Чем вы готовы платить? [Александр Олегович Богданов] (fb2) читать онлайн

Дорожка шла вдоль берега и в одном месте спускалась к заливу, зажатая между оврагом, по дну которого бежал ручей, и остатками военных укреплений. Гриша с отцом ходили сюда собирать опята на стволе поваленной ветром гигантской березы. Спустившись по склону оврага к опятам, папа внезапно замер и стал знаками показывать Грише, чтобы он шел к нему скорее, но делал это как можно тише.

– Смотри, нора!

В склоне действительно зияло отверстие.

– Лисья, – продолжал отец шепотом.

Они стали пристально следить за входом в нору, будто лиса, если она внутри, могла совершить такую глупость – показаться им. Через несколько минут им это надоело.

– Не, она же не дурочка, чтобы вылезать. Пойдем, – вдохнул папа.

Они собрали опята и поднялись из оврага на дорожку, а потом поднялись еще выше, на укрепления.

– Пап, а здесь бои были?

– Были. Вот смотри: окоп, а над ним старая-старая ель, ствол близко от земли поврежден многократно. Это осколки или пули. Здесь были тяжелые бои. Только представь, как трудно этот склон штурмовать!

Отец с сыном помолчали, представляя страшные события: наверху сидят в окопах враги, которые стреляют по бойцам, пытающимся прорваться сквозь свинцовый дождь к окопам и заколоть врагов штыками. Ель, выросшая с того времени огромным деревом, выпустила над самым окопом ветку, укрывая окоп в длину в рост человека.

– Смотри, папа, будто человека прячет.

– Правда! Будто ель солдата берегла, его своим ветвями укрыла, и забыть его с тех пор не может. А может быть, здесь человек погиб, и дерево сень над ним раскрыло.

Папа поднял ветку. На дне углубления, бывшего когда-то окопом, виднелось отверстие в земле.

– Ну-ка, ну-ка! – папа подобрался к нему, – может, это второй выход из лисьей норы? Гриша, подержи ветку.

Отец приблизил лицо к отверстию и замер.

– Да тут сквозняк! Слишком сильный для лисьей норы. Может быть, это землянку взрывом засыпало, а сейчас грунт осыпался.

Гриша затрепетал. Вот это да! Мы нашли землянку! Если ее раскопать, можно столько разного найти!

Папа угадал его мысли:

– Только без меня не сметь сюда лезть! Там могут быть неразорвавшиеся боеприпасы. Металлоискатель нужен. Это не шутки, понял?

Отец поднялся из окопа и потянул сына за руку:

– Пойдем.

Но Гриша был так захвачен открывшейся тайной, что стоял на месте как вкопанный.

– А может, это просто лисья нора. Давай проверим: я сюда крикну. Если это нора, ты меня услышишь из норы на склоне. Иди, послушай.

Гриша пошел на склон. Когда попробовали, действительно, он услышал отдаленно звучавший из норы папин голос.

– Значит, лисья нора! – Гриша был очень расстроен.

– Конечно, после войны здесь саперы обезвреживали мины и снаряды, все землянки и укрепления взорвали, – папа рассуждал, когда они возвращались, – но ты все-таки обещай мне, что без меня туда лезть не будешь, опасно копаться. Снаряды до сих пор в земле находят.

С этого часа Гриша уже не мог успокоиться и все время думал о лисьей норе. «Папа сам сказал, что сквозняк слишком сильный. Может так быть, что лиса нору рыла и попала в засыпанную землянку? Конечно! Вот и объяснение: и нора, и землянка одновременно». На неделю папа уезжал в город на работу и возвращался только на выходные. В понедельник Гриша еще крепился и обещал себе дождаться выходных, но уже во вторник ему стало невмоготу терпеть. Он взял лопату, позвал свою подружку Женю и отправился с ней к старой поваленной в овраг березе.

– Мы с тобой здесь сотни раз были и не замечали. Я вот тебе сейчас кое-что покажу, – рассказывал он Жене, – мы с папой в воскресенье нашли.

– Что нашли? – Женино любопытство тут же вспыхнуло.

– Сейчас увидишь.

– А ты зачем лопату взял? – не унималась Женя.

– Сейчас поймешь.

– А я что буду делать?

Гриша немного пожалел, что открывается этой болтунье, но одному ему было страшно раскапывать землянку: а вдруг там мертвецы? Снаряды могут быть. Просто страшно от неизвестности. Дорога была недолгой, и за недолгими сомнениями дети уже пришли на место.

– Женя, слушай! Вот здесь лисья нора, – Гриша показал на отверстие в склоне.

– Ловить ее будем? Не надо, пусть живет. Давай лучше понаблюдаем за ней.

– Нет, лису ловить не будем. Похоже, что она свою нору прорыла в землянку, в которой солдаты жили, или в укрепление. Надо туда добраться. Я думаю, ход расширить.

– Это же опасно! А вдруг там мины? А! Так ты ход подземный будешь копать? А если он обрушится? – Женя решила отговорить Гришу от опасной затеи. Но одновременно она почувствовала, что сама не в состоянии уйти, не разобравшись, куда же ведет лисья нора.

– А с чего ты решил, что нора в землянку ведет?

– Мы с папой нашли второй выход. Оттуда так дует! Там под веткой елки, сходи посмотри, – Гриша рукой показал Жене в сторону окопа наверху склона.

Будто оказавшись участниками заговора и решившись в одно мгновение идти до конца, дети испытывающе поглядели друг другу в глаза.

– Ну? – спросил Гриша.

– Копай! – ответила девочка, – а я пока наверху посмотрю, что да как.

Гриша принялся копать. Лопата легко проникала в песок и, когда Женя несколько минут спустя вернулась, в отверстие в склоне горы уже можно было поместиться человеку.

– Я там намного раскопала дыру, она легко расширяется. Лиса, конечно, не могла такое вырыть. Пойдем, может лучше оттуда забраться!

– Пойдем, только сначала отсюда посмотрим.

Гриша заглянул в отверстие. Ничего не было видно. Он включил фонарик и направил его в нору. Свет пробрался по стенкам, но совсем недолго, сантиметров через 30-40 после ямы, которую раскопал Гриша, свет терялся в резко расширяющемся проходе.

– Подожди-ка, Жень, чуть-чуть еще. Я быстренько копну.

Гриша воткнул лопату в песок, и грунт осыпался крупными кусками, оголяя торец бетонной стенки и пустоту справа от него. Дети даже вскрикнули от неожиданной радости. Гриша принялся с небывалой скоростью отбрасывать осыпавшийся песок. И вот перед ними открылся бетонный коридор высотой в рост человека. Куча песка у входа и поднявшаяся пыль в свете фонаря – никаких других неудобств – иди свободно. Дети недоверчиво ощупали стены на предмет прочности, посветили в потолок – все было целым, без каких-либо повреждений.

– Пошли? – Гриша мотнул головой вперед, дожидаясь ответа.

– Пошли, – ответила Женя, оробев, но стараясь скрыть свой страх.

Дети, освещая дорогу фонариками, осторожно двинулись вперед. Каких-то двадцать метров однообразно устроенного бетонного коридора они прошли бы в обычной жизни за секунды, а здесь у них ушло на это не меньше пяти минут, которые к тому же казались невероятно долгими и насыщенными переживаниями. Им казалось, что они будто двигаются в другой мир, они страшились какой-нибудь внезапной опасности – завала, установленных мин, оглядывали и осторожно прощупывали чуть не каждый сантиметр. Но все было благополучно. Дети оглядывались назад, проверяя, все ли в порядке с входом, хотя беспокоиться об этом было не нужно: грунт не нависал над входом. Они светили фонариками перед собой, но свет не проникал дальше двух-трех метров, теряясь в пыли, которую дети поднимали своими шагами.

– Женя, ты можешь ступать аккуратнее? Сами же пылью дышим!

– Ты за собой следи, ноги волочишь.

Наконец они добрались до небольшого расширения коридора, за которым они нашли ступеньки в виде металлических скоб, ведущие наверх.

– Как дальше? – Женя задала вопрос, который мог бы задать и Гриша. Двигаться наверх можно было, только если браться двумя руками за скобы, а как же тогда держать фонарик?

– Потуши фонарик, посмотрим, что можно увидеть, – предложил Гриша.

Они оказались в темноте и стали присматриваться. Со стороны входа проникал свет, постепенно пыль осела, и дети начали различать в темноте очертания окружающего: такие же голые бетонные стены и скобы ступеней в стене, поднимающейся наверх.

– Давай так, – сказал Гриша, – я буду подниматься наверх, а ты стой здесь и когда я попрошу, будешь включать фонарик и светить мне снизу.

Гриша стал подниматься наверх по скобам, как и прежде ощупывая каждый свой шаг, но теперь он двигался быстрее, поскольку отдыхать на лестнице неудобно и хочется поскорее добраться до верха. Просить Женю включать фонарик он так и не стал, поскольку скоро стал вполне ясно видеть в темноте, а еще через какое-то расстояние он стал замечать пробивающийся откуда-то свет. Он поднялся на площадку, от которой шел такой же как внизу коридор, потолок которого в одном месте был разбит и в отверстие лился белый свет.

– Женя, поднимайся сюда! Ступени надежные. Я своим фонариком буду сверху светить.

– Сорок четыре ступени, – сообщила Женя, когда поднялась, – я считала.

Дети уже без опаски двинулись по верхнему коридору в сторону света и скоро выбрались на поверхность. Выход оказался именно тот же, как предполагали они – под старой елью. Но выбравшись на поверхность земли дети и узнавали, и не узнавали это место. Во-первых, сам выход, который Женя оставила немного разрытой лисьей норой, теперь был аккуратно устроенным входом в блиндаж, по краям прямоугольного отверстия росла ровно подстриженная трава. Во-вторых, старая ель росла посреди памятных знаков, на которых дети прочитали фамилии бойцов, героев-моряков, погибших при штурме укрепленного участка финского фронта. Тем не менее, убедившись в том, что это не ошибка, и они вышли именно там, где ожидали, и удивившись, когда это успели так благоустроить это место (неужели они так долго ползали под землей!), Женя и Гриша отправились домой.

– Вот это да! Надо будет родителям рассказать! – начала Женя.

– Ни в коем случае! – перебил Гриша, – ругать будут. Я отцу обещал, что без него туда не полезу. Да ты на себя посмотри: будто из шахты вылезла – вся в пыли, в грязи. Придется сейчас мыться, одежду чистить. Будем домой как разведчики пробираться, чтоб никто не заметил, – Гриша проговорил это с улыбкой, но задача была не такой уж простой.

– Давай так: пойдем в заливе искупаемся, и постираем одежду.

– Фу! – ответила Женя, – вода грязная. Там купаться противно.

– Потерпишь!

Дети окольными путями, чтобы не встретить знакомых отправились к заливу. Они специально отправились на самый уединенный участок берега, где людей почти не бывало. Но когда они пришли туда, были неприятно удивлены обилием отдыхающих. Особенно много было детей. Люди с нескрываемым удивлением рассматривали Женю с Гришей, видимо, осуждая их за внешний вид. Сколько хватало зрения, по всему берегу было многолюдно, множество отдыхающих плескались в воде.

– Да ну их всех! – разозлился Гриша и кинулся купаться прямо в одежде.

– Ребята, зачем воду загрязняете? Идите прежде помойтесь! Малыши купаются, – обратилась к Жене находившаяся рядом женщина, Она выговорила это твердо, но вполне дружелюбно, чем заставила Женю стыдится.

– Этой воде хуже не сделаешь! – попыталась отшутиться Женя.

– Все-таки не надо, – проговорила женщина.

Гриша вышел на берег и, сопровождаемый недоуменными взглядами, подошел к Жене.

– Что происходит, не понимаю. Вода чистая, прозрачная. Пойдем куда-нибудь отсюда.

Дети отправились дальше, рассчитывая найти уединенное место, где можно было бы почиститься. Они шли по дорожке вдоль берега залива и удивлялись все больше и больше. Окружающее их было каким-то более нарядным, праздничным, помытым, чем обычно. Асфальтовая дорожка, по которой они шли, и на которой они изучили каждую выбоину, казалась вовсе незнакомой, такой ровной. Они проходили мимо заброшенного пионерского лагеря, который оказался открыт и наполнен детьми. Женя с Гришей хотели помыться в Черной речке, втекающей в залив, но и по берегам речки было множество людей. Рыбаки ловили рыбу, и Гриша даже остановился от восхищения, когда увидел, какую крупную рыбу достают они из воды. А он, сколько ни пытался здесь ловить, ничего кроме мелких окушков поймать не мог. Только пройдя вверх по течению далеко в лес, дети наконец смогли спокойно помыться и постирать одежду.

– Может я сплю? – спросила Женя.

– Да уж, что-то случилось явно, пока нас не было. Может быть мы под землей много дней провели, – ответил Гриша, – надо скорее домой возвращаться, может, нас уже ищут. Только за лопатой надо зайти, я ее у входа оставил.

Лопаты на месте не оказалось. Только к вечеру Женя с Гришей возвратились к своим дачам. Здесь их также ждали неожиданности.

Куда все заборы делись? И откуда столько детей. Жене и Грише дети были не знакомы, но они откуда-то знали Женю и Гришу.

– Мама! Гриша вернулся! – малыши побежали в Гришин дом.

– Что все это значит?! Кто это? – Гриша остановился от удивления.

Из дома вышла мама, вокруг которой крутились мальчик и девочка, лица которых Грише показались знакомыми.

То же самое произошло и с Женей. К ней в дом кинулась кудрявая черноволосая, как и Женя девочка и привела бабушку и маму. «Когда бабушка приехала?» – подумала Женя, – «И кто эта девочка?»

И Женя с Гришей, уже не будучи в состоянии справиться с обилием впечатлений и недоумений одного дня, взмолились, чтобы их отпустили поскорее спать, напугав матерей своим странным видом и поведением.

****

Сквозь сон Гриша слышал шум дождя по крыше, потом дом ожил, послышалось топанье, смешки, мама стала командовать: «Раз, два, три, четыре… направо, налево, направо, налево, вдох-выдох, вдох-выдох», потом все стихло. Гриша снова провалился в свой привычный сон почти до обеда. Но долго поспать ему не дали, по дому снова заходили. Пришлось вернуться к действительности. Гриша открыл глаза и долго приходил в себя. Ничего подобного с ним никогда раньше на происходило: он был не в состоянии собрать мысли, чтобы понять, где он, какое сейчас время и даже, что особенно пугало, у Гриши не было ясного понимания кто он. Все вокруг было, как и вчера, знакомым и незнакомым одновременно: комната явно стала больше, в ней появился шкаф с книгами и кресло. Гриша наконец нашел в себе силы подняться и подошел к шкафу: очень красивые книги, почти как в дедушкиной библиотеке, только расставлены книги были аккуратнее. Золотом тисненые корешки: русская классика, Стивенсон, Диккенс. Фенимор Купер и Жюль Верн были потрепаны более других, что явно свидетельствовало о предпочтении читателей. Вошла мама.

– Проснулся? Доброе утро! Как ты себя чувствуешь? – с некоторой тревогой спросила мама.

Гриша молча таращился на нее: мама выглядела гораздо моложе, чем обычно.

– Только ты не надейся, что тебе сегодня удастся увильнуть. Ты мне обещал готовиться вместе со всеми.

– К чему?

Мама встревожилась сильнее и внимательно смотрела Грише в лицо.

– Папа, мама и я – спортивная семья.

Но мама никогда не занималась спортом. По Гришиному лицу всегда можно было понять, что он думает.

– Что вчера случилось? У Жени одежда была мокрая. Где вы были?

Гриша не скрывал от родителей почти ничего, но здесь он чувствовал, что никак не может открыться, пока не разберется, что произошло с миром, пока они с Женей ползали под землей.

– Мы по лесу гуляли.

– Это я знаю, но почему так долго? Весь день. Да еще пришли мокрые. И ведешь себя, будто с луны свалился.

– Мама, ничего не произошло, мы по лесу гуляли, честное слово.

Последняя фраза произвела магическое действие. Мама сразу успокоилась. Раньше бы она стала пытать, требовать все рассказать, не верила бы. А тут – сразу улыбнулась.

– Ну, ладно. Только ты уж слишком много времени за чтением проводишь, я тебе это много раз говорила. Читай, конечно, но я теперь твой режим контролировать стану. Будешь больше времени спортом заниматься. Я думаю, мы вполне можем в районном туре соревнований победить.

Мама вышла из комнаты, оставив Гришу в недоумении. Он стал рассуждать сам с собой: «Когда это она говорила, что я слишком много читаю? Читать заставляли, это постоянно. «Брось свой телефон! Возьми хоть Пушкина почитай»… Очень захватывает. Идет направо – песнь заводит. Да и что с ней произошло? Папа, я помню, предлагал ей бегать вечером, никак не мог уговорить. А тут собралась в районных соревнованиях победить».

Пришла Женя.

– Доброе утро, Дарья Михайловна! – послышался ее голос.

– Доброе утро, Женечка! – ответила мама.

– Гриша проснулся?

– Проснулся. Да уж, загулялись вы вчера. Ты-то как?

– Спасибо, все хорошо, – Женя как всегда была очень вежлива и выдержана со взрослыми.

Когда Женя вошла к Грише в комнату, они долго молча смотрели друг другу в глаза.

– Что ты думаешь? – спросила Женя.

– Мы с тобой в сказку попали. Только мне совсем не весело и не интересно.

– И мне не весело. Но интересно. У меня теперь две сестренки есть.

Ясная мысль пронзила Гришу как стрела:

– Так ведь и у меня брат и сестра.

– У тебя два брата и сестра. Старший брат, Семен, в спортивном лагере. Он шахматами занимается.

– Семен? Шахматами? Скука какая! Как ты узнала?

– Наши мамы, когда мы спать легли, разговаривали. Я подслушала и запомнила, а утром сестренок расспросила. Моих сестренок Маша и Вера зовут, а у тебя Коля и Катя, и Семен еще. Запомни!

– А я где был, пока у меня сестра и братья появились?

– Мы с тобой под землей были.

– Фильм ужасов.

– Не говори!

Все это и вправду было ужасно. Новый мир был милым и добрым, но хотелось вернуться назад. Просто потому, что приспособиться к такому количеству изменений было невмоготу. А что будет, если за несоответствие новым условиям последует какое-нибудь наказание? Страшно! Свинцовая тяжесть легла где-то в груди.

– Пойдем, что ли, погуляем. На экскурсию, так сказать, в чужой стране, – пошутил Гриша, но получилось у него совсем не смешно.

– А у нас в домике ванная есть, как в городе. И вода горячая. Я утром под душем мылась, – сообщила Женя, когда дети отправились в сторону залива.

– А у нас в квартире газ! – отозвался Гриша. Он теперь находился в сумрачном настроении и разговаривал соответственно, – зачем ты мне это говоришь? Хвастаешь? Я еще не разобрался, может, у нас ванна с гидромассажем.

– Вполне может быть. Я говорю, чтобы мы с тобой к жизни по-новому привыкали.

– А… – протянул Гриша театрально.

– Гриша, что ты ворчишь, будто я во всем этом виновата.

– Я тоже не виноват.

– А я тебя и не виню. Только давай не будем ругаться, а подумаем, что теперь делать.

За разговорами они пришли на пляж. Их ровесники играли в пляжный волейбол.

– Женя! Гриша! – закричали ребята радостно, – Давайте с нами играть.

– Я не умею, – сказала Женя вполголоса, – соглашаться?

– Давай попробуем, познакомимся хотя бы.

Они включились в общую игру. Почти все игроки были незнакомы Жене и Грише, но совершенно дружелюбно и как с давними знакомыми обращались с нашими героями, чем приводили их в замешательство. Только Игорь был им знаком, но они избегали его прежде. Игорь в детстве перенес менингит и рос злобным, мстительным и глупым мальчиком. Однажды он разозлился и бросил в Женю топор. Хорошо, что топор ударил ее не острием, а обухом, но и синяк был в пол-спины. Здешний Игорь был такой же доброжелательный, как и все люди. И даже он, скорее всего, был заводилой в компании ребят. Во время перебрасывания мяча он вдруг начал читать стихи, а другие участники подхватывали, и продолжал тот, кто отбивал мяч. А если игрок забыл строчку, он считался проигравшим. Женя и Гриша проигрывали без перерыва. Ребята по-доброму посмеивались и подхватывая мяч, подхватывали и продолжение стихов вместо проигравших.

– Не могу больше, – первая сдалась Женя, – я устала.

– Купаться? – воскликнул Игорь, – Купаться! – тут же продолжил он уже утвердительно.

Все ребята, не желая играть без Жени, тут же остановились. Они скинули с себя футболки и шорты и кинулись в воду. Игорь потащил Женю. Но Женю эта игра совсем не обрадовала, и Игорь, увидев ее недовольство, тут же прекратил.

– Ну, прости!

Он убежал догонять других. На берегу остались только Женя и Гриша.

– У меня мозг закипает, пойду охладиться, – сказал Гриша и кинулся в воду. Он отделился от группы, лег в воду лицом вниз и лежал, пока хватало воздуха, а все другие ребята весело догоняли друг друга, ныряли, брызгались. Пытались вовлечь его в игру, но у них ничего не получилось, Гриша молча недовольно посматривал на них.

– Хватит, познакомились, – шепнул Гриша Жене, когда вышел на берег, – пойдем отсюда.

Женя кивнула.

– Пока, ребята, мы пойдем, – крикнула она купающимся. Они замахали руками в ответ.

Женя с Гришей отправились бродить по окрестностям, не имея никакой ясной цели. Наконец они устали и присели отдохнуть на лесной полянке.

– Нужно как-нибудь обратно пробираться.

– Нужно. А как?

– В сказках что происходит: мы можем вернуться тем же путем, каким сюда попали.

– Сумасшествие какое-то! Мы в сказке!

– Тебя это удивляет? По-моему, самое удивительное, что мне мама сразу двух сестер родила: одной четыре года, другой восемь.

– А мне мама еще и старшего брата родила.

– Пойдем скорее назад… – тоскливо простонала Женя.

– А с какого входа: со склона или из окопа?

– Надо посмотреть, какой вход открыт.

– Точно!

– Пошли.

Они отправились к окопу, из которого вышли в этот новый мир. Окоп окружал воинский мемориал в память о погибших в этом месте бойцах. Дети огляделись, нет ли кого-нибудь, кто мог им помешать и кинулись к отверстию, прикрытому еловой веткой. Гриша отвел ветку в сторону, пропустил Женю и следом за ней юркнул в прямоугольное отверстие. Но проход, по которому они вчера выбирались наверх, оказался засыпан землей метрах в трех от выхода. Гриша попытался копать землю руками, но толку в этом не было никакого.

– Все! Здесь прохода нет. Пошли со склона попробуем, – вздохнул он.

Дети развернулись и стали выбираться на поверхность. И как только они вылезли, несколько рук схватили их с такой силой, что сопротивляться было глупо.

****

Гришу и Женю повезли в сторону города. На микроавтобусе, в который их привели, было написано «Народная дружина». Так ребята узнали, кому в руки они попали. Народная дружина состояла из шести крепких молчаливых дядей. Один из них сел за руль, а остальные разместились в салоне микроавтобуса вокруг Жени и Гриши. Дружинники внимательно следили за задержанными, но вовсе без злобы или ненависти, какие обычно испытывают по отношению к нарушителям порядка. В их взглядах, скорее, читалась жалость к ребятам. В микроавтобусе не было ничего, что напоминало бы о его назначении: ни решеток на окнах, ни жестких деревянных сидений, ни наручников. Обычный микроавтобус с мягкими сидениями. Женю с Гришей везли по нижнему Приморскому шоссе, столь знакомому ребятам. Ехали они необычно медленно, не более 30 километров в час, часто останавливались, чтобы пропустить пешеходов. У Гриши вертелась в голове мысль о побеге. Он посмотрел Жене в глаза и понял, что она думает о том же. Но только куда они побегут? У кого укроются?

– Куда нас везут? – спросил Гриша. Это были первые слова, произнесенные после того, как ребят схватили.

– В воспитательную колонию, – ответил один из дядей.

– За что? – почти рефлекторно вырвалось у Жени.

– А вы сами как думаете? – спросил дружинник вместо ответа и прямо посмотрел Жене в лицо.

Женя не отвечала.

– Как могло прийти в голову глумиться над памятью погибших бойцов? – выговорил дружинник с горечью, – Эх, вы!

– Мы не глумились, – ответил Гриша.

Но ему не стали ничего отвечать, и весь оставшийся до города путь все молчали. Испуг от задержания сменился тревогой за будущее, причиняющей ребятам почти физическую боль. А тот в свою очередь сменился тупой тоской. И только, когда ребята увидели, куда их привезли, острая скорбь от неминуемой расплаты снова стала рвать сердце. Микроавтобус въехал в ворота психиатрической больницы на Удельной. Женя знала это место, ее бабушка жила неподалеку, и они иногда забредали сюда во время прогулок. Жене всегда было страшно в этих местах, и она расплакалась. Гриша попытался остановить ее, посмотрев осуждающе, но только сам чуть не разрыдался, встретившись с ней взглядом.

Дружинники передали детей работникам больницы, которые, правда, были одеты совершенно обыкновенно, совсем не в форму или в белые халаты. Гришу и Женю переодели в чистую одежду, отвели каждого в отдельный домик и оставили в одиночестве.

Женя кинулась на отведенную ей койку, уткнулась лицом в подушку и горько разрыдалась. А Гриша, оставшись один в своем домике, опустился на пол и долго без всякой мысли смотрел на входную дверь. Спустя несколько часов дети все же успокоились и стали осматриваться. За все это время их никто не побеспокоил. Сначала дети осмотрели устройство домиков. В домиках была спальня, ванная, и большая комната, подходящая для учебы или игр. В ней был большой шкаф с книгами, огромный письменный стол, стенд с большими листами бумаги и огромное количество разнообразных канцелярских и художественных принадлежностей: белая и цветная бумага, краски, карандаши, фломастеры. Затем дети осмотрели из окон окружающую территорию. Оказалось очень мило. Вокруг домиков было высажено огромное количество цветов и цветущих кустов. Дорожки, посыпанные битым кирпичом или выложенные тротуарной плиткой, разделяли газоны, заросшие ярко зеленой травой, оранжевыми настурциями или желтыми и синими анютиными глазками. На белых садовых диванах сидели люди, которые спокойно беседовали или читали книги. Под окном у Жени рос огромный розовый куст, весь усыпанный алыми цветками. Гриша попробовал выйти из домика в сад. Ему никто не препятствовал. Он отправился на поиски Жени. Люди, мимо которых он проходил, доброжелательно кивали ему. Только один старик посмотрел на него холодным оценивающим взглядом. Выдержать этот взгляд Гриша не смог и, отведя глаза, постарался поскорее уйти от него. Увидев в окне домика Женю, Гриша побежал к ней.

– Что же теперь с нами будет? – дрожащим голосом спрашивала Женя.

– Подожди, может все не так уж плохо. Посмотри, какой здесь сад, лучше, чем в отелях на море. Пойдем погуляем.

Дети отправились на прогулку, обошли всю территорию, посмотрели на цветы, на золотых рыбок в пруду, зашли на спортивную площадку. Людей было немного. Проходя мимо ограды, они, не сговариваясь, стали осматривать ее, оценивая, легко ли будет убежать.

– Нет, не надо! У них здесь все не так, как мы привыкли. Куда мы побежим? – Женя с Гришей уже начинали понимать друг друга без слов.

На обратном пути они встретили слегка полноватого мужчину в сером пиджаке.

– Здравствуйте, ребята! – обратился он к ним, – я вас ищу. Проголодались, наверно. У нас уже ужин.

Мужчина в сером отвел их в столовую, показал, как получить свою порцию, проводил до стола и сам уселся ужинать с ними.

– Меня зовут Сергей Александрович. Я ваш наставник, вернее, один из ваших наставников. Сегодня вы еще отдыхайте, привыкайте, а с завтрашнего дня у нас начинаются занятия. Подъем в семь, зарядка, умывание, завтрак, знакомство с наставниками, прогулка, обед, чтение, спортивные соревнования, рисование, ужин, прогулка, сон. Вот ваше расписание.

– Так каждый день?

– Почти. Расписание ваше определяют наставники. Может так случиться, что вы весь день будете заниматься спортом, а в другой читать.

– А надолго мы здесь? – осмелев, спросил Гриша.

Сергей Александрович улыбнулся в ответ, но долго не отвечал.

– Не знаю, как получится.

Дети опустили головы.

Ночью они долго не могли уснуть в своих домиках. Гриша думал пойти навестить Женю, но так и не решился. Вдруг опять поймают.

Следующий день начался так, как обещал Сергей Александрович. Зарядка умывание, завтрак. Но только потом произошло то, чего не ожидали дети. Знакомство с наставниками отошло на второй план. Приехали родители. Своих отцов в новом мире дети еще не знали.

В Женином домике собрались четверо наставников, папы, мамы и сами ребята. Гриша уже привык к тому, что его мама выглядела моложе. А папа, как оказалось, тоже выглядел иначе. В том мире он предпочитал джинсовую одежду, а здесь был одет, как показалось Грише, через чур официально – в светлый классический костюм. Гриша знал его как очень вспыльчивого человека, которого он боялся. Когда, войдя в комнату, он увидел его, все в нем похолодело от макушки до самых пяток, и Гриша сел подальше от него. Папы и мамы были очень расстроены, поэтому понять, как они изменились было невозможно. Сергей Александрович, видимо, был главным, поэтому он руководил встречей.

– Расскажите, ребята, зачем вы полезли в воинский мемориал?

Повисла долгая пауза. Гриша чувствовал, как с каждой секундой сильнее пульсирует кровь в висках. Женя не выдержала и расплакалась.

– Простите нас, мы не хотели.

– Чего вы не хотели? – продолжал Сергей Александрович.

Снова молчание. Не выдержал Женин папа. Он всегда баловал Женю и все ей тотчас же прощал, но его мать была единственным человеком из всей своей многочисленной семьи, кто пережил войну. Для него память о войне была священной. Когда он начал говорить, Женя проглотила всхлипы и замерла, пытаясь угадать его настроение.

– Женя! – произнес он дрожащим от волнения голосом, – Зачем?

– Мы выход искали, – зарыдала она в голос, – мы к вам хотели!

Родители опустили глаза в пол.

– Это очень тяжелая ситуация, – продолжил Гришин папа, – мы своих детей воспитывали как должно и никогда не замечали в них пренебрежения к памяти предков. Такой странный поступок!.. Если бы кто-то один из них такое совершил, можно было бы подумать, что он с ума сошел. Но оба одновременно…

– Я думаю, мы все заинтересованы в том, чтобы разобраться в произошедшем. Поступок, как мы все понимаем, дикий. Вы понимаете, ребята? – сказал Сергей Александрович.

Гриша и Женя внутренне не могли согласиться с тем, что их поступок такой уж дикий, но во избежание осложнений предпочли покивать опущенными головами.

– Значит, ваше нахождение здесь не должно продлиться долго. А как долго вы здесь пробудете, зависит от вас. Пока же мы не разобрались, общение с родными лучше прервать. Это не обязательно, но, как показывает практика, так будет лучше. Согласны?

Все промолчали.

– Понятно, что это тяжело… Но у нас свой план работы, поэтому попрошу пожелать друг другу успехов и проститься до скорого свидания.

Сергей Александрович поднялся, показывая пример всем. Дети тоже поднялись, но стояли как истуканы, не делая того, что от них ждали – обнять своих родных. За истекшие два дня они уже привыкли, что окружающее их это только копии их действительного окружения. Пускай и улучшенные. А к копиям они испытывали некоторое отчуждение. В том числе и к копиям своих родителей. Папы и мамы некоторое время подождали, а потом с горьким чувством ушли прочь, оставив детей и их новых наставников.

Наставников было четверо. Сергей Александрович, Максим Степанович – старшие наставники, мужчины лет 45 – 50. Василий Львович и Николай Павлович, двое других, были совсем молодыми людьми. Старшие наставники абсолютно ровно и доброжелательно вели себя с ребятами. Чувствовалось, что они имеют большой жизненный и профессиональный опыт. В поведении Васи и Коли, как их стали про себя и между собой называть ребята, чувствовалась неуверенность молодости и трудно скрываемые эмоции, метавшиеся между опаской, осуждением и желанием помочь детям исправиться. Во время знакомства старшие наставники рассказали о себе. Сергей Александрович был педагогом, отцом многочисленного семейства: у него было девять детей. Когда ребята об этом услышали, то очень расстроились, представляя, как этот ненормальный будет донимать их своими нравоучениями. Максим Степанович был психологом. Он был очень немногословен. Рассказал только, что в молодые годы они с женой попали в грозу и молния ударила рядом с ними, убив его жену, а его сделав инвалидом. С тех пор он жил один и даже поселился в пустующий домик на территории воспитательной колонии. Молодые наставники много не могли о себе рассказать, только то, что оба они врачи и пришли работать в колонию с целью помочь запутавшимся людям найти правильную дорогу. Затем наставники попросили Женю и Гришу рассказать о себе. А что рассказывать-то?! Дети в ответ долго молчали. Наконец, Женя не выдержала.

– Что рассказать?

– Расскажите о семье, об учебе.

Хорошо, что ребята уже знали кое-что о своих семьях в новом мире.

– У меня есть мама, папа, сестры Маша и Вера, – Женя долго не могла найтись, что еще сказать, – Летом мы живем на даче, – продолжила она нерешительно и дотронулась Грише до плеча, – теперь ты.

Гриша начал довольно бодро.

– У меня тоже есть мама, папа, сестра Катя, братья Коля и Семен. Мы будем участвовать в соревнованиях «Папа, мама и я спортивная семья».

Но сказав это, Гриша уже не мог придумать, чем продолжить и надолго замолчал. Наставники не проявляли никакого беспокойства и спокойно ждали.

– Где вы учитесь?

– Я учусь в 217 школе.

– Я учусь в 55 школе.

Дети вдруг догадались, что хотя бы внешняя сторона их жизни в том и этом мире не должна заметно отличаться, и не ошиблись. Наставники спокойно слушали их.

– Чем ты, Гриша, занимаешься в свободное время?

– Читаю, – соврал Гриша.

– Что?

– Пушкина.

– А еще?

– Гоголя.

У Гриши явно не получалось убедить собеседников в том, что он читает в свободное время.

– А еще чем занимаешься?

Гриша колебался, стоит ли говорить наставникам о том, что он играет в телефоне. Не дождавшись от него ответа, спросили Женю.

– Я занимаюсь на фортепиано, рисую.

– Нравится?

– Рисовать нравится. На фортепиано раньше нравилось, теперь нет.

– А зачем тогда занимаешься, если не нравится? – спросил Вася, молодой наставник, явно удивившись ответу.

– Мама заставляет.

Наставники сочувственно покачали головой.

– А какие школьные предметы тебе нравятся?

– Литература, биология.

– А история?

– Нет, не нравится.

– Как вы себя у нас чувствуете? – спросил молчавший до этого второй старший наставник, Максим Степанович.

– Здесь красиво! – ответил Гриша, и Женя только кивнула в ответ, ничего не сказав.

– А к родителям хотите? – снова спросил Максим Степанович.

Дети даже подались вперед, соглашаясь, но как-то разом осеклись. «К каким родителям? К настоящим нас точно отсюда не отпустят». Это движение не могло остаться незамеченным, и они очень смутились и расстроились. Из-за того, что не удалось скрыть свои чувства, и, гораздо больше из-за того, что они снова ощутили себя оторванными от своих близких значительно сильнее, чем это может сделать время и пространство. Все, что было у них внутри, открылось посторонним людям. Правильно ли их поймут? Как это ни странно, их понимали почти правильно. Ребят отпустили гулять, а наставники стали обсуждать, как они будут пытаться преодолеть отчуждение детей от близких, послужившее причиной поведенческих нарушений, среди которых осквернение воинского мемориала не было единственным. Другими признаками и последствиями отчуждения было отсутствие позитивных интересов у мальчика и протест против родительского мнения у девочки.

Гриша с Женей стали кругами ходить по территории воспитательной колонии. Они долго молчали. Теперь, после пережитого им требовалось гораздо меньше слов, чтобы разговаривать. Их ослабевшие от испытаний чувства все еще метались как пойманный в клетку зверь, но переживали они почти одно и то же. Сейчас им очень хотелось обсуждать свое будущее. Они сели на скамейку.

– Это психиатрическая клиника, ты знаешь? – спросила Женя.

– Нет. А почему они говорят, что это воспитательная колония?

– Видимо, в этом мире так называется.

– То есть, мы в психушке?

Женя кивнула.

– А кругом психи? И мы психи? – Гриша посмотрел вокруг, перевел взгляд в небо и тяжело вздохнул, – а что, чем мы не психи? Я еще думал, стоит ли кому-нибудь рассказывать, что с нами случилось! Если рассказать, мы здесь на всю жизнь застрянем. Мы из параллельной вселенной! А что нужно рассказать? Мы отдыхали на даче с мамами, а эти наши мамы – не наши мамы! Женя! А как обратно попасть?

– Это ты виноват, – спокойно сообщила Женя. Она уже потихоньку стала примиряться со случившимся.

Грише нечего было отвечать, и они замолчали. В это время к ним приблизился старик с тяжелым взглядом, которого вчера встретил Гриша. Он мерной походкой подошел и остановившись напротив, не поворачивая головы, произнес:

– Вы нездешние.

Женя и Гриша почему-то похолодели от его слов. «Что значит нездешние?» Они не отвечали. Тогда он развернулся к ним и стал пристально рассматривать. Ребята очень боялись сумасшедших и решили, что этот старик сейчас кинется на них. Но он не сделал этого, а скоро прекратил свой дурацкий осмотр и ушел.

– Что это значит?

– Дурачок ненормальный!

– Что значит нездешние? Как он угадал?

Гриша даже вскочил со скамейки, так он разволновался.

– Пойдем, походим, – предложил он молча наблюдавшей за ним Жене.

И они отправились ходить кругами по территории колонии, пока их не позвали обедать. После обеда Вася и Коля повели ребят в библиотеку, где помогали выбирать книги для чтения. Выбрали. Женя взяла «Войну и мир» Толстого, а Гриша стихи Пушкина. Потом ребят отвели рисовать. Женя рисовала геометрические узоры, и Гриша, поскольку ничего не смог придумать сам, стал повторять за Женей. Потом занимались спортом: вначале разминались, потом играли в волейбол (опять волейбол!). Женя, Сергей Александрович и Коля против Гриши, Максима Степановича и Васи.

Потом была прогулка, ужин и сон. И так несколько дней подряд. Спустя неделю начались занятия по истории и литературе. На третий день этих занятий Сергей Александрович заявил, что не понимает, почему ребята скрывают свои знания.

– Создается впечатление, что вы ничего не знаете ни о войне, ни о самых основах, на которых построено наше общество. Кажется, что вы – крестьянские дети из произведений Некрасова или Тургенева.

Ребята в ответ даже немного возмутились и попытались поспорить, чем привели наставников в нескрываемое удивление.

– Похоже, они действительно ничего не знают, – наставники строили свои предположения во время закрытых для ребят совещаний. Для исключения поражения головного мозга их направили на углубленное исследование, но существенной патологии не выявили. Тогда было решено проводить не реконструкцию социальной интеграции личности детей, а простое обучение тем вещам, которые все знают с пеленок.

– Мы расскажем вам самое главное, что отличает наше время от всех предшествующих эпох, – начал Максим Степанович занятие по истории, – Может быть, вы знаете?

Дети молча сидели. Они уже в достаточной степени освоились и смирились со своим положением. Но каждый необычный поворот в размеренном течении их жизни вызывал неясное предчувствие больших перемен. Так и новая тема в разговоре наставника взволновала их. Они заерзали, но молчали.

Выждав, наставник продолжил:

– Вы знаете, какие жертвы наш народ понес в войну?

– Знаем, – согласились дети.

– Хорошо, – похвалил Максим Степанович, – а что стало результатом этих жертв.

Женя вспомнила рассказы бабушки.

– После войны голодали. Плакали о тех, кто погиб.

– Правильно! А что главное?

Ребята попытались угадать, но не могли ничего придумать. Женя снова вспомнила бабушку, которая о том, что главное, ничего не говорила.

Наставник выждал время и торжественно начал:

– Те, кто погиб в войну, погибли за нас с вами. Они погибли за то, чтобы их дети, внуки и правнуки жили в мире, где не будет войн, голода, несправедливости, где каждый будет счастлив, где не будет вражды. И раньше люди гибли за это, но никогда в таком количестве. И эти жертвы не остались напрасными. Наш народ после победы продолжил свои удивительные подвиги: в короткий срок страна была восстановлена, мы стали первыми в освоении космоса, создали надежный щит, защитивший нас от врагов, а затем в честном соревновании сумели одолеть всех наших противников, стали образцом для подражания для всего человечества. И наша жизнь, жизнь потомков героев войны стала намного содержательней, чем жизнь людей в прежнее время. Мы намного более развиты и умственно, и физически, чем предки, болезни отступили, и стали редким явлением, мы стали жить в среднем более 110 лет, что такое преступность, как это понимали раньше, мы не знаем. Нынешние преступления – это грубость по отношению к старшим, супружеская неверность – стали редкостью. В какой-то момент стало понятно, что существует связь между жертвами нашего народа и его процветанием, что это процветание обеспечено жертвами. Поэтому почитание наших предков не только дело нашей совести, долгперед предками, но и наш долг перед нашими потомками, ведь если подвиг и жертвы будут забыты процветание сменится проклятием. Поэтому в нашей стране столько внимания уделяется воспитанию детей и молодежи.

Дети сидели подавленные и ошеломленные. Такая простая мысль, а как трудно было к ней прийти!

Наставники тоже были крайне удивлены реакцией детей. «Они же сразу все поняли. Как они могли это забыть? А может быть, они и не знали. Где же они тогда находились, если не знали? Можно было бы представить, что это двойники, воспитывавшиеся где-то далеко. Если так, то где настоящие дети?» Наставники обсуждали результаты своей работы не один день, пытаясь понять, какие дальнейшие действия надлежит предпринять. Но так и не пришли к согласию и решили просто пронаблюдать за Женей и Гришей, просто предоставив им самостоятельность и свободу. Так ребята оказались предоставлены сами себе.

Поначалу они по уже сформировавшейся привычке занимались спортом: бег, растяжка, тренажеры. Но когда дело дошло до волейбола, им стало скучно. Они бросили все и стали без всякой мысли накручивать круги по территории колонии.

– Давай убежим!

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Да нас найдут.

– Ну и ладно.

– А если не ладно? Упекут куда подальше. Пока придется терпеть.

Этот диалог повторялся каждый раз, когда они проходили мимо ограды. Чтобы выбраться, нужно было только перешагнуть через нее. Но то, что было естественно в привычной обстановке, здесь казалось безрассудством. И так с тоской в сердце и презрением к своей трусости ребята каждый раз уходили от ограды внутрь сада.

Один раз они наткнулись на старика. Он ухмылялся, что опять привело Гришу и Женю в испуг. Он стоял на их дороге, и, хотя обойти его было нетрудно, ребята остановились, не решаясь приблизится.

– Разве вы еще не убедились, что бояться здесь некого? – спросил старик.

Ребята молчали в ответ.

– Домой, наверно, хотите!

Гриша начинал злиться и взял Женю за руку, чтобы увести ее. А Женя вперила свой взгляд в глаза старику и смотрела на него не мигая.

– Женя, он еще тебя загипнотизирует! – попытался вывести ее из оцепенения Гриша.

– Хочу! – обращаясь к старику дрожащим голосом проговорила Женя.

– За чем дело встало? Идите!

– Куда? – силясь не зарыдать, выпалила Женя.

«Вот дура!» – подумал Гриша, – «Так себя выдавать первому встречному!»

– Пойдем уже! – он попытался снова увести ее.

– Этот человек нам поможет, – Женя нетерпеливо повернулась к другу.

Старик в ответ засмеялся.

– Скорее нет. Желающих помогать здесь без меня хватает. Даже слишком. Даже для такого милого места. Я скорее затрудню вам жизнь.

– Вот, видишь! Он же сам предупреждает!

– И как же вы сюда попали? – совершенно спокойно продолжил старик.

– Мы хулиганы! – огрызнулся Гриша.

Старик поморщился, но сделал такое ироничное лицо, что Гриша только удивился живости его мимики.

– Что случилось с вами на том свете.

Ребята вздрогнули.

– И почему вас двое? По крышам гуляли?

– Перестаньте морочить голову. Мы уходим! – снова решительно заговорил Гриша.

– Вам, молодой человек, следует почтительней разговаривать со старшими. Никто вам голову не морочит. Я о вас ничего не знаю, но прекрасно вижу, что вы нездешние. А раз так, то значит случилась беда, поэтому вы здесь.

Женя заплакала. Старик нисколько не смутился от этого.

– Кто кого с крыши толкал?

– Никто никого не толкал. Хватит нас путать! – это уже Женя пришла в себя и обиделась на то, что ею так бессовестно помыкают. Вы-то сами кто? И откуда?

– С удовольствием расскажу, мною мало кто интересуется, – на секунду в лице старика появилась радость, но исчезла так же быстро, – А зря… – протянул он следом, – рассказывать?

Ребята молчали, а, следовательно, согласились.

– Я единственный оставшийся в живых сын моих родителей. Собственно, это не так. Я единственный, кого мои родители могли оставить после себя. Троих моих братьев убили на фронте. У меня даже один племянник был, но он тоже умер, маленьким мальчиком в войну. А я родился уже после войны. Это просто чудо было, маме было уже почти пятьдесят. И вот я рос окруженный таким родительским вниманием, что не опишешь. Ну просто роза-мимоза. Мечтатель, поэт. Когда мне было девятнадцать лет, я полюбил одну девушку. Для меня она была идеалом красоты и чистоты. Но это оказалось только моим представлением о ней. Мне несколько раз пытались открыть глаза, я ужасно страдал, но потом оправдывал ее и возвращал на пьедестал. Наконец она сама устала от моей восторженности и сделала так, чтобы я убедился в том, что она дрянь. Наверно месяц я ходил, не чувствуя земли под ногами. А потом забрался на крышу и прыгнул вниз. А очнулся здесь.

Ребята слушали старика, затаив дыхание, и снова вздрогнули на последнем его слове.

– Где, здесь? – прошептала Женя.

– Где и вы!

Этими словами старик напугал ребят до оцепенения, а сам спокойно продолжил:

– Мне иногда кажется, что это она сделала (вы все равно еще понять не в состоянии, поэтому не скажу, что), скорее, чтобы отвязаться от меня, а не по внутренней потребности. Хотя, возможно, я ее идеализирую.

– То есть, Вы умерли? – в ужасе спросила Женя.

– Я же перед тобой. И разговариваю.

Ребята смотрели на старика полумертвые от страха.

– А там – умер. Скорее всего, – продолжил старик спокойно.

– А мы? – прошептал Гриша одними губами.

– Так вот я и спрашиваю, что с вами случилось?

– А мы через земляной ход сюда попали, – и ребята рассказали все произошедшее с ними.

– Нет, ну нет! Вряд ли вас засыпало. Только почему обратно ход был закрыт? Мне бы с вашим наставниками поговорить об этом.

Гриша и Женя горько пожалели, что рассказали все. Надо же было быть такими дурачками!

– Ну-ну! Не переживайте, правды не расскажу. Но поговорить с ними придется. Чем больше я о вас узнаю, тем проще будет понять, что делать. А еще наставники хоть люди для нас бесполезные, но очень мудрые и информированные о том, что другие даже не слыхали.

– Так, значит, домой хотим? – произнес старик и, развернувшись, ушел, оставив ребят в тревоге, тоске и страхе. Но и подарив им неясную надежду.

***

Старика звали Валера. Ему по возрасту полагалось полное имя и отчество, но он говорил, что, называя при нем его отца, люди причиняют его совести невыносимую муку. И улыбался. Его называли самым несносным циником, хотя он был единственным циником в новом для ребят мире, и большинство людей не знали этого устаревшего слова. В молодые годы он без всякой причины впал в кому, а когда очнулся изменился до неузнаваемости. Из нежного, добродушного и открытого юноши он превратился в лживого и завистливого мерзавца, единственной целью действий которого было доставлять людям боль. Вначале он просто стал драчлив, но несколько раз отбыв срок в воспитательной колонии, которая, как мы помним, не была вовсе местом ужасным, он оставил это развлечение и перешел к пакостям психологическим. Он представлялся страдальцем, чем возбуждал самоотверженную любовь, которую потом растаптывал, он клеветал с целью разлучить близких, он обманывал других тем, что с воодушевлением начинал какое-нибудь доброе дело, чтобы позднее опозорить его. Он, например, во главе пациентов воспитательных колоний много лет занимался поисками и облагораживанием мест гибели солдат. Но в один момент он стал кощунствовать над братской могилой, а когда его попытались урезонить, стал доказывать бывшим с ним людям, что и их мотивы заниматься поисками останков погибших, рискуя при этом жизнью, вовсе не так уж благородны. «Вам только бы похвалу заслужить и совесть свою успокоить, а что еще вероятнее, срок в воспитательной колонии уменьшить», – кричал он оторопевшим последователям, привыкшим видеть в нем пример для себя. Ведь до этого он много лет сносил тяготы жизни в походах по местам боев, рисковал собой, беря на себя раскопки неразорвавшихся боеприпасов. После этой выходки его надолго засадили в воспитательную колонию, из которой он по окончании реабилитации не захотел выходить сам.

Но также следует сказать, отдавая должное Валере, что он был человеком удивительно умным и наблюдательным. Сами воспитатели иногда прибегали к его услугам, обсуждая с ним какого-нибудь трудного подопечного. Конечно, никогда нельзя было доверять его словам, но необычные пути к сердцу и уму воспитываемых он часто подсказывал штатным сотрудникам колонии. Наконец, он служил пугалом для других, что также применялось как воспитательная мера. За помощь, которую Валера оказывал колонии, ему многое позволялось.

Так и в этот раз наставники решили поговорить с ним о ребятах. Тем более, что он уже был с ними знаком.

– Как это вы умудрились детей так запугать? – первым спросил их Валера, когда наставники присели к нему на скамейку.

– Разве они напуганы? – тоже не потерялись наставники.

– Еще как!

– Так это они Вас, Валера, испугались.

Валера улыбнулся.

– Меня бы они не испугались, если бы до этого не были запуганы. Хватит уже словами перебрасываться! Посоветоваться со мной пришли?

– Посоветоваться.

– Польщен. Последний раз это было два года назад. Я снова обрел доверие в ваших глазах или случай сложный?

– Случай, и правда, непростой.

– Что они сделали?

– Они раскапывали воинский мемориал.

Валера расхохотался так, что молодых наставников передернуло. «Зачем мы с ним разговариваем?» – подумали они.

– Вы пришли у меня спросить, зачем это можно делать, поскольку я много лет этим занимался? Ха-ха-ха!!! Я делал это из неутолимого любопытства найти чей-нибудь труп.

– Это было бы слишком примитивно для Вас, – прервал веселье Валеры Сергей Александрович, – да мы и не о Вас узнать хотим.

– Так вот вам одна из возможных причин: им захотелось чего-нибудь необычного. Например, найти череп человека.

Наставники поморщились.

– Не подходит? А почему?

– Они росли обычными ребятами.

– А я, когда рос, тоже был как все.

– Мы не о Вас, – снова напомнил Сергей Александрович.

– А вы у них спрашивали?

– Валера, зачем Вы притворяетесь, Вы же не меньший профессионал, чем мы. Мы не можем просто напрямую их спросить. Помогите нащупать, что у них на уме.

– И вы мне поверите, что я вам помогаю?

– В принципе, не хотите – не надо. Мне почему-то показалось, что эти ребята и Вам интересны, – разговор вел Максим Степанович, – можем попробовать разобраться вместе. Согласны?

– Вместе? Любопытно попробовать. Но Вы правы, мне они интересны. Давайте попробуем.

Наставники пригласили для свидания семьи Гриши и Жени. Для ребят это было очень тяжело. С одной стороны они истосковались по родителям, с другой стороны стыдились двойников своих родителей, с третьей стороны злились, что эти люди будут лезть к ним в душу, с четвертой – боялись потерять их поддержку, что означало бы потерю последней надежды на какую-нибудь помощь и полное одиночество. Наконец, что это за братья-сестры?! В разговоре и обращении с родителями не просто присутствовала напряжение, и участникам, и наблюдателям встречи с родителями была очевидна ненатуральность чувств и слов ребят. А вот разговор с сестрами и братьями получился. Женины сестры были так ласковы, он подарили ей куклу, которую сшила старшая из них – очень неумело, но было видно, как она старалась и боялась, что кукла не понравится. А Гришин старший брат ничего не говорил, только крепко обнял его при встрече и на прощание. И это было явным знаком, что он не осуждает его. Грише от этого стало даже легче дышать.

Из наблюдения за этой встречей наставники не смогли сделать ни однозначно положительных, ни однозначно отрицательных прогнозов исправления подопечных. Они снова продолжили просто наблюдать, не вмешиваясь в жизнь ребят. А особую надежду на раскрытие секрета их странного поведения наставники возлагали на Валеру.

****

Женя вдруг остановилась во время бесконечного хождения по территории колонии, которое только и занимало время ребят. Она с тревогой посмотрела на Гришу и заговорила:

– Помнишь, Валера говорил, что он умер, а здесь жив?

– Конечно, помню.

– Значит, его нет там на свете?

– Наверно. Откуда мы знаем? Мы его там не встречали.

– А мои сестры?

– Что?

– Их же тоже там нет!

Гриша не отвечал, он и сам думал уже об этом, но это было до того, как брат его обнял, и Грише был безразличен. Сейчас же тревога и волнение мгновенно овладели им.

– Пойдем, у Валеры спросим.

Они нашли его нюхающим розы.

– Розы услаждают наш взгляд, услаждают наше обоняние, но мы их не слышим. Как слепой может понять, что перед ним роза?

– По запаху.

– А если это только духи, умело подобранный эфир?

– Никак.

– Ошибаетесь, молодой человек. К розе летят насекомые. По звуку их полета слепой может понять, что цветок жив.

«К чему это он?» – спросили себя дети.

– Знаете сколько детей здесь родила девушка, которую я любил?

– Нет.

– Семнадцать! Это даже здесь слишком. Из чего я сделал вывод, что раз она даже здесь не могла вписаться в нормы общества, то там она не сделала этого тем более. А раз так, то судьба ее там, скорее всего, закончилась плохо.

– Как? – спросила Женя.

– Не знаю. Я там давно не был. Она еще девушкой была, – Валерий, до этого пребывавший в мечтательности, теперь стоял с безразличной миной на лице, явно наигранной, что очень раздражало. «Глупое кривлянье! Любил ли он эту девушку? Если да, почему он не горюет о ее судьбе. А если нет, то … Тьфу!»

– Валера, почему там нет моих сестер?

– У тебя не было там сестер?

– Да.

– А у тебя, Гриша?

– И у меня брата не было.

Валера сделал печальное лицо и часто заморгал. «Я его сейчас ударю, – подумал Гриша, – что за клоунада?» Но не ударил. Правда, возникшая злоба прогнала тревожные мысли.

– Я не знаю, – сказал Валера наконец.

Женя резко развернулась и ушла прочь. Гриша отправился за ней, также ничего не сказав Валере.

****

Наставники пригласили Валеру обсудить наблюдения за ребятами. Валера против обыкновения не стал играть словами, а с видимой открытостью и заинтересованностью помочь Грише и Жене включился в обсуждение.

– Что Вам удалось узнать? – спросил Максим Степанович у Валеры.

– Ребята очень напуганы. С огромным трудом удалось их разговорить.

– И что они Вам рассказали?

– Мне кажется, все. О том, что они делали на воинском мемориале.

Наставники, как ни старались это скрыть, очень оживились и были раздосадованы: еще бы! Ведь им так и не удалось даже приблизиться к обсуждению проступка ребят, а Валере уже все известно. Старшие наставники даже подумали, что Валера говорит неправду, преувеличивая доверие к нему подопечных, набивает, так сказать, себе цену.

– И для чего они это сделали? – Сергей Александрович задал вопрос, в котором скрывалась проверка: действительно ли Валера знает о ребятах то, что известно в колонии только наставникам.

– Я могу судить по себе: Гриша и Женя – очень ранимые, тонко чувствующие люди. Они воспринимают чужую боль как свою.

Максим Степанович перебил его.

– Валера, нельзя ли поконкретнее?

– А я конкретно вам объясняю, зачем ребята полезли в воинский мемориал. Это не нужно? – Валера сделал паузу и ждал. В ответ на замечание он показал, что без труда вернется к своей привычной манере недомолвок и кривлянья, и одновременно, что он действительно знает о ребятах не меньше наставников. Максим Степанович извинился.

– Они полезли в мемориал потому, что не могут спокойно жить, зная, что за их жизнь заплатили другие. Они вообразили себе, что через старый окоп они могут попасть в мир, где живы герои войны. Я их хорошо понимаю: в таком возрасте мечта, выдумка, если в нее крепко поверить, приобретает свойства реальности. Они решили проверить, действительно ли они могут проникнуть в другую действительность.

– А почему они так отчужденно ведут себя по отношению к близким?

– Этого они мне не сказали. Но могу предположить, что они стыдятся своего поступка, увидев его последствия, – сказал Валера.

– Я так думаю, – добавил он после долгой паузы, в течение которой наставники оценивали, могут ли верить его словам.

– Пожалуйста, попробуйте узнать это точно.

Валера улыбнулся.

– Мне эти ребята как родные. Я бы очень хотел им помочь. Примут ли они мою помощь?

– Мы, по крайней мере, Вам благодарны, – сказал в завершение Сергей Александрович.

Когда Валера ушел, наставники стали обсуждать то, что услышали от него.

– А как проверить, что он говорил правду?

– Есть один надежный способ, только он довольно жестокий. После него контакт с подопечным может быть потерян. Поэтому применять его должны не мы с Максимом Степановичем, – сказал Сергей Александрович, обращаясь к молодым наставникам.

– Какой же способ? – спросил Вася.

– Напрямую спросить, хотели ли они попасть в другой мир. Когда тайное становится явным, человек выдает себя.

На том наставники и порешили. Когда Вася спросил ребят, про другой мир, они оба побелели как мел, пошли красными пятнами, но ничего не могли ответить. Затем Женя зарыдала, и Гриша, хотя и сдерживался, тоже стал ронять слезы. Из такой реакции стало понятно, что Валера говорил правду. Наставники не учли, что это была правда с примесью вымысла.

Выждав два дня после экзекуции, Валера нашел ребят у них в домиках. Гриша сидел у Жени. Они не пустили Валеру, и он принялся расхаживать у них под окнами.

– На нравлюсь я вам! – громко говорил он, – а зря. Не судите по внешности. Я единственный человек, который может помочь вам здесь, и я очень хочу помочь. Какую вашу тайну я раскрыл? Каковы последствия? Если вы хотите надежно что-то спрятать, положите это на самое видное место. Теперь никто не будет препятствовать вам вернуться. Это же мечта! Сказка! Вы можете готовить побег у всех на виду. А кроме того, я приложу все усилия, чтобы вас отсюда отпустили. И, поверьте, через неделю, максимум две, вы выйдете отсюда.

– А зачем нам отсюда выходить? – Гриша не выдержал и стал говорить с Валерой, открыв окно.

– Дорога в тысячу миль начинается с первого шага. Пока вы здесь, вы вообще ничего не можете предпринимать. Предлагаю подумать. Завтра утром я буду ждать вас у клумбы с розами, где мы с вами беседовали последний раз.

Ребята посоветовались и наутро пришли разговаривать с Валерой.

– Я не буду вас мучить, обещаю. Я расскажу вам все, что считаю нужным из того, что знаю, а потом отвечу на ваши вопросы. Только давайте так: я с вами откровенен, у меня нет цели навредить вам или сделать вам плохо. А если я отвечаю не так, как вам хочется, то моей вины нет, такова правда. Вот, к примеру, вы рассердились, а я действительно не знаю, почему у вас там нет брата и сестер. Я могу только догадываться. Как слепой по жужжанию пчелы и запаху может догадаться, что перед ним роза. Я, как и вы, нездешний. И я не знаю, что там, откуда мы, происходит. Первое время, я искал сведений оттуда, пытался найти наших. Это событие крайне редкое, но практически все, кто приходит оттуда, очень быстро оказываются в воспитательной колонии. А поскольку их мало, почти всех путешественников в нашем городе я знаю лично. Для этого я и поселился здесь постоянно – чтобы встречать своих.

Так вот, поначалу я расспрашивал о знакомых. Но только никто из прибывших ничего мне сказать не мог. Нас очень мало. А чем дальше, тем меньше. Когда я был молод, обязательно раз в несколько месяцев кто-то появлялся. Потом уже, раз в несколько лет. Теперь уже никого не было лет пятнадцать. И вдруг вас двое сразу! Раньше попадали те, кто в том мире преждевременно уходил из жизни, правда не все. Потом пошла экзотика. Последний перед вами был монах, умерший от гриппа. Здесь он поправился. Ходил первое время, нарадоваться не мог. А потом погрустнел. А потом пошел купаться, и не выплыл. Тело так и не нашли, только одежду на берегу. Случайно он утонул или намерено, судить не берусь, только с тех пор у меня тяжело на душе оттого, что я его не утешил вовремя.

Обо мне вы знаете: пути назад у меня нет в принципе: там я в могиле. И у тех, кого я раньше знал, тоже. Но я всегда верил, что такая возможность должна существовать. И вот когда я узнал, что с вами произошло, я увидел, эту возможность. Захотите ли вы ею воспользоваться?

Последний вопрос Валера задавал не ребятам, а скорее себе, но Гриша с Женей встрепенулись.

– Конечно! Конечно!

– Конечно, эта возможность есть. Только почему проход был засыпан землей? Вот вопрос! – Валера надолго замолчал.

– Вы этот свет можете считать образцом благополучия. Так и есть. Можно сказать, что это почти рай. Все друг о друге заботятся, дурных поступков не совершают, грубое слово заслужить надо. А уж как жизнь налажена! Но только все это не по-настоящему. Заслуги людей в их благообразии нет. Это все их предки заслужили, а не они. А вот помести их в нормальные условия, а еще хуже – в условия, в которых их предки войну выиграли, они друг другу глотку перегрызут и за доблесть такое поведение считать будут. Разве вашим наставникам нужно вам помочь? Нет! Их интересует, насколько они себя будут считать нужными и полезными, насколько они будут выше своих подопечных.

А ведь для каждого человека его жизнь – это испытание, в ходе которого он и узнает себя, и узнает свое предназначение. Такова задача. Мало кто справляется.

То, что вы попали сюда без всякой беды, свидетельствует, что обратный ваш путь свободен. Только, где он проходит, не ясно. Поэтому пока нужно быть здесь и делать все, как здесь положено. Проситесь в свои семьи. Я приложу все усилия, чтобы вас отпустили. Во-первых, вам будет все же легче с родными, а во-вторых, в колонии вы все равно ничего понять о себе не сможете.

Ребята слушали, стараясь даже не дышать, чтобы не прерывать речи Валеры. К концу они уже плохо помнили себя от легкости, которую им подарил он своими словами.

– Я наставникам сказал, что вы стыдитесь своего поступка, оттого так отчужденно ведете себя по отношению ко всем, и, прежде всего, к своим семьям. Теперь я им скажу, что вы убедились, что вас никто не осуждает, верите в это и очень рады быть прощенными.

Ребята закивали.

– Валера, а все-таки, почему у нас там нет сестер и брата?

– Не знаю.

Валера сумел разрешить ситуацию с ребятами к удовольствию всех участников. Дети стали проситься в семьи. Увидев, как они раскрылись после общения с Валерой, их охотно отпустили, предписав только раз в месяц посещать наставников. Валеру благодарили и сокрушались, что из-за его несносного характера потерян для мира такой несравненный наставник и мудрец. Да и сам Валера был доволен больше всех, хотя старался этого не показывать. Ведь все завертелось, как он устроил. И ему даже не пришлось лгать. Разве только чуточку, когда он говорил, что не знает почему у ребят нет сестер и брата в другом мире. Он, правда, не знал. Но был уверен в своей догадке. Догадаться несложно, достаточно заглянуть почти в любую историю болезни в любой женской консультации в нашем мире.

***

С кем поведешься, от того и наберешься. Ребята вышли на свободу с чувством превосходства перед другими. А как еще относиться к добродушным простакам, которые ничем не заслужили своего благополучия, а их добрые качества развились только в отсутствии негативных обстоятельств? Очень скоро окружающее стало бесить Гришу, а потом и Женю тоже. Особенно раздражал их повсеместный волейбол. В волейбол играли люди всех возрастов. На переменах в школе, после работы, на пляже, на даче, во дворе. «Дураки! Как не надоест?»

Дома ребята были окружены таким вниманием, что оно казалось приторным и притворным. В школе одноклассники казались невыносимо наивными. Однажды они рассказывали при Грише смешные истории. Один мальчик рассказывал, как кормил бельчонка орехами, а тот уронил орех под брюшко и не мог увидеть его. Все слушатели очень смеялись над этой историей, и Гриша тоже захотел блеснуть остроумием. Он рассказал, как он подшутил над знакомым, попросив его крикнуть громко незнакомое слово, пообещав особенное эхо. Парень крикнул, а это была фамилия соседки, которая как раз проходила мимо. Соседка вздрогнула и вылупилась на кричавшего, а он не, понимая, что произошло, стал спрашивать у валявшихся от смеха рядом, где же эхо. В ответ на этот потрясающий рассказ никто не стал смеяться. Все молчали, и один из слушателей спросил, зачем Гриша обидел женщину и обманул своего товарища. И самым потрясающим оказалось даже не это, а то, что все с видимым желанием поправить Гришу в его ошибке принялись рассуждать, что так нельзя поступать. Даже режим наблюдения не остановил Гришу, который обозвал ребят глупцами (он долго приучал себя заменять этим привычное слово «дебилы»), и просто ушел от них.

Шел второй месяц учебного года. Женя и Гриша в городе жили далеко друг от друга и виделись всего один раз. В начале октября Женя позвонила и попросила Гришу встретиться с ней. Они отправились на берег залива, так ими любимый и родной, уселись на песке и долго молчали, кидая к воду камешки.

– Ну, как ты?

– Привыкла. А ты?

– И я привык.

Снова замолчали. Но Женя внезапно расплакалась. А Гриша даже не пытался ее утешить, поскольку и сам еле сдерживался, чтобы самому не расплакаться.

– У меня такие замечательные сестры, я когда вспоминаю, что их нет, меня в холод бросает. Но они такие дурочки! И навязчивые. «Женя, какие оценки ты сегодня получила? Женя, ты кушала? Женя, почему ты грустная? Женя, мы для тебя котиков нарисовали». И я еще не могу им простить, что родители им больше внимания уделяют. А на меня, кажется, только с подозрением смотрят. Я такая преступница, что ли? Гриша, мы же с тобой ничего плохого не сделали! За что нас мучают?

Гриша смотрел вдаль в сторону Кронштадта. Октябрьское солнце отсвечивало от купола собора.

– Я хочу вернуться, – проговорила Женя.

– А сестры?

– Что, сестры?

– Но их же там нет!

– Ну и что? Зато здесь есть!

– Женя, а ты уверена, что это здесь без нас существует?

– Мне все равно.

– Не думаю. Ты же сама говоришь, что тебе плохо становится, когда ты подумаешь, что их там нет. А если мы отсюда уйдем, и весь этот мир свернется?

– Как же это может быть? Мы сидим на песке, вода рядом, вон люди ходят. Как это всего этого нет?

– Не знаю. Мы с тобой не менялись, а мир вокруг нас стал совсем другим. Не находишь, что это странно? А, может быть, это мы с тобой изменились. Да настолько, что мир нам другим представился.

– И сестры появились, которых раньше не было?

– И сестры! Я не знаю, как это может быть, но это гораздо проще представить, чем то, что существуют два мира, а мы между ними ходим.

– А что сложного? Ты когда в самолет садишься, а потом из него выходишь, совсем в другие условия попадаешь.

– Да! Но я в другое место прилетаю. А здесь все то же, но совсем другое. Я, между прочим, не меньше твоего здесь страдаю. Но если мне скажут, что все это исчезнет без нас, я не знаю, что я буду делать.

– То есть, ты возвращаться не хочешь?

Женя стала ждать ответа. А Гриша молчал.

– Я одна пойду. Это, кстати, как говорится, всех устроит. И мир этот никуда не денется (ты же останешься), и я вернусь к себе.

– Как же ты пойдешь?

– С Валерой посоветуюсь.

Женя встала и пошла по песку от воды. Гриша долго сидел и бросал камешки, а потом вскочил и бегом кинулся догонять Женю.

***

Валеры нигде не было. Ребята отправились искать наставников, чтобы спросить о нем.

– Он умер, – сообщил им Сергей Александрович.

Ребята растерялись:

– Как же так?

Сергей Александрович подумал, что понимает растерянность детей, приписав ее общему взгляду на смерть как на удел только очень старых людей. Но ведь Валера еще не был настолько стар.

– Вы знаете, какое у него было сердце! – очень неопределенно добавил Сергей Александрович, – это случилось совершенно внезапно для всех.

Дальше разговор не пошел, ни ребята, ни Сергей Александрович не решились обсуждать что-то еще и, простившись разошлись. Наставник только напомнил им, что ему будет нужно будет наведаться к ним на следующей неделе.

Как совсем недавно, Гриша с Женей стали бесцельно бродить по территории исправительного центра. Потом они уселись на скамейку, на которой общались прежде с Валерой.

– Что там? Посмотри! – Женя указала на горку земли между розовых кустов.

– Крот.

– Слишком много для крота!

Женя кинулась к горке и разбросала ее. Под землей оказался полиэтиленовый пакет с вложенной в него бумагой. Это было письмо Валеры, написанное, как и все, что делал этот человек, излишне высокопарно.

«Сильна как смерть любовь! В моем случае любовь сильнее смерти. И хотя это не мои слова, мало к кому они относятся в такой степени. Когда-то я не умер, вероятно, потому что сильно любил. В новом мире я получил возможность связать свою новую жизнь с моей возлюбленной. Возлюбленная моя здесь оказалась прекрасной девушкой с добрым и верным сердцем. Но я любил не это милое создание, а доступную всем грехам и всем желающим мужчинам девку. Как нестерпимо тоскливо наблюдать благообразную личность! Все годы здесь я жил надеждой вернуться и хотя бы встретить ее, мою любовь, причинившую мне столько страданий. Она (как это удивительно!) интересовала меня только будучи причиной этих страданий. Но годы шли, все больше разделяя нас. Еще недавно я надеялся, что окажись я в том мире, я смог бы разглядеть даже в безобразной старухе, черты милого мне лица. Ваш приход напомнил мне, что все возможное время вышло. Кто бы мог вынести такое? Я не могу. Я ухожу добровольно. В моей жизни были несколько дней, ради которых стоило прийти на свет. Жаль только, не на этот, хотя и здесь жизнь могла быть невероятно интересной.

Когда вы будете, читать это письмо, мои милые друзья (а я нисколько в этом не сомневаюсь, ведь смотрим на окружающее одинаково, совсем не так как другие, значит, и бугорок привлечет ваше внимание), вы, наверно, будете злиться на меня за то, что я не рассказал, как вы сможете вернуться. Клянусь вам, я не знаю! Но я рассчитываю помочь вам: когда вы прочтете это письмо и будете знать о моем добровольном уходе, попросите наставников указать мою могилу. Если они не смогут, это будет означать что возвращение возможно именно тем же путем, каким мы попали сюда. А если моя могила будет существовать, посещайте ее хоть иногда, ведь у меня совсем нет близких. Как и у вас».

– Ты дочитала?! – Гриша едва мог говорить, так он волновался. Женя кивнула в ответ. С трудом удерживая себя, чтобы не побежать, ребята направились к Сергею Александровичу.

Сергей Александрович явно затруднился с ответом, обдумывал его, когда ребята попросили указать им могилу Валеры.

– Это очень странно, но после его смерти, тело Валеры будто испарилось. Могилы нет. Вы что-то об этом знаете? – насторожился Сергей Александрович. Но ребята, ничего не ответив, кинулись бежать. Воспитательная колония располагалась рядом с железнодорожной станцией Удельная. От платформы как раз отходила электричка, в которую Гриша с Женей успели заскочить. Никакого заранее заготовленного плана не было, но разве нужен план, когда и так все ясно? От электрички они сломя голову бежали до дачи, где схватили по лопате и кинулись дальше к лисьей норе. Раскопав ее, ребята отправились по подземному ходу и скоро выползли на поверхность земли через углубление, укрытое огромной еловой веткой.

В лесу пахло осенью, земля была усыпана влажными листьями, рядом на поваленных стволах деревьев росли опята. Ребята не могли стоять, говорить. Они сели прямо на землю.

– Письмо Валеры у тебя? – спросила Женя.

Гриша протянул пакет с письмом. Женя достала из кармана фотографию, на которой она была вместе с младшими сестрами. Она долго рассматривала ее, словно пытаясь прочно запечатать их лица у себя в памяти. Наглядевшись, она поцеловала изображения сестер, положила фото в пакет, бросила его в раскопанный ход и засыпала землей, загребая ее голыми руками.

Домой ребята вернулись уже поздно вечером. Но этому не так удивились, как их испачканной одежде. Ведь отсутствовали они всего несколько часов.