Реалити [Игорь Олегович Белошевский] (fb2) читать онлайн

Игорь Белошевский Реалити

Всё события, описанные в этой истории – подлинны, и, несмотря на всю свою порой кажущуюся нереальность, действительно, несколько лет назад происходили, и даже были показаны на одном российском телеканале, настоящее название которого, по понятным причинам, теперь уже не может быть названо вслух. Отмечу лишь, что это единственный специализированный телеканал, снимающий в России экстремальные виды спорта, и обнаружить его, при должном желании и определенной настойчивости, читателю не составит ни малейшего труда.

Впрочем, как и любой телевизионный контент, на экране эта история грешила отсутствием правды о том, что на самом деле происходило с её героем. Да и вообще, способно ли видео зафиксировать то, что твориться в душе и психике человека, которого, вдруг, вырывают из привычной среды его обитания, и абсолютно одного забрасывают в чужую страну, без денег, без знания иностранных языков, и без какого-либо намека на помощь. Думаю – нет.

Как бы там ни было, чтобы теперь обезопасить себя, и тем самым избежать различных судебных исков, автор всё же берется сообщить читателю, и прочим третьим лицам, кому в руки попадет данный текст, что имена и фамилии всех персонажей, задействованных в данной истории – вымышлены, а сам писатель – давно и бесповоротно сошел с ума, и всё изложенное далее, просто является плодом больной его больной фантазии, и не более.

1. Депрессия

Так называемый «информационный век», может прикончить кого угодно. Сейчас модно «петь песни» про позитивное мышление, про то, что человек своими мыслями формирует свою же судьбу, про то, что «всё находиться у нас в голове», или «в сердце», или ещё где-то там… Можно приплести сюда рассказы про какой-то проектор внутри каждого из нас, который всё светит, и светит, материализуя во внешний мир наши страхи и желания, ещё можно добавить йогу, медитации, космос, греческие мифы, рассказать, что каждый сам творец своей же судьбы, и нечего тут слезы лить, и так далее, впрочем, всё это перестает иметь хоть какое-то малейшее значение, когда становиться действительно по-настоящему плохо.

Глеб открыл глаза и посмотрел на белый потолок, что нависал прямо над ним. С потолка на него посмотрела большая зеленая люстра, выполненная в виде бумажного шара, чем-то похожего на китайский фонарик. Возможно, дизайнер, если таковой, конечно же, присутствовал при создании данного осветительного прибора, изначально задумывал свое творение как нечто восточное, но, чем больше Глеб изучал эту люстру, тем больше он склонялся к версии, что китайский фонарик – это просто чья-то дерзкая домашняя задумка, сооруженная вокруг обычной электрической лампочки.

– «И не лень же было это всё кому-то лепить,» – подумал Глеб, разглядывая самодельную люстру.

Он лежал, скрючившись на кровати, подобно отравленной гусенице, в месиве, образованном из мятой простыни, подушки, и зачем-то тут, летом, оказавшегося бамбукового одеяла, купленного, так сказать, «на всякий случай» за девятьсот девяносто девять рублей в интернет-магазине.

– «Вот она, сегодняшняя действительность, нужно что-то искать, куда-то бежать, нужно заставить себя действовать», – подумал Глеб, так и не сдвинувшись ни на сантиметр при этом с кровати.

В комнате было душно. Жаркое июньское солнце беспощадно палило через грязное окно с отсутствующими занавесками. Проникая через стекло, свет заполнял все те скромные тринадцать квадратных метров, что Глеб снимал в старом деревянном доме на окраине Москвы. Это здание было постройки аж 1901 года, и при внимательном изучении его конструкции, можно было проследить всю историю Государства Российского, начиная от прошлого века и до настоящих времен. Скорее всего, изначально, этот дом с двумя деревянными колонами на входе, и, теперь уже покосившимся крыльцом, был дачей какого-нибудь купца, или дворянина средней руки, затем, после революции, сюда заселились пролетарии, и сооружение превратилось в самую обычную «коммуналку», из которой, к годам так пятидесятым, образовалось несколько отдельных квартир с общим центральным входом, ну, а в последствии, каждый из жильцов этих помещений решил отгородиться от соседа, и таким образом, черный вход в здание стал чьим-то личным, а лестница, ведущая с улицы на веранду, шагнула на второй этаж, прямо в съемные апартаменты Глеба.

– «Кто я? Что я? Зачем я? Был ли я когда-то счастлив?» – задал себе вопрос Глеб и сел на кровать, обняв при этом свои колени руками, – «Может и был, но очень уж давно, так давно, что и забыл, как это именно, быть счастливым. Нет. Не умею я жить. Почти тридцать три года уже за плечами, а толку – ноль. Ни семьи, ни нормальной профессии, ни квартиры, нихрена толком ничего не нажил. Всё что-то старался, старался, бегал, бегал, как Форест Гамп прямо, а иногда и быстрее, и никогда не думал, что прибегу на этот пит-стоп с такими вот результатами. И кто во всем виноват? Конечно же я. Хотя, почему, обязательно я? В чем я виноват? Что-то не помню, чтобы мне выпало много шансов жить здесь по-другому. Просто несправедливо всё в этой стране, только и всего, всё «по блату», или через кого-то, кому ещё надо занести что-то, чтобы сделалось кое-как, а не так, как справедливо, как должно быть. А должно быть, как в спорте, чтобы тот, кто выше, быстрее и сильнее, был первым, а тот, кто менее талантлив и трудолюбив – вторым, третьим, пятым, десятым… От каждого по способностям, каждому – по труду. И беда в том, что в детстве меня учили быть как раз таки выше, быстрее, сильнее, а не хитрее и подлее. И в чем я тогда виноват? В том, что вырос на руинах СССР? В том, что с пятнадцати лет работал на ровне со взрослыми мужиками? В чем конкретно? В чем?»

 Как-то в детстве, когда наш герой был ещё – дошкольником, по телеприемнику цветного изображения с названием «Горизонт 736а», что стоял в солнечной комнате на красном шерстяном ковре, с замысловатым узором, выступал генеральный секретарь ЦК КПСС – товарищ Горбачев. Глеб, как раз, в тот момент раскладывал на полу свои богатства: несколько пластмассовых револьверов, два мичманских погона черного цвета, доставшихся ему от дядьки подводника, и игрушечный железный автомат с надписью «Зарница», на конце ствола которого, была расположена красная мигающая лампочка. Она включалась в тот самый момент, когда малыш нажимал на спусковой крючок, и сопровождалась при этом звуком какой-то трескотни, больше похожей на совещание спятивших кузнечиков, чем на реальный звук стрельбы из автомата, но, в то далекое время, это обстоятельство никоим образом не смущало нашего героя.

Из телевизора, товарищ Горбачев, стоя за трибуной, перед членами ЦИК (Центрального Исполнительного Комитета), несколько часов подряд рассказывал широким народным массам о никому тогда неведомой «перестройке». Как и члены партии, перед которыми выступал генеральный секретарь, в то время, Глеб, никуда не спешил, собственно, как и не подозревал, какую «свинью» прямо в этот момент ему подкладывает история. Тогда, всё казалось не важным. Впереди ждала целая жизнь, светлая, прекрасная, в самой лучшей и сильной стране мира, в которой, человек человеку друг, товарищ и брат.

– «Не был я готов к тому, что всё начнут мерить деньгами, будто золотой рулеткой», – подумал Глеб, сидя на кровати в своем съемном жилище на окраине Москвы.

Тогда, находясь перед телевизором с Горбачевым, дошкольник Глеб и в страшном сне себе не мог представить, что его родители будут занимать до зарплаты продукты у рыночных торговцев, и что в школе он будет получать талоны на питание, а также гуманитарную помощь из Германии, которую в 1945 году победил его дед, что его отец, на его же глазах, будет пить «горькую», и превратиться из инженера в разнорабочего, а потом, и вовсе, трагически закончит свою жизнь.

Не подозревал Глеб и о том, что, вне зависимости от отметок в своем аттестате, после окончания школы ему уже не придется выбирать себе институт, а придется искать работу, и что он будет несказанно рад, когда после многих неудачных попыток, ему, семнадцатилетнему юноше, всё же удастся устроиться. Он будет выносить ведра с тошнотворными отходами, работая нелегально, в нелегальном цехе, по переработке нелегально пойманной рыбы.

Мысли Глеба прервал мобильный телефон. Он загудел где-то на полу, под кроватью. Сначала, наш герой хотел игнорировать звук вибрирующего девайса, и с этой целью даже закрыл глаза, пытаясь таким образом абстрагироваться от происходящего, но телефон настойчиво продолжал трезвонить.

Последнее время, телефонными звонками, Глеба особо никто не беспокоил. Исключение составляли лишь представители банков, страховщики, и различные торгаши всех мастей, что были неизменно всегда на своем посту, со всевозможными предложениями кредитов, консультаций, или просто откровенно мошеннических схем. Эти ребята оставались единственными, кто за три крайних месяца пребывания Глеба в глубокой депрессии, стабильно не забывали о его существовании. Остальные же, так называемые, социальные связи, за это время куда-то улетучились, как будто их и не было вовсе. Исчезли все: коллеги по работе, родственники, друзья, знакомые, знакомые знакомых, все, кто имел хоть какое-то отношение к Глебу, все испарились, оставив его наедине с самим собой, и с продуктовым набором магазина «Семерочка», что находился через дорогу от дома нашего героя.

Поэтому теперь, звук настойчиво гудящего на полу комнаты телефона, немного насторожил Глеба. Было не похоже, что это звонят спамщики. Те, обычно, при недозвоне, всегда, через какое-то время сбрасывали вызов, а этот абонент, явно пытался одним своим звонком достучаться до адресата. В конце-концов любопытство победило. Глеб свесился с кровати, и извлек из-под неё телефон, на дисплее которого, он обнаружил светящуюся надпись. Звонил абонент – Паша. Редактор.

– Чего трубку не берешь? – спросил Паша, когда наш герой поднес телефону к своему уху.

– Здорова, – поприветствовал Глеб своего собеседника.

– Ты там спал что ли? – спросил Паша.

– Какая разница, – ответил Глеб, – Спал я, или нет.

–Да, так, никакой, просто к слову пришлось, – произнес Паша.

– Ты «халтуру» мне, наверное, хотел предложить? – спросил Глеб,– Кого в этот раз снимаем?

– Нет, не «халтуру», пока никого снимаем, – ответил Паша, – Я так звоню, узнать, как ты там поживаешь?

– Нормально поживаю, – скупо ответил Глеб.

– У тебя случилось что-то? – не унимался допытываться Паша.

– Нет, не случилось, – ответил Глеб, – Всё в порядке. С чего ты взял?

– Голос у тебя какой-то просто, – задумчиво произнес Паша, – Сонный что ли.

В воздухе повисла пауза, которую нарушил сам Глеб, решивший подыграть своему собеседнику и тем самым избавить себя от дальнейших комментариев по поводу своего состояния:

– Проснулся просто только, – соврал Глеб.

– Долго спишь, – произнес Паша.

– Могу себе позволить, – ответил Глеб.

– Что у тебя сейчас с работой? – спросил Паша, – Работаешь где?

– Я думал, что я ещё у вас на «СпортЭкстриме» работаю? – ответил Глеб, – Или уже нет, не работаю?

–Ну, – задумчиво протянул Паша, – После той твоей выходки, скажи спасибо, что вообще тебя хотя бы в списках удалось сохранить.

– Спасибо, – сказал Глеб, – Но только что мне от этого толку, зарплаты то все равно нет.

– Толк есть, – ответил Паша, и затем, сделав внушительную театральную паузу, произнес, – Мы на канале проект сейчас новый думаем запустить, и если ты не занят, то могу попробовать тебя к нему подключить. Как у тебя, кстати, с английским?

– Не очень, – ответил Глеб, – Я в школе немецкий учил.

– А в резюме у тебя написано, написано, – процедил Паша, видно открывая требуемый файл на своем компьютере, – Так, а вот, английский, уровень – базовый.

– На заборе тоже написано, а за ним дрова лежат, – не растерявшись, ответил Глеб редактору, – Давай ближе к делу, я тебе там, зачем нужен, и как насчет Шефа? Ты с ним общался по поводу моей кандидатуры, перед тем как работу эту предлагать?

– Не торопи коней, давай все по порядку, – предложил Паша.

– Давай, – ответил Глеб.

– Языка, как я понял, ты не знаешь, – сказал Паша.

– Нет, не знаю, – ответил Глеб.

– Никакого, – ещё раз уточнил Паша.

– Никакого, кроме русского, – ответил Глеб.

– Ясно, так тогда и помечу, – сказал Паша, и затем, после небольшой паузы, задумчиво произнес, – А знаешь, для этого проекта это даже и хорошо.

– Тебе видней, – ответил Глеб.

– А за границей, ты в каких странах был? – снова спросил Паша, будто заполняя что-то наподобие анкеты.

– Белоруссия считается? – спросил Глеб.

–Тоже нашел заграницу, – усмехнувшись, ответил Паша, – Нет, конечно.

– Тогда ни в каких, – произнес Глеб.

– Ну, ты даешь, – удивился Паша, – Что серьезно? Никуда ни разу отдыхать не ездил?

– А на какие шиши мне ездить? – тоже в ответ удивился Глеб, – Я же на «СпортЭкстриме» работаю, точнее работал.

– Ну, все равно, – немного растерявшись, произнес Паша, а потом, снова войдя в свою по обыкновению бодрую колею, задумчиво сказал, – Хотя, знаешь, что…

– Что? – переспросил Глеб.

– Для этого проекта, может быть это даже и хорошо, – сказал Паша.

– Тебе виднее, – произнес Глеб.

– Хорошо, – сказал Паша, – Жди теперь звонка «по скайпу» от Шефа.

– От Шефа?! – удивился Глеб, – Самого?!

– Ну, да.…, – ответил Паша, – От Шефа, он умеет звонить по «скайпу». У тебя же есть «скайп»?

– В принципе, да, – ответил Глеб, немного при этом растерявшись.

– Вот и отлично, – произнес Паша, и повесил трубку.

– «Зашибись», – подумал Глеб, – «С каких это пор, Шеф, сам, хочет со мной общаться, со мной, с мелкой сошкой, с законченным неудачником, с бездарностью, которую он три месяца назад, мягко говоря, попросил больше не показываться у него на глазах. С чего бы это?»

Вообще, от Шефа, всегда можно было ожидать чего угодно. Григорий Петрович Челиков, личностью был весьма незаурядной, с непростым характером и такой же биографией. Его становление, как телевизионщика, выпало на 90-е годы двадцатого века, поэтому, журналистская хватка у руководителя Глеба была что надо. Пройдя сквозь огонь, воду и медные трубы, Шеф, приобрел клыки побольше, чем у собаки Баскервильи, и превратился в настоящего телеволка, способного разорвать в пух и прах любого, кто по той или иной причине имел дерзость встать у него на пути. Уничтожив основных своих конкурентов еще в предыдущем тысячелетии, и в хлам, разругавшись с союзниками уже в новом веке, Григорий Петрович столкнулся с тем обстоятельством, что ему больше не с кем было воевать. Все соперники либо слегли в гроб, либо превратились в денежные крепости с закабалёнными рабами в подземельях, лучниками на стенах, и дружиной в казарме, так, что добраться до них теперь не представляло никакой возможности. Собственно, одной из таких крепостей был и сам Григорий Петрович, и в определенных кругах, даже ходили слухи, что он не показывается в Москве, и управляет своими активами из-за границы совсем не из-за любви к пляжам Испании.

Но, где бы не проживал Григорий Петрович, сражение с этой жизнью для него не могло остановиться просто так, само собой, ибо оно его наполняло, ибо он и был той войной. От внешнего врага, артиллерия Шефа, постепенно, перевела свои прицелы на внутреннего – собственных сотрудников. Люди из его организации стали увольняться один за одним, так что в определенный момент из старожил «СпортЭкстрима» в конечном итоге остался лишь шеф-редактор Паша. При таком положении дел, старые телепроекты канала со временем исчерпали свой потенциал, а генерировать новые стало просто некому. И тогда, Григорий Петрович, засучив рукава, как в старые добрые времена, решил в очередной раз показать этому миру, что есть ещё яйца в пороховницах, и начал креативить сам.

Прямо с кровати Глеб дотянулся рукой до стоящего на полу пластмассового вентилятора, и нажал на нем кнопку «вкл.». Пропеллер мгновенно начал своё вращение. Распугивая мух, вентилятор обдал нашего героя потоком теплого воздуха:

– «Ждать звонок от Шефа, это точно хуже смерти», – подумал Глеб, и, пересилив себя, все-таки встал с кровати.

Затем он подошел к окну, и открыл форточку. В комнату сразу ворвался звук улицы. Глеб взял с подоконника начатую пачку сигарет, и уже больше не обещая себе бросить эту вредную привычку, закурил.

– «И зачем я только на этот кордебалет согласился?» – подумал Глеб, выпустив из себя облако дыма, – «А какая, собственно разница… Хотя, странно всё это, сам Шеф, вдруг, хочет со мной общаться, на него это как-то не похоже, не похоже от слова «совсем».»

Каким образом, в этот раз, как на исполнителя, выбор Шефа пал на Глеба, действительно оставалось только догадываться. Но факт, оставался фактом, даже не смотря на то обстоятельство, что во время последнего сеанса связи Григория Петровича со своим нерадивым подчиненным, их общение, мягко говоря, не задалось. Благо общались они, как обычно по «скайпу», иначе неизвестно, чем вообще бы закончился тот разговор.

Тогда, Шеф был в плохом настроении, и во время выражения своих мыслей совсем не скупился на эпитеты, собственно, он и раньше на них никогда не скупился, но, в тот раз превзошел даже самого себя, в результате чего, в присутствии всего коллектива редакции телеканала «СпрортЭкстрим» послал Глеба туда, куда обычно посылают людей. В ответ, наш герой сделал аналогичный жест, чем мгновенно оставил себя без заработка. Номинально, он, конечно, ещё числился в организации Григория Петровича, но фактически, съемки ему уже больше никто не предлагал, а так, как зарплата у Глеба была сдельной, и деньги он получал за каждый отснятый им телефильм, то вывод напрашивался сам собой. Иногда, конечно, по старой дружбе и в обход Григория Петровича, редактор Паша, подкидывал Глебу мелкие «халтурки», но подобные мероприятия были не регулярны, и денег особо тоже не приносили. В конечном итоге, работа в организации «СпортЭкстрим» для Глеба свелась в депрессию, и проедание своих же, ранее заработанных, сбережений, которых на сегодняшний день совсем уже не осталось.

На дисплее смартфона высветилась иконка конференцсвязи, и быстро затушив сигарету в пепельнице, наш герой принял вызов.

– Итак, – сказал Шеф, после обмена с Глебом скупыми онлайн приветствиями, – Сразу хочу предупредить тебя, что этот наш разговор, должен в любом случае остаться только между нами, иначе тебя ждут самые серьезные последствия. Сейчас, об этом проекте знают только два человека, я и Паша, и если идея уйдет на сторону, к конкурентам, то отвечать за это придется тебе.

– А почему виновный сразу я? – возмутился Глеб, – Мы ещё даже работать не начали.

– Паше я доверяю, – ответил Шеф.

– А мне значит нет, – возмутился Глеб.

– Тебе веры давно уже нет, – ответил Шеф, – И, если честно, я, вообще не понимаю, почему Паша предложил именно твою кандидатуру, а не нашел на это место, действительно достойного исполнителя.

– Григорий Петрович, – вмешался Паша в разговор, – У меня Глеб всегда выполнял самые сложные задания, и он человек изнутри, человек нам знакомый, со своими плюсами и минусами, в конце концов, он сам умеет неплохо снимать на камеру, а для журналиста, да ещё в таком проекте, это, вы сами понимаете… да и времени на поиски у нас тоже нет, уже середина июня…

– Ладно, хватит, – остановил Шеф редактора, – Надеюсь, Глеб насчет конфиденциальности ты уяснил.

Глеб ничего не ответил, а Шеф, с чувством собственной значимости, продолжил:

– Суть нового проекта заключается в следующем, мы, забрасываем героя в незнакомую ему страну, забрасываем его туда без денег, вообще без всего, и таким образом, он должен будет проехать по заданному маршруту, зарабатывая себе на путешествие и жизнь прямо в дороге, и только так. То есть никаких тебе кредиток, провезенных в носке, наличных, вшитых в трусы, и так далее, только реалити, настоящее мясо, без прикрас, жизнь без денег в современном мире, все как оно есть на самом деле. Сможет герой так выжить, или нет? Вот что нам предстоит выяснить.

– Звучит интригующе, – без энтузиазма произнес Глеб, и затем, немного прибавив энергии в голосе, спросил, – Это же не в России будет сниматься, правильно?

– Ты глухой или слабоумный? – грубо ответил Шеф, а затем, видимо приложив определённые моральные усилия, изменил свой тон, и уже певуче, по-отечески, пояснил, – Я же говорю, забрасываем героя в чужую страну, и он путешествует.

– Просто хотел уточнить, – спокойно ответил Глеб, никак не прореагировав на первую, обидную фразу своего руководителя, – Мои функции на проекте какие, и состав группы какой? В общем, кто что делает, кто едет, и когда приступаем?

– Не приступаем, а приступаешь, – сказал Шеф, – Из группы едешь только ты.

– В смысле? – удивился Глеб.

– В прямом, – ответил Шеф, – Снимать будешь сам себя. Как тебе такая идея?

– Ну, так, – неопределенно ответил Глеб, – Пока непонятно…

– Смотри, – произнес Шеф, ещё больше подобрев в голосе, – Когда героя снимает оператор, то зритель уже не верит в происходящее, я – не верю, а нужна – правда. Именно это и составляет ценность нашего проекта, и именно это, и отличает его от всех ему подобных. Съёмочная группа всегда может подкармливать героя, то есть тебя, а этого допустить никак нельзя, иначе, грош цена тогда всей этой задумке. Важно, чтобы все было по-настоящему, чтобы ты голодал, спал под мостами, одним словом – выживал. Нужны твои реальные эмоции, ты должен преодолевать по-настоящему все трудности, что встретятся на твоем пути. Зритель любит, когда кому-то на экране плохо.

– «И этот кто-то, кому должно быть плохо – я, зашибись», – подумал Глеб, но ничего не сказал Григорию Петровичу.

– Пойми, такого ещё никто в мире не делал, – восторженно продолжил рассказывать Шеф, – И какая слава тебя ждет, будет зависеть только от тебя, и от того, на что ты действительно способен. В этом проекте ты можешь показать всем, что ты на самом деле за человек. И если сделаешь все правильно, то для тебя это путешествие станет новым витком в твоей карьере.

– И сколько я получу за этот виток? – спросил Глеб.

После этих слов собеседника, Шеф взял небольшую паузу, а затем, произнес:

– Проект новый, – сказал Шеф, – Такого еще никто не снимал, поэтому, сам понимаешь, пока мне трудно оценить его окупаемость и назвать тебе конкретные цифры. Единственное, что точно тебе дам с собой, так это запечатанный конверт с деньгами на обратный билет. Если, вдруг, решишь сдаться, то открываешь конверт, и едешь в ближайший аэропорт, но обязательно снимай это всё на камеру. Понял?

– Понял, – ответил Глеб, – А если не решу, сдаться?

– Тогда продолжишь путешествовать дальше, – спокойно ответил Шеф.

– Григорий Петрович, я, конечно, всё понимаю, – сказал Глеб, – Конверт с деньгами на билет домой – это конечно замечательно, но, хотелось бы, все-таки, обсудить мой гонорар за эту работу, какая-то цифра у вас же запланирована? Правильно?

– Будем отталкиваться от того, что ты там наснимаешь, – скупо ответил Шеф.

– Хорошо, если все кайфово отсниму, сколько тогда получу? – спросил Глеб.

– Выражаясь на твоем языке, – ответил Шеф, – Кайфово отснимешь, кайфово и получишь, это я тебе гарантирую, – Можешь выбрать любую страну в Европе. Поедешь сначала на две недели.

– Что можно делать в поездке, а что нельзя?– спросил Глеб, – Какие правила игры?

– Ты сейчас издеваешься?! – сказал Григорий Петрович, заметно при этом повысив голос.

– Почему? – переспросил Глеб.

– Я тебе пять минут назад всё подробно уже объяснил, – рявкнул Шеф, – Делать можно все, чтобы выжить! Выжить любой ценой и отснять этот материал!

– Да, понял я, понял, – ответил Глеб, – Кричать, только не надо? Хотел просто ещё раз это уточнить. И ещё, такой вопрос, с русскими в этой поездке можно контактировать?

– Да, хоть с инопланетянами контактируй, только выживи, – ответил Шеф, – Повторяю последний раз, и советую запомнить. Делать можно все, что хочешь, главное выживи и привези мне этот материал!!! Это твоя цель!!! Всё остальное не важно!!!

– Да, понял я, понял, не вопрос, – спокойно ответил Глеб, чего нервничать, – То есть знакомиться с русскими можно?

– Да!!! Можно!!! – рявкнул Шеф, а затем продолжил уже более спокойным тоном, – И не вздумай меня там обманывать, ни меня, ни зрителя. Я всё на экране увижу. Хотя бы недельку, но продержись там по настоящему, пожалуйста.

– Да, не волнуйтесь вы так, Григорий Петрович, продержусь и две, как вы запланировали, – ответил Глеб, – Сделаю все в лучшем виде.

– Я тебя за язык не тянул парень, – сказал Шеф, и затем добавил, – В аэропорт поедешь прямо из редакции, Стас – мой новый охранник, тебя отвезет. Не возражаешь?

– Нет, – ответил Глеб, – Пусть везет.

2. Extreme Trip

Когда шасси самолета оттолкнулось от взлетной полосы, и белоснежный «Боинг» начал набирать высоту, Глеб почувствовал, как на место суеты, царившей до этого момента в его душе, стало приходить какое-то давно забытое чувство, которое, будто ожившая речка, решившая вернуться в высохший водоем, пульсируя по венам, неспеша, распространилась по всему его телу и застыла в нем подобно цементу. Впереди ждала неизвестность, и её предчувствие невозможно было спутать ни с чем. Все те неосязаемые, и до боли знакомые подсознанию каждого, точки опор, в виде бабушек, торгующих шерстяными носками в переходах метро, алкашей, у подъездов панельных многоэтажек, и всего то, что в обычной нашей жизни мы часто даже и не замечаем, теперь, всё это, оставалось далеко позади. В памяти Глеба не возникало ни единого референса, хоть сколько-нибудь напоминавшего ему ту ситуацию, что происходила с ним сейчас.

Конечно, за всю историю развития человечества, кроме Глеба были и другие люди, которые летали на самолетах «Боинг», и наверняка, переживали ещё и более серьёзные испытания, это бесспорно. Какой-нибудь Беар Гриллс – специалист по выживанию, наверное, даже бы и не ощутили всех тех душевных терзаний, что сейчас испытывал наш герой, но только в отличие от Бера, способного выжить в пустыне с ножом в зубах, Глеб, никогда не служил в британском спецназе, а был обычный парень, залезший в долги, долгое время депресуя без дела в ближайшем Подмосковье.

– «Нужно успокоиться», – решил Глеб, – «Уже поздно, что-то менять, я лечу, дело сделано, теперь нужно просто работать, и будь что будет.»

Сидя в кресле самолета, Глеб расстегнул молнию своего походного рюкзака, что стоял у него в ногах, достал из него видеокамеру, нажал на ней кнопку включения, и, дождавшись, когда сигнальный огонек стедикама загорится зеленым светом, направил её на себя, но, вместо того, чтобы произнести текст о начале своего путешествия, он, глубоко вдохнул, потом выдохнул, а затем, и вовсе выключил свою аппаратуру. Сигнальный огонек на стедикаме замигал красным светом, и потух.

Глеб откинул свою голову на подголовник сидения и закрыл глаза. Легче не стало. В его душе царило чувство тревоги, смешанной с гневом и стрессом одновременно. В какой-то момент времени, от этого гремучего коктейля, Глеб даже ощутил, что у него еле заметно подергивается правое колено, будто его кто-то проверял на рефлекс молоточком.

– «Нужно было с Шефом насчет денег конкретно всё обговорить», – подумал Глеб, – «Тогда, можно было бы оправдать для себя эту поездочку хотя бы заработком, а так вообще не понятно, за каким я туда лечу. Было мне плохо, а стало ещё хуже».

Глеб открыл глаза, и достал из рюкзака договор, который охранник Шефа, передал ему в аэропорту, буквально перед самым вылетом.

– «Я бы ничуть не удивился», – подумал Глеб, разворачивая этот договор, – «Если бы Григорий Петрович передал мне документ прямо в полете, с косяком перелетных гусей, или, скажем, через второго пилота, но он предпочёл сделать это через своего охранника Стаса. Хитро.»

Пролистав общие положения этого монументальнейшего из документов, наш герой стал заново перечитывать договор, как будто с момента его первого прочтения, в нем что-то могло поменяться. Вся информация, которую Глебу удалось высмотреть на этот раз, гласила по прежнему только об одном, об отсутствии ответственности за здоровье ведущего проекта «ExtremeTrip», и о том, что гонорар за оказываемые услуги будет оговорен отдельно в некоем приложении за номером один. Самого же этого приложения, разумеется, в уже подписанных Глебом бумагах не было.

– «Похоже, что денег за эту работу я так и не увижу,»– подумал Глеб, медленно складывая договор пополам.

Снова откинув голову на подголовник самолетного кресла, он закрыл глаза и опять попытался взять себя в руки. В теле чувствовалась слабость и нерешительность, казалось, что кто-то, только что, выбил из-под ног у нашего героя что-то твердое, на чем он раньше, пусть и не крепко, но всё же стоял.

– «Хорошо, что я сижу в кресле,» – подумал Глеб, – «В таком положении, ощущение собственной никчемности переносить определенно легче.»

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Глеб стал вспоминать, всё ли взял с собой в дорогу, но вместо этого припомнил, как перед выездом в аэропорт, в редакции, его с пристрастием досмотрел Паша. Делал он это совместно с всё тем же охранником Григория Петровича – Стасом, выписанными непонятно откуда, специально для этой операции. Видимо Шеф побоялся того, что Глеб мог быть в сговоре с редактором Пашей, и решил таким образом подстраховаться.

– Прямо как в американских фильмах про «копов» досматриваете, – сказал Глеб, стоя лицом к стене с растопыренными в разные стороны руками и ногами.

Стас, что в этот момент досматривал Глеба, ничего ему не ответил, а только похлопал его своими руками по ногам, проверив его, таким образом, на наличие запрещённых предметов.

– Извини Глеб, ничего личного, задание Шефа, – беспристрастно произнес Паша, выворачивая на пол содержимое походного рюкзака, что за несколько часов до этого, Глеб, дотошно укладывал у себя на квартире.

– Досматриваете будто преступника, вы бы мне ещё права зачитали, – недовольно сказал Глеб, стоя у стены, – Хотя, какие могут быть у человека права, работающего на Григория Петровича.

– Юмор, это хорошо, – ответил Паша, и продолжил рыться в вещах дальше.

Склонившись коршуном над грудой дорожных принадлежностей, что теперь беспорядочно лежали на полу, Паша, брал в свои руки каждую из вещей, внимательно её изучал, а затем, снова укладывал в рюкзак.

– Это тебе там зачем? – спросил Паша, держа в руках, обнаруженный, запрещенный, шоколадный батончик с названием «Юпитер».

– Так, на всякий случай…, – равнодушно ответил Глеб, по-прежнему стоя у стены.

– Случай не представится, – произнес Паша, и, засунув шоколадку в задний карман своих брюк, продолжил рыться в вещах дальше, – Бритву, мыло – берем, батарейки к камере, зарядка, это все берем… Так…

Паша развернул один из плотно свернутых Глебом полиэтиленовых пакетов, и извлек из него, несколько плоских банок консервов, которые затем, демонстративно покрутил в воздухе.

– Это ты тоже напрасно взял, – сказал Паша, – Напоминаю, все необходимое для выживания, ты должен, раздобыть себе в дороге.

– Конкретно про еду от Шефа наставлений не было, – возразил Глеб.

– Теперь есть, – равнодушно ответил Паша, и взял с пола толстый шерстяной свитер, – Зачем тебе свитер, летом?

Как только Паша в воздухе развернул свитер, из него, с грохотом на пол, выпало ещё несколько шоколадных батончиков «Юпитер».

– На всякий случай, – ответил Глеб, и с досадой посмотрел на батончики, что лежали теперь на полу.

Ничего не ответив, Паша бросил свитер в сторону, на кучу остальных, запрещенных вещей, засунул видеокамеру в рюкзак Глеба, и подошёл к нему.

– Не забывай всё фиксировать, каждый свой шаг, как заповедовал тебе Григорий Петрович, – сказал Паша и вручил рюкзак нашему путешественнику.

Глеб посмотрел на рюкзак, который теперь, в самолете, стоял у него под ногами, и, вздохнув, подумал:

– «Нужно собраться, и начинать работать», – решил Глеб, – «Это меня и спасет.»

Из своей журналисткой практики Глеб знал, что лучшее, что может его сейчас привести в чувства – это работа. Чтобы не происходило вокруг, в каком бы состоянии корреспондент не приехал на съемки, в голове у него должно быть только одно – сюжет, и это же, он и должен привести в редакцию, но уже в готовом виде. Подобная азбука нередко выручала Глеба еще с тех самых времен, когда он, неопытным птенцом, прилетал в составе съемочной группы на события, где частенько рябило в глазах от обилия всевозможных спецслужб и коллег с телекамерами в руках, и где не мудрено было не только растеряться, но и вовсе забыть, зачем сюда ты, собственно, прибыл. Сосредоточиться на сюжете – самый простой и действенный метод, который всегда работал безотказно, как автомат Калашникова, всегда, но только не сейчас. Сейчас, чем больше Глеб пытался сосредоточиться на задании Шефа, тем всё большим идиотом он себя ощущал. Достигнув предельного состояния этого чувства, наш герой огляделся вокруг. В кресле справа от него, мирно дремал какой-то увалень, похожий на среднестатистического менеджера. С другой стороны, рядом с иллюминатором, сидел второй попутчик Глеба, мужчина лет сорока, с какими-то очень правильными славянскими чертами лица. В руках у этого мужчины был сложенный пополам журнал, который он изучал с неподдельным интересом.

– «В конце концов, что я теряю», – подумал Глеб, разглядывая журнал соседа, – «Можно просто купить билет обратно, как только я прилечу в Италию, и всё, и вернуться, и идут все лесом, особенно Григорий Петрович со своим хитрожопством. С моей стороны предательства тут никакого, а то, тоже, придумал мне, наобещал горы золотые, новый виток в карьере, и много ещё чего, но только ничего такого, конкретного, ничего того, что можно было бы от него, потом потребовать. Старый лис, знает, как людей за нос водить».

После принятого решения, на душе стало значительно легче, и Глеб протянул свою руку к шарниру вентилятора, что заботливые авиаконструкторы расположили прямо над его головой. Повернув шарнир в нужную сторону, Глеб направил на себя поток прохладного воздуха.

– «Если я вернусь в Москву сразу», – подумал Глеб, обдуваемый слабыми ветерком, – «То в редакции сочтут, что я просто сдрейфил, не один же там Григорий Петрович обитает, и перед Пашей, тоже, как-то не удобно, он частенько меня выручал… Нет, тут нужно действовать хитрее, чтобы никого не подвести, в том числе и себя. Всё нужно сделать грамотно, да, нужно хотя бы немного попутешествовать, пару дней скажем, а потом, раз так и вернуться обратно. Найти какой-нибудь для этого предлог, заболеть или что-то ещё, иными словами, нужно умело улизнуть с этого идущего ко дну «Титаника», как-то так, а сейчас, не будем терять время, и все-таки запишем начало начал, спешал ту Григорий Петрович.»

Глеб включил свою видеокамеру, ловко направил её на себя, но, практически сразу же выключил. Решительность улетучилась в ту секунду, как наш герой, вдруг, поймал себя на мысли, что на самом-то деле, Григорий Петрович, совсем тут не причем, и не стоит на него перекладывать ответственность за собственное решение. Методы организации Шефом его маленького телепроизводства, были для нашего путешественника совсем не в новинку. В конце концов, не первый же год Глеб работал в «СпортЭктриме».

– «Заплатит Шеф, как обычно»,– подумал Глеб, – « Ни больше, ни меньше, а столько, сколько сам захочет. Это в его репертуаре, и хрен ты с него что выжмешь. Так зачем же я тогда полетел?»

Конечно, можно было списать всё на разгулявшуюся депрессию, и на то, что звонок редактора Паши пришелся на некую минуту слабости главного героя, но это было бы неправдой. Желание ехать, звучало в душе Глеба отчетливо, но вот логика этого стремления была как тогда, так и сейчас ему непонятна.

– «Может быть, для меня эта поездка, действительно, шанс прославиться?» – подумал Глеб, – «Шанс прославиться, и всё наладить. Работа в кадре на протяжении целого проекта – весьма неплохой пиар. В конце концов, чем я хуже всяких тупоголовых блогеров у которых ни образования, ни стыда, ни совести, но полным полно при этом денег и подписчиков. Живут же как-то люди под гипнозом собственного «я», и ничего. Может и мне удача привалила в награду за три института?»

Обретя некую точку опоры в виде этих мыслей, Глеб снова включил видеокамеру, направил её на себя и, наконец, нажал кнопку записи.

– Я нахожусь на борту самолета, – сказал он в камеру, – Который буквально через час должен приземлиться на окраине города Милана, в аэропорту Мальпенса.»

Начало телевизионного проекта «Extreme Trip» было положено, и чтобы убедиться в этом событии, Глеб включил видео на экране своей камеры и начал просмотр:

– Я ууу..нахожусь ууу…в самолете ууу…, который ууу.

Изображение в отснятом материале шло исправно, а вот со звуком была беда. Он был записан вперемешку с реактивным гулом самолета, и представлял собой сплошной брак, абсолютно не пригодный для использования в телеэфире. Глеб остановил видео.

– Зашибись, – раздосадовано сказал наш путешественник вслух, и тем самым привлек к себе внимание соседа с журналом в руках, что сидел от него слева.

Мужчина оторвался от чтения своей литературы, и сурово посмотрел на Глеба.

– Извините, – виновато произнес Глеб в ответ.

Мужчина ничего не ответил нашему герою, а вместо этого, просто продолжил читать свой журнал дальше.

Глеб положил камеру себе на колени и опять обреченно откинул голову на подголовник сидения.

– «Что-то не клеиться все с самого начала», – подумал Глеб, – «Надо было в Москве, еще в аэропорту эту «подводку» записать.»

Сделав двенадцать вдохов и выдохов по даосаской системе, когда-то изученной нашим путешественником, Глеб снова открыл глаза, и посмотрел в сторону иллюминатора. Успокоиться не удалось, даосский метод не действовал. Собственно, он и раньше всегда подводил, даже, правильнее было бы сказать: «Никогда не выручал», – но, вера в него почему-то всё же жила в сердце нашего героя.

Заметив дыхательную гимнастику, попутчик Глеба, тот, что сидел у иллюминатора, выглянул из-за своего журнала, будто из-за укрытия, и бросил недоверчивый взгляд в сторону нашего героя.

– «Нет, я не из Алькайды, организации запрещенной на территории Российской Федерации», – подумал Глеб, почувствовав на себе этот изучающий взгляд, – «Ладно, мысли в сторону, нужно действовать, пусть видео лучше будет, даже с браком по звуку, чем его вообще не будет. Нужно сделать полноценный дубль, а лучше даже несколько, иначе, доказывай потом Григорию Петровичу, что в самолете было шумно.»

Глеб поднялся со своего кресла, и, с камерой в руках, направился в хвост самолета, где укрывшись в кабинке туалета, он снова попытался повторить съемку. Шум из видео, разумеется, никуда не исчез. Его стало даже больше.

Вернувшись обратно на своё кресло, Глеб снова закрыл глаза, ощутив при этом новую волну охватившего его абсолютного отчаяния, которое, будто цунами упало с неба в долину журналистской души, и снесло там всё к чертям собачьим, включая крохотную надежду на благостный исход этого путешествия. За годы работы на телевидении, Глеб усвоил несколько твердых правил, одно из которых, «золотое правило», гласило, что если съемки начинали не ладиться с самого начала, то дальше, обычно, всё шло ещё только гораздо хуже.

– «Теперь можно смело возвращаться», – подумал Глеб, и достал из своего рюкзака запечатанный черный конверт с надписью «Extreme Trip», где лежали деньги на обратный билет.

Глеб покрутил в своих руках конверт, а затем попытался отогнуть один из его запечатанных уголков. Конверт был самодельный, из плотной бумаги, и как видно был склеен не заводским клеем, а обычным клей-карандашом.

– «Похоже, работала Танечка», – подумал Глеб, решив, что создание этого конверта, Григорий Петрович доверил своей секретарше Татьяне.

Глеб достал из рюкзака свою ламинированную пресс-карту, и при помощи её отклеил один из краев конверта.

– «Ай, да Григорий Петрович, ай да сукин сын,» – мысленно воскликнул Глеб, когда заглянул внутрь конверта, и не обнаружил внутри него ничего, кроме воздуха.

Теперь, уже не обращая никакого внимания ни на проснувшегося справа соседа по полету, и даже ни на того соседа, что был слева, и, постоянно выглядывал из-за своего журнала, размашистыми жестами, Глеб, перекрестился три раза по православному обычаю, и снова, откинув голову на подголовник кресла, закрыл глаза и стал молиться:

– «Господи, если ты меня слышишь», – мысленно произнес Глеб, – «А ты меня слышишь, Господи, по крайней мере, должен слышать, так как ты слышишь всех, кто находиться в критических ситуациях, а сейчас, у меня именно такая ситуация. Прости меня за мои грехи, уныние мое, нытье, лень, гордыню, и весь мой остальной список нарушений, знаю, что недостоин ни помощи, ни милости твоей, но прошу, и уповаю на тебя, не оставь меня в моем путешествии, помоги мне, дай силы, успокой душу, сделай так, чтобы все сложилось, и я добрался Рима, и оттуда улетел домой. Богородица, матушка, не оставь меня, помоги мне, проведи по пути моих странствий и скитаний, сделай так, чтобы на моем пути встречались только хорошие люди, и у меня всё получилось.»

Помолившись, как умел, Глеб открыл глаза.

–«Теперь, будь что будет», – подумал он, и посмотрел в сторону иллюминатора.

За стеклом иллюминатора, в лучах яркого солнца, комками висели белые тучки, похожие не то на плотную сигаретную дымку, не то на синтипоновую набивку китайского одеяла.

Попутчик Глеба, отвлекся от чтения своего журнала, и так же, как и наш герой, принялся рассматривать небесные виды за бортом самолета.

– Красиво, – констатировал Глеб, и кивком головы указал в сторону иллюминатора.

Сосед Глеба, изучающее посмотрел на него, и, не проронив ни единого слова в ответ, тоже, кивком головы, подтвердил данное наблюдение, а затем, снова принялся за чтение. Статья в его журнале была на английском языке, но по фотографии с Майком Тайсоном, что была в самом её начале, не трудно было догадаться, что посвящена она миру бокса.

– Боксом увлекаетесь? – спросил Глеб у своего попутчика.

Мужчина внимательно посмотрел на Глеба, и затем, после весьма продолжительной паузы, улыбнувшись, сказал:

– Так, немного, – произнес он.

– Давайте познакомимся, – предложил Глеб, и протянул мужчине свою руку в знак приветствия, – Глеб, корреспондент канала “СпортЭкстрим”.

– Александр, – в ответ произнес мужчина, и, в знак приветствия, тоже, протянул Глебу свою руку, добавив при этом, – Промоутер, компания «СибирьБокс».

– Круто, – сказал Глеб, поймав себя на мысли о том, как много все-таки значит живая человеческая речь.

Стоило нашему путешественнику только обменяться с Александром банальными приветствиями, как под его ногами вновь появилась твердая почва, а на душе стало заметноспокойнее.

– Так мы с вами, в каком-то роде, практически коллеги, -произнес Глеб.

– В каком? – удивился Александр.

– У нас канал, где я работаю, тоже спортивный, – ответил Глеб, – Снимаем экстремальные виды спорта, бокс, кстати, иногда тоже. Нигде на нас не натыкались, случайно?

– Если честно, то, нет, – ответил Александр, и затем, виновато пожал плечами.

– Мы на тарелках в основном существуем, спутниковое ТВ, так сказать, – в оправдание себе произнес Глеб, – Но, в кабельных пакетах мы тоже есть, хотя, больше, конечно, нас через тарелки люди смотрят, особенно в регионах. У меня даже случай был, что я в командировке, в маленькой деревеньке в магазин зашел, а там вещает наш канал, и мой фильм как раз по нему шел. Было приятно.

– Я просто телевизор, если честно, вообще, не очень смотрю, – сказал Александр.

– Понимаю, – произнес Глеб, – Я тоже.

Александр улыбнулся, а затем спросил:

– А в Италию вы отдыхать, или по работе?

– Да, как вам сказать, – ответил Глеб, – По правде говоря, и сам не знаю.

– Это как так? – удивился Александр.

– С одной стороны, конечно, по работе, проект вот снимаю, – ответил Глеб, легонько пнув ногой свой рюкзак, что стоял у него рядом с сидением, – А с другой, суть всех этих съемок, состоит в том, что снимаю я сам себя, то, как я путешествую.

– А, вы…? – многозначительно произнес Александр, стараясь при этом внимательно вглядеться в лицо Глеба, вероятно для того, чтобы распознать в нем какую-нибудь знаменитость.

– Я – никто, – спокойно ответил Глеб, облегчив тем самым своему попутчику процесс воспоминания медийных лиц, – Обычный человек я, так сказать, ничего выдающегося.

Александр, тогда ещё более удивленными глазами посмотрел на Глеба и спросил:

– Извините моё любопытство, – сказал Александр, – А в чем тогда соль вашего проекта? В чем идея?

– Этого до конца никто не знает, – нисколько не смутившись, ответил Глеб, – И похоже, не знает даже тот, кто меня сюда отправил.

После этих слов Глеба, Александр громко расхохотался, а наш путешественник, наоборот, серьезно посмотрел на него.

– Извините, – произнес Александр, заметив на себе взгляд соседа, – Просто, я, почему-то, себе немного по-другому работу журналиста представлял.

– Понимаю, – не мене серьезно ответил Глеб, – Я тоже, но действительность сегодня такова. Вот, лечу….

Александр снова рассмеялся, а Глеб, теперь только улыбнувшись ему в ответ, произнес:

– Серьезно вам говорю, – сказал он, – Просто теперь, у нас на канале, Шеф, сам, лично, проекты креативит, вот и придумал он такую вот «нетленку», теперь придется её снимать.

– Понятно, – сказал Александр, – А в самой Италии вы куда?

– В Милан планировал, но в принципе, мне без разницы куда, – ответил Глеб, – Моя задача, как сказал Шеф – выживать, а это можно делать, где угодно, даже здесь.

– Это как? – спросил Александр.

– Я без денег просто путешествую, задумка проекта в том, что меня забрасывают в какую-нибудь страну, и смотрят, смогу ли я из нее выбраться, или нет, – пояснил Глеб, – Такое вот, приключение.

– Ого, – произнес Александр, – А до этого, где уже были?

– Италия – будет первый опыт, – ответил Глеб, – Как в проекте, так и в моей жизни. До этого я, никогда, и нигде, за границей не был.

– Страшно, – спросил Александр.

– Волнительно, – ответил Глеб, ни капли, не кривя при этом душой, – Но я стараюсь об этом не думать, пытаюсь сконцентрироваться на том, что буду делать, когда прилечу, и вот у вас по этому поводу хотел спросить, кстати, вы, в Милан планируете добираться случайно не на такси?

– Планировал машину арендовать, – ответил Александр, – Только я не в Милан еду, мне в Сан-Винсан надо, а это совсем в другую сторону от Милана, ближе к границе с Францией.

– Понятно, – огорченно произнес Глеб, – Придется тогда автостопом пробовать.

– Если хотите, я могу попробовать вас из аэропорта подвести до магистрали, что на Милан, если, конечно, это устроит, – предложил Александр.

– Конечно, устроит, – воодушевленно ответил Глеб, – Спасибо Вам огромное.

– Нужно, будет крутануться мне только где-то потом, чтобы в Сан-Винсан попасть, – сказал Александр, – Отвез бы до Милана, но, увы, не могу, мне завтра уже на конференции нужно быть.

– Да и так спасибо, – произнес Глеб, немного удивившись доброте своего попутчика, – Все не пешком чесать, а я, если честно, то тот ещё автостопщик, говоря по правде, то ни разу не ездил никогда так.

Александр был родом из Сибири, и оказался очень открытым, доброжелательным человеком, а главное, настоящим фанатом своего дела, имя которому было – бокс. Разговорившись на эту тему, Глеб даже не заметил, как они оба с его новым знакомым перешли на «ты», а затем, Александр и вовсе сделал нашему герою достаточно радикальное предложение, от которого тот не смог отказаться:

– Слушай, а зачем тебе вообще в Милан ехать, – произнес Александр, – Поехали со мной в Сан-Винсан. Мне оператор на конференции пригодиться, сделаешь пару кадров для нашего сибирского ТВ, а я тебе за это ещё заплачу, на билет до Милана потом точно хватит. Тем более, что исходя из того, что ты мне рассказал, ты можешь ехать куда угодно.

– Ну, не знаю, – ответил Глеб, – Хотя, условиям моемго проекта, это вроде не противоречит…

3. Сиеста в Сан-Винсан

За окном машины проносились альпийские горы, которые тянулись непрерывной стеной вдоль всей дороги, то отдаляясь от неё, то снова приближаясь к ней обратно. Глеб сидел рядом с водителем на пассажирском сидении автомобиля, арендованного прямо в аэропорту Мальпенса.

– «Ещё утром, меня буквально трясло от гнетущей неизвестности, ждавшей впереди, а сейчас, я спокойно себе еду снимать боксерскую конференцию», – подумал Глеб, рассматривая за окном возвышающиеся серо-коричневые громадины горного хребта, – «Удивительная штука жизнь, никогда бы раньше не подумал, что у боксеров есть свои конференции, прямо – лавка чудес.»

– Добро пожаловать в Италию, – с водительского места машины произнес Александр, прервав тем самым неспешные размышления Глеба.

Александр, то и дело дергал за непослушную ручку переключения скоростей автомобиля, пытаясь привыкнуть к его управлению.

– Бронировал у них на сайте “минивен”, а забрал – “универсал”, да ещё и на «механике»», – сказал Александр, наконец, нащупав, со второй попытки, четвертую скорость в коробке переключения передач этого автомобиля.

– Главное, что едем, – сказал Глеб, – И ещё раз спасибо за это.

– Не за что, мелочи, – ответил Александр, вкладываясь рулем автомобиля в очередной извилистый поворот дороги.

– Я и не знал, что в Италии есть горы, – произнес Глеб.

– Альпы, достояние Европы, – ответил Александр, – Ещё сам Суворов, Александр Васильевич, через них переправлялся, с войском.

– Красиво, прямо, как на картинке, – сказал Глеб, буквально перед тем самым моментом, как горы обступили автомобиль, и машина заехала в длинный тоннель, освещенный по обе стороны желтым светом фонарей.

Тоннель оказался гораздо длиннее, чем предполагал Глеб, когда они с Александром в него заезжали, и через несколько километров пути, наш путешественник снова, вслух, выразил свой восторг по поводу этого сооружения:

– Это же надо было всё это выдолбить в горном массиве, – удивился Глеб, – Сколько камня нужно было вывести, просто уму непостижимо, как такое возможно.

Этот тоннель, на маршруте наших путешественников оказался не единственным. На протяжении всего их пути, дорога, постоянно, то входила в очередную рукотворную пещеру, то снова выходила из нее на одну из альпийских долин, утопающих в зелени, аналогичную тем, что нередко можно обнаружить на какой-нибудь сувенирной открытке с надписью «I LOVE ITALY».

– «И никакого тебе фотошопа», – мысленно заметил Глеб, разглядывая сказочные виды за окном, – «Оказывается, такие картинки действительно существуют в этом мире, и ничего здесь приукрасить более невозможно, всё и так уже на пике красоты, природа сама постаралась, без людских усилий.»

За окном мелькали поля, одинокие, и не очень одинокие коттеджи. Проезжали наши путешественники и мимо небольших уютных городков, некоторые из которых располагались прямо у подножия всё тех же альпийских гор, что уже успели покорить сердце Глеба, другие человеческие поселения, находились в каньонах между этих гор, третьи, на самих горах, четвертые, в горах, пятые, перед горами, а некоторые, и вовсе свисали с горных массивов прямо над автострадой по которой мчался синий «Форд-Уневерсал» наших путешественников.

– Как в сказке, – произнес Глеб, – Никогда бы не подумал, что мне представиться шанс увидеть всё это собственными глазами.

– Чего тут особенного, – возразил Александр, – Горы, и горы. Красиво, не спорю, но и наша страна ничуть не хуже.

– Может быть, – задумчиво произнес Глеб, – Может быть…Только здесь, почему-то, сразу хочется остаться жить. Жить и радоваться этой жизни, просто так, потому что она есть, потому что светит солнце, что зеленеет трава, и всё, и больше ничего не надо.

– А у нас, что тебе мешает это делать? – спросил Александр.

– У нас как-то не получается, – ответил Глеб, – У нас, особенно в провинции, сразу хочется удавиться, или заплатить за серую коммуналку с общим туалетом и мигающей лампочкой в конце коридора, и уже от одного этого гнетущего ощущения безнадежности, хочется бежать, а про радость жизни, так тут я вообще молчу, если она у нашего человека и присутствует, то только сквозь слезы, навзрыд, так сказать, через преодоление, на фоне того, что бывает ещё гораздо хуже.

– А почему тебя именно в Италию отправили? – спросил Александр, после возникшей паузы между собеседниками, – А не в Германию, или, скажем, Францию?

– Сам выбрал, – ответил Глеб, – Будешь смеяться, но Италия была первой страной, которая всплыла в моей голове, когда Шеф предложил выбрать. Не знаю с чем это связано, какое-то подсознательное решение что ли…

Для оплаты очередного участка пути, Александр остановил машину перед шлагбаумом, и затем, нажав на кнопку стеклоподъёмника, открыл окно.

– Не дешёвое удовольствие, – заметил Глеб, когда его собеседник засовывал очередную пятерку евро в автомат для оплаты проезда.

– Точно, – ответил Александр, – За каждый здесь метр платишь. Ни одной бесплатной автомагистрали. На оплату дорог, больше чем на бензин уходит. Тут во всем так. Красиво, но за всё платить надо, за каждую мелочь, не то, что у нас.

– Зато дороги хорошие, – парировал Глеб.

– Ещё бы, – произнес Александр в ответ, и затем добавил, – Не хватало, чтобы за такие «бабки» они ещё тут и плохие были.

До славного города Сан – Винсан, путешественники добрались за несколько часов пути, и, без сомнения, этот горнолыжный курорт, даже летом, стал достойным финалом их маленького автотурне по живописным лугам Валле-де-Аоста. Обещанная Александром гостиница в четыре звезды в городе действительно была, и, судя по пестрым рекламным вывескам на домах, висевшим практически на каждой углу, существовала она здесь не в единственном экземпляре. Среди всего огромного многообразия гостиничной жизни города Сан-Винсан, флагманом выделялся пятизвездочный отель «Parc Hotel Billia», в котором и должна была проходить боксерская конференция, ставшая теперь общей целью наших путешественников.

Старинный особняк отеля «Parc Hotel Billia» был расположен по соседству с не менее выдающимся зданием «Casino de la Valle», не понаслышке известного многим российским любителям спортивного отдыха, особенно тем, которые предпочитают вместо горнолыжных подъёмников, старый добрый стакан виски с содовой и зеленое сукно стола для игры в покер.

Несмотря на временную пропасть в несколько тысячелетий, развергжшуюся между сверкающим на солнце стеклянным фасадом казино, и старинной лепниной самого грандотеля, близость этих двух сооружений несколько не раздражала туристический взор Глеба. Каким-то невероятным образом, современным итальянским зодчим удалось вписать новенькое казино в атмосферу древнего городка таким образом, что здание не только ни дисгармонировалоло с окружающими его старинными постройками, а даже, наоборот, на фоне возвышающихся альпийских гор, казалось неотъемлемой частью общего величественного ландшафта.

После довольно непростых манипуляций с разворотом на узкой улочке длинного «Форд-Универсала», Александру и Глебу всё же удалось, без повреждений, загнать свою машину на подземный паркинг отеля, и после того, как все остальные формальности с дальнейшим размещением в гостинице были улажены, ребята поднялись к своим номерам.

– Вечером пойдем на открытие конференции, а до этого момента, предлагаю просто прогуляться по городу и чего-нибудь перекусить, – предложил Александр, идя рядом с Глебом по коридору.

– Договорились, – ответил ему тот.

Гостиничные апартаменты Глеба оказались небольшим, но очень уютными, с кондиционером и широкой мягкой кроватью, что стояла посередине комнаты. Был в номере и душ, который Глеб с удовольствием опробовал на себе, но только после того, как поставил на зарядку все свои девайсы и камеры. Ситуация требовала от него быть готовым всегда, а с разряженным оборудованием проект «Extreme Trip» терял всякий смысл, и забывать об этом было нельзя не в коем случае.

Где-то через час, в дверь номера Глеба, постучал Александр.

– Ну, что, готов прогуляться? – спросил Александр.

– Как пионер, – ответил Глеб, – Всегда готов.

Задумка Александра под названием – «чего-нибудь перекусить», совпала по времени с так называемой сиестой, самым жарким периодом дня, с часу до четырех, в который все заведения итальянского общепита обычно закрыты. Для Глеба, тележурналиста со стажем, который, в редкие моменты своих лучших зарплат, нередко, как саблей, размахивал банковской картой в самых разных злачных местах города Москвы, вне зависимости от времени суток, закрытые двери ресторанов, здесь, в Италии, стали настоящим открытием, и с непривычки, по отношению к приезжающим сюда туристам, даже показались бесчеловечной дикостью. Чтобы хоть что-то перекусить, нашим путешественникам пришлось под палящим солнцем среднеземноморья тащиться пешком по городу, в надежде наткнуться на Маркдональдс, или другой аналогичный остров фастфуда исторически никак не связанный с Италией.

– Черт знает что, – возмутился Глеб, когда они с Александром выходили из очередного ресторанчика, где их отказались обслуживать.

– Такие порядки здесь, – спокойно ответил Александр, – Я и забыл, что у них тут сиеста существует, давно не был.

– Тоже мне капитализм, – произнес Глеб, – Куска хлеба не купить, а как же «клиент всегда прав»?

– Получается, что не всегда, – спокойно ответил Александр.

– И Маркдональдса нигде нет, – удручено произнес Глеб.

Путешественники свернули на маленькую узенькую улочку, что была зажата между двухэтажными домами, ставни на окнах которых были плотно закрыты. Вероятно для того, чтобы сберечь прохладу этих жилищ от царившей повсюду духоты.

– Клиент всегда прав – это у нас в России, – улыбнувшись, произнес Александр, – Плохому мы быстро учимся.

– А чего в этом плохого? – удивился Глеб, – По мне, так нормально, рынок, хочешь заработать, предлагай лучший сервис.

– А их клиент никуда не спешит, – произнес Александр, – Он здесь живет, а то, что ты говоришь, это наша философия из девяностых.

– Пусть так, – ответил Глеб, – Только в Москве я могу поесть в любое время дня и ночи, было бы на что, а здесь, увы, сиеста и баста.

– А здесь у них свой уклад жизни, который складывался веками, и чего им его менять ради нас, приехавших на несколько дней туристов, – произнес Александр, – У них своя культура, а в чужой монастырь, как известно, со своим укладом не лезут, и по мне так всё правильно, приехал в чужую страну, принимай её правила, но жалко, что мы так не умеем.

– Чего тут уметь, – произнес Глеб, – Закрыл средь бела дня лавочку, и теряешь прибыль, а через недельку другую и вовсе разориться можно.

– У нас можно, – ответил Александр, – А вот они веками работают, и эти лавочки, и кафешки из поколения в поколение нередко переходят. Нет, мы так не умеем. Мы, ради «бабок» на что угодно готовы стали, была бы возможность, хочешь тебе розовую ушанку, хочешь матрешку с президентом, что хочешь, человеческое в нас стало пропадать, банковская карта пришла на смену всему.

– А у них не так? – спросил Глеб.

– Так, – ответил Александр, – Но, как-то по-другому.

Ребята дошли до небольшого ресторанчика, на открытой веранде которого, под зонтиком, сидел пожилой мужчина с газетой в руках. Решив немного отдохнуть, Глеб тоже сел за столик недалеко от этого мужчины, а Александр вошел внутрь помещения ресторана. Через несколько минут он вернулся к Глебу, и произнес:

– Всё в порядке, – сказал Александр, – Хозяин согласился нас угостить кофе с пирожными. Другого ничего у них нет сейчас, и кухня тоже, как и везде закрыта, но хоть что-то перекусим, а вечером уже нормальной еды на банкете поедим.

– Могут ведь, если захотят, и даже не смотря на сиесту, – сказал Глеб Александру, и тот улыбнулся в ответ.

4. Боксерская Конференция

Боксерская конференция на Глеба особого впечатления не произвела. Проходила она в конференц-зале отеля «Parc Hotel Billia», и ничем примечательным не выделялась. Если не знать, что это была именно боксерская, а не какая иная конференция, скажем по животноводству, или строительству небоскребов в сельской местности, то отличий вообще невозможно бы было и обнаружить. На телевизионном сленге, съемки подобных мероприятий называют – «паркетом». Так и говорят, едем снимать «паркет», или опять снимали этот «паркет», или ещё как-нибудь, но, практически всегда, данный фразеологизм употребляется в отношении очень монотонных и однообразных съемок, способных усыпить даже самых стойких телевизионьщиков.

Пройдя в помещение довольно просторного конференц-зала, Глеб оказался в атмосфере до боли ему знакомой. На составленных в длинные ряды креслах, здесь сидели немногочисленные слушатели, подобно тому, как сидят люди в кинотеатрах, ожидая начала какого-нибудь блокбастера. Перед собравшимися, стоя на сцене за пластиковой трибуной с двумя тонкими, и как видно гнущимися во всех направлениях, черными микрофонами, заунывно, на английском языке, что-то вещал темнокожий спикер, очень похожий на актера, игравшего Марселоса Уолиса в одном известном голливудском фильме.

Глеб прошел сбоку мимо рядов со слушателями, и спустился к сцене, рядом с которой, по обыкновению, сновали фотографы, и видеооператоры. Подойдя к коллегам, наш герой включил свою видеокамеру, и, затем, подобно остальным работникам СМИ, направил её на темнокожего Марселоса Уолиса.

О чем вещал здесь спикер, было совершенно непонятно, но одно было ясно, что кроме Марселоса, снимать тут больше абсолютно нечего и некого. Всё интересное, как и всегда, на подобных мероприятиях, начиналось гораздо позже, в ресторане, попасть в который можно было уже ближе к вечеру, после окончания всех официальных речей и выступлений.

В помещении ресторана людей было значительно больше, чем на самой конференции, и оказавшись здесь, Глеб, далеко не без усилий, стал медленно пробирался сквозь праздную толпу, держа в одной своей руке видеокамеру, а в другой, бокал с бесплатным шампанским, который ему удалось раздобыть на входе.

– Даже в самых своих отвлечённых фантазиях об этом путешествии, я и представить себе не мог, что окажусь за кулисами мира профессионального бокса, – восхищенно произнес Глеб, в направленную на себя камеру, и затем, уже отхлебнув из бокала изрядную дозу пенного напитка, продолжил свой репортаж, – Удивительного мира бокса, который, обычно спрятан от глаз рядового зрителя, наблюдающего всегда лишь за поединками на ринге.

Глеб выключил камеру, и сделал ещё один внушительный глоток шампанского. В стороне от него, на противоположном конце ресторана зазвучал громкий голос ринг-анансера, который предвещал процедуру награждения спортсменов за какие-то их боевые заслуги.

Подойдя ближе к голосу, у стены, Глеб обнаружил небольшую сцену, чем-то напоминавшую портативный боксерский ринг, на котором, с микрофоном в руке, в белом ситцевом костюме, стоял всё тот же Марселос Уолис, но уже не один, а в окружении многих своих коллег, среди которых выгодно выделялись две девушки модельной внешности. В руках у одной из девушек был кубок, другая держала огромный диплом в стеклянной рамке.

– Маааайкл Фринчер, – звучно проорал на весь зал Марселос, максимально растянув при этом первое свое слово, и следом, резко, выпалив за ним второе, словно объявляя боксера перед началом поединка.

Под всеобщие аплодисменты, на сцену стал подниматься крепенький низкорослый парнишка, лет так двадцати пяти, который до этого момента мирно что-то жевал, сидя за одним из столиков ресторана. Глеб включил свою видеокамеру и начал снимать. Никто, ни из охраны, ни из гостей конференции, давно уже не обращал на него ни малейшего внимания, по-видимому, принимая за оператора, специально нанятого для съемок этой конференции.

Глебу определенно нравилось, то, что происходило вокруг него, но, в какой-то момент времени, он, вдруг, осознал, что всё, что сейчас его окружает, похоже на странный сон, который, уже через пару дней, должен обязательно испариться, подобно миражу, снова вернув его в лапы реальности, вместе с рюкзаком за плечами, и без малейшего понимания того, что ждет впереди.

– «А с другой стороны, зачем об этом беспокоиться?» – подумал Глеб, переводя фокус своей видеокамеры с Марселоса на ту девушку, что стояла на сцене с кубком в руках, – «В сущности, вся человеческая жизнь – сплошная неизвестность, и никто, ни в Италии, ни в России, ни где бы то ни было, толком не знает, что, на самом деле, ждет его завтра. Так зачем же тогда волноваться? Какой в этом смысл? Почему бы не отключиться от всего того, что беспокоит, и просто насладиться моментом, этим днем, этой минутой, секундой, ведь она уже точно никогда не повторится.»

Пробираясь к официанту за очередной порцией шампанского, Глеб наткнулся на своего благодетеля – Александра, который неожиданно вынырнул из толпы прямо перед подносом с напитками.

– Ну, что, как настроение? – спросил Александр.

В ответ собеседнику, Глеб показал бокал с недопитым шампанским в руке, и произнес:

– Неплохо, неплохо – сказал уже изрядно захмелевший Глеб, – Очень неплохо.

Александр улыбнулся, и затем спросил:

– Не жалеешь, что со мной поехал?

– Шутишь, – удивился Глеб, – Я в восторге, тут круто.

– Ну, хорошо, развлекайся, – сказал Александр, и после небольшой паузы, затем добавил, – Ты бы лучше чего-нибудь покушал вместо шампанского, там вон, видишь, где народ толпиться, креветки неплохие есть.

Глеб посмотрел по направленью, куда указывал собеседник, и действительно, заметил оживление, царившее рядом с одним из «шведских» столов, что стояли по периметру ресторана.

– Работа, прежде всего, – произнес Глеб, и показал на свою камеру, желая подчеркнуть, что даже, несмотря на злоупотребление алкоголем, он ни на минуту не забывает о своих операторских обязанностях.

– Ну, смотри сам, я, если что, вот за тем столиком сижу, – улыбнувшись, ответил Александр, и затем жестом руки показал на столик, стоявший у окна, за которым сидело несколько человек славянской наружности.

Глеб проводил взглядом спину своего благодетеля, и затем, подхватив с подноса у официанта, очередной бокал шампанского, решил отправиться испробовать креветок, которых минутой ранее ему так нахваливал собеседник.

Шампанское делало свое дело, и после пятого бокала, от стресса и неуверенности Глеба не осталось и следа. Он так освоился в окружавшей его обстановке, что стал даже без знания английского, на каком-то птичьем языке, шутить с официантами и всевозможными поварятами в изысканных белых колпаках, что, то и дело, шныряли по залу, желая накормить присутствующих.

Еда была здесь повсюду, на «шведских столах», в тарелках, в руках людей, за металлической стойкой буфета, из-за которой кто-то наливал себе черпаком суп, а кто-то ронял длинных спагетти обратно в никелированную кастрюлю. С разнообразием блюд в ресторане тоже проблем не было. Например, на «шведском» столе, к которому подошел Глеб, буквально царствовало изобилие всевозможных явств, но креветки, действительно, как и утверждал Александр, являлись здесь бесспорным хитом. Они были огромных размеров, и занимали центральное место в середине стола, главенствуя во всей ассамблее итальянских морепродуктов, что на их фоне теперь казались просто случайным уловом.

– Креветки в этом году действительно удались, – констатировал Глеб, и сделал памятное «селфи» на фоне этих великолепных ракообразных, которое затем, незамедлительно выложил у себя на страничке в соцсети.

Кроме креветок, у посетителей ресторана ещё успехом пользовался блестящий чан с мидиями, за которым, пощелкивая щипцами для ловли оных, даже сформировалась небольшая очередь. Немного в стороне от морских закусок, с краю стола, находились бутылки с вином, чуть поодаль от них, расположились всевозможные десерты, торты, фрукты. За кондитерскими изделиями, начиналось мясное царство, которое Глеб, обязательно намеревался посетить, но уже немного позднее, дабы не переедать.

Отсняв на камеру всё обилие блюд, Глеб прихватил с собой бокал белого вина, и вышел на веранду ресторана, где увидел – Александра, который сидел в одном из плетеных кресел, в окружении ребят из русской боксерской делегации. Глеб подошел ближе к ребятам, взял стул из-за соседнего столика, и, усевшись недалеко от Александра, аккуратно принялся разглядывать присутствующих.

– Лучше в сентябре, в августе рановато, – сказал один из собеседников Александра, молодой мужчина лет тридцати.

Этот мужчина был одет просто, но в то же время дорого. На нем была однотонная рубашка-поло бордового цвета, подобная тем, что предпочитают носить игроки в гольф в фильмах про мафию. На ногах у этого молодого человека были серые шорты, тоже, как и рубашка – однотонные, но идеально сочетавшиеся и с ней, и с белоснежными кроссовками, которые, были настолько чистыми и белыми, что можно было подумать, будто их владелец шел сюда не по земле, а принес эту обувь в руках. Как выяснилось позднее, мужчину звали Михаил, и он был – матчмейкер.

– Я посмотрю, что можно будет сделать тогда на сентябрь, и в Москве уже, когда буду, созвонимся, обсудим все еще раз, – произнёс Михаил и посмотрел на Александра.

– Хорошо, давай попробуем так, – ответил ему тот, – Но и я тогда тоже со своей стороны ничего не обещаю.

– Парень он хороший, перспективный, – подключился к разговору, жилистый мужчина кавказкой наружности, который сидел по правую руку от Глеба.

Этого мужчину все называли – Сансаныч, на вид ему было не больше пятидесяти лет, хотя журналистское чутьё подсказывало Глебу, что на самом деле, лет этих могло быть гораздо больше. Но если насчет возраста Сансаныча ещё можно было строить догадки, то определить в нем тренера по боксу не составило бы особого труда даже у обывателя далекого от этого вида спорта. Фактура Сансаныча настолько срослась с его профессией, что одного беглого взгляда на него было вполне достаточно, чтобы сразу представить его со свистком в зубах, и в спортивном костюме с надписью «СССР» на груди, тренирующего какого-нибудь будущего чемпиона.

– А Марат сейчас в Мексике же тренируется? – спросил у Александра, как бы между делом, молоденький парень лет двадцати пяти, что сидел напротив Сансаныча.

Парня звали Арсен, он был боксером легковесом.

– Да, в Мексике, у Санчеса, по-прежнему, – ответил ему Александр, и затем, усмехнувшись, по-видимому, что-то вспомнив, добавил, – Теперь в спартанских условиях тренируется.

– Хороший там зал, – сказал Сансаныч, – Настоящий.

– Хороший, – улыбнулся матчмейкер Михаил, – Даже воды горячей в этом зале нет, вот тебе и Санчес, вот тебе и Мексика…

– Санчес это, который, тот самый – Абель Санчес? – включился Глеб в чужой разговор, сразу же поймав себя на мысли, что его любопытство может сыграть с ним сейчас весьма злую шутку.

Так оно и случилось. После произнесенных Глебом слов, сначала, вся компания дружно замолкла, а затем, одновременно, как единый организм, все с любопытством посмотрели на обнаружившего себя чужака, каким-то непонятным образом оказавшегося в этой стае. Положение Глеба спас Александр, который, тоже, внимательно посмотрел на своего подопечного, и затем, спросил у него:

– Ты на конференции всё снял? – спросил Александр, тем самым давая понять окружающим, что Глеб здесь присутствует не случайно.

– Вроде, да, – неуверенно ответил Глеб, и затем, глупо улыбнулся.

Ответ на вопрос про Абеля Санчеса, как и на вопрос про «холодную воду», наш герой всё-таки получил, но произошло это уже гораздо позже, в другом местном ресторанчике, куда вся компания, за исключением матчмейкера Михаила, несколькими часами позже, переместилась с веранды.

– Пойми, тут нет ничего необычного, – сказал Александр, внимательно слушающему его Глебу, который уже в своей правой руке, вместо бокала вина, сжимал стакан неплохого кубинского рома.

– В других условиях чемпионы просто не растут, – поддержал утверждение Александра тренер Сансаныч.

– Это тебе, как человеку из другой среды, может показаться дико, а для нас спортсменов, это нормально, – уверил Глеба боксер Арсен.

– Ну, не знаю, – сказал Глеб, в своё оправдание, – Я всегда, по обывательски, думал, что чем лучше условия, тем лучше результаты, а тем более на таком уровне, как Марат выступает. Мне всегда казалось, что там, вообще, должна быть гонка вооружений, как на формуле один, условия специальные, тренажёры там всякие, секретные методики, и так далее, все-таки чемпион мира, это не хухры-мухры, а у него даже воды горячей нет в спортзале, чтобы нормально помыться.

– Бокс – спорт бедных, – философски заметил Сансаныч, – Так оно всегда было, и чем дольше спортсмен способен об этом помнить, тем дольше он и будет, чемпионом оставаться.

В тот вечер, плавно перетекший в ночные гуляния, Глеб многое узнал о мире бокса. Ему было жутко интересно общаться со своими новыми знакомыми. Разве он, мог, в далеком прошлом, будучи провинциальным мальчишкой, лупившим где-то у себя в подвале картофельный мешок с опилками, представить, что когда-нибудь, окажется в кругу людей, устраивающих профессиональные бои в мире большого спорта. И Александр, и его друзья, были настоящие фанаты своего дела, и с их рассказов, профессиональный бокс буквально оживал для Глеба в совершенно ином свете.

– Из Москвы чемпионов мы давненько уже не наблюдаем, – сказал, смеясь Сансаныч, отвечавший на очередной глупый вопрос Глеба.

– Залов много, условия хорошие, а чемпионов нет, вот тебе и статистика, – подытожил Александр.

– А почему так? – спросил Глеб, пытаясь копнуть немного глубже.

– Слабая там молодежь теперь стала, изнеженная, – ответил Сансаныч, – Для бокса такие не годятся. В боксе характер важен. Способность через боль и трудности идти, а откуда таким качествам в комфорте, да в тепле, образоваться. Для тренировок основное – это трудолюбие, и цель стать чемпионом, а не джакузи, и коктейли в фитнес барах. Чтобы боксером стать надо вкалывать, как следует, тогда толк будет, а иначе, так, баловство одно, да и только.

– А как же талант? – спросил Глеб у Саныча, – Трудолюбие, цель, это доступно каждому, а талант, неужели без него можно стать чемпионом?

– Талант, – задумчиво произнес Сансаныч, – Талант тоже нужен, это само собой. Тут, как и в любом другом деле, чтобы чемпионом стать, без таланта никак, но и без трудолюбия и четкой цели, ты тоже все равно ничего в боксе не добьешься, будь ты хоть самым талантливым, это я тебе точно говорю, как тренер.

Расспросы Глеба «о жизни, о судьбе, о разведчиках», продолжились и на следующий день, когда всё той же компанией, рано утром, российская боксерская делегация отправилась посмотреть старинную башню, что находилась высоко в горах. Это сооружение виднелось со всех точек города Сан-Венсант, и уже на протяжении нескольких дней, как оказалось, не давало покоя не только любопытству Глеба.

Преодолевая усталость от подъёма в гору, а также, вчерашнее похмелье, Глеб внимательно слушал своих собеседников, стараясь проникнуться их миром, в котором одни спортсмены становились чемпионами, а другие, почему-то, нет:

– Бокс – это еще судьба во многом, – задумчиво произнес Александр, – Саныч, конечно прав насчет трудолюбия и цели, но, на самом деле, предсказать всё рано ничего не возможно. Часто, для молодого спортсмена, сама жизнь бывает самым серьезным противником.

– Это как? – спросил Глеб.

– Молодому спортсмену, особенно в нашей стране, боксом очень трудно себе на жизнь заработать, – ответил Александр, – Сейчас нет той поддержки, что когда-то в Союзе была, а когда парень мужчиной становиться, то ему надо как-то себя обеспечивать, а если с ним еще и семья, вдруг, к этому моменту приключиться, тогда вообще – труба ситуация. Жену, детей, на что-то содержать надо, надо, и одновременно тренироваться надо, надо, причем, если хочешь результата, то много, очень много тренироваться надо, вот и не складывается, уходят ребята из спорта, сдаются, даже талантливые. В общем, все не так просто, много факторов нужно чтобы чемпионом стать.

– А еще больше существует факторов, чтобы им не стать, – подытожил Сансаныч, – Вот поэтому то, характер и важен. Причем важен он не только в ринге, но и за его пределами, иначе не победить.

Путешественники дошли до вершины холма, с которого открывался прекрасный вид на город Сан-Винсан, что находился в низине, и теперь, с высоты, выглядел будто игрушечный. Сама башня, с бойницами, и продолговатыми узкими окнами, к которой и шли наши путешественники, оказалась прекрасно сохранившейся древней постройкой. Она выглядела так, будто только что, сошла со страниц книг про рыцарей средневековья. Было похоже, что раньше, в древности, на смотровой площадке этой башни, возможно, даже дежурил часовой, предупреждавший местных жителей о набегах, и прочих опасностях, которые могли обрушиться на поселение.

Стоя здесь, на высоте, среди необъятных гор, гордо устремившиеся в небо, среди нависающих над долиной облаков, и утреннего солнца, которое только набирало силу, Глеб, на мгновение, вспомнил себя в самолете по дороге в Италию, и ему стало стыдно за все те шкурные мысли, и ту слабость, что он уже проявил ранее. Всю эту красоту он мог бы просто мог не увидеть.

– «Как все-таки прекрасна жизнь», – подумал Глеб, – «Прекрасна своей неизвестностью, и как ужасна человеческая натура, вроде моей, которая хочет определенности, хочет утащить всё себе в нору, в тепло, в комфорт, чтобы было спокойно, и знакомо. Только вот, чтобы быть чемпионом, нужно совсем другое, надо подобно тому боксеру, что тренируется сейчас в Мексике, в спортзале без горячей воды, вкалывать с утра до вечера, и делать так, чтобы тебя никто, и ничто не отвлекает от твоей цели, а иначе, как говорит Сансаныч: «Одно баловство, да и только.»

5. Утро Следующего Дня

Отсыпаясь после бурно проведенной ночи у себя в гостиничном номере, сквозь сон, Глеб услышал, как в комнате зазвенел его мобильный телефон. Ни сил, ни желания взять трубку в ту минуту у нашего героя не возникло, и поначалу он просто хотел подождать, пока мобильник сам собой не выдохнется, но тот, настойчиво продолжал трезвонить.

Высунув руку из-под одеяла, вместо вибрирующего телефона, на полу, рядом с кроватью, Глеб нащупал недопитую с вечера бутылку вина. Без долгих колебаний, он схватил её, как утопающий хватает в воде спасательный круг, и немедленно, сев на кровать, употребил эту находку в дело.

Когда телефон на полу, наконец, перестал звонить, Глеб засунул себе за спину большую пуховую подушку, и, сделав очередной глоток вина, стал пытаться осмыслить себя, и своё положение в сегодняшней непростой действительности.

В комнате было прохладно и темно. На стене беззвучно работал кондиционер, а шторы на окнах были задернуты, так что догадаться о палящем на улице солнце можно было лишь по полосе света, проникавшей в помещение через узкую щель между занавесок.

– «Сейчас, наверное, у них там опять – сиеста», – без доли сарказма, почему-то, подумал Глеб, разглядывая на полу линию света, идущую от окна.

Окончательно осознать себя в сегодняшнем дне и моменте, так и не удалось, телефон на полу снова зазвонил. Глеб посмотрел в сторону вибрирующего девайса, затем, нехотя поставил бутылку с остатками вина на тумбочку, что стояла рядом с ним, и, свесившись с кровати, взял телефон в свои руки.

– «Вот тебе и сиеста», – подумал Глеб, разглядывая дисплей мобильника, на котором, ярким светом горела, предвещая беду, надпись – «Шеф».

Прежде чем отвечать на звонок, Глеб решил сначала обнаружить в себе свой же голос, и, так сказать, проверить его на пригодность необходимую для общения с руководством.

– Раз, два, три, проверка, раз, два, – произнес Глеб, максимально при этом, стараясь артикулировать ртом.

Тест издаваемых звуков показал весьма скромный результат, но, дальше медлить было уже нельзя. Нужно было либо отвечать, либо сбросить этот вызов. Глеб, большим пальцем руки смахнул с дисплея смартфона зелёный кружочек с трубкой, и принял звонок:

– Алло, – стараясь держаться максимально уверенно, произнес он.

– Трубку почему не берешь, мудило !!! – вырвался на волю крик Шефа, так, что Глеб сначала отвел на приличное расстояние телефон от своего уха, а затем, и вовсе решил поставить этот девайс на громкую связь, и таким образом пощадить свои ушные перепонки.

Звуки голоса, и вообще, появление Григория Петровича в этот ласкающий теплом и вином итальянский полдень, показались Глебу какими-то неуместными, можно даже сказать абсолютно чужеродным, будто звонили из преисподнии прямиком в рай. По амплитуде голоса Шефа, было ясно, что он очень чем-то недоволен, но чем конкретно, как обычно, можно было только догадываться.

– Проснулся просто только, работал вчера всю ночь, – попытался оправдаться Глеб.

– Ты сейчас где? – спросил Шеф у своего подопечного.

– В Италии… вроде…, – неуверенно ответил Глеб, потирая рукой свою левую щеку.

– Это понятно, что в Италии, – ещё более недовольно произнес Шеф, – Я тебя мудака спрашиваю, где именно ты в Италии?!

Кричащий тон Григория Петровича, и его, временами даже где-то весьма не литературные выражения, принятые в кругах любителей зимней рыбалки, которые, по соображениям корректности, в данном диалоге, автор предпочел опустить, на Глеба совсем не действовали, и нисколько его даже не обижали, так как они отдавали бессилием. На секунду, нашему путешественнику даже стало жалко бедолагу Григория Петровича, привыкшего всегда и всё вокруг себя контролировать, и теперь, оказавшегося заложником собственного же творческого замысла, проекта «Extrem Trip», который, по сути, в данный момент, целиком и полностью находился в руках у нашего героя. Осознав себя хозяином положения, Глеб произнес:

– В городке каком-то…, – спокойно ответил Глеб, – Сан…сан…что-то там с «сан» связано.

– Понятно, – сказал Шеф, внезапно успокоившись, и затем спросил, – Интернет там у вас, в этом твоем, Сан-сане есть?

– Не факт, – ответил Глеб, – По-моему, нет.

– Я сейчас тебе по интернету звоню, мудак ты этакий!!! – снова разозлился Григорий Петрович, – Шли мне материал!!! Сейчас прямо это сделай это!!! Понял!!!

– Но мы только…, – начал Глеб, но так и не успел довести свою мысль до финала, так как Григорий Петрович уже бросил телефонную трубку.

Немного поразмыслив, сидя в обнимку с бутылкой вина на кровати, Глеб глубоко вздохнул, а затем, достал из своего походного рюкзака нетбук и принялся скачивать туда с «флешек» вчерашний видео материал.

Чтобы скоротать время, пока сливается видео, наш путешественник открыл свою страничку в одной соцсети и, к удивлению, под вчерашней фотографией, которую удалось запостись прямо с банкета, обнаружил «лайк» Григория Петровича. Он стоял среди прочих, прямо под фото, на котором Глеб демонстративно поедал громадную креветку.

– «Вот те на те,»– подумал Глеб, – «Я и забыл, что Григорий Петрович есть у меня в друзьях. Откуда он там?»

Реакция Шефа на высланный ему следом видеоматериал не заставила себя долго ждать:

– Я тебя зачем туда посылал?!!! – истошно кричал в телефонную трубку Григорий Петрович во время своего следующего звонка Глебу.

– Выживать любой ценой, – спокойно ответил наш путешественник, и медленно осознавая, что его положение уже ничем нельзя теперь спасти, опять дотянулся до бутылки итальянского вина, что до этого момента стояла и грустила на тумбочке.

– Именно!!! – никак не унимался Шеф, – Какого же хрена ты шлешь кадры, где ты, паскуда, в казино трехметровых креветок жрешь!!! Это твою мать, что вообще!!!

– Вы же сами сказали, любыми способами выжить? – ответил Глеб в своё оправдание, и после того, как он это сказал, наш путешественник предусмотрительно отвел свою руку с телефоном немного в сторону от уха.

– Да!!! А это что!!! Что это, мать твою, такое?!– продолжал истошно кричать Шеф.

Глеб неспешно отхлебнул глоток вина из бутылки, и после, спокойно произнес:

– В самолете наши русские ребята летели, боксеры, на конференцию. Ну и вот…, – сказал Глеб, – Вы же сами разрешили, знакомиться с русскими, так что всё по инструкции, Григорий Петрович, и я это с вами всё согласовал ещё перед поездкой.

– Еще лучше, боксеры, – недовольно произнес Шеф, – И как ты себе теперь представляешь всю эту историю?

– Ну, такая вот история, – растянуто протянул Глеб, – Реалити, как вы и просили.

– Я просил?! – произнес Шеф.

– Ну, да, – неуверенно ответил Глеб.

– Ты, охренел там?!

– Почему? – смущенно ответил Глеб.

– Реалити, – произнес Шеф, – Хреналити! Я прямо вижу начало этой истории. Начало начал. Спортивный тележурналист знакомиться в самолете с профессиональными боксерами, которые его кормят, поят, и дают ему деньги на путешествие. Тебя здесь ничего не смущает?

– Ну…, – неуверенно произнес Глеб, – Да, вроде нет. Сами же сказали, снимать всё как есть, как идет…

– Мудило ты!!! – закричал в телефонную трубку Шеф, – Нихрена у тебя здесь ни идет!!! Ничего тебя здесь не смущает?! Особенно словосочетания «спортивный журналист» и «спортсмены»!!! Боксеры!!! Это, по-твоему, правда? Ты, сам, как зритель, поверил бы в такую правду? Ты же журналист!!! Олень ты безмозглый!!!

– Но это, правда! – возмущенно ответил Глеб, немного всё же обидевшись на последнее слова Григория Петровича, – Это правда!!! А вы, насколько я помню, просили именно её! Так реально произошло. Познакомились в самолете, и места рядом, кто виноват, что жизнь так распорядилась…

– Ктовиноват?! – возмущенно переспросил Шеф, – Тебе сказать, кто виноват?!

– Ну, вы же сами говорили, – попытался парировать упрек своего руководителя Глеб, – Говорили, что смысл этого проекта, показать реальную жизнь, реальное путешествие, чтобы было все так, как на самом деле, чтобы не читалась вся эта телекухня.

– Да срать я хотел на твою реальную жизнь!!! – взревел от ярости Шеф, – Ты совсем там спятил? У нас тут телевидение! ТЕ-ЛЕ-ВИ-ДИ-НИ-Е!!! Хрен ты эдакий! А правда должна быть такая, чтобы зритель в неё верил, верил, что это правда, пусть даже если это не так, и всем абсолютно насрать на то, что там у тебя было на самом деле. Это долбанное реалити !!!

– Так бы сразу и сказали! – ответил Глеб, уже тоже разозлившись, – Снимаем, как обычно, а то тоже мне голову дурите! Вас, Григорий Петрович, знаете, тоже не разобрать, в Москве говорили без телевизионщицы снимай, теперь, наоборот говорите, то пятое, то десятое. Семь пятниц на неделе. Хрен поймешь.

– Короче, – сказал Шеф, наконец, немного успокоившись, – Не знаю, что ты там себе в Москве нафантазировал, но, мой тебе совет, без нормального материала в Россию лучше не возвращайся. Объясняю снова, специально для тебя. Зритель должен тебе, как герою этого проекта сочувствовать, сопереживать, а не…в общем, очень, ну, очень настоятельно тебе советую это осознать. Мир жесток!!! И зритель знает об этом!!! Он знает, что без денег ты нахрен никому там не нужен в этой Европе!!! Зритель сидит на своем теплом диване и хочет это увидеть, хочет, глядя на твои мучения, почувствовать, что все, чего он с таким трудом добился в этой жизни, все его невыплаченные ипотеки, кредиты, нелюбимые работы, всё это, было не зря, и именно поэтому, он живет в комфорте, а ты, сука, обречен на страдания!!! Ты должен там страдать!!! Это твоя работа!!! Страдать!!! И за это я тебе плачу!!! И ни за что другое!!! Понял!!!

– Страдать, так страдать, – ответил Глеб, – Так бы и объяснили сразу, в Москве ещё, Григорий Петрович, теперь всё ясно, буду страдать.

– Надеюсь, – произнес обессиленный Шеф.

– Сделаем все в лучшем виде, не переживайте Григорий Петрович, всё равно мне уже отсюда не куда деваться, – подбодрил Глеб своего руководителя, – Вернусь с боксерами в аэропорт, куда прилетел, и завтра же начну нашу телекухню с исходной точки, так, будто я только попал в Италию. Страдать, значит страдать.

6. Страдать, значит страдать…

С Александром и остальными ребятами, Глеб расстался на следующий день в аэропорту Мальпенса. Боксерская конференция завершилась, и русская делегация теперь возвращалась обратно к себе домой, сначала в Москву, а дальше, разъезжалась по родным городам и весям.

Проводив боксеров на самолет, в зоне прилета, Глеб записал на камеру свою новую подводку, под «новое начало», своего, «как бы» нового путешествия, и затем, отправился прямиком к лифтам, ведущим на минус первый этаж.

После вчерашнего разговора нашего путешественника с Шефом, сегодня, проект «Extreme Trip» начинался с «чистого листа», с нулевой отметки, и все уже отснятое на камеру ранее, теперь, просто не считались. Таким образом, перед Глебом, опять, сама собой вырастала первая проблема, которую обычный турист, прилетевший в Италию, часто и вовсе не замечает. Проблема эта заключалась в том, что аэропорт Мальпенса находится в тридцати километрах от города Милана, которые нужно было каким-то образом преодолеть. Рядовой путешественник сделать это может тремя способами: на поезде, на автобусе, и, разумеется – на такси. Все эти способы хороши, но, к сожалению, не для человека без денег, то есть не для Глеба, который хоть и получил после боксерской конференции от Александра свои честно заработанные двадцать евро, воспользоваться ими, увы, по понятным причинам, теперь уже не мог.

По законам тележанра, конечно, можно бы было, как-то выкрутиться из этой ситуации, и скажем, в туалете аэропорта найти купюру достоинством в двадцать евро, или ещё каким-то волшебным образом занести эти деньги прямиком в кадр, но, Глеб решил не экспериментировать, и не испытывать на прочность ни свои креативные способности, ни наблюдательность Шефа.

– «Вот он, реальный художественный конфликт жизни, и киноэкрана,» – подумал Глеб, шагая в направлении лифтов – «Деньги в кармане есть, а купить билет не можешь»

Глеб подошел к лифтам, ведущим на минус первый этаж, где несколькими днями ранее, Александр брал в аренду синий «Форд-Универсал».

– «Там наверняка есть и другие соотечественники», – думал Глеб, ожидая прибытия лифта.

Его задумка теперь заключалась в том, чтобы снова, вынужденно, подсеть на хвост к каким-нибудь русскоговорящим согражданам, и таким образом, вместе с ними, уже добраться до столицы Италии.

– «Что им стоит, подсадить к себе ещё одного человека,» – подумал Глеб, когда двери лифта открылись перед ним, – «Я бы подвез, что тут такого, русский русского не бросит, хотя, смотря еще, что за русский, и смотря какого русского, по-разному у нас бывает, чего тут говорить, но шансов все равно больше, чем проситься в машину к итальянцам, или ещё к кому. Эти и полицию могут вызвать.»

Чувствовал себя Глеб прекрасно. Конечно, небольшое волнение насчет своей судьбы он ещё испытывал, но, оно, теперь, скорее больше подзадоривало его, чем пугало. Момент паники, и шкурных раздумий, что схватили нашего героя прямо за жабры в самолете, несколькими дням ранее, уже прошел, и это Глеб знал точно. Точка невозврата была позади, подобно принятому с утра в гостинице, холодному душу, который сначала тоже вверг нашего героя в шок, а затем, дал ему ощущение здорового спортивного тонуса, и желание двигаться дальше.

– «И не важно, платят мне за всё это путешествие или нет», – думал Глеб, спускаясь на лифте, – «Я просто сделаю это. В конце концов, я – журналист, а журналистика – это рок-энд-ролл, и этим всё сказано, махну от Милана, и прямо до Рима, без еды, без денег, без знания иностранных языков, никогда не путешествовав ранее. Почему бы и нет!!! Сделаю это, и сделаю, точно не для Григория Петровича, а ради себя, да-да, чтобы проверить себя на прочность, узнать свои личные пределы, и чтобы потом, можно было гордо сказать самому себе: «Это было, и это было – круто, тридцать три года моей жизни прошли не напрасно.»»

Стеклянные двери лифта открылись, и Глеб вышел навстречу неизвестности, и группе стильно одетых стюардесс, каких-то арабских авиалиний. Девушки были в красных головных уборах и о чем-то забавно балагурили на неведомом восточном диалекте. Тут же, в подземелье, за их спинами, виднелись цветастые вывески авторенталов, у стоек которых толпились люди, ожидавшие своей, заранее арендованной техники. В этой толпе, внимание Глеба привлек внешне ничем не примечательный мужчина, который стоял чуть в стороне от общей массы посетителей ренталов и отчаянно матерился на русском языке, умудряясь в своих выражениях порой даже превзойти самого Григория Петровича Челикова, художественного руководителя проекта «Extrim Trip».

– Да, будь она проклята эта ваша Италия!!! – кричал мужчина, густо разбавляя свою речь обилием непечатных выражений, – Чтобы я!!! Ещё!!! Сюда!!! Да-не-за-что!!!

 Увидев такой неординарный случай, Глеб включил свою видеокамеру, и направился к мужчине выяснять в чем дело. Когда он подошел ближе, то заметил, что в метре от рассерженного россиянина, на самой обычной серой скамейке, удрученно сидит женщина, видимо жена этого мужчины, и паренек, лет двадцати, двадцати двух, видимо – сын. Так почему-то сразу показалось Глебу, и как оказалось в дальнейшем, он не ошибся. Оба родственника этого разгневанного соотечественника, покорно склонив свои поникшие головы, сидели молча, и устало разглядывали узор плитки на полу аэропорта Мальпенсо.

– Ребята здравствуйте, вы из России? – радостно произнес Глеб, приблизившись к соотечественникам.

При виде незнакомца, мужчина сразу прекратил свою истерику, и очень внимательно посмотрел на Глеба, а женщина при этом, почему-то, сразу встала со скамейки. Подобная реакция не могла не насторожить нашего героя, и он предусмотрительно, распределил вес тела на обе свои ноги, чтобы в случае внезапной семейной агрессии, иметь возможность быстро, на «боксерском челноке», отскочить в сторону, обезопасив, таким образом, и себя, и видеокамеру в своей руке.

– Да, из России, – ответил мужчина.

– Вы прилетели, или уже улетаете? – продолжил свои расспросы Глеб.

– Подождите, подождите, – изучающе произнес мужчина, и затем, ещё более спокойным тоном, спросил, – А вы, собственно, кто?

– Я, собственно, русский журналист, и путешественник, – уверенно ответил Глеб.

– Подождите, подождите, – снова произнес мужчина, пытаясь осознать всю сложившуюся ситуацию, и видимо как-то в ней разобраться.

Когда это более-менее ему удалось, он, посмотрел на видеокамеру в руках у нашего героя, и, спросил:

– Вы можете нам помочь? – спросил мужчина.

– Постараюсь, – ответил Глеб, и уже без тени стеснения направил свою камеру прямо в лицо соотечественника, – Что у вас случилось?

Мужчина недоверчиво посмотрел в объектив камеры, и затем, видно решив, что «чем черт не шутит», стал рассказывать:

– Мне они говорят, – сказал мужчина, указывая своей рукой на одну из стоек авторенталов, – Что по нашим по правам, по российским, по нашим, мы не можем взять машину, без расширенного "каска", по вот этим, по нашим, по правам, по российским.

Мужчина достал из своего бумажника водительское удостоверение и показал его в объектив направленной на него видеокамеры. В представленном документе не было ничего удивительного, обычные российские водительские права, выданные в ленинградской области районным УВД на имя некоего – Виктора Эдмундовича Никанорова.

– И деньги не возвращают, – подключилась к разговору жена Виктора Эдмундовича, которую, как выяснилось в дальнейшем, звали – Евгения.

После этих слов, Глеб, сначала посмотрел на Евгению, затем на её мужа, потом, он с видом знатока взял в руки водительское удостоверение Виктора Эдмундовича, и принялся внимательно его изучать.

– Давайте по порядку, – предложил Глеб, решив более детально разобраться в чужой проблеме, – Какие деньги вам не возвращают? Вам же машину не выдали? Так?

– Что тут не понятного, – произнес Виктор Эдмундович, – Я им говорю, права международные, в чем проблема? А они мне двести сорок четыре евро ещё давай, и деньги не возвращают.

– Стоп, – остановил Глеб своего спикера, ещё больше запутавшись в его объяснениях.

Видя тупиковость сложившейся ситуации, на помощь пришла Евгения, которая сказала:

– Ещё в России, у них на сайте, мы забронировали себе машину, – спокойно сказала она, – Виктор перевел им деньги, в размере ста семидесяти пяти евро, а теперь, когда мы уже в Италии, то нам и машину не отдают, и те деньги что мы им уже заплатили, тоже не возвращают.

– Деньги не возвращают, и навязывают нам дополнительную страховку теперь – двести сорок четыре евро, – добавил Виктор.

Говоря, по правде, ни в водительских правах, ни в аренде машин в Европе, наш герой особо не разбирался, а точнее говоря, понятия не имел, как это именно вообще здесь устроено. Единственный его опыт взаимодействия с итальянскими рентелами был связан с Александром и недавней поездкой в город Сан-Венсант, а до этого момента Глебу ни разу не приходилось сталкиваться с подобными сервисами, но отсутствие требуемых знаний сейчас явно было ему не в плюс, и он решил действовать.

– По правам, по российским, – спотыкаясь о буквы, произнес Глеб, – Они же вроде международные считаются?

На мысль, что права международные, Глеба навело воспоминание, о том, как однажды, он и сам, в ГИБДД по месту жительства, имел честь продлевать свое водительское удостоверение, и тогда, полноватый полицейский, сидевший в чудном, зарешеченном окошке, оставшимся в этом заведении, ещё как видно, с былых времен НКВД, предложил ему на выбор два образца сего документа, назвав один – старым, а второй – международным. Тогда, Глеб выбрал – второй, тот, что был международным. Точно такой же образец сейчас был в руках у Виктора.

– Они международные считаются, – утвердительно повторил за Глебом Виктор и посмотрел на свою жену, – Я же говорю, а ты тут, не хотят нормально работать, всё бы им двести сорок четыре евро с русского человека содрать.

Глеб задумался. Чтобы помочь этой российской семье явно нужно было вступить в общение с сотрудниками авторентла, а сделать это без знания итальянского, или хотя бы, на худой конец английского языка, было весьма проблематично.

– «А что собственно я теряю», – подумал Глеб, и задумчиво, посмотрел на соотечественников.

Затем, он достал из кармана мобильный телефон, запустил на нем офлайн-переводчик, и, скомандовал:

– Идем, – обратился Глеб к своим новым знакомым.

В помещении организации с названием «АвтоКАр», где Виктор оставил сто семьдесят пять евро семейного бюджета, медленным ручейком текла человеческая очередь, составленная из весьма разношерстной интернациональной публики. Здесь, всё происходило по-европейски цивилизованно. Очередь хоть и начиналась в общем пространстве аэропорта, но шла достаточно быстро, и подобно крупной реке разделялась на притоки уже прямо перед самими стойками, за которыми, ловкие сотрудники рентала обслуживали клиентов практически на «атомате». Люди подходили к стойке, протягивали им документы, получали ключи от машины, вместе с каким-то листом бумаги формата А4, а затем, удалялись в сторону парковки, где и забирали свои арендованные автомобили. Таким образом, на каждого посетителя авторентела тратилось в среднем не более двух-трех минут времени.

Глеб включил свою видеокамеру, обогнул людскую очередь, и стал в самое её начало, рядом с седовласым немецким туристом в добротном ситцевом пиджаке серого цвета. Виктор и Евгения последовать примеру своего командора не рискнули, и остались стоять в стороне от очереди, наблюдая за происходящим с безопасного расстояния.

Как только сотрудник рентела освободился от очередного клиента, то седовласый немец было хотел протянуть ему свои документы, но Глеб его остановил:

– Sory, ту минутс, две минуты, – пояснил Глеб немцу, указав рукой на свою видеокамеру, а затем снова повторил, – Ту минутс, ту минутс.

Немец одобрительно кивнул в ответ головой, и тогда Глеб обратился уже к сотруднику рентела:

– Hello, помощь нужна, – сказал Глеб, и затем, протянул сотруднику свой мобильный телефон.

Работник рентала сначала вопросительно посмотрел на Глеба, а точнее в объектив его камеры, на которую фиксировалось всё происходящее, а затем, нехотя стал читать текст в его телефоне, на дисплее которого, при помощи оффлайн-переводчика, на итальянский язык был переведен заранее заготовленный текст с известной просьбой. Ещё, в послании говорилось, что в случае чего, русские туристы готовы бороться за свои права всеми доступными им методами. Как именно, они собираются это делать, в данном тексте, предусмотрительно, не раскрывалось.

Дочитав письмо Глеба до конца, сотрудник авторентела произнес:

– Sorry, – сказал сотрудник, – I am not understand.

– Да, все он, подлец, прекрасно понимает, – перевела слова молодого человека Евгения, подошедшая к стойке авторентела .

– Мы с ним уже общались просто, – добавил Виктор, который теперь тоже стоял рядом со своей супругой.

Сотрудник рентела тоже заметил появление этих двух, и сразу поменялся в лице. Было видно, что он почему-то занервничал, поняв, в чем, собственно, теперь, обстоит дело.

– Who are you? – спросил сотрудник у Глеба, – Why are you shooting?

– Не понимаю, – ответил Глеб, и снова протянул сотруднику свой телефон с оффлайн-переводчиком, – Итальянишь, сюда.

Указал Глеб, кивнув головой в сторону своего телефона.

– Italiano? – переспросил сотрудник рентала.

– Ес, италияно, – ответил ему Глеб.

Сотрудник взял телефон в свои руки, и начал в него что-то бегло говорить на итальянском языке.

Вместо перевода оффлайн-переводчик выдал какую-то бессмыслицу, из которой был понятен только один вопрос: «Кто ты, и почему снимаешь?».

– Я, Русский журналист, дждорналист, андестент, – спокойно ответит Глеб своему собеседнику, и затем, уже на русском языке, на автомате добавил, – Согласно закону о СМИ имею право снимать во всех общественных местах, ты это понимаешь?

– Sorry, I am not understand, You disturb people in line, – сказал сотрудник и указал на скопившуюся людскую очередь за спиной нашего героя.

Народа в помещении действительно на собиралось много, но Глеб все равно решил не отступать, и идти до конца.

– Sorry, Sorry, Ван минутс, ван минутс, – пояснил Глеб, повернувшись к толпе, а затем, переключив в своем оффлайн-переводчике язык с итальянского на английский, снова обратился к сотруднику, – Энглиш, плиз, сюда.

Сотрудник рентала печально посмотрел на протянутый телефон, и затем, произнес:

– You are holding up the queue, – надиктовывал менеджер в телефон Глеба, – Step aside and I will try to help you later.

Офлайн-переводчик со своей задачей не справился и на этот раз, хотя, говоря, по правде, то, что сказал сотрудник было понятно и без перевода.

– Смотри сюда, – сказал Глеб своему собеседнику, – Смотри дорогой, я тебе сейчас и без английского языка всё объясню, дедовским методом, пантомимой, так сказать.

– Sorry, Am I going on, – произнес седовласый немец, что стоял рядом с Глебом, пытаясь, таким образом, отвлечь нашего героя от диалога с сотрудником рентала.

Глеб внимательно посмотрел на немца, а тот, жестом руки указал на сотрудника за стойкой, давая понять, что время уже вышло.

– Сори, Ван moment, – пояснил немцу Глеб, и затем, как ни в чем не, бывало, принялся на языке жестов объяснять сотруднику рентала, то, что ранее он показывал ему на дисплее своего телефона.

Ситуация накалялась. Люди в помещение рентела все прибывали, и прибывали. Позади Глеба уже скопилась приличная очередина, и если раньше она молчала, то теперь, время от времени стала подавать признаки недовольства, от которых, у Виктора и Евгенией, стали сдавать нервы.

– Это бесполезно, идемте, – обратилась Евгения к Глебу, коснувшись его своей правой рукой.

На беспокойство женщины, Глеб никак не прореагировал, а вместо этого, ещё более настойчиво, на языке жестов, стал объяснять сотруднику, что он от него хочет:

– Смотри, значит, они, – обратился Глеб к сотруднику, и затем указал рукой на побледневшую Евгению, – Они, заплатили тебе деньги за машину, мани, мани, понимаешь?

Сотрудник, скорчив недовольное лицо, обреченно кивнул Глебу в ответ головой, и, вдохновленный этим жестом, наш герой продолжил:

– Так ты либо отдай им машину, кар, кар, понимаешь, либо, верни деньги, – сказал Глеб, – Мани ком бек. Либо кар, либо мани. Все просто.

При произнесении этого монолога, машину Глеб изобразил, вращая в воздухе воображаемую «баранку» автомобиля, а деньги, он показал, потирая большой палец правой своей руки об указательный.

– Sory, You asked two minutes, – обратился снова к Глебу, вдруг, оживший немец, который при этом, попытался ещё и протиснуться немного ближе к стойке с сотрудником рентала.

– Подожди мужик, не до тебя сейчас, – отстранил его рукой Глеб, и затем снова обратился к работнику Автокара:

– Видишь, – строго сказал Глеб, и пальцем показал на немца, – Люди уже нервничают пока ты там телишься!

– Ок, ок, – недовольно произнес сотрудник рентела, посмотрел что-то на экране своего компьютера, и затем, произнес, – Give me your documents.

– Дай ему свои документы, – радостно сказала Евгения мужу.

Виктор моментально положил на стойку водительское удостоверение, увидев которое, сотрудник рентела снова запричитал:

– О, no, no, no, – сказал сотрудник, – I have already seen this document and it is not valid. I need your document.

– Он твои права хочет, – перевела Евгения слова сотрудника и посмотрела на Глеба.

– Мои? – удивился Глеб, и затем, рассержено произнес, – Мои то тебе зачем? Я тебе битый час совсем про тут другое толкую!

– What is going hier? – громко возмутился немец, – Two minutes have already passed!

– Sory, – снова извинился Глеб перед гражданином Германии, но, тем не менее, так и не отошел при этом от стойки рентела ни на сантиметр.

Вместе с немцем оживилась и остальная, смиренно молчавшая до этого момента очередь, из которой стали доноситься робкие европейские возмущения на английском, и итальянских языках.

– Please, Away, – обратился сотрудник к Глебу, и жестом указал, чтобы тот сделать шаг назад, – Step back, you disturb people.

– Он просит, чтобы мы не мешали другим, – перевела Евгения слова сотрудника.

Глеб обернулся к очереди, и ужаснулся. За его спиной людей скопилось так много, что они уже мешали не только друг другу, но и сплетались с очередями соседних авторенталов.

– «Так не долго и до полиции», – подумал Глеб, и затем, на русском языке попытался успокоить собравшихся:

– Сейчас ребят, две минуты ещё, пожалуйста. Ту минут.

Доброжелательный тон Глеба никак не подействовал на скопившуюся толпу, однако открыто против нашего героя выступить никто не решился, только немец, воспользовавшись возникшей паузой, сумел в обход наглого русского, подбросить на стойку к сотруднику рентела свои документы.

– I am sorry, – обратился Глеб сначала к немцу, коснувшись его за плечо своей рукой, а затем сказал уже сотруднику, – I , Я, Рашин Джурналист. Я всё снимаю на камеру, ты это адестент.

Сотрудник, оформив документы немца, протянул ему ключи от машины, и затем, жестом попросил другого своего коллегу, продолжить работу за своей стойкой, а сам, вышел навстречу неприятелю.

– Экскюзми, Come hier , – обратился сотрудник к Глебу, зазывая его идти вслед за собой.

Глеб послушно повиновался. Виктор и Евгения тоже последовали примеру своего лидера, и пристроившись в спину русскому путешественнику и журналисту, отправились шагать вслед за работником рентела.

– Please, Stand here, – сказал сотрудник, подведя ребят к другой стойке, что была спрятана в углу этого же помещения, за непрозрачной стеклянной перегородкой.

Отделив проблемных клиентов от возмущенной людской очереди, сотрудник рентела было хотел опять куда-то улизнуть, но Глеб его остановил.

– Куда это ты собрался? – спросил Глеб на русском языке и сделал шаг навстречу сотруднику, тем самым преградив путь к его побегу.

Низкорослый сотрудник задрал свою голову вверх и посмотрел на Глеба, нависавшего над ним словно грозовая туча. При виде этой картины, как видно, уже сдавшаяся Евгения, робко произнесла:

– Глеб, давайте лучше уйдем, а то он ещё полицию вызовет.

– Не вызовет он полицию, – громко сказал Глеб, умышленно сделав акцент на слове «полиция», так, чтобы его было хорошо слышно и за пределами пространства, отделенного перегородкой.

– Please, Stand here, – умоляюще произнес сотрудник рентела, – No Police, wait two minuts.

– Two minuts, – сурово ответил ему Глеб, и показал два пальца на своей руке, – Иначе смотри у меня.

Сам сотрудник к русским туристам уже не вернулся. Вместо него к стойке подошел менеджер этого же рентела, который, не проронив ни единого слова, молча, взял у Виктора его водительское удостоверение, и уже через несколько минут протянул ему ключи от арендованного автомобиля.

7. Заложник

Досмотрев с пристрастием на предмет сколов и повреждений, арендованную белую малолитражку – «Лянча», российские путешественники занесли все её «поломки» на лист бумаги формата А4, который они получили вместе с ключами от этого крохотного чудо-автомобиля, и, наконец, двинулись в путь.

На месте водителя сидел, разумеется, глава семьи – Виктор, рядом с ним, на переднем сидении, ехал его сын – Артем, а Глебу с Евгенией, достался задний диванчик автомобиля, с неудобной, практически вертикальной спинкой. Предложение – сеть вперед, рядом с мужем, Евгения, почему-то отвергла. Тогда, Глеб не придал значение этому поступку, но позже, причина его стала ему ясна.

– Вот она – долгожданная дорога на Милан, – сказал Глеб в свою видеокамеру, в тот самый момент, когда автомобиль «Лянча» сделал вынужденную остановку перед шлагбаумом, что был на выезде с территории аэропорта.

– Вообще, нам в Милан не надо, – рассеянно произнес Виктор, обернувшись со своего водительского сидения назад.

В ожидании дальнейших слов водителя, Глеб, ни проронив ни слова, молча, перевел объектив видеокамеры с себя на Виктора.

– Мы хотели отдохнуть в Генуя, – немного оправдываясь, продолжил Виктор свой рассказ, – А это по другой дороге ехать надо.

– Да, по другой, – подтвердил слова отца, оживший на переднем сидении Артем.

Тут только Глеб заметил в руках у Артема мобильный телефон, который и объяснил молчаливое поведение этого паренька на протяжении крайних тридцати минут. Все то время, что маленький, беленький автомобиль Лянча, петлял по этажам подземной парковки, Артем, выискивал в навигаторе необходимую путешественникам дорогу, но, компромиссный путь, удобный всем, похоже, так и не был им найден.

– «Зашибись», – подумал Глеб, и тяжело при этом вздохнул, а Виктор надавил на педаль акселератора машины, и та с визгом проехала под шлагбаумом.

Думаю, не секрет, что обычно, человек расстраивается, когда у него что-то не получается. И, обычно, это происходит в условиях ему уже знакомых. Допустим, хотел ты повышения по службе, а его, «несправедливо», дали другому, ты – расстроился, или, купил китайскую дрель, а она сгорела при первом запуске, что делать – расстроился, или, вообще, скажем, был влюблен в девушку, которая, в итоге, выбрала себе другого, ты – снова расстроился, и чем больше и лучше ты знал эту девушку, и того – другого, тем больше ты – расстроился. И произошло это не потому, что виноваты китайцы, твой начальник, или та самая девушка, или все они вместе взятые, а потому, что не подтвердились твои ожидания. Ожидания. И только они. То, чего ты ждал, не совпало с тем, что ты получил в итоге, вот и всё, и поэтому, ты и расстроился. Очень просто.

Отсюда напрашивается сам собой разумеющийся вывод: чтобы чего-то наверняка ожидать от своего будущего, нужно, как минимум, находиться хотя бы в более-менее знакомых, а лучше даже контролируемых обстоятельствах, и чем выше возможность контроля этих обстоятельств, тем больше шансов на успех. Другими словами, чтобы твои мечты и цели реализовывались один в один, как ты их и задумывал, нужно, подобно кукле Барби, жить в пластмассовом домике с полипропиленовым чайным сервизом и такой же мебелью, иначе, любое запланированное будущее, просто теряет всякий здравый смысл.

Выехав за территорию аэропорта, Виктор вырулил на довольно широкий асфальтированный островок безопасности, и остановил машину, а Глеб, снова, включил свою видеокамеру.

– Наш друг, россиянин, меня с семьей крепко выручил, – сказал Виктор в камеру Глебу, немного при этом наигрывая, будто его попросили выступить в каком-то ток-шоу на первом канале.

Глеб подстроил фокус на объективе своей видеокамеры, а Виктор продолжил рассказывать:

– Оказал нам с семьей колоссальную услугу при аренде вот этого вот автомобиля, – сказал Виктор, и затем, поднял свою правую руку, чтобы несколько раз коснуться кулаком ворсистой обшивки потолка машины, – Естественно, мы, с семьей, тоже, в свою очередь, хотим помочь нашему новому другу в его непростой ситуации, поэтому…

– Едем в Милан! – дружно произнесли Евгения и Артем.

– В Милан, – подтвердил Виктор, и повернул ключ в замке зажигания малолитражки «Лянча».

Машина, изнемогая от веса пассажиров, с визгом, тяжело тронулась с места.

– Отлично, снято, Оскар наш, – сказал Глеб, и выключил свою видеокамеру, а затем, улыбнувшись, подумал, – «Молодцы, пилим теперь контент вместе, Григорий Петрович будет доволен, шоу продолжается…»

Но, вопреки радостям Глеба, шоу продолжалось не долго. По мере того, как крохотный автомобиль «Лянча» приближался к столице Италии, общую эйфорию победы над менеджером авторентала начали сменять совершенно иные чувства, и через какое-то время атмосфера в машине стала напоминать старый анекдот про серебряную ложечку, которую, после ухода гостей, все-таки нашли, но осадок, от уже пережитых ранее чувств, остался, и сейчас он путешествовал в Милан вместе со всеми. Тут только до Глеба стало доходить, что ещё в аэропорту Мальпенса, до того, как он повстречал этих ребят, они уже успели многое высказать друг другу, и по поводу общего отдыха, и по поводу совместной жизни в целом, и так сказать, вообще, обо всём понемногу. Глеб же познакомился с этим семейством уже в момент, так называемого – «шапочного разбора», когда обе воющих стороны полностью выдохлись, но, теперь, к сожалению, после небольшого отдыха, костер семейного недовольства начал разгораться с новой силой.

– Что-то не могу понять, та ли это дорога, – сказал Виктор, взяв с панели автомобиля свой мобильный телефон с открытым на нем навигатором, – Артем, Женя, посмотрите, кто-нибудь.

Виктор держал на весу в руке свой телефон, ожидая, что кто-то из родственников его возьмет, но ни жена, ни сын, никак не прореагировали на просьбу водителя.

– Неужели так сложно? Артем? Евгения? – повторил Виктор свою просьбу, уже гораздо громче, и более серьёзным тоном, но несмотря на это, его слова, по-прежнему, не возымели никакого успеха, и даже были «как-бы» не услышаны.

Спасти ситуацию вызвался Глеб.

– Давайте, я посмотрю, – предложил он, и взял мобильный телефон из руки водителя.

Глеб поводил пальцем по дисплею смартфона, то сужая, то расширяя карту на нем и пришел к выводу, что с того момента, как малолитражка «Ляньча» выехала на трассу – Е62, при всем желании, ошибку в существующем маршруте можно было допустить всего лишь раз, и то, уже только на подъезде к самому городу. Дорога представляла собой практически прямую линию, исключающую какие-либо сложные развязки, и повороты, в которых можно было бы как-то запутаться, и тем самым сбиться с назначенного пути.

– Да, всё верно, правильно едем, – сказал Глеб, и протянул обратно Виктору его телефон.

Вместо Виктора телефон принял Артем. Он, ни проронив ни слова, взял его из рук Глеба и поставил на переднюю панель автомобиля прямо перед водителем.

– Спасибо Глеб, – поблагодарил Виктор своего пассажира, и потом, уже с вызовом вновь обратился к семье, – И вам спасибо, дорогие.

Ответа от «дорогих» не последовало. Вместо него, всё звуковое пространство салона автомобиля заполнил гул дороги. Впрочем, всеобщее молчание, по-видимому, несколько не смутило водителя, и где-то через минуту, он снова решил заговорить:

– Нет, это черт знает что, а не навигатор! – рассержено произнес Виктор, – Ведь просил же дома, в нормальный, в мой навигатор, карту закачать, но никому, ничего, никогда, в этой семье не было нужно.

Ни от Евгении, ни от Артема, ответа снова не последовало. Вместо него, они оба, молча, продолжили рассматривать серое итальянское шоссе за окном малолитражки Лянча.

Желая доехать до пункта назначения в целости и сохранности, Глеб снова решил разрядить сложившуюся ситуацию, и обратился к водителю:

– Да, тут всё время по прямой ехать, никуда съезжать не надо, – дружелюбно произнес он, – В принципе, можно и вообще без навигатора даже обойтись.

– Это здесь можно, – возразил Виктор, – А дальше? Мы же после Милана дальше поедем, и в самом Милане, тоже, навигатор нужен. Женя слышишь?

– Я вообще с тобой не хочу больше разговаривать, – ответила Евгения мужу, – Ты хотя бы Глеба постеснялся.

– А что я такого сказал? – рассердился Виктор, – Сказал, что нам нужен нормальный навигатор, о котором, между прочим, не ты, и не Артем, не позаботились перед этой поездкой.

– Зато ты! – ответила Евгения, – Прекрасно позаботился об аренде машины!

– Чего же ты о ней не позаботилась?! – возмущенно произнес Виктор, заметно повысив свой голос, – Хотя бы в навигатор можно было мне карты закачать?! Чтобы я сейчас спокойно ехал, не нервничая!

– Есть навигатор, с GPS, и интернетом, что ещё тебе нужно!? – с вызовом отцу, произнес Артем.

–Что мне нужно!? – вскипел Виктор, – Ты как с отцом говоришь! Да ещё и при посторонних! Я что что тут, по-твоему, в игры играю!

– Давайте, я на подстраховку свой ещё поставлю, – предложил Глеб, желая прервать цепную реакцию быстро разгоравшегося семейного конфликта, – Скачал тут офлайн какой-то, говорят весьма неплохой. Главное, чтобы он был лучше, чем мой офлайн-переводчик, тот себя в аэропорту Мальпенса совсем не зарекомендовал.

От этих слов Глеба, Евгения улыбнулась, видимо вспомнив ситуацию в аэропорту, а Артем, обернулся к нашему герою с переднего сидения автомобиля и произнес:

– С тремя навигаторами и по прямой дороге точно должны добраться, – рассмеялся он, и сделал тем самым трагическую ошибку.

Виктор смеяться не стал, и даже, несколько не улыбнулся, а вместо этого, через какое-то время, он, серьезным тоном, обратился уже не к своей семье, а напрямую к Глебу:

– Глеб, посмотри пожалуйста в своём навигаторе ближайший офис «Навигейта», – попросил Виктор своего пассажира.

– Что за «Навигейт»? – переспросил Глеб.

– GPS- навигация такая, – ответил Виктор, – У них филиалы по всему миру, включая и Питер.

Упоминание Виктором российской культурной столицы было камнем в огород Евгении, которая была родом из этого прекрасного города, но, она, вместо того, чтобы тоже сказать мужу в ответ какую-нибудь колкость, вдруг, ни с того, ни с сего, воскликнула:

– Тихо! – воскликнула Евгения.

Всё пассажиры малолитражки «Лянча» замерли, не понимая в чем дело, а Евгения, выждав паузу, подозрительным тоном произнесла:

– Вам не кажется, что у нас что-то сзади машины дребезжит, – произнесла Евгения.

После этих слов наблюдательной Евгении, все присутствующие дружно стали слушать дорогу. Наконец, Глеб произнес:

– Да, действительно, что-то стучит, – подтвердил Глеб, – И за асфальт цепляет, особенно, когда дорога вверх-вниз.

Виктор включил правый «поворотник» автомобиля, и свернул на обочину шоссе. Затем, он вышел из машины, сильно, со злостью при этом хлопнув дверью, как будто та была в чем-то виновата. Остальные пассажиры, при этом поступке водителя, выбираться наружу не стали, и остались сидеть на своих местах.

Через несколько минут, Виктор открыл всё ту же многострадальную дверь малолитражки, и произнес:

– Колесо пробили, – сказал он, – Выходите, приехали.

Пассажиры медленно стали выбираться наружу, а Виктор открыл багажник автомобиля, и в поисках запасного колеса, принялся вытряхивать все его содержимое на обочину дороги.

– Помощь нужна? – спросил Глеб у водителя, наблюдая за тем, как из багажника машины, по очереди, полетел на асфальт сначала домкрат, а затем, зазвенел и ключ-балонник.

– Нет, не надо, мне одному быстрее, – деловито произнес Виктор, и извлек из багажника машины запасное колесо, которое, затем, тоже переправил на асфальт.

Глеб спорить не стал. Он отошел в сторону от автомобиля, и издалека принялся наблюдать за происходящим. Евгения тоже отошла к ограждению дороги, и стала изучать свой телефон на предмет установленных в нем приложений, а Артем, решил размяться, и начал коротать время тем, что стал прогуливаться туда-сюда, рядом с малолитражкой Лянча, изредка поглядывая на отца.

Через какое-то время, проходя рядом с машиной, Артем, вдруг, произнес:

– Тут скол какой-то, – сказал он, присев на колени рядом с передним бампером малолитражки, – Мы не на что случайно не наезжали?

После этих слов сына, Виктор прекратил крутить ручку домкрата, встал с земли и подошел к переднему бамперу машины.

– Нет, это старая потертость, – сказал Виктор, трогая рукой небольшую черную царапину внизу бампера, и затем, он громогласно спросил, – Женя, а ты эту трещину записала в ведомость, когда мы машину арендовали?

– А она там была? – возразила Виктору не менее наблюдательная Евгения.

– Конечно была, – утвердительно ответил Виктор, и недовольно посмотрев на жену, добавил, – Мы только десять километров отъехали.

– Если водить не умеешь, то можно и метр отъехать, – метко парировала Евгения слова мужа.

Сверлящим взглядом Виктор посмотрел на жену, но так и ничего не произнес ей в ответ, а вместо этого, он снова встал на колено, и ещё раз заглянул под бампер машины. Глеб тоже подошел к месту происшествия, и также присел на корточки, чтобы осмотреть рану малолитражки.

Внизу бампера, действительно, виднелся еле заметный прерывистый черный след, оканчивающийся небольшой трещиной у края конструкции. Подобный скол мог появиться там от чего-угодно, и когда-угодно, и никакого существенного затруднения для движения этой, видавшей виды технике, явно не представлял.

– Вот же, клеено было, – произнес Виктор, засунув свою голову за бампер машины, – Это явно до нас ещё произошло.

Виктор вылез из-под машины, отряхнул свои брюки и недовольно произнес:

– Теперь ещё и за бампер платить, попробуй докажи, что это не мы сделали.

– Не мы, а ты, – съязвила мужу, стоявшая у дорожного ограждения, Евгения.

– Ну, а кто же ещё, – ещё более недовольно произнес Виктор, проходя мимо жены, – Конечно я, всё у нас только я, да я, больше же не кому.

Виктор молча взял с земли ключ-балонник, и принялся им откручивать колесо.

– А вы у нас не в чем, никогда, не виноваты, – сказал Виктор с усилием пытаясь сорвать с мертвого места прикипевший к ступице болт.

Силы были не равны. Конструкция никак не хотела откручиваться. Тогда Виктор выпрямил спину, поставил ногу на рукоять ключа, и резким движением от бедра, победил неподатливый механизм.

– Посмотрел я, где бы вы были без меня, – тоном победителя произнес Виктор, – А так-то, конечно, кто же у нас во всем всегда виноват.

Второй болт на колесе малолитражки «Лянча», тоже оказал своё сопротивление главе семейства, но, в отличие от первого, после удара ногой по инструменту, он несколько не сдвинувшись, остался сидеть на своем прежнем месте, а вот сам ключ, соскользнул, и, подпрыгивая, подобно лягушке, звонко поскакал по асфальту прямо под ноги Глебу.

Не дожидаясь Виктора, Глеб поднял с земли ключ-балонник, и подошел к машине. Затем, среди прочего инструмента, он взял в другую свою руку молоток, и ударил им по ключу, накинутому на один из колесных болтов. После проделанных манипуляций, болт без труда провернулся.

– Так проще, – пояснил Глеб, наблюдавшему за ним Виктору, – Я в автосервисе просто в юности работал, там и научили.

После того, как колесо машины было поменяно, и белая малолитражка «Лянча» продолжила свой путь, в салоне автомобиля воцарилось абсолютное молчание. Страсти поутихли, но ровно до того момента, как Артем произнес:

– По-моему, мы не туда свернули, – сказал Артем, и посмотрел на водителя.

– Туда, – ответил тот.

– У меня навигатор прямо показывает, – возразил Артем.

– А у меня на право, – спокойно ответил ему Виктор, и невозмутимо продолжил управлять автомобилем.

Глеб глубоко вздохнул, и посмотрел на дисплей своего телефона, в котором оффлайн-навигатор показывал, что Виктор, действительно, зачем-то свернул не в том направлении.

– Мой навигатор тоже показывает, что мы не туда едем, – сказал Глеб водителю, – Милан прямо, а мы сейчас в сторону ушли.

Виктор ничего не ответил своему пассажиру, и лишь молча продолжил управлять малолитражкой. В машине повисла пауза, которую нарушила Евгения, видимо желая как-то сгладить конфликтное поведение мужа, которое теперь, коснулось и Глеба.

– А в Милане вам куда надо? – спросила, как бы невзначай, Евгения у Глеба.

– Да, уже без разницы, мне в Милан просто надо попасть, и чем раньше, тем лучше, – ответил Глеб, – Навигаторе мне до центра показывал путь, до площади до какой-то.

– Пьяцца-дель-Дуомо? – спросил Артем у Глеба, – Эта площадь была?

Глеб посмотрел на карте телефона конечную точку поменявшегося маршрута и произнес:

– Да, она самая, – сказал он Артему.

– И у меня тоже она была, – ответил ему Артем.

– Виктор, ну, так, а мы то, куда едем? – громко спросил Глеб у водителя.

– В «Навигейт» заедем, – спокойно ответил ему тот, – Тут почти рядом, по пути.

– Замечательно, – громко произнесла Евгения, и в знак своего недовольства ситуацией, снова отвернулась к окну, – Давайте ещё и в “Навигейт” заедем. Действительно, куда нам спешить!? Разве что в Генуя.

Диктатура восторжествовала. Все пассажиры были под колпаком у Виктора, и его пошатнувшийся в авторентале авторитет, непререкаемого семейного лидера, знающего, «как надо», снова, крехтя, вскарабкался на свой невидимый пьедестал.

– Есть никто не хочет? – вдруг спросил повеселевший Виктор у своих пленников.

Никто водителю не ответил. Глеб тоже не стал. Энтузиазм налаживать общую атмосферу, который был у него вначале этого автотрипа, уже испарился, и сделал он это вместе с хорошим настроением, и бодрым расположения духа. Мозг Глеба начал погружаться в устлалось, и было уже абсолютно наплевать, куда он едет, зачем он едет, в «новигейт», ни в «новигейт», всё равно, лишь бы побыстрее. Его дорога в столицу Италии явно затягивалась. Вместо ожидаемого часа поездки, шел уже третий, и при самых оптимистичных подсчетах, в центр города наш путешественник должен был попасть лишь к позднему вечеру.

Когда навигатор водителя сигнализировал о достижении промежуточной точки, за окном машины Глеб разглядел стеклянный фасад отделения офиса «Навигейта», которое, зачем-то, сюда забралось.

– «Может сейчас от этих ребят убежать?», – подумал Глеб, – «Сказать им, «спасибо», и дальше уже своим ходом?»

Мысль была хорошая, но, как только Глеб вышел из машины, и осмотрелся по сторонам, то понял, что он находиться в каком-то спальном районе, на далекой окраине города Милана, и покинуть Виктора здесь, наш путешественник, все же не решился, рассудив, что лучше примериться со знакомым злом, чем бегством к неизвестному стремиться. Впрочем, возможно, это решение Глеба было ошибочным.

– «Нет, лучше встречать ночь в центре города, чем на его окраинах, так безопаснее», – подумал Глеб, – «Если я сейчас убегу от этих ребят, то непонятно, доберусь я сегодня до центра или нет, пешком я тут не дойду, нужно будет искать транспорт, а это займет ещё больше времени, чем посещение этого проклятого «Навигейта». Ладно, оставлю всё как есть, не буду суетиться. Пусть всё идет, как идет.»

Дорожные беды сыпались на наших путешественников, как из рога изобилия. Казалось, они возникали буквально из воздуха и набрасываются на маленькую беленькую малолитражку «Ляньча», словно тигры на полудохлую лань. Как назло, самый таинственным образом, буквально перед приездом наших путешественников в офис «Навигейта», здесь, почему-то, вышел из строя сервер, и достать с него требуемую Виктору информацию, теперь уже не представляло ни малейшей возможности. Упоминать о настроениях, или самочувствии заложников, водителя малолитражки «Лянча», которым также было разрешено поприсутствовать в этом кефирном заведении при общении их лидера с сотрудниками «Навигейта», автор счел бессмысленным, и хочет лишь отметить, что эти, моральносломленные людишки, готовы были уже на что угодно, и теперь, просто робко дожидались главу семьи на крохотном диванчике из кожзама, что стоял рядом с входной дверью.

– Приедем сюда через пару часов, обещали всё починить, тогда сможем карты закачать, – сказал Виктор, проходя мимо своих домочадцев в направлении выхода из офиса «Навигейт».

Все присутствующие молча подчинились. Сил на борьбу уже ни у кого не осталось, но потом, когда пленники снова погрузились в крохотную малолитражку «Лянча», и даже уже двинулись в путь, молодой Артем, всё же не выдержал и произнес:

– Да не качает он в него эти твои карты! – недовольно произнес Артем, обращаясь к Виктору, – Я дома уже пробовал это делать. Зачем сюда опять возвращаться?!

– Тогда надо было дома и разобраться, почему не качает, а не здесь теперь время тратить, – ответил сыну Виктор, – В конце-то концов, я за этот «навигейт» триста евро заплатил не для того, чтобы теперь здесь с телефоном путешествовать.

– Так взял бы сам и разобрался, достал уже со своим «Новигейтом», – сказала Евгения, которой, переполняющее душу возмущение, так и не дало возможность мирно абстрагироваться от происходящего, и полностью переключиться на мелькающие виды за окном автомобиля.

– Вот я и вернусь в свой «навигейт», и разберусь, – с чувством хозяина положения произнес Виктор.

– И обязательно это делать в Италии, и обязательно, именно, сейчас, – не унималась уже разозлившаяся Евгения.

– Да, именно сейчас, – спокойно ответил Виктор, – В отпуске у меня есть время этим заниматься, до этого, извините, работал, зарабатывал нам всем на это путешествие.

– Спасибо, что напомнил, – ответила Евгения.

– Я больше не могу это слушать, остановите машину, мне надо выйти, – вскипел Артем, сильно при этом заерзав на переднем сидении, – Это просто ад какой-то, зачем я только согласился ехать с вами вместе.

– Дома надо было думать, сейчас уже поздно, – сказал Виктор сыну, и до отказа вдавил в пол педаль акселератора.

Машина стала тяжело разгоняться, и когда набрала нужную скорость, водитель, как ни в чем небывало, обратился к притихшему у своего окна Глебу, – Глеб, ты случайно не проголодался?

– Нет, я нормально, – ответил ему Глеб, – Давайте лучше быстрее до Милана доберемся.

– Милан не убежит, – рассудительно произнес Виктор, – А голодным я тебя не оставлю, за это можешь не переживать.

Повеселевший Виктор резко повернул руль машины вправо, и бедная малолитражка, поскрипывая пластиком, обреченно спикировала в направлении «Маркдональдса». Тут же, сбоку, послышался протяжный вой клаксона грузовика. Виктор вдавил в пол педаль акселератора, и автомобиль Ляньча, каким-то чудом съехал с дороги, избежав столкновения с несущейся по шоссе фурой. Огромный, груженый грузовик пронесся на бешенной скорости буквально за спинами пассажиров крохотной беленькой малолитражки Ляньча.

После перенесённого стресса, есть уже не особо хотелось. Глеб сидел за столиком «Маркдональдса», и без особого аппетита, поглощал свой гамбургер.

– «Если никто из нас сейчас здесь не отравится, то это будет даже как-то странно», – подумал Глеб, тщательно пережевывая пищу.

Напротив него сидел Виктор, и так же тщательно пережевывая, поглощал свой огромный БигМарк с зеленью, торчащей во все стороны. Тут же, рядом, разместилась и Евгения с Артемом. Никто из путешественников ни с кем уже не разговаривал, каждый был погружен в свои мысли. После чуть не случившегося столкновения с грузовиком что-то поменялось в умах присутствующих. Возможно, каждый из них задумался о том, что все они «родились в рубашке», и будь в маломощном двигателе малолитражки Лянча, хоть на одну лошадь меньше, то этого ужина сегодня уже могло бы и не быть.

8. Пьяцца-Дель-Дуомо

В столице Италии наступал прекрасный летний вечер, который будто прохладной пеленой накрывал весь город, избавляя его жителей от дневных забот и жары. В этот бесплатный вечер, в центр города, наш путешественник всё-таки добрался. Произошло это, правда, гораздо позже, чем планировалось сделать, но, все-таки произошло, и данное обстоятельство, после всех пережитых ранее дорожных перипетий, не могло не радовать Глеба.

Немного попетляв по историческому центру Милана, и проехав в обе стороны несколько раз мимо одного и того же памятника Джузеппе Гарибальди, что неизменно стоял на площади Кайроли, маленький беленький автомобиль «Ляньча», наконец, достиг своей точки назначения с названием Пьяцца-дель-Дуомо. Виктор остановил машину прямо напротив собора Святой Девы Марии Нашете, который стоял на другой стороне площади и величественно бороздил своими острыми шпилями облака в ясном июньском небе.

Когда вышеупомянутый автомобиль скрылся из виду, Глеб поднял с земли свой рюкзак, закинул его себе на плечо, и затем, посмотрел в сторону собора. Смешанное чувство, состоящее одновременно из детского восторга и растерянности, ощутил наш герой, оказавшись на этой площади. Дверь в другую культуру, которую Глеб в своих, ещё юношеских мечтах о незнакомых странах, так жаждал открыть, по ощущениям, находилась где-то именно здесь. Она была спрятана среди беззаботной молодежи, подобно хиппи из 70-х годов, сидевшей на нагретой солнцем дорожной плитке, прогуливающимся влюбленным парочкам, что неспешно шагали в своё стабильное европейское завтра, невозмутимым девушкам-велосипедисткам, гордо раскатывающим здесь же, среди импозантных мужчин, незамечающих никого, кроме себя, и уверенно идущих по своим делам во всех возможных направлениях площади Пьяцца-дель-Дуомо.

На фоне этих итальянских денди в безупречных щегольских костюмах тройках и дорогих рубашках с высокими белыми воротничками, смотрящими, как и шпили миланского собора, строго вверх, хлопчатобумажная майка и приплюснутая кубинская кепка Глеба, купленная перед поездкой в «Военторге» за двести пятьдесят рублей, выглядели здесь, жалким издевательством над всеми мировыми достижениями портновского мастерства. В таких одеждах, присутствие нашего героя на соборной площади, не замечалось никем, не говоря уже о девушках-велосипедистках. Не замечалось оно, как не замечается, скажем, наличие швейцара у дверей отеля, или официанта в ресторане. Глеба здесь попросту не существовало, хотя физически, он, разумеется, присутствовал.

– «Поистине, Милан – столица моды», – констатировал Глеб, разгуливая по площади, – «Это чувствуется сразу, и если в Москве, то, как ты одет не волнует даже полицию, кружи ты вокруг них хоть в картофельном мешке, надетым на голое тело, то тут, даже карабинеры одеты так, будто их всех дружно вывели на парад, или того хуже, разом собрались снимать в кино. Органам правопорядка, как и в России, здесь, тоже до тебя нет никакого дела, пока ты, разумеется, как следует, что-нибудь не нарушишь, но, глядя на их темные мундиры с красными полосами, черные фуражки, белые аксельбанты, и высокие сапоги ботфорты, невольно начинаешь ощущать себя бедным родственником, приехавшим с котомкой за плечами из деревни на ярмарку в город.»

Как гласит одна из русских пословиц: «По одежде встречают, по уму провожают», – и, одевшись неподобающим образом, Глеб сразу определил себя в касту нищенствующих пилигримов, не имеющих права ни на что, кроме общедоступного заката итальянского солнца. Единственный человек на соборной площади, который был одет точно, как и Глеб, в хлопчатобумажную майку и джинсы, был продавец зерен для птиц, некий уроженец королевства Марокко, который, видимо, признав нашего путешественника «за своего», подошел к нему, и без каких-либо лишних церемоний, насыпал в ладонь нашему герою горсть сухих кукурузных семян. Глеб удивился такому гостеприимству, и тут же решил задокументировать на видеокамеру этот бескорыстный подвиг чужеземца.

– Спасибо, Thank you, – сказал Глеб мароканцу, направив на него свою видеокамеру, в надежде, что тот, что-нибудь скажет ещё, и это станет прекрасным началом очередного сюжета.

– Бонжур, – произнес марокканец, неожиданно применивший в своей речи французский язык.

Немного удивившись этому факту, Глеб продолжил вести свой репортаж:

– Только что, вот этот вот парень, – сказал Глеб, и указал камерой на мароканца, – Поделился со мной кукурузными зернами, и я могу покормить голубей.

Глеб раскрыл свою ладонь, на которую тут же, со всех сторон, стали слетаться птицы. За считанные секунды они буквально облепили нашего путешественника, садясь ему на плечи и руки, словно на ветки дерева. Марокканец, рядом наблюдавший всю эту картину, громко расхохотался.

Зерен на ладони у Глеба становилось всё меньше и меньше, а птиц на нем всё прибывало, и прибывало. В какой-то момент времени их стало так много, что, на мгновение, Глеба охватила паника, ему показалось, что вот-вот, и голуби сожрут его прямо вместе с кукурузными зернами. На помощь пришел всё тот же марокканец, который, не прекращая смеяться, громко хлопнул в свои ладоши, и голуби моментально разлетелись в разные стороны, но затем, тут же, стали возвращаться обратно на уже облюбованное ими место.

– Итак, я в центре Милана, – насколько мог радостно произнес Глеб, воспользовавшись паузой между потоками птиц, – Мне дали зерен, и я кормлю – голубей!!!

Сказав своё последнее слово, Глеб выбросил из руки на землю зерна, и небесные создания тут же принялись доклевывать это угощение.

Всё то время, что Глеб выплясывал с камерой в руках вокруг солнца и голубей, стараясь добиться необходимой кинематографичности своей съемки, таинственный мароканец, почему-то, ни на шаг от него не отходил, чем, мягко говоря, вызывал подозрение. В какой-то момент времени, мароканец даже, зачем-то протянул свою руку к камере Глеба, якобы предлагая помощь, но, наш путешественник, разумеется, отказался от этой услуги .

– «Нет, братец, нахватало, чтобы ты ещё убежал с моей видеокамерой», – рассудил Глеб, разглядывая своего нового знакомого, – «Кто там знает, что там у вас марокканцев на уме».

Береженого Бог бережёт, а не бережёного, конвой стережет – эту мудрость знают многие выходцы из бывшего СССР. Поэтому, Глеб, решил не рисковать, и, жестом руки поблагодарив мароканца, хотел было уже двинуться дальше в путь, но, продавец зерен, вдруг, неожиданно, снова вырос перед ним на дороге:

– How are you? – спросил назойливый марокканец.

– Всё хорошо, спасибо! – прокричал в ответ Глеб, так, будто мароканец был слабослышащим.

Поняв, что дальнейший диалог на английском языке будет бесполезен, мароканец сделал к Глебу ещё один шаг, а затем, просящей интонацией, стал говорить какую-то жалобную абокодабру на своём родном наречии.

–«Да ты батенька, прямо у нас полиглот», – подумал Глеб, внимательно разглядывая марокканца, – «И по-французски тебе, и по-английски, и на вашем, на родном…ага…»

Терпеливо дослушав марокканца, и, естественно, ничего не поняв из его речей, Глеб только смущенно пожал плечами в ответ тому, и хотел было уже отправиться идти дальше по своим делам, но чужеземец, снова его остановил, опять преградив путь:

– Money, money, – сказал марокканец, и жестом показал, что он хочет денег.

– Money? – удивленно произнес Глеб, а затем, зачем-то, переспросил уже по русски, – Деньги?

– Yes, yes, Money, – ответил марокканец.

– No Money, – ответил Глеб, и затем, показывая на свою видеокамеру, произнес, – Ноу бюджет турист, проджект такой.

Продавец зерен не понял русских слов, но, по интонации, как видно уяснил, что денег от Глеба он вряд ли получит. После осознания этой мысли всё его любопытство, и дружелюбие разом куда-то испарились. Скорчив недовольную гримасу, чужеземец, что-то пробурчал себе под нос, а затем, принялся высматривать очередных туристов, всем своим видом игнорируя присутствие Глеба. Нашему путешественнику стало немного совестно, и он, чтобы сгладить ситуацию, выключил камеру, и приблизился к марокканцу, решив всё же объясниться:

– Милостивый государь, сори, май френд, ты сам ко мне подошел, и я не просил у тебя этих твоих зерен, поэтому, и расстраиваться тебе нет оснований, – хотел сказать Глеб, но не успел.

Как только его рука коснулась плеча марокканца, тот резко шарахнулся в сторону, и молниеносно выпалил в ответ нецензурную фразу на английском языке, знакомую каждому, даже без переводчика.

– Да пошел ты сам! – ответил ему Глеб, дружелюбие которого резко испарилось, – Я тут перед ним, мудаком, ещё и распинаюсь. Чеши давай отсюда!

Как утверждал Остап Бендер: «Больше всего люди пугаются непонятного», – и марокканец не был здесь исключением. При виде вдруг рассвирепевшего русского, громко матерящегося на неведомом великом и могучем диалекте, чужеземец предусмотрительно поспешил ретироваться, и словно раненное животное пополз к своим, таким же черным, как и уголь, коллегам, что сидели на небольшом заборчике в начале площади Пьяца-Дель-Дуома.

– Чеши давай! – не унимался кричать ему вслед Глеб, – Чеши, чеши, и не оборачивайся, а то, вообще, все зерна отберу! Будут мне ещё всякие проходимцы диктовать тут, что делать! Такой вечер испортил! Мудак!

Психологическая война Глебом была выиграна, но вот сам вечер безвозвратно утратил весь лиризм своего очарования. Немного прогулявшись по соборной площади вместе с послевкусием победы, Глеб, осмотрелся, пришел в себя, и наконец, решил заняться делами.

А дела его были, прямо скажем – не очень. Приближалась ночь, и где её проводить, было совершенно непонятно. Также было не ясно, чем, и на что, Глеб будет питаться в ближайшие сутки. Все эти объективные факты требовали от нашего путешественника решительных действий.

– «Так, отставить веселье», – сказал сам себе Глеб, и перешел через дорогу, отделявшую соборную площадь от улицы, на которой располагался Маркдональдс, – «Соберись. Слабак! Соберись. Собрался. Так, зачем я здесь? Я здесь чтобы выжить, выжить без денег, и отснять проект. Вот и всё.»

В помещении Маркдональдса, на первом этаже, напротив касс толпились люди. Потолкавшись немного в проходе с клиентами этого заведения, Глеб поднялся на второй этаж, где попытался обнаружить бесплатный вайфай и розетку, для подзарядки своей аппаратуры. Батарейки в его камерах рано или поздно должны были сесть, а без их работоспособности продолжать путешествие не имело никакого смысла. Поэтому, нужно было всё заранее предусмотреть, и разведать. По-хорошему, с этого и надо было начать знакомство с площадью Пьяцца-дель-Дуомо, а не отвлекаться на всяких там продавцов зерен, и девушек-велосипедисток.

Прогулявшись по кафе, Глеб обнаружил розетку всего за одним из столиков, за которым сидела, какая-то итальянская школота. Интернет, после нескольких безуспешных попыток, в этом заведении, так и не был обнаружен, поэтому, связь с редакцией могла быть только экстренной, посредством звонка с телефона. Впрочем, это обстоятельство беспокоило Глеба меньше всего.

Разведав диспозицию, из Маркдональдса наш путешественник вышел на улицу с уже готовым планом действий, и бутылкой холодной воды, которую он набрал в туалете, абсолютно не догадываясь, что круглосуточная колонка с таким же прохладительным напитком есть и на самой площади Пьяца-Дель-Дуомо, прямо за собором Святой Девы Марии Нашете.

В отличие от России, вода в Италии есть практически на каждом углу, и везде она пригодна для питья, будь то туалет Маркдональдса, или питьевой фонтанчик – фонтанелла на фасаде какого-нибудь здания.

– «Без еды человек может продержаться несколько недель, а вот без воды, не больше суток, и об этом нельзя забывать,» – рассуждал Глеб, шагая по миланской площади, и разглядывая прохожих.

9. Осторожно! Русский Артист!

В наше непростое время, если ты не кривой, не хромой, и у тебя нет леопардовой синтетической шубы 80-х годов, делать тебе в современном театре абсолютно нечего, это Глеб знал не понаслышке, собственно, по этой же причине, однажды, он и оказался, не на сцене, а на телевидении. Как бы там ни было, от актерского прошлого у Глеба остался диплом об образовании, и небольшой сценический опыт, которым он и намеревался теперь воспользоваться в сложившейся ситуации тотального безденежья.

Старт сюжету, обозначенному, как «Русский Артист», было решено дать на фоне собора Святой Девы Марии Нашете. Более адресного плана, чем этот, трудно было сыскать во всем Милане, и подобная композиция кадра, должна была открывать для зрителя новый виток путешествия под названием «Extreme Trip».

Глеб включил свою видеокамеру и подошел к храму, но, тут же, с горечью, обнаружил, что вместо отборных итальянцев, на ступеньках собора, сидит очень разнообразный люд самых различных национальностей.

– «А Италия «в кадре» должна быть итальянской, иначе, Шеф мне это не простит», – подумал наш герой, разглядывая группу китайских туристов, которые подобно рою пчел кружили над своим экскурсоводом, на фоне Собора Девы Марии.

Глеб стал прогуливаться вдоль здания, выискивая подходящее место для сьемок:

– «Только спагетти, только Феррари, только Бенито Муссолини», – размышлял наш герой, шагая вдоль ступенек храма.

После небольшого променада, наконец, Глебу удалось обнаружить людей похожих на итальянцев, и он сразу же включился в работу.

– Последую примеру этих горожан, – сказал Глеб себе в камеру, и сел на ступеньки храма рядом с симпатичной брюнеткой в шелковом пиджаке бежевого цвета.

Общество брюнетки импонировало Глебу во всех отношениях. Во-первых, девушка была похожа на уроженку Италии, во-вторых, справа от нашего путешественника расположилась вереница китайских туристов, жужжащих на родном языке, и брать их в кадр было нельзя ни при каких обстоятельствах.

– «А в-третьих, почему бы просто не посидеть теплым летним вечером рядом с красивой девушкой», – рассудил тогда наш герой.

Солнце продолжало свой путь вниз, озаряя всё пространство площади мягкими теплыми лучами, накрывая его, будто пуховым одеялом, как мать ребенка перед сном. Недалеко от центрального входа в царственную Галерею Виторио Эмануиле Второго, что был расположен справа от собора, заиграли уличные музыканты, причем так, будто их кто-то специально выписал из консерватории для исполнения этого концерта. Музыка объединила всё вокруг, и если раньше, люди, здания, голуби, существовали сами по себе, то теперь, они, перемешавшись со звуками скрипки и виолончели, стали неотъемлемой частью общей симфонии летнего итальянского вечера.

Знакомство Глеба с брюнеткой произошло как-то само собой. Сначала незнакомка, молча, наблюдала за тем, как наш герой разговаривает со своей видеокамерой, а потом, любопытство взяло над ней верх, и она что-то робко спросила у Глеба, причем, сделала это на итальянском языке. По понятным причинам, в ответ девушке, Глеб только лишь виновато пожал плечами. Тогда незнакомка вновь попыталась заговорить с нашим героем, уже на английском языке, разумеется, и тут, её ждало полное фиаско.

– И зачем я только этот немецкий в школе учил, – вздохнув, тихонько произнес Глеб.

Услышав эти русские слова, девушка улыбнулась в ответ, и снова спросила:

– А по-русски, надеюсь, ты хоть говоришь? – спросила она уже на русском языке, в котором чувствовался небольшой южный акцент.

– Ещё как, – просиял Глеб.

Девушку звали Маша, и единственный её недостаток заключался в том, что она уже была замужем, за каким-то итальянцем, успевшим опередить Глеба, о чем наш герой, с сожалением, узнал в процессе их общения.

– В Италии я где-то уже лет десять живу, – рассказывала Маша, – Когда-то с родителями сюда переехали из Украины. Здесь я росла, училась, замуж здесь, тоже вышла.

Есть такие девушки, которым стоит только заговорить с тобой, и ты уже поплыл, и дело тут не во внешности, или умении разговаривать, или как-то по-особенному держаться, а в чем-то совершенно ином, непостижимом, но в то же время очень древнем, и понятном каждому мужчине. Маша, как раз, обладала такой суперспособностью.

– И как живется в Милане? – спросил Глеб, попав под чары своей новой знакомой.

– Не знаю, – ответила Маша, – Я в Турине живу, и муж у меня оттуда тоже родом.

– А к нам, в Милан, какими судьбами? – снова поинтересовался Глеб.

– А ты смешной, – сказала Маша, и улыбнулась, – Но, только я не могу тебе рассказать, зачем я здесь.

– Почему? – удивился Глеб, и затем, демонстративно направив на девушку свою видеокамеру, произнес, – Я умею хранить тайны.

Маша засмеялась.

– Хорошо, – сказала она, – Я тебе расскажу, но только снимать это, правда, не надо.

Глеб выключил видеокамеру и положил её на ступеньку рядом с собой, а Маша продолжила рассказывать:

– Я приехала, чтобы попросить, – сказала она.

– Что попросить? – удивился Глеб.

– У Девы Марии попросить, – после небольшой паузы ответила Маша, – За твоей спиной храм, если ты не заметил.

– Я что-то, как-то об этом не подумал, – немного смутившись, произнес Глеб, и затем, тоже, сделав небольшую паузу, спросил, – И что ты хотела попросить?

– Ты слишком любопытный, – ответила Маша.

– Извини, я же журналист, это моя профессия, – сказал Глеб, а затем добавил, – А если честно, ты мне просто очень понравилась, и я хотел бы, чтобы у тебя всё было хорошо, поэтому могу тоже попросить за тебя у Девы Марии, но предупреждаю, я не специалист в этом деле, от слова «совсем».

Маша улыбнулась, а потом, тихонько произнесла:

– Я в Милан в больницу приехала на обследование, – сказала она, – В Турине местные медики у меня опухоль обнаружили, вот, я сюда приехала…

Пообщавшись ещё какое-то время со своей новой знакомой, Глеб проводил девушку до метро, а сам вернулся обратно к собору, где затем, выполнил свое обещание. Он попросил у Девы Марии, чтобы Маша поправилась, и как можно скорее, попросил, как мог, своими словами, так как по-другому просто не умел. Надеюсь, его молитвы в тот день были услышаны.

– «Как всё быстро уходит на второй план, когда жизнь начинает касаться действительно важных вещей», – думал Глеб, сидя на ступеньках храма, – «Все наши бытовые катастрофы, модные пиджаки, неудачи, денежные вопросы, ссоры, споры друг с другом, всё это перестает иметь хоть какое-то значение, все оседает, когда на горизонте начинает маячить то, что неминуемо, рано или поздно, ждет каждого из нас в конце пути. Когда думаешь об этом, то все твои проблемы становятся не важными, а собственные страхи кажутся абсолютной глупостью. Бояться глупо, и это действительно так.»

Глеб встал со ступенек храма, и подошел к музыкантам. Простояв рядом с ними несколько минут, он ощутил во всем своем теле накопившуюся за день усталость. С самого утра, Глеб чувствовал, что его организм переключился в какой-то новый для него режим, в режим выживания, в котором он всё время только бежал вперед, не на что не обращая внимание, и теперь, к вечеру, всё его существо будто угасло. Сил больше не осталось. Хотелось лечь на землю, и забыться сном, но, позволить себе такую роскошь Глеб тоже не мог.

Отойдя на приличное расстояние от музыкантов, так, чтобы звуки их творчества были еле слышны, Глеб остановился, и огляделся вокруг. Выбранное место было идеально для работы. С одной стороны улицы оно граничило с всё той же галереей Виторио Эмануиле Второго, а с другой, с собором Святой Девы Марии Нашете. Несколько людских потоков, идущих прямо с площади, сливались здесь воедино, что в теории могло обеспечить хоть какой-то заработок.

Глеб скинул рюкзак с плеч и приземлил его рядом с бордюром. Затем, он установил в свою кепку огромный блокнот, на одной из страниц которого, красным толстым маркером, была выведена размашистая надпись на итальянском языке, гласившая: “Осторожно. Русский Артист”. Тут же, недалеко от кепки, на земле, Глеб поставил маленькую экшен-камеру, чтобы та могла снимать общий план его выступления. Другой камерой, основной, что осталась в руках у нашего героя, было решено фиксировать крупные планы самого себя, и реакции прохожих на весь тот адский перформанс, что намечался впереди.

К работе всё было готово, но в теле Глеба до сих пор чувствовалась какая-то неуверенность, победить которую, путем логических рассуждений никак не выходило. Как оказалось, начать читать отрывки, так, вдруг, став посреди улицы, по которой толпами туда-сюда снуют люди, морально, не так-то просто. Кроме актерского и общечеловеческого позора, что свинцовым грузом лег на плечи Глеба, ещё он стал беспокоиться и за свой рюкзак с вещами, который, с бордюра, мог бы подхватить любой, проезжающий мимо, вор-велосипедист. И если моральные терзания нашему путешественнику было победить не так-то просто, то проблему с рюкзаком можно было легко ликвидировать, встав лицом одновременно и к людскому потоку, и к собственным вещам. Так, чтобы в случае внезапной опасности, можно было мгновенно среагировать, и подобно молодой пуме, одним прыжком обезвредить какого-нибудь потенциального злоумышленника, решившего поживиться чужим добром.

Когда стратегический вопрос безопасности рюкзака был решен, и прятаться уже было не за что, Глеб, отбросил в сторону все терзавшие его внутренние противоречия, и включился работу:

– Я обманывать себя не стану, залегла забота в сердце мглистом, отчего прослыл я шарлатаном, отчего, прослыл я скандалистом, – произнес он, стоя посреди улицы.

Как только Глеб попытался прочесть вслух свой первый актерский отрывок, то сразу обнаружил, что его просто, банально, не слышно. Из-за шума улицы, людской суеты, а главное, сковавшего нашего героя чувства неуверенности, диапазон громкости его голоса сузился до предельного минимума, если не сказать, что и вовсе, сошел на «нет».

– Когда-то, я был школьником, двоечником, авиамоделистом, списывал диктанты у Регины Мухалович, коллекционировал мелкие деньги, смущался, не пил!!! – проорал Глеб прямо в лицо, шарахнувшемуся от него в сторону прохожему.

Не смотря на все старания, люди по-прежнему не замечали нашего чтеца, и проходили мимо, никак не реагируя на его выступление. За своими плечами, Глеб, имел пусть и не долгий, но всё-таки опыт службы в одном из лучших театров Москвы, но выходить работать на сцену, и вступать на улице, как оказалось –два абсолютно разных занятия.

– «Конечно, волнение присутствует и там, и там, это, бесспорно,» – рассуждал про себя Глеб, – «А вот ощущение, что ты законченный идиот, который читает на русском языке стихи, прозу, и ещё Бог весть знает что, у меня только почему-то здесь, в стране, где всё поголовно говорят на итальянском языке, и где, даже международный английский язык, особой популярностью не пользуется.»

Избавиться от гнетущего ощущения тотального абсурда, как ни странно, нашему путешественнику помогло одно его театральное воспоминание. Оно то и дало возможность Глебу взглянуть на то, что происходило с ним сейчас, совершенно под иным углом.

– Быть или не быть, вот в чем вопрос, – произнес Глеб со сцены, стоя на небольшом помосте в свете софитов.

Недалеко от чтеца, на стуле, с задумчивым видом, сидел Альфред Григорьевич – режиссер театра, в котором Глеб когда-то имел честь служить актером. Именно служить, а не работать, так как в театре служат, подобно, как в кавалерии, где воинский устав предписывает достойно терпеть все тяготы и лишения.

– Достойно ли смиряться под ударами судьбы иль стоит оказать сопротивление, – продолжил Глеб чтение известного монолога.

Наблюдая за Глебом, Альфред Григорьевич задумчиво коснулся правой рукой своего подбородка, а затем, встал со стула и медленно заходил по сцене, подобно часовому маятнику, взад-вперед, взад-вперед. После этого действа, Глеб прекратил читать свой монолог и внимательно посмотрел на режиссера, ожидая от того новых инструкций.

– Продолжайте, продолжайте, голубчик, – предложил Альфред Григоьевич своему актеру.

Глеб продолжил свое выступление, правда, заметно при этом потеряв энтузиазм к прочтению Шексира:

– И в смертной схватке с целым морем бед, – сказал Глеб, – покончить с ними, умереть, за…

– Стоп, стоп, стоп, голубчик, – остановил его Альфред Григорьевич.

Глеб внимательно посмотрел на режиссера, который, не снимая своей маски таинственной задумчивости, после недолгой паузы, произнес:

– А давайте попробуем, значит так, – сказал Альфред Григорьевич, – Будем читать, и приседать. Хорошо, голубчик?

– Зачем приседать? – удивленно спросил Глеб.

– Так нужно голубчик, нужно, – ответил режиссер, – Приседайте. Мне важно увидеть.

– Это, что-то значит, какой-то образ? – спросил Глеб.

– Да, вы правы, – ответил режиссер, и, заложив руки за спину, снова зашагал по сцене тихонько приговаривая себе под нос, – Это что-то значит…это да…

– Не понял? – сказал Глеб, – Мне, по-актерски, что делать сейчас?

Альфред Григорьевич остановился, затем медленно развернулся к Глебу, посмевшему усомнится в его художественном замысле, и резко выпалил:

– Приседайте!!! – сурово приказал режиссер, а затем, значительно смягчившись в голосе, уже по-отцовски, добавил, – Я же говорю, читайте монолог и приседайте. Что тут непонятного?

Глеб начал приседать.

– Быть или не быть, – сказал Глеб, приседая, – Вот в чем вопрос…

– Стоп, стоп, стоп, – остановил его Альфред Григорьевич.

 Глеб прекратил приседать, и, выпрямившись во весь рост, посмотрел на режиссера.

– А давайте, голубчик, вы будете приседать на одной ноге, – предложил маэстро.

– Как это на одной? -удивился Глеб.

– Да, так, на одной, – сказал Альфред Григорьевич, – Пистолетик сможете сделать, голубчик?

– Какой ещё пистолетик? – непонимающе переспросил Глеб.

– Самый обыкновенный пистолетик, – ответил режиссер.

– В смысле? – ещё раз спросил Глеб.

– Ну, пистолетик, что тут непонятного, – ответил Альфред Григорьевич, и затем, крехтя, принялся опускаться на одну из своих ног, – Садишься вот так, значит, а вторая нога, она прямо, руки при этом в стороны, и раз, оп…

Глеб внимательно пронаблюдал за тем, как Альфред Григорьевич, несмотря на свой уже достаточно преклонный возраст, ловко продемонстрировал ему упражнение под названием «пистолетик», а затем, спросил:

– Альфред Григорьевич, – сказал Глеб, – При всем уважении к Вам, я могу вообще хоть без ног, на руках, попробовать присесть, если вы мне, наконец, объясните, зачем Тригорину в Чайке, нужен монолог Гамлета? Ну, я искренне не понимаю.

После той злополучной репетиции с Альфредом Григорьевичем Ольшанским, из театра Глеб не ушел, но начал искать для себя другие способы самореализации в смежных профессиях.

– «А что, если сейчас представить моё уличное выступление, как некий перформанс Альфреда Григорьевича,» – мысленно рассуждал Глеб, наблюдая за людским потоком, что тек мимо него по улице прямо с площади Пьяца-Дель-Дуома.

Так Глеб и сделал, и сразу же почувствовал себя гораздо лучше.

– «Вот я, вот улица, прохожие – мой зритель, – мысленно проговорил Глеб, одновременно стараясь поймать в себе те ощущения, что откликались в нем на эти слова.

В какой-то момент, это получилось сделать, и Глеб снова почувствовал себя в знакомой ему колее, актером, ожидающим свой выход на сцену.

Зрительный зал в темноте, из-за кулис виднеется часть рослого актера Белкина, он что-то говорит в сторону, туда, где должна стоять актриса Конопатова, которой хоть и не видно из-за занавеса, но она точно там, и Глеб этот знает, как и то, что сейчас она вскрикнет и удалиться прочь, звонко при этом застучав своими каблучками по сцене, и вот тогда-то уже должен выходить он. Глеб Хромов.

– Самое главное, это внести смятение в лагерь противника, – произнес Глеб, стоя посреди улицы напротив галереи Виторио Эмануиле Второго, – Враг должен потерять душевное равновесие, и сделать это пару пустяков. Чего больше всего бояться люди? Правильно. Непонятно. Побольше непонятного. Противника нужно морально разоружать, нужно подавлять в нем реакционный частнособственнический инстинкт.

Представив себя на сцене, и прочитав несколько раз монолог Остапа Бендера, который, режиссер Альфред Григорьевич Ольшанский однажды, зачем-то засунул, в одной своей постановке, прямо в уста чеховскому Лопахину, Глеб, обнаружил что его выступление, вдруг, стало замечаться прохожими. Нельзя было сказать, что они замедляли шаг, чтобы насладиться его творчеством, но проходя мимо, теперь, то и дело стали поглядывать в сторону чтеца, а одна девушка даже остановилась. Она подошла к Глебу, а потом, сначала на языке жестов, а позже, и через переводчик на мобильном телефоне, попыталась выяснить, что с ним все-таки случилось, и не нужна ли этому парню какая-либо помощь. В ответ девушке, Глеб только показал на свой блокнот с надписью: «Осторожно. Русский артист», – и продолжил свое выступление.

– Помню, мне вручили аттестат, директор школы, изловчившись, внезапно, пожал мою руку, затем, я окончил технический вуз, и превратился в раздражительного типа, с безумным количеством комплексов, а каким ещё быть, инженеру с окладом в чуть-чуть рублей, – читал вслух Глеб отрывок из рассказа Сергея Довлатова.

Давно забытый им урок, который гласил, что секрет того, чтобы стать заметным для окружающих, заключается совсем не в громкости произносимых слов, а в уверенности чтеца в себе, был вспомнен, и теперь работал на полную катушку. Некоторые актеры, называют это «сильной позицией». Чтобы не вдаваться в дебри, и не утомлять читателя различными театральными изысканиями, проведу аналогию, данного явления, с детской игрой в «гляделки». Думаю, каждый, хоть раз пробовал подобную забаву, заключающуюся в том, что играющие становятся друг напротив друга, и смотрят в глаза до тех пор, пока кто-нибудь из них не сдастся, и не моргнет. Обычно, в таком состязании, проигравший – это человек со «слабой позицией», а выигравший, соответственно, наоборот.

Похожая ситуация была сейчас и у Глеба, и как только он, внутренне, подчинил себе всю улицу вокруг себя, с её строениями, прохожими, и велосипедистами, он перешел от «слабой» позиции, в «сильную», и необходимость орать, надрывая гланды, отпала сама собой. Дело потихонечку налаживалось. По крайней мере Глебу это так показалось по реакциям прохожих, которые, теперь, ещё издалека, завидев русского артиста, активно размахивающего руками в разные стороны, стали испуганно жаться к тротуарам по обеим сторонам улицы. Как говорят в театре: «Зал был тяжелым», – но, Глеб не сдавался.

– Не злодей я, и не грабил лесом, не расстреливал несчастных по темницам, я всего лишь уличный повеса, улыбающийся встречным лицам, – декламировал Глеб, стоя посреди улицы.

Из-за усталости, ни о каком художественном прочтении Есенинской лирики, уже не могло быть и речи, но вместе с этим, с утомлением, к нашему герою пришла и здоровая доля пофигизма. То, что сейчас делал Глеб напротив Галереи Виторио Эмануиле Второго, теперь, с театром было связано весьма отдаленно, и, говоря по правде, подобным образом, мог бы выступить не только артист, но и любой отчаянный россиянин, пожелавший навсегда покинуть свою привычную зону комфорта.

– Там, сдвинув шляпу на затылок, опрокидывают двойное виски, там кинозвезды, утомленные магнием, слабеющие от запаха цветов, вяло роняют шпильки на поролоновый ковер, – не унимался Глеб, и, продолжал читать довлатовскую прозу.

Всё приходит с опытом, и через какое-то время, наш герой вполне себе освоился и в новой профессии. Теперь, он не просто бомбил текст на русском языке, а ещё и пытался взаимодействовать с прохожими, обращая слова своего монолога буквально к каждому идущему мимо него человеку. Такая тактика давала свои плоды, и в кепке с табличкой «Русский Артист» появилось уже несколько монет.

– Я московский озорной гуляка, по всему Тверскому околотку, в переулке, каждая собака, знает мою лёгкую походку, – сказал Глеб, и подмигнул итальянке, проехавшей мимо него на велосипеде, в тот самый момент, когда полицейский патруль, обходивший площадь по своему обычному маршруту, заметно замедлил свой шаг.

Заметив полицейских, Глеб, нисколько не смутившись, продолжил читать стихи дальше.

– Каждая задрипанная лошадь, головой кивает мне при встрече, для зверей, приятель я хороший, каждый стих мой, душу зверя лечит, – сказал Глеб, вложив в последнюю свою фразу весь трагизм возникшей теперь ситуации.

Получилось талантливо, так, что патруль, сначала, даже несколько минут безмолвно постоял возле чтеца, как бы вспоминая что-то печальное из своего прошлого, но потом, один из полицейских все-таки ожил, и спросил у Глеба:

– Professione? – спросил полицейский.

– Не понимаю я, – спокойно ответил ему Глеб, прекрасно понимая, что вечер перестает быть томным.

– Parli italiano? – снова спросил полицейский.

Глеб пожал плечами в ответ, и затем, вопросительно посмотрел на стража порядка, которого это несколько не смутило.

– Do you speak English? – продолжил свой допрос полицейский.

– Увы, – ответил ему наш герой.

– Do not you know English? – подозрительно переспросил Глеба страж итальянского прядка.

То, что спрашивал полицейский, разумеется, было понятно и без знания английского языка, даже и глухому, и немому, но наш путешественник решил упорствовать до конца, и гнуть свою линию абсолютного непонимания, в надежде, что итальянец, по примеру многих своих российских коллег, рано или поздно выдохнется, и решит, что арестовывать такого неандертальца, как Глеб, за столь мелкое правонарушение, не стоит, и лучше просто пройти мимо, и потратить своё время на поимку настоящих мафиози, вооруженных автоматами Томпсона, а не томиком стихов Есенина.

– «Как говорят у нас на Руси, овчинка выделки не стоит», -подумал Глеб, улыбаясь в лицо полицейскому, – «Хочешь меня задерживать, задерживай, но, только подыщи мне сначала там у себя переводчика в полицейском участке.»

– Do you know English? – снова спросил полицейский у Глеба.

– From Russian я, не понимаю ничего, Россия, Русь, андестент, – ответил ему Глеб.

– Ок, Look here, – сказал тогда полицейский и достал из своего кожаного планшета, сложенный пополам, лист бумаги формата А4.

Глеб внимательно пронаблюдал за этим действом, терзаясь в душе вопросом, будут его всё-таки задерживать, или нет.

– Look here, – повторил полицейский, и развернул перед нашим героем сложенный в четверть документ.

Глеб внимательно изучил этот лист бумаги, большую часть которого занимала некая таблица, исписанная на итальянском языке, и затем, спросил:

– Ну, и что дальше, таблица как таблица, говорю же, не понимаю я тебя, -сказал Глеб, и развел свои руки в стороны, показывая стражу порядка, насколько именно он его не понимает.

 В ответ, полицейский, сохраняя олимпийское хладнокровие, своим указательным пальцем правой руки, ткнул на уличный оркестр, а затем, этим же пальцем указал на одну из граф в своей таблице.

– Violino, – произнес полицейский.

Затем, этот слуга итальянского народа, снова указал пальцем, но уже не на оркестр, а на скрипача, что пилил на своём инструменте метрах в пятистах от места поимки Глеба.

– Violino, – сказал полицейский, и указал на другую графу в своей таблице, соответствовавшую скрипачу.

– Ну, и что, – сказал Глеб на русском языке, максимально широко при этом, улыбаясь, – Что ещё придумаешь?

– Voi, You, Hire? – сказал полицейский и указал своим пальцем сначала на Глеба, а затем на таблицу.

– Вот ты нудный, – ответил ему Глеб, решив, что в этой ситуации, он может говорить все, что ему вздумается, так как никто из этих полицейских, все равно, не способен понять ни единого его слова на русском языке, – Сейчас, сейчас, подожди.

Глеб жестом показал, что тоже, хочет что-то достать.

– Транслейтор, – сказал Глеб, и вытащил из своего кармана телефон с офлайн-переводчиком.

 Включив нужное приложение, наш герой протянул в своей руке данный девайс к полицейскому:

– Транслейт будет, инглишь, – сказал Глеб стражу порядка.

 Полицейский внимательно посмотрел на Глеба, и после достаточно долгой паузы, взял телефон из его рук.

– You need a special permit to work on the street, – сказал полицейский в телефон.

Вместо перевода, на дисплее телефона появилось какое-то буриме из русских слов, но, даже, несмотря на это, одной переведенной фразы «special permit», здесь было достаточно, чтобы всё понять.

– Так бы и сказал, – произнес Глеб, внимательно изучив текст, и затем, через всё тот же переводчик, задал уже свой вопрос, – А, где я могу взять это специальное разрешение, special permit?

Полицейский без переводчика понял, что Глеб от него хочет, и, достав из своего планшета блокнот, на одном из отрывных листов, стал выводить адрес некой городской управы – Ратуши, где, по-видимому, и выдавали эти разрешения на работу.

– Here, – сказал полицейский, закончив писать.

– Завтра же к ним обязательно и зайду, – ответил ему Глеб, взял из рук стража порядка бумажку с адресом, и затем добавил, – Прямо с утра и зайду, как проснусь, сразу же в ратушу, за этим вот вашим – перминтом.

Не дожидаясь ответа, Глеб быстро поднял с земли свой рюкзак, накинул его себе на плечи, и, махнув полицейским на прощание рукой, произнес:

– Ауфидерзейн, – сказал Глеб, и поспешил удалиться.

День был исчерпан полностью, и чтобы зафиксировать его итоги, наш герой снова вернулся на центральную площадь Милана.

– Не удалось мне, конечно, толком поработать, ни разу, – сказал себе в камеру Глеб, – Но, как бы там ни было, а каких-то монет люди мне в кепку всё же набросали.

После этих слов нужно было показать сколько именно денег удалось сегодня заработать, и Глеб, не останавливаясь, перевел объектив камеры на свою ладонь, где покоилось несколько желтых и серебристых монет, отснять которые получилось, увы, далеко не с первого раза. Сказывалась усталость, и отсутствие дополнительных рук. Рук ещё одного оператора, способного всегда прийти на помощь.

– Давайте посчитаем, – предложил Глеб, переворачивая монету на ладони большим пальцем своей руки, – Это у нас два евро, это пятьдесят центов, шестьдесят, пять…

Глеб покачал в руке заработанный капитал, и подытожил:

– Два евро, шестьдесят пять центов, – сказал он себе в камеру, и затем, туда же, добавил, – Увы, этого точно не хватит, чтобы снять даже самое скромное жилье для ночлега.

Записывая своё видео, Глеб дошел до середины площади Пьяца-Дель-Дуома, и остановился возле памятника, на мраморном пьедестале которого, первый король Италии – Виторио Эмануиле Второй, гордо осадил свою непокорную лошадь. Окинув своим взором это сооружение, наш путешественник сел у его подножья, и прислонился спиной к прохладному мрамору.

Задача по добыче денег была провалена, но, несмотря на этот факт, и на все невзгоды с видеотехникой, преследовавшие нашего героя на протяжении всего сегодняшнего дня, Глебу всё же удалось отснять кое-какой контент. Как оказалось в процессе съемок, видеокамеры на которые снимал наш герой явно не были предназначены для работы в режиме «нон-стоп». Сначала забарахлил стедикам. Он то включался, то выключался, а после, и вовсе свесил свой объектив под углом в сторону, отказываяськак-либо реагировать на все мольбы и причитания Глеба.

Как оказалось, проблема здесь крылась в батарейке. Она очень быстро разряжалась, но это было ещё полбеды, другая её часть, заключалась в невозможности быстрой замены этого аккумулятора, так как он был вмонтирован прямо в монолитную ручку стедикама, и как показала практика, извлечь его оттуда не представляло никакой, даже самой малейшей возможности.

В стандартном режиме, отработать на такой аппаратуре без перерывов и нареканий, у Глеба получилось лишь два часа, а дальше, дальше начались проблемы, и поиск инженерных решений. После всевозможных экспериментов с настройками камеры, выход был найден путем присоединения батарейки стедикама напрямую, через провод «USB», к огромному пауэрбанку. После таких манипуляций, теперь, вся эта видеосистема стала постоянно находиться на подзарядке, что значительно увеличивало время её работы, но одновременно с этим и добавляло Глебу дополнительных физических затрат, так как тяжелый паурбанк ему теперь приходилось носить прилепив его на липучке к своей правой руке.

Немного отдохнув возле прохладного памятника Виторио Эмануиле Второму, Глеб открыл глаза и своим взором окинул пространство вокруг.

На улице начинало темнеть, но посетители площади Пьяцца-дель-Дуомо, явно никуда не торопились отсюда уходить. Все было ровно так же, как и днем. Кто-то сидел на ступеньках храма, кто-то возле памятника Виторио Эмануиле, ну, а кто-то, никого не стесняясь, расположился прямо на сырой земле, а точнее, на бетонной плитке этой площади.

– «Как все-таки прекрасно никуда не спешить», – подумал Глеб, разглядывая, сидящую недалеко от себя, весьма немолодую парочку, рядом с которой стояла начатая бутылка красного вина, – «Умеют же люди жить. Вот так вот просто, вечером, вместо того чтобы сидеть в душной квартирке перед телевизором, взяли и пришли на площадь проводить этот день. Попробуй у нас так сядь, на Красной Площади, сразу заберут тебя, и тебя, и вино.»

Мысли о невозможности открыто выпить вина на Красной Площади, прервал мобильный телефон, который завибрировал в кармане у Глеба. Звонил редактор – Паша.

– Ну, как ты там? – спросил Паша, когда Глеб поднес телефон к своему уху.

– Нормально, – ответил Глеб, – Устал немного только.

– Ты сейчас где? – спросил Паша.

– В Милане уже, на площади сижу, – ответил Глеб.

– Молодец, – сказал Паша, а затем, снова спросил, – Как материал? Удалось что-нибудь заработать?

– Материал кое-какой есть, – ответил Глеб, – Но заработать получилось не очень, всего два евро шестьдесят пять центов. Снял о том, как не получилось.

– Классика жанра, – понимающе вздохнул Паша.

– Это да, – грустно ответил Глеб.

– А чего ты так мало заработал? – снова спросил Паша.

– До Милана долго добирался, – ответил Глеб, – Да и вообще, балаган все это, на русском языке в Италии выступать.

– Зато смешно, – ответил Паша, и потом ещё раз уточнил, – Смешно же получилось?

– Обхохочешься, – ответил Глеб, – Даже полиция в финале подошла, посмеяться.

– Полиция?! – удивился Паша, – Снял их?

– Немного, – ответил Глеб.

– И что? – спросил Паша, – Что конкретно там было?

– Да, ничего, – ответил Глеб, – Поболтали и я ушел.

– Ясно, – сказал Паша, и затем спросил, – И что дальше планируешь делать? Где ночевать будешь?

– Не знаю, – ответил Глеб, – Где придется, там и буду. Нужно сначала камеры ещё где-то зарядить, иначе завтра просто нечем будет снимать.

– Ты смотри, – сказал Паша, немного приглушив свой голос, как будто его кто-то собирался подслушать, – Проект, конечно, проектом, это всё важно, но ты там тоже особа с ума не сходи, если плохо себя почувствуешь от недоедания, или ещё от чего, то сразу мне звони. Понял?

– Хорошо, – улыбнувшись, ответил Глеб.

– Ладно, давай тогда до завтра, выживай, – сказал Паша, и потом добавил, – И ещё, забыл сказать.

– Что ещё? – переспросил Глеб.

– Шеф просил снять несколько кадров с конвертом, в котором сто евро лежит, на случай если ты все-таки решишь сдаться, это для «промо» программы нужно, – сказал Паша, – Только конверт сам не открывай.

– Хорошо, – спокойно ответил Глеб, – Сниму, раз просил, только я не сдался, и не сдамся.

– Ок, – сказал Паша, – Твоё дело, смотри сам.

– До связи, – ответил Глеб, и после того, как Паша повесил свою трубку, тихонько подумал вслух, – Хрен я вам сдамся, не дождётесь, платить все равно придется, зря я что ли тут путешествую.

Глеб встал со своего места, закинул на плечи рюкзак, и пошел в сторону Маркдональдса, в котором, после звонка Паши, он собирался совершить один рациональный, и один абсолютно иррациональный поступок. А именно, зарядить камеры, и, вместо еды, купить себе маленькую чашечку кофе.

Единственная розетка в кафе «Маргдональдс», к большой удаче Глеба, оказалась свободна, но, говоря по правде, сидеть в этом бездушном пластиковом ресторане, интерьер и меню которого един во всем европейском, и не только, мире, в этот вечер совсем не хотелось. Подобно дизельной субмарине, вынужденно всплывшей в нейтральных водах для подзарядки своих аккумуляторов, Глеб сел за столик, воткнул зарядное устройство камеры в розетку и стал молча ждать.

Когда кафе стало закрываться, и нашего путешественника вежливо попросили уйти, на улице было уже совсем темно. Витрины магазинов и окна домов во всю уже горели светом электрических ламп, а звуки вечернего оркестра на площади Пьяцца-дель-Дуомо, сменили отголоски ди-джейских сетов, доносившиеся откуда-то сверху, прямо с неба, что на фоне монументального миланского собора придавало ночной атмосфере особой драматичности. Казалось, будто сам Бог, где-то высоко, над площадью, решил устроить эту дискотеку. Немного помучавшись с догадками, Глеб, наконец, определил, откуда идут звуки. Увы, это была не небесная канцелярия. Музыка шла с открытой террасы, что светилась вместе со своими колоннами, прямо под крышей одного из высотных зданий, что стояло слева от Миланского собора.

Глеб сел на полюбившуюся скамейку у памятника Виторио Эмануиле Второму – Эмануильчику, как ласково, теперь, называл наш герой этот архитектурный ансамбль, состоявший из коня, и короля, и ставший ему практически домом родным. Немного насладившись прохладой ночи, Глеб достал из рюкзака пачку сигарет и закурил .

– «Кофе и сигареты – классика кинопроизводства», – подумал Глеб, – «Именно об этом однажды миру поведал режиссер Джим Джармуш в своем произведении с одноименным названием. Собственно, его картина, конечно, имела и другие смыслы, но, как и раньше, так и теперь, это всё было совсем уже не важно.»

Глеб глубоко вдохнул сигаретный дым, а затем подумал:

– «Помниться, я собирался в этом путешествии бросить курить», – подумал Глеб, и снова затянулся сигаретным дымом, – «Мда, нашел время бросать. Нужно было хотя бы ещё пачку с собой прихватить. Теперь придется мучаться.»

Глеб выдохнул дым, сделал ещё глоток кофе и почувствовал себя гораздо лучше, чем ощущал до этого момента. Среди всего того, что сейчас его окружало, только кофе и сигареты были тем единственным, связующим мостом, что соединял прошлое и настоящее нашего путешественника.

– «Ещё несколько дней назад, я даже не мог себе представить, что окажусь здесь, рядом с Эмануильчиком,» – подумал Глеб, – «Помниться, лежал я на кровати, в своей съемной халупе на окраине Москвы, и не знал, что делать дальше. Теперь, я тоже не знаю, что мне делать дальше, и даже не знаю, где я сегодня буду спать, но, меня, почему-то, это больше не тревожит. Совсем не беспокоит, и определенно, я стал счастливее, и кофе очень вкусный, это точно. Так что же тогда изменилось? Я? Нет. Не изменился. Я все тот же..»

Глеб сделал глоток кофе из бумажного стаканчика, и затем, снова глубоко вдохнул и выдохнул дым.

10. Ночь, Улица, Фонарь, Милан.

Возможно, обывателю покажется, что в том, чтобы переночевать на улице, нет абсолютно никакой сложности. Лег себе, где угодно, и спи на здоровье, но, на самом деле, не всё так просто. Для того, чтобы лечь где угодно, сначала нужно найти подходящее для этого место, иначе, вы, банально, рискуете проснуться либо в полиции, либо без вещей, либо вообще не проснуться.

Глеб пересек Миланскую площадь, и зашел под красиво освещенную стеклянную крышу галереи Витторио Эммануиле Второго, что накрывала целый архитектурный ансамбль зданий, составленный из нескольких старинных улиц с бутиками и всевозможными кафетериями. Всё пространство внутри галереи было великолепно освещено желтым светом электрических ламп, который, отражаясь от мраморного мозаичного пола, и стеклянных сводов крыши, создавал расслабляющую аристократическую атмосферу, бархат которой, настраивал посетителей данного места на спокойный лад, как бы говоря им, что у них все хорошо, и их жизнь, в этот вечер, полностью удалась.

– Похоже, я чужой, на этом празднике жизни, – сказал Глеб себе в камеру, шагая в свете витрин.

Авторство произнесенного выражения принадлежало, увы, не нашему путешественнику, его Глеб позаимствовал у одного известного литературного героя, подаренного миру, с легкой руки писателями Евгением Петровым, и Ильём Ильфом.

Галерея Виторио Эмануиле Второго была по настоящему изысканным творением, достойным не только прогулок нашего путешественника, но и даже самого короля Эмануила, который мог бы здесь с легкостью, без каких-либо затруднений, как физических, так и морально-вкусовых, прямо вместе со своей свитой, безприятственно пройтись по одному из таких широченных коридоров-улиц.

– «Настоящий дворец», – думал Глеб, шагая по мраморной плитке галереи, – «И как все-таки прекрасно жить в Милане, каждый такой вечер возвращаться с домой работы, или шагать по этим коридорам на свидание к какой-нибудь Белле, или встретиться с друзьями где-нибудь здесь же, в уличном кафе, чтобы просто так выпить чего-нибудь.»

Как и все люди, неспешно бродившие под сводами галереи, Глеб попал под гипноз царившего вокруг всеобщего чувства благополучия, но, молодая парочка, что вышла будто из врат рая, из дверей, над которыми светилась вывеска бутика с надписью «Прадо», заставила нашего героя моментально прийти в себя. Влюбленные перешагнули через порог магазина, и посмотрев на Глеба, словно на дерьмо, случайно прилипшее к подошве ботинка, отправились идти дальше, размахивая в своих руках брендированными бумажными пакетами.

– «Летите, голуби мои, пусть семейная жизнь вас рано или поздно прикончит», – завистливо подумал Глеб, и зашагал в противоположную сторону от удаляющихся влюбленных.

Под огромным куполом, в центе зала галереи Виторио Эмануиле Второго, коридоры-улицы сходились воедино, образуя тем самым перекресток, от которого можно было выйти в четырех основных направлениях. От миланской площади, пройдя насквозь, можно было выйти к знаменитому театру Ла Скала, другое направление, перпендикулярное, выводило нас на улицу, где был Маркдональдс, и ещё одно направление, вело нас за Собор Святой Девы Марии Нашете, куда и отправился Глеб.

– «Всё складывается, прямо, как хотел когда-то Григорий Петрович», – подумал Глеб, выходя из галереи Виторио Эмануиле Второго, – «Ночь, фонарь, аптека, никому не нужен, брожу без денег.»

Наш герой шагал по ночному городу, еле-еле передвигая свои ноги, и ощущая, как свинцовый рюкзак за плечами медленно тянет его к земле. Через какое-то время он вышел на улицу Пьяца Фонтана. Укромных мест, пригодных для ночлега, по-прежнему нигде не было видно. Ничего такого, что могло бы устроить маэстро телерепортажа. Никакого тебе уютного мостика, или толковой скамейки, на которой можно бы было вздремнуть, так, чтобы и не совсем на виду, и в тоже время более-менее безопасно. Совсем отчаявшись найти что-то подходящее, Глеб дошел до какого-то торгово-офисного здания с огромными витринами, и остановился. У каждой такой витрины, оканчивающейся внизу широким мраморным подоконником, спал бездомный человек.

– Наши западные коллеги, – шепотом констатировал себе в видеокамеру Глеб, и затем, он сделал несколько шагов к одному из таких, мирно спавших бомжей, чтобы с абсолютно практической точки зрения, более детально, изучить его незатейливое обустройство на этом подоконнике.

Учиться нужно всегда и везде, и сейчас, для Глеба наступил именно такой момент. Так как, прошагав по ночному Милану уже достаточно приличное расстояние, он, так и не смог реализовать, казалось бы, самое простое задание Шефа – ночлег на улице. Что-то постоянно мешало нашему герою, что-то тормозило его, но что именно, было не понятно.

– «По-видимому, этот парень, так как я не заморачивался», – подумал Глеб, и изучающе, направил свою видеокамеру на спящего бомжа, мирно свернувшегося калачиком на картонной коробке.

Мужчина-бомж, неопределенного возраста, спал и сопел, утомленный не то жарким днем, не то алкоголем, не то, и тем, и другим. Под свою голову он положил рюкзак, рядом поставил тележку из супермаркета, в которой, размещались его различные съестные припасы, какие-то пластиковые и пластмассовые бутылки, а также всевозможные пакеты, набитые разнообразным барахлом. Что было в пакетах, осталось для Глеба загадкой, разгадывать которую он так и не рискнул из-за стойкого запаха мочи, царившего вокруг этого мужчины. Немного поборовшись со своим любопытством, Глеб переключился на следующего респондента, что лежал тут же неподалеку.

Это был молодой мужчина лет тридцати пяти, с довольно свежим, упитанным лицом. Спал он на боку, положив себе под голову подушку без каких-либо видимых следов загрязнения. За подушкой, в углу витрины, стоял его замызганный походный рюкзак с торчащей из бокового кармана бутылкой воды.

Глеб провел своей видеокамерой от рюкзака этого мужчины, через его лицо, и вышел на общий план стеклянной витрины, что была за спящим, и давала неплохое, сюрреалистическое отражение огней ночного города. Получилось весьма кинематографично. Чем-то даже похожее на то, что в свое время проделывал великий русский оператор Георгий Рерберг в одном из фильмов не менее великого русского режиссера Андрея Арсеньевича Тарковского, разумеется, с поправкой на походные условия съемки, и цифровую видеоаппаратуру Глеба. Особенно неплохо удался третий дубль, возможно, его, мог бы затмить и четвертый, но, нашего героя отвлекли. Точнее говоря, во время съемки четвертого дубля, Глеб увидел, что на одном из бетонных подоконников сидит мужчина бомж, и наблюдает за ним.

Этот мужчина, заметив, что его заметили, сразу же выкрикнул в сторону нашего героя что-то неразборчивое. После чего, Глеб хотел было ретироваться с данной локации, но сдержал себя, решив, что подобное его действие, сейчас, может ещё больше растревожить, бодрствующего бездомного, а такое развитие ситуации, явно не предвещало ничего хорошего.

– «Лучшая защита – это нападение», – рассудил Глеб, и, показывая пальцем на свою видеокамеру, сам, сделал несколько шагов навстречу к неприятелю.

От таких действий, бездомный пришел в небольшое замешательство. Выпучив глаза, он встал с подоконника, видимо ожидая, что Глеб подойдет к нему и что-то скажет, но, поравнявшись с неприятелем, наш герой, лишь жестом руки показал ему, что всё в порядке, всё «Ок», а затем, засунув свою видеокамеру за лямку рюкзака, просто прошел по улице дальше.

Через несколько секунд, за своей спиной Глеб услышал громкие проклятия, и, обернувшись, увидел, как с подоконников витрин, подобно рою мух, начали подниматься остальные бездомные.

– «По-моему, я встревожил их гнездо», – пронеслось в голове у Глеба, и с быстрого шага, он сразу перешел на не менее быстрый бег.

Отбежав на приличное расстояние от места происшествия, Глеб включил видеокамеру, и задокументировал своё эмоциональное состояние, как того и требовал проект «Extreme Trip».

– Что-то как-то не знаю ребята, не хочется мне ночевать на улице, – немного отдышавшись, сказал Глеб себе в камеру, и затем, указав рукой в сторону торгового комплекса с бомжами, продолжил, – Лежать там среди этих бедолаг. Нет. Не буду. Что-то я посмотрел на всё это людское великолепие, и охладел к этой идее от слова «совсем». Бомжам понятно, терять нечего, а у меня – видеокамера, да и дело даже не в ней, а просто, просто не могу я так вот лечь и всё, буду выживать как-то по-другому, не знаю как, но по-другому.

Изучая бездомных, Глеб ощутил в себе какой-то протест против всей этой возникшей ситуации, и дело здесь было точно не в страхе за свои вещи, а просто внутри нашего героя, что-то решительно говорило твердое – нет.

– «Делай что угодно, только не тусуйся с итальянскими бомжами, иначе, это конец,» – подумал Глеб, и снова включив свою видеокамеру, сказал в неё, – Буду бодрствовать до утра, если уж и предстоит мне спать на улице, то лучше я это сделаю днем, а не ночью.

Уже больше двенадцати часов Глеб находился без еды, и при этом ему все время приходилось перемещаться на ногах. В такой ситуации логично бы было поберечь собственные силы, и где-нибудь сесть, отдохнуть, но, наш путешественник решил этого не делать.

– «Как только я остановлюсь, то тут же, моментально, усну», – думал Глеб, медленно перебирая ногами по ночному Милану.

Психическое и физическое состояние его теперь можно было сравнить с самочувствием человека, болеющего гриппом, или каким-либо другим подобным недугом. Голова гудела от давления, тело ломило от усталости, казалось, что в мозг вкололи какой-то транквилизатор, и тот, распухнув, будто дрожжевое тесто, заполнил разом все существо Глеба. Всё то гусарство, что сопровождало нашего телепутешественника на протяжении всего его маршрута, теперь испарилось, как конденсат с очков алкоголика, а его личный бренд, так сказать – амплуа, о котором Глеб так заботился ещё при подготовке к этому трипу, так тот, и вовсе, приказал теперь долго жить.

– «Вот он я, вот он, выплясываю твисты на брущатке, лови меня мать сыра земля, без всякого позиционирования, без депрессии, без поиска смысла жизни, лови, как есть, голодного и замученного», – думал Глеб, петляя из стороны в сторону по тротуару, будто по палубе корабля.

Чтобы придать осмысленность своей прогулке, наш путешественник решил идти в сторону православного храма. Тот был в городе единственный, и посетить его Глеб намеривался лишь завтра, но за неимением других целей, отправился туда уже сегодня.

– «Там наверняка есть русская община», – рассуждал наш путешественник, – «И таким образом, возможно, я смогу познакомиться с русскоговорящей диаспорой этого города. Пообщаться с ними «за жизнь», и может быть даже разузнать по поводу работы.»

Глеб включил свой офлайн-навигатор, вбил в него адрес из блокнота, и двинулся в путь.

Когда стрелка навигаторы, и остатки разума, наконец, привели нашего путешественника в точку назначения, то на своё удивление, он заметил, что, несмотря на глубокую ночь, православный храм был почему-то открыт. Сначала, Глеб даже не поверил этому факту, издалека приняв горевший свет в дверях церкви за мираж, или какое-то оптическое недоразумение, и только поднявшись по ступенькам храма, он с удивлением осознал, что всё это – реальность.

Здание, в котором расположился православный приход города Милана, было небольшим, но очень старым, и больше напоминало какую-то античную постройку средних веков, чем привычное русскому взору церковное строение с куполами и колокольней. Перешагнув через порог церкви, Глеб увидел православного батюшку в черном одеянии, который, расположившись за письменным столом, стоявшим в центре небольшого помещения, что-то читал своим прихожанам. При появлении нового человека, священник на секунду прервал своё чтение, посмотрел на Глеба, а затем, как ни в чем небывало, продолжил свою проповедь:

– Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий, если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а любви не имею, – то я ничто, – прочитал батюшка из своей книги.

Глеб тихонечко прошел вдоль стены, и по примеру прихожан, сел на один из раскладных стульев, что стоял с краю в последнем ряду среди множества себе подобных.

– И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы, – продолжил читать батюшка.

Во время чтения книги, священник иногда останавливался, и комментировал уже прочитанное им ранее, но от усталости, накрывшей нашего путешественника с ног до головы, все слова священнослужителя сливались воедино, и вместо того, чтобы осмысливать их, Глеб просто сидел на стуле, поставив свой походный рюкзак себе под ноги, и слушал мерный, спокойный голос священника, как слушают звуки леса, или океана.

– Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, – произнес батюшка, и с этими его словами, было трудно не согласиться.

Звуки обычной русской речи действовали на Глеба самым магическим образом, возвращая его в привычную, родную среду, о существовании которой, все его существо стало уже забывать. Четвертые сутки Глеба окружала абсолютно иная культура, с незнакомыми ему привычками, надписями, словами, правилами, дорожными знаками и законами, но, как только Глеб переступил порог православного храма, то, почему-то, сразу почувствовал себя, на родной земле.

– «Как всё-таки много значит русский язык», – подумал Глеб, разглядывая православного батюшку.

Возможно, после прочитанных выше строк, некоторые из читателей захотят определить автора в разряд мистиков-одиночек, пытающихся вытащить кролика из шляпы, и придать невероятный смыл, весьма обыденным вещам, и я им даю на это полное право, но, попробуйте ребята, сами, подобно Глебу, пожить хотя бы сутки в ощущении постоянного стресса, когда всё ваше существо начнёт ориентироваться в пространстве исключительно на инстинкты, как животное, и, возможно, тогда, большинство привычных вещей, которых вы в обычной жизни часто и не замечаете, заиграют для вас новыми красками.

Когда батюшка закончил читать свою проповедь, прихожане церкви начали подниматься со стульев. Некоторые из них подходили к священнослужителю и о чем-то с ним советовались. Глеб тоже встал со своего места и, собравшись с духом, решил последовать примеру этих некоторых прихожан.

– Здравствуйте батюшка, – сказал Глеб, подойдя к священнику.

– Здравствуй, – спокойно ответил священник, которого, как выяснилось в дальнейшем, звали отец Амвросий.

После взаимного приветствия, Глеб немного стушевался, не зная, как правильно изложить священнослужителю свою просьбу, но потом, он взял себя в руки и деловито произнес:

– Батюшка, я из России, – сказал Глеб, – Путешествую без денег, и мне, сегодня, негде ночевать. Можно я посплю у вас в храме на полу?

Отец Амвросий, заметно расширив глаза, удивленно посмотрел на Глеба, и затем, спокойным, глубоким басом спросил:

– Зачем на полу? – спросил отец Амвросий, и после добавил, – Да, это и не получиться у тебя сделать, мы храм на ночь закрываем.

– Я Вас понял, – немного раздосадовано, ответил Глеб, и собирался уже было развернуться чтобы уйти, но священник его остановил.

– Подожди, – сказал отец Амвросий, – Куда ты собрался?

Глеб остановился, а отец Амвросий громогласно произнес на весь храм:

– Братья и сестры, – громко сказал отец Амвросий, так, что при первых звуках его голоса в церкви мгновенно воцарилась абсолютная тишина, и прихожане, прекратив балагурить между собой, стали подходить ближе к священнослужителю.

С самого первого момента появления Глеба в этом храме, некоторые из этих прихожан тревожно наблюдали за ним, стараясь при этом никак себя не выдавать, что получалось у них, откровенно говоря, крайне плохо. Перешагнув через порог храма, Глеб, то и дело, все время ощущал на себе чужие взгляды. Было видно, что здесь, все люди хорошо знают друг друга, и внезапное появление чужака определенно привлекало к себе внимание.

– Братья и сестры, – громогласно повторил отец Амвросий, – Кто из вас может приютить сегодня на одну ночь этого вот парня.

Отец Амвросий указал на Глеба рукой, и прихожане стали его внимательно изучать. От такого обилия внимания со всех сторон к маленькой к своей скромной персоне, наш путешественник немного смутился, и почему-то невольно улыбнулся при виде изумленной паствы.

– Он из России, – продолжил говорить батюшка, – Путешествует без денег, и сегодня ему негде ночевать.

В воздухе повисла немая пауза. Народ безмолвствовал. Наконец, одна женщина из толпы прихожан неуверенно произнесла:

– А он это…? – спросила женщина.

– Что это? – переспросил у неё отец Амвросий.

– Ну, это…? – опять неопределенно произнесла женщина.

– Людмила, я тебя не понимаю, спроси, как есть, – обратился напрямую к прихожанке отец Амвросий.

– Он, вообще, нормальный!? –собравшись с духом, выпалила женщина.

Прихожане рассмеялись, а отец Амвросий внимательно посмотрел Глебу прямо в глаза, и серьезным тоном у него спросил:

– Ты нормальный? – спросил у Глеба священник.

В ответ, Глеб нерешительно пожал плечами, задумался на несколько секунд, а потом, снова взял себя в руки, и уверенно произнес:

– Вроде, да, – сказал Глеб, и все присутствующие в храме люди, снова засмеялись.

Тогда отец Амвросий по-дружески похлопал нашего путешественника по плечу и сказал:

– Нормальный, нормальный, – подтвердил отец Амвросий.

Согласившиеся приютить Глеба прихожане были родом из республики Молдова. Это были две женщины средних лет, одну из них звали Мария, а другую – Людмила. Обе они годились Глебу в матери, и в процессе общения нашего путешественника со своими новыми знакомыми, как-то само собой получилось, что он стал называть одну – тетя Люда, а другую – тетя Маша.

Жили тетя Люда, и тетя Маша, обычно, в панельном доме, в небольшой квартире на окраине города, чем-то напоминавшей улучшенный вариант советской “хрущевки”, известной, не понаслышке, каждому выходцу из СССР. Кроме этих двух женщин в данном помещении ещё проживал мальчик подросток – сын Марии, и ещё одна женщина, тоже прихожанка храма, которая в данный момент находилась в отъезде.

– У нас всё по-простому, жильё съемное, так что в плане комфорта уж извини, – сказала Глебу тетя Люда, поворачивая ключ в замке входной двери квартиры.

– Мне не до комфорта, – ответил ей Глеб, – В кровати оно всяко лучше спать, чем на улице.

Усталость просто валила нашего героя с ног, и если по пути сюда, в автобусе, и на остановке, во время ожидания транспорта, Глеб ещё подавал какие-то признаки жизни, и даже пытался как-то шутить, то, к текущему моменту, силы его уже полностью покинули, и теперь хотелось просто молчать, но, чтобы не показаться не вежливым, наш путешественник вынужденно поддерживал беседу с женьщинами, стараясь при этом говорить поменьше, и по большей части слушать своих собеседниц, изредка отвечая на их вопросы. Было заметно, что и тетя Люда, и тетя Мария, и даже сын Марии, мальчик Тимофей, все они ещё присматриваются к Глебу, стараясь определить для себя, можно ли доверять этому парню, или всё-таки не стоит. Также чувствовалось, что несмотря на всю свою дружелюбность, ситуация с внезапным появлением нашего героя ночью в церкви, была явно этим женщинам в диковинку, если не сказать большего. Впрочем, их можно было понять, не каждую же ночь к ним заваливается незнакомец из России с камерой в руке, с просьбой переночевать.

Тетя Люда открыла дверь квартиры и, пропустив вперед себя Марию, Тимофея и Глеба, сказала:

– Маша, я сама его определю, а ты иди, отдыхай, – сказала тетя Люда, тете Маше.

– Хорошо, спасибо тебе большое, – ответила ей та, и затем добавила, – Спаси Господи.

Мария, вместе с сыном, отправились спать в свою комнату, а Людмила пояснила Глебу:

– Ей на работу просто очень рано надо завтра вставать, в пять часов аж, – сказала тетя Люда, – Я тоже рано ухожу, но немного попозже, а сегодня, видишь, как получилось, разговор с батюшкой в церкви затянулся, и совсем мало спать придется, ну, ничего, даст Бог день, даст и силы.

В ответ на это утверждение Людмилы, Глеб ничего не сказал, а только послушно кивнул головой.

– Смотри, там у нас кухня, – сказала тетя Люда, сделав несколько шагов вперед по коридору, – Там, ванная комната, можешь принять душ, полотенце и мыло я тебе дам.

Глеб послушно кивнул головой в ответ, и проследовал за тетей Людой, которая продолжила свою небольшую экскурсию по квартире.

– Там комната Марии, там ещё одной Марии, – сказала она, указав рукой на ещё одну дверь, – Вторая Мария сейчас в отъезде.

Затем, тетя Люда остановилась у ещё одной двери, и произнесла:

– А это мои апартаменты, – сказала тетя Люда, и открыла дверь, – Ты сегодня здесь будешь ночевать, а я посплю в комнате Марии, так будет всем удобнее.

В ответ тете Люде наш путешественник, по обыкновению, лишь кивнул головой.

– Что-то ты не очень разговорчивый какой-то стал, – сказала тетя Люда, – Всё в порядке?

– Да, – ответил Глеб, – Всё хорошо, спасибо большое, просто устал сильно, с ног прямо валюсь.

– Ясно, – ответила тетя Люда, и затем добавила, – Ну, проходи тогда располагайся, а я пойду на кухню, разогрею тебе что-нибудь поесть.

Глеб зашел в довольно просторную комнату, которая приятно поразила его своей чистотой и порядком.

– «Если бы мне в Москве пришлось, так вот, вдруг, принимать незваного гостя, то, я вряд ли бы смог похвастать подобной опрятностью», – подумал Глеб, и затем скинул свой рюкзак с плеч.

11. И снова здравствуйте.

Будильник на телефоне Глеба, который был предусмотрительно установлен на семь часов утра, не заставил себя долго ждать. Ощущение от четырехчасового сна у нашего героя было такое, будто его голова только коснулась подушки, но уже нужно опять вставать с кровати. Тетя Мария, и тетя Люда, похоже, спали и того меньше, так как на момент появления Глеба на кухне, первая, уже ушла на работу, а вторая, готовила завтрак.

– Утро доброе, – сказал Глеб, появившись в дверях кухни.

– Доброе, доброе, – ответила тетя Люда, – Садись завтракать.

Глеб, потирая глаза, сел за стол.

– Ты, как обычно завтракаешь? – спросила у гостя тетя Люда.

– Обычно, кофе просто пью, – ответил Глеб, и хотел ещё было добавить, что с сигаретой, но постеснялся.

Из-за пребывания в постоянном стрессе на протяжении нескольких предыдущих дней, есть Глебу совсем не хотелось, хотя, крайний раз он употреблял пищу ещё вчера, когда, путешествуя на машине вместе с Виктором и его семьей, посетил Маркдональдс.

– Одно кофе, это не дело, – сказала тетя Люда, прервав воспоминания Глеба об автомобильной поездке из аэропорта Мальпенсо, и поставила перед ним тарелку с бутербродами.

– Спасибо, – сонно поблагодарил её наш герой.

– Каша ещё есть, овсяная, будешь? – спросила тетя Люда.

– Кофейку бы, чтобы проснуться, и нормально, – засыпающим голосом ответил Глеб.

Тетя Люда поставила на стол чашку, налила в неё кофе из кофейника, и пододвинула её к гостю, а затем, через несколько секунд, поставила перед ним ещё и тарелку с овсяной кашей.

– Ешь, а то нам выходить уже скоро, – сказала тетя Люда, – Я сегодня у итальянцев одних, вредных, должна работать, а они не любят, когда опаздывают, те ещё фашисты.

При слове «фашисты», Глеб улыбнулся.

– Чего ты смеёшься? – спросила у него тетя Люда.

– Да, так, – неопределенно ответил он, – Просто смешно про фашистов.

– Чего тут смешного, – удивилась тетя Люда, и затем, перекрестившись, добавила, – Фашисты они и есть фашисты, прости их Господи, и меня за одно тоже. Где ты думаешь, фашизм придумали, здесь и придумали, в Италии.

После этих действий тети Люды, Глеб ещё больше улыбнулся, а затем произнес:

– Тоже об этом вчера думал, когда по Милану ходил, – поделился Глеб своими наблюдениями, – Может я, конечно, ошибаюсь, и скорее всего это так, но меня почему-то не покидало вчера весь день ощущение, что итальянцы как-то немного надменно смотрят на нас, на туристов, как-то сверху вниз.

– И не только на туристов, – сказала тетя Люда, убирая с плиты кастрюлю с остатками каши, – Я у них в домах тут убираюсь, и за семь лет такого насмотрелась, что прости Господи.

После этих слов тети Люды, Глеб почему-то снова рассмеялся.

– Чего ты все время смеёшься? – спросила тетя Люда, и не дожидаясь ответа от гостя, добавила, – Ты это, ешь давай лучше, не отвлекайся, а то нам уже выходить скоро.

Глеб зачерпнул ложкой кашу, положил её себе в рот, и как следует прожевав, произнес:

– Не представляю, как вы здесь освоились, – сказал Глеб тете Люде.

– Почему? – удивилась та.

– Ну, не знаю, – ответил Глеб, – Очень уж какая-то вы…какая-то…

– Какая? – прервала тетя Люда подбор слов, что крутился в голове у Глеба.

– Какая-то русская, что ли, – наконец сформулировал Глеб.

Тетя Люда усмехнулась, и затем сказала:

–Ага, русская, из-под Кишенева, – сказала тетя Люда, – Ешь лучше, чем глупости молоть.

Глеб молча продолжил свою трапезу, а тетя Люда, понаблюдав за ним несколько секунд, произнесла:

– А к их порядкам я действительно тут долго привыкала, это правда, – улыбнувшись, сказала тетя Люда, – Помню, когда только приехала сюда, то Маша, Мария наша которая, она тоже у людей убирает в домах, устроила меня здесь работать к одним итальянцам, в дорогой такой особняк, старый такой, и я значит в первый же день, чтобы себя зарекомендовать, давай там всё чистить, чтобы всё блестело, чистила, чистила, и дошли руки до одной вазы. С виду, ваза, как ваза, ничего особенного, только грязная такая, облезлая вся такая, аж противно смотреть. Ну, я её и решила отмыть. Терла часа три, наверное, если не больше, все руки в кровь избила, пока, как следует не отмыла эту вазу проклятую. Я уж по-другому не умею, с детства так приучена, если делать, то, как следует, а не как попало. Ну, и вот, поставила её значит на место, как новенькая та ваза заблестела, стоит себе, сияет, приятно посмотреть. Думаю, вот, теперь совсем другое дело, хозяйка придет, похвалит, может ещё на другую работу позовут. Приходит значит хозяйка, увидела свою вазу, и сразу чуть ли не в обморок. Как давай она, то кричать, то причитать, а я стою с веником и совком в руках, и понять не могу, что все-таки случилось. Догадываюсь, что это из-за меня что-то, а что именно, в ум никак не возьму. Языка то не знаю. Когда разобрались, то оказалось, что эта ваза, какой-то там древний семейный артефакт, который стоит тучу денег, и к которому даже сама хозяйка боится прикасаться, чтобы не дай Бог его не повредить. В общем, перепугалась я тогда не на шутку, думала, всё, пропала. Итальянка в полицию заявит, и меня из страны вышлют, так как я же у них без документов тогда работала, но ничего, приехала Мария, она по-итальянски знает немного, успокоила эту хозяйку, вроде всё обошлось. Правда, пришлось мне потом отрабатывать эту вазу проклятую. Полгода бесплатно у этих итальянцев в доме убиралась, а с деньгами тогда и так туго было, из Молдовы приехала же только, так же вот, как и ты, в чем стою. В общем, обустраиваться надо было, на жизнь себе зарабатывать надо, а тут ещё эта, со своей вазой своей. Вот так-то. Ладно, что было, то было. Ты кофе допил?

Глеб кивнул в ответ головой.

В коридоре, когда он завязывал шнурки на своих кроссовках, тетя Люда вышла из кухни, держа в своих руках несколько пачек печенья и две бутылки сока.

– На вот, возьми с собой, – сказала тетя Люда, и протянула Глебу продукты, – А после работы я тебе позвоню ещё, решим, что дальше с тобой делать.

– Спасибо, – поблагодарил Глеб тетю Люду, и затем сказал, – Вы насчет меня особо не переживайте, у меня проект просто такой, в котором я должен выживать.

– Тоже мне придумали, проект, – возмутилась тетя Люда, – Кому только такое в голову взбрести могло.

Глеб ничего не ответил, так как человека, который это всё придумал, он знал лично, и звали его Григорий Петрович Челиков.

На улице было по-утреннему свежо, но яркое солнце, набиравшее в небе силу, уже предвещало дневную жару. Глеб и тетя Люда дошли до автобусной остановки, и стали ждать транспорт.

– И куда ты сейчас? – спросила тетя Люда.

– В цент поеду, – ответил Глеб, – Нужно сначала там кое-что отснять, а дальше по плану, работу буду искать.

– Ничего ты тут себе не найдешь, можешь даже и не искать, – ответила тетя Люда, – Тоже мне, работник нашелся, тут просто так тебе работу никто не даст, да ещё и без документов, и без итальянского, в общем, можешь даже не пытаться.

– Но, я всё равно попробую, – ответил Глеб, – Моя задача пробовать и снимать, собственно, в этом и суть моего путешествия.

Глебу было трудно объяснить тете Люде, далекой от телевизионной кухни, зачем он всё это делает. В отличие от него, этой женщине, здесь, в Италии, подобно, как и многим другим эмигрантам, пришлось не для проекта, а на самом деле, долгое время выживать наперекор многим трудностям, с которыми неизменно сталкивается человек приехавши без денег в чужую страну, и на этом фоне, Глеб со своей авантюрой выглядел, как сумасшедший.

– Не понимаю я ни тебя, ни твой проект, – сказала тетя Люда, – Ты, вот что, давай значит так, запиши название этой остановки, и вечером приезжай сюда, а днем, я тебе ещё позвоню, и узнаю, как у тебя дела, и вот ещё что…

Тетя Люда открыла кошелек, достала из него несколько монет, и затем, протянула их Глебу.

– Это тебе на билет, на автобус, – пояснила она, – Держи.

– Я не возьму, теть Люд, без обид, – ответил Глеб.

– Я тебе не возьму, – сказала женщина, и сунула деньги Глебу в боковой карман рюкзака.

Снова оказавшись на миланской площади, наш герой, по заданию редакции, снял несколько видео для «промо» программы «Extreme Trip», в которых, он поведал потенциальному зрителю о том, что путешествует в незнакомой ему стране – Италии, без денег, без друзей и знакомых, и без знания какого-либо языка. Завершив съемки, Глеб сел на ступеньки собора Девы Марии Нашете, чтобы в очередной раз собраться с мыслями и продумать план дальнейших действий, но, увы, не успел это сделать, так как в его кармане завибрировал мобильный телефон. Звонил абонент – Шеф.

Сделав глубокий выдох, Глеб собрался с силами, и поднес телефон к уху.

– Алло, здравствуйте Григорий Петрович, – немного растерянно произнес наш герой.

– Привет, – ответил Шеф, – Ну, что, как дела твои горемычные? Жив ещё?

– А как иначе, – ответил Глеб.

– Ты сейчас где? – деловито спросил Шеф.

– В Милане, в центре, – не менее деловито ответил Глеб.

– Где конкретно? – переспросил Григорий Петрович.

– На Миланской площади сейчас, снимаю тут, если честно, то не очень удобно говорить, занят я немного, – ответил Глеб.

– Ты же там вчера был, – сказал Шеф, – На миланской, на этой площади…

– Был, – ответил Глеб.

– Так какого хрена ты там торчишь до сих пор?! – вдруг рявкнул в телефонную трубку Григорий Петрович.

– Ваше задание снимаю, видео для «промо», – обиженно ответил Глеб, – Или его уже не нужно снимать?!

– Нужно, – строго ответил Шеф, а затем, после небольшой паузы, задумчиво произнес, – Ты там это, вот что…,.

Глеб застыл в ожидании, а Шеф, сделав ещё более внушительную паузу, через какое-то время продолжил:

– Ты там заработал что-нибудь? – спросил Григорий Петрович.

– Когда!? – удивился Глеб, – Утро же только.

– А вчера? – серьезным тоном спросил Григорий Петрович.

– Вчера, вечер был, – виновато ответил Глеб, уже понимая, к чему клонит его руководитель.

– Слушай, друг мой дорогой, – размеренно произнес Григорий Петрович, – Ты без малого, уже почти неделю в Италии путешествуешь, а материала, пока что, не то чтобы мало, его просто у тебя нет, ни единого приличного кадра, не одного яркого события, чувствую, такими темпами, мы с тобой даже на «промо» первой программы не скребем.

– Ну, почему же не скребем, наскребем, – возразил Глеб, и затем, зачем-то добавил, – Один вчерашний негр с голубями чего только стоит.

– Какой еще негр? – переспросил Григорий Петрович.

– Да, он и не негр толком, – ответил Глеб, – Марроканец вроде, или тунисец, но, тоже, черный, как ночь.

– Ты что расист? – серьезно спросил Григорий Петрович у своего подчиненного.

– Не в коем разе? – ответил Глеб, – Для меня все люди на земле равны, и ни одна раса, или нация, ничем не лучше другой. Одним словом, все хороши, отметились в истории, и мы – хитрожопые русские, писавшие доносы друг на друга при Сталине, и чопорные британцы, которые первые концлагеря изобрели, и макаронники эти, со своим фашистом Муссолини, да и у марокканцев, как и у остальных наций, если поискать, то тоже, думаю, темных страниц найдется.

– Найдется или не найдется, это мне не важно, – произнес Григорий Петрович, – А негров, неграми, в кадре, чтобы ты мне не называл. Понял!? Не хватало мне ещё обвинений в расизме. Тоже, придумал мне.

– А как их называть тогда? – спросил Глеб, – Марокканец, этот, он же не один тут такой ходит, рано или поздно ещё кто-нибудь подвернется под объектив камеры.

– Никак не называй тогда, – ответил Григорий Петрович.

– Ну, как это «никак» не называй, как-то их все-таки надо окрестить, – возразил Глеб, – Может чернокожими? Или, там, афроитальянцами?

– Ты что, с ума сошел!!! – возразил Григорий Петрович, – Никаких афроитальянцев. Тоже мне придумал.

– А как тогда? – снова поинтересовался Глеб.

– Называй, называй…, – растерянно произнес Григорий Петрович, – Называй их – сильнозагорелыми.

– Как?! – в недоумении переспросил Глеб.

– Ты что глухой? – ответил Григорий Петрович, и потом, значительно повысив голос, снова повторил, – Сильнозагорелыми называй.

– Ок, – сказал Глеб, – Как скажете, Григорий Петрович, сильнозагорелыми, так сильнозагорелыми.

– Да, так будет разумно, – рассудил вслух Григорий Петрович, – Так их один итальянский политик однажды окрестил, чтобы избежать упреков в дискриминации. Вот мы за ним с тобой и повторим.

– Не вопрос, – произнес Глеб, – Сильнозагорелые, так сильнозагорелые, но по мне, так хрен редьки не слаще. Ладно, пойду тогда дальше снимать, работы по горло…

На этой логической ноте, Глеб хотел было прервать свою мелодию рассказа, но Григорий Петрович не дал ему такой возможности:

– Успеешь ещё поснимать, – сказал Шеф, и затем спросил, – Вчера, Паша мне сказал, что к тебе, когда ты на улице отрывки актерские читал, то полиция подошла, было такое?

– Ну, да, – ответил Глеб, – На камеру все это снято, и как они подходят, и как я читаю, материал весь есть.

– И что? – снова спросил Шеф.

– Да, ничего особенного, – ответил Глеб, – Поговорили и разошлись с полицейскими миром, вот и всё.

– Вот именно, что всё! – рявкнул в трубку Григорий Петрович, – Всё! Потому что ты испугался и ушел с площади вместо того, чтобы остаться, и продолжатьвыступать!

– Почему испугался? – возмущенно возразил Глеб, – Да и ночь уже на дворе была, какой там выступать.

– Трус! – сказал Шеф, – А ещё журналистом себя называешь.

– Ничего я не трус, – возмутился Глеб.

– Страх и журналистка – вещи несовместимые, – произнес Григорий Петрович, – Журналист, который боится ввязываться в подобные ситуации, это всё равно, как если бы водолаз боялся воды, или электрик менять розетки, и когда происходит такое, то я начинаю задумываться, того ли я человека отправил в Италию.

– А что я, по-вашему, должен был делать с этими карабинерами? – возмущенно спросил Глеб, – Отобрать у них карабины и перестрелку устроить?

– Ты должен был сделать сюжет! – грозно рявкнул Григорий Петрович, так, будто хотел показать, что своим ответом, Глеб, только что, осквернил храм богини «Журналистики», или что-то вроде того.

– Так я его и сделал, сюжет, – раздосадовано ответил наш герой своему руководителю.

– Говно это, а не сюжет! – так же грозно, как и в первый раз произнес Григорий Петрович, и затем, после небольшой паузы, добавил, – Ты, должен был спровоцировать конфликт, тогда это был бы сюжет, а не то, что ты там мне наснимал.

– Ага, – ответил Глеб, – И тогда бы моё путешествие закончилось, не успев начаться, или вообще, пристрелили бы к хренам. У них тут в Европе разговор короткий, только пикни, сразу тебе депортацию организуют.

– Ничего не организуют, забрали бы тебя в полицию, только и всего, – сказал Шеф, будто это было таким пустяковым делом, о котором нечего было даже тут и говорить, – Переночевал бы полицейском участке, зато, материал какой бы был.

– И как бы я его отснял этот ваш материал? – спросил Глеб, – В полицейском участке чужого государства? Каким образом?

– Любым! – снова рявкнул в телефонную трубку Григорий Петрович, видно не найдя другого более аргументированного ответа, – Если ты назвался журналистом, так будь добр, выполняй свою работу.

Глеб ничего не ответил своему руководителю, а тот, немного погодя, спросил:

– 

Ночевал ты где вчера? – спросил Григорий Петрович, – На улице?

– Нет, не на улице, – немного неуверенно ответил Глеб.

– А где? – удивился Григорий Петрович.

– Ночью познакомился с прихожанами одного храма, они и приютили меня, – сказал Глеб.

– Интересно, – произнес Григорий Петрович, – Ладно, посмотрим, что ты там наснимал, только не вздумай у них, у этих твоих прихожан, и сегодня оставаться ночевать, а то опять у тебя, чувствую, снова, как с боксерами получиться.

– Хорошо, – с сожалением ответил Глеб.

– Значит так, – увесисто произнес Григорий Петрович, – Вот тебе план действий на сегодня. Сейчас, ты идешь в людное место, где есть полиция и сделаешь то, что не недоделал вчера, а именно, будешь читать отрывки, и зарабатывать деньги, а затем, либо попадешь в полицию, либо убежишь от них. Всё понял?

– Понял, – обреченно произнес Глеб, – Только выше головы, Григорий Петрович, все рано не прыгнешь.

– Прыгнешь, друг мой дорогой, ещё как прыгнешь, – ответил Григорий Петрович, – Если хочешь что-то в этой жизни сделать, то вынужден будешь прыгать выше головы, а иначе, ничего у тебя не будет. Ты думаешь откуда у меня телеканал вот этот, машины, квартиры, с неба свалились?

– Не знаю, – ответил Глеб.

– Так я тебе скажу, что нет, ни с неба, – продолжил Шеф, – Всё через труд, через боль, и через «не могу», и через «не хочу». Так-то. Потому, что только так, и можно в этой жизни чего-то достичь. Человеку по природе своей всегда кажется, что вот он, уже на пределе возможностей, и уже больше ничего не может сделать, но это всё вранье. Может! И должен! И если сделает, прыгнет выше своей головы, то тогда победит, а если нет, то он обычный неудачник. Таких много. Так что выбирай сам, кем ты хочешь быть.

Закончив свой мотивационный монолог, Григорий Петрович повесил трубку, а Глеб тихо произнес:

– Быть или не быть, вот в чем вопрос, достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль стоит оказать сопротивление…

12. Пинакотека Брера

По сравнению со вчерашним днем, как людей, так и представителей правопорядка, в галерее Витторио Эммануиле Второго значительно прибавилось. Сегодня, карабинеры прятались здесь чуть ли не за каждой колонной, и, пройдя мимо одного из таких нарядов, состоявшего из трёх человек и собаки, Глеб, повинуясь своим журналистским рефлексам, на всякий случай, включил видеокамеру.

Как бы там ни было, а проект «Extreme Trip» нужно было продолжать снимать, и ситуация требовала от нашего путешественника всегда оставаться на чеку. Кроме того, чтобы выполнить задание Григория Петровича, теперь, Глебу ещё и требовалось найти себе новое место для актерских выступлений. Стать там же где и вчера, определенно, было бы для него непозволительной глупостью. Конечно, графика работы итальянских патрульных Глеб не знал, но исключать возможности встречи с одними и теми же полицейскими лицами было тоже нельзя. Подобное свидание с органами правопорядка может быть и пришлось бы по душе Григорию Петровичу, но в глазах потенциальных телезрителей, явно бы выставило Глеба полным идиотом.

– Только что, я вышел из галереи Витторио Эммануиле Второго на площадь перед театром Ла Скала, – сказал Глеб, и подняв свою видеокамеру над головой, направил её объектив в сторону театра, а затем, снова вернув аппаратуру в исходное положение, продолжил свой телерепортаж, – Сегодня здесь проходит какая-то демонстрация, очень много людей, полиции, все протестуют против чего-то, только против чего конкретно, пока мне не понятно, но, повод у такого огромного числа собравшихся, видимо, определенно есть, осталось лишь выяснить какой он именно.

Рядом с неким административным зданием Глеб заметил, установленный видеоэкран, подобный тем, которые обычно бывают на концертах всевозможных поп-рок исполнителей. Чтобы выяснить в чем все-таки состоит суть данного людского собрания, наш герой решил подойти ближе к этому экрану, и посмотреть презентационное видео, которое на нем транслировали.

Чем ближе Глеб пробирался сквозь толпу к монитору, тем всё больше прояснялся для него смысл сего митинга, невольным участником которого, теперь, являлся и он. В какой-то момент пути, наш герой остановился и выключил свою видеокамеру. Он обнаружил, что находиться в самой гуще события, а точнее, в гуще радужных флагов ЛГБТ-демонстрантов. До экрана с видео было уже рукой подай, но делать это, теперь, абсолютно не хотелось.

– «У меня полно проблем и без ЛГБТ», – подумал Глеб, и начал пробираться сквозь толпу обратно.

Народ, собравшийся на площади перед театром Ла Скала, был неоднороден, и как ни странно, многие из присутствовавших здесь демонстрантов, никоим образом не подходили на роль представителей сексуальных меньшинств. Если бы не радужные флаги, то распознать эту демонстрацию было бы в принципе затруднительно. Её вполне себе можно было спутать, скажем, с митингом горожан за увеличение пенсий, или снижение тарифов за коммунальные услуги. Так как среди присутствующих, почему-то, преобладали пенсионеры, причем гетеросексуальные семейные пары, которые никоим образом не гармонировали с немногочисленными пестрыми ЛГБТшниками. Такие, ухоженные бабули и дедули, что с легкостью могли бы сняться в рекламе шерстяных ниток, или альпийского шоколада, и что они забыли здесь, сегодня, на площади перед театром Ла Скала, так и осталось для Глеба, варвара-натурала, неразгаданной тайной.

– «Хорошо, что я не послушался совета Григория Петровича, и не выступил здесь сегодня с Довлатовской прозой, или Есенинской лирикой», – подумал Глеб, минуя очередные радужные флаги, – «Даже страшно себе представить к чему бы это всё привести.»

Посреди протестных настроений современности, Глебу делать было определенно нечего, и он решил переместиться на улицу Брера.

Улица Брера была выбрана неслучайно. Её, Глеб заприметил ещё в Москве, когда в процессе подготовки к своей поездке, он вычитал в интернете, в одном из путеводителей, что именно это место и является в Милане, пристанищем всевозможных уличных художников, музыкантов, и артистов.

– «Другими словами, улица Брера – место прикормленное», – рассуждал Глеб, шагая с рюкзаком за плечами, – «Что-то вроде московского Арбата, поэтому на такой улице, шанс заработать денег у меня определенно есть.»

Идти до места назначения было всего пятнадцать минут. Так, по крайней мере, изначально, показывал офлайн-навигатор, но уже через пару улиц, Глеб понял, что минут этих ему потребуется значительно больше. Стрелка приложения, указывающая путь, ни с того, ни с сего, вдруг, стала прыгать на дисплее телефона, будто бешенная, появляясь при этом в самых неожиданных местах карты.

Объяснением этому волшебству, могло стать то, что раньше, Глеб, в основном, ходил по более-менее широким центральным улицам города Милана, где спутниковому сигналу GPS было где развернуться, а сейчас, он забрел в какой-то очень старинный квартал с узкими тропинками вместо дорог, и, по-видимому, радиоволны, как теннисные мячи, здесь всё время отражались от высоких зданий, которые стояли почти впритирку друг к другу, что и стало причиной поломки навигатора.

Сбившись несколько раз с пути, Глеб начал пытаться спрашивать дорогу у прохожих. Сначала, эти попытки не давали должного результата, и люди, к которым обращался наш путешественник, просто в ответ пожимали плечами, а затем, шли дальше по своим делам. Даже чернокожий доставщик пиццы, с огромной квадратной сумкой, что была закреплена на багажнике его велосипеда, не смог ничем помочь нашему путешественнику. Наконец, на углу здания, после которого узкая улица выходила на достаточно широкий проспект, Глеб увидел молодого парня, скручивающего самокрутку из табака. Недолго думая, наш герой подошел к этому человеку и спросил:

– Брера Стрит? – спросил Глеб, – Где находится?

– Brera street? – переспросил парень.

– Ес, – ответил Глеб.

– Go to strength, then left, left, and right. Understand? – сказал парень на английском языке, и затем закурил свою самокрутку.

– Спасибо, Сенькю, – ответил ему Глеб, и убрал в карман свой телефон с оффлайн-переводчиком.

Дорога была ясна, как и то, что из всех опрошенных нашим путешественником людей, а их накопилось где-то почти с десяток, всего лишь один итальянец знал английский язык, и более-менее внятно смог на нем что-то объяснить. Остальные, хоть и пытались как-то помочь Глебу, но разобрать то, что они там наболтали на итальянском языке в оффлайн-переводчик, не представляло абсолютно никакой возможности. Таким образом, Глеб сделал вывод, что, как и его оффлайн-переводчик, так и английский язык, в Италии абсолютно не помощники.

– Брера, брера, брера, – сказал Глеб себе в камеру, и затем, после небольшой паузы, посмотрев в ясное июньское небо, добавил, – Сомбреро.

В Милане становилось жарко. Утреннюю прохладу постепенно съедало солнце, медленно ползущее в зенит, и если, на узеньких улочках, петлявших между старинными каменными домами, это особо не ощущалась, то, как только Глеб вышел на одну из магистральных улиц, его, словно душем, сразу окатило горячими лучами солнца. Нужно было поторапливаться, иначе, можно было снова нарваться на итальянскую сиесту, в которую город просто вымирал.

Глеб в очередной раз свернул налево, и, пройдя мимо фруктовой лавки, из-под окон которой на него с наглым видом посмотрели сочные нектарины и не менее аппетитные гроздья винограда, что лежали здесь в деревянных ящиках в тени уличного навеса, зашел за угол здания, и обнаружил на его стене табличку с надписью «Via Brera».

Цель была достигнута, но ни поэтов, ни художников, здесь нигде не было видно. Глеб прислушался, в надежде на то, что возможно, звук какого-нибудь музыкального инструмента выдаст ему присутствие творческой жизни в этом районе, но, кроме шума улицы, его уши так ничего и не смогли зафиксировать.

Над головой Глеба палило солнце, которому понадобилось буквально час, чтобы от вежливого теплого напоминания о себе, перейти в дневной режим, выжигающий всё пространство вокруг, и заставлявший людей этой прекрасной страны, на протяжении многих веков, прятаться от жары в своих домах, плотно при этом закрывая за собой ставни на окнах.

– «Какие тут могут быть актерские отрывки», – подумал Глеб, стоя на перекрестке, и наблюдая, как вдалеке улицы Брера, одинокий велосипедист торопливо крутит педали, по-видимому, стараясь успеть домой на сиесту.

Жара, и вчерашний недосып, делали свое подлое дело. Ничего снимать не хотелось от слова «совсем», и в голове у нашего героя начали возникать туманные рассуждения:

– «Легко что-то говорить и принимать бравые решения, когда ты выспался, хорошо поел, и если и беспокоишься о завтрашнем дне, то об очень уж отдаленном, так сказать, в философском смысле этого выражения, на уровне: «А так ли я живу? А тем ли я занят в этой жизни? А может, что-то изменить? А счастлив ли я?» – думал Глеб, шагая с рюкзаком за плечами под палящим солнцем Италии, – «И совсем другое значение приобретают эти же беспокойства, когда ты находишься в режиме реального выживания, и когда от твоих действий, и ошибок, совершенных уже сегодня, ощутимо начинает зависеть твоё ближайшее завтра, которое из отдаленной перспективы перемещается в настоящую действительность.»

Если верить исследованиям психолога Ника Хаслама из Мельбурнского университета, а также ещё и научным изысканиям антрополога Дорса Амира, направленным на изучение того, насколько человек терпим к состоянию неопределенности в своей жизни, то с уверенностью можно сказать, что личность – это в первую очередь продукт среды, в которой вырос, и живет тот или иной индивид, и лишь во вторую очередь, набор определенных генетический характеристик, доставшихся каждому от его прародителей. Другими словами, если одного и того же человека поместить в абсолютно разные среды существования, и растить там, то в итоге мы получим двух абсолютно разных людей, с разными желаниями, и с различными жизненными целями, которые могут меняться вплоть до знака на противоположный.

Таким образом, оказавшись в одиночку в Италии, Глеб очутился в чужой для него координатной системе, в которой не было ни единого привычного ему опознавательного знака. Все что теперь окружало нашего путешественника, дома, люди, флаги, обрывки фраз, были для него будто из параллельной вселенной, в которой сам себе он стал казаться лишним, неуместным, подобно инопланетянину, высаженному на планету Земля.

– «Всё, что я сейчас делаю, похоже на какой-то никому не нужный «сюр»», – думал Глеб, шагая под палящим солнцем Милана, – «Зачем я здесь? Хожу-брожу по не знакомой мне стране, без денег, без друзей, и снимаю сам себя на камеру. Со стороны, наверное, все это выглядит, как полный идиотизм. Собственно, так оно есть. Идиотизм в чистом виде. И почему я этого раньше не замечал, скажем в Москве?»

Когда планы рушатся, и на корабле логики возникает неуверенность в том, что ты делаешь, и куда движешься, то под её воздействием, всё человеческое существо старается ухватиться за любую возможность, за что-нибудь хорошо знакомое, что даст снова ощущение твердой земли под ногами. Таким причалом может быть кто, и что угодно, от мата командира, поднимающего свой взвод в атаку, до дикорастущей в чистом поле алычи, напоминающей детство. Сама точка опоры, здесь абсолютно не имеет никакого материального значения, она может быть какой угодно. Важно лишь, чтобы эмоциональный символ, который она олицетворяет, и за который хочет ухватиться засуетившаяся душа, был той знаком, а значит, он должен быть сформирован и присвоен в той же среде, и культуре, в которой и сложился человек. Беда нашего путешественника заключалась в том, что в славном городе Милане, ухватиться душой ему было абсолютно не за что, и не за кого.

Глеб остановился, глотнул воды из пластмассовой бутылки, и, вдалеке, на фасаде здания увидел огромный зелено-бело-красный флаг Италии. Идти было абсолютно все равно куда. Наш путешественник стоял в какой-то части улицы Брера, а в какой именно, он и сам не знал. Ориентируясь на флаг, как на маяк, Глеб пошел вперед, и, достигнув своей точки назначения, он увидел, как на противоположной стороне улицы, под арку, что была спрятана в плотной стене домов, зашла компания молодежи, с перекинутыми через плечо прямоугольными папками-этюдниками, неотъемлемыми атрибутами, как начинающих, так и опытных художников. Подойдя ближе к арке, Глеб обнаружил, что за ней скрывается прохладный дворик, в котором, вполне себе, можно было укрыться от изнуряющей жары.

Дворик оказался весьма внушительных размеров, и по своему устройству напоминал римский перистиль, окруженный по периметру высокими колоннами, которые стояли здесь в два яруса, друг над другом. В центре всего этого убранства возвышалась статуя Наполеона. Непонятно как здесь оказавшийся Бонапарт, подобно античным императорам, в чем мать родила, стоял на постаменте с копьем в руке, и в накинутом на плечо мраморном плаще.

Как следует изучив Наполеона, Глеб прогулялся вдоль колоннады, и затем, приземлив в ноги свой рюкзак, присел на бордюр, облокотившись при этом спиной о прохладную каменную скамейку без спинки.

Сидеть было хорошо и спокойно. Место, в котором оказался наш герой, покоряло своей древней атмосферой, уходящей корнями не то в средневековье, не то в эпоху возрождения. Как выяснилось позже, сам не зная того, Глеб забрел в знаменитый дворец Брера, в котором когда-то был иезуитский колледж, а ныне, здесь расположилась миланская академия художеств, о чем не трудно было догадаться по обилию молодежи, которая, то и дело, сновала по центральной дорожке в оба направления мимо статуи Бонапарта.

Студенты были повсюду. Они захватили как периметр дворика, так и второй ярус колоннады, что нависал над ним. Кто-то сидел, так же, как и Глеб, на бордюре, кто-то на ступеньках лестниц, а одна, достаточно многочисленная группа парней и девушек, толпилась у огромных монастырских ворот, что были здесь вместо входных дверей в здание.

Немного отдохнув, Глеб встал с земли, накинул свой рюкзак себе на плечи, и, затем, пристроившись к потоку студентов, что шли мимо статуи Наполеона, вместе с ними прошел внутрь довольно темного помещения академии, изнутри напоминавшей пещеру.

Как только Глеб оказался за входными дверьми академии, поток студентов сразу же моментально рассосался в разные стороны, предоставив нашего путешественника темноте. Доставать из рюкзака камеру здесь не имело никакого практического смысла. Для видеосъемки было стишком темно. Коридор, по которому перемещался наш герой, не имел окон, и был освещен лишь местами. Желтый свет, идущий от тусклых светильников, что были закреплены под монастырскими сводами, никакого практического эффекта не давал, и напоминал подсвеченный клуб тумана, облаком случайно застрявший где-то высоко под потолком. Кроме того, на некоторых, причём довольно продолжительных, участках пути, света не было вовсе, а были лишь темные людские силуэты, которые проносились мимо Глеба, ориентируясь в пространстве известным только им образом.

– «Я бы совсем не удивился,» – подумал Глеб, увернувшись от очередной бегущей человеческой тени, – «Если бы здесь, сейчас, из-за какого-нибудь угла, вдруг, выглянул актер Виктор Авилов с горящим факелом в руках, и своим глубоким баритоном предложил бы мне проследовать за ним.»

Глеб дошел до одной студенческой аудитории, с распахнутыми настежь дверьми, из которых, в коридор поступал плотный поток света, затем растворявшийся в кромешной мгле этого старинного здания.

– «Все-таки окна здесь кое-где есть», – подумал Глеб, прячась у стены, в темной половине коридора, до которой свет так и не смог добраться.

Всё помещение ученического класса в обзор Глеба не попадало. Комната была слишком большой, а дверной проем из которого шел свет, наоборот, но это обстоятельство ни коим образом не смущало нашего путешественника, а только подстегивало его любопытство, так как приходилось по небольшой части увиденного, в воображении, достраивать всю картину до общего целого.

Через открытую дверь, на первом плане, у окна, Глеб увидел группу студентов, которые, громко чирикая, будто стая воробьев, сбились в кучу вокруг преподавательского стола. Из-за спин учащихся, со всех сторон, виднелись опустевшие мольберты, которые торчали подобно противотанковым ежам из разных точек класса. Справа в углу, на входе в аудиторию, на стене висела небольшая пробковая доска, исколотая иголками с пестрыми стикерами, но, не доска привлекла внимание Глеба, а то, что находилось от неё в дальней части класса по диагонали. Там, перед ещё одним мольбертом, стояла миниатюрная девушка с черной, кучерявой копной волос на голове, и, не обращая внимание на творящуюся в классе суету, что-то спокойно себе писала на холсте. Лица девушки, Глеб, разумеется, с такого расстояния не смог рассмотреть, но, оно должно было быть прекрасным, так как другим, просто и быть не могло.

– «Сразу видно, кто настоящий художник, а кто тут так, обыкновенный халтурщик», – подумал Глеб, издалека рассматривая девушку, – «Так оно всегда и бывает, на целый класс, всего один талант.»

Глеб стал с любопытством наблюдать за художницей, и в какой-то момент времени, ему показалось, что она, почувствовав на себе его взгляд, вдруг, прекратила рисовать, и тоже посмотрела в его сторону. По нашему герою волной прокатилось ощущение стыда, и на миг, ему даже показалось, что его разоблачили, и рефлекторно, Глеб было дернулся идти дальше по коридору, но, тут же, усилием воли себя остановил, осознав, что при таком плохом освещении, заметить его в темноте просто невозможно.

Посещение художественной академии принесло свои мистические плоды, и когда Глеб вышел из темных стен этого иезуитского колледжа наружу, то почувствовал себя гораздо лучше. Творческая атмосфера заведения хоть и не была похожа на ту, в которой когда-то в Москве наш герой имел честь учиться, но, определенно служила неким референсом в системе опознавательных знаков его души. Так что, стоя на улице рядом с Наполеоном, Глеб даже немного придался ностальгии, и позавидовал юности студентов Миланской Художественной Академии, которые, вывалив из дверей здания после очередных занятий, снова стали рассаживаться по всему прямоугольному пространству римского перистиля.

– «Как, наверное, здорово, было бы быть в своё время одним из этих ребят», – подумал Глеб, – «Жить в центре Милана, проводить время на занятиях в прохладных аудиториях этой старинной крепости, и знать, что у тебя ещё всё впереди. Вся жизнь. Огромная, манящая своей новизной, полная вечерних прогулок с веселыми, беззаботными друзьями, посиделки в барах, шумные концерты, выставки, споры о литературе, и много, много всего того, что в юности кажется бесконечным, а с возрастом, выдыхается словно недопитая бутылка шампанского, забытая со вчера на балконе. Бары, рестораны, выставки и дискотеки, всё это по-прежнему к твоим услугам, но той радости, что была когда-то, они тебе уже не приносят, а только напоминают о возрасте, и констатируют твоё же отчаяние. Ты вроде бы ещё ничего, и даже до сих пор нравишься девушкам, но, только это уже всё не то, а что-то совсем иное. Юность ушла, и унесла с собой всю чистоту и свежесть восприятия этого мира, предложив взамен счета за квартиру, круглосуточную работу тележурналиста, и одиночество в толпе людей, а, да, забыл, ещё и Григория Петровича, который, похоже, решил прикончить меня этим своим проектом под названием «Extreme Trip».»

13. Кастелло Сфорцеско, парк Симпионе и уличная преступность

Мысли о Григории Петровиче, и его утренних воплях в телефонную трубку, заставили Глеба двигаться дальше. После улицы Брера, следующей точкой запланированного маршрута была обозначена Крепость Сфорцеско, которую наш путешественник и намеревался теперь обследовать на предмет уличных артистов, а также резонности собственного выступления в данной локации. Учитывая опустевшие улицы Милана, логично было предполагать, что в такую дневную жару единственными обитателями города станут туристы, которые не захотят тратить драгоценное время своих отпусков, отсиживаясь в отелях, и решат, посетить какую-нибудь достопримечательность, а на эту роль, старинная крепость в центре города, со своим прохладным тенистым парком, подходила как нельзя лучше.

– «Хорошо, что у меня есть план», – подумал Глеб, переходя по пешеходному переходу улицу Понте Витеро, – «План и даёт ощущение того, что я знаю, что делаю, хотя, на самом деле, это совсем не так. Впрочем, и в обычной жизни, у человека всегда тоже так происходит. Как пел классик: «Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе, а тот, у кого есть хороший жизненный план, вряд ли будет думать о чем-то другом.»

План придает направление, и уверенность в завтрашнем дне, и это факт. Иногда даже кажется, что человек только и занимается планированием ради приобретения этого светлого чувства. Чтобы под гипнозом собственного «я», хотя бы на миг, ощутить себя хозяином положения, властителем собственной же судьбы. Только всё это самообман, и никто, никогда, на самом деле не способен угадать, что ждет его уже за поворотом, и всегда найдется какая-нибудь булгаковская Аннушка с маслицем, способная разом всё изменить. Даже бабушка Ванга предсказывала людские судьбы с особой осторожностью, что уж тут можно тогда говорить про Глеба, обычного человека, который ещё в Москве, простым росчерком своего карандаша в блокноте в клеточку, раз и навсегда попытался определить желаемое положение своих предстоящих свершений.

На улице по-прежнему стояла дневная жара. Солнце слепило глаза, и Глеб скинул с плеч свой рюкзак, чтобы достать из него солнцезащитные очки, которые он так не хотел брать с собой в эту поездку, боясь их сломать, или попросту потерять. Причина столь трепетного отношения к этим очкам-авиаторам, крылась не только в том, что они были очень дорогие, марки одного известного бренда – «Ройг Бенг», а в первую очередь в том, что принадлежали они не Глебу, а его младшей сестре, и лишь волей случая оказались в распоряжении у нашего героя. Свои же, грошовые, китайские авиаторы, которые Глеб обычно и брал с собой на все съемки, были им где-то потеряны, а экстренную замену перед поездкой, так и не удалось найти.

– Фонтанчик, – констатировал Глеб, увидев метрах в трехстах от себя это водное сооружение, с лениво бьющими из него струйками воды.

Сделав кадр на фоне фонтана, наш путешественник перевел объектив камеры на крепость, что находилась напротив, и дал ещё один свой комментарий: «А вот и сама крепость Костелло Сфорцеско».

В очках «Ройг Бенг» мир стал смотреться приятнее, но снимать в них видео было совершенно невозможно. Во-первых, стекла сильно затемняли всё происходящее вокруг, а во-вторых, давали в кадре отражение оператора с камерой в руках, что в дальнейшем, могло быть расценено Григорием Петровичем, как телевизионный брак, и дать ему лишнюю возможность наорать на Глеба. По этим двум причинам, крайние кадры нашему герою пришлось всё-таки переснять, и теперь, каждый раз фиксируя что-либо на свою видеокамеру, он был вынужден скидывать с плеч рюкзак, и, прятать в него очки-авиаторы, разумеется, предварительно протерев их мягкой бархатной тряпочкой. Просто повесить куда-нибудь очки на рюкзак, наш путешественник не решался, боясь их поцарапать.

Отсняв на видеокамеру общие планы замка Сфорцеско, наш герой зашагал к его воротам, которые ещё и выполняли роль подвесного моста. Они были на цепях опущены через ров, что давно уже высох и порос зеленой травой под стенами крепости.

Немного потолкавшись на мосту с другими туристами, Глеб прошел через ворота, и затем произнес:

– Впечатляет, – кратко сказал Глеб, желая тем самым зафиксировать на камеру свои первые эмоции от посещения данного места.

Ещё что-то добавить к сказанному было сложно, так как кадры в объективе видеокамеры говорили сами за себя.

Крепость Кастелло Сфорцеско оказалась самым настоящим средневековым сооружением, построенным очень давно. Единственный её недостаток, который сразу бросился Глебу в глаза, а точнее, в видоискатель его камеры, заключался в том, что стены этой крепости, были достаточно низкими, и это портило всё ощущение величественности данной постройки. Впрочем, такой же недостаток когда-то наш путешественник обнаружил и у стен московского Кремля, которые в детстве, ещё с советских открыток, казались ему более значительными, чем в последствии оказались на самом деле.

Вообще, у замка Сфорце, и у московского Кремля было много общего. Оба сооружения построены из красного глиняного кирпича, и там, и там, стены венчают почти идентичные флажкообразные бойницы, и если бы не отсутствие мавзолея с Лениным, то, скажем, издалека, крепость Сфорце вполне себе можно было спутать с российской достопримечательностью. Также, не смотря на всю схожесть конструкций, территория итальянского замка, значительно уступает в размерах московскому Кремлю. Снаружи, из-за городского ландшафта и деревьев, это не сильно бросается в глаза, но внутри крепостного двора прекрасно считывается.

Оказавшись за стенами крепости, Глеб немного прогулялся по её внутреннему дворику, и обратил своё внимание на продолговатые кирпичные сооружения, которые были расположены по периметру, и своими глубокими «пулемётными» окнами напоминали казармы вермахта из советских фильмов про Вторую Мировую Войну. Сейчас в этих постройках располагались всевозможные музеи, которые, в теории, можно было даже и бесплатно посетить, за час до их закрытия. Но, музеи интересовали нашего путешественника значительно меньше, чем вопрос его выживания в Италии, поэтому, смело отложив осмотр достопримечательностей на потом, он прошел насквозь всю территорию крепости, и затем, переместился в прохладный парк, что располагался прямо за ней.

Из-за тени деревьев, и всевозможных зеленых кустарников, итальянская жара здесь переносилась значительно легче, и чувствовалась она лишь посередине широкой грунтовой дороги, что проходила по самому центру парка Симпионе. Глеб прошел немного по этой дороге вглубь, и услышал задорные звуки рок-энд-рола. Кто-то очень мастерски под электрогитару исполнял песню Чака Бери «Go, Jonny Go…». Недолго думая, наш герой включил свою видеокамеру, и, свернув в сторону с грунтовой дороги на одну из тропинок, отправился в направлении, доносившихся звуков.

– Похоже, я попал в нужное время, и нужное место, – сказал Глеб себе в камеру, немного при этом пританцовывая под задорные звуки гитары.

Срезав путь по узкой тропке, наш герой снова вышел на ещё одну грунтовую дорогу, вдалеке которой, он увидел небольшую группу людей, что, по-видимому, окружили музыкантов, дававших здесь концерт:

– Ребята работают, – сказал Глеб себе в камеру, – Очень круто звучат! Гоу, Джонни Гоу!

Продолжая приплясывать по пути, Глеб поспешил в направлении уличных музыкантов, которые, расположившись под деревом, мочили старый добрый рок-энд-ролл. Солировал сильнозагорелый парень с гитарой в руках, ему подыгрывал на барабанах его же коллега, такой же сильнозагорелый, и этого было вполне себе достаточно, чтобы собрать вокруг себя целую толпу благодарных слушателей.

– Буду откровенен, – стоя в гуще людей с видеокамерой в руках, проорал Глеб, – Лучшего исполнения песни «Go, Jonny Go…», я никогда в жизни не слышал, а мне, поверьте, есть с чем сравнить.

Единственное, что огорчило нашего путешественника на этом уличном концерте, так это то, что он попал под финал выступления музыкантов. Песня Чака Бери «Go, Jonny Go» на нем была финальной, и даже несмотря на то, что толпа по-прежнему не желала отпускать артистов, и своими аплодисментами требовала продолжения, сильнозагорелые музыканты прекратили играть, и начали собирать свою аппаратуру.

– «Вот он уровень», – подумал Глеб, шагая после концерта по парку, – «Вот это настоящие артисты, такие бы не пропали, будь они на моем месте, мимо таких, невозможно просто так пройти. Да, это не то что я, со своим жалким актерским портфолио на русском языке, с которым теперь, здесь, мне и выступать то стыдно. Я не достоин стоять рядом с такими талантливыми ребятами на одной дороге, ибо по сравнению с ними, я – ничто!»

После этих мыслей, Глеб ощутил себя полным ничтожеством. Говоря, по правде, и раньше перед чтением своего актерского портфолио наш герой особого энтузиазма не испытывал, а теперь, так и вовсе сник.

Немного прогулявшись по парку, Глеб приметил небольшую холмистую полянку, окруженную со всех сторон, видавшими виды, раскидистыми дубами. Здесь, на траве, сидели самые разнообразные люди всех мастей, от лобызающихся влюбленных, до седых пенсионеров, просто пришедших в этот парк подышать свежим воздухом. Кто-то читал книгу, кто-то устроил себе пикник, ну, а кто-то, усевшись под дерево, невозмутимо занимался йогой. В такой компании, можно было, особо не привлекая к себе внимание, вполне безопасно придаться сну.

– «Утро вечера мудренее», – сказал Глеб, и свернул в сторону с тропинки в направлении отдыхающих.

Из всех присутствовавших в этой местности людей, Глеба немного настораживала группа крепких сильнозагорелых парней, что сидели на невысоком деревянном заборе, прямо напротив полянки, но, с другой стороны, такие ребята здесь были повсюду. Одни стояли, облокотившись на всевозможные перила и ограждения, другие, сильнозагорелые, сидели на скамейках, третьи свисали с турников на спортивных площадках, или просто бродили небольшими группками по тропинкам этого парка, цепляясь к прохожим, но делали они это, как успел заметить Глеб, с максимальной дружелюбностью, как и подобает настоящим уличным преступникам. Например, сначала, сильнозагорелые радостно спрашивали у туриста: «How are you? Do you from…? (Как дела? Ты откуда?)», – а потом, заметно снизив голос, предлагали прохожему купить Марихуанну, или вообще, пытались затянуть зазевавшегося туриста за собой в лесные чащи. Впрочем, делали они это довольно аккуратно. Подобная тактичность объяснялась не столько европейским воспитанием этих преступников, сколько обилием в парке патрулей итальянской полиции и всевозможных карабинеров.

– «Что твориться здесь ночью даже страшно себе представить», – подумал Глеб, и лег на траву, подложив свой рюкзак под голову.

Сдвинув козырек кепки на глаза, так, чтобы было непонятно, спит человек, или нет, наш путешественник решил попробовать заснуть, но, несмотря на усталость, сон к нему почему-то не шел. Вокруг Глеба всё было спокойно, но стойкое ощущение тревоги по-прежнему всё никак не покидало нашего путешественника, оно то и мешало ему отключить голову.

Подремав какое-то время, Глеб, вдруг, ни с того ни с сего открыл глаза, и в метрах в трехстах от себя увидел двух сильнозагорелых парней. Наш герой приподнялся с земли, и, опершись на локти, стал за ними демонстративно наблюдать.

– «Ничего себе у меня «чуйка» на опасность», – подумал Глеб, наблюдая за сильнозагорелыми, – «Прямо как у животного».

Сильнозагорелые, что-то разведав, прошли мимо медитирующих пенсионеров, а затем, снова уселись на свой забор.

Время шло к вечеру. Глеб снова осмотрел пространство вокруг себя. Всё было без изменений, всё та же поляна с людьми, находившимися друг от друга на достаточно приличном расстоянии, с тем негласным расчетом, чтобы не мешать друг другу.

– «Удивительная штука жизнь», – подумал Глеб, наблюдая за сильнозагорелыми ребятами на заборе, – «Весь день сидеть вот так, как стайка черных ворон в унылом нашем палисаднике, что ещё может быть увлекательнее для молодых парней в самом расцвете сил?»

Заборная жизнь сильнозагорелых ребят не настолько была банальна, как это сразу представилось нашему путешественнику. При достаточно внимательном наблюдении за ними, можно было проследить некое броуновское движение, присутствовавшее в их рядах. Оно заключалось в том, что, то и дело, к заборной компании подходили другие, такие же сильнозагорелые коллеги, по-видимому, с других заборов, и, либо сливались с первыми, либо забирали с собой кого-то из присутствующих парней, и уходили вместе с ними в неизвестном направлении.

– «Прямо как воробьи на проводах линий электропередач», – подумал Глеб и встал с земли.

Как только наш герой встал на ноги, то сразу же почувствовал себя совершенно разбитым. Сон немного добавил ему физических сил, но от лежания на прохладной земле, в жаркую погоду, стала побаливать голова. Чтобы развеять возникшее коматозное состояние, нужно было начинать двигаться. Глотнув воды из бутылки, наш путешественник закинул свой рюкзак себе на плечи, и стал спускаться с холма вниз к дорожке парка. Летний миланский вечер уже наступил, и теперь, медлить с уличным перформансом Глеб больше не мог. Нужно было начинать работать.

Становиться выступать на том же месте, где наш герой обнаружил в полдень музыкантов, было бы настоящим кощунством по отношению к их творчеству и рок-энд-ролу в целом, поэтому, Глеб решил пройти значительно дальше вглубь парка. Благо, места хватало здесь всем. Особенно, сильнозагорелым продавцам поддельных сумок и таких же поддельных аксессуаров, которые, заполонили своим товаром все обочины основных туристических маршрутов парка, включая и ту тропу, по которой сейчас двигался наш путешественник.

– Пожалуйста, вот вам и Дольче Габана, и Луи Витон, и Прадо,– произнес Глеб направив свою видеокамеру, на разложенный на земле товар, – Весь ЦУМ в одном месте, на земле, в парке Симпионе, прямо за замком Сфорца, но, даже не это больше меня здесь удивляет, а то, как продуманно эти продавцы организовали выкладку своего товара. Дело в том, что кусок брезента, на котором сейчас лежат все эти сумки и ремни с блестящими пряжками, одним махом может быть стянут за верёвки, что приделаны к нему с краёв, и таким образом, в случае появлении полиции, всё это сворачивается за считанные секунды в огромный узел, с которым продавец может легко убежать куда-нибудь в кусты. Хотя, судя по тому, что полиции здесь полно, и продавцов тоже, у этих ребят с органами правопорядка всё «Ок».»

Не успел Глеб закончить снимать свой монолог, как за спиной он почувствовал опасность, и точно, стоило ему только обернуться, как в метрах десяти, на дороге, появилась группа сильнозагорелых ребят, которые шли навстречу нашему герою. Глеб покрутил по сторонам своей головой, в надежде обнаружить полицейских патруль, но, разумеется, так никого и не высмотрел.

Дорожка, на которой повстречался наш путешественник с этой сильнозагорелой компанией, как назло, оказалась очень узкой, и разойтись здесь с идущими навстречу, было весьма проблематично. Крепко сжав свою видеокамеру в руке, Глеб сделал шаг в сторону, к кустам, чтобы, таким образом, пропустить сильнозагорелых ребят вперед себя, и одновременно, не дать никому из них возможности зайти себе за спину.

Идущих навстречу людей, оказалось значительно больше, чем изначально предполагал наш путешественник. Из-за того, что тропинка была зажата по обе стороны кустарниками, сразу определить сколько действительно по ней шагает парней, было невозможно. Теперь же, стоя на обочине, и пропуская, одного за одним человека, масштабы всей этой огромной компании стали для Глеба проясняться.

Не сумев зайти потенциальной жертве за спину, несколько сильнозагорелых ребят прошли мимо нашего героя, и остановились впереди него, в тот самый момент, когда ещё один их, шедший следом коллега, на ломанном английском языке, дружелюбно спросил:

– Hey! How are you? – спросил сильнозагорелый.

– Нот андестенд, – резко ответил ему Глеб, и затем, не менее грозно, добавил: – Ай фром Раша, Марихуанна ноу, нахрен мне не надо. Андестенд!?

Не ожидав столь агрессивного отпора на русском языке, сильнозагорелый выпучил глаза в сторону Глеба, а затем, просто пошел дальше своей дорогой.

– «Ни один нормальный преступник, если он, конечно, не законченный отморозок, не будет грабить человека, который может создать проблемы», – рассудил тогда Глеб, – «Грабителю всегда предпочтительнее, если жертва испугается, и сама ему всё отдаст, но от меня, они такого не дождутся.»

По своему давнему опыту работы криминальным журналистом на телевидении, наш путешественник знал, что именно сейчас, ни в коем случае нельзя тушеваться, а действовать надо решительно, тогда будут хоть какие-то шансы на спасение, и поэтому, когда в Глеба, вдруг, ни с того ни с сего, плечом, врезался ещё один сильнозагорелый парень, шедший по тропинке, то, он, моментально, одной рукой, оттолкнул его от себя, а другой, на всякий случай, нащупал свой паспорт, что лежал в переднем кармане джинсов.

– Sorry, – сказал сильнозагорелый нашему путешественнику, и, ехидно улыбнувшись, как ни в чем небывало, поспешил догонять своих друзей-товарищей.

Глеб ещё раз ощупал свой паспорт в кармане. Тот был на месте.

Быстро шагая по тропинке, и не желая больше задерживаться в этой проклятой лесополосе, наш путешественник, прямо на ходу, осмотрел себя с ног до головы.

– «Экшин-камера на груди», – мысленно проговорил про себя Глеб, – «Другая камера в руке. Пауербанк, пристегнутый к руке, тоже на месте, рюкзак на спине, но что-то всё-таки не так».

Остановившись, Глеб скинул с плеч рюкзак, и быстро его осмотрел.

– «Молнии все застегнуты, порезов от лезвия – нет», – констатировал Глеб, и затем, снова быстро закинув рюкзак себе за спину, поспешил дальше.

На первый взгляд всё было на своих местах, но, чувство того, что что-то все-таки случилось, так и не покидало нашего путешественника.

Глеб вышел из перелеска, и зашагал по желтому песку широкой грунтовой дороги, что была в центре парка. Мимо него проехала машина с полицейскими, которых нашему герою так не хватало несколькими минутами ранее.

– «Всё, больше никаких тропинок, только центральные маршруты,» – решил для себя Глеб, и посмотрел на палящее в небе итальянское солнце.

Чтобы не ослепнуть от небесного светила, наш путешественник хотел было воспользоваться своими солнцезащитными очками, но, почему-то, так и не смог их нигде обнаружить. Восстановив в памяти предыдущий ход событий, Глеб пришел к неутешительному выводу, что после записи крайнего своего видео, он не убрал очки «РойБенг» в рюкзак, а просто повесил их себе на ремень.

В памяти моментально всплыла ехидная улыбка сильнозагорелого парня, с которым, несколькими минутами ранее, наш путешественник столкнулся на узкой тропинке в том злополучном перелеске.

– Вот ублюдок черножопый! – рявкнул Глеб, от нахлынувшего на него чувства возмущения, – Он то и спер их! Зараза!

Глеб, снова скинул свой рюкзак с плеч, и начал в нем рыться, в надежде, что память его подводит, и он все-таки просто куда-то переложил столь дорогой его сердцу аксессуар, но, увы, вещь была утрачена, и как видно –навсегда.

Злость и обида переполнили сердце Глеба.

– «Вешайтесь, уроды черножопые!», – подумал наш герой, снова закидывая свой рюкзак себе на плечи.

От хлынувшего в кровь адреналина, самочувствие Глеба значительно улучшилось, и, позабыв о каком-либо здравомыслии, он, зашагал в обратном направлении, в сторону ненавистного перелеска, по пути всматриваясь в лица сильнозагорелых ребяток, и желая, опознать в ком-нибудь из них вора. Прочесав таким образом где-то треть парка, Глеб немного успокоился, и его мозг, наконец, сработал в правильном направлении:

– «Стоп», – подумал наш герой, – «Ты парень видно совсем дурак. Вот, допустим, ты его найдешь. И что дальше? Он же не один будет, и будет он на своей земле, а ты – нет. И ты уверен, что сможешь справиться с целым отрядом этих сильнозагорелых уродов?»

Глеб остановился, и задумавшись, облокотился о забор рядом с сильнозагорелым продавцом, который торговал поддельными сумками Луи Витон. Тот, в свою очередь, при этом действии нашего путешественника, недоверчиво посмотрел в его сторону.

Конечно, был ещё вариант обратиться в полицию, но, Глеб рассудил, что это будет для него пустой тратой времени.

– «Да, и станут ли итальянские органы правопорядка суетиться из-за такой мелочи, как солнцезащитные очки русского туриста», – подумал Глеб, – «А если даже и станут, и, предположим, что они даже их найдут, то, как я смогу тогда доказать, что очки действительно мои, а не того черножопого мудака, который их присвоил?»

Глеб закинул свой рюкзак себе за спину, и пошел в сторону широкой грунтовой дороги. Тратить время на восстановление справедливости не было никакого смысла, нужно было сосредоточиться на главном, на выживании, а следовательно, на проекте «Extreme Trip».

– «Это будет разумно», – думал Глеб, шагая по дороге, – «И в случае успеха, этим проектом, я себе окуплю не только очки «Ройг Бенг», но ещё много чего. Так что, пусть подавиться, этот урод черножопый. Будем считать, что, таким образом, я откупился от гораздо больших проблем. Побеждающее войско измеряет копейки, рублями, а проигрывающее, рубли, копейками.»

14. Перформанс в парке Симпионе

Заработок денег шел прямо скажем неважно. Посетители парка Семпионе всё никак не хотели признавать в Глебе уличного артиста, и вместо того, чтобы щедро отправлять свои звонкие европейские монеты в его кепку, лежавшую на дороге, только удивленно пучили глаза в направлении чтеца, и безучастно шли дальше.

– Быть, или не быть, вот в чём вопрос! – громко продекламировал Глеб слова из известного монолога, бросив их в спину пенсионеру на велосипеде, что гордо проехал рядом с ним.

Пенсионер никак не среагировал на творчество нашего путешественника, а, только медленно проворачивая педали, укатил прямо в закат по грунтовой дороге из желтого песка.

– Быть, или не быть, вот в чём вопрос, – снова повторил Глеб, знаменитое изречение.

Теперь, оно было обращено в сторону двух девушек, которые шли следом за пенсионером метрах в двухстах, и, завидев нашего чтеца, предусмотрительно поспешили перейти на другую сторону дороги.

– Быть или не быть, – снова произнес Глеб, и замолчал, решив, что продолжит свой перформанс, лишь только тогда, когда на горизонте вновь появятся очередные туристы.

После утраты важных сердцу нашего героя очков фирмы «Ройг Бенг», атмосфера парка Семпионе давила на него своей свинцовой энергетикой, подобно огромному грузовику, пытающемуся по помосту переехать через маленького отважного йога. Отвлечься чтением отрывков от случившегося ранее инцидента никак не получалось. Тяжелые мысли постоянно лезли в голову, не давая сконцентрироваться на выступлении.

Говоря, по правде, вопрос Гамлета для Глеба заключался не только в том, быть ему, или не быть, сегодня с деньгами, а еще он состоял и в том, что в кармане у нашего путешественника было добрых двадцать евро, честно заработанных им на боксерской конференции.

– «Этих денег вполне себе бы хватило, чтобы уехать отсюда прямо сегодня, и не мудрить тут с этим актерством», – размышлял Глеб, стоя посреди грунтовой дороги, – «Если опираться на реальную правду жизни, которую зрителю изначально всё так намеривался показать Григорий Петрович, то уже сейчас, я, преспокойненько мог бы себе отправляться на вокзал за билетом во Флоренцию. А с другой стороны, если исходить из новой, телевизионной «правды» Шефа, то этой двадцатки у меня быть не может, но она же есть…»

Ясно было одно, что, чтобы продолжить свой путь дальше, Глебу нужно было либо выполнить существующее задание редакции, либо придумать что-то ещё.

– Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль стоит оказать сопротивление, – громко произнес Глеб следующую строку из монолога Гамлета, при виде приближающихся китайских туристов.

Основная группа туристов прошла мимо нашего лицедея, но от неё откололся один пожилой китаец, который сначала, долго и внимательно изучал Глеба, а потом, все же достал из своего кармана несколько монет и бросил их в кепку с табличкой «Русский Артист».

Глеб кивком головы поблагодарил этого благородного мужчину, и продолжил своё выступление дальше:

– И знать, что этим обрываешь цепь, сердечных мук и тысячи лишений присущих телу, это ли не цель, желанная, – произнес он, -Скончаться, сном забыться. Уснуть и видеть сны. Вот и ответ.

На горизонте перед нашим чтецом появился миниатюрный женский силуэт, который приближаясь к месту выступления, в отличие от большинства прохожих не ускорил, а замедлил свой шаг.

– Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят? – сказал Глеб, обращаясь к миниатюрной брюнетке, которая теперь остановилась в нескольких шагах от него, – Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет несчастьям нашим жизнь на столько лет.

На вид итальянке было лет двадцать, может двадцать три, не больше. Одета она была просто, в черные брюки и какую-то полосатую майку. На правом её плече висела большая рыжая сумка. Постояв рядом с Глебом какое-то время, девушка достала из сумки кошелек, и извлекла из него несколько монет, которые она затем, незамедлительно переправила в кепку чтеца с табличкой «Русский Артист».

– А то, кто снес бы униженья века, – сказал Глеб девушке, одновременно с этими словами, кивком головы поблагодарив её за полученный гонорар, – Неправду угнетателя, вельмож заносчивость, отвергнутое чувство, когда так просто сводит все концы удар кинжала.

Для придания большего драматизма, при словосочетании «удар кинжала», Глеб сделал по воздуху резкий жест правой своей рукой, будто бьет кинжалом, чем сильно насмешил слушательницу.

– Привет, ты знаешь русский? – спросил Глеб, когда девушка прекратила смеяться.

В ответ, итальянка виновато пожала плечами, а затем, спросила Глеба:

– Te lo sei inventato tu? «Sei un poeta?» —спросила девушка на итальянском языке.

Глеб пожал плечами в ответ, так как ничего не смог разобрать из того, что сказала итальянка.

Тогда девушка повторила свой вопрос:

– Sei un poeta? – спросила она.

– Поэта, поэт, – повторил за итальянкой наш герой, и, наконец, сообразив, в чем тут дело, ухмыльнувшись, добавил, – Нет, я не поэт, не поэта, увы…

Итальянка вопросительно посмотрела на Глеба, как видно ожидая от него объяснений. В её глазах читался вопрос: «Если ты не поэт, тогда кто?».

– Я фром Раша, – улыбнувшись ответил Глеб, сказать, что он актер, у него не повернулся язык.

Когда девушка отправилась дальше по своим делам, Глеб подошел к кепке с табличкой «Русский Артист», и поднял её с земли.

Результаты работы были весьма скромны. Всего четыре с половиной евро удалось заработать Глебу за несколько часов своего выступления, а этого было явно недостаточно, чтобы переместиться во Флоренцию.

– «Такими темпами я отсюда не скоро уеду», – подумал наш путешественник, и сел на скамейку, что стояла на обочине дороги.

Глеб достал из рюкзака бутылку воды, и хотел было сделать из неё глоток, но остановился, так как увидел полицейскую машину, которая вырулила из-за кустов на грунтовую дорогу парка Симпионе, и неспешно покатила по ней. Патруль поравнялся со скамейкой, на которой сидел Глеб, и один из полицейских, через открытое окно машины, внимательно смерил своим взглядом русского туриста. В этот самый момент, как по волшебству, в кармане у Глеба забарабанил мобильный телефон. Наш путешественник глотнул воды из бутылки, и достал мобильный телефон. Звонил абонент – «Паша. Редактор».

– Ну, что, как у тебя дела? – спросил Паша, когда Глеб поднес телефон к своему уху.

– Нормально, – ответил Глеб, – Работаю.

– Задание Шефа выполнил? –спросил Паша.

– Пока ещё нет, – ответил Глеб.

– Плохо, – сказал Паша, – А, вообще, думаешь от полиции сегодня убегать или нет? Григорий Петрович хочет, чтобы такой сюжет в этой программе был.

– Будет, – равнодушно ответил Глеб.

– А денег, сколько заработал сегодня? – продолжал свои расспросы Паша, – На билет во Флоренцию тебе хватит?

– Как тебе сказать, – опять неопределенно ответил Глеб, – Три евро.

– Не густо, – сказал Паша, и затем, после непродолжительной паузы снова произнес, – Григорий Петрович хочет, чтобы ты сегодня уже во Флоренцию перебирался. Ты должен не больше двух дней на одном месте задерживался, иначе нет движения, скучно зрителю смотреть будет. Так что давай там, поднажми, время сейчас у вас уже пять часов, так что медлить больше некуда, убегай от полиции, и перемещайся во Флоренцию.

– От себя не убежишь, – философски вслух заметил Глеб, а сам подумал, – «Какой ты быстрый, друг дорогой, перемещайся во Флоренцию… Каким образом, я тебе это сделаю без денег? Телепортируюсь?»

– От себя тебе пока убегать и не надо, – сказал Паша нашему путешественнику, – Шеф такого задания тебе не давал. Убегать надо от полиции.

– Всё это, конечно, замечательно, – ответил Глеб, – Только говоря, по правде, я вообще то здесь выживаю, если что…

– Это всё понятно, – сказал Паша, нисколько не растерявшись, – Только ты там не только выживать должен, а ещё и делать интересный контен, иначе, никому твое выживание не нужно.

– Контент я делаю тот, который получается, – ответил Глеб, заметно повысив свой голос, – Я тут тоже, знаешь, не на блины к бабушке поехал, а ты мне так говоришь, будто я по Москве на метро катаюсь, что взял так и подъехал, по кольцевой, во Флоренцию. Ты вообще представляешь, что значит быть без денег в чужой стране?

– Нет, – ответил Паша, – Мы тебя туда отправили как раз-таки, чтобы ты это и выяснил, и снял на камеру, без какого-либо мухлежа, так что давай за работу, время не ждет, с меня Шеф тут тоже требует.

– Шеф с тебя требует?! – возмутился Глеб, – Тебе то, конечно, там, сложнее всех, сидя в офисе.

– Слушай, я понимаю, что тебе там не просто, – ответил Паша, – Но только ты сам туда полетел, выживать и снимать всё как есть…

– Вот именно, всё как есть! – прервал Глеб своего собеседника, – А это «есть», может быть по-разному, и ни всегда так, как хочет Григорий Петрович. Изначально, мы говорили о том, что снимаем реальное реалити, а не то, которое «как бы», а если так, тогда почему, мне нельзя было ехать на боксерскую конференцию, и почему, нельзя ночевать сегодня у молдаван, которые хотят мне помочь, и почему, я должен искать себе на задницу приключения и попадать в полицию, и чем тогда этот проект отличается от любого другого, телевизионного? Ты можешь в реальности себе представить, чтобы в критической ситуации человек вместо того, чтобы искать себе пищу и ночлег, сидел и караулил в Маркдональдсе свой стедикам, я – нет…

Дав Глебу, как следует выговориться, Паша, затем спросил:

– Ты мне одно скажи, – сказал Паша, – Ты продолжать это путешествие готов или уже нет?

– Готов, – ответил Глеб, – Просто я не понимаю, что мне теперь снимать, только и всего, и хочу, чтобы ты это разъяснил. Ты можешь это сделать?

– Конечно, – произнес Паша, – Через несколько минут тебе перезвоню. Подожди немного.

После того, как Паша повесил трубку, звонок Шефа не заставил себя долго ждать. В ход пошла тяжелая артиллерия. Глеб отставил в сторону свою бутылку воды, глубоко выдохнул, и, приготовившись к разносу, принял вызов.

– Ну, смотри, – произнес Григорий Петрович, удивительно спокойным тоном, – Паша мне всё рассказал, и что я могу тебе сказать по этому поводу, ты, хоть сейчас можешь закончить свое путешествие, но я хочу, чтобы ты знал, что по прилету в Москву, мы будем тогда общаться с тобой и по поводу этого проекта, и по поводу остальных, что ты снимаешь у меня на Спортэкстриме, и что-то мне подсказывает, что канал прекратит с тобой сотрудничество, и сделает это теперь уже окончательно. Так что будешь выживать не в Милане, а в Москве.

– Умеете вы подбодрить Григорий Петрович, – ответил Глеб, – Только от того, прекратит ли канал сотрудничать со мной, или нет, текущие мои проблемы не решаться.

– Так твоя работа и состоит в том, чтобы их и решать, эти проблемы, друг мой дорогой, и снимать всё это на камеру, – ответил Шеф, – Это и есть твой контент, и цель твоего путешествия! Что тебе тут не понятно тебе?! Где ты тут запутался?!

– Всё понятно, нигде не запутался, – спокойным тоном ответил Глеб, – Только я ехал сюда с одними вводными, а теперь, на месте, вы с Пашей начинаете что-то придумывать, одно можно, другое уже нельзя, и так далее, и я не понимаю, что мне в итоге делать, какие правила игры.

– Они такие же, как и были в Москве, ничего не изменилось, кроме того, что ты явно забыл, что на телевидении работаешь, – ответил Шеф, – Я понимаю, что ты там устал, что измотан, что тебе хочется всё бросить, но я предупреждал тебя, что будет нелегко. В этом и суть. Сейчас и нужно себя перебороть, собраться и действовать. Чтобы у тебя получался контент, нужно все свои недостатки превращать в достоинства, тогда эта история получиться. Если у тебя чего-то нет, то делай из этого не проблему, а контент. Вот и всё. Всё просто.

– «Например, если хочешь сэкономить на съемочной группе, придумай проект о выживании, где человек снимает себя сам», – подумал Глеб, но ничего не сказал Григорию Петровичу, а только продолжил слушать его монолог:

– Допустим, ты не заработал денег на ночлег, – сказал Шеф, – Значит, снимай то, как ты их не заработал, и то, как ты решил эту ситуацию, скажем, заночевав под мостом. Разрядилась камера, делай из этого приключение, снимай то, как ты ищешь кафе, где её можно зарядить, или любое другое место, подошла полиция, и из этого делай сюжет.

– Так я так и делаю, – ответил Глеб.

– Значит, плохо делаешь, – сказал Григорий Петрович, – Иначе бы вопросов не возникало.

– Все что вы рассказали, Григорий Петрович, всё это теория, – осмелился сказать Глеб, – А на практике, если у меня сядет камера, то сядет она на часов шесть минимум, это если со стедикамом, он очень долго заряжается, и всё это время, я ни кадра не смогу снять о том, как приключенчески её подзаряжаю, а если ещё и учесть, что я вторые сутки толком не ел, и не спал, то всё это больше начинает напоминать какое-то сумасшествие, чем телевизионный проект в принципе.

– Вот и придумай, как снять всё это сумасшествие, – ответил Шеф, – То, как тебе плохо, как ты страдаешь, выживаешь, то, какой ты находчивый. Ты же у нас находчивый?

– Очень, – ответил Глеб, так как спорить с Григорием Петровичем всё равно было бесполезно.

– Ну, вот и отлично, – произнес Шеф, – Вот и придумай, как выполнить мое задание, то которое с полицией. Ты надеюсь, о нем не забыл?

– Не забыл, – ответил Глеб, – Попробую выполнить.

– Не надо пробовать, – сказал Шеф, – Надо сделать.

– Тогда, сделаю, – спокойно ответил Глеб, а сам подумал, – «Интересно, как бы Константин Сергеевич Станиславский поступил в аналогичной ситуации».

После разговора с Григорием Петровичем, Глеб, ещё раз, пальцем пересчитал малочисленные монеты в своей кубинской кепке, а затем, он достал из своего кошелька купюру достоинством в двадцать евро, полученную когда-то от боксеров, и переложил её себе в задний карман джинсов. Проект «Extreme Trip» требовал от Глеба решений, и теперь, кажется, Глеб понял каких.

– Быть или не быть, вот в чем вопрос, – громко произнес наш герой, поджидая очередных туристов на грунтовой дороге, – Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль стоит оказать сопротивление, и в смертной схватке с целым морем бед, покончить с ними, умереть, забыться.

Наконец, после получаса ожидания, на горизонте появились нужные нашему чтецу люди. Это были русские туристы, полноватая девушка, и её спутник, пухленький паренек, спрятавший свой взор под черные солнцезащитные очки.

– И она тогда никуда не поехала, а очень зря, – сказала полноватая девушка в джинсовых шортах своему кавалеру, в тот самый момент, когда Глеб вырос на дороге прямо перед этой парочкой.

– Ребята, можете помочь, – сказал Глеб.

– Денег нет, – сразу резко ответил ему парень.

– Мы тебя вчера на площади в центре видели, – добавила девушка, и с укором посмотрела на нашего путешественника.

– Да, не нужны мне ваши деньги, – сказал Глеб, – Я сам вам их дам.

Парень с девушкой в недоумении переглянулись между собой, а затем, посмотрели на Глеба, с застывшими на их лицах выражениями непонимания.

– Зачем тебе это? – спросил парень, после достаточно продолжительной паузы.

– Я сейчас всё объясню, – деловито ответил ему Глеб.

Через несколько минут объяснений, наш герой, поместил в свою кубинскую кепку все заработанные им ранее монеты, взял в руку видеокамеру, и произнес:

– Быть, или не быть, вот в чем вопрос! – громко сказал Глеб, в тот самый момент, как из-за кустов, на грунтовую дорогу, вышли, проинструктированные им соотечественники.

Полноватый парень и девушка в джинсовых шортах, «как бы», неспешно прогуливались по парку Симпионе, что-то мило щебеча друг другу не то о погоде, не то о делах молодости, как вдруг, неожиданно для себя, в тени итальянских лип, они заметили русского артиста, виртуозно читающего монолог Гамлета из великой пьесы Вильяма Нашего Шекспира.

– Быть, или не быть, – громогласно читал Глеб.

– Ууу, как хорошо выступает, – сказала девушка в джинсовых шортах, подходя ближе к нашему артисту.

– Действительно, – подтвердил её парень.

– А давай, дадим ему немного денег, – предложила девушка.

– А давай, – согласился парень.

– Стоп, не снято, не верю, халтура полнейшая, – раздосадовано произнес Глеб, и выключил свою видеокамеру.

Глеб сел на скамейку, и затем, взяв свою бутылку с водой, сделал из неё очередной глоток. Девушка и парень подошли ближе к своему режиссеру, но не сели рядом с ним, а остались стоять на ногах.

– Что не так? – недовольно спросил парень.

– Все хорошо, – успокоил его Глеб, а затем, немного что-то обдумав, произнес, – Давайте ещё раз попробуем. Ребята, я вас только умоляю, не надо ничего играть.

– Мы и не играли, – в недоумении произнес парень, рефлекторно при этом разведя свои руки в стороны.

– Ладно, не важно, давайте ещё дубль, – сказал Глеб, и затем, встав со скамейки, заново принялся разводить мизансценну, – Смотрите, значит так, вы просто идёте, здесь остановились, немного постояли, затем бросили деньги и всё, пошли дальше, без диалога, молча пошли дальше, как в жизни.

Парень с девушкой одновременно кивнули Глебу в знак понимания, и тот скомандовал:

– На исходную, – сказал Глеб.

Парень с девушкой снова отправились к кустам, что были на повороте у дороги, а Глеб, удалив предыдущее видео с камеры, подошел к своей кепке, и поправил в ней табличку с надписью «Русский Артист».

– Быть или не быть, – сказал Глеб, – Вот в чем вопрос, достойно ли смиряться под ударами судьбы иль стоит оказать сопротивление.

Второй дубль принес свои плоды. Кадр получился выдающимся. Не проронив ни единого слова, актеры Глеба положили в его кепку те игровые двадцать евро, что он им вручил ранее, а затем, удалились в закат по грунтовой дороге, на фоне выглядывающей из-за деревьев крепости Кастелло Сфорцеско. Все было сделано гениально, так, что отличить эту маленькую миниатюру от реальности было практически невозможно.

– Ребята, спасибо!!! – крикнул Глеб вслед своим соотечественникам, которые в ответ лишь махнули ему на прощание рукой.

Деньги на дорогу во Флоренцию теперь у Глеба были, оставалось лишь выполнить, задуманный Григорием Петровичем, побег от полиции.

Выждав, когда патруль карабинеров в очередной раз появиться на горизонте, наш путешественник нырнул в кусты с камерой в руках, и, затем, тревожным тоном произнес:

– И снова полиция, – сказал Глеб, прячась в зеленой листве деревьев.

Выглядывая из кустов, он перевел объектив видеокамеры на полицейскую машину, медленно двигавшуюся по грунтовой дороге, и затем, опять шепотом, продолжил свой репортаж:

– Мешают мне зарабатывать деньги, но ничего, кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

Первый кадр погони был готов, и теперь, согнувшись, подобно солдату, прячущемуся от пуль, наш герой, с камерой в руках, стал быстро пробираться сквозь густые заросли парка, продолжая снимать своё маленькое кино.

– Они заприметили меня, когда я читал отрывки, и видно хотят арестовать, – сказал Глеб, ныряя под ветку раскидистого дуба.

Облокотившись спиной о дерево, наш путешественник показательно отдышался на камеру, а затем произнес:

– Но встреча с полицией сегодня явно не входит в мои планы, – сказал Глеб, и затем он резко рванул из кустов, выбежав прямо на дорогу, на которую, буквально через минуту, выехал полицейский автомобиль.

Держа видеокамеру перед собой, Глеб побежал посреди дороги, стараясь не выпускать автопатруль, что теперь оказался у него за спиной.

– Они уже близко, совсем рядом, – встревожено сказал Глеб себе в камеру, и затем, быстро оглянувшись, заметил, что машина полиции вплотную к нему приблизилась.

Пробежка Глеба явно мешала патрульному автомобилю двигаться дальше, и наш марафонец ожидал, что, вот-вот, и полицейские будут ему сигналить, но, вместо этого, они просто замедлили ход машины, и стали терпеливо ждать, когда бегун сам куда-нибудь свернет.

Никуда не сворачивая, Глеб продолжил свой кросс. Бежать с рюкзаком было тяжело, но наш герой не сдавался.

– Мне конец, ещё секунда и я пойман, – тревожно сказал Глеб себе в камеру, и, снова оглянувшись, увидел, как через стекло машины, один из полицейских жестом показал ему, чтобы он сместился к обочине дороги.

– «Ну, же…», – подумал Глеб, – «Долго мне ещё так петлять?»

Когда терпение у стражей правопорядка, наконец, лопнуло, и они мигнули нашему марафонцу своей сиреной, Глеб свернул с грунтовой дороги на небольшую тропинку, где, не останавливая свой бег, он пристроился в спину к нескольким спортсменам в цветастых майках и шортах, совершающим свою обычную вечернюю пробежку по парку Симпионе. Задание Шефа было выполнено, кино было снято.

15. Ночной Милан

После того, как Глеб отснял свою монументальную пробежку по парку Симпионе, без всякого зазрения совести, он мог теперь переправляться во Флоренцию.

– «Хотели кино», – рассуждал Глеб, шагая по тротуару обратно в центр города, – «Получите кино.»

Перед тем как продолжить своё путешествие, нашему герою нужно было зарядить все его камеры, иначе съемка проекта «Extreme Trip» грозила остановиться в любой момент, и с этой целью, Глеб снова решил, наведаться в знакомый ему «Маркдональдс», что был на площади.

– «Самое странное, во всех этих съемках», – продолжил Глеб свои рассуждения, – «Что я действительно выживаю без денег, только вот почему-то отснять, и рассказать зрителю правду, как выяснилось, не могу. Может быть когда-нибудь, когда это путешествие закончится, я напишу книгу, как знать…»

Просидев в «Маркдональдсе» до его закрытия, Глеб зарядил всю свою аппаратуру, и снова двинулся в путь.

– Ночь, иду пешком в сторону железнодорожного вокзала Milano Centrale, – сказал Глеб, направив на себя видеокамеру, – Спать немного хочется, но, думаю, отосплюсь уже в поезде.

Несмотря на то, что вокзал открывался только утром, и никаких поездов во Флоренцию с него ночью не уходило, Глеб все же решил, идти именно туда. Это, на первый взгляд, нелогичное решение, было продиктовано целым перечнем более чем логичных выводов. Во-первых, вокзал наш путешественник, так или иначе, должен был посетить, так как он являлся одной из достопримечательностей города Милана, а во-вторых, ясная цель в голове, сейчас, придавала ночным блужданиям нашего героя определенный смысл.

– Конкретное направление всегда помогает быть морально собранным, – рассуждал Глеб, перебирая ногами по улице Алессандро Мандзони, – И в любом случае, это гораздо лучше, чем просто бродить по городу, пытаясь не заснуть на ходу. Кроме того, так я, банально, сэкономлю деньги, которые пришлось бы потратить на общественный транспорт. Времени у меня полно, а бюджет скудный, поэтому, переведем свободное время, в пусть и небольшие, но всё же деньги.

Чем дальше Глеб продвигался к вокзалу, тем всё чаще на своём пути он встречал бездомных людей, ночующих на всевозможных парапетах, подоконниках, а то и вовсе, прямо на плитке тротуара. В какой-то момент пути, этих людей стало так много, что наш путешественник, несмотря на усталость, и наличие подобного, уже ранее отснятого материала, всё же был вынужден включить свою видеокамеру, и снова начать снимать.

Бездомные лежали вдоль стен торговых центров на своих матрасах в метре друг от друга, укрывшись толстыми одеялами, рядом с ними были их вещи: замызганные чемоданы, грязные сумки, и даже угнанные из супермаркетов решетчатые тележки.

– Просто ужас, сколько их здесь, – констатировал Глеб, проходя мимо непрерывной вереницы, спящих людей.

Наученный прошлой ночью горьким опытом, в этот раз, Глеб долго не задерживался на одном месте рядом со своими респондентами, а просто шел быстрым шагом по улице с камерой в руках, то и дело, переводя ее объектив на ту или иную заинтересовавшую его фигуру. А выбрать здесь было из кого.

– Вот тебе и столица моды, я уже может километр целый прошел по улице некоего Витора Пиазани, а ночующие бездомные всё никак не хотят заканчиваться,– произнес Глеб, прошагав рядом с бомжом, который спал, укрывшись ярким оранжевым одеялом под беззвёздным небом Милана, – Ни полиции, ни городским властям, похоже, эти ребята не нужны. Ночи теплые, жилье дорогое, вот и спят люди на улице.

Идти оказалось дольше, чем изначально рассчитывал наш путешественник, но, дело тут было совсем не в расстояние, оно то как раз и не изменилось, и по-прежнему составляло чуть больше трех километров, ситуация заключалась в другом, в том, что Глеба стали подводить собственные силы. Сон просто валил его с ног. В какой-то момент времени, наш герой остановился рядом с бетонной скамейкой, что стояла на тротуаре, и скинул свой рюкзак с плеч.

– Я, то и дело, совершаю небольшие остановки, чтобы хоть как-то пополнить свои энергетические запасы, – произнес Глеб себе в камеру, – Пригодилась и вторая пачка печенья, полученная ещё утром от молдаванки тети Люды.

Глеб сел на скамейку, и затем, продолжил рассказывать себе на камеру:

– Свой пеший маршрут я выбрал немного в стороне от такого места, которое называется «Сады Индро Монтанелли», – сказал Глеб, подглядев название достопримечательности у себя в телефоне, – Это, конечно, немного добавило километража на моем пути, но, что-то мне подсказывает, что все парки в Милане одинаковы, и ещё одной встречи с сильнозагорелыми жителями этого города, я просто могу не пережить.

Немного отдохнув на скамейке, Глеб пришел в себя, и снова двинулся в путь:

– Здравствуйте девочки, здравствуйте мальчики, – напевал он слова из одной, многим известной песни, стараясь отогнать сон, – Смотрите на меня в окно, и мне кидайте свои пальчики, да, а, а, ведь я сажаю алюминиевые огурцы, ага, на брезентовом поле…

Сама песня была выбрана нашим путешественником хаотично, но решение петь, было осознанным, и как только Глеб запел, ему, почему-то, сразу стало легче идти.

– «Не зря же в армии солдаты маршируют с песнями», – подумал Глеб, насвистывая под нос свой ремикс, – Злое белое колено, пытается меня достать, но у колена колют вены, в надежде тайну разгадать, зачем, я, сажаю алюминиевые огурцы, ага, на брезентовом поле… .

Наконец, Глеб дошел до перекрестка, на котором желтым светом дружно мигали все четыре светофора. На другой стороне дороги, за небольшим парком, в темноте показался силуэт здания Милано Централе. Оно грозно возвышался в полутьме, выставив для обзора лишь свой центральный вход, мастерски подсвеченный фонарями.

– Вот он и вокзал, – сказал Глеб себе в камеру, – Правда, откроется он только утром, в четыре часа, а сейчас, время около двух ночи, поэтому, нужно будет где-то посидеть, подождать часа два.

В районе вокзала ночная жизнь хоть и не бурлила на полную катушку, как это было, скажем, на Миланской площади, но, в отличие от остального, спящего вместе с бомжами города, она здесь, по крайней мере была, и сразу обнаружила своё присутствие в виде трех велосипедистов, что неспешно проехали рядом с Глебом по серому асфальту дороги.

Ночной Милан был прекрасен. Свет фонарей и аккуратные линии подсветки на некоторых высотных зданиях, что стояли неподалеку от площади перед вокзалом, создавали атмосферу покоя, а присутствие бодрствующих велосипедистов в пустынном городе, избавляли от чувства тревоги. На перекрестке Глеб перешел на другую сторону дороги, и почувствовал, как её асфальт отдает ночной прохладе своё тепло, накопленное за день.

– Настоящее лето, – констатировал Глеб, – И какое удивительное небо над головой, черное, и ни единой звезды.

Глеб прошел мимо длинной вереницы мотороллеров, что стояли на тротуаре на специально отведенных для этого парковочных местах, и затем, сказал:

– Вижу, что сильнозагорелые ребята есть и здесь, и снова, ни одного патруля полиции, – сказал Глеб, распознав в свете фонарей небольшую группу молодежи, что сидела в конце тротуара на высоком бордюре.

Сильнозагорелых ребят в районе вокзала Милано Централе было значительно меньше, чем скажем в парке Симпионе, но и их количества, вполне бы хватило, чтобы обобрать с ног до головы какого-нибудь, растерявшегося на ночных просторах города, незадачливого туриста. Чтобы лишний раз не испытывать судьбу, Глеб решил пойти по другой дорожке, что была хорошо освещена фонарями, и находилась немного в стороне от привокзальной площади, но и здесь он напоролся на все тех же дальних соотечественников Арапа Петра Великого.

– Hi, Are You from? – спросил у Глеба высокий сильнозагорелый парень в красной вязаной шапке.

– Пошел нахер, – резко ответил ему наш путешественник, и твердой поступью пошагал по дорожке с фонарями в сторону карабинеров, которых он заметил метрах в двухстах от этого места.

Карабинеры стояли на трех машинах, припаркованных в ряд, недалеко от замысловатого авангардного монумента, бетонного шара исполинских размеров, который, городские власти, зачем-то водрузили прямо напротив здания самого вокзала.

– «Какой-то незаконченный арт-обьект», – решил Глеб, рассматривая монумент, – «Хотя, может быть, в этом его и суть. Такой символ, в котором каждый может обнаружить что-то своё. Кто-то видит шар, кто-то земной шар, ну, а кто-то, скажем, бильярдный, или ещё какой-нибудь…»

Глеб обошел бетонный монумент по кругу, и обнаружил под ним студентов, двух девушек и паренька, которые облокотившись спиной о памятник, мирно здесь дремали, как видно, тоже, ожидая открытия вокзала. Место молодежь выбрала максимально безопасное, поэтому, Глеб решил последовать их примеру, и, положив себе под голову свой походный рюкзак, тоже прилег на землю.

Пытаясь заснуть, наш герой поймал себя на мысли, что за всё то время, что он уже был в дороге, с ним произошли удивительные изменения. Было ощущение, что из-за состояния непрерывного стресса, а также нахождения вне привычной среды своего обитания, все органы чувств Глеба заметно обострились, и в его психике стали запускаться некие животные механизмы, которые всегда там и были, но, как видно, за невостребованностью, раньше, просто где-то глубоко прятались.

Первое из изменений, которое заметил в себе Глеб, заключалось в том, что наш путешественник обнаружил, как у него, самым магическим образом, активизировалась и заработала интуиция. Теперь, она могла даже вместо навигатора указывать ему правильный маршрут. Так, например, на улицу Брера, прежде знакомую нашему путешественнику лишь по фотографии из интернета, он добрался, практически полностью положившись на своё чутье. Всё то время, что Глеб шел в точку назначения, он постоянно ловил себя на ощущении некого внутреннего компаса, который указывал ему правильный путь. Особенно это обнаруживалось, когда Глеб пренебрегал этим природным навигатором, и сбивался с маршрута, решив следовать, положившись на спятивший GPS в своем телефоне.

Еще одной суперспособностью, которую обнаружил в себе наш путешественник, стало то, что он, с первого взгляда, подобно какому-то сверхсканеру, начал просвечивать попадавшихся на его пути людей, и сразу определять, друг, тот или иной человек, или от него может исходить опасность. Несмотря на усталость, валившую с ног, и общее коматозное состояние, такой тест стал происходить у Глеба моментально, как вспышка, и был он явно не сознательным, а скорее подсознательным. От постоянного перенапряжения, вся нервная система нашего героя перегорела, и подобно какому-то суперкомпьютеру перешла в сонный режим гибернации. Стрессовое состояние и некий постоянный разгон психики, сопровождавший Глеба еще с самого трапа самолета, куда-то ушел, и ему на смену пришло ощущение весьма странного релакса. Теперь, будто молодая рысь, дремлющая где-нибудь на ветке дикорастущего клена, психика нашего героя всё время находилась в каком-то расслабленном состоянии, но, в то же время ждущем чего-то, и готовом мгновенно среагировать в случае возникновения малейшей опасности. Даже сейчас, лежа на земле, в полусне, Глеб мог каким-то волшебным образом фиксировать всю обстановку вокруг себя, и моментально в случае чего пробудиться и дать отпор неприятелю.

Третьим открытием, стало то обстоятельство, что Глеб заметил, как его организм адаптировался к новым условиям не только психически, но и физиологически. Теперь несмотря на то, что наш герой постоянно находился на ногах, и таскал за своими плечами тяжелый походный рюкзак, он стал наедаться очень малым количеством еды, и совсем перестал чувствовать голод, который по началу, достаточно сильно его беспокоил. Например, одной небольшой пачки печенья, которой Глеба снабдила, ещё утром, тетя Люда, ему вполне себе хватило, чтобы продержаться до самой ночи, и при этом чувствовать себя вполне комфортно.

Конечно, все эти чудесные преобразования, легко можно было бы списать на состояние легкого помешательства, возникшего по понятным причинам из-за нехватки витаминов, и поначалу, наш герой так и сделал, но ровно до тех пор, пока не стал сам себе отдавать отчет в том, что вместе с этими преобразованиями, его выносливость значительно повысилась, и организму стало гораздо легче функционировать.

Дело близилось к утру, и в какой-то момент, город Милан полностью остыл от прогревшего его за день солнца, и, лежа под бетонным монументом, Глеб почувствовал, что замерз. Он открыл глаза, вокруг всё было неизменно. Европейские студенты спали неподалеку, карабинеры охраняли, а сильнозагорелые ребята сидели на бордюре в конце одной из пешеходных дорожек. Глеб расстегнул молнию на своем рюкзаке, и достал из него тельняшку, а потом и теплую водолазку с высоким горлом.

– Сижу, жду, когда откроется вокзал, – сказал Глеб себе в видеокамеру, – Холод собачий, я уже надел на себя всё, что только можно, а точнее, все вещи, которые у меня были, нужно продержаться до утра.

Записав видеоотчёт обо всех трудностях и невзгодах ночевки под памятником, Глеб проверил свой будильник на телефоне, что был установлен на четыре часа утра, и, снова, свернувшись калачиком под бетонным монументом, попробовал уснуть. Сон опять не шел. Глеб открыл глаза и, посмотрел на черное, как кофе, небо.

– «Просто удивительно», – подумал Глеб, – «Кто бы мог представить, что своё тридцати трёхлетие я буду встречать ни где-нибудь, а в столице Италии. Ума не приложу, как такое получилось, но я определенно здесь, вместе с этим весьма странным букетом чувств. Такое ощущение, что всё, что сейчас происходит здесь со мной, на самом деле происходит не со мной, а с кем-то другим, и этого «другого», я просто откуда-то очень хорошо знаю. Знаю все его достоинства и недостатки, слабые и сильные стороны, которые сейчас существуют отдельно, от всего того, что раньше меня так заботило. Я не чувствую себя ни молодым и ни старым, ни веселым и не грустным, меня не беспокоит то, что я что-то сделал, или чего-то не сделал в этой жизни, я не думаю о том, что что-то не успел попробовать, или упустил какие-то возможности, я даже не думаю о том, что голоден, или хочу спать, я попал в какой-то вакуум, где нет ни времени, ни того хвоста моей жизни, что я изо дня в день, постоянно, таскаю за собой по Москве. Я попал в какую-то невесомость, и здесь, в этом космосе, мне хорошо, здесь всё прозрачно, всё по-настоящему».

16. Milano Centrale

Будильник на телефоне Глеба сработал, как и предполагалось, ровно в четыре часа утра. Наш путешественник открыл глаза, и сразу же, рефлекторно, проверил свой рюкзак, что лежал у него под головой, а затем, проверил свои документы в кармане. Все было на своих местах, только вчерашние студенты, те, что так же, как и Глеб, спали под этим бетонным обелиском, сегодня, уже куда-то испарились.

– «Да и черт с ними», – подумал наш путешественник, потирая спросонья руками свои глаза.

Впрочем, и обелиск этим утром приобрел совершенно иной облик. Если вчера, в темноте, это был некий бетонный шар, символизировавший непонятно что, то сегодня, в свете лучей солнца, Глеб, весьма отчетливо, распознал в нем яблоко.

– Обычное яблоко, но только исполинских размеров, – сказал себе наш путешественник в видеокамеру.

Напротив этого яблока, и приходящего в сознание Глеба, по-прежнему, дежурили карабинеры. Правда, теперь, вместо трех их машин, здесь уже стояла всего одна, вокруг которой, на всевозможных бордюрах и перилах, с рюкзаками и чемоданами, сидело множество самых разнообразных людей, ожидающих открытия вокзала. Вчера их присутствие тоже ощущалось, но истинное количество, из-за темноты было скрыто, теперь же, Глеб увидел, что таких как он, едущих куда-то по своим делам, здесь, полным-полно.

– Не успел я ещё толком проснуться, а народ уже пришел в движение, – сказал Глеб себе в камеру, увидев, что люди в одно мгновение повставали со своих мест и толпой ринулись к центральному входу в вокзал, двери которого, по-видимому, теперь уже открылись.

Приковыляв к воротам Милано Централе, наш герой задрал свою голову вверх, чтобы как следует оценить масштаб строения, казавшего ему ещё вчера ночью мистическим храмом, уходящим своими этажами в черное туманное небо. Сегодня, этих этажей было не так много, как вчера, и оканчивались они ровно там, где вчера начинался тот самый волшебный туман. Подобно золушке, из одноименной сказки, чья карета однажды превратилась в тыкву, сегодняшнее утро, превратило Милано Централе, в продолговатое, приплюснутое строение с колоннами, пусть и старинное, но представляющее собой весьма бытовой железнодорожный узел с электронными табло и всевозможными рекламными вывесками.

Разочарование в масштабах вокзала было ни единственным из того, что сегодня утром настигло нашего путешественника. Как только Глеб встал на ноги, и сделал несколько шагов в направлении Милано Централе, то сразу же почувствовал себя неважно. Полтора часа сна под бетонным монументом отобрали у нашего героя все силы, и если ночью, направляясь в сторону вокзала, Глеб, подобно старенькому «Жигуленку», пусть и дребезжал всеми своими усталыми механизмами, но функционировал, то сегодня, после тайм-аута, он почувствовал себя абсолютно непригодным для продолжения дальнейшего путешествия. Тело болело, а в висках давило так, будто кто-то невидимый сжимал голову Глеба в своих руках, то усиливая, то ослабляя хватку. Но хуже всего было даже не это, а то, что продрогнув ночью от холода, наш герой ещё и умудрился отлежать свою правую ногу, так, что при пробуждении, её банально свело, и всё никак не хотело отпускать, поэтому, шагая в направлении вокзала, Глеб прихрамывал, таща за собой конечность так, будто он подстреленный фронтовик, возвращающийся с поля боя.

– Захожу в вокзал, – сказал, прихрамывая Глеб себе в камеру, – Попробую там осмотреться.

Наш путешественник прошел через широкие входные двери и оказался в прохладном мраморном зале с множеством коридоров, ведущих в разные стороны, и на разные этажи, на которых повсюду пестрили разнообразные рекламные вывески и стенды.

– Вокзал, вокзал, вот он наш вокзал, – сказал себе в камеру Глеб, осматриваясь вокруг, – Центральный вокзал Милана, он здесь один такой, и внутри, почему-то, кажется больше чем снаружи.

Глеб достал из кармана своей куртки блокнот с записями, и немного порывшись в нем, затем произнес:

– Если верить путеводителю, то этот вокзал является одним из крупнейших в старушке Европе, – сказал Глеб, и затем, спрятав блокнот обратно, добавил, – Что же, тогда дедовским методом, попробую ухать с него во Флоренцию без билета, ибо перед этой поездкой, в интернете, я вычитал способ, как бесплатно можно в Европе ездить на поездах, и теперь, на своем примере, хочу проверить его работоспособность, но для этого, как минимум, мне нужно сначала проникнуть на сам поезд.

С этой целью Глеб поднялся на второй этаж вокзала, где располагались выходы, ведущие на платформы, но, уже там, с огорчением, он обнаружил, что так просто пройти к поезду ему не удастся.

– Доступа на платформу нет, – констатировал Глеб, разглядывая контролера, проверявшего билеты у пассажиров, выстроившихся перед ним в очередь, – Чтобы туда попасть, нужно, мало того что пройти через турникеты, так ещё и миновать вот этого вот человека.

Глеб направил видеокамеру в сторону контролера, и затем, перевел её объектив на стеклянный купол крыши, что тянулся над всей платформой, и охранял от всевозможных осадков, ожидающих прибытие поезда людей. Собственно, таких куполообразных стеклянных крыш было здесь три, и перед каждой из них стоял турникет вместе с бдительным работником вокзала.

Нужно было выработать диспозицию, и обдумать, как теперь действовать дальше. С этой целью Глеб отправился к одной из металлических скамеек, что стояли прямо напротив выходов к платформам.

– Мой план поездки без денег на поезде и раньше не имел за собой особой стратегической изысканности, и, говоря по правде, был максимально прост, – рассуждал Глеб, присаживаясь наскамейку, – От меня требовалось лишь проникнуть на поезд, и там мирно задремать, в мягком, или не очень, но все же кресле. В случае же появления контролера, я намеревался просто выйти из вагона на ближайшей станции, а там, дождавшись очередного экспресса, пересесть уже на него, и таким образом дальше продолжить своё путешествие. Как уверял меня, ещё в Москве, интернет, поезда в Италии ходят очень часто, и такая пересадка не должна отнять много времени.

В процессе записи этого видео, Глеб попытался обнаружить бесплатный вайфай на своем телефоне, чтобы уточнить расписание поездов и показать его на камеру, но, как назло, интернета на вокзале не оказалось. Точнее говоря, доступ в него был ограничен. Кроме страницы Викинпедии, и ещё одной, весьма популярной соцсети, в браузере телефона нашему путешественнику больше так ничего не удалось открыть. Провозившись какое-то время с поиском интернета, Глеб снова включил свою видеокамеру:

– C вайфаеем похоже я погорячился, открывает только Фейсбукс почему-то, – заплетающимся языком произнес Глеб, и, сразу же почувствовал, как произнося эти слова, он, обессиленный, проваливается в сон, и не может больше уже ничего с этим поделать.

Последним рывком воли, Глеб выключил свою видеокамеру, засунул её к себе в рюкзак, и, неудобно устроившись боком на жесткой металлической скамейке, моментально уснул.

Проспав, таким образом, несколько часов подряд, наш герой проснулся, когда электронные часы вокзала уже показывали половину восьмого утра, и, испытав облегчение, от того, что его рюкзак, до сих пор, остается пристегнутым к его же ногам, Глеб подумал:

– «Не знаю, насколько мои опасения обоснованы, но обобрать спящего на скамейке человека дело весьма нехитрое.»

К моменту пробуждения нашего путешественника, людей на вокзале Милано Централе значительно прибавилось, и при детальном изучении присутствовавших, Глеб отметил, что среднестатистический итальянский пассажир, в своей массе, весьма неоднороден. Одни, в разноцветных латексных костюмах, катили здесь свои спортивные велосипеды, другие, тянули чемоданы на колесиках, ну, а кто-то, просто беззаботно шагал с сумкой на плече. Хватало на вокзале и сильнозагорелых ребяток, которые стайками бродили по зданию Милано Централе, как по родной деревне о чем-то задорно балагуря.

– «Нет, перед дальнейшими приключениями нужно нормально выспаться», – решил Глеб, разглядывая сильнозагорелых ребят, что сидели на металичесской скамейке недалеко от него, – «Все-таки человеческий организм не железный, и ему обязательно необходимо хотя бы несколько часов полноценного сна, иначе, можно в определенный момент просто не среагировать должным образом, и влипнуть в какую-нибудь неприятность. Поездом не поеду.»

Глеб вышел из здания железнодорожного вокзала на улицу. Солнце на небе ещё только набирало свою силу, и утренний воздух был свежим и по-настоящему бодрящим. В такое утро, наверное, неплохо было бы одеться в модный итальянский костюм, нацепить себе на голову белую фетровую шляпу, и выпить где-нибудь в уличном кафе перед работой чашечку кофе, и только затем, улыбаясь немногочисленным прохожим, таким же ранним пташкам, как и ты, отправиться по своим делам, ощущая, как все-таки правильно, несмотря ни на что, сложилась вся твоя предыдущая биография, но, увы, вместо всего этого великолепия, Глеб потер рукой свою щеку, густо заросшую жесткой щетиной, и, отогнав мысли о самом дешевом «эспрессо», какой только был бы возможен в этой стране, глотнул бесплатной воды из своей походной фляги.

– Итак, билет во Флоренцию мне, скорее всего придется покупать, тут без вариантов, – сказал себе в камеру Глеб, шагая от здания вокзала Милано Централе в обратном направлении, – Но, билет я буду брать не на поезд, а на автобус, он, если верить тому, что я вычитал перед этой поездкой в интернете, должен быть немного дешевле, а при моих финансах важна любая копейка.

Автостанция находилась от железнодорожного вокзала на достаточно приличном расстоянии, но, несмотря на это, Глеб все же решил не тратиться на метро, и снова прогуляться пешком, экономя, таким образом, целых два евро.

– Вчера, я зарабатывал два евро, целый час, выплясывая перед посетителями парка Симпионе, и отдать их теперь на проезд, как-то совсем не хочется, – сказал Глеб себе в видеокамеру, шагая по тротуару, – Напомню, что эти два евро мне дала девушка, итальянка, принявшая меня за поэта, ещё, пятьдесят центов, мне в кепку бросил какой-то дед, и два евро, пожертвовали китайские туристы, но, самое главное, у меня есть двадцать евро, полученных от соотечественников, девушки в джинсовых шортах, и, по-видимому, влюбленного в неё русского парня с именем Семен. Таким образом, всех этих капиталов, на билет во Флоренцию мне точно хватит, и думаю, даже ещё останется и на еду».

Сегодняшняя, дневная прогулка пешком, давалась нашему путешественнику значительно тяжелее, чем вчерашняя, ночная. Рюкзак за плечами Глеба заметно потяжелел, а сердце, через каждые двести-триста метров, начинало колотиться в груди с такой силой, будто хотело оттуда выпрыгнуть прямо на асфальт. Пройдя полдороги до Миланской площади, Глеб, вынужденно, стал делать остановки, одну за одной, так, что в какой-то момент времени, ему стало казаться, что он больше сидит, отдыхает, чем идет.

– «Нет, нужно было всё-таки ехать на метро», – подумал Глеб, сидя на очередном своем привале, – «До автостанции таким «макаром» я явно не дотяну. Зря только пешком шагал, нужно было в метро сесть ещё возле вокзала, а теперь, придется пилить прямо до площади».

Глеб глотнул воды из своей походной фляги, и затем, снова двинулся в путь.

– «Нужно сохранять спокойствии», – рассудил про себя наш путешественник, – «Сам виноват, так что теперь шагай, и не ной.»

Что-то подсказывало Глебу, что в таком состоянии, когда реальность начинает плыть, и человек, от тотальной усталости, бредет, как в тумане, ни в коем случае нельзя поддаваться эмоциям, а действовать нужно с максимально холодной головой.

– «Как похвалы, так и самобичевание – это непроизводительный расход моей же собственной энергии», – рассуждал Глеб, – «А нужно сохранять спокойствие, как бы тяжело это не давалось, не нервничать, и просто двигаться дальше, только и всего. Спокойно двигаться дальше…»

Глеб дошел до центральной площади Пьяцца-дель-Дуомо, где пополнил свои запасы воды, и затем, он спустился в итальянскую подземку. Там, первым делом, наш путешественник подошел к карте-схеме метрополитена, что висела на стене перед выходом к эскалаторам.

– Красная ветка М1, и, в принципе, тут не так далеко и ехать до этой «Lampugnano», – сказал Глеб себе в камеру, – Единственное, что меня смущает, так это то, что красная ветка М1, по которой нужно ехать, не меняя своего цвета, по совершенно непонятным причинам, расходится на ещё две линии в районе станции с неблагозвучным названием – «Pagano».

Купив билет на метро, Глеб прошел через турникеты и спустился на эскалаторе вниз к платформе.

– Это вам не Москва, что каждую минуту что-то приходит, и что-то уходит, – констатировал Глеб себе в камеру ожидая свой поезд, – Такое ощущение, что здесь всего от силы два состав на всё метро ходят, и оба они явно ко мне не спешат.

Минут десять Глеб бродил по перрону, а его транспорт всё никак не хотел ехать к нему навстречу. Наконец, в глубине тоннеля, послышался грохот приближающегося состава, и через пару минут, двери одного из белых вагонов метро, с широкой красной полосой внизу, открылись.

Ехать, как и предполагалось, было совсем недалеко, но на станции «Pagano», поезд, по закону подлости, свернул не в тот тоннель, чем заставил Глеба вернуться обратно на несколько станций назад, где, сделав требуемую пересадку, в результате, наш герой все же достиг своей точки назначения.

Стоя на перроне, на фоне грохочущих позади вагонов, Глеб, в очередной раз включил свою видеокамеру, и произнес:

– И вот я приехал на нужную мне станцию, на Лампу…, на Лампу…, на Лампуджи, на Лампу, короче, я здесь, – сказал Глеб себе в камеру, так и не выговорив итальянского названия, и лишь повернул объектив в сторону таблички с названием «Lampugnano».

День уже перевалил за вторую свою половину, и если утром, у нашего путешественника ещё была иллюзия того, что времени, чтобы добраться до Флоренции у него полным полно, то сейчас, он твердо понимал, что пора поторапливаться, иначе, есть вероятность того, что в город Микеланджило и Леонардо да Винчи, он прибудет только поздним вечером, а это опять сулило неприятности с ночлегом.

Выйдя из метро, Глеб посмотрел на дисплей своего телефона, где было отмечено несколько пропущенных вызовов. Один из них был от Григория Петровича, а три других принадлежали редактору Паше. Перезванивать начальству совсем не хотелось, и наш герой решил сначала сделать все свои дела, а потом уже только набрать руководство.

– «В конце концов я тут выживаю, или как?», – подумал Глеб, и зашел в помещение автостанции, чем-то с улицы напоминавшим сельский магазин, где, за стеклянными витринами, с замысловатыми отверстиями в виде круга, вероятно для вентиляции, сидели две тучных женщины, одна из которых, продавала билеты.

– Флоренция, – сказал Глеб, приблизившись к стеклу с прорезью в виде круга.

Тучная женщина ничего не ответила нашему путешественнику, а только с непонимание посмотрела сначала на него, а потом на видеокамеру, которую Глеб держал в правой своей руке максимально небрежно, так, чтобы создать видимость того, что он не снимает, а просто, ещё не успел убрать сей девайс к себе в рюкзак.

Билет был куплен. Смешанные чувства испытал наш путешественник, выйдя из помещения автостанции. С одной стороны, он был рад, что выжил в Милане, и теперь уже перемещается во Флоренцию, а с другой, цена этого билета оказалась для него слишком велика.

– Билет обошелся мне в двадцать один евро, – раздосадовано произнес Глеб, и показал на камеру лист бумаги формата А4, на котором и был напечатан проездной документ, – Все деньги пригодились, даже на еду совсем не осталось.

Погрузившись в автобус, перезванивать Шефу, Глеб не стал, и, полулежа в мягком кресле, совсем уже не задавался моральным вопросом, правильно ли это, или совсем нет, закрыл глаза и просто уснул очень крепким сном. Впереди ждала Флоренция, в которой снова нужно было начинать всё с нуля, без копейки денег в карманах.

Оглавление

1. Депрессия

2. Extreme Trip

3. Сиеста в Сан-Винсан

4. Боксерская Конференция

5. Утро Следующего Дня

6. Страдать, значит страдать…

7. Заложник

8. Пьяцца-Дель-Дуомо

9. Осторожно! Русский Артист!

10. Ночь, Улица, Фонарь, Милан.

11. И снова здравствуйте.

12. Пинакотека Брера

13. Кастелло Сфорцеско, парк Симпионе и уличная преступность

15. Ночной Милан

16. Milano Centrale