Календарь [Георгий Юров] (fb2) читать онлайн

Георгий Юров Календарь

Новый год прошёл, как и положено ему, под морозный хруст нападавшего снега, густо лежавшего на домах генеральской шапкой. Но потом что-то случилось в небесной канцелярии, задули тёплые ветры, снег потемнел и скукожился, стали видны кое-где тёмные пятна земли и зазвучала капель, проезжая, прежде чем сорваться вниз по длинной бледной морковке образовавшихся сосулек.

Андрюхе Шамко в том году исполнилось тридцать. Он был невысок, худощав, густые брови почти срослись на переносице, делая его похожим на давно почившего в Бозе Генерального секретаря. Он трудился в не слишком крупной строительной компании, взявшей подряд на строительство пяти высотных домов, четыре из которых были уже почти достроены, а с пятым на сегодняшний день вышла заминка.

Дома строили в центральной части Борисова, уездного города в приволжских степях с населением в четверть миллиона человек. В большей своей части город был одноэтажным, отголоском прежней купеческой эпохи и лишь самый центр его, да новые районы оказались застроены многоквартирными домами. Но прогресс не остановить и он, не особо торопясь, наконец, добрался сюда с программой реновации территорий. Ветхие полуразрушенные дома подлежали сносу, а на их месте власти решили строить комфортабельные микрорайоны с развитой инфраструктурой.

Бесхозные развалюхи просто сносили, дома в которых жили люди, город выкупал или предоставлял вместо них равноценное по стоимости жильё, и всё шло по выверенному графику, пока не упёрлось в дом № 14 по улице Рабочей. Единственная жительница этой изрядно осевшей в землю деревянной хибары переселяться наотрез отказалась, и оживлённая стройка шла вовсю вокруг дома, оставляя её внутри, словно на острове безвозвратно ушедшего патриархального прошлого. Старуха по старой привычке держала с десяток кур и петух, взлетая на покосившийся забор, каждое утро громким криком будил округу, словно далёкий отзвук сельского вчера, в самом сердце индустриального сегодня.

Ситуация с домом была не так безнадёжна, как казалась на первый взгляд. Проблемная жиличка, Клавдия Ильинична, подписала с юристом компании договор о до-смертном содержании с правом последующего наследования принадлежащей ей недвижимости. Женщине было уже за восемьдесят и казалось, образовавшаяся проблема должна решиться со дня на день. Андрей, как человек имевшей не оконченное юридическое образование и несколько после армейских лет службы в полиции работал помощником юриста, Выборского Андрея Юрьевича, о чём говорило золотое теснение на чёрной как смоль визитке. Шамко хотел себе такую же, не раз представляя картину, как он входит уверенной походкой в кабинет, делово представляясь:

— Андрей Шамко. Юрист, — а потом, небрежно вытащив из кармана пальто сияющий золотом прямоугольник, протягивает новому клиенту: — Вот моя визитка.

Но пока до составления договоров дело не доходило, всё, что ему поручали, это рутинная работа с бумагами или как в данном случае забота о старухе. Газификация района была в проекте самого ближайшего времени, упиравшегося в возведение микрорайона, и грелась бабка теплом голландской печи, дрова для которой из обрезков строительных досок приносил именно Андрей. На это уходила куча времени, и казалось, он нашёл выход, купив на рынке самодельный обогреватель, с намотанной на керамическую трубу толстой проволокой. Вилку не раз меняли, о чём можно было судить по разноцветной изоленте на месте соединения. Но в целом обогреватель, по словам продавца, «работал как чёрт», и проблема с теплом для привередливой старухи должна была, наконец, решится. А это значило, что ему больше не нужно было собирать по стройке обрезки досок и бруса, резать их по сорок сантиметров, складывая в подпирающую невысокий потолок стопку в домовых сенях, которые любившая тепло женщина полностью сжигала за выходные.

— Вот Клавдия Ильинична, подарок Вам на Старый Новый год, — довольно объявил молодой человек, входя в дом. Боясь порвать свою единственную куртку об обогреватель, он нёс его на вытянутых руках, и всё это выглядело так торжественно и парадно, что сидевшая на кровати хозяйка умилённо прослезилась глядя на него, а потом вытерла глаза грязным скомканным платком.

— А это безопасно, все эти ваши новые приблуды? — вдруг подозрительно спросила она, разглядывая подарок. — Вдруг ты так решил от меня избавиться? Но смотри, я ж тебя и с того света достану если что. Я же эта…потомственная колдунья.

— Вы это вообще о чём сейчас? — поставив обогреватель рядом с кроватью, удивился Андрей, включая его в розетку. Тэны зарозовели, потом стали краснеть в полумраке залы, кроме которой в доме было ещё две маленькие разделённые перегородкой комнатушки, где едва умещалась кровать. Старуха была довольно высокой для женщины, лишь не на много уступая в росте Андрею. Это была тонкая, какая-та вся состоящая из углов женщина — широкие выпирающие скулы, клювоподобный нос, острый подбородок, на котором, как и над верхней губой росла заметная поросль седых волос. Дрова закончились, печь не тополи, в доме было прохладно, если не сказать большего и похоже хозяйка одела на себя все свои тёплые вещи, утеплившись по максимуму. Чёрное затёртое на рукавах до блеска пальто, в купе с шерстяным платком на голове оттеняли мертвецкую белизну кожи, и гостю вдруг показалось, что он смотрит в лицо покойницы. — Я сам дома обогреватель включаю, да и в офисе тоже. Да и зачем Вас убивать? Тем более мне? Смерть неизбежна, рано или поздно Вы умрёте, и дом отойдёт нам, без всякого смертоубийства. Хотя живите, конечно, до ста лет, — пытаясь исправить свою бестактность, добавил молодой человек, на что хозяйка обиженно проворчала:

— Сто уже было, — она сидела на кровати, скрестив руки на груди, и походила на нахохлившуюся чёрную птицу.

— Не говорите ерунды — я видел Вашу метрику. Вы тридцать второго года рождения, года Вам идут в феврале, а это значит что Вам не полные восемьдесят три года.

— Документы сгорели в войну, вместе со всем имуществом, когда город бомбили. Мне выдали новые, напутав с датой рождения. Я всегда выглядела моложе своих лет, — кокетливо вставила женщина, протягивая тонкую узловатую руку, покрытую старческими пятнами лентиго к живительному теплу обогревателя. Не успевшая промёрзнуть комната стала нагреваться и настроение Клавдии Ильиничны, как барометр стало склоняться от былой подозрительности к вполне дружественной благожелательности.

— Я смотрел в документах, родственников у Вас совсем не осталось. Как же вы живёте одна?

— Все умерли, все, — скорбно ответила старуха, разглаживая пальто на колене. — Так вот я и живу, одна за всех.

— Вы это, наберите в таз воды и поставьте где-то рядом — чтобы кислород не сгорал, а я Вам к вечеру ещё дров принесу, на всякий случай, — посчитав миссию выполненной, Андрей пошёл на выход, а хозяйка крикнула ему вслед:

— Только не забудь! Не люблю я эти обогреватели.

***

Поставленный на семь часов будильник включил радио, и первое что услышал Андрей, просыпаясь, был будничный трёп начинавшего утренний эфир ди-джея:

— Добрейшего всем утречка пятницы тринадцатого! Надеюсь, не смотря на мрачную нумерологию этот день, принесёт лишь позитивные эмоции в канун Старого Нового года! А с вами на волнах радио «Максималист» по-прежнему я, ди-джей Глеб Новосельцев. Классное утреннее настроение и классная музыка на волнах нашего самого лучшего в мире радио. Только одному мне кажутся эти первые две недели года, какими то странными? Словно Алиса в зазеркалье мы проживаем их повторно. Это время мистики, сбывающихся предсказаний и надежд, — трепался Новосельцев, отрабатывая свой диджейский хлеб. Андрей поднялся с кровати, показав чахлый бицепс отражению в зеркале шкафа. На самом деле фамилия ди-джея была Курочкин, но она не звучала, и ему пришлось взять псевдоним. Борисов был городом маленьким и люди, более-менее что-то из себя представлявшие в нём оказывались на виду.

Стряхнув нападавший за ночь снег со своих бежевых «Жигулей» четырнадцатой модели Шамко поехал на работу, увидев суету вокруг жилища старухи. От дома только что отъехала «Скорая», за ней машина следственного комитета, а сам он словно место преступления был огорожен сигнальной лентой.

— Что стряслось-то? — тревожно спросил он курившего возле «УАЗа» участкового, с которым был в приятельских отношениях ещё со времён своей службы в полиции. — У бабки сердце прихватило?

— Нет больше твоей бабки, — швырнув окурок в прихваченный за ночь льдом грязный снег, ответил участковый, ёжась в форменной куртке от порыва ледяного ветра. Здесь, в ровной как ладонь степи ветер мог дуть в одном направлении днями и неделями, и укрыться от него было практически невозможно. — Оттоптала землю. Ох и рисковый ты Андрюха.

— В смысле? — не понимая спросил Шамко и приятель ответил беззлобно:

— Да ты ей вчера обогреватель самодельный подарил, а ночью она угорела. И вроде, как и ты ни причём, и дом её теперь вам достанется.

— Но не мне же! Ты что думаешь это я её?!

— А чего теперь думать? Решили что смерть её не криминальная, так что спи спокойно. Дело даже не открывали. Охранники со стройки гарь учуяли, бабку вытащили, только она уже мёртвая была — гарью задохнулась. Огонь водой сами залили, пожарку даже не вызывали, хотя те всё равно потом приехали.

— Привет, — поздоровался с ним, выходя из дома, старший участковый этого района Ефим Каплин, держа под мышкой изрядно потёртую кожаную папку, которая как кепка Лужкова стала его неотъемлемой частью. Закрыв дверь, он запер её на замок и, сорвав сигнальную ленту, протянул Андрею ключ:

— Держи, — участковый сел за руль, скользнув по нему взглядом, в котором была лишь усталость начавшегося ни свет, ни заря утра и, посигналив, уехал, а Шамко вновь открыв дверь, вошёл внутрь, ощутив в успевшем остыть помещении, влажный запах гари горевших досок, которым теперь буквально сочился этот дом. Оставив дверь открытой, он осторожно вошёл, внутрь ожидая увидеть выгоревшую дотла комнату, но к его удивлению прогорел лишь небольшой круг в полу под обогревателем, который следственная группа забрала на экспертизу.

Старуху было жаль. Не смотря на склочный характер и явное помутнение рассудка, он успел к ней привыкнуть, как к неотъемлемой части этого дома, без которого в нём стало вдруг по-настоящему пусто. Присев на кровать, на которой ещё вчера вот так же сидела хозяйка, он смотрел на почти идеально круглую дыру в полу. Думая о том, смог ли бы он холоднокровно подстроить её смерть, получить за это даже не процент со сделки, а копеечную премию и жить дальше, как ни в чём не бывало? Так ничего для себя и, не решив, он поднялся и вышел на улицу.

Машину он купил ещё пять лет назад. Рестайлинговая версия «ВАЗ 2109» была проста и неприхотлива в обслуживании, но в душе Андрей мечтал о чём-то более серьёзном, напоминающем благородно сверкавший на солнце лаком чёрный японский внедорожник Выборского, и был согласен даже на точную его копию. Повернув на недавно торжественно открытый и ещё недоделанный до конца мост над раньше всегда собиравшей пробки дорожной развязкой у автовокзала, он встал в левый ряд, собираясь уйти на съезд и дальше почти по прямой уже ехать к своему дому. Как вдруг явно потерявший управление «КАМАЗ», разгоняясь на начинающемся спуске, ударил его в жалобно треснувшее стекло багажника и словно таран стал вести впереди себя к ограждению. Набравшая ход машина врезалась в бетонный столб; едва не разбив об него голову, Шамко вылетел сквозь лобовое стекло прямо на нацеленный ему в грудь толстый железный прут. В последний момент он успел увернуться и арматура, едва не пронзив его, прошла впритык с рёбрами, содрав кожу. Андрей повис на проткнутой куртке, которую так берёг, но думал сейчас не об этом. Вначале его «Лада», а затем и толкающий её десятитонник, пробив ограждение, вывалились с моста в пятиметровую пропасть. Оглушённый ударом о столб водитель, разбивший голову об лобовое стекло успел выскочить в последний момент и теперь с ужасом смотрел на кувыркающиеся внизу машины.

Прут сгибался, угрожая сбросить его вниз, и он, сдирая кожу о металл, судорожно вцепился в рифлёную сталь. КАМАЗист, бегая взад-вперёд у провала достав телефон кому-то звонил, и Андрей надеялся, что скоро здесь будет вся «королевская рать» и его, наконец, снимут с этой дыбы. Первыми на удивление быстро появились «ГАИшники», а потом, завывая сиреной на мост влетела «Скорая» и выскочивший врач, оценивающе глядя на искорёженные автомобили делово спросил кому-то звонившего капитана:

— Сколько трупов?

— Ни одного. Один вон висит, а второй где-то тут ходит.

— Я здесь, — тут же напомнил о себе водитель «КАМАЗа» сказав доктору: — У меня сотрясение.

Но пошёл почему-то не к нему, а к инспектору:

— Слушай, капитан, я не знаю что произошло. Все ТО прошёл и только что всё было нормально, а как въехал на мост, что-то случилось. Тормоза отказали, и машина словно бросилась за этим «Жигулём».

— В суде это будешь объяснять, — убирая в карман трубку, сухо ответил «ГАИшник», направляясь к стоящему возле «УАЗа» напарнику.

— А можно как-то без суда?

— Ты что издеваешься? У тебя «КАМАЗ» без тормозов, две машины всмятку. Как ты это себе представляешь?

— Да были же тормоза, были. Только что были, — запричитал водитель, трогая огромную шишку, вздувшуюся буквально за мгновения на его лбу.

Про Андрея, все словно забыли, и он висел огромной уродливой ёлочной игрушкой над разбитыми машинами и люди, осторожно проезжая мимо изумлённо щёлкали его объективами камер. Но вот приехала «аварийка» и его, наконец, сняли с едва не проткнувшей грудь арматуры. Доктор уложил его на каталку, деловито задвинул в «Скорую», мотор взревел, завыла сирена и, отвечая на вопросы о своём самочувствии, Шамко понёсся в Первую городскую.

Весь оставшийся день он провёл то в больнице, сдавая анализы и проходя рентген, а потом его повезли в Полицию, где он в десятый раз обстоятельно рассказал о случившемся. Выйдя на остановке, он медленно шёл по улице к своему дому, видя оживление прохожих явно собиравшихся отмечать Старый Новый год. В детстве в их доме в этот день вновь накрывали стол, хотя и не столь шикарный как тридцать первого, ждали полночи, пили шампанское, ели оливье и…ложились спать, ведь утром, как правило, родителям нужно было идти на работу.

Он жил один и единственное кто, возможно, был рад его возвращение, это аквариумные рыбки, толстолобики, меченосцы и гуппи. Хотя в этом как раз Андрюха мог и ошибиться. Аквариум остался от предыдущего квартиранта, хозяйка хотела его выбросить, но Шамко решил рыбок оставить и теперь по утрам сыпал в воду корм, раз в неделю меняя её на новую. За всей этой нервотрёпкой он совсем забыл о старухе, её смерть отошла на второй план после потери машины. Тачку было жаль, она не была застрахована, Андрей был аккуратным водителем и думал, что вот ещё немного, и он возьмёт себе, что-то посолидней. Его вины в аварии не было и через суд, пожалуй, можно было возместить ущерб, как-никак всё же он был почти юрист, тем более рассчитывал на помощь Андрея Юрьевича.

Бросив в мусорное ведро сорванный листок календаря, Шамко пошёл спать, слыша как за окном, взрываются петарды и редкие фейервеки. Он не думал что уже так поздно, хотя рано вставать завтра было не нужно. Как едва не расставшемуся с жизнью Выборский дал ему до понедельника выходной, да собственно и делать то было больше нечего, раз проблема со старухой решилась сама собой. Это немного тревожило, но он надеялся, что Андрей Юрьевич какую-то работу ему подыщет. К тому же юрист выбил для него небольшую премию, которой вряд ли хватит на новую машину, но это всё же лучше чем вообще ничего, нужно только завтра будет зайти на стройку и забрать конверт у прораба.

***

— Добрейшего всем утречка пятницы тринадцатого! Надеюсь, не смотря на мрачную нумерологию этот день, принесёт лишь позитивные эмоции в канун Старого Нового года! — услышал вдруг Шамко знакомый голос, надеясь, что это лишь сон. Этого не могло быть по двум причинам — он не ставил на утро будильник и ди-джей не работал по выходным. Но голос по-прежнему звучал в его голове и, не понимая, что происходит Андрей, открыл глаза. — А с вами на волнах радио «Максималист» по-прежнему я, ди-джей Глеб Новосельцев. Классное утреннее настроение и классная музыка на волнах нашего самого лучшего в мире радио. Только одному мне кажутся эти первые две недели года, какими то странными? Словно Алиса в зазеркалье мы проживаем их повторно. Это время мистики, сбывающихся предсказаний и надежд.

Бред какой-то. Радио что ли «хакнули»? — подумал он, потянувшись за лежащим на стуле телефоном, абсолютно не понимая, кому могло понадобиться совершать хакерскую атаку на радиостанцию. Разве что какому-то фанату Старого Нового года? Андрей взглянул на засветившийся циферблат и онемел, увидев дату, которой быть, сегодня просто не могло: 13 февраля 2015 года. Пятница.

— Какая к чёрту пятница! — воскликнул Андрей, вскакивая с постели. Пятница была вчера, вчера было грёбанное тринадцатое число. Вчера умерла старуха, он попал в жуткую аварию и едва остался жив. В рубашке родился — так сказал о нём доктор, повторив фразу снимавших его работяг. Мужчина бросился к зеркалу, подняв руку — его рёбрам прилично досталось, рана, которую он не замечал в горячке, опухла и нестерпимо ныла, и заснул он, лишь выпив две таблетки «Кетанова». В больнице рану обработали и заклеили пластырем. Сейчас пластыря не было, как не было и следов вчерашней аварии. Можно было предположить, что пластырь отвалился во сне, но как объяснить отсутствие даже царапины на месте вчерашней раны?

Он понимал, что уснуть уже не получится; сердце учащённо билось в груди, а в голове осиным роем носились разгоняющие кровь мысли. Прошёл на кухню, увидев, что на календаре по-прежнему 13-ое, хотя он чётко помнил, как срывал листок. На всякий случай, заглянув в мусорник понятное дело листка не увидел, и тогда сорвав со стены календарь, швырнул его в ведро. Наскоро перекусив без аппетита, он отправился на работу, решив позвонить Выборскому. Дорога до стройки, раньше занимала считанные минуты, но теперь, после того как машина погибла в аварии угрожала растянуться на час, с учётом ожидания общественного транспорта.

— Алло, Андрей Юрьевич? — начал Шамко, когда трубку, наконец, сняли.

— Это Алиса, Выборского нет. Он из дома сразу поехал к бабке. Ой, ты же ничего не знаешь — у нас тут такое случилось — Клавдия Ильинична умерла. Говорят, угорела, чуть дом не сожгла…

— Ещё вчера, — перебил словоохотливую секретаршу Андрей и та удивлённо спросила:

— Как вчера? А ты имеешь в виду, что до полуночи? Ну, этого я точно не знаю.

— Ладно, хорошо, Алиса. Побегу я, — давая отбой, произнёс молодой человек и вдруг попятился, поскользнувшись на льду, едва не упал при виде своей рестайлинговой «девятки». Он слишком хорошо помнил её последние мгновения, едва не ставшие последними и для него, но она, как ни в чём не бывало, стояла запорошенная снегом во дворе его дома, как навевающий нехорошие воспоминания призрак.

Сунув руку в карман, он нащупал ключи, но, так и не достав, не оборачиваясь, быстро пошёл к остановке. Андрей не понимал что происходит, но явно ничего хорошего — пятница тринадцатого засосала его в себе как трясина и если он не сможет из неё выбраться, то возможно останется в ней навсегда, пока не погибнет в одной из расставленных старухой ловушек.

Из-за поворота показалась «семёрка» идущая по кругу через центральную часть города, останавливая автобус, мужчина вытянул руку, увидев, как мелко дрожат пальцы. Садиться в таком состоянии за руль было нельзя, тем более что он больше не доверял своей восставшей из автомобильного ада машине — новой аварии он мог и не пережить.

Дальше всё было точно так же как и вчера — отъезжающая опер группа и труповозка, а потом разговор с участковым, полученные ключи и сидение в пустом доме. Как ни странно здесь он чувствовал себя в безопасности — тут не было газа или чего-то ещё что могло взорваться, после того как рабочие обрезали провода в доме не стало электричества и он просто сидел на кровати, пока совсем не замёрз.

— Я достану тебя и с того света! — так кажется, сказала ему старуха, угрозу которой он тогда не воспринял всерьёз и вот теперь испуганный и жалкий прячется в её холодном пропахшем гарью доме, боясь выйти на улицу. Вдруг зазвенел телефон, не зразу нажав на кнопку, он настороженно ответил:

— Алло! — и из трубки понёсся размеренный уверенный в себе голос Выборского.

— Ну, ты где, Андрей Раскольников?

— В бабкином доме. Почему Раскольников?

— Ну как почему? Убил бабку.

— Я её. Не убивал, — разбив фразу на предложения, ответил мужчина, затравленно завертев головой, словно ожидая увидеть в каждом углу по старухе, злорадно повторяющей вылетевшее слово: Убил! Убил!

— Да шучу я, шучу. Подходи к офису, мы тут с Максимом Сергеевичем, — Максим Сергеевич исполнял обязанности начальника строительства, будучи толи просто доверенным лицом, толи родственником подрядчика. Вышел Шамко не сразу, какое-то время он глядя в окно шарил глазами по округе, но, не увидев ничего подозрительного и понимая, что если зовут, то нужно идти, всё-таки вышел в пронизываемый влажным восточным ветром январский день пятницы тринадцатого.

Он встретил их на выходе из подъезда, в котором на втором этаже в квартире номер пять был офис строительной компании. Высокий, статный в бобровой шапке и распахнутом полушубке Выборский и маленький тщедушный Максим Сергеевич, явно мёрзший в застёгнутом на все пуговицы драповом пальто. В костюмных дорогих брюках, кожаных туфлях и белой прорабской каске на тонкую спортивную шапочку, которую возил с собой для этих целей.

— Здорово Андрюха, — по-барски протягивая широкую плотную ладонь, словно сторублёвую ассигнацию, пробасил Андрей Юрьевич, дыхнув на него запахом только что выпитого алкоголя — за упокой бабкиной души. Максим Сергеевич как-то боязливо протянул ему узкую и вялую ладонь и едва дотронувшись холодными пальцами до его, тут же отдёрнул. — Это ты хорошо придумал, с обогревателем. Сегодня закончу здесь с документами, а ты отдыхай.

— Я её не убивал, — повторил Шамко глядя в лучившиеся позитивом глаза адвоката и тот, словно отмахиваясь от него как от назойливой мухи бросил, прежде чем прошёл мимо по широким ступеням:

— Ну и, слава Богу.

— Может, премию какую-то выпишите? — произнёс Андрей, преграждая дорогу начальнику строительства и тот, удивлённо стрельнув на него помутневшими глазами спросил:

— За что? — за разбитый автомобиль, за то что ведьма вцепилась в меня с того света мёртвой хваткой, едва не выпали молодой человек, сказав вместо этого:

— Ну, я же хорошо выполнил свою работу.

— Но ты же, родной, за неё деньги получаешь, — беззлобно пробасил с дороги адвокат. Казалось, не было на свете силы могущей вывести его из благодушного состояния, в котором он пребывал. — Вот если бы ты её действительно убил.

Максим Сергеевич пошёл к ступеням и стоящий перед ним молодой человек начал пятиться, уступая дорогу и вдруг страшный крик:

— Бойся!! — раздался над его ухом и кто-то ледоколом больно въехал в него, отталкивая под лакированные ботинки начальника строительства. За его спиной раздался страшный грохот, а когда он обернулся, увидел раздавленного паллетом с мешками строительной смеси человека в оранжевой каске из под которой вытекали алыми извивающимися змеями струйки крови. К его удивлению мужчина ещё не был мёртв, но умирал мучительно и неотвратимо, казалось, даже удивительным что был он до сих пор жив. Тело его, лежащее под сорвавшимся с высоты двенадцати этажей, поддоном расплющило, позвоночник был сломан, один глаз вывалившись из глазницы, висел на мышцах. Несчастный силился что-то сказать, но испустил дух, прежде чем успел прошептать хоть слово. Жизнь замерла в его единственном глазе, глядевшим с укоризной на Шамко, кровавая пена ещё пузырилась на его губах, но Андрей понял каким-то звериным чутьём, что спасший его человек мёртв.

— Максим Сергеевич, Вас не задело?! — бросая на Андрея злые взгляды, бросились к заказчику до этого невидимые люди, кто в оранжевых и белых касках, кто в обычных вязаных шапочках, подхватили под руки, увлекая назад в недра дома, из которого тот так не вовремя вышел. Лишь Шамко знал — теперь уже знал это точно — что дело было совсем не в спасшем его человеке, не в стропальщиках, кое-как закрепивших груз, не в крановом и уж тем более не в Максиме Сергеевиче. Всё дело было в нём, в Андрее Шамко, который так не к месту решил проявить своё сострадание.

Весь день он провёл в Горотделе. Десять раз он рассказывал, где стоял и что делал и как оказался вообще по тому злополучному адресу. Вдова погибшего, идя мимо, взглянула на него, испепеляющим взглядом, в котором казалось, не было ни злости, ни ярости, лишь один не высказанный словами вопрос: почему? Почему всё случилось именно так? Что муж мой и отец моих детей мёртв, а ты, тот, кто должен был лежать вместо него, жив? И ей было абсолютно всё равно, что он не был ни в чём виноват — смерть близкого человека перевешивала на невидимых весах жизни сотни, таких как он.

Андрей Юрьевич был рядом. Он кому-то звонил, говоря, казалось совсем о другом, но человек на другом конце телефонной связи всё понимал именно так как хотел Выборский. Словосочетание «преступная халатность» заменили обтекаемыми фразами «роковая случайность», «несчастный случай» — и в смерти бригадира, работавшего с Максимом на всех городских стройках, не оказалось виноватых, а всему виной была именно она — трагическая случайность.

Когда он, наконец, попал домой, уже совсем стемнело. Люди в преддверии Старого Нового года шли по улицам, вынося из магазинов пакеты со снедью и тонко звеневших при столкновении из глубины их бутылками. Традиция отроду, которой было без малого сто лет, прочно укоренилась в головах людей и они, проживая дважды первые две недели каждого года, даже не задумывались о том, какой из дней настоящий? Тот, что они уже прожили, или тот, что идёт за ним?

Карточка была пуста. Новых денег ещё не перечислили, старые кончились во время празднованья Нового года и Рождества, и Андрей едва наскрёб по карманам денег на батон, десяток яиц, пачку сосисок и пол-литровую жёлтую банку с витиеватой косой надписью «Жигулёвское». Положив пакет на стол, не разувшись и не раздевшись, он сидел в кресле глядя в панорамное окно последнего этажа как взрываются салюты, растекаясь ажурной вязью над городом. Пиво кончилось, со скрежетом скомкав банку, он сидел, с ненавистью глядя на город, что превратил его в исчадие ада, сделал загнанным зверем на которого, бродя по всем кругам своего Ада, охотится та, к чьей смерти он не имел никакого отношения.

Так и не поужинав, раздевшись, он лёг спать, но уснул не сразу. Одни похороны шли за другими, но на тех и других он был главным действующим лицом и сколько их будет ещё, Андрей не знал. Ему было жаль себя, солёные слёзы, вырвавшись из уголков глаз, побежали по небритой щеке. Он утёр их кулаком, едва не разбив нос. Какое-то время, стараясь ни о чём не думать, смотрел в потолок, казалось вдавливаемый в диван нависшей над ним тишиной, разбавляемой время от времени из кухни лишь утробным гулом холодильника, а потом, наконец, уснул.

***

— Добрейшего всем утречка пятницы тринадцатого! Надеюсь, не смотря на мрачную нумерологию этот день, принесёт лишь позитивные эмоции в канун Старого Нового года! — пробуждая его ото сна, раздался такой знакомый и такой ненавистный теперь голос. Ах, как бы он дорого дал, чтобы жить своей прежней обычной скучной жизнью и никогда не просыпаться под один и тот же диджейский трёп, навсегда застряв в пятнице тринадцатого! — А с вами на волнах радио «Максималист» по-прежнему я, ди-джей Глеб Новосельцев. Классное утреннее настроение и классная музыка на волнах нашего самого лучшего в мире радио. Только одному мне кажутся эти первые две недели года, какими-то странными? Словно Алиса в зазеркалье мы проживаем их повторно. Это время мистики, сбывающихся предсказаний и надежд.

— Да какого…! — Взревел Шамко, врываясь на кухню, словно желая спрятаться от преследующего его ди-джея. Каждый день шёл по своей собственной колее, начинаясь всегда одинаково — с голоса Новосельцева. Он сам не заметил, как в руке его оказался нож, впившись глазами в календарь, вновь оказавшийся на стене он, едва не сломав лезвие, принялся бить его ножом, словно живое мистическое существо, ожидая увидеть потоки крови текущие по выкрашенной в светлый тон стене. Но ничего подобного не произошло, растерзанный календарь был вновь сорван, но в ведро не полетел — вытащив из духовки сковородку, Андрей сжёг в ней его дотла, смыв пепел в унитаз. От этого стало немного легче, причём настолько, что хватило сил даже на яичницу и сосиски. Опасаясь теперь сорваться вместе с лифтом в шахту, молодой человек сбежал по лестнице с девятого этажа и не глядя на свою превращающуюся в сугроб машину пошёл к остановке. Снова отъезжающий «УАЗ» следственного отдела, «Скорая», разговор с Каплиным и пустой старухин дом, пропахший гарью, тоской, одиночеством и скорой смертью. Андрей никогда не думал, что у абстрактных чувств есть запах, но сейчас сидя на опустевшей кровати, он отчётливо его ощущал, им буквально было пропитано здесь всё. И единственное, чего невольный виновник смерти женщины не мог понять, так это почему не замечал его раньше?

Сейчас прозвенит звонок, — вдруг подумал он и в следующее мгновение лежащий в кармане мобильник завибрировал, а это значило, его выход. Выход приговорённого к эшафоту. Переговорив с Выборским, он вышел из дома, успев как раз к появлению адвоката с начальником стройки. Он знал, сейчас они выйдут из подъезда и просто ждал, опасливо глядя на работающий над его головой кран. Поздоровавшись с тем и другим, он обратился к Максиму, давая адвокату пройти, то и дело, поглядывая вверх:

— Максим Сергеевич, мне очень жаль, что так произошло. Поверьте, я здесь ни, причём и даже не знаю как это вышло…

— Ты это сейчас о чём? — равнодушно скользнув по нему брезгливым взглядом, спросил застройщик, опустив глаза на лакированные носки своих ботинок. Андрей тоже с опаской взглянул вниз, боясь увидеть кровавые следы.

— Ну как, я о похоронах, о Вашей утрате, — «говорят, вы были близки с покойным», собирался сказать Шамко, но услышал, как в это время прораб крикнул кому-то:

— Вадим! Вадик! Займись сегодня благоустройством, и с детской площадкой, наконец, разберись. Хорошо? До Нового года должны были ещё сделать, — Андрей поднял глаза,… и попятился от неожиданности, увидев подходящего к ним человека раздавленного вчера упавшим поддоном. Сегодня он был живее всех живых, и ничего ровным счётом не говорило о его вчерашней преждевременной смерти. Шамко совсем забыл, что в том мире, в котором он вдруг оказался по воле ведьмы всё является совсем не тем, чем выглядит. Даже смерть.

— Забудьте. Всё о чём я только что говорил. Смерть Клавдии Ильиничны и всё остальное, — быстро заговорил Шамко, уступая дорогу идущему мимо начальнику строительства, но продолжая обалдело смотреть на воскресшего бригадира, а Андрей Юрьевич пробасил, отряхивая с ботинок, прилипший к подошве мусор:

— Неважно выглядишь, возьми сегодня выходной. Не думал, что смерть старухи так на тебе скажется.

— Спасибо, — буркнул он вслед отъезжающим автомобилям и пошёл к выходу с огороженной забором площадки. Домой так домой. Доехав до своей остановки, он стоял на светофоре, ожидая чего угодно, наученный горьким опытом прошедших дней. У машины откажут тормоза и она влетит на полной скорости в толпу людей, разверзнется проломом асфальт, спутник, сойдя с орбиты, свалится на их головы, упадёт, потеряв управление, самолёт, превращая их в кровавое желе… Андрей так живо представил себе своё лежащее на асфальте бездыханное тело, что пропустил загоревшийся зелёный; люди пошли, а он всё так же стоял на переходе, и лишь потом быстро пошёл по стёртой почти полностью «зебре», настороженно глядя на выстроившийся ряд хищно глядевших на него машин.

Вновь проделав путь по лестнице он, снова не раздеваясь, обессиленно рухнул в кресло, не представляя как выпутаться из этой передряги. О колдунах и ведьмах он ничего не знал, считая тех, кто называл себя так сегодня обычными мошенниками. Но попробовать что-то узнать было нужно, раз старуха, похоже, сегодня взяла выходной в охоте на него.

«Белый маг Святозар», прочёл он возглавлявшее список в поисковике имя. Потомственные колдуньи, ворожеи, магистр чёрной магии, доктор оккультных наук, любовные привороты и притягивающие богатство зелья, гадалки и составляющие карты к успеху астрологи. Чем дальше, клацая ссылки, он погружался в странный приправленный шарлатанством и флёром магии мир, тем больше предлагавшие свои услуги люди казались ему похожими на стоящих, у паперти нищих. Где каждый старался продемонстрировать свои увечья, вызывающие сочувствие больше, нежели ущербность «коллег». Всё это сейчас в первой четверти двадцать первого века походило на какой-то сюр, развод, средство, выманивая денег у доверчивых людей, потерявших уверенность в себе или надежду.

Марго, «потомственная карпатская мольфарка, с рождения проживавшая в Канаде, но не растратившая мистических связей с духами предков», значилось в резюме, дополнявшем фото, не по сезону смуглой черноволосой женщины лет тридцати пяти с пронзительным взглядом, казалось видящим насквозь своего потенциального клиента. Шамко понятия не имел кто такие мольфары, но ему почему-то казалось что, живя в Канаде не нужно притворяться тем, кем ты не являешься, борясь за существование и он, нажав «Позвонить» набрал через Viber появившийся номер.

— Алло, — быстро заговорил Андрей, стараясь перебороть волнение. Честно говоря, он и сам не знал, чего хочет и уж тем более не мог толком этого объяснить. Единственное, чего он хотел больше всего, это чтобы всё это безумие с не прекращающейся пятницей тринадцатого, наконец, закончилось, и в этом надеялся на помощь мольфарки. — Мои слова покажутся Вам странными, но прошу Вас, выслушайте меня до конца — это дело моей жизни и смерти!

— Я, наверное, Вас удивлю, сказав, что подавляющее большинство моих клиентов начинают так же, почти слово в слово. Люди обращаются к магам, когда все другие инстанции — врачи, полиция, государство омывают руки, — ответила женщина с нотками сочувствия и понимания, и от этого Андрей почувствовал себя уверенней. Разговор шёл по видеосвязи, и вживую мольфарка выглядела иначе, чем на фото. Во-первых, она была гораздо старше определённых им тридцати пяти, в лучшем случае лет на десять. Роскошные чёрные пряди, ниспадавшие на плечи, заменило почти мальчишеское каре. Вытянутое миловидное лицо её было всё тем же, лишь морщин стало больше, да у переносицы появилась перевёрнутая латинская V, придававшая выражению трагизма. Ну и напоследок кожа её оказалась не такой уж и смуглой. Говорила Марго на русском, но с заметным акцентом, иногда путая слова и падежи.

— В общем, вот какое дело. Одна женщина наложила на меня заклятие, проклятие — не знаю, как это называется, но я третий раз просыпаюсь уже в этом дне, — мольфарка не перебивала, лишь, надев очки в тонкой металлической оправе, что-то коротко записала в невидимую ему тетрадь и, приободрившись Шамко продолжил: —Я проживаю этот день, засыпаю, а утром оказываюсь во вчера. И это ещё не самое страшное. В первый день я попал в жуткую аварию, машина всмятку, а сам я чудом избежал смерти. Во второй мне на голову падал поддон с цементом, но рабочий ценой своей жизни спас меня. А сам погиб, погиб, понимаете!? Вместо меня!

— Чем же Вы так прогневили ту женщину? Разбили ей сердце? — абсолютно серьёзно спросила Марго, словно такие истории были для неё в порядке вещей.

— Нет, что Вы. Старухе было за восемьдесят — это по метрике, сама же она считала себя гораздо старше. Но дело не в этом! Она умерла и теперь винит меня в своей смерти, стараясь забрать за собой в могилу! Ведь что самое интересное — и моя машина, и спасший меня человек не пострадали, то есть абсолютно! На следующий день и машина, и этот бригадир или кто он там, после моего пробуждения в новой пятнице оказались целы-целёхоньки. Хотя от того что я видел, по телу до сих пор бегут мурашки. То есть это касается только меня, её и никого другого! Понимаете? — мольфарка кивнула головой, и Андрей заметил светлые корни её волос, что-то снова быстро записав.

— Это она сама Вам сказала, что винит Вас в своей смерти?

— Да. Нет! — совсем запутался мужчина. — И, да и нет. В последний свой земной день, когда я принёс ей злополучный обогреватель, от которого она впоследствии угорела, она пригрозила мне, что если с ней что-то случится, она достанет меня и с того света.

— Всё это как-то косвенно. Может дело и не в ней?

— А в ком?! — начиная злиться, воскликнул Андрей. — Вы что не верите ни одному моему слову? Что вы там всё время пишите? Только не говорите, что разгадываете кроссворд — для меня это слишком серьёзно, вопрос жизни и смерти! Я мог бы Вам наобещать золотых гор, скинуть каких-то денег на Visa или Master Card, но загвоздка в том, что вы не сможете их потратить. Скорее всего, с учётом разницы во времени Вы даже не сможете их снять. Когда я просыпаюсь, о том, что со мной происходило, помню только я. Ни Вы, ни кто-то другой о событиях с моим участием вспомнить не сможете. Это словно не происходит с нами, мы в каком-то зазеркалье, в Матрице, в чём-то ещё. Да, и вот ещё что. Каждый день все события идут по-разному, но начинается он всегда одинаково — с включающегося радио на моём будильнике и одних и тех же слов ди-джея. Я дословно не помню, но что-то про пятницу тринадцатое, Старый Новый год и это самое зазеркалье.

— У-ух, Вы вывалили на меня целую тонну информации, и я даже не знаю, что Вам ответить. Не зависимо от того верю я Вам или нет, я попробую помочь, именно для этого я и веду запись, систематизируя происходящие с вами события, пытаясь уловить их суть, — ответила женщина, завязывая мудрёный узелок на одной из свисающих с потолка разноцветных капроновых нитях.

— Что это Вы делаете?

— Завязываю узел, на память об этом разговоре и когда завтра я приду сюда, обязательно Вас вспомню.

— Чепуха, ничего Вы не вспомните. Человека из-за моей оплошности буквально разорвало на куски, а он смотрит на меня, будто видит впервые.

— Но я ведь тоже магичка. Вы ведь читали моё резюме?

— Читал. Из-за него и позвонил Вам; решил, что Вы какая-то супер колдунья, круче чем Гарри Потер в последней части. Хотя вначале принял Вас за цыганку из-за цвета кожи.

— Ну что Вы, если Вы о полётах на метле и шабашах в Вальпургиеву ночь, то это не о нас. Мольфары ведуны, целители, заклинатели природы. Напустить туман, пролить дождь, укротить ветер или наслать бурю.

— И что вы действительно можете это? — на полном серьёзе спросил Андрей. После всего случившегося с ним за последнее время он уже не знал чему верить, а чему нет.

— Я, к сожалению, нет, а вот бабка моя могла, и говорят, пользовалась этим во время войны. Только никому об этом не говорите, это плохо для моего бизнеса.

— Хорошо, — успокоил её Шамко, не став спрашивать, на чьей стороне воевала её родственница. — Об этом всё равно ник-то не узнает, ведь этого разговора словно и не было никогда.

— А Вы пробовали как-то поговорить с этой колдуньей…

— Не-е-ет, — срываясь на крик, перебил её Андрей, — колдунья это та, что превращает тыкву в карету, а дурнушку-неудачницу в прекрасную принцессу! Это же чи-и-истая чёрная ведьма! Да и как? Она же умерла, лежит в морге.

— Можно вызвать духов, — осторожно заметила женщина, но Андрей не стал даже слушать об этом.

— Не верю я в эти киношные фокусы! Но даже если я смогу поговорить с её духом, что я ей скажу? Извините, я не причём. Вы не могли бы снять меня своё заклятие? Вы поможете мне или нет? У вас есть хоть какие-то мысли?

— Я не знаю что за заклятье наложено на Вас, но по идее оно должно закончиться с её погребением или кремацией. Когда-то ведьм сжигали на костре. Вы ведь сказали что она до сих пор в морге?

— А где ей ещё быть? Конечно в морге. Но у нас хоронят на третий день, а я застрял в первом же, и как вырваться из него не знаю!

— С этим-то как раз всё просто: Вам нужно продержаться три дня без сна, именно сон откатывает вас назад, в этот день.

— День я выдержу, но три точно нет.

— Вы недооцениваете современную фармакологию, сейчас если проглотить нужную таблетку можно не спать и больше. Ходить на работу, заниматься своими делами — жить обычной жизнью.

— Хороша жизнь…Вы, что предлагаете мне употребить наркотики?! — запоздало возмущённо воскликнул Андрей и мольфарка тут же парировала:

— Мне жаль это говорить, но, похоже, другого выхода у Вас нет. А знаете, что я думаю, какая мне шальная мысль пришла в голову? Вы видите в своём положении только плохое.

— А разве есть и хорошее? — удивлённо протянул Шамко.

— Не совсем хорошее и уж точно не совсем законное. Если кроме Вас ник-то ничего не вспомнит, можно взять кредит в банке, не слишком большой — большой не дадут — и прокутить в кабаке, с красивыми девчонками и хмельными друзьями, а назавтра в этом же банке взять новый и снова устроить что-то безумное.

— Вы что? Вы это серьёзно?!

— Ну конечно нет! Просто хотела разрядить обстановку, — тут же ответила женщина, но по озорно блеснувшим глазам её было видно, что на его месте она так-бы и поступила.

***

— Андрей Юрьевич, Вы не знаете, когда бабку будут хоронить? — спросил он, когда адвокат, наконец, снял трубку. — Извините, что отвлекаю, но для меня это очень важно.

— Послезавтра кремируют — я обо всё договорился. Извини, не могу говорить, важная встреча, — прогнусавил Выборский, явно закрывая рот ладонью, и повесил трубку, а Андрей, постукивая ребром телефона по колену, думал о том, кто может ему помочь реализовать план Марго.

Витька Сологуб когда-то был наркодиллером средней руки, «барыжил» в основном травой и только появившимися в городе солями, за что собственно и погорел. Отбыв пятилетний срок почти полностью он, насколько знал Шамко, стал заниматься квартирными ремонтами, выпав из поля зрения полиции. Андрей, ещё служа в ППС, в составе сводной группы присутствовал при аресте. «Барыгу» видимо кто-то предупредил и ничего запрещённого в его квартире не обнаружили, но от тюрьмы это его не спасло. Нашлось десять свидетелей, которые уверенно показали, что именно у него приобретали товар. После отсидки они иногдавстречались в городе, здоровались по старой памяти и даже однажды обменялись номерами телефонов. Больше никого хоть как то связанного с наркотой Андрей не знал и, набирая его номер, подумал: а почему бы и нет?

— Витя, здорово. Это Андрей Шамко, узнал?

— Узнал, начальник. Чего хотел то? — ответил старый знакомец и Андрей услышал о чём-то спорившие мужские голоса, и приглушённый шум работающей дрели.

— Да хотел, что бы ты помог мне со связями в своём криминальном прошлом.

— А с прошлым я начальник завязал, у кого хочешь, спроси. Я сейчас ремонтами занимаюсь, по ремонту звони.

— Да мне и не нужно чтобы ты развязывал. Тут такое дело, не буду вдаваться в подробности, но мне нужно не уснуть три ночи и два оставшихся дня. А я в долгу не останусь.

— Ты что в засаде, что ли сидишь? Я сейчас, — сказал он кому-то и вышел из помещения, в котором находился, закрыв за собой дверь. Звук дрели стал сильнее, а голоса наоборот стихли.

— Да какая засада? Я из органов ушёл почти сразу после твоего ареста.

— Да я знаю я. Что у тебя стряслось-то?

— Это неважно, если можешь помочь, помоги. Мне нужно продержаться без сна трое суток, и я просто не знаю, к кому обратится.

— Ментам помогать западло, тем более это же ваши меня с пробега сняли, для своего поляну расчистили. И «до звонка» я просидел тоже не без их помощи. Но раз ты уже не мент, так и быть помогу. Сам я такого не употребляю и дома не держу, но дам телефон человечка одного. Скажешь от меня, он поможет.

— Хорошо! Спасибо! Буду должен — диктуй номер.

«Человечка» звали Юра Медведь; прозвище ничего Андрею не говорило, но его знал Витька, и этого было достаточно.

— Алло, Юрий? Меня Андреем зовут, мне телефон твой Сологуб дал, сказал, ты сможешь мне помочь.

— Ну, смотря с чем, я же не знаю что тебе от меня нужно, — уклончиво ответил голос что-то пережёвывающего человека, явно не старого.

— Мне нужно средство для бессонницы, чтобы три дня не уснуть.

— Так иди в больницу, пусть тебе рецепт выпишут. Я-то здесь причём?

— В больницу не могу. Да и чем они там помогут? Я же не бесплатно прошу, заплачу сколько нужно, если не слишком дорого. Просто, чтобы была гарантия.

— Ладно, будет тебе гарантия, раз тебя Сологуб прислал. Подъезжай Мебельная 40, квартира 67. Наберёшь домофон, я открою. Жду, — «барыга» повесил трубку и обрадованный скорым решением своей проблемы Шамко стал метаться по квартире, выгребая наличку из своих заначек. Собранного было не слишком много, но он надеялся, что этого должно хватить, хотя совсем не ориентировался в ценах на наркотики.

Улица Мебельная находилась в Рабочем городке, на южной окраине города. Когда-то рядом с ней была мебельная фабрика, для сотрудников которой и возводились панельные пятиэтажки. С развалом Союза фабрики не стало, как и многого другого, а вот улица осталась.

Открыв дверь, хозяин вначале выглянул в коридор, и, убедившись, что гость один проворчал, не очень приветливо:

— Входи. Я тут собрал тебе кое-что, я этим не торгую, просто кто-то когда-то угостил, вот и лежит без надобности. Вот смотри, тут четыре таблетки экстази. От них точно не уснёшь — эффект до восьми часов.

— Четырежды восемь — тридцать два, — в полголоса подсчитал Шамко, стоя в коридоре. В комнату хозяин его не пригласил. — А ещё что-то есть?

— Этого больше нет. Есть фен — амфетамин. Этот будет держать сутки.

— И того пятьдесят шесть, нормально. Побочка есть какая-то у них?

— Это же наркотики, — недоумённо взглянув на него, тихо произнёс Медведь, круглолицый, невысокий, светловолосый, рано полысевший парень примерно его возраста. Из под чёрной линялой футболки выглядывал небольшой «пивной» животик, а волосы на руках росли так густо, что казалось, хозяин покрыт белой шерстью. Серые настороженные глаза его, словно не могли найти себе места, наконец, остановившись на лице визитёра и скользнув по нему, опустились куда-то в область солнечного сплетения. — Будет переть первые два-три раза, потом нужно будет увеличивать дозу. Слушай, зайди в интернет и всё про них прочитай. Будешь брать?

— Сколько?

— За экстази двадцать евро и тысячу за фен. И то, это потому что Сологуб за тебя просил.

— Евро? Мы что в Европе?

— Рассчитывайся рублями; за всё две четыреста.

— Хорошо, — вытащив из кармана ворох мятых купюр, Андрей отсчитал требуемую сумму и протянул продавцу. При взгляде на деньги, глаза «барыги» не то чтобы подобрели, но стали чуть менее настороженными.

— Хорошего вечера, — напоследок сказал он, открывая дверь и едва Шамко вышел, тут же закрыл её за его спиной. Дело было сделано, теперь осталось только убить оставшееся время и надеяться, что после кремации чары ведьмы рассеются сами собой.

— Мужчина! Да, Вы! — услышал он, едва выйдя на улицу и обернувшись, увидел идущих к нему двух мужчин чуть выше среднего роста, в чёрных однотипных пуховиках и надвинутых почти на глаза вязаных шапочках. — Уголовный розыск. Ваши документы.

— А на ваши можно взглянуть? Разве я что-то нарушил? — спросил Андрей, найдя глазами, выходящее во двор окно четвёртого этажа только что покинутой им квартиры, успев заметить отпрянувший от окна силуэт. Сдал паскуда, — подумал он, мельком взглянув на предъявленные ему ксивы. Оба были капитанами, и одного он знал по совместной службе в ППС. Алексей Панов, как звали второго, Шамко рассмотреть не успел. Правда надолго он там не задержался, перевёлся в розыск, где оказывается, и служил, по сей день. Общее прошлое ни на что не влияло, судя по всему это была полицейская «крыша» «барыги», ради которого они и «расчистили поляну», как выразился Сологуб, отправив его зону. Постоянных клиентов, основу своего финансового благополучия он подставить не мог, но кем-то жертвовать было нужно, сдавая крышевавшим его оборотням в погонах. Странно, но Андрей совсем не чувствовал страха, лишь досаду на угрозу отсрочки его планов ещё на один день.

— Отрабатываем ориентировки, место здесь криминогенное, — внимательно изучая его права, которые он по привычке носил с собой, назидательно произнёс капитан незнакомый, ломая эту комедию, коренастый похожий на борца мужчина лет тридцати пяти. — Андрей Ильич вы проживаете в этом доме?

— Нет, я работаю помощником Выборского и приходил к своему клиенту.

— В какую квартиру?

— Это конфиденциальная информация. Если я что-то нарушил, задерживайте меня.

— А по нашей информации ты только что приобрёл наркотики, которые сейчас лежат у тебя в кармане. Так что у нас есть стопудовая причина для твоего задержания, — вступил в разговор его бывший сослуживец, пытавшийся согреть дыханием замёрзшие руки. Было видно, что они порядком продрогли, ожидая его, но Андрею не было их жаль. Январь совсем расклеился, несмотря на вечер с крыш по-прежнему срывались капли, расплываясь во дворе мутными лужами. Ветер, немного успокоившись днём, задул с новой силой, и оттого стало ещё холодней.

— Если вы об этом, то я понятия не имею что это — я нашёл это в подъезде и хотел выкинуть, — вытаскивая из кармана запакованные в полиэтилен разноцветные таблетки, и пакетик с порошком заявил Шамко.

— Наивней отмазки я давно уже не слышал, — заметил «борец» взглянув на второго. — Сейчас мы отвезём тебя вместе с твоим добром в участок, сдадим его на экспертизу, и ты смело можешь рассчитывать лет на пять за хранение и транспортировку.

— Если бы хотели, уже бы везли. Ни понятых, ни участкового. Чего вы хотите?

— Хотим услышать что-то более конкретное, чем невнятное блеянье про найденную дурь.

— Если вы про деньги, то денег нет, я полностью на мели. Но могу взять кредит в любом банке на любую сумму, — вдруг вспомнив слова мольфарки, добавил Шамко, полицейские переглянулись, и тот которого он не знал, спросил:

— Подо что кредит брать будешь?

— Машина есть.

— Старая «четырнадцатая». Ей цена сто тысяч, двести потолок.

— Ты что его знаешь? — удивился коренастый и Панов ответил, отворачиваясь от порыва норовившего забраться под пуховик ветра:

— Когда-то служили вместе в ППС, крутится возле Выборского, типа юрист. Не знал, что он на наркотики подсел.

— Видно «типа юристы» хорошо зарабатывают. Так ты из бывших? Тем более должен понимать, что взяли тебя с поличным, и отвертеться не получится.

— Мне это нужно для дела, чтобы не спать трое суток. «Барыгу» своего тоже засветите, из шестьдесят седьмой квартиры? Если я расскажу следаку у кого купил под протокол, вся ваша схема полетит к чёртовой матери. Не хотите, чтобы я взял кредит, забирайте машину. Завтра оформлю на вас документы, а тачку хоть сейчас забирайте. Под домом стоит.

— Ты нас за идиотов держишь? На кой чёрт нам твоя рухлядь?

— Тогда вот, — произнёс Андрей, снимая с руки часы. — Выборский подарил на тридцатилетие. Швейцарские, механика с автоподзаводом. Не самые крутые, но долларов шестьсот стоят.

— Не знаю, что там тебе дарил Выборский, но, похоже, ты себе ещё одну статью накрутил — дача взятки должностному лицу при исполнении, — Андрей Юрьевич был человеком в городе известным, с деньгами и связями, а оттого в представлении не нуждался. Со стороны казалось, трое знакомых случайно встретившись, что-то живо обсуждают в преддверии выходных.

— А ну дай сюда, — внезапно произнёс «борец» беря из его руки часы, внимательно разглядел их, а потом, положив в карман изрёк: — Часы изымаем на экспертизу, если не краденные — вернём.

Подойдя вплотную, он саданул Андрея под дых и тот сложился, застонав от боли, не потому что действительно было так больно, хотя удар у капитана был приличным, а потом прошипел на ухо:

— Ещё раз увижу здесь, закрою нахрен. Так легко уже не отделаешься. И про «барыгу» забудь.

Полицейские ушли, волчьей побежкой растворившись в сгущающихся сумерках, а Шамко, наконец, выпрямившись внезапно изменив маршрут, пошёл туда, куда до этого и не собирался, словно от встречи с бывшими коллегами что-то щёлкнуло в его голове.

***

Васька Чистяков работал в городском морге санитаром. Моргов в городе было два, для криминальных трупов на Пожарова у Следственного комитета и для тех, кто скончался от естественных причин, в Первой горбольнице. Смерть Клавдии Ильиничны официально признали естественной, и она поступила в ведение Василия Сергеевича, работавшего в основном по ночам. Ночью выше ставка, меньше рабочий день и нагрузка — так как-то объяснил ему Васька. С Чистяковым они вместе служили в артиллерийском дивизионе города N, потом вместе подали заявление в полицию и почти синхронно, с разницей в месяц оттуда уволились. Это был почти двухметровый бритый под ноль гигант в пропахшем смертью посеревшем от частых стирок халате, едва застёгивавшийся на его огромном теле. Он родился в Борисове, тут у него жили родители, бывшая жена и дочь, но он скитался по съёмным квартирам, и однажды в чёрную полосу безденежья объявился с объёмной сумкой на пороге Андрюхиной квартиры, сказав, словно это было в порядке вещей:

— Старик, мне только на одну ночь, — совместное проживание растянулось почти на полгода, потом Васька помирился толи с женой, толи с родителями и с квартиры съехал. Да собственно они и виделись редко — когда Шамко уходил, санитара смерти — как пафосно называл себя Чистяков — ещё не было, а когда возвращался, тот уже уходил, выставляя на балкон свою пропахшую моргом, как и всё к чему он прикасался, раскладушку.

— Привет, Василий Сергеевич, — поздоровался он, входя в вотчину санитара. — Тебе недавно старуху одну привезли, угорела на пожаре. Есть такая? — санитар, сидя на краешке обшарпанного стола, чистил мандарин и, отвлекшись от занятия пролистав картотеку, нашёл нужную учётную запись:

— Савельева Клавдия Ильинична, тридцать второго года рождения. Она?

— Она, она, — обрадовано закудахтал Андрей и, достав из кармана ещё один мандарин, санитар спросил, протягивая ему:

— Будешь? — в маленькой холодной комнате, являющейся предбанником анатомического театра, стоял специфический запах всех больничных учреждений и, хотя мертвечиной не пахло, лишь слабой смесью хлорки, формалина и растворителей, не то что есть, а просто находиться тут Андрею было тошно.

— Фетиш у вас, что ли такой? — отрицательно затряс он головой, ощущая, как только от мысли о еде к горлу подкатила тошнота. — Во всех фильмах, где мелькают работники морга, они обязательно жрут. Это чтобы окончательно добить посетителя?

— Ну не хочешь, ни ешь — я от всей души. Сегодня же Старый Новый год. Чего хотел-то?

— Клиентка моя, бывшая. Утром увидел только, как труповозка уехала, хотелось бы попрощаться с ней что ли, один на один.

— А на похоронах нельзя? Зря не стал, — разделавшись с мандарином, санитар принялся за тот, который предлагал приятелю и тот ответил:

— На похоронах не то. Кремация рассчитана по минутам, какие-то посторонние люди, все куда-то спешат. А мне бы хотелось сказать ей пару слов, собравшись с мыслями. Ведь это же я ей тот злополучный обогреватель принёс, от которого она угорела.

— Ну, принёс и принёс. Ты что ль его делал? — открывая нижний ящик в вертикальном стеллаже на четыре места, с лежащим в нём телом старухи удивился санитар и пошёл к выходу. Из стеллажа потянуло холодом, покойница была полностью накрыта белой простынёй, и Андрей не видел её лица. Он стоял, сцепив за спиной руки, собираясь с мыслями. Он так долго ждал этого момента, так много хотел ей сказать, но вот сейчас мысли спутались в его голове и он не знал с чего начать.

— Послушайте, Клавдия Ильинична, — начала он, словно покойница и впрямь могла его слышать. — К Вашей смерти я не имею ни какого отношения. То, что вы точите на меня зуб, стараясь, извести со свету — это не правильно! Да, мне было довольно обременительно каждый день таскать эти чёртовые дрова; мы думали, вы поживёте немного и умрёте как все нормальные люди. Но Вы же не человек, Вы же ведьма — я просто вижу сейчас, как Вас пёрло от наших несбывшихся надежд. Я прихожу к Вам с тайной мыслью в душе что Вы, наконец, мертвы, а Вы словно насмехаясь, встречаете меня своей неизменной гаденькой улыбочкой. Да, это мне порядком осточертело, но не убивать же за это?! Мы ведь всё же не в Средние века живём. Теперь-то я начинаю понимать, что слова, про Ваш супер преклонный возраст не были старческим маразмом — Вы действительно сбились со счёту прожитых чужих жизней, и та чья-то метрика во время войны подвернулась очень кстати, позволив начать ещё один цикл своего летоисчисления. — Распаляясь, почти кричал Андрей, и стены пустого огромного помещения вторили за ним гулким отзвуком. — Вы надеетесь, что я останусь навсегда в этом чёртовом дне вместе с вами, так ты сможешь избежать пекла. Но ты ошиблась, мерзкая тварь! Я не лох и не какой-то там носитель паразитов! Знаешь что это? — гремел он, машинально перейдя на ты, доставая из кармана с таким трудом добытые наркотики. — Считай для тебя это чаша Священного Грааля, в которой твои гадские чары перестанут действовать. Я выдержу эти три дня назло тебе, выдержу, можешь мне поверить и ты отправишься в Ад! Я лично прослежу чтобы для этого не жалели огня! И перестань прикидываться, что ты меня не слышишь! — Шамко схватил пожелтевшую простынь и резко дёрнул на себя, открывая наготу старухи, чья грудь и живот были изрезаны патологоанатомом, а потом небрежно зашиты суровой ниткой. Но смотрел Андрей не на жуткие шрамы, а на лицо женщины. Нет, оно не изменилось — не помолодело, не постарело, на её голове не было рогов, а на подбородке козлиной бороды. Это была всё та же старуха, которую он видел совсем недавно, только теперь чему-то улыбающаяся, словно слова несчастного рассмешили её и только сорванная не вовремя простынь удержала её от смеха, неуместного страшного гомерического хохота.

— Ты это, ты что надумал? Извращенец! — взревел, влетая в комнату санитар, и оттаскивая его от старухи. Он глядел на приятеля сквозь приоткрытую дверь, запивая чаем бутерброды, наслаждаясь этим моноспектаклем, единственным зрителем которого, он невольно стал. — Бабка мёртвая в гробу, я подкрался и… Это? Только не на моей смене!

— Ты что, вообще ничего не понимаешь?! — пытаясь вырваться из медвежьих объятий, кричал доведённый до исступления всем происходящим с ним Андрей. — Она же прикидывается! Это тварь никакая на хрен ни Савельева! Это самая что ни на есть чернючая ведьма, припёршаяся вместе с фашистами откуда-то из Западной Европы и здесь уже начавшая новую жизнь! Ну, посмотри, ты же не будешь отрицать, что она улыбается?!

— Её утром привезли уже такой. Это вроде мышечной атрофии при полном их расслаблении. Сто раз такое видел. Давай, давай старина, на выход! Мы сейчас с тобой кофейку выпьем. Не здесь, в дежурном покое, — выволакивая его на улицу, успокаивал армейский дружок. Заслонив огромным телом дверь в морг, словно Матросов амбразуру вражеского дзота, он сказал уже спокойно, настороженно поглядывая на Андрея:

— Эк брат, как тебя крутануло. Не думал, что ты на такое способен.

— Ты что всерьёз думал, что я собрался трахнуть старуху? — раздуваясь от возмущения, спросил Шамко и товарищ ответил, не отводя глаз:

— Да кто его знает. Жены у тебя нет, постоянной женщины тоже. Сюда всякие личности приходят, в том числе и с сексуальными отклонениями. Я, конечно, знал про это, даже в какой-то мере способствовал, но от тебя этого точно не ожидал. Всё-таки ты мой друг, мы с тобой почти, что с первого класса вместе.

— Ты что брал с извращенцев деньги?

— Не за секс с трупаками конечно. Приходят иногда, какие-то чокнутые, из разряда тех, что по ночам на кладбищах гуляет. Но те в основном сами себя фотографируют, на фоне открытых стеллажей, а в них ноги с бирками. Мол, глядите какие мы безбашенные.

— Ладно, мне уже лучше. Забудь, что я там наговорил. Кстати что там про кофе? — вполне обычно произнёс Андрей и когда товарищ, купившийся на его уловку отошёл от двери, направляясь к приёмному покою, он рванулся к моргу. Но гигант, едва не упав на подтаявшем снеге, успел схватить его в последний момент за рукав и Шамко завис, едва касаясь пальцами вожделенной двери.

— Да, всё гораздо хуже, чем я думал, — ворчал санитар, таща упиравшегося товарища к входу в больницу.

— Да ладно, ладно всё! — воскликнул Шамко, пытаясь вырваться. — Отпусти, люди же смотрят.

— Всё уже было, — тяжело дыша, проворчал Васька, вталкивая его в больничный вестибюль, крикнув что-то сонно смотревшей на телефоне дежурной сестре в регистратуре, не став вдаваться в подробности: — Аня, приготовь успокоительное, у меня с приятелем беда случилась, на всех бросается!

— Так может полицию вызвать?!

— Не надо полицию, мне уже лучше. Да отпусти ты меня! — возмутился Андрей, входя под присмотром приятеля в фойе больницы.

— Он тихий обычно. Мы с ним вместе в армии служили, потом я долго жил у него, никогда ничего такого не было. Просто дай успокоительного.

— Не нужно успокоительного. Мне наоборот нужно три дня без сна продержаться, хотя бы ещё две ночи. Я потом тебе всё объясню, просто поверь! — пытаясь убедить товарища, произнёс Андрей и тот не став спорить крикнул медсестре:

— Ань, отбой с успокоительным!

— Сами не знают, чего хотят. Странные какие-то, — неодобрительно глядя на них сквозь стекло проворчала женщина, убирая таблетки, ампулу и шприц.

— Так что там с кофе? — спросил Андрей, глядя как за дорогой, из-за поворота зазывая гостей, мелькает разноцветными огнями реклама ночного клуба «Фламинго».

— Вон аппарат, видишь? И мне возьми, двойное Латте со сливками. И сахара не жалей!

— Ну что ты сейчас, куда? — спросил Василий, попивая ароматный напиток на ступенях больницы. Изредка выходящие и входящие внутрь врачи и медсёстры здоровались со здоровяком, и Андрей кивал тоже, на всякий случай. — Домой?

— Не. Пойду во «Фламинго». Хотел в кино завалиться на ночной сеанс, но боюсь, меня там вырубит. Ладно, бывай и ты это, зла на меня не держи, — протягивая на прощанье руку, утонувшую в огромной ладони санитара, сказал Шамко.

— Проехали. Расскажи мне, когда всё закончится и вот ещё что. У меня приятель здесь невропатологом работает. Зайди когда надумаешь, пусть он тебя посмотрит — конфиденциальность гарантирована. Нервишки у тебя, брат, ни к чёрту.

— Я подумаю, — просто чтобы не обидеть товарища пообещал Андрей и, развернувшись, пошёл к манящему огнями заведению. Дорогу ему преградила влетающая во двор ревущая сиреной «Скорая», мужчина попятился назад, вдруг поскользнувшись на обледенелом асфальте. На половину полная луна, до этого наползавшая на небо где-то над его головой вдруг совершала странный кульбит, оказавший прямо перед лицом, а фонари, словно склонившись над ним врачами во время операции, внезапно заглянули ему в глаза. Потом свет потух, словно кто-то дёрнул вниз рубильник и следующее что он услышал, приходя в себя было…

***

— Добрейшего всем утречка пятницы тринадцатого! Надеюсь, не смотря на мрачную нумерологию этот день, принесёт лишь позитивные эмоции в канун Старого Нового года! А с вами на волнах радио «Максималист» по-прежнему я, ди-джей Глеб Новосельцев. Классное утреннее настроение и классная музыка на волнах нашего самого лучшего в мире радио. Только одному мне кажутся эти первые две недели года, какими-то странными? Словно Алиса в зазеркалье мы проживаем их повторно. Это время мистики, сбывающихся предсказаний и надежд, — дослушав до конца Новосельцева и поняв, что всё это снова реально происходит с ним, и он опять во временной ловушке пятницы тринадцатого Андрей вскочил с постели и бросился на кухню, словно надеясь спастись от ненавистного преследующего его голоса.

Календарь висел на месте, погрозив ему кулаком, мужчина стал выгребать на пол содержимое кухонного стола, пока не нашёл моток бельевой верёвки. Отрезав мелко дрожащими пальцами с метр, он вернулся в комнату, сорвав с потолка жалобно заискрившую люстру. Свет в квартире пропал, но жильцу казалось, не было до этого дела. Люстра была закреплена на вставленной в дыру в потолке арматуре, сняв осветитель он, сделав петлю, привязал на её место верёвку и, одев на шею, забрался на табурет. Всё было готово, что бы покончить с этим безумием, вырваться из мёртвой хватки старухи, что силой своего чёрного колдовства заточила его в пятнице тринадцатого. Видимо с его помощью ведьма пыталась избежать отправки в Ад, надеясь остаться навсегда в дне своей смерти. Он будет жить в нём вечно, вместе со старухой, что незримо станет приглядывать за ним, питаясь энергией отнятых жизней, к которым, так или иначе, будет причастен Андрей, став незримым для остальных мостом между ней и внешним миром.

Рано или поздно он перестанет сопротивляться, сделается послушным орудием в её руках. И если сам и не будет ради неё проливать кровь, начнёт подталкивать к этому других, появляясь в том или ином месте.

— Этому не бывать! Я тебе не какая-то там марионетка! — воинственно взвизгнул Андрей, ощущая, как нервно бьётся на шее сдавленная верёвкой вена, а потом оттолкнул табурет. Петля затянулась, едва не задушив его, но потом эластичный шнур начал растягиваться, удавка больше не двигалась, остановившись на узле и он, подвешенный за шею под потолком, стал медленно опускаться вниз. Верёвка растянулась настолько, что он ощутил пол кончиками пальцев, стоя на них как неуклюжая располневшая балерина. Он не знал, что стало причиной его неудачи — слишком длинный кусок верёвки или козни старухи, которой он для чего-то был нужен живым. Ведьма не собиралась выпускать его из своей власти, и от осознания этого стало ещё хуже. Упираясь пальцами ног в пол, он пытался дотянуться до лежащего на столе телефона и проголодавшиеся за ночь рыбки — меченосцы, толстолобики, гуппи — сгрудившись у стенки аквариума, удивлённо смотрели на него, возмущённо раскрывая рты.

02 –14 января 2023

Севастополь