Горький шоколад 2. Из пепла [Ульяна Жигалова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Ульяна Жигалова Горький шоколад 2. Из пепла
Глава 1. Из пепла…
Патологоанатом Сергей Васильевич, семидесятилетний доктор, который работал больше по привычке, чем из-за зарплаты, пришел на смену как всегда бодрый и энергичный. Его сменщик, «молодой» врач, всего пятидесяти лет, встретил его хмурой улыбкой. – Петрович, ты чего такой смурной? Здоровье подводит, или жена разлюбила? – Ты Васильич, сейчас тоже смурной станешь. Нам привет из 90-х прилетел, вон, ночью менты привезли кучу братков, их где-то недалеко в разборках положили. Я двоих успел вскрыть, там огнестрел, делов-то. А еще пять в холодильнике, тебе останутся. Не успеешь, завтра пусть дамы режут. Менты, то есть полицейские, за бумагами приедут не раньше, чем через неделю. – Эт-то где у нас такие войны опять пошли? – Да где-то в области, говорят залётные на московских наехали. Вот им одну машину взорвали, там жмур весь обгорелый как головешка, а вторую машину из автоматов покрошили. А нам теперь работы подбросили. – Ладно, иди домой, я разберусь. Рабочий день начинался неудачно, обычно «клиентов» было мало – районная больница лечила пациентов неплохо, умирали редко, и работу в основном подкидывала полиция – то бомж где-нибудь замерзнет или упьется палёнкой, то автомобили на трассе столкнутся. Сергей Васильевич просмотрел журнал, клиентов привезли три часа назад. Начинать надо было не откладывая, работы много. Он подумал, и решил первым отработать с обгоревшим, со свежими силами, там более сложно. Велел санитарам готовить тело, а сам пошел курить на задний двор. Когда вернулся, санитары уже срезали с трупа одежду. Тело обгорело всей передней стороной, особенно пострадали руки и лицо. Васильич включил диктофон и стал делать описание тела. – Так, мужчина, лет 35-37, сложение спортивное, отмечается глубокие ожоги рук и ног, лица, – тут он попытался поднять веко, – пострадали глаза. Ему показалось или веко дрогнуло? Он быстро приложил палец к артерии на шее, нет опять кажется? Или все же есть пульс – редкий, нитевидный? Он стал искать еще точки, где прощупывается пульс, прислушался – человек дышал, тихо, редко и прерывисто. – Да что ж вы, суки, делаете то, – выругался он на полицейских, – он же жив еще, хотя и не жилец. Я ж не могу живого вскрывать! Забыв о запрете курить в прозекторской, достал сигарету и затянулся. – Да мужик, ты кремень. Три часа в холодильнике, а еще жив. А сколько со взрыва прошло, хрен знает. Вот только вряд ли тебя скорая возьмет, да и шансов у тебя ноль. Он вспомнил, как на встрече с друзьями, его одногруппник, ожоговый хирург из известного центра, рассказывал, что они ведут испытания искусственной кожи, ноу-хау чисто российское, наносят ее как крем из пульверизатора. Результаты хорошие, но испытывать на людях нельзя, надо кучу согласований получить. – Ну что, мужик, это твой шанс. Если там не вытащат, нигде не вытащат. Он набрал телефон друга, дождался ответа и заговорил: – Здорово, Аркадий Моисеевич! Узнал? Долго жить буду. Да, все там же, тружусь конечно. А что делать, внуков-правнуков нет, мои давно в Австрии живут. Я один, да мой пес, вот и вся жизнь. Я к тебе по делу, Аркаша. Слушай, мне пострадавшего привезли, по бумагам он труп. А мужик жив, хоть три часа в холодильнике пролежал. Твой случай, ожог процентов 50, степень третья и четвертая. Но мужик кремень, держится. Забери его, а? А то скоряк его увезет хрен знает куда, и завтра он будет труп, как только из шока выведут. А тебе твои ноу-хау надо испытывать, вот клиент. Через полчаса во дворе больницы опустился маленький санитарный вертолет, и бывшего жмурика забрали. В расстроенных чувствах, Сергей Васильевич не заполнил в журнале, что клиент оказался жив, и его увезли в ожоговый центр. Дальше навалилась работа, и об этом случае все забыли. Полицейские получили заключения о смерти пятерых братков, пожали плечами – обсчитались, видимо. За покойниками приехали дружки, такие же братки, вели себя скромно, пытали еще об одном теле. Но попали в «дамскую» смену, где были посланы далеко и надолго. Ник, а это был он, не приходил в себя долго. Только те, кто думает, что человек в коме ничего не ощущает, глубоко ошибаются. И боль, и жар в обожжённом теле были равны адским мукам, ему казалось, что он до сих пор горит в пламени. В его воспаленном мозгу все стояла картина огненного вихря, слизывающего плоть с его рук, и ударившего в лицо. Он опять и опять чувствовал нестерпимый жар, треск горящей кожи на лице и веках, удушающий запах горелой плоти. … Потом кошмары сменили направленность, и он видел себя голодным ребенком семи лет, в грязной замусоренной комнате. Вот, кажется мужики, которые вчера принесли водку и еду, ушли. Он на пальцах тихонько подходит к двери кладовки и выглядывает в щель. Никого нет, только на груде грязного белья, в которую превратилась постель лежит его мать, в отвратительно-вульгарной позе. С задранным подолом халата и бесстыдно раскинутыми ногами. Мальчик выходит, опускает подол халата, потом закрывает мать простынью. На столе, среди бычков и огрызков, видит надкусанный бутерброд, почти целый! Проглатывает его за секунду, но пустой желудок просит еще. В тарелке осталась какая-то еда, вроде бы картошка, но в ней погасили сигарету, и есть это невозможно. Он берет огрызки хлеба, усаживается на стул, и ест, запивая хлеб водой из-под крана. Возле кровати он замечает шприцы, это его пугает – мать раньше никогда не кололась, только пила. Он подходит к постели и пытается заглянуть в лицо. Маленький мальчик, он боится узнать, что эта женщина, грубая, визгливая, но единственная, окажется мертвой. Постояв минут двадцать, трогает мать за плечо. Реакции нет. Слезы катятся из глаз, без звука, пацан трясет ее за плечи. Рука сваливается с кровати и остается висеть. Мальчик ищет зеркало, в кино так проверяли, жив человек или нет. Но у матери давно нет косметички и зеркальца. Тогда он снимает небольшое зеркало в ванной, идет в комнату и пытается приложить его ко рту. Зеркало все же достаточно велико, получается не сразу. Стекло остается чистым, но мальчик уже и так знает, что мать мертва. Садится на пол, и надолго замирает. Никто не придет, никто не поможет – родственников нет, соседи давно ненавидят мать за постоянные шумные гулянки. Потом мальчик вспоминает, что мать всегда заставляла наводить в доме порядок, это у нее было вбито на подкорке пьяного мозга. Аргумент был один – люди же придут. И мальчик идет наводить порядок. Открывает балкон, несмотря на сквозняк. Он собирает в мусор всю посуду со стола, тащит таз с водой и моет полы. Водой или ручьями слез, непонятно. Потом он достает из шкафа лучшее платье мамы, в котором она два месяца назад отводила его в первый класс. Трезвая и веселая, он так надеялся, что навсегда. Мокрым полотенцем вытирает лица, причесывает волосы. Долго мучается чтобы снять грязный халат и натянуть платье. Когда в доме чисто, мать лежит со сложенными на животе руками, спокойная, без вечно пьяной гримасы, ему опять кажется, что она жива. Он начинает трясти ее и плакать. Когда слезы иссякли окончательно, ослабевший пацан идет и звонит в соседскую дверь. Ему открывает тетя Нина, вечно сердитая и горластая тетка, мать двойняшек Саньки и Сеньки. – Чего тебе, Коля? – Спрашивает она, и замечает, что пацан сейчас упадет, подхватывает его на руки. Ее руки теплые и сильные, отчего слезы опять начинают лить, только теперь рыдания не дают дышать, и он не может выговорить ни слова. Женщина несет его на кухню, садит на табурет, и приговаривая «тише, тише, милый», дает воды. – Мама, мама умерла, – заикаясь выдыхает Колька. – Господи, как? Когда? – Вчера, поздно вечером. – Как вчера? Почему ты только сейчас пришел? – Женщина в шоке и недоумении. – Я полы мыл, мама всегда говорила, если люди придут, должно быть чисто. Глаза Нины принимают неизъяснимое выражение, она прижимает его голову к груди, и плачет сама. Дальше все закрутилось, как на карусели. Прибежал муж соседки, начались звонки, приехали врачи, милиция, опека. Кольку напоили лекарством, накормили, и полусонным куда-то везли. Неделю он провел в больнице, где кормили целых три раза в день, и была чистая постель! А потом его повезли в детский дом. Нянечки смотрели на него с жалостью, а он не понимал, почему. Дом же детский, он представлял это себе как сказочный, пряничный, игрушечный дом, где все принадлежит детям. А привезли его в казенный детский ад, не слишком сильно отличающийся от тюрьмы. …Девушка… Лика … целует его и плачет. Тоненькая сероглазая девочка, его любовь, его душа. – Коля, Коля а вдруг в Афган! – она рыдает и цепляется за его одежду. Он пытается отцепить её руки и обнять её, прижать к себе. Но девушка исчезает, а вместо неё он видит старый обшарпанный спортивный зал. …. Он, Колька, ему 8 лет, и взяв ключи у дяди Гриша сторожа, он занимается утром до завтрака, пока все спят. Пацан ничего не умеет, но упорство гонит его: сперва бег по кругу, потом он отжимается, подтягивается на турнике, всего пять раз… Потом сдирая ладони лезет по канату. Дверь спортзала открывается и заходит такой же тощий пацан, как и он, в такой же майке и застиранных трусах. Свистящим шепотом он спрашивает: – Слышь Колян, ты чего? …. Как хочется пить, во рту скрипит песок, губы высохли и потрескались. Солнце печет, жара обжигает легкие. Он пытается открыть глаза, боль в простреленной руке и в боку чуть не отбрасывает его опять в беспамятство. Их десант почти полностью был расстрелян в воздухе. Он слышит чужой гортанный голос, потом выстрелы. «Добивают раненных», понимает он. Закусывая губы, достает гранату, и вытащив чек ждет, зажимая её в руке. Вот силуэты в этих их балахонах приближаются, и уже чувствуя, что теряет сознание он из последних сил бросает гранату. Взрыв и темнота. … Боль, боль везде. Грохот работающего двигателя. Вертушка, нашли, свои. Он опять теряет сознание и слышит крик: – Нет, сержант! Держись! Мы тебя почти уже спасли!! … Какой сержант? Он Колька Костаниди, детдомовец, ему 13 лет и у него сегодня первый бой. Это он так называет бой – на самом деле драка, один на один. С этим уродом по прозвищу Скотина, который терроризирует весь детдом и насилует кого хочет. Ему 16 лет, но он выглядит на все двадцать, здоровый туповатый мужик, сс рано проснувшейся сексуальностью. Они бьются на пустыре за школой – вокруг стоят его друзья, и подпевали Скотины. Но здесь и сейчас он должен, и он победит. Рыжая ухмыляющаяся рожа, с толстыми губами качается перед глазами, Скотина замахивается кулачищем, но у него кроме веса ничего больше нет. Колька ловко уходит из под удара и бьет его в под-дых. Тот сгибается, подставляя голову … Еще удар, и Скотина на земле. Он вскакивает с рыком и налитыми кровью глазами… … Он стоит с вещмешком в отделе кадров местного отделения полиции. И вальяжный майор, посмотрев его документы, медленно говорит: – Вы комиссованы по ранению, и по документам к службе не годны. Приходите через годик, как долечитесь. Он стоит на крыльце, и думает, куда идти. Через год? А что кушать этот год? Где спать? Детдомовцам положено жилье, но квартира его матери куда-то делась, потом его забрали в армию. Рядом останавливается машина, из неё выходит мужик, толстый и навороченный, в кожаной куртке и дорогих джинсах. – Не узнаешь, солдат? Я Серега, ну Серега-фарцовщик? На три года старше тебя, мы вместе на борьбу ходили. Поехали, что-ли. … Он Ник, Ник Бешеный, ему двадцать семь. И они с друзьями зубами выгрызают право на жизнь – сперва шиномонтажка, потом гоняли подержанные машины из-за границы. Сейчас он пытается удержать небольшое частное охранное агентство. И вот, пара быков привезла его на разговор к авторитету. Наверно будут отжимать фирму, и требовать процент. Но высокий седой мужик, кивает, и быки уходят. – Я много слышал о тебе, Коля. Ну не криви рожу-то, передо мной ты пацан. Так вот, Коля, назревает война. Некоторые авторитеты оборзели, и их давно нужно поставить на место. Свои я не могу доверить такое дело, есть обстоятельства. Но ты ж афганец, руки замарать боишься, я знаю, что ты никого не убил. Так вот, Коля, сделаешь для меня одно дело – и никто никогда тебя больше не тронет. Но об этом никто, слышишь никто не должен знать! – Он кидает на стол фотографию – женщина и пацан. – Нужно вывезти из города, да и из страны. Если узнают, что это мой сын, пацану не жить. Вывезешь их ты. Тебя со мной никто связать не сможет. Не смотри на меня, ну и что, что вор в законе? Я что, не человек? Нельзя чтобы узнали, что у меня есть семья, не положено. Да и боюсь за них. … Он в домике, деревня, маленький дом бабушки Лики. Они ждут оформления визы – маленькая учительница английского и пацан Дениска. Сейчас женщина с ребенком сжались в один комок на диване, а в дверях стоят, ухмыляясь бойцы Быка. И друг, Витька, подходит сзади забрать пистолет. – Прости, Колян. Но каждый сам за себя, бабки обещали нехилые. – Ник бьет головой назад, разбивая лицо Витьки в кровь, выхватывает оба пистолета и стреляет в ухмыляющиеся лица бойцов. Женщина кричит, пацан воет. Это предательство жгёт грудь, но – не верить. Никому. На улице стрельба и вбегает Макс, увидев, что все целы, переводит дыхание. – Ник, урод! Я думал не успею! Хорошо, эти дебилы хвастались, что поехали тебя брать с курочкой Седого. … И опять картина смерти матери, которая снова менялась на ад огненного смерча, и он горел, горел в огне, сжимая до боли зубы. Не кричать, не плакать, не жаловаться. Первые заповеди детдомовца. И он молчал. Молчал, сжав зубы. Иногда ему казалось, что к нему прикасаются прохладные руки, иногда он проваливался в сон, слышал голоса, которые говорили, что какой-то мужик боец и отлично держится. Но потом огненный вихрь опять возвращал его в ад, потом в грязную квартиру с мертвой пьяной матерью. И так без конца. Первый раз он пришел в себя через полгода. На глазах была повязка, руки и ноги болели нещадно, лицо и грудь были покрыты влажными повязками. – Где я? – голос был чужим, тихим и скрипящим до омерзения. – Где я? Где я? – Началась истерика, быстро прибежали люди, вкололи в вену укол, и он опять провалился в забвение. Следующий раз был легче, сознание было яснее, он понял, что в больнице. Медсестра ему пояснила, что он в ожоговом центре, что в принципе сочеталось с огненным бредом. Но вот вспомнить, кто он и почему здесь, не удавалось. На вопрос врачей, помнит ли он свое имя, ответил: – Колька я, наверное. Больше ничего не помню. Документов при нем не было, так и внесли в историю болезни – Николай Неизвестный. Потом было еще полгода жутких болезненных процедур, шрамы начали расти и стягивать руки, проводились операции по возвращению подвижности кистям. Ступни частично отняли, когда он был в бреду. Шрамы на веках не давали закрыть глаза, зрение сумели спасти – процентов на десять. То есть, он видел силуэты, немного различал цвета, но не мог читать, смотреть телевизор. Один из пациентов при выписке отдал ему транзистор, и он слушал радио. Это было все доступное ему удовольствие. Через год его планировали перевести в дом инвалидов, он был готов к беспросветному нищему существованию, и все гадал, где и как он жил все годы после того, как пацана Кольку привезли в детдом. Память вернулась внезапно, просто обрушив все плотины сознания. Вернулась, когда он услышал, как кто-то в коридоре окликнул кого-то именем «Макс!» Макс – и тут же хлынули картинки, детский дом, пацан на соседней кровати, клятвы о вечной дружбе, колледж, первая автомойка, бригада пацанов. – Телефон, дайте телефон, мне нужно позвонить. Только номер, номер наберите, я не увижу. Он диктовал номер, брал трубку дрожащими пальцами, и услышав в ней знакомый голос, прошептал: – Макс, братан. Детдомовцы своих не бросают. – Там застыла тишина, на том конце трубки, потом друг так же шепотом спросил: – Ник? Братан, это ты? Ты? Ты где? Ты же погиб год назад! – Я, я жив, Макс. Приезжай. Сейчас тебе расскажут, где я. Макс прилетел тем же вечером, а через три дня они полетели в Израиль. Еще год операций, процедур, несбывшихся надежд. Коляска с полным фаршем электронного управления, четкое знание, что это навсегда, и отвращение – зверское отвращение – к этому телу, обезображенному глубокими шрамами, к скрюченным, несмотря на все процедуры рукам, жуткой маске вместо лица, с вечно приоткрытыми глазами. Но Ник был Ником, пацаном, который в семь лет дал отпор подросткам-насильникам в детском доме, бился до крови за каждого малявку, и создал первую банду из таких же малявок как он. Они бились металлическими прутьями от железных кроватей, стояли друг за друга – и к двенадцати его годам в детском доме не осталось насильников. Да, девочки спали с мальчиками, по желанию, за подарки. Но насиловать никто их не смел, как и мальчишек. И теперь, он вернулся в свой город, встал на свое место, и по-прежнему управлял своей империей. Только теперь его никто не видел, за светом направленной в лицо гостю лампы. Когда все дела были приведены в порядок, ушлый оборотень, взорвавший его машину, был наказан, Ник спросил Макса про Куклу. Выслушал без эмоций, велел отправить людей на наблюдение и для охраны.Глава 2. Не спеши на тот свет Ксения шла за подобравшей ее старушкой еле живая. Мокрая одежда прилипала к телу, остывшие конечности плохо слушались – ноги были как деревянные, руки, прижатые к животу, ничего не чувствовали. Ей казалось, что замерзло не только тело, но и душа. Босые ноги не ощущали камней и мусора на тропинке, хорошо, что идти было недалеко, просто подняться по тропинке, проложенной наискосок по крутому склону. У самого обрыва оказался небольшой домик, с огородиком и покосившейся банькой. Река давно подмыла берег, и смыла забор, так что огородик начинался прямо от обрыва. Бабушка, а может женщина, девушка не могла разобрать, остановилась на обрыве и молча ждала ее, не пытаясь помочь. Когда Ксения дошла до нее, она сурово покачала головой в белом платочке, и кивнула в сторону баньки: – Туда иди сразу, я сейчас подойду, возьму сухие вещи. Ксения так же на автопилоте пошла к баньке, дверь, потемневшая и покосившаяся, не поддавалась, да и руки никак не могли зацепить толстую деревянную ручку. В голове опять зазвенело и ноги стали ватными. Сзади послышались шаги, и руки женщины буквально подхватили девушку. Она поддержала ее за локти, фактически обняв сзади, потом придерживая одной рукой, открыла дверь. – Заходи скорее, баня еще горячая, я вчера поздно топила. Она фактически донесла девушку до широкой лавки, и споро уложив, начала стягивать одежду. В бане было градусов сорок, но Ксению по-прежнему бил озноб. Старуха налила в большой таз горячей воды и стала поливать ее сверху, это помогало мало. Тогда она усадила ее на лавку, в ноги поставила таз с горячей водой, из второго поливая ее сверху. Вода обжигала кожу разностью температур, но не могла согреть. – Ох-тыж, горе то какое, хорошо бы в ванну тебя, но откуда здесь ванна? Да и баня почти остыла. Годи, я пойду растоплю огонь и принесу чаю, внутрь поможет быстрее. Ноги согревались в тазу, а тело по-прежнему била крупная дрожь. Старуха накинула ей на плечи какое-то старое покрывало, потом гремела дверцами печки, послышался запах дыма, потом убежала в дом. Вернулась с кипящим пластмассовым чайником, банкой малинового варенья и большой кружкой. Навела горячей воды с малиной и с ложки стала поить девушку. Понемножку отошли руки, и Ксений попыталась взять в руки кружку. – Тихо ты, ошпаришься же, – бабка отодвинула ее руки, и продолжила давать горячий напиток из ложки. – Теперь пробуй руками шевелить, пусть кровь разойдется. Девушка покорно сжимала руки, разжимала и пыталась удержать дрожь. Бабка покачала головой, и опять ушла куда-то. Потом послышался шум, она тащила что-то тяжелое. Как оказалось, это было деревянное корыто, даже больше похожее на низкий бочонок. Пожилая женщина подставила его под кран, откуда лилась горячая вода, и все бормотала. –Этот лагушок у меня под сливом стоит, дождевую воду собирать, ты девка худенька, как раз на корточки влезешь туда. – Разговаривая, она бодро подливала холодной воды, помешивала, добавляла какие травы. – Мы ж тебя сварить не хотим. Ну вот, готово, сама сможешь залезть? – Бабушка, мне греться нельзя так, беременная я. – Прошептала Ксения, впервые пробуя свой голос. – О, уже речь очнулась, ничего, ничего, ты недолго, пока трясучка не пройдет, потом просто погреешься на полке и все. Чего ж ты, беременная, в реке то оказалась? Я пошла грядки полоть, я завсегда с четырех утра на огороде, пока мошки нет. Гляжу – хтой-то плывет. Река наша не така, чтобы в ней такие заплывы устраивать. И то чудо, что выплыла. –Так получилось, бабушка. А плаваю я хорошо, только вот уж сильно холодная вода, да и река широкая, думала не дотяну. – Все то у вас, молодых, получается! Беременность получилась, в речку сигануть получилось. Думаешь не поняла я, что ты самоубивца? Что, мужик кинул, а ты топиться побёгла? А мой-то, вон по зиме на охоте сгинул после войны, а я одна, да с тремя. И топиться не бегла, а сестра моя – с войны пятерых тянула, трое своих, да двое эвакуированных. Не бегли! – Тут старуха заметила, что девушка молча плачет, слезы катятся по лицу без всхлипов и вздохов. –Прости, дочка, не до меня тебе сейчас. Сугрелась маненько? Давай теперь еще горяченького попей, я правда про заварку забыла. Да чаи после распивать будем. Давай на полок, каменка подтопилася, сейчас поддам жару, да разотру тебя. Ксения смогла удержать приостывшую кружку, и большими глотками стала пить горячеватый чай. Внутри потеплело, стала отпускать дрожь и холод. Бабка помогла ей вылезти из бочонка, подняться на полок. Поддала немного жару – пар еще был белым, плохо прогретым. Но все же теплым. Старуха взяла с полки какою-то плошку, и стала растирать тело девушки желтой массой. По запаху стало понятно, что это мед, но с добавками. От массажа кровь быстрее побежала по телу, возвращая чувствительность коже и мышцам. Бабка еще поддала в каменку, теперь пар был горячее, и девушка почувствовала, наконец, что ей жарко. – Вот и ладно, вот и согрелись. Полежи чуток, я одежку принесу, сполосну тебя и в дом. Лежать на полке в бане было жарко, но так здорово – она жива, она будет жить, слезы все так же лились из глаз, но теперь скорее от счастья. Дай Господь этой женщине всех благ, за то, что стояла и ждала, когда девушка доплывет до берега, а потом кинулась помогать. Ей больше не хотелось вспоминать предательство Дэна, свою прошлую нелепую жизнь. И лежа здесь, в покосившейся баньке, она дала себе слово – больше никто не будет управлять ее жизнью, больше никто не подойдет к ней так близко, что сможет ударить в спину. – А вот и я, вот принесла тебе одежду, да полотенца. Сейчас моемся, и в постель. Ты лежи, я все сама, не то скинешь мне тут робёнков. – Говоря все это, бабка бодро намылила травяную мочалку, и стала смывать с тела мед с каким-то жиром. Это получалось у нее удивительно ловко, да Ксения легко поддавалась ее рукам, которые напомнили ей руки матери, так же ловко купавшие ее в детстве. Бабка сполоснула ее водой с травами, с запахом смородины и мяты. Завернула в полотенце, и усадила на лавке. – Предбанника то у меня нету, тута и одеваюся я. Сейчас дверь приоткрою, обтирайся, да надевай вот платье. Чистое оно, не боись, это специальная одёжа, после бани одевать. Все равно еще пот гнать будет, потом дам переодеться. Ксения послушно вытерлась, не вставая с лавки и взяла протянутое ей бабкино ситцевое платье. Чистое и глаженое, оно было беленьким с узкими кружавчиками. Надев балахон через голову, девушка встала поправить подол, и качнулась в сторону. – Не спеши, теперь уже спешить то тебе и некуда. Сиди, жди девять месяцев, не нервничай и не думай. На вот тапки старые, одень к дому дойти. Они, почти обнявшись, дошли до домика, хорошо, что крылечко было низеньким, в одну ступень, иначе девушка просто не поднялась бы на него. В доме старуха провела ее в махонькую спаленку, с высоко взбитой кроватью. Под покрывалом обнаружилось пуховое одеяло и перина, все в веселеньком рисунке самошитого белья. Старуха уложила Ксению на огромную подушку полусидя, со всех сторон укрыла одеялом. Перина непривычно охватила тело снизу и сбоку, сразу обдавая теплом. – Ну вот, жить можно. Сейчас чаю принесу с медом, потом спи. Чай Ксения пила так же полусидя, почти не слушая бабкино бормотанье, и сразу провалилась в сон. Сон был глубоким, душно-жарким, с кошмарами, в которых она сперва тонула, потом ее допрашивали какие-то люди. Ей казалось, что она бежит куда-то, но руки и ноги связаны жаркими путами. Очнулась она вечером следующего дня. Старуха сидела за столом, в комнате было сумеречно, маленькие оконца давали мало света, под иконами в углу горела лампадка. Белье на кровати, платье на Ксении – все было мокрым, хоть выжимай. – Напугала ты меня девка, я уж и скорую вызывала. Они тебя забрать хотели, а ты кричишь, нет и все. Не отдала, так чуть сама рядом не легла. Врач сказала, если помрешь, меня посадит. Вставай, если можешь. Ксения села, голова кружилась, на локте был виден след от укола. Но на удивление, чувствовала она себя хорошо. Положила руку на живот – как он там? – Не скинула, не боись. Тогда б не оставили. Иди, будем ужинать, да думать, что с тобой делать. – Бабушка, спасибо Вам, вы меня спасли. Только мне бежать нужно из города, срочно. Пусть все думают, что я утонула. – Девушка взяла из рук старухи очередное балахонистое белое платье, больше похожее на ночную рубаху. – Не рассказывай мне ничего, я больше суток твой бред слушала, чего не поняла, значит того и не надобно. Знаю я, мне карты про тебя сказали много, бежишь ты всю жизнь, как волчонок, а вины на тебе нет. Хочешь дальше бежать – твое дело. А вот знаю, если воротишься, твой мужик тебе ноги целовать будет и прощенья просить, любит он тебя. – Все это бабка выговаривала, снимая влажное постельное, – Так любит, что уничтожить хотел. Нет бабушка, больше никаких мужиков. Дальше я сама, деньги у меня есть – мне друг оставил. Мне б только в город попасть тишком, да лучше б ночью сегодня. Они поели густого супа из тушёнки и свежей зелени, и женщина повела ее за собой. За раскидистой яблоней обнаружилась калитка, и узенькая улочка, на которой стоял зеленый старый москвич. К удивлению Ксении, бабка открыла дверь и села за руль. Она подошла, осматривая машину – трудно было поверить, что эта машина на ходу. – Не боись, мне внучок эту рухлядь в лучшем виде содержит. Сколько лет предлагает новую купить, да я сорок лет за рулем этой колымаги, уж и сгинем – так вместе. – Бабушка, скажите, как Вас зовут? А то неловко все получилось, даже не познакомились. Я Ксения. – Зовут зовуткой, а величают уткой. Зовешь бабушкой и зови, ни к чему тебе. А ты не Ксения, имен у тебя, как днёв в месяце. И знать не хочу. Отвезу куда скажешь, и Господь с тобой, не слушаешь меня – пойдешь длинной дорогой, да всё придешь туда же. Только не одна смерть тебя там ждет, не один раз по краю пройдешь. Воля твоя. Знаю, думашь, как меня отблагодарить, а мне твоёго спасиба не надо. Как выберешься, в церковь ходи, милостыню подавай, да увидишь человека в беде – помоги. Тем и отплатишь мне. К дому Ксении они подъехали заполночь, в квартире огней не было. Девушка поднялась на этаж, открыла дверцу электрического щитка, там на специальном подвесе хранились запасные ключи. Усмехнулась, вспомнив Ника – его наука, вбито до корней волос. Тихо открыла дверь, в нос ударил запах спиртного, табака, перегара, прокисшей еды. Значит эта троица до сих пор тут бухает, подумала Ксения. Оставив дверь приоткрытой, на цыпочках, двигаясь бесшумно, как привидение, прошла в гардеробную. Первым делом достала паспорт и карты, зашитые под двойным дном. В кармане сумочки забрала резервный телефон. Потом быстро сложила в пакет одежду и туфли, переодеваться в доме не решилась, могут проснуться эти товарищи. Так же на цыпочках, благо тапки были мягкие, и шаг получался бесшумным, двинулась на выход, тут в спальне кто-то заворочался. Девушка замерла, опустив пакет на тумбу в прихожей. Зевая и почесываясь, не включая свет в коридор выполз Игорь, судя по росту. Увидев белый силуэт девушки, он замер: – Ксюха? Ты… ты это…. Я не виноват, пощади … – он бухнулся на колени, и даже голову склонил к полу. Ксения подхватила пакет, бесшумно выскользнула на площадку, и прикрыла дверь, не давая замку защелкнуться. В квартире послышалась возня, потом Игорь заорал: – Мужики, мужики, вставайте, за мной Ксюха приходила! Теперь можно было не опасаясь, захлопнуть дверь, в этом шуме щелчок замка уже не услышат. Быстро сбежав на первый этаж, в закутке за лифтом натянула джинсы и водолазку, одела мокасины, и выскочила из подъезда. В квартире уже горел свет, но по лестнице никто не гнался, значит поверили в призрак. Бабулька довезла ее до круглосуточного супермаркета, где они и расстались. Ксения в порыве благодарности, поцеловала ей руку, за что бабка согнутым пальцем стукнула ее по лбу. – Упрямыя! Ну Бог с тобой, иди своей дорогой! Девушка сняла деньги с карты, быстро набрала минимум вещей в тут же купленную дорожную сумку – человек без багажа может привлечь внимание. Вызвала такси, и по дороге, по телефону купила билет на утренний рейс до Москвы на имя Миланы Войцеховской. Горько усмехнулась, вбивая данные паспорта, не упомнишь какой это паспорт, и какое имя. В аэропорту, после регистрации прошла в назойливые магазины – тут и брендовые сумки и обувь, и духи, и косметика. Двигаясь от одного к другому, Ксения постепенно преображалась. Сперва появилась яркая помада, потом поверх водолазки накинула летний удлиненный пиджак, ярко-оранжевого цвета. Волосы скрутила и убрала под шелковый шарф, повязанный на богемный манер, причем продавщица уверяла, что ей дико идет. Дальше мокасины сменила на туфли на высоком каблуке, явно подделку под известный бренд, судя как они стали натирать ноги. Закончила преображение так же оранжевой сумочкой под «Гуччи» с дикими стразами. Наверное, Гуччи бы удавился, узнав, что именно китайцы выдают за его стиль. Высокий каблук изменил походку, и в самолет садилась уже уверенная в себе надменная полячка. Из Москвы позвонила в Сочи, Максу. – Душа моя, ты воскресла? Нам сообщили, что ты утопилась. Я ни секунды не поверил, чтобы наша Кукла, да так глупо сгинула. Ну что ж, тут воскрес еще кое-кто и ждет с тобой встречи. Глава 3. Второй раз в ту же реку Сочи встретил ее липкой жарой, слепящим солнцем и белозубой улыбкой Макса. Тот приехал за ней сам, хотя Ксения ждала не выше охранника. Макс стоял у выхода из здания аэропорта, опираясь спиной на джип, и сиял глазами и улыбкой. Давно он таким не был, с самой смерти Ника. И тут только до Ксении дошло, о каком воскрешении мог говорить Макс – общий знакомый у них был один. В душе появилось гадкое чувство сожаления, ведь если Ник жив, это конец ее свободе, но с другой стороны – смерти она ему точно не желала. И, пришлось сделать шаг навстречу новой старой жизни. «Помни, что ты обещала себе там, на полке в покосившейся бане – никто больше не будет управлять тобой!!» – Привет Макс! Ты пошутил, или Ник и вправду жив? – А ты, я вижу не слишком рада! – Он забрал сумку, сунул ее в багажник. И открыв дверь, и дождавшись, когда Ксения сядет в машину, продолжил. – Не все так просто, Ник жив, да. Макс надолго замолчал, подбирая слова. Ксения тоже молчала, ждала и не хотела мешать. Уже выехав за последний шлагбаум, заговорил снова. – Только, это не совсем Ник – не тот красавец-босс, крутой парень и задавака. Он сильно обгорел, почти не видит, руки и ноги повреждены очень сильно, часть пальцев на ногах удалили. Лицо пострадало. Он на коляске передвигается, но не позволяет считать его инвалидом. Помнишь кино про Фредди Крюгера? Так вот, тот красавец по сравнению с Ником. И я тебе скажу так, мелкая дрянь, если ты посмеешь его жалеть, я тебя сам убью. – Назовешь еще раз дрянью, пожалуюсь Нику. Где же он был два с лишним года? – В голове было сложно уложить информацию. Жалеть Ника? Она больше не самоубийца. – Он давно уже здесь. Хотел оставить тебя наедине с твоим счастьем и любовью. Я привез его через год где-то после той аварии. Он лежал в Москве, в ожоговом центре. Там произошла путаница, его привезли без документов, по сути, на опыты. Испытывали на нем какую-то искусственную кожу, жидкую вроде. Это его и спасло. Я нашел потом врача, что его туда пристроил. Не поверишь, патологоанатом из подмосковной больнички. Он его из холодильника на вскрытие взял первым из наших пацанов, и случайно почувствовал пульс, нитевидный как он сказал. А его кореш диссертацию писал по этой коже, ему случай нужен был тяжелый. А на всех наших менты уже справки дали – мертвы все. Этот дедок, звонит своему корешу и отправляет обгорелый полутруп в институт. А мне дают свидетельство о смерти без трупа, типа сгорел до пепла, схоронили. Когда Ник очнулся, он не помнил ничего почти. Только детство, а мы же в детдоме вместе были, вот он меня и вспомнил, только через год почти. Ты уже наследство получила и уехала. Я Ника год по европейским клиникам таскал, что смогли, восстановили. Он все тот же, потихоньку вспоминает, но еще не все. Тебя помнит. Братва вся его признала, но по бумагам он мертв. Сейчас у него, как и тебя, другое имя, другое лицо, другая жизнь. Я свою долю наследства ему вернул, а твою он брать не хочет. Да, и про садиста-красавчика своего ему не пой, мы всё знаем, и что он сейчас в реанимации после инфаркта, тоже. – Кто в реанимации? Дэн? Но как? – От неожиданности голос Ксении дрогнул. – Ишь, как любовничка своего жалеешь, а он тебя пожалел? Не смей при Нике даже вид показать, а то он его уроет. И так уже людей послали, разденут твоего милого до нитки. – По тону Макса было понятно, что он так и не простил ей, что она не смогла ответить на любовь Ника. Ха-ха, любовь. Да он виду не подал ни разу, а ее и сейчас ледяной ужас охватывает при воспоминании о его взглядах. За разговором они приехали к коттеджу, окруженному высоким забором. Ворота открылись автоматически, везде стояли камеры наблюдения, а живых охранников, как раньше не было. Увидев, как девушка внимательно осматривается вокруг, Макс усмехнулся. – Правильно догадалась, на людях появляться не любит. Теперь у нас все электроника. Только медбрат один живой, да кухарка. Помнишь, повариху твою? Когда отель продали, она осталась без работы. Мыкалась долго, потом я ее здесь на базаре встретил. Она Нику стала второй матерью, потому смотри, вякнешь не то, быстро скалкой в лоб получишь. Они подошли к резным белым дверям кабинета, Макс постучал, дождался ответа, и открыв дверь, шутовски поклонился Ксении, протягивая руки: – Прошу вас, мадам! В комнате был полумрак, толстые шторы закрывали окно. На столе горела лампа, с низким абажуром, так что лицо сидящего за столом человека было в тени. Ксения старалась подавить внутреннюю дрожь и в голосе. – Ну здравствуй, Ник! Рада что ты жив. Хреновое было дельце, тебя обыграли в тот раз. – Голос не сразу подчинился, но к концу фразы удалось выровнять. Хриплый смех был ей ответом, голос человека не был голосом Ника – обожженные связки выдавали лишь шепот, хрипловато-свистящий, режущий ухо. – Узнаю мою наглую Куклу! Ты девочка, ни хрена не рада моему воскрешению! Ты была рада, когда я сдох. – Врать не буду, была рада, свободу почуяла. Только вот где моя свобода и где я. Так что забудем, теперь я рада, что ты жив! – Она обошла стол, нагнулась поцеловать его в щеку. Но Ник резко отъехал на кресле, подняв руку в перчатке. – Не смей! Никогда не подходи ко мне! Никогда не прикасайся ко мне! Это правило для всех! И не смей меня жалеть! Я все еще сильнее тебя и многих других. – Голос был тих, но прежний металл все же слышался. – Как скажешь, – равнодушно ответила девушка, и вернувшись назад уселась на диван, закинув ногу на ногу, – узнаю старину Ника, вечно у тебя тараканы в башке. Слушай, я устала, хочу есть и спать. Ты распорядись, а? А вечером нам придется поговорить. – Вечером я тебя не смогу принять, у меня процедуры разные. Говори сейчас. И давай без соплей – коротко, и по существу. – Ок. Я беременна, и отзови своих братков, которые поехали по душу Дэна. Не хочу быть причиной смерти отца своего ребенка. Пусть живет. – Ну ты наглая, Ксюха. Ты уроду лям баксов накатила, хату бомжам отдала, а папа Ник тебя даром кормить будет? Теперь еще и со щенком этого урода? – Насмешливый шепот сипел и хрипел, как меха старой гармони. Ксения вскочила, и перегнувшись через стол к лицу Ника тоже зашептала: – Не смей! Мой ребенок никогда не будет щенком! Он мой, и только мой! Бабки забери, а Дэна не тронь! Твои бабки мне тоже не нужны, сама заработаю, ты забыл – у меня европейское образование и два языка? А еще твоя наука, да мне цены нет. Твои конкуренты меня не раз вербовали, а я ведь могу и согласится. – Сядь! – Ник молчал минут пять, потом раздался смех, сперва показавшийся кашлем. – Наконец-то у моей игрушки прорезался голос, я думал, ты всю жизнь будешь по чужой веревочке ходить. Только ты забыла – образование у Оксаны Валеевой, а ты теперь у нас кто? Вот то-то же. Все, свободна, я тебя услышал. Иди, Макс покажет тебе твои комнаты, и где кухня. Пошли вон все! Кому я сказал! Ксения лениво встала, хмыкнула и послала воздушный поцелуй силуэту за лампой. – Пока, милый, я вижу ты не в духе. Соскучишься, знаешь где меня найти, – и покачиваясь на каблуках, походкой от бедра, как ее учил Ник, удалилась из кабинета. В коридоре, под насмешливым взглядом Макса, вытерла холодный пот со лба. – Есть и спать. Веди меня, верный Санчо Панса! В кухне тетка Маруся кинулась обниматься, потом отскочила, смутившись. – Ой, простите, я по-простому. Уж очень рада вас видеть! – Спасибо, теть Марусь! Я тоже рада вас видеть! А почему вы здесь? Что случилось с отелем? – Сожгли нас, дочка. Говорят, искали какую-то женщину, то ли шпионку, то ли воровку. Вроде думали на тебя, ты только уехала, через месяц и сожгли. Добро никто не погиб, но наших всех жалко… Кто где, всех пораскидало. Ой, я болтаю, а ты кушать, наверное, хочешь? С дороги же! Забегала, накрывая на стол прямо в кухне, запахи пошли упоительные, аж желудок выдал громкую руладу. – Ого, – засмеялась кухарка, – проголодалась! Сейчас я тут накрою, и мы поговорим по-бабски, ты мне все расскажешь, что и как. Обед занял почти два часа, историю своей любви Ксения рассказала осторожно, без подробностей. Изменил, обманул, нашел другую. Тетка Маруся аж слезу уронила, надо же, а такая любовь была! Такой порядочный мужчина! Никто бы не поверил! Перед сном девушка долго думала о Нике, о том холоде, что опять поселился в душе. Она боялась жалеть его, но помимо воли, жалость крутила в душе, как крутит суставы при гриппе. Она успела рассмотреть его лицо, да это было ужасно, но не ужаснее, чем она себе представила. Карие глаза, полуслепые, но живые и с огромными зрачками, придавали беззащитный вид ужасному Нику.
Глава 4. Планы на жизнь Утром за ней пришел Макс, удивленно-радостный. Не хамил, глазами не прожигал. Ксения напряглась, что ж изменилось за ночь. – Не поверишь, Кукла, наш босс просто ожил с твоим приездом. Вчера от массажа с мазями не отказался, знаешь, как шрамы болят и тяжело их разрабатывать? Боль, что аж зубы крошатся. А сегодня с утра изъявил желание завтракать, вместе с нами. Маруся уже накрыла в столовой. Только уж прости, солнце он не любит, шторы будут закрыты. В пустом доме и правда была праздничная атмосфера, вроде бы все так же, но гнетущей тишины нет. В столовой накрыт стол, на крахмальной белой скатерти куча блюд и тарелочек, запах Марусиной выпечки окутал весь дом. Ксения с Максом сели – он справа от прибора в торце стола, она – слева. Ждали молча. Ровно в девять, под шум электромотора, въехал на коляске Ник. – Доброе утро! Я решил, что самые близкие мои люди вполне могут справится с нервами, и привыкнуть к моему внешнему виду. Надеюсь, аппетит я вам не испорчу? – Сарказм был тот же, хотя голос иной, и если не всматриваться, а только слушать, вполне можно привыкнуть, решила Ксения. – Доброе, Ник! Не испортишь, я так хочу есть! У меня пока нет токсикоза, а есть жуткий жор. Так что, пожалейте меня, давайте начнем без предисловий! Ник опять улыбнулся, и кивнул Максу на блюда, накрытые серебряными колпаками. Тот открыл все, положил ему на тарелку немного паровой рыбы под сливочным соусом, ломтик хлеба. Ел Ник левой рукой, правая в перчатке лежала на подлокотнике кресла. Ксения же с удовольствием подвинула к себе омлет, потом рыбу, потом попросила сделать кофе латте в большой кружке, и приступила к пирожкам. – Детка, если ты будешь так есть, к родам ты не войдешь ни в одну дверь, – прошептал Ник, давно отложивший вилку, и с непонятной гримасой, разглядывавший Ксению. «Да, надо еще научится определять, когда он улыбается, потому что на улыбку это совсем не похоже» подумала девушка, а сама засмеялась. – Сама не знаю, куда в меня лезет. Вчера груш съела штук пять, а сегодня еще хочу, как будто умру без них. Скажи спасибо, что груши, некоторые тетки известку и мел жрут. – После завтрака Макс отвезет тебя в больницу, пройдешь полное обследование. Если надо – будешь неделю туда ходить, я хочу, чтобы с тобой все было хорошо. Мне теперь не грозит заиметь семью и детей, и твой ребенок станет моим наследником. Поэтому, прошу всех так к нему и относиться. – А ты ничего не попутал, мой безумный босс? Это мой ребенок, и он будет только моим. Макс тоже охренел от заявления друга, и прокашлявшись, попросил: – Ник, давай не делать поспешных выводов. Если тебе нужны дети, мы можем нанять суррогатную мать, сделать эко и так далее. Вон Киркоров себе уже двух сделал. – Макс, ты мне друг и брат, но решать я буду сам. Мои решения не обсуждаются. Кукла, ты поела? Вас ждут к десяти, я договорился. – Ник, я должна тебе сказать, там, когда я выплыла из реки, и чуть не сдохла, я дала себе слово – никто никогда больше не будет управлять моей жизнью. Тем более жизнью моего ребенка. Даже ты. Оставь эти глупые планы. – Детка, помолчи. Подумай и ты поймешь, тебе это ничего не стоит. А без моей защиты что ждет тебя и твоего ребенка? Какое из своих имен ты ему дашь? Макс, свободны, уведи ее, иначе я рассержусь. – Как всегда босс был бескомпромиссным и упертым. Ксения скомкала салфетку, и зло бросила ее на стол, глядя в глаза Ника встала, возмущенно пыхтя, потом повернулась и пошла собираться. Вслед ей полетел то ли кашель, то ли смех. В платной клинике их встретили как дорогих клиентов, по всем кабинетам Ксению сопровождала медсестра, УЗИ, анализы – все показало, что и будущая мама и ребенок абсолютно здоровы. Никаких дополнительных исследований не понадобилось. Обратно в коттедж вернулись после магазина, Ксения купила все необходимое, потому что в спешке побега не подумала о самом простом – ни зубнойщетки, ни минимального набора косметических средств. Нику уже доложили, что здоровье безупречно, но тем не менее наговорили кучу требований – по режиму, витаминам, питанию, физической активности. Словом, к их возвращению были доставлены куча разных вещей, витамины, фрукты, экологически чистые продукты, вещи для будущей мамы и ребенка, все из самых лучших гипоаллергенных тканей. Ксения, войдя в свою комнату, поначалу просто обалдела от количества фирменных упаковок, среди которых ее поразили упаковки женского белья, не эротично-кружевного, а хлопково-удобного. Прибежавшая Маруся, восхищалась каждой вещичкой, помогала разбирать вещи, и создавала такой умильно радостный фон, что постепенно и Ксения втянулась в этот процесс. Вечером, когда Ксения сидела в большой гостиной с книжкой и скучала, к ней пришел подвыпивший Макс. Ник, по-прежнему вечерами предпочитал быть в одиночестве, и Макс пил виски, сидя рядом с Ксенией, и болтая обо всем. В этот вечер Макс выпил больше обычного, и разозлился на замечание девушки, что он относится к Нику как раб к хозяину. – Да что ты можешь понимать про нас, ты, домашняя девочка, которую растили мама и папа, баловали и спать укладывали под сказочку? А мы – детдомовские, у нас пап и мам не было, знаешь, что такое детский дом? Во что превращаются дети живущие там? Это волчата, и далеко не безобидные. Ник стал для нас всех старшим братом, хотя по возрасту он и не старше меня. Когда он к нам пришел, в комнате нас жило семь таких же сопливых пацанят, по шесть-семь лет. Ник был восьмым, восемь железных кроватей, ободранные тумбочки, казенное серое белье. Все думают, что самое страшное, это голод, отсутствие красивой одежды. Нет, это не самое страшное, еда была, ее хватало. Пусть невкусная, но достаточно, раз в неделю – выход в кинотеатр, одежду тоже какую-то выдавали. Самое страшное – насилие. Когда уходили воспитатели, дети оставались один на один друг с другом. Отбирали конфеты, их следовало сохранить до вечера, и откупиться от гиен. Детей били, издевались за просто так, потому что сильнее. И парни постарше насиловали детей. Да, всех детей, не только девочек. Где-то через пяток дней, после того как Ник к нам пришел, изнасиловали пацана – ему было лет восемь, я помню, как он лежал лицом в подушку, от стыда не показывая лица, и не разрешил нам говорить воспитке о случившемся. Через день у него начался сепсис, тот насильник был здоровый парняга, лет 16-ти, а весил все сто килограмм, наверное. Он порвал пацану все внутренности, и пацана не спасли, потому что мы тоже промолчали. Тогда Ник всю ночь раскачивал изголовье железной кровати, отогнул поперечину и вытащил металлический вертикальный стержень. Он держал его под матрасом, на ночь возле двери мы ставили стул, чтобы проснуться, если полезут к нам. Однажды ночью они пришли – банда пятнадцатилетних насильников с подпевалами, первый же кто просунул руку отодвинуть стул, получил прутом по пальцам. Ник сломал ему все пальцы, и тот побоялся сознаться, кто его ударил и за что. С тех пор у него было прозвище – Бешеный Ник. Мы ходили все вместе, нас пытались подкараулить на лестнице, затащить в темный закуток – Ник бросался в драку первым, и мы вставали за его спиной. Мы кусались, царапались, пинали куда достанем. Два месяца мы выдерживали осаду, потом нас оставили в покое. В свободное время Ник ходил в спортзал на первом этаже, тренировал выносливость, прыгал, бегал, лазил по канату. Сперва мы просто ходили за компанию, потом начали тренироваться тоже. Потом он затащил нас на секцию при школе, мы стали заниматься дзюдо, уже с нормальным тренером. Он таскал нас в тир стрелять, в секцию бокса, мы бегали в парке. Единственное, чего Ник не мог терпеть – слёз и воровства. Уже в тринадцать лет он был главарем детской банды, не знаю, как назвать иначе, и держал весь детский дом. Причем боссом он был жестким – спорт, учеба, хоть тройку, но ты должен был получить. Воспитатели и директор его обожали – дисциплина железная, все дети занимаются спортом, успеваемость подтянули. И с тех пор в детском доме не было насилия… Да, девочки спали с парнями – но только по согласию, пацанов не трогал никто. Ник девок презирал, называл их «детдомовскими давалками», и с ними не спал никогда. «Чистые» девочки в школе с нами не дружили, поэтому его первая любовь была уже в колледже. Девчонка, сирота как мы, но жила с бабушкой, тонкая бледная моль, но что-то в ней Ник нашел. После первого курса нас забрали в армию, а эта дура оказалась беременной. Никому не сказав, очень боясь своей бабушки, она пошла с нашими дурами на криминальный аборт. Умерла от потери крови. С тех пор Ник не любил никого, нет, бабы были конечно, он же живой. Вешались они на него пачками, но больше пары месяцев он ни с кем не встречался. Когда он привел тебя, ты была похожа на его бледную моль. Я видел, но он сам не понимал, что влюбился в тебя, он как с нами в детдоме – жесткими методами воспитывал тебя, гнул под себя. – И как же он стал криминальным авторитетом? От детдома это далеко, и от Ника Робин Гуда тоже. – А это уже другая история, когда мы вернулись из армии, страна лежала в разрухе, разгар девяностых. Это у тебя был дом, родители, а у нас ничего. Дэн и здесь нас вытянул, мы в бойцах недолго бегали, через год у нас уже шиномонтажка с автомойкой была. Ник ее в карты выиграл, все наши там жили, на втором этаже. Потом была война авторитетов, ну так получилось, что помог Ник одному крутому. Потому его никогда не трогали, он сам по себе, ни под кем не ходил. Он постоять за себя мог, но силой не любил, больше хитростью, ну тебе ли не знать. – А что стало с тем бандитом, что сжег его тогда в Москве? Не поверю, что вы не отомстили. – Ксения помнила, что за компромат был и как они его добыли. – Дяденька убежать не успел. Он в свое время общак у урок спер, потом переобулся и в бизнес, еще в депутаты залез. Кому надо, получили все документы в тот же день, дядя не знал про новые технологии. Ник должен был вернуться и отменить отправку электронной почты. Раз не вернулся, компромат ушел кому надо. Говорят, дядька перед урками на коленях стоял, руку ему правую отрезали живьем… – Все! Избавь меня от кровавых подробностей! – Ксения ушла к себе, и еще долго перед глазами её стояли эти маленькие озлобленные пацаны, защищавшие свою жизнь, и как бы это грубо не звучало – задницу, с железными прутьями в руках. Ей стало жаль Ника, его жизнь была вечной борьбой, откуда там могла быть любовь и доброта? И тем не менее, он следил за её жизнью, пришел на помощь. С этого дня Ксения стала относится к Нику немного по-другому. Он уже не казался ей монстром, и неожиданно прошел страх.
Глава 5. Новое имя, новая жизнь На следующий день, после позднего обеда Ник пригласил их вместе с Максом к себе в кабинет. Когда Ксения попыталась поблагодарить его за подарки, он остановил ее жестом. Макс толкнул её локтем, видимо перебивать босса теперь не принято. – Макс, я подумал, здесь нашей мадмуазель оставаться не стоит. Помнишь, у нас в отступных от того крутого москвича остался особняк в Испании? Мы тогда оформляли его как раз на имя Миланы. Ты же сейчас приехала по этому паспорту? Завтра же закажи ремонт, новую обстановку, дизайн, чтобы все было прилично, но без шика. Как только дом будет готов, наша Ксения – Милана едет туда. Потом нам надо будет ее там легализовать – ищем кандидата на брак, так чтобы взял деньги, дал фамилию и исчез из поля зрения. Без мокрухи, ясно? Лишь бы гражданство сделать. Через пару лет оформим развод. Дом, как я помню, на две изолированные квартиры? Вторую обставить для меня. Я буду там жить примерно месяц из трех. Задача ясна? Теперь ты, душа моя. На твоем счете моих денег больше ляма баксов. Забирать я их не буду, раз ты хочешь быть самостоятельной, я позволю тебе работать, но не раньше, чем ребенку исполнится полтора года. Пока живи, отдыхай, учи испанский. У тебя же только английский и немецкий? Время есть, справишься. Если мне нужно будет где-то появиться в сопровождении жены, ты будешь ее изображать. Не в России, а за границей, здесь мне светиться не с руки. Кроме того, ты делаешь все переводы, ведешь всю переписку с иностранцами. И если мне нужно, чтобы ты была милой – ты будешь милой. Скажу быть стервой – будешь стервой. У меня есть планы на бизнес в Европе, мне нужны партнеры, и ты мне поможешь. Есть вопросы? – Нет вопросов, большой босс. Мое положение не позволит спать с кем-то по твоей указке, но и потом я этого делать не буду. Все остальное – сколько угодно. Я все же занималась своим маленьким бизнесом, и совсем неплохо. Опыт у меня есть. Только прошу, не говори со мной таким тоном, я больше не маленькая девочка, не твоя Кукла, ок? – Учту, но и ты учти, ошибок и предательства я не прощу. По поводу твоего Дэна – я его не буду убивать. Но дело его пощипаю, потом лично объясню, за что. И больше на эту тему мы не говорим. Свободны, партнеры! – Ник, прости, могу я поговорить с тобой наедине? – Не сегодня. Свободны, я сказал. Макс, утром с тебя доклад по всем делам, и так три дня уже запустили все дела. И там у тебя в почте расписание – завтра я жду всех начальников служб по всем направлениям. Выйдя из кабинета, Ксения удивленно глянула на Макса: – Что-то изменилось? Кроме охранной службы у вас завелись другие дела? – Ты многого не знаешь, мы теперь главные акционеры «Инженерных Технологий», большой холдинг, у нас ряд объектов строится, часть из них входит в олимпийские. Страна готовится к олимпиаде, разве мы можем остаться в стороне, и не заработать свой миллиард? – За легким тоном скрывалась гордость за достигнутое. – Вот только раньше он лично ни с кем не встречался. И это меня радует, босс-призрак не всегда может иметь вес. – И как вам удалось влезть в такие дела? Там же свой на своем сидит. Строительный бизнес давно поделен по всей стране. – Мы в курсе, что твой любовничек был из этих кругов, нахваталась вершков? А помнишь, мы земельки в Сочи ухватили в полпобережья? Цена ее выросла, и мы, как собственники, имели преимущество, поделиться пришлось конечно, не без этого. Но теперь мы вполне легальный холдинг, с огромным штатом людей и миллиардным оборотом. Завтра представлю тебя дирекции, ты уже в штате, личным помощником генерального! Гордись, кукла. С маленькой гостинцы – в левые руки директора холдинга, это рост. – Отчего же не в правую руку? – Упоминание о Дэне испортило настроение, и да, все что ей было известно в этой сфере, с его же слов. – Не наглей, правая рука здесь и навсегда – я. А ты – каприз босса. Помни об этом. Сегодня он тебя поднимет, завтра кинет. Будь осторожна, я слежу за тобой! – Макс улыбнулся акульей улыбкой, помахал рукой и ушел. Ксения усмехнулась в душе, если б он знал, что это внимание Ника, к которому так ревнует, эти деньги и положение – ей не нужны. Хочется маленький домик, сад и возможность растить ребенка. Перед ужином ей позвонила Маруся, предупредила, что сразу после ужина приедет машина, повезет ее на прогулку на побережье. Ксения вышла к ужину сразу в легком платье и балетках – не спорить же с этим сумасшедшим по пустякам. На берег они приехали втроем, водитель ловко выгрузил коляску, помог Нику сесть, и остановился, цепко оглядывая окрестности. Ник поехал тихонько по дорожке вдоль берега, девушка пошла рядом. Разговор не клеился, Ник молчал, она тоже. Гуляли больше часа, ей хотелось спросить о его лечении, что еще можно сделать с этими шрамами на лице и руках. Но каждый раз, взглянув на лицо Ника, она глотала фразу. Так и повелось – один раз в день, иногда после завтрака, иногда вечером, их вывозили на прогулку. Она привыкла к молчаливому присутствию Ника, его голосу, его шрамам и постепенно перестала их замечать. Её представили совету директоров как личного помощника, в доме оборудовали кабинет. Переводов было мало, вряд ли на это пятнадцатиэтажное офисное здание она была единственным переводчиком. Тем не менее, она постоянно была занята, и если первые дни она еще плакала по ночам, вспоминая Дэна, то потом ей не дали такой возможности. Ник велел ей читать все договора, проводил с ней ликбезы, поясняя детали и каверзные моменты. Кроме того, уроки испанского, заучивание по пятьдесят слов ежедневно, аудио уроки, она стала так занята, что времени совсем не оставалось для грусти. Однажды вечером она узнала Ника ещё с одной, неожиданной для себя стороны. Она услышала разговор, удививший её и пробудивший много вопросов. Макс вечером обратился к Нику: – Босс, звонила директриса, Аннушка говорит пацаны выиграли олимпиаду по физике. Областную, теперь надо ехать в Москву, нужны деньги. – Какой класс? Сколько их? Кто поедет с ними? – Десятый вроде, парней трое, все три первых места наши. Поедет Аннушка и физичка. Надо пацанам подарки что ли, сделать, – мужчина задумался, вспоминая. – Отлично, переведи сколько надо, дай поручение общему отделу, пусть билеты и гостиницу закажут. Пару-тройку дней добавь, пусть погуляют по столице. Это и будет подарок, баловать не будем. Пусть Аннушка там насчет поступления сразу присматривается. Если выиграют, или хоть в первый десяток попадут, отправим учиться в столицу. А насчет подарков, как обычно, выпускникам. Ксения еле вытерпела, чтобы подловить одного Макса и расспросить об этом разговоре. Оказалось, они помогают своему детскому дому, где Аннушка – это директор. – Понимаешь, Ник настоял, создать попечительский совет. И все бывшие воспитанники, кто чем может помогают. Кто деньгами, кто детей на лето в деревню берет. А помощь распределяет совет из старших ребят и учителей. Иногда на общем собрании решают, что купить. Наши дети и на море ездят, и компьютерный класс у них есть, и ансамбль. Борька-боксер подарил недавно новый автобус. – Видно было, что он гордится этим, и готов рассказывать бесконечно. – А что за подарки выпускникам? – Ну во-первых, мы следим чтобы дети получили квартиры от государства, как положено по закону. Они же дурачки, их кинуть легко. Девочки, как правило, просят платье на выпускной, парни – телефоны. За золотую медаль дарим ноутбук, помогаем устроиться, кто хочет учиться – помогаем, на работу устроиться, ну как-то так. – А кто глава этого попечительского совета? Ник? – Был Ник, после этой истории – я. Но все равно он босс, он все решает. – А почему он сказал – баловать не будем? – Да мы поначалу давай всем детям телефоны, тряпки покупать не глядя. Только что легко получено, не ценят. За месяц они все просрали – кто продал, кто потерял. Потом поняли, что надо заработанное давать, чтобы ценили. Чтобы не привыкали, что в жизни левые плюшки будут. Ксения долго ворочалась перед сном, вспоминая жесткого Ника, как он хлестал её по лицу, останавливая истерику, и не могла поверить, что этот человек может о ком-то заботиться. К утру она поняла, что и это его поведение было проявлением его жесткой заботы, ну уж как умел. К тому же воспоминания не принесли особой гордости, она вспомнила, как закупала шмотки в Питере, как кутила в Казани, и краснела под одеялом. Господи, как ей повезло, что встретились такие люди, как Борис Моисеевич и Ник. Иначе она плохо бы закончила, спилась бы точно. Прошло два месяца, близился сентябрь, когда сообщили что дом в Испании готов полностью. И опять жизнь круто повернулась, прилетели они туда втроем, за неделю обустроили ее жизнь, и она осталась одна. Работа по интернету, берег, вот он океан, но гулять одной было скучно. Нет пикировок с Максом, сарказма Ника, пирожков и шуток Маруси. В помощь ей Ник нанял девушку – филиппинку, прислугой за все – уборка, магазин, готовка. – Почему я не могу выбрать сама? Я предпочла бы русскую девушку, или украинку. – Потому что ты будешь с ней дружить, делиться тряпками и секретами, а потом убиваться, что тебя предали. Исключено, лучше, чтобы прислуга не знала языка, не подслушивала, не предавала потом. – И как всегда, Ник был прав. Дом был выполнен под старину – из желтоватого камня, с огромными окнами, балконами и террасами со стороны моря. Светлые деревянные полы, пахнущие воском, тонкие белые драпировки на огромных окнах в пол, светлая резная мебель. Много солнца, дубовые широкие ступени лестниц, огромная кухня, с печами и стилизованными под старину (а может и настоящими?) медными кухонными принадлежностями, назначения которых Ксения и не знала, корзинами с фруктами и овощами. Кабинет с массивной мебелью и шкафами, портретом Ника над камином, внушал ей тоску. На портрете змей был молод, красив и полон надежд. Сейчас от того Ника остался только сарказм. За портретом классически прятался сейф, куда она должна была убирать все до единой бумаги. Такой же режим секретности был и на ноутбуке – распознавание по лицу, защищенная сеть. Ксения фыркала поначалу, что секретного в строительных контрактах? Или на поставку сантехники? Но босс требовал – она подчинялась. Потом ей стали доверять больше, переводя некоторые письма, она догадалась, что и в просвещенной Европе не гнушаются взяток и откатов, и так же готовы на все за деньги. Суммы в контрактах были грандиозные, хотя строили всё российские фирмы, но материалы и оборудование закупались по всему миру. И поставщики были готовы драться и идти на все, дабы получить заказы такого объема – итальянская сантехника на один отель класса пять звезд тянула на бюджет небольшого государства. На половине Ника поселились два охранника, не позволявшие ей садится за руль, одной выйти в лавку за соком, даже когда она плавала в море, с берега на неё хмуро смотрели два суровых глаза. С Ксенией они почти не разговаривали, и она стала привыкать к их присутствию. Через месяц лица сменились, потом опять. Видимо, вместо премии лучших бойцов отправляют на месяц на легкий труд, для себя решила девушка. Один раз в месяц она посещала врача, здесь к беременности относились проще – никаких ограничений и навязанных схем питания. От скуки она стала посещать кружок русских эмигрантов, но как только Ник узнал об этом, так тут же наложил свое вето. Осталось море, гимнастика для беременных, общение по скайпу с Ником и Максом, чисто по работе. Ну и испанский, конечно. Глава 6. За все нужно платить Где-то назойливо пищал какой-то прибор, не давая вернуться в беспамятство. Во рту все пересохло, спина страшно устала от лежания, а повернуться не давали какие-то трубочки во рту и иглы в руках. Попытка открыть глаза удалась только с третьего раза. Перед глазами был белый потолок, слева – окно за ширмой, справа кто-то стонет и мечется. Дэн попытался кашлянуть и позвать кого-нибудь, потянулся сесть, но сил не хватило. Прибор запищал чаще и громче. Послышались легкие шаги, и из-за ширмы выскользнула тонкая фигура в сиреневом медицинском костюме. –Тихо, тихо! Вам пока нельзя вставать! – Девушка легко нажала на плечо, укладывая его назад, быстро проверила капельницу. – Пить! Можно мне попить? – Из-за пересохшего горла голос был сиплым. – Придет доктор, и скажет можно или нет, а пока так, – и она бинтиком смочила губы, он невольно попытался проглотить воду с бинта, но в рот почти ничего не попало. – Где я? Что со мной? – Теперь он увидел, что лежит голым, на высокой, как стол, кровати, под ним одна тонкая простынка поверх клеенки, и укрыт он до пояса так же тонкой тканью. Было зябко, неприятно, и затекли все органы. – Вы в реанимации, вам сделали операцию на сердце, сутки назад. Пока вам еще ничего нельзя. После наркоза может тошнить, а это опасно. Остальное расскажет врач, я не имею права. – Пить нельзя, можно прополоскать рот, – с трудом выговорил Дэн. – Хорошо, сейчас. – Медсестра принесла стакан с глотком воды и судок, Дэн набрал глоток, и почувствовал блаженство – казалось вся вода впиталась в язык, – сплюньте сюда, пожалуйста. И потерпите, врач будет через полчаса, он на планерке. Закрыв глаза, Дэн вспоминал последнее, что было до того, как его поглотила тьма. О, черт! Сергей же сказал, что Оксана утопилась! От этой мысли в груди опять зажгло углем, а приборы сошли с ума. Вокруг забегали люди, что-то кололи, под нос совали нашатырь, но он опять лишился сознания. Привели в себя его не сразу, боль в груди не хотела затихать, дыхание никак не выравнивалось, и тут кто-то резко хлестнул его по лицу. От неожиданности он открыл глаза. Строгая женщина, лет за сорок, в больничной шапочке и маске, склонилась над ним. – Стоять! Умирать не в мою смену! Тебя три часа вытаскивали, а ты нам всю работу насмарку! А ну держись, ты мужик или кто! Я мужик, нет я не мужик, я мудак, думал про себя Дэн, я убийца, зачем меня спасали? Я убил и… Оксану, и своего ребенка! Какое сердце может это выдержать? Вот оно и не хочет служить такому монстру. Его накачали успокоительными, он либо спал, либо бездумно смотрел на ширму. В палате было три человека, почему-то за ширмой лежала женщина, за другой хрипел старик. Он и не знал, что реанимация внеполовое отделение, и там все равны. Как и для смерти, тупо размышлял он. Пришел ночной санитар, приступил к вечерним процедурам – подмыть больных, сменить простынки. Молодой симпатичный парнишка, делал все быстро и аккуратно. Женщина за ширмой завозилась, стала просить девочку-санитарку, стеснялась. Однако парнишка быстро пресек разговоры, выполнил свою работу, пригасил свет и вышел. Какая ей разница? Мальчик-девочка? Радовалась бы, что жива. И опять скрутило в узел и грудь и живот – жива, жива, он жив, а … его женщина и ребенок? И слезы потекли по вискам. Его перевели в палату, приходил психиатр, вел беседы, убеждал что надо жить. Приходили коллеги, приносили апельсины – он смотрел тупо, интересно, почему всегда апельсины? Мысли были вялы, охватила апатия. Есть не хотелось, жить не хотелось. Сергей, детектив, пришел ругаться, злой, как черт. Увидел развалины вместо человека, и ушел, не высказав своего гнева. Приехал Бушуев, молчал сочувственно. – Где ее похоронили? – спросил Дэн наконец. – Ее не нашли, два дня искали тело, река унесла. Енисей, он такой, не все отдает. – Даже могилы не будет, ты знаешь уже, что она была беременна? – Знаю. Не буду говорить, что ты не слушал меня. Но, скажу одно – я с тобой, ты мне как сын. Надо жить. Давай жить. А что не нашли, к лучшему, думай, что она жива. Она столько перенесла, может и сейчас выживет? Думай, что она где-то там, вдали у теплого моря. Никто из них не мог выговорить имя Оксаны, язык не слушался, только «она». Потом пришла Ольга, как будто они и не расставались. Безупречная прическа, тонкие чулки из-под белого халата, холодные духи. Ласково погладила по лицу, поцеловала в щечку, как друг. Стала выкладывать на тумбочку баночки и судочки – суп-пюре, паровые котлетки из телятины. Заботливая, тихая, не задающая вопросов. Когда разрешили ходить, выводила в парк, сидела рядом молча и держа за руку, так что он забывал о ее присутствии. Она же привезла его домой, он зашел со сжимающимся сердцем, но в доме было чисто, пусто, и никаких следов Оксаны. «Ну да, я же забыл забрать у Ольги ключи». Он понимал, что она стремится занять место рядом с ним, что она рада тому, что соперницы больше нет. Но думать было больно, и по большому счету, ему было все равно. Ольга постепенно привезла все свои вещи, стала вести себя хозяйкой. Дэн вышел на работу, и жизнь покатилась вперед. Лежа без сна по ночам, он приходил в ужас – как же так, её нет, а все идет как прежде. Солнце встает и садится, идут дожди, скоро осень, люди идут на работу, живут, едят, ездят на моря, как будто на земле никогда и не было этой девушки. И он сам живёт. Пусть как робот, но живет. Дэн бросил спорт, похудел, виски покрылись легкой сединой, у губ и глаз залегли горькие морщинки. Ольга видела, что она не сможет пробить эту стену льда, ей было обидно и жаль, жаль и себя и Дэна. Но отказываться от жизни, где все устроено так удобно, совсем не хотела. Она уговорила Дэна поехать в Ниццу – поправить здоровье. Он поехал, гулял с ней по берегу, ходил в рестораны, платил по счетам. Иногда они занимались сексом, после которого Ольга молча плакала в подушку, потому что это была чистая физиология и всё. О как она ненавидела эту сучку! Она бы ее утопила, удушила своими руками! Как она ненавидела этого отстраненного, бесстрастного Дэна! Как ей хотелось выплеснуть бокал вина в его безучастное лицо, или завизжать, или бить посуду в этом пафосном кабаке! Чтобы он хоть разозлился, хоть закричал, но проснулся! Но, воспитание наше всё, и она вежливо улыбалась, улыбалась, улыбалась. Для себя она решила – доведет до ЗАГСа, и сразу же заведет себе любовника. Молодого, страстного и живого! Но пока было еще рано, рано, и она терпела. Компенсация за терпение была неплохой, трижды за поездку Дэн не глядя оплатил ее хотелки. А хотелки все были от Картье, с бриллиантами, и неплохим вложением на черный день. Одна брошь, трансформируемая в заколку, вычурная роза из белого золота с прозрачными и розовыми брюликами, стоила вдвое больше ее машины. Злое удовлетворение, которое она получала, «раскрутив» Дэна, было заметно невооруженным глазом, хотя она думала иначе. Дэн все видел, все понимал, он еще раньше её рассмотрел, потому и расстался, но теперь…Теперь в душе была черная дыра, было так холодно, что чужая, черствая и жадная, но живая женщина, его устраивала. Они уже собирались домой, когда с работы пришли жуткие вести. На стройке упал кран, погибли люди, пришла проверка, нашли нарушения. Работы остановлены по «Малой Венеции» полностью, им грозит расторжение контракта и потеря гарантии в миллион долларов, лежащей на депозитном счете. Вернулись они поздно – на площадку их уже не допустили, доказать факт диверсии не удалось, хотя основания к этому были. Бушуев пытался помочь, но в дело вступили иные игроки, которые продавили однобокое расследование. Дэн воспринял это как Божью кару, и в душе считал справедливым. Бушуев кричал, топал ногами, заставлял бороться, но не преуспел. Вторым ударом стала «ошибка» главбуха – вместо аванса он перевел сто процентов предоплаты за материалы, а фирма оказалась однодневкой, и растаяла вместе с деньгами. Уголовное дело завели, главбуха таскали на допросы, потом освободили от подозрений, и тут он исчез вместе с семьей. Стало ясно, что против фирмы вышли серьезные игроки. Дэн собрал у себя всех близких друзей – Бушуева, Сергея-детектива, второго Сергея – зама, Павла и Александра, программиста и полицейского. Мозговой штурм был направлен на выявление врага, перебрали всех конкурентов, никто из них такими методами не работал. Думали на криминал, но Сашка сказал, что среди бандюков сейчас нет таких, кто мог бы замахнуться на приличную фирму, так, шиномонтаж отжать, может быть. Остальные все давно во фраках и сидят высоко. Выпили по четыре чашки кофе, выкурили тонну сигарет. Ольга подавала кофе, морщилась от дыма, открывала балконную дверь, её не замечали. Сергей-детектив косился на неё с предубеждением, у него в голове все крутилась мысль, но он никак не мог за нее ухватится. Ольга пригласила в кухню-столовую на ужин, поставила на стол вино. Стала рассказывать о поездке на море, жалась к плечу Дэна, изображая счастливую жену. – Море, море, – что-то меня цепляет в этом, опять подумал Сергей. И ушел мыслями, когда он был на море с семьёй, лет пять назад, вот только когда искал Ксению, один, по побережью поколесил. Он загрустил, вспомнив, что в смерти девушки есть и его вина. Ксения, море, что же тут может быть связано с наездом… Она там жила, она была мошенницей, как её там звали – Кукла Ника? Они кидали людей разными остроумными способами. Боже! Да вот же оно – тот же почерк! – Дэн, я понял, что мне напоминает эта ситуация, мне кажется, я знаю кто твой враг. Только вряд ли тебе будет приятно это слышать. Они ушли опять в кабинет, где Сергей изложил свою идею. Дэн с ходу ушел в черный ментал, а Бушуев поверил, что в этом что-то есть. – Хорошо, если вы думаете, что он мстит за Ок… Ксению, я поеду к нему. Пусть он меня убьёт, я хочу его увидеть. – Сынок, такого дебила как ты, можно слепить только вручную. Ты поедешь, чтобы ему было проще тебя искать? – Бушуев побелел от гнева. – Надо строить защиту, искать поддержки у местных. – Мы, конечно, поищем гастролеров, – задумчиво проговорил Санька, – но вряд ли что докажем. Очень уж ловко тебя слили – за две недели на два ляма деньгами, не считая лопнувшего контракта. Кто бы не был этот Ник, но он гений. – Я виноват, и я сам понесу ответственность. Завтра же я лечу в Сочи. Саш, поехали со мной, мало ли на югах Ников. Твои коллеги, может быть, помогут, ну или хоть расклад дадут. Глава 7. Лицом к лицу, и лица не увидать Самолет заходил на посадку, над морем был легкий туман, город был в дымке. Но море приковывало взгляд своей синевой. Пассажиры, наверное, последнего сентябрьского заезда, ерзали в нетерпении. Дэн, который все два дня сборов держался холодно, как и всегда теперь, чувствовал уже привычную ноющую боль в сердце. При виде волн, сверху так медленно-медленно накатывающих на берег, воспоминания вспышками затопили душу. Вот они плавают в море в Судаке, он ловит холодную от воды девушку, и целует солёные губы. Вот они бегут по пляжу, смеясь и падая на песок, вот Оксана, легкая как перышко, вприпрыжку бежит к нему по лестнице, а он ловит её внизу. Пришлось сжать зубы и подышать глубоко-глубоко. И запретить себе вспоминать, запретить думать. Зачем он едет сюда? Зачем ему какой-то мафиози, явно же насильно использовавший девушку в своих делишках? Насколько он помнил Оксану, она не была стервой, а просто хрупкая беззащитная лодчонка в гремящем горном потоке. К тому же, в глубине души он не верил в это – ему казалось, что над ним посмеются – и все эти истории не имеют отношения к его… нет уже, не его Оксане, да и не Оксане, а Ксении. Так зачем он едет к Нику? Он же сам считает месть справедливой, и он же знает, что это не смертельно, да по фирме ударили, да ударили крепко, но она выстоит – у него есть еще стратегические планы, намётки. Только… нет куража, нет стимула. Нет желания жить, и если бы не друзья, которые полностью зависели от благополучия фирмы, он бы все продал, и уехал, в тайгу куда-нибудь. Поселились они не в Сочи, а в Адлере, старинный санаторий Южное взморье, с новыми современными корпусами был выбран помощником. Дэн вообще не интересовался мелочами. Они заселились, пообедали в золотом зале для вип-клиентов, где приятно удивило разнообразие и шведский стол, много богаче турецких пяти звезд. Санаторий имел роскошный парк, с несколькими реликтовыми платанами, множество можжевеловых деревьев, от чего запах в парке стоял потрясающий – море и можжевельник. Море и можжевельник… точь-в-точь, как на той прогулке по Голицынской тропе в Крыму. Опять сжало сердце, он махнул головой и пожалел, что не выпил бокал вина за обедом. Парни ушли купаться, а он увидел на берегу бар, с открытой террасой. Сел за крайний стол, и попросил сразу двести грамм коньяку. Солнце садилось, ветер стал прохладным, он замерз в шортах и футболке, все же вторая половина сентября здесь уже не лето. Он задумчиво смотрел на море, над головой то и дело ревели самолеты, заходящие через пляж на посадку в Адлере, но разве он их замечал? Рядом плюхнулся Сергей, помощник. Его волосы были мокрыми, лицо обеспокоенным. – Босс мы вас ищем уже час, хорошо я краем глаза увидел через эти растения. – Открытая терраса была увита каким-то вьющимся растением с резными листьями. – Сашка поехал к своим коллегам, сегодня велел отсыпаться, все-таки разница во времени, и встали мы в три, и просил не бухать сильно, а на завтра он нам организует встречу. -Показалось, или в голосе помощника прозвучал упрек? Он кинул взгляд на стол – все прилично, сыр, лимон, бокал от коньяка. Два предыдущих милая девушка Анжелочка уже унесла. – Завтра? Ты так уверен, что этот хмырь нас примет? Прям завтра? – Какой хмырь? Он имел ввиду своих коллег, для консультации. – Жаль, мне уже тут дерьмово, я бы улетел домой. – Так может отменим всё и вернемся? Добра от этого не будет, да и мы на их земле – тут нас вывезти и кинуть в море, как два пальца об асфальт. – Закажи себе выпить, и отстань от меня. Подошла официантка, предложила Сереге меню. Высокая девушка, с волосами, уложенными на макушке в изящную ракушку, тонкой шеей, и очень правильной речью, не свойственной южанам. Серега тут же сделал стойку, и начал строить глазки, пытаться втянуть ее в разговор. Дэн с пьяным сарказмом наблюдал за этими потугами, и был рад, когда у помощника ничего не вышло. Они сидели еще долго, Дэн выпил поверх коньяка пару чашек кофе, и теперь сон ему не грозил. Серега пил пиво, заказывая по одному стакану, потому приглашал Анжелу каждые двадцать минут – он уже перепробовал креветок и варёных, и жареных, и сухарики, и сырные палочки, если б креветки не были такими мелкими – давно б лопнул. Каждый заказ сопровождался комплиментами, когда девушка приносила блюда пытался взять прямо из рук, так, чтобы коснуться руки девушки. Видно было, как ее это раздражает, но девушка была на высоте – сдержанная, отстраненная, она выполняла свою работу с дежурной полуулыбкой. Уже стемнело, когда вернулся Александр, довольный и слегка выпивший. – Ну что, все на мази, завтра в 12 утра встречаемся с местным начальником оперативного отдела в ОБЭПе, он обещал рассказать, что знает. Пришлось показать бумаги, что мы завели дело по факту мошенничества. Прошу лишнего не болтать, слушаете и молчите. Вопросы я буду сам задавать. Вау, какая прелесть! Чур, эта будет моя. – Этот ловелас заметил подходившую Анжелику. – За мной будешь, я здесь первый! Третий час окучиваю! – возразил Серега. – Ну, это мы еще посмотрим, давай пари! Дэну было стыдно, что девушка слышит, как на нее заключают пари, а эти олухи даже не догадываются понизить голос. Анжела поставила перед Сергеем стакан пива, заменила пепельницу. Сашка, быстро заглянув на бейджик, включил свой бархатный охмурятор. – Анжелочка, будем знакомы, меня зовут Александр. А что вы можете мне порекомендовать из блюд? – Меню перед вами. Вы готовы сделать заказ? – Её выдержке бы позавидовал восточный боец. – Ах, неужели вы мне не подскажете, что у вас самое вкусное? Надо сказать, что и Александр, и Сергей – оба высокие стройные блондины, привыкли к женскому вниманию, и этот спор у них не был первым. Поэтому, два подвыпивших плейбоя были уверены в своей неотразимости, и не собирались сдаваться. Дэну надоели эти петушиные бои, и он вернулся в номер. На завтраке обоих красавчиков не было, Дэн завтракал один. В одиннадцать он решил найти своих товарищей, пора было выдвигаться на встречу. Нашел он их обоих в том же баре, куда каждый явился с самого утра – победа в споре, видимо что-то значила. – Мужики, ну это уже не смешно. Мы здесь по делу, вы не забыли? Поле боя павлины покинули без радости, девушка никому не отдала предпочтения, более того, у нее был местный парень, и игрушкой на час для залетных мажоров она стать не стремилась. На встречу в небольшое кафе рядом с городским УВД приехали заранее, расселись за столом, заказали кофе, и стали ждать оперативника. Тот явился с небольшим опозданием, загруженный и какой-то усталый. От кофе не отказался, и попросил быстро принести ему комплексный обед. Пока ждали заказ, он осмотрел всех троих, и начал разговор. – Почему вы интересуетесь именно Николаем Костаниди? Дело в том, что он давно убит, года три-три с половиной назад, при разборках в Московской области. В свете этого ваш интерес подозрителен? Раздел сфер влияния? – Упаси Бог, у меня строительный бизнес, в Сибири. Был наезд, с обрушением крана на стройке, потом увод денег из фирмы. У меня есть основания полгать, что это дело рук известного господина. – Ну, если вы по тому делу, что возбуждено в Красногорске, то увы. Господина Костаниди нет в живых. Могу дать адрес кладбища, братки их привезли всех сюда, на городском кладбище огромный памятник из черного гранита. Ищите врагов в другом месте. А почему вы решили, что это он? – У него работала девушка, может в курсе, прозвище Кукла. Это моя бывшая невеста, она погибла, и после её смерти начались неприятности на фирме. Мы полагали, это месть. – Кукла? Да, слухи ходили, но в поле зрения не попадала. Последняя афера Костаниди была с землей на побережье, он скупил тут огромные территории, сейчас, в связи с подготовкой к Олимпиаде, он бы озолотился. Но все получили его наследники, вот там была какая-то женщина. Но она здесь никогда не жила, полька из Украины. Второй наследник – его заместитель по охранному агентству, Максим Авдеев, они из одного детдома. У него, как я понимаю, к вам никаких вопросов быть не может. Поэтому накопать здесь вы ничего не сможете. Авдеев сейчас зам генерального акционерного общества, какие-то там технологии. Строят отели на той самой земле, уважаемый человек, вхож во все высшие круги. Дэн все же поехал на кладбище, постоял перед помпезным памятником из черного мрамора, изображающим Костаниди в полный рост, с упрямым взглядом из-под бровей и силуэтом гор на заднем плане. Что хотел Дэн от него услышать? Всё, всё напрасно. Вернувшись в гостиницу, достал из бара бутылку виски, включил телевизор. Мужики сперва пытались его разговорить, потом ушли, явно в бар, продолжать борьбу за девушку. Дэн пил без закуски, один. Курил на балконе, ушел, потому что начали ругаться соседи. Опять пил и думал. В темноте уже решил прогуляться, надо было забрать парней из бара, заказать билеты и возвращаться домой. Почему-то от мысли о возвращении сердце сжималось, и хотелось завыть. Он бродил по темным аллейкам, выбирая самые пустынные. Неожиданно, его с обоих сторон подхватили крепкие руки. – Тихо, господин Нейман. С вами хотят поговорить. Вы сейчас молча и спокойно идете с нами, садитесь в машину, и мы едем. Потом мы вернем вас сюда же. Парни были в белых брюках и черных рубашках-поло, в темных очках, и вели его довольно быстро. Кричать было глупо, страха, что его убьют не было. Может, он где-то в душе на это надеялся, заплатить по счетам, и не мучаться, задыхаясь от боли по ночам. В машине его усадили на заднее сиденье, профессионально быстро проверив наличие оружия, стиснули широкими плечами с обоих сторон. На выезде из города велели завязать глаза. Ехали долго, но судя по количеству поворотов – просто крутились, чтобы он не мог определить местоположение. Машина затормозила, въехала во двор. Охранники вышли, и придержав дверь, велели выходить, не снимая повязки. Они вошли в дом, его вели так же под локти, потом он услышал стук в дверь и голос: – Босс, мы его привезли, как вы сказали. – Ответа он не услышал, но его ввели внутрь, усадили на кресло и сняли повязку. Он увидел кабинет, погруженный в полумрак, на столе стояла лампа, в лучших традициях допросов НКВД, направленная ему в лицо. За лампой кто-то был, но разглядеть лицо было невозможно. Хриплый и какой-то скрипучий шепот отпустил охранников, и когда двери закрылись, спросил у Дэна. – Ну, и зачем ты приехал? – Я хотел встретится с Ником Костаниди. – Я слушаю тебя, встретился, и что? – В голосе был слышан сарказм, и какое-то презрение. – Вы? Мне сказали, что вы умерли, я был на кладбище…– Дэн растерялся, он ожидал всего, только не разговора с «покойником». – Я умер, но как видишь восстал из мертвых, чтобы получить у тебя ответ. Так скажи мне – почему? – Что почему? – Почему ты убил её? Ты же вроде как «любил» её? Она же, как собачонка за тобой побежала, декабристка блин, в Сибирь. Она же тебе все отдала, душу, жизнь, деньги? Тебе было мало? – На столе мелькнули руки в черных перчатках. – Я…я… не убивал. Хотел отмстить, они моего брата убили, надо было остановиться, а я … не смог. – Оправдываться в том, в чем сам себя признал виновным, было глупо. – Что – именно Оксана? Убила твоего брата? Сама, своими руками? Как ты её, сам своими руками толкнул в эту реку? Я знаю все обстоятельства того дела, всегда знал. Девчонка – лохушка, мимо проходила. Бежала всю жизнь, как черт от ладана. Признайся, бабла стало жалко? Ты ж ведь, сука, не пришел, не сказал глаза в глаза, когда узнал. Не спросил, не поговорил. Ты ж год знал, с ней спал, а сам готовился, чтобы наверняка уничтожить. Ну как, как они тебе, эти иудины бабки? Спишь, говорю, хорошо, тварь? Дэн давно уже корчился от боли в кресле, а голос все шептал и шептал, скрипел прямо в мозгу, ввинчиваясь в сердце. – Не вздумай мне тут сдохнуть, мразь. Монте-Кристо, блин, сибирского разлива. Что ты хотел от меня? Что я хотел, я забрал. Ты взял чужое – чужую женщину, но не сберег, за это заплатил. И еще заплатишь. А ты-то зачем приехал? – Сдохнуть, я уже хочу только сдохнуть. – Так петля в руки, и вперед. Или ты и это хочешь чужими руками получить? Нет, я руки об тебя марать не буду. Живи, тебе жить будет больнее, чем сдохнуть. И помни. Помни. Хозяин кабинета нажал видимо какую-то кнопку, потому что в кабинет вошли двое его сопровождающих. – Увезите его, да высадите на пляже, где-нибудь километров за десять до города. Пусть погуляет, сучонок, проветрится, а то бухать много ума не надо. Дена подняли, потащили к дверям, он почти не мог шагать. – Да, капелек ему там накапайте, чтоб не откинулся. И забудь, сучонок, сюда дорогу, что видел или слышал меня. А то я ведь не всегда буду такой добрый, могу и похуже наказание выдумать. – За спиной раздался кашляющий смех. Кто-то подал стакан, остро пахнущий валерьянкой, глаза опять завязали, обратную дорогу Дэн не помнил, голова кружилась и все плыло, настигло сразу все, и откат, и опьянение, и успокоительное. Высадили его на берегу, на какой-то валун. – Вон, огни, видишь? Это город, пойдешь туда, к утру дойдешь. – Чужие руки вынули из кармана телефон, закинули в море. – Мужики, кто это был? Ник? Костаниди? – Озноб бил ослабшее тело, голос вздрагивал, руки ходили ходуном, как у старого алкаша. – Ты че несешь, пьянь? Не знаем мы такого, а кто был – не твое дело. Сказали гулять, иди гуляй, как бы хуже не было. Дэн так и сидел, свесив голову на грудь, пока охранники садились в машину, потом машина отъезжала, и звук мотора исчез вдали. Потом остались только волны, прохладный сентябрьский ветер, ночь и он. Он сидел долго, глядя в ночное море, пока не ушла дрожь и не успокоилось сердцебиение, потом почувствовал, что совсем замерз. Похоже, у Оксаны были еще покровители, если это не Ник. Думать об этом не хотелось. Он встал и побрел по прибою в сторону города. Потом увидел, что к берегу подходит дорога – вышел на дорогу, пошел вдоль нее. Машин было много, для ночного времени, но никто не останавливался. Дошел до заправки, там попросил вызвать такси. В гостинице был перед рассветом, думал, друзья ищут в панике – однако все было спокойно, никто его не терял. В номере включил чайник, заварил кофе из набора пакетиков на столе – оказался жуткий, приторно сладкий, три в одном. Выпил, скривился, но хотелось пить и согреться. За ночную дорогу все мысли из головы выдуло, было пусто. Везде пусто – на душе, в голове, в сердце. Встал под горячий душ, уперся лбом встену и закрыл глаза. Глава 8. Опять новое лицо Новый дом Ксении располагался в испанской Хавее, с одной стороны был зажат пляжем, с другой – улицей, являющейся автострадой. В городе проживало множество иностранцев, по крайней мере, английская речь звучала повсюду, и практиковаться в испанском особой необходимости не было. Тем более, здесь еще в ходу был валенсийский язык, в корне отличающийся от испанского. Местное население не особенно любило приезжих, Ксения неоднократно обнаруживала брошенные на ее участок из машин бутылки. Учитывая, что более нигде она подобного не видела, это было демонстрацией неприятия. Кроме этих мелочей, досадных, но не существенных, в ее жизни больше не было неприятностей. Зато была тоска по родине, иногда так хотелось брусники, моченой как у мамы. Примиряло с жизнью только море – оно захватывало весь горизонт, хоть с террасы, хоть с пляжа. Спуск на пляж был обрывистым, там была выстроена деревянная пологая лестница, в городе были другие пляжи, намного лучше, поэтому у ее дома людей на пляже почти не было. Она могла гулять босиком, загребая тонкий песок пальцами, сидеть в прибое, или даже плавать голышом. Разве что из соседних коттеджей кто-то мог увидеть, но пока там не было никого. Сезонное жилье и люди появятся летом. Осенью начались шторма – сперва это зрелище восхищало, потом стало надоедать. Ветер, ветер, белые буруны, день и ночь с грохотом обрушивающиеся на берег. Однажды, ночь напролет без сна слушая шум волн, Ксения поняла, что должна уехать. Хоть куда, лишь бы там были люди. Нормальные люди, кроме охранников и домработницы. Она решила поехать в Барселону, пока еще живот не слишком мешает передвигаться, осмотреться, посмотреть город и достопримечательности, выспаться в отеле, походить по магазинам. Охранники не возражали, молча поехали с ней. Но за эти два месяца, она уже привыкла к ним, как к «любимой» мозоли. В Барселону к ней приехал Ник, как всегда в сопровождении Макса, охраны. Ксения не заблуждалась, что ему все докладывают – но было жаль, что он явился так быстро. Вопросов, наученная прошлым, не задавала. Ник встречался с партнерами, это были немцы и итальянцы, жившие в том же отеле. Ксения сопровождала его, однако он не представил её своей женой, как пугал раньше. Представил личным помощником, немного переводов, а в основном – компания на посиделках, шикарная женщина в шикарных шмотках. Привычно для себя, она легко вошла в роль светской пустышки, глубокомысленно смотрела в глаза, красиво поправляла волосы, привлекая внимание к изящным рукам, кокетливо прикусывала губку. Улыбалась, принимая комплименты, и почти всё время молчала. Пьяные фирмачи велись на её игру, жали ручку, и приникали к ней мокрыми поцелуями. Несмотря на подобранное свободное платье, было уже заметно, что она беременна, и такое внимание неприятно изумляло. Ник был очень доволен встречей, её успехом, полученными скидками. Они ужинали в номере Ника, тот был весел, как всегда, шипел и язвил, но было ясно, что он ещё чем-то ужасно доволен. Оба сидели, переглядывались и ждали вопросов. «Да пошли вы!» думала Ксения и не задавала вопросов, а всё трещала о своем, о девичьем. – Я нашла вакансию, в моем же городе, в отеле требуется менеджер для работы с клиентами, я думаю попробовать. Там нужен русский и английский, у меня есть шанс. – Она говорила легко, как о пустяках, но сама в страхе замерла, ну как не позволят? А так хотелось жить как нормальный человек. К ее удивлению, Ник вообще не отреагировал, а Макс только подмигнул. Неужели удача! Не тут-то было. – Пока у тебя нет разрешения на работу и какого-то определенного статуса. Завтра встречаемся с твоим женихом. Молодой непонятый художник, Игнасио Вальдес, хочет уехать в Америку, но денег нет. Вы расписываетесь, он получает деньги и сваливает. А ты становишься сеньорой Вальдес и гражданкой этой прекрасной страны. Кстати, здесь не принято менять фамилию в браке, официально в документах ты будешь Вальдес-Войцеховская. Но это только в юридических документах, обычно можно использовать только первую фамилию. Короче, все сложно. Когда все бумаги будут готовы – делай что хочешь. Развод возможен не ранее пяти лет, рисковать не нужно. Так что, готовься к свадьбе, невеста! – И сколько запросил мой женишок? – едко усмехнулась Ксения, уже возненавидевшая этого мачо. – Не переживай, расходы покрыл твой бывший. Полностью. – Говоря это Ник пристально следил за реакцией девушки. Но ей удалось выдержать лицо, и он довольно хмыкнул. – Ну что ты хочешь видеть? Что я его ненавижу? Нет, я его люблю. Он меня нет. Сколько ты у него отнял? – Даже говорить смогла легко, хотя горечь и захлестнула горло. – А сколько стоит твоя жизнь, детка? – Ник уже немного злился, но на маске шрамов определить что-то было невозможно. – Солнце, Ники, неужели ты меня все-таки ревнуешь, может ты еще скажешь, что любил меня? – Она томно прикусила палец, и состроила Нику самые влюбленные глаза. Не удержалась, и засмеялась. – Наглая, глупая, как тебя не любить, ты просто рвешь мне сердце, своей наивностью. – Смех Ника стал более нормальным, но совсем тихим. Господи, что творится! Бешеный Ник научился смеяться! На регистрацию брака в магистрат она оделась как настоящая невеста, и несмотря 5-ти месячную беременность, выглядела отлично. Игнасио (хорошо, что не Хуан Карлос, а то бы ржала всю регистрацию), оказался совсем молодым парнишкой, кудрявым и смуглым, гибким и белозубым. Такого легко представить на доске для серфинга, или в рекламе дезодоранта. Судя по тому, как он успел пожать и задержать в руке ее ладошку, парень был еще тем бабником. Первоначально они долго и нудно подписывали брачный контракт, в котором было предусмотрено буквально все. Потом юноше перечислили деньги – он проверил поступление, показал большой палец. И подмигнул Ксении, по-хозяйски беря ее ладони, и прикасаясь к ним губами. И поцелуй в магистрате был далеко не невинным, она, ожидая дежурного «чмока», подставила лицо, но Игнасио лихо прижал Ксению к себе, опустив руку практически на з.. пониже спины, и неожиданно властно впился в губы. Ее рывок назад позволил ему притиснуть сильнее и углубить поцелуй. Отпустив обалдевшую Ксению, он лихо ей подмигнул. – Мадам, я готов сделать наш брак настоящим! Вы обворожительны! – Проговорил на английском довольно громко для Ника и Макса. – Ваш мужчина так смотрит на меня, что готов убить! Пусть он ревнует! – Это тихо, ей почти на ушко. Так Ксения сменила имя очередной раз – Милана Войцеховская превратилась в Милану Вальдес, гражданку Испании. Макс остался оформлять гражданство Миланы, Ник повез ее гулять по Барселоне. Отказаться не получилось, и первые выходы в город рядом с инвалидной коляской, ее напрягали. На шумных улицах шепот Ника все-равно был не слышен, и он молчал. В тишине девушка забывала о спутнике, любуясь архитектурой невообразимой Саграда Фамилия, домом с шипами или просто улицами, парками и скверами. Побывали они и в музее Пикассо, несомненно, гениального, но совершенно отталкивающе-непонятного. Ксения молчала, чтобы не выглядеть глупо, но если у Дали она еще хоть что-то находила для себя, то здесь – увы, нет. Прекрасная, фантастическая, недоступная Барселона из книг и интернета, была у нее перед глазами, и Ксюша не собиралась портить себе счастье узнавания присутствием Ника, а он просто тихо любовался ею. И недоумевал, почему, почему он сразу не схватил ее, и не увез далеко-далеко? Защитив, закрыв от всех. Может, тогда она и полюбила бы его…Почему она казалась обычной девкой, жадной до денег? Что так изменило ее? Любовь к Дэну? Когда она стала иной, а у него в сердце поселилась заноза? Но и эта поездка закончилась, и Ксения опять осталась одна – помощница филиппинка не знала русского, да и по-английски говорила плохо, охранники повсюду сопровождали молча, и ей просто жутко не хватало общения. Потому однажды вечером она ответила на звонок с неизвестного номера, и это оказался ее фальшивый муж, Игнасио. Они мило поболтали, он рассказал, что у него готовится выставка фотографий, и попросил разрешения ей звонить. Ксения не возражала – молодой, эмоциональный мужчина вносил в ее жизнь разнообразие, и как раз давал так необходимое ей общение. Разговаривали они на английском, испанском – для практики Ксении, на русском – потому что так хотел Игнасио, ему вдруг пришло в голову изучать русский. С их национальными традициями иметь нескольких имен, он как-то просто воспринял, что ее называют Ксенией, полагая, что это второе домашнее имя. Потом они стали общаться по скайпу, а в рождество Игнат, как стала называть его Ксения, прилетел к родителям, и решил навестить ее. С согласия Ника, она пригласила его домой. На втором этаже в доме было четыре спальни и кабинет, одну из спален Ксения велела подготовить для Игната. Он приехал такой жизнерадостный, с подарками и шумными поздравлениями, что невольно заразил ее духом праздника. Они ездили на рождественские базары, покупали сладости, гуляли по городу, и даже молчаливый охранник сзади уже не портил настроения. Ник, опасавшийся молодого мужчины, приехал тоже – и вечера они проводили дома все вместе. Как ни странно, но мужчины почти подружились, ревности Игнат больше не вызывал. Да и какая ревность? Это был восторженный большой ребёнок, умеющий радоваться жизни и любой мелочи, чего им обоим так не хватало. Тем не менее, Ник вечно хмурился, когда Игнат по любому поводу целовал ручки «сеньоре жене». Игнат с детским удовольствием зажигал фейерверк в новогоднюю ночь, уговаривал под бой часов съесть двенадцать виноградин, загадывая желание. После боя курантов, как требуют традиции, нужно было всем обниматься, Игнат обнял даже Ника, охранника, и филиппинскую домработницу. Подарил Игнат «сеньоре жене» свою картину – морской пейзаж с восходящим солнцем, очень похожий на вид с ее террасы, картина была небольшой, но очень солнечной и Ксения повесила ее в кабинете. Игнат много фотографировал ее и все время говорил, что она очень красива в своей беременности. Одну из фотографий, где она сидела на фоне балкона и белых прозрачных штор, за которыми только угадывалось море, в таком же полупрозрачном халате, подчеркивающем живот, он считал гениальной и планировал выставить на очередной выставке. Фото было пронизано светом, и ее лицо как будто тоже светилось. Талант молодого художника был несомненным. – Мадонна! Мадонна, ожидающая младенца! – Эмоционально восхищался Игнат. Единственное, чего опасалась Ксения, чтобы на фото попадало ее лицо полностью, поэтому съемка велась или в профиль или вполоборота. Так же она стала обладательницей собственного портрета акварелью, который тут же выкупил Ник и повесил в большой гостиной первого этажа. Они выезжали вечерами в местные рестораны, Ксении нравилась эмоциональность местных людей, но менталитет был ужасно далек, они так много и громко говорили и шутили о сексе, легко заводили знакомства, и легко расставались. Игнат, за пару недель пребывания успел расстаться с тремя девушками. Его вообще везде и всегда было много – с раннего утра, когда он шел на пробежку, до позднего вечера, когда каждый день превращался в праздник, с музыкой и танцами, гостями и наоборот, выходами в свет. Беременной Ксении это было сложновато, но ведь она знала, что это ненадолго – и с удовольствием выезжала, смеялась и даже танцевала. И понемногу лед в душе таял, и жизнь впереди приобретала смутные очертания. И казалось, призрак предательства Дэна уходил все дальше и дальше. Когда Игнат через неделю уехал, дом стал пустым. Ксения решила, что его комната навсегда останется за ним, и там же развесила его фотоработы с видами Хавеи, ее любимой Барселоны, и своими портретами. Глава 9. Сюрпризы судьбы Ксения всю беременность избегала УЗИ, была какая-то предубежденность. Потому, когда её привезли в родильное отделение больницы, была удивлена – у нее будет двойня! Это было настолько ошеломительным, что она вообще никак не отреагировала. Доктор счел это нормальным, полагая что ей уже известно о многоплодии. Но, увы – это же просвещенная Европа – все счета, и так не маленькие, при рождении двоих детей удваивались. И первое, о чем о попросил доктор – оплатить счета за второго ребенка. Еще один факт, платить в частной клинике надо было до, а не после. За эти серьезные деньги, предоставлялась палата, более похожая на двухкомнатный номер в гостинице, обставленная по последнему слову техники и стиля. По желанию, в палате могла дежурить медсестра, свободно допускались родственники и друзья. – Сеньора Милана, ваш муж будет присутствовать на родах? Если так, то он должен заранее пройти беседу с врачом и психологом. – Уточнил доктор, видимо, за это тоже полагалась плата. Ксения сразу даже и не поняла, о каком муже идет речь, потом дошло – у нее же фиктивный брак, мужа в больнице не будет, и надо как-то отвлечь внимание от этого. Здесь легко могут стукнуть в иммиграционную службу, если заподозрят нарушение закона. – Nо-nо-nо! Я категорически против, вы же понимаете, мужчины, они такие впечатлительные! Не хотелось бы, чтобы он запомнил меня в таком неприглядном виде, и потом, сеньор Рейес, бизнес есть бизнес, не всегда можно выбрать время. Так Ксения осталась в больнице одна, наедине с болью и схватками. Впервые остро было жаль, что нет подруг, и уже много лет рядом нет мамы. Но совершенно неожиданно для нее, к ней пришли визитеры. В Испанию прибыл ее заклятый друг – Ник, да еще с Максом и охраной. Эти посетители её совсем не радовали, однако, в глубине души было легче, что она не одна. Для тридцатипятилетней Ксении роды были настоящим испытанием, и … вряд ли она когда-нибудь бы решилась на повторение подобного. Ужас, боль и беспомощность, не стерлись от счастья, когда в руки ей положили детей. Голеньких, мокрых, сморщенных. Мальчик и девочка. Ксения много раз слышала, что дети рождаются страшненькими, а на самом деле они были такими крохотными, что сердце сжалось от жалости. Детей забрали, помыли, запеленали. Оба младенца продолжали громко плакать, а ей хотелось отдохнуть от всего этого ужаса. К счастью, малышей унесли, и дали ей заснуть. Разбудили в шесть – и понеслась карусель, гигиена, кормление, пеленание. И дети теперь остались в её палате. Сегодня они выглядели чуть лучше, уменьшился отек маленьких глазок, и с первым кормлением появилось чувство материнства, щемящей жалости и любви к этим комочкам. Во второй половине дня появились Ник с Максом, посмотрели на ее ужасный вид, подержали детей, и ретировались. Ксения смеялась им вслед, самый мужественный мужик теряет сознание перед крошечным суточным ребенком. На третий день ее привезли домой. Испуганный Ник нанял сразу двух нянек, причем вразрез с ранее высказанными убеждениями, это были русские тетки почти пенсионного возраста, с образованием и стажем работы с детьми. Одна – пожилая Мария Петровна, с внешностью первой учительницы, полная, добрая, тихая, с гладко зачесанными волосами в низкий узел на затылке. Вторая, Валентина Ивановна, худая подвижная женщина, лет 40 с небольшим, медсестра из детской неонатальной больницы. Они ловко управлялись с детьми, не слишком чинились, могли сварить Нику кофе, или бульон. Разместили их в двух крошечных комнатках на первом этаже, на девяти метрах – кровать, шкаф и тумбочка. Зарплату Ник обещал приличную, в евро. За хорошее здоровье детей премия ежемесячно. Тетки удивились, и были готовы угождать Нику еще больше. Детская, ранее оформленная в светло-бежевом цвете типа унисекс, украсилась двумя кроватками – голубого и розового цвета. Помощь нянь была спорной, кормить Ксения планировала грудью, молока хватало, а при наличии памперсов проблем со стиркой пеленок она не видела. Жалко было тёток – они надеялись на приличный заработок. Обе няни изо всех сил старались угодить, с поучениями не лезли, и она временно смирилась. О том, что оставила обеих нянь, стала радоваться, когда у детей начались колики, высыпания, и всякие другие проблемы. И когда одновременно раздавался громкий рёв из двух детских ротиков, это был ужас. Там, где ей хотелось упасть и плакать, тетки ловко делали массаж животика, ставили столбиком до срыгивания, заваривали чистотел и ромашку, и всегда были под рукой. Иногда не хватало и двух нянь – бывали дни, когда ночь напролет Алекса качал на руках Ник, и Даньку – Макс. Потому, что они все делали одновременно, температурили, маялись животиками, даже зубы у них полезли одновременно, и если женщины выдерживали день, то к ночи валились с ног все трое. Тогда мужчины приходили на помощь, и, хотя оба не имели детей и воспринимали это как знак Судьбы. Ник – как подарок, Макс – как крест. Тем не менее, такие близкие отношения сделали их всех очень близкими. Ник первым заговорил о крещении младенцев, выборе имен и назначении крестных. Так, он настаивал, что будет крестным пацану, и сам выберет ему имя. Для девочки предложил взять крестным Макса, ну а выбрать ей имя, так и быть, может Ксения. Ксения слушала это, едва сдерживая смех. Ну посмотрите, наглость! Нашелся патриарх семьи! – Может мы Игната пригласим на обряд? Пусть он и выберет имена, фамилия то его будет? – Едко заметила мамочка – Детка, не спорь, и не огорчайся. Тебе нельзя нервничать, молоко пропадет. Ну скажи, какие имена ты выбрала детям? Давай обсудим? – Мужики быстро пошли на попятную, оба не имели опыта с кормящими мамами и немного побаивались. – А Игнат обязательно прилетит, он планирует снимать детей, крещение и свою «мадонну». – Я смотрела местные правила, мы будем регистрировать детей здесь, и имена будут испанские. Даже если ты назовешь его Сашкой, его запишут Алехандро. Здесь зачастую приняты двойные имена, и я думаю назвать доченьку Даниэла Селеста, сына Алехандро Антонио, Вальдес-Войцеховские! Звучит? – К чему такие сложности? Разве недостаточно одного имени? – Ник поморщился, ему казалось это глупым, каким-то обезьянничанием. – Ну, они смогут пользоваться каким-то одним, по выбору. Мне нравится их традиция. – На самом деле, ей это нагромождение имен как будто отодвигало детей от их отца – Дэна. Она много думала, и боялась, что Дэн их найдет, что опять посмотрит на нее тем же холодным взглядом, окатит презрением, за то, что она сохранила детей, как будто надеясь его вернуть. Словом, сумбур был порядочный, и она иногда забирала детей в свою огромную кровать, боясь оставить их вне поля зрения, смотрела на них всю ночь и боялась. Боялась, что их отнимут, случится что-то еще, и ей снова придется бежать, бежать, с детьми на руках. Няньки считали ее странной, но вида не показывали. Тем более, что они жутко боялись Ника, с его скрипучим шепотом, и почти бесшумно появлявшимся за спиной на своей коляске. Иногда, она, стоя перед зеркалом, всматривалась в свое лицо и видела Полину, Тамару, Александру, Оксану. Все роли, все имена оставили свой отпечаток, и она не помнила себя. У родителей она забрала свои школьные фото – но эту девушку с косой и распахнутыми глазами, в себе не находила. От послеродового психоза спасали няньки, особенно Мария Петровна, которая когда Ник не слышал, называла Ксению дочкой. Она укачивала детей, и пела им старинные народные колыбельные, чем напоминала Ксении маму. И в далекой благополучной Испании по ночам слышались необычные слова. Напеваемые тихим грудным голосом: – Туру-туру пастушок, Калиновый батожок! На дубу сова сидит, На меня сова глядит! Сова моя теща, Что корова пестра, Жена моя Марья Спородила парня, Како ему имя? Царя Константина! И под это пение Ксения засыпала, и мимо шли весёлые пастушки, а совы с веток махали им калиновыми ветками в цвету, потом мама гладила её по голове и шептала «спи-спи, доченька». И наступал покой, и уходили тревоги. Игнат прилетел за день до обряда, привез детям подарки. Так, девочка получила полный набор кукол Барби и Кена, с домами и машинами, мальчику был подарен целый гараж коллекционных моделей автомобилей. – Сеньора Милена Ксения, эти дети будут и чуть-чуть мои, ведь они будут носить мою … apellido paterno, как это у вас называется? Фамилия отца? Разрешите мне быть совсем немного их papaíto? – Ишь чего захотел, – ворчал Макс, – папиато ему, мы и сами можем быть папиато. Ксения смеялась, пусть у ее детей будут три чуть-чуть папиато, вместо одного настоящего отца. Крещение проходило в местной церкви, Святой Девы Лоретской, старинной и необычной, когда детям исполнилось два месяца. К этому возрасту они немного округлились, и стало видно, что Алехандро и Даниела похожи на отца – каштановые волосы и карие глаза, только светлая кожа Ксении. Обряд был красивым и трогательным. Ник, сидя в коляске, держал на руках маленького Алехандро, и Ксения могла поклясться, что на глазах его были слезы. Максу вручили Даниэлу, которая ревела весь обряд, требуя маму. В конце концов, священник позволил отдать дитя матери, чтобы спокойно завершить крещение. Дети, одетые в кружевные крестильные наряды, были очаровательны, и сердце Ксении таяло от умиления. В такие минуты она любила весь мир, и даже Ника, Макса и Игната. Игнат привез свою самую знаменитую фотографию – она выиграла конкурс, её печатали в журналах. – Это первая ласточка моей славы! Я дарю её тебе, вообще, ты как модель имеешь право на часть денег от публикации. Знаешь, сколько раз у меня хотели перекупить мою модель? Тебе обещали великое будущее, как модели! Не хочешь попробовать? – Игнат, я совсем не собираюсь в виде вешалки ходить по подиуму, или позировать для журналов. Я буду только твоя модель, ок? – О да! Ты будешь моя Гала! Как у Дали! Ты принесешь мне славу! Все весело смеялись над экспрессивным молодым человеком, он был тем громоотводом, который сам не понимая, упрощал отношения в их странной компании. Примечания. *колыбельная песня моей бабушки, дословно. Глава 10. Отстоять свободу Дети росли, с полугода Ксения перестала кормить их грудью, няньки были внимательны и профессиональны, крестные тоже часто наезжали, задаривая детей подарками. Ксения заскучала дома, ей хотелось на работу, но Ник был прав – никакого образования у Миланы не было. Тем не менее, она начала искать работу, в гостиничном бизнесе, понимая, что Ник ей серьезного дела не поручит. Испанским она уже овладела на разговорном уровне, но надеялась на свой хороший английский. И вот, она пришла на собеседование в крупный отель Хавеи, не предполагая, что сможет предложить. Для собеседования был выбран строгий костюм от Кавалли, очень ее стройнивший, туфли на шпильке, и украшения от Тиффани. Скромные, но говорящие сами за себя. Пока она ожидала менеджера по персоналу в лаундж-зоне, стала невольным свидетелем скандала со своими соотечественниками. Дама, русская, в крупных бриллиантах, но с минимальным английским, требовала от персонала сменить постельное белье. Ксения удивилась, в таких отелях это делают ежедневно, и причина для скандала была странной. Она прислушалась, менеджер отеля требовал компенсацию за испорченное шелковое белье, а дамочка, не понимая, требовала просто замены на свежее. Скандал набирал обороты, дама требовала управляющего. Ксения не выдержала, подошла к даме и предложила помощь. – Сеньора, позвольте вам помочь, иначе вы создаете плохую репутацию туристам из России, если вы продолжите так кричать, вас выселят сегодня же. – Кто вы и что вы хотите? – Дамочка не сразу смогла понизить голос. – Меня зовут Милена Вальдес-Войцеховская, я тоже россиянка, и не хочу, чтобы вы здесь попали в неудобное положение. – Подчеркнуто спокойно, тихим голосом, с видом английской королевы, произнесла Ксения – Ой простите… я Карина… Мы с моим бойфрендом здесь отдыхаем… – Тон, манера держаться Ксении и внешний вид, сбили с дамочки спесь. Как выяснилось, персонал сделал все вовремя, белье сменили, потом Карина со своим бойфрендом днем решили заняться любовью, с использованием взбитых сливок, манго и клубники. – Ну мы, понятно, увлеклись и белье испачкали. Я позвонила горничной, та отказалась менять белье и доложила менеджеру. И вот, они что-то орут, а белье не меняют. Как спать, оно же липкое? После этого Ксения обратилась к менеджеру на испанском и попросила высказать их претензию. – О, сеньора! Эта сеньорита с другом живут в номерах люкс, где шелковое постельное белье стоит 500 евро, и оно не может быть постирано, ведь пятна от манго не выводятся, да и жирные сливки с шелка вывести очень сложно. Отель понесет убытки, или платить придется персоналу. Эта дама должна заплатить штраф! Она не хочет платить, а требует новое белье! – Возмущение менеджера было обоснованным. – Хорошо, я сейчас поговорю с сеньоритой. – Ксения еле сдерживала смех, поведение наших туристов зачастую наносит ущерб отелям, хорошо, что с собой не увезли. Она отвела Карину в сторону, и по-русски спокойно, твердо и доброжелательно объяснила ей ситуацию. Когда Карина поняла, что белье испорчено, и ей его не сменят до отъезда, согласилась оплатить штраф, и более того, попросила, чтобы её друг не узнал ничего об этом скандале. Нашедшие общий язык менеджер и Карина ушли, и Ксения продолжила листать рекламные проспекты отеля. К ней подошел мужчина, представился управляющим отеля Михелем Лучиано, и предложил работу кризис-менеджера, на которую женщина и рассчитывала. – Теперь к нам приезжает много-много русских, очень много шума, они плохо знают испанский и английский, все время шумят и что-то требуют! Нам просто необходим человек, который так может с ними обращаться. Она с гордостью рассказала это Нику по Скайпу, но вызвала только улыбку на его лице: – Детка, ты радуешься, что будешь разруливать русских скандальных баб? Ты считаешь это интересно и весело? Ну давай я тебе куплю отель, не такой большой, конечно, а маленький. Будешь опять хозяйкой? – Нет, я уже дала согласие, и завтра выхожу на работу! – Хотелось стать самостоятельной, и перестать быть приложением к Нику. Утром, в новом брючном костюме, с сияющим лицом и свежей стрижкой, Ксения летела на работу. Знакомство с персоналом, подписание договора, и вот она уже в своем крошечном кабинетике, выделенном для нее недалеко от рецепшен. В первый же день она получила полный комплект конфликтов – испанские коллеги, уяснив, что есть специальный человек для разрешения конфликтов, свалили на нее все. Почему-то сломавшийся кондиционер, пропавшую брошку, потекший унитаз должна была разрулить именно Ксения. Понимая, что это проверка на прочность, Ксения мило щебетала с жильцами, жестко требовала исполнения от технических служб, словом, чувствовала себя как рыба в воде. Ей хватало знаний испанского, слабого немецкого и уверенного английского, она быстро переключалась, и управляющий уже показывал ей большие пальцы на обеих руках. В продолжительный перерыв на обед, она успела побывать дома, проведать детей, немного отдохнуть. Вечером пригласила новых коллег в бар, отметить начало работы. Основная масса отказалась, пришли только человек семь молодых женщин, которым просто любопытно было посмотреть на русскую. Узнав, что у нее молодой испанский муж, художник и двое маленьких детей, дамы восхитились, и отношение к Ксении чуточку стали лучше. Так и полетела ее жизнь, набирая обороты. После года оставили одну няню, пожилая Мария Петровна была одинокой, и очень привязалась к детям. Ее положение в доме стало чем-то средним между няней и бабушкой. Но тем не менее, она никогда не переходила границ, не лезла в душу, хотя могла выслушать. Наезды мини-пап были праздником для детей, с ними играли, плавали в бассейне, баловали подарками и мороженым. На три года, все трое папиато повезли детей в парк Авентура Мир, испанский аналог Диснейленда. Ксения не смогла поехать, на работе ожидалось повышение, и она осталась зарабатывать репутацию. Расстояние всего около 130 километров казалось ей огромным, она весь день нервничала, стараясь не подавать вида. Вечером компания из трех мужчин, двух детей и четырех охранников ввалилась в дом, с разрисованными лицами, с шариками в виде Микки-Мауса и тысячей фотографий на трех телефонах. Судя по фото, папиато были счастливы гораздо больше детей, а уставшие дети уже просто спали на руках. Игнат писал новые картины – море и дети, дети и Ксения, сделал тысячу снимков. Снимки были безусловно талантливы, ему удавалось поймать столько разных эмоций в детских глазах, но Ксения боялась давать разрешение на их публикацию – Алехандро слишком сильно был похож на Дэна. – Игнат, ну зачем тебе жена и малые дети? – Удивлялась она, когда он размещал их фото в бумажнике. – О, сariño, это очень тонкий расчет. Если мужчина не женат, дамы ждут ухаживаний, подарков. Женатого мужчину они сами хотят увести из семьи – и тут уже наоборот, они преследуют меня. И потом, когда придет время, я скажу, пока милая, ты знала, что у меня жена и дети! – Хитрец, то есть таким образом ты избегаешь угрозы брака! А если влюбишься однажды? – Если найду такую как ты, сеньора жена! – Они оба рассмеялись, и женщина шутливо дала Игнату подзатыльник. После трех лет было решено отдать детей в детский сад, и теперь Мария Петровна возила их в сад, а днем была свободна. Она стеснялась получать деньги за такую работу, и Ксения рассчитала филиппинку, уже пятую или шестую. Она сама любила заниматься домом, готовить по вечерам русские блюда, заниматься с детьми. Обязательная сказка перед сном была священным пунктом, только мама, зато все остальное – купание, прогулки, кормление, рисование, дети с удовольствием делали с няней. Когда Игнат прилетал в гости, поначалу она старалась его удивить русскими блюдами. Так, когда она приготовила борщ, Игнат вообще не смог его есть, и просил его пощадить. – Ксения, не нужно так сильно пугать своего мужа «понарошку», ведь это есть… как это – hervido, отварёный … салат? Как это можно есть? Если ты хочешь от меня избавиться, можно просто развестись, не надо меня убивать! – Дурашливо хохмил Игнат, исследуя ложкой борщ в тарелке. Зато расстегаи с рыбой оценил высоко, как и блины, а вот «роллы с капустой» – голубцы пробовал осторожно. На этом Ксения бросила попытки удивить – потому что пельмени и вареники – это почти равиоли, щи опять же назовет салатом. Махнула рукой и мужчины заказывали доставку из ресторана. Местная кухня была острее, разнообразнее, и полезнее, много морепродуктов, специй, чеснока, томатов и … черт знает чего. На этом фоне русские блюда были более пресными, чего уж скрывать, не для термоядерных испанцев. Ксения была счастлива? Наверное да. Только вот ночами ей по-прежнему снился Дэн, обида куда-то ушла, и она жалела, что папа не видит таких чудных детей, очень скучала по его рукам и глазам. Да и как было забыть, если с лица сына прямо в душу смотрят глаза любимого? Она много и часто вспоминала их совместную жизнь – как он качал её на руках, когда ей снились кошмары, как они вместе плавали по утрам, как она ждала его к ужину, стараясь удивить новым блюдом на ужин. Как он целовал её пальчики, как называл её руки золотыми. Как мог часами обсуждать свою работу, советоваться, а потом, выговорившись, самому найти решение, а благодарить её, как будто она ему подкинула идею. Многое, многое было за почти три года – ожиданий, надежд, любви, взаимопонимания. И лишь одного не было в том прошлом – того жестокого Вадима Неймана, его холодных глаз, его мерзких слов про «общажную девку». Как эти два разных человека могли поместится в нем одном? Этого она не понимала. Но знала одно – никогда и на за что она не позволит этому человеку приблизиться к себе и детям. Рисковать их маленькими сердечками она не будет. И хотя годы шли, но молодая, красивая еще женщина, как она отмечала перед зеркалом, больше не влюблялась. Никогда. Многие заглядывались, многие пытались заглянуть в душу и ни один не тронул сердца. Даже этот пацан, почти на десять лет младше, не раз задерживал её ладошку в руках, пытаясь удержать взгляд, целовал руки пылко, слишком, слишком пылко для фиктивного мужа… Если бы захотела … Ну, был бы краткий страстный роман, и что? Опять же что-то внутри мешало, и она снова легко смеялась, шлепала Игната по рукам, и продолжала просто дружить. Может быть, влияло постоянное присутствие за спиной Ника, она чувствовала его всегда, даже когда он улетал в Россию. Теперь она уже понимала, что Макс прав, и Ник её на самом деле любит. Но любовь его была любовью собственника – увезти, запереть, ограничить. Только дети смягчили его сердце, он мог часами смотреть на них, и хотя вида не подавал, Ксения видела, что его сердце тает в их присутствии. Он часто заговаривал, о том куда отправит учится Алекса, что Даниэла обязательно будет заниматься танцами. Ник был счастлив с ними, счастлив тем, что дети его любят, что им безразлично его обезображенное лицо. К слову, лицо уже и не было таким безобразным, как четыре года назад – еще ряд операций и процедур сгладили самые грубые рубцы, теперь лицо было почти нормальным. Почти, потому что слишком ровным, слишком безэмоциональным – не было мимики, мышцы лица пострадали и полностью вернуть им движение было невозможно. Эта неподвижная «маска» делала Ника для Ксении еще более страшным, в сочетании с тихим голосом, ужасающим для партнеров, и особенно – должников. Но дети живут сердцем, они радостно бежали навстречу инвалидному креслу, рассказывали на ухо свои секреты, сидели на коленях, хвастались рисунками, обнимали за шею нежными ручками. И Нику было достаточно этого для счастья, и достаточно для стимула заработать столько, чтобы хватило этим детям. Он давно считал их своими, и совсем не хотел думать, что у них где-то есть отец. Глава 11. Перекрестки судьбы Дэн проснулся от запаха кофе. Его жена, Ольга, сияющая улыбкой, принесла ему кофе на подносе, и конверт, яркий и с надписями на английском, явно из турагентства. «Опять она со своими сюрпризами, все никак не угомонится» – привычно думал Дэн. «Все надеется на романтические отношения, пора бы уже понять и привыкнуть, но ей кажется эта идея запала в голову, стала идеей фикс». Действительно, она упорно, методично, пять лет добивается его любви. Два года назад они даже расписались, для чего Ольга соврала что беременна. Если бы появился ребенок, может быть, эта пустота в душе и наполнилась. А так, поначалу он пытался ее полюбить, делал ей сюрпризы, но сердце молчало, и вся эта мишура надоела. Почему он не прогнал ее? Этого Дэн и сам не знал – она была удобной, решала все проблемы по быту, его всегда ждал чистый уютный дом, вкусный ужин, пусть заказанный в ресторане, но все же он был. Она покупала и следила за его одеждой, он просто открывал шкаф и брал первое попавшееся. То есть она стала чем-то средним между мамочкой и любовницей. Дэн не жалел на нее денег, оплачивал все счета, позволял любые поездки, так как чувствовал себя виноватым. Ему и в голову не приходило, что у Ольги давно уже есть любовник, и этот любовник его ближайший друг и помощник Сергей. – Милый, через неделю у нас годовщина свадьбы, и я купила билеты и забронировала отель. Мы едем в Барселону! На десять дней. И не говори, что у тебя работа! Ты пять лет не был в отпуске! – Став официальной женой, она попыталась было командовать, но быстро обломалась, когда Дэн молча съехал на неделю в гостиницу. Потом она держала себя в руках, но иногда истерические нотки все же прорывались. Дэн поморщился, и она тут же пошла на попятную. – Милый, ну тебе же надо отдыхать, вон уже седина на висках полезла. Морщинки вокруг рта… И мы так давно не были вдвоем! – Тон стал медово-ласково-просительным, так что Дэн просто кивнул. По дороге на работу он думал – давно не были вместе… Конечно, у него и вторая квартира рядом с работой, и охотничий домик за сто километров, да и командировки он сам себе планирует. Он не понимал, зачем Ольге это – он никогда ей не говорил, что любит, не звал замуж. Пока был в депрессии, она как-то просочилась в его жизнь, а потом было стыдно выгонять женщину, вроде как воспользовавшись. Так в его жизни громоздились нелепости, которые он не разгребал, а множил. Фирма работала, больших высот он больше не брал, так – держался на плаву. Стимула стремиться не было, хотя вроде бы на все хватало. Ему. Ольге хотелось больше, и смиряться она не хотела – вместе с Сергеем они сперва тянули деньги с фирмы, потом открыли свою. Конкурирующая фирма была зарегистрирована на отчима Ольги, и уже начала приносить неплохой доход. И вот они прилетели в Барселону. Жара, июнь. Таскаться по экскурсиям Дэну не хотелось, но у Ольги был просто всплеск активности – и он вынужден был ее сопровождать. В этот день они решили отдохнуть от достопримечательностей, с утра выспались, а потом поехали в крупный торговый центр. Ольга меряла наряды, подбирала к ним сумочки, какие-то клатчи, которые с его точки зрения те же сумочки, ремешки, бижутерию. Все это он должен был оценить. Калейдоскоп туфель, тряпок, бижутерии слился в один разноцветно-стразовый туман. Дэн вышел из магазина, нашел угол, отведенный для курения, и стоял там, медленно, с удовольствием вдыхая дым. Он, не фокусируя взгляда смотрел на толпу, которая броуновским движением текла во все стороны на прилегающей площади. Вдруг его взгляд зацепил в толпе знакомую фигуру – светлые волосы, легкая походка. Женщина, ведет за руку ребенка в панамке, рядом мужик с ещё одним ребенком. Сердце екнуло раньше, чем пришло понимание – Оксана! Оксана! Он, бросив сигарету, кинулся сквозь толпу. Но по пути попалось ограждение, пока он соображал, как обойти, потом перепрыгнул и побежал сквозь толпу, сталкиваясь с прохожими и извиняясь, женщина и мужчина сели в машину и выехали со стоянки. Он бросился к такси и предложил водителю тройной тариф, ехать за той машиной. Мужчина понимающе покивал – «шерше ля фам!», и взял предоплату в тысячу евро. Они ехали за темным внедорожником сперва по городу, затем по трассе, водитель начал нервничать, Дэн сунул ему еще тысячу. Его трясло, он сам себя считал сумасшедшим – должен догнать, убедиться, должен! Начала звонить Ольга, он сбрасывал звонки. Через вызовов двадцать был вынужден взять трубку, и сказать, что у него дела. Ольга сперва сорвалась на визг, но быстро взяла себя в руки. – Милая, у тебя на счету тысяч двадцать евро, можешь их потратить все, прости меня, я вынужден был уехать. Гонки продолжались до Хавеи, здесь всё, что он увидел, как машина заехала во двор. Из-за высокого забора, рассмотреть женщину не удалось. На звонок вышел охранник, слушал русскую сбивчивую речь с каменным лицом. – Сеньора Вальдес не принимает. Сеньор Вальдес в отъезде. – В конце концов сказал он на плохом английском. Че-е-орт бы их побрал, этих испанцев! – До-ло-жи-те сень-о-ре! – Громче и по слогам пытался вдолбить Дэн на английском. Но охранник только покачал головой и закрыл ворота. Дэн вернулся в машину, махнул водителю – едем обратно. Потом подумал, здесь тоже есть отели и море. Выдержав битву с Ольгой, через пару дней он поселился в Хавее, намеренный караулить ту женщину на пляже возле ее дома. Ольга, конечно же приехала следом за ним, как только закончились деньги. К ее чемодану добавилось еще два огромных кофра, видимо шоппинг был более чем эффективным. Охрана доложила Нику в тот же день, и он прилетел даже раньше, чем добрался Дэн. За Дэном следили постоянно, и о том, что он часто бывает возле дома, на пляже, знали. Только Ксения не предполагала, что ее жизнь приблизилась к критической точке. Она работала пять дней в неделю, днем в жару никогда не ходила на море, так что пересечься с Дэном шансы были минимальные. К тому же Ник, очень любивший детей, как и они его, постоянно придумывал заделье, и компания все время была занята. Ник даже играл с детьми в настольный теннис, что не просто было делать на коляске. Утром в субботу Ксения проснулась рано, с чувством солнечного настроения. Она босиком побежала вниз по лестнице на первый этаж – светлые ступени были нагреты солнцем и приятно грели ступни. Открыла раздвижную дверь, впустив ветер с моря. Поглядела на волны, сияющие в лучах восходящего солнца, еще не высоко поднявшегося. И как она давно не плавала! Включила кофеварку, в темпе умылась, и решила пойти на пляж, по-быстрому искупаться. Пока одевала купальник и брала полотенце, по лестнице раздался дробный стук маленьких ножек. Ну вот, поплавала. – Мамочка! Ты куда! Мы с тобой! Ты купаться! Мы, мы тоже купаться! – Две обезьянки повисли на ней. Пять лет, а они уже говорят на двух языках, правда русский хуже испанского. – Сперва завтрак! – Сделала строгое лицо Ксения, но сама не выдержала и засмеялась. – Так, быстро съели по йогурту, быстро сходим поплаваем, и потом завтрак! Дети закивали как болванчики, быстро съели по баночке йогурта, и вот уже стоят на террасе, мы готовы ко всему. Ксения со вздохом вышла к ним, два детских купальника, три полотенца, две панамки, два мяча, бутылочка с водой, несколько яблок. Увидев, что они идут на берег к задней калитке, их догнал охранник, забрал из рук сумки, и пошел рядом. Дети радостно с визгом неслись по песку к воде. Купание превратилось в забавную борьбу, переодеть в плавки и купальник, побежать наперегонки, потом по очереди прыгать из рук мамы в воду, потом вытащить, вытереть, переодеть, дать воды, яблоко, мяч, поручить охраннику Косте, и наконец то пойти поплавать. Дэн ходил на это пляж уже неделю, все бесполезно. Он слышал за забором детские голоса, выезжали машины, возвращались. Но увидеть женщину не получалось. Он видел мельком детей, темные волосы и глаза, мельком в окнах силуэт женщины со светлыми волосами. Вадим чувствовал себя глупо, но ничего не мог поделать с собой. В понедельник он должен был лететь домой. И не знал, что делать, потому что не хотел уезжать. Даже если еще месяц придется ждать. В это утро Ольга притащилась за ним, устраивалась на шезлонге, мазалась кремом, просила намазать спину, и все говорила, говорила. Дэн лег на живот, и сделал вид что спит. Делал-делал, да и задремал по-настоящему. Разбудил его удар мокрым холодным мячом по разогретой коже спины, он. Поблизости баловались какие-то дети, Ольга начала ругаться на их отца. – Señor, dame mi pelota…, – раздался детский голос рядом, Дэн потряс головой и протер глаза, и заледенел прямо под палящим в этом раю солнцем. На него смотрел его брат, Данилка. Только теперь ему снова было пять, он был загорелым как индеец, и говорил на испанском. – Что ты хочешь, мальчик? – О, дядья русский! Можно мне мой мяч? И я не мальчьик, я девочка! – Дэн только сейчас заметил, что держит мяч в руках, когда он его поднял, не помнил. Белые шорты и маечка, каштановые волосы до плеч, может и девочка. Но откуда такое сходство? В груди заболело, земля шатнулась под ногами. – Как тебя зовут, девочка? – Даниэла, мама говорит Данька! – Ребёнок забрал мяч и побежал к своим. Там был еще один малыш, так же в шортах и футболке, он не был похож на девочку, но и его лицо тожебыло до боли знакомым. – Терпеть не могу таких балованых детей! У них здесь дети вообще избалованы, ты заметил? – Ольга ворчливо стала собрать вещи. – Пойдем в отель, солнце высоко, можно сгореть. Дэн не обращал на нее внимание, и она тоже замолчала, следя взглядом за ним. Вот к детям подошла женщина, и остановилась к ним спиной. Более полного телосложения, чем Оксана Валеева, та была ниточкой, а эта чуть круглее, с формами. Женщина накинула на себя легкое платье-рубашку, вытерла волосы, и позвала детей. На русском! Таким знакомым голосом! – Ну что, бежим завтракать? – И сама побежала первой. Дети с криком побежали ее догонять. Мужчина забрал сумки и полотенца, и пошел следом. – Оксана. – Прошептал Дэн. – Оксана!! – Крик не получился, так, сдавленный возглас, но его услышали. Женщина обернулась, но ему уже это было не нужно, он и так ее узнал. Ксения остановилась, ее ноги стали ватными, бледность залила лицо, она задвинула подбежавших детей за спину, и ждала его с расширившимися от ужаса глазами. Охранник замер, не зная, что делать. Дэн подошел к ней и протянул руку к волосам, дотронуться, убедиться, что жива и это не фантом его разгоряченного ума, женщина отшатнулась, когда он прошептал: – Оксана. Ты жива… – Ты что, дядья? Мою мами зовут Милана! – Это из-за спины матери вылезла девчонка. – Сеньора Вальдес, этот человек к вам пристает? – Все-таки вступил в разговор охранник, сдвигаясь так, чтобы прикрыть собой всю троицу. Дэн взглянул ему в лицо, ну да, старый знакомый. Прекрасно понимает русскую речь, оказывается. Ксения, так и стояла, прижав руки к груди и молчала. – Уйди, ты плохой дядья! Ты пугаешь мами! – К сестре присоединился брат, возмущенно стуча кулачками по ногам Дэна. Его глаза горели возмущением, и теперь Дэн понял, на кого он похож. Еще бы, он это лицо сорок лет видит в зеркале. – Это … мои… дети? – Выдавил он, и веря и не веря своим глазам. – Это – мои дети. – С ударением на «мои», резко ответила Ксения, и круто повернувшись, пошла к дому. А Дэн в отчаянии рухнул на колени, в песок. Там, в двух шагах, от него по песку уходила самая любимая единственная женщина, его счастье, его жизнь, мать его детей, которых она сохранила вопреки ему! И он ничего, ничего с этим не мог поделать! Дэн оперся кулаками о песок, пытаясь выровнять дыхание и переждать боль в груди… Вокруг бегала и что-то шипела Ольга, тянула его куда-то, он тяжело поднялся и пошел за ней, не разбирая дороги. А в окне второго этажа, глотал горячие слезы и сжимал кулаки обожженный человек, и проклинал себя за то, что не пристрелил этого мажора, тогда в Сочи. А сейчас он придет, и играючи отнимет у него и тот призрак семьи, что ему удалось выгрызть у судьбы. Глава 12. Месть обиженной женщины Взбешенная Ольга примчалась в номер гостинцы намного раньше мужа, пила холодную воду, держала руки под ледяной струей, дышала под счет, но картина, как ее муж падает на колени перед этой… этой шлюхой… которая даже сдохнуть не смогла достойно! И неужели она тогда была беременна? Откуда эти дети? Ах, какая же Ольга была дура, что сделала аборт, сейчас Дэн бы любил своего ребёнка, а не бегал за неизвестно чьими! Она кривила душой перед самой собой, сходство малыша с Дэном было бесспорным, Ольга помнила его двадцатилетним, это был его сын, даже экспертизу делать не надо. Ну как же так, как так! Она сама привезла Дэна в Испанию, а здесь оказалась эта мерзкая сучка! Она встала перед зеркалом – ну что, что ему еще надо? Да она не вылазит из салонов красоты и фитнеса! Она выглядит безупречно, уж гораздо лучше этой Оксаны! Ни грамма целлюлита, ни одной морщинки, безупречная грудь юной девушки. Забота, внимание… Вон, двоюродная сестра Маринка, никогда за собой не следила, а выскочила замуж за своего Шульца, и катается как сыр в масле. Живет в Германии, нарожала уже двоих, одного за другим, оплыла как баба деревенская. А этот её лысый Шульц носится с ней как с принцессой. Почему, ну почему везёт всем вокруг, только не ей? Чем она заслужила такую жизнь? Послышался звук открываемой двери, она тотчас же вязла себя в руки, и пошла на встречу мужу. – Милый, ну что ты так расстроился? Ну жива твоя бывшая, это же хорошо! Ну вышла она замуж за местного, – здесь Ольга покрутила в воздухе пальцами, с легким пренебрежением показывая этого «местного», – ну есть у нее дети, но ведь это дети ее мужа! Неужели ты решил, что это твои дети? Я видела у нее кольцо на руке, она замужем. И потом, тот охранник, он ее назвал сеньорой Вальдес! Я понимаю, неприятно, но ведь ты сам ее наказал! Давай выпьем, снимем стресс и уедем домой! – Голос был ласков, журчал вокруг, руки порхали, наглаживая плечи, руки и лицо Дэна. Он раздраженно махнул головой, уклоняясь от ее руки, и глухо проговорил: – Лети домой, я останусь. Когда приеду, подам на развод. – По его виду было ясно, что решение окончательное. – То есть, только на горизонте объявилась твоя бывшая, как ты меня бросаешь? Ты просто использовал меня все это время. – Визгливые истеричные нотки все-же прорвались в голосе, взять себя в руки не удавалось. – Ну, кто кого использовал, вопрос спорный. Ты кажется, ничуть не была против. Я все равно разведусь с тобой, наш брак был ошибкой, если бы ты не сказала, что беременная, я бы никогда не пошел с тобой в ЗАГС, и ты это знаешь лучше всех. Так и быть, как компенсацию, квартиру оставлю тебе. – Ну нет, милый, ты мне отдашь не только квартиру. Я заберу половину твоего бизнеса. А если ты будешь возражать, я сообщу полиции, где находится Ксения Брюханова. Или в местную иммиграционную службу. – Не глупи, не тронь Оксану. Пожалеешь сама, как ты думаешь она здесь оказалась? Я думаю, у нее есть серьезные покровители. Он вспомнил разговор пять лет назад в Сочи, и подумал, что человек в тени по ту сторону стола, знал, что она жива. – Да плевать мне на тебя, на неё и на её покровителей! Кобелей ее, точнее сказать! Ты бросаешь меня ради этой потасканной валютной шлюхи? – Её щеку обожгла оплеуха. – Не смей! И пошла вон отсюда! У тебя еще оплачен номер в Барселоне, вот и езжай туда! Через полчаса, Ольга, загрузив багаж и глотая злые слезы, звонила своему любовнику. Она планировала отомстить, отмстить обоим – Дэну, отобрав по возможности больше, и Ксении – здесь ее ярость застилала глаза, но план уже был. – Сергей, сейчас ты по максимуму выводишь средства, контракты на нашу фирму. Потом, к приезду Дэна, я подам на раздел имущества, всё что сейчас будет выведено, либо не найдут, а если найдут, заявим, что была попытка укрыть имущество от раздела. А когда мы его обдерем как липку, устроим ему ЧП на стройке, еще раз нарушение техники безопасности не простят. Надо подготовить так, чтобы это было его личное распоряжение, и это твоя забота. Думай. Адвокат у меня уже есть, нотариус тоже. Через неделю жду тебя здесь, мне будет нужна твоя помощь. – Лёля, детка, ну что ты так раскипишилась? Вернетесь домой, помиритесь! Брось детка, возвращайся домой, я соскучился по своей кошечке! И ты разве не скучаешь по своему малышу? – Сергей! Все серьезно! Хватит дурака валять! Делай что сказано! Ольга в гневе вернулась в Барселону. Что делать дальше, ей было предельно ясно, сперва она должна отомстить Оксане-Ксении. Она бесилась, и искренне не понимала, что все мужики находят в этой курице. Злюкой пошла ужинать в ресторан, заказала себе вина, и немного успокоившись, выстроила план действий. Билеты в Россию по телефону она поменяла на Берлин, созвонилась с Маринкой, и напросилась в гости. Перелет она даже не заметила, настолько ярость захлестнула её мозг. Она, сжимая кулаки, мысленно представляла, как рыдает Ксения, её муж, как плачут эти мерзкие дети. И чтобы отомстить, была готова на все. «Лысый Шульц», как пренебрежительно про себя называла его Ольга, встретил её в аэропорту, невзирая на раннее утро. Привёз домой, сдал жене, и лишь потом отправился на работу. Пред работой он нежно поцеловал малышей, Маринку, и было видно, что он искренно и глубоко любит её сестру. Зависть засела во рту горьким вкусом. Маринка, пухленькая блондинка, отвела её в комнату, и сказала, что ждет через полчаса на завтрак. В душе Ольга попыталась взять себя в руки. Она пока ещё не решила, что именно рассказать сестре, какую роль сыграть. Говорить о скором разводе и проблемах не хотелось, ещё чего – видеть в голубых глазках этой пышки жалость? Ну уж нет! Она выпорхнула на кухню сияющая, свежая и максимально счастливая. Походя похвалила детей, сидящих здесь же в детских стульчиках, и тут же начала описывать, как отлично они отдохнули в Испании, как любит её муж. – Ну ты же знаешь мужчин, ему срочно нужно на работу! А я решила проведать сестренку, да и кое-что мне нужно еще сделать. И хотелось бы сделать мужу сюрприз, поэтому не выдавай меня, хорошо? Для всех я эту неделю живу у тебя, а я лягу в клинику, пора немного поправить грудь и губки. Хорошо, Марусик? – Она смотрела так жалобно-щеняче, что сестра рассмеялась. – Ох, Олька, не тем ты мужика удержать хочешь, родила бы давно, Вадиму то за сорок уже, когда ему детей растить? – Маринка успевала кормить детей кашкой, вытирать их рожицы, и разговаривать с Ольгой. Ольга же внутри кривилась, фу, вот так вытирать плевки каши и слюни? А ещё памперсы вонючие, брр. Первая часть плана реализована, осталось только дождаться, когда Маринка уйдет куда-нибудь, и найти её документы. К счастью, мамочка с детьми собралась на прогулку, Ольга сослалась на усталость после перелета и собралась спать. Выждав время, когда сестра ушла с детьми подальше, пробралась в их спальню. Насколько она помнила, все документы сестра хранила там, в ящике комода. Без сейфа, без ключа. Так же как дома, в России. Документы оказались на месте, Ольга взяла паспорт, водительские права, старые, ещё на имя Марины Усольцевой, прочие бумаги перепутала и весь бумажник засунула в самый низ. Пользоваться чужими документами она не боялась, женщины были очень похожи, только цвет глаз немного отличался. В институте они менялись студенческим, даже как-то Маринка летала по паспорту Ольги, когда горел тур в Тай. Быстро разобрала вещи, отбирая простые джинсы, футболки и толстовки, так, чтобы все поместилось в небольшой чемоданчик. Когда Маринка вернулась с прогулки, её сестра уже пританцовывала у выхода. – Марусик, позвонили из клиники, меня ждут уже сегодня. Я полетела, буду чрез неделю, надеюсь ты меня не узнаешь! – Она быстро расцеловалась с сестрой, и побежала к такси, ожидавшему у ворот. Ольга совсем не боялась, что Марина обнаружит пропажу, эта идеалиста никогда не поверит, что кто-то из близких может её предать. И самое главное, ведь не ошибалась! Рядом с ней всем хотелось стать лучше, и сама Ольга была готова слушать её рассказы о маленьких детях, что было невыносимо. Из Берлина Ольга долетела до Марселя, там взяла напрокат машину, по правам сестры. От Марселя до Хавеи ехала на арендованной машине, почти тысячу километров, около четырнадцати часов. Трасса была отличной, с непривычки женщина быстро уставала, и часто останавливалась на отдых. Принятое решение пугало, и не один раз хотелось все бросить и повернуть назад. Но потом в глазах вставала картина, как Дэн валится на колени на песок перед этой, этой! И вновь серая лента дороги перед глазами, вновь злые слезы на щеках. Ольга не видела красоты окружающей природы, а ведь дорога часто шла по берегу моря, открывая потрясающие виды. Она выпила столько кофе, выкурила столько сигарет, что шум крови в висках давно походил на сваебойную машину. За окном сменялись города, горы и море, женщина практически ничего не видела. В отель прибыла уже по темноте, оплатила номер по паспорту Марины Шульц, и упала спать. Завтра, завтра начнется её месть, и они все еще поплачут… Утром Ольга поехала в турагенство, где в основном работали выходцы из России, там подобрала себе скромную квартирку в Хавее, причем плакалась добрым девушкам, что прячется от мужа-садиста, и потому хотела бы снять ее инкогнито, либо на вымышленную фамилию. Девушки прониклись ее рассказами, и указали выдуманное имя и номер паспорта. Все это заняло почти весь день, можно было переночевать в оплаченном номере, за который деньги так же не вернут, но ненависть гнала ее вперед, ей просто не сиделось на месте. Она сдала номер в отеле, погрузила вещи в автомобиль и поехала на снятую квартиру. Прибыла в спальный отдаленный район почти ночью, поднялась в квартиру и со вздохом осмотрела свои новые владения. Крохотная квартирка из двух комнат, с мини-кухней, больше похожей на шкаф, таким же крошечным санузлом – унитаз и небольшая душевая кабинка. Все было чистенько, и весьма и весьма скромно. В спальне стоял шкаф, видавший еще войну, и не факт, что последнюю. Она вышла на кованый балкончик, выкурила сигарету и пошла за вещами. Принесла чемодан, кинула посредине спальни, размещать гардероб было негде, Ольга просто достала себе вещи на завтра, джинсы, кроссовки и толстовку. Все серое, болотно-зеленое и неприметное. Даже измученная суетой, не могла уснуть, все представляя, какое лицо будет у этой твари, когда она узнает о том, что ее ждет. Сволочь! Заснула мстительница только под утро, потому планы пришлось сдвигать, встала еле-еле в час дня. В доме не было даже кофе, Ольга решила по пути заехать в кофейню, и пошла собираться на дело. Одела приготовленную с вечера одежду, зеленая толстовка, очки и бейсболка скрыли внешность. Никто из знакомых ее не смог бы узнать, она никогда в жизни не выходила из дома без макияжа и высоких каблуков! После кофе в небольшой забегаловке на три столика, Ольга поехала к дому Ксении, надо было найти место для наблюдения, и остаться незамеченной. Проезжая мимо, она увидела, что к дому подъехала машина, за рулем была женщина в возрасте, сзади сидели дети. Няня привезла детей из детского сада! Вот и идея! Вторая машина с охраной шла следом, и это нужно было учесть. Ольга хорошо рассмотрела няню, обычная русская кошелка, училка. Такую легко обмануть, взять на слезу. Она несколько дней следила уже за няней, выяснила, что забирает она детей всегда в одно время – в три часа дня. Потом они едут домой, охранники сопровождают на другой машине. Ольга засекала время до минуты, нянька приезжала за две-три минуты, либо опаздывала так же не более трех минут. Теперь нужно было как-то влезть в доверие к няне. Русские люди сердобольны, поэтому Ольга была уверена в успехе. Вот только няня очень редко выходила из дома, а познакомится с ней при наличии охраны было нереально. На второй неделе она все же смогла подкараулить няню, вышедшую до ближайшего магазина одну. Быстро изобразив заплаканное лицо, якобы узнав в женщине русскую, Ольга обратилась к няне за помощью. Мария Петровна, по виду напоминавшая учительницу из российской глубинки – гладко зачесанные и закрученные в шишку на затылке волосы, очки, никакой косметики, скромный деловой костюм – охотно пришла на помощь заблудившейся русской женщине. Помогла разобраться в карте города, рассказала, как и где лучше устроиться. Ольга в благодарность пригласила ее выпить кофе, и со слезами на глазах поведала, что ищет недорогое жилье, что ей нужен детский сад для двух маленьких детей, что деньги у нее есть, но она прячется от мужа… Пожилая женщина, любительница сериалов про олигархов и бедных их жен, всему охотно поверила, рассказала о себе, о том, что дети ее хозяйки посещают очень приличный детский сад, там дороговато, но отлично. Они договорились встретиться через пару дней, и Мария Петровна обещала отвести ее в детсад, посмотреть, как там все устроено, чтобы принять решение. Действительно, они побывали в детском саду, там все было отлично. Только Ольга, предложившая няньке навестить подопечных, сообщила воспитателю группы, что с завтрашнего дня она новая няня госпожи Вальдес, и будет забирать ее детей. Когда Мария Петровна вернулась, воспитательница уточнила у нее тихонько: – Эта сеньора мне все рассказала, это правда? – Да, конечно, это правда! – О, сеньора, нам так жаль! – Жаль, но что поделаешь, это жизнь! – Пожала плечами Мария Петровна, думая, что сочувствуют неудачной семейной жизни соотечественницы. Дамы попрощались и уехали, пожилая женщина отметила про себя, что работники сада смотрели на нее с жалостью, и прощались душевно. Просто хорошие люди, решила она. На следующий день, Ольга приехала за двадцать минут до трех часов, зашла к воспитателю, та ее восприняла как уже законную няню, и … отдала ей детей. Дети вышли спокойно, хотя в машине засыпали Ольгу вопросами. – Нам сказали вы наша новая няня? А где Мария Петровна? А почему не приехала мама? А что случилось с нашей няней? Она говорила, что всегда будет с нами! – Тихо-тихо, дети! – Ольга поморщилась, она с ума сойдет с этими детьми, надо скорее их усыпить, что ли. – У Марии Петровны инфаркт, она старенькая уже, ваша мама повезла ее в больницу, будет операция, это все долго, поэтому мама наняла меня и попросила побыть с вами пару дней. Мы сейчас поедем в одно место, где вам очень понравится! А пока вот. – Она протянула детям бутылочки с колой, с сильным снотворным. Кинула упаковки с печеньем и конфетами. – Мама не разрешает нам до обеда есть сладкое! – Возразила эта противная девчонка. – Сегодня можно, сегодня все неправильно. – Ольга постаралась улыбнутся девочке, и хотя получилось плохо, та успокоилась. Ольга ехала к снятой квартире, и напряженно наблюдала за детьми. Вот они открыли печенье, жевали, рассыпая крошки, вот все-же стали пить колу. Пока она ехала по городу, дети заснули. Ольга остановилась, вколола им снотворное. Усадила их на заднем сиденье полулежа, укрыла пледом, и поехала к границе, назад во Францию. Глава 13. Недостижимое счастье Дэн, с момента ухода Оксаны, а иначе он её не называл, жил и двигался как во сне. Он ругался с женой, она угрожала ему, а сам думал, как ему приблизится к детям и любимой женщине. Как вымолить прощение у той, которую уничтожил сам? Он еле-еле дождался, когда Ольга наконец-то уехала, и упав на кровать в одежде, вспоминал, каждую черточку, каждый шаг. Он видел глаза девочки, боже, она даже назвала её Даниэлой, как брата! На следующий день он караулил Ксению на улице, и когда она утром уехала на работу, поехал за ней. Так Дэну удалось узнать, что она работает управляющей в довольно большом отеле. Однако охрана к ней не пустила. Тогда Дэн забронировал лучший номер отеля, и переехал туда. С гостем отеля она не имеет права отказаться разговаривать! Добиться встречи было не просто, он пообщался со всеми менеджерами по нарастающей, но все же настоял, и Ксения его приняла. – Я так понимаю, ты упорный, и не отстанешь от меня? То есть, с тем же упорством, с которым ты стремился меня уничтожить, теперь ты будешь меня преследовать? Скажи, Дэн, как ты мог – спать со мной, жить, и целый год планировать мое унижение, носить в себе ненависть? – Она говорила тихо, устало. Дэну было больно смотреть ей в глаза. – Я любил тебя, я понял это сразу, как мне сообщили что ты покончила с собой…. – А до этого мы были вместе почти три года, больше года жили в одной квартире, спали в одной кровати – и ты меня презирал? Чего ты хочешь? О каком прощении может идти речь? Оксана умерла. По твоему желанию. А сейчас есть Ксения, есть Милана, есть сеньора Вальдес, в конце концов. – Ты вышла замуж за испанца? И мои дети носят его фамилию? Как ты успела? – вопросы звучали глухо, и совсем не это хотелось ему говорить. – Ну моя жизнь тебя не касается. Ты хотел поговорить – говори. У меня много дел. – Она отвернулась к окну, и ему показалось что на глазах ее сверкнули слезы. – Прости меня, я все годы молю Господа, и теперь прошу тебя – прости меня. Я буду стоять на коленях, я сделаю все что скажешь, только прости меня… Я хочу видеть тебя и своих детей. Пожалуйста! У меня нет никого и ничего дороже вас! Я не уйду, позволь мне видеть вас… – Он и правда опустился перед ее креслом на колени, взяв в руки обе ее ладони. Ксения выдернула руки, Дэн горько улыбнулся, понимающе убрав руки – Как у тебя все просто! Решил – уничтожил, попросил прощения – опа, семья как по волшебству. А завтра опять что-то узнаешь и что? Нет, я не могу рисковать сердцем и детьми. Я прощаю тебя, но видеть не хочу, уходи! – Можешь вызывать полицию, я не уйду. Мне нет жизни без вас, если ты не позволишь мне быть рядом, видеть вас хоть изредка, мне нет смысла жить. Я больше не могу жить без вас. – Шантаж? Будешь пугать меня самоубийством? – Нет, не пугать. Мое сердце просто не выдержит, я слишком долго умирал каждый день и каждую ночь, вспоминая тебя. Я казнил себя, я проклинал себя, я просил у тебя прощения. Если бы я мог что-то изменить, я отдал бы свою жизнь, чтобы этого не случилось…Я знаю, ты не можешь любить такого монстра, но позволь мне изредка приходить к вам, видеть тебя и детей, хотя бы раз в месяц. Я буду жить этой надеждой. – Не могу любить… Не могу, но не буду врать – я-то люблю тебя как прежде. Но рисковать детьми не буду. Поэтому, я разрешу тебе встречаться с детьми один раз в месяц, но ты клянешься, что они не узнают от тебя, что ты их отец. Если проговоришься – я расскажу ВСЮ правду и ты их потеряешь навсегда. Дэн стоял на коленях оглушенный. Любит как прежде? Но не будет рисковать… Он боялся поднять глаза, чтобы Ксения не увидела в них бешеной радости. Если любит, он сделает все, чтобы вымолить ее прощение! – Встань, – попросила Ксения, – сюда могут войти, и ты испортишь мне репутацию. Дэн вскочил, неуклюже опершись о пол, потом суетливо сел в кресло напротив, отряхнул колени, и поднял глаза на женщину. Она смотрела на него с такой болью, что у него кольнуло в груди. – Подходи завтра к шести вечера, я закончу работу и поедем домой. Сегодня я должна предупредить домашних, что завтра жду гостей. А ты будь готов, возможно сегодня к тебе придут, моя охрана. И завтра, извини, проверка обязательна, никакого оружия, из гаджетов – только телефон. Если обнаружат хоть что-то лишнее, забудешь о встречах. Все, свободен, сеньор Нейман. Мне нужно работать. Дэн как пьяный поднялся в номер. Он не верил своему счастью, завтра наконец-то он увидит своих детей, поговорит с ними, и при этом с ним будет Оксана! О, дети же! Нужны подарки! Он кинулся к компу, выяснить, что интересует детей пяти лет, где детский магазин. Мужчина был готов скупить весь магазин, и от отдела к отделу количество пакетов росло – здесь были и мягкие игрушки, и планшеты, и куклы, и машинки, и какая-то одежда. Ловкие продавцы, видя маловменяемого человека, быстро смекнули, что можно заработать. Они уточнили возраст детей, и несли все самое дорогое. Багажник автомобиля был полон под завязку, когда Дэн вспомнил про сладости. Еще один забег, и ещё пара огромных пакетов. Ксения дома выдержала бой с Ником, который резко прекратил разговор и уехал на свою половину, впервые заперев двери на ключ. Потом ее ругал Макс по телефону. Потом звонил Игнат, и убеждал, что ее поступок опрометчив и напрасен. – Дорогая моя, люди не меняются. Этот человек уже принес в твою жизнь горе, а теперь ты открываешь двери большой беде! – Оставьте все меня в покое, он все же отец Алекса и Даньки! Это моя жизнь! Детям она сказала, что приехал дальний родственник их России, и завтра придет к ним в гости. Дети, игравшие с няней в настольную игру, были увлечены, и только согласно кивнули головой. Вечером Дэн ждал охранников Ксении, но никто не пришел. На следующий день он дергался с утра, а к выезду был готов за два часа. С пяти часов он сидел в холле, не отводя глаз с двери коридора, откуда должна была появится Оксана. Потому не заметил, как к нему подошли двое. – Сеньор Нейман? – голос вернул его к реальности. – Да, это я. Что вы хотели? – Мы охрана госпожи Вальдес. Если вы хотите попасть в дом, предъявите к осмотру машину, и все личные вещи. Так же мы будем вынуждены вас обыскать. – Машина здесь на стоянке. Пойдемте. А что значит обыскать меня? – Полный личный досмотр. Это условие обязательное, требование босса. Если вы против, мы вас не допустим в дом сеньоры. – Я могу узнать имя босса? – Это закрытая информация. Любое несоблюдение требований приведет к отказу в посещении. После досмотра Дэну оставили небольшую упаковку печенья, и две маленькие игрушки. Все остальное пришлось унести в номер. Машину проверили досконально, потом так же тщательно его карманы. Швейцарский нож в бардачке сочли оружием и велели убрать. Выбросить было жаль, Дэн оставил временно его у администратора. Наконец унизительная процедура была закончена, появилась Ксения, ровно поздоровалась и прошла мимо, к своей машине. Дэн выехал следом, едва удерживая руль внезапно взмокшими руками. Охрана поехала за ним. И вот, наконец-то, они вошли в дом. Ксения остановилась у входа и крикнула: – Дети, я дома! – в ответ раздался вопль и по лестнице дробно застучали детские ножки. Они добежали до матери, и тут увидели постороннего человека, пошли чинно и перестали кричать. – Дети, это дядя Дэн, наш дальний родственник из России, он хочет познакомиться с вами. Дети прилипли к матери, и сверлили его своими темными глазами, потом мальчик, который видимо все-же был посмелее, сказал: – Добрый день, меня зовут Алехандро Антонио. Можно говорить Саша, это по-русски, да мама? Или Алекс. – Ну, а ты, принцесса? – Дэн опустился на колени, протягивая девочке мягкую игрушку – какого-то жуткого рогатого розового пони. – Как зовут тебя? – Даниэла. Я ж тебе говорила, ты был тогда на пляже! – Маленькая вредина не взяла игрушку, спряталась за мамой. – Хорошо, идемте ужинать, и пить чай. Мария Петровна! – Нянька выглянула из столовой. – Я заказывала доставку из ресторана, все привезли? – Да, Миланочка, все уже на столе, я накрыла. Прошу всех к столу. – Пригласи Ника, пожалуйста. А вы все мойте руки, и покажите дяде Дэну. – Важный от порученного дела Алекс, махнул рукой в сторону белой двери: – Прошу вас, дядя Дэн, это сюда. Даниэла шла сзади молча, Дэн вымыл руки, Алекс подал ему полотенце. Потом они сосредоточенно вдвоем мыли руки в одной раковине, тщательно вытирали. Такие большие и самостоятельные! Сколько он потерял, сколько он не видел! Ник не спустился к ужину. Ксении было даже легче от этого, хоть и немного жаль. За столом Дэн расспрашивал детей об их садике, что они любят, и не мог оторвать глаз, как серьезно и старательно они орудовали ножом и вилкой. Потом Данька, все-таки сказала: – Мам, а почему дядя такой глупый? Ничего не знает, и только все спрашивает и спрашивает. – Селеста! Нельзя так о взрослых! Дядя хочет узнать вас поближе. – Зачем? У него что, нету своих девочков и мальчиков? – Наивный ребенок всегда говорил, что думает. – Нет, Данечка, у меня нет других девочек и мальчиков, поэтому я хочу стать вашим дядей, родным, понимаешь? – Дэн пытался с улыбкой ответить на выпад ребенка, но получилось плохо, и горечь в своих словах слышал явно. – Я Даниэла, или Селеста, ты не моя мама, нельзя меня так называть! А почему ты не заведешь себе детей, у тебя же есть жена, я ее видела там! – Дочка махнула головой куда-то туда, имея в виду пляж. Дэн не знал, что сказать. Настолько неожиданным был выпад девочки. Он видел, как Алекс толкнул ее локтем, но девочка насупила брови и упрямо сложила ручки на груди, демонстрируя, что ушла в отказ. – Наверное, кто-то не хочет десерт, а сегодня мороженое с фруктами. – Глядя в окно, между делом сказала Ксения. – Нет, мамочка, мы хотим. Мы так больше не будем, правда Алекс? – Хитренькая малышка сразу забыла обиды. После ужина Дэн пошел с детьми в игровую, Ксения провела его по дому. Дом впечатлял, легкий, светлый, просторный. Имитация под старину, но на самом деле современный и удобный. Он был поражен количеством картин, портретом Ксении на первом этаже, фотографиями на лестнице, отовсюду на него смотрели Ксения и дети. Увидев его недоумение и восторг, женщина открыла дверь рядом с игровой – все стены были завешаны работами, явно талантливого человека. На центральной, где Ксения в профиль сидит у большого окна беременной, он узнал известный снимок: – Я же видел этот снимок в журнале! Он выиграл какой-то конкурс! Неужели это ты? – Теперь он явно узнавал свою Оксану, еще ту, давнюю. – Это работы моего мужа, Игнасио Вальдеса. Он художник, пишет картины и фотографирует. Это самая известная его работа, но вообще-то, он неоднократно выставлялся в выставочных залах Америки, Франции, ну и здесь, конечно. – Да, это наш паппи Игнат, вот его портрет! А это – паппи Макс, а это паппи Ник. Мы ездили тогда в Диснейленд! У нас с Алексом целых три папы! Мы их всех любим! – Это прибежала неугомонная Даниэла, и стала показывать фото, где все были с красными шариками на носу и воздушными шарами на палочках в виде животных. Через полчаса дети свободно щебетали с Дэном, как со старым знакомым. Он играл с ними в машинки, пил чай «понарошку» с куклами, был волком из сказки, и возил царевича. Время пролетело незаметно, в девять Ксения сказала, что детям пора мыться и спать, а Дэну пора уходить. Дети вприпрыжку убежали с няней, Ксения пошла провожать Дэна. Его сердце пело от радости и сжималось от горя, а вдруг и правда, только через месяц он сможет увидеть детей? – Когда я могу прийти? – Тихо задал жгучий вопрос. – Ты же скоро уедешь в Россию, и приезжать не сможешь? Приходи послезавтра, детям ты понравился. Они будут рады. – А ты? – Он попытался взять ее за руку. Но женщина резко отстранилась, и ушла из холла. Охранник открыл перед ним двери, и как показалось Дэну, смотрел свысока и с презрением. Да, все же шантажом он вынудил ее впустить его в дом, но будет ли ему от этого легче, ведь ему мало просто видеть ее, такую любимую, такую желанную и недостижимую. Металлические ворота закрылись за ним, отсекая его от самых любимых. Две недели длилось его горячечное счастье – через день-два ему разрешали встретиться с детьми. Он забыл обо всём, делах, жене и жил только этими встречами. Даже звонок его бухгалтера не разбудил в нем тревоги. – Вадим, ты доверяешь своему заму? Мне не нравятся странные дела на фирме. – Новый главбух говорил как-то неуверенно, потому что знал об их многолетней дружбе. – Сергею? Да, конечно, он мне как брат. Я дал ему самые широкие полномочия, пока меня нет. – Смотри сам, но лучше бы тебе приехать. – Нет, я пока не могу, у меня дела, личные. Это очень важно, потом разберусь! А потом грянул гром – разрушивший его жизнь, и жизнь Ксении. В этот день встреча с детьми не планировалась, и он сидел в номере. Вдруг ворвались четверо охранников Ника, скрутили ему руки. Следом на коляске въехал человек, в черных тонких перчатках, и с неподвижным лицом. – Где дети, сволочь? Это ты подстроил их похищение? Тебе не жить! – Дэн узнал этот скрипучий шепот, но напугало его не это. Дети! Кто-то похитил его детей! – В машину его!
Последние комментарии
17 минут 50 секунд назад
26 минут 30 секунд назад
47 минут 55 секунд назад
52 минут 25 секунд назад
54 минут 32 секунд назад
2 часов 15 минут назад