Разговор с писателем Захаром Прилепиным, или Как вернуть на Украину мир и колбасу по 2.20 [Виктор Павлович Романов] (fb2) читать онлайн

Пьеса

в двух действиях

Рекомендации:

1. Слова и звуки, выделенные в тексте заглавными буквами, произносятся с ударением.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Солонин Юрий Павлович (Палыч) – главный специалист проектного института, предприниматель, пенсионер, 40, 50, 75 лет.

Лидия – его жена, 40, 50, 75 лет.

Никита – их сын, 17 лет.

Писатель – писатель Захар Прилепин, автор книги «Некоторые не попадут в ад» (вернее его портрет), 43 года.

Ярослав – главный специалист Львовского отделения проектного института. 30-35 лет.

Попутчик – попутчик в поезде Черновцы-Москва, 30-35 лет.

Первый анархист – 18-20 лет.

Второй анархист – 18-20 лет.

Третий анархист – 20-25 лет.

Другие участники митинга, от 16 до 55 лет.

Секретарша – секретарь директора санатория. 30-35 лет.

Рабочий – рабочий санатория, 30-35 лет.

Сантехник – сантехник санатория, 60-65 лет.

Михаил – сосед по столику в ресторане санатория, 65-70 лет.

Анна Дмитриевна – соседка по столику в ресторане санатория, 80-85 лет.

Нина – официантка в ресторане санатория, 45-50 лет.

Пианистка – музыкальный работник в ресторане санатория, 45-50 лет.

Действие первое

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям с электронной книгой в руках. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло.

В комнату входит Лидия.

Лидия. Привет. Что это ты так долго и почти без перерыва читаешь?

Юрий Павлович. Новый роман Захара Прилепина под названием «Некоторые не попадут в ад».

Лидия. Ты про него вроде ничего мне не говорил?

Юрий Павлович. Да, я купил и скачал его недавно, как только увидел в продаже электронную версию. Я теперь покупаю только электронные книги, когда понял, что бумажные скоро выживут нас из квартиры.

Лидия. (Окидывая комнату мужа неодобрительным взглядом.) Да уж, живем, как в библиотеке…. Ну и как он тебе?

Юрий Павлович. Ты знаешь, я рад этой покупке. Во-первых, потому, что она была сделана в самый канун майских праздников, а мы с тобой так и не успели собраться куда-нибудь в дальнюю поездку на эти праздничные дни. Правильно?

Лидия. Да, все так …. Наверное, мы стали меняться или мир изменился? Лет семь назад мы в это время уже возвращались бы из египетского Шарм-Эль-Шейха вдоволь накупавшиеся и наплававшиеся в Красном море среди разноцветных рыбок и прочих морских обитателей.

Юрий Павлович. Да-а-а, египтяне, конечно, сильно погорячились, доверив власть в стране мусульманским радикалам. Сразу начались революции, массовые убийства, теракты. Они до сих пор расхлебывают последствия этого решения.

А какая была красивая страна для отдыха!

Туда на Красное море слеталась отдыхать вся Европа и половина населения России, не привязанная намертво к своим дачам.

Помнишь, в Шарм-Эль-Шейхе самолеты приземлялись каждую пару минут?

Лидия. Да. Конечно, помню.

Юрий Павлович. Кстати, как ты относишься к поездке сейчас на нашу дачу?

Лидия. Ой. Что ты, что ты, в такой холод?

Юрий Павлович. Да. Ехать на дачу в такой холод и мерзнуть в ожидании пока прогреется остывший за зиму наш деревенский дом ни мне, ни тебе не хочется, да и нет нужды, картошку мы давно уже не сажаем, хватает пенсии покупать ее в магазине.

Ну, вот я и радовался. Провести праздники в любимом кресле в уютной квартире, в которой власти еще не отключили отопление, с хорошей книжкой в руках – это далеко не худший вариант.

Лидия. Понятно. А что, во-вторых?

Юрий Павлович. Во-вторых? В моей электронной книжке роман занял больше тысячи страниц, т. к. шрифт у меня покрупнее, чтобы читать без очков, а это значит при моей обычной скорости чтения, как я надеялся, мне обеспечено приятное времяпровождение на все праздничные дни.

Лидия. И что, надежды не оправдались? Не понравился?

Юрий Павлович. Ты знаешь, наоборот, очень понравился. Я с нетерпением открыл роман и, кажется, больше не отрывался от него до последней страницы. Прочитал его запоем, не отвлекаясь ни на какие интересные праздничные телепередачи. А сейчас просто перелистываю, перечитываю особо понравившиеся места.

Получается, что праздники до 12 мая, а сегодня, как видишь, только 2 мая.

Лидия. А-а, вот ты в каком смысле?

Юрий Павлович. Ну да. Кстати, ты помнишь, что было в этот день пять лет назад?

Лидия. А что было?

Юрий Павлович. Забыла? Могу напомнить, есть видеозапись.

Лидия садится в кресло. Виктор Павлович включает телевизор и на его экране (и на экране сцены) демонстрируются кадры от 2 мая 2014 года в Одесском Доме профсоюзов, где забрасывают «коктейлями Молотова», жгут заживо и стреляют в безоружных людей.

Лидия. (Через несколько секунд просмотра.) Я тебя прошу, выключи, пожалуйста.

Юрий Павлович. (Выключает телевизор.) Вспомнила?

Лидия. Да. Прости, я не могу еще раз на это смотреть, у меня нервы не выдерживают, я потом опять всю ночь спать не буду.

Юрий Павлович. Да, я тоже помню свою бессонную ночь после этих видеокадров. Помню, как не мог заснуть, перед глазами постоянно стояла эта картинка теленовостей из Одессы. Этой картинке, я думаю, позавидовал бы режиссер любого фильма о зверствах фашистов Германии. Я встал и всю ночь писал статью под названием «Гордимся Одессой и лютой ненавистью ненавидим украинских националистов и фашистов», потом размещал эту статью в самой популярной на то время социальной сети, потом отправлял в редакции десяти ведущих газет Европы и США. И никакой реакции.

Единственным ответом под утро мне было электронное сообщение от такого же неравнодушного человека, поблагодарившего меня за статью и сообщившего три адреса, на которые он сделал перепост моей статьи….

Лидия. Да, кошмарная была ночь. Я тоже не спала. Ходила и видела, что у тебя горит свет и ты работаешь за компьютером.

Юрий Павлович. Мне сейчас вдруг вспомнилась моя поездка во Львов зимой с 1983 на 1984 год, где как раз зарождалась эта украинская националистическая смута. Нам тогда с моим коллегой из Львовского отделения нашего института удалось даже на денек съездить в Славское, покататься на горных лыжах. Я тебе не рассказывал об этом?

Лидия. Не помню.

Юрий Павлович. Дело было так.

В комнате Солониных гаснет свет.

Действие первое

КАРТИНА ВТОРАЯ

Зажигается свет. На сцене комната, в которой стоят несколько складных металлических кроватей, платяной шкаф, стол и несколько стульев. Вечер. Входят одетые в горнолыжные костюмы и с рюкзакаи Солонин Юрий Павлович и Ярослав.

Ярослав. (Ставит рюкзак на стул.) Палыч, располагайся.

Палыч. (Ставит свой рюкзак на стул.) Ярослав, ты обещал меня повезти в Славское покататься на горных лыжах. Так?

Ярослав. Так.

Палыч. Мы отлично покатались целый день. Я голодный как волк и полагал, что ты приведешь меня в гостиницу, где мы бросим рюкзаки и ринемся в ресторан. А ты куда меня привел?

Ярослав. Извини, Палыч, но заказывать гостиницу в Славском у меня не позволяет зарплата.

Палыч. Ярослав, ты такой же главный специалист солидного проектного института, как и я. И зарплата у нас достаточно солидная. Не прибедняйся.

Ярослав. Может быть в Москве в Центральном производстве она у Вас и солидная, а у нас во Львовском отделении оставляет желать лучшего. А чем тебе это не гостиница?

Палыч. А ресторан?

Ярослав. А ресторан в рюкзаке, как и обещал.

Палыч. Так что ж мы теряем время?

Ярослав. (Открывает рюкзак, достает из него бутылку водки, нарезанный хлеб и разворачивает сверток с двумя головками очищенного лука и куском сала.) Вот! И выпивка и закуска!

Палыч. И это все? Ты полагаешь, что после целого дня катания на лыжах нам этого хватит?

Ярослав. (Открывает бутылку, наливает водку в стоящие на столе стаканы.) Вполне. У нас все тут так едят.

Палыч. Я не представляю, как это можно есть.

Ярослав. (Поднимает налитый стакан.) Я сейчас покажу. Твое здоровье! (Выпивает водку, откусывает от целой луковицы, затем отрезает и кладет себе в рот ломтик сала.)

Палыч. (Передернувшись.) Бр-р-р-р. Ты прямо кусаешь лук, как яблоко.

Ярослав. А что тут такого?

Палыч. Да у меня слезы потекут ручьем, так кусать.

Ярослав. Ну если ты такой интеллигент, можешь покрошить лук ножичком.

Палыч. (Передразнивает.) Покрошить? Как птичкам или это ты по-украински так сказал? Ничего я крошить не буду. Я вот сейчас пластиночками все нарежу и будет отличный бутерброд.

Ярослав. Как хочешь.

Палыч. (Отрезает лук, сало, кладет их на хлеб, поднимает налитый стакан.) А ты уже маханул? Вот так просто, без всяких тостов? Так только алкоголики пьют.

Ярослав. (Наливает в свой стакан.) Я пил за твое здоровье и готов выпить с твоим тостом. За что пьем?

Палыч. Ну, раз за мое здоровье, спасибо. А у меня такое настроение, что хочется сказать красивый тост.

Я предлагаю выпить за горные лыжи!

За этот прекрасный вид спорта!

Что может быть лучше на свете вида красивых гор и искрящегося на солнце снега, когда ты несешься с горы, как птица!

Когда воздух, такой неосязаемый внизу, вдруг там на горе превращается в тугую подушку, на которой ты распластываешься всей грудью, когда камнем падаешь с горы вниз!

Давай за сегодняшнее отличное катание! (Выпивает и закусывает сделанным бутербродом.)

Ярослав. С удовольствием! (Выпивает.) Я говорил, что у нас каталка хорошая?

Палыч. Да, ты прав. Отличные трассы! Сюда стоило ехать даже из-за одного дня. Кстати, ты катался в Кировске, когда мы работали с тобой на Крайнем Севере?

Ярослав. Нет. Я тогда этим как-то совсем не интересовался.

Палыч. Ну, зря. В Хибинах тоже хорошие трассы. Здесь, конечно, природа побогаче. Это ощущаешь, когда кабина несет тебя над вершинами деревьев. В Хибинах деревья только внизу, а где трассы, там только голые скалы. Там что ни гора, то Лысая. А ты, кстати, и на Лысой возле нашей работы ни разу не катался?

Ярослав. Нет. Никогда.

Палыч. А я как раз там делал свои первые шаги на горных лыжах. Ребята, командировочные из Москвы приохотили. Мы же там на Севере жили как на горнолыжном курорте. Там же у нас и в поселке горнолыжная трасса была. Ты, наверное, и об этом не знаешь?

Ярослав. Нет. А откуда мне знать, если я не катался?

Палыч. Ну да. Она же за речкой была. Ее из поселка-то даже не видно.

Ярослав. Ну я катался на беговых лыжах за речкой по освещенной трассе, а горнолыжной там не видел?

Палыч. А она левее была. И тоже была освещена. Я приезжал в пять часов с работы, ужинал, становился у дома на горные лыжи и ехал кататься. В марте-апреле, кстати, в это время было светло. После часа катания ехал на лыжах чуть не до самого дома. Мой же дом возле речки стоял. И шел в детский садик забирать сына. Я и его приохотил к горным лыжам.

Ярослав. А как тебе понравился наш Львов?

Палыч. Красивый город. Особенно старинные здания. Гостиница красивая, где ты мне забронировал номер. Жалко, без ресторана. Особенно нравятся ваши кофейни, где всегда вкусный кофе и море всяких тортов и пирожных. В Москве такую кофейню днем с огнем надо искать, а у вас на каждом шагу.

Ярослав. Да, здешние кофейни я тоже обожаю.

Палыч. Слушай, а что за люди бегают по центру города, человек пять с желто-голубым флагом? Я пока ходил из гостиницы в столовую видел их раза три. Они носятся как угорелые.

Ярослав. А-а-а, дураки. Местные националисты. На них все смотрят как на городских сумасшедших. Они может и есть сумасшедшие. Давай выпьем, чтоб дураков в жизни поменьше было!

Палыч. Хороший тост! (Поднимают стаканы, чокаются и выпивают.)

Ярослав. Терпеть не могу дураков, особенно на работе. Будь моя воля, всех дураков повыгонял бы. Главное – не поймешь: дурак или саботажник. Иногда прямо ору: “Ты на Израиль работаешь или на Советский Союз?”. Половина в Израиль уехали.

Палыч. Ну, это ты круто. Я и не ожидал, что ты такой строгий начальник на работе.

Ярослав. Достали уже.

Палыч. Да, я вот о чем хотел тебя еще спросить. Вчера вечером, когда я гулял по центру Львова, то видел огромное количество горящих свечей на сквере. Это что, так у Вас во Львове отмечают Новый год?

Ярослав. Нет. Это так жители отмечали день рождения Бандеры.

Палыч. Это столько тут последователей тех самых, как ты их называешь «дураков», местных националистов?

Ярослав. Да, представь себе. Но это все равно мизерная доля от общего населения города.

Палыч. Да-а-а.Ты знаешь, мне кажется, ты недооцениваешь опасности, которая вам тут всем грозит. Не хотелось бы напророчить, но иногда агрессивному меньшинству удается одержать верх над пассивным большинством. Особенно, если процессом начинают руководить опытные кукловоды.

Ярослав. Я думаю, ты сгущаешь краски.

Палыч. Буду только радоваться за тебя, если окажусь не прав. (Внимательно осматривает комнату.) Слушай, а что это за заведение?

Ярослав. Местная метеостанция.

Палыч. А кровати для кого?

Ярослав. Для таких, как мы. Тут все подрабатывают, кто как может. Имеют заработок, между прочим, как мы с тобой на Крайнем Севере.

Палыч. Да-а-а?

Ярослав. Да. Представь себе.

Палыч. А ты какое отношение имеешь к этой метеостанции?

Ярослав. У меня друг во Львове начальник метеостанции, а эта подчиняется ему.

Палыч. (Зевая и потягиваясь.) Ясно…. Ой, что-то меня уже в сон начинает клонить.

Ярослав. Ну тогда давай укладываться. Тем более мы ж решили завтра ранней электричкой возвращаться во Львов.

Они начинают готовиться ко сну. В комнате гаснет свет.

Действие первое

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям с электронной книгой в руках. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло.

В нем сидит Лидия.

Лидия. Я вспомнила эту твою поездку во Львов. Ты нам тогда с Никитой так расхвалил это Славское, что мы через пару месяцев где-то в марте поехали туда с тобой со своими лыжами. Но нам тогда не повезло с погодой, всю неделю во Львове лил дождь, как из ведра и мы даже из гостиницы никуда не хотели выходить.

Юрий Павлович. Да, помню. Это была самая неудачная наша поездка из-за плохой погоды. А сейчас политическая погода там такая, что у нормального человека даже мысли не возникает лететь туда на отдых. Но, слава Богу и спасибо Путину, что у нас теперь свой прекрасный горнолыжный курорт появился в Сочи, которому Славское в подметки не годится.

Но вот так это все выглядело там тогда на Западной Украине….

К сожалению, мои слова, сказанные там, оказались пророческими. Агрессивное меньшинство на Украине в конце концов победило пассивное большинство и захватило власть.

Лидия. Да это все Горбачев, с его чертовой перестройкой.

Юрий Павлович. Горбачев? А при чем тут Горбачев?

Лидия. Ну, как при чем? С него же весь этот бардак начался.

Юрий Павлович. Нет, нет, ты погоди. Горбачев все правильно делал. Он просто дал людям больше свободы во всем. Главное, я считаю, он дал свободу предпринимательства.

Это уж Ельцин сначала Горбачеву палки в колеса вставлял, а потом с Кравчуком и Шушкевичем вообще Союз развалил, чтобы к власти прийти.

Кстати, я ведь ездил на Украину в самом начале перестройки. У меня были самые отличные впечатления от командировки. Вспомни.

Действие первое

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. У задней стенки слева от входа стоит кресло. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Слева между книжными шкафами вход в кабинет. Юрий Павлович и Лидия сидят в центре комнаты за столом и пьют чай. Сын Никита сидит в своей комнате.

Лидия. (Убедившись, что муж покончил с обедом.) Ну что, как у тебя с договором по Запорожской атомной станции?

Юрий Павлович. Очень удачно съездил. Все работы по договору выполнены. Я никогда с такой легкостью не работал, как в ЭТОЙ командировке на Запорожскую атомную станцию.

Лидия. А что изменилось?

Юрий Павлович. Что изменилось? Изменилось отношение людей к работе. Когда я работал в институте и приезжал в командировку на любую нашу атомную станцию, никого нельзя было заставить сделать абсолютно ничего. Приходилось подкупать руководителей обещанием включить их в соавторы будущей научной статьи. Иногда помогало. А сейчас достаточно включить человека в состав временного творческого коллектива и он готов для общего дела горы своротить. Принцип материальной заинтересованности самый надежный рычаг в экономике. Спасибо Горбачеву с Рыжковым, что создали такую систему отношения к работе.

Лидия. Где только теперь твои Горбачев с Рыжковым?

Юрий Павлович. За них не беспокойся. Они не пропадут, без дела не останутся. Но Ельцин с Гайдаром вряд ли будут эту систему ломать. Во-первых, люди не дадут, они уже поняли разницу, а во-вторых, Гайдар вроде и сам не глупый человек, понимает преимущества малых предприятий. Они могут только в смысле налогов гайки накрутить, Вот это вполне возможно.

Лидия. Да Горбачев-то с Рыжковым не пропадут, я не про них, я про нас думаю. У тебя же это последний договор, а чего дальше делать будем с нашим малым предприятием? (После паузы) И на черта тебе сдалось это предпринимательство? Сидел бы спокойно главным специалистом в институте и получал твердую зарплату, все-таки как-никак, государственное предприятие.

Юрий Павлович. Ты прекрасно знаешь, что в институте уже невозможно было оставаться. Эти ежедневные перетурбации, перемещения, переселения, перетаскивание бумаг, переаттестации у меня уже вот где были (рубанул себя по шее). Вчерашние твои подчиненные стали членами аттестационных комиссий и начинают тебя экзаменовать. Позо-о-о-рище. Начальники меняются каждый день и при всей этой нервотрепке и бессмысленной суете копеечная зарплата. Нет уж, увольте. Пусть этот кошмар терпят те, кто не может работать самостоятельно.

Лидия. А что ж теперь?

Юрий Павлович. Ничего, мать, прорвемся.

Лидия. Прорвемся. Как прорвемся? Куда прорвемся? С кем ты будешь заключать договора?

Юрий Павлович. Пока не знаю. Но руки опускать не собираюсь.

Лидия. Ну ладно. Отдохни пока от этой поездки….

А что-то ты такой не веселый? Если поездка была удачной, что же тогда тебя за душу тянет, я же вижу?

Юрий Павлович. Да, ты права. Тянет за душу то, что собирался навестить тетю Веру в Запорожье, а она не захотела. Представляешь, звоню ей, как обычно, с вокзала, говорю, что я в командировке и хочу заскочить к ней, а она отвечает: «Не надо, ты мне все напомнишь, а я потом несколько дней буду расстраиваться». Она же, ты помнишь, с похоронами дяди обратилась не ко мне, а к сестре Любе. Они с мужем съездили и похоронили его. Видимо из-за этой истории с дачей у нее совсем крыша поехала.

Лидия. Что за история с дачей?

Юрий Павлович. Ну, ты что, не помнишь их дачи?

Лидия. Я не помню дачи! Да мы ссорились с тобой из-за этой дачи! Забыл?

Юрий Павлович. Забыл. А чего мы ссорились? И когда это было?

Лидия. КогдА, когдА? В отпуске. Когда после поездки по Западной Украине и отдыха под Одессой и под Скадовском ты завез нас к ним в гости. Помнишь?

Юрий Павлович. Западную Украину я помню: Хуст, Мукачево, Рахов. Где-то там мы с маленьким Никитой карабкались на гору в замок Поганой девы. Он наверное не помнит, маленький был. Никита, ты помнишь замок Поганой девы?

Никита. (Из своей комнаты.) Конечно, помню.

Юрий Павлович. Надо же. Так что там, ты говоришь, было на даче?

Лидия. Было то, что тетя Вера тогда на даче загрузила тебе полный багажник грушами. Я видела дядькино недовольное лицо и как он ей доказывал, что эти груши не зрелые и должны еще повисеть. И тебя останавливала. Но твоей же жадности нет предела.

Юрий Павлович. Ну как я мог остановить тетю, она же для детей старалась, своих же у них не было. Помнишь, как наши ребята им понравились?

Лидия. Еще бы не помнить. Какая мать это забудет, когда родной дядя искренне говорит ей какие дети у нее воспитанные: никуда не лезут, ничего сами не рвут, не хватают.

Юрий Павлович. Да, но в саду дядя был не прав. Он рассуждал, как рассуждает каждый «правильный» садовод. «Снимать надо то, что созрело». Он рассуждал, глядя со своей колокольни. Ему так удобнее. Он так привык. Он нагружал каждый день два детских ведерка и нес домой, раздавая по дороге соседям и знакомым, кто попадался. Если бы тетя Вера его тогда послушала, то мы привезли бы на свой Кольский полуостров не груши, а кашу из них. А так за три тысячи километров дороги почти ни одна груша не испортилась. Мы их потом недели три ели. Правда, задние брызговики у нашей «Лады» стерлись наполовину, но это мелочи. А помнишь, как мы тогда здорово отдохнули под Скадовском?

Лидия. Помню, конечно. Это прямо заповедник для отдыха с детьми. Этот мелкий и теплый лиман.

Юрий Павлович. Не ты одна это оценила. Помнишь семью из Киева, которая отдыхала рядом?

Лидия. Захотела бы забыть, да не смогла. Такая странная парочка. Он красивый, стройный, интеллигентный, а она жирная, страшная, беспардонная, как торговка. Как он мог на такой жениться?

Юрий Павлович. Почему, «как торговка»? Она и есть торговка. Это и по ее разговору видно: помнишь, как она про одного знакомого сказала, что он такой «обезжиренный-обезжиренный», а про другого, что тот «вообще уцененный». А бензин, ты помнишь, тогда были в продаже талоны на бензин? Так она хвасталась, что каждый год набирает талонов на бензин на дорогу от Киева до Скадовска и обратно. А он кинорежиссер-документалист. Был какой-то несчастный случай у него на студии. Его чуть не посадили, а выкупил его ее папа с условием, что он женится на ней. Вот и весь секрет.

Лидия. А как она самогон хлещет. У нее была в заначке трехлитровая бутыль. Она меня раз зазвала к себе в палатку. Говорит: «Пусть мужики горилкой травятся, а мы с тобой давай по стаканчику самогоночки для аппетита выпьем». Я свою рюмку вылила незаметно, так она увидела и чуть меня не убила. Больше пить с нею не звала.

Юрий Павлович. А ты тоже хороша, торгашку хотела перехитрить. Да это она тебя сто раз перехитрит. И недовесит, и недодаст, а за тобой все, что ей надо увидит.

Лидия. Да, я чего-то тогда дала маху.

Юрий Павлович. (мечтательно). Лима-а-н. Я прямо ощущаю и вижу, как бычки хватают своими мягкими губами меня за пальцы ног. Ты помнишь, я после этой поездки купил себе ружье для подводной охоты?

Лидия. (с досадой). Да помню я это чертово ружье.

Юрий Павлович. Почему чертово?

Лидия. Да потому, что ты с этим ружьем на следующий год под Джубгой так перекупался, что оглох на оба уха, как пень. Господи, как я тогда с тобой намучилась, больше, чем с детьми. Сколько насиделись в очередях в поликлинике в Туапсе, вместо того, чтобы отдыхать с детьми на пляже.

Юрий Павлович. Ну, не зря же говорят: «Охота пуще неволи». Но зато какая хорошая там на наше счастье докторша оказалась из Москвы, я к ней и сейчас обращаюсь с ушами, когда надо.

Лидия. Ну ладно, Бог с ними с твоими ушами, что же там все-таки с тетиной дачей-то стряслось?

Юрий Павлович. Да история старая. Странно, что я тебе про нее не рассказывал. Был там на краю города пустырь в километре от их дома. Голые камни с видом на каменный карьер возле Днепра. Нашлись энтузиасты, которые решили на этих камнях создать садовое товарищество. Тетя Вера с дядей были в первых рядах. Они на свою зарплату накупили и привезли на эти выделенные им 6 соток каменной пустыни несколько самосвалов с черноземом. Посадили виноград, груши, персики, абрикосы. Построили домик. Ну ты же видела этот рай на земле.

Лидия. Да. Это действительно был райский сад.

Юрий Павлович. Вот в том-то и дело, что был. До поры, до времени.

Лидия. И что случилось?

Юрий Павлович. Ничего нового. Все старо, как мир. Обыкновенная человеческая зависть. Возле их участка оставался бесхозный кусок пустыря в 3 сотки. Его купила одна семейная пара, такие общественники. Заниматься им этой пустыней так, как тетя Вера, не захотелось. Тогда эта пара стала выдвигать инициативу отдать все участки безвозмездно местному Дому пионеров.

Лидия. Ничего себе.

Юрий Павлович. А что, чужое-то не жалко раздавать. Дальше больше. Инициатива этой пары не прошла, но сама пара распалась, а новая супруга соседа оказалась любительницей наводить справедливость, как она ее сама понимает. Она заявила мужу, что не справедливо иметь 3 сотки, когда у соседей 6. Надо поделить поровну. Они просто нагло взяли и оттяпали треть участка у тети вместе с дорогой и поставили забор.

Лидия. А что руководитель садового товарищества?

Юрий Павлович. А он узаконил новые границы участка соседям, они его подкупили. Тетя уже который год пишет во все инстанции. Дядя, собственно, и умер от этой нервотрепки. Сердце не выдержало. Тяжело как-то это все.

Лидия. Да, какое сердце это выдержит. Для стариков эта дача была всем. Главным занятием в жизни на пенсии. Как-то еще сама тетя Вера держится. Ну не переживай так. Видно для нее эти воспоминания еще намного тяжелее, чем для тебя.

Юрий Павлович. Да. Ты права.

Никита. (Выходит из своей комнаты с газетой в руках.) Пап, помнишь, ты рассказывал, что в командировке в Венгрии видел, как сосед по вашему дому подрабатывал на сладкой вате? Я тут в «Экономической газете» объявление нашел о продаже машин по производству сахарной ваты. Может нам купить?

Лидия. А что это за сосед из Венгрии?

Юрий Павлович. Да я ребятам рассказывал, как в Венгрии можно легко подрабатывать к основной работе. Когда я был в командировке на атомной станции Пакш, то вечерами, прогуливаясь возле нашей гостиницы, часто видел у соседней пятиэтажки мужчину с машиной по производству сахарной ваты. Он выносил ее из дома к своему подъезду обычно вечером, где-то после ужина. Видимо после основной работы. И к нему постоянно сбегалась ребятня из ближайших домов. Одни убегали с пучком ваты, другие прибегали. Постоянно стояла очередь из 5 – 7 ребят.

Лидия. А сколько она стоит и на что мы ее купим?

Никита. Стоит она 700 долларов. Это как раз столько, сколько папа мне обещал из Запорожского договора на покупку компьютера.

Лидия. А как же с компьютером?

Никита. Пап. Мам. Чем покупать компьютер за 700 долларов, лучше никакой не покупать.

Юрий Павлович. Ох ты наш максималист. А других денег у нас нету и в ближайшее время не предвидится. Как же ты компьютерщик и без компьютера?

Никита. Ничего страшного, я устроюсь куда-нибудь, где есть приличные компьютеры и буду работать на них там.

Юрий Павлович. Да, пожалуй правильнее будет купить эту сладкую машину, в крайнем случае она нас прокормит, а то инфляция быстро сожрет наши рубли и их вообще ни на что не хватит. Где, ты говоришь, их продают?

Никита. На Украине, в Черновцах. Вот телефон этого малого предприятия.

Юрий Павлович. Так, мать. Чует мое сердце, снова мне ехать на Украину, но на этот раз видимо вместе с тобой. (К Никите.) Дай-ка сынок газету, пойду позвоню прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик.

Юрий Павлович берет газету и уходит в кабинет звонить.

В комнате гаснет свет.

Действие первое

КАРТИНА ПЯТАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям с электронной книгой в руках. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло. В нем сидит Лидия.

Юрий Павлович. Ты помнишь нашу поездку на Западную Украину за машиной по производству сахарной ваты?

Лидия. Помню. А почему ты заговорил о ней?

Юрий Павлович. Ты знаешь, мне об этой поездке, как ни странно, напомнила сейчас вот эта видеозапись событий в Одесском Доме профсоюзов 2 мая 2014 года.

Лидия. А какая связь?

Юрий Павлович. Какая связь? Просто мне показалось, что

звучащие за кадром голоса националистов и фашистов Украины, обшаривающих карманы тех, одежда которых уцелела и сравнивающих обгорелые трупы с неграми и негритянками, очень похожи на тот такой же тупой и самоуверенный голос нашего попутчика в поезде Черновцы-Москва в те «лихие девяностые».

Лидия. Да, ты прав, действительно похожи.

Свет гаснет.

Действие первое

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Зажигается свет. На сцене купе в купейном вагоне поезда Черновцы – Москва. В купе напротив друг друга сидят Юрий Павлович и Лидия, справа он, слева она. Справа на верхней полке над ним лежит какая-то вещь в заводской упаковке, похожая на старую советскую круглую стиральную машину «Рига».

Лидия. У меня такое ощущение, что мы не в деловой поездке по покупке «сладкой машины», а были в гостях у близких родственников.

Юрий Павлович. У меня тоже. И руководитель малого предприятия и его жена на редкость обаятельные люди.

Лидия. И обаятельные, и, в то же время, простые. А в доме как у них все хорошо и уютно. Мне все у них понравилось.

Юрий Павлович. И проводили как замечательно. И даже предусмотрели отдельный билет для машины, чтобы не было нам никаких с ней хлопот. Вот тебе ярчайший пример новых деловых отношений, которые родил Горбачев с Рыжковым.

Лидия. Ну, ладно, ладно с Горбачевым и Рыжковым, убедил.

В купе входит с вещами новый пассажир.

Попутчик. Где тут девьятое место?

Лидия. (встает, пересаживается на правую полку рядом с мужем, показывает на освободившееся место.) А вот, пожалуйста.

Попутчик. (поднимает полку, укладывает под нее сумки, закрывает, садится). Фу, чуть не опоздал.

Лидия. Да нет. Только что объявили, что до отхода еще пять минут.

Попутчик. От то-то, шо пьять минут.

Лидия. Далеко едете?

Попутчик. У Москву.

Лидия. В гости или живете там?

Попутчик. Не, живэм мы тут. За шмотками йдэмо. Бизнес.

Лидия.. А что, работы не стало?

Попутчик. Не, работа е, на хверме. Навоз вбираем, чи шо. А то побочно, купыв-продал, гроши маэмо.

Лидия. А кто ж покупает?

Попутчик. Та свои ж, силяне.

Лидия. А кто ж работает в это время?

Попутчик. Так брат подменяе.

Лидия. Бедствуете?

Попутчик. Не. У нас усе свое. Жить можно.

Юрий Павлович. (с досадой). Жадные до власти политики раздербанили такую большую страну, в один миг сделали миллионы русских иностранцами на своей земле, а народ теперь крутись, как хочешь. Ведь не каждый может вот так ездить и перепродажами подрабатывать.

Попутчик. Не. Той трижды перефабованный лис Кравчук усе правильно зробыв.

Юрий Павлович. А что это значит?

Попутчик. Трижды перекрашенный лис.

Юрий Павлович. Это как?

Попутчик. Он же был ярым коммунистом – заместителем секретаря компартии Украины по идеологии. А теперь также яростно борется против коммунистов.

Юрий Павлович. Ну и что ж в этом хорошего?

Попутчик. Не, то шо он делает – это хорошо. Должна быть своя страна, свой язык, своя валюта, своя армия.

Юрий Павлович. Ну, валюта ладно, может и нужна. А армия-то вам зачем?

Попутчик. А как, а если воевать придется?

Юрий Павлович. Да с кем вам воевать-то?

Попутчик. Да мало ли … Может с вами.

Юрий Павлович. И что, ты пошел бы воевать с русскими?

Попутчик. А шо? И пошел бы, если скажут, если надо будет. А как же?

Юрий Павлович. (потягиваясь и зевая). Ой, что-то я приморился сегодня. Да и поздно уже. Лид, может нам выйти, а товарищ постелится, а потом мы?

Лидия. (Вставая.) Пожалуйста, стелитесь.

Юрий Павлович и Лидия выходят из купе, закрывают за собой дверь, подходят к окну.

Юрий Павлович. Как тебе это чудо?

Лидия. Ты обратил внимание, он даже не поздоровался, когда вошел?

Юрий Павлович. Да. А ты слышала, сколько уверенности было в этом его «А как же?»? Мне после этого больше не захотелось продолжать с ним разговор.

Лидия. Да, слышала. Даже страшно стало. Вспомнила, какие милые люди поставщики «сладкой машины» и вдруг этот тип. Прямо земля и небо. А ведь один народ.

Юрий Павлович. Есть народ, а есть биороботы, у которых мозгов хватает только чистить навоз и продать подороже землякам то, что купил в Москве по дешевке. Он в Москве кроме большого рынка ничего и не знает. Таким людям трудно подобрать другое название, кроме биороботов. Зато манипулировать ими очень легко.

Не дай Бог, чтобы вот эти семена пропаганды ярого национализма, которые посеял Кравчук, раздербанивший с Ельцыным большую и сильную страну только ради того, чтобы дорваться на волне этой пропаганды до власти, не дай Бог, чтобы когда-нибудь эти семена дали всходы.

Свет гаснет.

Действие первое

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям с электронной книгой в руках. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло. в котором сидит Лидия.

Лидия. Да-а. Так думали мы тогда в те далекие девяностые, когда развалился Союз. Сколько всего переменилось. Как Бог позволил такому случиться?

Юрий Павлович. И, к сожалению, мы оказались правы. Пропаганды украинского национализма и всяких претензий на Украине, разжигающих ненависть к России становилось все больше.

То Кравчук не хотел переходить вместе с Москвой на летнее время и поезда ползли на границе со скоростью пешехода, чтобы на территорию Украины войти по Киевскому времени. То Кучма не хотел платить России за газ, заявляя, что «все это наше». Тот же Кучма несколько лет делил с Россией Черноморский флот, а потом в своих «Воспоминаниях президента» признался, что он Украине совершенно не нужен, «его содержать себе дороже».

Лидия. Да-а. Я помню, как мы в жару ползли в плацкартном вагоне поезда без кондиционера из Москвы в Анапу через Украину. С тех пор зареклась ездить тем маршрутом.

Юрий Павлович. Да, в итоге за прошедшие двадцать с лишним лет националисты во власти независимой Украины прошли путь от сравнительно тихих Кравчука и Кучмы до оголтелых и кровавых русофобов Турчинова и Порошенко, развязавших по указке США гражданскую войну с жителями Украины, которые на своей родной земле хотят разговаривать на своем родном русском языке.

После Киевского майдана закончившегося государственным переворотом мы все в России заболели хронической болезнью под названием «Украина».

Лидия. Да-а. Это, действительно, прямо как болезнь.

Юрий Павлович. Да. Потом начались обострения этой болезни под названием «Крым», «Одесса», «Донбасс».

Но каждый из нас болел по-своему.

Кто-то, как Захар Прилепин, сразу отправился на Донбасс помогать жителям Украины самым необходимым, а потом и своим личным участием в их защите.

Кто-то стал брызгать слюной в сторону России.

Кто-то, как мы, стал лихорадочно перебирать в памяти всех своих родственников на Украине, выяснять что с ними и думать, как им помочь. Помнишь?

Лидия. Конечно. Я все помню о твоих родственниках на Украине. У тебя там был дядя Илюша, воевавший за Крым в Великую Отечественную. Он жил в Севастополе. И тетя Вера в Запорожье, у которой ты и твои младшие братья и сестры несколько раз гостили в детстве.

Юрий Павлович. Да. Дядю Илюшу его сын забрал к себе в Москву после смерти его жены и мы его еще лет за десять до того киевского майдана тут в Москве схоронили.

Лидия. А с тетей Верой мы долго выясняли. От нее же последнее время не было никаких вестей.

Юрий Павлович. Да, после смерти мужа она совсем замкнулась. Со мной не хотела общаться, говорила, что я напоминаю ей умершего мужа и она расстраивается. Муж умер из-за того, что у них почти половину садового участка сосед отнял, который подкупил председателя садового товарищества. Может это и есть малая часть той самой коррупции на Украине, про которую все говорят?

Моя сестра, которая ездила по просьбе тети Веры помогать ей с похоронами, говорит, что она и с ней совсем не общалась потом после похорон.

Лидия. Да-а, для них этот участок был как райский уголок. Сколько они в него сил и средств вложили.

Юрий Павлович. Ты помнишь, как я тогда совершенно ни на что не надеясь, наугад послал письмо на домашний адрес тети Веры, просто потому, что по ее домашнему телефону никто не отвечал, но в телефонном справочнике города Запорожье ее домашний телефон числится за каким-то неизвестным мне мужчиной?

Лидия. Да, помню, ты говорил, что посылал письмо на домашний адрес тети Веры, но на имя этого неизвестного мужчины и мы даже не рассчитывали на ответ. Но ответ, как я помню, все-таки был.

Юрий Павлович. Да, ответ пришел через несколько месяцев в разорванном конверте. Что он разорван, уведомляла почта России. Видимо на Украине все письма в Россию вскрывали. Они же говорили, что Россия воюет с ними.

Неизвестный мужчина оказался другом семьи тети Веры, которому она завещала квартиру, а садовый участок не успела, его быстро продало садовое товарищество.

Он очень подробно описал все перипетии ее судебной тяжбы за садовый участок и последние дни ее жизни.

Из этого его письма я понял, что ей просто было некогда общаться с нами, ее родственниками. Она никого из нас не хотела загружать своими проблемами, она привыкла их решать сама и по другому не мыслила.

Она все свое время тратила на хождение по различным инстанциям, пытаясь добиться справедливого решения, хотя в последние годы очень плохо слышала. Она изучила огромное количество нормативных документов и законодательных актов.

Она дошла до Киева, до европейского суда по правам человека в Страсбурге, но ничего не добилась.

Раньше в таких ситуациях были случаи, Москва помогала, но после отделения Украины для жалоб в Москву дорога была отрезана.

Он также написал, что хотел сдавать квартиру, чтобы заработать денег на ее ремонт, но дом дал просадку, образовались такие трещины, что с чердака в квартиру через них сыплется пыль, а через стены видно улицу. Там стало опасно жить. Это произошло еще при жизни тети Веры. Она сама и другие жители этого многоквартирного трехэтажного дома неоднократно обращались за помощью в различные органы власти, но никакой помощи от властей так и не получили.

Лидия. Да-а-а…. Что будет теперь с этой Украиной?

Юрий Павлович. Единственное лекарство, спасающее меня от этой затянувшейся болезни под названием «Украина» и дающее надежду, что для России она не заразна, это моя непобедимая уверенность в великой силе русского языка и в непримиримой ненависти подавляющего большинства российской молодежи к фашистам, чему однажды был сам свидетель на митинге еще в 2011 году.

Свет гаснет.

Действие первое

КАРТИНАВОСЬМАЯ

Зажигается свет. Возле гастронома «Новоарбатский» на улице Новый Арбат в Москве толпа народа, пришедшего на митинг. Из динамиков раздается голос: «У нас украли голоса на выборах. Мы должны восстановить справедливость. Мы здесь власть!».

Юрий Павлович пытается пройти дальше сквозь толпу, т.к. опоздал к началу, но убедившись, что ему не удастся пробиться к трибуне, махнул рукой и остановился возле группы молодых людей, скандирующих вслед за выступающим на трибуне оратором: «Мы здесь власть!».

Юрий Павлович. Надо было пораньше прийти.

Первый анархист. (кричит). Долой вообще всякую власть!»

Юрий Павлович. Ну, это Вы уж хватили через край, молодой человек. Как же без власти-то?

Первый анархист. (С живым интересом поворачиваясь к Виктору Павловичу). А зачем Вам власть? Вот Вам лично она нужна?

Юрий Павлович. Конечно. Организовать жизнь, производство.

Второй анархист. Допустим Вы владелец фабрики.

Юрий Павлович. Ну, допустим.

Второй анархист. Я договорился с Вами и работаю на Вашей фабрике, а Вы мне платите за работу и продаете мою продукцию. Зачем нам власть?

Юрий Павлович. Но это простейший случай, а если взять сложное производство, например, атомную электростанцию, которую надо спроектировать, построить, эксплуатировать, охранять, ….

Третий анархист. Ну и что? Мы что не можем договориться, что он (показывает на первого анархиста) проектирует, он (показывает на второго анархиста) строит, Вы эксплуатируете, а я охраняю?

Из толпы раздается крик: «Фашисты идут». Мимо проходит колонна фашистов, покидающая закончившийся митинг. Группа анархистов и все остальные участники митинга поворачиваются в сторону идущей колонны фашистов и дружно скандируют: «Нам фашисты не нужны,

                        Пошли на хуй из страны».

Юрий Павлович. (Оглянувшись и видя, что помимо анархистов вся толпа митингующих с негодованием провожает фашистов, хором скандируя речевку, начинает хлопать в такт с ней в ладоши.) Молодцы! Ах, какие молодцы! Это же музыка! Симфония! Заслушаться можно!

Толпа продолжает дружно скандировать хором речевку. Скандирование прекращается только когда немногочисленная колонна фашистов, втянувших головы в плечи, как оплеванная со своими знаменами покидает митинг. Народ начинает постепенно расходиться. Свет гаснет.

Антракт

Действие второе

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям с электронной книгой в руках. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло. в котором сидит Лидия.

Юрий Павлович. Этот митинг на Новом Арбате был в 2011 году. Я думаю, с тех пор настроения российской молодежи, ее отношения ко всяким националистам и фашистам вряд ли изменились. Более того, как пишет Захар Прилепин в своих «Письмах с Донбасса» очень многие представители российской молодежи вступили добровольно и успешно воюют в рядах ополченцев против этих самых украинских националистов и фашистов.

В квартире раздается звук дверного звонка. Лидия идет открывать дверь. Входит их соседка Люба.

Люба. Здравствуйте, Лида!

Лидия. Здравствуй, Люба! Проходи, садись.

Люба. (Входя в комнату и устраиваясь в кресле под портретом Захара Прилепина.) Здравствуйте, Юрий Павлович! Ни от чего я Вас не оторвала?

Юрий Павлович. Да нет. Мы тут сидим с Лидой планы строим на отпуск. Нам Собес путевку дал в Крым в санаторий.

Люба. А-а, так вам сейчас собираться надо?

Лидия. Да нет, успокойся, нам до вылета еще две недели. Как твое-то здоровье?

Люба. (Вздыхая.) Ой, какое может быть тут здоровье? Я хоть с Вами душу отведу, прямо зла не хватает.

Лидия. А что случилось-то, Люба?

Люба. Да племянница с Украины позвонила, все нервы подняла. Представляете, я ей свою квартиру подарила, а у нее вместо благодарности хватает наглости звонить мне и меня же отчитывать. Ну как вот это терпеть?

Лидия. Какую квартиру-то, Люба?

Люба. Да в Донецке. Я ж до того как на Север поехать работать жила в Донецке. У меня там квартира трехкомнатная. Это уж я на Севере на московскую квартиру заработала. Сначала дочери однокомнатную, потом себе такую же вот тут, рядом с Вами. А та Донецкая у меня пустая стояла. Так вот племянница из Львовской области пристала: «Подарите ее нам, раз сами не пользуетесь». Ну, думаю, ладно, подарю, мне она все равно не нужна, дочке тоже. Оформила на нее доверенность и отослала ей. Так вот звонит: «Тетя Люба, что Вы наделали? Как Вы могли?» Раскудахталась, как курица.

Лидия. А что же ты сделала не так?

Люба. Да я просто ее адрес в доверенности неправильно написала. Вместо «улица Бандеры» написала «улица Бендера».

Говорю ей: «Что один был мошенник, что другой. Что ж тут такого, что я их перепутала? Чего уж так разоряться-то из-за такого пустяка?». А она опять свое: «Как можно? Как можно?»

Юрий Павлович. Люба, так ты их любимого Степана Бандеру с нашим любимым Остапом Бендером перепутала, я правильно понял?

Люба. Ну да! Будь они оба неладны!

Юрий Павлович. Ну и правильно ты ей все объяснила.

Люба. Я ж и говорю. А она: «Мне прямо перед людьми неудобно». Какими людьми? Кому какое дело? Переделаю бумагу да и вышлю, всего и делов-то. Чего тетке нервы зря трепать?

Лидия. Да, вот народ неблагодарный пошел.

Люба. Да, они там все на Западной Украине вот такие, неблагодарные и наглые. Я там несколько лет прожила, так вспоминаю, как кошмарный сон.

Мы тогда с мужем разругались. Он на лицо смазливый был, ну и начал от меня погуливать. Я взяла маму и дочку и уехала из Донецка к маминой сестре на Западную Украину.

Однажды ночью в дом позвонили в дверь. Я подумала, муж приехал за мной. Вскочила с кровати, кинулась к двери. А там из комнат в прихожую были стеклянные двери. Я про них забыла и прямо в это стекло головой нырнула.

Упала, все ноги себе об осколки стекла порезала. А это был никакой не муж. Чужой человек позвонил по ошибке.

Лидия. (Хватаясь за сердце.) Ох, Господи! И как же ты?

Люба. Привезли меня на скорой в больницу. Молодой хирург сказал: «У нас обезболивающего никакого нет. Ничего, ты молодая потерпишь» и стал кожу на ногах зашивать. Зашивает и говорит: «Вот эти бы ножки да мне бы на плечи».

Я чуть живая была, а то бы за эти слова прибила бы на месте.

Ну, вот как так можно? Я их с тех пор терпеть не могу!

Лидия. Да-а-а!

Люба. Ой, ну, ладно. Засиделась я тут у вас. Пойду. Ну, хоть поделилась и легче стало! Спасибо вам! До свидания!

Лидия. Да где ж ты засиделась? Ты и была всего пять минут. До свидания! Заходи, как соскучишься.

Люба. Да вроде и скучать некогда. Сегодня дочка обещала с зятем зайти, надо чего-нибудь вкусненького приготовить. До свидания!

Лидия. До свидания!

Юрий Павлович. До свидания, Люба!

Лидия провожает Любу, закрывает за ней дверь, возвращается в комнату и садится в кресло.

Юрий Павлович. (Смеясь.) Ай да Люба! Ай да молодец! Насмешила от души с этой историей про Бендера и Бандеру! Еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Вдруг обидится еще.

Лидия. Да нет, она нормально понимает юмор. Видно было, ей самой эта ситуация показалась забавной. Из серии «Нарочно не придумаешь!» Ей только обидно, что племянница неблагодарная.

Юрий Павлович. Да, вместо того чтобы до конца дней благодарить тетку за такой щедрый подарок она вот так вот.

Ну что, собираем чемоданы?

Действие второе

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Комната в санатории в Крыму. В комнате Юрий Павлович и Лидия сидят за столом в плетеных из ивовых веток креслах.

Юрий Павлович. (Смеясь.) Ну вот, а ты возмущалась: «Ни одного стула нет». Стоило только заикнуться, как горничная тут же приперла смотри какие кресла. Они, правда, больше для балкона подходят, но и в номере сойдут.

Лидия. Ну, хоть какие-то. Еще бы холодильник дали, чтобы не бегать через каждые четыре часа за своими лекарствами в процедурный кабинет на третий этаж.

Юрий Павлович. А я уже поговорил с секретарем директора. Она обещала в ближайшее время решить этот вопрос.

Раздается стук в дверь.

Юрий Павлович. Да, да, входите.

Секретарша. (Входя в номер.) Куда Вам поставить холодильник? (Следом за ней в номер входит рабочий санатория с маленьким холодильником в руках.)

Юрий Павлович. А вот сюда, пожалуйста. (Показывает место у правой стены прямо напротив входной двери.)

Секретарша. Теперь все в порядке?

Юрий Павлович. Сейчас, минуточку, я проверю, работает ли он.

Секретарша. Можете не проверять, это из кабинета директора, он свой отдал.

Юрий Павлович. Спасибо большое!

Секретарша. Отдыхайте на здоровье! До свиданья!

Юрий Павлович. До свиданья!

Лидия. Спасибо! До свидания!

Секретарша выходит из номера и в это же время в номер заходит сантехник.

Сантехник. Сантехника вызывали?

Юрий Павлович. Да, мы оставляли заявку.

Сантехник. Что у вас случилось?

Юрий Павлович. Да вот, что-то полотенцесушитель не работает.

Сантехник. А-а-а, полотенцесушитель. Да Вы знаете, они у нас уже лет двадцать не работают, Они отключены все. Трубы уже все сгнили. С тех пор, как нас в 1954 Хрущев передал Украине, тут не было ни одного ремонта. Украина в ремонт ни рубля не вкладывала. Ремонтируем сантехнику так по мелочи. Выкручиваемся кое-как. Вот не знаем, как сейчас будет.

Юрий Павлович. То-то, я смотрю, тут даже деревянные поручни на балконе сгнили. Все понятно теперь….

Но Вы не сомневайтесь, теперь обязательно дадут финансирование на ремонт. Теперь непременно дадут. Ну, ничего, потерпим и без полотенцесушителя. Посушим все на балконе на веревочке. Спасибо, до свидания.

Сантехник. Да не за что. Рады бы помочь, но не в силах. До свидания.

Лидия. Спасибо! До свидания!

Действие второе

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Вечер. Бархатный сезон в Крыму. По дорожке санатория, заросшей южной зеленью идут муж и жена Солонины. Дорожка проходит по авансцене и ведет ко входу в ресторан санатория.

Лидия. Восемнадцать дней пролетели так быстро. Завтра улетать, а мы как будто только вчера прилетели. Правда?

Юрий Павлович. Да. Но при этом такое ощущение, что мы тут сто лет уже всех знаем и расставаться с ними не хотим. В пятизвездочных отелях в Египте сервис был на порядок выше, чем тут, но там я такого чувства сожаления от расставания не ощущал никогда.

Лидия. Да, как будто у родных гостили.

Разговаривая, они входят в ресторан, проходят мимо рояля, на котором пианистка наигрывает какую-то тихую приятную мелодию и садятся за свой четырехместный стол, за которым уже сидит Михаил их сосед по столику.

Лидия. Добрый вечер, Михаил. Приятного аппетита.

Юрий Павлович. Здравствуйте, Михаил. Приятного аппетита.

Михаил. Здравствуйте. Спасибо.

Юрий Павлович. Что-то Вас за обедом не было? Да и проголодались видно, раз уже с ужином так быстро покончили. Опять на какую-нибудь экскурсию ездили?

Михаил. Да.

Юрий Павлович. Куда, если не секрет?

Михаил. В Массандру. На винзавод.

Юрий Павлович. Понравилось?

Михаил. Не совсем, не все вина купил на день рождения жены, которые хотел. Потом, не все показали.

Юрий Павлович. А что так?

Михаил. Да мне по секрету сказали, что часть помещений закрыта, готовят к завтрашнему приезду Путина. Будут со своей супругой вина пить из царской коллекции.

Юрий Павлович. Ну, вряд ли бы они так суетились из-за частного визита президента, скорее всего, какой-нибудь высокий зарубежный гость вместе с ним ожидается. (На следующий день СМИ сообщили о визите в Крым Путина и Берлускони, Прим. автора.)

А Вы, судя по разговору, видимо здорово Путина не любите?

Михаил. А за что его любить? Что он хорошего сделал?

Юрий Павлович. Любить, действительно, не обязательно. Но быть благодарным ему я полагаю, есть за что. Хотя бы за возвращение Крыма в состав России. Ведь мы теперь имеем возможность отдыхать тут с Вами в этом прекрасном санатории. Причем, совершенно бесплатно. Разве это не так?

Михаил. (Вместо ответа встает и уходит, буркнув на прощанье) Приятного аппетита.

Юрий Павлович. Спасибо. (Поворачивается к супруге). Вот так! Вечно мы чем-то недовольны, а чем и сами не знаем.

Лидия. Ой, да оставь ты его в покое. Что он один такой?

Юрий Павлович. К сожалению, не один. Я и сам до недавнего времени думал, что наши лидеры многое делают неправильно, но после начала гражданской войны в Украине поменял свое мнение на противоположное. А после возвращения Крыма в Россию еще больше зауважал нашего президента.

Ельцын остался в памяти людей, как разрушитель Советского Союза, а Путина будут помнить, как собирателя русских земель. Все он с Крымом сделал абсолютно правильно, быстро и мирно.

Солонины принимаются за холодные закуски. В это время появляется Анна Дмитриевна их вторая соседка по столику.

Анна Дмитриевна. Здравствуйте. Приятного аппетита.

Лидия. Добрый вечер, Анна Дмитриевна. Приятного аппетита и Вам.

Юрий Павлович. Здравствуйте, Анна Дмитриевна. Что-то Вас целый день не видно было?

Анна Дмитриевна. А ко мне внучка из Ялты приезжала меня проведать, как я себя чувствую после этой дороги. Ведь от нашего Новосибирска четверо суток добирались. Это в моем-то возрасте.

Юрий Павлович. И какой же Ваш возраст позвольте узнать?

Анна Дмитриевна. (Мнется и смотрит на Лидию, ожидая поддержки). Да, как-то не хочется говорить.

Лидия. (Глядит укоризненно на Юрия Павловича). Ну и не говорите, Анна Дмитриевна. Зачем всем все рассказывать?

Юрий Павлович. (Оправдываясь за свое любопытство). Ну, просто интересно, т.к. выглядите Вы, Анна Дмитриевна, достаточно молодо.

Анна Дмитриевна. Спасибо.

Лидия. Мало ли кому что интересно.

Юрий Павлович. Кстати, Анна Дмитриевна, до Вас на этом месте сидела женщина из Кемерово. От них сюда ехать еще дольше, целых шесть суток поездом, но она самолетом за день добралась.

Анна Дмитриевна. Нет, я самолетом не люблю. Мы с внучкой поездом. Потом на пароме. Потом на автобусе. Умаялась я конечно.

Юрий Павлович. А что же она не с Вами в санатории, а в Ялте?

Анна Дмитриевна. А где ж столько денег-то взять? Я смотрела на путевке восемнадцать тысяч написано, а у нее зарплата пять тысяч. Она в Ялте у знакомой хозяйки уже который год отдыхает. Правда тут ей больше нравится, а там народу много.

Юрий Павлович. А вот и Нина, наша кормилица.

Нина. (Подходит к столику с двумя тарелками в руках и протягивает первую Лидии.) Это Ваша курица с рисом.

Лидия. Спасибо, Ниночка.

Нина. (Протягивает вторую тарелку Юрию Павловичу). А это Ваша, с овощами. (Обращаясь к Анне Дмитриевне). А Вам попозже принести, когда с салатом закончите?

Анна Дмитриевна. Да. Пожалуйста.

Юрий Павлович. Нина, все хотелось Вас спросить, как Вы пережили все эти перетурбации: референдум, переход в состав России? Экскурсоводы, библиотекари и заведующий Домом культуры говорят в один голос, что все радовались. Что они знают только двух человек, которые якобы от лица татарского народа тут ездят и мутят воду, что на самом деле эти двое никого тут не представляют, их никто тут не поддерживает. Но эти-то женщины, все коренные крымчанки, а Вы говорили, что Вы коренная украинка, с Западной Украины.

Нина. Да. Я родилась и выросла в Ивано-Франковске. У меня там родные. Регулярно езжу к ним. Сюда приехала тридцать лет назад, тут замуж вышла. Я уж теперь и не знаю, кто я. Наверное, тоже коренная крымчанка.

Юрий Павлович. И вот эти перипетии с переходом в Россию Вас никак не коснулись?

Нина. Да нет, пожалуй. Ничего такого запоминающегося. Если не считать получение российских паспортов, за которыми пришлось с ночи занимать очередь.

Юрий Павлович. А какая в этом была необходимость?

Нина. Начальство сказало, что без российских паспортов нельзя будет продолжать работу.

Юрий Павлович. Ну, это понятно, просто момент тогда, видимо, был сложный. Это не тот случай, когда чиновникам в порыве рвения только бы побыстрее отрапортовать. Ну, а сейчас всем довольны?

Нина. Да. Вот только газовщики, что-то цепляются. У меня газовый котел в квартире, а у них какие-то новые правила теперь.

Юрий Павлович. Ну что делать, придется привыкать к новым правилам. Эти монополисты и нас в Москве достали, когда мы старую газовую плиту меняли. Заявили нам, что у них теперь новые правила и нам надо установить дополнительный кран. Чтобы не один был, как раньше при старой плите, а два отдельных: на варочную панель и на духовой шкаф. И нужно было для этого приварить кусок трубы в двадцать сантиметров длинной, на которую второй кран поставить. И запросили за эту работу восемнадцать тысяч рублей, как за путевку в Ваш санаторий на восемнадцать дней. А мы уже и косметический ремонт закончили. Так мы подумали, лучше на эти деньги путевку купить, а то бесплатную-то пришлось три года ждать, а вместо газовой духовки электрическую установили. Так что, если чувствуете свою правоту, поговорите с юристами. Говорят, они много судов у коммунальщиков помогли выиграть. Если тут таких юристов не найдете, пишите в Москву.

Нина. Ой, спасибо Вам большое.

Юрий Павлович. Это Вам, Нина, спасибо большое, что супруге не дали с голоду умереть, она не ест картошки, а тут же почти все с картошкой.

Нина. У нас уже все знают об этом и все стараются найти какую-нибудь замену.

Лидия. Да, я вижу. Спасибо, Ниночка. Вот Вам сувенир в подарок на прощанье. Мы так Вами довольны. Нам тут все так понравилось. Обязательно постараемся к Вам еще раз приехать на отдых.

Нина. (уходя). Спасибо. До свидания. Приезжайте. Счастливого вам пути!

Свет гаснет

Действие второе

КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям. Перед ним раскрытый ноутбук. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло.

Лидия. (Входя в комнату и садясь в кресло.) Что за жизнь пошла: то весна с ее весенней депрессией, то эта война на Украине. Как же она надоела.

Юрий Павлович. Не грусти. Я тебя сейчас немного развеселю.

Лидия. Чем?

Юрий Павлович. Я тут нашел в интернете интервью американского сенатора Рона Пола, который баллотировался ранее в президенты США, в котором он говорил вполне разумные вещи про Россию и про Крым.

Я написал к нему вот такой комментарий (читает): «С огромным интересом и удовольствием прослушал интервью Рона Пола. Если бы человек с такими разумными взглядами возглавлял Белый дом, то не было бы крови на Украине, а Россия и США вместе успешно решали бы общемировые проблемы от терроризма до космических угроз. Успехов, Пол».

Лидия. И что?

Юрий Павлович. А к моему комментарию написал свой комментарий один молодой украинец, оказавшийся упертым русофобом и националистом. Он даже с гордостью называет себя фашистом. Представляешь?

Лидия. И что же он пишет?

Юрий Павлович. Ну, обычную их ахинею про агрессию России. Вот почитай…. Как тебе этот разговор?

Лидия. (Встает и смотрит текст на экране ноутбука.) Да. Интересный фрукт. Как у тебя только хватает выдержки не послать его.

Юрий Павлович. Да, я думал, может удастся его мозги привести в порядок.

Лидия. Что-то мне подсказывает, что вряд ли тебе это удастся.

Юрий Павлович. Да, ты права. Я терпел, пока он не написал вот это, послушай, я почитаю, орфографию сохраняю его:

«Сегодня получил подарок с фронта. Знаки розличия из формы убитого кацапского солдата. Красота. спасиба сказал. знаеш что меня не радует? что Украина не злая страна и вас на мясо не пустить и не привратить в радиоктивный пепел.»

Лидия. Ужас.

Юрий Павлович. После этих слов мое терпение лопнуло. Пришлось заглянуть на его страницу, познакомиться с ним поглубже и написать вот такой ответ: «За что спасибо-то сказал, за то, что хлопец с Полтавы убил хлопца с Луганска? И кому, яйценюкам с турчиновыми, развязавшим эту братоубийственную бойню, и попрошенкам с ярошами, продолжающим ее? Молодец! Интересно, в этой толпе безропотных баранов, идущих под пули, твоя очередь наверное тоже скоро подойдет?

Вадим, я думаю, Украина, говоря твоими словами, "не злая страна" и люди в ней не злые, а есть еще много просто родственников и хороших знакомых, но есть некоторые злые личности вроде тебя, высказывания которых больше похожи на высказывания маньяка Чикатило. Тысячи таких Чикотил сейчас воюют в Донбассе. Это, видимо, связано с проблемами с психикой, по крайней мере, у тебя. Это могло случиться из-за того, что твоя девушка дала тебе отставку пять лет назад. Ты не должен обижаться на девушек за это. На них лежит ответственность в продолжении рода и рождения для этого здорового ребенка. А какой может быть ребенок от психа? У них поэтому хорошая интуиция, они знают, с психом семью не построишь. Они его чувствуют и сразу бросают. Может у тебя в детстве была какая-то психическая травма, которая отразилась на твоей психике. Возможно, уход девушки усугубил твое состояние. Но не переживай, могу помочь это вылечить, если захочешь. Есть специалисты, помогут найти для тебя ключ не только к избавлению от всех твоих недугов, но и к созданию счастливой семьи с твоей единственной и неповторимой половинкой, которую обязательно встретишь на своем пути. Если есть вопросы, спрашивай не стесняйся».

Вот с этого момента он и затих. Понял, что его вычислили.

Лидия. Да, лихо ты его. Особенно когда сравнил с Чикатило. Молодец. У тебя прямо задатки психотерапевта. Не замечала раньше.

Юрий Павлович. Насчет задатков не знаю, но точно знаю, что врачи для излечения больных иногда делают им больно. Я не врач, но этому Вадиму вынужден был сделать немножко больно, чтобы вылечить его от излишней спеси, хамства, развязности и болтливости, по крайней мере, в общении со мной. После этих моих слов он больше о себе не напоминал.

Думаю, что на майдан в Киеве сбежались в основном вот такие легковозбудимые, с неустойчивой психикой. Потому что по официальным данным украинских медиков Украина занимает первое место по количеству психических расстройств в Европе, от нервных расстройств страдает каждый третий украинец. В том спектакле на майдане его постановщики использовали народ в качестве массовки, расстреливаемой снайперами.

Лидия. Я тоже думаю, что так оно и было.

Юрий Павлович. Переворот, названный киевскими политиками «революцией достоинств», им было бы правильнее назвать «революцией психов», которых они потом отправили на Донбасс воевать, чтобы от них избавиться.

Лидия. (Вставая.) Я думаю, что так оно и есть при том уровне жизни и состоянии медицины, о котором мне недавно рассказала моя знакомая с Украины.

Лидия выходит из комнаты.

Юрий Павлович. (Обращаясь в сторону портрета писателя Захара Прилепина.) Как видишь, Захар, я немного знаю тех против кого тебе пришлось воевать, хоть ты их и не описываешь в романе.

С кем-то я ехал в поезде, с кем-то общался в соцсетях и делал им немножко больно. Но с ними все ясно.

Больше меня удивили нормальные русские парни или, как они себя называют, русскоязычные украинцы, воевавшие в ВСУ. Хотя язык не поворачивается называть их нормальными. Я не имею в виду тех, которых загнали туда силой, многие из которых не увидели для себя иного выхода, как свести счеты с жизнью. А тех, которые гордо именуют себя ветеранами АТО.

Что это? Кто они?

Их в чем-то разочаровала Россия и они нарисовали себе красивую картинку с прекрасной страной Украина, идущей в Европейский союз под руководством такого же как они русскоязычного президента Порошенко, лишившего их детей возможности обучаться на их родном русском языке, которую они готовы защищать ценой жизни?

В них сработал внутренний запрос на такую свою страну и они так легко поддались его насквозь лживой пропаганде, потому что сами были рады обманываться?

Или только ради хорошей зарплаты («ничего личного, только бизнес»), ведь зарплата военных в зоне АТО довольно высокая при массовой безработице и даже когда война им делала больно, убивая их близких друзей, она оставалась доходным бизнесом?

Или это те самые Иваны, Максимы, Владимиры не помнящие родства?

Пообщавшись с ними не раз и не два в социальных сетях, я понял, что это тоже не вполне здоровые люди.

У них прямо какой-то паталогический страх, какая-то параноидальная мания преследования их Россией.

Вот как один из ветеранов АТО отреагировал в соцсетях на заявление нашего президента о готовности России защищать этнических русских на Украине:

«И вот после таких слов Путина, вы, надеюсь, вполне можете понять, почему я, гражданин Украины, украинец родившийся в России, этнически наполовину русский и стопроцентно русскоязычный ни дня в жизни не говоривший по-украински, почему я стал сторонником языкового закона в Украине, введения языковых квот в эфирах радио и телевидения. Я хочу, чтобы моя страна не подвергалась "защите" русскоязычного населения (меня то бишь, как представителя) со стороны иностранных государств и понятно, что если кто-то использует наличие других языков в Украине кроме украинского как повод для "защиты", лучше таких поводов государству Украине другим государствам не предоставлять.»

Ему даже не жаль собственного сына, который после одобренной им насильственной украинизации будет допускать не только синтаксические ошибки, как его папа в русском языке, но вряд ли вообще что-то сможет написать на русском.

А вместо прекрасных русских слов романса: «Куда, куда вы удалились?» будет вынужден слушать на мове «Кудысь, кудысь вас гэть поперло?»

Но слава Богу, что таких патриотов на Украине всего 24 процента, как показали результаты последних президентских выборов.

А сейчас, спасибо тебе Захар за то, что пошел воевать, что делал больно тем биороботам, которые не понимают других аргументов.

Извини, что я на «ты», может потому, что у меня тоже такая дурная привычка всем тыкать, а может просто потому, что тебе едва за сорок, как моим сыновьям.

Спасибо тебе за то, что воевал на Донбассе за Украину, спасибо за то, что не убивал, когда можно было не убивать, спасибо, что научил этому бойцов своего батальона.

Спасибо за этот твой роман.

Мне кажется, я знаю, почему ты нарушил данное себе обещание не писать про Донбасс до тех пор, пока все не отстоится и не отлежится в памяти.

Об этом говорят даты его написания: «9 декабря 2018 – 7 января 2019».

Ты просто не смог удержать в себе эту боль, которая возникла у тебя 31 августа 2018 года в день подлого убийства твоего командира, твоего боевого друга, Главы Донецкой Народной Республики Александра Владимировича Захарченко. Светлая ему память!

Мне знакомо это ощущение боли по событиям в Одессе, где убивали и сжигали ни в чем не повинных мирных людей, пусть даже мне совершенно незнакомых. Хотя я не раз бывал в Одессе и просто обожаю его жителей с их особым, присущим только им, одесским юмором.

Если я едва смог пережить боль за одесситов, из которых лично мне ни один не был знаком, то каково было тебе, когда убили не только друга, но и человека, называвшего тебя своим братом и всецело доверявшего тебе.

Эта боль жила и ворочалась в тебе весь сентябрь, октябрь и ноябрь, не давая спокойно жить. В декабре ты выплеснул эту боль на бумагу. Получилась книга, роман – нерукотворный памятник Александру Захарченко.

Именно таким мы его и запомним по твоим книгам. И никакие другие его вороватые однофамильцы не способны никак повлиять на память о нем.

Ты назвал жанр книги роман-фантасмагория. В этой хронике военного противостояния, несмотря на огромное количество произошедших на Донбассе событий, на огромность и важность проделанной за эти годы работы руководителями Донбасса, тобой, Захар, лично, бойцами твоего батальона и другими военными, тебе удалось показать, что время там словно остановилось.

Этот факт подтверждается и отсутствием твоих собственных идей и предложений для руководства большой северной страны, и отсутствием их у твоего бывшего вождя.

Отсюда твои долгие сборы и подготовка к этому так и не состоявшемуся визиту к нему.

И это понятно. Ведь новые идеи всегда должны где-то вызреть. Новые идеи, как правило, появляются в головах у людей, ставших свидетелями тяжелых трагических событий.

Таким трагическим событием, на мой взгляд, стало убийство Первого Главы Донецкой Народной Республики Александра Захарченко.

Организаторы этого убийства планировали его как успешный финал для развязанной ими драмы на Донбассе.

Но они просчитались, смерть Александра Захарченко стала не финалом, а кульминацией этой драмы, после которой у людей стали рождаться новые идеи.

Первая и главная идея звучит примерно так: «Полный провал русофобских политиков на Украине, развязавших кровавую братоубийственную войну против собственного русскоязычного населения Донбасса в стране, где большая часть населения разговаривает и думает на русском языке».

Эта идея созрела в головах большинства жителей Украины. Реализовали они ее единственным возможным для них способом – на очередных выборах президента, отказав действовавшему пять лет на Украине президенту в праве продолжать творить свои злодеяния. (Сказки про то, что всякие майданы и революции, сменяющие власть в стране, в наше время совершает народ, а не кукловоды из США, оставим для тех, кто в них верит.)

Наступает время обанкротившимся политикам испытать боль за все, что они натворили на Украине.

Еще одна идея об упрощении порядка выдачи паспортов Российской Федерации жителям ДНР и ЛНР вызрела в собственной голове у руководителя большой северной страны. Эта идея возвратила жителям все права, отнятые у них после государственного переворота в Киеве.

Более того, по словам руководителя северной страны, он думает, как расширить эту практику на жителей всей Украины.

Эта идея дает хорошую возможность жителям Украины определиться со своим родством и со своим гражданством. Она отвечает на многие вопросы, которые начинают себе задавать украинцы.

Один из таких вопросов: «Чего не хватает украинскому народу, чтобы жить в мире?».

На днях я увидел этот вопрос в социальных сетях и написал на него вот такой ответ:

«Украинскому народу, чтобы жить в мире не хватает понимания того, что никаких украинских националистов от Кравчука и Кучмы до Порошенко, Турчинова и иже с ними нельзя даже близко подпускать к власти.

Националисты для Украины, как "братья мусульмане" для Египта. Пока Мубарак держал "братьев мусульман" под запретом Египет жил нормально. Многие умные египтяне говорили при Мубараке, если привести к власти "братьев мусульман", Египет заживет еще лучше. Как только привели их к власти, так сразу начались революции, убийства, теракты пока эту организацию снова не запретили. До сих пор Египет это расхлебывает.

Да и на просторах бывшего СССР примеров нормального и мирного развития хватает среди государств-членов ЕврАзЭС. Кстати, тот же Египет подал заявку в ЕврАзЭС о создании Зоны свободной торговли, как и еще с десяток стран».

Автору этого вопроса мой ответ понравился больше всех остальных. И Слава Богу!

Другой, не менее популярный вопрос на Украине: «Кто вернет на Украину колбасу по 2.20»?

Если вспомнить, в СССР по такой цене продавалась колбаса сорта «Отдельная», Сейчас такое убожество в Москве не продают. Есть сорт «Любительская», которая была по 2.90. Ее и сейчас в России как когда-то в 1980-85 годах на среднюю зарплату можно по-прежнему купить около ста килограммов.

Вот и ответ тем братьям-украинцам, которые продолжают считать нас братьями:

«Мы рады, что вы начинаете наконец прозревать, как прозрели египтяне.

Если хотите вернуть на землю Украины мир, спокойствие за жизнь своих близких и достаток, думайте, кого выбираете в руководящие органы государства.

Или слепых исполнителей политики США, разжигающих конфликты между Украиной и Россией, которые обманывают вас сказками про красивую европейскую жизнь, а сами все больше разрушают экономику и все туже затягивают на шее Украины долговую удавку, из-за которой даже Кучма назвал нынешнюю Украину «неполноценным государством».

Или ответственных политиков, стремящихся восстановить благосостояние населения Украины на основе дружбы и сотрудничества с Россией, по примеру других государств-членов ЕврАзЭС. Только с такими руководителями счастье вернется на землю Украины.

Нам очень хочется, чтобы у вас наконец закончились ваши проблемы и чтобы народ Украины стал жить нормально, а у нас закончилась болезнь под названием «Украина»».

Занавес.

Май – июнь 2019