Когда уходит печаль [Екатерина Береславцева] (fb2) читать онлайн

Екатерина Береславцева Когда уходит печаль

Глава 1

– Прошу предъявить билеты и паспорта для посадки!

Звонкий голос русоволосой девушки-проводницы разнёсся по всему перрону и был подхвачен другими проводниками, словно они только и ждали этого сигнала. Будущие пассажиры, а пока просто счастливые обладатели билетиков, выстроились в оживлённые очереди и, по одному, стали проходить в свои вагоны, поднимая с собой чемоданы, тележки, коробки, сумки, портфели и маленьких собачек. Да-да, лающих друзей человека было несколько на состав, и звонкоголосая проводница очень этому порадовалась. «Когда-нибудь, – подумала она, – заведу себе огромного мохнатого пса. Ну, ладно-ладно, пусть не огромного, кто же мне позволит, но уж пигалицу с кучерявой шерстью и доверчивыми глазами – обязательно! Буду кормить её сосисками, выводить на прогулку во время остановок и учить разным фокусам…»

– Что за фокусы ещё?! – недовольный женский голос вторгся в её мечтания, и проводница вздрогнула, возвращаясь в реальность и обратив обескураженный взгляд на говорящую. Это была довольно объёмная тётушка лет пятидесяти пяти с маленькой чёрной шляпкой на пышных волосах. Она смотрела на хозяйку вагона с явным укором, точно обвиняя её во всех смертных грехах.

– Простите? – моргнула девушка.

– Не собираюсь я вас прощать! – воскликнула толстуха визгливо. – Я вас спрашиваю, что ещё за фокусы?! Что за бардак у вас тут творится? Только что передо мной проскочил какой-то наглец, у которого был мой билет!

– Что значит – ваш? – ровным голосом профессионала спросила проводница. – Билет был оформлен на Белова Константина, а значит, он никак не мог принадлежать вам!

– Да при чём тут какой-то Константин! – загрохотала скандалистка. – Вот, смотрите! У меня точно такой же вагон и такое же место, как у этого проходимца! Смотрите, смотрите!

И она несколько раз помахала перед лицом девушки своим билетом. Проводница ловко перехватила листок и пробежалась по нему глазами. Лицо её прояснилось.

– Уважаемая Ирина Вячеславовна, мне очень жаль, но вы ошиблись датой. Сегодня у нас семнадцатое марта, а у вас поездка назначена на шестнадцатое! Таким образом, вы должны были ещё вчера…

– Не надо мне ваших образов! – вспыхнула толстуха и выхватила билет. – Что ещё за бред? Какое шестнадцатое, когда я вчера утром брала на семнадцатое! Разуйте глаза, милочка, тут чёрным по белому написано, что… – Она осеклась, увидев свою неправоту, но через секунду продолжила с ещё большим накалом: – Я буду жаловаться! Я брала билет в вашей поганой кассе на семнадцатое марта и не виновата, что слепая кассирша перепутала даты!

– К сожалению, такие накладки случаются иногда, человеческий фактор. Вам надо было проверить билет сразу же, на месте…

– Да что вы меня учите, милочка! – губы толстухи задрожали. – Какое проверить! Да я… да мне…

И тут случилось неожиданное – из её глаз вдруг полились слёзы. Проводница на секунду онемела, но потом тронула женщину за руку и произнесла сочувственно:

– Вы ещё можете сдать билет, чтобы получить компенсацию…

– Какая компенсация, господи! – всхлипнула толстуха. – У меня мать при смерти, мне срочно ехать надо, а вы говорите – компенсация! Зачем она мне сдалась, ваша компенсация? Мне вчера ночью брат позвонил, и я сразу побежала за билетом! Только вчера я никак не могла поехать, ждала, когда внучку заберут! Как я её оставить могла, малышку! А ваша поганая кассирша!.. Да что с вами говорить!

Тут она горестно махнула рукой, подхватила свой баул и поплелась по перрону. Из неё словно выпустили всю энергию. Проводница, прикусив губу, смотрела ей вслед.

– Подождите! – наконец вскрикнула она.

Но толстуха продолжала идти, ничего не слыша в своей печали.

– Подождите же, Ирина Вячеславовна! – проводница бросилась за ней…

Глава 2

Плацкартный вагон набился до отказа, когда протрубил гудок машиниста и состав, медленно набирая ход, отправился в путь. Провожающие махали руками, кто-то плакал, кто-то сразу зашагал к зданию вокзала, кто-то побежал за вагоном, оттягивая момент расставания. Пассажиры продолжали суетиться, раскладывать вещи – те, кто не успел их разложить по местам, – и знакомиться с соседями.

Проводница, тщательно, согласно всем инструкциям, замкнув вагон, появилась в проходе. Лицо её сияло радушием, как у хозяйки, встретившей дорогих её сердцу гостей.

– Уважаемые пассажиры, прошу приготовить свои билеты на проверку! – с улыбкой громко объявила она и медленно направилась по вагону.

– Уже проверяли вроде! – недовольно заметил сухощавый дедок из пятого купе.

– Всегда два раза проверяют, при посадке и после того, как поезд тронется, – миролюбиво объяснил ему сосед, круглолицый мужчина средних лет. Он, по всей видимости, был бывалым путником.

– Зачем два раза? Развели бюрократию! – пробубнил сердитый пассажир, но всё же полез в карман за билетом, а заодно вытащил и паспорт в потрёпанной обложке.

– Это вы ещё бюрократию не видали! – подала голос бабулька в синем платочке из соседнего купе. – Вот платила я на днях за квартиру. За свет заплатила, за газ тоже, а как дошло до воды, выясняется вдруг, что вместо моей улицы Лихой у них в платёжках значится переулок Лихой. Какой такой переулок, откуда он взялся? Отродясь в нашем городке таких переулков не было! Ну, кинулась я в домоуправление, а они меня в гороно отфутболивают, прихожу в гороно, а мне говорят…

– Ты бы ещё в минздрав припёрлась, бабка! – перебил соседку небритый мужичок в тельняшке, раскладывающий как раз над ней, на второй полке, свою постель. От него заметно пахло алкоголем и чесноком, которым он, видимо, пытался загасить стойкий запах. – А лучше в спорткомитет, ха-ха! Деревня!

– Зато по тебе сразу видно, что городской! – весело переключилась на соседа говорливая бабуля. – Вона, нажрался уже на дорожку! Небось и с собой прихватил!

– А ты и завидуешь? – не смутился мужичок. – Завидовать – грех, бабуся с лихого переулка!

– Было б чему завидовать!

– Да-а-а, весёлая дорога нам предстоит, – пробормотала себе под нос ещё одна пассажирка, сухощавая дама лет пятидесяти, сидевшая через два отсека от спорщиков. – Надо было купе брать.

– Вот и я тоже думаю, понёс меня чёрт в плацкарте ехать, – услышала её бормотание соседка с боковой полки напротив.

Они улыбнулись друг другу понимающе.

А между тем проводница, не убирая с лица доброжелательной улыбки, продолжала проверять билеты, попутно объясняя каждому купе, какими услугами они могут пользоваться в вагоне и какие обязательства при этом должны исполнять. Её ровный голос и тёплая улыбка делали своё дело – пассажиры успокаивались и веселели, словно и правда чувствовали, что они тут – важные гости и им несказанно рады. Даже нахал в тельняшке присмирел, когда к нему обратился взгляд добрых, но серьёзных серых глаз хозяйки вагона.

– Хороша… – прошептал он ей вслед со вздохом.

А девушка действительно была хороша. Стройная, с длинной шеей и нежной белой кожей, будто не знавшей никогда загара, с тяжёлой русой косой, уложенной вокруг головы, – она словно сошла сюда с картин Васнецова, чтобы подмешать в палитру мира новых оттенков – доброй сказки и чудес.

– Хороша, Маша, да не наша! – поддержал небритого сердитый дедок, начавший разговор о бюрократии. Впрочем, теперь его сердитость сменилась улыбкой, даже несмотря на то, что его паспорт при второй проверке был отклонён за ненадобностью.

К тому времени, как проводница закончила свой обход, настроение всего вагона изменилось, как по волшебству, и на обратном пути девушку провожали уже совсем другие взгляды. Однако она, в свою очередь, бдительности не теряла, отметив про себя все те моменты, которые могли каким-то образом помешать поездке, вызвав нежелательные последствия. К ним относились и звон бутылок в сумке мужичка в тельняшке, и слишком бледный вид толстушки в седьмом купе, и красные глаза девицы из второго, и ещё много чего такого, чего бы мы, простые смертные, не заметили и на чём заострился внимательный взгляд профессионала.

Когда проводница с чувством исполненного долга вернулась в своё купе, к ней, один за другим, потянулись пассажиры. И каждый, заглянув в раскрытую дверь, мог увидеть ещё одну обитательницу служебного отсека – круглолицую женщину с маленькой чёрной шляпкой на голове, которая вздрагивала от любого шума и старалась ещё глубже задвинуться в тень от назойливых взглядов. Однако русоволосая девушка ничуть не смущалась присутствием постороннего в своём купе. Она любезно отвечала пассажирам на их разнообразные вопросы, выходила с ними по необходимости и возвращалась вновь, и обращалась к толстушке с таким видом, как будто та имела полное право находиться в этом вагоне и в этом поезде.

– Ирина Вячеславовна, сделать вам чайку?

– Спасибо, Любочка, я не хочу! – сдавленным голосом отвечала женщина, стараясь стать ещё незаметнее. В ней сейчас никак невозможно было узнать ту крикливую даму, час назад устроившую небольшой скандал на перроне. Она как будто даже в объёме уменьшилась, а не только в своём напоре.

– А я всё-таки сделаю! – звонко отвечала девушка Люба. Удивительно, как подходило ей это имя! – А ещё у меня есть специально для вас кизиловое варенье! Ведь вы любите кизиловое варенье, Ирина Вячеславовна?

Не странно ли, что Люба угадала?

– Очень! – призналась пассажирка и раскраснелась ещё сильнее, теперь уже от удовольствия. – Но откуда у вас оно? Нынче мало кто варит варенье из кизила. Мама или бабушка постарались?

– Мама, но не моя, – ясно улыбнулась проводница, – а моей напарницы. Она для меня всегда передаёт, знает, как я его люблю.

– А где же ваша напарница сейчас? Странно, что вы одна в рейсе…

– Она на больничном. Но я частенько одна езжу, мне это совсем не в тягость! – Возникшая на лице девушки радость лишь подтвердила её искренность.

– Понимаю вас, Люба. Пока молодая, нагрузка даже бодрит. Да ещё и оплата, наверное, двойная – за себя и за того парня?

– А я и не знаю, какая оплата, – пожала плечами Люба. – Вам чаю с сахаром или без, Ирина Вячеславовна?

– Без, голубушка, – слегка удивилась такому ответу безбилетная пассажирка. – Как же вы не знаете, сколько за рейс заплатят? Это даже странно. Хотя… – она смутилась, – судя по тому, что вы меня посадили в своё купе да ещё отказываетесь от платы… Вы редкая девушка, Люба! И я так благодарна вам, так благодарна! Если бы не вы… – у женщины дрогнул голос.

– Я рада, что смогла вам помочь, и не будем больше об этом говорить!

– Вот только боюсь, что попадёт вам за меня. От начальства достанется.

– Об этом можете совсем не волноваться, Ирина Вячеславовна, не достанется. Пейте чай, пока горячий, а я пойду в пятое купе кофе отнесу…

Люба вышла с подносом в руках, и тётушка принялась за чай, но мысли об отзывчивой проводнице не выходили у неё из головы. Эх, если бы такую жену для младшего сына, для Глеба! А то вечно ему с девушками не везёт, попадаются одни акулы да пираньи, а эта, сразу видно, рыбка золотая. С такой только жить и горя не знать. Да-а-а…

Мысли о сыне вскоре заменились мыслями о матери, и пассажирка опять пригорюнилась, завздыхала и даже всплакнула немного, пока никто не видит…

Глава 3

День близился к вечеру. Одни пассажиры сменялись другими, и Любе хватало работы. Но она не унывала. Везде поспевала – и недоразумения мелкие разрешить, и за чистотой проследить; то тут, то там мелькала её русая коса и слышался мягкий глубокий голос. Покой разливался в вагоне, и во многом благодаря волшебной ауре проводницы.

Беда, как показалось безбилетной пассажирке, нагрянула нежданно. Она уж успокоилась, даже почувствовала себя здесь немного хозяйкой – сполоснула грязные стаканы, чай приготовила для очередных просителей, продала пару пачек печенья и деньги положила в то местечко, куда складывала сама Люба. Именно за последним занятием её и застали… Их было двое – одному на вид лет двадцать пять, почти ровесник Любы, другой, с густыми усами, приближался уже к шестому десятку. Оба – представители службы охраны поезда. В вагон они зашли с дальнего конца и теперь постепенно подходили к купе проводницы. Ирина Вячеславовна не почувствовала их приближения, иначе тотчас бы уселась на своё место, но она старательно укладывала мятые купюры в тетрадь с выручкой, когда в проёме купе показалась первая фигура молодого охранника. Он уже издали заготовил улыбку для Любы, и каково же было его удивление и даже оторопь, когда вместо прелестной девушки он увидал пожилую женщину, которая воровала, как ему показалось, Любины деньги!

– Эй! – вскрикнул он и схватил «мошенницу» за руку. – Вот это наглость среди бела дня! Артём Петрович, гляньте, кого я поймал на месте преступления! Просто картина маслом!

Артём Петрович заглянул в купе. Его взгляд наткнулся сначала на деньги в руках женщины, затем поднялся к её перепуганному лицу, потом перебежал на чёрную шляпку и там задержался на пару секунд.

– Эге-ге, – сказал Артём Петрович густым басом и дёрнул себя за усы. – А вот так увидел бы я вас, гражданочка, где-нибудь на улице, никогда бы не подумал ничего дурного. Не зря говорят, что внешность – штука обманчивая. Как же вам не стыдно, а? В таком достойном возрасте, а мудрости, понимаешь, не набрались!

– И главное, у кого, у Любы! – с негодованием воскликнул его напарник.

– Да, совсем худое дело. Это все равно что у ребёнка воровать! Эх вы, гражданочка!

– Вы всё не так поняли! – пролепетала бедная Ирина Вячеславовна.

– Обычная история, – вздохнул Артём Петрович. – Муж застаёт любовника жены в собственной спальне, а тот кричит, что его неправильно поняли! Всё мы правильно поняли, гражданочка. Увы. Что ж, Василий Иванович, – обратился он к напарнику, – будем оформлять. Предъявляем документы, гражданка.

– Выслушайте меня, я сейчас всё подробно объясню! – чуть не плача, сказала женщина.

– Конечно, объясните! Только сначала документики попрошу…

– Вася, Артём Петрович, что здесь происходит? – раздался удивлённый голос Любы, которая наткнулась на дородное тело старшего полицейского у входа в своё купе.

– Любочка! – одновременно сказали все трое, только Ирина Вячеславовна с видимым облегчением, Артём Петрович с нежностью, а Василий – с восторженным трепетом.

– Ирина Вячеславовна, они вас обижают? – сразу вникла в суть обстановки девушка. – Ребята, это Ирина Вячеславовна Колесникова, моя гостья. Произошла ошибка с её билетом – не по её вине! – поэтому я позволила Ирине Вячеславовне, исходя из её семейных обстоятельств, разместиться в моём купе.

– Но… – начал было Артём Петрович, но его перебил пылкий Василий.

– При чём тут билет, она деньги хотела стащить, Люба! – горячо воскликнул он, кивая на раскрытую тетрадку. – Я её за руку поймал на месте преступления!

– Ну что ты, Вася! – с укором сказала Люба. – Я попросила Ирину Вячеславовну во время моего отсутствия продавать пассажирам печеньки, вот она и продавала. А тетрадку с выручкой я ей сама показала.

– Но как же так! – Василий нехотя разжал пальцы, выпуская руку пассажирки. – Нельзя быть такой доверчивой, Люба!

– Разве я доверчивая, Артём Петрович? – обратила Люба серьёзные глаза на старшего охранника.

Тот не раздумывал ни секунды.

– Нам у тебя поучиться ещё нужно, понимаешь, в людях разбираться! Ну, Василий, чего стал? Извиняемся перед гостьей нашей Любочки и уходим!

– Но я… – парень покраснел.

– Вася! – строгим голосом произнесла Люба.

– Простите нас, пожалуйста… – Василий, ещё гуще краснея, повернулся к женщине. – Мы неправильно разобрались в ситуации и…

– Да ладно, чего уж там, – выдохнула облегчённо Ирина Вячеславовна. – Я бы на вашем месте почище скандал закатила. Так что я ещё легко отделалась!

– Всё-таки внешность не всегда обманывает, понимаешь, – Артём Петрович усмехнулся в свои усы. – Прошу и я прощения, уважаемая Ирина Вячеславовна. Виноват и готов понести наказание!

– Ну что вы, Артём Петрович! – женщина смутилась.

– А вот я придумала для вас наказание! – весело сказала Люба.

И она прошептала что-то в ухо старшему охраннику. Тот улыбнулся понимающе.

– Будет сделано, госпожа начальница! Василий, кругом шагом марш!

Мужчины ушли. Ирина Вячеславовна обессиленно рухнула на полку. Люба присела с ней рядом.

– Господи, как я перепугалась!

– Это моя вина, Ирина Вячеславовна! Надо было мне сразу предупредить ребят. Простите меня, пожалуйста! И за себя, и за это страшное недоразумение…

– Она ещё и извиняется! Вы что, Любочка, святая вы душа, я сама во всём виновата! Сначала с билетом недоглядела, потом вас подставила, да ещё и это…

Тут женщина порывисто обняла девушку и всхлипнула. Та ответила на её жест ласковым поглаживанием по плечу.

Жизнь продолжалась…

А ужинали обитательницы служебного купе с размахом. Видимо, в этом и заключалось наказание для осрамившейся службы охраны – они натаскали из вагона-ресторана столько еды, что у Ирины Вячеславовны опять навернулись слёзы на глаза. Во-первых, от благодарности, а во-вторых – уж очень она любила вкусно поесть. Денег мужчины не взяли ни от гостьи, ни от самой Любы и даже обиделись немного на девушку, но покидали её купе, впрочем, в самом прекрасном расположении чувств. Особенно Вася, который никак не мог оторвать своих глаз от Любы. Артём Петрович тоже посматривал с некоторым смущением на… Ирину Вячеславовну, но это, конечно, происходило только от чувства своего стыда за недавнее подозрение в её адрес.

Ужин проходил в обстановке покоя и тишины. Пассажиры не беспокоили хозяйку вагона, только изредка кто-нибудь из них мелькал за дверью, проходя за горячей водой или другими надобностями, и, бросая взгляд внутрь служебного купе, мог видеть мирно ужинающих женщин и слышать обрывки их разговора.

– …Сама-то я деревенская, Любочка, всё детство провела в отчем доме на земле, но как уехала учиться, путь обратно позабыла… – вздыхала старшая из собеседниц. – Нет, сначала-то навещала родителей, два раза в год, в каникулы, потом реже, а потом и вовсе раз в пятилетку приезжала. Неблагодарная я дочь!

– У вас ведь своя семья появилась, дети, внуки, забот полон дом…

– Это правда, но всё же не может являться оправданием… А год назад умер отец, ему уж девяносто три было. Тут-то я и спохватилась. Хотела маму в город забрать, чтобы хоть оставшееся у неё время вместе провести, но не тут-то было. Заартачилась мама, не покину, мол, собственный дом и могилу мужа, и всё тут. Уговаривали мы её с братом, да какой там! Упрямая! Вот и наезжала я к ней раз в месяц, а то и чаще, с братом по очереди. А неделю назад заболела наша мама, воспаление подхватила. Сначала вроде ничего было, а потом всё хуже и хуже. Вчера совсем нехорошо стало, брат и позвонил мне, мол, приезжай, Ира, плохи дела. А у меня-то Алёнка, внучка от старшего сына, гостила! Сын с невесткой по делам в другой город уехали, а мне мою Алёнушку оставили на недельку. Пришлось им срочно возвращаться, – женщина вздохнула. – Вот не знаю теперь, в каком состоянии мать застану. И застану ли…

– Обязательно застанете! – уверенно заявила Люба. – А может, ещё и выздоровеет ваша мама!

– Это одному Богу теперь известно… Любаша, что же ты так плохо ешь сама? Я вон, гляди, наворачиваю за обе щёки, а ты как птичка-невеличка, ей богу.

– А я на ночь вообще мало ем, Ирина Вячеславовна. С детства так повелось. При нашей работе ведь за питанием надо строго следить, сами понимаете. Иначе распуститься недолго.

– Тут я с тобой согласна и даже больше тебе скажу – при любой работе надо за собой следить, чтобы не превратиться в такую квашню, как я! – усмехнулась толстуха. – Так что всё ты правильно понимаешь и делаешь. Только иногда можно и побаловать себя, тем более в твоём возрасте. Приезжаешь после очередного рейса домой, к папе с мамой, а там мамины пирожки да оладушки – как тут не порадовать себя за все лишения колёсной жизни?

– Если есть дом с папой и мамой, то можно и побаловать, – улыбнулась Люба.

– А у тебя нет, что ли?

– Неа, ни того, ни другого.

– Где же ты живёшь, Любаша? И с кем?

– Здесь. А гостей вон сколько у меня, полный вагон! Да каждый день разные, не соскучишься! – рассмеялась Люба беззаботно.

– Нет, я имею в виду, когда на родной берег сходишь. Квартиру или комнату снимаешь? Или в общаге от ржд? И в каком городе?

– Не снимаю, Ирина Вячеславовна. Я здесь живу, понимаете? – девушка похлопала по полке, на которой сидела. – Всегда. Ну, не только в этом поезде, конечно. Перемещаюсь из состава в состав, благо вещей не нажила. Но на родной берег, как вы сказали, не схожу. Мой родной берег – железная дорога.

– Ты шутишь! – раскрыла рот толстуха. – Такого не может быть!

– Раз я так живу, значит, может. А ничего удивительного я в этом и не вижу. Каждый живёт так, как хочет, ведь правда? А мне именно так и нравится жить. Очень нравится!

– У меня голова кру́гом идёт! Это настолько невероятно, что даже поверить трудно. Но скажи, сколько уже времени ты так живёшь?

– Да сколько себя помню.

– То есть? – совсем растерялась женщина. – И что, и даже родилась в поезде?

– И даже родилась. Мама моя ведь тоже проводницей была, до последнего дня беременности работала, тут и разродилась. Ей очень повезло, что бригадиром поезда в том рейсе был Иван Иванович Разгуляев, доброй души человек и в прошлом фельдшер. Он меня и принимал. Мама рассказывала, что она даже не успела ничего почувствовать, так быстро и легко всё прошло. Знаете, как раньше крестьянки в поле рожали, походя, между делом. Вот у мамы тоже так получилось. У нас в роду вообще женщины крепкие на здоровье… Ну вот. Первые дни своей жизни провела я в поезде, маршрут-то длинный был, от Владивостока до Москвы и обратно. А когда проезжали мамину родную станцию, город Мариинск, то она со мной вышла, конечно. Да только ненадолго, так уж получилось. Только и успела до дому добежать, а потом обратно в поезд вернуться.

– Но почему?

– Потому что не пустили её в собственный дом даже на порог.

– Как не пустили? – ахнула гостья. – Кто?!

– Бабка моя, мамина мама. Только один вопрос она и задала маме при встрече: от законного ли мужа ребёнок. Мама в ответ отрицательно головой покачала, ни одного слова вымолвить не успела. И дверь захлопнулась. Пришлось маме обратно к поезду бежать. Хорошо, что бабкин дом рядом со станцией находился, иначе пропали бы мы с мамой.

– А что, родни больше никакой у вас в городе не было?

– Ни одной живой души ни в Мариинске, ни где-либо ещё. В общем, вернулась мама на свой поезд ко всеобщей радости – любили ведь её все очень. И больше нигде не выходила. Так мы с ней и стали ездить уже вдвоём. Я-то маленькая хлопот ей не доставляла, послушная была и рассудительная, а став постарше, даже помогать стала. Теперь вот сама езжу…

– Фантастика какая-то! Подожди, но как же школа, учителя? Документ о рождении-то у тебя был?

– Конечно был! Его бригадир помог маме выправить, ох и золотой был человек! А школа… Тут была моя школа, тут были мои учителя. Тот же Иван Иванович оформил меня на домашнее обучение, как-то ему это удалось, и стали меня понемножку учить все вокруг. Один математике, другой – литературе, книжки мне покупали, учебники, тетрадки. Так и выучили. Когда дали паспорт – с помощью уже другого бригадира, Иван Иваныч к тому времени на пенсию ушёл, – то приняли меня уже официально на работу проводницей, с тех пор на колёсах моя жизнь и продолжается. И знаете, Ирина Вячеславовна, я очень счастлива! Каждый день благодарю Бога, что живу такой жизнью, и другой мне вовек не надо!

– Удивительная история! – прошептала толстуха. – Просто невероятная!

– Вы знаете, а мне наоборот кажется, что все вы удивительно живёте. Как можно сидеть на одном и том же месте, общаться с одними и теми же людьми, и так каждый день? Нет, я бы так не смогла, волком бы взвыла в первую же минуту добровольного заточения. Нет-нет, самая нормальная жизнь – это как раз у меня!

Гостья ошарашенно покачала головой, всё никак не соглашаясь верить невероятным словам.

– А как же бабушка твоя? Неужели она не одумалась, не звала вас с мамой домой?

– Нет. Мама рассказывала, что крутого нрава бабка была, всех в рукавицах железных держала, не только свою дочь. Мужа, моего деда, в гроб придирками вогнала, дочери свету не давала. Ведь мама из-за неё в своё время из дому сбежала и в проводники пошла, только чтобы из-под опеки тягостной вырваться, хотя мечтала она совсем о другой профессии! Но только бабки уж давно в живых нет, мама об этом случайно узнала, когда её бывшая соседка в наш вагон попалась. А после того и мама ушла. Так что совсем одна я теперь на свете…

Так закончила эту историю Люба – удивительную для её гостьи и привычную для самой рассказчицы. По всему облику девушки было видно, что она на самом деле, без притворства и лукавств, довольна своей жизнью.

– Да-а-а… – выдохнула Ирина Вячеславовна, – да-а-а… Кому рассказать – не поверят.

– Да не нужно рассказывать, к чему? – улыбнулась Люба. – У каждого человека свой путь. Мой вот такой… Рельсы да шпалы и ветер в проводах…

– Твоя правда, детка. У каждого своя дорога.

– Вы знаете, вы ложитесь уже, Ирина Вячеславовна, отдыхайте. День у вас непростой был, а как завтрашний сложится – и вовсе неизвестно. Я вам постель застелю, а вы пока можете в туалет сходить, умыться…

– Спасибо, Любонька. И правда, притомилась я немного…

– Я так и увидела.

Долго не могла заснуть Ирина Вячеславовна. Разволновали её слова проводницы, растревожили. Что бы ни говорила эта девушка, думала толстушка, а всё-таки и у неё должен быть шанс узнать другой путь. Не всю же жизнь бесприютно по свету мотаться, у каждого человека дом должен быть, свой, крепко вросший в землю.

С этими мыслями она и заснула. И снился ей дом деревенский, молодые отец с матерью и Ванька-сосед, в которого она была когда-то влюблена. Да только были у этого Ваньки на лице усы, как у Артёма Петровича…

«17 марта

Сегодня только несколько строчек (у меня гостья, которая уже спит, не хочу её тревожить).

Самая главная сегодняшняя мысль: не суди людей по словам их, а суди по поступкам.

Спокойной ночи всем!»

А следующим утром, в десять часов, Ирине Вячеславовне предстояло выходить. Чем ближе подходил поезд к её станции, тем большим волнением наполнялось сердце. Думы, конечно, были о матери, и она надеялась застать её ещё живой, тем более что звонил брат с сообщением о сносно проведённой ночи. Люба чувствовала нервное состояние своей гостьи и старалась не докучать вопросами. Да и некогда ей особо было, уж столько дел у проводника с самого утра, не присесть!

Ровно в десять часов и пять минут Ирина Вячеславовна, крепко сжимая в руке свой багаж, стояла на платформе и смотрела вверх, на Любу, которая уже опустила площадку и стояла в проёме с флажком в руке – до отхода поезда оставалась одна минута. Они улыбались друг другу, расставаясь навсегда. У толстухи почему-то ныло сердце, а у Любы, хоть и привычной к таким прощаниям, ком стоял в горле.

– Ох, – спохватилась Ирина Вячеславовна. – Дура я старая! Мы же селфи сделать забыли!

– Забыли, – огорчилась Люба. – Жалко!

– Ну хотя бы я тебя на память сфоткаю, Любаша!

Несколько секунд ушло на то, чтобы найти телефон, и ещё несколько – чтобы открыть неумелыми пальцами нужное приложение. Когда камера была включена, поезд уже потихоньку трогался с места. И всё же сделать один снимок бывшая пассажирка успела. Так и осталось в её памяти и в памяти её фотоаппарата – девушка с блестящими от слёз глазами, машущая ей рукой…

Глава 4

– Любаша, можно к тебе? – в дверь служебного купе заглянул Василий Иванович, или попросту Вася. Он быстро оглядел пространство на предмет посторонних людей и улыбнулся, таковых не обнаружив.

– Можно, Вася. Проходи, садись.

Любочка, которая перед его появлением записывала что-то в толстую тетрадку, закрыла её с некоторой поспешностью и, привстав, убрала в верхний шкафчик. Вася сел на другой конец полки.

– А твоя соседка уже того, вышла?

– Вышла.

– Ты после неё всё проверила?

– Как тебе не стыдно, Вася! – с таким укором сказала девушка, что Вася тут же покраснел. – Ирина Вячеславовна очень порядочный и благородный человек!

– Да я что, я же ничего такого не говорил…

– Говорил, Вася, – вздохнула Люба. – И думал. Но это потому, что ты пока не очень хорошо в людях научился разбираться. Ничего, с возрастом придёт, если, конечно, ты будешь внимательней к миру присматриваться.

– Ты так говоришь, как будто я сосунок малолетний! А ведь я на два года старше тебя!

– У мальчиков взросление позже происходит, чем у девочек, – улыбнулась Люба. – Не в обиду говорю, дружок, просто констатирую.

– На тебя невозможно обижаться, Люба.

– Не во мне дело, Вася. А в том человеке, который волен решать сам для себя – обижаться ему или нет. Впрочем, куда это меня потянуло… Ты ведь что-то от меня хотел?

– Хотел, – Вася глубоко вздохнул. – Мы с тобой говорили в прошлый раз… Я предлагал тебе… Ты подумала, Любочка?

– Но я же тебе сразу всё сказала, Вася! С тех пор мнение моё не поменялось.

– Мне показалось, что ты не окончательно решила… – Он заторопился: – Любочка, я тебе обещаю, что если ты согласишься, то никогда об этом не пожалеешь, правда! Я знаю, как сделать тебя счастливой!

– Действительно знаешь? – улыбнулась девушка.

– Самое важное для тебя – продолжать жить такой кочевой жизнью, как ты привыкла, и я с удовольствием поддержу тебя в этом! Подумай сама, где ещё найдёшь ты такого человека, который безропотно согласится повсюду следовать за тобой и вместе с тобой? Ведь я подхожу тебе по всем статьям, Люба! Я тоже связал свою жизнь с железной дорогой, а потому знаю все её тяготы. Я тоже, как и ты, привык засыпать под стук колёс, а просыпаться в новом городе. А ещё я очень люблю тебя, Люба, а это тоже ведь немаловажно для удачного брака!

– Для удачного брака (боже, какое скучное словосочетание!) необходимо ещё кое-что, Васенька. Необходимо, чтобы невеста тоже любила жениха. А я не могу про себя такого сказать. Не обижайся, дружок.

– Иногда ты бываешь жестока, Люба! – с горечью вскричал Василий.

– Зато искренна. Разве было бы лучше, если бы я обманывала тебя? Жить в браке без любви, Васенька, – это мука, это страдание, причём для обоих. Ты пока этого ещё не понимаешь, не знаешь.

– Но ты-то откуда знаешь!

– Просто знаю, и всё, – пожала плечами девушка. – Ты теперь иди, дружок, мне нужно уборкой заняться.

– Не называй меня этим глупым словом!

– Разве оно глупое? Впрочем, извини, больше не буду, если тебе не по душе. Иди, Васенька, иди.

Вася, понурившись, встал.

– Нет, подожди! – вскочив, Люба взяла его за руку и заглянула в тоскливые глаза. – Не обижайся на меня, пожалуйста! Я знаю, как тебе больно сейчас, как горько, я же не бесчувственная, Вася! Но я хочу, чтобы ты тоже знал – я очень ценю нашу с тобой дружбу и даже горжусь ею. Ведь ты – славный чистый человек, а это дорогого стоит, поверь мне! – Она поцеловала парня в щёку. – Ну а теперь иди, Васенька!

Она подтолкнула его к двери, и Вася вышел с улыбкой, храня на своей щеке нежный девичий поцелуй…

«18 марта

Сегодня мне почему-то стало жаль, что я не знала свою бабушку… Мне подумалось, что она ведь могла быть немножко другой, не такой, какой её мама запомнила. Но даже если и такой (хотя я сильно сомневаюсь в этом, ведь не может человек состоять только из одного цвета!) – откуда мне знать, какие страшные невзгоды могли выпасть на её долю и тем самым сделать её характер таким жестоким! Мама бы сказала сейчас, что я оправдываю бабушку, но я вовсе не оправдываю, ведь не впустить в дом родную дочь с младенцем – это подло, это преступно! Но… вдруг она потом всю жизнь раскаивалась в этом? И умерла, так и не сбросив с себя этот неподъёмный груз… Каково ей было умирать в одиночестве?..

О вчерашнем дне я записала только две строчки, хотя прожила, наверное, двести. А уж сколько проговорила! Мы с Ириной Вячеславовной, моей гостьей, проболтали весь вечер. Она оказалась чудесным человеком, хотя сначала увиделась мне совсем в другом свете. Ну да я написала вчера об этом. Мы много говорили. Она рассказывала о своей жизни, о семье, о своих двух сыновьях, а я так увлеклась уютностью и искренностью нашего разговора, что и сама разоткровенничалась. Между прочим, впервые c незнакомым человеком! Только с мамой получались у меня такие беседы, и мне их, конечно, теперь страшно не хватает…

А утром Ирина Вячеславовна сошла, и я почему-то почувствовала такую пустоту и такую горечь, как будто ещё раз попрощалась с мамой. Глупо, конечно. Каждый день в моей жизни происходят встречи и расставания, но я никогда не…

…Пришлось прерваться, потому что приходил Вася. Бедный влюблённый мальчик… И жаль мне его, и неловко за себя, бесчувственную. Наверное, мне по наследству достались бабушкины гены, которая, по маминым словам, никого никогда не любила. Я думаю, что я тоже не смогу никого полюбить. Я даже уверена в этом, слишком много во мне разумной логики и внимательности к деталям. А ведь в любви, как мне кажется, нужно горячее сердце, а вовсе не холодный ум! Да, сердчишко-то у меня подкачало…»

Глава 5

– Люба, можно к вам? – в служебное купе заглянул мужичок, посылавший вчера соседку по купе в спорткомитет. Сейчас его было не узнать! Одетый в чистую, хоть и мятую, белую рубаху, гладко выбритый, приятно пахнущий мужским одеколоном – он словно скинул с себя лет десять. Правда, целостность образа немного нарушали вытянутые в коленках спортивные штаны и босые ноги в шлёпанцах, но нельзя же требовать от пассажира поезда дальнего следования полной гармонии!

– Да, слушаю вас! – девушка, заполнявшая бланки учёта за столом, подняла голову. – Ой, это вы, Олег Сергеевич!

– Это я! – самодовольно усмехнулся мужичок и присел, отодвинув с полки стопку постельного белья. – У вас отличная память на имена, Любочка!

– Это профессиональное, Олег Сергеевич.

– Можно просто Сергеич!

Мужичок закинул ногу на ногу, и от вида его волосатых пальцев, выглядывающих в прорезь шлёпок, Любе стало смешно.

– Итак, какой у вас ко мне вопрос?

– Сердечный!

– То есть?

– Я хочу предложить вам, Люба, своё сердце. И руку!

И он подкрепил свои слова широкой ладонью, протянутой проводнице. Люба прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Я наблюдаю за вами второй день, и понял, что лучшей партии, чем я, вам не найти!

– Мне?!

Девушке потребовалось ещё больше усилий, чтобы удержать свои губы от предательской улыбки.

– Естественно! Я думаю, вам очень повезёт со мной. – Сергеич принялся загибать пальцы на руке: – Я не злой, не жадный, не лентяй, не подлец, и со мной вы точно не соскучитесь! Обещаю! – И он потряс кулаком в воздухе.

– Про последний пункт я уже поняла, Олег Сергеевич, – кивнула девушка.

– За первые четыре тоже зуб даю! Итак, каков будет ваш ответ? – Он поменял ноги местами и, довольный собой, вальяжно откинулся назад. Люба кашлянула, заглушая готовый вырваться наружу весёлых смех.

– Мой ответ – нет.

– Почему? – удивился мужичок.

– Вы слишком хороши для меня, Олег Сергеевич. Боюсь, мои собственные качества далеки от совершенства, в отличие от ваших. – Люба раскрыла ладошку и принялась загибать пальцы: – Необразованная, не спортивная, не люблю пьяных людей, порой бываю недоброй, и самое главное «не», – Люба подняла большой палец, – я не умею готовить. Вообще. Совсем. Даже яичницу сделать не смогу.

– Как же так? – последний пункт явно его расстроил. – Каждая женщина должна уметь готовить!

– А я вот не умею. И знаете, что я вам скажу по секрету, – Люба понизила голос, – и не должна уметь!

– Почему? – обалдел Сергеич.

– А зачем мне готовить в поезде, если тут ресторан есть? Кстати… – Люба вытащила из пачки проездных билетов один, – вот ваш билет, Олег Сергеевич. Ведь вам через час выходить. Спасибо, что сами зашли за ним.

– Но я не…

– А теперь идите собирайтесь, Олег Сергеевич. А то забудете что-нибудь в спешке! Идите, идите!

И таким строгим взглядом проводница посмотрела на пассажира, что тот вскочил, пробормотал что-то себе под нос и выбежал из купе. Люба приложила ладошки к лицу и беззвучно захохотала.

Это была самая длинная остановка в пути, самый крупный город и потому самая многочисленная замена одних пассажиров на других.

На этой станции сошёл на берег и незадачливый жених, вновь переодевшийся в свою тельняшку. Он проскользнул мимо Любы, не поворачивая головы, словно уже забыл о её существовании, хотя дело, конечно, объяснялось другим – его встречали. Широкобёдрая краснощёкая блондинка в обтягивающих джинсах и с ярко накрашенным лицом бдительно следила за спускавшимися на платформу пассажирами (уже бывшими), выискивая взглядом своего. При виде Сергеича лицо её напряглось, а ноздри раздулись, как у ищейки, почуявшей жертву. Именно поэтому, даже не попрощавшись с проводницей, бедняга сразу направился к своей подруге, которая отметила радость встречи по-своему: со всего размаху кулаком по уху Сергеича.

– Урод несчастный! Опять по бабам шлялся! – присовокупила блондинка визгливым голосом.

– Ты обалдела, Мань! – отшатнулся от неё мужичок (надо сказать, не особо удивившись такому повороту), оглянулся и… наткнулся на взгляд Любы, которая в это время проверяла билеты у новых пассажиров. Они смотрели друга на друга несколько секунд, а потом девушка отвернулась, а Сергеич, ссутулившись, потопал вслед за своей подружкой…

Глава 6

– Опаньки! Шило, дружище, это ты?!

– Жора! Вот так встреча! Не ожидал!

– А я-то как не ожидал!

Артём Петрович и здоровенный громкоголосый бугай в кожанке обнялись, заслонив собой весь проход. Сзади бугая топталась худая рыжая деваха с огромным клетчатым чемоданом, остановленная препятствием. Однако побеспокоить Жору, или Георгия Николаевича Котлякова, старого друга Артёма Петровича Шилова, она не смела в силу своего робкого характера.

– Ты как тут оказался, Жора? Насколько я помню, ты ведь красноярский?

– Э, брат, где родился, там не сгодился! Давно уж в эти места перебрался! Но ты-то, ты-то! – Георгий сделал шаг назад, чтобы оглядеть друга со стороны. Рыжая пискнула, еле успев отскочить. Но бугай даже не заметил этого. – Значит, в ржд переметнулся! Неожиданно! Давно ли?

– Да лет пять уже. После ранения комиссовали.

– Слыхал, брат, про твои подвиги. Да-а-а…

Котляков похлопал друга по плечу и уже собирался было что-то добавить, но тут деваха набралась смелости и пропищала:

– Простите, можно пройти?

Георгий резко развернулся, и рыжей пришлось опять отскочить назад.

– О, барышня! Я вас не заметил! Одну минуточку потерпите, я тут с дружком старым повстречался! Десять лет не видались, понимаешь!

Девушка молча кивнула, про себя подумав хмуро, что где десять, там и ещё пять минут можно подождать, а не загораживать проход перед людьми, которые сутки отпахали на своей собачьей работе и теперь хотят завалиться спать. И вообще!

Артём Петрович оказался не в пример понятливее своего старого друга.

– Жора, давай-ка пропустим девушку, а к тебе я потом загляну, через часок. Устраивайся пока.

– Добро!

Котляков и Шилов прошли по проходу дальше, почти в самый конец вагона, а рыжая девица юркнула в четвёртое купе. Но, перед тем как скрыться, она успела услышать трубный глас бугая в кожанке, пронёсшийся по всему вагону:

– Так я буду ждать, Артём!

– Жди меня, и я вернусь, – желчно пробормотала девица себе под нос…

…Котляков залил в себя сто граммов водки одним махом и смачно хрустнул огурцом. Артём Петрович, который никогда не пил на работе, но ради такого случая изменил своим правилам, тоже сделал несколько глотков. В конце концов, зря он что ли смену воспитывал, пусть Васька теперь на посту потомится, небось только польза от этого будет.

– Я гляжу, неплохо ты тут устроился! Всё под рукой! И тебе хавчик бесплатный, и водяра, и подружки на выбор, бери не хочу!

– Не-е-е, брат, не хочу…

– А чего так? – удивился Жора. – Та девка ресторанная очень даже ничего. Бойкая. Сразу видно, такая артачиться не станет. Я, кстати, шепнул ей на ушко пару ласковых, обещала забежать при случае. Но только если ты на неё имеешь виды, я ни-ни, сам знаешь!

– Ты не меняешься, Котелок! – усмехнулся Шилов.

– И слава богу! От этой жизни, друг, надо брать всё, пока силы есть. А силушки мужской мне отмерено не слабо, за троих! Скажу тебе по секрету, не только моя супруга этому радуется, но и другим сполна достаётся.

– Ох, Жора, Жора, кобель ты, сукин сын!

– Да ну их, баб, давай лучше о тебе поговорим. Значит, со службы тебя попёрли…

– Комиссовали по здоровью.

– Вот гады! Как в силе был человек, так из него все жилы тянуть, а как ослабел – на улицу и подыхай, как шелудивый пёс? Нет, я, брат Артём, сразу себе сказал – на это государство батрачить не стану, в хозяева карабкаться буду.

– Докарабкался, значит…

– А то! Устроился на солнышке, лежу теперь, отдыхаю. А остальные внизу ползают. Такое дело, брат. Каждый для себя выбирает: кому охота шеи гнуть под начальством, а кто эти шеи сам гнёт. Помнишь, плавал с нами Валька Прокопов, плюгавенький такой?

– Помню. Дрянь человек был.

– Дрянь – не дрянь, а я сразу сказал, что далеко пойдёт товарищ. Так и получилось. Он теперь золотишком ворочает, банкир, одним словом. А всё почему? Потому что цель человек имел и к этой цели упорно шёл. Я о нём недавно узнал, телек смотрел, и вдруг ба! – Валька! Весь из себя масляный, приглаженный, барином смотрит. Даже не сразу узнал, веришь? Интервью у него брали. Мол, как вы, дорогой Валентин Валентинович, до такой жизни сладкой докатились? А мы-то с тобой знаем, как докатился голубок, да? – Жора гоготнул. – Давай, брат, выпьем за настоящих мужиков, за нас с тобой! Мало нас таких осталось!

Они чокнулись и, выпив, накинулись на еду.

В купе заглянул Василий. Узрев своего старшего товарища в таком виде, он замер, позабыв, о чём хотел сказать.

– Ну, чего стоишь, паря, не робей, заходи. Артём Петрович, налей ему штрафную!

– Цыц! – сказал Шилов, даже в таком состоянии оставаясь профессионалом. – Он на службе. Чего тебе, Вася? Бузят?

– Никак нет, Артём Петрович. Тихо. Я круговой обход сделал.

– Молодец.

– Так я пока к Любе загляну, можно? – Вася оставался ещё пока в таком возрасте, когда легко краснеют щёки от любого смущения.

– Наш человек! – ухмыльнулся Котляков. – Прально, не теряйся, паря, служба службой, а о девочках тоже не надо забывать. Хороша хоть тёлочка, а?

Лицо Василия моментально побледнело, и он уже готов был ответить грубостью, но Артём Петрович стукнул кулаком по столу.

– Любу не трожь, Жора! Понял? А ты, Вася, иди куда шёл. И смотри у меня!

Шилов погрозил ему кулаком, затем опять стукнул им по столу.Василий быстро задвинул за собой дверь.

– Что там за Люба такая, друг?

– Ангел. Не чета нам с тобой.

– Э, Шило, – хохотнул бугай, – из ангелов самые лучшие чертовки получаются! Особенно в умелых руках! Хочешь, я её на спор…

Но Жора не договорил. Быстрым рывком Петрович притянул его к себе, взяв за ворот. Под взглядом яростных глаз друга Котляков моргнул и замер.

– Слушай сюда, Котелок! – с тихой угрозой произнёс Шилов. – Один твой взгляд в её сторону – и ты больше не пассажир. С вагона сброшу, понял? Ты меня знаешь, я шутки не люблю шутить!

– Да ты чё, братуха, – криво улыбнулся гость, – я же ничего такого, просто сболтнул лишка.

– А коли ничего, так и держи язык за зубами! – Артём Петрович отстранился и руки опустил. – Налей лучше!

– А это мы с удовольствием, – расслабился Жора. – Вот ты чёрт горячий, слова ему не скажи! Давай, за женщин в самом лучшем смысле этого слова! И до дна!

Они выпили. Жора сжевал уже пятый по счёту огурец, а Петрович навернул бутерброд с колбасой. Какое-то время сидели молча, думая каждый о своём.

– Слушай, Шило, а как твоя супружница? Пацаны рассказывали, разбежались вы с ней. Обратно не сошлись?

– Не сошлись, – Артём Петрович пожал плечами. – Она давно уж за другого замуж выскочила. Общего у нас только и осталось, что Ленка, дочь. Сама уже скоро матерью станет.

– А ты как же один? Не скучно?

– Жить можно.

– Ну а эта ваша Люба? Если такая хорошая баба, так и женись на ней.

– Сдурел? Она в три раза младше меня! Да и вообще, я к ней как к дочке отношусь.

– Ну а подружка у неё есть, постарше да поопытнее?

– Подружка… – по лицу Артёма Петровича проскользнула тёплая улыбка. – Была да сплыла. Ну всё, хватит об этом! Давай-ка по каютам расходиться, пока ещё ноги ходят да качка не началась. Идём, провожу тебя.

– Что я, девица красная, чтобы меня провожать? – хохотнул Жора. – Сиди уж, начальник, сам дошкандыляю, не в первой. Давай, до завтрева!

Жора, довольно устойчиво держась на ногах, вышел из служебного купе охранников и задвинул за собой дверь.

Петрович начал было прибирать со стола, но потом махнул рукой, привалился к подушке и моментально заснул. И снился ему десантный корабль, надраенная до блеска палуба, он, стоящий у штурвала, и сочная девица на берегу в маленькой чёрной шляпке и с улыбкой на круглом лице. Она махала ему белым платочком – то ли прощаясь, то ли, наоборот, встречая из дальнего плавания…

Глава 7

«19 марта

Завтра рано утром Москва и только в 23.50 в обратный путь. Целый день придётся чем-нибудь себя занимать… Вечером заходил Вася, предложил пойти в театр, мол, как раз успеем, а я и не знаю даже. С одной стороны, любопытно, я ведь ни разу в театре не была, а с другой – вдруг что-то пойдёт не так и мы опоздаем на поезд? Вот этого я боюсь больше всего на свете! Почти все мои ночные кошмары связаны с тем, что мой родной состав убегает в далёкую даль, а я, несчастная, остаюсь на перроне и реву ему вслед в три ручья. Мне кажется, это вообще самое страшное, что может произойти со мной в жизни. Наверное, это сродни тому, как если бы обычный человек лишился своего родного дома и остался без ничего на улице. Смертельный ужас! Нет, не пойду в театр, ни за что не пойду!..»

Всё здесь казалось ей удивительным. Начиная с совершенно роскошного гардероба, с которого, как она знала по книгам, начинался любой театр, и заканчивая не менее роскошным красным занавесом, скрывающим за собой тайну. Им с Васей невероятно повезло с билетами. Нет, сначала они, конечно, расстроились, когда подошла их очередь в кассу. Солидная дама-билетёрша чуть ли не у виска пальцем покрутила – мол, вы что, молодые люди, у нас за полгода до спектакля все билеты раскупают! Но потом, когда они, приунывшие, топтались у входа и уже собирались уходить, вдруг к ним подошла какая-то женщина и, понижая голос, предложила купить два билетика «по совершенно смехотворной цене». Будто бы её муж задержался на работе, а ей одной в театр не хочется идти. Вася тут же и выхватил два заветных листочка, взамен отдав половину своей зарплаты – «ты не представляешь, как нам повезло, Любаш!», – и они, счастливые, забежали внутрь. И вот теперь Люба с щемящим от детского восторга сердцем во все глаза смотрела на этот прекрасный бархат, обрамлённый золотым узором, ожидая чуда.

И чудо произошло. Под затихающий гул зрителей занавес разъехался и взглядам открылась сцена, на которой очаровательная актриса раскланивалась перед публикой – но не перед той, что сидела сейчас в зале, а перед небольшой группой людей, находящихся в глубине сцены. К актрисе летели цветочные букеты, радостные аплодисменты, и эти аплодисменты были подхвачены настоящими зрителями, пришедшими на спектакль «Таланты и поклонники» в московский театр. Люба восторженно рукоплескала вместе со всеми, а потом, когда началось основное действие, не отрывала завороженных глаз от сцены. Так и просидела весь первый акт и даже не согласилась выйти из зала в антракте, чтобы не расплескать это трепетное чувство сопричастности к прекрасному, впервые тронувшее её чистую душу. Второй акт пролетел в таком же восторге, а в конце она просто расплакалась – от безграничной жалости к Пете и Мартыну Прокофьичу и от яростного укора, обращённого на главную героиню Сашу. «Как ты могла, как могла!» – шептала про себя Люба, глотая слёзы.

– Люба, это же просто спектакль! – тихо сказал Василий, смущённый таким её проявлением чувств.

– Ничего ты не понимаешь, Вася! – хотелось ответить ей, но она промолчала, продолжая неистово хлопать вышедшим на поклон актёрам. Ей было горько, ей было больно, и ей было очень сладко от вихря чувств, захвативших её. И всю дорогу потом до вокзала она молчала, как ни пытался Вася её разговорить. И, притихшая, долго сидела в своём купе, обращая взгляд внутрь себя и вспоминая, вспоминая… Но потом, когда привычность мира вновь вторглась в её жизнь, она настроилась на знакомую волну и поплыла по течению, превратившись в знакомую всем доброжелательную и разумную Любу. К часу ночи, когда все пассажиры разместились на своих местах и все дела были переделаны, Люба взяла в руки заветную тетрадку, посидела с ней в обнимку, но, так ничего и не написав своим округлым ученическим почерком, убрала наверх и легла, накрывшись одеялом. Ей снилась сцена, она – в главной роли и какой-то мужчина в маске, прикрывающей его лицо, рукоплескал ей с первого ряда партера и кричал: «Браво, Любочка, браво!»

Глава 8

– Эй, проводница! Глухая, что ли?

Люба вздрогнула и обернулась. На какое-то время она ушла в свои мысли, застыв с кружкой перед титаном. Но громкий женский голос, в котором неприкрыто сквозило раздражение, вывел её из задумчивости.

Перед Любой стояла ярко накрашенная фигуристая брюнетка лет сорока – в обтягивающем блестящем платье и на высоченных каблуках.

– Слушаю вас, – ровным голосом отозвалась проводница.

– Где тут вагон-ресторан, туда или сюда?

– Направо, – указала направление Люба. – А вы, простите, с какого вагона?

– С какого! – презрительно передразнила брюнетка. – Правильно говорить «из какого»! Ты в школе вообще училась?

И столько неприкрытого хамства было в её голосе и словах, что у Любы невольно сжались кулаки.

– Не училась! – с вызовом ответила она.

– Оно и видно!

– А вас, похоже, тоже не до конца выучили! Что такое вежливость, знаете?

– Это ты мне? Мне?! – ахнула красотка. – Да я… Да меня вся страна знает! Меня вон даже в Голливуд приглашали сниматься, но я отказалась! На мои спектакли со всего мира ездят! А ты кто такая тут? Необразованная девка «подай-принеси»! Да я…

Она не успела договорить, потому что её перебил звонкий голос Алины, проводницы соседнего вагона «люкс», бегущей к ним по проходу.

– Виолетта Борисовна!

Брюнетка пренебрежительно отвернулась от Любы.

– Виолетта Борисовна, ну зачем вы сами, зачем! Я же сказала, всё вам принесу сама! – Запыхавшаяся Алина, подбежав, улыбнулась своей пассажирке услужливой улыбкой. – А вагон-ресторан вообще в другой стороне!

– Меня уж просветили тут… некоторые… – процедила брюнетка, бросая на Любу презрительный взгляд. – Я на вас жаловаться буду, милочка! Самому начальнику поезда, понятно вам? Живо вылетите со своего нагретого места! Грубиянка!

– Кто, Люба? – округлила глаза Алина. – Да вы что, Виолетта Борисовна, наша Люба – сама вежливость…

– Вежливость! – вскричала негодующе пассажирка. – Ваша Люба хамка и дура, как, собственно, и все её товарки! Да что с вас возьмешь! Одно слово – проводницы!

Вложив в последнее слово совершенно уничижительный смысл, брюнетка резко развернулась и, грубо оттолкнув Алину, понеслась по проходу обратно.

Девушки переглянулись.

– Вот гадина! – тихо произнесла Алина.

– А кто она такая вообще, Алин?

– Артистка! – презрительно процедила проводница. – Прыгает из сериала в сериал, как… проститутка. Я-то думала, она человек, расстилалась перед ней, а она… Ладно, Любаш, пойду. И прослежу, чтобы она правда чего не выкинула, а то с неё станется, такая хамка и до начальника может дойти, чтобы только напакостить хорошему человеку. Лучше бы я в плацкарте как ты работала, чесслово! Чем человек богаче, тем душонка у него мельче, это я давно поняла. Эх…

Алина побрела по вагону. Люба смотрела ей вслед, ловя себя на мысли, что впервые, пожалуй, за всю свою жизнь стыдится собственного невежества…

«20 марта

Если человек полностью доволен своей жизнью, не значит ли это, что он просто беден умом?

Не понимаю, что происходит со мной. Эта грубиянка, которая ни во что не ставит людей… Нет, дело не в ней, конечно. Разве мало встречалось мне в пути таких пассажиров? Просто её слова попали в самое сердце, подготовленное к этому вчерашним спектаклем. Нет, это началось даже раньше, во время общения с Ириной Вячеславовной. Зачем, зачем я открыла ей свою душу? И зачем теперь такая боль внутри?..»

Глава 9

Но начался следующий день, который принёс новые заботы, новые маленькие радости, и Люба постепенно успокоилась, примирилась сама с собой и вновь наполнила ровным теплом и светом всё вокруг. Пассажиры купались в этих лучах, чувствуя себя здесь как дома и даже лучше, беззаботнее, и с благодарностью прощались с ласковой проводницей, сожалея о расставании. Они выходили, заселялись новые, и каждому доставалось участливое внимание русоволосой девушки с ясными серыми глазами. Удивительно, как эта девушка одним только своим видом могла усмирить негодующих и успокоить расстроенных. Она, несомненно, обладала неким качеством, позволяющим всем вокруг чувствовать в её присутствии покой и умиротворение. Это ощущали не только временные постояльцы её владений, но и коллеги. Сложилось даже такое поверие среди них – если в поезде работает Люба, значит, весь рейс от начального пункта до конечного пройдёт благополучно. Каждый из бригадиров желал заполучить к себе в состав светлоокую девушку, свято веря в то, что она принесёт удачу. И потому частенько перебрасывали Любу с одного поезда на другой, а она и не жаловалась. Наоборот, видела в этом некую свою миссию и радовалась, что может хоть немного облегчить жизнь как путникам, так и своим товарищам, начиная от подруг-проводниц и заканчивая машинистами. Да-да, даже эти суровые люди чувствовали присутствие девушки на своём «корабле» и во время остановок порой специально обходили с якобы проверкой вагоны, чтобы только прикоснуться взглядом к Любе, а то и обмолвиться с ней парой словечек.

Так пролетел март, следом апрель подоспел, а там и май забрезжил. Воздух наполнялся ароматами цветущих деревьев, пролетающие пейзажи за окном радовали свежей зеленью и чистым голубым небом. Весна улыбалась Любе и отзывалась в её улыбках ещё большей лаской и заботой, обращённой на окружающий мир.

Эту станцию она проезжала второй раз с тех пор, как несколько недель назад прощалась здесь с Ириной Вячеславовной. Стоянка была короткой, всего пять минут, и обычно проводники даже дверь не открывали – некому было выходить и некому подниматься. Но в этот раз, ещё только подъезжая к платформе, Люба издали заметила одинокую мужскую фигуру, стоявшую в начале перрона. Именно там, куда вскоре должен подойти первый вагон, в котором ехала Люба. «Вот и хорошо, – подумала она, – значит, разомнусь немного и воздухом подышу».

Она не глядела на будущего пассажира, когда открывала дверь, не глядела, когда поднимала площадку, не глядела, когда сбегала вниз сама. И подняла глаза только тогда, когда мужчина сделал к ней шаг, держа в руке паспорт с билетом.

Что случилось, когда Люба встретилась взглядом с этим человеком, она не поняла. Но что-то явно произошло, отчего сердце её вдруг дёрнулось, остановилось на мгновение, а потом застучало вновь, но уже с удвоенной силой. Что-то знакомое почудилось ей в этом смуглом симпатичном лице и даже – родное.

– Здравствуйте… – не сразу сказала она, с трудом вспомнив о долге проводницы.

– Здравствуйте, – откликнулся парень таким голосом, как будто только что встретился со своей долгожданной мечтой. – Здравствуйте, Люба!

«Так вот почему его лицо показалось мне знакомым! – быстро пронеслось в Любиной голове – Мы уже ездили вместе…»

– Нет, – будто уловив её мысли, покачал головой пассажир. – Вы видите меня впервые.

– А вы? – почему-то спросила она.

– А я нет, – улыбнулся парень. Он протянул ей билет, и Люба быстро, но цепко пробежала его глазами.

– Вагон первый, место тридцать шестое, Колесников Глеб Александрович, – прочитала она вслух. Догадка ярко сверкнула в её смятённом уме. – Так вы…

– Я сын вашей пассажирки, Ирины Вячеславовны, если помните ещё такую.

– Помню!

– Так что я знаю о вас по маминым рассказам и… по фотографии.

– По фотографии! – изумлённым эхом откликнулась Люба.

– Я ждал, когда вас назначат на этот поезд, Люба. Вы… неуловимая девушка. Я, к сожалению, не мог уезжать на ваши поиски далеко, но сделал бы это чуть позже обязательно. Однако обстоятельства оказались благосклонны ко мне. И вот вы здесь.

– Но зачем надо было искать меня? Ирина Вячеславовна что-то забыла в поезде? Я не находила ничего…

– Мама тут ни при чём, хотя всё началось именно с неё…

– Вы говорите загадками. А между тем…

Они услышали призывный свисток локомотива.

– А между тем мы можем отстать от поезда! – улыбнулся парень. – Хотя я был бы не против. Но…

– Идёмте скорее! – испуганно вскрикнула Люба и схватила пассажира за руку. Её встряхнуло, словно от удара током, и она тут же разжала ладонь, испугавшись того жара, который вдруг вихрем пронёсся по её жилам. Однако медлить было нельзя, машинист ещё раз просигналил, но уже гораздо настойчивее.

Как они оказались наверху, девушка не поняла. Вот только что она стояла у первой ступеньки и – будто взлетела вверх, подхваченная ветром. Нарушая не только физические законы, но и профессиональные – проводник должен последним входить в вагон перед отбытием!

Все дальнейшие действия Люба совершала уже на автомате. Рывком опустила откидную площадку, быстро защёлкнула дверь, протёрла поручень. И только потом повернулась к пассажиру, продолжавшему стоять рядом.

– Вам попадёт теперь из-за меня, – сказал он.

– Не попадёт…

Люба помолчала, словно забыв о том, что ей положено было делать дальше.

– Мне проходить на своё место?

– Да-да! – спохватилась она, краснея. – У вас тридцать шестое, в последнем купе…

– В последнем. И билет последний оказался. Мне повезло.

– А как вы узнали, что я буду этим поездом ехать?

– Разведка донесла, – улыбнулся он.

Из вагона послышались тяжёлые шаги, дверь в тамбур распахнулась, и в проёме появилась Любина сменщица, неповоротливая Антонина Валерьевна. Ей было сорок пять лет, и она всей душой ненавидела свою работу. Как и каждая из проводниц поездов дальнего следования, Антонина шла на любые ухищрения, чтобы заполучить Любашу в свои напарницы. Но если кому-то хотелось работать с Любой из-за её лёгкого характера, то у Тони были свои, более меркантильные, интересы – она очень не любила трудиться и потому прикладывала все усилия, чтобы это вместо неё делали другие. Вот и сейчас она разыскивала замешкавшуюся Любу только с одной целью – устранить лужу на полу в туалете, на которую ей пожаловался один из пассажиров, весьма вредный дедок. «Небось, сам же эту лужу и устроил», – желчно подумала Тоня, хмуро выслушав его жалобу, и тут же поспешила на поиски Любы.

– Любаша, что ты возишься! – недовольно обратилась она к девушке, не взглянув на нового пассажира. – В туалете надо прибраться, жалуются уже. А я «лушку¹» заполняю, у меня же не сто рук!

– Сейчас приду! – вспыхнула Люба.

– Меньше слов, больше дела! – хмыкнула Антонина и, остро мазнув по лицу парня внимательными глазами, скрылась за дверью.

– Кажется, опять я виноват! – огорчился Глеб.

– Ну что вы! Вы тут совсем ни при чём! У нас тут каждую минуту что-нибудь случается, такая работа… Вы проходите на своё место, а я к вам потом загляну, хорошо?

– Обязательно! Нам с вами о многом надо поговорить, Люба!

На этой загадочной ноте они и расстались – Глеб направился к своему купе, а Люба, зайдя в свой отсек за хозяйственными принадлежностями, побежала исполнять рабочие обязанности. И впервые она совершала их в каком-то нервном волнении, из-за которого всё валилось из рук.

Выполнить обещанное ей удалось не скоро, постоянно находились ещё какие-нибудь дела, требующие от проводницы личного участия. Антонина почти не выходила из служебного купе, жалуясь на «больные» ноги, поэтому Любе приходилось крутиться самой, попутно помогая также проводнице из соседнего вагона – в этом рейсе они работали втроём на два вагона. Она бегала из вагона в вагон, но каждый раз замедляла шаг, приближаясь к девятому купе, из которого улыбался ей новый пассажир. И, словно поддерживаемая этой улыбкой, Люба с ещё большей энергией спешила продолжать свои дела.

Только ближе к вечеру наступил долгожданный перерыв. Поезд стремительно нёсся вперёд, следующая большая остановка предстояла через три часа, пассажиры мирно сидели по своим купе, кто-то спал, кто-то читал, кто-то тихо разговаривал с соседом, и Люба, заглянув в зеркало и отметив уж слишком блестящие свои глаза, вышла из служебного отсека. Глеб будто почувствовал, что настало время и для него, – он уже стоял у окна перед своим купе, дверь которого была плотно задвинута.

– Сделать вам чаю или кофе? – словно оттягивая момент предстоящего разговора, спросила девушка, приближаясь к нему.

– Не нужно, Люба. Просто постойте со мной, пожалуйста.

– Хорошо…

Она остановилась за шаг от него и тоже повернулась к окну, облокотившись руками о поручень. Мимо пролетала какая-то деревенька, сверкающая окнами в лучах заходящего солнца. Пронёсся последний её домишко, и вскоре показались кресты старого кладбища.

– Вчера было сорок дней, как умерла бабушка, – тихо сказал Глеб.

– Я чувствовала это! – вырвалось у Любы. – Хотя надеялась…

– Да, мы тоже все надеялись… Но… Она прожила хорошую долгую жизнь…

– И умерла в окружении любимых людей! А это ведь так важно, правда?

– Очень! – Он повернул к ней голову. – Вы ведь сейчас о своей бабушке подумали, Люба? Вы сожалеете, что…

– …что она не смогла облегчить свою душу перед смертью. Да, я очень часто теперь об этом думаю. Мне кажется, ей было очень тяжело и страшно… одной…

– Вам нужно съездить туда, Люба.

– Но я… – она смятенно посмотрела на него. – Я не смогу!

– Сможете. Потому что я поеду с вами.

– Вы?!

Она смотрела на него широко открытыми глазами – но не удивление чувствовала сейчас, нет, она как будто совсем не удивилась его ответу, но какое-то другое, доселе неведомое ей чувство вдруг проникло в её душу. Она не могла описать его словами, но ощущала его биение где-то в самой сердцевине своего существа.

– Я, Люба. Ведь я здесь именно для этого.

– Чтобы поехать со мной… в Мариинск?

– Чтобы забрать вас отсюда.

– Но… почему?

– Ведь вы сразу это поняли, когда увидели меня… – он накрыл её ладонь своею. У Любы ослабли ноги. – Потому что я полюбил вас, Люба, ещё прежде, чем увидел сейчас.

– По фотографии! – вырвалось у неё.

– Фотография была завершающим фактором, – улыбнулся Глеб. – Мамины рассказы тоже сделали своё дело, конечно. Но главное в другом. Я давно искал вас, Люба.

– Я приходила к вам в сновидениях? – усмехнулась она.

– Пару раз, – он улыбнулся. – Но вообще-то всё гораздо прозаичнее. Я уже видел вас, Люба. Давно. Вы ещё были девочкой, которая помогала своей маме в её нелёгком труде проводницы. Это прозвучит странно, но я влюбился в вас именно тогда. Вы поразили мальчишеское воображение, и я с тех пор думал о вас, мечтал о вас. И искал – но что мог сделать пацан, полностью зависящий от родителей? Когда я стал постарше, взрослая жизнь увлекла меня. Студенчество, работа… Но я не переставал думать о вас, хотя попыток искать больше не совершал. Во мне вдруг проснулся страх… ошибиться.

– Вы боялись разочарования…

– Я стал понимать, что мои мечты могут разбиться вдребезги от встречи с той реальностью, какой я не мог предугадать. Да, я очень боялся разочарования и тогда решил, что лучше оставить всё как есть. А потом вас встретила мама. Тут-то я и понял, что иногда действительность оказывается даже лучше представления о ней. И тогда я решил, что найду вас, чтобы сказать об этом. Только сразу не мог этого сделать, потому что умерла бабушка и надо было поддерживать маму с дядей, помогать со всякими делами… Но теперь я здесь, Люба. А это значит, что без вас я никуда не уйду!

Последнее предложение он произнёс так решительно, так безапелляционно, что невольно вызвал у Любы внутреннее сопротивление. Только что она чутко внимала его горячей речи, и вдруг словно строптивый чертёнок в ней проснулся. Как будто бабкины гены в одну секунду проросли в ней сквозь мягкость и доброту.

Она отняла свою руку и выпрямилась.

– Звучит самонадеянно!

– Я бы сказал – уверенно.

– Ваша уверенность зиждется на вашем незнании меня! Разве ваша мама не сказала вам, что я не желаю другой жизни, чем та, которой живу? – Прежняя убеждённость в своей правоте вернулась к ней, и она сейчас как никогда остро ощутила, что никак не может и не хочет потерять всё то, чем дышала всю свою жизнь. Её голос стал ещё твёрже, ещё уверенней. – Вы зря меня искали, Глеб! Я никуда с вами не пойду. Я останусь здесь, здесь мой дом, здесь моя семья, здесь…

В этот момент загрохотала дверь тамбура, и в вагоне появился Василий. Люба даже не успела ничего обдумать, как её язык всё решил за неё:

– …и здесь мой жених! – звонко закончила она, протягивая руку навстречу Васе. Тот ошалело поморгал глазами, делая шаг к ней. – Познакомься, Вася, это сын Ирины Вячеславовны, помнишь такую?

– П-помню…

– А это мой будущий муж Василий, – твёрдо заявила девушка и сжала руку «жениха».

– Будущий муж, – подтвердил Вася и расплылся в счастливой улыбке.

Однако Глеб, похоже, ничуть не расстроился, выказывая своё понимание человеческой природы. Он даже будто был готов к такому повороту событий.

– Я это предполагал, – невозмутимо произнёс он. Девушка вскинула на него удивлённые глаза. – Но только ваш поступок зиждется на полном вашем незнании самой себя. И меня, разумеется, тоже. Люба, мы ещё поговорим с вами, а теперь прошу меня извинить. Я второй день на ногах, нужно хоть немного поспать.

И Глеб, одарив Любу с Васей всё понимающей улыбкой, скрылся в своём купе, задвинув за собой дверь.

Люба отпустила Васину руку. В ней как будто сразу выключился свет.

– Что происходит, Любаш? Ты зачем?..

– Пойдём отсюда!

Она потянула его за собой подальше от девятого купе и остановилась посередине вагона.

– Ты из-за него, да? Кто он такой? Он что, он… обидел тебя?!

– Тише, Васенька! – Люба за руку ухватила парня, готового броситься назад, чтобы ввязаться в бой из-за возлюбленной. – Никто меня не обижал. Наоборот…

– Что значит – наоборот?

– Ты иди к себе, Вася. Иди. У меня много дел.

– Люба! – вскричал Василий. – Ты только что сказала, что я твой будущий…

– Чш-ш-ш! – она приложила ладонь к его губам. – Не кричи, Васенька! Я прошу тебя, уходи, мы потом с тобой поговорим. Не сейчас. Сейчас я не могу. Потом! Хорошо?

Он кивнул, быстро моргая глазами. Люба отняла руку и улыбнулась:

– Вот и славно.

– Так я потом тогда зайду, Люб.

– Да, потом. Потом…

Она развернулась и почти бегом направилась в своё жилище, охваченная чрезвычайным волнением. Вася смотрел ей вслед, а затем вернулся к девятому купе, взялся за ручку и… решительно пошёл прочь, не оглядываясь и бурча что-то себе под нос.

Глава 10

Ночью Люба ни на секунду не сомкнула глаз. Хотя не её очередь была дежурить, но, заранее предвидев свою бессонницу, она отправила Антонину спать на вторую полку, а ту и не требовалось особо уговаривать.

И вот теперь Тоня похрапывала наверху, в окно заглядывали первые лучи солнца, а Люба сидела за столом, перед ней лежала её заветная тетрадка, а в тетрадке чернели зачёркнутые строчки. Ни одну из начатых фраз ей не удавалось закончить – быстро и густо Люба замазывала их ручкой и сама перед собой краснела за собственные признания. Никогда ещё с таким трудом не давались ей простые слова. Душевное смятение переполняло девушку, но облечь его в буквы, слова, предложения было никак невозможно. Наконец, она не выдержала. Выдернув из тетрадки злосчастный листок, она разорвала его в клочья, запихнула дневник под подушку и горько заплакала, уткнувшись в ладони.

Весь следующий день прошёл в каком-то тумане. Нет, на обычных обязанностях её состояние никак не сказалось. Как и прежде, Люба исправно тянула лямку проводника, улыбалась пассажирам, разносила чай, с ещё большим усердием драила места общего пользования, но в душе у неё точно застыло всё, заволоклось дымкой, замерло. С человеком, который смутил её неискушённую душу, она старалась не встречаться взглядом, не касаться рукой, хотя он попадался на её пути постоянно. Конечно, он хотел продолжить разговор и множество раз пытался обратить на себя её внимание, но она этого продолжения боялась, а потому сбегала каждый раз, набрасывая на себя маску невозмутимости и занятости. В такие моменты она удивлялась сама себе, обнаружившейся вдруг в себе способности к притворству, обману, но по-другому поступать не могла.

И ещё одна мучительная ночь прошла без сна, в какой-то полудрёме. Антонина почти не спускалась со второй полки, и Люба всю ночь просидела внизу – несчастная, измученная, но стойкая в своих убеждениях.

А следующим утром Глебу предстояло выходить.

Он поймал её в тот момент, когда Антонина вышла в соседний вагон. Люба сидела за столом, разбираясь с проездными билетами и ничего перед собой при этом не видя. Голова от двух бессонных ночей гудела колоколом, хотя в обычные дни девушка справлялась и не с такими нагрузками.

– Люба!

Он вошёл так тихо, что она вздрогнула и пачка билетиков выскользнула из её пальцев.

– Простите, что напугал вас, я не хотел…

Стараясь не показывать своей растерянности, она быстро подняла бумажки, нашла среди них одну и протянула Глебу.

– Вы, видимо, хотели свой билет забрать? Спасибо, что сами зашли…

– Люба, прошу вас, давайте поговорим!

Он решительно задвинул дверь.

– Мне не о чем с вами разговаривать! Всё, что считала нужным, я сказала уже вчера.

– Это было позавчера…

– Тем более!

Она вскочила, билеты опять рассыпались в разные стороны, но Люба не обратила на это внимания. Она смотрела в глаза Глеба прямым взглядом, лицо её побледнело.

– Я никуда с вами не пойду, Глеб Александрович! Повторяю вам это ещё раз, если позавчера вы меня не услышали. У нас с вами разные дороги, и они никак не могут пересечься.

– Люба, вы же сами не верите в то, что говорите! Я прошу вас, я умоляю вас – загляните в своё сердце! Неужели вы не видите там того смятения, которое сейчас вижу я? Вас тянет ко мне, Люба, и вы не можете это отрицать! Вас влечёт совсем иная жизнь, иные просторы, которые именно я могу вам показать! Не отказывайтесь от этого, Люба! Не обедняйте свою жизнь, ведь в ней столько всего необыкновенного, чудесного, которое вы не найдёте здесь, в этом поезде и на этой дороге! Она железная, Люба, а значит лишённая мягкости и нежности, которые предлагаю вам я!

– Вы заблуждаетесь, Глеб Александрович, – ровным голосом произнесла девушка. – Мне не нужна другая дорога, кроме этой, и мне не нужны вы. Это моё окончательное решение, больше мне вам сказать нечего.

– Ваша железная дорога делает вашу душу бесчувственной! – с горечью воскликнул Глеб.

– Позвольте мне самой разбираться с моей душой! – выпрямилась Люба, ещё более побледнев. – Я больше не желаю вас видеть, Глеб Александрович! Уходите! Уходите или… или я позову охрану!

Если бы их схватка взглядами длилась чуть дольше, Люба могла бы и сломаться, не выдержать, но Глебу в его горестном состоянии не хватило проницательности, чтобы это почувствовать.

– Вы разбили мне сердце, Люба! – выдохнул он и, повернувшись, вышел, с грохотом задвинув за собой дверь.

Любины глаза встретились со своими же, отражёнными в зеркале. Она не смогла выдержать этот взгляд, полный муки и отчаяния. Рухнув на сиденье, она закрыла лицо руками и закачалась из стороны в сторону в горестной тоске…

…Напрасно Глеб ловил её взгляд, стоя на платформе. Она так и не повернулась к нему, не дрогнула, продолжая возвышаться над ним с флажком в руке и с упрямо вздёрнутым подбородком. Такой и запомнил её несчастный влюблённый – натянутой как струна, с неприступным взглядом и твёрдо сжатыми губами.

Поезд отошёл, набирая скорость, а Глеб всё стоял, неотрывно глядя ему вслед. И черным-черно было у него на душе.

Глава 11

Ни одной слезинки не увидели окружающие на Любином лице. Она вновь превратилась в радушную хозяйку, готовую все свои силы прилагать для того, чтобы её гостям удобно и уютно было проводить минуты, часы и дни на временном отрезке своей жизни. Только по ночам, в краткие мгновения одиночества, радость оставляла её, и вместо неё появлялась тоска, которую нельзя было избыть никакими слезами – а уж сколько их приняла на себя единственная безмолвная свидетельница её печали, верная подушка! Даже заветная тетрадка была позабыта, глубоко спрятавшись на самое дно Любиной сумки, и ждала вместе со своей хозяйкой того времени, когда горе-тоска убежит, скроется вдали, и в сердце вновь вернутся свет и покой.

Не возвращались…

А тем временем колёса продолжали стучать, ветер стонал в проводах и поезд всё так же неумолимо спешил, разворачивая перед своими гостями новые картинки мира. Они уже не так трогали чуткую душу Любы, как раньше, и даже сменяющиеся друг за другом пассажиры порой сливались для неё в одно сплошное серое пятно. Но упрямая девушка старалась этого не замечать. Её лицо по-прежнему дарило улыбку всякому входящему, но только не могла уже она одарить их самым главным, чем когда-то обладала, – звенящей радостью жизни.

Лето пролетело как мгновение и показалась осень, расцвечивая мир вокруг яркими красками. На эту пору Люба возлагала особые надежды, ведь они с мамой так любили осень! Наверное, мама и раскрыла в своё время перед ней всю прелесть, всю пленительную красоту золотых деревьев, изменчивого неба и аромата плодоносящей земли, который не могли остановить даже плотно сцепленные двери поезда.

– Любаша, тебе надо отдохнуть! – сказал ей однажды Артём Петрович, с которым железнодорожная судьба столкнула Любу впервые за несколько недель – его временно перебрасывали на другой поезд. Он сразу обратил внимание на осунувшееся лицо своей любимицы, но сначала списал это на бессонную ночь, а сейчас, когда смог наконец увидеть её поближе, понял, что дело в чём-то другом. Безотчётная тревога сжала его сердце. – Ты похудела, круги под глазами, а всё это знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что совсем не бережёшь себя! Алина сказала, что ты уже третий рейс без напарницы работаешь!

– Разве раньше такого не было, дядь Артём? Вы же знаете, мне это даже в радость, люблю я полноценной хозяйкой в вагоне быть!

– В радость ли, детка? – охранник тяжело опустился на полку. – Что-то личико твоё бледное совсем о другом говорит!

– Просто я… ещё не ела сегодня, всё как-то некогда… – отвернула она взгляд в сторону.

– Похоже, ты не ела целый месяц, Люба! – Его ладонь, крепкая ладонь бывшего моряка, обхватила тонкие пальцы девушки. Она вскинула на него глаза. – Что с тобой происходит, Люба? Никогда я тебя такой раньше не видел. Заболела, возможно? Так давай на ближайшей станции к врачу забежим!

– Я себя чувствую совершенно здоровой, Артём Петрович! – искренне воскликнула она.

– Телом, возможно. А душой? Может, обидел тебя кто, Люба? Так ты признайся, я с этого негодяя шкуру спущу! Или это… Васька, подлец? То-то он от меня глаза отворачивает! Это он, Люба?!

– Да что вы, дядь Артём! Вася сам пострадал! – неосторожно вырвалось у неё.

– То есть как пострадал? – нахмурился охранник.

Люба прикусила язычок, кляня свою несдержанность. И как теперь ей выкручиваться?

– Понимаете, я по своей глупости дала Васе надежду, а потом… её забрала.

– Ничего не понял.

– Ну, – Люба с трудом подыскивала слова, – я ему сказала, что… выйду за него замуж, а потом… передумала. Вот. И он, конечно, теперь переживает из-за моей легкомысленности.

– Я никогда не считал тебя легкомысленной!

– Я тоже. Но так уж получилось, и ничего теперь с этим нельзя поделать. Поэтому Вася страдает, а я мучаюсь из-за того, что невольно его… подвела.

– Ты ведь не любишь его как мужчину, Люба. Ведь так?

– Вы правы, – не сразу ответила она, понимая, что следом за этим вопросом последует и другой. Разбивающий в пух и прах её враньё.

– Зачем тогда соглашалась на замужество?

– Из жалости, – быстро сказала она. – А потом одумалась и сказала «нет».

– Я тебе не верю. Ты не могла пойти на такой шаг из жалости, зная совершенно точно, что нет любви. Не такой у тебя характер, уж я-то тебя изучил, как никто другой! Нет, не сходится, Люба. Ты сейчас наводишь тень на плетень, но вот зачем ты это делаешь?

– Ничего я не навожу!

– И раньше ты никогда не врала! А сейчас что ни слово, то женское лукавство! – Он вздрогнул от собственных слов и, нахмурившись, вгляделся в Любино лицо. Она покраснела, но глаз не отвела. – Вот оно что! – выдохнул Артём Петрович. – Как же я сразу не догадался, старый болван? Ты влюбилась, Люба!

– Что?! – она вспыхнула и даже хотела выдернуть свою руку, но мужская хватка оказалась крепкой, как якорная цепь.

– Что слышала, голуба моя! Ты влюбилась! И человек, который забрал твоё сердечко, вовсе не Васька! Но парень наш, видать, попался под горячую руку, а после ты и опомнилась. Что, Люба, прав я? Умею я два и два складывать? Хотя тут, скорее, треугольник получается. Любовный!

– Никудышный из вас математик, Артём Петрович! – Люба упрямо вскинула подбородок, однако губы её задрожали.

– Согласен, совсем никудышный, – мягко сказал Шилов, – а психолог и вовсе никакой. Не разглядел, что девочка-то моя выросла…

Она отвернулась, сдерживаясь изо всех сил. Артём Петрович погладил её нежно по руке и спросил проникновенно:

– Что, Любаша, всё совсем плохо, да?

Она кивнула, не поворачиваясь. Слёзы подступили уже совсем близко, и гордая девушка боялась, что не сумеет справиться с ними. «Никто никогда не должен видеть тебя слабой!» – частенько повторяла ей мама.

– Он сейчас в поезде?

Она отрицательно покачала головой.

– Значит, ты отказалась выйти с ним, я правильно понимаю?

И тут Люба не выдержала. Она уткнулась в грудь Шилову и отдалась во власть жгучим слезам, которые, прорвав, наконец, преграду, рекой понеслись из её глаз, безудержные в своём потоке. Крепкие мужские руки обхватили её, словно убаюкивая своей защитой, а она всё плакала и плакала, остановиться не могла.

– Страшная штука эта первая любовь, – прошептал с тихой улыбкой Артём Петрович.

Но вот, наконец, рыдания стали стихать, Люба успокоилась и даже будто обычная радость вернулась к ней. Вот что значит искреннее участие друга! Шмыгнув носом в последний раз, она выпрямилась и посмотрела на Шилова своими прекрасными лучистыми глазами.

– Теперь готова рассказать, Любаша?

– Да!

И больше ни слова неправды не выскочило из её уст. Она поведала обо всём. О чувстве, вспыхнувшем внезапно, и о человеке, который это чувство вызвал. О собственной гордости, которая помешала ей обрести счастье, и о невозможности теперь это счастье догнать. Узнав о том, что виновник Любиного смятения – сын той самой пассажирки, что и его суровое мужское сердце захватила в плен, Артём Петрович смутился сам, однако не дал личным чувствам помешать дальнейшему разговору.

– Что мне теперь делать, дядь Артём?

– А чего ты сама хочешь, девочка?

– Ах, если бы знать!

Но, выпалив это, она тут же поняла, что знает – где-то в глубине своей измучившейся души. И Артём Петрович тоже почувствовал её внутренний ответ самой себе.

Он погладил её по голове, и она глубоко вздохнула.

– Я думаю, ты теперь лучше меня понимаешь, что дальше делать. Одно только скажу тебе, голуба. Решиться на поступок – дело непростое, конечно. Но если в душе есть ясное понимание своих желаний и устремлений, то первый шаг будет сделать совсем не тяжело. А дальше уж и того легче. Главное – эту ясность в себе видеть. Как маяк. Он не даст тебе сбиться с дороги.

– Я понимаю, дядь Артём…

– Эх, если бы и мне так же легко понимать свою жизнь, Любаша! – вздохнул Шилов. – Пойду я теперь, девочка. А ты знай: что бы ты ни решила для себя, я всегда буду на твоей стороне. Поняла?

– Поняла! И спасибо вам за всё!

Она порывисто обняла старого друга, и он поцеловал её ласково в русую макушку. Как будто прощаясь с ней, как будто предчувствуя скорое расставание…

«25 сентября

Я решилась, и сразу стало легче дышать. Но всё равно очень страшно, очень!..»

Глава 12

Провожали её всем составом. Даже Аркадий Савельевич, первый машинист, выбежал из своего электровоза и долго-долго держал Любину руку, не собираясь, кажется, её отпускать. Только Вася остался в вагоне и лишь печально подсматривал из-за занавесочки, когда Люба смотрела в другую сторону. Но она всё равно его видела и сочувствовала его тоске. Ей сейчас тоже было несладко, но она твёрдо знала, что назад дороги нет. «Железной дороги», – усмехнулась она сама себе.

– Любочка, обязательно звони!

– И пиши!

– А если что-то у тебя не заладится, то ты знаешь, как нас найти! – Алина с блестевшими от слёз глазами улыбнулась.

– Я буду звонить! – пообещала Люба, сжимая в руке новенький, подаренный ей всеми коллегами, телефон. – Не плачь, Алинка, а то я сейчас тоже разревусь!

– Отставить слёзы! – пробасил Артём Петрович, готовый и сам, как девица, разнюниться. – Что значит – не заладится? Обязательно заладится! – он наклонился к её уху и добавил тихонько: – Но если что, звони, я тебя сразу заберу!

– Спасибо, дядь Артём!

– Ну всё, друзья, по местам! – громко сказал кто-то, и все сразу засуетились, полезли обниматься, а потом рассыпались по своим вагонам, и на перроне осталась только Люба, да ещё несколько провожающих, которые искоса посматривали на девушку, удивляясь, почему вокруг неё столько шума и кто она вообще такая?

– Береги себя, Любочка!

– Не забывай нас!

– И на свадьбу приглашай! – это уже Алинка выкрикнула.

– До свидания, Лю-ю-ю-ба-а-а! – одним голосом проревел состав и, под прощальный гудок машиниста, тронулся в путь, набирая скорость. Люба махала ему вслед, пока хватало сил. А когда последний вагон скрылся из глаз, она вздохнула глубоко-глубоко, вытерла глаза и, поправив лямку сумки, повернулась. Её взгляд встретился с другим, принадлежавшим молодой прекрасной женщине, будущей матери. Округлый изгиб линий, уверенная стать и дыхание нежности – именно такой предстала Любе вокзальная скульптура города Арбузова. Белое мраморное лицо её светилось ожиданием и надеждой на прекрасное грядущее, обещая это грядущее и ей, новой гостье.

– Пусть так и будет! – твёрдо сказала себе и безмолвной хозяйке города Люба и сделала свой первый шаг…

Глава 13

Ещё в поезде они навели справки о семье Колесниковых, проживающих в славном городе Арбузове. Помогла Антонина, у которой какой-то далёкий родственник служил в полиции, а у этого родственника, конечно же, был доступ к базе арбузовских жителей. Вот и Тоня на что-то пригодилась! Поэтому адрес Глеба был Любе теперь известен, но неизвестным оставался самый важный момент – ждал ли он её, вспоминал ли? Или для него та далёкая встреча оказалась лишь случайным эпизодом? «Взрослая жизнь увлекла меня», – не так ли он сам говорил тогда про себя? И не так ли могло случиться и теперь? Именно эти сомнения двигали девушкой, когда она обдумывала свои действия по прибытию в городок. Хотя пылкая Алина и твердила ей, что нужно обязательно тотчас же бежать к любимому и осчастливить его внезапным появлением, но рассудительная натура Любы решила иначе. Именно поэтому она направлялась сейчас по этой прелестной улочке в дом, где с распростёртыми объятьями встречали таких путниц, как она.

Отель «Звезда», судя по карте, располагался через несколько улиц от дома Глеба, и Люба сочла это прекрасным обстоятельством для бронирования номера именно в этой гостинице. Денег, к счастью, у неё было более чем достаточно, ведь они копились все эти годы на банковском счёте, не востребованные в той мере, к какой привыкли обычные люди, имеющие свой дом и связанные с ним – и не только с ним – траты. Поэтому за ближайшее будущее Люба не волновалась, ну а если что-то пойдёт не так, она всегда сможет устроиться на работу, а на крайний случай – вернуться в свой поезд, хотя возвращение на щите она считала недостойным и даже стыдным.

А городок ей очень понравился – по первым впечатлениям, но похоже, что и дальше он её не разочарует. Уютные улочки, утопающие в сентябрьской зелени, старинные купеческие дома, приветливые лица прохожих – казалось, что они, арбузовцы, знали о том, что Люба впервые и только что приехала в их прекрасный город, и, как гостеприимные хозяева, радовались этому визиту. Как и сама Люба когда-то, принимая своих гостей-пассажиров.

Седой старик, который открыл перед ней высокую дверь, сиял радушием, а немолодая симпатичная женщина, сидящая за стойкой регистрации, и вовсе обрадовалась Любиному появлению так, как будто увидела свою родственницу.

– Добро пожаловать к нам в «Звезду»!

– Здравствуйте, Анна Михайловна! – прочла имя администратора на бейджике Люба. – Я… – тут она запнулась, позабыв от волнения нужное слово.

– Вы, наверное, бронировали у нас номер? – подсказала Анна Михайловна.

– Да, бронировала! – сблагодарностью откликнулась девушка. – Одноместный.

– Прекрасно! Скажите вашу фамилию, пожалуйста, я посмотрю в списке.

– Назарова…

– Вот как! Примечательная фамилия для нашего города! – улыбнулась администраторша и взглянула на экран компьютера. – Назарова Любовь Дмитриевна?

– Да.

– Ваш паспорт, пожалуйста, я заполню документы.

Люба передала красную книжицу, и женщина принялась ловко и быстро стучать по клавиатуре, набивая информацию о новой гостье. Вскоре паспорт вернулся к своей хозяйке, а вместе с ним в руки девушки перешли электронный ключ и памятка для постояльцев.

– Вот смотрите, Любовь Дмитриевна. Ваш номер триста седьмой, он находится, соответственно, на третьем этаже, по коридору направо…

– Простите, а платить разве сейчас не надо? Я думала, что это сразу делается…

– Так у вас уже оплачено! За семь ночей!

– Как?! Но я не…

И тут Люба поняла. Артём Петрович, её добрый волшебник! Только он знал, в какой гостинице девушка собирается остановиться, а значит, он и заплатил за неё со своей карты, дистанционно, больше некому.

– Вы вспомнили? – улыбнулась администраторша.

– Да-да, извините…

– Итак, третий этаж, лифт в той стороне. Завтрак входит в стоимость номера, ресторан у нас на первом этаже, время завтрака – с семи до одиннадцати утра. Там же можно будет заказывать и обед с ужином, для наших постояльцев действует скидка. Так, что я ещё не сказала… Пароль от вай-фая в этой памятке, на последней странице. Если не сможете подключиться, подойдите ко мне, я помогу. Вроде всё! Если ещё какие-то вопросы возникнут, обращайтесь, с удовольствием отвечу!

– У меня уже есть один вопрос…

– Слушаю вас!

– Вы сказали, что моя фамилия как-то связана с вашим городом…

– Да-да! У нас тут есть одна усадьба старинная, местная достопримечательность. Сейчас там музей, конечно, а раньше она принадлежала семье помещика Назарова. Они вам, случайно, не родственники? – лукаво улыбнулась женщина.

– Нет, к сожалению. У меня нет в вашем городе родственников. Впрочем, как и в любом другом. Никого больше нет. Я одна.

– Ох, простите, пожалуйста! – откликнулась на печаль, прозвучавшую в Любином голосе, Анна Михайловна. – Я повела себя нетактично!

– Но вы же не знали! – заметила разумная Люба. – Спасибо, Анна Михайловна! Я могу идти в свой номер?

– Разумеется! Лифт там, – напомнила администраторша взмахом руки.

– А лестница?

– Лестница рядом с лифтом.

– Прекрасно!

Люба, ни разу в жизни не пользовавшаяся лифтами, страшилась их, а потому, даже не сделав попытки нажать на круглую красную кнопочку, сразу направилась к лестнице.

Номер оказался светлым и очень уютным. Человеку, привыкшему к совсем другим покоям, это пространство казалось просто роскошным. Вид из окна тоже впечатлял. Любиному взору открылась прекрасная широкая аллея, усаженная благородными тополями, блестевшая за ней река и полукруглый мост вдали, сверкающий на солнце. Где-то слева от гостиницы – Люба прижалась носом к стеклу – проходила и улица, на которой стоял дом Глеба, но отсюда её было не видать. «Ничего, не всё сразу», – подумала девушка и принялась разбирать вещи. Это занятие, впрочем, не доставило ей много хлопот, ведь сколько у неё было тех вещей? Кот наплакал! Одно платье, одна пара брюк, две белые рубашки, старенький свитерок, не менее старая куртка-пуховик, ещё мамина, по одной паре обуви на каждый сезон – вот и всё её богатство. Да и к чему ей обширный гардероб в дорожной жизни? Только лишняя помеха, бессмысленная и непрактичная. Однако теперь о вещах придётся позаботиться, особенно о тёплых, памятуя о грядущих холодах…

С огромным, ни с чем не сравнимым удовольствием, Люба приняла душ – она, которая привыкла мыться в вагонном туалете или, в лучшем случае, в душевой штабного вагона, если таковая была в составе. Долго-долго она стояла под струями тёплой воды, блаженно улыбаясь и думая о том, что в жизни внедорожной, несомненно, есть свои радости.

С не меньшим наслаждением она высушила и уложила свои густые волосы. Фен нашёлся тут же, в роскошной ванной комнате, в ящичке под зеркалом, и какое-то время Люба ещё постояла перед этим зеркалом, с особенным чувством вглядываясь в своё лицо. Сейчас, отвлечённая от других лиц, она могла оценить эту нежную гладкую кожу, высокий лоб, выразительные светлые глаза – беспристрастно и пристально, будто со стороны, как оценивал бы художник свою натурщицу. И пришла к выводу, что модель вполне заслуживает внимания. Не было в Любином характере ни притворства, ни лукавства перед самой собой, не было также и ложной стыдливости, рождённой закомплексованностью. Глаза её видели правду, какой бы ни хотела она казаться под воздействием чувств.

Оделась Любаша быстро, и напоследок ещё раз с удовольствием огляделась вокруг. Целых семь дней ей предстояло провести в этом прекрасном жилище, и эта мысль наполнила её восторгом. Лёгкой летящей походкой она вышла из номера, пробежалась до первого этажа, улыбнулась седому швейцару, выскочила из двери на улицу – и ахнула! Перед отелем нетерпеливо и звонко постукивал копытами по мостовой конь – чёрный, как уголёк, и такой же горячий. Ноздри его раздувались, жилы на шее буграми перекатывались, и во всём его облике чувствовалась страсть, неподвластная и незнакомая людям. Жеребца держала за поводок девушка, высокая и гибкая, как стебелёк, и с такими же иссиня-чёрными волосами, как окрас её питомца. В ней было что-то нерусское и тем привлекательное, а тёмно-шоколадные глаза смотрели прямо на Любу.

– Здравствуйте, – откликнулась улыбкой на её внимание Люба. – Это ваш конь?

– Мой, – согласилась незнакомка чуть хрипловатым голосом.

– А можно его погладить?

– Можно.

Люба смело сделала шаг вперёд. Жеребец фыркнул, встряхнулся, а потом замер, словно разрешая прикоснуться к себе. Люба провела рукой по его гриве, ощутив её шелковистость и в то же время жёсткость, и заглянула в умные блестящие глаза.

– Как его зовут?

– Эскандер.

– Как красиво! И сам он такой красивый! Просто дух захватывает! Вы знаете, – простодушно призналась Люба, – я ведь в первый раз настоящую лошадь вижу. Раньше только на картинках видала.

– Не может быть! – поразилась брюнетка.

– Однако это правда.

– А я с двух лет с лошадьми. Вот сколько себя помню, всегда они рядом были. Или подо мной, – незнакомка улыбнулась. – Меня Залина зовут. А тебя?

– А я Люба.

– А приходи, Люба, к нам.

– Куда к вам?

– В конный театр. Мы уже несколько дней здесь. Гастролируем!

– Значит, мне повезло! – обрадовалась девушка. – Я сама только сегодня приехала! А вы надолго здесь?

– Ещё семь дней.

– А я семь ночей, – рассмеялась Люба, кивая на отель. – В «Звезде» остановилась.

– И мы! Вот так совпадение, правда?

– Удачное совпадение!

Распахнулась дверь отеля, выпуская ещё одного человека – мужчину, очень крепкого на вид, просто силача, и, похоже, той же национальности, что и Залина. При внушительной, сразу же бросающейся в глаза силе, этот человек располагал к себе совершенно добрым выражением лица.

– Это Казбек, мой партнёр! – представила брюнетка незнакомца, и тот оправдал первое впечатление Любы, улыбнувшись славной улыбкой человека, имеющего большое и щедрое сердце. – Казик, а это Люба!

– Здравствуйте! – одновременно поприветствовали они друг друга.

– Нам теперь нужно идти на репетицию, а спектакль вечером будет. Я тебе билет занесу, да? Ты в каком номере живёшь?

– В триста седьмом.

– А я в четыреста седьмом, прямо над тобой! Это неспроста!

– Неспроста, – рассмеялась Люба.

– Тогда увидимся!

Она потянула жеребца за повод, но тот не желал отрываться от Любы, только головой отмахнулся в ответ – мол, не мешай, хозяйка.

– Смотри-ка! – удивилась Залина. – Не хочет уходить от тебя!

– Почувствовал хорошего человека, – улыбнулся Казбек.

– Мы с тобой ещё увидимся, Эскандер! – шепнула Люба в чёрное ухо, и конь фыркнул совсем по-человечески, как будто понял её слова. А может быть, действительно понял? Иначе как объяснить то, что он тут же развернулся и направился вслед за своей хозяйкой?

– Увидимся, Люба! – помахала Залина рукой на прощание.

Люба постояла ещё немного на месте, провожая взглядом новых знакомых. Но вот они скрылись за углом, а она направилась в противоположную сторону, и вскоре мысли о прекрасном вороном жеребце сменились совсем другими думами…

Глава 14

Ещё издали она узнала этот дом, почувствовала каким-то глубинным чувством, не поддающимся определению. Интуиция ли была это, предчувствие ли, обман ли самой себя – она не хотела давать ему название, просто сразу поняла, что вот этот небольшой двухэтажный особняк, полускрытый за тенистыми деревьями, – именно тот, который ей нужен. И её уверенность оправдалась. На воротах, запирающих вход в этот дом, была чётко выведена цифра семнадцать. Улица Виноградная, дом семнадцать – это была она, конечная цель её путешествия, или – лишь его начало. Но именно сюда стремилась её душа, а вот что найдёт она здесь, какой исход, никто теперь не мог предугадать.

Она не сразу решилась позвонить в калитку. Долго-долго топталась на месте, всё ожидая знака какого-нибудь со стороны или внутреннего толчка. И наконец услышала.

– Люба-а-а, иди сюда! – зычно раздалось за спиной. Девушка мгновенно обернулась. Она увидела, как к какой-то женщине, гуляющей с коляской по другой стороне улицы, бежит девчушка в коротком платье, и поняла – звали не её, а её маленькую тёзку. Но вполне можно было принять этот зов за тот, который дожидалась и она. И тогда сделала она свой первый шаг, а второй ей дался совсем легко.

Её палец дрогнул, нажимая на звонок, соскользнул, и она сделала ещё одну попытку. В глубине скрытого от глаз двора звякнул колокольчик. Однако его, кажется, никто не услыхал. Тогда Люба, осмелев, прозвонила ещё раз, и вновь отозвался весёлым звоном дом. Увы, тишина не нарушилась шагами, голосами, радостными восклицаниями. Неужели они ошиблись в адресе? Но нет, такого не могло быть, ведь Люба ясно чувствовала, что именно в этом доме живёт Глеб. Однако почему никто не открывает? О таком простом ответе, что обитатели этого дома могут быть на работе, она даже не подумала, хотя это было совершенно логичное объяснение. Но Любе в её взволнованном состоянии трудно было сейчас ладить с логикой.

Однако ангелы не оставили её. Из кармана её брюк раздался звонок, и Люба поспешно извлекла телефон на свет.

– Артём Петрович, миленький, они не открывают мне! Я звоню в калитку уже полчаса!

– Голуба моя, сейчас два часа дня, среда. Неужели ты думаешь, что работающие люди в такое время сидят дома?

– Я не знаю…

– А я знаю! Твой Глеб наверняка на работе и вернётся только вечером!

– А Ирина Вячеславовна?

– А она, может, вообще в деревне!

– Может быть… Я как-то не подумала об этом, сразу расстроилась.

– Ох, Люба! Зачем беспокоиться без повода? Иди пока погуляй, зайди в кафе, а вечерком ещё раз прибежишь. Выше голову, голубка!

– Хорошо, дядь Артём! – выдохнула облегчённо Люба. И правда, что это с ней? Что за нелогичные поступки и мысли? – Я тогда вам вечером позвоню!

– Обязательно! От него и позвонишь! Я с ним тоже хочу кое о чём потолковать. Ну, бывай, Любаша, и не смей сдаваться!

– Не буду!

Она ещё раз позвонила в калитку, понимая, что это бесполезно, и спустя какое-то время уже шагала вдоль улицы, с каждый шагом всё больше отдаляясь от дома Глеба. И потому не могла видеть, как, разминувшись с гостьей всего на несколько минут, в калитку этого дома входил сам Глеб, который не обратил, конечно, никакого внимания на удаляющуюся девушку. В руках он держал букет шикарных роз, а на лице его мерцала нежная улыбка.

Каждый новый поворот и открывающиеся за ним прелестные виды добавляли в Любину картину впечатлений новый мазок, яркий и сочный. Осень очень шла этому городку! Сколько деревьев радовали глаз пышными красками! Арбузов был полон ими – шумящими липами, задорными клёнами, высокими тополями и скромными берёзками – Садовник Арбузова постарался на славу, умело рассадив их заботливой рукой по всем улочкам и переулкам. И так здорово они сочетались со стройными, сверкающими на солнце, окнами домов, с затенёнными их ветвями арками, ведущими в уютные дворики, с ажурными изгибами крыш и фронтонов. Люба отдыхала сердцем и наполнялась очарованием, созвучным её впечатлительной душе. И даже недавняя неудача не так теперь огорчала её, смягчённая красотой этого города и доброжелательными взглядами встречных прохожих. А они были доброжелательны – ведь разве можно не улыбнуться при встрече с чудесной гостьей, которая и сама, казалось, совпадала с ритмом и вибрациями Арбузова.

А вот к набережной Люба не стала спускаться, решив оставить её осмотр на другой день. Лишь издали полюбовалась на широкую реку Арбузовка, без суеты несущую свои воды на север, и заметила какой-то чудный мост – стеклянный он, что ли? – который сверкал вдалеке кружевными сводами.

Уставшая, но воодушевлённая, она вернулась в отель, памятуя о назначенной встрече с Залиной и предстоящем походе на представление, перед которым следовало подкрепиться.

Обед в гостиничном ресторане оказался выше всяких похвал.

– Вам понравилось? – улыбнулся ей молоденький официант, забирая тарелки.

– Очень! – искренне воскликнула Люба. – Более вкусную еду я не ела никогда! А в тыквенный суп просто влюбилась. Передайте мою благодарность поварам…

– Обязательно передам! Шеф-повару, правда, только завтра, он отлучился по делам. Вы будете карточкой рассчитываться или наличными?

– Наличными.

– Сейчас принесу счёт…

В своём номере Люба быстро приняла душ, не сумев отказать себе в маленьком удовольствии, и теперь, расслабленная и умиротворённая, смотрела на экран телевизора, включив местный канал. Речь шла как раз о гастролях в городе Арбузове конного театра, прибывшего из маленькой южной республики. Значит, правильно Люба решила, что Залина и Казбек принадлежат к гордому кавказскому племени!

Журналистка брала интервью у артистов театра во время их тренировки, и с каким же восторгом Люба увидела среди них свою новую знакомую!

– Скажите, как вы попали в театр? – спрашивали у крепкой подтянутой Залины, которой очень шла форма для верховой езды.

– Вы знаете, совершенно случайно! Просто забежала однажды к знакомой посмотреть и… больше не ушла!

– В чём, по-вашему, заключается самая большая сложность вашей работы?

– Самая главная сложность и, одновременно, самое главное счастье для нас – это наши лошади. Наши друзья и коллеги, как мы их называем. Знаете, между человеком и этим прекрасным животным существует неразрывная связь, и, конечно, мы все её чувствуем. Когда у нас хорошее настроение, они радуются вместе с нами, а когда им плохо, то и нам тоже очень-очень плохо…

Раздался стук в дверь, прерывая речь экранной Залины, а вскоре на пороге появилась она сама, энергичная, задорная, с огромным букетом хризантем в руках. Люба ахнула.

– Это мне?

– Ага. От Казбека! Он сам постеснялся зайти…

– Спасибо! Только куда же их поставить?

– Сейчас что-нибудь придумаем!

Вручив букет Любе, гостья выбежала из номера и вернулась через две минуты со стеклянной вазой в руках.

– У дежурной по этажу взяла! Сейчас воды наберу…

Вскоре ваза с цветами стояла на подоконнике, распространяя вокруг дивный аромат.

– А как эти цветы называются?

– Это корейские хризантемы, их ещё дубками называют. Очень их люблю!

– Я теперь тоже! Мне никогда в жизни цветы не дарили…

– Как?! – поразилась Залина. – Никогда-никогда?

– Никогда-никогда.

– Ну на первое сентября уж наверняка!

– Даже на первое сентября. Я ведь в школу не ходила.

– Необычная ты девушка, Люба. Лошадей никогда не видела, в школу не ходила, и даже цветы тебе дарят первый раз. Откуда ты такая взялась?

– Из поезда.

– Ты всю жизнь там жила, что ли?

– Всю жизнь.

– Вообще-то я пошутила.

– А я нет.

– Слушай, но это ведь удивительно! И даже здорово! – гостья опустилась в кресло. – Хочу послушать твою историю! Обожаю удивительные истории!

– Не думаю, что моя такая уж удивительная, – улыбнулась Люба и тоже села. – Мне она кажется совсем обычной. Я родилась и все свои двадцать два года провела в поезде. В разных поездах. Моя мама проводницей работала, а оставлять меня не на кого было. Вот и ездила я с ней вместе, не сходя на берег. А последние четыре года уже одна, когда мамы не стало. Вот и вся история. Видишь, ничего удивительного в ней нет.

– А где теперь твой дом, Люба? Где ты живёшь?

– Пока здесь, – Люба окинула взглядом комнату. – А потом… ещё не знаю…

– Здесь! – поразилась Залина. – Так тебе негде жить, получается? Гостиница – это ведь временное пристанище!

– Я думаю и… надеюсь, что вскоре у меня появится дом…

– А-а-а, – поняла брюнетка, – у тебя есть какой-то интерес в этом городе! Ты сюда не просто так приехала?

– Не просто так.

– К родственникам, наверное?

– Н-нет. Кроме мамы, у меня никого больше не было. И нет. Бабушка тоже умерла.

– Ох! Значит, ты просто хочешь купить здесь жильё? Это правильное решение! Тут здорово. Я бы тоже при других обстоятельствах мечтала здесь поселиться, но… я не могу жить без гор!

– Горы я тоже никогда не видела, – улыбнулась Люба.

– Ну, это дело наживное. Приедешь ко мне в гости и увидишь… – Глаза гостьи озарились какой-то мыслью. – Слушай, ты пока не торопись здесь квартиру покупать! Вдруг тебе у нас больше понравится, а?

– Я вообще-то не думала пока квартиру покупать, – смутилась Люба. – Я сюда к одному человеку приехала…

– А-а-а! Вот оно что! К своему жениху?

– Не то что к жениху, но… Он пока не знает, что я приехала. Мы с ним в поезде познакомились, понимаешь? Точнее, я познакомилась, а он меня всю жизнь искал… И нашёл. Только ненадолго.

И Люба, неожиданно для себя, рассказала своей новой подруге про Глеба и про свои надежды. Что-то было такое в Залине, что располагало к душевным излияниям, в обычном состоянии Любе не свойственным. Гостья слушала внимательно и с огромным сочувствием.

– Знаешь, я бы тоже с ним не вышла, ни за что! – пылко призналась она после окончания рассказа. – Гордость бы не позволила. И тоже потом бы корила себя за это, мучилась бы. Но только этим бы дело и закончилось, к несчастью моему и того человека, который мне понравился. Уж такой характер упрямый, лучше себе во вред, чем признаться в собственных чувствах. А ты молодец, Люба! Я тобой восхищаюсь!.. Значит, днём ты его не застала…

– Увы.

– Я уверена, что всё происходит именно так и тогда, когда нужно! Так что не расстраивайся, значит ещё пока не время. Будет новый день!

– Скорее, вечер! Я хочу после спектакля ещё раз счастья попытать.

– Кстати, о спектакле! Вот твоё приглашение, – Залина достала из сумки сложенный листок. – Представление начнётся в шесть вечера и будет проходить на территории усадьбы Назаровых. Ты знаешь, где это?

– Пока только слышала, но ещё не была. Найду!

– Ты такси возьми, это далековато отсюда. А общественный транспорт туда не идёт, я узнавала.

– Хорошо!

– Тогда встретимся вечером! – Залина вскочила. – А хочешь, я после спектакля вместе с тобой схожу, для моральной поддержки. Только до ворот, конечно. Хочешь?

– Хочу! – обрадовалась Люба.

– Вот и договорились!

А на прощание, уже выходя из двери, Залина добавила со вздохом:

– Казика только жалко…

– Почему? – удивилась Люба.

– Сама догадайся!

И, оставив Любу в недоумении, гостья закрыла за собой дверь.

– О чём я должна догадаться? – спросила сама себя Люба, поворачиваясь, и тут взгляд её наткнулся на яркое пятно на подоконнике. Тут-то она и поняла, вспыхнув от собственной несообразительности и смущения…

Глава 15

Два с половиной часа восторга и счастья промелькнули как одно мгновение. Феерия красочного действа настолько захватила благодарную зрительницу, что она забыла обо всех своих печалях. Здесь и сейчас для неё существовали только эти благородные животные, среди которых она сразу же приметила Эскандера, и их не менее прекрасные наездники. И, конечно, особенное внимание Любы было направлено на стройную брюнетку в ярком национальном костюме, которая наравне с парнями столь же ловко и храбро выполняла фантастические по сложности трюки. Она была не единственной девушкой в коллективе, ещё две прелестные наездницы участвовали в представлении, но Залина, как казалось Любе, была ярче и бесстрашней всех. Ещё один человек удостаивался её внимания, но на него девушка смотрела с неким смущением, хотя и восхищалась чрезвычайно. Казбек, несомненно, обладал самыми лучшими мужскими качествами, тем более усиливающимися доставшейся ему ролью. Он играл национального героя, почти божество, который проходил через препятствия, назначенные ему режиссёром пьесы, чтобы спасти свою красавицу-возлюбленную. Её роль исполняла Залина, и не могло быть более достойной претендентки на этот образ, по справедливому разумению Любы!

А после окончания спектакля, переодевшись, Залина с Казбеком подошли к Любе, которая ожидала их на своём зрительском месте. Представление происходило на круглой площадке, напоминающей цирковую арену, вокруг которой располагались ряды для зрителей. Сейчас все посетители разошлись, осталось только несколько человек, среди которых была и Люба. В тот момент, когда появились Залина с Казбеком, Люба вглядывалась в белеющую вдалеке усадьбу, борясь с желанием подойти к ней поближе и страшась, что пропустит новую подругу.

– А вот и мы! – воскликнула Залина, усевшись на скамейку рядом с Любой. – Как тебе спектакль?

– Потрясающе! Даже представить не могла, что это так здорово, так волшебно!

– О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух… – тихо сказала чернобровая спортсменка, поддев Любу плечом. – Я тебе даже завидую, столько всего тебе предстоит увидеть впервые! Казик, – повысила она голос, – садись!

– Да я не устал! – в его голосе сквозило лёгкое смущение.

– Спасибо вам за цветы, Казбек! – Люба повернулась к нему и заметила быструю вспышку в его глазах. – Они очень красивые! Я люблю дубки…

– Я рад.

Он всё же сел, но со стороны своей подруги.

– Чудесный вечер, правда? – заметила Залина. – Тихо и спокойно, как может быть только за городом. И совсем не холодно, хотя уже осень…

– А в горах, наверное, выпал снег… – негромко произнёс Казбек.

– Люба обещала приехать к нам в гости, она никогда не видела гор!

– Правда? – вспыхнул он. – Это здорово! Мы вам покажем самые красивые места! Вот где настоящее волшебство! У меня бабуля в ущелье живёт, обязательно к ней съездим. Она самые лучшие пироги печёт в округе! Ну и вообще…

Он вдруг смутился и замолчал.

– Я приеду, спасибо! – пообещала Люба, чувствуя некоторую неловкость. – Вот только со своими делами разберусь…

– А давайте отметим нашу встречу в кафе! – предложил Казбек. – И успешный спектакль заодно…

– Но мы… – Залина осеклась и посмотрела на Любу.

– Мы с удовольствием! – ответила девушка, поняв, что не сможет обидеть отказом этого добряка. И прошептала Залине чуть слышно: – Значит, ещё не время…

– Да! – улыбнулась та.

– Здорово! – обрадовался Казбек. – Тогда пойдёмте! Сейчас только такси вызову…

– А ваши лошади?

– Они здесь ночевать будут. Вон там конюшня, видите? – он взмахнул рукой куда-то направо. В сгустившейся темноте уже плохо просматривались дальние объекты.

– С ними конюхи, так что не переживай, Люба. А все артисты в гостинице живут, – пояснила Залина.

– Это хорошо…

Глава 16

Они решили не искать другого места, а посидеть в ресторане отеля. Во-первых, там действительно вкусно кормили, а что ещё нужно трудягам-артистам, которые несколько часов развлекали зрителей, отдавая им частичку себя? Во-вторых, обстановка в этом заведении была самая располагающая не только к принятию пищи, но и к спокойному общению. Ну и третий, весьма немаловажный, фактор – близость к «дому»!

Они выбрали столик в дальнем углу, у окна, и не прогадали – сюда почти не доносились голоса посетителей, коих в этот час было в ресторане довольно много, а из окна открывался восхитительный вид на вечерний город. Через какое-то время их ждал ещё один приятный сюрприз – за пианино, которое стояло недалеко от них, села девушка, и из-под её пальцев полилась тихая приятная музыка, которая никак не помешала разговору, а даже добавила в него нотку лиричности. А потом она ещё и запела, тоже негромко, но очень проникновенно, чем совсем покорила Любу и её новых друзей.

– Люблю джаз, – призналась Залина. – И жалею, что в своё время отказалась в музыкальную школу ходить. Хотя мама хотела… Но я была упрямая девчонка!

– А это джаз, да? – спросила Люба.

– Это скорее блюз, – уточнил Казбек. – То есть точно блюз. Джаз – он более зажигательный, радостный. А блюз мелодичный и грустный.

– Вот я и говорю, жаль, что музыкалка мимо меня прошла, а то я бы тоже в таких тонкостях разбиралась! – рассмеялась Залина.

– А вы, Казбек, в музыкальной школе учились?

– Я ещё и училище музыкальное осилил, – мягко улыбнулся Казбек. – Параллельно с конноспортивной школой. А потом наш театр открылся и пришлось выбирать – то ли консерватория, то ли джигитовка. Что получилось – вам судить.

– Получилось прекрасно! – с жаром воскликнула Люба. – Вы оба – просто прирождённые наездники! И я так рада, что познакомилась с вами!

– А мы-то как рады, да, Казик?

– Мы счастливы, – просто ответил силач.

– И давайте за это выпьем! – Залина подняла свой стакан с соком.

Они звонко чокнулись – тоже, разумеется, соком – и выпили.

Из уст певицы полилась пронзительная, невыразимо прекрасная песня, и Казбек не выдержал.

– Люба, можно пригласить вас на танец?

– Меня? – поразилась девушка. – Но я не умею танцевать…

– Зато Казик у нас мастер, так что тебе не придётся ничего делать, он всё сделает за тебя! – воскликнула Залина, которой очень хотелось, чтобы Люба рассмотрела её друга получше. Всё-таки одно дело – краткое знакомство в поезде, и совсем другое – когда узнаёшь человека вот так близко. Тем более такого, как Казик, – самого доброго и благородного из её друзей!

– Ладно, уговорили! – решилась Люба.

Нежные касания этого человека были приятны девушке, но не вызывали того трепета, который она почувствовала при общении с Глебом. Наверное, с ним тепло и легко было бы жить рядом, подумалось ей, но… только в качестве доброго друга.

А сам танец Любу взволновал. Всё сошлось воедино – дивная мелодия, чувственный голос певицы, теплота, исходящая от партнёра, и Люба отдалась движениям всей своей чуткой натурой. И кто бы посмел сейчас сказать про неё, что это был первый танец в её жизни?

– Ты прирождённая танцовщица! – горячо воскликнула Залина, когда они вернулись на свои места. – Тебе обязательно надо заняться танцами профессионально!

– А разве вы раньше не занимались, Люба? – удивился Казбек. – Я думал, что вы пошутили…

– Никогда! Я сейчас танцевала первый раз в жизни, и мне… очень понравилось, правда!

– У тебя теперь столько всего нового и увлекательного откроется, Люба! Все возможности жизни сейчас перед тобой, только пользуйся!

– А что, раньше таких возможностей не было? – спросил Казбек осторожно.

– Теперь я понимаю, что не было… Хотя мне казалось, что я живу полной и увлекательной жизнью!

– То ли ещё будет! – весело произнесла Залина и вновь подняла стакан. – Друзья мои, давайте выпьем за нашу Любу! За новые пространства и горизонты в твоей жизни, подруга! Пусть они раскроются перед тобой во всю ширь и полноту и пусть покажут только самое светлое и доброе! Красота в глазах смотрящего! За тебя, Люба! Ура!

– Присоединяюсь! – горячо сказал Казбек. – И знайте, Люба, что в нашем с Зайкой лице вы нашли самых верных друзей, которые готовы помочь в любых ваших делах и мечтах!

– Спасибо вам! – воскликнула Люба, готовая расплакаться от невыразимого чувства чего-то прекрасного и удивительного, которое звенело сейчас у неё внутри. – Я сейчас бесконечно счастлива! И так рада, что вы у меня появились!

Глава 17

Следующее утро началось с трелей птиц за окном. Не открывая глаз, Люба вслушивалась в их звонкое пение и вспоминала вчерашний вечер, тёплый и наполненный ароматом дружбы, которой она была лишена все эти годы, – не сознательно, но сообразно обстоятельствам своей жизни. Люди сплошной чередой пересекали её дорогу, но, на минуту останавливаясь, вновь продолжали свой путь, оставляя её наедине с собой. Нет, конечно и у неё были свои товарищи, Артём Петрович например, но даже перед ним она не открывалась полностью, а ведь у каждого человека, как она теперь понимала, обязательно должны быть близкие по духу люди, с которыми можно и поговорить обо всём, и помечтать, и посмеяться, и даже разделить горе, чтобы не так тяжело было нести его на плечах. Именно такого человека не хватало ей после смерти мамы, и именно потому её душа потянулась тогда к Ирине Вячеславовне, увидев в ней схожую с маминой теплоту и сочувствие. Возможно, что и Глеба притянуло в её жизнь для того, чтобы она нашла в себе силы вырваться из стремительного круговорота и увидеть, что мир гораздо больше и красочнее, чем купе в вагоне пусть даже и самого лучшего поезда российских железных дорог!

Весело прозвенел звонок, отрывая Любу от размышлений. Она распахнула глаза навстречу новому дню и потянулась за телефоном.

– Привет, Любаша! Ты ещё спишь? – голос Залины дышал радостью.

– Уже проснулась!

– Так присоединяйся к нам, мы собираемся на завтрак!

А завтракали они впятером, к ним пристроились ещё две девушки, участницы вчерашнего представления. Лёля и Маша – так их звали. Лёля была высокая стройная блондинка с лукавой улыбкой красавицы, которая привыкла ко всеобщему поклонению. Маша же, или Маруся, как называли её все, имела бойкий характер «пацана в юбке», но сердце у неё было доброе и жалостливое.

– Люба, вам принести ещё кофе?

– Да, если можно. Спасибо, Казбек!

– Девчонки, а кому ещё? – спохватился Казик, уже встав с места.

– А мне чаю с молоком и с сахаром, – томно сказала Лёля. – А, Казик, ещё принеси мне пару булочек и салат морковный, а ещё сырники… Впрочем, я сама с тобой схожу, ты сам всё не донесёшь!

Лёля вскочила и, нежно взяв мужчину под руку, направилась с ним к столам, где было организовано шведское питание.

– Что это с ней? – удивилась бесхитростная Маруся.

– Не знаю, – пожала плечами Залина, которая, конечно, прекрасно поняла Лёлин маневр.

– Она никогда столько по утрам не ела.

– Ну, когда-то же надо начинать! – усмехнулась Залина и посмотрела на Любу. Та покраснела.

– Да Лёлька вообще всегда на диете! – не унималась Маруся. – Сколько я её помню, она с утра только чёрный кофе пьёт. Без сахара!

– Проголодалась девчонка, бывает…

Впрочем, возвращались Лёля с Казбеком, неся с собой только две чашки с кофе.

– Я передумала! – весело прощебетала Лёля, опускаясь на своё место. – Аппетит пропал.

– Во даёт! – присвистнула недогадливая Маруся. – Ты прикалываешься, что ли?

– Конечно, прикалывается, – хмыкнула Залина и добавила чуть тише: – Только вот к кому…

– Лёля!! – донеслось к ним с другого конца зала. Кричал парень, сидящий в компании ещё нескольких людей. Люба вспомнила, что видела его вчера среди артистов. – Ты нам нужна, иди сюда!

– Зачем?? – громко отозвалась Лёля, стрельнув глазами в Казбека.

– Ну иди, пожалуйста!!

– Вот пристал! – недовольно проворчала Лёля, однако выражение её игривых глаз говорило совсем о другом. – Поесть спокойно не дают.

– Ты же не хочешь есть! – поддела её Маруся.

– А теперь захотела!

– Слушай, может, ты влюбилась? То ты голодная, то неголодная…

– Кто, я?! Не дождётесь! – фыркнула Лёля, поведя хорошеньким плечиком. – Меня и так всё устраивает. Зачем мне лишняя нервотрёпка? Да, Казик?

– А? – Казик оторвал глаза от Любы и посмотрел на Лёлю туманным взглядом.

– Да ну тебя! – Лёля вскочила. – Ты идёшь, Маруся?

– Ага.

Девчонки убежали к соседям, и вскоре оттуда послышался весёлый взрыв смеха. Залина усмехнулась.

– Лёля неисправима!

– Ты о чём, Зайка? – не понял Казбек.

– Да так. О своём, о женском… – она промокнула губы салфеткой. – Ну что, пора на тренировку?

– Пора… – выдохнул с сожалением Казбек.

– А вы что, каждый день тренируетесь? – удивилась Люба. – А вечером ещё и спектакль?!

– Ну да, а как иначе? Это ведь спорт, Любаш, без физики никуда.

– Без физики?

– Ну, без физической подготовки. Тело должно быть послушным и ловким, поэтому надо постоянно с ним работать. Иначе подведёт в самый неподходящий момент. А оно нам надо?

– Оно вам не надо, – вздохнула Люба.

– Ты расстроилась, что я с тобой сейчас не смогу пойти, да? – шепнула на ушко Любе Залина, когда Казбек отвлёкся. – Хочешь, давай после тренировки. У нас будет пара часов до спектакля, как раз успеем. Или как?

– Да я, наверное, сама пойду…

– Ты смотри, как тебе самой лучше! – Залина дружески сжала Любин локоть. – А я под тебя подстроюсь!

– Я схожу сама, ну а если опять неудача, то…

– То сходим ещё раз, но уже вместе! Не переживай, Люба, всё получится, я это чувствую! Не сейчас, так попозже! Ты ведь столько уже ждала!

– Это правда…

– Ну вот! – улыбнувшись Любе ясной и обнадёживающей улыбкой, Зайка схватила своего друга под руку. – Идём, Казик! Нас ждут великие дела!..

Они ушли, а Люба осталась допивать свой кофе. Зал опустел, попрощавшись со всеми артистами конного театра, без которых стало совсем тихо. Утро было раннее, и постояльцы отеля ещё досматривали свои сны, не торопясь спускаться к завтраку. И Люба, не привыкшая к таким спокойным минутам одиночества, вовсю теперь ими наслаждалась, попивая ароматный напиток и любуясь утренним городом из окна. Он пробуждался и наполнялся светом и бодростью.

– Красивый у нас город… – тихо произнесли около девушки, и она обернулась. Перед ней стоял вчерашний официант с улыбкой на веснушчатом лице. В его руках был поднос с грязной посудой.

– Очень! – согласилась Люба. – А вы давно здесь живёте?

– Всю жизнь. И родители мои местные, и бабушки-дедушки.

– Здорово! И вам никогда не хотелось куда-нибудь отсюда уехать? Учиться, например, или просто переехать в другой город, побольше…

– Я уже отучился в Питере, – улыбнулся паренёк. – В прошлом году окончил военмех. Но остаться там не захотел, хотя город очень полюбил, очень. Но…

– Но тут лучше?

– Но тут лучше!

– Вот только с работой, наверное, не очень?

– Вы имеете в виду вот это? – он кивнул на поднос. – Это для меня не работа, а так, весёлое проведение досуга. А вообще-то я программист, по удалёнке из дома работаю. Только я долго один не могу быть, общения не хватает, вот и устроился сюда на полдня. Тут у нас здорово! И люди всегда интересные приходят. Мы ведь не только постояльцев отеля обслуживаем, но и вообще всех, кто захочет. Людям нравится здесь бывать, еда отличная, музыка живая…

– Да, мы вчера слышали! Очень красиво пела девушка…

– Это дочь хозяина отеля, Шурочка. Она профи! У неё вообще-то группа своя, «Наше всё» называется, а по вечерам она тут иногда поёт. Просто так, для души…

И так осветилось лицо паренька, когда он упомянул имя певицы, что Люба почувствовала здесь какую-то историю. Неспроста, наверное, он устроился именно сюда…

– У неё необыкновенный голос, очень проникновенный, – подтвердила она. – И вообще у вас здесь очень уютно! А кухня, конечно, выше всяких похвал!

– В основном благодаря Михаилу Семёновичу, нашему шеф-повару. Он тут с самого основания отеля работает. Он гений! Кстати, я передал ему ваши вчерашние слова, но он сказал, что идею тыквенного супа ему подкинул…

– Официант, можно вас? – позвали говорливого юношу с дальнего столика.

– Извините, – оборвав разговор, он улыбнулся Любе и помчался на зов.

Однако и ей пора было уходить. Её ждали утренние омовения, о которых она подумала с радостью, а потом она пойдёт пытать счастье во второй раз…

Но и вторая попытка оказалась неудачной. На звонки никто не вышел, ни одной тени не промелькнуло в окнах, и казалось, что за эти два дня в этот дом вообще никто не заходил. Хотя нет, сквозь затейливые решётки изгороди Люба заметила предмет, которого вчера здесь точно не было. Синий воздушный шар, из которого наполовину вышел воздух, лежал у самого крыльца. Возможно, его принесло сюда ветром от соседей, но Люба была почти уверена, что этот шарик принадлежит обитателям этого дома. А значит, они всё-таки здесь бывают и у неё ещё есть надежда!

«Приду сюда с Залиной!» – решила она радостно и с лёгким сердцем побежала по улице.

Глава 18

Когда раздался звонок телефона, Любаша, вдоволь нагулявшись по набережной, уже собиралась возвращаться в отель. Она как раз ступила на первую ступеньку каменной лестницы, чтобы подниматься наверх.

– Да! – весело пропела она в трубку.

Настроение после прогулки у неё было прекрасное, а думы о скорой встрече с Залиной и, следовательно, о третьем возвращении к дому Глеба (ведь как известно, Бог любит троицу!) радовали и грели её.

– Люба… – сказала ей трубка мужским голосом, в котором Люба не сразу признала голос Казбека – он был странным, не похожим на обычный. – Люба, это вы?

– Я! А это вы, Казбек? Я вас не сразу узнала, богатым будете! – она улыбнулась. – Вы уже в гостинице?

– Нет. Люба, Залина не сможет сейчас с вами встретиться…

– Что с ней? – Люба моментально всё поняла. – Она упала?

– Упала, да.

– Травма опасная?

– Могло быть хуже.

– Вы меня пугаете, Казбек! Я сейчас к вам приеду! Вы где, в больнице?

– Нет, мы в усадьбе, где вчера…

– Уже вызываю такси!

Всю дорогу в машине её потрясывало от беспокойства. В голову лезли всякие мысли, и оптимистичным среди них не было места.

В распахнутые ворота усадьбы Люба вбегала уже в совершенной тревоге. Казик встретил её недалеко от входа, на дорожке, ведущей к небольшому флигелю.

– Где она? Она в сознании? Почему не в больнице? – засыпала она вопросами мужчину, задыхаясь от волнения.

– Люба, ты не переживай, уже всё хорошо! – Казик даже на «ты» перешёл, сам этого не заметив. – Она просто сломала ключицу и немного исцарапала лицо. Это обычное дело у нас, понимаешь?

– Ничего себе обычное!

– Честное слово! Я сам ключицу ломал, и не один раз. Так бывает, Люба. В нашем деле невозможно уберечься от травм.

– Значит, ей гипс наложили?

– Пойдём к ней, я по дороге всё расскажу, – он взял Любу под руку и повёл к флигелю. – Здесь у них фельдшер принимает, между прочим замечательный! А гипс при переломе ключицы не накладывают, Люба. Только повязку специальную. Кольца Дельбе называется. Её надо будет пару месяцев носить, пока всё не заживёт.

– И тренироваться будет нельзя! – с сочувствием воскликнула Люба.

– Ну… – он почему-то замялся. – Это вопрос неоднозначный…

– Что это значит?!

– Мы пришли, Люба.

Он пропустил её вперёд, внутрь здания, и сам поторопился зайти следом.

Залина лежала на спине на кушетке, и в кабинете, кроме неё, находились ещё двое: пожилой человек в белом халате, видимо тот самый фельдшер, и молоденькая медсестра. Медсестра обрабатывала Залине лицо, а фельдшер рассматривал снимки, сидя на подоконнике.

– Ах! – вскрикнула Люба при виде крови на лице своей подруги.

Залина открыла глаза и улыбнулась.

– Любаша! Ты прости, я тебя подвела!

– Что ты говоришь такое!

Люба бросилась к ней и присела рядом с кушеткой на корточки. Медсестра, не обращая внимания на нового посетителя, продолжала свою работу.

– Подвела, подвела! Но я не специально, правда! Это всё Эскандер!

– Он тебя сбросил? – ужаснулась Люба.

– Он меня приревновал! – усмехнулась Залина.

Её лицо заметно преображалось под умелыми руками профессионала, и теперь не казалось уже таким страшным.

– Как приревновал? К кому?

– К Арамису. Это Лёлин конь. Между прочим, чистокровный ахалтекинец! Меня Лёля попросила с ним поработать, пока она свои дела решала, вот я и поработала… Сама не знаю, как Эскандер из денника вырвался!

– Никто не знает, – хмыкнул Казбек.

– В общем, не успела я оглянуться, как уже на земле лежала. Эскандер Арамиса напугал. Арамис ведь у нас молодой ещё, неопытный. К тому же, как всякий ахалтекинец, очень ранимый и нервный. Мы его вообще брать с собой не хотели, но пришлось, потому что Мальчик ногу повредил. Вместо него.

– Коня вместо мальчика? – поразилась Люба.

– Нет, Мальчик – это кличка мерина. В общем, испугался Арамис, взбрыкнул, а я удержать не смогла, замешкалась. Упала, очнулась – гипс.

– Но Казик сказал, что гипс не накладывают при переломе ключицы…

– Это цитата из фильма, Любаш. Прости, я забыла, что ты не смотрела…

– И как ты теперь, Залина? Нужно домой ехать, да? Конец гастролям…

– Это вы думаете, что конец, милая барышня, – подал голос фельдшер, – а ваша подруга решила, что только начало.

– Что это значит?

– Это значит, что Зайка собирается продолжать работу, – пояснил Казбек. – Сегодня. И оставшиеся дни тоже.

– С поломанной ключицей?! – ахнула Люба. – Ты с ума сошла?!!

– По мнению вашей подруги, – опять встрял фельдшер, – сумасшедшие – это мы с вами, милая Люба, а они, повелители ахалтекинцев, самые нормальные люди на земле.

– Но как же так, Залина? Как можно с такой травмой…

– Можно, – безмятежно улыбнулась Залина. – Проверено.

– Готово, можете потихоньку подниматься, – сказала медсестра и подала пациентке руку. Однако Залина эту руку отвергла и села сама, хоть и морщась от боли.

– Зайка! Но ведь тебе больно! – воскликнула Люба.

– А на этот случай у нас всё предусмотрено, правда, доктор? – Залина переглянулась с фельдшером.

– Да, – хмыкнул он. – Одно лёгкое движение шприца – и можете ломать себе ещё что-нибудь, наркоз уже не потребуется…

– Понимаешь, Любаш, – говорила Залина спустя полчаса, когда они, вдвоём с Любой, сидели на трибунах, наблюдая за тренировкой, – у нас с Эскандером особенная связь. Ты знаешь, что он меня сам выбрал?

– Как выбрал?

– Когда мы для театра подыскивали лошадей, я поехала в соседнюю республику, в одно племенное хозяйство, откуда нам пришло приглашение выбрать их питомцев. И вот, Любаш, хожу я по денникам, присматриваюсь, захожу и к Эскандеру, но только двигаюсь к выходу, как чувствую, что приподнимаюсь над землёй. В буквальном смысле! Этот негодник схватил меня за шиворот и не отпускает! Я пытаюсь вырваться, а он держит меня и только копытом по земле бьёт, мол, без меня не уйдёшь. Вот так и заставил на себя внимание обратить. И конечно, я его забрала! С тех пор между нами и протянулась эта нить. От сердца к сердцу. Знаешь, Любаш, мне кажется, что ни одного мужчину я не смогу так полюбить, как люблю моего Эскандера! И ни один ему в подмётки не годится по благородству, посмелости, по уму…

– Даже Казбек? – улыбнулась Люба.

– Ну, Казбек, конечно, лучший представитель мужского племени, но для меня мой Эскандер непревзойдённый!

– А ко мне ты его не ревновала, когда он от меня отходить не хотел?

– Честно? Было дело… – Залина рассмеялась и тут же, охнув, прижала руку к ключице.

– Зайка, ты не можешь выступать сегодня! Если обычный смех вызывает в тебе такую боль, то что же будет во время спектакля?!

– Будет прекрасно, Любаш, вот увидишь!

И Люба увидела. Сегодняшнее представление прошло ещё фееричней, ещё ослепительней, чем вчера, а главная героиня блистала во всю мощь своего таланта. Ни один её жест не выдал боль, которую она терпела, лучезарная улыбка не покидала её прекрасного лица на протяжении всего действа и заражала своей пылающей энергией остальных. Зрители неистовствовали в своём восторге, и Люба аплодировала громче всех. Она гордилась своей подругой, которую – подумать только! – знала всего второй день. Смогла бы она сама принести себя в жертву искусству, пусть даже такому впечатляющему и прекрасному, как джигитовка? Нет, никогда! И от понимания этого ещё более росло её восхищение перед хрупкой, но такой отважной девушкой!

В гостиницу они вернулись втроём, но от ужина Залина отказалась и прямо вытолкала их из своего номера, заставив спускаться в ресторан.

– Даже слышать ничего не хочу! – заявила она. – Вам обоим надо обязательно поесть, чтобы не упасть с голоду, иначе кто за мной завтра будет присматривать?

Так они и оказались с Казиком вдвоём за столиком. В настойчивых действиях подруги Люба усмотрела умышленный ход – как человек наблюдательный, она сразу поняла, что Залина хочет свести своего друга с новой знакомой поближе. Но это вызывало в ней лишь лёгкую улыбку.

Вчерашняя певица появилась в тот момент, когда они с Казбеком перешли к десерту. Сейчас Люба пригляделась к Шурочке внимательней, вспоминая пропитанные любовью слова официанта. Действительно, девушка была прелестна. Гармоничная стройная фигурка, живое лицо с умными ироничными глазами, короткая мальчишеская стрижка… Она была юной и задорной, и при этом обладала важным качеством, необходимым каждому артисту, – притягательной глубиной души и умением эту глубину показать.

– Очаровательная девушка, правда? – спросила Люба у своего спутника, кивая на певицу, которая раскладывала ноты недалеко от них.

– Да, симпатичная, – отозвался Казик, даже не повернувшись в ту сторону. – Но ты лучше.

– Не все бы с тобой согласились! – с усмешкой сказала девушка, заметив краем глаза официанта, воздыхателя Шурочки. Сейчас на нём была обычная одежда, и он сидел недалеко от певицы, не сводя с неё влюблённого взгляда. «Когда же он успевает работать?» – подумала Люба.

– И хорошо, что не все! – значительно произнёс Казбек. – Я хочу быть единственным.

– Казик…

– Люба, ты мне очень нравишься. Очень!

– Ты мне тоже нравишься, Казик, – вздохнула Люба, которой не хотелось обижать своего знакомого, но что же делать? Не любила и не умела она юлить, тем более с такими хорошими людьми, как этот добрый воин. – Ты мне очень нравишься, но только как друг. Понимаешь?

– У тебя кто-то есть, да?

Ох уж эти прямолинейные мужчины! Люба улыбнулась.

– Да, есть человек, который занял моё сердце. А двоим там места нет…

– Я сильный. Я потесню.

– Ах! – вскрикнула Люба, хватая парня за руку. Глаза её были направлены к раскрытой двери, за которой мелькнула знакомая фигура… Или ей только показалось?

– Что такое? – Казбек удивлённо обернулся. – Кого ты там увидела?

– Подожди, пожалуйста!

Она опрометью кинулась к выходу. Однако там, за дверью, в затемнённом холле, никого не было. Наверное, она настолько жаждет встречи с этим человеком, что он мерещится ей теперь везде!

– Нашла?

– Показалось, – вымолвила вслух Люба свою мысль, опускаясь на стул. – Наверное, я просто устала, вот и мерещатся всякие чудеса…

– Заказать тебе ещё кофе?

– Пожалуй, я лучше наверх пойду, в номер. Ты не обидишься, Казик?

– Я на тебя никогда не смогу обидеться, Люба! – с горячим трепетом сказал Казбек. – Идём, я тебя провожу…

…Он постоял ещё какое-то время перед её дверью, надеясь на чудо, но оно так и не произошло. И тогда, тяжело вздохнув, Казбек направился на свой этаж, по пути поклявшись самому себе самой крепкой мужской клятвой, что непременно отвоюет место в сердце этой девушки, которую он полюбил с первого взгляда. Иначе зачем боги дали ему такую любовь?

Этой ночью Люба долго не могла уснуть. Сердце её тосковало, мучилось, в голове хаотично бродили, сталкиваясь друг с дружкой, противоречивые мысли. То ей казалось, что она совершила ошибку, покинув свой мир, такой понятный ей и простой, то вдруг душа её взлетала в сладостной надежде на близкую встречу, а в следующий момент падала в самую пучину сомнений и уныния. Ей отчаянно не хватало сейчас внешнего движения, стука колёс, который успокаивал бы её, отвлекал бы грусть на себя. В тишине, пронизывающей теперь её с ног до головы, она осталась наедине сама с собой, и это было для неё так непривычно, так тягостно!

Однако молодой здоровый организм всё же взял своё, и Люба уснула, сложив ладошки под щекой. Ночной город накрыл её цветным покрывалом своих сказок.

Глава 19

А следующий день она провела в номере у Залины, обедая вместе с ней, болтая обо всём на свете и изо всех сил уговаривая не принимать участия в вечернем выступлении. Однако наездница была просто кремень. Самое главное, чего она страшилась, – подвести своих зрителей и своих коллег. А потому ровно в четыре часа вечера она собралась, с ещё бо́льшим трудом, чем вчера, оделась и вышла вместе с Казбеком из номера, опираясь на его крепкую руку. Любе в усадьбу ехать не позволила категорически.

– Если ты и сегодня из-за меня не увидишь своего Глеба, я себе этого не прощу! Беги к нему, а вечером обо всём мне расскажешь! Если, конечно, не останешься у него…

Вот так и получилось, что уже через полчаса после расставания с новыми друзьями Люба шла по знакомой улочке с надеждой на встречу и с радостью подставляя лицо осеннему дождю, который она всегда любила. О, если бы знала она, какой эта встреча будет, то бежала бы теперь со всех ног без оглядки!

Ещё издали приметила девушка, что калитка, обычно крепко закрытая, сейчас была распахнута настежь. Вспыхнуло её сердце от радости, а ноги сами собой побежали быстрее. Остановилась она только перед самыми воротами, чтобы перевести дух. Это и помогло ей увидеть истину.

Глеб стоял на крылечке своего дома. Красивый, желанный, точно такой, каким она его запомнила. Люба во все глаза глядела на него, наглядеться не могла, и именно поэтому не сразу увидела то, что должна была заметить в первую очередь. Он был не один. Под раскрытым чёрным зонтом, который он держал в руке, стояла девушка. Беременная, как успела понять Люба, для которой с этого мгновения время полетело с быстротой молнии. Сомнений в отцовстве быть не могло – не смотрят так друг на друга посторонние люди, как смотрели они. Счастьем были переполнены их глаза, и это счастье выливалось на всё вокруг – пролилось оно и на Любу, и обожгло, и опалило, и разбило сердце. «Вы разбили мне сердце», – сказал он ей полгода назад. И теперь вернул ей свои слова в стократной мере. Вот о чём предупреждал её Город своей первой скульптурой, а она не поняла, не почувствовала!

– Ты разбил мне сердце, Глеб, – в беспамятстве прошептала Люба, хватаясь рукой за калитку. Кованая решётка скрипнула, и счастливая пара обернулась. Когда лицо Глеба озарила вспышка узнавания, Любы на месте уже не было. Она неслась по улице во весь опор, не видя перед собой ничего – только зонтик, руку в руке и округлый живот счастливой разлучницы.

– Люба!! – кричал ей вслед Глеб, но ни слова уже не долетало до неё, ни звука.

Как она вбежала в отель, она не помнила. В памяти остался только удивлённый взгляд Анны Михайловны и длинная синяя дорожка в коридоре, которая никак не желала заканчиваться.

Её комната приняла постоялицу в свой тихий кокон, и закрыла, и защитила от всех бед внешнего мира…

Глава 20

– Мы уже дома, Люба! – ворвался свежим ветром голос Залины в трубку. – А ты где? У него?

– Я? – Люба не сразу сообразила, что отвечать. Где она сейчас была? И какой вообще смысл – быть?

– О, слышу по голосу, что у тебя есть новости! – возликовала Залина. – Так ты у него или в гостинице?

– В гостинице…

– Тогда мы идём к вам!

Они пришли ровно через пять минут. Уставшие, но полные желания осчастливить всех вокруг. Именно то, что требовалось сейчас хозяйке этой комнаты.

– Люба! – Залина остановилась на пороге, теряя улыбку. – Господи, Люба, что произошло?!

– Всё хорошо, Зайка, – смогла сказать Любаша и не заплакать при этом. – Лучше про себя расскажи. Как ты себя чувствуешь?

– Похоже, я сейчас себя чувствую гораздо лучше, чем ты…

Залина обняла подругу и заглянула ей в глаза.

– Ты его видела?

– Да…

– Он… тебя не узнал?

– Я его узнала. Очень хорошо узнала. И рассмотрела со всех сторон. Зайка, не будем больше об этом говорить. Никогда. Ладно?

– Ох, Люба, бедная моя Любочка…

– Люба, чем я могу тебе помочь? – спросил тихо Казбек.

Они и забыли про его присутствие. Он всё ещё стоял на пороге, как будто превратился в камень, сочувствуя беде Любы.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Принеси нам… шампанского, Казик.

– Вот это по-нашему! – воскликнула Залина. – Тащи, Казик! А ещё еды и побольше. Любаша, ты ведь не ужинала, правда? Ну вот, и мы после спектакля проголодались. Мы хотели тебя в ресторан затащить, но раз такое дело…

– Ресторан – это отличная идея! Тащите меня в ресторан!

– Ты уверена, Любаш?

– Да, Зайка! Казик, ну что ты стоишь, мы идём в ресторан, предложи дамам руки!

– Легко!

И он подхватил их обеих и понёс, будто крылья им свои одолжил. И не было сейчас более безопасного места, чем рядом с этим сильным, надёжным человеком.

Вот когда Люба поняла смысл выражения «оторваться на всю катушку». Она отрывалась, да ещё как! Шампанское не успевали подносить к их столику. Ноги не успевали за своей хозяйкой, сжигающей свою беду в танце. Весь ресторан замирал в немом восторге, когда Люба выходила на танцпол. Даже в окна заглядывали любопытные прохожие, дивясь тому, что происходило внутри. Казбек ни на шаг не отходил от Любы. Она танцевала – и он пускался в пляс. Она пила – и он поднимал руку с бокалом. Даже в туалет он сопровождал её, боясь, что по дороге кто-нибудь её обидит. Впервые Люба испытывала себя на алкогольную прочность, и эксперимент проходил удачно – такой ясной головы она ещё никогда не чувствовала. Жаль только, цель не была достигнута. Острая боль никак не желала сдаваться, и потому Люба с ещё большей энергией закручивалась в танце, который уже перестал походить на танец, – это было что-то необузданное, первобытное, исходящее из самой земли и питающееся самим ветром.

Зайка и восхищалась своей подругой, и в то же время страшно боялась за неё. Танцевать она, конечно, не могла, но могла вытирать пот с Любиного лица и сжимать горячие пальцы в дружеской поддержке. Всё остальное делал Казбек. Она страшилась завтрашнего утра. Ночью-то Любаша будет спать, как убитая, но завтра! Человек, способный на такую страсть, и в горе может зайти далеко.

Только ближе к полуночи Люба начала чувствовать, что больше не может. Не может танцевать, не может улыбаться зрителям, не может даже встать…

– Всё, Казик, отбой, – шепнула другу Залина.

Возвращались наверх они в том же составе, но теперь мужчина нёс обессиленную девушку на руках, а Залина шла сзади, посматривая на всех зевак грозными глазами.

Они положили Любу, которая заснула по дороге, на кровать, затем Казик, быстро обсудив ситуацию с администратором, притащил в Любин номер ещё одну койку и ушёл, оставив подруг одних. Зайка долго не ложилась, всё сидела тихонько около Любы и гладила её по волосам, когда уж очень горько та плакала во сне. А потом русоволосая девушка затихла, и черноглазая тоже улеглась, и вскоре спала, тяжело вздыхая во сне и прижимая руки к ключице.

Первой проснулась Люба. Она открыла глаза и долго-долго смотрела в потолок, пока не услышала шорох рядом.

– Залина! – вскрикнула она, увидев просыпающуюся подругу. – Ты что здесь делаешь?

– Сплю. А, нет, уже не сплю! – весело отозвалась Залина. – Как ты себя чувствуешь?

– Хуже не бывает.

– Бывает! Но только желаю тебе этого никогда не узнать!

– Я плохо помню, как мы вернулись. Точнее, не помню совсем. Я была совсем нехороша, да? – Люба приподнялась на локтях и тут же упала обратно. – Голова такая тяжелая, не хочет держаться, – пожаловалась она.

– Ничего, Любаш, пройдёт!

Залина поднялась с кровати и зашлёпала босыми ногами к столу, на котором заботливым Казбеком вчера была оставлена бутылка с минералкой и два чистых стакана. Налив воду в оба, она подошла к Любе.

– Пей!

Жадно Любаша опорожнила один стакан, потом второй и улыбнулась.

– Легче?

– Заметно!

– У тебя здоровый организм, я и не сомневалась! После вчерашнего не каждый бы мужик так быстро в себя пришёл!

– Да уж, зажгли мы вчера… – покраснела Люба.

– Ты теперь знаменитость, подружка! И если бы не Казик, то сегодня утром можно было бы ждать кучу предложений к замужеству!

– Не надо мне кучу, Зайка…

– Я знаю, – Залина посерьёзнела. – Любаш, всё проходит, пройдёт и это. Это правда! Уж поверь мне, как более опытному товарищу.

– Более опытный товарищ решил, что я могу что-нибудь с собой сделать, и потому остался со мной ночевать?

– А ты умная! – хмыкнула Залина. – Откуда только берутся такие?

– Из поезда!

– Ну, раз ты не собираешься пока выходить на конечной станции, может, перекусим чего-нибудь, а? Я страшно есть хочу!

– Только сначала в душ!

– Тогда бегу к себе, потому что бывшие проводницы, наверное, любят поплескаться в воде, а я не люблю долго стоять в очереди!

– Встречаемся в ресторане?

– Как обычно! – усмехнулась Залина и вышмыгнула из номера.

Глава 21

Люба смывала с себя весь вчерашний день и последние полгода. С остервенением. Со злостью на себя и свои надежды. С тоской, которая не поддавалась очищению. Она закрывала глаза и видела перед собой большой чёрный зонт и две ладони, вложенные друг в друга, на фоне этой черноты. Слёзы смешивались с водой и стекали вниз, по телу, которое отвергли, по душе, которую растоптали, по сердцу, которое разорвали на кусочки. «Всё проходит, пройдёт и это», – твердила она как заклинание, но оно пока не действовало. «Зачем я сюда приехала?» – спрашивала она себя, вызывая новые потоки слёз, которые горечью оставались на языке. А говорят, что слёзы солёные! «Куда мне теперь идти?» – а этот вопрос уже требовал каких-то решений, которые нужно принимать прямо сейчас.

– Зайка, – сказала она в трубку, – не могу сейчас вниз спускаться. Завтракайте без меня, ладно?

– Мы сейчас придём! – и, не дожидаясь возражений, Залина бросила трубку.

Шведский стол переместился в номер. Видимо, Казбек обладал не только силой тела, но и силой убеждения. Ему позволили забрать с собой столько, сколько он мог унести. А он мог унести много! Два огромных подноса, с которыми он вплыл в номер к Любе, были уставлены ёмкостями с едой.

– Похоже, тебя тут все полюбили, – улыбнулась Залина Любе. – Сколько останавливаюсь в гостиницах, такое вижу в первый раз. Ты их явно покорила, Люба!

– Скорее, их покорил Казбек. Своей трепетной заботой…

– Налетайте, девочки, пока не остыло, – расплылся в улыбке польщённый Казбек.

Они ели молча, даже Залина притихла, понимая, что Любе сейчас не до разговоров. О чём-то думала её подруга, и мысли эти были явно не радостными. И к концу завтрака она их озвучила с твёрдой решительностью, присущей очень сильным людям.

– Я сегодня уеду.

– Куда?! – вскинулась Залина, бросив взгляд на Казика. Тот замер с чашкой в руке, лицо его побледнело.

– В Мариинск.

– Это что такое? – не поняла брюнетка. – Это в Питере?

– Это в Сибири. Город такой. Там мамин дом… был.

– Был? А если его уже нет?!

– Люба… – тихо, но с такой страстью сказал Казик, что Залина сразу прикусила язычок, а Любаша вздрогнула. – Люба, я предлагаю тебе поехать со мной. Со мной в мой дом. Я сделаю всё для того, чтобы ты почувствовала его и своим тоже!

– Спасибо, Казик, – через долгую, очень долгую паузу произнесла Люба и посмотрела на мужчину глазами, полными такой тоски, такой печали, что он сразу увидел в них ответ, ещё до того, как услышал. – Спасибо тебе… Но я не смогу. Я приеду к вам обоим в гости, но только потом. Потом, когда решу, как дальше жить. Не обижайтесь на меня, пожалуйста!

– Ну что ты, какие обиды! – Залина порывисто обняла свою подругу. – Но мы будем скучать по тебе…

– И будем ждать! – твёрдо сказал Казбек.

– Спасибо вам, дорогие мои, самые лучшие друзья на свете!

Они помогли ей взять билет на самолёт, правда с двумя пересадками, но это лучше, чем ехать в поезде, о котором Люба даже думать теперь не могла. Возможно, когда-нибудь ей и захочется вернуться в проводники и даже, быть может, её вынудят к этому обстоятельства, но не сейчас! Сейчас она должна была использовать тот шанс, который у неё появился благодаря… Нет-нет, ни слова об этом человеке, она пока не способна думать о нём без отчаянных слёз.

Сборы её были недолгими. В последний раз она окинула взглядом комнату, которая за эти четыре дня стала свидетельницей её счастья и её печали, и вышла. Ключ был передан из рук в руки без малейших сомнений, а в ответ на искреннее сожаление Анны Михайловны Люба смогла даже улыбнуться.

– Так внезапно! Но раз надо, так надо, что ж поделать… Приезжайте к нам снова, будем рады видеть вас!

– Спасибо!

– Вы знаете, сегодня о вас спрашивали, и я сказала, что…

– Извините, я очень спешу!

Она выбежала из отеля, не оборачиваясь. У выхода её уже ждало такси, а около машины топтались Залина с Казбеком.

– Любаша, позвони сразу же, как прилетишь! Как жаль, что мы не можем тебя проводить!

– Я позвоню, Зайка! Удачи вам на сегодня! Люблю вас!

– И мы тебя, Люба! – это уже произнёс Казбек, с тяжёлым сердцем пожимая ей руку. – Я буду ждать тебя всю жизнь…

– Прости меня! – Любаша порывисто обняла его и поцеловала в щёку. – И до свидания!

– До свидания, Люба!

Они махали ей вслед, пока машина не скрылась за углом. А потом, обменявшись печальными взглядами, взялись за руки и пошли вдоль по улице, всё убыстряя шаг. И уже не видели, как из отеля, сдёргивая на ходу поварской колпак, выскочил мужчина. Вид его был страшен. Как будто только что он потерял самого близкого человека на свете. А может быть, так и было?..

– Артём Петрович, это Люба! Нет-нет, у меня всё хорошо… Что? Я вас очень плохо слышу… Нет, я не в Арбузове, я в Москве, в аэропорту… Лечу домой… Алло, не слышу вас, алло!..

– Что она сказала, что?? – круглолицая женщина нетерпеливо дёрнула мужчину за руку.

– Домой летит, – растерянно сказал он. – А куда домой? Я ничего не понял. У неё нет дома, Ира!

– Есть! Дай мне скорее трубку!

Глава 22

Раньше она никогда здесь не была. Хотя нет, конечно была, только в таком возрасте, когда воспоминания ещё не остаются в памяти.

– Простите, я правильно иду? Мне нужен Петровский переулок.

– Правильно! – ответила ей прохожая, небольшого росточка бабуля. – Сейчас иди прямо, вон за тем бугром направо сворачивай, а там до Петровского пара шагов. А тебе кто там надобен, детка? Я всех оттудова знаю.

– Мне нужен дом Прасковьи Назаровой, она тут жила много лет назад…

– Парашки-то? – воскликнула бабулька. – Так и сейчас живёт, что ей сделается?

– Что?! – Люба будто налетела на стену с разбегу. – Что вы сказали?!!

– А что такого я сказала, детка? – старушка даже испугалась немного.

– Как живёт? Разве она не умерла?

– Кто, Парашка?

– Прасковья Ивановна Назарова!

– Чего ей помирать-то, детка? Она ведь младше меня на цельных пять лет! Ну да, что ты на меня вылупилась? Это я выгляжу, может, молодухой, а так-то мне уж девяносто годков!

– Господи боже мой…

– А ты кто будешь Парашке-то? Не внучка ли, случаем?

– Внучка…

– Долгонько же ты к нам собиралась!

– Нам сказали, что бабушка умерла…

– Охохонюшки, ох и злые ж языки бывают у людей!

– Вы меня проведёте к ней, бабушка? – отчего-то Люба испугалась, даже ноги у неё ослабели, будто кисельные стали.

– А чего не провести? Проведу, конечно. Идём, детка. А ты мне пока про мамку свою расскажешь.

– Мама умерла четыре года назад…

– Это мы знаем, голубушка. Уж как горевала Парашка, как горевала! Места себе не находила. Хотя сама виновата, конечно. Однако… – бабуля повернула к Любе светлое лицо, – у каждого человека должен быть шанс, чтобы ошибки свои осознать и исправить. Иначе не по-божески это получается, не по-христиански, понимаешь?

– Понимаю.

– Ну вот. А раз ты приехала, значит у Прасковьи теперь этот шанс появился. Страшно одной-то, голуба. Невозможно одной. Ты, пока молодая, вряд ли это поймёшь, а вот меня послушай. Человек с человеком должен жить. Только так можно на земле нашей матушке, и никак иначе. По-другому не жизнь это, детка, а навроде смерти.

– Человек с человеком не всегда может… – тихо, почти про себя прошептала Люба.

– А вон и дом Парашкин. О, глядите-ка! И сама стоит, как почувствовала… Ну, иди, детка, иди, теперича я тебе не нужна…

Она стояла, высокая, прямая, у калитки, держась рукой за изгородь. Вечернее солнце серебрило её длинные волосы, скрученные в густую косу, и отражалось в светлых, почти прозрачных глазах. Её лицо и весь её облик были устремлены на ту, которой когда-то не позволили остаться здесь. А на этом лице – предчувствие, и боль, и острая радость, и раскаянье вперемешку с обещанием, и самые горячие слова о том, что прошлого уже не вернуть, но есть надежда, что настоящее окажется совсем другим, полным смысла и добра, и задушевных разговоров, и нежных поцелуев на ночь, и горячего парного молока, и крепкого дома, наполненного детским смехом, и неба, отражающегося в этих глазах – бабушки и внучки, – так похожих друг на друга. И они сделали первый шаг навстречу друг другу, потому что человек должен быть рядом с другим человеком и делить с ним радость, и горе, и надежду. И прощать…

– Бабушка!

– Любашка!

Тепло, такое знакомое и родное, исходило от бабушки, и Люба вдыхала его – и оживала на глазах, как птица феникс, возрождаясь из пепла.

– Простишь меня, внучка?

– Мне не за что тебя прощать, бабушка!.. – Люба с любовью вглядывалась в лицо, так похожее на мамино. Боже мой, ведь она могла никогда не приехать сюда, не увидеть! – Но откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Разведка донесла, – усмехнулась старуха и оглянулась назад.

Люба замерла, не веря собственным глазам. Из высокого бревенчатого дома выходил человек, который никак не мог и не должен был тут находиться! Он направлялся к ней, к ним обеим, и Люба схватилась за руку бабушки, чтобы не упасть.

– Здравствуй, Люба.

– Здравствуй, Глеб…

– Я приехал, чтобы всё тебе объяснить.

– Зачем? – Она вскинула упрямо голову, но тут вдруг почувствовала крепкое пожатие своих пальцев и услышала тихий шёпот:

– Не повторяй моих ошибок, внучка…

– Это была Юля, Любаш. Жена моего брата. Они оставались у нас, чтобы отпраздновать Юлин день рождения. В тот момент, когда ты… увидела нас, я помогал ей спускаться с крыльца, потому что у неё закружилась голова. Такое бывает у беременных.

– Бывает, – тихо прошелестела рядом старушка.

– Вы выглядели, как… как влюблённые!

– Потому что мы действительно искренне любим друг друга. Как родственники! Люба, я потом всю ночь искал тебя, весь город обежал! Но даже представить себе не мог, что ты остановилась в том же отеле, где работаю я!

– Ты работаешь в «Звезде»? – поразилась девушка.

– Да, су-шефом.

– Это кто такой?

– Я тебе потом объясню. О том, что ты живёшь у нас, я понял, когда мне рассказали про отчаянную девушку, которая сжигала себя в танце минувшей ночью… Я сразу догадался, что это ты, и в ту же секунду кинулся к тебе, но уже не застал. Ты уехала, исчезла, бросила меня, так и не дав мне возможности всё объяснить! Я думал, что с ума сойду от горя! Но потом мне позвонила мама…

– Мама… – прошептала Люба.

– Да, моя мама. Когда ты звонила из аэропорта своему Артёму, она стояла рядом. И сразу поняла, куда ты полетела.

– Почему она стояла рядом?

– Об этом я тебе тоже потом расскажу, – он улыбнулся, и в сердце Любы распустился цветок от этой его улыбки. – Я тут же помчался в аэропорт и силой заставил продать мне билет на прямой рейс. И вот я здесь… Прасковья Ивановна меня приютила и всё от меня узнала. О тебе и о нас… Люба, Любочка… Скажи, у меня есть ещё надежда?

Солнце брызнуло сверху ярким лучом и зажгло, и расцветило землю сентябрьским золотом. С громким курлыканьем птицы летели на юг, следуя зову природы, а душа Её, согласно тем же законам, потянулась к Его душе.

– Ну что ты застыла, глупая? Беги к нему!

И она побежала. И прижалась изо всех своих сил к тому, кто занял в её сердце столько места, что не осталось в нём больше пустоты. А вместе с этой пустотой ушла печаль…

Источник изображения, использованного на обложке: pixabay.com (бесплатно для коммерческого использования, указание авторства не требуется).

Примечания

1

Форма ЛУ-72 (Бланк учёта).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

*** Примечания ***