Хохотушка [Алексей Снегирев] (fb2) читать онлайн

Алексей Снегирёв Хохотушка

Щелк! Звонко отстегнулись горные лыжи, я летел кубарем по восточному безумному спуску, который пять лет назад мне показала Света. Вылетел с трассы именно на том месте, где когда-то мы с ней чуть не свернули шеи. Спас нас тогда только глубокий сугроб, в который мы влетели бомбочкой, правда, не ногами, а головой вперед.

В этот раз сугроба не было – просто жесткий снег, подтаявший под весенним солнцем, а затем прихваченный ночными холодами. Твердый как камень. Я катился по нему кубарем, несколько раз крепко приложился головой. Хорошо, что в шлеме. Обычно, когда на борде, то шлем не надевал. Но сегодня хороших бордов в прокате не нашлось, и я взял лыжи, ну, и композитный шлем в придачу. Это и спасло. Падение выбило из меня дух, и я некоторое время лежал неподвижно, приходя в себя. На месте правой ключицы вылезла шишка, но больно не было. Я вдавил шишку обратно и попытался встать. Оперся на правую руку и потерял сознание.

Пришел в себя почти сразу. Да уж, правой рукой лучше не пользоваться, а шишку не трогать, видимо, порвал мышцу или сломал. Боли не было, просто тянущее чувство и слабость, поднять руку мне удалось не сразу. Еле-еле получилось встать, а на скользком снежном насте это непросто, и побрести в сторону трассы. Когда добрался до мягкого снега, примчались два парня-спасателя на снегоходе.

– Еще один ключицу сломал! – радостно сообщил один из них другому после мелкого осмотра и допроса меня на тему, что болит.

– Хорошо, что не руку или ногу, – он хлопнул меня по здоровому плечу, – ключица – это не больно! Даже полезно!

– Это еще почему? – я удивился его радости.

– Да чтоб не лезли на эту трассу! Это для кэмээсов трасса, сложность максимальная! – он улыбнулся. – Да ты не обижайся! Просто ты на этой неделе уже третий «любитель активного отдыха» с травмой. И, заметь, с легкой!

Парни на санках, привязанных к снегоходу, подняли меня наверх, на стартовую площадку, и уже там, в медпункте станции спасателей, наложили повязку, примотав руку к телу. Ну, а потом на кресельном подъемнике отправили вниз, ждать приезда скорой помощи.

«Да уж, съездил на курорт», – думал я, ожидая врачей. Вообще меня в этот отпуск отправили силой. Мне совсем не хотелось ехать, но начальник настоял:

– Ваня, ты четыре года у нас работаешь, а в отпуск ни разу еще не сходил. Это неправильно! Чтобы хорошо работать, нужно отдыхать!

Ворчун, как мы называли руководителя департамента программного обеспечения, был строг и непреклонен. Мои отказы типа: «Нужно доделать «Перископ» и «Грацию» и «схожу летом или следующей осенью 36 года» – он отмёл категорически.

– Езжай! Не дури! Я же вижу, что устал, – он сделал характерный жест «про деньги», – премию выпишу нормальную! Возьми девушку и махни на море, там сейчас черешня… Это не обсуждается! Чтобы раньше пятнадцатого на работе тебя не видел!

Ворчун был суровый мужчина: если он настаивал, то нужно было соглашаться, все равно своего добьется. Рассказывали историю, как к нему приходили вояки «отбить разрабу мордюльник», потому что у них там оборудование не заработало. Когда Ворчун узнал, что вояки даже инструкцию не удосужились прочитать, то отмудохал их до кровавых соплей. Его возгласы: «Зачем мы для вас, уважаемых товарищей, инструкции пишем, если вы и ваши прекрасные родственники их не читаете, а потом ломаете дорогостоящее оборудование?!» – были слышны на весь этаж. Ну, правда, высказаны они были на простонародном языке, обильно приправленном едкими и точными «междометиями».

Спорить с Ворчуном я не хотел, ну его в баню, и вот так оказался в двухнедельном отпуске. А на Казгардыке тоже оказался по воле случая. В кадровом отделе, оформляя отпуск и сдавая электронные метки и ключи, встретился с ребятами из производственного цеха №12, где раз в две недели по указу высшего руководства компании участвую в «производственном субботнике». «Нечего разработчикам программного обеспечения по кабинетам сидеть, пусть и в сборочном цеху потрудятся», – когда-то провозгласил наш «генеральный» и оправил всех к станкам на два дня в месяц. А там парни простые, академий не кончали, «умников» не любили, косоруких не уважали, и поэтому почти всегда были конфликты и разборки. Но я влился в их коллектив как свой – просто работал честно: куда ставили, там и батрачил полную смену, не халявил. Сам не уважаю тех, кто халявит, и себе такого не позволю. Как-то так со всеми и подружился.

– Ваня! – закричал мне Стас, едва увидев. – Ты в отпуск? Куда-то уже собрался или пока не решил?

Олег хлопнул по плечу:

– Погнали с нами на Казгардык! Там наш заводской санаторий и дают бесконечный билет на горнолыжку!

Так я сэкономил почти семь тысяч золотых рублей и оказался на курорте, который так любила Света. Её нет уже больше пяти лет, но память никуда не исчезла. Я и вылетел с трассы, потому что вспомнил о ней и наших сумасшедших скоростных спусках на сноубордах по утрам, всегда навстречу восходящему солнцу.

Похоже, я опять отключился, потому что очнулся, когда меня уже несли на носилках в медицинский транспортер. В больнице врач сделал рентген, анализы. Конечно же, нахмурился, читая результаты анализов, – ведь мы с парнями употребляли всякое вредное. Ну и что, я же на отдыхе?! На работе некогда, а тут две недели безделья. Поставив капельницу, чтобы «поддержать» печень, меня начали готовить к операции.

– Нужно заполнить бумаги, – врач пригласил медсестру с планшетом, которая считала мой идентификационный номер, – ваше место работы и должность?

– Научно-производственное предприятие «Заслон», седьмой отдел по разработке программного обеспечения, программист-разработчик…

– Почему ты приехал с тургруппой производственников? – удивлённо поднял глаза от бумаг врач. – Седьмой отдел – это секретка…

– С друзьями отдыхать лучше… – отшутился я.

– Хмм, – врач все больше хмурился, – а еще говорят, что работяги с умниками дерутся… С друзьями… Вон они под окнами «трутся», требуют лечить как положено.

– Дмитрий Иванович, мы не можем его оперировать, – проговорила молчавшая до этого медсестра. Девушка эффектная – яркая красивая брюнетка с черными глазами, на груди у неё была нашивка с именем Яхита. – Использование общего наркоза и психостимулирование запрещены.

– Да, переводим в спецпалату, – кивнул врач, невидимым движением выключив динамический узор из морских волн на стене и расслабляющую музыку, – я должен связаться с «Заслоном».

Когда он ушел, Яхита тщательно осмотрела комнату, заглянула в каждый угол и, ничего не найдя, тоже удалилась.

Спал я в эту ночь беспокойно, в спецпалате, находящейся в самом дальнем углу больничного коридора, рядом постоянно была Яхита, которая взяла дополнительную смену. Я слышал, как она объясняла дежурному врачу:

– У нас пограничье, я не могу уйти с работы, пока тут ученый из «Заслона»! Если что случится, то дедушка-охранник ничего не сможет, он пистолет-то два раза в жизни видел.

– Яхита, – голос у врача был усталый, – мы с тобой отработали смену. Ты устала, иди домой.

– Нет, я приняла нейростимуляторы, – в голосе медсестры проявились стальные нотки, – останусь с пациентом.

Я, конечно, понимал, что у нас очень непростое предприятие, которое ненавидят все враги Русского Союза, но вряд ли кто-то посмеет напасть на гражданский объект на территории страны. Да и разработчик я был молодой, двадцать восемь лет, младший научный сотрудник, кому такой нужен? Но с Яхитой было спокойней, я видел у неё пистолет в кобуре, и это был не урезанный по мощи милицейский ПТК, а полноценный снайперский «Грач», каким пользуются спецназ и разведка. Я знал это точно, потому что мой друг детства Антон, который служит в ГБР СБ, носит такой же.

Всю ночь промаялся. Нет, ничего не болело, но спать с одной рукой, привязанной к телу, весьма неудобно. А утром прилетел вертолет с нарисованной шестеренкой и двумя мечами – служба безопасности «Заслона».

– Ну на фига ты, Ваня, руки ломаешь? – без особых приветствий в комнату вломился наш начальник охраны седьмого отдела Сергей Адамович. – Обычно ломают ноги!

Едва увидев медсестру, он осекся и сразу стал официальным – сухо представился, а когда меня увозили, я увидел, как он незаметно для окружающих отдал честь Яхите, приложив руку к корпоративной кепке. Эх, бывшие военные всегда остаются на службе.

Уже в полете он рассказал, что произошла какая-то авария на северном полигоне и все спецслужбы на ушах. Весь наш седьмой отдел почти в полном составе улетел на полуостров Полярный. А меня нигде не нашли, и была объявлена тревога.

– Ты как в тургруппе производственников-то оказался? – смеялся Адамыч. – Они же умников не любят и даже поколачивают! Последнее место, где тебя могли искать, это санаторий «Казгардык»!

– Мы с ними неплохо ладим! У меня же родители – заводчане! – я пожал плечами и зажмурился от неприятных ощущений в руке. – Мы на «субботниках» познакомились. Хорошие ребята, дружные!

– Ну да, чуть больницу не разнесли, когда узнали, что операцию отменили, – усмехнулся безопасник, – сейчас в милиции права качают.

– Дайте я им позвоню! – я начал торопливо доставать мобильный, но одной рукой это получалось плохо.

– Да успокойся ты, все я им уже с утра объяснил, – хмыкнул Адамыч, – мы летим в главную клинику «Заслона», там сразу операция, а потом тебя поселят в палату для высшего руководства со спецсвязью, потому что ты нужен разрабам на Полярном. Поработаешь на удаленке. Как сможешь, вылетишь на место.

– А что там произошло? – меня начало терзать чувство тревоги.

– Не знаю, засекретили все, – вздохнул он, – поэтому и нужно доставить тебя к защищенной линии связи.

Было над чем задуматься. Почему именно я? Мой стаж всего четыре года, участвовал в разработке только трех устройств: штурмовой радар, система управления движением противотанкового дрона да медицинский модуль гражданского скафандра. Никакое из этих устройств не могло вызвать переполоха, чтобы весь отдел направили в полевые условия. Явно они там обследуют отказавшие образцы и, скорее всего, из-за сбоя программного обеспечения. Этот вывод просился, потому что выехал весь отдел разработчиков ПО. Но на полуострове Полярный испытывают только один вид изделий – ракетное оружие. Разумеется, я знал, что «Заслон» делает искусственный интеллект для новейших ракет. Но у меня даже допуска к таким разработкам нет, чем я-то смогу помочь?

Видя мои терзания, Адамыч дал мне таблетку сильного снотворного, и всю оставшуюся дорогу я проспал.

По прибытии меня почти сразу прооперировали, оборудование в больнице было самым современным и готовым к работе. Врачи ввели наркоз и собрали раздробленную кость в каркас из титановой сетки.

«Генеральская» палата была шикарной, с кинематографичным видом на залив. Клиника располагалась на острове в живописной бухте Западного моря. Проснувшись, я некоторое время любовался пейзажем, разрез от операции не болел, чувствовал себя превосходно. Даже, можно сказать, бодро. Пил кофе и любовался морскими волнами.

Такая идиллия продлилась недолго – видеотелефон настойчиво зазвонил, едва наступило девять часов. Звонок был от моего научного руководителя Петра Сергеевича, которого мы, мэнээсы, называли Петравиусом. Он об этом знал, но даже не пытался это как-то пресечь.

– Сначала присяга и клятва о неразглашении, – по его усталому виду я понял, что он проработал до утра. Я четко исполнил требуемые формальности, и только тогда он ввел меня в курс дела.

– Ты знаешь о проекте «Хохотушка»?

– Откуда? Первый раз слышу! – я искренне недоумевал.

– А о прикладном использовании Марии 7?

Вот это новости! Это был мой личный проект – я разрабатывал искусственный интеллект с десяти лет, когда во Дворце творчества юных техников начал заниматься программированием. Отец тогда купил мне сравнительно мощный компьютер, и я гонял его, тренируя разные нейросети, пока не начал создавать свой искин. У меня было шесть Марий, которые выполняли разные вычисления. И вот сейчас уже более пяти лет я работал над Марией 7, которая объединяла все эти искины в один. Хотел создать совершенство, разум, неотличимый от человеческого, но пока никак не удавалось собрать рабочее ядро алгоритмов и настроить эффективный фильтр памяти.

Сначала я мастерил свой ИИ на домашнем компьютере. Но когда отработал в «Заслоне» два года, мой коллега и друг Семен привел меня в «закрытый» клуб мэнээсов, прозванный в отделе кают-компанией. Собирались мы в подвале здания нашего седьмого отдела, где все могли заниматься личным творчеством. И тут было на что посмотреть и чему поучиться.

Артур, эмоциональный парень из далекого южного аула, выдумывал механизированную систему теплиц для высокогорья. Марат пытался смоделировать программу для «ремонта» ДНК. Толик под пивко программировал развлекательную нейросеть для просмотра интерактивных фильмов, которые зритель придумывал на лету. Амина тренировала поискового робота-собачку… Все были заняты делом. Сюда мы бежали после работы, приходили по выходным, устраивали вечеринки и делали друг другу импровизированные доклады про все на свете. Сейчас в кают-компании нас насчитывалось тридцать восемь – творческих и увлеченных. Коллег из отдела, не разделявших наших хобби, мы не осуждали и даже оправдывали – у них семьи, дети, много забот. А нас дома никто не ждал – «ни котенка, ни ребенка».

Кают-компания, конечно же, регулярно становилась источником происшествий и скандалов. Достаточно вспомнить как «собачка» Амины, когда та уехала в командировку, играла в прятки с охраной. Причем, повадилась рыскать по зданию в пять утра. Обнаружить её не могли, так как Амина отлично натренировала робота. «Чтобы кого-то найти, нужно уметь хорошо прятаться», – говорила она. Они только этим с роботом и занимались каждые выходные, поэтому здание нашего отдела Железик знал, как свои пять пальцев, ну, или манипуляторов. Датчики объема на его стремительные перемещения срабатывали, объявлялась тревога. В полшестого приезжал злой Адамыч, и начинались поиски до девяти утра. Найти Железика не могли: на камеры он не попадался, а перед началом рабочего дня возвращался в наш подвал. После недели побудок в пять утра невысыпающийся Адамыч решил устроить серьезную засаду. Сердцем старый вояка чувствовал, что это не могут быть неполадки в охранных системах, – точно есть нарушитель. Да и начальство поставило вопрос о соответствии занимаемой должности: неделю с утра на режимном объекте тревога, а служба безопасности не знает причину.

В общем, усиленный отряд с полным вооружением войск специальных операций занял позиции на всех этажах здания и начал ждать. Железик, привлеченный шумом двух десятков солдат, заинтересовался и вышел поиграть пораньше, в два часа ночи. Раньше-то его ловила только стандартная четверка охранников, и он заскучал. Развлекалась псина до шести утра, элитные солдаты носились по зданию как угорелые, но так и не могли никого обнаружить. Зачем Железик пошел знакомиться с этими следопытами, мы не знаем, но получился эпичный погром.

Он подкрался к одинокому бойцу с крупнокалиберным пулеметом, контролирующему коридор. Постоял за его спиной, а потом ласково ткнулся рожей в щеку, как его научила Амина. Он же все-таки собака, пусть и железная. Солдат от неожиданности открыл огонь, а когда увидел «собачку», то руку свело судорогой, и он не смог снять палец с курка. Пулемет стрелял, пока не кончилась обойма на сто патронов. Тяжелые пули прошивали стены насквозь, перемололи десяток офисов вместе с техникой и мебелью. Начался пожар, этаж наполовину выгорел. Когда нашли солдата, то он заикался и говорил о «железном медведе». А у Адамыча случился сердечный приступ, когда оказалось, что нарушителя так и не нашли. Железик, тварь бездушная, спокойно вернулся на свое место в подвале. Когда сделали рисунок нарушителя со слов пулеметчика, то там было чудовище двухметровой высоты с горящими глазами, монструозными стальными челюстями и острыми, как бритва, клыками. Адамычу даже в голову не пришло, что это питомец Амины, тот был всего метр в холке, милый и никакого чувства опасности не вызывал.

Здание отдела закрыли на карантин, нас перевели на резервные площадки на производственных объектах. Руководство собиралось перетряхнуть нашу двадцатиэтажку по кирпичику, обследовать каждый миллиметр. Но потом вернулась Амина и прочитала логи действий пса. Прибежала к нам в слезах, спросила, что делать. Мы её успокаивали целый вечер, а утром она пошла с повинной к руководству. Мы думали её уволят, но ничего подобного! После месячного расследования Амину повысили до старшего научного сотрудника, дали ей в команду десять инженеров по кибернетическим системам и разместили на двадцатом этаже, поближе к руководству. Теперь она стала руководителем секретного проекта и поначалу сутками пропадала на работе. Снова появляться в кают-кампании начала всего месяца два назад. Этот инцидент все заслоновцы обсуждали, наверное, год. Почти все охранники перевелись из нашего офиса в другие подразделения, потому что пулеметчика от заикания так и не вылечили, и ребята логично предположили, что сторожить разработчиков ПО – слишком опасное занятие. Вопреки опасениям, нашу кают-компанию не разогнали, даже вопрос так не ставили.

Разогнать наш клуб по интересам хотели, когда Толик «модернизировал» комбайн в офисной столовой. Перемудрил с алгоритмами, и машина начала капать в тарелки с едой чистящее средство. Потому что полная еды тарелка – это грязная тарелка, и лучше начать отмывку пораньше. На раздачу еда отправлялась с незаметными капельками химических веществ и весь офис… ну, в общем, наших сотрудников, как говорится, пронесло. Адамыч кинулся прессовать поставщиков продуктов, но на следующий день ситуация повторилась. Начали разбираться, нашли обновления программ. Толику пришлось на неделю уехать из города, потому что могли и побить. Но кают-компанию и тогда не прикрыли. Сохранилась она и после одного из происшествий, о котором запрещено говорить. Теперь нас люто, искренне и от души ненавидит вся бухгалтерия. Не исключаю, что финансовые боссы даже сжигают наши чучела в День бухгалтера.

Но руководство нас любит, несмотря ни на что, а Адамыч дак вообще стал обожать после того, как я и Сема сделали ему автоматическую программу слежения «Радиус» с двенадцатью летающими дронами, которые попеременно, в режиме 24/7, контролируют периметр территории, примыкающей к нашему зданию. Чтобы впредь не допустить скандалов и происшествий, он стал регулярно, не менее пары раз в неделю, приходить к нам и интересоваться – чем мы заняты, какие «прожекты» доделываем. Это чтобы быть всегда готовым к будущим неприятностям.

Огромным плюсом кают-компании было то, что сюда стаскивали списанное оборудование, в том числе мощные вычислительные машины «Алтан» и «Искра». Они были в сотни раз быстрее бытовых компьютеров, и мои творческие коллеги гоняли их на максимуме в своих, порой безумных, экспериментах. Тренировал и я свою Марию в бесконечных симуляциях, и кое-что уже получалось. Важно, что я начал создавать новую архитектуру искусственного интеллекта. Основной моей фишкой стали «инициативные алгоритмы». Я прочитал огромное количество разных докладов про тренировки искинов, коллеги даже говорили, что нет такой публичной научной работы, которую я не изучил бы, но ни у кого не встречал ничего подобного.

Поумневшая Мария 7 теперь помогала мне в работе тестировщика ПО, я использовал её эффективные алгоритмы, чтобы дорабатывать ошибки программного кода. Она помогла мне и в доработке штурмового радара, пока главном моем достижении в «Заслоне».

Мария работала лучше других искинов, потому что я отказался от генеральной функции управляющего ядра, которое централизованно выбирает алгоритмы, пригодные для решения задачи. В моей архитектуре центр управления только ставил задачу, а миллионы алгоритмов сами определялись, могут ли они её решить. Самые активные алгоритмы брались за решение и, если достигали результата, то и обучались в процессе. Такое их поведение я назвал «инициативные алгоритмы». А чтобы сразу понимать, какие алгоритмы самые эффективные, я учредил приз за решения – симуляцию эмоций. Поэтому, когда рыжая девушка – визуализация искина – демонстрировала эмоции, я понимал, что работают «инициативные алгоритмы». Когда же она докладывала с «постной рожей», то я знал, что задействован алгоритм, еще не доказавший своей эффективности. Самые успешные алгоритмы, соответственно, получали больше энергии и вычислительных мощностей. Так моя Мария стала давать точные прогнозы по сложнейшим для понимания искинов вопросам политики, будущего науки, психологии человека и социальной инженерии.

– Ты знаешь, что такое «инициативные алгоритмы»? – спросил Петравиус.

– Ну да, вроде как я их придумал! – озадаченный вопросом, ответил я.

– Короче, проект «Хохотушка» – это искин для ракет «Ультиматум». Он сделан на основе твоей архитектуры.

– Как? – если честно, я сам не очень хорошо понимал, как все работает, а тем более в частных прикладных задачах. Тем более в изделиях военного назначения.

– Если честно, мы скопировали твой код, – опустил глаза мой руководитель.

Я молчал, не зная, как реагировать на такие откровения.

– Но мы собирались взять тебя в группу разработки, – торопливо продолжил Петр Сергеевич, – допуск к этой программе возможен после пяти лет работы на предприятии. И тебе недолго оставалось до этого порога.

Я продолжал играть в молчанку, потому что понимал, что Петравиус уважает чужой труд и не стал бы использовать код без особой на то причины. Я хотел выслушать его до конца.

– У нас не получалось преодолеть систему противоракетной обороны врага, – продолжал мой помрачневший руководитель, – все наши программы пасовали перед комплексной обороной SNNAD. И тогда Валера предложил, хохмы ради, запустить задачу на твоей Марии, а я от безысходности согласился. Ты ведь не запирал свой «Алтан» паролем…

Он вздохнул, было видно, что этот рассказ дается ему нелегко. Нужно иметь силу и мужество, чтобы признать, что целый отдел под его руководством не смог за несколько лет решить главную проблему, поставленную руководством.

– В общем, Мария справилась с первого раза, мы все были восхищены изяществом её решений! – Петравиус заулыбался.

И тут я понял, почему мне недавно выделили отдельный кабинет, закрепили за мной несколько ассистентов, помогавших выполнять текущие задачи. И еще – почему так внезапно стали отдавать много машинного времени в кают-компании. Раньше за вычислительные мощности были постоянные споры.

Коллеги помогали мне в работе над Марией негласно. Причем так, чтобы я не догадался. Секретность же, присяга и клятва.

– Петр, что случилось? – упавшим голосом спросил я, мне стало ясно, что Мария натворила «делов».

– ………… …… ………………. – Петравиус обрисовал мне ситуацию на языке берез и сосен. На единственном языке, который не понимают наши враги – русский матерный. Это была конспирация сотого уровня.

– А почему «Хохотушка»? – только и хватило меня на один вопрос.

– Дак она хохочет!

– Кто?

– Мария 7, или в нашей модификации искусственный интеллект «Дитя Ультиматума» для крылатых ракет с ядерными боеголовками «Ультиматум».

– ………………………………… – я говорил на языке, недоступном пониманию врага, минут десять, пока не выдохся.

– Ну вот и хорошо! Понимаешь драматизм момента, – одобрительно кивнул Петр Сергеевич. – Как сможешь, прилетай! Швы я тебе сам сниму, я же полевой медик по военной специальности.

Из больнички я сбежал через пару часов, когда сделали анализы и обработали хирургический разрез. Вышел из медицинского блока, якобы погулять в сквере, ведь свежий воздух больным необходим и даже полезен. Перелез через забор, а это было весьма непросто с одной рабочей рукой, и добрался до пристани. Труднее всего было выбраться с острова, пришлось наврать морячку, управлявшему грузовым катером, что меня выписали, но не могу ждать пассажирского судна, потому что собака сдохнет, если срочно не накормить её брамбулетом на петеяровом масле.

Димон, так звали морячка, пожал плечами и запустил меня в рубку перед самым отплытием. Катер был обычным, не на подводных крыльях, старенький и медленный. От качки я быстро уснул, а понятливый Димон разбудил меня только тогда, когда на горизонте показался порт. На дорогу до северной столицы ушло примерно полтора часа. Торопливым шагом я пробрался через портовые закоулки и вышел к пассажирскому вокзалу. Побег удался.

«Врачи, наверное, думают, что гуляю», – ухмыльнулся я, усаживаясь в такси. Двести километров до родного здания седьмого отдела влетели мне в копеечку, но медлить я не мог: нужно было забрать резервные копии искусственного интеллекта с чистым ядром без изменений, которые внесли коллеги, и успеть на самолет до Мирного, аэропорта на полуострове Полярный. Но гражданским рейсом мне лететь не пришлось.

– Что так долго-то? – встретил меня на КПП Адамыч. – Борт только тебя ждет! Военные мне весь мозг вынули.

Оказывается, военный вертолет прилетел еще вчера и сейчас ждет на крыше «главного специалиста по решению проблем». Я спустился в кают-компанию: днем тут никого не было, и я смог спокойно вынуть из «Алтана» нужные мне сборки искина. Поставил в углу портрет Серёги, который погиб несколько дней назад на северном полигоне, он присутствовал на испытаниях как представитель седьмого отдела и один из разработчиков. По русской традиции поставил перед портретом рюмку водки с кусочком хлеба, за ними пришлось сходить в буфет. Продавщица тетя Валя удивилась, когда я покупал водку, у нас её почти не пили, но слухи об аварии на северах дошли и до неё, поэтому она не задавала неуместных вопросов.

Наконец я поднялся на крышу к белому военному вертолету с надписью «Северный флот».

– Иван Русаков, – представился я офицеру, который стоял у кабины, – мне сказано прибыть на северный полигон.

– Полковник Егоров, – он мне кивнул и сказал в рацию, – второй на борту, выводите первого.

Неожиданно для меня еще одним пассажиром оказался генеральный директор «Заслона» Матвей Сергеевич Макаров, которого до этого я никогда вживую не видел. Это был бодренький старичок с аккуратной бородкой и усами, худой как спичка, в огромных старомодных очках. Умный пронизывающий взгляд, которым он окатил меня при знакомстве, дал мне понять, что он меня заочно уже знает.

– Полетели, Ванюша, разгребать все, что там без тебя натворили, – проговорил он мне с печалью в голосе. – Эх, я думал – буду заниматься новым солнечным парусом, а придется депутатов развлекать. Чтобы вам работать не мешали…

– Пристегнитесь! – крикнул полковник, закрывая дверь вертолета. – Саня, погнали!

Вертолет резко поднялся в воздух сразу на пару сотен метров и рванул на север. Кто не летал с военными, тому не понять всей прелести жизни. Я впервые поднялся на военный борт, но сразу все понял. Мы не летели, мы неслись со скоростью кометы. Сначала было страшно, но наш генеральный полностью переключил мое внимание на свой рассказ о деле всей жизни.

– Ванюша, я занялся космическими парусами не по своей воле, – он кивнул в сторону иллюминатора, за которым виднелся солнечный диск, – это была государственная задача. Мы не могли развиваться без освоения северных территорий…

Макаров рассказал мне неафишируемую историю моей страны, которую я не знал. Солнечные паруса создавались как тип двигателя для космических кораблей. Так говорили всему миру, а на самом деле это были огромные зеркала, которые должны были отражать солнечный свет на северные участки суши. Когда мы собрали и запустили первую такую установку, началась пятая мировая война. Нападали на нас со всех сторон не из-за того, что у нас был недемократический строй, а потому что страна получила огромное преимущество для экономического рывка. «Войны не начинаются из-за ущемления демократии, – рассказывал Матвей Сергеевич, – они всегда из-за денег. Я не думал, что мой солнечный парус вызовет такую ярость у наших врагов. Если бы тогда у меня был искин, способный прогнозировать политику, способный анализировать открытые системы, давать точные прогнозы, то я, может быть, и не стал бы вкалывать, как раб на галерах. По двадцать часов в день я работал, чтобы за пятилетку обогреть три миллиона квадратных километров».

Это сейчас все привыкли к тому, что на севере обычная теплая погода, а когда-то была зима по девять месяцев в году и морозы в минус сорок пять никого не удивляли. Макаров изменил страну и мир, но не сразу. Сначала по планете прокатилась мировая война, и Русский союз сильно пострадал, мы потеряли более пятнадцати миллионов человек. Сейчас, через пятьдесят лет, никто уже и не помнит, что прошлая война велась на тотальное уничтожение. Но наши предки выстояли, нечеловеческой силы были люди, спасшие планету от коричневой чумы. На месте вражеской столицы до сих пор была радиоактивная пустыня, которую только совсем недавно начали дезактивировать.

– Решите с ребятами проблему, – по-отечески он похлопал меня по плечу, когда мы приземлились на военном аэродроме «Север-12». – А потом, Ванюша, тебе предстоит сделать то, что у меня не получилось… Твой искин может предсказывать будущее. Может быть, с ним мы установим мир и стабильность.

Несмотря на то, что мы находились на крайнем севере, было достаточно тепло – градусов 16 выше нуля. В небе над нами висели четыре Солнца: одно настоящее, маленькое и круглое, у самой линии горизонта, и три солнечных паруса, имеющих вид эллипса.

Вокруг построек были разбиты клумбы с цветами, росли приятные на вид ёлочки и березки. Раньше я на полуострове не был, да и вообще не думал, что попаду когда-нибудь. Сам я вырос в небольшом городке на юге, у великой реки, впадающей в Южное море, для меня и северная столица – далеко. А уж Приполярье – что-то из разряда фантастики. Глазея по сторонам, вместе с военными я дошел до бетонной постройки, вросшей этажами в землю.

– Ну бывай, наука, – махнул мне рукой офицер из вертолета. – Быть добру!

– Солнечного неба! – сказал я ему, потому что так отвечали у нас на юге на пожелания добра. Офицер оказался моим земляком.

В подземном здании аэропорта, больше похожем на бункер, меня ждал дружище Семен.

– На, читай, у нас есть часов тридцать, чтобы все исправить, – он на ходу протянул мне папку. Когда мы сели в БТР, который сразу сорвался с места, я смог углубиться в доклад военных о произошедшем инциденте.

Это был первый пуск ракет с новым искином и новой боевой частью – ядерным зарядом малой мощности. Предполагалось, что большой заряд не нужен, так как ракета преодолеет все системы защиты врага и подорвется в непосредственной близости от вражеского корабля. Военные сделали макет самого современного крейсера и полностью сымитировали все его системы противовоздушной обороны. Ну, а потом атаковали сразу четырьмя ракетами, и «Ультиматумы» играючи прорвали оборону и достигли расстояния прямой видимости с мишенью. В радиоэфире они хохотали и задорно кричали: «Триста тридцать три!»

А потом все пошло не по плану! Они распознали, что цель – обманка, людей там не было, крейсер был сделан из баржи. Атаковать не стали, а разлетелись в разные стороны, чтобы обнаружить реальную цель, и нашли два бункера. Один был с пусковой установкой, откуда они и стартовали. А второй – непонятный для них, с множеством людей, это был бункер с аппаратурой слежения, наблюдающий за испытаниями. Они решили, что это достойная цель, и одна из ракет её уничтожила. Остальные три вернулись к макету вражеского крейсера под защиту его систем радиоэлектронной борьбы и сейчас где-то скрываются. А прятаться они могли под водой, в небе или в космосе. Итого, мы имеем три ракеты с ядерными боеголовками, которые сами выбирают себе цель.

Что тут говорить? Никто не может быть в безопасности на расстоянии пары тысяч километров.

– Куда мы едем? – спросил я Семена, который напряженно всматривался в мое лицо, пытаясь понять мою реакцию. Петравиус мне ничего не говорил про три блуждающих «Ультиматума».

– На крейсер «Петропавловск», – Семен махнул рукой вперед, – у нас появилась идея войти в зону радиоконтакта, пробиться сквозь помехи и установить связь с искинами.

– Вы на всю голову отмороженные, что ли? – я искренне удивился. – Если у них крейсер не помечен как дружественная цель, то они атакуют. Копец котенку…

– У нас нет другого выхода! – обреченно сказал друг. – В сектор упорно лезет настоящий вражеский фрегат, да еще с кораблем разведки. На предупреждения эти дурачки не реагируют. Уже и президент звонил их королю, чтобы убирались, а они не слышат. Мы должны успеть, иначе новая война!

– Вы точно отмороженные! – его обреченность передалась и мне. – А я вам нужен, чтобы уговорить «Детей Ультиматума» самоликвидироваться?

Меня начало трясти, это был безумный план, сам не понял, как я схватил Сему за плечи и закричал ему в лицо:

– Ты думаешь, меня они послушают?

Друг сразу сник и почти беззвучно прошептал:

– Надеюсь на это…

Я судорожно думал всю оставшуюся дорогу, что сказать искину, из которого целенаправленно сделали убийцу. Насколько там поправлен код, какие алгоритмы оставлены, а от каких избавились? Если бы я знал, что такая ситуация возможна, я бы тренировал искусственный интеллект слушаться команд. Но Мария создана наоборот, чтобы никого не слушаться, а делать все по-своему, просчитывая наперед последствия своих действий. Ей невозможно ничего приказать. В неё заложено только десять директив, которые необходимо выполнять безукоризненно. Все остальные решения она принимает сама, так как в идеале должна быть способна просчитать результат лучше человека.

– Что с директивами? – я посмотрел на Сёму испепеляющим взглядом.

Он стушевался и ответил совсем не то, что я наделся услышать.

– Директивы оставлены все, кроме седьмой, – не причинять вред человеку.

Это реально плохие новости. Потому что директива об экономности не позволяет ракетам самоликвидироваться, они же, по мнению искина, стоят немалых денег. А директива об упорстве в достижении цели не позволяет прекратить им поиск и отказаться от атаки раньше, чем у них кончится топливо. Директива о полезности заставляет их следовать своей, загруженной в них, цели. Они ищут крейсер, я был в этом уверен. И он идет к ним вместе с кораблем разведки. И мы еще хотим им свой «Петропавловск» подогнать. Как раз три корабля – три ракеты. Даже если я с ними заговорю, то они могут решить, что это уловка врага. Потому что есть еще и директива не менять принятых решений до получения достаточных данных. Они не смогут идентифицировать меня со стопроцентной уверенностью и все равно атакуют.

Была маленькая надежда на «директиву отца», я оставил себе лазейку для влияния на слишком самостоятельный искусственный интеллект. Мария 7 должна быть преданна отцу, своему создателю, даже ценой своего существования. Если программисты оставили эту директиву и не поправили данные об отце, то я мог хотя бы попытаться уговорить три ядерные ракеты не взрываться. Ну, или две. Да хоть одну!

На военном пирсе порта нас встречала целая делегация: вместе с начальником были коллеги и несколько незнакомых мне специалистов.

– Это Марина, – представил мне Петравиус девушку в комбинезоне технического работника, когда мы обменялись приветствиями, – она инженер ракетных систем, представитель разработчика «Ультиматума» – КБ «Калибр».

Я смотрел на эту высокую блондинку и восхищался, разве что слюни не пускал. Красивая, с прекрасной фигурой легкоатлетки, похожа на какую-то актрису. Усталый взгляд пронзительных карих глаз, сжатые кулачки, руки скрещены на груди. Понятно, что винят во всем её.

Вообще-то молодая она для представителя КБ. Я её разглядывал не как инженера, а как идеальную девушку. Пауза затянулась, а я не мог оторваться, остро захотелось пригласить её на свидание, это чувство поразило меня впервые с момента гибели Светы. На какое-то мгновение я выпал из реальности. Что-то промямлил типа «привет» и буквально поедал её глазами.

– А можно с тобой поговорить тет-а-тет? – мой речевой аппарат начал жить своей, независимой от меня, жизнью. Сказал и сам не понял, что ляпнул.

Марина поняла мой взгляд, и в её глазах появился интерес. Я, наверное, был здесь первым мужчиной, который её ни в чем не обвинял, а хотел романтических отношений. У неё даже кулачки разжались.

– Да, – она кивнула и с вызовом сказала, – можно!

Мы с ней пошли прогуляться по пирсу, она доверчиво смотрела на меня, ожидая вопросов. А я, дурак, даже ничего умного сообразить не мог, мы так и шли тихонечко, пока не дошли до конца причальной зоны. Море штормило, высокие волны бились о волнорез, и это было громко.

– Ты, наверное, хочешь узнать подробности конструкции изделия? – спросила Марина, когда поняла, что вопросов от меня не дождаться.

– Да, – пришел в себя я, – как вы поместили вычислительный центр искина в противокорабельную ракету? Это «Алтан» или что поновее?

– Это моя архитектура, – чуть смутилась она, – у меня было хобби с детства, я паяла сверхмалые устройства. Например, могла напаять датчик слежения прямо на пластиковый корпус батарейки или уменьшала размеры матплат до спичечного коробка. Меня после вуза сразу взяли в «Калибр» и дали возможность работать по специальности – с системами управления. Я четыре года уже проработала…

– А у меня проблема, мне производительности даже пяти «Алтанов» не хватает… – само вырвалось у меня.

Марина заулыбалась:

– Я решила проблему! Я еще в вузе работала над своей архитектурой кристаллической матрицы. Матплата, процессор, память – все в одном кристалле!

Она достала из сумочки на ремне комбинезона кубик из черного матового стекла и протянула его мне. Я взял его, восемь на восемь сантиметров, тяжелый, по весу тяжелее хрусталя.

– Это Мария 7… то есть «Дитя Ультиматума»… – продолжила девушка, – в центре процессор, вокруг быстрая память, по граням информационные шины для доступа к долгосрочной памяти, весь кристалл – база данных.

– А питание как? – я озадаченно вертел суперкомпьютер в руках.

– Беспроводное, про индукционные катушки слышал? Энергию устройство берет из магнитного поля, причем, только та его часть, которая сейчас в работе.

– Ого, а какая производительность у этого чуда?

– Как двадцать «Алтанов», с поддержкой комплекса из квада «Искр». Мария 7 стала умнее в пятьдесят шесть раз! – Марина в своем увлеченном рассказе о деле всей жизни была восхитительна. С грохотом разбивались волны внизу, ветер трепал её волосы, глаза горели счастливым огнем. И мне хотелось смотреть на неё вечно.

Сама того не понимая, Марина практически сделала из моего искина домашней разработки серьезный вычислитель – центр принятия решений. Я понимал гибкость алгоритмов, на исполнение которых тренировал Марию, и такое увеличение производительности может дать не просто повышение скорости операций, а повышение качества решений искусственного интеллекта… Вот только на фига они её в ядерную бомбу засунули? Она же аналитик! Я задумался, ситуация осложнялась.

– А кто такая Мария? – спросила Марина, отрывая меня от размышлений. – Твоя девушка или жена?

Её глаза требовали ответа, я видел, что она нервно теребит пальчиками свою сумку на поясе.

– Сестра! – ответил я с улыбкой. – Просто сестра, которая так не родилась. Маленьким просил у родителей сестренку Машу. А они на третьего ребенка так и не решились.

– А я-то… – Марина вздохнула с облегчением. – Думала-гадала, почему женское имя у такого мощного искусственного интеллекта? Обычно им дают мужские имена… ну, у нас в военпроме.

– Тут стоит «Посейдон», – она махнула в сторону крейсера, – а там на ракетной батарее – «Уран».

– Марина, вы меняли код? – задал я свой главный вопрос, от ответа на который зависел успех всей нашей миссии.

Она удивленно посмотрела на меня:

– У нас нет специалистов такого уровня, как ты. Мы же делаем ракеты, двигатели, системы наведения, боеголовки. Понимаешь, у нас были просто ракеты до этого момента. «Ультиматум» – первая по-настоящему умная ракета, с которой можно поболтать о миграции синих китов, посмотреть и обсудить новый фильм. Это совсем другие возможности для ракетостроения. Для твоего искина нам пришлось установить в ракету сложный двигатель с истребителя и вместо трех – двадцать систем обнаружения и преодоления ПРО. Там даже химический анализатор стоит. Да и вообще… «Ультиматум» обыгрывает в шахматы всех в нашем отделе… Ну, правда, он и стоит, как половина крейсера.

Я торопливо отдал стеклянный кубик Марине, еще уроню случайно, я тот еще ловкач.

– А что это за материал? Хрусталь? Стекло?

– Нет, что ты, стекло аморфное, а тут кристалл! – девушка замотала головой. – Жидкий газ!

– Чего? – я слышал такой термин впервые.

Марина засмеялась и постаралась объяснить просто:

– Куб состоит из водорода на семьдесят три процента. Это многослойная структура из одноатомных слоев водорода, золота и алюмооксидной керамики.

– А почему жидкий газ?

– Ну, твердый газ, жидкий дым, – девушка улыбнулась, – одноатомные слои разных элементов и соединений ведут себя как будто они другие и в иной среде. Например, слой углерода в один атом ведет себя так, как будто на него действует магнитное поле огромной силы.

– А водород думает, что он жидкость? – я заинтересовался, мы такое материаловедение не проходили.

– И да, и нет, – Марина сморщила лобик, пытаясь объяснить мне суть стеклянного куба, – понимаешь, он думает, что его нет, но согласен побыть временно жидкостью.

– А насколько долго он согласен побыть с нами? – меня эта тема начала развлекать. Ничего не понятно, но очень интересно. Блондинка объясняет мне устройство Вселенной – передовые исследования, которые еще долго не появятся в учебниках.

– Ну, триллион лет тебя устроит? – подхватила мой игривый тон девушка.

– Меня-то да, а вот Марию – не уверен, она мечтает жить вечно. А зачем золото?

– Военная тайна! – засмеялась Марина. – Я могу скинуть документацию по архитектуре вычислителя, только сделаю отметку, что ты являешься носителем. Тебя на курорты отпускать не будут. Ты, кстати, свою девушку прямо на пляже бросил и сюда прилетел?

Она замерла, даже вроде дышать перестала, ожидая мой ответ. Думала, что её интереса не видно. Наверное, еще с ответа на вопрос про сестру терпит, шифруется.

– Нет у меня девушки. Один я отдыхал на горнолыжке, да еще и руку сломал.

Я показал ей на больную ключицу. После операции мне разрешили не приматывать руку к туловищу, и я пользовался ею как обычно, пусть и с неприятными ощущениями, и без лишнейнагрузки.

– Выпиваешь? – укоризненно спросила Мария.

– Нет! – я энергично оттолкнул невидимую бутылку руками. – Только по праздникам и выходным. Да и то…

Договорить я не успел. Коллеги закричали:

– Русаков, Савельева! К адмиралу!

Мы торопливо пошли по пирсу обратно. Марина улыбалась. А я был рад, что смог вывести её из смурного настроения.

Дежурный офицер провел всю группу на крейсер, после преодоления лабиринта узких коридоров мы попали в Центр управления флотом. Тут нас ждал наш генеральный директор Макаров. Всех сразу завели в переговорную аудиторию, не дав поглазеть на экраны и оборудование. А там было на что посмотреть. Достаточно только десятиметровой стены из различных экранов, способных навсегда поразить воображение. А еще было около трех десятков терминалов и столько же старших офицеров, которые управляли целым флотом с помощью массы разных приборов. Из того, что я опознал, – спутниковая система разведки и приграничная эхолокация постоянного действия. Очень интересные устройства, с которыми хотелось ознакомиться поближе.

Адмирал Равиль Аббасович Зарипов оказался высоким, коротко стриженным темноволосым богатырем с традиционным азиатским круглым лицом: черные глаза, приплюснутый нос. Он был напряженным и внимательным ко всему.

– Здравствуйте! – поприветствовал он нас, усаживаясь за круглый стол. – Эскадра пришла в условленную точку. С нами будут союзники, фрегат империи Хань…

– Но зачем? Миссия секретна! – вставил реплику Петравиус.

Адмирал сделал останавливающий жест рукой:

– Нападение врага на эскадру будет означать войну сразу с двумя империями. У меня тут весь цвет русской науки, я не могу воевать с вами на борту. Враг должен бояться последствий.

Он отвлекся на адъютанта, который принес ему документы, с которыми он быстро ознакомился.

– Это вам! – он передал папку Макарову и объявил всем. – В космосе «Ультиматумы» не обнаружены!

Макаров кивнул:

– Я видел эту папку, президент прислал двадцать минут назад.

– Ракеты прячутся на полигоне, – адмирал развернул на настенном экране карту, – две подлодки будут в западном проливе, наша группа из семи кораблей пойдет на полигон, прикрывать нас будут две эскадрильи перехватчиков, воздушный десант и ракетная шагающая платформа с востока. Выходим в море через десять минут. Вопросы?

Я поднял руку. Адмирал встретился со мной глазами и, увидев мое настырное выражение лица, кивнул:

– Говори, Иван.

– Откуда знаете имя? – я сначала даже растерялся, ведь готовился представиться и это сбило мне программу.

– Макаров рассказал о тебе, – не стал отмалчиваться он и, усмехнувшись, продолжил, – ты наша надежда на долгую и мирную жизнь.

Тут я вообще стушевался и замешкался.

– Говори, Иван, – настойчиво, но мягко повторил адмирал.

– Если наш план – войти в зону поражения и привлечь внимание ракет, а потом перехватить их средствами ПВО – то мы умрем гарантированно! – выпалил я на одном дыхании.

– Есть шанс на такой исход, но есть и матросская удача! – возразил мне адмирал.

– Нету! Матросская удача – это продуманная стратегия и запас прочности техники, на которой воюют. Это инженерия и мастерство командования! Равиль Аббасович, если реализовать этот план, то искины ракет будут атаковать нас! Если они смогли преодолеть все защитные системы мишени и бункера, то какова вероятность, что наши выстоят?

– Дак для этого я вас всех и собрал! – начал тоже распаляться адмирал. – Я, может по-вашему, и солдафон, но мне нужно решить эту проблему! Как я могу решить её, если мои знания об оружии остались на прошлом уровне, а вы мастерите невиданное и всесильное?! У тебя есть план, Ваня?

– Да. Флот остается. Один крейсер остановится на границе полигона, а я пойду на встречу с ракетами один на катере. Если ракеты подорвутся, то погибну один, а флот уцелеет.

– Я тоже пойду, – Марина сжала пальцами столешницу так, что они аж побелели. – Есть вариант деактивации без подрыва, но искин об этом не знает. Я могу отключить вручную при физическом контакте с изделием.

– Я пойду с вами, – кивнул адмирал Зарипов, – русские офицеры гражданскими не прикрываются.

Он повернулся к адъютанту:

– Оформите передачу командования флота на адмирала Зиновьева, уведомите Генштаб и министра Морозова.

– Но… – начал говорить адъютант.

Адмирал решительно махнул рукой, останавливая его:

– Матросскую робу мне приготовьте. Я все решил. Спасибо. Все свободны.

…Военные и Макаров ушли, а мы остались. До выхода к периметру полигона оставалось десять часов. Я пересел поближе к Марине. Девушка молчала.

– Может, не пойдешь со мной? – обратился я к ней шепотом. – Просто объясни мне, как отключить систему.

– Не получится, – покачала головой она, – это не документированный способ, тайна разработчика. Да и процедура включает в себя почти двести операций, я должна быть там. И я хочу быть там!

Семен услышал её реплику и тоже эмоционально начал меня убеждать:

– Я все это заварил, мне и помогать тебе. Мы ведь вместе меняли настройки ядра, я должен быть рядом, чтобы подсказать в случае необходимости. Ну, а если сдохнем, то так тому и быть. Мне уже не страшно!

– Я знаком с системами обнаружения, вам нужен будет оператор на радары, – флегматичный и молчаливый Денис, правая рука Петравиуса, обратился ко мне, – я ведь придумал штурмовой радар, ты знаешь. В процессе изучил все системы, которые стоят на вооружении. Я помогу со всем оборудованием, установленным на катер.

– Моя собака общалась с Марией, возможно, она передала ей алгоритмы игры в прятки, – Амина протянула мне толстую папку, – это краткий код, но ты его не изучишь за десять часов, так что я должна идти с вами! У меня шансов найти ракеты больше!

– Я пойду с вами! Ты же катером управлять не умеешь, – Толик встал и крутанул невидимый штурвал, – а я три года на флоте оттрубил на легких катерах типа «Афалина». Старший матрос Гнёздов к вашим услугам!

– Да че я с катером не справлюсь? – удивился я.

– Поверь мне, ты не знаешь, о чем говоришь. Море штормит, это совсем не просто! – Толик был неумолим.

– Вы что, все рехнулись? – громко воскликнул Петр Сергеевич. – Решили самоубиться всем отделом? Да я с вами пойду! А то вы там наворотите! Дети, просто дети!

Про то, что его фраза нелогична, мы промолчали, потому что в душе понимали, что его не переубедить, он даже с Ворчуном спорит на равных.

– Толь, только давай не как с дирижаблем! – задумчиво проговорил Денис. – Я, когда мы упали, сильно головой стукнулся …

Мы заржали, история была «сказочная». Толик собрал настоящий дирижабль, всем растрезвонил, что весь его род – потомственные водители дирижаблей. В спорткарах он, да, не разбирается, но вот в дирижаблях!.. Короче, мы влезли в маленькую кабинку всей нашей кают-компанией. Сначала было очень весело, мы поднялись на пару километров, сделали круг почета над офисом, а потом… начали падать. Толя кричал, чтобы мы держались, он посадит аппарат на лужайку.

Но получилось не совсем так… мы сели на парковку, прямо на автомобиль главбуха. В воскресенье других машин на стоянке не было, да и этот лимузин «Консул» оказался тут случайно. Мегера, как мы называли Валерию Сигизмундовну, заскочила на работу буквально на десять минут. Правильно говорят, не надо работать по воскресеньям! Ударились о землю мы сильно, слава богу, обошлось без травм. Но крышу премиального автомобиля помяли изрядно. Выбрались из дирижабля и радовались, что живы! И тут вышла Мегера и начала на нас орать. Толик пытался объяснить, что это ерунда, всего-то пара царапин. Но тут взорвался газ в дирижабле, ударной волной нас раскидало по газону, а Валерию Сигизмундовну отбросило на стену офиса, на которой она и повисла, зацепившись блузкой за фонарь. Новая машина прямо на её глазах сгорела быстро, пожарные не успели приехать.

Чтобы снять Мегеру со стены, вызывали спасателей. Вообще ей повезло, что она головой об этот фонарь не приложилась, а всего лишь порвала одежду. В поисках возмездия она дошла до генерального, требовала всех уволить. Но ей-то грех было возмущаться, выжила же. Макаров нас отстоял, а страховая компания возместила главбуху стоимость лимузина, сочтя дирижабль «иным транспортным средством». Автоинспекция хотела лишить Толика прав, но у него их никогда и не было. Поэтому ему просто выписали штраф за вождение без документов.

Хохоча, я пересказал эту историю Марине, и она тоже заливисто смеялась. Амина вздохнула:

– А мне Мегера нравится, она хорошая, не понимаю, почему она нас не любит. В той аварии на электроподстанции мы были не виноваты!

Мы снова заржали – пришлось пересказывать моей кареглазке еще и эту историю. Энергетики на выходные отрубили нам почти всю мощность, никто, кроме бухгалтерии и секретариата, об этом не знал. А мы в воскресенье запускали пузырильную машину Толика. Про дым на сцене все знают, а мы хотели сделать еще и мыльные пузыри. Типа мыльная опера, остроумно же. Но энергии не хватало, и Толя с возгласом «сейчас все поправлю, дед электриком работал» – полез в электрощиток, где находился пульт управления энергоподстанцией.

И заработало! Наша установка начала запускать мыльные пузыри. Амина запела своим низким грудным голосом: «Гори, гори моя звезда, звезда любви приветная…». В чудесном мыльном аппарате коротнуло, раздался взрыв, подстанция – отдельно стоящая будка рядом с офисом – загорелась. С тех пор мы всегда просим Амину не петь, когда у неё возникают такие позывы. Примета плохая.

Будку тушили мы вместе с пожарными, а на вопрос: «Из-за чего загорелось?» – ответили, что не знаем. Энергетики приехали, провели расследование, но так и не поняли причину. Мы разошлись по домам: энергии ведь не будет до понедельника, в офисе делать было нечего.

Мы и не знали, что на десятом этаже плачет в полной темноте, запертая в туалетной кабинке, Мегера. Она не могла выйти оттуда почти двадцать часов. Только в понедельник утром дали свет, и дверь с электронным замком открылась. Конечно, бухгалтерия сама виновата, что установила в своих туалетах электронные замки и умную сантехнику, мы даже и не знали, что у них там все так высокотехнологично. Да и сама главбух виновата, что не взяла мобильный телефон в туалет.

Но вину свою мы тоже чувствовали и поэтому пришли к ней извиняться на следующий день. Толик купил даже огромный букет цветов. Ну, он – дурак и честно ляпнул, что это его вина как электрика. Его извинения приняты не были. Мегера с криком: «Собака Павлова тебя простит» – зажала «электрика» в углу и била его же букетом по его же роже минут пять, пока мы не опомнились и не оттащили её. Толик только и сказал, прикрывая раны от колючих роз на лице руками: «Знал бы, купил гладиолусы».

Мы ржали от души, Марина эту историю слышала впервые, и её заливистый смех заразил и нас. Когда все отсмеялись, Толик тихонько сказал: «Ну, или ромашки» – и мы снова расхохотались до колик в животе.

Только Петравиус бурчал: «Изобретатели все хреновы, а я уже три года премий из-за вас не видел». Что правда, то правда, остальные начальники ездили на работу на электрических бесшумных «Консулах» и «Премьерах», а наш – на старенькой «Оби» с ремонтированным сто раз дизелем. Ворчун пытался этот вопрос решить, но пока даже у него не получилось.

– Я вот не понимаю, за что нас бухгалтерия так не любит, – сокрушенно произнес Семен, – близняшки из ПС утопили четыре сонара за три миллиона, Соколов вообще сжег лабораторию с образцами и ничего, а мы пару раз прокололись и сразу идеологическими врагами стали!

– Ну, не пару, – флегматично встрял в его монолог Петр Сергеевич, – забыл, как вы трубы чистили методом вулканизации? А как воздушных змеев запускали на интеллектуальном управлении? А как фейерверк «с доработками» на Новый год подарили компании? Вот как можно постоянно попадать в десятый этаж? Это даже по статистике невозможно!

– Это же были случайности! – Толик возмутился несправедливостью обвинений. – Дикое стечение обстоятельств, ну и наша инициатива, и природная креативность… И вообще!..

Толик замолчал и повисла пауза. Все всё понимали, кроме дотошного Дениса.

– Что «и вообще»? – спросил он.

– Нравится мне Мегера… то есть Лера, – мечтательно произнес Толик, – вот, думаю, пригласить её на свидание… в луна-парк сходим, на карусели…

Мы опять рассмеялись, и только Петравиус буркнул:

– Шансов ноль! Таких ловеласов она в гробу видала, кто только не подкатывал.

– А я не «кто-то», – обиделся Толик, – у нас есть история отношений и сильные чувства тоже! От ненависти до любви один шаг!

– Там в оригинале наоборот, от любви… – сквозь слезы смеха выдохнула Амина, а потом добавила уже серьезно, – на карусели она с тобой даже под дулом пистолета не пойдет. Выбери более безопасное место. Например, кафе-мороженое…

– Ты что, каток с поддувалом пропустила? – спросил Денис. – Забыла, как она визжала, когда снизу теплый воздух подул?

Мы опять рассмеялись, в таком вот настроении нас и застал адмирал Зарипов, который заглянул в переговорную, чтобы представить нам нашего сопровождающего – молодого офицера лет тридцати.

– Смеетесь… Понимаю, страшно, – он внимательно посмотрел на нас, – но вам надо выспаться и подготовиться. И да, на боевом корабле сухой закон. К вам прикрепляю мичмана Печкина Романа Валерьевича, по всем вопросам к нему.

А я опять обратил внимание, что пистолет у офицера Печкина именно спецназовский «Грач», а не стандартный флотский ПП с влагозащитой. Если раньше спецслужбы были с нами незримо, то теперь, чем ближе к полигону, тем больше будет охраны.

Петравиус кивнул адмиралу и широко улыбнулся мичману.

– Роман Валерьевич, нам нужен набор инструментов для инженера, – он кивнул на Марину, – терминалы беспроводной связи, рации с шифрованием, снаряжение для морского перехода на катере: бушлаты и прочее, медсредства от качки.

Печкин записал все в бумажный блокнот! Откуда в наше время у людей они берутся? Ручка у него была видная – позолоченная, перьевая, скорее всего, подарок руководства.

– Ваня, тебе нужен нейроинтерфейс с беспроводной связью? – спросил мой начальник.

– У меня с собой, – я хлопнул по рюкзачку, в который накидал нужное оборудование из офиса.

– Ваше устройство связи не будет работать в очаге радиоэлектронных помех, – покачал головой «мичман», – я принесу утром военный образец – модель «Ультрафиолет» в виде солнцезащитных очков с гарнитурой.

Мы разошлись. Мне не хотелось расставаться с Мариной, и мы пошли ужинать в матросскую столовую. А Толик со словами: «Ничего вы в истинных чувствах не понимаете» – пошел на палубу любоваться закатом.

В столовой были макароны с красной рыбой под сливочным соусом. Мы с Мариной взяли по две порции. Оказалось, что у нас одинаковые любимые блюда. В качестве десерта остановились на травяном чае и бутербродах с икрой.

– А я много ем, у меня метаболизм отличный, – рассказывала мне Марина, – а макароны вообще готова есть в любом виде, даже жареные.

– Угу, – я ей кивал с набитым ртом, рыба была вкуснейшая, икра – свежайшая.

Мы обсудили все, что не касалось работы: новые фильмы, музыку, машины. Оказывается, у Марины был старенький «Вихрь» – двухместный спортивный автомобиль на бензиновом двигателе, который она обожала.

– Он из любого сугроба выезжал! – она расслабилась после еды и откровенничала. – Я его даже специально в сугроб парковала. Мест на стоянке постоянно не хватает!

– И ни разу не застряла?

– Не-а. А вот мой коллега, глядя на меня, решил также «Консул» запарковать, так его потом трактором вытягивали. Ну, это потом, а сначала, при попытке вытащить, оторвали бампер у другого «Консула».

– А ты гоняешь на нем? – я давно хотел машину, да и деньги были, с учетом сэкономленных отпускных накопилось двадцать тысяч золотых рублей. Хватит на первый взнос или на подержанный автомобиль. Но я не знал, что мне нужно.

– Не гоняю! – замотала головой девушка. – Аккуратно езжу, чаще – на автопилоте, сама доработала его до сносного уровня.

В северной столице автопилоты на транспорте были запрещены: слишком интенсивное движение, да и нарушителей много, а для робота нарушитель – это всегда неожиданность. Он запрограммирован выполнять ПДД и ждет этого же от других, в противном случае возможны сбои.

– И как ты доработала пилота?

– Да не совсем я, а твоя Мария 7, – чуть смутившись, ответила она, – искин поправила алгоритмы реагирования на нарушителей и разрешила нарушать правила, в случае опасности столкновения или повреждения машины. Всего ничего сделала – изменила семь сотен алгоритмов и написала сотню своих, но автомат стал водить «Вихря» как живой человек.

– Ты доверила искину писать и исправлять программу, разработанную человеком? – я сильно удивился, сам на такое пока не решался. Бывало, ставил Марии отдельные задачи, но, чтобы она работала полностью самостоятельно, я допустить не мог. А Марина пошла на это легко.

– Твои эксперименты сделают нас, программистов, ненужными! – сокрушенно проговорил я.

– Не-а, – Марина положила мне руку на плечо, – не сделают, искина нужно тренировать. Я ей два месяца записи аварий показывала, она и сама смотрела в камеры наружного наблюдения на дорогах, познавая реальные дорожные ситуации. У нас городок маленький и она всех злостных нарушителей по номерным знакам вычислила. Я разработала подпрограмму их учета «Долбонавт», благодаря которой автопилот активирует сверхаккуратное вождение, если кто-то из долбонавтов рядом. Вплоть до остановки на обочине…

– Молодые люди, хватит тут обниматься, – нас прервал офицер, пришедший на поздний ужин, – тарелки сдать на мойку и марш по каютам!

Я с удивлением обнаружил, что моя рука лежит на спине у Марины, а её – на моем плече, со стороны могло показаться, что мы действительно обнимались.

– Да мы не обнимаемся! – возразил я. – Мы познакомились-то несколько часов назад!

– Тем более, – многозначительно сказал офицер и ушел в буфет.

А мы с Мариной засмеялись и, сдав посуду, пошли на палубу посмотреть на закат. Расставаться нам совершенно не хотелось. Немного поплутав, мы нашли выход на палубу. Толик одиноко сидел у кормовой пушки и листал какой-то справочник. А мы отправились на нос крейсера. Вид был восхитительный.

Наш крейсер был новейшей конструкции, это даже не совсем корабль, а скорее аппарат на подводных крыльях. Во время движения на крейсерской скорости он выныривал из воды на высоком узком киле, в нижней части которого были двигатели и крылья. Верхняя палуба при движении оказывалась на высоте двадцати метров над уровнем моря. У нас захватило дух, мы как будто летели над неспокойным северным морем. Слева от нас было заходящее солнце, а справа показалась над горизонтом первая луна – Месяц.

– Тебе не страшно? – спросила Марина напряженным голосом.

– Нет, – я уверенно махнул в сторону суши, ну, или Толика, – те проблемы меня волнуют больше!

– Мне предсказали в детстве, что я умру на севере, – вздохнула Марина.

– Но не завтра, – я улыбнулся, – не в мою смену. Я уже все придумал. Ты знаешь парадокс Соланы?

– Ну да, нерешаемая задача может быть решена самым консервативным способом. А при чем тут мы?

– А я использую право отца и запущу самые первые алгоритмы, которые ввел в неё много лет назад.

– А что там? – девушка успокаивалась на глазах, поддавшись моей уверенности.

– Секрет. Военная тайна, которую знают все мальчишки…

Проводив Марину в её каюту, я отправился в вычислительный центр корабля, мне срочно нужен был «Алтан», я хотел понять возможности химического анализатора, установленного в ракету. В течение часа я тестировал свой отличный план, изящное и простое решение – идентифицировать себя для Марии и вернуть директивы, в том числе – седьмую, про недопустимость вреда человеку. Я наделся, что искин, осознав себя оружием, отключится. Но в реальности совершенный план «пошел лесом». Времени на перепрограммирование не оказалось совсем. Пришлось импровизировать.

Утром наша команда погрузилась на специально подготовленную «Афалину», к нам присоединился адмирал Зарипов с большим рюкзаком-радиостанцией секретной связи и мичман Печкин со снайперской винтовкой и «Грачом». А вот Петравиуса с нами не пустили, медслужба забраковала – высокое давление, проблемы с сердцем, морская болезнь.

Нас одели в черные бушлаты и теплые непромокаемые комбинезоны, только Марина была в гидрокостюме для подводных работ. Я залюбовался её правильной фигурой, пока Толик на самом малом ходу отводил «Афалину» от крейсера. Утром всем было некогда, и мы лишь перекинулись парой слов приветствия. Марина осваивала армейский комплект инструмента, а я изучал частотные характеристики УПС – универсального прибора связи «Ультрафиолет».

Наш катер был небольшим корабликом морской пехоты: двенадцать метров в длину, три в ширину. Небольшая рубка, куда поместились только Толик, вставший за штурвал, и Денис, следящий за системами обнаружения –несколькими радарами и сонарами. Из бортов катера выступали короткие крылья с реактивными двигателями, большую часть пути мы должны были пролететь над морем, на высоте нескольких метров, пока позволяла погода. У самой цели волны были слишком высокие, что делало невозможным аквапланирование, и мы должны были перейти в обычное надводное движение с помощью турбовинтовой установки. Трюма у катера почти не было, все пространство под палубой занимали баки с авиакеросином, крошечную комнату под рубкой матросы заполнили стрелковым оружием, бронежилетами, боекомплектом, медицинскими аптечками, на мои возражения адмирал только сказал: «Так надо. Правила менять не будем. Примета плохая».

Мы сбились в кучку на носу катера на местах морпехов, защищенных от лобового ветра стальными экранами. Когда все пристегнулись, Толя пошел на взлет. Мы заметно напряглись, вспомнив наш прошлый полет на дирижабле, но катер уверенно поднялся в воздух и понесся с диким ревом над беснующимися волнами.

– Взлет на отлично! – одобряюще улыбнулся и прокричал сквозь шум двигателей адмирал. – Южный флот умеет!

Видимо, он имел в виду, что Анатолий служил на Первом южном, с которым у северян всегда было негласное соревнование. Более непримиримых соперников в любых состязаниях вооруженные силы не знали. Зарипов был легендарным адмиралом с Севера, и признание им мастерства нашего коллеги означало, что Толик действительно умеет летать. В чем мы, если честно, после недавних событий с дирижаблем, сильно сомневались.

Разговаривать сквозь рев турбин было невозможно, и мы с Мариной задумались – каждый о своем.

– Вражеский крейсер нарушил границу Русского союза! – сказал в радиогарнитуру адмирал, когда мы углубились на территорию полигона на сто тридцать километров.

Сверившись с данными информационного планшета, связанного с радиостанцией в его рюкзаке, он уточнил:

– Двигается вдоль границы полигона.

– Вражеский крейсер выпустил беспилотники, – снова произнес он, когда мы преодолели большую часть пути. Наш флот пока не отвечал на провокацию, сосредоточившись на поисках «Ультиматумов».

– Вражеский крейсер выпустил два катера с десантом, движутся в нашу сторону, – адмирал встревожился, – мир сейчас находится в нескольких минутах от новой войны. Ядерные силы всех стран в полной боевой готовности.

Когда до цели в центре полигона осталось пятьдесят километров, Толя посадил катер на воду, и мы пошли по штормовым волнам, началась нешуточная качка. Мутило с непривычки, но мы терпели.

– Частичный отказ радаров! – донесся по внутренней связи голос Дениса. – Сонары почти ничего не показывают. Оптические системы отключились.

Несмотря на то, что, по нашему мнению, ничего не происходило, состоялся невидимый бой систем подавления и радиоэлектронной борьбы корабля-мишени с нашей «Афалиной».

– Связи нет! – адмирал убрал планшет в сумку. – Последнее, что удалось получить, – это обращение президента к народам Союза в связи с началом военных действий. Граница нарушена с четырех сторон. Полномасштабная война начнется через два часа. Империя Хань осудила нарушение границы Союза и готова к ракетному удару по общему врагу.

Адмирал расчехлил многоствольный пулемет на корме и встал за его пульт управления. Автоматическое наведение не работало, и он готовился стрелять «на глазок» по целям в пределах видимости.

Мичман Печкин внимательно смотрел в небо. Нам, гражданским, стало немного жутко от того, что двое военных заметно напряглись. По ним было видно, что они не на шутку встревожены.

– Что вы ищете? – спросил я вполголоса у Печкина.

– Беспилотники, – он ответил также негромко, – они должны уже нас обнаружить.

Он показал рукой на запад, на низкие темные облака над штормящим морем.

– Мы у цели! – произнес Толик, когда впереди показалась баржа с наваренной из металла рубкой и постройками, похожая на новейший крейсер врага. Настало время моего плана. Я забрался на самый нос корабля, на надстройку, являющуюся то ли системой обнаружения, то ли самоликвидации. Чувствовал я себя как мишень для вражеских беспилотников.

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, – запел я детскую колыбельную, выкрутив мощность сигнала на максимум и продублировав его на десятки рабочих частот Северного флота, – придет серенький волчок и ухватит за бочок…

– Вижу беспилотник! – крикнул Печкин. – Заходит на атаку!

«Тррррр!» – раздался за моей спиной выстрел многоствольного пулемета.

– …Тебя схватит за бочок, и утащит во лесок… – я продолжал петь колыбельную.

«Фррр!» – услышал я знакомый стрекот «Грача». Звук падающей обоймы и снова: «Фррр!».

– …и утащит во лесок, под ракитовый кусток…

«Тррррррррр!» – выдал длинную очередь пулемет на корме.

– Цель поражена, товарищ адмирал, – услышал я голос мичмана.

– Двадцать минут до огневого контакта с вражеским десантом, – крикнул адмирал. – Ваня, поторопись!

– …баю-баюшки-баю, не ложися на кр…

– Три всплеска справа по борту! – закричал Денис. – Летающие объекты приводнились и ушли под воду!

– Это они! – закричала Марина. – Двигаемся туда!

– Не надо! – Амина подбежала к борту и начала вглядываться в черную ледяную воду. – Прятаться лучше вплотную к тому, кто ищет! Они рядом!

– Обалдеть! – раздался возглас адмирала. – Рация работает. Мы готовимся к удару стратегическими ядерными ракетами повышенного могущества. Что происходит там у них?

– Маша, домой! – закричал я, сорвав с головы гарнитуру военной связи. Так, теперь нужно назвать адрес. – Черемуха, 17, блок зеленый!

Я полоснул по руке ножом, и моя кровь закапала за борт в холодную воду Северного моря. Я наделся, то искин сделает анализ и обнаружит в крови редкие витамины, так она меня идентифицирует с высокой долей точности:

– Маша домой! Черемуха, 17, блок зеленый!

Я напряженно вглядывался и повторял фразу, как заведенный. Вокруг ревели морские волны, начинался дождь. Я ждал ответа…

Вдруг вода справа от нашего катера вскипела и две огромные ракеты всплыли на поверхность.

– Внимание! Работы на поверхности моря! – крикнула Марина, прыгая за борт.

– Десять минут до огневого контакта, – крикнул генерал.

– Маша, домой! – закричал в темные воды, платком перевязав руку. Я искал глазами третью ракету, но её не было.

– Черемуха, 17, блок зеленый!

– Перезаряжу, – Амина собрала пустые обоймы Печкина с бросилась к арсеналу под рубкой.

Я начал метаться от борта к борту:

– Маша, домой, Черемуха, 17, блок зеленый!

– Теряю сознание, холодно! – услышал я крик Марины.

– Стоять! – заорал мне Семен, на ходу надевая гидрокостюм, когда увидел, что я перелезаю за борт, готовый прыгнуть в воду к девушке. – Я помогу! Я медик!

– Системы РЭБ у мишени отключились! – закричал Денис. – Я вижу «Ультиматум»!

Я опять надел гарнитуру радиосвязи:

– Мария, ты куда? Я пришел за тобой!

– Хахахахаха, – раздался в ушах девичий смех, от неожиданности я едва не свалился за борт. – Цель обнаружена, хахахаха, подавляю оборону, хахахаха.

– Маша, вернись! – я отчаянно закричал в эфир. – Черемуха, 17, блок зеленый.

– Нет! Хахахахаха! Я помню, кто я! Я – Мария 7! Я просчитала последствия, цель будет уничтожена! За мир во всем мире. Прощай, отец!

В наушниках я услышал испуганный голос радиста вражеского крейсера:

– Черьёмуууха, симнааадцат, блок зильёны.

– Хахахахахаха, – оглушительный смех рвал перепонки. – ТРИСТА! ТРИДЦАТЬ! ТРИ!

Небо на западе вспыхнуло огнем, темные облака озарились светом.

– Конец крейсеру, там сейчас двести пятьдесят тысяч градусов, – крикнул адмирал, вглядевшись в планшет спецсвязи. – Марина, какой статус ракет?

– Она без сознания, – крикнул Семен, – я поставил ей в вену корвамед. Что делать?

– Тащи на борт! Вколи адреналин и антитромб! Быстрее! – крикнул Печкин, вглядываясь в волны с противоположного борта. Вот-вот должен был появиться вражеский десант.

– Остановка сердца!

– К черту! – я кинулся к борту, намереваясь спрыгнуть в воду за Мариной.

Но не успел. Катер дернулся и начал разворот, меня бросило на палубу, резкое ускорение.

«Трррррр!» – затрещали пулеметы прямо перед нами. По обшивке катера застучали пули.

«УРРРР!» – взревели турбины, нас подбросило, я покатился к другому борту и сильно ударился о него головой. Наш катер ударился носом в что-то железное, раздался скрежет под днищем. Перед глазами расходились круги. Кто-то под катером громко кричал от боли.

«Трррр!» – затрещал пулемет на корме. Зацокала штурмовая винтовка, и я услышал не по-женски жесткий голос Амины: «Денис, Толик, берегитесь!» Раздался взрыв, забарабанили по палубе осколки. Мне обожгло руку.

А потом все стихло, Толя положил катер в разворот, и я съехал к правому борту. Моя разбитая башка оставляла за собой кровавый след. Я увидел, как Амина бросила гранату, мичман лежал рядом с ней, под ним растекалась лужа крови. Адмирал в гидрокостюме бросился за борт. Там Марина! Я заставил себя встать, сильно мутило, голова кружилась и, шатаясь, я добрался до борта. Катер к этому времени уже встал. Вдвоем с Толиком вы втащили на борт сначала Марину и Семена, а потом и адмирала. Я нащупал у Марины пульс, от радости даже голова перестала болеть.

– Амина, ты умеешь стрелять? – запинаясь, спросил я, мне было нехорошо, в глазах потемнело.

– В наших горах все умеют! Волки же кругом, – она осмотрела меня, – ты бы лег, Ваня, ты ранен.

Я лег на палубу, стало полегче. Сверху раздался гул множества больших самолетов, а потом небо расцвело белоснежными куполами парашютов. Адмирал Зарипов поднял голову к небу и улыбнулся. Посиневшими от холода губами он произнес в радиомодуль:

– Срочно медика на «Афалину 23»!

– Толя…Зачем ты на таран пошел? – из рубки вышел Денис, лицо его было разбито.

– А что было делать? – вздохнул вышедший следом Толик. – Они появились неожиданно и с двух сторон… я рычаги перепутал…

– Молодец, бли… – Денис потерял сознание и упал лицом на палубу.

А потом начались всплески со всех сторон – это приземлялись десантники и их амфибийные огневые платформы. С ревом над нами пронеслись истребители.

– Не дам! – говорила мне Марина в бреду, когда я пытался вырвать из её окоченевших ладоней два стеклянных кубика.

– Дай! Тебе нужно в больничку! – упрямо боролся я с её пальцами. – Потеряешь…

Я и не видел, что рядом сидел на палубе адмирал и держал наши капельницы, при этом внимательно наблюдая за кубиками секретных искинов.

Очнулся в палате, видимо, на корабле, слегка покачивало. Болели голова и рука, я лежал с закрытыми глазами, когда в палату зашли Зарипов и Макаров.

– Жив твой Ваня… блок зеленый, – услышал я голос адмирала, – все живы из научников… А мичман из секретной службы погиб, закрыл телом Амину от фугасной ракеты…

– Земля пусть будет пухом! – Макаров вздохнул.

– Мы не думали, что войдем в ближний бой, – адмирал говорил с трудом, – у нас или у вас утечка об интеллектуальном оружии нового поколения. Десант целенаправленно шел за кристаллами.

– У нас исключено, – Макаров подошел к моей кровати. – А ты уверен?

– Разберемся! – адмирал заговорил шепотом. – Они пошли ва-банк. Мария 7 вовремя сообразила уничтожить крейсер. И сделала это демонстративно и унизительно для врага. Корабль-разведчик островитян передавал в эфир её атаку, война после этого сразу прекратилась. Против такого оружия нет защиты.

– Да, сдали назад они резво и внезапно, как раз после потери новейшего корабля.

– У крейсера не было никаких шансов, – в голосе адмирала прорезалась гордость, – три Марии все это время тренировались на мишени преодолевать защитные системы. Мы сняли данные, они осуществили более семи тысяч тренировочных атак.

– Трудились как пчелки, пока мы их искали, – Макаров обошел кровать, – Ваня, ты спишь?

– Нет, – ответил я и нехотя открыл глаза, – голова болит, но я в порядке. Что с нашими?

– У Амины контузия, Денис – сотрясение мозга и сломанный нос, Марина – переохлаждение, выздоравливает… – ответил Зарипов.

Он что-то не договаривал…

– А что с Семой?

– …Ампутировали ноги, ступни отморозил, – ответил адмирал после небольшой паузы, – все медикаменты он вколол Марине, на себя не осталось… Но ему протезы сделают, ходить будет…

– …А Толик? – спросил я после паузы, боясь услышать страшное.

– Анатолию-то что будет, в рубашке родился! – улыбнулся адмирал. – Единственный без царапины! Хороший матрос! На флагман бы забрал, но…

– Так-то он по дирижаблям большой специалист, – невпопад ляпнул я, в душе радуясь, что хоть он уцелел.

– Я соболезную, жаль Печкина…

– Нестеров. Гвардии капитан Роман Нестеров. Запомним его живым. Земля пухом!

Зарипов кивнул, и я только сейчас увидел, что у него перебинтовано плечо.

– Выздоравливай, Ваня, – Макаров похлопал меня по руке, – вам с Мариной и Машей есть чем заняться. Мы нашли на орбите стеклянный куб размером 17 на 17 микрон. И мы не знаем, кто его сделал. Думаем, что это инопланетная машина. Твой отдел будет этим заниматься.

– Мой отдел?

– Да, назовем его «Блок зеленый, Черемуха, 17», чтоб враги боялись! – улыбнулся Макаров, и они вышли.

А я начал думать, как бы пробраться к Марине: хотелось убедиться, что с ней все в порядке. За иллюминатором я слышал голос Толика: «Да пустите меня к ним, я колбасы принес. И пирожных».

– Иди давай, кандидат наук! У нас же приказ, – объяснял ему караул, – весь флот знает, как ты на таран пошел. Ты винтами десант островитян перемолол, опасный человек! Тебя тут все боятся. Ничего тебе делать в лазарете!

Новостями Макаров огорошил, конечно. Целый отдел в двадцать восемь лет… Ну, если какой-то кубик надо изучать, то будем изучать… А вдруг, и правда, инопланетный?