Пьяный хирург. Рассказ [Ния Ченвеш] (fb2) читать постранично, страница - 2

беседовали. Ключница нетерпеливо прохаживалась взад вперед, покашливая с намеком. Но батюшка даже не шелохнулся, пока не увидел проблеск понимания в глазах собеседника.

В стыде и замешательстве пребывал он те дни, пока читал рекомендованные батюшкой книги.

Для него стало большой неожиданностью, что многие знаменитые ученные и даже в советские времена были глубоко верующими людьми. Как будто, самых успешных и способных, насквозь материалистическая наука в итоге приводила к Богу. А судьба его коллеги – хирурга с мировым именем, чей труд о гнойной хирургии ему пришлось изучить в афганскую войну, просто поразила его.

Икону Святителя Луки Крымского он купил в тот же день, и это была его первая в жизни икона.

Вопросы из одних книг приводили к другим книгам. Он увлекся.

Увидев стопы книг от пола до потолка в его кабинете, вездесущая секретарша намекнула ему, что если в жизни есть проблемы, она может посоветовать надежную женщину, которая «решает проблемы всех уровней». Только сейчас он обратил внимание, что рабочее место секретарши увешано амулетами, ленточками, сферами.

– И что, помогает? – спросил он.

– А как же! – с жаром воскликнула секретарша.

– Может быть, может быть, – задумчиво пробурчал он, вспоминая все напасти, свалившиеся на его помощницу в последнее время.

Но помощница поняла его ремарку в буквальном смысле, и уже на следующий день он застал в кабинете странную картину. Ярко накрашенная женщина крупного телосложения пыталась порхать по помещению на носочках, смешно приседая на поворотах, изгибая свой незгибаемый стан. В баночке у нее была какая-то жидкость, которой брызгала стены пучком перьев.

Побледневшая помощница стояла в углу и непрерывно шептала какое-то слово, взмахивала руками, как будто пыталась отогнать от себя что-то невидимое, но очень страшное. Картину дополнял поросенок на ярко красном поводке, который нехотя таскался за порхающей хозяйкой и недовольно хрюкал.

На правах хозяина кабинета он уже набрал в легкие воздух, чтобы гаркнуть на распоясавшихся спасительниц, но тут процесс оборвался благодаря рухнувшей колонне книг. Поросенок завизжал, помощница пулей вылетела из кабинета, а знахарка удивленно уставилась на него. Ее взгляд был пуст и неприятен, и весь вид внушал скорее брезгливость, чем доверие.

Он молча указал ей на дверь.

Помощница умоляла его не делать поспешных выводов и дать эффекту проявиться. Долго ждать не пришлось. В процедурной этажом выше прорвало трубу, и в его кабинете отвалился огромный кусок влажной штукатурки. Грязь, пыль, рабочие с ругательствами еще неделю встречали его по утрам.

Помощница, сделав свои выводы из происшедшего, надо понимать не без помощи знахарки, скоропалительно уволилась.

Потихоньку смысл веры пропитывал его жизнь, вытесняя навязанные стереотипы «неграмотных бабок» и «жадных попов», как псевдосимволов духовности.

Без каких либо усилий или ломок он менял привычки, поведение. Ловил себя на мысли, что сравнивает свои поступки, мысли с мыслями и поступками тех, о ком читал в тех добрых книгах.

Возможно, послушай он о вере от фанатичного прихожанина или строгого батюшки, он представил бы ее как что-то тяжелое, мрачное, ограничивающее, карающее и требующее насилия над собой.

Но он познавал ее из уст великих подвижников и ничего кроме любви, доброты и света он не видел.

Дилемму «верить или не верить» он решил для себя чисто математически, наткнувшись на рассуждения знаменитого физика Паскаля: верующий ничего ценного не теряет, но приобретает шанс на обещанный Богом исход после смерти; неверующий, же ничего не приобретает ценного, но шанс теряет.

Любому, умеющему считать до двух, понятен выигрышный вариант. Да, его вера была рождена формальным размышлением ума, но важно не начало, важен итог.

Он перестал стесняться своего вероисповедания осознав, что христианство это, по сути, несколько заповедей добра, которые каждый человек хотел бы видеть применительно к себе; а неприятие и ненависть к верующим порождается на самом деле ленью и нежеланием применять эти же заповеди к ближнему: это не так приятно да и не легко.

А сотни лет чудес и исцелений вызывали у него как у врача особый интерес. Он начинал понимать, что обделял своих пациентов чем-то очень важным. Тем, что может менять ход болезни.

Он впервые осмысленно анализировал все случаи «нелогичного» развития болезни. У каждого врача есть личный опыт таких загадок.

Организм пациента со стопроцентным прогнозом выздоровления вдруг начинал включать эффект домино и «сдавать» болезни один за одним органы и системы.

Либо пациент со стопроцентным прогнозом смертельного исхода вдруг шел на поправку бравыми темпами.

В науке принято игнорировать такие случаи, ибо