Ушедшая старина [Юлия Ник] (fb2) читать постранично, страница - 55

оденемся и задвижечку откроем. Самые-те маленьки любили к нам под одеяло залезти понежиться чуток, если раньше встанут, чем мы. Такую кучу-малу устроим, кровать аж кряхтит.

Потом я совсем затяжелела. Брюхо, как никогда большим в тот раз было, боялась, что не разрожусь. А он только посмеивался: «Что энто ты, мать, нынче вынашивашь? Чуду какую. Ровно, как там и опять не один сидит?» Как в воду смотрел, да промахнулся он в энтот раз! Моя взяла! Родила я ему двух дочушек зараз. Он-то опять мальчонку ждал, да окарал сей раз. Не всё коту масленица. Хорошо я их родила. Не хватило только пеленок потом, раньше по одному я их выхаживала, а тут сразу две мокрощёлки, прости, Господи. А уж хорошенькие! Мальчишки их в драку на руках таскали, я и вовсе свободная была. Отец им расписание составил, да рапорт с них требовал, за «операцию наблюдения» за сестрами. Ох и боевые они у нас выросли! Што ты! Им угомону не было, всё-те им надо, и везде-те они с братьями. Я думала, что их так по ошибке и в армию забреют.

Фролушка пришел, а старшенького по осени в армию взяли. Вот уревелась я тогда, как палец на руке ножом до косточки тронули, но сыну-те и виду не давала подумать, што страдаю так. Пусть с лёгким сердцем идёт. Так все-те оне у меня и сходили в армию-те.

А потом зачалась в нашем дому учёба. Вот уж повертелись мы с Фролушкой тогда! Поживи-ка на два дома, а ну? Один дом здеся, а другой в городе, в обчежитии. Мы там, как родные стали уж. Ихный главный учитель, декан, вроде, его оне звали, а по имени Захарьевич, всегда с нами здоровался, с Фролушкой и за руку здоровался, руку-те тряс, за сынов спасибо говорил. Тогда всё нефть искали и нашли её тут. Глыбоко только, на тыщу метров, а то поболе, и тму-то тмущую её нашли там! И сыночки мои все училися в инженерном институте. Как один. Так уж им отец постановил, чтобы нам с ним от натуги не лопнуть. Он, кажный парнишка-те наш, как из армии придёт – сразу и в институт, считай, вторая армия. Старший из них брат там за всех в ответе. Отец им картошки, сала, муки отвезёт, банку сливок снятых, да свёклы, да капусты квашенной, – они сами и варят. И сыты, и здоровы, и недорого нам. Оне на лето все, кто от экзаменов-те свободные уже были, приезжали. Тут работали и на себя, и нам младших поднимать помогали. Все тогда студенты-те так жили, ничо особенного. После девчонок я ещё Фролушке утешеньице родила напоследок, мальчишечку, и больше уж не беременела. Отрожалась я в полное своё удовольствие. Десять их у меня родилось. И все выучились. Обе девчонки учительницы в селе у нас. Замужем за хорошими парнями обе. Сейчас уж бабушки тоже, пенсионерки. Инда и не верю, что всё это Фролушкино семя так во мне проросло. А с другого края посмотреть, што ж ему и не прорасти? Когда такая большая охота идёт, что, кажись, и камень веточку пустить может.

Великое это Господне снисхождение нам людям – охота друг к другу.

Вот уж и приехали мы, кажись? Так и есть. Приехали! Энта вон толпа народу – всё мои, ведь, стоят. Энто только часть малая. Объезд я перед смертью делаю. Всех, инда, объеду. Как же? Мне Фролушке полный отчет дать надо, как они тут живут без нево. Он их видит, но уж лутше я самолично всё посмотрю и ему расскажу. Ждёт он меня, волнуется. Там, говорит, люди вновь, как бы молодыми стают, лет сорока с небольшим, как в пору моей-то большой охоты. Хорошо бы так-то. У старших была, – слава Богу всё. Теперь середние пошли. И сосчитать не могу, сколь их тут сейчас собралось. Должно пятьдесят два быть, энто до правнуков. Только четыре сына тут и внуки, седые все. Но энто ништо. Природное. У старших детей поболе, там уж и прапраправнуки пищат, своё требуют. Так-то славно.

А и всего от нас с Фролушкой за семьдесят семь годочков народилось уже больше тысячи человек с нашей кровью до четвертого колена. Они уж не такие плодовитые, как мы. Боятся, инда, что земля не прокормит. А она нас, матушка, кормит да лелеет, мы и заселить-то её не можем, как след. Прокормит уж всех, только работай.

Всё. Встали, кажись, совсем? Слава Богу. Сейчас уж и за мной зайдут.

Энто не твой ли голубчик тебя ждёт? То-то и смотрю, весь вытянулся. А хороший он у тебя. Хороший. Справненький, и ноги крепко стоят, и не хлипкий. И задочек-те упругий, мужской. А лицо-те у ево доброе. Ну вот! А чего ж ты? Да роди ты ему ребеночка на погляденье, на утешение! Што ж ему теперь в самой силе и след на земле не оставить? Роди. Хороший он отец будет, заботливый. Смотри, пальтецо тебе принес. И взгляд-те у него на Фролушку похожий, смотрит неотступненько, только что крылышки на спине не трепещуться, как тебя глазом ищет. Это у всех хороших мужей так-то бывает. Не кажный так-то будет. А потом ты меня спомнишь через года два. Меня уж и не будет вовсе, к Фролушке уйду.

Почему спомнишь-те? А как же? В большой ты охоте будешь тогда к мужу. Вот и спомнишь меня, Слава Богу. Ну, идите, идите, увидал он тебя. А я попозже, пусть народ схлынет, мне торопиться теперя некуда уж. Придут за мной. А и всего-те вам хорошего, и здоровьица, главное. Господь с вами».