Эпизоды любви [Сергей Яковлев Александр Сергеевич Лоцманов] (fb2) читать онлайн

Глава I. Вместо пролога

Андрей Владимирович Углов сидел за небольшим рабочим столом, разбирая папки с бумагами. Папок было много, и все они были наполнены документами столь разного свойства, что он просто терялся в догадках, какой логике следовал комплектовавший их человек. Казалось, что Андрей иногда улавливал некую закономерность, но в очередной раз, наткнувшись в папке с надписью «Договоры» сначала на подборку рекламных буклетов, а затем на бухгалтерские отчеты, он почувствовал, что все его усилия понять логику, наворочавшего эту кипу сотрудника, тщетны. Видимо придется лист за листом пересмотреть содержимое всех этих папок и разложить все документы так, как он считает нужным. Иного выхода у него видимо нет. Поняв это, он с тоской обвел взглядом комнату, соображая, кого из сотрудников можно было бы взять в помощь, и чтобы при этом впоследствии ему вновь не пришлось переделывать всю работу заново. Комната была небольшая. Да и само рекламное агентство, в котором он сейчас являлся директором, тоже было небольшое. Располагалось оно в переделанной трехкомнатной квартире на первом этаже жилого дома, а работало в нем всего семь человек, не считая его самого. На должность директора он заступил чуть более двух месяцев назад, а до этого работал начальником отдела маркетинга на крупном предприятии. Разрабатывая очередную рекламную кампанию для нового изделия, он перебывал практически во всех рекламных агентствах города, и ни одним из них не остался удовлетворен. Беседуя в очередной раз с хозяином одного из агентств, человеком здравым и рассудительным, он посетовал, что нигде не может решить проблему в комплексе. Сидели они тогда в этом же самом офисе, только в соседней комнате, за небольшим журнальным столом, заваленным различной рекламной продукцией. Он до сих пор во всех деталях помнил тот разговор.

– Понимаете, одни предлагают только наружную рекламу, другие специализируются на рекламе в средствах массовой информации, третьи делают упор на промо акциях. Вы вот предлагаете мне сувенирку, – он взял со стола и повертел перед глазами собеседника ручкой и блокнотом, с изображенной на них символикой какой-то компании. – А мне надо все. Все, и сразу. И чтобы при этом все это было увязано между собой. Чтобы это была именно рекламная кампания, а не набор разрозненных акций. Надо чтобы и стиль был один, и рекламные мероприятия как-то дополняли друг друга. И чтобы все это было эффективно и к тому же умещалось в отведенный бюджет.

При этом он так увлеченно рассказывал о своих проблемах, так подробно описывал, что он хотел бы получить в конечном итоге, что Евгений Иванович Сенин, так звали владельца компании, посмотрел оценивающим взглядом в глаза посетителя и как-то задумчиво произнес

– А знаете что, Андрей Владимирович. У меня как раз сейчас есть вакансия директора рекламного агентства, и я предлагаю вам ее занять. А что? – он как-бы рассуждал вслух. – Опыт работы у вас имеется. В вопросе вы, я вижу, разбираетесь. Вам и карты в руки.

– Ну, признаться это так неожиданно…

– Да тут и думать нечего! – Евгений Иванович наклонился и доверительно положил руку на колено гостя. – Ну, какие там у вас перспективы? Так и будете всю оставшуюся жизнь в начальниках отдела ходить? Так и будете рекламировать свои газовые плиты? Нет, ну что вы пожимаете плечами, другого же вы ничего пока не выпускаете.

– Пока нет, – подтвердил Андрей Владимирович. – Но в перспективе…

– Да бросьте вы. Какая там у вас перспектива? – Евгений Иванович досадливо махнул рукой. – Вы же видите, все импортом завалено. Мы же взрослые люди, так давайте смотреть на вещи трезво. Вам предлагают хорошую, перспективную работу, которую еще надо поискать, а вы ей-богу, как ребенок. С зарплатой вы не прогадаете. На первых порах будете получать не меньше, чем у себя на заводе. Ну, а дальше все зависит от вас. Ну как, согласны?

– Ну а как же рекламная кампания, – пытался ухватиться за последнюю соломинку Андрей Владимирович. – Я же не могу вот так взять и все бросить.

– А бросать ничего и не придется. Вы ее также и будете разрабатывать, только, уже, с другой стороны. Вы прекрасно разбираетесь в вопросе, а освободившись от заводской рутины, вы только сделаете все еще лучше. Если вы волнуетесь по поводу увольнения, то этот вопрос я беру на себя. Уволят в один день по первому разряду.

Видя испуганный взгляд Андрея Владимировича, Евгений Иванович искренне рассмеялся, и, вытирая платком выступившие на глазах слезы, произнес – Да вы не волнуйтесь так. Просто мы с вашим директором давние друзья. Мы с Пашей в институте вместе учились. Только он потом на производство подался, в наем так сказать, а я собственный бизнес открыл. Человек он вроде вменяемый, я ему все объясню, и, думаю, он не будет возражать. Ну как согласны?

– Ну что ж, – Андрей Владимирович сделал паузу и задержал дыхание. По его опущенному взгляду и сомкнутым губам было видно, что, несмотря на то, что он, по-видимому, уже принял какое-то решение, но все еще колеблется, пытаясь в последний момент взвесить на весах и оценить все последствия своего последующего поступка. Наконец, решившись, он вновь набрал воздуха и взглянул в глаза собеседника. – Причин для отказа я больше не вижу. Когда надо приступать?

– Ну, вот достойный ответ здравомыслящего человека, – было видно, что Евгений Иванович очень доволен. – И главное – правильный. – Он взял со стола карманный календарик, и, найдя в нем нужное число, уперся в него толстым коротким пальцем. – Так, давай-ка прикинем. Завтра ты выходишь на свою старую работу, и пишешь сразу два заявления. Одно на увольнение, а второе на отпуск. Отпуск еще не гулял? – Евгений Иванович перевел взгляд на собеседника.

Андрей Владимирович отрицательно качнул головой, одновременно отметив про себя, как быстро с ним перешли на «Ты».

– Ну, вот и славно. Значит, заставить тебя отрабатывать у них не получится. А я тем временем созвонюсь с Павлом Анатольевичем, чтобы в отделе кадров все побыстрее оформили. Сенин прочертил пальцем по календарю невидимую черту, оценивая время, необходимое отделу кадров для увольнения сотрудника. – Хотя, как не крути, а до конца недели ты с бегунком побегаешь. В выходные, конечно, отдохни, наберись сил, – Евгений Иванович бросил календарик на стол и, встав, протянул руку собеседнику, тем самым давая понять, что разговор окончен. – Ну а в понедельник милости просим к нам, принимать дела.

Вот так в свои 33 года Андрей Владимирович кардинально поменял свою судьбу, и теперь сидел, обложившись папками, разбирая дела бывшего руководства, и прикидывая, кого еще можно было бы привлечь к этой работе.

Как уже говорилось, комната была небольшая, не больше 18 квадратных метров. Кроме его собственного, в ней помещалось еще три рабочих стола, два из которых сейчас были заняты. Через стол от него сидел молодой человек по имени Антон – студент третьего курса местного университета, подрабатывающий в агентстве программистом, курьером, а по совместительству еще и дизайнером. Действительная его учебная специальность для Андрея Владимировича оставалась загадкой, поскольку, казалось, не было ни одной области, в которой бы Антон не проявлял достаточно глубоких познаний. Вместе с тем, он мог сделать такой ляп, что порой было просто непонятно, о чем мог думать человек, пишущий на белом фоне рекламный слоган бледно желтого цвета. При этом он мог подойти и без ложной скромности сказать – Смотрите, Андрей Владимирович, по-моему, неплохо получилось? А ловя недоуменный взгляд начальства, он кипятился и возмущенно восклицал – Ну что опять не так? Он поворачивался к Юле – второй студентке, и показывал ей лист, ища у нее защиты. Юля долго всматривалась в бледно-желтые буквы, а затем невозмутимо говорила – Антон, зачем ты показываешь мне пустой лист? Ты нарочно хочешь меня проверить? Антон сам смотрел на лист, и уже примирительно говорил – Ну согласен, буквы можно сделать чуть поярче, но сам замысел? Юля только пожимала плечами. – Не знаю, я абсолютно ничего не вижу. – И отворачивалась, возвращаясь к своим делам.

Нет. Антону такую работу доверить нельзя. Андрей Владимирович перевел взгляд на Юлю. Юля была ровесницей Антона, но, в отличие от него была абсолютно не приспособлена к реальной жизни. Она была так доверчива, смотрела на мир такими открытыми и удивленными глазами, что Андрей Владимирович поражался, в какой семье могли воспитать столь чистое и непорочное создание. Вместе с тем, витая где-то в облаках, она постоянно наставляла себе шишки и синяки, то, не заметив стеклянной двери, то высокого порога, то идущих вниз ступенек. Пользуясь ее доверчивостью, Антон постоянно устраивал для нее многочисленные розыгрыши, над которыми они потом вместе и смеялись.

Да, похоже, что все эти папки мне все же придется разбирать самому. Андрей Владимирович окинул взглядом внушительную стопку. В этот момент у него над ухом зазвонил телефон, а в дверь робко постучали.

– Да, – сказал Андрей Владимирович, снимая трубку.

– Вы просмотрели последний отчет? – он узнал голос главного бухгалтера.

В этот же самый момент дверь отворилась, и на пороге появилась молодая стройная девушка, одетая в костюм, состоящий из недлинной – до колен темно-синей юбки с пестрыми вкраплениями бежевых и красных точек и такого же пиджака. Широкий воротник ее белой блузки был выпущен наружу. Дополняли наряд черные туфли и небольшая черная же сумочка. Андрей Владимирович перевел взгляд на ее лицо. Высокий лоб, прикрытый челкой светло-русых, спадающих на плечи волос, голубые, широко распахнутые глаза, задорно вздернутый, тонкий носик, милая, приятная улыбка, молодая ровная кожа, только слегка тронутая макияжем. На вид ей было не больше 20 лет.

Ну вот, опять студентка, подумал Андрей Владимирович. Своих-то не знаю, чем занять, им бы руководителя путевого, а тут еще одна.

– Слушаю вас, девушка. – Андрей Владимирович указал гостье на стул.

– Какая я вам девушка? – послышался из телефонной трубки недовольный голос главного бухгалтера.

– Извините, Наталья Алексеевна, это я не вам.

– Андрей Владимирович, я в прошлый раз в отчете несколько цифр перепутала, – продолжила главбух. – Сами же помните, какая запарка была. Он у вас под рукой? Давайте я вам продиктую, а вы исправите.

– Давайте. Сейчас только найду его, а то тут на столе черт ногу сломит.

Андрей Владимирович, прижав плечом трубку к уху, попытался достать из-под груды папок бухгалтерский отчет.

– Да вы говорите, я вас слушаю, – обратился он к нежданной посетительнице, присевшей на самом краешке предложенного стула. Не успела девушка открыть рот, как он тут же услышал в трубке голос главного бухгалтера, – В сто десятой строке надо поменять цифру…

– Извините, это я не вам, – сказал он в трубку, продолжая тем временем глядеть на гостью. Голос в трубке тут же замолчал, а девушка поспешно закрыла рот.

– Ну вот, кажется, нашел, – он достал из-под завала нужный документ. – Теперь говорите.

– Я окончила строительную академию по специальности дизайнер. – начала девушка.

– В сто десятой строке надо вместо 25631 написать… – послышался в трубке голос главного бухгалтера.

– Так стоп.

Оба голоса опять замолчали.

– Наталья Алексеевна, – Андрей Владимирович специально обратился к главбуху по имени, чтобы все наконец поняли с кем он разговаривает. – У меня тут посетитель, давайте я вам буквально через десять минут перезвоню, идет?

– Давайте, только сами же говорили, что срочно, – он почувствовал в ее голосе обиженные нотки, а затем услышал в трубке короткие гудки.

– Девушка, теперь с вами. Так вы говорите, что окончили строительную академию по специальности дизайнер? Я вас правильно понял?

– Да.

– Так значит вы не студентка?

– Уже нет.

– А сколько же вам тогда лет? – Андрей Владимирович сначала спросил, а потом сообразил, что, наверное, совершил бестактность. Впрочем, я же могу поинтересоваться возрастом как работодатель, тут же оправдал он себя.

– Двадцать два, удивленно ответила девушка.

– Двадцать два? – растягивая слова, произнес Андрей Владимирович. – А знаете, вы замечательно выглядите. Я, признаться, подумал, что вы студентка.

Услышав эти слова, сидевший к посетительнице спиной, Антон повернул голову и оценивающим взглядом прошелся по гостье с головы до ног. Девушка, заметив этот взгляд, одернула на себе юбочку и положила сумку, прежде стоявшую у ножки стула, на колени, прикрыв ее сверху руками с тонкими, музыкальными пальцами.

– Антон, занимайся делом. – Андрей Владимирович постучал по столу карандашом.

Антон отвернулся, однако по его позе можно было догадаться, что он продолжает прислушиваться к разговору.

– Так, значит вы у нас дизайнер? – продолжил Андрей Владимирович. – Ну, расскажите о себе. Как вас зовут, какой у вас опыт работы, что умеете, чем увлекаетесь? – Андрей Владимирович старался вывести собеседницу на более доверительный разговор.

– Ах да. Зовут меня Александра Владимировна. – спохватилась гостья.

Антон хмыкнул. Андрей Владимирович опять постучал карандашом по столу.

– Можно просто Александра. – девушка совсем растерялась.

– Да вы не волнуйтесь так. Лучше расскажите, почему вы считаете, что можете быть полезны нашему агентству. Постарайтесь меня убедить, почему именно вас я должен взять на работу. Ведь вы же на работу пришли устраиваться?

– Да.

– Ну, – подбодрил девушку Андрей Владимирович.

– Я умею рисовать, – было видно, что девушка очень волнуется, но старается не показывать вида.

Видя ее старание выглядеть достойно, Андрей Владимирович проникся к ней невольной симпатией.

– Так. Рисовать. Замечательно, что еще?

– Я закончила архитектурную академию по специальности дизайнер.

Андрей Владимирович увидел, как дернулись плечи у Антона, а Юля удивленно обернулась и уставилась на гостью.

– Саша, это ваше первое собеседование? – Андрей Владимирович вопросительно посмотрел на девушку.

Та, молча, кивнула головой. Краска волнения, словно приливная волна, мгновенно залила ее лицо, а потом также внезапно отхлынула.

– Ну, ничего. Давайте поступим так, – Андрей Владимирович хотел дать посетительнице время, чтобы та пришла в себя, – вы говорите, что умеете рисовать. Верно?

– Умею, – довольно твердо ответила Александра.

– Ну, вот и замечательно. Тогда нарисуйте что-нибудь, а я тем временем переговорю со своим главным бухгалтером. А потом мы вместе оценим вашу работу. Вы согласны?

– А что рисовать?

– Да что хотите, только, чтобы это все-таки перекликалось с рекламой. Плакат что ли какой-нибудь.

– А бумага с карандашами у вас найдутся?

– Конечно. Юля, дай, пожалуйста, Александре лист Ватмана и карандаш, – Андрей Владимирович опять потянулся к телефонной трубке.

Из-за того, что стол у него был совсем маленький, телефон ему пришлось повесить прямо на стену. Выглядело это конечно не очень привычно, и порою озадачивало посетителей, но такая функциональность ему нравилась.

– Алло. Наталья Алексеевна, это я. Так что там у нас с отчетом? – и он углубился в мир бухгалтерских проводок с его дебетами и кредитами, нормами прибыли и прочими финансовыми показателями.

Александра, между тем, взяв у Юли, лист бумаги, расположилась за свободным столом, размышляя, чего же такого ей нарисовать, чтобы поразить этого довольно симпатичного директора в самое сердце. Обычно ей неплохо удавались портреты, но ведь тут было сказано, что надо нарисовать плакат.

– Наталья Алексеевна, – начиная раздражаться, говорил Андрей Владимирович. – Так у нас с вами не пойдет. Вы говорили – пару цифр, а тут весь отчет летит.

– А я говорю, что летит, – продолжал распаляться Андрей Владимирович. – У вас в каждой строке исправления. И у вас всегда запарка. Я понимаю, что вы одна, но это не значит, что вы должны давать мне неправильные цифры. Вы хоть раз можете что-то сделать с первого раза?

А он не такой пушистый, как мне показалось с первого раза, подумала Александра. Вон как разошелся. Того и гляди громы и молнии полетят. А что, это идея! И усевшись поудобнее, она быстрыми точными движениями начала набрасывать рисунок, поминутно поглядывая на негодующего директора.

– Извините, – обратилась она полушепотом к Юле. – У Вас стерочку нельзя позаимствовать?

– Конечно. – Юля также ответила полушепотом. – Только потом верните, она у меня любимая.

– Обязательно верну. – Саша улыбнулась.

– Так все-таки двадцать пять или пятьдесят два? – продолжал допрашивать своего главбуха Андрей Владимирович. – Ничего себе описочка, почти в два раза. – Он попытался найти на своем столе ластик, чтобы исправить цифру, но не смог.

Видя его безуспешные попытки, Саша протянула ему стирательную резинку.

– Спасибо, – сказал он ей с благодарностью, подтер цифры и броском вернул ластик в руки Саши.

Спустя некоторое время он уже сам обратился к ней и жестами опять попросил стирательную резинку. Так, в процессе работы они несколько раз перекидывались ластиком, чем вызвали неодобрительные взгляды и бурчание Антона. Наконец Саша закончила рисунок, положила его лицевой стороной на стол, чтобы прежде времени никого не отвлекать, и отдала стерку Юле.

Между тем Андрей Владимирович в очередной раз оторвался от бумаг и жестом попросил резинку у Саши. Та лишь развела руками. Андрей Владимирович вопросительно поднял голову, как бы спрашивая – А куда она делась? Саша, показывая пальцем на Юлю, шепотом, чтобы та не услышала, произнесла – Она её была.

– Кто Еёбыла? – искренне удивился Андрей Владимирович. – Юля Еёбыла?

– Нет, это не Юля Еёбыла, – смутилась Саша. – Это стерка её была.

– Стерка Еёбыла? – еще больше удивился Андрей Владимирович.

– Александра увидела, как беззвучно затряслись плечи у Антона, а Юля удивленно обернулась, желая понять в какой связи упоминалось ее имя.

– И стерка тоже не Еёбыла, – собравшись, выговорила Саша.

– Ага. Значит стерка не Еёбыла, – продолжал разбираться Андрей Владимирович. Увлеченный расспросами, он даже забыл о голосе в трубке.

– Нет, – подтвердила Саша.

– Так кто же тогда Еёбыла? – Андрей Владимирович лукаво посмотрел на гостью.

Послышался какой-то тихий протяжный звук – Ииии… Повернув голову, Александра увидела, что Антон уже лежит грудью на столе и тихо, стараясь себя не выдать, подвывает. Однако ему это достаточно плохо удавалось. Лицо его раскраснелось, пальцы судорожно цеплялись за край стола.

– Никто не Еёбыла, – взяв себя в руки, твердо ответила Саша, и размеренно, почти по слогам произнесла – Это стерка была её. Вот, – она была горда, что сумела так четко сформулировать свою мысль. И зачем-то добавила – А совсем не Юля Еёбыла, как вы сначала подумали.

Антон завыл в голос. Юля, не разобравшись в ситуации, но видя, что он своим поведением мешает Андрею Владимировичу общаться с посетительницей, потянула Антона за рукав, и когда тот поднял на нее мокрые от слез глаза, серьезно его спросила – Антон, ты почему воешь? Ты же всем мешаешь. Прекрати немедленно.

– Ааа, – только и сумел ответить Антон и стал сползать на пол.

Саша поспешно вскочила, чтобы тот не упал ей на ноги.

– Так все, достаточно. Давай выйди отсюда.

Саша метнулась к двери.

– Девушка, вы куда? – крикнул ей вдогонку Андрей Владимирович.

– Вы же сами сказали, чтобы я вышла, – останавливаясь, ответила Саша.

Антон на полу задергался в жутких конвульсиях.

– Да это я не вам, это я ему сказал, – с досадой оправдывался Андрей Владимирович, указывая на корчившегося в судорогах молодого человека. – Впрочем, действительно, оставьте нас на минутку, а то он похоже пока не транспортабелен. Вы там посидите пока в холле, а мы посовещаемся. Да поднимайся ты, наконец, – обратился он уже явно к Антону.

Закрывая дверь, Саша увидела, как Антон начал медленно подниматься с пола.

– Антон ты почему себя так ведешь? – начала воспитывать его Юля. – В рабочее время, да еще в присутствии посторонних это просто недопустимо, – она округлила карие, и без того большие глаза, показывая, как она возмущена его недостойным поведением.

Антон лишь махнул на нее рукой. – Отстань, Юля. Ты Еёбыла.

Александра закрыла дверь и присела в одно из двух кожаных кресел, стоявших возле стеклянного журнального столика.

– Что у вас там произошло? – спросила ее милая девушка, очевидно выполнявшая в этой конторе роль секретарши.

– Ничего. Это я на работу устраиваюсь.

– Ааа, – протянула секретарша, и углубилась в работу. А чуть спустя добавила – Я думала плохо кому.

– Это мне сейчас будет плохо, – отозвалась Саша.

– Да не бойтесь. У нас Андрей Владимирович добрый.

– Что-то мне не показалось, – ответила Александра, вспоминая, как он разговаривал с главным бухгалтером.

Они замолчали. Секретарша, так Саша успела определить функции девушки, бойко застучала по клавиатуре компьютера, изредка поглядывая на рукописный лист, с которого она перепечатывала текст, а Саша попыталась предугадать результаты собеседования, ужаснувшись, что по сути ничего про себя и не рассказала, хотя неоднократно тренировалась перед отцом, проговаривая заученные фразы.

Тем временем, Антон поднялся с пола и уселся на стуле.

– Ну как вам девушка? – Андрей Владимирович посмотрел на ребят.

– Она симпатичная, – сразу же откликнулась Юля. – И имеет специальность дизайнера.

– А еще она умеет рисовать, – в тон ей подхватил Антон, и широко улыбнулся.

– Да кончай уже хохмить, – Андрей Владимирович пристально посмотрел на Антона. – Так, все, успокаивайся уже. Кстати, а что она там нарисовала, передай-ка мне лист.

Антон обеими руками взялся за уголки листа, и поднял его, желая передать руководителю. При этом рисунок оказался прямо напротив его глаз.

– Вау! – вырвалось непроизвольно у Антона.

– Вау! – в тон ему подхватила Юля, смотрящая на рисунок из-за его плеча.

– Ну, что там? – Андрей Владимирович тоже хотел увидеть содержимое листа,

однако Антон явно не спешил передавать рисунок, желая рассмотреть его во всех подробностях.

– Клево! – после минутной паузы произнесла Юля.

– Да уж! – подтвердил Антон.

– Да вы достали уже своими восклицаниями! Дайте хоть мне-то посмотреть, – Андрей Владимирович нетерпеливо протянул руки к рисунку. Но вместо того, чтобы передать лист, Антон просто развернул его лицом к директору, чтобы тот мог с расстояния оценить результаты трудов художника.

На листе был изображен поясной портрет Андрея Владимировича в виде Зевса-громовержца. Причем это был не портрет в прямом понимании этого слова. В рисунке не было полутонов и полутеней. Все предметы были выписаны точными четкими линиями. Черты лица, хотя и несколько гротескные, но не гипертрофированные, были вполне узнаваемы. Но это был и не шарж. Это был именно стиль плаката, причем плаката военных – послевоенных времен. Такие Андрей Владимирович частенько встречал в стенах своего родного завода, как и большинство предприятий, выпускавшего помимо бытовой, еще и оборонную продукцию, где на входе в секретный цех висел плакат со строго вида девушкой, прижимавшей палец к крепко сомкнутым губам. А чтобы смотрящий все правильно понял, рисунок сопровождался лаконичной надписью: «БОЛТУН – НАХОДКА ДЛЯ ШПИОНА». Оценив общее впечатление, Андрей Владимирович принялся более внимательно разглядывать рисунок. Как мы уже говорили, он был изображен в образе Зевса. Его голову украшал лавровый венок. В левой руке он, подобно глашатому, зачитывающему царский указ, держал развернутый свиток пергамента, по верхнему, перегнувшемуся краю которого прочитывалось слово «БАЛАНС». Правой рукой он сжимал, видимо исполнявшую роль пера, маленькую молнию. Лицо его выражало негодование такой силы, что маленькая зигзагообразная молния даже прожгла насквозь пергамент, так, что с его оборотной стороны образовалась средних размеров дыра, а небольшие язычки пламени охватывали ее края. Левым плечом Андрей Владимирович придерживал телефонную трубку, а сам телефон парил за его плечом, поддерживаемый небольшими облачками. По всему нижнему краю листа шла крупная рубленая надпись: «НЕ ВЛЕЗАЙ – ОТЧЕТ!». А в правом нижнем углу видимо в пояснение было дописано уже обычным почерком «Вешать на дверь, чтобы сотрудники не беспокоили».

– Да-а, – протянул Андрей Владимирович, закончив рассматривать рисунок.

– Да-а, – как эхо отозвались Антон и Юля.

Андрей Владимирович, чуть подавшись вперед и беря рисунок из рук Антона, еще раз окинул его взглядом, отмечая целостность композиции и поразительную точность в мелочах. Положив рисунок на стол лицевой стороной вверх, он посмотрел на ребят и резюмировал,

– Думаю, что обсуждать тут особенно нечего. Нам такие люди нужны.

Ребята согласно закивали головами.

– Вот вам и готовый сотрудник в отдел наружной рекламы, – радостно воскликнул Антон.

– Нет, не сотрудник, – Андрей Владимирович отрицательно покачал головой.

Антон непонимающе уставился на своего руководителя.

– Сотрудница! – радостно догадалась Юля.

– И не сотрудница.

Теперь ребята уже вдвоем вопросительно смотрели на директора.

– Не сотрудник и не сотрудница, а начальник отдела наружной рекламы, вот кто к нам сейчас заходил.

И не дожидаясь ответной реакции, он кивнул Антону. – Ну, давай, зови ее, а то вдруг уйдет, пока мы тут думаем.

Антон стремглав бросился к двери, чуть не опрокинув по пути растерявшуюся Юлю, но прямо перед дверью остановился, и, изобразив величественное равнодушие, не спеша распахнул дверь, и словно церемониймейстер произнес – Александра Владимировна, зайдите.

Александра порывисто встала, взяла со стола сумочку, и, скрестив за спиной два пальца на счастье, вошла в распахнутую дверь.

– Ни пуха, – шепнула ей вслед милая девушка из приемной.

– К черту, также тихо ответила ей Саша.

Войдя в комнату, Саша первым делом увидела на столе свой рисунок. Андрей Владимирович поднялся ей навстречу и любезно предложил присесть, пододвигая свободный стул.

– Присаживайтесь, – казалось, Андрей Владимирович не знал с чего начать. Она была так молода, что он всерьез засомневался, справится ли она с теми обязанностями, которые он хотел на нее возложить. А может взять ее с испытательным сроком, а там время покажет?

– Можно я еще немного расскажу о себе? – неожиданно для всех и для себя самой произнесла Саша, воспользовавшись паузой.

– Что-то, кроме того, что вы рисуете и являетесь дипломированным дизайнером? – добродушно осведомился Андрей Владимирович.

– Да. Я хотела бы еще добавить, что увлекаюсь музыкой, туризмом, не имею вредных привычек, а еще я очень исполнительная, внимательная и не против работы в выходные дни. . . Если это нужно конечно для дела, – после небольшой паузы добавила она.

– Все?

– Вроде все.

– Замечательно. Но вы так и не сказали, кем же вы все-таки видите себя в нашей компании, почему я должен взять именно вас, а не Петю, или не Ваню с улицы? Андрей Владимирович обратил внимание, как Антон с Юлей на протяжении всего разговора, словно галчата с раскрытыми ртами, синхронно поворачивая головы, поочередно переводили свои взгляды вслед за говорящими. Со стороны это выглядело достаточно комично. Сейчас они смотрели на Александру, ожидая ее ответа.

– Я целеустремленная, и умею добиваться поставленной цели.

Антон с Юлей переварили ответ и перевели взгляды на своего руководителя.

– А чем все же хотите заниматься?

Ребята вновь перевели взгляды на гостью.

– Я бы с удовольствием занялась наружной рекламой, если, конечно, у вас в компании есть такое направление. Преподаватели в академии говорили, что у меня неплохо получается.

Антон с Юлей замерли, и теперь оба во все глаза глядели на своего босса. Он сделал некоторую паузу и размеренно произнес

– К моему глубокому сожалению в нашей компании пока нет такого направления, – Андрей Владимирович следил, как удивленно вытянулись лица его сотрудников. Затем, стараясь не усугублять положения, тем же размеренным тоном он продолжал – Потому что у нас пока нет сотрудника, который смог бы возглавить отдел наружной рекламы. Но если вы согласны взвалить на себя это бремя, я с удовольствием вам предложу должность начальника отдела.

Смысл сказанного не сразу дошел до Александры. Еще секунду назад она была готова разреветься от досады и стыда, а теперь слезы радости выступили на ее глазах.

– Ура-а! – завопили как ненормальные Антон и Юля.

– Тише, тише, ребята. Наша гостья еще не дала своего согласия, так что ваши восторги пока преждевременны. Три пары глаз уставились на Александру.

– Я согласна, – еле сдерживая счастливую улыбку, ответила Саша, и все дружно рассмеялись.

Поднялся веселый гвалт, где каждый спешил высказать свое отношение к происходящему. Наконец Андрей Владимирович, взиравший некоторое время на этот ералаш, перекрывая общий шум, произнес, – Всем спасибо за обсуждение, теперь каждый возвращается к своим делам, а мы с Александрой еще чуточку поговорим, если, конечно, никто не возражает.

Антон с Юлей занялись своими делами, или, по крайней мере, сделали вид, что занялись, а Андрей Владимирович попросил Сашу поближе подсесть к его столу, чтобы своим разговором не отвлекать и без того возбужденных молодых людей.

– Саша, вы только сильно не обольщайтесь, так как весь отдел наружной рекламы на сегодняшний день, включая и его начальника представлен в единственном лице. И это, Александра Владимировна, ваше лицо.

– Ну, это совсем не страшно. Ну и в конце концов ведь будет же, наверное, какое-то развитие? Да и сотрудники со временем появятся. Александра вопросительно посмотрела на Андрея Владимировича.

– Да, да, конечно. А пока можете себе в помощь брать ребят – Антона и Юлю.

– Спасибо, Саша оглянулась на ребят. Те на секунду подняли головы и кивнули ей в ответ в знак согласия.

Андрей Владимирович уловил этот жест. – Подслушивают, – добродушно шепнул он Александре. А потом, повысив голос, прикрикнул на ребят, – У нас что, работы нет? Студенты быстро опустили головы.

– Работы у нас действительно много. И это хорошо, Саша, что вы не против работать в выходные дни. Кстати, вы не возражаете, что я вас называю Сашей?

– Нет, пожалуйста.

– Давайте подумаем, с чего мы начнем? – Андрей Владимирович на секунду задумался, глядя на ее юное лицо, и опять засомневался. «Очень уж молода. Справится ли? Надо бы ее все-таки проверить. Мало ли, что она тут про себя наговорила, исполнительная и внимательная, а вдруг на самом деле…». И тут Андрея Владимировича осенило.

– А начнем мы, знаете с чего? Мы проверим, насколько вы действительно исполнительны, внимательны и трудолюбивы.

– Да я, собственно, не возражаю. Проверяйте, конечно.

– Вот и славно! – Андрей Владимирович внутренне потирал руки. Одним выстрелом он убьет двух зайцев. – Видите эти папки с документами? Он указал на заваленный стол. – Их все надо разобрать. Договоры с поставщиками в одну папку, с клиентами – в другую, бухгалтерские отчеты в третью, образцы рекламной продукции в четвертую…

– Можно ручку с листочком, я запишу.

– Да, да, конечно, Александр Владимирович вынул из стаканчика ручку и достал из верхнего ящика стола небольшой блокнот, являющийся одним из образчиков продукции их рекламного агентства. – Вот, возьмите.

Александра раскрыла блокнот, и принялась записывать. Получился список достаточно внушительных размеров.

– А если я найду что-нибудь, чего нет в этом списке? Александра посмотрела на теперь уже своего директора.

– Рассортируйте это по своему усмотрению, или лучше сложите в отдельную папку.

– Хорошо. Можно приступать? – Александра ухватилась за верхнюю папку.

– Да нет, что вы, не сейчас, Андрей Владимирович поспешно положил на папку обе руки, пытаясь сдержать внезапный рабочий порыв новой сотрудницы. – Давайте мы сначала уладим все формальности. Вы напишите заявление, принесете все необходимые документы, я напишу приказ о вашем приеме на работу…

– Все документы у меня с собой, – Александра пододвинула к себе и начала открывать сумочку.

– Очень оперативно, – поправляя вот-вот готовую рассыпаться гору папок, Андрей Владимирович улыбнулся. – Вы что же, всегда носите с собой все документы?

– Нет, не всегда, но я же на работу пришла устраиваться.

– А если бы я вас не принял?

– А я знала, что вам понравлюсь, – чуть смущенно ответила Александра и одарила Андрея Владимирович искренней обворожительной улыбкой.

– Да, мы же еще с вами не говорили об окладе, – спохватился он. – Столько на первых порах устроит? Он написал на рисунке карандашом несколько цифр.

– Да, вполне.

– Ну, тогда можно окончательно сказать, что мы договорились. Пишите заявление, я сразу подпишу, и отнесете его вместе со всеми документами нашему главному бухгалтеру. Ее зовут Наталья Алексеевна.

– Я в курсе. Вы же с ней по телефону разговаривали, – Александра указала на лежащий перед ними на столе рисунок.

– А, ну да, – Андрей Владимирович улыбнулся. – На самом деле я редко таким бываю, – он постучал по рисунку торцом карандаша. Было видно, что ему неудобно за свое недавнее поведение.

– Будем надеяться, – успокоила его Саша.

Когда все формальности были улажены: заявление написано и подписано, а документы скопированы и помещены в отдельную папку, Александра вернулась в кабинет директора.

– Я все. Так когда можно приступать?

– Молодец! Что у нас на календаре? Сегодня у нас Двадцать первое июня, пятница. Думаю, что до понедельника ничего страшного не произойдет. Пусть пока полежат, – он похлопал по груде папок. А в понедельник все и разложишь.

Александра с сомнением покосилась на гору папок.

– А сегодня мне что делать?

– Сегодня? Сегодня ничего. Можешь отдыхать.

– Так я могу идти?

– Да, конечно.

– Тогда до свидания.

– До завтра, машинально ответил Андрей Владимирович.

– До свидания, – проходя мимо ребят, попрощалась с ними Александра.

– Пока, – почти хором отозвались Антон и Юля, провожая ее глазами до двери.

Александра вышла в соседнюю комнату и прикрыла за собой дверь. Секретарша подняла взгляд от документов и посмотрела на выходящую от директора гостью.

– Ну как?

Александра показала ей большой палец. – Все ОК! Я буду у вас работать.

– Поздравляю! Я же говорила, что он не злой. Секретарша кивнула в сторону только что закрывшейся двери. – Кстати, меня Олей зовут.

– А меня Сашей, – представилась Александра. – А насчет директора? Поживем – увидим, – пожала она плечами.

Выйдя на залитую солнцем улицу, Александра испытала неимоверный душевный подъем. Тяжкий груз ответственности и переживаний от прошедшего собеседования упал с ее плеч и тяжелым мешком с глухим стуком ударился об асфальт за ее спиной. Тело ее сделалось легким и невесомым. Казалось, подпрыгни чуть-чуть выше, и оно улетит навстречу лазурным небесам и нестерпимо яркому солнцу. Ощущение это было настолько реальным, что Александра действительно слегка подпрыгнула, желая проверить, не взлетит ли она. Но ничего сверхъестественного не произошло. Тело послушно вернулось на землю. Тогда она подпрыгнула еще раз, на этот раз сильнее, да так и пошла, подпрыгивая и пританцовывая, по раскаленному жарким июньским солнцем тротуару. Потом раскинула руки и закружилась, при этом, чуть не сбив сумкой проезжающего мимо на велосипеде маленького мальчика. Еле увернувшийся малец остановился и, обернувшись, покрутил пальцем у виска.

– Ненормальная, – услышала она вслед, но не обиделась, а лишь рассмеялась.

– Прости мальчик, я счастлива.

– Совсем еще девчонка, – Андрей Владимирович стоял у окна с чашкой черного кофе и смотрел вслед удаляющейся, подпрыгивающей и кружащейся фигурке.

Глава II. Понедельник начинается с субботы

Вечером, сидя за кухонным столом своей обширной, доставшейся от бабушки, четырехкомнатной квартиры, Андрей Владимирович рассказывал жене о новой сотруднице.

– Представляешь, – повторял он уже во второй раз, используя в качестве вспомогательного средства вилку, и улыбался, вспоминая утреннюю историю, – Показывает на нашу Юлю и тихонько так мне шепчет, – «Она – Еёбыла». – Антон просто на пол сполз! – Не в силах сдержаться, он опять хмыкнул.

– Ну все, ешь уже, а то все остынет, – заволновалась жена, трогая его тарелку.

Еще раз хмыкнув, Андрей Владимирович немного успокоился, и с нежностью посмотрел на свою красавицу-жену.

– Катюша, а у тебя что новенького? – Вообще Катя работала учителем в школе, но в связи с рождением сына находилась сейчас в отпуске по уходу за ребенком.

– Да что новенького? С Юркой в поликлинику ходили; сделали нам прививку, посмотрели, сказали, что все нормально. Потом гуляли, потом стирали, потом гладили, потом ужин готовили… – Катя перечисляла все свои дела во множественном числе, так, как будто они их делали вместе с сыном. В общем, это было и правильно, так как полуторагодовалый сын Юрка, не отходил от нее ни на шаг, пытаясь помогать своей маме в меру своих сил и разумения. Вот и сейчас он сидел у нее на коленях, пытаясь ухватить со стола ложку и со всей силы треснуть ей по тарелке. Видя его потуги, Катя плотно придерживала сына за талию, не давая приблизиться к столу, а тот выворачивался всем телом, точно червяк, которого хотят насадить на крючок, и, кряхтя, пытался хотя бы уцепиться за край стола, чтобы уже потом схватить ложку.

– Труженики вы мои. – Андрей Владимирович с благодарностью посмотрел на жену и потрепал по голове сына, – Как я вас обоих люблю.

Вообще, общий ужин был их семейной традицией. Никогда, ни он, ни жена не садились ужинать в одиночку. А за ужином они рассказывали друг другу как прошел день; что новенького, и что интересного случилось на работе; делились своими проблемами, и давали друг другу советы; а в пятницу, еще строили планы на ближайшие выходные.

– Андрюша, ты завтра на работу пойдешь? – Катя отвлеклась от сына и подняла глаза на Андрея. С тех пор, как он перешел в рекламное агентство, у него практически не было свободных дней, и это немного нервировало Катю. Она уже не один раз упрекала мужа, – «Ну ты сам подумай», – говорила она ему, – «Зарплата та же, а мы тебя практически перестали видеть. Мало того, что вкалываешь по десять часов в день, да еще все выходные на работе». Он ее успокаивал, как мог, говоря, что это все временно, да и зарплата скоро будет больше. Она лишь махала в ответ рукой, и обреченно ворчала нарочито-трескучим голосом: «Ох уж мне эти сказочки…».

– Нет, завтра я хотел как следует выспаться, а потом делайте со мной что хотите. Вы что хотите со мной делать? – Он игриво обнял жену чуть пониже талии.

– Мы с тобой завтра в зоопарк хотим сходить, – Катя убрала руку Андрея.

– Ну-у, – протянул разочарованный муж, – Я так не играю.

– А мы играем, правда, Юрочка? – возразила Катя, обращаясь к сыну, и, вставая из-за стола, добавила, – Последний моет посуду.

Андрей Владимирович обреченно повесил голову.

Ложась, Андрей Владимирович отключил будильник и опустился на кровать с чувством предстоящего праздника. Пожалуй, впервые за последние два месяца он сможет позволить себе выспаться по-настоящему.

Звонок разносился по квартире непрерывной трелью. Сквозь сон, его звук воспринимался откуда-то издалека, будто высоко в выцветшем от летней жары небе, заливался неутомимый жаворонок. Поначалу Андрею Владимировичу и впрямь показалось, что это стайка неугомонных назойливых птиц затеяла свою обычную утреннюю перепалку. Он попытался закрыться подушкой.

– Да возьми ты, наконец, трубку, – Катя лягнула Андрея ногой. – Ну, иди же давай, а то Юрка проснется, – она попыталась спихнуть мужа на пол.

– Да дадут мне выспаться в этом доме? – в одних трусах Андрей Владимирович, покачиваясь со сна, поковылял к телефону, который стоял на тумбочке в коридоре.

– Алло. Да, это я. Да, я слушаю. Кто? А Мария Ивановна, доброе утро. Нет, уже не сплю. Так что у вас там случилось?

Звонила Мария Ивановна – по будним дням – уборщица и добровольный вахтер; добровольный, потому что за вахтера ей не доплачивали – это была ее собственная инициатива, а по выходным еще и сторож их рекламного агентства. Приехала в город она из деревни, где прожила большую часть своей нелегкой крестьянской жизни. Позвал из деревни сын, когда умер ее муж, под предлогом более легкой жизни в городе. Обещал, что будет ухаживать и помогать. Однако, продав за приличные деньги добротный сельский дом, и поселив мать в комнате на общей кухне, практически у нее не появлялся. Женщина она была властная, хозяйственная, гордая. На судьбу не жаловалась, гостей не привечала. Но, несмотря, а может быть как раз благодаря своему постоянномуодиночеству и замкнутому образу жизни, в конторе она была довольно шумной и своеобразно общительной. Похоже, что, не находя приложения для своей энергичной натуры дома, недостаток в общении она пыталась восполнить на работе, постоянно ворча на старых и гоняя молодых сотрудников. Вдобавок ко всему она иногда приходила на работу с Василием – черным огромным котом, который постоянно путался у нее в ногах, задирая подол ее длинного платья толстым, словно паровозная труб хвостом, из-за чего она скорее походила на бабу ягу, нежели на вахтера приличной фирмы. Андрей Владимирович сам до сих пор немного ее побаивался. Он на секунду убрал трубку от уха, прикрыл в коридор дверь, чтобы не беспокоить домашних, и вновь вернулся к разговору.

– Ну, я, значит, посмотрела в глазок-то, – продолжала между тем Мария Ивановна, заговорщицким голосом тайного агента, – Глядь, а она и стоит. – Очевидно, Андрей Владимирович успел пропустить начало истории. – Просится, выходит, чтобы ее пустили, ага. Жалобно так просится, а сама – хитрющая. Говорит, мол, работаю я тута. Ага, работает мол. Но меня-то на мякине не проведешь, – было слышно, как Мария Ивановна хихикнула в трубку, явно довольная своей проницательностью. – Отродясь у нас таких коромыслов тощих не работало, – сказала она достаточно громко для того, чтобы ее было слышно не только Андрею Владимировичу, но и «тощему коромыслу» за входной дверью. – Говорю, убиралась бы ты девонька подобру-поздорову, а то ведь сейчас директору позвоню. Со мной-то шутки плохи. А она и говорит, – «Звоните вашему директору». Ага, так и сказала, значит. А мне – што? Я и позвоню! Будет она мне указывать! – Мария Ивановна разошлась не на шутку.

– Тетя Маша, от меня-то вы что хотите? – Андрей Владимирович переминался с ноги на ногу. Тумбочка, на которой стоял телефон, была не очень высокой, а шнур от телефона до трубки – не очень длинным, так что Андрею Владимировичу приходилось стоять немного согнувшись, отчего спина в области поясницы начинала постепенно неметь.

– Ну, так просится же, – удивилась тетя Маша. – Пущать мне ее, али как?

– Кого пущать-то? Кто там к вам просится? – Андрей Владимирович присел на корточки.

– Я же говорю, работница ваша новая, – было слышно, как тетя Маша кому-то угрожающе выговаривала, – «Ты мне побузи уже тут»

– Зовут-то ее как?

– Зовут-то как? – переспросила Мария Ивановна. Возникла небольшая пауза. Было видно, что этот вопрос не приходил ей раньше в голову. Чувствовалось, что Мария Ивановна закрыла трубку рукой и с кем-то разговаривает. Наконец тот же слегка надтреснутый, но по-прежнему бодрый, как у строевого старшины, голос тети Маши, отчеканил, – Александра Владимировна Захарова, вона как зовут!

Андрей Владимирович мысленно улыбнулся.

– Мария Ивановна, а что она хочет?

– Работать, говорит, пришла, а все закрыто, – и тут же, забыв закрыть трубку, добавила громким голосом, обращаясь по-видимому через дверь к незваной гостье, – Так ведь суббота сегодня милочка, потому и закрыто.

– Мария Ивановна, – Андрей Владимирович обращался к сторожу таким тоном, будто желая задобрить суровую женщину, – Вы уж ее впустите, и дайте ей трубочку, пожалуйста, я сам с ней поговорю.

Послышалось невнятное ворчание, а затем щелчки отпираемого замка.

– Бери вон, сама с ним говори.

– Алло, Андрей Владимирович? Это Саша Захарова. Я вчера приходила к вам на работу устраиваться, – быстро проговорил молодой звонкий голос.

– Здравствуйте, Саша.

– Здравствуйте Андрей Владимирович. Я пришла, а меня не пускают.

– Саша, мы же с вами на понедельник договаривались, если не ошибаюсь?

– Вы сказали, что в понедельник все уже должно быть готово, а я за один день не успею все сложить, и к тому же вы сами же сказали, – «До завтра»

– В самом деле? – Андрей Владимирович почесал затылок, пытаясь восстановить в памяти вчерашний разговор. – Может это я по инерции сказал? – после некоторого раздумья предположил он.

– Но я все равно же за один день не успею, – голос на том конце линии дрожал, взывая к его состраданию.

– Ну хорошо, иди, поработай, только передай трубочку Марии Ивановне, я ее предупрежу. Алло, Мария Ивановна, вы уж пустите ее поработать. Я совсем забыл, что срочное дело ей поручил. Вы уж извините, что не предупредил, – и чтобы уже окончательно успокоить сварливую женщину, он более тихим и доверительным голосом, как бы предназначенным только для нее, добавил, – Вы там присмотрите за ней, а то человек все-таки новый. Ну вы меня понимаете? Если уж что не так – звоните.

– Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, все сделаю, как вы велите, – шифруясь, отозвалась находчивая тетя Маша. В трубке послышались короткие гудки.

Андрей Владимирович осторожно положил трубку на рычаг телефона, и, стараясь не шуметь, прошел на кухню. Попив прямо из графина холодной кипяченой воды, он взглянул на висевшие на стене часы. Стрелки показывали без четверти девять. Вздохнув о прерванном сне, Андрей Владимирович шмыгнул в спальню и нырнул под одеяло к лежащей лицом к стенке Катюше.

– Кто там названивал? Опять по работе? – Катя слегка разлепила ресницы и, повернув голову, одним строгим глазом посмотрела на Андрея.

– Спи, спи, все нормально, Андрей поцеловал ее в теплые, мягкие со сна губы.

– Ага, спи. Сначала разбудил весь дом, а потом спи, надула губки жена.

– Котенок, ну я же не нарочно, – Андрей Владимирович чмокнул жену в носик, и принял удобную позу, чтобы наконец-то воплотить свою мечту о полноценном сне.

Солнце поднялось уже высоко. Проникая в комнату через распахнутое окно, его подвижные лучи играли на полупрозрачной ткани, развевающихся под легким дуновением ветерка светлых штор; утопая, крались по пушистому бежевому ковру, весело взбирались на изголовье кровати, яркими всполохами бегали по закрытым глазам. Андрей Владимирович и спал, и не спал. Сладкая истома сковала все его тело. Солнце мешало, но ему было лень не то, чтобы сменить позу, но даже просто повернуть голову. Он уже был готов раствориться в этой неге, распасться на отдельные, не связанные между собой молекулы от всепроникающей лени, когда вдруг опять раздалась тревожная трель телефонного звонка. С трудом отгоняя от себя сон, он, не дожидаясь пинка жены, вскочил и бросился в коридор.

– Алло. Кто? – Андрей Владимирович с трудом разбирал слова, – Мария Ивановна? Да, я слушаю.

– Алло, это я, – явно боясь быть услышанной кем-то еще, полушепотом представилась сторож, – Я звоню, как вы велели. Это чего ж творится то?

– Что творится? – не понял Углов.

– Да ужас, что. Вы бы сами пришли, да посмотрели бы, что творится.

– Мария Ивановна, ну вы толком можете объяснить, что там у вас происходит? – Андрей Владимирович повысил голос, начиная раздражаться от этих глупых недомолвок.

– Садом и Гамор, вот что у нас происходит, торжественно возвестила Мария Ивановна. – Эта, ваша, которую вы впустить-то велели, она-то Садом и Гамор и устроила. Просто все вверх дном перевернула, Господи Иисусе.

– Мария Ивановна, мне обязательно приходить? Вы сами-то, что не в состоянии справиться? Вы же у нас второй директор, вас же все слушаются, – пытался договориться Андрей Владимирович.

– Была бы в стоянии, небось, не стала бы занятого человека отрывать в выходной-то день, – возразила тетя Маша. – Нет, вы уж сами приезжайте, полюбуйтеся. Все ведь вверх дном перевернула, никакого сладу с ей нету. Я уж ее и увещевала, и выгоняла, так не слушает ничего, окаянная, – причитала сторож.

– Ну хорошо, я приеду, – нехотя согласился Андрей Владимирович, – Но чуть попозже. А вы пока за ней последите, чтобы она еще больше не набедокурила.

– Нет, миленький, вот ты приезжай, да последи, а меня уж уволь, старую.

Настроение у Андрея Владимировича безвозвратно испортилось. – «Что я сейчас Кате скажу»? Возвратясь в спальню, он наткнулся на вопросительный взгляд уже проснувшейся жены.

– Ну? – тревожно-вопросительным тоном произнесла Катя.

– Ну что ну? – переспросил Андрей Владимирович, сделав виноватое лицо.

– Значит, накрылся наш зоопарк, – по тону мужа поняла Катя.

– Ну почему сразу накрылся? Сейчас быстренько на работу добегу, а к часу давай встретимся прямо у входа в зоопарк, – Андрей Владимирович попытался придать своей фразе как можно больше бодрости и оптимизма.

– И будем ходить с ребенком по самой жаре да? – по Катиному тону было понятно, что предложение не прошло. Она встала и начала застегивать на себе легкий короткий халатик.

– Ну давай ближе к вечеру сходим, когда жара спадет, – Андрей Владимирович старался найти хоть какое-то приемлемое решение.

– Ага, давай ночью еще пойдем, – Катя явно не собиралась идти на компромисс. – Там как раз сейчас отличная коллекция светлячков, – сострила она.

– Катюша, ну хватит, что ли тебе, – Андрей Владимирович попытался обнять жену.

– Нет, Андрюша, не хватит, – Катя вырвалась из его объятий. – Ты вчера нам с Юрой обещал сходить в зоопарк, и я хочу, чтобы мой муж держал свое слово, – теперь она стояла неприступная, словно снежная королева, и замораживающим взглядом смотрела на Андрея.

– Ну ты можешь понять, что в конце концов это моя работа, – Андрей Владимирович начал распаляться. – Что это срочно – ты можешь понять? – он начал нервно собирать по стульям и вешалкам свою одежду.

– А ты можешь понять, что, в конце концов, мы твоя семья? – со слезами в голосе парировала Катя. – Ты можешь понять, что мы тебя любим и хотим быть с тобой, – слезы потекли из ее карих глаз.

– Ну, что ты мой котенок, – сразу остывая, Андрей Владимирович обнял жену. На этот раз она не отстранилась, а лишь наоборот прижалась к его груди, словно ища защиты и утешения. Он гладил ее по волосам, потом поднял за подбородок ее аккуратно подстриженную головку, и поцеловал в заплаканные глаза, – Я же тебя люблю.

– Правда любишь? – Катюша начинала помаленьку успокаиваться.

– Правда, правда, – продолжая целовать жену, прошептал Андрей Владимирович.

– Ну тогда ладно, – чуть всхлипывая произнесла Катя, – Иди уж на свою работу.

– Ты на меня не обидишься?

– Не обижусь. Я вот в сентябре тоже на работу выйду, тогда посмотрим, кто на кого обижаться будет. Ну ладно, иди быстрей, а то передумаю. И чтобы к часу был дома. Пообедаем, а потом пойдем в зоопарк.

Придя на работу, Андрей Владимирович застал Марию Ивановну стоящей у дверей его кабинета в позе фотографа, рассматривающего фотомодель на матовом стекле своей старинной камеры. Согнув спину и припав глазом к замочной скважине, широко расставленными руками она опиралась на дверь и часть стены. Увидев краем глаза вошедшего в холл Андрея Владимировича, она оторвалась от своего занятия, и, указывая на дверь скрюченным пальцем, доложила

– Заперлася, вот ведь заноза. Хотела я ее урезонить, так она вытолкнула меня и заперлася.

Андрей Владимирович, не теряя времени на расспросы тети Маши, подошел к двери и настойчиво постучал.

– Стучите сколько угодно, – услышал он из-за двери Сашин голос, – Все равно, пока все не доделаю, не открою.

– Саша, откройте, это я.

– Андрей Владимирович? Я сейчас.

Послышалось легкое скользящее шуршание бумажного дождя, завершившееся громовым раскатом упавших папок. – Ой, – донесся до ожидавших под дверью, испуганный голос.

– Саша, что у вас там?

– Ничего, ничего, уже открываю, – в двери повернулся ключ. Дверь открылась, и на пороге возникла Саша в синей коротенькой юбочке и голубой с короткими рукавами футболке. Вид у нее был самый, что ни на есть рабочий. В руке она держала тетрадь, сплошь испещренную пометками, а за ухом, словно индейское перо торчал карандаш.

– Батюшки святы, вы только полюбуйтесь, какой она тут шалман устроила. Мне же за выходные все это не вывезти, – запричитала Мария Ивановна, заглядывая через порог кабинета.

– Не волнуйтесь, Мария Ивановна, – наставительно успокаивающе произнесла Саша, – Ничего вам вывозить не придется. Вот я закончу папки разбирать, и сама весь мусор вынесу, и пыль протру, и полы вымою.

Мария Ивановна только недоверчиво покачала головой.

Андрей Владимирович, отстранив сторожа, вошел в комнату, и, закрывая за собой дверь, шепнул ошарашенной от такого беспорядка Марии Ивановне, оставляя ее в холле – Не волнуйтесь, мы сейчас во всем разберемся, – он плотно прикрыл дверь и обернулся.

Прямо посередине комнаты, на полу бумажным Эверестом громоздились папки, еще вчера захламлявшие его рабочий стол и часть шкафов. Некоторые из них были наполнены бумагами, некоторые были пусты. Вокруг этого Эвереста сплошным снежным покрывалом рассыпались отдельные бумажные листы. Не дожидаясь реакции директора на увиденное, Александра, как ни в чем не бывало, уселась прямо на пол посреди этого хаоса, подогнула под себя ноги, и, нагнувшись, достала очередную бумажку из огромной кучи. Повертев ее в руках, она, повернувшись, отложила ее за спину сзади себя в одну из нескольких небольших аккуратных стопок, которые Андрей Владимирович поначалу не заметил, и, вынув карандаш из-за уха, что-то чиркнула у себя в блокноте. Затем, вернув карандаш на место, она взяла вторую бумажку и процесс повторился.

– Ну и как это понимать? – Андрей Владимирович обвел руками комнату.

– Что? – Александра подняла на него затуманенные работой глаза. – Ах это? – она указала на кучу бумаг, – Работаем.

– А на столе это нельзя было сделать? Надо обязательно на полу, – осведомился Андрей Владимирович.

– Можно, просто ответила Саша, – Но, было бы дольше. На полу – удобнее. А так все равно же никого нет, – она с удивлением посмотрела на директора, явно не понимая, чего он от нее хочет.

– Ну, будем надеяться, что к тому моменту, когда все придут, этого ничего уже не будет? – Андрей Владимирович обвел взглядом россыпи документов.

– Да, да, конечно.

– Ну хорошо. Будем считать, что инспекционная миссия выполнена, работа движется в нужном направлении, есть отдельные недостатки, но к понедельнику тут будет идеальный порядок, – он вопросительно посмотрел на Александру, и та, продолжая заниматься бумагами, кивнула ему в ответ, – И, если у тебя нет вопросов, я могу продолжить свой отдых, – резюмировал Андрей Владимирович.

– Ага. Конечно идите, – но вдруг что-то вспомнив, Александра повернулась к уже разложенным стопкам, и извлекла из-под одной из них небольшую зеленую тетрадь. – Андрей Владимирович, это, наверное, ваше личное?

– Что это? – Андрей Владимирович протянул руку.

– Стихи.

– Стихи? – Углов взял из Сашиных рук тетрадь. Это была небольшая тетрадь в жесткой картонной обложке зеленого цвета. Обложка имела фактуру крокодиловой кожи, и от этого тетрадь больше походила не на тетрадь, а на старинную колдовскую книгу. Открыв ее, он обнаружил внутри современный пружинный переплет, состоящий из четырех стальных колечек, в которые были вставлены отдельные, разлинованные темно-зеленой клеткой, листы. – Действительно стихи, – Андрей Владимирович не спеша перелистал страницы, испещренные ровным, бегущим, явно мужским, почерком. Некоторые странички были пусты, словно еще ожидали своей очереди, чтобы впитать в себя пока, наверное, не пережитые чувства и переживания. – Но почему ты решила, что это мои стихи?

– А я не говорила, что это ваши стихи, смущенно ответила Александра. – Я говорила, что тетрадь, наверное, ваша. Хотя стихи, похоже, действительно принадлежат владельцу тетради.

– Да? Почему ты так думаешь? Интересуешься поэзией? – Андрей Владимирович прочитал про себя несколько строк первого попавшегося на глаза стихотворения. Строки были такие грустные, такие нежные, напоенные такими светлыми чувствами, и таким душевным откровением, что ему стало неудобно, что Александра подумала, будто это его стихи. – А ты знаешь, у моей мамы была похожая тетрадь. Даже не тетрадь, а скорее большой блокнот. Да я думаю, что у каждой девочки были такие. Она переписывала туда только те стихи, которые ее когда-то тронули. И стихи там были самые разные. Грустные и веселые, но, в основном, о любви. – Он замолчал, вспоминая, как иногда втайне от нее открывал и перелистывал желтоватые ломкие страницы, находя между ними то засушенный розовый лепесток, то аккуратно сохраненную записку, то старый карманный календарик. И вроде бы обычная бумага, а возникало такое чувство, будто прикасаешься к чему-то очень, очень дорогому, даже святому. Будто проживаешь чужую жизнь. И от этого становилось немного неудобно и стыдно.

– У вас мама жива? – после небольшой паузы осторожно спросила Александра, смотря на своего директора участливыми широко раскрытыми глазами.

– Жива. Только живет теперь далеко, – Андрей Владимирович вздохнул, закрыл тетрадь и нежно провел ладонью по ее обложке. – Надо же, как навеяло, – он виновато посмотрел на свою сотрудницу. И, словно желая отогнать от себя нахлынувшие воспоминания, закончил уже совсем другим тоном, – Вот я и думаю, может это кто-нибудь собрал для себя эти стихи.

– Нет, это не переписывалось, – возразила Александра. – Это писалось от сердца и сразу на бумагу.

– Почему ты так думаешь?

– А вот смотрите, – Александра поднялась с пола и подошла к директору. Взяв из его рук тетрадь, она пролистала несколько страниц, и остановилась на одном из стихотворений. – Вот тут.

– Что? – ничего не увидел Андрей Владимирович.

– Вы на просвет посмотрите, – посоветовала Александра.

Подняв тетрадь на уровень глаз, Андрей Владимирович посмотрел отдельный листок на фоне окна. И сразу стало ясно видно, что некоторые строчки, а иногда только последние слова в них были написаны поверх аккуратно замазанных старых.

– Может описался, – предположил Андрей Владимирович.

– Не описался, – возразила Саша. – Рифму подбирал. Если внимательно посмотреть, можно даже разобрать старые слова. Наверное, сначала писал, как чувствовал, а потом перечитал, и что-то не понравилось.

– Ты прямо Шерлок Холмс, – удивился Андрей Владимирович такой проницательности молодой сотрудницы. – Ну и что мы будем делать с этой тетрадью?

– Так значит она не ваша?

– Нет, не моя. Может быть старого директора, предположил Андрей Владимирович.

– Может быть, – согласилась Александра.

– Ну, так что, выбрасываем? – Андрей Владимирович вертел в руках тетрадь, не зная, что с ней делать.

– Вы что? Стихи нельзя выбрасывать.

– Почему?

– Стихи не приходят просто так. Если они были написаны, значит, они очень были кому-то нужны. А может еще и будут, – Александра с упреком посмотрела на своего руководителя. К тому же они очень хорошие.

– Знаешь, – Андрею Владимировичу сделалось неудобно от своего предыдущего предложения. – Давай тогда сохраним эту тетрадь. И будем иногда ее перечитывать.

– Только не при всех, предупредила Александра. – Это очень личные стихи.

– Хорошо, – согласился Андрей Владимирович. Будем читать поодиночке, или вдвоем, когда будет настроение и свободное время. Пусть это будет наша маленькая тайна. Хорошо?

Александра согласно кивнула головой. Андрей Владимирович взялся за ручку двери, намереваясь выйти.

– Счастливых вам выходных, – окликнула его Александра.

– А тебе плодотворной работы, улыбнулся в ответ Углов. – Марию Ивановну я предупрежу, чтобы она тебя завтра пустила, – и, осторожно закрыв за собой дверь, вышел в холл.

Глава III. Первый клиент

Выходные прошли быстро. В субботу после обеда Андрей Владимирович с женой и сыном все-таки сумели попасть в зоопарк, потом посидели в летнем открытом кафе, пили кофе и ели мороженое. А в воскресенье, наконец, сбылась его давняя мечта – как следует выспаться. Он провалялся в кровати почти до обеда, получая неизъяснимое удовольствие от одной только мысли, что никуда не надо спешить. После обеда все вместе они поехали купаться на речку, а вечером устроили себе праздничный ужин с разными вкусностями, вином и фруктами. Можно было сказать, что выходные удались, и все прежние обиды по поводу субботнего утра были забыты.

На работу он пришел рано, и сразу столкнулся нос к носу с Марией Ивановной.

– Здравствуйте Андрей Владимирович, – громко поприветствовала его сторож.

– Доброе утро, – он уже собирался пройти мимо, но тетя Маша дернула его за рукав, заставив остановиться.

– А эта, ну новенькая – ничего. Работящая, – доложила она, понизив голос. При этом она продолжала тянуть его за рукав вниз, заставляя нагнуться и стараясь говорить прямо в ухо.

– Ну так ведь кого попало не берем, – бодро по-строевому ответил Андрей Владимирович. И вспомнив субботнее высказывание сторожа, не преминул урезонить пожилую женщину. – А вы сразу – «коромысло тощее». А что это вы шепотом разговариваете? – внезапно осознал он.

– Так ведь тута она, – Мария Ивановна осторожно указала пальцем на дверь.

– Так рано, – удивился Андрей Владимирович.

– Восьми не было, как пришла.

– Вот видите, какие у нас кадры, а вы все ругаетесь.

– Да бес попутал, – оправдывалась тетя Маша, а потом добавила, – Но, заноза!

Андрей Владимирович распахнул дверь кабинета.

– Доброе утро, – услышал он бодрый Сашин голос.

– Доброе утро.

– Как выходные?

– Спасибо, хорошо.

– Чем занимались? – продолжала допытываться, видимо не удовлетворенная ответом, Саша.

– В зоопарк ходили, на зверей смотрели, – весело ответил Андрей Владимирович. И незаметно для себя, готовясь к началу рабочего дня, включая компьютер, выкладывая из портфеля принесенные из дома документы и сортируя бумаги на рабочем столе, он во всех подробностях рассказал Саше, как провел выходные. При этом это было настолько необременительно, легко, и даже приятно, как будто он общался с давно знакомым близким человеком, а не с новой сотрудницей, которую видел до этого всего два раза. – А как ты? – спросил он ее в ответ. – Чем занималась?

– Так я все выходные тут. Сначала папки разбирала, потом убиралась, – удивилась Александра.

– Ах, да, извини. Совсем забыл, – смутился Андрей Владимирович. – Это же я тебя нагрузил.

– Зато посмотрите, как получилось, – Александра гордо провела рукой по ровным рядам папок, заполнившим шкаф. Андрей Владимирович обратил внимание, что папки были сгруппированы по цветам, и кроме того, каждая папка была подписана. – Все документы рассортированы по группам и годам, с видом учительницы пояснила Саша. – В черных папках – договоры с нашими поставщиками, в синих – с клиентами. Вот в этих папках – образцы рекламной продукции. В общем, сами все посмотрите. В каждой папке есть список хранящихся в ней документов. А вот список всех папок, – Александра подала Андрею Владимировичу отпечатанный лист.

– Да ты когда же все успела? – удивился Андрей Владимирович.

– Старалась, – просто ответила Саша.

По мере того, как стрелки часов приближались к девяти, начали подтягиваться и остальные сотрудники. Без десяти минут пришла Юля, и поздоровавшись, устроилась за своим столом. Без двух минут влетел запыхавшийся Антон, и, бросив барсетку на стол, плюхнулся в свое кресло. Рабочий день начался. Андрей Владимирович вводил Александру в курс дела, знакомил с остальными сотрудниками, объяснял должностные обязанности, помогал оборудовать рабочее место, притащив из другой комнаты свободный компьютер. Когда практически все было расставлено по своим местам, включено, настроено и протерто влажной тряпочкой, дверь слегка отворилась и в образовавшемся проеме показалась голова секретарши. Ольга обвела комнату взглядом и остановилась на Андрее Владимировиче.

– Андрей Владимирович, мы наружкой занимаемся, или пока нет? – спросила она скороговоркой.

– Занимаемся, занимаемся.

– Там к вам клиент. Пригласить?

– Давайте.

Голова секретарши исчезла, дверь распахнулась шире, и на пороге появился молодой, лет двадцати пяти, парень спортивного телосложения, в синих джинсах, и черной с короткими рукавами футболке, поверх которой на массивной золотой цепи висел внушительных размеров крест. На безымянном пальце правой руки красовалась не менее внушительная золотая печатка.

– Кто у вас тут щитами занимается, не поздоровавшись, обратился он сразу ко всем присутствующим.

Возникла некоторая пауза. Все рассматривали вошедшего, который в свою очередь поочередно обводил взглядом каждого из сотрудников. Первой среагировала как ни странно Юля.

– Отдел наружной рекламы у нас возглавляет Александра Владимировна, – она указала на Сашу. Гость подошел к столу новоиспеченного начальника, не найдя свободного стула, взял первый попавшийся, и перевернув его спинкой вперед уселся на него верхом, положив руки на спинку. Не обращая больше внимания на других сотрудников, как будто их и не было в комнате, он обратился напрямую к Саше.

– Так, короче, мне нужна реклама на щите. Сможете? – своим нарочито развязным поведением и пренебрежительным тоном гость явно хотел показать свое превосходство. Показать, что он – купец, а все остальные – жалкие прислужники, нужные лишь для того, чтобы удовлетворять малейшую его прихоть.

Изначально Андрей Владимирович хотел сам переговорить с клиентом, показать Саше на своем примере, как нужно разговаривать, что спрашивать, как вывести клиента на принятие правильного решения. Но видя такое развитее событий он решил до поры не вмешиваться. «Да, интересно, как она выпутается? Клиент-то непростой, весь на распальцовке, видимо имеющий по каждому вопросу свое готовое мнение и суждение. Такому доказать что-то новое, а тем более в чем-то переубедить – почти нереально. Но, если получится, он будет столь же яростно отстаивать перед другими это новое мнение как свое собственное, используя те же доказательства, которые убедили и его».

– Здравствуйте, меня зовут Александра Владимировна Захарова. Я начальник отдела наружной рекламы. И все, что касается вывесок, световых коробов, рекламных щитов, перетяжек, крышных конструкций, видеоэкранов, призматронов, скроллеров, указателей, штендеров, а также оформления витрин и фасадов, это мои вопросы, – не ответив на его вопрос, начала Саша. – А вас зовут?

– Меня зовут Сергей, – молодой человек был явно ошарашен таким напором и количеством информации и вынужденный быстро ответить на вопрос слегка выпал из своего купеческого имиджа.

– Очень приятно, Сергей. Вы представляете какую-нибудь фирму, или действуете от своего собственного имени? – своим деловым настроем и скоростью вопросов Александра не давала возможности гостю опомниться.

– У меня станция тех. обслуживания.

– Автомобилей? – уточнила Александра.

– Да.

– Очень хорошо. Так вы хотите заказать у нас билборд? – в ответ она лишь увидела непонимающие глаза гостя. – Ну, рекламный щит, – перевела она специально для него.

– Ну да, – подтвердил окончательно потерявший имидж купец.

«Лихо она его» Андрей Владимирович остался доволен началом разговора и занялся своими делами, лишь вполуха следя за происходящим. Дальше пошли сугубо производственные вопросы: о месте нахождения объекта, предполагаемом месте расположения щита или может двух щитов, сроках изготовления и т. п. В ход пошла карта города, на которой увлекшийся молодой человек пытался указать место расположения своей станции и подъездные пути. Затем Андрей Владимирович обратил внимание, что помимо щита речь зашла о дополнительном указателе и о вывеске на самой станции. Он только хмыкнул, и окончательно отвлекся от разговора, полностью доверившись Александре Владимировне, как ее представила Юля. Вернуться к разговору его заставили нарастающие голоса спорщиков и громкое восклицание потенциального клиента. А в том, что из разряда потенциальных он довольно быстро перейдет в разряд реальных, Андрей Владимирович уже не сомневался.

– Но почему? – раскрасневшийся Сергей в упор смотрел на Александру.

– Потому, – спокойно ответила Саша. – Я вам уже все объяснила. В таком виде печатать информацию мы не будем.

– Вы что думаете, других агентств в городе нет? – клиент опять начинал включать распальцовку.

– Есть

– Думаете они не напечатают, как я хочу?

– Да нет, почему же. Напечатают, – Александра начала складывать карту.

– Тогда что?

– Да ничего, – она аккуратно сложила карту, и начала собирать со стола разложенные в процессе разговора рекламные материалы.

– Что ничего, – не понял гость.

– Ничего вы с этого не поимеете, – Саша убрала стол, на котором теперь царил идеальный порядок. – Деньги заплатите, а клиентов у вас больше не станет.

– Почему?

– Слушайте, я вам уже все объяснила. Если вам нужно время подумать – идите, подумайте. Проехайтесь по городу, посмотрите на щиты. Потом, когда будете готовы, приезжайте, и продолжим наш разговор, –Александра протянула гостю принесенный им лист бумаги.

– Ну ладно, найдем и другую контору, – вызывающе сказал Сергей, вчетверо складывая лист и засовывая его в карман джинсов.

– До свидания, – вежливо ответила Саша.

Дверь хлопнула и в комнате повисла тишина. Ребята повернулись и теперь три пары глаз смотрели на Сашу.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – удивленно произнес Андрей Владимирович. – Я тут немного отвлекся. Вроде же нормально все начиналось, так что случилось-то в конце?

Саша молчала. Внешне она выглядела спокойно, но Андрей Владимирович вдруг почувствовал, что она вот-вот готова расплакаться.

– Да козел он, – вместо Саши ответила Юля. – Деловуша. Да пусть идет куда хочет, – и, обращаясь уже к Саше, добавила – Да плюнь ты на него.

– Давайте плеваться на клиентов все-таки не будем, – Андрей Владимирович укоризненно поглядел на Юлю. – Так что все-таки случилось? – повторил он свой вопрос.

– Да он на щите захотел весь свой прайс распечатать, – с возмущением ответила Саша.

– И?

– Что и? – не поняла она.

– И в чем проблема, – конкретизировал вопрос Андрей Владимирович.

– Вы может не поняли, – Александра старалась говорить спокойно, хотя внутри у нее все кипело. – ВЕСЬ прайс! Со всеми его операциями, ценами…

– И что? – повторил вопрос директор. – Мы не можем напечатать этот прайс?

– Нет, не можем.

– Почему?

– Андрей Владимирович, вы же знаете почему. Потому, что это бестолково. Все эти операции займут строчек сорок, так что издалека никто ничего не увидит, а увидит, так не будет у него времени разбираться что там и почем. Это же на водителей рассчитано. Им же рулить надо, а не рекламу разглядывать. У них на все – про все одна – две секунды. Не больше. Ну а потом через два месяца цены изменятся, так что толку их на щит вывешивать.

– Ну это уже проблемы клиента, а мы-то почему не могли этот прайс распечатать?

– Потому что его другие люди увидят. А увидят, и удивятся, кто это такое наделал. Запомнят, и не придут к нам рекламу заказывать.

– А это ты значит с точки зрения глобальной стратегии клиенту отказала?

– Ну, я об этом не думала… во всяком случае – такими словами, – призналась Александра. – Только вот если вы в магазине испорченный продукт купили, у вас же сразу об этом магазине плохое мнение складывается, даже если остальные продукты свежие?

– Наверное, – подумав, согласился Андрей Владимирович. – Но откуда я знаю, что остальные продукты свежие? Может они тоже плохие.

– В том то и дело, – вздохнула Саша. – Откуда люди узнают, что это не мы, а клиент у нас такой ненормальный попался, а другие продукты у нас высшего качества? – она грустно посмотрела на директора.

– Ну не переживай, – решил он успокоить Сашу. – Ушел, ну и туда ему и дорога.

– А я и не переживаю, – повеселев ответила Александра. – И совсем он не ушел. Покатается по городу, посмотрит на другие щиты и вернется. Никуда не денется.

– Уверена?

– Нет, – подумав, честно ответила Александра.

И Андрей Владимирович, и ребята, до этого молча слушавшие разговор, и сама Александра весело рассмеялись, снимая скопившееся напряжение.

Прошло часа два, в течение которых Андрей Владимирович осваивался с новой схемой систематизации документов, предложенной Александрой, а именно, просматривал содержимое каждой папки, чтобы удостовериться в правильности и качестве выполненной работы; Александра штудировала толстый городской справочник, пытаясь найти в нем потенциальных клиентов; а Антон и Юля выполняли ранее порученную им работу, сидя за компьютерами, постоянно перемигиваясь и перешептываясь. В комнате стояла более или менее деловая тишина, прерываемая лишь мягким шелестом страниц и иногда сдерживаемыми смешками ребят, которые и среди работы находили поводы для веселья. Внезапно в дверь постучали, и на пороге возник утренний гость. Глаза всех присутствующих на секунду поднялись на вошедшего, а затем каждый демонстративно углубился в свою работу.

– Здравствуйте, поздоровался вошедший.

Четыре пары глаз еще раз поднялись на гостя.

– Добрый день, Сергей, за всех ответила Саша. – Проходите, садитесь.

Сергей прошел, и сел не предложенный Сашей стул. Андрей Владимирович, и, кажется не он один, обратил внимание, что посетитель сел на стул нормально, а не как с утра – по-кавалерийски. Да и держался Сергей хотя по-прежнему уверенно, но разговаривал теперь на равных. Не свысока.

– Я тут подумал, – растягивая слова, произнес гость, видимо не совсем представляя с чего начать.

– Значит вы согласны с моим предложением? – помогла ему Александра.

– Ну, в общем, да.

– Тогда давайте продолжим…

В течение последующего часа были обговорены основные условия договора, а сам договор передан для распечатки секретарю. Клиент просто рвался в бой, предлагая немедленно выехать на место и посмотреть места для щитов и указателя. Андрей Владимирович так и думал, что Александра сейчас поедет осматривать объект, но вместо этого она неожиданно произнесла.

– К сожалению, сегодня я не смогу с вами доехать. У меня еще клиенты, – она показала на листок с внушительным списком организаций, только что выписанных из информационного справочника.

– А когда? – опечалился молодой человек.

Александра взяла со стола ежедневник. Как-бы скрывая служебную информацию от посетителя, она держала ежедневник так, что Сергей не мог видеть его содержимого, в то время, как сидящий за Сашиной спиной Андрей Владимирович мог видеть, что страницы блокнота девственно чисты.

– Так, есть время на завтра. В девять или в одиннадцать. Вам когда удобно?

– Давайте в девять, – тут же ответил Сергей.

– Хорошо, – ответила Александра, помечая ручкой пустую строку. – Только, пожалуйста, без опозданий, у меня потом еще встречи.

– Ладно, ладно, – заулыбался Сергей. – Завтра в девять я у вас.

И со всеми попрощавшись, он покинул помещение.

Как и после первого его ухода в комнате опять повисла тишина.

– Ну вы даете, – протянула Юля

– Юля, мы же с тобой на Ты, – удивилась Саша.

– Вы… ты… так с ним разговаривала! – Юля показала большой палец.

– Это она от уважения на Вы перешла, – съехидничал Антон. – А вообще ты молодец.

– Андрей Владимирович, правда же она молодец? – обратилась Юля к директору.

– Молодец, молодец, – поддержал ребят Андрей Владимирович. – И самое главное, вы обратили внимание, сколько она уже клиентов набрала? Что у нее даже сегодня времени не было его станцию злосчастную посмотреть.

– Клиент должен понимать, что его ценят, но он не один, – возразила Александра.

– А я ничего и не говорю, – отшутился Андрей Владимирович. – Я лишь хотел бы посмотреть на тех клиентов, из-за которых ты отказала бедному молодому человеку.

– Ну, во-первых, он совсем не бедный, – парировала Саша. – А во-вторых, придет время – увидите.

– Не сомневаюсь, – Андрей Владимирович улыбнулся. – А пока предлагаю обмыть нашего первого клиента отдела наружной рекламы. Вы как не возражаете? Тогда с меня шампанское и торт. Но, только перед концом работы.

– А испытание я выдержала?

Андрей Владимирович недоуменно посмотрел на Сашу.

– Папки я правильно разобрала? На работу вы меня берете в качестве начальника отдела?

– Да о чем ты говоришь! Все просто замечательно. Да если бы даже и не разобрала, то после сегодняшнего разговора с клиентом я бы все равно тебя взял.

– Тогда с меня тоже бутылка шампанского, – улыбнулась Саша. – За прописку.

Глава IV. Мы растем

Снег падал всю ночь. Тихо и долго. Он неслышно накрыл Землю белым саваном, за которым скрылись скверы и улицы большого города. И лишь ближайшие дома, вместе со стоящими перед ними деревьями, освещаемые мутным фонарным светом, оставались еще видимыми сквозь полупрозрачную снежную кисею. Звуки стали тише и глуше, будто город заговорил шепотом, боясь спугнуть пришедшую сказку, а снег продолжал колдовать, превращая припаркованные во дворе машины в огромные снежные сугробы, расстилая на грязно-серых асфальтовых дорожках пушистые белые ковры, закутывая черные продрогшие деревья в теплое снежное одеяло. И когда наступило утро, и город с трудом разлепил свои заспанные глаза, он не узнал себя. Все цвета, кроме белого исчезли; знакомые предметы изменили свои очертания, сменив жесткую угловатость форм на плавную мягкость изгибов. И теперь стоящие в скверах деревянные лавочки, превратились в роскошные диваны, а бюсты бородатых вождей перед входом в университет напоминали Углову завернутые в вату новогодние елочные фигурки Дедов Морозов.

Андрей Владимирович, не уставая любоваться свершившимися за ночь переменами, и с удовольствием, нарочито-громко, скрипя свежевыпавшим снегом, шел на работу в приподнятом настроении. И для этого были причины. Во-первых, был последний по-настоящему рабочий день декабря, а это значит, что в их конторе сегодня состоится корпоративное мероприятие в честь наступающего нового года, а если говорить проще – маленький междусобойчик, но со всеми обязательными атрибутами: официальной частью, на которой он должен подвести итоги прошедшего года, банкетом, и, возможно, даже танцами. Во-вторых, итоги года действительно впечатляли, что не могло не радовать. За то небольшое время, которое он работал в компании, выручка удвоилась, штат, правда незначительно, но, вырос, а имя их небольшого рекламного агентства стало довольно известно в самых широких деловых кругах города. В-третьих, кипельно-белый, только что выпавший снег, наконец, создал у него предновогоднее ощущение наступающего праздника, которого он так долго ждал.

Взойдя на небольшое крылечко теперь уже ставшего близким рекламного агентства, Андрей Владимирович сбил с ног снег, постучав поочередно носком одного ботинка по пятке другого, и, потянув на себя дверь, вошел внутрь. На него сразу пахнуло теплом обжитого помещения, смешанным с влажным, смолистым запахом, установленной вчера вечером, и оттаявшей за ночь сосны и сочным дразнящим ароматом мандариновой корки.

– Здравствуйте, Андрей Владимирович, – поздоровались хором Антон и Юля, как только он вошел в фойе. В переднем углу, стоя на стуле, Антон наряжал высокую до потолка елку. Сейчас он опутывал ее длинной гирляндой фонариков, а Юля, делая вид, что помогает, придерживала коленкой и без того устойчивый стул, успевая при этом одновременно чистить большой мандарин и давать Антону ценные указания, как лучше пустить гирлянду.

– Здравствуйте. Наряжаете? Молодцы! – и Андрей Владимирович, протиснувшись мимо ребят, заглянул в кабинет главного бухгалтера.

Стол Натальи Алексеевны был сплошь завален конфетами, шоколадками, печеньями и кульками с новогодними подарками, а на его краю восседало в ряд пять плюшевых мишек. В ответ на вопросительный взгляд директора главбух, поздоровавшись, пояснила, – Вот, подарки для детей сотрудников комплектую.

– А не многовато? – поинтересовался Углов, мысленно прикидывая, сколько же у его сотрудников может быть детей.

– Два мне, один – Вам, один – Николаю Сергеевичу, а еще один Галине Петровне.

– Наталья Алексеевна, вы ничего не путаете? – Андрей Владимирович улыбнулся. Дело в том, что Николай Сергеевич – его заместитель и по совместительству начальник отдела сувенирной продукции и Галина Петровна – заведующая отделом рекламы в средствах массовой информации были мужем и женой, хотя и носили разные фамилии. Он – Романов, а она – Потапова. Очевидно этот факт и ввел главного бухгалтера в заблуждение.

– У меня все по списку, – Наталья Алексеевна, протянула директору лист со списком сотрудников, напротив каждого из которых было указано количество детей. Фамилии Потаповой и Романова следовали друг за другом, и напротив каждой стояла цифра 1. Андрей Владимирович, продолжая улыбаться, взял со стола карандаш, зачеркнул обе цифры, затем объединил две фамилии фигурной скобкой, и справа написал крупную цифру 1.

– Ой! – всплеснула руками Наталья Алексеевна, поняв свою ошибку. – Что же теперь делать?

– Да ничегострашного. Конфеты на стол, а медведя…

Дверь открылась и в комнату заглянула Юля.

– Можно?

– Тебе чего? – Оглянулся Углов.

– Андрей Владимирович, а как вы относитесь к конкурсам? – загадочно поинтересовалась Юля

– Положительно, а что?

– Положительно! – радостно сообщила кому-то Юля, выглянув в коридор. В ответ до Андрея Владимировича донесся заглушенный офисным шумом голос Александры. Она что-то говорила Юле. Выслушав, что ей говорили, Юля снова просунула голову в дверь и доложила, – Тогда нам нужны призы.

– И какие же вы хотите призы?

– Ну, какую-нибудь мелочь. Можно шоколадки, можно сувениры – ну там брелоки или блокнотики с ручками. Можно игрушку.

– Ладно, будут вам призы, – сказал Андрей Владимирович достаточно громко, чтобы его было слышно за дверью.

Было видно, что Юлю снова потянули в коридор за подол платья. Она на секунду пропала, а затем, снова появившись в дверном проеме, попросила, – Тогда скажите, чтобы Наталья Алексеевна выделила на это денег, потому что надо уже сегодня все купить.

– Нет у меня денег. Надо была вчера думать, – отрезала Наталья Алексеевна.

– Подождите, подождите, – Андрей Владимирович попытался успокоить расстроившуюся Юлю. – Да не нужны нам никакие деньги. Наталья Алексеевна, у вас же остались шоколадки из лишнего подарка. Так отдайте их Юле. – Пожав плечами, Наталья Алексеевна передала директору одну большую шоколадку, два Гулливера, один шоколадный батончик и пачку печенья. – Вот! Уже кое-что, – Андрей Владимирович сложил все это в кулек и передал Юле. – А ручки, брелоки, блокнотики и прочее попроси у Николая Сергеевича. У него теперь этого добра перед Новым годом сколько угодно. А игрушку… Эта подойдет? – Он взял со стола и протянул Юле плюшевого мишку.

– Конечно подойдет. Спасибо большое, Андрей Владимирович. О, он такой мягкий, и так конфетами пахнет, – Юля зарылась в мишку своим курносым носом.

– Вы там только за конкурсами про работу не забудьте, – крикнул вслед исчезающей за дверью сотруднице Андрей Владимирович.

Работая долгое время на заводе, он привык к тому, что последние дни года были по сути нерабочими. Планы были выполнены, товары отгружены, а если и не выполнены, и не отгружены, то смежники все равно уже прекращали поставки комплектующих за несколько дней до праздников, боясь, что не получат оплаты за поставленную продукцию в текущем году. Соответственно, и завод придерживал произведенную продукцию до начала следующего года. В рекламном бизнесе все было по-другому. Здесь канун любого праздника, будь то Восьмое марта, День Победы, а уж тем более Новый год был пиком рабочей лихорадки, когда, несмотря на многократные предварительные звонки и напоминания клиентам, те «просыпались» буквально за несколько дней до праздника с требованием незамедлительно разработать оригинальный дизайн и изготовить в кратчайшие сроки немыслимые тиражи самой разнообразной рекламной продукции. Телефоны в это время буквально раскалялись от шквала звонков, а измотанные сотрудники разрывались, отвечая на претензии клиентов, мотаясь по поставщикам, ругаясь с типографиями, выясняя отношения с офисами газет и журналов, упрашивая редакторов радиостанций и телевизионных каналов втиснуть в рамки эфира ну хотя бы еще один рекламный ролик. И Андрей Владимирович был в самой гуще этих событий. Он тоже кому-то беспрерывно звонил, о чем-то ругался, с кем-то согласовывал и координировал свои вопросы.

И сегодняшний день оказался таким же нервным, напряженным и чуть суматошным. И это несмотря на то, что на календаре уже было тридцатое число. Они хотели собраться после обеда – часа в два, в три. Но телефоны звонили не переставая. И только в половине пятого Андрей Владимирович сумел высвободить Антона, Юлю и Олю, чтобы они занялись приготовлениями к празднику. Но работа у них шла как-то вяло. Они никак не могли решить, кто будет резать колбасу и сыр, как, что и куда разложить, где взять тарелки и т. п. И только когда чуть позже к ним присоединилась Александра и взяла дело под свое руководство, работа закипела, и к началу шестого стол был накрыт, и манил к себе аккуратностью расставленных тарелок, волнующими ароматами блюд, и разнообразием закусок. Каждый из сотрудников принес что-нибудь из дома по заранее составленному списку. Кто-то собственноручно заготовленные соленья и маринады: грибы, икру, огурцы, помидоры; кто-то тарелку салата; кто-то кастрюлю картофельного пюре, аккуратно укутанную в полотенце, кто-то судок с домашними котлетами. Безучастным не остался никто, поэтому стол буквально ломился от обилия еды. Здесь был и обязательный в таких случаях Оливье, и селедка под шубой, и малосольная, порезанная кусочками, селедочка под рассыпчатым репчатым луком, заправленная душистым подсолнечным маслом. В небольшой тарелке красовались тонко порезанные, полупрозрачные кусочки белого деревенского сала, густо присыпанные черным перцем, и украшенные веточками укропа. В высоких пиалах томились в ожидании своей очереди крепкие соленые рыжики и блестящие маринованные маслята. Из покупных продуктов на столе присутствовали только сыр и колбаса, которые были куплены вскладчину. Контора оплатила спиртное.

Изнемогающие от ожидания сотрудники, шумно переговариваясь, стояли вокруг стола с вилками наготове. Все женщины были в праздничных платьях, чему Андрей Владимирович немало удивился «Когда только успели? Ведь вот только что были в джинсах, юбках, да кофтах». Призывая всех к вниманию, Углов постучал вилкой по фужеру. После небольшого промежутка времени, в течение которого все «тшикали» и «пшикали» друг на друга, наступила относительная тишина, и Андрей Владимирович произнес короткую, но содержательную речь, в которой подвел краткие итоги уходящего года, и поздравил всех присутствующих с наступающим новым годом. И банкет начался. Второй тост произнес Николай Сергеевич – заместитель директора. Он особенно отметил работу отдела сувенирной продукции, единственным полноправным представителем которого он и являлся. Правда, как и в случае с отделом наружной рекламы у него на подхвате были вездесущие Антон и Юля, которые придумывали идеи, разрабатывали дизайн, встречались с клиентами. В функции же Николая Сергеевича по большей части входило согласование потребностей агентства с возможностями поставщиков и планами многочисленных типографий. И надо сказать, что работу он свою делал хорошо. Во многих случаях партнеры шли ему навстречу, сокращая сроки исполнения заказов, делая скидки или не требуя аванса за свою работу. В заключение своего тоста Николай Сергеевич полушутливо намекнул, что неплохо бы материально стимулировать работников, внесших столь существенный вклад в благосостояние компании. На что Андрей Владимирович пообещал по достоинству оценить деятельность всех сотрудников отдела с учетом вклада каждого в общее дело, чем немало озадачил Николая Сергеевича, который по-видимому под словом «работники» имел ввиду только себя. Третий тост произнесла главный бухгалтер Наталья Алексеевна, сделав, как и все бухгалтеры, традиционный упор на материальном благополучии всех сотрудников компании в наступающем году. После чего с официальной частью было окончательно покончено, а напряженная тишина первых минут застолья постепенно уступила место нарастающему шуму, взрывам веселого смеха, радостному звяканью вилок и тарелок, и мелодичному звону бокалов. В самый разгар застолья, когда каждый говорит, не слушая другого, отчего стоит невообразимый гвалт, когда общий разговор начинает распадаться на отдельные темы по интересам, и когда, выпившие очередную рюмку мужчины, чувствуя потребность в перекуре, начинают вставать из-за стола, раздался высокий звонкий голос Юли.

– Так! Никто не уходит. Сейчас будут конкурсы. Антон, куда ты пошел? Вернись!

– Юля, я не курить, я в туалет, – пытался отговориться Антон, продвигаясь к выходу. – Ты других пока сорганизуй.

– Антон, так нечестно, ты обещал! – Юля не могла сделать аналогичное замечание остальным мужчинам, которые были, во-первых, старше ее, а, во-вторых, выше по статусу, поэтому сосредоточилась на Антоне. Она продвигалась за ним вдоль стола и пыталась ухватить его за джемпер.

– Ничего я не обещал, – вырвавшись, Антон шмыгнул в коридор и заперся в туалете.

– Антон, открой, мне надо с тобой поговорить, – Юля безуспешно дергала дверную ручку.

– Щас, – послышалось изнутри. – Говори оттуда, я все слышу.

Андрей Владимирович, проходя мимо, шепнул Юле в ухо, – Вы пока готовьтесь, место освобождайте под конкурсы, а мы быстренько перекурим.

– Смотрите, недолго, – строго напутствовала его Юля. – У нас сейчас сюрприз.

Андрей Владимирович и Николай Сергеевич, накинув верхнюю одежду, вышли на крылечко, но не успели сделать и двух затяжек, как Романова позвала Саша.

– Николай Сергеевич, ну где же вы?

– Иду, иду, – Романов последний раз глубоко затянулся, и, бросив окурок в урну, потянул ручку двери. – Надо, так надо.

– Ты куда? – удивился Углов.

– Дело одно есть, – уклончиво ответил Николай Сергеевич, открывая дверь, и выпуская Наталью Алексеевну, которая тоже решила выйти подышать свежим воздухом.

– Наталья Алексеевна, в туфельках не замерзнете? Не май на дворе, – Андрей Владимирович обратил внимание на ее обувь.

– Ничего, я на пять минут, воздух уж больно хороший, – однако, обменявшись парой фраз с Андреем Владимировичем, она вынуждена была признать, что погорячилась. – Что-то действительно холодно. Я, пожалуй, пойду, а то, не дай Бог, подхватишь какую-нибудь простуду перед праздником, – и она вслед за Николаем Сергеевичем скрылась за закрывшейся дверью. Андрей Владимирович еще немного постоял, наслаждаясь тишиной и спокойствием неторопливого зимнего вечера, и тоже зашел внутрь. Вешая пальто на вешалку, он заметил в коридоре у туалета Юлю с Антоном. Антон стоял, прислонившись спиной к стене, то и дело порываясь уйти, а Юля упиралась ему в грудь руками, не давая сдвинуться с места.

– Антон, он мне нужен.

– Нужен, так возьми.

– Я не могу так просто его взять.

– Почему?

– Потому, что это приз за победу в конкурсе.

– Ну, так участвуй и выигрывай.

– Я буду участвовать, но я не выиграю. У тебя рот шире.

– Причем тут рот? – Антон попробовал освободиться, но Юля, упершись ему в грудь кулачками, снова толкнула его спиной на стену и громко прошептала, – Потому, что это конкурс на самую широкую улыбку, а у меня рот маленький.

– И что?

– А то, что ты должен выиграть, а потом отдать мишку мне.

– Вот как. А если не отдам?

– Антон, ты плохой! Я тебе доверилась, а ты моего мишку хочешь отобрать.

– Ну, во-первых, он пока не твой, а во-вторых, ничего я не хочу.

– Ну, ты можешь ради меня поучаствовать?

– А что мне за это будет?

– Ну не знаю. Шоколадка?

– Нужна мне твоя шоколадка! Давай на желание.

– Антон?!

– Что Антон?

– Я знаю, что ты загадаешь.

– Я не знаю, а ты знаешь.

– Но, ты не плохое загадаешь?

– Не плохое.

– Смотри, если плохое, я выполнять не буду.

– Ладно, ладно.

– Договорились? Отдашь мишку?

– Если выиграю.

– А если не выиграешь?

– Тогда с тебя все равно желание. Я что, зря буду в конкурсе участвовать?

Юля на секунду задумалась. – Ладно. Ты все равно выиграешь. У тебя рот самый большой. – И, отпустив Антона, как ни в чем не бывало пошла по коридору в фойе.

«Вот заговорщики-то», – подумал Андрей Владимирович, входя вслед за ней в импровизированный банкетный зал.

В зале появились новые персонажи, и уже вовсю шли веселые состязания. Дед Мороз, в котором Андрей Владимирович, несмотря на длинную бороду и парик, без труда узнал Николая Сергеевича, как и положено, в красной, усыпанной снежинками и, отороченной белым искусственным мехом, шубе и такой же шапке, неторопливо ходил по периметру комнаты. Пытаясь то ли отогнать, то ли заморозить наиболее отчаянных болельщиков, которые так и норовили пробиться поближе к центру, чтобы понаблюдать за проводимым конкурсом, он время от времени грозно поводил из стороны в сторону своим волшебным посохом. Посередине фойе, на освобожденном от стола месте стояли два стула, на которых восседали Наталья Алексеевна и Галина Петровна. Они без помощи рук пытались определить, что было положено на стул перед тем, как они на него сели. Обе женщины «в теле» никак не могли прочувствовать предмет. И если Наталья Алексеевна еще как-то пыталась, покачиваясь, определить, что же у нее там такое, то Галина Петровна сидела неподвижно, закрыв глаза, и пыталась, по-видимому с помощью медитации открыть у себя третий глаз, причем в самом необычном месте. Конкурс вела Саша. Она была одета в костюм Снегурочки, состоящий из голубой, вышитой снежными узорами шубки и шапочки. На ногах ее были белые плотные гамаши и невысокие светлые сапожки.

– Ну что же вы сидите? Давайте поживее. Так, так! Еще! – подбадривала она начинающую проявлять все большую активность Наталью Алексеевну. Болельщики разделились на два лагеря, каждый из которых скандировал имя своей участницы. Обстановка накалялась. «Сейчас ставки начнут делать», – подумал Андрей Владимирович. И тут Николай Сергеевич, который до этого играл роль пограничника, зорко охраняющего место соревнований, повернулся лицом к центру, и, потрясая посохом, прокричал на весь зал зычным голосом, – Галя, ну ты хоть пошевели чем-нибудь! Галя, то ли вняв совету мужа, то ли просто испугавшись грозного окрика, качнулась и перенесла центр тяжести на одну сторону. И тут под ней что-то громко хрустнуло.

– Карандаш! – догадалась Галина Петровна, поднимаясь со стула.

– Правильно, карандаш, – подтвердила Саша, доставая и показывая всем две половинки сломанного карандаша. Ее голос заглушили крики и овации возбужденных зрителей, и особенно Николая Сергеевича, который громкими воплями радости выражал супруге свой восторг. – Победитель получает огромную шоколадку, – Саша, достав из мешка Деда Мороза, вручила выигрыш Галине Петровне, – А проигравший – Чупа-чупс. – Наталья Алексеевна, вставая, получила утешительный приз. Под ней оказалась точилка для карандашей.

– А теперь главный конкурс нашего вечера, – объявила Снегурочка. – И главный суперприз – медведь. Желающих прошу в центр.

Праздник уже достиг такого накала, а его участники такого состояния, что каждый был готов поучаствовать, но тут вперед вышла Юля и объявила, – Это конкурс для молодых, потому, что пожилые уже поучаствовали.

– А кто тут пожилой? – недоуменно спросил Андрей Владимирович.

– Как кто, – удивилась Юля. – Много кого. Вы вот, например, еще Николай Сергеевич. . .

– Это Николай Сергеевич пожилой? – попыталась заступиться за мужа Галина Петровна. – Ты хоть знаешь, сколько ему лет?

– Да, невозмутимо ответила Юля. – Я думала ему за тридцать, а ему уже ближе к сорока.

Комната взорвалась громким смехом.

– Что вы смеетесь? – оправдывалась Юля, – Николай Сергеевич, разве я не права? Вам же уже тридцать семь?

– Тридцать семь, – сквозь смех подтвердил Николай Сергеевич. – И я уже немощный старик, – погладил он себя по бороде.

– Я так не говорила, обиделась Юля, – Я сказала, что вы пожилой.

– Ну хорошо, пусть будет пожилой. От слова пожил, – добавил уязвленный Дед Мороз. – Ну и ладно, пойдем передохнем маленько. Так, старики, все за мной на перекур, пусть молодые развлекаются.

– Юля ты для чего всех разогнала? – Александра смотрела на сослуживицу удивленными глазами.

– Ничего. Так надо, – быстрым шепотом ответила Юля, и громко добавила, – В конкурсе могут принять участие сотрудники, которым еще не исполнилось двадцати пяти лет.

К Юле в круг вышли Антон и Оля, а Саша, пожав плечами, отошла к стене.

Андрей Владимирович с интересом наблюдал, как будет реализовываться Юлин план по завоеванию медведя.

– Судьей будет Андрей Владимирович, – окончательно беря на себя инициативу, объявила Юля. Он, пожалуй, единственный из «пожилых» еще находился в комнате. – Конкурс заключается в том, – продолжила Юля…

– Подождите, – обращаясь к ней, вмешался Андрей Владимирович. – Ты говоришь, что конкурс для молодых?

– Да

– Тогда надо, чтобы участвовали все молодые. Я правильно говорю? Так будет честно.

– А кто у нас еще молодой?

– А вот Снегурочка у нас скучает.

– Вот еще, – дернула плечом Саша. – Я устала.

– Хорошо, подытожил ее ответ Андрей Владимирович, – Отказавшиеся участвовать, автоматически записываются в стан «пожилых».

– Не дождетесь! – оценив шутку начальника, весело улыбнулась Саша и вышла в центр. – Мы еще поборемся.

– Итак, продолжила Юля, – Конкурс заключается в том, что надо как можно шире улыбнуться, а судья с линейкой замерит результат, и объявит победителя, – и она снабдила Андрея Владимировича короткой пятнадцатисантиметровой линейкой.

– И все? – удивился Андрей Владимирович непритязательности конкурса.

– Все, – подтвердила Юля.

Первой пришлось улыбаться ей самой. Андрей Владимирович замерил ширину улыбки и объявил, – Семь сантиметров.

Второй была Оля. После соответствующих замеров был озвучен результат – Восемь с половиной сантиметров. – Оля победно воздела руки к небу. Все остальные вяло похлопали. В комнату постепенно начали возвращаться «старички», решившие все же понаблюдать за состязанием. Вместе с ними появилась и Мария Ивановна, заступающая на ночное дежурство. Женщины стали активно предлагать ей разные салаты, но сторож решительно отказалась.

– Я эту мазню не понимаю. А вот грибочков солененьких поем с удовольствием.

– Правильный выбор, – громко похвалил ее Николай Сергеевич, все еще пребывающий в роли Деда Мороза. – Все эти салаты не русская пища. А вот грибочки! Да еще под водочку! – он налил сторожу рюмку водки.

Ты уж обалдел, что ли, – прервала его порыв тетя Маша. – Я же на работе. Было видно, что Николаю Сергеевичу сделалось неудобно от такого обращения. Он уже попытался что-то возразить, но тут вмешался Андрей Владимирович.

– Так, «старички», давайте там потише! У нас тут конкурс. Не отвлекайте молодых участников. Шутливое замечание вызвало смех, и Николай Сергеевич сразу передумал ругаться со сварливой Марией Ивановной.

– Ну не хотите, как хотите, – и одним махом отодвинув накладную бороду, сам выпил налитую рюмку.

Третьим был Антон. Словно трубач перед выступлением он активными движениями лица разминал губы. Разошедшийся Николай Сергеевич решил поддержать единственного мужчину, – Антоха, давай! – закричал он громовым голосом, когда Антон распахнул свой рот в широченной улыбке. Делая замеры, Андрей Владимирович краем глаза обратил внимание на Юлю, которая, ожидая результата, замерла от волнения, засунув обе руки себе в рот. – Десять сантиметров, – громко объявил Андрей Владимирович. Антон театрально поклонился. Николай Сергеевич, спустив бороду на подбородок, засунул пальцы в рот, и, по-хулигански пронзительно свистнул, а Юля, вынув, наконец, изо рта руки, радостно захлопала в ладоши. Оставался последний участник. Андрей Владимирович, подошел с линейкой к Саше, намереваясь приложить ее к губам девушки. Чуть отстранившись, и не давая поднести линейку, Саша предупредила, – По моей команде. – Андрей Владимирович кивнул, в общем-то, не совсем понимая, что это может изменить. Дальше произошло почти невозможное. Саша на секунду сконцентрировалась, наклонив вниз голову, затем поднесла руки к лицу, и, подняв высоко голову, кивком дала Андрею Владимировичу знак замерять. И тут все ахнули. Засунув в рот два мизинца, Саша растянула такую невообразимо широченную улыбку, что Андрей Владимирович даже испугался, что у него не хватит линейки.

– Одиннадцать сантиметров, – победным голосом объявил он результат сквозь бурю криков и шквал оваций.

– Это нечестно, – пыталась перекричать всех Юля. – С руками нельзя! Антон, скажи!

– Юля, подожди, – обратился к ней Андрей Владимирович. – Ты же сама рассказала правила конкурса, а я еще тебя спросил: «И все»? А ты сказала, что все. Вот когда Галина Петровна и Наталья Алексеевна отгадывали предметы, им же сказали «без помощи рук», а ты ничего не сказала.

– Но это же и так понятно, – попытался поддержать Юлю Антон.

– Я главный судья, и мне непонятно, – отрезал Андрей Владимирович. – Победителем объявляется Захарова Александра Владимировна с вручением ей суперприза – медведя. Зал снова взорвался аплодисментами. Передавая приз, Андрей Владимирович наклонился к уху победительницы и шепнул, – Молодец.

Участники конкурса стали расходиться.

– С тебя желание, – ущипнул Антон и без того расстроенную Юлю.

Дальше начались танцы. Стоя в стороне, Андрей Владимирович с удовольствием наблюдал за веселящимися сотрудниками. Он бы и сам с радостью принял участие в общем веселье, но обещал жене быть к девяти дома. Рассчитывая начать праздничное мероприятие в обед, он предполагал, что к этому времени все уже начнут расходиться, но задержав праздник в угоду работе, он теперь вынужден был уходить в самый его разгар.

– Мария Ивановна, – подошел он к сторожу, – Я сейчас уйду. Вы остаетесь за главного. Следите тут за порядком, и чтобы к десяти все разошлись.

– Это уж не волнуйтесь. Прослежу, – заверила его доблестный страж. – А ты иди, а то уж дома тебя, поди, заждались.

Зайдя в свою комнату, чтобы одеться и забрать Юркин подарок, Андрей Владимирович плотно прикрыл за собой дверь. Сочные, задорные звуки музыки сразу стали тише, превратившись в глухой пульсирующий шум. В комнате стоял полумрак. Молочный свет уличного фонаря, проникающий в окно через узкие щели неплотно закрытых горизонтальных жалюзи, дробил знакомые предметы на сотни мозаичных фрагментов, выпукло высвечивая одни, и, скрывая в тени, другие детали, отчего все вещи приобрели совершенно другие очертания, казались таинственными и незнакомыми. Ветер за окном и алкоголь в голове делали эту картинку еще более призрачной и нереальной. Не зажигая верхнего света, Андрей Владимирович прошел неуверенной, в качающихся тенях, походкой к своему столу и щелкнул выключателем настольной лампы. Вспыхнувший желтый свет загнал под столы таинственный сумрак, который скопился там густыми черными пятнами. Нагнувшись, Андрей Владимирович взял стоявший возле стула дипломат, поставил его на стол, и, клацнув замками, открыл крышку. Достав из-под нее аккуратно свернутый полиэтиленовый пакет, он положил в него новогодний подарок и небольшого – с коричневыми глазами и грустной улыбкой плюшевого мишку. «Может документы с собой домой взять, поработать на праздники»? В задумчивости он открыл ящик стола и вынул из него тонкую папку. «Взять или не взять»? Он как бы взвешивал папку в руке, оценивая объем предстоящей работы и в то же время, раздумывая над тем, что в праздники ему нужно будет заняться еще и домашними делами, и уделить время жене и сыну. «Нет, не возьму. Все равно времени не будет все это просмотреть» Он уже почти опустил папку обратно в стол, когда увидел под ней, блеснувшую зеленой обложкой, тетрадь. «Вот, лучше возьму стихи почитаю» – решил он, доставая тетрадь. И тут он вдруг отчетливо вспомнил, как давным-давно отец научил его гадать на книгах. Отец тогда достал из шкафа небольшой синий томик Пушкина, громко произнес номер страницы, номер строки и раскрыл книгу.

– Ты что делаешь? – удивленно спросил его маленький Андрюшка.

– Гадаю на исполнение желания.

– Это как? – не понял Андрей.

– А так. Загадываешь желание, или какой-нибудь важный для тебя вопрос, а потом открываешь книгу на заранее выбранной странице. Читаешь, и смотришь, сбудется желание или нет.

– Это как? – опять спросил Андрейка.

– Ну, загадывай желание, – предложил Отец.

– Хочу, чтобы мне подарили машину. . . сегодня, – вслух загадал желание Андрей. – Пожарная машина, с лестницей, и дверки у нее открываются, продается у нас в магазине, – уточнил он на всякий случай. Отец улыбнулся. – Ну, называй номер страницы и строчки, или можешь просто открыть книгу на первой попавшейся странице и ткнуть пальцем, только не подглядывай, – он передал книгу сыну. Тот, особо не раздумывая, быстро распахнул книгу.

– А какая строчка?

– Вот эта, – Андрейка указал тонким пальчиком на самую последнюю на странице.

– Взяв книгу из рук сына, Папа с выражением прочитал, – «А пред нею разбитое корыто».

– Ну и что это значит? – поинтересовался заинтригованный таким непонятным ответом Андрей.

– А это значит, что, скорее всего, машину тебе сегодня не подарят, – почему-то весело подмигнув, ответил ему отец.

– Давай еще раз, – тут же предложил, неудовлетворенный ответом, сын.

– Нет. За один раз можно задать только один вопрос, – возразил отец. И вопросы нужно задавать только важные, а не те, на которые ты уже знаешь ответы. Ну, подумай, ты же ведь знал, что сегодня тебе не купят машину?

Андрей пожал плечами. Он понял, что игрушки ему не видать, а дальнейшие рассуждения отца ему были не интересны.

Сколько бы он отдал за то, чтобы вернуть это безоблачное время, когда еще был жив его отец…

Углов повертел в руках зеленую тетрадь. «Может попробовать»? – Он мысленно сформулировал вопрос – «Чем окончится этот вечер». В последний момент он понял, что прекрасно знает на него ответ, – «Приду домой и лягу спать, чем же еще», но перезагадывать было нельзя. Он, не глядя, открыл тетрадь и уперся пальцем в случайную страницу. «Строка, которая окажется под моим пальцем будет ответом на мой вопрос». Заглянув в тетрадь, Андрей Владимирович увидел, что его палец закрывает сразу две строчки. Он убрал руку, и прочел: «Случайности, цепляясь друг за друга, плетут судьбы затейливый узор». Он еще не успел осмыслить прочитанное, как в образовавшуюся светлую щель дверного проема, резко ворвался шум веселого праздника, и затем столь же внезапно стих, отрезанный хлопнувшей дверью. На пороге стояла раскрасневшаяся после танцев, в короткой, облегающей шубке, Снегурочка, держащая в руке точно такого же мишку, которого Андрей Владимирович только что положил в пакет.

– Уже уходите? А что так рано? – Саша быстро прошла к своему столу и, присев на корточки, начала шелестеть сложенными на полу пакетами.

– Да жене обещал пораньше вернуться. Думал, с обеда начнем. А ты что не танцуешь?

– Да я тоже, наверное, пойду. У меня там папа один. Что-то приболел, надо бы за ним присмотреть, – Саша взглянула на Андрея Владимировича, и заметила в его руках тетрадь. – Решили почитать?

– Хочу домой взять. Может получится на праздники немного посидеть.

– Возьмите, – одобрила его решение Саша. – Хорошие стихи. Если не торопитесь, можете меня проводить.

– Давай, – согласился Андрей Владимирович. – Вместе веселее.

– Я сейчас. Только переоденусь, – Саша взяла пакет, и вышла из комнаты. Через несколько минут она уже вернулась в обтягивающих джинсах и в пушистом – под горло, белом с синими узорами свитере. Андрей Владимирович, одевшись, уже ждал ее, потея в толстом, но легком пуховике и держа наготове ее короткую пушистую серую шубку.

Выйдя на улицу, они сначала шли молча, наслаждаясь после душного помещения ночным морозным воздухом.

А мама? – как бы продолжая неоконченный разговор, спросил после некоторой паузы Андрей Владимирович.

– Что мама? – не поняла Саша.

– Она с папой не может посидеть?

– Мама умерла, – ответила Саша. – Уже много лет назад. Теперь мы с папой вдвоем, и мне приходится за ним следить.

– Извини, – Андрею Владимировичу было неудобно за свой неделикатный вопрос.

– Ничего страшного, – они еще некоторое время молчали. – Кстати спасибо вам за мишку, – решила перевести разговор Александра.

– Почему мне? – удивился Андрей Владимирович.

– Ну как же? Это же вы заставили меня в конкурсе участвовать.

– Так ты его еще должна была выиграть, – возразил Андрей Владимирович. – Так, что себе спасибо говори. Хотя, если бы Наталья Алексеевна не ошиблась с числом подарков, то мишки бы у тебя не было.

– Значит, это я Наталье Алексеевне должна спасибо сказать? – Саша взглянула на директора.

– Тогда уж Галине Петровне, – подумав, решил Углов.

– Почему Галине Петровне? – не поняла Саша.

– Потому, что она оставила девичью фамилию, а Наталья Алексеевна посчитала их с Николаем Сергеевичем за двоих.

– Да-а… – протянула Саша.

– Что «Да»?

– Кто бы мог подумать, что мне достанется мишка из-за того, что Галина Петровна не возьмет фамилию мужа.

Андрей Владимирович улыбнулся. – Смею тебя заверить, что сама Галина Петровна меньше всего думала о твоем медведе, оставляя девичью фамилию. Или думаешь, она это специально сделала?

– Нет, конечно. Но это же интересно, что человек, сам не сознавая последствий, своими, даже самыми маленькими поступками, влияет на судьбы других людей. Это как круги по воде от брошенного камня. Камень уже давно утонул, а круги все еще расходятся во все стороны. Все шире и шире. Также и тут. Может и человека давно нет, а его поступки все влияют на других людей. Кстати, а почему Галина Петровна не взяла фамилию мужа?

Андрей Владимирович рассмеялся. – Ты хочешь еще глубже копнуть? Если мы так начнем копать, то до Чингиз-Хана дойдем.

Саша улыбнулась. – Почему до Чингиз-Хана?

– Тогда до царя-Гороха, серьезно ответил Андрей Владимирович. – Ты знаешь, мне даже кажется, что он войну с грибами специально из-за твоего медведя устроил. Он на секунду встретился с непонимающими Сашиными глазами, а потом они вместе рассмеялись.

Так, разговаривая о мелких случайностях, которые порой могут играть огромную роль в жизни каждого человека, они дошли до ее дома.

– Ну вот, кажется пришли, – Саша указала на небольшой деревянный одноэтажный домик, прятавшийся в глубине сада под развесистыми заснеженными яблонями.

– Ну надо же, красота какая, – поразился Андрей Владимирович, – Совсем как в деревне. И ведь не скажешь, что почти в центре города.

– Это вы у нас еще летом не были, – улыбнулась Саша, – Знаете, как у нас тут соловьи поют. Ну ладно, до свидания. Спасибо, что проводили, – Саша протянула Андрею Владимировичу руку.

– Пока, счастливых праздников, – Андрей Владимирович пожал маленькую ладошку, и повернулся, чтобы уйти.

– Кстати, – окликнула его Саша.

– Да? – обернулся он почти на ходу.

– В этой тетради тоже есть стихи про мишку.

– Спасибо, прочту, – помахав на прощание рукой, он поспешил домой, и уже через десять минут поворачивал ключ в замочной скважине.

Осторожно, чтобы не разбудить сына, он открыл дверь и включил в коридоре свет. И почти тотчас же услышал в зале быстрый топот, несущихся к нему, детских ног. Дверь в коридор резко распахнулась, пролетела широкой сверкающей дугой мимо Андрея Владимировича, и, ударившись ручкой о стену, жалобно звякнула стеклянными вставками. На пороге появился Юрка, в оранжевой, в машинках и мячиках, рубашке, коричневых, вытянутых на коленках колготах, и вязанных шерстяных носках. Из-под длинной русой челки искрились широко раскрытые карие глаза.

Папа пришел! – раздался его радостный вопль, и с разбега, подпрыгнув, сын бросился в объятия отца. Да так быстро, что Андрей Владимирович, подхватывая его под мышки, даже не успел выпустить из рук дипломат. Поспешно чмокнув папу в обе щеки и в губы, Юрка вывернулся как червяк, так, что Андрей Владимирович, чудом не уронив, лишь в последний момент смог поставить его на пол, и сразу полез в пакет. – Что принес? – комнату снова огласил радостный детский вопль. Это Юрка нашел мишку, которого Андрей Владимирович вместе с подарком планировал спрятать в новогоднюю ночь под елкой. Вслед за сыном из комнаты в коридор вышла жена. Она мимолетным взглядом окинула подвыпившего мужа, отметив про себя сбившуюся на бок норковую шапку и выправившийся из-под куртки пушистым цветком мохеровый шарф.

– Хорош! – оценила она его внешний вид, вытянула вперед руку и раскрытой вверх ладонью указала на пакет. – Ты что, не мог спрятать? – неслышно, почти одними губами произнесла она.

Андрей Владимирович также одними губами, активно помогая себе жестами и мимикой, ответил, – Кто же знал, что он не спит?

– Мама, папа еще конфет купил, – радостно сообщил, копающийся в пакете Юрка.

Катя выразительно постучала себя указательным пальцем по лбу.

– Это я не купил, – начал выправлять ситуацию Андрей Юрьевич. – Представляешь, иду себе с работы, – продолжал он, растягивая слова, чтобы успеть придумать продолжение, – И вдруг мне навстречу…

– Кто? – перебил его коротким вопросом сын.

– Ну, ты подумай сам, кто?

– Лисичка, – нашелся Юрка. (Лисичка всегда ему приносила всякие вкусности).

– Нет, не лисичка.

– А кто?

– Ну, зимой кто ходит? В красной шубе, в белых валенках, с бородой?

– Дед Мороз?!

– Правильно. Дед Мороз.

– И что он тебе сказал?

– Остановился он, и говорит, – продолжил Андрей Владимирович голосом Деда Мороза, – «А не Вы ли папа мальчика Юры, что из этого дома»?

– А ты?

А я говорю, – Я.

– А он?

– А он говорит, – «Передайте ему тогда этот подарок». И дал мне медведя и кулек конфет.

– Почему?

– Что почему? – устал отвечать на вопросы Андрей Владимирович.

– Почему тебе отдал? Деды Морозы подарки всегда под елку кладут.

Незадачливый отец только пожал плечами. – Спешил, наверное, – сделал он осторожное предположение. – А тут как раз я шел, вот и отдал. – Андрей Владимирович хотел подкрепить свою весьма шаткую теорию еще каким-нибудь неопровержимым фактом, но, видимо удовлетворенный его ответом сын, больше не слушая, потащил пакет в комнату.

– Только не это, – воскликнула Катя, когда посреди комнаты содержимое кулька самым бесцеремонным образом было вывалено на ковер. – Уже поздно. Спать пора, – обратилась она, то ли к сыну, то ли к мужу.

Но было действительно поздно. Деловито копаясь, Юрка уже начал раскладывать конфеты, сортируя их по кучкам. Желая сэкономить время, Андрей и Катя волей-неволей присоединились к этому увлекательному занятию.

– Слушай, у вас какие подарки хорошие, – удивилась Катя, когда на ковре в большие и маленькие кучки были разложены все конфеты и сладости. Школьный Катин подарок был не в пример тоньше, да и прежние заводские подарки Андрея, значительно уступали нынешнему по ассортименту и весу.

– А ты думала. Работаем. Для вас, между прочим, – Андрей обнял, сидевшую рядом жену, и чмокнул в губы. Юрка покосился на целующихся родителей.

– Не подлизывайся, – Катя слегка отстранилась от мужа. Она уже перестала сердиться, и тон ее был скорее не отталкивающий, а заигрывающий. – Так, мужчины, давайте уже закругляться. Юра! Завтра конфеты будешь есть. Сейчас уже поздно. Быстро на горшок, и спать, – и она начала ссыпать конфеты обратно в кулек.

Андрей, подхватив сына одной рукой под грудь, а второй – под бедра, понес его в спальню.

– Полетели, полетели, – облетая, попадавшиеся на пути предметы, Андрей закладывал широкие виражи, сопровождая маневры характерными звуками работающего мотора.

Юрка расставил в стороны руки и тоже затарахтел как заправский самолет.

– Только не надо ребенка разгуливать, – Катя взяла мишку, намереваясь посадить его на стол.

– Мишку мне! – закричал, увидевший ее движение, Юрка.

– Возьми, – она протянула игрушку сыну. «Самолет» медленно развернулся, и, подлетев к маме и чмокнув ее в щеку, взял на борт нового пассажира, после чего плавно произвел посадку на взлетной полосе детской кроватки.

– Спокойной ночи, – Андрей Владимирович, укрывая сынишку одеялом, поцеловал его в губы.

– Папа, – шепотом позвал Юрка.

– Что?

– Почитай.

– Спи, поздно уже.

– Ну самую капельку, – жалобно попросил малыш. Он высунул из-под одеяла тоненькую ручку, и, сложив большой и указательный пальцы, показал, какую маленькую капельку надо почитать.

– Что тебе почитать? – Будучи в хорошем расположении духа, Андрей Владимирович был готов уступить просьбе сына.

– Сказку, – тут же устраиваясь слушать, сообщил Юрка. Он, крепко обнял мишку, и, почти с головой, залез под одеяло. И теперь на подушке оставались только две пары карих глаз и два маленьких носика. Один – медведя, а один – Юркин.

– Нет, сказку это долго. Мама заругает.

– Тогда стихотворение.

– Какое?

– Про мишку, – Юрка крепче прижал к себе нового друга.

– Про мишку? Ну давай про мишку, – вспомнив Сашины слова, Андрей Владимирович принес в комнату зеленую тетрадь, и, раскрыв, начал искать стихотворение. – Ага. Вот.

– Мишка дремлет на твоей подушке, – начал Андрей Владимирович.

– Да, – подтвердил, обнимающий мишку, Юра.

– Твой любимый и старинный друг, – продолжил чтение отец.

– Да, – снова согласился с ним, сын.

– Не смотри на то, что он – игрушка, – Андрей Владимирович сделал паузу.

– Да, – вставил свое слово Юрка.

– Он мудрее многих, кто вокруг, – закончил четверостишие отец.

– Да.

Так они и продолжили чтение. Андрей Владимирович читал строчку, делал паузу, а Юрка тотчас вставлял свое неизменное «Да».

– Если тебе весело – смеётся.

– Если страшно – отведёт грозу.

– Он щекой своей к тебе прижмётся,

– И впитает горькую слезу.

– Он такой же, как и ты, проказник.

– И сластёна, в точности как ты.

– Помнишь, он однажды в мамин праздник.

– Съел пирог и уронил цветы.

– Когда?

– Что когда?

– Когда пирог съел? – шепотом поинтересовался Юрка.

– Ну может он не ел? – предположил Андрей Владимирович.

– Ты же сказал, что съел.

– А может это стихи не про твоего мишку?

– А про какого?

– Ну, про какого-нибудь другого, совсем незнакомого медведя, – отец выжидательно посмотрел на сына. Юрка задумался.

– Нет, про моего, – сказал он уверенно после небольшой паузы.

– Ну, тогда не знаю, когда он пирог съел, – признался отец.

– Надо у мамы спросить, – нашелся смышленый малыш.

– Спроси, – согласился с ним Андрей Владимирович. – Только не сейчас. Ну что мы будем стихи слушать, или вопросы задавать?

– Читай, – разрешил сын, и они продолжили.

– Все на друга твоего ругались.

– Только ты мишутку пожалел, –Юрка засопел, переживая за своего друга.

– И боялся, чтоб не догадались,

– Что и ты один кусочек съел.

– Скоро ты, конечно, повзрослеешь,

– Улетишь в далёкие края,

– А когда назад домой приедешь,

– Уже будут новые друзья.

– Но однажды, вдруг, из-за комода

– Ты достанешь мишку своего

– И поймёшь, все прожитые годы

– Ждал он возвращенья твоего.

– Как и прежде, он к тебе прижмётся,

– И расскажет, как же он скучал.

– И слеза внезапно навернётся, – из-под одеяла послышались всхлипы.

– Это вновь оттаяла душа.

– Не бросайте старые игрушки -

– Ваших самых преданных друзей.

– Пусть они на вышитой подушке

– Вспоминают детство без дождей.

– А пока ты все еще ребёнок,

– Мишку посильнее обнимай.

– Спи – усни, мой ласковый котёнок.

– Спи – усни, сыночек. Баю – бай.

Андрей Владимирович, сам растрогавшись, поцеловал сына в мокрые от слез глаза. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – прошептал, глотающий слезы, Юрка.

Андрей Владимирович заложил прочитанную страничку первым, попавшимся под руку листком, положил тетрадь на стоящий у окна письменный стол, и, выходя из спальни, щелкнул выключателем.

– «Спокойной ночи», – услышал он за своей спиной. Это Юрка пожелал хорошего сна своему новому другу.

– Что у тебя с глазами? – поинтересовалась Катя, когда Андрей Владимирович вышел из детской. Закутавшись в плед и поджав ноги, она сидела на диване, и, грызя яблоко, проверяла тетради.

– Так, ничего, стихи Юрке читал, – уклонился он от прямого ответа.

– Спит? – Катя кивнула на дверь.

– Засыпает, – Андрей сел на диван и обнял жену.

– Ты что! – заволновалась супруга. – Он же один не заснет.

– Заснет. Он у нас уже взрослый. И к тому же он не один. У него теперь есть друг.

Глава V. Праздники и будни

На следующее утро за пятнадцать минут до начала рабочего дня Углов уже стоял на крыльце офиса. Войдя с морозной свежести зимнего воздуха в помещение, он поморщился от ударившего в нос кислого запаха вчерашнего застолья, смешанного с витавшими в воздухе алкогольными парами и остывшим табачным дымом.

– Брр, какая гадость, – бросил он вместо приветствиясторожу. – Курили что ли здесь?

– Николай Сергеевич хулиганил, ага. Ничего не могла с ним поделать, – посетовала словоохотливая тетя Маша. – Разошелся тут, ну просто страсть. Насилу уж его выпроводили.

– Сегодня-то пришел?

– Где там! Давеча так нахрюкался! Хорошо, если к обеду оклемается, а то вообще не придет. Он вечор совсем негодён был, – Мария Ивановна горестно покачала головой.

Андрей Владимирович постарался сохранить серьезное выражение лица. – В остальном все нормально? Без происшествий.

– Да все слава Богу.

– Ну и хорошо. Я что ли первый? – спросил Углов, прислушиваясь к непривычной тишине.

– Да нет, Александра Владимировна чуть свет пришла. Прибралась. А так – да – первый.

Андрей Владимирович усмехнулся. – Мария Ивановна, а что это вы Захарову по имени, отчеству величаете? Она же вам во внучки годится.

– Да уж так. Человек она больно уважительный.

Углов прошел в свою комнату, где застал Сашу, раскладывающую по большим полиэтиленовым пакетам костюмы Деда Мороза и Снегурочки.

– Доброе утро.

– Здравствуйте, Андрей Владимирович.

– Лихо вы вчера с Дедом Морозом и Снегурочкой придумали, – Углов кивнул на пакеты с костюмами. – Не ожидал.

– Старались.

– А костюмы где взяли?

– Места надо знать, – улыбнулась Александра. – У меня знакомая в кукольном театре работает, вот и одолжила.

В комнату друг за другом вяло вошли Антон и Юля, и, поздоровавшись, и раздевшись, нехотя расселись по своим местам. Окинув, обычно чересчур активную, но, сегодня инертную, парочку взглядом Андрей Владимирович подумал – «Они всегда что ли вместе ходят?», но промолчал. Втянув носом, прокисший за ночь воздух, Юля поморщилась, и, дотянувшись до Антона, дернула его за рукав.

– Антон, – прошептала она покачнувшемуся, и чуть не упавшему со стула от неожиданного рывка молодому человеку, – Воняет как. Да? – она сморщила свой маленький носик, отчего стала похожа на неизвестной породы комнатную собачонку.

– Это, наверное, Андрей Владимирович с Александрой Владимировной напукали, – тихо, чтобы никто кроме Юли его не услышал, высказал свое предположение сонный Антон. – Они первые пришли.

– Антон, ты дурак, – громким шепотом возмутилась доверчивая девушка. – Это после вчерашнего так пахнет.

– Да? Не может быть! – искренне удивился Антон, и не дожидаясь ее ответной реакции обернулся к сидящему у окна директору. – Андрей Владимирович, а до скольки мы сегодня работаем?

– Да часов до двенадцати, думаю. Не позже. Девочкам же еще прически делать, угощение готовить к новогоднему столу.

– Андрей Владимирович, а что сегодня делать? – спросила, лениво переобуваясь, Юля.

– Как «Что делать?», – удивился Андрей Владимирович. – Работать. У вас что, дел нет? Сегодня обычный рабочий день. Только сокращенный до обеда, – добавил он после паузы.

– Так сегодня же не работает никто, – возразил Антон.

– И что не работает? Мы-то работаем.

– Как работать, если на том конце трубку со вчерашнего дня уже не берут? – поддержала своего друга Юля.

– А если берут, то на после праздников отсылают, вяло продолжал нудить Антон.

– Так, кончайте ныть, – вмешалась в разговор Саша. – Посмотрите, если есть дела незаконченные – закончить, кого еще не поздравили – срочно поздравить.

– Бумаги разберите. И подумайте, чем после нового года будете заниматься, – дополнил Андрей Владимирович.

– И рабочие места в порядок приведите, грязью все заросли, – добавила Александра.

– Все. Загрузили по полной программе, – пробурчал Юле Антон. Та, молча, кивнула головой.

– Работаем! – подстегнув ребят, Андрей Владимирович вышел из комнаты, чтобы проверить явку остальных сотрудников и раздать задания. Хотя прекрасно осознавал «Какие могут быть задания в последний день года»?

В холле, на своем рабочем месте уже сидела Оля, болтая с двумя новыми сотрудниками, нанятыми два месяца назад в помощь Николаю Сергеевичу и Галине Петровне. И хотя вид у них был несколько помятый, но настроение, похоже, было отличное. Судя по всему, они живо обсуждали подробности вчерашнего вечера.

– Ну как вечер удался? – поинтересовался, проходя мимо, Углов.

– О! Все было просто супер! – откликнулась Оля. – Жалко только, что вы рано ушли. Там такое началось.

– Что? Много пропустил?

– Да нет, ничего такого там не было, – вступил в разговор новенький Олег. – Просто классно было. Танцевали все.

– Николай Сергеевич такой веселый был, – поддакнула Оля.

– Наслышан, наслышан, – Андрей Владимирович прошел в кабинет бухгалтера.

Толкнув дверь, он оглядел пустое помещение. – «Странно. Вещи вроде на месте. Куда же она делась»? Он прикрыл дверь бухгалтерии, и, пройдя по совсем короткому коридорчику, распахнул дверь в комнату, в которой размещались отдел сувенирной продукции и СМИ, а если уж быть совсем точным, Николай Сергеевич и Галина Петровна. Зная, в каком состоянии был вчера Николай Сергеевич, он ожидал увидеть комнату пустой, но к своему удивлению обнаружил в ней весьма теплую компанию в лице обоих супругов и Натальи Алексеевны. Сидя за столом, накрытым остатками вчерашнего пиршества, они держали в руках налитые рюмки.

– На ловца и зверь бежит, – встретил Углова Николай Сергеевич. Ну-ка девчонки, налейте своему директору.

– Нет, Наталья Алексеевна, не надо, – остановил он взявшую в руки бутылку бухгалтера, и, уже обращаясь к Николаю Сергеевичу, добавил, – А мне сказали, что ты заболел вроде, – Он постарался смягчить формулировку тети Маши. – Сказали, что не придешь?

– С чего это мне болеть, – не понял подколки Николай Сергеевич. – Может, все-таки, похмелишься?

– Нет, спасибо, мне еще за руль, – соврал, чтобы к нему больше не приставали, Углов.

– Ну, смотри. Так, девочки. За новый год! – и дружная троица чокнулась рюмками.

Атмосфера в комнате была какая-то умиротворенная, спокойная, почти домашняя. Люди просто с удовольствием расслаблялись после вчерашнего бурного праздника. Посидев какое-то время в теплой компании, и, узнав из первых уст все подробности пропущенных событий, Углов направился к себе в кабинет. Уходя, он бросил веселой троице, – Я чувствую, сегодня у вас настроение нерабочее, поэтому допивайте, и можете по домам. Пойду остальных отпущу. Что им сидеть, в самом деле.

– Ну, мы-то еще посидим. Дамы, вы как? – Николай Сергеевич обвел взглядом умиротворенных женщин. Те закивали головами.

– Только недолго. Хорошо? Чтобы Мария Ивановна на вас не жаловалась.

– Да мы, буквально, пол часика посидим, и разойдемся, обернувшись, заверила Углова Наталья Алексеевна.

В фойе Андрей Владимирович застал Олю, Олега, Семена и Юлю с Антоном, сидящими тесным кружком вокруг небольшого журнального стола с чайными чашками в руках. На столе, полусъеденным Колизеем, возвышался вчерашний торт.

– Вы что – дела уже закончили? – обратился он к ребятам. Те в ответ, то ли кивнули, то ли пожали плечами.

– Андрей Владимирович, – услышав его голос, в фойе выглянула Александра, – Они все сделали.

– Точно?

– Точно, – заверила Углова их молодая начальница.

– Тогда все могут быть свободны, – неожиданно для сотрудников, объявил директор. – Еще раз всех с наступающим Новым Годом. Увидимся после праздников, – и он прошел в свою комнату.

– Ничего на столе не оставляйте! – услышал он за спиной Сашины распоряжения. – Торт доедайте, чашки за собой вымыть!

– Оля доест, ей уже немного осталось, – Семен показал на полусъеденный торт, а затем похлопал Олю по животу, – Вот он весь где.

– Семен, ты с ума сошел, по животу хлопать, я же поела, – обиделась Оля.

– Кто ты? – не поняла Юля.

Антон хмыкнул и подмигнул стоящей в дверях Саше, мол, слушай, что дальше будет.

– Кто я? – не поняла Оля.

– Ты сказала, ты кто?

– Ничего я не говорила. Я сказала, чтобы он по животу меня не хлопал, потому что я же поела.

Юля непонимающе взглянула на Антона. – Антон, ты понял, что она опять сказала?

Антон рассмеялся. – Все правильно ты, Юля, расслышала. Была у нас в конторе одна Еёбыла, а теперь еще и Жепоела завелась.

– Сам ты Жепоела, – обиделась Оля.

– И Еёбыла, – поддакнула Юля, наступая на Антона.

Антон, отступая спиной к своей комнате, только хитро покачал пальцем, – Нет, нет, Юлечка, это как раз ты Еёбыла, а ты, Олечка, Жепоела. Вы случайно не сестренки? – Воздух буквально сотрясся от ребячьего гогота.

Юля с кулаками набросилась на Антона, но тот, влетев мимо Саши в комнату, выхватил из шкафа куртку, одновременно бросил «До свидания» Андрею Владимировичу и, попридержав Юлю за руки, опять протиснулся в дверь и выбежал на улицу. Юля тут же последовала его примеру. За ними на очереди были Семен и Оля.

Андрей Владимирович лишь удивленно бросал взгляды на ребят, одного за другим суматошно хватавших вещи и моментально исчезавших за дверью.

Когда в дверях последним из дружной компании показался Олег, Саша лишь молча покачала головой и указала на неубранный стол. Тот, поняв, так же молча развернулся и со вздохом начал собирать посуду.

– А ты что не идешь? – обратился Андрей Владимирович к Саше, когда через несколько минут Олег хмуро попрощавшись покинул помещение. – Новый год где встречаешь?

– Сейчас пойду, – Александра переобулась, и достала из шкафа свою шубку. – Мы с подругами собираемся отмечать.

– Одни?

– В смысле?

– Ну, без парней? – Андрей Владимирович тоже начал одеваться.

– Почему без парней? – удивилась Саша. – С парнями.

– А говоришь: «С подругами»?

– Ну, просто, мы с девчонками в институте вместе учились, а с мальчишками я уже через них познакомилась. А вы где отмечаете?

Разговаривая, они вышли в фойе, закрыли на ключ дверь комнаты, и, попрощавшись с теплой компанией в лице Николая Сергеевича и двух его спутниц, вышли из офиса.

– Да я дома хотел, а жена в деревню зовет, – продолжил уже на улице Андрей Владимирович. – У нее там все родственники: дяди, тети, сестры, племянники.

– И что решили?

– Да ничего еще не решили. Это ее вчера спонтанно пробило. А так, нас, в общем-то, никто туда и не приглашал.

– В деревне сейчас, наверное, хорошо. Всегда мечтала Новый Год в деревне встретить, – призналась Саша. – А что, без приглашения нельзя?

– Да не знаю. Как-то неудобно. Нас там никто не ждет, а мы тут заваливаемся.

– А они что, не обрадуются?

– Почему не обрадуются? Но, все равно как-то…

– А вы нарядитесь Дедом Морозом и Снегурочкой. Представляете, какой сюрприз для них будет.

– Слушай, это идея. А костюмы где взять?

– Да вот эти возьмите, – Саша протянула Углову два огромных пакета.

– А тебе не надо их возвращать? Сейчас ведь в театре самый сезон, а я тебе их сумею вернуть только после праздников.

– Да они старые. Списанные уже, – улыбнулась Саша. – Думаете, мне бы там новые дали? Они для себя их хранят на всякий случай.

– А тебе самой не понадобятся? Может, вы со своей компанией нарядитесь?

– Нет, мне уже вчерашнего вечера хватило. Ну, так что, возьмете? Я уже устала держать.

– Давай. Спасибо тебе большое.

– Да, не за что.

Попрощавшись с Сашей, Андрей Владимирович со всех ног припустил домой, представляя, как обрадуется Катя.

Открыв дверь и увидев мужа с пакетами, Катя только вздохнула.

– Это у тебя что? Опять работу на дом взял?

– Ты в деревню ехать не передумала?

– Да я еще и не думала. Ты вчера промолчал.

– Вчера промолчал, а сегодня говорю. Едем. Гляди, что у меня есть, – и Андрей Владимирович начал доставать из пакетов новогодние костюмы.

– Слушай, красота какая! Где взял? – набросив на себя одеяние Снегурочки, Катя прошлась перед зеркалом.

– Места надо знать. Только давай поедем вечером, чтобы к самому новому году подгадать. Представляешь, все уже за столом сидят, а тут – мы.

– Да мы раньше и не успеем. Надо будет гостинцев купить, с мамой договориться, чтобы с Юрой посидела. Вещи еще надо собрать, – Катина активность начала набирать обороты. – Ты не раздевайся, – остановила она Андрея. – Иди за машиной в гараж, а я пока приведу себя в порядок, поедем на рынок. Слушай, Андрей, – окликнула она его уже на лестнице. – А в чем же я поеду, мне же надеть совсем нечего.

– Начинается песня, – простонал, сбегающий по ступеням муж. – Придумаем что-нибудь, – крикнул он вверх.

Чем дальше машина отъезжала от города, тем выше становились сугробы. Местами они почти достигали крыши старенькой девятки, так что автомобиль двигался в сплошном, без малейших разрывов, белом коридоре. Его неровные стены сверкали в свете фар цветными искрами, создавая ощущение сказки. Дворники, под задумчивую музыку автомагнитолы, мерно сбивали с лобового стекла огромные белые хлопья свежего пушистого снега.

– Какая красота! – любуясь искрящимися сугробами, вздохнула Катя. – В городе такого не бывает. Посмотри, снежинки какие огромные.

– Как бы дорогу не занесло, – забеспокоился Андрей. Застрянем где-нибудь посредине.

– Ну и что, – нимало не расстроилась Катя, – Будем Новый Год в машине отмечать. У нас собой все есть. И шампанское и фрукты.

– Ага, а утром найдут в машине два окоченевших трупа Деда Мороза и Снегурочки, – мрачно пошутил Андрей, и сам улыбнулся, представив описанную картину.

– А мы будем друг друга согревать, – не сдавалась Катя.

Андрей Владимирович остановил машину. – Давай переоденемся, а то дальше одни деревни пойдут, негде будет.

Достав с заднего сиденья костюмы, чтобы не мерзнуть, они попробовали переодеться прямо в салоне.

– Нет. Ничего не получится, – через некоторое время безуспешных попыток, констатировал Углов. – Надо выходить.

Они вышли из тепла машины на пронизывающий холод улицы, и, путаясь в трепещущих на ветру длинных полах новогодних костюмов, с трудом натянули их на себя поверх одежды.

– Ну вот, вроде все. Осталось только бороду, – Андрей Владимирович занялся распутыванием резинок.

– Да потом наденешь, – следя за его мучениями, посоветовала Катя.

– Нет уж. Дед Мороз, так Дед Мороз, – нацепив бороду, Андрей водрузил на голову шапку, с пришитыми по периметру белыми кудрями. – И ты тоже головной убор надень, он нахлобучил на голову жены голубую шапочку и забрался обратно в машину.

– Прическу всю поломал, – Катя опустила перед собой солнцезащитный козырек, и, посмотревшись в маленькое зеркальце, поправила шапочку. – Вот так. Ну, что стоишь? Поехали.

Проезжая мимо какой-то, растянувшейся вдоль трассы деревни, они нагнали рядом с сельским клубом, идущую прямо по середине дороги веселую компанию, во главе с задорным гармонистом, с усердием перебирающим покрасневшими от мороза пальцами кнопки своего замерзшего инструмента. Андрей Владимирович еще издали поморгал им светом фар, так что, когда они подъехали ближе, компания, заблаговременно разделившись на две части, сошла на края дороги. Сбавив на всякий случай скорость (мало ли что у пьяных на уме), Углов медленно проехал между двух шеренг молодых людей. Увидев в салоне автомобиля Деда Мороза и Снегурочку, веселая ватага принялась приветственно свистеть, улюлюкать и махать руками. Андрей Владимирович ответил им громкими гудками клаксона, а Катя помахала рукой.

– Вот видишь, – обратился он к жене, – Кому-то настроение подняли.

К деревне они подъехали примерно за час до наступления Нового Года.

– Давай сразу к Тане. Все должны быть у нее, – было видно, что Катя заметно волнуется.

– Ты что вся дрожишь?

– Что-то я боюсь. Вдруг мы неправильно делаем? Никого не предупредили.

– Тогда разворачиваемся? – Андрей Владимирович начал останавливать машину.

– Ты что! Едем.

– Тогда не бойся.

Выключив фары, машина медленно свернула на ответвление дороги и неслышно подъехала к довольно большому кирпичному дому, обнесенному невысоким деревянным забором. Андрей Владимирович заглушил двигатель. Некоторое время они сидели тихо, прислушиваясь, не выйдет ли кто-нибудь на крыльцо, привлеченный шумом мотора, но все было спокойно.

– Ну все. Хватит сидеть. Пошли, – Углов открыл дверцу и, прихватив с собой мешок с подарками и посох, вышел из машины.

Вслед за ним последовала и Катя. Хрустя по узкой заснеженной тропинке, они прошли к дому и взошли на крыльцо. Андрей Владимирович громко постучал.

– Кто там? – раздалась привычная фраза, и, не дожидаясь ответа, дверь широко распахнулась.

– С Новым Годом! С новым счастьем! – начал свое новогоднее представление Андрей Владимирович, переступая через порог.

Сказать, что Новый Год удался, значит не сказать ничего. Первая мимолетная растерянность и удивление хозяев и их гостей сменились неописуемым восторгом, как только они разглядели в облике Деда Мороза и Снегурочки Катю, и Андрея. Поздравив всех присутствующих, и выставив на стол привезенное угощение, нежданные визитеры захотели было переодеться, но были усажены за стол в тех же нарядах, в которых приехали. Единственное, что им разрешили, так это снять верхнюю одежду. После непродолжительного, но обильного застолья были устроены конкурсы, вскоре сменившиеся танцами. Потом, по давно заведенному укладу, все пошли в клуб, в котором уже собралось большинство жителей деревни. Поплясав и весело похулиганив на клубной дискотеке, шумная ватага отправилась по домам родственников, поздравляя в каждом из них хозяев с Новым Годом, заставляя всех, без скидок на возраст, спеть песенку или рассказать стишок. Естественно, что и Андрей, и Катя были в самом центре этих событий и являлись гвоздем программы. Обойдя четыре, или пять домов, в каждом из которых радушные хозяева обносили гостей рюмкой водки, изрядно захмелевшая компания вернулась назад, где веселье вновь было продолжено. Уставшие гости разошлись только под утро, пообещав вскорости вернуться, а радушные хозяева вместе с потрепанной Снегурочкой и вымотавшимся за ночь Дедом Морозом, убрав кое-что со стола, завалились спать.

Андрей проснулся от того, что кто-то теребил его за плечо. Открыв глаза, он увидел перед собой уже умытое и свежевыкрашенное лицо жены. – Вставай, – еще раз толкнула его Катя, видя, что Андрей вновь закрыл глаза.

– Ты что? Сколько времени?

– Десять уже.

– Ты что с ума сошла? Мы только в шесть легли.

– Даша звонила, узнала, что мы приехали, просила ее Митьку поздравить (Митька был пятилетний сын Катиной троюродной сестры).

– И что я должен делать? – Андрей Владимирович с трудом вникал в суть происходящего.

– Одевайся Дедом Морозом, и пойдем.

– Опять?!

– Опять. – Катя откинула с него теплое пуховое одеяло.

Застонав, Андрей повернулся к стенке, – Я больше не могу, – и тут же получил тычок в бок. – А ты? – повернулся он к жене, – Тоже пойдешь?

– И я. Куда же я от тебя.

Обойдя с десяток домов, расположенных на разных концах деревни, и, поздравив всех детей в возрасте от двух до десяти лет, всех близких и дальних Катиных родственников с Новым годом, выслушав огромное количество стихов и песен, сорвав себе голоса, изрядно продрогшие и подвыпившие (родственники никак не хотели отпускать гостей, не налив им рюмочку), Дед Мороз и Снегурочка, не чувствуя от мороза рук и ног, зашли в очередной, (Катя обещала, что последний) дом, где собственно и проживал Митька.

Очутившись в полумраке сеней Андрей на какое-то время почти ослеп, после яркого солнечного света и вытянув вперед руки, осторожно двинулся вперед, пытаясь найти дверь в комнату. Катя, словно маневровый тепловоз, тихонько подталкивала его сзади. Почти сразу же он зацепил ногой стоявшее на ходу пустое цинковое ведро, отчего то опрокинулось, и, издавая немыслимый грохот, покатилось по полу. На шум в сенях отворилась дверь, и в образовавшемся просвете Андрей Владимирович увидел кудрявую детскую головку.

– Кто тут? – раздался встревоженный тонкий голосок.

– Как кто? – отозвался из темноты осипшим голосом Андрей Владимирович, – Дед Мороз и Снегурочка. А здесь ли проживает мальчик Митя?

Детская головка моментально исчезла и дверь тут же захлопнулась.

– Вот тебе и раз, – опять очутившись в темноте прошептал Андрей Владимирович, оборачиваясь к Кате, – Похоже напугали мы мальца.

– Да ладно, иди уже, – Катя легонько подтолкнула мужа вперед.

Но не успели они сделать и пары шагов, как дверь вновь отворилась и на пороге появилась Даша – мама маленького Митьки. Разглядев гостей, она просияла, и обернувшись в комнату громко крикнула, – Эй герой, ну куда ты спрятался? Это же тебя Дед Мороз со Снегурочкой пришли поздравлять. Давай выходи, покажи Деду Морозу, что ты умеешь.

Пока бабушка Мити – Дашина свекровь доставала малолетнего героя из-под кровати, та тихонько сунула Андрею Владимировичу в мешок приготовленный для сына подарок – большую коробку с железной дорогой.

– Сегодня под елкой все пролазил, – шепотом доложила она Кате, – А я как узнала, что вы приехали, думаю, пусть уж лучше дед Мороз подарит. Он ведь верит.

Из двери в спальню показался, подталкиваемой сзади бабкой, Митя.

– Ну, мальчик, здравствуй, – пробасил Андрей Владимирович, – Не узнал меня?

– Узнал, – нараспев протянул Митька, на всякий случай убрав руки за спину и крепко вцепившись ручонками в стоящую за спиной бабушку.

– А чего же убежал? Испугался?

– Так я не сразу узнал, – оправдался Митька, – Там же темно в сенях.

– Ах вот значит как? Не сразу, значит, узнал? Ну а сейчас не боишься?

Митька, закусив губу, отрицательно покачал головой, хотя было видно, что он в любую минуту готов дать стрекоча.

– Ну не боишься, тогда подойди поближе.

– Да не бойся ты, это же дедушка Мороз, – мама обняла сына за плечи и пододвинула его чуть ближе к Андрею Владимировичу. Андрей вытянул вперед руку, желая потрепать мальчика по голове, Митя чуть отпрянул назад.

– Ну что же ты боишься? – совсем расстроилась Даша. – Дедушка ведь добрый, он тебе подарки принес.

– Ну хочешь, можешь потрогать дедушку, – попыталась помочь Снегурочка.

– А он настоящий? – спросил мальчуган почему-то не Деда Мороза, а Снегурочку.

– Конечно настоящий, – отозвалась Катя, обрадовавшись, что налаживается хоть какой-то контакт.

Митька перевел взгляд на Андрея Владимировича. Было видно, что ему очень хочется дотронуться до Деда Мороза, но он боится. Наконец, решившись, Митька начал осторожно вытягивать вперед руку, но тут же остановился.

– Ты меня не заморозишь? – серьезно спросил он, глядя прямо в глаза Деду Морозу.

– Конечно нет, – поспешил заверить мальчика Андрей Владимирович.

Митька решительно дотронулся до руки деда Мороза, и почти тут же отдернул маленькую ладошку.

– Холодный, – поднял он на мать испуганные глазенки.

– Ну так я же настоящий Дед Мороз, – Андрей Владимирович подмигнул мальчугану.

– Ага, настоящий, – опять потянул Митька, – А мальчишки в садике говорят, что Дедов Морозов не бывает.

– Это для плохих мальчиков не бывает, – возразил Андрей Владимирович, – Потому что я к ним не хожу, и подарков не ношу, поэтому они меня никогда и не видели. А к хорошим детишкам я прихожу, и подарки приношу.

– И мне принес? – тут же оживился Митька.

– А ты меня разве просил?

– Как же, Дед Мороз, мы и письмо тебе писали, – вступила в разговор Даша, – Ведь писали? – встряхнула она за плечи сына. Митька мотнул головой.

– А, значит я это запамятовал, – почесал голову Андрей Владимирович. – А что же ты просил? – посмотрел он на мальчика.

– Там же нарисовано, – удивился Митька, – Железную дорогу.

– Что же ты дедушка? Совсем старый стал? Не помнишь ничего? Нагнулась к мешку Снегурочка, пытаясь развязать шнурок.

– Все я помню, – возразил Дед Мороз, пытаясь отобрать мешок у Кати. – А ты, внучка, разве не знаешь, что прежде, чем подарки дарить, нужно сначала песенку или стишок послушать?

– Ой и правда, – обрадовалась Снегурочка, – А я и забыла.

– Молодая, а память хуже моей, – заговорщически шепнул Дед Мороз Митьке. Митька хихикнул и радостно кивнул головой.

Потом были традиционные стихи с табуретки, обязательный хоровод, «В лесу родилась елочка», и восторженные Митькины глаза, когда Дед Мороз достал из своего мешка огромную коробку с вожделенной железной дорогой.

После вручения подарка Андрей Владимирович объявил, что им со Снегурочкой нужно поздравить еще много детишек, и несмотря на настойчивые просьбы Даши остаться и выпить по рюмочке решительно подтолкнул Катю к двери и они через темные сени опять вышли под ослепляющий солнечный свет морозного дня.

– Ну все, теперь точно домой, – Андрей Владимирович решительно забросил мешок за спину и направился по узкой расчищенной тропинке от дома к дороге.

– Подожди, вон едет кто-то. Может подвезут, – Катя замахала руками. Андрей Владимирович оглянулся и увидел мчащиеся по дороге расписные сани, запряженные тройкой белых коней. Возница – молодой парень в старинном кафтане, подпоясанном голубым кушаком, натянул вожжи, и кони замерли как вкопанные напротив Андрея и Кати.

– Гриша, какой ты нарядный, – обратилась Катя к кучеру. – Довезешь?

– Таких гостей как не довезти, – улыбнулся Гриша. – А у нас в клубе елка была, так я детишек катал.

– Понятно, – поддакнула, устраиваясь поудобнее в санях, Катя.

Митя как раз начал раскладывать на ковре вынутые из коробки рельсы, когда проходившая мимо бабушка через всю комнату обратилась к суетившейся на кухне Даше. – Молодец Андрей какой. И Катя ну просто вылитая Снегурочка.

Митька широко раскрыл глаза.

– Мама?! – шикнула выглянувшая из кухни Даша, и умоляющим взглядом указала на сына.

– А что мама? – Бабушка посмотрела на Митьку и ее морщинистое лицо расплылось в улыбке. – Даша, а он-то не узнал, кто был дедом морозом наряжен. Митенька, это же Андрей Владимирович с Катей были, ты разве не узнал?

– Это настоящий Дед Мороз, – на Митькиных глазах навернулись слезы.

– Да прям настоящий. Сейчас к Юдиным пойдут, вон в окно погляди.

Митька вскочил, и рассыпав с колен пластмассовые рельсы, как был в рубашке, колготках и шортиках бросился в сени.

– Митя! – закричала вслед сыну Даша, и схватив пальтишко бросилась вслед за ним.

– Эх, мама! – оглянулась она уже из сеней на свекровь.

– А что мама? – Удивилась старая женщина. – Что я такого сказала?

Митька в темноте сеней нашмыгнул на ноги первые попавшиеся галоши и выскочил на улицу. В ярком солнечном свете он увидел, как Дед Мороз и Снегурочка садятся в расписные, запряженные белыми конями сани. От неожиданности мальчик на секунду остановился, а возница, подпоясанный голубым кушаком, встал в санях, и сделав над головой широкий круговой жест громко хлопнул кнутом, отчего кони тут же сорвались с места и поднимая снежную пыль помчались по дороге.

– А что давайте я вас до околицы прокачу? – обернулся к Андрею и Кате кучер. – На тройке-то поди не катались никогда?

– Прокати, Гриша, – улыбнулась Катя. – Только с ветерком.

– Э-эх, – опять щелкнул кнутом Гриша, – С ветерком, так с ветерком.

Когда Митька добежал до дороги, тройка была уже далеко. Он все ждал, когда же она завернет к Юдиным, но кони, не сбавляя хода, пронеслись мимо, затем сани доехали до околицы, взлетели на холм, и исчезли в лощине за деревней. Только звук колокольчика еще слышался издали, да висело над дорогой сверкающее в морозном воздухе облако снежной пыли.

– Митька, ну куда же ты раздетый? – Даша накинула пальтишко на хрупкие детские плечи и присела рядом с сыном на корточки. Митька обернулся к матери, его широко раскрытые глаза светились счастьем и восхищением. – Мама, ты видела? Он настоящий!

– Конечно настоящий. – Даша расцеловала сына в мокрые от слез глаза.

Когда почти через пять часов после своего ухода Андрей Владимирович и Катя вернулись на место своей постоянной дислокации в дом Катиной двоюродной сестры, они обнаружили, что за столом в прежнем составе собралась вся вчерашняя компания.

– А вот и Дед Мороз со Снегурочкой пришли, – услышали они из сеней чей-то радостный голос. Милости просим к столу.

– Я сейчас умру, – шепнул Андрей Кате.

Все праздничные дни они только и делали, что ели да пили, периодически перемещаясь из дома в дом многочисленных и хлебосольных Катиных родственников. Андрей Владимирович уже устал выслушивать, какие они молодцы, что надумали приехать и доставили всем такой сюрприз. Домой они приехали только в последний праздничный вечер.

На пороге их встретила Катина мама – Елена Валерьевна.

– Мама, привет, – женщины обменялись поцелуями. – Юра спит уже?

– Да какое там. Без вас ни в какую не ложится – ждет. Недавно просил стихи почитать. Да подавай ему про мишку, и все. Насилу нашла, спасибо сам показал. Сейчас рисовать сел. Ну да не шумит, и слава Богу. Ну все, вы приехали, я пошла, – Елена Валерьевна начала торопливо собираться.

– Елена Валерьевна, вы куда же заторопились, – попробовал остановить любимую тещу Андрей. – Давайте хоть чайку попьем.

– Нет, нет, спасибо, напилась. Пойду я, а то уже на улице темно, забоюсь идти.

– Мама, ну посиди, Андрей потом тебя проводит. Послушаешь, как мы в деревню съездили.

– Нет, дочка, пойду. Завтра расскажешь, – и Елена Валерьевна, еще раз расцеловавшись с дочерью, исчезла за дверью.

Андрей и Катя на цыпочках вошли в детскую. За столом, к ним спиной, поджав под себя одну ногу, сидел Юрка и, сопя на всю комнату как паровоз, водил карандашом по листу. Подкравшись поближе и заглянув через плечо сына, родители увидели, что он старательно рисует некое подобие медведя в папиной зеленой тетради.

Андрей Владимирович, молча, схватился за голову, и уже хотел тронуть мальчика за плечо, но Катя, дернув мужа за руку, грозно поднесла палец ко рту, сказав одними губами, – Не смей ругаться. – Андрей согласно кивнул головой.

– Сынуля, мы приехали, – Катя ласково погладила сына по голове, и поцеловала в пушистую макушку.

– Мама, папа! Смотрите, какого я медведя нарисовал! Это мой мишка, – обернувшись, сын с гордостью показал им рисунок.

– Молодец, – похвалила Юру Катя. – Хороший мишка.

– А тебе нравится? – Юра протянул тетрадь отцу. На рисунке был, очевидно, изображен медведь, с этим трудно было поспорить. Но, нарисован он был довольно своеобразно – из одних кружочков и овалов. Туловище и лапы – овалы, нос, глаза и уши – кружки. Однако, несмотря на такую странную Юркину технику, облик был вполне узнаваем и даже довольно симпатичен. – Ну, – повторил Юрка, – Нравится?

– Да, симпатичный мишка, – сдерживая себя, чтобы не отругать сына за испорченную тетрадь, согласился с женой Андрей Владимирович, – Только…

Стоя рядом с Андреем, Катя положила ему руку между лопаток и, сжав ее в кулачок, предупредительно стукнула мужа по спине. – Только поздно уже, – продолжил Андрей, почувствовав столь грозное предупреждение. – Давай спать ложиться.

Кулачок жены снова превратился в ласковую ладошку.

– Папа, Ты мне про мишку почитаешь?

– Почитаю. Ложись.

– Читай, – Юрка отдал тетрадь отцу, и помчался к своей кроватке.

– Можно я тоже послушаю, – попросила разрешения Катя. – Я еще ни разу этого стихотворения не слышала.

– Можно, – разрешил сын, залезая под одеяло и поудобнее укладывая своего медведя, чтобы тому тоже было все слышно.

Андрей Владимирович придвинул стул поближе к детской кроватке, а Катя, прильнув к мужу сзади, и крепко обняв его руками, приготовилась слушать.

– Мишка дремлет на твоей подушке, – начал Андрей.

– Да, – поддакнул Юрка.

Катя улыбнулась…

– Вот и праздники пролетели, – вслух высказал мысль Андрей, ложась спать. – Как будто и не было. Завтра опять на работу.

– Кому на работу, а у кого – каникулы, – подкольнула мужа Катя.

– Везет, – позавидовал Андрей.

– Но, ведь здорово было? Ты не жалеешь, что мы съездили?

– Обалденно!

Рано утром Андрей Владимирович собрал традиционную еженедельную планерку, чтобы теперь уже в деловой обстановке обсудить предварительные результаты прошедшего года и наметить пути развития на следующий год. Присутствовали все начальники отделов и главный бухгалтер. Поскольку данные из бухгалтерии еще не были готовы, обсуждение в основном сосредоточилось на производственных вопросах. Каждый из начальников отделов докладывал о тех проблемах, глобального в рамках конторы масштаба, с которыми он столкнулся в прошлом году и предлагал пути их решения. Первой выступала Александра. Был поднят вопрос нехватки собственных рекламных щитов, в результате чего компания недополучила существенную часть прибыли. И, в связи с этим, было решено активизировать работу по подбору новых перспективных мест для установки рекламных конструкций в различных районах города. Также было предложено изучить возможность размещения рекламы непосредственно на остановках общественного транспорта и в лифтах. И если реклама на остановках требовала многочисленных согласований и довольно существенных капитальных вложений, то с лифтовой рекламой все представлялось более или менее понятным.

– И еще одно, – напоследок доложила Александра, – На мой взгляд, необходимо развивать собственную производственную базу. Это касается и широкоформатной печати на любых типах носителей, и цеха, в котором можно было бы изготавливать нестандартные изделия: объемные буквы, световые короба, вывески и тому подобное.

– Ну за мини типографию я проголосую обеими руками, согласился с докладчиком Андрей Владимирович. – Тем более, что она попутно сможет частично решить задачи и отдела сувенирной и печатной продукции. Но вот что касается собственного производства – это, по-моему, несколько преждевременно.

– Да и типография нам не нужна, – решительно запротестовал Николай Сергеевич. – Вы вот спрашиваете – какие проблемы? Так я вам скажу, что в моем отделе проблем нет. Проблемы они у тех, кто их ищет. Или кто работать не хочет, или не может. А у нас все нормально.

– Это у вас-то все нормально? – взорвалась Александра, – Да вы чуть планы нам все не сорвали. Мы и щиты разместили, и с торговыми центрами договорились, и промостойки изготовили, а у вас все еще раздатки не было.

– Так ведь сделали же.

– Когда сделали? В последний момент? Когда все промоутеры уже на точках были с пустыми руками? А вы знаете, сколько это нам нервов стоило?

– Ну, ну, Александра Владимировна, успокойтесь, – постарался охладить обстановку Углов. – Но, между прочим, она права, – обратился он уже к Николаю Сергеевичу. – И проблемы у нее не от того, что она, как вы говорите, не хочет, или не может работать, а от того, что их отдел постоянно развивается, ищет новые формы, чего, к сожалению, я не могу сказать о вашем отделе.

Дискуссия получилась бурная. Порой директору с большим трудом удавалось направлять обсуждение в конструктивное русло. И если бы не его твердое вмешательство, дело могло бы дойти до прямых оскорблений.

– Да. Не думал, что у нас в конторе такие разногласия по поводу развития, – признался Углов после совещания Саше. – Не ожидал я от Николая Сергеевича такого непонимания.

– Да бросьте вы. Все он понимает. Он за себя боится. Ведь сейчас он король. У него все связи. Он со всеми всегда договориться может. Все решит, все устроит. А если у нас будет все свое, то ни с кем и договариваться не придется. Кому он тогда будет нужен?

– Ты думаешь?

– Уверена. Более того, он еще и Сенину мозги запудрит. Вот увидите. Думаю, что вам надо первым с Евгением Ивановичем поговорить.

– Слушай, ты права. Сейчас и наберу, – Андрей Владимирович достал блокнот с записанными в него телефонными номерами.

– Алло. Евгений Иванович? Добрый день. Углов беспокоит.

Саша смотрела, как по мере разговора менялось лицо директора. – «Неужели Романов опередил»?

– Ну хорошо, давайте в воскресенье. До свидания, – Андрей Владимирович повесил трубку. – Не может он посреди недели встретиться. У него новогодние каникулы, – посетовал Углов. – А мне, конечно, в воскресенье в четыре часа в самый раз.

– Да ладно, – успокоила его Саша, – Зато есть время подготовиться.

– И то, правда, – согласился со своей подчиненной директор.

Глава VI. Незадавшиеся выходные

Все оставшиеся до выходных дни Андрей Владимирович пытался выкроить время, чтобы подготовиться к разговору с Сениным, но так и смог. Поэтому теперь, в субботу, стоя на пороге квартиры, он с виноватым лицом смотрел в глаза жены и оправдывался.

– Ну, правда, я только на часок. Ну, в крайнем случае, на полтора.

– Знаю я твои час – полтора. Теперь только к обеду будешь.

– Ну, котенок, не обижайся, это же работа.

– А завтра вечером тоже работа?

– И завтра работа. Ты же все понимаешь. Но, зато, зарплата у меня теперь большая, так что ругаться ты теперь не должна.

– Да причем тут зарплата, когда ты дома не бываешь. Скоро по ночам работать начнешь.

– Ну, котенок. – Андрей попытался поцеловать Катю в нос, – Ты вспомни, когда я последний раз в выходные работал? Это просто форс-мажор. У меня важная встреча, мне надо подготовиться.

– Не надо мне ничего объяснять, – вывернулась из его объятий жена. – Надо, так надо. Иди на свою работу. И не надо меня целовать, – она опять легонько оттолкнула Андрея, который предпринял очередную попытку чмокнуть жену в нос. – Придешь, тогда и поцелуешь. Может, быстрее вернешься.

– Я мигом, – заверил супругу Углов, и начал спускаться по лестнице. Остановившись на первой площадке, он оглянулся. Катя, стоя в открытых дверях, помахала ему вслед рукой. Он послал ей воздушный поцелуй, и застучал каблуками вниз по ступенькам. Этажом ниже он услышал, как закрываясь хлопнула знакомая дверь.

– Мария Ивановна, доброе утро, – поприветствовал он, открывшего ему двери офиса, сторожа.

– Доброе, – подтвердила сердитым голосом сторож. – И этот туда же. Выходной, а он на работу. Это вместо того, чтобы с ребетенком побыть.

Обычно, в присутствии других людей, Мария Ивановна называла директора на Вы, но, когда они бывали вдвоем, зачастую переходила на Ты, относясь к нему, словно к родному человеку. Андрей Владимирович давно к этому привык и не обижался на такую фамильярность.

– А что, еще кто-нибудь пришел? – удивился Углов, топчась возле двери.

– А как же. Захарова уж с утра тута. Да не одна, а с кавалером, – продолжала бурчать Мария Ивановна.

– С каким кавалером? – опешил Андрей Владимирович.

– Да ходит тут один. В цепях да в крестах. Словно поп, прости меня Господи.

– Так это, наверное, Сергей, – догадался Углов. – Это не кавалер, это клиент ее. Причем первый, – Андрей Владимирович припомнил, что в последнее время Сергей действительно зачастил к ним в офис.

– Уж не знаю, какой он там клиент, первый или не первый, только клиенты пусть в рабочие дни ходют. А по выходным дома пусть сидят и людям дадут отдохнуть.

– Да что это вы все ругаетесь, – удивился Углов.

– Нехороший он человек. Скользкий, – понизив голос, сообщила ему Мария Ивановна. – Не пара он нашей Сашеньке.

– Мария Ивановна, – теперь Углов понял, чем была так недовольна сторож, – Так может, у них и нет ничего.

– Может и нет, – согласилась старая женщина, – Но ты проходи, проходи. Неча в дверях-то стоять. Заморозил меня всю. Брысь, – она отодвинула от двери ногой пытавшегося выскользнуть на улицу кота.

Войдя в комнату, Андрей Владимирович застал Сашу и Сергея (это действительно был он), сидящими лицом друг к другу на рядом поставленных стульях. То ли ему показалось, то ли действительно так, но при его появлении они как-то очень уж резко отшатнулись друг от друга. Но он решил не обращать на это внимания.

– Андрей Владимирович? Добрый день. А мы вот тут рекламную кампанию обсуждаем, – будто оправдываясь, объяснила Саша. – А вы что?

– Да хотел к встрече подготовиться, – включая компьютер, ответил Углов. – Завтра Сенин приезжает.

– Ах, да, – вспомнила Саша. – Ну, тогда мы не будем вам мешать. Можно мы в бухгалтерии поговорим?

– Да ради Бога, – Андрей Владимирович раскрыл папку с документами.

– Мы тогда вещи сразу возьмем? – Саша достала из шкафа кожаную куртку Сергея и свою шубку, и, легонько подтолкнув клиента, вслед за ним вышла из комнаты.

– Давайте, давайте, – вслед им бросил Углов. Ему уже было не до них.

Проработав часа полтора, и сделав все, что хотел, он выключил компьютер, и, выйдя из комнаты, начал запирать дверь на ключ.

– Ты дверь-то погоди запирать, – остановила его сторож. – Захаровабудет уходить, ужо и запрет.

– Так она еще не ушла?

– Где там. Все работают, – Мария Ивановна, прищурившись, поглядела на Углова. – Ты бы сходил, позвал ее, а то, как бы совсем не заработалась девка.

Кивнув, Андрей Владимирович прошел по коридору и повернув торчащий в двери бухгалтерии ключ заглянул внутрь. Саша сидела на столе Натальи Алексеевны в пол-оборота к Углову. Ее черная с серым футболка, болтаясь на шее спутанным шарфом, открывала хрупкие плечи и тонкую талию. Из-под расстегнутого черного бюстгальтера виднелась небольшая, правильной формы грудь. Короткая серая юбка была задрана на пояс. На мраморной гладкой коже ягодиц тонкой полоской выделялись черные стринги. Сергей, тяжело дыша, стоял прямо перед ней тоже с обнаженным торсом. Возникла неловкая пауза, в течение которой Андрей Владимирович судорожно старался найти выход из создавшегося положения, а Александра пыталась натянуть на себя, висевшую на шее, футболку.

– Ты домой еще не идешь? – наконец нашелся что спросить директор.

– Пока нет, – наконец натянув на себя футболку и оправив юбку, стараясь говорить спокойно, ответила Саша.

– Ну, тогда я пойду.

– До свидания.

Когда Андрей Владимирович в смятенных чувствах проходил мимо сторожа к выходу, та его окликнула.

– Ну что работают?

– Работают, – автоматически ответил Углов.

– Да уж работают, – то ли согласилась, то ли возразила Мария Ивановна, – Отсюда слыхать. Тьфу, срамота.

Андрей Владимирович торопливо шел домой, не замечая ни яркого солнца, ни синего, какое бывает только зимой, неба, ни идущих навстречу, прохожих. – «Нет, это уж слишком. В рабочее время. На рабочем месте (причем в прямом смысле этого слова). Люди в соседней комнате. Ну, хоть бы постеснялись. Это просто недопустимо! В понедельник все ей выскажу обязательно», – временами Углов яростно месил ногами глубокий снег, не попадая от возбуждения и возмущения на узкую утоптанную тропинку. – «А что я ей, собственно скажу? Кто я такой, чтобы ей говорить – отец, или может быть старший брат? Нет, ну конечно с позиции директора надо бы конечно. Впрочем, она и сама все понимает. И Мария Ивановна тоже хороша. Иди, говорит, позови. А я-то как дурак и пошел. Надо было бы постучаться, а я ввалился. Хотя, я же по работе. Кто же знал, чем они там занимаются. Да, неудобно получилось. Да еще вопрос этот дурацкий «Ты домой не пойдешь». Впору самому извинения просить. Хотя мне-то за что? Сами виноваты. И что это я так разволновался? Собственно говоря, мне-то какое дело? Так. Все. Надо успокоиться», – Андрей Владимирович резко сбавил шаг, и попробовал дышать ровно и глубоко. Однако какой-то маленький червячок сидел у него в желудке, постоянно ворочаясь и тем самым причиняя тупую, ноющую боль. «Не буду я ей ничего говорить. И прощения просить тоже не буду. Не было ничего и не было. И нечего об этом даже и вспоминать», – только червячок, поселившийся внутри Андрея Владимировича, видимо был не согласен с его выводами, и продолжал отравлять душу едкой своей желчью. – «Да, права была Мария Ивановна. Не пара он нашей Сашеньке», – Андрей постарался представить Сергея. Снаружи такой лощеный и ухоженный, но, Углов чувствовал, что душа его грязна и необустроена, словно заброшенный старый сарай, заваленный пыльным мусором и смердящими гнилыми отходами. Все, что ему было нужно от нее, это физическая близость, Углов это чувствовал. Даже не чувствовал, а точно знал. А Саша, несомненно, достойна большего, нежели случайная связь с женатым мужчиной (Андрей вспомнил огромную золотую печатку на его пальце). Тут он ее даже пожалел. – «Может ей подсказать»? – но, тут же, отмел эту мысль. – «Нет, подобного рода подсказки ни к чему хорошему привести не могут. Да и не может же она сама не понимать, что эта связь для него, лишь провождение времени, что она не может ни на что рассчитывать? Она же умная девочка. Значит понимает. Тогда может ей это тоже нужно? Что нужно? Это траханье на рабочем столе в чужом кабинете?», – Углов мысленно на миг вернулся в бухгалтерию, где застал сладкую парочку. Ему стало противно. Он захотел отогнать от себя эти мысли, но в воображении снова вставала маленькая грудь с напряженным соском и черная полоска стрингов на белой матовой коже.

Домой он пришел в плохом настроении.

– Что случилось? – сразу почувствовала его состояние жена, едва он переступил порог дома.

– Ничего, – он начал устало разуваться.

– Я же вижу, – настаивала Катя.

– Да нет. В самом деле, ничего, – он повесил куртку на вешалку и, обняв жену, поцеловал ее в носик. – Вот я и пришел. Обед готов?

– Иди руки мыть, сейчас на стол накрою.

Подставив руки под струю воды, Андрей ощутил физическую усталость и опустошение. – «А завтра еще встреча с Сениным».

Сенин сидел, откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла, заложив ногу на ногу, изредка постукивая пальцами по мягким подлокотникам. Углов напряженно сидел в соседнем кресле с листами своего доклада в руках и выжидающе смотрел на собеседника.

– Значит, говоришь, надо собственное производство, развивать? – Евгений Иванович поднял руки над головой, и, сцепив их в замок, с удовольствием потянулся.

– Да. Собственное производство нам сегодня необходимо, – подтвердил Углов. – И я об этом уже говорил, когда сюда устраивался. Чтобы успешно конкурировать, нужно создавать рекламное агентство полного цикла.

– А вот Николай Сергеевич так не считает, – возразил Евгений Иванович, – И его доводы мне понятны. Ну, вот смотри, без всякого своего производства вы за последние полгода сумели удвоить выручку.

– Да, но какой ценой, – «Значит, он все-таки успел переговорить с Романовым».

– И какой же?

– Люди работали на пределе. Некоторые заказы удалось выполнить просто чудом. Спасибо, конечно, Николаю Сергеевичу. Но, при нарастающих объемах, скоро и он перестанет справляться.

– Люди? Ну, на то они и нанимались, чтобы работать, – отмахнулся Сенин. – За это им и зарплату платят. А Николай Сергеевич… Вы же вроде ему человека в помощь приняли.

– Принял, – согласился Углов, – Только все это полумеры. Мы ведь такие деньги типографиям отдаем, а могли бы сами все делать.

– А ты считал, во сколько нам эта типография обходиться будет. Я даже не говорю о первоначальных инвестициях. Ты посчитай аренду, расходные материалы, зарплату рабочим, – Сенин начал загибать пальцы. – Мне кажется легче еще одного человека принять, чем все это затевать.

– Затраты большие, – согласился Андрей Владимирович. – Но мы же не рассчитываем, что это подразделение только на нас будет работать. Надо будет других заказчиков искать, развиваться как-то, крутиться.

– А кто будет заказчиков искать, кто будет всем эти руководить, кто бухгалтерию вести? Это опять новые люди, которых надо будет где-то сажать. А значит, опять будут нужны дополнительные площади. Так можно до бесконечности развиваться. Нет, денег я тебе не дам, – владелец холодно посмотрел на своего директора. – Ищи другие пути развития.

– Евгений Иванович, вы меня не поняли, – попытался объяснить Углов. – Дополнительных средств я у вас не прошу. На первый этап будет достаточно того, что мы заработали в прошлом году, а когда настанет второй этап, думаю, к тому моменту мы еще заработаем. Так что никакого внешнего финансирования мне не надо. Я просто хотел с вами согласовать планы развития на следующий год, а денег нам достаточно и своих.

– Нет, это ты меня не понял, – окинул Евгений Иванович жестким пронзительным взглядом Углова. – Когда я сказал, что не дам денег, я тоже не имел ввиду дополнительных средств. Я как раз имел ввиду те деньги, которые заработало мое рекламное агентство. Ты же не будешь отрицать, что это мои деньги?

– Да нет, – Андрей Владимирович еще не совсем понимал, к чему клонит Сенин.

– Так вот. Они мне сейчас нужны. И нужны для другого проекта, где отдача их будет выше, чем здесь. Так что никаких твоих денег у тебя тут нет. Вот когда вложишь, тогда и будешь распоряжаться, как захочешь. А пока, как я скажу. Все понятно?

– Да в общем все, – сдерживаясь, чтобы не ответить резкостью на резкость, подтвердил Углов.

– А если понятно, тогда до среды перечислишь вот такую сумму (Сенин написал на листке бумаги несколько цифр). Кому и за что я тебе в понедельник скажу. Все, давай, пока. – Сенин попрощался и вышел. Андрей Владимирович начал одеваться.

– Ну, что закончили? – из бухгалтерии осторожно вышла сторож Мария Ивановна, куда Углов попросил ее удалиться на время разговора.

– Закончили, – буркнул Андрей Владимирович, накидывая на плечи куртку.

– Улетел наш соловей. Только, смотрю, песня-то его тебе не очень по душе, – Мария Ивановна сочувственно покачала головой.

– Это вы о ком? О Евгении Ивановиче что ли, – не сразу понял Углов.

– О нем. О ком же еще. Мастер он песни-то распевать. Заслушаешься. Поэт наш – песенник, прости Господи.

– Почему поэт, какой поэт?

– Как какой, – удивилась тетя Маша, – Ясно какой. Есенин.

– Так он что стихи пишет? Это его тетрадь мы значит нашли?

– Насчет стихов не знаю. Не скажу. А вот песни он заливает – заслушаешься. Вот и старому директору, что до тебя был, все пел, да пел, пока тот не уволился. А ведь тоже человек-то вроде неплохой был.

– Мария Ивановна, а почему Есенин-то, – допытывался Углов. – Почему поэт, если стихов не пишет.

– Да что же тут непонятного, – удивилась старая женщина. – Нашел что спрашивать. Ну вот как его зовут-то?

– Евгений Иванович.

– А фамилия?

– Сенин.

– Ну вот и получается, что Е. Сенин. Поэт – стало быть.

– Аа-а, – протянул Углов. – Так говорите, песни заливает?

– Ага. Еще как заливает, голубчик. Ты бы его меньше слушал, – доверительно посоветовала тетя Маша, – Да меньше бы препирался. Тогда, глядишь, и дело бы лучше пошло.

– Это как?

– А так. Выслушай, головкой кивни, а сделай все по-своему.

– Так мне что же, деньги ему не перечислять?

– Да что же ты тупой-то какой, – рассердилась Мария Ивановна, теряя при этом последние следы тактичности. – Я же не говорю, что всегда. Там, где можно. И вообще, старайся поменьше говорить про свои планы. Вот промолчал бы, да сделал бы, что хотел. Пускай бы потом бесился, – пожилая женщина хихикнула, явно представляя, как бы бесился Евгений Иванович. – Только уж поздно бы было. А теперь что уж. Теперь оно конечно. – Мария Ивановна вздохнула, располагаясь в кресле, где только что сидел владелец фирмы, и взяла со стола журнал с кроссвордом. Углов продолжал стоять перед ней, ожидая продолжения разговора. – Ну, неча стоять-то, – сторож подняла голову и поверх очков поглядела на директора, – Свет загораживать. Иди себе с Богом.

Глава VII. Ответственное решение

В понедельник Андрей Владимирович пришел на работу в плохом расположении духа.

– Здравствуйте, Андрей Владимирович, – поздоровалась с ним как всегда, первой пришедшая, Саша.

– Здравствуйте, – подчеркнуто официально ответил Андрей Владимирович.

– Как выходные? – словно не заметив сухого ответа, поинтересовалась Саша.

–Выходные? «Взять бы сейчас, да все ей высказать», – подумал Углов, но вместо этого отговорился одним словом, – Нормально.

Обычно, не дожидаясь расспросов, они сами по понедельникам во всех подробностях рассказывали друг другу, чем занимались на отдыхе, а в конце недели делились планами на предстоящие выходные, отчего их взаимоотношения были несколько шире, чем сугубо рабочие отношения двух сослуживцев. Пожалуй, их без натяжки можно было бы назвать приятельскими, или даже дружескими. Однако, видя, что сегодня начальник не настроен делиться своими переживаниями, Александра почла за благо также не обременять его посторонними разговорами, так, что весь последующий день их общение свелось к исключительно деловым разговорам. Лишь однажды, в конце рабочего дня, Александра поинтересовалась найденной ей когда-то тетрадью.

– Вы стихи про мишку читали?

– Читал. Хорошие стихи, – как можно суше и короче, но так, чтобы это не выглядело совсем уж невежливым, постарался ответить Углов.

– Андрей Владимирович, а не могли бы вы мне дать на время тетрадь? Я бы ее скопировала, чтобы больше вас не тревожить.

– Да, конечно. Возьми, – Углов достал из дипломата тетрадь, и протянул ее Саше. – Только…

– Что?

– Да Юрка у меня там один лист разрисовал. – Он раскрыл тетрадь и показал Саше рисунок.

– Ну, это не страшно, – Александра внимательно рассматривала детский рисунок. – А симпатичный мишка. Что-то в нем есть такое, правда?

Андрей Владимирович лишь пожал плечами. Саша отправилась копировать тетрадь в соседнюю комнату. Она вернулась, когда Углов уже собирался домой.

– Вы домой? – поинтересовалась она, отдавая ему тетрадь.

– Да.

– Можно я с вами?

– Пойдем, – у него не было повода, чтобы отказать ей в этом желании. – «Сейчас начнет оправдываться», –подумал он, пропуская ее вперед и придерживая дверь. Щемящий червячок обиды снова зашевелился где-то глубоко внутри. – «Подходящий повод все ей высказать, что я думаю по этому поводу». Он не сомневался, что разговор пойдет о субботнем инциденте. Некоторое время, за которое он уже успел подготовить нечто вроде короткой обличительной речи, они молчали.

– Как у вас вчера встреча с Сениным прошла? – вдруг совершенно неожиданно для него спросила Саша.

– Неважно прошла, – вспомнив результат воскресной аудиенции, и сразу расстроившись, признался Углов. Воспоминания были такими свежими, а результат ему казался настолько несправедливым, что он не нашел ничего лучше, как во всех подробностях рассказать обо всем Саше, тем самым разделив с ней тяжесть собственных переживаний. После того, как он закончил, он почувствовал, что ему действительно стало легче, хотя Саша не успела сказать ему ни слова.

– И что вы думаете? – Саша остановилась, и вопросительно посмотрела ему в глаза. Углов, также вынужденный остановиться, тоже посмотрел ей в глаза.

– Даже не знаю. Я так рассчитывал на эту встречу, – искренне признался он.

– Я думаю, что надо все же налаживать производство, – продолжая глядеть в глаза директору, разборчиво, словно желая внушить свои мысли, произнесла Саша.

– Не даст он денег, – Углов отвернулся, и они вновь медленно зашагали по неширокой заснеженной дорожке.

– Значит надо обойтись без его денег. Вы же уверены в своих расчетах?

– На сто процентов, – бросил, не поворачивая головы, Андрей Владимирович.

– Ну тогда вам и карты в руки. Смотрите, Сенин отказался от вашего проекта, теперь вы без зазрения совести сами можете воплотить его в жизнь.

– А деньги? – между тем, как Углов произносил этот сакраментальный вопрос, в его голове уже начали вращаться шестеренки мыслей. Вот медленно завертелась одна, зацепила и потащила за собой другую, щелкнула какая-то скрытая пружина и весь механизм начал постепенно приходить в движение, раскручивая маховик поиска возможностей. – «Есть некоторая сумма, которую он втайне от Кати откладывал на покупку новой машины; по итогам года будет большая премия, уж об этом он позаботится; хорошо – уже кое-что; еще можно будет взять кредит в банке, благо зарплата позволяет. Вроде на первую очередь его плана хватает. А там надо будет работать, работать, и работать».

– Что? – Саша видела, что в голове директора что-то происходит.

– Да, ты права, деньги не главное.

– Я ничего не говорила.

– Неважно, – призрачные планы в голове Углова начали довольно быстро обретать реальные очертания. – «Надо будет все заказы нашего агентства отдать новому подразделению». – Постой, а как же рекламное агентство полного цикла, – внезапно осознал Углов, – Ведь это же будет совсем другое предприятие.

– Оно и к лучшему, – включилась в обсуждение Александра. – Если бы эта типография была одним из наших подразделений, было бы затруднительно найти заказчиков среди других рекламных агентств. Вряд ли бы они воспользовались услугами своих конкурентов. Это же все равно, что всю клиентскую базу сдать. А так – независимая типография. Все нормально. Главное, чтобы цены конкурентные были, и за качеством следить.

– Только надо, чтобы в конторе никто не узнал, – согласился со своей смышленой подчиненной Углов. – Особенно Николай Сергеевич.

– Да. Этот уж не преминет обо всем Сенину доложить. Да еще приукрасит.

– Мария Ивановна Сенина поэтом кличет, – почему-то вдруг вспомнил Андрей Владимирович. – Говорит, уж больно заливисто поет.

– Поэтом? А в смысле Е. Сенин? – моментально догадалась Саша.

– Да. В этом смысле, – не уставая поражаться ее сообразительности, подтвердил Углов.

Поговорив с Сашей, поделившись с ней своими переживаниями и планами, и заодно проводив ее до дома, Андрей Владимирович заметил, что тревожащий его все выходные червячок вновь заснул, а в душе, несмотря на зимний холод улицы и мрачную черноту ночи стало по-домашнему тепло и уютно.

За ужином Андрей поделился своими планами с женой.

– Не знаю. Опять впроголодь жить, – загрустила Катя.

– Почему впроголодь? Ты что – голодала когда-нибудь?

– Ну, это я так. Фигурально. Ну все равно не купишь теперь ничего.

– Да, придется какое-то время экономить, – согласился Андрей. – А что тебе надо купить?

– Ну ты даешь, – возмутилась Катя. – Весна придет, а мне носить нечего. Ни обуть, ни одеть.

– Ну это еще когда будет, – нацепив котлету на вилку, возразил Андрей.

– Да не успеешь оглянуться. И котлеточки мы любим, – указывая на тарелку мужа, не унималась Катя.

– А причем тут котлеты? – не понял Андрей.

– Как причем? Будем экономить. Мясо у меня теперь не проси.

– Ну уж ты вообще!

– А что вообще? Что вообще? Экономить, значит экономить, – разошлась не на шутку Катя. – Только и делаем, что экономим. Надоело уже. Хочется пожить как все.

– И как же все живут? – переставая жевать, полюбопытствовал уязвленный муж.

– Нормально живут. По-человечески, – по Катиным щекам покатились слезы.

– А мы, значит, не по-человечески живем? – откладывая в сторону вилку, поинтересовался Андрей.

– Да иди ты со своими разборками, – оставив на столе грязную тарелку с недоеденным ужином, Катя выбежала из кухни.

– Ну вот и поговорили, – выкрикнул он ей вслед.

Поужинав сам, и проследив за сыном, чтобы на его тарелке ничего не осталось, Андрей Владимирович вымыл посуду, и вышел в зал.

Катя сидела на диване, глядя невидящими глазами в мерцающий экран телевизора. По ее щекам текли крупные слезы. Он хотел демонстративно пройти мимо, но она была такая беззащитная, так горько плакала, словно маленькая девочка, потерявшая любимую куклу, что он невольно ее пожалел.

– Ну, котенок, ну прекрати. Все у нас будет хорошо, – он присел с ней рядом, и обнял ее за плечи. Но, вместо того, чтобы успокоиться, слезы еще сильнее хлынули из ее глаз.

– Ты всегда так. Работа у тебя на первом месте, –захлебываясь слезами, и подвывая на каждом слове, произнесла Катя.

– Ну что ты, солнышко. Ты всегда будешь у меня на первом месте. Это же я все для тебя и для Юрки делаю, – Андрей погладил ее по волосам. Катя уткнулась головой в грудь мужа и сквозь затихающие рыдания с трудом выговорила, – Правда?

– Конечно правда. Ну все. Давай успокаиваться, – Андрей, обхватив Катину голову, поднял ее заплаканное личико и начал целовать в мокрые от слез глаза. Катя начала помаленьку успокаиваться. Безудержные рыдания уступили место отдельным всхлипам.

– Дай мне платок, пожалуйста. В верхнем ящике, – почти успокоившись, попросила она мужа. Андрей принес ей платок, и, присев рядом сам вытер жене заплаканные глаза и покрасневший носик. Катя прижалась к нему всем телом и, пригревшись, казалось, заснула. Так они и просидели весь вечер на диване перед включенным телевизором, обнявшись и наслаждаясь теплом, друг друга. Они бы, наверное, могли просидеть так всю ночь, не разговаривая, но, только ощущая совсем близко присутствие любимого человека, как вдруг дверь детской распахнулась и на пороге появился их любимый Юрка, доселе не донимавший родителей. Очевидно, что дети тоже чувствуют, когда лучше побыть подальше от разворачивающихся событий, чтобы не подвернуться под горячую руку, а когда можно и поприставать к родителям, качая свои права, и не особо рискуя получить за это по попе.

– Папа, мама, я спать хочу, – подбежавший сын, видя обнявшихся родителей, тоже попытался обхватить их обеими руками, и, вскарабкавшись к ним на коленки, чмокнул сначала Катю, а затем Андрея в губы. – Кто мне будет стихи читать?

Чтение на ночь стихов, а особенно стихотворения про мишку, стало в последнее время своеобразным ритуалом.

– Иди, ложись, сейчас приду, – Андрей легким шлепком отправил сына в постель, а сам пошел доставать из дипломата заветную тетрадку.

Открыв тетрадь на знакомой странице, он совершенно неожиданно увидел рядом с нарисованным сыном мишкой, другого медведя. Этот другой был мастерски нарисован простым карандашом и был в точности похож на плюшевого Юриного друга. Под рисунком стояла подпись «Маленькому мальчику с пожеланием больших свершений. Пусть в твоей жизни встречаются только хорошие люди, т. Саша». Андрей Владимирович улыбнулся и показал рисунок сыну. Широко раскрыв глаза, тот долго изучал рисунок, водя по нему пальцем.

– Это мой мишка? – наконец заворожено спросил малыш.

– А ты разве не видишь?

– Мой, – признал друга Юрка. – А откуда он взялся?

– Тетя одна нарисовала. И написала, что это тебе от нее подарок. А теперь ложись, я буду читать тебе стихотворение.

Юрка устроился поудобнее, приготовившись к вечернему ритуалу, и, не забыв при этом, чтобы и мишке было комфортно слушать про себя стихи.

Следующие дни Андрей Владимирович посвятил разработке подробного бизнес-плана. Он проштудировал многочисленные каталоги, сам ездил по типографиям, смотрел на работу оборудования, собирал отзывы о той или иной модели, связывался с поставщиками по ценам и срокам поставки, искал подходящие помещения. Все это, естественно, по возможности не в ущерб основной работе. Наконец, определившись с перечнем и ценой оборудования для мини-типографии, он начал оформление кредита на недостающую сумму. Как он и ожидал, это не вызвало особых сложностей, если не считать необходимости представить двух поручителей, одним из которых выступила Катя (банк настаивал, чтобы одним из поручителей был член семьи, пусть даже имеющий и не очень высокую зарплату), а вторым, любезно согласившаяся на эту роль, Александра. Она единственная из посторонних, кто знал о цели кредита, а других людей Андрей Владимирович до времени не хотел посвящать в свои дела.

Жалея читателя, мы не будем посвящать его во все тонкости нового дела Андрея Владимировича. Единственное, что стоит отметить, так это Катину правоту по поводу экономии, так, как в процессе налаживания производства выяснялись все новые и новые статьи расходов, которых Андрей Владимирович в силу своей неопытности не мог изначально предвидеть. И хотя он и взял кредит с избытком, но приходилось вкладывать в дело все новые и новые суммы, которые уже не покрывались заемными средствами банка. Так что в жертву новому делу приносилась значительная часть его зарплаты. И только спустя полгода Андрей Владимирович внезапно для себя заметил, что его детище не только не требует от него дополнительных вложений, но и начало приносить пусть еще небольшую, но уже ощутимую для его семейного бюджета добавку. Тому в немалой степени способствовали и успехи возглавляемого им рекламного агентства, которое заключив с администрацией города договор на изготовление и размещение на своих щитах социальной рекламы, выступило крупным заказчиком его нового предприятия, которому с легкой руки Александры было дано название «Профи-Т», где «Т», означало «Типография». Андрею это название понравилось. А если бы читатель имел возможность заглянуть в амбициозные планы нашего героя, то он несомненно бы догадался, что в скором времени после названия «Профи» могут появиться и другие буквы.

Глава VIII. А эта свадьба, свадьба…

Вот уже пару месяцев Андрей Владимирович наблюдал за странной чередой событий, разворачивающихся в конторе. Сначала куда-то запропастился Сашин ухажер. Впрочем, Углов лишь гораздо позже поставил это событие в ряд с остальными, тогда же он не обратил на это должного внимания и был даже доволен, так, как не испытывал особой симпатии к этому скользкому, по словам Марии Ивановны, типу. А в то время все началось с того, что однажды Юля обнаружила в верхнем ящике своего стола большую шоколадку. Она долго допытывалась, кто бы мог оставить столь ценную вещь в чужом ящике, но все ее попытки раскрыть эту страшную тайну, ни к чему ни привели. Она даже не хотела сначала есть этот шоколад, опасаясь, что кто-нибудь спохватится и ей придется возмещать хозяину понесенные убытки. Но и хранить долго нежданную находку в собственном столе ей было не под силу. Наконец, решив, что, по-видимому, шоколад упал с неба, а, следовательно, ничей, Юля разделила его, а вместе с ним и возможную ответственность, на четыре части и угостила Андрея Владимировича, Антона и Сашу. Но, что самое интересное, что как только шоколад был съеден, на следующий же день Юля обнаружила в своем столе новую плитку. На сей раз ей потребовалось гораздо меньше времени, чтобы принять правильное решение, и в ближайшее же чаепитие шоколадка была поделена между теми же людьми. С тех пор Юля начала с завидным постоянством находить в волшебном ящике, то шоколадку, то апельсин, то пачку вафель, то прочие вкусности, и все это неизменно делилось и съедалось в этой же комнате этой же компанией. Спустя какое-то время Андрей Владимирович начал замечать, что как только Юля находила в столе очередной сладкий сюрприз, она обменивалась многозначительным взглядом с Антоном, из чего директор сделал вывод, что именно Антон причастен к таинственному появлению сладостей. Дальше – больше. Придя однажды пораньше на работу, Андрей Владимирович обнаружил на Юлином столе изящную узкую стеклянную вазу, в которой стояла алая, свежая, благоухающая роза. При этом на работе не было еще ни Юли, ни Антона. Лишь Александра, пришедшая как обычно раньше всех, редактировала на компьютере эскиз очередного рекламного щита.

– Я что-то не пойму. Это что, выходит ты что ли ей цветок подарила? – Углов вопросительно посмотрел на начальника отдела наружной рекламы.

– Андрей Владимирович, – Саша укоризненно покачала головой, – Я что, ненормальная, по-вашему?

– Да я и сам думал, что это Антоновы сюрпризы, так ведь кроме тебя еще никого нет.

– Да это он еще с вечера приготовил, – улыбнулась Саша. – Причем, они же вместе с Юлей ушли, а потом он на секунду вернулся, вроде что-то забыл, а цветок у него под столом уже с обеда стоял. Ну, он его быстро на Юлин стол поставил, и опять к ней. Вот посмотрите, сейчас вместе придут, а на столе сюрприз. А кто же это сделал, если они вчера вместе ушли? Такая вот загадка для Юли.

– Да, загадка, – поддакнул Андрей Владимирович. – И давно это у них?

– Что это?

– Ну, я не знаю, что. А, в самом деле, что?

– Вы сами не видите? Антон уже полгода за ней ухаживает. На работу – вместе, с работы – вместе.

– Значит это у них серьезно?

– Более чем, Андрей Владимирович. У них свадьба скоро.

– Да ты что? А ты откуда знаешь?

– А что у нас в конторе происходит, чего бы я ни знала? Начальник должен знать все о своих подчиненных.

– Это что же, выходит я плохой начальник?

– Ну почему плохой? Вы же теперь тоже в курсе.

– Но, ты же раньше узнала?

– Просто, может быть, я лучший начальник, чем Вы, – подколола директора Александра.

– И когда же у них свадьба?

– Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, Вас известят.

– Когда?

– Когда на свадьбу приглашать будут.

– Да ты что?!

– Вот вам и ты что. Ждите приглашения, – Саша снова углубилась в работу.

В комнату, как всегда к самому началу рабочего дня, вошли Антон и Юля. Хотя Углов не один раз говорил, что начало рабочего дня должно совпадать с началом работы, то есть до этого времени работник должен прийти, переодеться, включить компьютер и привести себя и свое рабочее место в надлежащий вид. Все остальные сотрудники давно это усвоили и приходили за десять, ну, минимум за пять минут до начала работы. Однако эта сладкая парочка постоянно находила уважительные и не очень оправдания своим опозданиям, или как они выражались, – задержкам. Войдя в комнату, и поздоровавшись с присутствующими, Юля конечно первым делом заметила цветок на своем столе. Мгновенно ее лицо осветилось таким неподдельным счастьем и восторгом, что Андрей Владимирович даже улыбнулся. Сдерживая себя изо всех сил, она не спеша подошла к столу, потрогала пальцем жесткие листья, словно желая убедиться, что они настоящие, затем, наклонившись, втянула носом нежный аромат лепестков. По ее лицу расплылась счастливая улыбка.

– Пахнет, – радостно сообщила она окружающим, и протянула вазу с цветком сначала Александре, а затем Андрею Владимировичу, чтобы те могли убедиться в справедливости ее слов.

– Прелесть, – восхитилась Александра. Причем, то, каким тоном это было произнесено не оставляло ни малейшего сомнения, что она искренне рада за свою подчиненную.

– Пахнет, – подтвердил Углов, неловко ткнувшись носом в поднесенный цветок, и тут же уловил на себе Сашин укоризненный взгляд. – Очень вкусно, – добавил он. Саша улыбнулась и одобрительно кивнула. Довольная похвалой, Юля понесла показывать цветок Антону.

– Понюхай, – сунула она ему цветок в нос.

– Пахнет, – подтвердил Антон.

– Как пахнет? – допытывалась Юля.

– Обалдеть! – закатил глаза Антон.

Юля удовлетворенно кивнула головой, и понесла вазу к себе. Последующий час она носилась с цветком как курица с яйцом. Сначала она с шумом переставляла стеклянный сосуд по всему столу, пытаясь найти наиболее выгодный ракурс для своего великолепного подарка, чем немало мешала окружающим; потом ей показалось, что на столе цветку мало света, и она отнесла вазу на подоконник; в последующие пятнадцать минут Юля поминутно поглядывала на одинокую розу, видимо уже жалея о своем необдуманном поступке; а затем, испугавшись, что на окне нежному растению будет жарко, она опять переставила цветок на стол, чтобы поминутно двигать вазу то в ту, то в другую сторону.

Видя, какую бурю эмоций вызывает у молодой девушки неожиданный подарок, Андрей Владимирович долго не решался сделать ей замечание, и лишь когда Юля в очередной раз с громким гулом прокатила вазу по столу, он довольно выразительно кашлянул. Александра, поняв, что хотел сказать директор, как непосредственный начальник тут же сделала Юле замечание. И только после этого в комнате воцарилось рабочее настроение. Однако не прошло и получаса, как дверь распахнулась, и на пороге возник молодой, лет тридцати, мужчина, со светлыми, аккуратно зачесанными назад волосами и открытым симпатичным лицом. Заглянув в комнату, он поздоровался, и, обращаясь ко всем сразу, спросил, – Мне Захарову Александру можно увидеть. Все, в том числе и Саша обратили свои взоры на посетителя. Он же, заметив, наконец, Александру, сделал шаг вперед и достал из-за спины огромный букет белоснежных роз. Он хотел пройти, чтобы отдать его Саше, но та, опередив гостя, подбежала к нему первая. Передавая букет, он попытался чмокнуть ее в губы, но Саша увернулась, подставив для поцелуя лишь порозовевшую от смущения щеку. Затем взяла букет, торопливо положила его на стол, и, вернувшись к молодому человеку, практически вытолкала его за дверь.

– Андрей Владимирович, извините, я скоро, – отрапортовала она директору, выходя вслед за посетителем в холл.

Возникла немая пауза. Юля широко раскрытыми глазами смотрела на шикарную гору цветов, рассыпавшихся по Сашиному столу. Ее единственная роза, которая еще минуту назад вызывала у Юли такую бурю эмоций, как-то сразу померкла среди такого великолепия ее цветочных сестер, и теперь выглядела особенно одинокой.

– Что это было? – Андрей Владимирович обвел взглядом ребят. Антон пожал плечами. Юля продолжала находиться в шоке. – Юля, это кто сейчас приходил? – повторил свой вопрос Углов. – Ты его знаешь?

– Вообще-то он наш клиент, – с трудом переводя взгляд с огромного букета на директора, произнесла Юля. – Мы сейчас для их банка большую рекламную кампанию разрабатываем.

– А он кем в банке работает?

– По-моему, это управляющий, – вмешался Антон. – Во всяком случае, именно он с нами переговоры вел.

– Так, понятно, – протянул Андрей Владимирович, хотя, если честно, он мало, что теперь понимал. – И давно это у них? – но ребята в ответ лишь пожали плечами.

В комнату бабочкой впорхнула Саша и, как ни в чем ни бывало, достав из шкафа большую вазу, вновь выбежала, чтобы наполнить ее водой. Вернувшись, она, будто никого не замечая, принялась брать по одному цветку и ставить их в воду. Все молча наблюдали за ее легкими, непринужденными движениями. Наконец, соизволив заметить вопросительные взгляды сослуживцев, она, не в силах сдерживаться, широко улыбнулась и обратилась к Юле, – Ну что?

– Это кто? – по-видимому, этот вопрос интересовал Юлю больше всего.

– Это Михаил Анатольевич. Он заместитель управляющего банком и наш клиент, – ответив, Александра продолжила засовывать цветы в вазу.

– Я же говорил, – удовлетворенно буркнул Антон, и тут же заслужил сердитый взгляд Юли.

– Я не в этом смысле спрашивала, – обернулась она опять к Саше.

– И мой хороший знакомый, – продолжила Александра, поправляя букет.

– И? – продолжила допрос Юля.

– И все, – отрезала Саша, ставя вазу на отведенное ей место. – Давайте работать. Было видно, что Юля поначалу обиделась, но так, как долго обиду она хранить не умела, а произошедшее событие буквально сжигало ее изнутри, она пошла делиться свежей новостью с Олей, а заодно, может и разузнать у нее что-нибудь новенького об этом необычном клиенте.

Через две недели Антон и Юля пригласили Андрея Владимировича с женой на праздничный банкет, посвященный дню их бракосочетания. И хорошо, что Саша заранее предупредила Углова, иначе у него был бы довольно идиотский вид. А так, он поблагодарил ребят с таким видом, как будто совсем недавно это еще не было для него секретом, и, поздравив их с предстоящим событием, обязательно обещал быть. Так, как были приглашены почти все сотрудники их небольшой компании, весь оставшийся до свадьбы месяц по всем отделам только и было разговоров, что о предстоящем торжестве. Директору с трудом удавалось поддерживать производительность труда на должном уровне, но его непререкаемый авторитет и многочисленные пинки, без устали раздаваемые нерадивым сотрудникам, сделали свое дело. Наконец, настал долгожданный день. Чтобы не размениваться по мелочам, все приглашенные сослуживцы скинулись, и, добавив к полученной сумме средства, выделенные в честь знаменательного события конторой, приобрели огромный чайный сервиз на двенадцать персон, включающий в себя помимо прочего, массу разнообразных вазочек, минажниц и тому подобных предметов. Подарок и вправду получился шикарным, так что не стыдно было подарить. Сама же свадьба удалась на славу. Во-первых, все присутствующие на росписи, сошлись во мнении, что их пара, безусловно, самая красивая. Во-вторых, всем очень понравился тамада, так что к концу праздника у него даже кончились визитки. У Андрея Владимировича сложилось такое ощущение, что все либо срочно собрались замуж, либо задумали переженить всех своих детей или даже внуков. Даже Катя не преминула обзавестись визитной карточкой, чему Андрей Владимирович был крайне удивлен «Не рановато ли»? В-третьих, на свадьбе было много молодежи, что не могло не сказаться положительно на остальных участниках торжества, которые ни в чем не хотели уступать молодому поколению.

Медовый месяц, в течение которого Антон с Юлей не появлялись на пороге агентства, находясь в очередных отпусках, уже подходил к концу, когда однажды вечером Саша, которой теперь приходилось трудиться за троих, обратилась к Андрею Владимировичу с просьбой.

– Андрей Владимирович, вы не могли бы меня на следующей неделе отпустить в счет отгулов на два дня?

– А кто же работать у тебя в отделе останется? Антон с Юлей в отпуске, тебя не будет. Тебе когда отгулы нужны?

– В четверг и пятницу на следующей неделе, и, если можно, еще в понедельник, который за ними будет. А дела я постараюсь до четверга все раскидать. А в понедельник Антон с Юлей выходят, я им записку напишу, если что сама доделать не успею.

В принципе Андрей Владимирович был не против, тем более, зная Сашин характер, он был уверен, что клиенты брошенными не останутся.

– Ладно, пиши заявление. Уезжаешь, что ли куда? – поинтересовался он, выводя на углу листа свою резолюцию.

Саша на секунду замешкалась. – Нет. Свадьба у нас.

– Тоже хороший повод, – одобрил Андрей Владимирович. – Кто женится?

– Я замуж выхожу. В следующую субботу у нас с Мишей свадьба, но, сами понимаете, надо подготовиться. Так что с четверга меня не будет.

Углов как был, так и застыл с ручкой в руке, глядя широко раскрытыми глазами на свою подчиненную. Видя, что директор временно потерял способность шевелиться, Саша аккуратно вытащила из-под его руки подписанный листок с заявлением, чтобы отнести его бухгалтеру, – Ну я пойду?

Подожди, подожди, – начал выходить из ступора Андрей Владимирович, – Дай я хоть тебя поздравлю. Он пожал протянутую ему руку, а затем, переполняемый нахлынувшими теплыми чувствами, искренне обнял свою молодую сотрудницу.

– Я очень, очень за тебя рад! Достойный выбор.

– Спасибо, я знаю. Вы извините, что я вас не приглашаю. У нас все по скромному, только свидетели, да самые близкие родственники.

– Да ты что, я и не претендую, – успокоил Сашу Андрей Владимирович. – И все-таки, выходит я плохой начальник, – погрустнел вдруг Углов. – Ничего не знаю о своих подчиненных.

– Ну что вы, – возразила Саша. – Вы даже очень хороший начальник. Спасибо вам за все большое, – влекомая внезапным порывом она сделала движение в сторону расстроенного директора и, чмокнув его в щеку, выпорхнула с заявлением из комнаты.

Глава IX. Время перемен

Наверное, в жизни каждого человека бывают отрезки времени, когда все идет более или менее ровно. Дети растут, дела идут, и жизнь не подбрасывает никаких неприятных сюрпризов. Отрезки эти могут быть длиннее или короче, но пока все идет размеренно и стабильно, человек даже начинает строить некие планы на будущее: планирует свой отпуск, покупку нового автомобиля, или поступление любимого чада в институт. Жизнь становится настолько предсказуемой, что поневоле человек расслабляется и обрастает жирком лени и неторопливости. Кажется, что не надо никуда спешить, кого-то догонять. Все и так сделается само, или с минимальным твоим участием. Не сегодня, так завтра, и от этого лишнего дня абсолютно ничего не изменится. А не сделается, так и в этом случае ничего страшного не произойдет. Завтра это уже будет не столь актуальным, ну а там, глядишь, еще недавно кажущаяся неразрешимой, проблема и рассосется вовсе сама по себе каким-то чудесным образом, как будто никогда ее и не было. Казалось, что в жизни Андрея Владимировича наступил именно такой период. Рекламное агентство, в котором он работал директором и типография, коей он являлся владельцем, работали как часы, принося довольно существенные доходы. Жена перестала его корить низкой зарплатой и даже жалобами на то, что ей нечего надеть. Сын Юра рос здоровым и развитым ребенком, радуя своим поведением и родителей, и окружающих. Все, слава Богу, были живы и здоровы. Однако в таком размеренном течении жизни Андрей Владимирович усматривал некий подвох. Ему все время казалось, что за плавной текучестью дней он теряет нечто важное. И это важное – потраченное на праздные развлечения время и нереализованные возможности. Он интуитивно чувствовал, что это не ниспосланное свыше благо, а коварное испытание, и что судьба обязательно предъявит счет всем не прошедшим такого испытания. И счет немалый. Поэтому он всячески стремился выкинуть из своей жизни размеренность и предсказуемость, и даже тогда, когда, казалось бы, незачем было особенно упираться, он строил новые амбициозные планы, выполнение которых требовало от него новых существенных усилий. И в этой борьбе с самим собой, со своей леностью и праздностью он находил некоторое удовлетворение. Он знал, что жизнь обязательно надумает взять реванш за спокойно прожитое время. И он не сидел без дела, и, в отличие от других, подготовил себе оборонительные рубежи перед возможной атакой. И упирался Андрей Владимирович не от жажды наживы, и не от врожденного тщеславия, а лишь от ежедневной потребности трудиться, которую он выработал в себе за долгие годы, когда жизнь его не была столь налаженной и плавной, как сейчас.

Прошло чуть больше двух лет с тех пор, как была запущена первая очередь мини типографии, и вот теперь вошла в строй следующая очередь. Теперь помимо широкоформатной печати появилась возможность печати полноцветныхафиш и листовок; рекламных буклетов и брошюр; перекидных календарей и блокнотов; фирменных бланков и даже глянцевых журналов. Все это, конечно, потребовало немалых финансовых вложений и новых кредитов, но Углов был уверен в успехе. У него уже был неоценимый опыт работы в этой области, а надежный фундамент в виде успешно действующего производства делал новое начинание и новые кредиты не столь рискованными. К тому же положительная кредитная история оказала свое влияние на решение банка выдать кредит в гораздо большей сумме и под более низкие проценты. Презентация нового цеха прошла с большим размахом, благо Углов сам работал в рекламном бизнесе, и понимал в этом толк. Помимо серии псевдо-новостных репортажей по местным телевизионным и радиоканалам, а также целого ряда рекламных материалов в печатных средствах массовой информации была произведена адресная рассылка потенциальным клиентам с приглашением посетить в день официального открытия новый печатный цех, чтобы иметь возможность лично ознакомиться с возможностями нового производства и оценить качество выпускаемой продукции. При этом Андрей Владимирович в силу известных причин старался как можно меньше афишировать свое участие в данном проекте. Все отношения между рекламным агентством Сенина и типографией Углова были сугубо официальными и оформлялись соответствующими договорами, не исключая и нынешнюю рекламную кампанию, разрабатывала и курировала которую Александра Захарова. Так что к обоюдному удовольствию сторон выгода от сотрудничества двух предприятий была взаимная. Естественно, что в таких обстоятельствах приглашение на торжественное открытие нового цеха пришло и на имя Углова, который, улыбнувшись, положил свежеотпечатанную в его же цехе красочную открытку на край стола, где ее и увидел зачем-то зашедший в их комнату Николай Сергеевич.

– Посмотреть можно? – не дожидаясь разрешения, Романов взял со стола приглашение и раскрыв, ознакомился с его содержанием. – Неплохо сделано, – Николай Сергеевич провел пальцем по глубокому тиснению рисунка. – И дизайн приличный. Идти думаешь? – поинтересовался он у Углова. Андрей Владимирович неопределенно пожал плечами. – Слушай, если не пойдешь, давай я схожу. Это же по моей части.

– Да иди, конечно.

– Нет, в самом деле, это может быть полезно. Я что-то о них слышал. По телевизору о них говорили. Может получится контакты наладить.

– Николай Сергеевич, да мы с ними, уже полтора года сотрудничаем. Мы у них широкоформатную печать заказываем, они у нас рекламную кампанию своих услуг. Кстати, дизайн приглашения Антон разрабатывал, а всю их рекламную кампанию – Захарова курирует.

– Да? Ну, все равно. Может, скидки какие-нибудь выбью. Ты же меня знаешь.

– Да я не против. Сходи, ознакомься с процессом, может, они что-нибудь интересное смогут нам предложить и в плане цен, и в плане технологии.

Таким образом, Углов сам сподвигнул Николая Сергеевича поближе познакомиться с его предприятием, чем последний и не преминул воспользоваться.

Вернувшись с презентации, Николай Сергеевич в самых радужных красках описал директору и саму типографию, и предполагаемые перспективы сотрудничества.

– Ты не представляешь, какие у нас теперь открываются возможности, – докладывал он Углову. А о ценах я договорился. Директор там молодой, но очень хваткий. Он, кстати, очень доволен нашей работой, ну, я под это дело скидочки и выбил. Так, что мы теперь у них ВИП клиенты, – Николай Сергеевич был явно доволен достигнутыми успехами.

– Ну, вообще-то это и Захаровой заслуга, – попытался восстановить справедливость Андрей Владимирович.

– А причем тут Захарова? Рекламную кампанию она для них провела, я ничего не говорю, а вот ее результатами в полной мере воспользоваться не смогла. Кругозора не хватило.

– Ну, это, наверное, не ее дело о скидках договариваться. Это скорее уж в мой огород камень.

– Да ладно. Я ведь не для того говорю, чтобы кого-нибудь обидеть. Она не догадалась, у тебя – руки не дошли. Но ведь все равно продавили, – Николай Сергеевич возбужденно потер руки. – Слушай, я что хотел тебя попросить. Мы будем у них полиграфию заказывать для одного нашего клиента, так вот договор с ними…, – Романов замешкался.

– Ну, что договор? Договаривай.

– Ну как бы, о скидках я договаривался. Директор меня знает. В общем, мне кажется, будет лучше, чтобы от нашего имени я договор подписал.

Андрей Владимирович оценивающе посмотрел на Романова. Признаться, он и сам хотел ему предложить, чтобы от имени агентства все договоры с «Профи-Т» подписывал Николай Сергеевич (Углову так было бы удобнее), только не знал, как к этому подступиться. Саша – та давно подписывала по доверенности все договоры, касающиеся ее отдела, однако, Николай Сергеевич всегда старался лишний раз не ставить свою подпись под финансовыми документами. А тут вот те раз! Сам напрашивается. Конечно, это не просто так, наверняка хочет пустить пыль в глаза Сенину, ну да в этот раз это к лучшему.

– Я думаю, это будет справедливым, – согласился с Романовым Андрей Владимирович. – Действительно, переговоры ты проводил, о скидках ты договаривался, значит и договор тебе подписывать. Выпишу тебе доверенность. Только знаешь, что? Чтобы доверенности не плодить, давай отныне все договоры, которые касаются твоего отдела, и по которым ты готов нести персональную ответственность будешь сам и подписывать. Идет?

Николай Сергеевич так и просиял. – Я и сам давно хотел тебя просить.

– «Ага, хотел», – подумал Углов. – «Еще полгода назад тебя под дулом нельзя было заставить ни под одним документом подписаться. Похоже, что-то изменилось за это время, а я и не заметил». – Ну, значит договорились.

– Договорились. Только…

– Что, только? – Углов удивленно посмотрел на Николая Сергеевича.

– Ну, ответственность повышается.

– Да. Так ты же сам этого хотел.

– Хотел, – подтвердил Романов. – Ну и хотелось бы соответствующей оценки своего труда.

– «Ах, вот ты о чем», – Андрей Владимирович внутренне усмехнулся. – «А он-то думал, что это с Николаем Сергеевичем случилось»? – Ну, это само собой, по всем заключенным договорам будешь получать бонус в зависимости от экономической выгоды. Над механизмом мы с тобой подумаем на досуге. Все?

– Все, – Николай Сергеевич не мог скрыть своей радости.

Когда Углов пересказал весь разговор Саше, чтобы спросить ее, что это случилось с Николаем Сергеевичем, ведь не из-за одних же денег он решил взять на себя дополнительную ответственность, во всяком случае, раньше за ним этого не наблюдалось, та невинно осведомилась, а почему, собственно, ей не начисляются бонусы по заключенным договорам.

– Ну, знаешь, – поперхнулся Углов. – От тебя я этого не ожидал. Поверь, что при распределении премий я объективно учитываю вклад каждого сотрудника. И хотя формально никаких бонусов за заключенные договоры у тебя нет, но премия у тебя не как у других.

– Андрей Владимирович, да я же шучу, – улыбнулась Александра. – Я же прекрасно вижу, как вы ко мне относитесь, и, поверьте, очень это ценю. А что касается Романова, так я в этой инициативе ничего хорошего не вижу. И думаю, что это он не из-за денег делает.

– Да и я так думаю, кивнул Углов. – Тогда из-за чего?

– По-моему, он сам хочет агентство возглавить, – как бы размышляя вслух, высказала свою мысль Саша. – А то, что он теперь будет подписывать договоры – дополнительный плюс в его пользу. Вы же знаете, как он может сказать? Скажет так вскользь, что теперь он подписывает практически все договоры. А то, что это лишь договоры, касающиеся его отдела, умолчит.

– Да, – потер подбородок Углов, – На Сенина это может произвести впечатление. Но зачем Евгению Ивановичу менять директора? Я что, его не устраиваю?

Саша лишь пожала плечами. – Еще неизвестно, что там Романов про Вас говорит. Вот ведь программу развития вашу зарубили.

– Зарубили, – согласился Углов. – Но он тогда говорил, что денег не было.

– Ага. И в следующем году тоже не было? – снисходительно посмотрев на Углова, осведомилась Саша.

Андрей Владимирович только пожал плечами.

– Да ладно. Не расстраивайтесь раньше времени. Может это только наши домыслы.

– Да я, собственно, и не расстраиваюсь. Мне просто интересно, что это Романов такую активность развил.

Первые два месяца после получения доверенности на заключение договоров Романов летал как на крыльях. Выбивал с поставщиков скидки, считал свои бонусы, радовался увеличившейся премии, но, однажды, настроение его резко изменилось. Зайдя как-то в конце рабочего дня к Углову в кабинет, он, вопреки обыкновению сохранять субординацию, и обращаться в присутствии подчиненных на Вы, присел на свободный стул и, обращаясь к директору, произнес, – Слушай, есть разговор. Может объяснишь мне, что происходит? – Голос его заметно дрожал. Было видно, что Николай Сергеевич сильно волнуется, хотя, и старается выглядеть раскованным. Все его движения были какими-то нервными и резкими, словно кто-то невидимый дергал его за ниточки, заставляя беспрестанно менять позу и нелепо и не к месту жестикулировать руками.

– Да, слушаю, Вас, Николай Сергеевич, – сделав упор на слове «Вас», Углов не спеша отложил ручку и спокойно посмотрел на Романова. Его размеренные движения, казалось, отозвались в собеседнике полной противоположностью. Сделав очередной резкий рывок, Николай Сергеевич, качнувшись вперед, оперся локтями на директорский стол и как бы обращаясь ко всем присутствующим произнес хриплым голосом, – Представляете, сегодня прихожу в «Профи-Т», – чувствовалось, что ему не хватает воздуха. Углов уже догадался, о чем будет разговор. Он расслабленно откинулся на спинку стула, и успокаивающе произнес, – Да Вы не волнуйтесь так. Итак, вы пришли в «Профи-Т», и, что же дальше?

Романов с трудом унял, начавшую его бить дрожь. – Что дальше? Вы прекрасно знаете, что дальше.

Все присутствующие в комнате, доселе занимавшиеся каждый своими делами, теперь обернулись и с интересом следили за происходящим. Николай Сергеевич предпринял очередную попытку успокоиться, и, кажется, ему это отчасти удалось.

– Так вот, – продолжил он размеренным голосом, явно сдерживая себя, чтобы вновь не сорваться на эмоции, – Пришел я сегодня в «Профи-Т», чтобы переговорить с директором насчет скидок, а он говорит, что сделал для нас все, что мог, и дальнейшее снижение невозможно. Ну так вот, – Николай Сергеевич перевел дух. Видно столь длинная фраза далась ему с большим трудом. Затем он продолжил. – Тогда я решил действовать через владельцев. Если, говорю, Вы не можете мне сделать скидку, дайте мне контакты владельцев, я попробую договориться с ними.

– И что же Вам ответили? – невинно поинтересовался Углов.

Николай Сергеевич сверкнул на него глазами, – Постарайтесь меня не перебивать. Так вот. Он мне, конечно, ничего не сказал. Но, вы меня знаете. Я обратился к своему знакомому, который работает в налоговой, и он мне продиктовал данные учредителя. Кстати, он там единственный владелец, – Николай Сергеевич обвел глазами комнату, явно предвкушая какой эффект произведут его дальнейшие слова.

– Ну, ну, продолжайте, – подтолкнул Романова Андрей Владимирович, – Нам всем очень интересно.

Николай Сергеевич бросил на своего директора уничтожающий взгляд. – А зовут этого владельца, – для большего эффекта Романов сделал небольшую паузу, – Зовут его Углов Андрей Владимирович, – он обвел взглядом окружающих: Юля от удивления раскрыла рот, и переводила свой взгляд поочередно, то на одного, то на другого начальника; Антон во все глаза смотрел на Углова, видимо ожидая его объяснений; Саша ничем не выдавала своих эмоций, сидя неподвижно, и глядя прямо перед собой в светящийся экран монитора.

– Ну и что? – спросила, вдруг Александра, вставая, и выключая монитор. Она начала неспешно собираться домой.

– Что значит «Ну и что»? – не понял Николай Сергеевич.

– Ну, допустим, Андрей Владимирович открыл свое дело. Так что же тут криминального.

– Что значит, «допустим»? – закипятился опять Романов, – Когда это установленный факт. И потом, вы что действительно не понимаете, что здесь криминального? – Он сверлил Захарову испытующим взглядом.

– Не понимаю, – искренне ответила Саша. – Может, объясните?

– Вам другие объяснят. – Николай Сергеевич окинул злобным взглядом присутствующих сотрудников и вышел из комнаты. Уже стоя на пороге, он оглянулся к Углову, – И Вам тоже, Андрей Владимирович, объяснят, – выходя он хлопнул дверью.

– Хватит вам сидеть, рабочий день уже закончился, – обратилась Саша к застывшим ребятам. – Давайте домой собираться. Андрей Владимирович, Вы меня проводите?

Углов кивнул. Антон с Юлей начали молча прибирать свои рабочие места.

– Ну, вот, кажется, и все, – Андрей Владимирович окинул взором уже начавшие редеть кроны деревьев.

– Да, осень, – согласилась, уловив его взгляд, шедшая рядом Александра.

– Да я не об этом, – с досады Углов пнул попавшуюся под ноги жестяную банку, и та, блямкая и подпрыгивая, покатилась вдоль усыпанной желтыми листьями дорожки.

– А о чем?

– Теперь все поэту нашему доложит, – Андрей Владимирович еще раз пнул ту же банку.

– Это уж к бабке не ходи, – подтвердила Александра. Видя, что директор намеревается в третий раз пнуть ни в чем не повинную банку, она потянула его за рукав, и заставила сменить траекторию. – Оставьте ее в покое.

– И что же теперь делать? – теперь Андрей Владимирович нашел развлечение в том, чтобы шуршать опавшей листвой.

– Как что делать? Работать, – Саша неодобрительно посмотрела на запылившиеся ботинки своего директора, и тот, поняв ее выразительный взгляд, перестал ворошить шуршащий под ногами желто-оранжевый ковер.

– Ты думаешь, меня Сенин оставит?

– Думаю, нет. Думаю, что вам теперь придется открывать свое рекламное агентство, – она посмотрела на него, а он, остановившись, – на нее.

– Ты это серьезно?

– Более, чем.

Андрей Владимирович задумался. Некоторое время они шли молча.

– О чем вы думаете? – она взяла его под руку, и заглянула в глаза.

– Думаю, что еще один раз в жизни все приходится начинать с начала.

– Прямо так и с начала?

– А нет?

– Конечно нет, – Саша начала загибать пальцы на руке, которой она под руку держала Углова. – Опыт работы у вас в этой области есть?

– Есть, – Углов кивнул головой. Саша загнула палец.

– Клиентская база есть? – Саша приготовилась загнуть еще один палец.

– Какая база, если я буду все заново начинать?

– Во-первых, не вы, а мы, – поправила его Саша. А во-вторых, Вы что же думаете, мы без клиентской базы останемся? Клиенты они же по большому счету с конкретными людьми договоры заключают, а не с абстрактным рекламным агентством. Так, что все мои клиенты со мной и останутся. Уж на этот счет можете не волноваться.

– Так ты что же? Со мной хочешь уйти?

– Думаю, что не я одна. Думаю, что Юля с Антоном под Романовым тоже не останутся.

– Не скажи. Если ты уйдешь, там же рост карьерный откроется.

– А у нас не откроется? Мы что же новых начальников будем нанимать, а тех людей, которые себя зарекомендовали на их нынешних должностях оставлять? Я, думаю, это неправильно. Короче, – Саша загнула еще два пальца, – Клиентская база и персонал у нас тоже есть.

– Остается помещение, – Андрей Владимирович начал вспоминать какие объявления о сдаче площадей он видел в последней газете.

– Думаю, что с этим тоже проблем не возникнет, – Саша загнула еще один палец. – А вот мебель и оргтехнику придется покупать.

– Да это не вопрос. Деньги я найду.

– Только учтите, что Романов, скорее всего, откажется от сотрудничества с вашей типографией, так, что доходы упадут.

– Теперь это не страшно, – успокоил ее Углов. – Это на первых порах мы сами у себя единственным клиентом были, а теперь их доля в выручке, думаю, не больше двух процентов будет.

– Так, значит, мы договорились? – Саша дернула Углова за руку, так как они уже подошли к ее дому, а он чуть не прошел мимо.

– О чем?

– Как о чем? Что мы вместе начинаем новое дело, – Саша удивленно посмотрела на своего начальника.

– Договорились. А о долях поговорим потом.

– О каких еще долях? Андрей Владимирович, у меня нет лишних денег, чтобы вложить их в проект.

– Это я вложу деньги, а ты – свои знания и своих клиентов. Ну, все пока. Спасибо тебе большое.

– За что?

– За понимание. А о долях поговорим потом, – крикнул он ей уже издали, и помахал рукой. Она помахала в ответ.

Дома он был молчалив и сосредоточен.

– Проблемы?– поинтересовалась Катя, как только он открыл дверь, – Какой-то сам не свой.

Отпираться было бессмысленно. Катя всегда нутром чуяла все его неприятности, и как бы он не отнекивался, всегда заставляла его все рассказать. Поэтому он не стал особенно препираться и выложил ей за ужином всю ситуацию.

– Ну, что молчишь? – Он глядел на свою жену, ожидая услышать ее мнение.

– А что говорить? Ты уже все решил, – Катя посмотрела на мужа. – Ведь так?

– Ну, в общем, так, – подтвердил Углов.

– Ну, тогда, как решил, так и поступай.

– Но, вы ведь тоже заинтересованная сторона, – Андрей еще надеялся услышать ее мнение.

– Кто вы?

– Вы с Юркой.

– Ага, давай его еще спроси. Он тебе много чего посоветует, – выйдя из-за стола, Катя принялась мыть посуду. И хотя, в общем-то, она была не против нового начинания своего мужа, но какого-то доверительного разговора, на который надеялся Андрей, не получилось.

На следующее утро Андрей Владимирович, как это обычно бывает по утрам, занимался текучкой. С кем-то поговорить, кому-то позвонить, кого-то проконтролировать. Проходя через фойе, он обратил внимание на тетю Машу, с потерянным видом сидящую в кресле.

– Мария Ивановна, что у Вас случилось? – Он наклонился и тронул за плечо пожилую женщину.

– Да Васька мой.

– Что Васька?

– Вечор его Николай Сергеич какими-то консервами старыми накормил. Я ему говорю не жри ты эту гадость, а он знай свое, уплетает за обе щеки, да урчит еще. Говорю, потом ко мне не подходи, не жалуйся, да где там. А потом заболел. Ходит за мной и орет. Я говорю: «Что, паразит, налопался? Неча теперь орать». А потом мне его жалко стало, говорю: «Ляг, полежи». А он только ходит и мяучит. Ага, – тетя Маша достала откуда-то из рукава кофты выцветший носовой платок и обтерла им края рта. – А потом я значит полы стала мыть, а он разлегся тут посреди, – тетя Маша показала рукой на центр комнаты, – и лежит. Я ему, уйди, а он не уходит. Я уж его шваброй туды-сюды шпыняла, чтоб полы-то помыть, а ему хоть бы что. Ага, ну а потом я села кроссворды разгадывать, он все лежал. Говорю: «Хватит на мокром полу валяться, подь сюды», – она наклонилась, и похлопала себя по голеням, показывая, как подзывала Ваську, – не идет, зараза. А потом уж я пригляделась: «Да ты, никак, сдох»? Вот ведь паразит эдакий, – тетя Маша помакнула глаза и убрала платок обратно в рукав кофты, – ну я ужо ему устрою.

– Кому устроите? – не понял Углов, – Ваське?

– Да причем тут Васька-то? Николай Сергеичу со своей хрычовкой. Загубили животину, паразиты.

– Да ведь он не нарочно. И причем тут Галина Петровна?

– Ну и я не нарочно.

Андрей Владимирович хотел возразить разгневанной женщине, но тут выглянувшая из кабинета Юля позвала его к телефону.

Он только что положил телефонную трубку, как аппарат снова позвал его к себе настойчивой трелью.

– Да?

– Андрей Владимирович, зайди в кабинет к Романову, – не поздоровавшись, потребовал голос Сенина.

– Иду, Евгений Иванович.

Александра удивленно оглянулась на Углова, – Уже? Быстро же у нас люди работают, когда хотят.

Открыв дверь комнаты, в которой располагался Николай Сергеевич, Углов столкнулся в дверях с выходящими сотрудниками. Очевидно, их попросили на время разговора покинуть помещение. В комнате оставались лишь Сенин и Романов. Поздоровавшись, Андрей Владимирович поискал глазами свободный стул, и найдя, выдвинул его из-под стола и поставил на середину комнаты. Развернув стул лицом к собеседникам, он уселся, и приготовился слушать. Все это время присутствующие молча наблюдали за его действиями. Он тоже молчал.

– Ну, – наконец прервал паузу Сенин, – Рассказывай.

– О чем? – осведомился Углов.

– Ты Ваньку-то не валяй, – повысил голос владелец фирмы. – Сам-то не знаешь, о чем? Ничего не хочешь поведать?

Андрей Владимирович пожал плечами. Романов молчал, выполняя пока роль стороннего наблюдателя.

– Ну, расскажи, тогда, как ты меня обокрал, – разошелся тем временем Сенин. – Расскажи, как ты мои деньги к себе в карман перекладывал.

– Я вас не понимаю, – Углов серьезно посмотрел в глаза говорившему.

– Все ты понимаешь, – окончательно вышел из себя Евгений Иванович. – Типографию кто за моей спиной открыл? Деньги кто туда перечислял?

– А почему это за вашей спиной? – возмутился в свою очередь Углов. – И потом, я что, деньги просто так перечислял? Они нам, между прочим, работу делали, а мы им платили. И мы им работу делали, и они нам тоже платили. И что тут криминального?

– Это еще неизвестно какую они там работу делали, и сколько ты им за эту работу платил.

– Почему же неизвестно. В бухгалтерии все отражено, да и Николай Сергеевич тоже в курсе всех вопросов. Все договоры с типографией лично он подписывал.

При этих словах, Николай Сергеевич застыл как изваяние, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы ненароком не навлечь на себя хозяйский гнев. Сенин смерил Романова уничтожающим взглядом, но промолчал.

– Да, Николая Сергеевича ты лихо подставил. Силен, ничего не скажешь.

– Причем тут подставил? Николай Сергеевич сам ездил знакомиться с производством, сам договаривался о ценах. – Андрей Владимирович обратился к Романову, – Николай Сергеевич, что же Вы молчите. Вы же сами меня просили дать вам доверенность на заключение договоров. – Николай Сергеевич, сидевший словно нахохлившийся воробей, подложив под себя руки, только молча поежился на своем стуле, качнувшись из стороны в сторону.

– Так, – прервал Углова Евгений Иванович, – Я больше не собираюсь слушать твои оправдания.

– Да я и не оправдываюсь, – успел вставить фразу Андрей Владимирович.

– Сегодня же сдаешь дела и вали отсюда на все четыре стороны.

– Кому сдавать прикажете?

– Романову. Все. Свободен.

– Евгений Иванович, раз уж Вы меня все равно уволили, я бы напоследок Вам хотел сказать, что не считаю себя в чем-то виноватым. Я же Вам полтора года назад сам предлагал план развития. Вы отказались. А если Вы сомневаетесь насчет цен, то смею уверить, что для нашего агентства они были даже ниже, чем для остальных заказчиков. А если говорить о Романове…

– Я тебе сказал. Я не хочу тебя больше слушать, – Евгений Иванович поднялся со своего стула и демонстративно отвернулся от Углова в сторону Романова, – Ну, что сидишь, иди дела принимай.

Андрей Владимирович вышел в коридор, вслед за ним увязался Романов.

– Ты куда? – оглянулся на него Углов.

– Дела принимать.

– Иди пока в бухгалтерии принимай, я тебе туда все бумаги занесу.

Зайдя к себе, Андрей Владимирович опустился на стул и, собираясь с мыслями, начал машинально постукивать пальцами по столу. Все головы повернулись в его сторону.

– Андрей Владимирович, Вы ничего не хотите нам сказать, – от имени всех обратилась к нему Александра.

Углов прекратил барабанить пальцами и обвел комнату взглядом. Три пары глаз были устремлены на него. – Да, у меня есть, что сказать, – он сделал паузу, но не для эффекта, а от того, что ему трудно было говорить. – С сегодняшнего дня я больше не ваш директор. Теперь ваш директор – Николай Сергеевич Романов. – Все молча переваривали услышанное. Андрей Владимирович продолжил. – Я намерен открыть собственное рекламное агентство. Учитывая ваши знания и опыт, я готов предложить вам всем соответствующим образом оплачиваемую работу. Правда, у меня пока нет помещения, но это пока. Короче, кто надумает сменить работу, рад буду всех видеть. Наступившую тишину нарушил звонкий Сашин голос.

– Когда можно писать заявление?

– Ты пока не торопись, – остановил он Александру. – Надо еще фирму зарегистрировать, помещение найти, мебель закупить. Дел – выше крыши. Так что время подумать есть.

– Я уже подумала, – Александра это сказала таким тоном, что Андрей Владимирович понял, кому адресовалась эта фраза. – И потом, разве вам не потребуются помощники на этот период? Мне, кажется, вместе можно быстрее все сделать. Тем более, Романов все равно заставит две недели отработать, так что самое время заявление писать.

– Ну, не знаю. Может ты и права.

– А вы, – Александра обратилась к ребятам, – Вы остаетесь или как?

Антон неловко молчал, Юля смотрела на Антона. Наконец, не дождавшись его ответа, Юля заговорила первая.

– Антон, ну почему ты молчишь? Андрей Владимирович ждет, что мы скажем.

– А ты что молчишь? – огрызнулся Антон. – Ты уже решила?

– Я решила, но я хочу, чтобы ты сам для себя тоже решил.

– И что же ты решила? – поинтересовался Антон у своей молодой жены.

– Я не хочу на тебя давить. Ты мужчина. Ты должен сказать свое мнение первым.

На лице Антона отразились муки принятия решения. Пока он думал, он неотрывно смотрел на Юлю, словно стараясь отгадать, какое решение приняла она. Наконец в его лице что-то изменилось.

– Если говорить обо мне, – начал он.

– Конечно о тебе. Свое решение я скажу сама.

Антон бросил сердитый взгляд на Юлю.

– Молчу, молчу, – чтобы не проронить ни слова, Юля засунула обе руки в рот и широко раскрытыми глазами с волнением уставилась на мужа.

– Если говорить обо мне, – повторил Антон, – То я бы ушел. Он посмотрел на жену. Та захлопала в ладоши и расцеловала своего любимого в обе щеки и в губы, чем привела его в смущение и замешательство.

– Андрей Владимирович, мы с вами, – теперь за двоих ответила Юля.

В комнату заглянул Романов. – Ты скоро документы принесешь? – поинтересовался он у своего бывшего директора.

– Иду уже, – бросил в ответ Углов, собирая со стола документы.

– А вы все работать, – словно помещичий приказчик прикрикнул Николай Сергеевич на ребят и закрыл за собой дверь.

– Ишь ты, какой сразу стал, – Юля передразнила только что вышедшего Николая Сергеевича и обернулась к Антону. – А ты еще думал оставаться.

– Да ничего я не думал.

– Думал, думал, – Юля погрозила Антону кулаком.

Из-за двери донесся истошный визг Галины Петровны. Это она обнаружила в своей мусорной корзине окоченевший Васькин труп.

Домой Андрей Владимирович пришел раньше положенного времени. Прежде такого не случалось. Он открыл дверь своим ключом и, не включая света, начал тихонько разуваться, когда в коридор на звук его возни вышла Катя. Руки ее были в муке, видимо что-то стряпала на кухне.

– Ну что? – она участливо поглядела на мужа и поняла все без слов. – Да не расстраивайся ты, переживем как-нибудь.

– Да я не расстраиваюсь, только несправедливо это как-то, – пожаловался Углов.

– Ладно, не бери в голову, – Катя подошла и, поцеловав мужа, взяла двумя руками его голову и прижала к своей груди. Андрею сразу стало спокойно и уютно рядом с ее, таким родным телом, от которого пахло то ли парным молоком, то ли ванильным сахаром. Он уткнулся к ней в грудь, ощутил ее теплоту и втянул ноздрями воздух. Такой знакомый запах. Так пахло от мамы, когда он был ребенком. Внутри его что-то зашевелилось, и он крепче обнял жену, положив одну руку чуть ниже ее бедер.

– Ну все, восстал из мертвых, – чуть оттолкнула, почувствовав его возбуждение, жена. – Мой руки и ужинать.

Андрей Владимирович попытался удержать Катю.

– Все остальное вечером, – она чмокнула его в нос, и, вырвавшись, убежала на кухню.

Глава X. Переезд

Только что в жизни все шло плавно и размеренно. Судьба, словно тихая спокойная речка, несла житейский плот мимо зеленых пологих берегов, мимо цветущих лугов и прелестных рощ, покачивая и убаюкивая на ласковых теплых волнах. И вот, внезапно берега выросли, преобразившись в отвесные скалы, и сжали своими мощными тисками упругую ленту реки, превратив ее в бурлящий, норовящий потопить все и вся, стремительный поток. Жизнь понеслась под уклон с огромной скоростью. Идиллические виды по берегам слились в смазанное смешение дней, похожих один на другой своей суетой и нервным напряжением. Да и некогда теперь стало смотреть по сторонам, впору только успевать ворочать рулевым веслом, чтобы утлый плот человеческого быта не наскочил на острые, словно ножи, скалы, торчащие из воды подобно огромным, покрытым белой пеной, клыкам в ненасытной драконовой пасти судьбы, и не был потоплен бушующими волнами реки времени.

Две недели, которые прошли со дня увольнения Углова, он только и делал, что оформлял, подписывал, сдавал и получал множество документов, необходимых для регистрации новой фирмы; открывал расчетные счета, суетился по поводу аренды. И хорошо, что в этот момент ему помогала Александра, взявшая на себя вопросы покупки мебели и оргтехники. И вот, когда новое рекламное агентство было зарегистрировано, когда расчетные счета были открыты, а заказанные и оплаченные мебель и компьютеры уже находились на складах поставщиков, настал день переезда.

Арендованные помещения находились на четвертом этаже нового семиэтажного здания бизнес-центра, построенного чуть более полугода назад в исторической части города, где вновь возводимые объекты точечной застройки, выросшие на месте совсем уж развалившихся деревянных лачуг, соседствовали с милыми одно и двухэтажными кирпичными домиками, окруженными уютными тенистыми садиками. Сверкающие первозданной чистотой помещения нового рекламного агентства, которое с легкой руки Александры Захаровой получило негромкое, но очень конкретное, а самое главное, отвечающее сути их начинания название «Фабрика рекламы», несмотря на пока немногочисленный персонал, занимали почти половину этажа. Это было сделано сознательно. Еще за неделю до предполагаемого переезда, обсуждая вчетвером (Андрей Владимирович, Александра, Антон и Юля) план предстоящих действий, Углов говорил, – У нас нет времени на раскачку. Мы должны переехать и начать работу с первого же дня, так, как будто сидели на этом месте всегда.

– А с чего начать? – Юля приготовила блокнот и ручку, чтобы ничего не забыть из того, что ей будет поручено.

– Во-первых, необходимо не потерять наработанную клиентскую базу. Для этого обзвоните всех своих клиентов, с которыми вы когда-либо лично общались, и сообщите, что вы переходите в новое рекламное агентство, и, если у них есть заинтересованность в дальнейшем сотрудничестве, сообщите им свои новые координаты.

– Во-вторых, что хочу сказать по действующим контрактам. Нужно также прозвониться и предупредить рекламодателей, что лично вы не сможете выполнять взятые на себя обязательства, но это не означает, что рекламное агентство, с которым у клиента заключен договор, не сможет их выполнить. Однако если клиент желает, чтобы вы лично продолжали заниматься его рекламной кампанией, ему следует, либо перезаключить договор на «Фабрику рекламы», либо проинформировать о желании работать с прежним дизайнером Николая Сергеевича Романова, – директора компании, с которой заключен договор. – При этой фразе Углова ребята непонимающе переглянулись. Андрей Владимирович пояснил. – Мы не должны выкручивать клиенту руки. У него всегда должен быть выбор. И если он в силу каких-то причин не захочет перезаключать договор – это его право. Но, если он проинформирует Романова о своем желании, чтобы у него остался прежний дизайнер, тому ничего не останется, как заключить с нами соответствующий договор. Пусть мы при этом немного потеряем в деньгах, но, зато, клиент будет продолжать общаться с нами, и скорее всего новый договор будет заключен уже с нашим агентством.

– А мы сами-то сумеем переварить все заказы? Нас на всех может и не хватить, – высказал свои опасения Антон.

– Теперь о персонале, – Углов обратился к Александре. – У тебя должны были остаться резюме кандидатов на наши старые вакансии?

– В столе лежат, – подтвердила Саша.

– Среди них есть толковые ребята?

– Да. Пара – тройка точно есть.

– Обзвони их всех, договорись о встрече и надо будет их еще раз послушать и посмотреть, что они могут.

Кивнув, Саша, черкнула несколько слов в своем ежедневнике.

– И Юлю с Антоном с собой на собеседование возьми. Пусть они тоже посмотрят.

– Ну, это само собой, – подтвердила Саша.

– Учтите, чтобы выполнить все свои обязательства и не упустить ни одного клиента, нам придется в самые кратчайшие сроки скомплектовать все отделы. Поэтому давайте вместе подумаем над структурой и штатом и сразу дадим объявления о наборе персонала в газетах и на телевидении, – Андрей Владимирович посмотрел на Юлю. Та, отметила для себя очередное поручение.

– А площади? – поинтересовался Антон.

– Что площади? – повернул голову Углов.

– Народ где будем сажать? Или мы сразу будем большую аренду платить?

– Я же сказал, времени на раскачку у нас нет. Будем арендовать сразу все площади под утвержденную структуру, чтобы потом не искать, где народ сажать. И потом, брать большие площади это дешевле. Если мы возьмем сразу столько, сколько нам может понадобиться, то нам относительная аренда на тридцать процентов дешевле выйдет.

– А риски, если мы заказов не наберем? – продолжал допытываться Антон.

– А вот это уже ваша, вернее наша, непосредственная работа. Тут уж как сработаем, так и полопаем. Так, что придется покрутиться.

Они до глубокой ночи обсуждали структуру компании, количество человек в каждом отделе, расписывали выполняемые отделами функции, распределяли, кто кому должен позвонить и что сделать. Андрей Владимирович смотрел на этих увлеченных молодых ребят, на их одухотворенные лица, и чувствовал, что вот именно сейчас рождается коллектив единомышленников, которые, если будут вместе, смогут со своей кипучей энергией преодолеть все препятствия, стоящие на пути к заветной цели. А то, что отныне они будут вместе, Углов уже не сомневался.

И вот, как мы и говорили, наступил долгожданный день переезда. Андрей Владимирович, Саша, Юля и еще пара ребят, которых, буквально накануне успели принять на работу, суетились на своем этаже, принимая и разнося коробки с разобранной мебелью и оборудованием по комнатам. Антон внизу руководил разгрузкой машин, следил, чтобы грузчики ничего не поломали и не поцарапали при подъеме. Работа кипела вовсю. Коробок было много. Ребятам приходилось очень внимательно их сортировать, чтобы впоследствии вновь не перетаскивать из комнаты в комнату.

Несмотря на субботний день, Андрей Владимирович заранее договорился с поставщиками, чтобы хотя бы часть мебели им собрали в этот день. Так что толкучка и суета на всем этаже была неимоверной. Одни рабочие вскрывали коробки, другие, собирали столы и шкафы, и, словно трудолюбивые пчелы, жужжали шуруповертами. Вновь принятые ребята под руководством Юли и Саши расставляли собранную мебель на заранее определенные места. Наконец, к двум часам дня основная работа была сделана. Рабочие, собрав мебель для тех комнат, которые должны были быть введены в эксплуатацию в первую очередь, попрощались до понедельника. Антон еще возился внизу, руководя подъемом на этаж большого копировального аппарата, а Юля и Саша уже занялись уборкой помещения. Для начала они собрали разбросанные по всем комнатам вскрытые картонные коробки в одно место, а затем начали их превращать с помощью канцелярских ножей и силы рук в плоские листы, чтобы потом удобнее было их выносить. Распотрошив несколько больших коробок, и образовав из них импровизированное ложе, девчонки, будучи в спортивных костюмах, улеглись, чтобы немного передохнуть. Андрей Владимирович с неторопливой тщательностью занимался сборкой и расстановкой компьютеров. Видимо желая размять затекшие мышцы, Саша, лежа на спине, вытянула вверх руки, а потом, согнувшись вперед, достала руками до пальцев ног.

– Смотри, какая я гибкая.

Юля покосилась на нее краем глаза, – Подумаешь, это любой сможет.

– Ну ты сделай так же, – предложила ей Саша, – Потом будешь говорить. Только ноги не сгибай, – предупредила она подругу.

– Легко, – Юля так лихо сложилась, что ее тело буквально распласталось по прямым ногам, а голова коснулась собственных колен. – Я еще гибучей тебя.

Андрей Владимирович, услышавший столь необычное слово, невольно хмыкнул, а Александра весело засмеялась.

– Ну что ты смеешься? – обиделась, не понявшая причины смеха, Юля. – Ты знаешь я какая гибучая? Я на мостик могу запросто встать.

– Из положения лежа? – поинтересовался, вступивший в разговор, Углов.

– Нет. Из положения стоя, – обернулась к нему Юля.

– А назад потом сможешь подняться?

– Смогу.

– Что-то не верится, – повернулась Саша к Углову, – Правда, Андрей Владимирович? – было видно, что она подначивает свою подругу. – А я вот смогу.

– Давай вместе, – завелась Юля.

– Давай.

Обе девчонки (а именно так их и воспринимал Андрей Владимирович) встали, и, откинувшись назад, легко встали на мостики. Андрей Владимирович только подивился их гибкости. Дверь в этот момент отворилось и в комнату, пятясь задом и посекундно оглядываясь через плечо, вошел рабочий, несший здоровенный ящик. Девочки уже было хотели принять вертикальное положение, когда Юля увидела, что с другой стороны ящик поддерживает Антон. Продолжая стоять на мостике, она звонко ему крикнула, – Антон, посмотри какие мы гибучие! Ты видишь?

– Вижу, – хмуро ответил Антон, ставя ящик. Рабочий, покосившись на странные позы девушек, вышел из комнаты.

– Мы гибучие? – продолжала допытываться, стоящая на мостике, Юля.

– Я бы даже сказал гибанутые, – отреагировал Антон.

Не в силах удержаться, Андрей Владимирович громко засмеялся, а оба мостика мгновенно рухнули на пол.

– Антон ты что ругаешься? – обиделась Юля.

– А что не гибанутые? Особенно, Юля, в твоем положении. Ты хоть думай иногда, что делаешь, – Антон подошел, и, протянув руку, помог ей подняться. После этого он нагнулся и попытался поднять под мышки, лежащую на картоне смеющуюся, Сашу.

– Уйди Антон, я щекотки боюсь, – взвизгнула, отбиваясь от него, Захарова. По ее щекам текли слезы.

– Не хочешь, не надо, – Антон повернулся к Андрею Владимировичу, – Ну что на сегодня все? – улыбаясь, Углов кивнул головой.

– Идите. Завтра все доделаем.

– Да! Так меня еще никто не называл, – поднимаясь, простонала Саша.

Выходя вдвоем с Александрой из офиса, Андрей Владимирович оглянулся на здание, ставшее теперь их новым домом. Саша проследила за его взглядом. В отделанной сплошными зеркальными стеклами стене отражалось нежаркое осеннее солнце, бездонное синее небо, запятнанное кое-где редкими пепельными облаками, и красно-желтая листва раскидистых кленов. Печальная красота увядания природы передалась его настроению. На сердце его защемило и почему-то стало невыносимо жаль. Нет, не себя, а тех людей, которые остались на перевернутой странице его жизни: Наталью Алексеевну, с ее неистребимой жаждой к экономии и вечной путаницей в отчетах; Марию Ивановну, с ее суровой внешностью и в то же время трогательной заботой обо всех присутствующих; даже Николая Сергеевича, который, наконец, осуществил свою мечту стать директором. В последний день, когда Андрей Владимирович видел Романова, тот ему признался: «Сказать по правде я уже почти три года назад должен был стать директором. Откуда только ты взялся, не пойму»?

– Ну, стал. Дальше что? – добродушно поинтересовался у него Углов. – Что изменилось-то?

– Ничего. Буду работать. Деньги зарабатывать

– А в должности начальника отдела тебе что не работалось? Или, ты думаешь, я намного больше тебя получал?

– Намного, ненамного, но ведь больше?

– Больше. Только и ответственности у меня тоже было побольше, чем у тебя, – Андрей Владимирович окинул взглядом вальяжно рассевшегося в новом широком кресле Романова. – Ничего, поработаешь, еще мои слова вспомнишь. Ты же никогда никакие бумаги не подписывал. Теперь за чужие спины не спрячешься, придется на себя ответственность брать.

– Ну ты-то всегда у нас ответственный был. Что, оценили тебя? Много дивидендов срубил? То-то. Нет, я не такой. Ответственностью, в отличие от денег, надо уметь делиться, – поучал Углова Николай Сергеевич. – Вот клиент придет договор заключать, каждый начальник отдела свои замечания по договору выскажет, завизирует, и пусть этот договор с их визами у меня лежит. А уж кого потом из них наказать, если что не так пойдет, я найду.

– Да, далеко ты так контору заведешь, – Углову был неприятен этот разговор, и Романову, чувствовалось,тоже.

– Да не дальше, чем ты, – Николай Сергеевич ответил чуть более резко, чем следовало. – И еще один момент. Ты, надеюсь, понимаешь, что новых заказов от моего агентства твоей типографии теперь не видать?

Андрей Владимирович это прекрасно понимал, но решил все же потешить самолюбие своего бывшего подчиненного и чуть-чуть его подколоть. – Коля, ну это ты зря. Ты же знаешь, что у нас качество, какого во всем городе нет, да и скидочки мы тебе дополнительные предоставим. Может, еще передумаешь? Тебе же это выгодно.

Николай Сергеевич не смог скрыть торжествующей улыбки. Его бывший директор ищет его благорасположения. – Даже не думай. От меня ты ни копейки не получишь, даже если мне другим переплачивать придется.

– Ну да, ну да, – покивал головой Углов. – У вас же контора богатая, вам лишний рубль потратить – раз плюнуть, хотя, говорят, копейка рубль бережет.

– Ты за нашу контору не переживай, – снисходительно усмехнулся Романов. У нас денег хватит, ты теперь для своей типографии попробуй еще одного такого клиента как мы найти.

– Ну да, ну да, – опять кивнул Углов. – Денег у вас куры не клюют, хотя, если говорить честно, то оборот моей типографии побольше вашего раза в два будет. Ну, ладно, прощай. – Углов оставил ошарашенного Николая Сергеевича неподвижно сидящим за новым рабочим столом в его новом кабинете.

– О чем задумались? – прервала размышления директора, доселе шедшая молча, Александра.

– Погода сегодня хорошая.

– И осень красивая. С грустинкой.

– Да. С грустинкой, – согласился Андрей Владимирович. – Да, а что это там Антон о Юлином положении говорил? – вспомнил он вдруг услышанную днем фразу.

– Андрей Владимирович, да Вы что? – удивилась такому вопросу молодая женщина. – Она же беременна. Видно же уже.

Андрей Владимирович задумался, – Выходит, она совсем скоро нас покинет?

– Думаю, чуть-чуть еще поработает, – ответила Саша.

– А ты?

– Что я?

– Ты, случайно, не собираешься нас покинуть? – Андрей Владимирович задал вопрос и тут же смутился. – Нет, просто я интересуюсь с точки зрения работы. А то, вдруг, вы все сразу уйдете.

– Пока не собираюсь, – улыбнулась, его смущению Саша.

– Ты же все-таки не последний человек в конторе, – продолжил он свою мысль. – И, если что, надо будет время, чтобы тебе замену найти. Так что я уж тебя попрошу. Я сам, знаешь, начальник не очень внимательный, ты уж меня тогда заранее предупреди, чтобы это для меня неожиданностью не было.

Саша рассмеялась, – Не переживайте, Андрей Владимирович, вы узнаете первым. Обещаю.

Глава XI. Вперед, вперед, вперед

Нервная напряженность первых, после переезда, дней, постепенно спала, и жизнь вошла в нормальное рабочее русло. И пусть она не казалась теперь плавной рекой, но не была она уже и тем устрашающим ревущим потоком, который еще совсем недавно грозил все смести на своем пути, а скорее напоминала набирающий ход скорый поезд, выбивающий колесами на стыках рельс все убыстряющийся призыв – «Вперед, вперед, вперед». Как и предполагал Углов, времени на раскачку у них не оказалось. Им действительно пришлось работать так, будто они с самого начала находились по этому адресу и всегда работали в этой конторе. Они одновременно встречались с клиентами, осваивали новое оборудование и программы, разрабатывали рекламные стратегии, и обживали помещения, все при этом успевая. Человек вообще довольно странное существо: чем на него больше взваливаешь – тем он лучше везет. Поручишь одно дело – он его сделает точно в срок, причем вне зависимости от сложности. Если дело трудное – упрется, будет сидеть ночами, но выполнит; если легкое – будет оттягивать до последнего, и все равно уложится точно в график, не раньше, не позже. А если поручить сразу два, или три дела? И сложных? Все равно все сделает и все успеет. Конечно, не ко всем это относится, многие и одно-то плевое дело никогда до конца довести не могут, но наша молодая команда явно не из их числа. Пришлось, конечно, и работать по вечерам, и выходные прихватывать, зато и результат был виден налицо. С первого же месяца выручка новой компании почти не уступала выручке старого агентства. И связано это было не только с активной работой «старичков», но и с правильной ценовой политикой, продуманной структурой управления, четкой организацией работы и высокой мотивацией молодых работников, которые лезли из кожи вон, лишь бы доказать свою нужность и полезность, а заодно и улучшить свое материальное положение. Через месяц на «Фабрике» работало уже около двадцати человек, и, судя по количеству новых заказов свободным пока помещениям пустовать оставалось совсем недолго.

Антон сидел за экраном монитора и переводил в электронный вид Сашин набросок логотипа одного из клиентов, для которого «Фабрика» взялась разработать фирменный стиль. Вообще-то он сам сейчас возглавлял отдел СМИ, но так как народа пока не хватало, ему зачастую приходилось помогать другим отделам, тем более что работа была для него знакомой. Саша стояла позади Антона, опираясь одной рукой о спинку рабочего кресла, а другой о край стола, и, выглядывая из-за его плеча, тут же корректировала его действия, прося что-то убрать, а что-то выделить. От работы их отвлекла Юля.

– Антон, можешь ко мне подойти?

– Это срочно? – не отвлекаясь от монитора, бросил он через плечо.

Юля не ответила. Сделав еще несколько движений мышью, Антон обернулся и, выглянув из-за стоящей за его спиной Саши, которая вынуждена была подвинуться, посмотрел на свою жену. Та, увидев, краем глаза, что Антон обратил на нее внимание, выглянула из-за своего экрана и тихонько поманила его пальцем. Саша тоже оглянулась на Юлю, и та, словно нашкодивший школьник, тотчас же спряталась за монитором и застучала пальцами по клавиатуре. Александра вернулась к изучению своего эскиза. Антон пожал плечами и позвал жену, – Юля.

Юля продолжала трещать клавишами.

– Юля, – окликнул он ее еще раз.

Стук клавиш на секунду стих, из-за монитора возник указательный палец и поманил его к себе, после чего треск возобновился с новой силой.

– Юля, это срочно? – повторил Антон свой вопрос. Жест повторился. Антон нехотя поднялся со своего рабочего места, и, подойдя, и встав за спиной жены, наклонился ухом к ее губам, – Ну?

– Смотри, какой у меня живот, – восторженно попросила его жена. Антон с удивлением воззрился на ее весьма округлившийся за последнее время животик. – Не сюда смотри, – повернула его голову Юля, – На экран.

На экране была помещена фотография недельной давности, на которой они, взявшись за руки, стояли лицом друг к другу и боком к фотографу. Это был обычный выезд на пикник на дачу.

– Ну? – поинтересовалась впечатлением мужа, Юля.

– Что, «Ну»?

– Как живот?

– Живот как живот, – удивился Антон.

– Разве он не огромный? – искренне огорчилась Юля.

– Да обычный.

– А мне показалось, что огромный.

– Ты, что же, сама не видишь?

– Нет, мне отсюда сверху всегда казалось, что он маленький.

– Да нет. Он у тебя уже давно такой, – обескуражил ее Антон, которому, если честно, надо было возвращаться на свое рабочее место, но, в то же время хотелось и приласкать свою любимую, которая в своем положении казалась особенно беззащитной. Однако на работе в присутствии чужих людей он не мог себе этого позволить, поэтому, развернувшись, направился к своему столу.

– Давно такой? – искренне удивилась Юля, поглаживая себя по животу. – И как давно? – крикнула она вслед уходящему мужу.

Антон, улыбнувшись, оглянулся. – Да еще до беременности, – в его глазах сверкнули веселые искры.

– Дурак, – сделала вид, что обиделась Юля. И тут же весело рассмеялась.

– Ну что там? – встретила Антона, скрывая свою улыбку, Александра.

– Вопросы у нее по работе были, – серьезно ответил Антон, и, присев за рабочее место, вновь занялся логотипом. Саша обернулась к Андрею Владимировичу, который также был свидетелем этой сцены, и они обменялись понимающими улыбками. Юля дорабатывала последние денечки перед декретным отпуском, поэтому и Андрей Владимирович, и Александра, и, естественно, Антон делали ей некоторые послабления, хотя сам Антон работал в эти дни за двоих, а то и за троих, проявляя бешеную работоспособность и инициативу. Вот и на прошлой неделе, он, как-то к концу рабочего дня подошел к Андрею Владимировичу.

– Андрей Владимирович, я тут анализировал работу своего отдела: сравнивал то, как мы работали раньше со СМИ, что делаем сейчас, как можно выручку увеличить, или затраты снизить.

– Молодец, – Андрей Владимирович отложил в сторону бумаги, приготавливаясь к серьезному разговору. Антон вообще говорил мало, но, если уж он подходил с какой-нибудь мыслью, можно было не сомневаться, что он уже ее детально обдумал и успел повертеть со всех сторон, прежде, чем соваться с ней к руководству. – Ну, и каковы же результаты твоего анализа?

– Когда мы работали в прежнем агентстве, мы чем занимались?

– Чем?

– Разговаривали с заказчиком, определяли его потребности и целевую аудиторию, выбирали подходящее издание, писали, или заказывали имиджевую статью, разрабатывали дизайн рекламного блока; если надо, делали дополнительный вкладыш, или рекламный буклет; договаривались с издательством, и все печатали и размещали. Правильно?

– Есть небольшие оговорки, но, в целом все правильно, – подтвердил Углов.

– При этом мы брали с клиента деньги за все сразу, а сами потом расплачивались с контрагентами.

– Пока все так.

– А сейчас мы как работаем?

– Как?

– Сейчас мы сами и дизайн буклетов разрабатываем, и сами же их и печатаем. И относим полностью отпечатанный тираж в издательство. А уж там они сами вставляют наши буклеты в свою продукцию.

– Ну, не совсем сами печатаем, – возразил Андрей Владимирович, – Но, скажем так, на дружественном нам предприятии.

– Но деньги-то все равно на сторону не уходят. Пусть они в дружественный, как вы говорите, бизнес перетекают, но, для Вас-то это же все равно один карман?

– Или, вернее, два кармана в одних брюках, – кивнул Углов.

– Ну, я это и имел ввиду. Так вот. Я что подумал. Если уж у нас есть своя типография, может нам и издательство не нужно. Может, мы сами будем свой журнал делать от начала и до конца, и в нем же рекламу и размещать? Я не говорю, конечно, что мы не будем больше вообще с другими СМИ работать, но почему бы не минимизировать хотя бы часть наших расходов.

– Вообще идея интересная, – задумавшись, Андрей Владимирович поставил локти на стол и положил голову на подставленные кулаки. Антон молчал, не прерывая его раздумий. – Но почему сразу журнал, а не, скажем, газету? – Углов перевел взгляд на собеседника, который, казалось, ожидал от него более конкретных вопросов, чем просто восклицание об интересной идее.

– А что значит сразу журнал? – оживился Антон. – Вы что думаете, газету проще делать? Смею вас уверить, что намного труднее. Газета за счет чего интересна? За счет оперативного отражения информации. А это, значит, надо штат журналистов содержать, чтобы они и новости интересные успевали искать, и статьи вовремя писать; а потом все это еще сверстать и напечатать надо в очень короткое время. И все это в непрерывном цикле. Так, что газета это гораздо труднее. Поэтому, сначала журнал, – сделал он ударение на слове «Сначала», – Ну а уж потом, если все нормально пойдет, можно будет и газетой заняться. Но это уже совсем другой бизнес.

– Понятно. И что же это будет за журнал? У тебя концепция уже есть? А какая предполагается целевая аудитория? – Углов, буквально завалил Антона всевозможными вопросами.

– Так, Андрей Владимирович, давайте все по порядку. Прежде всего, давайте определимся с целью. Итак, что мы хотим?

Обсуждая новую идею Антона, они просидели в агентстве до позднего вечера, а утром, едва встретившись, вновь засыпали друг друга, скопившимися за ночь, вопросами, ответами, новыми «За» и «Против». Собственно, никаких существенных «Против» и не было. Были лишь некоторые опасения относительно правильного позиционирования нового печатного издания на местном рынке. Нужно было не просто интуитивно угадать, а, по возможности, с достаточной степенью точности спрогнозировать в какой нише новое издание будет себя чувствовать наиболее комфортно. И в этом и состояла основная трудность, поскольку без этого все дальнейшие разговоры о журнале оставались просто разговорами, не переходящими в плоскость практических решений. Однако высказанная Антоном мысль плотно засела в мозгу Углова, и, хотя и не дала моментальных ростков, но будучи регулярно удобряема раздумьями по этому поводу, можно было не сомневаться, что вскоре жители города увидят на автозаправочных станциях, в торговых центрах, а кто-то и в своих почтовых ящиках новый глянцевый журнал.

Последний день своего пребывания на работе перед декретным отпуском, Юля решила отметить небольшим чаепитием. Правда, кроме чая, и обязательного в таких случаях торта, присутствовали и более крепкие напитки, но в связи с их незначительной крепостью, а также со значимостью повода Андрей Владимирович решил закрыть на это глаза, тем более, что все это происходило в самом конце рабочего дня. Юля, как заправская хозяйка, наделала три огромные тарелки бутербродов. Были там и простые бутерброды с ветчиной и сыром, были со шпротами и лимоном, на кусочке обжаренного белого хлеба, украшенном листиком салата, а также жареный на душистом подсолнечном масле черный хлеб, натертый чесноком, и покрытый тонким кусочком деревенского копченого сала. Глядя из своего угла, как она сноровисто сервирует стол, Андрей Владимирович отметил существенную разницу, с тем моментом, когда около трех лет назад он поручил ей вместе с Антоном и Олей накрыть стол к Новому году. Тогда, покуда не пришла Александра, они так и не смогли ни расставить тарелки, ни порезать колбасу. Проходящая мимо Саша, видя, что он исподволь наблюдает за хлопочущей у стола героиней праздника, наклонилась и тихо шепнула, кивнув головой на Юлю. – Растут люди.

– Да. Настоящая хозяйка.

В этот момент, поскользнувшись на мокром полу, Юля сделала невольное резкое движение, и вылетевшая из ее рук тарелка, с треском врезавшись в потолок, обдала ее и весь праздничный стол россыпью крупных и мелких осколков.

– Ой, – произнесла Юля, поглядывая на вмятину в потолке и одновременно вытряхивая из волос застрявшие глиняные кусочки. – Антон, возьми, пожалуйста, совок и веник, и подмети пол, а я пока со стола сотру, – тут же скомандовала она таким тоном, как будто это Антон устроил весь этот беспорядок, а ей теперь приходится все исправлять. В этот момент она напомнила Углову девочку Мальвину, отчитывающую Буратино, за пролитые на бумагу чернила. Такая же серьезная и такая же категоричная. Казалось, вот сейчас она позовет пуделя Артемона, чтобы тот запер нашкодившего мальчишку в темный чулан. И почему-то Андрей Владимирович представил в роли верного пса себя. Вот сейчас Юля обернется, и прикажет – «Отведите этого несносного Антона в чулан». И в самом деле, Юля обернулась, и, найдя взглядом Андрея Владимировича, бодро доложила, – Тарелку кокнула. Это к счастью. Сейчас Антон все уберет. Андрей Владимирович вскинул по направлению к Юле руки, с открытыми вперед ладонями и кивнул головой, словно показывая, что все нормально, и его это, никоим образом, не беспокоит. Юля радостно улыбнулась, словно ребенок, которого не поругали за только что совершенную шалость, и, обернувшись к Антону, прикрикнула, – Ну где ты там? Давай быстрее. А то Андрей Владимирович ругаться будет, – после чего снова повернулась к Углову и улыбнулась открытой, подкупающей своей непосредственностью, улыбкой. Ему оставалось только улыбнуться ей в ответ.

– И все-таки несмотря ни на что, она хорошая девчонка, – шепнул он стоящей рядом Александре.

– А кто говорит, что плохая?

Как Андрей Владимирович не отнекивался, уверяя всех, что он, в отличие от Антона, не имеет к этому мероприятию никакого отношения, первый тост все же предоставили ему.

– Как это вы не имеете никакого отношения? – спорила Юля, – Мы же на работе познакомились. А вы – директор. Поэтому вам первое слово.

– Да я к вам пришел, когда вы уже работали вместе, – возражал Андрей Владимирович.

– Это не важно. Антон тогда еще на меня никакого внимания не обращал. Антон, ведь не обращал? – Юля повернулась, ища поддержки у мужа.

– Ну как сказать, – засомневался Антон.

– Не обращал, – констатировала Юля, опять оборачиваясь к Андрею Владимировичу. – И потом, сейчас-то директор Вы, стало быть, Вам и слово.

Дальше препираться было неудобно, и Андрей Владимирович вынужден был открыть торжество.

– Милая Юля, – начал слегка взволнованный оказанным ему вниманием директор, – Желаю тебе всяческих успехов в твоем новом деле, – он посмотрел, как Юля улыбнулась и крепче прижалась головой к плечу Антона, держа его под руку. – У тебя теперь будет работа поважнее, чем у всех нас, – он обвел взглядом скопившиеся за столом в основном молодые лица. – Поэтому от лица всего нашего коллектива желаю тебе крепкого здоровья и удачи. Ура!

– Ура! – в один голос подхватила призыв директора вся дружная компания.

Веселье еще продолжалось, когда Андрей Владимирович и Саша спустились по скользким от устилавших их мокрых листьев ступеням высокого крыльца и не сговариваясь пошли не к расположенной за углом автобусной остановке, а по узкой, мощеной горбатым красно-коричневым булыжником, старенькой улице, широкими зигзагами, уходящей в гору. На всей улице не было ни одного фонаря, лишь желтый свет, льющийся теплыми снопами из окон одноэтажных домишек, освещал узкий асфальтовый тротуар, да полная луна серебрила, влажный от недавнего дождя, отполированный временем булыжник мостовой, отчего вся улица походила на огромную, ползущую в гору змею, посверкивающую в лунном свете своей узорчатой чешуей. В воздухе стоял прелый запах исходящих от мокрой земли испарений, перемежаемый иногда терпким дымком сжигаемых лиственных куч. Несмотря на позднюю осень, в воздухе было разлито прощальное тепло уходящего бабьего лета, хотя оголенные макушки деревьев уже явственно предупреждали о неизбежности надвигающейся зимы.

Помогая Саше спуститься по крыльцу, он взял ее под руку. И так они теперь и шли, изредка разъединяясь лишь для того, чтобы обойти, попадавшиеся на пути черные бездонные лужи, с плавающими по бархатной поверхности желтыми звездами кленовых листьев.

– Что у вас новенького? – взглянула на своего директора Саша.

– Да все нормально, – Андрей Владимирович в очередной раз взял в руку Сашину ладонь, и они, не разъединяя пальцев, разошлись в разные стороны, обходя по краям длинную узкую лужу, после чего он снова взял ее под руку.

– Как там Катя, как Юра?

– Катя? Детишек своих учит. У нее сейчас первый класс.

– Малыши совсем.

– Да уж малыши, – хмыкнул Андрей Владимирович.

– Что-то не так?

– Представляешь, Катя недавно рассказывала, заходит она в класс после перемены, и все дети начинают ей жаловаться хором, что один мальчик ругается матом. – Углов оживился, предвкушая Сашину реакцию на забавную историю. – Ну, она, чтобы не акцентировать на этом внимания, сделала мальчику замечание, и начала урок. Но ведь детям непонятно, как это так, что учительница даже не узнала, какое слово он сказал. И тут одна девочка, пока Катя писала на доске, как бы между прочим так говорит: – «А слово из четырех букв». Катя, продолжая писать, и, делая вид, что не слышит, начинает судорожно соображать, что это за слово. Потом другой мальчик, тоже как бы между прочим, добавляет: – «Начинается на С». Катя думает, «Ну, понятно какое слово. Это не так страшно». И тут еще одна девочка поддакивает: – «А вторая буква – Е». Тут уж жена начала задумываться, что же это за слово такое матерное? А дети продолжают – «А третья – К». Тут до нее, наконец, дошло, она обернулась и говорит, – «так это слово СЕКС, что ли»? Ты не представляешь, все дети ахнули в один голос, и тишина. Ты что, учительница матерное слово сказала. Ну, она тут смякитила, и говорит, – «Между прочим, слово СЕКС с английского переводится как пол, и когда вы видите этот вопрос где-нибудь в анкете, вас просто спрашивают мужчина вы или женщина». Тут пошло общее обсуждение. Одни говорят: «матерное», другие говорят, что, судя по объяснениям учительницы: «совсем оно даже и не матерное, а самое, что ни на есть обычное слово». И все бы кончилось хорошо, если бы не один мальчик. Он так рассудительно произнес: «Не знаю, как оно там переводится, но только секс, это когда папа с мамой в спальне запираются и начинают детей делать». Немая сцена.

– Да, уж детишки, – рассмеялась Саша. – Но все равно они такие прикольные, пока маленькие. Вот у Юли тоже мальчик будет. Будет его нянчить теперь.

Она сказала это с такой нежностью, но почему-то так грустно, что Андрею Владимировичу стало не по себе.

– А вы с Мишей?

– Что мы?

– Вы не собираетесь детей заводить? Пора бы, наверное, уже и подумать.

Саша промолчала.

– Или уже подумали? – Андрей Владимирович игриво поглядел на Сашу.

– Нет, еще думаем, – Саша улыбнулась тихой мягкой улыбкой.

– Странно, – продолжил Андрей Владимирович, – ты с такой любовью говорила о детях. Но, с такой грустью. – И тут его словно осенило. – Или не получается? – он с трепетом глядел на Сашу, ожидая ответа.

– Не получается, – ему показалось, что Саша свободной рукой смахнула слезу. Несколько шагов она шла молча, видимо решая продолжать или нет этот тяжелый для нее разговор. – Уж, какие анализы только не сдавали, – наконец нарушила она молчание, явно желая выговориться. – Сначала я все прошла. У меня все в порядке. Потом Мишу послала. У него тоже все в норме. Вот так. Все здоровы, а детей нет, – она опять замолчала. Андрей Владимирович был поражен ее искренностью. Другая бы промолчала, или ушла от ответа. Он хотел как-то ее утешить, ободрить, но не находил нужных слов.

– Ну ничего, – наконец выдавил он из себя кажущиеся такими плоскими, такими бездушными и ненужными сейчас, слова. – Еще получится. Может витаминки какие попить, может подлечиться чуть-чуть. Ты не переживай. Все еще будет у вас хорошо.

– Да я уж какие только витаминки не пью. А подлечиться? От чего лечиться, если мне все говорят, что я здорова? – в ее голосе сквозило раздражение. Андрей Владимирович и сам был не рад, что вылез со своим языком. – Да вы тоже не расстраивайтесь так, – взглянула она на притихшего директора. Таким ей еще не доводилось его видеть. Обычно энергичный и остроумный, сейчас во всех его движениях проскальзывала какая-то неуверенность, и был он похож не на строгого официального начальника, а скорее на отца, которого очень расстроила непутевая дочь. – Я, вас, наверное, обидела? – она дернула его за руку, побуждая обернуться, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Что ты, совсем нет. Просто я очень переживаю за тебя.

– Ну вот, вам еще моих проблем не хватало, – она постаралась улыбнуться и нарочито бодрым тоном сделала себе установку, – Все у нас будет хорошо. Не переживайте.

Последующий путь они проделали, рассказывая друг другу разные забавные истории. Он – про смешные случаи в школе, пересказанные ему Катей, она – про веселые моменты из ее жизни. Оба они старались больше не касаться «детской» темы.

Проводив ее до дома, он тепло пожал ее маленькую, обтянутую кожаной перчаткой, руку, а потом, не удержавшись, поднес ее пальцы к своим губам и поцеловал. Она не отняла руки, не удивилась. В ее глазах читалось понимание.

– Спасибо тебе, – Андрей Владимирович смотрел в ее широко раскрытые глаза.

– За откровенность? – казалось, в ее словах сквозила горькая усмешка.

– За все.

– И вам, Андрей Владимирович, спасибо, – она уже взяла себя в руки и по интонации было невозможно догадаться, что она имеет ввиду.

– За сочувствие? – он старался по ее лицу прочитать ее чувства.

Она грустно улыбнулась, оценив его шутку, и, не ответив, открыла невысокую калитку и заспешила по устланной листьями тропинке к дому. Секунду постояв, он повернулся, чтобы уйти.

– За все, – на миг показалась из дверного проема ее точеная фигурка, и дверь захлопнулась.

Глава XII. Осень

Крупная дождевая капля, звонко щелкнув по козырьку бейсболки, разлетелась на тысячу маленьких брызг, оставив на месте своего падения небольшое темное пятно. Андрей Владимирович поднял голову, и тут же вторая капля ударила его по щеке, и, подобно слезе, скатилась влажной змейкой по шее за воротник. Углов торопливо опустил голову и прислушался. Еще недавно, гулявший среди крон ветер, стих. Деревья, которые до этого оживленно перешептывались, склоняя поочередно друг к другу свои побуревшие макушки, словно передавая из уст в уста некую неведомую тайну, теперь затихли. И стояли молчаливые и неподвижные, обступив путника сплошным тесным кольцом, и смотрели сверху вниз, словно решая, что теперь делать со случайно забредшим к ним человеком. Не слышно было ни шелеста листвы, ни птичьих голосов, ни других звуков, обычно наполнявших воздух слаженной симфонией лесной жизни. Только тут и там высоко вверху, а порой совсем рядом раздавались пока еще редкие щелчки падающих капель. Начинался дождь. «Вот только дождя нам и не хватало», – Андрей Владимирович натянул на голову капюшон защитного цвета ветровки и огляделся по сторонам. Он стоял на самом краю глубокого лесного оврага, заросшего по дну высокой, в человеческий рост, травой, и густо заваленного толстыми поваленными деревьями. Сапоги его и правая сторона старых темно-синих джинсов были густо измазаны густой черно-коричневой грязью – результат падения в овраг. Там же далеко внизу теперь валялось разбившееся вдребезги красное пластмассовое ведро. «Ничего себе, сходил за грибочками» – Андрей Владимирович вытер испачканные землей руки о влажную листву ближайшего к нему куста орешника. Вот уже три часа он бродил по лесу, желая отыскать обратную дорогу, но все безрезультатно. А ведь все так славно начиналось.

На место они приехали с женой часов в десять – начале одиннадцатого. Поставив машину в густой невысокий соснячок, росший в полукилометре от трассы, так, чтобы ее не было видно с дороги, они взяли ножи, ведра, и углубились в лес. Стоял октябрь. Самая его середина. Пожалуй, лучшее грибное время. Шедшие, чуть ли не через день дожди, также должны были способствовать обильному грибному урожаю, что косвенно подтверждали и городские рынки, сплошь заваленные лесными дарами. Андрей с Катей постепенно отдалялись от машины, каждый стараясь найти гриб первым. Но, то ли вездесущие грибники уже до них выкосили все грибные угодья, то ли место было выбрано не совсем удачно, но вопреки ожиданиям, грибы не находились. Спустя минут двадцать бесплодных поисков Катя выразила желание вернуться к машине, чтобы поискать более удачное место, а Андрей, не желая признавать своей ошибки, решил попытать счастья на противоположной стороне оврага, где виднелся светлый прозрачный лесок, и куда, может быть, еще не добрались грибные охотники.

– Ты только не долго, – предупредила его жена. – А то я буду волноваться.

– Да я сейчас, только переберусь на ту сторону, и, если ничего не найду, сразу вернусь.

– А если найдешь?

– А если найду – позвоню, и буду ждать тебя на той стороне.

На том и разошлись. Андрей Владимирович, ежесекундно рискуя оступиться на влажном, усыпанном прелыми листьями, склоне, хватаясь за ветви кустарников и стволы деревьев, продираясь сквозь сплетение трав и упавших стволов, с трудом спустился на самое дно оврага, где неожиданно для себя обнаружил неширокий, но достаточно глубокий ручей. Перебраться через него вброд в коротких резиновых сапогах нечего было и думать, и Андрей Владимирович не нашел ничего лучше, как пойти вправо, вниз по течению, рассчитывая при первой же возможности перебраться на другую сторону. Спустя некоторое время он, как и ожидал, обнаружил упавшее через ручей дерево, достаточной толщины, чтобы по нему мог пройти человек. Поднявшись чуть вверх по своему склону, он с некоторым усилием забрался на ствол, толстый конец которого покоился на довольно высоком пне. Попрыгав, и убедившись в надежности импровизированного моста, цепляясь как за перила за высохшие ветви поваленного дерева, он осторожно начал перебираться на другую сторону, отметив про себя, что его жена вряд ли захочет и сможет повторить этот довольно опасный путь. Перейдя ручей, Андрей Владимирович еще некоторое время шел по стволу, пока тот не стал настолько тонким, что на нем уже с трудом удавалось сохранять равновесие. Тогда, найдя удобную площадку, Андрей Владимирович спрыгнул со ствола и то и дело, поскальзываясь и оступаясь, выбрался на противоположную сторону оврага. Вопреки его ожиданиям лес здесь не был ни светлым, ни редким. Высокие деревья стояли сплошной плотной стеной, а все пространство между ними занимал непроходимый кустарник и густой валежник, не давая возможности зайти внутрь. Влево, вдоль склона только что преодоленного оврага, шла еле заметная тропинка, и Андрей Владимирович решил пойти по ней, надеясь, что ему рано или поздно удастся найти грибное место. Действительно, через некоторое время он обнаружил растущий прямо на тропинке красноголовый подосиновик, что говорило о том, что грибники еще сюда не забредали. Потом еще два, а потом еще один. Так, никуда не сворачивая, он умудрился насобирать невдалеке от тропинки с треть ведра, втайне надеясь вернуться к своей жене в роли победителя с полным до краев ведром. Постепенно тропинка стала забирать вправо, а местность пошла под уклон, так, что Андрей Владимирович скоро снова оказался на дне оврага, где также обнаружил ручей, но текущий уже в другую сторону. Пройдя вдоль по его течению, он тем же способом перебрался на другую сторону, и взобрался по крутому склону наверх. Выбравшись из оврага, он снова углубился в лес. Пройдя некоторое расстояние, и не найдя абсолютно никаких грибов, он уже решил возвращаться, когда услышал впереди себя смутный шум воды. Влекомый любопытством, он поспешил на шум, и, спустившись в очередной овраг, обнаружил на его дне довольно широкий поток, перепруженный бобровой плотиной. Притаившись, Андрей Владимирович некоторое время наблюдал за действиями двух бобров, аккуратно и методично штопавших свое детище. Городской человек может редко наблюдать такие откровения живой природы, поэтому все ему было интересно, все в новинку. Наконец, в достаточной мере насладившись увиденным, он пустился в обратный путь. Чтобы сократить время, Андрей Владимирович решил не повторять всех своих зигзагов, а, приблизительно сориентировавшись, как ему подсказало его внутреннее чутье, взял прямое направление. Выбравшись из оврага с бобровой плотиной, он по диагонали пересек участок леса и, как и ожидал, обнаружил второй овраг, а на его дне поваленное дерево. Правда, Андрей Владимирович не учел, что теперь ему придется взбираться на ствол с его тонкой стороны, что было сделать совсем непросто. Потратив массу усилий и просыпав половину грибов, Андрей Владимирович все же взобрался на качающийся под ногами ствол. Не успел он обрадоваться, как обнаружил новую трудность. Теперь ветви дерева шли не по ходу, а были направлены ему в лицо. Цепляться за них было крайне неудобно, в то же время сами ветви то и дело норовили попасть ему в глаза, зацепить за ручку ведра, стараясь вырвать добычу из рук грибника. Кое-как перебравшись на противоположную сторону, Андрей Владимирович тяжело спрыгнул на землю, но коварный сырой склон сыграл с ним злую шутку. Ноги его поскользнулись, поехали назад, и он со всего маха ударился коленями о землю, в то же время ведро, которое он держал в правой руке, с силой треснулось дном о склон оврага, так что пластмассовая ручка с хрустом отломилась, вырвав из ведра куски пластмассы. Выругавшись на собственную невнимательность, на мокрый склон, и на производителя таких хрупких ведер, Андрей Владимирович начал долгий и мучительный путь наверх. Не желая оставлять с таким трудом добытые трофеи, он держал ведро за край одной рукой, в то время как другой старался уцепиться за ближайшие кусты. Когда, наконец, выбравшись из оврага, он огляделся и перевел дух, удивлению его не было предела. Вместо ожидаемого леса, и последнего оврага, через который ему предстояло перебраться, прежде чем предстать перед любимой супругой, он увидел перед собой вырубленную лесную делянку, уже начавшую зарастать молодой порослью. Не веря своим глазам, он прошел ее насквозь, все еще рассчитывая выйти к оврагу, хотя, может быть и в несколько другом месте, но местность была ровная, без малейших следов понижения. Начавшийся дальше лес отличался от того бурелома, через который ему пришлось продираться ранее. Кустов почти не было, деревья стояли широко, и под ними, то тут, то там виднелись коричневые шляпки подберезовиков. Поначалу Андрей Владимирович сорвал пару штук, но тревожное, пока неосознанное чувство гнало его вперед, так что вскоре он перестал обращать внимание на грибное изобилие. Он прошел еще немного вперед, потом вернулся назад, забрал чуть левее, и снова попробовал отыскать последний овраг. Спустя какое-то время бесполезных блужданий и кружений он вдруг внезапно осознал, что уже не идет, а почти бежит, не разбирая дороги, продираясь напрямую сквозь густые заросли кустов. Руки его были в грязи. В волосах, серой паклей, застряла свалявшаяся паутина, широко раскрытые глаза рыскали по всем направлениям, ища малейший намек на обратный путь, сердце, как паровая машина, звонко и часто стучало в груди, наполняя все тело горячей пульсирующей кровью и неприятным чувством зарождающейся паники. Он понял, что должен немедленно остановиться и принять какое-то взвешенное решение. «Телефон! У него же есть телефон!» – Он достал аппарат, и попробовал позвонить жене, чтобы та не волновалась. Но, к своему ужасу, обнаружил, что связи в этом глухом углу нет. Они отъехали достаточно далеко от города, и теперь на дисплее не было ни одного деления, указывающего на близость базовой станции. Засунув бесполезную здесь трубку в карман, он попытался снова сориентироваться, но вскоре понял, что потерял всяческое представление о своем местоположении и направлении. Оглядевшись, и увидев среди деревьев некоторый просвет, он решил двигаться в ту сторону, рассчитывая выйти на лесную просеку или может быть даже заброшенную дорогу. Пройдя в выбранном направлении метров двести, он неожиданно оказался на краю оврага. Никакого открытого места не было и в помине, а ощущение просвета было вызвано тем, что деревья, спускаясь вниз по склону, открывали часть неба, что издалека он и принял за лесную просеку. Какой это был овраг, первый, второй, или третий – с бобровой платиной, он не имел ни малейшего понятия. Постояв на краю, он решил все же перебраться на другую сторону. Почти уже выбравшись по крутому, усыпанному мокрыми листьями склону он неожиданно поскользнулся и выронил ведро, которое, вертясь и подпрыгивая, весело устремилось вниз, разбрасывая во все стороны собранные грибы. Подпрыгнув в очередной раз особенно высоко, оно врезалось в стоявшее на пути дерево, и, расколовшись, осталось лежать около него огромным раскрытым красным цветком. Спускаться за ним было бесполезно. Обессиленный путник еще стоял на краю оврага, глядя на потерянные трофеи, когда крупная капля дождя ударила его по козырьку бейсболки. Андрей Владимирович поднял голову, и тут же вторая капля ударила его по щеке, и, подобно слезе, скатилась влажной змейкой по шее за воротник. Впору и правда было заплакать. Внезапно ветер стих, и в наступившей тишине Андрей Владимирович услышал вдалеке шум падающей воды. Пойдя на этот звук, он увидел в широком овраге бобровую плотину, с уже знакомыми ему обитателями. Сориентировавшись, он отыскал место, с которого три часа назад наблюдал за бобрами, и, убедившись, что это именно то место и именно та плотина, развернулся и пошел назад тем же путем, каким сюда и попал. Замечая малейшие признаки: сломанную ветку; примятую траву; чуть заметную лесную тропинку или приметное дерево, он вышел ко второму оврагу, а затем, перебравшись через него, и пройдя влево, нашел место, где он выбирался из первого оврага, и, преодолев последнее препятствие, вскоре вышел к спрятанной в сосняке машине. Катя сидела возле машины, отмахиваясь от комаров срезанной и очищенной от коры ореховой веточкой, на конце которой было оставлено несколько зеленых листьев. Рядом с ней стояло полное ведро грибов. Еще куча грибов была упакована в старую брезентовую ветровку.

– Что это у тебя? Катя веточкой, как указкой, указала на его руку.

Только теперь он заметил, что все это время держал в руках отвалившуюся от ведра ручку.

– Грибы, вот принес, – устало улыбнулся он жене.

– Аа-а, – как-то недоверчиво протянула Катя. – А где же грибы?

– Убежали, – лицо Андрея Владимировича расплылось в широкой улыбке. Катюша улыбнулась ему в ответ.

– Ты где был? Я изволновалась вся, – и, не дожидаясь ответа, добавила, – Ты на себя в зеркало смотрел?

– Да, только что прихорашивался. Там на березе огромное трюмо висит. – Андрей Владимирович инстинктивно провел рукой по волосам, и на пальцах остался клок паутины. – А что-нибудь не так?

– Ты в машину как садиться будешь, горе мое?

Андрей Владимирович посмотрел на испачканные джинсы и, с налипшими комьями грязи, сапоги. – Почистимся, – он с усердием начал отколупывать куски грязи гнущейся ведерной ручкой.

– Да выбрось ты ее, наконец. В багажнике щетка для машины есть. – Катя достала длинную щетку, с одной стороны которой находился пластмассовый скребок. – Вот, возьми.

Пока Андрей Владимирович, присев на корточки, пытался отчистить обувь и джинсы, разбрасывая вокруг себя куски жирной грязи, Катя тихонько достала фотоаппарат и сфотографировала перепачканного до ушей мужа. Услышав щелчок затвора, Андрей Владимирович поднял глаза.

– А вот пусть все видят, какой у меня муж хрюшка, – улыбнулась Катя, – а то мне соседки все уши прожужжали, какой ты у меня всегда аккуратный ходишь. Говорят, легко тебе с таким мужем. Пусть посмотрят, какой ты на самом деле.

– Да ладно тебе, я же не нарочно.

Катя начала пристраивать фотоаппарат на капоте машины.

– Ну, что ты опять задумала? – Андрей Владимирович следил за безуспешными попытками жены установить аппарат на наклонной поверхности. – Ты тряпку под него положи, – наконец подсказал он начинающему фотографу.

Последовав совету мужа, Катя с трудом навела объектив на Андрея и взвела рычажок задержки спуска. – Хочу вместе с тобой сфотографироваться, чтобы все еще увидели, какая у тебя жена чистюля.

Андрей Владимирович улыбнулся и расставил руки, – Ну иди ко мне.

– Нет, ты руками меня не трогай, я лучше сзади тебя встану.

Катя подбежала к мужу, и, встав у него за спиной, оперлась руками на его плечи. Но, то ли поскользнувшись на одном из кусков грязи, она надавила чересчур сильно, то ли Андрей Владимирович сидел не очень устойчиво, только от неожиданной нагрузки он потерял равновесие, и Катя по инерции перекувыркнулась через голову и распласталась у него на коленях. «Щелк», раздался звук спускаемого затвора. Андрей Владимирович наклонился, и нежно поцеловал жену в губы, оставив на ее лице следы грязи. Катя вырвалась из его объятий, и, вытирая на ходу лицо, бросилась к машине.

– Ну, куда ты опять?

– Все, ты тоже не рассиживайся, ехать пора.

Почистившись, и немного приведя себя в порядок, горе грибники отправились в обратный путь. Всю дорогу Андрей Владимирович в лицах рассказывал жене о своих злоключениях, описывая в красках свои чувства и переживания. Катя в ответ то охала, то смеялась, вставляя иногда остроумные замечания.

– Вот так и осталась бы без мужа, в расцвете лет, – закончил он свой рассказ.

– Видно не судьба, – с сожалением в тон ему поддакнула Катя.

– Жалеешь, что вернулся? – с наигранной обидой в голосе поинтересовался Андрей.

– Да нет, наверное, не жалею, – подумав, серьезно ответила Катя. И посмотрев лукаво на мужа, добавила – А давай в следующие выходные опять за грибами поедем. Только подальше, а то тут все уже оборвали, – они посмотрели друг на друга оценивающим взглядом и рассмеялись.

Андрей Владимирович сидел на своем рабочем месте спиной к окну. Мягкие лучи осеннего солнца разливались по спине приятным теплом. Перед выходными он решил немного прибрать на своем столе, слишком уж много бумаг скопилось в последнее время. Собрав и просмотрев разбросанные документы, он сложил часть из них в две более или менее аккуратные стопки, а остальные, предварительно порвав, выбросил в стоящую под столом урну. Покончив с документами, Андрей Владимирович принялся двигать по поверхности стола письменные приборы, стараясь привести их взаимное расположение к некой гармонии. Наконец, по-видимому, удовлетворившись результатами своей работы, он откинулся на высокую спинку кожаного кресла и еще раз окинул взглядом лакированную поверхность большого рабочего стола. Его взгляд упал на фотографию в тонкой серебристой рамке. На фотографии Андрей Владимирович был запечатлен вместе с женой: он сидел на земле, поджав под себя ноги, а Катя лежала на его коленях, обхватив его руками за шею. Поражала в портрете не композиция, и даже не выражения лиц – у Андрея Владимировича испуганное, а у Кати радостное, поражала динамика кадра. Несмотря на статичность поз, казалось, что весь портрет пронизан движением и настроением.Удивленно-испуганное лицо Андрея Владимировича контрастировало с восторженно-счастливыми Катиными глазами. А ее тело казалось, не покоится у него на коленях, а как бы парит в воздухе. Все это заставляло практически всех посетителей данного кабинета после мимолетного взгляда на фото, еще раз возвращаться к нему, внимательно рассматривая малейшие детали. Хозяин кабинета знал эту особенность фотографии и с удовольствием ждал момента, когда очередной посетитель застывал на несколько секунд, стараясь понять, что не так с этим портретом. Вот и сейчас, обратив внимание на фотографию, Андрей Владимирович в очередной раз попал под магию снимка. – Интересно, сколько же времени прошло? Три года? Четыре? – Андрей Владимирович всмотрелся в выцветшие оранжевые цифры в углу фотографии. – Неужели шесть? Надо же, как время летит.

Углов еще раз вспомнил историю этого снимка: поездку за грибами, беспорядочное блуждание в лесу, внезапную панику, возникшую тогда в его голове, тревожные глаза жены. Казалось-бы всего лишь один не очень примечательный день из жизни, но именно его он почему-то помнил особенно отчетливо. Именно он всплывал в его снах каждый раз, когда Александр Владимирович стоял перед трудным выбором принятия решения. Куда повернуть: направо, налево, или может идти прямо через все преграды и буреломы, встающие на пути? Только вот в случае, если направление выбрано неверно, в жизни нельзя вернуться назад, пройдя в обратном направлении по своим следам проделанный путь, нельзя отменить плохие поступки или неверные решения. Исправить, да, иногда можно. Сделать, как было изначально – никогда.

Отставив снимок, Андрей Владимирович, поразмыслив, решил заняться разборкой ящиков, но, выдвинув верхний ящик, обнаружил в нем такой беспорядок, что ему стало грустно от ощущения тщетности своих усилий. Машинально он достал первое, что подвернулось под руку, и обнаружил в своей руке небольшую зеленую тетрадь в псевдокрокодиловом переплете. – А вот сейчас мы и погадаем, нужно ли наводить дальнейший порядок, или можно отложить данный процесс до лучших времен. Андрей Владимирович положил тетрадь на стол, постарался сосредоточиться, выкинув из головы все посторонние мысли, и, слегка приоткрыв ее левой рукой, положил ладонь правой на случайно выбранную страницу. Затем, он как ребенок закрыл глаза и попытался мысленно сформулировать вопрос. – Что сейчас нужно сделать? Уже, открывая тетрадь, он вдруг вспомнил, что не загадал строку, но тут же мысленно решил, что тогда будет правильным прочитать всю страницу целиком. Раскрыв тетрадь, он открыл глаза и, с невесть откуда взявшимся волнением, взглянул на выбранную страницу.

Первая же строчка, выписанная полувыцветшими голубыми чернилами перьевой ручки, заставила его открыть рот, настолько конкретным был ответ на поставленный им вопрос.

«Посмотри, какая осень за окном», перечитал он еще раз. Ощутив, что это знак свыше, он, решив пока не дочитывать всю страницу, перевернул тетрадь корешком вверх и крутанулся в своем кресле, развернувшись к панорамному от пола до потолка окну. Перед ним предстала неширокая, улочка, уходящая зигзагом в гору. Вверх по улице, сидя верхом на лошадях, двигались два всадника, судя по их фигурам, парень и девушка. – Очевидно детей возле театра катали, теперь домой возвращаются, – невольно подумал Андрей Владимирович, оглядывая заключенную в раму окна живописную картину. Внезапно, пробившись сквозь набежавшее облако, низкое солнце будто светом софита брызнуло в лица всадников острым, неистово ярким лучом, отбросив позади них подвижные длинные тени. Наездница, загораживаясь от солнца подняла руку к лицу, и кривляющаяся тень тут же скопировала ее движение. Весь этот незамысловатый пейзаж: уходящая в гору, мощеная булыжником улица; окаймляющие ее одноэтажные домики, прячущиеся за желтыми кронами деревьев; наконец, неизвестно откуда взявшиеся посреди города всадники, создавали ощущение прошлого, или даже позапрошлого века. Какое-то щемящее чувство возникло в груди Андрея Владимировича. Казалось, что-то такое знакомое, и, в то же время, давно забытое было заключено в этом пейзаже. Было ощущение, что еще немного, и он вспомнит что-то очень важное. И он застыл в кресле, желая пропитаться этим настроением, стараясь вобрать в себя и этот неяркий солнечный свет, и чистую синь неба с редкими перьями облаков, и желтую листву деревьев, и двух, освещенных солнечным лучом всадников, будто вырезанных, и вставленных в эту картину из другого альбома.

– Ну, и что? Так и будете сидеть, или домой пойдем? – услышал он за спиной Сашин голос. Крутанувшись еще раз, Углов встретился взглядом с улыбающимися Сашиными глазами.

– Идете? – повторила она еще не пришедшему в себя директору свой вопрос, – или я одна?

– Да нет, идем. – Андрей Владимирович взял дипломат, вынул из шкафа и перекинул через руку легкий плащ, – Я готов. Затем он закрыл кабинет на ключ, и они вместе с Сашей спустились в прозрачном лифте на первый этаж.

Ощущение, что вот-вот он вспомнит нечто очень важное не проходило, и Андрей Владимирович шел молча, стараясь подольше сохранить в себе это состояние. Саша тоже молчала, изредка поглядывая на своего задумчивого спутника. Легкий порыв ветра сорвал с ближайшего дерева пару желтых листьев, и они, подхваченные упругой воздушной волной, закружились в голубом небе двумя золотыми искрами, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга, будто танцуя медленный вальс.

– Однажды весной, – начал Андрей Владимирович свой рассказ, – на высоком молодом дереве начали распускаться листья. Их было много, но я расскажу тебе только о двух из них. Первый листок, я буду называть его «Он», проклюнулся из своей почки одним из самых первых на дереве. Он осторожно расправил свои клейкие зеленые плечики и огляделся по сторонам. Ветка, на которой он находился, росла на самой верхушке дерева, и с этой высоты он мог любоваться и изумрудным ковром близкого луга, и синей лентой далекой реки, и голубым небом, что было совсем рядом. Только вот остальные листья были далеко, и ему не с кем было поговорить обо всей этой красоте. Они что-то пытались прокричать ему издалека, но он не мог разобрать слов, различая лишь слабый шепот. И вот, одним погожим днем, он увидел на своей ветке совсем близко от себя еще одну почку. Сначала он ее даже не заметил, такая она была маленькая. Но день ото дня она все набухала, и однажды из нее проклюнулась аккуратная зеленая головка. Потом почка лопнула, и он увидел чудесный молодой листочек. Он был таким маленьким, таким хрупким и беззащитным, что наш первый листок испугался, как бы сильный порыв ветра не оторвал его нового товарища от ветки. Он попытался его придержать, но не смог дотянуться. Видя такую заботу, маленький листочек улыбнулся и произнес тонким задорным голоском, – не бойся за меня, я держусь крепко. – Судя по всему, это была девочка, поэтому я буду называть этот листочек «Она». Они сразу же подружились. Она оказалась такой болтушкой, что трещала без умолку целыми днями, интересовалась всем вокруг, и он старался рассказать ей все, что знал сам, ведь он был гораздо старше и опытней ее. Прошел месяц. И она подросла. Теперь она не была тем маленьким несмышленым листочком, который вздрагивал от каждого порыва ветра. Теперь в ее движениях появилась плавность. И теперь она не болтала без умолку, пересказывая сплетни глупых птиц, а подолгу смотрела вдаль, или на него, а он смотрел на нее, не понимая, почему она молчит. В эти минуты ему так хотелось обнять ее, но он не мог до нее дотянуться. А она, видя его усилия, лишь грустно улыбалась.

– Почему ты так грустно улыбаешься?

– Я улыбаюсь потому, что я рада видеть тебя. А грущу оттого, что нам никогда не быть вместе.

– Но разве мы не вместе? Разве мы не обсуждаем все, что чувствуем, все, что переживаем? Разве мы не находимся всегда рядом?

Она снова улыбнулась. – Вместе, это не то, когда мы рядом. Разве тебе никогда не хотелось обнять меня, разве тебе не хочется, засыпая чувствовать тепло моего тела, а просыпаясь, ощущать близость моего дыхания?

Легкий порыв ветра качнул его к ней, и он почти дотронулся до нее, но тот же порыв откинул ее тело, и он обнял лишь пустоту. Затем ветер подул в обратную сторону, она качнулась к нему, но он, не в силах сопротивляться ветру, отпрянул в сторону.

– Вот видишь, – она опять улыбнулась.

– Я все равно буду всегда рядом, – упрямо повторил он.

– Рядом, это не вместе, – тихо прошелестела она.

Так они и прожили все лето на одной ветке. Вместе радовались пению птиц, вместе наслаждались теплыми дождями, вместе засыпали, и вместе просыпались. Потом пришла осень. Короткие теплые ливни сменились длинными промозглыми дождями. Изумрудная зелень луга сначала поблекла, а потом побурела, сбившись спутанными прядями. Голубая лента реки сделалась черной. А потом они увидели в ярко синем небе желтые листья. Их все меньше оставалось на дереве, и все больше становилось на земле, и они провожали их полет долгими взглядами. А потом он заметил, что она начала меняться. Она старалась этого не показывать, чтобы не расстраивать его, но он видел, что ей нездоровится. Она меньше стала говорить, и голос ее стал не таким звонким как раньше. На ее коже проступила нездоровая желтизна, а он не знал, как ей помочь, старался развлечь ее как мог, а она только смотрела на него и грустно улыбалась, – Не бойся за меня, я держусь крепко, – говорила она ему. И однажды произошло то, что и должно было произойти. Он смотрел куда-то вдаль, когда услышал позади себя слабый вскрик. Оглянувшись, он успел увидеть, как несильный порыв осеннего ветра оторвал ее от ветки и закружил в прозрачном воздухе. Он рванулся что было сил, и почувствовал, как в его теле что-то оборвалось. Затем земля и небо поменялись местами. Он на секунду потерял ориентацию, но в следующий момент увидел ее. Она летела ему навстречу. Он вытянул руки, но ветер разметал их в разные стороны. Он следил за одинокой золотой искрой в слепящей сини неба, и уже думал, что больше никогда не увидит ее, но ветер изменился, и они вновь полетели навстречу друг другу. Так они и кружились, то разлетаясь в разные стороны, то вновь соединяясь. Потом ветер стих. Она мягко опустилась на землю, а он неслышно опустился прямо на нее. Он впервые почувствовал уже слабое тепло ее тела, мог прикоснуться к ее коже. И хотя кожа ее огрубела, высохла и покрылась морщинами, он этого не замечал. Она по-прежнему оставалась для него нежным зеленым листочком. Он шептал ей слова любви, покрывал ее губы поцелуями, звал ее по имени, стараясь разбудить, но она не слышала его. Дыхание не вырывалось из ее полуоткрытых губ. Она спала тем сном, от которого не просыпаются. А потом уснул и он. Уснул с ее именем на губах, уснул счастливым, потому что прожил не зря, потому что сбылась его самая сокровенная мечта, быть с ней вместе.

Два листа опустились на землю прямо перед ними. Сначала один, а потом сверху на него лег другой.

Андрей Владимирович и Саша остановились, глядя себе под ноги.

– А что было дальше? – Саша подняла глаза на своего спутника.

– А дальше была зима. Она укрыла листья пушистым снегом и им снились сны. Вернее, один и тот же сон. Сон, что они вместе. – Он посмотрел ей в ответ.

– Да, грустная история.

– Ну почему же грустная? Ведь за зимой приходит весна, и дерево покроется новыми листьями.

– И все повторится?

– И все повторится, – подтвердил Андрей Владимирович, – Такова жизнь.

Они еще какое-то время шли молча.

– Андрей Владимирович.

– Да, Саша.

– Я все собиралась Вам сказать, только вот случая подходящего не представлялось.

– Сейчас подходящий? – поинтересовался Андрей Владимирович.

Саша пожала плечами.

– Понимаете, у меня Мише должность хорошую предлагают – управляющего крупного отделения, или представительства, я в этом не разбираюсь. Он об этом так мечтал.

– Ну, это же хорошо!

– Хорошо. Только вот представительство это в Европе. Я сначала Вам не говорила, потому что это все вилами по воде, а вот на прошлой неделе позвонили, сообщили, что его назначение согласовали. Приказ пока не подписан, но это уже формальности. Как только контракт у нынешнего управляющего закончится, Мишу на его место назначат.

– И когда же это произойдет?

– Точно не знаю, но где-то весной.

– А ты?

– Что я?

– Ты с Мишей поедешь?

– Ну, так я Вам поэтому и говорю. Чтобы вы на мое место кого-нибудь подобрали.

Андрей Владимирович вздохнул, – Кого-нибудь на твое место не подберешь.

Всю дорогу до дома, когда они уже расстались с Сашей, Углов думал о ее предстоящем отъезде. Вроде бы еще и времени оставалось достаточно, чтобы найти ей достойную замену, только он никогда и представить себе не мог, что они могут когда-нибудь расстаться. За эти годы совместной работы он так прикипел к ней, что считал ее почти частью своей семьи, поэтому никогда не задумывался, что у нее, помимо работы в его компании могут быть другие интересы и другие приоритеты. Вся эта затея с переездом казалась ему такой ненужной и несвоевременной, и в то же время он понимал, что это только с его точки зрения, а с точки зрения, ну, например, Миши, все это наверняка является и нужным, и своевременным. – Ну ничего, времени еще много, что-нибудь придумаем, а может за это время все сто раз еще поменяется, – утешил он себя, нажимая кнопку дверного звонка.

Катя отворила ему дверь в кухонном фартуке, надетом поверх короткого домашнего платья. Ее руки были в муке, а по квартире разносился запах печеных пирожков.

– Привет, как на работе? – она подставила мужу щеку для поцелуя.

– Привет, нормально, – Андрей Владимирович поцеловал жену в подставленную щеку.

– Что случилось?

– Ничего не случилось, – Андрей Владимирович попытался через Катю повесить плащ на вешалку.

– Как не случилось, когда я вижу, что случилось, – Катя попыталась помешать мужу дотянуться до вешалки и одновременно заглянуть ему в глаза.

– Ну, Кать, – Андрей Владимирович попытался мягко отстранить жену.

– Ничего не Кать, – не унималась жена, – Не зайдешь, пока не расскажешь.

– Ладно, рассказываю, – сдался Андрей Владимирович. – У меня Саша увольняется.

– Да ты что?! – всплеснула руками Катя. – А почему? – Она отошла с прохода, давая мужу раздеться.

– Мише ее, место в Европе предложили, то ли управляющим филиала, то ли представительства, она сама не знает. Ну в общем для него это серьезное повышение, ну а она, сама понимаешь, с ним.

– И когда они собрались?

– Ну не скоро еще. Весной. Время еще есть.

– Ого, весной! Да до весны что угодно может случиться. А на что время есть?

– Как на что, – удивился Андрей Владимирович, – замену ей найти.

– Даже не заморачивайся пока, – безапелляционно заявила Катя. – Вот весна придет, тогда и думать будешь.

– Легко сказать, не заморачивайся, – пробурчал Андрей Владимирович, надевая тапочки. – А где Юрка-то? – вспомнил он о сыне. – Сы-ын, встречай отца! – прокричал он на всю квартиру.

– Да не кричи ты, нет его, я его к маме отправила погостить на выходные, – Катя, развязывая фартук, прошмыгнула за спиной мужа на кухню. – Я быстро, только пирожки сниму.

Войдя в гостиную, он увидел накрытый на две персоны стол. Скатерть, праздничные приборы, бутылка вина и две свечи в высоком подсвечнике указывали на праздничный повод ужина. – Неужели я что-то забыл? – остановившись посередине комнаты, он стал судорожно перебирать в уме все известные ему даты. Вышедшая из кухни Катя, видя замешательство мужа, улыбнулась.

– Не вспоминай, все равно ничего не вспомнишь. Это я просто так решила праздник устроить. В честь наступающих выходных.

– И Юрку к маме тоже в честь выходных решила сбагрить?

– Ну почему сбагрить? Просто захотелось побыть вдвоем с любимым мужем. Это противозаконно?

– И чем же мы планируем заняться в выходные? – поинтересовался Андрей Владимирович, осторожно откупоривая бутылку шампанского.

Катя мечтательно закрыла глаза, перебирая в уме возможные планы, – слушай, а давай за грибами съездим, – выдала она неожиданное решение.

Андрей поднял на нее удивленные глаза, на секунду отвлекшись от бутылки, чем та не преминула воспользоваться. Бац, празднично ударила в потолок пробка, и, отрикошетив, звонко шлепнулась в вазу с салатом. Углов едва успел разлить по бокалам вино из начинающей закипать пеной бутылки.

– Это значит да? – спросила Катя, поднимая высокий хрустальный фужер.

– Ну а почему бы и нет, – философски изрек Андрей Владимирович, чокаясь своим бокалом. – За грибами, так за грибами, – улыбнулся он, второй раз за день припомнив давний случай.

Грибов в этот раз было совсем мало. Но Андрея это не расстроило. Поняв, что сегодня удачи в грибной охоте не будет, он целиком отдался отдыху на природе. Правда, на всякий случай он предпочитал далеко от машины не отходить; медленно ходил с пустым ведром, описывая широкие круги; шуршал опавшими листьями, вдыхая их непередаваемый аромат; наслаждался такой редкой в городских условиях тишиной. При этом его мысли все время возвращались к их последнему разговору с Сашей, к ее предстоящему отъезду. Он обдумывал, кем ее можно заменить, анализировал функции, которые она исполняла в компании, и у него все время получалось, что он должен принять вместо нее никак не меньше трех человек. Постепенно его мысли сместились от ее рабочих качеств к чисто человеческим, и он вновь и вновь отмечал ее открытость, искренность и порядочность. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как они первый раз познакомились, и тут же нахмурился, припомнив ее проблемы с рождением ребенка.

– Неужели она и вправду уедет, и я ее больше никогда не увижу? – В груди у него защемило, как бывало в далеком детстве, перед поездкой в деревню, куда родители отправляли его на целое лето. Он пытался понять, откуда взялось, и что это за чувство, когда из задумчивости его вывел голос встревоженный жены.

– Ты что кругами ходишь? Потерял что?

– Что? – поднял голову Андрей Владимирович.

Катя стояла возле машины с наполненным грибами ведром.

– Ну надо же, целое ведро насобирала, – удивился Андрей удачливости жены. – А у меня вот, – показал он пустое ведро.

– Если бы ты кругами не ходил, и ты бы насобирал, – возразила ему Катя, поняв, что муж ничего не потерял, а просто думает как всегда о работе. – Ну ладно, поехали, – она поставила ведро в багажник, и, усевшись на переднее сиденье, хлопнула дверцей. – Анд-ре-ей, по-е-ха-ли! – крикнула она еще раз застывшему мужу. Он нехотя пошел к машине, жалея, что так и не понял, что его тревожит.

Зайдя в понедельник утром в свой кабинет, Углов первым делом обратил внимание на раскрытую зеленую тетрадь, лежащую корешком вверх посередине чисто убранного стола. Он и забыл, что не дочитал страницу, которую сам же выбрал в конце прошлой недели.

– Ну-ка, что там у нас? – Андрей Владимирович поудобнее уселся в кожаное кресло и, перевернув тетрадь, прочел всю страницу целиком.

Посмотри, какая осень за окном.

Лёгкий лист корабликом кружится,

И на землю под ноги ложится

Разноцветным, праздничным ковром.

Над тобою неба синева,

Облаков причудливые горы,

Свежий ветер, желтая листва,

Птичьи стаи. А вокруг просторы.

Воздух как стремительный ручей,

Чист, прозрачен и на вкус холОден.

А вдали дымки от деревень,

Рощи, нивы, плеши огородин.

В небо так и хочется взлететь,

И, раскинув руки, закружиться,

Песню разудалую запеть,

И в высокой сини раствориться.

А потом вернуться к бытию,

Но с другими – чистыми глазами.

И умывшись светлыми слезами

Осознать, как я тебя люблю.

– Осознать, как я тебя люблю, – еще раз перечитал последнюю строчку Андрей Владимирович.

Глава XIII. Корпоратив

Андрей Владимирович в очередной раз посмотрел на часы. Без четверти пять. Совещание длилось уже почти два часа, а решение до сих пор так и не было принято. Обсуждался очередной виток рекламного бизнеса Углова, который для окончательного принятия решения созвал расширенный совет. Здесь был и набравшийся за последние годы опыта Антон и недавно вышедшая из очередного отпуска по уходу за ребенком Юля. Теперь на их с Антоном попечении находились двое замечательных малышей шести и двух лет. Конечно, была и Саша – бессменный помощник Андрея Владимировича. Но были среди приглашенных и новые сотрудники, совсем недавно влившиеся в большой коллектив компании. Вот они-то как раз и не находили взаимопонимания со старыми кадрами. Антон, Юля и Саша не обладали специальными экономическими знаниями, и полагались при принятии решения на свой жизненный и производственный опыт, в то время как новые сотрудники, Дмитрий, Анна и Максим, являясь в основном представителями финансово-экономического блока компании, отстаивали свою точку зрения, опираясь на цифры, формулы и графики. Они с жаром доказывали, что новое начинание Углова– фабрика упаковки, является непрофильным направлением для основного рекламного бизнеса, требующим значительных материальных вложений, длительного времени на подбор и обучение кадров, неясные перспективы сбыта продукции, и, вследствие этого, туманные сроки окупаемости. В силу этого данный проект представлялся им неоправданно рискованным, а так как для его реализации требовалось значительное отвлечение средств от основного бизнеса, они категорически возражали против его запуска. Старые члены команды, напротив, внутренне ощущали, что проект крайне перспективен, но доказать это с цифрами в руках не могли. Признаться, Углов уже принял окончательное решение, но, тем не менее, он не упускал ни одного довода за и против, внося в свой блокнот рабочие пометки, чтобы потом, при начале реализации проекта, учесть все детали и все возможные варианты развития событий. Он прекрасно помнил свой первый предпринимательский опыт, когда, открывая свою первую мини-типографию, в силу своей тогдашней неопытности не учел многие затраты, вследствие чего вынужден был вытаскивать начатое дело на пределе физических сил и материальных возможностей. Но, хотя, как мы сказали, Андрей Владимирович уже принял окончательное решение, и большинство из присутствующих на совещании думали так же, он не хотел, чтобы оно было навязано остальным членам коллектива волевым решением сверху. Он хотел, чтобы в результате обсуждения команда пришла к единому мнению. И как только это произойдет, как только все примут это решение как свое собственное, так сразу процесс противоборства мнений перейдет в процесс созидания, когда каждый из них не будет искать оправданий, почему это сделать нельзя, но будет искать решений, как преодолеть те трудности, которые он сам же несколько минут тому назад разрисовывал как непреодолимые. Однако процесс затягивался, и Андрей Владимирович уже начал уставать от бесконечного обсуждения одних и тех же вопросов. Он уже несколько раз машинально поглядывал на часы, намереваясь, но не решаясь прервать затянувшиеся дебаты.

Между тем, после очередной, особенно эмоциональной речи Антона за столом возникла небольшая пауза. Казалось, что ему отчасти удалось поколебать первоначально негативное мнение представителей нового поколения компании, которые, не желая сразу признавать свою неправоту, тем не менее, хотя бы сумели поглядеть на проблему с другой точки зрения. Воспользовавшись предоставленной передышкой, Андрей Владимирович встал из-за стола и, подойдя к окну, распахнул вертикальные жалюзи, надеясь насладиться таким знакомым ему пейзажем. Однако, вместо уходящей в гору извилистой улицы, окруженной одноэтажными домиками, он увидел лишь свое отражение на фоне освещенной комнаты, да пару желтоватых пятен фонарей в сплошной чернильной темноте за окном. Ни намека на снег, хотя шла последняя декада декабря. Лишь один раз в ноябре земля покрылась тонким снежным слоем, да и тот растаял через несколько дней.

– И все-таки мне непонятно, как можно делать прогноз практически на воде. Мы обладаем только официальными цифрами из баланса, а что там на самом деле за ними стоит одному богу известно. Может там уже все продано давно, – Дмитрий обвел взглядом присутствующих, но увидев, что не получит ответа, адресовал тот же вопрос Андрею Владимировичу. – Андрей Владимирович, ну откуда у Вас такая уверенность, что все эти основные средства не проданы, не заложены, наконец, что они находятся в рабочем состоянии?

Углов отвернулся от окна и вновь подошел к столу совещаний, но садиться не стал, а остался стоять около своего места в торце стола рядом с белой доской, сплошь испещренной цифрами и цветными диаграммами.

– Еще раз хочу обратить внимание всех присутствующих, что мы покупаем не отдельные объекты основных средств: не станки, не линии и даже не отдельный цех, а приобретаем все предприятие как имущественный комплекс, – Андрей Владимирович обвел взглядом всех присутствующих, – Поэтому нам не нужно стремиться оценить каждый отдельный объект с максимальной точностью, важно посмотреть на эту фабрику как бы с высоты птичьего полета и оценить картину в целом. Ну вот смотрите, – Углов стер с доски все цифры и графики, и нарисовал в центре большой круг. – Вот наша фабрика. Что на ней имеется? Цех по производству гофротары, – он нарисовал небольшой прямоугольник внутри круга. – Конечно в цехе имеется различное оборудование, – Андрей Владимирович несколькими точками внутри прямоугольника обозначил оборудование, – но нас оно пока не интересует. Так, что там еще есть? Цех по производству пластиковой тары, склад готовой продукции, административное здание, котельная, гаражи, вспомогательные помещения, – Углов продолжал рисовать внутри большого круга квадратики и прямоугольники. – Ну подсказывайте, что там еще есть? – Дмитрий заглянул в папку с документами, и перелистнув несколько страниц развернул план земельного участка, с нанесенными на него постройками – Склад сырья, крытая погрузочно-разгрузочная площадка, автомобильная стоянка. Вроде все.

– Ну вообще-то не все, ну ладно, нам пока для дальнейшего понимания хватит. Итак, для определения эффективности вложений нам нужно определить, сколько это все может стоить.

– Андрей Владимирович, мы же все это считали уже, – поднял руку Максим.

– Считали, – согласился Углов, только немного не то считали. Мы считали, сколько это может стоить, если все покупать по отдельности. Смотрели баланс, смотрели карточки основных средств, даже сами станки в работе смотрели, когда работали с ними по общему проекту. По-моему, из здесь присутствующих на фабрике у них все побывали? – Андрей Владимирович обвел взглядом собравшихся, и все согласно кивнули ему в ответ. Ну значит примерное представление об их возможностях и об их теперешнем положении все имеют? Так вот, возвращаясь к нашей оценке, хочу спросить, а сколько по-вашему стоит земля под этим объектом, никто не считал? И, между прочим, земля у них не только внутри забора. У них вот тут участок есть, и вот этот участок тоже их. – Андрей Владимирович заштриховал два участка, примыкающие с разных сторон к нарисованному кругу. Кстати, а забор? Видели, какой забор на фабрике? – Тюрьма, – подтвердил Антон.

– А сколько стоят подъездные пути? – Андрей Владимирович внизу слева обозначил автомобильную дорогу, а рядом с ней нарисовал железнодорожную ветку. А веточка эта метров пятьсот будет, – провел он рядом с ней жирную линию. – Представьте, сколько будет стоить такую же ветку построить в городской черте, и сколько времени на согласование уйдет? А тут все готовое.

– Но ведь это все только увеличивает стоимость? – опять поднял руку Максим.

– Вот, а теперь давайте поговорим о стоимости. Что такое цена товара?

– Себестоимость плюс торговая наценка, – опять поднял руку Максим.

Андрей Владимирович только досадливо махнул рукой. – Цена товара – это не что иное как результат договоренности между продавцом и покупателем, и больше ничего. Мы в данном случае покупатель, а с кем мы будем договариваться о цене? Кто у нас продавец?

– Понятно кто. Директор, – протянул Максим.

– Это ты станок мог бы у директора купить, ну или бокс в гараже, – возразил Антон, – А мы всю фабрику купить хотим. Тут нужно с хозяевами разговаривать. Это же их бизнес, а не директора.

– Замечательно. Ну а кто же у нас хозяева? Дима, можешь нам основных назвать? – Андрей Владимирович повернулся к доске, готовый записывать.

Дмитрий опять заглянул в толстую папку, и, найдя нужный документ, пояснил, – Я тут кое-какой расклад сделал. Директор 10%, главный инженер 5%, главный бухгалтер 2, 5%, еще есть около 1% у главного технолога, да, есть еще какая-то инвестиционная компания. У нее 15%. Они в свое время акции на аукционе купили, хотели директора поменять, но ничего у них не получилось. Андрей Владимирович быстро записал: Д – 10%, ГИ – 5%, ГБ – 2, 5%, ГТ – 1%, инв. комп. – 15%. Итого 33, 5%, а где же остальные?

– Остальные акции по работникам предприятия распределены, но это мелочь вообще, – Дмитрий неопределенно помахал в воздухе ручкой.

– И эта, как выразился наш уважаемый финансовый аналитик, мелочь составляет 66, 5% от всех акций предприятия. Вот где нам предстоит поработать. – Андрей Владимирович обвел кружком цифру и сделал паузу, ожидая вопросов.

– Мы о цене хотели поговорить, – напомнил Максим.

– Так вот о цене. Только давайте прежде решим, для чего мы покупаем предприятие?

– Чтобы им управлять, – подала голос новенькая Аня

– Вот именно, управлять, – согласился Углов. – А для того, чтобы управлять предприятием мы должны?

– Поставить своего директора, – опередил Аню Максим. Вообще, как заметил Андрей Владимирович, диалоги охотнее поддерживали новые члены команды. То ли они хотели выделиться перед руководителем, то ли старые кадры считали ниже своего уровня отвечать на вопросы, ответы на которые и так были для всех очевидны. Впрочем, в данном случае Углов устроил обсуждение как раз для молодежи, т. к. чувствовал, что они не совсем понимают суть предлагаемого им плана по приобретению нового предприятия.

– Ну вот видите, как у нас акценты сместились, выходит наша цель не купить все активы предприятия, а лишь поменять директора. А для этого нам нужно приобрести всего 50% плюс одну акцию. И то это в самом крайнем случае. И заметьте, что стоимость акций и активов это две совершенно разные вещи. Активы могут быть неизменными, а стоимость акций может колебаться в очень широких пределах.

В дверь постучали, и спустя мгновение в приоткрывшуюся дверь заглянула симпатичная головка одной из сотрудниц.

– Извините, Антона Сергеевича можно на минутку?

Антон вопросительно посмотрел на Углова и тот утвердительно кивнул головой. Андрей Владимирович сделал паузу, давая Антону время выйти, но не успел тот скрыться за дверью, как вновь появился, направившись на свое место.

– Что там? Что-то срочное? – поинтересовался Углов.

Антон неопределенно пожал плечами, – Вообще-то там все к празднику готово. Все только нас ждут.

– Да ты что? А я и забыл. А что же вы все сидите, и никто мне не напомнит?

– Так не просто так сидим, – удивился Антон.

– Не просто так, – согласился Углов, – Но все равно давайте закругляться. Ликбез по ценным бумагам заканчиваем, давайте вкратце определим задачи. Я буду быстро говорить, вы все записывайте. Итак, что нам нужно сделать? Дима, записывай. Узнать точный список акционеров. У тебя свежие данные? – Дмитрий попытался найти на списке какую-нибудь подсказку, могущую рассказать о времени его составления, но даты нигде не стояло. – Ладно, не ищи, все равно список придется обновить. У кого-нибудь есть на предприятии зацепка, чтобы можно было реестр акционеров свежий достать?

– Так они сами и не ведут, – заметил Антон, – Отдали в какую-то фирму специальную.

– Реестродержатель, – поправил Антона Дмитрий.

– Значит неофициально нам его затруднительно будет получить. Ладно, тогда пойдем по официальному пути. Нужно будет дать объявление в газетах, что организация покупает акции такого-то предприятия. Аналогичные объявления нужно расклеить на доске объявлений самого предприятия и поблизости от него.

– Поблизости это где? – попытался уточнить Максим.

– Да хоть где. Хоть на столбах, хоть на заборе. В данном случае это не имеет значения. Чем больше, тем лучше. Их, конечно, начальство прикажет срывать, но нам нужно, чтобы хотя бы несколько штук попались на глаза рядовым работникам, а дальше уже сарафанное радио само разнесет. Да, в объявлении обязательно напишите «дорого».

– Андрей Владимирович, ну уж, наверное, сообразим, что ли? Не маленькие, – Улыбнулась Саша.

– Ну уж надеюсь, что сообразите, это я так, на всякий случай.

– А дорого, это сколько? – поднял руку Дмитрий.

– Дорого, это сто рублей за акцию.

– Это дорого? – не скрыл своего удивления Дмитрий, – Да ведь стоимость активов в расчете на одну акцию…

– Это дорого, – прервал его Углов. – Я вам уже говорил, что стоимость активов никак не привязана к стоимости акций.

– За такую цену и не продаст никто, – пробурчал Максим.

– Ну, кто – никто, продаст, – возразил Андрей Владимирович. – Конечно, у кого большой пакет, тот пока продавать не будет. Подождет. А вот у кого по мелочи, а это как правило рабочие, причем чем ниже квалификация, тем меньше акций, тот может и продаст.

– И сколько мы за такую цену купим? – Не вытерпел на этот раз Антон.

– Сколько купим. Потом цену будем помаленьку поднимать. Нам для начала один процент всего нужно купить, чтобы свежие данные из реестра получить. Ну а дальше будем с конкретными акционерами о конкретной цене говорить.

Поднялось еще несколько рук, Андрей Владимирович, видя, что закончить быстро не получается с тревогой посмотрел на часы и развел руками. – Вижу вопросов много, сегодня нам все равно их все не решить. Давайте отложим до понедельника, а то неудобно, люди нас ждут. А вы пока за выходные подумайте, вопросы накидайте, чтобы мы в понедельник их быстренько смогли обсудить, хорошо?

Все зашуршали бумагами, убирая их по папкам и портфелям, затем с грохотом отодвигаемых стульев начали не спеша вставать и выходить из кабинета. Когда Андрей Владимирович остался один, в дверь просунулась голова тети Маши.

– Андрей Владимирович, я приберу тута, покудова все разошлись? – И, не дожидаясь его разрешения, она деловито прошмыгнула в кабинет с ведром и шваброй.

– Тетя Маша, а что вы сами-то? Уборщицы что ли нет?

– У нее поди тоже работы нынче хватит, мусор за вами разгребать опосля гулянки. Ну-ка, ножки-то подыми, я тута протру по-быстренькому, – деловито скомандовала тетя Маша, возя шваброй с мокрой тряпкой под столом директора. Андрей Владимирович едва успел поднять ноги.

– Ну подождите, я хоть выйду, только бумаги в стол уберу, – Углов сгреб в охапку лежащие на столе бумаги и попытался засунуть их в верхний ящик. Несколько листков упали и прилипли к мокрому полу. – Мария Ивановна, ну вы хоть бы от двери пока начали, – взмолился директор, пытаясь поддеть ногтем, приклеившийся намертво, лист. Та, отставив в сторону швабру, выпрямившись и подбоченясь, сверху вниз взглянула на склонившегося в неестественной позе Углова.

– Ну мил человек, ты даешь! Это как же я начну от двери-то мыть? Мне ж потом придется по чистому полу назад возвращаться. А я летать не умею. У меня крыльев-то нету.

Андрей Владимирович, не оставляя попыток отлепить от пола документы, через плечо попытался взглянуть на Марию Ивановну. В своей величественной позе она напомнила ему статую Посейдона. Только вместо трезубца, в ее руке была швабра, а вместо морской пучины у ног – пластмассовое ведро с грязно-коричневой водой. Видя попытку директора что-то ей возразить, она успокоительно махнула ему рукой. – Ну, ну, ты не торопись, я покаместь воду поменяю, – и, прислонив швабру к столу, она подхватила ведро и удалилась из кабинета.

Подобрав и кое-как обтерев тыльной стороной ладони бумаги, Андрей Владимирович решил все же немного их разобрать, прежде чем засунуть в стол. Он торопливо просматривал содержимое листков и складывал их в небольшую стопку, время от времени вставляя внутрь отдельные листы, или меняя порядок их следования. Уже убирая рассортированные листы в отдельную папку он услышал через открытую дверь громкий голос тети Маши, которая давала кому-то указания вести себя хорошо на предстоящем празднике: фантики под столы не кидать, из хлопушек не стрелять, и вино на пол не проливать, потому как все это потом ногами по всей комнате развезется, прилипнет, а уборщицам как будто делать больше нечего, как конфетти от пола отскабливать, да фантики из углов выметать. Андрей Владимирович только улыбнулся, услышав столь знакомые ему командные нотки в голосе старого человека, – Молодец все-таки тетя Маша, умеет всех построить, и ведь что самое интересное, все ее слушаются, хотя должность у нее не слишком высокая. То ли командир уборщиц, то ли начальник вахтеров и сантехников. В общем, умывальников начальник и мочалок командир, как говорит про нее Антон. Когда-то давно, она работала вместе с Угловым в одном рекламном агентстве, выполняя схожие функции. Правда тогда в ее подчинении никого не было. Она сама в одном лице была и уборщицей, и вахтером, и ночным сторожем. И уже тогда она была на пенсии. И было это восемь лет назад. Сколько же ей лет теперь? Выходило, что около семидесяти. Но по своей энергии она могла бы дать фору многим молодым. Потом, когда Андрей Владимирович открыл собственную фирму, он на некоторое время потерял ее из виду. Но пару лет назад, встретив ее случайно летом на зеленом базарчике, очень обрадовался, и одновременно огорчился, увидев, как постарела и пообносилась некогда боевая тетя Маша. Ее надтреснутый, но от того не менее громкий голос он услышал из соседнего торгового ряда. Тетя Маша торговалась с продавцом зелени – молодой дородной бабой лет тридцати пяти, уверявшей старую женщину, что вырастила все на своем собственном подворье, без нитратов и пестицидов, удобряя лишь одним чистым навозом, и поэтому в ее зелени содержатся особо полезные витамины и никакой химии.

– Ты хоть этот навоз-то знаешь, как выглядит? – отчитывала оторопевшего продавца тетя Маша. – Ну-ка поделись, как ты им укроп с петрушкой удобряешь, я вот тоже хочу на балконе посадить. Может ты мне навозику-то свежего привезешь, а?

– Да ну тебя, – махнула на престарелую женщину продавец.

– Что, тетя Маша, обманывают тебя? – окликнул старую знакомую Андрей Владимирович, – Здравствуйте, давненько не виделись.

– И ты не хворай, мил человек, – оглянулась на Углова Мария Ивановна.

– Ее обманешь, – неожиданно весело сверкнула улыбкой на полном румяном лице продавщица.

– Тьфу ты, перекупы проклятые, заполонили все, – посетовала Андрею Владимировичу тетя Маша, отходя от прилавка. – А ведь у них и укроп не так пахнет, и огурцы не такие душистые – вода одна. А все туда же. На своем подворье, – оглянувшись, передразнила она бойкую продавщицу, но та только беззлобно рассмеялась.

– Вот ведь, что значит старый человек, на мякине не проведешь.

– А если старый, это что значит, обманывать можно? Глаза твои бесстыжие, – попыталась вернуться неуемная Мария Ивановна.

– Тетя Маша, да оставьте вы ее, – Андрей Владимирович приобнял за плечо старую женщину, стараясь ее развернуть и увлечь в сторону от прилавка, – У вас-то как?

– У меня-то? У меня все хорошо, – глядя куда-то в сторону, скороговоркой проговорила Мария Ивановна. При этом ее морщинистые руки, не находя себе места, суетливо расправляли на поясе складки старого выцветшего платья.

– Работаете еще? – поинтересовался Андрей Владимирович, не убирая руку с плеча старой женщины, пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Да какое там, – махнула рукой тетя Маша. – Аккурат как ты ушел, отработала еще пару месяцев… – она еще хотела что-то добавить, но, похоже, передумала. Да и то хватит, пора и отдохнуть-то на старости лет.

Андрей Владимирович уловил в ее голосе чуть заметную горчинку. Похоже не сама она решила вот так взять и отдохнуть. – С Николаем Сергеевичем, что ли поругались?

– Был грех, – кивнула головой Мария Ивановна. – Ты понимаешь, я ему говорю обожди, не следи, а его как надирает. Все полы мне истоптал, окаянный. Ну я его тряпкой и шуганула, – тетя Маша рассмеялась, вспоминая давнюю историю.

– А он?

– Ну а он меня тоже шуганул. Но я ему напоследок все сказала. У, супостат! – тетя Маша погрозила воображаемому Николаю Сергеевичу в воздухе кулаком. – Все тихий, тихий был, а как ты ушел, житья-ж никому не стало. Все цепляется и цепляется, ну как репей к собачьему хвосту. То это ему не так, то то не эдак. Подь-ка сюды, – тетя Маша сухонькой, но еще крепкой рукой быстро пригнула за шею Углова и давясь от смеха зашептала ему в ухо, – Я как уходила-то, ему и грымзе его воды грязной в обувку налила.

– Тетя Маша?!

– А что тетя Маша? Пущай в мокреньких походют, – захихикала, прикрывая рот рукой, старая женщина. – Я ж не только за себя, я ж за всех старалась. И за Васю мово, – на последних словах ее лицо сделалось торжественно-печальным.

– Из солидарности, значит? – подытожил Андрей Владимирович.

– Чего это? – то ли не поняла, то ли нерасслышала тетя Маша.

– Значит выгнал он Вас, паразит такой? – громко и четко, чтобы расслышала Мария Ивановна, произнес Углов.

– Чего ж выгнал, – удивилась пожилая женщина, – Говорю же, сама ушла. Да и какой же он паразит, правильно он говорит, старая я стала, бестолковая. Силов уж совсем нету, – посетовала тетя Маша. – А кто старое помянет, тому глаз вон.

Андрей Владимирович только подивился отходчивости старого человека.

– Сил, говорите, нету? А я поработать вам хотел предложить, неожиданно для самого себя произнес Углов.

Мария Ивановна укоризненно взглянула ему в глаза. – Жалеешь?

– Ну почему жалеешь? Правда человек нужен. – И неожиданно для себя он тут же осознал, что действительно уже давно ищет человека на должность завхоза, и что Мария Ивановна, пожалуй, лучшая для этого кандидатура, несмотря на все ее странные выверты характера.

Наверное, что-то в его словах прозвучало искренне, потому что Мария Ивановна подняла на него полные надежды глаза и с тревогой в голосе спросила, – Правда, что ли работник нужон?

– Еще как нужен! Так поработаете еще? Сил-то хватит?

А работник был ему действительно нужен. И все из-за непомерного аппетита арендодателя, у которого Углов снимал площади под свое агентство. Не прошло и года с момента переезда, как тот потребовал увеличения арендной платы на 30%. Углов просто оторопел от такой наглости.

– Семен Семенович, мы же с вами договаривались, что если большие площади возьмем, то вы нам скидку сделаете.

Семен Семенович – единоличный хозяин бизнес-центра, поймал Углова прямо в коридоре, и сразу огорошил этой не самой приятной новостью.

– Договаривались, – не стал отнекиваться низенький и толстенький Семен Семенович, – Но понимаешь, какое дело, – он поскреб своей       пятерней довольно внушительную лысину на не менее внушительной голове. Похоже он на ходу придумывал аргументы, подтверждающие обоснованность своего решения.

– Во-первых, я тебе скидку предоставил, – Семен Семенович загнул короткий толстый палец на такой же широкой и короткой ладони. У него вообще все было широкое и короткое, начиная от толстых коротких ножек и кончая большой приплюснутой головой, увенчанной огромной блестящей лысиной в обрамлении темно рыжих волос.

–Но, – попытался возразить Андрей Владимирович.

– Что, но? Предоставил или нет? – прервал его Семен Семенович.

– Ну предоставили, согласился Углов, – Но ведь года еще не прошло, а вы уже поднимать хотите.

– То-то. Предоставил, – удовлетворенно констатировал Семен Семенович, не замечая, однако, последней фразы Углова.

– Во-вторых, инфляция, – Семен Семенович загнул второй палец. Андрей Владимирович только махнул рукой. – Ну какая еще инфляция?

– В-третьих, – владелец недвижимости на секунду задумался, очевидно пока не придумав еще один неопровержимый довод, – личные обстоятельства, – добавил он после короткой паузы.

– Ну вот сразу бы с этого и начинали, – обиженно пробурчал Андрей Владимирович, – А то инфляция.

– Да какая разница с чего начать, итог все равно один, – философски изрек Семен Семенович, собираясь закончить разговор, – И потом у нас статус. Центр города, – неожиданно вспомнил он уже уходя четвертый довод.

– Когда мы вселялись, между прочим, одними из первых, вы по-другому говорили, бросил ему вслед Андрей Владимирович.

И что же я говорил? – нехотя повернулся Семен Семенович.

– Говорили, что в отличие от других, вы понимаете, что арендаторы – это не дойная корова, что аренду в обозримой перспективе увеличивать не собираетесь.

Семен Семенович досадливо поморщился. – Говорю же тебе, личные обстоятельства. Мне очередной транш по кредиту возвращать через два месяца, а у меня последний этаж не отделан. Сдать не могу. Чертовы строители. В смету не уложились. Это я еще мягко говорю не уложились. Так что у меня проблем побольше твоего будет. Вот кредит не отдам, а у меня все в залоге, – Семен Семенович тоскливо обвел взглядом помещение, – так что глядишь, и хозяин у тебя сменится. А как уж он с ценами решит, одному богу известно. А то и на улице вовсе окажешься. А у меня помимо этого здания и другой бизнес есть, и его тоже развивать надо. Может действительно, продать этот сарай и с кредитом расплатиться? Глядишь, еще и крохи кое-какие останутся, – Семен Семенович вопросительно посмотрел на Углова, будто ища его совета. Тот лишь раздраженно дернул плечами, – Продавайте, мне то что?

– Слушай, а может ты и купишь? Ну не весь центр конечно, но свои-то помещения выкупить сможешь? Мне как раз хватит ремонт закончить. А у тебя стабильность будет. Будешь сам себе хозяином, и цену тебе никто повышать не будет. Ну как?

Если бы Андрей Владимирович сразу категорически отказался, или хотя бы улыбнулся на это предложение, то ничего бы и не было. Но он на секунду задумался, и это все решило. Старый лис моментально разглядел работу мысли на лице Углова и вцепился в него мертвой хваткой. Казалось, что все последующие дни Семен Семенович специально посвятил тому, чтобы уговорить Углова выкупить помещения. На все возражения Андрея Владимировича находились десятки аргументов, на все возможные проблемы тут же предлагалось несколько путей их решения. Углов и не подозревал, что в огромной голове Семена Семеновича витает столько идей, а в его непропорционально круглом и рыхлом теле находится столько энергии. Он словно резиновый мячик скакал за Угловым по лестнице, неожиданно выкатывался из-за угла коридора, стремительно влетал в кабинет, не переставая предлагать все новые решения, и делая предложения одно заманчивее другого. Через две недели Углов сдался, и закипела работа по оформлению кредита. Семен Семенович не переставал его опекать, помогая с подготовкой необходимых бумаг, знакомя с нужными людьми, подсказывая, что нужно сделать, чтобы дело двигалось быстрее. И буквально через пару месяцев Углов стал счастливым обладателем половины четвертого этажа в семиэтажном здании бизнес-центра. Попутно он узнал, что Семен Семенович продал и два первых этажа арендовавшему их банку. Так что теперь ему должно было хватить средств, чтобы отделать последний этаж и сдать его в аренду.

Однако через два года все повторилось. Только теперь Семен Семенович предлагал к покупке весь последний седьмой этаж. Ремонт он там так и не сделал, а деньги от прошлой продажи пустил не погашение кредита, и частично вложил в другой бизнес. Дела там по-видимому не пошли, поэтому он опять нуждался в деньгах. И хотя Андрей Владимирович не испытывал острой необходимости в помещениях, но острая потребность Семена Семеновича в денежных средствах, а также необустроенность продаваемых помещений сделали цену столь привлекательной, что Андрей Владимирович просто не смог отказаться.

Но теперь возникла потребность в кадрах. Кто-то должен был следить за расширившимся хозяйством, контролировать обслуживающий персонал и координировать работу вспомогательных служб. Именно в этот момент Андрей Владимирович и повстречал Марию Ивановну, и предложил ей вакантную должность.

А два последующих года ушли на доделку приобретенных помещений. Не предполагая пока переводить туда собственные подразделения и не зная потребностей будущих арендаторов Андрей Владимирович ограничился лишь общим ремонтом, предоставив решать вопрос планировки самим арендаторам. И теперь весь последний этаж представлял из себя одно большое пространство, за исключением пары туалетов и пары служебных помещений. Помещение было большое, площадью около четырехсот квадратных метров, именно там и решено было провести корпоратив.

Андрей Владимирович торопливо засунул бумаги в ящик, и постарался выскользнуть из кабинета до прихода Марии Ивановны, чтобы не получать от нее дополнительных инструкций о правилах поведения на корпоративном вечере. Но огибая стол, зацепил ногой прислоненную швабру, и та со звонким стуком щелкнула ручкой об пол.

– Святые угодники! – услышал он через открытую дверь, – Он мне весь инструмент теперь поломал, чем же я полы мыть буду?

В дверях появилась тетя Маша с ведром в одной руке и с половой тряпкой в другой.

– Да ничего я не поломал, – Андрей Владимирович поднял швабру и мельком оглядев, прислонил к столу. – Чего ей сделается?

– Может и ничего, – согласилась отходчивая тетя Маша, – А под ноги все одно смотреть надо, – продолжила она, уже разговаривая сама с собой. – Не дай Бог, сам бы убился, а кто виноват? Тетя Маша. То-то! Андрей Владимирович лишь улыбнулся и вышел из кабинета.

В коридоре около лифтов он застал Антона с Юлей и встал рядом. Антон со скучающим видом наблюдал за перемещениями двух лифтов по этажам здания, которые отображались на маленьких экранчиках над дверьми лифтов. Юля же, напротив, обладая кипучей энергией, не находила себе места. Она подходила то к одному лифту, то к другому, пыталась заглянуть в щель между дверьми; ничего там не увидев на секунду замирала, приложив к двери ухо, и, наверное, уже в бесчисленный раз нажимала кнопки вызова.

– Антон, ну где они застряли?

Антон лишь равнодушно пожал плечами. – Сейчас приедут.

– Ну, когда сейчас? Может они сломались? Сходи посмотри.

– Юля, ну куда я пойду?

– Не знаю, ты же мужчина. Ты должен лучше знать, – услышав, что лифт кажется остановился, Юля застучала в дверь маленьким кулачком. – Пришлите лифт на четвертый этаж, пожалуйста.

– Юля, ты чего, совсем что ли обалдела, – Антон, схватив жену за запястье, попытался оттащить ее от лифта. Та лишь молча попыталась вырваться, наконец ей это удалось.

– Не хочешь идти, я сама сейчас пойду.

– Андрей Владимирович, ну вы хоть ей скажите, – взмолился Антон, с надеждой глядя на Углова.

– Юля, никуда ходить не надо. Лифт сейчас придет. – И тут, как бы подтверждая его слова, раздался мелодичный звонок и распахнулись двери лифта.

– Это потому что я попросила на четвертый этаж его послать, – Юля назидательно посмотрела на Антона и сделала шаг в сторону освещенной кабины. В это время вновь прозвучала мелодичная трель, и распахнулись двери второго лифта.

– А этот чего приехал? – поинтересовался Антон у оторопевшей девушки. – Этому ты в двери не стучала. Ну ладно, заходи быстрей, а то уедет опять, – он легонько подтолкнул жену сзади. Андрей Владимирович вошел последним.

– Это все равно я вызвала, – поставила победную точку Юля, нажав кнопку седьмого этажа.

– Ты, ты, – согласился Антон.

Лифт еще постоял некоторое время, видно обдумывая команду, затем двери плавно закрылись, и вздрогнув, кабина начала мягко проваливаться вниз.

– Ой! – только и сумела произнести удивленная Юля, – Мы куда? Она посмотрела на светящуюся кнопку с цифрой семь и еще раз ее нажала.

– Это потому что кто-то все кнопки перенажимал, пока лифт вызывал, – констатировал невозмутимый Антон, – Только не надо, пожалуйста, еще раз это делать, – предвосхитил он попытку жены нажать все остальные кнопки. Та торопливо убрала руки за спину.

Двери лифта сначала открылись на третьем этаже. На площадке стояли двое парней.

– Вы вверх, вниз? – Все трое пассажиров лишь пожали плечами. – Тогда вниз, – решил один из вновь прибывших, нажимая кнопку первого этажа. Потом лифт остановился на втором этаже, но там никого не было. – Вот зачем люди лифт вызывают и потом уходят, да? – громко прошептала Юля в ухо Антона, но тот остался невозмутим.

На первом этаже парни вышли, и Юля еще раз нажала кнопку седьмого этажа.

Двери вновь распахнулись на четвертом этаже, но Юля, приняв его за седьмой, попыталась выйти. Антон насилу поймал ее за руку. На площадке стояла Александра и с удивлением смотрела на собравшуюся в лифте компанию. Она уже переоделась и сейчас была в черном коротком платье без рукавов, ладно облегающем ее фигуру.

– А вы откуда едете?

– Нам Юля экскурсию по этажам устраивала, – объяснил Антон.

– А, – понимающе улыбнулась ему Саша. – У вас экскурсия уже закончилась, или еще куда-нибудь заезжать будете?

Антон лишь пожал плечами, – это ты лучше у нее спроси, – кивнул он на жену.

– Антон, ну чего ты? – Юля надула губки. – Заходи скорее, а то прищемит, – обратилась она к Саше, пытаясь придержать дверь лифта ногой. Саша боком скользнула в кабину и двери закрылись. Дальше ехали без приключений.

Выйдя на седьмом этаже, наши герои сразу окунулись в атмосферу праздника. Лифтовые шахты находились почти посередине широкого, проходящего через весь этаж коридора. С двух сторон коридор заканчивался стеклянными перегородками с прозрачными дверями, выходящими на лестничные марши. Точно такая же перегородка, только слегка тонированная, составляла длинную сторону коридора, отделяя его от основного помещения. Поперек коридора под потолком были натянуты тонкие белые нити, увешанные серебристым дождем. По всей длине прозрачной перегородки были прикреплены светящиеся снежинки и звезды, заливающие пространство голубым и желтым светом. Над дверьми, находящимися как раз напротив лифта, окаймленная по бокам пушистыми сосновыми ветвями с развешанными на них гирляндами ёлочных шаров, вспыхивала цветными светящимися буквами надпись: «С Новым годом!». Из-за перегородки слышалась веселая музыка, перекрываемая иногда взрывами хохота.

Очарованная увиденным, Юля замерла на пороге лифта.

– Антон, посмотри, какая красотища!

Стоящий позади нее Антон, легонько взяв жену за талию, решительно подвинул ее вперед. – Юля, давай проходи, пока тебя не защемило.

– Ага, – поддакнула Саша.

– Или пока нас лифт опять на первый этаж не увез, – подхватил выходящий последним Андрей Владимирович.

Юля с упреком оглянулась на своих спутников.

– Красота необыкновенная, – предотвратил Антон ее очередное замечание в свой адрес. Саша и Андрей Владимирович согласно закивали головами. Юля, задержав взгляд на каждом, видимо осталась довольна реакцией сослуживцев и утвердительно кивнула им в ответ.

Комната, а точнее весь последний этаж, был превращен в огромный праздничный зал. Справа, отгороженные импровизированной ширмой от основного помещения, были накрыты праздничные столы, слева разместились со своими принадлежностями сотрудники кейтеринговой компании. Где-то между ними, почти напротив двери колдовали над микшерским пультом ведущий и ди-джей. В глубине зала вспыхивала огнями почти четырехметровая ель. Глядя на безупречно сервированные столы и пёстрое разнообразие закусок Андрей Владимирович с ностальгией вспомнил те времена, когда подобные праздники организовывались не силами сторонней фирмы, а при непосредственном участии всех сотрудников компании. И пусть украшения тогда были не столь изысканными, а скатерти на столах заменялись рулонами белой бумаги с постеленной поверх них полиэтиленовой пленкой, но домашние разносолы и совместный процесс приготовления к торжеству делали такие мероприятия по-настоящему теплыми. Можно даже сказать семейными.

Праздник двигался по накатанному сценарию. Ведущий распевал дифирамбы передовой компании, которая сделала для своих сотрудников такой чудесный подарок, и в том числе пригласила такого замечательного ведущего, который в свою очередь сумеет сделать вечер по-настоящему веселым и запоминающимся. Один выступающий сменял другого, напряженная тишина первых минут застолья постепенно уступала место оживленным разговорам и звону посуды. Наконец мужская половина решила выйти покурить, а значит пришло время танцам. Танцы всегда почему-то начинаются, когда мужчины хотят перекурить. Или это у мужчин такая защитная реакция, и они при первых звуках музыки начинают массово покидать помещение? Андрей Владимирович никогда не задумывался над этим фактом, но каждый раз происходило одно и то же. Вот и сейчас, когда большинство женского пола пошло танцевать вокруг елки, мужчины слитной толпой, чтобы из нее нельзя было выдернуть отдельно взятого индивидуума, ринулись к выходу на лестницу.

В кругу остались лишь несколько парней, которых наиболее расторопные представительницы слабого пола сумели оттеснить от собратьев по дурной привычке. Естественно, что Антон был в их числе. Несмотря на то, что музыка была задорная, без мальчиков танец протекал вяловато. Дамы оценивающе поглядывали на оставшихся кавалеров, чтобы успеть их ангажировать на медленный танец, а те, в свою очередь с не меньшим интересом и внутренней тоской поглядывали на закрытые двери, за которыми скрылись остальные представители сильной половины человечества.

Спустя пару мелодий группками и в одиночку стали возвращаться мужчины. Причем, они сразу норовили проскользнуть за стол, откуда их уже буквально вытаскивали в круг наиболее решительные дамы. Когда круг уже достиг приличных размеров, зазвучала особенно зажигательная музыка. В этот момент двери распахнулись и минуя стол, что было уже само по себе удивительно, в центр круга устремился молодой человек – один из водителей компании. Андрей Владимирович всегда считал Виктора, так звали водителя, несколько странным и эксцентричным, что, по его мнению, было несовместимо с данной профессией, но Антон заступался за парня, возражая, что присущая Виктору эксцентричность и даже излишняя эмоциональность ничуть не мешают в работе.

Выйдя на середину, новоявленный танцор закрутил такую неистовую смесь из самых несочетаемых движений, собранных, наверное, из всех известных ему танцевальных направлений, что собравшиеся сначала на минуту опешили, а затем наградили выступающего оглушительными аплодисментами, свистом и улюлюканьем. В ответ он еще больше увеличил темп, весь отдавшись своему дикому танцу. Не принимая участия в общем веселье, Андрей Владимирович с интересом наблюдал за происходящим со стороны, как вдруг интуитивно уловил, что данный танец отнюдь не является импровизацией, и все его движения повторяются через определенное время в одной и той же последовательности. Очевидно это домашняя заготовка Виктора, призванная сразить наповал прекрасную половину человечества. Потом он заметил, как переглянулась Саша с Юлей, которые, как понял Андрей Владимирович, тоже уловили некую закономерность, и уже через секунду Александра с неподражаемой грацией повторила движения, вошедшего в экстаз водителя. В ее исполнении это выглядело куда как более органично. Теперь таких сумасшедших стало в кругу двое, а еще через пару секунд к ним присоединилась и Юля. Понятно, что она не дала остаться в стороне Антону, который в своей шутливой интерпретации воспроизвел движения Виктора. И скоро уже весь круг извивался в экзотической пляске. Они делали то шаг вправо, то влево, то крутились через плечо, то вскидывали руки вверх, то одновременно устремлялись к центру. По мере разучивания, движения их становились все более синхронными. Казалось, их всех охватил массовый экстаз, лица их раскраснелись, глаза блестели, с лиц не сходили блаженные улыбки. Андрей Владимирович даже залюбовался этим беснующимся в едином порыве хороводом. Темп музыки все ускорялся, на лицах танцующих выступил пот. Наконец музыка оборвалась, чтобы взорвать зал бешеным всплеском эмоций. Прыгали, кричали и свистели все: и те, кто непосредственно принимал участие в танце, и те, кто плотным кольцом обступил танцующих, и даже Андрей Владимирович громко хлопал в ладоши и даже пару раз присвистнул, сунув два пальца в рот.

После такого зажигательного танца все как-то сразу потянулись к выходу, чтобы восстановить запасы потраченной энергии. И когда над залом поплыла медленная мелодия, желающих танцевать практически не осталось. Юля пыталась пригласить Антона, но тот заявил, что, если сейчас же не выпьет стакан воды, засохнет и умрет прямо во время танца. Пришлось ей уступить. Андрей Владимирович тоже собирался пойти вместе со всеми, когда увидел, что к нему через зал направляется Александра.

– А Вы почему не танцуете? – обратилась она, подходя к нему.

– Да не знаю, это уж очень быстро для меня.

– Да ладно. А это нормально? – она изобразила руками звучащую мелодию. – Не очень быстро?

– Это нормально, – улыбнулся Андрей Владимирович.

– Тогда я Вас приглашаю на танец.

– С удовольствием, только ничего, что мы одни остались?

– Ничего. Так мы танцуем?

Александра подошла совсем близко и Андрей Владимирович положил руки ей на талию. Саша сначала положила руки на плечи партнера, но спустя какое-то время обвила его шею руками, отчего разделявшее их расстояние значительно сократилось. Андрей Владимирович также перевел руки с талии партнерши на ее спину, и их тела полностью соединились. Она положила голову ему на плечо и ее маленькое розовое ушко оказалось напротив его лица. Он ощущал мягкость ее волос; чувствовал в своих руках ее молодое, разгоряченное танцем тело; вдыхал аромат ее духов, смешанный с естественным запахом тела. Прижав ее еще ближе, он почувствовал ответное движение. Она провела рукой по его волосам, и коснулось кончиком пальцев его уха, отчего его словно прострелило током. Он почувствовал, что его естество напрягается, и ему стало от этого неловко.

– А ты почему без Мужа, – прошептал он ей прямо в ушко, желая хоть как-то отвлечься от своего желания.

– У него свой корпоратив. А вы почему без жены?

Андрей Владимирович только пожал плечами. – Я ей предлагал, она не захотела. Говорит, что мало кого тут знает, и будет чувствовать себя лишней.

– Я тоже считаю, что на корпортативе только сотрудники должны быть. Иначе вместо одного коллектива отдельные парочки получаются. Вон видите, как они кучкуются? – она указала головой на группу парней и девчонок, сидящую тесным кружком вокруг стола, – а были бы все с женами и мужьями, сидели бы все по парочкам.

– Значит нам повезло, что наши половинки не пошли?

– Почему?

– Потому что, если бы они пошли, мы сейчас не смогли бы так танцевать?

– Вы думаете? – Саша подняла голову и посмотрела на Андрея Владимировича. При этом ее губы оказались буквально в сантиметре от его губ.

– Уверен, – шепнул он, и не удержавшись поцеловал ее в губы.

Она не отшатнулась, не убрала головы. Ему даже показалось, что спустя мгновение она ему ответила, но почти сразу же после этого оторвалась от его губ и посмотрела ему в глаза. Она хотела ему что-то сказать, но видимо ничего не придумав, лишь улыбнулась и произнесла, – С наступающим новым годом! – и вновь положила голову на его плечо.

– И тебя с наступающим новым годом! – шепнул он ей в самое ухо и нежно поцеловал розовую мочку. Она, в ответ, вздрогнув, лишь крепче впилась в него пальцами.

Он вновь ощутил нарастающее внизу напряжение, но только крепче прижался к партнерше. Он чувствовал, как она вздрагивает под его руками и дрожь пробегает горячими волнами по ее телу. Затем она глубже просунула бедро между его ног, чтобы ощутить его мужское начало. Потом они одновременно подняли головы и вновь соединили свои губы. На этот раз она не отняла головы, и их поцелуй получился бесконечно долгим. Они разъединились только с последними аккордами.

– Спасибо Вам за танец, – она сделала шутливый реверанс.

– Это тебе спасибо.

– За танец?

– И за танец… и за твое поздравление с новым годом.

Она в ответ улыбнулась – Ну что, пойдемте к столу?

– Да, пожалуй, только… – Андрей Владимирович никак не мог совладать со своим напряжением.

– Что только? – Она взглянула на его топорщащиеся брюки и улыбнулась.

– Я пойду первая, а вы за мной. Она повернулась и неторопливо последовала в направлении столов, кокетливо покачивая бедрами. – Смотрите не отставайте, – оглянувшись, она вновь одарила его своей лукаво-восхитительной улыбкой.

Вернувшись к остальной компании, Андрей Владимирович с Александрой сразу были вовлечены в водоворот развлекательных мероприятий, приготовленных устроителями. И когда порядочно уставший директор наконец вынырнул из бурлящего потока шуточных соревнований и конкурсов и попытался отыскать Сашу, у него это не получилось.

– Ты Сашу не видел, – поинтересовался он у Антона. Тот лишь пожал плечами.

– Юля, ты Александру Владимировну не видела? – стараясь перекрыть общий гвалт, прокричал он находящейся в другом конце помещения Юле.

– Что?

– Александру Владимировну не видела?! – он приложил ладони рупором ко рту.

– Что?! Ничего не слышу! – Она показала пальцами на уши и выразительно покрутила головой.

– Не слышит ничего, прокомментировал Антон ее жест Углову, хотя Андрей Владимирович и сам все прекрасно понял. – Подойди сюда! – махнул он жене рукой.

– Антон, ну что ты орешь, ничего же не слышно, – Юля торопливым шагом подошла к собеседникам. – Если хочешь что-то узнать, подойди и спроси.

– Это не я хочу узнать, это Андрей Владимирович Александру Владимировну разыскивает. Ты ее не видела?

– Так за ней муж приехал. Она уже минут десять назад как ушла. Да, совсем забыла. Она просила передать свои извинения, что не смогла сказать всем до свидания, потому что торопилась. Все?

– Да, спасибо. Исчерпывающая информация, –улыбнулся Андрей Владимирович.

– Ну что, пойдем танцевать, – ухватила за руку Антона Юля, – или вы тут заняты, – она взглянула на директора?

– Да нет, нет. Конечно, танцуйте, – Углов проводил взглядом убегающую парочку. – Ну, значит и мне пора домой.

Андрей Владимирович не дожидаясь лифта, быстрым шагом прошел по коридору и легко сбежал по лестнице на четвертый этаж. Его шаги, дробясь на бетонных ступенях, гулким эхом разносились по лестничным пролетам, и затихали вдали, убегая в полумрак пустынных этажей. Зайдя в кабинет, он быстро переобулся, достал из шкафа пуховик и с трудом натянул его поверх пиджака. Затем, провозившись немного с замком, схватил стоящий возле стола дипломат и направился к выходу. Уже закрывая кабинет, он вспомнил, что забыл Юркин подарок. Как-никак скоро новый год. Открыв снова кабинет, он, оставив ключи в замке, не зажигая света, прошел к столу. Панорамное окно пропускало достаточно света с улицы, так что в кабинете можно было достаточно свободно ориентироваться. Достав из стола подарок, он запихал его в дипломат и опять направился к двери. Но не пройдя и двух шагов снова остановился. Несколько мгновений он стоял на месте, размышляя, будет ли у него на выходных время поработать с документами. Наконец, он опять вернулся к столу и наощупь достал из ящика кипу документов сегодняшнего совещания. Открыв дипломат, он бросил их сверху, и с трудом застегнув замки, опять направился к выходу. На этот раз кажется все. Закрыв кабинет и сдав на первом этаже ключи вахтеру, он вышел на улицу.

Глава XIV. Потерявшееся стихотворение

Всю дорогу домой Андрей Владимирович проделал в автоматическом режиме. Ноги сами вели его в заданном направлении: останавливались перед воспаленными глазами светофоров, сворачивали на нужные улицы. Глаза так же автоматически отмечали препятствия, давая команду ногам обойти, перепрыгнуть, перешагнуть. Однако, если бы Углова спросили, какой дорогой он шел, и что видел, он вряд ли бы ответил. Мозг и вовсе не участвовал в данном процессе, казалось, что глаза и ноги общались напрямую, в то время, как мысли Углова были далеко от этого места. Он, то вспоминал последний танец с Александрой, и в это время на его лице блуждала идиотская, иначе и не скажешь, улыбка, то вдруг грустнел от мысли, что Саша так внезапно исчезла, и они не успели попрощаться.

Взбежав на одном порыве на четвертый этаж, он остановился на лестничной площадке перед дверью и долго искал ключ. Сначала в карманах, потом в переполненном дипломате. Время было позднее и ему не хотелось будить ночным звонком жену и сына. Он уже собрался было позвонить, как вдруг услышал невнятный шорох.

– Андрей, ты? – Раздался из-за двери приглушенный Катин голос.

– Я. Открывай скорее, – Андрей Владимирович, подняв колено, и уложив на него дипломат, попытался защелкнуть замерзшие замки. – Ты что не спишь?

Дверной замок сделал два оборота, и на пороге показалась Катя. Она была уже в ночной рубашке, поверх которой накинула махровый халат. Ее плечи укрывал теплый пуховый платок.

– Ты что так долго? я уже волноваться начала.

– Да где же долго, – удивился Андрей Владимирович, стараясь разровнять рассыпавшиеся по дипломату бумаги, конфеты, папки, мандарины, блокноты, ручки и прочие мелочи, – Еще одиннадцати нет.

Наконец, разложив кое-как содержимое дипломата, он защелкнул замки и поднял глаза на Катю.

– А ты что в таком виде? Отопление отключили?

– Хуже, – Катя отодвинулась, пропуская мужа в квартиру. За его спиной, запирая дверь, опять повернулся на два оборота замок. – Юрка окно разбил.

– Как разбил? – Андрей Владимирович даже на секунду остановился, так и не успев расстегнуть молнию на одном ботинке, и теперь смотрел на жену откуда-то из подмышки.

– Откуда я знаю, как, – дернула плечом Катя. – Я в зале была, он обедал. И вдруг такой грохот. Уж что там произошло, не знаю. Я так перепугалась. Влетаю, он сидит за столом, стекло вдребезги. Все в осколках. Я его схватила, он орать. Наверно я его перепугала. Спрашиваю, что случилось, он ничего объяснить не может. Говорит, что ничего не делал. Сидел, ел, а оно само вдруг как лопнет. У него вся голова в стеклянках. Не знаю, как сам не порезался. Я-то сама и то, – Она показала забинтованную ладонь. – Полы стала вымывать, и вот на стекло напоролась.

– Ну что же вы у меня такие неосторожные, – Андрей Владимирович, нежно поцеловал, протянутую ему руку. Затем, разувшись, прошел через коридор и открыл дверь на кухню. В кухне стоял ощутимый мороз. Даже казалось, что в воздухе кружатся легкие снежинки. Посередине внутренней рамы красовалась огромная дыра, окаймленная по краям рваными остатками стекла. Катя убрала основную массу стекол, но на подоконнике сверкали несколько мелких осколков.

– Нужно убрать, а то опять кто-нибудь порежется, – Андрей осторожно собрал в ладонь несколько стекляшек. – Хорошо, что хоть одно только разбилось, – он попытался просунуть голову в дыру, чтобы удостовериться в целостности внешнего стекла. – А то вообще бы холодильник был.

Катя тут же дернула его за руку.

– Куда ты голову суешь, не дай бог еще стекло сверху выпадет. Кидай сюда, – она подставила мужу мусорное ведро, и Андрей стряхнул в него собранные осколки. – Это ведь я все убирала, опять свежие нападали. Нет, нет, как хрустнет, и куски прямо сыплются. Страшно так.

Андрей попытался потянуть на себя наиболее слабо держащийся кусок стекла и сразу несколько осколков упали на подоконник. Он едва успел отдернуть руку.

Катя потянула его за пиджак. – Так, все, завтра займешься. Не хватало нам еще одного раненого, – она буквально вытолкала мужа из кухни, и плотно прикрыв дверь щелкнула выключателем.

– Иди, прими душ и спать, – словно строгая мама сыну, скомандовала Катерина, – А то от тебя куревом прет, не продохнуть, – она смешно сморщила нос, – И зубы заодно почисть, гулена, – уже более мягким тоном закончила она, подкрепив свое пожелание шутливым шлепком по попе мужа.

– Да знаю я, – Андрей поплелся в ванную, на ходу стаскивая с себя галстук.

Все следующее утро и половину дня Андрей занимался окном. Хорошо, что в подвале было запасное стекло (ох уж эти запасливые родители). Андрей Владимирович не раз порывался его выкинуть, мешает ведь, но мама каждый раз мягко его останавливала одним единственным словом: – пригодится. Ну вот и пригодилось. Когда он принес стекло домой, оно было практически непрозрачным, так заросло пылью и паутиной. К тому же оно было немного больше, чем нужно т. к. было от внешней рамы, а может и вообще от другого окна. Пришлось его подрезать стеклорезом.

Осторожно вынув осколки старого стекла, Углов принялся отдирать штапик, но тот от времени буквально рассыпался в труху, так что о его повторном использовании не могло быть и речи. Пришлось еще раз спуститься в подвал, откуда Андрей словно туземец вернулся с целым пучком тонких дощечек. Он уже заканчивал прибивать штапик, когда на кухню вошли Катя с Юркой и остановились возле двери. Сын впереди, мать чуть за ним.

Андрей Владимирович только вопросительно взглянул на них с торчащими изо рта маленькими гвоздиками.

– Ну говори, – Катя подтолкнула сыну к отцу. Тот лишь невнятно что-то бубнил. Андрей перевел взгляд на жену.

– Костюм ему нужен к завтрашнему дню на елку, – перевела Катя мычание сына на русский язык. – Они там спектакль ставят. Он будет ежом.

Андрей Владимирович попытался что-то ответить, но из-за гвоздей во рту речь получалась не лучше Юркиной.

– Господи, да вынь же ты гвозди, не дай Бог, проглотишь еще.

Андрей выплюнул гвозди на ладонь и положил их на подоконник.

– А раньше-то нельзя было сказать? – Обратился он к сыну, – Тебе когда про костюм в школе сказали?

Тот опять пробубнил что-то невнятное.

– Что?

– Забы-ы-ы-л, – в голос протрубил Юрка. Он вот-вот готов был разреветься.

– Что же теперь делать? – запричитала Катя

– Ничего, придумаем что-нибудь, – Андрей начал собирать гвозди с подоконника, чтобы закончить работу.

– Да что же мы придумаем?

– Ну откуда я знаю, – пожал плечами Андрей.

– А кто знает? – Не унималась Катя. – Ты отец или нет? Придумай что-нибудь.

– Да гвоздей ему в голову набью, вот и весь костюм, – вспыхнул Андрей, – Чем не ежик? – Обратился он к сыну?

Тот с диким ревом выбежал из кухни. Катя лишь всплеснула руками и устремилась вслед за Юркой. До вечера день был безнадежно испорчен. Жена с ним не разговаривала, сын старался не попадаться ему на глаза.

Весь день Андрей Владимирович пытался примириться с женой, но та упрямо его игнорировала. В конце концов Углову это надоело и уже вечером он решил уединиться на кухне, чтобы еще раз просмотреть бумаги вчерашнего совещания и подготовиться к понедельнику. На кухне, несмотря на вставленное стекло, было довольно холодно. Андрей Владимирович минут двадцать разбирал бумаги, пока холод не сделался нестерпимым. – Да что же это такое? – Он подошел к окну и буквально почувствовал, какой ветер дует из щели между рамами. – Окно нужно будет заклеить, – подумал он и провел рукой вдоль щели. Однако дуло не только между рамами, но и между рамой и стеклом. – Замазку забыл проложить, – спохватился Углов. – Завтра опять придется переделывать. Он открыл окно, чтобы попытаться захлопнуть его как можно плотнее. Внешнее стекло изнутри было покрыто слоем инея и Андрей Владимирович не удержался, как в детстве осторожно подул на стекло, чтобы сделать в нем маленькую прозрачную дырочку. Дырочка не хотела получаться, тогда он просто приложил к стеклу кулак и сделал несколько круговых движений. Заглянув в образовавшееся оконце, он не смог ничего разглядеть. Погасив свет, он вновь вернулся к окну и припал глазом к стеклу.

За окном падал снег. С утра все еще было уныло черным, а сейчас прямо на глазах шло преображение. Дорожки уже были белыми, правда на них черными оспинами выделялись следы недавно прошедших людей, да резаной длинной раной осталась на дороге черная колея от проехавшей машины. Ну ничего, скоро эта чернота скроется под пушистым белым ковром и уже ни что не будет напоминать про унылое затянувшееся бесснежье. Глядя на танцующие за окном снежинки, Андрей Владимирович невольно вспомнил свой вчерашний танец с Сашей. Под ложечкой у него приятно засосало, и он опять ощутил на своих губах вкус ее поцелуя и буквально услышал ее голос: – С наступающим Новым годом.

От приятных воспоминаний его оторвал только нарастающий холод. Спохватившись, он захлопнул окно и вернулся к столу. Рабочий настрой пропал, и он начал впотьмах складывать в дипломат документы. Однако, холодно. Надо бы здесь немного протопить. Андрей Владимирович подошел к газовой плите и, чиркнув спичкой, зажег две конфорки. Два голубых цветка пламени немного проредили темноту, не разрушив, однако, романтического настроения Андрея Владимировича. Свет включать не хотелось. Подойдя к столу, он, покопавшись в дипломате, нашел заветную зеленую тетрадь и вновь вернулся к плите, поставив рядом с ней на ходу табурет. Открыв наугад страницу, он, не загадывая никакого желания, прочел первые строки.

«Вечер наступает, я смотрю в окно.

Трогаю дыханьем мерзлое стекло».

Андрей Владимирович хмыкнул. Уже не один раз случалось, что прочитанные строки полностью отражали его состояние и чувства, которые он испытывал именно в минуту прочтения. Но, продолжая читать, Углов с каждой прочитанной строкой только мрачнел. Он пытался закрыть тетрадь, но что-то его заставило дочитать стихотворение до конца, и к последним строчкам, от его романтического настроения не осталась и следа. Выйдя из кухни, он отнес дипломат в спальню и, вернувшись в зал, молча устроился в одном из двух больших кресел. Сидевшая на диване Катя оторвалась от книги и подняла на него глаза.

– Что случилось?

– Ничего, – попытался уйти от разговора Углов.

– Как же ничего, когда я вижу, что что-то случилось. – С утра Катя не разговаривала с мужем, но обнаружив в нем разительную перемену, не могла об этом не спросить. Весь день он ходил за ней хвостиком, стараясь во всем угодить, чтобы загладить утреннюю вину, а теперь сидит и молчит как бука. Катя продолжала вопросительно смотреть на Андрея.

– Так, ничего. Стихотворение одно прочел, настроение испортилось.

– Что за стихотворение?

– Ничего особенного.

– Покажи.

– Зачем?

– Хочу прочитать.

– Не нужно.

– Почему?

Андрей не нашелся что ответить, и продолжал молчать.

– Неси, давай, – поторопила его Катя, – Или я сама сейчас найду.

Углов нехотя вылез из кресла и, принеся тетрадь, перелистнул несколько страниц. Мельком взглянув на стихотворение, ткнул в него пальцем. – Вот, – вернувшись в кресло, он начал наблюдать за женой.

Брови у Кати были сначала мрачно сдвинуты, затем вопросительно поднялись, а к концу стихотворения и вовсе приняли нормальное выражение.

– Ну, и? – вопросила она, откладывая тетрадь.

– Что, и? – переспросил ее Андрей.

– Что здесь так тебя расстроило?

– А ты считаешь, стихи позитивные, – съязвил уязвленный муж.

– Вполне себе, – подтвердила Катя.

– Вполне себе? – Еще больше удивился Андрей. – И про могилы, и про кресты это для тебя позитив?

– Про какие могилы? – не поняла Катя. Она опять взяла тетрадь и открыв на нужной странице еще раз бегло просмотрела стихотворение. – Нет здесь ни про какие могилы.

– Последнюю строчку посмотри, – подсказал Андрей.

– Смотри сам, – Катя перебросила ему тетрадь.

Андрей Владимирович нашел первые строчки стихотворения

– Ну вот же!

«Вечер наступает, я смотрю в окно.

Трогаю дыханьем мерзлое стекло»

– Погоди-ка, – Андрей прочитал про себя еще несколько строк. – Это другое стихотворение.

Он дочитал до конца и задумался.

– Ну? – вывела его из оцепенения Катя.

– Что, ну? – Углов поднял голову.

– Позитивные стихи?

– Вполне себе, – подтвердил сбитый с толку муж. – Постой, но это же другое стихотворение. Они только начинаются одинаково, а дальше абсолютно разные.

– Ну, найди то.

Андрей Владимирович начал шуршать страницами, но нужное стихотворение на глаза не попадалось.

В это время дверь в спальню отворилась и вышел сонный Юрка.

– Я в туалет, – доложил он, обходя с опаской кресло в котором сидел отец по широкой дуге.

– Давай, давай, и спать быстро. – не поднимая головы скомандовал Углов.

Катя проводила сына взглядом.

– Ты посмотри, он тебя уже боится. Весь день ждал, когда ты ему гвозди в голову начнешь забивать.

– Правда, что ли? – удивился Углов.

– Конечно правда. Ты думаешь, почему он тебя сторонится?

В это время, топая босыми ногами по полу, из туалета показался Юрка.

– Ты что же, правда думал, что я тебе гвозди в голову буду вбивать? – Удивленно спросил Углов сына.

Тот не останавливаясь, мотнул головой.

– Вот ведь чудак человек, они же подушку порвут, – как можно веселее, чтобы разрядить обстановку сострил Андрей Владимирович

Юрка, однако, не оценил шутки и, не отвечая, только ускорил шаги. И когда дверь за ним уже закрывалась, непонятно зачем Углов вдруг добавил сыну вслед.

– Завтра с утра.

Дверь захлопнулось и из-за нее донесся истошный вой.

– Андрей, ты совсем что ли дурак? – Катя подорвалась с дивана вслед за сыном.

– Похоже пора спать, – вслух решил Андрей Владимирович, захлопывая тетрадь.

Но спать в этот вечер не пришлось.

Как только он вышел из ванны, где принимал вечерний душ, на него налетела жена.

– Ты думаешь костюм сыну делать, или нет?

– Ты чего? Ночь уж на дворе.

– А надо было днем заняться, вместо того, чтобы за мной хвостом ходить. Я вот все думала, когда ты поймешь?

– А что же не сказала? – Искренне удивился Углов.

– Думала, сам догадаешься.

– Ну, извини, не догадался.

– Ну, если ты такой недогадливый, тогда садись и ночью делай.

– Так что же я сделаю?

– Вот что сделаешь, тои сделаешь. В конце концов, ты отец. Но чтобы завтра с утра у сына костюм был.

– Да какой костюм? Маску я бы еще мог сделать, а костюм?

– Делай маску, – согласилась Катя, – хоть что-то будет.

Андрей Владимирович поплелся в кладовку за материалами.

Сначала он просто решил склеить из бумаги обруч на голову сыну и приклеить к нему картинку ежика, но потом ему этого показалось мало, и он принялся вырезать полноценную маску, нечто вроде шлема с острым ежиным носом, с прорезями для глаз, украшенную поверху бумажными иголками. Катя сначала со стороны смотрела за художествами мужа, но потом и сама увлеклась. Раскрасив маску, она вспомнила, что у нее где-то лежит ненужный кусок коричневой материи, из которого можно скроить отличный плащ. Скроив плащ, она нашила на него черные треугольники игл, вырезанные из другого куска, а затем соорудила еще что-то вроде жабо.

Всю ночь они резали, клеили, раскрашивали и пришивали, пока не пришли к выводу, что получившийся костюм ручной работы даст фору всем покупным.

Катя аккуратно повесила костюм на стул в зале и они, в третьем часу ночи, наконец, пошли спать.

Проснувшись утром и зайдя на кухню, Андрей Владимирович не мог сдержать дрожи. Пол был ледяной, Вода в графине на окне покрылась тонкой корочкой льда. Забытый на окне цветок в горшке почернел и поник. Нужно срочно переделывать стекло. Одевшись потеплее и взяв нужные инструменты, он вернулся на кухню, чтобы доделать вчерашнюю работу. Минут через сорок к нему забежала Катя.

– Юрка просыпается, выходи посмотреть, как он костюм будет примерять.

– Сейчас, доделываю уже, – отозвался через плечо Углов.

Когда он вышел в зал, Катя как раз выводила из спальни сонного Юрку, обнимая его за плечи и подталкивая вперед.

– Ну иди, примеряй свой костюм.

Когда Юрка спросонья увидел выходящего из кухни отца с гвоздями во рту и молотком в руке дом огласился жутким воем.

– Не хочу гвозди в голову!!! – Он попытался вывернуться из материнских рук и укрыться в спальне.

Катя сначала непонимающе пыталась остановить сына, затем взглянула на мужа и все поняла.

– Ну ты совсем что ли!? Юрочка, папа не будет тебе гвоздики в голову вбивать, мы тебе костюм сделали. – Но унять ребенка оказалось не так просто.

– Дурдом какой-то, – Андрей Владимирович поспешил вернуться на кухню заканчивать прибивать штапик.

Остаток дня прошел для Андрея Владимировича словно в тумане. Он будто разделился на двух человек. Один из них ходил на елку к сыну в школу, обсуждал за празднично накрытым столом увиденный спектакль, строил с женой планы на предстоящие новогодние праздники; другой вновь и вновь вспоминал пятничный корпоратив, волновался и ждал ближайшего понедельника и маленькой червоточинкой сверлила его мысль о потерявшемся стихотворении.

– Андрей, ты меня слушаешь? – в очередной раз привлекла его внимание Катя, – что ты думаешь?

Они ужинали всей семьей на кухне и как раз обсуждали, что будут делать на новый год. Катя предлагала пойти к старым знакомым, которые пригласили отметить новый год у них, и теперь ждала решения мужа.

– Да, да, конечно, – согласился вышедший из оцепенения Андрей Владимирович. Но по его виду было видно, что он далеко отсюда.

– Что конечно? – Катя с негодованием посмотрела на мужа, – Ну вот умеешь же ты все испортить. Для тебя работа важнее семьи, – сделала она свои выводы, – Юра, пойдем. Папа остается мыть посуду.

Собственно, Углов и не возражал. Еще какое-то время он сидел за опустевшим столом, пытаясь разобраться в своих чувствах, пока на кухню опять не заглянула Катя.

– До ночи собрался сидеть? – осведомилась она, выбрасывая в ведро корки от почищенного мандарина. – Или ждешь, когда я сама все вымою?

– Извини, уже мою, – Андрей Владимирович поднялся из-за стола и начал собирать со стола грязные тарелки.

Катя, неодобрительно взглянув на мужа, вышла из кухни, проронив напоследок, чтобы он не растягивал это дело до ночи, т. к. у нее еще есть планы на вечер.

Под монотонное течение воды и неспешное мытье посуды Углов опять мысленно вернулся к корпоративу и в который раз задумался о своих ощущениях. Что это было? Минутный порыв, или выход давно зреющих в нем и вот теперь вырвавшихся не поверхность чувств? Чем дольше он об этом размышлял, тем скорее склонялся ко второму. Когда же это произошло? Почему я этого не замечал? И самое главное, как быть дальше?

Наверное, он очень долго мыл посуду, потому что, выйдя в зал, застал жену спящей на диване перед включенным телевизором. Юрка возился в своей комнате с полученными на елке подарками. Накрыв жену пледом, Андрей решил ее не будить и устроился рядом в своем любимом кресле не переставая размышлять о странных поворотах судьбы. Так они и провели остаток вечера. Потом он уложил сына спать, разобрал кровать и осторожно перенес спящую супругу в спальню. Катя не проснулась, он лег рядом и еще долго лежал на спине с открытыми глазами, не в силах уснуть, глядя в черноту широко раскрытыми глазами, будто пытаясь разглядеть в ней свое будущее. А на память опять и опять приходили строчки из потерявшегося стихотворения:

«А вдали уж видны, скорбны и просты

Белые могилы, черные кресты».

Глава XV. Ты ушла…

В понедельник после совещания Андрей Владимирович с Сашей решили съездить на фабрику упаковки. Даже не на саму фабрику, а на осмотр прилегающей к ней территории для определения мест расклейки объявлений и расположения мобильного пункта скупки акций, желательно поблизости от нотариуса, чтобы рабочим не пришлось ехать в другой конец города, если они надумают продать свои ценные бумаги. Конечно, Саша прекрасно справилась бы и одна, поводов сомневаться в этом не было, просто Углову нужен был предлог остаться с ней наедине.

– Сегодня гладенько прошло, – заметила Саша про итоги совещания, садясь в машину.

– Да, я думал будет больше вопросов, – подтвердил Углов, поворачивая ключ зажигания. Мотор мягко заурчал, и спустя минуту машина не спеша вывернула со стоянки и плавно влилась в общий поток.

– Холодно как у вас, – поежилась Саша на кожаном сиденье.

– Сейчас быстро прогреется, не успела еще остыть, – Андрей Владимирович включил печку на максимум. Признаться, его и самого била дрожь, только не от холода, а от нервного напряжения. Он пытался найти повод, чтобы перевести разговор на волнующую его тему, но все никак не решался. Саша, видя его нервозность, по-своему истолковала его поведение.

– Думаете не получится?

– Что не получится?

– Ну, эта затея со скупкой контрольного пакета.

– Почему не получится? Должна получиться.

– А что же вы тогда нервничаете? Расслабьтесь. Все будет хорошо.

– Да, все будет хорошо, – подтвердил Углов, крутя баранку, чтобы перестроиться в другой ряд. – Все будет хо-ро-шо. – «Ну, давай же, спроси ее, почему она так рано ушла с корпоратива. Не молчи». Он уже почти было раскрыл рот, но Саша его опередила.

– Какой-то вы странный сегодня, Андрей Владимирович. Чувствуете себя хорошо? Дома все нормально?

Углов только пожал плечами. – Да вроде нормально, – постарался ответить он как можно беззаботнее, но голос неожиданно ему изменил, так что фраза вырвалась с каким-то свистом и змеиным шипением. Он мысленно себя выругал.

– Точно нормально? – не поверила его спутница, – а с голосом что?

– Точно, – Углов с трудом сглотнул слюну. – Просто в горле пересохло.

– Понятно. Как выходные провели?

Андрею Владимировичу начинало казаться, что Александра специально не оставляет пауз в разговоре, чтобы он не сменил тему. А может ему это просто показалось. Но не мог же он ее прервать или просто отмолчаться. Волей-неволей ему пришлось рассказать ей и про разбитое стекло и про Юркин костюм ежа, и про школьный спектакль. Только про потерявшееся стихотворение он ей ничего не рассказал. Да и зачем? В процессе своего повествования Андрей Владимирович немного успокоился и даже пару раз улыбнулся, изображая, как испугался Юрка, увидев его утром с молотком и гвоздями.

– Андрей Владимирович, так же нельзя, – неожиданно вступилась за Юрку Саша. – Представляете, какой у мальчика стресс был?

– Да я же не нарочно. Это же случайно так получилось.

– Точно случайно? – Продолжала допытываться Саша. – То есть, когда вы выходили с кухни, вы не понимали, что будет с мальчиком, когда он вас увидит?

– Ну не знаю. Просто не подумал.

– Или подумали?

– Да что ты ко мне привязалась, – изумился загнанный в угол директор, – Что я такого сделал?

– А потому что все вы подумали, – резюмировала Саша. – Знаю я вас.

– Интересно. Я сам о себе не все знаю, а она знает.

– Знаю, – подтвердила Саша.

– Ну и о чем я тогда думаю? – невинно поинтересовался Андрей Владимирович.

Саша испытующее взглянула на него сбоку, – А вам это точно интересно?

– Интересно, о чем я думаю? Я и сам знаю.

– Интересно, знаю ли я, о чем вы думаете?

– Конечно. Ну и о чем же?

– Андрей Владимирович, я знаю, о чем вы думаете, и может быть даже догадываюсь, о чем вы хотите мне сказать, но давайте закроем эту тему, – уже серьезно и немного с грустью попросила Саша.

Углов посмотрел на Сашу. Та, отвернувшись, смотрела в боковое стекло.

– Ты это о чем сейчас? – попытался смягчить неловкий момент Углов, но, столкнувшись с Сашиным укоряющим взглядом, тоже замолчал.

Всю оставшуюся дорогу они едва перебросились парой слов. Углов думал о Саше. «Неужели она и вправду знает, о чем он хотел ей сказать? Да нет, он просто неправильно ее понял. Интересно, а о чем думает она»?

Объездив окрестности фабрики, и сделав все, что задумали, они тронулись в обратный путь. Всю обратную дорогу они опять молчали. Андрей Владимирович попытался включить музыку, но Саша его остановила, – Давайте в тишине посидим.

Подъехав к офису, Андрей Владимирович припарковал автомобиль на служебной стоянке. Он поставил машину на свободное место, но продолжал сидеть, не заглушая двигателя. Тепло, разлившееся в салоне, обволакивало и напрочь отбивало всякое желание выходить на мороз. Саша тоже продолжала сидеть. Наконец он решился.

– Мне надо сказать тебе одну вещь. Только, пожалуйста, не торопи меня, мне и так трудно говорить, – торопливо продолжил он, увидев Сашино движение.

– Я влюбился. И влюбился по-видимому уже давно. В женщину, которая младше меня на одиннадцать лет. И я не знаю, что с этим делать, потому, что кроме своей любви мне нечего ей дать. Помнишь, как говорил Пьер Безухов Наташе Ростовой в Войне и Мире? «Если бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей». Ну, то, что я не красивейший не умнейший и не лучший в мире это я осознаю, но, думаю, что это не так уж и критично. Но я не свободен. И я никогда не брошу свою жену и свою семью. И ты тоже не свободна. Я смотрю на ваши отношения с мужем, и вижу, как вы любите друг друга. И я ни в коем случае не хочу, чтобы наши с тобой отношения как-то повлияли на ваши отношения с мужем. Именно поэтому я ничего не говорил тебе раньше. Но сегодня ночью я вдруг проснулся от ясного осознания того, что я должен тебе это сказать. Я понял, что вне зависимости от того, что ты ответишь, ты должна знать о моем отношении к тебе.

– Саша хотела ответить, но Углов ее опередил.

– Нет, нет, тебе сейчас не обязательно отвечать. Но если ты вдруг почувствуешь, что между нами может что-то произойти, пусть не сейчас, пусть в будущем, просто назови меня однажды на Ты, и я все пойму. Я буду ждать. Ну вот, вроде и все, что я должен был тебе сказать. Я тебя люблю.

Ему казалось, что он говорил спокойно, но изнутри его колотила крупная дрожь, так, что зуб не попадал на зуб. Он все-таки ждал, что Саша ему что-то ответит.

Не знаю, знакомо ли вам это ощущение ожидания, когда ты должен вот-вот услышать нечто для себя очень важное, и никак не можешь повлиять на результат, и только остается ждать. Похожее состояние иногда испытывает студент перед экзаменом или молодой человек, который получает возможность первый раз прикоснуться к женщине как мужчина. Если это длится достаточно долго, то твое волнение достигает пика и в груди возникает такой жар, что, кажется, будто все выгорает у тебя изнутри. И спустя какое-то время ты как бы перегораешь, и остается только горстка пепла. Но пепел все еще очень горячий, жгучий. Он тлеет внутри, разъедая душу, расплавляя мысли. Такое же состояние было сейчас и у Андрея Владимировича. Он сидел, ждал ответа, и сердце его колотилось так, что казалось, что Саша это слышит. Он волновался, словно зеленый юнец перед первым свиданием. Саша сидела неподвижно, глядя сквозь лобовое стекло. Она не сказала ни слова, не попыталась выйти из машины. Просто сидела и молчала.

– Почему она молчит? Господи, да я же сам ей сказал, что не жду от нее ответа. Хотя, что я себе вру. Конечно, жду. А может она сейчас решает? Хотя, мне кажется, любая женщина уже с первой секунды знает, может у нее что-то получиться с этим мужчиной или нет. – такие мысли крутились в голове Углова.

Наконец Саша посмотрела на него. Глаза у нее были грустные, а в глазах стояли слезы.

– Я вас услышала, Андрей Владимирович, – она сделала ударение на имени и отчестве, – Спасибо большое за такие слова. – Она еще некоторое время глядела ему в глаза, словно решаясь что-то сказать, но промолчала. Наконец, взяв себя в руки, она произнесла уже совсем другим, нарочито веселым голосом, – Ну что, приехали? Давайте выходить? – и открыла дверь автомобиля.

Всю последующую неделю Андрей Владимирович не находил себе места. Он раз за разом прокручивал сцену в машине, пытаясь переосмыслить произошедшее. Вспоминал ее взгляд, поворот головы, грустную улыбку. Что же она хотела ему сказать, но так и не сказала? Зачем он просил ее не отвечать на его признание? Конечно, она уже все для себя решила. Только вот он оставался в неведении относительно этого решения. Конечно, он понимал, что ей легче оставить все как есть. При этом она не рисковала своими отношениями с мужем, не имела никаких обязательств перед Угловым и еще получала маленький бонус в виде особых отношений с директором. А там можно посмотреть, чем все закончится, вдруг что-то и получится. Ну а нет, так не очень-то и хотелось, – наверное так она должна была думать. Только вот ему-то при таком раскладе как быть? Что делать? Как себя вести? Он чувствовал себя как беспечный отдыхающий, решивший искупаться безлунной ночью в море, и потерявший ориентацию. – Со мною никогда такого не было, – думал он. – Одна сплошная неопределенность и туман вокруг. Плыву, и не знаю куда плыть. Кричу, и никто не отвечает. И ни одного огонька на берегу. И паника высасывает последние силы. И хочется все бросить, расслабиться и пойти на дно. И вдруг голос над самым ухом – Эй, ты чего орешь? Берег-то – вот он. Да тут и воды-то по колено, давай, выбирайся, бедолага. Только нет никакого голоса. И плыву я, то ли к берегу, то ли вдоль него, а то ли в открытое море.

Он опять явственно ощутил чувство паники, которая его охватила, когда он заблудился в лесу. Сердце колотилось с немыслимой силой, разгоняя по сосудам горячую кровь. И эта кровь жгла его тело, стучала в висках, будоражила мысли, не давая покоя ни днем не ночью. И надо бы остановиться, оглядеться, принять правильное решение, только обратно уже не вернуться. Нет на это ни возможности, ни желания.

Наконец, не в силах выносить неизвестность, он написал ей записку.

– Я уже не спрашиваю тебя, какими ты видишь наши отношения, – писал он ей на электронную почту, – не спрашиваю, может ли у нас что-то получиться или нет. Сейчас этого, наверное, никто не знает. Я лишь хочу знать, какие чувства ты испытываешь по отношению ко мне. И не говори мне, что не знаешь, потому что за словом «не знаю» тоже стоят какие-то чувства. И прошу тебя, любимый мой человечек, скажи все как есть, не надо ничего выдумывать, или приукрашивать. Думаю, что уж правду-то я заслужил. Целую и с нетерпением жду ответа.

Три дня он поминутно открывал свой почтовый ящик, надеясь получить долгожданное письмо. Тщетно. Он попытался еще раз с ней поговорить, но она была просто неуловима. То она была на фабрике упаковки, то у партнеров, то у клиентов, то, наконец, когда он заставал ее на рабочем месте, вокруг нее была масса народа. Он продолжал закидывать ее письмами, но с тем же результатом. Так продолжалось неделю. Наконец, не выдержав, он через секретаршу пригласил ее к себе в кабинет под видом совещания.

Едва появившись на пороге, она тут же принялась развешивать на доске производственные графики, показывающие выполнение тех или иных проектов, затем, открыв папку, достала и аккуратно разложила перед ним на столе таблицы, сводки, пояснения.

– Ну? С чего начнем? – осведомилась она подчеркнуто деловым тоном. – Предлагаю начать со скупки акций. Это, наверное, сейчас самое главное.

– Да ты присядь, – Он встал и пододвинул ей стул.

Присев, она поблагодарила его кивком головы, и вновь взяла в руки график скупки акций.

– Да подожди, – он взял у нее из рук листок и присел рядом на край стола.

Он посмотрел на нее так печально, что его настроение сразу передалось ей.

– Андрей Владимирович, ну что вы от меня ждете? Я не могу вам ничего сказать.

– Совсем ничего?

– Из того, что вы ждете, совсем ничего. А другого я вам говорить не хочу. Я замужем, вы женаты. Я не могу так поступить по отношению к своему мужу и к вашей жене.

– Как «так»?

– Так. Вы же не захотите остаться просто другом?

– Боюсь, что если и захочу, то уже не смогу, – Андрей Владимирович грустно улыбнулся. – Как же нам теперь быть?

Саша пожала плечами. – Не знаю. Но и работать рядом с вами я так не смогу.

– Что, сильно достал? – поинтересовался Андрей Владимирович.

– Да нет, – к его удивлению ответила Саша, – Не сильно. Просто дело не только в вас.

– А в ком еще?

– Еще во мне. Мы слишком далеко с вами зашли.

Он еще не совсем осознал значение ее слов, – То есть ты хочешь сказать, что ты меня тоже…

– Я хочу сказать, – перебила она его, – Что не смогу работать в вашей организации. Вот, – она выложила из папки исписанный листок бумаги.

– Что это?

– Заявление о моем увольнении, – в ее глазах опять стояли слезы.

– Саша, ты что? Если я тебя обидел, то я …

– Я же сказала, что дело не только в вас, – слезы покатились из ее синих глаз прямо на листок, – Подписывайте.

Андрей Владимирович, попытался ее обнять, но она повела плечом, и он убрал руки.

– Подписывайте сейчас же, – она протянула ему заявление.

– И что совсем ничего нельзя сделать?

Она молча покачала головой.

– Ты уверена?

– Андрей Владимирович, не мучьте не меня, не себя. У нас с вами ничего не может быть. К тому же мы с Мишей скоро уезжаем за границу. Надолго. Так что мне все равно пришлось бы вскоре уволиться, – по мере того, как она говорила, голос ее становился все более спокойным, так, что к концу фразы она уже почти взяла себя в руки.

– Ну что ж, – Андрей Владимирович взял из ее рук заявление и жестким размашистым почерком вывел визу «Уволить по собственному желанию» в правом верхнем углу. Затем расписался, корябнув ручкой лист бумаги, и поставил дату.

Отдавая заявление, он опять смягчился, – Было очень приятно с тобой работать.

– Мне тоже.

– Еще увидимся? – окликнул он ее в дверях, – Может пообщаемся как-нибудь. Правда я теперь не твой начальник, так что приказывать не могу.

Она лишь пожала плечами, – Может быть. И я с вами общалась не потому, что вы приказывали, – укорила она его. Дверь тихо затворилась.

Он походил по кабинету, затем сел за стол, попытался что-то писать, но мысли не шли в голову. Отбросив служебные бумаги, он взял со стола зеленую тетрадь и открыв ее на первой попавшейся странице машинально задал вопрос, – Мы еще увидимся? Убрав руку со страницы, Андрей Владимирович увидел, что она пуста.

Он сидел, уставившись невидящими глазами на чистую страницу, а в голове его крутилась одна единственная фраза.

– Ты ушла, ты ушла, ты ушла, – повторял он беспрерывно.

Затем, схватив со стола ручку, он записал эту мысль в тетрадь.

– Ты ушла, – вывел он четким крупным почерком вверху листа, и уставился на эту фразу, словно заново осознав произошедшее.

– Ты ушла, – перечитал он еще раз. Затем поставил запятую и дописал на той же строчке, – А я остался.

– Затворилась тихо дверь, – написал он строчкой ниже.

А затем его словно прорвало. Он писал, выплескивая на лист все свои переживания: ощущение одиночества, потерянности и своей ненужности в этой жизни; боль от того, что случилось, горечь от того, что не сбылось, тихую печаль от того, что еще предстоит пережить.

Очнулся он только тогда, когда исходившая из него боль вся перешла на бумагу, оставив в нем лишь пустоту и легкое чувство сожаления. Но сжигавшей его боли больше не было. – Нужно жить дальше, – внезапно подумал он. – В конце концов у меня есть жена, есть сын. И я должен жить для них. Для них и для себя. Жизнь продолжается. Он окончательно успокоился, и, закрыв тетрадь, убрал ее в ящик стола.

Глава XVI. Проводы

Вот также и у нас с тобой,

Чуть-чуть не поняли друг друга.

Пошли дорогою не той,

И разбросало нас по кругу.

Кто виноват, кого спросить?

Как все могло у нас сложиться?

И очень хочется прожить,

Все то, чему уже не сбыться.

(Из зеленой тетради)

Андрей Владимирович вышел из дверей офиса, неторопливо спустился по лестничным ступеням высокого, нагретого нестерпимо яркими лучами солнца, крыльца и, остановившись, неторопливо огляделся по сторонам, явно решая куда пойти. Погода стояла замечательная, на улице бушевала весна, и настроение у него было под стать весне – ясное, жизнерадостное, солнечное. Немного постояв, он взглянул на часы, оценивая сколько у него свободного времени. Собственно, торопиться ему было некуда. Сегодня была суббота. Он выходил на работу завершить кое-какие неотложные дела, рассчитывая задержаться почти до вечера. Но как-то незаметно, не отвлекаемый от работы назойливыми телефонными звонками и неугомонными сотрудниками, вечно пристающими со своими проблемами, основательно и не торопясь завершил все намеченное уже к двум часам дня. И теперь был совершенно свободен до шести вечера, когда они с женой договорились встретиться у театра, чтобы пойти на праздничный концерт, посвященный дню Победы. Свежий весенний ветерок, налетая упругими порывами, трепал его новую кипельно-белую рубашку, одетую специально по поводу предстоящего мероприятия, словно заигрывая, хватал за светлые легкие брюки, облизывал летние в дырочку ботинки, упрямо тянул за галстук, точно звал его с собой, окунуться в этот чудесный обновленный мир, полный света, покоя и безмятежности. «А что, не пойти ли прогуляться пешком через центр города, посидеть в летнем кафе на открытой веранде, выпить кружечку холодного ароматного пива»? И он бодро зашагал вниз по улице, подставив лицо яркому солнечному свету и теплому ветру.

Город, как и все вокруг, радовался весне. Только что отгремел праздничными оркестрами Первомай. Конечно не так, как в былые годы, но профсоюзы в этот раз постарались, да и погода не подкачала. Все праздничные дни прямо на улицах, сверкая начищенной медью, играли оркестры, выступали танцевальные коллективы. Из репродукторов, установленных ради такого случая на улицах города, неслись старые бравурные марши эпохи социалистического застоя.

«Будет людям счастье,

Счастье на века;

У Советской Власти

Сила велика»!

Так и хотелось, как в старые добрые времена, когда все вокруг были молодые, когда солнце было теплее, а небо голубее, когда зимы были снежные, а девушки жаркие, зашагать в такт песне, чеканя шаг, и подхватить вместе с другими дружными молодыми голосами:

«Сегодня мы не на параде,

Мы к коммунизму на пути.

В коммунистической бригаде

С нами Ленин впереди»!

Атмосфера прошедшего праздника словно еще витала в воздухе. Казалось, город ждет гостей. Улицы были чисто вымыты, яркая сочная зелень еще не успела покрыться летней серой пылью, и деревья вдоль дороги стояли, словно юные новобранцы в парадном строю, сверкая молодыми, начищенными до блеска, листочками.

Проходя мимо огромной зеркальной витрины новомодного магазина, Андрей Владимирович невольно взглянул на свое отражение. За последний год он немного похудел, и, пожалуй, даже помолодел, сбросив лишние килограммы. И теперь из глубины зазеркалья на него смотрел подтянутый мужчина средних лет, с темными, коротко подстриженными волосами и веселыми карими глазами. Впрочем, ему всегда казалось, что мир в зазеркалье как-то красивее и ярче повседневной реальности. Бывало, он еще мальчиком, лежа на изумрудно-зеленой лужайке возле старого деревянного бабушкиного дома, в котором они тогда жили, любил разглядывать отражение на отполированных колесных колпаках новенькой соседской «Волги». И знакомые предметы представлялись ему совсем в других ракурсах. Отражение было выпуклым, реальным, почти осязаемым. Серая, выщербленная от старости и дождей, покосившаяся стена стоящего в отдалении дощатого сарая представлялась ему нагромождением диких скал. А трава, растущая возле самого колеса, выглядела зеленее и выше. Казалось, что это и не трава вовсе, а непроходимые заросли таинственного неведомого леса. А сидевший на соломинке кузнечик представлялся ему страшным, с огромными челюстями и алчными глазами, чудовищем, которое подкарауливает зазевавшихся путешественников. Мальчик с головой погружался в этот мир, мысленно прогуливаясь по чудесным берегам лазурных речек, карабкаясь на отвесные скалы, или сражаясь с неведомыми чудовищами. И только резкий гудок сигнала возвращал его в реальность, когда сосед, садясь за руль автомобиля, нажимал на клаксон.

– Андрюшка, чего у колеса разлегся? Ну-ка дуй домой, а то не ровен час задавлю.

Андрюшка нехотя вставал, а Волга, стрельнув выхлопной трубой и выпустив сладковатую струйку голубого дыма, срывалась с места, унося на своих колесах тайны зазеркального мира.

Вот и сейчас Андрей Владимирович, приостановившись у витрины магазина, с удивлением разглядывал отражение знакомой улицы. Заключенное в рамку витрины, и чуть искаженное зеркальной поверхностью стекла, оно казалось огромной картиной, вывешенной на всеобщее обозрение. Отраженная улица казалась значительно шире, чем была на самом деле. Изображение было более контрастным, так что мелкий серый мусор терялся в глубоких тенях деревьев, тут и там черными пятнами, разлитыми по пыльному асфальту. Сам асфальт казался ровным, только что положенным, без вспученностей и трещин. Так, что вся улица выглядела более чистой и новой. И если все недостатки скрывались в тенях, то свежая зелень листвы, напротив, выставляла себя напоказ, будучи буквально пронизанной светом. Яркие солнечные зайчики играли на ее поверхности и в глубине крон, придавая живость изображению, превращая обычную статичную картину в волшебное зазеркалье.

Глядя в глубину отражения, Андрей Владимирович внезапно обратил внимание на весьма любопытную фигуру, находящуюся на противоположной стороне улицы, возле автобусной остановки. Это был человек высокого роста, средних лет, и крепкого телосложения, со светлыми, почти белыми, или может быть даже седыми волосами, спадающими мягкими волнами на его широкие плечи.

Откуда он взялся, Андрей Владимирович заметить не успел. Может, сошел с только что отъехавшего автобуса, а может, вышел из-за остановочного павильона. Хотя вполне возможно, что Андрей Владимирович поначалу просто не обратил на него внимания, так как человек стоял неподвижно, и только сейчас пошевелился, проведя рукой по лицу, словно поправляя прядь упавших на глаза волос. Но привлекло внимание Андрея Владимировича не внезапное появление человека, и не его высокая фигура, а его одежда. Одет он был в какую-то светлую, широкую, по виду сделанную из грубой ткани, не то рубашку, не то робу, доходящую почти до щиколоток, и подпоясанную на поясе серебристым ремешком, длинные концы которого спускались от талии, почти до середины бедра незнакомца. Из-под края робы, когда она колыхалась под ласковыми порывами весеннего ветра, можно было угадать кожаные сандалии с длинными, оплетенными вокруг голеней ремешками. Дополнял картину серый, длинный, наброшенный на плечи, то ли плащ, то ли просто накидка. Покоясь на плечах и скрывая под собой руки, накидка ниспадала почти до земли, распадаясь на груди двумя широкими длинными крыльями, отороченными по краю более темным узором. По виду незнакомец был похож то ли на сказочного певца-Баяна, то ли на древнерусского князя. Только в одном случае, ему недоставало гуслей, а в другом – украшенного драгоценными ножнами княжеского меча и золотого остроконечного шлема. В тот самый момент, когда Андрей Владимирович обратил внимание на странную фигуру, человек выпростал руку из-под накидки и взмахом руки, то ли поприветствовал стоящего к нему спиной Андрея Владимировича, то ли просто поправил сбившуюся на глаза прядь волос. Тут же внезапный порыв ветра подхватил и неторопливо развернул край его плаща. И в ту же секунду Андрею Владимировичу показалось, что это не накидка, а серые огромные крылья, доселе сложенные за спиной незнакомца, а проходящий по краю узор, оказался и не узором вовсе, а большими темно-серыми перьями. Казалось, еще миг, и он, освещаемый золотыми солнечными лучами, воспарит в вышине, над старым городом. Иллюзия была настолько полной, что Андрей Владимирович невольно обернулся, желая то ли подтвердить, то ли развеять свое наваждение. Однако не вовремя подошедший к остановке автобус скрыл незнакомца, а когда железная коробка, дребезжа и извергая, словно сказочный дракон, черные, вонючие клубы дыма, отъехала, остановка была пуста. Сказка исчезла. Андрей Владимирович еще с минуту смотрел на пустую, опять ставшую узкой и пыльной обыденную улицу, а затем снова взглянул в зеркальную витрину, из которой на него смотрел средних лет подтянутый человек. «Бывает же», – подмигнул он сам себе, и, оставшись довольным увиденным, мурлыкая что-то под нос, быстрой пружинящей походкой направился к небольшому летнему кафе, расположившемуся в тени нескольких высоких, раскидистых деревьев.

Присев за отдельный столик, он взял кружку пива, пакетик фисташек, и удобно устроившись в широком деревянном кресле, отдался созерцанию окружающих и наслаждению от свежего бодрящего напитка.

– О, Андрюха, здорово!

Оглянувшись на звук голоса, Андрей Владимирович увидел идущего к нему с двумя кружками пива в одной руке и тарелкой с сухариками в другой, своего старого знакомого, с которым задолго до этого учился на одном потоке в университете, а затем проработал несколько лет на одном из местных заводов.

– Привет, Олежка. Давно не виделись. Как дела? – отодвинув соседний стул, он пригласил друга за свой столик.

– Да вроде все нормально, – Расставив пиво и закуску, Олег сел напротив, и сделав большой глоток пенного напитка, расслабленно откинулся на спинку кресла.

– Кого-нибудь из наших видишь? – Андрей Владимирович вопросительно посмотрел на собеседника.

– Да где больно видеть-то? Целый день на работе торчишь, как проклятый. Вечером семья, дети. Так, на выходные только выбираюсь в центр, расслабиться, пивка попить, Олег сделал еще один приличный глоток, и тут же поставив кружку на столик, воскликнул: – Слушай, вру. Вот дырявая голова. Только вчера встретил Светку, она тебе привет передавала.

– Ну и как она?

– Да кто ее знает, вроде нормально все. Мы даже не успели толком поговорить. Она со своим мужем по магазинам металась. У нее, кажется, подруга какая-то за границу уезжает, так они ей подарки выбирали. На память о родном городе, – Олег вкусно захрустел сухариками.

– Обычно подарки из-за границы привозят на память об отдыхе, а они, значит, ей подарки покупают, чтобы она родной город на курорте не забыла?

Разглядывая посетителей за соседними столиками, Андрей Владимирович автоматически поддерживал разговор, не особенно вдаваясь в его суть. Он спрашивает – ему отвечают. Его спросят – он тоже ответит. А спроси его завтра, о чем они говорили, что он спрашивал, и, самое главное, что ему ответили, он, наверное, и не вспомнит вовсе. Обычная пустая болтовня.

– Не, она не на отдых, – Олег вытер взятой со стола салфеткой руки, и достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет. – Вроде мужу ее там работу хорошую дают, а она с ним. Прикурив, и мечтательно затянувшись, он бросил на стол зажигалку и выпустил синюю струю дыма. – Глядишь, обживутся, обустроятся, а понравится, может и навсегда останутся. Везет же людям. Да, кстати, ты же ее знаешь. Она у тебя, кажется, в агентстве начальником отдела одно время работала?

Конечно он ее знал. Они много лет проработали вместе, и их связывали не только рабочие отношения. Сначала между ними возникла некая взаимная привязанность, а потом и крепкая дружба, которая постепенно переросла для него в нечто большее. И однажды он признался ей в этом. Будучи к тому временем замужем, она отреагировала холодно. Новых отношений у них не получилось, а старые стали постепенно разваливаться. Он несколько раз пытался объясниться, но с каждой попыткой они только отдалялись друг от друга. Он очень ценил ее как работника, как человека, и попытался восстановить хотя бы прежние дружеские отношения. Но все его попытки она истолковывала как-то превратно, и все кончилось тем, что однажды она ему положила на стол заявление об увольнении. Он сам не понимал, что тогда на него нашло, но он, молча, не задавая вопросов, подписал заявление, и после ее увольнения они не виделись. Казалось, с тех пор прошло достаточно времени. Казалось, все уже давно должно было забыться. Но в их отношениях осталась какая-то недосказанность. И он все это время мучился от этой недосказанности, чего-то ждал и на что-то надеялся.

– И когда она уезжает? – Андрей Владимирович изобразил скучающее выражение лица.

– Сейчас вспомню. Светка мне ведь говорила. Да, точно. Сегодня и уезжает. Светка еще приглашала меня пойти вместе с ней на вокзал. Ну, чтобы их проводить. Но я отказался, – Олег взглянул на часы. – Поезд у них через полчаса, в принципе мог бы успеть. Да ну их, давай лучше с тобой посидим, пивка попьем.

– Слушай, извини, – стряхивая с колен крошки, Андрей Владимирович начал подниматься с удобного кресла. – Совсем забыл. Мне же надо в одно место. Срочно.

Пожав протянутую ему руку и сделав извинительный жест плечами, мол, ничего не поделаешь, так получилось, он взял со стола, поставленную туда ранее барсетку, и направился к выходу.

«Так. Поезд через полчаса. До вокзала отсюда минут пятнадцать – двадцать быстрым шагом. В принципе запросто можно успеть». Но что-то подсказывало ему, что лучше взять такси, чтобы уж наверняка не опоздать. Когда он успел решить, что обязательно должен ее проводить? Он и сам не понимал. Очевидно, это произошло бессознательно за какие-то мгновения. Только что он безмятежно сидел за столиком кафе, и вот уже несется со всех ног к ближайшей стоянке такси.

Впрыгнув в первую попавшуюся машину, коротко бросил водителю – На вокзал. Водитель – молодой парень, видя, что клиент, по-видимому, денежный и вдобавок торопится, без лишних разговоров повернул ключ зажигания и с пугающим ускорением и визгом шин вырулил со стоянки на проезжую часть.

Езды от центра города до вокзала было от силы минут пять. «Неплохо было бы по дороге заехать купить цветов». Увидев у остановочного павильона цветочную палатку, Андрей Владимирович указал на нее водителю и приказал – Ну-ка, притормози на минутку. Водитель послушно крутанул руль вправо, и машина, скрипнув тормозами, остановилась прямо напротив открытого окошка. Выходя, он, нагнувшись, заглянул в закрывающуюся дверь машины и еще раз заверил шофера – Я мигом, – и хлопнул дверцей.

Продавщица оказалась какой-то нерасторопной, несобранной. Несмотря на свой юный возраст, она была в теле, и двигалась с раздражающей медлительностью, то ли экономя силы, то ли боясь поломать окружающие ее цветы. А все движения у нее были тягучие и плавные, словно у водолаза на дне.

– Девушка, букет цветов сделайте, пожалуйста, – скороговоркой проговорил Андрей Владимирович, просовывая голову в окошко палатки.

– Вам каких цветов? – медленно, и уныло, словно нараспев, поинтересовалась девушка.

– Да все равно, каких, – он торопливо оглядел полки, на которых громоздились пластмассовые вазы с цветами. – Давайте роз, что ли.

– Сколько штук? – девушка продолжала петь.

– Да кто его знает сколько, – начиная раздражаться, он порылся в бумажнике и кинул на прилавок две тысячные купюры. – Давайте на все.

– Какого цвета розы выберите?

– Давайте вот этого, – он указал на огромные темно-красные розы. Бархатистые, полураскрытые бутоны были покрыты маленькими капельками воды.

Продавщица, неторопливо и важно, словно океанский лайнер, отчаливающий от причала, осторожно развернулась, показав Андрею Владимировичу свою великолепную, украшенную желтым металлическим лейблом на белой юбке, корму. Затем, следуя морской терминологии, океанский лайнер сделал крен на нос, то есть девушка нагнулась, в результате чего узкая юбка на ее корме натянулась, словно наполненный штормовым ветром, готовый вот-вот лопнуть парус, отчего Андрею Владимировичу даже сделалось страшно, и он поспешил убрать голову из окошка. Набрав нужное количество цветов, и, затем, с такой же пугающей медлительностью повернувшись лицом к покупателю, девушка-лайнер аккуратно разложила их на прилавке, чтобы еще раз пересчитать. Беззвучно шевеля губами, словно выброшенная на берег рыба, она, не поднимая головы, в перерывах между этими шевелениями, вяло поинтересовалась – Украшать надо?

– Ну, уж украсьте как-нибудь, если это не долго, – Андрей Владимирович взглянул на часы, и, повернувшись к водителю, сделал извиняющееся лицо и постучал по циферблату указательным пальцем, упрашивая его еще немного подождать. Водитель снисходительно кивнул головой, включил радиоприемник, и, закрыв глаза, откинулся на подголовник, словно желая показать, что он никуда не спешит.

Тяжко вздохнув, девушка сгрудила цветы в сторону, и не спеша стала подбирать к ним какую-то зеленую травку, добавлять маленькие беленькие цветочки, прикладывать разных цветов сеточки, ленточки, декоративную оберточную бумагу и прочие подобные прелести. Немного понаблюдав за несуетными движениями продавщицы и оценив, что вся эта процедура может занять минут десять, а то и больше, он немного нервно объявил, – Так, все, спасибо большое. Не надо украшать.

– Что же вы раньше-то думали, я уже и бумагу отрезала, – досадливо не то пропела, не то прогудела девушка-пароход.

– Не волнуйтесь, я доплачу, – «Когда только успела», – подумал Андрей Владимирович, доставая деньги.

Расплатившись, он сгреб все цветы в охапку и с трудом, открыв дверь такси, плюхнулся на переднее сиденье. Водитель, глядя на огромный букет и видя, что не ошибся в финансовой состоятельности клиента, заметно оживился, и чтобы как-то поддержать разговор и может быть снискать расположение пассажира спросил, – Встречаете кого-нибудь, или провожаете?

– Встречаю, – почему-то ответил Андрей Владимирович.

До отправления поезда оставалось минут десять. Александра стояла на перроне, окруженная немногочисленными родными и самыми близкими друзьями, которые собрались, чтобы проводить ее с мужем к новому месту жительства. Все они наперебой что-то рассказывали, шутили, вспоминали забавные случаи, и всячески старались подбодрить друг друга перед расставанием, хотя чувствовалось, что этот отъезд дается непросто и отъезжающим, и провожающим. Выслушивая, сыплющиеся на нее со всех сторон наставления и пожелания, она благодарно улыбалась в ответ своей милой открытой улыбкой, и поминутно оглядывалась по сторонам, словно ожидая разглядеть в толпе провожающих еще чье-нибудь знакомое лицо. На ней были синие потертые джинсы, джинсовая же короткая курточка, обрамленная по краю пояса и манжетов декоративной бахромой, синие с белыми полосками кожаные кроссовки и белая футболка. Ее небесно-голубые глаза светились такой теплотой, а от нее самой исходило такое обаяние, что каждый из присутствующих поминутно подходил к ней, обнимал и шептал на ухо какие-то добрые слова.

Почему-то она была уверена, что он обязательно придет. Придет ее проводить, что бы ни случилось. Она это чувствовала. Чувствовала всем сердцем, хотя даже не представляла, знает ли он о ее отъезде. Они не виделись около полугода с тех пор, как она перешла на другую работу. Почему они расстались? То был в этом виноват? Она старалась не думать об этом, как старалась не думать и о нем. Хотя оказалось, что чем дольше они не виделись, тем чаще она о нем думала. Да и расстались они как-то внезапно, нелепо, на пике эмоций. Она в порыве женской горячности написала заявление, а он, молча, плотно сомкнув губы, подписал ей увольнение. И хотя она почти сразу и пожалела о своем поступке, но уже не могла остаться. И вот теперь, уезжая надолго, а может быть навсегда, ей хотелось сказать ему какие-то теплые слова, которые она никогда раньше ему не говорила, может быть извиниться за свой импульсивныйпоступок. Сказать по правде, она и не знала, что она ему скажет, если он придет, знала только, что обязательно должна что-то сказать. А может и не сказать, а просто увидеть его еще один раз. Уже несколько раз проводница просила пассажиров занять свои места, но она все оттягивала момент посадки, надеясь разглядеть в толпе его знакомую фигуру.

Они уже минуты три стояли на перекрестке, никуда не двигаясь. Светофор весело перебирал цвета, подмигивая им, то красным, то зеленым глазом, но впередистоящие машины и не думали трогаться с места.

– Что там еще случилось, авария, что ли какая? – пытаясь выяснить причину внезапной задержки, Андрей Владимирович нервно вглядывался в улицу через охапку цветов.

– Сейчас узнаем. Высунувшись в открытое окно, парень перекинулся несколькими словами с водителем, стоявшей в соседнем ряду легковушки. – Эстафета сегодня в честь дня Победы. Сейчас пробегут и поедем.

– И когда они пробегут? Может нам до вечера здесь стоять? Я, наверное, пешком быстрее дойду.

– Да нет, скоро уже. Да вы не волнуйтесь, здесь ехать-то. Один перекресток и два поворота. На машине по любому быстрее будет. Да вот, уже бегут, – водитель указал рукой в направлении перекрестка.

С поперечной улицы на перекресток, с включенным красно-синим проблесковым маячком быстро въехала машина ДПС, и, пугнув два раза сиреной, скрылась в противоположном направлении. За ней, на некотором расстоянии, показались бегуны, а завершала всю процессию карета скорой помощи, также с включенным маячком. Спустя две минуты перекресток ожил, и они продолжили путь.

– Только я не смогу прямо у вокзала остановиться, – предупредил шофер. – Там знак висит.

– Ничего, ты на краю площади притормози, а я быстро выйду. Он заранее достал сотенную бумажку и протянул ее водителю. – Хватит?

– Вполне, – водитель сунул купюру в нагрудный карман рубашки.

Повернув за угол, и резко затормозив, такси остановилось на самом краю привокзальной площади, на противоположной от входа в вокзал стороне. Кое-как собрав в охапку перед собой рассыпавшиеся на коленях цветы, Андрей Владимирович открыл дверцу машины и стремглав бросился через площадь ко входу в вокзал.

Удара он не почувствовал. Серая Волга налетела бесшумно и стремительно, словно огромная хищная птица, поджидающая свою добычу. Удар пришелся в правое бедро. Его резко подкинуло, перевернуло, и он, ударившись головой о лобовое стекло, словно тряпичная кукла перелетел через крышу сбившей его машины, и плашмя упал на асфальт уже за ней. Праздничным салютом взметнулись в голубое майское небо красные розы, и, рассыпавшись в воздухе на тысячу лепестков, легли ему на грудь. Он лежал на асфальте, неестественно вывернув руки и ноги. Слетевшие ботинки валялись поодаль. Он хотел, но не мог подняться. В глазах стояла красная пелена то ли от крови, то ли от упавших на лицо лепестков. Краем угасающего сознания он понял, что умирает, что ему уже никогда не суждено ее увидеть. И от этого ему сделалось так обидно, так неимоверно горько, что слезы выступили на его глазах. А потом навалились боль и темнота, и он потерял сознание. Тоненькой ниточкой земные чувства покидали его, неся конец страданиям, переживаниям и даря успокоение его поломанному телу.

Сквозь бесконечную бездонную черноту, где-то в невообразимой дали, он услышал слабый вой сирены скорой помощи. Постепенно нарастая, звук этот из комариного писка превратился в неистовый вой раненого зверя. Вой этот давил на уши, разрывал барабанные перепонки, выворачивал внутренности, так, что Андрею Владимировичу захотелось закричать – «Да прекратите же, наконец, эту пытку». Но он не ощущал своего тела, не чувствовал рук и ног, не мог набрать воздуха в грудь. Он потерял всяческую ориентацию в пространстве и времени, к тому моменту, когда, кажущийся бесконечным вой, внезапно прекратился. И тут, в наступившей тишине, Андрей Владимирович услышал голоса. Он прислушался. Казалось, люди стояли близко-близко, и что-то обсуждали приглушенными, скорбно-сочувствующими голосами. Боли он теперь не чувствовал. Немного погодя, обретя некоторую уверенность, он медленно открыл глаза. Он стоял посреди площади. Прямо перед ним в серой асфальтовой пыли в белоснежной рубашке, присыпанный алыми лепестками роз, лежал человек, а около его головы багровым ореолом расплывалось кровавое пятно. Вокруг уже собралась изрядная толпа, но никто не пытался ему помочь. Все было ясно и без этого. Внезапно он понял, что не стоит, а как бы парит в нескольких сантиметрах над площадью, что он может разом охватить и всю картину, и в то же время проникнуть в мысли каждого отдельного человека. Он всей душой чувствовал ту скорбь, которую испытывал сейчас каждый из стоящих в толпе. Он поднялся чуть выше, оглянулся, и увидел ее. Он сразу узнал ее тонкую, точеную фигурку. Она стояла на перроне вокзала среди своих друзей, то и дело оглядываясь по сторонам, словно ища кого-то взглядом. Он проник в ее мысли, и увидел, что не был для нее безразличен, и он успокоился. Он поднялся еще выше и увидел в скверике перед театром свою жену. Она стояла в праздничном черном платье, и высматривала его в пестрой нарядной толпе, еще не зная, что уготовил для нее этот тихий весенний вечер. И такое чувство неизгладимой вины перед любимым человеком пронзило его сердце, что он не смог больше этого видеть. Он устремил свой взгляд вверх, желая улететь прочь, но не смог. Все усилия его были тщетны. Казалось это грехи прожитой жизни тяжкими оковами тянули его к земле. В отчаянии он огляделся, и увидел чуть правее и выше себя сегодняшнего незнакомца из зазеркального мира. Тот парил вертикально в воздухе, расправив свои огромные светло-серые крылья. В правой руке он держал зажженный фонарь, освещающий, казалось, даже самые потаенные закоулки мироздания. У его пояса на витой, продолговатой ручке висел округлый, зеленого цвета, предмет. Глаза ангела, а теперь Андрей Владимирович не сомневался, что это был именно ангел, излучали спокойствие и понимание.

– Я хотел…я не успел, – Андрей Владимирович пытался подобрать слова, и, не находя их, обернулся в сторону вокзала. Он хотел сказать, что хотел проститься, примириться, но не успел.

Ангел понимающе чуть склонил голову. Казалось, уста его тронула чуть заметная грустная улыбка.

– После смерти сбываются лишь те желания, которые человек ценил сильнее собственной жизни. Это не из их числа. А были ли у тебя такие? – Ангел испытующе смотрел на Андрея Владимировича.

Тот задумался, опустив голову. Мысли, чувства, воспоминания каруселью закружились в его мозгу, безудержно вовлекая в водоворот времени, отсчитывая вспять годы, мгновенно высвечивая, и помогая заново переживать события его недлинной и нескладной жизни.

Наконец Андрей Владимирович поднял голову. – Да, у меня есть такое желание. Оно одно.

– Желаний не может быть много. Оно всегда одно. И оно действительно у тебя есть.

Ангел снял с пояса округлый предмет, оказавшийся зеркалом, и поднял выше сжимаемый правой рукой фонарь. Затем, сблизив руки, он с помощью зеркала собрал идущий от фонаря свет и ослепительно ярким лучом направил его в грудь Андрея Владимировича. Даже закрыв глаза, Андрей Владимирович почувствовал, как луч света пронзил его насквозь, вытапливая из его души всю черноту и ржавчину прошедшей жизни. Он испытал мгновенный испуг от того что просто сгорит, испарится в этом всепожирающем пламене. Но вместо ожидаемой боли, через краткий миг страха он вдруг почувствовал безмерное облегчение. Казалось, все тело его наполнилось легкостью и благодатью. Яркий свет уже не слепил его. Он купался в его лучах, словно ребенок купается в теплых волнах ласкового моря. Вся труха внутри него сгорела дотла, и будто из тонн руды в горниле домны, выплавилась вдруг внутри него всего одна маленькая, но очень весомая, чистая и звонкая золотая капля. Затем свет кончился – Это Ангел убрал зеркало и повесил его на пояс.

– Теперь ты чист, и в твоей душе осталось лишь одно земное желание. Оставь его тут, и тогда откроется пред тобой другой, доселе неведомый тебе мир.

Андрей Владимирович обернулся лицом к вокзалу и не увидел людей. Вместо их фигур плыли по площади туманные, полупрозрачные сгустки. Переливаясь тусклым светом, они текли непрерывными потоками по эскалаторам вокзала, сталкивались в переходах, скапливались на перроне. Среди всей этой аморфной массы он видел лишь одну реальную фигуру, одно, такое узнаваемое и такое живое лицо. Что-то нестерпимо больно зашевелилось у него в груди, прорываясь наружу, разрывая в клочья его телесную плоть. Затем из груди его вырвался огненно-золотой шар, и, постепенно ускоряясь, устремился к той, которую он любил. И в тот же миг он почувствовал, что последняя тяжесть прошедшей жизни покинула его тело, что теперь у него нет тела, а есть лишь одна душа. Блистающие небеса раскрылись ему навстречу, и он, набирая скорость, устремился ввысь, туда, где вечный свет, вечный покой и вечное умиротворение.

Она все еще стояла на перроне, когда вдруг как-то внезапно и совершенно отчетливо поняла, что он не придет. Ей показалось, что на какой-то миг яркое лучистое солнце стало чуть тусклее, а теплый весенний ветерок, вдруг сменился холодным осенним порывом. Где-то далеко, заунывно-протяжный, возник звук сирены. Звук этот все нарастал, пока не перерос в невыносимый, наполненный страданием вой. Слушать его было невозможно.

– Ну, все пора, давайте прощаться, – и они с мужем, расцеловавшись со всеми провожающими, проследовали в свой вагон.

Кинув чемоданы на нижние полки, они сразу же вышли в коридор, и, обнявшись, стояли у окна, махая провожающим, до тех пор, пока сначала перрон, а затем и высокое здание вокзала не скрылись из виду за поворотом дороги.

В купе они оказались вдвоем. Разложив чемоданы, достав из них прежде еду, умывальные принадлежности и спортивные костюмы они решили сразу переодеться.

– Пойду, схожу, переоденусь, – сказала Александра, беря с собой пакет с одеждой и шлепками.

– Да ты чего, переодевайся тут. Нет же никого, – удивился Михаил.

– Мне еще носик припудрить надо, – мило улыбнувшись, ответила она, выходя из купе.

– Ну, давай быстрее. Придешь – будем есть, – Михаил закрыл за ней дверь и тоже начал переодеваться.

Александра вышла из купе и, пройдя по узкому, покачивающемуся коридору, зашла в туалет. Закрывшись и расположив пакет с вещами на полке под зеркалом, она достала из заднего кармана джинсов мобильный телефон и набрала почти уже забытый номер. Зачем она звонила? Что хотела сказать? Она и сама толком не знала. Может в последний раз хотела услышать знакомый голос? Трубку долго не брали. Она уже хотела завершить вызов, когда с того конца сквозь треск и помехи, вызванные, наверное, движением поезда донесся незнакомый мужской голос.

– Алло, вы кому звоните?

– Здравствуйте, – удивленно ответила она. – Позовите, пожалуйста, Андрея Владимировича.

– Извините, а кем вы ему приходитесь, – продолжал допытываться трескучий голос.

– Знакомая, – после некоторого замешательства ответила она.

На том конце возникла некоторая пауза, очевидно говоривший передавал кому-то полученную информацию. Наконец тот же голос каким-то извиняющимся тоном ответил.

– Понимаете, он умер. Сегодня в 16:50 его сбила машина на привокзальной площади. Наверное, спешил кого-то встречать или провожать… и вот, такое несчастье.

– Провожать, – машинально, как эхо ответила она.

– Что? – и после небольшой паузы, – Извините, до свидания, – на том конце повесили трубку.

Она стояла, закусив нижнюю губу и тихо подвывая. Ноздри ее раздувались, подбородок дрожал. Наконец, внутри нее словно что-то лопнуло, и она зарыдала в голос. Она плакала и не могла остановиться. И тут что-то нестерпимо горячее, жгучее тупо и сильно толкнуло ее в живот. Александра вскрикнула от мгновенной боли, и опустилась на корточки. Боль постепенно проходила, словно рассасываясь по всему телу. Александра медленно встала и повернулась к окну. Слезы катились по ее щекам, и падали вниз, впитываясь в махровую ткань футболки. Из коридора в дверь туалета настойчиво стучали, с требованием открыть дверь. Она ничего этого не слышала и невидящим взглядом глядела в окно, за которым проносились веселые зеленые поля, светлые перелески и молодые березовые рощицы. Поезд увозил ее все дальше и дальше, от ее горестей и бед навстречу новой, счастливой жизни.

Глава XVII. Искры над пеплом

Полная июньская луна, выглянув из прорехи в облаках, с любопытством заглянула в открытое окно старого одноэтажного дома, спрятавшегося между раскидистых яблонь, и ее голубоватый свет озарил комнату.

Саша, буквально утопая в пышной пуховой перине, лежала на высокой панцирной кровати с металлическими изголовьями, украшенными чугунными шишечками. Это была старая родительская кровать, выбрасывать которую отец категорически отказывался. Сам он сейчас спал на диване в кабинете, отдав свою спальню Саше с дочерью. Валерия посапывала тут же, на маленьком раскладном диванчике. Большой в комнате просто не умещался. Ее детское личико было спокойным и безмятежным, немного пухлые губы чуть приоткрыты, по лицу скользили голубые лунные блики. Колышущиеся от теплого ночного ветерка шторы бросали легкие подвижные тени, отчего все предметы в комнате казались живыми: стоящая на столе у окна ваза постоянно меняла свои очертания; тени от торчащих в ней цветов метались по стенам как огромные черные насекомые; телевизор в углу то прятался в густой тени, то вдруг вновь выскакивал на свет, поблескивая выпуклым стеклянным экраном; о чем-то своем урчал в кухне за стенкой холодильник. Вдруг совсем рядом проснулись старые настенные часы. Монотонное тиканье сменилось старческим кряхтением и шипением, поползла вниз чугунная гирька, затем внутри их утробы что-то хрустнуло, с громким стуком распахнулась деревянная дверка, и из нее появилась облезшая кукушка. Ку-Ку, прокуковала она два раза осипшим голосом, после чего поспешно юркнула обратно. Дверка с таким же звонким стуком захлопнулась, шипение прекратилось и опять наступила тишина, прерываемая лишь размеренными щелчками маятника.

– Два часа уже, – Саша пыталась заснуть, но не могла. Картины из сна до сих пор стояли перед ее глазами. Ей снилось, что они гуляли с Андреем Владимировичем по Праге, только во сне он не был ее начальником, а был мужем. И навстречу им попался Михаил, который во сне как раз и был начальником Саши. И Михаил очень сильно на них ругался, потому что они вместо того, чтобы работать пропали на весь день из офиса. Потом откуда-то взялась Валерия, и Михаил тоже на нее ругался, а потом их всех забрали в полицейский участок и там уже на них всех ругался толстый краснорожий полицейский. Потом она оказалась на скамье подсудимых, но уже одна, а Михаил выступал в роли обвинителя, а Андрей Владимирович пытался ее защищать. А судьей была маленькая Лера, которая каждый раз, перед тем, как передать кому-то слово, била молотком по лысине красномордого полицейского. Потом Сашу повели в камеру, но вместо камеры оказалась черная бездонная яма, в которую она и провалилась, переступив порог темницы. Этот навязчивый сон преследовал ее на протяжении нескольких лет с разными вариациями, правда в последнее время значительно реже. Неизменным всегда оставалось то, что в конце сна она проваливалась в черную яму и просыпалась вся в поту с раскрытыми от ужаса глазами, а иногда даже вскрикивала во сне, чем пугала спящую поблизости дочь.

А начался весь этот кошмар спустя примерно месяц, после того, как Саша с Михаилом приехали в Прагу. Новая страна, новые люди, новые впечатления. Сначала Саша даже не обратила внимание на задержку с проблемными днями, списав данный факт на волнения, связанные с переездом, но потом к задержке добавились и другие признаки, в частности резко поменявшиеся вкусовые пристрастия и острая реакция на некоторые продукты и запахи. Она боялась поверить в чудо, ведь столько лет они безуспешно ждали ребенка. Но все указывало на то, что Саша беременна. Не желая заранее волновать мужа, она решила сдать анализ, который и подтвердил ее предположение. Но реакция Миши на ее известие была для Саши полной неожиданностью. Сначала тот отмахивался, мол, не может такого быть, ты ошиблась, и все такое прочее. Саша было подумала, что и он боится спугнуть свалившееся на них счастье, но, когда она показала ему результаты анализов, он как-то сразу замкнулся и, не желая разговаривать, закрылся в своей комнате. Она несколько раз заходила к нему, но каждый раз натыкалась на глухую стену молчания. В конце концов она оставила его в покое.

Михаила прорвало через несколько дней. В тот день он явился с работы слегка подвыпивши, и когда она попыталась над ним как-то подтрунить по поводу его странного отношения к тому, что у них будет ребенок, устроил ей настоящий скандал. В мимолетном порыве он выдал ей, что у него вообще не может быть детей. Это выяснилось, когда он был женат первый раз, и жена не могла долго забеременеть. Потом у них все-таки родился ребенок, и он был счастлив. Но вскоре выяснилось, что он не является биологическим отцом. И вот теперь опять все повторилось.

– Да что же вы за твари такие? – вопрошал он, размазывая льющиеся по лицу слезы, – что же вы не можете жить без этого дела? Почему нужно обязательно все испортить?

Саша стояла с каменным лицом, наблюдая за его истерикой, – Так значит ты всегда знал, что у нас не будет детей?

– Знал, и что? Что бы это изменило?

– Знал и молчал? И когда посылал меня сдавать анализы? – продолжала между тем Саша, – и когда сам ходил и говорил, что у тебя все хорошо?

– Да, знал! – Михаил сорвался на крик, – а не сказал, потому что я тебя любил. Я боялся тебя потерять! Да, я боялся тебя потерять, а ты оказалась шлюхой. Такой же шлюхой как все вы! И твоя мать тоже, наверное, была шлюхой!

Александра молча развернулась и вышла из комнаты.

На следующий день она купила билет до Москвы. Пока она собирала чемоданы он не проронил ни слова. Лишь в самый последний момент, уже в дверях он попытался ее остановить, схватив за руку, – слушай, не пори горячку.

Она вопросительно на него взглянула. Михаил стоял какой-то затравленный, волосы не причесаны, взгляд исподлобья.

– Останься, я попробую тебя простить, – выдавил он через силу.

– Простить? Меня? – она выдернула руку и развернувшись устремилась вниз по лестнице. В ее глазах стояли слезы, но она не хотела, чтобы он видел ее слабость.

Потом от него были письма. В первом он просил Сашу за все его простить, просил вернуться, говорил, что будет считать ребенка своим и обещал никогда не вспоминать этот случай. Саша ничего ему не ответила. Во втором он опять обзывал ее всяческими словами, говорил, что еще раз сдал анализы, и они показали, что он ни при каких обстоятельствах не мог быть отцом ребенка. Потом были еще два письма, но она не читая выбросила их в печку. Все это время папа всегда был рядом с ней, помогал в каких-то мелочах по дому, вздыхал, кряхтел, но ни разу не задал ей ни одного вопроса, за что она ему была бесконечно благодарна.

Потом родилась Лера. Она была копией Саши. Такие же большие голубые глаза, вздернутый тонкий носик и ямочки на щечках. Через какое-то время, когда боль немного отпустила, Саша написала Михаилу письмо, вложив в него Лерину фотографию и небольшой клочок ее светлых волос. А еще через два месяца, вернувшись домой с работы и зайдя в зал, она застала в комнате Михаила, сидящего с отцом за обеденным столом, заваленном заграничными угощениями. Вся комната была полна разбросанными тут и там подарочными коробками, разноцветными пакетами, игрушками и цветами. Михаил рванулся к ней, едва Саша переступила порог комнаты. Та лишь молча убрала лицо, и Михаил неловко ткнулся ей в щеку влажными губами. Он всячески выказывал желание помириться, лепетал какую-то чушь про дураков – докторов, про какую-то фатальную ошибку, про то, как он любит Леру, но Саша его не слушала. Уже потом из его бессвязных объяснений она все-таки выяснила, что он сдал посланные ему Лерины волосы на анализ ДНК и этот анализ показал, что он с какой-то фантастической вероятностью 99. 99 процентов является отцом ребенка.

– Анализ значит показал? – переспросила, начинающая закипать, Саша.

– Я-то думала, сердце подсказало.

Михаил молча насупился.

Саша немного подождала, не начнет ли он оправдываться, но Михаил по-прежнему молчал, опустив голову и не смея поднять глаза на Сашу.

– Слушай, а не пошел бы ты со своими анализами? Саша вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Отец, сидевший за столом, только крякнул.

В общем не сложилось у них в тот раз. И еще один раз тоже не сложилось. Но в тот раз он уже не оправдывался и не о чем не просил, ограничившись одними подарками для нее и для дочери. Потом как-то очень уж тихо и незаметно они развелись. Она при этом даже ничего не испытала. Да и вправду, чувства давно остыли, возвращаться и ворошить старое уже не хотелось. Был муж, и нет мужа. Ну что ж, бывает.

Зато Андрея Владимировича она вспоминала часто. В основном, когда читала маленькой дочурке скопированные когда-то из зеленой тетради стихи.

Особенно нравилось Лере стихотворение про мишку. Она с удовольствием его слушала вместе со своим плюшевым другом и внимательно рассматривала два рисунка: один, нарисованный каким-то маленьким мальчиком, про которого мама рассказывала массу забавных историй, а другой мама нарисовала сама, когда еще Леры не было на свете. Мамин мишка был совсем как настоящий, и Лера часто пыталась повторить ее рисунок, усадив перед собой на стол своего мишку. Только ее рисунки выходили не очень хорошими. И даже если сначала какой-то из медведей ей нравился, то спустя пару недель она начинала находить в нем какие-то недостатки, так что в конечном итоге все рисунки оказывались в мусорном ведре.

Вот и сейчас, вспоминая свой сон, Саша думала об Андрее Владимировиче. Нет, она не жалела о своем поступке. Да в тот момент она и не могла поступить иначе. Правда сейчас, спустя столько лет, она не могла себе объяснить, почему она это сделала так спонтанно, почему постаралась разом оборвать все связывающие их нити? Почему нельзя было подождать или объясниться? Нет, она не хотела вернуть прошедшие годы, ей просто было интересно, что бы у них могло быть, сложись все иначе. Если бы, например, он не был женат. Как бы развивались их отношения? И когда она об этом думала, ей становилось грустно. Грустно от того, что было так хорошо, от того, что уже все прошло и ничто уже не может повториться. Как будто она сидела у потухшего костра, еще излучающего остатки тепла, но дрова в котором все прогорели и нет уже пищи для пламени. И эти остатки тепла напоминали ей о когда-то горячих чувствах, и она грелась в этих воспоминаниях, купалась в них, и глядя на прогоревший пепел помнила о всепожирающем пламени, которое когда-то было самой сутью этого костра, сутью ее души.

Незаметно для себя она опять уснула. И снилась ей такая же теплая ночь, и сидит она на берегу речки около горящего костра и сквозь огонь смотрит на Андрея Владимировича. И пламя костра отражается в его глазах. А он молчит и смотрит на нее. Вот так бы сидеть и смотреть друг на друга. Саша подняла с земли тонкую веточку, Андрей Владимирович предостерегающе поднял палец, но Саша не обратила на это внимания. Она пошевелила веточкой в костре и вдруг тот взорвался сверкающим снопом искр, обжегшим лицо и руки. Едкий удушливый дым заволок комнату. Почему комнату? Ведь она на берегу реки. Или все-таки в комнате?

Саша открыла в глаза. По полу растекались едкие клубы сизого дыма. На чердаке трещали пожираемые огнем балки. С потолка редким дождем сыпались оранжевые искры. Саша заметалась по комнате, затем взяв себя в руки разбудила дочь. Накрыв ее одеялом приказала, – сиди тут. С кровати никуда. Отец! Саша рванула ручку двери. Коридор утопал в дыму. Ворвавшись в комнату отца, она застала его спящим.

– Папа, вставай!

– Саша? Ты что? – и тут же все поняв он бросился к шкафу за документами.

– Папа, быстрее!

– Сейчас, сейчас, – он все никак не мог найти так нужную сейчас коробку, – да где же ты запропастилась?! Ты давай пока Леру выводи, я быстро, – бросил он нервно переминавшейся с ноги на ногу Саше. Та опрометью бросилась назад в спальню.

В коридоре она заметила, что входную дверь лижут язычки пламени. Они пока маленькими лепестками пробивались по низу двери, карабкались по доскам вверх, срывались и снова возникали на том же месте, жадно вгрызаясь в сухое дерево. На секунду Саша остановилась.

– Через окно, – крикнул ей вслед отец.

Огненный дождь в спальне теперь шел гораздо чаще. Казалось весь воздух был пронизан светящимися светлячками. Вот один, особенно большой приземлился на кружевную салфетку под вазой и сразу расправил огненные крылышки. Схватив вазу Саша выплеснула воду на салфетку и сбросила ее на пол.

– Давай сюда, – подхватив Леру вместе с одеялом под мышки, Саша поставила ее на стоящий возле открытого окна обеденный стол, – Лезь в окно.

Лера сперва сделала шаг, но тут же остановилась, – я боюсь там высоко.

В комнату вбежал кашляющий отец. В руках у него была большая коробка с документами, лицо обмотано какой-то тряпкой.

– Папа, помоги Лерке.

Отец вскарабкался на стол, держа в одной руке коробку, другой попробовал взять внучку. Та только расплакалась.

– Нет, так не пойдет, – Саша выхватила из рук отца коробку и как можно дальше постаралась выбросить ее из окна, при этом часть документов разлетелась по сторонам, но это уже никого не волновало. – Папа, давай лезь первым, я потом тебе Леру подам.

Между тем огненный дождь перешел в ливень. Искры сыпались с потолка сплошным потоком. Сначала задымилась, а потом вдруг ярким пламенем вспыхнула пуховая подушка. Воздух сразу наполнился запахом горящих перьев.

– Папа, давай быстрей!

Владимир Викторович наконец пролез мимо внучки в оконный проем и спрыгнул в сад.

– Давай, – в окне появились его вытянутые вверх руки.

– Дочурка, не бойся, прыгай, дедушка поймает.

Лера оглянулась на мать, та легонько подтолкнула ее к окну, – давай!

– А ты?

– А потом я, – дышать становилось все труднее.

Лера протиснулась в открытое окно, а потом с криком, «деда, лови», спрыгнула вниз.

Саша вскарабкалась на стол и в это время в коридоре рухнула потолочная балка. Пол вздрогнул и накренился. Стол на несколько сантиметров отъехал от окна и тут у него подломилась одна из ножек. Саша кубарем скатилась на пол, поднялась, с трудом отпихнула в сторону покосившийся стол и пробралась к окну. Она оперлась руками о подоконник и тут у нее перехватило дыхание. Казалось, вот оно окно, но сил взобраться на подоконник уже не было.

Жар был нестерпимым. Владимир Викторович с Лерой на руках старался держаться поближе к дому, но мощная огненная волна заставляла его шаг за шагом отходить от деревянных стен в сад.

– Дочка! – кричал он что было сил, стараясь перекрыть гул пламени и треск рассыпающихся досок.

– Мама, – навзрыд рыдала, бьющаяся у него на руках Лера.

Наконец в проеме показалась Саша. Она подошла к окну и на секунду застыла.

– Мама, давай скорей!

– СашА-А! – взвыл во весь голос Владимир Викторович.

Он понимал, что там, где сейчас находится Саша очень жарко. Даже слишком, для того, чтобы выжить.

И все же на секунду ему показалось, что она выберется, что она сможет. Вот еще немного, еще чуть-чуть и она взберется на подоконник. Вот она качнулась вперед.

– ДочкА-А!

И в тот же момент ее волосы вспыхнули, и она упала спиной назад внутрь комнаты.

Следом с громким хрустом рухнула балка, и взвившееся пламя тугим крутящимся клубком вырвалось из открытого окна.

– МамА-А!

Жар. Нестерпимая боль. Чернота. А потом Саша почувствовала себя искрой. Такой маленькой, такой беспомощной, но очень, очень горячей. Она открыла глаза и обнаружила, что она и впрямь стала искрой. И рядом с ней в сплошной черноте кружились десятки, сотни, тысячи искр. Одни были почти остывшими, почти пеплом. Эти черными хлопьями плавно опускались вниз, Другие слабо светились в темноте, переливаясь то пурпурными, то красными всполохами. Таких было большинство. Они кружили вокруг в смятенье огромным клубящимся облаком не желая опускаться вниз и не в силах подняться вверх. Третьи, оранжевые и желтые весело всплывали нечастым, но ярким роем вверх, но и эти остались где-то внизу, когда одна, почти белая черточка пронзила тьму. Она вознеслась стремительно, оставив далеко внизу своих менее горячих подружек и растворилась в черном бархате ночи.

– Мама!

Глава XVIII. Первая встреча

Облокотившись прямыми руками о низкий подоконник, и чуть подавшись вперед, он смотрит через плачущее стекло на улицу. За окном сереющий вечер, унылый дождь и молочный туман. Все размыто, все зыбко, цветов нет. Редкие прохожие, обходя лужи, спешат по своим делам, изредка уворачиваясь от проезжающих мимо автомобилей. Сверху он может видеть только шапки зонтов, которые в разных направлениях двигаются по асфальтовому тротуару, иногда сталкиваясь, иногда огибая друг друга. Но он этого не видит. Его глаза широко раскрыты, но он где-то далеко отсюда, в своих воспоминаниях. Кажется тогда тоже шел дождь.

Роскошный серебристый AUDI вывалился из общего автомобильного потока на примыкающую дорогу, и, взметая тучи брызг проехал вдоль зеленой липовой аллеи, в конце которой остановился возле небольшого отдельно стоящего цветочного магазина. Юрий Андреевич легко выскочил из-за руля, мгновенно ощутив на себе после искусственной автомобильной прохлады изнуряющую духоту июньского дня. Внезапно начавшийся дождь залил дорогу теплыми мутными лужами и также быстро закончился, не принеся прохлады. Лишь отдельные крупные капли, срываясь с веток деревьев, с чавкающим звуком падали на плечи, оставляя на светлой рубашке влажные круги. Прихватив с заднего сиденья небольшой кожаный портфель, быстрой походкой Юрий Андреевич направился ко входу в магазин. Автомобиль прерывисто икнул ему вслед включившейся сигнализацией и весело подмигнул фарами. Войдя с яркого света улицы в просторное помещение, Юрий Андреевич огляделся. Торговый зал был почти квадратным, площадью около пятидесяти квадратных метров. Вдоль боковых стен магазина тянулись доходящие до потолка стеклянные перегородки, за которыми, освещаемые мощными лампами, стояли многочисленные вазы с цветами. В самом магазине цвет был приглушен и царила та же приятная прохлада, что и в автомобиле. На звук дверного колокольчика из-за стоящего напротив двери высокого широкого стола, служившего одновременно прилавком, показалась довольно симпатичная женская головка в обрамлении волнистых светлых волос.

– Добрый день, чем могу помочь? –приветливо осведомилось юное стройное создание, по пояс показавшись из-за прилавка.

– Добрый день. Да я, собственно, за цветами.

Ловко обогнув прилавок, девушка направилась к Юрию. Ее короткое голубое платье было в цвет больших, обрамленных черными ресницами, глаз. Приветливая улыбка открывала ровные белые зубы, Тонкая шея была украшена небольшим сине-сиреневым камнем в тонком серебряном обрамлении на серебряной же цепочке. На груди девушки поблескивала табличка из светлого металла с черными, выгравированными буквами: «Валерия – продавец-консультант».

– Кому букет? Это цветы к определенному празднику, или просто приятный сюрприз дорогому Вам человеку? Простите, как я могу к Вам обращаться?

– Юрий Андреевич, то есть просто Юрий. Цветы маме на день рождения.

– Сколько маме лет? Юрий, поймите, я это спрашиваю не из любопытства.

– Шестьдесят.

– Понятно. Круглая дата. Поздравляю.

– Спасибо.

– Какие цветы предпочитает ваша мама?

Юрий непроизвольно пожал плечами, – Кажется розы.

– Кажется, или точно розы? – Девушка остановилась, уже взявшись за ручку, но так и не открыв стеклянную дверь одной из перегородок.

– Точно… кажется, – с уверенностью, переходящей в сомнение ответил Юрий.

– Просто многие мужчины думают, что все женщины любят розы, но это отнюдь не так.

– Да вы что? – улыбнулся Юрий.

– Между прочим, вы зря иронизируете, – совершенно серьезно продолжала Валерия, – некоторые вообще цветов не любят.

– Да ладно, – на сей раз по-настоящему удивился Юрий.

– Нет, это конечно редко, но бывает и так.

– И что же тогда делать?

– Ну, можно ведь знаки внимания и без цветов оказывать.

– Это в смысле билеты в кино и праздничный ужин?

– Можно и так, – легко согласилась Валерия, а можно и по-другому.

– Золото, брильянты?

– Нет, я в смысле, что можно букет и не из цветов сделать.

– А из чего? Из овощей?

– Если захотите, можете у нас и из овощей букет заказать, только, я думаю, в данном случае он не подойдет. А вообще мы делаем букеты из чего угодно. Главное, чтобы вы знали, чем человек увлекается, а мы постараемся вам помочь с выбором.

– И из чего же вы делаете? – заинтересовался Юрий.

– Можем из карандашей, кисточек и красок, если, скажем, мама у вас рисовать любит. А можем из спиц, цветных ниток и шерстяных клубочков, если она вышивает, или вяжет.

– Интересно.

– А еще мы сладкие букеты делаем, или из мягких игрушек. Вариантов очень много.

– Ну а мне, что посоветуете?

– А чем у вас мама увлекается?

– Путешествовать очень любит. Она практически всю Европу объехала. У меня весь холодильник в ее магнитиках.

– Прекрасно Можем из них букет и сделать.

– Из магнитиков? – усомнился Юрий.

– Не из одних магнитиков, конечно. Но можно сделать соответствующий букет, и в него несколько штук вставить. И открытку вложить с пожеланием новых путешествий. А еще лучше, конечно, конвертик с путевкой в ту страну, где она не была с добрыми словами и просьбой привезти очередной магнитик в вашу коллекцию. Ей будет приятно.

Юрий так и застыл на месте.

– Что-то не так? –поинтересовалась продавец-консультант.

– Это гениально! – Юрий повернулся к выходу.

– Юрий, простите, – попыталась остановить его Валерия, – Вы букет будете заказывать?

– Ах да, – молодой человек опять крутанулся на каблуках.

– Валерия. Можно вас так называть?

– Конечно.

– Валерия, Вы до скольки работаете?

– Я, или магазин?

– Магазин, конечно.

– Магазин до двадцати часов.

– Спасибо, – Юрий опять сделал движение, чтобы развернуться.

– Но, с обеда меня сменит другой консультант, – вслед ему бросила Лера.

Юрий уже в повороте довернул на 360 градусов и опять оказался лицом к лицу с девушкой.

– Нет, так не пойдет. Мне нужны именно Вы, – Юрий сделал умоляющее лицо.

– Поверьте, у нас все консультанты в высшей степени профессиональны.

– Валерия, я Вас очень прошу. Я буду вам очень признателен, если вы задержитесь, и сами сделаете букет.

– Да я сделаю, конечно, если вы не будете все время убегать, а немного подождете. И тогда мне совсем не придется задерживаться.

– А как же магнитики? А как же путевка? Надо же все успеть оформить за сегодня.

– Вы это серьезно?

– Более, чем.

– К скольки вы планируете управиться?

– Думаю, что часам к четырем вернусь.

– Ну, тогда я тоже буду в магазине в шестнадцать часов.

– Отлично. Договорились.

За пятнадцать минут до обозначенного времени Юрий уже был в магазине. На этот раз за прилавком была другая девушка. Черные, прямые, схваченные на макушке широкой резинкой, волосы, широким хвостом спускающиеся по плечу почти до пояса. Такие же черные глаза. Небольшой, правильной формы нос и безупречные ярко-красные губы. Она была полной противоположностью Валерии.

Одета она была в черное, почти доходящее до колен, обтягивающие платье, с таким же металлическим бейджиком на груди, как и у Валерии, на котором черными буквами было выгравировано: «Инга – продавец-консультант».

– Добрый день, – подняла девушка голову на вошедшего Юрия, продолжая возиться с плюшевым мишкой.

– Добрый, – подтвердил Юрий.

Подойдя поближе он с удивлением обнаружил, что мишка этот не плюшевый, а целиком состоит из небольших белых цветов, названия которых Юрий не знал, а в лапах у мишки в обрамлении еще более мелких цветочков было большое сердце из алых роз, которое Инга сейчас украшала каким-то крупным экзотическим цветком.

– Нравится? – ловя взгляд покупателя, поинтересовалась девушка.

– Признаться, первый раз такое вижу.

– Такие мы только на заказ делаем.

– Если бы сам не увидел, ни за что бы не поверил.

– А вы посмотрите наш каталог, – улыбнулась девушка, указывая на толстый фолиант, лежащий на стеклянном журнальном столике – еще и не такое увидите.

Юрий неторопливо присел к столу. И вправду, таких букетов он еще не видел. Помимо традиционных цветочных букетов тут были букеты и с цветными карандашами и красками, про которые уже упоминала Валерия, и сладкие букеты из конфет и печенья; был букет из бабочек, правда Юрий не разобрался, из настоящих, или вырезанных из бумаги. Были даже букеты из пуговиц и из вязаных цветов. Вслед за ними шли букеты из маленьких плюшевых игрушек и елочных украшений. Традиционные цветочные букеты тоже поражали своим разнообразием. Были тут и мишки, и зайчики, и котята; были букеты в виде зонтиков, сумочек и туфелек; а были, сделанные из яблок, колосков и сосновых шишек. Особенно Юрия поразил один букет в виде сказочной жар-птицы. Он был такой огромный, что Юрий не представлял, как его вообще можно просто куда-то донести.

– Это мы для одной свадьбы делали, на стол молодоженам – пояснила Инга.

Юрий так увлекся просмотром, что не заметил, как стрелки на часах приблизились к 16:00.

– Извините, а Валерия сегодня еще будет? – обратился он к девушке – продавцу, которая уже убирала только что сделанный букет-мишку в стеклянный шкаф.

– Вы с Валерией Михайловной договаривались? – осведомилась та, подняв голову.

– Да

– Значит будет. Валерия Михайловна у нас очень пунктуальная.

– А почему вы ее Валерией Михайловной называете? Она же ваша ровесница, или у вас тут так принято по имени отчеству?

– Ну так она же хозяйка.

– Хозяйка? – удивился Андрей Владимирович.

Он еще хотел задать пару вопросов, но не успел. Раздался мелодичный звон колокольчика и в торговый зал голубой молнией влетела Валерия.

– Извините, задержалась, – бросила она с порога, – страшные пробки.

– Да нет, это я раньше пришел, – возразил Юрий.

– Знакомитесь с нашей коллекцией? – указала Валерия на открытый альбом.

– Да, немного посмотрел, – Юрий закрыл книгу и поднялся навстречу хозяйке.

– Ну, что, приступим? – Валерия прошла за рабочий стол. – Выкладывайте, что там у вас есть. Я тут тоже кое-что прикупила, – она вывалила на стол три или четыре человечка в традиционных костюмах разных стран, набор открыток и пару мотков тесьмы с народными узорами.

– Вот, – Юрий выложил на стол принесенные магнитики и конверт с путевкой.

– Конверт мы другой сделаем, – заявила Валерия, – Инга нам поможет. Инга, поможешь нам?

– Конечно помогу, – откликнулась Инга, подходя к столу.

Глава XIX. Мама

На минуту его что-то отвлекло в глубине комнаты. Не звук, не движение, просто что-то внезапно корябнуло по душе. Он обернулся, но в сгущающихся сумерках сумел различить лишь журнальный столик с двумя массивными креслами по обеим сторонам.

– Наверное, это от воспоминаний. – Он опять повернулся к окну и окунулся в свои мысли.

– Что-то еще важное случилось в тот вечер? – Он никак не мог вспомнить.

– Ах, да. Я же поехал к маме.

Автоматические ворота распахнулись, и серебристый автомобиль с тихим хрустом въехал на утрамбованную гравийную дорожку, ведущую мимо крытого бассейна к светлому двухэтажному коттеджу, расположившемуся в глубине участка. Выставив перед собой букет Юрий поднялся по невысокому крыльцу и позвонил в дверной звонок. Спустя некоторое время он услышал щелчок открываемого замка и дверь перед ним распахнулась.

– Ну, сына, заходи, – посторонившись, Екатерина Сергеевна впустила Юрия в просторный холл.

Перед ним стояла стройная, не сказать, что юная, но и назвать ее пожилой, язык бы не повернулся, женщина. Темные волосы аккуратно уложены в короткую стильную прическу, на лице безупречный макияж, ногти украшены маникюром. Совсем короткий рукав желтого платья открывает ровную загорелую кожу рук.

– Мамуля, привет, с Днем Рождения! – Юрий наклонился и расцеловал ее в обе щеки. – Это тебе, – протянул он яркий букет.

– О, красота какая, – восхитилась Екатерина Сергеевна, – где же такие делают?

– Да, практически, собственными руками смастерил, – похвалился Юрий.

– Хвастун, – осадила его мать, – тебе, чтобы такой сделать руки нужно другие вставить.

– Что сразу руки-то? – обиделся Юрий, – я правда помогал его делать.

– Ну все, обиделся, – констатировала Екатерина Сергеевна, потрепав сына по голове, – Нет, букет мне действительно очень понравился. Давай, не стой в дверях, проходи, – и она подтолкнула Юрия в комнату.

class="book">Букет и вправду был хорош. Цветы были собраны так плотно, что представляли собой единый, сверкающий яркими красками, разноцветный ковер, на котором стояли несколько человечков в национальных нарядах разных стран. Возле каждого человечка возвышался закрепленный на специальной палочке магнитик с изображением соответствующей страны или города. Весь букет был плотно обхвачен широкими зелеными листьями. В сужающейся к ручке части он был обернут вырезанными из открыток, и затем склеенными между собой видами с европейскими достопримечательностями. Причем по верхнему краю шпили замков, Биг-Бен, мосты, Пизанская и Эйфелева башни были вырезаны по контуру, так что казалось, что букет завернут в большую цветную снежинку. По нижнему краю эта импровизированная снежинка была туго обмотана узорной тесьмой, к которой был прикреплен большой конверт из плотной оберточной бумаги, с почтовой маркой, изображающей альпийский луг на фоне гор, и с налепленной по центру настоящей сургучной печатью.

– А что в конверте?

– Попробуй догадаться по букету.

– Неужели то, что я думаю? Даже жалко портить такую красоту.

– Можешь пока не рвать, – успокоил ее сын, – я тебе и так скажу. Мамуля, я поздравляю тебя с твоим днем и рад подарить тебе поездку в Швейцарию на десять дней на двух человек. Не переживай, это будет в августе, так что еще время есть. Выбирай, с кем поедешь. Сразу говорю, что я с тобой поехать не смогу.

– А можно я тогда тетю Люду приглашу?

– Конечно можно. Это же твой подарок, можешь кого хочешь приглашать.

Юра с мамой вошли в светлую, совмещенную с кухней гостиную. Вообще весь дом был очень светлым. Светлые стены, светлые полы, французские, во всю ширину комнаты, окна. Казалось весь дом был пронизан светом. Вот и сейчас заходящее солнце золотило белые с высокими спинками стулья, вспыхивало цветными бликами на столовых приборах, играло солнечными зайчиками по пушистому, цвета слоновой кости, ковру.

Мама купила этот дом уже после смерти папы. Не могла оставаться одна в пустой четырехкомнатной квартире. Юрке тогда было десять лет. Он очень переживал смерть отца. Она казалась ему такой нелепой, такой нереальной. В те годы он вообще не думал о смерти. Он просто жил себе, радовался жизни, и собирался жить вечно, и думал, что и его родители тоже будут жить вечно. Он помнил, как уже спустя много месяцев после смерти папы увидел на улице впереди себя идущего человека. И все в этом человеке, и одежда, и прическа, и походка были похожи на его отца. И Юрка очень долго шел за ним по улице, боясь приблизиться и ненароком разрушить это мимолетное наваждение. Он прекрасно понимал, что папы нет, но иллюзия была настолько реальной, что малыш шел следом целый квартал, глотая слезы и тихо подвывая, так, чтобы не заметили случайные прохожие: «Папа, папочка, обернись, посмотри на меня».

Маме тоже было очень трудно. Она была ко всему равнодушна, ничего не хотела делать, ходила в каком-то полусне. И даже события, которые казалось-бы должны были ее радовать, например, хорошие Юркины оценки, вызывали в ней новую волну слез: «Жалко папа не видит, какой у него сын». Из депрессии ее буквально вытащили сослуживцы мужа. Мало того, что фирма взяла на себя все расходы, связанные с похоронами, но, что еще более важно, Антон и Юля постоянно их навещали, брали с собой на дачу, приглашали на корпоративные мероприятия. Екатерина Сергеевна сначала отказывалась, но Антон был непреклонен:

– Екатерина Сергеевна, поймите, это же ваша компания. Все люди, которые в ней работают они зависят от Вас. Андрея Владимировича, к сожалению, нет. Мы с Юлей пока справляемся, но это не может быть вечно, нам нужен настоящий директор.

– Да какой же из меня директор? –удивлялась Катя, я же учитель начальных классов. Я же ничего в этом не понимаю, кто же меня слушать-то будет?

– Это даже хорошо, что Вы учитель. Вон каких шалопаев на верный путь наставляли, нам же Андрей Владимирович все про вас рассказывал, – Антон вздохнул, – а опыт, что? Опыт дело наживное. Где сами подучитесь, где мы с Юлей поможем. И слушаться Вас все будут. Пусть только попробуют ослушаться, Юля их быстро на место поставит.

– Юля, поставишь?

– Вот они у меня где будут, – Юля сжала кулак и рассмеялась.

Такие уговоры шли не день и не два, и даже не месяц. Но в конце концов Антону и Юле удалось вселить в Катю мысль, что она не вправе снимать с себя ответственность за всех людей, работающих в компании, что именно она должна продолжить дело мужа и встать во главе коллектива. Короче, в свои почти сорок лет Екатерина Сергеевна круто поменяла жизнь.

Поначалу было действительно очень трудно. Трудно не физически, не материально, а морально. Катя ощущала себя настолько некомпетентной, что ей было стыдно, когда к ней обращались с конкретным вопросом, а она не могла ничего толком ответить. Опять помогли Антон и Юля. Да и сама Катя старалась вникнуть во все тонкости производства. Привыкнув во всем доходить до мелочей, она и здесь пыталась до всего дойти сама. Читала специальную литературу по рекламе и по управлению, благо в кабинете мужа скопилась целая профильная библиотечка. Где не получалось, или не понимала, не стеснялась спрашивать своих более знающих товарищей. И постепенно, постепенно, она освоилась. Ей даже начала нравиться эта постоянно напряженная атмосфера: выматывающая, на пределе возможностей, работа над крупными проектами, мозговые штурмы, оперативные совещания, ответственность за принятые решения.

Пусть она не бросалась как Андрей с головой в новые проекты, зато с завидной педантичностью она шлифовала буквально все процессы в компании. Методично расширяла и модернизировала производство, обучала персонал, внедряла новые виды продукции. Так, без революций и потрясений, но с упорством и настойчивостью, она выводила компанию на новые рубежи. Одновременно росло и материальное благосостояние. Подвернулась возможность, и она приобрела недостроенный коттедж. Совсем недалеко от города, с приличным участком, рядом с лесом и огромным прудом. Она перестроила его по своему вкусу и постепенно довела до идеального состояния. Тут было все, начиная от автоматических ворот, кончая умными бытовыми приборами.

Юрий с десяти лет тоже большую часть свободного времени проводил рядом с матерью в компании. Сотрудники помогали делать ему уроки, подкармливали всякими вкусняшками, разрешали работать за компьютером, выполнять какую-то пока нетрудную, но нужную для компании работу. К окончанию школы он знал уже значительно больше своих сверстников, да, сказать честно, и некоторых сотрудников, и не сомневался, какую специальность ему избрать. Окончив университет с красным дипломом, он вернулся на родное предприятие и сразу возглавил одно из направлений, ни дав никому даже единого повода усомниться в своей компетентности. Примерно в то же время он переехал от мамы в их старую четырехкомнатную квартиру, где обустроил все по своему вкусу.

Сейчас он уже был исполнительным главой всего холдинга. Мама постепенно отошла от дел, хотя и оставалась президентом компании. Два – три раза в неделю она считала своим долгом быть на рабочем месте. Как всегда, она была в курсе всех дел, и все держала под контролем.

Сегодня, в честь своего юбилея, она решила остаться дома. Уж больно не любила официальных чествований. Да и семейный ужин на двух персон она хотела приготовить сыну своими руками. А на субботу уже был снят банкетный зал. Куда же без официоза. Она все-таки являлась президентом довольно крупного холдинга.

– Сынуля, ты не знаешь, а банкетный зал они могут украсить? –Екатерина Сергеевна на минуту отвлеклась от средиземноморского салата.

– Кто? – не понял Юрий.

– Ну ладно, в самом деле. Ну не сам же ты действительно этот букет делал.

– Думаю могут, – Юрий вспомнил огромную свадебную жар-птицу.

– Поговоришь с ними?

– Да конечно, мам. О чем разговор.

– Нужно к субботе.

– Мамуля, я все помню. Когда, где и во сколько.

…

– Ночевать останешься?

– Прости, не сегодня.

…

– Ну все, до свидания. Дай поцелую в щечку. Не забывай мать.

– Давай, мамуля, пока. До субботы еще увидимся.

…

Входные ворота вновь распахнулись, и автомобиль, прорезав светом фар ночной сумрак, медленно выехал на асфальт загородной дороги. Последний раз мелькнули задние габариты и ворота плавно закрылись.

Вот так и получилось, что подаренный матери букет породил целую череду событий и случайностей, которые в конечном итоге определили всю его дальнейшую жизнь.

Глава XX. События

На следующее утро Юрий был у цветочного магазина уже минут за десять до его открытия. Осторожно потянув дверь, он убедился, что магазин пока не работает, хотя свет внутри горел. После минутного колебания он все же решил постучать. Из глубины зала появилась Инга и, узнав вчерашнего гостя, улыбнулась. Юрий помахал ей руками.

– Доброе утро, я вот с утра пораньше опять к вам. Пустите?

– Доброе утро, – улыбнулась Инга, приоткрыв входную дверь, – мы вообще-то еще не открылись, – она явно сомневалась, пускать ли вчерашнего знакомого.

– Да вы не бойтесь, я на минутку, – продолжал упрашивать Юрий, одновременно мягко потягивая на себя дверь, – мне бы только телефончик Валерии.

– Мы личные телефоны сотрудников клиентам не даем, – Инга продолжала удерживать дверь.

– А когда она сама будет? – Не сдавался настойчивый посетитель.

– К 12:00.

– Нет, это поздно. Тогда может сами ей позвоните? – Юрий прекратил бесплодные попытки перетянуть дверь.

– А что ей передать?

– Давайте так: вы ей позвоните, а я с ней сам переговорю. Можно?

– Хорошо. Проходите, – Инга впустила раннего посетителя в магазин и опять закрыла за ним дверь на щеколду.

Пожалуй, именно вторая встреча, вернее, целая череда встреч, в процессе подготовки к маминому юбилею, так их сблизила. Сблизила пока в рабочих отношениях. Но, все-таки, уже в отношениях. Лера очень быстро поняла, какую выгоду ей сулит участие в данном мероприятии. На банкет будут приглашены владельцы практически всех ведущих рекламных агентств города, много предпринимателей, чьи фамилии были у всех на слуху, руководители городских служб. Лучшей рекламы своей продукции, да еще и за деньги заказчика, пожалуй, трудно было придумать. Поэтому Лера приложила все свои способности и привлекла все возможности для того, чтобы ее продукцию не просто заметили, но и достойно оценили. В свою очередь Юрий тоже понимал, что данное направление может стать еще одной гранью его бизнеса. До сих пор никто в городе не занимался комплексно организацией массовых мероприятий. Нет, были, конечно, в городе, и ведущие, и ди-джеи. Были агентства, занимающиеся художественным светом, были компании, бравшие на себя функции декора помещений. Но так, чтобы все в одном месте, да еще по приемлемым ценам, да с индивидуальным подходом, такого в их городе пока не было.

Изначально взяв на себя перед мамой лишь обязательства по поиску компании для украшения зала, Юрий, движимый идеями Валерии, завязал все мероприятия по подготовке банкета на себя и за три оставшихся дня перекроил и бюджет, и поставщиков, и сценарий. Ни она мелочь не ускользала от его взгляда, ничто не могло быть согласовано и утверждено без его непосредственного одобрения. Полученный результат превзошел все ожидания. Юбилей удался на славу. Украшение зала поражало своей изысканностью и гармоничностью. Портьеры на окнах сочетались со скатертями на столах, те, в свою очередь, с покрывалами на стульях. Живые цветы, расставленные в высоких вазонах, казалось отражались в украшенном также живыми цветами потолке, гармонировали с маленькими бутоньерками на груди ведущих, с праздничным тортом и даже с оформлением блюд. Театральный свет только подчеркивал все это великолепие, а довершали картину безукоризненные ведущие и прекрасный звук. Успех был полным и оглушительным. Довольны были и гости, и организаторы, и, конечно, сама виновница торжества. У Леры, которую Юрий Андреевич представил как главную устроительницу праздника, закончились все визитки, а комплименты на нее сыпались как из рога изобилия.

Но для Юрия Андреевича не это было главным. Главное случилось на следующий день, когда он пригласил Валерию отметить их совместный успех, а заодно расслабиться после напряженных дней подготовки к празднику. Признаться, он давно жаждал поговорить с ней наедине и не по работе. И конечно он подготовился к этому событию, Он заранее предупредил Валерию, чтобы она выделила для него целый день. И она согласилась.

Забрал он ее из дома ранним утром. Она даже не успела позавтракать, впрочем, он заранее ее об этом предупредил, чтобы она ничего не ела с утра.

– А почему так рано, и почему есть нельзя? Вы меня, случайно, не анализы сдавать везете? – поинтересовалась она у него, когда он звонил ей накануне вечером по телефону.

– Нет, не анализы, – рассмеялся он в ответ. – Но определенный дресс-код нужно будет соблюсти, и кое-какие вещи с собой взять. А позавтракаем в другом месте.

Сначала автомобиль привез их на турбазу, где под сенью сосен на просторной веранде небольшого рубленого домика их уже ожидали два официанта. Накрытый белоснежной скатертью столик располагался рядом с перилами, огораживающими по периметру невысокую веранду. Юрий пододвинул Валерии белый деревянный стул с плетеными сиденьем и спинкой. Валерия, кивнув, присела и прислушалась. Никакого городского шума, только пение птиц, да шум ветра в кронах могучих сосен, да лишь иногда поскрипывала под шагами официантов посыпанная мелким красно-коричневым гравием дорожка. Иногда легкие порывы ветра роняли на белую скатерть желтые хвоинки, что не раздражало, а наоборот создавало дополнительное ощущение единения с природой. Все здесь настраивало на расслабление и медитацию. Валерия даже сначала не хотела завтракать, но Юрий настоял, чтобы она плотно поела, т. к. до обеда еще далеко (и по времени и по месту), так что им предстоит проделать немалый путь, чтобы туда добраться.

Позавтракав, они, по узкой тропинке, извивающейся тонкой ленточкой между срубовых домиков, прошли к конюшне, возле которой их уже ожидали две оседланные верховые лошади.

Валерия вопросительно взглянула на Юрия, – Вы знали, что я езжу на лошадях, или решили меня испытать?

Конечно, прежде, чем делать такие сюрпризы Юрий постарался узнать о Валерии все. И в этом ему в немалой степени помогла Инга.

В ответ Юрий лишь неопределенно пожал плечами, – просто, так случайно получилось.

– Случайно? Ну ладно, считайте, что вам повезло. А представляете, если бы я не умела? Вы бы и себе и мне только мучения доставили бы. Нужно с такими сюрпризами очень осторожным быть.

– Учту на будущее, – кратко ответил Юрий, помогая Валерии вставить ногу в стремя.

Они выехали с турбазы и неспешным шагом бок о бок направились по песчаной лесной дороге в глубь соснового бора. Постепенно дорога, окаймленная вековыми соснами, заметно пошла вверх, лошади шли медленно, утопая копытами в мелком текучем песке. Солнце, спрятавшееся на минуту в плотных сосновых кронах, внезапно выскочило, выстрелив в них тонким лучом, так что Лера даже прикрыла глаза рукой.

– Испугалась, – призналась она встревожившемуся Юрию, – Так в глаза брызнуло, что на секунду показалось, будто сейчас улечу. Юрий в отчет лишь усмехнулся, – Я только во сне летаю. Да и то, все реже и реже.

Пропетляв пару километров по лесу, дорога выгнулась широкой дугой и пошла под уклон. Выехав на опушку спутники увидели впереди тихую речку, несущую свои воды между густо поросших травой пологих берегов.

– Красотища-то какая, – восхитилась Валерия. – Даже трудно поверить, что это всего в двадцати километрах от города.

Они подъехали к берегу.

– Спасибо вам за эту прогулку, повернулась Лера к Юрию. – Я прямо зарядилась вся. Ну что, отдохнем тут на бережке и назад?

Юрий отрицательно покачал головой, – никаких назад. Только вперед, – и решительно направил коня в воду. На середине реки они остановили коней, чтобы те напились. Вода доходила лошадям почти до брюха, так что всадникам даже пришлось повыше подтянуть колени, чтобы не замочить ног. Выбравшись на другой берег, путешественники оказались в светлом лиственном лесу. Деревья росли широко, образуя между собой многочисленные живописные полянки, пронизанные солнечным светом и наполненные ароматом цветов и жужжаньем насекомых. Через какое-то время дорога вывела их на край заросшего травой поля. Здесь солнце припекало гораздо сильнее, а жар, поднимавшийся с земли, обдавал путников упругими душистыми волнами цветущего разнотравья. Затем колея вновь свернула в прохладную лесную чащу, сквозь которую вскоре блеснула полоска воды. Около нешироких мостков колыхалась на волнах привязанная прогулочная лодка с уложенными вдоль бортов веслами. На мостках сидела девочка-подросток лет четырнадцати, одетая в желтую футболку и закатанные до колен старые светло-голубые джинсы, и болтала ногами в прохладной воде. Рядом на берегу паслась приземистая, серой масти, кобылка. Завидев двух всадников, девчонка мигом вскочила и, оставляя на помостах мокрые следы, побежала им навстречу.

– Ну все, приехали, – сообщил Юрий, оборачиваясь к чуть едущей позади Валерии.

Он спешился и передал поводья подбежавшей девчушке. Валерия последовала его примеру. Девушка забрала у них поводья, вскочила на свою невысокую лошадку, и воткнула голые пятки ей под бока. Валерия проводила взглядом удаляющихся лошадей. Спустя минуту конский топот стих под пологом леса.

– Так мы назад не вернемся? – повернулась Валерия к Юрию, который неторопливо отвязывал лодку.

– Я же сказал, только вперед, – он протянул Валерии руку, приглашая ее взойти на борт.

– А как же машина? Вы же ее на турбазе оставили.

– Лера, можно вас попросить об одной вещи?

– Да, конечно.

– Может перейдем на «ты»?

Валерия кивнула головой, – хорошо, давайте на «ты».

– Давай, – поправил ее Юрий

– Что давать? – не поняла Валерия.

– Не давайте, а давай. Мы же теперь с тобой на «ты». А ты давай руку.

Валерия взяла Юрия за руку, ловко запрыгнула в раскачивающуюся лодку и прошла на корму. Юрий сел к ней лицом и, вынув из уключины весло, оттолкнулся им от помоста.

– У нас с вами прямо целое путешествие получилось, – Лера следила за тем как Юрий неспешно, но сильно греб веслами. При этом вода возле них закручивалась в маленькие водоворотики и еще некоторое время эти водяные вихри кружились с двух сторон от бортов, постепенно теряя скорость и разваливаясь на глазах.

– У нас с тобой, – опять поправил ее Юрий.

– У нас с тобой, – повторила за ним Валерия, словно пробуя на языке новые ощущения от этого «с тобой».

– Кстати, давно хотел спросить, как это такая молодая девушка и уже владелица бизнеса.

– Скорее хозяйка, возразила Лера.

– Есть разница?

– Владельцы могут не работать, а мне, как видишь, приходится. Хотя мне это не в тягость.

– Родители помогли, или сама подняла? –продолжал допытываться Юрий.

– Первый магазин еще мама открыла, но это было давно и в другом районе. Помню, я в нем все выходные проводила, потому что маме не с кем было меня оставить.

– Вы вдвоем с мамой живете?

– Нет, тогда еще дедушка с нами жил. Но он со мной итак все дни был с понедельника по пятницу, а в выходные мама давала ему отдохнуть. И кроме того она считала, что дети должны быть с родителями.

– Правильно считала, – согласился Юрий.

– А когда мама умерла, – продолжила Валерия, –магазин пришлось продать.

– Извини, я не знал.

– Ничего, – Лера быстро моргнула ресницами сгоняя с глаз непрошенную слезу.

– Это давно было, я еще совсем маленькая была, даже в школу не ходила.

– Значит мама совсем молодая была? – Юрий задал вопрос и тут же об этом пожалел, так как по Лериной щеке опять скатилась слезинка.

Она кивнула головой, и, предупреждая его следующий вопрос прерывисто произнесла, – Пожар. Она сгорела у меня на глазах. Просто вспыхнула как факел и все.

Юрий не знал, что сказать и как утешить свою спутницу. Лера продолжила.

– Она ушла и после нее не осталось ничего. Ни вещей, ни фотографий. . . Совсем ничего, – Лера замолчала. Лишь потревоженная веслами вода журчала за бортом, да мерно поскрипывали в несмазанных уключинах весла.

– Мне кажется я уже начала ее забывать. Помню только ее голос, когда она читала мне перед сном. И еще ее руки, когда она гладила меня по голове. И ее волосы. Этот запах. Я готова была им дышать вечно. Лера подняла заплаканные глаза, – ой, извини. У Юрия в глазах тоже стояли слезы.

– И как же вы вдвоем с дедом?

Лера пожала плечами, – у мамы были кое-какие накопления, потом деньги от продажи магазина. Люди еще очень помогли, и деньгами, и вещами тоже. У нас же совсем ничего не осталось. В общем как-то перетерпели, отстроились заново. Если честно, я даже не знаю, как он все это вынес. Это он заставил меня открыть магазин, когда я только-только закончила три курса института. Говорил, что мама была бы довольна, – она посмотрела на увлажненные глаза Юрия, – а ты внутри мягкий.

– Просто у меня тоже папа умер, когда мне было десять лет. Я его тоже очень часто вспоминаю. Но у нас хоть фотографии остались.

Потом разговор как-то незаметно опять переключился на работу. Может быть они даже сознательно старались не теребить прошлое, уж слишком болезненным оно было для обоих.

– Я вот думаю, – рассуждал Юрий, – вот проехал бы я мимо твоего магазина, и мы бы с тобой никогда не увиделись.

– А почему не проехал?

– Да не знаю, вывеску издалека увидел, и дорожка такая удобная сразу к крыльцу. Я и свернул.

– Я это место почти полгода подбирала, – похвасталась Лера. – Весь город объездила. Сначала хотела в том месте, где у мамы магазин был. Там тоже очень удобный подъезд и место бойкое. Но оказалось, там до сих пор цветами торгуют. Понятно, что с насиженного места никто съезжать не будет. А это помещение тогда только строилось. Я через строителей нашла хозяина и с ним уже напрямую договаривалась.

– Я смотрю, у тебя предпринимательская хватка есть, – похвалил Юрий, да и художественный вкус тоже.

– Это все от мамы. И хватка, и вкус. А рисовала я вообще с детства. Сколько себя помню, столько и рисую. С этим все нормально. А вот для бизнеса знаний иногда не хватает. Вот иногда чувствую, что нужно что-то менять в работе, а что, никак не пойму. Все методом проб и ошибок. Поэтому стараюсь по мере возможности курсы и тренинги разные посещать.

– А сейчас?

– Что сейчас?

– Сейчас рисуешь?

– А как же. Только сейчас все больше по работе. Но и для себя тоже. Иногда.

– А что для себя?

Лера на секунду задумалась, говорить, или нет.

– Пытаюсь мамин портрет нарисовать. Я дедушке пообещала, когда еще совсем маленькой была, но как-то не очень получается. У нее ведь даже на памятнике фотографии нет.

Видя, что Юрий опять загрустил, она вернулась к прошлой теме. – Так что мимо в любом бы случае не проехал.

– Но ведь я мог и в другом месте запросто купить.

– Конечно мог, – согласилась Лера, – разве это так важно?

– Мне почему-то кажется, что да.

– Мне тоже, – призналась Лера. Они оба улыбнулись.

Спустя два часа неспешного плавания лодка уткнулась носом в песчаную отмель. Юрий помог Лере выйти, и вытащил суденышко на пологий берег, где уже находилось несколько похожих лодок.

– Вроде не опоздали, – Юрий посмотрел на часы. – А что касается знаний, – продолжил он их разговор, – так у меня дома очень даже неплохая библиотека есть, и по управлению, и по рекламе. Если хочешь, можем вечером заехать, выберешь, что интересно.

– А удобно будет?

– Конечно. Почему же нет. Я ведь один живу. Ни женой, ни детьми пока не обзавелся.

– Я не в этом смысле.

– Я тоже не в этом.

– Ну, тогда, если можно…

– Да можно, можно. Ну все, пошли быстрее, а то и вправду опоздаем.

Откуда-то с берега до них донеслись звуки музыки.

– О Господи, воскликнула на миг остановившаяся Лера, – Еще и джаз. Поистине, сегодня день подарков.

Находившийся позади нее Юрий только улыбнулся и легонько подтолкнул спутницу в спину, – Давай, давай, шевели ногами.

Прямо на траве посреди обширной округлой поляны играл джазовый оркестр. Человек десять – двенадцать, не больше. По периметру поляны, стояли беленькие круглые столики на двух человек, за которыми восседали особо приглашенные гости. Остальные слушающие просто, кто сидел, кто лежал; кто на подстилках, кто просто на траве. Дети, так вообще бегали и плясали вокруг музыкантов. И никто не делал им замечаний. Короче, полный разгул демократии и джаза. Лера хотела присесть на траву, но Юрий, взяв ее за руку, провел ее к одному из столиков с табличкой «бронь», на котором в сверкающем ведерке среди кусочков льда возлежала бутылка игристого вина, а рядом расположились два высоких фужера и плетеная корзинка с фруктами.

Тут же появившийся официант с разрешения Юрия откупорил бутылку и, разлив вино по бокалам, опять исчез.

Бархатные, чуть с сипотцой, звуки саксофона, оттеняемые густым низким звуком контрабаса, звонкая медь духовых и сочная россыпь ударных буквально взяли слушателей в плен, подчинили своему ритму и заставили сопереживать музыкальному спектаклю.

Примерно час Лера с Юрием наслаждались музыкой, вином и опять музыкой.

Когда концерт окончился, Лера взглянула на своего спутника, – Как я понимаю, это еще не все сюрпризы?

– Да какие сюрпризы? – удивился Юрий, – сейчас пообедаем и в город.

На самом деле он слукавил. После обеда Юрий предложил Валерии, учитывая, какой сегодня прекрасный день выдался, и, если они уж все равно здесь оказались, не терять возможности, а позагорать, а заодно и искупаться в большом открытом бассейне, расположенном тут же на территории базы. В ответ на ее вопросительный взгляд, он напомнил, что просил ее взять купальные принадлежности.

И только после того, когда они вдоволь накупались и назагарались они вернулись в город. Машина, которую Юрий оставил в пятнадцати километрах от этого места чудесным образом оказалась за воротами турбазы, а ключ Юрий достал из своего кармана. Валерия даже не заметила, чтобы к Юрию кто-то подходил и что-то передавал.

Глава XXI. Случайности

На въезде в город Юрий повернулся к Валерии, – Ну что, не передумала? – и видя ее удивленный взгляд добавил, – За книгами заедешь?

– Да даже не знаю. Столько событий за сегодня. Может быть на другой раз отложим?

– Другого раза может и не быть, – философски изрек Юрий, – Бери, пока дают. Живи здесь и сейчас, – припомнил он все, подходящие к этому случаю, выражения, и свернул по направлению к своему дому.

Затем, под бдительными взглядами подъездных старушек, они прошли вдоль всего дома и поднялись на четвертый этаж.

Пока Валерия задержалась перед зеркалом в коридоре, Юрий метнулся на кухню и успел сделать две ходки от кухни до зала и обратно.

На журнальном столике в мгновение ока появились бутерброды с икрой, сырная нарезка и конфеты. В высоком подсвечнике вспыхнули две свечки.

– Где можно руки помыть, – осведомилась Лера, войдя в комнату.

– Ванная комната назад и направо по коридору, – раздался с кухни голос Юрия.

– Опять есть? – Лера взглянула на накрытый стол.

– Опять пить, – поправил ее Юрий, появляясь с кухни с бутылкой шампанского.

Девушка вздохнула и, покорно кивнув головой, проследовала в ванную комнату.

– Чем помочь? – помыв руки, Лера заглянула на кухню, где Юрий доставал из холодильника тарелку с мясной нарезкой.

– Нет, спасибо, я все сам.

– Можно тогда посмотреть, как ты живешь?

– Да, да, конечно. Чувствуй себя как дома.

– Оо! – Донеслось до него из спальни, куда заглянула Лера.

– Что там? – он отвлекся от расстановки тарелок и поднял голову. В ответ ему было молчание.

– Лера, ты что там такого увидела? – повторил вопрос Юрий, лихорадочно соображая, не оставил ли чего лишнего на спинках стульев, или на кровати.

Вместо ответа в дверях спальни появилась Лера, прижимая к груди старого плюшевого мишку.

– Мишка дремлет на твоей подушке, – произнесла она удивленным голосом, протягивая ему игрушку, –Это твой? –Ее голос заметно дрожал.

– Да, – кивнул Юрий, – Мой любимый и старинный друг, – и снова занялся сервировкой. Но наступившая тишина вновь заставила его поднять голову. Лера стояла, прижимая мишку к себе, напряженная будто струна. В ее глазах стояли слезы.

– Лера ты что? Что случилось?

– Как ты сейчас сказал?

–Что?

– Ну я сказала, Мишка дремлет на твоей подушке, а ты продолжил?

– Мой любимый и старинный друг, – повторил озадаченно Юрий, –это стихотворение такое детское, а в чем дело?

– Детское? – с каким-то разочарованием переспросила Валерия. – Дело в том, что у меня, когда я была совсем маленькая, был в точности такой мишка, и мне мама на ночь читала это стихотворение. Я всегда думала, что это какое-то особенное стихотворение, потому что ни в садике, ни в школе никто его не знал. И оно именно про моего мишку, понимаешь? А ты, выходит, его, знаешь.

– Мне тоже в детстве папа читал эти стихи, – признался Юрий, – и я тоже всегда думал, что это стихотворение именно про моего мишку.

Лера понимающе кивнула ему головой, – Наверное все дети так думают.

– Тем более, – продолжил Юрий, – что там именно мой мишка и был нарисован.

– А у тебя, случайно, этой книжки не осталось? – с надеждой спросила Валерия.

– Какой книжки?

– Ну, со стихами про Мишку.

– Да это и не книжка была, а старая тетрадь со стихами. В ней, похоже, только одно детское стихотворение и было. А рисунок вообще был нарисован простым карандашом. И подпись еще была: маленькому мальчику… и что-то там еще.

По мере того, как Юрий произносил эту речь, глаза Валерии опять наполнились слезами.

– А эта тетрадь?

– Что?

– Она у тебя осталась?

– Кажется на антресолях где-то лежит, – пожал плечами Юрий, если не выбросили, – А тебе зачем?

– Я тебе потом объясню. А можно попросить ее найти?

– Прямо сейчас?

– Ага. Прямо сейчас. . . Если можно.

– Да можно, – оставив тарелки, Юрий проследовал в кухню за табуреткой.

Выйдя с табуреткой в коридор, Юрий поставил ее под двустворчатой антресолью, находящейся над входной дверью. Лера стояла внизу за его спиной, внимательно следя за всеми движениями. Отодвинув пару коробок, он извлек на свет черный полиэтиленовый пакет доверху набитый старыми документами.

– Если и есть, то только тут. Подержи, пожалуйста, – он протянул пакет гостье, а затем, закрыв дверки антресоли легко соскочил с табуретки, – Пойдем назад в комнату смотреть.

Вывалив прямо посреди комнаты на пол документы, среди старых паспортов бытовой техники, оплаченных квитанций, студенческих тетрадей и прочих таких же «ценных» бумаг Юрий почти тотчас же наткнулся на небольшую, в жесткой картонной обложке, зеленую тетрадь. Стряхнув с нее ладонью пыль, он для лучшей очистки подул на тетрадь с двух сторон и передал Валерии.

– Держи.

– Это она?

– Она, – подтвердил Юрий, начиная засовывать оставшиеся документы обратно в пакет. – Ну, что не открываешь?

– Боюсь.

– Чего?

– Ничего. – Валерия взяла себя в руки и открыла тетрадь. Она лишь едва успела взглянуть на первую страницу, как из ее глаз брызнули слезы.

Юрий озадаченно смотрел на девушку, не зная, что предпринять.

– Это она, – Валерия подняла на Юрия заплаканные глаза, затем вновь припала к тетради. Она гладила рукой страницы, прислушивалась к их шелесту, вдыхала запах бумаги, будто надеясь уловить в нем след любимого человека.

Когда она дошла до страницы со стихотворением о мишке, слезы из ее глаз полились ручьем. Юрий даже встревожился и быстро протянул ей носовой платок.

– На, возьми, а то весь пол слезами зальешь.

Валерия с благодарностью взяла платок и указала на надпись под рисунком мишки.

– Видишь? Это мамин почерк. Это она писала. Тут даже написано: «т. Саша», и подпись ее. Но почему? Как эта тетрадь оказалась у тебя?

– Отец говорил, что этот рисунок сделала его сослуживица.

– Но это значит? – Лера с надеждой посмотрела на Юрия

– Это значит, что они вместе работали.

– Это значит, что у вас дома могут быть ее фотографии.

– Юрий опрометью бросился к шкафу и, распахнув нижнюю дверцу, стал снимать с полок многочисленные фотоальбомы.

Конечно они их нашли. Не одну, не две, десятки фотографий с Лериной мамой. И Лера каждую подносила к лицу, нежно гладила, и целовала. На одних фото были запечатлены целые компании, так, что даже лица изображенных на них людей можно было разглядеть с трудом, на других т. Саша выходила боком, или вообще спиной, но были и такие, на которых она была одна, крупным планом. Иногда смотрела в объектив, а иногда будто не замечала фотографа: пила чай из металлической кружки на каком-то пикнике, и видно было насколько горячим был чай, и как она боится обжечься; жарила шашлык на углях от костра, при этом отворачиваясь от дыма; накрывала на стол, разговаривала по телефону. И именно на таких бытовых снимках она была сама собой: раскованной, или сосредоточенной, смеющейся, или задумчивой –обычной молодой девчонкой или молодой женщиной.

С разрешения хозяина Лера набрала целую кипу фотографий. Только после этого Юрию удалось усадить гостью за стол, под предлогом отметить это событие. И еще долго они сидели и делились воспоминаниями. Юрий рассказывал о том, что помнил от отца, Лера вспоминала, что ей рассказывала мама.

– А ты ведь тетрадь не сразу узнала, – заметил Юрий.

– Потому что я ее никогда и не видела. У нас не тетрадь была, а ее копия. Обычные листы формата А4 в пластмассовом переплете с прозрачной обложкой. Но как открыла, сразу поняла, что это она. – Лера немного помолчала, а потом улыбнувшись продолжила, – Так значит, это ты, тот маленький мальчик?

– Выходит, что я.

– А мне мама рассказывала, что живет в далеком городе один мальчик, у которого есть точно такой же мишка, и что его папа читает ему на ночь стихотворение про мишку, а мальчик после каждой строчки вставляет «да».

– Так оно и было, – кивнул Юрий. – Я действительно после каждой строчки говорил «да». Это даже каким-то ритуалом стало.

– Так это правда? А я всегда хотела познакомиться с этим мальчиком из далекого города.

– Правда. И город не таким далеким оказался. И с мальчиком ты познакомилась.

– Значит они делились друг с другом? Наши родители.

– Ну они же работали вместе.

– Все-таки это удивительно.

– Что именно?

– Что вот через столько лет столько событий совпали и помогли мне найти маму. Это же представляешь, сколько всего должно было сложиться? Сначала мы должны были с тобой встретиться…

– Причем не просто встретиться, а познакомиться, – вставил свое слово Юрий, – Я же мог второй раз к тебе в магазин и не заехать.

– Да, причем довольно близко познакомиться, улыбнулась Лера, – иначе бы я к тебе домой не пошла.

– И надо было тебе мишку на кровати увидеть.

– Да. А могла бы и не увидеть, или разговор о нем не завести.

– И я еще стихами ответил, – вспомнил Юрий.

– Вот я и говорю. И ведь это все само собой вышло. Я ведь специально тебя не искала.

– Но ведь ты всегда мечтала найти мамино фото.

– Да, очень мечтала. Хотя бы одно. Хоть какое-нибудь. Хоть самое маленькое. А тут сразу столько.

– Теперь ты сможешь нарисовать ее портрет.

– Я уже об этом подумала.

– Дед будет доволен.

– Ага, но тоже плакать будет.

– А что самое интересное, – продолжил Юрий, в очередной раз наполняя фужеры, – так это то, откуда вообще у нас с тобой оказались одинаковые медведи.

– Не знаю. Может твой папа с моей мамой их вместе купили.

– Но ведь это тоже случайность? Постой, не могли они их вместе купить. Ведь когда у меня медведь появился, тебя на свете еще не было. Не кому было твоей маме его покупать.

– Правда. Тогда не знаю.

– Может там и дальше случайности продолжаются?

– Ну это уж было бы чересчур.

– Но медведи-то у нас одинаковые.

– Да.

– А знаешь, что? Возьми этого мишку себе. Пусть это тебе будет подарок от маленького мальчика из далекого города. Ну, ну, только не плакать!

Глава XXII. Просто праздник

Как-то так само собой получилось, что в ту ночь Лера осталась ночевать у Юрия. Он постелил ей в своей спальне, а сам устроился в кабинете на диване. Утром он проснулся от волнующего запаха свежесваренного кофе. Аромат разносился душистыми волнами по всей квартире, щекотал ноздри и будил приятные воспоминания. Вот также бывало в детстве. Юрий просыпался в воскресный день от запаха кофе и жаренных булочек. Никто его не будил. Вернее, его будил именно запах. Дразнящий, манящий, такой домашний и желанный. Юрий потянулся и, улыбнувшись, заложил руки за голову. Он представил, что он маленький мальчик, а на кухне суетится мама, готовя ему воскресный завтрак. Вот так бы и лежал весь день. С кухни действительно слышалось шкворчание масла и стук расставляемой посуды. Затем звуки усилились и снова затихли, это открылась и снова закрылась кухонная дверь. В дверном проеме показалась голова Валерии.

– Проснулся? Ну вот и славненько. Лежи, лежи. Я тут у тебя похозяйничала немножко. Не возражаешь? – и не дождавшись ответа Лера опять метнулась на кухню.

Буквально через несколько секунд она появилась вновь с блестящим подносом, на котором были расставлены кофейные чашки с дымящимся кофе, блюдце с нарезанными колбасой и сыром и тарелка с жаренными тостами. Юрий с удивлением увидел, что Лера накинула на себя его светлую рубашку, которую она использовала вместо домашнего халата. И когда Лера встала напротив окна, лучи солнца высветили под мешковатым одеянием ее точеную фигурку.

– Кофе в постель? – Юрий сел на диване, подложив под спину смятую подушку.

– Надеюсь, ты не против? – Валерия поставила поднос прямо на одеяло, – Осторожно не переверни, – она взяла стул и присела рядом.

Юрий взял чашку и, стараясь не обжечься, отхлебнул дымящийся напиток.

– Соленый?!

Ага, – довольно подтвердила Валерия, и глядя на выражение лица Юрия, огорчилась. – Не понравился?

Юрий пожал плечами, – нет, почему не понравился? Просто вкус непривычный.

– А что он тебе напоминает?

– Трудно сказать. – Юрий погонял напиток во рту, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

– А мне напоминает море. Чуть-чуть, конечно.

Юрий сделал еще один глоток. – Ты знаешь, пожалуй, в этом что-то есть.

Лера улыбнулась. – Я знала, что тебе понравится.

– А можно тебя попросить об одной вещи?

Что? – Лера откинула с глаз мешающую прядь, – бутерброд сделать?

Юрий отрицательно покачал головой. – Можно ты мне будешь делать соленый кофе каждое утро?

– Ты это серьезно?

– Очень серьезно.

– Хорошо, я подумаю.

После завтрака они разъехались, каждый по своим делам. Но уже днем Юрий заехал к ней в магазин, чтобы обсудить создание новой компании с рабочим названием «Просто праздник». И с этого дня практически все свое свободное, а иногда и рабочее время они стали проводить вместе. Еще бы, ведь рождение новой компании дело ответственное, требующее личного участия и совместного обсуждения всех вопросов. При этом Лера еще ухитрялась писать мамин портрет. Мольберт она разместила в магазине, чтобы до времени сохранить втайне от дедушки свою задумку, а заодно использовать для письма каждую свободную минуту, которых в последнее время было совсем немного. Юрий частенько присутствовал на этих сеансах, исподволь наблюдая за оживающим наброском. И по мере того, как портрет приближался к готовности, Юрий все больше и больше удивлялся, насколько Лера была внешне похожа на свою маму. При этом почти всегда разговор заходил об их родителях. Какими они были? Чем жили? Что их связывало? Однажды Юрий пригласил Валерию к себе на работу, где на расширенном заседании совета директоров планировал представить бизнес-план развития новой компании и утвердить Валерию, как ее руководителя. Сначала выступил он сам, затем его доклад дополнила Валерия, затем они вместе отвечали на, к слову сказать, немногочисленные вопросы собравшихся. Заседание носило скорее формальный характер, так как данный вопрос уже ранее прорабатывался в более узких кругах с каждым из руководителей заинтересованных подразделений. После совещания Юрий попросил задержаться Антона Сергеевича и Юлию Андреевну и еще раз представил им Валерию.

– Коллеги, вы ведь работали с Александрой Владимировной Захаровой? Так вот, Валерия – ее дочь.

Юлия Андреевна всплеснула руками, – Юрочка, как же ты ее нашел?

Антон Сергеевичвстал и молча пожал протянутую ему руку.

– Сказать по правде, мы это уже обсудили в семейном кругу, – Антон оглянулся на жену.

– Уж очень Лера на маму похожа, – подхватила его супруга. – Мы, когда ее увидели на юбилее у Екатерины Сергеевны, сразу что-то такое заподозрили. Ведь одно лицо. А уж когда визитную карточку увидели, то все сразу ясно стало.

– Так вы, выходит, сразу знали, что она дочь Александры Владимировны? Что же мне не сказали?

– Да мы думали, ты знаешь, – удивился Антон, – и специально Валерии подготовку к банкету поручил. А потом еще и бизнес совместный. Поэтому мы подумали, что ты решил Валерию под крыло взять, в память о ее маме. Она все-таки не последний человек в компании была.

– Так вы что: оба не знали? – Юлия Андреевна посмотрела сначала на Юрия, затем на Валерию. Те отрицательно покачали головами.

– Нет, потом-то я узнал, а на юбилее даже не догадывался. Да я, если честно, вообще о Лериной маме мало, что знаю.

– Значит, случайность, – резюмировал Антон.

– Антон, таких случайностей не бывает, – не согласилась супруга.

– Тогда что? Рок судьбы?

– Считай как знаешь, а только, если им суждено было встретиться, значит они все равно бы встретились.

– Юля, только не начинай.

– Давайте не будем ссориться, – попытался примирить всех Юрий. – Это действительно была случайность. И как мы тут недавно выяснили с Валерией Михайловной, еще и не такие случайности бывают. Так?

– Так, – согласно кивнула Валерия.

– А теперь можно вас попросить, – обратился Юрий к Антону Сергеевичу и Юлии Андреевне, – У Валерии есть несколько вопросов личного, так сказать, плана. Не могли бы вы где-нибудь уединиться, ну вот хоть здесь, что ли, и поговорить? А я пока по отделам пробегусь.

Так Лера еще больше узнала о своей маме.

Глава XXIII. Портрет

Протянув тонкую, старческую руку, он зажигает две свечи, стоящие на столике в высоком медном подсвечнике. Рядом с подсвечником в изящной стеклянной рамке стоит фотография молодой женщины. Он кладет на стол коробок, и уже хочет откинуться на спинку кресла, когда случайный блик от горящих свечей падает на стекло. Он нагибается, берет фотографию и подносит ее ближе к огню, стараясь во всех подробностях разглядеть черты любимого человека.

Через две недели портрет был готов, и Юрий вместе с Валерией повезли готовое произведение на показ дедушке.

– Давай только сначала в магазин заедем, я чего-нибудь вкусненького куплю. Он уже привык, что я по таким событиям его балую.

– Да не вопрос, заедем, конечно. Давай я сам, – Юрий принял из Лериных рук завернутый в белое полотно портрет, и бережно положил его на заднее сиденье.

Владимир Викторович – Лерин дедушка встретил их на крыльце, куда вышел, опираясь на тросточку, увидев в окно подъехавшую машину. Он не спеша разглядывал из-под седых бровей прибывших гостей, наблюдая, как симпатичный молодой человек сначала помог внучке достать с заднего сиденья запеленатый в белую холстину прямоугольный сверток, а затем, вынув из багажника два объемных пакета, проследовал за ней к дому.

– Никак очередной шедевр на просмотр привезла, – дед поцеловал внучку в губы и посторонившись пропустил в дом.

– Дедуля, знакомься, это Юрий.

– Здравствуйте, я Юрий, друг Валерии, – переложив пакеты в одну руку, гость протянул освободившуюся ладонь для рукопожатия.

– Владимир Викторович, дедушка Леры, – представился хозяин дома и крепко пожал протянутую ему руку.

Юрий с каким-то благоговением переступил порог дома, хотя понимал, что от того дома, в котором жила Лерина мама, кроме фундамента, ничего не осталось. Здесь все было новым: новые стены, новая планировка, новые вещи. Даже яблони во дворе были молодыми, так как старые погибли при пожаре. А все равно в душе был какой-то трепет. Все равно казалось, что ее душа живет здесь. С чем это было связано, Юрий так и не сумел разобраться. Есть такое понятие, «намоленное место», вот ощущения от этого дома были точно такими же.

Лера быстро скинула в прихожей туфли и растворилась в полумраке короткого коридора.

– Давай за мной, – обернулась она к Юрию. – и пакеты тоже бери. Разувшись, Юрий проследовал за хозяйкой по неосвещенному коридору в просторную гостиную.

Старинный темный диван с высокой спинкой, такое же кресло, пошарпанный сервант с раздвижными стеклами и небольшой откидной дверцей сбоку, круглый стол с белоснежной салфеткой и стоящей на ней вазой из темно-красного стекла, тумбочка с телевизором и несколько картин по стенам, вот, пожалуй, и все незатейливое убранство комнаты.

– Давай стол подвинем на середину, – Лера поставила завернутый портрет на диван и указала рукой на стоявший в углу массивный круглый стол с толстыми квадратными ножками. Ухватившись за края, ребята выволокли стол из угла и поставили на середину комнаты, прямо под хрустальной люстрой.

– Ты пока продукты доставай, я сейчас мигом, Лера метнулась в соседнюю комнату и появилась с деревянным мольбертом в одной руке и скатертью в другой. Дедушка молча наблюдал за суетой, стоя в дверях гостиной. Лера водрузила по-прежнему завернутую картину на мольберт, ловко застелила стол темно-зеленой скатертью и полезла в сервант за тарелками.

– Дедуля, не стой на ходу, садись, посиди.

Владимир Викторович, тяжело опираясь на трость, направился к высокому мягкому креслу, чтобы не мешать активным приготовлениям.

– У нас уж с ней традиция, – обратился он к Юрию. – Как что напишет, несет мне на просмотр. Только сразу не показывает. Говорит, сначала нужно посидеть за столом, подкрепиться и поговорить о чем-то отвлеченном, чтобы, значит, всю суету от себя откинуть, ну а уж потом разворачивает. И мы смотрим и чай пьем и опять говорим.

Юрий кивнул, выкладывая, между тем, на стол содержимое пакетов.

– Вот это картина ее, – Владимир Викторович указал тростью на висевшую на стене картину с изображением старого города. – И вот эта с цветами…

– Ну все, садимся, – прервала Лера импровизированную экскурсию, – все готово. Она подала всем пример и присела на лакированный деревянный стул, который при этом жалобно скрипнул.

Юрий открыл бутылку сухого красного вина и разлил по бокалам.

– Ну, за тебя, внучка, – Владимир Викторович поднял бокал и чуть пригубил его содержимое, – за твое дело. За твою удачу.

– И за тебя, Дедуля. Спасибо, что ты у меня есть.

– Это тебе спасибо, – возразил Дед. – Может благодаря тебе и живу до сих пор. А для кого мне еще жить? – обратился он к Юрию. – Одна она у меня, отрада.

– Дедуля!

– Все, все.

Дальше ели молча.

Затем Лера унесла грязную посуду и приготовила все к чаю. Все ждали главного действия – показа картины. Владимир Викторович откинулся на спинку стула и указал рукой как-бы подталкивая внучку, по направлению к мольберту, – Давай, не томи уже.

Лера подошла к картине, чтобы развернуть холст и словно спохватившись, порывисто обернулась, – Дедуля, ты только не волнуйся. Хорошо?

– Давай, давай. Чай не впервой, – подбодрил ее Владимир Викторович нетерпеливым жестом. – Разворачивай.

Пока Лера разворачивала картину, Юрий наблюдал за дедушкой. Тот тоже старался до срока не смотреть на творение внучки, собирая со стола крошки, и переставляя с места на место чайную чашку.

– Вот, смотрите, – Лера шагнула в сторону, открывая взорам свое произведение.

Несколько секунд Владимир Викторович взирал на портрет просто вбирая в себя общие впечатления: цвет, позу, выразительность силуэта, композицию, не особенно задумываясь, кто изображен на портрете. Но когда он взглянул в голубые, чуть с грустинкой, глаза своей дочери, он сначала подался вперед, пытаясь привстать, а затем вновь откинулся на спинку стула. Его старческая рука вытянулась по направлению к портрету, словно желая прикоснуться к таким знакомым, таким дорогим чертам, но затем тяжелая ладонь прикрыла глаза, и Юрий увидел, как из-под нее выкатилась блестящая слеза.

– Дедуля, тебе плохо? – Лера отбросила скомканную в комок белую ткань, которой была укрыта картина, и которую она до сих пор теребила в руках, и бросилась к старику.

Тот отрицательно покачал головой, не отнимая ладони от лица. Затем он нашел в себе силы и вновь взглянул на портрет.

– Как же так? Откуда? Как ты смогла? – Владимир Викторович, забыв про трость, поднялся со стула и опершись на локоть внучки, тяжело ступая, направился к картине.

Сашенька. Моя Сашенька. Он нежно провел двумя пальцами по щеке дочери. Затем поднес пальцы к своим губам, и, поцеловав, приложил к губам дочери.

– Дедуля, тебе правда хорошо?

Тот, не отрывая взгляда от портрета, кивнул, но затем устремил заплаканные глаза к Саше, – Но как? Как такое возможно? Ведь столько лет…

Саша кивнула Юрию, и они вдвоем усадили Владимира Викторовича в кресло.

Затем она села рядом с креслом прямо на пол и прижалась к ногам деда, а тот машинально гладил ее по голове, не сводя взгляда от лица давно ушедшей дочери.

– Это Юрию спасибо нужно сказать. Юра, что же ты сидишь, доставай фотографии.

Юрий рванулся к пакету и достал из него пачку снимков, которые они скопировали специально для этого случая.

Владимир Викторович брал каждую фотографию в руки, внимательно рассматривал, а затем аккуратно клал ее вниз стопки.

– Этих я знаю, – он показал пальцем на знакомые лица, –это Антон, а это Юлия. Они работали вместе с Сашенькой.

Он переложил просмотренную фотографию вниз и взял следующую.

– А это начальник ее, Андрей Владимирович. –Владимир Викторович как-то особенно внимательно разглядывал данное фото, а затем, перекладывая его вниз, добавил, – любила она его.

– Дедуля, ты ничего не путаешь? –встревоженно вскинулась Валерия. Ребята переглянулись.

Глава XXIV. Бесконечность

– Нет, ты только это себе представь, БЕСКОНЕЧНОСТЬ! Это же просто невозможно себе представить.

– Ну вот поэтому я и не пытаюсь, – Юрий прикрыл глаза и попытался откинуться на спинку самолетного кресла, но Валерия не дала ему этого сделать.

– Не спи.

– Почему?

– Поговори со мной.

– О чем?

– Ну давай о бесконечности вселенной поговорим.

– Не хочу

– Почему?

– Потому что ты сама говоришь, что это невозможно представить. Чего же тогда об этом говорить?

Лера несколько минут смотрела в иллюминатор, за которым под серебристым крылом самолета причудливо извивалась полоса морского берега. Они возвращались из мягкой бесснежной зимы Европы в морозы и метели средней полосы России. Плюс восемь в середине февраля это одно, а минус двадцать пять, совсем другое. Представив, как они будут сходить по обледенелому трапу, Лера поежилась.

– Замерзла? – поинтересовался Юрий.

– Нет, представила себе, как мы из самолета будем выходить.

– Да, приятного мало. Но зато настоящая зима. Со снегом, с санками, с русской банькой, – Юрий вновь попытался закрыть глаза.

– Не спи, – опять толкнула его в бок Валерия.

– Да что такое?

– Ты как считаешь, переговоры удачно прошли?

– Нормально прошли.

– А я считаю, что удачно.

Вот уже несколько лет Юрий с Валерией развивали свою фирму «Просто праздник», и по роду своей деятельности частенько мотались по заграницам.

То договаривались о поставках цветов, которыми они снабжали добрую половину города, то ездили на пиротехническую фабрику, то выбирали маскарадные костюмы, или отсматривали развлекательные программы. Теперь они возвращались из Венеции, где насквозь пропитались духом карнавала, а также провели деловые переговоры с производителями кукол, карнавальных масок и костюмов.

– Представляешь, если вселенная действительно бесконечная, то где-то живут точно такие же люди, как мы с тобой, – Валерия совершенно неожиданно для Юрия вернулась к первоначальной теме.

– Насколько такие же? – уточнил Юрий.

– Совсем такие же. И думают также как мы, и летят сейчас в таком же самолете.

– Куда летят? – Не понял Юрий.

– Куда мы летим, туда и они летят.

Юрий на секунду задумался, – Не может такого быть.

– Почему?

– Вероятность практически нулевая. Это все равно, что обезьяна случайно на компьютере «Войну и мир» наберет. А я о таком до сих пор не слышал.

– Так я про то и говорю, что вселенная же БЕСКОНЕЧНАЯ. А это значит, что найдется хотя бы одна планета, где все точно также, как у нас.

– Ну тогда, если хотя-бы одна найдется, то таких планет тоже должно быть бесконечное множество. Вселенная ведь бесконечная.

– Ну, оценил, наконец?

Юрий сморщил лоб, – нет, здесь что-то не так.

– Что не так?

– Ну вот смотри, это же все до мельчайших деталей должно совпасть. А этих деталей столько. . .

– Ну почему до мельчайших, может быть какой-нибудь цветок будет другого цвета, или пахнуть по-другому, это ни на что не влияет.

– Как же не влияет? А если этот цветок вдохновил своим ароматом, допустим, поэта, который написал о нем стихи, а я потом через сто, или даже тысячу лет прочитал это стихотворение тебе, и ты ответила мне «да», только потому, что прочувствовала, что это стихи не о цветке, а о тебе?

Теперь задумалась Валерия. – Ну и что? Тогда действительно все должно сойтись. Но все равно таких миров будет бесконечное множество.

– Нет, что-то здесь не сходится, – Юрий чувствовал, что вот-вот докопается до истины. – Значит на Земле все должно сойтись один в один.

Валерия согласно кивнула.

– И на Солнце тоже, – продолжил Юрий.

Видя, что его спутница смотрит на него вопросительно, он решил пояснить, – Ведь если на Солнце будет другая температура, то и на Земле все будет по-другому.

Валерия согласно кивнула.

– Но так ведь можно продолжать до бесконечности, – прозрел, наконец Юрий. – Вот говорят, что динозавры вымерли, потому что метеорит упал. А откуда он прилетел? И как он вообще образовался?

– Может планета какая взорвалась, – предположила Валерия.

– Вот. А почему она взорвалась? Значит где-то в глубине вселенной что-то глобальное произошло, и потом этот метеорит еще миллион лет к нам летел. Я же говорю, что это можно продолжать до бесконечности. И поэтому получается, – Юрий на секунду задумался, пытаясь сформулировать мысль, – что наша текущая ситуация зависит от стечения бесконечного числа случайностей, расположенных на бесконечном удалении от рассматриваемой точки, то есть от этого самолета. – Он с торжеством посмотрел на своего оппонента, мол, как тебе научная формулировка?

– И что из этого следует? – не поняла его восторга Валерия.

– А то, что если бы где-нибудь была бы еще одна, точно такая же Земля, то на нее тоже бы воздействовало бесконечное количество случайностей на бесконечном расстоянии. И тогда эти случайности должны были бы непременно наложиться друг на друга, а значит изменить все течение событий и там, и тут.

– Ну может они и наложились, – не унималась Лера, и поэтому у нас все сейчас так, как есть, а не по-другому.

– Ну тогда это получается какая-то наложенная друг на друга зеркальная вселенная, причем таких наложений тоже будет бесконечное множество, – Юрий взглянул на собеседницу, которая хитро сощурив глазки, и пряча улыбку, смотрела на него. И тут до него дошло, что его нагло разыгрывают.

– Лерка, хватит издеваться, – он попытался надрать своей спутнице уши, то та вовремя закрыла их ладошками.

– Все, закончили, отстань, – она попыталась от него отбиться, и ей это удалось.

– Короче, такая Земля, как наша, может быть только одна и только в одном месте во вселенной, – резюмировал он после нескольких минут молчания.

– Ага. В одном месте, – согласилась Валерия умиротворенным голоском, – но в разных измерениях.

– Может и так. Об измерениях я еще не думал. А вот если бы вселенная была не бесконечной, но таких вселенных было бесконечное множество, – Юрий взглянул на Леру, и только тут обнаружил, что она мирно посапывает, отвернувшись к иллюминатору.

У него аж дух захватило от негодования, – «Вот ведь проныра, мне поспать не дала, а сама удрыхлась». Но будить ее он не стал, а только ласково поцеловал в розовое ушко.

Самолет приземлился уже под вечер. На часах вроде всего ничего, а на улице уже темно. Еще часа три они ждали в столичном аэропорте своего местного рейса. И только часам к десяти вечера были наконец в родном городе.

– Ну вот мы и дома, – Юрий открыл ключом широкую дверь своей старой четырехкомнатной квартиры и перетащил через порог огромный, на колесиках, дорожный чемодан.

– Ноги прямо отваливаются, скорей сапоги скинуть, Валерия хотела зайти в квартиру, но натолкнулась на спину Юрия. – Давай, не стой в дверях, проходи, – подтолкнула она его сзади.

Вот уже несколько лет они жили вместе. Жили одной семьей, хотя так и не нашли времени официально оформить свои отношения. Причем ни один из них не был против, но сначала все как-то некогда было, а потом, вроде бы, как и незачем. Хотя периодически разговор на эту тему поднимался.

Повесив куртку на вешалку, Юрий повез чемодан в зал, а Лера сразу заскочила в туалет. Последние дни она как-то неважно себя чувствовала, то ее начинало мутить от казалось-бы привычных запахов, то вдруг появлялась беспричинная раздражительность. К тому же еще эта задержка… Вот и сейчас ее чуть не вырвало. Спасло только то, что у нее с утра ничего во рту не было. «Надо бы тест сделать», мелькнула в голове мысль. Но теперь уж завтра.

Назавтра они как обычно разъехались каждый по своим делам, потому, что у каждого помимо их общего бизнеса, были собственные проекты.

Лера позвонила уже ближе к вечеру.

– Юра, привет. Можешь говорить? Ты где?

– Сейчас не совсем удобно. Пока на работе, но уже заканчиваю, а ты?

– Я тоже сейчас буду выходить. Знаешь, мне что-то нужно тебе сказать.

– По работе?

– Нет

– До вечера подождет? А то у меня просто люди тут.

– Подождет конечно. Слушай, а ты не мог бы после работы в магазин заскочить, купить чего-нибудь вкусненького?

– Есть повод?

– Думаю, что да.

– Приятный?

– По плохим только алкоголики пьют.

– Ок. Заскачу. Ну давай, пока, целую.

– Целую, пока.

По дороге домой Юрий заехал в супермаркет, купил бутылку вина, фруктов, сыра и каких-то закусок.

Звонил он долго, но так и не дождавшись, открыл дверь своим ключом. Леры еще не было. «Странно, должна бы уже прийти». Пользуясь свободным временем, он накрыл в зале журнальный стол, поставил на него купленную бутылку красного сухого вина, аккуратно сложил в высокую вазу вымытые фрукты и расставил закуски. Спохватившись, принес два больших стеклянных бокала.

«Ну вот, теперь вроде все готово». Он уселся в кресло, но немного подумав вскочил и поставил на стол высокий медный подсвечник с двумя тонкими красными свечами. Затем метнулся на кухню, нашел коробок спичек и зажег свечи.

«Ну, теперь действительно все». Он уселся в удобное глубокое кресло и стал ждать.

Глава XXV. Серый ангел

Я сижу в старом массивном кресле, в глубине комнаты, напротив высокого, во всю стену окна, окаймленного по краям тяжелыми темно-зелеными шторами. Ноги мои вытянуты, руки полусогнуты в локтях и покоятся на мягких подлокотниках. Голова откинута на высокую спинку, веки прикрыты. Большие, серые крылья свисают по краям кресла и стелются по обе его стороны по пушистому светло-серому ковру. Я предаюсь короткому отдыху и неге после дальней дороги. За окном начинающийся вечер и редкий дождь. Комната наполнена сумраком и покоем. Редкие, крупные капли дождя, ударяющиеся о подоконник, настраивают на созерцание и размышления.

Мне не надо открывать глаза, чтобы увидеть его. Его высокая высохшая фигура отчетливо выделяется на фоне еще светлого оконного проема. Он стоит неподвижно. Облокотившись о низкий подоконник прямыми руками, и чуть подавшись вперед, он смотрит через плачущее стекло на улицу. За окном сереющий вечер, унылый дождь и молочный туман. Все размыто, все зыбко, цветов нет. Редкие прохожие, обходя лужи, спешат по своим делам, изредка уворачиваясь от проезжающих мимо автомобилей. Сверху он может видеть только шапки зонтов, которые в разных направлениях двигаются по асфальтовому тротуару, иногда сталкиваясь, иногда огибая друг друга. Но скорее всего он этого не видит. Его глаза широко раскрыты, но он где-то далеко отсюда. И только когда в доме напротив, начинают то тут, то там, зажигаться вечерние окна, он приходит в себя, поворачивается спиной к окну и, всматриваясь в густеющий сумрак, направляется вглубь комнаты.

В комнате уже почти темно. Он напряженно смотрит перед собой и идет осторожно, на ощупь. Меня почти не видно, но, если бы даже в комнате горел яркий свет, он все равно бы меня не увидел. Так уж устроены люди. Никогда они не замечают главного, а уделяют повышенное внимание всяким пустякам. Приблизившись, он нащупывает руками спинку второго, рядом стоящего кресла, и, обойдя его, усаживается к невысокому журнальному столику, почти лицом ко мне. Я слышу, как он в темноте наклоняется и водит руками по столу, пытаясь найти спички. Наконец, найдя коробок, он осторожно трясет его, будто пытаясь по звуку определить, сколько в нем спичек, затем аккуратно открывает и чиркает спичкой. Вспыхнувшее пламя сперва пугливо мечется, роняя по стенам причудливые изогнутые тени, затем разгорается ровным желтым светом, высвечивая его лицо: бледный высокий лоб с упавшей на него седой прядью, карие с прищуром глаза, прямой, узкий нос, тонкие, почти бесцветные губы. Несмотря на преклонный возраст и уединенный образ жизни, щеки и подбородок его гладко выбриты, а ногти находятся в безупречном состоянии. Все эти признаки, безусловно, выявляют в нем человека педантичного, сильного и независимого.

Протянув тонкую, старческую руку, он зажигает две свечи, стоящие на столике в высоком медном подсвечнике. Рядом с подсвечником в изящной стеклянной рамке стоит фотография молодой женщины. Он кладет на стол коробок, и уже хочет откинуться на спинку кресла, когда случайный блик от горящих свечей падает на стекло. Он нагибается, берет фотографию и подносит ее ближе к огню, стараясь во всех подробностях разглядеть черты любимого человека.

На фотографии изображена женщина лет тридцати пяти. Она сидит вполоборота, и, повернув и чуть наклонив голову, через плечо смотрит в объектив камеры. Светлые, длинные волосы обрамляют бледное лицо, и, спадая нежным шелком, покоятся на ее плечах. Длинная челка закрывает высокий лоб. Но самое главное – это глаза. Взгляд ее чудесных голубых глаз настолько пронзителен, и в них столько какой-то невысказанной грусти, столько понимания, что кажется, будто они смотрят прямо в душу, заставляя всматриваться и искать в статичном изображении следы жизни. Этот эффект еще более усиливается играющими на стекле бликами. И он безотрывно смотрит на фотографию, проводя рукой по рассыпавшимся по плечам волосам, по бледному овалу лица, по грустной улыбке губ. Не выпуская фотографии, он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.

Я знаю, о чем он думает. Вернее – о ком. Он думает о ней. Они никогда не были женаты, хотя он всегда считал ее своей женой. Они так доверяли друг другу во всем, так безумно любили друг друга, так безудержно предавались жизни, что они просто не задумывались, чтобы официально оформить свои отношения. Он ее боготворил, она его обожала. И вот однажды она исчезла. Она просто ушла из дома и не вернулась. Вечером она позвонила ему по телефону, предупредила, что вернется поздно и попросила его не ложиться спать до ее возвращения, т. к. у нее была важная и просто замечательная весть для него. Он приготовил бутылку хорошего вина, накрыл на стол, зажег свечи и сел ее ждать.

Он ждал ее весь вечер. Затем он начал волноваться и позвонил ей по телефону. Она не брала трубку. Немного подождав, он позвонил ей снова, и опять никакого ответа. Он вышел на улицу. Было невыносимо холодно. Он простоял оставшуюся ночь у подъезда, периодически звоня то ей, то в полицию, то в скорую помощь. Она не вернулась ни утром, ни на следующий день, ни через неделю, ни через год. Все ее поиски не дали никакого результата.

С тех пор прошло уже тридцать лет, но каждый вечер он зажигал свечи, ставил на стол ту самую бутылку вина, два бокала, и садился ее ждать. Ему казалось, что, если он будет выполнять этот, кажущийся со стороны нелепым, ритуал, если на столе будут гореть свечи, она обязательно вернется. Вернется, если даже для этого потребуется много, очень много времени.

Я смотрю на него и вижу в его мыслях ее образ. Вот они вместе гуляют по старинному парку, вот весело едят мороженое, вот она катается на карусели, и машет ему рукой, а он смотрит на нее снизу-вверх и тоже машет в ответ. Вся их совместная жизнь проходит в его воспоминаниях. Подбородок его дрожит, из прикрытых глаз катится слеза. Он сидит неподвижно. В доме тишина, только капли дождя стучат по стеклу, да потрескивают огнем оплывающие свечи.

Ему осталось недолго, и он об этом знает. Он не боится смерти. Единственное, чего он боится, это не дождаться ее. Он боится, что уйдет раньше, чем она вернется, и от этого ему становится особенно больно. Больно не за себя, а за нее, за то, что она придет и не найдет никого, с кем она была когда-то знакома, кто смог бы ее любить и защищать. Я смотрю на него и удивляюсь. Удивляюсь, что на излете жизни он думает не о себе, удивляюсь, что несмотря ни на что, он продолжает ждать. Ждать и верить. Он даже не стал менять мебель в квартире, боясь, что, вернувшись, она не узнает родного жилища. Я-то прекрасно знаю, что она не вернется.

Я знаю – что она ему хотела сказать в ту последнюю ночь. У них должен был быть ребенок. Чудесный малыш. Мальчик. Она хотела сделать ему сюрприз, когда случайный маньяк настиг ее в густом парке, недалеко от дома, изнасиловал, а потом жестоко убил. Он не был помешанным. Он тщательно скрыл следы преступления. Он спрятал ее труп, и тело так и не нашли. Я это знал. Знал всегда. А он продолжал ждать ее все эти годы.

Я пришел за ним, но мне кажется несправедливым, если он не дождется ее. Я сделал все возможное, что было в моих силах. Я нашел по ту сторону жизни ее бессмертную душу и привел за собой в этот мир. Но этого было мало. Я восстановил ее истлевшее бренное тело, вдохнул в него душу и наполнил былыми воспоминаниями. Теперь она знала, как он ждал ее все эти годы, как проводил все вечера, сидя в старом кресле и прислушиваясь к звуку шагов на лестнице. Она видела, как он, точно тень, ходит по пустой квартире, открывает платяной шкаф, смотрит на аккуратно сложенные ее вещи, вдыхает слабый, едва различимый аромат ее тела и духов. Затем благоговейно проводит рукой по висящим платьям, вспоминая свои ощущения, когда он обнимал и ласкал ее. Теперь она знает все, и у нее есть всего лишь несколько часов в этом мире. Потом она должна вернуться.

Я внимательно смотрю на него, когда на лестнице раздается легкий цокот шагов. Он продолжает сидеть неподвижно, очевидно ожидая, что шаги, как это уже бывало тысячу раз, пройдут мимо, исчезнув где-то на верхних этажах. Но шаги затихают. Возникает некоторая пауза. И, вдруг, он отчетливо слышит, как в двери поворачивается ключ. Он открывает глаза. Она, не зажигая света, легко входит в комнату, и, найдя его взглядом, быстро идет к нему, присаживается перед ним на колени, берет, и нежно целует его морщинистую руку. Она также молода, как и тридцать лет назад. Она точно такая, какой он ее помнил все эти годы.

– Здравствуй, милый. Ну вот я и вернулась. Ты извини, что я так задержалась, но теперь мы будем вместе. Вместе навсегда. – Она смотрит в его широко открытые глаза и улыбается.

Он, еще не веря в свалившееся на него счастье, берет ее за руку, словно желая убедиться в реальности происходящего. Она не исчезает, как это уже бывало в его снах, когда утром он просыпался, звал ее по имени, и только потом понимал, что все это лишь пустые грезы. Он чувствует нежность ее рук, улавливает легкий запах ее волос, ощущает тепло ее дыхания. Она живая, и она действительно вернулась. Он обнимает ее, и его тело сотрясается в бурных рыданиях. Слезы катятся по его лицу, смывая тяжесть прошедших лет, унося прочь болезни и страдания. Кажется, он молодеет на глазах. Седина уступает место темным волосам, морщины разглаживаются, кожа приобретает здоровый цвет. Он хочет пригласить ее за стол, чтобы, наконец, разлить так долго ожидавшую этого случая, бутылку вина. И тут он замечает меня. Сначала он удивленно смотрит на меня. Потом в его глазах читается понимание.

– Вы за мной? – В его глазах нет страха.

Я молча киваю.

– У меня еще есть время?

– До рассвета.

– Хорошо.

– Не буду вам мешать. – Я деликатно встаю и выхожу из комнаты.

Всю ночь они сидят друг напротив друга и словно юная влюбленная парочка то непрерывно болтают, то вдруг замолкают, глядя друг на друга.

Когда самые первые признаки рассвета трогают небо, когда еще только чутьем понимаешь, что начинает что-то меняться, хотя глаз еще не различает этих изменений, когда предрассветный ветер начинает сгонять облака с ночного неба, освобождая место для предстоящего восхода, я подхожу к нему сзади и кладу руку на его плечо.

– Пора? – Он поворачивается и пристально смотрит мне в глаза.

– Пора.

– Она пойдет с нами?

Я не успеваю ничего ответить.

– Я же обещала, что мы больше никогда не расстанемся. – Она смотрит на меня умоляющим взглядом.

Мне ничего не остается, как только кивнуть ей в ответ.

– Тогда мне ничего не страшно. – Они берутся за руки и смотрят друг на друга.

Взмах руки и они исчезают. Они уходят в мир, где нет болезней и старости, где нет боли и разлуки, где вечный свет и вечная любовь. Я напоследок осматриваю комнату. Догорающие свечи, на столе два недопитых бокала. Тишина. Дождь уже давно кончился. Скоро рассвет, но в комнате пока стоит сумрак. И я медленно растворяюсь в этом сумраке. У меня еще много работы.

Глава XXVI. Вместо эпилога

– Ты думал когда-нибудь, что мы вот так будем сидеть на тучке и болтать ногами?

– Нет, что болтать ногами, не думал.

– И еще ты говорил, что такой же Земли больше нигде нет.

– Так ее нигде и нет.

– А эта?

– Эта не такая же, эта похожая.

– Но ведь ОЧЕНЬ похожая?

– Пожалуй.

– А вон тот мужчина похож на твоего отца.

– А может и на меня. А вон та девушка – на твою мать.

– А мне кажется, что это я.

– Может и ты. Видишь, все совсем не так очевидно.

– Интересно, а их реальность может пересечься с нашей?

– С какой с нашей? С той, что сейчас, или с той, что раньше была?

– С нашей Земной.

– Может быть. Этого никто не знает. И как люди умудряются по разным реальностям путешествовать, тоже загадка.

– Слушай, а мы можем им помочь?

– Так они же сами не хотят ничего менять.

– Это потому, что их пока все устраивает. Но ведь может случиться что-то такое, что заставит их действовать?

– Да, наверное, сможет. Вот это, например.

Они закрыли офис, расположенный в небольшом особнячке в старой части города, и не спеша пошли вверх по улице. Было самое начало лета. Ранний вечер был тих и спокоен. Еще не было той изнуряющей жары, присущей середине лета, когда асфальт начинает плавиться под ногами, а все живое ищет спасительной тени. И тепло сейчас воспринималось как благо, а не как испытание. Неторопливо разговаривая, они шли мимо старых деревянных домиков, окруженных садами, мимо пустых сейчас корпусов университета. Редкие прохожие, пробегая мимо, кидали на них мимолетные взгляды и мчались куда-то дальше. Ей было чуть больше тридцати, но вряд ли кто-нибудь дал бы ей ее возраст. Узкие синие джинсы и голубая, под цвет глаз, футболка, обтягивающая ее стройную, спортивную фигурку делали ее еще моложе, так, что на вид ей можно было дать не больше двадцати пяти. Откидывая с глаз светлые, доходящие до плеч, волосы, она, что-то увлеченно рассказывая, ежеминутно посматривала снизу-вверх на своего спутника, чтобы оценить его реакцию. Ему же было за сорок, а на вид даже чуть больше. Так что случайные прохожие вполне могли их принять за отца и дочь, совершающих вечернюю прогулку. Однако более внимательный наблюдатель обратил бы внимание, что она называет его на Вы, что не характерно для семейных отношений.

На самом деле они были сослуживцами. Более того, он был ее непосредственным начальником. И возвращались они с работы вместе, так как жили в одном районе. Он очень ценил эти вечерние прогулки. Именно на них, возвращаясь вечерами с работы, и разговаривая обо всем и ни о чем, они как-то незаметно сблизились, нашли какие-то общие интересы, и поняли, что их взгляды на жизнь во многом совпадают. Как ни странно, ни он, ни она не состояли в отношениях. Хотя, судя по возрасту, им обоим уже давно было пора обзавестись семьями. Впрочем, теперь это встречается куда чаще, чем раньше. Тем временем они прошли старым больничным парком, и вышли на прогулочную аллею, идущую прямой линией сквозь густой дубовый лес. Еще высокое солнце светило прямо в их глаза, заставляя щуриться, и от этого все вокруг, и деревья, и трава, и даже воздух, воспринималось позолоченным в оранжево-красной кисее косых лучей. Она уже несколько раз на него поглядывала, словно желая, но не решаясь что-то сказать.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил он, в очередной раз поймав на себе ее вопросительно-оценивающий взгляд.

– Ну, я еще не совсем уверена, может и не стоит.

– Ну, говори, чего уж. – Он подбодрил ее взглядом.

– Но вдруг ничего не получится, может я скажу позже, когда все станет ясно?

– Ну, если бы ты не хотела, чтобы я о чем-то знал, ты бы и не начала этот разговор, а если уж начала, так давай уж, выкладывай.

Некоторое время она раздумывала, говорить, или нет. А он наблюдал, как легкий ветерок, играя со смятыми бумажками и невесть откуда взявшимися здесь прошлогодними листьями, собрал все это в одном месте, метрах в пятидесяти от них, закрутил в тугой жгут, и погнал вдоль аллеи им навстречу.

– Я, наверное, могу скоро уехать, – скороговоркой проговорила она. – Понимаете, папе предлагают выгодную работу за границей, и, если все получится, я уеду с ним.

Ветерок внезапно стих, и маленький, веселый вихрь распался прямо у их ног, оставив после себя серую кучку пыли, выцветших конфетных фантиков и сигаретных окурков.

– Что? – переспросил он, хотя прекрасно слышал, что она сказала.

– Я говорю, папе предлагают новую работу. – И она начала рассказывать, как это может быть интересно, пожить за границей, познакомиться с новой культурой. . .

Он слушал ее вполуха. Признаться, он впервые понял, что может ее потерять. Они работали столько лет вместе, что он и представить себе не мог, что что-то может нарушить их отношения. А ведь она могла найти другую работу, переехать в другой город, да мало ли что еще могло случиться. Да вот хоть как сейчас – предложили отцу повышение по службе. Хотя непонятно, почему она должна обязательно с ним ехать. Она уже достаточно взрослый человек, чтобы принимать самостоятельные решения, а не ехать, куда папа скажет.

Он поймал себя на мысли, что начинает нервничать, и что для этого действительно есть основания. Он всегда воспринимал ее как друга, и вот сейчас, в преддверии предстоящей разлуки, он просто не понимал, как будет дальше жить без нее. Он не мог представить, что, придя на работу, не услышит звук ее торопливых, цокающих по коридору, каблучков, не увидит этих лучистых, небесно-голубых глаз, не порадуется звону ее молодого, задорного голоска, не вдохнет легкий аромат ее светлых, шелковистых волос.

Проводив ее до дома, он по-дружески чмокнул ее в щечку, скорее обозначив поцелуй, как это делают на приемах в правительственных делегациях, чем действительно поцеловав.

– Вы только никому не говорите, – окликнула она его. – А то вдруг ничего не получится, а все уже будут знать.

– Не скажу, – заверил он.

– Спасибо, – сказала она ему, глядя прямо в глаза.

– За что? – удивился он.

– Ну, так, …что проводили, – не нашлась, что ответить она.

– Ну, до завтра.

– До завтра.

Всю ночь он ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, и все больше понимая, что любит ее, и что должен сказать ей об этом. – «Ну, вот она уедет. Уедет, быть может, навсегда», думал он. – «И что она будет вспоминать обо мне? Что был в ее жизни один начальник, с которым она вместе ходила с работы. И это все»?

Правда, иногда ему казалось, что в их отношениях присутствует нечто большее, чем дружба, впрочем, это могло ему только казаться. – «Нет, она должна все узнать. Хотя непонятно, что это может изменить, раз уж она все равно уезжает. Для чего все это нужно? Может оставить все как есть»? Так ничего и не решив, он заснул тяжелым, без сновидений, сном.

Три последующих дня он старался бороться со своими чувствами, боясь что-либо менять в их отношениях. Во время их общения он настолько много узнал о ней, о ее делах, чувствах, переживаниях, что она стала для него настоящим другом. И он боялся, что, признавшись ей в любви, он может не суметь построить новых отношений, и одновременно безвозвратно потерять старые. Он боялся, что после его признания она начнет воспринимать все его поступки предвзято, глядя на них сквозь призму его чувств, а не его настоящих намерений.

Наконец он решился. Он решил написать ей стихи. Легко сказать – написать. Но, сказано – сделано. Он сел за стол, нашел в верхнем ящике новую зеленую тетрадь, в твердом картонном переплете, открыл на первой попавшейся странице, и аккуратным почерком вывел первую строку:

«Твои глаза небесно-голубые как лучик солнца, что пронзает тьму».

Он перечитал строку заново. – Нет, это уже не глаза получаются, а прожектор какой-то.

Немного посидев, и ничего не придумав, он зачеркнул всю строку и чуть ниже написал ее заново:

«Твои глаза лучисто-озорные как солнца луч разгонят мрак души».

– Нет, не то. Опять не то. Как-то уж очень пафосно, да и нет у меня никакого мрака души.

Он сидел и выписывал строку за строкой, потом методично все зачеркивал, замазывал, а то и выдирал целый лист и начинал снова. Как можно выразить в одном коротком стихотворении все чувства, которые ты испытываешь к любимому человеку? Как найти нужные слова? Как при этом не повториться? Ведь на эту тему написаны тысячи стихов, и написаны настоящими поэтами. Как не спуститься до банальности и пошлости? И ведь при всем при том, необходимо еще донести какой-то общий смысл и, хотя бы чуть-чуть попадать в рифму.

Наконец, после неимоверных, выматывающих трудов, он, видимо удовлетворившись полученным результатом, набрал получившийся текст на компьютере. Несколько минут он сидел в нерешительности, но затем, отринув последние сомнения, набрал адрес ее электронной почты. Не придумав, что написать в теме сообщения, он просто набрал ПРИВЕТ и нажал клавишу «Отправить».

Она как раз просматривала почту, когда в колонках звонко блямкнуло и на экране появилось новое сообщение. В теме письма было всего одно слово.

– Интересно, – подумала она, открывая вложенный файл.

Но еще интереснее оказалось его содержимое. Это были стихи.

В твои глаза лучисто-озорные

Хочу взглянуть. Ты свет их не гаси.

И вот нырнул в озера голубые,

И в них тону, и ты меня спаси.

И я хочу прильнуть к тебе щекою,

И прошептать, что я в тебе тону,

И близко так почувствовать рукою

По телу пробежавшую волну.

Вдохнув твоих волос благоуханье,

Я трепет тела и души ловлю,

И принимая мягких губ дыханье,

Хочу сказать, что я давно люблю.

Но сознавая разность поколений,

И жизни смысл отыскивая вновь,

Я понимаю, что твое общенье

Ценю сильнее, чем свою любовь.

И если жизнь пошлет тебя по кругу,

О чем, конечно, Бога не молю,

Тебя спасет любовь и помощь друга.

Я буду рядом, я тебя люблю!

Прочитав стихи, она не знала, как себя вести и что делать. Сначала она попыталась представить, что ничего не произошло, и даже сделала несколько рабочих звонков. Но полностью сосредоточиться на работе не получалось, мысли все время возвращалась к письму. Она понимала, что не может оставить это письмо без ответа, а что ответить – она не знала. Наконец, видимо что-то решив, она порывисто встала и быстро направилась к нему в кабинет…

– Ты думаешь, у них получится?

– Я думаю, что они хотя-бы попытаются.

СТИХИ ИЗ ЗЕЛЕНОЙ ТЕТРАДИ

Я возьму все слова – кисти,

Нет холста – разверну душу,

Нарисую красками жизни

Колокольчик в груди – слушай.

Звоном чистым печаль рушит,

И снимает он с плеч тяжесть.

Мне открой ты свою душу,

Нарисую я в ней радость.

И пойдем мы вперед вместе,

Нет над нами другойвласти.

Отопри мне свое сердце,

Нарисую я в нем счастье.

***

Случайная встреча

Мы встретились с тобой на краткий миг -

Два метеора в вечности вселенной.

Пересеклись, друг друга озарив,

Но не свернув с орбиты неизменной.

Средь сотен лиц всего две пары глаз

Случайный взгляд на городском вокзале,

И без ненужной выспренности фраз

Мы друг о друге все без слов узнали.

Два мирозданья в поезде ночном

Под стук колес и завыванье вьюги

Переплелись в порыве неземном,

Вчера еще не зная друг о друге

Она сошла, его оставив спать,

Простившись с ним одним лишь взглядом долгим

А он уже готов был рассказать,

Как он искал ее все эти годы

Две ярких искры в небе разошлись,

Вздохнула вечность, и опять застыла,

А я всё не могу определить,

Как ты мою орбиту изменила.

***

Я хочу остаться в строчках

Я рифмую свои мысли

В строчки, фразы, предложенья.

Запечатываю письма,

Без надежды на ответ.

Нарастающие числа

Календарного движенья

Переходят вереницей

В череду прошедших лет.

Я не знаю, что ответить

На вопрос – Зачем ты пишешь?

Ведь быть может письма эти

Даже не откроешь ты.

Как хочу тебя я встретить,

Объяснить, но ты не слышишь

Мы как маленькие дети

Потерялись средь толпы.

В день, когда меня не станет,

или буду я далёко

Письма ты перечитаешь,

Если прежде не порвёшь.

Календарь перелистает

Вспять отпущенные годы,

И душа моложе станет,

И возможно ты поймёшь

Я хочу остаться в строчках,

Я хочу остаться в письмах,

В запятых и многоточьях

На обугленных листах.

Чтобы вдруг однажды ночью

Возродиться в чьих-то мыслях,

Рифмой, порванною в клочья,

Прорасти в чужих стихах.

***

Я говорю – Да.

Ты говоришь – Нет.

Я говорю – Тьма.

Ты говоришь – Свет.

Круговорот дат,

Водоворот лет.

Горечь утрат,

Радость побед.

Фактов и судеб

Калейдоскоп.

Кто расшифрует

Мой гороскоп?

Лишь чехарда

Звёзд и планет.

Я говорю – Да.

Ты говоришь – Нет.

Правда и ложь,

Где – не пойму.

Вижу, а всё ж

Верить чему?

То ли закат?

То ли рассвет?

Я говорю – Да.

Ты говоришь – Нет.

Мне надоели

Игры твои.

Видно ослабли

Чары любви.

Счастья билет?

Всё ерунда.

Ты говоришь нет?

Я говорю – Да.

***

Снег идёт, шурша неторопливо,

По ветвям деревьев и кустов,

Покрывая бархатом перила,

Через реки брошенных мостов.

Город дремлет, цепенея в неге,

Утонув в пушистой тишине,

Лишь с хрустальным звоном в блёклом небе

Шепчутся снежинки в вышине.

Вырастают мягкие сугробы,

Зажимая улицы в тиски.

И машин, застрявших на дорогах,

Тявкают сердитые гудки.

Серый день прошел, ссутулив спину,

И исчез, свернув за поворот.

В освещённых золотом витринах

Ночи отражается полёт.

Тонкий месяц, звёзды зажигая,

Высветил узоры на окне.

Город спит. Я тоже засыпаю,

И хочу, чтоб ты приснилась мне.

***

Стихи про мишку

Мишка дремлет на твоей подушке –

Твой любимый и старинный друг.

Не смотри на то, что он игрушка.

Он мудрее многих, кто вокруг.

Если тебе весело – смеётся.

Если страшно – отведёт грозу.

Он щекой своей к тебе прижмётся

И впитает горькую слезу.

Он такой же, как и ты, проказник.

И сластёна, в точности как ты.

Помнишь, он однажды в мамин праздник.

Съел пирог и уронил цветы.

Все на друга твоего ругались.

Только ты мишутку пожалел,

И боялся, чтоб не догадались,

Что и ты один кусочек съел.

Скоро ты, конечно, повзрослеешь,

Улетишь в далёкие края,

А когда назад домой приедешь,

Уже будут новые друзья.

Но однажды, вдруг, из-за комода

Ты достанешь мишку своего

И поймёшь, все прожитые годы

Ждал он возвращенья твоего.

Как и прежде, он к тебе прижмётся,

И расскажет, как же он скучал.

И слеза внезапно навернётся,

Это вновь оттаяла душа.

Не бросайте старые игрушки -

Ваших самых преданных друзей.

Пусть они на вышитой подушке

Вспоминают детство без дождей.

А пока ты все еще ребёнок,

Мишку посильнее обнимай.

Спи – усни, мой ласковый котёнок.

Спи – усни, сыночек. Баю – бай.

***

Белая зима

Вечер наступает, я смотрю в окно,

Трогаю дыханьем мерзлое стекло.

Кроме снежных хлопьев в мире ничего.

Есть лишь мы с тобою. В комнате тепло.

В свете у камина шкура на полу,

Мы на ней проснемся рано поутру.

Солнца за окошком яркие лучи,

И на белом снеге черные грачи.

Как мы сладко спали, но пора вставать.

Может выпьем чаю и пойдем гулять?

Выйду до колодца, чтоб набрать воды.

Белые дорожки, черные следы.

Мы поедем в санках в заповедный лес,

И войдем под арку призрачных чудес.

Дремлют в сладких грезах, в чарах ворожбы

Белые березы, черные дубы.

Но мороз крепчает, все лицо горит.

Мчимся, возвращаясь. Снег из-под копыт.

И бросают вслед нам в белые клубы

Тени голубые черные столбы.

***

Чувствуешь ли ты?

Снег. Мороз. Продрогшие кусты.

Ветер, вьюга. Небо стало ниже.

Я не знаю, чувствуешь ли ты,

Стать тебе хочу намного ближе.

Хлябь. Сосульки. Первые цветы.

Скоро соловьи уже вернутся.

Я не знаю, чувствуешь ли ты,

Как хочу к тебе я прикоснуться.

Лес. Прохлада. Бабочек банты.

Запах меда. Близкая гроза.

Я не знаю, чувствуешь литы,

Как хочу взглянуть в твои глаза.

Дождь. Туман. Намокшие листы

Желтыми мазками в сини неба.

Я не знаю, чувствуешь ли ты,

Как мне жаль, что я с тобою не был.

Вал работы. Спор до хрипоты.

Люди, встречи. Нервы стали тоньше.

Я не знаю, чувствуешь ли ты,

Что хочу сказать намного больше…

***

Грусть

Во мне поселилась бездомная грусть,

Котёнком свернувшись в душе. Ну и пусть.

С сердечком как с раненой мышкой играет,

Сожмёт и отпустит, и снова поймает.

Сижу неподвижно, и даже приятно.

Как в море на волнах – туда и обратно.

То в бездну, то к небу, то снова в пучину.

И я догораю трескучей лучиной.

Но вдруг сквозь завесу звонок телефонный.

– Алло, – отвечаю я голосом сонным.

И тут же включаюсь, и грусть отгоняю,

– Да, да, заходи, я уже открываю.

И вмиг потерялся котёнок пушистый,

Когда окунулся во взгляд твой лучистый.

Потом мы болтали, шутили, смеялись,

Потом целовались, когда расставались.

Я долго смотрю тебе вслед из окна,

Пока ты в ночи исчезаешь одна.

И снова мне грустно, и вечер так долог.

И снова у ног моих трётся котёнок.

***

Прости

Прости меня, что я тебя люблю,

Прости за то, что ты об этом знаешь,

Прости, что я все это говорю,

Прости, что ты меня не понимаешь.

Прости, что многословен был порой,

Прости, что вдруг порою замыкался,

Прости, что я, увы, не твой герой,

Хотя твоим героем стать пытался.

Прости, что не дарил тебе цветы,

Что редко провожал тебя до дома,

Прости за то, что я тебя любил,

Когда принадлежала ты другому.

Прости за то, чего уж не успеть,

Что будет, но, увы, уже не с нами,

Прости, что я не смог тебя согреть

Холодными и длинными ночами.

Прости меня за то, что не забыл.

Прости меня, что я забыть пытался.

Прости за то, о чем не догадался.

Прости меня, что я тебя любил.

***

Про шпионов

Взгляды – загадки, жесты – уловки,

Фразы – обманки и недомолвки.

Словно разведчики в фильме шпионском -

Явки, пароли в графике жестком.

Может смешно, а, по-моему – грустно

Люди скрывают вечные чувства

Словно боятся сглаза людского,

Или стесняются жить по-другому.

Будто не хочется в небо подняться,

В страсти горячей друг другу отдаться,

И испытать в небесах наслажденье,

И закричать, продлевая мгновенье.

Серые, слабые, глупые люди,

С вами такого в жизни не будет.

Вам не дано воспарить к небесам.

Зависть и злоба – вот ваш хорал.

Я не боюсь их. Но, все же, я грешен.

Как уберечь мне любовь от насмешек?

Взгляды – загадки, жесты – уловки,

Фразы – обманки и недомолвки…

***

Здравствуй

Здравствуй, человечек мой любимый.

Как я рад увидеть вновь тебя!

Как дела, здоровье? Что с машиной?

Все ль в порядке? В норме ли семья?

Столько тем хотелось обсудить бы,

Столько рассказать тебе всего,

Про себя, про планы и про сына.

Как же мы не виделись давно.

Если есть проблемы, ты скажи мне.

Помогу, ведь мы с тобой друзья.

Здравствуй, человечек мой любимый.

Мы с тобой не виделись два дня.

***

Золотое солнце расплескалось

В голубой, бездонной вышине,

И с небес на Землю льется радость,

Брызгами сверкая на заре.

И в потоке том благословенном

Тает горе, словно снег весной.

Я прошу коленопреклоненно -

Ты потоп неистовый устрой.

И в ответ дохнуло, загудело,

Громом прокатилось в синеве,

Затопив все зримые пределы

Счастье расплескалось по Земле

Я не знаю ни беды, ни горя

Отчего тогда я не смеюсь?

Может в сердце не хватает боли

От любви, которой не боюсь?

И один, средь общего веселья,

Я стою, жалея об одном,

Моего любовного похмелья

Не залить дурманящим вином.

Расплескалось солнце золотое

В голубой, бездонной вышине,

Не жалею о забытом горе –

Светлой грусти не хватает мне.

***

Осень

Посмотри, какая осень за окном.

Лёгкий лист корабликом кружится,

И на землю под ноги ложится

Разноцветным, праздничным ковром.

Над тобою неба синева,

Облаков причудливые горы,

Свежий ветер, желтая листва,

Птичьи стаи. А вокруг просторы.

Воздух как стремительный ручей,

Чист, прозрачен и на вкус холОден.

А вдали дымки от деревень,

Рощи, нивы, плеши огородин.

В небо так и хочется взлететь,

И, раскинув руки, закружиться,

Песню разудалую запеть,

И в высокой сини раствориться.

А потом вернуться к бытию,

Но с другими – чистыми глазами.

И умывшись светлыми слезами

Осознать, как я тебя люблю.

***

Признание

В твои глаза лучисто-озорные

Хочу взглянуть. Ты свет их не гаси.

И вот нырнул в озера голубые,

И в них тону, и ты меня спаси.

И я хочу прильнуть к тебе щекою,

И прошептать, что я в тебе тону,

И близко так почувствовать рукою

По телу пробежавшую волну.

Вдохнув твоих волос благоуханье,

Я трепет тела и души ловлю,

И принимая мягких губ дыханье,

Хочу сказать, что я давно люблю.

Но сознавая разность поколений,

И жизни смысл отыскивая вновь,

Я понимаю, что твое общенье

Ценю сильнее, чем свою любовь.

И если жизнь пошлет тебя по кругу,

О чем, конечно, Бога не молю,

Тебя спасет любовь и помощь друга.

Я буду рядом, я тебя люблю!

***

Роняет чёрный клён последние листы.

Сквозь дыры жёлтых крон сквозит сырое небо.

Промокшие поля забыты и пусты,

И хочется уйти, туда, где раньше не был.

Куда-то далеко. За сорок сороков.

Где мягкая трава, и ранние рассветы,

Где чувства горячи, и им не нужно слов.

И где на свой вопрос всегда найдешь ответы.

Но где тот дивный край? Быть может за холмом?

А может нет его? И я ищу напрасно?

Так гнаться за мечтой? Иль помнить о былом?

Ведь то, что помню я, по-прежнему прекрасно.

Я вижу этот клён под солнечным лучом,

С листвою молодой, не знающей о тлене.

И я еще малец с оструганным мечом

Играю без забот в его кудрявой тени.

Так вот где дивный край, который я ищу.

Он был в моей душе. И вот она раскрылась.

И хоть его нашёл, но все же я грущу.

О том, что не вернуть, о том, что не случилось.

Роняет чёрный клён последние листы.

Медлительный туман и вялый дождь сквозь сито.

Но мне в душе тепло, покуда рядом ты.

Пока любовь жива, душа моя открыта.

***

Три желания

Ты танцуешь откровенно

В черном платьице коротком,

С плавной грацией пантеры

Па выписывая ловко.

Я смотрю со стороны,

Отвести не в силах взгляда.

Научи быть молодым,

Чтобы встать с тобою рядом.

Мы стоим с тобою рядом

Над рекою, над обрывом.

Твои волосы, лаская,

Ветер треплет шаловливо.

Под тобою речки гладь,

Сверху небо голубое,

Научи меня мечтать,

Чтобы улететь с тобою.

Мы летим в руке рука

Над цветущими полями

Где над речкою ветла

Воду трогает ветвями

Что ты хочешь не пойму

Яхонт, серебро, иль злато?

Научи меня уму,

Чтобы жить с тобой богато.

Почему сложилось так,

Что с тобою мы не вместе?

Улетела ты одна,

Растворилась в поднебесье.

Не успел я попросить,

А теперь уж не изменишь.

Научи меня любить,

Так, как ты любить умеешь.

***

Мне больше нечего сказать.

Я все сказал тебе, что можно.

Порой не слишком осторожно.

Но, что мне, в сущности, терять?

Мне не о чем тебя спросить.

Ты объяснила всё понятно.

Хотя не очень-то приятно.

Но в целом, можно пережить.

Мне больше не о чем мечтать.

Разбив любовь неосторожно,

Осколки склеить невозможно.

Но всё же стоит их собрать.

Мне больше некого любить.

И от того мне как-то грустно.

Смету разбившиеся чувства,

И постараюсь позабыть.

***

Поздняя осень

Серыми прядями мутный туман

С веток осин ниспадает клоками.

Всё нереально – зыбкий обман.

Блёклые листья в грязи лоскутами.

Стылой водою полны колеи,

Ветви деревьев, как чёрные руки.

Пальцами длинными тычут они,

Небу грозя за жестокие муки.

Небо не внемлет и сеет крупой,

Белой порошей поля покрывая.

Ветер толкается в злобе глухой,

Будто скорее уйти подгоняя.

Всё затаилось, застыло, молчит,

Спит до весны в упоительной неге.

Только ворона скрипуче кричит,

Громко скорбя о холодном ночлеге.

Тонкою струйкою вьется дымок,

И растворяется в пасмурном небе.

Так же как он, я сейчас одинок,

Жду перемен, и мечтаю о снеге.

***

Белая дорога

Вечер наступает, я смотрю в окно,

Трогаю дыханьем мерзлое стекло.

Снег как белый морок падает с небес

И стирает город и поля, и лес.

Исчезают скверы, улицы, дома,

И в душе без веры селится зима.

Кроме снежных хлопьев нету ничего.

Белый подоконник, черное стекло.

Что теперь мне делать, как найти свой путь?

Может быть отгадка рядом где-нибудь?

А в ночи прямая, словно зов судьбы,

Белая дорога, черные столбы.

Я иду дорогой, моя цель близка.

Почему ж на сердце смертная тоска?

И в душе тревога, видно ждать беды.

Белые сугробы, черные следы.

Господи, дай силы, чтоб идти вперед.

Но куда дорога эта приведет?

А вдали уж видны, скорбны и просты,

Белые могилы, черные кресты.

***

Ты ушла. А я остался.

Затворилась тихо дверь.

Будто провод оборвался,

Жизни встала карусель.

Неподвижною картинкой

Дни повисли за окном,

Да доигранной пластинкой

Тихо дышит патефон.

Нету поводов для встречи,

Для разлуки – сто причин.

Говорят, что время лечит,

Подождём и помолчим.

Полупризрачною тенью

Я брожу по мостовой,

Где однажды в день осенний

Провожал тебя домой.

Может быть, в толпе увижу,

Твой знакомый силуэт.

Подойду к тебе поближе,

И скажу тебе – «Привет».

Чтобы ты не догадалась,

Спрячу я подальше грусть.

Я стою. А ты помчалась.

Ну… До встречи, как-нибудь. . .

***

Оглянись

Уходя, оглянись,

Посмотри мне в глаза.

На изгибе ресниц

Вдруг блеснула слеза.

Может это лишь блик?

Может капли дождя?

И проглоченный крик –

Оглянись, уходя.

Ты себя не вини.

Нет вины в том твоей,

Что нам песню любви

Не пропел соловей.

Но мы песню разлуки

Слышим в шуме дождя.

За душевные муки

Не вини ты себя.

Ты меня не кори,

Я по жизни такой.

Пусть не сказочный принц,

Но, зато, я живой.

Я люблю и любил

Сквозь порывы дождя.

Что тебя не забыл,

Не кори ты меня.

Капли бьют по плечам,

Слезы бьют по душе.

Хоть ты близко пока,

Но не рядом уже.

Есть любовь, или нет,

Я молюсь за тебя.

И шепчу тебе вслед -

Оглянись, уходя.

***

Мы, каждый, выбираем путь.

Или пути нас выбирают?

Куда пойти, и где свернуть?

Что впереди? Никто не знает.

Не посоветует никто,

И не найти нигде ответа,

Что было б, если было б То?

Что было б, если б было Это?

Вот также и у нас с тобой,

Чуть-чуть не поняли друг друга.

Пошли дорогою не той,

И разбросало нас по кругу.

Кто виноват, кого спросить?

Как все могло у нас сложиться?

И очень хочется прожить,

Все то, чему уже не сбыться.

***

Как ты там без меня?

Задаюсь бесконечным вопросом.

За равниной седой,

На лазурном речном берегу?

Как ты там без меня?

Понимаю, что очень непросто.

Я хотел бы помочь,

Но, вернуться, увы, не могу.

Как ты там без меня,

В суете повседневного быта?

Вспоминаешь любя,

Или, может, забыла давно?

Свет ушедший храня,

Твое сердце все так же открыто?

Или в нем без огня

Как в ночи безвозвратно темно?

Как ты там без меня?

Ты меня почему-то не слышишь,

И уходишь опять,

Завернувшись в вечерний туман.

Я хочу закричать,

Но цепями закованы мышцы.

И мешает дышать

Тяжелый могильный курган.

Как ты там без меня,

За печальной чертою погоста?

Как ты там без меня,

На далеком речном берегу?

Как ты там без меня?

Понимаю, что очень непросто.

Ты меня вспоминай,

Я отсюда тебе помогу.

***

Как мне душу разбередить,

Как ногтями ее расцарапать,

Чтоб слезою кровавой заплакать,

И стихом на бумагу пролить.

Как содрать с моих нервов кору,

И предстать пред толпой поражённой,

Вас, своею душой обнажённой,

Призывая стремиться к добру.

Как мне сердце достать из груди,

И отдать его страждущим людям.

Где мы были уже, и где будем…

А у них – всё ещё впереди.

Только вот не оценит никто,

И на склоне прокуренных лет

Без души и без сердца – Ну что,

Ты кому теперь нужен, поэт?

Я отвечу, пусть я догорел,

И отдал всё, что было, другим.

Но, зато, я кого-то согрел,

Но, зато, я кого-то любил.

И когда подойдет мой черёд,

Я предстану пред Божьим судом,

Может быть тот, кому я помог,

Помянёт меня тихо добром.

Хоть страшит неизбежности рок,

Я об этом сказать не стыжусь,

Отправляясь в последний полёт,

Всё же я ещё раз оглянусь.

Всех увижу, кому на ветру,

Отдавал я частицу огня,

И продрогшую женщину ту,

Что теплом согревала меня.

***

Исцеление

Время-врач, затягивая раны,

На душе оставило рубцы.

Я прошу, – Целитель мой коварный,

Швов суровых распусти концы.

Не хочу обузой быть для ближних,

Без огня не в силах их согреть,

Понимая, что остаток жизни,

Нужно дотерпеть, а не допеть.

Не хочу с душою загрубевшей

На весну взирать со стороны,

Я как дуб с корою почерневшей,

Изнутри сгорел весь до золы.

И хотя я с виду еще крепок,

В глубине – сплошная пустота.

Из морщин потрескавшихся веток

Не пробьется свежая листва.

На моей, пока горящей ране,

Толстой коркой нарастает лёд.

Охлаждая жгучие желанья,

Он к земле мучительно гнетёт.

Не взлететь мне больше в поднебесье,

Не расправить обгорелых крыл.

Может быть нарушить равновесье

И сорваться с жизненных вершин?

Между тем, дозируя лекарство,

Время-врач отсчитывает дни.

Вот оно искусное коварство,

Я почти забыл тебя. Увы.

И когда умелый врачеватель.

Лед убрал и рану приоткрыл,

Я, как необузданный мечтатель,

Вновь расцвел и снова полюбил.

***

Я люблю издалека,

Сквозь года и расстоянья,

Сквозь большие города,

И короткие свиданья,

Сквозь февральскую пургу,

И весенний звон капели,

Сквозь июльскую жару,

И тягучий дождь осенний.

Я пошлю тебе привет

С быстрой речкой говорливой,

Сквозь оранжевый рассвет,

С нежной песней соловьиной,

С тонким запахом цветка,

Со снежинкой кружевною,

С теплой ниточкой дождя

И с опавшею листвою.

Чтобы вспомнила меня

Среди серых дней ненастных,

Чтоб, от радости звеня,

Сердце вновь забилось часто,

Чтобы чистая слеза

Оживила твою душу,

Чтобы вспыхнули глаза.

Позови, и я не струшу.

Я услышу и приду

Сквозь ночные перегоны,

Сквозь вокзалов суету,

И плацкартные вагоны,

Через жизни океан,

Через смертные пустыни,

Сквозь угрозы и обман,

Ты тихонько лишь шепни мне.

***

Наверное, просто люблю

Когда восходящее солнце

Заглянет с утра сквозь ресницы,

Согрев мою стылую душу,

Я вспоминаю тебя.

Когда в напряженные будни

Я днем нахожусь на работе

То, споря с тобой беспрестанно,

Я проклинаю тебя.

Когда к окончанью недели

Пустеет до времени офис,

И вечер вползает мне в сердце

Я отпускаю тебя.

Когда ночь-колдунья приходит,

Стирая все яркие краски,

И нежно смежая мне веки,

Я забываю тебя.

Когда я тебя проклинаю,

Когда я тебя отпускаю,

Когда я тебя забываю,

Наверное, просто люблю.

***

Мостки в детство

Порванным жемчужным ожерельем

Растеклись росинки по листу.

К мимолётным детским ощущеньям

Я спешу по тонкому мосту.

Да какой там мост. Скорей мосточек.

Две дощечки брошенных в туман.

Осторожно двигаясь на ощупь

Я вернусь к забытым берегам.

Вот наш старый дом. Сейчас он новый.

Курит на приступочках отец,

По траве меж садом и дорогой

Бегает чумазый сорванец.

Вышла мама и прильнув к перилам

С нежной грустью смотрит на меня.

Неужели так оно и было?

Неужели мальчик этот – я?

Я хочу запомнить все в деталях,

Напрягаю, сщурившись, глаза.

Сцена расплывается в тумане.

Катится горячая слеза.

Я протру глаза, и все растает…

Старый дом. Увядшая сирень.

У порога чемодан оставив,

Я войду в незапертую дверь.

Похожу по комнатам притихшим,

Лягу на скрипучую кровать.

Я вернулся. Только поздно слишком.

Не застал в живых отца и мать.

Я слежу как тени проберутся

За дверной с зарубками проём

Я хочу уснуть, чтобы проснуться

В детстве, потерявшемся, моём.

***

Письмо издалека

Я возьмусь за перо, и задумаюсь будто.

Ну, про что написать, дорогая, тебе?

Может быть про сырое, холодное утро,

И про желтые листья на черной воде?

Про осенний туман и дожди затяжные,

Что в душе разливают тревожную муть?

Или может про злые шторма снеговые,

Что мне к дому забили единственный путь?

Нет. Писать о зиме не хочу, и не стану.

Напишу о весне, что растопит снега,

И теплом отогреет замерзшие раны,

Заставляя стремиться к родным берегам.

Я сижу над листом. В нем по-прежнему пусто.

Так про что, дорогая, тебе написать?

Может быть про мои потаенные чувства,

Что всегда заставляют тебя вспоминать?

Я припомню твой взгляд и про время забуду.

А потом встрепенусь, и перо отложу.

Ни о чем, дорогая, писать я не буду.

А когда возвращусь, сам тебе расскажу.

***

Загадал желанье я кукушке,

Что с любимой женщиной пойдем

Мы гулять, и на лесной опушке

В луговые травы упадём

Смотрим вверх, и небо голубое,

Распахнув объятия свои,

Словно перевёрнутое море

Манит нас под паруса любви.

Облака игривые взлетают

Пеной на небесную волну,

А потом в бездонной сини тают,

Также, как и я в тебе тону.

Ты лежишь, прикрыв глаза рукою,

Будто спишь. Но только мне не лги.

Поцелуями тебя покрою

От ресниц до пальчиков ноги.

Твои губы, жаркие, сухие

Поцелую нежно, чуть дыша.

И взметнётся в выси голубые

От любви крылатая душа.

Только замолчала вдруг кукушка.

Я, наверное, спугнул её.

И теперь с восторгом на опушке

Празднует победу вороньё.

Но не верю в глупые приметы,

Приглашу любимую гулять.

И душистым, бесшабашным летом

Буду её в губы целовать.

***

Кем я был для тебя?

Лишь попутчиком в тряском вагоне,

Между двух полустанков,

затерявшихся где-то в пути.

Мы с тобой поругались

на Богом забытом перроне.

Ты поехала дальше,

а мне предложила сойти.

Я смотрел, как состав,

грохоча и сверкая огнями,

Уносил тебя прочь,

где зарёю рождался рассвет.

Мне осталась лишь ночь,

да свечи мутноватое пламя,

Да на жгучий вопрос –

твоё равнодушное – Нет.

Я не знаю где ты,

кто попутчик твой в эту минуту.

Да и важно ль всё это

с дистанции прожитых лет?

Только вот иногда

прихожу на перрон почему-то

И зачем-то храню я

измявшийся старый билет.

            Кем ты был для меня?

Лишь моей путеводной звездою.

Я пошла на твой свет,

озаряющий путь мой в ночи.

Мы с тобой поругались

на Богом забытом перроне.

Я осталась в вагоне,

а ты вгорячах соскочил.

Я смотрела, как ты

всё стоял под слепыми огнями,

А потом пошёл прочь,

унося с собой ласковый свет.

Мне осталась лишь ночь,

да свечи мутноватое пламя,

Да теперь уж ненужный

слегка розоватый рассвет.

Я не знала, как быть,

и за что ты меня так обидел.

Да и важно ль всё это

с дистанции прожитых лет?

Как метнулась к тебе,

ты конечно в ночи не увидел.

Лишь кружился над полем

Пугливою чайкой билет.

Кем я был для тебя?

Лишь попутчиком в тряском вагоне,

Кем ты был для меня?

Лишь моей путеводной звездой.

Мы с тобой поругались

на Богом забытом перроне…

Или это лишь снится?

И мы еще рядом с тобой?

***

Случайности

Случайности, цепляясь друг за друга,

Плетут судьбы затейливый узор.

Так дарит, разыгравшаяся вьюга,

У печки полуночный разговор.

И в откровеньях с путником случайным

Когда дрова сгорают дочиста

Все явное становится вдруг тайным,

Причин и следствий, поменяв места.

И прошлые победы и свершенья,

Которыми гордиться ты бы мог,

Представятся немыслимым смешеньем

Случайностей, слепившихся в клубок.

И нет уже ни в чём твоей заслуги

Упорство и усердие – не в счёт.

А достиженья – жалкие потуги

По школе жизни получить зачёт.

И ты уже не видишь в жизни смысла,

Но грезит утро и прояснен взгляд.

Случайностей бесчисленные числа

Судьбу твою без устали творят.

Но, задержавшись на ночлег в дороге,

Из-за случайной, в общем-то, пурги,

Ты сам рисуешь в чьем-то гороскопе

Случайностей широкие круги.

***

Я рифмую мечту

Я рифмую слова, хорошо ли, иль плохо,

И пытаюсь меж ними каплю смысла впихнуть.

Но опять и опять убеждаюсь со вздохом,

Что в стихах потерялась глубинная суть.

Я рифмую слова, словно в детстве забытом,

Просто МАМА и РАМА, видно вот мой предел,

Но мечту срифмовать с повседневностью быта

Я не в силах, увы, как бы я не хотел.

Как же мне срифмовать изумрудные волны,

Свежий ветер в лицо и солёный прибой

С деревенским окном, шелестящей берёзой,

С белой скатертью, вышитой красной каймой?

Как же мне срифмовать руки добрые мамы,

Аромат пирогов, тёплый свет очага

И морской горизонт с пелериной тумана,

И встающие где-то за ним берега?

Быт с мечтой срифмовать это очень непросто,

Но ведь есть и иная мечта у меня.

Я к тебе подойду с необычным вопросом,

– Как, скажи, срифмовать мне тебя и меня?

Ты посмотришь в глаза, и без слов мне ответишь,

В глубине синих глаз я ответ твой прочту,

Стал я самым счастливым поэтом на свете.

Удалось срифмовать мне любовь и мечту.

***

Весна

Звоном искромётного бокала

Отмечает оттепель капель,

И сосульки, словно девки спьяну

Слёзы льют в щебечущий ручей.

То ручей звенит весёлой птицей,

То пугливо прячется под лёд,

Но пробив хрустальную темницу

Снова песнь весеннюю поёт.

И синицы пьют живую воду,

Славя долгожданное тепло.

И со сна восставшая природа

Синью неба брызжет на лицо.

Вот она умылась, осмотрелась,

Солнца искры в волосы вплела,

В сарафан зеленый приоделась,

И по полю белому пошла.

И зима суровая смирилась,

Отошла как талая вода.

И душа для жизни пробудилась,

И любовь как прежде расцвела.

***

Зимний рассвет (Возвращение)

Рассвет неторопливый

В морозной тишине.

Озябший и ленивый

Луч солнца в вышине.

Вот он скользнул к вершинам

Заснеженных холмов,

Спустился по лощинам

До спящих берегов,

Притронулся к сугробам,

И вспыхнули они,

Просыпав на дорогу

Слепящие огни.

Из странствий возвращаясь,

Опять спешу домой,

И в памяти пытаюсь

Увидеть образ твой.

Мурлыкает котёнком

Под скорым шагом снег,

И лучик кистью тонкой

Рисует твой портрет.

Узорные сплетенья

Рождают на бегу

Сиреневые тени

На розовом снегу.

***

Ночь

Ночь, занавесив своим покрывалом

Мысли дневные мои,

Ждёт у постели, когда я устало

Веки закрою свои.

Я засыпаю, я погружаюсь

В сладкое марево сна.

Где-то на грани, где-то за гранью

Чувствую, как ты вошла.

–

Мы убегаем в ночь,

В сумрак пустых аллей.

И улетает прочь

Свет городских огней.

Будем всю ночь бродить,

Будем шуршать листвой,

И будем говорить

Мы обо всём с тобой.

–

Утро придет и развеется сказка,

Словно молочный туман.

Солнце блеснет, и появятся краски,

Сгинет полночный обман.

Только останется в сердце разбитом

Образ волнующий твой.

И в сновидении полузабытом

Наш разговор ночной.

–

Днем я увижу тебя как обычно,

И загляну в глаза.

И отразится в них так непривычно

Темных аллей гроза.

И я внезапно вдруг догадаюсь,

Ты ночью была со мной,

Когда мы в аллее с тобой целовались,

Шурша облетевшей листвой.

***

Соленый кофе

Каждое утро одно и то же:

По заведённой годами привычке,

Не боясь, что тебя потревожу,

Иду на кухню, и чиркаю спичкой.

Поворачиваю ручку плиты.

С шипеньем змеи газ рвётся на волю,

И расцветает цветком голубым.

Смотрю, замерев, и кричу от боли.

Очень коварная штука огонь.

Пальцем горячим за ухо хватаюсь.

Острое какое чувство – боль.

Хотя ведь бывает и боль тупая.

Открываю кухонную полку,

И за бокалами прокопчёнными

Нахожу ручную кофемолку

И баночку с кофейными зёрнами.

Боже, какой волнующий запах.

Кручу, как будто ручку патефона,

И вспоминаю твой облик сразу,

И звуки бархатные саксофона.

Как ты любила солёный кофе!

Любила варить его утром ранним.

И несла его мне на подносе

В полупрозрачном шифоновом платье.

О, это было восхитительно!

Кофе, и твоё молодое тело.

Два блаженства – так расточительно.

И ты делала со мной, что хотела.

Я пытаюсь повторить этот вкус,

С тех пор, как ты улетела на небо.

И ведь знаю, что опять промахнусь.

Ну подумаешь, какое дело.

Слёзы невольные льются в бокал.

Что ж, в этом деле, я, видно, не профи.

Опять я со вкусом не угадал.

Слишком солёным получился кофе.

***

Серый ангел (Капли стучат в окно)

Капли стучат в окно,

Просят впустить наступающий вечер.

В доме почти темно.

Я зажигаю уставшие свечи.

Дужки очков теребя,

Я разбираю забытые фото,

Словно хочу вновь увидеть кого-то

Под переливы дождя.

Вот уже много лет

Я вечерами по-прежнему дома.

Теплый, лучистый свет

Словно маяк для кого-то другого.

Где ты, куда ушла?

Может с тобой снова что-то случилось?

Может ты просто в ночи заблудилась

Под переливы дождя.

Дождь, дождь, дождь,

Сердце тревожно стало так биться.

Ждешь, ждешь, ждешь,

Веришь, что может все повториться.

Знаю, ты в дверь войдешь,

Нежно обнимешь, снимая усталость.

Ты извини, что я так задержалась -

Дождь, дождь, дождь.

Вещи твои в шкафу

Пахнут тобой удивительно тонко,

Зонтик стоит в углу,

Томик стихов на излюбленной полке.

Жду, когда ты придешь.

Думаю, что уже скоро теперь

Слышу, ключом открывается дверь,

Дождь, дождь, дождь.

Ветер стучит в окно.

Слезы свечей, догорающий свет.

Кончился дождь давно.

Скоро придет долгожданный рассвет.

В комнате нет никого,

Лишь на столе два забытых бокала,

Где-то мы жизнь начинаем сначала

В доме почти темно.

***

Ночной дождь

Дождь течет по стеклу –

Вертикальные реки.

Я сегодня уйду,

Исчезну навеки.

Цветные огни витрин

Отражаются в лужах.

В окне – пузыри гардин.

На сердце – стужа.

Моих следов не найти

На мокром асфальте.

Я танцую один

В прощальном вальсе.

Я пропаду в ночи,

В пелене тумана.

Ты меня не ищи.

Я где-то рядом.

***

Я больше не пишу уже стихов,

И вроде-бы перо не затупилось,

Но что-то странное со мной случилось,

Я просто не встречаю нужных слов.

В безверье, заблудившись среди снов,

Забыв, как мысль нанизывать на рифму,

Я разгадать не в силах тайны шифра,

И написать хотя бы пару строф.

Плутая одиноко в темноте,

Пытаясь раздобыть хоть каплю света,

Я жалким сочинением поэта

Хочу на ощупь двигаться к тебе.

Хочу, но только все напрасный труд,

Тебя не видя, я не ощущаю

В своей душе той неземной печали,

Которая рождает музу букв.

Стихи – они бесценный Божий дар,

Даются как награда за отвагу,

И жаркой лавой льются на бумагу,

Чтобы разжечь в душе твоей пожар,

Чтоб светом осветить кратчайший путь,

Который приведет меня обратно,

К любви, давно ушедшей безвозвратно,

К любви, которой больше не вернуть.

Но, вдруг, увидев образ твой в толпе,

В душе моей созвучием хорала,

Мелодия могуче зазвучала,

Стихамивоплотившись на листе.

И вмиг разрушен темени покров

Но, ты прошла и даже не узнала,

И не одна. Иллюзия пропала.

Я больше не пишу уже стихов.

***

Старый двор

Детство вспоминая золотое,

Игры, смех, и крики детворы,

Я в июльском нестерпимом зное

Загляну в тенистые дворы.

Здесь почти ничто не изменилось:

Горка, стол и сушка под бельё.

Где-то тут навеки заблудилось

Детство босоногое моё.

Тут я пропадал с утра до ночи,

И порой учился выживать.

А когда задерживался очень,

Выходила мать меня искать.

Где вы все, что шумною гурьбою

Приходили звать меня в кино?

Кто-то вдаль умчался за мечтою,

А иных и нет уже давно.

И молчат скрипучие качели,

И столбы в воротах проросли.

Как мы незаметно постарели,

Как же быстро дети подросли.

Лишь на лавках вечные старушки

Обсуждают недуги свои.

Да ведь это бывшие подружки,

Милые девчоночки мои.

И стою в тени я, притаившись,

Среди чёрных, постаревших лип,

Ощутив, как время, раздвоившись

Возвратило детство мне на миг.

И хотя пришёл я не в надежде,

Чтобы время повернулось вспять,

Я бы много отдал, чтоб как прежде,

Позвала меня обедать мать.

***