Пляшущие тени [Сергей Алексеевич Минский] (fb2) читать онлайн

Сергей Минский Пляшущие тени

Обо всём с любовью

Расплескалась слов вода…

Расплескалась слов вода -

Небылица.

То ли нет, а то ли да -

Как не злиться.

То ли плакать, то ли петь -

Незадача.

Вырвать сердце, как репей -

С болью, значит.

Все же это не больней

Небылицы.

Пусть мне лучше сны о ней

Будут сниться.

Я такой же, как вчера,

Но сегодня,

Хоть по прежнему дурак,

Все же вольный.

Мне бы водки, да к друзьям,

Только чую:

Легче мне не будет там -

Нет ведь чуда.

Есть лишь боль и только боль -

Как не злиться:

Все, что связано с тобой -

Небылица.

Вот и всё. Возникаешь ты из ожиданья…

Вот и всё. Возникаешь ты из

                ожиданья,

Из неласковой прозы вокзальных шумих,

Из штампованных простыней, сереньких зданий,

Не проснувшись совсем, растерявшись на миг.

Возникаешь из дыма прокуренных комнат,

Из сознания радостей, даренных впрок,

Из забывчивой памяти писем иконных,

Где щадящая правда надуманных строк.

Вот и всё. Возникаешь ты запахом плоти.

Обнимаешь в порыве, даруя восторг.

И что только вчера еще было так плохо,

Остаётся лишь в письмах, и то между строк.

Ночных часов полёт…

Ночных часов полет,

Где мысль блуждает в звездах,

И где челнок на веслах

В реке судьбы плывет.

Там дева на корме

В веночке васильковом,

Там месяца подкова

Высвечивает мель.

Мель переходит в плес

С ночным песком холодным,

Куда втыкает лодка

Свой неуклюжий нос.

Русалка запоет,

Плеснет хвостом, играя,

Звезда мелькнет по краю…

Ночных часов полет.

На поводке твоих желаний…

На поводке твоих желаний

Свобода, все-таки – тщета.

Сумею ли я с нею сладить,

Как опрометчиво считал?

Смогу ли я – когда тобою

Пространственный заполнен круг?

Смогу ли – если вдруг до боли

Искажено объятьем рук

Всепоглощающее время?

Оно – лишь пластилин – не кремень.

Фонари высвечивали снег…

Фонари высвечивали снег,

Лепестками яблони летящий.

Или это падал пух лебяжий,

Или нежный твой искрился смех.

Нам дарила свадебная ночь

Волшебство очерченного круга,

Смех, любовь, дыхание друг друга

И созвездий роковых венок.

Нам давала ночь, как будто в долг,

Счастья мимолётного виденье.

И пускай за кругом царство тени

Правит новый вечности виток.

Пусть наш вечер – суета сует,

Иллюзорность, вздох без продолженья,

Жизни утверждающей служенье…

Мы в кругу, где снег, и смех, и свет.

Я, в тебя уходя, умирал…

Я, в тебя уходя, умирал,

Чтобы Бога в себе воскресить,

Чтобы быть им от первой росы

Через звёздную ночь до утра.

Чтоб вошли в эту звёздную высь

Ты и я – как единая плоть,

Как единая суть, чтоб теплом

Расплескаться среди синевы.

В это утро по этой земле

Оживляющим литься дождём,

Помогая тому, кто рождён,

И тому, кто готовится вслед.

Я, в тебя уходя, умирал.

Или бредил в любовном хмелю.

Я тебя больше жизни люблю,

Но божественно лишь до утра.

Задыхаясь от нежности, я

Раствориться мечтаю в ночи,

Чтоб услышать, как ночь замолчит

В стонах истинного бытия.

И.З.

1.

Огонь простой свечи и клавиши поманят,

Как некогда того, чье счастье близко мне.

Я сброшу суету, накину плащ обмана,

Дарующий мечту, пришедшую извне.

И небо грустных звезд заполнит дом и душу,

И детская мечта прольется торжеством,

И запылает явь, зажженная раздумьем

От слез и от любви, в которых мы живем.

О, женщина, играй: я пью с благоговеньем

Возвышенную боль изысканой руки;

Грядут в огне века и набухают вены,

И беспредельно жаль, что мир уйдет к другим.

А ты, мой старый друг, из прошлого столетья,

Твори во мне творца для будущих имен.

Кружи листву времен, искусства дивный ветер,

И весели мой мозг, что явью опален.

2.

Мне снова мизер жизненный удобен,

Мечта-гусыня грезит о своём.

И шелестит листвой сирень у дома,

Не майским утром – августовским днём.

Темнеют листья в буреньких потёках,

Забор подгнивший зеленеет мхом,

И бренный мир полуоплывших стёкол

Кривозеркалья осквернён грехом.

А створки настежь – воздух пахнет пылью

И выгоняет свежесть в палисад.

И кажется, что это как-то было,

Но сколько дней и сколько лет назад.

Сейчас, мой друг, ты подойдешь неслышно,

И голову положишь на плечо,

И озарится жизнь мгновеньем пришлым,

И круг замкнётся, станет ни при чём.

И вехи повторятся в многолетии,

За августом последует сентябрь.

И снова время лет стальною плетью

Погонит нас на краешек, шутя.

3.

Я рассвет на вокзале встречал,

На высоком туманном перроне,

Утра сыростью в память заронен

Этот мой сухопутный причал.

А цвета, словно все с молоком,

Как в неярком пастельном наброске.

И от этого как-то непросто,

Как-то не по себе, нелегко.

Просыпается в сердце тоска

Ощущением встречи забытой,

Не во сне, но за правдой, за былью,

Далека, как звезда, и близка.

Приглушенные птиц голоса

В этом воздухе плотном зависли,

Как в твоем постоянстве завидном

Слов нелегких зависла слеза.

Поезд свежесть в сознанье прольет,

Знаю точно, что так уже было,

Ощущение встречи забытой

Бросит сердце тревожить мое.

Мальчишки и девчоночки…

Мальчишки и девчоночки,

Из прошлого не старого,

Как и у всех с гитарами,

Кострами прокопченными.

Люблю вас болью трепетной

С высот ума житейского,

Как будто бы детей своих

Люблю, любви не требуя.

Колосья запеченные

На полуночном пламени,

Как будто в память вплавлены

Обугленностью черною.

И яблоки рисковые,

Хоть кислые, но сладкие.

И эти ночи славные

В объятиях раскованных.

И вдруг всплеснет под берегом,

И вскрикнет где-то в острове,

И лодку черным остовом

Над облаками белыми

Качнет совсем непрошено.

А ей дано как будто бы

Увидеть сон о будущем,

Где грусть живет по прошлому.

Мечтал на лодке перевёрнутой…

Мечтал на лодке перевёрнутой,

Цветенье звёздное разглядывал,

Читал сознанье первородное

На глади водной – черной, глянцевой.

Там видел небо в млечной замети,

В лице любимой отражённое,

В глубинах первородной памяти

Свечой души моей зажжённое.

Я шёпот слышал в каждом шорохе,

А шум воды шаги нагадывал,

Я шорох листьев путал с шёлковым,

И сладкий страх мне был наградою.

И эти страхи первородные

В меня любовь вгоняли клиньями,

И я не шел на спор с природою -

Ложился по магнитным линиям.

Я не мечтал теперь – я здравствовал.

И в небе звёзд искал законную,

Что в горе бы была и в радости,

Пока любовь ещё не кончена.

Но лодка та, костром уплывшая

В свой длинный путь, в своё бессмертие,

Осталась песней еле слышною;

Точнее, памятью в безмерности.

Полибино

Л.Ш.

Звёздные дожди.

И тепло скупое.

А в ушах мотив –

Пассажирский поезд.

А в глазах – судьбы

Странное прозренье:

Всё, что будет – быль

С четверга на среду.

Ночь – на голове

За перегородкой.

Впереди рассвет,

Позади дорога.

И такая грусть

Через всё веселье,

И такая Русь

В дискотеке сельской.

Звёздные дожди

Счастье загадали:

Жди его пожди,

Догоняй годами.

Звёздные дожди.

И тепло скупое.

А в ушах мотив –

Пассажирский поезд.

*Полибино – имение родителей Софьи Ковалевской (Псковская обл.)

Я снова зажигаю…

Я снова зажигаю

Забвения свечу.

В ней ватную угарность

Почувствовать хочу.

Хочу, чтоб всё, что вижу,

Ушло за окоём,

Чтоб Голос слышать свыше,

Чтоб с Богом быть вдвоем.

Я встану на колени -

И, может, наяву.

Калика я, калека,

Пугающий молву.

Гонимый бранным словом,

Непонятый толпой,

Я оживаю словно,

О Господи, с тобой.

Единственная тема:

Я в Нём и Он во мне.

Жизнь – пляшущие тени

В зашторенном окне.

Там я чужой почти что -

Вуаль важней лица:

Обманутый мальчишка

Во власти подлеца.

Но путь уже прочерчен -

Оскомина в зубах.

Прошу за все прощенья

За всех, но от себя.

Я зажигаю снова

Забвения свечу,

Я открываю слово,

Взлетаю и лечу.

У Балтики

                И.И.Леонтьеву

Надежда у моря

меня неожиданно встретит

И с привкусом соли

берёзовой рощи глоток,

Едва я осилю

мажорную музыку ветра,

Пытаясь поверить,

что, вроде бы, не одинок.

Банальная истина,

словно хребет поколений,

Из панциря плоти

ползёт к океану любви,

Чтоб там обрести вдруг

природой осмысленный слепок,

И в панцирь облечься,

чтоб радости крохи ловить.

Надежда надеждой:

взметнётся и пенною кручей,

Призывным аккордом

нахлынет на мокрый песок,

Лениво откатится,

силы последние вручит

Надежде, что следом

ложится на чашу весов.

Л.Г.

1.

Мое тебе «прости» за раненую птицу

Взлетевшей ввысь души, за соль твоих обид,

За свет твоих надежд – не довелось им сбыться:

В них не свершился я, чтобы тебя любить.

Мое тебе «прости» за поезд уходящий

В оставшуюся жизнь с оставленной земли,

За то, что жизнь вершил пустой почтовый ящик,

За письма, что к тебе, собравшись, не дошли.

Прости за все-за все! Пришла пора прощенья

С губительных высот так скоро шедших лет.

«Прощаю» крикни мне с той стороны ущелья,

Из юности моей, глядящей мне вослед.

                2.

Гудят поленья в бочке,

Заделанной под печь.

В краю, забытом Богом,

Рассудок бы сберечь.

Мороз начистит звезды

Прозрачностью до слез

Под этим черным сводом,

Родившим стаю слов.

Бродяжий дух подхватит,

И фразу сочинит,

И музыкой похвальной

Отдаст природе нимб.

И вспомнится мне август

В далеком далеке,

В гнезде уснувший аист

И лодка на реке.

И Млечный Путь уложен

Под тихою водой…

На десять лет моложе

Мы в той ночи с тобой.

Поленья тлеют в бочке,

И в полусонной мгле

В краю, забытом Богом,

Один я на земле.

Западная Сибирь. Буровая. 90-е.

Звёзды загораются над лесом…

Звёзды загораются над лесом.

Звёзды отражаются в воде.

Тёплой ночью первой трети лета

Хорошо, наверное, везде.

Тишина. И всплеск воды глубокой -

Это остров сбросил ком земли.

Соловей, как все земные боги,

Сердце растравил мне до молитв.

Но молю я не удачу в частном,

Не богатство, не успех пера.

Я молю о том, чтоб не кончалась

Молодости жгучая пора.

Надушенная в сумочке…

Надушенная в сумочке

Светилась сигареточка…

С героем опереточным

Жила всего треть суточек.

Треть суточек от слабости,

Вранья чистосердечного,

Пригубленной беспечности

Для смелости, для сладости.

Треть суточек до чёртиков:

Когда ещё востребуют,

И ночь придёт воскресная

Для жизни перечёркнутой.

Оскудевшее чудо, любви отголосок…

Оскудевшее чудо, любви отголосок:

Под сиянием пыльного старого бра,

Окрылённые тЕла обманчивым лоском,

Две души истязали себя до утра.

И в какой-то момент благодарного шока

Им уже показалось, что тени сплелись,

Показался божественным чувственный шёпот

И священным союз – до конца, до земли.

И трамвайный звонок возвестил вдруг не утро

И не соль роковой и отчаянной лжи.

Он пришёл как сигнал, что весь мир старый умер,

Что пришла настоящая, новая жизнь.

И не нужно спешить уходить до рассвета,

И не будут часы по ночам досаждать,

И озябший, безжалостно ветром раздетый,

Не расстроит бульвар тихим шагом дождя.

Отголосок любви, как подарок нескромный,

Унижает ошибкой и краской стыда.

И кончается сон, утро близится сроком,

Оставляя лишь крошечный памяти дар.

Но, наверно, в дожде нет предела исканий,

А под стареньким бра не хватило тепла.

Гонят стрелки часов дорассветную сказку,

Обретая опять беспредельную власть.

Где-то там, придавленный ночами…

Где-то там, придавленный ночами,

Свет в окне. Он манит и влечёт.

Он – как и рождение – нечаен.

Как судьба, где нечет или чёт.

Свет в окне. Окно. И дом. И город.

Как пасьянс разложена судьба.

Дама треф. Во взгляде – только гордость.

В сердце – сатана, он «правит бал».

Будто бы нечаянно прохожий

Бросит взгляд в надменное окно.

И во взгляде, на сентябрь похожем,

Без луны и звёзд, слепая ночь.

Тень густая на знакомой шторе,

Ну а в ней – иконная печать.

Две обиды в молчаливом споре.

Свет в окне – и крепость, и причал.

Он, как и рождение, нечаян,

Как судьба, где нечет или чёт.

Жёлтый свет – сродни земной печали –

В нём и в ней. Он манит и влечёт.

Какая тишина…

Какая тишина.

Прозрачный лунный сумрак.

Такое время суток -

Стихия яви-сна.

Как омут глубина,

Как мысль…

И вдруг взгрустнется.

И вдруг, в меня врастая,

Шум музыкой прольется

И поездом растает.

И вспомнится, как чудо,

С глазищами иуды

Лицо коварной феи

И завитки у шеи.

И вспомнится картина

Исповедальной ночи -

Мне мой двойник пророчил

Ее неотвратимо.

И снова тишина.

Прозрачный лунный сумрак.

Такое время суток -

Стихия яви-сна.

В контрастности теней,

При лунном освещении,

Сквозит здесь совершенство

И говорит о ней.

Ветерок прошёл по листве густой…

Ветерок прошел по листве густой

Прошуршал, исчез, заиграл кустом,

И наметил рябь в берег кремневый:

Шелест времени, шелест времени.

Ввечеру восстал, разошелся в ночь –

Погонять волну, погудеть не прочь,

И волной в скалу так и врежется –

Рокот времени, грохот времени.

А с утра за труд – в крылья мельницы:

Все, что есть и нет, перемелется,

В крыльях день-деньской, словно в стремени –

Ритм времени, ритм времени.

А потом устал – скоро снова ночь,

Потянул в село, заглянул в окно,

Шевельнул слегка полог кремовый:

Шепот времени, шепот времени.

Застыдился вдруг, заспешил туда,

Где отходят в ночь с грустью поезда,

Где рукой вослед – скоро встретимся –

Горечь времени, горечь времени.

Отходит в вечность день…

Отходит в вечность день,

приходит ночь контрастом,

Фонарь рассеял свет

среди дорожных плит,

Шаги. И вот ты здесь.

Единственная, здравствуй.

Смотри, уходит день.

Смотри, звезда горит.

Любимые глаза –

космические дали.

Как в черную дыру

несется луч души.

Я ощущаю пульс.

Секунды жизни дарят

Презренные века,

где пыль и хлам лежит,

И прошлое вчера,

и будущее завтра,

Зеленые глаза,

и сердца громкий ритм,

Протуберанцы чувств…

Единственная, здравствуй.

Смотри, уходит день.

Смотри, звезда горит.

У рояля

Парят две руки, и пальцы бегут,

И зыбким становится разум…

Как можем мы думать о разном

В слиянии судеб и губ?

Две жизни – одна.

Два тела – одно.

Два мира – два мира огромных,

В которых два солнца не могут до дна

Прогреть всех глубинок укромных.

Но в матовом блеске расширенных глаз

Я всё вдруг увидел и обмер…

И так стало больно: я понял, у нас

Есть всё-таки третий мир – общий.

Между стёкол серость ваты…

Между стёкол серость ваты

Вся в дождинках мулине.

С чёрной крыши дождь покато

Льёт, сбивая грязь с камней.

Ветки голые черёмух

Поразбухли от воды,

Ветер с них поочерёдно

Капель смахивает дым.

Отсекаются мгновенья

Грустным тиканьем часов.

Это звенья. Сколько звеньев,

Для которых нет и слов.

Но из них по мановенью

Феи слёз, дождя и мглы

Чувство горечи мгновенной

Собралось укором злым.

И сердечко в старой хате,

С мулине на серой вате,

Разгоняя страх и мрак,

Громко тикает – тик-так.

Женщина

Ты караешь меня за что-то:

Ты с размаху меня – на камни,

На вскрышные породы навзничь,

Наслаждаясь разбитой плотью.

А потом погружаешь в море,

Чтоб утроить мои страданья,

Чтобы сердце зашлось от боли,

Чтобы вены на лбу взбухли.

А потом под палящее солнце

В раскаленный песок бросаешь,

Чтобы коркой покрылось тело,

Чтоб одежда присохла к ранам.

А в ночи ты костры разводишь

И колдуешь, готовя травы,

Призываешь всех тварей божьих,

Чтобы взять у них сил по капле.

И всю ночь напролёт ты лечишь,

И горячий мой лоб гладишь,

Заживают во мне раны,

Облегчение сном входит.

Но с рассветным лучом снова

Ты орлом обернёшься в небе,

Прилетишь мне клевать печень,

Чтобы сердце зашлось болью.

Круги ада

Колючей проволкой раздумий

Опутав голову и грудь,

Кружит бессонницей разлука.

И торжествует надо мной.

Несётся мысль в просторах мрака,

Понять пытаясь адреса,

И возвращается с удачей -

Аморфным мёртвым миражом.

И на мгновенье – не надолго -

Слабеют проволки витки,

Кровавят раны облегченьем

И собирается туман.

И всё плывёт в изнеможеньи,

Безвольно погружаясь в тень,

И мысли луч неуправляем…

Но снова сдавливает грудь.

Листва красно-жёлтая в осень…

Листва красно-жёлтая в осень

Партнёром сентябрьских ветров

Кружит и невольно уносит

Тепло отгоревших костров,

Всю блажь оголённого лета,

Тоску прохудившихся чувств,

Вагоны, вокзалы, билеты -

И всякую прочую чушь.

Уносит кокетливых женщин -

Сезонных послушных невест,

Широкие, щедрые жесты

На счастье – какое ни есть

Кружит в хаотическом танце,

Играет листвою сентябрь,

А только немного устанет,

И все в паутинных сетях.

Еще бы немножечко ласки

И зелени тёмной в листах.

Но нет – изменяются краски,

Светлеют и жухнут цвета.

Акростихи

1.

До\бьюсь ли музыкой стиха

Ре\кордного успеха?

Ми\нует жизнь ли во грехах

Фа\готом – не в утеху?

Соль этих слёз моих – контраст

Ля\ляканью ребёнка:

Си\нхронно счастью страх до нас

До\ходит звуком тонким.

2.

И\ тронулся я в неизведанный путь,

Р\азбиться рискуя во тьме,

И\ жизнь мне твердила: "Напористым будь,

Н\о только при здравом уме".

У\шёл я за светом, и свет не померк,

Ш\епчу благодарную чушь:

"К\ак чудо-колечко, октаву примерь,

Е\ё подарить я хочу".

Чёрный – в камешки – гудрон…

                "Эти летние дожди…"

                С.Кирсанов

Чёрный – в камешки – гудрон

Мокрой лентой расстелился.

В белый свет за вспышкой ливня

Запахов ударил гром.

И воспрянувший каштан,

Запалив соцветий свечи,

Словно елка в зимний вечер,

Засветился тут и там.

Желтой накипью пыльца

Лужи краем окаймила.

Влажностью сочится милость

В наши черствые сердца.

Чистотою дом души

Наполняется внезапно,

Храмом став, а не вокзалом

В сплошь заплеванной глуши.

Небо выше, даль ясна,

И все женщины красивы…

Боже мой, какая сила

Ливню летнему дана.

Из триптиха "Этюды".

Лиепая

                1.

А там, в ночи, в луче искрится снег.

И ночь длинна в мелькании столбов.

И жизни смысл – между "да" и "нет" -

Меж мною – здесь – и – там, в ночи – тобой.

А здесь волна накатывает след.

Другая, след смывая, чертит свой.

И смысл жизни – у камина плед,

И долгий разговор с самим собой.

А там – вокзал, а там – слегка пуржит.

Прощальный шепот слышится кругом.

И уплывает прицепной вагон,

И почему-то неохота жить.

                2.

Закончен многотрудный круг,

И новый просится уже.

Рождает новую игру

Затертый донельзя сюжет.

Влетает ветер озорной.

На дюнах оживает лес.

Ажурный берег кружевной -

В луне, стекающей с небес.

И вот – уже пошла игра -

Природа празднует зарю:

Рождаться женщине пора…

Я тихо двери отворю,

Впущу прохладный шум волны

И запах увлажненных трав,

Звезду пленительной войны

Двух тел, живущих до утра.

А утром вдруг объемлет страх:

Сердца уже поражены,

И соль белеет на губах -

След пены схлынувшей волны.

                3.

Под самой крышей

Засыпая,

Твой шепот слышу,

Лиепая.

Шепнет средь снов

Судьба слепая:

Приедешь снова

В Лиепаю.

Монета

В Балтику упала,

Я жду ответа,

Лиепая.

Спрошу без слов,

В волну вступая:

Приеду ль снова

В Лиепаю?

Грусть

                маме

Мне хочется думать возвышенно.

Врываются в мозг, как в эфир,

Прожженные мысли и выкладки,

Столбцы опостылевших цифр.

Мне хочется сбросить обыденность,

Как нищей души торжество,

Забыться, чтоб вспомнить забытого

Осевший наплавленный воск.

Очнуться под чудными елками,

Где синий рассвет поутру

С подарками в ленточках шелковых,

Хранящих тепло милых рук.

Мне хочется снова стать искренним

До глупости от чистоты,

Чтоб мыслями правила истина -

И не у последней черты.

Ты, Жизнь, сложна. А мне б чего попроще…

Ты, Жизнь, сложна. А мне б чего попроще:

И хлеб – без пота, и любовь – без слез,

И в этот день – без листьев желтых рощу,

И в этот миг – без волн свинцовых плес.

О жизнь моя, дана ты как в насмешку:

Когда я рад, ты плакать мне велишь,

Когда вершу, вдруг сон мне веки смежит,

А плакать нужно – вечно рассмешишь.

А эта осень? Ну совсем некстати.

Зачем в березах нездоровый цвет?

Зачем угрюмо волны в берег катят?

И почему весь серый белый свет?

Ведь в жизнь мою ворвался бесконечный

Калейдоскоп движений, дум и чувств.

Мне осени на грусть ответить нечем,

И, если б даже мог я, не хочу.

Сегодня я хочу, чтоб хлеб – без пота,

Чтоб кровь – лишь в жилах, ты – всегда со мной,

Чтоб смысл жизни приходил не с почтой,

И чтобы – ни слезинки, ни одной.

Пусть давит тяжесть прежних поколений -

Я, как Антей, черпаю силу в ней.

Пусть их любви и ненависти пленник -

Как раз от этого я во сто крат сильней.

Да что мне осень, если я – столетья.

И что – разлука, если я – любовь.

Что смерть мне, если живы дети.

И что мне горе, если я – с тобой.

Но жизнь сложна, а мне б чего попроще:

Детей взрастить, с любимой умереть,

Чтоб хлеб – не сон, любовь – как солнце в роще,

И чтоб, как в песне, сердцем не стареть.

Синева

Синева за окном, синева.

Синий снег под темнеющим небом.

Был ли там я? А может, и не был.

Может быть, это просто слова.

Может быть это просто мечта,

Боль о несостоявшейся встрече,

Боль о дне, обещавшем мне вечер?

Впрочем, всё – суета-маета.

Синева на душе, синева,

Обрамлённая небом и снегом,

И Венеры неяркая нежность,

И отчаянье, будто снова.

И дымов, и столбов, и дорог,

С перестуком колёс подо мною,

Много этой промчало зимою,

Словно мыслей, рождённых не в срок.

Пролетело открытий и строк,

И плацкартных надуманных истин,

И невыплаканных сердцем исков,

Ледяных на перронах ветров.

Стала реже в душе синева,

Растворяясь – никчемная гордость –

В море слёз, в человеческом горе,

В бесполезных, ненужных правах.

Себе

Где этих яблочных рассветов

Соломенная благодать

И эти с тонкой прелью ветры,

Что на словах не передать?

В них и картофельное поле,

Что взрыл подпитый тракторист,

И лес, даров блаженных полный,

Роняющий свой первый лист.

А эти прежние мотивы

Сквозь бденья у ночных костров?

И те, что разум наш смутили,

Собою зажигая кровь?

Все это блажь.

Скажи, Серёга.

Все это – райские сады.

А нынче как-то так убого,

Что с Богом хочется на "ты".

Оглавление

Обо всём с любовью

  Расплескалась слов вода…

  Вот и всё. Возникаешь ты из ожиданья…

  Ночных часов полёт…

  На поводке твоих желаний…

  Фонари высвечивали снег…

  Я, в тебя уходя, умирал…

  И.З.

  Мальчишки и девчоночки…

  Мечтал на лодке перевёрнутой…

  Полибино

  Я снова зажигаю…

  У Балтики

  Л.Г.

  Звёзды загораются над лесом…

  Надушенная в сумочке…

  Оскудевшее чудо, любви отголосок…

  Где-то там, придавленный ночами…

  Какая тишина…

  Ветерок прошёл по листве густой…

  Отходит в вечность день…

  У рояля

  Между стёкол серость ваты…

  Женщина

  Круги ада

  Листва красно-жёлтая в осень…

  Акростихи

  Чёрный – в камешки – гудрон…

  Лиепая

  Грусть

  Ты, Жизнь, сложна. А мне б чего попроще…

  Синева

  Себе