечала на каждый, порой даже неудобный, вопрос моего скрупулезного мужа.

То, что у нас будет сын, мы узнали еще на сроке двенадцать недель. Но так до его рождения не смогли придумать имя. Все варианты, которые мы каждый вечер перед сном перебирали, казались нам неподходящими. В итоге мы со Львом сошлись на том, что, когда малыш родится, я сама выберу ему имя, а муж примет мое решение.

– В конце концов, ты с таким трудом вынашиваешь его, будешь рожать, что тоже далеко непросто. Поэтому будет справедливым, если имя нашему сыну подберешь именно ты, Мадина.

Беременность хоть и протекала без осложнений, все же давалась мне тяжело – сказывались последствия того аборта. Но я стойко переносила все тяготы, ведь это все не навсегда, и стоит немножко потерпеть, чтобы прижать своего малышка к груди и вдохнуть его волшебный запах.

Когда я впервые взяла на руки сына, нашего богатыря, посмотрела в эти серьезные глазки, я поняла, что единственно правильным будет назвать сына Романом, в честь отца Льва. Когда я сообщила об этом мужу, он смог лишь прошептать:

– Спасибо…– но в это слово было вложено столько любви и благодарности, что я даже представить себе не могла, что Лев может ТАК любить.

Я очень переживала за свою «Лаванду», все-таки в нее вложено много сил и времени, и не хотелось бы закрывать кофейню из-за моего декрета. И тут мне снова на помощь пришел Лев: муж помог нанять грамотного управляющего и предложил пару раз в неделю вести онлайн-уроки для моих кондитеров, передать им опыт, чтобы они могли готовить десерты по моим фирменным рецептам, пока я буду заниматься малышом.

И вот сегодня, в свой день рождения, я стою в своей кофейне, в окружении любимых мужчин. Разве можно быть счастливее?! Оказалось, что можно!

– У меня для тебя подарок, – сказал муж, поставив Рому на пол, и выудив из кармана бархатную коробочку. Внутри оказалась платиновая цепочка с кулоном, почти как в фильме «Титаник»: он был в виде сердца, в центре которого красовался изумительный сапфир.

– Я люблю тебя, Мадина. Правда, ни один драгоценный камень не передаст всю степень моей любви к тебе. Но все же мне хотелось бы, чтобы, когда в очередной раз начнешь сомневаться, ты увидела кулон и вспомнила этот момент. Как я в очередной раз признаюсь тебе в любви, родная, – сказал серьезно муж, надев на меня цепочку.

– Это так мило, так трогательно, Лев, спасибо, – тихо произнесла я, не сумев сдержать предательских слез.

– Это какой-то неплавильный день лождения, папа. Ты сказал, что маме понлавится наш сюлплиз, а она только плачет, – произнес, надувшись, сын, чем вызвал наш дружный смех.

– У меня для вас тоже есть подарок.

– Какой еще подарок? Ты ничего не перепутала? Сегодня вообще-то твой день рождения.

– А кто сказал, что я не могу дарить мужу и сыну подарки в свой день рождения? – спросила я с хитрой улыбкой, доставая из-за прилавка продолговатую коробочку, перетянутую лентой.

– Ты тоже даришь мне кулон?

– Открой, – попросила я, закусив губу от волнения.

Лев аккуратно, очевидно, тоже волнуясь, развязал бантик, а Рома в этот момент прыгал вокруг него, повторяя:

– Отклывай сколее, чего так медленно?!

Наконец, коробочка была открыта, и Лев долго рассматривал ее содержимое.

– А где подалок? – разочарованно произнес Рома.

– Мадина, а это что?

– Тест, – растерянно произнесла я.

– Чей?

– Лев, мой. С тобой все в порядке? Ты меня пугаешь.

– То есть…

– Лев, я беременна, – в нетерпении произнесла я, не в силах ждать, пока мой муж сообразит, сопоставив мое поведение в последние дни и жирный плюсик на тесте на беременность.

Наконец, Лев отмер, сгреб меня в охапку и закружил по кафе, чем вызвал мой и Ромин восторженный смех.

– Любимая, спасибо!! Спасибо за то, что делаешь меня счастливее с каждым днем! Я сейчас не могу словами передать, что чувствую! Но знай, я рад! Очень! Рома, слышишь?! Мама подарит тебе сестренку!

– А лучше бы моложеного, – буркнул ничего не понимающий малыш. Мы дружно рассмеялись над непосредственностью сына.

– Присаживайтесь, молодой человек, сейчас ваше желание будет исполнено. Какое мороженое вы хотите?

– Шоколадное! И с олешками! Оба! – сменил гнев на милость сын.

Я быстро сходила на кухню, положила нам троим мороженого самых разных вкусов, составила все это на поднос, и уже через каких-то десять минут мы сидели втроем, а если быть точной, вчетвером в закрытой кофейне, ели мороженое, пробуя друг у друга, и я ощущала себя самой счастливой женщиной на свете.

На самом деле, женщине не так много надо для счастья, главное, чтобы рядом был ТОТ САМЫЙ мужчина. А со мной рядом именно такой. Мой Лев. Еще и Рома, как две капли воды, похожий на отца, как внешне, так и по характеру. И я знаю, что я в надежных руках. Именно это осознание делает меня самой сильной женщиной на свете.

Примечания

1

В переводе «бабушка».

(обратно)

2

Хиджаб – традиционный мусульманский платок, покрывающий голову и шею, оставляя лицо открытым.

(обратно)

3

У мусульман не пускают женщин в день похорон на кладбище. Покойника хоронят исключительно мужчины. Хотя современные мусульмане отошли от этой традиции и мулла разрешает женщинам присутствовать, но стоять поодаль, например, на дорожке, и издалека наблюдать за похоронной процессией.

(обратно)

4

Да-да-да, мои хорошие, вы не ошиблись! Это тот самый Матвей, герой романа «Дочь врага»

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

  Мадина

Глава 2

  Мадина

Глава 3

  Лев

Глава 4

  Мадина

Глава 5

  Мадина

  Лев

Глава 6

  Мадина

  Лев

Глава 7

  Лев

Глава 8

  Мадина

Глава 9

  Лев

Глава 10

  Мадина

  Лев

Глава 11

  Мадина

  Лев

Глава 12

  Лев

  Мадина

  Лев

Глава 13

  Мадина

  Лев

Глава 14

  Мадина

  Анна

Глава 15

  Лев

  Лев

  Мадина

Глава 16

  Мадина

  Мадина

  Лев

Глава 17

  Мадина

  Мадина

  Лев

Глава 18

  Мадина

  Лев

  Лев

Эпилог

  Мадина

  Пять лет спустя

*** Примечания ***