Три Светланы [Юрий Семенович Лановой] (fb2) читать онлайн

Юрий Лановой Три Светланы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЯТЬ

Глава первая. Первый успех

Первые лучи восходящего солнца ярко брызнули на горизонте и своим теплом коснулись кучки облаков, робко парящих над бескрайней водной гладью моря. Облака встрепенулись, пришли в движение и, наполняясь новыми теплыми массами воздуха, разрастаясь и осмелев, ринулись на север, к устремленным ввысь заснеженным вершинам Кавказского хребта, проплывая над южными окраинами Европы. Обильно зачерпнув по пути черноморской влаги и изменив нежный небесно-голубой цвет на суровый свинцово-серый, эти грозные тучи уткнулись в белоснежную грудь Эльбруса и, не ослабевая своего натиска, обогнув его, похолодев и потяжелев, устремились на равнины Кубани и Ставрополья, низвергая с небес водную стихию, сверкая и громыхая и утверждая торжество великой природы над бессмысленными попытками покорить ее.

Светлана проснулась не от обычного, каждоутреннего звонка будильника, а от дождя, который через открытое окно шумно барабанил по подоконнику и своими брызгами долетал до кровати, успев уже слегка намочить подушку – ее преданнейшую подружку: сколько ей было поведано! Светлана вскочила с кровати и быстро закрыла окно. Потягиваясь и посмотрев на будильник, она поначалу направилась обратно к кровати, но неожиданно остановилась и задумалась: cегодня первый день лета и первый выпускной экзамен в школе, будем писать сочинение. Можно еще раз просмотреть свои старые сочинения и подумать, о ком можно будет написать, если выпадет свободная тема. Конечно, она с удовольствием, а главное, с уверенностью на отличную оценку, написала бы об античных героях, о Спартаке или лучше о Клеопатре – о временах и народах, когда зарождались цивилизация и культура. Она сама хотела бы жить в то время, носить тунику, променяв ее даже на модные сейчас джинсы. Светлана взгрустнула: русский и литературу в школе преподает жена парторга колхоза, и теме античной литературы на ее уроках уделялось совсем мало времени. Любимыми темами учительницы были Великая Октябрьская социалистическая революция и Великая Отечественная война. За античность Тамара Александровна вряд ли поставит пятерку. А Светлане нужна только пятерка – Светлана претендовала на медаль.

Вечером за столом, накрытым в честь первого экзамена, Светлана рассказывала, в основном для папы, что она написала о первом человеке в мировой истории, совершившим полёт в космическое пространство – Юрии Алексеевиче Гагарине. Папа был доволен выбором темы и еще раз напомнил о важности следующих оценок для поступления в вуз. А вуз был самый главный – Московский государственный университет им. Ломоносова. О другом учебном заведении для получения высшего образования для своей любимой дочери участник Великой Отечественной войны, Герой Социалистического труда, бессменный председатель колхоза Семен Илларионович Л. и слышать не хотел.

Папа был строг, но справедлив, и дисциплина в семье была на самом высоком, достойном уважения односельчан, уровне. Поэтому непростительное отсутствие за семейным столом сына – младшего брата Светланы, восьмиклассника Вовки – очень огорчало Семена Илларионовича. Он этого не скрывал и обещал задать виновнику, как только тот возвратится домой. В отличие от мужа, Елизавета Капитоновна – красивая и мудрая женщина, хранительница домашнего очага, счастья и покоя семьи, была спокойна за своего сына, зная, что причиной его отсутствия могло быть что-то очень важное, экстраординарное, заставившее отложить в сторону намеченное и решать более актуальное.

Во дворе послышался лай собаки и громкие голоса. Светлана поспешила во двор и сразу же возвратилать в дом, окруженная несколькими мальчишками – друзьями Вовки. Самого виновника среди них не было. Семен Илларионович приподнялся и, отметив тревогу в лице супруги, председательским тоном сразу же задал главный вопрос: «Где Владимир?» Мальчишки, торопясь и перебивая друг друга, стали что-то рассказывать о тракторе, заброшенном участке земли на краю села, соседях-чеченцах … Светлана, не дослушав их словесную неразбериху, как была в домашнем халате и шлепанцах, отпихнула мальчишек в сторону от прохода и выскочила из дома на улицу.

Кругом уже стемнело, но вдоль главной улицы, на которой стоял дом председателя колхоза, на столбах ярко горели лампочки, и Светлана, подхватив полы халата, побежала по освещенной полосе на окраину села. В мыслях она уже рисовала себе брата, стоявшего или хуже – лежащего на земле и окруженного чеченцами. Она почти физически ощущала его боль, его бессилие, стыд и позор его положения. Каково же было ее удивление, когда она увидела Вовку, стоящего рядом с незнакомым, высоким и красивым парнем, положив руку на его плечо и, самое неожиданное для нее, курящим наравне с другими незнакомцами. Реальная картина происходившего сразу смутила и отрезвила ее. Она даже оглянулась назад – не подошли ли родители и не видят ли они курящего сына? Подбежав к брату и грубо оттолкнув незнакомца, она закрыла брата своей спиной и, вспомнив чья она дочь, твердым голосом хозяина положения спросила: «Что здесь происходит?»

Парень рассмеялся, его друзья подхватили громким хохотом. Светлана почувствовала, как Вовка больно ткнул ее в спину и тихо выговорил: «Кто тебя просил?» Вот за созданное его сестрой положение ему действительно было стыдно перед ничем себя недружелюбно, тем более агрессивно, не проявившими ребятами из соседнего села. Парень был, по всей видимости, предводителем в этой компании. Он что-то сказал на своем родном языке, и все сразу же двинулись в сторону. Светлана только сейчас увидела стоящих невдалеке лошадей, которых под узду сразу всех держал мальчишка, намного младше своих соплеменников, но уже активно принимающий участие в делах взрослых. Парень неожиданно оглянулся и посмотрел на Светлану. Она уже не раз замечала на себе оценивающие взгляды молодых мужчин и привыкла к ним, но этот взгляд был какой-то особенный. Он не скользил по ней снизу вверх, задерживаясь на отдельных частях ее красивой фигуры. Нет, парень открыто смотрел ей в лицо, как смотрят на хорошо знакомых, близких тебе людей и своим взглядом передают частицу свое душевного состояния. Светлана вновь смутилась и поспешила отвернуться. Вся компания ловко вскочила на своих лошадей и направилась вслед за своим предводителем из тускло освещенной околицы села в темноту степи. Послышался голос самого младшего из компании – он что-то сказал. В ответ все дружно вновь захохотали. Светлана поняла смысл этой реакции – речь шла, наверняка, о ней. Обняв Вовку, они оба поспешили домой.

Конфликт произошел на границе села с соседним поселением чеченцев. Уже никто не помнил, когда они впервые появились в этом районе, но было это очень давно. Земли, на которых они строили свои жилища и занимались хозяйством, были каменисты и непригодны для зерноводства, поэтому они разводили скот, а получаемые мясо и молочные продукты обменивали на зерно. Жили большими, многодетными семьями. Были очень трудолюбивы и гостеприимны. Сельчане охотно покупали у соседей лошадей, овец и коз, и даже в самые неурожайные годы никогда не отказывали им в необходимом количестве зерна. Соседи отвечали сельчанам породистостью животных и качеством своих продуктов. Границей между селом и поселением издавна считался заброшенный, холмистый участок земли, который обе стороны считали абсолютно непригодным для хозяйствования. Но была у этого куска земли одна особенность, которая совершенно в ином плане превосходила урожайность или продуктивность окружающих земель – на нем росли редкие в этой местности красивейшие цветы: ярко-желтые с темно-зелеными листьями ирисы, пурпурные кавказские пионы, белые горные флоксы, золотисто-желтые лилии, полевые розовые гвоздики, лилово-розовый и темно-вишневый ятрышник, альпийские астры … и воцарялись над этим разноцветным и разнопахнущим полем своими белыми, кремовыми, розовыми, пурпурными, фиолетовыми оттенками рододендроны. К примеру, в немецком языке это природное, цветовое зрелище очень емко можно назвать как «Augenweide», что значит «пастбище для глаз». Молодое мужское население по обе стороны границы собирало здесь для своей прекрасной половины редкостной цветовой гаммы букеты полевых цветов, которые могли бы достойно конкурировать с гордо-дорогими букетами городских флористик. Так как эта красота была ничейной, сбор обычно старались совершать таким образом, чтобы не мешать другой стороне, поэтому прежде чем ступать на нейтральное «пастбище», необходимо было удостовериться в отсутствии других «глаз».

И вот этот статус-кво нарушил в первый день того лета сын председателя колхоза Вовка. По его инициативе, а точнее, с подсказки папы, в школе была создана молодежная бригада механизаторов, и после теоретической подготовки в течение прошедшей зимы и весны, с началом летних каникул должна была начаться практика на отведенных полях в колхозе. Вот Вовка и решил сперва самостоятельно попрактиковаться на заброшенном участке. Выпросив у механика трактор, он решил пропахать на краю несколько борозд, и в мыслях не намереваясь нарушать цветочное богатство уникального участка. Шум работающего трактора услышали соседи и поспешили разузнать: кто нарушает нейтралитет? Обнаружив нарушителя и узнав, кто он, чеченцы решили сопроводить его в село и там разобраться с ситуацией. Сельские мальчишки, увидев Вовку в окружении чеченцев, бросились сообщить об этом Семену Илларионовичу. Вместо кого-либо из начальства, к удивлению всех присутствующих, появилась молоденькая девушка, готовая с воинственным видом защищать своего младшего брата. Ее появление спутало все планы чеченцев – с девушкой разбираться в ситуации они не собирались. Впрочем, ничего правонарушающего Вовка не совершил, и обе стороны уже подружились, но чеченцы, тем не менее, хотели показать, что неравнодушны к сохранению мирных отношений с соседями. В тот вечер Светлана и подумать не могла, что это незначительное событие изменит всю ее жизнь.

Светлана сдала на пятерки все экзамены, и на выпускном вечере в торжественной обстановке директор школы за отличные успехи и примерное поведение вручил ей золотую медаль. В своем выступлении он отметил огромную роль родителей в воспитании и образовании дочери-медалистки. Папа, тоже с золотой медалью Героя соцтруда на лацкане пиджака, сидел за столом президиума в актовом зале школы, заполненном односельчанами – Светланиными одноклассниками и их родителями, и его лицо сияло от гордости за свою дочь, за свою семью, за успехи колхоза, которым он уже много лет руководил, и за то, что государство достойно оценивает добросовестный труд и его дочери, и его самого.

Следующий день сулил много приятных мероприятий. С утра Светлана с мамой собирались в краевой центр за обновлением гардероба Светланы – пора было готовиться к отъезду в Москву. После обеда обещали прийти подружки, и Светлана не могла не похвастаться обновками, хотя особого внимания к вещам никогда не проявляла. Вечером вся семья, немногочисленные родственники и близкие друзья соберутся «обмывать» Светланину медаль. Все эти предстоящие события в каком-то обрывочно-преображенном виде даже пронеслись в ее беспокойном сне. К этому примешался и какой-то запах, отчего она так рано проснулась. Действительно, в ее комнате царил новый, непривычный для нее и слегка одурманивающий запах, исходящий от окна. Она подошла к окну и одернула занавеску. Светлана ахнула – на подоконнике распахнутого окна лежал огромный букет полевых цветов. Такого одновременного разнообразия цвета и запаха она еще никогда не ощущала и такого большого букета ей еще никто не дарил. Были, конечно, цветы от мальчишек-одноклассников к 8-му марта, от родителей ко дню рождения, на вручении медали сам завуч-историк преподнес ей большой букет гвоздик – Светлана была его любимица, а история – ее любимым предметом, но лежащие сейчас перед ней цветы занимали почти весь подоконник. В ее сознании мгновенно промелькнули события последних дней, и она сразу поняла, откуда цветы и кто их нарвал для нее в такую рань…

В начале июля Светлана собиралась уезжать в Москву готовиться поступать на исторический факультет Ломоносовского университета. Как медалистка она имела право сдавать только один профилирующий экзамен по истории, и, получив «отлично», сразу стать студенткой. Она была уверена в своих знаниях в объеме школьной программы по истории и даже более того, что проходили в школе, но если «отлично» она не получит, то придется сдавать остальные экзамены. Посоветовавшись с учителями, дома решили, что Светлане на всякий случай следует принять участие в организованных университетом месячных подготовительных курсах. В Москве жил друг Семена Илларионовича, земляк из соседнего района, бывший сослуживец по комсомольской работе, рекомендованный в свое время на учебу в престижнейший Московский государственный институт международных отношений (МГИМО). Николай Григорьевич окончил МГИМО, стал дипломатом и уже много лет работал за границей. Он одним из первых друзей семьи поздравил Семена Илларионовича с окончанием школы и золотой медалью Светланы и спросил, не передумала ли она с вузом. Дело в том, что еще задолго до окончания выпускного класса, зная Светланину склонность к истории, способности к изучению иностранных языков и вообще ее целеустремленность и трудолюбие, советовал ей поступать в МГИМО и обещал посодействовать этому. Совет друга и его готовность помочь были заманчивы для тщеславного Семена Илларионовича, но, поговорив с женой, они все же решили, что судьба женщины-дипломата, постоянно оторванной от семьи, вдали от родины и на виду всего мира – это не для их Светланы, привыкшей к дому, любящей одиночество и книги. Ее стезя – научная работа и преподавательская деятельность, и для получения высшего образования выбрали для дочери вуз не менее престижный, чем дипломатический.

Николай Григорьевич с семьей проводил лето на подмосковной даче и предложил свою пустующую квартиру в Москве Светлане. Там она могла спокойно готовиться к экзаменам, к тому же в библиотеке дипломата был богатый подбор исторических книг. Родители Светланы с благодарностью приняли предложение Николая Григорьевича и проводили дочь в столицу. На вокзале в краевом центре Светлана с тревогой смотрела на огромную корзину с продуктами, которую папа вместе с водителем с трудом затаскивали в вагон поезда. Родители считали, что в Москве Светлане не следовало терять время на покупку продуктов. В корзину также уложили подарки для семьи Николая Григорьевича – домашние деликатесы, которые, как утверждал папа, «в никаких заграницах не купишь». В Москве на Киевском вокзале Светлану встречала дочь Николая Григорьевича – Аня. Она водила машину и специально приехала с дачи, чтобы помочь Светлане обустроиться в первые дни пребывания в столице. Им пришлось воспользоваться услугами вокзального носильщика с тележкой, чтобы выгрузить тяжеленную корзину, довезти ее через переполненную людьми и транспортом привокзальную площадь к припаркованной машине и погрузить в багажник. Когда носильщик назвал стоимость его услуги, Светлана дала себе слово: никогда более не возить с собой тяжелые вещи!

Квартира Николая Григорьевича располагалась в знаменитом высотном здании на берегу Яузы, на Котельнической набережной. Открывая массивную двухстворчатую входную дверь, Аня сказала, что в доме жила и живет масса знаменитых людей. В их подъезде – балерина Галина Сергеевна Уланова, а на их лестничной клетке – актриса Клара Лучко. Светлана изобразила на лице мину удивления. На самом деле она много читала о сталинских высотках и их известных обитателях. К 800-летию Москвы в столице намеревалось возвести восемь высотных зданий, но из-за финансовых трудностей одна из высоток не была закончена, и позже на ее месте была построена гостиница «Россия». Высотка, в которой Светлане пришлось провести первые дни ее новой, столичной жизни, по тогдашнему замыслу правительства должна была стать не только жилым комплексом, но и стратегическим объектом: был разработан план по строительству подземного тоннеля от высотки к Кремлю, но он так и не был реализован.

Последующие два дня Аня целиком посвятила Светлане. Вместе они ездили на Ленинские горы, и в приемной комиссии МГУ Светлана подала заявление на поступление на исторический факультет. Затем Светлана записалась на подготовительные курсы и получила временный членский билет в библиотеку – для курсов нужны были методички МГУ. На обратном пути Аня повезла Светлану на свою работу. После окончания факультета журналистики МГИМО она сразу поступила в аспирантуру и наряду с научной работой преподавала на родном факультете и работала в издательстве. За годы учебы Аня изъездила все социалистические страны, была участницей многих фестивалей молодежи и студентов, выступала на международных конференциях молодых ученых … Обо всех этих событиях Аня написала множество статей для своей институтской газеты. Некоторые статьи были опубликованы в центральных молодежных издательствах. Журналистика ей очень нравилась. Она с удовольствием окуналась в гущу событий в стране и, особенно, за рубежом, выискивала там интересующую ее информацию, анализировала, делала собственную оценку и результат в виде статьи отправляла в издательство. После окончания аспирантуры Аня мечтала о карьере собственного корреспондента издательства за рубежом.

Анина работа и ее мечта понравились Светлане, и она вспомнила о совете Николая Григорьевича. Возможно, он желал ей ту же профессию, которая нравилась дочери и поэтому советовал поступать в МГИМО. Родители же понимали под этим вузом единственно кузницу дипломатов и не желали Светлане судьбы Александры Коллонтай. Знали бы они больше информации, возможно, сделали бы другой выбор. У Светланы возникло чувство досады и она даже хотела поделиться этой мыслью с Аней, но передумала и сама приняла решение – выбор уже сделан, к тому же вступительные экзамены в МГИМО проводятся раньше, чем в других вузах, но самое главное – для поступления в МГИМО требуется рекомендация местного комитета комсомола, которая поддерживается крайкомом ВЛКСМ и крайкомом КПСС … Конечно, папа как член президиума крайкома КПСС обеспечил бы получение рекомендации, но время уже ушло. Сперва нужно поступить в МГУ, а потом попробовать перевестись в МГИМО, естественно, если в этом будет необходимость.

Вечером Аня возвращалась к родителям на дачу. За эти дни девочки очень сдружились и прощались как очень близкие подружки. Их действительно многое сближало, несмотря на разницу в возрасте – Аня была старше Светланы почти на шесть лет. Обе жаждали знаний, желали учиться, открывать новое … обе были талантливы, имели свой взгляд на мир, стремились по-своему организовать свой жизненный путь и верили в успех … обе родились и выросли в очень благосостоятельных семьях, имели доступ ко всем для их возраста благам того времени, общались с элитой окружающих семью людей, что не могло не отразиться на их воспитании и формировании мировоззрения.

Светлана начала усиленно готовиться к экзаменам: с утра до обеда на подготовительных курсах в университете и до глубокой ночи дома, окруженная книгами в кабинете Николая Григорьевича. Он очень убедительно настаивал на кабинете как помещении для умственной работы, считая, что окружающая обстановка стимулирует результат. Многие абитуриенты оставались после обеда в университетской библиотеке, устраивая перерывы и обсуждая в коридоре вопросы методички. Этот метод облегчал и ускорял понимание проблематичных вопросов, но Светлана привыкла к самостоятельному прохождению учебного материала и ей доставляло удовольствие, когда без посторонней помощи находила результат. Каждый вечер за четверть часа до программы «Время» звонил папа, и Светлана «докладывала» ему деловым тоном о проведенном дне и достигнутых успехах. Затем папа отправлялся смотреть последние известия, и трубку брала мама, тон разговора становился более лиричным, и мама с дочкой отводили душу, хотя обе думали только о предстоящем экзамене. Светлана каждый день заглядывала в приемную комиссию, справлялась об актуальном конкурсе – с каждым днем он становился выше, и прибавлялось большое количество абитуриентов с медалями.

Наступило 1 августа – день первого экзамена. Прошло всего лишь два месяца с начала лета, а сколько событий произошло за этот короткий срок! В прошлые годы Светлана в эти дни отдыхала в пионерском лагере, затем с родителями на море, в горах или в Москве, Ленинграде. Вместе любили ездить в Прибалтику, наслаждаясь замечательной архитектурой и ценя высокую культуру обслуживания. Сегодня – решающий для нее день.

Экзамен по истории включал три вопроса по различным историческим периодам. Суть вопросов была проста, но их формулировка разительно отличалась от привычных, школьных, и поэтому необходимо было сосредоточиться, чтобы ответить по сути и меньше «лить воды». На подготовительных курсах на это не раз обращалось внимание, подчеркивая важность содержания ответа, но не его продолжительность. Светлана быстро набросала своим мелким почерком конспекты ответов. Впрочем, ответ на второй вопрос, затрагивающий античный период, можно было и не писать – Светланин любимый конек! Экзаменаторы – оба мужчины. Старший, как уже узнала Светлана – профессор, декан факультета. Оба с большим вниманием слушали ответ Светланы, и когда она перешла ко второму вопросу, через некоторое время переглянулись друг с другом, удивляясь глубине знаний провинциальной абитуриентки. Поняв смысл этой реакции, Светлана переступила «недозволенное» и начала добавлять красочности в свой ответ, затягивая продолжительность. Профессор улыбнулся, попросил Светланин конспект, прочитал ответ на последний вопрос, затем показал его коллеге. Тот кивнул, взял светланин экзаменационный лист и поставил оценку. Профессор подтвердил ее своей подписью и прервав ответ Светланы, поднялся и пожал Светланину руку: «Поздравляю, коллега!» Из аудитории Светлана выходила уже студенткой МГУ!

Светлана не стала ждать вечернего звонка родителей. На первом этаже высотки МГУ находилась почта, и она тут же послала домой радостную телеграмму. К вечеру все село уже знало, что дочка председателя стала студенткой самого лучшего университета страны. На Семена Илларионовича и Елизавету Капитоновну со всех сторон посыпались поздравления. Первым свою радость не смог скрыть завуч школы. Пожимая руку Семена Илларионовича, он прямо сказал: «Ваша дочь станет прекрасным специалистом и достойна соответствующего места работы … боюсь, в село она не вернется». Семен Илларионович и без него это знал и был готов к этому.

Вечером папа перебрал лимит продолжительности разговора, даже нарушил обязательность просмотра программы «Время» и впервые сменил тональность телефонного общения с любимой дочерью … это был ее папа, папа дома, папа в ее комнате, осторожно входящий и весело восклицающий: «Все буквы изучаешь!» Разговор с мамой был еще продолжительнее, и в самом конце Елизавета Капитоновна почти шепотом выдала тайну – родители на днях приезжают в Москву.

Позвонила Аня и поздравила подругу с поступлением, затем трубку взял Николай Григорьевич и выразил от себя и супруги поздравления и пожелания успехов в получении высшего университетского образования и предложил «отметить» событие за шашлыком на даче.

Утром Светлану разбудил звонок телефона. Она подумала, что кто-то из знакомых хочет ее поздравить, но звонила дежурившая внизу консьержка, уточнила Светланину фамилию и сообщила, что внизу ее ждет посылка. Светлана на лифте спустилась на первый этаж. Консьержка загадочно улыбнулась, нагнулась вниз и в ее руках вместо ожидаемой посылки, как у фокусника в цирке, появился огромный букет алых роз. Светлана почувствовала нежный запах прекрасных цветов. «Велели вручить и поздравить», – заговорщическим тоном проговорила консьержка и вновь опустилась на свое кресло. «Кто бы это мог быть? – подумала Светлана. – Кто-то из своих, кто знает, что я в Москве и поступила в МГУ, но главное – знает, где я живу». Она стала перебирать в памяти предполагаемых людей, но ни один не подходил. Она пыталась выяснить у консьержки: кто этот щедрый и загадочный почитатель, хоть как он выглядит? Но та упорно молчала и, притворившись абсолютно глухой и немой, уткнулась в свой кроссворд. Светлана повернулась и направилась уже к лифту, когда услышала в спину произнесенную с чувством зависти фразу: «Джигит, да и только… истинный джигит!» Светлана остановилась, тут же вспомнила первый день лета и полевые цветы на подоконнике…

Через несколько дней в Москву приехали родители. Светлана, уже как коренная москвичка, знающая как проехать на метро к вокзалу, с какой ветки, где и на какую пересаживаться, поехала их встречать. Когда папа показался в двери вагона, выяснилось, что Светлана не одна на перроне, которая встречает папу. К вагону поспешил крепкого телосложения парень, поприветствовал Семена Илларионовича как старого знакомого и стал помогать ему спускать на перрон плетеную корзину. Судя по их пыхтению, этот груз был еще тяжелее, чем предыдущий. Спустилась мама, обняла и поцеловала дочь. Слезы на глазах выдавали ее чувства радости.

Черная «Волга» быстро домчала семью до центра столицы, к гостинице «Москва». Выяснилось, что когда папа приезжал в командировки в Москву, за ним закреплялись служебный автомобиль с водителем и номер в этой гостинице. Ивана, так звали сегодняшнего водителя, он знал давно, и на этот раз позволил себе злоупотребить своим положением члена крайкома КПСС и заместителя председателя президиума союза работников сельского хозяйства СССР и попросил в неслужебной поездке встретить на вокзале. В холле гостиницы тяжеленную корзину перенял услужливый портье. Все поднялись в заказанный номер и, не распаковав вещи, сразу же отправились на Красную площадь. Это уже стало традицией у Семена Илларионовича: в каждую поездку прежде всего пройти к Мавзолею и сверить часы на Спасской башне Кремля.

Гуляли до самого вечера по центру, через Манежную площадь прошли к Кремлевскому дворцу съездов, дальше по территории Кремля мимо Царь-пушки и Царь-колокола … Много шутили, смеялись, фотографировались… Настроение было прекрасное, как всегда, когда отдыхали вместе. Мама уже успела тайком сообщить Светлане, что в гостинице ее ждет сюрприз. Напоследок зашли в ГУМ и насладились знаменитым мороженым в вафельных стаканчиках, хотя все были голодные и съели бы что-нибудь посущественнее. Поэтому поспешили назад в гостиницу, где в ресторане их ждал заказанный ужин.

Первое, что Светлане сразу бросилось в глаза на заставленном тарелками и бутылками столе в ресторане, был букет цветов в высокой хрустальной вазе. Она уже даже немного испугалась, приняв его за очередной от джигита, но успокоилась, когда увидела цветы и на других столах. Первый тост папы был, конечно, за Светлану, за ее успех, за ее настойчивость и старания в течение всех школьных лет, часто вместо прогулок и танцев в клубе, оставаться за письменным столом и «изучать буквы». Потом мама поздравила дочь с началом нового этапа в жизни – приобретении высшего образования и профессии, заметив при этом, что кроме учебы и университетских аудиторий существует мир театров и концертов, турпоходов и студенческих вечеринок… При последнем папа многозначительно кашлянул. Светлана, переполненная чувством, но придерживаясь атмосферы торжественности ужина в ресторане, сказала, что она очень счастлива и что у нее самые лучшие родители на свете.

Поднялись в свой номер, где можно было расслабиться – папа ослабил свой галстук, мама с дочкой уселись, тесно прижавшись друг к другу, прямо на кровать, как делали это часто дома. Достали из корзины домашнее вино, фрукты … снова выпили сразу до дна, с чувством, с эмоциями – как это принято среди своих. Папа примерял Светланину золотую медаль рядом со своей золотой на груди пиджака – все рассмеялись; который раз внимательно рассматривал экзаменационный лист с отличной оценкой по истории. Светлана терпеливо ждала сюрприза, не подавая и виду, что посвящена в тайну, правда, не зная, в какую. Мама уже почти открыто тоже не сдерживала своего нетерпения. Наконец папа, посмотрев на лежавшие на столе медаль и экзаменационный лист с «пятеркой», достал из кармана обыкновенный дверной ключик и положил его рядом. «Бог любит троицу! – торжественно произнес член крайкома КПСС, удивив бы присутствующих, если бы это было сказано в другом месте. – Вот мы вместе с матерью решили подарить тебе квартирку в Москве, дабы ты не скиталась по общежитиям…» Светлана от удивления открыла рот, хотела что-то сказать, но впервые язык почему-то ее не слушался. Мама всунула ей в рот дольку нарезанной груши, она ее инстинктивно проглотила, заставив язык повиноваться, и прыгнула папе на шею.

Светлана отправилась ночевать на Котельническую, договорившись встретиться с родителями утром в гостинице и затем поехать инспектировать новое жилье. А после обеда их ждал на подмосковной даче в Кунцево Николай Григорьевич.

Семен Илларионович хорошо запомнил слова завуча школы, когда тот поздравлял его с поступлением Светланы в МГУ. Он и сам не раз думал о том, что если дочь окончит столичный вуз и займется наукой, то обратно в село не вернется, и чем раньше она заимеет собственное жилье, где она, в отличие от студенческого общежития, привыкшая к тиши и уединению, сможет успешно работать, тем меньше проблем у них возникнет в будущем, когда, возможно, квартиру придется обменивать поближе к работе или расширять ее площадь.

Новое жилье Светланы располагалось в многоэтажном, растянутом на полквартала здании на Ленинском проспекте. Посмотрев на здание, Светлана подумала, что в нем могло бы расквартироваться, наверное, все их село. Невдалеке величаво возвышался шпиль МГУ – до учебы можно пройтись пешком. Квартира находилась на самом последнем этаже – тоже удобно, меньше шума с улицы. Семен Илларионович протянул ключ дочери, и она как полноправная хозяйка входила в свою квартиру. Это была однокомнатная квартира с большим залом, просторной кухней, вместительной прихожей, но больше всего поражала своими обширными размерами лоджия, куда можно было войти из зала и выйти на кухню. Папа даже посчитал, что Вовка мог бы здесь развернуться на своем тракторе. Обычно на этих площадях под самой крышей устраивали свои ателье и студии люди искусства. По всей видимости, прежние хозяева бывали здесь редко и использовали квартиру как подсобное помещение – вся мебель была старой; некоторые предметы даже когда-то составляли часть антикварного гарнитура; с потолка свешивалась старинная, тускло сверкающая хрусталем люстра; стены были увешаны потрескавшимися картинами в резных рамах; варочная плита и холодильник на кухне – не последних моделей. Несмотря на музейность и возраст обстановки, все было в ухоженном состоянии. Было заметно, что накануне квартиру тщательно убрали. Мама считала, что в первую очередь необходимо заменить кровать: стоявшее в зале огромное двуспальное ложе занимало полкомнаты. Папа уже завтра видел на кухне новый, большой холодильник. Только теперь Светлана поняла, зачем родители привезли в очередной корзине годовой запас домашних продуктов – все было заранее известно и продумано, и ей придется остаться в Москве и до начала занятий привести в порядок свою квартиру. Напрасно она надеялась вместе с родителями поехать домой и хотя бы недельку провести с ними на море.

Николай Григорьевич лично, как будто на даче не было охранника, а он сам не был чиновником высокого ранга Министерства иностранных дел, в шортах и соломенной шляпе, открывал кованую калитку дачи и, как тогда, в далекие комсомольские годы на скромном дачном участке с дощатым домиком, с рюмками в одной руке и бутылкой водки в другой встречал дорогих гостей. Гости взяли по рюмке, Николай Григорьевич налил. Все выпили, Светлана пригубила, и лишь затем Семен Илларионович попал в объятия старого друга. Папа был выше среднего роста, но Николаю Григорьевичу, тем не менее, пришлось немного нагнуться, и лишь потом послышался хруст сжимаемых папиных костей. «Ты все же когда-нибудь меня придушишь, – смеясь, сказал папа. – Дай прежде поздороваться с твоими девочками».

Людмила Альбертовна, супруга Николая Григорьевича, и дочь Аня ожидали гостей на пороге массивного, двухэтажного, бревенчатого дома, от которого в одну сторону к воротам, а в другую – прямо в лес разбегались уложенные булыжником дорожки. Обе женщины, как и хозяин дома, были очень просто, по-летнему одеты и улыбались навстречу гостям. Аня сразу бросилась целовать подругу и потащила ее в свою комнату. Ей хотелось поскорей узнать впечатления Светланы о квартире на Ленинском. Людмила Альбертовна пригласила маму в зал, где обе женщины опустились в удобные кожаные кресла вокруг маленького столика с резными ножками, на котором стоял пузатый графин и высокие бокалы. Хозяйка сразу предложила гостье отведать сока собственного приготовления. Николай Григорьевич, мягко обняв папу, повел его в сторону леса к спрятавшейся за первыми же деревьями просторной беседке. Ему хотелось отвести душу – поговорить с поверенным во все дела другом. Здесь их на столе ожидала уже знакомая початая бутылка водки, рядом стояли напитки с известными и неизвестными Семену Илларионовичу этикетками, тарелки и тарелочки с закусками. Решили допить нашу родную «столичную», но прежде Семен Илларионович снял свой золотоносный пиджак, развязал галстук и закатил рукава рубашки – это хоть малость напоминало прежние времена …

Светлана, сидя за письменным столом в Аниной комнате, и здесь на даче, обставленной скорее для работы, чем для отдыха – с множеством книг на английском языке, словарей, справочников, огромной картой на стене – делилась с подругой результатами инспекции новой квартиры, начав с главного – новое жилье ей и родителям нравится; она сейчас не уезжает с ними домой, остается в Москве и будет заниматься квартирой. Затем стала перечислять, что необходимо переставить или передвинуть или вообще куда-нибудь убрать из квартиры и что необходимо купить. Аня соглашалась с ее намерениями или предлагала свои варианты, проявляя при этом подозрительное для Светланы точное знание расположения помещений и наличия предметов обстановки в квартире на Ленинском. Создавалось впечатление, что Аня жила в этой квартире ранее или, по крайней мере, не раз была в ней. К большому удивлению подруги Аня призналась, что квартиру собирался для нее приобрести Николай Григорьевич. Квартира принадлежала его коллеге, жившему в этом же подъезде этажом ниже. Коллега вышел на пенсию и уехал за границу, вызвав этим неблаговидным поступком для российского, пусть даже и отставного, дипломата негативный отклик в министерстве. Его сын с семьей перебрался в папину квартиру, а свою намеревался продать «своим» вместе со старой мебелью в придачу. Аня посмотрела квартиру – она ей тоже понравилась, и начала строить планы обустройства, но потом ее намерения изменились, потому что … Аня не досказала, почему и предложила показать подруге дачу, пообещав сказать ей позже что-то очень важное.

Аня водила подругу по дому – спальни, зал, кабинет Николая Григорьевича, кухня – и здесь, как и в квартире на Котельнической, все было обставлено со вкусом, красивой мебелью, дорогой посудой и современной техникой. Девушки спустились вниз и, взявшись за руки, пошли по дорожке мимо беседки, где оба папы о чем-то серьезно разговаривали, в чащу деревьев. После палящего солнца и жары в зеленом туннеле деревьев было приятно прохладно, и тишина окружающей природы располагала к молчанию или к задушевному разговору. Светлане хотелось продолжить начатый с подругой разговор и узнать о том важном, что она намеревалась ей сказать, но Аня, удивив Светлану, попросила рассказать о ее детстве, о ранних годах папиной работы в комсомоле, о знакомстве с Николаем Григорьевичем. Светлана решила, что Аня собирает материал для своей новой статьи и начала вспоминать раннее детство. Так незаметно, в разговоре, большей частью – в монологе, подошли к берегу лесного озера. К воде спускался узкий причал, в конце которого на воде покачивалась лодка. Красоту обстановки нельзя было не заметить, и Светлана тут же сменила тему и высказала свое очарование этим местом. «Ты угадала, – сказала как-то с непонятной грустью Аня. – Это – любимое место папы». Помолчав и, видимо, все же решившись, она добавила: «Помнишь, в сказке Андерсена «Новое платье короля» есть такие строки: «Если про королей говорят: «Король в совете», так про этого всегда говорили: «Король в гардеробной». Про моего папу можно сказать, что вместо заседания в МИДе он часто проводит время здесь, за рыбалкой». Светлана удивилась – так вот то важное, что хотела поведать подруге Аня. И это говорит о своем отце любимая и единственная дочь! Об одном из самых близких друзей папы! О государственном, всеми уважаемом чиновнике высокого ранга, представляющего нашу страну за рубежом! Светлана была в растерянности и не знала, что ответить Ане. «Ничего не говори! – ответила за нее подруга. – Пойдем есть шашлык. Наши парни готовят его не хуже ваших кавказцев».

Шашлык и впрямь удался – сочная, свежая свинина на шампурах вместе с помидорами прямо таяла во рту. Семена Илларионовича единогласно избрали тамадой, и он, хорошо зная толк в этом искусстве, виртуозничал за столом. Мама его не раз осаждала в его рвении, напоминая, кто в этом доме хозяин. Поднимали рюмки и бокалы за хозяев, за гостей, за прекрасных дам. Затем отдельно за каждого присутствующего. Николая Григорьевича особо благодарили за заботу и внимание в связи с поступлением и приобретением квартиры. Людмилу Альбертовну – за гостеприимство и радушие, желали ей сохранить на долгие годы красоту и здоровье. Ане в первую очередь желали успешно закончить аспирантуру и защитить кандидатскую. Семена Илларионовича и Елизавету Капитоновну поздравляли с успехом дочери. Светлане пророчили успешную научную карьеру на славу отечественной истории. Вся эта череда тостов, смены закусок и напитков проходила в каком-то ускоряющемся темпе, повышающем громкость голосов за столом и содержание алкоголя в крови. Создавалось впечатление не радостной встречи, а прощания накануне каких-то трагических событий. Наконец, решено было сделать перерыв и отправиться купаться. Елизавета Капитоновна и Светлана решительно отказались, сославшись на неподготовленность к этой части программы. Людмила Альбертовна и Аня присоединились к ним – не могли же они оставить гостей в одиночестве. Мамы остались за столом, дочки вернулись в Анину комнату. Аня, опережая вопросы подруги, сказала ей коротко: «В ближайшее время в стране что-то произойдет, что коренным образом изменит нашу жизнь. У папы на работе в связи с этим няпряженка, и это негативно отражается на семье, в первую очередь – на отношениях с мамой. Поэтому мы не купили квартиру на Ленинском, и я решила остаться дома с ними».

Вернулись после купания мужчины – протрезвевшие и посвежевшие, но женщины предусмотрительно убрали со стола алкоголь и предложили продолжить вечер за кофе и чаем с домашним наполеоном. На небе уже зажглись звезды. Освещение дополнялось спрятанными в цветочных клумбах фонариками, а за столом текли воспоминания о прошедшей молодости, о комсомольских буднях и праздниках … Николай Григорьевич вместе с Семеном Илларионовичем были даже короткое время на Целине, за что оба получили медали и грамоты. Было уже совсем темно, когда стали прощаться. Светлана, уже посвященная в настроение семьи, с тревогой наблюдала, как Николай Григорьевич обнял папу и три раза поцеловал его, и с какими глазами смотрел папа на своего старшего друга, который не раз советовал, предупреждал и помогал ему, и теперь было неизвестно, как сложится их дальнейшая судьба.

На следующее утро Светлана проснулась в собственной квартире и ни где-нибудь, а на Ленинском проспекте, в столице нашей Родины! Вчерашний день был настолько насыщен событиями, что она долго не могла заснуть и сейчас чувствовала себя растерянной и не сразу смогла сконцентрироваться – сегодня день тоже обещал быть нелегким. С утра пришли мастера и заменили всю сантехнику. Затем на месте старой газовой плиты засияла белизной новая. И завершилось обновление квартиры диван-кроватью, большим холодильником и маленьким цветным телевизором. Все это было расставлено по своим местам и проверено на функциональность. Вечером намечалось чисто символически отметить новоселье, и родители ночным поездом уезжали домой.

За столом после пожеланий и успехов в новой квартире Светлана намеревалась рассказать родителям о том, что услышала от Ани, но потом передумала. Она не хотела загружать их, особенно папу, такими серьезными мыслями перед дорогой – если этому суждено свершиться, то произойдет это не завтра, и к тому же папа наверняка о событиях такого масштаба уже должен быть в курсе дела.

Семен Илларионович, лежа на верхней полке СВ-вагона скорого поезда, мчавшегося на юг, не мог заснуть в ту ночь. О том, что намеревалась ему рассказать дочь, он уже давно знал, и разговор с Николаем Григорьевичем на даче только усугубил его раздумья о будущем: как жить дальше, как руководить колхозом, ту ли профессию избрала Светлана накануне таких исторических событий? Зная характер своей дочери, ее принципиальность, он заранее предвидел те трудности, которые могли кардинально изменить ее жизнь. Он успокаивал себя лишь одним – события такого масштаба так быстро не свершаются, а потому надо продолжать справляться с более актуальными проблемами.

Но не только будущее страны и семьи тревожило мысли Семена Илларионовича на обратном пути домой. Из головы не выходила Инночка.

Глава вторая. Подарок судьбы

Семен Илларионович познакомился с Николаем Григорьевичем в те далекие годы, когда после сельхозтехникума работал механизатором в родном колхозе и одновременно возглавлял первичную комсомольскую организацию. Николай Григорьевич к тому времени был инструктором райкома комсомола. Высокий и энергичный, с мощным раскатистым голосом и неисчезающей улыбкой на вечно загорелом лице он тревожил сердца многих красивых девушек, работающих в райкоме, но он остановил свой выбор на ничем внешне непримечательной девушке, с которой вместе росли по соседству. Инночка была самым старшим ребенком в семье местной районной интеллигенции – школьного учителя и заведующей библиотеки. Соседский мальчишка Коля – сын простого слесаря из МТС(машинно-тракторная станция) и медсестры из больницы – часто видел худенькую, скромную девочку, гуляющую на улице вместе с двумя маленькими братишками. Однажды поздоровавшись, они познакомились, стали вчетвером гулять по улице. Коля – старше Инночки, высокий и крепкий – уже своим внешним видом показывал, что готов защитить свою спутницу от любых обид местных мальчишек. Инночке это нравилось.

Колины родители с утра до вечера были заняты на работе и возвращались уставшими и озабоченными. Отец – вечно отдающий соляркой, с черными, несмывающимися следами масла на руках – после ужина устраивался перед телевизором, но вскоре засыпал на стуле. Мать – каждый раз приносящая с собой пронзительный запах лекарств – готовила еду на завтра, наскоро проверяла дневник сына и, с трудом дотащив мужа до кровати, сама засыпала рядом. Коля был предоставлен самому себе – ходил в школу, делал уроки, когда подрос – сам варил борщ. Он не гонял с мальчишками мяч на пыльной дороге, не просиживал с удочкой на речке: его больше тянуло к книгам. Колин сосед-учитель в классе заметил способного и не по годам рассудительного мальчика и когда узнал от жены, что Коля – постоянный читатель библиотеки, а от дочери – что они знакомы, то все вместе решили пригласить соседа в гости.

Тот день, когда Коля впервые вошел в их дом, стал знаменательным в его жизни. Он коренным образом изменил его мировоззрение, его судьбу, которую прочили ему родители. Уже сам дом Алексея Карповича и Веры Георгиевны, унаследованный от родителей Алексея Карповича – с большим залом, где вечерами за чаем с мятой и душицей, за чтением вслух интересной книги или просто за разговором собиралась вся семья; со спальнями для родителей, для дочери, для сыновей; с кабинетом хозяина, доверху уставленным книгами в застекленных шкафах; с просторной кухней, где начиналось каждое утро семьи и, главное, атмосфера, царящая в доме, где каждый член семьи, даже самый маленький, чувствовал себя частицей одного здорового организма – разительно отличались от того жилья и быта, в котором рос Коля. Несмотря на свой юный возраст, он ясно видел и отличал любовь, уважение и заботу в отношениях Инночкиных родителей, их чувства к детям, и у него щемило в душе, когда он вспоминал свой дом, своих родителей.

Коля стал часто бывать в доме соседей, и сами отношения с Инночкой, с ее родителями стали более близкими. Случалось, что со своими проблемами Коля шел за советом в соседний дом и лишь потом советовался со своим родителями. Интеллигенты не в первом поколении, унаследовавшие от своих родителей, от предков их семей самые лучшие человеческие качества, Алексей Карпович и Вера Георгиевна щедро расточали их другим – уча, советуя, помогая, независимо от степени знакомства и социального статуса.

Проходило время. Коля и Инночка взрослели. Изменялись и их чувства друг к другу, перерастая от просто дружеских к более серьезным. В семье соседей Коля уже считался чуть ли ни сыном. После окончания школы Коля, не раздумывая, поступил на заочный факультет пединститута. По рекомендации Алексея Карповича, парторга школы, Колю приняли на работу инструктором в райком комсомола. Молодой и видный собою парень, талантливый организатор комсомольской работы, быстро пошел вверх по служебной лестнице. Через два года Коля стал заведующим отделом. Инночка успела за это время окончить школу и тоже поступила в пединститут, но на дневное отделение. На семейном совете было решено: после второго курса она выходит замуж … конечно, за Колю!

По совету Алексея Карповича Коля поступил на двухгодичный вечерний факультет университета марксизма-ленинизма при райкоме КПСС. Университет располагался в здании райкома комсомола, и поэтому для Коли остаться два раза в неделю на два часа занятий не доставляло больших хлопот. Коля выбрал международный факультет. Его интересовала политика, он внимательно следил за международными событиями и сам часто выступал на политинформациях. К концу семестра на факультете каждый слушатель подготавливал доклад на актуальную тему, который обсуждался всей аудиторией, и по результатам обсуждения выставлялся зачет. В своем докладе на тему «Германский вопрос» Коля раскрыл одну из важнейших европейских геополитических проблем, касающуюся вопроса политического статуса и границ Германии. Начав анализ с распада Священной Римской империи, создания Второго рейха, поражения в Первой мировой войне, создания гитлеровского Третьего рейха, разгрома во Второй мировой войне, раздела страны на зоны оккупации, объединения западных зон и образования Федеративной Республики Германии и, наконец, создания первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян – Германской Демократической Республики, Коля в заключение высказал собственное мнение о возможном будущем двух немецких государств. После занятия к нему подошел преподаватель, сотрудник райкома партии, поблагодарил за доклад, поинтересовался о Колиной работе и удивился, что Коля, кроме работы и занятий в университете, еще учится заочно в институте.

Через несколько недель после очередного занятия к Коле вновь подошел преподаватель и сказал, что их ждет первый секретарь райкома комсомола. В кабинете первого секретаря, несмотря на поздний час, продолжалось заседание, и Коля, воспользовавшись ожиданием, попытался выяснить у преподавателя причину его вызова, но тот посоветовал не опережать события. Наконец из кабинета стали выходить люди, и Колю с преподавателем пригласили войти.

Первый секретарь райкома ВЛКСМ приподнялся из-за стола, пожал руки и жестом указал на стулья. Найдя на столе нужный документ и бегло просмотрев его, он сразу же перешел к делу. Крайком партии получил две разнарядки на учебу в Московском государственном институте международных отношений и поручил крайкому комсомола подобрать кандидатуры из молодых перспективных комсомольских вожаков. Одну кандидатуру уже подобрали. Райком комсомола рекомендует крайкому комсомола в качестве второй кандидатуры Вас. И первый секретарь вопросительно посмотрел на Колю. Что скажете? Опережая Колю с ответом, поднялся преподаватель и, как на заседании парткома, четко и ясно дал характеристику слушателю университета марксизма-ленинизма Николаю Григорьевичу Б., подчеркнув его обширные знания международного положения страны и прекрасные аналитические способности. Первый секретарь одобрительно кивал головой и, дождавшись, когда преподаватель опустился на свой стул, вновь посмотрел на Колю. Коля встал и честно признался, что это неожиданно для него и он не знает, что ответить … потом быстро добавил, что уже учится в пединституте. Первый секретарь удивленно посмотрел сперва на преподавателя, потом вновь на Колю, снял очки и уже тоном рядового комсомольца сказал: «Я бы для приличия поблагодарил за доверие …» Затем вновь нацепил очки и продолжил в поучительном тоне, что Колина успешная учеба в вузе только подтверждает правильность выбора райкома. Коля должен понять, что это – большое доверие комсомола своему члену и большая ответственность перед партией, и Коля должен оправдать это доверие. Коле будут созданы максимально благоприятные условия для подготовки к вступительным экзаменам, которые состоятся в следующем июле. В завершение разговора первый секретарь попросил подумать и дать ответ в самое ближайшее время. На предпоследнем слове он сделал особое ударение.

На семейном совете Алексей Карпович сразу же сказал, что, независимо от своего решения, Коле нужно было прежде всего поблагодарить за доверие и просил Колю запомнить это на будущее. В отношении самой учебы в престижнейшем вузе страны – и долго думать не надо! Это – подарок судьбы, и им надо, несомненно, воспользоваться. Коля достоин этого подарка. Вера Георгиевна поддержала мужа, но, тем не менее, заметила, что, несмотря на все привилегии, дипломат – покорный слуга государства, не волен в выборе места работы и это отражается на семье. В этот момент Вера Григорьевна, конечно, думала о судьбе дочери. Потом вдруг опомнилась и твердым голосом добавила, что русские дипломаты всегда думали, прежде всего, о благе отчизны и только потом о себе! Инночка, услышав это, расплакалась.

На следующий день у Коли состоялся серьезный разговор с Инночкой. Он уже принял решение и теперь ему следовало успокоить и обнадежить любимую девушку. Неожиданная новость вначале испугала Инночку – Коля стал ей дорог и близок, без него она уже не представляла себе другую жизнь, и вот теперь должны расстаться! Но родители объяснили любимой дочери, что еще неизвестно, поступит ли Коля в МГИМО и если поступит и уедет, то не навсегда, будет приезжать на каникулы, и она может съездить к нему в Москву. Инночка немного успокоилась и совсем пришла в себя, когда Коля упомянул о возможности ее перевода на учебу в московский пединститут, и как было решено ранее, через два года они поженятся. Инночка молча слушала Колю, но в голове терзала одна и та же мысль – окрутят его московские девки!

Коле действительно создали на работе режим максимального благоприятствования, освободив от некоторых обязанностей и позволив часть рабочего времени посвятить подготовке к экзаменам – ведь из их рядов выходил будущий дипломат! Перед экзаменами с каждым абитуриентом МГИМО проводилось собеседование с целью оценить его общий образовательный и культурный уровень. Этот показатель нередко являлся решающим при зачислении в институт. Колины друзья из райкома начали приносить ему познавательные статьи из газет и журналов, советовали прочесть аннотации к тем или иным популярным литературным произведениям, театральным постановкам, кинофильмам. Стараясь не злоупотреблять предоставленным ему режимом, Коля читал в перерывах между заседаниями, в дороге во время командировок, даже сидя в президиуме торжественного собрания, уткнувшись в книгу как в повестку дня. Друзья шутили, что Коля, еще не поступив в МГИМО, уже нашел Место Где Интеллигент Может Отдохнуть! Дома Коля совершенствовал свой французский, повторял историю и естествознание. Сочинения по литературе он всегда писал на отлично, оставалась география – этому предмету Коля не уделял особого внимания в школе, и теперь многое приходилось наверстывать заново.

Прошло полгода после судьбоносного разговора в кабинете первого секретаря райкома комсомола. Приближалась пора сдачи экзаменов. Коле казалось, что за этот короткий период он прочитал, узнал и выучил столько, сколько он познал за все время учебы в школе. Его вызывали на заседание крайкома партии, где его кандидатуру утвердили для учебы в МГИМО. Там он познакомился с худощавым, нерусским парнем – секретарем первичной комсомольской организации отдаленного совхоза. Он был второй кандидатурой на учебу. Уже позже, когда Николай Григорьевич стал дипломатом и устраивал на учебу дочь, он вспоминал этого парня, которого для создания видимости равноправия при поступлении в престижнейший вуз страны просто покатали за счет совхоза в Москву и обратно. После заседания крайкома к Коле подбежала бойкая корреспондентка из местной газеты и стала задавать ему вопросы. Коля прервал ее вопросом – не ошиблась ли она адресом? «Ну что Вы! Вы ведь теперь наш пример и гордость – будущий дипломат, выращенный в нашем крае!» – с пафосом возразила она.

В июле Коля уехал в Москву, успешно прошел собеседование, сдал вступительные экзамены и ожидал списка зачисленных на 1-ый курс факультета международных отношений. Неожиданно его вызвали в приемную комиссию и послали в студенческую поликлинику пройти медкомиссию. Увидя перед собой атлета, врач удивленно произнес: «С Вашим представительским видом только родину представлять! Чего они там выдумывают!» Коле было ясно – при таком огромном конкурсе нужно было найти зацепку, чтобы отсеять лишних.

Колю зачислили, и началось его восхождение теперь по дипломатической лестнице.

Глава третья. Место Где Интеллигент Может Отдохнуть

Разительно выделяясь своим высоким ростом и крепким телосложением среди остальных сокурсников, Коля отличался и своим поведением и отношением к учебе. Большинство студентов – дети сотрудников МИДа, высших чиновников столичных и республиканских министерств, крупных партийных работников – действительно считали, что вуз, куда их устроили влиятельные папы, это именно то Место, Где Интеллигент Может Отдохнуть. Уже своей джинсово-импортной одеждой, вальяжной манерой выставлять себя, небрежной русской речью с обязательной примесью лексики иностранного языка они искусственно отделяли себя от той, как они считали, «серости рабоче-крестьянского происхождения», которой милостиво позволили присутствовать в этом Месте. Они общались своими обособленными группами не по интересам, а по значимости их родителей – предков, как они их называли – и крайне редко впускали к себе «недостойных», которым уготавливали роль обслуги, шутов и сплетников. Привыкший к дисциплине и отчетности на работе, к серьезному отношению – пусть даже и на заочном отделении – в пединституте, он удивлялся лояльности и снисходительности преподавателей. Трезво оценив свое положение и свои возможности, Коля выбрал самый оптимальный способ добиться признания в этом вузе: в учебное время – отличными знаниями, а в свободное время – успехами в спорте.

Еще в старших классах школы он начал заниматься баскетболом, затем продолжил на работе в комсомоле, был в сборной района. На первой же тренировке в спортзале института он понял, что для начала он может здесь проявить свое спортивное превосходство над институтской «элитой» и стать равным. Успех не заставил себя долго ждать – к концу первого семестра он уже был в сборной института. К концу учебного года команда была в числе молодежных лидеров столицы, и в этом была немалая заслуга Коли. В силу специфики вуза проводились международные соревнования, и Коля впервые в жизни выехал за границу, в Болгарию. Оттуда он вернулся с медалями и репутацией лидера команды, достойно защищавшего спортивную честь страны за рубежом. Спортивные заслуги открывали Коле дорогу в общественно-политическую жизнь института. Он становится членом комитета комсомола института – родной ипостаси Коли.

В учебных аудиториях института за Николаем Б. постепенно закрепляется репутация студента-отличника. Николай активно выступает на семинарах, проявляет глубокие знания изучаемых предметов, хорошо разбирается в исторических событиях, дает им правильный объективный анализ, не стесняется высказывать собственную оценку событиям … Николай хорошо владеет французским языком, у него прекрасное произношение – Вера Георгиевна, свободно владеющая французским, проведшая детство в Париже – немало вечеров посвятила шлифовке Колиного произношения. Николай успешно овладевает вторым иностранным языком – арабским, много общаясь со студентами-выходцами из арабоязычных стран.

За первые два года обучения Коля коренным образом изменил свой статус студента из провинции, выходца из серой массы, и «интеллигенты» признают это.

Людмилу Коля впервые увидел в спортзале института. Высокая, статная девушка сразу бросалась в глаза и вызывала интерес. Она училась уже на старшем курсе, давно играла в баскетбол, была капитаном женской сборной института. После нескольких совместных тренировок она отметила, что атлет с первого курса неплохо водит мяч по площадке и точно забрасывает его в корзину. И по всему было видно, что он – не из институтских «интеллигентов». Тренер иногда ради спортивного интереса составлял смешанные команды, и когда Коля играл в одной команде с Людмилой, они всегда с разгромным счетом побеждали соперника. Людмиле это нравилось и она уже проявляла инициативу при составлении своей команды. После тренировки Коля шел к метро, и случалось, что им было по пути. Со временем случайность переросла в привычку – один ожидал другого, и они вместе совершали этот путь. Дальше пути расходились по разным веткам: Коля ехал в общежитие, Людмила – домой. Он уже знал, что Людмила – дочь высокопоставленного чиновника из МИДа. Многие парни из института, проявляя свой незакончено-высший, а некоторые – даже высший дипломатический талант, пытались завоевать ее симпатию, но Людмила была неприступна.

Так проходили месяцы их тренировок и коротких совместных путешествий к метро. Коля чувствовал, что Людмила пытается проявить инициативу и продолжить общение за пределами спортзала, но Коля каждый раз сердцем ощущал фотографию Инночки во внутреннем кармане его пиджака и не поддавался.

Однажды после очередной тренировки Людмила громко объявила, что приглашает в ближайший выходной всю команду на дачу.

Дача Людмилиных родителей располагалась в Кунцево, на излучине Москва-реки. Большой каменный дом, покрытый красной черепицей, подковой окаймляла сосновая роща. От высокого крыльца вниз к воде спускалась дорожка. Вся окружающая инфраструктура наглядно показывала социальный статус хозяев. Рослая баскетбольная дружина разместилась за столом на просторной веранде. Родители Людмилы радушно встречали друзей дочери. Альберт Генрихович – папа Людмилы, несмотря на высокий чин, сам ходил вокруг стола, подливая вино в бокалы и уговаривая отведать то или иное блюдо, при этом он повторял, что тоже когда-то учился и знает, что значит голодный желудок. Коля, непривыкший к такому застолью – чрезмерному обилию блюд и напитков, не знал, с чего начать, поэтому ел знакомую пищу и старался меньше пить, на что обратила внимание Людмилина мама – Клара Аполлоновна. Она подошла к Коле, по-хозяйски взяла его тарелку и стала накладывать понемногу разных блюд. Возвратив тарелку на место, она наклонилась и шепнула Коле на ухо: «Не стесняйтесь! И слушайте, что говорит мой муж – он плохого никогда не советует». Команда – подавляющее большинство из институтских «интеллигентов» – уговаривать себя не заставляла. Видно было, что подобное застолье было для них привычным делом, и к тому же молодой организм крепких, здоровых людей требовал обильной пищи. Коля заметил, что и папа, и мама наблюдают за ним, стараясь это сделать незаметно. Он уже спиной чувствовал их взгляды и ему было неудобно. Понятно было, что этот спектакль Людмилины родители устроили ради него. Коля был здесь главным героем, а баскетбольная команда – массовкой.

Проходили месяцы учебы и регулярных переходов от спортзала института до станции метро. Людмила как-то раз предложила зайти по пути в книжный магазин и посмотреть новую литературу. В другой раз они зашли в кафе попить кофе. Это стало у них регулярным. Однажды в книжном она купила несколько томов словарей, и Коля взялся донести тяжелый пакет до дома. Впервые они вмести ехали по одной ветке метро. Людмила жила в элитном доме на Фрунзенской набережной. Войдя в дом и подойдя к лифту, Людмила предложила подняться на ее этаж попить кофе – родители будут рады. Но Коля сослался на сильную занятость этим вечером, попрощался и поспешил в общежитие. Фотокарточка Инночки уже переместилась из внутреннего кармана пиджака в карман рубашки – ближе к сердцу.

Накануне Нового года Людмила спросила Колю, поедет ли он домой? Коля намеревался встретить Новый год с родителями. Двоюродный брат отца Коли жил в Подмосковье и давно приглашал будущего дипломата в гости, но Коле было жаль тратить время на неблизкую дорогу и он откладывал встречу. Тогда брат сделал «дипломатический ход» – пригласил на Новый год Колиных родителей, и Коля вынужден был присоединиться к ним. Но перед самым отъездом простудилась мать и не рискнула в зимнюю стужу покидать дом. Поездка сорвалась. Коля решил Новый год встречать с друзьями в общежитии.

Когда 31 декабря после укороченных занятий, прощаясь на станции метро, они поздравляли друг друга с наступающим Новым годом, Людмила, смеясь, просила передать пожелания Колиным родителям. Коля сказал, что они не приехали. Людмила на секунду задумалась, потом неожиданно подхватила Колю под руку и втолкнула в свой вагон.

Людмилу с Колей встретили на Фрунзенской набережной как на очередном раунде переговоров, результат которых еще не ясен, но уже сейчас все радуются ему! Людмила представила Колю и познакомила с гостями. Некоторые были знакомы – из ректората института, остальные – коллеги Альберта Генриховича из МИДа и соседи-дипломаты по дому. Коля удивился, что среди гостей не было ни одного родственника хозяев. И единственным молодым гостем была подруга Людмилы. Оставив на ее попечение Колю, Людмила извинилась и сказала, что уходит переодеваться. Поднимаясь к себе в комнату, она вспомнила, что еще утром дала себе слово не переодеваться к новогоднему столу.

Только лицо Альберта Генриховича оставалось искусственно равнодушным к появлению Людмилы в сверкающем венецианским хрусталем огромном зале его министерской квартиры. Лицо профессионально скрывало стоимость новогоднего подарка дочери, дополняющего ее наряд – на Людмиле было длинное темно-синее платье с глубоким декольте и открытой спиной, а на шее и в ушах сверкали бриллиантовым блеском крупные камни. Подойдя к Коле, она позволила взять себя под руку и повела его к столу.

Спустя годы, вспоминая свой первый Новый год в Москве, Николай Григорьевич говорил, что это был его первый дипломатический раунд.

Натиск на Колю продолжался, и финальным событием, завершающим официальное знакомство Коли с Людмилиными родственниками, стал день рождения Людмилы.

На свой день рождения Людмила пригласила только тех людей, которых искренне хотела видеть за своим праздничным столом – любимых бабушку с дедушкой, лучшую подругу и Колю. Папа с мамой пришли без приглашения! Было очень шумно и весело, смеялись и пели… Коля танцевал с Людмилой, с ее подругой, по просьбе Людмилы и с молчаливого согласия Альберта Генриховича – с Кларой Аполлоновной. Он снова вспоминал Веру Георгиевну и их совместную культурную подготовку к поведению в дипломатической среде. В самый разгар веселья, после нескольких рюмок коньяка, Альберт Генрихович, обняв Колю за плечи, предложил пойти покурить. Коля не курил и знал, что Людмилин папа тоже был некурящим, но не стал долго разбираться в ситуации и последовал за Альбертом Генриховичем. Но тот повел его не на лоджию, а в свой кабинет. Открыв дверь, он пропустил Колю вперед и слегка подтолкнул его в кабинет. Стоя за Колиной спиной, он дал ему осмотреться.

Коля знал толк в хороших книгах. За школьные годы, следуя советам Веры Георгиевны, он прочитал множество произведений русских и зарубежных классиков, был знаком с современными авторами. Но то, что он увидел в кабинете Альберта Генриховича, поражало не только своим содержанием – здесь была профессионально подобрана писательская квинтэссенция от античности и раннего средневековья до современности и наших дней – но и формой, в которую было обрамлено это литературное богатство. Филигранно отделанные резьбой по красному дереву книжные шкафы сами по себе уже составляли произведение столярного искусства прошлых столетий. В этом же стиле была выдержана вся мебель кабинета – массивный письменный стол с богато отделанными принадлежностями для письма, обтянутые темно-вишневой кожей глубокие кресла, высокий инкрустированный секретер … Мебель дополняли картины в золоченых рамах на стенах. Хозяин кабинета усадил гостя в удобное кресло, подошел к низенькому столику, на котором стоял поражающий своими огромными размерами глобус, на что-то нажал на экваторе – северное полушарие раскрылось, обнажив потайной мини-бар. Альберт Генрихович достал бутылку «Мартеля», тяжелые фужеры… Первый тост выпили вновь за здоровье Людмилы, второй – за мир во всем мире, и Альберт Генрихович сразу перешел к делу.

Людмилку – так называл Альберт Генрихович любимую дочь – он устроил в МГИМО с единственной целью: найти достойного мужа! За прошедшие три года обучения поиски желаемых результатов не дали. Были отдельные кандидатуры, поначалу казавшиеся достойными, но привередливая, по мнению Альберта Генриховича, Людмилка после первых же свиданий решительно их отметала. Друзья и коллеги Альберта Генриховича посчитали бы за счастье отдать своих сыновей, но и здесь выбор Людмилку не устраивал.

После третьего фужера за женскую мудрость Альберт Генрихович стал более откровенным. «Конечно, Людмилка права, – сказал он. – Она ищет мужа с характером, серьезного, надежного … А что эти шалопаи – маменькины сыночки, прячущиеся за папенькины спины! Вот она и выбрала тебя. Мне ты тоже начинаешь нравиться, но смотри, этим не злоупотребляй!» и … Альберт Генрихович налил по четвертой.

Людмила не отпустила в таком состоянии Колю из дома – общежитие МГИМО хотя и не отличалось пуританством, но член комитета комсомола не должен подавать плохой пример. Колю уложили в комнате для гостей.

На следующее утро Коля проснулся в незнакомой комнате, на широченной кровати. На столике рядом лежали чьей-то заботливой рукой уложенные в аккуратный ряд туалетные принадлежности, включая слышанную, но еще не виденную Колей импортную безопасную бритву Gillette. По всему было видно, что рано утром здесь кто-то уже побывал – окно было открыто и зашторено, в шкафу висел его костюм, рядом – рубашка. Но больше всего Колю удивили его ботинки – вчера они блестели менее ярко.

Коля спустился вниз. На кухне уже хозяйничала молодая женщина в белом переднике. Увидев гостя, она поздоровалась и спросила: «Чай или кофе?» Взяв кофейник, она повела Колю в соседнюю комнату-столовую. К Колиному удивлению, за столом, уткнувшись в журнал и держа в руке чашку, сидела Людмила. Часы на стене показывали начало седьмого. Всегда строго одетая в институте или в спортивном костюме в спортзале сейчас на Людмиле были джинсы и тонкая короткая блузка, которые обтягивали тело, отчетливо выпячивая формы ее прекрасной фигуры. Коля пожалел, что фотокарточку Инночки он оставил в общежитии – на новой рубашке не было нагрудного кармана. Наступление продолжалось.

«Доброе утро! – Людмила улыбнулась. – Кто рано встает, тому бог дает! – добавила она. – Как спалось на новом месте?» Пили кофе. Коля извинился, что доставил лишние хлопоты. «Лишнее применимо только к деньгам, – говорит папа. – Но почему-то лишних денег никогда не бывает!» – Людмила рассмеялась. Такой Коля ее никогда не видел. Красивая, жизнерадостная, беззаботная девушка в доме хорошо обеспеченных, влиятельных родителей, желающих только одного – чтобы дочь была счастлива!

Чуть позже к завтраку спустились Альберт Генрихович и Клара Аполлоновна. На обоих домашняя одежда и улыбка на лице. Горничная подала завтракать. Много шутили, смеялись, говорили о погоде на этот день … Клара Аполлоновна предложила после обеда всем отправиться гулять в парк имени Горького. Муж с дочерью поддержали, и все повернули головы на Колю. Коля смутился, начал говорить о семинаре на завтрашний день … Альберт Генрихович прервал его, сказав: «Николай, не заставляй меня звонить твоему ректору и отправлять тебя завтра с утра в МИДовскую библиотеку искать для него – он задумался – второй том переписки Сталина, Рузвельта и Черчилля» – и сам первым рассмеялся своей шутке.

После завтрака дамы вежливо оставили мужчин наедине, и Альберт Генрихович, извинившись перед Колей за то, что вчера заставил его перебрать, предложил продолжить разговор на трезвую голову.

Он сразу задал вопрос напрямую: есть ли у Коли девушка? Коля честно признался. «А что ты ей можешь предложить после окончания МГИМО? – снова спросил Альберт Генрихович, и, не дав Коле ответить, продолжил: – Ты думаешь, что тебя сразу пошлют послом в Америку? Ошибаешься. В лучшем случае – на Берег Слоновой Кости! – с иронией уточнил он. – А если серьезно, пошлют тебя, Николай, комиссаром на погранзаставу в Среднюю Азию, и будешь ты там, глотая пыль, ловить контрабандистов, переводясь с одной заставы на другую и живя в общежитиях, обставленных мебелью с инвентарными номерами – подытожил Колино будущее Альберт Генрихович. – У меня есть возможности, связи устроить вам с Людмилкой достойную жизнь! Или ты считаешь себя недостойным? – И он вопрошающе посмотрел на Колю. – Я считаю, что достоин … достоин намного больше, чем эти «интеллигенты» из вашего вуза. Это не твоя вина, что твой отец – простой работяга. Ты сам выбиваешься в люди, и тебе надо помочь – один ты не справишься!»

Вечером, возвращаясь в общежитие после прогулки по парку им. Горького, Коля, под впечатлением разговора с Альбертом Генриховичем, честно признался себе: его репутация студента-отличника и режим мирного сосуществования с «интеллигентами» действовали только в стенах института. Вне института, где бушует океан жестокой конкуренции, протекционизма, взяточничества, он – мелкая рыбешка, и крупные акулы беспощадно проглотят его, не обращая никакого внимания даже на его красный диплом.

Людмила предприняла еще несколько нажимов на Колю – они сходили в Большой театр, в театр на Таганке с Владимиром Высоцким, на концерт набирающей популярность «Машины времени» … и еще туда, куда билеты можно было достать только по большому блату – и Коля сдался …

Потом было очень горько и стыдно. Стыдно перед Инночкой, которая все эти годы была его единственным преданнейшим человечком, которая любила и ждала его. Стыдно перед Алексеем Карповичем и Верой Георгиевной, которым он был обязан своим воспитанием, образованием – всему тому, чего он достиг за свои двадцать с небольшим лет. Конечно, можно было найти какие-то объяснения и оправдания этому поступку … но можно было просто бросить МГИМО и продолжить учебу в пединституте, не предавая близких тебе людей … можно, можно, можно!

Когда Людмила перешла на последний курс, они поженились. На свадьбе Коля очень переживал за родителей, но дипломатичный Альберт Генрихович, заранее подготовив своих друзей, усадил их рядом с Колиными родителями, и после нескольких рюмок они чувствовали себя как в родном райцентре. Выпускные экзамены Людмила сдавала на последних месяцах беременности. Получив диплом, она положила его на свидетельство о браке в ящик своего секретера, заперла его золотым ключиком и отправилась на дачу готовиться к родам. Стоял канун лета – пора урожая овощей и фруктов, очень полезных для будущей матери и ее ребенка.

Людмила родила девочку, которую назвали Анна в честь мамы Альберта Генриховича – Анны Карловны.

Через два года Коля окончил институт. Альберт Генрихович устроил ему распределение в Москву, на Смоленскую площадь, где он стажировался в департаменте восточных, арабоязычных стран. Анечка подросла и пошла в один из привилегированных детских садиков столицы. Оставив дочку на попечение бабушки с дедушкой, Коля с Людмилой отправился в свою первую служебную командировку за границу.

Глава четвертая. Судьба дипломата

Проходили годы, чередовались страны … В отпуск приезжали в Москву, привозили подарки, в основном дочке, но деньги попусту старались не тратить: Николай Григорьевич мечтал построить собственное жилье в пригороде.

Анечка пошла в школу с углубленным изучением иностранного языка. Одновременно бабушка водила внучку во всевозможные кружки и студии, которые дополняли и совершенствовали ее физическое развитие и эстетическое воспитание. К концу школы она уже хорошо владела английским, умела грамотно рисовать, классически танцевать … Высокая и стройная, как и родители, играла в сборной по баскетболу. Окруженная любовью и вниманием дедушки и бабушки, не знающая никаких забот и отказов, Анечка, тем не менее, была обделена обыкновенной материнской лаской и нежностью, отцовской строгостью и защитой. Отсутствовало элементарное обоюдное чувство доверия. Редкие в году встречи с родителями часто совпадали с ее каникулами в пионерском лагере «Артек», со школьной поездкой по обмену в Лондон, с иногородними и даже международными юношескими соревнованиями по баскетболу… А если и удавалось провести отпуск в кругу всей семьи, то родители, к большому огорчению, констатировали, что пропасть отчуждения между ними и дочерью каждый раз становилась все шире и шире. В итоге результатом школьной поры в воспитании дочери и внучки было молчаливое признание превалирования разума над чувством.

После школы Анечка без труда поступила на международную журналистику в МГИМО и была причислена к «интеллигентной» элите. Ее знания и умения, приобретенные в немалой степени благодаря стараниям бабушки и дедушки, помноженные на ее твердый характер, дали хорошие плоды – Аня не только нарушила прерогативу парней, став признанным лидером «интеллигентов», но, в первую очередь, стала талантливым журналистом-международником. Поэтому после окончания вуза ее охотно взяли в аспирантуру.

За годы дипломатического представительства за рубежом, в основном в странах арабского мира – в Северной Африке и на Ближнем Востоке, Николай Григорьевич был свидетелем многих исторических событий, которые коренным образом изменили жизнь этих регионов.

Освободительные революции в арабских странах, свержение колониальной зависимости, установление парламентских республик, демократические социально-экономические преобразования при многообразии интересов различных социальных групп … усугубленные стремлением ведущих мировых держав укрепить свои позиции в этом стратегически важном регионе – все это делало политическое развитие этих стран очень противоречивым и переменчивым. Неудивительно, что за относительно короткий исторический срок здесь много раз сменились политические режимы и курсы. Обстановка, в которой Николай Григорьевич представлял свою страну, оставалась постоянно крайне напряженной.

На Ближнем Востоке раздел Палестины, освободившейся от английского управления, и создание еврейского государства Израиль вызвали палестино-израильский конфликт, обусловленный, в первую очередь, столкновением территориальных интересов евреев и арабов, проживающих в Палестине. Со временем конфликт вышел за пределы Палестины и перерос в конфликт между Израилем и всеми остальными арабскими государствами в регионе.

Николай Григорьевич был членом советских делегаций при подготовке и подписании договоров о сотрудничестве с целым рядом арабских стран. На протяжении многолетнего периода принимал непосредственное участие в переговорах по урегулированию ближневосточного конфликта … не раз встречался со многими политическими лидерами этого региона – Гамалем Абдель Насером, Анваром Садатом, Хосни Мубараком, Менахемом Бегином …

Длительное пребывание в регионах политической напряженности и открытых вооруженных столкновений вкупе с неблагоприятным жарким климатом не могли не сказаться на здоровье, особенно Людмилы Альбертовны – верной спутницы Николая Григорьевича во всех его зарубежных командировках. После многолетней работы за рубежом Николай Григорьевич и Людмила Альбертовна решили возвращаться домой. Альберт Генрихович перед выходом на заслуженный отдых заблаговременно позаботился о достойном преемнике.

Дипломатическую службу на Смоленской площади Николай Григорьевич продолжил в то время, когда в мире уже произошли события, заложившие начало величайшим геополитическим изменениям.

В условиях мировых экономических структурных кризисов и новой фазы научно-технической революции социалистическая модель развития стала проявлять свою неэффективность. В странах социалистического лагеря к власти стали приходить люди, ориентированные на западные демократические ценности, они не хотели иметь ничего общего с тоталитарными режимами. Первой взбунтовалась Польша, за ней Венгрия, Чехословакия … Вооруженные восстания и мирные попытки перехода к демократическому социализму подавлялись или непосредственно Советской армией или при ее активном участии. В самом Советском Союзе начинают проявляться признаки общего экономического и внешнеполитического кризиса. В конце 1980-х годов доходит до максимума главная проблема советской экономики – хронический товарный дефицит – из свободной продажи исчезают практически все основные товары. Положение усугубляется одновременным усилением давления на СССР и его союзников со стороны США, которые поддерживали противников социалистической системы. Все это стало причинами распада социалистической системы.

События, происходящие в мире и внутри страны, были также темой разговора двух старых друзей в беседке на даче в тот день, когда отмечали поступление Светланы в МГУ. Но главное, для чего Николай Григорьевич увел Семена Илларионовича подальше от дам – облегчить душу. Все эти годы незаживающей раной его мучило воспоминание об Инночке, о его предательстве. Для этого поступка он уже не находил никакого оправдания. Супруга понимала, что творится на душе мужа, но никогда даже не пыталась чем-то помочь ему. В душе она признавала свою вину, но считала, что Коля сам сделал свой выбор. Семен Илларионович регулярно информировал друга об Инночкиной жизни, и Николай Григорьевич знал, что после окончания института она учительствовала в родной школе, так и не вышла замуж и жила вместе с престарелыми родителями в их старом большом доме. Младшие братья уже давно обзавелись своими семьями и жили отдельно от родителей. Николай Григорьевич хотел посоветоваться с Семеном Илларионовичем: что делать? Хотя уже давно решил для себя: исправлять ошибку!

Глава пятая. Новоиспеченная москвичка

Светлана осваивалась в новой квартире, ходила по магазинам, докупала ту или иную мелочь … Вечерами болтала по телефону с Аней, правда, ни разу не затрагивая тему того разговора на даче, хотя задать вопросы ей хотелось. Аня работала в правительственном издательстве. Несмотря на молодость и небольшой стаж, считалась талантливым журналистом-международником и принадлежала к узкому кругу людей, имеющих доступ ко многим закрытым источникам информации. В любой момент она могла выехать практически в любой уголок Земли, где происходило событие, достойное отображения в ее издательстве, поэтому Светлана доверяла правдивости и объективности ее суждений.

Наступила осень и вместе с ней начались занятия в университете. Лекции сменялись семинарами, затем учеба продолжалась дома. По пути домой – поход в библиотеку для смены литературы. Приходилось перерабатывать обширный материал лекций и немалое количество специальной литературы, чтобы хорошо подготовиться к занятиям. Светлана, со школьной скамьи привыкшая к самостоятельной работе, усидчивая и трудолюбивая, перечитавшая гору исторической литературы, с большим напряжением осиливала эту нагрузку. Со слов старшекурсников, первый курс – самый трудный. Он вырабатывал ритм дальнейшей учебы и отсеивал негодных. С каждым новым курсом выкристаллизовывался тот костяк, который составлял выпускников престижного исторического факультета МГУ.

Светлана успешно закончила первый семестр и на зимних каникулах собиралась домой, но родители посоветовали остаться в Москве и посвятить свободное время культурной программе. Она так и решила – ходила по театрам, в музеи, побывала даже в цирке на Цветном бульваре … Аню она не приглашала, зная, что подруга всегда занята. Поэтому она была очень удивлена, когда Аня позвонила и сказала, что хочет встретиться. Договорились – в ГУМе, у фонтана.

На следующий день, придя в ГУМ немного раньше, Светлана любовалась игрой водяных струй фонтана, ожидая подругу. Неожиданно она ощутила на себе чей-то взгляд. На противоположной стороне стоял молодой мужчина в редкой для того времени дубленке и меховой шапке. Рядом с ним в дорогой шубе и повязанном на шее пестром шарфе, держа за руку мальчика, стояла молодая красивая женщина. Женщина что-то говорила мужчине, но тот смотрел на Светлану, и когда их взгляды встретились, слегка кивнул ей. Мальчик тоже смотрел на Светлану и улыбался. Моментально в памяти Светланы промелькнули события прошлого лета – вечер на околице села, красивый незнакомый парень, мальчишка с лошадьми …

«Ты что разглядываешь незнакомых мужчин… к тому же женатых!» – послышался голос Ани. Она рассмеялась, взяла Светлану за руку, и подружки отошли от фонтана.

Аня намеревалась купить для папы рубашку и галстуки – у него близился день рождения. Николай Григорьевич доверял вкусу дочери, что не раз отмечали его коллеги по работе. Выйдя из ГУМа, Светлана вспомнила, что хотела напомнить Ане последний разговор на даче. Они решили поискать, где можно сесть и поговорить – был теплый и солнечный день, хотя на дворе стояла зима. Пройдя через переход на метро «Площадь революции», они вышли к Большому театру и нашли на площади свободную скамейку.

Аня повторила Светлане примерно то же самое, о чем разговаривали их отцы в беседке на даче, но добавила более обширный прогноз международного положения. Распад социалистического лагеря негативно скажется на внутриполитическом и экономическом устройстве Советского Союза – Союз может тоже распасться. Прекращение существования СССР вызовет распад биполярного мира и формирование униполярной парадигмы мироустройства при глобальном доминировании США. Последнее предложение Аня сформировала в официальном письменном стиле, как будто собиралась писать статью в редакцию. «Но для меня сейчас не это главное, – добавила Аня, тяжело вздохнув. – Я предчувствую, что вскоре распадется наша семья!»

День рождения Светланы совпадает с днем святого Валентина. В то утро она опаздывала в университет, потратив время на выбор костюма – что надеть в этот день? После занятий собирались отметить ее восемнадцатилетие с несколькими сокурсниками в кафе. Открыв дверь, она устремилась на выход, но путь ей преграждала высокая плетеная ваза, наполненная алыми розами. В цветы была вложена маленькая валентинка. «Ну это уж слишком!» – сказала про себя Светлана, вспомнив счастливую пару с ребенком в ГУМе у фонтана. Решительно схватив цветы вместе с вазой, она отправила чудесный букет в мусоропровод.

Светлана успешно закончила первый курс и на лето уехала домой. Дома помогала маме закручивать варенья и соленья, ходила на речку купаться и загорать, читала свою любимую историю … В конце августа она возвратилась в Москву. На вокзале вновь пришлось помучиться с тяжеленной корзиной.

В первую же неделю занятий Светлану вызвал декан. В кабинете уже находились девушка и парень – сокурсники Светланы. Девушка была коренной москвичкой. Парень – в костюме и галстуке, с комсомольским значком на лацкане – комсорг курса – с Украины, из шахтерской семьи. Немного чудной: на курсе говорили, что он красил свои редкие рыжие волосы. Декан сообщил неожиданную новость: «По международному обмену студентов двое из вас со следующего, третьего, курса направляются на четыре года на полный курс обучения вГДР, в Берлин, в университет им. Гумбольдта. Один из вас – запасной. Сейчас ваша основная задача – немецкий язык!» Светлана сразу поняла: поедут комсорг и одна из девушек. Значит, у нее конкурентка. В школе Светлана изучала английский, которым хорошо владела. Немецким она занималась дополнительно с соседкой-учительницей. Второй язык даже внесли по настоянию папы в аттестат зрелости, но знала она его недостаточно хорошо, чтобы свободно общаться. И без того учебная нагрузка на втором курсе увеличилась, и вот теперь нужно в течение года совершенствовать немецкий язык. Светлана решила посоветоваться с родителями, но прежде – с Аней.

Когда они встретились и Светлана сообщила новость, Аня даже подпрыгнула и захлопала от радости за подругу в ладоши. «Немецкий я беру на себя! – заверила она подругу. – Я тебе сделаю пропуск в лингафонный кабинет дипломатической академии и достану спецкурс по подготовке из МГИМО». Аня пообещала еще свой магнитофон, чтобы Светлана могла заниматься дома.

Родители встретили новость двояко. С одной стороны, папа считал, что дочь должна воспользоваться каждой возможностью посмотреть мир, к тому же за счет государства. Но с другой стороны, престижность советского, Ломоносовского университета он оценивал выше, при этом мудро учитывая тот фактор, что работать после зарубежного университета Светлане предстоит на родине. Для мамы самым важным фактором было, что дочь еще дальше и дольше будет от дома.

Для Светланы начались напряженные дни: каждый день, помимо занятий в университете и подготовки к ним, добавлялся немецкий язык. К концу дня у Светланы болели глаза от напряженного чтения и уши – от наушников. Однажды, услышав уставший голос дочери в трубке телефона, Семен Илларионович решил, что дочери надо срочно помогать и отправил в Москву, в длительную командировку, супругу, снабдив ее двумя корзинами.

Закончился второй курс. За это время деканат определился с кандидатурами. Как и ожидала Светлана, на учебу в Берлин посылали комсорга, а второй кандидатурой назвали Светлану. Их обоих вызывали на собеседование в Министерство высшего и среднего образования СССР, где они познакомились с другими членами команды, выезжающими в Берлин. Собрались студенты со всего Союза – из Москвы, Горького, Казани, Иркутска, Пятигорска, Тарту. После собеседования всех собрали в небольшом помещении, где сотрудник спецотдела министерства провел с ними беседу наподобие «Инструкции перед поездкой за рубеж» Владимира Высоцкого – «…что там можно, что нельзя».

В первых числах сентября вся группа, провожаемая родителями, за исключением родителей ребят из Эстонии, поздним вечером собралась на Белорусском вокзале столицы. После пожеланий, наставлений и слез будущие выпускники Гумбольдтского университета сели в вагон СВ-класса, и скорый поезд Москва – Берлин, взяв курс на Запад, повез Светлану в первый раз за границу.

Глава шестая. Berlin. Franz-Mehring-Platz

Поезд прибыл в Берлин на Ostbahnhof (Восточный вокзал). После московских вокзалов первое впечатление о столице ГДР было удручающее: крыша вокзала в гари, красные кирпичные стены со следами осколков от снарядов и пуль, высокие окна с недостающими стеклами … Сам перрон, куда прибыл международный поезд, тоже не блистал чистотой. На перроне группу встречал молодой парень в синей рубашке FDJ (Freie Deutsche Jugend – Союз свободной немецкой молодежи), который неплохо говорил по-русски.

Вся группа отправилась в общежитие университета, которое располагалось неподалеку от вокзала на Franz-Mehring-Platz (площадь Франца Меринга) в двух четырнадцатиэтажных зданиях. Общежитие было обыкновенным жилым домом современной постройки с восемью двух- и трехкомнатными квартирами на каждом этаже, именуемыми «блоками». По обоим концам длинного коридора размещались кухни с электрическими печками. Мусоропровод располагался на переходах между этажами. Два лифта вмещали по 12 человек каждый. Комендант общежития фрау Ланге уже получила из Москвы список прибывающих студентов и предварительно разместила каждого, учитывая, прежде всего, членство в FDJ и затем факультет, семестр, возраст немецкого коллеги, к которому подселялся гость из Советского Союза. Водя советских гостей из блока в блок, она каждому показывала, как включается свет в комнате и вежливо просила выключать перед уходом. В туалетной комнате откручивала и закручивала водопроводные краны, обращая внимание пользователей на силу закрутки. Потянула за ручку унитаза, продемонстрировав мощность водяного потока в зависимости от вытягиваемости ручки. Просила плотно закрывать дверцу холодильника. На кухне фрау Ланге просила обратить особое внимание на электрические печи, предварительно спросив, имеются ли такие в Советском Союзе или там по-прежнему пользуются только газовыми. После подробнейшего инструктажа по правилам пользования жизненно опасным электрическим прибором каждый расписался против своей фамилии в списке. В заключение обхода фрау Ланге повела гостей к мусоропроводу и, подняв крышку, вопросительно посмотрела на всех. Возникла напряженная пауза. Леонид-хохмач достал из кармана шариковую ручку, готовый расписаться … Все разом рассмеялись.

Вся группа расселилась на одиннадцатом этаже. Светлану определили в трехкомнатный блок, в большую комнату с двумя двуярусными кроватями. В других комнатах поменьше стояло по одной двуярусной кровати. Коллегами Светланы по комнате стали студентки факультета славистики – Хайди и Карола.

Началась новая жизнь на новом месте, и Светлана, впрочем как и все приехавшие из Союза студенты, столкнулась с элементарными житейскими проблемами, о которых она раньше и не думала. После занятий хотелось сразу поесть. В университете была студенческая Mensa (столовая), в которую необходимо было купить талоны на месяц вперед. Талоны продавались в определенные дни и часы, которые могли совпадать с занятиями. Когда Светлана в первый раз вошла в мензу, она ужаснулась от огромного количества людей и шума, царящих в зале. Менза находилась на первом этаже главного корпуса и через нее можно было пройти в боковой выход из здания – проходной двор! Отстояв длиннющую очередь, ей вручили большую керамическую миску с густой желтой жижей под названием гороховый суп, в которой плавала толстая сосиска, и стакан пепси-колы. С трудом найдя свободное место, Светлана только понюхала жидкое блюдо, затем откусила кусочек от сосиски, выпила всю колу и отнесла поднос на мойку. Свои талоны она подарила и больше в мензу никогда не заходила. Для профессорско-преподавательского состава существовала своя менза, и для советских студентов сделали исключение, позволив там обедать, но и там пища была не для русских желудков. Проблему нужно было срочно решать. Поговорили с куратором в советском посольстве, и нашим студентам разрешили посещать посольскую столовую. Там был вкусный борщ и суп и вся остальная привычная пища. Было приятно вместе с дипломатами сидеть за одним столом и из меню заказывать блюда, но после первых же посещений Светлана посчитала, что это удовольствие она каждый день позволить себе не может, несмотря на довольно большую стипендию – советские студенты получали 510 марок ГДР в месяц. Стипендия успевающего немецкого студента составляла 180 марок. Тогда вместе с Марией из Горького, с которой Светлана жила в одной комнате, решили поочередно готовить сами, а с собой в университет делать бутерброды. Но и здесь не обошлось без неудобств. Запах вкусной русской пищи, приготовляемой на общей кухне общежития, распространялся по всему коридору и вызывал любопытство немецких коллег – не стесняясь, заглядывали прямо в кастрюлю. Какой русский может есть в одиночку, не пригласив к столу соседей по комнате! Немцам это понравилось, и Хайди вместе с Каролой охотно отзывались на приглашение, несмотря на то, что недавно были в мензе. Часто «случайно» заходили из соседних комнат и блоков. Кастрюля, приготовленная на два – три дня, опустошалась за один присест! Пришлось переставить в комнате мебель и демонстративно отгородиться от соседей – другого выхода не было.

В блоке была одна единственная совмещенная туалетная комната. Представьте себе восемь молодых девушек, рано утром одновременно просыпающихся и спешащих на учебу! Пришлось составить график посещаемости туалета, расписанный буквально по минутам. Проблематично было со стиркой и сушкой. Приходилось заниматься этим в редкие часы, когда никого в блоке не было или поздно ночью, мешая другим спать. Светлана в эти моменты часто вспоминала дом и свою квартиру в Москве.

Ко всем этим житейским неудобствам быстро привыкали, но главное, они компенсировались искренней доброжелательностью и даже заботой со стороны преподавателей и коллег-студентов из шефской группы славистов, прикрепленных к советским гостям.

За первые семестры для советской группы во главе с преподавателем немецкого языка Frau Koritzky университетом было организовано множество экскурсионных поездок по всей стране. После каждой поездки Светлана подробно рассказывала в письмах к родителям о своих впечатлениях.

Дрезден – «Флоренция на Эльбе» со знаменитой картинной галереей, где выставлена «Сикстинская мадонна»; музеем «Грюнес гевелбе» («Зеленые своды») – сокровищница курфюрстов Саксонии c подарком Петра I – белым саксонским бриллиантом в 48 каратов; русской православной церковью преподобного Симеона Дивногорца.

Лейпциг – город знаменитой Лейпцигской ярмарки (Leipziger Messe), проводящейся ежегодно с XII века. Вблизи города расположен Памятник Битве народов – самый большой монумент в Европе, воздвигнутый в 1911 году в честь победы объединенных сил прусской, австрийской, русской и шведской армий над войсками Наполеона. В старом центре города – винный погребок Ауэрбаха, упоминаемый в «Фаусте» Гете, откуда Мефистофель улетает верхом на бочке. В церкви св. Фомы до сегодняшних дней существует знаменитый хор мальчиков, организованный еще в 1212 г. С 1723 года хором руководил Иоганн Себастьян Бах.

Мейсен – со старинным замком и знаменитой фарфоровой мануфактурой эпохи Возрождения, производящей продукцию и сегодня.

Потсдам – пригород Берлина, кайзеровская резиденция с дворцовым комплексом и парком «Сан-Суси» («Без забот»); с русской колонией «Александровка» в честь императора Александра I, построенной еще в 1826-27 годах для оставшегося русского солдатского хора.

Вернигероде – со старинным замком начала XII века. В этом замке снимался фильм «Тот самый Мюнхгаузен».

Веймар – город Гете, Шиллера, Гердера, Ницше, центр Просвещения Германии. Близ Веймара располагался один из крупнейших концентрационных лагерей на территории Германии – Бухенвальд, на главных воротах которого написано «Jedem das Seine» («Каждому – свое»).

Росток – порт и центр судостроения, член мощного альянса торговых городов XIV – XVI веков «Hansa», в который входил и наш Великий Новгород.

Безусловно, главной достопримечательностью страны является столица – Берлин. Согласно самой распространенной версии, название города произошло от немецкого слова «медведь» (нем. Bär). Примерно с 1280 года медведь является символом Берлина. А самой главной достопримечательностью Берлина считают Бранденбургские ворота с квадригой, которой управляет богиня победы Виктория. От Бранденбургских ворот к центру города пролегает главная улица Unter den Linden (Под липами). Здесь находятся советское посольство, Государственная опера, Исторический музей, Кафедральный собор, Национальная галерея, рядом, меж двух рукавов реки Шпрее – остров музеев, университет им. Гумбольдта, театр им. Горького, Дом советско-германской дружбы… В центре столицы возвышается 368-метровая телебашня с телекафе.

Это только крупные города-достопримечательности, о которых рассказывала Светлана. Родителей интересовали каждое событие, каждая мелочь, связанные с пребыванием дочери в чужой стране. В переписке с Аней она больше внимания уделяла положению в стране, настроению в студенческой среде, отношению к русским…

До университета добирались от Восточного вокзала на электричке через центр города Alexanderplatz или Alex, как его называют берлинцы (Площадь Александра, названная в честь русского императора Александра I, посетившего Берлин в 1805 году), до конечной станции Friedrichstrasse (улица Фридриха). Здесь железная дорога упиралась в знаменитую Берлинскую стену вокруг Западного Берлина – государственную границу между ГДР и Западным Берлином – протяженностью 155 километров, возведенную за одну ночь 13 августа в 1961 году.

Занятия проводились в главном корпусе университета на Unter den Linden и в аудиториях «Старой королевской библиотеке», прозванной за свой громоздкий вид «комодом», расположенной напротив университета на Bebelplatz (Площадь Бебеля). На этой площади в мае 1933 года нацисты сожгли более двадцати тысяч книг «антинемецких» авторов – Карла Маркса, Зигмунда Фрейда, Генриха Манна, Курта Тухольского …

Университет имени Гумбольдта, точнее имени братьев Гумбольдтов, был основан в 1809 году старшим братом Вильгельмом фон Гумбольдтом – знаменитым немецким филологом, философом, политическим деятелем, дипломатом, другом Гете и Шиллера. Университет стал alma mater для многих выдающихся личностей – Альберта Эйнштейна, Макса Планка, Отто Гана, Роберта Коха, Генриха Гейне, Отто фон Бисмарка, Карла Маркса … Младший брат Вильгельма – Александр фон Гумбольдт был ученым-энциклопедистом, физиком, метеорологом, географом, ботаником, путешественником. По приглашению русского императора Николая I совершил путешествие по Уралу и Сибири, исследуя геологию этих мест. В 1949 году университет был переименован в честь братьев Гумбольдтов.

Кроме учебы у всей группы была очень ответственная комсомольская общественная нагрузка – встречи на берлинских предприятиях с членами первичных организаций DSF (Deutsch-Sowjetische Freundschaft – Общество германо-советской дружбы). Как правило, встречи начинались с выступления председателя общества, который представлял присутствующим студентов из братской страны – Советского Союза, лучших представителей советской молодежи, которые своей отличной учебой и активной комсомольской деятельностью заслужили почетное право продолжить учебу в братской стране ГДР. Затем «лучшие представители» выступали с культурной программой – пели песни под аккомпанемент аккордеона, которым виртуозно владел Леонид из Иркутска – единственный молодой член КПСС из группы. В программу выступления обязательно включали популярную песню «Надежда». Она стала со временем своеобразной визитной карточкой «ансамбля». Иногда удавалось установить контакт с аудиторией уже во время выступления, и из зала подпевали всему миру известные «Катюшу» и «Подмосковные вечера». После песен подсаживались за столы и пытались установить индивидуальный контакт с немцами – рассказывая о себе, о стране, об ударных стройках с участием комсомола… Это не всегда сразу получалось. Для этой цели на столе рядом с традиционными кофе, минеральной водой или кока-колой всегда стояла бутылка водки. Единственной закуской были соленые палочки. После нескольких рюмок, как правило, немецкие языки развязывались, и тогда нередко песни звучали и за столом.

Однажды группу пригласили на окраину Берлина. По всему было видно, что предприятие было несолидное – плохо освещенное помещение, старая мебель, угрюмые лица за столами. Группа отработала программу, расселась за столами, но контакт никак не налаживался. Угрюмые лица охотно принимали дармовую водку и продолжали молчаливо сидеть. Труднее всего приходилось нашим парням, которые вынуждены были хоть через раз, но поддерживать компанию. Председатель общества, видя, что ситуация осложняется, и у советских друзей может сложиться негативное впечатление о дружбе его предприятия с Советским Союзом, встал и начал повторять то, что говорил в самом начале встречи – о важности дружбы между советским и немецким народами, о решающей роли СССР в укреплении социализма, о скором крахе капитализма … Сидящий напротив Светланы немец выпил еще одну рюмку и сказал на берлинском просторечье: «Der quatscht dummes Zeug, Russlandfreund … kuckt aber nach drüben». («Этот мелет ерунду, друг России … а сам смотрит на Запад») Возвращаясь в общежитие, Леонид спросил: «А вы знаете, где мы сегодня были? У мусоросборщиков». Светлана поняла, что этим людям нечего было терять, и они говорили правду. Это была мелочь не для письма родителям, скорее – для Ани.

Леонид, или как его называли близкие друзья – Сигизмунд, был непререкаемой душой группы. Выходец из Сибири, он привез в Берлин здоровый нрав и радушный характер. Там, где он появлялся, сразу слышался смех, а порою хохот. Он, наверное, играл на всех музыкальных инструментах, которые попадались ему под руку. По крайней мере, за время учебы Светлана была свидетелем его мастерства на аккордеоне, фортепьяно, баяне и гитаре. Забегая далеко вперед, в послеуниверситетское время, Светлана слышала, что Леонид своим «шармом» сперва завоевал душу будущей тещи и лишь затем – сердце жены. Леонид был председателем Интернационального союза студентов университета. Его знал каждый студент из Советского Союза, обучающийся в вузах ГДР, и очень многие русскоговорящие в Берлине.

Незаурядным самородком оказался Вадим Б. Выросший в глуши Кировской области, среди поселений и лагерей, он неохотно расставался с привычным образом жизни и поначалу не вписывался в окружающие нормы поведения. Он мог лечь спать, не снимая одежды. Месяцами ходил в университет в одном и том же наряде. На занятиях спортом на Берлинском стадионе, где в 1951 году проводился Международный фестиваль молодежи !!!, бегал в обыкновенных брюках и ботинках. Шокируя немцев по блоку, стучал острием ножа по столу между растопыренными пальцами. Пил водку, держа стакан одними зубами и затем разгрызал стеклянный стакан, не порезав губы. Светлана удивлялась: как он мог вообще попасть за границу? И неужели за два года обучения в горьковском институте не обратили внимание на его странное поведение! Однако со временем она стала понимать, что это «нестандартное» поведение было своеобразным вызовом немецким правилам пребывания в общежитии, упорядоченным нормам в окружающей среде, всему цивилизованному миру вообще за то, что его лишили нормального детства, правильного воспитания, систематического школьного образования… Вадим рассказывал, что в поселковой школе после занятий в старших классах он сам становился учителем в младших, и это было там нормой! Тот же Вадим в «неспортивном костюме» на престижном стадионе показывал лучший результат в беге на большие дистанции. Его выступления на семинарах отличались очень глубоким знанием материала. Он хорошо знал немецкий и английский, как хобби занимался шведским. Подыгрывая себе на гитаре, пел все песни Высоцкого. Помнил все песни из советских фильмов. Мог на спор рассказать анекдот на любую тему … На выпускной вечер Вадим написал весь сценарий и каждому участнику в отдельности текст выступления в стихах на немецком языке. Светлане Вадим напоминал Фросю Бурлакову из известного фильма «Приходите завтра». Умная и интеллигентная Мария пыталась «перевоспитать» Вадима, но у нее ничего не получилось.

Особняком держалась пара из Эстонии – Карл Л. и Криста Т. Карл был из академической семьи и приехал в Берлин исключительно за знаниями. Как не пытались «вовлечь» Карла в общественную жизнь группы, он всячески сопротивлялся. Будучи комсомольцем, он пропускал комсомольские собрания в посольстве, а если редко и присутствовал, то, не стесняясь, зевал. Погруженный вечно в книги в университетской библиотеке – дома ему не давали спокойно заниматься – Карл единственным отвлечением от учебы считал дзюдо и в этом тоже преуспел. Все удивились, когда на последних семестрах прибалтийский рыцарь Карл на общих симпатиях к шведскому языку сошелся с тихой, худенькой Ниной из Казани.

Криста в родном Тарту была членом горкома комсомола – единственным комсомольским чиновником из группы, и еще в Москве на собеседовании в Министерстве образования ее рекомендовали в комсорги группы. По прибытии в Берлин Криста позабыла о своем комсомольском прошлом. Но в отличие от Карла, учеба ее интересовала мало, часто неделями она вообще отсутствовала на занятиях, куда-то уезжая из Берлина. Зато Криста была завсегдатаем университетских диско. Несмотря на «несерьезное» отношение к учебе, она успешно окончила университет.

Учеба за границей давалась не всем. Люда Л. была хорошей студенткой в родном институте дома, но в Берлинском университете с большим трудом высказывала свою мысль на немецком языке: немецкий ей не давался. Добросовестная и усидчивая, часами просиживая над книгами и твердо усвоив «Инструкцию перед поездкой за рубеж», Люда недоумевала, когда сидя в кинотеатре, следя за происходящим на экране и понимая каждое слово, не понимала: над чем смеется весь зал? После первых летних каникул в Берлин Люда вернулась женой: дома вышла замуж за танкиста. Людин папа, командир полка, сделал перевод зятя на службу в Карлсхорст – пригород Берлина, где дислоцировалась танковая бригада ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии). По выходным Сережа, переодевшись в гражданское, часто приезжал в общежитие, прихватив для знакомства «боевой заряд». Вместо того, чтобы проводить ограниченное время увольнения с молодой супругой, он проводил время за «знакомством» с нашими ребятами и нередко, забыв, что он не в казарме, посылал самого молодого в буфет на Восточный вокзал за дополнительным «зарядом». Кончилось тем, что Люда бросила университет и заканчивала учебу дома. Сережу вернули на прежнее место службы.

Самым молодым в группе был славный сын татарского народа Талгат Ш. Скромный и застенчивый парень, он был любимцем группы. В ансамбле он пел под гитару песни о своей любимой девушке, оставшейся в родной Казани.

К сожалению, случались происшествия, которые омрачали пребывание наших студентов в ГДР. Одно произошло, когда Светлана училась на одном из старших семестров, и из Союза приехали уже новые группы студентов.

Однажды поздно ночью наши ребята пешком возвращались из кинотеатра «Kosmos», который находился в центре, недалеко от Alexanderplatz. В этом кинотеатре по пятницам, начиная с 23 часов, демонстрировались многочасовые фильмы, как правило, удостоенные «Оскара» или других престижных кинопремий. Несмотря на поздние сеансы, зрительный зал всегда был полон. Чтобы сократить дорогу в общежитие, ребята пошли не по центральной Karl-Marx-Allee, а напрямик, между жилыми домами. В одном из них на первом этаже располагалась пивная забегаловка, открытая день и ночь. Когда ребята были уже вблизи заведения, из дверей вышел, пошатываясь, пьяный мужчина, поддерживаемый женщиной в таком же состоянии. Не стесняясь, мужчина здесь же на месте стал справлять свою нужду. Наши девушки отвернулись. Омерзительность картины дополнялась тем, что пьяная женщина помогала своему спутнику в этом процессе. Наши парни громко высказали свою оценку этому, неожидаемому в культурной стране, действию, тем более в присутствии других людей. Услышав русскую речь, пьяный заорал на всю улицу: «Russische Schweine … weg mit eurer Armee aus Deutschland!» («Русские свиньи … прочь вместе с вашей армией из Германии!») Все дальнейшее произошло очень быстро: наши парни избили оскорбителя до такой степени, что позднее в больнице у него констатировали частичную потерю зрения. Если бы среди наших парней не находился сын члена ЦК КПСС, первого секретаря крайкома партии одной из союзных областей, то, в лучшем случае, уже на следующий день они сидели бы на своих чемоданах на Восточном вокзале в ожидании поезда на Москву, где решалась их дальнейшая судьба. А в худшем случае, они тоже сидели бы, но в другом месте, не покидая ГДР. Вмешалось советское посольство, и дело замяли, хотя парни по-своему были правы – защищали честь и достоинство наших девушек и Советской Армии.

В ГДР с гастролями приезжали многие популярные вокально-инструментальные ансамбли. В Берлине они часто выступали в Доме германо-советской дружбы, который находился рядом с университетом. Однажды там давала концерт Эдита Пьеха. Когда Светлана вместе с друзьями вошла в зал, он был уже переполнен, в основном нашими соотечественниками, но среди них были и любители русского искусства из немцев. По обеим сторонам вдоль стен тоже стояли желающие послушать песни популярной исполнительницы. Светлане пришлось пройти вдоль стены прямо к сцене. Начался концерт. Пьеха, как всегда, выглядела великолепно. После каждой песни зал взрывался аплодисментами, и концерт для большинства аудитории превращался не просто в успешное выступление любимой артистки, а во встречу с кусочком Родины, с родным домом, тем более лирический репертуар артистки вызывал чувство ностальгии. После того, как стихли очередные аплодисменты, Пьеха обратилась к залу и сказала, что следующую песню хочет спеть с кем-нибудь из зала и, спустившись со сцены, подошла с микрофоном прямо к Светлане, стоявшей с самого краю. И прямо здесь, среди переполненного зала, Светлана вместе с Эдитой Пьехой, которая слегка прижала ее к себе, в один микрофон запели: «Надежда – мой компас земной, а удача – награда за смелость …»

Заканчивался первый семестр, и на рождество все общежитие уезжало домой. Светлана тоже Новый год встречала вместе с родителями дома, привезя из–за границы кучу подарков. Вовка получил давно желаемые джинсы. Мама, увидев похудевшую дочь, всплеснула руками и все оставшиеся дни коротких каникул усиленно откармливала Светлану. В обратную дорогу Светлана, конечно, корзину не везла, но ее чемодан был нелегкий.

Свое двадцатилетие Светлана отмечала в общежитии, заранее хорошо подготовившись к юбилейному дню рождения. Папа дома собственноручно положил в ее чемодан советское полусладкое шампанское, водку и коньяк и некоторые домашние деликатесы, которые, как он всегда говорил, «в никаких заграницах не купишь». В Карлсхорсте, в гарнизонном магазине, она заказала шашлык. В условиях общежития вместе с Марией они испекли огромный торт и украсили его двадцатью разноцветными свечками.

В тот день, возвращаясь пораньше из университета, чтобы накрыть стол, Светлана привычно прошла мимо дежуривших внизу общежития студентов, намереваясь успеть в ожидавший ее лифт, но ее окликнули и попросили показать пропуск. Светлана удивилась. Все проживающие в общежитии давно знали друг друга, по крайней мере, в лицо. Светлана тоже не раз была дежурной. Посмотрев ее пропуск и прочитав персональные данные, дежурный, тем не менее, спросил:

– «Bist du Swetlana aus 117?» («Ты Светлана из 117-го?»)

– «Ja, genau! («Да, точно) – ответила Светлана. – Stimmt was nicht?» (Что-то неверно?»)

– «Nein, nein, alles ok! Hier gibt´s was für dich». («Нет, нет, все ок! Тут кое-что есть для тебя»).

Дежурный улыбнулся, открыл дверцу шкафа, и на свет появился огромный букет роз. Светлана ахнула от неожиданности. Дежурный отряхнул капающую с длиннющих ножек цветов воду и вручил букет ошарашенной Светлане.

– «Heute früh geliefert. Ich habe die Blumen ins Wasser gestellt, damit sie frisch bleiben. («Сегодня утром доставлены. Я поставил цветы в воду, чтобы они оставались свежими), – доложил Светлане дежурный. – Und meine besten Wünsche zu deinem Geburtstag!» (И мои наилучшие пожелания к твоему дню рождения!»)

На этот раз Светлана не отправила замечательный букет алых роз в мусоропровод: «Пусть украшает стол!» – решила она.

Приглашенные на день рождения обращали внимание, конечно, прежде всего на дорогие цветы, хотя и стол был богато уставлен закусками и напитками не из местного магазина. Накрыв такой стол, Светлана постаралась закрепить за собой репутацию славной дочери Кавказа, о которой ей постоянно напоминали. Особое впечатление цветы произвели на немецких девушек, признавшихся себе, что их бойфренды никогда не подарят им таких цветов, да и к тому же какой немец отдаст такую уйму денег за цветы! Наши ребята гадали, кто же мог подарить Светлане такой букет? Остановились на том, что этот тайный поклонник наверняка кто-то из посольских, позволивших себе такой подарок. Парни этот вывод запомнили надолго, и Светлана была ограждена от любого их намерения познакомиться с ней поближе.

Светлана подружилась со своими студентками-коллегами по комнате – Хайди и Каролой. Хайди была венгеркой по национальности, но родилась и выросла в ГДР. Ее отец был академиком. Хайди дружила с Гердом. Герд был чехом по национальности и тоже родился и вырос в ГДР. Его отец был директором крупного завода. Выходцам из семей интеллигенции было значительно труднее поступить в университет – предпочтение отдавали рабоче-крестьянскому происхождению, даже если их общеобразовательный уровень был намного ниже. Хайди и Герд были отлично успевающими студентами. Кроме своих национальных языков, хорошо владели английским – обязательным иностранным языком в университете. Оба были членами FDJ. На торжественные мероприятия, как и все члены Союза свободной молодежи, надевали синие рубашки. Однако Хайди и Герд не были как все, когда нужно было высказывать свое личное мнение. За это их не любили. Даже общаясь со Светланой, они не скрывали своего критического отношения к существующей общественно-политической системе, к дискриминационной политике при поступлении в вузы и дальнейшем трудоустройстве. После окончания университета им удалось уехать в Канаду. Через некоторое время Герд вернулся в Германию. Хайди повторно вышла замуж за выходца из Северной Африки и родила симпатичного смуглого мальчугана. Светлана возобновила контакт с Хайди спустя многие годы после университета, случайно увидев ее страницу в Интернете. Они встретились уже в объединенной Германии, на Женевском озере, куда переселились хайдины родители. Хайди приезжала по делам наследства. Но все это ожидало Светлану далеко в будущем.

На выходные сосед Герда по комнате уезжал домой, и Хайди переезжала на эти дни к Герду. В субботу утром она готовила завтрак, привлекая на кухню мужское население этажа, в особенности наших ребят. Их влекло не то, что она готовила для Герда, а то, во что она была одета. В одной русской сказке царь устраивает испытание для героини – явиться к нему одетой, но без одежды. Героиня достойно выходит из этого испытания, накинув на себя рыболовную сеть. В сказке, правда, не было указано, какой вязки была сеть. На Хайди тканевая вязка была крупной и … больше ничего!

Так как Хайди и Герд были детьми высокооплачиваемых родителей, они получали мизерную стипендию. К удивлению Светланы, родители им помогали мало. У Хайди вообще были натянутыми отношения с отцом. Поэтому они жили очень скромно. Светлана по выходным иногда пекла пирожки и делала любимые пирожные – картошку. Наложив полную тарелку, она отправлялась в соседний блок, и за самоваром, который она подарила Хайди и Герду, они втроем проводили время в беседе. Светлана рассказывала о своей семье, жизни на селе, учебе в Москве … Хайди и Герд делились своими знаниями и впечатлениями о Советском Союзе, полученными в школе, в университете и в общении с нашими гражданами. Эти беседы не только раскрывали Светлане глаза на настроения немецкой студенческой молодежи, на ГДРовскую действительность вообще, но, в первую очередь, совершенствовали ее немецкий язык. На последнем семестре Светлана писала дипломную работу. Написав ее сперва на русском языке, она затем переводила ее на немецкий, и здесь Хайди и Герд часами уделяли ей время, вместе оттачивая адекватный смысл того или иного предложения. Отличная оценка на защите дипломной работы в большей степени была заслугой ее друзей.

Карола была берлинкой и жила вместе с родителями в престижном доме на Karl-Marx-Allee недалеко от общежития. Ее родители были членами SED (Sozialistische Einheitspartei Deutschlands – Социалистическая единая партия Германии) и DSF. В конце войны, будучи шестнадцатилетним мальчишкой, отец покалечил себе ногу, подставив ее под колесо машины, чтобы его не призвали на верную смерть – защищать уже окруженный Советской Армией Берлин. Когда Карола узнала о приезде советских студентов в родной университет, она сама попросила поселить ее в общежитии.

Светлана стала частой гостей в доме немецких коммунистов. Нередко Светлана заставала в доме старшего брата Каролы – Клауса. Полненький, круглолицый, в очках, всегда в костюме со значком члена SED на лацкане пиджака, Клаус был заведующим отделом в центральном органе печати SED – газете «Neues Deutschland» («Новая Германия»), выпускником Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ в Москве. Редакция газеты располагалась как раз напротив студенческого общежития Гумбольдтского университета на Franz-Mehring-Platz. У Клауса была служебная машина, и однажды зимой, когда Светлана засиделась в гостях у Каролы, он подвез ее к общежитию, галантно открыв дверь и поцеловав на прощание руку. Светлане это понравилось.

Прошло некоторое время, и Карола поведала Светлане, что брат говорил о ней с папой и что хочет пригласить ее в театр.

Клаус заехал за ней в общежитие, и они поехали в театр им. Горького. Театр инсценировал горьковскую пьесу «На дне». Светлане было интересно следить за знакомыми еще со школы действиями на сцене в исполнении немецких артистов. Вскоре последовало новое приглашение – в Berliner Ensemble (Берлинский ансамбль) на знаменитую драму классика немецкой литературы Бертольта Брехта «Mutter Courage und ihre Kinder» («Мамаша Кураж и ее дети»). Кульминацией театральных посещений стало «Лебединое озеро» с Натальей Макаровой в Берлинской государственной опере. Для этого Светлане пришлось срочно пополнить свой гардероб. В опере собрался весь культурный бомонд Берлина. Многие Клаусу были знакомы. Он представлял Светлану, знакомые – своих спутников. После оперы отправились с друзьями в ресторан во Дворце республики. Каждая встреча с Клаусом начиналась маленьким букетиком цветов и заканчивалась традиционным поцелуем руки. Светлане стало даже немного обидно. Выросшая на селе, где свои чувства привыкли выражать более эмоционально, она ожидала хотя бы поцелуя в щечку.

Культурная жизнь Светланы не осталась незамеченной в общежитии. Коллеги пытали Марию, но та мужественно молчала, хотя ей нечего было сказать: Светлана ни с кем не делилась своей личной жизнью. Все с нетерпением ожидали продолжения романа.

Очередной раз, уже ранней весной, прощаясь со Светланой, Клаус сообщил, что главный редактор устраивает на даче пикник и пригласил его с подругой. Под подругой Светлана поняла себя.

Главный редактор «Neues Deutschland» Гюнтер Шабовский был членом Политбюро ЦК СЕПГ, выпускником Московской Высшей партийной школы при ЦК КПСС (ВПШ) и хорошо говорил по-русски. Клаус представил Светлану, Шабовский познакомил ее со своей супругой Ириной. Ирина была москвичкой и познакомилась со своим будущим мужем в Москве, когда он учился в ВПШ. Так Светлана вошла в близкий круг знакомых будущей первой леди Берлина – через год Гюнтер Шабовский стал Первым секретарем Берлинского окружкома партии.

Перед самым отъездом домой на летние каникулы Карола сообщила Светлане важную новость: Клаус посоветовался с родителями и собирается осенью сделать ей предложение.

По дороге в Москву Светлана решила сперва открыться Ане и потом посоветоваться с родителями. Подруга на этот раз не хлопала в ладоши, а наоборот, стала грустной и тихим голосом сказала: «Не делай этого! Ты испортишь жизнь себе и ему».

Приехав домой и рассказав о своем знакомстве с Клаусом, Светлана по реакции и ответу папы поняла, что он был уже в курсе дела. Видимо, Аня поделилась новостью с Николаем Григорьевичем, и он дал «дельный совет» своему другу. Мама тоже была категорически против, напомнив, что дядю Светланы убили во время войны немцы. Так Светлана чуть не вышла замуж в Берлине.

Пройдет всего несколько лет, и падет Берлинская стена; Германии объединятся; SED запретят; Гюнтера Шабовского признают виновным в отдаче приказа расстреливать беглецов у Берлинской стены и приговорят к тюремному заключению; Светланин неудавшийся жених останется без работы и служебного автомобиля.

Осенью, в начале последнего года обучения, в группе справляли первую свадьбу советских студентов в Берлине: Александр, бывший комсорг курса, с которым Светлана приехала на учебу из МГУ, женился на Галине из Москвы.

Галина хоть и не блистала красотой, но была умной и рассудительной девушкой. Несколько медлительная, она, тем не менее, знала, чего она хочет и была уверена в правильности своих поступков. Дочь врачей из кремлевской клиники, привыкшая к избранному кругу общения, она наверняка нашла бы себе более подходящую пару в Москве, но вдали от дома, из ограниченного выбора она остановилась на абсолютно послушном, безвольном Александре, исполнявшем каждую ее прихоть. В присутствии других Галина могла, например, «любя» назвать Александра «крокодилом Геной», нисколько не сомневаясь в том, что это его не обидит. Все понимали, что это – брак по расчету: Галине нужен был статус замужней женщины с абсолютным правом свободы в своих поступках. Александру нужно было закрепиться в Москве и пробивать свою карьеру. Но и невеста, и жених совершали одну и ту же ошибку. Находясь относительно долго за границей на фоне свободных семейных отношений, гражданских браков в немецких семьях, со стороны кажущихся правильными и счастливыми, они намеревались создать подобное в своей семье. Вернувшись домой, чужие отношения в русских условиях окажутся неприемлемыми.

С этим Галина и Александр столкнутся позже, а в ту последнюю осень пребывания в Берлине, в столовой посольства накрывались свадебные столы. Стены были увешаны различными пожеланиями, типа «Жениху да невесте – 100 лет да вместе!» Для молодых была предоставлена черная «Волга» с дипломатическими номерами, украшенная шарами и лентами. Забрав молодых и свидетелей из общежития, разукрашенная «Волга» покатала их по центру Берлина, нарушая все правила дорожного движения и вызывая клаксонную поддержку остальных участников движения – немцы тоже хотят иногда жить без правил, но немцам нельзя нарушать правила, поэтому, приезжая к нам, они оттягиваются по полной!

Торжественная регистрация с традиционным «маршем Мендельсона», обменом обручальными кольцами и вручением свидетельства совершалась ответственным работником посольства в присутствии студенческого куратора, секретаря объединенного комитета комсомола, приглашенных на торжество преподавателей университета. Тамадой, конечно, выбрали Леонида. Веселье на свадьбе было гарантировано!

На последнем семестре студенты освобождались от регулярных занятий, оставались только консультации с руководителем дипломной работы. Светланин руководитель профессор доктор фрау Гофманн часто проводила консультации у себя дома, назначая время, удобное для дипломников. Иногда за круглым столом усаживались 10-12 человек, и всегда фрау Гофманн была всем рада. Не было случая, чтобы на столе не стояла ваза с фруктами, печеньем, конфетами … даже из Москвы «Мишка на Севере» или «Белочка» – фрау Гофманн сама ездила в командировку в Москву, и аспиранты из советских вузов были у нее частыми гостями, а с пустыми руками у нас в гости приходить не принято! Однажды, ожидая большой наплыв на консультацию, фрау Гофманн выставила на стол обыкновенный тазик, в котором обычно стирают белье, доверху наполненный фруктовым салатом, поставив рядом стопку тарелок и ложки. Было понятно, что в доме просто не нашлось подходящей посуды, но для фрау Гофманн важнее было накормить вечно голодных студентов. Пришлось, преодолевая неприятное чувство, поглощать очень вкусный салат. Светлана в который раз за время пребывания за границей констатировала факт превалирования содержания над формой.

В связи с этим вспоминался еще один случай в самом начале учебы. В самый разгар зимы Светлана была в театре имени Горького. Впереди сидела молодая пара, по всей видимости, тоже студенты. Девушка в легком платье и туфельках. Но больше всего Светлану удивило, что молодые люди почему-то не оставили свои пальто в гардеробе, а засунули их под кресла. На протяжении всего спектакля они с большим интересом следили за происходящим на сцене и шепотом, наклонившись к уху, делились своими впечатлениями. Люди пришли в театр насладиться искусством, а не производить впечатление своими нарядами на других!

Подходили к концу учеба в одном из лучших университетов Европы и четырехлетнее пребывание за границей. За эти годы Светлана многое повидала, ближе познакомилась со страной и людьми. Некоторые из них прямо или косвенно сыграли определенную роль в ее судьбе, стали частичкой ее жизни. Светлана и сейчас не могла однозначно ответить: правильно ли она поступила, прервав учебу в МГУ и уехав в Берлин, и не послушала папу, который предупреждал, что после заграницы придется работать дома. Светланины однокурсники из МГУ уже год как окончили учебу и работали в вузах, кто-то остался в аспирантуре. Многие переженились и народили детей и для них личная жизнь, благополучие семьи, пребывание на родине были главнее всего. Однако Светлана не сожалела о своем выборе. Главное – она приобрела солидные знания и стала высококвалифицированным специалистом. Фрау Гофманн считала, что ее дипломная работа может быть основой для кандидатской диссертации, и охотно взяла бы ее в аспирантуру.

Успешно защитив дипломную работу и получив диплом с отличием, Светлана уехала в Москву.

Глава седьмая. Цена учебы за границей

Проблемы начались сразу же после возвращения в Москву. Светлана отправилась представиться в родной университет. Декан факультета узнал свою бывшую студентку-отличницу, посмотрел ее заграничный диплом, приложение с отличными оценками и сказал, что у него на факультете для нее свободной ставки нет. Светлана удивилась. Университет направлял ее на целевое обучение, то есть на подготовку преподавательского кадра для себя. Декан посоветовал обратиться в Министерство образования. В министерстве охали и ахали, тоже считая, что в данном случае трудоустройство – обязанность университета. Видя грустное лицо Светланы, сотрудница достала с полки толстую папку, полистала в ней и, сняв очки, милостиво предложила несколько вакансий преподавателя в отдаленных вузах страны. Светланино лицо стало еще грустнее. Сотрудница достала другую папку и после ее изучения назвала несколько средних школ в Московской области, где требовались учителя.

Вечером Светлана позвонила Ане. Подруга посоветовала слишком не расстраиваться – Светлана вернулась на родину! И пообещала что-нибудь придумать.

Прошло лето. Наступила осень – начало нового учебного года. В разговоре с родителями Светлана сообщила, что начала преподавать в МГУ. Ей было больно и стыдно говорить правду.

Однажды мама сообщила, что у папы скоро в Москве состоится очередное совещание работников сельского хозяйства, и она приедет вместе с ним. Для Светланы этобыло неожиданностью. Приехали родители с уже позабытой Светланой наполненной продуктами плетеной корзиной. Корзина в тот момент была для Светланы очень кстати. Мама осталась на эти дни вместе с дочкой: ей очень хотелось пообщаться, а папе великодушно разрешили «пообщаться» с приехавшими на совещание давними друзьями в гостинице «Москва». В прошлые годы мама этого никогда бы не позволила, но сейчас папа стал часто жаловаться на сердце, и она знала, что общение для папы будет ограничиваться одними анекдотами.

Каждое утро Светлана надевала один из привезенных модных заграничных костюмов, навешивала на плечо замечательной кожи сумку с книгой и отправлялась на «работу в университет» – гулять до обеда по Москве, обычно в парк на Чистопрудном, сидя на скамейке и наблюдая за лебедями в пруду или читая книгу. Так длилось несколько дней, пока родители не уехали.

Корзина быстро пустела. Полученный в министерстве остаток командировочных в рублях давно иссяк. К окончанию университета у Светланы на счету в «Postbank» (Почтовый банк) на Восточном вокзале скопилась большая сумма. На эти деньги можно было купить «Trabant» – маленький легковой автомобиль. Но Светлана разумно накупила себе дорогой одежды и обуви на все времена года, конечно, не забывая и папу, и маму, и Вовку. Сейчас все это, аккуратно развешанное и разложенное, ждало своего часа в шкафу. Нужны были деньги на питание и на оплату коммунальных услуг. Папа перед отъездом настойчиво пытался всунуть в ее сумку деньги, но Светлана уверяла, что деньги есть.

Каждый раз, приезжая на каникулы, Светлана везла с собой тяжелую сумку с книгами, которые считались дефицитом в Союзе. За поездки скопилось больше сотни художественной литературы, специальной исторической, энциклопедий, справочников, богато иллюстрированных каталогов и альбомов из музеев, выставок … У Светланы не было другого выхода – она начала продавать свою библиотеку.

Так продолжалось до начала следующего года. Новый год она встречала в одиночестве, сказав родителям, что ее пригласила Аня, а Ане – что поедет домой.

Наконец в начале февраля, когда начинался новый учебный семестр, позвонили из деканата и попросили зайти. Декан сообщил, что один преподаватель отправляется на ФПК (факультет повышения квалификации), и в одной академической группе до конца семестра требуется провести семинары. Светлану принимали на почасовую оплату с условием увольнения в конце учебного года – чтобы не выплачивать отпускные. Она согласилась. Так продолжалось два учебных года: ее каждый раз принимали, увольняли и затем вновь принимали вместо очередного ФПКашника, выплачивая примерно одну треть от месячного оклада ассистента кафедры. На лето она ездила домой, возвращаясь с еще более нагруженной корзиной. Со стороны никто даже подумать не мог, что эта элегантная, во все самое модное одетая женщина, живет на нищенскую зарплату.

Но всему однажды приходит конец. Вызвав Светлану, декан объявил, что так дальше он не может держать ее на факультете – либо она ищет работу в другом вузе, либо она поступает в аспирантуру. Светлана поняла, что ей придется уйти из университета, так как в аспирантуру, будучи незачисленной в штат, ее никто не возьмет. Тут она вспомнила о предложении фрау Гофманн и поспешила в Министерство просвещения. В министерстве, беззастенчиво разглядывая ее дорогой костюм и туфли, Светлане вежливо объяснили, что для советской гражданки, уже побывавшей продолжительное время за счет государства за границей, нужно быть скромнее в выборе желаний.

Светлана упала духом, ругала себя, что не послушалась родителей, что не вышла замуж за Клауса .. и вообще, нужно было после школы поступать в краевом центре в пединститут … давно бы уже закончила и вышла замуж … и была бы рядом с родителями.

Позвонила Аня, поинтересовалась, почему молчит подруга. Пришлось ей все рассказать. Через несколько дней к Светлане подошел коллега по факультету и сказал, что по рекомендации декана может взять ее к себе в аспирантуру. Светлане «выбили» ставку ассистента и сразу же перевели в очную аспирантуру.

Мушаил Д., доцент, кандидат наук, был харизматичной личностью с Кавказа. Выросший на берегах Каспия, с детства видевший в каждом окружающем его человеке родственника, привыкший к бескорыстной помощи другим – эти черты характера он привез с собой в столицу, где получил высшее образование, защитился и задержался. Он вечно был окружен людьми – студентами, коллегами, друзьями, друзьями друзей, и каждый обращался к нему с какой-либо просьбой. Студенты, в основном кавказской национальности, просили помочь со сдачей зачетов, экзаменов. Коллеги просили за студентов. Друзья просили устроить на учебу детей, родственников, знакомых … Были и другие просьбы: просили достать что–то дефицитное. У Мушаила были доброе сердце и обширные связи. Вот такой незаурядный человек стал научным руководителем Светланы.

В первую же встречу Светлана показала Мушаилу свою дипломную работу, надеясь, что научного руководителя работа заинтересует и над ней можно продолжить работать, но он предложил свою тему диссертации. Мушаил разрабатывал новые критерии интерпретации исторических событий, которые позволяли решать исследовательские задачи с более расширенных теоретико-методологических позиций. Он считал, что новая теория может совершить революцию в науке. Для начала работы он дал ей книгу, в которой раскрывалась традиционная теория, которую Светлана в своей будущей кандидатской диссертации должна серьезно подправить. Со временем, глубже вникая в суть предложенной темы, Светлана понимала авантюрность предстоящей работы. Прежде всего, такая серьезная тема, затрагивающая основы историко-методологической науки, раскрывается маститым ученым, уже заявившим о себе в этой области и, конечно же, не в кандидатской диссертации. Эта тема на порядок выше – в докторской. Здесь угадывался кавказский менталитет Мушаила. Он прекрасно понимал сомнительность успеха его теории и, таким образом, Светланиной диссертации, но он пытался этим «поползновением» на фундаментальные основы сделать себе имя. Это напоминало славу Герострата! Оправдывая намерения своего руководителя, Светлана допускала, что Мушаил хотел таким образом пополнить вклад в научные достижения своего маленького народа. Пусть даже таким способом. Другого выбора у Светланы не было!

В первый год аспирантуры Светлана успешно сдала кандидатский минимум и написала две обязательные статьи по теме диссертации. Чтобы не вызывать перед защитой диссертации возможной ненужной дискуссии по спорной теме, решили статьи не публиковать, как обычно, в научной литературе, а задепонировать в справочно-информационном фонде Академии Наук, что приравнивалось к открытой печати. К концу следующего года диссертация было готова к защите. Согласно требованиям ВАК (Высшая аттестационная комиссия), следовало определиться с двумя официальными оппонентами и ведущей организацией. Первым оппонентом выбрали коллегу по факультету кандидата наук, доцента Дмитрия З. Вторым оппонентом – давнего друга Мушаила, доктора наук, профессора К. из Горьковского института. Ведущей организацией – Одесский университет. Заручившись согласием коллег, их имена были вписаны в автореферат, который был разослан в требуемые учебные и научные заведения. После всей этой процедуры необходимо было познакомиться с оппонентом из Горького и съездить в университет в Одессу.

После почти четырехлетнего расставания Светлана обнимала и целовала свою подругу Марию. Вернувшись в Горький после целевого обучения, Мария, как она и ожидала, была принята на работу в родной институт, и сейчас тоже готовилась к защите кандидатской, основы которой она заложила в своей дипломной работе в Берлине. Несмотря на свое пребывание в Москве, Светлана была менее информирована о судьбе своих одногруппников после университета, даже тех, кто вернулся или переселился в столицу. Мария из своего периферийного Горького знала о них намного больше. Леонид женился и представлял «Интурист» за рубежом в Швейцарии. Вадим некоторое время работал вместе с ней в Горьком, но затем исчез. Нина вышла замуж за Карла и переселилась в Эстонию. Криста переселилась к мужу в Вену и – что больше всего удивило Светлану – пела в Венской опере! Таких талантов от Кристы в Берлине не замечали, правда, она редко появлялась на глазах группы. Люда окончила институт и была мамой уже двоих детей. Ее Сережа служит рядом. Талгат работал в родной Казани. Александр вместе с Галиной в Москве, но сейчас у них семейные проблемы. После университета Александр ждал «хорошего места», и через год родители Галины устроили его в Университет марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Галина работала в Академии Наук. Позже, случайно встретив Александра в метро, Светлана узнала, что он развелся. Он признался, что после возвращения в Москву Галина возобновила отношения со своим доуниверситетским «другом» Борисом, и Александр точно не знал, чей у него ребенок. Рассказав последние новости, Мария повела Светлану знакомиться с профессором К.

Прочитав письмо, которое накануне поездки Светлана под диктовку Мушаила собственноручно написала профессору, и полистав ее реферат, профессор спросил, поступали ли отзывы на ее статьи и вообще, в каком научном журнале они были опубликованы? В последних номерах он не встречал ее статей. Светлана призналась, что обе статьи были задепонированы. «Это Вас и спасло, девушка! – с ударением на последнем слове произнес профессор. – Отзыв на диссертацию я, конечно, напишу, но гарантии, что он Вам во всем понравится, не дам». На этом аудиенция с официальным оппонентом закончилась. Светлана поблагодарила профессора за оппонирование диссертации, попрощалась с Марией и уехала в Москву.

Жизнерадостного и всегда в хорошем настроении Мушаила рассказ Светланы о знакомстве с профессором К. нисколько не огорчил. Впрочем, и Светлана не расстроилась итогом знакомства с оппонентом из Горького, но чувство тревоги за успех авантюры усилилось.

Прилетев в Одессу и сев в такси, Светлана наслаждалась речью коренного одессита-таксиста, который, узнав, что симпатичная пассажирка впервые в его родном городе, эмоционально доказывал ей, что второго такого города не существует. Светлана обрадовалась, узнав в заведующем кафедрой, которая будет давать отзыв на ее диссертацию, знакомого гостя-доцента из Советского Союза, которого она часто видела на историческом факультете университета в Берлине. Однажды он даже выступал на комсомольском собрании в посольстве. К удивлению Светланы, общительный и вежливый в Берлине, в родной Одессе доцент не выказывал особой радости от встречи с коллегой. Внимательно прочитав автореферат и полистав диссертацию, старый знакомый Светланы сказал по сути то же самое, что и давний друг научного руководителя, только от имени ведущей организации.

Вернувшись в Москву, Светлана сразу пошла к декану. Выслушав ее, они вместе пошли к проректору по науке. Проректор удивился, почему не посоветовались с ним при выборе ведущей организации. Он считал, что на Украину не нужно было посылать диссертацию. При этом он сделал акцент на «Украину». Светлана вопрошающе посмотрела на проректора. Проректор, сделав хитрую улыбку на лице, для полной доходчивости просветил Светлану коротким анекдотом, в котором один хохол спрашивает другого, слышал ли тот, что москали в космос полетели? Другой отвечает: «Усе?» («Все?») До Светланы «дошел» смысл сказанного проректором, и она с сожалением лишь констатировала для себя, что серьезность авантюры только усугубляется.

Но дело было сделано. Теперь ожидали официальные отзывы из Горького и Одессы. На начало осени назначили дату защиты диссертации. Светлана поехала домой на летние каникулы.

В самом конце лета, когда Светлана уже собиралась в Москву, позвонила Аня. Она коротко сообщила: «Умер твой шеф. Срочно приезжай в Москву». Светлана подумала, что умер декан. В последнее время он чувствовал себя плохо. В его квартире случился пожар, и сгорела его редкостная библиотека. До конца ремонта он вместе с семьей жил в студенческом общежитии. Но каково было ее удивление, когда, возвратившись в Москву и придя в университет, она увидела декана живым и, правда, не совсем здоровым, идущим ей навстречу по коридору факультета. Светлана даже перекрестилась, на что декан строго заметил, что в стенах учебного заведения преподавателю не к лицу открыто проявлять свои религиозные чувства. Тем не менее, нежно взяв Светлану под руку, вновь повел ее к проректору по науке. По дороге он сообщил, что Мушаил поехал на свадьбу в Дагестан. Там ему стало плохо и по дороге в больницу он умер. И совсем тихо добавил: «Ходят слухи, что не своей смертью …».

Проректор сразу перешел к делу. Смерть научного руководителя не влияет на процедуру защиты диссертации. Существуют его отзыв о диссертации и рекомендация к защите. Официальные оппоненты и ведущая организация, отмечая недостатки диссертации, тем не менее, тоже рекомендуют ее к защите. Конечно, выступление научного руководителя на защите имеет большое значение, тем более эмоциональное выступление Мушаила могло бы серьезно повлиять на решение Ученого совета. Со своей стороны проректор обещал всяческую поддержку. Светлане дали время подумать.

Светлана понимала всю серьезность сложившейся ситуации. С научным руководителем была договоренность перед защитой подготовить выступление Светланы и, главное, проработать возможные вопросы специализированного совета и ответы на них. Без него Светлана этого сделать не могла. Она боялась провалить защиту. Согласно инструкции, Светлана имела право перенести дату защиты и выиграть время для окончательного принятия решения.

Помощь в решении проблемы пришла с неожиданной стороны. Профессор Юрий Александрович Д. с соседней кафедры, случайно встретив Светлану в библиотеке университета, поинтересовался, почему перенесена дата защиты ее диссертации – профессор работал над родственной темой. Светлана призналась в своих сомнениях. Профессор попросил посмотреть ее диссертацию и через несколько дней предложил свой вариант решения проблемы: Светлана коренным образом перерабатывает свою диссертацию в соответствии с его рекомендациями. Он становится ее новым научным руководителем. Имя предыдущего руководителя указывается при всех ссылках на его научные труды. Решение всех формальностей профессор берет на себя. Светлана с благодарностью согласилась и взялась за работу.

Через год Светлана стала кандидатом исторических наук.

Глава восьмая. Накануне правды

Прошло почти шесть лет после возвращения Светланы из Берлина. За это время многое произошло в мире и в Советском Союзе, что кардинально изменило геополитическую картину действительности. Распался лагерь социалистических стран; из двух разделенных немецких государств образовалась Федеративная Республика Германии; бывшие советские социалистические республики становились самостоятельными государствами; была распущена Коммунистическая партия Советского Союза. В стране все эти события отражались на функционировании каждого предприятия и учреждения, но прежде всего, на жизни каждой семьи. Невиданный ранее капиталистический дух наживы стал витать над страной.

Светлану как свежеиспеченного кандидата наук включили в приемную комиссию факультета. В паре с ней экзамены принимал декан. Светлана напомнила ему, как много лет назад она вчерашней школьницей-медалисткой сдавала ему экзамен, и он был первым в ее жизни, кто назвал ее коллегой.

Начались экзамены. Входили абитуриенты, брали билеты, готовились, отвечали. Светлана внимательно слушала, помечала себе ошибки, задавала вопросы … Декан молча сидел рядом, отдав всю инициативу в Светланины руки. Казалось, что он был безучастным ко всей процедуре экзамена, но как только абитуриент заканчивал ответ, он оживлялся, брался за ручку и выставлял оценку, абсолютно не обращая никакого внимания на Светланин лист, испещренный ошибками абитуриента. Светлане оставалось только поставить свою подпись рядом.

Так продолжалось несколько лет подряд. Светлане «оказывали доверие», грубо нарушая правила участия преподавателей в приемной комиссии, и делали на ней деньги. «Вершиной доверия» стало назначение председателем приемной комиссии факультета. Светлана была последней инстанцией, подтверждающей «отлично» или «неудовлетворительно». В одно раннее утро на нее обрушилась с упреками мамаша абитуриентки-медалистки, которую накануне, как выразилась мамаша, Светлана «зарезала» – вместо оплаченной родителями пятерки Светлана поставила слабенькую тройку. Позже выяснилось, что Светланина коллега, взявшаяся «помочь» медалистке с поступлением, понадеялась, что медалистка сама сдаст экзамен, полностью присвоив себе оплату.

Светлана редко встречалась с Аней – подруга уже работала собственным корреспондентом издательства за рубежом. В ее редкие приезды собирались у Николая Григорьевича на даче. Людмила Альбертовна всякий раз упрекала обеих, что они так и останутся старыми девами, если не будут проявлять инициативы. Светлане было уже под 30, но она чувствовала себя девчонкой, у которой все еще впереди. Букеты цветов в каждый день рождения продолжали исчезать в мусоропроводе.

Каждые каникулы зимой и летом Светлана ездила домой и с болью в душе наблюдала, что происходило с родным колхозом и как это отражалось на здоровье папы.

Изменения в сельском хозяйстве начались с реформирования колхозов и совхозов. Стали создаваться и быстро расти фермерские хозяйства. Каждый фермер был хозяином собственного производства; влезал в долги, но покупал современную сельскохозяйственную технику, посевной материал или молодняк; выращивал и разводил то, что считал нужным, порой не учитывая сбыт и спрос. Вследствие этой бездумной кампании уровень сельскохозяйственного производства снизился, и фермерское движение пошло вспять – надежды на эту форму хозяйственной деятельности не оправдались. Стихия рынка разоряла сельскохозяйственное производство и крестьян.

Колхоз, который создавал дед Семена Илларионовича, восстанавливал после войны его отец, укреплял и развивал он сам, в одночасье развалился. Председатель колхоза стал ненужным.

В тот год конец декабря выдался суровым и снежным, что было редко для их региона: настоящая зима приходила обычно в январе-феврале и весна, порой, была заснеженной. Светлана с большим трудом добралась с железнодорожной станции краевого центра до родного села – автобус часто останавливался, и все пассажиры помогали водителю расчищать дорогу. Светлана спешила – до Нового года оставался всего лишь один день, а приготовить к празднику нужно было еще многое.

В последний день старого года погода еще более ухудшилась, и родители боялись, что не все приглашенные друзья и родственники смогут вместе встретить Новый год. Под самый вечер папе неожиданно стало плохо. Мама дала ему лекарство, Светлана побежала к соседке – медсестре сельской поликлиники. Медсестра, уже нарядно одетая, измерила давление, сделала укол и сказала, что на этом ее компетенция закончена – надо вызывать скорую. Долго дозванивались до больницы в райцентре. Наконец дежурная медсестра, взяв трубку, сообщила, что все уже разошлись по домам праздновать, но обещала позвонить главному врачу. Положение усугублялось разгулявшейся непогодой. Никто не знал, что делать дальше? Неожиданно медсестра подхватилась с места, схватила свою шубу и, сказав лишь «ждите», убежала. В напряженном ожидании прошел час, может, больше, который длился целую вечность, когда на улице послышался шум двигателя и перед домом остановилась машина. В дверь постучали, и в комнату вошел высокий мужчина в дорогой дубленке и снял меховую шапку. Обе женщины – мать и дочь – разом ахнули. Успев только произнести «Дауд», мама потеряла сознание.

Елизавета Капитоновна пришла в себя и увидела медсестру, которая сидела рядом. Светлана с папой уехали в больницу.

Новый год Светлана встретила в райцентровской больнице, сидя около кровати папы. По другую сторону кровати сидел Джамал – ведущий кардиолог одной из столичных клиник. Всю ночь они проговорили. Джамал приехал к родственникам. Вместе с двоюродными братьями и сестрами он уже сидел за новогодним столом и поднимал тост за уходящий год, когда прискакал сын медсестры из соседнего села и попросил о помощи. Светлана напомнила о первой встрече далеким летом на околице села, букете полевых цветов на подоконнике, розах в Москве и Берлине, встрече у фонтана в ГУМе … поинтересовалась, откуда он знал, где она? Джамал улыбнулся и сказал: «Разведка донесла!» А в ГУМе он был с двоюродной сестрой и ее сыном.

К утру погода утихомирилась, и папе стало лучше. Джамал отвез Светлану на своем джипе домой, пообещав заехать за ней завтра, и поехал в аэропорт Минеральные Воды – коллеги из Москвы должны были передать лекарства.

Когда Светлана вошла в комнату, мама поднялась ей навстречу и, взяв дочь за руку, проговорила: «Рано или поздно это должно было случиться. Ты должна знать правду».

Глава девятая. Любовь на расстоянии

После войны всем было тяжело. В разрушенной стране не хватало элементарных вещей: одежды, обуви, предметов быта. Особенно тяжело приходилось жителям деревни, традиционно приобретавших промышленные товары в городе. Как-то очередной раз, поменяв у соседей-чеченцев зерно на лошадей и увидев, как бедно одеты люди, особенно дети – босиком и в лохмотьях, сельчане, несмотря на огромную нужду, собрали для соседей «гуманитарную помощь». Гордые чеченцы, поблагодарив, категорически отказались. Тогда прибегли к хитрости. На ноябрьские праздники между соседями устроили спортивные состязания по борьбе, поднятию пудовых гирей, конным скачкам … Азартная и горячая чеченская молодежь, конечно, не могла уступить нашим парням, которых и без того проинструктировали, и как победители вынуждены были принять призы, упакованные в мешки и коробки.

Лиза сразу выделила среди чеченской команды высокого и красивого парня. Он легко положил на лопатки сельского чемпиона, а на своей лошади оставил далеко позади в пыли остальных скакунов. После соревнований за скромным столом, где председатель колхоза поздравлял соседей с праздником и с заслуженной победой, Лиза и Дауд познакомились. Дауд был сыном ветеринара, любил лошадей и намеревался последовать примеру отца, который до войны окончил техникум в Ленинграде и вернулся на родину. Дауд стал часто приезжать в село: привозил на базар лошадей, продукты … После базара встречались. Однако красивой Лизке, как ее звали в селе, оказывал внимание сын председателя колхоза, вожак местных комсомольцев Семен. Лизка была старшим ребенком в многодетной семье, и ее родители, с трудом сводившие концы с концами, о лучшей паре для дочери и не мечтали. На деревне трудно что-либо скрыть от чужих глаз, тем более любовные романы, и Семену нужно было не дать пошатнуться его мужскому авторитету. Конечно, по-мужски он даже не рискнул тягаться с Даудом, да и соперник, свято почитая веками с детства прививаемый этический кодекс «Къонахалла», не стал бы мериться силой с более слабым. Семен просто подошел на базаре к Дауду и при всем народе заявил, чтобы тот больше не появлялся в селе. Встречи, однако, продолжались, но на окраине села, почти на нейтральной территории. Семену строптивая Лизка заявила, что замуж за него не пойдет. Вмешался председатель колхоза и заслал к Лизкиным родителям сватов.

Встретившись поздно вечером и обсудив все варианты, Дауд и Лизка решили вместе бежать в Ленинград – там остались друзья отца, помогут.

Узнав, что невеста сбежала, Семен оседлал коня и поскакал в райцентр, к другу Николаю – инструктору райкома комсомола. В райкоме была машина, и оба друга помчались догонять беглецов. Поезд находился уже далеко за Ростовом, когда на остановке друзья вошли в вагон и нашли Лизку с Даудом. Атлет-Николай просто встал между ними, позволив Семену взять испуганную Лизку за руку и вывести из вагона. Дауд не боялся соперника и мог бы попробовать отстоять Лизку, но кодекс требовал достойно вести себя в любой ситуации.

В селе быстро сыграли свадьбу. В положенный срок Лизка родила девочку и назвала ее в честь мамы – Светланой. Затем родился сын, которого Семен назвал Владимиром, в честь деда.

Дауд продолжил путь в Ленинград, устроился у друзей, нашел работу в пригородном совхозе. Через год поступил в ветеринарный техникум, затем заочно окончил институт и со временем стал главным ветеринарным врачом области. Лизу он не забыл. После переселения в Ленинград написал ей письмо на адрес ее соседки-подружки и вскоре получил ответ. Так и стали годами тайно переписываться. Лиза делилась событиями в семье, Дауд рассказывал о своей жизни в Ленинграде. В своих письмах Лиза настойчиво советовала Дауду жениться и нарожать много детей, как следует мужчине на Кавказе, хотя в душе не желала этого. Наконец однажды Дауд сообщил, что у него появился сын: жена его брата-близнеца умерла при родах. У брата уже был сын, и Дауд взял на воспитание малыша, назвав его Джамалом. Больше Лиза не затрагивала тему женитьбы, зная, что Дауд никогда не предаст своей первой любви.

Проходило время. Взрослела Светлана, вместе с ней взрослел и Джамал. Он хорошо окончил школу, поступил в Ленингралский медицинский институт и стал врачом. Спустя несколько лет переехал в Москву и вместе с друзьями организовал клинику, став ведущим врачом-кардиологом.

Дауд скрывал тайну происхождения сына, но, взрослея, Джамал стал ездить на родину, на Кавказ, и родственники однажды проговорились. Дауд тогда тоже рассказал сыну о Лизе, и Джамал понял, чью дочь он запомнил на всю жизнь, увидев однажды на околице села. Зная всю историю отношений между отцом и родителями Светланы, он был уверен, что Семен Илларионович никогда не отдаст дочь за сына Дауда. Из переписки Дауда и Лизы Джамал регулярно узнавал о Светлане.

Елизавета Капитоновна закончила свой рассказ. Светлана с трудом приходила в себя, возвращаясь в действительность из только что сопережитой и никогда не подозреваемой ею жизни родителей. Она очень любила маму и папу и лучших родителей себе представить не могла, но ей было больно за маму, за ее несостоявшуюся любовь, которую она пронесла через всю свою жизнь, ни перед кем не открыв свою тайну. Теперь она понимала Джамала и его безнадежные знаки внимания к ней.

На следующий день все втроем поехали проведать Семена Илларионовича. Мудрому папе не нужно было долго присматриваться к жене с дочерью и к Джамалу, который как две капли воды был похож на своего отца, чтобы понять, что произошло всего лишь за один день его отсутствия дома. Джамал передал лечащему врачу лекарства, которые получил из Москвы, объяснил, как их применять и, сказав, что ждет Светлану с мамой внизу у машины, покинул палату. Семье нужно было поговорить о своем.

Семен Илларионович пролежал еще целую неделю в больнице и его выписали, но никакие заграничные лекарства уже не могли восстановить его жизненный тонус, подорванный событиями, происходившими в стране, в родном селе, но прежде всего, в родной семье.

Впервые Светлана возвращалась в Москву с большой тревогой на душе, но оставаться дольше она не могла – ее ждала работа в университете.

Прошло всего несколько дней, и в одно раннее утро позвонила мама и сообщила, что папы не стало.

Семена Илларионовича хоронило все село, весь бывший райком партии, многие члены бывшего крайкома партии, все бывшие председатели окрестных колхозов и совхозов, друзья из министерства сельского хозяйства… Семена Илларионовича уважали и ценили как мудрого руководителя и надежного друга. Приехал Николай Григорьевич с Людмилой Альбертовной и Аней. Приехал и Джамал. Подойдя к Елизавете Капитоновне и выразив соболезнования от себя и от отца, он встал рядом со Светланой. Многие старожилы села, увидев Джамала рядом с вдовой и дочкой, впервые за многие годы нарушив молчание, сказали про себя: «Зять!»

Дом опустел. Не слышно было громкого папиного голоса, раздававшегося по всем комнатам, не приходили вечерами друзья, перестал звонить телефон. Мама ходила из одной комнаты в другую, не находя себе места. В таком состоянии оставить маму одну Светлана не решалась. Брат Вовка уже жил отдельно со своей семьей. В Москву мама категорически переезжать не хотела, да и что она там могла делать! Оставался единственный вариант – возвращаться домой Светлане, но что она будет делать в селе? Светлана не спала ночами, раздумывая, как ей поступить? Работу по специальности Светлана могла найти только в краевом центре. Там же следовало искать жилье – домик с огородом, где могла бы найти утешение мама.

Светлана доработала до конца семестра и уволилась из университета. Декан неохотно отпускал ее, намекая, что собирается на пенсию и лучшего преемника он не желал. Продали Светланину квартирку в Москве и большой председательский дом в селе и купили просторный дом с палисадником и огородом в хорошем районе в краевом центре. За лето Светлана нашла работу – в краевом центре открывался филиал престижного московского университета. Она подала на конкурс свои документы – выпускницу Берлинского университета и кандидата наук с опытом работы в МГУ сразу охотно приняли в штат.

Глава десятая. Исправление ошибок

Начался новый этап в жизни Светланы – в новом доме и на новой работе.

Уже в конце 1980-х годов в обстановке общей неуверенности и разочарований после всколыхнувшихся было надежд на демократию, гласность, духовный и экономический подъем тяга к образованию резко упала. На этом фоне, однако, возросли популярность и престижность не слишком привлекательных еще недавно юридических и экономических профессий. Это объяснялось характерным для капиталистических стран отношением к образованию как товару, вложению капитала, что не миновало в то смутное время и Россию. Правда, в России и к оплаченному обучению немало студентов относилось крайне несерьезно – явление, немыслимое за рубежом.

С упразднением государственной монополии на образование стали возникать, как грибы после дождя, многочисленные учебные заведения – аккредитованные или полуаккредитованные, бывали редкие случаи вообще неаккредитованных заведений – которые профилировались, прежде всего, на популярные, престижные профессии. Платные, сомнительные заведения по выколачиванию денег ежегодно штамповали тысячи юристов и экономистов, многие из которых оставались со своими красными дипломами сидеть дома – уровень их подготовки был слишком низок или их дипломы не признавались.

Учебное заведение, в котором начала работать Светлана, привлекало студентов одной особенностью, которой не было ни в одном учебном заведении края и которая явилась причиной для многих родителей отдать немалые деньги за обучение своего ребенка именно в этом заведении – вторым изучаемым иностранным языком был японский, и что еще главнее – во время учебы предусматривалась профессиональная практика в Японии. Для большинства студентов и их родителей в данном случае второй язык звучал главнее первого, а поездка в страну, где делались знаменитые на весь мир Sony, Yamaha, Toyota …, была пределом мечтаний. Некоторые состоятельные родители надеялись, что практика поможет в будущем наладить деловые связи с японскими производителями.

На торжественном мероприятии, посвященном открытию филиала престижного московского вуза и первому набору студентов, директриса филиала Валентина Ш. поздравила студентов и их родителей, прежде всего, с правильным выбором учебного заведения и пожелала всем успеха. Затем она представила профессорско-преподавательский состав. Для Светланы это было ново! Ни в одном столичном вузе эта церемония не проводилась. Для директрисы, по всей видимости, это было немаловажно. Называя каждого преподавателя и прося его выйти вперед, она громко и с пафосом перечисляла все его научные чины и звания. Светлана удивилась: большинство ее коллег были академиками, докторами и кандидатами наук. После каждого представления зал отзывался аплодисментами. Когда директриса, назвав Светланины имя и фамилию, стала перечислять ее достижения – выпускница Берлинского университета им. Гумбольдта, кандидат наук, преподаватель Московского государственного университета им. Ломоносова – зал разразился долгими аплодисментами. Директриса сияла – она знала, как укрепить имидж своего учебного заведения!

После торжественного мероприятия всех преподавателей пригласили к шикарно накрытому столу.

Начались занятия. К своему удивлению, Светлана оказалась из числа немногих преподавателей, которые были в штате филиала. Все остальные – работали на почасовке и каждый раз, проведя занятие, спешили в свои институты. Часто они опаздывали или уходили пораньше, чтобы успеть вовремя добраться до своей основной работы. Академические звания большинству преподавателей были присвоены общественными организациями. К примеру, замдиректора был почетным академиком какого-то фонда космонавтики в Москве! Для Светланы было открытием, а для студентов – в некоторой степени, разочарованием, что вожделенный японский язык будет изучаться, начиная со второго курса. На первом требовалось совершенствование своего английского, так как ожидаемый профессор из Токио будет преподавать японский на английском языке. Некоторые студенты в школе изучали немецкий или французский и в филиале намеревались продолжить изучение этих языков. Теперь первокурсникам необходимо было за год дополнительно освоить незнакомый им английский! И за отдельную плату! У директрисы в кабинете стали появляться недовольные родители студентов. Чтобы сгладить ситуацию и успокоить родителей организовали «для желающих» семинар по предварительной подготовке к изучению страны и языка. Естественно, тоже за дополнительную плату! В местном пединституте иностранных языков нашли молоденькую аспирантку, у которой было редкое хобби – Япония! В филиале стала появляться новая коллега.

Прошел первый месяц занятий. Светлана получила ожидаемую зарплату. Вместе с мамой по этому случаю попили чай с тортом из магазина – испечь свой у Светланы не было настроения. Прошел второй месяц. Из дирекции сообщили, что деньги еще не перевели из головного института. Прошло еще некоторое время – директрисы и ее зама на месте не было. Наконец начальство вернулось «из командировки» с загорелыми лицами и в хорошем настроении. На коротком собрании было сообщено, что филиал находится на самообеспечении, то есть из своих доходов от оплаты студентами за учебу оплачиваются аренда здания, коммунальные расходы, зарплата администрации, производится отчисление в московский головной институт и т.д. На первую зарплату для преподавателей денег хватило. За последующие месяцы деньги будут выплачены, по всей видимости, после первого семестра, когда будет внесена оплата за второй семестр. Было начало ноября. Второй семестр начинался после зимних каникул – в феврале! В кулуарах было распространено: много денег ушло на шикарный стол после торжественного открытия. Правда, о «командировочных расходах» директрисы и ее заместителя на Красное море не упоминалось!

В филиале пытались ввести строгий контроль за посещаемостью студентов. Каждый пропущенный урок студент обязан был отработать, за что взималась дополнительная плата. Студенты накапливали вкупе огромное количество пропущенных уроков, что должно было по предварительным подсчетам администрации принести значительный дополнительный доход, но не собирались их отрабатывать, тем более платить лишние деньги. Никакие угрозы, вплоть до отчисления, на них не действовали. Разговоры с родителями тоже не приносили успехов. Некоторые из них уже высказывали сожаление, что вообще «связались с этим заведением».

Светлана тоже постепенно начала разочаровываться в своем выборе института. Учебный процесс разительно отличался от того, к чему она привыкла в МГУ, не говоря уже о дисциплине. Да и сам контингент студентов был своеобразным – большинство было детьми скороспелых толстосумов, которые уже образовывали касту избранных, для которых доступность к цели, к тому же образованию, определялась количеством денег, а не успехами в учебе, и их дети были точными копиями своих родителей. Их чувство вседозволенности иногда переливалось через край, и они забывали разницу положения студента и преподавателя в вузе. Открыто, а порой, просто нагло напоминали: кто кому здесь платит? Светлана как-то высказала свое возмущение директрисе. Валентина Ш., ничуть не удивившись, посоветовала не обращать внимания, добавив, что студенты, в принципе, по-своему правы!

Невыплата зарплаты стала сказываться на материальном благополучии их маленькой семьи. Конечно, оставались деньги от продажи квартиры и дома, но их Светлана старалась не трогать – она намеревалась установить памятник для папы. От брата толку было мало – он уже в третий раз заводил семью и после каждого развода оставался в долгах по алиментам. Со стороны новой администрации села она помощи для установки памятника тоже не ожидала. Светлана неплохо владела английским и немецким и пыталась подрабатывать репетиторством, но желающих совершенствовать свой иностранный язык не нашлось. Возможно, сказалось влияние сложившейся ситуации в образовании, когда проблема, вызванная недостатком знаний, могла быть решена избытком денег. Особенно это проявлялось на родине Светланы – на Кавказе. В Москве Светлана могла бы не ходить на работу, спокойно зарабатывая репетиторством дома.

Однажды на остановке автобуса она случайно встретилась со своей одноклассницей Ольгой. После школы Ольга уехала из села в Минск и поступила в институт. Там она вышла замуж за однокурсника Юру, вернулась с ним на родину, и в краевом центре они нашли работу на одном номерном заводе. Получали солидные зарплаты, родили детей. После распада Союза завод закрыли, и они остались без работы. Расторопная Ольга не растерялась в сложившейся ситуации и занялась бизнесом, начав с мелкой торговли сникерсами и другой мелочью. Сейчас у нее был собственный магазин на вещевом рынке и в планах – расширение бизнеса. Узнав от Светланы о ее зарплате, точнее, незарплате в институте, подруга предложила помощь – присоединиться и вместе расширять. Увидев ответную реакцию на лице Светланы, она с разочарованием сказала: «Конечно, это – не для тебя!» Но, прощаясь, написала свой номер телефона.

Прошел год после смерти папы. В сельской столовой вновь собрались родственники и друзья. Папу поминали, отмечая, как им не хватает его совета, его шутки, просто его присутствия рядом. Светлана плакала, тоже осознавая: чем дольше нет папы, тем тяжелее становилось ей на душе, тем проблематичнее становилась ее жизнь вообще. Ей не хватало чьей-то душевной поддержки, пусть даже на расстоянии, но чтобы она была. Она вспомнила Джамала, его умные глаза, добрую улыбку, красивые руки интеллигента. С каким вниманием и заботой он относился к ней, к маме в те тяжелые для них дни. Светлана в тайне ожидала, что он приедет и даже немного волновалась, что его не было на поминках.

В самом начале мая Светлана установила папе скромный памятник, приурочив его ко Дню Победы – папиному любимому празднику.

Обстановка в институте осложнялась. Постоянно менялось расписание занятий, часто случались неожиданные замены одного предмета другим или вообще его выпадение из-за отсутствия преподавателя. Студенты чувствовали недостаток качества приобретаемых знаний. Посещения родителей участились. Некоторые намеревались перевести своих детей в другие вузы.

После получения полугодовой зарплаты в конце учебного года Светлана подала заявление об уходе.

Судьба вновь уготовила Светлане испытания: что делать дальше, куда идти работать? Она решила пока отвлечься от проблем, перенеся принятие решений на осень. На дворе стояло жаркое лето, и у Светланы с мамой было в доме много работы.

Светлана не стала вновь испытывать судьбу, ища применение своим знаниям в учебных заведениях с сомнительной репутацией. А от предложенной в краевом университете половины ставки ассистента она отказалась, считая это просто унижением. Светлана нашла работу референта-переводчика в одном научно-производственном предприятии, специализирующемся на проблемах экологии. Директор предприятия Борис Р. был аутодидактом, талантливым ученым-биологом, занимающимся разведением и выращиванием редких для местного региона плодово-ягодных растений. В те годы, когда в нашей стране никто еще даже не нюхал киви, у него в теплице этот полезнейший фрукт, завезенный в Европу из Новой Зеландии, плодоносил и одарял вкусивших его своими исключительными свойствами – почти всеми известными витаминами, органическими кислотами, множеством макро- и микроэлементов. Главным же научно-исследовательским достижением ученого была разработка технологии очистки окружающей среды с помощью удивительнейшего южно-американского растения «эйхорнии, или водяного гиацинта». Технология была успешно апробирована на множестве загрязненных территорий, даже на космодроме, на участке с пролитым на почвенный покров гептилом – сильно токсичным компонентом ракетного топлива. Внедрение технологии в промышленном масштабе освобождало бы многие предприятия от огромных штрафов. Увы! Множество бюрократических препонов стояло непреодолимой стеной на пути ученого в нашей стране, и страна продолжала успешно плестись вслед за технологическими успехами зарубежья.

Большинство посадочного материала Борис закупал за границей, в Западной Европе. Светлана сопровождала его в зарубежных поездках. За это время она несколько раз была в Германии. На Женевском озере она встретилась со своей подругой Хайди, которая приезжала из Канады вступать в наследство, доставшееся от родителей, и познакомилась с ее сыном. В Берлине была в гостях у фрау Гофманн и рассказала о продолжении своей «научно-преподавательской» деятельности дома. На прощание фрау Гофманн подарила Светлане свою книгу с последними научными публикациями. Предварительно позвонив, посетила родителей Клауса, обрадовав их своим визитом и коробкой московских конфет. Они уже успели женить Клауса по объявлению в газете. Сам бы он никогда не решился совершить этот поступок! Они были счастливы за него и восхищались внуками. Светлана встретилась и со своим неудавшимся женихом. Клаус стал еще толще, и его животик так и норовил выскочить из–под ремня брюк. Он считал свой брак неудавшимся. Жену он не любил, она отвечала ему взаимностью. Жаловался на детей – двое мальчишек были неуправляемы в семье. Когда он узнал, что Светлана еще незамужем, сказал, что все могло бы быть иначе и во всем винил родителей.

9 ноября 1989 года поздно вечером Светлана сидела на кухне вместе с Ириной в квартире Шабовских на улице «An der Kolonnade», недалеко от Бранденбургских ворот в Берлине. Гюнтер вместе с несколькими друзьями–журналистами из зарубежных СМИ в зале наблюдали по телевизору за разворачивающимися событиями в центре Берлина. Накануне на пресс-конференции Гюнтер Шабовский как член правительства заявил, что принимается новый закон, который позволит жителям ГДР ездить за границу. «Когда же он вступит в силу? – раздался вдруг голос из зала. Шабовски бросил взгляд в бумаги сквозь свои очки без оправы и, запинаясь, ответил: – Вступит… насколько я знаю… с настоящего момента». В бумагах, однако, не стояла точная дата!

Эта новость моментально облетела весь Восточный Берлин. И в этот же день сотни тысяч жителей города отправились к Берлинской стене, чтобы все досконально выяснить самим. Пограничники, которые еще ничего не слышали о новых правилах выезда, пытались перекрыть дорогу. Однако вскоре были вынуждены отступить и открыть проходы. Так рухнула Берлинская стена – символ длившегося сорок лет раздела города, немецкой нации и целого континента.

В одну из поездок за границу проездом через Москву Светлана коротко виделась с Аней. Увидев подругу, Светлана по ее лицу поняла, что случилось что-то серьезное. Так оно и было. Николай Григорьевич давно дал слово Семену Илларионовичу исправить ошибку, совершенную в молодости. Он долго собирался и наконец признался супруге, что с этой ношей он дальше жить не может. Людмилу Альбертовну признание нисколько не удивило и не расстроило – она давно знала, что творится на душе мужа и была достаточно умна, чтобы знать: на чужом несчастье своего счастья не построишь! Они развелись.

Инночка простила Николая Григорьевича, которого она всю жизнь не переставала любить и терпеливо ждать, и они уехали за границу.

Дома Светлана рассказала новость маме. Елизавета Капитоновна призналась, что перед смертью Семен Илларионович попросил у нее прощения.

После полугодовой работы Светлана вынуждена была уволиться – предприятие начало испытывать серьезные финансовые трудности и сокращало штат работников. Искать новую работу в середине учебного года в вузе было бессмысленно. И Светлана вспомнила телефон Ольги.

Глава одиннадцатая. Неудавшаяся челночница

Ольга продавала на вещевом рынке одежду и обувь. Ее товар был не дешевым китайским тряпьем, а более качественным изделием из Европы, в основном, польского производства. Она сама вместе с мужем ездила в Польшу и закупала товар на знаменитом своим рынком варшавском стадионе. Судя по двухэтажному дому и иномарке, их дела шли в гору. Ольга предложила Светлане вместе с Юрой съездить в Варшаву. Купленный Светланой товар она вызвалась реализовать сама, взимая минимальный процент. Со временем Светлана могла сама встать за прилавок, сперва помощницей, ну а затем, при желании, взять в аренду или приобрести свой контейнер-магазин. Успех Ольга гарантировала. Перед поездкой Ольга провела со Светланой подробнейший инструктаж: как вести себя в дороге, на рынке в Варшаве, с пограничниками, с таможенниками – особенно с белорусскими, прятать и доставать деньги, следить за сумками с товаром, спать, есть, пить и все остальное. В случае вопросов – обращаться к Юре. Юра все знает. Так Светлана стала челночницей!

Челноки ездили маленькими группами из проверенных на деле в результате многоразовых совместных поездок людей. Это был коллектив знающих и абсолютно доверяющих друг другу деловых людей – здесь крутились большие деньги. Юру все уважали: рослый, рассудительный, неспешащий, можно даже сказать, медлительный, побывавший во всех переделках походной, челночной жизни. Его симпатию подкупал также мягкий белорусский говор. В Польше это было большим плюсом. Белоруссия – непосредственный сосед Польши, а белорусы – главные поставщики контрабандной водки и сигарет. В Польше Юра получал за это солидные скидки.

Группа собралась на железнодорожном вокзале. Юра представил Светлану. Особой радости появление незнакомого человека в слаженном коллективе не вызвало, да Светлана и не ожидала иного – ведь она стала потенциальным конкурентом на рынке.

Поездом через Москву добрались до Бреста. Далее следовало пересесть на электричку и доехать до первой станции на польской стороне – Тересполь. Пройдя пограничный и таможенный контроль, большинство пассажиров покупали в «Duty Free» сигареты и водку. Здесь же, не стесняясь, сигареты целыми блоками приклеивали скотчем прямо на оголенное тело. Водку наливали в грелки и на шнуре навешивали под одежду на шею. Все это было рутинно отработано за немалое количество поездок и не вызывало никакого любопытства. Светлана с трудом отводила глаза в сторону, вновь натыкаясь взглядом на такую же картину. Наконец всех выпустили на перрон варшавской стороны вокзала. Ждали электричку на Тересполь. На противоположные пути медленно вкатывался поезд Берлин-Москва. Пассажиры прильнули к окнам вагонов, увидев на перроне разношерстную толпу людей с одинаковыми одноразовыми китайскими сумками – многие везли для продажи всякую всячину, пользующуюся спросом в Польше: постельное белье, электроприборы, инструмент … Светлана вспомнила себя в таком же вагоне и реакцию попутчиков, с презрением смотрящих на толпу и произносящих: «Спекулянты!»

Сели в вагон, и здесь Светлане представилось еще более колоритное действо. Молодые парни, ловко вскочив на спинки сидений и вытащив приготовленные отвертки, стали отвинчивать обшивку потолка и в образовавшиеся ниши запихивать сигареты и водку, после чего обшивку прикручивали на место. Контрабанду прятали и под сиденья, за радиаторы отопления, в плафоны освещения. И как и прежде, никто на это не обращал внимания – каждый был занят своим товаром. Переезд на противоположную сторону государственной границы занял всего несколько минут. Сразу за рекой Буг, на польской стороне, вдоль железнодорожного пути поезд ожидали «ловцы» – из открытых окон движущегося поезда неспрятанный товар выбрасывали им наружу. На остановке, прямо в вагоне, прошел пограничный контроль и затем началось самое главное – польская таможня стала профессионально «шмонать». Выборочно отвинчивалась обшивка, заглядывали под сиденья, за радиаторы. Проводники позади таможенников послушно несли огромные пластиковые мешки и наполняли их обнаруженными сигаретами и водкой. Эта процедура длилась более одного часа. За это время от вагонов было отвезено несколько грузовых тележек с доверху нагруженными мешками. И все равно, несмотря на потери, контрабандный вывоз товара продолжался каждый день. Некоторым удавалось в течение дня съездить на польскую сторону дважды.

В Тересполе пересели на другую электричку – на Варшаву. До польской столицы было около двухсот километров, но электричка делала по пути много остановок, и в столицу на станцию «Стадион» прибыли часа через четыре. Здесь вся группа разошлась, договорившись встретиться на станции в условленное время. Юра повел Светлану на известный во всей Европе вещевой рынок «Варшава-стадион».

Как мощный ледокол, рассекающий ледяные глыбы, Юра расчищал путь среди напирающей на них со всех сторон людской массы. Было видно, что он хорошо ориентировался среди множества магазинов и магазинчиков и, не обращая внимания на зазывал, предлагавших любой товар со скидкой, вел Светлану к только ему известной цели. Они прошли вдоль бесконечно длинного торгового ряда, на самом конце завернули, выбравшись из толпы, и направились к огромным ангарам, стоявшим особняком от рядов. Подойдя к одному, Юра попросил подождать и вошел внутрь. Через несколько минут он вернулся в сопровождении поляка-начальника, который пригласил Светлану войти внутрь.

Это был склад, снизу доверху заполненный лежащим на полках товаром. Юра и Светлана достали свои списки. Начальник мельком взглянул на оба списка, подозвал работника, дал ему задание и ушел. Примерно в течение последующего часа работник приносил со всех концов склада одежду, обувь, разобранные коробки для обуви, фирменные пакеты для одежды и другую атрибутику, заказанную Ольгой. Все это он складывал на стол, Юра и Светлана втаптывали товар в свои сумки. Работник ни разу не переспросил наименование и количество товара – все соответствовало устному заданию начальника и письменному Ольги. Вновь появился начальник. Юра и Светлана расплатились. Оставив сумки в ангаре, Юра повел Светлану обедать.

Когда они вернулись на станцию «Стадион», почти вся группа была в сборе. Светлана обратила внимание на плачущую у стены женщину. Юра пояснил: наверняка украли сумку с товаром или наехал рэкет. Такое случалось и нередко. Поздно вечером вернулись в Тересполь. Ночь провели на вокзале. Спали по очереди. Светлана всю ночь не спала, вспоминая несчастную женщину на станции «Варшава-стадион».

Рано утром первой электричкой переехали границу. Ни польские пограничники, ни польские таможенники абсолютно ничем не препятствовали пересечению границы российскими гражданами. Препятствия начались на нашей стороне. Таможенница заставила Светлану выложить все вещи на стол и не поленилась посчитать общую стоимость и количество отдельных наименований, пытаясь выявить нарушения разрешенных норм провоза валюты и товара. Однако она не учла компетентность Ольги, которая заранее все просчитала до последнего цента, до последнего шнурка. Попутчики из группы держали на всякий случай наготове в карманах стодолларовые купюры. Светлана и Юра благополучно вернулись домой.

За конец зимы и весну вместе с Юрой Светлана съездила еще несколько раз в Польшу и заработала намного больше, чем за весь год в филиале престижного московского университета.

Глава двенадцатая. Вновь в Берлине

Однажды на вокзале в Бресте, ожидая электричку в Тересполь, Светлана познакомилась с местной женщиной, которая, несмотря на должность главного бухгалтера предприятия, ездила в Польшу за товаром, помогая дочери в одиночку воспитывать ребенка. Предприятие оказалось компаньоном одной немецкой фирмы. Узнав от Светланы, что она училась в Берлине и преподавала в МГУ, новая знакомая порекомендовала ей познакомиться с владельцем немецкой фирмы и перестать растрачивать свое время на недостойное ее образованию челночество. Так Светлана познакомилась с Тамарой.

Тамара была известной в ГДР спортсменкой. После серьезной травмы ноги она оставила большой спорт и занялась для начала всем, на чем можно было сделать деньги. У нее были друзья, которые ей охотно помогали. После объединения Германии она создала совместные предприятия в Эстонии, Белоруссии, России. Светлана стала ее помощницей во всех делах, связанных с Восточной Европой. Пройдет несколько лет, и Тамара признается ей, что она наполовину русская. Ее отец, Анатолий, служил бортрадистом авиаэскадрильи Советской Армии, дислоцированной после войны под Берлином. Там он познакомился и полюбил ее мать. Когда родилась Тамара, он собирался даже дезертировать и остаться с любимой в Германии, но его поспешно отправили в Советский Союз. Тамара пробовала его разыскать, зная все его данные и что он родом из Сибири, но на все ее запросы в советское посольство ответы не приходили. Светлана тоже написала запрос в Центральный архив Министерства обороны. Вскоре пришел ответ, в котором сообщалось, что архив сведениями о месте жительства в настоящее время бывших военнослужащих не располагает. Тогда она попробовала разыскать Тамариного отца напрямую через военкоматы областных сибирских городов – ей очень хотелось узнать сведения о нем, она даже мечтала организовать встречу дочери с отцом, надеясь, что он еще жив, но ответа из Сибири она не получила.

Светланиным дебютом стал паром в Калининграде. Тамара намеревалась организовать паромную переправу для жителей Калининградской области по Балтийскому морю на материк, в Ленинград. Это намного сокращало наземный путь через Литву и Белоруссию. Приобретя паром, она отправила его на судоремонтный завод в Калининград для текущего ремонта и переоборудования для перевозки, наряду с пассажирами, нескольких автомобилей. Вахтенным дежурным и охранником Тамара пригласила своего давнего знакомого из Западной Украины Миколу.

Прилетев в Калининград, Светлана сразу отправилась на завод. Микола оказался общительным и жизнерадостным молодым мужчиной, большим любителем горилки и сала и очень огорчился, что Светлана в этом не могла составить ему компанию. У него на родине, как утверждал Микола, женщины не уступают мужчинам, а некоторые даже … Что означало «даже», Микола не уточнял, но указательный палец многозначительно поднимал. Он сразу категорично заявил, что Светлана напрасно приехала в Калининград, и об этом Тамара должна была быть в курсе дела – паром отсюда никуда не уйдет! На него «положила глаз» местная мафия. Светлана познакомилась с капитаном порта, но тот ничего ясного по вопросу сроков ремонта сказать не мог, одновременно жалуясь, что владелец парома задолжал за стоянку и коммунальные услуги. Светлана позвонила в Москву Ане и через ее связи в силовых структурах вышла на сотрудника местного управления КГБ. Встретившись и поговорив, Светлана поняла, что и здесь были свои интересы в эксплуатации парома. Кончилось тем, что Тамара получила за невозвращенный паром страховку и похоронила надежду организовать для обособленных калининградцев прямую морскую связь с родиной.

Несмотря на травму ноги, Тамара прекрасно водила автомобиль и была большая поклонница автогонок «Формула I». Однажды они опаздывали на важную встречу, и Тамара без труда выжала на автобане из своего Мерседеса 240 километров в час, при этом продолжая спокойно разговаривать по телефону. Светлана за эти годы тоже обзавелась правами, и иногда вместо Тамары садилась за руль, чаще всего, когда они возвращались домой, особенно ночью. На время пребывания в Германии Тамара выделяла Светлане служебный автомобиль из ее гаража, на котором Светлана иногда ездила даже домой, на Кавказ.

Еще в самом конце 1980-х годов Тамара через газету «Советский спорт» обратилась с письмом к президенту Михаилу Горбачеву с предложением создать совместную советско-германскую команду для участия в престижных автомобильных гонках по «Формуле III». Советская сторона ответила согласием, и на базе московского автозавода «Москвич» и немецкой фирмы, руководимой Тамарой, была организована международная команда. Был подписан договор, в котором были прописаны обязанности каждой из сторон и ответственность в случае невыполнения определенных пунктов договора. Совместными стараниями был построен гоночный автомобиль, который на тренировочных заездах показывал лучшие результаты, чем Михаэль Шумахер. Неожиданно советская сторона прервала сотрудничество – в Советском Союзе наступило неподходящее время для гоночных автомобилей! Тамара понесла большие убытки и обратилась в суд. Решением Стокгольмского суда автозавод должен был выплатить немецкой фирме более одного миллиона западногерманских марок. Но завод не спешил платить по долгам. До передачи этого дела в Светланины руки многие государственные и частные структуры пытались решить эту проблему, но безуспешно.

Светлана получила от Тамары солидную папку с документами и видеокассету, на которой в программе «Время» телеведущая Екатерина Андреева рассказывает об автозаводе «Москвич», задолжавшем солидную сумму западногерманскому бизнесмену. Светлана отправилась в Москву и наняла опытного адвоката. Герлинда Л. брала за консультации очень большие гонорары, но дело так и не сдвинулось. Тамара уже была готова отдать половину от причитающейся ей суммы за решение проблемы. Снова пришлось обратиться за помощью к Ане. Она быстро нашла нужного человека. При встрече Светлана четко пояснила, что все расходы несет исполняющая сторона, независимо от успеха, но в случае успеха получает половину от цены вопроса.

Прошло некоторое время. Светлана уже вернулась домой, когда ей позвонили и сказали, что завтра ее ждут в Москве, в отеле «Балчуг Кемпински».

В холле шикарной гостиницы к ней подошел мужчина и представился заместителем мэра Москвы. Он был краток: «Проблема будет успешно решена. Завтра документ ляжет на стол мэра и будет подписан. Басманный суд вынесет решение, обязывающее «Москвич» рассчитаться с долгами. Деньги будут выплачены из бюджета города. Но … судья хочет получить свою долю до вынесения решения». Светлана повторила условия заказчика – все расходы несет исполнитель! Заммэра гарантировал успех и настаивал сейчас же позвонить в Германию и убедить заказчика. Светлана знала, что ответит Тамара, но ради совести набрала ее номер. Тамара удивилась непонятливости исполнителей и прекратила разговор. Больше к этой проблеме не возвращались.

На северо-востоке Германии, на Балтийском побережье, в маленьком городке Пенемюнде, в первой половине прошлого века находился сверхсекретнейший ракетный испытательный полигон Третьего рейха. Здесь была создана первая в мире баллистическая ракета, сконструированная немецким инженером Вернгером фон Брауном. Для того времени Пенемюнде был мировым центром ракетных технологий. В августе 1943 года английские бомбардировщики за одну ночь сбросили на Пенемюнде около двух тысяч тонн фугасных и зажигательных бомб. В ответ в конце 1944 – начале 1945 года по Лондону и Антверпену было выпущено более 4000 ракет V-2 «Vergeltungswaffe» (Фау-2 «Оружие возмездия»). Фон Браун не ограничился разработкой и усовершенствованием V-2 – на очереди стояла ракета V-3, дальность полета которой была такова, что она могла достигнуть восточного побережья США. Главный конструктор предлагал Гитлеру использовать новую ракету для удара по Нью-Йорку. После войны ходили слухи, что нацисты действительно едва не нанесли удар по Нью-Йорку. Якобы на восточном побережье США была высажена десантная группа, которая должна была установить радиомаяки, но она будто бы была обезврежена американской береговой охраной. В конце войны фон Браун вместе с ближайшими коллегами и оборудованием были с почетом вывезены в США, где конструктор, предлагавший Гитлеру уничтожить Нью-Йорк, стал ведущим специалистом в области ракетостроения и даже получил американское гражданство. Оставшаяся часть оборудования досталась советским войскам. С запуска трофейных, а позже модифицированных ракет V-2 начинались как американская, так и советская космические программы.

После войны территория ракетного полигона использовалась как военная база Советской Армии, затем здесь дислоцировалась авиаэскадрилья Национальной народной армии ГДР. Объединение Германии принесло расформирование эскадрильи и запустение территории. И вот на этом историческом месте Тамара решила создать военно-исторический музей и сохранить для последующих поколений образцы достижений в области ракетных технологий. На момент знакомства со Светланой здесь уже стояли немецкие V-1 и V-2, два советских реактивных истребителя МИГ. В Пенемюнде существовал государственный «Историко-технический музей», но представленные в нем информация и экспозиция тенденциозно и односторонне отражали историю ракетостроения и освоения космического пространства, делая акцент в основном на достижениях США и умалчивая при этом успехи СССР и России.

В октябре 2002 года в Пенемюнде состоялся торжественный концерт «War Requiem» («Военный реквием») в честь шестидесятилетия со дня запуска первой баллистической ракеты. Дирижировал оркестром Мстислав Ростропович. На торжество прибыла правительственная делегация во главе с президентом Германии Йоханнесом Рау. Среди почетных гостей был Михаил Горбачев с дочкой Ириной. Тамара как один из организаторов мероприятия пригласила космонавтов – дважды Героев Советского Союза Юрия Романенко и Виктора Горбатко, а также директора Московского музея космонавтики Юрия Соломко, президента ассоциации российских банков Гарегина Тосуняна, профессора Валерия Клименко из Харьковского автодорожного института, с которым давно сотрудничала. Светлана встречала гостей в аэропорту Берлин-Тегель и провела экскурсию по столице. После концерта Тамара подошла к Горбачеву и показала ему старую газету «Советский спорт» с ее обращением о создании советско-немецкой команды для участия в автогонках «Формула III». Горбачев вспомнил эту историю и поинтересовался ее продолжением. Тамара не стала распространяться о долгах автозавода «Москвич», поняв, что Горбачев не был в курсе дел, и отметила лишь, что построенный гоночный автомобиль обгонял самого Михаэля Шумахера. Она представила Горбачеву Светлану, отметив, что она его землячка – тоже с Северного Кавказа. Горбачев обрадовался и предложил вместе сфотографироваться. С Ириной Светлана была уже знакома – дочка президента была в составе делегации поезда дружбы из Советского Союза, приезжавшего в Берлин в первый год обучения Светланы в Берлинском университете. Тогда они и познакомились. Горбачев позвал фотографироваться Ростроповича. Маэстро протянул Светлане для знакомства руку, и она ощутила маленькую, почти детскую руку великого мастера.

Однажды Тамара пригласила Светлану съездить в Бельгию. Сын Тамары служил на военно-морском флоте. Его корабль вошел в бельгийский порт, и капитан устроил для родителей первогодков день открытых дверей. Познакомившись с капитаном и осмотрев корабль, они пошли прогуляться вдоль причала. Их внимание привлекла причаленная подводная лодка, над которой развевался советский флаг. К лодке стояла целая очередь людей. Подойдя ближе, они узнали, что это был военно-морской музей на воде, созданный на списанной и разоруженной советской подводной лодке. Тамара повернулась к Светлане и сказала: «Достань мне это!».

Светлана вспомнила, что у одной из жен ее брата Вовки был кто-то из родственников, работающий в Министерстве обороны. С ним созвонились и договорились о встрече. Тамара для этого прилетела в Москву.

Генерал Франц К. жил в элитном доме на Мосфильмовской улице. Соседом был летчик-космонавт Герман Титов. Несмотря на солидный чин хозяина, обстановка в квартире была довольно скромной, и Тамара, выходя из дома после встречи, пообещала в случае удачи задуманного проекта подарить генералу хороший холодильник.

Франц выслушал планы по созданию музея на базе отслужившей свой срок подводной лодки и одобрил их, пообещав связаться с нужными людьми и сообщить результат.

Через несколько недель Светлана вновь встречала Тамару в аэропорту Шереметьево-1, чтобы вместе продолжить путь в Северодвинск, в «Центр атомного судостроения», на предприятие «Севмаш».

Рейс из Берлина запаздывал. Светлана беспокоилась, что они не успеют приобрести билеты до Архангельска – времени до вылета оставалось мало, к тому же необходимо было переехать в Шереметьево-2. Она решила, не дожидаясь Тамары, купить билеты. В кассе она объяснила ситуацию и попросила выписать билет на Тамару без предъявления ее паспорта. Кассирша, услышав немецкую фамилию, но русское имя, решила, что это местная немка, и выписала билет. Прилетела Тамара, и они быстро перебрались в другой аэровокзал. Регистрация уже прошла, и обеих опаздывающих пассажирок вместе с их багажом, в спешном порядке проверив билет у Светланы и затем у Тамары, собирались уже препроводить на посадку, как вдруг проверяющая попросила паспорт у Тамары. Выяснилось, что тариф на внутренние рейсы для иностранных граждан был намного дороже. Светлане пришлось бежать в кассу, сдавать Тамарин билет и покупать новый. К трапу самолета их подвезли на специальной машине аэропорта.

В аэропорту Архангельска их тоже встретили у самого трапа, но на черной «Волге». Поздно ночью добрались до гостиницы «Севмаша» в Северодвинске. Несмотря на поздний час, их ожидали, и стол был накрыт. После напряженного дня с длительным перелетом немного охлажденная водка была в самый раз.

Утром после завтрака отправились на верфь. Зарубежных гостей сопровождал начальник службы безопасности предприятия Владимир А. В цехах многие находящиеся в них изделия были завешаны огромными брезентовыми полотнищами от чужих глаз. Светлана подумала: «Сколько дополнительных затрат стоила эта работа!» Естественно, две красивые и модно одетые женщины вызывали всеобщее внимание рабочих. Начальник цеха тоже поддался этому впечатлению и деловой характер посещения пытался перевести на тривиальную экскурсию. Тамара быстро вернула его в деловое русло, задавая конкретные вопросы и ожидая ответы по существу дела как опытный специалист. Светлана в который раз убедилась в хорошей осведомленности своего шефа о предмете приобретения. Перед каждой деловой встречей Тамара всегда тщательно изучала предмет переговоров и еще тщательнее осведомлялась о субъекте. Предложений со стороны предприятия было много, но то, что искала Тамара и о чем было конкретно заявлено на встрече с генералом в Москве, она не находила. Для музея ракетных технологий требовался подводный ракетоносец, к примеру, 651 проекта, «Juliett» по классификации НАТО, с ракетными пусковыми установками.

Обед превратился в продолжительное застолье с тостами и предложениями о сотрудничестве. Светлане было больно и стыдно за это серьезнейшее предприятие, когда им стали навязывать купить макеты подводных лодок в самых разных масштабах.

После обеда поехали смотреть списанные лодки на дальних причалах. Из этого ассортимента можно было кое-что выбрать. Вернулись на предприятие, и разговор принял более конкретный характер по выбранной лодке. Светлана предлагала определять стоимость лодки по стоимости металлолома, беря за основу его актуальную стоимость на мировом рынке и вес лодки. У продавцов было свое представление о цене, разительно отличавшееся от цены покупателя. Решили этот вопрос оставить актуальным и перешли к условиям транспортировки лодки в Германию. В переговорах прошло время до вечера. На следующий день собирались уезжать, поэтому хозяева из ужина устроили торжественное мероприятие. Несмотря на малую конкретику итогов переговоров о приобретении подводной лодки, хозяева, казалось, были ими очень довольны. Тамару, напротив, поездка разочаровала.

После завтрака гостей отвезли в аэропорт. Прощаясь, начальник службы безопасности подарил Тамаре и Светлане значки с изображением атомной подводной лодки «Комсомолец», затонувшей в апреле 1989 года.

В аэропорту неожиданно выяснилось, что их общих денег в рублях не хватает на приобретение двух билетов до Москвы. Обменять валюту можно было только в городе. Светлана отправилась к начальнику аэровокзала и объяснила ситуацию. Услышав о цели поездки и намерениях из ржавой списанной лодки сделать музей для будущих поколений, бывший морской летчик, списанный на землю, что-то написал на листке бумаги и велел отдать в кассу. В Москву улетели с восьмидесятипроцентной скидкой!

Русский подводный ракетный крейсер «Juliett» Тамара приобрела позже в Дании и с большими приключениями при буксировке поставила на вечную стоянку в порту Пенемюнде. Музей постепенно пополнялся новыми экспонатами. Правда, не всегда удавалось приобрести то, что хотелось.

Следующим проектом, который пыталась осуществить Тамара с помощью Светланы, был орбитальный корабль-ракетоплан «Буран» советской многоразовой транспортной космической системы, созданный в рамках программы «Энергия – Буран». К тому моменту, когда Светлана начала работу над проблемой приобретения «Бурана», программа была уже окончательно закрыта. Единственный корабль, совершивший в 1988 году первый полет без экипажа в автономном режиме, находился на космодроме Байконур. Позже, в 2002 году на него обрушится крыша монтажно-испытательного корпуса, и он будет полностью разрушен вместе с готовыми экземплярами ракеты-носителя «Энергия». Кроме него были построены самолеты-аналоги «Бурана» для летных испытаний.

Светлана отправилась в Москву на научно-производственное объединение «Молния», которое было головным разработчиком корабля, и познакомилась с Михаилом Гофиным – заместителем генерального директора. После первого знакомства в Москву прилетела Тамара, и начались более детальные переговоры. Тамаре хотелось приобрести оригинальный корабль, побывавший в космическом пространстве, но продавцы предлагали только самолет-аналог, внешне ничем не отличавшийся от оригинала. Такой образец корабля стоял в Москве, в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. В нем был организован научно-познавательный аттракцион. Другого варианта не было, и пришлось согласиться. Дальнейшие детали договора согласовывались с начальником отдела инвестиций и маркетинга Владимиром Фишеловичем.

Транспортировку «Бурана» намеревались осуществить воздушным путем, укрепив его на фюзеляже самолета сверхбольшой грузоподъемности Ан-225 «Мрия». Светлана и Тамара отправились в Киев, в Авиационный научно-технический комплекс имени Антонова – разработчик Ан-225, и познакомились с заместителем главного конструктора Анатолием Вовнянко. Анатолий весьма скептически отнесся к перевозу космического корабля на самолете, посчитав это за прихоть богатой иностранки, но Тамара платила большие деньги, а в деньгах вверенное ему предприятие очень нуждалось. Договорились о приобретении корабля при условии дополнительной оплаты изготовления крепежных стоек, на которые будет устанавливаться «Буран». Поведение Вовнянко удивило Тамару: «Мрия» уже доставляла в 1989 году аналог «Бурана» на авиасалон в Ле Бурже, да и стойки должны были сохраниться. Она посчитало это за хитрость украинца.

Для сокращения расходов по проекту «Буран» Тамара привлекала многих заинтересованных инвесторов. Так, при транспортировке на фюзеляж самолета-гиганта и на космический корабль наклеивалась реклама ведущих мировых брендов, в частности, американского «Кока-Кола». Телевизионные каналы платили за право вести репортаж из Пенемюнде. Обсуждалось участие в шоу Михаэля Шумахера. Перелет из подмосковного Жуковска, где «Буран» погружался на Ан-225, на аэродром Пенемюнде в Германии, предусматривал промежуточную посадку во Франции на очередной авиасалон в Ле Бурже. Там в грузовой отсек самолета погружался гоночный болид Шумахера, который затем с помпой выезжал из самолета в Пенемюнде.

Заключительным этапом переговоров должно было стать подписание договора в Берлине. Тамара пригласила Фишеловича, который уполномочивался правом подписи. Фишелович прилетел в Берлин. Светлана полдня «гуляла» его по Берлину и Потсдаму и после обеда в шикарном ресторане повезла к Тамаре в офис. Фишелович долго водил пальцем по тексту договора, затем сказал, что договор требует еще некоторой доработки.

Больше с Фишеловичем не встречались. Позже выяснилось, что он вел закулисные переговоры с австралийской лизинговой фирмой, и «Буран» переправили в Сидней на Олимпийские игры 2000 года. Оттуда корабль отправился в Бахрейн. В 2008 году его купил музей техники в Шпейере (Германия). Светлана как-то проездом на машине заехала в музей и посмотрела на «свой корабль», который не удалось приобрести для музея в Пенемюнде.

Но на этом Тамарины проекты по комплектации музея не закончились – на очереди стоял экраноплан.

Еще до знакомства со Светланой Тамара обращалась в «Рособоронэкспорт» с предложением купить ржавеющий на побережье Каспийского моря экраноплан «Лунь», прозванный на западе «Каспийским монстром» и «Убийцем авианосцев». Ответа из российского ведомства сразу не последовало.

«Лунь» был советским ударным экранопланом-ракетоносцем, разработанным в Центральном Конструкторском Бюро по судам на подводных крыльях имени Ростислава Алексеева. Построенный в конце 1980-х годов и зачисленный в Каспийскую флотилию, он, к удивлению, уже через десять лет числился списанным и был законсервирован в сухом доке завода «Дагдизель» в Каспийске – на вооружение он тогда так и не был принят.

По прошествии нескольких лет «Рособоронэкспорт» в своем письме сообщал, что готов рассмотреть намерение немецкой фирмы приобрести экраноплан «Лунь» в музейных целях.

В Москву из Нижнего Новгорода на встречу приехал главный конструктор экраноплана Владимир Кирилловых. Был подписан протокол намерений. Проходило время, но со стороны продавцов никаких движений в сторону осуществления закрепленных на бумаге намерений не происходило. Наконец в СМИ появилась информация, что Министерство обороны РФ вновь обратило взор на экранопланы. После детального изучения проект был признан перспективным. КБ им. Алексеева возобновило работы над совершенствованием конструкции.

Бывая в Берлине, Светлана почти каждый раз навещала родное общежитие на Franz-Mehring-Platz. Однажды, подойдя к общежитию, Светлана обратила внимание, что на противоположной стороне площади около здания бывшей редакции газеты «Neues Deutschland», в которой когда-то работал Клаус, собралась группа людей. Светлана подошла к ним и увидела на стеклянной стене здания объявление, в котором сообщалось, что во внутреннем дворике состоится презентация книги «Geheimnisse der russischen Küche» («Секреты русской кухни») бывшего начальника Главного управления разведки Министерства государственной безопасности ГДР Маркуса Вольфа. Автор прочитает несколько глав и раздаст автографы. Светлана купила в фойе книгу Вольфа и пошла послушать бывшего генерал-полковника государственной безопасности о секретах родной кухни.

Маркус Вольф был сыном известного писателя-антифашиста Фридриха Вольфа. Младший брат Маркуса, Конрад Вольф, был известным кинорежиссером. Когда Светлана училась на первом курсе в Берлинском университете, всю группу пригласили на киностудию «DEFA», где Конрад Вольф снимал фильм о Фрице Шменкеле – немецком солдате-антифашисте, сражавшемся в советском партизанском отряде и за свои подвиги награжденном (посмертно) званием Героя Советского Союза. Светлана в этом фильме играла партизанку. Фотограф студии сделал ей фото на память из партизанской землянки. Светлана добавила текст и отправила его в редакцию МГУ. В университетской газете были опубликованы статья и фото Светланы с автоматом ППШ в руках.

Весь дворик был заполнен людьми, в основном женщинами пожилого возраста, желающими, наверное, обогатить свою кухню рецептами русской кухни. Маркус Вольф читал из своей книги, дополнял содержание из своих юношеских воспоминаний о жизни в эмиграции в Москве и в эвакуации в Казахстане, вплетая в рассказ пищу и рецепт приготовления, которую ему довелось испробовать в те годы. В центре дворика были установлены столы, а рядом расположилась мини-кухня, на которой распоряжался Cветланин знакомый с Восточного вокзала, владелец пельменной Владимир Егозов – бывший инженер-электронщик из Риги. Некоторые секреты русской кухни можно было прямо на месте продегустировать на приготовленных Владимиром блюдах.

В фойе Маркус Вольф оставлял автографы на своих книгах. Светлана тоже протянула автору свой экземпляр, а затем попросила сфотографироваться с ним. Позже, показывая фотографию друзьям, никто не верил, что рядом со Светланой стоит организатор и руководитель одной из самых мощных, несмотря на относительную немногочисленность, гибких и эффективных разведывательных служб мира.

Глава тринадцатая. От сумы да от тюрьмы …

Прошло несколько лет после смерти Семена Илларионовича и переезда Светланы и Елизаветы Капитоновны в районный центр, и в течение этого времени перестали присылаться цветы ко дню рождения Светланы и письма из Ленинграда для Елизаветы Капитоновны. Обе женщины, дочь и мать, считали, что нечто очень серьезное должно было случиться с их мужчинами, что препятствовало общению с ними. Наконец однажды, возвращаясь с сельского кладбища, Елизавета Капитоновна, как обычно, зашла к подружке, бывшей соседке, и та вручила ей долгожданный конверт.

Дауд извинялся за долгое молчание, потому что ему было стыдно сообщать плохую новость – Джамала посадили в тюрьму. «Сын не виноват, – писал Дауд. – Его подставили друзья».

Светлана, услышав от мамы новость, быстро собралась и улетела в Москву. Через Анины связи она узнала имена следователя и судьи, которые вели дело Джамала. Светлана разыскала судью. Им оказалась пожилая женщина, которая, услышав имя человека, просившего передать от него привет, стала подробно рассказывать о давнишнем деле, как будто оно разбиралось только вчера. Она запомнила высокого красивого кавказца и его невозмутимое спокойствие во время всего процесса. Джамала обвиняли в незаконном приобретении для клиники, где он был ведущим специалистом, наркотических средств и их несанкционированном применении на больных. Джамал был осужден на длительный срок. Судья назвала исправительную колонию в Кировской области, в которой осужденный отбывал наказание. Мудрой женщине, которой за свою многолетнюю практику пришлось сталкиваться с огромным количеством покалеченных судеб, не нужно было долго объяснять, для чего ее нашла Светлана. В нарушение правил, без заявления осужденного, она разрешила Светлане свидание с Джамалом.

До Кирова она долетела самолетом и далее пересела на поезд в сторону Котласа. Это был, наверное, самый медленный поезд в мире – он останавливался почти на каждом километре. В пути подсаживались все новые и новые пассажиры, плацкартный вагон постепенно наполнялся, но ни один пассажир не осмеливался сесть рядом с молодой, красивой, не по–здешнему одетой женщиной. И что особенно удивляло Светлану – все смотрели на нее сочувственно, особенно женщины. Светлана всю ночь просидела в напряжении, не сомкнув глаз, и когда утром поезд, наконец, прибыл на нужную станцию, она чувствовала себя совсем убитой.

Выйдя из вагона и вдохнув свежего, зимнего воздуха, ей стало намного лучше. Оглядевшись вокруг, она увидела низенькие домишки, несколько двухэтажных построек, окруженных бесконечным лесом. В первую очередь необходимо было найти постой на ночь у какой-нибудь бабушки. Рядом со станцией устроился небольшой базарчик. Светлана прошла вдоль единственного продуктово-продовольственного ряда и глазом профессионала оценила ассортимент – это был не Кавказ! Подходящей бабушки она не находила. Неожиданно ее окликнула молодая женщина за прилавком и спросила, не ищет ли она квартиру? Светлана вновь удивилась: что, у нее на лице написано, кто она и зачем она здесь?

Познакомились. Незнакомку звали Лиза. «Можешь звать меня Лизкой, меня здесь все так зовут», – сказала она, ведя Светлану домой. Светлана ответила, что так звать ее маму. Лиза рассмеялась. Войдя в дом, Лиза прокричала прямо из коридора: «А у нас гости … из Москвы!» «И кто же это решился забрести в нашу глушь?» – послышался мужской голос из соседней комнаты. Светлане голос показался знакомым. Она посмотрела на входящего в комнату мужчину и ахнула – Вадим!

Сидя за столом, за душистым чаем, в окружении любопытных близняшек и их родителей, Светлана слушала рассказ Вадима. После университета он вместе с Марией вернулся в горьковский институт, начал работать. В отличие от Марии, которая сразу же поступила в аспирантуру, он не намеревался заниматься наукой, по крайней мере, в первый год после окончания. Молодым, неостепененным преподавателем стали затыкать все прорехи во внеурочной жизни института – картошка на размытых полях, мусор на городских стройках, дежурство в добровольной народной дружине института и многие, многие другие мероприятия. Вадиму выделили комнату в студенческом общежитии. Собственное жилье институт не строил. Летом, поехав в отпуск домой, Вадим не вернулся. Директор местного интерната предложил преподавать все, что Вадим может и хочет, и намекнул, что собирается на пенсию.

Светлана рассказала о себе. Вадим удивился, когда узнал, что таинственным незнакомцем, который дарил Светлане цветы и держал в любопытном напряжении все общежитие в Берлине, был не толстенький Клаус, а совершенно другой человек, к которому Светлана приехала в такую даль. Накануне свидания Вадим объяснил, как нужно вести себя на свидании, сказать или передать записку, чтобы не слышал и не видел конвойный…

Когда в помещение для свиданий вошел Джамал, Светлана его не узнала: обросший, похудевший, в непривычной для него одежде. Он знал, что к нему приехали на свидание и думал, что это родственники. Но увидеть здесь, в тюрьме, Светлану он не ожидал. Несколько сконфузившись вначале, он затем вернул себе спокойствие и уверенность в происходящем. Однако как не пыталась Светлана его разговорить и разузнать подробности его дела, Джамал упорно молчал. Светлана даже немного обиделась, но чувств своих старалась не показывать. Она понимала, что в сущности они не настолько близки, чтобы поверять свои тайны. Необходимо время для доверия. Поэтому Светлана стала рассказывать о том, чем занималась в последние годы после их встречи. Джамал внимательно слушал. В таком монологе протекли четыре часа положенного времени для свидания. Расставаясь, Светлана не знала, что нужно сказать или пожелать Джамалу. Они смотрели друг на друга с напряжением. Тогда Светлана решилась и сказала, что обязательно приедет к нему еще раз.

Светлана уехала в Москву, а из Москвы улетела в Берлин – ее ждали новые проекты.

Создавая музей ракетной техники и осуществляя другие проекты, Тамара стремилась к главной цели – вернуть Пенемюнде былую славу мирового центра передовых технологий, но на сей раз технические достижения использовались в мирных целях.

Как известно, мировая цивилизация стоит на пороге энергетического кризиса. Традиционные углеводородные энергоносители – газ, нефть, уголь в самое ближайшее время будут полностью исчерпаны, и поэтому необходимо срочно найти новые, нетрадиционные источники энергии. Помимо необратимой иссякаемости газа, нефти, угля над миром параллельно висит другая немаловажная проблема: при сжигании этих продуктов выделяется огромное количество углекислого газа, который загрязняет окружающую среду, порождает заболеваемость, поднимает уровень Мирового океана. Человеческий разум уже придумал технологии производства электроэнергии без участия углеводородов – гидроэлектростанции, ветряные генераторы, электростанции на солнечных элементах … При всех их преимуществах каждый из этих способов энергопроизводства имеет и существенные недостатки. Например, ветряные генераторы функционируют только при наличии ветра, а солнечные станции – только в дневное время.

Тамара ждала Светлану в Берлине. Она собиралась вместе с ней поехать в Баварию, в университет Эрланген и познакомить ее с профессором Вольфгангом Арльтом.

Профессор Арльт работал над созданием двигателя, топливом которогоявлялся водород. Главное преимущество водородного двигателя от традиционных бензиновых или дизельных заключается в том, что выхлопными газами здесь служит водяной пар, не загрязняющий окружающую среду. На мировом рынке уже имелись гибридные автомобили, к примеру, Mazda – в Японии, BMW – в Германии, работающие на водороде. Однако эти экологически чистые автомобили не пользовались спросом – чистый водород как альтернативное топливо довольно опасен и не очень удобен в использовании. При заправке автомобиля требовались или очень высокое давление, или очень низкая температура. Немецкие ученые под руководством профессора Арльта придумали специальную водородную смесь под названием карбазол, которым при обычном давлении и температуре мог заправляться автомобиль. Тамара намеревалась на новом топливе построить на территории бывшего полигона в Пенемюнде мощную сеть электростанций, функционирующих независимо от погодных условий и времени суток.

Проект постройки электростанций на альтернативном топливе приобрел еще большую актуальность после ряда несчастных случаев на атомных электростанциях. Немецкое правительство намеревалось до 2020 года закрыть все находящиеся на территории страны энергопроизводящие объекты, работающие на ядерном топливе, и декларировало приоритет возобновляемых источников энергии. Однако на деле, когда Тамара начала работать над проектом, она столкнулась с целым рядом преград на получение разрешения на строительство. Несмотря на то, что территория являлась ее частной собственностью, она подпадала под статус эколого-исторического заповедника, и все изменения инфраструктуры в обязательном порядке должны были согласовываться с природоохранными и историческими инстанциями. Проходили годы, но разрешения не давали!!! Доходило до смехотворных преград. Экологи в каких-то анналах раскопали сведения, что на территории бывшего полигона должен водиться редкий вид королевской перепелки, занесенной в Красную книгу. Приехала команда бравых орнитологов, вооруженная мощнейшими микрофонами. Расставили их по периметру предполагаемых мест обитания птичек, день и ночь записывали исходящие оттуда звуки, затем целый год выискивали из этой какофонии нужный звук и … нашли! Вердикт был однозначен – строительство электростанции мешало благополучному обитанию птички, и с выдачей разрешения вновь затянулось. Расположенный рядом с возможным обитанием птичек аэродром с ревущими самолетами птичке не мешал!

От отчаяния Тамара написала письмо президенту Владимиру Путину, в котором рассказала о своем проекте, имеющем общемировое значение в решении проблемы энергетического кризиса и просила российского президента о политико-стратегической поддержке, разочаровавшись в поддержке собственного правительства. Светлана отвезла письмо в Москву и передала в приемную президента. Через несколько месяцев пришел ответ из Министерства промышленности и торговли Российской Федерации!!! В ответе сообщалось, что «…субсидии из бюджета Российской Федерации и бюджетные инвестиции не предоставляются иностранным юридическим лицам, а также не обеспечиваются государственными и муниципальными гарантиями». Тамара не просила финансовой поддержки из России!!! Видимо, в аппарате президента просто невнимательно отнеслись к письму из незнакомого Пенемюнде. Или, может, причина отказа крылась в чем-то другом?

Тем не менее, Светлана отправилась на Украину, в Харьков, в автомобильно-дорожный институт. Заведующий кафедрой «Автомобили» профессор Валерий Клименко был старым другом Тамары, с которым она уже много лет работала. Он участвовал в строительстве гоночного болида и в создании советско-немецкой команды по программе «Формула III». С помощью профессора Тамара намеревалась на харьковском турбинном заводе заказать турбины для cвоих будущих электростанций на водороде. Она, все же, надеялась, что разум восторжествует, и она получит разрешение на постройку самой передовой электростанции и тем самым обеспечит Пенемюнде славу мирового технологического центра.

Глава четырнадцатая. Нежная прохлада Эгейского моря

Прошло полгода после поездки Светланы к Джамалу. Ее неожиданное свидание, тем более по ее инициативе, несколько пошатнуло его намерения в отношении обидчиков, безвинно упрятавших его в тюрьму. Джамал не подавал никаких апелляций, терпеливо отсиживал свой срок и не ожидал досрочного освобождения. Он знал, что радикальные меры могли повлечь за собой усугубление его положения, но он выполнил бы свой долг и наказал обидчиков. Теперь рядом была Светлана – часть его жизни, которая незримо была с ним все годы, и он рисковал потерять ее, едва найдя, может даже навсегда.

Светлана вновь отправилась к Джамалу. Заранее покупая в Берлине подарки для детей Вадима и его жены, она не знала, что привезти для Вадима. Наконец она вспомнила, что в Берлине он курил ГДРовские сигареты «Kabinett». ГДР уже давно не существовало, но в Берлине открылся магазин ностальгических товаров, где Светлана купила блок сигарет. Вадим был очень рад подарку.

Светлана вновь не узнала Джамала. В помещение вошел одетый в дорогой спортивный костюм мужчина, с элегантной бородкой и красивыми усами. Улыбка на его лице выдавала, что он был рад свиданию. «Что с ним случилось?» – подумала Светлана. Джамал охотно вступил в разговор, но на все новые попытки Светланы узнать подробности его дела он вежливо уклонялся от ответа. На сей раз он сам перенял инициативу и рассказывал о своей жизни в Ленинграде, учебе в медицинском институте, предложении остаться в ординатуре, от которого он отказался и принял предложение друзей перебраться в Москву и позже организовать клинику. О том, что эти же друзья, желая единолично завладеть клиникой, в которую Джамал вложил немало своих сил и средств, подставили его, Джамал не упоминал. Прощаясь, Джамал совсем тихо сказал, что Светлана может помочь ему, и внимательно посмотрел ей в глаза. Светлана прошептала, что согласна. «Тебе позвонят», – еще тише добавил Джамал.

Прошло немного времени. Светлана была дома с мамой, когда позвонили из Москвы, и мужчина, представившись адвокатом Джамала, сказал, что он вел дело Джамала, и Светлане нужно срочно приехать в Москву.

Адвокат рассказал некоторые подробности процесса и уточнил, что Джамалу можно было сократить срок, если бы он слепо не придерживался мифического кодекса мужчины, который, может быть, и соблюдается сегодня в каком-нибудь отдаленном ауле, но только не в Москве. У Джамала есть компромат на людей, которые его посадили, и эти люди не заинтересованы в том, чтобы материал был предан огласке. Это даст Джамалу свободу. Материал находится на вилле в Греции, на острове Крит. Вилла принадлежит Джамалу. Кроме него, никого на виллу не допустят. Единственный вариант – объявить виллу в продажу. По доверенности Джамала адвокат продаст виллу Светлане. Деньги на покупку он перечислит на ее счет.

В греческом консульстве в Москве Светлане заверили документы, подтверждающие ее право собственности на недвижимость, и она вылетела в Ираклион – столицу острова Крит.

Крит – колыбель древнейшей цивилизации Европы. У острова богатейшая история, начинающаяся около 7000 лет до н. э. Его подчиняли арабы, отвоевывали византийцы, затем крестоносцы, позже захватили турки, которые были изгнаны в конце XIX века, и наконец, в 1889 году Крит приобрел независимость и воссоединился с Грецией. В 1971 году Ираклион стал столицей Крита.

Древнегреческая мифология особенно выделила этот остров, признав его землю родиной отца всех богов и людей – Зевса. Сюда Зевс вернулся с Европой, которую, превратившись в белого быка, похитил из Финикии. Здесь Тесей, сын царя Афин Эгея, убивает чудовище Минотавра, пожиравшего кровавую дань – благородных юношей и красивых девушек. Ариадна, внучка Зевса, помогает Тесею выбраться из лабиринта, дав ему клубок нитей…

Вся эта история и мофология были хорошо известны Светлане, которая, начиная с детских книжек, школьных учебников, университетских лекций, посещений музеев дома и за границей жила в этом мире событий и героев. За прошедшие годы ей посчастливилось быть свидетелем или познакомиться с людьми, которые свершали современную историю и вносили свой вклад в мировую историческую копилку. Это был ее мир, ее стихия. И сейчас она отправлялась туда, откуда все началось, где она была дома!

Светлана прилетела в столичный аэропорт «Никос Казандзакис», названный так в честь известного греческого писателя. Взяв такси и назвав адрес виллы, Светлана по пути открывала для себя невиданную никогда местность. Вокруг царила потрясающая природа! Над морем возвышались живописные склоны гор. Предместье, куда направлялось такси, утопало в пышных садах и виноградниках. Дорогу окаймляли оливковые рощи. Ближе к морю показались галечные и песчаные пляжи. Джамал знал во что вкладывать деньги!

Такси, поднявшись по лабиринту дороги на самый верх холма, притормозило около высокой виллы из белого камня, доминирующей над всей местностью. На шум автомобиля из соседнего дома вышла пожилая пара, присматривающая за виллой во время отсутствия хозяина. Видимо, они уже знали о новой владелице и, приветствуя Светлану на хорошем английском, вручили ей ключи. Светлана входила уже во вторые свои владения.

Оставив внизу свою сумку и чемодан на колесиках, она отправилась осматривать виллу.

На цокольном этаже находились котельная, кладовая, прачечная, небольшая гостиная с камином, спальня с балконом и ванной. Отсюда можно было попасть во внутренний двор и закрытый гараж.

На первом этаже располагались кухня с открытой планировкой, уютная гостиная с камином, столовая, веранда с оранжереей.

На втором этаже разместились спальня с балконом и видом на море, ванная комната, кабинет, гардеробная и две маленькие веранды.

Из окон, веранд и балконов открывался впечатляющий вид на Эгейское море и изрезанную береговую линию.

На участке были большой сад с виноградником и фруктовыми деревьями, бассейн, огромная терраса в камне, паркинг для гостей, барбекю, беседка и гостевой домик.

Светлана без труда нашла документы, спрятанные за картиной в сейфе, и на следующий день отправилась в город и переслала документы специальной почтой в Москву. По дороге она не раз вспоминала Тамару – здесь был не автобан и правила дорожного движения соблюдались не всегда, но Тамара научила Светлану водить машину при любых условия.

Светлана, облаченная в тунику с древними символами, сидела на балконе на подушке табурета с выточенными в виде «львиных» ножками и смотрела на багровый диск, который только начинал касаться своим нижним краем водной глади Эгейского моря. Яркие лучи разбегались в разные стороны и терялись за горизонтом. Летняя жара уже спала, и с моря нежной прохладой дул легкий ветер.

На улице послышался шум остановившегося автомобиля, затем радостный возглас на английском соседа-грека. Заскрипела столетней давности лестница на второй этаж, в дверь постучали. Светлана повернулась на стук. Дверь начала медленно открываться, и в проеме стал показываться огромный букет алых роз …

На краю моря мужчина нежно прижал к себе заснувшую на его руке женщину и поцеловал в ее оголенное плечо. Затем, о чем-то вспомнив, сказал про себя: «А ты тогда был прав, малыш!»

А на другом краю моря другой мужчина прижал к себе свою любимую и сказал про себя: «Я это сделал, Семен!»

Последний лучик заходящего солнца скромно блеснул на горизонте и коснулся облачка, одиноко висевшего над поверхностью моря. Оно зашевелилось в ожидании новой ласки светила, но в этот момент водная стихия его целиком поглотила, оставив небо в холодном прозябании. Облачку едва хватило сил, чтобы повернуться на другой бок и заснуть до следующего утра.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕТИ

Глава первая. Дети в ответе

Поздним летним вечером с отдаленной железнодорожной платформы ближнего Подмосковья, окруженной в радиусе трех километров усиленным нарядом войск НКВД, отошел литерный поезд и, громко стуча колесами на стыках рельс под супертяжелыми бронированными вагонами, взял курс на юг страны. В салон-вагоне за просторным столом, уставленным вазами с фруктами, бутылками с лимонадом и соками, коробками с конфетами, удобно расположились дети Отца народов – Иосифа Виссарионовича Сталина – Яков, Василий и Светлана. Сталин отправлял детей в Грузию навестить больную мать – семидесятисемилетнюю Екатерину Георгиевну Геладзе. Это была первая и единственная совместная поездка внуков к бабушке. Той же осенью Сталин сам в последний раз навестил мать. Через два года она умерла в Тбилиси и была похоронена под именем Екатерина Джугашвили возле церкви Святого Давида, в пантеоне Мтацминда, рядом с русским драматургом и дипломатом Александром Грибоедовым. Грибоедов был убит 30 января 1829 года толпой религиозных фанатиков в русской миссии в Тегеране. В возмещение пролитой крови персидский шах Фехт-Али послал русскому царю Николаю I великолепный алмаз «Шах», который некогда украшал трон Великих Моголов.

Судьба каждого ребенка Сталина насыщена множеством неординарных реальных событий, но еще больше событий вокруг их имен выдуманных и целенаправленно сфальсифицированных.

Старший сын Иосифа Виссарионовича Яков, рожденный от первого брака с Екатериной Сванидзе, умершей, когда Якову не исполнилось и месяца, до четырнадцатилетнего возраста жил в Грузии и воспитывался в семье сестры матери. Затем Сталин забрал Якова в Москву, в новую семью. Вторая жена Сталина, Надежда Сергеевна Аллилуева, всячески помогала пасынку вжиться в столичную и, тем более, в кремлевскую действительность. Почему-то это раздражало Сталина, и у Якова с самого начала не сложились отношения с отцом. После окончания школы он без всякой поддержки поступил в Московский институт инженеров транспорта, в котором проявил себя успешным студентом и, по воспоминаниям однокурсников, «скромным и весьма порядочным человеком». Поначалу никто не знал, что он сын Сталина. После института Яков недолгое время работал на электростанции в должности дежурного инженера. Накануне войны неожиданно для всех Яков сменил мирную профессию и поступил в Военную артиллерийскую академию. Многие полагают, что такие радикальные перемены произошли не без участия Сталина. Летом 1941 года Яков окончил академию и на второй день войны добровольцем отправился на фронт, в самое пекло – в Белоруссию. В июле артиллерийская батарея, которой командовал старший лейтенант Джугашвили, попала в немецкое окружение, и в контуженном состоянии Яков был пленен.

Когда немцы узнали, что перед ними сын Сталина, его отправили в Берлин, в распоряжение служб рейхсминистра пропаганды Германии Йозефа Геббельса. Якова поселили в фешенебельном отеле «Адлон», одели в шикарный костюм, кормили в дорогом ресторане … Это был тщательный план воздействия на пленного путем контрастов пребывания в лагере и в отеле. Якова пытались привлечь на свою сторону, отказаться от родины и своим примером показать преимущества добровольной сдачи в немецкий плен. Через своих подручных Геббельс даже предлагал Якову возглавить будущее правительство поверженного СССР в случае победы Германии.

Убедившись в безрезультатности своих попыток и стойкости взглядов Якова, его отправили в офицерский лагерь Хаммельбург. Здесь его пытались сломить физическими издевательствами и голодом. Вместе с группой пленных польских офицеров он пытался бежать, но попытка не удалась. Якова вывезли в лагерь смерти Заксенхаузен. После разгрома фашистских войск под Сталинградом Гитлер предлагал Сталину обменять Якова на плененного фельдмаршала Фридриха Паулюса. Сталин ответил сразу же ставшей знаменитой фразой: «Я солдат на маршалов не меняю!» Такое решение Верховного Главнокомандующего стало известно не только Якову, но и многим другим советским воинам в фашистском плену. По лагерному радио также передавали заявление Сталина о том, что «нет военнопленных – есть изменники Родины!» Возможно, это и подтолкнуло Якова на безрассудный шаг – он бросился на проволочное ограждение, находящееся под высоким напряжением. После войны из документов, попавших в руки союзников, стало известно, что накануне самоубийства у Якова произошла ссора с английскими военнопленными, содержащимися вместе с русскими в одном бараке. По свидетельству очевидцев, англичане выслуживались перед немцами, отдавали им честь, что в глазах русских было оскорбительным, признавалось трусостью. В ответ англичане называли русских «большевистскими свиньями». Отношения были напряженными, и во время злосчастной ссоры англичанин ударил Якова по лицу. Это явилось кульминационной точкой его пребывания в плену. Документы союзники долгое время не рассекречивали, боясь обвинения в причастности англичан к смерти сына Иосифа Виссарионовича Сталина.

В отечественной историографии период пребывания в фашистском плену – самый оспариваемый в судьбе Якова Джугашвили. Некоторые историки считают, что окружение батареи и пленение Якова были «организованы»: командиры специально своими приказами вели к тому, чтобы Яков попал в плен, тем самым стараясь отомстить Сталину. Правда, верится в это с трудом! Существует мнение, что пленение Якова произошло в результате операции немецкой разведки: с самого начала войны за ним шла охота. По другой версии, он был убит в бою. Немцы нашли при нем его документы и устроили игру с нашими соответствующими службами. Однако сестра Якова Светлана Аллилуева в своих «Письмах …» вспоминает, что после войны получала из Америки посылки с красивыми вещами. Она считает, что присылать их мог только Яков! Авиаконструктор Артем Микоян говорил, что встретил Якова на даче Сталина в июне 1945 года. В послевоенной зарубежной прессе появлялись сенсационные статьи о воскресшем сыне Сталина. К примеру, Яков бежал из плена в Италию, там женился на итальянке, от этого брака у него двое детей… Экспертизы листовок с фотографиями плененного Якова в компании с немецкими офицерами, в которых немецкое командование призывало советские войска сдаваться, как это сделал сын самого Верховного Главнокомандующего и письмо Якова к отцу, в котором он сообщает, что он в плену и здоров, передает всем привет … однозначно установили, что все это – грубые пропагандистские фальшивки. Должно ли это вызывать подозрение, что Яков вообще не был в плену? Тогда засылаемые в тыл к немцам группы разведчиков для освобождения Якова заранее были обречены на неуспех? Так глупо Сталин не мог поступить. Фантазия сомневающихся, порой, не знает границ: во время войны Яков, оказывается, был где-то на Ближнем Востоке и у него родился сын – Саддам Хусейн!

 Яков был трижды женат. В первый раз он женился в восемнадцатилетнем возрасте, и его не смутило,что его шестнадцатилетняя возлюбленная была дочерью священника. Сталин был категорически против, и любовники решили умереть вместе. Яков выстрелил себе в голову и тяжело ранил себя. Его подруга испугалась. Отношения с отцом еще более ухудшились. После трехмесячного лечения Яков вместе с женой уехал к родственникам в Ленинград. У него сложились хорошие отношения с С.М. Кировым – первым секретарем Ленинградского обкома ВКП(б), который устроил его на работу. Родившаяся вскоре дочь умерла, не прожив и одного года. Брак распался. Яков вернулся в Москву.

Второй брак на студентке техникума Сталин тоже не приветствовал. Жена уехала из Москвы к родителям и там родила ребенка. Яков настоял на том, чтобы сыну дали его фамилию Джугашвили и отцовство. Вскоре и этот брак распался.

В третий раз Яков женился на балерине Юлии Мельцер, которая была старше его и уже имела несколько браков. Сталин недолюбливал ее за еврейское происхождение. Когда Яков попал в плен, ее арестовали, подозревая в том, что она перед отправкой на фронт подговорила мужа сдаться немцам. Дочка осталась в семье Аллилуевых. После смерти Якова, узнав о его геройском поведении на фронте, отказе от всех форм сотрудничества с немцами в плену, Сталин сменил гнев на милость: Юлия была освобождена, дети Якова были приближены.

Указом Президиума Верховного Совета СССР старший лейтенант Яков Джугашвили за стойкость в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и мужественное поведение в плену был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени.

Перечисленные мифы, легенды, свидетельства очевидцев, приведенные документы – это еще не все, из чего мы можем узнать о жизни и гибели Якова Джугашвили. Кто знает, что еще будет известно, когда откроются секретные архивы НКВД, разведуправления Министерства обороны СССР, особых отделов воинских частей, личного фонда Сталина.

В отличие от Якова, младшие дети Сталина – сын Василий и дочь Светлана от брака с Надеждой Сергеевной Аллилуевой – провели беззаботное детство, окруженные вниманием и заботой домашних воспитателей и любовью самых близких родственников. Правда, длилось оно порой недолго и не всегда было безоблачным.

Василий, как и все дети партийной верхушки, учился в московской образцовой школе, но к учебе относился халатно. Уже в начальных классах учителя отмечали его неровный, крайне импульсивный характер. Видимо, на него наложил отпечаток весь уклад семейной жизни Сталиных. Отец был занят на работе своими делами, мать в это время училась в Промышленной академии и одновременно работала в редакции журнала. К детям она относилась строго, не баловала. Василию было пять лет, а Светлане всего лишь пять месяцев, когда мать после скандала с отцом уехала к родственникам в Ленинград. Вскоре вернулась. В одиннадцатилетнем возрасте Василий испытал, пожалуй, самое страшное потрясение – трагическую смерть матери: она застрелилась. Истинную причину этого поступка дети узнали намного позже. После этого семья переехала в Кремль. Постепенно стали меняться и привычки детей. Василия опекали охрана и прислуга. С малых лет, оставшись без матери и не имея возможности воспитываться под постоянным наблюдением отца, он, по сути дела, рос и воспитывался в кругу военных, не отличавшихся нравственностью и воздержанностью. Это наложило отпечаток на всю его последующую жизнь и характер. Рано стал курить и пить. Оставаясь всегда добрым и щедрым, Василий, однако, с каждым годом все яснее понимал свою исключительность. Сын вождя начал этим пользоваться. Понукал старшими. Боялся только отца.

С трудом окончив школу, Яков без особого труда поступил в Качинскую Краснознаменную военную авиационную школу – помог начальник охраны Кремля генерал Николай Сидорович Власик. В школе ему создали особые условия: жил в отдельной комнате, во многих мероприятиях не участвовал. Узнав об этом, Сталин освободил начальника школы от своих обязанностей за создание привилегированных условий для сына. Василия сразу же перевели в казарму и в дальнейшем ему никаких поблажек уже не делали. Со слов его преподавателей, Василий в учебе себя отличником не проявлял. Занятия по теории Василий не любил, но на практике он оказался хорошим летчиком.

Будучи курсантом, Василий в Москве на катке познакомился с Галиной Бурдонской – студенткой полиграфического института. У Бурдонской были французские корни: ее прадед участвовал в наполеоновской кампании 1812 года, раненым остался в Волоколамске и женился на русской. Ухаживая за Галиной, Василий мог далеко за полночь на грохочущем мотоцикле привезти ей цветы; не раз пролетал на учебном самолете над ее домом в центре Москвы. За это его наказывали, но отцу не сообщали. После окончания авиационной школы Василий женился и увез Галину в Липецк, к месту службы. От этого брака родились двое детей – сын Александр и дочь Надежда.

С приходом в семью Бурдонской на даче Василия стали появляться популярные в те годы актеры, певцы, писатели … Валентина Серова, Людмила Целиковская, Иван Козловский с Галиной Сергеевой, Майя Плисецкая, Константин Симонов, Роман Кармен с известной московской красавицей Ниной Орловой, Алексей Каплер, Марк Бернес, Николай Крючков.

Военная карьера Василия Сталина стала быстро расти. К началу войны он получил должность летчика-инспектора при главном штабе Военно-воздушных сил. В декабре 1941-го Василий стал майором, а еще через два месяца – полковником.

Будучи инспектором, он часто бывал в Москве, навещал на даче семью. И тогда к Василию приезжали гости и устраивались обильные возлияния, гремела радиола. Шло веселье, как будто не было войны.

С лета 1942 года Василий принимал непосредственное участие в боях, совершил 26 боевых вылетов, сбил 2 самолета. С мая 1943 года Василий был назначен на должность летчика-инструктора авиационного полка. Пилотировать ему запрещено. Отец боялся гибели сына или его пленения, как старшего сына Якова. Немцы открыли на него настоящую охоту в небе. Однажды они сбросили над аэродромом листовки, в которых Василий Сталин приглашался на воздушную дуэль. Василий рвался в бой. Но наше высшее командование, прознав о предстоящем поединке, срочно отозвало отчаянного и высокородного полковника в Москву, от греха подальше. А его истребительный полк тут же перевели в другое место.

К концу войны Василий Сталин командовал истребительной авиационной дивизией, принимал участие в Берлинской наступательной операции.

Во время войны Василий несколько раз получал со стороны отца официальные взыскания по службе, понижался за различные провинности. Однажды он организовал рыбалку с применением авиационных реактивных снарядов, в итоге которой один офицер погиб, а другой – Герой Советского Союза – был ранен и навсегда потерял возможность летать. «Провинность» забывалась, и Василий повышался вновь. За время войны Василий Сталин был награжден многими орденами и медалями, среди них три ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского и Суворова II степени.

После войны до 1947 года генерал-майор Василий Сталин командовал гвардейским истребительным авиационным корпусом в составе Группы Советских Оккупационных Войск в Германии. В 1947 году в звании генерал-лейтенанта он был переведен в Москву на должность помощника командующего Военно-воздушными силами Московского военного округа. С 1948 года Василий Сталин назначен командующим Военно-воздушными силами Московского военного округа.

К этому времени Василий уже развелся с первой женой: Галина Бурдонская, не выдержав постоянных пьянок и скандалов, ушла от него. Отец никогда с невесткой не общался и видеть внуков не желал. После разрыва отношений Василий лишил Галину права общаться с детьми, хотя официально они продолжали состоять в браке до самой смерти Василия. Лишь после смерти Сталина, обратившись с просьбой к Ворошилову, Бурдонской вернули детей.

Второй женой Василия Сталина стала Екатерина Тимошенко. Жгучая красавица с голубыми глазами была дочерью маршала Семена Константиновича Тимошенко от его первого брака с Екатериной Святославовной Леоновой – тоже очень красивой женщиной, в жилах которой текла турецко-испанская кровь. От матери дочь унаследовала не только красоту, но и многие черты характера, которые во многом объясняют ее нелегкую судьбу. Тимошенко не одобрял выбора дочери, вспоминая трагическую судьбу родственников Сталина. Упрямая Катя убежала к Василию, как однажды в новогоднюю ночь от будущего маршала убежала к другому ее непокорная мать.

Когда на одном из кремлевских мероприятий в присутствии Галины Бурдонской Сталин увидел Екатерину Тимошенко с Василием, то он не только этого не пресек, а, наоборот, настоял на их свадьбе. Чем же новая невестка так понравилась свекру? Прежде всего своим железным характером и большой практичностью. И он не ошибся. Через год с небольшим начальник его личной охраны генерал Власик доложил о том, что, находясь с Василием в Германии, Екатерина проявляет невиданный интерес к сбору трофейного фарфора, тканей, предметов искусства. Когда же Власик доложил о том, что она продала через рынок двух раскормленных свиней, подаренных Василию кем-то из союзников еще поросятами, а затем выросших на солдатской кухне в огромных хряков, то Сталин только довольно усмехнулся. Так же он отнесся и к докладу о том, что уже в Москве жена командующего ВВС Московского военного округа систематически реализует через комиссионные магазины трофейные вещи, привезенные с собой. Практичность спасала от голода, от нищенского существования ее мать, когда после разрыва с будущим маршалом ее отправили в лагеря; когда, вернувшись, жила на пенсию и подрабатывала вязаньем … Узнав, что дочь замужем за сыном Сталина, она пыталась связаться с ней. Наконец, она написала Василию, и он прислал за тещей самолет. Бабушка впервые увидела внуков, но уже на следующий день тот же самолет доставил ее обратно домой.

Дети Василия от первого брака жили в новой семье, и, по их воспоминаниям, мачеха Екатерина Семеновна была женщина властная и жестокая. Чужие дети ее, видимо, раздражали. Тот период жизни был для них самым трудным. Не хватало не только тепла, но и элементарной заботы. Кормить забывали по три-четыре дня, одних запирали в комнате…

От второго брака родились тоже двое детей, которых Катерина назвала в честь детей Сталина – Василий и Светлана. Однако и этот брак вскоре распался, и Екатерине, мечтавшей о жизни в высшем свете, пришлось доживать в одиночестве и умереть, никем не замеченной в пустой квартире. Ее сын Василий умер в девятнадцатилетнем возрасте: под воздействием наркотиков, 7 ноября в честь революции пустил себе пулю в лоб. Мать не отвезла его к врачам, а пять дней прятала дома. В итоге он умер, не доехав до больницы. После этого Екатерина почти не вспоминала и про дочь. У Светланы была базедова болезнь, ее признали не отвечающей за свои поступки, но мать не стала ухаживать за ней. Девушка жила одна. Она последовала за матерью, причем об этом узнали только через пару недель.

Став командующим Военно-воздушными силами Московского военного округа, Василий Сталин привилегированно оснащал свой округ новейшей летной техникой, и округ считался образцовым. Впрочем, со временем авиацией он стал интересоваться меньше: его увлек спорт. Благодаря его усилиям были созданы великолепные футбольная и хоккейная команды ВВС. Стараниями Василия были сформированы десятки других спортивных команд, в которых числились сотни человек. Сталин помог трудоустроиться многим выдающимся спортсменам, которые до конца жизни вспоминали его с благодарностью. В эти годы по инициативе Василия Сталина были построены многие спортивные сооружения. К их числу принадлежит первый в СССР крытый бассейн. К спортивному плаванию у Василия было особое отношение: его третьей женой стала известная пловчиха, многократная рекордсменка СССР Капитолина Васильева, которая прожила с сыном вождя народов самые трудные годы его жизни – годы необычайного взлета военной карьеры и трагедии унизительного падения после смерти отца.

Василий впервые столкнулся с самодостаточной женщиной, которой по большому счету было все равно, как зовут его папу. В отличие от предыдущих жен, Капитолину нельзя было заподозрить в меркантильных интересах – за каждый рекорд она получала солидные деньги. И это, пожалуй, была единственная жена Василия, которая сумела понравиться самому Сталину. От первого брака у Капитолины была девочка, которую Василий удочерил. Дети Василия, наконец, почувствовали материнское внимание и заботу и, став взрослыми, с благодарностью вспоминали Капитолину.

Высокий должностной пост, покровительство высшего руководства создали вокруг Василия обстановку вседозволенности. Он всегда был окружен многочисленной свитой, спортсменами и болельщиками, а также немалым количеством вертевшихся около него далеко не бескорыстных людей, знавших, что он редко отказывает в просьбах, и беззастенчиво пользующихся его возможностями в своих личных целях.

Всеми традиционными воздушными парадами под Москвой, а во время праздников и над Красной площадью, командовал лично Василий Сталин. Конечно, в возрасте 25 – 26-ти лет офицеры генералами не делаются, исключением был разве только Наполеон (на то он и был Наполеоном!), но Василия тоже надо считать своего рода исключением – он был сыном Сталина. Сталинские маршалы, чтобы угодить самому Верховному, раболепствовали перед его сыном и осыпали его чинами и орденами. Однако сколько бы ни рассказывали, что Василий любил выпить, никто не оспаривал его отвагу и мужество во время войны, да трусы и не лезут в летчики реактивной истребительной авиации.

В 1952 году после традиционного парада в Тушино, посвященного Дню Военно-воздушного флота, Политбюро в полном составе отправилось в Кунцево, на дачу Сталина. Отец распорядился, чтобы на банкете был и его сын – вождю понравился парад. Василия привезли пьяным. Ситуацию усугубил Главнокомандующий военно-воздушными силами страны П.Ф. Жигарев, сказав, что Василий часто злоупотребляет спиртным. Василию напомнили, что накануне во время первомайского парада на Красной площади по его вине разбился бомбардировщик: крушение произошло из-за непогоды при посадке, и командующий парадом должен был отменить полеты. В ответ Василий оскорбил Жигарева, и это, по всей видимости, было последней каплей терпения Сталина. После этого Василия сняли с должности. Чтобы смягчить последствия, Сталин отправил сына учиться в Военную академию Генерального штаба, но Василий интереса к учебе не проявлял, на занятия не ходил.

Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба генерал-лейтенанта Василия Сталина, если бы не смерть отца в марте 1953 года. Уход из жизни главы государства, державшего в своих руках полмира и оставившего после себя высокоиндустриальную, вооруженную самым совершенным оружием державу, сказался на судьбе не только сына, но и всего народа. Василий считал, что отца убили и обвинял в этом его ближайшее окружение. Он даже грозился рассказать правду иностранным корреспондентам. Обратившись в китайское посольство с информацией о том, что его отца отравили и с просьбой о выезде в Пекин, Василий Сталин подписал себе приговор.

В апреле 1953 года Василия арестовали, обвинив в клеветнических заявлениях, направленных на дискредитацию руководителей партии, в измене Родине и растрате государственных денег. Кроме того, в ходе следствия всплыли факты злоупотребления служебным положением, рукоприкладства, интриг, в результате которых погибли люди. Были арестованы также люди из ближайшего окружения Василия. Хотя во время следствия с Василием обходились корректно, он дал признательные показания по всем, даже самым нелепым пунктам обвинения. Признавался даже в том, чего не было! После расстрела Берии Василий надеялся, что его освободят, но Хрущев и Маленков решили, что сын Сталина опасен для них как с Берией, так и без него. Василия Сталина осудили на 8 лет и по специальному распоряжению Президиума Верховного Совета СССР направили в печально известный Владимирский централ – одну из самых строгих тюрем в стране. В тюрьме Василия попеременно навещали все три жены. Как ни парадоксально, но годы, проведенные в заключении, скорее всего, продлили Василию жизнь. Там он не пил…

После досрочного освобождения Василию по решению ЦК КПСС дали квартиру на Фрунзенской набережной в Москве, определили пенсию и разрешили носить генеральский мундир. Кроме того, он получил солидную денежную компенсацию и бесплатную путевку в Кисловодск. Василий, однако, ожидал официальных извинений, но их не последовало. И тогда в Кисловодске вместо минеральной воды он вновь начал пить водку… О его поведении на курорте стало известно в Москве. Василия вызвал в Кремль Ворошилов. Климент Ефремович ругал Василия, Василий ругал всех и в конце разговора просил устроить на работу. Ворошилов обещал помочь. Не дождавшись, Василий снова обратился в посольство Китая с просьбой разрешить ему переезд в эту страну в целях лечения. По другим сведениям, в посольстве Василий якобы сделал «клеветническое заявление антисоветского характера». Его вновь арестовали «за продолжение антисоветской деятельности» и отправили в Лефортовскую тюрьму «для отбытия оставшейся части наказания».

Через год Василий был освобожден, но жить в Москве и в Грузии ему запретили, определив местом дальнейшего проживания город Казань. В ссылку Василий отправился уже с новой, четвертой женой – Марией Нусберг (Шеваргиной) и ее двумя дочерями.

С Марией Василий познакомился в Москве в институте Вишневского, куда Василия Сталина, страдавшего язвой желудка и болезнью печени, поместили на лечение после освобождения из тюрьмы в 1960 году. Лежал он в отдельной палате. Марию приставили к нему сиделкой. Узнав, кто ее пациент, что он реабилитирован и вновь получает пенсию генерал-лейтенанта, она стала ухаживать за ним с удвоенной энергией. По другой информации, Нусберг появилась возле импульсивного и способного на самые неожиданные выходки сына вождя народов не случайно. Хрущев и его команда побаивались Василия, открыто обвинявшего их в убийстве отца. И якобы для контроля КГБ приставил к нему симпатичную медсестру, с которой, как и следовало ожидать, завязался роман.

В Казани от Василия Сталина потребовали поменять фамилию на Джугашвили. Василий согласился при условии официальной регистрации его брака с Марией и удочерения ее детей. Мария дополнительно выторговала квартиру в Москве и машину и через некоторое время уехала в столицу. В Казани Василий жил в однокомнатной квартире на последнем этаже пятиэтажного блочного дома, пользовался льготами генерала в отставке. Здесь же его застала весть о выносе из Мавзолея 31 октября 1961 года тела И.В. Сталина.

Василий Иосифович Сталин (Джугашвили) скончался 19 марта 1962 года и был похоронен на Арском кладбище в Казани. По заключению врачей, от отравления алкоголем. На его похороны, неожиданно для близких, пришло много народу. Были среди них военные летчики, спортсмены, люди старшего поколения, жители Казани. Присутствовал и секретарь горкома партии, которого такое большое количество прощающихся привело в смятение. Капитолина Васильева, его третья жена, присутствовавшая на его похоронах, позднее поставила под сомнение версию отравления алкоголем и сказала, что вскрытия не было. Через сорок лет тело Василия Иосифовича Джугашвили было перезахоронено на Троекуровском кладбище в Москве, рядом с последней женой Марией.

30 сентября 1999 года, изучив судебные и следственные материалы, Главная военная прокуратура отменила приговор Военной коллегии Верховного суда СССР и сняла с Василия Сталина все политические обвинения.

Атмосфера секретности жизни и смерти Василия Сталина породила многочисленные легенды о нем. Они относятся даже к его рождению. Согласно одной из них, Василий родился в Сибири, в Туруханском крае, где его мать была учительницей, а отец – И.В. Сталин – отбывал ссылку. В конце 20-х годов маршал С. М. Буденный, находясь в инспекционной поездке в Иркутске, в приватном разговоре с первым секретарем Восточносибирского крайкома ВКП(б) узнал от последнего, что ему «досаждает» одна сельская учительница требованиями назначить ей пособие на содержание ребенка, рожденного ею от Сталина. Буденный якобы попросил пригласить эту учительницу вместе с одиннадцатилетним сыном, которого он после переговоров с нею и «прихватил» с собою в Москву, устроив таким обрйазом сюрприз вождю. Об этом сыне Сталин мог и не знать. Сталин принял мальчика в свою семью, будучи женатым на Надежде Аллилуевой. Может, этот «сюрприз» и отразился на отношениях супругов.

Другие варианты легенд сообщают, что Василий – не родной сын Сталина. Василий – сын героя гражданской войны Александра Пархоменко. Сталин усыновил Василия, когда ему было три года. Усыновил его после гибели Пархоменко в 1921 году.

Очень устойчивой легендой в конце 1950-х годов было исчезновение Василия Сталина после разоблачения культа личности И.В. Сталина. Василий, якобы, все-таки уехал в Китай, служил там в китайской армии и стал одним из больших авиационных командиров Военно-воздушных сил Китая.

Василий Сталин был, безусловно, очень колоритной и харизматичной личностью. Наверное, главной чертой его характера можно назвать сумасбродную вседозволенность. Да и как иначе мог вести себя отпрыск всемогущего папы, косившего направо и налево сперва своих врагов, а затем – своих друзей, чтобы внушить страх, укрепить власть и единолично править огромной страной! Немаловажную роль в поступках Василия сыграла специфика его профессии, связанная с постоянным риском, большим напряжением сил и воли, требующих регулярного разряжения. Неспроста говорят: «Там, где кончается дисциплина, начинается авиация!»

Вспомним кумира предвоенных лет – Валерия Чкалова, дерзкого и отважного летчика. Совершал рискованные полеты, за что получал взыскания и неоднократно отстранялся от полетов. Однажды даже пролетел под мостом. Имел серьезные проблемы с дисциплиной, которые оканчивались крупными неприятностями. Был даже осужден военным трибуналом к одному году лишения свободы за драку в пьяном виде. Совершил аварию, был обвинен в воздушном лихачестве и многочисленных нарушениях дисциплины. Приговором военного трибунала был осужден к одному году лишения свободы, а также был уволен из Красной Армии. Вмешался Ворошилов, наказание было заменено на условное и «воздушный хулиган» был освобожден из тюрьмы.

Восстановив воинское звание, Чкалов работал в московском Научно-исследовательском институте ВВС. Совершил более 800 испытательных полетов, освоив технику пилотирования 30 типов самолетов. За перелет Москва – Дальний Восток был удостоен звания Героя Советского Союза. Сталин лично приехал на Щелковский аэродром близ Москвы встречать возвратившийся самолет. За беспосадочный перелет через Арктику в США был награжден орденом Красного Знамени. Валерий Чкалов был избран депутатом Совета Национальностей Верховного Совета. Родной поселок был переименован в Чкаловск. Сталин предложил Чкалову занять должность Наркома НКВД, но он отказался и продолжал заниматься летной испытательной работой.

Один и тот же человек! Василию Сталину было с кого брать пример. Вряд ли иначе могла сложиться жизнь сына «великого вождя». И дело тут не в его личных качествах – они могли быть лучше или хуже. Главное – он оказался заложником времени и своей фамилии. До конца жизни ему было суждено оставаться сыном Сталина.

Глава вторая. Хозяйка Кремлевских коридоров

Из всех детей И.В. Сталина, наверное, наиболее насыщенной событиями, официальными и гражданскими браками, сменой места жительства, слухами и легендами была жизнь его дочери Светланы Аллилуевой.

Отец называл ее в детстве чаще всего Сетанкой, или хозяйкой. Она действительно была хозяйкой в кремлевской квартире после смерти матери, где допозднаожидала отца после заседаний правительства. Нередко она по-хозяйски вела за собой через тусклые коридоры Кремля все Политбюро обедать или смотреть новый фильм, который после просмотра получал «добро» в кинопрокат по всей стране. В детские годы Светланы, особенно после смерти жены, Сталин был, или по крайней мере, старался быть, любящим и заботливым отцом. Между ним и дочерью установилась такая форма взаимоотношений, когда дочь писала ему в шуточной форме «приказы», а он в ответе докладывал ей об их исполнении, ласково называя «хозяйкой». Она ставила на письмах «резолюцию» и если же сердилась на отца, то грозила пожаловаться на него повару, на что отец отвечал ей: «Пожалей меня. Если ты скажешь повару, то я совсем пропал».

Совершенно иного характера письма матери к дочери. Чаще всего их тон, сама манера общения были слишком «деловые» и черствые для малолетней девочки. Не чувствовалось материнской любви и нежности, привычных для нормального человеческого общения ласковых слов матери к своему ребенку. Надежда Сергеевна была очень занятой женщиной – училась в Промышленной академии, работала в редакции журнала и не имела достаточно много времени для детей, да и вообще в те годы быть слишком «привязанной» к семье, к ребенку считалось проявлением мещанства. Зато она сумела организовать домашнее воспитание и образование детей и строго следила за этим. У нее был дар изыскивать талантливых педагогов, и со временем в семье создалась прекрасно функционирующая образовательная машина, запущенная ее умелой рукой. В шестилетнем возрасте Светлана умела читать и писать по-русски и по-немецки, знала нотную грамоту и играла на фортепьяно.

Большую роль в воспитании Светланы сыграла ее няня Александра Андреевна – Сашенька или «бабуся», как называли ее близкие. Простая деревенская девчушка из Рязанской губернии попала в Петербург, в услужение к помещице Марии Александровне Бер – родственнице А.С. Пушкина. Тетка Сашеньки, по чьей протекции она была взята в дом Бер, вынянчила правнуков великого поэта. Затем няня долгое время провела в семье Николая Николаевича Евреинова – известного театроведа и режиссера, чьей волею в XX веке преобразился мировой театр. Его мать происходила из старинного французского дворянского рода. Когда семья Евреинова эмигрировала в Париж, няню настойчиво звали с собой, но она отказалась. За время пребывания в Петербурге в горничных, в поварихах, в экономках и, наконец, няней Александра Андреевна превратилась в вышколенную столичную служанку. Либеральные интеллигентные хозяйки научили ее не только красиво одеваться и хорошо причесываться. Ее также приучили к культуре, научили читать книги, ей открыли мир великой русской литературы. «Бабуся» была первой учительницей Светланы: научила ее читать и считать, читала русские народные сказки, пела русские народные песни, романсы, частушки. Позже она нянчила и обучала детей самой Светланы. Все знали и уважали «бабусю», и она считалась членом семьи. Переехав в Москву, которую она презирала, Александра Андреевна до конца жизни тосковала по Петербургу, которого не могла разлюбить. После смерти ее похоронили рядом с Надеждой Аллилуевой на Новодевичьем кладбище. В такой чести было отказано даже сыну Сталина – Василию.

Когда началась война, семья эвакуировалась в Куйбышев. Сталин даже в самые критические дни оставался в Москве. Для детей московской элиты в эвакуации организовали специальную школу. Местные учителя после нескольких уроков отказывались идти в классы: знатные детки, собранные вместе, являли собой ужасающее зрелище! В конце октября Светлана поехала в Москву навестить отца и рассказала о школе, не предполагая, какая будет на это реакция. Сталин очень рассердился: «Как? Специальную школу?» – он пришел в ярость. «Ах вы!» – он искал слова поприличнее, – «Ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай! Власик – подлец, это все его рук дело!…»

В ту первую военную зиму на Светлану обрушилось открытие, которое заставило ее изменить отношение к отцу. Случайно в одном английском издании она наткнулась на статью, в которой, как давно известный факт, упоминалось, что «… жена Сталина, Надежда Сергеевна Аллилуева, покончила с собой в ноябре 1932 года». Светлана была потрясена, она не верила своим глазам. Она бросилась с расспросами к няне, упрекая, почему от нее это скрывали: согласно принятой в семье версии, мать Светланы умерла от аппендицита. Бедной «бабусе» пришлось подробно рассказывать, как это на самом деле произошло.

После ноябрьской демонстрации на Красной площади собрались, как обычно, на квартире у Ворошилова. После нескольких тостов кто-то предложил выпить за Лаврентия Берию. Надежда Сергеевна свою рюмку не подняла. Не потому, что недолюбливала Берию – она вообще плохо переносила алкоголь. Сталин громко сказал ей через стол: «Эй, ты! Пей!» Надежда Сергеевна встала и крикнула в лицо мужу: «Я тебе – не Эй!» И покинула банкет. В ту же ночь в кремлевской квартире она выстрелила себе в голову из подаренного ей родственником маленького браунинга. Сталин, якобы, после банкета отправился ночевать на дачу.

Согласно другой легенде, во время банкета Сталин бросал в жену шкорками от мандаринов. Ему даже приписывали еще бо́льшую грубость по отношению к жене: взяв из коробки любимую папиросу «Герцеговина Флор», он вытряхнул табак на ладонь, размял его и засунул в трубку, а пустую папиросную гильзу бросил в жену. Как бы там ни было, Сталин прилюдно обидел Надежду Сергеевну.

Существует и совсем банальная причина самоубийства: у Надежды Сергеевны была тяжелая болезнь мозга. Она даже ездила лечиться в Дюссельдорф, где тогда жила семья ее брата. Непростые отношения с мужем, безусловно, сыграли свою роль. Но страшней всего для нее были чудовищные головные боли, способные довести до самоубийства…

Было бы глупо считать, что инцидент на банкете, пусть даже и в присутствии высших партийных и военных чинов, послужил причиной для Надежды Сергеевны уйти из жизни. Скорее, инцидент был последней каплей терпения, а причина крылась в чем-то другом, намного серьезном.

Сталин был потрясен случившимся и говорил, что ему самому не хочется больше жить. В то же время он был достаточно умен, чтобы понимать, что самоубийца своим поступком мог намереваться кого-то наказать, доказать свою правоту. Поэтому Сталин считал, что для него – это удар в спину, но не понимал, за что его наказали.

Родственники Надежды Сергеевны заявляли, что незадолго до трагедии она написала письмо, адресованное своим родителям, и передала его им на хранение. После смерти письмо было прочитано. Оно было полно обвинений и упреков в адрес мужа… После окончания Промышленной академии Надежда Сергеевна якобы собиралась развестись и вместе с детьми переехать в Ленинград. Наверняка, письмо попало в руки Сталина, и он мог посчитать его не просто личным письмом – для него это письмо могло быть отчасти политическим. И, прочитав его, Сталин мог думать, что Надежда Сергеевна только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет.

Известие об истинной причине смерти матери, подробности происшедшего накануне инцидента, слухи вокруг имени отца не могли не заставить Светлану начать думать о том, о чем она никогда раньше и подумать не смела: а так ли уж всегда бывает прав ее отец? Но думать так тогда, в то время, было бы кощунством, потому что в глазах всех, кто ее окружал, имя отца было соединено с волей к победе, с надеждой на победу и на окончание войны.

В ту же зиму Светлана познакомилась с человеком, из-за которого надолго испортились ее отношения с отцом. Летом 1942 года семья уже возвратилась в Москву, и Светлана пошла в десятый класс. На даче Василия она познакомилась с Алексеем Яковлевичем Каплером. К тому времени Каплер был уже известным кинодраматургом, лауреатом Сталинской премии, преподавал во ВГИКе. В годы войны он был военным корреспондентом. Позже Каплер станет бессменным ведущим популярной программы «Кинопанорама».

Светлане было только 16 лет, а Каплеру – 39. У него уже был расторгнутый брак с актрисой Татьяной Тарновской из знаменитого украинского дворянского рода. Для заключения брака Каплеру пришлось тогда креститься! У Каплера был дар легкого непринужденного общения. Он был дружелюбен, весел, приглашал на закрытые кинопросмотры с мировыми кинозвездами, давал читать «взрослые» книги. Их потянуло друг к другу, неудержимо. Они вместе ходили в холодную военную Третьяковку, в театры, в кино. Просто ходили по улицам темной заснеженной военной Москвы, и все никак не могли наговориться… А за ними поодаль шествовал ее «дядька» – прикрепленный сотрудник НКВД, совершенно обескураженный сложившейся ситуацией. Для десятиклассницы Каплер был тогда самым умным, самым добрым и прекрасным человеком. От него шли свет и очарование знаний. Он раскрывал ей мир искусства – незнакомый, неизведанный и не переставал удивляться ей: ему казалось необыкновенным, что она все понимает, слушает, впитывает его слова, и что они находят отзвук…

На свой день рождения Светлана пригласила Каплера в пустую конспиративную квартиру Василия. Они чувствовали, что тучи над ними сгущаются и что встречаются в последний раз. «Дядька» сидел в соседней комнате, ужасно испуганный и содрогавшийся от мысли, что теперь ему будет…

На следующее утро неожиданно домой приехал Сталин, что было совершенно необычно. Он сказал, что ему все известно, отобрал письма Каплера и объявил, что Каплер – английский шпион и арестован. Когда Светлана, вновь обретя дар речи, сказала, что любит его, Сталин в присутствии няни ударил дочь по щекам и обругал ее матом. После пощечин Сталин, на удивление, успокоился и произнес то, что сразило Светлану наповал: «Ты бы посмотрела на себя: кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!» Позже, почитав письма Каплера, он сказал: «Писатель! … Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!» То, что Каплер – еврей, раздражало его, кажется, больше всего… С этого дня отец и дочь стали чужими надолго. Каплера сослали на пять лет в Воркуту, где он работал в театре. Отсидев, он без разрешения заехал в Москву, и ему добавили еще пять лет. На этот раз его отправили в лагеря под Интой, в шахты, за ослушание.

Окончив школу и получив аттестат, Светлана решилась, наконец, позвонить отцу. На даче, показав отличный аттестат, Светлана сказала, что хочет поступить на филологический в МГУ. Сталин не одобрил выбор: «В литераторы хочешь, так и тянет тебя в эту богему!» – выговаривал он дочери. Отец настоял на поступлении Светланы на исторический факультет МГУ. После его окончания ее стремление к филологии было, наконец, оценено отцом, получило его поддержку, и в итоге она поступила в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС, после окончания которой ей была присвоена ученая степень кандидата филологических наук.

Студенткой Светлана вышла замуж за Григория Морозова, сына коммерческого директора парфюмерной фабрики в Москве. Григорий учился в одном классе с ее братом Василием. Затем поступил в только что открытый престижный МГИМО. Он бывал в их доме, и было вполне естественным ее увлечение красивым, способным и интеллигентным молодым человеком. Сталин смирился с выбором Светланы, хотя его не устраивало, что зять – еврей, и он настоял на том, чтобы муж дочери не появлялся у него в доме. Сталин дал квартиру в Москве, помогал деньгами. И лишь одного он их лишил – своего радушия, любви, человеческого отношения. Он ни разу не встретился с Григорием, и твердо сказал, что этого не будет. «Слишком он расчетлив, твой молодой человек, – говорил он дочери. – Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, – а он, видишь, в тылу окопался…»

От этого брака родился сын, которого назвали Иосифом. Через три года брак распался. Удивительно, как чутко реагировало сталинское окружение на изменения в родственных отношениях вождя. Буквально сразу последовала серия разводов на национальной почве.

После развода с Морозовым Сталин стал несколько мягче со Светланой, но ненадолго. Видимо, она его разочаровывала – из нее получалось совсем не то, чего бы ему хотелось. Но к ее сыну он относился с нежностью.

Второй брак Светланы с сыном Жданова – Юрием, которого Сталин очень уважал, был без особой любви, без особой привязанности, скорее, по здравому размышлению. Светлане казалось, что уйдя в другой дом, она вырвется из унылости своей квартиры, обретет доступ к интересным людям – у Ждановых часто встречалась молодежь, университетские друзья. Сталин был против переезда к мужу. «Там слишком много баб, – говорил он Светлане. – Они тебя съедят!» На даче в Кунцево надстраивался второй этаж, и Сталин предлагал поселиться там. Совсем скоро Светлана убедилась в правдивости отца. В доме Ждановых царствовала вдова, Зинаида Александровна, воплощавшая в себе соединение ханжества с мещанским невежеством. Сын был в полном ее подчинении и шел в русле ее вкусов, привычек, суждений. Светлане, с ее вольным воспитанием, вскоре стало нечем дышать. Она пыталась переселить к себе няню – единственного родного и близкого ей человека, но ей было заявлено, что «некультурной старухе совершенно нечего здесь делать, она только будет портить маленького Осю» – сына Светланы Иосифа. Муж дома бывал мало, с работы приходил поздно. У него были свои заботы и дела, и при врожденной сухости натуры он вообще не обращал внимания на состояние духа и печали жены. Светлана с болью сознавала неудачу и второго брака. После рождения крошечной, слабенькой девочки, совершенно измученная болезнью и одиночеством, она покинула ненавистный дом.

Сталин не возражал против ухода Светланы от Жданова, но разводом он был недоволен, это было ему не по сердцу…

Последний раз Светлана виделась с отцом в день его семидесятитрехлетия, 21 декабря 1952 года, на Ближней даче в Кунцево. После застолья он подошел к дочери и дал ей деньги в пакете. Он делал это регулярно после того, как было отменено бесплатное содержание семей Политбюро. И каждый раз просил передать отдельный пакет для дочери Якова. В ту последнюю для него зиму он многое сделал для Светланы: сразу после развода она получила квартиру; велел отказаться от служебной машины и дал деньги на приобретение своей.

2 марта 1953 года Светлану привезли к отцу на дачу, когда он был уже в бессознательном состоянии. Как ни странно, но в дни прощания с отцом она любила его сильнее и нежнее, чем за всю свою жизнь. Такого сильного наплыва чувств, столь противоречивых и столь сильных, она не испытывала ни раньше, ни после. В тот момент Светлана чувствовала, что она никуда негодная дочь, что она никогда не была хорошей дочерью, что жила в доме как чужой человек и ничем не помогала этой одинокой душе, этому старому, больному, всеми отринутому и одинокому на своем Олимпе человеку, который все-таки был ее отцом, который любил ее, – как умел и как мог, – и которому она была обязана не одним лишь злом, но и добром…

Смерть отца, безусловно, внесла коррективы во всю последующую жизнь Светланы. Изменения, происшедшие в советском обществе после разоблачения культа личности Сталина, существенно изменили и внутренний мир Светланы, что отразилось на ее поведении. Сконцентрироваться на каком-либо виде деятельности ей не удавалось. Какое-то короткое время она работала в Литературном институте. Вероятно, работа удовлетворения не приносила. Зато существенно изменилось отношение к ней со стороны многих знавших ее людей, причем от заискивания до вражды, от бывших симпатий до отчуждения и просто от хороших отношений до непредсказуемых последствий.

Обращение Светланы к религии, по всей видимости, явилось отражением происходящих в ее сознании изменений в оценке нравственных ценностей. Глубоко разочаровавшись всем своим окружением, да и самой собой тоже, она единственным поверенным для себя, единственной моральной поддержкой видела в то время бога. Светлана крестилась в Москве, в церкви Ризоположения Господня.

Пожалуй, самым насыщенным событиями явился гражданский брак Светланы с индийцем Браджешем Сингхом. Она не поступилась своими принципами, добиваясь признания их отношений, поступала так, как считала правильным и нужным для себя и для мужа, и поэтому, наверное, их отношения были самыми близкими, самыми искренними, но в то же время самыми непродолжительными – их связь оборвалась через полтора года.

В те дни хрущевского либерализма в загородной правительственной больнице в Кунцево можно было увидеть иностранцев со всего света, – конечно, только коммунистов или особо выдающихся «борцов за мир во всем мире». Светлана, после удаления миндалин, в больничном халате и с повязкой на горле, прохаживаясь по больничному коридору, обратила внимание на невысокого седовласого мужчину в очках, разговаривающего по-английски с девушкой из Канады, по-французски – с молодым итальянцем, по-русски, помогая себе пальцами, – с медсестрой. Вскоре она узнала, что незнакомец был коммунистом из Индии. Светлану заинтересовал индиец, прежде всего, как специалиста-филолога: в России всегда существовал интерес к индийской культуре, философии, литературе. Этот интерес в немалой степени культивировался благодаря индийскому лидеру Джавахарлалу Неру – яркой, деятельной личности, одному из выдающихся политиков мира, чей визит в СССР в 1955 году был огромным событием.

Светлана не сразу решилась заговорить с индийцем. Она даже заранее написала несколько вопросов по-английски о «Движении неприсоединения», одним из организаторов которого был Неру, но когда подошла к нему и спросила, – «Вы, кажется, из Индии?» Сингх в ответ улыбнулся. – Она совсем позабыла про свою шпаргалку, и они проговорили сразу более часу, как будто продолжили начатый недавно разговор. Правда, Сингх сперва спросил, какую организацию она представляет, уже привыкнув, что в стране все разговаривают с ним только от лица коллектива. Услышав, что Светлана «сама по себе», он просиял. С ним было свободно и легко с самого начала.

Сингх был сыном богатого раджи, принадлежал к семье, знавшей Ганди, Неру и других известных людей Индии. Он получил хорошее европейское образование, много лет жил в Англии, Германии, Франции, Австрии. Там он приобщился к европейским социальным учениям. Но главным содержанием его мировоззрения была не марксистская классовая борьба, а борьба за независимость Индии. Из первых же слов Сингха Светлана могла заключить, что ни для какой «великой цели» он не убьет не только человека, но и мухи.

В СССР он попал впервые: каждая компартия получает известное число приглашений из Москвы для лечения и отдыха. Предложили и ему, и он решил воспользоваться случаем отдохнуть, подлечиться и посмотреть «коммунистическую Мекку» – Москву. Сингх был неизлечимо болен. Более двадцати лет хронический бронхит, полученный в Англии и эмфиземы привели его легкие в безнадежное состояние. Как все индийцы, он был терпелив, не жаловался, не боялся смерти и говорил о своей болезни с юмором, обращая все в шутку. Он фактически уже не работал для партии и желал теперь только тихо дожить жизнь, зарабатывая переводами где-нибудь в Польше, Германии или Югославии – у него везде были друзья.

Когда Сингх узнал, что Светлана – дочь Сталина, он не выказал большого удивления и не задавал никаких вопросов о Сталине. Он не принадлежал ни к числу его почитателей, ни к тем, для кого Советский Союз воплощал идеал справедливости на земле. Ему было лишь интересно, что неожиданно он встретил в Москве человека, независящего ни от каких организаций и разговаривающего с ним по-английски и по-человечески.

Для Светланы Сингх был пришельцем из другого мира, духовно намного более богатого и интересного, чем тот, в котором она выросла. Самым неожиданным и прекрасным оказалось взаимное понимание: не мешала разница их биографий, стран, языка, опыта, возраста – Сингх был старше на семнадцать лет.

Как и Светлана, он был одинок. Его первая жена, индуска, и две дочери уже более двадцати лет жили отдельно и были чужими ему. То был традиционный в индусской семье брак, заключенный родителями, без знакомства и любви молодых. В 1940 году, в Вене, куда вступали немцы, он встретил еврейскую девушку, искавшую спасения от нацистов. Она уехала с ним в Индию, и они прожили вместе 16 лет, а потом она решила жить в Англии, чтобы дать хорошее образование их сыну. Сингх не смог подыскать себе работу в Лондоне и вернулся в Индию, хотя любил сына – талантливого фотографа, и тосковал по нему.

По рекомендации врачей Светлана и Сингх отправились долечиваться в дом отдыха в Сочи. Теплый сочинский ноябрь с его розами, апельсиновыми закатами, с треском цикад под звездным небом сдружил, сблизил их и решил многое. Браджеш Сингх, которому через месяц следовало вернуться в Индию, изменил свои дальнейшие планы. Он твердо решил не позже чем через полгода возвратиться в Москву, чтобы работать переводчиком в издательстве и чтобы быть со Светланой вместе.

Сингх улетел домой, в ожидании приглашения на работу от издательства. Шло время, но с приглашением издательство не спешило. Светлана отправилась к А.И. Микояну, который всегда относился к ней по-человечески тепло и внимательно. Анастас Иванович поругал аппаратчиков, которые вечно всего боятся и обещал посодействовать. На прощание сказал: «А когда приедет твой Сингх – приходите вместе в гости и я вас благословлю». Наконец приглашение было получено, и Сингх после полутора лет ожидания мог вылететь в Москву.

Он плохо выглядел, тяжело дышал и с трудом передвигался. Светлана сразу повезла его к себе домой. Спустя несколько дней они отправились навести справки в единственном на всю Москву ЗАГСе, регистрировавшем браки с иностранцами. Перед этим Сингх просил Светлану еще раз подумать, пока не поздно: он не хотел быть ей обузой.

Уже на следующий день Светлане позвонили из приемной А.Н.Косыгина и просили зайти. Алексей Николаевич поинтересовался работой, и узнав, что Светлана сидит дома, изредка делая переводы, посоветовал вернуться в коллектив, занять должное место в коллективе. Ей обещали помочь, если что… Когда же Светлана сказала, что у нее много дел дома, и муж очень больной человек, Косыгин резко изменил тон и тему разговора и заявил, что ей не советуют регистрировать брак … и не разрешат. По закону, муж сможет увезти ее в Индию и там бросить. Такие случаи бывали. «Что Вы надумали? Вы – молодая, здоровая женщина, спортсменка … Неужели Вы не могли себе найти здесь, понимаете ли, здорового молодого человека? Зачем Вам этот старый, больной индус? Нет, мы все решительно против, решительно против!»

Сингх написал Косыгину письмо, но ответа не получил. Его здоровье с каждым днем ухудшалось. Этому способствовал не только холодный московский климат. Намного более разрушительным для него оказался политический климат страны, повернувшей от хрущевской оттепели к похолоданию и заморозкам. Резко изменилась атмосфера в идеологических учреждениях, издательствах, литературных журналах, во всех тех кругах художественной, научной и политической интеллигенции, с которыми Светлану связывали образование и дружба. Старые друзья Сингха – индийские коммунисты – отвернулись от него, как только узнали, что советское правительство недовольно им. Генеральный секретарь Компартии Индии, не раз приезжавший в Москву, не нашел времени, чтобы повидать Сингха, хотя тот пытался добиться встречи с ним. Племянник Сингха, ставший государственным министром с приходом к власти Индиры Ганди, перестал писать, хотя знал, что здоровье его дяди в опасности.

Светлана вновь обратилась к Микояну, но Анастас Иванович – уже более не Президент СССР – был по-прежнему любезен, но уже не хотел «благословить» Светлану и Сингха. Теперь он говорил ей: «Формальный брак не имеет значения для любви. Я сам прожил с женой сорок лет, не регистрировавшись, и никто никогда не сказал мне, что наши пять сыновей – незаконные дети!» Светлана понимала, что он теперь уже не в силах помочь.

Светлана была в отчаянии оттого, что жизнь Сингха угасала, что ничем нельзя было ему помочь, оттого, что чувствовала себя ответственной и виноватой. В таком состоянии она написала письмо Л.И. Брежневу с просьбой разрешить ей отвезти Сингха в Индию, потому что дни его сочтены, и он просит ее об этом. Она объяснила, что речь идет о неопределенном, но очень недолгом пребывании в Индии – потому что Сингх не проживет долго. Светлана умоляла, потому что ей было страшно встретить эту смерть одной – Сингх был целиком на ее руках.

Вместо ответа через несколько дней Светлану вызвали в ЦК КПСС – но не к Брежневу, а к М.А.Суслову. Михаил Андреевич напомнил Светлане, что Сталин был очень против браков с иностранцами. Даже закон в стране был такой! Светлана вежливо ответила, что отец в этом ошибался и что теперь это разрешено всем – кроме нее! Для Суслова, видимо, и это было дерзостью, и он с предельной ясностью сказал, смакуя каждое слово: «За границу мы Вас не выпустим! … А Сингх пусть едет, если хочет. Никто его не задерживает». Светлана пыталась объяснить, что Сингх скоро умрет, и эта смерть будет на совести всех их, и на ее совести. Это будет стыд и позор всем! На что Суслов ответил, что Сингха лечили и лечат в правительственной больнице, и никто не может упрекнуть их в том, что ему не оказывали помощи. Умрет – так умрет! Напоследок он спросил Светлану: «Что Вас так тянет за границу?» Вопрос был таким неожиданным и, главное, неуместным, как будто она намеревалась в туристическую поездку. И, не дожидаясь ответа, закончил: «Вот вся моя семья и мои дети не ездят за рубеж и даже не хотят! Неинтересно!»

Сингх умер, как подобает индусу – тихо и с достоинством. Они были знакомы три года. Половину этого срока они провели в ожидании, находясь вдали друг от друга. Незадолго до смерти Сингх просил Светлану, если умрет, кремировать его тело, а прах бросить в реку. На вопрос Светланы, какую реку он имел в виду? Ганг? Он улыбнулся и сказал: «Да, Ганг. Но я могу умереть за границей, и кто станет думать о том, чтобы ехать к Гангу? Все реки одинаковы, все текут в один океан». Светлана решила развеять прах Сингха над священным для каждого индуса Гангом.

Светлана написала Косыгину и Брежневу, обоим сразу. На этот раз вопрос был быстро решен, и Светлане было позволено на один месяц выехать в Индию. В качестве сопровождающей к ней была приставлена сотрудница госбезопасности, которая знала страну и сопровождала Валентину Терешкову в ее поездке по Индии.

Прибыв в Дели, Светлану поселили в гостинице советского посольства, хотя Светлана намеревалась остановиться по любезному приглашению в доме племянника Сингха, с которым она была знакома еще с Москвы. Дальнейший путь ее лежал на родину Сингха, в деревню, расположенную далеко от столицы. К удивлению Светланы, в посольстве ей сообщили, что она выбрала наихудшее время для поездки в Индию. В стране было крайне напряженное политическое положение накануне всеобщих выборов. Ей советовали оставаться в гостинице и вообще воздержаться от поездки в деревню. Передачу урны с прахом Сингха предлагали организовать в посольстве, устроив все торжественно и достойно. Затем Светлана могла бы осмотреть некоторые достопримечательности, накупить подарков и вернуться в Москву.

Светлана была категорически против, заявив, что не имеет никакого отношения ни к выборам, ни к политической борьбе в этой стране. Никакая траурная церемония в советском посольстве не может заменить то, зачем она приехала сюда. Ей необходимо побывать в родной деревне мужа, повидаться с его братом и племянницей, которых ее муж очень любил, которые писали ей и ждут ее. Она не собиралась давать интервью прессе – почему ей все время говорят об этом? В Москве Светлане было обещано одно, а в Дели она видела совершенно иные условия пребывания, неожиданные для нее.

 После долгих споров было решено, что Светлана отправляется в деревню, но только вместе с сопровождающей и только на одну неделю. Это было опять новостью: почему с сопровождающей и на такой короткий срок? Сопровождающая должна была ждать Светлану в Дели и сопровождать только в самолете. О чем ей говорить с родственниками человека, которого она никогда не видела? И виза была на целый месяц! Светлана видела бесполезность объяснений, что ее поездка отличается от турне первой женщины-космонавта. Она уже была готова взорваться и заявить, что отказывается от поездки. Но некий тихий голос внутри заставил ее сдержаться: ведь она едет, чтобы самой добраться до Ганга, – так пусть делают что угодно, но она должна быть там… Светлана сдержалась и согласилась.

Накануне поездки в деревню Светлана была в гостях у племянника Сингха, который на предстоящих выборах баллотировался в министры иностранных дел. Он как раз собирался на встречу с премьер-министром Индирой Ганди и предлагал Светлане поехать вместе с ним. «Она знает, что Вы здесь и выражает Вам свою симпатию», – сказал он. Светлана ответила, что не готова к такому визиту. И вдруг, повинуясь какому-то порыву из глубины души, сказала: «Скажите ей, что я хотела бы остаться в Индии. Возможно ли это?»

 В родной деревне Браджеша Сингха на берегу Ганга, в глуши, в 600 милях от Дели, Светлану ожидали. Собралось много народа из всех окрестных деревень, многие пришли пешком издалека, в простых, белых одеждах, босиком. Сингха здесь все знали и любили. Он никогда никому не отказывал в помощи: советом, деньгами, посредничеством … Сразу же началась церемония прощания. Светлана передала драгоценную ей урну в руки брата Сингха. Мужчины отправились к лодкам. Женщины остались на берегу – им нельзя! Добравшись до середины реки, все мужчины в лодках встали и долго молчали. Затем прах был развеян над водами Ганга. Вслед стали бросать цветы, много цветов, которые плыли далеко вниз по течению, в океан, как того хотел Браджеш Сингх. Кругом стояли простые люди, не раджи и не министры. Лица многих были залиты слезами. Светлана сказала про себя, глядя на реку: «Прощай, Браджеш! Прощай! Ты, наконец, дома!» – Возле этой реки она чувствовала себя спокойной, сильной и неуязвимой. – «Да, я останусь здесь, у меня есть индийская виза, останусь до конца срока, я ничего не нарушаю. А там посмотрим, что дальше…»

Светлана осталась в деревне и начала погружаться в индийскую жизнь как в теплую, ароматную ванну, наслаждаясь ею каждую минуту. Жизнь в деревенской глуши была во всех отношениях иной, непохожей на ее прежнюю, а это тогда и было для нее необходимо как воздух. Она устала от напряжения последних дней в Дели, последних месяцев в Москве, последних трех лет, и от всех сорока лет ее ненормальной двойственной жизни. Она чувствовала, что внутренне подошла к какому-то пределу, за которым может произойти глубокий внутренний перелом.

Она могла часами сидеть у реки, глядя как меняется Ганг в разное время суток. Ей казалось, что вот именно здесь она находится в некоей наилучшей для нее точке всей земли – так хорошо и спокойно было ей. Таким неожиданным, таким хрупким и временным было это блаженство, что она пила каждую минуту этого покоя как сладкий нектар.

Вскоре в деревню приехал племянник Сингха вместе с женой и шестью дочерями. Старшей было уже шестнадцать, и она готовилась к свадьбе с богатым молодым человеком, которого видела всего один раз в жизни. Деревня находилась в избирательном округе, от которого баллотировалась в премьер-министры Индира Ганди. Племянник готовил встречу Ганди с избирателями. Находясь в его доме, Светлана впервые в жизни ударилась о невидимую преграду, воздвигаемую аристократией между собой и прочими. Махарани и махараджи (князья и княгини, княжны) продолжали разговаривать в ее присутствии так, как будто в комнате была только мебель. Это было не грубо, – просто вас здесь нет, или вы как те три собаки на ковре, на которых никто не обращает внимания. Шесть дочек иногда задавали Светлане вопрос для приличия, – так, как погладили бы собаку…

Приехала Индира Ганди. После выступления, оставшись в тесном кругу приближенных, она приветливо спросила Светлану, как ей нравится в индийской деревне. Глядя ей прямо в глаза, Светлана сказала, что очень нравится, и что ей хотелось бы остаться здесь возможно дольше… Индира несколько наивно спросила: «А Вам не разрешают?» На следующее утро, уже попрощавшись со всеми, Индира вдруг подошла к Светлане, протянула ей обе руки и тепло глядя, сказала: «Я Вам желаю счастья!» Тронутая этой неожиданной сердечностью, Светлана ответила: «Желаю Вам успеха!» Нельзя однозначно утверждать, говорил ли или не говорил племянник Сингха с Индирой Ганди о желании Светланы Аллилуевой остаться в Индии. Возможно, и говорил, но премьер-министр решила не омрачать отношения с Советским Союзом.

Вся родня Сингха уже знала о желании Светланы. Однажды кто-то из старших дочек племянника сказала Светлане, почему бы ей не попросить убежища в американском посольстве, чтобы вернуться в Индию потом с американским паспортом? Их отец знает посла США и мог бы с ним поговорить. Живя в Москве, Светлана, конечно, знала, что советские граждане нередко так и поступают. Но в те дни она и представить себе не могла, что подобная мысль может быть реальной возможностью. В отличие от нее, даже в далекой индийской глуши, никому это не казалось чем-то сверхъестественным. Вся родня говорила о такой возможности для Светланы с наивным непониманием политического значения такого шага. Они просто верили в святую истину: человек выбирает сам, где ему хочется жить. Светлане трудно было переубедить, что это неприемлемо для нее и что этот путь ей не подходит. Она слишком хорошо понимала, что означал бы такой шаг, и даже только разговоры о нем, если бы они дошли до советского посольства.

Из посольства, встревоженного долгим отсутствием Светланы, дважды приезжал ответственный сотрудник, уговаривая Светлану вернуться вместе с ним в Дели. Светлана ссылалась на право продления своего пребывания за рубежом максимально на три месяца, если приглашающая сторона обеспечивает это пребывание. Сотрудник вынужден был акцептировать это общепризнанное право и уезжал, заручившись обещанием Светланы вернуться в Дели.

Проведя в Индии около трех месяцев, Светлана набралась сил и духовно преобразилась. С нее как будто свалились тяжкие цепи, вечно давившие ее сердце и сознание в прошлом. Она перебрала всю свою предыдущую жизнь, жизнь страны под руководством ее отца и после. Невозможно было закрывать глаза на то, что она видела вокруг. Просто осудить, а потом умыть руки, отойдя в сторону, было недостаточным. Нетрудно осудить сталинизм как политическое явление и как исторический период – слишком непривлекательным он был. Но нужно было что-то делать самой, жить иначе. Тени прошлого окружали ее плотным кольцом дома. Там, в Индии, она поняла, что если найдет в себе силы не возвращаться назад, то это и будет для нее, наконец, спасением, и только тогда станет возможной другая, новая жизнь. Сама судьба поставила ее перед выбором.

По мере того, как возвращение домой становилось ощутимой реальностью, Светлане все сильнее хотелось увидеть детей. Почти три месяца – так надолго они еще никогда не разлучались! Но одновременно с этим все страшнее было думать, что она вернется к своей прежней жизни, и все снова будет так как было. Эти противоположные чувства нарастали одновременно с одинаковой силой и она чувствовала себя разодранной надвое и как-то парализованной, но никто не мог бы догадаться, на каком напряжении держалось это мнимое спокойствие. Она чувствовала, что все силы собраны и напряжены, как перед прыжком, и нужен только маленький толчок, последняя капля, которая вдруг перевесит и все решит…

Этой «последней каплей» оказалась встреча с советским посольством в Дели – с советским миром, от которого она уже успела отвыкнуть. Посол И.А. Бенедиктов был разжалованным министром сельского хозяйства. Хрущев отправил его в «ссылку» в жаркую и скучную для него Индию. Он мечтал поскорее «отбыть свой срок» и вернуться домой. Светлана Аллилуева была для него большой головной болью, и он, наверное, уже считал часы, когда она, наконец, улетит в Москву. Возвращая Светлане паспорт и протягивая обратный билет, он назидательно сказал ей: «Вот Вам, милочка, билет и летите в Москву, хватит валять дурака!» Зная характер Светланы, можно понять, что одна фраза Бенедиктова заставила ее принять решение.

В тот же вечер накануне Международного женского дня 8 марта, когда в советском посольстве торжественное мероприятие было в самом разгаре, Светлана Аллилуева обратилась в посольство США в Индии с просьбой предоставить ей политическое убежище. Американский посол был поставлен перед выбором из трех возможностей: первая – отказать перебежчице в помощи и убежище, – что он счел невозможным, из за традиций Америки и своих личных убеждений; вторая – предоставить убежище в Доме Рузвельта в Дели, известить правительства Индии и СССР и ждать решения дела через суд, что вызвало бы огромный шум в прессе и неизбежные конфликты между США, СССР и Индией; третья – помочь выехать из Индии быстро, легально и без шума, – что и решено было сделать.

Ночным рейсом Светлана в сопровождении сотрудника американского посольства вылетела в Рим. По дороге в аэропорт он спросил Светлану: «А Вы понимаете, что сжигаете все мосты за собой? … Подумайте, готовы ли Вы к этому?» «Я долго думала, – ответила Светлана, – у меня было время подумать. Я понимаю».

Поднимаясь по трапу, Светлана сказала про себя: «Прощай, Индия! Прощай! Ты мне подарила свободу. Спасибо, Браджеш! Вот что ты сделал, вот что ты дал мне, чем я верну тебе такую любовь?»

Американцы переправили Светлану в Италию, но с выдачей визы в США не торопились – может, госпожа Аллилуева, успокоившись, передумает и вернется в Москву? Из Вашингтона пришло решение не торопиться с въездом в США, обдумать спокойно мотивы перебежчицы и планы, переждав некоторое время в нейтральном месте. Светлану перевезли в Швейцарию, в горную гостиницу в Беатенберге. Уже утром за завтраком радио передавало новости, и диктор рассказывал по-немецки о приезде дочери Сталина в Швейцарию. Светлана старалась смотреть в тарелку: слышать свое имя в сенсационных новостях было для нее совершенно непривычно. В тот же вечер Светлане пришлось перебраться в маленький монастырский приют в Сен-Антони, недалеко от Фрибурга. Находиться в гостинице было невозможно: по всей стране рыскали корреспонденты. Официально Светлана называлась в приюте мисс Карлен, ирландка, приехавшая из Индии.

Радио Би-Би-Си передало, что представитель Госдепартамента США намеревается приехать в Швейцарию, чтобы встретиться со Светланой Аллилуевой. В конце марта состоялась встреча с Джорджом Кеннаном – бывшим послом в Москве, одним из лучших знатоков России. Позже, когда Светлана уже будет жить в США, семья Кеннанов станет для нее большой опорой в новых, непривычных условиях жизни. Но уже тогда, при первой встрече в Швейцарии, бывший посол предупредил Светлану, что проблема адаптации к жизни вне ее родины будет очень нелегка, ибо тень родственной связи с ее отцом будет преследовать ее всюду, где бы она ни была. И для того, чтобы преодолеть эту помеху, ей нужно будет больше мужества, больше терпения и больше веры, чем обычно имеют люди.

Находясь в Швейцарии, Светлана встретилась с первыми адвокатами, которые начали заниматься изданием ее книги-воспоминаний «Двадцать писем другу». В этой встрече участвовали и специально приехавшие из Парижа давние друзья Светланы. Они приехали со своим планом для нее. Он заключался в том, чтобы не ехать в США. Друзья считали, что Светлана попадет из одной тюрьмы в другую, и предлагали остаться в Швейцарии – она могла бы воспользоваться гостеприимством их племянницы и жить некоторое время у нее. Они советовали отложить издание книги хотя бы на год – в тот момент это вызвало бы сильную реакцию советского правительства. Светлана поблагодарила за гостеприимство, но объяснила, что уже все решено. Швейцария дает убежище, но она ставит условием для всех полное невмешательство в политическую жизнь. Светлана не могла бы там публично объяснить, почему навсегда порывает с коммунистическим миром. Это было неприемлемо для нее.

В конце апреля 1967 года Светлана Аллилуева получила американскую визу и прилетела в Нью-Йорк. В аэропорту ее встречала толпа журналистов. Светлана взяла протянутый ей микрофон и впервые заявила для прессы: «Хэлло, я счастлива быть здесь! Фотографируйте, записывайте, пишите и говорите обо мне все, что вам угодно – я знаю, что вы сейчас не понимаете меня. Ничего, когда-нибудь поймете, как это много: сказать перед всем миром то, что думаешь».

Прибывший в том же году на сессию ООН премьер-министр А.Н. Косыгин заявил на пресс-конференции, что «Аллилуева – морально неустойчивый человек и она больной человек, и мы можем только пожалеть тех, кто хочет использовать ее для политических целей…»

Последствия побега Светланы Аллилуевой были настолько серьезны для международного имиджа страны Советов, что руководство СССР решило вернуть беглянку любой ценой. Однако из-за ряда непродуманных заграничных акций, которые привели к громким провалам нескольких советских разведчиков и распаду агентурной сети в Греции, Италии и Франции, вернуть Светлану так и не удалось.

В Америке Светлана встретила, за редким исключением, огромную доброжелательность. Письма, начинающиеся с «Welcome to Amerika!», приходили каждый день мешками. Ее звали в гости, приглашали жить в разные города, во многие штаты, были даже предложения вступить в брак. Предлагали читать лекции, выступать перед самыми различными аудиториями, говорить об СССР, о самой себе, о женщинах и семье в Советском Союзе, о ее отце, о том, как и почему она порвала с коммунизмом и оставила родину. Она могла бы принять любое предложение, объездила бы всю страну и нашла бы много новых друзей. Но она не хотела этого делать.

Светлана не хотела стать лектором, историком, кремленологом, биографом своего отца, «бродячим социологом». Со временем ей стали в тягость большие телевизионные интервью, а потом – вообще интервью. Единственной – и наилучшей для нее – формой разговора с общественностью стала работа писателя. Она хотела писать обо всем, – о чем ее спрашивали в сотнях добрых и недобрых писем. Так она могла сказать все, что думала, все – что знала.

Публикация книг-воспоминаний о своей семье, о Сталине, о кремлевской верхушке «Двадцать писем к другу» и о последнем годе перед эмиграцией «Только один год» вызвала сенсацию на Западе и принесла Светлане порядка двух с половиной миллиона долларов. Часть денег были направлены на строительство больницы в Индии, двум детским домам во Франции и в Швейцарии, русским эмигрантским газетам ижурналам в США. Немалую часть гонорара пришлось заплатить за долги … нового американского мужа – архитектора Весли Питерса. Остальное съели неудачные инвестиции, после чего Светлана осталась одна с маленькой дочерью на руках и вынуждена была довольствоваться небольшой пенсией. С американским мужем она развелась, но оставила за собой имя Лана Питерс.

С этим браком связана легенда о миллионах, которые Сталин в критические дни, когда немцы были уже на подступах к Москве, якобы перевел в швейцарские банки. Светлана, будучи в Швейцарии в ожидании американской визы, могла переписать деньги на себя. Брак устроила сестра архитектора, в надежде решить материальные проблемы брата. Для этого она стала подругой Светланы.

В первые годы эмиграции Светлана заявляла, что она оставила Советскую Россию не для того, чтобы и здесь оставаться «дочерью диктатора». В этом качестве ей лучше всего было бы уехать в Грузию и беспечно жить там среди обожателей памяти «великого грузина». Впрочем, можно было бы и не уезжать из Москвы: советское правительство вскоре все больше и чаще начинало взывать к этой памяти. Она стремилась за рубеж, чтобы свободно писать, заниматься фотографией, языками … Кое-что ей удалось, но далеко не все, что, вкупе с неудачным браком, по всей вероятности, и явилось началом ее разочарования в пребывании за рубежом. Через несколько лет она заявила, что ее жизнь в Америке постепенно утрачивает свой смысл. Ее целью было не обогащение, а жизнь среди писателей, художников, интеллигенции… Однако из этого ничего не вышло.

Светлана решила переменить место пребывания, покинула США и переехала в Англию, в Кембридж, где купила маленькую квартирку. Дочь Ольгу отдала в школу-интернат. Сама же стала путешественницей и объехала почти весь мир. И здесь вновь может всплыть легенда о сталинских миллионах: после развода от ее гонорара должно было остаться не так уж много денег для того, чтобы перебраться в Старый свет, дать дочери образование и позволить себе совершать дальние путешествия.

В Англии Светлана каждую минуту чувствовала, что находится в центре старой традиционной культуры. Новости со всего мира освещаются с куда большей объективностью и знанием дела, нежели в Америке. Она сразу это заметила в сообщениях о Советском Союзе – меньше эмоциональности, предвзятости, предрассудков. Люди на улицах, в метро, в поездах более сдержанны и приятны. Кругом представители различных рас и национальностей. Если бы кто-нибудь вздумал строить новую Вавилонскую башню, то ее надо было бы строить именно в Лондоне, где все языки и все народы!

Но проходило время, и Светлана стала постепенно ощущать потерю чувства дома. Видимо, она слишком долго наслаждалась этим чувством в Америке, где каждый волей или неволей включается в общественную жизнь и становится частичкой страны. Там она легче переносила чужбину, меньше думала о покинутой родине, о доме, семье и детях, оставленных далеко за океаном. В Англии это чувство не приходит и никто стать ее частью вам не предложит, ибо принадлежность к британской нации священна! Как ни восхищали красота средневекового Кембриджа и вековая история Лондона, Светлана чувствовала себя в Англии пришельцем. Чувство отчуждения возрастало с каждым днем. Свою непринадлежность к урожденным британцам Светлане дали понять с первых шагов пребывания в стране: дочь могла учиться только в интернациональной школе, престижные учебные заведения – не для нее! И вообще Ольгу считали какой-то полурусской эмигранткой, хотя она ни слова не знала по-русски.

Совсем неожиданно, впервые за семнадцать лет, позвонил из Москвы сын Светланы Иосиф Аллилуев, врач, доктор медицинских наук. Светлана узнала новости и подробности о своих детях, внуках … о том, что теперь можно без боязни звонить, приезжать. Светлана предложила всем встретиться в Финляндии, в каком-нибудь курортном месте: гражданам СССР разрешали ездить в соседнюю Финляндию. Но сын ответил, что это невозможно. Тогда Светлана предложила ему самому приехать в Англию: она готова оплатить расходы. Это было для него тоже невозможным. Мысль о том, чтобы поехать в Советский Союз, в тот момент для нее была все еще совершенно дикой.

Прошло полтора года звонков в Москву и из Москвы, в течение которых Светлана подсознательно готовилась принять мысль о возможности поездки в СССР. Она часто думала, что если бы она продолжала жить в США и не испытывала чувства оторванности, которое наполняло ее в Англии, то, наверное, в СССР она бы не поехала.

Светлана знала, что поездка в СССР будет воспринята повсюду только с политической точки зрения и что ее все будут поливать грязью. Чувства матери? Да кто этому поверит?!

В таком настроении Светлана отправилась из Кембриджа в Лондон в советское посольство с просьбой о разрешении возвратиться к семье. Через неделю разрешение было получено. В посольстве рекомендовали в Москву лететь с пересадкой в Афинах.

Светлана до последнего дня утаивала от дочери истинную цель поездки. В Греции они, якобы, собирались отдохнуть и затем вернуться в Англию. Поэтому Ольгу насторожил визит в советское посольство в Афинах. В посольстве был организован радушный прием. Светлана познакомилась с молодым послом – сыном Андропова. Игорь Юрьевич был дипломатом нового поколения, цивилизованным, с хорошими манерами и прекрасным знанием иностранных языков. Его по-западному очаровательная жена была театроведом. Они оба сразу же уделили большое внимание Ольге, понимая, что она будет в центре всех потенциальных трудностей, проблем и успехов. Для Ольги это был первый опыт общения с советскими гражданами, который удался и который ей понравился. Светлана очень надеялась, что он успешно продолжится в Москве, где дочь ожидают брат, сестра, племянник … появятся кузены и кузины.

Однако отношения стали не складываться с самого начала пребывания в Москве. Сын был холоден. На сестру он вообще не обращал внимания. Его жена вела себя вызывающе высокомерно, порой, даже грубо. Напряженную атмосферу первой встречи пытался сгладить Григорий Морозов – первый муж Светланы: он искренне улыбался, говорил с Ольгой по-английски, наливал всем водки – потому что вот так принято встречаться после семнадцати лет разлуки! Светлана не пила этот яд, но тут пришлось подчиниться правилам и традициям.

Светлану с дочерью окружили высокопоставленные чиновники из МИДа, из министерства среднего образования, готовые начать их «приспособление» к советской жизни. Им предложили огромную квартиру бывшего члена Политбюро, председателя Комитета партийного контроля А.Я. Пельше, возили в поисках учебы для Ольги по элитным московским школам, настаивали на немедленной подаче прошения о восстановлении Светланы в гражданстве СССР и о «принятии дочери Ольги» в таковое. Последнее ее удивляло, – уж очень скоро они все захотели. Да и двойное гражданство Ольги, уроженки США, было бы фактом. Но ей твердо заявили, что СССР не признает двойного гражданства. В ответ Светлана даже непочтительно рассмеялась: «В мире существуют случаи тройного и – более гражданства, я сама встречала таких людей в Америке. Мир сегодня в движении, люди больше не живут на одном месте всю жизнь!» Весь процесс присвоения гражданства, обычно занимающий месяцы, был завершен в несколько дней: Верховный совет подписал указ, и у Светланы с дочерью отобрали американские паспорта. Последовала мгновенная реакция – утром у дома собралась толпа иностранных корреспондентов. В МИД поступило письмо от консула США, с содержанием которого ознакомили Светлану. В нем говорилось, что ее и ее дочери американское гражданство остается в полной силе, пока они не пожелают от него публично отказаться, в присутствии посла США и под присягой.

Светлана обратилась к властям с просьбой выступить на пресс-конференции. Она знала, конечно, что все будет переврано, что весь мир против нее в те дни, но все же пыталась объяснять снова и снова, что «поездка была вызвана только чисто личным желанием соединиться с семьей – с детьми и внуками». После пресс-конференции Светлана встретилась со своим давним другом Ф.Ф. Волькенштейном, которому она адресовала свои «Двадцать писем …» Федор Федорович ругал ее за то, что она приехала в Советский Союз, за то, что ее приезд использовали для пропаганды. «Ведь тебе-то этого не нужно!» – упрекал он ее. В тот момент Светлана еще не могла сказать ему – «мы уедем», так как она все еще надеялась, но мысль уже тревожила ее.

Они повидались с родственниками, ездили на дачу, где Светлана жила до отъезда в Индию, побывали на Новодевичьем кладбище возле могилы мамы и других Аллилуевых. Все соглашались с тем, что необходимо было перевезти туда и Василия из его «казанского изгнания». С этой просьбой Светлана обращалась к А.А. Громыко, недавно ставшему председателем Президиума Верховного Совета. Но Андрей Андреевич за все время пребывания Светланы в СССР не ответил на ее письмо.

На удивление, ни сын, ни внук не проявляли никакого желания встретиться. Светлана не понимала перемены в поведении сына после того, как он полтора года плакался ей в телефон из Москвы: «Неужели я тебя больше не увижу?» Он попросил денег, она дала ему. Светлана ему позвонила. В разговоре он начал кричать на мать. Она ответила, что не для того приехала, чтобы слушать его крик. Эта перемена в характере сына, в самой его натуре – признак глубоко зашедшего алкоголизма, и его жена активно помогала ему в этом. Светлана наблюдала эту перемену на примере своего брата Василия. Процесс саморазрушения захватывает дух и ум. Личность теряет свои качества, таланты, свою привлекательность.

Светлана уже начинала сама упрекать себя: «Зачем мы приехали сюда? Боже, Боже! Какое идиотство, какая опрометчивость, какие новые цепи я надеваю на себя опять – разве мы сможем так жить? Бедная, бедная моя Оля! Ведь ее запихнут не сегодня-завтра в эту показную школу, где завуч так похожа на тюремщицу». Необходимо было что-то предпринять, что не настораживало бы правительство, а объясняло их переезд из Москвы: Светлана решила бежать в Грузию, на родину предков. Она написала письмо в правительство с просьбой позволить им уехать «в провинцию», так как «в Москве мы слишком на виду и будем вечно подвергаться атакам западной прессы». Далее она ссылалась на «исторические семейные корни с Кавказом», перечисляя всех Аллилуевых, – в Тбилиси есть даже улица Сергея Яковлевича Аллилуева, деда Светланы, участника революционных событий в Тифлисе начала 1900-х годов. Отчасти Светлана спекулировала на том факте, что вниманием, уделяемым им западной прессой, правительство уже раздражено. Через несколько дней она получила приглашение зайти в Представительство Грузии в Москве.

Уже сама внутренняя атмосфера помещения резко диссонировала с наружной жизнью, из которой Светлана вошла в небольшое здание грузинской миссии. Сразу бросался в глаза хороший вкус в подборе мебели, в выборе цветовой гаммы стен, в источающих мягкий свет светильниках … Навстречу Светлане поднялся элегантно одетый мужчина средних лет. Он широко улыбался, но заметно было, что он нервничал и с любопытством разглядывал ее. «Это очень приятный сюрприз для нас», – прозвучала в ушах Светланы короткая фраза на русском языке с давно забытым из детства, ни с чем не сравнимым акцентом. Он сообщил, что Светлане вместе с дочерью разрешено жить в Грузии. После того как формальная часть закончилась, он предложил вина, пододвинул вазу с фруктами.

После месячного пребывания в Москве Светлана с Ольгой улетели в Грузию. В аэропорту Тбилиси их встречали несколько дам в дорогих меховых пальто – грузины любят хорошо одеваться, для них это исключительно важно. Дамы вручили шикарный букет, сверкали улыбками. И хотя Светлане было понятно, что эти дамы представляли партию и правительство, делали они это куда лучше – проще, теплее и естественнее.

Для Светланы и Ольги началась совершенно иная, по сравнению с Москвой, жизнь. Их поселили в загородной резиденции для гостей. От Ольги не требовали сразу же усаживаться за парту и изучать грузинский язык. Вместо этого ее отправили в школу верховой езды. Ольга уже имела опыт хорошей наездницы и быстро завоевала симпатии окружающих. Появились друзья. К ней вернулась уверенность в себе. Лишь затем начались домашние занятия по русскому и грузинскому языкам, с талантливыми педагогами, с сильными личностями. Ольга чувствовала горячую симпатию к себе и отвечала тем же. На этом основывался успех. Через полгода она уже могла слегка объясняться на обоих языках.

Ольга ходила в кружок рисования, занималась музыкой и пением. За короткое время выучила популярные грузинские песни и научилась аккомпанировать себе на пианино. Она стала незаменимой в молодежных компаниях. Жизнь ее преобразилась. Она расцвела, похорошела, сменила джинсы на юбку … Ей нравилось отвечать по-грузински, когда спрашивали по-английски: это всегда вызывало удивление, восторг и поцелуи. Ее сверстников интересовала Америка, и Ольга была для них источником информации, любопытства и искренней симпатии.

Светлана понимала, что скорее дочь найдет себе место в новых условиях, но – не она. От нее терпеливо, в отличие от Москвы, но тоже ждали, что она займется делом, «вольется в коллектив». При встрече с Э.А. Шеварднадзе она сказала ему, что, поскольку она по образованию историк, то ей хотелось бы всерьез заняться историей Грузии. Казавшийся ей лояльным и услужливым, Эдуард Амвросиевич, на удивление, твердо заявил ей: «Не надо Вам этого!» Светлана поняла, что проявляя желание изучать грузинскую культуру, стремление Грузии к независимости, она дотронулась до кровоточащей раны – бестактно, глупо, даже дерзко. Это было сокровенно и для нее закрыто.

Шло время, и она все более и более приходила к осознанию, что не сможет «войти снова в коллектив» под контролем партийной организации, – одна мысль об этом лишала ее сна. На нее по-прежнему смотрели как на странную птицу, залетевшую сюда по ошибке, – разглядывали с любопытством и неизменно заводили разговор о том, «какой великий человек был Ваш отец». От этого было невозможно увернуться. В Грузии это была какая-то болезнь. Все были одержимы бесконечными рассуждениями на эту тему. Светлане же было очень трудно вообще что-либо отвечать им, она сердилась и нервничала, а они не понимали, почему…

Большим минусом для Светланы было незнание грузинского языка. Поскольку более половины ее предков были грузины, она должна была бы знать «свой язык», но ее не учили грузинскому в детстве, это не было принято. На нее и без этого смотрели достаточно косо. Обожатели ее отца полагали, что она не уделяла достаточного внимания им и памяти Сталина. Она с большим трудом отговаривалась от различных публичных появлений и посещений, таких, например, как празднование 40-летия победы в Тбилиси и в Гори, где ее специально просили присутствовать. Она не поехала туда, чтобы не стать центром всеобщего внимания. С другой стороны, в Грузии жили потомки сталинских чисток и репрессий, и в их глазах принятие в страну дочери тирана было кощунством, по крайней мере, неуважением к памяти погибших. В Тбилиси, в церкви они требовали не допускать «к службе» Светлану и дочь.

Прошло восемь месяцев после приезда Светланы в Советский Союз, и она, наконец, получила первое и единственное письмо от старшей дочери Екатерины Ждановой – талантливого ученого-вулканолога с Камчатки. Светлана знала, что Катя была в Москве, посещала бабушку, но о своих кратковременных приездах не сообщала, хотя Светлана писала ей и готова была поехать на встречу.

Маленький листок бумаги источал ледяную отчужденность и нескрываемую злобу. Дочь писала матери впервые за восемнадцать лет молчания, что она «не прощает», никогда «не простит» и «не желает прощать» за то, что та бросила ее, уехав на Запад. Затем в словах, достойных передовицы в «Правде», мать обвинялась во всех смертных грехах перед родным государством. И дальше дочь требовала, чтобы мать «не пыталась устанавливать контакты», что она не желает, чтобы мать вмешивалась в ее «созидательную жизнь», и где-то уже в конце все-таки одна строчка гласила по-человечески: «Желаю Ольге терпения и упорства». Матери вообще не было никаких пожеланий.

Светлана понимала, что с ее детьми «поработала» пропаганда, что им вот уже много лет вбивали в голову скверные истории про нее. А она надеялась, что дети поняли ее и бросились бы к ней на шею. Дети просто обязаны были помочь матери акклиматизироваться на родине, поддержать ее. Они этого не сделали.

Из Москвы в Тбилисский театр приехал старый знакомый актер. Они встретились. Из ее рассказов он понял, что Светлана не так «счастлива», как это, возможно, он слышал, и что она вряд ли выдержит перевоспитание и переприспособление к советскому образу жизни. Он был не далек от мнения Ф.Ф. Волькенштейна, так отругавшего Светлану в Москве. Не далек от мнения и других лиц, авторитетных для Светланы, считавших, что она сделала большую ошибку, вернувшись в Советский Союз и дав пищу для пропаганды, для лжи, для ее собственного разрушения. Немаловажным был факт, что она ставила под удар все образование дочери, и это понимали ее настоящие друзья. Наконец он высказался со всей прямотой. И Светлана это уже поняла сама. Это все – имя ее отца. На Западе оно создает вокруг нее постоянное любопытство. Но на его родине общество разбито на два лагеря: и она как раз посередине, и ее четырнадцатилетняя дочь тоже. От этого им никуда не уйти – каковы бы ни были их собственные взгляды на этот вопрос. Смогли ли они жить здесь с этим конфликтом ежедневно, ежегодно, всю жизнь?

Посетив вместе с Ольгой дом-музей Сталина в Гори, Светлана в очередной раз удостоверилась, что интерес к человеку, родившемуся здесь, в этом «курятнике», и ставшему главой мирового коммунистического движения, – не подделка. Они буквально не раскрывали рта, они не хотели участвовать в спорах и высказываниях «мнений». Они прекрасно знали – и уже могли повсюду видеть, – что жизнь пойдет вперед и что, возможно, здесь им не будет в ней места. Но Ольга должна была однажды увидеть эти края своими глазами и запомнить их на всю жизнь.

Светлана написала первое письмо Горбачеву, объясняя, что они приехали в СССР «с целью соединиться с семьей», но поскольку этого им не удалось добиться, она полагала, что не было никаких дальнейших причин для их дальнейшего пребывания в Союзе. И она просила разрешить им выезд из СССР. Поскольку они были в тот момент советскими гражданами (хотя и с двойным, американским гражданством), им надлежало получить таковое разрешение только у советского правительства.

Не дождавшись ответа на письмо, Светлана решила съездить в Москву и узнать на месте о судьбе письма. Вместе с Ольгой они ехали медленно, поездом, наслаждаясь старомодным мягким и теплым купе: Светлана хотела, чтобы Ольга знала, что такое путешествие поездом, долгий путь в два дня и две ночи. Они как бы перешли вдруг в девятнадцатый век – и что-то было успокоительное в этой давно позабытой старомодности. Они ехали по той же железной дороге, что вела на юг, к Черному морю и обратно на север – в течение всех лет детства, юности, в течение почти что всех сорока лет жизни Светланы в СССР. Ольга, не знавшая до того времени ничего, кроме самолетов с едой на маленьком подносике тут же в кресле, в котором у нее немели ноги, наслаждалась комфортом и общением с соседями, которые угощали симпатичную иностранку вином, фруктами и копченым мясом.

В Москве первый муж Светланы посоветовал ей встретиться с одним очень высоким чином из КГБ и узнать у него, как обстоят ее дела. «Высокий чин» говорил по-английски и с приятной улыбкой поведал Светлане, что был первым, кто предложил разрешить ей вернуться в СССР, когда в КГБ узнали о ее письме в посольство в Лондоне. «Мое «да» было решительным и определенным. Раздавались и другие голоса, – как Вы можете хорошо себе представить», – уточнил он с чувством своей значимости. Но Светлану больше интересовало ее письмо к Горбачеву. Ей ответили, что Михаил Сергеевич знаком с содержанием письма. Дочь Светланы может возвратиться в свою школу в Англии, это не проблема. Конечно, она теперь поедет туда как советская гражданка и сможет приезжать на каникулы. Это все очень просто устроить. А Светлане следовало переехать в Москву. Ведь она – москвичка! Грузия – неподходящее место для нее. Ведь она там никогда раньше не жила. Все ее старые друзья – в Москве.

Светлана, сидя в служебном автомобиле с шофером, понимала знакомый ей метод решения человеческих судеб. Поблагодарив за ответ, она сказала, что будет все же продолжать настаивать на том, о чем писала Генеральному секретарю.

В Москве Светлана получила письмо от отца Кати – Юрия Жданова. Он по-прежнему жил в Ростове и преподавал в университете. К письму были приложены фотографии Кати с маленькой дочкой. Светлана наконец-то увидела свою Катю, взрослую, тридцатилетнюю, но все такую же, какой она ее знала.

После разговора с «высоким чином» Светлана раздумывала о новой идее. У нее была копия письма от американского консула в Москве. Это письмо каким-то чудом не было перехвачено. Оно было на гербовой бумаге, со всеми печатями и титулами американского консульства в Москве и служило единственной ниточкой контакта с ними, американскими гражданами. В письме консул еще раз подтверждал, что Светлана и Ольга являются американскими гражданами до тех пор, пока они не захотят отказаться от него публично и официально в присутствии посла и под присягой. Этого они, разумеется, не собирались делать. Светлана посчитала, что письмо могло служить официальным пропуском для входа в посольство США.

В тот холодный февральский день открывался XXVII съезд КПСС – предпоследний в истории Коммунистической партии Советского Союза. Светлана с Ольгой подошли к главному входу американского посольства и только на мгновение задержались перед дверью, просто лишь остановились, как немедленно же их окружили милиционеры и какие-то люди в штатском и попросили «следовать» за ними. Продержав несколько часов до выяснения их личностей в холодной будке для постовых, их выпустили, и начальник охраны посольства отвез обеих домой. По пути он сказал, что с ними встретится «высокий чин».

На новой встрече Светлане очень вежливо советовали больше не повторять попыток проникнуть в посольство США и возвратиться в Тбилиси. Ее аргумент, что она тоже хочет выехать из СССР вместе с дочерью и что она не получила официального ответа от Горбачева, «высокий чин» вообще проигнорировал. Он с видимым удовольствием общался с Ольгой и удивлялся тому, что она так быстро усвоила русский язык.

Светлана вернулась с Ольгой в Тбилиси и там продолжала ждать ответ на свое обращение к Генеральному секретарю. Болела душа, а вместе с ней и сердце. Согласиться с предложением, чтобы Ольга продолжала учиться в Англии, а она – ждать ее в СССР, тем более в Москве, она не могла. В таком настроении в Тбилиси Светлана встретила свой шестидесятый день рождения. Праздновать не хотелось: она вспоминала прожитые годы и ругала себя за опрометчивое возвращение на родину. Позвонили друзья и позвали в гости: они знали о настроении Светланы. Там стол уже был накрыт. За столом – знакомая киноактриса с мужем, Ольгины учителя русского и грузинского, друзья из театра … Что может быть лучше грузинской компании в день рождения! Потом пели под гитару, под рояль, дуэтом, трио … меланхолические песни о любви, о расставании, о тоске. Ольга тоже пела – красиво, вдохновенно. Это был незабываемый день рождения, незабываемый неожиданный подарок друзей. Светлана отвлеклась на миг от своих грустных дум, но они вновь навалились на нее тяжелым грузом, как только она встала из-за праздничного стола.

Из Тбилиси Светлана позвонила в Англию и в США. Она удивилась тому, как быстро ее соединили: в Москве это было бы проблематичнее. В разговоре с Ольгиной школой в Кембридже ей подтвердили, что ее примут снова безо всяких условий, в любой момент. Олиному дядюшке, американскому сенатору, она объяснила ситуацию, и тот пообещал, что немедленно же свяжется с Госдепартаментом и передаст им, чтобы консул постарался увидеть Светлану в Москве. «Высокому чину» в Москве ей дозвониться не удалось.

Светлана написала Горбачеву второе письмо, вложила туда также официальные заявления в Верховный Совет о выходе из гражданства СССР и отправила все это в Москву через курьера ЦК Грузии – благо там не ведали, что было в письме.

Через некоторое время Светлана и Ольга вновь собрались в Москву: вопрос с Ольгой решен – она улетает в Англию. Светлана надеялась на решение ее вопроса в столице. Ольга теперь прощалась навсегда со своими многочисленными друзьями и плакала. В Грузии ее окружала молодежь, многие говорили по-английски, и она была как рыба в воде в своей роли Посланника из Свободного мира. Именно так ее воспринимали. С ее светской жизнью все обстояло как нельзя лучше, но вот перспективы ее школьного образования были неутешительны. На прощание она получила подарок от ее учительницы грузинского языка – маленькую пекинскую собачку.

По приезде в Москву Светлана послала телеграмму: КРЕМЛЬ, ГОРБАЧЕВУ. С уведомлением о вручении. Она коротко спрашивала, получены ли ее письма и каков ответ. Потом отправилась в экспедицию Верховного Совета, возле Кремля, и отдала там ее с Ольгой заявления о выходе из советского гражданства. Через несколько дней ей позвонили и сообщили, что ее просьба удовлетворена и она может выехать за рубеж. Но до этого ее примут в Центральном Комитете КПСС. Светлана полагала, что наконец встретится с Горбачевым. Вместо Генерального Секретаря ЦК КПСС ее принял Е.К. Лигачев – секретарь ЦК КПСС по идеологии, фактически второй человек в партии и государстве. История повторяется! Двадцать лет назад Светлану тоже вызывали в ЦК. Она ожидала встречи с Брежневым, но попала к Суслову – главному идеологу. Как и Суслов, Лигачев считал, что выехать из СССР советский человек может только в силу помешательства. В заключение аудиенции Егор Кузьмич с сожалением произнес: «Родина без Вас проживет. А вот как Вы проживете без Родины?»

Ольга улетала в Лондон, провожаемая Светланой и родственниками – Аллилуевыми. Грузинские друзья из представительства принесли ей огромный букет красных гвоздик. На следующий день в Америку с пересадкой в Швейцарии улетела Светлана. Усаживаясь поудобнее в кресле просторного, комфортабельного самолета «Свисс-Эйр», она положила на колени коробку с маленькой собачкой, закрыла глаза и почувствовала, как отпустило напряжение, как уходят в никуда все страхи. И ей стало хорошо и легко, как уже не было давным-давно.

В своей второй эмиграции Светлана Аллилуева попеременно жила на ранчо в США, в доме для престарелых в Англии, некоторое время – в монастыре в Швейцарии и вновь – в США. Она написала последний том своего автобиографического повествования – «Книга для внучек», в котором рассказала о своем путешествии на родину после семнадцати лет жизни на Западе.

В 2005 году Светлана дала интервью телеканалу «Россия» для фильма «Светлана Аллилуева и ее мужчины». В 2008 году, столь долго отказывавшаяся от общения с журналистами, она снялась в сорокапятиминутном документальном фильме «Светлана о Светлане».

Светлана Аллилуева скончалась в США на 86-м году жизни в ноябре 2011 года в городе Ричленд, штат Висконсин. По просьбе дочери тело Светланы Аллилуевой было кремировано и отправлено к ней в Портленд, штат Орегона.

Глава третья. Судьбоносная командировка

Описанным событиям из жизни детей Сталина еще предстояло состояться в будущем, а в тот летний вечер они сидели в салон-вагоне поезда, мчавшегося из столицы на Кавказ. После ужина они разошлись по своим купе. Светлана открыла дверь и увидела Александру Андреевну, склонившуюся над своим вязаньем и задремавшую в таком положении. Обычно перед сном няня читала ей книжку или рассказывала сказку, но сегодня покачивание вагона и перестук колес действовали на нее усыпляюще, и она, не дождавшись Светланы, погрузилась в тревожный сон. Светлана уселась на противоположный диван и решила не будить няню, надеясь, что она сама вскоре проснется, но равномерное покачивание вагона только укрепляло ее сон. Тогда она взяла со стола книжку и, стараясь тихо закрыть за собой дверь, вышла в коридор и вернулась в салон.

В тускло освещенном салоне за уже убранным столом в одиночестве сидел охранник – сотрудник НКВД. Перед ним на столе лежала газета, на которую был направлен свет от настольной лампы под абажуром. Увидев Светлану, он приподнялся и чуть отодвинул под собой стул от стола. На освободившиеся колени взобралась Светлана и положила перед собой на стол книжку. Усевшись поудобнее, она ловким движением правой руки расстегнула кобуру на широком ремне охранника и достала оттуда … конфеты! За три раза она опустошила кобуру, образовав перед собой горку из разных конфет. Развернув одну из них и достав шоколадную конфету, она засунула ее в рот охраннику. Следующие две конфеты она засунула себе в рот. Выполнив эти процедуры, она открыла книжку на нужной странице и приготовилась слушать. Со стороны все это казалось четко отработанным и не раз проверенным на практике действием двух давно знающих друг друга действующих лиц. А это так и было! С младшим действующим лицом мы уже давно знакомы. Старшим был сержант госбезопасности Семен Илларионович Л. или Ларионыч, как его называли друзья и близкие ему люди.

Ларионыч был украинцем, родился в семье военного из Восточной Украины, но его род восходил к Западной Украине, к старинной украинско-польской семье, издавна посылавшей своих сыновей на военную службу отечеству. Срочную службу в армии он проходил в Средней Азии, сражаясь с басмачами. Из-за его высокого роста и крупного телосложения, по его словам, ни одна лошадь долго его не выдерживала, и Ларионыч вынужден был пересесть на корабль пустыни – верблюда. Через три года его взяли на службу в НКВД и перевели в Москву. Вскоре он был направлен на охрану высших лиц государства. Вследствие того, что Ларионыч был похож на Вячеслава Михайловича Молотова – народного комиссара иностранных дел – его прикрепили к его личной охране.

Бывая вместе с Молотовым на Ближней даче Сталина в Кунцево, Ларионыч обратил внимание на задорную и вечно в движении девочку, дочку Сталина Светлану или Сетанку – так называл ее отец. Она знала почти всех гостей отца по имени, к каждому имела свой особый подход, и каждый гость отвечал ей своим особым вниманием. Ларионыча она отметила уже в первый его визит на дачу – большой дядя с крупным носом и широченной улыбкой на лице смотрел на нее заразительно смешно и весело, – но подошла к нему ни сразу.

В тот день Ларионыч осторожно уселся на легкий стул, который жалобно затрещал под его телом, поближе от стола на лужайке перед зданием дачи, за которым, уткнувшись в документы, сидели только Сталин и Молотов. Рядом стоял, опершись на спинку стула, Берия. Ларионыч достал из кармана газету и тоже погрузился в чтение. Светлана, видя, что отец занят, стала кругами ходить вокруг Ларионыча, дождавшись, когда он аккуратно сложил газету, засунул ее обратно в карман и посмотрел на Светлану. Она остановилась. Улыбка Ларионыча увеличилась в размере. Это был сигнал для Светланы – в следующую секунду она уже сидела у него на коленях, рассматривала его значки на груди, трогала ремень на поясе и портупею. Ларионыч попытался поудобнее пересадить ее на коленях, взяв ее под мышки, как в тот же момент Светлана, видя, что его руки заняты, попыталась потрогать огромную кобуру его пистолета. Ларионыч, держа на весу Светлану, локтем правой руки, быстро, но нежно отвел руку девочки в сторону. В тот же миг он ощутил на себе чей-то взгляд. Он повернул голову – на него пристально, с недовольной миной на лице, смотрел Берия. Сталин и Молотов сидели спиной.

Постепенно Ларионыч стал, наверное, самым любимым «гостем» для Светланы на даче. Сталин тоже это заметил и не мешал дочке общаться с охранником. Берия напоминал не терять бдительность.

Светлана давно заметила, что отец в хорошем расположении духа любил подшутить во время застолья над своими гостями, например, подкладывал на стул помидор, и громко смеялся над несчастным, который, недоглядев, усаживался на спелый помидор и под хохот оставшихся спешил в туалетную комнату. Конечно, порой «несчастный», глядя на помидорную мину, осознанно жертвовал собой, стремясь доставить удовольствие вождю. Почему-то чаще всего жертвой вождь выбирал Хрущева. Бедный Никита Сергеевич, отправляясь на дачу к Сталину, всегда не забывал взять с собой брюки и комплект сменного белья. Переняв от отца привычку подшутить, Светлана с удовольствием подшучивала над Ларионычем. Молодой и неженатый украинец, выросший в многодетной семье, где не прекращались детские проделки, к которым любящие родители относились с веселой снисходительностью, сам любил маленьких детей и позволял им «издеваться» над собой. Сидя, как всегда, в стороне на стуле с неизменной газетой, Ларионыч позволял Светлане «незаметно» для него подкрасться сзади и привязать себя через портупею к стулу. Затем она в стороне терпеливо ждала, когда он прочитает газету и встанет со стула. Ларионыч разыгрывал чуть ли не падение, а Светлана заливалась таким хохотом, что испуганные воробьи срывались с веток и улетали. Молотов смеялся вместе со Светланой. Сталин снисходительно улыбался. Берия выказывал крайнее недовольство.

Было уже далеко за полночь, когда Светлана заснула на коленях у Ларионыча в затемненном салон-вагоне. Няня уже наведывалась в салон, но видя «любящую парочку» за чтением, не стала им мешать. Ларионыч взял Светлану на руки и отнес в купе. Положив ее на приготовленную постель, он пожелал Александре Андреевне спокойной ночи и возвратился к своей газете. На столе осталась недоеденная горка конфет.

Отсутствие оружия в кобуре Ларионыча ни в коей мере не свидетельствовало о его невооруженности, о его несерьезном отношении к службе. Напротив, он был достаточно вооружен и без пистолета в кобуре и в любой момент мог оказать достаточно эффективное сопротивление и надежно защитить вверенное ему для охраны лицо, тем более, когда речь шла о ребенке, дочери самого Сталина. Неспроста Иосиф Виссарионович, видя привязанность Светланы к Ларионычу и поинтересовавшись у Власика его службой, на время поездки «отобрал» Ларионыча у Молотова, хотя Вячеслав Михайлович был огорчен: он собирался в поездку.

В Тбилиси все остановились в доме Берии. Его жена, красавица Нина, окружила детей заботой и вниманием. Особенно Светлану. Мальчишки старались проводить время самостоятельно. Проведя в Тбилиси около недели, они только полчаса были у бабушки. Екатерина Георгиевна жила во дворце бывшего наместника на Кавказе, но занимала в этом огромном доме всего лишь одну темную, низкую комнату с маленькими окнами во двор. Обстановка была менее, чем убогой: всю мебель составляли старая железная кровать за ширмой, стол, стул и лавка у стены, на которой сидели старухи – все в черном, как полагается в Грузии. На кровати сидела старая женщина. Было видно, что она болела. Яков, вслед за ним Василий и затем Светлана по очереди подходили к ней. Она порывисто обнимала их своими худыми, узловатыми руками, целовала и говорила что-то по-грузински. Понимал один Яков, и отвечал ей. Остальные внуки стояли молча. Старухи, бабушкины приятельницы, тоже целовали их по очереди и тоже что-то говорили каждому из них. Яков перевел, что Светлана очень похожа на бабушку. Она угощала их леденцами, и по ее лицу текли слезы. Нина сидела рядом с бабушкой и беседовала с ней. Несмотря на свой ранний возраст, Светлана поняла, что бабушку визит жены Берии не радовал. Спустя годы, вспоминая эту поездку, Светлана в который раз ругала себя за то, что, принадлежав к семье Аллилуевых, она так и не выучила, хотя бы бегло, их родной язык.

После посещения матери ее великого отца Светлана задавала вопрос, почему бабушка так плохо живет? Никто толком не мог ей ответить. У Екатерины Георгиевны были свои принципы – принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер – все это перешло к ее сыну.

На обратном пути в Москву сделали короткую остановку в Минеральных Водах. Визит вежливости детям вождя нанес первый секретарь Орджоникидзевского крайкома партии. В его свите находился будущий преемник – Михаил Андреевич Суслов, с которым Светлана вновь встретится перед отъездом в Индию, в Кремле спустя многие годы. Гостям предложили посетить достопримечательности города-курорта Пятигорска – место дуэли М.Ю. Лермонтова, озеро Провал; отведать минеральной воды. Находясь в краевом центре, в Пятигорске, Семен Илларионович по долгу службы наведался в местное управление НКВД, которое располагалось в одном здании с крайкомом партии. И здесь, случайно, он повстречался с девушкой, работницей крайкома, которая вскоре стала его женой.

Елизавета Капитоновна – Лизочка, как ее называли близкие и даже Михаил Суслов – работала в крайкоме после курсов машинисток и стенографисток. Она родилась и выросла в пролетарском районе Пятигорска «Красная слободка», в семье мастера железнодорожных мастерских, которые всегда симпатизировали революционному движению и с энтузиазмом приняли и строили новую жизнь в стране. Ее мать работала в артели по изготовлению обуви. Младший брат был учеником мебельщика и талантливым скрипачом. Лизочку, с ее пролетарским происхождением, охотно взяли на работу в крайком комсомола, затем – в крайком партии.

Лизочка была первой красавицей «Красной слободки» – стройная, черноволосая, с большими голубыми глазами. Она уже в свои шестнадцать лет выглядела намного старше и привлекала своей красотой все молодое мужское население слободки. Но ее отец, Капитон Тихонович, человек строгих нравов, неусыпно следил за воспитанием и поведением детей и всячески препятствовал раннему браку дочери, хотя серьезных предложений на руку и сердце Лизочки прибавлялось с каждым годом. Среди очень серьезных были молодые, перспективные работники из крайкома. Но Лизочка выбрала себе друга своего брата, дальнего родственника, спокойного и застенчивого музыканта. Они были совершенно противоположных характеров, и их родители считали, что это – временная, несерьезная связь, но Лизочка твердила, что выйдет за него замуж: она была уверена в искренней любви музыканта. Зная упрямый характер дочери, родители, в конце концов, стали поговаривать о предстоящей свадьбе.

 Семен совсем неожиданно ворвался в ее жизнь, разрушая ее привычный уклад, перечеркивая ее планы, больно задевая надежды родных и близких ей людей. Конечно, он во многом превосходил музыканта, и, казалось бы, Лизочкиным родителям следовало радоваться за открывшиеся перспективы в судьбе дочери, но ни Капитон Тихонович, ни Наталья Дмитриевна не одобряли мимолетную смену избранника. Быстро распространившаяся по слободке новость о скором замужестве первой красавицы за военного из Москвы вызвала двоякую оценку: одни считали ее счастливицей, своей красотой и по сути скромным поведением, воспитанием, полученным в уважаемой семье, достойной любого мужчины; другие, не отрицая все ее положительные качества, тем не менее, считали, что дочь Тихоновича совершает ошибку, намереваясь соединить свою судьбу с совершенно незнакомым человеком, пусть даже он и военный, по слухам, из органов. Каждая из сторон знала о ее связи с музыкантом, но одни умалчивали – мало ли их было в собственной судьбе! Другие, наоборот, искренне сожалели.

Кремлевский поезд возвращался в Москву. Семен в мыслях уже рисовал свою будущую жизнь с молодой женой. По приезде он в письме старшему брату Ивану и старшей сестре Галине сообщил о знакомстве с Лизой, конечно, умолчав об обстоятельствах знакомства. О своем новом знакомстве и намерении изменить свое семейное положение Семен доложил начальству. Молотов, узнав о планах своего телохранителя, был рад за него.

В течение последующего после знакомства полугода Семен и Лиза перезванивались друг с другом: благо, такая возможность существовала у обоих. Старшие брат и сестра писали, что свадьбу следовало бы играть по родной традиции – все село в Москву не отправишь, да и старушка-мать никуда из села не двинется, а без ее благословения свадьба – не свадьба! Семен все это понимал, но приехать в родное село в тот момент не мог, ссылаясь на службу. Не мог же он сказать своим родным, что родители невесты против.

Родители Лизочки в тот момент действительно не находили себе места: взрослая дочь вправе сама решать, за кого выходить замуж, да и засиделась она в девках: подружки-одногодки уже давно нянчат собственных детей. Но неизвестный НКВДэшник, пусть даже, по словам Лизочки, и очень добрый и ласковый украинец, любящий детей, уважающий родителей и каждый раз говорящий, что обязательно познакомится с ними, был для них совершенно чужд. К тому же дальние родственники, так, между прочим, стали чаще напоминать им: держат ли они свое слово?

Через полгода Семен и Лиза поженились. Их расписали в Пятигорском ЗАГСе. Свидетелем со стороны жениха был сотрудник из местного управления НКВД. Свидетельницей невесты была сотрудница из крайкома комсомола, с которой Лизочка поддерживала отношения после перевода в крайком партии. До регистрации Семен, как и обещал, пришел с дорогими подарками – помогли друзья из интендантской службы Кремля – знакомиться с родителями Лизы. Лишь после нескольких рюмок столичной водки Капитон Тихонович сказал что-то по-человечески теплое по поводу предстоящего выхода замуж родной дочери. Наталия Дмитриевна, которая спиртное не переносила и на которую московские подарки будущего зятя не произвели никакого воздействия, так и просидела молча за столом. Провожая Семена, Лиза расплакалась, прося прощения за родителей. Бедный Семен, на которого за время службы не действовало никакое количество выпитого спиртного, вдруг впервые почувствовал головокружение и на глазах всех соседей, «случайно» оказавшихся во дворах или глазеющих из окон, крепко обнял своими могучими руками Лизу, отчего у нее сразу высохли глаза, и поцеловал ее. Затем, поправив ремень и портупею, уверенной походкой вышел со двора.

У Лизы была прощальная встреча с музыкантом. Сердце ее разрывалось, когда она глядела на него: он весь сник и осунулся, разговор не поддерживал. Видимо, он уже пережил в себе невозвратность случившегося и ему хотелось поскорее закончить процедуру прощания. Когда Лиза подошла к нему, чтобы поцеловать на прощание, он ее слегка оттолкнул. Ее это оскорбило, и она первой вышла из комнаты. Потом она плакалавсю ночь, сидя вместе со своим младшим братом. Он очень любил сестру и был единственным, кто поддерживал ее.

Семен увез Лизу в Москву, и они поселились в красивом здании с почтовым адресом: Москва, Красная площадь, 2. Ему предоставили краткосрочный отпуск, и они поехали на родину Семена – в богатое село в Восточной Украине. Там их радушно ждали и отметили веселую свадьбу – с национальными песнями и плясками, с искренними пожеланиями долгой семейной жизни в любви и согласии, множества детей и всякого добра. Лиза очень быстро сошлась с новыми родственниками, но особо полюбила невестку мать Семена. Позже, приезжая в гости на Украину, Лиза всегда чувствовала доброту и ласку простой крестьянской пожилой женщины, которая недодала эти чувства своему младшему сыну и теперь с избытком отдавала их его жене. Когда они приехали однажды в очередной раз, мать была уже очень больна и ждала приезда Лизы, чтобы умереть на ее руках.

Реже ездили в Пятигорск. Там чувствовался сквозняк в отношениях между зятем и тестем с тещей. Семен это стойко переносил и в каждый приезд просил Лизу не ворошить прошлое. Родственники музыканта как-то пытались «выяснить отношения» с Семеном, но увидев его один раз вблизи, более не появлялись на его пути.

В Москве для Лизы началась столичная жизнь жены сотрудника грозного ведомства по охране государственной безопасности и первых лиц этого государства. У Семена был непредсказуемый график работы, но в свободные дни они вместе окунались в культурную жизнь столицы: ходили в театры – у Семена проблем с билетами не существовало, в музеи, на концерты, ездили за город на Москва-реку …

Однажды брат Лизы сообщил в письме, что друг-музыкант тронулся умом и запил. Через некоторое время он прислал трагическую новость: музыкант попал под электричку – то ли сам бросился, то ли пьяным упал на рельсы. Лиза пошла в церковь и поставила свечку за упокой. Придя домой, она проплакала весь день. После этого она посчитала, что навсегда вычеркнула прошлое из своей памяти и никогда об этом вспоминать не будет и запретила другим в ее присутствии напоминать об этом. Могла ли она тогда подумать, что очень скоро изменит свое мнение!

Лиза просила Семена устроить ее куда-нибудь на работу, но Семен всячески препятствовал этому. Он советовал жене больше отдыхать и бывать на свежем воздухе, и вообще проявлял себя любящим и очень заботливым мужем: они уже знали, что у них скоро будет ребенок.

Родился мальчик, преждевременно и очень слабенький. Прожив всего несколько дней, он умер. Лиза очень переживала. Она считала, что это бог ее наказал за отвергнутую любовь и трагическую смерть музыканта. Семен с трудом успокаивал ее. Видимо, переживания первых дней брака негативно сказались на здоровье будущего ребенка. Но зато вторым ребенком оказалась крупненькая девочка, вся в отца – лицом и телом. Ее назвали Ольгой. Семен был без ума от счастья. К тому же так звали его маму – предложила Лиза. Через два года родился Владимир. Последним ребенком перед войной была вновь девочка Светлана, очень похожая на мать.

Глава четвертая. Всему тому виной – война

 В конце 1930-х готов по стране прокатилась волна репрессий и партийных чисток. Они не миновали даже высших военных и партийных чинов. Людей арестовывали и бесследно увозили на работе, дома, на даче, на курорте … На очередном торжественном заседании в Большом театре, посвященном Великой Октябрьской социалистической революции, Семен находился вместе с Молотовым в правительственной ложе. После перерыва, в ожидании концерта, Молотов попросил его заглянуть вниз, в зрительный зал. Зал оказался почти наполовину пустой. Семен с удивлением сообщил об этом Молотову. Вячеслав Михайлович ничего не сказал, но через несколько минут произнес: «Сегодня покос, Ларионыч!»

Несмотря на то, что фашистская Германия взяла курс на войну, Советский Союз продолжал сближение с Германией, надеясь предотвратить беду. Молотов во главе представительной миссии отправился в Берлин на переговоры с Гитлером и министром иностранных дел фон Риббентропом. Это был его первый визит за границу. Семен сопровождал шефа советского внешнеполитического ведомства. В числе обслуживающего персонала были даже личный повар и парикмахер Молотова.

Рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер устроил завтрак в честь Наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова. Части германской армии и отряды личной охраны Гитлера, выстроенные у подъезда имперской канцелярии, оказали Молотову воинские почести. Вечером того же дня в полпредстве СССР в Берлине был дан ужин в честь Молотова. На ужине присутствовали члены правительственной делегации, прибывшие вместе с Молотовым и полпред СССР в Германии А.А. Шкварцев. С германской стороны на ужине присутствовали министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, начальник германской полиции Гиммлер, рейхсминистр Ламмерс, министр вооружений и боеприпасов Тодт.

В ходе визита Молотов имел две продолжительные беседы с Гитлером и дважды встречался с Риббентропом. Однако желаемых результатов переговоры не дали, зато выявили настроения Гитлера, с которыми пришлось считаться. Молотов признал, что Гитлер был с ним вполне корректен, хотя произвел впечатление самодовольного, даже самовлюбленного человека, умного, но ограниченного в силу «нелепости своей изначальной идеи». Отчитываясь о визите в Германию перед Политбюро ВКП(б), нарком заявил, что «затеянная по инициативе фашистской стороны встреча явилась лишь показной демонстрацией».

Прошло несколько недель после «командировки» Семена в Германию, когда его вызвал к себе Власик. Указывая на небольшой деревянный ящик с немецкими надписями, стоящий в углу его кабинета, он сказал, что это подарок Семену из Германии. Долго решали: отдавать или не отдавать? Решили: не выбрасывать же! Семен подумал, что это подвох: проверяют его на вшивость. Но Власик его успокоил: сам Молотов разрешил. Оказалось, что присутствовавший на приеме в советском посольстве начальник охраны министра иностранных дел Германии отличил молодцеватого гиганта-охранника из свиты Молотова и попросил передать подарок для жены охранника к наступающему 1941-му году! Принеся подарок домой, заранее сменив немецкую упаковку на большой картонный ящик, Семен вручил его Лизе, сказав, что «по блату» достал у своих интендантов. Так в семье очутилась немецкая швейная машинка «Singer». На этой машинке Лиза, уже до замужества умеющая хорошо шить, обшивала всех своих детей, мастерила «последний шик» моды себе и своим московским подружкам. В тяжелые годы войны машинка кормила в эвакуации ее детей. Лишь спустя многие годы Лиза узнала правду о приобретении подарка и о том, что Семен незадолго до войны был в Германии.

На последний мирный Новый год наконец-таки после долгих уговоров приехали в Москву родители Лизы. Это была последняя встреча Лизы с живым отцом – ранней весной он умер. Видимо, Капитон Тихонович чувствовал близкую смерть и решил напоследок повидаться с внуками. Совсем семейно-теплой эта встреча не была, но Лиза и Семен, и особенно дети, были очень рады нескольким дням, проведенным вместе около зажженной высокой елки, украшенной замечательными новогодними игрушками. Эти игрушки напоминали потом детям каждый Новый год о приезде бабушки и дедушки к ним в Москву.

Началась война – советские инициативы оттянули ее лишь на- немного. Несмотря на многочисленные предупреждения из различных источников – даже посол Германии в Москве граф Шуленбург называл точную дату начала войны – многие наши войска немцы застали врасплох, поэтому уже в первые месяцы Красная Армия понесла огромные потери убитыми, ранеными, попавшими в плен. Правительство, министерства, дипломатический корпус эвакуировались в Куйбышев. Для Сталина были подготовлены подземные бункеры. Но даже в самые тяжелые для Москвы дни он оставался в Кремле. Молотов тоже не покинул столицу. С ноябрьского парада 1941 года на Красной площади войска направлялись сразу на защиту Москвы. Начальником особого отдела дивизии отправился на фронт и Семен Илларионович. Лиза вместе с тремя детьми уехала к матери в Пятигорск.

В первые месяцы почта с фронта приходила регулярно, и Лиза чувствовала себя спокойно, моля бога лишь о том, чтобы он защитил мужа от смерти. Но позже обстановка на фронтах осложнилась, почта стала доставляться с большим опозданием, и вскоре от Семена несколько месяцев не было ни одной весточки. Лиза не находила себе места. Старалась забыться в домашних делах, в заботе о детях, в шитье… Уже стала почти каждый день ходить в церковь. Доходило до того, что она стала вспоминать музыканта и думать, что это он мстит ей с того света. Наконец кто-то из соседей посоветовал ей посетить знахарку, которая жила в пригороде – в Новопятигорске. Тетка Маруся, оказывается, хорошо знала старшую сестру Лизиной матери Натальи Дмитриевны – Александру Дмитриевну, которая тоже жила в Новопятигорске.

Александра Дмитриевна была замужем за богатым нефтепромышленником из Баку. Семья до революции владела дачей в пригороде города-курорта Пятигорска, известного своими минеральными источниками. Массивный двухэтажный особняк из местного белого туфа со всеми подсобными постройками был обнесен узорчатой кованой оградой и занимал огромную территорию в полквартала. После революции дачу конфисковали. Муж Александры Дмитриевны, отправившись по делам за границу, так и задержался там навсегда. Александре Дмитриевне новая власть огромный особняк обменяла на комнатушку в коммуналке. За годы своего существования дача много раз меняла свое предназначение, пока после войны не стала детским садом. К главному зданию понастроили малые и большие помещения, которые исказили и изуродовали некогда красивый белокаменный особняк. Волею судьбы бабушка Саша, уже будучи в преклонном возрасте, тем не менее, очень подвижной и заботливой, водила в некогда принадлежавший ей дом свою правнучку – дочку Лизиной младшей дочери Светланы – в детский садик. Но все это произойдет после войны. А пока Лиза спешила в Новопятигорск к тетке Марии за помощью.

Возле дома известной на всю округу знахарки толпились люди – почти одни женщины, пожилые и молодые, желавшие от тетки Марии лишь одного: узнать, жив ли их муж, сын, отец, брат? Когда подошла очередь Лизы, она сказала, как ее учила мать, что она – племянница Александры Дмитриевны. Тетка Мария повела ее из «приемной» в другую комнату – чтоб не мешали – и уделила Лизе намного больше внимания, чем обычно другим. Разложив потрепанные карты, она долго их изучала, потом собрала в колоду и вновь разложила, что-то приговаривая. Проделав эти действия с традиционным инструментом классического гадания, тетка Мария убрала карты в сторону, подсела поближе к Лизе и, взяв ее руки в свои, начала рассказывать.

Оказывается, много лет назад она гадала Александре Дмитриевне и предсказала достаточно точно ее судьбу. На Лизу это оказало чрезвычайно большое впечатление, и она с удвоенным вниманием слушала, что «сказали карты» предсказательнице.

Прежде всего она успокоила Лизу: муж жив, но слегка ранен. Не писал, потому что был в окружении. Это – что было. А теперь – что будет? На фронте долго не пробудет – переведут в другое место, далеко, очень хлопотное, и он будет им недоволен. Но зато там будете вместе. Родится еще один ребенок – мальчик. Потом муж изменится – счастья больше не будет! Лиза, радостная настоящим и убитая будущим, вернулась домой, рассказав матери только половину услышанного.

В августе 1942 года в город Пятигорск вошли немцы. До этого наши войска отошли от города, и он был предоставлен сам себе. Народ брал все, что лежало вокруг, конечно, в первую очередь продукты: с мясокомбината – мясо, сало, колбасы из холодильников и складов; с хлебокомбината – муку, соль, сахар; из магазинов – кому что нравилось. Мальчишки натаскали с кондитерской фабрики конфет на год вперед и обменивались друг с другом.

Первыми в город, почему-то не с западной, как ожидали, а с восточной стороны, обогнув возвышающуюся над городом гору Бештау, въехали велосипедисты-румыны, затем – мотоциклисты и только вслед за ними стали появляться грузовики с немецкими солдатами. Завершили въезд несколько легковых автомобилей с офицерами. Оккупанты начали расселяться. Наталья Дмитриевна после смерти мужа продала дом на Красной слободке и купила квартиру в старой части города – на Кабардинке. В квартиру в старинном двухэтажном доме с высокими потолками и окнами сразу же въехал офицер с адъютантом и шофером. Наталья Дмитриевна с сыном, дочерью и внуками переселилась в маленькую каморку. Началась новая, никогда не думанная жизнь под одной крышей с врагом.

В первые же дни немцы переписали всех евреев, дали сутки на сборы, позволив взять с собой по шестнадцать килограммов вещей, и увезли. Накануне соседи-евреи раздаривали свое имущество. Наталье Дмитриевне достался огромный сундук с красивыми замками, изготовленный еще в начале века в Америке. Он был как раз кстати: служил одновременно хранилищем вещей и кроватью в тесном помещении.

Немец-офицер говорил немного по-русски, показывал фотографии жены. Детей, видимо, у него не было. Когда приходили посылки из Германии, он угощал шоколадом. В первую очередь совсем маленькую Светлану. Она была очень хорошенькой с белыми кудряшками и красиво одетая – Лиза для нее особенно старалась. Еще ничего не понимающий ребенок позволял брать себя на руки, играть с ней. Чрезмерное внимание к Светлане настораживало. Опасения оправдались: однажды утром, когда офицер как обычно уехал в штаб, его шофер неожиданно возвратился назад и, увидев Наталью Дмитриевну, с трудом, помогая себе пальцами, объяснил, что его шеф уезжает в Германию и хочет взять с собой маленькую девочку. За несколько минут все быстро собрались, взяли самое необходимое, усадили Светлану в коляску и отправились к Александре Дмитриевне в Новопятигорск. Прошло некоторое время. Младший брат Лизы Юра, несмотря на категорический запрет матери, отправился в город, на квартиру, чтобы взять что-то забытое. Офицер уже уехал, но Юру окликнул кто-то из соседей, вызвав внимание оставшегося адъютанта. Юру арестовали и отправили в лагерь в Минеральные Воды. Уже позже Лиза узнала, что немцам было разрешено с территории оккупированных стран забирать маленьких детей, внешне похожих на арийцев.

В январе 1943 года началось наступление Красной Армии, и Кавминводы были освобождены. Перед отступлением немцы расстреляли почти всех арестованных, в том числе и брата Лизы. Наталья Дмитриевна, дочь и внуки вернулись на квартиру. Все продуктовые запасы кончились. Лизе приходилось ходить вместе с такими же нуждающимися женщинами по окрестным селам менять одежду на продукты, шить на месте, если была машинка, или принимать заказы и шить дома. Когда наступили холода, к проблеме питания добавилась проблема с дровами. Лиза вместе с малолетним Владимиром, вооружившись маленькими пилами, отправлялись к подножию горы Машук, собирали упавшие ветки, распиливали их на месте и вязанками приносили домой. Местный лесник часто приставал к женщинам. Защитить их, к сожалению, было некому.

Когда в Великой Отечественной войне наступил коренной перелом, и врага стали выгонять с территории СССР, Семена Илларионовича отозвали с фронта в Москву. Началась напряженная подготовка к встрече «большой тройки» – лидеров трех стран: Сталина, Рузвельта и Черчилля – в Тегеране. Это была первая за годы Второй мировой войны конференция, на которой была разработана окончательная стратегия борьбы против фашистской Германии и ее союзников, а также намечены контуры послевоенного устройства мира. До самого начала декабря 1943 года Семен Илларионович в составе личной охраны Молотова обеспечивал охрану партийно-правительственной делегации СССР. В целях безопасности президент США Рузвельт остановился не в собственном посольстве, а в советском: американское посольство находилось намного дальше, на окраине города в сомнительном районе. Пребывание «в гостях» американского президента еще более усилило охрану посольства СССР в Тегеране. Дипломатический комплекс окружили тремя кольцами пехоты и танков. В районе, где размещалась советская делегация и где проходила конференция, было сосредоточено 7 полков НКВД и 1500 самых опытных оперативников. В самом дворце заседаний находилось 1000 солдат и 150 оперативных работников советских органов безопасности. На время проведения конференции город был полностью блокирован войсками и спецслужбами. В Тегеране приостановили деятельность всех средств массовой информации: отключили телефон, телеграф и радиосвязь. Даже семьи советских дипломатов были временно «эвакуированы» из зоны предстоящих переговоров.

 Гитлеру была известна не только точная дата начала конференции – 28 ноября 1943 года. На его стол легли и фотокопии совершенно секретных материалов, в том числе и переписка Сталина, Рузвельта и Черчилля. Документы, которые хранились в сейфе британского посла в Тегеране, переснял и продал немецкой разведке за двадцать тысяч фунтов стерлингов камердинер посла, правда, немцы расплатились с ним … фальшивыми фунтами. Руководство Третьего рейха поручило Абверу организовать в Тегеране покушение на лидеров СССР, США и Великобритании. Секретную операцию под кодовым наименованием «Длинный прыжок» разработал знаменитый нацистский диверсант, начальник секретной службы СС в отделе главного управления имперской безопасности, оберштурмбанфюрер Отто Скорцени, который был специальным агентом по особым поручениям Гитлера. В свое время он освободил свергнутого итальянского диктатора Бенито Муссолини. Немцы сбросили недалеко от Тегерана группу разведчиков, которые должны были подготовить плацдарм для высадки диверсантов во главе со Скорцени. Однако этим амбициозным планам не суждено было сбыться – немецких разведчиков захватили и заставили работать «под колпаком» советской разведки. Узнав о провале операции, Берлин отказался от своих планов.

Союзники понимали, что победоносное продвижение советской армии на Запад может привести к тому, что СССР в одиночку освободит Германию, да и не только одну Германию – всю порабощенную Западную Европу от фашизма, и остановится на Атлантическом побережье, установив свой протекторат почти над всеми европейскими странами. Американский президент Рузвельт накануне Тегеранской конференции говорил своему сыну, что «если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то возможно, что второй фронт и не понадобится!» Ход войны, при котором честь почти всех побед на суше принадлежит русским, тревожил англичан в еще большей степени, чем американцев. Если Англия, считали они, «не выйдет из этой войны на равных условиях» с СССР, то ее положение на международной арене может резко измениться, и Россия станет «дипломатическим хозяином мира». Правящие круги союзников считали выходом из такого «опасного положения» не только активизацию военных действий англо-американских вооруженных сил против Германии, но и, прежде всего, пересмотр стратегических планов, принятых с целью отказа или, по меньшей мере, дальнейшей отсрочки второго фронта.

Руководители США и Англии были едины в вопросе о том, что к концу войны необходимо сосредоточить в Европе крупные англо-американские вооруженные силы, чтобы иметь возможность занять господствующее положение в послевоенном мире, распоряжаться судьбами народов Европы по своему усмотрению, подавить в европейских странах национально-освободительное движение, которое в результате поражений, понесенных гитлеровской Германией на советско-германском фронте, значительно усилилось, сохранить в неприкосновенности капиталистические порядки, насадив, по возможности, в этих странах реакционные режимы и послушные им правительства.

Но и после Тегеранской конференции союзники не спешили выполнять свои обязательства и обещания, заняв по-прежнему выжидательную позицию, ожидая, когда на советско-германском фронте обе противоборствующие стороны максимально израсходуют свои силы. Наконец, в Нормандии с большим опозданием был открыт союзнический Второй фронт. Англо-американские войска практически не встретили большого сопротивления немцев, и на Западный фронт Гитлер не перебросил значительные силы, тем самым союзники быстро продвигались вглубь Германии, намереваясь первыми захватить Берлин. Для Советского Союза стало делом чести не допустить этого, закончить войну в Берлине и водрузить знамя Победы над поверженным рейхстагом.

Вернувшись из Тегерана в Москву, Семен поехал в Пятигорск, чтобы забрать Лизу с детьми. Прежде чем отправиться к новому месту службы, он отыскал под Машуком лесника и сделал из негодяя отбивную.

Глава пятая. В местах отдаленных

В начале 1944 года произошло событие, которое на долгие годы омрачило отношения центральной власти с чеченским и ингушским народами: около полумиллиона человек в течение нескольких дней были выселены с родных мест на Северном Кавказе и отправлены в Среднюю Азию и Казахстан.

Решение депортировать чеченцев и ингушей Президиум Верховного Совета СССР мотивировал тем, что «в период Великой Отечественной войны, особенно во время действий немецко-фашистских войск на Кавказе, многие чеченцы и ингуши изменили Родине, переходили на сторону фашистских оккупантов, вступали в ряды диверсантов и разведчиков, забрасываемых немцами в тыл Красной Армии, создавали по указке немцев вооруженные банды для борьбы против советской власти, а также учитывая, что многие чеченцы и ингуши на протяжении ряда лет участвовали в вооруженных выступлениях против советской власти и в течение продолжительного времени, будучи не заняты честным трудом, совершают бандитские налеты на колхозы соседних областей, грабят и убивают советских людей».

Накануне Великой Отечественной войны в Чечено-Ингушской АССР, несмотря на все усилия и репрессии НКВД и регулярной армии, Советской власти так и не удалось «советизировать» или хотя бы установить твердый государственный порядок в чеченских аулах, особенно горных. Население продолжало придерживаться родоплеменного, «тейпового» уклада, находясь под сильным влиянием мусульманского духовенства (шейхов) и законспирированных подпольных националистических организаций, тайно храня большое количество оружия. После образования ЧИАССР на территории произошло несколько крупных повстанческих антисоветских выступлений. Систематический призыв чеченцев и ингушей в Красную Армию в довоенные годы не практиковался.

После начала войны мобилизация чеченцев и ингушей оказалась фактически сорванной. Как говорится в подготовленном международным фондом «Демократия» сборнике документов «Сталинские депортации. 1928-1953», «полагая и надеясь, что СССР войну проиграет, многие муллы и тейповые авторитеты агитировали за уклонение от военной службы или дезертирство».

Из-за массового дезертирства и уклонения от службы весной 1942 года приказом Народного Комиссариата Обороны СССР призыв в армию чеченцев и ингушей был отменен. В 1943 году был разрешен призыв примерно трех тысяч человек, но почти две трети из них дезертировало. Из-за этого не удалось сформировать Чечено-Ингушскую кавалерийскую дивизию, ее пришлось переформировать в полк. После этого дезертирство также носило массовый характер.

Необходимо, однако, отметить, что поведение чеченцев и ингушей, дезертировавших из рядов Красной Армии или даже переходивших на сторону противника, не было чем-то исключительным. В общей сложности от восьмисот тысяч до миллиона советских граждан всех национальностей в годы войны служили немцам с оружием в руках.

С другой стороны, на фронтах Великой Отечественной войны сражались тысячи чеченцев и ингушей – призванных или пошедших на фронт добровольцами. Многие попавшие на фронт вайнахи проявили себя с самой лучшей стороны. За годы войны десять вайнахов стали Героями Советского Союза. На войне погибли более двух тысяч чеченцев и ингушей.

Территория ЧИАССР практически не была под оккупацией, так что обвинить ее народы в прямом предательстве было непросто. Кроме того, депортация состоялась, когда вермахт уже был отброшен на сотни километров от Кавказа, и, следовательно, явилась не военной необходимостью, а откровенно карательным актом.

Вернувшись к концу 1943 года в Москву и встретив Новый год, Лиза сразу же определила старших детей Ольгу и Владимира в школу, а самую младшую трехлетнюю Светлану – в детский сад. Семен после праздников отправился в командировку в Среднюю Азию. Начальство вспомнило его раннюю службу в том регионе и лучшей кандидатуры не нашло. Через несколько недель он возвратился хмурым и уставшим. Лиза, привыкшая не задавать вопросов, касающихся службы, старалась отвлечь мужа семейными новостями и проблемами, планами на выходные дни, но Семен все более и более замыкался в себе. Неожиданно Лиза вспомнила тетку Марию из Новопятигорска, к которой в начале войны ходила гадать, и та предрекла, что переведут мужа в другое место, далеко, очень хлопотное, и будет он им недоволен.

Семена Илларионовича действительно переводили заместителем начальника областного управления НКВД в далекий среднеазиатский округ. Но на самом деле Молотову нужен был свой человек в местах депортации, чтобы быть в курсе реального положения дел в этом вопросе, а не слепо доверять официальным докладным местных начальников. Кроме того, у Семена было тайное задание министра иностранных дел. Через Международный Красный Крест и дипломатические каналы к нему поступали запросы от зарубежных родственников депортированных немцев, а также попавших в советский плен немецких военнослужащих, в основном, высших офицеров, в которых они высказывали готовность оказать материальную помощь своим несчастным соотечественникам. Семену следовало негласно выявить судьбу целого ряда немецких спецпереселенцев и военнопленных и возможности изменить их участь.

Смены столичной службы в парадных коридорах власти на затерянный в казахстанских степях гарнизон Семен не пугался – за прошедшие годы, во времена «покосов и чисток», за первые месяцы войны ему пришлось многое пережить и он радовался каждому дню, в котором оставался живым. Сейчас его беспокоил тот огромный контингент людей, который прибывал в вверенный ему регион и который необходимо было принять, разместить, обеспечить работой и всем необходимым для жизни. Но не только житейские проблемы прибывающих составляли его заботу. По роду службы Семену следовало обеспечить надежную охрану почти полумиллионного людского пополнения, среди которого многие были готовы бежать при каждом удобном случае. Посланный в командировку для принятия полномочий и проверки готовности местных властей к переселению народа, Семен с первых же дней своего пребывания установил, что в большинстве мест к принятию спецпереселенцев абсолютно не готовы. Об этом он сразу же по приезде доложил Молотову. Вячеслава Михайловича это известие нисколько не удивило. Напротив, он был доволен, что получил правдивую информацию.

Лизу очень огорчило, что Семен вновь и надолго покидает дом, хотя в душе была уже готова к сообщению мужа. Она, правда, робко попробовала предложить поехать всем вместе к новому месту службы, на что Семен категорически заявил, что это было бы глупо отправляться в еще неустроенное место, к тому же в холодное время года. Кроме того, пришлось бы отрывать детей от школы. Договорились, что они приедут к Семену на летние каникулы.

Последующие сообщения Семена Илларионовича из Казахстана только сгущали темные краски реальной действительности, которую представлял себе Молотов, являвшийся заместителем Председателя Государственного Комитета Обороны (ГКО), подписавшего Постановление ГКО от 31 января 1944 года, в котором перечислены мероприятия по организации перевозки спецпереселенцев с Северного Кавказа в Казахскую и Киргизскую ССР. В докладных Лаврентия Берии, который лично руководил операцией «Чечевица» по депортации чечено-ингушского народа, картина была в более радужных красках.

Согласно Постановлению, соответствующий Наркомат должен был принять имущество – строения, инвентарь, скот, зерно – от спецпереселенцев, оформив обменные квитанции, по которым по месту прибытия им выдавали адекватное имущество для восстановления хозяйства. Для транспортировки спецпереселенцев должны были предоставляться вагоны-теплушки, оборудованные для длительного пребывания в пути. Для медицинского обслуживания переселяемых выделялся один врач и две медсестры. Для медицинского состава и больных выделялся один вагон. Врач обязан был иметь при себе необходимое количество медикаментов. В случае тяжелого заболевания переселенцев в пути комендант эшелона передавал больных через местные транспортные органы НКВД на излечение в ближайшие пункты здравоохранения. Организация питания переселяемых в пути следования производилась комендантом эшелона в установленных пунктах, а оплата за питание – в установленном порядке. За восемь – десять часов до прибытия эшелона на станцию, где должно быть подготовлено питание, комендант эшелона делал заявку по телефону или телеграфу. По прибытии переселяемых на станцию разгрузки комендант эшелона сдавал переселенцев представителям местных органов НКВД и власти по вагонным спискам. Составлялся акт о сдаче. Конвойные войска сопровождали спецпереселенцев вплоть до места их расселения.

Все эти обязательные пункты мероприятий по перевозке спецпереселенцев и их обустройству на местах красиво звучали на бумаге, на деле же в большинстве случаев эти требования не выполнялись.

Вместо утепленных вагонов людей часто как скот заталкивали в товарные вагоны и везли в течение месяца к месту ссылки. О больных заботились в лучшем случае родственники. Умерших просто выгружали на следующей стоянке на железнодорожную насыпь. Предать земле не было возможности: отлучка от вагона расценивалась как попытка к бегству и могла стоить жизни. Питались из личных запасов, и многие умирали от голода. Особенно страдали люди пожилого возраста и дети.

Во время транспортировки умерло более тысячи спецпереселенцев, еще около сотни человек были убиты при сопротивлении или попытках к бегству. После прибытия, вопреки указаниям центральной власти, местное население, колхозы и совхозы так и не предоставили или были не в состоянии предоставить переселенцам продовольствие, кров и работу. Депортированные были оторваны от своего традиционного образа жизни и с трудом приобщались к жизни в колхозах. Смертность и на новом месте оказалась высокой. К началу 50-х годов общее количество выселенных сократилось примерно на восемьдесят тысяч человек.

 На новом месте отношение к спецпереселенцам в местах поселения и на работе было непростым и характеризовалось несправедливостью и многочисленными нарушениями их прав со стороны местных властей. Эти нарушения выражались в отношении начисления заработной платы, в отказе выдачи премий за труд. В то же время определенная доля спецпереселенцев направлялась на обучение и осваивала новые специальности, необходимые для области, что способствовало их адаптации на месте. Трудовая деятельность позволяла им не только постепенно выходить из сложного материального положения, но и была лучшим вариантом выхода из морально-психологической депрессии людей. Совместный труд сближал народы Северного Кавказа с местным населением, позволял спецпереселенцам не раз доказать государству свою преданность и безосновательность предъявленных обвинений ко всему народу.

В конце 1950-х годов народы Северного Кавказа смогут вернуться на родину, где включатся в созидательный процесс на своей земле. Принудительное переселение чеченцев и ингушей нанесло им не только огромные человеческие потери и материальный ущерб, но и оказало негативные последствия на национальное сознание этих народов. Чувства определенной ущемленности и обиды от перенесенных репрессий на долгое время останутся в их исторической памяти.

Глава шестая. Начало дружбы

Нет ничего более прекрасного, чем, когда зима уступает весне, когда солнце начинает светить ярче, когда воздух наполняется запахом пробуждающейся земли. Первая зима на новом месте оказалась чрезвычайно холодной и продолжительной. Семену Илларионовичу была выделена однокомнатная квартира в доме местной администрации, но и в ней порой ему приходилось ложиться спать, укутавшись в толстое одеяло и накинув поверх шинель. За эту зиму многие переселенцы, не привыкшие к жестоким морозам и в большинстве не имевшие хорошей теплой одежды, жильем которых были вырытые в промерзлой казахстанской степи землянки, так и не дождались весны.

Наступило лето, сопровождаемое жаркими суховеями с юга, из Ирана, резко поднимающими дневную температуру, и порой разница между ночной прохладой и дневной жарой была довольна значительна и пагубно отражалась на здоровье людей, выросших в более благоприятных климатических условиях. Как и было договорено, с начала школьных каникул Семен радовался предстоящему приезду из Москвы Лизы с детьми, но одновременно беспокоился за их здоровье. В телефонном разговоре с Лизой он высказывал свои опасения и советовал не спешить с приездом, хотя очень желал его, но Лиза в который раз говорила, что и она и дети – в мыслях уже с ним, в степи, да и билеты она намеревается купить заранее. Она не лукавила душой: Семена она любила и была счастлива с ним и за прошедшие годы совместной жизни во времена вынужденной разлуки очень скучала по нему и тогда свои чувства – любовь и нежность – с лихвой переносила на детей, стараясь в каждом из них отметить ту или иную черту характера или внешности мужа. Но одновременно она честно признавалась себе, что после войны ее неотступно преследовала одна и та же мысль, высказанная однажды словами тетки Марии на сеансе гадания. Конечно, глупо было бы абсолютно довериться предсказаниям гадалки и целиком положиться на якобы предначертанную судьбу, не вмешиваясь и не переустраивая ее на свой лад, но налицо была фактом их реальная семейная ситуация – Семен был далеко и недоволен своим положением, и Лиза стремилась спасти семью, наперекор неотвратимо надвигающимся на них событиям.

В середине июня приехала с детьми Лиза. Семен Илларионович договорился с начальником местного управления, и на все лето в его распоряжение была предоставлена охраняемая дача, расположенная на берегу озера с великолепным видом на возвышающиеся вдали горы. Когда Семен увидел высаживающуюся из вагона Лизу и вслед за ней троих детей, сердце у него радостно забилось, и он уже сожалел о том, что из-за неблагоприятной погоды советовал дорогим гостям приехать попозже. Но когда за детьми из вагона стали выгружать чемоданы, баулы, коробки и коробочки, Семен сразу понял, что семья приехала не в гости, а насовсем.

Быстро пролетало казахстанское лето, наполненное конными прогулками в далекую степь с привалами в войлочных юртах, где гостеприимные хозяева угощали гостей традиционным крепким чаем с молоком и терпким кумысом, особыми мантами из мяса с тыквой, казами – разнообразными колбасками из конины, салмой – супом из мясного бульона и теста. Если позволяло время, то хозяйка фаршировала мясом и овощами желудок и запекала его в золе. Отдых украшала игра на домбре, и искусный исполнитель мог передать все оттенки состояния души и переживаний человека. Особо радушно относились к детям, каждого в отдельности одаривая, пусть даже и маленькими, подарками. Домой возвращались с огромными букетами полевых цветов и многочисленными пучками целебных трав. За лето совершили несколько дальних и множество ближних прогулок в степь. Лиза и старшие дети научились держаться в седле и к концу лета могли уже без опаски и строгого надзора со стороны Семена самостоятельно управлять лошадью. Много времени проводили на озере. Даже в самые жаркие дни кристально прозрачная вода продолжала оставаться приятно прохладной, а на берегу чистейший обжигающий песок ласково принимал в себя охлажденное тело. Зная, как долго и с каким нетерпением ожидал Семен свою семью, его коллеги по работе старались не мешать его уединению, но на настойчивые приглашения на шашлык охотно отзывались, и тогда над озером кружил дымок от мангала, поначалу эхом отзывались громкие тосты за красавицу-хозяйку и за остальных прекрасных дам, но под вечер над водной гладью озера тихо звучали русские, украинские и казахские песни. И тогда Лизе казалось, что нет никаких проблем ни в мире, ни в ее семье, а грусть в глазах ее мужа и какая-то недосказанность в его словах, необычность в его поведении – все это обусловлено его долгим пребыванием в одиночестве, оторванностью от семьи, и все это со временем пройдет и их жизнь вернется в прежнее счастливое русло. Но проблемы, суровая действительность, людское горе и человеческие страдания были в самой непосредственной близости, совсем рядом.

К концу лета резко похолодало, и Семен перевез семью в город – ему была предоставлена просторная квартира. К тому же приближалось начало нового учебного года, и пора было позаботиться об определении старших детей в школу. Лиза хотела и самую младшую дочь устроить в детский сад и пойти работать, но Семен был категорически против.

Однажды осенью Лиза вместе с маленькой Светой возвращалась с базара домой. Моросил дождь, дул холодный пронизывающий ветер. Лиза уже пожалела, что не оставила Свету в такую непогоду дома, но девочка никак не хотела оставаться одна, сама натянула на себя пальто, и Лизе пришлось взять дочь с собой. Вдоль ухабистой улицы, изрытой ямами и залитой водой, навстречу медленно двигалась телега. На ней сидело несколько человек: пожилые мужчины и женщины и среди них один- единственный ребенок – маленькая девочка, примерно Светланиного возраста. Лиза сразу обратила внимание на то, что люди были легко, не по погоде одеты и ничем не защищены от дождя. Особенно жалко выглядела девочка в своем почти летнем платьице. По всему было видно, что люди – неместные, да и эти лица Лиза встретила здесь впервые, но сразу вспомнила родину, Кавказ и недавние разговоры за столом на даче о чеченских переселенцах. Когда телега приблизилась, Света дернула Лизу за рукав и показала на девочку. Та тоже обратила внимание на Свету и помахала ей рукой, в которой держала маленькую тряпичную куклу. В этот момент телегу тряхнуло на ухабе, девочка на телеге подпрыгнула и от этого уронила куклу, которая прямиком угодила в лужу. Девочка что-то крикнула сидящей рядом старухе, но та, видимо, ничего не услышала или не обратила на это внимания, и телега покатилась дальше, раскачиваясь из стороны в сторону. Света, разбрызгивая лужу, вытащила из нее грязную куклу и показала маме. «Ее надо отдать той девочке», – сказала она. «Ее надо сперва помыть», – ответила мама.

Куклу привели в порядок, добавив поредевшие косы и обновив износившийся наряд, и каждый раз, выходя из дома, Света брала ее с собой, надеясь повстречать владелицу куклы и вернуть ей потерю. Но прошла дождливая осень, за ней суровая снежная зима и только ранней весной, когда Света уже совсем потеряла надежду встретить чеченскую девочку, однажды на базаре к ней подошла худенькая, болезненного вида девочка, закутанная в не по возрасту длинную черную кофту и протянула руку к своей кукле. Так произошла первая встреча двух маленьких, детских сердец, разных по национальности и вероисповеданию, культуре, менталитету, социальному происхождению … но в будущем – двух одинаково сильных по духу, целеустремленности и настойчивости и, главное, преданности друг другу женщин. Будут проходить годы, происходить события в их личной жизни или в истории их народов, которые будут подвергать более или менее серьезной проверке их дружбу, и они останутся верными подругами, давшими в те далекие детские годы негласную клятву никогда не забывать друг друга.

Амина родилась в ауле Хайбах Галанчожского района Чечено-Ингушской АССР. В тот злосчастный день февраля 1944 года, когда началась насильственная депортация чеченского народа, она вместе с родителями находилась в гостях у родственников в соседнем ауле. В Хайбахе остались родители ее отца. Накануне выпал сильный снег, и дороги к аулу были перекрыты. Никто в ауле о начавшемся выселении не знал. Добравшееся с трудом до Хайбаха воинское подразделение, не видя возможности вывезти жителей в низину к месту сбора, собрало их в сарае и безжалостно уничтожило. Амина вместе с отцом и матерью и родителями матери были отправлены в Казахстан. По дороге в холодном вагоне умерла мать Амины. Труп на ближайшей остановке просто вынесли неизвестно куда из вагона: предать его земле было невозможно. Отец Амины пытался бежать, но его застрелили. Больная Амина с бабушкой и дедушкой после почти месячного переезда прибыли в Казахстан и первый год провели в затерянном в степи совхозе. Их родственников – специалистов с образованием, обеспечив работой, поселили в городе, в районном центре. Весь последующий год они добивались переселения Амины с родственниками поближе к ним, в пригород райцентра.

В течение следующих нескольких месяцев Лиза, отправляясь за продуктами на базар, каждый раз брала с собой что-нибудь из детской одежды, чтобы подарить чеченской девочке, но каждый раз приносила одежду домой. Наконец однажды они увидели девочку на противоположной стороне улицы в сопровождении чеченской женщины интеллигентного вида, вполне прилично одетой. Девочка что-то сказала своей спутнице и, оставив ее, смело пересекла улицу, как взрослая протянула руку сперва Лизе, затем Свете. В это время к ним подошла и чеченская женщина. Они познакомились. Женщина оказалась родственницей Амины, хорошо говорила по-русски и была в курсе истории с куклой. Оказалось, что они жили совсем рядом, но Амина последние месяцы болела и не выходила из дома. Лиза предложила свою помощь, спросила, можно ли подарить Амине одежду. Предложение было с благодарностью принято: действительно, одежда для маленькой Амины была большой проблемой в семье переселенцев. Расставаясь, Лиза спросила адрес новых знакомых. Возвратясь домой, Лиза решила пока не рассказывать Семену об этой встрече.

Через несколько дней, собрав немного Светланиной одежды и обуви, Лиза с дочкой отправилась в гости в чеченскую семью. Несмотря на то, что накануне при расставании не договаривались о конкретном дне визита, Лизе показалось, что хозяева ждали гостей и были готовы к их приему: в скромном жилище царили чистота и порядок, на столе в больших тарелках лежали яблоки и какая-то национальная выпечка. Амина встретила гостей в постели: она вновь заболела и чувствовала себя неважно. Гостейпригласили к столу на чай. Аминины тетя с дядей до депортации жили и работали в Грозном. В Казахстане нуждались в квалифицированных специалистах, и их сразу приняли на работу и выделили приличное жилье в городе. В квартире находились также Аминины дедушка с бабушкой, но они сухо поздоровались на своем языке с гостями и удалились в другую комнату. Эта процедура повторялась каждый раз, когда Лиза с дочкой приходила в гости и позже, когда Света подросла и приходила к подруге одна – старики никогда не принимали участия в застолье и не выказывали никакого внимания к гостям. Видимо, обида на русских все же была велика. Лишь спустя многие годы, будучи в очень пожилом возрасте, удостоверившись в искренней дружбе внучки с русской девушкой, они признали Свету и до самой смерти относились к ней как к родной.

На следующий день Лиза зашла к чеченцам одна и принесла лекарства для Амины. Гостью вновь пригласили к столу, но Лиза, поблагодарив, отказалась, сославшись на дела в городе.

Проходили годы. Девочки подросли. Света уже ходила в школу. Амину в школу не пускали: национальной школы не было, а в русском классе она была бы единственной националкой, и родственники боялись обид и насмешек со стороны одноклассников. Лиза посоветовала заниматься дома, и Света в течение всех школьных лет, проведенных в Казахстане, почти каждый день приходила к подруге и делала там уроки, уча ее грамматике русского языка, арифметике, основам других наук. Вместе поначалу читали сказки, затем русскую классику. Амина со своей стороны учила подругу чеченскому языку, и Лиза каждый раз удивлялась, как бойко говорит на чеченском ее дочь, когда Амина приходила к ним в гости.

Семен поначалу не приветствовал дружбу младшей дочери с чеченкой, считая, что так как он по службе занят контролем за чеченскими переселенцами, высланными за антисоветскую деятельность, то личная жизнь его семьи не должна соприкасаться с этим контингентом, хотя в душе понимал, что в этом вопросе нельзя абсолютизировать и отторгать весь сосланный народ. Со временем он убедился в правильности его позиции и не отвергал выбора подруги своей дочерью. Семен тоже был живым свидетелем формирования отношений между девочками и не раз убеждался в искренности и верности их дружбы. Чем пристальнее он приглядывался к Амине, тем больше положительного он открывал в этой простой чеченской девочке. Он с удивлением отмечал, что у обеих очень много общих привычек и черт характера: острый и пытливый ум, чистосердечие, вежливость и благородство. Дружба девочек становилась все теснее.

За годы службы в Казахстане Семен Илларионович регулярно информировал Молотова о пребывании спецпереселенцев на новом месте: условиях их проживания и быта, трудоустройства, возможностях получения образования и повышения квалификации, контактах с местным населением и случаях правонарушений. Вся эта информация позволяла составлять объективное положение дел в этом постоянно беспокоящем правительство вопросе, за который Молотов нес персональную ответственность.

Глава седьмая. Атомный проект и возвращение домой

6 августа 1945 года американцы сбросили урановую бомбу «Малыш» на Хиросиму, 9 августа – плутониевую бомбу «Толстяк» на Нагасаки. Мир был поставлен перед фактом монопольного обладания США мощнейшим оружием.

Грозные события лета 1945 г. вынудили политическое руководство СССР предпринять чрезвычайные меры для форсирования работ по созданию отечественного атомного оружия. Постановлением Государственного комитета обороны был создан Специальный комитет, наделенный особыми полномочиями для решения чрезвычайных проблем Уранового проекта. Специальный комитет возглавил Л.П.Берия.

В 1947 году Молотову были делегированы полномочия Сталина по Атомному проекту: на очередном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение о том, что вопросы работы Спецкомитета при Совете Министров СССР докладываются или непосредственно председателю Совета министров СССР И.В.Сталину или его первому заместителю В.М.Молотову.

Во второй половине 1940-х годов существовала реальная угроза атомной бомбардировки российских крупнейших промышленных центров, о чем свидетельствуют рассекреченные стратегические планы США. Поэтому реализация Атомного проекта СССР была ответной мерой, обеспечивавшей безопасность Советского Союза. Начались масштабные работы по обеспечению Атомного проекта отечественным сырьем.

Еще в 1934 году на Северном Кавказе, в Ессентуках была организована геологическая контора, ставшая затем Северо-Кавказским геологическим управлением. Его сотрудники вели мониторинг геологической среды на обширнейшей территории от Черного и Азовского морей до Каспийского. Славились Ессентуки еще одним специализированным гигантом – Кольцовской экспедицией, основной целью создания которой был поиск и разведка урановых руд на Северном Кавказе. Когда была доказана промышленная значимость Бештаугорского месторождения урана, поисковые работы продолжились на других горах-лакколитах – Быке, Шелудивой, Змейке. На базе Бештаугорского и Быкогорского месторождений урана в кратчайшие сроки вблизи Пятигорска были построены соцгородок, позднее переименованный в город Лермонтов и горно-химический комбинат по переработке урановых руд.

По рекомендации Молотова Семен Илларионович был переведен в Пятигорск и назначен уполномоченным НКВД в Лермонтовское управление горно-химического комбината. По сути дела, он являлся куратором Атомного проекта на Северном Кавказе. Лиза была очень рада возвращению на родину: казахстанский климат пагубно отражался на здоровье, особенно страдали дети. Старшие дети Ольга и Владимир заканчивали школу, и наступала пора подумать об их дальнейшем образовании. В Казахстане это было бы проблематичнее. Младшей Светлане предстояло еще несколько лет учиться в школе, но родители задумывались и о ее дальнейшей судьбе. Переезд в Пятигорск решал многие семейные проблемы.

Возвращение на родину, здоровый, с детства привычный южный климат и окружающая среда, близость матери и родственников, сокращение домашних забот по сравнению с многохлопотной жизнью в Казахстане, где она вставала первой и ложилась последней и времени для себя почти не было – все это вкупе сразу переменило стиль и ритм жизни Лизы. Она больше времени стала проводить вне дома, гуляя со Светой, посещая магазины, ассортимент товаров и качество которых в соцгородке намного превосходили обычные советские магазины, да и вообще Лиза впервые за многие последние годы наконец-таки отметила, что она еще молода и к тому же сохранила свою красоту и привлекательность. Первое же посещение парикмахерской намного сократило ее возраст, а взгляды проходящих мимо мужчин свидетельствовали убедительнее того, что она видела в своем отражении в зеркале парикмахерской. Внешнее преображение жены не мог не заметить Семен, и отношения супругов стали еще более нежными и желанными. Однажды по пути к матери, проезжая Новопятигорск, Лиза вспомнила гадалку, тетку Марусю, и ее прорицание. То, что в ней зародилась новая жизнь, подтверждалось, и Лиза была очень счастлива этим и не верила, что муж изменится и станет другим.

Прошли первая после переезда осень, богатая изобилием овощей и фруктов, которые Лиза поедала в огромных количествах, и зима, которая не порадовала снегом на Новый год, а скорее была похожа на осень со слякотью и большими перепадами температур. Медленно наступающая весна скупо радовала хорошей погодой, но в семье Семена уже в первый день весны радость переливалась через край: родился мальчик, которого Лиза назвала в честь любимого брата – Юрой.

Юра стал любимцем всей семьи, и это в первую очередь почувствовала на себе Светлана. С Юрой больше гуляли, с Юрой чаще играли, ему покупали самые лучшие игрушки, его одевали в самые лучшие вещи … Семен часто ездил в Москву, и не было ни одного раза, чтобы он возвращался из командировки и не привозил для Юры что-то самое, самое … Когда Юра подрос и пошел в школу, Лиза ежегодно ездила с ним в Москву и там Юру одевали и обували, покупали дорогие конструкторы и книжки, в школьные годы только там приобретались новая школьная форма, портфель и письменные принадлежности. Все соседи и друзья, вся школа знала, что Юрин папа какой-то начальник, правда, какой, конкретно знали немногие, но что очень важный начальник, знали все. Однако ни Юра, ни остальные дети Семена и Лизы никогда не подчеркивали своим поведением или высказываниями, что они какие-то особенные и принадлежат к каким-то избранным. Напротив, все вели себя скромно и хорошо учились, Юра даже много лет был отличником и своим трудолюбием и стремлением к знаниям получал заслуженные пятерки.

Намного большее значение для семьи и особенно для детей имел тот факт, что Семен был однофамильцем очень популярного в стране актера Василия Семеновича Л. Лиза тоже до замужества была однофамилицей любимой на всю страну актрисы Любови Орловой. Дети, таким образом, становились чуть ли ни братьями и сестрами знаменитых актеров. Это, пусть даже мнимое, родство с именитыми фамилиями было на всю жизнь как стимул, как путеводная звезда, как знамя, на которое равнялся, брал в пример, старался быть достойным. Часто это помогало в затруднительных ситуациях как пропуск, как ключик, как благосклонное отношение. В школьные годы, в каком-то классе Юра писал сочинение на тему, звучащую примерно так: «Герой, на которого ты хотел бы быть похожим». Героем Юра выбрал Павку Корчагина, но не потому, что его жизнь и борьба являлись примером для Юры. Выбор Корчагина объяснялся в первую очередь тем, что в одноименном фильме главного героя играл Василий Семенович. Уже будучи взрослым, Юра однажды в Москве отправился в театр имени Вахтангова, в котором служил Василий Семенович и пытался встретиться со своим тезкой. Представившись администратору, Юра попросил познакомить его с актером, но тот был на гастролях в другом городе. Тем не менее, администратор проявил инициативу и написал номер домашнего телефона Василия Л. Позже Юра не раз звонил Василию Семеновичу, поздравляя его с очередным днем рождения или праздниками. Первая же их встреча произошла случайно, в аэропорту Минеральные Воды. Юра улетал в Москву, и этим же рейсом в столицу возвращался с традиционных Лермонтовских чтений в Пятигорске Василий Семенович. Двух часов, проведенных вместе в самолете, было, конечно, недостаточно, чтобы рассказать обо всем, что Юра хотел сказать знаменитому актеру. Он тоже расспрашивал Юру о семье, о родословной родителей, пытаясь найти какие-нибудь родственные связи. Конечно, для Юры этот день стал событием в его жизни.

Для Светланы принадлежность к знаменитой фамилии могла сыграть вообще судьбоносную роль. С самого раннего детства она привлекала внимание своей красотой, которая к девичеству превратила ее в красавицу. Многие прочили ей карьеру киноактрисы, поэтому после окончания школы у нее не стоял вопрос: куда пойти учиться? Может, Светлану Семеновну приняли за сестру Василия Семеновича, но Светлана позже всегда заверяла, что без особого труда самостоятельно поступила во Всероссийский государственный институт кинематографии (ВГИК), в котором конкурс в те годы достигал более ста человек на место. Так или иначе, Светлана начала учиться в классе самой Тамары Макаровой. Но не прошло и года, как Светлана, разочаровавшись в будущей карьере звезды киноэкрана и, прежде всего, в жизни московской актерской богемы, вернулась в родной Пятигорск. Родителей это не удивило.

Старшие дети Ольга и Владимир, родившиеся в Москве и считавшиеся москвичами, несли по жизни знаменитую фамилию с честью и гордостью, никогда не злоупотребляя популярностью Василия Семеновича.

Ольга после окончания школы поступила в техникум и окончила его с дипломом химика-лаборанта. Семен устроил ее на работу на завод по обогащению урана Лермонтовского горно-химического комбината. Лиза была категорически против, но другого места работы в Лермонтове не было – все в соцгородке было связано с комбинатом. Неуступчивость Семена в трудоустройстве дочери проложила первую трещину в отношениях супругов. Очень скоро Оля стала заведующей лабораторией. Ее заработная плата увеличилась. В скором будущем она могла получить отдельную квартиру. Семен радовался за дочь, считая себя инициатором ее успехов и в тайне гордился, что не уступил жене. Лиза же все это время жила в каком-то напряжении, каждый раз неохотно провожая дочь на работу и с нетерпением ожидая ее дома. Она даже стала чаще ходить в церковь и там, не стесняясь быть узнанной женой большого начальника, стоя на коленях, молилась и просила господа за благополучие дочери. Беду она ожидала каждый день и вскоре она нагрянула. На заводе случилась авария: произошел выброс большого количества радиоактивного излучения, и Оля как начальник лаборатории, но прежде всего как секретарь первичной комсомольской организации, проявила инициативу и, рискуя своим здоровьем и даже жизнью, перекрыла какой-то там главный вентиль и тем самым уменьшила степень излучения, при этом сама получила довольно значительную дозу. Оля пролежала несколько недель в Лермонтовской больнице, где ей каждый день переливали кровь, пытаясь спасти. Затем Лиза отвезла ее в клинику в Москву. Но и там, несмотря на интенсивное и самое передовое лечение, Олю спасти не смогли. Олю привезли домой и похоронили на пятигорском кладбище. Провожать Олю пришел весь соцгородок. Ее гроб от дома матери Лизы на Кабардинке до кладбища через весь Пятигорск пронес на руках каждый мужчина из соцгородка. Лиза за все это время, начиная от болезни Оли и вплоть до дня ее похорон, не проронила с Семеном ни единого слова и привезти Олю из Москвы велела только к ее матери на Кабардинку. Начался новый и очень сложный этап в отношениях супругов. Семену смерть дочери она никогда не простила. В то же время в своем сознании она считала себя виновной уже во второй раз, после трагической гибели своего первого жениха, в смерти очень близких, любимых ею людей. Она была уверена в том, что бог карал ее за однажды преданную любовь.

Владимир после окончания школы поступил на юридический факультет Ленинградского университета. Проучившись один год, он был призван в армию. Служил Владимир в Белоруссии. Будучи отличным спортсменом, он завоевывал призовые места в легкоатлетических межвойсковых соревнованиях, за что поощрялся командованием воинской части краткосрочными отпусками на родину. В последний отпуск перед демобилизацией его отпустили на похороны старшей сестры. После армии Владимир вернулся в Ленинград, но учебу в университете бросил, уехал на Север и завербовался в старательскую артель Объединения «Северовостокзолото». Там он проработал вплоть до пенсии. За это время он закончил геологический и географический факультеты института, пробовал даже заняться наукой и защитить кандидатскую, но передумал. Приезжая в отпуск в Пятигорск, он всегда останавливался у друзей, где каждый раз накрывал роскошный стол и праздновал свой приезд. В родной дом он приходил как гость и чувствовал себя неуютно: родители были чужды друг другу.

Получив раннюю старательскую пенсию, Владимир не спешил возвращаться домой. Несколько лет он еще проработал в геологических экспедициях в Салехарде и Мурманске. В Пятигорск Владимир вернулся уже пожилым человеком и прожил там в одиночестве до самой смерти.

Владимир был несколько раз женат, но с каждым новым браком совместная жизнь с новой женой становилась все короче и короче. Видимо, семейная неустроенность своих родителей негативно сказывалась на своей собственной жизни: он так и не смог полюбить один раз и на всю жизнь, не видя это на примере самых близких ему людей.

Глава восьмая. Первый брак – несбывшиеся надежды

У красавицы Светланы была тоже сложная, полная жизненных перипетий судьба. Прервав обучение во ВГИКе и вернувшись из Москвы, Светлана сразу же отправилась в Грозный к самой близкой подруге Амине. Все эти годы после переезда Светланы в Пятигорск и возвращения Амины в Чечню подруги поддерживали активную переписку, доверяя только друг другу самые сокровенные тайны. Сейчас Светлане нужно было встретиться лично и посоветоваться с подругой.

Светлану встретили как родную, как члена многочисленной дружной семьи. Еще будучи подростком в далеком Казахстане, Света проявила волевой и сильный характер, несвойственный для десятилетнего ребенка, тем более девочки, заявив, что никогда не порвет дружбы с маленькой представительницей репрессированного народа, и своим поведением, своими действиями, которые могли бы даже навредить ее родителям, доказала тогда и в последующие годы верность их дружбе. Амина, смеясь, говорила, что выдаст подругу замуж за своего двоюродного брата и они породнятся. Родственники, которые были вместе с ней в Казахстане, помнили, как Света приходила к ним в дом и читала подруге русские сказки. Амина часто болела, и Света, тайком взяв дома целую аптечку, приносила лекарства и вместе с ними конфеты и печенье для больной подруги. Нормальные люди не могут забыть такого отношения и стараются тоже отплатить добром.

Амина была уже замужем и вскоре ждала второго ребенка, но сама готовила и накрывала стол в честь подруги. Собрались родственники. Некоторые знали Светлану в лицо, другие слышали о ней из рассказов, но все восхищались ее красотой и удивлялись этой русской девушке, которая по всем признакам знает тонкости поведения чеченской женщины, да к тому же хорошо говорит на их языке. Они еще больше удивились бы, если бы узнали, что перед ними была дочь того самого главного русского начальника, который был послан Сталиным охранять их в изгнании в далеком Казахстане. Об этом за столом знали лишь единицы, но они никогда не выдали бы подругу Амины.

После застолья подруги уединились. Амина принесла чай и фрукты, зная, что предстоит проговорить всю ночь и заснуть не придется. Из Светланиных писем она уже знала, что подруге не нравится жизнь в столице и она собирается бросить учебу, но возвращаться домой, в семью с нелюбящими друг друга родителями, ей не очень хотелось. В разговоре Светлана еще раз поведала подруге о царящей в доме атмосфере и о своем желании поскорее выйти замуж, народить детей и замкнуться в собственной семье. В который раз Светлана признавалась своей самой доверенной, что ей тяжко от своей красоты, от чрезмерного внимания и притязаний мужчин – красота приносит ей больше страданий, чем счастья. Амина с интересом слушала рассказ подруги о молодом летчике, с которым она совсем недавно познакомилась в Пятигорске. Конечно, интерес молодого человека к Светлане был вызван прежде всего ее необычайной красотой, и Светлана это прекрасно понимала и была по-женски рада этому знакомству, но, с другой стороны, ожидала его с тревогой. Однако, что она могла сделать? От красоты никуда не денешься!

Молодого человека, о котором рассказывала Светлана своей подруге в Грозном, звали Игорем. Он летал на местных авиалиниях на пассажирском «АН-2» по Ставропольскому краю и в соседний Краснодарский край к Черноморскому побережью. Высокий и красивый в ладно сшитой летной форме, он вместе с красавицей Светланой составлял великолепную пару, на которую заглядывались все окружающие. Его родители тоже были летчиками: отец и мать воевали на боевых самолетах во время войны. Вернувшись с фронта, отец стал работать в управлении гражданской авиации и вскоре возглавил одно из крупнейших авиапредприятий в крае. Мать тоже некоторое время работала в администрации аэропорта, но потом вышла на заслуженный во время войны льготный отдых. Из последующих рассказов Игоря о своих родителях Света узнала, что они, как и ее собственные родители, были не в ладах друг с другом: в прошедших тяжелых испытаниях военных лет люди огрубели, и их былые чувства притупились. Таким образом, Игоря и Светлану сближало одинаковое чувство отсутствия счастья в семьях. И они рискнули построить свое счастье на несчастье родителей.

Игорь стал частым гостем в семье Светланы и сразу понравился ее родителям. Он был очень прост в общении, и по всему было видно, что стремился к созданию серьезных отношений со Светланой. Лиза сразу отметила, что ему не хватает родительского внимания, заботы и просто элементарного чувства членства в нормальной семье, и поэтому, позабыв семейные невзгоды, старалась в его присутствии создать хотя бы иллюзию семейного благополучия и окружала его заботой и вниманием. К его приходу готовился семейный обед или ужин, жарились его любимые пирожки с картошкой и капустой, которые он раньше обычно ел в столовке в аэропорту или покупал у какой-нибудь бабушки на вокзале. Так он постепенно становился своим в семье еще до официальной регистрации брака.

Свадьбу сыграли в узком кругу в ресторане. Там Семен Илларионович и Елизавета Капитоновна познакомились с родителями Игоря – Петром Андреевичем и Екатериной Ивановной. Они уже давно не жили вместе и им тоже стоило немалых усилий на торжестве сына играть роль счастливых родителей. Игорь переехал к Свете, которая к тому времени после смерти бабушки унаследовала квартиру почти в центре города. Квартира располагалась в старинном двухэтажном особняке с высокими, почти четырехметровыми потолками, украшенными искусной лепниной и вычурными люстрами. Несмотря на небольшие размеры, на праздники в квартире собиралось десятка два гостей, которые умудрялись и в тесноте помимо застолья устраивать танцы. В гости к молодым приходили чаще всего только отцы.

Вскоре родилась девочка, которую по дороге в ЗАГС намеревались назвать Татьяной, но вернувшись домой, в свидетельстве о рождении стояло совершенно редкое в то время имя – Виолетта! Причину этой неожиданной метаморфозы молодые родители не объясняли. Новое имя за Виолеттой как-то не прижилось, и все, даже родители, чаще называли ее Татой. Петр Андреевич подарил внучке замечательную импортную детскую коляску, в которую можно было уложить даже двух малышей. Он был любящим и очень щедрым дедушкой и свекром. Впрочем, Семен Илларионович в этом ему не уступал, и поэтому отсутствие в гостях их жен компенсировалось их неиссякаемой жизнерадостностью, любовью и заботой о молодой семье. Когда Виолетта немного подросла, ее отдали в детский садик, недалеко от дома. Светлану Петр Андреевич устроил на престижнейшую работу – в агентство «Аэрофлота». Своим появлением в агентстве она еще более украсила цветник из, наверное, самых красивых девушек Пятигорска.

Светлана разменяла свою малогабаритную квартиру на Кабардинке на большую двухкомнатную квартиру, недалеко от местного аэропорта. Виолетта пошла в ближайший детский сад, который располагался в бывшем имении Александры Дмитриевны – старшей сестры Натальи Дмитриевны, бабушки Светланы. Уже будучи в очень преклонном возрасте, Александра Дмитриевна каждый вечер, почти до самой смерти, забирала свою правнучку из садика, кормила и гуляла с ней в ожидании родителей, которые забирали дочь домой. Случалось, особенно зимой, что Виолетта засыпала в ожидании мамы или папы и тогда оставалась у прабабушки ночевать, и старушка наутро, с трудом разбудив внучку, сладко спавшую на теплой русской печке, отправлялась с ней в садик. У Семена Илларионовича были с Александрой Дмитриевной намного лучшие отношения, чем со своей тещей. Он помогал ей по хозяйству, заготовлял на зиму дрова и уголь.

 Однажды к Александре Дмитриевне совсем неожиданно из Баку приехали родственники ее покойного мужа, умершего в Америке. Их интересовало его наследство – огромный особняк и прилегающая к нему, огороженная кованой решеткой, обширная территория в полквартала, на которой обосновался детский сад. Они написали заявление на имя городского руководства, в котором предъявляли права на оставшееся им от родственника наследство. В заявлении были указаны фамилии еще живых свидетелей, в том числе и Александры Дмитриевны, которые подтверждали, кому ранее принадлежало имение. Пробыв некоторое время в Пятигорске, бывшие родственники уехали, оставив в напряженном ожидании Александру Дмитриевну. Проходило время, но детский сад продолжал функционировать, а прабабушка – водить в него правнучку. Видимо, руководство решило не исполнять право наследников. Спустя многие годы стали возникать прецеденты, когда правнуки и праправнуки становились владельцами имущества их прародителей. Ярким примером тому может служить случай с Александром Пороховщиковым – советским и российским актером театра и кино, режиссером, продюсером, народным артистом России. Его прадед по материнской линии, Александр Александрович Пороховщиков – дворянин, предприниматель, создатель и владелец столичного ресторана «Славянский базар». Как архитектор и меценат он участвовал в сооружении храма Христа Спасителя в Москве. Актер Александр Пороховщиков являлся наследником своего именитого прадеда и, согласно закону, получил наследство в Подмосковье.

Быстро летело время, росла Виолетта, Светлана работала в «Аэрофлоте», Игорь летал на местных авиалиниях и в соседний Краснодарский край. Иногда экипаж посылали в командировку в Среднюю Азию на опыление хлопковых полей. Из командировки Игорь привозил дефицитные для того времени вещи: импортную одежду, обувь, радиотехнику, которые напрямую из-за границы поставлялись в Среднюю Азию в обмен на хлопковое сырье. Местные дехкане не покупали такой товар, и он залеживался на пыльных полках в сельских магазинах. Приезжие не верили своим глазам, видя такой дефицит в среднеазиатских кишлаках. Красивые модные вещи на Светлане еще больше подчеркивали ее красоту. Как правило, в начале осени, в бархатный сезон Светлана с Игорем отправлялись в отпуск на море. Обычно ездили к друзьям в Абхазию и привозили оттуда подарки маленькой дочке – мандарины, пахлаву, аджанджухуа (нанизанные орехи в виноградном сусле), алахарюа (пастила из инжира), ахалуа (домашняя халва). Иногда осенью приезжал в отпуск Владимир. И тогда собиралась веселая компания, и отдыхать уезжали все вместе.

Светлана не прекращала общение с Аминой, приглашала ее вместе с мужем в гости, но они бывали крайне редко. У Амины росли два сына. Мальчишки были еще подростками, но уже во всем помогали родителям по хозяйству, хорошо сидели в седле и могли управлять целой отарой овец. Амина очень гордилась ими и в каждом письме упоминала о каком-нибудь успехе каждого из сыновей. Она не прекращала вспоминать свое тяжелое детство вдали от родных мест и была счастлива, что ее дети растут и воспитываются на родине предков, в окружении родных и близких и не раздумывают о том, съесть ли этот кусок хлеба сегодня или сохранить его на завтра.

Иногда Светлана с Игорем проводили новогодние праздники в Москве и каждый раз останавливались в семье Лишек. Здесь следует подробнее остановиться на истории знакомства с этой семьей.

За год до смерти старшая дочь Семена и Лизы Ольга отдыхала в Крыму, в санатории «Судак» Министерства среднего машиностроения, к которому относился Лермонтовский горно-химический комбинат. Там Ольга познакомилась с пожилой москвичкой, Анной Сергеевной Лишек. Анна Сергеевна всю жизнь проработала в системе обеспечения питанием кремлевских сотрудников. Несмотря на значительную разницу в возрасте, Анна Сергеевна и Ольга подружились и свободное от процедур время проводили вместе. Молодая, скромная и не по годам серьезная девушка из провинции понравилась столичной даме, которая, как она позже призналась Лизе, давно уже подыскивала достойную пару для своего родственника. На прощание они обменялись адресами, и Ольга очень удивилась, когда спустя всего лишь несколько недель из Москвы пришло письмо, в котором Анна Сергеевна приглашала Ольгу на новогодние праздники к себе в гости.

Свой последний в жизни Новый год Ольга встречала в Москве, в семье бывших польских революционеров, которые еще молодыми людьми эмигрировали из Польши и участвовали в октябрьских событиях 1917 года в Москве. Покойный муж Анны Сергеевны был сотрудником ВЧК с первых дней ее основания, затем НКВД и погиб при исполнении служебных обязанностей. Ольга познакомилась с сыном Анны Сергеевны Борисом Петровичем, его женой Валентиной Ивановной и их сыном Евгением. Очень интересна история женитьбы Бориса Петровича. Он работал следователем в органах госбезопасности. Когда его начальство узнало, что он собирается жениться на дочери священника из подмосковного села Алабино, то ему это категорически запретили, угрожая самыми негативными последствиями в его служебной карьере, вплоть до увольнения. Но Борис Петрович никоим образом не уступал. Тогда его значительно понизили в звании и перевели обыкновенным водителем в гараж. Мамиными стараниями сын стал возить продукты в Кремль, чему сын был чрезвычайно рад! За новогодним столом Ольгу познакомили с дальним родственником семьи Лишек – Александром Барковским, родители которого тоже были выходцами из Польши. Барковский был дипломатом и работал в посольстве СССР в Египте. Ольга, находясь в семье сотрудников госбезопасности и Министерства иностранных дел, посчитала дозволенным приоткрыть тайную завесу ее собственной семьи и немного рассказать об отце. Анна Сергеевна и без этого признания догадывалась еще в санатории в Крыму, что Ольга принадлежит к семье крупного военного чиновника, и после услышанного о Семене Илларионовиче уже считала Ольгу почти своей дочерью. Вернувшись домой, Ольга была подробнейшим образом допрошена Лизой. В итоге мать посчитала, что судьба дочери складывается наилучшим образом. В последующие несколько месяцев Семен почти каждую неделю приносил домой опечатанный сургучом конверт, адресованный Ольге и доставленный ему спецпочтой. Вся семья жила в ожидании решения судьбы старшей дочери. И сама Ольга преобразилась. Ее внешность не отличалась особой красотой. Напротив, она унаследовала скорее строгие и черствые черты отца, чем мягкость и изящество матери. Но после поездки в Москву она стала больше следить за своей внешностью, прической, одеждой. Она как будто после долгой спячки стала на глазах расцветать. Даже красавица Светлана, которая уже давно поставила крест на привлекательности старшей сестры, не удержалась от комплиментов. В отличие от всей семьи преображение Ольги совсем не радовало Лизу, хотя она была осведомленнее других и всячески содействовала устройству счастья дочери. Какая-то неумолкаемая тревога поселилась в ее душе, которая довлела на радость ожидания. В таком состоянии она однажды вновь вспомнила о тетке Марии, которая гадала ей, и отправилась в Новопятигорск. По дороге она никак не могла сформулировать главный вопрос, который хотела задать гадалке. Возле ее дома стояли в ожидании люди, правда, не столько много, как в тот военный день, когда она пришла узнать только одно: жив ли муж? Дождавшись своей очереди, Лиза вошла в уже знакомую маленькую комнату и поздоровалась, еще не видя хозяйки. Тетка Мария вошла из другой комнаты и, увидя растерянное лицо Лизы, как-то смутилась, села за стол и, не ожидая того, что скажет гостья, раскинула карты, но потом быстро собрала из в кучу и, вставая, сказала, что чувствует себя плохо и просит прийти в следующий раз. В этот момент Лиза четко сформулировала в голове вопрос, который она хотела задать гадалке, но та уже спешно направлялась в соседнюю комнату. Лиза сперва растерялась от неожиданности и вдруг в ее голове ясно промелькнул ответ на тот вопрос. Лиза от ужала присела на табуретку, перед глазами что-то закружилось и она потеряла сознание.

После неудачного посещения гадалки Лиза зачастила в церковь. Никого не стесняясь, она становилась на колени и молила господа отвести беду от дочери. Но видимо, судьба Ольги была уже предрешена, и когда Лизе сообщили об аварии на комбинате, она к этому несчастью была уже готова.

Из кремлевской клиники, где умерла Ольга, гроб с телом привезли во двор особняка на Малой Дорогомиловской улице, где жила Анна Сергеевна. Так она велела! Анна Сергеевна и Лиза – обе в черных платках – сидели рядом в креслах. По обе стороны от них стояли Александр Барковский и Семен Илларионович. Подходили люди, клали цветы, наклонялись к заплаканной Анне Сергеевне, что-то говорили ей, она кивком головы указывала на Лизу. Лизе выражали соболезнование, Семену мужчины протягивали руку. Валентина Ивановна едва успевала раскладывать цветы, уже не находя для них свободного места. А люди все шли и шли, и никто из них и подумать не мог, что выражают соболезнование Анне Сергеевне по случаю смерти молодой женщины, которая по сути не состояла с ней в никаком родстве и знакомы они были совсем кратковременно. На следующее утро Борис Петрович проводил Лизу на Киевский вокзал, и она уехала в Пятигорск. Семен вместе с водителем на грузовике повезли вслед гроб с Ольгой.

Вот таким трагическим событием было положено начало знакомства с московской семьей Лишек, которое унаследовали и продолжали дети и внуки обеих семей. Лиза ездила в Москву вместе с Юрой каждый год во время летних школьных каникул вплоть до последнего класса, и каждый раз их гостеприимно встречала Анна Сергеевна, а после ее смерти – Борис Петрович вместе с Валентиной Ивановной. Став взрослым и часто проезжая через Москву, Юра каждый раз встречался с Женькой, который уже обзавелся семьей и своему сыну на примере двух семей привил чувства искреннего гостеприимства и неувядаемой дружбы.

 Отправляясь на новогодние праздники в Москву, Света с Игорем хотели встретиться там с Владимиром, который писал, что несколько дней будет по делам в столице и уже пригласил Бориса Петровича с женой в ресторан встречать Новый год и будет очень рад, если к ним присоединится сестра с мужем. Приезжая в Москву, Владимир тоже часто останавливался у Лишек. Если он не заставал никого дома, то брал ключи от квартиры у соседей, которые его уже знали, накрывал по-кавказски щедрый стол и ожидал хозяев с работы. Порой хозяева заставали его спящим на диване: перелет из Магадана до Москвы занимал в то время полдня и был довольно утомительным. Зато потом у Лишеков состоялся праздничный ужин, который нередко перерастал в торжественный завтрак.

 Светлана с Игорем прилетели в Москву в самый канун Нового года. Заехав по пути в ресторан за Борисом Петровичем и Валентиной Ивановной, они прибыли в «Метрополь», когда многие гости уже активно «провожали» Старый год. Метрдотель с трудом проводил гостей через полный зал к заказанному столу. Стол уже был накрыт, и Владимир вместе с женой и еще двумя парами удобно расположились в креслах. Владимир в то время был женат на красавице Лилии В. из Минеральных Вод, с которой познакомился в Москве. Ее старший брат Борис был членом Союза кинематографистов СССР, занимался кинопрокатом и знал всех кинозвезд страны. Через него Владимир был вхож в актерскую среду и когда приезжал в столицу, нередко проводил время на сценических премьерах и кинопоказах. Рядом с Борисом сидела его жена, кинокритик. Когда Светлана подошла к столу, она глазам своим не поверила: ей навстречу улыбались бывшие друзья по ВГИКу – Жанна Болотова и Николай Двигубский. Жанна, как и Светлана, училась в мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой, Николай – на отделении «художника-постановщика». Они поженились еще студентами. Двигубского называли в компании «французом». Он родился во Франции в семье русских эмигрантов, окончил Французскую академию художеств и был двоюродным братом Марины Влади. В середине 1950-х семья переехала в СССР, и Николай поступил во ВГИК. Кто мог представить себе тогда за новогодним столом, что совсем скоро Жанна и Николай разойдутся, и Николай женится на молодой актрисе Ирине Купченко, но и этот брак через два с небольшим года распадется, и Ирина выйдет замуж за красавца и любимца всех советских женщин Василия Семеновича Л. Старший брат Светланы умел преподносить сюрпризы!

Владимир вернется на работу в Магадан, а беременная Лилия возвратится к родителям в Минеральные Воды и родит мертвого ребенка. Она заболеет, некоторое время проведет в психиатрической больнице, и ее заберут умирать домой. Злой рок будет неотвратимо преследовать Владимира и в его последующих официальных и гражданских браках. Лиза преждевременно поседеет и натрет себе на коленях мозоли, моля в церкви прощение и прося господа не карать ее детей за ее грехи.

Неожиданно для всех, у себя в кабинете от инфаркта умер отец Игоря Петр Андреевич. Авиационное предприятие – довольно обширное и хлопотное хозяйство, в котором маленьких проблем не бывает: любая проблема представляет потенциальную угрозу для транспортировки людей и грузов и требует немедленного решения. За годы руководства вверенным ему предприятием Петру Андреевичу приходилось каждодневно – аэропорт не имеет выходных и праздничных дней – решать самому или держать под контролем одновременно множество задач по организации и выполнению грузопассажирских полетов и содержанию в абсолютном порядке всей инфраструктуры. Все это требовало постоянного напряжения сил, что негативно сказывалось на его здоровье. Регулярное пребывание в санатории и соблюдение рекомендаций врачей уже не могли восстановить жизненные силы некогда бравого военного летчика. Немало здоровья отняли у Петра Андреевича и семейные проблемы. Он уже давно не жил с Екатериной Ивановной, которая категорически не давала развода, и состоял в гражданском браке с другой женщиной. Для члена партии и к тому же члена Политбюро крайкома КПСС такое поведение влекло за собой очень серьезные проблемы. Время от времени рьяные блюстители нравственности поднимали вопрос о моральном облике руководителя крупного предприятия, и Петру Андреевичу приходилось защищать свою правоту и честь любимой женщины. После каждой такой защиты количество седых волос на его голове заметно прибавлялось.

Смерть отца серьезным образом отразилась на судьбе Игоря. Отодвинулись в сторону успешно продвигавшиеся до этого планы его перевода на работу в столичный аэропорт «Внуково», где он должен был после учебы пересесть на тяжелые машины «Туполев» и «Ильюшин» и летать на общесоюзных линиях, а в перспективе намечалась работа в «Шереметьево» и, соответственно, на международных линиях. Неприятности в будущем ужесточили положение в настоящем: Игоря не послали на очередные сельхозработы в Среднюю Азию, которые ежегодно приносили значительный доход в семейный бюджет и обновление всего гардероба. Более того, со временем стали сокращаться налетные часы, которые замещались менее оплачиваемыми работами по обслуживанию и ремонту техники. Создавалось впечатление, что вся предыдущая деятельность Игоря в местном аэропорту зиждилась на заботе и контроле покойного Петра Андреевича, на его авторитете. С его уходом все рухнуло в одночасье. Поначалу Игорь скрывал от Светланы свои проблемы на работе, и каждое утро, как всегда, надев свежевыглаженную белоснежную рубашку с галстуком и элегантную летную форму, отправлялся на аэродром. Светлана, отведя Виолетту в садик, спешила в агентство «Аэрофлота». Вечерами, за ужином, делились впечатлениями о прошедшем рабочем дне и строили планы на выходные. Игорю приходилось виртуозничать в выдумках. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным, и Светлане рассказали о «перемещениях» по служебной карьере Игоря ее подружки по агентству, которые были в курсе всех местных аэродромных дел. Теперь Светлана сама стала подыгрывать мужу, но потом поняла, что только затягивает решение жизненно важной для всей семьи проблемы и решила поговорить с Игорем. Его реакция оказалась совсем неожиданной для нее. Ее родители, несмотря на разрыв отношений, четко различали позицию каждого в семье, ответственность за материальное обеспечение и комфорт, пусть даже видимое, семейное благополучие, и Светлана продолжала их любить и уважать за это. Игорь же оказался совершенно беспомощным в создавшемся после смерти отца положении. Правда, он честно признался жене, что не знает, как сложится его служебная карьера, что он будет зарабатывать в будущем и как эти изменения скажутся на их отношениях. Светлана рано повзрослела, привыкла сама принимать важные для нее решения и всегда была готова отвечать за свои поступки. К тому же, как большинство близнецов по гороскопу, она была сильной личностью и наделена многими, не характерными для женщины, к тому же очень красивой женщины, мужскими чертами характера, которые часто больше вредили ей, чем помогали толерантно вписаться в отношения с сильным полом. Поэтому после замужества она с облегчением отдала бразды правления семьей в казавшиеся ей надежными руки мужа. И вот теперь ей пришлось констатировать факт недееспособности мужа удерживать благосостояние семьи. Светлане пришлось встать самой во главе ее. Для начала решили расставить семейные приоритеты. Независимо от дальнейшего материального благополучия семьи оба посчитали за самое главное судьбу их дочери, ее воспитание, образование, сохранение здоровья. Для удержания материального благосостояния решили сократить расходы на поездки в отпуск, приобретение новых вещей, проведение застолий по случаю дней рождений и праздников. О «кадровых перестановках» в своей семье Светлане пришлось поделиться с родителями. Хорошо зная свою дочь, Семен не стал помогать ей деньгами, но с той поры и до самой своей смерти он зачастил в гости к внучке и каждый раз приносил с собой большое количество продуктов. Поначалу Игорь выказывал недовольство к такому вмешательству тестя и, желая получить дополнительные к своей зарплате средства, с согласия Светланы, стал продавать в основном ее поношенные вещи, которых было предостаточно. Переодевшись в скромный костюм, Игорь ранним воскресным утром, прихватив две набитые товаром сумки, отправлялся на толчок, который располагался на окраине города, и, расстелив прямо на земле старое покрывало, устраивал распродажу хоть и слегка поношенного, но тем не менее продолжающегося существовать дефицита. Довольный выручкой, он возвращался домой, купив по дороге что-нибудь сладкое к чаю. Но вскоре шкаф со старыми вещами опустел, а иного источника дополнительных денег не было. Впрочем, проблема состояла не столько в материальном положении семьи, сколько в перспективах на будущее для Игоря. Ведь он был сыном двух летчиков, и без неба свою дальнейшую активную жизнь не представлял, к тому же от родителей он унаследовал все черты характера, чтобы стать хорошим пилотом, достойным выше хозяйственной авиации.

Светлана, вновь поборов самолюбие, отправилась к родителям обсудить сложившуюся ситуацию, в первую очередь надеясь на помощь отца. Семен Илларионович к тому времени стал военным пенсионером, но работупродолжал, правда, уже в другой должности. Тем не менее, Светлана рассчитывала на давние связи отца в Москве. Семен действительно продолжал поддерживать связи со старыми друзьями, с которыми пришлось вместе работать или часто контактировать за годы службы в органах госбезопасности. Некоторые регулярно приезжали на отдых в военные санатории на Кавминводы, и Семен встречался с друзьями в санатории или приглашал на шашлык домой. Однажды в кисловодском санатории «Москва» отдыхал уже пожилой маршал Семен Михайлович Буденный, и Семен Илларионович общался со старым кавалеристом на пятигорском ипподроме. Отец не отказывался помочь зятю, хотя никогда никому не протежировал. Он понимал серьезность ситуации в семье дочери и необходимость что-то предпринять сейчас, не откладывая решение на потом. Но что он мог сделать? На такую тему по телефону не поговоришь! Ждать, когда кто-нибудь из друзей приедет на отдых, значит усугублять ситуацию. Решили отправить в Москву Лизу вместе с Юрой – как раз наступали школьные каникулы – и обратиться к бывшему сослуживцу из кремлевской охраны Сергею Ефимовичу А., с которым регулярно переписывались. Семен надеялся скорее на помощь его сына, который занимал высокий пост в министерстве.

Семья Сергея Ефимовича жила на Кутузовском проспекте. Лиза не в первый раз была в их доме. Познакомившись с Лишеками и приезжая каждое лето в Москву, Лиза почти каждый раз навещала старого друга Семена и передавала от мужа какой-нибудь презент. С четой А. они были знакомы еще с довоенного времени. Узнав о проблеме в семье Светланы, которую Сергей Ефимович еще маленькой девочкой держал на коленях, он, по всей видимости, удивился, что Ларионыч обратился за помощью: никогда за время совместной службы в Москве и ни в каком письме бывший сослуживец и словом не обмолвился, что у него есть проблемы, которые он не в состоянии решить самостоятельно. В каждом письме и в каждой поздравительной открытке каждое слово свидетельствовало только о семейном благополучии. Знал бы Сергей Ефимович об отношениях между Семеном и Лизой, наверное, его хватил бы инфаркт! В Кремле человек либо закалялся один раз и на всю жизнь, либо сразу расплавлялся и утекал в небытие. Сергей Ефимович обещал помочь и поговорить с сыном.

После возвращения Лизы из Москвы все с нетерпением ждали известий от Сергея Ефимовича, и они не заставили себя долго ждать: старый друг сообщал в письме, что провел «работу» и надеялся на положительные результаты. Известие из Москвы взбодрило Игоря и вселило в него былую надежду на коренное изменение его карьеры. Он уже не обращал внимания на тот факт, что работает не в самолете в небе, а большей частью в ремонтных мастерских на земле, считая эту работу временной, необходимой действительностью. Но действительность стала постепенно перерастать из временной в постоянную. От руководства авиапредприятием никаких распоряжений, касающихся Игоря, не поступало. Может, руководство и получало какие-либо приказы из министерства в отношении его дальнейшей карьеры, но исполнение этих приказов наталкивалось на чью-либо неблагожелательную, завистливую, не исключено, чем-то при прежнем руководстве обиженную волю, и Игорь по-прежнему продолжал лишь мечтать о высоком небе. Обращаться вновь за помощью Семен считал бессмысленным.

 Однажды Игорь вернулся с работы позднее обычного и навеселе. Свое настроение он объяснил празднованием дня рождения товарища, который неожиданно пригласил его. В следующий раз он пытался оправдаться встречей бывших одноклассников. Затем последовали юбилеи, премии, День Авиации … Светлана понимала моральное состояние мужа, считала это временным срывом и прощала. Но со временем срывы учащались, и Игорь уже перестал объяснять, почему от него несет алкоголем. Светлана пыталась поговорить с ним, успокоить, что для них главное не то, сколько он зарабатывает, а их семейное счастье, их отношения, их дочь. Игорь на некоторое время успокаивался, но затем вновь срывался и стал приходить домой в сопровождении таких же сорвавшихся и разуверившихся в жизни собутыльников, которые доводили его до двери. Вся эта процедура сопровождалась громким шумом в подъезде, долгим нажатием на кнопку звонка, иногда по ошибке на кнопку чужого звонка. Открывались двери соседей, которые с недоумением смотрели на прежнего, всегда вежливого и элегантно одетого летчика, который сейчас едва держался на ногах и что-то пытался им объяснить. В следующий раз уже соседи с возмущением пытались объяснить ему недостойность его поведения. Светлана готова была провалиться сквозь землю, извиняясь и вталкивая мужа в квартиру. С Игорем разговаривал Семен, с ним провела беседу Лиза, которая его очень жалела, но проходило время, и кошмар повторялся. На него не действовал даже упрек жены в том, что он разрушал психику малолетней дочери. Наконец однажды Игоря приволокли пьяным и бросили, как мешок с картошкой, на диван. Светлана тем же вечером собрала его вещи и наутро решительно указала на дверь.

Игорь переселился к своей матери. Бедная пожилая женщина не могла противостоять почти каждодневным шумным застольям сына с друзьями и по утрам со слезами на глазах безуспешно пыталась вразумить непутевого сына. Сын понуро слушал мать и только молчал. С головной болью он отправлялся на работу в аэродромные мастерские. К вечеру боль утихала, и застолье продолжалось. Однажды Игорь нетрезвым пришел к Светланиным родителям и стал просить их поговорить со Светланой, обещая бросить пить и начать новую жизнь. Семен не стал его слушать и вышел, расстроившись, во двор. Но Лиза любила зятя и была рада, что он наконец-таки взялся за ум и хочет восстановить семью. Она отправилась на кухню ставить чайник и когда вернулась в комнату, то увидела Игоря лежавшим под кроватью и спящим. И она поняла, что былое не восстановишь. И вновь острая боль в сердце напомнила ей прошлое.

Светлана ушла с работы в агентстве «Аэрофлота», не дожидаясь, когда ее оттуда выживут: после смерти Петра Андреевича и развода с Игорем отношение к ней аэрофлотских красавиц резко изменилось. Старший брат Владимир звал ее вместе с дочкой к себе, обещая приличную зарплату, но Светлана пока не решалась уезжать далеко от дома. Она нашла работу в пятигорском филиале проектного института «Южгипроводхоз» и поступила на заочное отделение Ставропольского пединститута.

Глава девятая. Второй брак – реванш

После смерти старшей сестры Ольги Юра решил, что, когда закончит школу, пойдет учиться на врача и будет спасать от болезней людей. В ранние школьные годы он оставался верен своей мечте, и его двор был всегда полон друзей, с которыми он играл и которых он врачевал: обрабатывал йодом ссадины, накладывал на нарывы повязки с листом капусты или лопуха, промывал чаем засоренные глаза. Соседка Нина Владимировна, врач-педиатр, подарила ему свой старый стетоскоп, и Юра, как заправский терапевт, выслушивал все органы своих друзей-пациентов. Он, возможно, и стал бы в будущем врачом, но судьбе было угодно направить Юру по другому жизненному пути. Нина Владимировна жила вместе со своей старушкой-матерью, Марфой Павловной. Обе женщины были потомственными врачами. Марфа Павловна окончила Санкт-Петербургскую Военно-медицинскую Академию, была дальней родственницей великого русского хирурга Николая Ивановича Пирогова, который много лет трудился в стенах академии и ознаменовал собой целую эпоху в развитии медицинской науки, практики и образования. Он разработал научные основы военно-полевой хирургии, наметил пути решения многих организационных вопросов военной медицины, реформировал подготовку врачей в стране. Впервые в мире им были применены на поле боя эфирный наркоз, гипсовая повязка и привлечены к уходу за ранеными сестры милосердия. Муж Нины Владимировны был фельдшером на местном ипподроме. Еще до войны его послали в командировку в Америку, из которой он так и не вернулся. Сын Нины Владимировны Всеволод не пошел по стопам родителей, окончил физический факультет института в Воронеже и сразу же начал работать на Нововоронежской АЭС – одной из первых промышленных атомных электростанций СССР. Каждый год в конце лета, возвращаясь из отпуска с Черноморского побережья, Всеволод заезжал на несколько дней в Пятигорск. Он часто приглашал в гости Юру, и они просиживали вместе во дворе на лавочке до самого позднего вечера. Всеволод рассказывал о своей работе, об атомной электростанции, о науке физике и особенно о ядерной физике. Эти разговоры продолжались каждое лето, из года в год, и постепенно у Юры сформировалось новое представление о том, чем он займется после окончания школы. Изменение выбора профессии врача на физика-ядерщика не следует считать отступлением от мечты: Ольга погибла в результате радиоактивного облучения, и Юра, под впечатлением от смерти сестры, мечтал стать специалистом, предотвращающим смерть людей, и в частности, от лучевой болезни. Задача физика-ядерщика в принципе тоже заключается в умении управлять ядерной реакцией и использовать ее в определенных целях. А какими будут цели – мирными или военными, определяют не врачи и не ученые. Но за любой целью тоже стоят люди и, порой, множество людей.

Сдав выпускные экзамены и получив заслуженную серебряную медаль, Юра отправился в Москву поступать на физико-математический факультет МГУ. Для поступления ему достаточно было сдать на «отлично» всего лишь один профилирующий экзамен по физике, но Юра получил «хорошо» и ему пришлось сдавать остальные вступительные экзамены. В результате он не добрал один балл на дневное отделение, и был зачислен на заочное. Вернувшись домой, сестра устроила его к себе на работу в проектный институт. После успешной сдачи первой или второй экзаменационной сессии в университете часто появлялась возможность перевестись с заочного на дневное. В Пятигорске находился филиал Северо-Кавказского горно-металлургического института с вечерним отделением, и Юра имел возможность после работы посещать там интересующие его лекции.

Лекции по высшей математике в институте читал молодой преподаватель Андрей Андреевич И. После каждой лекции к нему подходили студенты с вопросами, на которые он охотно и подробно давал ответы. Юра тоже задавал ему вопросы. Порой ответ перерастал в дискуссию, которая продолжалась уже вне здания института, и Юра провожал своего преподавателя до ближайшей трамвайной остановки. Углубившись в разговор, они пропускали несколько трамваев, прежде чем Юра, по мнению преподавателя, получал удовлетворяющий его ответ. Так они познакомились ближе. Они вместе обсуждали актуальную тему лекции, и Андрей Андреевич останавливался на том или ином аспекте, который Юру более интересовал. Когда Андрей Андреевич узнал, что Юра учится заочно на физмате и собирается специализироваться по ядерной физике, то тематика их общения еще более расширилась – Андрей Андреевич был специалистом и в этой области. С каждым новым общением Юра все больше узнавал о своем преподавателе. Андрей Андреевич окончил физико-математический факультет Черновицкого национального университета – одного из старейших высших учебных заведений Украины, который был основан еще в 1875 году на базе духовной семинарии. В тот исторический период территория Буковины входила в Австро-Венгерскую империю, и до 1918 года преподавание в университете велось на немецком языке. Университет носил в то время имя Франца Иосифа – императора Австро-Венгерской монархии. После перехода Буковины в состав Румынии Черновицкий университет был преобразован в Румынский Университет имени короля Кароля I. В 1940 году, после присоединения Северной Буковины к УССР, Черновицкий университет был преобразован в советский государственный с преподаванием на украинском языке.

Однажды Светлана спросила Юру, кто этот молодой мужчина, с которым он оживленно разговаривал перед зданием института? Малосодержательный ответ, что это его преподаватель, сестру, по всей видимости, не удовлетворил, и она попросила узнать о нем поподробнее. Юре стоило немалых усилий в следующих встречах с Андреем Андреевичем в физико-математическую тематику разговоров вплетать вопросы личного характера, из ответов на которые постепенно складывалась общая характеристика преподавателя. Андрей Андреевич был родом из Пятигорска, из семьи военнослужащего и врача-педиатра. Отец служил в Западной Украине, хорошо знал регион и менталитет и сына послал на учебу в Черновцы. Андрей Андреевич много рассказывал о городе, в котором провел студенческие годы. Черновцы являются историческим центром Буковины и наряду со Львовом считаются культурным центром не только Западной Украины, но и Восточной Европы. Черновцы – полиэтнический город. С ним связана жизнь многих деятелей украинской, австрийской, румынской, польской, армянской и еврейской культуры. До 1918 года в городе преобладал немецкий язык, на котором, кроме немцев, разговаривали также евреи (вместе они составляли половину населения города) и даже частично украинцы, румыны и поляки. В течение веков Черновцы сформировался как город с уникальной разностилевой архитектурой, богатым культурным наследием и толерантной атмосферой. Андрей Андреевич никогда не жил в студенческом общежитии. Родители сразу устроили его на частную квартиру к пожилой еврейке, вдове университетского профессора. Кроме родного идиша и украинского, она свободно владела немецким, польским, румынским языками. Любознательный и способный квартирант за годы учебы и общения с хозяйкой неплохо овладел украинским и немецким. Кроме того, гостеприимная и радушная вдова, часто принимавшая гостей, как правило, бывших университетских коллег ее мужа, научила молодого парня правильно накрывать стол и искусно готовить многие национальные блюда. Андрей Андреевич отлично учился и был активным комсомольцем. Уже в первый год обучения его избрали секретарем курса, на следующий год – секретарем факультета, и затем до самого конца учебы он возглавлял комсомольскую организацию всего университета.

Рассказывая Светлане об Андрее Андреевиче, Юра с сожалением отметил, что сестру эти сведения, казалось, совсем не интересуют: она продолжала заниматься своими домашними делами, лишь изредка поворачиваясь к брату и прислушиваясь к тому, что он говорит. Каково же было его удивление, когда спустя несколько дней, провожая Андрея Андреевича домой, он чуть ли не столкнулся со Светланой, которая шла им навстречу. Поначалу он даже не узнал сестру, затем от удивления что-то пытался сказать, но так и остановился с открытым ртом. Перед ними стояла красивая женщина в летнем, модного покроя, темно-вишневом платье с ниспадающими на открытые плечи крупными локонами смолянистых волос, слегка покачиваясь на высоченных красных шпильках. Через плечо, подчеркивая утонченный стиль всего наряда, в цветовой тон кокетливо свисала маленькая кожаная сумочка. Юрин спутник тоже смутился и, не скрывая своего удивления, открыто смотрел на красавицу. Светлана ликовала: успех был гарантирован! Она поднесла свою руку к Юриному подбородку и слегка надавила на него вверх – рот закрылся. Юра пришел в себя и представил преподавателю свою сестру. Светлана вновь грациозно протянула свою тщательно наманикюренную изящную руку, и Андрей Андреевич галантно прикоснулся губами к ее тыльной стороне. Как он позже признавался, он в ту же первую встречу назвал Светлану «schwarze Perle» («черная жемчужина»).

За первой, «случайной» встречей последовали следующие, и уже Юра вместе с Андреем Андреевичем провожали Светлану с работы домой. Темы разговоров, естественно, противоположно изменились из сугубо научных в бытовые, развлекательные. Андрей Андреевич проявлял недюжинную эрудицию и яркий юмор, с ним было очень легко и весело общаться. Он рассказывал истории из своей веселой студенческой жизни в университете, об особенностях еврейского и украинского менталитетов; он со знанием дела подхватывал в разговоре любую актуальную тему. После нескольких встреч однажды вечером Андрей Андреевич подошел к Светланиной работе с огромным букетом роз. Светлана удивилась, увидев свой любимый сорт «супер-стар» – о цветах ни в одном разговоре никогда не упоминалось! По всей видимости, Андрей Андреевич провел разведывательную операцию. С той поры цветы преподносились каждый раз, и Светланины коллеги по работе уже не могли этого не заметить и не полюбопытствовать о ее поклоннике. Очень скоро наступил момент, когда прогулки втроем становились в тягость, и Юра оказался третьим лишним. Рано или поздно это должно было случиться, и в принципе Юра радовался за свою любимую сестру. Мог ли тогда подумать Юра и знать Светлана, которая после кошмара последних месяцев брака с Игорем считала, что хуже в этой жизни ей быть не может, как сложится ее судьба в новом браке? Узнав о новом романе дочери и расспросив подробности у Юры, родители были не в восторге, особенно Лиза. Она попыталась поговорить со Светланой, но та и слушать ее не стала и, не желая разрастания конфликта, хлопнула за собой дверью и ушла.

Неожиданно в Пятигорск вместе с мужем приехала Амина. Она и раньше приезжала на обследование и консультацию к врачу в специализированном санатории, и там же они останавливались на несколько дней. На этот раз Светлана их не отпустила, и после ужина подруги, как всегда, уединились и проговорили почти всю ночь. Светлана вновь делилась с самой доверенной о своих проблемах и радостях. Когда она стала рассказывать о Андрее Андреевиче, глаза подруги потускнели, и как ни старалась Светлана выставить свою новую любовь в самом лучшем свете, Амина становилась все грустнее и грустнее. Сама пережившая с самого раннего возраста невзгоды и страдания, лишенная материнского тепла и заботы, оторванная от родного дома, претерпевшая немалые трудности в первые годы возвращения на родную землю, неизбежные проблемы и конфликты в семье … все это сделало Амину мудрой и рассудительной женщиной, тщательно взвешивающей каждый свой шаг, не говоря уже о серьезном, жизненно важном поступке. Она не отговаривала подругу от нового семейного счастья, зная твердый и решительный характер Светланы, но из того малого, что она услышала о ее новой любви, ей лучше виделось то, что ни Юра, ни Светлана, ослепленные и очарованные внешним образом и кажущимся богатым внутренним содержанием молодого и красивого, интеллигентного Андрея Андреевича, не заметили. Мимо их ушей пролетели тихим, но предостерегающим колокольчиком отрывистые воспоминания Андрея Андреевича о его бурной и веселой студенческой жизни, о вседозволенности комсорга всего университета…, но этот звук уловила в рассказе Светланы Амина и она сразу же четко представила себе образ. Она не акцентировала внимание на разнице в возрасте: Светлана была старше Андрея Андреевича на пять лет. Сама же она никогда бы не вышла замуж за мужчину младше ее. Да ей бы этого и не позволили! Для Светланы в этом плане запретов не существовало! Подругу больше беспокоило другое: как новый муж будет относиться к чужому ребенку? Виолетта была еще маленькой девочкой. Амина представить себе не могла, что ее собственные дети когда-нибудь могут лишиться родного отца, и в дом войдет чужой мужчина – плохой или хороший, но который никогда не заменит папу. Хватит того, что она сама росла без мамы! Но Светлана в то время спешила жить. Она еще не потеряла надежду построить свое счастье на зыбком прошлом, ее собственном, ее расстроенной семьи.

Новая свадьба справлялась тоже в очень скромном кругу: Юра был свидетелем жениха, Светланина подруга Эмма – свидетельницей невесты. Родители Андрея Андреевича – Андрей Михайлович и Татьяна Борисовна – впервые повстречались с родителями Светланы. От проницательного взгляда Лизы не ускользнули грустные, печальные глаза Татьяны Борисовны, которые она безуспешно пыталась скрыть за неестественной улыбкой. Как ни пыталась Лиза наладить с ней более или менее родственный контакт, с первой встречи ей это не удавалось. У мужчин, напротив, родственные отношения наладились сразу. Оба – военные, прошедшие войну и ценившие тот факт, что остались живы и дали клятвы погибшим друзьям: жить и за них! Через несколько дней из Магадана прилетел старший брат Светланы Владимир, и в том же ресторане, за тем же столом, в кругу старых друзей и подруг громко кричали «горько!»

В Светланиной квартире вновь появился мужчина, и для ее маленькой семьи начался новый этап жизни, полный событий, приключений и переживаний, радостных и печальных, которые во многом постепенно скорректировали ее мировоззрение и определили новые жизненные приоритеты. В моменты радости она благодарила судьбу за то, что подарила ей насыщенную событиями жизнь, редкую красоту, здоровых детей. В моменты печали она проклинала свою красоту, которая принесла много страданий и разочарований, она ненавидела себя за свой строптивый характер, она проклинала судьбу за порой непосильный крест, который все тяжелее и тяжелее давил на ее красивые, но хрупкие плечи. Но несмотря на нередко болезненное чередование плохого и хорошего, Светлана никогда не теряла силы духа и веры в успех любого начинания, ни разу не проявляла на людях слабость или нерешительность в своем выборе и всегда была честна в своих словах и поступках. И никто и никогда не видел Светлану без красивой прически, великолепного маникюра и модного наряда.

Вскоре после заключения брака Андрея Андреевича пригласили на работу в Комитет Государственной Безопасности СССР. Неизвестно, проявил ли Семен Илларионович или Андрей Михайлович инициативу в смене работы зятя и сына или здесь сыграло роль его сотрудничество с этим ведомством еще во времена учебы в Черновцах, когда он отвечал за всех комсомольцев университета. Юра стал частым гостем в молодой семье и, чаще всего сидя на кухне с Андреем – так теперь мог он называть своего родственника, – продолжал обсуждение последних лекций в институте. После ухода Андрея Андреевича из института высшую математику стал читать другой преподаватель, который у Юры не вызывал большой симпатии, и поэтому Юра охотнее консультировался с Андреем, к тому же с ним можно было поговорить и по проблемам физики. Андрей уже в который раз советовал Юре перевестись на дневное отделение и просил Светлану убедить в этом брата, но Юре что-то расхотелось расставаться с домом и он собирался переводиться на старших курсах. Иногда он приходил к Андрею в конце дня на работу. Пятигорский отдел КГБ располагался в старинном комплексе зданий, в курортной зоне, недалеко от знаменитого парка Цветник. В этом здании всегда располагались силовые ведомства: ВЧК, МВД, НКВД. Во время оккупации Пятигорска немецкая администрация обустроила в нем гестапо. Юра показывал дежурному свой паспорт и просил доложить о нем Андрею Андреевичу. Дежурный по телефону сообщал о посетителе, и Юра по стертым, пережившим многое на своем веку мраморным ступеням поднимался на второй этаж в кабинет Андрея Андреевича. Юру, наверное, принимали за информатора или внештатного сотрудника и со временем, уже не спрашивая его паспорта, докладывали о нем Андрею Андреевичу. Юре это нравилось. Сидя в кабинете Андрея, они часами разговаривали, конечно, не только о высшей математике и ядерной физике: с Андреем было интересно разговаривать обо всем. Затем Юра, по старой привычке, провожал его до трамвая. Андрей звал его в гости, но Юра чаще отказывался: ему было достаточно общения в кабинете, да и не хотелось доставлять дополнительных хлопот сестре.

Так проходило время. У Андрея сложились хорошие отношения и с Виолеттой. Все прогулки в город, в парк, в кино или в гости совершались чаще всего втроем, вместе с Виолеттой. Немалую роль в сближении сыграла кухня: Андрей хорошо готовил, особенно мясные блюда. Он сам ходил на знаменитый пятигорский Верхний рынок и как профессиональный повар выбирал продукты. Всякий раз он звал на кухню Виолетту и в ее присутствии совершал таинства своего поварского искусства, рассказывая и показывая все операции. Светлана тоже внимательно прислушивалась к его учению. Правда, после этих уроков приходилось долго отмывать кухню, но зато все с удовольствием наслаждались приготовленными блюдами. Хозяйскую кухню ценили и гости: со временем Светланина квартира превратилась в центр всех семейных торжеств и праздников. Светланины и Андреевы родители, родственники и друзья весело встречали Новый год, отмечали дни рождений, не замечая стесненные габариты двух комнат, но отмечая широкое радушие и гостеприимство хозяев.

Однажды после очередного обсуждения актуальных физико-математических проблем на Светланиной кухне Андрей продолжил разговор о дальнейшей учебе Юры, но уже в присутствии Светланы. По всей видимости, это была отрепетированная неожиданность. Юра вновь хотел повторить о своих планах в отношении учебы в столице, но Андрей прервал его и сказал, что появилась совершенно новая идея продолжения Юриного образования, но не в Москве, а за границей. Юра тверже уселся на табуретке и для большей уверенности уперся руками в подбородок. Он еще не слышал о таких современных прецедентах, и поэтому на ум пришло имя Михаила Ломоносова, который обучался в Марбургском университете в Германии. Видимо, Андрей уже владел информацией о возможности получения образования советскими гражданами за рубежом и сразу приступил к делу. У Светланы от возбуждения засверкали глаза: она была рада за брата. Юра заканчивает заочно второй курс и отправляется на языковые подготовительные курсы в Берлин. Вероятно, после курсов ему придется вновь поступать на первый курс физического факультета немецкого университета, но зато он получит европейское высшее образование, которое откроет ему для дальнейшей научной карьеры многие двери. В какой конкретно немецкий университет поступать, это можно определить позднее. В предстоящее время, до конца второго курса, следует интенсивно заняться немецким языком, и Андрей готов был помочь ему в этом – немецким он владел в совершенстве. Для начала он подарил Юре популярный немецко-русский словарь «Daum & Schenk» мюнхенского издания.

Юра засел за немецкий язык. Немецкий он изучал в школе, и у него был очень хороший преподаватель Григорий Афанасьевич Солдатов, который умел привить интерес к иностранному языку. Благодаря его инициативе Юра с 5-го класса и до окончания школы переписывался со школьниками из города Герлица в ГДР. Он обменивался с ними открытками, значками и даже пионерскими галстуками. Грамматикой и лексикой Юра занимался самостоятельно, а фонетикой – вместе с Андреем. Через несколько месяцев упорных занятий Андрей стал приносить для чтения немецкие газеты: «Neues Deutschland» («Новая Германия») из ГДР и «Die Wahrheit» («Правда») из Австрии. Очень полезными для овладения немецкой бытовой лексикой оказались немецкие детективы, публиковавшиеся в мягких, дешевых переплетах.

Прошло несколько месяцев после начала занятий немецким языком, и Юра уже пытался общаться по-немецки с Андреем. Однако радость первых успехов общения на иностранном языке была несколько омрачена неожиданной новостью: Андрея посылали на учебу в Московскую Высшую школу КГБ. Вместе с ним в Москву уезжали Светлана и Виолетта. Юра лишился ставшего уже привычным и приятным для него общения на физико-математические проблемы, да и вообще на актуальные, интересные для них темы, которые они вместе с Андреем собирались вести на немецком языке.

После года самостоятельных занятий, успешно сдав экзамены за второй курс в институте и на всякий случай оформив академический отпуск по семейным обстоятельствам, Юра уехал в Берлин на подготовительные языковые курсы при факультете славистики университета им. Гумбольдта. Благодаря содействию Андрея он без особого труда получил загранпаспорт.

Маленькая семья поселилась в предоставленной Андрею просторной квартире в огромном жилом массиве на Волгоградском проспекте столицы. Андрей с утра и до позднего вечера пропадал на занятиях, Виолетту определили в ближайшую школу. Светлана тоже пыталась пойти работать, но Андрей был категорически против: он считал, что материально может позволить своей семье жить в достатке и комфорте и особенно в домашнем уюте, который, конечно, могла создать только Светлана, и загружать себя еще работой вне дома он ей не позволил. По выходным все вместе наслаждались культурными возможностями Москвы: ходили на интересные спектакли в популярные театры, билеты в которые Андрей доставал благодаря своему «служебному положению»; на закрытые просмотры зарубежных фильмов, награжденных престижными кинематографическими премиями; ездили по живописным окрестностям Подмосковья; катались на теплоходе по Москва-реке. У Светланы «обнаружились» бывшие друзья и знакомые среди актеров кино и театра, и от предложений встретиться и вспомнить время совместной учебы во ВГИКе не было отбоя. Втроем были в гостях у семьи Лишек. Анна Сергеевна к тому времени уже умерла. Борис Петрович и Валентина Ивановна радушно приняли Светлану с семьей. В следующий раз они все вместе были на Ваганьковском кладбище, где была похоронена Анна Сергеевна.

Однажды вечером, вернувшись из школы, Андрей сообщил, что на следующий выходной пригласил в гости своих новых друзей по учебе. В воскресенье Светлана и Андрей вместе отправились на знаменитый лефортовский рынок. Конечно, с пятигорским рынком по ассортименту продуктов ни один московский рынок несравним, но потратив хорошие деньги, Андрей нашел продукты, из которых они намеревались накрыть достойный стол. Вечером пришли гости – молодые парни, все очень хорошо одетые: дубленки, дорогие костюмы, модные галстуки. Сразу вручили Светлане огромный букет роз. Ставя на пол в прихожей свои кожаные дипломаты, вытаскивали из них марочные коньяки, французское шампанское, коробки дорогих конфет. Спиртное передавали Андрею, который возмущался, говоря, что стол уже накрыт и на нем достаточно напитков, а своими коньяками они обижают хозяина – он хотя и в Москве, но он – с Кавказа! Конфеты принимала Виолетта, благодаря гостей за подарки. Светлана удивлялась, что друзья мужа пришли в гости без жен или подруг, зная, что женатые учащиеся приезжали в Москву со своими семьями. А получился чуть ли не мальчишник! Светлане поэтому было неловко в компании одних мужчин и как-то тревожно на душе. Дурное предчувствие ее не обмануло. Молодые и здоровые мужчины, не успев сесть за стол, сразу взяли с места в карьер – коньяк наливался в винные фужеры и запивался минеральной водой из коньячных стопок. Не то что между первой и второй не задерживалось – третья и последующие быстро набирали темп! Светлана старалась подвинуть поближе к гостям закуски, затем, отчаявшись, сама стала накладывать на тарелки гостей большими порциями еду, но молодые люди спешили утолить жажду! Лица порозовели, голоса стали громче. Вскоре гостям стали мешать их дорогие пиджаки и они стали развязывать модные галстуки. Закатив рукава тщательно отутюженных рубашек, гости по очереди стали пить на брудершафт с хозяином. Светлана не знала, куда деться. Она встала из-за стола и пошла в соседнюю комнату к Виолетте. Дочери она строго наказала сидеть тихо и ни в коем случае не показываться на глаза гостям. Когда она вернулась, гости, наконец, заметили, что за столом – женщина, и был предложен тост за хозяйку: налили по полной и выпили залпом. Ожидаемое красивое застолье, не начавшись, превратилось в попойку, в пьяный разгул будущих защитников государственной безопасности страны, военной элиты, как они себя считают. Светлане с детства приходилось наблюдать, а потом, повзрослев, не раз сидеть за застольем вместе с родителями, но никто и никогда в присутствии отца не терял человеческий облик, перебрав лишнего, и сам отец не то что лишней рюмки, но даже лишнего глотка спиртного себе не позволял. А за столом порой сидели гости с очень большими звездами на погонах! Откуда эта самодисциплина, чрезмерная строгость к себе? Это – порода, однажды данная прапрародителю и которую наследник с честью несет по всей жизни. Как отмечал Пушкин, принадлежность к ней «есть следствие, истекающее от качества и добродетели начальствующих в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем, обращая самую службу в заслугу, приобретали потомству своему нарицание благородное. Благородными разумеются все те, кои от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы». Ее не приобретешь никаким образованием или воспитанием, чинами и погонами – она есть или ее нет! И все! Ее можно образованием и воспитанием только шлифовать и совершенствовать. Ее можно и легко потерять, не заботясь о ней. Многие пыжатся и тужатся, пытаясь заполучить ее, но напрасно! В тот вечер Светлана была в ужасе, видя, что творится за столом. Она вспомнила печальный итог своего первого брака, разговоры с матерью, последнюю встречу с Аминой – неужели она вновь ошиблась, не послушалась, не прислушалась? На следующее утро Светлана не собрала свои вещи и не закрыла за собой дверь, уходя вместе с дочерью из служебной квартиры – она стала мудрее: за семью надо бороться! Она просто подошла к мужу и сказала банальные и, может, даже наивные слова, над которыми другой бы, наверное, рассмеялся: «Твое поведение вчера недостойно русского офицера!» И на интеллигентного Андрея это произвело бо́льшее воздействие, чем семейный скандал.

На Новый год в гости из Берлина приехал Юра. Светлана радостно расцеловала брата и провела в гостиную. С дивана навстречу поднялся высоковатый красивый мужчина средних лет, в вельветовом пиджаке и джинсах: сразу было видно, иностранец. «Джованни», – представился мужчина и протянул руку. Юра пожал жилистую руку и назвал свое имя. Андрей принес бутылку красного вина и бокалы, затем пододвинул низкий столик к дивану. Все уселись вокруг столика. Андрей взял бутылку и штопор и взглянул на Светлану. Она в ответ улыбнулась. Юра удивленно посмотрел на этот молчаливый диалог. Андрей предложил выпить за знакомство.

Джованни был членом Компартии Италии и преподавал в Московской школе КГБ итальянский язык. Юра понял, что Андрей изучает в школе итальянский, и его, видимо, пошлют работать в Италию. Позже Андрей сам подтвердил это. За время учебы в школе, наряду с самоподготовкой по специальной программе, Иван очень много времени проводил в общении с носителями итальянского языка. Юра многое почерпнул для себя из этой методики и в дальнейшем тоже старался больше находиться в естественной языковой среде: только там можно было овладеть всеми нюансами иностранного языка. После окончания школы Андрея направили обратно в пятигорский отдел. Руководство, видимо, посчитало, что перед длительной зарубежной командировкой выпускнику необходима оперативная практика по месту постоянной работы. Андрей стал курировать местный «Интурист».

Глава десятая. Особенности общения с иностранцами

За время учебы на подготовительных языковых курсах в Берлине Юра неплохо овладел немецким языком, вполне достаточным для продолжения учебы по избранной специальности в немецком вузе. Он легко интегрировался в немецкую среду. Рожденный и выросший в семье военнослужащего, он привык к дисциплине и порядку, а от матери унаследовал аккуратность и умение отличать истинную красоту от фальшивого блеска мишуры. С этими качествами у него не было проблем в общении с амбициозными европейцами. На удивление самому себе он открыл в себе неожиданно чрезмерный интерес к западноевропейской культуре и чем ближе он знакомился с ней, разъезжая по стране и изучая достопримечательности, тем все больше и больше он убеждался в том, что он в душе скорее гуманитарий, чем технарь, хотя всю жизнь охотно возился с железками и любил физику. Может, душа жаждала перемен, смены строгости и четкости точных наук на мягкость и духовность литературы, истории, иностранных языков … Юра уже начал сомневаться в правильности избранной профессии. Он решил не торопиться с выводами и сперва посоветоваться с родными. Летом он собирался поработать дома гидом-переводчиком в «Интуристе».

Три летних месяца Юра провел дома, почти каждое утро отправляясь в кемпинг «Интуриста», где его уже ожидали приехавшие накануне автотуристы из ГДР, которые совершали тур по Советскому Союзу через Северный Кавказ по Военно-Грузинской дороге в сторону Баку и обратно. В Пятигорске они делали остановку на два – три дня и за эти дни осматривали достопримечательности Кавминвод и совершали экскурсию к Приэльбрусью в Иткол или в Домбай. В эти дни Юра порой до позднего вечера работал с ними. Возвращаясь вечером в кемпинг, прямо на дороге покупали арбузы или фрукты, а в ресторане кемпинга – полусладкое советское шампанское и до позднего вечера делились впечатлениями о проведенном дне, расспрашивали Юру о местных народностях, их культуре, обычаях. Иногда зарубежные туристы прилетали из Берлина через Москву в Минеральные Воды. Юра встречал их и проводил экскурсию по городу. На следующий день на автобусе отправлялись в Домбай и оттуда пешком через Клухорский перевал совершали переход к черноморскому побережью в Сухуми. Далее туристы улетали обратно в Москву, а Юра – в Минеральные Воды.

Юра неспроста решил провести лето в «Интуристе». Он хотел проверить свои знания немецкого языка в общении с носителями языка разной социальной, профессиональной и возрастной принадлежности: в университете разговаривали только на «Hochdeutsch» («литературный немецкий язык»). Кроме того, в непринужденной и раскованной обстановке ему хотелось узнать истинное мнение иностранных туристов о нашей стране, их отношение к пропаганде передовых страниц центральных газет и заявлений других средств массовой информации. Иногда в разговоре с немцами проскальзывали довольно откровенные, нелицеприятные высказывания о событиях и лицах в братском СССР.

Случались неожиданные признания немецких туристов. На юго-восточном склоне горы Эльбрус, на высоте 4130 метров над уровнем моря, находилась самая высокогорная гостиница СССР и Европы «Приют одиннадцати», построенная для альпинистов в 1930-е годы, при участии и немецких строителей. Место, где располагалась гостиница, получило свое название в 1909 году. В том году одна из групп экскурсантов Кавказского горного общества, основанного в Пятигорске, в составе одиннадцати человек совершила плановый поход на Эльбрус и установила временный лагерь в районе скальной гряды, где впоследствии было возведено здание «Приюта одиннадцати». И вот, находясь около этой гостиницы, к Юре однажды подошел пожилой немец и сказал, что он уже во второй раз совершает восхождение к «Приюту одиннадцати». Юра подумал, что немец был здесь раньше как турист, но он возразил и сказал, что находился в «Приюте одиннадцати» в августе 1942 года в составе немецких егерей горно-стрелковой дивизии «Эдельвейс» и 21 августа 1942 года вместе с отборной группой совершил восхождения на Эльбрус, где они установили нацистские флаги, эмблемы и вымпелы различных горнострелковых подразделений. Гитлеровская пропаганда широко разрекламировала этот факт. Однако вопреки расхожему мнению никто из участников этой операции награжден не был. Более того, это восхождение и установление фашистских штандартов были совершены без ведома Гитлера, который был взбешен, узнав об этом, и в крайнем гневе заявил, что «упражнения егерей в подъемах» задержали наступление на Сухум. 17 февраля 1943 года группа инструкторов военного альпинизма РККА (Рабоче-Крестьянская Красная Армия) по приказу командования Закавказского фронта сбросила с Эльбруса немецко-фашистские штандарты и установила Красный флаг СССР.

Случались и совершенно неожиданные со стороны, казалось бы, культурной нации действия, которые неоднозначно воспринимались обеими сторонами. Как-то, спускаясь в ясный и жаркий летний день по леднику к канатной дороге, одна молодая немка громко спросила: «Gibt es hier FKK?» («Здесь есть нудисты?») Кто-то из мужчин, смеясь, ответил: «Bei den Russen gibt es alles!» («У русских есть всё!») Немка, не стесняясь, сняла с себя всю верхнюю половину одежды и продолжила путь к канатке. По пути шедшие навстречу женщины плевались, а одна пожилая отвернулась и начала креститься. Появление у канатной дороги полуобнаженной немки вызвало большой ажиотаж среди молодых парней-кабардинцев, обслуживающих канатку. У кого-то нашелся фотоаппарат, и немка охотно позировала в одиночку и в обнимку с парнями. Когда вечером об этом происшествии Юре рассказывала одна туристка из той же группы, Юра спросил ее: «А почему никто из группы не остановил любительницу отдыхать почти нагишом?» Туристка удивленно подняла на Юру глаза и ответила: «На отдыхе мы отдыхаем душой и телом!» Юра рассказал эту историю Андрею и спросил, что он думает об этом: была ли это провокация или просто пренебрежительное отношение к стране пребывания? Андрей рассмеялся и спросил Юру, разве он за время пребывания за границей не привык к их нравам? И добавил серьезно: «Напиши об этом подробную докладную. Узнай фамилию и имя». Это событие в Кабардино-Балкарии, в Чегете, как горное эхо, быстро распространилось из одного ущелья в другое и отозвалось чрезвычайным происшествием в Карачаево-Черкесии, в Домбае: жестоко изнасиловали молодую немку. Завели уголовное дело, но виновных так и не нашли. Люди поговаривали, что это было предупреждением для тех, кто намеревался посягнуть на местные нравы.

Перед самым отъездом в Берлин Юра еще раз обсудил с Андреем и Светланой свои планы на будущее: он поступает на первый курс факультета германистики Берлинского университета им. Гумбольдта, продолжает заниматься немецким языком и начинает изучать английский язык как специальность. Параллельно он становится вольнослушателем физического факультета того же университета. Со временем он должен сам определиться, на какой специальности ему остановить свой выбор, и знание двух иностранных языков должно облегчить ему выбор.

Через месяц после приезда в Берлин, в один осенний день, Юра получил телеграмму из дома: Светлана родила мальчика, и назвали его Олегом. Накануне Светлана договорилась об обмене на новую трехкомнатную квартиру в престижном микрорайоне «Белая ромашка», прямо у подошвы горы Машук. Таким образом, домой из роддома она возвращалась вместе с новорожденным в новую квартиру, где справили двойной праздник: новоселье и день рождения. На Новый год Юра приехал домой с подарками для маленького племянника. В первый день нового года Андрей устраивал под Машуком шашлык для коллег из госбезопасности ГДР, которые отдыхали в одном из пятигорских санаториев. Юра тоже принимал в этом участие и выступал в качестве личного переводчика Светланы. Когда все собрались на полянке, выяснилось, что дрова, которыеАндрей заранее велел приготовить для костра, намокли и никакими усилиями не загорались. Тогда он послал водителя служебной «Волги» за дровами домой. Водитель вернулся с мешком в руках и, к великому удивлению немецких коллег, вывалил из мешка дубовый паркет: Андрей как раз менял в новой квартире пол. Шашлык на дубовых углях не мог не удастся! Много лет спустя Юра был в Дрездене, в гостях у бывшего сотрудника «Штази» (Staatssicherheit – Министерство государственной безопасности ГДР), который участвовал в том шашлыке, и он напомнил Юре о паркете, который щедрые русские коллеги не жалели для немецких коллег, приготовляя шашлык. Немцы такого себе не позволят!

На следующих летних каникулах Юра решил не ездить домой, а остаться в Берлине. Ему хотелось больше времени уделить поездкам по достопримечательным местам республики, походить по столичным театрам и выставкам. Для разнообразия он даже мог подработать в типографии редакции «Neues Deutschland», которая располагалась напротив студенческого общежития. Вместе с нашими студентами, которые тоже остались в Берлине, он иногда ездил на пригородные пляжи. Однажды на озере «Frauensee», в пригороде Берлина Königswusterhausen, Юра познакомился с красивой студенткой. Ее звали Карола и она тоже училась в университете им. Гумбольдта, но на экономическом факультете. В Берлин возвращались вместе. Юра провожал ее домой, и оказалась, что она живет вблизи общежития, в одной из высоток на Frankfurter Allee. Из своего окна на одиннадцатом этаже Юра мог видеть окна квартиры Каролы. Они стали встречаться и проводить вместе время. Карола пригласила Юру домой, познакомить с родителями. Отец Каролы работал на фармацевтической фабрике, был членом SED и председателем первичной организации DSF. Мать Королы была инвалидом – в детстве повредила ногу. После знакомства с родителями Юра стал частым гостем семьи. Со временем отношения с Каролой становились все серьезнее.

Когда Юра на следующее лето приехал домой, письма от нее приходили почти каждый день. Это Юра уже позже узнал от сестры, что все письма перлюстрировались, и Андрей был в курсе дела. Он не стерпел и рассказал об этом Светлане. Она обрадовалась. Андрей, на удивление, был категорически против Юриной связи с Каролой. Видимо, он боялся, что женитьба родственника на иностранке может негативно отразиться на его карьере сотрудника службы госбезопасности. Когда Юра завел с родителями разговор о том, что собирается жениться на немке, они уже были в курсе дела и проинструктированы Андреем, как реагировать на поведение сына за границей. Отец сказал, что Андрей считает Юру чуть ли не «врагом народа», но для отца мнение зятя уже многого не значило. К тому времени Андрей изменился и не в лучшую сторону. Часто оставался на «ночные дежурства» и навеселе возвращался под утро домой, что очень беспокоило Светлану. В семье стали вспыхивать ссоры, порой заканчивающиеся рукоприкладством. Семен Илларионович был уже хорошо осведомлен о похождениях Андрея. В разговоре с ним Семен Илларионович строго напомнил ему о чести и моральном облике чекиста и требовал не позорить это звание. Он понимал, что в руки молодого офицера попала власть, во многих отношениях неограниченная власть и вместе с ней вседозволенность, которая в его руках стала произволом. Светлана от отчаяния и стремясь сохранить семью даже жаловалась его начальнику. По всей видимости, именно поведение Андрея стало негативно отражаться на его будущей служебной карьере: оперативная практика по месту службы стала затягиваться и ожидаемая командировка в Италию откладывалась. Это только ухудшало отношения в семье. Светлане нужно было предпринять что-то кардинальное, и она сообщила обо всем старшему брату. Владимир быстро отреагировал, позвонил Андрею и посоветовал ему перевестись в Магаданскую область, намекая на возможное повышение в должности. Андрей быстро оформил перевод и уехал к Владимиру в Магадан, в областное управление КГБ.

Конечно, Юрины родители были озабочены его намерением жениться на немке. Они не могли запретить сыну выбирать свое семейное счастье на свой лад и вкус, но выбор был довольно особенный для тех лет, когда после войны прошло не так уж много лет, и живые участники войны были почти в каждом доме, а еще больше – не вернувшихся домой. Лиза в душе была категорически против и не понимала, как сын мог забыть, что ее родного брата, в честь которого назвали Юру, убили немцы. Юра еще до поездки в ГДР пытался объяснить матери разницу между немцами и фашистами, но она считала, что все немцы повинны в появлении фашизма и причастны к их злодеяниям, и смерти брата никому не прощала. Семен тоже не был в восторге от выбора сына, но поступил мудрее, позволив сыну самому принять окончательное решение, предварительно поговорив с ним. Как опытный политик и осведомленный сотрудник серьезнейшего государственного аппарата, Семен Илларионович был в курсе многих актуальных событий и назревающих тенденций внутренней и внешней политики страны и мог, таким образом, предвидеть некоторые изменения на международной арене, которые становились реальностью для подавляющего большинства простых людей лишь годы спустя. Прекрасно зная свой авторитет у сына, он нарисовал Юре подробнейшую картину его дальнейшей жизни за рубежом, в случае его женитьбы на немке и выбора местом постоянного жительства и работы города Берлина и университета им. Гумбольдта.

Семен Илларионович не стал объяснять сыну, студенту-германисту, что такое германский вопрос – одна из важнейших европейских геополитических проблем XIX–XX веков, касающаяся вопроса политического статуса и границ Германии. Этот вопрос был центральным пунктом Первой и Второй мировых войн с повторяющейся проблемой пангерманизма, в основе которого лежит идея политического единства германской нации на основе этнической, культурной и языковой идентичности. Из обеих войн Германия выходила побежденной и расчлененной, и вопрос оставался открытым. Хотя после Второй мировой войны первоначально предусматривалось существование единой Германии, но очень скоро противоречия между западными союзниками и Советским Союзом привели к разделу страны на Федеративную Республику Германии и Германскую Демократическую Республику, и германский вопрос вновь стал актуален. Семен Илларионович уже знал, что ведущие мировые державы-победительницы в кулуарах обсуждают условия объединения двух немецких государств, и считал, что это время не за горами. Но и это, самое главное, произойдет не как равноправное объединение двух Германий, а как поглощение более мощной Западной Германией (ФРГ) менее мощной Восточной Германии (ГДР) и создание одного капиталистического государства – потенциального противника СССР. Что это будет значить для бывшей ГДР? Юра должен сам догадаться: рухнет социализм и произойдет смена государственного устройства; все ключевые посты на бывших ГДРовских предприятиях и учреждениях, включая университеты, займут граждане из Западной Германии, может даже, менее компетентные; не исключено, что граждане Восточной Германии будут дискриминированы и в заработной плате. Как все это может отразиться на Юре и его будущей семье в Германии? Как гражданин СССР – другого гражданства для сына Семен Илларионович и не представлял – Юра самым первым почувствует на себе недружелюбное отношение не только руководства университета, где он намеревается преподавать, но и всех окружающих, и самыми первыми отвернутся от него – Семен Илларионович был в этом уверен – бывшие младшие братья старшего брата СССР – ГДРовцы, особенно члены общества DSF. В Дружбу-Freundschaft, льющуюся с экранов телевизоров и пестрящую в передовицах центральных газет, он никогда не верил. Вместе с Юрой будет страдать и его любимая Карола.

Юра получил от отца солидную порцию информации для размышления и должен был принять решение. Отец не коснулся еще одного, немаловажного аспекта для принятия решения. Забыть его он не мог, значит, Юра сам должен учесть его при выборе. Речь шла о возможности после окончания Берлинского университета поступить в дипломатическую академию при МИДе в Москве. В Берлине, в советском посольстве Юра познакомился и подружился с парторгом посольства Виктором Ивановичем Л. Как член объединенного бюро всех первичных комсомольских организаций советских граждан в ГДР Юра часто встречался с ним. Иногда Виктор Иванович приглашал Юру в гости домой, в посольскую квартиру, расположенную позади главного корпуса посольства. Юра познакомился с семьей Виктора Ивановича. Его жена за годы брака сопровождала мужа-дипломата по множеству стран Европы, Азии, Северной Африки и Америки и жаловалась Юре, что устала и хочет домой, в Москву к внукам. За чаем Юра рассказывал и о своей семье, и когда Виктор Иванович узнал немного об отце Юры, то спросил Юру, почему бы ему не продолжить учебу в дипломатической академии, он бы мог ему в этом посодействовать. И вот после разговора с отцом, в котором он умолчал об академии и тем самым, напротив, акцентировал на ней внимание как на варианте решения, Юра понял, чего желал бы отец.

Вернувшись в Берлин и встретившись с Каролой, Юра в общих чертах рассказал ей о том, как его родные восприняли его намерение жениться за рубежом. Юра очень удивился, когда Карола, в свою очередь, рассказала ему о реакции и прогнозах на будущее ее родителей, которые почти точь-в-точь совпадали.

После окончания Берлинского университета Юра получил квалификацию «филолог-преподаватель» романо-германских языков и литературы. По рекомендации Виктора Ивановича он подал документы на поступление в Московскую дипломатическую академию, начал успешно сдавать экзамены, но неожиданно его вызвали в приемную комиссию и с огорчением сообщили, что он не может быть принятым в академию по состоянию здоровья: Юра действительно имел статью в военном билете и не служил в армии в связи с врожденным пороком сердца. Юра отправился домой, в Пятигорск. Он пытался найти работу в Пятигорском пединституте иностранных языков, но там вакансий не было. Ректор института Сергей Андреевич Чекменев, стараясь помочь с трудоустройством выпускнику Берлинского университета, предложил пойти работать учителем иностранного языка в сельскую школу в ближайшем районе. Юра поблагодарил и устроился в «Интурист»: у него сложились хорошие отношения с управляющим Пятигорского ВАО «Интурист» Игорем Васильевичем Калинским. Калинский приезжал с группой ставропольской молодежи на поезде дружбы в Берлин. Юра встречал земляков в Берлине и сопровождал по столичным достопримечательностям. Там они очень подружились, и позже, когда Юра на летних каникулах приезжал в Пятигорск и работал в «Интуристе», он часто встречался с Калинским. Через полгода Юре позвонили из деканата факультета немецкого языка пединститута, и декан Владимир Гаврилович Стофорандов предложил преподавать практику устной и письменной речи в академической группе на втором курсе с почасовой оплатой, поэтому летом отпускные Юра не получал. На летних каникулах Юра работал в «Интуристе», а с сентября по май – в институте. Через два года Юра поступил в очную аспирантуру. Защитив кандидатскую диссертацию, Юра продолжал преподавать немецкий язык и начал читать лекции по истории немецкой литературы.

Глава одиннадцатая. Иногда такое случается

Новый 1985 год Семена Илларионовича вместе со всей семьей пригласил встречать на только что отстроенную дачу Борис Петрович Лишек. Вместе с родителями в Москву поехали Светлана с детьми и Юрий. В последний день уходящего года Светлана отправилась в ГУМ, договорившись встретиться там на традиционном для встреч месте – у фонтана – подругой, с которой училась во ВГИКЕ и все последующие годы поддерживала переписку. Ожидая подругу, Светлана обратила внимание на стоящих рядом, по всей видимости, супружескую пару и молодую девушку с ними. По мягкому произношению согласного «г» Светлана поняла, что они с юга, может, даже земляки со Ставрополья. К ним подошел элегантно одетый мужчина. «Прямо-таки иностранец!» –подумала Светлана. Но когда он заговорил, она удивилась, что он тоже южанин. Светлана удивилась еще больше, когда, обращаясь к мужчине, он назвал его Семеном, а к женщине – Лизой. Светлана чуть не упала, услышав свое имя, когда он обратился к девушке. Держа в руках знаменитое ГУМовское мороженое в вафельном стаканчике, к фонтану в шикарном меховом манто подошла женщина, уже в несколько тронутом сединой возрасте и, тем не менее, с прекрасно сохраненной фигурой. Ее сопровождала среднего школьного возраста девочка в расстегнутой джинсовой курточке с огромным Микки Маусом на спине, тоже с удовольствием облизывающая мороженое. «Вот они – наверняка иностранки!» – подумала Светлана и не ошиблась. Доев свое мороженое, иностранка, обращаясь к девочке, сказала: «Olja, let's go, I'll show you where your grandfather was lying!». («Оля, пойдем, я покажу тебе, где лежал твой дед!»)

Глава двенадцатая. Лихие годы – время серьезных решений

Прошли годы. В стране и за рубежом произошли существенные перемены: победа демократических сил в Восточной Европе и распад Варшавского Договора, падение Берлинской стены и объединение Германии. При этом не было создано нового государства, а на «новых землях» была введена в действие конституция ФРГ 1949 года. Ключевую роль в объединении Германии сыграл Горбачев, несмотря на то, что Маргарет Тэтчер и Франсуа Миттеран пытались затормозить темпы интеграционного процесса и выражали опасения перед возможностью нового «доминирования» Германии в Европе. Летом 1990 года состоялась эпохальная встреча Горбачева и канцлера Германии Гельмута Коля на Кавказе, на правительственной даче в Архызе, где и был окончательно решен германский вопрос.

В начале 1990-х годов на Северном Кавказе произошел Чеченский конфликт, обусловленный активизацией различных националистических движений, ставивших своей главной целью выход Чечни из состава России и создание независимого чеченского государства. Поддерживаемый антиправительственными силами Общенациональный конгресс чеченского народа провозгласил независимость Чеченской Республики Ичкерия. Таким образом, в республике сложилось двоевластие. Для восстановления конституционного порядка и взятия под контроль территории вновь образовавшейся непризнанной республики в Чечню были введены российские войска. Началась первая чеченская война, повлекшая за собой большое количество жертв среди мирного населения, военных и правоохранительных органов. Светлана с большой тревогой следила за событиями в Чечне и волновалась за судьбу Амины и ее семьи. Ее сыновья были уже взрослыми мужчинами и имели свои семьи. Вполне возможно, что они были на стороне сепаратистов и воевали против российской армии. Светлана не имела права осуждать их за это: она не забыла, каким испытаниям были подвергнуты Чечня и ее подруга и была верна их клятве. Письма от нее она давно не получала, а ее попытки дозвониться до Амины оканчивались неудачей. Наконец, позвонил старший сын Амины и сообщил, что при обстреле ранена Амина, отец уже несколько дней как пропал, а он с братом далеко от Грозного. Светлана тут же собралась и отправилась в Грозный. Она знала, что в район военных действий ее могут не пустить, но надеялась на удачу, на свою сноровку, а на территории Чечни – на знание языка. Судьба благоволила ей: она нашла Амину и привезла подругу в Пятигорск. Благодаря друзьям и, в первую очередь, супружеской паре-врачам – Екатерине Борисовне и Николаю Ивановичу Налбандовым – Амину быстро поставили на ноги. Они вновь были вместе, как тогда – в детстве, проводили в разговоре иногда целые ночи. Не проходило ни дня, чтобы Амина не пробовала дозвониться до Грозного. Из официальных сообщений складывалась смутная картина актуальных событий, из которой невозможно было понять: когда кончится этот кошмар? Амина рвалась домой, и Светлане с трудом удавалось убедить подругу не делать этого, пока не прояснится реальная обстановка в Чечне. Прошло несколько месяцев. Однажды вечером раздался звонок в дверь, и на пороге появился живым и здоровым муж Амины Ибрагим. Амина чуть в обморок не упала. Оказывается, его арестовали, приняв за находящегося в розыске преступника и отправили для выяснения личности в Ростов. Выяснение длилось довольно долго, наконец, его выпустили, он отправился домой и ждал удобного случая, чтобы поехать в Пятигорск и забрать жену. Ибрагим долго благодарил Светлану за жену, за их редкую, как он считал, среди женщин, настоящую дружбу, в истинности которой он вновь удостоверился и извинялся за то, что не может сейчас пригласить Светлану в свой дом и достойно принять ее. Но он был уверен, что мир в Чечне восстановится, и они обязательно встретятся. На следующее утро Светлана с болью в сердце провожала дорогую подругу домой, будучи неуверенной в том, что Амина и Ибрагим благополучно доберутся до своего полуразрушенного дома и судьба сохранит их. Проводив гостей, она тут же пошла в церковь.

В эти переломные, полные событиями годы судьба Юры складывалась не совсем благополучно. «Перестройка и рыночные отношения» коснулись не только политики и экономики государства, но и всего жизнеустройства страны, включая систему высшего образования. Случаи взяточничества и протекционизма, случавшиеся раньше крайне редко и незаметно, в условиях «рыночных отношений» в институте становились открытой каждодневностью. Коллега-преподаватель просил шепотом за родственника-студента, затем стал приходить с открытой зачеткой и просил проставить хиленькую «троечку» дочке одного общего друга, наконец, позволял себе положить на стол целую стопку зачеток от половины курса студентов-заочников, подавляющее большинство – из близлежащих национальных республик, преимущественно из Грузии – лидеру в то время по количеству имеющих высшее образование – и которые на время экзаменационной сессии становились опекаемыми «родственниками», и торопливо ждал, когда Юра подтвердит в зачетках принятые им экзамены. На нем просто делали деньги! Юру как «доверенного» коллегу стали включать в приемную комиссию института, и он послушно выставлял указанным в ректорском списке абитуриентам указанные отметки. А что он должен был делать? С плакатом «Долой … в ВУЗе!» встать перед ректорским окном в институте! Он честно решил не мешать своим коллегам пребывать в новой и разрастающейся системе получения высшего образования и написал заявление по собственному желанию.

В личной жизни тоже шло не все гладко. Через три года после защиты и зачисления в штат он женился на коллеге по кафедре, которая была принята в аспирантуру к заведующему кафедрой профессору Л.Г.Фридману. Наталья Филипповна Р. была племянницей проректора Кабардино-Балкарского государственного университета (КБГУ), с которым Фридман вместе учился в Москве. Наталья в свое время окончила Пятигорский госпединститут иностранных языков, работала в КБГУ и оттуда была направлена на работу в Группу советских войск в Германии, в Берлин, редактором советской радиостанции «Волга». Ее квартира находилась в пригороде столицы в Карлсхорсте. Юра в то время учился в Берлинском университете, часто ездил в дом-офицеров в Карлсхорсте, где демонстрировались наши фильмы и проводились торжественные мероприятия, и вполне мог там встретиться с Натальей. Фридман попросил Юру взять «шефство» над молодой аспиранткой, почитать ее работу и статьи для публикации. Юра сначала принял это «всерьез», но постепенно отношения приобрели более личный характер, на которые очень повлияли общие взгляды на западноевропейскую культуру. Через год они поженились. Рассказывая о своем пребывании в ГДР и о работе среди военнослужащих в наших войсках, Наталья вспоминала, что ей там хорошо потрепали нервы, особенно в особых отделах, но более всего наши женщины – жены офицеров и вольнонаемные из госпиталей, офицерских столовых, магазинов, для большинства которых обязательным итогом их пребывания за границей была покупка сервиза «Мадонна», пользующегося большой популярностью, особенно в наших комиссионках. Наталья была очень красивой женщиной, к тому же из той породы, о которой упоминал Юра, рассказывая о своем отце. Ей завидовали, ее ненавидели, она не скрывала своего превосходства над многими, которые ее окружали, а порой и угрожали ей в Германии. Вскоре она перевелась на работу в редакцию советской программы «Радуга» на немецком телевидении, и это избавило ее от домогательств в армии. Вернувшись домой, Наталья уже чувствовала себя нездоровой. Она надеялась, что свежий горный воздух и родные лица восстановят ее психику, и продолжила преподавать в Нальчике. Ее тетке, проректору КБГУ, не следовало, наверное, советовать племяннице сразу по возвращении в университет поступать в аспирантуру. Наталье было бы намного полезнее заняться в первую очередь своим здоровьем, а не просиживать целыми днями над книгами в научной библиотеке и ездить в продуваемой всеми ветрами электричке на работу. Сразу после заключения брака они решили, что Наталья на некоторое время возьмет академический отпуск в аспирантуре и сократит количество занятий в институте. В положенный срок Наталья родила мальчика. Роды были тяжелые, и врачи запоздало признавали, что следовало бы делать кесарево сечение. Наталья и Юрий надеялись, что беременность и рождение ребенка активизируют жизненные силы Натальи, будут способствовать восстановлению ее здоровья, но произошло наоборот. На следующий день после возвращения Натальи из роддома навестить новорожденного приехали с подарками Светлана с Виолеттой и Олегом. По традиции, Светлана собиралась помочь искупать новорожденного. Когда она увидела, в каком состоянии Наталья и что она абсолютно не способна обращаться с ребенком, Светлана завернула малыша в пеленки и увезла с собой. Филипп прожил в семье Светланы до самой ее смерти, более двадцати лет. Светлана для него была и тетей, и мамой. Наталья после родов не возобновила работу в институте. Здоровье ее ухудшилось, и большую часть времени она проводила в постели, читая книги и смотря телевизор. Через два года после рождения сына Юра тоже расстался с институтом и нашел работу в Германии. Приезжая к Наталье, он привозил из Германии целый багажник деликатесов и рассчитывался в местном магазине за продукты, которые Наталья приобретала в кредит. Последние месяцы жизни Наталья провела в психиатрической больнице, где и умерла.

После перевода в Магадан Андрей несколько лет работал в областном управлении КГБ, затем его списали из органов госбезопасности по состоянию здоровья. В Магадане он женился на местной крутой бизнесвумен, у которой были родственники в Брянской области, и они вместе переехали в Брянск, где продолжили бизнес по продаже продуктов питания. Светлана с болью в сердце прослеживала изменения в жизни своего второго мужа, никоим образом, не выдавая свои эмоции наружу. Ее первый муж, Игорь, умер в нужде и одиночестве, и хоронила его уже ставшая взрослой и красивой Виолетта, видевшая последний раз родного отца живым еще будучи в детсадовском возрасте.

Виолетта окончила техникум, затем пыталась поступить в институт, но не прошла по конкурсу. Она поступила на работу в Трест инженерно-строительных изысканий в Пятигорске и быстро дослужилась до начальника отдела кадров. На работе она нашла свое личное счастье, но оно длилось, к сожалению, совсем недолго: ее муж, совершенно здоровый человек, никогда не обращавшийся к врачу, неожиданно умер от инфаркта, и Виолетта стала вдовой.

Олег после школы окончил медицинский техникум и, немного поработав, сменил профессию и поступил в институт управления и права. Затем он работал в администрации города. Через некоторое время он переехал к отцу в Брянск и занялся политикой, возглавив областное молодежное движение от «Единой России». Затем его пригласили на работу в Брянский государственный университет, где он через несколько лет стал проректором.

Семен Илларионович умер в возрасте 88 лет. Уже будучи в преклонном возрасте, он, тем не менее, поддерживал связь со своими бывшими сослуживцами, число которых с каждым годом уменьшалось, и даже с их детьми, которые приезжали на отдых на Кавминводы и встречались с ним: у старого чекиста было что дополнить к рассказам их отцов! За свою долгую жизнь Семен Илларионович был свидетелем, но часто и участником многих событий, которые имели эпохальное значение в истории нашей страны и за ее пределами. И всегда он оставался скромным и честным человеком с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками.

Елизавета Капитоновна намного пережила своего мужа и умерла на 98-ом году жизни и могла бы жить еще дольше, но уже не хотела. Она устала нести непосильную ношу, которую возложила на нее судьба за однажды, как она считала, неправильно сделанный шаг. Ей пришлось похоронить мать, дочь, мужа, сына, и после каждых похорон она думала, что уже расплатилась за свой грех перед богом, но он продолжал ее карать. Она умерла в полном сознании. Регулярно посещавший ее участковый врач каждый раз удивлялся ее кровяному давлению и состоянию сердца, уверяя, что она переживет всех родных!

Глава тринадцатая. Расторгнутые судьбы

После окончания первой чеченской кампании мира и спокойствия в Чечне и прилегающих к ней регионах не наступило. Чеченские криминальные структуры безнаказанно делали бизнес на массовых похищениях людей. Регулярно происходил захват заложников с целью выкупа – как официальных российских представителей, так и иностранных граждан, работавших в Чечне – журналистов, сотрудников гуманитарных организаций, религиозных миссионеров и даже людей, приезжавших на похороны родственников. Бандиты наживались на хищениях нефти из нефтепроводов и нефтяных скважин, производстве и контрабанде наркотиков, выпуске и распространении фальшивых денежных купюр, терактах и нападениях на соседние российские регионы. На территории Чечни были созданы лагеря для обучения боевиков – молодых людей из мусульманских регионов России. Сюда направлялись из-за рубежа инструкторы по минно-подрывному делу и исламские проповедники. Значительную роль в жизни Чечни стали играть многочисленные арабские добровольцы. Главной их целью стала дестабилизация положения в соседних с Чечней российских регионах и распространение идей сепаратизма на северокавказские республики – в первую очередь Дагестан, Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию. Дестабилизация обстановки на Северном Кавказе была выгодна многим. Прежде всего исламским фундаменталистам, стремящимся к распространению своего влияния на весь мир, а также арабским нефтяным шейхам и финансовым олигархам стран Персидского залива.

 В сентябре 1999 года после вторжения боевиков с территории Чечни в Дагестан российские войска начали массированные бомбардировки Грозного и его окрестностей и затем вошли на территорию Чечни – началась вторая чеченская война (контртеррористическая операция на Северном Кавказе). Боевые столкновения, теракты и полицейские операции активно происходили не только на территории Чечни, но и на территории Ингушетии, Дагестана и Кабардино-Балкарии. Наиболее активной фазой был период с осени 1999 по конец 2000 года – это был пик нападений. В последующие годы война приняла характер местных стычек сепаратистов и российских солдат. И только спустя долгих десять лет в 2009 году был официально отменен режим контртеррористической операции на Северном Кавказе. Но несмотря на официальную отмену операции, обстановка в регионе спокойнее не стала, скорее наоборот. Боевики, ведущие партизанскую войну, активизировались, участились случаи террористических актов. Российские силовые структуры усилили операции против отрядов боевиков в горных районах Ингушетии, Чечни и Дагестана, что вызвало ответную активизацию террористической деятельности со стороны боевиков. Вплоть до сегодняшнего дня на Северном Кавказе тлеют признаки конфликта, сохраняются факторы нестабильности и связанная с этим опасность терроризма.

Война вызвала массовую миграцию чеченцев, и не только в соседние республики, где они переживали бомбежки и затем возвращались в разрушенные дома, но и в более отдаленные регионы – в Турцию, Европу, Америку. В Европу иммигрируют, как правило, через Польшу, Венгрию, Словакию. В Польшу чеченцы-беженцы могут въехать без визы и подать заявление с просьбой о предоставлении убежища на территории Польши, после чего перебираются в Германию. И делают это они совершенно легально, умело пользуясь лазейками в иммиграционном законодательстве Евросоюза, которое сами же еврочиновники не без юмора, хотя и «черного», прозвали «Asyllotterie» («лотерея убежищ»). Как признают в Брюсселе, на сегодняшний день получение убежища в странах Евросоюза зависит не от того, преследуется ли податель заявления, а от того, в какой стране он подал его. Что же касается «германофильства» большинства российских чеченцев-соискателей убежища, то в МВД ФРГ это объясняют тем, что «в Германии соискателям статуса беженца предоставляют более высокие социальные льготы, чем в Польше».

Сыновья Амины со своими семьями эмигрировали в Германию и поселились в одном из северных районов Берлина. Юра как-то по просьбе Ибрагима был у них в гостях и передал детям от отца деньги. Несмотря на социальную поддержку, беженцы живут крайне скромно и нередко в довольно некомфортных условиях. Поднимаясь в лифте многоэтажного здания, где жили беженцы, Юра ощущал себя как в каком-то провинциальном общежитии у нас в России: ободранные и исписанные стены, потертый линолеум на полу, шатающиеся дверные ручки, тараканы на грязной кухне, но главное – незабываемый ни одним нашим студентом, прожившим несколько лет в общаге, – специфический запах! Провожая Юру к машине, братья здоровались, обнимаясь, с шедшими навстречу мужчинами кавказской национальности, кивали женщинам в хиджабе, прогуливающимся с детскими колясками. В округе было много чеченцев. Юре было больно за людей, тем более рожденных на Кавказе, которые были вынуждены, спасая своих детей, бросить родной дом и искать приют на чужбине.

Глава четырнадцатая. Угасшая звезда

На протяжении всей своей самостоятельной жизни у Светланы были более или менее, в зависимости от целого ряда причин, напряженные отношения с матерью. Уже в старшем школьном возрасте Светлана ушла жить к бабушке и унаследовала от нее квартиру в историческом центре города. Отдаленность от родителей и лояльность бабушки ни в коей мере не отразились пагубно на ее воспитании, ее поведении, не способствовали развитию у нее чувства вольготности и бесконтрольности. Напротив, заложенные в детские годы дисциплина, трудолюбие, забота о других … все эти добродетели с возрастом только развивались и усиливались. Природная красота, помноженная на настойчивость и волю, создали сильную и недюжинную личность редкостной привлекательности. Вполне возможно, что в этом отношении Светлана конкурировала с Лизой, хотя она и была ее мать и до конца жизни заставляла уважать себя. В этом плане сестра Ольга никогда и ни в чем не претендовала на лидерство, несмотря на то, что была старшей среди детей. И за свою скромность и рассудительность она была любима и Светланой, и Владимиром, и Юрием, и конечно же, родителями, которым не создавала проблем. Поэтому ее неожиданная болезнь и смерть доставили им особенно тяжелое горе, за которое Лиза так и не смогла простить Семена.

Светлана всегда была лидером – в школе, в своей семье, на работе. Она становилась заводилой в любой компании, даже если была новенькой в ней и не все знали ее, а она – не знала всех. В школьные годы она держала в своих руках весь класс, а со временем стала авторитетом всей школы. Она всегда что-то придумывала, что-то организовывала, что не всегда вписывалось в план мероприятий класса или школы. Без ее участия не отмечалось ни одного дня рождения, ни одного праздника. Светлана, не поставив в известность физрука или классного руководителя, водила одноклассников на вершину горы Бештау, и там они встречали рассвет. Светлана, не спросив родительский комитет, собирала деньги на цветы, конфеты, подарки одноклассникам, которые продолжительно болели дома или лежали в больнице. Светлана была организатором тимуровского движения в классе, и многие старики, участники войны, одинокие многодетные мамы долгие годы добрым словом вспоминали красивую девчушку, которая одна или с подругами приходила в их дом и не чуралась домашней работы. Все эти инициативы порой вызывали недовольство школьного руководства, и Светланиных родителей вызывали в школу. Конечно, кто был папа Светланы? – всем было известно, как и известно то, что за дочь придет отвечать мама, и поэтому Лизе не раз приходилось выслушивать упреки от классной руководительницы, а иногда и от самой директрисы. Но на удивление всей школы на выпускном вечере, вручая Светлане аттестат о среднем образовании, директриса поцеловала ее и расплакалась. Такое проявление искреннего чувства пожилая Лидия Александровна Апрелкова, воспитавшая не одно поколение выпускников, удостоила только Светлану, доставившую ей немало хлопот и огорчений за все годы учебы.

После школы во время учебы во ВГИКЕ Светлана даже и не пыталась проявить инициативу в своей группе: ее сразу же захватили местные акулы – дети именитых родителей. Тем не менее, Светлана нашла и своих единомышленников, и они вместе и не без успеха конкурировали с элитой. Но через год разочарований и несбывшихся надежд Светлана вернулась, не удивив родителей, хотя Лиза в душе была недовольна дочерью.

Первым браком Светланы были довольны все, и Игорь до смерти отца был замечательным мужем и зятем. Свекровь Катерину Ивановну, Семен и Лиза видели всего лишь один раз – на свадьбе, но ее дальнейшее отсутствие с лихвой компенсировал свекор – Петр Андреевич своей заботой о молодых, радушием и чрезвычайной щедростью. Игорь был тоже добр, внимателен и очень прост в общении. Семену, и особенно Лизе, он очень нравился. В тот период и отношения матери с дочерью были более теплыми и доверительными. Когда после смерти Петра Андреевича в семье дочери начались проблемы, Лиза пыталась вначале сама поддержать мир между дочерью и зятем, всячески наставляла Светлану и даже обвиняла ее в пристрастии мужа к алкоголю, хотя сама никогда не упрекнула бы мужа в слабости характера. Вмешательства матери своенравная Светлана не переносила.

Из своего второго брака Светлана попыталась сделать реванш. Это была полностью задуманная ею инициатива. Юра сыграл в ней посредническую роль, даже не сомневаясь в успехе, и после фиаско винил во всем себя. Родители, особенно Лиза, не одобряли эту связь, и не только потому, что Андрей был моложе Светланы, еще ни разу не женат, а у Светланы – развод и ребенок. Первые годы брака это подтвердили – Светлана и Андрей были счастливы, Виолетта тоже не была обделена вниманием и заботой. Значит, причина поначалу невидимого распада крылась в другом, чего не заметила Светлана, но сразу увидела верная подруга Амина. Опытный сотрудник госбезопасности, прошедший закалку в кремлевских коридорах власти, видевший, как порой одним кивком головы решаются человеческие судьбы, попавшие в руки неограниченных полномочий, Семен Илларионович знал, какую опасность таит в себе должностная вседозволенность, каким притягательным ядом она манит, особенно молодых сотрудников. Во многих умах красная корочка сотрудника госбезопасности ассоциируется с пропуском в рай на земле. Родители старались не вмешиваться в семейные дела дочери, но Лиза, тем не менее, пыталась контролировать настроение скрытной Светланы и по нему определять ситуацию в семье, что очень раздражало Светлану и ухудшало отношения между ними. К большому сожалению всей семьи, опасения Семена Илларионовича подтвердились.

Зараза вседозволенности, по всей видимости, неискоренима. Вспомним лето 2016 года, когда группа выпускников Академии ФСБ, взяв напрокат 28 автомобилей-внедорожников Mercedes-Benz, устроила гонки по Москве, нарушая правила дорожного движения. Сотрудникам ДПС, останавливающим нарушителей, молодые люди показывали свои красные корочки вместо водительских удостоверений. У многих вообще не было прав, да они им и не нужны!

Года за полтора до смерти Светланы Юре в Берлин позвонил ее сын Олег и попросил достать лекарство, не назвав, для кого. Юра порылся в Интернете и по названию лекарства узнал о болезни: боковой амиотрофический склероз – медленно прогрессирующее, неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, при котором происходит поражение как верхних, так и нижних двигательных нейронов, что приводит к параличу конечностей и последующей атрофии мышц. Смерть наступает от инфекций дыхательных путей или отказа дыхательной мускулатуры. Уже при чтении этих строк у Юры участилось дыхание, похолодели руки и заныло сердце. Он достал лекарство и переслал его Олегу, не расспрашивая, кто обречен этим страшным недугом? Юра понял, что теряет последнюю сестру.

Узнав о своей болезни, Светлана никому об этом не поведала, кроме одного человека на этом свете – конечно, Амине! Вскоре приехала с мужем Амина и увезла Светлану в Грозный. Затем Ибрагим отвез подруг к своим родственникам далеко в горы, в аул. Почти все лето Светлана провела в горах: днем вместе с Аминой и ее маленькими родственниками они ходили собирать травы и редкие ягоды; вечерами они вспоминали истории из своей жизни, как бы сопереживая то, что было прожито каждой самостоятельно – год за годом, месяц за месяцем, а порой, день за днем – незабываемые события, связанные с их личной жизнью, жизнью их детей, родных и близких. Получалось, что жизнь пронеслась мимо, но на сей раз – вместе. После этих воспоминаний расходились по своим комнатам и плакали, а утром, каждая, стесняясь, пыталась где-нибудь в укромном месте пристроить свою подушку просушиться от слез. Каждая понимала, что эта встреча, по всей видимости, последняя в этой жизни и старалась взахлеб насладиться присутствием другой. Когда Светлана вернулась домой и стала распаковывать свою дорожную сумку, она обнаружила аккуратно уложенную на самом верху, чтобы не помялась, старую тряпичную куклу, которую Амина облачила в новый наряд.

Светлану лечили сперва в Брянске, а затем в Москве всеми имеющимися в современной фармакотерапии средствами, были подключены очень серьезные возможности, однако, без успешного, хотя бы обнадеживающего результата, только лишь продлевая ее страдания, чему она всячески противилась. Привыкшая к суперактивной деятельности, постоянно в движении, в бесконечном решении своих, но чаще – чужих проблем, никогда и никому не отказывающая в помощи, она тяжело переносила свою болезнь, свою неотвратимо надвигающуюся неподвижность. Ей было больно видеть в глазах родных и близких их отчаяние, их беспомощность предотвратить неизбежное. Ей было в тягость доставлять им хлопоты о себе. Светлана была очень сильной личностью и, видимо, силой своей воли она заставила себя даже в парализованном состоянии максимально сократить свое обреченное пребывание в этом мире.

Послесловие

Светлана и Джамал остались в Греции, на Крите, изредка возвращаясь на родину и навещая родственников. Зато родные и близкие были частыми гостями в их доме. Приезжали Светланина мама и папа Джамала, его двоюродные братья и сестры, наезжала в командировку Аня. Замуж она так и не вышла, но каждый раз приезжала с оператором из редакции своего издательства.

Светлана нашла себе работу в Ираклионе, в археологическом музее – лучшем музее мира, посвященном минойскому искусству. Джамал создавал кардиологический центр при университетской клинике. Вместе они объездили всю континентальную Грецию, где без Светланиного внимания не остался ни один музей.

Еще учась в Гумбольдтском университете, Светлана охотно проводила предрождественское время в Берлине. Ей нравились суматоха и новогоднее настроение на «Alexanderplatz» с колесом обозрения, будочками с рождественскими сластями, глинтвейном, выступлениями профессиональных и самодеятельных артистов. Она уже обещала Джамалу показать страну и город, в котором провела четыре года своей юности, общежитие, в котором на свой двадцатилетний юбилей получила замечательные цветы и не выбросила их. Видимо, в тот день Светлану остановило от этого поступка не только желание украсить праздничный стол, но и сама судьба вмешалась в ее намерения, заранее предначертав ей отдельные этапы жизненного пути, усыпанные розами. В один из новогодних праздников они отправились в Германию. Перед отъездом Светлана отослала e-mail в Берлин фрау Гофманн и получила ответ с приглашением посетить своего бывшего дипломного руководителя. Светлане хотелось встретиться и с Тамарой, познакомить ее с Джамалом. Еще в прошлые годы, когда Светлана подробно рассказывала Тамаре о джигите, который регулярно дарил ей цветы, даже далеко-далеко от дома, мудрая и много повидавшая в жизни Тамара предрекала ей судьбу вместе с преданным джигитом.

По предложению Джамала и желая не доставлять лишних хлопот для фрау Гофманн, встреча с ней состоялась в уютном кафе гостиницы «Radisson Blu Hotel» на Unter den Linden, в которой они остановились, в самом центре Берлина. На сей раз букет роз предназначался для фрау Гофманн. Вручая цветы, Джамал сказал, что очень рад знакомству с ученым, которая много сделала для успеха Светланиного диплома и которая была по-человечески очень близка к ней, что немаловажно, когда находишься далеко от дома. Светлана подарила коробку конфет. По просьбе фрау Гофманн Светлана привезла свою первую, незащищенную кандидатскую диссертацию, в которой пыталась расширить классические критерии интерпретации исторических событий. Фрау Гофманн хорошо владела русским. Она бегло просмотрела автореферат к диссертации и сказала, что обязательно прочитает саму работу. Узнав, что Светлана с Джамалом еще некоторое время пробудут в Германии и возвращаться будут через Берлин, фрау Гофманн предложила встретиться еще раз, но уже у нее дома.

Светлана повезла Джамала по некоторым достопримечательным местам, которые она посетила в студенческие годы и по новым местам, которые она намеревалась посетить после открытия границ между двумя немецкими государствами. Наступал канун года, вся страна находилась в предпраздничном настроении, которое захлестнуло и иностранных туристов, приехавших весело проводить Старый год.

Через неделю, сидя за знакомым столом в знакомой комнате с таким чувством, будто она еще студентка и не прошло столько лет, Светлана внимательно слушала своего бывшего дипломного руководителя. Фрау Гофманн предлагала продолжить работу над ее дипломной, на основе которой раньше предполагалось написатькандидатскую, но сейчас, расширив тематику и попробовав применить критерии, предлагаемые Мушаилом, написать докторскую работу. Светлана официально станет докторанткой исторического факультета Гумбольдтского университета, а фрау Гофманн – ее научным руководителем. Тема диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук относилась к той же самой проблематике, которая интересовала фрау Гофманн и раньше – дискриминации малых народов бывшего Советского Союза, и в частности, депортации чеченцев и ингушей в период Великой отечественной войны. Фрау Гофманн не скрывала, что результаты этого научного исследования она собирается использовать в своей новой книге, которую она пишет совместно со своим мужем – известным ученым-историком, академиком Хансом Гофманном. Зная Светланину принципиальность и объективность в оценке исторических событий, фрау Гофманн была заранее уверена в успехе работы, в бесспорности и правдивости суждений и выводов, которые она могла без сомнений применить в своих научных изысканиях.

Светлана выходила из дома фрау Гофманн с уже почти позабытым чувством предстоящего решения очередного проекта, как в прежние годы, когда их ставила перед ней Тамара. Однако на этот раз проект касался непосредственно ее будущего, но она не знала, нужно ли его осуществлять. Вспомнив Тамару, Светлана набрала по телефону ее номер.

Вечером к отелю подкатила одна из последних моделей Audi A-7. Принимая от Джамала пышный букет, Тамара отметила, что может себе представить, какие цветы Джамал дарил своей любимой! Целуя Светлану, она прижала ее к себе и шепнула, что верила в эту встречу и очень рада за нее. Расспросив об их успехах и планах, Тамара коротко рассказала друзьям, что наконец-таки получила разрешение на частичное сооружение электростанции в Пенемюнде. За ужином в ресторане отеля Тамара с благодарностью вспоминала их совместную работу и сомневалась, что найдет достойную замену Светлане. На прощание Джамал пригласил Тамару в гости, шутливо заметив, что на Крите тоже проблемы с электроэнергией.

Светлана и Джамал вернулись в Ираклион. Джамал продолжил работу над кардиологическим центром, Светлана – в археологическом музее. Предложение фрау Гофманн заняться докторской диссертацией не давало ей покоя. Безусловно, степень доктора наук поднимала ее авторитет в научном мире, не говоря уже о музее, но Светлана не собиралась в данный момент заниматься научной работой, потребующей от нее больших затрат времени, поездок в Чечню, знакомства с обширным материалом в архивах и со свидетелями событий. Все это отрывало ее от дома, от Джамала, а ей этого не хотелось. Ей надоело мотаться между странами вдали от дома, исполняя чужую волю ради зарабатывания на элементарные нужды, без семьи, без детей … Ей хотелось в корне изменить свою жизнь, и такие возможности сейчас у нее были. Она дала себе слово, что еще вернется к большой науке, напишет докторскую, в которой затронет больную для чеченского народа тему депортации, надеясь на помощь Джамала, но сейчас она нашла наконец свое долгожданное счастье и хочет насладиться им.

Нужно уметь ждать. Ждать человека, ждать счастья, ждать встречи. Это того стоит, потому что подождав, ты обретаешь все…

Три Светланы, три незаурядные женщины, у каждой из которых волею судьбы – насыщенная, переполненная событиями жизнь. Им было предопределено более или менее благополучное и счастливое детство, возможность получить хорошее и даже престижное образование, устроиться на приличную работу, попытаться и найти свое личное счастье, но это не исключало немалые страдания, разочарования, неудачи и прочие жизненные трудности, которые претерпевает каждый из нас на своем жизненном пути. Но неспроста каждая Светлана наделена сильным характером и представляет собой недюжинную личность, поэтому умела полной чашей впечатлений переносить победы и поражения, щедро деля успехи с друзьями и близкими и скупо посвящая их в свои неудачи, и то – только самых, самых близких. Принадлежность к более или менее избранным, равно как и наделенная создателем в большей или меньшей мере красота, часто доставляли этим женщинам больше страданий, чем радостей от жизни. Не раз кто-то из них честно признавался себе, что хотел бы родиться счастливым, чем красивым, жить скромной жизнью и не быть на виду у всех! Находиться рядом с этими женщинами для многих было редким удовольствием, а для некоторых мужчин – редким счастьем. Если они дружили, то отдавали себя другим, не жалея своего времени, средств, сил и даже здоровья, а если любили, то полностью сжигали себя для другого в этом чувстве. Но они тоже смертные и незащищенные, и раздача себя для других приводила порой к преждевременному печальному исходу.

Иногда задаешь себе вопрос: жизнь – это череда случайностей, и ты пребываешь в этом мире от одного случая к другому, или случайностей не бывает, но случаются проявления судьбы, и ты покорно плывешь в своем судьбоносном русле жизни, время от времени стараясь его расширить или углубить, выдавая эти успехи или поражения за плод твоих собственных трудов, но на самом деле твой жизненный путь предопределен и ноша твоя отмерена ни на йоту более того, чем ты в силах пронести. Мы, несчастные, порой сетуем на судьбу за чрезмерно тернистый путь или за непосильную ношу, на самом же деле наше отличие от счастливых заключается прежде всего в том, что они верят в свои силы, и их вера зиждется на правоте своих поступков, преданности родных и близких, надежности друзей.