Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России. Том 2 [Александр Владимирович Семенков] (fb2) читать онлайн

Александр Семенков Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России. Том 2

Введение

Настоящий труд «Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России» представляет собой философско-историческое исследование процесса становления и развития Евроазиатской цивилизации. В своей основе данный труд имеет исследовательскую программу, которую можно охарактеризовать, как опыт духовно-практического постижения сущности и смысла социально-культурного, политического и хозяйственного домостроительства цивилизованного общества. Постижение предполагает единство объяснения и понимания, вéдения и ви́дения смысла, назначения и механизма исторического процесса становления и развития цивилизованного общества. В соответствии с исследовательской программой историческая динамика Евроазиатской цивилизации – России рассматривается на основе концепции институционально-организационных циклов, которая раскрывает закономерности, алгоритм и структуру процесса цивилизационной динамики.

Закономерности становления и развития исторических эпох жизненного цикла рассматриваются через призму конкретно-исторических фактов, событий и явлений. Основная задача, решение которой осуществляется в третьей части исследования, – это раскрыть содержательное наполнение исторической эпохи теократической церковной цивилизации – эпохи доминирования Церкви в организации общественной жизнедеятельности Евроазиатской цивилизации – России X–XVI века. «День третий» жизненного цикла становления и развития цивилизованного общества.

ЧАСТЬ 3. Эпоха теократической церковной цивилизации – доминирования Церкви в организации общественной жизнедеятельности Евроазиатской цивилизации – России X–XVI века. «День третий» Фаза зрелости теократической церковной цивилизации XIII–XVI столетия. Теократическая империя

РАЗДЕЛ 6. Глобальный цикл политической организации. Стадия становления политической организации Евроазиатской цивилизации – России XII–XV столетия

ОТДЕЛ 13. Фаза становления: процессы и тенденции формирования учреждений и институций национальной государственности XII–XIV столетия

ГЛАВА 45. Смысл и структура эпохи теократической церковной цивилизации X–XVI века. «День третий»

45.1. Смысл и назначение исторической эпохи

Человек хочет не только материального существования, которое обеспечивается экономической сферой общества, и не только правомерного существования, которое дается ему политической сферой общества, он хочет еще абсолютного существования – полного и вечного. Так как достижение абсолютного существования, или вечной и блаженной жизни, есть, высшая цель для всех одинаково, то она и становится необходимым принципом общественного союза, который может быть назван духовным, или священным обществом, обществом-церковью.

В эту историческую эпоху происходит институционально-организационное оформление Церкви – института духовно-религиозной, сакральной власти и формы организации духовно-религиозной жизни человека и общества. Трансцендентная идея Церкви обретает имманентное тело – иерархическую организационную структуру. Церковь получает существование в виде религиозной организации, имеющей также и социально-культурные, политические и экономические интересы и функции. Центром консолидации общества, доминирующей силой, объединяющей людей, в эту историческую эпоху выступает Церковь и церковная иерархия служения Богу. Влияние Церкви проявляется в том, что общество воспринимает себя как единое целое, как целостную часть высшего надмирного бытия и сознания. В данном аспекте общество и все его члены сопричисляются процессам вселенской Жизни, надмирного Бытия и Сознания посредством религиозной веры.

Происходит утверждение государственной религии. Благодаря чему значительно возрастает авторитет Церкви, ее влияние распространяется практически на все стороны общественной жизни. Под влиянием Церкви и распространения ее влияния и власти над определенной территорией формируется социально-культурное пространство конкретно-исторической цивилизации.

Свою власть и влияние церковная иерархия постепенно распространяет на все более обширное пространство, и стремится охватить все сферы общественной жизни. Церковь стремиться стать государством и как следствие устремленности Церкви к политической и экономической власти происходит ее упадок. Усиливающееся в эту эпоху господство Церкви ведет к нарушению баланса духовных и материальных ценностей, за счет игнорирования последних. Утверждение одностороннего господства Церкви порождает недостатки и несовершенства, в силу которых значение мирской жизни обесценивается. По мере усиления власти Церковь рождает настрой нетерпимости и осуждения всего мирского, телесная природа признается греховной, лучшей долей человека признается аскетизм, все естественные и положительные науки осуждаются как вредные, или, во всяком случае, бесцельные, искусство получает прикладное значение как церковно-служебное.

Одностороннее утверждение духовных целей и ценностей не ведет к утверждению гармонической целостности общественного организма, и, в конечном счете, приводит к прямо противоположному результату: Церковь утрачивает свое истинное предназначение – центрирование на духовных ценностях их хранение и эволюционное раскрытие. В то же время в этот период усиливается стремление Церкви к ценностям материального мира, к власти политической и экономической, что приводит к ее деградации в материальном плане бытия.

В истории Евро-атлантической и Евроазиатской цивилизаций стадия церковной (теократической) цивилизации характеризуется распространением христианства, превращением Христианской Церкви в институционально-организационную форму духовной власти, что привело в целом к благотворному для общества разделению властей – духовной и светской.

Идея единства находит свое выражение в братстве и сестричестве во Христе, солидарности и соработничестве человека и Бога. Однако мы видим, что на пути дальнейшей цивилизационной динамики эта идея утрачивает свою первенствующую значимость и руководящую роль.

Структурно эпоха теократической церковной цивилизации («день третий») X–XVI века разделяется на следующие периоды:

Фаза неустойчивой динамики и неопределенности X век.

Фаза становления и роста X–XII века.

Фаза неустойчивой динамики и неопределенности XII век.

Фаза развития, зрелости и трансформации XIII–XVI века.

Глобальные институционально-организационные циклы. В эту историческую эпоху глобальный институционально-организационный цикл церковной организации переходит на стадию активного роста и обретения автокефалии Русской Церкви XIII–XVI века.

Глобальный цикл политической организации переходит на стадию становления политической организации Евроазиатской цивилизации – России XII–XV века.

Глобальный цикл техноэкономической организации переходит на стадию становления экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XIV–XVI века.

В соответствии с принципом когерентности в эту историческую эпоху происходит зарождение и становление новой эпохи цивилизационной динамики – эпохи политической цивилизации. Фаза становления политической цивилизации охватывает период с XIV по XVI век.

В эпоху церковной цивилизации, по закону развития, экономическая и политическая сферы вместе отделяются от высшей духовно-культурной сферы общества. Политическая и экономическая сферы организационно не разделены. Государство, еще слитое с экономическим обществом, отделяется от Церкви. Сначала они вместе восстают против высшего начала, отрицают его, но для того, чтобы каждая из форм общественной жизни получила полное развитие, она должна утвердить себя не только по отношению к высшей, но и ко всем другим формам жизнедеятельности. Политическая и экономическая сферы общественной жизнедеятельности находятся в нерасчлененном, слитном состоянии они еще не разделены, одно включает другое, и вместе эти сферы отделяется от Церкви, стремясь выйти из-под ее власти, они устремлены к безусловной свободе.

В эпоху церковной цивилизации формируется общество, основу экономического и политического устройства которого, образует иерархия власти-собственности на землю. В странах Евро-атлантической цивилизации это общество называется феодальным. В Евроазиатской цивилизации – России – это вотчинно-поместное землевладельческое, общинно-земледельческое аграрное общество.

45.2. Фаза неустойчивой динамики и неопределенности. Период зарождения эпохи церковной цивилизации X столетие

В этот период происходит зарождения эпохи церковной цивилизации на Руси – эпохи доминирования Церкви в организации общественной жизнедеятельности Евроазиатской цивилизации – России X–XVI века.

Выбор религиозной веры. По свидетельству Повести временных лет к Владимиру в Киев явились представители трех монотеистических религий: ислама, иудаизма и христианства. Летопись говорит о том, что Киевский князь отверг ислам под предлогом того, что он запрещает употребление вина. «Веселие Руси есть питие, без пития Руси не быти» – так якобы ответил он на соблазны мусульман. Иудаизм он не принял по причине отсутствия у евреев собственного государства, в результате чего они были рассеяны по всей Земле.

Отверг он и предложение, сделанное посланцами Папы римского, сославшись на то, что и княгиня Ольга не приняла католичество. Только проповедь представителя Православной Византийской Церкви – философа, произвела на него благоприятное впечатление. Но Владимир не спешил с принятием судьбоносного решения. Он отправил своих послов в разные страны для испытания их религиозной веры. Вернувшись, они назвали греческую религиозную веру самой лучшей, а греческие храмы и церковную службу – самыми красивыми. Киевский митрополит Иларион (середина XI в.), объяснил обращение Владимира в православие «Божьим откровением», тем, что Бог просветил его душу.

Христианизация Руси. Христианизация восточнославянских племен в IX–XI веках. Крещение княгини Ольги в Константинополе (957). Владимир крестился в Корсуни (Херсонесе), возможно, в день Богоявления 6 января 988 года и принял имя Василия. Киевский князь и византийский император оказались в духовном родстве – по общему небесному покровителю Василию Великому, память которого празднуется 1 января. Что до крещения киевских жителей, его датируют 27 мая 988 года, днем Пятидесятницы.

Христианизация Древней Руси протекала противоречиво. Если киевская община, подчиняясь авторитету княжеской власти, приняла новую веру безропотно, то другие регионы, например Новгород, приходилось крестить «огнем и мечем». Язычество еще долго сохраняло свои позиции, особенно в сознании людей. Православная Церковь, приспосабливаясь к местным условиям, соединила культы языческих богов с культами христианских святых. Так праздник Купалы слился с днем Иоанна Крестителя, Перуна – с днем Ильи Пророка. Сохранился и чисто языческий по происхождению праздник Масленицы.

Начало христианского просвещения. Призыв Кирилла и Мефодия, полагаемый в 862 году, совпадает со временем основания Русского государства, которому, по преимуществу, суждено было воспринять дело святых братьев. Вместе с христианством на Русь пришло книжное просвещение. Как ни слабо оно было на первых порах, оно все же оказывало могучее влияние на познавших его людей и народы. Православная Церковь не только образовывала, но и воспитывала древнерусское общество. Она смягчала нравы, упорно боролась против многоженства пережитков и пороков. Церковь выступала и против рабства. Принятие православия было обусловлено, среди многих причин, и тем, что православие было наиболее терпимо к местным традициям. Принятию православия на Руси послужил и авторитет Византии, которая в те времена выступала центром цивилизации, наследницей великого Рима, самой развитой и культурной страной Европы.

45.3. Фаза становления и роста эпохи церковной цивилизации X–XII столетия

В период с VIII до XIII века основная масса русского населения сосредоточивалась на среднем и верхнем Днепре с его притоками и с его водным продолжением – линией Ловать – Волхов. Всё это время Русь политически разбита на отдельные более или менее обособленные области, в каждой из которых политическим и хозяйственным центром выступал большой торговый город – первый устроитель и руководитель политического быта. Потом город, с городовой областью встретил соперника в пришлом князе, но и при нём не терял большой значимости в системе управления. Господствующий политический факт периода – политическое дробление земли под руководством городов. Господствующим фактом экономической жизни в этот период является внешняя торговля с вызванными ею лесными промыслами, звероловством и бортничеством (лесным пчеловодством). Это Русь, по определению В.О. Ключевского, – Днепровская, городовая, торговая.

Становление церковной организации на Руси. Из Греции пришла на Русь церковная иерархия. Не позднее 997 года была учреждена Русская митрополия, подчинявшаяся Константинопольскому патриархату. В X–XI веках на Руси сложилась стройная система церковно-религиозной жизни. Русская Поместная Церковь была создана по образу и подобию византийской. Во главе ее стоял митрополит Киевский, поставляемый Константинопольским патриархом. Предполагают, что одновременно с митрополией были основаны и епископские кафедры, первоначально в Белгороде, Новгороде, Чернигове, Полоцке и Переславле, где были поставлены подчиненные митрополиту епископы. В крупных городах церковную власть осуществляли епископы, в Новгороде – архиепископ. В Киеве и во всех епархиях строились церкви и устраивались монастыри. Священники крупных храмов – соборов, а также приходских церквей являлись организаторами религиозной жизни в городах и селах. Причты церквей и братия монастырей подчинялись своему епископу, а через него митрополиту. Таким образом, власть митрополита простиралась на всю Русь, и объединяла все духовенство страны.

Принятие христианства повлекло за собой и качественные сдвиги в развитии культуры. Приоритетным направлением социально-культурной жизни выступает развитие церковного искусства. Распространяется письменность, летописание, появляются первые рукописные книги, преимущественно церковного содержания. Благодаря Византии и Болгарии Русь познакомилась с достижениями античной культуры.

Зарождается каменное зодчество, возникает иконопись, фресковая живопись. Храмовое строительство получило широкий размах, в Киеве в начале XI века было сооружено и действовало 400 церквей. Софийский собор в Киеве, и София в Новгороде становятся центрами духовной жизни, символами могущества и святости Руси. Создаются высокодуховные образцы храмовых искусств: зодчества, иконописи, пения. Развивается скульптура: мраморные саркофаги в Софийском соборе в Киеве, барельефы св. Георгия и св. Михаила, резьба по камню на стенах Дмитриевского собора во Владимире. Широкое распространение получила станковая (иконы) и монументальная (фрески, мозаики) живопись. Также распространилось разнообразное декоративно-прикладное искусство (ювелирное искусство, техника эмали, искусство вышивки, изделия из кости и др.).

45.4. Фаза неустойчивой динамики и неопределенности. Период перехода эпохи церковной цивилизации в фазу зрелости XII столетие

Период перехода эпохи церковной цивилизации в фазу зрелости XII столетие. В истории Евроазиатской цивилизации – России XII век – это период завершения одной эпоха цивилизационной динамики – формирования генетически исходной институционально-организационной цельности Евроазиатской цивилизации, и перехода в эпоху церковной теократической цивилизации. В первой трети XII века завершается историческая эпоха единого земского государства Русь, Русская земля, Киевская Русь. В XII веке и особенно после смерти Мстислава Владимировича († 1132) сына Владимира Мономаха меняется характер происходящих на Руси событий, из чего можно сделать вывод о том, что начался процесс вхождения Евроазиатской цивилизации в новый период цивилизационной динамики.

С середины XI века все более явственно проступают черты надвигающейся новой эпохи в социально-культурной динамике Евроазиатской цивилизации. Отдельные части «лоскутной» империи Рюриковичей в течение IX–XI веков в значительной мере созрели и окрепли, также вырос их собственный политико-экономический потенциал, расширились возможности проведения самостоятельной внутренней и внешней политики. Рост и укрепление удельных княжеств произошли в такой мере, что киевский центр с великим киевским князем во главе не только перестал быть для удельных княжеств условием роста их богатства и силы, но в некотором отношении стал даже помехой дальнейшему их развитию и достижению собственных политических целей.

Призрак распада Киевского государства стал совершенно очевидным. Отдельные князья начинают чаще и чаще проявлять свои местнические интересы, и в своих противоречивых по отношению друг к другу интересах сталкиваются между собой, делая, таким образом, неизбежными «усобицы». Это время насыщено восстаниями народных масс в разных местах Киевского государства.

Изменились положение и роль Киева. С упадком в XII веке значимости торгового пути «из варяг в греки» ослабевала экономическая основа государственного единства, сокращалось поступление торговых пошлин, что подрывало экономическое могущество киевского князя. Кроме того, киевскую землю покидало и трудовое население, спасавшееся от постоянных междоусобиц, вызванных борьбой за киевский «стол», а также набегов половцев. Естественно, этот «исход» ослаблял позиции киевских князей, получавших все меньше и меньше налогов. Главным источником богатства становилась пахотная земля, в ее поисках князья со своими дружинами устремлялись на окраины.

С половины XII века вектор геополитической активности довольно круто поворачивается в другую сторону, на северо-восток, обращается к Ростово-Суздальско-Владимирской земле, к её князьям, к событиям и процессам там происходившим. Весь этот период носит черты переходности, неопределенности и неустойчивости. На первый взгляд казалось, что и дальше на Руси все пойдет своим чередом – от междоусобиц к единству, от единства – к новым междоусобицам, а страна будет мужать, и становиться сильнее. Но события приняли совершенно иной разворот. Смерть князя Мстислава обозначила грань, за которой началась совсем другая Русь. Ушли два могучих правителя – Владимир Мономах и его сын, Мстислав, волей и талантами цементировавшие Русь. После них она оказалась такой, какой сложилась к 1130-м годам, но без сильных политических фигур.

45.5. Фаза развития, зрелости и трансформации эпохи церковной цивилизации XIII–XVI столетия

Период удельно-вотчинного порядка, политической и хозяйственной раздробленности и децентрализации, продолжавшийся на Руси с XII по XIV век, стал закономерным этапом развития Евроазиатской цивилизации. В качестве самостоятельных субъектов выступают отдельные русские княжества-государства со своим хозяйством, общественной жизнью, культурой, со своей внутренней и внешней политикой и своими княжескими династиями.

Удельно-вотчинная частноправовая форма государственного устройства. В этот период происходит формирование децентрализованного земского удельно-вотчинного государства, формирование кланового землевладельческого общества, которое принято именовать феодальным. Основу его социального, политического и экономического устройства образует иерархия власти-собственности на землю, или государственно-корпоративная земельная собственность.

Складывание местных княжеских династий приводит к перерастанию родового владения Рюриковичей в семейные владения отдельных ветвей княжеского рода, и к оседанию князей на определенных территориях (уделах). Князь теперь думал не о получении более престижного и доходного стола, а о закреплении за собой собственного владения. Данный порядок юридически был закреплен решением Любечского съезда князей (1097). Установление нового порядка организации власти привело к превращению Русской земли из владения рода Рюриковичей в совокупность самостоятельных «отчин», наследственных владений отдельных ветвей княжеского дома. И как следствие нарастание междоусобиц, обусловленных стремлением князей укрепить и расширить свои владения, обогатиться порой за счет соседей.

В удельных княжествах развиваются культура и искусства. XII–XIII века характеризуются расцветом местных школ летописания, зодчества, изобразительного и прикладного искусства, на базе которых начался процесс формирования единой национальной культуры.

В период с XIII до середины XV века приблизительно среди общего разброда и разрыва народности главная масса русского населения является на верхней Волге с её притоками. Эта масса остаётся раздроблённой политически уже не на городовые области, а на княжеские уделы. Удел – это совсем другая форма политического быта. Господствующий политический факт периода – удельное дробление Верхневолжской Руси под властью князей. Господствующим фактом экономической жизни является сельскохозяйственная, т.е. земледельческая, эксплуатация алаунского суглинка посредством вольного крестьянского труда. «Это Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая». [Ключевский В.О.: Том 1, С. 29. История России, С. 20933].

Отток населения из Днепровской Руси шел и на запад, за Западный Буг, вглубь Галиции и Польши, и в противоположную сторону, на северо-восток, за р. Угру, в междуречье Оки и Верхней Волги. Вот здесь-то и образовалось сильное Суздальско-Владимирское княжество (преобразованное впоследствии в Московское царство, а позже в Российскую империю), в то время как запустение Днепровской Руси окончательно завершилось татарским нашествием

В начале XIII века почти одновременно появляются на Востоке – татары, а на 3ападе – немецкие рыцарские ордена: Ливонский (Меченосцев) и Тевтонский. Тягость татарского ига вызвала большую сплоченность русских областей. Татары послужили могучим толчком к объединению Северо-Восточной Руси вокруг московского центра.

В результате татаро-монгольского нашествия Русь стала частью улуса монгольской империи. С 1260-х годов Русь оказалась в зависимости от государства, получившего название Золотая Орда, и простиравшегося от Карпат до Западной Сибири и Хорезма. Его столицей стал основанный в низовьях Волги город Сарай.

Политическая и военная зависимость проявлялась в том, что ярлык, дававший право на великое княжение Владимирское, да и на другие владения русские князья получали из рук хана Золотой Орды. Ордынский хан становился для русских князей верховным сюзереном – «царем» (от греческого – цезарь) по терминологии того времени. Кроме того, русские несли воинскую повинность и по приказу хана вынуждены были участвовать в военных действиях на стороне ордынцев, зачастую далеко за пределами Руси. Александру Невскому удалось добиться от хана уступки, освобождающей от этой повинности «кровью».

Экономическая зависимость Руси выражалась в выплате различных видов дани и чрезвычайных поборов (ордынского выхода). Выход до начала XIV века собирали специальные уполномоченные хана – баскаки и откупщики из мусульманских купцов, а позже – сами русские князья. От налогов освобождалось только духовенство, а также ученые, врачи и нищие. Ордынцы провели перепись русского населения – число, чтобы иметь возможность учитывать подворную дань.

Татаро-монгольское нашествие принесло великое разорение на Русь. Много народа было убито, многих, особенно молодых людей, угнали в полон, и продали в рабство. Орды захватчиков разорили и пожгли множество русских городов, сел и деревень. В результате нашествия пострадали и были разрушены многие памятники духовной и материальной культуры. Русь оказалась под влиянием даже не восточной цивилизации, а восточного варианта варварства, что сказалось на всех сторонах ее жизни, и привело к падению уровня культуры, к огрублению нравов и быта.

В XIV–XVI веках идет процесс социально-политической централизации и консолидации Руси-России, как единого государства и цивилизации. Этот процесс имел несколько тесно связанных между собой аспектов. Объединение славянских народов происходило на основе идеи православия. Объединение русских земель шло вокруг нового геополитического центра – Москвы, которая становится центром соединения разрозненных русских земель в единое Русское государство. Большую роль играл внешнеполитический фактор – борьба с татаро-монгольским игом. Но, не смотря на политическую раздробленность, сохранялось внутреннее единство отдельных русских земель. По-прежнему сохранялось общее языковое и культурное пространство, духовно-религиозное единство Древней Руси. Светская и духовная власти на Руси существовали во взаимодействии друг с другом. Государственная власть способствовала распространению христианства, и согласовывала свою деятельность с установками Русской Церкви. В XI–XII веках православие определяло духовные основы развития Древнерусского государства, права и правосознания. Сама Русская Церковь становится к XII веку важнейшим субъектом управления, но в отличие от католицизма не вмешивается непосредственно в дела светской власти, что соответствовало восточно-христианской государственно-правовой культуре.

С середины ХV века начинается новый период в истории Русского государства, который в отечественной историографии называется периодом сословно-представительной монархии. Московское царство – сословно-представительная монархия XV–XVII века. Завершение процесса объединения русских земель приходится на годы правления Ивана III (1462–1505) и Василия III (1505–1533). Времена первого царя – Ивана IV (1533–1584). Происходит формирование централизованного государственного аппарата и новой структуры власти в Московском государстве. Совещательным органом при великом князе явилась Боярская дума. Важнейшие вопросы решаются на Земских соборах, которые представляют интересы основных сословий. Дворцово-вотчинная система управления заменяется приказной системой управления. Система кормления заменяется системой губного и земского самоуправления.

Процесс формирования национальной Русской Церкви. Ключевым процессом исторического периода XIII–XVI века, тенденцией, определяющей его характер и настроение, явилось осмысление и практическое осуществление направляющей идеи о национальной самостоятельной – автокефальной Русской Церкви. Идеи, возникшей внутри иерархии Русской Церкви и русского монашества. Церковная иерархия не видела в организации самостоятельной национальной Церкви никакого нарушения религиозного единства со всей Вселенской Церковью, никакого обособления от своей Матери Церкви. Национальная Русская Церковь во все возрастающей степени превращается в государственную Церковь. Предпосылки такого превращения заложены в самой традиции восточного христианства. Восточная Церковь признавала над собой верховенство государственной власти и включалась в структуру правительственных учреждений.

В XVI веке процесс формирования национальной Церкви приобретает новые черты. Национальная Русская Церковь во все возрастающей степени превращается в государственную Церковь. Предпосылки такого превращения заложены в самой традиции восточного христианства. Восточная Церковь признавала над собой верховенство государственной власти и включалась в структуру правительственных учреждений.

Окончательно Русская Церковь становится самостоятельной (автокефальной), а, следовательно, и в полном смысле этого слова национальной Церковью в 1589 году. В этом году Русская Церковь превращается из метрополии Константинопольского патриарха в автокефальную Московскую патриархию и первым русским патриархом на Поместном соборе избирается патриарх Иов.

На православие опиралось развивающееся национальное самосознание – это особенно активно стало проявляться с середины XV века. После падения Константинополя центр православия оказался в руках турок. В этих условиях усилилась тяга к единству, стремление подчиниться власти самого сильного московского князя, в котором видели заступника перед Богом, защитника Русской земли и православной веры. Умонастроение народа необычайно подняло авторитет великого князя московского, укрепило его власть, что позволило завершить создание единого государства.

Россия представляла собой аграрную страну со значительным преобладанием сельского населения. К середине XVI века из примерно 6 млн. жителей городское население составляло не более 5%. Главным занятием оставалось земледелие.

В XVI веке русская деревня переживала период подъема, достигнутого за счет «больших расчисток» земель под пашню, роста численности населения, развития домашних ремесел, относительной внутриполитической стабильности и внешней безопасности. При этом государство и вотчинники еще не настолько окрепли, чтобы чрезмерными налогами и податями лишить крестьянина заинтересованности в результатах своего труда. Однако на пути развития сельского хозяйства стояли существенные препятствия: неблагоприятные природно-климатические условия, малонаселенность огромной территории страны, неразвитость агрокультуры.

Получило дальнейшее развитие вотчинно-поместное землевладение, различия между вотчинами и поместьями начали стираться. Боярство и верхи служилого сословия объединялись в рамках «Государева двора», а их материальное и служебное положение все больше определялось близостью к княжеской власти.

Русский город в целом отставал в своем развитии и не мог обеспечить в полной мере потребности общества и государства в промышленной продукции. Вокруг городов складывались местные рынки, но общенациональный рынок появится значительно позже. Города находились в полной зависимости от княжеской власти. Отсутствие сословных организаций ремесленников и купцов, подобных европейским, которые отстаивали свои права и свободы, препятствовало формированию «городового строя».

Эпоха княжеского правления продолжалась на Руси с IX по XIV век. Этап становления этой эпохи IX–X века. Этап зрелости XI–XIII века. Этап упадка XIV век.

Эпоха боярского правления продолжалась на Руси с XII по XVII век. Этап становления этой эпохи XII–XIII века. Этап зрелости XIV–XVI века. Этап упадка XVII век.

Профессор А.А. Царевский в книге «Значение Православия в жизни и исторической судьбе России» пишет: «Самое политическое сложение России как единого и обособленного государственного организма произошло под несомненным и живейшим влиянием Православного христианства. Последнее послужило связующим и объединяющим началом, которое создало русское государство из хаоса, хотя и родственных, но разъединенных, диких и враждующих между собою племен. Православному христианству суждено было лечь основным камнем в политическое создание русского царства. Ставши общею религией всех русских племен, сразу все их осенившее своим божественным светом, оно быстро и без всяких усилий стянуло всю землю русскую незримыми и нерасторжимыми духовными нитями». Сплотившись в единое духовное целое через Православие, разбросанная, разобщенная до тех пор группа славянских племен начала ассимилировать в себя и целый ряд других, часто совсем чуждых племен, пока не создалась нынешняя огромная и могущественная православная Русь. Это происходило в тот момент, когда западный христианский мир стал на путь еретических заблуждений, а восточный готов был окончательно пасть под владычеством ислама. Начало Православного христианства на Руси органически сочеталось с формированием русской национальности, особого непобедимого врагами русского духа, который затем многократно проявлял себя при защите границ и интересов России во все исторические периоды ее развития.

Эпоха теократической церковной цивилизации ведет отсчет своего исторического времени с X века, когда Русь, населявшие ее племена и этносы, сделали свой судьбоносный выбор: Русь-Россия приняла свой крест и пошла за Христом. Завершилась эта историческая эпоха цивилизационной динамики в XVI веке. Была ли эта эпоха в полном смысле именно теократической – эпохой безусловного принятия людьми власти Бога на Земле? – Вопрос, который не имеет однозначного ответа. Жития праведников и святых в Земле Русской просиявших: Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского, Александра Свирского, Нила Сорского и многих, многих других свидетельствуют о том, что эти люди, и те, кто был рядом с ними, устраивали свою жизнь по воле Божией. Они шли по жизни, неся свой крест, руководимые Отцом и Сыном и Духом Святым. В этом отношении эта историческая эпоха, наполненная духовными подвигами многих известных и безвестных подвижников, только и может быть названа теократической. Но эта эпоха знает много страшного и ужасного: нашествия полчищ батыевых, покорение Руси Ордой. Да и в жизни многих людей той поры было множество бед и страданий, страстей и нестроений. Но, не смотря, на беды и страдания, преткновения и лишения Русь-Россия и дальше понесла свой крест.

ГЛАВА 46. Период удельно-вотчинного порядка XII–XIV столетия. Политико-хозяйственная организация общественной жизнедеятельности в удельно-вотчинный период

46.1. Расстройство очередного порядка престолонаследия

Верховная власть принадлежала княжескому роду Рюриковичей, а не лицам. Порядок лиц в очереди владения основывался на том, что дальнейшие поколения должны были повторять отношения предков, сыновья должны были подниматься по родовой лествице и чередоваться во владении волостями в том самом порядке, в каком шли друг за другом их отцы. Юридическими основаниями этого порядка были: совместная власть княжеского рода над всей Русской землёй и, как практическое средство осуществления этой власти, право каждого родича на временное владение известной частью земли по очереди старшинства владельцев-родичей.

Ярославичи владели Русской землёй, не разделяясь, а переделяясь, чередуясь по старшинству, как единый родовой клан. Очередь, устанавливаемая отношением старшинства князей и выражавшая мысль о нераздельности княжеского владения, остается, по понятиям князей, основанием их владельческого порядка в XI и до конца XII века. В продолжение всего этого периода князья опирались на идею о том, что вся их совокупность, весь род Ярослава должен владеть наследием отцов и дедов нераздельно – поочерёдно.

До конца XII века порядок владения, построенный на таких основаниях, Ярославичи считали единственно правильным и возможным: они хотели править землёй как родовым своим достоянием. Первым поколениям Ярославичей эти общие основания порядка, представлялись ясными и бесспорными, однако правилами старшинства определялись простейшие отношения, возможные только в тесном кругу близких родичей. По мере того как этот круг расширялся и вместе с тем отношения родства усложнялись и запутывались, возникали вопросы, решение которых нелегко было найти, опираясь на эти общие основания. Тогда началась казуальная разработка этих оснований в подробностях. Применение оснований к отдельным случаям вызывало споры между князьями. Главным источником этих споров был вопрос о способе определения относительного старшинства князей, на котором основывалась очередь владения. По смерти Ярослава, когда начал действовать очередной порядок, способ определения очередности престолонаследия, вероятно, ещё не был достаточно уяснён его детьми. Им и нужды не было в этом, они не могли предвидеть всех возможных случаев, а отношения старшинства ещё представлялись им в простейшей схеме, какую можно снять с тесного семейного круга отца с детьми: отец должен идти впереди сыновей, старший брат – впереди младших.

Но эту простую схему стало трудно прилагать к дальнейшим поколениям Ярославова рода, когда он размножился и распался на несколько параллельных ветвей, когда в княжеской среде появилось много сверстников и трудно стало распознать, кто кого старше и на сколько, кто кому как доводится. Во второй половине XII века трудно даже сосчитать по летописи всех наличных князей, и эти князья уже не близкие родственники, а большею частью троюродные, четвероюродные и бог знает какие братья и племянники. Отсюда чуть не при каждой перемене в наличном составе княжеского рода рождались споры: о порядке старшинства и об очереди владения.

В.О. Ключевский раскрывает причину расстройства очередного порядка престолонаследия, которая заключена в том, что старшинство определялось двумя условиями: 1) порядком поколений, т.е. расстоянием от родоначальника (старшинство генеалогическое), 2) порядком рождений, или сравнительным возрастом лиц в каждом поколении (старшинство физическое). [Ключевский В.О.: Том 1, С. 230. История России, С. 21134]. Первоначально, в пределах простой семьи, то и другое старшинство, генеалогическое и физическое, совпадают: старший по одному порядку старше и по-другому. Но с расширением простой семьи, т.е. с появлением при отцах и детях третьего поколения – внуков, это совпадение обыкновенно прекращается. Старшинство физическое расходится с генеалогическим, сравнительный возраст лиц не всегда отвечает расстоянию от родоначальника. Обыкновенно бывало и бывает, что дядя старше племянника, раньше его родился; потому дядя в силу самого генеалогического своего звания выше племянника и считался названным отцом для него. Отсюда возникал вопрос: кто выше на лествице старшинства, младший ли летами дядя или младший по поколению, но старший возрастом племянник? Большая часть княжеских усобиц XI и XII веков выходила именно из столкновения старших племянников с младшими дядьями, т.е. из столкновения первоначально совпадавших старшинства физического с генеалогическим. Князья не сумели выработать способ точного определения старшинства, который разрешал бы все спорные случаи в их генеалогических отношениях.

Согласно очередному порядку дети должны идти в порядке отцов; место в этой цепи родичей, унаследованное детьми от отца, и было их отчиной. Так отчина имела первоначально генеалогическое значение: под этим словом разумелось место среди родичей на лествице старшинства, доставшееся отцу по его рождению и им переданное детям. Но такое место – понятие чисто математическое. Несоответствие порядка рождений порядку смертей, личные свойства людей и другие случайности мешали детям повторять порядок отцов. Потому с каждым поколением отношения, первоначально установившиеся, путались, сыновья должны были пересаживаться, заводить порядок, не похожий на отцовский. Благодаря этому затруднению отчина постепенно получила другое значение – территориальное, которое облегчало распорядок владений между князьями: отчиною для сыновей стали считать область, которою владел их отец. Это значение развилось из прежнего по связи генеалогических мест с территориальными: когда сыновьям становилось трудно высчитывать своё взаимное генеалогическое отношение по отцам, они старались разместиться по волостям, в которых сидели отцы [Ключевский В.О.: Том 1, С. 233. История России, С. 21137].

Поэтому когда генеалогические отношения стали запутываться, князья всё крепче держались территориального распорядка отцов, даже когда он не совпадал с генеалогическими отношениями. По мере распадения Ярославова рода на ветви каждая из них всё более замыкалась в одной из первоначальных крупных областей, которыми владели сыновья Ярослава. Сначала племя Ярославичей распадается на две враждебные ветви, Мономаховичей и Святославичей. Потом линия Мономаховичей, в свою очередь, разделилась на Изяславичей волынских, Ростиславичей смоленских, Юрьевичей суздальских. Линия Святославичей – на Давидовичей черниговских и Ольговичей новгород-северских. Каждая из этих ветвей, враждуя с другими из-за владельческой очереди, всё плотнее усаживалась на постоянное владение в известной области. Потому одновременно с распадением княжеского рода на местные линии и Русская земля распадалась на обособленные друг от друга области, земли. Эти области и стали считаться отчинами отдельных княжеских линий. По мере обособления линий княжеского рода их споры и столкновения получали характер борьбы династий за обладание Русской землёй. Территориальное значение отчины разрушало коренное основание очередного порядка, нераздельность родового владения: под его действием Русская земля распадалась на несколько генеалогических территорий, которыми князья владели уже по отчинному наследству, а не по очереди старшинства.

Отсюда вышли два ряда следствий, которыми завершился политической склад Руси к концу первого периода. Одним из них было двойное политическое раздробление Руси, династическое и земское. По мере размножения князей отдельные линии княжеского рода всё далее расходились друг с другом, отчуждались одна от другой. [Ключевский В.О.: Том 1, С. 243. История России, С. 21147]

В.Ф. Платонов так характеризует причины разрушения родового порядка (очередного порядка престолонаследия): «Но в XII века начинается разложение родового порядка благодаря младшим городам северной Руси, которые, получая особого князя, более ему подчиняются, чем старые, старшие города, что и позволяет князьям усилить свою власть. Князья, возвышая эти города в ущерб старым, смотрят на них, как на собственность, устроенную их личным трудом, и стараются, как личное владение передать их в семью, а не в род. Благодаря этому родовое владение падает, родовое старшинство теряет значение, и сила князя зависит не от родового значения, а от материальных средств. Каждый стремится умножить свою силу и средства увеличением своей земли, своего удела. Усобицы идут уже за землю, и князья основывают свои притязания не на чувстве родового старшинства, а на своей фактической силе. Прежде единство земли поддерживалось личностью старшего в роде князя. Теперь единства нет, потому что кровная связь рушилась, а государство еще не создалось. Есть только уделы, враждующие за материальное преобладание, – идет «борьба материальных сил», и из этой борьбы, путем преобладания Москвы, рождается государственная связь» [Платонов С.Ф.: Часть первая, С. 102–103. История России, С. 32347–32348].

46.2. Политико-экономическая удельнаяраздробленность Руси

Ранние проявления центробежных процессов и удельной раздробленности чувствовались уже в XI – начале XII века, но они гасились силой инерции, и волей таких выдающихся государственных деятелей, как князь Владимир Мономах и князь Мстислав, которые подавляли самоуправство отдельных князей. После их ухода с исторической арены новые экономические, политические, социальные процессы и тенденции властно заявили о себе. Вскоре после смерти великого киевского князя Мстислава Владимировича (1125–1132) новые явления в русской жизни стали медленно, но верно разваливать единое земское государство. Удельный порядок на северо-востоке, в Суздальской земле возникает со времен Всеволода III – к той поре и следует применять этот термин.

При великом киевском князе Владимире Мономахе Киевская Русь состояла из Киевского, Переяславского, Смоленского, Владимир-Волынского, Суздальско-Новгородского, Черниговского, Полоцкого и Червенского княжеств, которые образовывали единое политическое тело – земское государство. К середине XII века единая Русь распалась на 15 крупных полугосударственных образований, которые, в свою очередь делились на уделы, представлявшие собой земли, юридически оформленные как владения определенных княжеских родов, и которые находились лишь в формальной зависимости от Киева. В период с XI по XVI век на Руси существовало более 100 уделов. Число самостоятельных княжеств в этот период не было устойчивым из-за семейных разделов и объединения некоторых из них. В начале XIII века, накануне ордынского нашествия на Русь княжеств насчитывалось уже около 50. В XIV веке, когда начался процесс консолидации и политической централизации, число их приближалось к 250. Наиболее крупными и сильными княжествами, образовавшимися на территории Руси, сыгравшими заметную роль в развитии Русского государства, были: Киевское, Чернигово-Северское, Новгородское, Галицко-Волынское, Владимиро-Суздальское, Муромско-Рязанское, Полоцкое, Смоленское, а также обширная Новгородская земля. В политическом плане Русь стала похожа на лоскутное одеяло. В конечном счете, в период удельной раздробленности выделилось три центра: Владимиро-Суздальское, Галицко-Волынское княжество, Новгородская вечевая республика. Полоцкое и Пинско-Туровское княжества на северо-западе Руси вошли в состав Великого княжества Литовского, а позднее – Польского государства.

Отдельные части широкой равнины, – жизненного пространства государства Российского, – были долго разделены лесными дебрями и непроходимыми болотами. Каждая область жила обособленной жизнью, общение между разъединенными и отдаленными частями было затруднено, по причине, если не отсутствия, то уж во всяком случае, очень малого количества устроенных дорог, а также слабости хозяйственных связей при господстве натурального хозяйства. Общество расплывалось или распадалось на мелкие местные миры; единое централизованное государство, опирающееся на устойчивые общие интересы, на широкие общественные связи, при такой раздробленной и децентрализованной общественной жизни становилось невозможным. И едва былое единство стало рушиться, все части страны пришли в движение, пытаясь выйти из-под влияния центральной власти. Теперь киевскому князю было порой просто невозможно собрать единое русское войско. В военном и политическом смысле Русь стала намного слабее. Каждый уходил в свой тесный земляческий уголок, ограничивая свои помыслы и отношения узкими интересами и ближайшими соседскими или случайными связями, и государственные организации не выходили из сравнительно тесных пределов.

Но это разделение, дробление носило внешний, относительный характер. Удел указывает на отделение, на обособление, а его-то и не было в данном случае: младшие княжества духовно не порывали со старшим, были не единицами самостоятельными, а частями единого целого. Уделы не были замкнутыми политическими мирами с устойчивыми, неприкосновенными границами, они суживались и расширялись, представлялись случайными частями какого-то разбитого, но ещё не забытого целого. Население, бродя по удельным владениям, мало затруднялось их пределами, потому что оставалось в Русской земле, среди своих, под властью всё тех же русских князей. Князья в своих взаимных договорах долго не решались посягать на этот бытовой остаток единства Русской земли, которое, перестав быть политическим фактом, всё ещё оставалось народным воспоминанием или ощущением.

И все-таки даже в период политического распада Руси сохранились силы, которые содействовали единению всей страны. Это, прежде всего, власть великих киевских князей. Пусть и ослабевшая, но она существовала. За великим киевским князем сохранялся былой авторитет. И не случайно к обладанию этим титулом стремились могучие местные князья, скажем, черниговские или ростово-суздальские. Титул великого киевского князя давал им право на первое почетное место среди других князей Руси, на руководство объединенным русским войском в борьбе с внешним врагом.

Единению русских земель способствовала постоянно существовавшая внешняя опасность со стороны кочевых племен (половцев и других). С одной стороны, соперничавшие князья звали к себе на помощь половцев, и те разоряли русские земли. С другой, – в период масштабных половецких нашествий князья объединяли свои усилия. В сознании жителей русских земель постоянно сохранялась идея, что только едиными действиями всей Руси можно противостоять жестокому врагу. Мысль о едином государстве никогда не уходила из памяти народа. И нужны были лишь исторические условия и яркие лидеры, чтобы эта идея претворилась в жизнь.

Княжеский круговорот втягивал в себя местную жизнь, местные интересы областей, не давая им слишком обособляться. Области эти поневоле вовлекались в общую сутолоку жизни, какую производили князья. Они еще далеко не были проникнуты одним национальным духом, сознанием общих интересов, общей земской думой, но, по крайней мере, приучались все более думать друг о друге, внимательно следить за тем, что происходило в соседних или отдаленных областях.

В сознании последующих поколений политический распад Руси на отдельные части понимался как большое несчастье, как откат общества назад. Тем более что такой распад привел к активизации противников Руси – половцев. В дальнейшем раздробленная Русь не смогла противостоять полчищам монголо-татар. Все это так. Но говорить о том, что период политической раздробленности Руси являлся только историческим злом, только трагедией русских земель, было бы неправильным. Этот период был закономерен в истории Руси. С точки зрения общеисторического развития политическое дробление Руси – лишь закономерный этап на пути к будущей централизации страны и будущему экономическому и политическому взлету уже на новой цивилизационной основе.

46.3. Междоусобные войны

Одним из наиболее негативных последствий потери политического единства были постоянные междоусобные войны, княжеские раздоры и усобицы, разорявшие страну и ее народонаселение. Но этот этап был совершенно неизбежным в силу специфики развития цивилизованного общества. Распаду Руси способствовали постоянные княжеские разделы земель между Рюриковичами, их бесконечные междоусобные войны. В центре событий этого исторического периода противоборство сыновей и внуков Владимира Мономаха, обусловленное их притязаниями на великокняжеский киевский стол. С середины XII до середины XIII века киевский княжеский стол вместе с титулом великого киевского князя переходил из рук в руки 46 раз. Одни и те же князья по нескольку раз занимали этот престол. Некоторые из них княжили в Киеве меньше года. Случалось, что великий князь сидел в Киеве всего несколько дней. Все это определило смещение исторических акцентов от центра на периферию, из Киева в региональные центры – отдельные княжества. Усобицы касались главным образом князей, вносили раздор в княжескую среду и подрывали в ней идею рода; само же население оставалось чуждо мотивам, которые их вызвали: ему было безразлично, старший или младший в роде княжит в его земле, дяди или племянник, лишь бы как князь, он отвечал своему назначению. В то же время эти усобицы, ставя население в постоянное соприкосновение, давали ему многократные случаи лично на деле убеждаться в единстве своей веры, языка, быта и норм жизни, и в сознании этого единства противополагать себя другим народам и племенам.

Разделение на княжества не прекратило княжеские усобицы, а сами княжества начали дробиться между наследниками. Кроме того, внутри княжеств проявились конфликты между князьями и местными боярами. Каждая из сторон стремилась к наибольшей полноте власти. И наконец, была ослаблена обороноспособность Руси. Постоянные княжеские разделы земель между Рюриковичами, их бесконечные междоусобные войны, и новые переделы земель были и одной из причин, и в то же время, следствием государственной раздробленности Руси. Ожесточенная борьба князей друг с другом, нескончаемая междоусобица являлись лишь внешним выражением глубинных процессов развития русских земель. Если раньше междоусобицы являлись отражением тенденций либо племенного сепаратизма, либо были связаны с кризисами власти после смерти великих князей, то теперь эти войны были следствием новых обстоятельств русской жизни. В них отстаивалось право князей решать судьбу своих владений. А за князьями стояли выросшие, сформировавшиеся общественные миры. Как образно сказал один историк, Киевская Русь вынянчила и вырастила другие русские княжества и теперь они как самостоятельные птенцы разлетелись по свету.

Княжеские усобицы удельного времени были не меньше прежнего тяжелы для мирного населения, но не имели уже прежнего боевого характера: в них было больше варварства, чем воинственности. Жизнь при северных княжеских дворах XIV века наполнялась далеко не теми явлениями, какие господствовали при дворах прежних южных князей и на которых воспитывался боевой дух тогдашних дружин. Теперь ход дел давал дружине мало случаев искать себе чести, а князю славы. Внешняя оборона земли не давала прежней пищи боевому духу дружин. Из-за литовской границы до второй половины XIV века не было энергического наступления на восток. А ордынское иго надолго сняло с князей и их служилых людей необходимость оборонять юго-восточную окраину, служившую для южных князей XII века главным питомником их воинственных слуг. Но даже после Куликовского побоища на восток шло из Руси больше денег, чем ратных людей.

Возникавшие между князьями споры о старшинстве и порядке владения разрешались или рядами – договорами князей на съездах, или, если соглашение не удавалось, то оружием, т. е. усобицами. Княжеские усобицы принадлежали к одному порядку явлений с рядами, имели юридическое происхождение, были точно таким же способом решения политических споров между князьями, каким служило тогда поле, судебный поединок в уголовных и гражданских тяжбах между частными лицами; поэтому вооружённая борьба князей за старшинство, как и поле, называлась «судом божиим». Бог промеж и нами будет или нас бог рассудит – таковы были обычные формулы объявления междоусобной войны. Значит, княжеская усобица, как и ряд, была не отрицанием междукняжеского права, а только средством для его восстановления и поддержания. Таково значение княжеских рядов и усобиц в истории очередного порядка: целью тех и других было восстановить действие этого порядка, а не поставить на его место какой-либо новый. Но оба этих средства вносили в порядок элементы, противные его природе, колебавшие его, именно, с одной стороны, условность соглашения вопреки естественности отношений кровного родства, с другой – случайность перевеса материальной силы вопреки нравственному авторитету старшинства. Известный князь приобретал старшинство не потому, что становился на самом деле старшим по порядку нарождения и вымирания князей, а потому, что его соглашались признавать старшим, или потому, что он сам заставлял признать себя таковым. Отсюда при старшинстве физическом и генеалогическом возникало ещё третье – юридическое, условное или договорное, т. е. чисто фиктивное [Ключевский В.О.: Том 1, С. 232. История России, С. 21136].

46.4. Утрата Киевом роли геополитического центра

Приблизительно до XII века, до княжения Андрея Боголюбского, геополитическим центром Восточно-христианской православной цивилизации выступал стольный град Киев, являлась системообразующим ядром Киевской Руси. Именно здесь в этом социально-культурном пространстве вершились исторические судьбы народов Руси. Государственное единство Руси, имевшее свой центр в великом княжении киевском, к концу домонгольского времени перестало существовать. К тому времени было уже два великих князя, сидевших на двух противоположных концах Русской земли, в княжествах: Галицко-волынском и Владимиро-суздальском.

Южная Русь, постоянно подвергавшаяся набегам кочевников, и терявшая силу в усобицах князей, достаточно быстро утрачивала свое прежнее значение. Для Руси, особенно для Киева и Киевской земли, не прошли бесследно столетия напряженной борьбы с кочевниками: печенегами, торками, половцами. Ни одному из этих кочевых народов не удалось завоевать Русь, но борьба истощала народные силы Поднепровья, замедляла цивилизационный процесс в этом крае. К тому же потерял былое значение путь «из варяг в греки». В связи с ростом итальянских городов Генуи и Венеции, крестовыми походами, развитием северогерманских городов Любека, Гамбурга и других торговая жизнь забурлила в Южной Европе, на Балтике, в Средиземноморье. Днепровская дорога оказалась в стороне от динамично развивавшихся в те времена торговых путей. Вместе с тем померкло и торговое значение Киева. Таким образом, Киев утратил значимость великокняжеского города и превратился в пригород, управляемый боярином-наместником. Зато другие части Руси, укрытые от набегов степняков, хотя и имели менее благоприятные природные условия (Новгородская земля, Северо-Восточная Русь), все же развивались в более спокойных условиях и стали со временем приобретать динамизм в своем развитии.

На первый план выдвигается борьба за геополитическое лидерство, обусловленное упадком Киевской Руси. Противостояние ветвей рюрикова рода начинает приобретать характер противостояния юга – Киева и северо-востока – Владимиро-Суздальской земли. Киев теряет свои лидирующие позиции, но еще не настолько слаб, чтобы отказаться от своей роли геополитического центра Руси. Владимиро-Суздальская земля еще не достаточно сильна, чтобы перехватить лидерство и выступить новым геополитическим центром цивилизационного процесса. Все же основным объектом вожделений и притязаний, за который велась борьба, в этот исторический период был киевский стол. Киев уже много раз, переходивший из рук в руки во время споров Ольговичей (потомков Олега Черниговского) с Владимировичами (потомками Владимира Мономаха), снова сделался предметом распри между членами последней упомянутой ветви, между племянником и дядей.

Потеря Киевом своей исторической роли была в известной мере связана и с перемещением основных торговых путей в Европе и Передней Азии. В связи с бурным ростом итальянских городов и активизацией итальянского купечества в Южной Европе и Средиземноморье теснее стали связи между Западной и Центральной Европой, между Византией и Малой Азией. Крестовые походы приблизили Ближний Восток к Европе. Эти связи развивались, обходя Киев стороной. В Северной Европе набирали силу германские города, на которые все более стал ориентироваться Новгород и другие города русского северо-запада. Померк былой блеск некогда славного «пути из варяг в греки».

Не могли для Киева и Русской земли пройти бесследно и столетия напряженной борьбы с кочевниками: печенегами, торками, половцами. Эта борьба истощала народные силы, замедляла общий прогресс края, обрекала его в новых экономических, социальных и политических условиях на отставание. Преимущество получали те районы страны, которые, хотя и находились в менее благоприятных природных условиях, как например, Новгородская земля, Ростово-Суздальская Русь, но не испытывали такого постоянного и изнуряющего давления со стороны кочевников, как Среднее Поднепровье. Все это вместе взятое и определило ослабление Киева, власти великих князей и обусловило начало политического распада Руси.

46.5. Противоречивый характер периода удельного порядка

Н.М. Карамзину более чем 300-летний период со смерти Ярослава I представлялся временем, «скудным делами славы и богатым ничтожными распрями многочисленных властителей, коих тени, обагрённые кровию бедных подданных, мелькают в сумраке веков отдалённых».

В.О. Ключевский таким видит удельный период истории Руси-России: «У Соловьева, впрочем, самое чувство тяжести, выносимое историком из изучения скудных и бесцветных памятников XIII и XIV вв., облеклось в коротенькую, но яркую характеристику периода. «Действующие лица действуют молча, воюют, мирятся, но ни сами не скажут, ни летописец от себя не прибавит, за что они воюют, вследствие чего мирятся; в городе, на дворе княжеском ничего не слышно, всё тихо; все сидят запершись, и думают думу про себя; отворяются двери, выходят люди на сцену, делают что-нибудь, но делают молча». Однако такие эпохи, столь утомительные для изучения и, по-видимому, столь бесплодные для истории, имеют своё и немаловажное историческое значение. Это так называемые переходные времена, которые нередко ложатся широкими и тёмными полосами между двумя периодами. Такие эпохи перерабатывают развалины погибшего порядка в элементы порядка, после них возникающего. К таким переходным временам, передаточным историческим стадиям, принадлежат и наши удельные века: их значение не в них самих, а в их последствиях, в том, что из них вышло» [Ключевский В.О.: Том 1, С. 467. История России, С. 21371].

Многовековое сосредоточенное молчание России, так удивлявшее прытких исследователей, стремившихся мерить ее привычными мерками «просвещенной», многоголосой и многоречивой Европы, есть благоговейное молитвенное молчание внимательного, погруженного в молитвенное делание монаха. Такое молчание преподобный Исаак Сирин назвал «таинством будущего века». Ибо происходит оно не от невежества или лени, а от благодатной полноты религиозного чувства, от сосредоточенной ревности в богоугождении, от изумления и страха перед величием Божиим, открывающимся благочестивому взору смиренного подвижника. Это состояние не нуждается в словесном выражении. Оно вообще не передается словами – оно постигается лишь любящим сердцем. В этом сосредоточенном смиренном молитвенном делании русского монашества заключены самые глубокие основы русского миросозерцания и мироощущения, и здесь мы улавливаем пульсацию сердца России.

Наступление новой исторической эпохи было ознаменовано коренными переменами русской жизни, освоением новых территорий, и появлением новой исторической сцены: Русь Днепровская сменяется Русью Верхневолжской. В первом периоде – эпоху Киевской Руси, главная масса русского населения сосредоточивалась в области Днепра; во втором она обретается в области Верхней Волги. В первом периоде устроителем и руководителем политического и хозяйственного порядка был большой торговый город; во втором таким устроителем и руководителем становится князь – наследственный владелец своего удела; таким образом, волостной город уступает своё место князю, с которым прежде соперничал. Эта двоякая перемена, территориальная и политическая, создаёт в верхневолжской Руси совсем иной экономический и политический быт, не похожий на киевский.

Русь – страна огромная, со скудным сельским хозяйством, где единственными путями сообщения в то время были реки. Эта страна, удаленная от всех международных торговых путей, страдавшая от роста спонтанных перемещений населения, могла ли она решить свои проблемы иначе, нежели допустив широкую децентрализацию, и переложив на местную инициативу заботу о повсеместной и повседневной организации жизни людей в наименее плохих условиях? Но, напротив, необходимость защищать русское государство от внутренних и внешних потрясений, уберечь его от алчных соседей, и положить конец их набегам, – для всего этого требовалось, чтобы государство было централизованным и сильным. Для этого необходимо чтобы в его власти было заставить людей выполнять его требования, чтобы государство было способным мобилизовать все существовавшие ресурсы для достижения своих целей: расширение территории государства, снабжение и защита границ.

Главные следствия удельного порядка можно свести, по мнению В.О. Ключевского, в такую краткую формулу: под действием удельного порядка северная Русь политически дробилась всё мельче, теряя и прежние слабые связи политического единства; вследствие этого дробления князья всё более беднели; беднея, замыкались в своих вотчинах, отчуждались друг от друга; отчуждаясь, превращались по своим понятиям и интересам в частных сельских хозяев, теряли значение блюстителей общего блага, а с этой потерей падало в них и земское сознание. Все эти последствия имели большую значимость для дальнейшей политической истории северной Руси, ведь они подготовляли благоприятные условия для её дальнейшего развития.

Внутренняя противоречивость этой эпохи проявлялась, в частности, и в том, что, с одной стороны, удельные княжества с быстро растущими городами в условиях натурального хозяйства были экономически и политически самодостаточными, мало связанными друг с другом. Но, с другой стороны, появляется и укрепляется их интерес к взаимному сотрудничеству. Осуществлялся выход этих практически самостоятельных государств на внешнеполитическую арену: собственные договоры с прибалтийскими землями, с немецкими городами заключали позднее Новгород и Смоленск; Галич активно вел дипломатические сношения с Польшей, Венгрией и даже с папским Римом.

Это противоречие между логикой децентрализованной власти и логикой централизации, необходимой для того, чтобы обеспечивать продвижение страны вперед и колонизацию новых земель, а так же связанное с географией России и вытекающим из этого поведением людей, впоследствии внесло огромный вклад в формирование русского вотчинного государства и его методов. Тем не менее, влияние этих противоречащих друг другу тенденций так никогда и не исчезнет, и в разные эпохи истории государства можно будет увидеть, как оно балансирует между центробежными и центростремительными тенденциями, между сепаратизмом регионов и постоянными усилиями по объединению. Столетия политической жизни не стерли эту невозможность однозначного выбора между противоположными требованиями, а выработали потребность в балансировании между этими противоположными тенденциями и достижении динамического равновесия между ними.

ГЛАВА 47. Период децентрализованного земского удельно-вотчинного государства XII–XIV столетия. Политико-хозяйственная организация общественной жизнедеятельности в удельно-вотчинный период

47.1. Политическое и хозяйственное положение русских княжеств и городов в удельный период

Древнерусское государство исполнило свою историческую роль. Оно сплотило восточное славянство, содействовало его переходу от племенного быта к новой жизни, защитило от внешних врагов, способствовало развитию хозяйства, культуры, возникновению и расцвету городов. Однако для определённого периода цивилизационной динамики политико-экономическая раздробленность имела прогрессивный характер, поскольку позволяла политически и экономически развиваться отдельным регионам. Вместе с тем период раздробленности сопровождается резким упадком политического и военного могущества государств, поскольку невозможно было объединить военные силы всех территорий. Всё это в высшей степени характерно для периода удельно-вотчинной раздробленности в русских землях.

В рамках Древней Руси развивались новые отношения землевладения и землепользования – с вотчинами и княжеско-боярской иерархией. Отдельные русские земли поднялись к самостоятельной жизни. Они больше не нуждались в опеке центральной власти. Подобные же процессы происходили и в других государствах того времени, которое мы называем ранним Средневековьем. Политическая раздробленность возникла по схожим причинам во Французском королевстве, Германской империи, Англии.

На авансцену истории стали выходить отдельные русские княжества-государства со своим хозяйством, общественными явлениями, культурой, со своей внешней политикой и своими княжескими династиями. В рамках единого государства сложились самостоятельные экономические районы. Соответственно новому политическому устройству верхневолжская Русь делится не на городовые области, а на княжеские уделы; сообразно с новой территорией, т. е. с внешней обстановкой, в какую попадает главная масса русского населения. На верхней Волге двигателем народного хозяйства становится вместо внешней торговли сельскохозяйственная эксплуатация земли с помощью вольного труда крестьянина-арендатора.

Становление на Руси самостоятельных княжеств проходило на фоне роста городов, вотчинного хозяйства, развития крестьянского хозяйства, освоения новых пахотных земель и лесных угодий, развития ремесла, внутренней и внешней торговли, роста обмена товарами между отдельными русскими землями. В русских княжествах выросли новые города, зародились и развились крупные вотчинные хозяйства, владения монастырей и церквей. Маленькие деревянные городки превращаются в многолюдные столицы княжеств. Все они – Чернигов, Новгород, Ростов, Суздаль и другие – соперничали с Киевом. Быстро росли в княжествах и новые города. Таким был в Северо-Восточной Руси основанный Владимиром Мономахом Владимир-на-Клязьме. Таким же становился на юго-западе, в Волынской земле, Галич – центр соляной торговли. Неподалеку от Новгорода вырос второй значительный торговый центр – Псков. Во всех крупных городах были выстроены мощные детинцы (кремли), в центре высились белокаменные соборы, княжеские и епископские палаты; всюду были построены десятки церквей.

В каждом из этих центров создавались прочные княжеские династии, складывалась традиция передачи власти от отца к сыну, за спиной местных князей встали выросшие и сплотившиеся феодальные кланы – боярство со своими вассалами, богатая верхушка городов, церковные иерархи. Русские княжества обретали силу и в военном, и в хозяйственном отношении. Крупное княжество могло теперь выставить рать не меньшую, чем у киевского князя, – с пехотой, конницей, осадными орудиями. Взять приступом центры таких княжеств было трудно, это были настоящие боевые крепости. Силы русских княжеств возрастала за счет развития внешней и внутренней торговли, развития ремесла и сельского хозяйства: распахивались новые земли. Росло городское и сельское население. Оно все более усложнялось по составу: здесь были и бояре, и младшая дружина, и духовенство, и торговцы, и ремесленники, и смерды, и холопы. Раньше столь развитым составом населения отличался Киев. Теперь такими стали десятки русских городов.

В княжествах-государствах создавались замечательные памятники культуры: строились архитектурные сооружения, создавались летописные своды, расцветала литература, публицистика. Знаменитое «Слово о полку Игореве» родилось как раз в пору этого политического распада некогда единой Руси. Там набирала силу Русская Православная Церковь. Из кругов духовенства вышло в эти годы немало замечательных писателей, философов, публицистов, живописцев.

Вся эта новая Русь уже не нуждалась в прежней централизации. Земли, отличавшиеся друг от друга природными, экономическими данными, в новых условиях все более обособлялись. Для новой структуры хозяйства нужны были иные, чем прежде, масштабы государства. Огромная Киевская Русь с ее весьма поверхностным политическим сцеплением, необходимым, прежде всего, для обороны от внешнего врага, для организации дальних завоевательных походов, теперь уже не соответствовала нуждам крупных городов с их разветвленной феодальной иерархией, развитыми торгово-ремесленными слоями. Вотчинники стремились иметь власть, близкую их интересам. Власть не в Киеве, и даже не в лице киевского наместника. А свою, близкую власть, здесь на месте, которая могла бы полно и решительно отстаивать их интересы. Все это привело к тому, что отдельные русские княжества превращались в сильные государственные образования с кипучей общественной жизнью, и значительными территориями.

47.2. Процессы и тенденции преобразования политического устройства Руси

Прежде единство земли поддерживалось личностью старшего в роду князя. Теперь единства нет, потому что кровная связь рушится, а государство еще не сформировалось. Есть только уделы, враждующие за материальное преобладание, – идет «борьба материальных сил», и из этой борьбы, путем преобладания Москвы, рождается государственная связь.

Возникали отношения, напоминающие феодальные порядки Западной Европы. Но – это явления не сходные, а только параллельные. В отношениях бояр и вольных слуг к удельному князю многого недоставало для такого сходства, недоставало, между прочим, двух основных феодальных особенностей: во-первых, соединение служебных отношений с поземельными, и, во-вторых, наследственности тех и других. В уделах поземельные отношения вольных слуг строго отделялись от служебных. Эта раздельность настойчиво проводится в княжеских договорах XIV века.

Древнерусское земское государство в XII веке распадается на ряд самостоятельных княжеств. Старая Киевская Русь делилась на княжеские владения по числу наличных взрослых князей, иногда даже с участием малолетних; таким образом, в каждом поколении Русская земля переделялась между князьями. Теперь с исчезновением очередного порядка стали прекращаться и эти переделы. Члены княжеской линии, слишком размножавшейся, не имели возможности занимать свободные столы в других княжествах и должны были всё более дробить свою наследственную вотчину. Благодаря этому в некоторых местах княжеские уделы распадались между наследниками на микроскопические доли, происходило постепенное измельчание уделов.

Древнерусское государство раздробилось на множество самостоятельных удельных «полу-государств», в которых местная знать создала свой государственный аппарат (управление, армия, суд, тюрьмы и т.д.), способный осуществлять власть на местах, проводить некую внутреннюю политику, а также защищать свои уделы и вотчины от внешних врагов и захватчиков. Политическое дробление неизбежно вело к измельчанию политического сознания, к охлаждению земского чувства. Сидя по своим удельным гнёздам и вылетая из них только на добычу, с каждым поколением беднея и дичая в одиночестве, эти князья постепенно отвыкали от помыслов, поднимавшихся выше заботы о хлебе насущном. Удельный порядок княжеского владения вносил взаимное отчуждение в среду князей, какого не существовало среди князей старой Киевской Руси. Где все их отношения держались на том, как один князь доводился другому, отсюда их привычка действовать сообща. Даже счёты и споры, доходившие до вражды, между князьями Киевской Руси, о старшинстве, о порядке владения по очереди старшинства, из-за Киева, больше сближала их между собою, чем отчуждала друг от друга, поддерживали их солидарность.

Среди удельных князей северной Руси, напротив, никому не было дела до другого. Политическому значению удельного князя соответствовал и уровень его гражданского развития. Несовершенный общественный порядок не содействовал совершенствованию гражданских нравов и чувств. Личный интерес и личный договор, составлявшие основу удельного порядка, могли быть плохими воспитателями в этом отношении. При раздельности владения между князьями не могло существовать и сильных общих интересов: каждый из них, замкнувшись в своем уделе, в своей вотчине, имел привычку действовать особняком, во имя личных выгод. О соседе-родиче вспоминая лишь тогда, когда тот угрожал ему или когда представлялся случай поживиться на его счёт. При тяжёлых внешних условиях княжеского владения и при владельческом одиночестве князей, каждый из них всё более привыкал действовать по инстинкту самосохранения. Удельные князья северной Руси гораздо менее воинственны сравнительно со своими южнорусскими предками, но по своим общественным понятиям и образу действий они в большинстве более варвары, чем те. Такие свойства делают для нас понятными увещания, с какими обращались к удельным князьям тогдашние летописцы, уговаривая их не пленяться суетной славой сего света, не отнимать чужого, не лукавствовать друг с другом, не обижать младших родичей. Это взаимное разобщение удельных князей делало их неспособными к дружным и тесным политическим союзам. Княжеские съезды, столь частые в XII веке, становятся редки и случайны в XIII и почти прекращаются в XIV веке.

В.О. Ключевский писал о том, что «удельный порядок был причиной упадка политического сознания и нравственно-гражданского чувства в князьях, как и в обществе, гасил мысль о единстве и цельности Русской земли, об общем народном благе. Из пошехонского или ухтомского миросозерцания разве легко было подняться до мысли о Русской земле Владимира Святого и Ярослава Старого! Самое это слово Русская земля довольно редко появляется на страницах летописи удельных веков» [Ключевский В.О.: Том 1., S. 21391].

Изменение системы государственного правления. Десятичная система сменяется дворцово-вотчинной. Формируется два центра управлений – дворец и вотчина. В каждом из них формируется свой государственный аппарат, поскольку каждый придворный чин являлся государственным чиновником. В этот период изменяется система наследования власти. В XI и XII веках стали заключаться договоры между князьями, в которых все чаще стал закрепляться принцип наследования трона отца сыном. Прежде Русская земля рассматривалась в качестве родовой собственности князей, княжеского кровнородственного клана, находящаяся в их совместном владении. Киевская Русь считалась общей отчиной княжеского рода, который был коллективным носителем верховной власти, а отдельные князья, участники этой собирательной власти, являлись временными владетелями своих княжений. Порядок владения волостями был обусловлен родовыми счетами. Политическое положение каждого князя определялось его положением в роде, а нарушение этого положения другими князьями вело к усобицам. Усобицы шли не за волости, потому что волости не принадлежали одному какому-либо князю, а за порядок владения волостями. В системе этой власти не заметно мысли о праве собственности на землю как землю, – праве, какое принадлежит частному землевладельцу на его землю. Правя своими княжениями по очереди ли, или по уговору между собой и с волостными городами, князья практиковали в них верховные права. Но ни все они в совокупности, ни каждый из них в отдельности не применяли к ним способов распоряжения, вытекающих из права собственности. Не продавали их и не закладывали, не отдавали в приданое за дочерями, не завещали и т.п. Смешение начал государственного и частного, с преобладанием последнего, мы встречаем в устройстве самого удельного общества, в его отношении к князьям, и в формах отправления князьями своих властных функций.

В XII веке начинается разложение родового порядка благодаря младшим городам северной Руси, которые, получая особого князя, более ему подчиняются, чем старые, старшие города, что и позволяет князьям усилить свою власть. Князья, возвышая эти города в ущерб старым, смотрят на них, как на собственность, устроенную их личным трудом, и стараются, как личное владение передать их в семью, а не в род. Благодаря этому родовое владение падает, родовое старшинство теряет значение, и сила князя зависит не от родового значения, а от материальных средств. Каждый стремится умножить свою силу и средства увеличением своей земли, своего удела. Усобицы идут уже за землю, и князья основывают свои притязания не на родовом старшинстве, а на своей фактической силе.

В удельно-вечевой период мы наблюдаем в отношении княжеской власти в России то же явление, какое существовало, приблизительно с этого же времени, в Западной Европе, т.е. дробление власти, хотя причины, обусловливавшие это явление в том и другом случае, были различны. На Западе дробление власти обусловливалось феодализмом, в России – уделами. Причины эти по существу своему различны: феодализм возник в силу господства системы вассальной зависимости и особой системы вознаграждения вассалов за военную службу. В удельном порядке можно найти немало черт, сходных с феодальными юридическими и экономическими отношениями. Но удельный порядок имел под собою иную социальную почву – в эту эпоху еще не происходит закрепощение крестьян и превращение их в рабов, сельское население сохраняет свою подвижность, так как еще не прикреплено к земле. Поэтому эти внешне сходные отношения приводят к образованию различных социально-экономических порядков, обусловливающих различное протекание социально-экономических процессов. Признаки сходства ещё не говорят о тождестве порядков, и сходные элементы, неодинаково комбинируясь, образуют совсем различные общественные формации. При образовании феодализма видим нечто похожее и на наши кормления и на вотчинные льготы, но у нас и те и другие не складывались, как там, в устойчивые общие нормы, оставаясь более или менее случайными и временными пожалованиями личного характера.

Оба процесса, дробя государственную власть в территориальном разрезе географически, локализуя её, разбивали государство на крупные сеньории, в которых державные полномочия соединялись с правами земельной собственности. Эти сеньории на тех же основаниях распадались на крупные баронии со второстепенными вассалами, обязанными наследственной службой своему барону. Вся эта военно-землевладельческая иерархия держалась на неподвижной почве сельского населения – вилланов, крепких земле или наследственно на ней обосновавшихся. У нас дела шли несколько иным путем. Удельный князь правил своим уделом посредством бояр и вольных слуг, которым он раздавал в кормление, во временное доходное управление, города с округами, сельские волости, отдельные сёла и доходные хозяйственные статьи с правительственными полномочиями, судебными и финансовыми правами. Некоторые бояре и слуги, сверх того, имели вотчины в уделе, на которые удельный князь иногда предоставлял вотчинникам известные льготы, иммунитеты, в виде освобождения от некоторых повинностей или в виде некоторых прав, судебных и финансовых. Но округа кормленщиков никогда не становились их земельною собственностью, а державные права, пожалованные привилегированным вотчинникам, никогда не присваивались им наследственно. Таким образом, ни из кормлений, ни из боярских вотчин не выработалось бароний. В истории Московского княжества мы видим, что в XV веке некоторые великие князья стремились поставить удельных князей в отношения как будто вассальной зависимости, но это стремление было не признаком феодального дробления власти, а предвестником и средством централизации государственной власти.

Феодальный момент можно заметить разве только в юридическом положении самого удельного князя, соединявшего в своём лице государя и верховного собственника земли. Этим он похож на сеньора, но его бояре и слуги вольные совсем не вассалы. Бояре и вольные слуги свободно переходили от одного князя на службу к другому. Служа в одном уделе, они могли иметь вотчины в другом; перемена места службы не касалась вотчинных прав, приобретённых в покинутом уделе. Служа по договору, где хотел, вольный слуга «судом и данью тянул по земле и по воде», отбывал поземельные повинности по месту землевладения. В свою очередь князья обязывались чужих слуг, владевших землёй в их уделах, блюсти как своих. Все эти отношения сводились к одному общему условию княжеских договоров: «…а боярам и слугам межи нас вольным воля».

Процесс превращения боярства из военной элиты (дружинников), в класс землевладельцев, вотчинников. В рассматриваемый период происходило оседание дружины на земле, и это приводило к росту политической самостоятельности служилых людей. Одновременно шел процесс передачи в родовую собственность и земель бояр – вотчину. Во главе региональных элит утверждаются местные княжеские династии из различных ветвей Рюриковичей. В каждом княжестве рядом с князем сложились мощные боярские кланы, т.е. группы крупных светских и церковных земельных собственников со своими вассалами. Повсюду выросла верхушка городов, куда, кроме князей, бояр и церковников, входило богатое купечество. В этих городах сложилось политически и экономически могущественное боярство, владеющее богатыми хоромами, окруженными многочисленными хозяйственными постройками. Все они были огорожены крепкими и высокими дубовыми заборами с коваными воротами. Это были настоящие городские твердыни. Внутри таких дворов жили десятки людей. Кроме семьи боярина – младшие дружинники, многочисленная прислуга. Боярам принадлежали на правах вотчины обширные земельные угодья с деревнями, заселенными смердами. Там тоже стояли дворы, полные челяди. Иногда мощное боярство, недовольное своим князем, начинало с ним борьбу и даже устраняло его от власти. В городах и вокруг них располагались земельные владения высших церковных иерархов – митрополита, епископов, церквей и монастырей.

Эта эпоха характеризуется, среди прочего, процессами трансформации великокняжеской дружины: из военной правящей государственной элиты она превращается в вотчинников – региональную элиту, корпоративное боярско-дружинное правящее сообщество. Таким образом, служилый класс становится землевладельческим. В прежнее время и в Киевской Руси были в дружине люди, владевшие землёй. Там сложился и первоначальный юридический тип боярина-землевладельца, основные черты которого долго жили на Руси и оказали сильное действие на развитие и характер позднейшего крепостного права. Но вероятно, боярское землевладение там не достигло значительных размеров, это было обусловлено и тем, что в X–XII веках служилые люди получали от князей денежное жалованье, которое было основным, а зачастую и единственным источником их доходов. Такое положение дел было обусловлено динамичным развитием внешней торговли, котораяобеспечивала накопление в руках князей обильных оборотных средств. Значительные поступления денег от торговли в княжескую казну в этот период позволяли содержать многочисленную княжескую дружину.

47.3. Княжеский удел – государство-вотчина. Частноправовой характер княжеской власти

Идея государства-земли трансформируется в идею государства-вотчины, княжеской собственности. Князья удельно-вечевого периода были носителями государственной идея и представителями княжеств, мы в то же время не можем игнорировать факта дробления власти: вся русская земля была после Ярослава I разделена на уделы или отдельные княжения, во главе которых стали отдельные князья. Обстоятельство это обусловливалось признанием того принципа, что вся русская земля должна была принадлежать всему княжескому роду, и что каждый князь, как член рода, должен был получить свою часть.

Признавая, что верховная государственная власть по существу своему едина, мы должны в то же время отметить, что в удельно-вотчинный период не существовало русского государства в строгом смысле слова, была лишь русская земля, заключавшая в себе, целую совокупность отдельных самостоятельных политических организаций, или государств. Субъектом верховной власти в таких государствах были или вече, или князь, или оба вместе, смотря по тому, преобладало ли вече, или князь, или установлялось равновесие между этими факторами власти.

Политическое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верховными правами для достижения целей общего блага, для охраны общих интересов и общественного порядка. Значение князя в старой Киевской Руси определялось преимущественно тем, что он был, прежде всего, охранителем внешней безопасности Русской земли, вооружённым стражем её границ. Достаточно бросить беглый взгляд на общественные отношения в удельных княжествах, чтобы видеть, что удельный князь имел иное значение. Как скоро в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как публичной власти, а в уделе такому понятию даже не к чему было прикрепиться.

Удельного князя признавали носителем верховной власти по происхождению, потому что он князь. Но он владел известным уделом, именно тем, а не этим, не как дольщик всеземской верховной власти, принадлежавшей всему княжескому роду, а по личной воле отца, брата или другого родственника. Наследственная власть удельного князя еще не могла найти новой, чисто политической основы в идее о государе, блюстителе общего блага, как цели государства. Такая идея не могла установиться в удельном княжестве, где общественный порядок строился на частном интересе князя-собственника, а отношения свободных лиц к нему определялись не общим обязательным законом, а личным добровольным соглашением, т.е. имели частноправовой характер. Не будучи государем в настоящем смысле этого слова, удельный князь не был, однако, и простым частным землевладельцем даже в тогдашнем смысле. Он отличался от последнего политической властью державными правами, только пользовался ими по-удельному. Политическая власть князя в уделе не вытекала из его права собственности на земельные владения, в свою очередь, и его властные полномочия в уделе, не были источником этого права. Как отмечал В.О. Ключевский: «Они достались удельному князю по наследству от неудельных предков того времени, когда каждый князь, не считая себя собственником временно владеемого им княжения, был участником в принадлежавшей Ярославичам верховной власти над Русской землёй. Когда единство княжеского рода разрушилось, державные права удельных князей не утратили прежней династической опоры, уже вошедшей в состав политического обычая …» [Ключевский В.О.: Том 1, С. 474. История России, С. 21378].

Потому, как скоро утвердилась мысль о принадлежности удела князю на праве собственности, его державная власть оперлась на это право и слилась с ним, вошла в состав его удельного хозяйства. Тогда и получилось сочетание отношений, возможное только там, где не проводят границы между частым и публичным правом.

Верховные права князя-вотчинника рассматривались как доходные статьи его вотчинного хозяйства, и к ним применяли одинаковые приемы пользования, дробили их, отчуждали, завещали; правительственные должности отдавались во временное владение, в кормление или на откуп, продавались; в этом отношении должность судьи сельской волости не отличалась от дворцовой рыбной ловли, там находившейся. Так, частное право собственности на удел стало политической основой державной власти удельного князя, а договор являлся юридическим посредником, связывавшим эту власть с вольными обывателями удела [Ключевский В.О.: Том 1. , S. 21379].

Князь-родич XII века, оставшись без волости, не лишался «причастия в Русской земле», права на державное обладание частью земли, следовавшей ему по его положению в княжеском роде. Удельный князь-вотчинник XIV века, потеряв свою вотчину, терял вместе и всякое державное право, потому что удельные князья, оставаясь родственниками, не составляли рода, родственного союза. Безудельному князю оставалось только поступить на службу к своему же родичу или к великому князю литовскому.

Так как в начальные эпохи образования государства идея государственности не могла быть развитой, то и в княжеской власти наряду с чертами публичного характера существовали черты, имевшие частноправовой характер; так, мы видим, что волости или княжения раздавались князьями родственникам, как частная собственность. Суд также имел в значительной степени характер не общественной должности, но частной собственности: он жаловался князьями в кормление и отчуждался в частные руки жалованными грамотами; кормления, с которыми соединялось отправление суда, были своего рода пенсией или вознаграждением за военную службу.

О соотношении частноправового и публично-правового начал в системе управления в удельный период В.Ф. Платонов отмечает следующее: «Историко-юридическая школа дала нам картину частного быта в удельном периоде, понимая этот быт, как подготовительный или переходный к государственному бытию. На основании воззрений этой школы об уделе мы можем сказать, что удел есть территория, подчиненная князю на праве гражданском как частная земельная собственность, т.е. вотчина. Однако некоторые исследователи находили в удельное время явления и понятия государственного порядка и поэтому отрицали исключительное господство в уделе частноправовых начал. На основании их воззрений мы можем сказать, что удел есть территория, подчиненная князю наследственно и управляемая им на основании начал и государственного и частного права, причем различие этих начал князьями чувствуется, но в практике не проводится» [Платонов С.Ф.: Часть первая, С. 107. История России, С. 32352].

Княжеский удел есть территория, подчиненная князю на праве гражданском, как частная земельная собственность, т. е. вотчина. Княжеский удел представлял собой единство политической и хозяйственной организации общественной жизни. Политическая власть – державные права, и экономическая власть – собственность организационно не разъединены, и институционально не оформлены. В княжеском уделе существовало единство «земли», как волости – административной единицы, объекта государственной власти. И «земли», как вотчины – объекта хозяйствования и частного владения, собственности.

Старинная княжеская «волость» заменилась «уделом», которым князь владеет как собственностью, – всякое основание политического единства исчезает, князья уже не имеют привычки вспоминать, что они «одного деда внуки» и что у них должен быть старший, который бы «думал-гадал» о Русской земле. Вопрос относительно образования уделов является спорным. По мнению Н.М. Карамзина разделение Руси на уделы было следствием личной слабости князей, их любви к детям. С.М. Соловьев находил объяснение этого явления в общем праве княжеского рода владеть землею, приобретенною трудами их отцов и дедов; и единством княжеского рода, которому в лице отдельных его членов принадлежало управление всею русскою землею. Пассек и Костомаров придерживались того мнения, что уделы образовались под влиянием стремления городских общин к самостоятельности. Но каковы бы ни были причины образования уделов, этот порядок вещей свидетельствует о раздроблении власти и о частноправовых на нее воззрениях.

Собственнические отношения. Удел северо-восточного князя являлся наследственной земельной собственностью князя, как политического владетеля. Как частный землевладелец, он владел селами, собственность, по типу управления и быта подходящая к простой вотчине, а иногда и совсем в нее переходящая. Княжеские удельные владения были крайне разнообразны по размерам: одни из них были настолько незначительны, что практически ничем не могли отличиться от частного владения, а другие вырастали в громадные области (московский удел в XV веке). Эти-то последние уделы по своим размерам уже заставляют предполагать, что власть их владетелей должна отличаться некоторыми государственными чертами. Поэтому некоторые исследователи находили в удельное время явления и понятия государственного порядка и, в силу этого, отрицали исключительное господство в уделе частноправовых начал. Исходя из этих представлений, мы можем сказать, что удел есть территория, подчиненная князю наследственно и управляемая им на основании начал и государственного, и частного права, причем различие этих начал князьями чувствуется, но в практике не проводится.

По мнению В.О. Ключевского перевес находится на стороне явлений частного права. Хотя он признает политическое значение за княжеской властью, но проявления этой власти считает хозяйственно-административными приемами, а не государственною деятельностью. На основании его воззрений, мы можем сказать, что удел есть вотчина с чертами государственного владения или государственное владение с вотчинным управлением и бытом. В частности, В.О. Ключевский отмечал; «При отсутствии общего, объединяющего интереса князь, переставая быть государем, оставался только землевладельцем, простым хозяином, а население удела превращалось в отдельных, временных его обывателей, ничем, кроме соседства, друг с другом не связанных, как бы долго они ни сидели, хотя бы даже наследственно сидели на своих местах. К территории удельного княжества привязаны были только холопы князя; свободные обыватели имели лишь временные личные связи с местным князем. Они распадались на два класса: на служилых и чёрных людей» [Ключевский В.О.: Том 1, С. 472. История России, С. 21376]

Развивая мысль о частноправовом характере власти удельного князя, В.О. Ключевский отмечал: «Можно понять, какое значение получал удельный князь при таких отношениях. В своём уделе он был, собственно, не правитель, а владелец; его княжество было для него не обществом, а хозяйством; он не правил им, а эксплуатировал, разрабатывал его. Он считал себя собственником всей территории княжества, но только территории с её хозяйственными угодьями. Лица, свободные люди, не входили юридически в состав этой собственности: свободный человек, служилый или чёрный, приходил в княжество, служил или работал и уходил, был не политической единицей в составе местного общества, а экономической случайностью в княжестве. Князь не видел в нём своего подданного в нашем смысле слова, потому что и себя не считал государем в этом смысле. В удельном порядке не существовало этих понятий, не существовало и отношений, из них вытекающих. Словом государь выражалась тогда личная власть свободного человека над несвободным, над холопом, и удельный князь считал себя государем только для своей челяди, какая была и у частных землевладельцев». [Ключевский В.О.: Том 1, С. 474. История России, С. 21378].

И.Е. Забелин рассматривал удельную жизнь с национально-экономической (если можно так выразиться), а не с юридической точки зрения. По его представлению, удел есть личное хозяйство князя, составляющее часть земли, населенной великорусским племенем. Как личные землевладельцы-собственники, интерес которых заключался в увеличении личной, семейной собственности, князья заботились о промыслах, т. е. об увеличении своего имущества, движимого и недвижимого, на счет других князей. Они покупали и захватывали земли, они сберегали для себя ту дань, которая собиралась на татар, а иногда или вовсе, или частью не была им передаваема. Эти заботы о промыслах превращали князей в хищников, от которых страдали интересы их соседей. Для этих соседей договор являлся средством оградить свои интересы от насилия смелого и сильного князя или привлечения его в союз, или уступкой ему некоторых прав и выдачей обязательств.

Знакомясь со всеми существующими взглядами на удел, нетрудно заметить, что у всех исследователей принят один термин для обозначения существа удела. Этот термин – вотчина. Все признают, что этот термин возможен, но все разно определяют ценность этого термина. Одни видят тождество удела и вотчины, другие – только сходство (и то в разной степени). Нетрудно понять также, почему термин «вотчина» привился и имеет право на существование: с развитием удельного порядка, при постоянном дроблении уделов между наследниками многие уделы измельчали и фактически перешли в простые вотчины (как, например, многие уделы ярославской линии князей, в которых не бывало ни одного городка и было очень мало земли).

В вотчине власть князя-собственника распространяется на все, что находится в его владениях; здесь вместо общественной власти устанавливается частная власть князя. Эта власть не безграничная; в отношении к свободным людям, поселенным на земле, она определяется заключаемыми с ними договорами. Но совокупностью своих владений князь-вотчинник распоряжается, как своей частной собственностью. Он делит свою землю по наследству между сыновьями, и тогда общество распадается: из одной вотчины образуются несколько. В распоряжении вотчиной могут иметь место все формы частного договора: вотчина продается, покупается, отдается в залог, в приданое. Впрочем, и здесь могут установиться формы, более или менее близко подходящие к государственным.

Б.Н. Чичерин в статье «Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных» желая определить «физиономию» удельного периода, задает вопрос, исходя из теоретических понятий права: на каком праве создалась удельная жизнь? «Исходная точка гражданского права, – говорит он, – есть лицо с его частными отношениями; исходная точка государственного права – общество, как единое целое». Изучение фактов удельной поры убеждает его, в том, что в удельной жизни господствовало право частное. Князья в своих уделах не различали оснований, на которых владели городами и всей территорией удела, с одной стороны, и каким-нибудь мелким предметом своего обихода, вроде одежды и утвари, – с другой. В своих частных духовных завещаниях они одинаково распоряжались самыми различными предметами своего владения. Отношения между княжествами регулировались договорами, а договор – факт частного права. Стало быть, ни в отдельных уделах, ни во всей русской земле не существовало ни государственной власти, ни государственных понятий и отношений в среде князей; не было их и в отношениях князей к населению. Сословий тогда не было, и каждый член общества связан с князем не государственными узами, а договорными отношениями. Одним словом, удельное общество есть «общество, основанное на частном праве». Впоследствии, путем фактического преобладания одного князя, образуется единовластие и государственный порядок.

Договорные отношения. В России удельные князья становились совершенно самостоятельными владельцами. Они связывались только родственными и договорными отношениями к великому князю, который оставался номинальным главой рода, не имея почти никакой власти над членами княжеского рода. Из двух начал, на которых строится гражданское общество, собственности и договора, последнее имеет характер изменчивый, зависящий от случайной воли лиц; а собственность же, в особенности поземельная, служит источником самых прочных отношений. Поэтому всякий гражданский порядок держится, прежде всего, отношениями собственности. Если это верно вообще, то еще более это имеет силу там, где самый государственный порядок зиждется на гражданских началах. Когда дробление княжеских родов и земель достигло полного развития, и отношения между этими княжескими родами и семьями уже не имели ничего родственного, тогда договорами стали определяться даже отношения родных братьев. Необходимость выстраивания договорных отношений между князьями диктовалась в первую очередь хозяйственными причинами. Договорами определялись и политические взаимные отношения князей, посредством которых достигалось единство их политики по отношению к князьям и внешним врагам Руси.

Если князья договаривались как равноправные владетели, они называли себя «братьями»; если один князь признавал другого сильнейшим или становился под его покровительство, он называл сильнейшего «отцом» или «братом старейшим», а сам назывался «братом молодшим». В XIV и XV веках в договорах появляется понятие княжеской службы: служебный князь в XV веке, не теряя фактически распоряжения вотчиной, становится мало-помалу из государя простым вотчинником и слугой другого князя. По договорам можно проследить, как мелкие князья входят все в большую и большую зависимость от сильных, и, наконец, все впадают в полную зависимость от одного московского князя. При этом удельные князья, передавая свои вотчины великому князю, сознательно передают ему верховные права на их вотчины, сохраняя в то же время в этих вотчинах права державного собственника.

Совокупность князей северо-восточной Руси как бы делит между собой верховную власть, сливая ее права с правом простого землевладения. Будучи все «государями» в своих уделах, князья в то же время зависят один от другого, как вассалы от сюзерена. Только единство зависимости от татар оставалось у различных княжеских семей, а в остальном эти семьи жили особно. Каждая из них, разрастаясь, превращалась в род и, пока родичи помнили о своем родстве, имели одного «великого князя». Изменчивые временные княжения Киевской Руси сменились верхневолжскими суздальскими уделами, наследственными княжествами, которые под верховной властью далёкого нижневолжского хана стали в XIV веке независимы от местных великих князей.

ГЛАВА 48. Институциональные формы организации хозяйственной деятельности в XII–XIV столетиях. Этап зрелости и упадка дворцово-вотчинной системы политико-экономической организации общества

48.1. Общая характеристика периода

Период с XIII до середины XV века характеризуется чертами аграрного удельно-вотчинного строя общества. При натуральном характере хозяйства в эту эпоху еще не происходит крупных социальных конфликтов, а закрепощение крестьян и превращение их в рабов было еще впереди. Развитие городской жизни в Ростово-Суздальской области шло медленным путем, и даже в таких старых городских центрах, как Новгород и Псков, рядом с городскими учреждениями жили и сохраняли полную силу институты аграрного удельно-вотчинного общества. Таким образом, рост денежного хозяйства и обычно сопровождающие его кризисы хозяйственной жизни, и коллизия городского и аграрного общества были еще делом будущего.

В рассматриваемый период возрастает роль и значимость натурального хозяйства: семья, община, вотчина становились производителями всего необходимого для своих нужд. Товарный обмен в этой ситуации практически отсутствовал. Земледельческие промыслы получили решительный перевес над охотничьими; последние, впрочем, сохранили преобладающее значение в новгородских колониях Заволжья и Прикамья, да и в центре, в княжеских и боярских хозяйствах, не превратились еще в спорт или забаву и не утратили, полностью, своего значения как важного хозяйственного подспорья.

В области Верхней Волги с XIII века источник доходов от торговли оскудевал, и натуральное хозяйство начинало опять господствовать. В это время происходят изменения княжеских состояний, и, за немногими исключениями, изменения к худшему. Одни удельные хозяйства едва заводились, другие уже разрушались, и ни одно не стояло на прочном основании; никакой источник княжеского дохода не казался надёжным. Эти изменения заставляли служилых людей искать другой сравнительно более надёжный источник материального обеспечения. Таким источником явилось землевладение, которое обеспечивало в тот период более надежное поступление доходов, хотя вместе с другими и этот источник испытывал действие неустроенности общественного порядка. Землевладение, по крайней мере, ставило боярина в меньшую зависимость от хозяйственных случайностей и капризов князя, нежели денежное жалованье и административное кормление. У служилого класса особенно Северо-Восточной Руси формируется интерес, господствовавший в удельной жизни, а именно стремление стать сельскими хозяевами, приобретать земельную собственность, населять и расчищать пустоши, а для успеха в этом деле порабощать и кабалить людей, заводить на своих землях посёлки земледельческих рабов-страдников.

48.2. Вотчина. Вотчинное хозяйство

Князья, их приближённые («княжи мужи»), бояре-вотчинники, духовная аристократия являются руководящими классами аграрного общества. Землевладение и землевладельческое хозяйство на основе эксплуатации зависимого производителя становятся экономической основой общественных отношений аграрного общества. Землевладелец-вотчинник выступал не только организатором и руководителем хозяйства своей вотчины, но и независимым, суверенным распорядителем, «государем» над всем населением, живущим на территории его вотчинных владений.

Вотчина становится не только формой организации хозяйства, но и центром всей хозяйственной системы аграрного общества. Зависимый земледелец – крепостной крестьянин – становится основной и почти единственной рабочей силой вотчинного хозяйства, его орудия и средства земледельческого производства – орудиями и средствами производства вотчины. В основе крепостных и зависимых отношений непосредственного производителя к землевладельцу-вотчиннику лежит экономическое принуждение в виде задолженности, земельной необеспеченности, потери земельной собственности, и внеэкономическое принуждение в виде прикрепления к земле, превращения крестьянина в крепостного, работающего на барской земле. В этот период привлечение на свои земли «волостных людей», земледельцев из чужих владений и из чужих волостей, представлялось весьма важным для князей и для всех вотчинных владельцев источником пополнения требуемых для вотчинного хозяйства рабочих рук. Поэтому право «выводить людей в свою волость» выступает в XII–XIII веках одним из наиболее важных вопросов в различных соглашениях между князьями, вотчинниками и областями. Конечно, вопрос этот решался «правом сильного», так как могущественный землевладелец всегда имел в своём распоряжении средства, чтобы привлечь на свои вотчинные земли крестьян, как с «чёрных», общинных земель, так и с земель более мелких владельцев.

В крупных хозяйствах существовала довольно сложная система управления и наблюдения. Во главе стоял управляющий, получавший хозяйственные распоряжения лично или письменно от самого боярина-вотчинника. Непосредственное руководство лежало на сельских старостах, на тиунах, ключниках, ездовых, мечниках и прочих княжих слугах и рабах. Они наблюдали за выполнением работ на полях, по скотному двору, за состоянием усадебных построек, за выполнением повинностей крестьянами, за хранением обширных запасов, за снабжением владельца продуктами в его городской усадьбе.

Насколько обширно и развито было такое крупное княжеское и боярское хозяйство, можно видеть из многочисленных «духовных грамот» (завещаний). В них завещаются не только целые «сёла» крестьян, но и сотни «людей», челяди и холопов, обслуживавших специальные отрасли княжеского и боярского хозяйства: огородники, садовники, рыболовы, мельники, сокольники, утятники, конюхи, повара, хлебники, портные, бронники, серебряники, ключники и др.

Не всегда, впрочем, и не во всех своих имениях князья, бояре и крупные землевладельцы вели самостоятельное хозяйство. Крупные земельные владения часто не представляли в сущности обширных поместий на сплошной территории, а были разбросаны на нескольких десятках небольших участков. Так, из писцовых книг Деревской и Вотской пятин видно, что у некоторых владельцев их имения составлялись из 20 отдельных сравнительно небольших сёл. Это обстоятельство заставляло эксплуатировать отдельные участки не в собственном боярском или княжеском хозяйстве, а отдачей за отработки или оброки мелким земледельцам. В связи с этим иногда собственная запашка в боярских сёлах была очень невелика и часто не превышала нескольких десятков десятин, т. е. удовлетворяла лишь непосредственное потребление семьи. Поэтому часто крупные землевладельцы сами не вели хозяйства, а получали лишь доходы и оброки от сидевшего на их землях населения. Во время своих «объездов» они сами, или через своих ключников собирали продукты, необходимые для личного потребления. Также они собирали продукты белее «товарного» характера: лён, меха, кожи, воск, мёд и пр. В таком случае «заботы» землевладельца по отношению к своим владениям ограничивались только сбором этих повинностей и даров. «А доколе сын мой Федор подрастет, – пишет в своём завещании один такой владелец, – а дотоле ездит по моим селам брат мой Григорий, в мое место и людьми моими володеет, а хлеб и куны и дар, а то идет матери моей и сыну моему Федору».

48.3. Сельские поселения. Села

Организационной единицей феодально-вотчинного хозяйства XII–XIII веков является село – крупное хозяйство, населённое челядью и другим зависимым населением. Сёла, как тогда назывались частные владения, с челядью, со скотом и со всяким хозяйственным оборудованием являлись основой богатства и власти, вместе с тем и объектом военной борьбы вотчинников. Конечно, феодальное общество знало не только крупные княжеско-боярские вотчины и сёла. За ними шли владельцы средней руки, «всякого рода людишки», составлявшие дружину князя, и пр. Поэтому часто встречаются сёла небольшие. При этом сёла иногда дробились по завещанию, при переходе по наследству и пр. В последнем случае наследники часто получали «полсела», «треть села», сохраняя совместную жизнь в этом селе и образуя таким путём «деревню» в два- три- четыре двора, иногда с совместным пользованием некоторыми угодьями. Встречаются сёла весьма незначительных размеров, принадлежащие средним землевладельцам.

В состав села входили разнообразные сельскохозяйственные угодья: поля, пожни, ловища, ягодники, перевесища, тони, т.е. земледельческие, звероловные, птицеловные и рыболовные угодья. Из некоторых древних завещаний и перечислений в них жертвуемых или завещаемых участков можно видеть хозяйственный состав села. Так, из завещания некоего Григория видно, что его село состояло из двора, трёх полей, из «орамой земли», под двором, из поволоков «и притеребы, и заполькы, и репища, и ловища, и в речекы участок ловити». В другом случае перечисляется продаваемое село, состоящее из семи полей, участка в дворище, в сосняке, в пожнях и пр. В состав села входили часто такие охотничьи угодья, как «тетеревники», «ловища гоголиные», бортные угодья, особенно в монастырских вотчинах. Крупной отраслью княжеско-боярского вотчинного хозяйства было скотоводство и табуноводство.

ОТДЕЛ 14. Геополитические центры цивилизационного процесса. Борьба за геополитическое лидерство в цивилизационном процессе

На территории Киевской Руси в XII веке образовались самостоятельные княжества. Наиболее крупными и сильными были следующие княжества: Киевское, Чернигово-Северское, Полоцкое, Переяславское, Галицко-Волынское, Смоленское, Рязанское, Ростово-Владимиро-Суздальское и Новгородская земля. В начале XIII века было уже 50 самостоятельных княжеств. В каждом из них не только существовал свой внутренний порядок (политический и хозяйственный строй), но и проводилась самостоятельная внутренняя и внешняя политика.

ГЛАВА 49. Южная Русь

49.1. Южные русские княжества

Южные русские земли оказались в составе Киевского, Черниговского и Северского княжеств. Они первоначально еще в VI–VIII веках составляли ядро Руси. Здесь были сосредоточены древние боярские вотчины, открытые степным просторам на юге и востоке. Для их защиты киевские князья использовали расселение здесь побежденных кочевников – тюрков, печенегов, берендеев, бродников, которые получили в XII веке название «черные клобуки». Они несли пограничную службу и были важным фактором военно-политического и этнического развития южнорусских земель.

Черниговские и Северские земли также имели на границе с Половецкой степью оборонительные линии, которые защищались издавна поселенными здесь тюркоязычными (возможно, булгары) и алано-адыгскими (приведенными с Северного Кавказа в XI веке Мстиславом) племенами. Отдаленно они напоминают позднейшие казачьи общины. У местных князей были давние традиции дружественных отношений с кочевниками, в том числе с частью половцев. Однако союзные отношения периодически нарушались военными столкновениями.

В круговорот борьбы за Киев были втянуты все важнейшие княжеские ветви, пытавшиеся встать во главе русских князей. Обладание киевским престолом было не только престижным, но и давало важные стратегические и материальные преимущества. Поэтому удельные князья не зависимо от династической принадлежности, овладев Киевом, превращались из прежних автономистов в решительных поборников объединения Руси, хотя закрепить эти центростремительные тенденции на продолжительное время не позволяли объективные и субъективные условия.

Традиции княжеского старейшинства накладывали отпечаток на особенности развития местной политической системы. Являясь древним политическим и территориальным ядром древнерусской государственности. Киевские земли так и не сложились в отдельное независимое княжество, не выделились в наследственную вотчину какой-либо княжеской династии. Вплоть до монгольского нашествия Киев считался чем-то вроде собственности великокняжеского стола или династическим наследством всего княжеского рода. Отсюда претензии великих киевских князей на представительство общерусских интересов, а удельных князей – на определенную долю ответственности за Киев, а значит, и за все земли Руси. В результате соперничества различных княжеских ветвей в Киеве в XII веке складывается система дуумвирата (реже триумвирата) на основе «ряда» (договора) киевского вече и боярства с князьями. На киевском престоле одновременно утверждались два князя, которые представляли две наиболее сильные и соперничающие друг с другом династии. Оба князя владели мощными княжествами за пределами Южной Руси. Например, за спиной Ростислава и его сына Рюрика стояло Смоленское княжество, за Изяславом и его сыном Мстиславом – Волынь, за Святославом Всеволодовичем – владения черниговских Ольговичей, за Всеволодом – Владимиро-Суздальское княжество; и т.п. Князья совместно выступали в походы, по согласованию решали внешнеполитические и внутренние проблемы. Все это создавало относительное равновесие сил, которое ослабляло усобицы, и было одним из факторов связи Южной Руси со всеми остальными русскими землями. Однако равновесие было неустойчивым, в начале XIII века начинаются новые столкновения между князьями за Киев, в ходе которых город подвергался неоднократным разгромам и опустошению вплоть до татаро-монгольского нашествия.

49.2. Киевская Русь – возвышение и упадок

Киевское государство не было монолитным ни в смысле этническом, ни в смысле социально-культурного развития своих частей, ни в смысле организации власти, осуществляемой из Киева. Это было лоскутное государство в подлинном смысле этого слова, сходное с огромным государством Карла Великого. Киев и Киевская земля достигли наивысшей после Владимира Мономаха и Мстислава политической значимости при Изяславе Мстиславиче, но уже при Юрии Долгоруком шло резкое обособление южных русских земель от Северо-Восточной Руси, причем именно в силу неприятия населением Киевской и Переяславской земель действий Юрия. В то же время Киевская земля реально ослабевала из-за постоянных половецких разорений, а также из-за поведения суздальцев, как в завоеванной стране. Неопределенность ситуации с правом на наследие великокняжеского титула провоцировала постоянные конфликты, как между князьями, так и в целом между «Землей» и «Властью».

Начиная с XII века, происходило постепенное, но заметное, снижение роли и влияния Киева, как главного центра Руси. Князья, жестоко боровшиеся между собой за Киев, на самом деле в этот период начинают бороться за титул великого князя, а не за киевский стол, который многократно переходил из рук в руки, и перестает со временем привлекать их внимание как место собственно великого княжения.

В 1169 году большая коалиция князей, теперь выступавших под началом сына Андрея Боголюбского Мстислава, взяла Киев. Как сообщает Ипатьевская летопись, союзные княжеские войска два дня грабили город и монастыри, убивая всех подряд. После разгрома 1169 года Киев уже не представлял реальной силы и перестал быть символом единого государства. Утратило общерусское мышление и киевское боярство, легко продававшееся теперь претендентам на киевский стол. Победивший в войне Андрей Боголюбский не оставил в Киеве даже своего сына Мстислава, который от его имени возглавлял коалицию князей, выступавших против Мстислава Изяславича. Киевским князем оставили брата Андрея – Глеба Юрьевича. И не случайно Андрей Юрьевич Боголюбский, фактически оставаясь великим князем, жил во Владимире. Он, заменяя и утверждая киевских князей, сам в Киев не стремился, а хотел перенести великокняжеский стол в Северо-Восточную Русь. Но окончательно стол и титул великого князя перейдет во Владимир только в 1185–1186 годы, когда будет закреплен за Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо.

Киевское княжество в конце XII – начале XIII века, многократно переходившее из рук в руки, и многократно разоренное, было уже гораздо менее привлекательным, нежели Владимиро-Суздальское или Галицко-Волынское. И естественно, что князья, озабоченные проблемами в собственных уделах, не придавали уже столь большого значения проблемам Киевской земли, а следствием этого станет страшное поражение на Калке от татар в 1223 году.

Население Киева, как и других городов, в социальном плане было расслоено. Историки, как правило, указывают на наличие трех основных социальных слоев, различавшихся по их месту в политической системе того времени и по уровню своего богатства. Первый, верхний слой – это князь и его дружина, которые в силу очередного порядка наследования княжеского стола были мало связаны с городами, в которых они властвовали. Второй слой – выделившаяся в результате социального размежевания в рамках самой «Земли» управленческая верхушка, которая стремилась сделать наследственными традиционно выборные должности. Третий слой – разночинное население города: «вечники», ремесленники и смерды, – без участия которых не обходилось ни одно значительное событие. Ведь именно «вечники» составляли основу городского ополчения, а городам Южной Руси (да и Западной тоже) постоянно приходилось быть готовыми к отражению внешних нападений, хотя, в отличие от предшествующих столетий, эта готовность была ориентирована на обеспечение обороны города.

Если судить о Киевской Руси по быту высших классов, то можно говорить о ее значительных успехах в различных областях общественной жизнедеятельности и в хозяйстве, и в политической сфере, и в создании гражданского общества, и в просвещении. Господствующий класс, пользуясь приливом богатств в Киев, и в другие торговые и административные центры, создал себе привольную жизнь, нарядно оделся и просторно обстроился в городах. Одним из ключевых факторов развития хозяйства выступала внешняя торговля, которая сообщала общественной жизни много движения, принося на Русь большие богатства. Иностранные денежные знаки обращались в изобилии. Не говоря о серебре, в обороте было большое количество гривен золота – слитков весом в греческую литру (72 золотника). В больших городах Киевской Руси в XI и XII веках в руках князей и бояр были сосредоточены значительные денежные капиталы. В половине XII века смоленский князь получал со своего княжества только дани, не считая других доходов, 3 тысячи гривен кун.

Церковный устав Ярослава находил возможным назначить большому боярину за самовольный развод с женой пеню: ей «за сором», за обиду 300 гривен кун, а в пользу митрополита 5 гривен золота. Кроме значительных денежных накоплений в распоряжении господствующего класса находились большие запасы материальных ценностей. В.О. Ключевский отмечал, что есть ещё известия об изобильных хозяйственных статьях и запасах в частных имениях князей, где работали сотни челяди, о табунах в тысячи голов кобыл и коней, о тысячах пудов мёду, о десятках корчаг вина. В сельце у князя Игоря Ольговича, убитого в Киеве в 1147 году, стояло на гумне 900 стогов хлеба.

Целые века помнили на Руси о воскресных пирах киевского князя Владимира, и доселе память о них звучит в богатырской былине, какую поёт олонецкий или архангельский крестьянин. Материальное довольство выражалось в успехах искусств, книжного образования. Богатства привлекали заморского художника и заморские украшения жизни. За столом киевского князя гостей забавляли музыкой. До сих пор в старинных могилах и кладах южной Руси находят относящиеся к тем векам вещи золотые и серебряные часто весьма художественной работы. Уцелевшие остатки построек XI и XII веков в старинных городах Киевской Руси, храмов с их фресками и мозаиками поражают своим мастерством. Нужно было иметь в распоряжении много свободных богатств, чтобы построить из такого дорогого материала и с такой художественной роскошью храм, подобный киевскому Софийскому собору.

Вместе с богатствами и искусствами из Византии притекали на Русь также гражданские и нравственные понятия; оттуда в Х веке принесено христианство с его книгами, законами, с его духовенством и богослужением, с иконописью, вокальной музыкой и церковною проповедью. Артерией, по которой текли на Русь к Киеву эти материальные и нравственные богатства, был Днепр, тот «батюшка Днепр Словутич», о котором поёт русская песня, донесшаяся от тех веков.

Источники XI и XII веков говорят о знакомстве тогдашних русских князей с иностранными языками, об их любви собирать и читать книги, о ревности к распространению просвещения, о заведении ими училищ даже с греческим и латинским языком, о внимании, какое они оказывали учёным людям, приходившим из Греции и Западной Европы. С помощью переводной письменности выработался книжный русский язык, образовалась литературная школа, развилась оригинальная литература, и русская летопись XII века по мастерству изложения не уступает лучшим анналам тогдашнего Запада.

Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII века держалось на рабовладении, которое, к этому времени, достигло там громадных размеров. Уже в Х–XI веках челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки. Восточные писатели Х века в живой картине рисуют нам русского купца, торгующего на Волге в городах Булгаре или Итиле живым товаром – рабынями. С тем же товаром являлся он и в Константинополь. Когда греку, обывателю Царьграда, нужно было купить раба, он ехал на рынок, где «русские купцы приходяще челядь продают» – так читаем в одном посмертном чуде Николая-чудотворца, относящемся к половине XI века.

Рабовладение было одним из главнейших предметов, на который было обращено внимание древнейшего русского законодательства. Насколько можно судить о том по «Русской Правде»: статьи о рабовладении составляют один из самых крупных и обработанных отделов в её составе. Рабовладение было, по-видимому, и первоначальным юридическим и экономическим источником русского землевладения.

До конца Х века господствующий класс русского общества остаётся городским по месту и характеру жизни. Управление и торговля давали ему столько житейских выгод, что он ещё не думал о землевладении. Но, прочно усевшись в большом днепровском городе, он обратил внимание и на этот источник доходов. Военные походы обеспечивали скопление в его руках множества челяди. Наполнив ими свои городские подворья, он сбывал излишек за море: с Х века челядь, как мы знаем, наряду с мехами была главной статьей русского вывоза. Теперь представители высшего общества стали сажать челядь на землю, применять рабовладение и к землевладению.

Вслед за периодом экономического и культурного расцвета и довольства наступает эпоха запустения Киевской Руси. С половины XII столетия становится заметно действие условий, разрушавших общественный порядок и экономическое благосостояние Киевской Руси. Под давлением неблагоприятных условий, юридического принижения и экономического порабощения низших классов, княжеских усобиц и половецких нападений, с половины XII века становятся заметны признаки запустения Киевской Руси, Поднепровья. Киев, как город, легко справился бы с временным упадком, если бы не было распада государства, если бы одновременно не происходили и другие события, отразившиеся на судьбе всей «империи Рюриковичей». Уже в конце княжения Владимира появилась угроза целостности Киевского государства. Конечно, о целостности этого государства даже и в более раннюю пору можно говорить только относительно, лишь по сравнению с состоянием феодальной раздробленности, но не замечать или отрицать ее нельзя.

Речная полоса по среднему Днепру с притоками, издавна так хорошо заселённая, с этого времени пустеет, население её куда-то исчезает. Одновременно с признаками отлива населения из Киевской Руси замечаем и следы упадка её экономического благосостояния: Русь, пустея, вместе с тем и беднела. Упадок хозяйственной деятельности повлек за собой порчу монет, указание на это находим в истории денежного обращения XII века. В период правления Ярослава и Мономаха серебряная гривна содержала в себе около полуфунта серебра. С половины XII века серебро стало дорожать, и во второй половинеXII века вес гривны кун упал уже до 24 золотников, а в XIII веке он падает ещё ниже, так что в Новгороде около 1230 года ходили гривны кун весом в 12–13 золотников. Летописец объясняет нам и причину этого вздорожания серебра: внешние торговые обороты Руси всё более стеснялись наездами кочевников. Прямое указание на это находим в словах одного южного князя второй половины XII века. Знаменитый соперник Андрея Боголюбского Мстислав Изяславич волынский в 1167 году старался подвинуть свою братию князей в поход на степных варваров. Он указывал на бедственное положение Руси: «Пожалейте, – говорил он, – о Русской земле, о своей отчине: каждое лето поганые уводят христиан в свои вежи, а вот уже и пути у нас отнимают», – и тут же перечислил черноморские пути русской торговли, упомянув между ними и греческий. В продолжение XII века чуть не каждый год князья спускались из Киева с вооружёнными отрядами, чтобы встретить и проводить «гречников», т.е. русских купцов, шедших в Царьград и другие греческие города или возвращающихся оттуда.

Отлив населения из Поднепровья шёл по двум противоположным направлениям. Одна струя направлялась на запад, на Западный Буг, в область верхнего Днестра и верхней Вислы, вглубь Галиции и Польши. Так южнорусское население из Приднепровья возвращалось на давно забытые места, покинутые его предками ещё в VII века Следы отлива в эту сторону обнаруживаются в судьбе двух окраинных княжеств, Галицкого и Волынского. В связи с этим отливом населения на запад объясняется одно важное явление в русской этнографии, именно образование малороссийского племени. Другая струя русской колонизации шла в северо-восточном направлении. С половины XII века начинает понемногу прокладываться и прямоезжая дорога из Киева на отдалённый суздальский Север. Эта струя колонизации – источник всех основных явлений, обнаружившихся в жизни верхневолжской Руси с половины XII века. Из последствий этой колонизации сложился весь политический и общественный быт Северо-Восточной Руси. Последствия эти были чрезвычайно разнообразны. В то время когда стали жаловаться на запустение южной Руси, в отдалённом Суздальском крае замечаем усиленную строительную работу.

Запустение днепровской Руси, начавшееся в XII веке, еще более усугубилось в XIII веке татарскими погромами 1229–1240 годов. С той поры старинные области этой Руси, некогда столь густо заселённые, надолго превратились в пустыню со скудными остатками прежнего населения. Ещё важнее было то, что разрушился политический и народнохозяйственный строй всего края. Вскоре после татарского погрома, в 1246 году, проезжал из Польши через Киев на Волгу к татарам папский миссионер Плано-Карпини. В своих записках замечает, что на пути из Владимира Волынского в Киев он ехал в постоянном страхе от литвы, которая часто делает нападение на эти края Руси, но что от руси он был вполне безопасен. По замечанию миссионера руси здесь осталось очень мало, поскольку большая часть её либо перебита, либо уведена в плен татарами. На всём пройденном им пространстве южной Руси в Киевской и Переяславкой земле Плано-Карпини встречал по пути лишь бесчисленное множество человеческих костей и черепов, разбросанных по полям. В самом Киеве, прежде столь обширном и многолюдном городе, в этот период едва насчитывалось 200 домов, обыватели которых терпели страшное угнетение. С тех пор в продолжение двух-трёх веков Киев испытал много превратностей, несколько раз падал и поднимался. Так, едва оправившись от погрома 1240 года, он в 1299 году опять разбежался от насилий татарских. По опустевшим степным границам Киевской Руси бродили остатки её соседей: печенегов, половцев, торков и других инородцев. В таком запустении оставались южные области Киевская, Переяславская и частью Черниговская едва ли не до половины XV столетия. После того как юго-западная Русь с Галицией в XIV веке была захвачена Польшей и Литвой, днепровские пустыни стали юго-восточной окраиной соединённого Польско-Литовского государства. В документах XIV века для юго-западной Руси появляется название Малая Россия. С XV века становится заметным вторичное заселение среднего Приднепровья, обусловленное следующими обстоятельствами: южная степная окраина Руси стала безопаснее вследствие распадения Орды и усиления Московской Руси. А также вследствие того, что порабощаемое сельское население стремилось уходить от панского ярма из Галиции и из внутренних областей Польши на более привольные места.

ГЛАВА 50. Юго-Западная Русь. Галицко-Волынское княжество

50.1. Галицко-Волынская Русь

В XII веке Юго-западные русские земли находились в составе Галицкого и Волынского княжеств. Во второй половине XII века наиболее примечательными фигурами на политическом горизонте Галицко-Волынской Руси были потомки Ростислава и Мономаха. Если Галицкое княжество прочно находилось в руках Ростиславичей, то в Волынском княжестве, в городе Владимире-Волынском, так же прочно сидели потомки Мономаха. Здесь правил внук Мономаха Изяслав Мстиславич. По положению своему в политической иерархии русских областей эти княжества принадлежали к числу младших. В период существования единого Древнерусского государства в XI–XII веках юго-западные русские земли находились под управлением сосланных или бежавших сюда второстепенных князей-изгоев, уже с XI века пытавшихся проводить самостоятельную от Киева политику. Галицкое княжество, одно из выделенных, сиротских по генеалогическому положению своих князей, принадлежавших к одной из младших линий Ярославова рода, уже во второй половине XII века делается одним из самых сильных и влиятельных на юго-западе. Князь его «отворяет ворота Киеву», как говорит Слово о полку Игореве про Ярослава Осмомысла. С конца XII века, при князьях Романе Мстиславовиче, присоединившем Галицию к своей Волыни, и его сыне Данииле, соединённое княжество заметно растет, густо заселяется, князья его быстро богатеют, несмотря на внутренние смуты, распоряжаются делами юго-западной Руси и самим Киевом. Романа Мстиславича летопись величает «самодержцем всей Русской земли». Наплывом в этот край русских переселенцев, может быть, объясняются известия XIII и XIV веков о православных церквах в Краковской области и в других местностях юго-восточной Польши.

Галицко-Волынская земля располагалась в юго-западной части тогдашних русских земель, около Карпатских гор, на плодородных чернозёмных землях в бассейнах рек Днестра, Прута, Буга, Припяти, в местах, исключительно благоприятных для хозяйства, торговли, политических контактов с окружающим миром. Плодородные черноземы и мягкий климат – способствовали развитию земледелия. В предгорьях Карпат добывали соль. Близость к Западной Европе позволяла вести интенсивную торговлю с другими странами, торговые пути связывали ее с Венгрией, Польшей, Византией и Болгарией. В здешних местах за время существования единого государства Русь выросли крупные богатые и хорошо укрепленные города с социально активными горожанами: Галич, Владимир-Волынский, Перемышль, Холм. Столицей княжества был город Галич на реке Днестр, а торговыми центрами – Владимир-Волынский и Перемышль. Город Владимир-Волынский, названный так по имени Владимира I, был долгие годы резиденцией великокняжеских наместников.

50.2. Галицкое княжество

Области, составляющие Галицкое княжество, самого западного из всех русских княжеств, располагались на границе с Польшей и Венгрией, по склонам Карпатских гор. Эти края были покорены первоначально Владимиром Святым (981) и присоединены к его киевскому великокняжескому столу. Политическим центром княжества был выросший на солеторговле Галич, где в середине XII века сформировались активные городские слои, возглавляемые независимым боярством. В Галиче раньше, чем в Новгороде, боярство сумело подчинить себе вече, и ни в одном княжестве борьба боярства за власть не принимала характер полнейшей анархии, когда бояре были готовы принести интересы города в жертву собственным интересам.

Бояре имели свой административный аппарат, располагали военными силами, были очень богаты. Поляки называли их на восточный манер «сатрапами», венгры – «баронами». В.О. Ключевский был прав, когда писал, что галицкое боярство стремилось поставить местного князя в такое положение, «чтобы он только княжил, а не правил, отдав действительное управление страной в руки бояр». В большинстве русских княжеств домонгольской Руси городские общины стремились подчинить себе или ограничить княжескую власть. Однако в Галицко-Волынской Руси проблема взаимоотношений «Власти» и «Земли» стояла наиболее остро. Здесь противоречия существовали не только между «Властью» и «Землей», но и внутри самой «Земли».

Галицкие князья в союзе с половцами и Византией боролись за освобождение от власти Киева. Владимир Володаревич (1141–1153) объединил все галицкие земли под своей властью, стал окончательно независимым от Киева. В середине XII века в Галицком княжестве, которое к этому времени стало самостоятельным и отделилось от Волыни, началась первая большая княжеская смута, за которой просматривались интересы, как боярских кланов, так и городских слоев. В 1144 году горожане Галича, воспользовавшись отъездом своего князя Владимира Володаревича на охоту, пригласили на княжение его племянника из младшей ветви Ростиславичей, Ивана Ростиславича, который княжил в небольшом городе Звенигороде. Владимир осадил Галич, но горожане встали горой за своего избранника. Лишь неравенство сил и отсутствие у горожан военного опыта склонило чашу весов в пользу галицкого князя Владимира. Иван бежал на Дунай, где обосновался в Берладе, отчего и получил в истории прозвище Берладника. Владимир занял Галич и жестоко расправился с мятежными горожанами.

Возвышение Галицкого княжества началось во второй половине XII века при князе Ярославе (1153–1187), которого автор «Слова о полку Игореве» называет Осмомыслом. Галицкое княжество пережило в это время период расцвета. Когда Ярослав был ещё молод, по инициативе бояр был заключён его брак с дочерью Юрия Долгорукого. В дальнейшем бояре использовали княгиню для влияния на князя в своих интересах. Ярослав вел борьбу с боярством, имевшим значительный политический и экономический вес. После смерти Ярослава наступил упадок княжеской власти и ослабление влияния Галицкого княжества, и борьба боярства с князьями достигла наибольшей интенсивности. Смута, начавшаяся со смертью князя, прекратилась только в 1199 году, когда на Галицком престоле утвердился волынский князь Роман Мстиславич (1199–1205).

50.3. Волынское княжество

Волынь – историческая область, лежащая между реками Южный Буг и Днестр, граничившая на северо-западе с Королевством Польским, на юге – с европейской Великой Степью, в которой на момент начала независимости Галицко-Волынского княжества кочевали кипчаки (половцы). Волынь – область с мягким умеренным климатом, половину ее занимает обширная плоскость – Волынская низменность, другую – более северную, половину – невысокие бугры Волынской возвышенности. Название этой области происходит от упоминавшегося в летописи древнего города Волынь. В XII веке в состав ее вошли земли по Горыни, среднему течению Буга и средним левым притокам Немана. Южная Волынь занимает гористую местность по отрогам Карпат, северная принадлежит к низменному и лесистому полесью. В XIV веке Волынь была захвачена Литвой, в XVI веке – оккупирована Польшей, возвращена России после раздела Польши в 1793 и в 1939 году.

Во Владимире-Волынском правили второстепенные князья, направляемые сюда великими киевскими князьями. Свою службу здесь в качестве наместника великого князя Святослава Ярославича прошел и молодой Владимир Мономах. Ростиславу Владимировичу дали в пожизненное владение малозначительный Владимир-Волынский край. И теперь Ростиславичам принадлежали Перемышль, Дорогобуж, Теребовль, Бужеск, Турийск, Луцк, Холм. Эти города были богатыми и красивыми, в них было немало каменных зданий, почти все они были хорошо укреплены, имели мощные детинцы-крепости. Когда-то многие из этих городов были отвоеваны у Польши сначала Владимиром, а потом и Ярославом Мудрым. С тех пор они и вошли сначала в состав Руси, а затем стали основой создания независимого Галицко-Волынского княжества с опорой на два крупных города – Владимир-Волынский и Галич. Мономаховичи разделили Волынское княжество на несколько уделов, т.е. еще более мелкие княжества, входившие в состав Волынского княжества. К концу XII века и в этом княжестве, как и других крупных русских княжествах-государствах, стало просматриваться стремление к объединению, к централизации власти. Особенно ярко эта линия проявилась при князе Романе Мстиславиче.

50.4. Объединенное Галицко-Волынское княжество

В то время, когда на севере Новгороду удалось ослабить силу Владимирского великого княжения, на юге поднималось русское Галицко-Волынское княжество, которое располагалось на западных и юго-западных границах Руси. Это княжество, образовавшееся из объединения двух княжеств, Галицкого и Владимиро-Волынского, стало к началу XIII века серьезной политической силой, влиятельной не только в южной Руси, но и среди государств, расположенных от нее на юге и западе, – Венгрии и Польши. Эти земли обнимали владения Киевского княжества, которое, потеряв свою былую мощь и не претендуя на контроль над Галицко-Волынским княжеством, в то же время ограждало его от натиска могучих ростово-суздальских князей.

Князь Роман Мстиславич Волынский (годы княжения 1170–1205) объединил Волынское и Галицкое княжества и создал большое и мощное княжество в юго-западном углу Руси – Галицко-Волынское. Опираясь на горожан, на мелких землевладельцев, он противостоял своеволию боярских кланов, и властной рукой подчинял себе удельных князей. Его княжение проходило в бесконечных смутах и острой борьбе с боярами.

При нем Волынское княжество превратилось в сильное и относительно единое государство, и Роман Мстиславич стал претендовать на всю Западную Русь. Он воспользовался раздорами среди правителей Галича после смерти Ярослава Осмомысла и попытался воссоединить Галицкое и Волынское княжества под своей властью. Вначале ему это удалось, но в междоусобную борьбу включился венгерский король, который захватил Галич и изгнал оттуда Романа. Его соперник, сын Осмомысла, неудачливый друг и деверь северского князя Владимир Галицкий, был схвачен, выслан в Венгрию и там заточен в башне. Но вскоре предприимчивый князь бежал из плена. Он появился в Германии, у императора Фридриха Барбароссы и при поддержке немецких и польских войск вновь вокняжился в Галиче.

После захвата Киева (1203) Роман не решился оставить его за собой по ряду соображений. Киев тогда находился в орбите власти Всеволода «Большое гнездо», а Роман был настолько силен, что подчиняться Всеволоду не хотел, но не хотел он и ссориться с могущественным северным князем. Видимо, по соглашению с Всеволодом «Большое гнездо» в Киеве Роман посадил своего двоюродного брата Ингваря. Незначительный по своему политическому весу князь Ингварь обеспечивал Роману некоторую долю влияния на Киевскую землю. Один из южных летописцев называет Ингваря наместником Романа. Роман Мстиславич пытался подчинить себе и другие земли южной Руси, но не успел это сделать, поскольку умер в 1205 году.

После смерти Романа, наследником его стал старший сын Даниил Романович, Мономахович в пятом колене, которому было тогда всего лишь четыре года. Галицко-Волынское княжество распалось на ряд мелких княжеств, часть земель захватили венгерские и польские феодалы, приглашенные боярами. Лишь в 1221 году Даниил Галицкий вернул себе сначала волынский престол, а в 1234 (1236) году, утвердился и в Галиче. Он прослыл смелым и талантливым полководцем. О его личной храбрости ходили легенды. Но и после утверждения Даниила в княжестве боярство продолжало борьбу против его политики централизации власти, вступало в сговор то с Венгрией, то с Польшей, расшатывало политическую и военную мощь княжества. Даниил Романович завладел Киевом и после ожесточённой борьбы с другими князьями, Венгрией, Польшей и галицкими боярами объединил под своей властью всю Юго-Западную Русь (1245). В период завоевания Руси монголо-татарскими войсками Даниил Романович оказался в вассальной зависимости от Золотой Орды. В это время в полной мере раскрылись дипломатические способности князя. Правители Золотой Орды сохранили княжество, поскольку рассчитывали использовать его в качестве заслона от угрозы с запада. В свою очередь Ватикан планировал расширить сферу своего влияния и за это обещал князю поддержку в борьбе с татарами, и даже королевский титул. В 1255 году Даниил Романович был коронован, однако католичество не принял и поддержки от Рима в борьбе с татарами не получил. По смерти князя Даниила (†1264) Галицко-Волынского княжество распалось на четыре удельных княжества, номинально подчинявшихся великому князю.

После монголо-татарского нашествия Юго-Западная Русь распадается и тяготеет в своем субцивилизационном развитии к модели, складывающейся на основе польско-литовского культурного синтеза. В 1340 году бояре пригласили на престол литовского князя Любарта Гедиминовича. В этом же году король Польши Казимир завладел Галицко-Волынским княжеством, но после нескольких войн был вынужден заключить договор с Литвой, по которому уступил Холм, Луцк и Владимир. Результатом этого раздела стало прекращение существования древнего русского Галицко-Волынского княжества. Галицко-Волынское княжество оказалось включенным в состав Великого княжества Литовского. По соглашению 1352 года между польским королём Казимиром и литовскими князьями Галицкая земля попала под власть Польши, Волынь осталась за Литвой.

ГЛАВА 51. Северо-Западная Русь. Новгородская и Псковская вечевая республика – земское удельно-вотчинное государство

51.1. Господин Великий Новгород

Северо-западные русские земли были наряду с киевскими и черниговскими – древнейшим очагом русской цивилизации и государственности. Новгородская земля простиралась от Балтики до Уральских гор, от Белого моря и берегов Ледовитого океана до междуречья Волги и Оки. В XI–XV веках Новгородская земля была крупнейшим хозяйственным, политическим и культурным центром Руси. При всех своих особенностях и своеобразии она развивалась в едином потоке и имела общие основы с остальными русскими землями. Крупным центром восточных славян на северо-западе являлся Новгород. Он развивался относительно независимо и демонстрировал близость к европейскому типу цивилизационной динамики. Новгород постоянно стремился сохранить свое особое положение в русских землях, утвердить свою вольность. Тенденции к обособлению Великого Новгорода от Киева проявились уже вначале XI века. Ее выразителем являлось новгородское боярство, поддержанное городским населением, обязанным платить дань и поставлять войска для походов киевского князя. Соперничество Новгорода и Киева с самого начала образования восточнославянской государственности имело различные формы проявления. На рубеже XI–XII веков борьба новгородцев за самостоятельность приносит ощутимые плоды. В Новгородской земле складывается определенное равновесие между крупными боярскими кланами, богатым купечеством и духовенством. При всех противоречиях между ними и внутри этих социальных групп интегрирующим фактором выступало стремление Новгорода к самостоятельности и связанные с этим анти киевские настроения. Особенности политогенеза Новгорода в XII–XIII веках в условиях постоянной борьбы с Киевом способствовали замедлению социальной и политической дифференциации местного общества, сдерживали рост в нем противоречий.

Основным экономическим фактором развития Новгородской вечевой республики был капитал а, не земля – это обусловило более интенсивное развитие ремесла и торговли, по сравнению с другими русскими землями. Наличие выхода к морям стало фактором интенсивного развития внешней торговли. Новгород, расположенный в начале важных для Восточной Европы торговых путей, связывающих Балтийское море с Черным и Каспийским, играл посредническую роль в торговле. Новгород был крупнейшим торговым центром не только Руси, но и Европы, он входил в Ганзейский союз. Тем не менее, отличия социально-экономических, политических и культурных процессов в Новгороде определялись не иноземным влиянием и якобы значительной включенностью Новгорода в западно-христианскую цивилизацию, а специфическим сочетанием условий и факторов социально-экономического развития Новгородской земли. Спецификой природно-ландшафтных условий, особенностями хозяйственного развития, социальных процессов и местных традиций.

Совокупность социальных, экономических и политических условий и факторов обусловила особую социальную структуру общества и создание своеобразного демократического государственного строя. В Новгороде сложилась необычная для средневековой Руси республиканская форма государственного правления. Основой для такой политической системы стал довольно широкий средний класс новгородского общества: житьи люди занимались торговлей и ростовщичеством, своеземцы, (своего рода хуторяне или фермеры) сдавали в аренду или обрабатывали землю, купечество объединялось в несколько сотен (общин) и торговало с русскими княжествами и с «заграницей». Новгородское боярство организовывало торгово-промышленные предприятия, торговлю с западными соседями (городами ганзейского торгового союза) и с русскими княжествами. Городское население делилось на «старейших» (патрициат) и «черных людей».

В XI–XV веках происходило расширение территории республики в восточном и северо-восточном направлении. Новгород активно обзаводился колониями, превращаясь в метрополию западного типа. С XI века началось активное освоение Обонежья, Карелии, Подвинья и обширного Северного Поморья. Снаряжались торгово-промысловые экспедиции в Печорскую и Югорскую земли. Югорские племена, жившие на Северном Урале, уплачивали дань Великому Новгороду. Северные владения, богатые пушниной, морским зверем, рыбой, солью и др., имели большое хозяйственное значение для Новгородского государства.

Новгород состоял из федерации самоуправляющихся районов – концов, которые являлись хозяйственными, военными и политическими единицами. Концы в свою очередь делились на улицы. Вся территория Новгородской земли была разделена на области – пятины, каждая из которых подчинялась в административном отношении одному из концов города. Пятины дробились на волости, а последние – на погосты. Центром самоуправления пятины был пригород. Все административно-территориальные единицы управлялись на началах местной автономии, в них действовало вечевое самоуправление. Все города, входившие в состав Новгородской республики, считались новгородскими пригородами. Значительные торгово-ремесленные посады существовали в старинных новгородских городах – Старой Руссе, Ладоге, Торжке, Кореле, Орешке, имевших политическое самоуправление и считавшихся пригородами (вассалами) Великого Новгорода. Аналогично новгородской вечевой системе с выборным князем была устроена система государственного управления и в других землях Северо-Западной Руси – Пскове, Вятке (при многочисленных различиях в технологиях избирательных традиций, сроках полномочий и т.п.).

В XII–XIII веках Псков входил в состав Новгородской вечевой республики, и имел статус новгородского пригорода, однако де-факто обладал широкой автономией, обычно имея даже собственного князя. Поскольку в Пскове не было собственных бояр, т.к. все они жили в Новгороде, то делами Пскова управляли житьи (т.е. зажиточные) люди, которые в Новгороде были оттерты боярами от управления. В Пскове также не было собственного архиепископа, здесь находился наместник новгородского владыки. Вместо посадника и тысяцкого, в Пскове функционировало 2 степенных посадника. Некоторые полномочия тысяцкого были спущены на уровень вниз, сотским. В Псковской республике, так же как и в Новгородской активно шел процесс формирования класса собственников. B Псковской судной грамоте частная собственность законодательно была закреплена и защищена.

С середины XIII века Псков стал обособляться от Новгорода. Юридически независимость Пскова от Новгорода была признана Болотовским договором 1348 года. На протяжении XIV века Псков превратился в самостоятельный политический центр, вокруг которого сложилось Псковское государство.

Новгород не подвергся разорительному татаро-монгольскому нашествию, хотя и платил дань. Несмотря на налоговый пресс Сарая, Новгородская вечевая республика была менее зависима от Орды, чем княжества Северо-Восточной Руси. Новгород отстоял свою независимость от натиска немцев и шведов, сохранил огромные владения на северо-западе, севере и северо-востоке Руси. Его связи со странами Северной Европы и с немецкими торговыми городами никогда не прерывались, что усиливало экономическую мощь Новгородской земли.

Новгородская республика просуществовала почти до конца XV века. Несмотря на все свои экономические успехи, Новгород не сумел создать себе самостоятельной геополитической позиции, и стал яблоком раздора между Литвой и Москвой. В результате борьбы за геополитическое лидерство Москва подчинила себе Новгород и лишила политической независимости. С 1478 года новгородские земли были включены в состав Русского централизованного государства. Новгородская вечевая республика перестала существовать.

Также и Псковская республика, по историческим меркам просуществовала недолго, в 1510 году была ликвидирована Василием III, который предъявил псковичам ультиматум: вечевой колокол снять и подчиниться великокняжеским наместникам. Псковичи, скрепя сердце, приняли ультиматум. Триста наиболее богатых семейств по приказу Василия III были выселены из Пскова.

51.2. Политическая организация Новгородской вечевой республики

Новгород и Псков были вечевыми республиками с выборными высшими должностными лицами. Государственное управление Новгородом и Псковом осуществлялось через систему вечевых органов. В этих городах существовало общегородское вече, которое обладало правами высшего органа власти. Отдельные части города (стороны, концы, улицы) созывали свои вечевые собрания, каждое из которых на своем уровне решало важнейшие вопросы в экономической, политической, военной, судебной, административной сфере.

Вече. Высшим властным органом Новгородской республики формально считалось народное собрание – вече («парламент-митинг»). В вечевых собраниях могли участвовать все свободные граждане, как городское, так и свободное сельское население. Существует две точки зрения на персональный состав веча. Согласно одной из них, в состав веча входили все взрослые мужчины, т.е. была непосредственная демократия. Вместе с тем, на вече (как на народное собрание в Афинах) приходили далеко не все, кто мог бы в нем участвовать. Согласно другой, в вечевом собрании участвовали только избранные представители населения, а не все новгородцы, т.е. вече было формой представительной демократии. В доказательство говорят о небольших размерах вечевой площади в Новгороде.

Вече – народное собрание обладало широкими правами. К собраниям подготавливалась повестка дня, предлагались кандидатуры избираемых на вече должностных лиц. Решения на собраниях должны были приниматься единогласно. Вечевое собрание рассматривало важнейшие вопросы внутренней и внешней политики: вопросы войны и мира; налоговые вопросы; выпускало законодательные акты; судило высших должностных лиц. Вече решало вопросы об избрании или изгнании князя. Вечевое собрание приглашало князя (обычно из Рюриковичей) на княжение и заключало с ним договор-ряд. Вече избирало высших должностных лиц Новгородской республики: посадника, ведавшего управлением и судом, тысяцкого, который возглавлял ополчение. Оно избирало также имевший особое значение в Новгороде суд по торговым делам.

Фактическая власть находилась в руках боярства. Вечевое собрание часто превращалось в арену острой борьбы различных группировок бояр и купцов за престижные и доходные государственные должности и влияла на решения, принимаемые на вече. Однако эти группировки не могли полностью контролировать народное собрание, управлять процессом принятия решений, так как не были четко оформлены в группы влияния, не сложились в сколько-нибудь отлаженную систему с ясными династическими и политическими интересами.

Принципы новгородской демократии давали возможность участвовать в жизни республики не только знати: владельцам городских дворцов и усадеб, но и городским обывателям. Именно их волеизъявление, в конечном счете, вело к избранию или смещению высших должностных лиц, санкционировало расправу над ними, изменяло законодательство. На вечевом собрании городские обыватели оказывали влияние на принятие решений по вопросам войны и мира и т.п.

Князь не имел всей полноты государственной власти, т.е. не являлся носителем верховной государственной власти, он был, прежде всего, военачальником, его властные функции в Новгородской республике были сильно ограничены. Резиденция князя располагалась не в центре города («Детинце»), а за городом, на Городище. Князь приглашался в Новгород для исполнения функций главнокомандующего и организатора защиты города. Князь был символом государства, защитником новгородских земель. Князь и высшие должностные лица республики ограничивали и контролировали друг друга. Военные и судебные функции князь осуществлял совместно с посадником. Возможно, князь назначал на местах судей, а также судебных приставов. Отношения князя с Новгородом строились на основе договора («ряда»). Прибывая с дружиной в город, князь заключал договор с Господином Великим Новгородом, известно около 80 договоров XIII–XV веков.

К исходу XI века новгородцы добились права решением вечевого собрания отказывать в княжении ставленнику великого киевского князя, и на основе этого решения изгонять его. Если князь нарушал договор, то вече «указывало ему путь», т.е. изгоняло, иногда и сам князь отказывался от своих полномочий. В начале XII века Новгород уже начинает приглашать князей без согласования с киевским великим князем. В 1136 году по решению вечевого собрания из города был изгнан князь Всеволод Мстиславович – это и другие, связанные с ним события в литературе иногда называют «новгородской революцией». Боярство и купеческая верхушка Новгородской республики, использовав широкое движение народных масс, добились политической самостоятельности. С XIII века князья в Новгороде стали фактически выборными, новгородцы призывали к себе кого-либо из Рюриковичей, обычно из северо-восточных княжеств. Со времени правления Александра Невского, новгородскими князьями становились обычно великие князья владимирские.

Поскольку приглашенному князю и его дружинникам запрещалось владеть землей на территории новгородских волостей, а также было запрещено приобретать в собственность недвижимость, Новгород не рассматривался в качестве вотчины ни одной княжеской семьей. В Новгородской земле не сложилась местная княжеская династия, поскольку князья недолго задерживались на новгородском престоле. За 200 с небольшим лет – с 1095 до 1304 года – на новгородском столе побывало около 40 князей, а некоторые князья, призывались даже не по одному разу. Считается, что смена княжеской власти за это время происходила 58 раз.

Под влиянием сильного вечевого начала князь-наместник в Новгороде фактически перестаёт быть ставленником Киева, и становится представителем республиканской власти. Утратив права наместника, и находясь в зависимости от вече, князь более не противостоял новгородскому обществу и формирующимся республиканским органам. Тем не менее, в этом новом качестве статус князя даже укрепляется, возрастает его реальная роль в системе управления. По мере обретения самостоятельности в Новгороде обострялась борьба между различными группировками бояр и купцов, что требовало от князя искусства ладить с ними и открывало перед князем новые политические возможности. Боярские группы были не в состоянии удержать власть без поддержки правящего князя.

Князь представлял Новгород в отношениях с другими землями. Он обладал высшей судебной властью. На имя князя шла дань, он имел право на получение определенных пошлин. Ему разрешалось охотиться, но только в специально предназначенных для этого заповедных лесах. Князю запрещалось приобретать землю в Новгороде, раздавать землю новгородских волостей своим приближенным, запрещалось управлять новгородскими волостями, вершить суд за пределами города, издавать законы, объявлять войну и заключать мир. Ему запрещалось заключать договоры с иноземцами без посредничества новгородцев, судить холопов, принимать закладчиков из купцов и смердов, охотиться и рыбачить за пределами отведенных ему угодий. В случае нарушения договора князь мог быть изгнан.

Трудно разграничить полномочия посадника и тысяцкого, они решали оперативные вопросы жизни Новгородской республики.

Посадник. Высшим должностным лицом в республике был посадник, выборы которого проводились ежегодно. Действующий посадник назывался степенным, а бывший – старым. Посадник мог председательствовать на вечевом собрании и руководить его работой, играл роль посредника между Новгородом и князем, вместе с которым вершил суд. Эта аристократическая должность замещалась представителями примерно 40 наиболее могущественных и знатных боярских родов.

Тысяцкий. В XII веке появляется должность тысяцкого, который избирался вечевым собранием. Тысяцкий представлял интересы незнатных слоев свободного населения: купцов, ремесленников и землевладельцев, не принадлежавших к боярству. В мирное время он ведал торговыми делами, в том числе судом: выступал судьей по торговым (коммерческим) спорам, осуществлял полицейский надзор. В период военных действий помогал князю и командовал ополчением. Вместе с посадником тысяцкий был гарантом контроля над княжеской властью,

Совет господ. Властную элиту Новгорода представлял Совет господ (Оспода), куда входили около 300 человек. Во главе Совета стоял архиепископ, в его составе были князь, степенные (находившиеся в данное время в должности) и старые (ранее занимавшие должности) посадники, тысяцкие, наиболее знатные бояре, церковные иерархи, иногда кончанские старосты. Совет господ предварительно рассматривал вопросы, выносимые на вечевое собрание. Представительство в Совете было пожизненным.

51.3. Церковь и церковная организация в Новгородской земле

Церковь в Новгороде обладала самостоятельностью и отличалась по положению от других русских земель. Во времена, когда Новгород входил в Киевскую Русь, Митрополит Киевский присылал в Новгород епископа, главу Церкви. Однако, укрепившись, новгородцы и в церковных делах обособились. С 1156 года они стали избирать духовного пастыря, на основе следующей процедуры избрания. Вече называло трех кандидатов, наиболее авторитетных служителей церкви. Их имена записывались на пергаменте. Посадник запечатывал записи своей печатью. Затем эти записки несли на другой берег Волхова в главный Софийский собор, где шла литургия. После окончания службы слепец или ребенок брал одну из записей и написанное на ней имя оглашалось. Лишь затем избранный епископ ехал к митрополиту в Киев для посвящения. Никогда, ни до Новгородской республики, ни после, Русская Церковь не знала такого (демократического) порядка, чтобы сами верующие выбирали себе духовного пастыря. Этот порядок близок к протестантской традиции.

Важная роль в Новгородской республике отводилась избираемому на вече епископу (с 1165 года – архиепископу), самому крупному новгородскому землевладельцу, к которому перешла значительная часть земель и доходов киевского князя. Владыка новгородский был не только главой влиятельной церковной иерархии, но и главой исполнительной власти Новгородской республики – председательствовал на заседаниях Боярского совета, который в Новгороде назывался «Оспода», а в Пскове – «Господа». Архиепископ (владыка) был хранителем государственной казны, обладал некоторыми судебными и иными полномочиями. Вместе с князем он ведал внешними сношениями. Совместно с купеческой корпорацией «Иваньское сто» осуществлял контроль над эталонами мер и весов. Под его командой состоял специальный архиепископский полк. Архиепископ был наиболее стабильной фигурой в системе управления Новгородом, так как посадник и тысяцкий часто представляли интересы противостоящих друг другу группировок. Он вносил также умиротворение в обычные для Новгорода вечевые страсти.

Новгород являлся источником церковных ересей, которые потрясали православие. В XIV – XV веках гораздо раньше, чем на Западе, в Новгороде проявлялись реформаторские тенденции по отношению к Церкви, и даже атеистические настроения. Многое напоминало будущую европейскую реформацию. Еретические учения представляли собой смесь иудейства с христианством. Приверженцы ересей пропагандировали Ветхий Завет и даже ставили его выше Нового Завета. Новгородские еретики отрицали монашескую и церковную иерархию, отвергали поклонение иконам, отрицали троичность Божества и Божественность Христа. Некоторые отказывались верить в бессмертие души. Новгородские попы часто выступали против канонического византийского православия. После падения Новгорода, церковный собор 1504 года принял решение о беспощадном искоренении ереси. Большинство еретиков были казнены жестоким образом: одни сожжены, другие попали в заточение.

51.4. Хозяйство Новгородской земли

Основой хозяйства Новгородской республики в XII–XV веках были ремесло, торговля, земледелие и скотоводство. Широкое распространение имели охота, бортничество (сбор мёда), рыболовство. В большинстве районов промыслы сочетались с земледелием. Районами исключительно промыслового хозяйства являлись лишь северо-западное побережье Белого моря и наиболее удалённые земли карел и саамов.

На побережье Финского залива добывали железо. В Старой Руссе и некоторых других местностях Новгородской земли занимались солеварением. Важное хозяйственное значение имели льноводство и разведение хмеля. Продукты сельских промыслов – пушнина, воск, мёд, рыба, ворвань, сало, лён, хмель – в значительной части шли на рынок, вывозились в русские города и за границу.

Из более важных отраслей промышленности железорудные промыслы по-прежнему имели место главным образом в Новгородской земле. От XIII–XIV веков имеются известия о разработках руды в Новгородской области, у берегов Белого моря (на реке Неноксе), в Устюжне Железопольской, в уездах Ямском, Капорском, Ладожском. Добыча руды была поставлена самым примитивным образом. Обработка её производилась в домницах – особых устройствах в одну-две печи. Полученное железо измерялось прутами и крицами (в пруте считалось 10 криц, а вес кустарной крицы был, по-видимому, около 9–12 фунтов чистого железа). Но вообще железа было немного. Его с трудом могли обрабатывать, и поэтому выделка его не получала широкого распространения. В Новгородской земле получила начало и другая отрасль рудных промыслов – добыча серебра. Добыча эта производилась в Закамье, в Югре, у сибирских народностей, с которыми новгородцы из-за серебра вели не всегда удачные войны (1193), но которые всё же платили новгородцам дань серебром.

Новгородские купцы вели торговлю со Швецией и с городами Германии и Дании. К XIV–XV векам 30–40 именитых боярских фамилий сосредоточивали в своих руках более половины новгородских частновладельческих земель. Огромные земельные владения служили материальной базой, обеспечивавшей политическое господство боярства. С боярами соперничал новгородский Дом святой Софии – главное церковное учреждение Великого Новгорода. Его вотчины располагались в экономически наиболее развитых районах Новгородской земли. Крупными земельными собственниками были привилегированные монастыри: Юрьев, Аркажский, Антониев и др. Более мелкими, чем бояре, феодальными собственниками были житьи люди. Непривилегированные мелкие вотчинники назывались своеземцами. Во всех категориях феодального землевладения основной формой эксплуатации непосредственных производителей служила оброчная система. Владельческое хозяйство было невелико и обслуживалось преимущественно холопами, количество которых постоянно сокращалось. Крупные землевладельцы стремились юридически прикрепить крестьян к земле. К началу XIV века из среды зависимого крестьянства выделились отдельные категории: давние люди, половники, поручники, должники, которые лишились права ухода от своих владельцев. Бояре и монастыри стремились ограничить право перехода зависимых крестьян в другие категории.

Расслоение общества – накопление богатства в руках одних, бедность и обнищание других являлось основой для роста недовольства в обществе. Источники отмечают около 80 крупных выступлений горожан, нередко выливавшихся в вооруженные восстания. Наиболее крупные городские восстания (1136, 1207, 1228–29, 1270, 1418, 1446–47) захватили также и крестьянские массы. Побеги, отказ от уплаты феодальных повинностей, отдельные локальные выступления и др. формы антифеодального протеста были частым явлением в XII–XV веках. В Новгородской земле возникли первые ереси в России.

51.5. Внешнее окружение. Внешние связи и отношения

Новгородская вечевая республика вела борьбу с агрессией шведских, а затем немецких феодалов. Новгородская земля не испытала ужаса монголо-татарского нашествия, но признала себя зависимой от Золотой Орды. И стала платить ей дань. С XIV века начинаются попытки Твери, Москвы и Литвы подчинить Новгород своей власти. В этой борьбе победила Москва.

В условиях давления, как с Запада, так и с Востока Новгородская республика стремилась сохранить независимость и свой тип развития. Самым сильным ударам с трех сторон Новгород и Псков подверглись с 1240 года. В борьбе за независимость Новгорода особенно прославился князь Александр Невский, который стал княжить у них один после отца с 1236 года. Он проводил гибкую политику, делая уступки Золотой Орде и организуя сопротивление наступлению католичества с Запада.

Ему удалось сохранить оптимизм и веру в будущее Отечества в эпоху, когда, казалось бы, иссякла мощь Русской земли. Она и действительно иссякла, если говорить о мощи старойцивилизации, но она уже находила новый источник, и нашла его в лице князя Александра, победившего шведов и рыцарей-крестоносцев, однако смирившегося перед непреодолимой силой Орды. Своим служением князь Александр привнес в русскую жизнь харизматический заряд, который все возрастал и возрастал в деяниях его прямых потомков – великих князей Московских. Однако в самом Новгороде отношение к Александру было неоднозначное. Там сохранялись устойчивые западнические ориентации и настроения. Поэтому Александра ценили как умелого военачальника, но осуждали за то, что он принял ярлык на княжение в Золотой Орде.

Россия высоко ставила и ставит подвиг Александра Невского. Вот как писал о нем С.М. Соловьев: «Соблюдение Русской земли от беды на востоке, знаменательные подвиги за веру и землю на западе доставили Александру славную память на Руси, сделали его самым видным историческим лицом в нашей древней истории – от Мономаха до Донского» [Соловьев С.М.: Книга II, С. 249. История России, С. 7152].

С XIV века начинаются попытки Твери, Москвы и Литвы подчинить Новгородскую республику своей власти. Тверской князь Михаил Ярославич, став великим князем владимирским, прислал в Новгород наместников без предварительных сношений с новгородцами. Это подтолкнуло Новгород к сближению с Москвой. Стремились ограничить самостоятельность Новгородской земли Иван Калита, Семен Гордый и другие московские князья, занимавшие великокняжеский стол. Острый конфликт между Новгородом и Москвой возник в 1397 году, когда Москва отторгла Двинскую землю. Однако в 1398 году Двинская земля была возвращена Новгороду.

Борясь против притеснений московских князей, новгородское правительство искало союза с Литвой. С середины XV века часть крупного боярства, не желая расставаться с политическими и экономическими привилегиями, добивалась перехода Новгорода под власть Великого княжества Литовского. Проводником этих взглядов боярства являлась так называемая литовская партия. В 1470 году по её инициативе новгородцы пригласили на княжение из Литвы князя Михаила Олельковича, новгородское правительство стало вести переговоры о союзе с литовским великим князем Казимиром IV. Вопрос о переходе в подданство к Литовскому государству вызвал в Новгороде большие волнения. В мае 1477 года на вече были убиты три посадника по обвинению в предательстве интересов Новгорода. Они пытались найти помощь в борьбе с противной им группировкой бояр у великого князя московского. Летопись свидетельствует, что «не было от начала, как земля их стояла» такого. Однако принявшая католичество Литва не казалась большинству спасением.

Стремление подавить новгородские вольности, симпатии к «латинству» наблюдались со стороны Москвы с середины XV века. Московская великокняжеская власть умело использовала в своих интересах обострившиеся классовые противоречия в Новгородской земле. Победа московского войска в битве на реке Шелони в 1471 году предопределила ликвидацию политической автономии Новгорода. В 1478 году московская рать осадила Новгород. Под ударами войск великого князя Московского Ивана III город потерпел поражение. Москва жестоко расправилась с прозападно настроенными представителями боярства и торговых людей. После чего произошло окончательное включение Новгородской земли в состав Русского централизованного государства, и Новгородская вечевая республика перестала существовать. После 1478 года была предпринята коренная ломка вотчинного землевладения: в Новгороде, развернулась конфискация собственности у опальных бояр. Однако, чтобы не вызвать открытого возмущения, некоторое время Москва сохраняла отдельные традиции республиканского Новгорода. Сохранялись непосредственные отношения с Ганзой, прибалтийскими, скандинавскими государствами. В оформлении дипломатических актов участвовали наряду с наместниками Московского великого князя, так же и представители Новгорода – бояре и купеческие старшины.

ГЛАВА 52. Татаро-монгольское нашествие на Русь

52.1. Татаро-монгольское нашествие

В начале XIII века из глубин Азии вышло движение народов, сыгравшее в истории многих стран и народов огромную роль. Движение это известно в исторической литературе под именем монгольского или татарского, татаро-монгольского нашествия. Оно захватило и юго-восток Европы, где татары уже в 30-х годах XIII века сделались полными хозяевами региона Дешт-и-Кыпчак, положив здесь начало обширному и сильному государству, известному в восточной литературе под именем Улуса Джучи, или Синей Орды, а в русской – под именем Золотой Орды.

В степях на огромных пространствах от Великой китайской стены до озера Байкал жили многочисленные тюркские племена, в том числе – монгкулы и тата, монголы и татары. Монголы дали название всему этому племенному союзу, а потом и государству. На Руси их стали называть татарами, а в истории закрепилось название татаро-монголы. Племена европейцев и монголоидов веками встречались в бассейне Средней Волги и Прикамья и оставляли после себя смешанное население. По данным археологических исследований известно, что в Волго-Камском регионе еще с I тысячелетия до н.э. шло постепенное слияние монголоидной и европеоидной расы. Смешанные черты легко отметить у современного населения Поволжья – мари, чувашей, удмуртов, башкир и татар. В так называемую Пьяноборскую эпоху (II в. до н.э. – IV в. н.э.) в Прикамье начал складываться большой племенной союз. К этому же времени относится проникновение в Прикамье сармато-аланских племен, внесших свою лепту в складывание поволжских народов.

В современной науке утвердились три основные концепции происхождения современного татарского народа. Первая – булгарская, согласно которой этническим костяком, основой современных татар являются булгары и, отчасти, кипчаки и тюркозированные финно-угорские этнические группы. Татары сложились из различных народов, попадавших в разное время в лесостепное Поволжье, и включали в свой состав местные финские племена. В соответствии с этой концепцией, основные этнокультурные традиции современных татар сформировались в период домонгольской Волжской Булгарии, а в период Золотой Орды и постзолотоордынских ханств (в первую очередь – Казанского ханства) особых этнокультурных изменений не претерпели. Вторая концепция – тюрко-татарская, исходит из того, что этнической основой современных татар являются татары Золотой Орды и постзолотоордынских государств. Эта концепция не отрицает важной роли доордынских этнических компонентов: кипчаков (половцев), булгар, финно-угров, остатков хазарского и печенежского населения и т.д. в этногенезе современных татар. Третья концепция – татаро-монгольская, согласно которой татары – в основном монголы с примесью отдельных тюркских элементов. Она основывается на представлении о переселении в Восточную Европу центральноазиатских и восточноазиатских татаро-монгольских племен, которые, смешавшись с кипчаками, создали основу татарской государственности и культуры. Данная концепция имеет давнюю историю, и, то «затухая», то вновь «вспыхивая», встречается в трудах русских, чувашских, башкирских и других исследователей.

После смерти Чингисхана его сыновья разделили империю на уделы-улусы. Однако единство монгольского государства было достаточно прочным на протяжении почти целого столетия. Во главе империи стоял великий хан, вассалами которого признавали себя все остальные Чингизиды. Старший сын Чингиза – Джучи скончался прежде отца. Поэтому во главе улуса, выделенного потомкам Джучи, встал его сын – Бату, более известный на Руси как Батый. Его удел был самым западным. Он включал в себя Запад Сибири, нынешний Казахстан, нижнее Поволжье и Северный Кавказ. Ядро владений улуса Джучиева составили половецкие степи Дешт-и-Кипчак.

В 1230 году началась война с половцами, которая отвлекла значительную часть сил завоевателей. Покоренные тюрки-половцы частично влились в татаро-монгольский этнос, уже вобравший в себя множество других этносов. Собственно монголы составляли в нем уже меньшинство. Впоследствии даже язык монголов был вытеснен тюркским. Часть непокоренных половцев ушла на Запад, в Венгрию. На севере татаро-монголам оказывали успешное сопротивление башкирские племена.

В 1232 году татаро-монголы предприняли наступление на Волжскую Булгарию. Однако это наступление захлебнулось, натолкнувшись на построенные булгарами оборонительные линии. Объединенным силам булгарских князей удалось задержать нашествие на 3–4 года. В 1236 году на Булгарию были двинуты большие монгольские силы, и она была молниеносно разгромлена. Волжская Булгария была страшно опустошена. Почти все ее города: Булгар, Булар, Кернек, Жуконин, Сувар – были разрушены, население либо перебито, либо угнано в плен. Массовому опустошению подверглись и сельские поселения. В бассейне рек Берды и Актая почти все поселения 13 городищ и 60 селищ, судя по археологическим материалам, были разрушены в первой половине XIII века, т. е. во время татарского погрома. Волжская Булгария перестала существовать как самостоятельное государство. После чего Батый направил свои силы на покорение Руси и Европы. Причем, в завоевательном походе участвовали не только силы его улуса, но в помощь Бату были выделены войска и других уделов империи, а также опытные монгольские полководцы и младшие принцы дома Чингисхана.

52.2. Завоевательные походы на Русь

XIII век был периодом ужасных потрясений для Руси. Уже с начала столетия на Русь стали доходить смутные слухи о появлении где-то на востоке мощной и воинственной державы степных кочевников. С востока на Русь нахлынули бесчисленные полчища монголов и покоренных ими татарских племен, и они разорили, обезлюдили большую ее часть и поработили остаток народонаселения. Однако опасность шла не только с Востока, но и с Запада. Усиливающаяся Литва наступала на русские земли, а также – шведы, немцы и ливонские рыцари. С северо-запада угрожало ей немецкое племя под эгидой западного католичества. Ярл Биргер, из знаменитого шведского рода Фолькунгов предпринял два крестовых похода против северо-западной Руси.

Раздробленная Русь столкнулась с труднейшей проблемой: как самосохраниться, как выжить? Она оказалась между «жерновов» Востока и Запада. С Востока, от монголо-татар шло разорение, а Запад требовал смены веры, принятия католичества. В связи с этим русские князья для спасения населения могли пойти на поклон к татарам, соглашались на тяжелую дань и унижение, но нашествию с Запада сопротивлялись.

В 1223 году отряд монгольских полководцев-нойонов Джебэ и Субэдэя вышел через половецкие степи к южным рубежам Руси. Столкновение с татаро-монголами произошло на реке Калке. Здесь русские полки впервые встретились с монгольской ратью. Монголы объявили, что воюют только против половцев, которых как своих противников преследовали вплоть до границ Руси. Однако половцы в союзе с русскими дружинами выступили объединенным войском против татар.

К этому времени у русских князей с половцами уже были давно и тесно налаженные связи, часто скрепляемые династическими браками. Достаточно вспомнить хотя бы князя Андрея Боголюбского, мать которого была половецкой княжной – супругой Юрия Долгорукого. Летопись сообщает, что половцы пришли к русским князьям и предложили совместными силами выступить против татаро-монголов, объясняя это тем, что если не объединить силы, то всех разобьют поодиночке. На съезде князей в Киеве были колебания относительно целесообразности союза с половцами, которым не доверяли. Но по предложению князя Мстислава Галицкого решено было все же выступить против татаро-монголов, который сказал, что половцы могут покориться монголам, и тогда уже они объединенными силами обрушатся на Русь. Мстислав считал, что лучше выступить на монгольское войско вместе с половецкими отрядами. В итоге русские дружины пришли вместе с половцами на Калку. Русские в этой битве были полностью разбиты. Половцы первыми побежали с поля брани, смяв русские полки. Между русскими князьями не было согласия. Не было единого командования: каждый князь со своей дружиной воевал самостоятельно, мечтая получить всю славу победителя в одиночку. Были и такие, которые стояли, не решаясь выступить на врага. В конце концов, все княжеские дружины были разбиты порознь. На поле боя осталось великое множество убитых и раненых русских воинов. В этой битве полегли почти все князья, так и не достигшие согласия между собой.

После победы на Калке татаро-монголы вторглись на территорию Руси и почти дошли до Киева. Но когда они узнали о приходе в Чернигов владимирских полков во главе с Васильком Ростовским, то отказались от своих прежних планов похода на Киев и пошли на Волгу, где у Самарской Луки были разбиты волжскими булгарами и ушли в степь. Это было первое знакомство русских с татаро-монголами. Вместо того чтобы извлечь для себя урок, русские по традиции успокоились, почему-то решив, что больше татаро-монголы на Руси не появятся. Но это была горькая ошибка.

Первый поход на Русь. В русских пределах монголо-татары появились в 1237 году. К осени этого года они вышли к верховьям Дона и собрали все свои силы в районе нынешнего Воронежа. Отсюда зимой они начали наступление на Русь, принося массовую гибель людей, разрушение городов, уничтожение того, что создавалось столетиями. Общая численность монгольских войск, участвовавших в агрессии против Руси, составляла, по арабским источникам от 20 до 300 тыс. человек, по другим подсчетам их численность составляла 120-140 тыс. человек. Северная и Южная Русь могли выставить вместе около 100 тыс. воинов, но русские княжества практически по одному противостояли объединенным монгольским силам.

В декабре 1237 года татаро-монгольское войско подошло к Рязани. Тщетно взывал о помощи Рязанский князь Юрий. Его тезка – Юрий Всеволодович князь Владимиро-Суздальский сводил с ним личные счеты, а потому не пошел на помощь Рязани. Так же точно поступили и другие русские князья недальновидные и мелочные в своих амбициях. Батый потребовал сдать город, но рязанский князь Юрий Игоревич, выражая мнение собравшихся на совет рязанских князей и воевод, ответил отказом: «Только когда нас не будет в живых, то все ваше будет». Несмотря на героическое сопротивление Рязанцев, войско Батыя 21 декабря 1237 года захватило Рязань. Город был разграблен и сожжен, а его жители практически полностью уничтожены. Княжеская семья и рязанский епископ погибли в огне. Рязанская земля была полностью опустошена татаро-монголами. Рязань так и не смогла уже оправиться от перенесенного погрома: позже, в XIV веке, город был заново отстроен уже на другом месте. Раскопки на городище Старой Рязани выявили огромное количество изрубленных человеческих костяков в братских могилах.

В январе 1238 года татаро-монгольское войско двинулось из Рязанской земли на север, в пределы Владимиро-Суздальского княжества. Князь Юрий Всеволодович лихорадочно собирал рати. К нему на помощь пришли полки из Москвы, из некоторых рязанских земель, из Новгорода. Первое крупное сражение между степняками и объединенным владимирским войском произошло около Коломны. В упорном бою погиб один из сыновей Чингисхана. Но перевес сил был на стороне татаро-монголов. Они смяли русские полки, часть которых бежала во Владимир. Батый разбил войско великого князя Юрия у Коломны, взял, разорил и пожег город. Двигаясь дальше, завоеватели осадили маленькую крепость Москву. Пять дней сопротивлялась она вражеским полчищам, но, в конце концов, была захвачена и сожжена. Затем Батый двинулся на Владимир, в начале февраля 1238 года монголы вышли к городу. Великий князь отправился на север собирать новую рать, оставив во главе обороны старшего сына. Владимир был взят, разорен и сожжен. Вслед за Владимиром были захвачены и разгромлены и другие города Северо-Восточной Руси – Суздаль, Ростов, Ярославль, Городец, Переславль, Кострома, Юрьев, Галич, Дмитров, Тверь. Последней надеждой Руси оставалось собранное на севере новое войско. Князь Юрий ждал подмоги со стороны своего брата Ярослава Всеволодовича, княжившего в Киеве и имевшего сильную дружину, и его сына – новгородского князя Александра. Но ни тот ни другой не пришли на помощь.

4 марта 1238 года на реке Сити состоялась решающая битва. Окруженные русские полки сражались отчаянно, многие воины были убиты, захвачены в плен. Сложил голову и великий князь владимирский. Теперь для монголов был открыт путь на Новгород, но, взяв Торжок, они повернули обратно. То ли убоялись весенней распутицы, то ли, измотав силы в тяжелых боях в Северо-Восточной Руси, они опасались похода на хорошо укрепленный город с сильной дружиной и ополчением. То ли не пошли в северо-западный край потому, что новгородцы не появились на реке Сити. История хранит эту тайну. Батый двинулся на юго-восток, в степь, по пути захватывал, разорял и сжигал небольшие русские города. На этой дороге Батый был задержан у города Козельска. Семь недель жители Козельска упорно оборонялись и перебили много неприятелей. В конце концов, монголы взяли Козельск, истребили всех его жителей, и прозвали его злым городом. После этого вражеское войско ушло в южные степи.

Второй поход на Русь монголы предприняли в 1239 году. Главный удар Батый направил на богатые земли Южной Руси – Переяславское и Черниговское княжества. Города брались с боя. Рукопашные схватки происходили во время штурма по всему Чернигову, дружинники и жители сопротивлялись отчаянно, и все же город был взят.

Русские земли попали в зависимость от Золотой Орды. Признать власть Батыя вынужден был и Новгород, хотя и не подвергался нашествию. Его избежали лишь Полоцкое и Смоленское княжества.

Во время третьего похода татаро-монголов на Русь, в конце 1240 года, наступил печальный черед Киева: город был захвачен 6 декабря 1240 года. Монгольские завоеватели в первый день штурма ворвались на городские стены и прорвали первую линию обороны, на второй день – вторую. Сражения шли за каждый дом и каждую улицу. Во главе горожан стоял воевода Димитр, в то время как княживший тогда в Киеве Михаил отправился в Венгрию за подмогой.

За четыре месяца Батый захватил всю Южную и Юго-Западную Русь и вышел на границы Венгрии и Польши. Теперь татаро-монгольские полководцы вознамерились дойти до моря франков, т.е. до Атлантического океана. В 1241 году войско Батыя прошло по землям Польши, Венгрии, Чехии, Молдавии и Валахии, были захвачены Краков, Будапешт, другие крупные города. В 1242 году татаро-монголы повернули назад, и ушли в низовья Волги, совершая оттуда сокрушительные набеги на русские земли и собирая тяжелую дань.

ГЛАВА 53. Золотая Орда

53.1. Возникновение государственного образования Золотая Орда

В 1242–1243 году после похода на Русь и Центральную Европу улус Джучи разделился на владения двух ханов – Бату и Орды (Синяя Орда). Хан Батый создал новое государственное образование, которое получило название «Улу Улус». Территория подконтрольная хану Бату именовалась в русских летописных сводах «Орда», в европейских хрониках – «Татария», а в арабских и персидских источниках гораздо чаще употребляли старое название этой территории – «Дешт и Кыпчак», то есть Половецкая степь. Название этого государственного образования «Златая Орда» или «Великая Орда Златая», впервые появилось только в «Казанском летописце», который был создан в середине XVI века, когда это государство давно перестало существовать. А улус Орды в восточных и русских источниках назывался Синяя Орда.

В начале 1240-х годов в низовьях Волги хан Батый (1236–1255), сын хана Джучи основал свою ставку Сарай-Бату (близ современной Астрахани). Этот город стал политическим и экономическим центром Золотой Орды, являвшейся частью огромной Монгольской империи с центром в Каракоруме, где правил верховный хан всех монголов, которому подчинялся и Батый. В первой половине XIV века столица была перенесена в Сарай-Берке, основанный ханом Берке (1255–1266), который располагался близ современного Волгограда.

Золотая Орда на протяжении XIII–XIV веков являлась одним из крупнейших по территории и сильнейшим по материальным возможностям и военному потенциалу государственным образованием Восточной Европы. Власть ханов Золотой Орды простиралась на территорию от нижнего Дуная и Финского залива на Запале, до бассейна Иртыша и нижней Оби на Востоке. От Чёрного, Каспийского и Аральского морей и озера Балхаш на Юге до Новгородских земель на Севере. Ядро территории Золотой Орды образовывали причерноморские, прикаспийские и северокавказские степи. Периферийной автономной частью этого огромного политического конгломерата были Северо-Восточная и Северо-Западная Русь, представлявшие симбиоз княжеств и земель, попавших в зависимость от Орды в результате нашествия Батыя и последующих ордынских походов.

Экономическая мощь Орды зиждилась на огромных доходах в виде даней с покоренных народов, военной добычи и невольников, захваченных в грабительских походах, баснословных барышах, получаемых от транзитной торговли. После завоеваний, сопровождавшихся чудовищными разрушениями и человеческими жертвами, главной целью золотоордынских правителей было ограбление порабощенного населения. Это достигалось путём жестоких поборов. Основная часть земель и пастбищ была сосредоточена в руках ордынской знати, в пользу которой и несло повинности покоренное население.

Ремесленное производство в Золотой Орде имело форму домашних промыслов. В ее городах существовали разнообразные ремёсла с производством на рынок, но производителями были, как правило, мастера, вывезенные из Хорезма, Крыма, с Северного Кавказа, а также пришлые русские, армяне, греки и др. Многие города на завоёванных территориях, разорённые монголами, находились в упадке или вовсе исчезли.

Крупными центрами караванной торговли были Сарай-Бату, Сарай-Берке, Ургенч, крымские города Судак, Кафа (Феодосия), Азак (Азов) на Азовском море и др. Торговый путь по Волге связывал ее одним концом с Ираном, Индией, иными странами Среднего Востока, а другим – с балтийско-ганзейской торговлей. Обустроенные караванные маршруты обеспечивали фактории Венеции и Генуи на Азовском и Черном морях товарами из Китая, Тибета, Западной Сибири, Средней Азии.

Значительные обороты внутренней и внешней торговли, труд захваченных в рабство ремесленников, огромные средства, выкаченные с подвластных земель, потребности государственного управления породили редкостное явление в кочевом по преимуществу обществе и государстве – интенсивное городское строительство. В среднем и нижнем течении Волги, в Подонье, в Крыму и на Северном Кавказе, в ряде иных областей (включая Сибирь) в эпоху расцвета Золотой Орды возникло великое множество огромных, средних, малых городов и поселков.

53.2. Политическое устройство Золотой Орды

Золотая Орда была непрочным государственным объединением, население которого по этническому составу было весьма пёстрым. В оседлых областях жили татары, волжские булгары, мордва, русские, греки, хорезмийцы и др. Основную массу кочевников составляли тюркские племена татар, половцев (кипчаков), туркмен, киргизов и др. Уровень общественного и культурного развития населения Золотой Орды был также различным. У кочевого населения господствовали полупатриархальные, полуфеодальные отношения, в районах с оседлым населением – феодальные отношения. Государственное устройство носило частноправовой, полувоенный характер, так как военные и административные должности, как правило, не разделялись.

Во главе государства стояли ханы из дома Батыя. В особо важных случаях политической жизни созывались курултаи – съезды военно-клановой знати во главе с членами правящей династии. Государственными делами руководил бекляре-бек (князь над князьями), отдельными отраслями – визири. Золотая Орда делилась на улусы, принадлежавшие 14 сыновьям Джучи: 13 братьев были полу самостоятельными государями, подчинявшимися верховной власти Батыя. Наиболее важные должности занимали члены правящей династии, царевичи («огланы»), владевшие уделами в Золотой Орде, и стоявшие во главе войска. Из среды беков (нойонов) и тарханов выходили основные командные кадры войска – темники, тысячники, сотники, а также бакаулы (чиновники, распределявшие военное содержание, добычу и т.д.). В города и подчинённые им области посылались даруги, главной обязанностью которых был сбор налогов и податей. Часто наряду с даругами назначались военачальники – баскаки.

Непрочный характер государственного объединения Золотая Орда и особенно рост освободительной борьбы покорённых и зависимых народов стали главными причинами ее распада и гибели. Потомки Батыя делали все возможное, чтобы восстановить мощь улуса Джучиева, но центробежные силы раздирали его. И все-таки у ордынцев сил было еще много. Восточно-Европейская Степь в любой момент могла посадить на боевого коня огромное количество воинов. Тенденции к децентрализации проявились после смерти хана Менгу-Тимура (1266–1282), когда началась межклановая война между царевичами дома Джучи. При ханах Туда-Менгу (1282–1287) и Талабуге (1287–1291) фактическим правителем государства стал темник Ногай. Только хану Тохте (1291–1312) удалось избавиться от Ногая и его сторонников. Через 5 лет возникла новая смута. Её прекращение связано с именем хана Узбека (1312–1342); при нём и его преемнике хане Джанибеке (1342–1357), Золотая Орда достигла максимального подъёма военного могущества. Военные силы при Узбеке насчитывали до 300 тыс. чел. Однако смуты, начавшиеся в 1357 с убийства Джанибека, свидетельствовали о начале её распада. Наиболее рельефно все внутренние противоречия Орды выявились в годы «великой замятны» в XIV веке. С 1357 по 1380 на золотоордынском престоле в Сарае перебывало более двадцати ханов. Как правило, сосуществовало два центра с двумя ханами (границей между этими двумя Ордами служила Волга), фактическую независимость обрели еще несколько областей (Хорезм, бывшая Камская Булгария и т.п.). Были утрачены почти все территории к западу от Днепра. Оказалась подорванной вся система внутреннего управления. В 1372 году Орда распалась на семь владений: царство темника Мамая, располагавшееся между Доном и Днепром; Новый Сарай, Волжская Булгария, Мордва, Астрахань, Сарайчик и Крым. Мамаю пришлось столкнуться с усилившимся союзом русских княжеств во главе с Москвой. Попытка Мамая путём организации грабительского похода вновь покорить себе Русь привела к разгрому татар объединёнными русскими войсками в Куликовской битве (1380). Хан Тохтамыш в 1380 году разгромил войско Мамая на реке Калке, а в 1382 году пошёл на Москву, которую захватил обманом и сжёг. При Тохтамыше (1380–1395) прекратились смуты, и центральная власть стала контролировать основную территорию Орды. После укрепления своей власти он выступил против Тимура. В итоге ряда опустошительных походов Тимур разбил войска Тохтамыша, захватил и разрушил поволжские города, в том числе Сарай-Берке, ограбил города Крыма. Города Золотой Орды были разрушены, разграблены, а материальные ценности увезены. Таким образом, Золотой Орде был нанесён удар, от которого она уже не смогла оправиться.

В начале 1420-х годов образовалось Сибирское ханство, в 1440-е годы – Ногайская Орда, затем возникли Казанское ханство (1438) и Крымское ханство (1443), а в 1460-е годы – Казахское, Узбекское ханства, а также Астраханское ханство. В XV столетии значительно ослабла зависимость Руси от Золотой Орды

В 1480 году Ахмат, хан Большой Орды, являвшейся некоторое время преемницей Золотой Орды, пытался добиться повиновения от Ивана III, но эта попытка окончилась неудачно. В 1480 году русский народ освободился от татаро-монгольского ига. Большая Орда прекратила существование в начале XVI века.

Казанское ханство возникло в конце XV – начале XVI века. Основателем династии казанских ханов был Улу-Мухаммед (правил в 1438–1445), свергнувший местного князя. В Казанское ханство вошли казанские татары (потомки волжских булгар), мари, чуваши, удмурты, частично мордва и башкиры. Основным занятием населения было земледелие. В городах существовало высокоразвитое ремесло. Значительную роль играла торговля с Русью, Сибирью, странами Кавказа и Востока. Высшая государственная власть принадлежала хану, но направлялась советом крупных феодалов (диваном). Верхушку военно-клановой знати составляли карачи – представители 4 знатнейших родов (Ширин, Баргын, Аргын, Кыпчак). Далее шли султаны и эмиры, ниже их – мурзы, уланы и воины. Большую роль играло мусульманское духовенство, владевшее обширными землями. Основная масса населения состояла из «чёрных людей» – свободных крестьян, плативших ясак и др. подати государству и феодалам, поземельно-зависимых крестьян, крепостных, и рабов из военнопленных.

В административном отношении Казанское ханство делилось на даруги (округа) и улусы (вилайеты). Армия состояла из ханской гвардии, отрядов отдельных кланов и ополчения ясачных людей. С самого начала своего существования Казанское ханство совершало опустошительные набеги на русские земли. В 1460-е годы окрепшее Русское государство начало активную борьбу с Казанским ханством. В 1467–1469 годы был организован поход русских войск на Казань и Вятку. В результате похода 1487 года был свергнут Алихан и на престол посажен его брат Мухаммед Эмин, ставленник Ивана III. Казанское ханство оказалось в вассальной зависимости от России, продолжавшейся до 1521 года. После смерти Мухаммеда Эмина (1518) на казанский престол был посажен касимовский царевич Шах-Али, свергнутый в 1521 году братом крымского хана Сахиб-Гиреем. Казанское ханство вступило в союз с Крымским и Астраханским ханствами и Ногайской Ордой, которых поддерживала Турция. В 1521 году крымцы и казанцы произвели опустошительный набег на окрестности Москвы. Для обороны от казанских татар был построен Васильсурск (1523). В 1524 году Казанское ханство признало вассальную зависимость от Турции, и на престоле утвердился Сафа-Гирей (правил с перерывами в 1524–1549). В 1546 году от Казанского ханства отпала «горная сторона» (западное побережье Волги). После Казанских походов Ивана IV Васильевича 1545–1552 годов и взятия Казани (1552) русскими войсками Казанское ханство прекратило своё существование, и всё Среднее Поволжье было присоединено к России. В Казань и Свияжск были направлены русские воеводы, которые, в свою очередь, подчинялись Приказу Казанского дворца.

53.3. Татаро-монгольское владычество на Руси

Природные и растительные особенности Руси, не приспособленные для ведения кочевого хозяйства, считались неудобными, и не интересовали Золотую Орду в плане приращения территории, но были от нее в зависимости.

«Ордынские ханы не навязывали Руси каких-либо своих порядков, довольствуясь данью, даже плохо вникали в порядок, там действовавший. Да и трудно было вникнуть в него, потому что в отношениях между тамошними князьями нельзя было усмотреть никакого порядка» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 53. История России, С. 21446].

Границей между Золотой Ордой и Русью была река Дон, а роль буфера выполняли заброшенные территории. Практически на всей территории Руси установилась система татаро-монгольского владычества. Русские княжества территориально непосредственно не входили в состав Золотой Орды, а находились в вассальной зависимости от неё, и подчинялись приказам ханов. На территории Руси не было постоянного монголо-татарского войска. Господство татаро-монгольских ханов поддерживалось карательными походами и репрессиями против непокорных князей и городов. Постоянной угрозой стали татарские набеги, сопровождавшиеся опустошениями и уводом населения в плен и продажей в рабство.

Княжества сохранили местную княжескую администрацию. Однако деятельность князя во вверенной ему земле, и его администрации контролировалась баскаками и другими ставленниками татаро-монгольских ханов. Русские князья были данниками татаро-монгольских ханов.

Только с разрешения хана Золотой Орды князья имели право занимать престолы. Каждый князь был обязан получить разрешение на власть от ордынского хана – специальную грамоту – ханский «ярлык» на владение своим княжеством. Для получения ярлыка нужно было ехать в Сарай и выполнить там унизительную процедуру: пройти сквозь якобы очистительный огонь, который горел перед шатром хана, и поцеловать его туфлю. Русских князей, отказавшихся сделать это – убивали. Так был зарублен около ханского шатра великий черниговский князь Михаил Всеволодович.

К середине XIII века среди русских князей сложились две группировки. Одна из них во главе с Андреем Ярославичем (великий князь владимирский в 1249–1252 гг.) и Даниилом Романовичем Галицким, поддерживаемая князьями западных, наименее пострадавших от нашествия земель, выступила против признания зависимости от Орды, и за вооруженную борьбу с Ордой. Другая группировка, куда входили в основном князья Северо-Восточной Руси, склонялась к соглашению с ней.

Задачей политического деятеля того времени было поставить Русь по возможности в такие отношения к разным врагам, при которых она могла сохранить свое существование. Политику компромисса с Ордой стал активно проводить в жизнь русский князь Александр Ярославич Невский (1220–1263), которого по справедливости можно назвать истинным представителем своего века. Считая гибельным, для сложившегося соотношения сил, открытое противостояние с татаро-монголами, он надеялся использовать их мощь в борьбе с западной католической опасностью, которая в сознании людей той эпохи воспринималась как более серьезная угроза православной вере, а, следовательно, и существованию самой Руси.

При отсутствии единства между удельными русскими князьями татаро-монгольское владычество сыграло роль внешнего очень жесткого фактора соединения Русской земли. В.О. Ключевский так характеризовал сложившееся положение: «Только образ Александра Невского несколько прикрывал ужас одичания и братского озлобления, слишком часто прорывавшегося в среде русских правителей, родных или двоюродных братьев, дядей и племянников. Если бы они были предоставлены вполне самим себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собою удельные лоскутья. Но княжества тогдашней Северной Руси были не самостоятельные владения, а даннические «улусы» татар; их князья звались холопами «вольного царя», как величали у нас ордынского хана. Власть этого хана давала, хотя, призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей. Правда, и в волжском Сарае напрасно было искать права. Великокняжеский владимирский стол был там предметом торга и переторжки; покупной ханский ярлык покрывал всякую неправду. Но обижаемый не всегда тотчас хватался за оружие, а ехал искать защиты у хана, и не всегда безуспешно. Гроза ханского гнева сдерживала забияк; милостью, т.е. произволом, хана не раз предупреждалась или останавливалась опустошительная усобица. Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли. Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом божиим, вразумляющим грешников, чтобы привести их на путь покаяния. Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 54. История России, С. 21447].

Население Руси ордынцы обложили тяжелой данью, которую первоначально собирали баскаки. Ордынский выход должно было платить все взрослое население. Для этого составлялись списки людей – по десяткам, сотням и тысячам. Отряды баскаков, расположенные в княжествах, занимались сбором дани и вывозом ее в Орду. В случае неповиновения в ход шли жестокие карательные меры. Непокорные города разорялись и сжигались, а население частично убивали, а частично угоняли в полон и продавали в рабство. Регулярная эксплуатация русских земель путём сбора дани началась после переписи 1257–1259 годов, проведённой монгольскими «численниками» под руководством Китата, родственника великого хана. Единицами обложения были: в городах – двор, в сельских местностях – хозяйство («деревня», «соха», «плуг»). От дани освобождалось только духовенство, которое завоеватели старались использовать для укрепления своей власти. Известно 14 видов «ордынских тягостей», из которых главными были: «выход», или «царёва дань», налог непосредственно для монгольского хана; торговые сборы («мыт», «тамка»); извозные повинности («ям», «подводы»); содержание ханских послов («корм»); различные «дары» и «почестья» хану, его родственникам и приближённым и др. Ежегодно из русских земель уходило в виде дани огромное количество серебра. «Московский выход» по примерным оценкам составлял 5–7 тыс. рублей серебром, «новгородский выход» – 1,5 тыс. рублей.

Многие историки сомневаются в достоверности этих оценок и считают, что размер «черного бора» был значительно выше указанных сумм. А.Г. Кузьмин полагал, что размер ордынской дани реально составлял порядка 3000 килограммов серебра в год. С учетом того обстоятельства, что на Руси собственного производства серебра в ту пору еще не существовало, и весь его объем можно было получить только в результате внешнеторгового обмена, видно насколько непосильным было ордынское бремя.

Периодически собирались большие «запросы» на военные и другие нужды. Кроме того, русские князья были обязаны по приказу хана присылать воинов для участия в походах и в облавных охотах («ловитвах»). В конце 1250-х – начале 1260-х годов дань с русских княжеств собирали мусульманские купцы – «бесермены», откупавшие это право у великого монгольского хана. «Ордынские тягости» истощали экономику Руси, мешали развитию товарно-денежных отношений. Постепенное ослабление татаро-монгольского ига было результатом героической борьбы русского народа и других народов Восточной Европы против завоевателей.

В годы феодальной войны на Руси в середине XV века, ослабившей военные силы русских княжеств, татаро-монголы организовали ряд опустошительных вторжений (1439, 1445 1448, 1450, 1451, 1455, 1459), но восстановить своё владычество над Русью уже не смогли. Политическое объединение русских земель вокруг Москвы создало условия для ликвидации татаро-монгольского ига. Великий московский князь Иван III Васильевич (1462–1505) в 1476 году отказался от уплаты дани. В 1480 году после неудачного похода хана Большой Орды Ахмата и т. н. «Стояния на Угре 1480» татаро-монгольское иго было свергнуто.

Батыево нашествие нанесло колоссальный удар по всем сферам общественной жизнедеятельности Руси. Произошел спад в развитии всех отраслей хозяйственной деятельности. Полчища врагов разоряли Русскую землю, разрушали города, оказывавшие сопротивление города сжигали, а некоторые из них и совершенно стирали с лица земли. То же делали и с сельскими поселениями – хлеб забирали, уничтожали, скот угоняли. Население уводилось в плен. Некоторая часть его успевала бежать и скрывалась от татар в глухих лесах. Затем, в первые десятилетия по установлении власти Золотой Орды, следовали походы татарских военачальников для окончательного покорения русского народа, для подавления всяких попыток к сопротивлению. Тяжелая, непосильная дань, насилия и грабежи, чинившиеся баскаками и сопровождавшими их отрядами военной охраны, разоряли и опустошали страну. В наибольшей мере пострадали ремесленные промыслы, поскольку тогдашнее ремесло в городах и селах основывалось на ручной технике и народных традициях, и было сопряжено с многолетней выработкой профессиональных навыков и мастерства, поэтому в результате татаро-монгольского нашествия произошло значительное падение и даже полное забвение многих навыков и приемов сложнейшей ремесленной техники. По данным академика Б.А. Рыбакова, автора фундаментального исследования «Ремесло в Древней Руси» (1948), к середине XIII века во всех русских землях были полностью утрачены навыки производства шиферных пряслиц и сердоликовых бус, стеклянных браслетов и знаменитых амфор корчаг. Навсегда было утрачено искусство тончайшей перегородчатой эмали, и более чем на сто лет исчезла техника филиграни и тиснения металла.

В ходе татаро-монгольского нашествия был нанесен колоссальный удар по традиционным торговым, экономическим и культурным связям Древней Руси со многими государствами Западной, Центральной и Южной Европы и Ближнего Востока. Это, безусловно, самым негативным образом сказалось на хозяйственном и культурном развитии всех русских земель, в том числе Новгорода, Ладоги и Пскова, которые все же сумели сохранить прежние торгово-экономические и культурные связи с государствами Северной Европы.

Татаро-монгольское нашествие привело к подрыву материальной основы развития русской культуры и разрыву ее традиционных связей с византийской, европейской и восточной культурой. Исследования многих историков и археологов позволили достоверно установить, что в ходе татаро-монгольского нашествия погибли и были полностью разрушены многие древнерусские города, а вместе с ними уничтожены ценнейшие произведения русской литературы, станковой и монументальной живописи, уникальные памятники церковного и гражданского зодчества, а также многие произведения русского и зарубежного прикладного искусства.

В период татаро-монгольского владычества произошел значительный спад и ослабление культурного развития русских земель и, прежде всего, серьезный упадок литературного творчества. При этом важно отметить, что ущерб, нанесенный литературе, не ограничился уничтожением выдающихся памятников древнерусской письменности и литературы. Изменился сам характер многих литературных жанров и произведений. По данным академика Д.С. Лихачева, с середины XIII века наблюдался заметный упадок всего летописного творчества, что зримо выразилось в полном прекращении летописания во многих русских городах, прежде всего, в Киеве, Чернигове и Рязани, которые всегда занимали особое место в культурном процессе Древней Руси. Даже в тех традиционных центрах летописного творчества, которые подверглись меньшему разгрому, в частности в Новгороде, Суздале и Смоленске, летописание значительно сокращается, становится немногословным, менее выразительным, и лишается тех выдающихся политических и мировоззренческих идей и того широкого общерусского кругозора, которыми обладали русские летописные своды, созданные до татаро-монгольского нашествия. Только после Куликовской битвы наступил «коренной перелом» в этой сфере и обозначился новый подъем летописания и литературы на всей территории Северо-Восточной Руси.

ГЛАВА 54. Великое княжестволитовское. Литовско-русское государство

54.1. Становление Литовского княжества

В течение XII–XIII веков на месте нескольких десятков земель и княжеств Древней Руси выросли два мощных государства, две новые Руси: Русь Московская и Русь Литовская. Три четверти древнерусских городов – Киев, Полоцк, Смоленск, Чернигов и многие другие – вошли в состав Литовской Руси. Начиная с ХIII века и до конца ХVIII века, история этих земель тесным образом связана с существованием великого княжества Литовского.

Литва впервые упоминается под 1009 годом в одной из средневековых западных хроник – анналах Кведлинбурга. В конце XII – начале XIII века в южной Прибалтике сформировалось Литовское княжество – раннефеодальное литовское прагосударство, которое стало быстро увеличиваться в размерах. Литовские племена (литва, жмудь, латыши, пруссы, ятвяги и др.), составляющие особую ветвь арийской расы, начиная со II века, заселяли те места, на которых их позднее застали славяне. Поселения литовцев занимали бассейны рек Неман и Западной Двины и от Балтийского моря доходили до Припяти и истоков Днепра и Волги. Там же где литовцы непосредственно соседствовали со славяно-русскими племенами, они заметно поддавались их культурному влиянию. Грубый и суровый быт литовцев, их бедность и дикость заставляли литву уступать славянам те свои земли, на которые направлялась русская колонизация. Отступая постепенно перед славянами, литовцы сосредоточились по Неману и Зап. Двине в дремучих лесах ближайшей к морю полосы, и там надолго сохранили свой первоначальный быт.

Религия литовцев заключалась в обожествлении сил природы (Перкунь – бог грома), в почитании умерших предков и вообще находилась на низком уровне развития. Вопреки старым рассказам о литовских жрецах и различных святилищах, теперь доказано, что у литовцев не было ни влиятельного жреческого сословия, ни торжественных религиозных церемоний. Каждая семья приносила жертвы богам и божкам, почитала животных и священные дубы, угощала души умерших и занималась гаданиями.

Восточная Прибалтика поначалу привлекала немцев в связи с их коммерческими интересами. Вскоре, однако, пришли миссионеры, а за ними и солдаты – для защиты немецкой торговли и немецкой веры. Первоначальной целью миссионеров было обратить в христианство язычников – латышей и литовцев. Позднее, однако, немецкие «крестовые походы» были направлены как против язычников, так и против греко-православных. Около 1186 года немецкий миссионер Мейнхардт, сопровождавший группу купцов в Ливонию, испросил позволения у полоцкого князя обратить латышских язычников в христианство. Разрешение было получено, и Мейнхардт построил церковь – а со временем и крепость вокруг нее – в Икшкиле в низовьях Западной Двины. К концу XII века на территории Ливонии поселилось уже много немецких паломников. Этот аванпост германизма находился под властью Бременского ордена. Для того чтобы поддержать быстрое завоевание Ливонии, ее третий епископ Альберт фон Буксхуден посетил правителей Швеции и Дании, а также разных немецких властителей, прося их о помощи. Имея поддержку датского флота, он основал Ригу в 1201 году. На следующий год он основал орден меченосцев, известный как Ливонский. Его символами были крест и меч, конечно же, знаменовавшие немецкую агрессию в Ливонии. В 1207 году германский император даровал епископу Альберту Ливонию в качестве ленного владения. Епископ, в свою очередь, отдал треть страны меченосцам.

В начале XIII века литовские племена делились на отдельные роды, которые взаимно враждовали. Племена их не были объединены и находились в состоянии полной политической раздробленности: они управлялись множеством племенных князей (называемых – «рикасами» и «кунигасами»), окруженных своими дружинами, с которыми они делали постоянные набеги и нападения на соседние русские и польские земли. Сопротивление татарским набегам с востока и немецкому натиску с запада способствовало тому, что раздробленные литовские племена стали преобразовываться в единую нацию с богатыми культурными традициями, так что, на определенном историческом этапе литовские князья стали покровительствовать русским землям, высвобождавшимся из-под власти татар.

Штаб-квартира тевтонских рыцарей перебазировалась в 1308 году с сирийского побережья в Мариенбург вследствие неудачи похода 1291 года в Святую Землю. Мариенбург находился в бассейне Вислы, и внимание тевтонского ордена целое столетие было приковано к Литве. Борьба против рыцарей и их польских союзников часто вела к соглашениям между язычниками литовцами и православными русскими. Грозная опасность со стороны агрессивных западных соседей – Ливонского и Тевтонского немецких орденов заставила литовцев объединиться вокруг одного военного вождя. С самого начала проникновения немцев в Прибалтику литовцы были их самыми опасными врагами. Литовцы были хорошими воинами, а под влиянием немецкой агрессии весь быт их перестраивается на военный лад. О многих победах литовцев повествуют немецкие хронисты, которых трудно заподозрить в симпатиях к противнику. Именно в результате разгрома ливонских рыцарей литовцами в 1236–1237 году произошло слияние Ливонского и Тевтонского ордена.

Это смертельное давление Запада на литовцев стало причиной того, что и литовцы получили стимул к завоеванию и в свою очередь двинулись в земли русского православного христианства. Наиболее успешными для литовцев были кампании в верхнем бассейне Днепра, а также против евразийских кочевников Кипчакской степи. Борьба с орденом достигла своего апогея в 1363 году, когда литовцы, оттесненные орденом с берегов родного Балтийского моря, фактически достигли берегов Черного моря. Энергия обратилась в военную мощь, которую поначалу литовцы направили против других соседей, однако под непрестанным давлением со стороны ордена она обернулась, в конце концов, против западных противников и позволила нанести контрудар по тевтонским рыцарям.

В 1230-е годы Литва, прежде дикая, не имевшая своей государственности и платившая дань русским князьям, объединяется под властью Миндовга (Миндаугас начало 1230-х – 1263), который становится первым великим князем литовским. В течение первых десятилетий его правления успех был на стороне западных крестоносцев. Натиск ордена, военные неудачи, непокорство литовских племенных вождей заставили Миндовга искать примирения с немцами. В 1250 году он заключил соглашение с гроссмейстером ордена, послал ему «дары многие» и согласился «отправить к папе послов и креститься». Крещение по католическому обряду состоялось предположительно в 1253 году. Миндовг получил от папы королевскую корону и, оставив своих бывших союзников, выступил вместе с рыцарями против Галиции. В 1253 году, королевскую корону получил от папы и Даниил Галицкий. Союз между Миндовгом и Даниилом в рамках их общего подчинения папству был скреплен браками между их детьми.

Миндовг создавший сильное государство не только объединил под своею властью большинство литовских племен, но также начал захват соседних русских земель. Анархия и разброд, царившие на Руси после Батыева нашествия, послужили тому, что Миндовг захватил так называемую Черную Русь – область по левым притокам Немана с городами Новгородком, Слонимом, Волковыйском и Городнем. Новгородок стал обычным местопребыванием Миндовга. Он сумел установить власть над русскими княжествами Полоцким и Смоленским, и даже предпринял поход на Киев. Соседняя с Литвой Полоцкая земля находилась в ХШ веке в состоянии политического упадка, в результате чего она разделилась на княжества Полоцкое, Витебское, Минское и Друцкое. Однако Полоцкая земля сохранила автономию, свой язык, собственные законы и духовную культуру. Православная религия русских сосуществовала здесь с литовским язычеством, литовцы и русские были равноправны. Обособленность Полоцкой и других земель Белой Руси от русских княжеств, и иные причины подтолкнули жителей Полоцка и других городов обратиться к Литве за помощью. В приглашении литовских князей на княжение в северо-западные русские города многие видели возможность спасения от нападения татар и немцев. В середине XIII века удалось достигнуть компромисса: на полоцком троне утвердилась литовская династия. В Полоцке был утвержден на княжение не Рюрикович, а литовский князь Товтотил. И даже Псков принял в качестве князя крещеного литовца Довмонта-Тимофея, впоследствии прославившегося своими подвигами в сражениях против немцев и литовцев и причтенного к лику святых. Вскоре большинству городов Белой и Черной Руси пришлось признать власть Миндовга Литовского и войти в состав его державы. В 1263 году Миндовг пал жертвой заговора литовских князей. После его смерти в Литве наступил период смут, и вновь началась борьба за власть между князьями.

Правящая династия оставалась языческой, но это литовское язычество все более выглядело историческим анахронизмом на фоне контактов с западом и постепенно расширяющейся властью над русскими княжествами с православным населением. Все более чувствовалась необходимость обращения в христианство, но это ставило литовских князей перед выбором между востоком и западом. Стоявшая перед Литвой религиозная дилемма была также дилеммой культурной и политической. Еще в XIII веке некоторые знатные литовцы приняли православное крещение: в 1255–1256 году князь Довмонт «с тремястами литовцами, и женщинами, и детьми» прибыл в Псков, был крещен в православную веру и вскоре стал князем этого русского города-республики, возглавляя псковские дружины в походах против соседних немецких рыцарей и своих соплеменников литовцев. В XIV веке и другие литовские князья вполне благосклонно относились к мысли о вступлении в «византийское содружество» через посредство православной Церкви. Однако литовские великие князья стремились к суверенитету своего государства, а потому добивались от Византии учреждения особой литовской митрополии, чтобы не оказаться в подчинении митрополита киевского и всея Руси. Обращение к западу было еще менее привлекательным, потому что означало подчинение немецким рыцарям, прямым врагам Литвы.

54.2. Возвышение великого княжества литовского. Литовско-русское государство

В конце XIII и в течение большей части XIV столетия великое княжество Литовское оставалось единым и достаточно сильным, чтобы сопротивляться и немецкому завоеванию, и татарам. Во второй половине XIII века литовский князь Тройден и его преемники сумели объединить литовские племенные княжества под своей властью и дать успешный отпор наступлению немецких крестоносцев. В начале XIV столетия является новый могущественный вождь Гедиминас, который став великим князем, опять объединяет Литву в единое мощное государство. Ему удалось создать прочное объединение литовских и западнорусских земель. В это время Литва сильно поднялась. Великое княжество литовское было федеративным государством с преобладанием славянских земель. В середине ХV века в нем складывается единое правящее сословие – шляхта (дворянство), которая составляла значительный слой населения, по имеющимся оценкам, до 8-10%, гораздо больше, чем в Московском государстве.

Со времени первого собирателя земель Литвы князя Миндовга (Миндаугаса) до первого завоевателя Гедиминаса (Гедиминаса) прошел сравнительно короткий по историческим меркам период – порядка 80 лет, но Литовское государство преобразилось неузнаваемо. При Гедиминасе и его сыне и преемнике – Ольгерде продолжился натиск литовцев на Русь. В этот период произошло резкое усиление литовских набегов на соседние земли, литовские дружины систематически опустошали соседние с Литвой Полоцкую и Смоленскую земли, совершали набеги на Волынь, Черниговскую и Новгородскую землю.

В результате военных и дипломатических успехов Гедиминаса и Ольгерда литовско-русская граница все дальше отодвигалась на восток, все больше русских земель входило в орбиту влияния великого княжества Литовского, которое превратилось в конце XVI века в обширное Литовско-Русское государство, основную часть населения которого составили восточные славяне. В период своего расцвета – это государственное образование простиралось от Балтийского до Черного моря, от границ Польши и Венгрии до Подмосковья (Можайск).

Сначала Гедиминас захватил Волынь: в Луцке стал княжить сын Гедиминаса Любарт, крестившийся с именем Димитрия. В 1321 году Гедиминас взял приступом Киев. За время его правления (1315–1341) Белая Русь и большая часть Юго-Западной (или иначе – Малой) Руси вошли в состав Литовской державы. Далее великое княжество Литовское включило в свой состав Турово-Пинское Полесье (т.е. бассейн реки Припяти) и землю Берестейскую (которая с западной своей части называлась Подляшьем). Смоленское княжество также стало тяготеть к этому новому литовско-русскому геополитическому центру. Столицей нового государства (после Новгородка и Трок) стала Вильно. Таким образом, коренная Литовская земля окружилась целым поясом подвластных литовским князьям русских земель. С присоединением к Литовскому княжеству Киевского и Черниговского княжеств, а также части Галицко-Волынской земли Литовско-Русское государство по размерам и составу населения стало напоминать Древнерусское государство, особенно когда Полоцкое княжество полностью вошло в его состав. Таким образом, сформировалась мощная балто-славянская держава.

Эти быстрые по историческим меркам успехи великих князей литовских объясняются тем, что поднимающаяся Литва, с одной стороны, стремилась прибрать к рукам русские земли, с другой – давала им защиту от Орды и немецких крестоносцев. Мелкие князьки из дома Рюриковичей, сидевшие в городах Западной и Центральной Руси, не могли защитить от ордынцев свои уделы. В этих условиях население Западной и Центральной Руси предпочло признать над собой власть более сильных литовских князей, чтобы избавиться от власти татар и немцев. К тому же присоединяясь к Литве, русские области ни в какой мере не испытывали национального или религиозного гнета или какой-либо ломки в строе и характере местной жизни. В большинстве западнорусских земель поначалу оставались на своих местах прежние князья – Рюриковичи, признававшие над собой верховную власть великого князя Литовского. В некоторых областях их заменили литовские князья – Гедиминовичи. За исключением этого, никаких существенных перемен не происходило. Литовская верховная власть была чужда тенденции к нивелировке областной жизни: «мы старины не рухаем, а новин не уводим», – провозглашали великие князья Литовские, подтверждая старые права земель, находившихся под их властью.

В великом княжестве Литовском преобладающую часть всей территории составляли западнорусские земли, и значительное большинство населения называло себя русскими. Это оказывало огромное влияние на культуру и хозяйственную жизнедеятельность данного государства. Великое княжество Литовское, почти с самого своего основания, приняло вид и характер литовско-русского. Население Литвы называло Русью свою державу. Затем слово «Русское» перешло на второе место после Литовского – Великое княжество Литовское, Русское и Жомоитское. оно объединяло в своем названии три элемента: Литва, жмудь, русские земли. Его государь носил титул великого князя Литовского и Русского (а в латинских грамотах Гедиминас назывался «Rex Litviiorum Ruthenorumque»). Гедиминас и его сыновья были женаты на русских княжнах, при дворе и в официальном делопроизводстве господствовал русский язык (литовской письменности в то время не существовало).

Государственным языком стал русский. Само Литовское государство все более приобретало русский характер. Подобно Владимирскому княжеству на Северо-Востоке, Литва на Западе представлялась русскому населению очагом возрождения русской государственности. То есть с выходом на политическую арену Литовской державы полностью меняется ситуация в бывших землях Киевской Руси. Отныне к противостоянию Руси и Орды присоединяется борьба между Русью Северо-Восточной и Русью Литовской за право консолидации всех русских земель, за наследие Киевской Руси.

Великое княжество Литовское сложилось как федерация отдельных земель и княжеств. Литовско-Русское государство в XIV веке представляло, в сущности, конгломерат земель и владений, объединенных только подчинением власти великого князя, но стоявших особняком друг от друга и не сплотившихся в единое политическое целое. Степень зависимости от центральной власти была различна. Формы этой зависимости определялись обстоятельствами вхождения и в большей или меньшей степени обеспечивали местному боярству и городам значительную автономию, неприкосновенность социально-экономических и политических институтов. Там утвердился западный институт вассалитета, который предполагал понятие свободы.

Разнообразным было местное управление и самоуправление, отражавшие местные исторические традиции и сложное административное деление Литвы. Оно состояло из воеводств, волостей, держав, уездов, которыми соответственно управляли – воеводы, старосты, урядники, войты, державники. Наиболее важные вопросы эти должностные лица обязаны были решать на местных сеймиках, избираемых шляхтой. В Речи Посполитой устанавливается в самых крайних формах крепостное право, еще более усиливая иммунитет шляхты.

Города имели самоуправление, принципы которого опирались на «магдебургское право». Во главе города стоял войт, первоначально назначаемый господарем, а затем выборный. Ему помогали выборные радцы из городской верхушки. Рада ведала административно-хозяйственными и гражданско-судебными делами. Из своей среды радцы выбирали бурмистров. Диалог в государственно-правовой сфере русских и польско-литовских владений вел к взаимному обогащению опытом государственного управления и законотворчества.

На Западе, под эгидой сначала языческой, а затем, с конца XIV века, католической Литвы продолжалось развитие древнерусских земель по европейскому пути. Политическое и материальное положение Руси в составе Литвы было благоприятным. Продолжали развиваться города. Крупные города получили магдебургское право. Интересно, что жители пограничных территорий, проживавшие в зоне «риска», под угрозой вторжения монголо-татар или московитов, получали дополнительные привилегии. Например, жители Белой Церкви, подвергшиеся набегу татар, были освобождены от податей на девять лет. Русские аристократы пользовались значительным влиянием при дворе Литовского великого князя.

Ситуация в этом регионе начинает меняться в конце ХIV века, когда князь Ягайло (ок. 1351–1434) принял предложение поляков жениться на польской королеве Ядвиге и соединить Польшу и Литву. Этот союз помог разрешить противоречия, стоящие между этими государствами: борьба за русские земли Волынь и Галич и общее противостояние немцам, которые угрожали обоим государствам. Ягайло, заключив в 1385/1386 году Кревскую унию, которая предусматривала включение Великого княжества Литовского в состав Польского королевства, согласился на все поставленные ему условия, принял католичество сам, а в 1387 году окрестил в католичество языческую Литву. Но условия унии так и остались на бумаге. Могущественная литовская знать во главе с сыном Кейстута Витаутасом (Витовтом) (1350–1430) решительно воспротивилась потере самостоятельности. Дошло до того, что Кревская уния была временно расторгнута и возобновлена только в 1401 году на условиях равноправия сторон. По новой, Городельской унии 1413 года Литва обязывалась не вступать в союз с врагами Польши, но одновременно подтверждалось равенство и суверенность сторон.

Витовту удалось укрепить свою власть и подчинить себе всех удельных литовских князей. При нем границы Литвы достигли небывалых пределов: они простирались от моря до моря – от Балтийского до Черного. Великое княжество Литовское переживало в этот период вершину своего могущества. Витовт вел активную внешнюю политику – вмешивался в дела всех русских земель: Новгорода и Пскова, Твери, Москвы, Рязани. По взаимной договоренности Московского великого князя Василия Дмитриевича и великого князя Литовского Витовта граница между Московскими и Литовскими землями проходила по реке Угре (левый приток Оки).

При всей монументальности деяний Витовта и Ягайлы, при всём величии этих двух исторических личностей многие считают, что мощное и цельное древо рода Гедимина, Ольгерда и Кейстута в их лице породило червивый плод. Эпопея взаимоотношений между Витовтом и Ягайло: это целая историческая эпоха Великого княжества Литовского, в течение которой это литовско-русское (белорусско-балтийское) государство вначале обрело, а затем утратило своё величие, независимость и свой уникальный характер. Эти двое развязали гражданскую войну. Призвали в свою державу тевтонов, убивших более ста тысяч славянских и балтских литовцев (литовцев и белорусов). И даже апогей их славы и величия, их героический оттиск в истории – победа в Грюнвальдской Битве (1410): не что иное, как кровавая бойня, которой удалось бы избежать, если бы в своё время они же не продались тем же тевтонам ради борьбы друг с другом за власть. Но не надо забывать о том, что первым на сговор с тевтонами пошёл не Витовт, а Ягайло (во время противостояния Кейстуту), тем самым как бы предопределив предательское обращение к тевтонам и Витовта.

В условиях начавшейся полонизации и католизации по итогам Городельской унии 1413 года ухудшалось положение русских в Великом княжестве Литовском. В 1430 году вспыхнула война, которая в литературе получила название «восстание Свидригайло». Под влиянием военно-политического движения, возглавленного князем Свидригайло – сыном великого князя Альгирдаса, произошел распад Великого княжества Литовского на две части. Литва посадила на великое княжение Сигизмунда – сына великого князя Кястутиса, а русские земли держались стороны Свидригайло и именно его посадили на «великое княжение Русское». В политическом развитии Великого княжества Литовского (Литовско-Русского государства) этот период был переломным. Однако «восстание Свидригайло» потерпело поражение, а после гибели князя Сигизмунда на престоле в Вильнюсе утверждается Казимирас, правление которого знаменовало новую эпоху в развитии Литовского государства. Он восстанавливает пошатнувшиеся основы униатской политики, в своем лице династически объединяет два государства – королевство Польское и Великое княжество Литовское.

На территории Литовско-Русского государства в XV–XVI веках происходило складывание украинского и белорусского этносов. Западные и юго-западные земли, где шло формирование украинского и белорусского этносов, довольно долго существовали в условиях европейской традиции. Самосознание этих народов формировалось под влиянием реальной социально-политической ситуации в Литве, а затем в Речи Посполитой, и антикатолических, антипольских настроений. Угроза полонизации и католизации населения стимулировала осознание общности людей на основе православия. К слову, официальным языком Великого княжества Литовского с XIV века стал белорусский язык. Тогда же западные земли получили название Белая Русь. С принятием католичества и усилением влияния Польши положение украинского и белорусского народа несколько ухудшилось. Литва примкнула к католическому миру Запада: высшие ее слои приняли католичество, а средний городской класс усвоил немецкое (магдебургское) право. В дальнейшем через несколько уний (главным образом через Люблинскую унию 1569 года) Литва объединилась с Польшей в единое польско-литовское государство, ставшее на долгие десятилетия главным соперником Москвы на ее западных границах.

ГЛАВА 55. Северо-Восточная Русь. Ростово-Суздальская-Владимирская Русь

55.1. Становление Ростово-Суздальского/Владимиро-Суздальского княжества

Залеская сторона Киевской Руси, занимая восточную часть ее владений, соприкасалась на севере с Новгородскими волостями, а с востока и юга была окружена финскими племенами, рассеянными и внутри некоторых ее местностей. Суздальская земля называлась в старину Залеской: это название дано ей Киевской Русью, от которой она была отделена дремучими лесами вятичей. Эти дремучие леса и стали прочищаться с половины XII века. Если Мономах ещё с трудом проехал здесь в Ростов с малой дружиной, то сын его Юрий Долгорукий во время упорной борьбы со своим волынским племянником Изяславом (1149–1154) водил уже прямой дорогой из Ростова к Киеву целые полки. Это заставляет предполагать какое-то движение в населении, прочищавшее путь в этом направлении сквозь непроходимые леса [Ключевский В.О.: Том 1, С. 379. История России, С. 21283].

Северо-восточные земли, издавна населенные немногочисленными угро-финскими и балтийскими племенами, явились одним из основных районов славянской колонизации с VIII века. В ходе заселенья междуречья Оки и Верхней Волги можно заметить два преобладающих направления миграционных потоков. По первой линии шел колонизационный приток с новгородского северо-запада и смоленского запада, а расселение проходило по Верхней Волге от Ржева до Нижнего Новгорода, по второй, – с днепровского юго-запада, а расселение проходило по средней Оке от Калуги до Мурома. По обеим линиям, ко времени татарского нашествия вытянулись две довольно густые цепи городов, основными звеньями которых были старинные русские поселения Ярославль, Рязань, Муром [Ключевский В.О.: Том 2. , S. 21398].

Волго-Окское междуречье было в равной степени защищено как от варяжских походов, так и от половецких набегов. Умеренный климат и торговые пути привлекали как стихийную крестьянскую колонизацию, так и организованную, опирающуюся на дружины, княжескую. Колонизация происходила не в форме вытеснения автохтонного населения, а в форме «подселения» славянских колонистов на свободные земли. Славяне и финно-угры жили чересполосно, активно взаимодействуя и в хозяйственной, и в культурной сферах. Взаимоотношения быстро растущего славянского населения с разрозненными общинами голяди, чуди, мери, муромы, веси и другими финно-угорскими племенами приводят к синтезу их общественных структур, хозяйственно-бытовой жизни, консервации языческого мировоззрения. Многие из этих соседей славян были ими ассимилированы, внесли свой вклад в культуру формирующейся великорусской народности. В XII–XIII веках происходит мирная деэтнизация значительной части местного населения, ассимиляция его древнерусской народностью, хотя отдельные поселения местных этносов сохранялись еще несколько веков.

Ростово-Суздальское/Владимиро-Суздальское княжество, крупнейшее государственное образование Северо-Восточной Руси, начало формироваться в X–XIII веках, в междуречье Оки и Волги. К середине XII века Ростово-Суздальская Русь обнимала огромные пространства восточнославянских, угро-финских, балтских земель. Ее владения простирались от таежных лесов Севера, низовий Северной Двины, побережья Белого моря до границ с половецкой степью на юге, от верховий Волги на востоке до смоленских и новгородских земель на западе и северо-западе. Лесная Русь, не одаренная столь щедро от природы и менее цивилизованная, была, по крайней мере, более спокойной страной. Северо-Восточная Русь почти не знала иноземных нашествий. Сюда не доходили волны нашествий степняков в первом тысячелетии н.э. Позднее сюда не достигал меч предприимчивых завоевателей – варягов. Не добиралась в эти дали и половецкая конница, разбивавшаяся о непроходимые лесные чащи. Жизнь здесь текла не так ярко и динамично, как в Поднепровье, но зато спокойно и основательно. Владимиро-Суздальская Русь, держащаяся на отлете, хотя и принимала активное участие в междоусобных битвах XII века, сама редко становилась ареной кровопролитных схваток. Чаще ее князья водили свои дружины на юг, доходили до Чернигова, Переславля, Киева и даже до Владимиро-Галицкой Руси. Здесь-то сложилось великое княжество, предназначенное для великих судеб, но, к несчастью, отделявшееся в течение трех веков южными степями от Черного моря – от византийской и западной цивилизаций. Перемещение центра консолидации Руси, русской государственности к Северо-Востоку определило вектор развития Евроазиатской цивилизации. В недрах старой Руси, скрывались семена новой нации.

Центром земли был Ростов. Здесь, на севере в суровой и редко населенной стране, в этой обширной области, находился только один древний город, упоминаемый летописцем еще до прихода варягов, – то был Ростов Великий, от которого вся область получила название земли Ростовской. Древнейшие города в этой земле Ростов и Белоозеро, были сначала поселениями финскими: в Ростове жила меря, а в Белоозере весь. К ним пришли новгородские словене, может быть, смешанные с варягами, и утвердили над ними свою власть. При Рюрике, приславшем сюда своих мужей, произошло усиление варяжской составной части населения, которая определила уклад жизни всего населения в этой области.

Первоначально связь Ростовского края с Киевской Русью выражалась в уплате дани великим киевским князьям. Местные дружины участвовали в походах князя Олега на Киев (882) и Царьград (907). Позднее в Ростове княжили сыновья киевского князя Владимира Святославича Борис и Ярослав, в Муроме – Глеб. По разделу Киевской земли между сыновьями Ярослава (1054) Ростовская земля досталась Всеволоду Ярославичу.

55.2. Возвышение Ростово-Суздальской Руси: обретение политической и хозяйственной самостоятельности

Возвышение Ростово-Суздальской Руси, которая тогда называлась Ростовским, а позднее Ростово-Суздальским княжеством, по названию главных городов этих мест – Ростова и Суздаля, началось при Владимире Мономахе. Сюда он был посажен на княжение в возрасте 12 лет, своим отцом, Всеволодом Ярославичем. С тех пор Ростово-Суздальская земля прочно вошла в состав вотчины Мономаха и Мономаховичей. Со времени перехода края в 1093 году во владение Владимира Мономаха начинается возвышение Суздаля, куда он сажал князьями своих сыновей – Ярополка, затем Юрия. В Суздаль переходит из Ростова и летописание. Владимир Мономах, часто ездил в эту область для сбора дани и прочих хозяйственных распоряжений, что видно из его поучения, написанного им на пути в Ростов, около 1096 года. Владимиру Мономаху пришлось отстаивать Суздальское княжество в междоусобной войне (1096) с Олегом Святославичем, пытавшемся завладеть северной вотчиной Мономаха. В связи с необходимостью обороны этого края князь Владимир Всеволодович основал в 1108 году крепость на реке Клязьма, которую назвал по своему имени Владимиром. Вскоре город Владимир на Клязьме получил преимущество перед старшим Суздалем и послужил ступенью к будущему возвышению Северо-Восточной Руси над Юго-Западной, Великороссии над Малороссией. В Северо-Восточной Руси впервые была начата борьба за объединение Руси под главенством князей владимирской династии. Владимир Мономах предоставил здешнюю сторону меньшим своим детям, которые в пору трудных испытаний, в пору горьких поражений знали, что здесь они всегда найдут помощь и поддержку. Здесь они смогут набрать новых сил для жестоких политических схваток со своими соперниками. По «Завещанию Ярослава» (1054) эта волость стала «родовым владением» его третьего сына Всеволода и его потомков, что затем де-юре было закреплено на Любечском съезде (1097).

Сюда в свое время (1107) Владимир Мономах посадил на княжение одного из своих младших сыновей – Юрия Владимировича (1091–1157), потом, заключив мир с половцами, женил его на дочери союзного половецкого хана. До поры до времени Юрий, как младший, оставался в тени других своих братьев, до смерти своего отца и старшего брата обладал чисто номинальной властью. Но по мере возмужания, по мере того, как уходили из жизни старшие князья, голос ростово-суздальского князя звучал на Руси все громче и его претензии на первенство в общерусских делах становились все основательней. Став суздальским князем, он не только стал полноправным правителем этой огромной территории, но и начал активно вмешиваться во все общерусские дела. И дело было не только в его неуемной жажде власти, стремлении к первенству, не только в его политике захвата чужих земель, за что он и получил прозвание Долгорукого, но и в экономическом, культурном обособлении огромного края, который все более стремился жить по своей воле и по своему разумению.

Самостоятельное развитие Ростово-Суздальской земли началось в правление младшего сына Владимира Мономаха – Юрия Долгорукого. Ростово-Суздальское княжество обязано Юрию Владимировичу первоначальным своим гражданским устройством, при нем произошло оформление границ княжества (особенно с Новгородской республикой и Черниговским княжеством). Юрий Долгорукий стал родоначальником княжеской династии ростово-суздальских и московских князей, сыгравших особую роль в истории не только Руси, но и России. Став самостоятельным князем (1125) Юрий Владимирович перенёс столицу княжества из Ростова в Суздаль.

К середине XII века сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий немалыми усилиями превратил Ростово-Суздальское княжество из далекой окраины, которая прежде покорно посылала свои дружины на подмогу киевскому князю, в обширное независимое княжество, которое проводило активную политику внутри русских земель, расширяло свои внешние границы. Официальным актом создания самостоятельного княжества было решение Собора из представителей бояр и неродовитой верхушки крупнейших городов об избрании великим князем Андрея Юрьевича Боголюбского.

Юрий Долгорукий укреплял свое княжество. Из первоначальных действий Юрия Летописи сохранили известие о походе (1020) на волжских болгар, торговое племя, которое столько пострадало от нашествия Святослава. Но, тем не менее, Волжская Булгария, в пору ухудшения отношений, пыталась блокировать русскую торговлю на Волжском пути, перекрывая дорогу на Каспийский Восток. Юрий пошел на болгар, и возвратился с богатой добычей. Вел он противоборство с Новгородом за влияние на смежные и пограничные земли. Уже тогда, в XII веке, зародилось соперничество Северо-Восточной Руси и Новгорода, которое позднее вылилось в острую борьбу Новгородской аристократической республики с поднимающейся Москвой. В течение долгих лет Юрий Долгорукий упорно боролся за добывание себе киевского стола. Потратив много жизненных сил, он в конце 1150-х годов все же овладел киевским столом, но вскоре умер в Киеве в 1157 году.

Благоприятное географическое положение обусловило экономическое развитие Северо-Восточной Руси. Стабильному экономическому развитию княжества помогало и то, что оно было удалено и загорожено непроходимыми лесами от степей, где жили враждебно настроенные к славянам половцы. В начале XII века начинается подъем этого края. В различных летописных источниках можно найти указание на это движение. В отдалённом Суздальском крае замечаем усиленную строительную работу. В княжестве Юрия и его сына Андрея Боголюбского, главным городом был Ростов Великий, за ним второе место по старшинству занимал Суздаль, к старинным городам этого края относятся также Белозерск и Муром. Позднее появились Тверь, Ярославль и Владимир. Большая часть других городов была построена в позднейшее время. Из различных летописных источников становится известно, что в Суздальской земле при князе Юрии Долгоруком, а затем и при Андрее Боголюбском возникают один за другим новые города, Сын Мономаха, Юрий, особенно прославил себя как неутомимый строитель. Княжеские города и крепости строились и в центре, и в пограничных областях. В 1134 году Юрий строит город Кснятин при впадении Нерли в Волгу. Под 1147 годом первый раз упоминается в Летописи городок Москва. В 1150 (1152) году строится Юрьев «в поле» (или Польский Юрьев-Польский). В 1154 году Юрий основал город Дмитров на реке Яхроме, назвав его так в честь своего сына Дмитрия-Всеволода, родившегося в том же году во время «полюдья», когда князь с женой объезжал свою волость для сбора дани. Около 1155 года Андрей Боголюбский основал город Боголюбов пониже Владимира на Клязьме.

В.Н. Татищев в своём летописном своде, основанном на источниках, теперь утраченных, говорит, что с княжения Юрия Долгорукого, он начал встречать целый ряд новых городов в Северной Руси, которые не были известны до того времени. Таковы, например, Городец на Волге, Кострома, Стародуб на Клязьме, Галич, Звенигород, Вышгород при впадении Протвы в Оку (под Серпуховом) и др. Таким образом, на северо-востоке, вокруг одинокого Ростова, князь создал себе особый мир городов, где был неограниченным властелином, хозяином полновластным. Он считал эти города своею собственностью, которою мог распоряжаться в полной мере. Все эти новые города в Ростовской земле были построены и населены князьями; получив от них свое бытие, они считались княжеской собственностью. Населённые зависимым от князя военным и торгово-ремесленным людом новые города становятся прочной опорой княжеской власти. В городах высокого уровня развития достигли ремесла: обработка железа и других металлов, гончарное ремесло, строительное дело и др.

Географическое размещение городов междуречья, постройку которых можно относить к XII и XIII векам, показывает, что пришлое население осаживалось по притокам всего междуречья, идя с запада на восток: Волок Ламский, Вышгород и, может быть, Боровск на Протве, Звенигород, Москва, Клин, Дмитров, Переяславль, Юрьев Польской, Владимир, Боголюбов, Нерехта, Стародуб, Гороховец. При просторных лесистых и болотистых промежутках между притоками большую значимость получали поселки, возникавшие на концах коротких переволок из одного притока в другой: здесь завязывались узловые пункты сухопутного и речного сообщения.

Известия об основании городов сопровождаются в летописи известиями о строительстве храмов. Оба князя, Юрий и Андрей, явились самыми усердными храмоздателями в Суздальской земле. Многие храмы остались памятниками их княжения. Постройка в новых городах белокаменных храмов положила в XII веке начало владимиро-суздальской школе зодчества.

Соперничество между «новыми» и «старыми» городами, и их местными элитами влияло на особенности государственного управления. Стремление вотчинных и служилых землевладельцев, духовенства «старых» и «молодых» городов утвердить собственную династическую линию и освободиться от наместников великих князей свидетельствовало о развитом региональном сознании местной элиты.

55.3. Возвышение Владимира и Владимирского княжества: обретение политической и хозяйственной самостоятельности

Официальным актом создания самостоятельного Владимирского княжества было решение Собора из представителей бояр и неродовитой верхушки крупнейших городов об избрании великим князем Андрея Юрьевича (вопреки прежнему договору с Юрием Долгоруким об избрании другого его сына). В 1157 году на престол Ростово-Суздальского княжества вступил сын Юрия Долгорукого Андрей Юрьевич (годы княжения 1157–1174), рожденный от половецкой княжны. После смерти Юрия Долгорукого бояре Ростова и Суздаля избрали своим князем Андрея, стремясь утвердить в Ростово-Суздальской земле собственную династическую линию и прекратить сложившуюся традицию великих князей посылать в эти земли на княжение то одного, то другого из своих сыновей. Однако князь Андрей сразу же спутал их расчеты. Прозванный по месту своей резиденции Боголюбским, он стремился жесткими мерами придать своей власти монархические черты. Прежде всего, согнал с других ростово-суздальских столов своих братьев. Затем распустил поседевшую в боях дружину Юрия Долгорукого, удалил от дел старых бояр, и безжалостно подавлял их сопротивление. Летописец приписывает князю Андрею стремление к единовластию, стать «самовластцем» Северо-Восточной Руси. Именно здесь впервые явились понятия об отдельной княжеской собственности, которую Боголюбский поспешил выделить из общей родовой собственности Ярославичей, оставив пример своим потомкам, могшим беспрепятственно им воспользоваться.

Во времена Андрея Боголюбского Владимиро-Суздальское княжество достигло значительного могущества, и было сильнейшим на Руси. Князь говорил своим боярам: «Я всю Белую (Суздальскую) Русь городами и сёлами великими населил и многолюдной учинил». Северо-Восточная Русь выступает на главную сцену вместо Юго-Западной со своими особенностями в природе страны, в характере народонаселения, в социально-культурных, хозяйственных и политических отношениях. Отчего и русская история с этих пор стала приобретать иной, особенный характер. Своего могущества Владимиро-Суздальское княжество достигло при его брате Всеволоде Юрьевиче (Большое Гнездо), одном из крупнейших строителей российского государства.

Центр Руси переносится в иное место, в Волжский бассейн, в Суздальскую землю. Андрей Юрьевич делает Владимир столицей княжества, претендующей стать общерусским центром и перенять древние права «матери городов русских» от Киева. Перенесение геополитического центра Руси во Владимир сыграло большую роль в образовании великорусской народности и русской нации. При князе Андрее Боголюбском начался подлинный расцвет города. Он богато обстраивает Владимир, обносит валами и рвами разросшийся посад и западную треть города, где располагался двор Мономаха и Юрия. Андрей строит торжественные главные ворота города – Золотые ворота, на восточном конце города ставятся вторые белокаменные Серебряные ворота. Андрей Боголюбский, задумал основать во Владимире на Клязьме особую русскую митрополию, независимую от Киевской. Пытаясь осуществить свой замысел, он вывозит из Киева знаменитую икону Богоматери, написанную, по преданию, апостолом Лукой, в Мономаховом среднем городе строит большой Успенский Собор (1158–1164), перестраивает дедовскую церковь Спаса (1164).

Тем не менее, действия Андрея Боголюбского вызывали все больше раздражение среди ростово-суздальского боярства. Усиление города Владимира, осуществлявшееся Андреем Боголюбским, не могло не вызывать неприязни в Ростове. Ростов и Владимир изначально имели разные формы управления. Ростов был боярским городом, по форме правления близким Новгороду и Пскову, сохранявшим вечевой строй, и имевшим епархию. Владимир же с самого начала складывался как княжеский город.

Чаща терпения правящих боярских кланов переполнилась, когда по приказу князя был казнен один из родственников его жены, видный боярин Степан Кучка, чьи владения находились в районе Москвы. Захватив владения казненного боярина, Андрей приказал построить здесь свой укрепленныйзамок. Так в Москве появилась первая крепость. Брат казненного и другие его родственники организовали заговор против Андрея Боголюбского. В 1174 году князь Андрей пал жертвой заговора бояр.

Гибель Андрея Боголюбского не остановила процесс централизации Владимиро-Суздальской Руси. Когда боярство Ростова и Суздаля попыталась посадить на престол племянника князя Андрея и управлять за его спиной княжеством, поднялись «меньшие люди» Владимира, Суздаля, Переславля и других городов. Дело централизации государственного управления и укрепления княжеской власти продолжил приглашенный на владимиро-суздальский стол князь Михаил – брат Андрея Боголюбского. Его победа в нелегкой междоусобной борьбе с племянниками означала победу городов и поражение боярских кланов.

После смерти князя Михаила дело его взял в сои руки вновь поддержанный городами третий сын Юрия Долгорукого, Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (1176–1212). В 1177 году, разгромив своих противников в открытом бою близ города Юрьев, он овладел владимиро-суздальским престолом. Мятежные бояре были схвачены и заточены в тюрьму, их владения конфискованы. Поддержавшая мятежников Рязань была захвачена, а рязанский князь попал в плен. Всеволод III стал великим князем. Он получил прозвище «Большое Гнездо», так как имел восемь сыновей и восемь внуков, не считая потомства женского пола.

В своей борьбе с боярством владимиро-суздальский князь Всеволод опирался не только на города, но и на быстро растущее, мужающее с каждым годом дворянство. Эта категория населения существовала и прежде, но теперь она становится все более многочисленной. С возрастанием значимости великокняжеской власти в некогда заштатном княжестве роль и влияние дворянства также вырастали год от года. Социальный статус дворян определялся тем, что они выполняли разнообразные государственные и вотчинные функции: в войске, судопроизводстве, посольских делах, сборе податей и налогов, расправе, дворцовых делах, управлении княжеским хозяйством. За свою службу они получали вознаграждение в виде земельных (поместий) и денежных пожалований, и других милостей.

Укрепив свои позиции внутри княжества, Всеволод Большое Гнездо стал оказывать все большее влияние на дела Руси: вмешивался в дела Новгорода, овладел землями Киевской земле, подчинил полностью своему влиянию Рязанское княжество. Он успешно противоборствовал Волжской Булгарии. Его поход на Волгу в 1183 году закончился блестящей победой. Ряд исследователей полагают, что в Северо-восточной Руси уже на рубеже XII–XIII веков наметились объединительные тенденции, выразителями которых выступили главным образом Андрей Боголюбов и Всеволод Большое Гнездо. Их политика была направлена на «собирание» русских земель под властью одного государя, стремившегося опереться на административный аппарат, пополнявшийся в основном из представителей младшей дружины.

Преемнику Всеволода – Юрию не сразу удалось взять верх над старшим братом. Последовала новая междоусобица, продлившаяся целых шесть лет, и только в 1218 году Юрий Всеволодович сумел овладеть престолом. Тем самым была окончательно нарушена старая официальная традиция наследования власти по старшинству, отныне воля великого князя – «единодержавца» стала сильней, чем былая «старина».

В области Верхней Волги умы и дела оказались более подвижными и гибкими. И здесь не могли вполне отрешиться от киевской старины. Город Владимир долго был для Всеволодовичей суздальских тем же, чем был Киев для старых Ярославичей, – общим достоянием, владеемым по очереди старшинства. Этого мало. Когда с разветвлением Всеволодова племени уделы, образовавшиеся при сыновьях Всеволода, стали разрастаться в целые группы уделов, из них выделялись старшие княжения, как это было и в днепровской Руси: при великом князе владимирском появились ещё местные великие князья – тверской, нижегородский, ярославский.

В начале XIII века после смерти князя Всеволода Владимирское княжество, которое считалось общим достоянием Всеволодова племени, раздробилось на четыре удела: Ростовский, Переяславский, Юрьевский и Стародубский на Клязьме. При внуках Всеволода Суздальская земля разделилась на более мелкие части. Владимирское княжество продолжало наследоваться по очереди старшинства, но из него выделились 3 новых удела: Суздальский, Костромской и Московский. Ростовское княжество также распалось на части – из него выделились младшие уделы: Ярославский и Угличский. Переяславский удел также распался на несколько частей: рядом со старшим уделом Переяславским возникли два младших, из него выделившихся, Тверской и Дмитрово-Галицкий. Только княжества Юрьевское и Стародубское остались нераздельны, ибо первые их князья оставили лишь по одному сыну. Ярославское княжество в продолжение XIV и XV веков также разделилось на уделы Моложский, Шехонский, Сицкой, Заозёрский, Кубенский и другие. Как мы можем видеть по названиям этих уделов, большая часть их состояла из небольших округов заволжских речек Сити, Суды, Мологи, Кемы, Ухтомы, Андоги, Бохтюги и т. д.

Общий подъем Северо-Восточной Руси в конце XIII – начале XIV века был более мощным, чем в южных и юго-западных русских княжествах – Киевском, Черниговском, Галицко-Волынском. Таким образом, этот, сравнительно не великий угол между Окой и Волгой сам собой возродился в мощную земскую и государственную силу Русской земли, стал ее настоящим сердцем, от которого естественно сделались зависимыми и все другие близкие и дальние края Руси. Все политические победы этого угла совершились только потому, что была велика его промышленная способность и сила¹. Понятие «Древняя Русь» применимо, в большей мере, к нашей истории до XIII века, тогда как с XIV века и даже несколько раньше, с эпохи Александра Невского (1220–1263), мы должны говорить уже не о «Древней Руси», а о зарождающейся современной России.

Верховная власть над всеми землями Северо-Восточной Руси принадлежала великому князю владимирскому, что закреплялось выдаваемыми ордынскими ханами ярлыками на «великое княжение». По мере усиления других княжеств значение Владимира как стольного города всей Северо-Восточной Руси падает, а власть великого князя владимирского приобретает все более номинальный характер. После кончины Александра Невского, которому еще удавалось удерживать в повиновении удельных князей и Новгород, великокняжеский титул превращается в объект ожесточенного соперничества между князьями, чему способствовала и политика правителей Золотой Орды. С конца XIII века князья, получавшие ярлык на великое княжение, оставались жить в столицах своих княжеств.

ГЛАВА 56. Основание и становление Москвы – геополитического центра Евроазиатской цивилизации – России

56.1. Основание Москвы. Первые известия о городе

Москва возникла на перепутье между днепровским югом и верхневолжским севером, имея значение пограничного городка Суздальской земли. Основана была Москва на высоком Боровицком холме, в месте слияния рек Москвы и Неглинки, выше реки Яузы (Аузы). Место было весьма благоприятным для жизни, и издревле здесь селились племена рыболовов и охотников, а позже на эти земли пришли славянские племена. Первые поселения на этой территории согласно археологическим данным датируются вторым тысячелетием до нашей эры. О поселении, которое было предшественником Москвы известно крайне мало. Версии о том, что Москва появилась в IX веке, во время князя Олега не имеют под собой никаких документальных и археологических оснований.

Первое упоминание о Москве встречается в Летописи XII века, когда эпоха Киевской Руси подходила к концу, и государство распадалось на удельные княжества. Летопись называет Москву в числе новых городков Ростовской земли, возникших в княжение Юрия Долгорукого. Она ранее принадлежала боярину Степану Кучке. После того как он был казнён, эта небольшая крепость оказалась в руках Юрия Долгорукого. Однако временной отсчёт существования города отмечается с первого упоминания его в Летописи и датируется весной 1147 года. Впервые этот городок является в летописном рассказе со значением пограничного пункта между северным Суздальским и южным Чернигово-Северским краем. Сюда в 1147 году великий князь киевский и ростово-суздальский Юрий Владимирович Долгорукий, шестой сын Владимира Мономаха, пригласил на военный совет к берегам Москвы-реки, «на Московь», своего союзника, новгород-северского князя Святослава Олеговича. Согласно летописному свидетельству князь Юрий послал сказать князю Святославу: «Приди ко мне, брате, в Москов». Это – первое известие о Москве, сохранившееся в Летописях. По-видимому, поселок был тогда сельской княжеской усадьбой или, точнее, станционным двором, где суздальский князь останавливался при своих поездках на киевский юг и обратно. Двор должен был иметь значительное хозяйственное обзаведение. Об этом свидетельствует тот факт, что на другой день по приезде Святослава хозяин устроил гостю «обед силен» и хорошо угостил его свиту, для чего надобно было иметь под руками достаточно припасов и помещения, хотя Святослав приехал в «мало дружине». Есть некоторые свидетельства о том, что в 1156 году князь Юрий Долгорукий «заложи град Москву» пониже устья Неглинки, и выстроил деревянно-земляную крепость. т.е. окружил свой москворецкий двор деревянными стенами. Это свидетельство вызывает сомнения у историков, так как существуют некоторые противоречия, связанные с тем, что в 1156 году Юрий Долгорукий княжил в Киеве. Если же, как предполагают историки, он основал Москву во время своего визита в Ростово-Суздальское княжество, то удивительно, что этот факт остался незамеченным летописцами. Часть историков относят основание города Москвы к 1153 году. Существуют также предположения, что укрепительные сооружения возводились не Юрием Долгоруким, а его сыном Андреем. Тем не менее, появилось первоначальное пространство московского кремля. Это был московский кремль в первоначальном своем очертании: он занимал, как это выяснено И.Е. Забелиным в его «Истории города Москвы», западный угол кремлевской горы, обрывавшийся крутым мысом к устью реки Неглинки у нынешних Боровицких ворот, в названии которых сохранилась память о боре, хвойном лесе, некогда покрывавшем кремлевскую гору. Пространство, опоясанное стенами, воздвигнутыми при князе Юрии, и имевшее вид треугольника, по соображениям И.Е. Забелина, едва ли занимало половину, скорее третью долю нынешнего Кремля. Позднее в 1256 году в Москве была построена деревянная крепость.

До появления топонима «Москва» было и другое, более раннее название – «Куцкова», «Кучкова». Название это было получено по имени местного вотчинника, боярина и, по преданию, суздальского тысяцкого Степана Куцка или Кучка. На тот момент, когда Владимир Мономах передал эти владения сыну Юрию Долгорукому, вдоль Москвы-реки стояло несколько сел и деревень, которые принадлежали боярину Кучке Степану Ивановичу. Память о нем сохранялась после в названии московского урочища Кучкова поля (ныне улицы Сретенка и Лубянка). Эти поселения, несмотря на то, что в них были и храмы, и боярские хоромы, не были объединены в один город и не имели крепости. В то же время, месторасположение как нельзя лучше подходило для основания укрепленного города, пограничного пункта.

Причины, по которым Юрий Долгорукий казнил Боярина Кучку, доподлинно неизвестны, скорее всего, боярин не хотел передавать свои земли князю и оказывал сопротивление его планам. Предания рассказывают, что после казни Юрий оглядел близлежащие земли и повелел строить на них деревянный град. В результате этого были возведены укрепленные деревянные стены кремля, которые служили для защиты жителей бывших сел Кучкова и новых поселенцев, постройки княжего двора и некоторые другие строения. Некоторое время город назывался Кучков, а затем за ним укрепилось название по имени Москвы-реки. Что означает слово Москва – лингвисты и на сегодняшний день не пришли к единому мнению. Предполагают, что слово Москва – финского происхождения, и означает по разным версиям: смородина, мутная, искривленная.

56.2. Географическое положение Москвы и его выгоды

Со временем возникновения и с географическим положением Москвы тесно связана и ее дальнейшая политическая судьба. Как городок новый и далекий от суздальских центров – Ростова и Владимира, Москва позднее других суздальских городов могла стать стольным городом особого княжества и притом должна была достаться младшему князю. Москву иногда называют географическим центром Европейской России. Если взять Европейскую Россию в ее нынешних пределах, это название не окажется вполне точным ни в физическом, ни в этнографическом смысле: для того чтобы быть действительным географическим центром Европейской России, Москве следовало бы стоять несколько восточнее и несколько южнее [Ключевский В.О.: Том 2. , S. 21401].

Но надо представить себе, как размещена была масса русского населения, именно великорусского племени, в XIII и XIV веке. Московский удел, по своему положению на границе Юго-3ападной и Северо-Восточной Руси, служил первой остановкой для переселенцев, направлявшихся из Киевского Приднепровья в бассейн Волги и Оки. Москва возникла на рубеже между юго-западной днепровской и северо-восточной волжской Русью, на раздельной линии говоров на «о» и «я». Это был первый край, в который попадали колонисты с юго-запада, перевалив за Угру; здесь, следовательно, они осаживались наибольшими массами, как на первом своем привале. Колонизация скучивала это население в междуречье Оки и Верхней Волги, и здесь население долго задерживалось насильственно, не имея возможности выходить отсюда ни в какую сторону. Переселенческий поток, приостанавливаясь, здесь расплывался по области, значительно содействуя возрастанию ее народонаселения.

Центральное положение Москвы среди русских княжеств, прикрывало ее со всех сторон от внешних врагов. Оно лежало, окруженное княжествами Нижегородским, Рязанским, Смоленским, Тверским и с севера землями Новгородской общины. Татары ли, Литва ли, прежде чем добраться до него, обрушивали свой первый удар на периферию. Внешние удары падали на соседние княжества – Рязанское, Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Смоленское – и очень редко достигали до Москвы. И зачастую встретив здесь отпор, уже не шли дальше, а, подобно волне, потерявшей свою первоначальную силу, откатывались назад. Благодаря такому прикрытию Московское княжество стала убежищем для притекающего сюда окраинного русского населения, всюду страдавшего от внешних нападений.

В то время, как Рязанское княжество постоянно терпело от татарских вторжений, Московское княжество не слыхало о них с 1293 года вплоть до нашествия Тохтамыша в 1381 году. Благодаря этому население окраин охотно шло под защиту московских князей, тем более что сильных областных привязанностей оно не выработало и вообще привыкло переходить, чуть какое затруднение, из одного княжества в другое, находя везде одинаковые условия жизни, одинаковый быт и порядок.

Вслед за окраинными речными магистралями заселялись и внутренние их притоки, прорезывающие междуречье, хотя и здесь были незапамятно старинные центры, как Ростов и Суздаль. Большая часть здешних городов возникла с половины XII века или немного раньше. Появление города на притоке служило признаком скопления вдоль реки значительного сельского населения, нуждавшегося в укрепленном убежище.

Москва явилась как некий узловой пункт, на перекрещении водных и торговых путей. В этом отношении географическое положение города Москва было особенно выгодно. То же географическое положение Москвы заключало в себе условие, благоприятствовавшее ранним промышленным ее успехам. Река Москва своим течением сближала Верхнюю Волгу с средним течением Оки, создавая удобный транзитный путь из Новгорода в Рязанскую область, самую богатую естественными произведениями во всем Северо-Восточном крае. Уже с давних пор новгородцы в изобилии вывозили отсюда в Европу медь и воск.

С давних времен эта река имела немаловажное торговое значение. Изогнутой диагональю прорезывая Московское княжество с северо-запада на юго-восток и нижним течением связывая город Москву с бассейном Оки, а верховьями близко подходя к правым притокам Верхней Волги, она служила соединительной хордой, стягивавшей концы обширной речной дуги. Город Москва возник на самом изломе реки, при ее повороте на юго-восток, где она притоком своим Яузой почти вплоть подходит к Клязьме, по которой шел через Москву поперечный путь с запада на восток. Очень рано на самом перевале с Верхней Волги в реку Москву возник торговый пункт Волок на Ламе (Волоколамск). Этот город был построен новгородцами и служил им складочным местом в их торговых сношениях с бассейном Оки и с областью средней Волги. Верхний приток реки Москва – Истра подходит близко к Ламе, притоку Шоши, впадающей в Волгу. Таким образом, река Москва Ламским волоком соединяла Верхнюю Волгу со средней Окой.

Город Москва возник в пункте пересечения трех больших дорог. Андрей Боголюбский шел с чудотворной иконой Божией Матери в 1155 году, направляясь путем через Рогожские поля на Клязьме во Владимир с реки Вазузы, куда он поднялся Днепром из Вышгорода под Киевом. В конце XIV века от Москвы шла, пролегая Кучковым полем, «великая дорога володимерьская», о которой упоминает одна старая летопись по случаю сретения москвичами чудотворной иконы божией матери в 1395 году. Наконец, с третьей стороны через Москву пролегала из Лопасни дорога с киевского и черниговского юга на Переяславль-Залесский и Ростов.

Из такого географического положения проистекли важные экономические выгоды для города и его края. Прежде всего – это положение содействовало сравнительно более ранней и густой населенности края. Сгущенность населения в его уделе увеличивала количество плательщиков прямых податей. Развитие торгового транзитного движения по реке Москве оживляло промышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами. Итак, географическое положение Москвы превращало ее, в своего рода, дорожный узел, где перекрещивались пути двух потоков – переселенческого на северо-восток и торгово-транзитного на юго-восток, что доставляло московскому князю важные экономические выгоды. Первое направление движения увеличивало население Москвы, второе – материально обогащало ее (пошлины в казну князя; заработок местным жителям).

56.3. Причины усиления Москвы

Изначально трудно было угадать дальнейшую политическую судьбу Москвы. Ее судьба представлялась неожиданной для северорусского общества той поры. Когда и как произошло начало Москвы? Когда и как она зародилась на своем месте? Об этом книжные люди стали гадать и рассуждать только с той поры, когда Москва явилась сильною и славною, великим царствующим городом, крепким и могущественным государством, когда у книжных людей, из сознания этого могущества, сами собою стали возникать вопросы и запросы, как это случилось, что Москва-город стала царством-государством? Почему именно этот маленький окраинный городок стал столицей государства Российского? Почему Москва, а не более древние, имевшие хорошую историческую перспективу стольные грады Владимир или Суздаль, Тверь или Рязань, Великий Новгород или Ярославль? В.О. Ключевский писал, что на эти вопросы, о том каким образом Москва так быстро поднялась и стала политическим центром Северо-Восточной Руси, русское общество затруднялось найти ответ, а потому быстрый политический подъем Москвы ему казался исторической загадкой, и даже некой тайной. Это впечатление отразилось в одном из многих народных сказаний, предметом которых служит первоначальная судьба этого города и его князей. Этот вопрос формулируется приблизительно в таком тоне: «Кто думал-гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти?».

Историков всегда волновала вековая тайна: действительно, небольшая сельская усадьба на крутом берегу Москвы-реки в силу своей незначительности в первые сто лет существования ни разу не была стольным градом, столицей хотя бы небольшого княжеского удела. Только при правнуках Всеволода Большое Гнездо, по смерти Александра Невского, в Москве в 1263 году появился свой князь – малолетний сын Невского Даниил. Так было положено начало Московскому княжеству и династии московских князей.

Причина загадочности первых успехов города Москвы заключается в том, что древние памятники нашей истории отметили далеко не первые шаги на пути его роста, а уже крупные внешние приобретения, каких добилась Москва после долгих и незаметных подготовительных усилий. Но уцелели некоторые косвенные указания, в которых вскрываются таинственные исторические силы, работавшие над подготовкой успехов Московского княжества, с самого начла его существования. Действие этих сил выражалось, прежде всего, в экономических условиях, питавших рост города, а эти условия вытекали из географического положения этого края в связи с ходом русской колонизации волжско-окского междуречья.

Московский период воспринимается историками сквозь призму становления «централизованного Русского государства». Взгляд верный, но недостаточный. Он указывает лишь на общий вектор, а не на то, чем люди жили в те времена. Московский период – это время становления «Святой Руси», грандиозного национального проекта, в который были вложены огромные силы и средства, в который включились лучшие люди России того времени. Речь идет о фантастической по смелости попытке национального перемещения на Небеса.

56.4. Московское княжество. Московская княжеская династия

Московское княжество. Становление Москвы и Московского княжества было медленным. Сменились три поколения потомков Юрия Долгорукова прежде, чем Москва вышла из тени древних городов Владимиро-Суздальской Руси, и начала приобретать черты крупного города, играющего важную роль в жизни русского государства. Свое самостоятельное существование Московское княжество начало со второй половины XIII века, после того, как великий князь владимирский Александр Невский посадил на Москве своего младшего сына Даниила. Его сыновья и внуки, умные, талантливые политики, не брезговали никакими средствами для достижения своих целей. В их арсенале, к сожалению, были и такие, как: хитрость, коварство, лесть, подкуп. В борьбе с соседними княжествами московские князья присоединяют к Москве все новые и новые земли. В союзе с ордынцами московские войска нанесли поражение своему самому сильному сопернику – Тверскому княжеству.

Первоначальную территорию Московского княжества в XIII веке можно с вероятностью определить так: на западе граница его начиналась при впадении p. Рузы в р. Москву, поднималась по Рузе к северо-западу, затем круто поворачивала на сев.-восток по водоразделу правых притоков Волги, рек Ламы и Дубны, с одной стороны и левых притоков Москвы и Клязьмы с другой; перейдя речку Шерну, приток Клязьмы, граница поворачивала на юг, между речками Гжелкой и Перской пересекала Москву и, дойдя на юге до водораздела правых притоков Москвы и левых притоков Оки, направлялась на запад по самому водоразделу, упиралась в речку Нару (приток Оки) и, повернув к северу, подходила к устью Рузы. Таким образом, в состав Московского княжества XIII века входили теперешние уезды: московский, звенигородский, рузский, южная часть дмитровского, богородский, бронницкий и подольский. Небольшое это княжество занимало важное стратегическое и, отчасти, торговое положение. Оно граничило с княжениями: рязанским, смоленским, тверским, переяславским и владимирским. Через Москву пролегали наиболее удобные пути из южной и западной Руси и земли рязанской в землю ростово-суздальскую. По Оке, Москве-реке, ее притоку Сходне, Ламе, Волге и Тверце шел водный торговый путь из южной Руси к Новгороду.

Московское княжество было удельным в составе великого княжества Владимирского, поэтому московский князь не мог питать надежды дожить до старшинства и по очереди занять старший великокняжеский стол. «Чувствуя себя бесправным, точнее, обездоленным среди родичей и не имея опоры в обычаях и преданиях старины, он должен был обеспечивать свое положение иными средствами, независимо от родословных отношений, от очереди старшинства. Благодаря тому московские князья рано вырабатывают своеобразную политику, с первых шагов начинают действовать не по обычаю, раньше и решительнее других сходят с привычной колеи княжеских отношений, ищут новых путей, не задумываясь над старинными счетами, над политическими преданиями и приличиями. Это обнаруживается как в их отношениях к другим князьям, так и в ведении ими внутренних дел своего княжества. Они являются зоркими наблюдателями того, что происходит вокруг них, внимательно высматривают, что лежит плохо, и прибирают это к рукам» [Ключевский В.О.: Том 2. , S. 21405].

В продолжение большей части XIII века князья в Москве появлялись лишь на короткое время, и все это были младшие сыновья своих отцов. Во все это время в Москве не было заметно постоянного княжения. Как город новый и окраинный она досталась одной из младших линий Всеволодова племени. Первым московским князем стал шестой сын Всеволода III Большое Гнездо – Владимир, который сидел в Москве несколько месяцев в 1213 году, захватив город у своего старшего брата, владимирского князя Юрия. Вскоре, однако, московская волость вернулась в состав владений великого князя владимирского, а Владимир Всеволодович был переведён в более престижный Переславль-Южный. Примерно в 1236 году великий князь владимирский Юрий Всеволодович выделил Московское княжество в удел одному из младших сыновей Владимиру. Во время нашествия Батыя Москва была разграблена и сожжена 20 января 1238 года, а защищавший её Владимир Юрьевич был захвачен татарами и убит 3 февраля 1238 года.

После убийства великого князя Ярослава Всеволодовича в Орде в 1246 году произошёл очередной раздел Владимиро-Суздальской земли. Первые московские князья по выражению В.О. Ключевского выступают смелыми хищниками. Недаром один из них, Михаил Ярославич, перешел в потомство с прозванием Хоробрита, т.е. забияки. Этот самый Михаил Хоробрит – младший из сыновей Ярослава Всеволодовича, владел Москвой в 1246–1248 годах (этот факт упомянут не во всех летописях, а потому считается спорным). Однако он оказался не удовлетворён второстепенным положением своего удела. В 1248 году Михаил Ярославич врасплох напал на стольный город Владимир. И вопреки всякому праву согнал с владимирского стола своего дядю великого князя Святослава Всеволодовича, и занял великий стол в отсутствие старших братьев Александра и Андрея. Правил Михаил Ярославич Хоробрит совсем недолго, 15 января 1248 года он погиб в битве с литовцами на берегу реки Протвы. Его останки были перенесены в Успенский собор Владимира. Михаил Хоробрит стал последним русским великим князем, погибшим в бою. По его смерти опять много лет не заметно в Москве особого князя. По некоторым сведениям, после смерти Михаила остался его малолетний сын Борис, который и владел Московским княжеством с разрешения своего дяди, Александра Невского. Умер Борис Михайлович незадолго до 1263 года, не достигнув зрелого возраста.

Московская княжеская династия. Родоначальником московской княжеской династии принято считать младшего сына Александра Невского – Даниила, которому по завещанию князя Александра, Московское княжество было выделено в удел в 1263 году. Первый московский князь Даниил, взявший в свои руки управление княжеством, активно занимался расширением своих земель.

По рассказу летописца, князь Даниил врасплох напал на своего рязанского соседа князя Константина, победил его «некоей хитростью», т.е. обманом, взял его в плен и отнял у него Коломну (1301). Сын Даниила Юрий в 1303 году, напав на другого соседа, князя можайского, также взял его в плен и захватил можайский удел в самых верховьях р. Москвы, потом убил отцова пленника Константина и удержал за собой Коломну: теперь вся Москва-река до самого устья стала московской.

За несколько лет правления Даниила его княжество значительно увеличилось и стало одним из самых крупных и могущественных на северо-востоке Руси. За потомками князя Даниила Московское княжество закрепилось в наследственное владение. С тех пор Москва становится стольным городом особого княжества с постоянным князем. С момента утверждения в Москве княжеского стола, и роста ее авторитета, большое внимание уделялось увековечиванию памяти основателя Москвы Юрия Долгорукого. Московские князья, начиная с Даниила, давали своим старшим сыновьям имя Юрий, а Иоанн III сделал Георгия Победоносца – ангела Юрия Долгорукого, гербом Московского княжества.

В Москву, как в центральный водоем, со всех краев Русской земли, угрожаемых внешними врагами, стекались народные силы благодаря ее географическому положению. Еще прежде, чем город Москва начинает играть заметную роль в судьбе Северной Руси, в него с XIII века со всех сторон собираются знатные служилые люди из Мурома, Нижнего, Ростова, Смоленска, Чернигова, даже из Киева и с Волыни. Так, еще к князю Юрию Даниловичу приехал на службу из Киева знатный боярин Родион, ставший родоначальником фамилии Квашниных, и привел с собой свой двор в 1700 человек, стоивший изрядного укрепленного города.

Татарский разгром надолго, на весь XIII век, поверг народное хозяйство Северной Руси в страшный хаос. Но с XIV века расстроенные отношения здесь начали улаживаться, народное хозяйство стало приходить в некоторый порядок. После того, как в 1319 году сын князя Даниила Юрий получил великое княжение, он переехал в Новгород, а княжеский престол в Москве перешел к его брату Ивану I Данииловичу, прозванному Калитой, который был князем-собирателем Руси. Он сыграл важную роль в процессе политического и экономического укрепления Московского княжества. В 1327/1328 году он получил ярлык на великое княжение Владимирское, и использовал свое положение для укрепления Московского княжества. Набожный человек и разумный хозяин, лишенный «молодеческих замашек», и, в то же время, жестокий и расчетливый, он сумел вывести Москву на новый уровень, поставив ее вровень с влиятельными городами того времени. Москва стала городом всероссийского значения, таким, какими раньше были Киев и Владимир. Почти 40 лет Московское княжество не подвергалось ордынским набегам. Москва в период его правления стала центром постоянного пребывания в ней князя, что еще более укрепило авторитет московских князей перед правителями остальных русских земель.

Большое значение в обретении Москвой статуса главного русского города сыграло перемещение резиденции митрополита Русской Церкви из города Владимира в Москву (1326). После того, как в середине XV века Константинополь был захвачен турками, русских митрополитов стал возводить на престол не Константинопольский патриарх, а Собор русских иерархов.

Иван Данилович, когда стал великим князем владимирским, получил поручение собирать ордынскую дань со многих, если только не со всех, князей и доставлять ее в Орду. Это полномочие послужило в руках великого князя могучим орудием политического объединения удельной Руси. Не охотник и не мастер бить свою братию мечом, московский князь получил возможность бить ее рублем. Этот союз, сначала только финансовый, потом стал на более широкое основание, получив еще политическое значение. Простой ответственный приказчик хана по сбору и доставке дани, московский князь сделан был потом полномочным руководителем и судьёй русских князей. Иван Даниилович продолжил дело своего отца по расширению территории своих земель. В его руках были обильные материальные средства, которые он и пустил в выгодный оборот. Тогдашние тяжкие экономические и политические условия заставляли землевладельцев продавать свои вотчины. Вследствие усиленного предложения земли были дешевы. Московские князья, имея свободные деньги, начали скупать земли у частных лиц и у церковных учреждений, у митрополита, у монастырей, у других князей. Иван Калита купил целых три удельных города с округами: Белозерск, Галич и Углич, оставив, впрочем, эти уделы до времени за прежними князьями на условиях зависимости от Москвы. Преемники его продолжали это мозаичное собирание земель. К началу XIV века небольшой наследственный удел московских князей неизмеримо вырос в результате присоединения других земель – через «купли» Ивана Даниловича Калиты, который покупал села и деревни в чужих уделах. При Калите и его сыновьях земельные приобретения совершались путем частных полюбовных сделок, обыкновенно прикупами; но потом на подмогу этим мирным способам снова пущен был в ход насильственный захват с помощью Орды или без нее. Димитрий Донской захватил Стародуб на Клязьме и Галич с Дмитровом, выгнав тамошних князей из их вотчин. Можно различить пять главных способов, которыми пользовались московские князья для расширения своего княжества – это были: скупка, вооруженный захват, дипломатический захват с помощью Орды, служебный договор с удельным князем и расселение из московских владений за Волгу.

С XIV века можем следить за ходом хозяйственного домостроительства московских князей по длинному ряду их духовных грамот, начинающемуся двумя завещаниями третьего московского князя из Александрова племени – Ивана Калиты. В каждой следующей московской духовной грамоте перечисляются новоприобретенные села и волости, о которых не упоминает предшествующая грамота. Новые «примыслы» выплывают в этих грамотах один за другим неожиданно, выносимые каким-то непрерывным, но скрытым приобретательным процессом, без видимого плана и большею частью без указания, как они приобретались. Эти грамоты объясняют нам, почему к половине XV века в Северной Руси привыкли смотреть на московского князя как на образцового хозяина, на Московское княжество – как на самый благоустроенный удел.

Князь Иван Данилович сделал первый шаг на пути преобразования Московского княжества в централизованное Московское государство. Дело государственного строительства продолжили его сыновья Симеон Гордый (годы правления 1340–1353) и Иван Красный (годы правления 1353–1359), присоединивший к Московскому княжеству Стародубские и Дмитровские земли, Кострому и Калугу. Летописец рассказывает, что, когда дети Калиты по смерти отца в 1341 году явились к хану Узбеку, тот встретил их с честью и любовью, потому что очень любил и чтил их отца, и обещал никому мимо них не отдавать великого княжения. Старшему сыну Семену, назначенному великим князем, даны были «под руки» все князья русские. Летописец прибавляет, что Семен был у хана в великом почете и все князья русские, и рязанские, и ростовские, и даже тверские, столь подручны ему были, что все по его слову творили. Семен умел пользоваться выгодами своего положения и давал чувствовать их другим князьям, как показывает присвоенное ему прозвание Гордого. По смерти Семена (1353) его брат и преемник Иван получил от хана вместе с великокняжеским званием и судебную власть над всеми князьями Северной Руси: хан велел им во всем слушаться великого князя Ивана и у него судиться, а в обидах жаловаться на него хану.

Последующие годы были для Москвы нелегкими. Войскам Дмитрия Донского пришлось защищать Москву от нападения литовского князя Ольгерда. Ужасный пожар почти уничтожил Москву в 1365 году. Почти вся Северная Русь под руководством Москвы стала против Орды на Куликовом поле и под московскими знаменами одержала первую народную победу над агарянством. Это сообщило московскому князю значение национального вождя Северной Руси в борьбе с внешними врагами. Так Орда стала слепым орудием, с помощью которого создавалась политическая и народная сила, направившаяся против нее же. После того, как в 1380 году на Куликовом поле русское войско одержало победу над полками татарского темника (военачальник «тьмы», 10 тыс. воинов) Мамая, появилась возможность освободить Русь от татаро-монгольского ига. Однако, спустя 2 года, в 1382 году, хан Тохтамыш из Золотой Орды обманным путем смог захватить Москву, уничтожил множество москвичей, и сжег Кремль дотла. Но, несмотря на все трудности, Москва продолжала расти и крепнуть.

С усилением Москвы верхнее Поволжье стало безопаснее и с новгородской и с татарской стороны. Это давало возможность избытку долго скоплявшегося в междуречье населения переселяться за Волгу в просторные лесные пустыни тамошнего края. Первопроходцами в этом переселенческом движении явились с конца XIV века монахи центральных монастырей, преимущественно Троицкого Сергиева. Пробираясь в костромские и вологодские дебри, они основывали по речкам Комеле, Обноре, Пельшме, Авенге, Глушице обители, которые становились опорными пунктами крестьянских переселений. В последующие годы по этим рекам возникали волости с десятками деревень.

К половине XV века удельный москворецкий князек, который полтораста лет назад выступал мелким хищником, из-за угла подстерегавшим своих соседей, приобрел значение хозяина Земли Русской. Московские князья, начав свое дело беззастенчивыми хищниками, продолжили его мирными хозяевами, скопидомными, домовитыми устроителями своего удела. Они заботились о водворении в нем прочного порядка, заселяли его промышленными и рабочими людьми, которых зазывали к себе из чужих княжеств. Они толпами покупали в Орде русских пленников и на льготных условиях сажали их на своих московских пустошах, строили города, деревни, села, слободы.

Политическое следствие приобретения московским князем великого княжения состояло в том, что московский князь, став великим, первый начал выводить Северную Русь из состояния политического раздробления, в какое привел ее удельный порядок. До тех пор удельные князья, несмотря на свое родство, оставались чуждыми друг другу, обособленными владетелями. При старших сыновьях Александра Невского, великих князьях Димитрии и Андрее, составлялись союзы удельных князей против того и другого брата, собирались княжеские съезды для решения спорных дел. Но это были случайные и минутные попытки восстановить родственное и владельческое единение. Направленные против старшего князя, который по идее как названный отец должен был объединять младших, эти союзы не поддерживали, а скорее ослабляли родственную связь Всеволодовичей. Вокруг Москвы со времени великого княжения Калиты образуется княжеский союз на более прочных основаниях, руководимый самим московским князем. В княжение Ивана сына Димитрия этот княжеский союз с Москвой во главе, готовый превратиться в гегемонию Москвы над русскими князьями, еще более расширился и укрепился, получив национальное значение.

На старшего московского князя привыкли смотреть как на народного вождя Руси в борьбе с внешними врагами. А на Москву – как на виновницу первых народных успехов над неверной Литвой и погаными агарянами. Наконец, в московском князе Северная Русь привыкла видеть старшего сына Русской Церкви, ближайшего друга и сотрудника главного русского иерарха, а Москву считать городом, на котором покоится особенное благословение величайшего святителя Русской земли, и с которым связаны религиозно-нравственные интересы всего православного русского народа.

«Как скоро из среды удельных князей поднялся один с такими средствами, какими обладал, со стремлениями, какие проводил преемственный ряд великих князей московских, вокруг него начали сосредоточиваться политические помыслы и народные интересы всего северорусского населения. Это население ждало такого вождя, и это ожидание шумно проявилось в усобице. Здесь фамильные усилия московских великих князей встретились с народными нуждами и стремлениями. Первоначальной движущей пружиной деятельности этих князей был династический интерес, во имя которого шло и внешнее усиление их княжества, и внутреннее сосредоточение власти в одном лице. Но этот фамильный своекорыстный интерес был живо поддержан всем населением Северной Руси с духовенством во главе, лишь только почувствовали здесь, что он совпадает с «общим добром всего нашего православного христианства», как писал в одном послании тот же митрополит Иона» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 58. История России, С. 21451].

ГЛАВА 57. Этнополитические процессы

57.1. Формирование русского суперэтноса – единства великороссов, малороссов и белорусов

Древняя Русь стала исторической колыбелью великорусского, украинского и белорусского народов. В Древней Руси существовала единая древнерусская народность, которая стала основой возникновения и развития трех народов – великороссов, малороссов и белорусов, которые образуют единый русский суперэтнос, т.е. единую русскую нацию. Исторические связи между народами нашей страны сыграли важную роль в национальном возрождении после татаро-монгольского нашествия, в процессе образования Русского централизованного государства, в борьбе за свержение иноземного господства, воссоединения всех восточнославянских земель и превращения России в крупнейшую державу Европы и Азии – Российскую империю.

Великороссы, малороссы и белорусы, произошли от единой древней славяно-русской народности, сложившейся еще в VI–XIII веках из восточнославянских племен. По мнению многих историков, наименования «русские», «великороссы», «Русь», «Русская земля» восходят к названию одного из славянских племен – родиев, россов, или руссов. Но чаще всего предки использовали иное самоназвание: «русские», «русичи». Из Среднего Поднепровья название «Русь» распространилось на все Древнерусское государство, в которое вошли, кроме славянских, и некоторые неславянские племена. Названия «Великая Русь» в применении к землям, населенным великороссами, «Малая Русь» – малороссами, «Белая Русь» – белорусами, появились в XV веке.

В XX веке границы русских земель охватили все территории Сибири и Дальнего Востока, Средней Азии, Кавказа и некоторых других территорий, населенных нерусскими народностями.

57.2. Выход на историческую сцену русского суперэтноса

В удельные века путем колонизации в Центральной и Северной Руси образовалась новая народность – великорусская. Русская нация складывается именно в этот период, и именно с Владимиро-Московской Руси начинается история современной России. В области Верхней Волги с XII века сосредоточивались наиболее крепкие народные силы, и там надобно искать завязки основ и форм народной жизни, которые потом получили господствующее значение. Колонизация края словенами новгородскими икривичами, начавшаяся в конце X века, привела к обрусению мери. Здесь, в междуречье Волги и Оки, образовался новый очаг народной жизни, сформировалось великорусское ядро. В этой исторической области происходило формирование великорусской народности. В Приволжском крае из смеси русского и инородческого народонаселения еще в XII веке успело сформироваться крепкое великорусское племя, которое более всех других племен оказало влияние на обрусение инородцев. В начале XIII века русская колонизация по Волге остановилась в Нижнем Новгороде. В пределах этого города русские вступили в долгую борьбу с воинственной мордвой, в резерве у которой стояли сильное черемисское племя и волжские булгары. В половине XIII веке мы уже вовсе не слышим здесь о существовании старого племени мери. Все Поволжье до самых селений мордвы было уже чисто русское и православное, кроме разве каких-нибудь лесных захолустий. Паисий Ярославов в своей летописи Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере в XV веке имел в виду именно эти XIII и XIV века, когда писал, что тогда еще не вся Заволжская земля была крещена и много было некрещеных людей: он хотел сказать, что скудно было там русское христианское население.

В XIV веке произошла кристаллизация основы нации, сложился среднерусский тип, представляющий собой нечто общее между северянами и южанами, сплавивший многие восточнославянские племена в единую общность, давший им единый язык. В этот период, по мнению Л.Н. Гумилева, вступил в историю по сути новый «суперэтнос». Великорусская ветвь в лесах верхнего Поволжья сохранила свои силы и развила их в терпеливой борьбе с суровой природой и внешними врагами. Благодаря этому она смогла сомкнуться в довольно устойчивое боевое государство. С северо-востока, востока и юга скоплявшееся в междуречье русское население задерживалось господствовавшими там инородцами, мордвой и черемисой, а также разбойничавшими за Волгой вятчанами и, наконец, татарами. На запад и юго-запад русское население не могло распространяться, потому что с начала XIV века там стояла уже объединившаяся Литва, готовясь к своему первому усиленному натиску на Восточную Русь. Таким образом, масса русского населения, скучившись в центральном междуречье, долго не имела выхода отсюда. Москва и возникла в средине пространства, на котором сосредоточивалось тогда наиболее густое русское население, т.е. в центре области тогдашнего распространения великорусского племени. Значит, Москву можно считать если не географическим, то этнографическим центром Руси, как эта Русь размещена была в XIV веке [Ключевский В.О.: Том 2, С. 9. История России, С. 21402].

Московское государство было создано русским населением, сосредоточившимся в самой средине восточноевропейской равнины, в ее гидрографическом узле, в области верхней Волги. В этом государстве под рукой Калитина рода великорусское племя и объединилось как политическая народность. Если Киевской Руси в итоге многовекового процесса политических проб и ошибок удалось собрать и скрепить племена и земли в целое государственное образование, то Владимиро-Московская Русь «переработала» все это разнообразие в единую нацию. Московский государь правил объединенной Великороссией с помощью московского боярства, составившегося из старинных московских боярских родов, из бывших удельных князей и их бояр. Государственный порядок все решительнее переходил на основу тягла, принудительной разверстки специальных государственных повинностей между классами общества.

После татарского погрома более столетия, до первого Ольгердова нападения в 1368 года, Московская страна была, может быть, единственным краем Северной Руси, не страдавшим или мало страдавшим от вражеских опустошений. За все это время за исключением захватившего и Москву татарского нашествия 1293 года, здесь не слышно, по крайней мере, по летописям о таких бедствиях. Столь редкий тогда покой вызвал обратное движение русской колонизации из междуречья с востока на запад, из старых ростовских поселений в пустынные углы Московского княжества.

На общей территории формируется единый великорусский язык. Люди и раньше говорили по-русски, но существовали диалекты, которые в удельных княжествах резко отличались друг от друга. Отныне начал складываться единый русский разговорный язык – что для москвича, что для рязанца, что для жителя далекой новгородской окраины. Этому способствовали укрепляющиеся торговые связи между различными русскими землями.

В.О. Ключевский отмечал: «Но до половины XV века эта народность оставалась лишь фактом этнографическим, без политического значения: она была разбита на несколько самостоятельных и разнообразно устроенных политических частей; единство национальное не выражалось в единстве государственном. Теперь вся эта народность соединяется под одной государственной властью, вся покрывается одной политической формой. Это сообщает новый характер Московскому княжеству. До сих пор оно было одним из нескольких великих княжеств Северной Руси; теперь оно остается здесь единственным и потому становится национальным: его границы совпадают с пределами великорусской народности. Прежние народные сочувствия, тянувшие Великую Русь к Москве, теперь превратились в политические связи. Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI веков» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 150. История России, С. 21543]

Вплоть до знаменитого «Жития» Аввакума быть православным христианином означало быть «русским». Становление великоросской народности проходило сложно и неоднозначно, но роль Православной Церкви была определяющей в сплавлении кривичей, вятичей и дреговичей в единый этнос. В западнорусских землях, находившихся под политическим влиянием разных европейских государств, распространилось католичество, а на малорусских территориях с XVI века – униатство (от лат «уния» – союз), созданное как компромисс: верующие догматически и церковно подчинялись римскому папе, но обрядовая сторона оставалась прежней, внешне православной. И если говорить о Речи Посполитой, то в ней, несмотря на официальную веротерпимость, религии находились в разном статусе: католики (и униаты как те же самые католики) находились в привилегированном положении, а простонародье было во многом православным. Именно простой православный люд именовался со стороны польской аристократии бранным словом, сегодня расширившим свои границы: «быдло».

В XVI–XVII веках русское население появилось в Среднем и Нижнем Поволжье и в Сибири. Великорусы вступали здесь в тесный контакт с другими народами, оказывая на них экономическое и культурное влияние, в то же время сами воспринимали лучшие достижения экономики и культуры других племен и народов. В XVIII–XIX веках территория государства значительно расширилась. Присоединение ряда земель в Прибалтике, Восточной Европе, Причерноморье, Средней Азии сопровождалось расселением великорусов на этих территориях. В XX веке границы русских земель охватили все территории Сибири и Дальнего Востока, Средней Азии, Кавказа и некоторые другие, населенные нерусскими народностями.

Н.А. Бердяев так говорит о русском народе и противоречивости его национального характера: «Русский народ есть в высшей степени поляризованный народ, он есть совмещение противоположностей. Им можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть. Это народ, вызывающий беспокойство народов Запада. Всякая народная индивидуальность, как и индивидуальность человека, есть микрокосм и потому заключает в себе противоречия, но это бывает в разной степени. По поляризованности и противоречивости русский народ можно сравнить лишь с народом еврейским. И не случайно именно у этих народов сильно мессианское сознание. Противоречивость и сложность русской души, может быть, связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное².

И далее Н.А. Бердяев говорит о стихийной силе русского национального характера его необъятности: «Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безграничность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа, как менее детерминированного, как более обращенного к бесконечности и не желающего знать распределения по категориям. В России не было резких социальных граней, не было выраженных классов. Россия никогда не была в западном смысле страной аристократической, как не стала буржуазной. Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт»³.

57.3. Малороссия малороссы. Украина украинцы

Малороссия расположена на юго-западе европейской части России. Малороссия неоднократно подвергалась оккупации со стороны Польши и Австро-Венгрии. Название «Малая Русь» появляется в XIV веке в период раздробленности Русского государства, когда оно распалось на Северо-Восточную, Юго-Западную и Западную Русь. Юго-Западная Русь стала называться Малороссией, включая в себя Галицко-Волынскую землю и Приднепровье. Топоним «Украина» изначально имел не этническую, а чисто географическую характеристику, обозначавшую «окраину», или «украйну» Древнерусского, Польского, а затем и Российского государства. Название «Украина» применительно к Малороссии относилось к приграничным территориям, окраинам Русской земли. В частности, так называлась окраина Галицкой земли между реками Южный Буг и Серет, а также приграничные земли Галицко-Волынского княжества возле Западного Буга.

С приходом к власти большевиков используемое столетиями историческое название «Малороссия» исчезает из официальных документов, заменяясь искусственно придуманным наименованием «Украина», а малороссы начинают рассматриваться как особый народ – «украинцы».

Ю.Ф. Самарин не соглашался с основной мыслью «Повести об украинском народе» П.А. Кулиша, что Украина могла сделаться самостоятельной, если бы не измена дворянства и не владычество Москвы, убившей ее народность. Ю.Ф. Самарин полагал, что главной причиной бессилия Украины был деспотизм дворянства, невыносимое положение народа, недостаток оседлости. Чтобы спасти Украину, необходимо было «упрочить быт народа». Сами «герои Малороссии» сделать этого не могли, а потому «нужна была посторонняя, внешняя власть, самодержавная, неподсудная – власть государя»⁴. Должна была «выступить Москва», так как народ был против «союза с Польшею и неверными». Итак, «Украине, предоставленной самой себе, предстояла бедственная будущность»⁵.

Общий вывод о «Повести об украинском народе» Ю.Ф. Самарин делал такой: «Пусть же народ украинский сохраняет свой язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племенем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро одарила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учреждения, для него созданные, приспособляются более и более к местным его потребностям. Но в то же время пусть он помнит, что историческая роль его – в пределах России, а не вне ее, в общем составе государства Московского, для создания и возвеличения которого так долго и упорно трудилось великорусское племя, для которого принесено им было так много кровавых жертв и понесено страданий, неведомых украинцам; пусть помнит, что это государство спасло и его самостоятельность; пусть, одним словом, хранит, не искажая его, завет своей истории и изучает нашу»⁶.

57.4. Белоруссия белорусы

Белая Русь – название белорусских земель до XVIII века. Происхождение названия «Белая Русь» точно не выяснено. Возможно, оно обозначало западные земли Руси, не зависевшие в XIII–XIV веках ни от татаро-монголов, ни от литовских оккупантов. Позже это название распространилось на все западные земли Руси.

Белорусы, одна из трех ветвей русского народа, проживающая в Белоруссии. Древней этнической основой белорусской ветви русского народа были восточнославянские племена дреговичей, юго-западных кривичей (волочане и смоленские кривичи), радимичей и отчасти соседних древлян, северян и волынян. Восточнославянские предки белорусов частично ассимилировали летто-литовские племена (в частности, ятвягов). В IX веке они вошли вместе с другими восточнославянскими племенами в Киевскую Русь. В рамках единого политического объединения восточнославянских племен завершилось формирование древнерусской народности. В XIV веке белорусские земли были оккупированы Литвой, а в XVI веке по Люблинской унии 1569 захвачены Польшей. В условиях порабощения и ожесточенной борьбы за независимость происходит формирование белорусской ветви русского народа (XIV – XVI века), основным ядром которой были западные группы древнерусской народности. В XVIII веке в результате трех разделов Польши (1772, 1793 и 1795) Белоруссия была возвращена России.

ГЛАВА 58. Период обострения борьбы геополитических центров за лидерство в цивилизационном процессе XIV столетие

58.1. Расстановка сил в цивилизационном процессе

XIII и XIV столетия были едва ли не самыми тяжёлыми в русской истории. Татарское нашествие сопровождалось страшным опустошением страны, ослабив Русскую землю, оно привело к разрыву связей между северо-востоком и юго-западом. Южная и Юго-Западная Русь, в состав которой входили русские княжества – Киевское, Черниговское, Галицко-Волынское, подвергались постоянным набегам. Карательные ордынские рати вторгались в их пределы по любому поводу, грабили и разоряли богатые русские города. Рассеяние политической власти и силы было значительным, удельные княжества – фактически самостоятельные государства, можно было исчислять десятками. Старинные приднепровские области Руси, некогда столь густо заселённые, надолго опустели, кое-где сохранялись скудные остатки прежнего населения. Большая часть народа была либо перебита, либо уведена в плен татарами. Сам Киев после разгрома в 1240 году превратился в малый городок, в котором едва насчитывалось 200 домов. В 1299 году митрополит Максим оставил опустошённый Киев и перешёл во Владимир. В таком запустении эта земля оставалась до половины XV столетия.

В результате народных восстаний в 1262 году «бесермены» были изгнаны из русских городов. Обязанность сбора дани перешла к местным князьям. Для поддержания татаро-монгольского владычества ханы Золотой Орды неоднократно предпринимали вторжения в русские земли. Только в 1270–90-х годы ими было организовано 14 карательных походов. Однако борьба Руси за независимость продолжалась. В 1285 году великий князь Дмитрий, сын Александра Невского, разгромил и изгнал карательное войско «ордынского царевича». В конце XIII – начале XIV века неоднократные «вечевые» выступления в русских городах (в Ростове – 1289 и 1320, в Твери – 1293 и 1327 год) привели к ликвидации системы баскачества.

Вместе с тем, за южнорусские земли шла борьба между их сильными соседями – Литвой, Польшей и Венгрией. В результате захвата Киевского и Черниговского княжеств Литвой и Польшей, Южная и Юго-Западная Русь, которые с XIV века стали называться Малой Русью или Малороссией, оказались оторванными от остальной Руси. По сути дела эти земли и княжества утратили роль самостоятельных суверенных участников цивилизационного процесса.

С конца XIII века и в течении XIV века происходят изменения в составе политических игроков, в структуре распределения и соотношении сил на просторе Русской земли. XIV век считается веком начала возрождения русской государственности. К тому времени в Восточной Европе наметилось равновесие нескольких сильных центров, к которым тяготели все остальные области. Каждый из подобных центров проводил вполне независимую внутреннюю и внешнюю политику и противостоял всем внешним врагам. Натиск Литвы не ослабевал. Орда канючила дань. Новгородцы шантажировали налаживанием контактов с немцами и литовцами. Итак, средоточиями власти в те времена явились Москва, Новгород Великий, уже не раз битая, но всё ещё могучая Тверь, литовская столица – Вильно, которой подвластна была вся колоссальная русская область, именовавшаяся «Литовской Русью», а также Сарай – столица Золотой Орды. Разве можно было равнять Москву, Вильно и Сарай?! Сила орды была на излете, Литва приближалась к расцвету своего могущества. А русская земля стала быстро набирать силу и могущество. Правда, в истории бывало и так, что государства гибли и на этой самой напряженной стадии своей истории. И Русское государство могло погибнуть… но только не после победы на поле Куликовом.

Орда клонилась к упадку. Русь, напротив, набирала силы и медленно, но верно шла к единству под руководством Москвы, преодолевая происки внешних врагов – Литвы и Орды и ломая сопротивление противников этого единства в лице Тверского, Рязанского и Нижегородского княжеств. В XIV веке идет процесс объединения Русской земли около двух центров: Москвы и литовской Вильны. Группирование русских земель вокруг этих центров, начавшееся еще в предыдущий период, теперь обозначилось еще резче. Встал геополитический выбор – кто, Вильно, столица Литовско-Русского государства, или Москва, одержит верх в этой борьбе. Москва при этом опиралась на Орду, а Литва – на все антиордынские силы. В пользу Литвы склонялись и верхушка Тверского княжества, и часть новгородских бояр. И тверичи, и новгородцы видели в союзе с Литовско-Русским государством защиту, как от Орды, так и от натиска крестоносцев.

Русская земля выглядела менее предпочтительно. Великие князья контролировали огромные пространства современных Московской, Владимирской, Ярославской, Костромской и других областей. Московских князей поддерживали новгородцы и псковичи, хотя частенько и протестовали против их политики. Экономически Москва была слабее Литвы и Орды. Многие удельные князья все еще мечтали о самостоятельном правлении в своих вотчинах, да и о великом княжении. Трудная борьба с Тверью продолжалась. Московское государство строилось путем активной работы населения северо-восточного края, юго-запад – пассивно входит в состав Литовского государства, место Галича и Волыни заняла литовская Вильна.

58.2. Спор тверских и московских князей за великокняжеский престол

Северо-Восточная Русь, хотя и пострадала от татаро-монгольского нападения ничуть не меньше, сумела оправиться от него гораздо скорее. Одним из важных последствий татарского нашествия стало быстрое дробление прежде единого Владимиро-Суздальского княжества, в результате чего на его территории к началу XIV века существовало уже несколько десятков мелких уделов, в каждом из которых утвердилась своя княжеская династия. К концу XIII – началу XIV века о себе заявляют, как о новой политической силе западные и центральные русские земли в междуречье Оки и Волги.

На северо-востоке на место Владимира особенно претендуют княжества Тверское и Московское, которым было суждено сыграть исключительно важную роль в истории средневековой Руси. Московское и Тверское удельные княжества, возникли и начали развиваться уже после опустошительного татаро-монгольского нашествия. Первоначально возникло Тверское удельное княжество, первым князем которого стал младший брат Александра Невского, Ярослав Ярославич (1230–1271). Периодом его основания считается 1247 год, когда тогдашний владимирский князь Святослав даровал племяннику Тверское княжество в удел. Московское удельное княжество возникло в 1263 году, его первым князем стал самый младший сын Александра Невского Даниил Александрович (1261–1303). С XIII века московские князья и Русская Церковь начинают осуществлять широкую колонизацию заволжских территорий, покоряя и ассимилируя местное население, там образуются новые монастыри, крепости и города.

Тверское и Московское княжества становятся центрами притяжения народных сил. Они хорошо использовали особенности своего местоположения на перекрестках сухопутных и водных торговых путей. Сюда реже доходили ордынские отряды, которые часто грабили владимирские, суздальские, рязанские и нижегородские земли. И точно так же, как прежде на юге вся политическая борьба вращалась вокруг права обладать киевским столом, так и теперь она развернулась за право получить ханский ярлык и именоваться великим князем владимирским. Особенно ожесточённой сделалась борьба в начале XIV века, когда началась многолетняя война между двумя линиями потомков Всеволода Большое Гнездо – князьями тверскими и московскими.

Тверской князь Михаил отправился в Литву к Ольгерду и побудил его идти на Москву. Раздраживши Михаила, москвичи не сообразили, что он может навести на Москву опасного врага, и не приняли никаких мер для обороны города. В Москве узнали о нашествии Ольгерда только тогда, когда литовский князь с разными литовскими князьями, смоленской ратью и Михаилом тверским уже приближался с войском к границе Московского княжества.

«Ольгерд поспешил прямо к Москве. Великий князь Димитрий, князь Владимир Андреевич, митрополит, бояре со множеством народа заперлись в Кремле, который был только что перед тем укреплен каменною стеною. Москвичи сами сожгли посад около Кремля. Ольгерд три дня и три ночи простоял под стенами Кремля. Взять его приступом было трудно, а морить осажденных голодом Ольгерд не решался, так как зимою стоять долгое время в открытом поле было бы слишком тяжело для осаждающих; притом же на выручку Москве могли подоспеть рати подручных князей. Ольгерд приказал сжечь кругом Москвы все, что еще не было сожжено самими русскими. Тогда, кроме посада, обнесенного дубовою стеною, за пределами этого посада было поселение, носившее название Загородье, а за Москвой-рекой другое, называемое Заречье. Литовцы сожгли все, не щадя ни церквей, ни монастырей; возвращаясь назад, они разоряли Московскую волость, жгли строения, грабили имущества, забирали скот, убивали или гнали в плен тех людей, которые не успевали спастись от них в леса. По известию современника, Москва потерпела от Ольгерда такое бедствие, какого не испытывала со времени нашествия Батыя. Таковы были последствия неловкой московской политики: хотя москвичи и действовали в духе, указанном Калитою, но способами до крайности неудачными; думая сломить силу опасного тверского князя, они сделали его еще опаснее для себя и легкомысленно навлекли на свою землю беду от нового врага, который, до этого времени постоянно занятый другими войнами и делами собственной страны, не делал никаких покушений на московскую землю». [Костомаров Н.И.: Том 1, С. 283–284. История России, С. 24453–24454].

Пользуясь своими средствами и расчетливой политикой, московские князья младшие, но богатые, в XIV веке постепенно вышли из положения бесправных удельных князей, и вступили в смелую борьбу со старшими родичами за великокняжеский стол. Главными их соперниками были князья тверские, старшие их родичи. Князь Юрий Московский был также силен, если еще не сильнее Михаила Тверского, а потому считал себя вправе быть ему соперником. Теперь родовые споры между князьями за великокняжеский стол шли не по праву старшинства в роде, а по праву сильнейшего. Действуя силой, а не по праву, московские князья долго не имели успеха. Князь Юрий Московский оспаривал великое княжение у своего двоюродного дяди Михаила Тверского. В этой борьбе он погубил в Орде своего соперника, но потом и сам сложил там свою голову, убитый сыном князя Михаила. Однако окончательное торжество осталось за Москвой, потому что средства боровшихся сторон были неравны.

Ожесточенная борьба между Тверью и Москвой за преобладание сопровождалась такой же борьбой за митрополичий престол. Спор между Москвой и Тверью за преобладание был решен в пользу Москвы уже тогда, когда преемник Петра, митрополит Феогност, родом грек, окончательно утвердил в ней свое местопребывание. И Москва с этого времени сделалась гражданской и церковной столицей Руси. Утверждение митрополичьего престола в Москве было ударом по тверским князьям, претендовавшим на первенствующую роль среди русских князей. Дело было не только в одних льготах для митрополичьего дома с его многочисленными боярами и слугами, а в том, что московские князья обладали достаточной реальной силой, чтобы поддержать угодных для них кандидатов на митрополичий престол. Немалое значение имело центральное положение Москвы и относительное удобство сношений с Константинополем. Наконец, одним из мотивов переноса кафедры митрополитов именно в Москву являлось отсутствие в ней своих епископов. Митрополит «всея Руси» не задевал в Москве ничьих церковных интересов. Так, маленький Кремль Калиты уже вместил в себя зародыш другого, более позднего «царствующего града Москва».

В.О. Ключевский так характеризовал соперничество московских и тверских князей: «На стороне тверских князей были право старшинства и личные доблести, средства юридические и нравственные; на стороне московских были деньги и уменье пользоваться обстоятельствами, средства материальные и практические, а тогда, Русь переживала время, когда последние средства были действительнее первых» [Ключевский В.О.: Том 2. , S. 21414].

Князья тверские никак не могли понять истинного положения дел и в начале XIV века все еще считали возможной борьбу с татарами. Другой сын Михаила тверского, Александр, призывал свою братию, русских князей, «друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противиться им, оборонять Русскую землю и всех православных христиан». Так отвечал он на увещание русских князей покориться татарам, когда изгнанником укрывался в Пскове после того, как в 1327 году, не вытерпев татарских насилий, он со всем городом Тверью поднялся на татар и истребил находившееся тогда в Твери татарское посольство. Московские князья иначе смотрели на положение дел. Они пока вовсе не думали о борьбе с татарами; видя, что на Орду гораздо выгоднее действовать «смиренной мудростью», т. е. угодничеством и деньгами, чем оружием, они усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов. Московский князь Иван I Данилович Калита добился права собирать «выход» со всех русских княжеств. Никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон к хану, и там он был всегда желанным гостем, потому что приезжал туда не с пустыми руками. В Орде привыкли уже думать, что, когда приедет московский князь, будет «многое злато и серебро» и у великого хана-царя, и у его ханш, и у всех именитых мурз Золотой Орды. Благодаря тому московский князь, по генеалогии младший среди своей братии, добился старшего великокняжеского стола. Хан поручил Калите наказать тверского князя за восстание. Тот исправно исполнил поручение: под его предводительством татары разорили Тверское княжество «и просто рещи, – добавляет летопись, – всю землю Русскую положиша пусту», не тронув, конечно, Москвы. В награду за это Калита в 1328 году получил великокняжеский стол, который с тех пор уже не выходил из-под московского князя. Но не смирилась Тверь. За годы борьбы Литвы и Москвы тверской князь дважды добивался в Орде ярлыка на великое княжение.

С усилением Московского княжества татаро-монгольское иго постепенно ослабевает. С середины XIV века распоряжения ханов Золотой Орды, не подкрепленные реальной военной силой, русскими князьями уже не выполнялись. Москва уже перестала считаться с Ордой: Дмитрий Иванович вовсе не собирался уступать первенство. В 1375 году он организовал поход на Тверь двадцати князей Северо-Восточной Руси. Объединенное войско опустошило Тверскую землю и осадило Тверь. Тверской князь подписал продиктованные ему условия: он навечно отказывался от посягательств на титул великого владимирского князя, признавал себя молодшим братом московского князя, а также обязался быть союзником Москвы в борьбе с Литвой и Ордой.

Приобретение великокняжеского стола московским князем сопровождалось двумя важными последствиями для Руси, из коих одно можно назвать нравственным, другое – политическим. Нравственное состояло в том, что московский удельный владелец, став великим князем, первым начал выводить русское население из того уныния и оцепенения, в какое повергли его внешние несчастия. Образцовый устроитель своего удела, умевший водворить в нем общественную безопасность и тишину, московский князь, получив звание великого, дал почувствовать выгоды своей политики и другим частям Северо-Восточной Руси. Этим он подготовил себе широкую популярность, и почву для дальнейших успехов. В этот период начинается общий подъем Северо-Восточной Руси, несмотря на суровость климата и все еще не благоприятную политическую ситуацию. Борьба Москвы и Твери за лидерство над Северной Русью проходила на фоне усиления Литовского княжества.

58.3. Литовская Русь в споре за геополитическое лидерство

Усиление позиций Литвы в XIV веке повлекло возрастание напряженности ее отношений с Ордой и Московией. Миндовг (Миндаугас), создавший сильное государство и притворно принявший католичество ради королевского титула, дарованного папой, начал захват соседних русских земель. И вскоре большинству городов Белой и Черной Руси пришлось признать власть Миндовга Литовского и войти в состав его державы. После того, как Миндовг погиб в междоусобице, в Литве вновь началась борьба за власть между князьями, и процесс захвата русских земель Литвой на время замедлился. Но в начале XIV века натиск литовцев на Русь продолжился после того, как в 1315 году Гедемин стал великим князем и вновь объединил Литву в мощное единое государство. Начались новые завоевательные походы. Сначала Гедимин захватил Волынь, и в Луцке стал княжить сын Гедиминаса Любарт. В 1321 году Гедиминас взял приступом Киев. За время его правления (1315–1341) Белая Русь и большая часть Юго-Западной (или иначе – Малой) Руси вошли в состав Литовской державы.

В середине XIV века литовский князь Ольгерд Гедиминович решил объединить под своей властью земли не только Западной, Центральной, но и Северо-Восточной Руси. Это стало возможным вследствие крайнего ослабления Галицко-Волынского княжества и запустения центральных районов Руси, наиболее страдавших от набегов татар. Мелкие князьки из дома Рюриковичей, сидевшие в некоторых городах Западной и Центральной Руси (в том числе некий князь Станислав в Киеве), не могли защитить от ордынцев свои уделы. В условиях монгольского ига население Западной и Центральной Руси предпочло признать над собой власть более сильных Литовских князей. Тем более что очень скоро держава Гедиминаса и Ольгерда стала состоять на три четверти из русских земель. Государственным языком стал русский. Само Литовское государство все более приобретало русский характер. Подобно Владимирскому княжеству на Северо-Востоке, Литва на Западе представлялась русскому населению очагом возрождения русской государственности. То есть с выходом на политическую арену Литовской державы полностью меняется ситуация в бывших землях Киевской Руси. Отныне к противостоянию Руси и Орды присоединяется борьба между Русью Северо-Восточной и Русью Литовской за право консолидации всех русских земель, за наследие Киевской Руси.

В 1350–1360-е годы Ольгерд усилил натиск на Брянское и Смоленское княжества, захватил исконно русские города Ржев и Торопец. Княжества Полоцкое, Смоленское и др., которые не подверглись монголо-татарскому нашествию, и избежали последующих карательных экспедиций, были свободны от ордынского ига.

В 1363 году Ольгерд разгромил монгольское войско в битве у реки Синие Воды, левого притока Южного Буга. Это была первая крупная победа со времен Батыева нашествия над силами завоевателей. Разгромленного противника литовско-русские войска погнали на восток. Вся территория между Днепром и Днестром была освобождена из-под ордынской власти и оказалась в руках князя Ольгерда. Победа подняла престиж Литовско-Русского государства и заставила задуматься московских правителей о своих взаимоотношениях с Ордой.

В 1360-е – начале 1370-х годов Литва в союзе с Тверью нанесла ряд сильных ударов по Москве. Ольгерда поддерживала Тверь, откуда родом была его жена. Его сын Андрей, русский по матери, неоднократно водил полоцкие полки на восток, против Москвы. В 1368 году Ольгерд повел на Москву сильную литовско-русскую рать, в составе которой были и полоцкие полки. Он разгромил наспех собранное московское войско и осадил Москву, где укрылся Дмитрий Иванович. Новый каменный Кремль выдержал осаду неприятеля, и раздосадованный литовский князь разгромил и пожег московский посад. В ответ князь Дмитрий вместе с другими русскими князьями нанес удары по литовским союзникам – Брянскому, Смоленскому и Тверскому княжествам. Калуга и Мценск перешли к Москве, Тверь вынуждена была разорвать союз с Литвой.

В конце 1370 года князь Ольгерд снова предпринял поход на Москву. На сей раз Дмитрий Иванович тщательно подготовился к боевым действиям, и московские рати оказали Ольгерду отчаянное сопротивление. Зимой многочисленное литовско-русское войско снова подступило к Москве, восемь дней держало город в осаде, но вынуждено было отступить. Через год литовский князь вместе с тверским князем повторил рейд и вновь потерпел поражение. Это был критический момент в отношениях Вильно и Москвы. Литва уступила новой, поднимающейся русской силе. По заключенному перемирию Ольгерд признал за Дмитрием Ивановичем титул великого князя. После смерти Ольгерда его сын и преемник Ягайло пошел на сближение с католической Польшей. В Литве к власти пришли сторонники так называемой литовской партии, которые не допускали к власти русскую знать. В Литве начались гонения на православных, принижение русского большинства населения. Литва собирала антирусские силы, Ягайло все более склонялся к союзу с Ордой. Русские земли в составе Литовско-Русского государства с этих пор видели в Москве свою избавительницу от литовского, а после унии Литвы с Польшей – и от польского засилья, а также от давления католичества. Этот исторический поворот надолго определил политику многих государств Восточной Европы. С тех пор началась при содействии польско-литовского правительства католическая пропаганда в Западной Руси. Пропаганда эта особенно усилилась во второй половине XV века, когда Литвой правил сын Ягелло Казимир IV. Православное русское общество оказывало стойкое противодействие католическим миссионерам. В Западной Руси начиналось сильное брожение, «замятия великая» между католиками и православными. «Все наше православное христианство хотят окрестить, – писали оттуда, – за это наша Русь вельми ся с Литвою не любят». Увлекаемые этим религиозным движением, и православные князья Западной Руси, еще не утратившие прежней самостоятельности в своих владениях под легкою властью великого князя литовского, начали один за другим приставать к Москве как к своему религиозному центру [Ключевский В.О.: Том 2, С. 146. История России, С. 21539].

С.М. Соловьев отмечает, что в XIV–XV веках происходило изменение соотношения сил между Русью Литовской и Русью Московской: «В то время как Русь Северо-Восточная – государство Московское увеличивалось областями, соединение которых было прочно по единоплеменности и единоверию народонаселения, на западе, по недостатку нравственных и физических сил к сопротивлению на востоке, в то время владетели Руси Юго-Западной, великие князья литовские и короли польские, ослабляемые внутреннею борьбою между составными частями своих владений, не препятствовали образованию на востоке могущественного и враждебного владения, которого государь уже принял титул государя всея Руси и прямо объявил, что Русская земля, находящаяся за Литвою и Польшею искони его отчина и что он хочет ее добывать». [Соловьев С.М.: Книга III, С. 236–237. История России, С. 8122–8123].

С.М. Соловьев указывает, что авторитарная власть московских великих князей сыграла важную роль в соперничестве с Литвой и Польшей, где власть опиралась на некие демократические принципы. «В то время как великий князь московский, становясь единовластителем обширной страны, становился вместе с тем и самовластителем ее, власть великого князя литовского и короля польского никла все более и более; в то время как московский государь самовластно располагал средствами своей страны, соперник его при исполнении своих намерений нуждался в помощи и согласии сеймов, у которых должен был выкупать эту помощь и согласие уступками, должен был постоянно опасаться и гордого прелата, который не преминет в торжественном собрании укорить короля за какую-нибудь меру, невыгодную для материального благосостояния духовенства и могущественного вельможи, который не преминет поднять знамя восстания при первом неудовольствии, и, наконец, собственного войска, которое своевольством своим не преминет испортить поход». [Соловьев С.М.: Книга III, С. 237–238. История России, С. 8122–8123]⁷.

58.4. Москва собирает Русь на борьбу с Ордой

Постепенно ослабевала разъедаемая междоусобицами главная угроза Руси – Золотая Орда. В 1359 году она распалась на две части, в результате сосуществовали два центра с двумя ханами (границей между этими двумя Ордами служила Волга). Фактическую независимость обрели еще несколько областей: Хорезм, бывшая Камская Булгария и другие. Были утрачены почти все территории к западу от Днепра. Оказалась подорванной вся система внутреннего управления Орды. В западной части Золотой Орды верх взял темник Мамай, который не был потомком Чингисхана, а потому не мог претендовать на ханский трон. Он действовал за спиной зависимых от него Чингизидов, которых менял одного за другим. В годы «великой замятны» в Орде за двадцать лет (1361–1381) на троне в Сарае сменилось более двух десятков ханов. Между двумя частями Золотой Орды шла постоянная борьба. К кому теперь обращаться, где выпрашивать ярлык, на кого ориентироваться – все эти вопросы сразу же встали перед московским князем.

В 1359 году на московский престол взошел девятилетний Дмитрий Иванович, будущий Дмитрий Донской. Но надо было еще получить признание от темника Мамая. В сопровождении бояр 9-летний Дмитрий Иванович отправился в Сарай, в ту пору он не мог рассчитывать на то, что его признают великим князем. Опасаясь усиления Москвы, хан отдал ярлык на владимирское великое княжение нижегородско-суздальскому князю Дмитрию Константиновичу. Между ним и группировкой московского боярства завязалась острая борьба. Потребовалась вторая поездка князя Дмитрия в Орду, потом третье посольство, прежде чем Москва добилась своего. Дмитрий Иванович и на всю жизнь запомнил пережитое в ставке Мамая унижение. И все-таки после подтверждения ярлыка у хана князь Дмитрий окончательно утвердился в положении великого князя, и тут же московское войско двинулось на нижегородско-суздальского соперника, который поспешил признать себя вассалом Москвы.

Великий князь Дмитрий Иванович продолжал политику укрепления Московского княжества. К этому времени Москва добилась больших успехов в объединении под своей рукой русских земель. К Москве отошли Владимир и Дмитров. Московскому княжеству принадлежала теперь половина всех земель Северо-Восточной Руси. С рядом княжеств Москву связывали союзные отношения. Лишь близкая к Литве Тверь, первой поднявшая знамя борьбы с Ордой, оставалась врагом Москвы.

В 1367 году был возведен белокаменный Московский Кремль. Строительство должно было продемонстрировать намерения и силу Москвы ее давним соперникам – тверским князьям. Военные действия против Твери начались в 1367 году. Война шла с переменным успехом. Когда при Димитрии возобновилась борьба Москвы с Тверью, тверской князь Михаил Александрович искал себе опоры в Литве и даже в Орде, чем погубил популярность, какой дотоле пользовались тверские князья у населения Северной Руси. Когда в 1375 году московский князь пошел на Тверь, к его полкам присоединилось 19 князей со своими дружинами. Многие из них, например, князь Ростовский, Белозерский, Стародубский – все потомки Всеволода III, были давнишними или недавними подручниками московского князя; но некоторые из них добровольно примкнули к нему из патриотического побуждения. Таковы были князья черниговской линии Святославичей: Брянский, Новосильский, Оболенский. Они сердились на тверского князя за то, что он неоднократно наводил на Русь Литву, столько зла наделавшую православным христианам, и соединился даже с поганым Мамаем. Князь Дмитрий осадил Тверь и принудил ее к миру. Князь Михаил Тверской подписал договор, в котором признавал себя «братом молодшим» московского князя.

Московское великое княжество шаг за шагом подвигалось к противостоянию с Ордой. Отныне лидером в борьбе с ордынским игом выступил великий московский князь Дмитрий Иванович. Он изменил традицию отношений с Ордой и бросил ей открытый вызов. С 1361 года он прекратил выплату ненавистного ордынского выхода. Русские князья, поддержавшие Москву, перестали ездить в Орду за получением ярлыков на княжение. В 1374 году Дмитрий Иванович разорвал все отношения с Мамаем, который к этому времени стал фактическимправителем Золотой Орды. Через год, поставив Тверь на колени, он обезопасил свой тыл. Борьба русских земель, возглавляемых Москвой, против Мамая принимала все более ожесточенные формы. В Нижнем Новгороде был перебит полуторатысячный отряд ордынцев. Некоторое время спустя войско во главе с князем Дмитрием Боброком-Волынцем овладело городом Булгар и установило контроль Руси над торговым путем по Волге. Московский князь на этом не остановился, послал отряд на Казань и заставил этого вассала Золотой Орды в течение некоторого времени платить дань Москве. Со всех сторон московские рати обкладывали ордынские владения. По берегам Оки московские воеводы устроили сильную оборонительную линию с завалами на лесных дорогах, сторожевыми постами, с дежурившими на бродах отрядами.

Властный и сильный правитель, талантливый полководец, Мамай принял вызов Москвы. Он вновь заставил русских князей, в том числе и Дмитрия Ивановича, признать свою власть, предприняв ряд карательных экспедиций на Русь. Большая Мамаева рать прошла огнем и мечом по русским землям, союзным с Москвой. В 1377 году Мамай подготовил новый поход на Русь. Навстречу ордынскому войску вышли полки нижегородско-суздальских князей и Московского княжества. Однако воеводы не обнаружили ордынцев и успокоились, а степняки, проведенные по лесным тропам враждебными Руси мордовскими старейшинами, внезапно прорвались к русскому лагерю на реке Пьяне, притоке Оки. В это время воины во главе с воеводами бражничали; как сказано в летописи, они вели себя на Пиане, аки пиании. Разгром рати был полным. Преследуя ее остатки, ордынцы ворвались в Нижний Новгород и сожгли его. Они сурово покарали Нижний Новгород за гибель своего отряда, Нижегородское княжество было разорено. Это был горький урок для Руси. Стало ясно, что Орда – еще сильный и коварный враг, совладать с которым будет непросто.

Вскоре Дмитрий Иванович показал, что урок, преподанный Руси ордынцами, он хорошо усвоил. Когда в 1378 году в Москву пришли сведения о движении войска во главе с полководцем Мамая Бегичем на Русь, воеводы встретили его в полной готовности. Навстречу ордынцам вышла сильная московская рать. Сам князь возглавлял ее. 11 августа 1378 года на берегу реки Вожи, правого притока Оки, Дмитрий Иванович дал бой ордынскому войску. Русские выдержали напор монгольской конницы и нанесли по противнику мощные фланговые удары, смяв его ряды. Разгром был полным. Пятеро ордынских князей были убиты, погиб и Бегич.

Куликовская битва. Мамай желал, чтобы в нем видели продолжателя дела великих монгольских ханов. Он открыто провозгласил, что Орда сейчас так же могуча, как и во времена Батыя, когда перед Монгольской державой трепетал весь мир. Мамай надумал примерно наказать Русь и вернуть ее в лоно владычества Орды.

Два года он готовился к походу на Русь. Мамай договорился о союзе с литовским князем Ягайло, от которого он получил заверения, что тот придет на помощь со своим войском. Заручился Мамай и поддержкой рязанского князя Олега, запуганного ордынскими карательными набегами. Однако Олег, ненавидя ордынцев и остерегаясь Москвы, тайно оповещал Дмитрия Ивановича о планах ордынского владыки. В поход на Русь Мамай вел своих вассалов с Северного Кавказа (черкесов, осетин) и наемников – генуэзских панцирников. Общая численность его войска достигала 60 – 65 тыс. человек.

Дмитрий Иванович также готовился к противоборству. Он превратил борьбу с Мамаем в общерусское дело. Около 30 городов прислали своих воинов в войско Дмитрия Ивановича – Владимир, Суздаль, Ростов, Кострома, Ярославль, Серпухов, Звенигород, Коломна, Белоозеро, Муром, Углич и др. Поддержали Москву и братья Ягайло – полоцкий князь Андрей Ольгердович, и брянский князь Дмитрий Ольгердович, оставшиеся верными антиордынской политике. Древние источники говорят, что наряду с княжескими дружинниками в составе русского войска было много крестьян, ремесленников, купцов, представителей духовенства. Дух национального подъема охватил все слои населения. Вся Русь снаряжала войско московского князя. Московское княжество превратилось в народный лагерь, образовавшийся из боевой Великороссии Оки и верхней Волги. Оно родилось на Куликовом поле, но экономически эта победа была подготовлена в скопидомском сундуке Ивана Калиты.

Огромную роль в воодушевлении русского воинства и ободрении его на ратный подвиг сыграли деятели Русской Православной Церкви. Существует предание, что на борьбу с врагом сам Сергий Радонежский, известный всей Руси святой, благословил князя Дмитрия и его воинство. Победа в Куликовской битве закрепила руководящее положение Московского великого княжества в русских землях. Дмитрий Донской передал титул на великое княжение своему сыну Василию, не спрашивая на то разрешения Сарая. Владимирскую землю он назвал в завещании своей отчиной. Сыну Василию он оставлял Московское княжество, которое вскоре стало ядром складывающегося единого Русского государства.

С конца XIV века в усилении Москвы становятся заметными мотивы высшего порядка. Толчком к такому перелому послужила знаменитая Куликовская битва. Москва приготовилась к защите, остальные «великие княжества» и «господин Великий Новгород» выжидали. Под «высокой рукой» Дмитрия Донского собрались только его служебные князья, да удельная мелкота с выезжими литовскими князьями… Битва, принятая русскими в дурных условиях, окончилась однако их победой. Татары и Литва ушли, и таким образом, Донской заслонил собой и спас не только Москву, но и всю Русь. С этих пор Дмитрий из князя Московского превратился в «царя Русского», как стали называть его в тогдашних литературных произведениях, а его княжество выросло в национальное «Московское государство»⁸.

В.О. Ключевским говорил, что государство Московское «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».

Поход Тохтамыша на Москву. Для похода на Москву Тохтамыш собрал огромную армию, состоявшую из туменов, которые пришли с ним из Заволжья. Летом 1382 года он специально задержал в Орде всех находившихся там русских купцов, чтобы через них в Москву не дошла весть о готовящемся походе. Хан уже не осмелился, как ранее Мамай, идти в открытую против Москвы. И это свидетельствовало о силе Москвы и слабости Орды, хотя Орда была еще очень могущественна.

Появление в 1382 году близ Оки новой золотоордынской рати стало для Дмитрия Донского полной неожиданностью. Он выехал из Москвы на север для сбора рати. Тохтамыш беспрепятственно подошел к самому Кремлю и тут же предпринял первый штурм кремлевских стен. Москвичи отбились. Последовало еще два штурма, но каменная твердыня оставалась неприступной. И тогда Тохтамыш пошел на хитрость: он потребовал от москвичей совсем небольшой дани и попросил разрешения войти внутрь Кремля, якобы для того, чтобы с его стен осмотреть город. Хан поклялся, что после этого сразу же уйдет прочь. Поразмыслив, москвичи согласились и тут же понесли суровое наказание за излишнюю доверчивость. Едва тяжелые, кованные железом кремлевские ворота распахнулись, как ордынцы ворвались внутрь Кремля, порубили его защитников и принялись грабить княжеский дворец, дома бояр и храмы. Они захватили княжескую казну, сожгли древние книги. И пошли дальше по Русской земле. Однако едва сведения о приближении к Москве войска Дмитрия Донского и отряда Владимира Серпуховского достигли Тохтамыша, он быстро отошел прочь, разграбив по пути Рязанскую землю. Это также говорит о том, что удар, нанесенный Орде на Куликовом поле, не прошел для Сарая бесследно.

Тяжелым положением Москвы тут же попытался воспользоваться тверской князь. Он предъявил свои права на великое княжение, однако Орда поостереглась пойти на передел русских владений, хотя ненависть к Москве, к Дмитрию Донскому была там очень велика. Тохтамыш сознавал, что это приведет к новой большой войне с Русью, к чему он не был готов. Не готов был к очередному конфликту и Дмитрий Иванович. Вернувшись в Москву, Дмитрий Иванович с горечью увидел сожженный город, узнал, что тысячи москвичей были убиты ордынцами.

После похода Тохтамыша и взятия Москвы в 1382 году Русь была вынуждена снова признать власть монголо-татарских ханов и выплачивать дань. Но усилия, предпринятые московским князем во благо Руси, не пропали даром. Вскоре к Москве было присоединено Белозерское княжество. Своих послов в Москву прислал Ягайло, предлагая союз. Быстро возрождалось хозяйство Руси, все больше людей тянулось в Московское княжество. Было воссоздано сильное войско великого князя. Прочной стеной рядом с Дмитрием Ивановичем стояло служилое боярство. Московский князь Василий I Дмитриевич (1389–1425) получил великое княжение без ханского ярлыка, как «свою отчину». При нём татаро-монгольское иго носило номинальный характер. Дань выплачивалась нерегулярно, русские князья проводили в значительной степени самостоятельную политику. Попытка хана Едигея (1408) полностью восстановить власть Орды над Русью окончилась неудачей: взять Москву ему не удалось. Начавшиеся в Золотой Орде усобицы поставили под вопрос дальнейшее сохранение татаро-монгольского ига

Н.И. Костомаров, таким образом, характеризовал период княжения Дмитрия Донского: «Княжение Димитрия Донского принадлежит к самым несчастным и печальным эпохам истории многострадального русского народа. Беспрестанные разорения и опустошения то от внешних врагов, то от внутренних усобиц следовали одни за другими в громадных размерах. Московская земля, не считая мелких разорений, была два раза опустошена литовцами, а потом потерпела нашествие Орды Тохтамыша; рязанская – страдала два раза от татар, два раза от москвичей и была приведена в крайнее разорение; тверскую – несколько раз разоряли москвичи; смоленская – терпела и от москвичей, и от литовцев; новгородская – понесла разорение от тверичей и москвичей. К этому присоединялись физические бедствия. Страшная зараза, от которой русская земля страдала в сороковых и пятидесятых годах XIV века, наравне со всею Европою, повторялась и в княжение Димитрия с большою силою в разных местах Руси». [Костомаров Н.И.: Том 1, С. 314–315. История России, С. 24484–24485].

Н.И. Костомаров дает и характеристику личность Дмитрия Донского: «Сам Димитрий не был князем, способным мудростью правления облегчить тяжелую судьбу народа; действовал ли он от себя или по внушениям бояр своих, – в его действиях виден ряд промахов. Следуя задаче подчинить Москве русские земли, он не только не умел достигать своих целей, но даже упускал из рук то, что ему доставляли сами обстоятельства; он не уничтожил силы и самостоятельности Твери и Рязани, не умел и поладить с ними так, чтоб они были заодно с Москвою для общих русских целей; Димитрий только раздражал их и подвергал напрасному разорению ни в чем не повинных жителей этих земель; раздражал Орду, но не воспользовался ее временным разорением, не предпринял мер к обороне против опасности; и последствием всей его деятельности было то, что разоренная Русь опять должна была ползать и унижаться перед издыхающей Ордой». [Костомаров Н.И.: Том 1, С. 315–316. История России, С. 24485–24486].

В.О. Ключевский дает такую характеристику Дмитрия Донского: «В шести поколениях один Димитрий Донской далеко выдался вперед из строго выровненного ряда своих предшественников и преемников. Молодость (умер 39 лет), исключительные обстоятельства, с 11 лет посадившие его на боевого коня, четырехсторонняя борьба с Тверью, Литвой, Рязанью и Ордой, наполнившая шумом и тревогами его 30-летнее княжение, и более всего великое побоище на Дону положили на него яркий отблеск Александра Невского, и летопись с заметным подъемом духа говорит о нем, что он был "крепок и мужествен и взором дивен зело". Биограф-современник отметил и другие, мирные качества Димитрия – набожность, семейные добродетели, прибавив: "…аще книгам не учен сый добре, но духовные книги в сердце своем имяше"». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 63–64. История России, С. 21456–21457].

ОТДЕЛ 15. Фаза зрелости: процессы и тенденции становления и упрочения единого централизованного государства. Формирование учреждений и институций национальной государственности XIV–XV столетия. Русь Великая Московская царско-боярская, военно-землевладельческая

ГЛАВА 59. Период возникновения и становления централизованного национального русского государства – Московского царства-государства 1380-е – 1510-е годы

59.1. Собирание русских земель и возвышение Москвы. Москва собирает удельную Русь

Период XIV–XV веков – время объединения земель Северо-Восточной Руси вокруг Москвы, выступившей в роли геополитического и культурного центра. Это и время образования русской (великорусской) народности и постепенного складывания Русского централизованного государства. В середине XV столетия русские земли и княжества все еще пребывали в состоянии политической раздробленности. Политические игры, междоусобья, войны, экономические и географические факторы послужили тому, что сильнейшие, прежде всего, Москва и Литва, подчинили себе слабых. Эти сильнейшие приобрели такое влияние и такую мощь, что могли претендовать на власть над всей Русью.

Дальнейшее развитие русской национальной политической организации шло в направлении создания единого централизованного государства и единой правовой системы. В результате этих процессов к началу XVI века были созданы институционально-организационные основы русского национального государства с центром в Москве. Этим государством были восприняты единодержавные, монархические начала власти, в качестве территориальной основы оно сохранило земский принцип.

В XIV – первой половине XV века политический строй Московского княжества ничем не отличался от политической системы, сложившейся в большинстве земель Северо-Восточной Руси. Московский князь обладал высшей судебной и административной властью, являлся собственником всей земли. При нем, как и в других княжествах, существовала Боярская дума, в состав которой входили наиболее знатные бояре. Большую роль продолжал играть глава московского городского ополчения – тысяцкий. Управление на местах было сосредоточено в руках кормленщиков. В составе Великого княжества Московского время от времени образовывались уделы во главе со своими князьями, которыми, как правило, были братья или сыновья великого князя. В пределах своих владений они обладали державными правами, но обязаны были подчиняться великому князю московскому и выполнять его волю.

В XIV веке в Северо-Восточной Руси усилились тенденции к объединению земель. На роль объединителя русских земель в единое государство в XIV–XV веках выдвинулось Московское княжество, выделившееся из состава Владимиро-Суздальского княжества в XIII веке. Москва после Куликовской битвы несла над своими холмами духовный приз за великую победу – доверие русских людей. Это доверие многого стоит. Заслужить его сложно. Сохранить куда сложнее. В.О. Ключевский указывал, что политическое собирание и объединение частей Русской земли и есть господствующий политический факт рассматриваемого периода.

Процесс социально-политической централизации и консолидации России, как единого цивилизационного сообщества и единого государства имел, в этот период, несколько тесно связанных между собой аспектов. Во-первых, объединение славянских народов происходило на основе идеи (духовно-культурной программы) православия. Во-вторых, объединение русских земель осуществлялось вокруг нового геополитического центра – Москвы. В-третьих, объединение шло посредством создания централизованного государственного аппарата и новой структуры власти в Московском государстве. В ходе централизации происходило преобразование всей политической системы. На месте множества самостоятельных княжеств к концу XV века образуется единое государство.

Относительно самых причин, под влиянием которых произошло объединение русского государства, и установление единодержавия высказываются различные мнения. Так, Н.И. Костомаров, как известно, объяснял установление единодержавия в России влиянием татарского владычества, утверждая, что самодержавная власть московских царей была не чем иным, как продолжением исчезнувшей власти ордынских ханов. Другие историки, напротив, признают, в этом случае, главное влияние за Византией. Романович-Славатинский полагает, что идея самодержавия есть органическое, самопроизвольное создание русской жизни, естественный продукт тех реальных мотивов и сил, которыми была обставлена история русского народа; проводниками этой идеи явились великие князья и цари московские, которые поняли стихийные стремления и упования народных масс – слиться в единое политическое и национальное целое и своей мощной энергией и осторожной осмотрительностью реализовали эти стихийные стремления и упования, создав великую нацию и крепкое русское государство.

Роль объединительных факторов в этот период сыграли: ослабление и распад Золотой Орды, развитие экономических междукняжеских связей и торговли, образование новых городов и укрепление социального слоя дворянства. В качестве причин, влиявших на объединение русского государства и установление единодержавия, приводят также: богатство московских князей, их уменье ладить с татарскими ханами и возможность задаривать их подарками, и вообще их личные качества: предприимчивость, бережливость и прочее. Важную роль сыграло содействие со стороны духовенства. Также тяготение населения к Московскому княжеству, ввиду возможности отыскать там наибольшую по тем временам безопасность.

Но признавать за какой-либо одной из приведенных причин исключительное влияние на образование единодержавия едва ли возможно. Скорее всего, можно предположить совокупное влияние всех этих и других факторов; не следует упускать из виду также и того, что окончательное объединение государства не обошлось без значительной борьбы: многие княжества надо было покорить силою оружия, освободиться, от татарского владычества, подавить самостоятельность городских общин, какими были, например, Новгород и Псков.

С конца XIV века (с духовной Дмитрия Ивановича Донского) великое княжение Владимирское становится наследственным в роде великих московских князей. При потомках Дмитрия Ивановича Московское княжество постоянно расширялось и к концу княжения Василия Темного оно своими размерами превосходило любое из великих княжеств, тогда еще существовавших на Руси.

XV век в истории России был ознаменован избавлением от татаро-монгольского ига, и объединением русских земель в единое государство. XV век – это время правления потомков Дмитрия Донского – московских князей Василия I Дмитриевича (1389–1425), Василия II Васильевича Темного (1425–1462), Ивана III Васильевича (1462–1505). Русская литература того времени была посвящена теме борьбы за свободу («Сказание о Мамаевом побоище»). Развитие связей с другими странами отразилось в таком жанре литературы, как «хождения» – описания путешествий. Самым известным в XV веке произведением этого жанра было «Хождение за три моря» купца Афанасия Никитина.

Династическая война в великом Московском княжестве 1425–1453 годы. Господствовавшее лествичное право наследования великого стола, постоянное дробление отчины – великого княжения – на уделы, не создавало условий для интеграционных центростремительных процессов и дальнейшего укреплению великокняжеской власти. Переход на новый принцип престолонаследия от отца к сыну привел к династической войне 1425–1453 годов. В борьбу за стол умершего в 1425 году великого князя Василия I вступили: Князья Юрий Дмитриевич Звенигородский, Василий II Васильевич, а позже Василий Косой и Дмитрий Шемяка. В усобицу вмешались татарские ханы. Юрий Дмитриевич сын Дмитрия Донского предъявил свои права на московский престол. Но для того, чтобы овладеть великокняжеским престолом ему нужно было вернуть прежний порядок наследования – по старшинству, поскольку порядок наследования по прямой линии – от отца к сыну, не оставлял ему никаких шансов.

Юный князь Василий II не мог самостоятельно тягаться с Юрием Дмитриевичем, но за его плечами стояли мощные силы, стремившиеся к единству Руси. Это были, прежде всего, князья, боярство, служилые дворяне – основа великокняжеского войска. Это были крупные и мелкие землевладельцы, вотчинники и помещики, которые получили доступ к богатству и власти благодаря великим князьям московским. Те, которые получили от Дмитрия Донского и Василия I большое количество земель, и теперь не хотели делиться богатством и влиянием со сторонниками Юрия князя звенигородского. Все они видели в службе великому князю свою судьбу: чем крепче будет великокняжеская власть, чем больше земель войдет в состав Московского княжества, тем богаче и сильнее будут и они. И все они понимали, что единение русских земель, мощь Московского княжества во многом обеспечивались именно порядком наследования от отца к сыну и постепенной ликвидацией уделов.

Несмотря на огромные бедствия и тяжелые неудачи в ходе войны, Василий II Темный отстоял свою власть, и процесс объединения русских земель вступил в завершающую фазу – Московское княжество из княжеского удела превращается в Русское государство. По окончании междоусобной войны, длившейся четверть века, был пересмотрен порядок наследования великокняжеского престола: теперь он переходил по прямой нисходящей линии от отца к сыну. Вместе с титулом великого князя старшему сыну переходила большая часть наследства, обеспечивающая ему экономическое превосходство над младшими братьями. Принцип очередности занятия престола был упразднен.

По духовной Василия Темного, составленной около 1462 года, можно видеть плоды полуторавековых скопидомных усилий московских князей по собиранию чужих земель. В этой духовной великое княжение Владимирское впервые смешано с Московским княжеством, со старинными вотчинными владениями и новыми примыслами в одну безразличную владельческую массу. На всем пространстве Окско-Волжского междуречья не московскими оставались только части Тверского и Ярославского княжеств да половина Ростова, другая половина которого была куплена Василием Темным. Но московские владения выходили за пределы междуречья на юг вверх по Оке и Цне, а на северо-востоке углублялись в Вятскую землю и доходили до Устюга [Ключевский В.О.: Том 2, История России, С. 21413].

В 1456 году Василий II совершил поход на Новгород, который поддерживал Шемяку. Результатом похода было то, что Новгород был обязан уплатить великому князю контрибуцию и не оказывать поддержку его противникам. В 1462 году Василий II умирает, еще при жизни он делает своим соправителем сына Ивана – будущего Ивана III, который правил с 1462 по 1505 год. Иван III (1462–1505) и Василий III (1505–1533) завершают политическое объединение русских земель и создание единого Русского Московского государства.

В 1462 году Великороссия была еще далека от политического единства. Кроме великого княжества Московского существовало еще два великих княжения – Тверское и Рязанское. Политически и экономически самостоятельными были два княжества – Ярославское и Ростовское, и три города-республики – Новгород, Псков и Вятка. Само великое княжество Московское тоже не было полностью единым. Василий II за непокорство конфисковал уделы Дмитрия Юрьевича Шемяки (Галич в Костромской земле), Ивана Андреевича Можайского и Василия Ярославовича Боровского, однако, он согласился оставить князя Михаила Андреевича в Верее и Белоозере править там, в качестве великокняжеского «младшего брата» (вассала). Михаил обращался к Василию II как к своему господину и «старшему брату».

Большинство земель вошло в состав Русского государства безболезненно (хотя и не без противоречий), их прежние князья и бояре превращались в служилых людей великого князя московского. Бояре и князья русских княжеств охотно переходили на службу в Москву. Те, кто по-прежнему отказывался признать власть московских князей, бросали свои земли и бежали в соседние страны, в частности, в Литву. При отъезде к недругам московского князя служилые князья теряли право на свою вотчину, так как она жаловалась в «вотчину и в удел» только на условиях службы. Часто наиболее влиятельные представители местной элиты вывозились из присоединяемых земель и переселялись во внутренние области, а на их место посылали переселенцев из коренных московских мест, что вело к ассимиляции региональных элит московским боярством. Региональные элиты селились со своей челядью в Москве улицами, кварталами, перенося в столицу многообразие архитектуры присоединенных городов, включая повтор топонимики, тем, стилей, превращая Москву в символический образ всего государства.

Иван III продолжал политику подчинения Москве русских земель. Способы здесь были самыми различными. Ярославское княжество Иван III выкупил у ярославской княжеской семьи в начале 1460-х годов, в 1474 году к Русскому государству было присоединено Ростовское княжество. При великом князе Иване Васильевиче III, к Москве были присоединены ее главные соперники – Великий Новгород и Тверь.

Самой крупной землей, сохранившей свой суверенитет, был Великий Новгород. Москва вела борьбу с этим своим сильным конкурентом, опиравшимся на поддержку Литовского государства. Новгородская олигархическая властная элита, попыталась отстоять свою «старину», и оказала активное сопротивление изменению политического статуса Господина Великого Новгорода. В 1471 году новгородские бояре предприняли попытку опереться на помощь Польши и татар, и с этой целью заключили договор о вассальной зависимости с Польско-Литовским государством, присягнули на верность королю Казимиру IV. В ответ на это Иван III в 1471 году организовал поход на Новгород. В решающем сражении около реки Шелони, 14 июля 1471 года, московское войско одержало победу, новгородские войска были разбиты. В итоге этого поражения Новгород признал себя отчиной Ивана III, а его свободы были стеснены. Новгород уплатил Москве огромную контрибуцию. Укреплена была власть московского наместника, а сношения с Литвой объявлялись незаконными. Многие новгородские посадники были казнены, среди них и Борецкий, активный сторонник сближения Новгорода с Литвой. Ряд бояр и других знатных лиц отправили в заточение в Коломну. Однако антимосковская партия в Новгороде не сложила оружия, ее возглавила вдова казненного посадника Марфа Борецкая. Противники Москвы все настойчивей прилагали усилия к тому, чтобы уйти под власть Литвы. И вскоре партии Борецкой удалось взять верх, сторонники московской партии были казнены, а московские купцы изгнаны из Новгорода.

Иван III вновь направил на мятежный город в 1477 году общерусское войско, которое осадило Новгород и вынудило городскую верхушку вступить в переговоры. Как и прежде, ни Литва, ни Орда не пришли на помощь Новгородской республике. По новому договору с Москвой Новгород становился одной из частей Русского государства. Земли противников единения с Московским государством и часть церковных земель были конфискованы в пользу великого московского князя. В свою новую отчину – Новгород Иван III торжественно въехал в январе 1478 года. Этот год считается годом утраты Новгородской республикой своего суверенитета, которая по сути дела прекратила свое существование. Великий князь Иван III провел месяц в некогда независимой Новгородской республике, устанавливая московские порядки. Великокняжеские наместники взяли власть в городе. Наиболее упорных противников Москвы арестовали и отправили в заточение. Среди них была и неукротимая Марфа Борецкая. Когда Иван III возвращался в Москву, за ним на санях везли вечевой колокол – символ свободы и самостоятельности Новгорода, который был также наказан: ему вырвали язык и били плетьми.

На потерю Новгородом своего суверенитет в известной степени повлияло и то, что фактически главой республики в этот период был архиепископ, который по каноническим соображениям не мог быть активным и последовательным борцом с Москвой, ставшей сакральным центром Руси. В результате в распоряжении великого московского князя оказался гигантский казенной земельный фонд, что явилось материальной основой для усиления его власти. Боярские и церковные земли Новгорода перешли в руки служилых людей – дворян, становящихся основой русского войска и государственности.

Упрочение внутриполитического положения на Руси после победы над Новгородом и международная обстановка способствовали освобождению от ордынского ига. В 1478 году великий князь Иван III прекратил уплату дани Золотой Орде, и разорвал с ней отношения, причем сделал это в оскорбительной форме, растоптав грамоту хана. Орда решила примерно наказать Русь и вернуть ее в свое подчинение. Хан Ахмат повел на Русь стотысячное войско. Попытки передовых отрядов ордынцев прорваться вглубь Руси не имели успеха, их встретили московские полки и отразили наступление. Тогда Ахмат со своим войском подошёл к устью реки Угры, там, где она впадает в Оку. Но сюда же несколько ранее подошел Иван III со своими главными силами. Август, сентябрь, октябрь прошли в локальных боестолкновениях, которые не привели к перевесу ни той, ни другой стороны. 8 октября 1480 года ордынцы предприняли попытки форсировать Угру и атаковать русское войско. Но повсюду получали отпор – с русского берега шла пальба по неприятелю из пушек, пищалей и луков. Ордынское войско понесло большие потери, и хан Ахмат не решился вести дальнейшее наступление. Силы оказались равными, начинались холода, а два войска стояли друг против друга на противоположных берегах реки. Никогда еще ордынцы не вели столь длительных военных действий, притом в таких невыгодных для себя условиях. В декабре Ахмат пытался начать переговоры с Иваном III, чтобы возвратить Русь к прежней зависимости. Но Иван III, не отказываясь от переговоров, тянул время, укреплял свое войско, и одновременно ожидал наступление больших холодов. И тут Ахмат не выдержал и дал приказ отступать. Зимой хан Ахмад ушел в Орду, фактически признав свое поражение. Русь зависела от татарской орды 240 лет. После «стояния на реке Угре» (1480) пало татаро-монгольское иго, Ивану III удалось добиться суверенитета великого Московского княжества – крупнейшего государства в Европе.

Падение новгородской независимости и избавление от татаро-монгольского ига предопределили судьбу Твери. В 1483 году овдовевший тверской князь Михаил Борисович решил жениться на родственнице Казимира IV, надеясь таким образом скрепить союз с великим княжеством Литовским. Иван III не мог этого допустить, и в 1485 году Тверь была присоединена к Московскому княжеству. Бегство тверского князя Михаила Борисовича и постепенное упразднение местной администрации, разрушение политической организации княжества не помешали более или менее добровольному переходу большей части местной элиты на службу московскому великому князю и позволило ей сохранить свое высокое положение в составе общерусской элиты. В 1489 году Вятка, важная в промысловом отношении, была присоединена к Русскому государству. Благодаря успехам, в том числе территориальным, достигнутым московскими князьями, Москва в XV веке стала центром нового государства. Конец XV столетия вошел в историю нашей страны как период окончания ее удельно-вотчинной раздробленности.

Сыну Ивана III Василию III ничего не оставалось, как довершить начатое его отцом дело. В результате ряда военных компаний 1494–1514 годов к Москве были присоединены и бывшие предметом постоянных споров с Литвой, прилегающие к Десне, Черниговские и Смоленские земли, а также к ней отошли территории по верхнему течению Оки. В начале XVI века к Московскому княжеству была присоединена Псковская республика (1509/1510). В 1520/1521 году перестало существовать, как самостоятельное, Рязанское княжество, которое, впрочем, уже давно находилось в фактическом подчинении Москвы.

Территория России (такое название стало употребляться с конца XV века) расширилась и в западном, и юго-западном направлении. Наряду с «собиранием» собственно русских земель происходило включение в состав Московского государства иноязычных народов как имевших, так и не создавших собственную государственность. Пути их присоединения были различны и зависели от уровня развития народов, конфессиональной принадлежности и политических условий. Вассальная политика Москвы в иноязычных регионах наряду с принуждением опиралась на народную колонизацию и гибкие, разнообразные формы сотрудничества с местной знатью, которые включали в себя и равноправные династические союзы, и различные формы службы, «подручничества», «заложничества» и прямого подкупа через государеву «милость» и «ласку» местным элитам.

Так за полвека из небольшого великого Московского княжества образовалась огромная держава. В конце XV – начале XVI веков Европа была изумлена стремительностью появления на своих восточных рубежах колоссального государства. Если Иван III унаследовал в 1462 году 430 тыс. кв. км подвластной территории, то Иван IV Грозный, спустя 70 лет, получил от своего отца земли площадью 2,8 млн. кв. км. Таким образом, слагается новая, крупнейшая геополитическая единица – Московское государство, построенное, по исконному монархическому типу. К середине XVI века русское централизованное государство, известное по западным источникам под именем «Московия», окончательно сформировалось.

59.2. Процессы и тенденции преобразования частноправовой формы политической организации в публично-правовую. Формирование публично-правового характера государственной власти

Период Московский есть период упрочения организации государственной власти и административного устроения государства; этим объясняются весьма многие явления государственной жизни этого периода; многие из них были непосредственно невыгодны для населения, но они были необходимы в видах административного устроения государства, в видах установления в государстве административного единства. Публичный характер в деятельности представителя государственной власти выступает в Московский период на первый план, хотя и черты частноправового характера не исчезают, обнаруживаясь, как в воззрениях правителей на свою власть, так и в системе управления, в особенности местного. В период правления великого князя Ивана III (1462–1505) обозначился переходом от частновладельческой формы управления отдельными княжествами к системе публично-правового управления государством и государственными делами. Формируется идея Московского царства.

Н.М. Карамзин следующим образом характеризует период правления Ивана III Васильевича: «Отселе История наша приемлет достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки княжеские, но деяния Царства, приобретающего независимость и величие. Разновластие исчезает вместе с нашим подданством; образуется Держава сильная, как бы новая для Европы и Азии, которые, видя оную с удивлением, предлагают ей знаменитое место в их системе политической. Уже союзы и войны наши имеют важную цель: каждое особенное предприятие есть следствие главной мысли, устремленной ко благу отечества. Народ еще коснеет в невежестве, в грубости; но правительство уже действует по законам ума просвещенного. Устрояются лучшие воинства, призываются Искусства, нужнейшие для успехов ратных и гражданских; Посольства Великокняжеские спешат ко всем Дворам знаменитым; Посольства иноземные одно за другим являются в нашей столице: Император, Папа, Короли, Республики, Цари Азиатские приветствуют Монарха Российского, славного победами и завоеваниями от прадедов Литвы и Новгорода до Сибири. Издыхающая Греция отказывает нам остатки своего древнего величия: Италия дает первые плоды рождающихся в ней художеств. Москва украшается великолепными зданиями. Земля открывает свои недра, и мы собственными руками извлекаем из оных металлы драгоценные»⁹.

Иван III Васильевич, одаренный большим умом и сильной волей, блестяще повел свои дела и, в значительной мере, закончил собирание великорусских земель под властью Москвы, образовав из своих владений единое Великорусское государство. Когда он начал княжить, его княжество было окружено почти отовсюду русскими владениями: господина Великого Новгорода, князей тверских, ростовских, ярославских, рязанских. Иван III Васильевич подчинил себе все эти земли или силой, или мирными соглашениями. В конце своего княжения он имел лишь иноверных и иноплеменных соседей: шведов, немцев, литву, татар. Одно это обстоятельство должно было изменить его политику.

«Коротко говоря, сначала его политика была удельной, а затем эта политика стала национальной. Приобретя такое значение, Иван III не мог, разумеется, делиться своей властью с другими князьями московского дома. Уничтожая чужие уделы (в Твери, Ярославле, Ростове), он не мог оставлять удельных порядков в своей собственной родне». [Платонов С.Ф.: Часть первая, С. 173. История России, С. 32418].

С XV века в политической жизнедеятельности Руси и России выявляется дилемма двух основных начал в системе властных отношений. Государственная, государева власть в отношениях с подданными выступала и субъектом частноправовых и публично-правовых отношений. В удельно-вотчинный период доминировал частноправовой характер властных отношений.

В.О. Ключевский, рассматривая вопрос о соотношении частноправового и публично правового начала в системе государственной власти писал: «Во всяком случае, с тех пор, как обеспечен был успех московского собирания Руси, в Иване III, его старшем сыне и внуке начинают бороться вотчинник и государь, самовластный хозяин и носитель верховной государственной власти. Это колебание между двумя началами или порядками обнаруживалось в решении важнейших вопросов, поставленных самым этим собиранием, – о порядке преемства власти, об ее объеме и форме. Ход политической жизни объединенной Великороссии более чем на столетие испорчен был этим колебанием, приведшим государство к глубоким потрясениям, а династию собирателей – к гибели» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 169-170. История России, С. 21562-21563].

Московские князья, распространяя удельные понятия от своего удела на всю страну, в первую очередь, сознавали себя собственниками, хозяевами Московского государства. Вотчинный, по существу частноправовой, характер княжеской власти сохранялся на всем протяжении XVI века, чему соответствовал и уровень общественного сознания: московские люди всегда выражались так, что они живут на «земле великого государя» и только владеют ею.

Вместе с тем великие князья – носители верховной власти Московского периода, присваивают себе также внешние отличия и преимущества, отличающие их от предшественников и более соответствующие достоинству и величию неограниченных государей. Они стремятся уподобить свою власть власти византийских императоров, усваивают их регалии, верование и помазание на царство. Условия придворной жизни, придворный церемониал организуются также на манер византийский, с большой торжественностью и блеском; одним словом, московские цари стремятся окружить себя такими внешними отличиями, которые вполне соответствовали бы существу их самодержавной власти.

Были необходимы такие законы, и прежде всего закон о престолонаследии, которые обеспечивали бы превращение непомерно расширившейся вотчины Даниловичей в Московское государство. В.О. Ключевский отмечал: «Государство тем и отличается от вотчины, что в нем воля вотчинника уступает место государственному закону. Но Иван сам же нарушил свое столь торжественное установление. Софья успела поправить свои дела: венчанный внук был разжалован и заключен под стражу, а сын пожалован и посажен на великое княжение «самодержцем». «Разве я не волен в своем внуке и в своих детях? Кому хочу, тому и дам княжение», – сказал однажды Иван по другому случаю; здесь в нем говорил своенравный хозяин-вотчинник, а не государь, которым издан первый Судебник» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 172. История России, С. 21565].

Московская система управления постепенно распространялась на всю Великороссию. В этом процессе и сами московские методы управления претерпели изменения, им суждено было завершиться крупными реформами 1550-х годов. Завершение объединения поставило на очередь административную реформу. В основание реформы центральных учреждений легли два начала: разграничение частного государева хозяйства и государственного управления, выразившееся первоначально в разделении государства на опричнину и земщину; замена личных административных поручений системой публичных, функционирующих на постоянной основе учреждений. Изменяется вся система сюзерено-вассальных отношений: бывшие великие князья сами становятся вассалами московского великого князя, складывается сложная иерархия феодальных чинов, происходит резкое сокращение феодальных привилегий и иммунитетов. Укрепляющее свои позиции служилое дворянство становится для великого князя (царя) опорой в борьбе с феодальной аристократией, не желающей поступаться своей независимостью. Верхушка городского населения вела непрерывную борьбу с феодальной аристократией (за земли, за рабочие руки и т.д.) и активно поддерживала политику централизации. Серьезной политической силой становится Церковь, сосредоточившая в своих руках значительные земельные владения. Церковь в основном определяла идеологию формирующегося самодержавного государства.

При этом официальные идеологи власти подчеркивали превосходство русского самодержавия перед другими подобными ему видами автократии. Русские самодержцы являются таковыми не в отдельных своих представителях, а в отчинном родовом преемстве этого титула и его значения. «Кроме нас да турецкого султана, – писал Иван IV Грозный, – ни в одном государстве нет государя, которого бы род царствовал непрерывно через двести лет; а мы от государства господари, начавши от Августа-Кесаря из начала веков, и всем людям это известно». Этот взгляд на происхождение власти московских государей помогал последним строить свои отношения с подданными на безусловных началах независимости власти. Зависимость власти от «хотения человечества» в глазах Ивана Грозного унижала власть и заставляла его заносчиво объясняться со многими западными государями.

Власть московского государя действительно была формально неограниченной, но лишь в руках Ивана IV Грозного и в период опричнины эта власть превращалась в необузданный произвол. В целом же московский государь был ограничен старыми обычаями и традициями, особенно церковными. Московский государь не мог и не хотелделать того, что «не повелось». Не желая сам нарушать установленных морально-религиозных правил и правовых норм, государь тем более не хотел допускать их нарушения подчиненными властями. К царю поступали бесконечные жалобы от населения на злоупотребления должностных лиц, и правительство пыталось устранить поводы для этих жалоб постоянным контролем над органами судов и местных администраций, а также законодательным регулированием их деятельности.

Первый московский царь издал в 1550 году свой Судебник, а через сто лет, при царе Алексее Михайловиче, был издан новый кодекс – Соборное Уложение (1649), «чтобы Московского государства всяких чинов людем суд и расправа была всем ровна». Кроме общего свода законов, московское правительство издавало от имени государя множество частных уставных грамот, наказов и разного рода инструкций и предписаний, которые имели целью регулировать действия различных органов власти и охранять население от их злоупотреблений. Разумеется, на практике угроза царского гнева (опалы) далеко не всегда была достаточной защитой против произвола и злоупотреблений различных органов власти.

ГЛАВА 60. Процессы и тенденции социальной стратификации в XIV–XV столетиях

60.1. Политико-экономическая стратификация общества

В XII–XIV веках население удельных княжеств в полной мере еще не представляло собой общество, в значительной мере – это было случайное сборище людей, которым сказали, что они находятся в пределах пространства, принадлежащего такому-то князю. К этому времени уже в значительной мере было утрачено значение кровнородственных связей, но в тоже время еще не в полной мере сформировались политические, экономические, культурные связи и отношения – это не был ни родовой, но еще и не земский союз.

В XIV–XV веках социальная картина отличалась чрезвычайной пестротой и дробностью. В процессе образования единого централизованного государства изменялась политико-правовая система. Политическое объединение Великороссии в значительной мере изменило положение и взаимные отношения классов объединенного русского государства, и прежде всего состав и настроение его верхнего слоя, боярства. Класс земельных собственников, вотчинников распался на четыре группы: служилых князей, бояр, слуг вольных и детей боярских. Бывшие удельные князья становятся вассалами московского князя в качестве служилых князей. Они являлись наиболее крупными землевладельцами и стали составлять землевладельческую аристократию. Им принадлежали руководящие посты в государстве. Во время военных действий они снаряжали собственную дружину.

В отношении к князьям население делится на людей служилых, которые князю служат, и тяглых, которые ему платят. В эпоху Московского государства еще не существовало определенных названий для обозначения общественных групп. Поэтому термины позднейших времен применительно к XIII–XIV векам могут быть употреблены весьма условно.

В.О. Ключевский отмечает: «Состав военно-служилого класса в Московском государстве тех веков был очень сложен. Чтобы понять его составные элементы, надо припомнить состав общества в удельном княжестве. Идеи подданства, как мы видели, в удельном княжестве не существовало: господствовали договорные отношения свободных обывателей удела к его князю, основанные на обоюдных выгодах. Общество делилось на классы по роду услуг, какие оказывали лица удельному князю: одни служили ему ратную службу и назывались боярами и слугами вольными; другие служили по дворцовому хозяйству князя, были его дворовыми людьми и назывались слугами дверными; наконец, третьи снимали у князя его земли, городские или сельские, за что платили ему подать, тягло, и носили название людей тяглых, земских или черных. Таковы три основных класса, из которых состояло свободное гражданское общество в удельном княжестве: слуги вольные с боярами во главе, слуги дворные и люди черные, городские и сельские. Холопы, как несвободные люди, не составляли общественного класса в юридическом смысле слова. Особое положение занимали разные разряды лиц, состоявших при церкви, с духовенством во главе: это был не особый класс, а целое общество церковных людей, параллельное мирскому, со своим управлением и судом, с исключительными привилегиями; в состав его входили классы, однородные с мирскими, церковные бояре и слуги, крестьяне на церковных землях и т. п.» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 268. История России, С. 21661].

60.2. Процессы формирования социальных чинов (разрядов)

Служилыми людьми были бояре и слуги вольные, состоявшие на личной службе у князя по уговору с ним. Они признавали власть его над собой, пока ему служили; но каждый из них мог покинуть князя и перейти на службу к другому. Это не считалось изменой князю. Уделы не были замкнутыми политическими мирами с устойчивыми, неприкосновенными границами, суживались и расширялись, представлялись случайными частями какого-то разбитого, но ещё не забытого целого: бродя по ним, население мало затруднялось их пределами, потому что оставалось в Русской земле, среди своих, под властью всё тех же русских князей [Ключевский В.О.: Том 1, С. 472–473. История России, С. 21376–21377].

Бояре. С развитием княжеской власти изменяется и положение в московском государстве высшего боярского сословия. Из бродячей дружины приближенных князя мало-помалу формируется оседлое сословие крупных землевладельцев, которые в награду за свою службу получают от князя пожалования землями. Вместе с этим начинает ограничиваться право боярского отъезда к другим князьям: отъехавший боярин терял свои владения. Главное значение бояр, как помощников князя в управлении и его думцев, с каждым княжением заметно уменьшается, а Василий III может обходиться уже и без их совета.

Крупными землевладельцами были бояре, которые входили в состав политически и экономически господствующего социального слоя и занимали высшие должности в государственном аппарате. Введены были придворные чины: боярин, окольничий, дворецкий, казначей. Главной обязанностью бояр была военная служба. На войну они являлись со своей дружиной в распоряжение великого или местного князя. В свою очередь, князь защищал неприкосновенность боярских вотчин. Местные князья и бояре были полными хозяевами в своих вотчинах, законодателями и судьями, нередко сами составляли свои княжеские уставы. Боярство стало придворным чином, который присваивался служилым князьям. Вторым придворным чином был чин окольничего. Бояре, не получившие придворных чинов, слились с детьми боярскими и слугами вольными.

«С конца XIII столетия на берега реки Москвы стекаются со всех сторон знатные слуги и из соседних северных княжеств, и с далекого русского юга, из Чернигова, Киева, даже с Волыни, и из-за границы, с немецкого запада и татарского юго-востока, из Крыма и даже из Золотой Орды. Благодаря этому приливу уже к половине XV века московский великий князь был окружен плотной стеной знатных боярских фамилий. По старинным родословным книгам московского боярства таких фамилий можно насчитать до четырех десятков. Наиболее видные из них были Кошкины, Морозовы, Бутурлины и Челяднины, Вельяминовы и Воронцовы, Ховрины и Головины, Сабуровы и др.» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 185. История России, С. 21578].

Во второй половине XV века число бояр при московском дворе увеличилось за счет удельных князей, перешедших на службу к великому московскому князю. В XIV–XV веках право отъезда бояр было выгодно московским князьям, но по мере укрепления централизованной власти они вначале ограничили, а затем и вовсе отменили его. Мерой борьбы с отъезжающими боярами было лишение их вотчин, а позже на отъезд смотрели как на измену. Их объявляли государственными преступниками.

«Самое право выбирать место службы, признаваемое в договорных грамотах князей за боярами и вольными слугами и бывшее одной из политических форм, в которых выражалось земское единство Киевской Руси, теперь стало несвоевременным: этот класс и на севере по-прежнему оставался ходячим представителем политического порядка, уже разрушенного, продолжал служить соединительной нитью между частями земли, которые уже не составляли целого. Церковное поучение XIV века выражает взгляд своего времени, уговаривая бояр служить верно своим князьям, не переходить из удела в удел, считая такой переход изменой наперекор продолжавшемуся обычаю» [Ключевский В.О.: Том 1, С. 482. История России, С. 21386].

Число бояр в Московском княжестве увеличивалось за счет выходцев из разных удельных княжеств и Литвы. Происходили неизбежные столкновения между старыми боярами и вновь прибывшими. Столкновения эти положили начало родовым спорам – местничеству. За свою службу бояре получали вознаграждение в трех видах: кормление, вотчины и поместья.

Служилое дворянство. Зарождалось дворянство, дворяне служили сюзерену за земельное пожалование, предоставлявшееся лишь на время службы, а не как вотчина. Социальную основу дворянства составляла значительно выросшая и окрепшая низшая и средняя прослойка служилых землевладельцев – «детские», «мечники», «младшая дружина», «дворяне». Наряду с военной службой они сосредотачивают в своих руках постоянно расширяющиеся административные функции управляющих (администраторов), полицейских, иногда судей. Средними и мелкими служилыми людьми были младшие дружинники князя: слуги вольные и дети боярские. Они несли личную службу князю. Их служба была добровольной. Они имели право выбора себе сюзерена. Естественно, бояре и дети боярские стремились служить наиболее сильному и влиятельному князю. Отъезжающий к другому князю землевладелец не терял своих вотчин. Низшую группу служилого сословия составляли дворцовые слуги, или «слуги подворские», которые за свою службу получали от князя земли в пожизненное пользование, без права передачи по наследству. Из них образовалась новая группа служилого сословия – дворянство. Это была большая группа землевладельцев, состоящих на государственной службе, не богатых и не имеющих большого политического влияния. Дворяне-помещики целиком зависели от князя, поэтому были его верной социальной опорой. Бояр, которые представляли интересы земель, стали вытеснять служилые люди, дворяне (дворовые люди по службе известны с XII века). Это – служилое сословие государственная бюрократия, которая постепенно стала опорой усиливающейся верховной власти. На крепнущее дворянское сословие опирались местные князья в борьбе со своевольными и богатыми боярами.

Чёрные люди. В.О. Ключевский следующим образом характеризует положение черных людей: «Таковы же были отношения и чёрных, т.е. податных людей к удельному князю. Как отношения служилых людей были лично-служебные, так и отношения чёрных были лично-поземельные. Черный человек, городской или сельский, признавал власть князя, платил ему дань, подчинялся его юрисдикции, только пока пользовался его землёй, но и он мог перейти в другое княжество, когда находил местные условия пользования землёй неудобными, и тогда разрывались все его связи с прежним князем. Значит, как служилый человек был военно-наёмным слугой князя, так чёрный человек был тяглым съёмщиком его земли» [Ключевский В.О.: Том 1, С. 473. История России, С. 21377].

Крестьяне делились на две категории – владельческие и черносошные. Владельческие, или зависимые, крестьяне жили на землях своих помещиков, несли повинности в пользу феодала. Черносошные крестьяне принадлежали непосредственно великому князю или удельным князьям. Князья заключали между собой договоры о неприятии чужих крестьян на свои земли. Княжеские договоры были первой юридической формой постепенного закрепощения крестьян. Крестьянский труд, бывший главной производительной силой страны, оставался еще по закону свободным, хотя на деле значительная часть крестьянского населения входила уже в долговую зависимость от землевладельцев, грозившую ей законной крепостной неволей.

В указанный период еще существовали холопы, которые подразделялись на слуг княжеских, боярских и феодальных, но уже наметилась тенденция стирания граней между холопами и крестьянами. Число холопов сокращалось путем освобождения их по воле господина. Холопы, получившие свободу и посаженные на землю боярина, стали называться страдниками. Они платили хозяину оброк. Крестьян, бежавших от своего господина, больше не превращали в холопов. Вообще источники холопства значительно сократились. Но наряду с сокращением числа холопов появилась новая категория зависимых от земельных собственников – кабальные люди. Ими становились крестьяне из-за долговой зависимости.

Городское население делилось на черные и белые слободы. В городах значительно усложнилась общественная жизнь: богатая верхушка городов противостояла низам. Князь ощущал себя главой всего общества, искал поддержку всех его слоев, но опирался, прежде всего, на влиятельную и богатую верхушку. Внутри же самой верхушки имелись скрытые противоречия между князьями и боярством.

В городах-крепостях жили представители княжеской власти. В торгово-ремесленном посаде, окружавшем крепость, жили торговцы и ремесленники. Эта категория населения относилась к черному тяглому люду, который нес государственные налоги и повинности (прямая государева подать, стрелецкая подать, ямские деньги). Была еще одна категория населения, которая освобождалась от государственной повинности, т. к. принадлежала духовным и светским феодалам. Эта категория несла повинности только в пользу своего господина.

Наиболее самостоятельной частью городского населения были «гости», т. е. люди, ведущие иноземную торговлю. Иноземные купцы делились на категории по виду торговли: купцы-сурожане (ведущие торговлю с Крымом) и купцы-суконщики (торгующие сукном). Иноземные купцы (гости) объединялись в корпорации, пользовались привилегиями, не несли повинности, обязательные для всех посадских людей.

Отношения князя к живущим в его вотчине людям также весьма разнообразны. Они могут быть либо владельческие, либо договорные, смотря по тому, прилагаются ли они к крепостным или к свободным лицам. Несвобода устанавливается или вследствие покорения, или добровольным вступлением в крепостное состояние или, наконец, даже просто жительством на чужой земле, по правилу: воздух делает крепостным (Luft macht eigen). Степени несвободы, равно как и положение несвободных лиц, могли быть также весьма различны. Городские слои стали превращаться в определенный противовес в отношениях между князьями и боярством. Князья нередко опирались в борьбе со своеволием боярства на возросшую политическую активность и поддержку горожан.

ГЛАВА 61. Московское царство – сословно-представительная монархия. Этап становления политической системы сословно-представительной монархии 1420-е – 1501-е годы

61.1. Процессы и тенденции формирования институциональных основ политической системы сословно-представительной монархии

В XV столетии, в период завершения политического объединения Руси, начался процесс становления сословно-представительной монархии, формирования институционально-организационных основ такого типа государственного устройства, при котором монарх в руководстве страной опирается, прежде всего, на сословно-представительные учреждения, образующие вертикаль центральной государственной власти. Сословно-представительная монархия выступала основой политического строя России с середины XV до конца XVII столетия. Это закономерный этап в развитии государства, через который в XII–XVI веках прошли Англия, Франция, Испания, германские княжества, Польша, Венгрия и другие европейские страны. Формирование сословно-представительной монархии в России происходило параллельно с объединением русских земель в единое государство, ослаблением удельной боярской олигархии, ростом влияния дворянства и посадской верхушки.

Как форма государства сословно-представительная монархия складывается в результате борьбы монархов (великих князей и царей), прежде всего с боярами, за дальнейшее укрепление централизованного государства. Власть монарха в этот период еще недостаточно сильна, чтобы стать абсолютной. Монархи и их сторонники боролись с верхушкой военно-землевладельческой аристократии (удельными князьями и боярами-вотчинниками), противодействующей политике централизации московских государей. Монархи в этой борьбе опирались на дворян и верхушку горожан.

Переход к сословно-представительной монархии знаменовался существенными изменениями в государственном аппарате. Важнейшим из них было возникновение представительных органов власти и управления. В структуре политической системы действует Боярская дума как постоянный совещательный орган. Если государство объединилось и сформировалось в политическом отношении, то в отношении административном предстояла еще трудная и продолжительная организационная работа: надо было создать органы, подчиненные субъекту верховной власти – государственные учреждения, на которые могло бы быть возложено осуществление и проведение в жизнь воли субъекта верховной власти. Ввиду этого московские князья и цари в трудном деле внутреннего управления считали необходимым обратиться опять к народу, к земщине; в ней стремятся найти опору против административной неурядицы.

Отношение великого князя, впоследствии царя, к народу в корне изменилось. Если ранее народ принимал участие в государственной деятельности, решал сам в лице своих выдающихся представителей важнейшие вопросы государственной жизни, контролировал деятельность князя и, в случае недовольства им, призывал к себе другого князя, то теперь вся полнота власти сосредоточилась в руках царя. Народ стал в исключительно подчиненное положение; о прежних вечевых порядках не могло уже быть и речи. Но если значение народа с наступлением Московского периода умалилось в отношении политическом, то в отношении административном оно сохранилось. Время от времени, представители верховной власти считали нужным обращаться к народу, выслушивать его мнения по важнейшим государственным вопросам и созывать для этого земские соборы. Это уже не вече, не свободные народные собрания предшествовавшего периода, но лишь совещательные учреждения, созываемые временно, по воле носителя верховной власти, и дающие свои мнения или делающие постановления не обязательные для представителя этой власти.

Административное значение народа проявлялось, в форме непосредственного участии в государственном управлении. Именно в это время формируются и начинают созываться представительные учреждения – земские соборы, выражающие интересы всех свободных сословий общества. В них наряду с боярско-дворянским сословием и высшим духовенством участвуют представители верхов посада. Мы видим наибольшее развитие и распространение земских выборных должностей именно в тот исторический период, когда организация государственной власти в России впервые достигла наибольшего упрочения, т.е. в эпоху Ивана Грозного.

Отношения субъекта верховной власти к своим органам, сравнительно с предшествовавшим периодом, также изменяются. В основании отношений между удельными князьями и их служилыми людьми лежало начало свободы; теперь оно заменяется началом обязательной подчиненности; служилое сословие теряет свою свободу, будучи прикреплено к служебному тяглу; служилые люди становятся «холопами Московского царя». Начало несвободы с течением времени распространяется и на другие сословия – городское и крестьянское, которые прикрепляются к тяглу финансовому. Период сословно-представительной монархии характеризуется качественными изменениями во внутриклассовых и особенно в межклассовых отношениях. Наиболее важное событие в этой области – полное закрепощение крестьян.

61.2. Процессы и тенденции преобразования верховной власти: от великокняжеской к царской власти

До конца XV века отношения московских князей с удельными князьями строились на договорах, в которых определялись параметры власти «брата старейшего» над «братьями молодшими». Вся полнота власти принадлежала им лишь в пределах их собственного удела. Отношения с боярами и Церковью определялись жалованными грамотами на иммунитеты, щедро раздававшимися поначалу московскими князьями. Но уже с середины XV века происходят серьезные изменения, и великий князь московский превращается в самодержавного монарха, вассалитет сменяется подданством. В первой половине XVI века был ликвидирован вассалитет вотчинников и удельных князей в отношениях с царской властью. Его заменили отношения подданства монарху. Аристократия и дворянство обязаны были служить государю. Юрисдикция вотчинников в их владениях ограничивалась, все важные уголовные дела переходили к подсудности государственного суда.

«Территориальный и национальный рост Московского княжества сопровождался еще политическим подъемом одного из его князей – того, который носил звание великого и был признаваем старшим в московской княжеской семье. В то время когда Московское княжество вбирало в себя разъединенные части Русской земли, этот фактически или фиктивно старший князь собирал в своих руках раздробленные элементы верховной власти, и, как первый процесс превратил Московское княжество в национальное Русское государство, так результатом второго было превращение московского великого князя, только старшего, по званию из удельных, в единственного, т. е. единодержавного, русского государя. В то время когда Москва поднималась, поглощая другие русские княжества, ее великий князь возвышался, подчиняя себе свою ближайшую братию, удельных московских князей» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 33-34. История России, С. 21426-21427].

Таким образом, завершение территориального собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное великорусское государство и сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя. На всяком месте, где только именуются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, и этого преимущества не имеет никто из прочих князей или местных властителей. – Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя. Ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе, и невозможно отделить их друг от друга. Но до тех пор, пока были в КПле природные православные цари-покровители восточной церкви, русские князья могли считаться и называться царями только по уподоблению, а не в буквальном смысле. Флорентийская уния и сопровождавшие ее события произвели в этом отношении целый переворот. На московского великого князя неожиданно свалилась крайне ответственная религиозная миссия: стать на страже правоверия и благочестия, которое пошатнулось в самом святилище православия – Царьграде, и грозило, таким образом, исчезнуть во всем мире.

С падением Константинополя (1453) московский князь становится главой крупнейшего в мире православного государства и рассматривает себя в качестве преемника византийских императоров. Женитьба Ивана III на племяннице византийского императора Софье Палеолог укрепила международный престиж Московской Руси. Брак Ивана и Софьи получал значение политической демонстрации, которою заявляли всему свету, что царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со своим супругом. На Русь переходит византийская государственная символика – герб и регалии.

«Особенно понятливо могла быть воспринята мысль, что она, царевна, своим московским замужеством делает московских государей преемниками византийских императоров со всеми интересами православного Востока, какие держались за этих императоров. Потому Софья ценилась в Москве и сама себя ценила не столько как великая княгиня московская, сколько как царевна византийская. … Таким образом, брак Ивана и Софьи получал значение политической демонстрации, которою заявляли всему свету, что царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со своим супругом» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 160. История России, С. 21553].

После того как спало с Москвы татарское иго, в сношениях с иностранными правителями, Иван III к своему титулу «великого князя» стал добавлять сначала титул «государь» (что по понятиям того времени означало «хозяин», «господин»), а затем «всея Руси». Таким образом, претендуя на все русские земли, какому бы князю они ни принадлежали, он стал титуловаться «государь всея Руси», или «царь всея Руси». Тогда же появилась и формула Божьей милостью – указание на теократический источник власти из воли Божией. Не случайно на предложение германского императора пожаловать ему королевский титул Иван III ответил: «Мы, Божьей милостью, государи в своей земле изначала, а постановление имеем от Бога».

Иван III впервые отважился показать европейскому политическому миру притязательный титул государя всея Руси, прежде употреблявшийся лишь в домашнем обиходе, в актах внутреннего управления. Титулование московского князя стало предметом жарких дипломатических споров. Великий князь литовский, например, упорно отказывался признать новый титул, прекрасно понимая скрытую в нем политическую программу. Но в договоре 1494 года Иван III заставил литовское правительство формально признать этот титул.

Иван III стоял во главе государства и опирался на поддержку Боярской думы. Великий князь был великим судьей, имел право чеканить монету, принимал законы, но не мог обойтись без помощи Боярской думы – законосовещательного органа и органа исполнительной власти. С думными боярами у Ивана III складывались непростые отношения: ему приходилось выслушивать, по выражению его внука, «многие поносные и укоризненные слова» от строптивых бояр, чему потворствовала простота обстановки и бесцеремонность отношений при дворе.

При Иване IV статус монарха изменяется, после венчания на царство 16 января 1547 года, он принимает в свой титул слово «царь» уже окончательно, а чуть позже новый титул был утвержден грамотой цареградского патриарха. Это было не простой формальностью, но отражением возросшей силы монарха. Термин «царь», как известно, есть сокращенная южнославянская и русская форма латинского слова цесарь (цезарь), как от того же слова по другому произношению кесарь произошло немецкое Kaiser. Вместе с титулом «царь» стал вводиться в оборот и сходный по значению титул самодержец – это славянский перевод византийского императорского титула ayokraor. Сначала от лица подданных при обращении к государю, в актах внутреннего управления при Иване III и Иване IV, а со времени Лжедмитрия I и в официальных актах. Оба термина в Древней Руси значили не то, что стали значить потом. Первоначально они выражали понятие не о государе с неограниченной внутренней властью, а о властителе, не зависимом ни от какой сторонней внешней власти, никому не платящем дани.

В середине XVII века титул российского монарха звучал так: «Божией милостью великий князь, царь, государь, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, и всех земель, северных, восточных, западных и южных отчин, дедин, наследник, господарь и обладатель». С 1523 года на всем протяжении Московии существовала только одна власть – великого князя московского. Так завершилась работа восьми поколений. Она была дополнена первым успехом в Юго-Западной Руси – присоединением Северского княжества, и первым успехом в борьбе с Литвой – завоеванием Смоленска.

Становление и развитие монархии у нас обыкновенно связывают, прежде всего, со временами татарского ига. Есть мнение, что будто бы мы взяли у татар и название, и идею царя. Говорят, будто московские великие князья явились просто наследниками ханской власти, ими отнятой, и, таким образом, при сокрушении ига, стали самодержавными царями. Дело, однако, в том, что татарские ханы сами вовсе не имели той власти, которая явилась в виде царей на Руси. У татар ханская власть была родовая, из которой внешними успехами выдвигались великие ханы, с самым неопределенным содержанием со стороны идеократической. Это были типичные образцы самовластительства, основанного на вооруженной силе. В смысле же законности власти, татарская идея понимала лишь то же удельное, частноправовое начало, именно от которого Русь освободилась во времена татарского ига. Влияние татар состояло, таким образом, не в том, чтобы Русь усвоила себе их идею власти, а, наоборот, в том, что Русь, пораженная бедствием и позором, глубже вдумалась в свою потенциальную идею и осуществила ее. Этим Русь и оказалась сильнее татар.

Ханы поставили перед русскими только задачу о необходимости сильной власти, но не дали ровно никаких идей относительно устройства власти. Фактически хан был над русскими такой же неограниченный властелин, как вооруженный разбойник на большой дороге над беззащитным путником. Но Москва не поставила такой идеи в основу своего царства. Точно также никогда Русь не признавала нравственного права хана давать ей владык и повелителей. Она подчинялась вооруженной силе, ни на минуту не покидая надежду сбросить ее господство. Впрочем, со стороны ханов никогда не было ясно заявлено и выдержано право давать русское княжение кому вздумается. Никогда ханы не заявляли претензии давать русским областям правителей не из русского княжеского дома.

Передача престола, начиная с Ивана Грозного, осуществлялась по праву первородства. До этого имело место и завещательное право, когда, к примеру, Иван III «пожаловал» престолом сына от второго брака в обход внука от первого. В условиях династического кризиса конца XVI – начала XVII веков имело место избрание монарха. Венчание на царство осуществлялось в московском Успенском соборе, сопровождалось возложением венца – короны, вручением скипетра и державы, а с XVII века и миропомазанием. Царь сосредоточивал в своих руках всю полноту верховной власти, единолично распоряжался жизнью и имуществом подданных, рассматривая их в качестве своих холопов. «А и жаловати своих холопов вольны мы, а и казнити вольны есмя», – заявлял Грозный в письме к Андрею Курбскому. В обращениях к государю все подданные, независимо от ранга, именовали себя уничижительно «холопами» и употребляли уничижительные имена: «Великому князю, царю, государю холоп твой Васька Львов челом бьет».

ГЛАВА 62. Нормативно-правовые основы русской государственности. Судебник 1497 года. Судебная система

62.1. Источники общерусского права

Основным законодательным актом Московского государства XIV–XV веков по-прежнему была Русская Правда. В целях приспособления древнерусского права к московским условиям была создана новая редакция этого закона – так называемая Сокращенная Правда. Продолжало действовать также обычное право. Однако потребности государственного строительства в условиях образования централизованного государства требовали создания новых законодательных актов. Для рассматриваемого периода характерно более интенсивное (по сравнению со временем политической раздробленности) развитие права, увеличение роли великокняжеского законодательства.

Основными источниками общерусского права ХѴ–ХѴІІ веков были: княжеское законодательство, постановления Земских соборов, отраслевые распоряжения приказов: Уставная книга Разбойного приказа, указные книга Поместного и Земского приказов. В этот период создаются новые сложные формы законодательства – общерусские кодексы: Судебники, Соборное Уложение, в которых систематизировались нормы права. Все большее место в системе источников права начинают занимать разного рода частные акты – духовные грамоты, договоры, акты, закрепляющие собственность на землю, и др.

Уставные грамоты появляются по мере вхождения в Московское государство новых земель и утверждения на местах наместничьего правления. Сохранились Двинская (1397) и Белозерская (1488) уставные грамоты, определявшие порядок управления и судопроизводства в этих землях. В них устанавливались размеры наместничьего «корми», судебные пошлины и уголовные штрафы в пользу наместника, определялся состав лиц наместничьего правления и пр.

Жалованные грамоты исходили от великокняжеской власти и закрепляли права и привилегии частных лиц, прежде всего крупных земельных собственников. Число жалованных грамот велико, и виды их разнообразны. Сохранились они благодаря монастырским архивам, где хранились в особых копийных книгах.

Духовные грамоты – это завещания, составлявшиеся первоначально великими и удельными князьями, а затем и другими лицами. Зачастую они составлялись не один раз в течение жизни: во время болезни, перед военным походом, перед поездкой в Орду и т.д. Древнейшая, сохранившаяся в подлиннике, духовная Ивана Калиты, датируемая 1339 годом, дает представление о землях Московского княжества, о княжеском имуществе, которые распределяются между наследниками. По духовным грамотам прослеживается территориальный и политический рост Московского государства, процесс формирования «единодержавия» московского государя.

Судебник 1497 года. В двух летописных заметках данный правовой акт назван Судебником, и это название за ним в дальнейшем упрочилось. В единственном сохранившемся списке, он имеет лишь следующий заголовок: «Лета 7006 месяца септемврия уложил князь великий Иван Васильевич всея Руси с детми своими и бояры о суде, како судити бояром и околничим».

По мере объединения государства все более ощущалась недостаточность наличных местных (указных и иных) норм, и это естественно навело на мысль иметь общий сборник правил для всей территории государства. По своему содержанию этот нормативно-правовой акт направлен на ликвидацию остатков удельной раздробленности, на создание центральных и местных органов государственной власти и управления, на разработку норм уголовного и гражданского права, судоустройства и судопроизводства. Большое место занимают в Судебнике нормы, регулирующие суд и процесс. Он определял порядок судопроизводства, «как судити боярам и окольничим». Судебник представляет собой первый опыт кодификации законодательства Московской Руси. Он был составлен одним из приближенных Ивана III Владимиром Гусевым, и утвержден князем и Боярской думой в сентябре 1497 года. В следующем же году этот дьяк был казнен за участие в заговоре против внука великого князя, Димитрия.

62.2. Содержание Судебника 1497 года

Содержание Судебника почти исключительно процессуальное. Главнейшая цель законодателя состояла в том, чтобы наметить основные начала отправления правосудия и поставить их под контроль центральной власти. Судебник содержал главным образом нормы уголовного и уголовно-процессуального права. Хотя Судебник 1497 года знаменует собой новый шаг в развитии права, но многие вопросы в нем регламентировались менее полно, чем в Русской Правде. Это относится в частности к гражданскому, особенно, к обязательственному праву. Отсюда можно предположить, что Судебник целиком не заменил предшествующее законодательство. Некоторые нормы Русской Правды, очевидно, продолжали действовать наряду с Судебником. В Судебнике был приведен перечень всех основных городов и местностей Русского государства, что позволяет сделать вывод о действии статей Судебника на всей его территории.

Источниками Судебника являются прежние юридические сборники. Кроме норм обычного права он вобрал в себя уставные грамоты, Псковскую судную грамоту, частично Русскую Правду, а также княжеские грамоты, определявшие порядок местного управления и суда. Впервые проф. Владимирский-Буданов разделил памятник на статьи по различию содержания и насчитал таких статей 68. Больше половины статей было написано заново, а старые нормы часто в корне переработаны. 26 из 68 статей Судебника – новые, отразившие реформаторскую деятельность московского правительства.

В Судебнике речь идет сначала о суде центральном: суд бояр, окольничих великого князя и его детей, этим вопросам посвящены первые 36 статей. Следующие 8 статей (ст. 37–44) посвящены суду провинциальному, суду наместников в городах. В конце помещены статьи, содержащие случайные нормы материального права (о наследстве, давности, договорах займа, купли-продажи и пр.). Под особыми заголовками фигурируют статьи: «о займех», «о христианском отказе», «о чюжеземцех», «о изгородах» и прочие. Такой порядок статей вызвал мысль о наличии некой системы в Судебнике, в соответствии с которой его содержание распадается на три части. Однако, едва ли, уместно называть данный порядок системой, тем более, что он далеко не выдержан. Так, например, среди статей о суде центральном помещена статья «о наместниче указе» и ряд уголовных постановлений – «о татьбе», «о татех», «о татинных речех», из которых только одно первое дословно повторено в отделе о суде наместников под заглавием «о татех указ». Статьи Судебника позволяют понять многие стороны общественно-политической жизни Руси того времени: усиление власти Великого князя, увеличение роли дворянства и многое другое. Привилегии господствующего класса защищались открыто, налицо было неравное положение зависимых сословий. Если нарушались межевые знаки на земле феодала, то преступнику грозила торговая казнь (т. е. битье кнутом на торгу), а если на земле крестьян, то за это предусматривался только штраф (ст. 62). В сборник включена статья 57, которая устанавливала право крестьян переходить от одного владельцу к другому только один раз в год (на «Юрьев день», осенний). Эта статья имеет двойственную значимость, на что было обращено внимание историков. Одни указывают на то, что, установив единый срок для перехода крестьян при условии выплаты «пожилого» прежнему хозяину, Судебник, тем самым, сделал шаг к установлению крепостного права, и ущемлению прав крестьян. По мнению других, существо статьи в том, что срок крестьянского «отказа» для разных местностей страны стал единообразным, а это свидетельствовало о достижении политического единства государства. Выплата крестьянином «пожилого» владельцу за пользование двором было делом нелегким, но все же возможным.

Уголовное право. Если гражданские правоотношения развивались сравнительно медленно, то уголовное право в данный период претерпело существенные изменения. Изменяется само понятие термина «преступление». Если в Русской Правде под «преступлением» понималась «обида», т.е. причинение вреда отдельному лицу, то в Судебнике 1497 года под преступлением понималось «лихое дело», причинявшее вред государству и интересам господствующего класса. В понятие преступление был внесен четкий классовый смысл. Изменился круг субъектов преступления, холоп теперь также стал субъектом преступления (в отличие от Русской Правды).

Судебник вводит понятие «добрых» и «лихих людей». В ст. 12 говорится, что если 5-6 человек «добрых людей» (т.е. детей боярских) взмолвят на кого, что он тать, то предписывалось решать в этом случае дело без разбора, не доказывая виновности оговоренного. Закон, таким образом, прямо санкционировал доносительство и произвол, расправу, особенно с «ведомо лихими» людьми, т.е. особо опасными преступниками с точки зрения законодателя. Причем, право «облиховать», признать виновным принадлежало «добрым людям», представителям господствующего класса земельных собственников и наиболее зажиточным купцам. Они же, «добрые люди», могли и взять на поруки, что спасало от смерти. Судебник 1497 года, введя понятие «облиховать», т.е. обвинить, узаконил внесудебную расправу.

62.3. Судебная система

Судебник устанавливал следующие виды судебных органов: государственные, духовные, вотчинные и помещичьи. Государственные судебные органы делились на центральные и местные. Центральными государственными судебными органами были: великий князь, боярская дума, путные бояре, чины, ведавшие отдельными отраслями дворцового управления, и приказы. Центральные судебные органы были высшей инстанцией для суда наместников и волостелей. Дела могли переходить из низшей инстанции в высшую по докладу суда низшей инстанции или по жалобе стороны (пересуд).

Великий князь рассматривал дела в качестве суда первой инстанции по отношению к жителям своего домена, особо важные дела или дела, совершенные лицами, имеющими привилегию на суд князя, к которым обычно относились обладатели тарханных грамот и служилые люди (начиная с чина стольника), а также дела, поданные лично на имя великого князя. Помимо этого, князь рассматривал дела, направляемые ему «по докладу» из нижестоящего суда для утверждения или отмены принятого судом решения. Он являлся также высшей апелляционной инстанцией по делам, решенным нижестоящими судами, осуществляя так называемый «пересуд». Наряду с самостоятельным рассмотрением дел, великий князь мог поручить разбор дела различным судебным органам или специально назначенным князем лицам – путным боярам и другим чинам, ведавшим отдельными отраслями дворцового управления.

Связующим звеном между судом Великого князя и остальными судебными инстанциями была Боярская дума. Вопросами суда и управления ведали высшие чины Боярской думы – бояре и окольничие. Однако дворянство, стремясь ограничить права бояр, добились того, что судопроизводство проводилось в присутствии его представителей – дьяков. Боярская дума в качестве суда первой инстанции судила своих собственных членов, должностных лиц приказов и местных судей, разбирала споры о местничестве и иски служилых людей, не пользовавшихся привилегией великокняжеского суда. Боярская дума была высшей инстанцией по отношению к решениям местного суда. В нее переходили «по докладу» дела, изъятые из самостоятельного рассмотрения наместнического суда. В Боярскую думу также переходили дела от приказных судей, обычно в двух случаях: когда между приказными судьями при решении дела не было единогласия, или когда отсутствовали точные указания в законе.

На местах судебная власть принадлежала наместникам и волостелям. Наместник ставился «на место князя» для осуществления управления и суда обычно на территории города с уездом. В волостях (то есть в частях уезда) функции управления и суда осуществляли волостели. Наместники и волостели назначались князем из бояр на определенный срок, обычно на год, и находились на содержании населения, которое предоставляло им так называемый «корм».

Помимо наместников и волостелей в Москве и Московских волостях были тиуны государевы, также пользовавшиеся правом суда и управления и собиравшиедоход с наместничьего и своего суда в пользу государя, а в других местностях – тиуны боярские, передававшие доход с суда своему боярину.

Духовные суды подразделялись, в свою очередь, на суды епископов, где судьей был епископ или назначенные им наместники, и суды монастырские, где судьей был игумен или назначенные им «приказчики». Также как и кормленщики, епископы и игумены получали вознаграждение с подсудного им населения. Ведению духовных судов подлежало белое и черное духовенство, крестьяне, находящиеся в распоряжении церковных и монастырских землевладельцев, а также люди, «питавшиеся за счет церкви» (ст. 59). Церковному суду были подсудны обыватели, совершившие преступления против Церкви. К ведению духовных судов относился также разбор брачных и семейных дел, отношений между родителями и детьми, дел о наследстве. Из подсудности духовных судов изымались: во-первых, наиболее важные уголовные дела – «душегубство» и «разбой с поличным», даже совершенные лицами, подсудными духовному суду, так как рассмотрение этих дел являлось исключительной компетенцией государственных органов. Во-вторых, дела, совершенные лицами, подлежащими разной подсудности, например, споры между крестьянами и слугами духовных и светских землевладельцев, или крестьянами и слугами, принадлежащими разным вотчинникам, разбирались так называемым «сместным» судом.

Судебник 1497 года «знает» целый штат судебных работников, помогающих суду и сторонам привлекать обвиняемых к суду, разыскивать и доставлять их в суд, сообщать сторонам о месте и времени рассмотрения дела, добывать доказательства и добиваться признания обвиняемых. Эти лица назывались недельщиками или ездоками в Москве и доводчиками – в провинции.

Судебник 1497 года впервые установил правило, обязывающее судью «…жалобников от себе не отсылати, а давати всемь жалобникам управа в всемь, которымь пригоже» (ст. 2), а также запрещает судье брать посулы (взятки) и решать дела, исходя из личных выгод судей: «А судом не мстити, ни дружити никому». Требование Судебника «давать суд всем жалобникам» основывается на стремлении господствующего класса сосредоточить разбор всех дел именно в органах государственного суда, стоящего на страже интересов господствующего класса, и не допустить разбор дела по старинным обычаям или путём передачи дела выборному третейскому суду.

Обращение в суд было весьма дорогим мероприятием. Стороны облагались различными пошлинами. Например, существовала так называемая полевая пошлина, которую стороны должны были платить даже в том случае, если они помирились и отказались от «поля», т.е. поединка. Статья 30 Судебника определяла пошлины, получаемые судебными приставами за исполнение ими своих обязанностей.

Судебник 1497 года содержит много черт, сходных с судопроизводством, установленным еще во времена Русской Правды, носившем состязательный характер. В Судебнике наряду со старой формой суда – состязательного процесса зафиксирована и новая форма судопроизводства – розыск. При обвинении в наиболее серьезных преступлениях применялась следственная, или инквизиционная, форма процесса, которая носила тогда название сыска или розыска. Следственная, или инквизиционная, форма процесса (розыск) в отличие от состязательной формы не предполагала обязательного участия сторон в суде и наличия жалобы для возбуждения дела. Подсудимый был скорее объектом процесса. При этой форме процесса расследование того или иного дела и привлечение к ответственности виновного или подозреваемого могло начинаться по инициативе самого суда. Розыск отличался от состязательного процесса тем, что суд сам возбуждал, вел и завершал дело по собственной инициативе и исключительно по своему усмотрению, т.е. суд являлся истцом от имени государства. Главным способом «выяснения истины» при розыске являлась пытка.

Были введены наказания – смертная и торговая казнь, причем эти меры применялись за большинство преступлений. Закон не определял виды смертной казни. Торговая казнь состояла в битье кнутом на торговой площади и часто влекла за собой смерть наказуемого. Помимо указанных в Судебнике 1497 года, практика знала и такие меры наказания, как лишение свободы и членовредительство (ослепление, отрезание языка и т. д.).

ГЛАВА 63. Процессы и тенденции становления и развития Центральных органов государственной власти и управления. Формирование аппарата государственного управления

63.1. Центральные органы государственной власти и управления

В первой половине XV века московская администрация представляла собой соединение двух различных систем, базировавшихся на разных принципах. Одну из двух ветвей можно назвать государственным управлением в прямом смысле этого термина; другую – «манориальным», или «дворцовым» управлением. К государственному управлению относились следующие направления: сбор налогов (прежде собираемых ханами), система призыва на военную службу и судопроизводство. Дворцовая администрация отвечала за содержание войск великокняжеской гвардии; управляла владениями великого князя. Также в ее ведении находились различные специальные службы, такие как: сокольничий, конюшенный, охотничий; а также служба снабжения великокняжеского дворца.

Когда власть великого князя московского распространилась на всю Великороссию, и он превратился в правителя национального государства, дворцовая администрация тоже приобрела национальное значение. Две системы – государственная и дворцовая – не слились, однако, продолжали сосуществовать. Каждая имела собственные органы и чиновников. Представительства обеих ветвей постепенно были учреждены на всех присоединенных территориях.

Дворцово-вотчинная система управления не отвечала потребностям единого государства, но она явилась основой формирования новых органов центрального управления. В дворцовом ведомстве, находившемся под руководством дворецкого и его тиунов, казначеев, дьяков, выделились поначалу особые хозяйственные комплексы (или пути). В числе этих путей были: сокольничий, конюший, стольничий, чашничий, ловчий, постельничий, судный. Их возглавляли путные бояре. Естественно, они распространяли свои властные полномочия и за пределы дворца.

Кроме «путей» уже в XV веке стали выделяться особые отрасли управления (дела), которые в каждом конкретном случае поручались (приказывались) какому-либо дьяку или боярину, и те самостоятельно, независимо от путных бояр, исполняли поручение (приказ), привлекая к делу других людей, создавая свою канцелярию и делопроизводство. Так возникли приказы – новые органы государственного управления.

По мере усложнения хозяйственных и административных функций особые дьячьи избы (новые отделы) выделяются и в системе дворцового управления. Они тоже получили название «приказов». Казенный – ведавший личным имуществом великого князя, его казной; Дворцовый; Конюшенный; Посольский – ведомство иностранных дел и прочие.

Распространение великокняжеской политической власти на прежде независимые великорусские государства являлось лишь первым шагом на пути приведения государственного управления и органов администрации к единообразию. Оно установило новую форму национального великорусского государства, но эта форма еще должна была быть наполнена новым содержанием.

63.2. Боярская дума – место и роль в политической системе

Боярская дума, выросшая из княжеского совета, являлась важным органом государственной власти и управления. Это был постоянно действующий административный орган. Практическая политика великого князя, а затем и государя вырабатывалась на основе ее согласования с аристократическими кругами общества – удельными князьями и боярством. Дмитрий Донской, умирая, давал такой наказ своим детям: «Бояря своя любите, честь им достойную воздавайте противу служений их, без воли их ничто же не творити».

С X и до XVIII века Боярская дума стояла во главе древнерусской администрации, была ключевым фактором, приводившим в движение весь правительственный механизм, она же в значительной мере и создавала этот механизм. Дума законодательствовала, давала ответы на вопросы, обращенные к правительству, формировала государственный и общественный порядок и им руководила.

Вместо временных боярских советов, собиравшихся в удельных княжествах, при великом князе Иване III стал собираться высший совещательный орган Московского государства – Боярская дума. Все важнейшие государственные акты вырабатывались и совершались по согласованию с боярами. Так, женитьбу на Софье Палеолог он предпринял, «подумав о сем с митрополитом, матерью своей и бояры». Решение воевать с Новгородом было принято: «разослав по всю братию свою, и по все епископы земли своем, и по князи и по бояре свои… и мысливше о том немало». Править единовластно, без Думы, пытался Василий III, про которого С. Герберштейн писал, что он «встречи против себя не любит, кто ему встречу говорит, на того он опаляется».

Боярская дума была аристократическим учреждением. Такой его характер определялся тем, что большинство его членов почти до конца XVII века принадлежало к известному кругу знатных фамилий, и которые назначались в думу государем по известной очереди местнического старшинства. Постоянной опорой устройства и значимости Боярской думы был обычай, в силу которого государь призывал в управление людей боярского класса в известном иерархическом порядке. Особую роль местничество – занятие должностей по знатности рода, и по происхождению, играло в период в правления Ивана III.

Боярская дума состояла из служилых чинов: бояр, окольничих, думных дьяков. В ее состав входили «введенные бояре» – люди, введенные во дворец в качестве постоянных помощников великого князя в управлении, из бывших удельных князей, возведенных в чин думского боярина, и окольничие – лица, занимавшие высшие придворные должности. Численность членов Думы была невелика – до 20 человек. Получение думного чина зависело от воли государя. Членство в ней давалось за особые заслуги перед государством и являлось пожизненным. Члены Думы назначались великим князем в строгом соответствии с правилами местничества, по степени родовитости, а не по делам и способностям, отчего бояре постоянно враждовали между собой за должности. Высокопородные князья могли сразу получить высший чин – боярина, менее знатные начинали с окольничего, прочие, из «худородных» служилых людей, получали чин думного дворянина, введенный для них при Василии III.

Права Боярской думы никаким законом не определялись, здесь действовало обычное право. Боярская дума должна была ежедневно заниматься текущими внутренними и внешними делами страны, решать споры и конфликты. Как орган государственной власти она обладала правом назначения центральных и местных начальников (воевод, судей, приказных чипов и др.). Боярская дума руководила приказами и другими органами управления, она определяла, кому осуществлять непосредственное руководство приказами – специальными учреждениями, которые ведали военными, финансовыми, иностранными делами. В Боярской думе сосредоточивались судебные дела (по Докладу и по апелляции). Принадлежала ей и законодательная инициатива, как и право принимать и утверждать законы. В XV веке был оформлен юридический статус Думы. Судебник 1497 года отводит Думе такую роль в процессе законотворчества: «А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем Судебнике приписывати».

63.3. Приказная система исполнительной власти и управления

Возникновение приказов большинство историков относит к концу XV века, связывая их происхождение с разросшимися функциями «Казны», ростом значимости в деле управления Боярской думы, и переводом в Москву органов управления присоединенных княжеств. В период правления Ивана III стали создаваться специальные учреждения для руководства различными хозяйственными, финансовыми, оборонными делами в масштабе страны. Великий князь «приказывал» тому или иному лицу ведать каким-либо «делом» или отраслью управления. Царь приказал, царь приказал. Так возникли новые органы управления, которые назывались приказами (от «приказать», «поручить»), эти учреждения разбирали большинство дел. Новые органы центрального управления – приказы – возникали без законодательной основы, спонтанно, по мере надобности. Одни, возникнув, исчезали, когда отпадала в них надобность, другие дробились на отделы, превращавшиеся в самостоятельные приказы.

Осуществление отдельных государственных функций в XV веке поручалось боярам, а также неродовитым, но грамотным служилым людям – дьякам. Постепенно эти нерегулярные поручения («приказы») получали более постоянный характер. Появились такие должности, как казначей, печатник, разрядный и ямской дьяки. Первоначально в XV веке эти должностные лица осуществляли свои функции без вспомогательного аппарата. Но с усложнением задач им давались «для письма» с начала XVI века чиновники помельче – подьячие, которые собирались в особом помещении – «избе», «дворе», т.е. своего рода канцелярии. Процесс образования «изб», «дворов» – канцелярий растянулся на несколько десятилетий с конца XV и до середины XVI века. Должностные лица, не имевшие своих канцелярий – «изб», вели делопроизводство в уже сложившихся «избах», «дворах». Так, в первом из возникших «дворов» – Казенном впредь до образования соответствующих «изб» велись разрядные, поместные, разбойные, ямские и другие дела. Уже Судебник 1497 года, говоря об особых людях, которым «люди приказаны ведати», свидетельствует об их существовании.

Приказы осуществляли разбор споров и дел, связанных с определенной отраслью, вопрос о назначении судьи для разбора того или иного дела каждый раз решался, «приказывался» великим князем. Все приказы являлись не только административными учреждениями, но и судебными, а потому приказных людей называли судьями. Во главе приказа стоял боярин или думный дворянин, руководивший штатом чиновников, состоявшим из дьяков, подьячих и других должностных лиц. Подьячие возглавляли канцелярию приказа, делившуюся, в свою очередь, на столы и повытъя по ветвям управления. Приказы подчинялись царю и Боярской думе, имея, в свою очередь, в подчинении местное управление. Не существовало и строгого разграничения функций между приказами, к примеру, в Посольском приказе, пытали участников восстаний, брали у них «расспросные» и «пыточные» речи.

Одним из первых «приказов», превратившихся в постоянное учреждение, было центральное финансовое ведомство – Казна. Казенный приказ был не только дворцовым, но и общегосударственным учреждением. Первое упоминание о Казенном дворе относится к 1493 году (опальный князь Андрей Васильевич Большой сидел в «тюрьме на Казенном дворе»), но следы существования этого учреждения встречаются гораздо раньше. Само наименование Казенный приказ впервые упоминается в 1512 году. В организации этого приказа заметную роль сыграл византийский финансист и купец Петр Ховрин-Головин, потомки которого были казначеями на протяжении нескольких поколений. Казначеи ведали Денежным двором, собирали государеву подать в Москве и «дань» в Новгороде, оплачивали военные расходы и пр. Со временем из состава Казны выделились узкофинансовые ведомства вроде Большого прихода. Поземельные дела стал вершить Поместный приказ, военные дела – Разрядный приказ, суд – Разбойный приказ.

Впервые слово «казначей» можно встретить в «штатном расписании» Казенного приказа – учреждения, которое в период от Ивана III до Петра I заведовало царской казной. Там хранились: золото, серебро, посуда, бархат, шелк и другие драгоценности. Для хранения сборов и податей специальных касс тогда не было, каждый приказ хранил собираемые им доходы самостоятельно. Системной организации государственных финансов до Петра I не существовало.

Являясь главой Казенного приказа – важнейшего дворцового ведомства, сложившегося как общегосударственное учреждение ранее многих других ведомств, казначей уже со второй половины XV в. осуществлял и общегосударственные задачи: он ведал дипломатическими сношениями, ямскими, поместными, холопьими и другими делами. Здесь же на Казенном дворе находился и печатник – хранитель «большой государственной печати», прилагаемой к важнейшим общегосударственным документам (и прежде всего документам дипломатического характера).

С образованием Русского централизованного государства возросли и его международные связи. Это повлекло за собой появление должности посольского дьяка (1486). Все важнейшие решения по вопросам внешней политики по-прежнему принимал царь, «поговорив с братьею и бояры», т.е. местом общего руководства внешней политикой была Боярская дума. Переговоры с послами вела специальная думская комиссия из бояр и посольского дьяка, который вскоре стал думным дьяком. Посольский дьяк выступал посредником между Боярской думой и послами. Он вел дипломатическую переписку и присутствовал на заседаниях Боярской думы. Для переписки первоначально использовался канцелярский аппарат Казенного двора, где происходили заседания думской комиссии и посольского дьяка с послами.

Созданием централизованной приказной системы, в деятельности которой главную роль играло служилое дворянство, государство ограничило роль боярско-вотчинной верхушки и свело на нет систему вотчинного управления. Эта же тенденция – увеличение роли государства с опорой на формирующееся третье сословие – прослеживается и в реформе местного управления.

63.4. Военное дело в Московском государстве

В Московском государстве существовали два рода войск: народное ополчение (пехота) и служилое войско из дворян и детей боярских (конница). С введением сошного письма отправление военной повинности населением было упорядочено, и введена, так называемая, посоха. По мере необходимости с каждой сохи бралось то или иное число воинов: по человеку и коню с 4 сох, по человеку и коню с 10 сох. Иногда воинская повинность распределялась по дворам: по коннику с 3 или с 5 дворов, которые доставляли также снаряжение и вооружение ратников. Но уже в XV веке дворянские полки стали вытеснять посоху, которая не отвечала новым требованиям, связанным с применением пороха, совершенствованием военного искусства. В XVI веке вводятся постоянные дворянские войска, служба в которых вознаграждается поместьями. В особых слободах при Москве, а затем и других городов размещается также стрелецкое войско. Стрельцы совмещали военную службу с хозяйственной деятельностью, получая жалованье за службу и землю для ведения хозяйства, занимались промыслами и торговлей. В конце XVI века по некоторым свидетельствам дворянское войско в России (рейтарские, пушкарские, конные, городовые казачьи полки, полки «литовского списка» и др.) составляло 80 тысяч ратников.

Политика Ивана III привела к созданию единого Российского государства, обладающего суверенными правами на всей своей территории. Этот факт решающим образом повлиял на военную систему Русской земли. Совокупность княжеских ополчений превратилась в единое российское войско под единым командованием и централизованным руководством. Существенное влияние на военное дело повлияло и то, что во второй половине XV века Россия втянулась в процессы, связанные с военной (или «пороховой») революцией, результатом которой стало увеличение численности армий.

Василий II Темный на закате своего правления мог выставить в поле без особых проблем рать, насчитывающую несколько тысяч всадников. Ивану III, в распоряжении которого после покорения Новгорода и Твери и подчинения Рязани и Пскова оказались ресурсы практически всей Русской земли, было вполне по силам послать на своих неприятелей 15–20-тысячную рать (имея при этом еще и значительный резерв).

По мере роста численности воинства все более остро ставится проблема материально-технического обеспечения армии, продовольственного обеспечения личного состава и фуражирования конницы. То, что работало в тех условиях, когда войско в походе насчитывало несколько сот или тысяч человек, в случае с армией, имевшей десятки тысяч «едоков», двуногих и четвероногих, работать переставало. Ведь если посчитать требуемый припас даже по минимальной норме, то обоз войска, насчитывающего десятки тысяч ратных, обозных служителей и коней – строевых, вьючных и обозных, – вырастал до фантастических размеров.

Подготовки войск в мирное время не было, недостаток заблаговременной выучки искупался практически непрерывным боевым опытом. Русское воинство отличалось преданностью князьям, неприхотливостью в быту, выносливостью в походах, трудах и лишениях, мужеством и храбростью в бою, смелостью в открытом поле, упорством в обороне за городскими стенами. Военное дело в Восточной Руси шло по пути совершенствования, что явилось главным образом следствием единения Руси под эгидой княжеской власти.

ГЛАВА 64. Процессы и тенденции становления и развития местного управления. Формирование органов государственной власти и управления на местах

64.1. Местная администрация. Представители государственной власти на местах

Административное деление Московского княжества на уезды, станы и волости было перенесено и на все Московское государство. Административной единицей территориального деления был уезд – округ, приписанный к какому-либо городу, откуда его судили и собирали с него дань. Части уезда назывались волостями. Основной хозяйственной единицей была волость. Иногда наряду с делением на волости встречается и деление на станы. Деление это было крайне неравномерно.

С распространением власти великого князя московского на более обширные территории появилась необходимость точнее определить обязательства местных жителей по отношению к великокняжеским представителям, особенно во вновь присоединенных регионах, где люди не были знакомы с московской административной системой. Первые списки обязательств народа по отношению к кормленщикам относятся к середине XV века.

Управление на местах находилось в ведении великокняжеских наместников, которые назначались в каждый крупный город, и в уезды, а также волостелей, назначавшихся в каждый сельский район – волость. Назначение на эти должности называлось княжеским пожалованием. Представители княжеской власти на местах назначались из числа бояр. Волостели не всегда были подчинены наместникам, а иногда, особенно в больших волостях, сносились непосредственно с князем.

Наместники и волостели были наделены обширными судебно-административными полномочиями для управления местными делами. Наместник отправлялся в назначенную ему область с одним или двумя дьяками, которые заведовали всеми приказными делами по управлению областью. Областные правители и дьяки назначались по царскому указу и через год обыкновенно сменялись.

Наместники и волостели ведали «судом и данью», то есть сбором податей и пошлин в государственную казну, выполняли полицейские функции, распоряжались военными силами, снаряжали войско и т.п. Основной их функцией был суд – чинили суд и расправу. Грамоты и судебники предписывали им и их тиунам «без соцких и без добрых людей не судити суд». При них действовал особый штат помощников: тиуны, ведавшие хозяйством, судьи, доводчики (лица, осуществлявшие вызов в суд), праветчики (судебные исполнители), недельщики, пошлинники, пятенщики и пр., число которых определялось уставными грамотами. Все эти должностные лица являлись, как правило, дворовыми слугами наместников и волостелей. В своей деятельности наместники и волостели опирались на помощь органов местного самоуправления: сотских, старост, собиравших для них корм.

В связи с военными нуждами и укреплением обороноспособности государства во второй половине XV века в городах появляются особые должностные лица местного управления – городовые приказчики. Сферой деятельности городничего (так стали называться бывшие городчики), по существу, военного коменданта города является «городовое дело», т.е. забота о строительстве и укреплении города. В его обязанности входил надзор за состоянием городских укреплений, за выполнением местным населением повинностей, связанных с обороной. Постепенно они оттесняют наместников-кормленщиков вначале от военно-административного, а затем от ряда отраслей земского, финансового и даже судебного управления.

К концу XV функции городничих расширились. Возросли и их властные полномочия. Им были предоставлены широкие полномочия в земельной, финансовой и других сферах управления, причем не только в городе, но и прилегающем уезде.

Городовые приказчики подчинялись непосредственно великому князю по ведомству казначея. В заведовании великокняжеского казначея находились, первоначально, военно-административные дела и, прежде всего, учет и хранение всех государственных запасов оружия и боеприпасов. С образованием Разрядного приказа городовые приказчики по характеру их главных функций попали, по-видимому, в его ведение. Иногда на один город назначались два приказчика и более. Должность городовых приказчиков замещалась местными землевладельцами, главным образом, дворянами и детьми боярскими. Городовые приказчики, назначаемые великим князем из поместного служилого дворянства, не зависели ни от наместника, ни от Боярской думы.

С начала XVI века институт городовых приказчиков становится распространенным звеном местного управления. Основным назначением городовых приказчиков было заведование строительством и укреплением городов, надзор за строительством мостов и дорог («мостовое и ямское дело»), производством «зелья» (пороха), хранением боеприпасов, оружия, продовольствия, сбор народного ополчения и т. п.

Со второй четверти XVI века функции городовых приказчиков значительно расширились. Им был поручен надзор за великокняжеским земельным фондом в городах и уездах. Они отвечали за описание земель, раскладку и сбор ряда общегосударственных денег, надзор за косвенными налогами (таможенными и мытными сборами). Городовые приказчики получили право ковать «в железо» и сажать в тюрьму неплательщиков государственных налогов.

Власть местных органов не распространялась на боярские вотчины. Княжата и бояре в своих вотчинах были законодателями, администраторами и судьями.

64.2. Система кормлений

Содержание наместников и волостелей состояло из кормов и пошлин, поэтому представители княжеской администрации на местах назывались кормленщиками, а система местного управления – кормлениями. Иначе говоря, финансирование органов местного управления, оплата труда должностных лиц осуществлялось через систему «кормлений», т. е. взимания с населения натуральных продуктов и денежных сумм, судебных и других пошлин.

Наместники и волостели не получали жалованье от великого князя из казны за свою службу, и они должны были вместе с подчиненными содержаться за счет подвластного населения. Им было дано право собирать «корм» с местного, подвластного им населения. В уставных грамотах каждого уезда определялись виды и размеры «кормов». Существовало несколько видов кормлений: выездные, праздничные, свадебные. «Корм» состоял из въезжего корма (единовременного подношения) и периодических натуральных или денежных поборов (2–3 раза в год, на Рождество, Пасху и Петров день 29 июня старого стиля). В него входили также торговые (с иногородних купцов), судебные и брачные пошлины. Пошлины подразделялись на торговую и «роговую». За судебные действия наместники и волостели получали пошлину, в их пользу конфисковалось имущество осужденных за тяжкие преступления и «дикая вира». За превышение таксы корма грамоты грозили наказанием («быти в казни»).

Если в одну местность посылался не один, а два или несколько наместников или волостелей, то они делили свое кормление поровну (ст. 65 Судебника). Стремление Судебника 1497 года централизовать судебный аппарат особенно ярко сказалось при определении прав наместничьего суда. Судебник устанавливает два вида кормлений: кормление без боярского суда и кормление с боярским судом. Наместники и волостели, державшие кормление с боярским судом, имели право окончательного решения ряда наиболее важных дел (о холопах, татях, разбойниках). Наместники и волостели, державшие кормление без боярского суда, а также государевы и боярские тиуны не имели права окончательного суда по этим делам и обязаны были «докладывать» свое решение на утверждение вышестоящего суда (ст. 43). Судебник устанавливал контроль и за кормленщиками с боярским судом со стороны «добрых», «лучших» людей, то есть представителей наиболее зажиточного местного населения (ст. 38).

Система кормлений порождала произвол и злоупотребления местных властей, использовавших пребывание на «кормовых» должностях для личного обогащения. Бояре назначались на 1-2 года, за это время они «обдирали» область, т.к. в их распоряжение поступали средства, которые были собраны в казну сверх необходимых податей. Фактически они занимались бесконтрольными поборами, что заметно ослабляло систему государственной власти и управления.

В.О. Ключевский отмечал: «Изображая положение дел перед реформой местного управления, летописец говорит, что наместники и волостели своими злокозненными делами опустошили много городов и волостей, были для них не пастырями, не учителями, а гонителями и разорителями, что со своей стороны и "мужичье" тех городов и волостей натворило кормленщикам много коварств и даже убийств их людям: как съедет кормленщик с кормления, мужики ищут на нем многими исками, и при этом совершается много "кровопролития и осквернения душам", разумеется от поединков и крестоцелований, так что многие наместники и волостели, проигрывая такие тяжбы, лишались не только нажитых на кормлении животов, но и старых своих наследственных имуществ, вотчин, платя убытки истцов и судебные пени». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 488–489. История России, С. 21881–21882].

Поэтому с XV века московские князья стали регламентировать кормления. Размеры кормов определялись в специальных кормленных (выдавались кормленщикам) и уставных (выдавались населению города или уезда) грамотах. Срок пребывания в должности кормленщика ограничивался одним-тремя годами. В конце XV – начале XVI века натуральные корма начинают переводить в денежные, а сбор самих кормов передают выборным от населения. В городах появляются назначаемые князем из поместного служилого дворянства городовые приказчики, оттеснившие наместников-кормленщиков сначала от военно-административного, а затем от земельного, финансового и даже судебного управления.

РАЗДЕЛ 7. Глобальный цикл экономической организации. Стадия становления экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XIV–XVI столетия. Хозяйственная система Московской Руси

ОТДЕЛ 16. Фаза становления: процессы и тенденции формирования ресурсных и институциональных основ экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XIV–XV столетия

ГЛАВА 65. Развитие сельского хозяйства в XIV–XV столетиях

65.1. Развитие земледелия

В сельском хозяйстве Руси господствовало устойчивое полевое земледелие. На Севере основным земледельческим орудием была деревянная соха с железным наконечником, на юге – плуг и рало. Для рыхления пашни употреблялась деревянная борона. С XIV века, с запозданием против Западной Европы на пару столетий, начинает распространяться трехполье и на просторах Русской долины. С середины XV века в земледелии России вместо переложной и подсечно-огневой системы начинает преобладать паровая система земледелия с трехпольным севооборотом. При ней из трех равных по площади полей одно находилось «под паром», т.е. отдыхало, в него вносился навоз. Земледелец называет «полем», в отличие от других земельных угодий, лишь тот земельный участок, который регулярно (ежегодно) обрабатывается пахотным орудием для посева и выращивания на нем тех или иных хозяйственных растений – зерновых хлебов, овощей, технических культур и т.д. Этим уточняется понятие полевого пашенного земледелия, и проводится различие между полем и подсечным лесным участком, лишь временно используемым под посев зерновых хлебов.

Прогресс земледельческой техники давал больше прибавочного продукта, что служило источником развития городов, усиливало социальное расслоение. Обычное выражение писцовых книг: «пашни столько-то в поле, а в дву потому ж», толкуют обыкновенно в смысле существования трехпольного севооборота. Но в тех же писцовых книгах, – как указывает И. Н. Миклашевский, – упоминается о сенных покосах, о всех трех полях в пашне, которая поросла лесом, так что в этих случаях ни о трехпольной системе полеводства, ни вообще о каком-либо возделывании земли говорить невозможно. Так, например, читаем: «А четвертями того лесу пашни добрые земли 736 чети в поле, а в дву потому ж, лесу пашенного две десятины во все три поля», «и в поляне пашни паханой и на пашню дикого поля 10 чети да логу на сено жать три чети: обоего 13 чети в поле, а в одну потомуж»¹⁰

Ю.В. Готье и полагает, что указанный «способ исчисления, подразумевающий всегда существование как бы трех полей, есть только обычный технический прием писца, выражавшего размеры описанных им земель наиболее простыми и всем доступными понятиями» (Готье. Замосковный край в XVII в. С. 443.)

Наряду с пашней паханой или «живущей», регулярно обрабатываемой, и с перелогом, т.е. с запущенной на отдых пашней (иногда поросшей лесом), источники упоминают постоянно и о пашне наезжей, которая иногда достигает значительных размеров. Эти «наезды» обрабатываются случайно, урывками, не подлежат налогам. Н.А. Рожков считает их явлением регрессивным с хозяйственной точки зрения: это земли, прежде обрабатываемые, ныне брошенные; он ссылается на такие выражения, как: «А в пусте сошного письма и с наезжею пашнею», «и те приказные люди те монастырские, деревни многие пахали наездом, и оттого же их села и деревни позапустели».

Уровень развития земледелия в Северо-Восточной Руси в XIV–XV веках, по всем данным, был несравнимо выше, чем в Новгородской земле. Поля в деревнях и селах Северо-Восточной Руси были больше по размеру и лучше по агротехнической обработке. И все же о полях, об основном земельном угодье каждой деревни, в актах XIV–XV веков в Северо-Восточной Руси прямо почти ничего не говорится. В Северо-Восточной Руси старые, регулярно обрабатываемые поля – явление совершенно обычное. Однако таких свидетельств немного, но они есть; число их умножилось бы, если бы судные дела, межевые, деловые грамоты и другие им подобные документы сохранились бы лучше. Указания на поля встречаются лишь по случайному поводу, причем, как правило, не в актах о поземельных сделках, а в иных документах – в судных грамотах или списках, в межевых и отводных грамотах. Например, вырисовывается такая картина трудовой жизни ряда смежных землевладельческих селений в одном из уголков Верейского уезда в середине XV века. Указания на деревни, расположенные в близком соседстве с отводимой межой, связаны с показом земельных угодий селений; среди них поля, ржище (т.е. поле, на котором только что росла и теперь сжата рожь), заполицы, поляны, две пустоши, селище (т.е. место существовавшей деревни и села). Эта картина типична не только для Верейского уезда, но и для других уездов Московского великого княжества в первой половине XV века, такой же она осталась и до конца XV века.

65.2. Сельские поселения. Село. Деревня

В Киевской Руси главной пружиной развития народного хозяйства была внешняя торговля, которая явилась причиной создания многочисленных городов, служивших крупными или мелкими центрами торговли и перевалочными пунктами товаров. В верхневолжской Руси, слишком удалённой от приморских рынков, внешняя торговля не могла стать главной движущей силой развития народного хозяйства. Вот почему здесь видим в XIV–XV веках сравнительно незначительное количество городов, да и в тех большая часть населения занималась земледелием. Сельские поселения получили здесь решительный перевес над городами. Притом и эти поселения резко отличались своим характером от сёл Южной Руси. Постоянные внешние опасности и недостаток воды в открытой степи заставляли население Южной Руси размещаться крупными массами, скучиваться в огромные, тысячные сёла, которые до сих пор составляют отличительную черту этого региона.

Напротив, на севере поселенец посреди лесов и болот с трудом отыскивал сухое место, на котором можно было бы с некоторою безопасностью и удобством поставить ногу, выстроить избу. Такие сухие места, открытые пригорки, являлись редкими островками среди моря лесов и болот. На таком островке можно было поставить один, два, много три крестьянских двора. Вот почему деревня в один или два крестьянских двора является господствующей формой расселения в северной России чуть не до конца XVII века. Особенности великорусского хозяйства, обусловленные влиянием природы страны: разбросанность (низкая плотность) населения, господство мелких посёлков, деревень, незначительность крестьянской запашки, мелкость подворных пахотных участков, подвижной характер хлебопашества, господство переносного или переложного земледелия и наконец, развитие мелких сельских промыслов, усиленная разработка лесных, речных и других угодий.

В Московском (общерусском) великом княжестве деревня была широко распространенным типичным сельским поселением, которое выступало основной хозяйственной единицей того времени, и единицей обложения для сбора даней. Основой народного хозяйства в рассматриваемый период являлось земледельческое крестьянское хозяйство, а деревня, как совокупность крестьянских хозяйств, представляла собой хозяйственную единицу, из которых складывалась материальная основа сельского хозяйства и аграрной экономики.

Веками вырабатывался тот тип поселения, каким выступает перед нами в документах XIV–XV веков деревня. Будем ли мы иметь в виду отдельно сельское поселение лесной полосы или представлять себе в целом весь комплекс многих тысяч сельских поселений Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, во всех этих случаях деревня – результат большого, целеустремленного напряженного труда многих поколений земледельцев. Современники – сельские жители, земледельцы – вкладывали строго определенное содержание в понятие деревни. Она представлялась им как комплекс земледельческих хозяйств, обеспеченных достаточным количеством полевой пахотной земли, хорошо разработанной, отвоеванной у леса, а также сенокосными и другими угодьями и т. д. Соответственно этому к деревне предъявлялись особые требования. Современники не считали возможным признавать за деревню то поселение, в котором земледельческая база не была в должной мере и прочно обеспечена, даже если в этом селении было все необходимое для жилья и имелись хозяйственные постройки. Деревни – это селения земледельцев-тружеников, новый вид поселения, каких раньше, до XIV века, мы не знали, а «пустоши» – это запустевшие по разным причинам деревни.

В актах Северо-Восточной Руси вокруг мелких разбросанных деревень трудно было отыскать значительное сплошное пространство, которое удобно можно было бы распахать. Такие удобные места вокруг деревень попадались незначительными участками. Эти участки и расчищались обитателями маленькой деревни. То была необычайно трудная работа: надобно было, выбрав удобное сухое место для пашни, выжечь покрывавший его лес, выкорчевать пни, поднять целину. Удаление от крупных иноземных рынков, недостаток вывоза не давали хлебопашцам побуждения расширять столь трудно обходившуюся им пахоту. Хлебопашество на верхневолжском суглинке должно было удовлетворять лишь насущной потребности самих хлебопашцев. Тогдашние приёмы обработки земли сообщали подвижной, неусидчивый, кочевой характер этому хлебопашеству. Выжигая лес на нови, крестьянин сообщал суглинку усиленное плодородие и несколько лет кряду снимал с него превосходный урожай, потому что зола служит очень сильным удобрением. Но то было насильственное и скоропреходящее плодородие: через шесть-семь лет почва совершенно истощалась, и крестьянин должен был покидать её на продолжительный отдых, запускать в перелог. Тогда он переносил свой двор на другое, часто отдалённое место, поднимал другую новь, ставил новый «починок на лесе». Так, эксплуатируя землю, великорусский крестьянин передвигался с места на место и всё в одну сторону, по направлению на северо-восток, пока не дошёл до естественных границ русской равнины, до Урала и Белого моря.

Сельские поселения в XVI веке имели, как правило, следующий вид. Церковным и хозяйственно-административным центром в сельской местности выступало село с церковью. Село состояло из 4–10 крестьянских дворов, редко более, а иногда только из барской усадьбы с дворами причта и несколькими кельями старцев и стариц, нищих, питающихся от церкви. Вокруг села разбросаны там и сям деревни, починки и пустоши. Селение с церковью, при которой были только дворы причта да кельи нищих, в центральных областях, как и на новгородском севере, носило название погоста. Село без церкви, но с двором землевладельца или с какими-либо его хозяйственными постройками, хотя бы без крестьянских дворов, называлось сельцом. Поселки, возникавшие на нови, на поднятом впервые земельном участке, носили название починков. Починок обыкновенно состоял из одного крестьянского двора. С течением времени починок обживался и разрастался, рядом с первоначальным двором возникали один или два других; тогда он становился деревней. Деревня превращалась в пустошь, если в ней не оставалось жилых дворов, и пашня забрасывалась или поддерживалась только часть ее наездом из ближней деревни.

У каждого крестьянского двора был свой земельный участок с соответствующим ему пространством луговой земли, сенокоса, который измерялся копнами сена (20 копен на десятину). Тогда господствовало трехпольно-переложное земледелие. Пахотная земля делилась на три поля: озимое, яровое и паровое. Но редко где вся пахотная земля действительно распахивалась. Вследствие истощения почвы и переливов населения большие или меньшие пространства пахоты забрасывались, запускались в перелог на неопределенное время.

ГЛАВА 66. Ремесло. Городское хозяйство

66.1. Развитие ремесленного производства

Процесс развитияремесла был прерван в XIII веке установлением татаро-монгольского ига. В XIV–XV веках происходил значительный подъём ремесленного производства и, в первую очередь, в северо-западных русских землях: Новгородской и Псковской республике, на территориях, отошедших к Великому княжеству Литовскому, которые не подвергались татаро-монгольскому вторжению. В этот период усилились процессы отделения ремесла от сельского хозяйства, некоторые ремесленники и в городах, и даже в селах и деревнях почти полностью порвали связь с сельским хозяйством.

В Прибалтике ремесленное производство возникло позднее, чем в большинстве районов Восточной Европы. К XIII веку здесь производились оружие, ткани, гончарные изделия, украшения из бронзы и янтаря. В XIII–XV веках наиболее крупными центрами ремесла стали Рига, Ревель (Таллин), Дерпт (Тарту). Вхождение большей части украинских и белорусских земель в состав Великого княжества Литовского привело к тому, что с XIV века здесь во многих городах действовало магдебургское право. Это способствовало оформлению цехового строя в конце XIV века во Львове, в 1-й половине XV века в Киеве. Характерными для Украины, Белоруссии и Литвы были братства, в которые входили многие ремесленники. Ремесленники Киева, Львова, Минска, Вильнюса и др. центров обслуживали, прежде всего, нужды внешней торговли, внутренний рынок был крайне узок и обеспечивался продукцией деревенских ремесленных промыслов.

В междуречье Оки и Волги подъём ремесленного производства, в значительной степени связанный с военными потребностями, начался с середины XIV века. Труд русских ремесленников имел большую значимость в деле восстановления разрушений, произведённых татаро-монгольскими завоевателями, в подготовке экономических предпосылок для образования Русского централизованного государства. Ремесленники работали не только на дому (на заказчика или для рынка), но и по найму. Число городских ремесленников росло за счёт притока беглых крестьян и холопов. В городе часть их переходила в разряд тяглых посадских людей. На большой круг заказчиков и на рынок были рассчитаны кожевенное и сапожное ремёсла. Снова получило развитие гончарное ремесло. Мастера выделывали разнообразные виды посуды, а также глиняные игрушки, изготовляли строительные материалы, потребность в которых возрастала с развитием зодчества. В XV веке на Руси получил известность тверской пушечный мастер Микула Кречетников, он вместо ковки железных пушек начал отливать медные орудия. В 1483 году русский мастер Яков отлил в Москве 16-пудовую пушку. В 80-х годах XV века в Москве имелась особая Пушечная изба, где производилось литьё пищалей: ружей, как больших, тяжёлых, так и лёгких. Потребности землевладельческой знати обслуживало ювелирное ремесло. Сохранившиеся от XIV–XV веков золотые пояса, иконы, переплёты книг, золотая и серебряная посуда свидетельствуют о высоком мастерстве русских ювелиров в области ковки, чекана, гравировки, черни и художественного литья. В ряде русских княжеств в середине XIV века начался чекан серебряной монеты, в связи с чем, выделился особый вид ремесла – денежное (монетное) дело.

66.2. Города. Городское хозяйство

После упадка крупного городского торгово-промышленного центра, каким был Киев, феодальный город в северо-восточной Руси XIII–XIV веков не достиг такого расцвета городской торгово-промышленной жизни, как в южной Руси. Но всё же и здесь крупные старые славянские города, как Новгород, Псков, Смоленск, а также более новые города Ростово-Суздальской земли с перенесением центров политической активность на северо-восток стали расширяться, заселяться ремесленниками и приобретать значение более или менее крупных промышленных центров.

На протяжении XIV–XV веках росли русские города. В наиболее крупных из них проводились работы по благоустройству. В Новгороде и Москве настилались деревянные мостовые, применялась довольно сложная система дренажных сооружений. В XIV веке происходило строительство каменных церквей в Москве, Твери и других городах. Каменные здания возводились преимущественно из белого камня (отсюда название Москвы – «Белокаменная»). Московские зодчие Василий Ермолин и другие достигли высокой степени мастерства. В середине XV веке стала применяться забытая техника постройки кирпичных зданий. В городах устраивались башенные часы с боем. Такие часы в начале XV века были сделаны в Москве.

Порой города выгорали дотла. Так, во второй половине XIV века полностью выгорали Владимир, Кострома, Новгород, Рязань. Многократно горела и Москва, в том числе Кремль. Летом 1493 года колоссальный пожар спалил весь город. При этом сгорели все деревянные постройки в Кремле, погибло 200 человек. Иван III со своими помощниками сам участвовал в тушении как этого, так и многих других пожаров, спасал из огня людей. Государь считал, что в часы бедствия его место вместе с народом. Эта традиция, несмотря на последующее усиление монархической власти в России, сохранилась и позднее: великие князья, потом цари, члены их семей лично приходили на выручку людям в пору пожаров, эпидемий, наводнений, других стихийных бедствий.

Основную часть населения городов составляли ремесленники. Из городских промыслов в XIII–XIV веков развиваются промыслы по обработке металлов, связанные с военным делом или с выделкой предметов роскоши. Ремесленники изготовляли оружие, мелкие хозяйственные изделия, домашнюю утварь и пр. Среди них видную роль играли кузнецы. Постепенно из кузнечного производства выделилось слесарное. Продукция слесарей-замочников вывозилась в другие страны Европы. Специализация в области производства оружия привела к выделению из числа оружейников лучников, тульников, пищальников (мастеров, производивших луки, колчаны, ружья) и т. д. Хотя лучшее оружие привозилось из-за границы, с Запада или с Востока, тем не менее крымский хан Менгли Гирей ставил доспехи русской работы выше сирийских, турецких, итальянских и просил Ивана III прислать ему «панцири и мелкий доспех».

Во многих крупных городах имелись не только простые кузнецы, но и серебряники, и медники для более тонкой работы. Они имелись и в Новгороде. Наиболее развитым центром металлообработки стала Москва. Развивалось литейное дело (колокола и пушки) и чеканка монеты. Даниил Галицкий, основатель города Холма, призывал к себе иностранных и иногородних мастеров – «немцы и русь, иноязычники и ляхи». Ремесленники-кузнецы производили большой ассортимент изделий из металлов, Предметы военного обихода: панцири, кольчуги, сетки и прочее. Металлические украшения для одежды (пояса, бляхи), изделия для стола (чарки, кубки). Предметы церковного обихода и украшения. Все эти изделия выделывались частью русскими мастерами, частью иностранными, но всегда в городе. Металлические изделия для земледельческого производства: топоры, сошники, косы, и для обычного домашнего обихода (сковороды) делались не только городскими, но и деревенскими ремесленниками-кузнецами.

В XIV веке получило развитие литейное дело, пришедшее в упадок в связи с нашествием монголов. Распространённым видом этого ремесла было литьё колоколов. Судя по упоминанию летописи, в 1382 году на Руси уже были пушки. Увеличивалось количество мастеров, специализировавшихся в области «книжного дела» (переписка книг на заказ, их украшение миниатюрами, изготовление переплёта и т. д.).

ОТДЕЛ 17. Фаза зрелости: процессы и тенденции развития ресурсных и институциональных основ экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XV–XVI столетия

ГЛАВА 67. Развитие сельского хозяйства в XV–VXI столетиях

67.1. Изменения в организации сельского хозяйства

К началу XVI века в основном завершился процесс объединения Северо-Восточной Руси вокруг Москвы. На политической карте Европы появилась огромная держава, именуемая Россией. Размеры ее территории потрясали воображение правителей многих европейских государств. Население России к началу XVI века по разным оценкам составляло около 6 млн. человек. Преобладало сельское население, численность городского населения – была невелика.

XVI столетие ознаменовано серьезными сдвигами в социально-экономическом и политическом строе Русского централизованного государства. Это было время экономического подъема страны, роста производительных сил и углубления общественного разделения труда. Первая половина XVI века, невзирая на боярские распри и «безначалие», выдалась благополучным для русских крестьян временем. Расцвет деревни постепенно подготовлял почву для подъема государства. Также и города переживали расцвет. Государство не вело крупных войн, а потому налоговое бремя было не изнурительным.

Хозяйство России носило традиционный характер, и основывалось на господстве натурального хозяйства. Период XVI–XVII веков представляет собой эпоху перехода от преимущественно натурального хозяйства к товарно-денежному рыночному хозяйству. Начали складываться предпосылки для становления всероссийского рынка, начальный этап формирования которого относится примерно к XVII веку. Обозначился процесс территориального разделения труда, повлекший специализацию ряда районов страны на производстве определенных продуктов.

Во всех вотчинах, расположенных в центральных уездах, натуральный оброк совершенно исчезает. Одновременно замечается и частичный переход от натуральных государственных повинностей к денежным повинностям. Широкое распространение с середины XVI века приобретает барщина. Стоимость рубля быстро падает, стоимость сельскохозяйственных продуктов повышается. Развитие товарно-денежных отношений в стране приводит к усилению эксплуатации крестьянства. Ухудшение положения крестьянства и посадской бедноты обусловило резкое обострение социальных противоречий и конфликтов. Как город, так и деревня в XVI веке были охвачены пламенем народных движений. Городские восстания, реформационные движения, локальные выступления крестьянства – таковы формы социальных конфликтов этого времени.

67.2. Развитие земледелия

Основной отраслью народного хозяйства Московского государства в XVI–XVII веках является сельское хозяйство, в частности земледелие. Россия остается почти исключительно производительницей продуктов сельского хозяйства. Крестьяне отвоевывали под пашню землю у леса и ставили починки (новые деревни), постепенно продвигаясь на юг, в черноземную полосу. Неурожаи случались часто, но они не захватывали всю страну разом и не имели катастрофических последствий. Относительно системы земледелия, господствовавшей до XVI века, у нас нет почти никаких сведений. Но и данные, касающиеся XVI и XVII веков, отнюдь не отличаются ясностью и определенностью.

Разного рода природные катаклизмы: засухи, преждевременные холода, обилие дождей влияли на развитие страны. В России все сельскохозяйственные работы проводились в течение 5–5,5 месяцев. В то время, как в странах Центральной и Западной Европы этот цикл растягивался на 9–10 месяцев. Западный крестьянин почти вдвое дольше мог работать на земле в течение года и, соответственно, значительно больше получить от нее продуктов, необходимых для жизни или продажи. Меньше в России было и плодородных почв. Все лучшие черноземные земли лежали далеко к югу от центральных уездов государства, но там ещё пока хозяйничали степняки. На бедных же почвах нужно было прилагать больше труда для выращивания такого же урожая, как в западных странах с их плодородными почвами и мягким климатом.

Древняя Русь не знала плодосменной системы земледелия, что вполне понятно при редкости ее населения. Но большая часть территории Московского государства в XVI веке пережила уже и первобытную огневую или подсечную систему, которая сохранялась лишь на Севере, в регионах, располагавшихся вдали от больших водных путей, в глухих лесных дебрях. В Центральной области и в Западном Полесье уже в первой половине XVI века господствовала паровая-зерновая система земледелия. Это видно из так называемых писцовых книг, – документов, которые можно считать историческими предшественниками современных статистических сборников. Так, писцовые книги Тверского уезда, составленные в 1540 и 1548 году, свидетельствуют о вполне развитой установившейся паровой-зерновой системе. То же видно из множества дошедших до нас описаний центральных монастырских имений: например, в 1562 году были составлены писцовые книги по Переславль-Залесскому уезду. До нас дошли те их части, которые относятся к имениям монастырей Спасского-Ярославского, Троицкого-Сергиева, Чудова, Махрищского. В то время, как пашня у этих монастырей простиралась от двух до тридцати тысяч десятин, в перелоге считается всего 400-700 десятин. В Новгородской области в конце XV и первой половине XVI века размеры пашни были в несколько десятков раз больше площади, лежавшей в перелоге.

В остальных областях Московского государства – на Севере, в Прикамье, Степи и Поднепровье – в XVI веке преобладала переложная система земледелия, лишь местами сменявшаяся паровой-зерновой, причем по мере приближения к концу века земледелие в этих областях постепенно улучшалось. На Севере всего лучше полевое хозяйство развивалось в уездах Белозерском, Каргопольском и по течению Северной Двины, в Степи, главным образом, в той ее полосе, которая непосредственно прилегала к Центру, в Прикамье – в ранее населенных землях по верхнему течению Камы, уездах Чердынском и Соликамском.

В связи с распространением трехпольного севооборота заметно повысилась урожайность. Дальнейшее развитие получили огородничество и садоводство. Животноводство не отличалось высокой продуктивностью и играло подчиненную роль в экономике. В хозяйствах содержались лошади, коровы, овцы, козы, свиньи.

С XVI века совершенствуется техника земледелия. Теперь главное орудие обработки почвы – двузубая соха. На концы этих зубьев насаживали железные лемехи (ральники). Кроме того, соха имела нож для нарезывания вспахиваемого пласта земли, отвал или полицу (для отгребания земли). Соха – относительно подвижное орудие, в нее впрягалась одна лошадь. Соха изготовлялась разных видов, в зависимости от местных условий (соха «владимирка», «вятка», «костромская косуля» и др.). В числе других сельскохозяйственных орудий применялись бороны, косы, серпы, сошники (деревянные и железные). В качестве тягловой силы использовали волов и лошадей, число которых в крупных боярских и монастырских имениях составляло несколько сотен. Повышению уровня продуктивности земледелия способствовало применение в центральных нечерноземных уездах навозного удобрения, поставка которого уже входила в одну из обычных повинностей крестьян.

Для организации сельскохозяйственного производства важным был вопрос о рабочей силе. Крестьянин был вольным, и переходящим с места на место, съемщиком чужой земли. Свобода, которого обеспечивалась правом выхода и правом ряда, договора с землевладельцем. Таково было положение крестьянина по закону, но уже в XVI веке оно было на деле далеко не таким. Крестьянин, – вольный и переходящий с места на место арендатор, большею частью приходил на чужую землю с пустыми руками, без капитала, без земледельческого инвентаря. Распространение поместного землевладения на заокские и средневолжские поля значительно увеличило массу безинвентарного крестьянства; на тамошние пустые поместья привлекались люди из центральных уездов, преимущественно не имевшие своего хозяйства.

Селясь на чужой земле, крестьянин нуждался в вспомоществовании со стороны землевладельца, особенно когда он садился на пустоши, на нетронутом или давно запустевшем участке. Редкий переселенец обходился без этого вспомоществования. Оно было почти общим условием крестьянских поземельных договоров и принимало различные виды. Садясь осенью, о Егорьеве дне, на «жилой», уже обсиженный и распаханный участок, крестьянин входил в готовый двор с постройками и получал от землевладельца подмогу или ссуду деньгами, скотом, чаще хлебом на посев и на прокорм до жатвы.

В XVI веке в Московской Руси впервые появляется особый вид холопства – кабальное холопство, возникающее на чисто экономической основе займа (кабала – расписка о займе). Вместо временного, до уплаты долга, оно постепенно превращается в постоянное и пожизненное. Эксплуатация сельского населения в XVI веке еще больше усилилась. С середины века к исполнению барщинных работ кроме холопов привлекаются все крестьяне, жившие на земле ее собственника. Барщина достигает четырех дней в неделю. Землевладельцы стремятся расширить свои посевные площади путем запашки крестьянских наделов. Размер барской запашки достигал в основном 35 –50% всех земель, а в монастырских вотчинах – 40%.

67.3. Трансформация вотчинной системы в поместную систему землевладения. Становление и развитие поместной системы хозяйства

Развитие поземельных отношений в это время характеризуется тем, что произошло оформление всей структуры землевладения, состоящего из княжеского домениального, боярского вотчинного и поместного условного землевладения.

Земли по роду землевладельцев делились на 3 разряда: на земли церковные, принадлежавшие церковным учреждениям, служилые или боярские, находившиеся во владении служилых людей, и государевы. Последние подразделялись на 2 разряда: на государевы дворцовые, приписанные ко дворцу и, составлявшие его частную собственность, и государевы черные, т.е. составлявшие собственность государства, и находившиеся в вечной аренде у крестьян. Различие между землями дворцовыми и черными было больше хозяйственное, чем юридическое: доходы с них специально назначались на содержание государева дворца и поступали больше натурой, чем деньгами. Черносошное землевладение сохранилось только на окраинах страны: на севере и в недавно присоединенных районах на юге и востоке. В центральных районах основная масса земель государственных крестьян была расхищена крупными земельными собственниками – удельными князьями и боярами.

В Московском государстве XVI века существовало 3 разряда землевладельцев: государь, церковные учреждения и служилые люди. На всем пространстве Московского государства мы не встречаем других частных землевладельцев, т.е. не существовало крестьян-собственников. Крестьяне всюду жили на чужих землях: церковных, служилых, либо государственных. Даже сидя на черных землях, не составлявших ничьей частной собственности, крестьяне не считали эти земли своими.

В XV–XVI веках шел процесс изменений структуры класса земельных собственников, за счет перераспределения земельной собственности. Средний и мелкий дворянин постепенно занимал все более видное место в аграрной экономике и устами своих идеологов заявлял о своих требованиях, с которыми вынуждены были считаться и боярская аристократия, и духовные землевладельцы.

Вотчина характеризовалась тем, что собственник обладал почти неограниченным правом на нее. Он мог не только владеть и пользоваться своей землей, но и распоряжаться ею: продавать, дарить, передавать по наследству. Боярская вотчина оставалась господствующей формой землевладения. Наиболее крупными были вотчины великого князя, митрополита и монастырей.

В этот период претерпел существенные изменения институт земельной собственности бывших удельных князей. Переходя на службу к великому князю, они становились его подданными, а не вассалами. В силу изменения их статуса, бывшие удельные князья, при сохранении своей земельной собственности в пределах своих бывших княжеств, теряли право сбора податей с подвластного населения, суда над ним и чеканки собственной монеты, то есть всего того, что в исторической науке принято называть институтом феодального иммунитета. По своему правовому статусу удельное княжеское землевладение встало в один ряд с боярским вотчинным землевладением, ни в чем не отличаясь от него («обояривание князей»).

В боярском землевладении в тот период происходили определенные изменения. Во-первых, происходил заметный рост земельных владений бояр вотчинников, главным образом, за счет покупки роспаши во вновь присоединенных территориях. А во вторых, все заметнее стал проявляться процесс дробления старых боярских вотчин из-за постоянных семейных разделов. Это происходило в силу того, что на Руси, в отличие от европейских государств, отсутствовал принцип майората, то есть передачи прав на землю одному наследнику, как правило, старшему сыну. Процесс дробления боярских вотчин шел гораздо быстрее и интенсивнее, чем их рост, что повлекло за собой упадок боярского вотчинного землевладения.

Важный этап в процессе развития землевладения и землепользования начинается с конца XV – начала XVI века, когда к Московскому княжеству были присоединены тверские, новгородские и псковские земли. Некоторые удельные князья и часть родовитого боярства, многие крупные вотчинники в этих областях сопротивлялись расширению и укреплению централизованного государства, таковые были обвинены в заговоре, и лишены своих владений. В результате присоединения указанных областей в руках московской великокняжеской власти оказался огромный земельный фонд – вотчины бывшего великого князя Тверского, и родовые вотчины новгородских бояр и купцов. На место тех, кого «вывели» из своих прежних владений были «испомещены» служилые люди великого князя Московского, на которых опиралась великокняжеская власть. Вероятно, «испомещенных» стали называть «помещиками», а их владения – поместьями. В дальнейшем такие помещики, ставшие верной опорой великокняжеской власти, появились почти во всех уездах.

С XV века правительство Московского государства инициирует создание принципиально нового института поместного землевладения: дворяне получали землю от великого князя за службу и на срок службы. Дворцовые земли были великокняжеской собственностью. Черные земли были государственной собственностью. Их великие князья раздавали за службу. Юридическим собственником поместья являлся великий князь, который жаловал ими служилых людей за ратные подвиги, участие в походах, «полонное терпение» и т.д. Это ставило их в зависимость от князя и укрепляло его власть. Термин поместье впервые появился в Судебнике 1497 года. Он обозначал особый вид условного землевладения. Поместье, в отличие от вотчины, считались условным землевладением, изначально оно давалось во временное пользование только на время несения службы, в основном военной, как вознаграждение за нее. Помещик мог пользоваться землей, но не распоряжаться ею (не мог продавать, дарить, передавать по наследству). По мнению многих историков развитие системы поместных отношений стало результатом не только проблем, связанных с кризисом боярского вотчинного землевладения, но и с желанием центральной власти существенно увеличить количество служилых людей «по отечеству», которые стали составлять основу русской поместной конницы.

Первоначально правовой статус поместья существенно отличался от княжеской и боярской вотчины, поскольку, будучи частным, но не отчуждаемым (условным) владением, находящимся в верховной собственности государя, оно не могло быть объектом купли-продажи и дарения, а могло передаваться только по наследству, если наследуемое лицо продолжало служить на государевой ратной службе. Если же помещик добровольно прекращал нести эту службу, то поместье «имали в казну на государев кошт». Основную массу первых помещиков составили мелкие великокняжеские слуги и отпрыски разорившихся вотчинных родов, которых в источниках стали называть «дети боярские».

Поместное землевладение динамично расширялось, особенно со второй половины XVI века. Государство в условиях недостатка денежных средств для создания наемной армии, желая поставить под контроль центральной власти бояр-вотчинников и удельных князей, пошло по пути создания государственной поместной системы. Например, в центре страны в районе Тулы 80% владений в конце XVI века были поместьями. В XVI веке происходили массовые поместные раздачи земель черносошных крестьян дворянству. Приоритетным направлением социально-экономической политики XVI века было обеспечение землей служилых людей – дворян, главным образом, за счет секуляризации церковных земель. В 1551 году на Стоглавом соборе Иван IV заявил о необходимости перераспределения земель между землевладельцами в пользу служилых людей. Для проведения упорядочения земель предпринимается их всеобщая перепись. В ходе проводимых реформ прежнее подворное налоговое обложение заменялось поземельным. На основных территориях вводилась новая единица обложения – «большая соха». Ее размеры колебались в зависимости от социального положения землевладельца: на соху черносошного крестьянина приходилось меньше земли, но больше налогов.

Постепенно вотчинные права и иммунитетные привилегии стали всё более ограничиваться и стесняться. В 1550-е годы вотчинники были приравнены к дворянству в отношении несения военной службы, было ограничено и право родового выкупа вотчины. Во 2-й половине XVI века многие крупные вотчинники, не сумев приспособиться к развивающимся товарно-денежным отношениям, продали или заложили свои земли. В результате всего этого в конце XVI века преобладающей формой землевладения стало поместье.

На протяжении XVII века разворачивается процесс преобразования поместья из условной формы землевладения (на условиях несения государственной службы) в безусловное наследуемое землевладение, т.е. поместье приобретает в нормативно-правовом аспекте статус вотчины. Правительство награждает дворян за верную службу, раздавая им земли в наследуемое владение. Расширяются юридические права владельцев поместий, идёт процесс юридического уравнивания поместья с вотчиной. В конце XVII века безусловное наследуемое землевладение в центральных районах страны уже преобладает над поместным (условным). Уже в 1618 году было установлено, что поместья, принадлежавшие дворянам, убитым на войне, оставались во владении их жен и детей. В дальнейшем поместья стали фактически наследственными, но окончательно понятие вотчины и поместья слились в петровскую эпоху: Указом 23 марта 1714 года о единонаследии поместье юридически было приравнено к вотчине.

В процессе создания единого государства и усиления великокняжеской власти произошло почти полное исчезновением самостоятельной общинной собственности на землю. С развитием и ростом феодального землевладения начался активный процесс наступления государства и феодалов на земли и права черносошных крестьян, которые жили в общинах, платили подати и несли повинности в пользу государства. Общинные земли переходили в руки вотчинников и помещиков, включались в состав княжеского домена. Раздача земель привела к тому, что во второй половине XVI века значительно сократилось черносошное крестьянство в центре страны и на северо-западе. Значительное количество черносошных крестьян осталось лишь на окраинах (Север страны, Карелия, Поволжье и Сибирь).

Крестьяне стали более активно втягиваться в систему отношений поземельной зависимости от землевладельца. Иными словами, за право жить и работать на земле землевладельца крестьяне теперь должны были нести в его пользу определенные повинности. В условиях господства полунатурального хозяйства основной формой повинности стала натуральная рента, хотя кое-где встречались денежная и даже отработочная рента (барщина). Часть бывших черносошных крестьян, попавших в поземельную зависимость от феодала, стали добровольно продавать себя в рабство феодалам, вследствие чего дальнейшее развитие получил такой социальный институт, как кабальное холопство. Если крестьянина не устраивали условия жизни на земле его хозяина, то он мог свободно покинуть ее, заплатив ему «пожилое» за те годы, которые он прожил на этой земле. Размер самого «пожилого» был четко зафиксирован в Судебнике Ивана III и на тот момент составлял 50 копеек с одного крестьянского двора.

В особом положении находилось население, жившее на осваиваемых землях Дикого Поля – на реках: Днепр, Дон, Волга. Во второй половине XVI века на южных окраинах России значительную роль стало играть казачество (в переводе с тюркского «удалец», «вольный человек»). Крестьяне бежали на свободные земли Дикого Поля. Там они объединялись в своеобразные военизированные общины; все важнейшие дела решались на казацком кругу. Вскоре в среду казачества проникло имущественное расслоение, что вызвало борьбу между беднейшими казаками – голытьбой и старейшинами – казацкой верхушкой. С XVI века правительство использовало казаков для несения пограничной службы, снабжало их порохом, провиантом, выплачивало им жалованье. Такое казачество, в отличие от «вольного», получило название «служилого». Рост военно-служилого войска в период объединения страны поставил задачу материального обеспечения дворянства. В условиях слабости товарно-денежных отношений земельные пожалования оставались единственной формой материального обеспечения служилых людей.

67.4. Административное устройство крестьянских обществ

Русская сельская (поземельная) община, начиная с XVI века вовсе не патриархальная и не родовая, а государственная. Прежняя родовая связь в общине исчезла; она была уже не союзом лиц соединенных естественным происхождением и общими интересами, а союзом лиц соединенных общими повинностями в пользу землевладельца, и круговой порукой за исполнение этих повинностей. Патриархальная община превратилась во владельческую. Скоро она потеряла и этот характер.

Стремясь к созиданию государственного организма, московские цари искали для этого орудия в различных элементах общественной жизни. Для организации власти наместников и волостелей они вызвали к жизни в XVI веке выборное начало: избираемые общинами старосты и целовальники в одних местностях ограничили, а в других и совершенно вытеснили власть наместников и волостелей. Через это общины получили характер государственный, явились органом центрального правительства на местах, составили существенную, хотя и низшую ступень административной лестницы. В этот период сельская община выступала уже не формой самоорганизации крестьянства, а формой административного управления на местах.

Основанием общественного устройства крестьян служила государственная подать. Для уплаты податей и отбывания повинностей крестьяне соединялись в административные округа, которые назывались станами и волостями. Станы и волости первоначально и составляли сельские общества, крестьянские миры, связанные круговой порукой в уплате податей. Этими округами управляли наместники и волостели, которые представляли интересы центрального правительства. Но у крестьян было и свое мирское управление, свои мирские распорядительные сходы, выбиравшие исполнительные управы.

Волостная управа состояла из старосты или сотского с окладчиками, которые «сидели на размете» – на разверстке податей и повинности между членами общества. Ведомство мирского управления занималось делами поземельного хозяйства волости, в составе которых важнейшей статьей были подати и повинности. Кроме разверстки податей и повинностей староста раздавал по приговору схода пустые участки в волости новым поселенцам, испрашивал и давал им льготы, собирал наемные деньги с арендованных участков, отстаивал в суде волостную землю от сторонних захватов и притязаний, ходатайствовал о нуждах своей волости перед центральным правительством или жаловался на неправды местных органов. Самым тяжелым делом волостного мира, вызывавшим к действию круговую поруку, была уплата податей миром за несостоятельных или выбывших членов общества.

Такое волостное устройство существовало в удельные века и сохранялось приблизительно до XVI века. С объединением Московского государства и с развитием служилого и церковного землевладения волость как административная единица постепенно разрушалась. Частные землевладельцы, служилые помещики и вотчинники, церковные учреждения, приобретавшие земли в черных и дворцовых волостях и прежде тянувшие одинаковое тягло с окрестными волостными крестьянами, теперь запасались для своих земель разнообразными льготами. Они сами получали право суда и полицейского надзора над своими крестьянами, которые при этом также освобождались иногда от обязанности тянуть наравне с другими крестьянами своей волости их мирские подати.

ГЛАВА 68. Развитие ремесленного производства в городах и сельской местности

68.1. Развитие ремесленного производства в сельской местности

В этот период продолжало развиваться ремесленное производство, возрастал его удельный вес в экономике страны, увеличивалось количество ремесленных специальностей, заметно повышался уровень квалификации работников. Ремесленное производство существовало в двух основных формах: вотчинного ремесла, которое носило в основном натуральный характер и обслуживало конкретного феодала и зависимое от него население, и городского ремесла, отличительной чертой которого стала работа не на заказ, а на рынок. В большинстве своем изделия городских и сельских ремесленников – это предметы домашнего обихода и крестьянского хозяйства. Ремесленники все больше стали работать на рынок, а не на заказ. Землевладельцы предпочитали покупать ремесленные изделия на городских рынках, нежели использовать не очень качественные изделия своих сельских мастеровых. Все чаще и крестьяне покупали городские изделия, что приводило к росту внутреннего спроса и предложения.

В восполнение скудного заработка от хлебопашества на верхневолжском суглинке крестьянин должен был обращаться к промыслам. Леса, реки, озёра, болота предоставляли ему множество угодий, разработка которых могла служить подспорьем к скудному земледельческому заработку. Вот источник той особенности, которою с незапамятных времён отличается хозяйственный быт великорусского крестьянина: здесь причина развития местных сельских промыслов, называемых кустарными. Лыкодёрство, мочальный промысел, зверогонство, бортничество (лесное пчеловодство в дуплах деревьев), рыболовство, солеварение, смолокурение, железное дело – каждое из этих занятий издавна служило основанием, питомником хозяйственного быта для целых округов.

В писцовых книгах упоминания о ремесленниках, живущих в деревнях, встречаются сравнительно редко. В писцовых книгах центрального района лишь в виде исключения там и сям мелькают дворы промышленные – двор сапожника, кузнеца, котельника, плотника, кожевника, колесника, шваля, иногда упоминаются 2–3 непашенных двора. Редко находим такие указания, как наличность 20 непашенных дворов и в них 22 человека, среди которых имеются 2 кузнеца, или 24 непашенных двора и в них 25 человек, в том числе 2 портных и кузнец. Конечно, эти редкие упоминания о ремесленниках могут объясняться и тем, что писцы не имели сведений о них или не считали нужным их отмечать, но все же надо полагать, что там, где человек занимался ремеслом в качестве главной профессии, а тем более, когда у него не было земли, это вносилось в писцовые книги, и потому есть основания думать, что именно таких ремесленников, в особенности «непашенных» (не имевших земли) было по общему правилу весьма мало. Кроме того, не следует упускать из виду, что и там, где говорится о непашенных дворах, в состав последних входят не одни лишь ремесленники, но и торговцы, пастухи, рыболовы, скоморохи и т.д.

С другой стороны, как мы видели выше, имелись целые деревни и слободы, состоявшие, главным образом, из промышленного и торгового элемента. При этом в известных случаях можно подметить распространение определенного промысла в данной местности. Так, например, в Шелонской пятине находим группу в 18 дворов колесных мастеров; в 1557 году царь променял Рождественскому монастырю Высокорецкие «деревни бочарные» – всего 14; в слободке Тверского отроча монастыря проживало 19 сапожников. В такого рода случаях можно предполагать, что промышленные изделия вырабатывались не только для местного сбыта, но и для более отдаленного рынка. В селе Дунилове Нижегородского уезда производилась выделка сукна, пестрядей и холста, и этими изделиями уплачивался оброк в казну. В челобитной дуниловцев 1667 году на приказного человека Лйгустова читаем: «А в тех двоих, великова государя грамотах указано ему, приказному, на нас сиротах, взять оброчные дети холсты да сукна и выслать… к Москве». Для широкого рынка, по-видимому, работали и промыслы Семеновского уезда, ибо мы знаем, что в 1624 году при возобновлении Макарьевской ярмарки лысковское полотно, корженецкая деревянная посуда, заволжские шляпы и валенки, мурашкинские рукавицы, тулупы и шапки были первыми товарами, привозимыми на это торжище

Отходничество. Широкое распространение получили отхожие промыслы, особенно в Нечерноземье. Осенью и зимой крестьяне уходили на заработки в города, на строительство храмов и мостов, становились речными бурлаками и работниками на соляных промыслах, но весной они возвращались в деревню на полевые работы. Землевладельцы поощряли такую деятельность, поскольку крестьяне платили им денежный оброк, что было выгодно в условиях нарождающегося рынка.

Издавна крестьяне Нечерноземья, получая мало прибыли от земледелия, свое свободное время (а им были осень, зима и часть весны) употребляли для приработков. Крестьяне изощрялись, «примысливая», т.е. изобретая способы своего более-менее сносного существования. Отсюда побочные занятия крестьянства получили названия «промыслов». В итоге в промышленную деятельность были вовлечены большие массы крестьянства.

Специализация производства, тесно привязанного к местному сырью, в рассматриваемый период носила исключительно естественно-географический характер. Так, в Ярославле, Вологде, Можайске, Костроме, Муроме, Казани развивалось кожевенное производство. В Устюге, Тихвине, Серпухове, Туле, Олонецком крае – металлургия. В Новгороде, Пскове, Твери – изготовление льняного полотна и холста, в Москве, Заволжье – выделка сукна, в Старой Руссе и Тотьме – солеварение и т.д.

Тульско-Серпуховской, Устюжно-Железопольский, Новгород-Тихвинский районы специализировались на производстве металла. Новгородско-Псковская земля и Смоленский край были крупнейшими центрами производства полотна и холста. Кожевенное производство получило развитие в Ярославле и Казани. Вологодский край обеспечивал страну солью. В Ярославле особо развивалось производство медной, оловянной посуды, литье колоколов. В Павлове работали многочисленные замочники и ножевщики. В Туле и Москве издавна сосредоточено оружейное дело. С основанием Петербурга там получают развитие корабельное дело и производство корабельных снастей. В Москве и ряде других центров сильно развивается серебряное и ювелирное дело.

К середине XVI века в России числились 130 поселений городского типа. Однако полноценных городов с населением свыше 10 тысяч человек, с надежными укреплениями, каменными зданиями было не больше десятка. Подавляющая часть городского населения обитала в таких городах, как Москва, Новгород, Псков Тверь, Ярославль, Вологда, Кострома, Нижний Новгород, Коломна, Рязань, Смоленск. Остальные города были ещё во многом аграрными поселениями, со слабым развитием ремесла и торговли. Постепенно стали приходить в упадок бывшие удельные центры Ростов, Суздаль, Дмитров, Звенигород и др.

К концу XVI века в России насчитывалось примерно 220 городов. Крупнейшим городом была Москва, население которой по разным оценкам составляло от 100 до 200 тысяч человек. В Париже и Неаполе в конце XVI века проживало 200 тысяч человек; в Лондоне, Венеции, Амстердаме, Риме по 100 тысяч. Остальные города России, как правило, имели по 3–8 тысяч человек. В Европе же средний по размеру город XVI века насчитывал 20–30 тысяч жителей. Города на Руси являлись центрами боярских и княжеских вотчин, а городское население находилось в сильной зависимости от феодальной знати. Значительную часть территории городов занимали дворы, сады, огороды, луга бояр, земли церквей и монастырей. В их руках были сосредоточены денежные богатства, которые отдавались под проценты, шли на покупку и накопление сокровищ, а не вкладывались в производство.

Многие южные и юго-восточные города и в XVII веке не имели торгово-промышленного населения, а состояли из военных гарнизонов. Перепись 1668 года отмечала, что такими городами были Пронск, Ряжск, Орел, Мценск, Ливны, Тамбов и многие другие. Развивались и укреплялись древние города, такие как Псков, Новгород, Ярославль, Владимир и многие другие, одновременно с этим росли новые города, слободы, торговые села. Основным центром экономики стала Москва, в которой были сосредоточены многочисленные внутренние и внешние хозяйственные связи. Москва была крупным ремесленным и торговым городом. В середине XVI века в ней проживало около 100 тысяч жителей.

В XVI–XVII веках в русских городах продолжалось развитие ремесленного производства. В российских городах во второй половине XVII века растет число ремесленников, расширяется круг ремесленных специальностей. Существенное развитие получает мелкотоварное производство. Специфичность его в России заключается в том, что оно во многом имело сезонный характер, т.е. промышленники работали с большими временными перерывами. В значительной мере такой ритм работы был свойствен и ремеслу. Посадский ремесленник копал огород, иногда пахал поле, сеял, жал, косил сено, ловил рыбу, заготавливал дрова и только какую-то, хотя и значительную часть времени уделял своему ремеслу. В этом российский город сильно отличался от западноевропейского города.

В XVII веке произошли заметные сдвиги в общественном разделении труда. В ряде городских центров резко сокращается роль земледелия, хотя во многих городах земледельческие функции концентрируются на огородничестве и садоводстве. Так, например, в пригородах Новгорода и Пскова, где огромное большинство населения занималось хлебопашеством, в течение XVI века развивается ремесло. К началу XVI века ремесленники составляют в таких пригородах, как Ивангород, Ям, Корела, Ладога, Копорье, Орешек, не более 8% населения, но к середине XVI века число их здесь значительно возрастает. Около половины посадского населения составляют ремесленники в Устюжне, четвертую часть в Туле, не считая казенных кузнецов. Номенклатура ремесленных промыслов в этих города насчитывает от 30 до 40 названий ремесел.

Дальнейшее развитие получает процесс специализации городского ремесла, что четко выразилось в появлении городских ремесленныхслобод – кадашевской, хамовной, кузнечной, гончарной и других. Однако в отличие от стран Западной Европы в России отсутствовала цеховая система ремесленного производства.

В составе промышленного населения городов XVI века значительную долю составляли представители тех промыслов, которые относятся к производству съестных припасов. Они составляли в Торопце 20% общего числа ремесленников, в подмосковных городах – 22%, в Устюжне – 25, в Пскове – 30, в Туле – 32, в Казани – 41, в Свияжске – даже 43% и только в Новгороде опускаются до 17%. Среди этой группы ремесленников главную роль играли повсюду хлебники, калачники и пирожники, мясники и рыбники; эти промыслы представлены везде значительным количеством лиц. В Казани, например, по 28 хлебников и калачников, 10 пирожников, 29 рыбников, 12 мясников; в Пскове по 5 калачников и пирожников, 3 хлебника, 13 рыбников, 7 мясников; в Серпухове 19 хлебников, 8 калачников, 2 пирожника, 19 мясников; в Новгороде 26 калачников, 21 хлебник и 22 ржаника, 41 мясник, 74 рыбника. К ним присоединяются еще и другие специальности, нередко их весьма много, но каждая отмечена немногими лицами. Больше маслеников, крупяников, кисельников, гречишников, овощников, солеников. Приготовляющие хлебные продукты нередко делятся не только на хлебников, калачников и пирожников, но еще сверх того на ситников, пряничников, блинников. Специализация, таким образом, очень большая, но мы находим ее, по-видимому, лишь в больших городах, да и там многие из упомянутых промыслов представлены лишь единицами. В Торопце же, Устюжне. Коломне, Серпухове многих из них вовсе нет¹¹.

Вторую группу образуют промыслы, изготовляющие одежду и обувь, т.е. текстильное и кожевенное производства. Эта группа составляет треть всех занятых промышленной деятельностью лиц в Туле и в подмосковных городах, почти четвертую часть в Казани, Свияжске, Пскове, Устюжне, Торопце. Она, таким образом, везде значительна. В Новгороде она особенно велика – превышает половину всего промышленного населения. При этом, однако, необходимо отметить, что наиболее важная деятельность из этой сферы – пряденье и ткачество почти совершенно отсутствуют и в области приготовления одежды выступают одни лишь портные, т.е. имеющие в своем распоряжении уже готовые ткани. Лен и шерсть пряли и ткали в каждом хозяйстве, где это составляло женскую работу, почему в большинстве случаев и портной не только выполнял работу на заказ, но и из полученного от потребителя материала. Наряду с портными мы имеем здесь много кожевников, сыромятников и сапожников (последних везде много), далее скорняков, шубников и овчинников. К ним присоединяются рукавичники (и варежники), шапошники, холщевники, колпачники. В Новгороде находим 300 кожевников и свыше 200 сапожников, всего 40 портных, но к последним присоединяются 33 сарафанника, 16 кафтанников и ряд других работников, выделывающих одежду; все же их гораздо меньше, чем в кожевенном промысле (в широком смысле). Иногда выделяются еще особые специальности – из сапожников выделяются башмачники, голенищники, подошвенники, сандальники, чеботные мастера, опоечники; из шубников – особые бобровники (бобров употребляли, главным образом, на выделку женских шапок), белочники; из портных – кафтанники, армячники, строчники, сарафанники, епанечники. Появляются особые пугвичники, чулочники, сермяжники, седельники, ременники, сумочники, мошенники (выделывающие мошны), лапотники, хотя большинство этих мастеров имеется в единственном числе (в Новгороде, впрочем, 11 сумочников, 8 армяжников, 7 ременников). Существенны далее ветошники, т.е. старьевщики, производящие починку одежды, а быть может, и просто торгующие старым платьем. В Новгороде и Пскове находим также суконников и шелковников, но весьма возможно, что те и другие являлись торговцами привозным сукном и во всяком случае привезенными из-за границы шелковыми тканями, ибо у нас их до конца XVII века не производили. К торговле они могли присоединять и выделку одежды из сукна и шелковой материи¹².

Третью и наименее развитую группу промыслов представляют те, которые занимаются производством предметов домашнего обихода. В Туле они составляют 20% всех занятых промышленной деятельностью, в Казани и Свияжске – 22, в подмосковных городах – 27, в Устюжне – 25, в Новгороде и Пскове – менее 20%. Однако в эту группу входят самые разнообразные виды промыслов – обработка металлов, дерева, производство свечей, посуды, дегтя, гребней и т.д. (например, токари, плотники, свечники, гончары, бочечники и ведерники, дегтярники). Из них наиболее важен промысел обработки металлов, представителями которого являются кузнецы, иконники и серебряники. В Туле мы находим также 3-х гвоздочников и одного ножевника, в подмосковных городах замочников и гвоздочников, в Пскове медников, замочников, одного оловянишника и одного гвоздочника, но всего одного кузнеца, в Казани по одному замочнику, ножевнику и котельнику и не более 3-х кузнецов, в Торопце есть сабельник и игольник. Более разнообразно представлено металлическое производство в Новгороде, хотя и здесь на его долю приходится незначительный процент всех ремесленников. Здесь имеется по несколько ножевников, замочников, крестяников, котельников, есть и отдельные алмазники, булавочники, сережники, гвоздочники, подкованники¹³.

Многие производства вовсе отсутствовали. Так, например, выделка стекла, как и производство бумажных и шелковых материй в XVI веке, как еще и впоследствии, совершенно не были известны на Руси, и соответствующие изделия привозились из-за границы. Плотникам было много работы, так как дома были деревянные. На это указывают и Барберини, и Герберштейн (Москва – город деревянный), и Флетчер, и Олеарий. Поэтому Москву называли пылающей – дома, построенные из соснового теса, горели точно факелы; мох, которым конопатили стены, и смола, заключавшаяся в бревнах, также давали много пищи огню. Пожары происходили и от бересты и дерна, которыми покрывали крышу, так что в Москве не проходило месяца без сильного пожара.

Опустошительные действия огня должны были вызывать каждый раз новые постройки домов, как и стремление заменить деревянные строения каменными. По всей стране велось каменное строительство. В Москве появились первые большие казенные предприятия – Оружейная палата, Пушечный и Суконный дворы. Но, по словам Олеария, только бояре и богатые купцы имели каменные дома, да и эти дома были построены лишь в XVII веке. Мейерберг, Рейтенфельс и другие иностранцы также удостоверяют, что их было очень мало и только бояре и иностранцы строили такие дома. При этом в домах было мало окон, да и те были без стекол, а печи без труб, и даже каменные дома нередко были крыты лыком.

Институциональные формы организации ремесленного производства. В России XVI–XVII веков практически не было цеховой организации ремесленного производства, подобной западноевропейской, где существовала очень жесткая регламентация при производстве и реализации продукции. На Руси отдельный ремесленник зачастую занимался изготовлением не одного, а нескольких видов товаров. В XV–XVII веках торгово-ремесленное население городов имело наименование посадских людей, так как они жили на посадах, вне укрепленной части городов. Посадские люди составляли единую тяглую общину (сословную корпорацию), выполняли определенные государственные повинности, которые раскладывались между всеми людьми. Они были связаны круговой порукой, поэтому посадское население было заинтересовано (контролировало) в том, чтобы никто не уклонялся от выполнения городских повинностей и чтобы все были прикреплены к тяглу.

Городские ремесленники имели свои организации. Формами ремесленных объединений являлись иногда территориальные подразделения внутри городов: «улицы», «ряды», «сотни». Ремесленники отдельных профессий занимали целые улицы. В городах имелись, например, улицы – Бронная, Кузнечная, Гончарная и др. Можно предполагать, что и на Руси существовал обычай, по которому требовался экзамен на звание мастера с представлением «урочных» (образцовых) изделий. В XIV–XV веках среди ремесленников наблюдалось имущественное расслоение. Некоторые из них (особенно ювелиры и оружейники) являлись даже кредиторами князей. В то же время рядовая масса ремесленников жила в бедности и многие из них попадали в долговую кабалу.

68.3. Внутренняя и внешняя торговля

Денежное хозяйство начинает завоевывать себе место в России уже со второй половины XVI века. В это время открывается торговый путь через Белое море и заключается первый торговый договор между Англией и Россией. В Холмогорах, а потом в Архангельске и других городах, образовались новые рынки для внешней торговли, не уступавшие Новгороду. По дороге от Москвы к этим рынкам оживляется ряд городов. Почти одновременно замечается значительное оживление внутреннего обмена; растут торжки и ярмарки. Сеть торговых дорог покрывает страну; из Москвы идут семь дорог по всем направлениям. Из одного только Ярославского края ежедневно приходят в Москву на продажу 700-800 возов зерна. Вместе с ростом торгово-денежных оборотов, с увеличением в стране количества денег, крестьяне в большей или меньшей мере переводятся с натурального оброка на денежный.

Уровень развития торговли в XVI–XVII веках поражал всех иностранцев, приезжавших в те времена в Москву. М.И. Туган-Барановский замечает, что можно было бы привести сколько угодно цитат из иностранных писателей XVI и XVII веков, выражавших удивление перед энергичной торговой жизнью Москвы. В качестве примера он приводит отзывы двух путешественников, сочинения которых являются главным иностранным источником для изучения русской торговли времен Алексея Михайловича – де Родеса и Кильбургера. Де Родес, посетивший Москву в 1653 году, пишет: «Достаточно всем известно, что все постановления этой страны направлены на коммерцию и на торг, в чем удостоверяет ежедневный опыт, потому что все здесь, от высшего до низшего, только и думают, только и стараются, как бы чем-нибудь нажиться. В этом отношении русская нация гораздо деятельнее всех остальных вместе взятых»¹⁴. То же говорит и Кильбургер: «Все жители Москвы, начиная от знатнейших до последних, любят торговлю; в Москве более лавок, чем в Амстердаме или даже в целом ином государстве… Более всего замечательно и похвально в Москве то, что для каждого рода товаров, от самых лучших до худших, есть особые улицы и рынки Торгующие шелком имеют свои особые ряды, равно как и продающие пряные коренья, лак, шапочники, оловянщики, медники, скорняки, сапожники и пр.»¹⁵

Крупные торговцы (гостиная и суконная сотни и особенно «гости») являлись одним из самых влиятельных общественных элементов Московской Руси. Особенно усилилось политическое значение представителей крупного торгового капитала в эпоху Алексея Михайловича. «Новоторговый устав», изданный, как указано в самом уставе, «по челобитью Московского государства гостей и гостиных сотен и черных слобод торговых людей»¹⁶, был ярким выражением влияния купеческого капитала на законодательную деятельность Московского государства.

Организация торговли характеризуется обыкновенно изолированностью рынков, приводящей к резким колебаниям цен на товары в разных местностях, ярмарочной системой продажи, тяжелыми проезжими и торговыми пошлинами, лежавшими на товарах, и крайней дороговизной перевозки, являвшейся следствием неудовлетворительности путей сообщения. Ярмарочная система не имела первостепенного значения в торговле сельскохозяйственными продуктами, так как по всей почти стране было рассеяно множество постоянных хлебных рынков. Такие рынки были почти во всех центральных городах, особенно в Москве, Ярославле, Твери, южнее в Туле и Рязани, на севере в Вологде и Устюге, на западе в Смоленске, Пскове, Новгороде. Региональные рынки селхозпродукции не были изолированы этому содействовало сильное развитие посреднической деятельности капиталистов-скупщиков. О таких торговых посредниках упоминает не одно житие святых (напр., житие Зосимы и Савватия, Александра Ошевенского), писцовые книги и грамоты неоднократно указывают на торговые поездки новгородских купцов в Двинскую землю, во все новгородские пятины, в Центр и т.д.

РАЗДЕЛ 8. Глобальный цикл церковной организации. Стадия активного роста и обретения автокефалии Русской Церкви XIII–XVI столетия

ОТДЕЛ 20. Процессы и тенденции духовно-религиозной жизнедеятельности Русской Церкви

ГЛАВА 69. Положение Русской Церкви в период владычества Золотой Орды

69.1. Период испытаний и гонений

Нашествие татаро-монгольских орд обозначило новый период в истории Руси и Русской Церкви – это был не только период гонений и испытаний, но и период духовного подъема народа. Русской земле дано было очень многое; в готовом виде она получила Христианскую Церковь и христианское просвещение из Византии. На Русской земле были явлены вершины святости на примере таких подвижников, как преп. Антоний и Феодосий Киево-Печерские, было немало святых и благочестивых князей и святителей. С такими дарами народ должен был трудиться во славу Божию, приумножая полученное духовное богатство. Но вместо этого началась братоубийственная вражда и междоусобицы. Имели место двоеверие и пережитки язычества, огромная масса народа оставалась полуязыческой и все еще продолжала поклоняться идолам. Полноценной церковной жизни во многих районах Руси, особенно в сельской местности, так и не было налажено. Изъяном церковной жизни явилось и то, что подавляющее большинство населения не считало необходимым венчаться в Церкви. Вообще, в области таинства брака на Руси было допущено немало искажений. И хотя Церковь утверждала моногамный брак, все еще оставалось много неприемлемого с точки зрения христианства, в силу живучести языческого сознания. В народе бытовали обряды т.н. «купальской ночи», разного рода «русалии» и иные обычаи. Также и в княжеской среде можно было столкнуться с нехристианским отношением к таинству брака.

Вообще должно сказать, что грубость нравов, жесткость сердца, отсутствие христианской любви к ближним и бесчеловечие составляли самый главный нравственный недостаток того времени. Всего чаще и более этот недостаток обнаруживался при взаимных распрях и междоусобиях наших князей. Движимые своекорыстием, властолюбием, мстительностью и другими недостойными чувствами, они не щадили ни друг друга, ни своих подданных. Умерщвляли своих пленников, когда могли, заключали их в оковы и темницы или даже выкалывали им глаза. Так поступил великий князь московский Василий Васильевич с галичским князем В.Ю. Косым и брат этого последнего Димитрий Шемяка с самим Василием Васильевичем.

Вслед за распадом Киевской державы и кровавыми усобицами русских князей очень скоро последовало и вразумление русскому народу. В середине XIII века на Русской земле разразилась трагедия. В период с 1237 по 1241 год произошел невиданный доселе разгром Руси. Многоплеменная и многоязычная орда – тьма тьмущая, возглавляемые ханом Батыем, внуком и преемником Чингисхана, прошла разрушительной лавиной практически по всем русским землям, крупным и малым городам некогда единого Киевского государства, которое превратилось в некий симбиоз самостоятельных княжеств. Христианские храмы были разграблены, а потом запылали, пожираемые огнем. В пылу завоевания доставалось всем и вся. Разгром Руси был всеобъемлющим, была опустошена старинная Киевская Русь, пустевшая с половины XII века.

Русь была полностью разгромлена, почти уничтожена. Материальные и людские потери были столь велики, а шок, последовавший за резким переходом от благополучия Киевского периода к ужасам татарщины, столь глубок, что почти целое столетие Русь не могла оправиться от Батыева погрома. При этом долго не удавалось восстановить не только прежний уровень материально-технической культуры или вернуться к былым демографическим показателям, но наступило и страшнейшее духовное одичание народа. Проявления этого были отмечены Владимирским Собором 1274 года: безграмотность и бескультурье сочетались с возрождением языческих суеверий и падением нравов. Еще не вполне укрепившееся в Киевский период православное сознание оказалось во многом замутненным и искаженным: предание и традиции угасали. Кошмар ордынского владычества приводил к тому, что обесценивались традиционные для Православия нравственные ценности. Люди зачастую жили лишь с мыслью об удовлетворении самых элементарных потребностей, опускаясь до полу-животного состояния. И над всем этим господствовал страх перед новым повторением нашествия. Летописцы того времени отмечали, что русские трепетали от одного упоминания слова «татарин».

Духовно-нравственной причиной катастрофы, постигшей Русь, страшных бедствий и напастей, навалившихся на Русскую землю, очевидцы тех событий видели в беззаконном бытии русского народа. В том, что более, чем за два с половиной столетия, которые минули со времени крещения Руси, русский народ в полной мере так и не воцерковился. Далека была от христианского идеала евангельской любви жизнь народа. Летописцы признавали греховность своего народа как причину постигших его бед, когда говорили, что «по грехам нашим навел на нас Господь безбожных агарян», или, например, автор «Повести о разорении Рязани Батыем» отмечает: «И была сеча зла и ужасна.... Все это навел Бог грехов наших ради…».

«Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом божиим, вразумляющим грешников, чтобы привести их на путь покаяния. Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 54. История России, С. 21447].

Подавляющее численное превосходство завоёванных народов над татарами и монголами объективно заставляло последних строить свою внутреннюю и внешнюю политику на конфессиональных противоречиях. Так западноевропейские авторы отмечали присутствие при дворе монгольских императоров священников основных мировых религий и последователей множества языческих культов, лояльное отношение монгольских правителей ко всем священнослужителям. В сочинениях арабских и персидских авторов мы также можем найти указания на пребывающих в ставке ханов представителей различных вероисповеданий и религиозных культов. Благодаря восточным авторам, известны многие положения монгольского собрания законов – Ясы, автором которой считается Чингисхан, и которая не дошла до нас в полном виде. Среди предписаний Ясы были и такие, которые требовали от монгольских правителей – потомков Чингисхана – уважительного отношения ко всем религиям, выражающегося в освобождении священнослужителей от всех податей и повинностей. Китайские источники, впрочем, как и русские летописи, подтверждают предписания Ясы, изложенные в трудах мусульманских авторов, об освобождении священнослужителей различных конфессий от выплаты податей, выполнении повинностей, а также защите личности и имущества священников от всякого посягательства со стороны подданных монгольского императора.

По-язычески веротерпимые татары, боявшиеся разгневать не только своего, но и чужого для них Бога, на этот раз христианского, не только старались не причинять бед Русской Церкви, но и поставили ее отчасти в привилегированное положение по сравнению с другими институтами Руси. Весьма интересной является серия исторических документов, содержащих уникальные сведения о пожалованиях и привилегиях данных светской властью представителям Русской Церкви. В первую очередь, – это ярлыки ордынских ханов, данные русскому духовенству. В 1267 году митрополит Кирилл III получил от хана Менгу-Тимура ярлык, оградивший Церковь и ее владения от посягательств со стороны ордынских властей. Сюда же можно отнести «Уставную грамоту великого князя московского Василия Дмитриевича и митрополита Киприана», а также – жалованные грамоты великих и удельных князей монастырям.

Подлинники ордынских ярлыков, до нас не дошли, хотя указания, весьма смутные, на их существование сохранились. В первой половине XV века был составлен сборник с древнерусскими переводами ханских жалованных грамот, имевший своей целью поучения православных князей и бояр на примере отношения иноверных правителей к русским митрополитам¹⁷.

На основании ханских ярлыков и княжеских грамот можно сделать вывод о продолжавшемся, несмотря на власть Золотой Орды, экономическом укреплении Русской Церкви. Помимо традиционных источников дохода, определенных ещё уставами Владимира, Ярослава, и других русских князей, появляются значительные налоговые льготы со стороны ордынских ханов. Этот фактор имел большие последствия в экономическом и политическом планах. В этот период продолжался рост земельных владений Русской митрополии, епископских кафедр и монастырей. Ханские ярлыки русским митрополитам свидетельствуют о независимости последних в экономическом и политическом вопросах от великокняжеской власти. Великие князья могли жаловать или не жаловать митрополитов своей собственностью, но собственность митрополитов и право осуществления канонической и иной деятельности были защищены установлениями ордынских ханов. Многочисленные жалованные грамоты великих и удельных князей игуменам монастырей показывают, насколько светская княжеская власть была заинтересована в развитии монастырского землевладения, при помощи которого она привлекала в своё княжество новое население, а также надеялась получать поддержку монастырей в борьбе с политическими противниками.

Так как собственно ордынские и русские источники почти не сохранились, то привлечение сообщений восточных и западных авторов по истории Монгольской империи и улуса Джучи (Золотой Орды) просто необходимо. Ценность информации, содержащейся в свидетельствах восточных и западных авторов, состоит в том, что она позволяет проследить конфессиональную политику ордынских правителей уделявших ей огромное значение ввиду очень широкого охвата земель государств, подвергнувшихся их завоеваниям. Так западноевропейские авторы отмечали лояльное отношение монгольских правителей ко всем священнослужителям, и факт присутствия при дворе татаро-монгольских императоров священников основных мировых религий и последователей множества языческих культов. Благодаря восточным авторам, известны многие положения монгольского собрания законов – Ясы, автором которой был Чингисхан, и которая не дошла до нас в полном виде. Среди предписаний Ясы были и такие, которые требовали от монгольских правителей – потомков Чингисхана – уважительного отношения ко всем религиям, выражающегося в освобождении священнослужителей от всех податей и повинностей. Китайские источники, впрочем, как и русские летописи, подтверждают предписания Ясы, изложенные в трудах мусульманских авторов, об освобождении священнослужителей различных конфессий от выплаты податей, выполнении повинностей, а также защите личности и имущества священников от всякого посягательства со стороны подданных монгольского императора.

Дополнительным источником при изучении степени христианизации Ордынского государства является археологический материал. Раскопки золотоордынских городов показали, наличие в них значительного христианского населения, а также активной канонической деятельности православного духовенства. В 1263 году была учреждена особая епископия в столице Золотой Орды Сарае. При посредстве Сарайского епископа были установлены прямые отношения между ордынским ханом и византийским императором.

Именно Церкви, в первую очередь, обязана Русь тем, что к XV веку она смогла, несмотря на потерю западных земель, вновь консолидироваться и сбросить ордынское иго. Русские митрополиты, проявлявшие, сменяя друг друга, поразительное единодушие и преемственность, заложили основы той политической линии, которую впоследствии восприняли и развили Московские великие князья. Предстоятель Русской Церкви грек Иосиф прибыл на Русь в 1237 году, перед самым нашествием Батыя. Летописи дружно молчат относительно его последующей участи. Он неожиданно исчез во время падения Киева в 1240 году: либо уехал из Руси в преддверии нашествия, либо погиб. Если бы он погиб мучеником, то скорее всего память об этом сохранилась бы. Скорее всего, он просто покинул Русь. Быть может, это было не малодушие или нежелание положить жизнь, за чуждую ему русскую паству, но политическое требование Никейских императоров, которые стремились к миру и союзу с татаро-монголами ради совместной борьбы с латинянами-крестоносцами. Скорее всего, по этой же самой дипломатической причине греки не могли найти замену Иосифу. Кроме того, после страшного разгрома, учиненного на Руси Батыем, Русская митрополия уже мало прельщала византийских иерархов. В итоге Русская Церковь оказалась обезглавленной в самое трагическое время. Этим попытался воспользоваться Угровский епископ Иоасаф, самочинно присвоивший себе митрополичью власть. Он был за это низложен князем Даниилом Галицким. Князь Даниил Романович Галицкий, захвативший Киев накануне нашествия и сумевший удержать его в своих руках впоследствии, оказался той политической силой, которая могла влиять на замещение главы митрополичьей кафедры – высшего поста Русской Церкви. В 1242 или 1243 году вдовствующую кафедру по инициативе Даниила Романовича в третий раз в ее истории занимает русский по крови – митрополит Кирилла II. Иногда его именуют Кириллом III, хотя реальность бытия митрополита XI века Кирилла I, помещаемого между Феопемптом и Иларионом, вполне не доказана. Поставление Кирилла в митрополиты состоялось при патриархе Мануиле II в Никее. Он отправился туда в 1246 году, а возвратился на Русь в 1249 году. Кирилл управлял Русской Церковью довольно долго, до 1281 года. Следует сказать, что знаменательное для истории Русской Церкви согласие патриарха на кандидатуру Кирилла, оформленное его рукоположением на митрополию «всея Руси» около 1246–1247 года, явилось в условиях того времени весьма и весьма незначительной уступкой со стороны Патриархии. Впервые за уже длительный период русско-греческих церковных взаимоотношений избрание этнического русского, да еще самостоятельно проведенное великим князем, не только не привело к каким-либо обострениям, но и было поддержано Патриархатом. Вероятно, греки рады были в это сложное время перепоручить Киевскую митрополию заботам русского выходца. Конечно же, тому причина – непростые условия, в которых оказались и Русь, и Византия в XIII столетии.

Во второй половине XIII – начале XIV веков настоящая духовная, равно как и культурная традиция сохранялась почти исключительно вокруг нескольких крупнейших центров княжеской власти и была достоянием элиты общества. И если в Кремле еще благоговейно хранили собранные по крохам книги, иконы, реликвии былого и даже пытались, пусть пока и незначительно, возрождать традицию, то рядом почти повсеместно царила «мерзость запустения». Такая среда не могла произвести из себя подлинных подвижников иноческой жизни.

Мы имеем наглядное подтверждение тому, что обезумевший от пережитых ужасов народ потерял и само свое этническое самосознание. Зоологический инстинкт выживания заставил всю Западную Русь без какого-либо малейшего сопротивления отдаться под власть немногочисленной, но воинственной и сильной духом Литвы. И если люди еще по инерции ощущали себя русскими, то в территориальном аспекте единства уже не ощущал практически никто. Это и обусловило в исторически очень малый срок дивергенцию единого этноса на три его ветви – великорусскую, малорусскую и белорусскую, – горькие плоды чего мы пожинаем до сих пор.

В такой ситуации только мудрое предвидение святого благоверного князя Александра Невского, взявшего столь непатриотичный на первый взгляд курс на сближение с Ордой, могло дать возможность и время для того, чтобы прийти в себя, оправиться от разгрома и, залечив раны, наконец начать думать о том, как собрать расчлененную и растоптанную Русь воедино, а затем и сбросить ненавистное иго. Ненавидимые большинством народа других областей Руси, порицаемые за скопидомство и мнимый «коллаборационизм» по отношению к татарам, московские князья дома святого Даниила, тем не менее, тихо и упорно делали свое дело, которое уже в первой половине XIV века стало давать свои робкие всходы. Купленные на собранные Калитой с кровью и слезами со всей Руси деньги несколько десятилетий мира и тишины дали стране возможность не только передохнуть и накопить силы и средства, но главное – воспитать новое поколение. Это уже было поколение, которое не ведало панического страха перед Ордой, и которое могло, наконец, задуматься не только о том, как уберечь для своей семьи от татарина лишний кусок хлеба, но вспомнить, наконец, о прошлом, дерзнуть возродить его. Именно эти люди и их дети вышли потом на Куликово поле. Именно к их числу принадлежали преподобный Сергий Радонежский и его сподвижники, которые взяли на свои плечи подвиг возрождения русского монашества. В этом смысле преподобный Сергий является как бы первым проявлением этой тенденции к возрождению Руси и ее православной духовности. Но порожденная этой новой эпохой его колоссальная личность сама по себе становится впоследствии одним из мощнейших факторов воссоздания Русской земли и созидания православного Русского государства.

69.2. Период духовно-нравственного возрождения и подъема

Общеизвестно, что катаклизмы политического и социального рода почти всегда стимулируют духовный поиск народа, пробуждают его религиозное чувство. Однако, после батыева нашествия на Русь этого не заметно в течение почти целого столетия, вплоть до XIV века мы не видим новых святых. Только лишь с середины XIV века можно говорить, как о духовном подъеме русского народа в целом, так и о взлете русского монашества, в частности. К концу XIV века Русь, даже несмотря на такие тяжелые испытания, как нашествие Тохтамыша, находилась в фазе политического и духовного подъема. Это ощущалось всеми с очевидностью. Вторая половина XIV – первая половина XV веков – было золотым веком русской святости. Эта эпоха дала Руси большое число святых подвижников, в чем нельзя не видеть важнейший показатель высоты общего уровня духовности среди русского народа. А для людей, живущих духовной жизнью проблема автокефалии, почти неизменно связанная с проявлением церковного национализма, не могла иметь существенного значения. Каноническая безупречность для русского православного сознания была столь важна, что воспринималась как неотъемлемое выражение праведности и благочестия.

«Татарское насилие украсило княжеские роды черниговской и рязанской Земель страдальческими именами князей черниговских Михаила и Феодора, и рязанского Романа Ольговича; суздальско-ростовско-владимирская Земля, издавна стремившаяся стать во главе русских земель, явила ряд святых княжеского происхождения по плоти: Евфросиния Суздальская в Суздале, во Владимире Андрей и Александр Невский, в Ростове Юрий и Василько, погибшие в борьбе против татар, в Переяславе Андрей, в Угличе Роман, в Ярославле Феодор и дети его Давид и Константин. Москва вела Русь к единодержавию под благословением родоначальника своих князей Даниила, а ее соперница Тверь отстаивала свою самобытность, призывая в помощь страдальца Михаила, погибшего в Орде по проискам московского князя. Когда единовластие заменило удельность и Москва стала головою восточной Руси, уважение к местным патронам не охладевало долго. Многие угодники, местно чтимые в древних городах, получили общецерковное значение только в московский период». [Костомаров Н.И.: Раскол, С. 377–378. История России, С. 27220–27221].

Защищаясь от нападающих врагов или выступая против них сами, русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают прежде всего за святую веру и Церковь. «Умрем за святую Богородицу (т.е. за соборную церковь Пресвятой Богородицы) и за правую веру», – говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. «Умрем за святую Софию (т.е. за Софийский собор)», – обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. «Прольем кровь свою за дом Пресвятой Троицы и за святые церкви», – восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения Литвы. И Димитрий Донской, отправляясь с войском из Москвы против татар, говорил прочим князьям и воеводам: «Пойдем против безбожного и нечестивого Мамая за правую веру христианскую, и за святые церкви, и за всех младенцев, и старцев, и за всех христиан».

Но есть свидетельства летописей, что, в то время, как одни из сынов России, из благочестивых ее князей, охотно умирали за святую веру, не соглашаясь изменить ей и поклониться языческим идолам, «многие другие князья с своими боярами проходили (пред палаткой Батыя) сквозь огонь и поклонялись кусту и идолам ради славы света сего, и каждый выпрашивал себе власти». Находились и такие между русскими, которые совершенно отвергались от веры христианской и принимали веру наших поработителей. Были и такие, как Доман северянин, родом из Путивля, отсекший голову святому Михаилу, князю черниговскому, и как несчастный Изосим, который прежде был иноком самой нетрезвой и вообще позорной жизни, а сделавшись вероотступником, много досаждал христианам в Ярославле и убит ими.

Одолеть поработительное иго, в конечном итоге, удалось благодаря тому, что русские любили свое отечество, а в нем прежде всего любили свою святую веру и свою святую Церковь. Русские тем более привязывались к святой вере и Церкви, что в них только находили для себя утешение и подкрепление посреди бедствий и скорбей, в особенности от своих поработителей, и в имени, или звании, христиан видели свое главное отличие от поганых агарян, свое превосходство пред ними.

Во время татаро-монгольского ига значимость Русской Церкви еще больше возросла. Православие служило духовно-нравственной опорой русского народа в годы тяжелых лишений. На ее авторитет опирались великие князья московские, проводя свою объединительную политику. Активную роль в освободительном движении от татаро-монгольского ига играло православное духовенство. Особые заслуги в этом имеет основатель подмосковного Троице-Сергиева монастыря преподобный Сергий Радонежский, ставший одним из наиболее почитаемых святых Русской Православной Церкви.

В.О. Ключевский в своей речи «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства» говорит: «Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном человеке, или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно историческую дорогу». Таким человеком, который вдохнул в русское общество «чувство нравственной бодрости, духовной крепости», и был Сергий Радонежский. Он, по словам историка, «поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее». И он же благословил кн. Дмитрия Донского на подвиг перед Куликовской битвой. Битва на поле Куликовом произошла после победы князя Дмитрия Донского над татаро-монгольскими войсками под предводительством Бегича на реке Воже в 1378 году. Сразу же после этого события новый ордынский военачальник Мамай начал интенсивную подготовку к усмирению русских. Русь также начала готовиться к сражению. И в этой подготовке большое значение имело создание соответствующего духовно-нравственного настроя Сергием Радонежским. Сергию во сне явилась Богородица и Она пообещала свою заботу и покровительство на русской земле. Эта новость быстро разошлась по русским землям, тем самым мотивировав подъем патриотического духа. Преподобный Сергий, обретая силы в безграничном источнике любви – в живоначальной Троице, вносил мир и согласие не только в жизнь, в души монашеской братии, но и в мирское общество. Сергий Радонежский стремился преодолеть конфликты между русскими князьями, примирял враждующих князей, способствовал их консолидации во имя интересов Русской земли. Под его влиянием удельные князья объединились перед Куликовской битвой вокруг Дмитрия Донского.

Эпоха духовного подъема на Руси, связанного с борьбой за освобождение от ордынского гнета и объединение страны, стала, по сути, «золотым веком» русского монашества, временем его небывалого взлета. В эту пору монашество выглядит хранителем духовных устоев русского народа. Безусловно, когда мы говорим о монашестве периода гонений и испытаний русской истории, фигура преподобного Сергия предстает перед нами как нечто исключительное. Но ведь не могла же личность такого масштаба появиться на пустом месте. То, как начинался подвиг Радонежского подвижника, дает нам представление об общей тенденции в духовной жизни начала XIV века. В это время, когда Русь впервые за полвека ига смогла перевести дух и приступить к созиданию, в истории русского монашество, вполне разделившего трагическую участь всей страны, также появляются первые положительные сдвиги. Практически все русские монастыри подверглись разорению и запустели после Батыева погрома, однако большинство из них впоследствии все же удалось восстановить.

ГЛАВА 70. Процессы и тенденции становления и развития национальной Русской Церкви

70.1. Идея национальной Русской Церкви

Церковь Христова по самой своей глубинной сути едина. А.С. Хомяков отмечал: «Церковь называется единою, святою, соборною (кафолическою и вселенскою) апостольскою, потому что она едина и свята, потому что она принадлежит всему миру, а не какой-нибудь местности, потому что ею святятся все человечество и вся земля, а не один какой-нибудь народ или одна страна, потому что сущность ее состоит в согласии и в единстве духа и жизни всех ее членов, по всей земле признающих ее, потому, наконец, что в Писании и учении апостольском содержится вся полнота ее веры, ее упований и ее любви». [Хомяков А. С.: Русская философская мысль первой половины XIX века, S. 7689–7690 (vgl. Хомяков: Сочинения в 2-х т. Т. 2, S. 7–8)].

«Единство Церкви следует необходимо из единства Божиего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати. Дается же благодать и непокорным, и не пользующимся ею (зарывающим талант), но они не в Церкви. Единство же Церкви не мнимое; не иносказательное, но истинное и существенное, как единство многочисленных членов в теле живом» [Хомяков А.С.: Русская философская мысль первой половины XIX века, S. 7685 (vgl. Хомяков: Сочинения в 2-х т. Т. 2, S. 5)].

Вполне очевидно, что всякий народ может и должен привносить национальные черты в свою религиозную жизнь. Это не противоречит ни Евангельскому вероучению Христа, ни канонам Христианской Церкви. Русская Церковь, будучи обществом верующих, духовно-нравственным и религиозным единством русского народа формировалась и развивалась под непосредственным влиянием национального характера этого народа, под воздействием природно-климатических, социально-культурных, политических и экономических факторов, отражающих особенности общественной жизнедеятельности в конкретных исторических условиях. Но национальный характер церковной жизни каждого народа не должен затуманивать чистоту вероучения, противоречить вероучительным принципам. Безусловно учитывая специфику национально-культурного развития народа в деле организации духовно-религиозной жизни, не следует упускать из вида, что всякая чрезмерность и излишества пагубно сказываются в любом деле.

Н.А. Бердяев говорит о национальной Русской Церкви: «Русская история явила совершенно исключительное зрелище – полнейшую национализацию Церкви Христовой, которая определяет себя, как вселенскую. Церковный национализм – характерное русское явление. Им насквозь пропитано наше старообрядчество. Но тот же национализм царит и в господствующей церкви. Тот же национализм проникает и в славянофильскую идеологию, которая всегда подменяла вселенское русским. Вселенский дух Христов, мужественный вселенский логос пленен женственной национальной стихией, русской землей в ее языческой первородности. Так образовалась религия растворения в матери-земле, в коллективной национальной стихии, в животной теплоте. Русская религиозность – женственная религиозность, – религиозность коллективной биологической теплоты, переживаемой, как теплота мистическая. В ней слабо развито личное религиозное начало; она боится выхода из коллективного тепла в холод и огонь личной религиозности. Такая религиозность отказывается от мужественного, активного духовного пути. Это не столько религия Христа, сколько религия Богородицы, религия матери-земли, женского божества, освещающего плотский быт. В.В. Розанов в своем роде гениальный выразитель этой русской религии родовой плоти, религии размножения и уюта. Мать-земля для русского народа есть Россия. Россия превращается в Богородицу. Россия – страна богоносная. Такая женственная, национально-стихийная религиозность должна возлагаться на мужей, которые берут на себя бремя духовной активности, несут крест, духовно водительствуют. И русский народ в своей религиозной жизни возлагается на святых, на старцев, на мужей, в отношении к которым подобает лишь преклонение, как перед иконой. Русский народ не дерзает даже думать, что святым можно подражать, что святость есть внутренний путь духа, – это было бы слишком мужественно-дерзновенно. Русский народ хочет не столько святости, сколько преклонения и благоговения перед святостью, подобно тому как он хочет не власти, а отдания себя власти, перенесения на власть всего бремени»¹⁸.

В течение двух-трех веков христианство пустило глубокие корни в русской земле. Русская Церковь играла важную роль в консолидации русских земель, формировании единого российского государства. Церковь становится одним из самых авторитетных социальных учреждений, пронизывающим своим влиянием все социальные слои и сферы общественной жизнедеятельности, и выполняющим, помимо духовно-просветительной, нравственно-воспитательной и идеологической, целый ряд важных государственных функций. Церковная организация становится органической частью государственного механизма Руси, а затем России. РусскаяЦерковь выступила важнейшим связующим звеном всех русских земель и в период удельно-вотчинной раздробленности, и в период татаро-монгольского владычества.

Ключевым процессом исторического периода XIII–XVI века, тенденцией, определяющей его характер и настроение, явилось осмысление и актуальное раскрытие направляющей идеи о национальной самостоятельной – автокефальной Русской Церкви, идеи, возникшей внутри иерархии Русской Церкви и русского монашества. Церковная иерархия не видела в организации самостоятельной национальной Церкви никакого нарушения религиозного единства со всей Вселенской Церковью, никакого обособления от своей Матери Церкви. Это обусловлено глубоко воспринятой юной Русской Церковью мысли о том, что Восточная Церковь всегда стремилась сохранить единство преимущественно только в вероучении, но не в земной организации, так как она ощущала свое неземное единство во Всеедином Главе, во Христе. Процесс национализации Русской Церкви длился примерно до конца XIII или начала XIV столетия. В этот период особенное чувство собственного достоинства национальной Церкви стало присуще русской церковной иерархии.

В XVI веке формирование национальной Церкви приобретает новые черты. Национальная Русская Церковь во все возрастающей степени превращается в государственную Церковь. Предпосылки такого превращения заложены в самой традиции восточного христианства. Восточная Церковь признавала над собой верховенство государственной власти и входила в рамки правительственных учреждений. На Руси эту традицию стремился продолжить князь Владимир и его наследники: Владимир Мономах, Андрей Боголюбский и др. Но после распада единого русского государства на удельные княжества тесный союз Церкви и государства был нарушен. Этот союз начинает восстанавливаться по мере формирования единого русского государства. Важнейшим плодом такого союза между государством и Церковью было национальное возвеличивание обоих – создание религиозно-политической теории (идеологии), санкционирующей самобытную русскую власть (государственность) и ставящую ее под охрану самобытной национальной святыни.

«Национальное возвеличение Русской Церкви было делом столько же духовным, сколько и политическим; может быть, даже более политическим, чем духовным. Этим путем московский государь получал религиозное освящение, явившееся весьма кстати для его только что усилившейся власти. Русская церковь, препоручаемая исключительному попечению своего природного государя, становилась учреждением национальным; а, делаясь национальной, русская церковь в то же время становилась и государственной; она признавала над собой верховенство государственной власти и входила в рамки московских правительственных учреждений»¹⁹.

В Царьграде, говорили русские книжники XVI века, вера православная испроказилась Махметовой прелестью от безбожных турок, а здесь, в Русской земле, паче просияла святых отец наших учением: это сравнение стадо народным верованием, в котором пробудившееся чувство народной силы нашло себе самое понятное и гордое выражение. Явилась и легенда, чтобы закрепить это верование в народном воображении, мир оскудел светом благочестия, старые звезды его, два Рима, померкли, и чудесными путями пошли их святыни искать нового приюта в третьем Риме, засиявшем среди лесов «российского острова», где не бывало стопы апостольской.

В процессе становления национальной Русской Церкви можно выделить две стороны – формально-организационную и содержательно-духовную. Формально-организационная сторона связана с постепенным обретением Русской Церкви самостоятельности по отношению к Византийской, получение статуса автокефальной (независимой) церкви. Окончательно Русская Церковь становится самостоятельной (автокефальной), а, следовательно, и в полном смысле этого слова национальной Церковью в 1589 году. В этом году Русская Церковь превращается из метрополии Константинопольского патриарха в автокефальную Московскую патриархию и первым русским патриархом на Поместном соборе избирается патриарх Иов.

В содержательно-духовном плане в формировании единого русского государства и становлении национальной Русской Церкви большую значимость имело обретение общерусских святынь. Местные угодники чтились лишь в пределах своего края, а другие области их игнорировали и даже относились к ним враждебно. Объединение земель требовало и изменения взглядов на местные святыни. Собирая уделы, московские князья без церемоний перевозили важнейшие из этих святынь в новую столицу. Таким образом появились в Успенском соборе икона Спаса из Новгорода, икона Благовещения из Устюга, икона Божьей Матери Одигитрия из Смоленска и др. Цель собирания этих святынь в Москве не в том, чтобы лишать покоренные области местных святынь, привлечь к себе их благосклонность, а в том, чтобы привлечь все местные святыни во всеобщую известность и таким образом создать единую сокровищницу национального благочестия. На решение этой же задачи была направлена работа двух духовных соборов в период правления Ивана Грозного по канонизации русских святых. На первом соборе (1547) было канонизировано, то есть причислено к лику святых 22 угодника. На втором (1549) – еще 17 угодников. В Русской Церкви за 3 года было канонизировано столько святых, сколько не было канонизировано за пять предыдущих веков ее существования. Таким образом Русская Церковь доказала, что она имеет богатые духовные основы и способна быть достойным членом Вселенской Христианской Церкви.

70.2. Нормативно-правовые основы церковно-религиозной жизни. Каноническое право

Церковь в своей деятельности опиралась на целую систему норм церковного права, содержащихся в Кормчей книге, Правосудье митрополичьем и Стоглаве (сборнике постановлений церковного Собора 1551 года). Кормчие книги (от церковно-славянского кормчий, старослав. кръмьчии – рулевой), сборники церковных и светских законов, являвшихся руководством при управлении Церковью, и при рассмотрении дел в церковном суде некоторых славянских стран. Восходят к византийскому Номоканону, составленному в VI веке константинопольским патриархом Иоанном Схоластиком. Во 2-й половине IX века Номоканон был переведён для Болгарской Церкви и затем распространён на Руси. С конца XIII века Номоканоны в русской переработке получили название «Кормчие книги», они дополнялись на Руси нормами светского права. Для руководства в церковном управлении митрополит Кирилл представил на утверждение церковному собору во Владимире в 1274 году новый список церковных правил, выписанный им из Болгарии. Представленная им книга содержала в себе полный Номоканон с прибавлением еще неизвестных до сих пор в России новых церковных постановлений и толкований на правила, переведённых около 1225 года в Сербии с греческого языка на церковнославянский. Извещая об этом собор, он говорил, что церковные правила доселе «помрачены были облаком мудрости еллинского языка, ныне же облисташа, рекше истолкованы были и благодатию Божиею ясно сияют, неведения тьму отгоняюще».

В XIII веке появилась ещё одна разновидность Кормчей книги, где некоторые элементы болгарских и сербских Кормчих книг были сведены воедино. Эта так называемая софийская, или синодальная редакция, получившая название по месту обнаружения в Софийском соборе Новгорода, и хранившаяся затем в Синодальной библиотеке в Москве Она была дополнена и русскими статьями: Русской правды, уставами князей Владимира и Ярослава, правилами Собора 1274 и другими. Синодальная Кормчая книга получила широкое распространение и дошла до нас в большом количестве списков. В конце XV – начале XVI веков Кормчие книги из-за значительного числа разночтений подверглись пересмотру. В 1650 была издана в типографии Иосифовская Кормчая книга, в 1653 – Никоновская, названные по именам патриархов Иосифа и Никона, в 1787 – Екатерининская Кормчая книга, последнее издание Кормчей книги относят к 1816 году.

Мерило праведное – юридический сборник Древней Руси, создававшийся в XII–XIII веках, который представляет собой пособие для судей. Этот сборник сохранился в рукописях XIV–XVI веков (древнейшим является Троицкий список). Мерило праведное состоит из двух частей. В 1-й части содержатся оригинальные и переводные «слова» и поучения о праведных и неправедных судах и судьях. Во 2-й – церковные и светские законы Византии, заимствованные из Кормчей, а также древнейшие памятники славянского и русского права: Русская правда, Закон судный людем, Правило законно о церковных людях.

Преступления против Церкви до середины XVII века составляли сферу церковной юрисдикции. Наиболее тяжкие религиозные преступления подвергались двойной каре: со стороны государственных и церковных инстанций. Еретиков стегали по постановлению церковных органов, но силами государственной исполнительной власти (разбойный, сыскной приказы).

С середины XVI века церковные органы своими предписаниями запрещают светские развлечения, скоморошество, азартные игры, волхование, чернокнижие и т.п. Церковное право предусматривало собственную систему наказаний: отлучение от церкви, наложение покаяния (епитимья), заточение в монастырь и др. Внутрицерковная деятельность регулировалась собственными правилами и нормами, круг субъектов, им подчиненных, был достаточно широким. Идея о «двух властях» (духовной и светской) делало церковную организацию сильным конкурентом для государственных органов: в церковном расколе особенно очевидно проявились стремления церкви встать над государством. Эта борьба продолжалась вплоть до начала XVIII века.

70.3. Соборы Русской Церкви

Все церковные соборы XVI и XVII веков созывались царскими указами, члены их приглашались лично царскими грамотами, порядок дня определялся царем, и самые проекты докладов и постановлений, составлялись, заранее предсоборными комиссиями, состоявшими обычно из бояр и думных дворян. На заседаниях соборов всегда присутствовал или царь, или его уполномоченный боярин, который зорко следил за точным выполнением предначертанной программы.

Владимирский собор 1274 года был созван во Владимире по инициативе князя московского Даниила Александровича. Созыв собора был обусловлен проблемой падения нравственности среди мирян, необходимостью укрепления дисциплины среди клириков. Постановления собора касались следующих вопросов. Признана в качестве собрания правил новая Кормчая книга; вынесены определения против симонии, пьянства, некоторых народных обычаев, нарушения в чине проскомидии; даны указания по совершению крещения, определения о Кресте и святой воде

Собор 1503 года. Свой царский авторитет в делах Церкви великий князь Иван III Васильевич проявил, инициировав созыв собора «о вдовых попах» 1503 года, который проходил в Москве. В числе главных вопросов повестки дня собора: налаживание дисциплины среди клириков. Вопрос о церковном, монастырском землевладении (спор между прпп. Нилом и Иосифом). Собором было принято решение о совершенном прекращении ставленнических пошлин. Постановление соборное написано от лица великого князя: что он, поговорив с митрополитом и с епископами «уложил» и «укрепил»: не брать им впредь ни в каком виде пошлин от поставления. Другой приговор того же собора, запрещал служить в миру вдовым священникам и диаконам, предусматривалось лишение сана за повторный брак, определены возрастные рамки для священнослужителей. Установлен запрет совершать литургию священникам в пьяном виде, и на другой день после пьяного состояния. Принято постановление о расселении монастырей, в которых совместно жили монахи и монахини. Дано определение о служении в женских монастырях белого духовенства. Определение против симонии. И эти постановления опять составляется при участии великого князя: «митрополит с епископами, поговорив с великим князем, улогают и укрепляют» быть тому-то и тому-то…

В заключение соборных заседаний Иван III Васильевич поставил на очередь вопрос о секуляризации недвижимых церковных имений. При обсуждении этого вопроса встретились и столкнулись Нил Сорский и Иосиф Волоцкий.

«Собор согласился с Иосифом и свое заключение представил Ивану III в нескольких докладах, очень учено составленных, с каноническими и историческими справками. Иван III молча отступил перед собором. Итак, дело о секуляризации монастырских вотчин, поднятое кружком заволжских пустынников по религиозно-нравственным побуждениям, встретило молчаливое оправдание в экономических нуждах государства и разбилось о противодействие высшей церковной иерархии, превратившей его в одиозный вопрос об отнятии у церкви всех ее недвижимых имуществ». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 383. История России, С. 21776].

Члены собора разъехались, не приняв никакого решения. Тема секуляризации была предана забвению на несколько десятилетий. Светская власть не желала вспоминать о своей неудаче, а церковники, возмущенные преступным посягательством на их имущество, заинтересованы были в том, чтобы предать инцидент забвению. Лишь после смерти Василия III запретная ранее тема стала широко обсуждаться публицистами. Памятники о соборе появились при жизни поколения, не знавшего Нила Сорского и Иосифа Волоцкого и черпавшего сведения о них из уст их ближайших учеников.

Макарьевские Соборы. Митрополит Макарий ревновал о возрождении соборного начала в церковной жизни. Макарьевские Соборы собирались регулярно – практически через каждые два года, а то и чаще. Митрополит стремится к соблюдению канонических норм. Даже в более ранние и более духовно здоровые периоды церковной истории Руси мы не видим такой регулярности в направлении реализации принципа соборности.

В один год (1547) с царским венчанием состоялся и церковный Собор, первый в ряду так называемых Макарьевских Соборов. Он был посвящен канонизации новых русских святых. Следующий Собор был созван в 1549 году. Оба эти канонизационных Собора, безусловно, находились в тесной связи с венчанием Иоанна IV на царство. Царь Иван Васильевич выступил на Соборах ревнителем блага Церкви, тоже с самыми резкими обличениями современных нестроений и с настоятельным требованием церковных исправлений. Для Церкви, казалось, наступило время наибольшего благосостояния.

Новое положение Русского государства как православного царства заставляло по-новому осмыслить и статус Русской Церкви как автокефальной, а теперь – и в связи с имперским достоинством Москвы. Москва – Третий Рим становилась столицей православного мира и, как первенствующая кафедра Русской Церкви, – духовным центром Православной Ойкумены. Это новое положение необходимо было подтвердить и оформить особыми актами канонизации русских святых, подвиг которых лежал в основании Русской Церкви и Московского православного царства. До святителя Макария в святцах значилось только 22 русских святых. Митрополит Макарий на этих двух Соборах канонизировал 39 новых святых Русской Церкви.

Соборный указ (1547) о канонизации общецерковных и местночтимых святых, в числе которых: Иона Московский, Пафнутий Боровский, Михаил Клопский, Александр Свирский, Михаил Тверской и др. Соборный указ (1549) о канонизации святых, в числе которых: Евфимий Новгородский, Иаков Ростовский, Стефан Пермский и др.

Стоглавый собор 1551 год Москва. Поместный собор Русской Церкви (1551), который традиционно называют Стоглавым собором, поскольку все его решения были оформлены в 100 главах (Стоглав).

Царём Иваном IV Васильевичем были предложены для решения около 70 вопросов, касающихся уставности и чинности церковных служб, исправности богослужебных книг, правил иконописи, также были вопросы нравственности духовенства и мирян, вопросы касающиеся церковных обрядов: двоеперстное сложение при совершении крестного знамения, сугубая Аллилуи, колокольный звон, антиминс и др. Были поставлены вопросы брака и венчания, вопросы Церковного суда (светским судам запрещалось судить духовных лиц) и др. И наконец вопрос церковного землевладения (запрет архиепископам, епископам и монастырям покупать у кого-либо вотчины без разрешения царя и т.д.)

Среди множества поставленных вопросов на соборе обсуждались два основных вопроса: первый, чисто церковные дела, связанные с наведением элементарного порядка в среде приходского духовенства и унификации церковной службы и обрядов, и второй, проблема монастырского землевладения, который вызвал наибольшую дискуссию, поскольку царь Иван Васильевич, поддержанный нестяжателями (Сильвестр), попытался отобрать богатые монастырские вотчины в пользу государства, ибо правительству было крайне важно получить новые земли (роспашь) для поместной раздачи служилым людям «по отечеству», составлявшим основу русской поместной конницы. Но это предложение, вызвавшее резкое недовольство иосифлян, при активной поддержке митрополита Макария было решительно отвергнуто. Единственное, что удалось сделать царю Ивану, так это протащить решение, что отныне все монастыри не имеют права приобретать новых земель без доклада царю, а также ограничить «тарханы», т.е. налоговые привилегии церкви, дарованные ей еще татарскими ханами.

Так называемые царские вопросы были результатом работ подготовительной к собору комиссии, в которой главным участником являлся без сомнения митрополит Макарий. Но внутренний характер очень многих вопросов ясно свидетельствует, что программа собора вырабатывалась не вполне в духе митрополита, т.е. при участии лиц другого направления. Митрополит своим благовременно выраженным протестом против посягательств царя на церковное недвижимое имущество отнял у него надежду достичь этого через собор, и при выработке программы собора, конечно, всячески отклонял внимание царя от вопроса о церковно-монастырском землевладении. Несмотря на это, нежелательная для Макария тенденция проявилась очень настойчиво во многих пунктах программы и проявилась в такой форме, которая явно выдает своих виновников – советников царя, принадлежавших к партии нестяжателей. Последние (в данном случае в лице прот. Сильвестра и игумена Артемия) в имущественных и владельческих правах высшей иерархии и монашества видели главный источник нравственных недугов, которыми страдал и тот и другой институт. На эту же почву становится в своей затаенной борьбе с церковными имуществами и царь Иван Васильевич. Резкие обличения монашества и архиерейства, заявленные в царских вопросах, в большинстве случаев подчеркивают злоупотребления черного духовенства, связанные именно с их имущественно хозяйственными отношениями. Поэтому нужно думать, что и недостатки в жизни высшей иерархии и монашества не были бы обнаружены со всей откровенностью, если бы проект соборных деяний составлялся под влиянием только одного митрополита и единомысленных с ним епископов-консерваторов, известных под названием «иосифлян», т.е. последователей идеи преп. Иосифа, игумена Волоколамского, и если бы не был заинтересован этими недостатками сам царь по мотивам государственно-экономическим.

Вопрос об исправлении богослужебных книг был снова поднят на Стоглавом соборе; но, по малому образованию членов этого собора, он оказался совершенно несостоятельным в решении такого сложного вопроса. Церковные книги велено было исправлять по-старому с добрых переводов, которых, однако, и сам собор не мог указать; по-старому же на это дело уполномочивались всякие грамотеи – все протопопы и поповские старосты, что могло повести только к еще большей порче книг. Сам собор показал образчики крайне неудачных исправлений, указав, например, читать в эктениях: «о архиепископе нашем честнаго его пресвитерства и диаконства», «сами себе и друг другу», и прочее, или в символе веры: «и в Духа Святаго истиннаго и животворящаго», а также указав двоить «аллилуйю». После этого строгое определение собора – неисправленных книг ни продавать, ни покупать, ни употреблять в церквах – не имело уже, разумеется, никакого значения. Спустя немного времени после Стоглава приходилось думать уже не об исправлениях в книгах, а только о предотвращении в них новых описей и недописей; с этой целью и появилась в Москве первая типография.

Таким образом, собор 1551 года действительно достиг своей универсальной цели: он подверг пересмотру все стороны русской церковной жизни, чтобы очистить ее по возможности от всех ее недостатков. Он составил ряд исправительных предписаний относительно епархиального управления, епархиального суда, жизни высшего и низшего духовенства, монашествующих и мирян. Не все, конечно, постановления собора были удачны, но очень многие из них могли быть подлинно благотворны, если бы действительно проведены были на практике. К сожалению, историки констатируют тот печальный факт, что этого на самом деле не случилось, и застарелые недуги церковной жизни остались в прежнем своем виде. Хотя в предисловии к соборному уложению и сказано, что по зову царя русские епископы охотно и быстро стеклись на этот собор «как небопарные орлы», но, видимо, эта поспешность была чисто внешняя, а подлинного желания исправить Русскую Церковь, начиная с самих себя, у них не было. Во всяком случае, величие и важность Собора 1551 года этим не уничтожается.

70.4. Отношения между Константинопольской и Русской Церквами

Век XIII явился особым, переломным и для истории Византии и для истории Руси, принеся серьезные изменения в жизни как обоих государств, так и обеих Церквей. В течение трех столетий с XIII по XV век произошел ряд катастрофических, по своим последствиям, событий, потрясших две православные державы. Первая катастрофа разразилась над Византийской империей 13 апреля 1204 года, когда западноевропейскими рыцарями, участниками IV крестового похода, организованного папой римским Иннокентием III, был захвачен и разграблен Константинополь. По Византии был нанесен сильнейший удар: греческая империя «ромеев» перестала существовать; ее стольный град, Константинополь, оказался столицей очередного государства крестоносцев – Латинской Романии. Новый патриарх Константинополя, венецианец Фома Морозини, был назначен римской курией. Правивший предстоятель Константинопольской Церкви, патриарх Иоанн Х, эмигрировал в Болгарию, а его преемник Михаил Авториан был избран на патриарший престол в 1208 году в Никее – одном из крупнейших греческих центров, образовавшихся после распада империи. С тех пор и до 1261 года, когда никейский император Михаил Палеолог освободил Константинополь и восстановил Византийскую империю, центр патриаршества находился в Никее. Именно патриархи Никеи были признаны православным миром, в том числе на Руси, в качестве истинных преемников патриархов, священнодействовавших в Константинополе. Считалось, что они находятся там в изгнании.

Характер взаимоотношений Русской и Константинопольской Церкви в этот период раскрывает А.В. Карташев: «Христианство перешло к нам от греков еще в ту эпоху, когда в церковной практике Востока царило большое разнообразие обрядов. Пока русский народ в течение домонгольского периода только еще вживался в новую христианскую религию и глядел на все глазами своих учителей-греков, до тех пор и разнообразие церковно-богослужебного обряда не смущало ни одного заинтересованного религией сердца. С наступлением дальнейшего периода нашей истории, когда русские уже сроднились с церковной жизнью, заинтересовались ею и стали «сметь о ней свое суждение иметь», а между тем, оставались людьми еще примитивно просвещенными, – тогда неизбежно должно было произойти то, что свойственно вообще наивной религиозности, т.е. смешение в христианстве внешности с его внутренним содержанием, отожествление обряда с догматом. При такой точке зрения разница в обряде становилась уже нетерпимой, как внутреннее противоречие в самом православном вероучении. А так как предшествующая, разнообразная практика в обрядах создала в некоторых случаях разницу между русскими и греками, то русские, поздно обратив на этот факт свое внимание, нашли в нем для себя камень преткновения и соблазна и задали себе вопрос: кто же виноват в отступлении от чистоты православия, русские или греки? Выступив судьями по этому вопросу, русские, конечно, постарались посадить на скамью подсудимых не себя, а греков, для чего у них накопились свои основания. Во-первых, греки относились сравнительно с русскими невнимательно ко всей церковной внешности; им, следовательно, и приличнее было приписать искомое отступление от православия. Во-вторых, русские не взяли в данном случае вины на себя, как это они сделали бы, вероятно, в прежнее время, потому, что незадолго пред тем греки крайне унизили себя в глазах русских в нравственном отношении и чрез то уронили и вообще свой учительный авторитет. … Наконец, греки допустили и действительное отступление от православия в акте Флорентийской унии. Это крайне поразившее русских событие уже раз навсегда разуверило их в чистоте православия своих прежних безапелляционных учителей в вере»²⁰.

Постепенно отношения между Константинопольской и Русской Церквами стали осложняться – очевидно, такова диалектика церковной истории: чем более сильными становятся дочерние Церкви, а также политические силы, действующие вокруг них и поддерживающие их, тем более растет их движение в сторону независимости от Матери-Церкви, каким бы авторитетом та ни располагала.

Взаимоотношения Византии и Руси являлись не только двусторонними, они включались в контекст сложных межгосударственных отношений Восточной Европы. Это особенно ясно обнаружилось при решении вопроса об отделении галицкой и литовской митрополий от митрополии киевской. На этих территориях столкнулись интересы и Польши, и Литвы, и Орды, а также и самой Руси. Несмотря на трудность решения проблем и нежелательность отделения территорий от киевской митрополии, Византия и Русь находили приемлемый компромисс – еще одно подтверждение устойчивости и стабильности отношений Византии и Руси.

Межцерковные отношения константинопольского патриархата и русской митрополии были достаточно строго и четко регламентированы каноническими правилами. Однако, как показывают источники, они больше декларировались, и если по канонам православный митрополит был весьма ограничен в правах и действиях, то в реальности русский митрополит поступал, как правило, самостоятельно и, в лучшем случае, только извещал патриарха о своих решениях. Следовательно, взаимоотношения константинопольского патриарха и русского митрополита строились не только по принципу «начальник–подчиненный», но и имели неканонический характер, выражающий равенство и относительную независимость митрополита. Более того, русский митрополит был для патриарха зачастую полномочным представителем другого государства. Таким образом, русская митрополия являлась частью константинопольского патриархата в значительной мере формально – юридически, фактически же это была самостоятельно действующая, автономно существующая православная организация. Ее глава, русский митрополит, проводил собственную политику, согласуя ее, по всей видимости, в большей степени с русскими князьями, а не с константинопольским патриархом. О значимости византийского церковного законодательства для Руси говорит и то, что выдержки из него в конце XIII века, при митрополите Кирилле, были переведены на славянский язык.

Материалы по церковным взаимоотношениям константинопольского патриарха и русских митрополитов XIV века свидетельствуют, о попытках патриарха всячески использовать свои канонические права в отношениях с русскими митрополитами. Анализ правовых норм, которые регулировали отношения православных церковных иерархов в связке «патриарх – митрополит», и составляли нормативную основу их власти, позволяет сделать вывод, что, если отношения патриарха к митрополиту строились на принципах единоначалия, то властные отношения митрополита к епископам носили более коллегиальный характер. Следовательно, каноническая власть митрополита была ограничена.

Особо следует обратить внимание на следующий аспект процедуры поставления митрополита патриархом В настольной грамоте митрополита Алексия говорится, что митрополитом он достоин стать именно как «заслуживающий уважения», «благоденствующий», «доброжелатель», «богопрославленный», «отличный по добродетели и добрым качествам», так как он избрал «благодетельный и богоугодный путь»; кроме того, его отличает «познание и применение законов церкви», и вообще он обладает «добродетельными и другими преимуществами». Подобные эпитеты показывают, прежде всего, важность для патриарха личных достоинств кандидата. Видимо, особое значение это имело в тех случаях, когда претендентом на русскую митрополию становился именно местный иерарх.

Итак, анализ документов свидетельствует, что политика Константинополя в течение XIV века в отношении Руси была стабильной. Светские правители и церковные иерархи одобряли возвышение Москвы и устремления московских великих князей. Частая смена правителей в Византии не отражалась на ее политике по отношению к Руси. Причем и содержание, и тональность, и форма взаимоотношений между Византией и Русью убеждают, что они носили паритетный характер. Кроме того, Византия немало была заинтересована в стабильности Русской митрополии. Все остальные ее митрополии на территории других государств стали автокефальными, и она, чтобы сохранить существующее положение, готова была всячески поддержать Русь.

В этот период никакого стремления избавиться от Константинопольской юрисдикции внутри самой Русской Церкви мы не наблюдаем. Конечно, в этом можно в известной степени видеть опасение возможного подчинения Церкви государству – великий государственный деятель и полководец, благочестивый праведник, св. великий князь Димитрий Донской, в тоже время, в области своей церковной политики зарекомендовал себя как сторонник диктата над Русской Церковью.

Византия, изнемогавшая в войне с турками, искала помощи римского папы и западных государств, и с этой целью вела переговоры с римской курией о заключении церковной унии. Для Византии весьма важно было обеспечить признание готовившейся унии со стороны русской митрополии, обладавшей «несметными богатствами». Римская курия также пыталась посредством заключения унии включить в сферу своего политического влияния Русскую Церковь и подчинить ее папству. Для обеспечения своих интересов в русской митрополии Константинополь выдвинул кандидатом на митрополичью кафедру грека Исидора, сторонника унии. Этот Исидор прибыл в Москву в 1437 году, однако вскоре отправился в Италию на восьмой вселенский собор.

На Соборе во Флоренции (1439) возобладали политические интересы папской курии. Дело было решено в ее пользу во многом по причине настойчивого желания византийского императора Иоанна Палеолога заручиться поддержкой католических западных стран в борьбе с турками. Флорентийский акт о восстановлении «единства» христианской церкви на условиях принятия Православной Церковью католических догматов и признания главенства папы при сохранении православных обрядов был подписан 5 июня 1439 года.

Подвластный туркам Константинополь, уже отрекшийся от унии и вернувшийся к этому времени в Православие, отказывался признать автокефалию Русской Церкви. Греки по-прежнему проявляли свое заносчивое нечувствие к реалиям церковной жизни Руси, что и обусловило резкое уменьшение контактов с ними на фоне и без того подорванного авторитета вчерашних униатов. Эта высокомерная и пагубная для интересов Вселенского Православия близорукость Константинопольских патриархов выразилась и в том, что они, отказавшись от унии, тем не менее, сохранили в силе церковное отлучение Русской Церкви, наложенное на нее униатскими патриархами. Патриарх Дионисий в 1469 году продолжил эту неконструктивную линию, заявляя, что Московских митрополитов он не признает как поставленных без благословения Константинополя.

Необходимо отметить, что размолвка Москвы с Константинополем, последовавшая за указанными событиями, дорого обошлась всему православному миру. И заносчивость греков по отношению к русским, и подозрительность русских в отношении к своим вчерашним учителям, соблазнившихся унией, – все это негативно повлияло на русско-греческие церковно-культурные связи. Хотя в течение XVI века предпринимались некоторые попытки преодолеть эту нездоровую ситуацию, все же в достигнуть значимых положительных изменений так и не удалось. А между тем, нормализация отношений между Московской митрополией и Константинопольским Патриархатом была жизненно необходима для всего православного мира. Москва, сильно оскудевшая в годы татарщины по части духовного просвещения, тем не менее, сохранила, а теперь и усиливала свой государственно-экономический потенциал. Именно усиливающееся Московское государство после падения Византии могло стать опорой для сохранения общеправославного духовно-культурного наследия и школьной традиции, если бы их удалось привить на русской почве. К сожалению, этого не произошло. В результате и греки под жесточайшим османским игом стали стремительно деградировать в культурном плане, и Москва в XVI–XVII веках не смогла наладить должным образом школьное дело и поднять на новый уровень православную богословскую культуру. Отсутствие у нас систематически-научного просвещения послужило в дальнейшем причиной появления русского раскола.

Неразумие этой политики Константинопольских (Стамбульских) патриархов было столь очевидно, что представители иных Восточных Церквей не считали необходимым следовать их курсу в отношении Руси, бесспорно ставшей отныне самым мощным оплотом Православия в мире. Одним из первых это понял Иерусалимский патриарх Иоаким, который в 1464 году решил лично посетить Москву. И хотя поездка так и не состоялась, Иоаким впоследствии прислал Иоанну III грамоту, которой прощал и отменял церковное запрещение, наложенное на Русь Константинополем. Есть мнение, что это было сделано не без молчаливого согласия Константинопольской Патриархии, которая без урона своему престижу все же стремилась хотя бы частично разорвать тот порочный круг, который образовался после разрыва отношений между Константинополем и Москвой. Не считаться с независимой Русской Церковью Восток просто не мог: Русь отныне заняла в православном мире совершенно исключительное место духовного лидера, реально восприняв на себя то служение, которое прежде несла Византия.

Когда в 1556 году в Москву пришел от КП патриарха Дионисия за милостыней Иоасаф митрополит Евгриппский, то царь Иван IV захотел получить, пользуясь представившимся случаем, от самого КП патриарха, кроме его комплиментов «святому царству», еще и формальное подтверждение его венчания на царство митрополитом Макарием. В ответ греческий иерарх написал в Москву, что венчание на царство, совершенное митрополитом Макарием, «не крепоствует», что по закону не могут совершать его не только митрополит, но и другие патриархи, кроме Римского и Константинопольского. Поэтому патриарх посылает в Москву своего особого экзарха-митрополита, «да совершит он божественное таинство и благословит государя-царя как бы от лица Патриарха, имея власть творить всякое начало священства невозбранно, как экзарх патриарший истинный и соборный». Но на это уничижение московский царь не пошел и отослал в 1557 году вместе с экзархом Иоасафом в КП своего посла, архимандрита Феодорита, с богатой милостыней и настойчивым ходатайством простого признания. В результате, после некоторых проволочек, уже преемник Дионисия, Иоасаф II, в 1562 году прислал соборную грамоту, которая разрешает царю Ивану Грозному «быти и зватися царем законно и благочестно»; «царем и государем православных христиан всей вселенной от востока до запада и до океана» с поминанием его на востоке в святых дептихах: «да будеши ты между царями как равноапостольный и славный Константин». Так бедность и милостыня сделали свое дело: засыпали канонический ров между Цареградом и Москвой, формально длившийся 83 года (1479-1562).

70.5. Отношение к Римской Церкви

Если новая религия отгородила русских от мира азиатского, нехристианского, однако она воздвигла и неодолимую стену между православной Россией и католическим Западом. Хотя в пору Владимира Св. христианская церковь формально еще не раскололась на Восточную и Западную (это совершилось в 1054 году), но путь к расколу уже обозначился: обе церкви к этому времени сложились как два особых и враждебных один другому мира; римский первосвященник уже поставил вопрос о примате и в сфере церковной, и в сфере мирской жизни, что неизбежно вырывало глубокую пропасть между Римом и Константинополем.

«Итак, проследив экспансию православия и сопоставив этот процесс с аналогичными процессами из истории западного общества, мы прояснили вопрос, каким образом и почему эллинское общество стало "отцом" двух "сыновей". Другими словами, дифференциация западного и православного христианства породила два различных общества. Из одной куколки – католической церкви образовалось два самостоятельных организма: римско-католическая церковь и православная церковь. Схизма продолжалась в течение трех веков и привела к трем разрушительным кризисам. Первый кризис, разразившийся в VIII в., представлял собой конфликт между иконоборцами и папой по вопросу об обряде – конфликт, завершившийся возрождением постулатов Римской империи в православном христианстве Львом Исаврийцем. Аналогичная попытка эвокации призрака Римской империи, предпринятая незадолго до этого Карлом Великим, закончилась неудачей. Второй кризис – это конфликт IX в. между вселенским патриархом Константинополя и папой по вопросу о церковном авторитете – конфликт, столь драматично сказавшийся на судьбе патриарха Фотия и вызвавший глубокий раскол между иерархиями Рима и Константинополя, соперничавшими за сферы влияния в Юго-Восточной Европе. Третий кризис привел к окончательному разрыву между двумя иерархиями, что случилось в XI в. Догматический вопрос, вокруг которого разгорелись страсти, не был чисто богословским вопросом, он тесно увязывался современниками с политической борьбой»²¹.

Восточная Церковь окрепла под покровительством светской власти и привыкла видеть в ней выражение божественной воли; авторитет же римских пап вырос независимо от нее. Постепенно папы привыкли держать себя самостоятельно, а в тех случаях, когда находили действия и предписания византийских государей несправедливыми (например, в деле иконоборчества), прямо отказывали им в повиновении.

Другая черта, резко отделявшая Восточную Церковь от Западной – рознь религиозная. Западный догмат filioque на Востоке не признавался; к причастию под обоими видами здесь допускали не одно духовенство, но и мирян. Многие обряды церковные тоже сложились различно: запричастный хлеб для проскомидии на Востоке готовился квасный, на Западе – употреблялись опресноки. Иконостас в Восточных Церквах; орган при богослужении в западных; форма построения храмов (латинский и греческий крест) – все это уже тогда довольно заметно обособило «православного» от «католика», полемическая же литература усиленно питала эту обособленность.

Таким образом, дух неприязни, взаимного недоверия и вражды уже тогда охватил обе Церкви, и христианство пришло в Древнюю Русь со взглядом на Западную Церковь, как на «латинскую», т. е. нечистую и полную заблуждений. Русские люди стали воспитываться в отчуждении и ненависти к Западной Церкви и ко всему тому, что с ней было связано, приравнивать латинство к «поганому» язычеству. Такая нетерпимость сделала невозможным влияние западной образованности в Древней Руси, к явному ущербу последней, так как Западная Церковь в ту пору была большой культурной силой: школа, просвещение, письменность, литература, богатое наследие, доставшееся от Древнего мира, нашли в ней разностороннее применение и развитие. Вследствие этого культурная мысль Запада осталась вне круга русского просвещения, которому долгое время, почти до времени Петра Великого, пришлось воспитываться исключительно на одних византийских образцах и идеалах.

Попытки римских пап введения в России католичества постоянно разбивались о полную нетерпимость русских к латинству, которое у нас не считалось даже и христианством, этим объясняется неудавшаяся уния митрополита Исидора. В России до XVII века не дозволялось строить латинских божниц. Самая серьезная попытка католичества проникнуть в Россию была предпринята при Иоанне III. Папа Сикст IV, устроивший брак Иоанна с жившей в Риме греческой царевной Софией Палеолог, рассчитывал сделать ее своим орудием для распространения в России католичества, и подчинения ее влиянию Римской Церкви. Однако София, ко времени своего прибытия в Москву, уже утвердилась в православной вере, и выступила вполне православной великой княгиней, таким образом, обманув все ожидания папы римского.

«Несмотря на то, что греки со времени флорентийской унии сильно уронили себя в русских православных глазах, несмотря на то, что Софья жила так близко к ненавистному папе, в таком подозрительном церковном обществе, Иван III, одолев в себе религиозную брезгливость, выписал царевну из Италии и женился на ней в 1472 году. Эта царевна, известная тогда в Европе своей редкой полнотой, привезла в Москву очень тонкий ум и получила здесь весьма важное значение» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 159. История России, С. 21552].

Посланный с нею легат Антоний тоже не имел никакого успеха. На первых порах он требовал было себе торжественного въезда в Москву с преднесением креста. Но митрополит Филипп I решительно воспротивился этому, объявив, что если легат с своим крыжем въедет в одни ворота Москвы, то он, митрополит, сейчас же выедет в другие. В Москве легат заговорил о вере, но Филипп выставил против него некоего мудрого книжника Никиту Поповича, который так заговорил легата, что он отказался от спора, говоря: «Книг нет со мною». После этого было еще несколько сношений Рима с Москвой об унии при великом князе Василии, но все они остались без последствий. При Иоанне Грозном неудачная война с Баторием заставила царя самого обратиться за помощью к папе. В Россию (1581) был прислан из Рима ловкий иезуит Антоний Поссевин с поручением вести переговоры об унии и о дозволении строить в Москве костелы. Царь обращался с ним ласково, желая извлечь из его приезда как можно больше пользы для мира с Баторием, но в постройке костелов отказал инеохотно согласился говорить с ним о вере, «чтобы не было, – как отговаривался он, – супротивных слов». Как только зашла речь о вере, супротивные слова действительно не замедлили явиться.

ГЛАВА 71. Церковь и государство

71.1. Роль Церкви в формировании единого Русского государства

В формировании единого русского государства важную роль играла национальная Русская Церковь. Светская и духовная власть на Руси существовали в тесной взаимосвязи и взаимодействии. Государственная власть способствовала распространению христианства, но и согласовывала свою деятельность с установками Церкви. В XI–XII веках православие определяло духовные основы развития системы государственного управления, права и правосознания. Сама Церковь становится в XII веке важнейшим субъектом управления, но в отличие от католицизма непосредственно не вмешивалась в дела светской власти, что соответствовало восточно-христианской государственно-правовой культуре. Церковь играла важную роль и в подъеме Руси. Строились храмы, расширялись церковные земельные владения, на них призывались крестьяне и ремесленники, которым предоставлялись налоговые льготы. Церковь богатела, тем самым содействуя экономическому развитию Руси.

Восточная Церковь выросла из тесного союза со светской властью под впечатлением великих услуг, оказанных ей греческими императорами. Действительно, Константин Великий и его преемники помогли Христианской Церкви стать на ноги, восторжествовать над язычеством, оказывали ей могущественную поддержку в борьбе с многочисленными ересями, обеспечивали ее материально. Константинопольские власти принимали живое участие в делах Церкви, созывали церковные соборы, своим авторитетом давали силу их решениям. Все это воспитало византийское духовенство в чувстве известной зависимости и подчиненности. В их глазах император стал единым законным источником жизни на Земле. Он – ставленник Бога, Его помазанник, верховный покровитель Вселенской Церкви, и за свои действия отвечает лишь перед Богом, вручившим ему власть на Земле. Противодействовать воле императора – значит идти против воли Божьей, совершить тяжкий грех. Сам патриарх совершил бы преступление, если бы допустил себя до подобного шага.

Высокое представление о носителе светской власти перенесено было греческим духовенством и в Древнюю Русь. Русский князь, конечно, не император, но он именно носитель государственной власти, и этого достаточно, чтобы Церковь постоянно проводила в сознание русского общества идею безусловного повиновения своим государям. Уже Владимира Святого епископы величают царем и самодержцем, говоря ему: «ты поставлен от Бога». Лука Жидята так поучал народ: «Бога бойтеся, князя чтите: мы рабы, во-первых, Бога, а потом государя»; та же мысль и в поучении митр. Никифора Владимиру Мономаху: «князья избраны от Бога; Он царствует на небесах, а князю определено царствовать на Земле». Этот взгляд на отношения Церкви и государства постеппнно, не сразу претворялся в жизнь, и видимые его результаты появятся лишь в Московский период. Подобно тому, как «капля точит камень» (gutta lapidem cavat), так и эта идея со временем принесет свои плоды и окажет сильное влияние на рост государственной власти в России. Интересы Церкви и государства тесно переплетаются, они взаимно поддерживают друг друга так, что современники не только не могли различить интересы Церкви и государства, но часто путали их, и не видели различий их целей и интересов. Связь между событиями церковной и политической истории русских княжеств можно обнаружить именно в деятельности высших русских иерархов – митрополитов.

Утверждение удельно-вотчинного строя оказало немаловажное влияние на церковную организацию, которая претерпела существенные изменения сравнительно с теми формами, какие она изначально приобрела на Днепре. Там по преимуществу действовало византийское церковное право, принесенное греческим клиром. В Северо-Восточной Руси византийские церковные нормы сохранились лишь номинально, и под их этикетками сложилось чисто местное содержание; форма церковного господства приобрела феодальный характер и совершенно спаялась в одно органическое целое с формами светского удельно-вотчинного господства.

71.2. Союз между московскими князьями и митрополитами

В XIV веке сложился союз между московскими князьями и митрополитами. Борьба московских князей за права великого княжения вовлекает митрополитов в политику. Чрез это возрастает, еще более прежнего, государственное значение церковной иерархии, а вместе с тем возрастает на Руси и потребность иметь митрополитов из своих русских людей, которые бы беседовали с князьями «усты ко устом». Вследствие этого некоторые поступки митрополитов (такие, как проклятие митрополитом Феогностом Пскова) носили в большей мере политический, нежели церковный характер. Москве, которая только начала возвышение среди других русских городов, для сохранения и упрочения своего приоритета, несомненно, было важно сплотить вокруг себя православные земли и попытаться стать центром такого сплочения, причем не только на светском, но и на церковном уровне. Церконо-ордынские связи митрополитов Киприана и Фотия позволили им задействовать в качестве противовеса католическому наступлению силы Орды, что укрепило внешние политические позиции Московского княжества. Деятельность митрополитов Киприана и Фотия способствовала концентрации власти в руках великого московского князя и формированию традиции передачи власти в прямой нисходящей линии.

Русская Церковь руководствовалась двумя побуждениями, оказывая поддержку московским князьям: одно было идейного, другое материального характера. Русское духовенство воспитано было на византийских образцах; верховная власть для него своим происхождением обязана была Богу, ни от кого и ни от чего не зависела, а также не допускала подле себя другой подобной власти. Русское духовенство было поэтому всегда сторонником единой и самодержавной власти. Вот почему, когда московские князья начали стремиться к единовластию, то стремления их совершенно совпали со стремлениями духовенства. Можно сказать, что вместе с мечом светским, великокняжеским, против сепаратизма удельных князей был направлен крест духовный. Прекращение княжеских усобиц, введение гражданского порядка было необходимо духовенству, не в последнюю очередь, и по соображениям экономическим. Церковная иерархия владела большими земельными имуществами, разбросанными по всем областям Русской земли, поэтому усобицы были для нее разорительны. Да и вообще при существовании уделов Церкви труднее было охранить свои права, тем более, что князья, враждуя между собой, считая все средства дозволенными, не останавливались перед явным нарушением этих прав. Таким образом, одной из причин преданности духовенства интересам и политике московских князей была заинтересованность в тех материальных выгодах, которые оно должно было приобрести от сосредоточения всех владений в руках одного князя.

В связи с проблемой назначения русским митрополитом местного иерарха, а не ставленника Константинополя, возникает вопрос: в какой мере на назначение оказывали влияние светские власти, в частности русские князья? В 30-м апостольском правиле мы читаем: «А еще, который епископ, мирских начальников употребив, через них получает епископство в церкви власть; да будет извержен и отлучен и все сообщающиеся с ним». Как видим, требование весьма категорично и вообще лишает светских правителей участия в выборах и влияния на них. Но на практике в XIV веке это правило не соблюдалось, что подтверждается процедурой выдвижения русских митрополитов.

В 1353 году великим князем Симеоном Ивановичем кандидатом на русскую митрополию был видвинут Алексий. В 1354 году константинопольский патриарх согласился посвятить в сан митрополита Алексия, избранного на Руси великим князем Московским и прежним русским митрополитом, но согласился в виде исключения, «необычного и небезопасного для Церкви», допущенного ради московского князя. Митрополит Алексий, в период правления Ивана Красного и в малолетство его сына Димитрия, фактически возглавлял московское правительство, по сути дела, стоял во главе Московского княжества. Выступая неизменным сторонником московских князей он своим авторитетом поддерживал их и действовал всегда в их пользу. Обладая исключительным умом и способностями, митрополит Алексий пользовался большой благосклонностью в Орде (где он вылечил ослепшую ханшу Тайдулу) и содействовал тому, что великое княжение окончательно закрепилось за московскими князьями.

«В числе тогдашних руководителей делами бесспорно занимал важное место митрополит Алексий, уважаемый не только Москвою, но и в Орде, так как еще прежде он исцелил жену Чанибека, Тайдулу, и на него смотрели как на человека, обладающего высшею чудотворною силою. Под его благословением составлен был в 1364 году договор между Димитрием московским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем, получившим в удел Серпухов. Этот договор может до известной степени служить образчиком тогдашних отношений зависимых князей к старейшему». [Костомаров Н.И.: Том 1, С. 279–280. История России, С. 24449–24450].

Заслуги св. Алексия перед Москвой были так велики, и личность его была так высока, что память его в Москве чтилась необычайно. Спустя 50 лет после его кончины (†1378) были обретены в основанном им Чудовом монастыре в Москве его мощи, и было установлено празднование его памяти. Руководимое св. Алексием русское духовенство держалось его направления и всегда поддерживало московских князей в их стремлении установить на Руси сильную власть и твердый порядок.

Святитель Алексий хотел назначить себе преемником преподобного Сергия, но смиренный подвижник решительно отказался от этой чести. Тогда великий князь московский Дмитрий Иванович в 1377 году выдвигает на митрополию своего духовника и любимца, священника Митяя (Михаила). Избранник московского князя архимандрит Митяй, боясь ехать в Царьград на посвящение, уже с помощью своего покровителя доказывает, что можно вовсе не ездить в Царьград, а получить рукоположение от своих русских епископов, помимо константинопольского патриарха. Идея Митяя насчет его поставления в Москве – это, пример автокефалистских устремлений, которые были обусловлены тем, что именно в это время на Руси происходит подъем национального сознания. Русские осознали, что избавиться от ига татар – это вполне реальная и посильная при умелом подходе задача, решение которой увенчалось победой на Куликовом поле. Русь окончательно встала на путь объединения вокруг Москвы, которая на Куликовом поле, бесспорно, утвердила свое право быть новым центром собирания русских земель.

Причину возникновения подобных прецедентов следует, наверное, искать в особенностях исторического развития церковной организации Византии, в которой имело место сращивание светской и духовной власти. А русские князья, по примеру византийских императоров, пытались влиять на назначение местных митрополитов. Таким образом, можно говорить, что поставление осуществлялось не только на основе канонических предписаний, оно отражало состояние русско-византийских отношений, учитывало мнение великих князей, внутриполитическую борьбу на Руси, а также личность самого митрополита.

71.3. Установление подавляющего авторитета московских князей над русскими митрополитами

В XV веке Русская Церковь была важным фактором в процессе объединения русских земель вокруг Москвы и укрепления централизованного государства. В новой системе власти она заняла соответствующее место. К этому времени в основном уже сложилась система органов церковного управления: епископаты, епархии, приходы. Известно немало эпизодов из истории Руси, когда митрополиты активно выступали и как государственные деятели. Традиционной была их политическая линия, направленная на поддержку московской великокняжеской династии и ее усилий по объединению Руси. Связано это было не только с субъективными симпатиями первоиерархов Русской Церкви, но с твердой убежденностью, что создание могущественного, единого православного государства станет бесспорным благом для Церкви Христовой. В свою очередь, и великие князья выказывали предстоятелям Русской Церкви свою поддержку и уважение, видя в них самых надежных союзников. Нередко митрополиты выступали как душеприказчики московских государей, выполняли важнейшие дипломатические поручения.

В XV веке произошли глубокие изменения внутреннего настроения русского церковного общества, не прибавив, однако ж, ничего к прежнему запасу его понятий и знаний. Усилиями московских князей в продолжение ста лет со времени Симеона Гордого глава русской церковной иерархии стал независимо к Константинопольскому патриарху и перестал ездить в Царьград на поставление. Русь в церковной жизни сделалась самостоятельной поместной Церковью и перестала считаться епархией цареградского патриархата. Вместе с этим внешним обособлением постепенно изменился ее взгляд на себя и на свое церковное отношение к Византии, откуда некогда принесли ей азбуку христианства. Греческие иерархи, занимавшие митрополичью и епископские кафедры в России, никогда не имели ни сильного влияния на господствовавшей здесь общественный порядок, ни большого личного авторитета в глазах русской паствы.

Однако после обретения прав автокефалии власть русских митрополитов в церковном и особенно в политическом отношении, поднявшаяся до того на небывалую высоту, с момента разрыва с Константинопольским патриархом (особенно после Флорентийской унии в 1439 году), быстро упадает, потому что теряет внешнюю могучую опору своей независимости. Над русскими митрополитами быстро вырастает подавляющий авторитет московского князя, который усваивает себе титул царя и соединенную с ним византийскую идею патроната над всеми православными христианами, причем поставление и участь самих митрополитов начинает в такой же сильной степени зависеть от личной воли московских князей, как это было в разрушенном Царьграде. Церковная иерархия, словом и делом воспитавшая московское самодержавие, сама должна была смиренно подклониться под властную руку взлелеянного ею детища.

В период правления Иоанна III Васильевича был утвержден порядок замещения митрополичьей кафедры уже без сношения с Константинополем. При таком порядке великий князь имел сильное влияние на выбор первосвятителя, не стесняемое уже ни влиянием патриарха, ни влиянием ослабевших удельных князей. Так, избрание митрополита Симона, по-видимому, произошло всецело по воле великого князя Иоанна III Васильевича, и только формальным образом было обставлено участием собора епископов. При посвящении Симона в митрополиты впервые был введен особый церемониал поставления митрополита, все обряды и формулы которого, почти буквально скопированы с византийских. Это было продиктовано стремлением придать ему тот же вид, как в КПле совершалось поставление патриархов. В этом следует видеть сознательную цель наглядно показать, что митрополит заимствует свою власть от государя, и что за великим князем закрепляются канонические права византийского басилевса. А.В. Карташев отмечает: «Ясно, что русский чин, начиная с поставления митр. Симона, скопирован с византийского во имя канонической идеи православного царя, в нем воплощенной»²².

Отношение великого князя к митрополитам выражалось в прежних формах: русский первосвятитель призывался на княжеские советы, скреплял подписью княжеские договоры, ходатайствовал за опальных и прочее. Во время борьбы великого князя с последними остатками удельного быта митрополиты, как прежде, усердно действовали в пользу верховной власти. Филипп и Геронтий содействовали великому князю в покорении Новгорода, писали послания о повиновении великому князю в непокорные края – Псков, Вятку и Пермь.

Во второй половине 1470-х годов отношения Ивана III с Русской Церковью осложнились. Дело дошло до открытого конфликта между великим князем и митрополитом Геронтием, пастырем твердым, не боявшимся в случае надобности сказать великому князю решительное слово. Причиной было стремление церковных властителей воспротивиться усилению власти великого князя над Церковью. В ответ великий князь едва не отказал митрополиту от кафедры. Памятниками руководительных отношений Церкви к верховной власти служат два послания к великому князю. Одно от митрополита Геронтия и собора духовенства, другое от ростовского епископа Вассиана – оба на Угру, где великий князь в боязливой нерешительности стоял с полками перед ханом Ахматом. Оба послания возбуждали его к решительному бою за землю Русскую. Но с другой стороны, при Иоанне III, несмотря на его постоянное старание во всем держаться старых форм, под этими формами видим проявления уже новых отношений.

71.4. Установление доминирующей роли государственной власти в отношениях с церковными иерархами

В княжение Василия III Иоанновича, который получил властных полномочий еще больше отца, поставление митрополита происходило даже без соборного избрания, по воле одного великого князя. Митрополитов Зосиму и Симона как указанных великим князем кандидатов пусть и формально, но все же избирали епископы на соборе. После 16 лет первосвятительского служения на московской кафедре митрополит Симона скончался в 1511 году.

Преемником митрополита Симона стал Варлаам, бывший прежде архимандритом московского Симонова монастыря. Поставление митрополита Варлаама (1511) было осуществлено уже простым назначением его на кафедру, которое осуществил великий князь Василий Иоаннович. Митрополит Варлаам в церковных вопросах симпатизировал партии «нестяжателей», не пользовавшихся широкой поддержкой. Он оказывал содействие князю-иноку Вассиану Патрикееву в его полемике против монастырских имуществ, покровительствовал, неприятному тогда для многих сильных людей, Максиму Греку. В сфере гражданской, по словам Н.М. Карамзина, митрополит Варлаам был «человек твердый и не льстец великому князю, ни в каких делах противных совести». Будучи избранником великого князя, митрополит Варлаам, при своем нравственном облике, оказался, в конце концов, совсем не «ко двору» великому князю. Варлаам не мог одобрять всех действий княжеской политики, вследствие чего, и принужден был через десять лет своего правления покинуть кафедру. Княжеская власть в данном случае распорядилась судьбой митрополита так круто, как она ни разу не поступала со времени исключительного случая с Климентом Смолятичем. Великий князь заковал несчастного в железа и заточил Варлаам в Спасо-Каменный монастырь.

На митрполичью кафедру был поставлен (1522) волоцкий игумен Даниил, человек весьма образованный, учительный, искренно преданный верховной власти, но слишком уже подчинявшийся воле властительного и не всегда справедливого великого князя. Ни о каком избрании, в данном случае, источники не упоминают вообще. Искаженное понимание византийского преемства Василием III привело к тому, что в отношении государя к Церкви окончательно закрепился стиль диктата, начало которому положил еще Иоанн III. Вообще же Василий Иоаннович уже вполне сознает себя самодержцем, царем всея Руси, хотя этот титул еще и не закреплен за ним официально. Великий князь не ошибся в своих расчетах, избрав Даниила в митрополиты, в нем он нашел себе усердного политического сподвижника. Даже в личной нравственной жизни митрополита сказался его оппортунистический характер. Строгий аскет в монастыре – Даниил быстро усвоил при новом высоком положении стиль пышной и вельможной жизни: гастрономия в столе, эстетика в одеяниях и помпа при выездах.

Угодничество митрополита Даниила великому князю особенно ярко проявилось в деле незаконного развода великого князя Василия Ивановича с его неплодной супругой Соломонией Юрьевной Сабуровой. В этом случае митрополит оказался не просто изменником своему иераршему слову, но прямым нарушителем церковных правил. Он посылал за получением разрешения на развод великого князя с неплодной женой к восточным патриархам и афонским старцам. Ответ был получен с Востока отрицательный. Тогда митрополит Даниил своею властью и покорного ему собора развел князя с Соломонией и насильно постриг ее в монашество под именем Софии, после чего она была отослана в заточение в Суздальский Покровский монастырь.

В итоге, заняв положение покорного слуги политических интересов правительства, митрополит оказывался бессильным защищать интересы Церкви и иерархии. Его излишняя податливость роняла его же собственный авторитет в глазах заправлявших делами государства боярских кланов и открывала им возможность распоряжаться его судьбой. Иван Шуйский бесцеремонно согнал Даниила, как своего политического врага, с митрополичьей кафедры 2-го февраля 1539 года, и сослал в Иосифово-Волоколамский монастырь, где он прожил еще 8 лет и скончался 22 мая 1547 года.

В период боярского правления на кафедру митрополии был переведен из архиепископов новгородских Макарий. Это произошло в 1543 году, спустя два месяца после изгнания Шуйскими Иоасафа. Макария пригласила на митрополию всесильная партия Шуйских, которая надеялась обрести в нем, как в пастыре дружественного им Новгорода, своего приверженца. После поставления на митрополичий престол Макарий повел политику благоразумной уклончивости от участия в правительственных делах. Он хорошо понимал, что владычество боярщины должно скоро отжить свой век и потому, чуждаясь боярской партийности, старался держаться на нейтральной высоте архипастырского предстательства пред государем за всех гонимых и обидимых.

Казалось, что митрополит Макарий мог бы при своем авторитете благотворным образом повлиять на дурно воспитываемого своекорыстными временщиками отрока Ивана. Вместе с митрополитом Макарием руководителем его сделался священник Сильвестр из Новгорода. Но, видимо, Макарий опасался, что пока продолжается боярская регентура, до тех пор вмешательство в дворцовую жизнь будет всегда грозить ему трагической судьбой его предшественников. При той крайней подозрительности и ревности к власти, какие воспитались в Иоанне Васильевиче под впечатлениями детства, требовалось очень много осторожности со стороны его руководителей.

При всей уклончивости, митрополит Макарий последовательно держался одной политики: всячески служил интересам развития самодержавной власти великого князя. Не вмешиваясь вообще в дело воспитания молодого Ивана, митрополит Макарий, однако постарался внушить ему очень важную для государственной власти идею, именно – идею венчания на царство. В этом отношении он не оправдал надежд Шуйских.

Акт церковного венчания, совершенный митрополитом Макарием над Иоанном IV 16 января 1547 года, представляет знаменательный момент в нашей церковной истории. Посредством венчания на царство Иоанна Васильевича, митрополит надеялся поднять его правительственное самосознание, заставить серьезно приняться за государственные дела и сделать Россию достойной ее нового, высокого звания. Митрополит Макарий не ошибся в расчетах, и, не повлияв в свое время на воспитание юного Ивана, теперь в значительной мере загладил это свое упущение. Ему удалось возбудить в молодом царе благородную ревность о славе своего царского имени, которая должна быть заслужена подвигами государственной деятельности. Восприимчивый и энергичный Иоанн Васильевич сразу вошел в дух тех перспектив власти, которые открыл ему митрополит в царском достоинстве, и решил и сам внутренне обновиться и обновить врученное ему царство.

«Церковь русская, по глубокому убеждению митрополита Макария, стала на земле единственной чистой выразительницей христианской истины, но в то же время продолжала страдать и очевидными бытовыми недостатками. Митрополит Макарий поэтому считал своей жизненной задачей – с помощью царя православного исправить в отечественной церкви все веками накопившиеся в ней недостатки и явить миру все заключенные в ней сокровища и добродетели, чтобы она стала на самом деле достойной своего мирового вселенского призвания»²³.

С 1560-х годов последовало удаление прежних советников царя, опалы на разных сильных людей, отъезд князя Курбского в Литву, учреждение опричнины и боярские казни. Среди немалочисленных опал и гонений этого периода митрополит выступал печальником за обидимых, и государь внимал его ходатайствам. Сильвестр не сумел удержаться на своей высоте. Его мелочная и назойливая нравоучительность, о которой можно судить по его «Домострою», неприятно столкнулась со страстной, не терпевшей никаких сдержек природой царя. Митрополит Макарий скончался 31 декабря 1563 года. 24 февраля 1564 года был избран в митрополиты, вероятно по желанию царя, его бывший духовник и протопоп Благовещенского собора, постригшийся в Чудовом монастыре с именем Афанасия. После двухлетнего с небольшим управления митрополией, старец Афанасий добровольно удалился с кафедры снова в Чудов монастырь (16 мая 1566 года).

Ближайшим преемникам митрополита Макария пришлось занимать московскую кафедру в тяжелое время окончательного утверждения Грозным царем своего полного абсолютизма, причем всякая сила, стоявшая на пути к этой цели, неминуемо обрекалась на уничтожение. Исторические традиции не позволяли митрополитам совершенно устраняться от политики, наоборот, обязывали участвовать в ней хотя бы нравственно. К своей теории царской власти, направленной прежде против одних бояр, царь прибавил новые черты, относившиеся к участию в государственных делах духовенства. Свой подозрительный взгляд на бояр Грозный царь перенес и на духовенство. Всякое слово назидания со стороны пастырей церкви или печалования за опальных стали казаться царю уже посягательством на его власть, напоминали ему попа Сильвестра. При самом учреждении опричнины в 1565 году он объявил народу, что положил свою опалу не только на бояр, но и на духовенство за то, что захочет государь наказать бояр – а духовенство их покрывает перед государем.

Вызванный в Москву из Соловецкой обители, и обласканный царской милостью, игумен Филипп сначала отказался от принятия предложенного ему сана, но, будучи понуждаем царем и собором, откровенно поставил с своей стороны условием отмену опричнины. Иван Васильевич разочаровался в кандидате на митрополию, но отложил свой гнев, и дозволил посвятить Филиппа в митрополита также с условием, «чтобы он в опричнину и в царский домовый обиход не вступался и после поставления не оставлял бы митрополии из-за того, что царь не отменил опричнины». И Филипп дал на это свое согласие, после чего и был поставлен в митрополита 25 июля 1566 года.

Гонимые искали заступничества у митрополита, и он обращался к царю с пастырскими увещаниями, неоднократно обращался к Ивану Васильевичу с открытыми обличениями в несправедливых жестокостях. Митрополит Филипп в своем обращении к царю говорил: «У татар и язычников есть правда: на одной Руси нет ее. Во всем мире можно встречать милосердие, а на Руси нет сострадания даже к невинным и к правым. Мы здесь приносим бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем без вины проливается кровь христианская».

Для извержения из сана Филиппа был созван собор – позорнейший из всех, какие только были на протяжении всей русской церковной истории. Мужественный святитель, выслушав лжесвидетелей, не унизился до оправданий и прямо начал слагать с себя знаки своего сана. Но торжествующие враги не позволили ему сделать это так легко и просто. После унижений, издевательств св. Филипп был сослан в Тверской Отрочь-монастырь, где через год Малюта Скуратов собственноручно задушил его, сказав монастырским властям, что митрополит умер по их небрежности «от неуставного зною келейного».

После св. Филиппа, при выборе кандидатов на митрополичью кафедру, Иван Васильевич руководствовался тем соображением, чтобы не пускать на этот пост людей родовитых, которые могли бы смотреть на его политику под углом зрения старых аристократических традиций. Так или иначе, но три следовавшие один за другим митрополита конца царствования Грозного уже наложили печать на уста свои и предоставили царю «творить елика хощет».

Еще до воцарения Ивана IV положение русских митрополитов пало настолько, что светское правительство могло по своему произволу удалять их с кафедры, а во вторую половину царствования Грозного царя авторитет русских первосвятителей в этом отношении был принижен до небывалой еще степени. Первосвятителей уже запросто низлагают и побивают камнями, причем даже не законные самодержцы, а мятежные мужики, купленные на деньги временщиков. Такое отношение к Предстоятелю Русской Церкви также весьма наглядно характеризует трагические перемены, происшедшие к середине XVI века в духовном облике русского человека.

«Глава русской церкви, митрополит всея России утратил свой сверхнациональный церковный характер, при котором он был до конца независимым от Московского великого князя, опираясь на происхождение его власти от КПльского патриарха. Став всецело зависимым от царя Московского, он потерял возможность управлять церковью за Московскими пределами, в чужих государствах: литовском и польском. Зависимость митрополита от государственной власти возросла настолько, что он стал ставиться на митрополичий трон и изгоняться с него по одной воле светской власти. Приобретение в конце XVI века русской церковью патриаршего титула ровно ничего не изменило в этом отношении в ее жизни внутренней. Титул ни капли не прибавил власти главе русской церкви и ни капли не ослабил ее полной зависимости от государства. В патриаршем титуле и в горьких подписях под ним восточных патриархов, русская церковь только с запозданием получила официальную печать той автокефалии в канонической форме, которой она фактически жила уже с половины XV века»²⁴.

ОТДЕЛ 19. Процессы и тенденции развития институционально-организационного устроения Русской Церкви

ГЛАВА 72. Процессы и тенденции развития институциональных форм церковной организации Русской Церкви

72.1. Перенесение митрополичьей кафедры в Москву

Примерно с конца XIII – начала XIV века начинается новый период в истории Русской Церкви, он связан с перенесением митрополичьей кафедры из Киева сначала во Владимир-на-Клязьме, а затем и в Москву. С этого времени Москва выдвигается на позиции церковно-религиозного центра Руси, в дальнейшем и России. По мере того как центр политической власти перемещался с юго-запада на северо-восток, где возникали новые сильные княжества – Костромское, Московское, Рязанское и другие, верхушка Русской Церкви также все больше ориентировалась в этом направлении.

Около 1243 года был избран новый митрополит из русских, Кирилл II. Возвратясь из Константинополя со своего посвящения (около 1247 года), он уже не нашел себе безопасного приюта в разоренном Киеве, и должен был выбрать для своего местопребывания другой город. Выбор был между Галичем, столицей южного великого князя, или Владимиром, столицей великого князя северного. Но он не мог еще сделать между ними решительного выбора и, определить постоянное место пребывания митрополичьей кафедры. Все время своего 33-летнего святительства он провел в разъездах по всей митрополии с места на место. Но и в то время было уже видно, что северная столица будет предпочтена им Галичу. Большую часть своего служения Кирилл провел на севере, во Владимире. Преемник Кирилла блаженный Максим, родом грек, прибыл из Греции на Русь в 1283 году и тогда же отправился в Орду за утверждением в своем сане от хана. И он должен был вести странническую жизнь подобно предшественнику, пока в 1299 году совсем и «с клиросом своим» не поселился во Владимире. Митрополит Максим своим служением подтверждает, что его образ управления Русской Церковью остается тем же, что и при Кирилле. В 1285 году митрополит предпринимает дальнее путешествие по русским землям, также повсюду уча, проповедуя и внося исправления в церковную жизнь епархий. Он посетил Новгород и Псков, приходил в Суздальскую землю, к которой тоже, как и Кирилл, начинает наиболее тяготеть. Поначалу Максим не помышлял о переезде во Владимир, о чем свидетельствуют совершенные им хиротонии епископов для Владимира – Иакова (1288) и Симеона (1295).

Летописец рассказывает, что в 1299/1300 году митрополит Киевский и всея Руси Максим, не стерпев насилия татарского, собрался со всем своим клиром и уехал из Киева во Владимир-на-Клязьме. Тогда же, добавляет летописец, и весь Киев-город разбежался. Но остатки южнорусской паствы в то тяжелое время не менее, даже более прежнего нуждались в попечении высшего пастыря Русской Церкви. После разорения Киева полчищами хана Батыя в 1299 году киевский митрополит Максим, переведя епископа Симеона в Ростов, все же решается перебраться из Киева во Владимир. Хотя резиденция Предстоятеля Русской Церкви фактически находилась во Владимире-на-Клязьме, формально местом пребывания кафедры митрополитов киевских являлся Киеве, а митрополия продолжала называться киевской еще более полутора столетий после этого. Владимирская епархия, восстановленная в 1274 году, с этого времени стала основной частью митрополичьего округа. Выбор Максима, скорее всего, диктовался приверженностью Владимиро-Суздальских князей Православию в противовес пролатинским авантюрам Галицких князей.

После смерти Максима в 1305 году началась борьба за митрополичью кафедру между ставленниками разных князей. В результате тонкой политической игры московский князь Иван Калита совместно с митрополитом Петром добивается перенесения кафедры в Москву. Отправленный в Константинополь князем Юрием I Львовичем Галицким на поставление в Галицкие митрополиты, Пётр был поставлен в митрополиты Киевские и всея Руси (1308). Митрополит Петр преемник Максима, странствуя по Руси, проходя места и города, часто бывал и подолгу живал в Москве. Предусмотрев рост роли тогда еще поселка Москвы, как будущего центра, митрополит киевский и всея Руси Петр Ратенский без официального разрешения Константинополя переносит туда из Владимира-на-Клязьме свою резиденцию (1325) и становится вдохновителем московского князя Ивана Калиты, с которым у него завязалась тесная дружба. Случилось так, что в этом городе владыку Петра застигла смерть († 1326).

Преемник Петра митрополит Феогност уже не хотел жить во Владимире, и окончательно поселился на новом митрополичьем подворье в Москве, в новопостроенном Успенском соборе. Таким образом, Москва стала церковной столицей Руси задолго прежде, чем сделалась столицей политической. Перенос кафедры митрополита в Москву способствовал укреплению политической роли московского княжества. Разрешение на перенос митрополичьей кафедры из Киева во Владимир было предоставлено значительно позже. Только в 1354/1355 году константинопольский собор подтвердил перенос кафедры митрополита всея Руси из Киева во Владимир, при условии, что Киев будет «первым ее престолом и первой кафедрой».

Отсутствие единого политического центра несколько замедлило решение вопроса о новой митрополичьей резиденции, потому что политическая неустойчивость заставляла отчасти выжидать и колебаться в выборе. Отсюда некоторый период блуждания митрополитов по русской земле. Затем, когда митрополиты уже избрали северный центр вместо южного, их скитальчество еще несколько затягивается, благодаря временной неустойчивости самого политического центра: Тверь, Владимир, Москва боролись за геополитическое первенство.

Большим успехом московских князей было то, что они приобрели своему стольному городу значение церковной столицы Руси. Лишь только Церковь, в лице ее представителей, митрополитов, почувствовала, что Москва становится прочным оплотом и защитой от внешних бурь и нестроений, так открыто стала на ее сторону и оказала московским князьям на пути к достижению их цели могущественную моральную поддержку, проявляя в этом деле большую энергию. И, подобно тому, как работа самих московских князей отличалась в высшей степени последовательностью и настойчивостью, точно также и русское духовенство, однажды заключив с Москвой союз, никогда ей не изменяло, всегда без колебаний шло с ней рука об руку по общему пути, никогда не сбиваясь и не отступая. Все свои духовные силы, весь моральный авторитет свой Церковь принесла на служение московским князьям, в их врагах видя своих врагов, в их благе – собственное благо.

72.2. Выход из зависимого от Константинопольского патриархата положения и установление автокефалии Русской Церкви

Отказ московских правителей и Русской Церкви признать Флорентийскую унию и фактическая независимость Русской Церкви от константинопольского патриарха имели большое международное значение, поскольку это укрепляло внешнеполитическое положение Русского государства. После Флорентийской унии (1439) греческой и римской церквей, митрополиты в Москве перестали утверждаться константинопольским вселенским патриархом.

Московские правители понимали, что принятие Русью унии, несет в себе угрозу, и приведет к ее подчинению западноевропейским католическим государствам. Великий князь Василий Васильевич вместе со своим окружением отверг унию, и арестовал Исидора после его возвращения в 1441 году из Флоренции в Москву. Князь Василий Васильевич в 1445 и 1446 году перенес два плена: у татар и у своего соперника Д.Ю. Шемяки. Возвратился на свой стол он 17 февраля 1447 года. Но самостоятельное поставление митрополита состоялось только в декабре 1448 года. По инициативе князя Василия на соборе высших иерархов Русской Церкви было принято постановление о низложении Исидора. После чего великий князь Василий дал возможность Исидору уйти из Русской земли, допустив его побег из-под стражи. Митрополит Исидор, осужденный и низложенный в Москве, бежал в Рим к папе. Понятно, что в Риме не признавали никакой силы за московским приговором, считали Исидора законным первосвятителем Руси, а Иону – узурпатором. Насколько было бы безумной химерой мечтать водворить Исидора снова в Москве, настолько не теряли в Риме надежды – восстановить его власть над Литовско-Галицкой частью Русской митрополии.

До первой трети XV века местные кандидаты на митрополичью кафедру, выдвигаемые русскими князьями, исправно отправлялись в Константинополь для утверждения и рукоположения, пока, наконец, злополучная Флорентийская уния не вынудила русских порвать прежние доверчивые отношения с греками и установить новый порядок самостоятельного избрания и поставления себе автокефальных митрополитов на Москве. Однако Москва не решилась на немедленный разрыв с Константинополем. В течение нескольких лет русская митрополичья кафедра оставалась вакантной. Только в 1448 году по указу великого князя Собор русских епископов поставил митрополитом Московским и всея Руси Иону, епископа Рязанского, который фактически управлял русской митрополией, без утверждения его константинопольским патриархом. Поставление митрополита Ионы на Москве произошло еще без намерения со стороны русских навсегда выйти из-под власти Константинопольского патриарха. Русские в настоящем случае проявили до излишества скрупулезную каноническую совестливость и не решались сделать того, что они не только с полным правом могли, но, при тогдашних обстоятельствах, даже и должны были сделать, т.е. открыто провозгласить своих митрополитов независимыми от патриархов-униатов. Но такое намерение и решимость сложились, наконец, при жизни митрополита Ионы.

В Грецию написана была грамота, в которой объяснялось, что Русская Церковь не разрывает своего союза с Греческою. Поставление митрополита совершено теперь в самой России по великой нужде от турок, по неудобству сношений, да и потому, что в России неизвестно даже, есть ли патриарх в Царьграде. Митрополит Иона, оправдывая свое поставление в Москве без участия цареградского патриарха, писал в своей окружной грамоте в 1448 году, что русские князья принимали и благословение, и митрополита из Царьграда, пока там было православие. Константинопольский патриарх признал это действие незаконным и отлучил «русскую паству» от Церкви, наложив интердикт. В самой Москве поставление Ионы вызвало недовольство, и протесты в среде определенной части духовенства.

Однако обстоятельства сложились для русских так благоприятно, что КПль должен был без возражений, молчаливо признать правильность поставления митрополита Ионы. В начале 1449 года в КПле, вместо умершего устроителя флорентийской унии императора Иоанна Палеолога, вступил на престол брат его Константин, который объявил себя сторонником православия. Православный император, конечно, не мог винить русских за то, что они поставили себе митрополита независимо от униатского патриарха.

С этого времени русские митрополиты стали избираться собором русского духовенства самостоятельно, без утверждения и хиротонии византийским патриархом. Таким образом, в 1448 году Русская Церковь фактически, хотя и без канонического оформления, стала автокефальной, т.е. самостоятельной и самоуправляемой, независимой от Константинополя. Митрополит Иона последний кто имел титул Киевский и всей Руси. Св. Иона сам благословил посредством особой грамоты, положенной на престоле в Успенском соборе – быть своим преемником ростовскому архиепископу Феодосию, который уже назывался митрополитом Московским и всея Руси.

В 1453 году КПль был взят турками, и вся Византия подпала под турецкую власть. Божья кара за измену Православию, за союз с папой-католиком постигла Византию – говорили тогда в Москве, узнав о победе турок. Иона утешил патриарха Геннадия посылкой даров и просил у него благословения. Вероятно, в это время Русской Церкви дано было право поставлять митрополита независимо от Греческой Церкви. Русская митрополия сделалась самостоятельной и поставлена была первою после Иерусалимского патриархата.

В 1458 году русские епископы, собравшись в Москве, постановили впредь признавать законным русским митрополитом того, кто будет поставлен в Москве, у гроба св. Петра митрополита, по избранию Св. Духа, по правилам апостолов и св. отцев и «по повелению господина нашего великого князя, русского самодержца». Около того же времени великий князь, столь же мало заботясь об исторической точности, как и духовенство в послании к Шемяке, написалкнязю литовскому: старина наша, которая повелась от прародителя нашего св. Владимира, та, что избрание и принятие митрополита всегда было правом прародителей наших великих князей русских и нашим: кто нам будет люб, тот и будет митрополитом у нас на всей Руси. Москва в 1589–1593 годы официально оформила автокефальные права своей Церкви, выдвинув претензии на роль «третьего и последнего Рима».

Общехристианское событие первой половины XV века, а именно Флорентийская уния потрясла русское религиозное и национальное сознание и породила фактическую автокефалию Русской Церкви. «Для каждой Церкви – стать автокефальной есть событие, не формально только, а и существенно важное в ее истории. Это – новое состояние Церкви означает и новый период в ее жизни. И начало ему в данном случае полагает событие не государственное, а чисто церковное, каноническое. Москва, почти внезапно для нее самой, в этот момент сознала себя Третьим Римом и начала с исключительным эсхатологическим вдохновением свою автокефальную церковно-национальную жизнь. Москва церковная за это самоопределение и нежелание пассивно идти в хвосте не ею создаваемых событий заплатила дорогую цену. Она дерзнула на канонический разрыв с греческими патриархами, подписавшимися под унией с Римом. Вследствие этого она должна была совсем отказаться от управления некогда своей родной русской юго-западной Киевской половиной, перешедшей государственно в руки Польши, а церковно в юрисдикцию КПля»²⁵.

Самостоятельное по автокефальному чину поставление митр. Феодосия (1461) было важным событием в истории Русской Церкви. С этого времени начинается уже в собственном смысле фактическая автокефалия русской митрополии; русские митрополиты начинают титуловаться «московскими и всея Руси». Это событие стало началом нового, московского периода русской митрополии. Вместе с тем, с этого же самого момента начинается и новый период отношений русских митрополитов к своим государям. Митрополит Феодосий в качестве первого, в полном смысле московского митрополита, был и первым русским митрополитом, которого великий князь Московский утвердил в сане (инвестировал) непосредственно и единолично, как заменивший в этой роли вселенских христианских государей-императоров греческих.

ГЛАВА 73. Разделение Киевской и всея Руси митрополии

73.1. Галицкая и Литовская митрополии

Русская (киевская) митрополия в XIV веке занимала территорию не только Руси, но и Литвы и части Польши. И русский митрополит неизбежно входил с этими государствами в дипломатические отношения. Политика митрополитов, их сложные, противоречивые контакты с константинопольским патриархом, Ордой и Литвой, русскими князьями отражают дипломатические связи Русской Церкви, а также ее отношения со светской властью на Руси. В XIV веке под влиянием различного рода причин и обстоятельств начался процесс дробления единой русской митрополии на западную и восточную. Произошло отделение от киевской митрополии ее западных земель. И главной причиной этого явились завоевания ее территории соседними государствами (Литвой и Польшей), что в конечном итоге вынудило перенести митрополичью кафедру из Киева сначала во Владимир, а затем в Москву. Проявилась пока еще не очень устойчивая, но все же тенденция к дроблению Русской митрополии. Постепенно сознание русских людей начинало привыкать к мысли о возможности бытия нескольких независимых митрополий на территории Руси.

Галицкая митрополия. Так как Киевский митрополит, не выдержав татаро-монгольского присутствия в Киеве, ушел сначала во Владимир на Клязьме, а затем перевел митрополию в Москву, Киев оставался без митрополичьей кафедры. Поскольку центр религиозной жизни сместился на север, перед Галицко-Волынским княжеством, которое восприняло государственную традицию от Киевской Руси, возник вопрос о необходимость создать свою митрополию.

Погрязшие в своих сепаратистских амбициях Галицко-Волынские князья были очень недовольны начинанием митрополита Максима. Они верно угадали, что шаг первосвятителя был направлен на укрепление авторитета князей Северо-Восточной Руси. Смириться с этим ради единства Руси, если не политического, то хотя бы церковного, они не могли. Галицкие князья опасались, наверное, также и возможности подпадания митрополита в зависимость от владимирских князей. Это побудило князя Юрия Львовича Галицкого начать хлопоты о создании в Галиче собственной митрополии, независимой от Киево-Владимирской. Эти хлопоты увенчались успехом, в 1302–1303 годы при императоре Андронике II Палеологе Старшем и патриархе Афанасии Галицкая митрополия была учреждена юридически. Она распространила свое влияние на юго-западные русские земли, неподвластные Золотой Орде, но ее неоднократно отменяли и восстанавливали. Митрополитом галицким был поставлен епископ Нифонт, который возглавлял митрополичью кафедру всего два года. В его юрисдикции оказались 6 епархий: Галицкая, Перемышльская, Туровская, Владимиро-Волынская, Луцкая и Холмская. Однако, новоиспеченная митрополия, впервые нарушившая единство Русской Церкви и, создавшая крайне опасный прецедент, просуществовала очень недолго. В 1305 году почти одновременно с кончиной св. Максима, умер и Нифонт, а с ним до времени была упразднена и Галицкая митрополия. После кончины Нифонта Юрий Львович послал на рукоположение в Константинополь в 1305 году игумена Петра Ратенского, которого патриарх Афанасий поставил митрополитом Киевским и всея Руси. По-видимому, в Константинополе решили исправить ошибку, допущенную с учреждением Галицкой митрополии, независимой от Киевской. Те же самые император Андроник II Палеолог и патриарх Афанасий, которые учредили Галицкую митрополию, решили упразднить ее. Поэтому в Царьграде был поставлен лишь один митрополит для единой Русской Церкви – более достойным сочли Петра. С упразднением Галицкой митрополии в 1305 году епархии Западной Руси подчинялись святителю Киевскому, пребывавшему в Москве.

В начале 1330-х годов галицкие князья вновь добиваются от патриарха Исайи открытия Галицкой митрополичьей кафедры. Это произошло при последнем князе из дома Галицких Даниловичей – Юрии II Андреевиче (1324–1336). В 1331 году под актами Константинопольской патриархии ставит свою подпись новый митрополит Галицкий Феодор.

Отношение русских митрополитов к данной митрополии менялось в зависимости не только от конкретной политической ситуации, но и от личности иерархов. Митрополит Феогност старался сохранить западнорусские епархии в составе Киевской митрополии. Он побывал в Западной Руси в 1328 и 1331 годах. Здесь Феогност митрополит Киевский при участии почти всех архиереев Западной Руси Владимиро-Волынского, Холмского, Перемышльского, Галицкого и Полоцкого – поставил епископов Новгородского и Тверского. Тем самым он подтвердил свою юрисдикцию над всей Русью. Отсюда, с Волыни, Феогност отправил в Константинополь послов с требованием упразднения митрополии Галича. В 1332 году он по этому поводу самолично прибыл в Царьград и убедил патриарха упразднить галицкую митрополию. В 1347 году митрополит Галицкий вновь был низведен до степени простого епископа в юрисдикции Феогноста, а земли галитчины снова присоединились к Киевской митрополии. Возможно, Феогност вновь посетил присоединенные земли в 1349 году.

С 1340 по 1370 год шла непрерывная война между Литвой и Польшей за галицко-волынское наследство. Причем Польша в церковном отношении подчинялась папе Римскому, а Литва еще не определилась с вероисповеданием. С 1340 года в Галиции установилось польское владычество, а Волынь соединилась с Литвой. У православных жителей Галиции католики стали отнимать церкви и обращать в костелы.

В 1347 году греки высказались против разделения Русской митрополии и объявили Галицкую митрополию упраздненною. В 1356 году значительная часть бывшей Галицкой митрополии была отдана образованной за два года до этого Литовской митрополии. По соборному определению 1361 года епископии Малой Руси, земли Галицкой митрополии, были выведены из подчинения Киевской митрополии и переданы Литовской митрополии. В 1362 году возглавивший ее митрополит Роман умер. В патриаршей канцелярии стали готовить проект о соединении Литовской митрополии с Киевской. В 1364 году, спустя два года после смерти митрополита Романа, этот проект был подготовлен. Но по неизвестным нам причинам его не утвердили. Возможно, это объяснялось возраставшей в регионе активностью короля Казимира, и патриарх не хотел негибкой политикой усиливать там напряженность. К тому же митрополит Алексий не слишком проявлял заинтересованность в возвращении к Киевской митрополии западных епископии. В результате Малая Русь с 1362 года, со смерти Романа, оставалась без пастырского надзора. Тем самым, с одной стороны, патриарх упрекает митрополита Алексия в пренебрежении западными русскими землями, а с другой – эти же западные земли юридически не закрепляет за Киевской митрополией. Именно так можно объяснить присоединение к Литовской митрополии епископий Малой Руси.

Польские войска успешно продвигались вглубь этих земель. Так, по договору 1366 года между королем Казимиром и литовским князем Любартом под Польшей оказался не только Галич, но и Владимир-Волынский, а за Любартом – лишь Луцк. Учитывая сложившуюся ситуацию, объяснима дальнейшая политика короля Казимира в отношении Церкви. Подавляющее большинство населения Малой Руси было православным, и насильственно осуществить его католизацию было нереально. Но и оставлять эти земли под церковной юрисдикцией Руси, которая могла бы обеспечивать немалую поддержку, тоже являлось нежелательным. Поэтому король предпринимает такой дипломатический ход: сохраняя православие, пытается отторгнуть галицко-волынские земли от русской митрополии. В 1370 году он шлет письмо патриарху Филофею с требованием вновь открыть Галицкую митрополию. В своем послании король Казимир кратко излагает политическую историю галицко-волынских земель с начала XIV века: «Русские князья были наши сродники, но князья эти вышли из России и земля осиротела. И после того я, ляшский король, приобрел русскую землю».

В 1370/1371 году, несмотря на все прежние определения о единстве митрополии, патриарх Филофей должен был уступить настояниям польского короля Казимира и дать Галичу особого митрополита Антония. Таким образом, в 1370/1371 году Галицкая митрополия была восстановлена в тех же пределах, в которых она существовала до 1347 года. В соборном деянии также говорится, что митрополит Галицкий Антоний «уполномочен временно взять, в свое ведение, священнейшие епископии Холмскую, Туровскую, Перемышльскую, Владимирскую, пока не прекратятся там происходящие теперь брани и не настанет мир и конец соблазнам». С 1376 года латинство уже имело в Галиции свою архиепископию и 3 епископии. Потом братья-доминиканцы с благословения папы завели (1381) в ней инквизицию.

Литовская митрополия. В Литву христианство пришло не только из России, но и из соседних католических стран – Польши и Ливонии, а потому и здесь с самого же начала видим борьбу православия с католичеством. В 1246 году православие принял князь Миндовг, но только формально, с тем, чтобы сблизиться с русскими князьями для борьбы с Ливонским орденом. Потом он так же легко принял католичество, чтобы помириться с орденом. Папа дал ему королевский титул. Но, обманув и папу и рыцарей, он продолжал приносить жертвы старым литовским божествам.

Едва лишь с избраннием святителя Петра была пресечена попытка церковного сепаратизма со стороны галициких князей, как вскоре все повторилось снова – теперь уже с Литвой. В начале XIV века Украинские земли оказались под властью литовских князей, а за влияние на Русскую Церковь соревновались московские и литовские власти, стремясь иметь на киевской митрополичьей кафедре своего ставленника. Литовские князья с неудовольствием смотрели на зависимость духовенства и населения их земель от московского митрополита. По их настоянию в Киеве была учреждена особая митрополия. Митрополит киевский продолжал назначаться константинопольским патриархом.

В княжение Гедимина (1315–1341) во владение Литовского княжества перешел уже и Киев, и почти вся юго-западная Русь, кроме Галичины, попавшей в зависимость от Польши. Гедимин, младший современник св. Петра, выступил инициатором отделения от Киево-Владимирской Церкви новой независимой Литовской митрополии. В сложившейся ситуации прецедент создания независимой от Киево-Владимирских митрополитов Галицкой митрополии, приведший к нарушению единства Русской Церкви, побуждал Гедимина просить КПль о создании своей Литовской митрополии, независимой от митрополита, пребывавшего на Северо-Востоке Руси. Время было благоприятное. Византия, клонившаяся к упадку, нуждалась в союзной поддержке со стороны Гедимина. На византийском престоле сидел император Андроник II Палеолог (1282–1327), который уже учреждал Галицкую митрополию, и который вообще охотно соглашался на открытие новых митрополий. Патриарх Иоанн Глика (1316–1320) был известен своим мздоимством, поэтому можно думать, что литовские деньги помогли скорее решить это дело. Ходатайство Гедимина, как мы узнаем из греческих документов, было уважено, и Литовская митрополия была открыта. Уже в августе 1317 года митрополит Литовский присутствует на Соборе в Константинополе. Под актами Патриаршего синода в 1327 и 1329 году стоит подпись Литовского митрополита Феофила, вероятно это был грек.

По смерти Феогноста святой Алексий поехал в Грецию и был посвящен в митрополиты (1354). В то же время было снова определено отнюдь не разделять Русской митрополии на части, потому что, хотя митрополит и живет не в Киеве, а в Москве, но Киев все-таки остается его престольным местом.

Но еще не выехал Алексий из Цареграда, как приехал сюда новый кандидат на митрополию Роман, человек знатного, княжеского рода, родственник второй жены Ольгерда, Юлиании Тверской. Поскольку каждая сторона в 1354 прислала на рукоположение своего претендента, Константинопольский патриарх рукоположил двух митрополитов: Алексия – Митрополитом Киевским и всея Руси (с кафедрой в Москве) и Романа – Митрополитом Литовским. Ему в управление были назначены Литва, Волынь и Беларусь с кафедрой в Новгородке Литовском. Роману не удалось утвердиться в Киеве, который все-таки оставлен был за святым Алексием. Оба митрополита явились на Русь, и «сотворился, по рассказу летописца, мятеж во святительстве». Алексий покорился определению патриарха и его собора и довольствовался своею областью, но Роман не был доволен, домогался получить под свою власть и Киев с Брянской епархией, тоже уступленной Алексию, делал властные распоряжения в Твери, пользуясь тем, что Михаил Александрович Тверской был родственник и союзник Ольгерда. Таким образом, московско-литовское противостояние привело к расколу Киевской митрополии, которая долгое время находилась без митрополита.

Церковная смута прекратилась в 1368 году по смерти Романа. У митрополита Алексия мы не видим стремления сохранить единство митрополии. После смерти Романа он не пытался предпринять какие-либо действия по присоединению Малой Руси. Возможно, Алексий понимал бесперспективность сохранения старых границ при политическом обособлении западных земель, а кроме того, он вскоре сосредоточил все свое внимание на внутриполитических проблемах Московского княжества.

В 1370/1371 году к патриарху Филофею пришло настойчивое послание от Ольгерда литовского, который жаловался, что никогда не бывало такого тяжелого митрополита на Руси, как святой Алексий. Ольгерд сетовал, что Киева и Литвы Алексий вовсе не посещает и любит одного только князя московского, с благословения его Москва обидела его, Ольгердова, шурина, Михаила Тверского, и зятя, Бориса Нижегородского. С перебежчиков на московскую сторону митрополит снимает крестное целование и проч. В заключение Ольгерд просил поставить тоже особого митрополита в Киев, Малую Россию, Литву, Смоленск, Тверь и Нижний, т.е. во все местности, враждовавшие с Москвой. Филофей уступил этой просьбе и в 1376 году поставил митрополитом киевским серба Киприана.

После брака Ягайло с польской королевой Ядвигой последовало соединение Литвы с католической Польшей, что нанесло значительный урон православию. Ягайло принял в Польше (1386) католичество и обязался ввести его и между литовцами. Он вернулся в Литву с ксендзами и начал насильно крестить литовцев-язычников. Потом к католичеству стали принуждать и православных. Католичество приняли четыре брата Ягайло и несколько литовских князей. Двое православных литовских вельмож за отказ последовать примеру великого князя были казнены. Латинская пропаганда коснулась и русских областей, соединенных с Литвою. Все православные были объявлены лишенными права гербов, шляхетства и чиновной службы.

Все это вызвало недовольство Ягайло и со стороны литовцев, и русских, которые объединившись, провозгласили своим князем его двоюродного брата Витовта (1392–1430). Витовт тоже был католик, но он лучше брата понимал, как неуместно в Литве заявлять свою преданность папе насилием, и отличался веротерпимостью. Католичество все-таки и при нем было объявлено господствующей религией во всем княжестве. В Вильне и Киеве были учреждены латинские епископии.

На запрос Витовта Константинополь не отвечал. Тогда, в 1414 году Витовт собрал собор из литовских епископов и настоял на избрании для Литвы особого митрополита. Избран был Григорий Цамблак, родом серб, племянник митрополита Киприана, который и стал митрополитом Киевским. Он жил сначала в Болгарии, Сербии, Молдовлахии, занимая различные духовные должности, потом отправился в Москву к дяде, но, не застав его в живых, поселился в южной Руси, где приобрел большую славу своей ученостью и красноречием. Цамблак ездил на Констанцский собор (1417/1418) по делу соединения Церквей, но безрезультатно. Митрополит московский Фотий, со своей стороны, разослал окружные послания, в которых представлял всю незаконность поставления Григория и требовал, чтобы православные не имели с ним общения. Григорий все-таки оставался митрополитом до самой смерти (1419).

В 1415–1416 годах западнорусские епископии были отделены от общерусской митрополии. Тем не менее, православные Литвы возлагали на Витовта свои надежды и искали в нем защиты. Витовт ко всем относился одинаково внимательно и не становился открыто ни на чью сторону. Он у всех был популярным князем, все его считали своим. Витовт был женат на православной русской княгине, единственная его дочь была замужем за православным московским князем и сам он, принявший православие, был больше склонен к византийской вере и стал добиваться православной митрополии в Киеве. Разделение продолжалось до 1419 года, когда Витовт примирился, по-видимому, с Фотием московским.

Преемник Витовта Свидригайло был ревнителем православия. Латинских монахов и ксендзов он выгнал из княжества, а католические костелы сжег. В 1433 году великий князь и собор епископов нарекли митрополитом святого Иону, епископа Рязанского, пастыря ревностного и высокоблагочестивого. В Литве выбрали было своего кандидата на митрополию, смоленского епископа Герасима, но в 1435 году литовский князь Свидригайло, преемник Витовта, сжег его в Витебске по подозрению в измене.

Когда же поляки посадили на его место Сигизмунда, ревностного католика, православие должно было дорого поплатиться за свое короткое торжество: большая часть православных церквей была разорена. Католическая Церковь, видя невозможность распространить в западной России и Литве чистое латинство, ухватилась за Флорентийскую унию (1439). Православно-русское направление после унии не хотело уступать своих позиций.

После возобновления (1447) унии Польши и Литвы король Казимир IV усиливает католизацию Белоруссии, Украины и Литвы. В эти годы обостряются отношения Москвы с Литвой. Православные, в первую очередь, русские вассалы короля, стали искать пути перехода под власть могучего единоверного и единоплеменного государя Москвы. Заговор был раскрыт, но князю Федору Бельскому удалось бежать в Москву, где он был тепло принят и получил от великого князя вотчину. Этим было положено начало перехода русских (и православных литовских) князей из Литвы на московскую службу.

73.2. Установление Московской автокефальной митрополии. Раздел Киевской митрополии на Литовскую (Киевскую) и Московскую

Киевская митрополия до середины XV века сохраняла свое первое название – митрополия Киевская и всея Руси. Словосочетание «Русская Церковь» и «Киевская митрополия» тогда еще выражали разные названия одной и той же религиозной организации. Десять лет митрополит Иона управлял митрополией «всея Руси», т.е. обеими ее половинами – московской и литовской, до тех пор пока в 1458 году литовская половина была отторгнута из-под его власти и, на этот раз, отторгнута не на краткий срок, а на тот долгий период времени, за который успела сложиться особая своеобразная история Западнорусской Церкви. Для Московской митрополии со времени св. Ионы начинается новый исторический период ее жизнедеятельности – эпоха становления автокефалии Русской Церкви, которая завершится возведением ее Предстоятелей в Патриаршее достоинство в 1589 году.

Отношения Литвы и Польши, соединенных под властью Казимира, были тогда настолько натянутыми, что в некоторые моменты приближались к совершенному разрыву. Для проведения в Литве польско-латинского влияния время было неблагоприятное. Однако папа Каллист III добился-таки в 1458 году того, что Казимир согласился на отнятие Литвы у Ионы и передачу ее Исидору. В то время Исидор был уже вероятно стар († 1463) и не захотел идти на Русь сам. Папа оставил его с титулом московского и с номинальной властью над епархиями Московской Руси.

Для фактического управления Литовско-русской Церковью папа римский назначил ученика и бывшего протодиакона Исидора – Григория Болгарина, который и был рукоположен в 1458 году в сан митрополита русского в Риме экс патриархом Польским Григорием Маммой. Утвердительная грамота новопоставленному русскому митрополиту была выдана уже преемником папы Каллиста III – Пием II. Москва признать его не захотела, но он был признан великим князем литовским Казимиром IV. Поставление на митрополию Западной Руси униата Григория Болгарина стало событием, которое на долгих три столетия разделило прежде единую Русскую Церковь. Произошло отделение юго-западной Русской Церкви от северо-восточной. С этого времени на Руси существуют две митрополии – Московская автокефальная, управляющая северо-восточной частью России, и Литовская (Киевская), которая вскоре порвала с унией и вновь вошла в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. От сей поры более трех столетий независимыми историческими путями следовали две половины Русской Церкви, которым суждено будет вновь воссоединиться в одно целое лишь к исходу XVII столетия.

После разделения Киевской и всея Руси митрополии в 1458 году, митрополиты западной Руси, имевшие кафедру в Вильно, стали именоваться Киевскими, Галицкими и всея Руси, а с 1461 года московские митрополиты, имевшие кафедру в Москве, стали титуловаться как «Московские и всея Руси». Русская Православная Церковь на северо-востоке России с центром в Москве – Церковь независимого, сильного, крепнущего государства, сохранила чистоту православия. Однако, разделение митрополии всея Руси на литовскую и великорусскую части ослабило силы антиордынской коалиции, оставив Москву один на один в борьбе с татаро-монголами.

Новообразованная Киевская митрополия (в Литовском княжестве), охватывающая десять епископств Украины и Беларуси, фактически прекратила церковные связи с Москвой, вернувшись под верховенство Константинопольского патриарха. На самом деле украинское православие оказалось под властью литовских князей и польских королей, которые оставили за собой право решать церковные дела, назначать епископов и даже самого митрополита. А митрополиты, хотя и назывались киевскими, фактически находились в Вильно.

С прибытием Григория на Литву, св. Иона снова от своего лица и от лица собора восточно-русских епископов писал епископам литовским послания против митрополита-униата. Но, видимо, литовские епископы теперь уже сами желали быть независимыми от Москвы, которая с течением времени становилась им все более несимпатичной по духу. С этих событий начинается особая история Западнорусской Церкви, и от Григория ведет свое начало ряд независимых от Москвы западнорусских митрополитов.

Король Казимир, в увлечении успехами Григория, дошел даже до смелого предложения московскому князю Василию Васильевичу чрез особое посольство – принять Григория к себе, на Москву на место Ионы, в виду старости последнего. По поводу такого странного предложения Казимира, св. Иона нашел нужным с особой торжественностью подтвердить свое положение. В конце 1459 года он позвал в Москву на собор всех епископов своей митрополии и попросил их дать письменное обещание: «быть неотступными от святой Церкви Московской, от митр. Ионы и во всем повиноваться ему, а по отшествии его к Богу, повиноваться его законным преемникам. К отступнику же от православной веры, Исидорову ученику Григорию, отлученному от Св. Соборной Церкви, нам, архиепископам и епископам русской митрополии не приступать, грамот от него никаких не принимать и совещаний с ним не иметь ни о чем». В этом документе в первый раз говорится о Русской Церкви, как «Церкви московской». Такое название восточно-русской Церкви особенно характерно в данный момент разделения митрополий, т.к. окончательное их распадение произошло именно от того, что Русская митрополия сделалась Московской. Если и прежде существовали причины для разделения и делались очень настойчивые к тому попытки, то все же эти попытки не увенчались полным успехом, потому что назначение митрополитов на Русь зависело от власти КПльских императора и патриарха, и раз нарушенное единство русской митрополии, по их желанию, снова могло быть ими восстановлено. Теперь же, с митрополита Ионы начинается на Руси ряд митрополитов, избираемых и поставляемых в Москве, преимущественно по воле одного московского князя. Причем митрополит не только оставался жить в Москве, но и был московским подданным. Литовско-польские государи уже никак не могла помириться с таким положением дел, и разделение русской митрополии должно было произойти неизбежно.

После 12-летнего управления митрополией, св. Иона скончался 31-го марта 1461 года. Первым по времени преемником св. Ионы на Московской митрополии стал митрополит Феодосий (Бывальцев), прежде бывший архиепископом Ростовским и Ярославским. Избрание митрополита Феодосия имело исключительный и необычный для Русской Церкви характер. Еще при жизни св. Ионы были собраны в Москве несколько епископов, в присутствии которых великий князь Василий Темный просил у митрополита Ионы определить, кому быть преемником святителя на Московской кафедре, и Иона благословил Феодосия. От имени митрополита Ионы была подготовлена грамота, явившаяся своего рода его духовным завещанием, где в качестве преемника Первосвятителя указывался именно Феодосий. Эта грамота была положена на престоле Успенского Собора московского Кремля. После кончины Ионы собрался Собор русских архиереев, и грамота была распечатана. Собор фактически лишь подтвердил выбор почившего митрополита. Но это деяние не нарушило церковные каноны. Они не были попраны, поскольку нового митрополита утверждал Собор, и он вполне мог и не согласиться с кандидатурой, названной Ионой. Однако этого не произошло по одной единственной причине: духовный авторитет, которым обладал св. Иона, был столь велик, что ослушаться святого старца невозможно было даже после его кончины. Отцы Собора сочли, что если святитель назвал своим преемником Феодосия, то это согласно с волей Божией, и никто этого решения оспаривать не стал. Однако, в 1470 году киевский митрополит Григорий Болгарин был признан Вселенским патриархом Дионисием I, и в том же году новгородцы сочли нужным отправить кандидата на место умершего архиепископа Ионы Феофила на поставление в сан не к московскому митрополиту, а к киевскому, что стало одной из причин первого похода Ивана III на Новгород (1471).

ГЛАВА 74. Иерархия Русской Церкви

74.1. Митрополичья власть на Руси

Устроение Русской Церкви, митрополичья власть и церковное управление в XIII – начале XV веков. В эту пору в церковном отношении Русь по-прежнему представляла собой митрополию, теперь еще менее зависимую от Константинополя в своей внутренней жизни, чем в Киевский период. Характерной чертой рассматриваемого периода является рост самостоятельности Русского митрополита. Предстоятель Русской Церкви все еще поставлялся в Царьграде, однако, уже практически во всем был вполне самостоятельным главой своей Поместной Церкви. Первоиерарх решал самостоятельно большую часть дел, связанных с управлением своей паствой. Но в ряде других случаев требовалось соучастие собора русских архиереев. Это, в частности, касалось права избирать и поставлять епископов в своей юрисдикции. Хотя надо заметить, что в этом вопросе могло иметь место и вмешательство светских властей. Но все же подобные эпизоды были еще довольно редки: чаще речь шла не о диктате светской власти, а лишь о необходимости считаться с ее пожеланиями. По-прежнему совершенно самостоятельным в выборе своих архиепископов был Новгород. Важно отметить, что с момента поставления митрополита Кирилла отмечается почти неизвестная в Киевский период тенденция к влиянию княжеской власти на поставление самого Предстоятеля Русской Церкви.

Порядок митрополитов: Матфей с 1201 года; Кирилл с 1224 года; Иосиф с 1237 года; Кирилл II с 1243 года; Максим с 1283 года.

Митрополит Петр с 1308 года; Феогность с 1328 года; Алексий с 1354 года; Киприан – митрополит Киевский, Русский и Литовский (1375–1380), митрополит Малой Руси и Литвы (1380–1389), митрополит Киевский и всея Руси (1389–1406).

Митрополит Фотий с 1408 года; Герасим с 1433 года; Исидор с 1436 года; Иона с 1448 года; Феодосий (Бывальцев) с 1461 года; Филипп I с 1464 года; Геронтий с 1472 ода; Зосима с 1490 года; Симон с 1495 года.

Митрополит Варлаам с 1511 года; Даниил с 1521 года; Иоасаф с 1539 года ; Макарий с 1542 года; Афанасий с 1564 года; Св. Филипп с 1566 года; Кирилл IV с 1568 года; Антоний с 1572 года; Дионисий с 1581 года.

Митрополиту всея Руси принадлежало право суда над епископами. Причем, далеко не всегда суд этот происходил в соответствии с канонами, которые требовали довольно представительного соборного разбирательства с участием других архиереев. Известны случаи, когда Русские митрополиты вершили суд соборно, но также бывало, что они единолично запрещали архиереев в служении и даже лишали их сана. Обладали митрополиты и правом вызывать к себе епархиальных архиереев. Это делалось как в случае необходимости соборного обсуждения каких-либо вопросов, так и в частном порядке, для ознакомления митрополита с делами той или иной епархии.

Предстоятели по заведенному обычаю посещали различные епархии, иногда даже на несколько лет покидая свою резиденцию. На местах митрополит предпринимал своего рода инспекцию дел в епархиях, а также вершил апелляционный суд. Иногда на местах происходили суд над епископами и их поставление на кафедру. Таким образом, осуществлялась реальная власть Предстоятеля над всей Русской Церковью.

Митрополичья казна пополнялась за счет церковной области Первоиерарха путем взимания пошлин с приходов и клира – т.н. «зборного» или «заезда». Эти средства взимались обычно при объезде митрополитом своей епархии, откуда и происходит их название. Различали по времени взимания «рождественские» и «петровские» сборы. Кроме того, поездки эти нередко служили и средством пополнения митрополичьей казны за счет подношений от местных светских и духовных властей и судебных пошлин. Митрополит Макарий (Булгаков) полагал, что существовала и постоянная дань, которую Предстоятелю Русской Церкви выплачивали все подвластные ему епископии. Кроме того, Предстоятель Русской Церкви вершил суд над духовенством своего округа и мирянами своих вотчин и иных церковных земель, за что собиралась судебная пошлина.

Однако, наибольший доход приносили Первенствующей кафедре ее непосредственные земельные владения – вотчины. Они были немалыми, особенно после того, как с переездом митрополитов во Владимир, а потом и в Москву, Первосвятители присоединили к своим прежним владениям и все земельные уделы Владимирской кафедры. С течением времени Русским митрополитам делались новые подарки и вклады селами и землями от князей и бояр. Многое было целенаправленно приобретаемо самими иерархами. Так, например, св. Алексий купил земли по Оке, где возник город Алексин. К данной категории земельной собственности тесно примыкали и митрополичьи монастыри, за которыми также числились значительные вотчины. К таковым относились Чудов в Московском Кремле, Благовещенский в Нижнем Новгороде, Константиновский и Борисоглебский во Владимире.

Более устойчивый доход митрополичий дом получал от собственно митрополичьей области, то есть регионов, где сам митрополит являлся непосредственно епархиальным архиереем. Причем, область эта была весьма значительной. Она разделялась на два домена – Московский и Киевский. В первый входили: собственно Москва и ее область, Владимир, Кострома, Переславль-Залесский, а с середины XIV века – Нижний Новгород и Городец Поволжский, отобранные у Суздальских епископов (в конце XIV – начале XV веков на короткое время эти области возвращались Суздальской епархии) и ряд мелких городов с прилегающими землями. В составе западно-русского митрополичьего домена были: Киев, Вильно, Новгородок Литовский (ныне г. Новогрудок в Белоруссии), Гродно и некоторые другие города Литовской Руси.

В целом же можно полагать, что доходы митрополичьей кафедры были весьма высоки. В рассматриваемую нами эпоху это, бесспорно, была богатейшая митрополия Константинопольской Церкви, за счет которой во многом существовал и сам Вселенский патриарх, и император обнищавшей Византии. На Руси же по уровню доходов митрополит вполне мог потягаться со многими удельными князьями.

Еще большее сходство с великокняжеским, митрополичий двор получил после того, как при нем были введены такие же придворные должности, какие существовали при дворе великого князя: бояре, стольники, конюший, отроки, слуги. Резиденция митрополита в Кремле обыкновенно именовалась дворцом. Существовал также митрополичий полк, имевший своего воеводу. Все эти установления возникли в XIV веке, вероятнее всего после того, как святитель Алексий стал правителем Русского государства при малолетнем великом князе Димитрии Иоанновиче. Кроме наместников, существовали также митрополичьи десятинники (или иначе «десятильники») и волостели, управлявшие более мелкими округами, в которых они исполняли, как правило, обязанности судей и сборщиков податей и пошлин.

74.2. Епископы. Епархиальное управление

К концу 1230-х годов на Руси, по данным летописей, известно 16 церковно-административных областей – епархий. В Южной Руси действовали Белгородская, Юрьевская, Переяславская и Черниговская епархии, в Юго-Западной – Галицкая, Владимир-Волынская, Перемышльская, Угровская (Холмская), Туровская. На территории Руси существовали также Новгородская, Полоцкая, Ростовская, Смоленская, Владимирская и Рязанская епархии.

В епархиальном устроении Русской Церкви на стадии ее активного роста произошли большие перемены. Начальный период этой стадии был отмечен владычеством Золотой Орды и страшным разорением ряда земель ввиду чего были упразднены епископии: Черниговская, Переяславская (вероятно, кафедра эта в 1269 году была объединена с новосозданной Сарайской), Белгородская и Юрьевская. Также в 1250 году была перенесена кафедра из Угровска в Холм, ставший новой столицей князя Даниила Галицкого. Другие же кафедры, хотя и сохранились, однако, как можно полагать, довольно долго бывали вакантными: о некоторых их них новые упоминания появляются лишь к исходу XIII – началу XIV веков.

Изменения на политической карте Руси, последовавшие за батыевым нашествием, привели также и к созданию нескольких новых епархий. Помимо уже упоминавшейся Сарайской, созданной в 1261 году, в 1271 году открывается епископия в Твери. В 1347 году появляется Суздальская епархия. В 1353 году Коломна на Оке также получает своего архиерея. Около 1360 года открыта епархия в Брянске, куда перемещается древняя кафедра Черниговских епископов. В 1383 году усилиями великого миссионера св. Стефана открывается Пермская епархия. Некоторые исследователи полагают, что впервые упоминаемая в 1288 году Луцкая кафедра на Волыни также была учреждена в этот период, но более вероятно, что она существовала уже в I-й половине XIII века. На короткое время в 1389 году была также открыта Звенигородская епархия, но просуществовала она совсем недолго. При совпадении церковных округов с административно-государственными областями усиливалась зависимость поместных церквей от светской власти, что не шло на пользу, как самой Церкви, так и великокняжеской власти.

На рубеже XIV–XV веков в Русской Церкви было 18 епархий. Из них 9 (включая Московскую митрополичью область) находились на территории Северо-Восточной Руси: Владимиро-Московская, Новгородская, Ростовская, Суздальская, Рязанская, Тверская, Сарская, Коломенская и Пермская. Еще 9 (не считая митрополичьей Киевской) находились под властью литовских князей: Черниговско-Брянская, Полоцкая, Смоленская, Галицкая, Перемышльская, Владимиро-Волынская, Холмская, Туровская и Луцкая. В служебнике митрополита-униата Исидора имеется написанный его рукой перечень епархий Русской Церкви, в котором не названа Галицкая епархия. По всей вероятности, именно ее следует видеть в упоминаемой здесь же Самборской епископии. В списке также фигурирует и Подольская епархия, которую, быть может, возможно, отождествлять с Звенигородской. В монгольский период по-прежнему титул архиепископа имели лишь Новгородские владыки, тогда как все остальные титуловались епископами. Пожалование архиепископского достоинства Дионисию Суздальскому и Феодору Ростовскому, хотя и сопровождалось грамотами относительно возведения их епархий в ранг архиепископий, на деле к этому не привело: преемники обоих святителей вновь именовались просто епископами.

Начиная с XIV века, архиереев все реже избирают на местах при участии удельных князей или веча, так как влияние Москвы повсеместно возрастает. Один лишь Новгород сохраняет самостоятельность в избрании своих владык. В другие города епископов уже все чаще просто присылают из Москвы, где они избираются на соборе архиереев. При этом определяющее значение имеет позиция митрополита, который обычно избирает епископа из нескольких кандидатов, представленных собором. Такой порядок поставления русского архиерея описан в чине поставления епископа, датированном 1423 годом. Местные епископы, как правило, были лояльны по отношению к митрополиту и вместе с тем к усиливающейся Москве. Это иногда не вполне соответствовало настроениям народа на местах, что выливалось в конфликты владыки с своей паствой. Иногда это даже заканчивалось судом и изгнанием архиерея из его кафедрального города, что, конечно, было нарушением законного порядка. В норме же архиерей был подсуден, как уже отмечалось, исключительно суду митрополита и архиерейского собора.

Епископы управляли своими епархиями с помощью целого штата служителей – наместников, клирошан, десятильников. Подобно князьям и боярам митрополит и епископы строили богатые дворцы, окружали себя многочисленной свитой. Устроение епархий Русской Церкви было во всем подобно тому порядку, который существовал в митрополичьей области. Естественно, что масштаб при этом был значительно меньшим. Однако, существовали всюду те же волостели и десятильники, нередкими были и должности наместников в крупнейших городах епархий. А второй по значению после митрополита архиерей Русской Церкви – архиепископ Новгородский – даже имел свой двор, во всем подобный митрополичьему: с боярами, стольниками и даже архиерейским полком. Избирался новгородский владыка вплоть до конца XV века исключительно самими новгородцами, на вече, иногда с помощью жребия, когда имелось несколько кандидатов. Политическое значение архиепископа в Новгороде было чрезвычайно велико, даже в сравнении с митрополитом всея Руси. Новгородский архиерей считался в Новгороде первым лицом. Он был по сути возглавителем Новгородской боярской республики: по его благословению Новгород заключал мир или объявлял войну, решал внутренние дела города и всей Новгородской земли.

74.3. Приходская Церковь. Приходское духовенство

Первичной административной единицей церковной организации был приход – городской или сельский округ, жители которого считались прихожанами (посетителями) одного храма. Этот храм, находившийся обычно в центре прихода, обслуживали несколько лиц – священнослужителей, вместе именовавшихся причтом. Наиболее типичным для города был приходской храм, причт которого состоял из двух священнослужителей – священника (иерея) и дьякона (помощника), и трех церковнослужителей – дьячка (псаломщика), пономаря и просвирни. Сельские храмы обычно имели только священника, дьякона и дьячка.

Приходское духовенство вело повседневную проповедь идей христианства среди населения. По своему социальному положению, так и по уровню грамотности, весьма упавшему в годы татарщины, приходское духовенство, особенно сельское, мало чем отличалось от крестьян и ремесленников. Здесь нужно отметить ту гигантскую разницу, которая существовала между простыми священниками и архиереями в их социальном положении. Хотя на Руси в отличие от Европы никогда не употреблялся термин «князья Церкви», русские владыки по своему положению были вполне сопоставимы с представителями светской верхушки общества – князьями и боярами. Приходское же духовенство представляло собой «тяглое» сословие, то есть обложенное податями и повинностями в пользу епископата.

Надзор за клириками осуществляли архиерейские десятильники. Более высокое положение занимали настоятели крупных соборных храмов – протопопы, – отчасти исполнявшие функции позднейших благочинных.

Духовно-нравственное оскудение русского приходского духовенства было также очень заметным в «монгольский период». Практически от всех Русских митрополитов и многих архиереев до нас дошлипослания, обличающие пороки современного им белого духовенства и назначающего самые крутые меры для искоренения невежества и исправления нравов. Особенно актуальным большинство Предстоятелей Русской Церкви считало вопрос об обязательном пострижении вдовых священников, чье поведение часто вносило соблазн в души пасомых. Митрополиты всея Руси многократно затрагивали эту тему в своих посланиях или даже принимали специальные соборные постановления на этот счет, запрещавшие священнодействовать вдовым клирикам. Дело, однако, мало двигалось с места, и каждый новый митрополит вынужден был повторять подобные запреты снова и снова.

«Служение у престола господня» на Руси было наследственным. Никаких школ, где готовили бы священнослужителей, не существовало. Необходимые знания будущие священники и дьяконы получали от своих отцов. И те и другие приступали к исполнению своих обязанностей лишь после обряда посвящения в сан, который мог совершать только епископ. Прежде чем совершить этот обряд, владыка или его доверенные лица экзаменовали соискателей.

Древнерусские письменные источники почти ничего не сообщают об образе жизни, настроениях приходского духовенства. Летописи, иные источники освещают преимущественно деятельность лишь «князей церкви» – митрополитов, епископов, настоятелей крупных монастырей. В результате из поля зрения историка выпадает значительный слой древнерусского общества. По современным подсчетам, на Руси в XI–XIII веках действовало около 10 тысяч городских и сельских храмов, включая так называемые домовые церкви, которые устраивались прямо в хоромах знатных людей. Эти храмы обслуживало около 40 тысяч причетников²⁶.

Соборные храмы в удельных княжеских городах часто находились под особым покровительством князей, которые выделяли им дополнительное содержание от своих доходов – т.н. «ругу» – а также земельные вклады. Рядовое приходское духовенство в монгольский период было преимущественно выборным.

Церковная община. Понятия крестьянской общины и прихода почти повсеместно были тождественны. Сама община определяла кандидата на поставление в клир и ходатайствовала перед архиереем о его хиротонии. Община же обязана была заботиться и о содержании своего клира. Священнослужители получали от общины надел земли в личное пользование для своего содержания, а также ругу (денежное обеспечение), как правило, весьма незначительную, а чаще выдаваемую натуральными продуктами.

ГЛАВА 75. Монашество и монастыри

75.1. Монашество. Монашеская жизнь

Идея монашества возникла в христианстве в IV–V веках. Ее первые приверженцы удалялись в необитаемые места, в пустыни и там, в одиночестве, или с несколькими учениками предавались посту и молитвам. Широкое распространение монастыри получили в Византии. Здесь преобладали два типа монашеского подвига – особное, то есть уединенное жительство и монашеское общежитие – киновия. В древнерусском языке греческое слово монах часто заменялось его русским синонимом инок. Как то, так и другое в переводе означают одинокий, уединенный.

По слову Иоанна Лествичника: «Монах есть тот, кто, будучи облечен в вещественное и бренное тело, подражает жизни и состоянию бесплотных. Монах есть тот, кто держится одних только Божиих словес и заповедей во всяком времени, и месте, и деле. Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств. Монах есть тот, у кого тело очищенное, чистые уста и ум просвещенный. Монах есть тот, кто, скорбя и болезнуя душою, всегда памятует и размышляет о смерти и во сне, и во бдении. Отречение от мира есть произвольная ненависть к веществу, похваляемому мирскими, и отвержение естества для получения тех благ, которые превыше естества» (Иоанн Лествичник Лествица Слово 1:4).

Кто же есть инок верный и мудрый? Отвечая на этот вопрпос Иоанн Лествичник говорит: «Кто горячность свою сохранил неугасимою и даже до конца жизни своей не переставал всякий день прилагать огонь к огню, горячность к горячности, усердие к усердию и желание к желанию» (Иоанн Лествичник Лествица Слово 1:27).

По слову Иоанна Лествичника: «Желающие истинно работать Христу прежде всего да приложат старание, чтобы при помощи духовных отцов и собственным рассуждением избрать себе приличные места и образы жизни, пути и обучения; ибо не для всех полезно общежитие по причине сластолюбия, и не все способны к безмолвию по причине гнева (б), но каждому должно рассматривать, какой путь соответствует его качествам» (Иоанн Лествичник Лествица Слово 1:25).

Монахи появляются в Русской Церкви сразу после крещения Руси. О них упоминает летописец, говоря о трапезах, которые устраивал св. князь Владимир для духовенства. Первыми достоверно упоминаемыми русскими обителями явились Георгиевский и Ирининский монастыри в Киеве, построенные Ярославом Мудрым около 1051 года. Предание также называет среди древнейших монастырей Русской земли Борисоглебский монастырь в Торжке, основанный около 1030 года преп. Ефремом, братом Георгия Угрина, убиенного вместе с св. князем Борисом, и преп. Моисея Угрина, Киево-Печерского чудотворца. Есть также предание, которое относит к числу древнейших русских обителей Валаамский Спасо-Преображенский и Ростовский Авраамиев монастыри, что, впрочем, многими ставится под сомнение.

Следует различать два типа монашества: пустынножительство и общежитие. Пустынники самым реальным образом разрывали с миром и, не заботясь о нем, думали лишь о спасении собственной души. Подальше от мирских страстей уходили отшельники-богомольцы в лесную глушь – в пустынь. Рубили себе скромную избушку-келью, молились и постились, трудились. Служение Богу здесь соседствовало с трудами: отшельники очищали от леса участки земли, сеяли злаки, разводили огороды, их руки знали топор дровосека, соху, косу, мотыгу крестьянина. Молитва вела их по жизни и помогала справляться с житейскими заботами и невзгодами. С молитвой добывали себе пропитание, согревались в морозы, оборонялись от зверя. Узнавая о праведной жизни отшельников приходили к ним верующие в поисках утешения и духовной защиты. Некоторые принимали постриг, становились монахами. Так зарождалось новое монастырское братство. Вокруг святой обители появлялись деревеньки, монастырь обрастал поселенцами. Иногда крупные монастыри специально направляли в дальние необжитые земли своих монахов на религиозный и гражданский подвиг, и те зажигали свет духовно-религиозной жизни в этих местах.

По-настоящему история русского монашества начинается лишь с возникновения Киево-Печерского монастыря, возведенного не на деньги князей и бояр, а трудами и настоящим аскетическим подвигом самих монахов. Летописец так отметил этот факт: «Мнози бо монастыри от князь и от бояр и от богатства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлени слезами, пощеньем, молитвою, бденьем».

Насельники общежительных монастырей «мир» понимали как «суету земную», и, отрекаясь от последней, от самого мира не отворачивались, посвящали свои силы на служение ему, стараясь перевоспитать его в духе заветов Христа. Вот почему эти монастыри явились кафедрой христианского учения, воспитательной школой, рассадником просвещения, благотворительным учреждением. Такая роль создала им чрезвычайно высокое и авторитетное положение в древнерусском обществе.

Важнейшую роль в государственной и культурной жизни играло черное духовенство в лице своих высших представителей – игуменов и епископов. Деятельность игумена находилась под контролем епископа, во владениях которого находился монастырь. Игумены наиболее значительных городских монастырей получали наименование архимандритов, что в дословном переводе означает старший в овчарне. Черное духовенство сосредотачивало в своих руках значительные экономические средства, обширные земельные владения.

«Через соприкосновение с монашеством внешний христианский мир просвещался и обретал действенную благодать, которая освящала его внешнее бытие и открывала путь к бытию внутреннему, духовному. Освящающая благодать Христова исходила на внешний мир только через иночество, Других путей освящения в Церкви Христовой не было, нет и не будет. … С исчезновением монашества исчезнет и христианство. С исчезновением христианства исчезнет и внешний мир: придет его конец»²⁷.

75.2. Монастыри

Ситуация в русских обителях к началу XIV века представляла полное разорение и опустошение. Настоящего монашеского подвига не было практически нигде, и большинство русских обителей к началу XIV века являло собой весьма плачевную картину такого же запустения и оскудения, как и вся Русь. При этом надо отметить, что значительная часть древних обителей находилась в Западной Руси, завоеванной Литвой, и Южной Руси, до XIV века находившейся под непосредственным управлением татар. Здесь и вовсе немало старинных монастырей так никогда и не было восстановлено после Батыева погрома.

Но вот после спокойного периода правления князя Ивана Калиты и усилий таких великих митрополитов, как свв. Петр и Феогност, которые сами были подвижниками монашеской жизни и ревнителями ее возрождения, духовно-нравственная обстановка на Руси стала исправляться. Оживляются и прерванные ранее связи с Византией. Появляется возможность получить от греков святоотеческие творения, переводы одних из которых когда-то погибли в огне Батыева погрома, другие, быть может, лишь впервые были переведены на славянский. И уже в святительство Феогноста появляется воспитанное за эти годы молодое поколение, которое искренне стремится к возрождению лучших монашеских традиций.

В разоренные обители начали приходить ищущие монашеской жизни. Что встречает их в прославленных некогда стенах Киево-Печерской Лавры или, скажем, Черниговского Елецкого монастыря? Груды развалин, горы трупов, которые годами лежали непогребенными, и почти полное отсутствие какой-либо преемственности в духовном плане. В разгромленные монастыри приходят люди из среды все того же на глазах дичающего в годы владычества Орды народа, так сказать плоть от плоти его, со всеми особенностями ущербного менталитета той смутной поры. Их представление о монашестве очень смутно, хотя одни, вероятно, вполне искренне ищут подвига, другие же – просто бегут от ужасов мира сего. И вот эти люди, абсолютно незнакомые с истребленной в годы батыевщины духовной традицией, приступают к возрождению монастырей. Повсеместно дело начиналось с воссоздания храмов и монастырских построек. И как водится, материальная сторона при отсутствии подлинной духовной глубины начинает превалировать, засасывать и пленять попечением о том, что второстепенно для настоящего подвижничества. Поэтому наши монастыри на рубеже XIII–XIV веков представляли собой в основном безотрадное зрелище. В эти времена нигде не было общежительного устава. Он и в киевский период был на Руси явлением не частым. А там, где общее житие все же имело место, оно нередко тоже было далеко от идеала. Скажем, в Киево-Печерском монастыре отступления можно зафиксировать уже после кончины преп. Феодосия.

Для иноков же начального времени татарщины общее житие и вовсе было чем-то абсолютно непостижимым. Нить преемственности была прервана. Обители этого времени – это, главным образом, небольшие по числу иноков особножительные монастыри, где каждый спасался в меру своих собственных представлений об иноческом подвиге. Как правило, монастыри эти очень бедны, за исключением княжеских ктиторий, которые взяты под особое покровительство сильных мира сего. Мало где сохраняется и серьезный уровень духовного образования. Лишь несколько исключительно городских монастырей на Руси к началу XIV века имели в своих стенах библиотеки, вели летописание, готовили кадры высшего духовенства. Таков был, например, Спасский на Бору монастырь в московском Кремле или Богоявленский, что в Китай-городе. Григорьевский затвор в Ростове Великом, которому тоже покровительствовали местные князья, и вовсе выглядит почти что уникумом: здесь в XIV веке еще встречались монахи, знающие греческий язык

Но в духовно скудных монастырях своего времени молодые подвижники не находят того, чего жаждет их душа, как некогда отец русского монашества – преп. Антоний Печерский – не увидел настоящего подвига ни в одной из первых киевских обителей. Поэтому вполне естественно, что их, также как в свое время преп. Антония, влечет не монастырь, где порядки мало чем отличаются от мирских, но отшельнический подвиг. И вот мы видим, как почти одновременно множество подвижников, влекомых к духовным высотам, начинают свой подвиг именно с отшельничества на новом месте.

В.О. Ключевский указывает на особенность монастырского строительства в XIV–XVI веках – появление множества пустынных монастырей. «Но с XIV в. замечаем важную перемену в способе распространения монастырей, и именно на севере. Доселе почти все монастыри как в южной, так и в Северной России, говорил я, строились в городах или в их ближайших окрестностях. Редко появлялась пустынь – монастырек, возникавший вдали от городов, в пустынной, незаселенной местности, обыкновенно среди глухого леса. В первые века нашей христианской жизни пустынножительство развивалось у нас очень туго; пустынная обитель мелькает редким, случайным явлением среди городских и подгородных монастырей. Более чем из 100 монастырей, приведенных в известность до конца XIII в., таких пустынек не насчитаем и десятка, да и из тех большинство приходится именно на XIII в. Зато с XIV в. движение в лесную пустыню развивается среди северного русского монашества быстро и сильно: пустынные монастыри, возникшие в этом веке, числом сравнялись с новыми городскими (42 и 42), в XV в. превзошли их более чем вдвое (57 и 27), в XVI в. – в 1/2 раза (51 и 35). Таким образом, в эти три века построено было в пределах Московской Руси, сколько известно, 150 пустынных и 104 городских и пригородных монастыря». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 332. История России, С. 21725].

Преп. Сергий вместе со своим братом Стефаном уходит в Радонежские леса, на гору Маковец. Преп. Димитрий Прилуцкий, не найдя искомого в родном Переславле-Залесском, ищет молитвенного покоя в далекой Вологодской земле. В «Житии Сергия Радонежского» Епифания Премудрого (XV в.) образ преп. Сергия неотделим от Святой Троицы. Еще до появления его на свет было знамение, означавшее, что будет ребенок «слугой Святой Троицы». «И не только сам будет веровать благочестиво, но и других многих соберет и научит веровать в Святую Троицу». Во имя Святой Троицы была освящена Варфоломеем (будущим Сергием) срубленная им небольшая церковка в чаще леса. Став по воле Божией игуменом монастыря, Сергий, «наставляя братию, немногие речи говорил. Но гораздо больше пример подавал братии своими делами».

В.О. Ключевский: «Некоторые монастыри явились особенно деятельными метрополиями. Первое место между ними занимал монастырь Троицкий Сергиев, возникший в 40-х годах XIV в. Преп. Сергий был великим устроителем монастырей: своим смирением, терпеливым вниманием к людским нуждам и слабостям и неослабным трудолюбием он умел не только установить в своей обители образцовый порядок иноческого общежития, но и воспитать в своей братии дух самоотвержения и энергии подвижничества. Его призывали строить монастыри и в Москву, и в Серпухов, и в Коломну. Он пользовался всяким случаем завести обитель, где находил то нужным. В 1365 г. великий князь Димитрий Донской послал его в Нижний Новгород мирить ссорившихся князей – братьев Константиновичей, и на пути, мимоходом, он нашел время в глуши Гороховского уезда, на болоте при реке Клязьме, устроить пустынку, воздвигнуть в ней храм св. Троицы и поселить "старцев пустынных отшельников, а питались они лыками и сено по болоту косили". Обитель Сергия и развила широкую колонизаторскую деятельность. В XIV в. из нее вышло 13 пустынных монастырей-колоний и 2 – в XV в. Потом ее ослабевшую деятельность в этом отношении продолжали ее колонии и колонии колоний, преимущественно монастырь преп. Кирилла Белозерского, вышедшего из основанного преп. Сергием подмосковного Симонова монастыря (в конце XIV в.). Вообще в продолжение XIV и XV вв. из Сергиева монастыря или из его колоний образовалось 27 пустынных монастырей, не говоря о 8 городских». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 334–335. История России, С. 21727–21728].

Преп. Пахомий Нерехтский уходит из своего Рождественского монастыря во Владимире, в ту пору первенствующего по своему значению среди обителей Руси, чтобы отшельником поселиться в дремучих костромских дебрях, среди полу-финского населения Нерехты. Подобным же образом преп. Стефан Махрищский покидает Киево-Печерскую Лавру, чтобы на Московской земле реализовать свое стремление к пустынничеству. Преп. Сергий и Герман, скорее всего, также начинают свой подвиг в это же время на безлюдном острове Валаам. Преп. Кирилл Челмогорский устраивает свой скит на далеком севере, вблизи Каргополя. А преп. Дионисий Суздальский устраивает свой Печерский монастырь вблизи Нижнего Новгорода по образу родной для него Киево-Печерской Лавры, о почти угасшей традиции, которой он ревнует. Это все один круг: почти все эти подвижники – одногодки, почти всех их между собой связывают узы личной дружбы, они исповедуют одни и те же идеалы. Так что налицо четкая тенденция в духовной жизни Московской Руси: за неимением сохранивших духовное преемство обителей утраченная традиция монашеского делания начинает возрождаться почти исключительно усилиями отдельных подвижников практически заново. И уже вокруг этих нескольких ярких личностей начинают группироваться их ученики, создаются монастыри, в которых почти повсеместно вводится впоследствии общежительный устав. Так с самого начала удивительно гармонично сочетались эти направления в монашеском делании: отшельничество или скитское подвижничество и общежительное, киновиальное устроение монастырской жизни. В ту пору никакого антагонизма между этими двумя путями никто не находил.

Возрождающиеся монастыри осуществляли хозяйственную колонизацию Северо-Восточной Руси, осваивали новые земли. Монахи занимались огородничеством, осваивали пашни с помощью пришлой бедноты, ищущей защиты и поддержки, разводили крупный и мелкий скот и птицу, сооружали хозяйственные постройки, воздвигали вокруг монастырей высокие стены с башнями. В церквах и монастырях возобновилось, угасшее было, летописание, переводились на русский язык греческие и болгарские православные сочинения, писались иконы. Русская культурная традиция начинала новую жизнь.

В.О. Ключевский так характеризует значимость пустынных монастырей: «Так при разносторонних местных уклонениях движение пустынных монастырей сохраняло свое общее направление на беломорский север, "к студеному морю-окияну", как выражаются жития заволжских пустынников. Это движение имело очень большое значение в древнерусской колонизации. Во-первых, лесной пустынный монастырь сам по себе, в своей тесной деревянной или каменной ограде, представлял земледельческое поселение, хотя и непохожее на мирские, крестьянские села; монахи расчищали лес, разводили огороды, пахали, косили, как и крестьяне. Но действие монастыря простиралось и на население, жившее за его оградой. Мы скоро увидим, как вокруг пустынного монастыря образовывались мирские, крестьянские селения, которые вместе с иноческой братией составляли один приход, тянувший к монастырской церкви. Впоследствии монастырь исчезал, но крестьянский приход с монастырской церковью оставался. Таким образом, движение пустынных монастырей есть движение будущих сельских приходов, которые, притом в большинстве, были первыми в своей округе. Во-вторых, куда шли монахи, туда же направлялось и крестьянское население; перед теми и другими лежала одна дорога – в привольные пустыри севера и северо-востока, где крестьянин мог на просторе производить свою паль – росчисть дикого леса под пашню, а монах – совершать свое безмолвие». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 337–338. История России, С. 21730–21731].

РАЗДЕЛ 9. Глобальный цикл социально-культурной организации. Стадия генетического единства социально-культурной организации Евроазиатской цивилизации – России XIII–XV столетия

ОТДЕЛ 20. Явления, процессы и тенденции социально-культурной динамики в XIII–XV столетиях

ГЛАВА 76.Подъемы и спады социально-культурной динамики

76.1. Общие тенденции

Культура русского народа, которая получила импульс для своего развития в период расцвета Киевского государства, не только не погибает в последующую эпоху XII–XIV веков, но, наоборот, распространяется вглубь и вширь. Если высокая культура Киевской Руси сосредоточилась главным образом в тогдашней столице, почти не затрагивая периферию, то в период удельно-вотчинной раздробленности достижения культуры, когда-то свойственные лишь Киеву, становятся достоянием всех полу-самостоятельных удельных государственных образований, сформировавшихся на восточнославянской территории. Каждый местный княжеский центр стремится соперничать с Киевом, превзойти его по своему великолепию. Это проявляется, главным образом, в строительном искусстве, но в значительной степени дает себя знать и в области словесного творчества: широко распространяется местное летописание, кладется начало «областным литературам».

Татаро-монгольское завоевание нанесло колоссальный урон Русской Земле, и без того ослабленной усобицами. В «Повести о приходе Батыя в Рязань» читаем со скорбью: «Погибе град и земля Резанская, изменися доброта ея, и не бе, что в ней благо видети, токмо дым и земля и пепел, а церкви вси погореша, а сама соборная церковь внутри погоре и почерне». Города были сожжены дотла или разграблены, памятники искусства уничтожены, художники убиты или уведены в плен.

Лишь в Новгороде и Пскове, которые сумели сохранить прежние торгово-экономические и культурные связи с государствами Северной Европы, еще продолжалась художественная жизнь. Татаро-монгольское нашествие негативным образом сказалось на культурном развитии всех русских земель, в том числе Новгорода, Ладоги и Пскова, которые хотя и не знали самого ига, но выплачивали дань, посланным туда баскакам. Но и этим землям, избежавшим ужасов монгольского нашествия, в отрыве от других городов и земель нелегко было сохранять и развивать свои культурные традиции. В сложившейся ситуации им трудно было остаться связующим звеном между до- и после ордынским этапами развития.

Подрыв материальной основы развития русской культуры, и разрыв ее традиционных связей с византийской, европейской и восточной культурами привели к значительному спаду во всех сферах культурной жизни общества. Первые пятьдесят лет после монголо-татарского нашествия русское искусство находилось как бы в состоянии шока. После татаро-монгольского разорения единая древнерусская культура и с нею философская мысль оказываются разделенными на три ветви: русскую, украинскую и белорусскую.

Христианство, обретая на Руси национальную форму православия и выстояв в борьбе с ордынским нашествием, создало к XIV–XVI векам импульс для новой национальной консолидации, отразившейся в рассвете новых жанров литературы, в быстром прогрессировании зодчества, иконописи, философско-богословский мысли. Постордынский период в развитии русской культуры характеризуется ярко выраженным подъемом, в основе которого лежит рост национального самосознания и выработка новых государственных форм политической жизни. Вместе с возрождением и подъемом Русской земли, развитием экономики после татаро-монгольского нашествия, вместе с процессом объединения русских княжеств сначала вокруг нескольких центров, а потом вокруг Москвы возрождалась и развивалась русская культура. Она чутко отражала все новшества в русской жизни, а главное – изменившееся настроение русского народа, его патриотический подъем в пору борьбы с Ордой в преддверии Куликовской битвы и в период создания единого Русского централизованного государства.

Ко времени татаро-монгольского завоевания Москва становится богатым торгово-промышленным центром, сравнительно быстро оправившимся после его разгрома кочевниками зимой 1238 года. В период ордынского владычества московские князья сумели сделать татаро-монгольских ханов орудием своей объединительной политики, и добиться значимых успехов в деле экономического и политического подъема Москвы. К концу XIII века Московское княжество выделяется в самостоятельный удел из состава Владимиро-Суздальского княжества. Правда, на первых порах это княжество было самым мелким и незначительным, доставшись во владение младшему сыну великого князя Александра Невского, Даниилу. Его сыновья, Юрий и особенно Иван, прозванный Калитою за свою бережливость, очень много сделали для усиления могущества Москвы. Иван Калита получает из рук ханов ярлык на великое княжение Владимирское. Потомки его прочно удерживают великокняжескую власть в своих руках, и Москва становится общерусским центром. C XV века Москва становится художественным центром Руси, а большинство местных художественных школ, дотоле обладавших определенной самостоятельностью, подпадают под ее влияние. С этого времени можно говорить о формировании общерусского искусства.

Многие историки древнерусской литературы (И. Еремин, Д. Лихачев, В. Кусков) отмечают появление в конце XIV века нового, так называемого «экспрессивно-эмоционального» стиля в развитии всей русской культуры, который связан с так называемым «вторым» южнославянским влиянием. Это влияние внесло в русскую литературу свойственную южнославянской культуре возвышенность и эмоциональность. В данный период наряду с освоением ценностей народной жизни, развитием национального стиля на Русь проникает мощное европейское влияние. Оно было связано не только с противоречиями исторических процессов этого времени.

XV–XVI века – это эпоха прояснения социально-политических, духовных, культурных проблем, эпоха полемики и диалогов, эпоха начала книгопечатания (1553) и формирования светского направления в культуре. Это эпоха развития самостоятельной критической мысли, направленной на рефлексию самих основ русской цивилизации. Это период синтеза локальных культур под влиянием государственно-политических институтов, собирания и осмысления ценностей и идеалов предшествующего этапа культурного развития. Это время становления национального характера, высокого развития исторического самосознания, которое предполагало и историческую память, и историческую ответственность за судьбы России.

В XV веке завершается многолетний и многотрудный процесс объединения русских земель в единое государство. Именно в этот период значительно усилилась взаимосвязь и взаимозависимость многих местных культур, которые, при сохранении всех своих неповторимых черт, постепенно начинают сливаться в единую общерусскую культуру. Именно в этот период происходит усиление связей Русских земель с различными странами Западной Европы, прежде всего, с Флоренцией, Венецией и Генуей, которые являлись общепризнанными центрами европейского Ренессанса, знаменовавшего собой новый этап в развитии мировой культуры.

«Хотя двухвековое иго ханское не благоприятствовало успехам гражданским искусств и разума в нашем отечестве, однако ж Москва и Новгород пользовались важными открытиями тогдашних времен: бумага, порох, книгопечатание сделались у нас известны весьма скоро по их изобретении. Библиотеки царская и митрополичья, наполненные рукописями греческими, могли быть предметом зависти для иных европейцев. В Италии возродилось зодчество. Москва в XV веке уже имела знаменитых архитекторов, призванных из Рима, великолепные церкви и Грановитую палату. Иконописцы, резчики, золотари обогащались в нашей столице. Законодательство молчало во время рабства, Иоанн III издал новые гражданские уставы²⁸. Иоанн IV – полное Уложение, коего главная отмена от Ярославовых законов состоит в введении торговой казни²⁹, неизвестной древним независимым россиянам. Сей же Иоанн IV устроил земское войско, какого у нас дотоле не бывало: многочисленное, всегда готовое и разделенное на полки областные»³⁰.

76.2. Южнославянское влияние на русскую культуру

Первой волной южнославянского влияния следует признать воздействие южнославянской культуры на восточнославянскую, имевшее место при самом начале восточнославянской письменности, в Х–XI веках, когда на Русь из Болгарии пришла древнеславянская церковная книга. Само формирование древнерусского литературно-письменного языка обязано воздействию древней южнославянской письменности на разговорную речь и литературный язык восточного славянства. Однако к концу XIV века это воздействие постепенно сходит на нет, и письменные памятники того времени вполне ассимилировали древнеславянскую письменную стихию народно-разговорной восточнославянской речи.

В период расцвета Древнерусского Киевского государства южнославянские страны, в частности Болгария, подверглись разгрому и порабощению Византийской империей. Византийцы с особенной силой преследовали и уничтожали в это время основы древней славянской письменности на Болгарской земле. Поэтому в XII – начале XIII века культурное воздействие одной ветви славян на другую шло в направлении из Киевской Руси на Балканы. Именно в эту эпоху происходит проникновение многих произведений древнерусской письменности из Киевской Руси к болгарам и сербам. В частности, к ним приходят такие памятники литературы Киевской Руси, как «Слово о Законе и Благодати», «Житие Бориса и Глеба», а также и переводные произведения – «История Иудейской Войны», «Повесть об Акире Премудром».

Болгары и сербы использовали культурную помощь Руси при своем освобождении от византийской зависимости. В начале XIII века болгарам, а затем и сербам удается добиться государственной независимости от Византийской империи, завоеванной в 1204 году крестоносцами. Около середины XIII века начинается вторичный расцвет культуры и литературы в Болгарии – «серебряный век» болгарской письменности, в отличие от первого периода ее расцвета в Х века, называемого «золотым веком». Ко времени «серебряного века» относится обновление старых переводов с греческого языка и появление многих новых переводных произведений. В этот период заимствуются преимущественно произведения аскетико-мистического содержания, что стоит в связи с распространением движения исихастов (монахов-молчальников). Серьезной реформе подвергается литературный язык, в котором утверждаются новые строгие орфографические и стилистические нормы.

В середине XIII века положение опять изменяется. Русская земля переживает жестокое татаро-монгольское нашествие, сопровождавшееся уничтожением многих культурных ценностей, и общим упадком искусства и письменности.

Вторая волна южнославянского влияния относится к концу XIV века, когда Русь начинает оправляться после татаро-монгольского погрома, когда вокруг Москвы складывается единое централизованное государство, и среди русских ощущается нужда в культурных деятелях. С середины, особенно с конца XIV века начинается (или возобновляется) сильное греческое и южно-славянское влияние на северную Русь. XIV век стал для Руси временем новой встречи с византийской и южнославянской культурой, контакты с византийским миром не только оживляются, но и приобретают новое качество.

Благодаря инициативе, главным образом, митрополита и других высоких церковных иерархов, на Руси вновь появились византийские художники. В 1340-х годах греки, приглашенные св. митрополитом Феогностом, расписывали храмы Московского Кремля, а чуть раньше, в 1330-х годах, в Новгороде некий «гречин Исайя» писал свои фрески. К сожалению, все эти церкви позднее были перестроены, и их росписи не сохранились.

В эпоху преп. Сергия в одном из Ростовских монастырей изучаются греческие рукописи. Митр. Алексий переводил или исправлял Евангелие с греческого подлинника. Сам преп. Сергий принимал у себя в обители греческого епископа и получил грамоту от Константинопольского патриарха, повинуясь которой устроил у себя общежитие. Одним из собеседников преп. Сергия был тезоименитый ему Сергий Нуромский, пришелец с Афонской горы. Библиотека Троицкой Лавры хранит древнейшие славянские списки Григория Синаита XIV и XV веков. В XV же веке там были списаны и творения Симеона Нового Богослова.

Из Болгарии происходил митрополит Киприан, возглавлявший в конце XIV – начале XV века Русскую Церковь. Киприан был тесно связан с Тырновской литературной школой и, возможно, являлся даже родственником болгарского патриарха Евфимия. По почину Киприана на Руси было предпринято исправление церковно-богослужебных книг по нормам среднеболгарской орфографии и морфологии. Продолжателем дела Киприана стал его племянник, тоже болгарин по рождению, Григорий Цамблак, занимавший пост митрополита киевского. Это был плодовитый писатель и проповедник, широко распространивший идеи Тырновской литературной школы. Позднее, в середине и в конце XV века, в Новгороде, а затем в Москве трудится автор многочисленных житийных произведений Пахомий Логофет, серб по рождению и по прозванию: Пахомий Серб. Могут быть названы и другие деятели культуры, которые нашли в эти века убежище на Руси, спасаясь от турецких завоевателей Болгарии и других южнославянских земель.

Однако нельзя сводить южнославянское влияние только к деятельности выходцев из Болгарии и Сербии. Это влияние было весьма глубоким и широким социально-культурным явлением. К нему относится проникновение на Русь идей монашеского молчальничества, воздействие византийского и балканского искусства на развитие русского зодчества. В иконописи видно влияние творчества художника иконописца Феофана Грека. Развитие переводной и оригинальной литературы и письменности, связано с именами книжников Пахомия Логофета, Максима Грека.

Для того чтобы этот прогрессивный, поступательный процесс смог широко проявиться во всех областях культуры, необходимы были и внутренние условия, заключавшиеся в развитии тогдашнего русского общества. Процесс, обычно обозначаемый, как второе южнославянское влияние на русский язык и русскую литературу, тесно связан с идеологическими движениями эпохи, с возрастающими и крепнущими отношениями тогдашней Московской Руси с Византией и южнославянским культурным миром. Этот процесс должен рассматриваться как одна из ступеней в общей истории русско-славянских культурных связей. Атмосфера русской общественной жизни и практика духовного опыта дали импульс для сложения собственно русской, национальной интерпретации византийской традиции, для формирования национального своеобразия православного духовного идеала: сосредоточенность внутренней жизни, смирение и покой, а также участливость и сердечность, внимание к людям и готовность служить общему делу.

ГЛАВА 77. Процессы и тенденции развития русского языка и литературы в ХIII–XV столетиях

77.1. Процессы и тенденции развития русского литературного языка в XIII–XV столетиях

Сначала удельная раздробленность, затем татаро-монгольское завоевание и захват западнорусских земель Литвой и Польшей становятся причиной разделения когда-то единой древнерусской (восточнославянской) народности на три восточнославянских народа: великорусского, белорусского и украинского. Общность исторической судьбы трех братских народов обусловила самую тесную близость между всеми тремя языками восточнославянских народов и вместе с тем обеспечила их независимое, самостоятельное развитие.

Новый этап в развитии русского общенародного литературно-письменного языка начинается со второй половины XIV века, и связан с формированием централизованного государства вокруг Москвы. Удельно-вотчинная раздробленность сменяется новым объединением восточнославянских земель на северо-востоке. Это объединение явилось причиной образования великорусской народности, в состав которой постепенно вливаются все носители русского языка восточнославянских земель.

Современные русские фонетическая и грамматическая системы сложились в общих чертах к XV веку. Переход от древнерусских грамматической и фонетической систем к современным осуществлялся преимущественно в XII–XIV веках. Основные исторические процессы, приведшие в названную эпоху к существенной перестройке русской фонетики и грамматики, рассматривает историческая грамматика русского языка.

В развитии литературно-письменного языка, который сформировался на почве органического слияния древнеславянской книжной, и восточнославянской народной речевых стихий в период удельно-вотчинной раздробленности обнаруживаются следующие тенденции.

С одной стороны, несмотря на ряд весьма заметных изменений, сказавшихся во всю силу к этому времени в общенародном языке, литературно-письменный язык, продолжает поддерживать прежние традиции, лишь эпизодически отражая произошедшие общеязыковые изменения в фонетике и морфологии.

С другой стороны, в письменный язык периода удельной раздробленности непрерывно проникают местные диалектные черты фонетики, морфологии, синтаксиса и лексики. Однако такое приближение письменного языка к местному говору приводит не к созданию нового, самостоятельного письменного языка в Новгороде или во Владимире, в Галиче или в Пскове, но лишь к образованию легко распознаваемой разновидности единого древнерусского письменного языка. Залогом единства для всех местных ответвлений древнерусского литературно-письменного языка в период удельной раздробленности являлись как общие древнеславянские элементы, закрепившиеся в письменном обиходе уже в Киевской Руси, так и в равной степени сходные для всех местных ответвлений общие восточно-славянизмы.

В русском (великорусском) языке старшего периода, т.е. в XIII–XVI веках, продолжалось сложное и противоречивое взаимодействие двух форм литературного языка. С одной стороны, увеличился контраст между книжно-славянской формой литературного языка и народно-русской. Значительные изменения претерпел народно-русский язык, следуя за живым разговорным языком. Книжно-славянский язык хотя и развивался, но более медленно и скупо. Так называемое «второе южнославянское влияние» в XV–XVI веках усилило отъединение книжно-славянской разновидности литературного языка от народно-русской. С другой стороны, непрерывно шел противоположный процесс – взаимодействие между этими разновидностями литературного языка. В результате этого взаимодействия возникали такие яркие памятники языка, как переписка царя Ивана Грозного с князем Курбским, замечательное «Житие протопопа Аввакума» и др.

В процессе разграничения совершенствовалась способность каждой из двух языковых систем выполнять свои специфические задачи; например, в эпоху второго южнославянского влияния обогатилась экспрессивно-эмоциональная сторона книжной речи и способность ее выражать сложные отвлеченные понятия, расширилась возможность создавать сложные синтаксические построения для передачи сложных смысловых связей между предложениями и т.д. В процессе сближения подготовлялась возможность слияния этих двух систем в одно целостное, хотя функционально расчлененное языковое единство. Однако, как правило, сочетание этих двух языковых систем достигалось до конца XVII века не их синтезом и слиянием, а вставкой, включением одной в другую, их чередованием в тексте – в зависимости от функции каждой части текста.

В связи с формированием языка великорусской народности: народно-литературный тип впитывает речевые средства великорусской речи и выступает в качестве языка деловой письменности. Книжно-славянский тип перерастает в риторический стиль в связи с ростом расхождений между книжной и разговорной речью, вызванных системно обусловленными изменениями в живой речи.

Все письменные памятники, дошедшие до нас от времени удельно-вотчинной раздробленности XIII–XIV веков, рассматриваются как памятники древнерусского литературно-письменного языка, независимо от места их написания. Но постоянные диалектные внесения, наблюдаемые в этих документах в данную историческую эпоху, позволяют условно выделить несколько зональных разновидностей письменного языка, различая их по характеру отражаемых в них диалектных явлений. Точного разграничения местных вариантов языка нет, так как этот вопрос еще недостаточно разработан и русская историческая диалектология не вышла из начальной стадии своего развития.

Наиболее достоверно установлены для периода удельной раздробленности в пределах восточнославянской территории следующие локальные разновидности литературно-письменного языка, до известной степени соответствующие диалектным зонам общенародного русского языка и приблизительно совпадающие с границами удельных княжеств.

На севере существовала древняя новгородская разновидность литературно-письменного языка, границы распространения которой, приблизительно совпадали с границами Новгородской Земли. Письменные памятники, отражающие эту разновидность, очень многочисленны и датируются весьма ранним временем, начиная с XI века.

На северо-западе выделяется псковская разновидность, которая прослеживается в письменных памятниках Псковской земли в течение XIV–XV веков. Благодаря большому числу письменных памятников псковская разновидность литературно-письменного языка изучена достаточно подробно.

На западе отмечается смоленско-полоцкая разновидность литературно-письменного языка, охватывавшая территорию древнего Смоленского княжества и Полоцкой земли. Письменные памятники, особенно делового характера, достаточно многочисленны, что позволяет говорить и об этой разновидности как о хорошо известной исследователям.

На юго-западе выделяется галицко-волынская разновидность письменности. Она известна главным образом благодаря наличию деловых памятников, написанных на ней.

На юго-востоке, вероятно, существовала разновидность литературно-письменного языка, характерная для Черниговской, Северской и Рязанской земель. Памятников этой разновидности дошло до нас очень мало, и она плохо изучена.

На северо-востоке сложилась владимиро-суздальская разновидность письменности. Эта разновидность ближе всех остальных к традиционному письменному языку киевского периода, что объясняется рядом внеязыковых причин. Письменныхпамятников, представляющих эту разновидность, много, но они пока еще недостаточно изучены в историко-диалектном отношении.

Восточнославянское население продолжало сосредоточиваться вокруг Москвы, спасаясь от татарских набегов за окружавшими в то время город глухими борами. Как показывает анализ древнейших памятников московской письменности, вначале жители Москвы пользовались диалектом северо-восточной группы, владимиро-суздальского типа. Однако чем далее, тем более чувствуется воздействие на эту первоначально северорусскую диалектную основу южнорусской речевой стихии, все усиливающейся в московском говоре.

Анализ языка ранней московской письменности показывает, что первоначально население Москвы, во всяком случае, в пределах княжеского двора, придерживалось северорусского окающего произношения. Например, в Духовной грамоте Ивана Калиты 1327–1328 года мы встречаем такие написания: Офонасей, Остафьево и др. Однако уже в записи с похвалою князю Ивану Калите на «Сийском евангелии» 1340 года можно заметить отражение акающего южнорусского произношения. В памятниках XV и особенно XVI веков аканье становится господствующей чертой московского произношения, причем такое произношение распространяется и на северорусскую по происхождению лексику: см. написание парядня (домашнее хозяйство) в Коншинском списке Домостроя.

Московский говор становится диалектной основой языка всей великорусской народности, и по мере включения тех или иных русских земель в состав формирующегося централизованного Московского государства черты ведущего говора распространяются на всей великорусской территории. Этот же среднерусский смешанный говор превращается в диалектную базу для литературно-письменного языка, обслуживающего потребности всей великорусской народности. Древнерусский литературно-письменный язык, пересаженный на новую почву, образует московскую разновидность письменного языка, первоначально развивавшуюся рядом с другими его ответвлениями. По мере расширения территории Московского государства все ответвления письменного языка постепенно вытесняются московской его разновидностью. Этот процесс вытеснения особенно усилился после введения книгопечатания с конца XVI века. Другие же разновидности древнерусского литературно-письменного языка, развивавшиеся на территории Литовского государства и Польши, становятся истоком постепенно формирующихся параллельно с языком великорусской народности, белорусского языка (с XV века) и украинского языка (с XVI века).

В период удельно-вотчинной раздробленности удельный князь, владения которого иногда не простирались далее одного населенного пункта, или течения какой-либо захолустной речушки, мог ежедневно видеться со всеми своими подданными и устно передавать им необходимые распоряжения. Теперь же, когда владения Московского государства стали простираться от берегов Балтики до впадения Оки в Волгу и от Ледовитого океана до верховий Дона и Днепра, для управления столь обширной территорией стала необходима упорядоченная переписка. А это потребовало привлечения большого числа людей, для которых грамотность и составление деловых бумаг стали их профессией.

В первые десятилетия существования Московского княжества с обязанностями писцов вполне справлялись служители Церкви – дьяконы, дьяки и их помощники – подьячие. Так, под Духовной грамотой Ивана Калиты читаем подпись: «а грамоту псалъ дьякъ князя великого Кострома». Дьяками по сану были авторы «Похвалы…» Мелентий и Прокоша. Однако уже скоро письменное дело перестало быть привилегией духовенства и писцы стали вербоваться из светских людей. Но в силу инерции языка термин, которым обозначали себя эти светские по происхождению и образу жизни чиновники Московского государства, сохранился. Словами дьяк, подьячий продолжали называть писцов великокняжеских и местных канцелярий, получивших вскоре наименование приказов. Дела в этих учреждениях вершились приказными дьяками, выработавшими особый «приказный слог», близкий к разговорной речи простого народа, но хранивший в своем составе и отдельные традиционные формулы и обороты.

Неотъемлемой принадлежностью приказного слога стали такие слова и выражения, как челобитная, бить челом (просить о чем-либо). Стало общепринятым, чтобы проситель в начале челобитной перечислял все многочисленные титулы и звания высокопоставленного лица, к которому он адресовал просьбу, и обязательно называл полное имя и отчество этого лица. Наоборот, о себе самом проситель должен был неизменно писать лишь в уничижительной форме, не прибавляя к своему имени отчества и добавляя к нему такие обозначения действительной или мнимой зависимости, как раб, рабишко, холоп.

В указанный исторический период особенное распространение получает слово грамота в значении деловая бумага, документ. Хотя это слово, заимствованное в начальный период славянской письменности из греческого языка, и раньше имело такое значение. Появляются сложные термины, в которых существительное определяется прилагательными: грамота душевная, духовная (завещание), грамота договорная, грамота складная, грамота приписная, грамота отводная (устанавливавшая границы земельных пожалований) и т.д. Не ограничиваясь жанром грамот, деловая письменность развивает такие формы, как записи судебные, записи расспросные.

Обогащение и увеличение числа форм деловой письменности косвенно влияло на все жанры письменной речи и, в конечном счете, способствовало общему поступательному развитию литературно-письменного языка Московской Руси. Те же писцы, дьяки и подьячие в свободное от работы в приказах время брались за переписывание книг, не только летописей, но и богословско-литургических, при этом они непроизвольно вносили в тексты навыки, полученные ими при составлении деловых документов, что приводило ко все возрастающей пестроте литературно-письменного языка.

77.2. Процессы и тенденции развития литературы в ХIII–XV столетиях

Спад культурного развития русских земель привел и к серьезному кризису литературного творчества. От XIII и XIV веков мы не имеем сколько-нибудь крупных литературных произведений. При этом важно отметить, что ущерб, нанесенный литературе, не ограничился уничтожением выдающихся памятников древнерусской письменности и литературы. Изменился сам характер многих литературных жанров и произведений.

Важным процессом, связанным с падением Киева и утратой южной Русью своего значения, является постепенное перемещение центра исторической сцены к северо-востоку и возвышение Москвы, которая становится этим центром на ряд столетий. С конца XIV века ведущим центром русской литературы становится Москва, где были созданы наиболее значительные литературные произведения той эпохи.

Со второй половины XIV века, особенно после Куликовской битвы, русская литература вступила в период нового подъема. Это сказалось не только в появлении многих новых литературных произведений, но и в существенном изменении ее форм. В частности, под влиянием победоносной Куликовской битвы возник целый цикл литературных произведений, которые прославляли подвиг русского народа на этом знаменитом ратном поле.

Русская литература ХIV–XV веков, как и в предыдущий период, развивалась в форме разнообразных повестей, многие из которых сохранились в составе тех или иных летописных сводов, «житий» и сказаний.

Литературные произведения той поры, проникнутые традиционным религиозным мировоззрением, испытывают на себе влияние светской жизни, и не могут быть в полной мере отнесены к церковной литературе. Напротив, многие из них посвящены чисто светским сюжетам, поскольку центральной темой этих сочинений была борьба с иноземными захватчиками и идея единства русских земель. Таким письменным светским жанром, отражающим явления эпохи и пронизанным новыми умонастроениями людей, стали в это время сказания и «хождения». В XIV–XV веках на Руси вновь появляются «Хождения» – сочинения, описывающие дальние путешествия русских людей. Одним из них стало знаменитое «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, в котором он рассказал о своем многолетнем путешествии по странам Востока и о жизни в Индии. Начало описания датировано 1466 годом, а последние строки были написаны в 1472 году на обратном пути, неподалеку от Твери, где А. Никитин и умер.

Кроме того, особенностью всей средневековой литературы было то, что в основе ее произведений лежали конкретные исторические факты, а все литературные персонажи были реальными историческими лицами. И только значительно позже, примерно со второй половины XV века обозначились тенденции возникновения обобщенных и вымышленных литературных сюжетов и персонажей.

Противоборство между церковной и светской тенденциями в русской культуре отразилось и в появлении новых жанров литературы: публицистики, азбуковников, первых русских энциклопедий. Литература, по словам Ермолая Еразма, становится «оружием борьбы», своеобразным средством отстаивания своих взглядов в проходившей полемике. Сама же полемика была напрямую связана с ростом личностного самосознания, воплощающегося в произведениях художественной литературы.

77.3. Летописание

С середины XIII века, по данным академика Д.С. Лихачева, наблюдался заметный упадок всего летописного творчества, что зримо выразилось в полном прекращении летописания во многих русских городах, прежде всего, в Киеве, Чернигове и Рязани, которые всегда занимали особое место в культурной жизни Древней Руси. Даже в тех традиционных центрах летописного творчества, в частности в Новгороде, Суздале и Смоленске, которые подверглись меньшему разгрому, летописание значительно сужается, бледнеет, становится немногословным и лишается тех выдающихся политических и мировоззренческих идей и того широкого общерусского кругозора, которыми обладали русские летописные своды, созданные до монгольского нашествия. Только после Куликовской битвы наступил «коренной перелом» в этой сфере и обозначился новый подъем летописания и литературы на всей территории Северо-Восточной Руси.

Наиболее значительными произведениями литературы XIV–XV веков по-прежнему оставались различные летописные своды, которые представляли собой синтетические памятники культуры этой эпохи, объединявшие в себе разные устные и литературные жанры. Новые летописные своды стали создаваться при дворах отдельных крупных князей – во Владимире, Ростове Великом, Рязани, Твери; позднее в Москве. Не прерывалось летописание в Новгороде и Пскове. Поначалу эти сочинения выражали местные интересы. Однако уже во всех летописных сводах XIV–XV веков отчетливо проявляется их общерусский характер, где красной нитью проходят идеи единства всех русских земель, героической борьбы против иноземных захватчиков и защиты православия. В первую очередь, – это отразилось в написании крупных исторических сочинений, в которых шел рассказ о всем пути русского народа. Наиболее крупными летописными центрами той поры были столицы самых мощных русских княжеств и земель – Москва, Новгород и Тверь.

На почве летописания дальнейшее развитие получила историческая мысль, значительно расширился исторический кругозор, и появились новые виды исторических произведений. К ним, прежде всего, относятся «хронографы», посвященные не только русской, но и мировой истории, освещаемой с религиозных богословских позиций. Первый русский «Хронограф во великому изложению» был создан в середине XI века на основе византийских исторических хроник Иоанна Малалы (VI век) и Георгия Амартола (IХ–Х века). Этот «Хронограф» позднее и был положен в основу «Еллинского и Римского летописца» (конец XIV – начало XV веков), на базе которого были созданы две новых – вторая и третья редакции «Хронографа».

Русские «хронографы» были не компилятивными, а оригинальными произведениями русской средневековой культуры, созданные вдумчивыми и профессиональными историками-источниковедами. В силу этого обстоятельства «хронографы» представляли собой своеобразные исторические энциклопедии различных народов и государств, которые содержали в себе очень интересные сведения и факты из истории Иудеи, Вавилона, античной Греции, Римской и Византийской империй, происхождения славян, древне-русской истории и т.д.

Значительно позже, в 1512 году или в 1516–1522 годы, на основании южнославянских, греческих и русских сочинений была создана вторая редакция «Хронографа», составленная выходцем из Сербии Пахомием Логофетом. А примерно через сто лет, в 1617 году, была создана третья редакция этого «Хронографа», в которой была значительно сокращена библейская часть и, напротив, существенно расширены географические, этнографические и исторические сведения из истории разных народов и государств.

В эпоху собирания русских земель дальнейшее развитие получил жанр исторической повести. Литературные памятники этого жанра, сохранились в составе Троицкой летописи, Новгородской Первой летописи младшего извода и других летописных сводах. Особый интерес среди этих памятников вызывают: «Повесть о нашествии Едигея на Москву», «Повесть о новгородском восстании 1418 года», «Повесть об ослеплении Василия II». В основу «Повести об ослеплении Василия II», как установил профессор М.Д. Приселков, были положены воспоминания самого великого князя. Также интерес вызывает «Повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород», в московском и новгородском списках, которые расходились в своих оценках этого важнейшего события в истории средневековой Руси. «Повесть о стоянии на Угре» и другие.

77.4. Житийная литература

Одним из ведущих литературных жанров рассматриваемой эпохи были «Жития святых». Жития святых были самым любимым чтением православных русских людей, а составление этих житий – особой духовной наукой. Жития – это церковные сочинения о выдающихся русских людях – князьях, деятелях Церкви. Их героями становились только личности, чья деятельность являлась действительно эпохой в истории Руси, или те, чей жизненный подвиг стал примером для многих поколений русских людей. Церковь их объявляла святыми.

Жития описывают жизнь святых князей и княгинь, высших иерархов русской церкви, потом подчиненных ее служителей, архимандритов, игуменов, простых иноков, всего реже лиц из белого духовенства, всего чаще основателей и подвижников монастырей, выходивших из разных классов древнерусского общества, в том числе и из крестьян. Люди, о которых повествуют жития, были все более или менее исторические лица, привлекшие к себе внимание современников, или о них вспомнило ближайшее потомство, иначе мы и не узнали бы об их существовании. В народной памяти они образовали сонм новых сильных людей, заслонивший собой богатырей, в которых языческая Русь воплотила свое представление о сильном человеке.

«Но житие – не биография и не богатырская былина. От последней оно отличается тем, что описывает действительную, былевую жизнь только с известным подбором материала, в потребных типических, можно было бы сказать стереотипных, ее проявлениях. У агиографа, составителя жития, свой стиль, свои литературные приемы, своя особая задача. Житие – это целое литературное сооружение, некоторыми деталями напоминающее архитектурную постройку. Оно начинается обыкновенно пространным, торжественным предисловием, выражающим взгляд на значение святых жизней для людского общежития. Светильник не скрывается под спудом, а ставится на вершине горы, чтобы светить всем людям; полезно зело повествовать житие божественных мужей; если мы ленимся вспоминать о них, то о них вопиют чудеса; праведники и по смерти живут вечно: такими размышлениями подготовляет агиограф своего читателя к назидательному разумению изображаемой святой жизни». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 341–342. История России, С. 21734–21735]

«Житие обращено собственно не к слушателю или читателю, а к молящемуся. Оно более чем поучает: поучая, оно настраивает, стремится превратить душеполезный момент в молитвенную наклонность. Оно описывает индивидуальную личность, личную жизнь, но эта случайность ценится не сама по себе, не как одно из многообразных проявлений человеческой природы, а лишь как воплощение вечного идеала. Цель жития – наглядно на отдельном существовании показать, что все, чего требует от нас заповедь, не только исполнимо, но не раз и исполнялось, стало быть, обязательно для совести, ибо из всех требований добра для совести необязательно только невозможное». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 342–343. История России, С. 21735–21736].

Жития подвижников церкви, которые датируются второй половиной XIII века, можно охарактеризовать как памятники, строго соблюдающие канон. Образцом такого рода произведения можно назвать «Житие Авраамия Смоленского» составленное книжником по имени Ефрем. Однако иная картина наблюдается в княжеских житиях этого времени. Значительные отклонения от канона обусловлены типом героя – государственного деятеля. В княжеских житиях XIII века отразились события татаро-монгольского нашествия и ордынского ига. В это время создается «Житие Александра Невского», которое соединяет в себе черты жития и воинской повести. В это же время создается «Житие Михаила Черниговского», выполненное как мартирия, повествующая о страданиях святого за православную христианскую веру, принятых от нечестивого мучителя-язычника.

В «Житии святого Александра Невского» рассказывалось о замечательных подвигах князя в борьбе со шведами, немцами, о его титанической и опасной дипломатической деятельности в отношениях с Батыем, Золотой Ордой, о его загадочной смерти на пути из Сарая. Русские люди, читая это Житие, проникались идеями служения Родине, патриотизма. Автор стремился отвлечься от всего эгоистического, суетного и пробудить в их душах высокие жизненные идеалы служения людям, обществу, своей стране. Другим таким известным Житием стала повесть о жизни и трагической кончине Тверского великого князя Михаила Ярославича, растерзанного в Орде.

В конце XIV века в русской литературе впервые появляется интерес к человеческим эмоциям и чувствам героев. В житиях расцветает торжественный риторический высокопарный стиль, известный нам по болгарским житиям и названный Д.С. Лихачевым эмоционально-экспрессивным или панегирическим стилем. Житийная литература приобретает принципиально новый характер, произведения этого жанра стали исполняться в возвышенном панегирическом стиле, и обильно украшаться всевозможными эпитетами, художественными оборотами и цитатами из Священного писания.

В наиболее завершенном и оригинальном виде экспрессивно-эмоциональный стиль представлен в творчестве Епифания Премудрого, который считается родоначальником стилистики «плетения словес». Епифаний Премудрый ученик Сергия Радонежского был знатоком Священного Писания, прекрасно изучил греческие хронографы, палею, Лествицу. Именно в этой стилистике Епифанием Премудрым были написаны знаменитые произведения: «Слово о житии и учении Стефана Пермского» (1396), «Послания иеромонаха Епифания к некоему другу своему Кириллу» (1414–1415) и «Похвальное слово и житие преп. Сергия Радонежского» (1417–1418). Которое стало любимым чтением русских людей. На страницах «Жития Сергия Радонежского» предстает образ высоконравственного, трудолюбивого, глубоко религиозного человека, для которого высшее счастье – сделать добро ближнему, и благополучие родной земли.

Настоящий панегирик умершему князю представляет «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского». Вероятнее всего, автором этого «Жития» был выдающийся русский книжник и религиозный философ Епифаний Премудрый, а само это «Житие» было создано между 1389–1420 годом, т.е. датами кончины Дмитрия Донского и самого Епифания Премудрого.

Значительный вклад в развитие житийной литературы в панегирическом стиле внес Пахомий Логофет (Словоположник), сербский ритор и богослов, прибывший в Россию в 1430-х годах. Пахомий, как составитель житий, пользовался большой известностью и являлся образцом для других духовных писателей. По мнению многих ученых именно его перу принадлежали вторая редакция «Жития Сергия Радонежского» и «Жития» митрополита Алексия, Варлаама Хутынского, Кирилла Белозерского, новгородского архиепископа Евфимия и других русских подвижников, а также знаменитое «Сказание о Михаиле Черниговском и его боярине Федоре», созданное в 1430–1440-х годах.

Хорошо разработанной системе Епифания и Пахомия противостоят в агиографии второй половины XV века «неукрашенные» описания жизни святых. Эти описания, по-видимому, рассматривались как материалы для последующей литературной обработки. Еще одним жанром житийной литературы были жития-легенды, основанные на фольклоре и обладающие хорошо разработанными, но не традиционно-агиографическими сюжетами.

К «неукрашенным» житиям принадлежит составленная в 1477–1478 годах записка о последних днях крупнейшего церковного деятеля XV века, основателя и игумена Боровского монастыря Пафнутия. Составил «Житие Пафнутия Боровского» его келейник, иеромонах Иннокентий. Он видел свою задачу в том, чтобы как можно точнее записать предсмертные речи и последние дни Пафнутия. Именно благодаря отсутствию риторики автору удалось создать необыкновенно выразительный образ больного старика, еще недавно возглавлявшего огромное монастырское хозяйство и, наконец, уставшего от всей этой суеты и жаждущего покоя.

Примером жития-легенды может служить новгородское «Житие Михаила Клопского». Это – развернутое агиографическое описание жизни и чудес новгородского святого-юродивого, сочувствовавшего Московским князьям. Видимо именно это обстоятельство способствовало сохранению жития в общерусской письменной традиции после присоединения Новгорода. Создатель произведения опирался на определенные литературные традиции, скорее основанные на фольклоре, нежели агиографический канон.

Следующие за ними авторы жизнеописаний святых не ограничиваются сообщением сведений о жизни и чудесах их, но и описывают церковные и общественно-государственные условия, при которых протекала жизнь святого.

В XV веке как составитель сборников житий русских святых известен митр. Киприан, написавший жития митр. Петра и др. русских святых («Степенная книга»), житие св. Сергия, преп. Никона, св. Кирилла Белозерского, свв. Новгородских архиепископов Моисея и Иоанна, слово о перенесении мощей св. Петра.

77.5. Книжное дело

Развитие письменности естественным образом сопровождалось изменением техники письма. В XIV веке на смену уставу пришел полуустав. Во многом благодаря южнославянскому влиянию, практически все буквы русского алфавита потеряли прежнюю стройность и геометричность, стали неровными и более вытянутыми, появилось большое количество выносных букв, а сами слова стали писаться раздельно. Кроме чисто графических признаков, отличительной особенностью полуустава стало наличие большего разнообразия самих приемов сокращения слов, когда над хорошо известным и часто повторяемым словом ставилось так называемое «титло». В начале XV века, наряду с полууставом в обиход стала входить скоропись, которая постепенно заняла лидирующее положение в официальном делопроизводстве. А полуустав сохранил свои позиции как преимущественно книжное письмо.

Страницы многих рукописных книг нередко украшались цветными заставками и миниатюрами. Выдающимися образцами книжной миниатюры того периода были «Федоровское Евангелие», написанное по заказу ярославского князя Федора Черного, тверская рукопись «Хроники» Георгия Амартола, имеющая более ста миниатюр, и т.д.

Все рукописи той поры писались чернилами коричневатого или бурого цвета, которые традиционно делались из железной ржавчины, дубовой коры, вишневого клея, кваса, или кислых щей, и жидкого меда. Все эти компоненты смешивались в определенной пропорции, затем кипятились и выдерживались в течение нескольких месяцев в теплом месте. Основным орудием письма по-прежнему были гусиные перья, при заточке которых использовались особые перочинные ножи.

Для украшения книг в это время стали использовать золотую и серебряную краски, а также киноварь. Книги стали обильно украшать различного рода миниатюрами и заставками. Тогда же появился новый стиль украшения рукописей в виде узорчатых рамок («клейм»), который получил название «старогреческого орнамента». В середине XVI века существенно изменилась техника и графика письма. Отныне скоропись полностью вытеснила полуустав не только в государственных канцеляриях, но и в монастырских кельях, где по-прежнему создавалось большинство светских и богослужебных книг.

ГЛАВА 78. Процессы и тенденции динамики художественного творчества в XIII–XV столетиях

78.1. Общие тенденции

Христианская религия и искусство в ходе их длительного, нередко противоречивого взаимодействия породили своеобразное явление мировой культуры, которое принято обозначать термином «христианское искусство». Для рассматриваемой эпохи характерно доминирование религиозного христианского искусства, которое художественными средствами продвигает и утверждает христианское мировоззрение.

Христианское искусство, понимаемое в широком смысле, включает в себя те произведения, в которых художественными средствами выражены религиозные идеи и устремления. Ведущими являются идеи о всемогуществе Бога, о необходимости поклоняться ему и соблюдать его заповеди.

Христианское искусство выполняет две взаимосвязанные функции. Во-первых, специфически религиозную, культовую функцию, поскольку оно пробуждает религиозные чувства и верования. Во-вторых, ему присуща эстетическая функция, ибо оно есть продукт художественного творчества и формирует у воспринимающих его людей чувство прекрасного. Так, христианский храм, его архитектура и убранство – это не только место Богослужения, но и своеобразное произведение искусства, призванное в наглядно-образной форме донести до верующего сущность и содержание христианской догматики, и представления о красоте и гармонии.

Христианское искусство в процессе исторического развития породило разнообразные виды художественного творчества: архитектуру, музыку, хоровое пение, живопись, церковную литературу и т.д. Культовое искусство христианства оказало существенное влияние на светское искусство. Многие выдающиеся писатели, поэты, композиторы, художники создавали произведения, раскрывающие и углубляющие смысл библейских, особенно новозаветных сюжетов и событий.

78.2. Зодчество

Тяжелый урон в ходе татаро-монгольского нашествия был нанесен русскому зодчеству, которое достигло столь изумительного совершенства в домонгольский период. Города были сожжены дотла или разграблены, памятники искусства уничтожены, художники убиты или уведены в плен. По данным многих историков и археологов более чем на полвека прекратилось каменное строительство во всех русских городах, даже в Новгороде, Ладоге и Пскове, которые вообще не подверглись монгольскому нашествию. Даже спустя десятилетия после возобновления традиций каменного зодчества в конце XIII века, оно на многие годы утратило те технико-строительные приемы, которые были усвоены или созданы русскими зодчими в Древней Руси.

Возрождение городов, оживление торговли начинается в середине XIV века. Необходимость защиты от иноплеменного порабощения консолидировала русские силы, способствовала объединению русских земель, ускоряла процесс образования русского государства и формирования русской народности. В этом процессе главенствующая роль перешла к Москве. Разгром Византии и установление страшного для славян турецкого владычества на Балканах усилило значимость Московской Руси как центра православия.

Москва и Тверь, выросшие в составе Владимирского княжества, явились наследницами владимиро-суздальских традиций в искусстве. Несколько иначе обстояло дело на северо-западе Руси. Новгород и Псков, сопротивлявшиеся объединению под властью Москвы, опираются в это время на собственный художественный опыт.

В XIV веке вновь начинается строительство каменных храмов. В послемонгольское время они возводятся в Новгороде и Твери. А затем строится Троицкий собор в обители Сергия Радонежского, церкви в московских монастырях. Русская земля украшается белокаменными храмами. Следом идут новые жилые дома и каменные крепости. Их строят там, где опасность нападений наиболее велика – на границах с крестоносцами – в Изборске, Копорье, на границе со шведами – в Орешке.

В XIV–XV веках храмы Новгорода, как и раньше, возводятся по заказу бояр, духовных лиц, богатых ремесленников, купцов, «уличан», жителей одного из «концов», как назывались ремесленные слободы, членов одной корпорации. Живое творческое воображение создателей, народные художественные вкусы определяли облик построек. С конца XIII века в Новгороде меняется строительный материал и техника кладки: камень не перемежается с плинфой на цемяночном растворе, а стены сплошь возводятся из местного, плохо отесанного, грубого камня, и лишь в сводах, барабанах и оконных проемах применяется кирпич, менее плоский, чем старая плинфа.

В 1292 году был построен храм Николы на Липне. В 1342–1343 году сооружен храм Благовещения на Городище, в 1345 году – храм Спаса на Ковалеве (разрушен во время Великой Отечественной войны и восстановлена), в 1352 году – храм Успения на Волотовом поле (не восстановлен).

С середины XIV века начинается новый этап в развитии новгородского зодчества, отличительной особенностью которого стало украшение фасадов церквей богатым декором из поясных кирпичных арок и треугольников. Классический тип храма, простого и конструктивно-ясного, создается во второй половине XIV века, и аналога ему нет в архитектуре других стран. Это, прежде всего, храм Федора Стратилата на ручью (1360–1361), построенный на средства посадника Семена Андреевича и его матери Натальи. А также храм Спасо-Преображения на Ильине улице (1374), похожий на храм Федора Стратилата, но больше и стройнее. Их отличительной особенностью является декор экстерьера, в котором новгородцы были всегда очень сдержанны, и покрытие по так называемой многолопастной кривой.

Помимо культовых зданий, в Новгороде возводились и многочисленные светские постройки. В частности, Грановитая палата (1433), где заседал Совет господ или «Оспода» – верховный орган боярской аристократии, комплекс Владычного двора (1433), Часозвоня (1443), которая является одним из самых ранних образцов русской шатровой архитектуры, и каменные палаты новгородских посадников Исаака и Марфы Борецкой (1465). В 1430-х годах завершилось и строительство каменного детинца, возведение которого было начато еще в 1333 году по повелению тогдашнего новгородского архиепископа Василия Калики.

Каменное строительство в Москве началось только во второй четверти XIV века. В это время при Иване Калите на территории Московского Кремля были построены четыре небольших каменных храма – Успенский (1326) и Архангельский (1333) соборы, и церкви Иоанна Лествичника (1329), и Спаса на Бору (1330).

Новый этап каменного строительства в Москве при Дмитрии Донском был связан с постройкой белокаменного Кремля (1366–1367), который с тех пор выдерживает не одну осаду литовцев и татар. Вместо обветшалых дубовых – возводятся каменные стены Кремля с 9 башнями общей протяженностью в 2 км. В Кремле при Дмитрии Донском сооружается Чудов монастырь (1367). Укрепляются подступы к Москве – Коломна, Серпухов, Дмитров, Можайск. Русь готовится к решающей схватке с Ордой.

В годы правления Василии I и Василии II, были сооружены изумительные кафедральные соборы в самых крупных городах и монастырях Московского княжества: Успенский собор в Звенигороде (1399–1400), собор Рождества Богородицы Савво-Сторожевского монастыря (1405), Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря (1422–1425) и Спасский собор Спасо-Андроникова монастыря (1427–1430).

Феодальная война (1431–1453), которая стоила огромных финансовых, материальных и людских потерь, на время прерывает строительную активность на территории Великого Московского княжества.

В конце XV и начале XVI века зодчество венчает усилия Иван III (1462–1505) по созданию могучей и единой Российской державы. Формирование нового московского стиля было напрямую связано с перестройкой Московского Кремля и созданием нового городского ансамбля всей Москвы. Первоначальный ансамбль кремлевских построек, сильно обветшал, поэтому с благословения митрополита Филиппа царь Иван III принял решение начать грандиозную перестройку всего ансамбля Московского Кремля, который должен был зримо воплотить в себе могущество единого Русского государства.

Прежняя кремлевская стена заменяется новой и создается замечательный архитектурный памятник, который и до сего дня поражает своей красотой и величавостью – Московский Кремль, построенный из красного кирпича с 18 башнями. Его архитекторами и инженерами были приглашенные на службу в Россию итальянцы, а исполнителями – русские мастера каменных дел. Кремль сочетал в себе достижения итальянской крепостной архитектуры и традиции строительства русских деревянных крепостей. Этот сплав европейского и русского искусства, видимо, и превратил Кремль в шедевр мировой архитектуры. Из Италии приехали мастера – Пьетро Антонио Солари, Антон Фрязин и Марко Руффо. В 1485 году под руководством Антона Фрязина началась перестройка южной крепостной стены Кремля, выходившей к Москве-реке. За два года русские мастеровые люди возвели Тайницкую, Первую и Вторую Безымянные башни. В 1487 году Марко Руффо начал строительство Беклемишевской башни, а в 1488 году Антон Фрязин построил Свиблову (Водовзводную) башню и закончил строительство всей южной части крепостной стены. В 1490 году Пьетро Солари поставил Боровицкую и Константино-Еленинскую башни, а также соединил Свиблову и Боровицкую башни зубчатой кирпичной стеной. В 1491 году под руководством Марко Руффо началось строительство Фроловской (Спасской) и Никольской башен, обрамлявших Красную площадь, которая тогда называлась Пожар. В 1492 году Пьетро Солари поставил круглую Собакину (Арсенальную) башню и возвел крепостные стены на северной стороне Кремля. После смерти Пьетро Солари его ученик Алевиз Миланец построил Троицкую башню и опоясал крепостной стеной все кремлевское пространство по реке Неглинке. Таким образом, к концу XV века были построены все стены и башни Московского Кремля, хотя отдельные работы продолжались здесь вплоть до 1516 года.

В 1472 году под руководством великокняжеского казначея В.Г. Ховрина и московских зодчих Ивана Кривцова и Ивана Мышкина началось возведение Успенского собора в Московском Кремле. В мае 1474 года, в результате подземного «труса», он неожиданно рухнул и тогда Иван III призвал на помощь псковских мастеров, однако те, осмотрев руины собора и уяснив причины этого падения, отказались от лестного предложения великого князя.

В это время в Московском Кремле были сооружены три собора. Прежде всего – это пятиглавый Успенский собор – главный храм страны (1475–1479). Собор был построен по проекту итальянского инженера и архитектора Аристотеля Фьораванти. Второй собор – Благовещенский, домовая церковь великокняжеской семьи (1484–1489), был спроектирован и построен русскими умельцами. В начале XVI века уже после смерти Ивана III был воздвигнут Архангельский собор (1505–1508), ставший усыпальницей династии Рюриковичей. Его построил итальянец Алоизо де Каркано или Алевиз, как его звали на Руси.

Строительство собора Успения Богородицы в южной части Кремля было успешно завершено в 1479 году. Монументальный шестистолпный Успенский собор, сразу ставший главным храмом Московского Кремля, имеет пять величавых шлемовидных глав, изящный аркатурный пояс по фасаду всего здания и пять апсид. Позднее, при Василии III, Успенский собор был расписан и стал усыпальницей всех московских митрополитов, а затем и патриархов РПЦ, начиная с первого митрополита Петра (1326) и кончая патриархом Адрианом (1700).

Одновременно с Кремлевской стеной и соборами во времена Ивана III создаются Грановитая палата – место торжественных «выходов государя всея Руси», приема иностранных послов. Воздвигаются и другие правительственные здания из камня. Через три года после смерти Ивана III его наследник переедет во вновь отстроенный великокняжеский дворец. Так за полтора-два десятилетия центр Москвы поменял свой вид. Москва принимает облик величавой и царственной столицы.

В Москве и близ нее в XV веке были построены: Успенский и Рождественский храмы в Звенигороде, храм Троицы в Троице-Сергиевом монастыре, храм Спасо-Андроникова монастыря в Москве и многие другие. Со становлением главенствующей роли Москвы в общерусском культурном, политическом, экономическом процессах возникла необходимость в освоении архитекторами больших монументальных форм государственно-митрополичьего жанра. Идеальным воплощением нового русского национального стиля стали Спасская церковь Спасо-Андронникова монастыря (XV), храм Василия Блаженного (XVI), церковь Вознесения в Коломенском (XVI).

78.3. Живопись

Общий подъем духовной жизни Руси в XIV–XV веках, бурное развитие зодчества повлияли в значительной степени на становление новой русской живописи. Из этого времени до нас дошли замечательные творения художников-иконописцев Феофана Грека, Андрея Рублева, Даниила Черного. Все они были иконописцами, мастерами фресковой живописи на религиозные темы. Величие русских живописцев состояло в том, что, не выходя за церковные рамки, они умели создавать подлинные художественные шедевры. За счет чего же удавалось этого достигнуть? Во-первых, благодаря глубоким духовно-нравственным идеям, вложенным в их творения. Во-вторых, за счет собственного неповторимого художественного стиля, сочетания красок, самой манеры письма, с помощью которых эти идеи выражались.

XIV век – время блестящего расцвета новгородской монументальной живописи. В это время в Новгороде уже сложилась своя местная живописная школа. Кроме того, в конце века местные мастера испытали на себе влияние великого византийца Феофана Грека (30-е годы XIV в. – после 1405 г.), который в Новгороде во второй половине XIV века расписывал храмы и создавал иконы. Уже, будучи знаменитым стенописцем, расписавшим, по свидетельству русского церковного писателя Епифания Премудрого, более 40 церквей в различных странах, «зело философ хитр», Феофан «гречин, книги изограф нарочитый и живописец изящный во иконописцех», через Кафу (Феодосию) и Киев приехал в Новгород в поисках места для применения своего таланта. Поскольку в изысканном искусстве его родной страны Византии во времена Палеологов намечались черты усталости, пресыщенности, догматизма, свидетельствующие о близящемся упадке.

Его лики святых буквально потрясали людей. Несколькими сильными, на первый взгляд грубыми мазками, игрой контрастных красок (белые, седые волосы и коричневые морщинистые лица святых) он создавал характер человека. Непростой была земная жизнь святых Православной Церкви, порой она была трагичной, и каждый лик, написанный Феофаном, был полон человеческих страстей, переживаний, драматизма. Живопись Феофана, столь выразительно-индивидуальная, столь свободная от канонов, вместе с тем несет на себе и влияние собственно новгородского искусства. Сама атмосфера вечевого города, борьба официальной идеологии и еретических учений, вольный дух новгородцев, особенности их менталитета, наконец, их произведения искусства, такие, как роспись Нередицы (а не исключено, что Феофан побывал и во Пскове и мог видеть живопись Снетогорского монастыря), – все это оказало воздействие на великого грека.

Ставшего знаменитым Феофана пригласили из Новгорода в Москву, где он расписывал ряд храмов. На рубеже XIV–XV веков в русской живописи, и особенно в иконописи Москвы, в большей степени, чем когда-либо раньше, используются эллинистические традиции, которые, как известно, в византийской живописи никогда не угасали. Судя по упоминаниям летописи в 1395, 1399 и 1405 году, ведущую роль в живописи Москвы играл тогда Феофан Грек, чье имя всегда стоит первым в перечне мастеров – его учеников и сотрудников.

Храмовая икона Архангельского собора Московского Кремля – «Архангел Михаил, с деяниями», написана, вероятно, около 1399 года, когда здание и убранство собора ремонтировались под руководством Феофана Грека. В иконе мы видим гибкие, стройные фигуры, изящные здания и пространственно изображенные навесы кивории на тонких колонках, драпировки, отливающие шелковым блеском, и гармоничные сочетания цветовых пятен, среди которых особенно заметны синее, золото и вкрапления алого.

Младшим современником Феофана Грека был Андрей Рублев. По некоторым сведениям, Андрей Рублев был иноком Троице-Сергиева монастыря. По другим, он был иноком Спасо-Андроникова монастыря в Москве, где, возможно, и скончался и похоронен около 1427–1430 года. Андрей Рублев общался с Сергием Радонежским, его поощрял и поддерживал князь Юрий Звенигородский. Некоторое время Рублев работал в Москве вместе с Феофаном Греком.

Первое упоминание о преподобном Андрее Рублеве относится к 1405 году, когда он, вместе со старшими художниками – Феофаном Греком и неким Прохором с Городца, украшал живописью Благовещенский собор при великокняжеском дворе Московского Кремля (к сожалению, ни само деревянное здание, ни его убранство не сохранились). В это время Андрей Рублев был еще молодым человеком: можно предположить, что он родился в 1380-х годах. Вероятно, старший по возрасту и имевший уже на Руси большой авторитет Феофан многому научил молодого мастера. В дальнейшем Андрей Рублев становится наиболее известным русским живописцем.

В 1408 году московский великий князь направляет во Владимир, для росписи Успенского собора, Андрея Рублева вместе с Даниилом Черным «иконником Даниилом». Позднее Владимирский собор послужил моделью для Успенского собора в Кремле. Украшал он фресками Троицкий собор в Троице-Сергиевом монастыре, а также Спасский собор в Спасо-Андрониковом монастыре. В творчестве Андрея Рублева до совершенства была доведена идея сплава живописного мастерства и религиозно-философского смысла.

В XIV веке настоящего расцвета достиг тератологический, или «чудовищный» орнамент, который был известен причудливым переплетением натуралистических и фантастических изображений различных животных, птиц, плетений из ремней и змеиных хвостов. По поводу происхождения этого орнамента в науке существуют совершенно разные точки зрения. Одни русские исоветские историки Ф. Буслаев, В. Щепкин считали, что этот орнамент был заимствован у южных славян. Другие авторы, в частности, австрийские искусствоведы В. Борн и И. Стржиговский, утверждали, что Русь восприняла тератологический орнамент из Скандинавии и Северной Германии. Наконец, третьи авторы Б. Рыбаков, А. Арциховский утверждали, что тератологический орнамент средневековой Руси был самым тесным образом связан с традициями древнерусского прикладного искусства и русским народным фольклором.

Тератологический стиль был характерен не только для рукописных книг. Он существовал и в художественном ремесле, например, при изготовлении разнообразных колт и наручей, и в архитектурной пластике, что совершенно отчетливо видно в рельефах Дмитровского собора во Владимире и Борисоглебского и Благовещенского соборов Чернигова.

Позднее, в начале XV века, получили распространение балканский, или «плетеный» («жгутовой»), и нововизантийский, или «растительный» орнаменты. В «плетеном» орнаменте русские живописцы широко использовали жгуты, круги, бесконечную восьмерку, прямоугольные решетки, ромбы, крестики и квадраты, чем достигалась особая узорчатость и даже вычурность рисунка. А в «растительном» орнаменте, напротив, наблюдается отход от традиционного геометрического рисунка, где стилизованные растения были подчиненными элементами книжной миниатюры.

78.4. Иконопись

Важнейшим направлением искусства московской эпохи является иконопись. В XIV веке, несмотря на возрождение фресковой живописи, в связи с постройкой новых каменных храмов и обновлением старых, иконы приобретают все большую значимость в храмовом убранстве. Возрастание в сознании верующих людей значимости литургии приводит к увеличению роли алтарной преграды, состав которой на протяжении почти всего XIV века остается стабильным.

Среди сохранившихся русских икон первой половины XIV века много таких, где соединяются, с одной стороны, дух византийского влияния, и, с другой, – приемы, укоренившиеся в русской иконописи в предшествующих столетиях. Вспоминаются характеристики московской летописи, упоминающей в 1340-х годах и византийских мастеров, и «русских родом, но греческих учеников», и русских.

В этот период святые князья Борис и Глеб становятся олицетворением русского православного идеала. В текстах Служб, написанных в их честь, подчеркиваются не только их знатность, княжеское достоинство, храбрость как воинов, но и стойкость духа, готовность к мученической смерти во имя общего христианского дела. Святые князья, изображены ли они на иконах как всадники-воины, с флагами военачальников, или стоящими рядом друг с другом, с мученическими крестами и княжескими мечами в руках, всегда сохраняют на лицах выражение смирения, скорби, спокойной сосредоточенности и, если можно так сказать, истинной и искренней Божественной любви.

Тип иконописи, где, как на иконе «Святые Борис и Глеб», органично соединялись старинная русская монументальность, нарядность, декоративная красочность с утонченностью духовных переживаний, играл большую роль в русской культуре XIV века – в Москве и Твери, Ростове и Новгороде. Среди икон этого типа выделяются псковские произведения со свойственным им сочетанием насыщенных оттенков зеленого, темно-красного и коричневого, а также крупными золотыми штрихами, сплошь покрывающими все одежды и говорящими о неземном свете.

В этот период существовал и еще один тип иконописи – он отражал вкусы народной среды: крестьян и широких масс городского посада. В простейших, почти схематичных композициях этого типа изображаются подвиги и чудеса святых, сцены евангельской истории. Эти иконы игнорируют нюансы эмоций, глубину молитвенных переживаний. Они напоминают о стойкости духа, о величии событий, вселяют надежду на помощь и заступничество святых. Такова, например, икона с изображением победы св. Георгия над драконом со сценами его жития.

Иконопись XV века сочетает уже сложившуюся к этому времени русскую художественную традицию с мотивами и идеями широкого православного мира, а также отражает ситуацию русской духовной жизни того времени. Иконопись этого периода достигла непревзойденного совершенства художественной формы. Русская иконопись этого периода выделяется своей монументальностью, внутренней силой и драматической выразительностью образов, смелой и свободной живописной манерой. Наиболее значительными представителями русской иконописной школы XV века являются Андрей Рублев и Дионисий.

С творчеством Андрея Рублева в иконопись вошли глубокая гуманность, возвышенная одухотворенность и идеальная просветленность образов, идеи согласия и гармонии. Ему принадлежат такие известные иконы, как «Троица Ветхозаветная», «Архангел Михаил», «Апостол Павел», фреска «Святой Лавр» в Успенском соборе Звенигорода. Дионисий увлекался скорее внешней стороной в ущерб психологической разработке образа человека. К числу его созданий отнесем икону «Богоматерь Одигитрия», а также фреску собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря «Поклонение волхвов».

После работы в 1408 году во Владимире Андрей Рублев занимает ведущее положение среди московских мастеров и ему поручают написать «Троицу Ветхозаветную». Это – икона, которую с наибольшей достоверностью можно считать написанной Андреем Рублевым. Об этом говорит Житие игумена преп. Никона Радонежского, а в XVI веке – постановление церковного собора, предписывавшего всем иконописцам изображать Святую Троицу так, как это сделал Андрей Рублев.

Икона «Троица», создана Андреем Рублевым в начале XV века для Троицкого собора в Троицко-Сергиевом монастыре. Изображенные на иконе в виде ангелов трое странников, присевших за трапезой, по мысли художника, воплощают в себе святую Троицу – справа изображен Святой Дух, слева Бог Отец, а в центре Бог Сын – Иисус Христос, который будет послан в мир людской для того, чтобы своими страданиями направить человеческий род на путь спасения. Все три фигуры и по облику своему, и по движению составляют единое целое. В то же время у каждого своя мысль, своя задача, своя судьба. Икона пронизана идеей жертвенности ради людей, идеей высокого гуманизма. Рублев сумел силой своей кисти, рядом условных знаков создать целую религиозную поэму. Каждый русский человек, смотрящий на икону, размышляет не только о религиозном сюжете, отраженном в иконе, но и о своей личной судьбе, вплетенной в судьбу многострадального Отечества.

Ветхозаветная сцена посещения дома Авраама тремя вестниками – ангелами изображена русским художником в символическом ключе, без нарративных подробностей, без фигур Авраама и Сарры. Он изобразил трех ангелов как символ единосущия и равночестия трех лиц Пресвятой Троицы, согласно православному Символу веры. Впечатление единства трех ангелов достигается и общностью их душевного состояния, их тихой и светлой скорби, и особенностями композиции. Фигуры словно вписаны в мысленный круг, внутри которого, согласно направлению склоненных голов, совершается медленное движение, замкнутое, повторяющееся, бесконечное. При всей схожести ангелов, среди них слегка выделен центральный, в одежде которого (пурпурный хитон и синий гиматий, золотой клав на плече), в жесте руки, расположенной ближе других к чаше, которая есть чаша жертвенная, евхаристическая, присутствует указание на Бога Сына – второе лицо Троицы. Соответственно, левая фигура символически указывала на Бога Отца, а правая – на Святого Духа.

Приблизительно в середине XV века в иконописи Московского царства наступает перелом. Фигуры изображенных на иконах становятся совсем тонкими, бесплотными, их строение утрачивает связь с эллинистическим каноном, контуры – выразительные, но стилизованные, композиции условные, в них подчеркнут абстрактный ритм силуэтов и гармонически согласованных цветовых пятен, передающий идеальную красоту небесного мира. После трагического для Византии 1453 года русская иконопись словно подхватывает выпавшее из ее рук знамя православного искусства, но выбирает свой собственный путь, окончательно стилизуя и абстрагируя византийскую традицию. Русская иконопись XV века сохраняет не букву, но дух византинизма, ее образы по-прежнему идеальные, вневременные, это образы созерцания и молитвы.

Выдающийся московский художник второй половины XV века – Дионисий – первые упоминания о его работах приходятся на 1460-е годы, умер до 1508 года. Его деятельность совпадает по времени с правлением московского великого князя Ивана III (1462–1505). Именно Дионисий придал законченность новому стилю московской живописи, и во фресках – наиболее известна роспись Ферапонтова монастыря 1502–1503 года, и в многочисленных иконах. Фигуры в иконах Дионисия – тонкие и слегка изгибающиеся, как стебли изысканных экзотических растений. Лики – с мелкими чертами, с небольшими полузакрытыми глазами. Персонажи на его иконах и фресках словно прислушиваются к некоему внутреннему голосу или к небесной музыке. Композиции объединяются не реальными соотношениями форм, а ритмом силуэтов и утонченных сочетаний светлых, прозрачных красок – икона «Успение».

Произведения Дионисия не содержат в себе драматических мотивов. Даже «Распятие» своими сияющими красками и красотой контуров утверждает победу жизни над смертью, а не показывает трагедию. Для многофигурных композиций самого Дионисия и близких к нему мастеров свойственна передача не действия, а раздумья, иногда тихой беседы. Икона из маленькой деревянной церкви, выстроенной неподалеку от Ферапонтова монастыря в 1485 году, в селе Бородава, изображает перенесение реликвий Богородицы, ее мафория и пояса императором, императрицей, патриархом и их приближенными в одну из церквей Константинополя – Влахернскую. Представлена, однако, не столько церемония «положения» святынь, как сообщает надпись на иконе «Положение честной ризы и пояса Пречистой Богородицы во Влахерне», сколько молитва, поклонение святыням.

В новгородских иконах на протяжении почти всего XIV века присутствует влияние фресковой живописи. На большой территории Новгородской республики и самого города развиваются разные направления в иконописи – от архаизирующего, в котором сильно влияние народного мироощущения, фольклорная основа, до грекофильского, отражающего черты византийского искусства «Палеологовского ренессанса». Среди этих разнообразных стилей складывается своеобразная новгородская школа иконописи. Для нее характерно лаконичность и простота композиционного решения, точность рисунка крепких коренастых фигур, изображенных на плоскости. Ее отличает чистая, звонкая красочная палитра яркая киноварь, беспримесный синий и желтый цвета. Новгородцам свойственна ясность толкований сюжетов трезвость мироощущения. Так пишут новгородцы своих «избранных святых» – по нескольку фигур сразу строго в фас, чаще всего в рост, но всегда с сурово-неумолимым выражением лиц.

Новгородская школа – самая значительная в русской иконописи XV века после московской. Новгородская иконопись отразила особенности мировоззрения широких масс городского и крестьянского населения. Отсюда конкретность ее иконографии, понятное и обстоятельное изображение тех или иных священных событий и чудес. Отсюда фронтально изображенные фигуры, как бы напрямую, непосредственно обращающиеся к молящимся. Отсюда простота всех контуров, геральдическая четкость композиций и повышенная яркость цвета, напоминающая о народной любви к яркой орнаментации. Новгородская иконопись создает образ торжества христианской веры, через изображение триумфа служивших ей святых.

Если в XV веке уже достаточно заметно расхождение в эволюции двух художественных миров, западноевропейского и «византийского», то в XVI веке это расхождение превращается в огромный разрыв, причем не только конфессиональный, но и художественный. Приверженность традиции обусловила консервативность православной иконы, она стала хранительницей культурного наследия, залогом преемственности развития национальной культуры.

ОТДЕЛ 21. Мировоззрение русского народа в эпоху Московского царства. Пути духовно-нравственного служения. Мировоззренческий выбор

ГЛАВА 79. Путь служения воина-защитника веры и отечества. Путь воина-освободителя

79.1. Народные сказания, исторические песни и воинские повести об освободительной борьбе русского народа

В XIV–XV веках окончательно сложился и оформился новый жанр исторической песни, главной темой которого стала борьба русского народа с иноземными захватчиками. В фольклоре ярко звучит тема народной трагедии в связи с татаро-монгольским нашествием, любви к своей многострадальной земле, а позднее – мотивы борьбы за освобождение Родины от ордынского ига и гордость за героев этой борьбы. Известны такие исторические песни – «Князь Роман и Мария Юрьевна», «Авдотья Рязаночка», «Девушка спасается от татар», «Мать встречает дочь из татарского плена», «Песнь о Щелкане Дудентьевиче» и многочисленные песни о «девушках полонянках». Куликовская битва вдохновила русский народ на создание многих сказаний и исторических песен. В одной из самых известных исторических песен той поры говорилось о богатыре Сухмане, побившем врагов на берегу реки Непрядвы, где состоялась Куликовская битва.

Особенно популярными в это время становятся сказания – это истории, посвященные знаменательным событиям в жизни страны. Центральной темой многих литературных произведений той поры, созданных в жанре воинской повести, стали события, связанные с татаро-монгольским нашествием и героической борьбой русского народа с иноземными захватчиками.

Вокруг исторических событий той поры сложились целые циклы устных народно поэтических произведений. Самым ранним и значительным произведением этого жанра стало «Сказание о разорении Рязани Батыем», в рамках которого обычно выделяют два самостоятельных рассказа: «О любви и смерти рязанского князя Федора Юрьевича, его жены Евпраксии и их сына Ивана Постника» и «Сказание о рязанском богатыре Евпатии Коловрате».

В числе литературных памятников рассматриваемого периода можно назвать следующие: «Слово о Меркурии Смоленском», «Слово о погибели земли Русской», «Поучения» владимирского епископа Серапиона и «Повести» о новгородском князе Александре Невском и псковском князе Довмонте. В конце XIII – начале XIV века появляются новые литературные памятники этого жанра, в частности, знаменитые сочинения тверских авторов «Повесть об убиении князя Михаила Ярославича в Орде» и «Повесть о Шевкале», которая представляла собой переработку устного народного сказания о Щелкане Дудентьевиче.

Народно-поэтическая основа отчетливо видна и в одном из самых знаменитых произведений куликовского цикла «Сказании о Мамаевом побоище», где речь идет о поединке троицкого черноризца Александра Пересвета с ордынским багатуром Челубеем. «Сказание о Мамаевом побоище» – самое объемное и популярное произведение Куликовского цикла. Это и самое «синтетическое» произведение этого цикла. В этом произведении, с одной стороны, куликовская победа представлена как награда за христианские добродетели, а с другой стороны, здесь нашел отражение вполне реальный взгляд на вещи и реальная оценка многих исторических событий и персонажей той поры. Кроме того, в этом «Сказании», где были широко использованы устные народные предания о Куликовской битве и содержатся разнообразные элементы устного народного творчества, находит свое целостное выражение идея тесного союза Русской Православной Церкви и сильной княжеской власти.

К произведениям Куликовского цикла вплотную примыкает и повесть «О Московском взятии от царя Тохтамыша и о пленении земли Русской». Это сказание отразило печальное событие 1382 года, которое буквально потрясло Русь после блестящей победы на Куликовом поле.

В этот период создается и особый цикл былин, исторических песен и устных исторических повестей. В каждом княжестве народ вспоминал и славил своих героев. В Новгороде – великого силача Василия Буслаева и торгового гостя Садко: «Василий Буслаев и новгородцы», «Поездка Василия Буслаева», «Смерть Василия Буслаева», «Садко гусляр», «Садко торговый гость» и другие. Исторические песни рассказывают о борьбе Руси против Орды, например о знаменитом восстании в Твери 1327 года.

Именно в этот период на Руси появились циклы былин о Владимире Красное солнышко и об Илье Муромце и Соловье Разбойнике. В этих творениях народа отражаются как ранние периоды воинской героики, так и поздние боевые свершения: здесь и сечи с половцами, и битва на Калке, и Куликовская битва, и освобождение от ордынского ига. Историко-литературные произведения отражали всю сложность и трагичность борьбы Руси за единство, против ордынского ига.

79.2. Житийная литература о служении русских князей

«Житие святого Александра Невского», создано в 1280-х годах и дошло до нас в тринадцати редакциях – Первоначальной, Лихачевской, Особой и других. По мнению большинства авторов (Н. Костомаров, В. Пашуто), первая редакция этого «Жития», вероятнее всего, была создана во Владимире при монастыре Рождества Богородицы, где в 1263 году было погребено тело великого русского князя. Вопрос об авторстве этого произведения также до сих пор является предметом научных споров. Одни ученые (В. Кусков) говорят, что авторами «Жития» были старший сын Александра Невского великий владимирский князь Дмитрий Александрович и митрополит Кирилл. А их оппоненты (Д. Лихачев) полагают, что автором этого произведения был анонимный выходец из Галицко-Волынской Руси, который в 1250-х годах прибыл во Владимир в свите митрополита Кирилла.

Правление Александра Ярославича Невского стало неотъемлемой частью исторической памяти русского народа. Почти четверть века, в самый трудный период русской истории, мечом и искусной дипломатией он защищал Святую Русь от смертельных угроз и с Запада, и с Востока. Он не знал крупных поражений ни на поле брани, ни на дипломатическом поприще. Его духовно-нравственный подвиг определяется не только достигнутыми им результатами, но и теми тяжелейшими препятствиями, которые ему пришлось преодолеть. Поэтому неслучайно безымянный автор его «Жития» был искренен в своем плаче: «О, горе тобе, бедный человече! Како можеши написати кончину господина своего! Како не упадета ти зеници вкупе со слезами! Како не урвется сердце твое от горкыя тугы! Чада моя, разумеите, яко уже заиде солнце земли Суздальской!».

Деятельность князя Александра шла по двум направлениям. С одной стороны, он занимается мирным строительством и упорядочением Земли Русской, он укреплял Русь, накапливал силы для будущей открытой борьбы. В этом заключается смысл его долголетних, упорных трудов по управлению Новгородом и Суздальской Русью. С другой стороны, подчинением ханам и исполнением их повелений он предотвращал татарские погромы, внешне ограждал созидательную работу на Руси.

Ордынские нашествия были величайшим злом, грозившим полной гибелью. Русь десятилетиями оправлялась от Батыева разгрома. При нашествии татары стремились до основания разрушить страну. Новое нашествие на Русь, подобное Батыеву, могло окончательно подорвать ее, уничтожить и ту внутреннюю силу, которая теплилась и начинала возрождаться. Поэтому политика св. Александра Невского сводилась к предотвращению нашествий. Он шел на все уступки, лишь бы только предотвратить ханский гнев на Русь. Для этого он добивался полным повиновением доверия ханов, пытался, как можно больше отдалить Русь от ханов и стать посредником между ними. Для этого он должен был становиться как бы наместником хана, от которого он получал саму власть, и возможность предотвращать всякую попытку мятежа.

Перед св. Александром стояла трудная задача сдерживания возмущенного и озлобленного народа. Одно возмущение могло разрушить плоды многих лет его трудов. Поэтому он подчас силой и принуждением заставлял народ смиряться под татарским ярмом, постоянно сознавая, что народ может выйти из-под его власти и навлечь на себя ханский гнев. Александр Невский попытался образумить строптивых земляков, но новгородцы взбунтовались, и в городе вспыхнуло новое восстание, в ходе которого был убит новгородский посадник Михалко Степанич. Великий князь, опасаясь нового нашествия татар, вынужден был жестоко подавить восстание новгородских смердов, казнить советников юного княжича, а самого его под крепким караулом отправить в Суздаль. В 1259 году численники вновь вернулись во Владимир, а затем в сопровождении великого князя направились в Новгород, где «изочтоша всю землю Новогородскую и Псковскую, точию не чтоша священического причета».

Русский князь становился как бы на сторону хана. Он делался подручником ханских баскаков против русского народа. Св. Александру приходилось осуществлять ханские приказы, которые он осуждал как пагубные. Но для сохранения общей главной линии спасения Руси он принимал и эти приказы. Только с этой точки зрения понятно все дело жизни св. Александра Невского. Эта трагичность положения между Ордой и Русью делает из св. Александра мученика. С мученическим венцом он входит и в русскую Церковь, и в русскую историю, и в сознание народа.

79.3. Русские летописи о борьбе Руси с иноземными захватчиками

В 1262 году по городам Ростовской Земли прокатилась волна восстаний против Орды. Созданный после этих событий летописный свод, определяемый Д.С. Лихачевым как летописный свод Марьи, «весь проникнут идеей необходимости крепко стоять за веру и независимость родины. Именно эта идея определила собой и содержание, и форму летописи. Летопись Марьи соединяет в своем составе ряд рассказов о мученической кончине русских князей, отказавшихся от всяких компромиссов со своими завоевателями»³¹.

К повествованию этого рода относятся: рассказ о гибели мужа Марьи – Василька Константиновича в 1238 году в битве на реке Сити, рассказ о перенесении тела великого князя владимирского Юрия Всеволодовича во Владимир. Князь был убит в сражении на Сити, и его тело с поля боя сначала было перенесено в Ростов, а потом во Владимир. А также к этому циклу относится запись под 1246 годом об убиении в Орде Михаила Черниговского, отца Марьи.

В Лаврентьевской летописи в рассказе о Юрии Всеволодовиче подчеркивается не только воинская доблесть князя. Он отвергает предложение захватчиков мириться с ними, говоря, что «брань славна луче есть мира студна». Князь говорит: «Лучше добрая война, чем худой мир». Но летопись говорит и то, что его гибель – это страдание за христианскую веру.

Идея безграничной преданности долгу и вере с большой силой проявляется в рассказе о Васильке и в записи о гибели Михаила Черниговского – они не изменяют православию и не соглашаются признать «поганую» веру захватчиков. Такая трактовка причин гибели русских князей в годы монголо-татарского ига должна была восприниматься не только как подвиг страдальцев за веру, но и как мужественное выступление за честь Русской земли. Захваченного в плен Василька враги пытаются заставить признать их «поганские» обычаи, «быти в их воли и воевати с ними». Но князь не поддается ни уговорам, ни угрозам: «Никако же мене не отведете христьяньское веры, аще и велми в велице беде есмь». Михаил Черниговский, вызванный в Орду, отказывается «поклонитися огневи и болваном», за что «от нечестивых заколен бысть».

Со второй половины XIV века ведущее место в летописании и создании других историко-литературных памятников переходит к Москве, которая при Дмитрии Донском взяла на себя инициативу борьбы с Ордой. Они пишутся в Троице-Сергиевом монастыре, и в московских монастырях. В этих сочинениях проводится идея единства Руси, общности её киевского и владимирского периодов, ведущей роли Москвы в объединении русских земель и в борьбе с Ордой. Таким летописным сводом стал московский «Русский хронограф».

Уже в это время в московских летописных сводах возникает мысль о праве Москвы на собирание всех земель, бывших ранее в составе единого Древнерусского государства. Москва лишь приступила к этому процессу, но тогдашние идеологи уже сформулировали задачу московских князей на будущее.

Куликовская битва показала, что в союзе русские княжества могут успешно противостоять татаро-монголам. Победа на Куликовом поле имела огромное морально-нравственное значение для национального самосознания.

По мнению многих ученых Летописная повесть о Куликовской битве или «Побоище великого князя Дмитрия Ивановича на Дону с Мамаем» – это самый древний памятник Куликовского цикла, созданный в конце XIV века и сохранившийся в составе Софийско-Новгородского летописного свода 1448 года. В этом литературном произведении был впервые не только дан подробный и связный рассказ о Куликовской битве, но и резко осуждены два союзника Мамая: «льстивый отступник» рязанский князь Олег Иванович и «нечестивец» великий литовский князь Ягайло.

«Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и его брате Владимире Андреевиче», которое более известно под названием «Задонщина», сохранилось в двух редакциях – «Краткой» и «Пространной». «Задонщина» дошла до нас в шести летописных списках, самый ранний из которых, Кирилло-Белозерский, составленный монахом Кирилло-Белозерского монастыря Ефросином в 1470–1480-е годы, представляет собой переработку только 1-й половины первоначального текста «Задонщины». Остальные 5 списков составлены позднее в период с XV и до XVII века. Лишь два списка содержат полный текст, во всех списках много ошибок и искажений. Поэтому только на основе данных всех вместе взятых списков можно реконструировать текст произведения в целом.

Традиционно считается, что автором был некий Софоний Рязанец, брянский боярин, а затем рязанский иерей: в двух списках «Задонщины» он назван в заглавии автором произведения. Автор Сказания шаг за шагом повествует о начале нашествия Мамая, подготовке Дмитрия Донского к отпору врагу, о сборах рати, об исходе исторической битвы. В этом знаменитом поэтическом произведении средневековой Руси с особым пиететом прославлялся великий московский князь Дмитрий Донской, которого автор называет главным вдохновителем и организатором победы русских дружин и народного ополчения на Куликовом поле. Повесть проникнута высоким патриотическим духом, и недаром автор не раз обращается мысленно к событиям и образам «Слова о полку Игореве». «Задонщина» близка «Слову о полку Игореве» по характеру произведения, по сочетанию в нем плача и похвалы. «Слово» явилось для автора «Задонщины» образцом в стилистике и структуре подачи материала. Автор «Задонщины» в победе, одержанной над ордынцами, увидел реальное воплощение призыва своего гениального предшественника: объединенные силы русских князей смогли разгромить ордынцев, считавшихся до этого непобедимыми.

«Завоевание Руси татарами, хотя создало надолго фактическое господство силы, ловкости, хитрости и коварства, и тем породило множество рабских пороков, жестокости, лживости и грубости нравов, но в то же время во всех лучших русских людях породило жгучее сознание греховности, стремление к покаянью, к уразумению воли Божией исполнению ее. Влияние религиозной идеи, а рядом с нею церковности, а рядом с этим и Византийской идеи государственности, усилились до чрезвычайности. В то же время усилилось до жгучести сознание необходимости сплочения, объединения сил. В общем рабстве усилилось сознание единства русских людей без различия областных оттенков…»³².

ГЛАВА 80. Путь подвижника веры – аскета, праведника, святого

80.1. Аскетическое служение. Старчество

Татарский погром, как известно, тяжко отразился на духовной жизни Руси. Видимым свидетельством этого является полувековой, если не более, разрыв в преемстве иноческой святости. На время лик святых князей как бы вытесняет в Русской Церкви лик преподобных. Лишь в XIV веке, со второй его четверти, русская земля приходит в себя от погрома. Начинается новое монашеское движение. Почти одновременно и независимо друг от друга зажигаются новые очаги духовной жизни: на Валааме и в Нижнем Новгороде, на Кубенском озере и, наконец, в ближайшем соседстве с Москвой, в обители преп. Сергия. Золотым веком русской святости считаются XIV–XVI века. Характер и направления духовно-нравственного делания в этот период определили Сергий Радонежский и его ученики.

Со святых Сергия Радонежского и Александра Свирского начинается живительная струя духовной жизни, именуемая благодатным старчеством. Это служение имеет древнее христианское установление на пути к духовному совершенству. Старец – это монах (священник или нет), исполненный Духа Святого, и ставший для других наставником в христианской жизни.

Служение старцев основывалось на умном (духовном) делании – мистической концентрации внутренних духовных сил, «хранении ума» на созерцании Бога. Для этого используются смирение, молчание, молитва и трезвение. Постоянно повторяется Иисусова молитва: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Как писал иеромонах Иоанн (Кологривов), старцы приучили русский народ смотреть в небо поверх куполов дивных соборов, то есть, отрываясь от обрядности и формализма, жить внутренней жизнью, стремиться к Богу не только во внешнем поклонении Ему. Старцы старались научить смирению, прощению и управлению своей волей. Это были поистине учителя русского народа, а кельи их были своего рода университетскими кафедрами, на которых ищущие и просящие получали свое духовное образование. Влияние этих людей, живущих в стороне от обычного духовенства, в скитском уединении, было и остается огромным. Их духовное влияние значительно больше влияния простых монахов и священников. Через святых Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского, Александра Свирского, Нила Сорского, Тихона Задонского и монахов Оптиной пустыни старчество распространилось по всей Руси. «Старчество являлось центром духовной жизни, народным источником, где каждый черпал живую воду благодати»³³.

В.О. Ключевский отмечает, что осуществление идеи настоящего иночества надобно искать в пустынных монастырях. Именно эти монастыри, по мнению В.О. Ключевского, явились школой для воспитания подвижников веры: «Древнерусские жития изображают разнообразные и часто характерные условия прохождения пустынного подвижничества в Древней Руси, но самый путь, которым шли подвижники, был довольно однообразен. Будущий основатель пустынного монастыря готовился к своему делу продолжительным искусом обыкновенно в пустынном же монастыре под руководством опытного старца, часто самого основателя этого монастыря. Он проходил разные монастырские службы, начиная с самых черных работ, при строгом посте, «изнуряя плоть свою по вся дни, бодрствуя и молясь по вся нощи». Так усвоялось первое и основное качество инока – отречение от своей воли, послушание без рассуждения. Проходя эту школу физического труда и нравственного самоотвержения, подвижник, часто еще юный, вызывал среди братии удивленные толки, опасную для смирения "молву", а пустынная молва, по замечанию одного жития, ничем не отличается от мятежной городской славы. Искушаемому подвижнику приходилось бежать из воспитавшей его обители, искать безмолвия в настоящей глухой пустыне, и настоятель охотно благословлял его на это. Основатели пустынных монастырей даже поощряли своих учеников, в которых замечали духовную силу, по окончании искуса уходить в пустыню, чтобы основывать там новые монастыри». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 348. История России, С. 21741].

80.2. Служение преподобного Сергия Радонежского

Во многом подъем духовной жизни, и, прежде всего, монашеской жизни связан с именем и деятельностью Сергия Радонежского (1314–1394), святой преподобный, преобразователь монашества на Руси, величайший русский подвижник. Во святом крещении получил имя Варфоломея.

Большинство из его современников, бывших с ним в духовном общении, испытали на себе его духовно-нравственное влияние. Его прямые ученики явились игуменами и строителями многочисленных монастырей: подмосковных, белозерских, вологодских. Именно он вдохновил на Куликовскую битву (1380) московского князя Дмитрия. Благодаря ему все князья соединились перед Куликовской битвой, признав главенство Дмитрия Донского. Св. Сергий благословил Дмитрия перед битвой, предсказал ему победу и дал двух иноков – Пересвета и Ослябю.

В 23 года Варфоломей принял постриг в иноческий чин с наречением имени Сергия. Более года Сергий провел в полном одиночестве, преодолевая непрестанною молитвою и трудами искушения помыслами и страхи от диких зверей. Слух о его подвижнической жизни разошелся по окрестностям, и около него начали селиться любители уединения. Постепенно создался поселок, первоначально принявший вид киновии, где каждый отшельник жил в своей собственной келье, собираясь вместе только к богослужению. Затем киновия начала преобразовываться в общежительный монастырь, возрастая и числом насельников, и духовными силами. В ее святом руководителе чудесно сочетались три основные способности человеческой природы: молитвенно-созерцательное устремление в область духа, неустанный труд и горячая деятельная любовь не только к людям, но и ко всему живому.

Св. Сергий основал, кроме Свято-Троицкого Сергиева монастыря, еще несколько обителей. Св. Сергий и его ученики в течение нескольких десятилетий на рубеже XIV–XV веков основали более 40 монастырей на Севере Руси. Все эти деяния выходили далеко за пределы собственно церковной жизни, поскольку Северная Фиваида, как называют историки монастырскую колонизацию русского Севера, фактически дала этим глухим лесным пространствам импульс хозяйственного, культурного развития. Главной своей целью Сергий и его ученики считали духовное воспитание.

Став по воле Божией игуменом монастыря, Сергий, «наставляя братию, немногие речи говорил. Но гораздо больше пример подавал братии своими делами». Обретая силы в безграничном источнике любви – в живоначальной Троице, Сергий вносил мир и согласие не только в жизнь, в души монашеской братии, но и в мирское общество. Сергий Радонежский является вторым родоначальником русского монашества. Св. Сергий выступает продолжателем дела своего духовного предка – образ Феодосия Печерского явно выступает в нем, лишь еще более утончившийся и одухотворенный. О Феодосии напоминают и разнообразные труды преп. Сергия, и сама его телесная сила и крепость, и худые ризы, которые, как у киевского игумена, вводят в искушение неразумных и дают святому показать свою кротость. Роднит обоих русских святых гармония их деятельной и созерцательной жизни. Преп. Сергий покоил нищих и странных в своей еще убогой обители, и на смертном одре завещал своим ученикам не забывать страннолюбия. Как и Феодосий, он был близок к княжескому дворцу, принимал участие в политической жизни Руси и благословил Дмитрия Донского на освободительный подвиг. Преп. Сергий – ученик Феодосия, быть может, превзошедший своего далекого учителя.

При ближайшем рассмотрении, мы видим и новые черты, присущие именно преп. Сергию. Смирение его главная человеческая добродетель. Свою кротость и смирение Сергий простер так далеко, что является перед нами совершенно безвластным и всегда готовым на унижение. Игумен нанимается плотником к монаху Даниле за решето гнилых хлебов. Мы никогда не видим его наказывающим ослушников, как это случалось делать кроткому Феодосию. На ропот недовольных Сергий отвечает лишь увещаниями и даже, избегая борьбы, на время удаляется из монастыря.

В служении преп. Сергия мы видим и нечто новое, таинственное, еще невиданное на Руси. Преп. Сергий первый русский пустынножитель, был и первым русским мистиком, т.е. носителем особой, таинственной духовной жизни, не исчерпывающейся аскезой, подвигом любви и неотступностью молитвы. Для него, как и для древних мистиков Востока, пустыня была учительницей богомыслия. Медведь был первым его другом в безлюдной глуши. С грустью говорит его ученик о постройке будущей лавры: «исказили пустыню». С грустью принял преподобный первых своих учеников: «Аз бо, господие и братия, хотел еcмь один жить в пустыне сей и тако скончатися на месте сем». Но он не противится воле Божией, ради любви к людям утеснял созерцание. Известны мистические видения преп. Сергия: сослужащего ему ангела, огонь, сходящий со сводов храма в потир перед его причащением, явление Пречистой с апостолами Петром и Иоанном. Русская агиография до св. Сергия не знает подобных таинственных видений. Они говорят о таинственной духовной жизни, протекающей скрытно от нас.

Мистическая жизнь преп. Сергия проходила под покровительством Пресвятой Троицы, которой он был посвящен до рождения, которой посвятил и свою обитель. Сергий Булгаков указывал на связь духовной жизни преп. с современным ему мистическим движением на православном Востоке. Это известное движение исихастов, практиков «умного делания» или умной молитвы, идущее от св. Григория Синаита с середины XIV столетия. Новую мистическую школу Синаит принес с Крита на Афон, и отсюда она широко распространилась по греческому и югославянскому миру. Св. Григорий Палама, Тырновский патриарх Евфимий, ряд патриархов Константинопольских были ее приверженцами. Богословски эта мистическая практика связывалась с учением о Фаворском свете и божественных энергиях.

Св. Сергий ничего не поведал ученикам о своем духовном опыте, да, может быть, ученики эти (Епифаний, хотя и премудрый) были бессильны выразить в слове содержание этого внутреннего тайнозрения. Духовная школа преп. Сергия для нас загадочна. Мы не знаем других учителей его, кроме таинственного старца, благословившего отрока Варфоломея, и старшего брата Стефана, под началом которого Сергий начал подвизаться, но который оказался не в силах вынести лесного пустынножительства. Пути духовных влияний таинственны и не исчерпываются прямым учительством и подражанием. Мистическую традицию, которая утверждается среди учеников преп. Сергия, его собственный мистический опыт, светоносные видения Сергия можно сопоставить с фаворским светом исихастов.

Смирение, кротость, трудолюбие сочетались у преп. Сергия с великой духовной мудростью и глубиною мистического богообщения. Ученики преподобного – Симон, Исаакий и Михей – были свидетелями его мистического общения с высшими духовными силами. Св. Сергий скончался 25 сент. 1392 года. Через 30 лет были обретены нетленными его мощи и одежды, и в 1452 году он был причислен к лику святых. Еще при жизни преп. Сергия называли «игуменом всея Руси». В «Патерике» Троице-Сергиевой лавры названо около 100 имен святых подвижников, так или иначе связанных духовными узами с великим «игуменом всея Руси», прямых продолжателей его дела.

80.3. Ученики и последователи преподобного Сергия Радонежского

XIV–XVI столетия считаются золотым веком русской святости, давшим более всего преподобных Русской Церкви. В те времена северная – тогда воистину святая Русь, – вся покрылась монастырями. Духовная генеалогия русских подвижников XIV–XVI веков почти неизбежно приводит к преп. Сергию, как к общему отцу и наставнику после Феодосия Печерского. Все новое русское сергиевское монашество уходило в пустыню, в лесные дебри, бежало от нагонявшего мира, не уступало ему, оседало в хозяйственных обителях, строилось, создавало иногда крупные культурные очаги, опорные пункты русской колонизации. Все это новое аскетическое движение освящается именем св. Сергия.

В послесергиевском монашестве можно различать два течения, прежде всего географически: северное и московское. Уже сам преподобный Сергий, уступая князьям и митрополиту, отдавал своих учеников, Феодора, Афанасия, Андроника в строители и игумены московских и подмосковных монастырей. Другие ученики его, Кирилл Белозерский, Павел Обнорский шли на север, за Волгу, не в города, а в лесную пустыню.

За географическим разделением русского подвижничества скрывается более существенное духовное разделение – складываются разные направления аскезы. Созерцательная духовная жизнь была главной целью северных отшельников. Белозерский край, Кубенское озеро, южная окраина Вологодских лесов: Комельская, Обнорская, Нуромская пустыни, а за ними далекое поморье – вот главные очаги «заволжских старцев».

Учеником и последователем Сергия Радонежского был Кирилл Белозерский (Косьма) (1337–1427), основатель и первый игумен Кирилло-Белозерского монастыря под Вологдой, автор посланий, православный святой. Родился в Москве, в знатной семье.

В возрасте 30 лет Косьма принял пострижение в московском Симоновом монастыре под именем Кирилла. В иноки его посвятил игумен Федор, племянник Сергия Радонежского. В обители Кирилл провел несколько лет в хлебне, поварне и прочих службах, находясь под руководством старца Михаила, впоследствии смоленского епископа. Посещавший монастырь Сергий Радонежский часто беседовал с Кириллом с глазу на глаз. Возведенный в сан иеромонаха, он по удалении Симоновского архимандрита Феодора на ростовскую архиепископию, был избран на его место, но в сане игумена Кирилл оставался недолго.

Недовольный нарушением старых строгих порядков монастырской жизни Кирилл уступил свое место другому (Сергию Азакову). Несколько позже преследования со стороны нового игумена принудили его удалиться из Симонова в старый монастырь Рождества Пречистой (иначе в «Старое Симоново», недалеко от нового Симонового монастыря), где у него и явилась мысль «далече от мира уединиться».

Житие преп. Кирилла, составленно в конце XV века Пахомием Логофетом (в рукописи). Согласно Житию, однажды во время ночной молитвы он услышал голос: «Кирилл, уйди отсюда. Иди на Белое озеро и найдешь там покой, там тебе уготовано место, в котором спасешься». Взглянув в оконце кельи, Кирилл увидел белый свет и некую местность, находящуюся далеко на севере. Вскоре видение исчезло.

От своего сподвижника по монастырю инока Ферапонта (впоследствии основателя белозерского Ферапонтова монастыря), Кирилл узнал, что на Белоозере есть места, удобные «для безмолвия». Вместе они покинули обитель, и ушли в Белозерскую страну. Кирилл и Ферапонт обошли несколько мест, пока Кирилл не узнал то, которое было указано в чудесном видении. Кирилл на берегу Сиверского озера, верстах в 7 от Шексны, положил начало общежительному монастырю во имя Успения Богородицы. Первоначально на склоне холма он водрузил деревянный крест, устроил вместе спреп. Ферапонтом самый простой шалаш, а затем выкопал в земле келью. Вскоре Кирилл на том месте соорудил небольшую избушку, сохранившуюся до наших дней; она служила ему, вероятно, кельей, хотя обыкновенно ее называют часовнею. Вокруг кельи Кирилла собралась братия. Совместными усилиями они построили деревянную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, кельи, трапезу и другие служебные постройки. Так на берегу Сиверского озера возник Успенский Кирилло-Белозерский, или просто Кириллов монастырь, игуменом которого преп. Кирилл состоял около 30 лет до самой своей кончины.

Преп. Ферапонт через некоторое время оставил это место, и впоследствии в 15 верстах основал особый монастырь, позднее известный как Ферапонтов.

Кирилл ввел в монастыре самый строгий общежительский устав. Сам игумен исполнял его строже всякого простого инока. В основу организации внутренней жизни своего монастыря преп. Кирилл положил обычаи Симоновские: строгое общежитие, личную нестяжательность и вотчинный строй с ограничениями в духе требований митр. Киприана. Богослужебные и келейные порядки с самого начала монастыря были, по-видимому, иерусалимские. Все имущество было общее. Без разрешения игумена никто не выходил из пределов монастыря. Все, приносимое братии, подарки или даже письма, непременно вносилось с ведома игумена; через его же руки проходило все, что посылали кому-либо на сторону иноки.

Устав Белозерских монастырей Кирилла и Ферапонта, как он изложен в житии последнего, изображает распорядок монастырских занятий, «чин всякого рукоделия»: кто книги пишет, кто книгам учится, кто рыболовные сети плетет, кто кельи строит; одни дрова и воду носили в хлебню и поварню, где другие готовили хлеб и варево; хотя и много было служб в монастыре, вся братия сама их исправляла, отнюдь не допуская до того мирян, монастырских служек.

Уже при жизни преп. Кирилла монастырь достиг значительной степени благосостояния. Этому отчасти содействовало личное расположение к преп. Кириллу князей – его духовного сына князя белозерского и можайского Андрея Дмитриевича, его семьи, великого князя московского, князя галицко-звенигородского и общественное уважение к его подвижничеству. Преп. Кирилл поставил дело так, что его обитель стала своего рода культурным центром. Он был известен как книголюбец еще в Симоновом монастыре. При Белозерском монастыре проживал дьяк, обязанностью которого было писать книги и учить детей «грамотной хитрости». Многие из грамотных иноков трудились над перепискою книг и составлением сборников, из числа коих некоторые доселе сохраняются в Кирилловом монастыре. Предание указывает между ними и рукописи, писанные рукою самого Кирилла. До нашего времени дошли 12 книг из личной библиотеки преп. Кирилла. Сам он был автором трех посланий, свидетельствующих о его начитанности, хотя и изложенных в простонародно-безыскусственной форме.

Кирилл еще при жизни прославился многими чудесами. Совершались они и после смерти Кирилла. В XV–XVI веках Кириллов монастырь пользовался особым уважением в России, и особенно у царского семейства.

Преп. Кирилл погребен в Кириллове монастыре. Мощи преподобного почивают под спудом в храме созданного им монастыря. Над его мощами ныне находится церковь во имя преп. Кирилла, построенная в 1585–1587 годы и заново перестроенная в XVIII веке.

Преподобный Александр Свирский (Амос), (1448–1533), родился в Новгородской земле, в деревне Мандера, в семье небогатых благочестивых крестьян. Родители воспитали своих детей в христианском духе.

В возрасте 26 лет Амос пришел на Валаам, игумен принял его и постриг с наречением ему имени Александр. Подвизался Александр, изумляя суровостью своего жития самых строгих Валаамских иноков. Сначала он подвизался в общежитии, потом перешел на безмолвие, на остров, именуемый ныне Святым, и провел там 13 лет. Там доселе сохраняются следы его труженической жизни: его узкая сырая пещера, в которой можно поместиться только одному человеку; расположена она в расселине скалы на половине обрывистой горы, туда проведена отвесная лестница. Сохранена и выкопанная им для себя могила, впоследствии осененная гранитным крестом.

Однажды, стоя ночью на молитве, Александр услышал таинственный голос: «Александр, изыди отсюда и иди на прежде показанное тебе место, на нем ты возможешь спастись». Великий свет указал ему место на юго-востоке, на берегу р. Свири, где стоит до наших дней его монастырь.

Александр пришел на озеро Рощинское и поселился в пустыне, в 6-ти верстах от реки Свири. В глубине непроходимого бора он поставил небольшую хижину и предался уединенным подвигам.

Слезными ночными молитвами побеждал Александр в себе раздражение и досаду и стяжал, наконец, всепобеждающую любовь к ближнему и великий мир в душе. К Александру начали собираться жаждущие обитать под сенью его молитвы. Пришел и Завалишин со своими чадами и принес пустынникам много хлеба. Александр принял жертву, но посоветовал братии не оставаться праздными, а очищать лес и возделывать землю, чтобы питаться трудами рук своих и снабжать убогих.

Прожив 25 лет в Свирской пустыни, Александр был утешен божественным явлением такой силы, что нельзя было сравнить его ни с какими другими восхищениями его духа: для него повторилось видение, бывшее некогда Аврааму: светлые ангелы с посохами в руках изображали собой Святую Троицу. Божественным знаком особого значения православного русского народа во вселенской истории стало в конце XIV века явление Святой Троицы великому русскому святому Александру Свирскому. Это откровение несло таинственный смысл и знак любви Божией к русскому народу. В лице св. Александра Свирского – русского новозаветного Авраама – сама Святая Троица избирает русский народ народом-богоносцем, исповедником истинной веры Христовой в конце мировой истории.

Скончался преподобный Александр со словами: «Господи, приими дух мой» 30 августа 1533 году, будучи 85 лет от роду. В 1547 году был причислен к лику святых. Св. мощи его были открыты в 1641 и почивали в открытой раке в Преображенской пустыни, откуда в день Пресвятой Троицы переносились в Свято-Троицкий монастырь и оттуда обратно. Мощи преподобного Александра пребывают нетленными и до наших дней в Александро-Свирском монастыре.

Савватий, Зосима и Герман – преподобные Соловецкие святые. Именно эти отцы были первыми жителями необитаемого Соловецкого острова. Благодаря их трудам и молитвам на необжитом Соловецком острове появились келии, церковь, а потом Соловецкий монастырь, ставший настоящей жемчужиной духовной жизни русского Севера. Преподобный Савватий, Соловецкий чудотворец, и угодник Божий – преподобный Зосима, считаются основателями величайшей святыни Архангельской земли – Спасо-Преображенской Соловецкой обители.

Основным источником сведений о Савватии и Зосиме служат их Жития, представляющие единое произведение, части которого связаны единством замысла и повествования, общими рассказами о чудесах. Жития Савватия и Зосимы были созданы Соловецким игуменом Досифеем и бывшим Киевским митрополитом Спиридоном по благословению Новгородского архиепископа св. Геннадия (Гонзова), История создания произведений изложена Спиридоном в кратком послесловии к Житиям и Досифеем – в «Слове о сътворении Жития начальников соловеческых», вошедшем в Жития Савватия и Зосимы.

Согласно житию, Савватий, во времена митрополита Фотия, подвизался в Кирилло-Белозерском монастыре. Узнав, что в «Ноугородцкой области» есть Валаамский монастырь, где иноки ведут жизнь более строгую, Савватий перебрался туда. Удивляя братию своим терпением и мирением, он искал место для совершенного уединения и безмолвной молитвы. Но и там его сердце и душа не обрели покоя. Однажды от странствующих монахов и рыбаков Савватий он узнал о том, что на севере в двух днях плавания от берега в Белом море стоит большой остров, никем не населённый, и ушёл из Валаамского монастыря.

Сначала он поселился у часовни на Выге-реке, где встретил инока Германа «родом карельских людей», одиноко жившего в лесу. Савватий, умудренный инок из Валаамской обители, был уже стар. Герман – ученик преподобного Савватия – был родом из города Тотьма. Он отличался богатырской силой, и добрым нравом. Ранее Герман уже посещал Соловки вместе с рыбаками, и согласился сопровождать Савватия на остров и остаться с ним там.

Совершив «путноешествие» по морю, оба монаха в 1429 году благополучно прибыли на карбасе на остров. Там они водрузили крест и поставили шатер. Затем выбрали для кельи удобное место на берегу озера у высокой Секирной горы. Неутомимый Герман рубил келейку, а пока работал, преподобный Савватий неустанно читал ему вслух Псалтырь. Преподобные Савватий и Герман вместе прожили на острове несколько лет. Они предавались подвигам пустынничества. Молились, читали богословские книги, дни и месяцы проводили в безмолвии. Опытный Савватий учил науке монашества некнижного Германа, который не умел читать.

После нескольких лет совместной жизни на острове, «во всяцех трудих и злостраданиих мнозех», Герман покинул обитель. Он отправился «на Онегу-реку некыя ради потребы», надеясь к осени возвратиться обратно. Однако из-за плохой погоды он вынужден был вернуться на Онегу «озимети», а в следующее лето «хотяше ити в путь», но не смог из-за болезни.

Савватий остался в полном одиночестве. Сначала он печалился об уходе сподвижника, но затем стал подвизаться еще ревностнее. «Углубляясь умом в постоянную молитвенную беседу с Богом и к Нему обращая полные слез очи, преподобный воздыхал день и ночь, желая отрешиться от тела и соединиться с Господом. Один только Господь знал, каково было его пребывание на острове, каков пост, каковы духовные подвиги!».

Преподобный Савватий во время молитвы получил весть от Бога о близости своей кончины. Умирать он не боялся, поскольку имел горячее «желание разрешиться и быть со Христом», однако ему хотелось приготовиться к смерти по-христиански – исповедавшись и причастившись Святых Христовых Таин. Помолившись Богу, он покинул Соловецкий остров и в небольшой лодке пустился в плавание по морю. С Божией помощью он «преплу пучину морскую» и оказался на Выге-реке, там в это время находился игумен Нафанаил. Преподобный Савватий причастился у игумена Нафанаила и отошел в вечность. Это случилось 27 сентября 1435 года. И был похоронен игуменом Нафанаилом.

Герман остался в одиночестве. Только через год к нему присоединился новый монах – Зосима. Этот инок был молод. Он был сыном богатых и благочестивых родителей, выходцев из Великого Новгорода. С юных лет воспитывался в благочестии, и после смерти родителей, раздав имущество, принял постриг. В поисках уединенного места Зосима отправился на побережье Белого моря. Там, в устье реки Сумы он и повстречался с отшельником Германом, который поведал ему о пустынном морском острове. Зосима, услышав рассказы о мире, покое и тишине, об озерах, наполненных рыбой, пожелал отправиться в те далекие места. С Германом они договорились о совместном «путном шествии» на Соловки.

Достигнув острова, Зосима стал искать место, подходящее для строительства монастыря. После ночного моления, выйдя из шатра, Зосима увидел «луч пресветлый» и «к востоку церковь превелику зело пречюдну, простерту на воздусе стоящу». Зосима подробно рассказал Герману о том, что видел он «неизреченный свет и церковь прекрасну». Герман это видение истолковал так, что именно Зосиму «благослови Бог на место сие». После случившегося видения они приступили к строительству келий и земледельческому труду. Так был заложен Соловецкий монастырь, постепенно пополнявшийся приходящими с берега иноками.

Нравом Зосима отличался от Германа и Савватия. Если первопроходцы жаждали идти по пути христианских отшельников, ни о чем другом не помышляя, то Зосима же стразу увидел, насколько хорошо приспособлены Соловки для житья монахов. Он решил привести сюда больше иноков, желая устроить настоящую большую обитель вместо малой келейки.

Когда владыка Новгородский утвердил его на игуменстве, по Новгороду пошел слух о монастыре, живущем праведно, но очень бедно. Говорили, что иноки оставили всякое удобство, живут, как звери дикие в чащобе, на краю мира, посреди холодного моря. Как не помочь им? Добрые люди Новгорода собрали Зосиме денег, одежды и подготовили большие запасы еды.

Под руководством преподобного Зосимы обитель продолжала строиться. Во время его игуменства были с почестями перевезены в Соловецкий монастырь и помещены в гробнице за алтарем храма в честь Успения Пресвятой Богородицы мощи святого Савватия. Это произошло в 1465 году. От мощей почившего подвижника стали совершаться исцеления, которые свидетельствовали о его святости. Немало безнадежных больных, с верою призывавших молитвенную помощь преподобного Савватия, избавлялись от своих недугов у его гробницы.

Жизнь в обители шла своим чередом. И вот однажды игумен Зосима, подобно Савватию, тоже почувствовал приближение своей смерти. К смерти он приготовился заранее, как делали это благочестивые люди того времени: сам приготовил себе гроб, в котором и был погребен за алтарем Преображенского храма. Простившись с безутешной братией, он завещал ей не отступать от монастырского устава, своим преемником он назначил монаха Арсения. С молитвой на устах 17 апреля 1479 года преподобный Зосима в глубокой старости почил о Господе.

Впоследствии над его могилой была устроена часовня, а его мощи совместно с мощами преподобного Савватия были перенесены в освященный в их честь Преображенский собор.

Преподобный Герман прожил дольше преподобного Зосимы. Новый игумен Соловецкого монастыря направил его по делам монастыря в Новгород. Там, добравшись до монастыря, основанного преподобным Антонием Римлянином, старец Герман принял праведную кончину. Ученики не сумели довезти его тело до Соловецкой обители из-за весенней распутицы, и потому похоронили Германа у часовни деревни Хавроньиной на берегу реки Свирь. Уже при новом настоятеле, игумене Исайе, были обретены и перевезены на Соловки его нетленные мощи. В 1547 году преподобные Зосима и Савватий Соловецкие были причислены к лику святых. Позднее, в 1692 году, стали праздновать и память их сподвижника святого Германа.

ГЛАВА 81. Мировоззренческий выбор. Направления формирования духовно-религиозного мировоззрения

81.1. Основные течения духовно-религиозной жизни в Московской Руси-России

Особенностью духовно-религиозной жизни в эпоху Московского царства явились религиозные антагонизмы, которые проистекали из восприятия тенденций и настроений византийской духовно-религиозной жизни, и перенесения их на русскую почву.

В истории византийской религиозной мысли и, главное, в истории византийской культуры после середины XIV века, то есть после победы учения св. Григория Паламы, прослеживаются два этапа. На первом, в XIV веке, одной из ведущих тем византийской культуры был Фаворский свет, его явление миру, преображение мира благодаря энергии Божественного света, путь приобщения к нему. На втором этапе, в XV веке, в тяжелейших политических условиях, в предвестии близкой гибели Империи, в византийской живописи появляются изображения, полные идеальной гармонии, которые словно противопоставляются трагизму окружающего мира. Центром, где формировался новый образ и новый стиль, был, вероятно, Константинополь, не сохранивший памятников этого времени. Влияние столичного воздействия достигло периферийных областей – в частности, Сербии (так называемая моравская школа), а также Руси. В XVI веке в Византии живая творческая традиция сменяется консерватизмом, бессильным в дальнейшем противостоять влияниям, идущим с Запада. В XVI веке исихазм постепенно перестает играть ведущую роль и на Руси.

Именно на рубеже XV–XVI веков было положено начало тем спорам о духе и букве православия, которые впоследствии привели к расколу Русской Церкви в середине XVII века. В ту эпоху существовало три основных направления богословско-философской мысли: официальное традиционное православие, исихазм, и разные формы ереси. Если традиционное православие вызывало критику своей закосневшей церковной жизнью, то два других направления находились на подъеме и имели многих приверженцев, не только среди духовенства, но и в общей народной массе.

Вторая половина XV века стала временем рождения двух основных направлений русской церковной мысли, получивших в русской историографии название нестяжателей и иосифлян. Лидером первого направления явился бывший монах Кирилло-Белозерского монастыря преподобный Нил Сорский (1434–1508), а идейным вождем второго направления – влиятельный настоятель Волоколамского монастыря преподобный Иосиф Волоцкий (Санин) (1440–1521).

В течение XVI века продолжался полемический диалог двух основных течений духовно-религиозной жизни – нестяжателей: Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Грек, и иосифлян: Иосиф Волоцкий, митрополиты Даниил и Макарий. Дискутировались сущностные вопросы об уме и душе, истине и правде, добре и красоте, вере и справедливости, жизни и смерти, свободной воле и понуждении.

В духовной жизни получает перевес то направление, которое возглавлялось преподобным Иосифом Волоцким. Хотя сам св. Иосиф и был приверженцем исихазма, все же внешняя аскетическая жизнь и широкая деятельность занимали у него главное место, и молитвенное делание подчиняется социальному служению. У последователей же преподобного Иосифа первое место стало занимать поучение; духовная жизнь снижается и суживается; она обращается главным образом во вне. Параллельно этому переключению духовной жизни на внешнее, уставное благочестие, происходит переключение на внешность и в искусстве. Догматическое содержание образа начинает утрачивать свое доминирующее значение и не всегда ощущается как основное. Увлечение благообразием и благоустройством, свойственное иосифлянству, стимулирует преобладание внешних форм благочестия в ущерб качеству духовно-религиозной жизни.

Еще одной стороной религиозной жизни стали ереси и борьба с ними. Появление ересей есть общеевропейский процесс. Его основы в России и на Западе весьма близки, ибо связаны с требованием рационализации Церкви и церковной организации. В 1370-е годы среди горожан и низшего духовенства развилась ересь стригольников, критиковавших догматическую сторону официального религиозного учения, выступавших за дешевизну церкви и требовавших предоставления мирянам права проповеди.

На церковном соборе 1503 года нестяжатели и иосифляне выступили единым фронтом против еретиков. Выступая против самих еретиков, «заволжские старцы» были категорическими противниками их умерщвления, в то время как иосифляне настаивали на предельно жестком искоренении ереси, вплоть до применения к еретикам европейского опыта аутодафе «по гишпански», то есть сожжения на инквизиционных кострах.

В декабре 1504 года в Москве собрался церковный собор, целиком посвященный «проблеме еретиков». Наряду с Иваном III его заседания впервые вел и «великый князь всея Русии Василей Иванович». Вместе с митрополитом Симоном оба великих государя «обыскаша еретиков и повелеша лихих смертною казнью казнити». В результате Иван Волк Курицын, Митя Коноплев и Иван Максимов были «сожгоша в клетке на Москве», а архимандрит Кассиан, его родной брат Самочерный, Некрас Рукавов, Гридя Квашня и Митя Пустоселов были сожжены в Новгороде. Следует особо подчеркнуть тот факт, что в то время, когда по всей католической «цивилизованной» Европе полыхали инквизиционные костры, погубившие сотни тысяч еретиков, на Руси подобной изощренной казни подверглись только несколько вождей «жидоствующих» и массовых сожжений на кострах в православной Руси никогда не было.

В конце 1530-х годов возникла новая ересь «вольнодумцев», идейные лидеры которой Матвей Башкин и Феодосий Косой не только отрицали церковные обряды, иконы и таинство исповеди, но и саму христианскую символику, утверждая, что крест, как орудие казни Христа, негоже обожествлять, а тем более поклоняться ему. Официальная церковь быстро расправилась с новыми еретиками: Матвей Башкин после пыток и истязательств был отправлен на исправление в тот же Иосифо-Волоколамский монастырь, а Феодосий Косой, опасаясь жестокой расправы, успел сбежать в соседнюю Литву.

Любые философско-религиозные споры той эпохи рано или поздно становились достоянием политической борьбы, а уж тем более противостояние нестяжателей и иосифлян, которые затрагивали коренные вопросы государственного управления и земельных отношений.

81.2. Служение Нила Сорского

Преподобный Нил Сорский (1433–1508), основатель в России скитского жития, духовный писатель. Происходил из рода бояр Майковых. Постриженик Кирилло-Белозерского монастыря, Нил получил начало иноческой жизни в этой обители. Здесь он следовал советам умного и строгого старца Паисия (Ярославова), который потом стал игуменом Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Нил вместе с учеником своим и сотрудником, монахом Иннокентием путешествовал к святым местам, на Восток, чтобы в опытах тамошних подвижников видеть духовную жизнь. Был он, по его словам, «на горе Афонской, в странах цареградских и других местах». Нил несколько лет жил на Афонской горе и путешествовал по Константинопольским монастырям, наблюдал тамошние и цареградские скиты. Преп. Нил особенно в это время напитал дух свой наставлениями великих отцов пустынных, которые путем внутреннего очищения и непрестанной молитвы, совершаемой умом в сердце, достигали светоносных озарений Духа Святого.

Вернувшись в Белозерский монастырь, преп. Нил уже не хотел жить в нем, но построил себе келью, невдалеке от него, где и жил недолгое время в уединении. Потом он отошел от монастыря на реку Сорку, водрузил здесь крест, поставил часовню и уединенную келью и при ней выкопал колодец, а когда собралось к нему для сожития несколько братий, то построил и церковь. Обитель свою он учредил на особенных отшельнических правилах, по образцу Афонских скитов, а потому она и названа была скитом. Преп. Нил Сорский почитается основателем в России первого скита и скитского жития, в более строгом и точном его устройстве. Скитское жительство – средняя форма подвижничества между общежительным монастырем и уединенным отшельничеством. Скит похож и на уединенное жительство своим ограниченным составом из двух-трех келий, редко больше, и на монастырское общежитие тем, что у братии пища, одежда, работы – все общее. Существенная особенность скитского жития – в его сосредоточенной духовной работе и направлении духовного созерцания и делания.

В.О. Ключевский так характеризует служение Нила Сорского: «Нил был строгий пустынножитель; но он понимал пустынное житие глубже, чем понимали его в древнерусских монастырях. Правила скитского жития, извлеченные из хорошо изученных им творений древних восточных подвижников и из наблюдений над современными греческими скитами, он изложил в своем скитском уставе. По этому уставу подвижничество – не дисциплинарная выдержка инока предписаниями о внешнем поведении, не физическая борьба с плотью, не изнурение ее всякими лишениями, постом до голода, сверхсильным телесным трудом и бесчисленными молитвенными поклонами. "Кто молится только устами, а об уме небрежет, тот молится воздуху: Бог уму внимает"». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 378. История России, С. 21771].

Идейной основой нестяжательства явилось мистическое движение на православном Востоке. Это известное движение исихастов, практиков «умного делания» или умной молитвы, идущее от монаха Афонского монастыря св. Григория Синаита с середины XIV столетия. Новую мистическую школу Синаит принес с Крита на Афон, и отсюда она широко распространилась по греческому и южнославянскому миру. Последователями и приверженцами этой школы были Солунский архиепископ св. Григорий Палама, Тырновский патриарх Евфимий, ряд патриархов Константинопольских. Богословски эта мистическая практика связывалась с учением о Фаворском свете и божественных энергиях. Отвергая силлогизмы (дедуктивные умозаключения) как путь познания истины, исихасты утверждали, что разум убивает веру и что истинный христианин совершенствуется не через размышление, а через самоуглубление и безмолвие. Поэтому Нил Сорский, Паисий Ярославов и их ученики призывали православных христиан уйти от мирской суеты и богатства. Они искренне полагали, что только нестяжание и безмолвие являются единственно верным способом достижения идеала духовно-религиозной жизни.

Из двух трактатов Нила Сорского – «Предание ученикам» и «Скитский устав», в которых содержалась вся этическая программа нестяжателей, четко видно, что своими корнями их доктрина восходила к учению апостола Павла и уставам общежитийных монастырей, возникших в период монастырской реформы, проведенной митрополитом Алексием в середине XIV века.

Содержание и смысл духовного течения нестяжательства раскрываются в следующих положениях. Нестяжатели, проповедуя идеи исихазма, рассматривали нестяжательство, как христианскую добродетель, основанную на евангельских принципах. Нестяжательство, наряду с послушанием и целомудрием, являлось одной из основных монашеских норм. Идеологи нестяжательства открыто критиковали экономические порядки в монастырях, и прежде всего, практику владения и управления монастырскими селами. Они выступали за секуляризацию всей церковной земельной собственности и имущества. По их мнению, эта секуляризация должна была стать добровольным, жертвенным актом самой Православной Церкви, а не итогом насильственного изъятия монастырских сел и земель светской властью. Нестяжатели не посягали на прерогативы светской власти, убежденно полагая, что мирская суета несовместима с достижением духовного идеала.

Перед смертью († 1508) Нил завещал ученикам бросить труп его в ров и похоронить «со всяким бесчестием», прибавив, что он изо всех сил старался не удостоиться никакой чести и славы ни при жизни, ни по смерти. Древнерусская агиография исполнила его завет, не составила ни жития его, ни церковной ему службы, хотя Церковь причислила его к лику преподобных.

В.О. Ключевский: «Вы поймете, что в тогдашнем русском обществе, особенно в монашестве, направление преп. Нила не могло стать сильным и широким движением. Оно могло собрать вокруг пустынника тесный кружок единомысленных учеников-друзей, влить живительную струю в литературные течения века, не изменив их русла, бросить несколько светлых идей, способных осветить всю бедноту русской духовной жизни, но слишком для нее непривычных. Нил Сорский и в белозерской пустыне остался афонским созерцательным скитником, подвизавшимся на «умной, мысленной», но чуждой почве». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 379–380. История России, С. 21772–21773].

81.3. Последователи Нила Сорского. «Нестяжатели», «нестяжательство»

Самыми видными противниками «осифлян», как звали последователей Иосифа, выступили в полемике князь-инок Вассиан Косой и пришелец с Афона Максим Грек. В отечественной исторической науке существует традиционное представление о том, что после кончины Нила Сорского движение нестяжателей возглавил его верный ученик Вассиан Патрикеев, выходец из знатного и богатого боярского рода, многие годы находившегося у кормила государственной власти. Он принял монашеский постриг после опалы его влиятельного отца, который приходился кузеном самому Ивану III. Это традиционное представление принимается не всеми, и оппоненты полагают, что Вассиан Патрикеев был мнимым учеником «заволжского старца» и утверждают, что под флагом нестяжательства он попытался вернуться в «большую политику» и восстановить свое былое влияние при дворе. Вассиан превратил глубокое духовное учение о «нестяжании», которое исповедовал преподобной Нил Сорский, в чисто политическую программу и инструмент своей борьбы за политическую власть. В 1509 году Вассиан стал настоятелем придворного Симонова монастыря и вскоре близко сошелся с самим Василием III, который, по словам Н.А. Казаковой, «нашел в Вассиане умного и деятельного сторонника политики ограничения феодальных прав Церкви» и конфискации ее огромных земельных богатств.

По мнению некоторых историков в творчестве Вассиана Патрикеева трудно было найти что-либо общее с идеями Нила Сорского и вопрос о духовной жизни инока, составлявший основу учения «заволжского старца», не занимал в творчестве Вассиана Патрикеева особого места. Основой его церковно-политической доктрины стало насильственное отторжение огромных земельных богатств Церкви, и именно в этом вопросе Вассиан и его сторонники нашли активного союзника в лице великого князя.

Сочинения Вассиана – обличительные памфлеты, такие, как «Собрание некоего старца», «Ответ кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого великому князю Василию Ивановичу о наказании еретиков», «Слово ответно противу клевещущих истину Евангельскую», «Прения с Иосифом Волоцким», «Слово о еретиках» и особенно «Кормчая книга» (1517–1524).

В своих трудах он решительно выступал с позиций неприятия монастырского землевладения, и категорически не принимал инквизиторских наклонностей лидеров иосифлян и ратовал за прощение раскаявшихся еретиков. Вассиан изображает яркими, нередко правдиво-резкими чертами немонашескую жизнь вотчинных монастырей, хозяйственную суетливость монахов, их угодливость перед сильными и богатыми, корыстолюбие, лихоимство и жестокое обращение со своими крестьянами. Однако в нем говорит не одно только негодование пустынника-нестяжателя, но часто и раздражение бывшего боярина из рода князей Патрикеевых против людей и учреждений, опустошавших боярское землевладение. Потом такие же обвинения прямо высказал его единомышленник князь Курбский: любостяжательные монахи своим сельским хозяйничаньем разорили крестьянские земли, а внушениями о спасительности вкладов по душе сделали воинский чин, служилых землевладельцев хуже калик убогих.

Среди людей, получивших университетское образование в Западной Европе и заслуживших у современников почетную характеристику философа, был крупный публицист первой половины XVI века Максим Грек. В оценках этого мыслителя, профессионально занимавшегося философствующим богословием, применялся целый букет восторженных характеристик: «зело мудрый в философии», «дивный философ», «искусный философ». Максима Грека можно считать не только представителем высокой университетской образованности, но и идеологом практической аскетической философии, хотя, в отличие от некоторых монашествующих антифилософов, он не отрицал полезности знаний «внешней» философии.

Крупнейшим мыслителем высокого Средневековья в России был Максим Грек. Он принес искусство филологического анализа, философского диалога, богословской герменевтики. Вместе с нестяжателями отстаивал принципы «духовного делания», но победили иосифляне, предлагавшие симфонию государства и Церкви.

Максим Грек (Михаил Триволис) в 1502 году под влиянием проповедей знаменитого Д. Савонаролы стал монахом монастыря Святого Марка во Флоренции. Разочаровавшись в католицизме, он перебрался в знаменитый Афонский монастырь, откуда в 1517 году по личному приглашению Василия III прибыл в Россию «для исправления» богослужебных книг и стал монахом кремлевского Чудова монастыря. Поскольку он происходил из знатного рода Триволисов, близкого к Палеологам, а значит и к Рюриковичам, то это сразу сблизило его с придворными кругами, где он быстро оказался в центре политической и церковной борьбы.

Творческое наследие М. Грека составляет более 350 произведений, среди которых особо следует отметить «Сказание о жительстве инок Святой Горы», «Слово отвещательное об исправлении книг русских», «Послание об устройстве афонских монастырей», «Послание о францисканцах и доминиканцах», «Беседу ума с душой», «Исповедания православной веры», «Слово душеполезное, зело внимающим ему», «Слово о покаянии», «Сказание о известном иноческом житие» и «Послание об Афонской горе».

Сочинения Максима Грека против монастырского землевладения свободны от полемических излишеств. Он спокойно разбирает предмет по существу, хотя по местам и не обходится без колких замечаний. Проповедуя, в своих сочинениях, идею «нестяжания», он осуждал ростовщичество монастырей и тяжкий неправедный гнет, которому подвергались «поселяне» монастырских сел. Он выступал также против укоренившейся в них практики лишения свободы, конфискации имущества и земельных наделов за долги. В своих богословских трудах он утверждал традиционную для русского православия идею о верховенстве евангельских заповедей над ветхозаветными. А в вопросах политических он выступал с позиций укрепления авторитета великокняжеской власти, осуждая при этом любые проявления произвола и «лихоимства» властей. Кроме того, он осуждал злоупотребления великокняжеских наместников и волостелей. Выступал за ликвидацию института кормлений и проведение губной реформы, основанной на выборности местных должностных лиц. В числе близких идейных друзей Максима Грека был окольничий Ф.И. Карпов – один из крупнейших русских дипломатов, который курировал в Посольской избе отношения с Крымским ханством.

Долгое время позиции нестяжателей при великокняжеском дворе, к которым в 1516 году примкнули выходец из Афонского монастыря Максим Грек (Философ) и знатный боярин И.Н. Берсень-Беклемишев, были как никогда крепки. Однако, после того как Вассиан Патрикеев решительно осудил развод великого князя с Соломонией Юрьевной Сабуровой, а Максим Грек попытался доказать «девственную» чистоту и превосходство греческого православия над русским, их позиции резко пошатнулись.

В 1525 году церковный собор решительно осудил Максима Грека, отправив его на длительное покаяние в Иосифо-Волоцкий монастырь. Этот же собор санкционировал казнь Берсень-Беклемишева, которого обезглавили на Москве реке. Спустя шесть лет, в 1531 году та же участь постигла Вассиана Патрикеева, которого также сослали для исправления в оплот ортодоксальных церковников – Иосифо-Волоколамский монастырь.

К концу правления Василия III победу в ожесточенной идейной борьбе одержала «партия иосифлян», которая решительно отстаивала идею автокефальности и превосходства Русской Православной Церкви и сохранения ее огромных земельных богатств.

Одним из самых интересных представителей века русской публицистики был видный ученик Нила Сорского, игумен Троице Сергиева монастыря Артемий, который под давлением иосифлян в 1553 году вынужден был покинуть свой престижный пост и уйти в заволжские скиты. Позднее он предстал перед церковным судом, был предан анафеме и сослан на поселение в Соловецкий монастырь, откуда через несколько лет бежал в Литву, где и закончил свой жизненный путь. Сохранилось более десятка «Посланий» Артемия, но рассчитанные на широкую аудиторию, они, очевидно, не вполне точно отражают его реальные взгляды. Анализируя идейные воззрения Артемия, необходимо обратить внимание на три основных постулата, которые содержатся в его «Посланиях». Так же, как преподобный Нил Сорский, он решительно выступал против стяжательства Церкви и проповедовал идеи монашеского аскетизма. Он демонстрировал критический подход к «Священному писанию», утверждая, что не все написанное в нем есть «божественна суть». Артемий резко критиковал официальную Церковь за нетерпимость к своим заблудшим «чадам» и за жестокие расправы над еретиками.

Еретические идеи Артемия оказали большое влияние на формирование взглядов ряда еще более радикальных мыслителей середины XVI века, в частности, М.С. Башкина и Феодосия Косого, которые, ударившись в настоящую ересь, выступали с отрицанием основных церковных догматов. Они не признавали троичность божества, видели в Иисусе Христе не Бога, а простого человека, подвергали рациональной критике многие догматы «Священного писания» и сочинения Святых Отцов Русской Православной Церкви. Кроме того, они вообще отвергали Церковь как общественный институт, существование которой противоречит самому христианскому вероучению.

81.4. Служение Иосифа Волоцкого

Иосиф Волоцкий (1439–1515) преподобный, чудотворец, церковный писатель, основатель и игумен Иосифо-Волоколамского мужского монастыря, глава течения иосифлян. Иосиф Волоцкий сыграл огромную роль в истории Русской Церкви, объединив всех верных в борьбе с ересью жидовствующих. Преподобный активно выступал против нестяжателей за сохранение монастырского землевладения. Его активное вмешательство на Соборе 1503 года позволило разбить попытки Нила Сорского и Паисия Ярославова добиться решения об отобрании монастырских земель в пользу светских властей.

Предки Иосифа были выходцами из Литвы и носили фамилию Саня. Уже дети главы рода Иосифова, переселенца из русских пределов Литвы, по прозвищу Саня, здесь, в будущей Великороссии, кончают жизнь в черных ризах. Сын Сани, Григорий, стал иноком Герасимом, а его жена монахиней Ириной. Это были дед и бабка Иосифа. До пострижения они родили сына Ивана – отца Иосифа. Отец Иосифа был богатым вотчинником, владельцем села и нескольких деревень около Волока Ламского. Но и родители его – Иван и Марина, потрясенные иночеством сына, сами кончили жизнь в черных ризах. Сам Иосиф уже с детских лет открыто повлекся к монашеству. С позволения родителей, юноша Иосиф пошел знакомиться с монашеским послушанием в окрестные монастыри с намерением включиться в их жизнь. Строгий идеалист пережил острые разочарования. Услышав о старце Варсонофии в Тверской земле, юноша Иоанн пришел туда, и был поражен грубыми препирательствами и мужицкими ругательствами в трапезе монастырской. Старец Варсонофий понял строй души юного искателя и прямо сказал ему, что де не тебе жить в здешних монастырях, направляйся в Боровск к старцу Пафнутию. Там впечатления были другие. Старца Пафнутия юный искатель подвига застал за рубкой дров и складированием их в поленницы. Когда работа кончилась, двадцатилетний Иоанн в восторге умиления и в слезах бросился к Пафнутию, прося его постричь, что мудрый Пафнутий немедля и сделал. По мирскому имени Иван он был пострижен в монахи с именем Иосиф.

В.О. Ключевский отмечал, что современники преп. Иосифа оставили нам достаточно черт для характеристики этой совершенно реальной, вполне положительной личности: «Ученик и племянник его Досифей в своем надгробном слове Иосифу изображает его с портретной точностью и детальностью, хотя несколько приподнятым тоном и изысканным языком. Проходя суровую школу иночества в монастыре Пафнутия Боровского, Иосиф возвышался над всеми его учениками, совмещая в себе, как никто в обители, разнообразные качества духовные и телесные, остроту и гибкость ума соединяя с основательностью, имел плавный и чистый выговор, приятный голос, пел и читал в церкви, как голосистый соловей, так что приводил слушателей в умиление: никто нигде не читал и не пел, как он. Святое писание знал он наизусть, в беседах оно было у него все на языке, и в монастырских работах он был искуснее всех в обители. Он был среднего роста и красив лицом, с округлой и не слишком большой бородой, с темно-русыми, потом поседевшими волосами, был весел и приветлив в обращении, сострадателен к слабым. Церковное и келейное правило, молитвы и земные поклоны совершал он в положенное время, отдавая остальные часы монастырским службам и ручным работам. В пище и питии соблюдал меру, ел раз в день, иногда через день, и повсюду разносилась слава его добродетельного жития и добрых качеств, коими он был исполнен». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 380–381. История России, С. 21773–21774].

Неудивительно, что Москва, т.е. великокняжий двор, проведала об Иосифе. Он был поставлен в иерейское звание, и по воле великого князя назначен преемником скончавшегося Пафнутия. Иосиф принял игуменское поставление от рук самого митрополита Геронтия. Однако не всем пафнутиевским монахам пришелся по душе новый начальник. Иосиф не скрывал, что считает своим игуменским долгом изменить благодушный пафнутиевский, да и вообще господствующий, уставной хаос монастырской жизни и ввести строгое общежитие по типу монастырей Востока и св. Горы – Афона. Для Иосифа не было, конечно, секретом господствующее сопротивление этому плану коренных Пафнутиевцев. Очевидцы говорили о возникших в братии несогласиях, пререканиях и сопротивлении игумену. «Поручив монастырь первым от братии», Иосиф удалился в путешествие по другим монастырям для собирания практических наблюдений о возможностях осуществления монашеского идеала.

Иосиф решил быть реформатором не на прежнем, а на новом свежем месте: «не могий терпети от помысла: возгореся бо сердце его огнем Св. Духа». Он решил поселиться на диком месте и «тамо общее жительство обновити». Иосиф искал не абсолютного одиночества, ибо пошел и в пустыню не для созерцательного пустынножительства, а для организации монашеского общежития, соответствующего идеалу общежительного строя. Вместе с Волоцким князем Борисом Иосиф отправился на поиски места, на котором и стоит Волоколамский монастырь и до наших дней. По глубокому пониманию Иосифа монастырь – это одна из центральных клеток общежития православного народа, включенная в систему других невраждебных, а родственных ей, социальных клеток всего крещеного народа. Нужно было действовать не единолично, строя одному себе «келью под елью». На слух о новом строительстве потянулся народ.

Монастырский устав, составленный св. Иосифом, состоит из 14 глав, 9 из которых посвящены материальным вопросам. Он представляет собой свод правил, регулирующих монашескую жизнь до мельчайших подробностей. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово монаха подчиняются определенным правилам, и для всех нарушений заранее установлены строгие наказания: от 50 до 100 поклонов, пост на черством хлебе, а иногда, за более тяжкие проступки, – телесные наказания.

Начинается и духовный, и практический технический созидательный труд. Подвиг уставного молитвенного жития и почти сверхсильного упорного физического труда. При устроении монастыря, когда еще не было мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Неутомимым работником был сам Иосиф. После заутрени он усердно занимался помолом зерна. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: «Что ты делаешь, отче! пусти меня» – и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец монах покинул обитель со словами: «Не перемолоть мне этого игумена».

Преподобный Иосиф оставил после себязначительное духовно-литературное наследие. До нас дошли более 20 его посланий к различным лицам по моральным и богословским вопросам, Устав, которым он наделил свой монастырь и 16 речей («Слов») против жидовствующих, которые составили сборник под общим заглавием «Просветитель».

Эту книгу Иосиф Волоцкий написал в период борьбы с жидовствующими. Она возникла не сразу, а постепенно, и только после смерти автора получила от Собора 1553 года то заглавие, под которым она известна до сих пор. «Просветитель» в течение более чем 3-х столетий сохранялся лишь в рукописном виде. Только в 1859 году этот труд был издан профессорами Казанской духовной академии и стал доступным широкой публике.

Составление «Просветителя» было обусловлено потребностями тогдашнего русского общества, и поэтому этот труд, как единственный в своем роде и полностью соответствовавший своему назначению, с неизбежностью оказал огромное влияние на мышление и нравы Московской Руси. Труд содержит множество изречений, полных здравого смысла, он весь пропитан благочестием и твердостью убеждений. «Просветитель» представляет собой значительное явление в истории русской духовной литературы. Этот труд является образцом русского духовного просвещения того времени.

В.О. Ключевский так характеризует служение Иосифа Волоцкого: «Видно, что это был человек порядка и дисциплины, с сильным чутьем действительности и людских отношений, с невысоким мнением о людях и с великой верой в силу устава и навыка, лучше понимавший нужды и слабости людей, чем возвышенные качества и стремления души человеческой. Он мог покорять себе людей, выправлять и вразумлять их, обращаясь к их здравому смыслу. В одном из житий его, написанных современниками, читаем, что силой его слова смягчались одичалые нравы у многих сановников, часто с ним беседовавших, и они начинали жить лучше: "Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прелагашеся". Там же рассказано, как Иосиф убеждал господ в выгоде снисходительного отношения их к своим крестьянам. Обременительная барщина разорит хлебопашца, а обнищавший хлебопашец – плохой работник и плательщик. Для уплаты оброка он продаст свой скот: на чем же он будет пахать? Его участок запустеет, станет бездоходным, и разорение крестьянина падет на самого господина. Все умные сельскохозяйственные соображения – и ни слова о нравственных побуждениях, о человеколюбии.

При таком обращении с людьми и делами Иосиф, по его признанию, не имевший ничего своего при поселении в волоколамском лесу, мог оставить после себя один из самых богатых монастырей в тогдашней России. Если ко всему этому прибавим непреклонную волю и физическую неутомимость, получим довольно полный образ игумена – хозяина и администратора – тип, под который подходило с большей или меньшей удачей большинство основателей древнерусских общежительных монастырей». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 381. История России, С. 21774].

ГЛАВА 82. Вопрос о монастырском землевладении в споре иосифлян и нестяжателей

82.1. Влияние монастырского землевладения на течение духовно-религиозной жизни

К концу XVI века обнаружились затруднения для дальнейшего функционирования поместной системы землевладения, которые были связаны с недостатком удобной для испомещения земли. Недостаток этот проявился в двух аспектах. На степном юге, где государству нужно было особенно много военно-служилых людей, правительство располагало для их хозяйственного обеспечения обширными площадями плодородной земли. Однако эти территории были еще слабо заселены, и нуждались в усиленном хозяйственном обустройстве. В центральных уездах земли менее плодородные были достаточно заселены и обустроены, но их уже оставалось мало в распоряжении правительства. Здесь господствовало крупное вотчинное землевладение, боярское и церковное.

В Московской Руси особенно успешно развивалось монастырское землевладение, большие монастыри были очень богатые общества, каждый член которых, однако, давал обет нищеты, отрекаясь от всякой собственности. Единственное оправдание монастырского землевладения было указано церковным правилом: «церковное богатство – нищих богатство».

Начиная со второй половины XIV века, после проведения монастырской («общежитийной») реформы митрополита Алексия, Русская Церковь превратилась в крупнейшего земельного собственника. Светская власть неоднократно пыталась прибрать к рукам огромные земельные богатства Церкви, но даже Ивану Грозному не удалось решить эту проблему. При нем лишь частично были ограничены налоговые («тарханные») привилегии Церкви, а также наложен жесткий запрет на свободное приобретение монастырями новых земель без доклада царю. В середине XVII века крупнейшим монастырям: Троице Сергиев, Соловецкий, Иосифо-Волоцкий, Кирилло-Белозерский – принадлежала треть всей пахотной земли. Этим фактом во многом определялся политический вес Русской Церкви не только в церковных и религиозных, но и сугубо светских государственных делах. Однако большая часть монастырей и церковных приходов были безземельными и получали на свое содержание «царскую ругу».

Вотчины жалованные, испрошенные у мирской власти, были основным фондом земельного богатства монастырей. Монастырские вотчины составились из земель служилых людей и из земель казенных и дворцовых, составлявших запасный фонд для обеспечения служилых людей. Монастырское землевладение своими успехами создавало государству большие затруднения в деле материального обеспечения военно-служилого класса. Предпринимаемые правительством, в тот период, попытки вернуть отходившие к монастырям земли в казну или представителям служилого класса, были чаще всего неудачными. При этом потери государственного хозяйства на монастырском землевладении, ему приходилось возмещать за счет усиления эксплуатации крестьянского труда, усиливая его податное напряжение. А потом, льготные земли монастырей были постоянной угрозой для доходности земель казенных и служилых, маня к себе крестьян с тех и других своими льготами. Правительство вынуждено было для ослабления этой опасности полицейскими мерами ограничивать крестьянское право перехода от одного хозяина к другому. Это ограничение еще не крепостная неволя крестьян; но оно подготовило полицейскую почву для этой неволи. Таким образом, монастырское землевладение содействовало и увеличению тягости крестьянского труда, и уменьшению его свободы.

Это привело московское правительство к столкновению с церковной иерархией. В связи с чем, неоднократно поднимался вопрос о церковных, и о собственно монастырских вотчинах. Но с этим вопросом, который для государства имел только экономическое, аграрное значение, сплелось столько разнообразных интересов политических, социальных, церковно-нравственных, даже богословских, что он разросся в целое государственное и церковное движение. Это движение внесло значительное оживление в жизнь Московской Руси, и придало особый характер целому веку нашей истории.

Преподобный Кирилл Белозерский был против владения селами и отклонял предлагаемые земельные вклады, но вынужден был уступить настояниям вкладчиков и ропоту братии, и монастырь уже при нем начал приобретать вотчины.

В.О. Ключевский задается вопросом: «как могло случиться, что общества людей, отрекавшихся от мира и всех его благ, явились у нас обладателями обширных земельных богатств, стеснявших государство?»

В.О. Ключевский показывает, какое направление принимала жизнь старых пустынных общежительных монастырей к половине XVI века. Он отмечает, что рост монастырского землевладения, накапливаемого ими материального богатства, имел следующие последствия. Из трудовых земледельческих общин, питавшихся своими трудами, где каждый брат работал на всех и все духовно поддерживали каждого из своей братии, многие из этих монастырей, если не большинство, разрослись в крупные землевладельческие общества со сложным хозяйством и привилегированным хозяйственным управлением. Монастырское братство обременялось многообразными житейскими суетами, поземельными тяжбами и запутанными мирскими отношениями.

Окруженное монастырскими слободами, слободками и селами, братство такого монастыря представляло собой, по словам В.О. Ключевского, «черноризческое барство». На него работали сотни и тысячи крестьянских рук, а оно властно правило своими многочисленными слугами, служками и крестьянами, а потом молилось о всем мире, и особенно о мирянах-вкладчиках своего монастыря. Инок, полагавший в основу своего подвига смирение и послушание, «еже не имети никоея же своея воля», видел себя членом корпорации, властвовавшей над многочисленным населением монастырских земель.

Богатые монастыри накапливали большие суммы денежных средств, обильно приливавшие к ним от вкладчиков и из обширных вотчин. Монастыри обогащались за счет вкладов по душе и взносами для пострижения. Таким взносом как бы обеспечивалось пожизненное содержание постриженика в монастыре. Этот источник расширялся по мере того, как в древнерусском обществе укреплялся обычай постригаться под старость или перед смертью.

Куда же девали богатые монастыри свои деньги? Обличители XVI века настойчиво повторяют, что монастыри вопреки церковным правилам дисконтировали – отдавали деньги в рост, особенно в ссуду своим крестьянам. Вассиан Косой изображает их суровыми заимодавцами, которые налагали «лихву на лихву», проценты на проценты. Для погашения задолженности они у несостоятельного должника-крестьянина отнимали корову или лошадь, а самого с женой и детьми сгоняли со своей земли или судебным порядком доводили до конечного разорения. Это обвинение в «заимоданиях многолихвенных убогим человеком» было выдвинуто на Стоглавом соборе и отчасти поддержано царем, который спрашивал: «Церковную и монастырскую казну в рост дают – угодно ли это богу?» Отцы собора отвечали постановлением: архиереям и монастырям деньги и хлеб давать крестьянам своих сел без роста, чтобы крестьяне за ними жили, от них не бегали и села их не пустовали бы. Так, по вине земельного богатства монастыри начали превращаться из убежищ нищей братии в ссудолихвенные конторы.

Монастырское землевладение затрагивало интересы государства и служилого класса, еще и таким образом. Обилие денег давало монастырям возможность, повышая покупные цены, и перебивать продаваемые земли у других покупателей, особенно у слабосильных служилых людей, что обеспечило монастырям господство на земельном рынке. Дети боярские жаловались правительству, что «мимо монастырей вотчин никому ни у кого купить не мочно».

В поднявшемся споре о монастырском землевладении, и о необходимости преобразования существующих монастырей обозначились два направления, два резко различных взгляда, которые, встретившись, возбудили шумный вопрос, волновавший русское общество почти до конца XVI века и оставивший яркие следы в литературе и законодательстве того времени.

Одни хотели в корне преобразовать все монастыри на основе нестяжательности, освободив их от вотчин. Другие надеялись исправить монастырскую жизнь восстановлением строгого общежития, которое примирило бы монастырское землевладение с монашеским отречением от всякой собственности. Первое направление проводил преп. Нил Сорский, второе – преп. Иосиф Волоцкий.

82.2. Вопрос о монастырском землевладении на церковном соборе

На церковном соборе 1503 года оба борца встретились и столкнулись. Заволжские старцы отрицали право монастырей владеть (стяжать) землями и богатой собственностью, считая это несовместимым с монашеским служением, а некоторые, например Вассиан Косой, даже выступали за конфискацию церковных владений.

Иван III, при активной поддержке нестяжателей, попытался на этом церковном соборе реализовать правительственную программу секуляризации церковных земель. Столкнувшись с мощным сопротивлением иосифлян, великий государь вынужден был отступить, а затем дать свое согласие на расправу с еретиками.

Собор Русской Церкви 1503 года, в котором особую роль сыграл Иосиф Волоцкий, осудил эту сторону деятельности заволжских старцев и высказался за сохранение и укрепление церковной и монастырской собственности. Эта же позиция еще строже была подтверждена Собором 1531 года.

По мнению Иосифа Волоцкого и его сподвижников, воззрения заволжских старцев, при их моральной привлекательности, несли серьезную опасность нормальной жизнедеятельности Русской Церкви, ослабляли ее роль в государстве. Лишаясь земель и собственности, церкви и монастыри теряли возможность вести широкую пастырскую, благотворительную и просветительскую деятельность, оказывать благотворное влияние на общественную жизнь.

Собор согласился с Иосифом, и свое заключение представил Ивану III в нескольких докладах, очень учено составленных, с каноническими и историческими справками. Но вот что в этих докладах возбуждает недоумение: на соборе оспаривали только монастырское землевладение, а великому князю отцы собора заявили, что они не благоволят отдавать и архиерейские земли, против которых на соборе никто не говорил. Дело объясняется молчаливой тактикой стороны, восторжествовавшей на соборе. Иосиф знал, что за Нилом и его нестяжателями стоит сам Иван III, которому были нужны монастырские земли. Эти земли трудно было отстоять: собор и связал с ними вотчины архиерейские, которых не оспаривали, обобщил вопрос, распространив его на все церковные земли, чтобы затруднить его решение и относительно монастырских вотчин. Иван III молча отступил перед собором.

Итак, дело о секуляризации монастырских вотчин, поднятое кружком заволжских пустынников по религиозно-нравственным побуждениям, встретило молчаливое оправдание в экономических нуждах государства и разбилось о противодействие высшей церковной иерархии, превратившей его в одиозный вопрос об отнятии у церкви всех ее недвижимых имуществ.

При всех полемических усилиях и успехах нестяжателей московское правительство после собора 1503 года покинуло наступательные планы против монастырских вотчин и ограничилось обороной.

В дальнейшем длинный ряд указов и пространные рассуждения на Стоглавом соборе о монастырских непорядках, не решали вопроса по существу. Были предприняты различные меры с целью остановить дальнейшее земельное обогащение монастырей на счет служилого класса, «чтоб в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила». Вместе с тем усиливался и правительственный надзор за монастырскими доходами и расходами. Но все эти меры не дали ощутимых результатов. Попытка царя Ивана около 1550 года воспользоваться ближайшими к Москве землями митрополичьей кафедры для хозяйственного устройства служилых людей встретила решительный отпор со стороны митрополита.

Все отдельные меры завершились приговором церковного собора с участием бояр 15 января 1580 года. Собором было постановлено: архиереям и монастырям вотчин у служилых людей не покупать, в заклад и по душе не брать и никакими способами своих владений не увеличивать. Вотчины, купленные или взятые в заклад у служилых людей архиереями и монастырями до этого приговора, отобрать на государя, который за них заплатит или нет – его воля. Вот все, чего могло или умело добиться от духовенства московское правительство в XVI веке в деле о церковных вотчинах.

82.3. Нравственное измерение вопроса о монашеском служении и церковном имуществе

В.О. Ключевский отмечает: «Монастырское землевладение было вдвойне неосторожной жертвой, принесенной набожным обществом недостаточно ясно понятой идее иночества: оно мешало нравственному благоустроению самих монастырей и в то же время нарушало равновесие экономических сил государства. Раньше почувствовалась внутренняя нравственная его опасность». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 376. История России, С. 21769].

Монашеское служение требует удаления от мира, и его обременяет забота о материальных благах, а тем более владение большим имуществом. Святитель Игнатий Брянчанинов в своих трудах подчеркивает неотмирность задач монашеского служения. В Аскетических опытах святитель Игнатий говорит о нестяжании следующее: «Удовлетворение себя одним необходимым. Ненависть к роскоши и неге. Милосердие к нищим. Любление нищеты евангельской. Упование на промысл Божий. Последование Христовым заповедям. Спокойствие и свобода духа. Беспопечительность. Мягкость сердца».³⁴

Слова Спасителя обращены ко всем желающим духовно-нравственного исцеления и спасения, и к мирянам, но тем более к монашествующим. В Евангелии от Матфея сказано: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и мамоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не говорите: «что нам есть? или что пить? или во что одеться?». Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6: 24-33).

Монашеское благочестие в сравнении с мирским – требует более решительного разрыва с имущественными интересами, с заботой о материальных благах. Здесь образцом может служить притча о том, как трудно богатому войти в Царствие Небесное. В Евангелии от Матфея сказано: «И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: «не убивай»; «не прелюбодействуй»; «не кради»; «не лжесвидетельствуй»; «почитай отца и мать»; и: «люби ближнего твоего, как самого себя». Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; И еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф 19:16–26) .

Летописец в рассказе об устроении Печерского монастыря, в ПВЛ под 1051 годом, говорит: «Ибо много монастырей устроено царями и боярами и от богатства, но не такие они, как те, что поставлены слезами, постом, молитвою, бессонными ночами. Антоний ведь не имел ни золота, ни серебра, но достиг всего слезами и постом, как я уже говорил».

Нил и стоявшие за него Белозерские пустынники говорили об истинном смысле и назначении иночества. Скитское миросозерцание Нила все сполна было против монастырского землевладения. Его возмущали, как он писал, эти монахи, кружащиеся ради стяжаний; по их вине жизнь монашеская, некогда превожделенная, стала «мерзостной». Проходу нет от этих лжемонахов в городах и весях; домовладельцы смущаются и негодуют, видя, как бесстыдно эти «прошаки» толкутся у их дверей. Нил и стал умолять великого князя, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням и кормились бы своим рукоделием.

Иосиф ссылался на примеры из истории Восточной и Русской Церкви и при этом высказал такой ряд практических соображений: «Если у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричься, а если не будет доброродных старцев, откуда взять людей на митрополию, в архиепископы, епископы и на другие церковные властные места?» [Ключевский В.О.: Том 2, С. 382. История России, С. 21775].

Итак, если не будет честных и благородных старцев, то и вера поколеблется. Этот силлогизм впервые высказывался при обсуждении церковно-практического вопроса. Церковные авторитеты не ставили монастырям задачи быть питомниками и рассадниками высших церковных иерархов и не признавали непременным оплотом веры иерархию родовитого происхождения, как это было в Польше.

Первое положение Иосиф заимствовал из практики Русской Церкви, в которой высшие иерархи обыкновенно выходили из монастырей; второе положение было личной мечтой или личным предрассудком Иосифа, предок которого, выходец из Литвы, сделался волоколамским дворянином-вотчинником.

Вводя строгое общежитие в своем монастыре, Иосиф надеялся исправить монастырский быт и устранить противоречие между иноческим отречением от собственности и земельными богатствами монастырей более диалектической, чем практической, комбинацией: в общежитии-де все принадлежит монастырю и ничего отдельным монахам.

«Это все равно, возражает Максим, как если бы кто, вступив в шайку разбойников и награбив с ними богатство, потом пойманный стал оправдываться на пытке: я не виноват, потому что се осталось у товарищей, а я у них ничего не взял. Качества истинного монаха никогда не совместятся с отношениями и привычками любостяжательного монашества: такова основная мысль полемики Максима Грека». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 385. История России, С. 21778].

Упадок дисциплины в старых монастырях – общее явление XVI века, резко отмеченное в литературных памятниках и в правительственных актах того времени. Этот упадок был следствием перемены в подборе монастырского братства, а перемена произведена была монастырским землевладением.

К преп. Сергию приходили люди с пустыми руками, без вкладов, как и он пришел на свое место. Приходили люди, желавшие делить с ним труды пустынножительства и «душа своя спасти». Он встречал их вопросом: «Хотите ли и можете ли терпеть труды места сего, голод и жажду, и всякие недостатки?» Когда преп. Сергию отвечали, что хотят и могут, он говорил пришельцам: «Знайте, что вам предстоит здесь, будьте готовы терпеть скорби, беды, печали, всякую тугу и нужду, приготовьтесь не к покою и беспечалию, но к трудам, посту, всяким искушениям и подвигам духовным».

Когда Иосиф задумал покинуть свой уже разбогатевший монастырь, у него состоялся разговор с его братией, составившейся из зажиточных вкладчиков. Братия ему сказала: «…и мы разойдемся по дворам, а ведь мы отдали все свое имущество этой обители и тебе и надеялись, что ты будешь нас покоить до смерти, а по смерти поминать, и сколько было у нас силы, мы ее истощили в работе на монастырь, и, как теперь у нас не стало ни имения, ни силы, ты нас хочешь оставить, а нам прочь пойти не с чем».

Чем более чтили подвижника, тем больше текло из мира вкладов в его обитель, а по мере накопления земельных вкладов в нее все больше теснилось людей, которые искали не пустынного труда и безмолвия, а монастырского покоя и довольства. Они и уронили в XVI веке строгую монастырскую дисциплину времен Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского. Царь Иван прямо указал на этот упадок Стоглавому собору: «В монастыри постригаются не ради спасения души, а покоя ради телесного, чтобы всегда бражничать».

Призвание монашества заключалось не в том, чтобы только носить черную одежду отречения, а жить по-мирски, отделившись от внешнего мира, в монастырях. Путем такого внешнего, искаженного монашества, многие шли, не разумея умного, сокровенного смысла истинного Божьего иночества. Любившие мирскую жизнь под монашеской одеждой были внешним монашеством. Такому внешнему монашеству не было благословения от Господа Бога.

С утратой сего «умного жития» монашество утратило право перед Богом на существование. Умное житие было корнями духовного бытия монашества, было его душой. Когда корни были подрезаны – древо монашества увяло, умерло. С потерей внутреннего, не долго продержалось и внешнее – разлетелось, как прах, возметаемый ветром. Эта катастрофа, постигшая монашество, была видна уже давно, но не всем, видели ее лишь некоторые иноки, духовно-прозревшие.

Монастыри – эти хранители «умного света» разрушились, потому что само монашество разрушило основу монастырей: оставило «умное делание». Оставление «умного делания» и увеличение монастырей в последних временах стяжанием внешнего довольства и славы, увлечение внешним благочинием и пышностью – было тяжким грехом и дерзким нарушением данных монашеством обетов. Долготерпение Божие не потерпело попрателей обетов и предало их грозному Суду: монастыри разрушены и монашество упразднено.

ГЛАВА 83. О разделении единства духовно-религиозного служения. Мировоззренческий раскол, как результат разделения единого пути духовно-религиозного служения

83.1. Пути духовно-религиозного служения

Иосиф Волоцкой и Нил Сорский являются символическими образами в истории русского христианства. Столкновение их связывают с монастырской собственностью. Иосиф Волоцкой был за собственность монастырей, Нил Сорский – за нестяжательство. Но различие их типов гораздо глубже. Иосиф Волоцкой представитель православия, обосновавшего и освящавшего Московское царство, православия государственного, потом ставшего императорским православием. Он сторонник христианства жестокого, почти садического, властолюбивого, защитник розыска и казни еретиков, враг всякой свободы. Нил Сорский сторонник более духовного, мистического понимания христианства, защитник свободы по понятиям того времени, он не связывал христианство с властью, был противник преследования и истязания еретиков. Нил Сорский – предшественник вольнолюбивого течения русской интеллигенции. Иосиф Волоцкой – роковая фигура не только в истории православия, но и в истории русского царства. Его пробовали канонизировать, но в сознании русского народа он не сохранился, как образ святого. Вместе с Иоанном Грозным его нужно считать главным обоснователем русского самодержавия³⁵.

В Евангелии от Луки сказано: «В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой. У неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё» (Лк 10: 38–42).

Марфа любила Иисуса не менее Марии, любила слушать Его и, конечно, исполняла Его главнейшие заповеди. Но она признавала необходимым прежде заняться житейскими делами, а потом уже внимать Слову Божию. В заботах и суете она забывала сказанное раньше Иисусом: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (Мф. 6:33–34).

Мария же считала искание правды Божией выше житейских забот и потому всей душой отдавалась этому лучшему делу, забывая все земное. Мистическое служение Марии – сердечное переживание переходит в область ума и создается словесная формула догмата, отражающая раскрывшийся аспект Божественной истины. Эмпирическое служение, служение Марфы в том, чтобы сделать этот догмат практической основой духовно-религиозной жизни, опираться на него в деле спасения.

Эти же два пути духовно-религиозного слежения олицетворяют апостол Петр и апостол Иоанн. Апостол Иоанн смотрит на Землю с высоты Небес, в то время как апостол Петр, образ которого является центральным в западном христианстве, наоборот смотрит на небо, твердо стоя на ногах и чувствуя под собой землю. Другими словами, образ апостола Петра – это образ деятельного христианства, которому присущ некий практицизм и рациональное отношение к жизни, заинтересованное отношение к повседневности, к насущным проблемам и задачам. Образ апостола Иоанна – образ созерцательного христианства, которое устремлено к созерцанию Божественной истины, и смотрит на Землю с высоты Небес.

83.2. Духовно-мистическое служение – служение Марии–Иоанна

Сергий Радонежский, Нил Сорский, их ученики и последователи видели в качестве приоритетного начала аскетического служения – служение Марии-Иоанна – духовно-мистическое служение. Согласно св. Дионисию, будучи выше всякого тварного бытия, Бог недоступен не только для чувственного, но и для умственного познания. Возвышаясь над всякой тварной сущностью, Он «существует пресущественно». Если Бог не познаваем чувственным восприятием или спекулятивным мышлением, то Он познаваем мистически. Для этого необходим аскетический путь очищения, выражающийся в «отрешении» от всего сущего. Христианин должен отвлечься от всякого познания, преодолеть чувственные и умственные образы. В процессе внутреннего сосредоточения и ««вхождения в самого себя» христианский аскет вступает в священный мрак «неведения» и «молчания». При этом его незнание Бога совсем не становится отсутствием знания. Оно претворяется в совершенное познание, несоизмеримое со всяким частичным познанием. Это познание есть непосредственное мистическое знание Божества, в котором души христианина касается Божественная благодать, христианский подвижник «осязает Божество», созерцает нетварный Свет. Соединяясь с Богом, христианин достигает обожения, которое и есть истинное познание Бога, осуществляемое без человеческих слов и понятий действием Самого Божества.

В данном случае речь идет о мистицизме как форме духовно-религиозной жизни. Поэтому мы отбросим все то, что обычно обозначается словом мистицизм. Все то, что, в сущности, не имеют ничего общего с религиозным мистицизмом. Такого рода явления, как телепатия, оккультизм, месмеризм, магия, спиритизм и т.п., не имеют никакого отношения к христианскому мистицизму, а, напротив, враждебны ему.

Православие, по сути, мистично, православие и мистика неотделимы друг от друга. О мистическом духе православия писали многие известные авторы. Отец Сергий Булгаков, понимая мистический опыт как непосредственное, сверхразумное и сверхчувственное, интуитивное постижение Божественного мира, писал, что мистика «есть воздух Православия, окружающий его атмосферой хотя и различной плотности, но всегда движущейся»³⁶.

Е.Н. Трубецкой говорит, что православие есть христианство, по преимуществу мистическое, римское католичество, наоборот, христианство по преимуществу практическое. Е.Н. Трубецкой не связывает мистические переживания к каким-либо одним аспектом человеческого существа, а подчеркивает их тотальность и неопределенность. Мистическое отнюдь не тождественно с созерцательным. Созерцание представляет собою только один из элементов мистики, и ни в каком случае не исчерпывает собою ее сущность. Религиозная мистика есть восприятие или переживание божественного, которое выражается не в односторонней деятельности ума, а овладевает всем существом человека.

Иоанн Лествичник: «Кто истинно возлюбил Господа, кто истинно желает и ищет будущего Царствия, кто имеет истинную скорбь о грехах своих, кто поистине стяжал память о вечном мучении и Страшном Суде, кто истинно страшится своего исхода из сей жизни, тот не возлюбит уже ничего временного, уже не позаботится и не попечется ни об имениях и приобретениях, ни о родителях, ни о славе мира сего, ни о друзьях, ни о братьях, – словом, ни о чем земном; но, отложив все мирское и всякое о нем попечение, еще же и прежде всего возненавидев самую плоть свою, наг и без попечений и лености последует Христу, непрестанно взирая на небо и оттуда ожидая себе помощи по слову святого, сказавшего: Прильпе душа моя по Тебе… (Пс. 62: 9); и по изречению иного приснопамятного: Аз же не утрудихся, Тебе последуяй, и дне, или покоя человеча не пожелах, Господи» (Иер. 17: 16). (Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Слово 2:1).

Иустин Попович: «Нет места отчаянию у христианина на Земле, ибо, когда Господь сошел в мир сей, и Церковью весь остался в нем, – как тогда можно уступить место отчаянию в душе своей? Ведь весь Господь здесь, рядом с нами, посреди нас! Только возопий к Нему и, смотри – ты уже весь в Его объятиях. И кто тебя тогда может изъять из руки Его – какой враг, какой человек, какой диавол, какой ад? Да ни одна сила, никакая сила зла не может отлучить нас от Его любви. Им мы всегда сильнее всякого зла, всякого греха, всякого ада, всякого демона и всех их вместе взятых. Вся мудрость христианина заключается в следующем: держаться непрестанно за Господа Иисуса Христа, держаться молитвой, держаться постом, держаться милостыней, держаться любовью, держаться кротостью, держаться смирением, держаться терпением, держаться покаянием, держаться Святым Причащением, держаться святой исповедью, – всем этим держаться за Него, неизменного, ничем и никем не заменимого Бога и Господа – каждым Святым Таинством и каждым святым богоугодным делом. И что тогда? – Тогда над всеми смертями, над всеми мучениями ты всегда восторжествуешь радостью: радостью веры, радостью спасения…» (Иустин Попович)

Путь духовно-мистического служения, который исповедовал Нил Сорский – это умное, или мысленно-сердечное делание, сосредоточенная внутренняя работа духа над самим собой, состоящая в том, чтобы «умом блюсти сердце» от помыслов и страстей, извне навеваемых или возникающих из неупорядоченной природы человеческой. Лучшее оружие в борьбе с ними – мысленная, духовная молитва и безмолвие, постоянное наблюдение за своим умом. Этой борьбой достигается такое воспитание ума и сердца, силой которого случайные, мимолетные порывы верующей души складываются в устойчивое настроение, делающее ее непреступной для житейских тревог и соблазнов. Истинное соблюдение заповедей, по уставу Нила, не в том только, чтобы делом не нарушать их, но в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается высшее духовное состояние, та «неизреченная радость», когда умолкает язык. Даже молитва отлетает от уст и ум, кормчий чувств, теряет власть над собой, направляемый «силою иною», как пленник; тогда «не молитвой молится ум, но превыше молитвы бывает». Это состояние – предчувствие вечного блаженства, и, когда ум сподобится почувствовать это, он забывает и себя, и всех, здесь, на земле, сущих. Таково скитское «умное делание» по уставу Нила Сорского.

Мистическое и аскетическое делание являются неотъемлемыми аспектами духовной жизни в православии. Путь мистического служения в православии осуществляется посредством аскетики. Поэтому, мистика здесь неразрывно связана с монашеской аскезой. Архимандрит Киприан – это особо подчеркивает в своей работе: «Мистика вытекает из аскетики и тесно с ней связана. Нет двух путей духовной жизни: аскетического, лишенного мистических настроений, и мистического, свободного от обязанности быть аскетом». (Архимандрит Киприан (Керн). Антропология Св. Григория Паламы. – Издательство «Паломник». Часть 1. Глава 1. Г. Мистическая традиция).

83.3. Духовно-практическое служение – служение Марфы–Петра

Служение Марфы – служение миру и людям во имя Господа, во славу Божию. Идеологи иосифлянства Иосиф Волоцкий и Геннадий Гонзов, выступая поборниками религиозного идеала, в самой монашеской жизни усматривали ее социальное предназначение. Поэтому решительно отвергая стяжание как средство личного обогащения, они не менее решительно отстаивали земельную собственность и богатства монастырской общины, рассматривая их как средства возрождения церковной жизни и благотворительности.

Социальное служение основывалось на том, что мир, т.е. общество и государство, возлагали на монастыри обязанность устроить общественную благотворительность, а для этого щедро наделяли их вотчинами. Строители монастырей, наиболее чтимые в Древней Руси, глубоко проникнуты были сознанием святости этого иноческого долга перед миром, приносившим иночеству такие жертвы: они шли навстречу народным нуждам, не отказывали просящим, в неурожайные годы кормили голодающих.

«Так поступал Кирилло-Белозерский монастырь при своем основателе и его ближайших преемниках: во время одного голода в монастыре кормилось ежедневно до нового урожая более 600 человек. Преп. Иосиф, исчисляя княгине Голениной расходы своего монастыря, писал, что на нищих и странников у него ежегодно расходится деньгами по 150 рублей (около 9 тысяч), иногда и больше, да хлебом по 3 тысячи четвертей, что у него в трапезе каждый день кормится 600–700 душ». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 368. История России, С. 21761]

Пример социального служения Иосифа Волоцкого, представлен в его Житии. Там говорится, что во время голода к воротам монастыря подступило из окрестных сел до 7 тысяч народа, прося хлеба. Другие побросали перед монастырем своих голодных детей, а сами разошлись. Иосиф приказал келарю ребят подобрать и содержать в монастырской странноприимнице, а взрослым раздавать хлеб. Через несколько дней келарь доложил: ржи нет, и братию кормить нечем. Иосиф велел казначею купить ржи. Тот возразил: денег нет. Игумен приказал занимать деньги и покупать рожь, а братскую трапезу сократить до крайней скудости. Братия зароптала: «Как это можно прокормить столько народа! Только нас переморит, а людей не прокормит». Но про подвиг Иосифа узнали окрестные землевладельцы, также удельные московские князья и сам великий князь Василий, и щедрыми вспоможениями выручили игумена.

Многие монастыри уклонялись от исполнения нищелюбивого завета своих основателей, и благотворительная деятельность в них не развивалась, а случайные, неупорядоченные подаяния монастырских богомольцев создали при больших монастырях особый класс профессиональных нищих. Богадельни были при немногих монастырях. Когда же царь Иван IV на Стоглавом соборе возбудил вопрос о беспризорных нищих, убогих и увечных, отцы собора дали совет собрать таких в богадельни и содержать на счет царской казны и на приношения христолюбцев, но об участии церковных учреждений в их содержании умолчали.

Еще одно направление социального служения монастырей и монашества было связано с довольно сложной системой строения души, которая была выработана в духовной жизни Древней Руси древнерусской набожностью, точнее, древнерусским духовенством. В состав этой системы входили вклады по душе, для заупокойного поминовения. Эти вклады были обильным источником земельного обогащения монастырского монашества. Строить душу значило обеспечить человеку прижизненную, но особенно посмертную молитву, приносимую церковью, о его грехах, о спасении его души. Православный катехизис в изложении XI члена символа веры замечает о душах умерших с верою, но не успевших принести плоды, достойные покаяния, для достижения блаженного воскресения им могут вспомоществовать приносимые за них молитвы, особенно соединенные с приношением бескровной жертвы, и благотворения, с верою совершаемые в память их.

Православное учение о молитве за усопших древнерусская рядовая совесть усвоила недостаточно вдумчиво и осторожно: возможность молитвы о душах умерших, не успевших принести плоды покаяния, подвигла к мысли, что и нет нужды спешить с этим делом, что на все есть свое время.

Сострадательная заботливость церкви о не успевших позаботиться о себе послужила для податливой на соблазн и трусливой совести поводом к мнению, что можно отмолиться чужой молитвой. Лишь были бы средства нанять ее, и лишь бы она была не кой-какой, а истовой, технически усовершенствованной молитвой. Привилегированными мастерскими такой наемной молитвы были признаны монастыри: свет инокам – ангелы, свет мирянам – иноки, – говорили в Древней Руси. Такой взгляд на монастыри, укрепившийся в древнерусском обществе, был большим несчастием для монастырского монашества, расстраивавшим его быт и мешавшим ему понять свое истинное назначение.

Средством для найма монастырской молитвы и служили вклады ради спасения души, «в наследие вечных благ». Эти вклады принимали разнообразные формы и делались всевозможными вещами, церковными предметами, колоколами, свечами, сосудами, иноками, богослужебными книгами. Также хозяйственными принадлежностями, хлебом, домашним скотом, платьем. Но более всего монастырское начальство приветствовало вклады деньгами и недвижимым имуществом – земельными владениями с деревнями и крестьянами. Выработана была подробная такса заупокойных богослужений, панихид «больших и меньших», литий, обеден.

Преп. Иосиф Волоцкий в послании к княгине-вдове Голениной изложил своего рода догму поминальных вкладов. В конце письма Иосиф говорит, что в годовое поминанье не записывают «без ряды» – особого договора с условием либо ежегодного урочного взноса деньгами или хлебом, либо единовременного вклада селом. Не все в Древней Руси смотрели на церковное поминовение и на вклады за него, как смотрел на это преп. Иосиф. Однако взгляд Иосифа оставался господствующим и поддерживал непрерывный приток в монастыри денежных и земельных вкладов. Впрочем, и денежные вклады шли, прежде всего, на приобретение вотчин, и сами вкладчики подыскивали земли для монастыря, чтобы купить их на вкладываемые ими деньги. От разных монастырей Древней Руси сохранилось большое количество купчих на земли.

Те, которые делали вклады по душе, надеялись приобрести различные блага. Всего ближе к церковному учению о молитве за усопших были вклады по душе, для заупокойного поминовения. Такой вклад входил как норма в состав древнерусского права наследования. Для этого из имущества состоятельного покойника обязательно выделялась доля на помин его души, даже если бы он не оставлял по себе никаких предсмертных распоряжений. Его молчаливая воля по этому предмету предполагалась как необходимая юридическая презумпция. Древнерусскому человеку вообразить себя на том свете без заказного поминовения на Земле было так же страшно, как ребенку остаться без матери в незнакомом пустынном месте.

Неправильно понятая идея церковной молитвы за усопших повела кнепомерному земельному обогащению монастырей и поставила их в безысходный круг противоречий. Уже в начале XVI века, во времена Иосифа Волоцкого, как писал он сам, во всех монастырях было земли много оттого, что князья и бояре давали им села на вечное поминание. Общества отшельников, убегавших от мира, мир превратил в привилегированные наемные молельни о мирских грехах и ломился в мирные обители со своими заказами.

Социальное служение монастырей и монашества было связано и с вкладами для пострижения. Кроме вкладов по душе монастыри обогащались еще взносами для пострижения. Вступление в иночество обыкновенно соединялось со вкладом в монастырь при самом пострижении или со вкладом, назначенным заранее на случай пострижения. Таким взносом обеспечивалось пожизненное содержание постриженика в монастыре. Этот источник расширялся по мере того, как в древнерусском обществе укреплялся обычай постригаться под старость или перед смертью. Те, которые шли в монастырь на закате лет, думали так, что как-либо – это зачтется, если отречься от мира, хотя за несколько минут раньше, чем сама природа закроет человеку глаза на этот мир. Редкий государь в Древней Руси умирал, не постригшись хотя бы перед самой смертью. То же делали по возможности и частные лица, особенно знатные и состоятельные. В больших монастырях, таких как Троице-Сергиев, Иосифо-Волоколамский, было много родовитых пострижеников из князей, бояр и дворян, которые и под монашеской рясой сохраняли воспитанные в миру чувства и привычки людей правящего класса.

«Иосиф Волоцкий признавался, что его монастырь начал обстраиваться с тех пор, как стали в нем стричься в чернецы добрые люди из князей, бояр, дворян и купцов, которые давали много, от 10 до 200 рублей (до 12 тысяч на наши деньга)». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 363. История России, С. 21756].

Иосиф преимущественно занимался внешним поведением монахов, и требовал как можно более точного исполнения всех своих предписаний. Он уверен в том, что этого достаточно и, что внешнее благолепие, будучи результатом общего и притом сознательного усилия, само собой поведет к совершенству внутренней жизни.

Внутреннее совершенствование Иосиф предоставлял собственному благоразумию иноков. Его Устав не говорит ни об искушениях, ни о степенях духовной жизни. По этим вопросам он ограничивается двумя советами: чтобы обезопасить себя от греха и сохранить чистоту своей совести, следует постоянно думать о смерти и о Страшном суде; а если кто согрешил, то для исправления провинившегося надо, прежде всего, довести его до сознания своей вины. Его внутреннее улучшение за этим последует неизбежно.

Противостояние нестяжателей и иосифлян их взаимное отчуждение привело к тому, что единый путь духовно-религиозного, духовно-нравственного служения разделился. Единство, целостность духовно-религиозного служения были разрушены. Произошел мировоззренческий раскол в религиозной жизни общества. Этот духовно-нравственный раскол в дальнейшем привел и к организационному расколу Русской Церкви.

Ошибка заключается в том, что верующие люди были фактически поставлены перед необходимостью одностороннего выбора между двумя богословскими умонастроениями, на самом деле одинаково оправданными и освященными церковным преданием и византийской, и всей древнерусской церкви.

Сила этих направлений духовно-нравственного религиозного служения в их единстве и взаимодействии. Искажение и богословская кривизна состоит в том, что вместо того, чтобы рассматривать их как взаимно дополняющие друг друга, их зачастую сознательно и умышленно разъединяли и противопоставляли друг другу. Таким образом, вместо целостной духовно-нравственной работы, соединяющей и мистическое служение – служение Марии-Иоанна, и духовно-практическое служение – служение Марфы-Петра, мы наблюдалось разделение, а вместе с тем искажение и истощение каждого из этих направлений служения.

Принципиальная полярность, дуализм приводит к расчленению единого целостного пути духовно-нравственного религиозного служения, и вместе с тем к вырождению и искажению каждого из аспектов этого служения.

С одной стороны, вместо духовно-мистического служения мы приходим к вере в магию, к приверженности неким оккультным обрядам. На этом пути вероятно можно добиться многого – внутренней дисциплины, власти над собой, над всем хаосом человеческой души, даже власти над другими, устроенности и завершенности своей внешней и внутренней жизни, даже своеобразного подзаконного вдохновения. Единственное, что на этом пути не дается, – это любовь, конечно. Магизм и оккультизм выступают карикатурно искаженными формами духовно-мистического делания.

С другой стороны, разделенность духовно-нравственного служения порождает привязанность к форме, уставу, обряду, порождает обрядоверие. На этом пути формируется потребность в абсолютной духовной устроенности, полное подчинение внутренней жизни внешнему, разработанному до мельчайших подробностей ритму. Внешний ритм охватывает собою все. Вне церкви он придает духовный смысл всем подробностям быта, он блюдет посты, он живет день ото дня содержанием церковного круга богослужений.

Тот, кто привержен правилам и уставу зажигает лампады, когда это положено, он правильно творит крестное знаменье. В церкви он так же не допускает никакого порыва, никакого выхода из раз установленных жестов и правил. В определенный момент богослужения он становится на колени, в определенный момент кланяется и крестится. Он знает твердо, что от Пасхи до Вознесения преступно встать на колени, он знает, сколько раз в году он пойдет к исповеди, и главное – он до тонкости изучил богослужебный устав. Он сердится и негодует, если что-нибудь в церковной службе пропущено, потому что это не полагается. И вместе с тем ему почти все равно, если читаемое непонятно, если оно читается скороговоркой, если слова холодны и в них нет света души.

Здесь все сбережено, кроме живой души Церкви, кроме ее таинственной Богочеловеческой жизни, – осталась одна прекрасная форма. Раз, извратив Христову правду, они остались с мертвой ее оболочкой. Над этим стоит задуматься всякий раз, когда на нашем пути возникает соблазн предать дух форме, любовь – уставу. Нас подкарауливает в этом соблазне та же опасность остаться с формой и с уставом и утерять дух и любовь.

Николай Заболоцкий:

А если это так, то, что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

Ответ поэту:

В единстве формы и огня –

Гармония и красота.

Единство сих есть совершенство.

В единстве – смысл и наслажденье,

В единстве – путь преодоленья,

В единстве Бог.

Источники

Бердяев Н.А. Русская идея. Миросозерцание Достоевского – Москва: Издательство «Э», 2016.

Булгаков С.Н. Православие. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001.

Игнатий Брянчанинов, святитель. Полное собрание творений и писем: В 8 т. – 2-е изд., испр. и доп.: Письма в 3 т. – М.: Паломник, 2001; Творения: В 5 т. Т. 1. – М.: Паломник, 2014.

Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Часть 1. Москва. 1876.

Карамзин Н.М. История государства Российского. Том 6. Государствование Иоанна III Васильевича / Н.М. Карамзин – «Public Domain», 1816-1829 – (История государства Российского).

Карамзин H.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991.

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006.

Ключевский В.О. История России. – М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. «Электронная библиотека ДиректМедиа».

Костомаров Н.И. История России. – М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. «Электронная библиотека ДиректМедиа».

Кулишер И.М. История русского народного хозяйства. 2-е изд. – Челябинск: Социум, 2004.

Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947.

Миклашевский. К истории хозяйственного быта Московского государства. Ч. I.

Платонов С.Ф. История России. Часть первая. – М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. «Электронная библиотека ДиректМедиа».

П. С. З. (Полный свод законов Российской империи). Изд. 1-е. Т. I.

Самарин Ю.Ф. Сочинения: В 12 т. М., 1877–1911, т.1.

Соловьев С.М. История России. М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. «Электронная библиотека ДиректМедиа».

Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – М.: Айрис-пресс, 2006.

Туган-Барановский М.И. – Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX веке. М.: «Наука», 1997.

Хомяков А.С.: Русская философская мысль первой половины XIX века. Хомяков: Сочинения в 2-х т.

Примечания

1

Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Часть 1. Москва. 1876. С. 33.

(обратно)

2

Бердяев Н.А. Русская идея. Миросозерцание Достоевского – Москва: Издательство «Э», 2016. С. 9–10.

(обратно)

3

Там же. С. 10–11.

(обратно)

4

Самарин Ю.Ф. Сочинения: В 12 т. М., 1877–1911, т.1. С. 294.

(обратно)

5

Там же. С. 296.

(обратно)

6

Там же. С. 298.

(обратно)

7

История России. – М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. «Электронная библиотека ДиректМедиа».

(обратно)

8

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 189.

(обратно)

9

Карамзин Н.М. История государства Российского. Том 6. Государствование Иоанна III Васильевича / Н.М. Карамзин – «Public Domain», 1816-1829 – (История государства Российского). С. 5.

(обратно)

10

Миклашевский. К истории хозяйственного быта Московского государства. Ч. I. С. 39.

(обратно)

11

Кулишер И.М. История русского народного хозяйства. 2-е изд. – Челябинск: Социум, 2004. С. 353-354.

(обратно)

12

Там же. С. 354-355.

(обратно)

13

Там же. С. 355.

(обратно)

14

Цит по: Туган-Барановский М.И. – Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX веке. М.: «Наука», 1997. С. 79.

(обратно)

15

Там же. С. 79.

(обратно)

16

П. С. З. (Полный свод законов Российской империи). Изд. 1-е. Т. I. С.408.

(обратно)

17

Приселков М Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг ,1916. С 62; Описи царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М ,1960. С.32; Григорьев А П Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. СПб., 2004.

(обратно)

18

Бердяев Н.А. Судьба России. «Судьба России» (Сбрник). Эксмо; М.: 2007. Источник: http://www.litres.ru/.

(обратно)

19

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 221.

(обратно)

20

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 214-215.

(обратно)

21

Арнольд Тойнби Постижение истории. URL: http://dshi-mp.ru/wp-content/uploads/2020/03/Постижение-истории – А.Тойнби.pdf

(обратно)

22

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 231.

(обратно)

23

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 255.

(обратно)

24

Там же. С. 222.

(обратно)

25

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 71.

(обратно)

26

Сапунов Б.В. Книга в России в XI–XIII вв. Л., 1978. С. 64.

(обратно)

27

протоиерей Иоанн Журавский. О внутреннем христианстве. Тайна Царствия Божия или Забытый Путь опытного Богопознания. Источник: портал «Азбука веры».

(обратно)

28

Имеется в виду Судебник 1497 года; его появление связано с формированием централизованного государства, с потребностью иметь общерусское право.

(обратно)

29

Полное Уложение – Судебник 1550 года, сыграл большую роль в дальнейшей централизации государства. Торговая казнь состояла в битье кнутом на торговой площади и часто влекла за собой смерть наказуемого. Впервые торговая казнь введена еще в Судебнике 1497 года (ст. 10) – за кражу; в Судебнике 1550 года она встречается уже в шестнадцати статьях.

(обратно)

30

Карамзин H.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. С. 23–24.

(обратно)

31

Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947. С. 285.

(обратно)

32

Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – М.: Айрис-пресс, 2006. С. 202.

(обратно)

33

Русские святые и подвижники Православия. Историческая энциклопедия / Составитель и ответственный редактор О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2010. С. 7.

(обратно)

34

Игнатий Брянчанинов, святитель. Полное собрание творений и писем: В 8 т. – 2-е изд., испр. и доп.: Письма в 3 т. – М.: Паломник, 2001; Творения: В 5 т. Т. 1. – М.: Паломник, 2014. С. 189.

(обратно)

35

Бердяев Н.А. Русская идея. Миросозерцание Достоевского – Москва: Издательство «Э», 2016. С. 16.

(обратно)

36

Булгаков С.Н. Православие. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. С. 204.

(обратно)

Оглавление

Введение

ЧАСТЬ 3. Эпоха теократической церковной цивилизации – доминирования Церкви в организации общественной жизнедеятельности Евроазиатской цивилизации – России X–XVI века. «День третий» Фаза зрелости теократической церковной цивилизации XIII–XVI столетия. Теократическая империя

  РАЗДЕЛ 6. Глобальный цикл политической организации. Стадия становления политической организации Евроазиатской цивилизации – России XII–XV столетия

    ОТДЕЛ 13. Фаза становления: процессы и тенденции формирования учреждений и институций национальной государственности XII–XIV столетия

      ГЛАВА 45. Смысл и структура эпохи теократической церковной цивилизации X–XVI века. «День третий»

        45.1. Смысл и назначение исторической эпохи

        45.2. Фаза неустойчивой динамики и неопределенности. Период зарождения эпохи церковной цивилизации X столетие

        45.3. Фаза становления и роста эпохи церковной цивилизации X–XII столетия

        45.4. Фаза неустойчивой динамики и неопределенности. Период перехода эпохи церковной цивилизации в фазу зрелости XII столетие

        45.5. Фаза развития, зрелости и трансформации эпохи церковной цивилизации XIII–XVI столетия

      ГЛАВА 46. Период удельно-вотчинного порядка XII–XIV столетия. Политико-хозяйственная организация общественной жизнедеятельности в удельно-вотчинный период

        46.1. Расстройство очередного порядка престолонаследия

        46.2. Политико-экономическая удельная раздробленность Руси

        46.3. Междоусобные войны

        46.4. Утрата Киевом роли геополитического центра

        46.5. Противоречивый характер периода удельного порядка

      ГЛАВА 47. Период децентрализованного земского удельно-вотчинного государства XII–XIV столетия. Политико-хозяйственная организация общественной жизнедеятельности в удельно-вотчинный период

        47.1. Политическое и хозяйственное положение русских княжеств и городов в удельный период

        47.2. Процессы и тенденции преобразования политического устройства Руси

        47.3. Княжеский удел – государство-вотчина. Частноправовой характер княжеской власти

      ГЛАВА 48. Институциональные формы организации хозяйственной деятельности в XII–XIV столетиях. Этап зрелости и упадка дворцово-вотчинной системы политико-экономической организации общества

        48.1. Общая характеристика периода

        48.2. Вотчина. Вотчинное хозяйство

        48.3. Сельские поселения. Села

    ОТДЕЛ 14. Геополитические центры цивилизационного процесса. Борьба за геополитическое лидерство в цивилизационном процессе

      ГЛАВА 49. Южная Русь

        49.1. Южные русские княжества

        49.2. Киевская Русь – возвышение и упадок

      ГЛАВА 50. Юго-Западная Русь. Галицко-Волынское княжество

        50.1. Галицко-Волынская Русь

        50.2. Галицкое княжество

        50.3. Волынское княжество

        50.4. Объединенное Галицко-Волынское княжество

      ГЛАВА 51. Северо-Западная Русь. Новгородская и Псковская вечевая республика – земское удельно-вотчинное государство

        51.1. Господин Великий Новгород

        51.2. Политическая организация Новгородской вечевой республики

        51.3. Церковь и церковная организация в Новгородской земле

        51.4. Хозяйство Новгородской земли

        51.5. Внешнее окружение. Внешние связи и отношения

      ГЛАВА 52. Татаро-монгольское нашествие на Русь

        52.1. Татаро-монгольское нашествие

        52.2. Завоевательные походы на Русь

      ГЛАВА 53. Золотая Орда

        53.1. Возникновение государственного образования Золотая Орда

        53.2. Политическое устройство Золотой Орды

        53.3. Татаро-монгольское владычество на Руси

      ГЛАВА 54. Великое княжество литовское. Литовско-русское государство

        54.1. Становление Литовского княжества

        54.2. Возвышение великого княжества литовского. Литовско-русское государство

      ГЛАВА 55. Северо-Восточная Русь. Ростово-Суздальская-Владимирская Русь

        55.1. Становление Ростово-Суздальского/Владимиро-Суздальского княжества

        55.2. Возвышение Ростово-Суздальской Руси: обретение политической и хозяйственной самостоятельности

        55.3. Возвышение Владимира и Владимирского княжества: обретение политической и хозяйственной самостоятельности

      ГЛАВА 56. Основание и становление Москвы – геополитического центра Евроазиатской цивилизации – России

        56.1. Основание Москвы. Первые известия о городе

        56.2. Географическое положение Москвы и его выгоды

        56.3. Причины усиления Москвы

        56.4. Московское княжество. Московская княжеская династия

      ГЛАВА 57. Этнополитические процессы

        57.1. Формирование русского суперэтноса – единства великороссов, малороссов и белорусов

        57.2. Выход на историческую сцену русского суперэтноса

        57.3. Малороссия малороссы. Украина украинцы

        57.4. Белоруссия белорусы

      ГЛАВА 58. Период обострения борьбы геополитических центров за лидерство в цивилизационном процессе XIV столетие

        58.1. Расстановка сил в цивилизационном процессе

        58.2. Спор тверских и московских князей за великокняжеский престол

        58.3. Литовская Русь в споре за геополитическое лидерство

        58.4. Москва собирает Русь на борьбу с Ордой

    ОТДЕЛ 15. Фаза зрелости: процессы и тенденции становления и упрочения единого централизованного государства. Формирование учреждений и институций национальной государственности XIV–XV столетия. Русь Великая Московская царско-боярская, военно-землевладельческая

      ГЛАВА 59. Период возникновения и становления централизованного национального русского государства – Московского царства-государства 1380-е – 1510-е годы

        59.1. Собирание русских земель и возвышение Москвы. Москва собирает удельную Русь

        59.2. Процессы и тенденции преобразования частноправовой формы политической организации в публично-правовую. Формирование публично-правового характера государственной власти

      ГЛАВА 60. Процессы и тенденции социальной стратификации в XIV–XV столетиях

        60.1. Политико-экономическая стратификация общества

        60.2. Процессы формирования социальных чинов (разрядов)

      ГЛАВА 61. Московское царство – сословно-представительная монархия. Этап становления политической системы сословно-представительной монархии 1420-е – 1501-е годы

        61.1. Процессы и тенденции формирования институциональных основ политической системы сословно-представительной монархии

        61.2. Процессы и тенденции преобразования верховной власти: от великокняжеской к царской власти

      ГЛАВА 62. Нормативно-правовые основы русской государственности. Судебник 1497 года. Судебная система

        62.1. Источники общерусского права

        62.2. Содержание Судебника 1497 года

        62.3. Судебная система

      ГЛАВА 63. Процессы и тенденции становления и развития Центральных органов государственной власти и управления. Формирование аппарата государственного управления

        63.1. Центральные органы государственной власти и управления

        63.2. Боярская дума – место и роль в политической системе

        63.3. Приказная система исполнительной власти и управления

        63.4. Военное дело в Московском государстве

      ГЛАВА 64. Процессы и тенденции становления и развития местного управления. Формирование органов государственной власти и управления на местах

        64.1. Местная администрация. Представители государственной власти на местах

        64.2. Система кормлений

  РАЗДЕЛ 7. Глобальный цикл экономической организации. Стадия становления экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XIV–XVI столетия. Хозяйственная система Московской Руси

    ОТДЕЛ 16. Фаза становления: процессы и тенденции формирования ресурсных и институциональных основ экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XIV–XV столетия

      ГЛАВА 65. Развитие сельского хозяйства в XIV–XV столетиях

        65.1. Развитие земледелия

        65.2. Сельские поселения. Село. Деревня

      ГЛАВА 66. Ремесло. Городское хозяйство

        66.1. Развитие ремесленного производства

        66.2. Города. Городское хозяйство

    ОТДЕЛ 17. Фаза зрелости: процессы и тенденции развития ресурсных и институциональных основ экономической организации Евроазиатской цивилизации – России XV–XVI столетия

      ГЛАВА 67. Развитие сельского хозяйства в XV–VXI столетиях

        67.1. Изменения в организации сельского хозяйства

        67.2. Развитие земледелия

        67.3. Трансформация вотчинной системы в поместную систему землевладения. Становление и развитие поместной системы хозяйства

        67.4. Административное устройство крестьянских обществ

      ГЛАВА 68. Развитие ремесленного производства в городах и сельской местности

        68.1. Развитие ремесленного производства в сельской местности

        68.3. Внутренняя и внешняя торговля

  РАЗДЕЛ 8. Глобальный цикл церковной организации. Стадия активного роста и обретения автокефалии Русской Церкви XIII–XVI столетия

    ОТДЕЛ 20. Процессы и тенденции духовно-религиозной жизнедеятельности Русской Церкви

      ГЛАВА 69. Положение Русской Церкви в период владычества Золотой Орды

        69.1. Период испытаний и гонений

        69.2. Период духовно-нравственного возрождения и подъема

      ГЛАВА 70. Процессы и тенденции становления и развития национальной Русской Церкви

        70.1. Идея национальной Русской Церкви

        70.2. Нормативно-правовые основы церковно-религиозной жизни. Каноническое право

        70.3. Соборы Русской Церкви

        70.4. Отношения между Константинопольской и Русской Церквами

        70.5. Отношение к Римской Церкви

      ГЛАВА 71. Церковь и государство

        71.1. Роль Церкви в формировании единого Русского государства

        71.2. Союз между московскими князьями и митрополитами

        71.3. Установление подавляющего авторитета московских князей над русскими митрополитами

        71.4. Установление доминирующей роли государственной власти в отношениях с церковными иерархами

    ОТДЕЛ 19. Процессы и тенденции развития институционально-организационного устроения Русской Церкви

      ГЛАВА 72. Процессы и тенденции развития институциональных форм церковной организации Русской Церкви

        72.1. Перенесение митрополичьей кафедры в Москву

        72.2. Выход из зависимого от Константинопольского патриархата положения и установление автокефалии Русской Церкви

      ГЛАВА 73. Разделение Киевской и всея Руси митрополии

        73.1. Галицкая и Литовская митрополии

        73.2. Установление Московской автокефальной митрополии. Раздел Киевской митрополии на Литовскую (Киевскую) и Московскую

      ГЛАВА 74. Иерархия Русской Церкви

        74.1. Митрополичья власть на Руси

        74.2. Епископы. Епархиальное управление

        74.3. Приходская Церковь. Приходское духовенство

      ГЛАВА 75. Монашество и монастыри

        75.1. Монашество. Монашеская жизнь

        75.2. Монастыри

  РАЗДЕЛ 9. Глобальный цикл социально-культурной организации. Стадия генетического единства социально-культурной организации Евроазиатской цивилизации – России XIII–XV столетия

    ОТДЕЛ 20. Явления, процессы и тенденции социально-культурной динамики в XIII–XV столетиях

      ГЛАВА 76.Подъемы и спады социально-культурной динамики

        76.1. Общие тенденции

        76.2. Южнославянское влияние на русскую культуру

      ГЛАВА 77. Процессы и тенденции развития русского языка и литературы в ХIII–XV столетиях

        77.1. Процессы и тенденции развития русского литературного языка в XIII–XV столетиях

        77.2. Процессы и тенденции развития литературы в ХIII–XV столетиях

        77.3. Летописание

        77.4. Житийная литература

        77.5. Книжное дело

      ГЛАВА 78. Процессы и тенденции динамики художественного творчества в XIII–XV столетиях

        78.1. Общие тенденции

        78.2. Зодчество

        78.3. Живопись

        78.4. Иконопись

    ОТДЕЛ 21. Мировоззрение русского народа в эпоху Московского царства. Пути духовно-нравственного служения. Мировоззренческий выбор

      ГЛАВА 79. Путь служения воина-защитника веры и отечества. Путь воина-освободителя

        79.1. Народные сказания, исторические песни и воинские повести об освободительной борьбе русского народа

        79.2. Житийная литература о служении русских князей

        79.3. Русские летописи о борьбе Руси с иноземными захватчиками

      ГЛАВА 80. Путь подвижника веры – аскета, праведника, святого

        80.1. Аскетическое служение. Старчество

        80.2. Служение преподобного Сергия Радонежского

        80.3. Ученики и последователи преподобного Сергия Радонежского

      ГЛАВА 81. Мировоззренческий выбор. Направления формирования духовно-религиозного мировоззрения

        81.1. Основные течения духовно-религиозной жизни в Московской Руси-России

        81.2. Служение Нила Сорского

        81.3. Последователи Нила Сорского. «Нестяжатели», «нестяжательство»

        81.4. Служение Иосифа Волоцкого

      ГЛАВА 82. Вопрос о монастырском землевладении в споре иосифлян и нестяжателей

        82.1. Влияние монастырского землевладения на течение духовно-религиозной жизни

        82.2. Вопрос о монастырском землевладении на церковном соборе

        82.3. Нравственное измерение вопроса о монашеском служении и церковном имуществе

      ГЛАВА 83. О разделении единства духовно-религиозного служения. Мировоззренческий раскол, как результат разделения единого пути духовно-религиозного служения

        83.1. Пути духовно-религиозного служения

        83.2. Духовно-мистическое служение – служение Марии–Иоанна

        83.3. Духовно-практическое служение – служение Марфы–Петра

Источники

*** Примечания ***