Мудраракшаса или перстень Ракшасы [Вишакхадатта] (fb2) читать онлайн

Вишакхадатта Мудраракшаса или Перстень Ракшасы

МУДРАРАКШАСА или ПЕРСТЕНЬ РАКШАСЫ

Драма в 7 действиях с прологом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Чандрагупта Маурья Низкорожденный,^[1] царь Магадхи.

Вишнугупта Чанакья Каутилья, его наставник и главный советник.

Малаякету, царевич, сын Парватешвары, правитель Горной Страны.^[2]

Ракшаса, главный советник династии Нанда.

| Бхагураяна.

| Индушарман, он же нищенствующий монах Дживасиддхи.

| Нипунака.

| Сиддхартхака, он же палач Ваджраломан.

| Самиддхартхака, он же палач Бильвапатра.

| Человек с веревкой.

| Шарнгарава, ученик Чанакьи. } Сторонники и соглядатаи Чанакьи.

| Чанданадаса, старшина цеха золотых дел мастеров.

| Шакатадаса, писец.

| Вирадхагупта, он же заклинатель змей Джирнавиша.

| Карабхака.

| Приямвадака, слуга Ракшасы. } Сторонники и соглядатаи Ракшасы.

Вайхинари, дворецкий Чандрагупты.

Джаджали, дворецкий Малаякету.

Бхасурака, слуга Бхагураяны.

Шоноттара, привратница Чандрагупты

Виджая, привратница Малаякету.

Жена Чанданадасы.

Маленький сын Чанданадасы, два певца (за сценой), слуги и т. д.

Театральный руководитель, Актриса. ) в прологе

Действия 1-е и 3-е происходят в Паталипутре (называемой в пьесе также Кусумапура или Пушпапура); действия 2-е и 4-е — в столице Горной Страны; действие 5-е — в лагере Малаякету; действие 6-е — в саду у ворот Паталипутры. действие 7-е — частью в Паталипутре, частью за городом.

ПРОЛОГ

БЛАГОСЛОВЕНИЕ^[3]

Парвати.

Шива.

Парвати.

Шива.

Парвати.

Шива.

И еще:

(По окончании благословения входит театральный руководитель)^[6].

Театральный руководитель. Довольно многословия. Повелела мне публика, чтобы сегодня представлена была мною новая пьеса под названием «Перстень Ракшасы»,^[7] сочиненная поэтом Вишакхадаттой,^[8] сыном махараджи Бхаскарадатты,^[9] внуком саманты^[10] Ватешварадатты. Поистине, великое наслаждение — играть перед публикой, умеющей оценить достоинства поэтического произведения. Ибо

Ну, так я пойду домой, позову хозяйку и сейчас же со своими домочадцами начну представление. (Обходит сцену^[11] и осматривается). Вот наш дом. Войду-ка я. (Делает вид. что входит.^[12] и осматривается). О, что это? Похоже на то, что у нас в доме сегодня большой праздник. Больше обычного хлопочет прислуга, каждая за своим делом. Вот так:

Ладно. Позову хозяйку и спрошу у нее. (Обращается за сцену).

(Входит актриса).

Актриса. Я здесь, господин. Да соизволит господин отдать мне приказание.

Театральный руководитель. Не говори о приказаниях, госпожа. Скажи, зачем затеяна эта необычная стряпня? Осчастливлен ли сегодня наш очаг приглашением святых брахманов, или в доме принимают желанных гостей?

Актриса. Господин, я пригласила святых брахманов.

Театральный руководитель. А по какому поводу?

Актриса. Говорят, что господин Месяц затмился.^[14] Театральный руководитель. Кто это сказал? Актриса. Да народ в городе об этом толкует.

Театральный руководитель. Госпожа, я со тщанием изучил науку о небесных светилах в ее шестидесяти четырех разделах.^[15] Пусть готовится эта особая трапеза в ожидании святых брахманов. Но что касается затмения Месяца — Чандры, — тебя кто-то ввел в заблуждение. Смотри:

Голос за сценой. Эй, кто это хочет захватить Чандру, когда я здесь?

Театральный руководитель.

Актриса. О господин, кто же это, живущий на земле, хочет защитить Месяц от нападения похитителя?

Театральный руководитель. Поистине, госпожа, я его не вижу. Ладно! На этот раз буду внимательней и узнаю его по голосу. (Повторяет: Злобный похититель... и т. д.).

Голос за сценой. Эй, кто это хочет захватить Чандрагупту, когда я здесь?

Театральный руководитель (прислушиваясь). Госпожа, теперь я узнал.

(Актриса выказывает страх).

Так уйдем же отсюда.

(Уходят).

КОНЕЦ ПРОЛОГА.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

(Входит в гневе Чанакья, касаясь рукой пряди волос на голове).^[18]

Чанакья. Отвечайте! Кто это хочет захватить Чандрагупту, когда я здесь?

И еще:

И еще:

Шарнгарава! Шарнгарава!

(Входит ученик).

Ученик. Приказывай, о учитель.

Чанакья. Сын мой, я хочу сесть.

Ученик. Учитель, ведь в покое у главного входа есть тростниковые сиденья. Да соизволит учитель отдохнуть здесь.

Чанакья. Сын мой, я упрекаю тебя не из суровости, присущей наставнику; я поглощен государственными делами и поэтому раздражен.

(По уходе ученика садится. Про себя). Разгневанный истреблением рода Нанды Ракшаса заключил союз с сыном Парватаки, с Малаякету, который не может простить убийства своего отца и соблазнен предложением захватить все царство Нанды. С его поддержкой и с огромным войском иноземных царей Ракшаса готовится напасть на Низкорожденного. Как это стало известно горожанам? (Размышляет). Что ж, некогда я открыто поклялся перед всеми уничтожить род Нанды и переправился через этот трудноодолимый поток — исполнил клятву. Так неужели я теперь не сумею отразить это нападение, хотя о нем уже знают? Отчего бы нет? Моего

И еще:

Но теперь я, хотя уже исполнил свой обет, не оставляю меча^[20] ради Низкорожденного. То я

Однако можно ли сказать, что искоренен род Нанды и утверждена власть Чандрагупты, когда Ракшаса на свободе? (Размышляет). Увы, непоколебимой остается верность Ракшасы дому Нанда. Поистине было бы невозможно привлечь его к должности советника при Низкорожденном, пока жив кто-нибудь из рода Нанды. Можно было обуздать его рвение; именно из этих соображений мы умертвили несчастного Сарвартхасиддхи из рода Нанды, невзирая на то, что удалился он от мира в лесную обитель. А Ракшаса теперь, войдя в союз с Малаякету, с еще большим усердием стремится разгромить нас. (Обращаясь в пространство к отсутствующему). Хвала тебе, советник Ракшаса, хвала! Хвала, мудрый брахман! Хвала, о Брихаспати среди мантринов,^[22] хвала! Ибо,

И потому, стремясь захватить тебя, мы преследуем цель: как бы заставить тебя принять должность советника при Низкорожденном! Ибо,

Я же тружусь неусыпно в этом деле. По мере сил стараюсь захватить его. Как именно? В свое время мы распустили в народе недобрый слух о Ракшасе: будто бы это он умертвил с помощью ядовитой девушки^[24] несчастного Парватаку, нашего верного союзника и друга; якобы он рассчитывал, что гибель либо Низкорожденного, либо Парватаки будет ударом Чанакье. Чтобы сделать это обвинение явным и уверить в том людей, я побудил к бегству Малаякету, сына Парватаки. Для этого я поручил Бхагураяне устрашить его, передав ему тайно весть: «Отец твой Чанакьей умерщвлен». Можно было, конечно, захватить его хитростью в плен, чтобы не дать ему возрасти в силе, объединившись с Ракшасой. Однако не хочу я избавить Ракшасу от бесчестия, которое налагает на него обвинение в убийстве Парватаки; [а если бы мы пленили Малаякету,] все было бы разоблачено... Затем, чтобы выявить в народе верноподданных и недовольных нашего лагеря и вражеского, разосланы были соглядатаи в разных обличьях, хорошо знающие языки, одежду и обычаи различных областей. И теперь тщательно выслеживается каждый шаг живущих в Кусумапуре друзей советника Нанды... Я заставил Бхадрабхату и других сановников, связанных в своем возвышении с Чандрагуптой, притвориться недовольными, дав для того им тот или иной повод...^[25] Противодействовать проискам подосланных врагом убийц и отравителей назначены к царю телохранителями доверенные люди, бдительные и испытанной преданности. Далее: есть у меня школьный товарищ и друг, брахман по имени Индушарман;^[26] он же достиг совершенства в науке Ушанаса^[27] о политике управления и в шестидесяти четырех разделах науки о небесных светилах. Я послал его в Кусумапуру сразу же после того, как дал обет уничтожить род Нанды. Под личиной нищенствующего монаха^[28] он свел там дружбу со всеми приближенными Нанды; особенное же расположение снискал у Ракшасы. Теперь ему предстоит выполнить поручение великой важности... Таким образом, с моей стороны ничто не упущено. И только сам Низкорожденный остается постоянно безучастен ко всему этому, возлагая бремя государственной политики на меня, главного советника. И действительно, ведь тогда лишь счастливо царствование, когда оно избавлено от тягчайших забот, связанных с личным участием в делах. Ибо

(Входит соглядатай с изображениями Ямы).^[29]

Соглядатай.

И еще:

Войду в этот дом, покажу там изображения Ямы и спою свои песнопения.

(Обходит сцену).

Ученик (замечает его). Эй, любезный, сюда входить нельзя! Соглядатай. О брахман, чей это дом?

Ученик. Нашего учителя, достославного и благородного Чанакьи.

Соглядатай (улыбаясь). О брахман, так ведь это дом истинного моего брата в вере. Поэтому дай мне войти, чтобы я мог показать твоему учителю изображение Ямы и преподать ему вероучение.

Ученик (с гневом). Жалкий глупец, или в вероучении ты более сведущ, чем наш учитель?

Соглядатай. О брахман, не гневайся! Ведь нет человека, который знал бы все. Есть вещи, о которых знает твой учитель, есть вещи, о которых знают люди, подобные нам.

Ученик. Глупец, ты хочешь отказать учителю во всеведении!

Соглядатай. О брахман, если твой учитель знает все, он должен знать и о том, кто Месяцу — Чандре^[30] не предан.

Ученик. Глупец, что из того, знает он это или не знает?

Соглядатай. А вот твой учитель и узнает, что из того. Тебе, между тем, достаточно знать, что дневные лотосы не преданы Месяцу. Видишь ли:

Чанакья (прислушиваясь, про себя). Ага, он хочет сказать, что знает людей, недоброжелательных к Чандрагупте.

Ученик. Что означает эта бессмыслица?

Соглядатай. О брахман, именно в этом был бы смысл.

Ученик. Если бы что было?

Соглядатай. Если бы встретился мне сведущий слушатель.

Чанакья. Любезный, входи без тревоги. Будет тебе такой слушатель.

Соглядатай. Я войду. (Входит и приближается к Чанакъе). Победа господину!

Чанакья (вглядываясь в него, про себя). А! Это Нипунака, назначенный ведать души подданных. (Вслух). Привет тебе, любезный. Садись.

Соглядатай. Как прикажет господин. (Садится на землю).

Чанакья. Теперь, любезный, рассказывай о том, что было тебе поручено. Любят ли подданные Низкорожденного?

Соглядатай. Может ли быть иначе? С тех пор, как ты, о господин, устранил все причины для недовольства, неколебимо привержены подданные достославному государю Чандрагупте. Но есть здесь в городе трое людей, которые связаны с советником Ракшасой давней дружбой и преданностью. Им ненавистна власть владетельного государя Чандры.

Чанакья (с гневом). Пожалуй, скажи лучше, что им ненавистна собственная жизнь! Известны ли тебе их имена, любезный?

Соглядатай. Как бы стал я говорить господину, не зная имен?

Чанакья. Ну, так я хочу их слышать.

Соглядатай. Слушай, о господин. Во-первых, приверженец твоих врагов — некий нищенствующий монах...

Чанакья (про себя). Приверженец моих врагов — нищенствующий монах? (Вслух). Как его имя?^[31]

Соглядатай. Имя его — Дживасиддхи. Это тот самый человек, который по поручению советника Ракшасы свел ядовитую девушку с государем Парватешварой.

Чанакья (про себя). Дживасиддхи! О, это наш человек. (Вслух). Кто же другой?

Соглядатай. Господин, а другой — закадычный друг советника Ракшасы, писец по имени Шакатадаса.

Чанакья (про себя, с усмешкой). Невелика важность — писец.^[32] Однако не следует пренебрегать врагом, хотя бы и незначительным. К нему я подослал Сиддхартхаку под личиной друга. (Вслух). Любезный, я хочу слышать имя третьего.

Соглядатай. Третий — это вторая душа советника Ракшасы, старшина цеха золотых дел мастеров в Пушпапуре по имени Чанданадаса. В его доме оставил советник Ракшаса свою жену, когда бежал из города.

Чанакья (про себя). Поистине, это его ближайший друг. Не оставит Ракшаса свою жену у тех, кто не близок ему, как собственная душа. (Вслух). А как убедиться, любезный, что Ракшаса оставил свою жену в доме Чанданадасы?

Соглядатай. Господин, этот перстень с печатью убедит тебя. (Подает перстень).

Чанакья (взяв перстень, рассматривает печать и читает вслух имя Ракшасы. С радостью, про себя). Ну, можно сказать, вышло так, что сам Ракшаса попал мне на палец! (Вслух). Любезный, я хочу, чтобы ты подробно рассказал, как добыл ты этот перстень.

Соглядатай. Слушай, о господин. Посланный тобою, господин, для тайного наблюдения за поведением горожан, я бродил, взяв с собою эти изображения Ямы, чтобы не возбуждать ни у кого подозрений при входе в частные дома. И случилось мне зайти в дом старшины золотых дел мастеров Чанданадасы. Там развернул я изображения Ямы и принялся петь песнопения.

Чанакья. Что же потом?

Соглядатай. Потом из какого-то внутреннего покоя выглянул мальчик лет пяти, прехорошенький собою, с глазами, широко раскрытыми от детского любопытства. Тогда — «Ой, вышел, ой, вышел!» — раздался из глубины того покоя тревожный гомон женских голосов. Из-за двери показалась женщина, и, браня, схватила нежной рукой-лианой мальчика, хотевшего выйти. С пальцев ее, дрожащих в поспешном стремлении задержать ребенка, соскользнул этот перстень, предназначенный для мужской руки. Не замеченный ею, он упал на порог, покатился и лег у ног моих недвижно, как добрая жена, согнувшаяся в поклоне. Этот перстень, на котором вырезано имя советника Ракшасы, я и доставил теперь к ногам господина. Вот как я его достал.

Чанакья. Понятно, любезный. Ступай, ты немедленно получишь награду, соответствующую твоим трудам.

Соглядатай. Как прикажет господин. (Уходит).

Чанакья. Шарнгарава! Шарнгарава!

(Входит ученик).

Ученик. Приказывай.

Чанакья. Сын, мой, принеси чернила и лист.

Ученик. Как прикажет учитель.

(Ученик уходит, потом возвращается).

Учитель, вот чернила и лист.

Чанакья (берет лист). Что написать мне здесь? Ведь этим письмом должен быть побежден Ракшаса.

(Входит привратница).

Привратница. Победа господину!

Чанакья (с радостью, про себя). Мне в словах этих — предзнаменование победы! (Вслух). Шоноттара, что привело тебя сюда?

Привратница. О господин, воздев к голове сложенные в ладони руки,^[33] подобные бутонам лотосов, высокочтимый государь Чандра повелел передать тебе следующее: «С дозволения господина я хочу позаботиться о посмертных обрядах для государя Парватешвары. Я дарую брахманам драгоценности, которые носил он при жизни».

Чанакья (про себя, с радостью). Прекрасно, Низкорожденный, ты отдал это приказание, как будто угадав желание моего сердца! (Вслух). Шоноттара, передай от нашего имени Низкорожденному: «Прекрасно, сын мой, право же, ты сведущ в мирских обычаях. Да будет исполнено твое намерение. Но драгоценности, которые носил при жизни Парватешвара, — высокого достоинства, и дарованы они должны быть достойным людям. Поэтому я сам пришлю брахманов, достоинства которых испытаны».

Привратница. Как прикажет господин. (Уходит).

Чанакья. Шарнгарава, передай от нашего имени Вишвавасу и обоим его братьям, чтобы они получили драгоценности от Низкорожденного; а затем я должен увидеться с ними.

Ученик. Слушаю. (Уходит).

Чанакья. Главный смысл письма будет в конце его. Но как начать? (Размышляет). А! знаю. Как осведомили меня лазутчики, в том войске иноземных царей пятеро государей, главнейшие из всех, следуют предводительству Ракшасы, связанные с ним особенно тесной дружбой. А именно,

(Размышляет). Или нет, не напишу. Пусть начало письма останется неопределенным. (Делает вид, что пишет). Шарнгарава!

(Входит ученик).

Ученик. Приказывай, о учитель.

Чанакья. Сын мой, почерк ученых неразборчив, даже когда пишут они со старанием. Передай от нашего имени Сиддхартхаке: пусть доставит он мне письмо такого же содержания, переписанное Шакатадасой, без указания имени того, кому оно посылается, якобы ему самому некто поручил передать кому-то послание на словах. Но пусть он не говорит Шакатадасе, что это письмо поручил переписать Чанакья.

Ученик. Слушаю. (Уходит).

Чанакья (про себя). Ого, Малаякету побежден!

(Входит Сиддхартхака с письмом в руке).^[35]

Сиддхартхака. Победа господину! Господин, вот письмо, переписанное Шакатадасой.

Чанакья (берет письмо). О, прекрасный почерк. (Прочитав письмо про себя). Любезный, запечатай его этим перстнем.^[36] Шарнгарава! Шарнгарава!

(Входит ученик).

Ученик. Приказывай, о учитель.

Чанакья. Да передадут с наших слов Калапашике, начальнику городской стражи:^[37] «По повелению Низкорожденного нищенствующий монах Дживасиддхи, подосланный Ракшасой и умертвивший Парватаку посредством ядовитой девушки, после того, как огласят его преступление, должен быть изгнан из города с позором».

Ученик. Слушаю. (Направляется к выходу).

Чанакья. Погоди, погоди, сын мой! «Другой же тайный агент Ракшасы, писец Шакатадаса, постоянно злоумышляющий против нашей жизни, после того, как огласят эту его вину, да будет посажен на кол. Семья же его должна быть заключена в тюрьму».

Ученик. Слушаю. (Уходит).

Сиддхартхака. Господин, вот запечатанное письмо. Что еще нужно исполнить?

Чанакья. Любезный, я хочу поручить тебе некое дело, для исполнения которого требуется надежный человек.

Сиддхартхака (с радостью). Господин, благодарю тебя за милость. Да повелит господин, что должен исполнить его слуга.

Чанакья. Сначала ты пойдешь на место казней. Там палачи должны быть предупреждены об условном знаке. Когда появишься ты с яростным видом и подмигнешь правым глазом, палачи, предупрежденные об условном знаке, разбегутся в притворном страхе; ты же похитишь Шакатадасу с места казни и доставишь его к Ракша се. От Ракшасы, обрадованного спасением друга, ты примешь награду. И некоторое время тебе придется пробыть у него на службе. Потом, когда враги будут близко, ты исполнишь следующее... (Говорит ему на ухо).

Сиддхартхака. Как прикажет господин.

Чанакья (изображает задумчивость.^[38] Про себя). Так будет ли уловлен негодяй Ракшаса?

Сиддхартхака. Господин, я уловил...

Чанакья (с радостью, про себя). Ого, я уловил Ракшасу! (Вслух). Что уловил ты, любезный?

Сиддхартхака. Я уловил смысл поручения господина. Итак, я пойду выполнять свое дело.

Чанакья (отдает ему перстень и письмо). Ступай. Да выполнишь ты его успешно.

Сиддхартхака. Слушаю. (Уходит).

(Входит ученик).

Ученик. Учитель, начальник городской стражи Калапашика сообщает, что повеление государя Чандрагупты будет исполнено.

Чанакья. Превосходно. Сын мой, теперь я хочу видеть Чанданадасу, старшину золотых дел мастеров.

Ученик. Слушаю. (Уходит).

(Ученик возвращается с Чанданадасой).

Сюда, сюда, старшина.

Чанданадаса (про себя).

И я сказал Дханасене и двоим другим нашим жильцам: «Рано или поздно проклятый Чанакья устроит обыск в доме; поэтому с осторожностью переведите оттуда в безопасное место семью нашего господина, советника Ракшасы. Со мной же будь что будет.

Ученик. Эй, старшина, сюда, сюда. Чанданадаса. Я иду, господин.

(Оба входят).

Ученик (приближаясь). Учитель, вот старшина Чанданадаса. Чанданадаса. Победа господину!

Чанакья (делает вид, что вглядывается). Добро пожаловать, старшина. Садись на эту скамью.

Чанданадаса (кланяясь). Разве не знает господин, что неподобающая честь горше обиды. Поэтому я сяду, как мне подобает, здесь, на земле.

Чанакья. О старшина, не говори, не говори так! С людьми нашего положения это вполне приличествует тебе.^[39] На эту скамью садись.

Чанданадаса (про себя). Злодей что-то замышляет. (Вслух). Как прикажет господин. (Садится).

Чанакья. О почтенный Чанданадаса, возрастают ли прибыли в делах?

Чанданадаса (про себя). Чрезмерная вежливость его внушает тревогу. (Вслух). Может ли быть иначе? Твоею милостью, господин, дела мои идут благополучно.

Чанакья. А разве погрешности Чандрагупты не приводят на память подданным добродетели предшествующего государя?

Чанданадаса (затыкает уши). Боже избави! Больше, чем месяцем в полнолуние осенней ночью, довольны подданные его величеством Чандрой.

Чанакья. О старшина, если это так, от своих осчастливленных подданных благодарности ожидают цари.

Чанданадаса. Пусть господин прикажет: что именно и сколько требуется от нас.

Чанакья. О старшина, это царство Чандрагупты, не царство Нанды. То корыстолюбивого Нанду радовала денежная благодарность.^[40] Чандрагупту же радует, если подданные его живут, не ведая печали.

Чанданадаса (радостно). Господин, я благодарен за милость.

Чанакья. О старшина, и неужели ты не спросишь у меня, чем достигается это беспечальное существование?

Чанданадаса. Приказывай, господин.

Чанакья. Коротко говоря, должно жить, не противодействуя царю.

Чанданадаса. Какого же несчастного считает господин противником царя?

Чанакья. Хотя бы тебя первого.

Чанданадаса (затыкает уши). Боже избави, боже избави! Что за противник солома огню?

Чанакья. Ты и есть такой противник! Ведь ты поныне, в доме своем приютив, укрываешь семью советника Ракшасы, государева противника!

Чанданадаса. Господин, это неправда! Какой-то низкий человек донес об этом господину.

Чанакья. О старшина, оставь тревогу! Когда чиновники предшествующего царя бежали в страхе в другие страны, они оставляли семьи свои в домах горожан, не спрашивая их согласия. Преступление заключается только в сокрытии этого обстоятельства.

Чанданадаса. Именно так это и было. В то время семья советника Ракшасы находилась в моем доме.

Чанакья. Сначала ты сказал: «это ложь», теперь говоришь: «так было», — твои слова противоречивы.

Чанданадаса. Как раз относительно этого я сделал оговорку.

Чанакья. О старшина, у царя Чандрагупты — без оговорок! Выдай семью Ракшасы_г и будешь избавлен от вины.

Чанданадаса. Господин, я ведь сказал, что семья советника Ракшасы была в моем доме в то время.

Чанакья. А где она теперь?

Чанданадаса. Не знаю.

Чанакья (улыбается). Как же, ты будто бы не знаешь. Эй, старшина, опасность над головой, а защита от нее далеко!

Чанданадаса (про себя).

Чанакья. И что как Вишнугупта Нанду... (Запинается и выказывает смущение)... так советник Ракшаса уничтожит Чандрагупту — на это не надейся! Смотри:

И еще: (Повторяет: Слоновьей кровью обагренный... и т. д.).^[43]

Чанданадаса (про себя). Его похвальба оправдывается его успехом.

(За сценой крики: «Расступитесь!»).

Чанакья. Шарнгарава, узнай, что там такое.

Ученик. Сейчас. (Уходит и возвращается). Учитель, это по повелению царя Чандрагупты с позором изгоняют из города государева изменника монаха Дживасиддхи.

Чанакья. Монаха! О, как жалко! Что ж, пусть пожинает плоды своей измены царю. О почтенный Чанданадаса, вот как царь сурово карает изменников. Последуй же благому совету друга. Выдай семью Ракшасы и пожинай долгие годы плоды царских милостей.

Чанданадаса. Семьи советника нет в моем доме.

(За сценой опять крики: «Расступитесь!»).

Чанакья. Шарнгарава, узнай, что там такое.

Ученик. Сейчас. (Уходит и возвращается). Учитель, а это ведут посадить на кол государева изменника писца Шакатадасу.

Чанакья. Да пожнет он плоды своих деяний. О старшина, столь сурово карающий своих недругов царь не простит тебе укрывательства жены Ракшасы. Ценой чужой жены спаси свою жену и собственную жизнь.

Чанданадаса. Господин, зачем ты меня запугиваешь? Если бы семья советника Ракшасы и была в моем доме, я не выдал бы ее. О чем говорить, когда ее там нет?

Чанакья. Чанданадаса, таково твое решение?

Чанданадаса. Да, таково мое твердое решение.

Чанакья (про себя). Хвала тебе, Чанданадаса, хвала!

(Вслух). Таково твое решение, Чанданадаса?

Чанданадаса, Да.

Чанакья (с гневом). Негодяй! Погоди, негодный торговец! Если так, изведай же царский гнев!

Чанданадаса. Я готов. Поступай, господин, соответственно своей власти.

Чанакья. Шарнгарава, передай от нашего имени Каланашике, начальнику городской стражи: «Немедленно взять этого преступного торговца»... Или нет, постой... Передай начальнику крепости Виджаяпалаке: «Забери его имущество, а его самого с женой и сыном заточи и держи в заключении, пока я не доложу Низкорожденному. Низкорожденный же сам приговорит его к смертной казни».

Ученик. Как прикажет учитель. Сюда, сюда, старшина.

Чанданадаса. Я иду, господин. (Про себя). Благодарение судьбе, я погибаю ради друга, не за грех свой человеческий. (Уходит в сопровождении ученика).

Чанакья (радостно). Ага, Ракшаса теперь в наших руках! Ибо

(Шум за сценой).

Шарнгарава! Шарнгарава!

(Входит ученик).

Ученик. Приказывай, учитель.

Чанакья. Что это за шум?

(Ученик выходит и возвращается взволнованный).

Ученик. Учитель, оказывается, когда Шакатадасу уже собирались казнить, его похитил с места казни Сиддхартхака и бежал с ним.

Чанакья (про себя). Отлично, Сиддхартхака, дело начато! (Вслух). Как, он посмел бежать? (С гневом). Сын мой, передай Бхагураяне, чтобы он поспешил задержать беглеца.

(Ученик выходит и возвращается).

Ученик (в отчаянъи). Ах! Увы, учитель, какое несчастье! И Бхагураяна тоже бежал!

Чанакья (про себя). Пусть отправляется для успеха дела! (Вслух, как будто с гневом). Сын мой, передай от нашего имени Бхадрабхате, Пурушадатте, Дингарате, Балагупте, Раджасене, Рохитакше и Виджаяварману, чтобы они отправились в погоню и схватили негодяя Бхагураяну.

Ученик. Слушаю. (Уходит и опять возвращается в отчаянии). Увы, какое несчастье! Рухнул весь порядок управления! И Бхадрабхата и другие подчиненные тоже бежали на рассвете!

Чанакья (про себя). Счастливого же им пути! (Вслух). Сын мой, не отчаивайся. Видишь ли,

(Встает и устремляет взор в пространство). Я верну Бхадрабхату и других преступных слуг. (Про себя). О злодей Ракшаса, куда ты денешься теперь? Скоро я одолею тебя...

(Все уходят).

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.^[46]

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

(Входит заклинатель змей).

Заклинатель змей.

(В пространство).^[48] Господин, ты спрашиваешь меня, кто я такой? О господин, я заклинатель змей, зовут меня Джирнавиша.^[49] Что ты говоришь? — «Я хочу посмотреть представление со змеей»? — А сам господин чем занимается? Ты говоришь: «Я служу в царском доме»? Так поистине, господин сам играет со змеей. Как это возможно?

Как? Едва появившись, он уже ушел?.. (Опять говорит в пространство). Господин, ты спрашиваешь меня, что в этих крытых корзинах? О господин, там змеи, дающие мне средства к существованию. Что ты говоришь? — «Я хочу их посмотреть»? Будь милостив, господин, но здесь не место для этого. Если ты любопытствуешь, идем, я покажу тебе их там, в том доме. Что ты говоришь? — «Это ведь дом господина советника Ракшасы. Людям вроде нас нет доступа туда?». Ну, тогда ступай, господин, своей дорогой. Я же по милости своего занятия имею туда доступ. Как? И этот ушел? (Про себя, перейдя на санскрит).^[50] О, удивительно! Когда я вижу Чандрагупту, пользующегося поддержкой Чанакьи, я чувствую, что бесплодны усилия Ракшасы. Когда я вижу Малаякету, пользующегося поддержкой Ракшасы, я чувствую, как будто уже исчезло могущество Чандрагупты. Ибо

И в борьбе между этими обоими мудрыми и искусными деятелями колеблется власть над царством Нанды.

Сейчас я увижусь с советником Ракшасой. (Отходит и становится у входа).

(Появляется восседающий в задумчивости на скамье Ракшаса со слугой).

Ракшаса (плачет). Горе, о, горе!

Но нет!

(Поднимает взор к небу, печально). О Богиня, обитающая в лотосе,^[53] ты совсем не признаешь добродетели! Почему?...

И к тому же, о низкая,

Но я уничтожу твоего возлюбленного, беспутная, и лишу тебя твоей страсти. (Размышляет). Поэтому я правильно поступил, когда, бежав из города, оставил семью в доме моего дорогого друга Чанданасы. Убедившись, что не отказался Ракшаса от мысли о завоевании Кусумапуры, не ослабят рвения тамошние наши единомышленники, преданные покойному государю. Снабженный богатой казной, оставлен там Шакатадаса, которому поручено сеять возмущение в народе, нанимать убийц и отравителей и подсылать их к Чандрагупте. Дживасиддхи и другие наши друзья назначены собирать постоянно сведения о враге и подрывать единство в его лагере. Чтобы не быть многоречивым —

(Входит дворецкий).^[56]

Дворецкий.

(Обходит сцену и приближается). Вот дом советника Ракшасы. Я войду. (Входит и оглядывается). Да будешь ты счастлив!

Ракшаса. Я приветствую тебя, господин. Приямвадака, подай скамью.

Слуга. Вот скамья. Садись, господин.

Дворецкий (садится). Царевич Малаякету повелел передать советнику следующее: «Сердце мое болит, когда я вижу, как давно нет у господина подобающих ему украшений. Если и не может он так скоро забыть достоинства своего государя, все же приличествует ему удостоить внимания мою просьбу». (Вынимает украшения). Эти украшения снял с себя царевич и посылает их господину — да удостоит он надеть их.

Ракшаса. Благородный Джаджали, передай от моего имени царевичу: «Именно пристрастие к твоим превосходным качествам заставило меня забыть о достоинствах покойного государя. Но

Дворецкий. При руководстве советника царевичу сопутствует удача. Поэтому окажи внимание этому первому знаку его уважения к тебе.

Ракшаса. Господин, твоим словам нельзя противиться так же, как словам царевича. Да будет исполнено его повеление.

Дворецкий (делает вид, что надевает на него украшения). Да будешь ты счастлив. Я удаляюсь.

Ракшаса. Мое почтение тебе, господин.^[58]

(Дворецкий уходит).

Приямвадака, посмотри, не ждет ли кто-нибудь у входа, чтобы повидать меня.

Слуга. Как прикажет советник (Обходит сцену и замечает заклинателя змей). Господин, кто ты такой?

Заклинатель змей. Любезный, я заклинатель змей, зовут же меня Джирнавиша. Я хочу показатьсоветнику представление со змеями.

Слуга. Подожди, пока я доложу советнику. (Приближается к Ракшасе). Советник, это пришел заклинатель, он хочет показать своих змей.

Ракшаса (показывает, что у него дергается левый глаз.^[59] Про себя). Как, начать со зловещего змеиного зрелища?^[60] (Вслух). Приямвадака, змеи не возбуждают в нас любопытства. Заплати ему и отпусти его.

Слуга. Слушаю. (Переходит к заклинателю змей). Господин, советник оказывает тебе милость за твое искусство представления, но не за самое зрелище змей.

Заклинатель змей. Любезнейший, передай советнику, что я не только заклинатель змей; я, кроме того, сочиняю стихи на пракрите. Поэтому, если советник не удостоивает меня лицезрения, пусть прочтет этот листок.

Приямвадака (берет записку и приближается к Ракшасе). Господин, он просит передать тебе, что он не только заклинатель, он еще и сочиняет стихи на пракрите. Поэтому, если советник не удостоивает его лицезрения, то пусть хотя бы прочтет эту записку.

Ракшаса (берез записку и читает вслух).

(Размышляя, про себя). А, это соглядатай, принесший вести из Кусумапуры,^[62] — вот что означает стих. Голова моя так занята государственными делами, что я забыл многих своих доверенных людей. Сейчас вспомню. Конечно, это должен быть Вирадхагупта, переодетый заклинателем змей. (Вслух). Приямвадака, впусти его. Это славный поэт. Я должен слышать его красноречивое слово.

Приямвадака. Слушаю. (Приближается к заклинателю змей). Господин, войди.

Заклинатель змей. (Делает вид, что входит. Вглядывается. Про себя, переходя на санскрит). Вот советник Ракшаса. Это он,

(Вслух). Победа советнику!

Ракшаса (вглядывается). О, Вирадха... (Запинается). Ну и выросла^[64] же у тебя борода! Приямвадака, теперь нам следует развлечься змеями. Поэтому пусть слуги отдыхают. Не пренебрегай своими делами и ты.

Приямвадака. Слушаю. (Уходит со слугами).

Ракшаса. Друг мой, Вирадхагупта, вот скамья. Садись.

(Вирадхагупта делает вид, что садится).

(Рассматривает его). Увы, вот в каком положении находятся приверженцы благословенного государя моего! (Плачет).

Вирадхагупта. Довольно, довольно печалиться, советник! Недалеко уже то время, когда советник восстановит нас в нашем прежнем положении.

Ракшаса. Друг мой, расскажи о том, что происходит в Кусумапуре.

Вирадхагупта. Но это долгий рассказ, советник. С чего же мне начать его?

Ракшаса. Друг мой, прежде всего я хочу услышать о том, что сделано нашими доверенными людьми, убийцами и отравителями, со времени вступления Чандрагупты в город.

Вирадхагупта. Слушай же, я поведаю тебе о том. С Чандрагуптой и Парватешварой пришли скифы, греки, кираты, камбоджийцы, персы, воины из Балха и других стран.^[65] Как океан, вздымающий бурные воды в дни гибели мира, нахлынули на Кусумапуру их войска, руководимые Чанакьей, и осадили город со всех сторон.

Ракшаса (хватается за меч, в самозабвении). О, кто смеет осаждать Кусумапуру, когда я здесь! Правирака, Правирака,^[66] скорее, сейчас же

Вирадхагупта. О мой советник, успокойся! Это же рассказ о том, что было когда-то!

Ракшаса (вздыхая). Увы, это было когда-то. А мне представилось, что все это опять происходит сейчас. (Опускает меч). О государь Нанда, доныне помню я, сколь безмерно милостив был ты к Ракшасе! Помню, как в пылу сражения отдавал ты приказания:

Вирадхагупта. Тогда государь Сарвартхасиддхи увидел, что Кусумапура осаждена со всех сторон. Но не мог он долго выносить это, взирая на страдания горожан, подвергшихся бедствиям многодневной осады; ради блага жителей города он бежал через подземный ход и укрылся в лесной обители отшельников. Рвение ваших войск, оставшихся без предводителя, ослабело. Но при вступлении противника в город не прозвучали приветственные возгласы победы. Кроме того, и другие дерзости по отношению к противнику убедили вас, что среди городского населения еще много преданных людей, и вы покинули город через тот же подземный ход, чтобы постараться восстановить впоследствии царство Нанды. Как раз в то время погиб несчастный Парватешвара от ядовитой девушки, посланной вами убить Чандрагупту.

Ракшаса. Друг мой, не удивительно ли это —

Вирадхагупта. Что поделать, советник, то была причуда судьбы.

Ракшаса. Что же было потом?

Вирадхагупта. Потом, устрашенный убийством отца, бежал царевич Малаякету; в доверие к Чанакье вошел брат Парватаки Вайрочака; объявлено было о вступлении Чандрагупты во дворец Нанды. Тогда проклятый Чанакья созвал всех кусумапурских мастеров и сказал им: «Сегодня в полночный час — согласно указанию звездочетов — совершится вступление Чандрагупты во дворец Нанды. К тому времени вы должны украсить и отделать весь царский дворец, начиная с главного входа». На это сказали ему мастера: «Господин, узнав заранее о вступлении во дворец Нанды государя Чандрагупты, мастер Даруварман уже украсил главный вход царского дворца золотой аркой и различными другими украшениями. Нам теперь остается отделать только внутренние покои». Тогда презренный Чанакья, довольный, что мастер Даруварман украсил вход в царский дворец, не дожидаясь приказания, много хвалил Дарувармана за его искусство и сказал: «Ты немедленно получишь награду, достойную твоего искусства, Даруварман!».

Ракшаса (взволнованно). Друг мой, почему был доволен презренный Чанакья? Я чувствую, что попытка Дарувармана не удалась или дала не то, что ожидалось. Видно, каким-нибудь глупым промахом или своей чрезмерной преданностью царю он возбудил во время своих действий подозрение Чанакьи. Но продолжай.

Вирадхагупта. Итак, ремесленники и все горожане узнали от проклятого Чанакьи, что в полночь по случаю благоприятного положения светил Чандрагупта вступит во дворец Нанды. В это самое время брат Парватешвары Вайрочака и Чандрагупта, восседая вместе на одном троне, разделили между собой земли царства.

Ракшаса. Неужели брату Парватаки Вайрочаке действительно отдали ранее обещанную половину царства?

Вирадхагупта. Именно так.

Ракшаса (про себя). Конечно, хитрейший плут Чанакья сделал это затем, чтобы совершенно очиститься в глазах народа от подозрения в бесславном убийстве Парватешвары. При этом он имел в виду какой-нибудь тайный способ умертвить несчастного. (Вслух). Продолжай.

Вирадхагупта. И вот в ту ночь, когда должно было произойти заранее объявленное вступление Чандрагупты во дворец Нанды, совершилось также помазание Вайрочаки на царство. Облеченный в красивые доспехи, усыпанные чистейшим жемчугом и драгоценными камнями, увенчанный блестящей драгоценной короной, плотно облегающей голову, покрытый яркими гирляндами и цепями благоухающих цветов, завесивших его широкую грудь, Вайрочака преобразился так, что даже для ближайших друзей стал неузнаваем. По указанию проклятого Чанакьи он сел на царскую слониху Читралекху, принадлежащую Чандрагупте, и в сопровождении [подвластных] царей, составляющих свиту Чандрагупты, вступил во дворец государя Нанды. Мастер Даруварман, человек, подосланный вами, принял его за Чандрагупту и обрушил на него заранее приспособленную к тому арку. В то время, как цари из свиты Чандрагупты успели осадить своих животных перед дворцовым входом, погонщик Читралекхи Барбарака, другой ваш доверенный, схватил золотую трость, висевшую у него на золотой цепочке, чтобы вытащить спрятанный внутри нее кинжал.

Ракшаса. О, неуместные старания обоих!

Вирадхагупта. Тогда слониха, ожидая удара тростью по брюху, внезапно ринулась вперед, ускорив бег. Падение арки, рассчитанное на прежнюю скорость слонихи, произошло не во время, и погиб несчастный Барбарака, уже извлекший меч, но не успевший достать Вайрочаку, которого он принимал за Чандрагупту. Между тем Даруварман, предвидя смерть, грозящую ему за подстроенное падение арки, заранее взобрался на верхнюю перекладину и оттуда железной палкой, которой приводилось в движение его приспособление, убил несчастного Вайрочаку, ехавшего на слонихе.

Ракшаса. О, горе! Две неудачи разом. Не убит Чандрагупта, и волею судьбы убиты Вайрочака и Барбарака. Но что же стало с мастером Даруварманом?

Вирадхагупта. Пешие воины из охраны Вайрочаки забросали его камнями насмерть.

Ракшаса (со слезами). О, горе! Увы, я лишился моего милого друга Дарувармана. Ну, а что сделано тамошним врачом Абхаядаттой?

Вирадхагупта. Все сделано.

Ракшаса (радостно). Значит, убит злодей Чандрагупта?

Вирадхагупта. Нет, советник, волею судьбы он не убит.

Ракшаса (удрученно). Почему же ты сказал сейчас, что все сделано?

Вирадхагупта. Он приготовил для Чандрагупты лекарство, в которое подмешал колдовское зелье. Но проклятый Чанакья освидетельствовал напиток и, заметив, что он изменил цвет в золотой чаше, сказал Чандрагупте: «Низкорожденный, это лекарство отравлено, не пей его».^[68]

Ракшаса. Ну и хитер же этот плут! А что же наш врач?

Вирадхагупта. Его заставили выпить то лекарство и он умер.

Ракшаса (удрученный). Увы, погиб великий кладезь знания! Ну, а что произошло с Прамодакой, смотрителем дворцовых спален?

Вирадхагупта. То же, что и с другими.

Ракшаса (взволнованно). Каким образом?

Вирадхагупта. Да этот глупец принялся с великой расточительностью тратить на свои удовольствия те большие деньги, которые он от вас получил. Конечно, с него потребовали отчета, откуда у него взялось такое богатство. Отвечая, он запутался в противоречиях, и проклятый Чанакья предал его мучительной казни.

Ракшаса (взволнованно). Какие удары и здесь нанесла нам судьба! Но что стало с Бибхатсакой и другими нашими людьми, которые скрывались в потайном ходе под царским дворцом и должны были умертвить Чандрагупту в постели?

Вирадхагупта. Их постигла ужасная судьба, советник.

Ракшаса (с тревогой). Что за ужасная судьба? Неужели проклятый Чанакья открыл место, где они скрывались?

Вирадхагупта. Именно так, мой советник. Раньше Чандрагупты в дом, где помещается царская спальня, явился проклятый злодей Чанакья. Сразу же при входе он внимательно осмотрелся вокруг и увидел, что из какой-то щели выползают вереницей черные муравьи и тащут с собой кусочки вареного риса. Тут он догадался, что в доме скрываются люди, и приказал поджечь то здание, где помещалась царская спальня. И когда вспыхнул пожар, Бибхатса и все бывшие с ним, ослепленные дымом, не могли найти двери, через которую можно было выбраться оттуда и которую они перед тем загородили. Все они погибли в пламени.^[69]

Ракшаса (со слезами). Горе, о, горе! Друг мой, смотри, как судьба благосклонна к проклятому злодею Чандрагупте.

Вирадхагупта. Однако, советник, что уже предпринято, того нельзя оставить. Смотри:

И еще:

Ракшаса. Друг мой, я не бросаю начатого дела, — ты сам это видишь. Но продолжай свой рассказ.

Вирадхагупта. После того бдительность проклятого Чанакьи в охране жизни Чандрагупты возросла тысячекратно. Разнюхав, кто может совершать подобные вещи, он стал преследовать преданных вам людей среди городских жителей.

Ракшаса (взволнованно). Говори, говори, кого он схватил?

Вирадхагупта. Сначала он с позором изгнал из города нищенствующего монаха Дживасиддхи.

Ракшаса (про себя). Это еще ничего. Такое наказание не мучительно для неимущего и бездомного. (Вслух). Дорогой мой, за какое же преступление он был изгнан?

Вирадхагупта. За то, что он убил Парватешвару с помощью ядовитой девушки, подосланной Ракшасой.

Ракшаса (про себя). Хвала тебе, Каутилья, хвала!

(Вслух). Продолжай.

Вирадхагупта. Затем в городе было объявлено, что покушениями на жизнь Чандрагупты, совершенными Даруварманом и другими, руководил не кто иной, как Шакатадаса; после чего Шакатадаса был посажен на кол.

Ракшаса (со слезами). Ах, друг мой, Шакатадаса, не заслужил ты подобной смерти! Но нет, ты умер за своего господина, и не должно оплакивать тебя. Это я достоин сожаления, тот, кто после истребления рода Нанды еще стремится жить.

Вирадхагупта. О советник, но ведь ты же и борешься для завершения дела своего господина!

Ракшаса. Друг мой,

Вирадхагупта. Это не так, о советник.

Ракшаса. Рассказывай дальше, я готов услышать о новых бедах, постигших моих друзей.

Вирадхагупта. Видя все это, Чанданадаса переправил семью советника в безопасное место.

Ракшаса. Напрасно он это сделал. Он пошел против этого изверга, презренного Чанакьи.

Вирадхагупта. О, советник, разве он лучше сделал бы, предав друга?

Ракшаса. Продолжай.

Вирадхагупта. От него потребовали, чтобы он выдал семью советника, но он отказался. Тогда презренный Чанакья пришел в ярость и...

Ракшаса (взволнованно). Но не казнил же его?..

Вирадхагупта. О, нет. Он был лишен всего своего имущества, закован в цепи и брошен в темницу с женой и сыном.

Ракшаса. Зачем же ты говоришь тогда с довольным видом, что семья Ракшасы переправлена в безопасное место? Теперь можно сказать, что скован Ракшаса по рукам и ногам и с женою и с сыном.

(Входит слуга).

Слуга. Победа советнику! Пришел Шакатадаса и ждет у ворот

Ракшаса. Любезный, правду ли ты говоришь?!

Слуга. Могу ли я, слуга советника, произнести ложь?

Ракшаса. Друг мой, Вирадхагупта, как это может быть?

Вирадхагупта. Советник, кому суждено уцелеть, того хранит провидение.

Ракшаса. Приямвадака, так что же ты медлишь? Сейчас же введи его.

Слуга. Слушаю. (Уходит).

(Входят Сиддхартхака и Шакатадаса).

Шакатадаса (про себя).

(Приближается и осматривается. С радостью). Вот советник Ракшаса. Это он,

(Приближается). Победа советнику!

Ракшаса (вглядывается, с радостью). Друг мой, Шакатадаса, я вижу тебя, счастливо вырвавшегося из рук Каутильи! Так обними же меня!

(Шакатадаса обнимает его).

(После долгих объятий). Садись на это место.

(Шакатадаса делает вид, что садится).

Друг мой, Шакатадаса, кто же даровал такую радость моему сердцу?

Шакатадаса (указывает на Сиддхартхаку). Это он, мой дорогой друг Сиддхартхака, разогнал палачей и увлек меня с места казни.

Ракшаса (с радостью). Любезный Сиддхартхака, может ли это вознаградить такую услугу? Тем не менее, прими это от нас. (Снимает с себя драгоценности и отдает их).

Сиддхартхака (принимает драгоценности и падает Ракшасе в ноги. Про себя). Так приказывал мне господин. Ладно. Так и поступлю. (Вслух). О советник, я здесь впервые и не знаю никого, кому я мог бы спокойно доверить дар твоей милости. Поэтому я хотел бы, чтобы он хранился в сокровищнице советника, запечатанный этим перстнем. Когда он мне понадобится, я возьму его.

Ракшаса. Любезный, о чем речь! Шакатадаса, сделай по его желанию.

Шакатадаса. Как прикажет советник. (Увидев перстень, вполголоса Ракшасе). Советник, на печати вырезано ваше имя.

Ракшаса (смотрит. Про себя). Поистине, это перстень, который сняла с моей руки жена, чтобы смягчить свою тоску, когда я покидал город. Как он попал на руку этого человека? (Вслух). Любезный Сиддхартхака, откуда у тебя этот перстень?

Сиддхартхака. Есть в Кусумапуре некий старшина золотых дел мастеров по имени Чанданадаса. Я подобрал этот перстень у дверей его дома.

Ракшаса. Это подходит к обстоятельствам.

Сиддхартхака. Что подходит, советник?

Ракшаса. Что такую вещь, любезный, можно было подобрать только у дверей дома богатого человека.

Шакатадаса. Дорогой Сиддхартхака, на этом перстне вырезано имя советника. Советник удовлетворит тебя, даст за этот перстень гораздо больше денег, чем он стоит. Дай его сюда.

Сиддхартхака. О господин, я сочту за милость, если советник примет от меня этот перстень. (Отдает перстень).

Ракшаса. Друг Шакатадаса, ты используешь этот перстень с печатью при исполнении своих обязанностей.

Шакатадаса. Как прикажет советник.

Сиддхартхака. О советник, у меня есть просьба к тебе.

Ракшаса. Говори смело.

Сиддхартхака. Советнику известно, что, совершив неугодное презренному Чанакье, я не могу теперь вернуться в Паталипутру. Смиренно прошу советника взять меня к себе на службу.

Ракшаса. Любезный, ты радуешь меня. Я не предложил тебе этого только потому, что не знал твоих намерений. Пусть будет так.

Сиддхартхака (с радостью). Благодарю за милость.

Ракшаса. Шакатадаса, позаботься об отдыхе для Сиддхартхаки.

Шакатадаса. Слушаю. (Уходит с Сиддхартхакой).

Ракшаса. Друг мой, Вирадхагупта, докончи свой рассказ. Чувствуют ли подданные Чандрагупты плоды нашего тайного подстрекательства?

Вирадхагупта. О да, советник, они чувствуют, это стало известно.

Ракшаса. Что стало там известно, друг мой?

Вирадхагупта. О советник, вот что стало известно. Со времени бегства Малаякету Чандрагупта разгневан на Чанакью. А Чанакья, возгордившись своими блестящими успехами, еще увеличивает раздражение Чандрагупты, то и дело нарушая его приказания. Я говорю это по собственному впечатлению.

Ракшаса (с радостью). Друг мой, Вирадхагупта, ступай опять в Кусумапуру в этом обличьи заклинателя змей. Там есть у меня добрый друг по имени Станакалаша; он живет там под видом придворного певца. Ты передашь ему от моего имени, чтобы всякий раз, когда Чанакья будет нарушать царские приказания, он подстрекал бы Чандрагупту к возмущению зажигательными стихами. О положении дел пусть доносит нам в строгой тайне через Карабхаку.

Вирадхагупта. Как прикажет советник. (Уходит).

(Входит слуга).

Слуга. Советник, Шакатадаса просил доложить, что продаются вот эти три украшения высокой ценности. Пусть советник сам посмотрит.

Ракшаса (смотрит). О, это драгоценности высокого достоинства. Любезный, передай от нашего имени Шакатадасе, чтобы он удовлетворил продавца и купил их.

Слуга. Хорошо. (Уходит).

Ракшаса. Ая между тем пошлю еще Карабхаку в Кусумапуру. (Встает). Пусть же порвет Чандрагупта со злодеем Чанакьей! Наконец я вижу себя у цели моих стремлений. Ибо

(Все уходят).

КОНЕЦ ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ^[76]

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

(Входит дворецкий).

Дворецкий (уныло).

(Идет вокруг сцены и говорит в пространство). Эй, эй, слуги Сугангского дворца! Государь Чандрагупта, благословенно его имя, приказывает вам: «Хочу я насладиться видом Кусумапуры, торжественно справляющей наступающий праздник полнолуния.^[77] Пусть же дворец Суганга и его окрестности будут украшены надлежащим образом для нас». (Снова говорит в пространство). Что ты говоришь? «Господин, разве государь не знает, что праздник полнолуния отменяется?». Ах, вы, злосчастные, что означают эти россказни, которые могут стоить вам жизни? Сейчас же

Что вы говорите? «Господин, будет исполнено повеление государя». Любезные, поторопитесь. Вот уже пришел государь Чандрагупта. Это он...

Голос за сценой. Сюда, государь, сюда.

(Входит царь в сопровождении привратницы).

Царь (про себя). Сколько неприятностей доставляет царствование правителю, мыслящему об исполнении своего царского долга! Потому что

И к тому же даже хорошим правителям трудно умилостивить царственную Лакшми. Ибо

Кроме того, по совету господина, я должен притвориться, что поссорился с ним, и некоторое время действовать самостоятельно. Так приходится мне пойти на этот грех. Ведь в то время, когда ум наш постоянно обогащается советами господина, мы всегда остаемся истинно независимы. Ибо

(Вслух). Благородный Вайхинари, показывай дорогу в Сугангу.

Дворецкий. Сюда, сюда, государь. (Идут вокруг сиены). Вот дворец Суганга. Пусть государь потихоньку взойдет.

Царь (делает вид, что всходит по ступеням, и осматривается по сторонам). О, как прекрасны окрестности, блистающие великолепием осени!

И еще:

И так же,

(Делает вид, что озирает окрестность). О, что это? В Кусумапуре не начинают празднества полнолуния? Благородный Вайхинари), разве не было объявлено в Кусумапуре от нашего имени о празднике полнолуния?

Дворецкий. Конечно, было объявлено!

Царь. Так почему же горожане не следуют нашему слову?

Дворецкий (затыкает уши). Боже избави, боже избави! Никто на земле не ослушается повеления государя; как же могут ослушаться в городе?

Царь. Тогда почему же не начинают праздновать торжественный день полнолуния в Кусумапуре?

Дворецкий. Это именно так и есть.

Царь. Что так и есть?

Дворецкий. Государь, это самое.

Царь. Говори яснее.

Дворецкий. Праздник полнолуния запрещен.

Царь (с гневом). О! Кем?

Дворецкий. Государь, я не смею сказать более.

Царь. Но не благородный же Чанакья лишил зрителей высочайшей отрады очей?

Дворецкий. Кто другой, дорожа своей жизнью, мог пренебречь повелением государя?

Царь. Шоноттара, я хотел бы сесть.

Привратница. Государь, вот тронное сиденье.

Царь (делает вид, что садится). Благородный Вайхинари, я хочу видеть благородного Чанакью.

Дворецкий. Как прикажет государь. (Уходит).

(Появляется Чанакья, восседающий в своем доме, изображая гневное раздумье).

Чанакья. Смеет ли соревноваться со мной злодей Ракшаса?

(Обращается в пространство к невидимому). Ракшаса, Ракшаса, прекрати эту бесплодную борьбу с нами!

(Размышляет). Но я не должен чрезмерно печалиться из-за этого. Ведь

(Входит дворецкий).

Дворецкий. Ну и несчастная же моя служба!

(Идет вокруг сцены и осматривается). Вот дом благородного Чанакьи. Войду туда. (Входит и осматривается). О, так вот оно, великолепие советника царя царей!

И поистине государь Чандрагупта для него только «Низкорожденный».

(Всматривается, с трепетом). А, вот благородный Чанакья.

(Падает на колени). Победа господину!

Чанакья. Вайхинари, что привело тебя сюда?

Дворецкий. Господин, государь Чандрагупта, благословенно его имя, чьи ноги-лотосы покраснели от рубинов, украшающих венцы-на головах властителей, спешащих склониться перед ним в почтении, склоняет голову в почтении перед тобою и велит передать тебе: «Если не помешает это занятиям господина, я хотел бы видеть его».

Чанакья. Низкорожденный хочет меня видеть! Вайхинари, не дошел ли до него слух о запрещении, которое наложил я на праздник полнолуния!

Дворецкий. Конечно, господин.

Чанакья (с гневом). А! Кто сказал ему?

Дворецкий (испуганно). Смилуйся, господин! Государь отправился во дворец Суганга и оттуда сам увидел, что в городе не справляют праздника полнолуния.

Чанакья. О, понимаю. Это ваше тайное подстрекательство способствовало гневу Низкорожденного. Как же иначе? (Дворецкий, изображая страх, стоит безмолвно, опустив глаза). О, царские слуги ненавидят Чанакью и держат сторону против него! Где сейчас Низкорожденный?

Дворецкий (выказывая страх). Господин, государь был в Суганге, когда посылал меня к высокочтимому господину.

Чанакья (встает). Показывай дорогу в Сугангу.

Дворецкий. Сюда, сюда, господин.

(Оба идут вокруг сцены).

Вот дворец Суганга.

Чанакья (делает вид, что поднимается по ступеням и осматривается). О, ты взошел на трон, Низкорожденный! Хвала тебе, хвала.

(Приближается к царю). Да побеждает Низкорожденный!

Царь (встает с трона). Господин, Чандрагупта преклоняется перед тобой (падает ему в ноги).

Чанакья (поднимает его за руки). Встань, сын мой.

Царь. Только по милости господина обрел я все. Пусть господин сядет.

(Оба садятся соответственно).

Чанакья. Низкорожденный, зачем ты призвал нас?

Царь. Дабы иметь счастье лицезреть господина.

Чанакья (с улыбкой). Довольно любезностей. Цари не посылают за своими сановниками без причины.

Царь. Господин, какую цель преследовал ты запрещением праздника полнолуния?

Чанакья (улыбаясь). Значит, за нами посылали, чтобы сделать нам выговор?

Царь. Боже избави, боже избави. Нет, никоим образом. Лишь для разъяснения.

Чанакья. Если так, ученик, конечно, не должен противиться воле наставника, к которому обращается за разъяснением.

Царь. Именно так. Какое может быть сомнение? Но господин никогда ничего не делает без причины; отсюда и наш вопрос.

Чанакья. Ты правильно рассуждаешь, Низкорожденный. Чанакья даже во сне не действует без причины.

Царь. Господин, желание узнать причину и заставило меня начать этот разговор.

Чанакья. Слушай же, Низкорожденный. Сочинители трактатов, посвященных науке о государстве, говорят о трех способах правления: оно может быть возложено на царя, или на министра, или на них обоих. Поскольку у нас правление подчинено министру, к чему тебе дознаваться о причинах? В данном случае это наше дело — знать о них.

(Царь в гневе отворачивает лицо).

(За сценой два придворных певца^[87] декламируют).

Первый певец.

И еще:

Второй певец.^[91]

И еще:

Чанакья (про себя). Первое стихотворение под видом хвалы определенным божествам воспевает наступающую осень. А второе что значит? — не понимаю. (Размышляет). А, ясно! Это происки Ракшасы. О злодей Ракшаса, ты убедишься, однако, что бодрствует Каутилья!

Царь. Благородный Вайхинари, выдай обоим певцам сто тысяч золотых монет.

Дворецкий. Как государь прикажет. (Встает и идет со сцены).

Чанакья (с гневом). Стой, не уходи, Вайхинари!

(Дворецкий с трепетом смотрит на царя).

Низкорожденный, к чему эти огромные бесполезные и неуместные расходы?

Царь (с яростью). Во всем господин стремится мне воспрепятствовать, и царствование мое — не царствование, а заключение в оковах.

Чанакья. Низкорожденный, подобные беды постигают всех царей, которые сами не способны править. Если же ты не выносишь этого, попытайся править сам.

Царь. Своими делами я займусь сам.

Чанакья. Мы рады этому. А мы займемся своими делами.^[92]

Царь. Что ж, если так, я хочу знать, по какой причине запрещено празднование полнолуния?

Чанакья. А я хочу знать, Низкорожденный, по какой причине должен справляться праздник полнолуния.

Царь. Во-первых, чтобы не нарушалось мое приказание.

Чанакья. А первой причиной запрещения праздника, Низкорожденный, было мое стремление воспрепятствовать твоему приказанию. Ибо

А если хочешь, я расскажу тебе и о другой причине.

Царь. Рассказывай.

Чанакья. Шоноттара, передай от моего имени писцу Ачале, чтобы он выдал список с именами Бхадрабхаты и других недовольных, бежавших с нашей службы и прибегших к покровительству Малаякету.

Привратница. Как прикажет господин. (Уходит и возвращается). Господин, вот список.

Чанакья (берет список). Слушай, Низкорожденный.^[96]

Царь. Я весь — внимание.

Чанакья (читает). «Точный список имен сановников, бывших союзников государя Чандрагупты, благословенно его имя, ныне сбежавших и прибегнувших к покровительству Малаякету, нашего врага. А именно: Бхадрабхата, начальник над боевыми слонами;^[97] начальник над конницей Пурушадатта; Дингарата, племянник главного привратника; государев родственник махараджа Баладевагупта; государев же дядька^[98] Раджасена; Бхагураяна, младший брат военачальника Синхабалы; малавийский князь Лохитакша; предводитель кшатриев^[99] Виджаяварман. Вышеназванные состоят на службе у государя».

Царь. Но я хотел бы знать причины недовольства этих людей.

Чанакья. Слушай, Низкорожденный. Начальник над слонами Бхадрабхата и начальник над конницей Пурушадатта оба привержены к женщинам, пьянству и охоте, оба не смотрели за слонами и конями и были отрешены мною от должности; только жалованье было им оставлено. Теперь они бежали во вражеский стан и поступили на службу к Малаякету, каждый по своей должности. Двое других, Дингарата и Балагупта, одолеваемы необычайной жадностью. Они сочли недостаточным жалование, получаемое от тебя, и. желая большего, перебежали на службу к Малаякету. Что касается Раджасены, дядьки царевича, то он испугался, как бы огромное богатство, состоящее из слонов, коней и большой казны, нажитое им неожиданно от твоей милости, так же неожиданно не было у него отобрано. И он бежал и поступил на службу к Малаякету. Другой же, Бхагураяна, младший брат полководца Синхабалы, в свое время завязал дружбу с Парватакой; он спугнул тогда Малаякету, поведав ему тайно, что отца его убил Чанакья. Когда были схвачены Чанданадаса и другие государевы изменники, он, памятуя о своих преступлениях, бежал и поступил на службу к Малаякету. А тот из благодарности, считая, что Бхагураяна спас ему жизнь, немедленно предоставил ему должность советника при своем дворе. Наконец, Лохитакша и Виджаяварман, оба преисполненные чрезмерной гордости, не могли вынести той чести, которую оказывал ты другим своим родственникам, и перешли на службу к Малаякету. Таковы причины их недовольства.

Царь. Но, зная причины их недовольства, почему господин своевременно не воспрепятствовал этим людям бежать?

Чанакья. Им нельзя было препятствовать, Низкорожденный.

Царь. Ты был не в состоянии им воспрепятствовать? Или это было сделано по расчету?

Чанакья. Почему же не в состоянии? Конечно, по расчету. Царь. Я хотел бы теперь услышать, в чем состоял расчет. Чанакья. Слушай же и замечай. Надо сказать, что недовольным подданным можно воспрепятствовать двумя способами: милостью или наказанием. По отношению к обоим смещенным чиновникам — Бхадрабхате и Пурушадатте — милость заключалась бы в восстановлении их в прежней должности. Восстановить же в должности подобных людей, заведомо непригодных по своей порочности, означало бы погубить слонов и коней, опору всего государства. Алчные Дингарата и Балагупта не удовлетворились бы, даже если бы им даровать все царство, — какую можно было оказать им милость? Где было найти возможность для оказания милости Раджасене и Бхагураяне, боявшимся потерять свое состояние? Какого рода милость утешила бы гордецов Лохитакшу иВиджаявармана, не выносящих почестей, выпавших на долю твоим родственникам? Таким образом первый путь был для нас закрыт. Остается второй способ. Но если бы мы, едва сменив Нанду у власти, подвергли бы жестокому наказанию поддержавших нас в борьбе сановников, это вызвало бы к нам недоверие приверженных еще к роду Нанды подданных. Следовательно, и этот путь был для нас закрыт. Так вошли в милость к Малаякету бывшие наши сторонники. Теперь же сын Парватаки, разгневанный убийством своего отца, готовится напасть на нас с громадным войском иноземцев, руководимый Ракшасой. Так что наступает время испытаний, не время праздников. Разве до празднования дня полнолуния сейчас, когда нужно заняться приготовлениями к обороне?^[100] Поэтому оно п отменяется, это празднество.

Царь. Господин, у меня по этому поводу много вопросов к тебе.

Чанакья. Спрашивай без стеснения, Низкорожденный. У меня тоже есть много о чем сказать тебе по этому поводу.

Царь. Почему допустили бегство Малаякету, который явился причиной всех этих неурядиц?

Чанакья. Низкорожденный, не допустить это можно было двумя путями: либо захватить его в плен, либо отдать ему обещанную половину царства. Схватить его силой — значило бы сознаться в своем вероломстве, признать, что Парватака умерщвлен нами. Если бы мы отдали ему обещанную половину царства, то и это могли бы счесть лишь попыткой загладить вероломное убийство Парватаки. Так мы позволили Малаякету бежать.

Царь. Пусть будет так. Но как объяснит господин, почему упустил он Ракшасу, который тоже был здесь?

Чанакья. Ракшаса долго жил в городе, и за это время верные подданные Нанды хорошо узнали достоинства его. Это обстоятельство, так же как и его непоколебимая преданность своему государю, завоевало ему чрезвычайное уважение в их среде. Одаренный умом и мужеством, располагая множеством верных друзей и большой казной, этот человек, оставшись в городе, неминуемо возбудил бы великое возмущение против нас в народе. В отдалении же, какое бы возмущение он против нас ни поднял, с ним не так трудно будет справиться. Поэтому ему позволили бежать.

Царь. Но почему было не принять меры, пока он еще был здесь?^[101]

Чанакья. Да ведь меры были приняты. Оставаясь здесь, он был для нас как шип в сердце. Теперь, когда он удалился, этот шип извлечен.

Царь. Почему было не захватить его силой в плен?

Чанакья. Но ведь это же Ракшаса! Если бы мы попытались захватить его силой, он либо перебил бы многие твои войска, либо погиб бы сам. В обоих случаях это было бы несчастьем. Смотри:

Царь. Мы не в состоянии опровергнуть мнение господина. Но если кто достоин похвалы во всех отношениях, то это советник Ракшаса.

Чанакья (с гневом). «Но не ты»... — это хотел ты сказать. О Низкорожденный, что же он совершил, этот Ракшаса?

Царь. Слушай. Ведь этот великий человек

Чанакья (усмехаясь). Вот что совершил Ракшаса.^[102] Можно подумать, Низкорожденный, что он сверг тебя с трона, как я Нанду, и как я тебя, так он Малаякету возвел на императорский трон властителем земли.

Царь. Но ведь все это сделано другим, не тобою; разве господина это заслуга?

Чанакья. О, неблагодарный.

И еще,

Царь. Но ведь все это сделано другим, не тобою.

Чанакья. О! Кем же?

Царь. Роду Нанды враждебною судьбой.

Чанакья. Только непросвещенные верят в судьбу.

Царь. А просвещенные избегают хвастовства.

Чанакья (с яростью). Низкорожденный, ты хочешь помыкать мною как слугой!

(Топает ногой о землю).

Царь (про себя, взволнованно). О, неужели господин и в самом деле гневается? Ведь вот же

Чанакья (подавляя притворный гнев). Низкорожденный, Низкорожденный, довольно пререканий. Если ты считаешь, что Ракшаса лучше меня, пусть этот меч отдадут ему. (Бросает меч, встает и устремляет взор в пространство. Про себя). Ракшаса, Ракшаса, вот оно, превосходство твоей мудрости, которым стремишься ты одолеть мудрость Каутильи.

(Уходит).

Царь. Благородный Вайхинари, пусть будет объявлено подданным, что отныне Чандрагупта сам будет править царством, не считаясь с Чанакьей.

Дворецкий (про себя). Как, Чанакья теперь уже без титула, не «благородный Чанакья»? Ого, видно должность у него действительно отобрали. Однако в этом нет, конечно, вины государя.

Царь. Господин, о чем ты задумался?

Дворецкий. Государь, ни о чем. Благодарение судьбе, государь стал ныне государем поистине.

Царь (про себя). Если на меня теперь смотрят, как на царя, правящего самостоятельно, по собственному усмотрению, значит сбываются желания господина по его расчету. (Вслух). Господин, господин, поторопись, ступай скорее.

Дворецкий. Как государь прикажет. (Уходит).

Царь. Шоноттара, после этой жестокой ссоры меня мучает головная боль. Проводи меня в дом, где помещается моя спальня.

Привратница. Идем, идем, государь.

Царь (встает. Про себя).

(Все уходят).

КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ.^[106]

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

(Входит слуга в дорожном платье).

Слуга. Ах, чудеса, чудеса.

Ну, я пойду в дом советника Ракшасы. (Идет вокруг сцены, выказывая усталость). Кто здесь есть из привратников? Доложи господину советнику Ракшасе, что Карабхака спешно прибыл из Паталипутры.^[108]

(Входит привратник).

Привратник. Любезный, говори потише. Советник еще не вставал, он страдает от головной боли после бессонной ночи, проведенной в размышлениях о делах государства. Поэтому подожди немного. Я доложу о твоем прибытии, когда представится возможность.

Слуга. Любезнейший, так и сделай.

(Появляется задумчивый Ракшаса, восседающий в своей спальне вместе с Шакатадасой).

Ракшаса (про себя).

И еще,

(Приближается привратник).

Привратник. Победа...

Ракшаса. ... Нанесут поражение...

Привратник. ... Советнику!

Ракшаса (показывает, что у него дергается левый глаз. Про себя). Презренному злодею Чанакье победа, нанесут поражение советнику! Так рекла вещая богиня в то мгновение, как задергался у меня левый глаз! Но я не оставлю своих стремлений!^[110] (Вслух). Любезный, что ты хотел сказать?

Привратник. Советник, Карабхака ждет у ворот.

Ракшаса. Немедленно введи его.

Привратник. Хорошо. (Выходит и приближается к слуге). Любезный, иди к советнику. (Уходит).

Карабхака (приближается). Победа советнику!

Ракшаса (показывает, что вглядывается). Добро пожаловать, Карабхака. Садись.

Карабхака. Как прикажет советник. (Садится на землю).

Ракшаса (про себя). Так много дано мною различных поручений, что я даже не могу сообразить, что именно было ему поручено. (Делает вид, что размышляет).

(Входит другой слуга с жезлом в руках).

Слуга.^[111] Расступитесь, расступитесь! Дайте дорогу! Разойдитесь, разойдитесь, люди. Разве вы не видите?

(В пространство). Что вы говорите, господа? Почему вам велят разойтись? О, господа, царевич Малаякету прибыл навестить советника Ракшасу, страдающего от головной боли; поэтому вам и велят расступиться. (Уходит).

(Входит Малаякту в сопровождении Бхагураяны и дворецкого).

Малаякету (вздыхает, про себя). Сегодня исполняется десять месяцев со дня смерти моего отца.^[112] Между тем до сих пор я не совершил даже возлияния воды в память о его душе, несмотря на всю свою пустую гордость и хвастливую смелость. А ведь я торжественно поклялся в то время, что...

О чем здесь толковать?

(Вслух). Благородный Джаджали, передай от моего имени царям нашей свиты, что я хочу доставить советнику Ракшасе неожиданную радость, посетив его без предупреждения. Поэтому они могут не беспокоиться и не следовать за нами.

Дворецкий. Хорошо. (Идет кругом сцены. Поднимает глаза). О, слушайте, властители, что велел передать вам царевич: «Пусть никто не сопровождает меня». (Осматривается. С радостью). Едва услышав повеление царевича, цари остановились. Пусть взглянет царевич:

Малаякету. Господин, ты тоже возвращайся со слугами. Пусть сопровождает меня один Бхагураяна.

Дворецкий. Хорошо. (Уходит со слугами).^[114]

Малаякету. Друг мой, Бхагураяна, сказали мне Бхадрабхата и те люди, что прибыли с ним сюда: «Не советник Ракшаса побудил нас искать покровительства царевича. Нет, это твой военачальник Шикхарасена побудил нас, недовольных Чандрагуптой следующим руководству дурного советника, искать покровительства царевича, наделенного столь привлекательными достоинствами». Я долго размышлял над их словами, но так и не мог постичь их значения.

Бхагураяна. Царевич, их значение не трудно угадать. Покровительства завоевателя, наделенного соответствующими достоинствами, ищут через его верного друга^[115] — таково естественное объяснение их слов.

Малаякету. Мой Бхагураяна, но советник Ракшаса и есть мой ближайший и верный друг.

Бхагураяна. Да, это так. Но советник Ракшаса враждует с Чанакьей, а не с Чандрагуптой. И если когда-нибудь Чандрагупта лишит Чанакью должности советника, не стерпев его надменности победителя, Ракшаса, может быть, и войдет в союз с царем, из своей преданности роду Нанды, отпрыском которого Чандрагупта является, а также ради его друзей. Чандрагупта же согласится на союз с советником, перешедшим к нему в наследство от отца. Поэтому [люди, поступающие к тебе на службу,] опасаются, что царевич не станет доверять им, если они будут действовать через Ракшасу. В этом значение их слов.

Малаякету. Похоже на правду. Проводи меня в дом советника.

Бхагураяна. Сюда, сюда, царевич.

(Оба идут кругом сцены).

Вот дом советника. Пусть царевич войдет.

Малаякету. Я вхожу. (Делает вид, что входит).^[116]

Ракшаса (про себя). А, вспомнил. (Вслух). Так видел ли ты, любезный, в Кусумапуре Станакалашу?

Карабхака. Разумеется, советник.

Малаякету (прислушиваясь). Бхагураяна, речь идет о Кусумапуре. Не будем приближаться к ним пока. Послушаем. Ибо

Бхагураяна. Как прикажет царевич.

Ракшаса. Любезный, удалось ли то предприятие?

Карабхака. По милости советника удалось.

Малаякету. Друг мой Бхагураяна, что это за предприятие?

Бхагураяна. Царевич, глубоко таинственна речь советника. Еще нельзя ее уразуметь. Погрузимся пока во внимание.

Ракшаса. Любезный, я хочу, чтобы ты рассказал обо всем подробно.

Карабхака. Слушай, советник. В то время советник дал мне такое приказание: «Ступай в Кусумапуру, Карабхака. Передай там от моего имени придворному певцу Станакалаше, что всякий раз, как проклятый Чанакья станет нарушать повеления Чандрагупты, он должен декламировать шлоки,^[117] которые разжигали бы гнев царя».

Ракшаса. Продолжай, любезный.

Карабхака. Затем я отправился в Паталипутру и передал поручение советника придворному певцу Станакалаше. В это время, чтобы развлечь горожан, опечаленных гибелью рода Нанды, царь объявил о торжественном праздновании дня полнолуния. Народ с радостью воспринял весть о любимом празднике, давно уже не справлявшемся, как весть о встрече с родным и желанным человеком.

Ракшаса (со слезами на глазах). Ах, государь Нанда,

Карабхака. И вот этот праздник, столь отрадный для глаз народа, наперекор ему запретил проклятый Чанакья. Тогда Станакалаша и выступил со стихотворением, предназначенным для возбуждения гнева Чандрагупты.

Ракшаса. Что это было за стихотворение?

Карабхака (декламирует: Власти сознанье... и т. д. вышесказанное).

Ракшаса (с радостью). Отлично, Станакалаша, отлично. Во-время посеянное семя раздора наверняка принесет плод. Ведь

Малаякету. Это именно так.

Ракшаса. Продолжай.

Карабхака. Чандрагупта был оскорблен нарушением его повеления; он вознес хвалу твоим предпочтительным достоинствам, советник, и отрешил от должности проклятого Чанакью.

Малаякету. Друг Бхагураяна, похвала Чандрагупты достоинствам советника показывает благосклонность его к Ракшасе.

Бхагураяна. И не столько похвала достоинствам Ракшасы, сколько смещение презренного Чанакьи.

Ракшаса. Одно только запрещение праздника полнолуния явилось причиной гнева Чандрагупты на Чанакью, или еще что-нибудь другое?

Малаякету. Друг мой, какую цель он имеет в виду, допытываясь о причинах гнева Чандрагупты?

Бхагураяна. Царевич, умный Чанакья не возбудил бы гнев Чандрагупты без особого намерения; и Чандрагупта, ведающий чувство благодарности, не пошел бы на крайние меры только из-за этого дела. Во всяком случае, если между Чанакьей и Чандрагуптой произошел полный разрыв, тому должны быть многие причины, Карабхака. Есть и другая причина гнева Чандрагупты.

Она касается бегства Малаякету и советника Ракшасы также.

Ракшаса (с радостью). Друг Шакатадаса, теперь Чандрагупта будет в моих руках! Теперь Чанданадаса будет освобожден из тюрьмы, а к тебе вернутся сын и жена. Кончились и тревоги Дживасиддхи.

Бхагураяна (про себя). Это верно, кончились тревоги для Дживасиддхи и прочих.^[119]

Малаякету. Друг Бхагураяна, что значат эти слова: «в моих руках»?

Бхагураяна. Что другое это может значить, как не то, что теперь, когда Чандрагупта расстался с Чанакьей, советник не видит какой-либо трудности в свержении его.^[120]

Ракшаса. Любезный, где же теперь этот презренный, лишенный своей должности?

Карабхака. Он живет все там же, в Паталипутре.

Ракшаса (взволнованно). Любезный, он все еще там? Он не удалился в лес отшельником, не дал нового обета?

Карабхака. Советник, говорят, что он уходит в лесную обитель.

Ракшаса. Шакатадаса, это не похоже на правду. Смотри:

Малаякету. Друг мой, удалится ли Чанакья в лесную обитель или даст новый обет — какая от этого польза Ракшасе?

Бхагураяна. Об этом не слишком трудно догадаться. Чем дальше будет проклятый Чанакья от Чандрагупты, тем больше ему от этого пользы.

Шакатадаса. Полно, оставь сомнения. Все это очень правдоподобно. Пусть советник рассудит:

Ракшаса. Это верно, Шакатадаса. Ступай, позаботься об отдыхе для Карабхаки.

Шакатадаса. Хорошо. (Уходит со слугой).

Ракшаса. Ая хочу повидать царевича.

Малаякету. Я сам пришел повидать советника.

Ракшаса (делает вид, что замечает его). О, царевич! (Поднимается с сиденья). Вот сиденье. Да удостоит царевич присесть.

Малаякету. Вот, я сажусь. Садись, господин. (Оба садятся на соответствующие места). Господин, утихла ли твоя головная боль?

Ракшаса. Царевич, как может утихнуть моя головная боль, пока твой титул царевича не заменился званием верховного царя?

Малаякету. Раз господин обещал, этого не трудно будет добиться. Но долго ли еще нам ожидать с собранными войсками, высматривая слабость у неприятеля?

Ракшаса. Да можно ли теперь терять время? Выступай в поход за победой.

Малаякету. Господин, обнаружилась слабость неприятеля?

Ракшаса. Обнаружилась.

Малаякету. В чем же именно?

Ракшаса. В чем же другом, как не в советнике! Чандрагупта порвал с Чанакьей.

Малаякету. Господин, потеря советника — не слабость.^[121] Ракшаса. Может быть, для других царей потеря советника — не слабость. Но не для Чандрагупты.^[122]

Малаякету. Господин, это неверно. Пороки Чанакьи вызвали недовольство подданных Чандрагупты; теперь когда он удален, те, кто был предан Чандрагупте, станут выказывать еще большую преданность ему.

Ракшаса. Нет, это не так. Ведь есть два рода подданных одни поддерживают Чандрагупту, другие преданы Нанде. И пороки Чанакьи вызывали недовольство только у сторонников Чандрагупты, не у приверженцев рода Нанды. Что касается последних, то их гнев и отвращение вызваны неблагодарностью Чандрагупты, истребившего род Нанды, род своего отца; только на неимением достойного властелина повинуются они Чандрагупте. Но если явится завоеватель, подобный тебе, способный одолеть врага и выступивший против него, они немедленно покинут Чандрагупту и перейдут на твою сторону. Да вот я сам — тому пример.

Малаякету. Господин, только ли эта слабость, касающаяся советника, дает нам возможность напасть на Чандрагупту, или есть еще и другая причина?

Ракшаса. К чему еще и другие причины? Эта — самая главная.

Малаякету. Почему же самая главная, господин? Разве не может теперь Чандрагупта возложить бремя дел на другого министра или же взять его на себя и оказать нам сопротивление?

Ракшаса. О нет, конечно не может.

Малаякету. Почему же?^[123]

Ракшаса. На это способны лишь цари, правящие самостоятельно или совместно с советником. Негодный Чандрагупта всегда доверял дела правления своему советнику и в мирских делах — совершенный слепец. Какое может он оказать нам сопротивление?

И еще:

Малаякету (про себя). Благодарение судьбе, я независим в делах правления от советника. (Вслух). Даже если так, можем ли мы быть уверены в успехе нашего нападения на врага, основываясь только на этой его слабости?

Ракшаса. Царевич может быть совершенно уверен в успехе. Ведь

(Запинается, выказывая смущение).

Малаякету. Если господин видит сейчас удобный момент для нападения, зачем же тогда медлить?

И еще:

(Уходит Малаякету с Бхагураяной).

Ракшаса. Эй, кто там?!

(Входит слуга).

Слуга. Приказывай, советник.

Ракшаса. Приямвадака, кто сейчас есть поблизости из звездочетов?^[127]

Приямвадака. Нищенствующий монах...

Ракшаса (про себя, недовольный). Как, первый, кто мне попадается — нищенствующий монах?^[128] Приямвадака ...Дживасиддхи.

Ракшаса. Позаботься о том, чтобы он не выглядел слишком отвратительно,^[129] и введи его.

Приямвадака. Хорошо. (Уходит).

(Входит монах).

Монах.

(Приближается). Да обретут дхарму^[131] внимающие!

Ракшаса. Святой человек,^[132] определи благоприятный день для нашего похода.

Монах (делает вид, что размышляет). Благочестивый,^[133] я определил. День полнолуния,^[134] когда стоит полный месяц, до полудня не может считаться счастливым во всех отношениях. Для вас, направляющихся с севера к югу, неблагоприятна Накшатра.^[135] И еще:

Ракшаса. Святой человек, день полнолуния сам по себе не внушает доверия.

Монах. Благочестивый,

Ракшаса. Святой человек, следует посоветоваться с другими звездочетами.

Монах. Пусть посоветуется благочестивый. А я ухожу домой.

Ракшаса. Ведь святой человек не гневается на меня?

Монах. Не святой человек гневается на вас.

Ракшаса. Кто же тогда?

Монах. Всемогущая судьба.^[138] Ибо ты бросаешь своих приверженцев и обращаешься к чужим. (Уходит).

Ракшаса. Приямвадака, узнай, сколько сейчас времени.

Приямвадака. Божественное солнце клонится к закату.^[139]

Ракшаса (встает и смотрит). О, склонилось к закату лучезарное божество. Сейчас

(Все уходят).

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО ДЕЙСТВИЯ.^[141]

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

(Входит Сиддхартхака с письмом и запечатанным ларчиком в руках).

Сиддхартхака. Ах, чудеса!

Поэтому я взял это письмо, написанное тогда по повелению благородного Чанакьи и запечатанное перстнем советника Ракшасы, а также этот ларчик с драгоценностями, отмеченный той же печатью. Итак, я отправляюсь в Паталипутру. Я пошел. (Идет кругом сцены и осматривается). Что такое? Это нищенствующий монах идет навстречу. Дурное предзнаменование для меня — встретиться с ним.^[143] Обойду его стороной.

(Входит нищенствующий монах).

Монах.

Сиддхартхака. Мое почтение тебе, святой человек.

Монах. Благочестивый, да обретешь ты спасение. (Всматривается). Благочестивый, я вижу, ты собираешься отправиться в путь.

Сиддхартхака. Как мог узнать об этом святой человек?

Монах. Что здесь узнавать, благочестивый? Эта дорожная шкатулка и письмо в руке выдают тебя.

Сиддхартхака. Святой человек угадал. Я направляюсь в другие места. Да скажет мне святой человек, каков сегодня день?

Монах (улыбаясь). Благочестивый, побрившись и остригшись, ты спрашиваешь о звездах?^[144]

Сиддхартхака. Святой человек, но разве уже миновало время? Скажи мне, и если приметы будут благоприятны, я отправлюсь в путь.

Монах. Благочестивый, тебе нельзя покинуть лагерь Малаякету, хотя бы и в благоприятный день.

Сиддхартхака. Отчего это? Скажи, святой человек..

Монах. Слушай, благочестивый. Раньше доступ в лагерь был свободен, так же как и выход из него. Но теперь, ввиду близости Кусумапуры, никто не смеет ни выйти из лагеря, ни войти в него без пропуска, отмеченного печатью.^[145] Если есть у тебя пропуск, отмеченный Бхагураяной, ступай беспрепятственно, если нет, оставайся. Иначе местные стражники^[146] представят тебя на царский суд, связанного по рукам и ногам.

Сиддхартхака. Разве не знает святой человек, что я приближенный советника Ракшасы? Так кто же посмеет задержать меня, даже если я выйду без пропуска?

Монах. Благочестивый, будь ты приближенный Ракшасы или самого дьявола,^[147] ты не можешь выйти без пропуска, отмеченного печатью.

Сиддхартхака. Не гневайся на меня, святой человек, и пожелай мне удачи.

Монах. Ступай, благочестивый. Да будет тебе удача. А я. пойду, попрошу пропуск у Бхагураяны.

(Оба уходят).

КОНЕЦ ИНТЕРМЕДИИ.^[148]

(Входит Бхагураяна в сопровождении слуги).

Бхагураяна (про себя). О, сколь многообразна политика благородного Чанакьи!

(Вслух). Любезный Бхасурака, царевич не хочет, чтобы я удалялся от него. Поэтому принеси мне скамью, я сяду здесь, в этой беседке.

Слуга. Вот скамья. Садись, господин.

Бхагураяна. Любезный, тех, кто захочет меня видеть для получения пропуска с печатью, ты должен вводить ко мне.

Слуга. Как господин прикажет. (Уходит).

Бхагураяна (про себя). Ах, как тяжело мне обманывать царевича Малаякету, который относится ко мне с такой любовью! Однако же,

(Входит Малаякету в сопровождении привратницы).

Малаякету (про себя). О, смятенный обилием сомнений мой разум не в силах принять решение относительно Ракшасы. Почему?

(Вслух). Виджая, где Бхагураяна?

Привратница. Царевич, вот он выдает пропуска с печатью желающим выйти из лагеря.

Малаякету. Виджая, стой не двигаясь, я подойду и закрою ему глаза руками, пока он смотрит в другую сторону.

Привратница. Как царевич прикажет.

(Входит слуга).

Слуга. Господин, там пришел монах и хочет видеть господина на предмет получения пропуска.

Бхагураяна. Впусти его. Слуга. Слушаю. (Уходит).

(Входит монах).

Монах. Да обретут спасение благочестивые!

Бхагураяна (вглядывается. Про себя). А, это друг Ракшасы Дживасиддхи. (Вслух). Не идешь ли ты по какому-нибудь поручению Ракшасы?

Монах. Боже избави, боже избави! Благочестивый, я иду туда, где ни ракшасы ни пишачи нет в помине.^[150]

Бхагураяна. Сильно рассердился ты на своего любимого друга! Чем же обидел Ракшаса святого человека?

Монах. Благочестивый, ничем не обидел меня Ракшаса. Я сам, погибший несчастливец, терзаюсь собственными деяниями.

Бхагураяна. Святой человек, ты разжигаешь мое любопытство.

Малаякету (про себя). Мое тоже.^[151]

Бхагураяна. Я хочу слышать твой рассказ.

Малаякету (про себя). Я тоже хочу.

Монах. Зачем тебе слышать то, что не должно слышать?

Бхагураяна. Если это тайна, пусть остается при тебе.

Монах. Благочестивый, это не тайна, но это великое преступление.

Бхагураяна. Если это не тайна, тогда рассказывай.

Монах. Благочестивый, это не тайна. Но все-таки рассказывать я не стану.

Бхагураяна. Ну, а я не дам тебе пропуска с печатью.

Монах (про себя). Следует рассказать ему, раз он так допытывается. (Вслух). Что поделать! Слушай, благочестивый. Раньше, когда я, несчастный, жил в Паталипутре, я подружился с Ракшасой. Как раз тогда, от ядовитой девушки, подосланной тайно Ракшасой, погиб Парватешвара.

Малаякету (со слезами про себя). Как? Так он погублен Ракшасой, а не Чанакьей?

Бхагураяна. Продолжай, святой человек.

Монах. Потом я, будучи другом Ракшасы, был с позором изгнан из города проклятым Чанакьей. Ну, а теперь Ракшаса, столь искусный в различных способах улаживать государственные дела, собирается предпринять нечто такое, от чего придется мне покинуть этот мир живущих.

Бхагураяна. Святой человек, но мы слышали, что это злодеяние было совершено не Ракшасой, а проклятым Чанакьей, для того чтобы не отдавать обещанной половины царства.

Монах (затыкает угии). Боже избави! Чанакья и знать не знал ничего об ядовитой девушке.

Бхагураяна. Вот тебе пропуск. Ступай и поведай о том царевичу.

Малаякету (приближается).

Монах (про себя). О, проклятый Малаякету все слышал. Прекрасно, я сделал свое дело. (Уходит).

Малаякету (обращаясь в пространство к отсутствующему). Ракшаса, Ракшаса, это достойно, достойно...

Бхагураяна (про себя). Жизнь Ракшасы должна быть сохранена, — таков был приказ господина. Да будет так. (Вслух). Царевич, оставь волнение. Пусть сядет царевич, я хочу поведать ему нечто.

Малаякету (садится). Друг мой, что ты хочешь сказать?

Бхагураяна. Царевич, ведь люди, занимающиеся государственной политикой, становятся врагами, друзьями или равнодушными силою политических соображений, а не по личной склонности, как обыкновенные люди. Между тем в то время Ракшаса желал, чтобы царем был Сарвартхасиддхи. Государь Парватешвара, благословенно его имя, явился великим препятствием на пути его стремлений, врагом, более могучим, чем даже Чандрагупта. И я считаю, что в этом поступке Ракшасы нет большого греха. Пусть рассудит царевич.

Поэтому не следует порицать Ракшасу в этих делах. И нужно удержать его при себе, пока не завоевано царство Нанды. После чего царевич волен решать: оставить его или прогнать.

Малаякету. Это так, друг мой, ты правильно рассуждаешь. Казнь советника вызвала бы недовольство подданных и даже сделала бы сомнительной нашу победу.

(Входит слуга).

Слуга. Победа царевичу! Господин, начальник стражи Диргхаракша докладывает: «Нами задержан человек с письмом, пытавшийся выйти из лагеря, не имея пропуска. Пусть господин его повидает».

Бхагураяна. Введи его, любезный.

Слуга. Хорошо. (Уходит).

(Входит в сопровождении слуги Сиддхартхака в оковах).

Сиддхартхака (про себя).

Слуга. Господин, вот этот человек.

Бхагураяна (делает вид, что вглядывается). Любезный, что, это новоприбывший, или он принадлежит к чьей-либо свите?

Сиддхартхака. Господин, да ведь я слуга советника Ракшасы!

Бхагураяна. Тогда почему же ты хотел выйти из лагеря без пропуска, любезный?

Сиддхартхака. Господин, я спешил ввиду важности порученного мне дела.

Бхагураяна. Что же это за важное дело, из-за которого нарушают царский указ?

Малаякету. Друг Бхагураяна, возьми у него письмо.

Бхагураяна (вырывает из рук Сиддхартхаки письмо и рассматривает его). Царевич, вот это письмо. Здесь на печати начертано имя Ракшасы.

Малаякету. Оставь печать, разверни письмо и покажи мне.

(Бхагураяна делает так и показывает письмо).

Малаякету (читает вслух). «Да будет счастье! Некто откуда-то сообщает такому-то высокопоставленному лицу в такое-то место: Отвергнув нашего врага, верный своему слову доказал свою искренность. Теперь же согласно договору следует поощрить наших друзей, ранее вошедших в соглашение, даровав им обещанную прежде награду за союз. После такой милости они окажут настоящую услугу своему благодетелю уничтожением того, кому они служат сейчас. Напоминаю о том, о чем ты конечно и сам не забыл: одни из них хотят себе казну и войска врага, другие — его земли. Те же три драгоценности, которые послал благородный, — получены. Да получит он в свою очередь некую безделицу, которую я ему посылаю с этим письмом. Да выслушает он то, что передаст ему устно наш доверенный посланец».^[155] Бхагураяна, что это за письмо?

Бхагураяна. Любезный Сиддхартхака, чье это письмо?

Сиддхартхака. Не знаю, господин.

Бхагураяна. Ах, мошенник, ты несешь письмо и не знаешь, от кого оно? Ну погоди же! Кто это должен выслушать, что передашь ты ему устно?

Сиддхартхака (выказывает страх). Вы.^[156]

Бхагураяна. Мы? Что это значит?

Сиддхартхака. Вы меня схватили, высокочтимый... я сам не знаю, что говорю.

Бхагураяна (взбешенный). Сейчас ты будешь знать. Бхасурака, выведи его отсюда, и пусть его бьют, пока он не сознается.

Слуга. Как советник прикажет. (Уходит с Сиддхартхакой).

(Возвращается слуга).

Слуга. Господин, вот этот запечатанный ларчик выпал у него из-под мышки.

Бхагураяна (смотрит). Царевич, на этой печати тоже начертано имя Ракшасы.

Малаякету. Друг мой, это очевидно и есть безделица, посылаемая с письмом. Так же оставив печать в целости, открой и покажи мне.

(Бхагураяна так делает и показывает).

Малаякету (смотрит). О, это те самые украшения, которые снял я с себя и послал Ракшасе. Ясно, что это письмо Чандрагупте.

Бхагураяна. Царевич, это рассеивает все сомнения. Любезный, пусть его продолжают бить.

Слуга. Слушаю. (Уходит и возвращается с Сиддхартхакой). Вот он. Избитый, он заявил, что хочет поведать нечто самому царевичу.

Малаякету. Пусть говорит.

Сиддхартхака (падает в ноги царевичу). Пусть господин дарует мне милость и обещает мне безопасность.

Малаякету. Любезный, подневольный человек может считать себя в безопасности. Расскажи о том, что было.

Сиддхартхака. Да внимает царевич. Это письмо дал мне советник Ракшаса и послал меня с ним к Чандрагупте.

Малаякету. Теперь я хочу слышать, что должен ты был передать на словах.

Сиддхартхака. Царевич, советник повелел мне передать следующее: «Мои товарищи, пятеро царей, стали твоими приверженцами. Это — властитель Кулуты Читраварман, властитель Малаянагара Синханада, Пушкаракша, Правитель Кашмира, Синдхусена, царь страны Синдху, и царь персов Мегханада. Из них первые трое царей хотят земель Малаякету, прочие двое — его войско слонов и его казну. Как великий царь даровал мне милость изгнанием Чанакьи, так же пусть удовлетворит он этих вышесказанных».

Малаякету (про себя). Как? Читраварман и другие — в заговоре против меня? Конечно, ведь они безмерно преданы Ракшасе. (Вслух). Виджая, я хочу видеть Ракшасу.

Привратница. Как царевич прикажет. (Уходит).

(Появляется восседающий у себя дома задумчивыйРакшаса со слугою).

Ракшаса (про себя). Пополнилось наше войско перебежчиками из войска Чандрагупты, но поистине душа моя не очистилась от сомнений. Ибо

Однако! Ведь причины их недовольства Чандрагуптой известны, и они уже давно последовали нашим внушениям, эти перебежчики. Так что мне незачем сомневаться в них. (Вслух). Любезный Приямвадака, передай от нашего имени князьям из свиты царевича: С каждым днем мы приближаемся все ближе к Кусумапуре. Поэтому в походе они должны двигаться в определенном для них порядке. А именно:

Приямвадака. Слушаю. (Уходит).

(Входит привратница).

Привратница. Победу советнику! Советник, царевич хочет тебя видеть.

Ракшаса. Любезная, погоди немного. Кто там есть, кто там, эй!

(Входит слуга).

Слуга. Приказывай, советник.

Ракшаса. Передай Шакатадасе: «Царевич даровал нам украшения, и потому неприлично явиться пред его очи, не принарядившись. Поэтому пусть он даст мне одно из трех купленных украшений».

Слуга. Хорошо. (Уходит и возвращается). Советник, вот украшение.

Ракшаса (делает вид, что надевает на себя украшение). Любезная, проводи меня в царскую ставку.

Привратница. Следуй за мной, советник.

Ракшаса (про себя). Быть облеченным властью даже для ни в чем не повинного человека означает множество тревог. Ибо

(Идут вокруг сцены).

Привратница. Советник, вот царевич. Пусть советник приблизится.

Ракшаса (смотрит). Вот он, царевич.

(Приближается). Да победит царевич!

Малаякету. Привет тебе, господин. Садись на это место.

(Ракшаса так делает).

Мы сожалеем, господин, что не видели тебя так долго.^[159]

Ракшаса. Царевич, я устанавливал походный порядок движения войска; тем навлек я на себя этот упрек.

Малаякету. Господин, какой же походный порядок ты установил, хочу я слышать.

Ракшаса. Царевич, сопровождающим тебя царям были даны следующие указания (повторяет: За мною первыми... и т. д.).

Малаякету (про себя). Как? Те самые цари, которые собираются служить Чандрагупте, убив меня, они-то и будут окружать меня в походе? (Вслух). Господин, есть кто-нибудь, кто отправляется в Кусумапуру или пришел оттуда?

Ракшаса. Теперь сношения с Кусумапурой не имеют смысла.

В ближайшие дни^[160] мы сами прибудем туда.

Малаякету (про себя). Понятно. (Вслух). Если так, зачем господин послал туда этого человека с письмом?

Ракшаса (смотрит). О, ты здесь Сиддхартхака! В чем дело, любезный?

Сиддхартхака (выказывает смущение, со слезами). Да простит меня советник. Меня избили, и я не мог сохранить тайну.

Ракшаса. Какую тайну, любезный? Я ничего не понимаю.

Сиддхартхака. Я же говорю, что меня избили, и... (Внезапно умолкает и стоит, в страхе понурив голову).

Малаякету. Бхагураяна, от страха или от стыда, он не будет говорить перед своим хозяином. Объясни ты сам господину.

Бхагураяна. Как прикажет царевич. Советник, вот он рассказывает, что ты послал его к Чандрагупте с письмом и устным поручением.

Ракшаса. Любезный Сиддхартхака, правда ли это?

Сиддхартхака (выказывает смущение). Я сказал это, когда меня жестоко избили.

Ракшаса. Это неправда. Чего не скажет человек, если его будут бить?

Малаякету. Друг Бхагураяна, покажи ему письмо. Пусть его слуга изложит устное поручение.

Бхагураяна. Советник, вот письмо.

Ракшаса (прочитав письмо). Царевич, это дело рук врага.

Малаякету. Вот украшение, посланное советником вместе с письмом. Какое же это дело рук врага?

Ракшаса (рассматривает украшение). Это подарок, посланный мне царевичем. Я же отдал его Сиддхартхаке в награду за некую радость, которую он мне доставил.

Бхагураяна. Отдать подобному человеку такую драгоценность, да еще драгоценность, которую сам царевич снял с себя?!

Малаякету. Господин пишет, что еще на словах что-то должно быть передано.

Ракшаса. Кому должно быть передано, от кого? Ведь это не мое письмо.

Малаякету. Тогда чья же это печать?

Ракшаса. Мошенники могли изготовить поддельную печать.

Бхагураяна. Советник правильно говорит, царевич.

Любезный Сиддхартхака, кем написано это письмо?^[161]

(Сиддхартхака взглядывает на Ракшасу и молча опускает голову).

Любезный, не навлекай на себя новых побоев. Отвечай.

Сиддхартхака. Шакатадасой, господин.

Ракшаса. Царевич, если оно написано Шакатадасой, значит это мое письмо.

Малаякету. Виджая, я хочу видеть Шакатадасу.

Привратница. Как царевич прикажет.

Бхагураяна (про себя). Люди благородного Чанакьи не станут, конечно, говорить того, что не решено заранее. (Вслух). Царевич, но Шакатадаса в присутствии советника никогда не признает, что это написано им. Поэтому пусть принесут еще что-нибудь, им написанное; тождество почерка будет доказательством.

Малаякету. Виджая, так и сделай.

Бхагураяна. Царевич! Пусть принесут также перстень с печатью.^[162]

Малаякету. Принеси и то и другое.

Привратница. Как царевич прикажет. (Уходит и возвращается). Царевич, вот собственноручное письмо Шакатадасы и перстень с печатью.

Малаякету (делает вид, что разглядывает письмо и перстень). Господин, почерк совпадает.

Ракшаса (про себя). Почерк совпадает! Но ведь Шакатадаса — друг мне; не может быть, чтобы почерк совпадал! Или Шакатадаса,

Однако, какое может быть сомнение?

Малаякету (смотрит на Ракшасу). Господин, не одна ли это из тех трех драгоценностей, посланных тебе государем, о получении которых говорится в твоем письме? (Рассматривая его, про себя). Как? Это украшение, которое носил некогда мой отец! (Вслух). Господин, откуда у тебя это украшение?

Ракшаса. Оно куплено у торговцев.

Малаякету. Виджая, узнаешь ли ты эту драгоценность?

Привратница (рассматривает драгоценности. Со слезами). Царевич, как же мне не узнать. Государь Парватешвара, благословенно его имя, носил ее когда-то.

Малаякету (со слезами). Увы, отец!

Ракшаса (про себя). Как? Он говорит, что эти украшения носил раньше Парватешвара? Ясно, это его драгоценности. (Вслух). Значит, их продал нам торговец, подосланный Чанакьей.

Малаякету. Господин, эти украшения носил раньше мой отец, а потом они попали в руки Чандрагупты; не может быть, чтобы их продал торговец. Но вот что может быть:

Ракшаса (про себя). Увы, как хорошо сходится все одно к одному в замысле врага! Ибо

Малаякету. Я спрашиваю благородного господина...

Ракшаса (со слезами). Спрашивай того, кто благороден, царевич! Я теперь уже не благородный господин.

Малаякету.

Ракшаса. Вот именно, царевич; ты сам отвечаешь на свой вопрос, показывая всю нелепость этого. И что за беда тебе от этого? (Повторяет: Ведь Маурья — сын господина... и т. д., заменяя везде второе лицо — первым и наоборот).

Малаякету (указывает на письмо и на ларчик с драгоценностями). В таком случае, что же это означает?

Ракшаса (со слезами). Игру судьбы. Ибо

Малаякету (с гневом). Ты и теперь продолжаешь увиливать? Так это, значит, судьба виновата, а не твое корыстолюбие! Бесчестный,

Ракшаса (про себя). Это еще новая шишка на лбу! (Вслух, затыкая уши). Боже избави! боже избави! Не я подослал ядовитую девушку к Парватешваре.

Малаякету. Кто же тогда погубил моего отца?

Ракшаса. Спроси о том у судьбы.

Малаякету (с гневом). Спросить о том у судьбы! А не у монаха ли Дживасиддхи?

Ракшаса (про себя). Как, Дживасиддхи тоже подослан Чанакьей? Горе мне, враги овладели самим сердцем моим!

Малаякету (с гневом). Бхасурака, передай мое повеление Шекхарасене: «Те пять князей, которые состоят в дружбе с Ракшасой, устроили заговор против нашей жизни, желая оказать услугу Чандрагупте, а именно: Читраварман Кулутский, малайский царь Синханада, Пушкаракша Кашмирский, Сушена, царь Синдха и властитель персов Мегханада. Из них первые трое, желающие моих земель, пусть будут сброшены в глубокую яму и засыпаны землей. Те же двое, которые хотят моих слонов и мои войска, будут растоптаны слонами».

Слуга. Слушаю. (Уходит).

Малаякету (с гневом). Ракшаса, Ракшаса, я — не Ракшаса вероломный. Нет, я — Малаякету. Ступай же. Служи Чандрагупте душой и телом, но знай,

Бхагураяна. Царевич, не будем терять время. Прикажи нашим войскам сейчас же выступить для осады Кусумапуры.

(Уходит Малаякету со свитой).

Ракшаса (с волнением). Увы, горе мне! Читраварман и его товарищи, несчастные, они преданы казни! Как же это, значит, Ракшаса добился гибели своих друзей, не гибели врагов? Что же делать мне теперь, злосчастному?

(Все уходят).

КОНЕЦ ПЯТОГО ДЕЙСТВИЯ.^[169]

ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

(Входит Сиддхартхака, веселый и одетый украшениями).

Сиддхартхака.

Наконец, после долгой разлуки я увижу моего дорогого друга Самиддхартхаку.^[171] (Идет вокруг сцены и осматривается). Вот он, мой дорогой друг Самиддхартхака как раз идет сюда. Пойду скорей к нему навстречу.

(Входит Самиддхартхака).

Самиддхартхака.

Я слышал, что мой дорогой друг Сиддхартхака прибыл из лагеря Малаякету. Я ищу его. (Идет вокруг сцены. Замечает Сиддхартхаку). Вот он, Сиддхартхака!

Сиддхартхака (приближается). Ты ли это, Самиддхартхака? Как ты поживаешь, дорогой друг?

(Оба обнимаются).

Самиддхартхака. Могу ли я хорошо поживать, когда ты, давно вернувшись с чужбины, до сих пор не зашел ко мне домой?

Сиддхартхака. Прости, дружище! Едва явился я к благородному Чанакье, как он приказал мне: «Ступай, Сиддхартхака! Поведай радостные вести славному государю Чандре». Когда же я рассказал ему обо всем, то получил от него этот поистине царский подарок, после чего сразу отправился к тебе домой, повидать моего дорогого друга.

Самиддхартхака. Дружище, если мне дозволено слышать о том, расскажи, какие радостные вести поведал ты властелину Чандре Прекрасному.

Сиддхартхака. Дружище, может ли быть что-нибудь, чего я не рассказал бы тебе? Слушай же. Проклятый Малаякету, обманутый происками Чанакьи, прогнал Ракшасу и казнил пятерых главных царей во главе с Читраварманом. Видя его взбалмошность и жестокость, прочие союзные ему цари в страхе и печали со своими охваченными смятением войсками и со всеми своими Самантами благоразумно покинули лагерь проклятого Малаякету и разошлись в свои владения. Тогда Бхадрабхата, Пурудатта, Дингарата, Балагупта, Раджасена, Бхагураяна, Лохитакша и Виджаяварман захватили Малаякету в плен.^[172]

Самиддхартхака. Дружище, в народе была молва, что Бхадрабхата и другие, недовольные государем Чандрагуптой, перешли на службу к Малаякету. Почему же так вышло: начало — одно, а развязка совсем иная, как в пьесе плохого драматурга?

Сиддхартхака. Дружище, слава политике Чанакьи, пути которой неисповедимы, как пути судьбы.^[173]

Самиддхартхака. Ну, дальше, дальше!

Сиддхартхака. Затем благородный Чанакья выступил с сильным и сплоченным отрядом и разгромил войска иноземцев, лишенные всех своих военачальников.

Самиддхартхака. Где это произошло, дружище?

Сиддхартхака. Там, где

Самиддхартхака. Пусть будет так, дружище. Но как благородный Чанакья, открыто перед всеми отказавшийся от своих обязанностей советника, вступит теперь опять в эту должность?

Сиддхартхака. Ну и глуп же ты, когда хочешь постичь смысл действий благородного Чанакьи, чего даже советник Ракшаса не мог постичь в свое время.

Самиддхартхака. А где сейчас советник Ракшаса, дружище?

Сиддхартхака. Во время всего этого ужаса и смятения он покинул лагерь Малаякету, сопровождаемый соглядатаем по имени Удумбара.^[175] В настоящее время он направляется в Паталипутру, — так сказал мне благородный Чанакья.

Самиддхартхака. Дружище, покинув Паталипутру с твердым намерением восстановить царство Нанды, советник Ракшаса опять возвращается сюда теперь, когда цель его осталась недостигнутой?

Сиддхартхака. Я думаю, он делает это ради своей дружбы с Чанданадасой.

Самиддхартхака. Похоже на то, что Чанданадаса будет освобожден.

Сиддхартхака. Как может быть освобожден этот несчастный? Ведь сейчас мы оба по приказу благородного Чанакьи должны отвести его на лобное место и казнить.

Самиддхартхака (с гневом). Или у благородного Чанакьи не стало других палачей? Почему должны мы заниматься подобными бесчеловечными делами?

Сиддхартхака. Дружище, кто среди живущих, если ему дорога жизнь, посмеет противиться приказу благородного Чанакьи? Так иди же. Примем обличье чандалов^[176] и отведем Чанданадасу на место казни.

(Оба уходят).

КОНЕЦ ИНТЕРМЕДИИ.^[177]

(Входит человек с веревкой в руках).

Человек.

(Идет вокруг сцены и осматривается). Вот это место, о котором говорил Удумбарака благородному Чанакье. Здесь по приказанию благородного Чанакьи я должен встретить советника Ракшасу. (Вглядывается). Как? Да вот и он, советник Ракшаса, идет сюда, закутав голову. Спрячусь за этими деревьями в саду и посмотрю, где он сядет. (Идет вокруг сцены и останавливается).

(Входит Ракшаса, как описано выше, с мечом).

Ракшаса (со слезами). Горе, о, горе!

И еще:

Когда же

О неспособность варвара^[181] к отличению доброго от злого! Ибо

Так и теперь Ракшаса скорее погибнет, попав в руки врага, но не войдет в союз с Чандрагуптой. Ибо величайшим бесчестием для меня будет нарушение верности ради своей корысти, а не то, что я был обманут врагом. (Оглядывает окрестность. Со слезами). Это те самые окрестности Кусумапуры, где земля освящена — по ней ступала нога государя, постоянно прогуливавшегося здесь. Это ведь здесь,

Куда же теперь пойду я, несчастный? (Осматривается). Ладно. Я вижу там заброшенный сад. Пойду туда и узнаю от кого-нибудь о положении Чанданадасы. (Идет вокруг сцены). Ах, и доброе и злое в жизни обрушивается на людей неожиданно. Ведь когда-то

Но нет уже того, по чьей милости я пользовался этими почестями. (Делает вид, что входит, и осматривается). О, как уныло выглядит этот заброшенный сад! Вот,

И еще:

И эти несчастные деревья,

Отдохну пока на этом обломке скалы, столь подобающем моему бедственному положению. (Садится и прислушивается). О, что это за шум? Бой барабанов смешивается со звучанием раковин и возгласами ликования. Эти

(Размышляет). А, понимаю. Это по случаю пленения Малаякету царский род... (Запинается. Угрюмо)... род Маурьи справляет свое великое торжество. (Со слезами). Горе, о горе!

Человек. Он сел. Буду действовать, как приказал мне благородный Чанакья. (Как будто не замечая Ракшасы, становится перед ним и накидывает себе петлю на шею).

Ракшаса (замечает его). Ах, неужели он хочет повеситься, этот бедняга, подобно мне удрученный горем? Ладно. Спрошу его. Любезный, что это ты делаешь?

Человек (со слезами). Господин, я делаю то, что подобает несчастному, опечаленному гибелью любимого друга.^[183]

Ракшаса (про себя). Я заранее знал, что этот бедняга страдает, как и я. (Вслух). О товарищ по несчастью, если это не тайна или не слишком тяжело, чтобы рассказывать, я хочу слышать о твоем горе.

Человек. Господин, это не тайна и не настолько тяжело. Но я не могу и на такое время медлить со смертью, когда сердце мое удручено гибелью моего дорогого друга.

Ракшаса (вздыхая, про себя). Горе мне, столь безучастный к бедствиям друга, я превзойден этим человеком. (Вслух). Любезный, если это не тайна и не настолько тяжело, расскажи мне.

Человек. Ах, как настойчив господин. Что делать? Придется рассказать. Есть в этом городе почтенный торговец драгоценностями по имени Вишнудаса.

Ракшаса (про себя). Да, Вишнудаса — близкий друг Чанданадасы. (Вслух). Что же с ним произошло?

Человек. Это — мой любимый друг.

Ракшаса (с радостью, про себя). А, он говорит, что это его любимый друг. Значит, он с ним очень тесно связан. Прекрасно, он может знать новости о Чанданадасе. (Вслух). Любезный, что же с ним?

Человек. Ныне он роздал свои драгоценности и все свое богатство и покинул город с намерением броситься в костер. И я пришел в этот заброшенный сад, чтобы повеситься прежде, чем мне доведется услышать невыносимую для слуха весть.

Ракшаса. Любезный, почему же хочет сжечь себя твой друг?

Человек. О нет, о нет!

Ракшаса.

Человек. Боже избави, господин, боже избави! Чандрагупта не обращается с народом столь бесчеловечно.

Ракшаса.

Человек (затыкает уши). Боже избави! Не такой он человек, чтобы поступить столь недостойно.^[185]

Ракшаса.

Человек. Господин, именно так.

Ракшаса (с волнением, про себя). Чанданадаса — его близкий друг, и гибель друга побуждает его взойти на костер! Поистине, это вселяет беспокойство в мое сердце, исполненное привязанности к моему другу. (Вслух). Я хочу слышать подробно об этой гибели и о подвиге человека, намеревающегося умертвить себя ради своей любви к другу.

Человек. Не могу я, несчастный, откладывать долее свою смерть!

Ракшаса. Любезный, расскажи мне эту повесть, достойную того, чтобы ее услышать.

Человек. Что поделать! У меня нет иного выхода. Придется рассказать. Слушай же, господин.

Ракшаса. Любезный, я обратился в слух.

Человек. Есть в этом городе старшина золотых дел мастеров по имени Чанданадаса.

Ракшаса (в тревоге, про себя). Вот судьба отворила мне двери в царство горя. Сердце, будь стойким! Нечто мучительное предстоит тебе воспринять. (Вслух). Любезный, о нем говорят, как о добром человеке и преданном друге. Что с ним произошло?

Человек. Он и есть любимый друг Вишнудасы.

Ракшаса (про себя). Вот горе, как громовая стрела, нависло над моим сердцем!

Человек. Сегодня Вишнудаса обратился к Чандрагупте, как подобает любящему другу.

Ракшаса. Скажи, как же именно?

Человек. «Государь, — сказал он, — в моем доме достаточно добра и всякого богатства. В обмен за все это освободи моего дорогого друга Чанданадасу!».

Ракшаса (про себя). Хвала тебе, о Вишнудаса, хвала! Ах, вот это доказательство преданной дружбы! Ибо

(Вслух). Любезный, что же ответил Маурья на это предложение?

Человек. Господин, в ответ на эти слова Чандрагупта сказал почтенному Вишнудасе: «Не ради денег заключили мы в тюрьму Чанданадасу, но за то, что он скрывал в своем доме семью советника Ракшасы, насколько мне известно. И сколько ни просили его, он ее не выдал. Если он ее выдаст, то получит свободу. Иначе карой ему будет смерть». Сказав так, он повелел отвести Чанданадасу на место казни. Тогда, чтобы не услышать невыносимой для слуха вести о казни Чанданадасы, почтенный Вишнудаса решил броситься в огонь и с тем покинул город. Я же, чтобы не слышать о гибели Вишнудасы, покончу с собой, повесившись, и потому пришел теперь в этот заброшенный сад.

Ракшаса. Любезный, но не казнен же Чанданадаса?

Человек. Сегодня он будет казнен. И теперь от него снова и снова требуют, чтобы он выдал семью советника Ракшасы. Но не выдаст он ради своей преданности другу. По этой причине я не стану оттягивать свою смерть.

Ракшаса (с радостью про себя). Хвала тебе, дорогой Чанданадаса, хвала.

(Вслух). Любезный, ступай, ступай сейчас же! Скорее воспрепятствуй Вишнудасе броситься в костер, а я избавлю Чанданадасу от смерти.

Человек. Но каким же образом ты избавишь Чанданадасу от смерти!

Ракшаса (обнажает меч). С помощью этого друга отважного подвига. Смотри:

Человек. Господин, твое стремление спасти жизнь почтенного Чанданадасы выдает, кто ты, впавший в столь бедственное положение. И все же я не могу признать с уверенностью:^[187] неужели судьбою дано мне видеть советника Ракшасу, благословенно его имя?

(Падает ему в ноги).

Ракшаса. Встань, встань! Довольно медлить теперь. Передай Вишнудасе, что Ракшаса избавит Чанданадасу от смерти. (Повторяет: Как небо грозовое... и т. д. Декламируя, идет вокруг сцены с обнаженным мечом).

Человек. Но окажи мне милость, рассей мои сомненья!

Ракшаса. Да, это я, видевший гибель моего господина, я — причина бедствий моих друзей, я действительно тот презренный Ракшаса, чье проклято имя!

Человек (опять падает ему в ноги, с радостью). О, чудеса, чудеса! Судьба свела меня с тобой! Да окажет мне милость превосходительный советник. Здесь есть одно обстоятельство. В свое время проклятый Чандрагупта отправил на казнь благородного Шакатадасу. Но кто-то освободил его, похитив с места казни, и помог ему бежать из страны. Тогда, чтобы утолить пламя своего гнева, зажженное благородным Шакатадасой, проклятый Чандрагупта призвал к ответу палачей за их попустительство и предал их смерти. С тех пор если палачи завидят перед собой или за спиной у себя человека с мечом, они немедля предают казни приговоренного, заботясь о сохранении собственной жизни. Поэтому, если превосходительный советник появится там с обнаженным мечом, он только ускорит тем казнь почтенного Чанданадасы.

Ракшаса (про себя). Ах, сколь трудно угадать пути политики презренного Чанакьи!

(Размышляет).

(Все уходят).

КОНЕЦ ШЕСТОГО ДЕЙСТВИЯ^[189]

ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ

(Входит чандала).

Чандала. Прочь с дороги, прочь с дороги! Берегитесь, берегитесь!

И еще:

А если не верите, смотрите — вот ведут на казнь государственного преступника старшину Чанданадасу с женой и сыном. (В пространство, прислушиваясь). Вы, спрашиваете, господа, есть ли для него какая-нибудь возможность получить свободу? Есть, господа, если он выдаст семью советника Ракшасы. (Опять в пространство). Что вы говорите? «Из любви к тем, кто искал у него убежища, он не совершит подобную низость ради спасения собственной жизни». Господа, в таком случае можете быть уверены в его блаженном уходе из мира. К чему теперь ваше беспокойство о его спасении?

(Входит в сопровождении второго чандалы Чанданадаса в одежде приговоренного с колом на плечах; за ним следуют его жена и сын).

Жена Чанданадасы^[191] (со слезами). Увы!

О Вишнудаса, дорогой друг, почему ты ни слова не скажешь в ответ? Но в такое время едва ли увидишь вблизи кого-либо из друзей.

Чанданадаса (со слезами). Вот он, наш дорогой друг. Отвернув изнуренное от горя лицо, с глазами, потускневшими от плача, он следует за мной, проливая потоки слез, хотя тело его влечется прочь отсюда. (Идет вокруг сцены).

Чандала. Благородный Чанданадаса, ты пришел на место казни. Отошли своих домашних.

Чанданадаса. Жена, возвращайся теперь с сыном обратно. Не приличествует вам провожать меня далее.

Жена Чанданадасы (со слезами). Но ведь в другой мир, господин, не в другую страну ты уходишь.^[192]

Чанданадаса. Госпожа, я гибну ради друга, не за грех свой человеческий. Поэтому перестань горевать обо мне.

Жена Чанданадасы. Господин, если даже так, не время теперь верной жене уходить отсюда.

Чанданадаса. Так что же ты решила делать, жена моя?

Жена Чанданадасы. Благословить себя на то, чтобы последовать по стопам супруга.^[193]

Чанданадаса. Плохо же ты решила жена! Вот сынок наш, еще несведущий в жизни. Ты должна посвятить себя заботе о мальчике.

Жена Чанданадасы. Пусть позаботятся о нем милостивые боги! Подойди сюда, сынок, поклонись последний раз в ноги отцу.

Сын Чанданадасы (падает ему в ноги). Батюшка, что буду я делать теперь без отца?

Чанданадаса. Поселись в стране, где не будет Чанакьи, сын мой.

Чандала. Благородный Чанданадаса, кол установлен. Приготовься.

Жена Чанданадасы. Господа, спасите, спасите!

Чанданадаса. Госпожа, зачем ты кричишь и плачешь? Ушел на небо государь, сострадавший своим подданным в несчастьи. Я гибну за друга, не за какое-нибудь преступление. Тебе надо радоваться — зачем же ты рыдаешь?

Первый чандала. Эй, Бильвапатра, хватай Чанданадасу! И сами уйдут его домашние.

Второй чандала. О Ваджраломан, я схватил его!

Чанданадаса. Любезный, подожди немного. Дай мне проститься с сыном. (Целует сына в голову). Мой мальчик, пусть неизбежна смерть, но я умираю ради друга.

Сын Чанданадасы. Батюшка, зачем говорить мне это? Ведь в этом закон чести нашего рода. (Падает ему в ноги).

Чандала. Эй, хватай его!

Жена Чанданадасы (бьет себя в грудь). Господин, спаси, спаси!

(Откинув занавес,^[194] входит Ракшаса).

Ракшаса. Не бойся, госпожа, не бойся. Эй, эй, палачи,^[195] не казните Чанданадасу!

Чанданадаса (глядя на него со слезами). Советник, что это?

Ракшаса. Это лишь слабое подражание твоему подвигу.

Чанданадаса. Советник, ты сделал бесплодными все мои страдания. Зачем ты это сделал?

Ракшаса. Я только достиг своей цели. Не упрекай меня. Любезнейший, доложи злодею Чанакье...

Ваджраломан. Что именно?

Ракшаса.

Ваджраломан. Эй, Бильвапатра, возьми Чанданадасу и подожди с ним в тени дерева у погребального огнища, пока я но доложу Чанакье, что взят в плен советник Ракшаса.

Бильвапатра. Хорошо, Ваджраломан, ступай. (Уходит с Чанданадасой, его женой и сыном).

Ваджраломан. Идем, советник. (Идет с Ракшасой вокруг сцены). Есть здесь кто-нибудь? Доложите благородному Чанакье, истребителю рода Нанды и основателю господства рода Маурьи!..

Ракшаса (про себя). И подобное должен я слышать!

Ваджраломан. Вот плененный советник Ракшаса, мудрость которого была побеждена политикой господина!

(Входит Чанакья, закутанный в греческий плащ,^[200] оставляющий, открытым только его лицо).

Чанакья. Рассказывай, рассказывай, любезный.

Ваджраломан. Государственная мудрость и проницательность господина.

Чанакья. Нет, о нет! Скажи лучше: враждебная роду Нанды судьба.

Ракшаса (про себя). Вот негодный... нет, великий Каутилья.

Чанакья (замечает его. С радостью про себя). А, вот и сам советник Ракшаса. Этот великий человек

(Рукой откидывает плащ и приближается). О советник Ракшаса, я, Вишнугупта, приветствую тебя!

Ракшаса (про себя). Звание советника теперь — насмешка для меня. (Вслух). Вишнугупта, не касайся меня, оскверненного прикосновением чандалов.^[201]

Чанакья. О советник Ракшаса, оба они — не чандалы. Тот, кого ты видишь, — царский слуга по имени Сиддхартхака. Это он по моему поручению под видом друга побудил бедного Шакатадасу, ни о чем не подозревавшего, написать то самое подложное письмо. Другой — тоже царский слага, зовут его Самиддхартхака.

Ракшаса (про себя). Благодарение судьбе, я избавлен от подозрения против Шакатадасы.

Чанакья. Что долго рассказывать? Скажу коротко:

Ракшаса (про себя). Что делать, я должен видеть его.

(Входит царь, за ним — свита в порядке старшинства).

Царь (про себя). Без боя победил господин непобедимое вражеское войско; я даже чувствую себя смущенным. И мои

Однако

(Приближается к Чанакье). Господин, Чандрагупта кланяется тебе.

Чанакья. Низкорожденный, исполнились все твои желания. Приветствуй присутствующего здесь главного советника.^[202]

Ракшаса (про себя). Он заключает наш союз.

Чанакья. Вот обретенный нами советник Ракшаса, поклонись ему.

Царь (приближается к Ракшасе). Господин, Чандрагупта кланяется тебе.

Ракшаса (глядя на него, про себя). О, это Чандрагупта.

(Вслух). Царь, да побеждаешь ты.

Царь. Господин,

Ракшаса (про себя). Ученик Каутильи льстит мне, как слуга. Или нет, это лишь учтивость Чандрагупты; моя вражда к нему заставляет меня судить несправедливо. Во всяком случае Чанакья заслуживает своей славы. Ибо:

Чанакья. Советник Ракшаса, хочешь ли ты, чтобы Чанданадаса остался жив?

Ракшаса. О Вишнугупта, можно ли в этом сомневаться?

Чанакья. Советник Ракшаса, хотя ты и почтил Низкорожденного, явившись сюда, но ты не принял меча — вот почему я сомневаюсь. Если ты действительно хочешь, чтобы Чанданадаса остался жив, — прими этот меч.^[204]

Ракшаса. О Вишнугупта, нет, это невозможно! Я не достоин принять его, особенно — после того, как ты его держал в своей руке.

Чанакья. Ракшаса, как это может быть, чтобы я был его достоин, а ты — нет. Смотри:

Однако о чем толковать? Если ты не примешь этот меч, Чанданадаса расстанется с жизнью.

Ракшаса (про себя).

(Вслух). Вишнугупта, слава дружбе, ради которой я приму все, что угодно. Что поделать? Я покоряюсь.

Чанакья (с радостью). Низкорожденный, Низкорожденный, наконец советник Ракшаса оказал тебе честь. Судьба благословляет тебя, государь.^[206]

Царь. Чандрагупта с благодарностью принимает милость господина.

(Входит слуга).

Слуга. Победа господину. Там Бхадрабхата, Бхагураяна и другие доставили к воротам скованного по рукам и ногам Малаякету. Пусть господин отдаст распоряжение.

Чанакья. Любезный, доложи советнику Ракшасе. Теперь он ведает этими делами.

Ракшаса (про себя), Каутилья забрал меня в плен, а теперь возлагает на меня право решения. Что поделать! (Вслух). Царь Чандрагупта, как тебе известно, я некоторое время служил под властью Малаякету и потому прошу сохранить ему жизнь.

(Царь обращает взор на Чанакъю).

Чанакья. Да будет оказано уважение первому желанию советника Ракшасы. (Слуге). Любезный, передай от нашего имени Бхадрабхате и его людям: «По указанию советника Ракшасы государь Чандрагупта возвращает Малаякету его наследственные владения. Вы должны сопровождать его и, восстановив его на престоле, вернуться сюда».

Слуга. Как господин прикажет. (Идет со сцены).

Чанакья. Погоди, погоди, любезный! Пусть передадут также начальнику крепости: «По случаю радости, которую дарует ему советник Ракшаса, соглашаясь служить ему, Чандрагупта повелевает назначить Чанданадасу главным старшиной цехов всех городов государства.^[207] Кроме того, пусть снимут узы со всех,^[208] кроме боевых коней и слонов». Впрочем, на что они нам теперь, когда советник Ракшаса стал нашим министром?

Слуга. Как господин прикажет. (Уходит).

Чанакья. О царь Чандрагупта, о советник Ракшаса, скажите, что еще могу я сделать для вас приятное?^[209]

Царь. Что может быть еще приятнее для нас?

Ракшаса. Тогда выслушайте заключительное слово пьесы.^[211]

(Все уходят).

КОНЕЦ СЕДЬМОГО ДЕЙСТВИЯ.

КОНЕЦ.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПЕРЕВОД ОТРЫВКОВ ИЗ ДРУГИХ ПЬЕС ВИШАКХАДАТТЫ

I. ЦАРИЦА И ЧАНДРАГУПТА

От драмы Вишакхадатты «Царица и Чандрагупта» (Devicandragupta) сохранилось лишь несколько цитат, приведенных вместе с кратким изложением содержания пьесы в трактате по драматическому искусству «Natyadarpana» Рамачандры и Гуначандры и в некоторых других средневековых санскритских трактатах. Ниже следует перевод цитат, приведенных в «Natyadarpana» (по тексту, помещенному в примечаниях к статье: S. Lévi. Deux nouveaux traités de dramaturgie indienne. Journal asiatique. Octobre—decembre 1923, p. 193).

Изложение содержания пьесы см. в послесловии к настоящему изданию (стр. 143, 144).

1. Из 2-го (?) акта. (Царевич Чандрагупта видит царицу Дхрувадеви, потрясенную позорным решением ее супруга выдать ее скифскому царю, чтобы откупиться от победоносного врага).

Чандрагупта. Вот стоит царица...

2. Из 2-го акта. (Царь Рамагупта обращается к своему брату Чандрагупте, вызвавшемуся идти во вражеский лагерь в женском платье вместо царицы, чтобы убить скифского царя. Царица подслушивает, но, не видя Чандрагупты, воображает, что супруг ее обращается к другой женщине).

Царь.

Дхрувадеви. Если ты говоришь о любви, то ведь это меня, несчастную, ты покидаешь..

Царь. И еще,

Дхрувадеви. Я же расстаюсь с жизнью, но прежде мне суждено потерять супруга.

Царь. Мне без тебя и царство бесполезно.

Дхрувадеви. А для меня мое существование бесполезно. Покинуть жизнь будет мне отрадой.

Царь. Мне жаль царицу только как жену.

Дхрувадеви. Такова жалость моего супруга, который покидает меня, ни в чем не повинную.

Царь. Любовью связана с тобой по-прежнему душа моя.

Дхрувадеви. Вот я, несчастная, и покинута.

Царь. Из-за любви к тебе чрезмерной, ради тебя лишаюсь чести.

Дхрувадеви (первой актрисе). Дорогая моя, вот она какова, жалость моего супруга.

Первая актриса.^[215] Государыня, когда луна метеором падает с небес, что можем мы поделать?

Царь.

Дхрувадеви. И ты, безжалостный, еще чувствуешь горе от разлуки!

Царь.

3. Из 4-го акта. (Чандрагупта, преследуя цели политической интриги, притворно ухаживает за куртизанкой Мадхавасеной).

Чандрагупта. Милая Мадхавасена. Соизволь теперь

4. Из 5-го акта. (Чандрагупта, чтобы отвести подозрения своих врагов при дворе, притворяется сумасшедшим).

Чандрагупта.

5. В конце 5-го акта.

Чандрагупта.

II. ПЬЕСА НА СЮЖЕТ «РАМАЯНЫ»

Единственная сохранившаяся от этой пьесы Вишакхадатты строфа цитируется в санскритском трактате «Saduktikarnamrta». Ниже следует перевод по тексту, приведенному у К. Дхрувы в его издании «Mudraraksasa», упомянутом в послесловии. Эту строфу произносит, вероятно, Бибхишана, брат Раваны, во время нападения Рамы на Ланку.

(Бибхишана).

ВИШАКХАДАТТА И ЕГО ДРАМА «ПЕРСТЕНЬ РАКШАСЫ» (MUDRARAKSASA)

О существовании индийского классического театра и драматургии Европа узнала в конце XVIII в. Одновременно это было первым знакомством западного читателя с древней литературой Индии. Появление первых переводов на европейские языки знаменитой драмы Калидасы «Шакунтала» «вызвало, — по [выражению Дж. Неру, — нечто вроде смятения среди европейской интеллигенции».^[218] То было открытие нового мира, первое соприкосновение с замечательно богатой и своеобразной культурой, созданной великим народом на протяжении тысячелетий. Именно с конца XVIII в. начинается история серьезного изучения Индии в странах Запада.

Почти через сорок лет после появления первого английского перевода «Шакунталы», в 1826—1827 гг., известный индианист Х. Х. Уилсон выпустил в свет сборник своих переводов избранных пьес санскритского классического театра.^[219] Работа его означает вторую важную веху в истории изучения индийской драмы. Оказалось, что «Шакунтала» не является единственным шедевром индийского театра. Переводы Уилсона познакомили европейскую публику с рядом других замечательных пьес, среди которых особенного внимания заслуживали: «Урваши» (Vikramorvaçi) Калидасы, «Глиняная тележка» (Mrcchakatika) Шудраки и «Печать министра»^[220] (Mudraraksasa) Вишакхадатты. Эти три пьесы вместе с «Шакунталой» Калидасы были признаны наиболее значительными и высокохудожественными памятниками индийской классической драматургии.

Классический театр древней Индии развился из народного искусства в середине первого тысячелетия до н. э. В истории мировой культуры Индия была второй по времени страной (после Древней Греции), создавшей самобытное и высокоразвитое театральное искусство и драматическую литературу. К сожалению, до нас не дошли древнейшие произведения индийской драматургии. Самые ранние из сохранившихся до нашего времени пьес относятся к I в. н. э. и представляют собой образцы уже вполне развитой драматической литературы.

Приблизительно в III в. н. э. творчество Бхасы знаменует собой начало периода высшего расцвета индийской классической драмы. В произведениях выдающихся драматургов этого периода — Бхасы, Шудраки, Калидасы, Вишакхадатты — нашло наиболее яркое и совершенное художественное выражение все своеобразие духовной культуры Древней Индии. «Театр есть высшее выражение породившей его цивилизации, — писал Сильвэн Леви в своем капитальном труде, посвященном истории индийского театра. — ... Оригинальность Индии полностью отразилась в ее драматическом искусстве. Она собрала в нем в сжатой форме свои догмы, свои учения, свои институты».^[221]

Большинство исследователей отмечает резкое отличие индийской классической драмы от античной; при этом нельзя забывать, что объясняется оно не одним только национальным своеобразием. Характер индийского драматического искусства определяется историческими и социальными условиями, в которых оно развивалось. В отличие от древнегреческого театра, процветавшего на почве афинской рабовладельческой демократии, санскритская драматургия сложилась и развивалась в атмосфере восточных деспотий, где все культурные ценности сосредоточивались в руках правящих классов и преимущественно — жреческого сословия. Многие исследователи подчеркивают аристократический и религиозный характер санскритской драмы, оторванной от народа и от реальной жизни, доступной лишь узкому кругу просвещенных ценителей. Строгая традиционность и изысканность художественных форм, язык, понятный только образованной аудитории, отгораживают индийский классический театр от жизни современного ему общества.

Эти особенности отчетливо проявляются в древнеиндийских теоретических сочинениях по драматическому искусству. В «Натьяшастре» Бхараты, замечательном памятнике эстетической мысли индийской древности (II—IV вв. н. э.), наряду с глубокой и тонкой разработкой многих важных проблем драматического и поэтического искусства, мы находим места, явно свидетельствующие о тенденции ограничить общественную роль театра, трактующие его как утонченное и изысканное развлечение для немногих. Не говоря о прямых указаниях, воспрещающих доступ в театр представителям низших сословий,^[222] теоретические трактаты определяют самое содержание классической драмы, тщательно устраняя из нее все мотивы, ведущие к связи с общественными проблемами и народной жизнью.

Серьезная драма — «nataka», — согласно теории, должна посвящаться исключительно возвышенным предметам. Главная задача драмы — пробуждать в душах зрителей тонкое и безмятежное эстетическое наслаждение. Санскритская драма не должна сильно волновать зрителя. В связи с этим в «Натьяшастре» приводится характерная система запретов. Строго запрещается показывать на сцене смерть, сражение, борьбу, свержение царя, народные бедствия, изгнание, всякие вульгарные, неприятные, обыденные действия и т. д. Пьеса всегда должна иметь счастливый конец; таким образом трагедия решительно исключается из санскритского театра.

Мы видим, насколько противоречат эти положения понятию драмы у древних греков и в европейской эстетике. «Любовь к чудесному, презрение к действию, однообразие интриги, боязнь трагических катастроф, вкус к смягченным эмоциям...»^[223] — так определяет в своей книге С. Леви характерные черты индийской классической драмы.

И все же, обращаясь непосредственно к драматической литературе Древней Индии, мы убеждаемся, что эти черты не являются для нее безусловно характерными и определяющими. И менее всего они характерны для творчества выдающихся драматургов эпохи расцвета. Наиболее яркие и самобытные таланты восстают против мертвых канонов и правил и сбрасывают оковы, ограничивающие свободу поэтической фантазии. Бхаса не боится показывать на сцене смерть, борьбу, свержение царя и поднимается до трагического пафоса в отдельных сценах своих пьес, посвященных сюжетам «Махабхараты». Нарушают каноны «Натьяшастры» также и Шудрака и Вишакхадатта.

До нас дошли только немногие, хотя, очевидно, наиболее значительные и популярные произведения древнеиндийской драматургии периода расцвета. Это мешает нам достаточно ясно и полно определить истинный характер индийского классического театра. Большая часть сохранившихся санскритских пьес относится к более позднему времени, к концу первого тысячелетия н. э. и началу второго, когда классическая культура Древней Индии уже пришла в упадок и разрушалась. Эти произведения построены строго по предписаниям теоретических трактатов, но обнаруживают резкое снижение художественного уровня. Было бы, однако, ошибочно судить по этим пьесам о характере индийского театра в целом только на основании их количественного преобладания.

Золотой век индийской классической литературы и искусства по времени приблизительно совпадает с эпохой империи Гупта, последнего крупного рабовладельческого государства на территории Индии, объединившего под своей властью почти весь север страны и часть юга. К концу V в. н. э. могущество Гуптов ослабевает и империя рушится под ударами иноземных завоевателей. В истории Индии начинается долгий период феодальной раздробленности, опустошительных вражеских нашествий (только в VII в. значительная часть страны на короткое время объединяется под властью энергичного и удачливого завоевателя Харшавардханьт, царя Канауджа). Одновременно с падением политического могущества государства наступает упадок и в общественной жизни и в области духовной культуры.

Очевидно, в этот период еще более углубляется пропасть между народными массами и правящими классами, и власть последних становится еще более жестокой и деспотической. До нас дошло множество кодексов, строго регламентирующих права и обязанности отдельных сословий древнеиндийского общества. В рассматриваемый нами период число этих кодексов — так называемых «смрити» (smrti) и «дхармашастр» (dharmaçastra) — возрастает с каждым новым столетием, и правила их, освященные религией, становятся все более мелочными, жесткими и неумолимыми. В душной атмосфере кастового гнета и возрастающего засилия реакционного жречества, в обстановке феодальной раздробленности и замкнутости общественная жизнь замирает, искусство и литература не могут свободно развиваться. Более всего страдает при этом самое популярное из искусств — искусство театра.^[224]

Первые признаки наступающего упадка в индийской драматургии проявились, очевидно, уже вскоре после Калидасы, поднявшего до высочайшего совершенства поэтическое мастерство в санскритской классической литературе. Но совершенная гармония художественной формы и глубина содержания, свойственные его творчеству, у позднейших драматургов подменяются изощренным и искусственным словотворчеством, лишенным жизни и идейной значительности.

Особенно характерна для драматургов позднего периода полная утрата чувства сцены; пьесы их почти лишены действия, необычайно тяжелы по языку и стилю. Театр, возникший и развившийся в условиях крупного рабовладельческого государства, потерял почву в раздробленной и пришедшей в упадок стране. Надо заметить также, что язык классической драмы — санскрит и пракриты — к этому времени окончательно оторвался от живого разговорного языка широких слоев общества и понятен был только сравнительно немногим высокообразованным людям. В подобных условиях традиция классического театра неизбежно должна была замереть и прекратиться; последнее произошло уже в эпоху мусульманских завоеваний.

Но в самом начале этого периода, когда в общественной и культурной жизни уже наметились черты грядущего упадка, когда Индия напрягала последние силы в борьбе с губительными варварскими нашествиями, появляется писатель, чье творчество, представляющее собой блестящее и единственное в своем роде явление в истории индийской драматургии, было особенно глубоко связано с жизнью и историческими судьбами страны. Это был Вишакхадатта, последний по времени представитель эпохи расцвета индийского классического театра.

В V в. н. э. на Индию нахлынули полчища белых гуннов (эфталитов). В напряженной борьбе с ними прошли годы правления последних императоров династии Гупта. Уже после падения империи кровопролитные войны с гуннами вели правители индийских государств, возникших на ее развалинах в Северной Индии. В конце VI в. сильное нападение гуннов было отражено Прабхакаравардханой (отцом знаменитого впоследствии объединителя Индии Харшавардханы), правителем государства Тханесар. В этой войне, закончившейся полным поражением гуннов, Прабхакаравардхану поддерживал его родственник и союзник Авантиварман, царь Канауджский. Полагают, что в царствование Авантивармана Канауджского и жил Вишакхадатта и что именно этому царю посвящена заключительная строфа его драмы «Mudraraksasa», прославляющая Авантивармана за спасение страны от нашествия варваров. Творчество Вишакхадатты относится в этом случае к концу VI или началу VII в.^[225]

Как и для подавляющего большинства древнеиндийских писателей, датировка жизни и творчества Вишакхадатты остается только более или менее правдоподобным предположением. Также ничего определенного мы не можем узнать о личности драматурга и о его биографии. Сама пьеса его «Mudraraksasa» сообщает, что автор был сыном махараджи и внуком саманты, т. е. принадлежал по рождению к правящему классу, к аристократии страны. Род его возвысился, очевидно, при царе Авантивармане или его непосредственном предшественнике; отец драматурга, носивший титул «махараджи», занимал высокое положение при царском дворе, которое, возможно, перешло и к его сыну. Можно предположить, что Вишакхадатта (если судить по его произведениям) мог. на собственном опыте близко познакомиться с придворной жизнью, политическими интригами и тайнами государственного управления.

Вообще Вишакхадатта был, очевидно, одним из образованнейших людей своего времени. Он изучил важнейшие политико-экономические трактаты древней Индии, в первую очередь — «Артхашастру» Каутильи, имел серьезные познания в философии, логике, астрономии. Разумеется, Вишакхадатта хорошо знал санскритскую классическую литературу предшествующих веков; из его предшественников наибольшее влияние на него, по-видимому, оказал Шудрака, автор «Глиняной тележки». Вишакхадатта прекрасно знал классическую теорию построения драмы, что доказывает его пьеса; очевидно, он изучал «Натьяшастру» Бхараты.

Из его пьесы можно заключить также, что Вишакхадатта, подобно своему великому предшественнику Калидасе, принадлежал к последователям шиваизма. По-видимому, он был уроженцем и жителем северной Индии. Он мог познакомиться с древним городом Паталипутрой, в которой происходит действие его пьесы, прожив в нем некоторое время; в его эпоху этот город еще существовал на берегу Ганга.^[226] Этим, пожалуй, и исчерпывается все, что мы можем сказать о личности и жизни писателя. Обратимся непосредственно к его творчеству.

«Mudraraksasa» («Перстень Ракшасы»), единственная дошедшая до нас целиком пьеса Вишакхадатты, посвящена далекому прошлому, далекому даже для автора пьесы и его современников. В ней представлена эпоха, всегда привлекавшая особенный интерес историков Индии, — эпоха объединения страны под властью империи Маурья после успешной борьбы с греческими завоевателями в конце IV в. до н. э.

В то время Индия впервые соприкоснулась с античной цивилизацией; в борьбе с иноземным вторжением всколыхнулись и пришли в движение широкие народные массы; пробудилось с особенной яркостью сознание единства огромной страны, и было создано государство, поднявшее могущество Индии на высшую ступень, какой она не достигала ни до ни после на всем протяжении истории древности.

Было бы ошибкой искать в пьесе Вишакхадатты точного исторического воспроизведейия событий того далекого времени. Вишакхадатта был не историком, но художником; кроме того, мы знаем, что Древняя Индия вообще не знала исторической науки в нашем понимании этого термина. Едва ли Вишакхадатта в работе над своим произведением располагал достоверными документами эпохи или историческими хрониками. Однако не следует, очевидно, совершенно пренебрегать исторической ценностью пьесы, как бы ни была она ничтожна, тем более что об исторических событиях, непосредственно затронутых в пьесе, мы почти не имеем сколько-нибудь определенных сведений из других источников.

Греческие и римские историки смутно сообщают о существовании во время похода Александра Македонского в долине Ганга могущественного индийского государства под властью царя Ксандрамеса (Чандрама?). Царь этот был низкого происхождения, деспотичен и не любим народом. Юстин, историк III в. н. э., рассказывает о Сандракоттосе, человеке низкого происхождения, который оскорбил царя Нандруса и был за то приговорен к смертной казни. Однако ему удалось бежать, и впоследствии, после смерти Александра, он возглавил народное восстание против греков, а после изгнания иноземцев сам стал царем. Нет сомнения, что Сандракоттос — (Σανδρακόττος) — греческое искажение имени Чандрагупта и Юстин имеет в виду знаменитого Чандрагупту, основателя династии Маурья. О Чандрагупте упоминает также Плутарх, именующий его Андракоттос (см. «Жизнь Александра», 62). Под Ксандрамесом или Нандрусом, возможно, имеется в виду магадхский царь династии Нанда.

В индийской литературе пуран имеются сведения о правлении в Магадхе могущественной династии Нанда. Основатель этой династии Махападма Нанда был сыном женщины из низшей касты — шудр. Династия Нанда была свергнута брахманом Каутильей, способствовавшим возведению на трон Чандрагупты, который основал новую династию Маурья. О борьбе Каутильи с Нандой имеются упоминания и в других индийских источниках, в том числе в известном политико-экономическом трактате «Артхашастра», авторство коего приписывается самому Каутилье, в «Вопросах Милинды» — палийском памятнике I или II в. н. э. — и др. Любопытно отметить, что греческо-римские источники совершенно умалчивают о Каутилье (что не дает, однако, оснований сомневаться в том, что это — личность историческая), так же как индийские источники ни словом не упоминают об Александре Македонском. Не упоминает имени Александра и пьеса Вишакхадатты. О греках Вишакхадатта упоминает мельком; по-видимому, речь идет лишь о наемных солдатах в армиях индийских царей.

Но ни в греческо-римской, ни в индийской литературе до Вишакхадатты ничего не говорится о составляющей главное содержание его пьесы борьбе Каутильи с Ракшасой после свержения Нанды. Имя Ракшасы также нигде не встречается, и неизвестно, является ли этот образ исторической личностью или плодом фантазии драматурга.

Как сообщает индийский писатель Дханика в своем комментарии на трактат по поэтике «Daçarupa», написанном около 1000 г. н. э., Вишакхадатта заимствовал тему для своей пьесы из «Brhatkatha» Гунадхьи. «Brhatkatha» (III в. до н. э.), сборник древних преданий и сказок, богатый источник тем и сюжетов, использованный многими писателями санскритской классической литературы, до нас не дошел. Сохранились, однако, созданные много позднее сказочные сборники и поэмы, основанные на «Brhatkatha» или заимствовавшие материал из этого произведения. В «Kathasaritsagara» Сомадевы, в «Brhatkathamanjari» Кшемендры — позднейших обработках книги Гунадхьи — и в некоторых других произведениях классического периода содержится легенда о необыкновенных обстоятельствах царствования и гибели Нанды, царя Магадхи, и восшествия на трон Чандрагупты. В различных вариантах этой легенды рассказывается о том, что после смерти Нанды его место занял самозванец, принявший имя и облик покойного царя. Главную роль в борьбе с жестоким и вероломным Лже-Нандой играет в этих сказаниях мудрый и энергичный министр Шакатала. Каутилья выступает лишь как слепое орудие в искусных руках Шакаталы, с помощью которого последний свергает Лже-Нанду и возводит на царство Чандрагупту, сына настоящего Нанды. О Ракшасе в сказочной литературе не упоминается.^[227]

У Вишакхадатты, как мы знаем, трактовка сюжета совершенно иная. Кроме того, легенда о Лже-Нанде изобилует различными фантастическими деталями — Вишакхадатта их решительно отвергает; пьеса его принадлежит к сравнительно немногим произведениям древнеиндийской драматургии, совершенно лишенным фантастического элемента. В легенде действуют также знаменитые древнеиндийские ученые Панини и Вараручи, явно принадлежащие к разным эпохам; Вишакхадатта избегает подобных анахронизмов. Короче говоря, трактовка сюжета у Вишакхадатты кажется гораздо более реалистической и более близкой исторической правде. Свидетельство Дханики поэтому справедливо было подвергнуто сомнению современными исследователями; очевидно, Вишакхадатта заимствовал сюжет не из литературы сказаний. Вероятнее, он черпал материал из исторических сочинений: различных rajavali, carita и т. п.^[228]

Если сказочная литература умалчивает о Ракшасе, герое пьесы Вишакхадатты, последний в свою очередь совершенно исключает из драмы фигуру Шакаталы, передавая главную движущую действие роль Чанакье. Далее, Вишакхадатта вводит образ правителя Горной страны царевича Малаякету, главы враждебной Чандрагупте коалиции иноземных князей. В пьесе много раз упоминается погибший в результате политической интриги отец Малаякету, царь Парвата_> которого некоторые исследователи (едва ли основательно) отождествляют с царем Пором греческих историков, главным противником Александра в Индии.

Драма Вишакхадатты отличается чрезвычайной сложностью интриги. Уже средневековые комментаторы этого произведения считали необходимым для облегчения понимания его содержания предварять его изложением событий, предшествующих действию пьесы. Различные варианты этой «предыстории», созданные различными авторами, не всегда удовлетворительно объясняют действие драмы и не во всем соответствуют ее содержанию. Некоторые из них опять вводят в действие Шакаталу или Шакатару, героя сказочной легенды (например, Джагаддхара, комментатор XIV в.), некоторые вводят фантастические элементы. Из наиболее достоверных комментариев и из самого произведения представляется следующая предыстория драмы:

У Сарвартхасиддхи,^[229] царя династии Нанда, было восемь (или девять) сыновей, рожденных ему женою из касты кшатриев. Кроме того, он имел побочного сына по имени Чандрагупта, мать которого принадлежала к низшей касте; отсюда прозвище его «Vrsala», что значит «Шудра», «Низкорожденный». В некоторых комментариях Чандрагупта выступает как внук царя Нанды (комментарий Махадевы) или как его шурин (комментарий Джагаддхары), что, однако, не соответствует самой пьесе. Согласно легенде, все сыновья царя росли вместе, но между юными кшатриями и шудрой рано возникла взаимная ненависть и вражда.

Однажды царь тяжело оскорбил могущественного брахмана Каутилью (в пьесе он обычно именуется Чанакья), столкнув его с почетного места во время торжественного обряда в царском дворце. Чанакья поклялся жестоко отомстить и в знак своей клятвы завязал узлом прядь волос на своей голове. Он замыслил свергнуть Нанду и возвести на трон своего ученика Чандрагупту (неясно, был ли он наставником Чандрагупты до ссоры с царем или стал им только впоследствии). Как орудие в борьбе со своим врагом Чанакья использовал Парвату, царя Горной Страны (вероятно, в Гималаях), варвара, которому он обещал отдать половину царства [Нанды в вознаграждение за военную поддержку. С огромным войском, состоящим большей частью из иноземцев, Чанакья и-Парвата осадили Паталипутру, столицу Нанды. После упорной борьбы город был взят (благодаря измене военачальников Нанды, как сообщает комментарий Махадевы; однако в самой пьесе об измене не упоминается). Еще до взятия города Сарвартхасиддхи бежал из него через подземный ход и укрылся в лесном монастыре, где был убит агентами Чанакьи. К этому времени был истреблен весь род Нанды.

Но в Паталипутре остался Ракшаса, смелый и деятельный министр Нанды, мужественно защищавший город и оставшийся верным своему долгу даже после победы врагов и гибели царского рода. Ракшаса решает продолжать борьбу против Чанакьи и Чандрагупты до конца. Очевидно, для этого он тайно поступает на службу к Парвате и стремится посеять раздор между союзниками. К Чандрагупте Ракшаса подсылает «ядовитую девушку» (visakanya — единственный фантастический образ в пьесе, правда, только упоминаемый). Но к этому времени Ракшаса уже сам окружен агентами проницательного и предусмотрительного Чанакьи. Замысел его не удается; от «ядовитой девушки» вместо Чандрагупты гибнет Парвата. Чанакья, отражая удар Ракшасы, одновременно освобождается от сделавшего свое дело союзника и от необходимости отдать полцарства варвару. После этого Ракшаса бежит из города через тот же подземный ход. Но он не отказывается от мысли продолжать борьбу и оставляет в Паталипутре как залог своего возвращения жену и сына, которых вверяет попечению своего лучшего друга Чанданадасы. Своим друзьям и сторонникам Ракшаса поручает тайно сеять возмущение в народе; по его поручению они организуют также ряд покушений на жизнь Чандрагупты. Ракшаса же поступает на службу к Малаякету, сыну Парваты, с помощью которого создает сильную коалицию иноземных царей, направленную против Чандрагупты. Собрав большое войско иноземцев, Ракшаса и Малаякету выжидают благоприятного момента для нападения на Паталипутру. Оба не подозревают, что самый союз их подстроен коварным Чанакьей, который намерен спровоцировать это нападение в нужное время для верного и окончательного разгрома своих врагов.

Между тем Чанакья, восхищенный умом и энергией своего противника, а еще больше — его неколебимой преданностью своему долгу, задается целью привлечь Ракшасу на свою сторону и заставить его служить Чандрагупте. Для этого он измышляет чрезвычайно сложный и хитроумный план. С этого момента и начинается действие пьесы.

В первом акте мы видим Чанакью, поглощенного политическими делами. Он развивает кипучую деятельность для приведения в исполнение своего коварного плана. Он выслушивает доклад своего соглядатая, отдает распоряжения, засылает агентов в лагерь противника, допрашивает арестованного сообщника врага. У нас на глазах плетутся сети тонкой и сложной интриги, в которых неминуемо должен запутаться и обессилеть противник.

В последующих актах место действия меняется, переносится попеременно то в столицу Горной Страны, резиденцию Ракшасы, то опять в Паталипутру, то в лагерь Малаякету, и по мере продвижения действия развертывается и развивается замечательная по своей сложности, тонкости и продуманности в мельчайших деталях интрига Чанакьи. Политика Чанакьи действует с железной неумолимостью и точностью машины. Несчастный Ракшаса с каждым новым актом все глубже увязает в этой паутине, неуклонно приближаясь к уготованной для него ловушке. В пятом акте катастрофа разражается, обеспечивая полный успех всех планов Чанакьи, исполняющихся к концу пьесы.

В своей пьесе Вишакхадатта проявляет себя замечательным мастером в драматическом развитии действия, в развитии сложной и запутанной интриги. В этом отношении мастерство его примечательно не только в индийской, но и в мировой драматургии. Еще А. Вебер, один из первых исследователей его творчества в Европе, справедливо заметил, что во всей драматической литературе трудно найти более блестящий и характерный пример единства действия. Действие в «Перстне Ракшасы» развивается целеустремленно и динамично, и все элементы построения драмы служат этому развитию; ничего лишнего, отвлекающего, тормозящего действие. Драматическое напряжение нарастает от акта к акту, разрешаясь в завершающей катастрофе; в развитии действия раскрываются и обрисовываются характеры действующих лиц. Отдельные сцены пьесы, такие, как допрос Чанданадасы в первом акте или сцена мнимого разоблачения Ракшасы в пятом, по своей драматичности далеко превосходят все, созданное санскритским театром; немного подобных сцен найдется и у драматургов других народов.

Мастерство Вишакхадатты особенно выделяется в индийской классической драматургии позднего периода; в большинстве санскритских пьес действие движется замедленно, беспрестанно отвлекаясь в сторону и теряясь в громоздких отступлениях. Пьеса Вишакхадатты показывает, однако, что «презрение к действию» не столь свойственно индийской драме, как полагают некоторые европейские критики. Вишакхадатта был последним по времени драматургом классического театра с полно развитым и тонким чувством сцены. Он никогда не забывает, что произведение его — не поэма в драматической форме, но пьеса, предназначенная для актерского исполнения, чего нельзя сказать о позднейших драматургах.

Если Вишакхадатта и не нарушает прямо предписаний и запретов «Натьяшастры», как это делает Бхаса, все же он в своем творчестве идет вразрез с самим духом традиционной санскритской теории драмы. Не тонкое и безмятежное наслаждение поэтическими красотами вызывает его пьеса; Вишакхадатта стремится к сильному драматическому воздействию на зрителя; многие сцены «Перстня Ракшасы» потрясали в свое время зрителей индийского театра значительно сильнее, чем то допускали каноны брахманской поэтики.

Пьеса Вишакхадатты считается наиболее «драматической» из всех пьес санскритского театра, наиболее близкой к нашему пониманию драмы. Тем не менее и в «Перстне Ракшасы» мы видим, что индийский автор разрабатывает свою тему иначе, чем это свойственно европейской драматургии. В пьесе Вишакхадатты, хотя и полной действия, в сущности отсутствует элемент борьбы — это бросается в глаза европейскому читателю. Силы противников неравны — Ракшаса выступает лишь как беспомощная жертва Чанакьи. Европейский драматург наверное позволил бы Ракшасе добиться хотя бы временных успехов, постарался бы вселить в души зрителей сомнение в исходе борьбы для поддержания драматического интереса. Но индийский писатель пренебрегает подобными приемами. С самого начала пьесы и до конца ее читатель или зритель ясно видит все пружины тайной политики Чанакьи, последовательно убеждается все более и более в полной неспособности Ракшасы противостоять проискам своего могущественного врага; он готов даже усомниться в тех горячих похвалах, которые расточает уму и энергии Ракшасы сам враг его Чанакья. На всем протяжении пьесы Ракшасе не представляется случая применить на деле свои способности государственного деятеля и политика. В этом — несомненная слабость пьесы в глазах европейской критики; Вишакхадатта не мог преодолеть здесь каноны классической санскритской драмы, — что, однако, едва ли следует ставить ему в упрек.

Вместе с тем надо заметить, что образ Ракшасы нарисован автором с несомненной симпатией. На всем протяжении действия читатель с сочувствием следит за судьбой неудачливого министра, павшего жертвой своей доверчивости к людям. Все более запутывается Ракшаса в паутине дьявольских козней врага; как неумолимый рок, нависает над ним катастрофа, и вот она разражается; все планы и надежды несчастного Ракшасы терпят страшное крушение. Несмотря на благополучную развязку, обусловленную милостью Чанакьи, драма, выдержанная в суровых и мрачных тонах, носит явные черты трагедии. Холодный и бессердечный Чанакья торжествует над благородным героем.

Но Чанакья отнюдь не является драматическим злодеем. Несмотря на сочувствие автора Ракшасе, в пьесе ясно ощущается, что справедливость — на стороне дела, которому служит Чанакья. Трагедия Ракшасы в сущности есть трагедия человека, ставшего на пути истории и потому обреченного на поражение.

Было бы, конечно, напрасно ожидать от драматурга VI в. ясного понимания закономерностей исторического развития. И Чанакья и Ракшаса действуют, движимые в первую очередь личными побуждениями и склонностями. Кажется, что не забота о благе государства и объединении страны, но лишь ненависть к оскорбителю Нанде руководили Чанакьей в его действиях. Но все же чувствуется, что за этими личными страстями кроется нечто большее. Вишакхадатта очень хорошо сознает, что объединение страны под властью Маурьев, создание сильного централизованного государства было прогрессивным явлением в истории Индии. Устами Чанакьи автор подчеркивает, что лишь под властью Чандрагупты могло укрепиться могущество государства, объединившего разрозненные области страны; династия Нанды не в состоянии была поддержать это могущество, потому она и погибла.

Наивными кажутся горькие жалобы Ракшасы на судьбу, его сетования на то, что ветреная богиня счастья предпочла низкорожденного плебея Чандрагупту «благородному» Нанде. Здесь любопытно отметить, что все сказания о Нанде, а также многие исторические источники указывают на происхождение Нанды из той же низшей касты шудр, из которой происходил и Чандрагупта. Судя по многим репликам Ракшасы в пьесе, Вишакхадатта изменил здесь исторической правде (возможно, он воспользовался другой исторической версией, о достоверности которой нам трудно судить). У него Нанда — представитель касты кшатриев; конфликт между ним и Чандрагуптой принимает, таким образом, характер межкастового столкновения, кончающегося победой плебея над аристократом.

Главное содержание пьесы составляют политические интриги государственных деятелей. Естественно, древнеиндийский писатель полагал, что лишь ими движется история. Нельзя, однако, сказать, что Вишакхадатта совершенно забывает о народе. И Чанакья и Ракшаса в своих действиях постоянно считаются с настроениями «горожан» и на этом строят свои расчеты. С самого начала пьесы выясняется, что жители Паталипутры не питают враждебных чувств к власти Чандрагупты (см. рассказ соглядатая в первом действии). Агенты Ракшасы не находят активной поддержки среди горожан, хотя сам Ракшаса, как неоднократно отмечается в пьесе, пользуется большой популярностью в народе за свое благородство и мужество.

Представителем простых людей в пьесе выступает Чанданадаса, верный друг Ракшасы. Но и он, несмотря на свою любовь к Ракшасе и отвращение к холодной жестокости Чанакьи, не выказывает никакой ненависти к власти Чандрагупты. Все его поведение продиктовано лишь бескорыстной и самоотверженной преданностью другу. Образ Чанданадасы, человека из касты вайшьев, т. е. представителя среднего сословия ремесленников и торговцев, нарисован автором сбольшой теплотой и любовью, хотя в пьесе он играет лишь второстепенную роль.

Здесь проявляется еще одна сильная сторона таланта Вишакхадатты. Европейские критики единодушно отмечают, что, уступая своим великим предшественникам Калидасе и Шудраке в глубине и силе поэтического чувства и в совершенстве поэтической формы, Вишакхадатта не имеет себе равных и индийской драматургии в искусстве создания ярких и живых драматических характеров.

В обрисовке образов главных действующих лиц пьесы Вишакхадатта прибегает к приему противопоставления. Хладнокровный и расчетливый Чанакья, истинный гений политической интриги, противопоставляется Ракшасе, смелому и энергичному, но чрезмерно пылкому и доверчивому герою. Оба эти образа очерчены с замечательным мастерством. Столь же яркое и живое впечатление оставляют образы враждующих царей: Чандрагупты и Малаякету, также выведенные по принципу противопоставления. Чандрагупта соединяет в себе юношескую энергию и отвагу с трезвым умом государственного деятеля. Он питает безграничное доверие (вполне оправданное) к своему наставнику, старому и опытному политику; послушно следует всем его указаниям, сохраняя при этом царственное достоинство, подобающее правителю огромной империи. В противоположность ему, Малаякету являет собой типичный образ восточного деспота, взбалмошного, подозрительного и жестокого. В то же время эти черты сочетаются у него и с рядом положительных качеств. Ему нельзя отказать в мужестве и в известном благородстве; подозрительность уживается в нем с детской доверчивостью, которая и приводит его к поражению. Его преданность памяти погибшего отца, возбуждающая в нем жажду мести Чанакье, производит в высшей степени живое и трогательное впечатление.

Мы уже говорили о мастерски обрисованном образе благородного и самоотверженного Чанданадасы, самого привлекательного лица в нашей драме. С большим искусством очерчивает Вишакхадатта и все прочие образы пьесы. Даже третьестепенные фигуры агентов Чанакьи и Ракшасы драматург умеет наделить характерными индивидуальными чертами, которые показывают за этими слепыми орудиями политической интриги — живых людей, имеющих собственные страсти, собственные интересы и наклонности.

Характерной особенностью пьесы Вишакхадатты является почти полное отсутствие в ней женских персонажей. Исключая эпизодические фигуры актрисы в прологе, привратниц во дворцах Чандрагупты и Малаякету и, наконец, жены Чанданадасы, появляющейся на короткое время только в последнем акте, женщины в «Перстне Ракшасы» не действуют и не играют роли. Полное отсутствие любовной интриги усиливает суровый колорит произведения Вишакхадатты. Драма целиком посвящена политике; автор не допускает никаких сентиментальных мотивов. Мало заботится он и о религии; во всей санскритской литературе нет писателя, более равнодушного к вопросам религии и традиционной морали.

В связи с этим любопытно отметить еще одну характерную черту в творчестве Вишакхадатты. В отличие от античной трагедии рока, пьеса индийского драматурга лишена какого-либо элемента фатализма. В этом отношении Чанакья явно противопоставляется Ракшасе. Оба героя не лишены суеверия, верят в приметы и предзнаменования, что было естественно для людей той эпохи. Но если Ракшаса беспрестанно жалуется на судьбу и видит в ней главную причину своих неудач, Чанакья полагается только на собственные силы, на свой ум и свою энергию, и в этом проявляется его превосходство над Ракшасой. Да и сам Ракшаса, несмотря на все дурные приметы, продолжает борьбу и до конца надеется на победу. «Только непросвещенные верят в судьбу» — говорит драматург устами Чанакьи. Все это показывает в Вишакхадатте человека, сумевшего стать выше многих предрассудков своего века.

Чтобы закончить характеристику пьесы, нам остается сказать о ее языке и стиле. Согласно канонам классической драмы, в «Перстне Ракшасы» употребляется несколько языков, соответственно социальному положению действующих лиц. Лица высокообразованные и занимающие высокое положение в обществе говорят на санскрите. К ним относятся Чанакья, Ракшаса, оба царя, Бхагураяна, Шакатадаса, ученик Чанакьи и некоторые другие. Простолюдины и женщины говорят на пракритах. Из пракритов в пьесе употребляются шаурасени и махараштри, обычные для классической драмы, а также магадхи, на котором говорят: монах, агенты Чанакьи, переодетые чандалами, и некоторые другие. Любопытно, что агент Ракшасы Вирадхагупта, очевидно принадлежащий к одной из высших каст, говорит на пракрите, Когда выступает под видом заклинателя змей, и переходит на санскрит, когда отпадает нужда в притворстве.

Во времена Вишакхадатты и санскрит и пракриты были уже мертвыми литературными языками, далекими от разговорного языка современного автору общества. Пракриты, некогда стилизованные литературные формы народных диалектов, в «Перстне Ракшасы» носят уже явно искусственный характер и основываются не на живой народной речи, а на мертвых правилах грамматик.

Вишакхадатта жил в ту эпоху, когда классическая санскритская литература, окончательно оторвавшись от народа, уже определенно начинала клониться к упадку. Язык и стиль авторов, близких по времени Вишакхадатте или ему современных, характеризуется искусственной изощренностью или чрезмерной тяжеловесностью. В своей пьесе Вишакхадатта отдает известную дань характерному стилю эпохи. Особенно это чувствуется во многих вычурных и сложных метафорах стихотворных сентенций, перемежающих речь Чанакьи и некоторых других действующих лиц. Чанакья временами начинает говорить тяжелым книжным языком, свойственным санскритским теоретическим трактатам о политике; примером может служить его длиннейший монолог в начале первого действия. Но в целом язык и стиль Вишакхадатты отличаются простотой, редкой в санскритской литературе классической эпохи, и соответствуют динамическому и стремительному развитию действия в его пьесах.

Некоторые европейские исследователи (С. Леви, В. Рубен) видят в произведении Вишакхадатты иллюстрацию к санскритским трактатам по искусству политики. Они решительно отказываются видеть в «Перстне Ракшасы» какое-либо отражение индийской действительности того времени. Суждения их, однако, покоятся лишь на предвзятом мнении о безжизненном и искусственном характере всей индийской драматургии, и едва ли они справедливы. Пьеса Вишакхадатты производит слишком живое и яркое впечатление, чтобы можно было считать ее лишь художественной обработкой теоретических сочинений. Еще А. Б. Кейт, возражая Леви, отмечал, что изображение политической деятельности в пьесе носит типические индийские черты и несомненно связано с реальной политикой древнеиндийских государств.^[230]

В литературе об индийской драме уже давно высказано было мнение о глубокой связи пьесы Вишакхадатты с современной ему жизнью страны, о ее актуальности.^[231] В эпоху тяжелых испытаний для Индии, когда варварские орды угрожали независимости ослабевшей и раздробленной страны, Вишакхадатта обращается к эпохе, когда Индия обрела единство и могущество в борьбе с иноземными врагами. Выводя на сцене фигуры великих объединителей Индии — Чандрагупты и Чанакьи, драматург обращается к своим современникам с призывом воскресить славное прошлое, отстоять независимость родины. На это ясно указывает заключительная строфа «Перстня Ракшасы».

Патриотическая идея, лежащая в основе творчества Вишакхадатты, очевидно еще яснее выражена во второй его пьесе — «Царица и Чандрагупта» (Devicandragupta), — к сожалению, дошедшей до нас только в отрывках. Это, так же как и «Перстень Ракшасы», историческая пьеса. На этот раз драматург выбирает более близкую ему эпоху; но характерно, что это опять — эпоха расцвета могущества индийского государства и объединения страны под одной властью. Речь идет о времени высшего расцвета империи Гупта, крушение которой, очевидно, произошло за сто лет до написания пьесы. Героем драмы является Чандрагупта II, царь династии Гупта, при котором империя достигла наибольшего могущества. В отличие от «Перстня Ракшасы», в этой драме Вишакхадатты политическая интрига переплетается с любовной.

Содержание драмы вкратце следующее:

Царь Рамагупта^[232] побежден скифами (çaka); скифский царь диктует ему условия позорного мира, по которому он должен отдать победителю свою жену Дхрувадеви. Рамагупта вынужден принять условия, побуждаемый к тому своими советниками.

Положение спасает царевич Чандрагупта, младший брат Рамагупты. Переодевшись в женское платье, он проникает во вражеский лагерь под видом Дхрувадеви со своими соратниками, переодетыми, как женская свита царицы. Он убивает скифского царя, спасая тем страну от вражеского нашествия и царицу — от бесчестия.

Восхищенная мужеством Чандрагупты Дхрувадеви влюбилась в него. Рамагупта, жестокий и трусливый деспот, ненавидит брата, завоевавшего своим подвигом популярность в народе и любовь царицы. Чтобы отвести подозрения, Чандрагупта в 6-м и 7-м актах пьесы притворяется сумасшедшим (любопытная сюжетная деталь, напоминающая европейскому читателю о «Гамлете» Шекспира). Драма кончается тем, что Чандрагупта убивает Рамагупту, сам становится царем и женится на Дхрувадеви.

По сохранившимся немногим отрывкам пьесы мы угадываем в ней те же характерные для Вишакхадатты черты: суровый и воинственный тон произведения, яркую драматичность действия, пренебрежение канонами утонченной аристократической драмы, а главное — ту же основную идею, что и в «Перстне Ракшасы»: идею могущества и независимости Индии, победоносной борьбы с иноземными завоевателями. В лице Чандрагупты II драматург рисует образ идеального государя, очевидно развивая идею, намеченную им в «Перстне Ракшасы» в образе Чандрагупты Маурья. Проблема идеального государя представлялась весьма важной и актуальной в ту эпоху, когда независимость Индии могла поддержать лишь сильная централизованная царская власть; неудивительно, что она занимает важное место в творчестве Вишакхадатты.

Вишакхадатте принадлежит также драма на сюжет из «Рамаяны», великого индийского эпоса. Но от нее сохранилось лишь одно четверостишие, судя по которому, одна из сцен драмы происходит, по-видимому, во дворце демона Раваны; ничего более мы о ней сказать не можем.

Произведения Вишакхадатты пользовались, очевидно, в свое время значительной популярностью в Индии. Это относится главным образом к «Перстню Ракшасы»; большое количество рукописей пьесы, дошедших до нас, целый ряд комментариев, многие упоминания и цитаты в санскритской литературе, начиная с X в., говорят о том, что интерес к творчеству Вишакхадатты в Индии не угасал на всем протяжении индийского средневековья. Все же надо заметить, что должного признания этот самобытный и яркий писатель не получил в средневековой Индии. Брахманская критика, выше всего ценившая уточненное словотворчество по образцам канонических трактатов и признанных авторитетов, не простила Вишакхадатте его пренебрежения традиционными формами классической драматургии. В этом отношении Вишакхадатта разделил судьбу Шудраки, другого могучего таланта, смело порвавшего условные путы брахманской поэтики. В традиционной индийской критической литературе оба они не признаются крупными писателями и художественные достоинства их произведений замалчиваются.

Тем не менее художественное и историческое значение творчества Вишакхадатты несомненно. Живой интерес к его замечательной драме в современной Индии доказывается многочисленными переводами ее на новоиндийские языки. Еще в прошлом веке Бхаратенду Харишчандра перевел на хинди «Mudraraksasa» в тот период, когда своими переводами из классической драматургии он закладывал основы для создания самобытной драмы хинди. Уже в наше время Дж. Неру в своей книге «Открытие Индии» дал такую оценку пьесе:

«Около 400 г. н. э., в царствование Чандрагупты II, была написана... замечательная драма «Мудра-Ракшаса», т. е. перстень с печатью, Вишакхадатты. Это чисто политическая пьеса, без какого-либо любовного или мифологического сюжета... В некоторых отношениях эта пьеса удивительно актуальна и сейчас».^[233]

В новое время пьеса Вишакхадатты получила известность и за пределами Индии. Западного читателя она особенно заинтересовала как произведение, из всей древнеиндийской драматургии наиболее отвечающее европейским представлениям о драме. После первого перевода Уилсона, о котором упоминалось выше, «Mudraraksasa» неоднократно переводилась на английский язык, а также на многие другие европейские языки: французский, немецкий, итальянский, шведский, голландский и др.

Предлагаемый перевод является первым переводом драмы Вишакхадатты на русский язык. Переводчик ставил своей целью передать содержание оригинала с максимальной точностью, стараясь также сохранить по возможности стиль и манеру выражения санскритского автора; это относится и к переводу стихов. В основу перевода положено критическое издание К. Т. Теланга «Mudraraksasa by Vis’akhadatta. Ed. by Kas’inath Trimbak Telang. 6th ed. Revised by prof. V. S. Ghate. Bombay, Pandurang Jawaji 1918» [в дальнейшем: Изд. Теланга]. Были использованы также издания К. X. Дхрувы «Mudrarakshasa or The signet ring. A Sanskrit drama in seven acts by Visakhadatta. Critically ed.... by K. H. Dhruva. 2nd ed.: thoroughly revised and enlarged. Poona, Oriental book-supplying agency, 1923» [в дальнейшем: Изд. Дхрувы] и А. Гиллебрандта «Mudraraksasa by Visakhadatta. Ed. from MSS... by prof. Alfred Hillebrandt. Breslau, Marcus, 1912». Наиболее значительные разночтения отмечены в комментариях.

В. Эрман.

Примечания

1

Чандрагупта, основатель империи Маурья, объединившей Северную Индию, согласно большинству источников происходил из варны (касты) шудр, низшего сословия древнеиндийского общества. (Некоторые античные историки называют его сыном брадобрея). Отсюда его эпитет Вришала (vrçala), т. е. «шудра низкорожденный, низкий»; в пьесе его постоянно называет так брахман Чанакья. Буддийская традиция отрицает низкое происхождение Чандрагупты и называет род Маурьев кшатриями (одна из высших каст); например, в «Mahavamsatika» говорится о том, что мать Чандрагупты была царицей, изгнанной врагами из своего города. Едва ли, однако, можно положиться на эту версию. Очевидно, поздние буддисты, уже воспринявшие все сословные предрассудки современного им общества, приписывали Маурьям аристократическое происхождение для того, чтобы «облагородить» происхождение своего великого святого — Ашоки, императора этой династии.

Чандрагупта и Чанакья являются единственными бесспорно историческими лицами в пьесе. Неизвестно, являются ли историческими лицами также Малаякету, Ракшаса и другие персонажи пьесы.

(обратно)

2

Горная Страна (Parvatadeça) — по-видимому, страна в Гималаях, населенная неиндийскими, «варварскими» племенами (сам Малаякету в пьесе неоднократно именуется варваром — «mleccha»).

(обратно)

3

С благословения — «нанди» (nandi) — как правило начинаются все санскритские классические драмы. Первоначально нанди была лишь частью торжественной церемонии «пурваранга» (purvaranga), которой начинался спектакль в древнеиндийском театре. Очевидно, позднее эта продолжительная церемония сократилась, но нанди сохранилась как единственный ее элемент, отражавшийся в самом тексте драмы. Назначение нанди было — предохранить спектакль и зрителей от вмешательства враждебных демонических сил. (Согласно индийской мифологии демоны асуры были извечными врагами театрального искусства; они пытались сорвать уже первый спектакль, поставленный на небесах для богов, но были отражены и наказаны богом Индрой).

Согласно теоретическим трактатам, благословение должен читать «сутрадхара» (sutradhara) — руководитель и первый актер труппы, открывающий пролог пьесы. Но в текстах дошедших до нас пьес обычно указывается, что сутрадхара появляется на сцене уже по окончании нанди.

В некоторых рукописях «Mudraraksasa» вступительное благословение отсутствует.

(обратно)

4

Первая часть благословения в «Mudraraksasa» построена в форме диалога между богом Шивой и его женой Парвати, смысл которого был понятен зрителю (или читателю), хорошо знакомому с индийской мифологией. Содержание диалога связано с известным мифом о нисхождении на землю реки Ганги; по-индийски Ганга (Ganga) — женского рода и олицетворяется в образе женщины.

В первой книге великой эпической поэмы «Рамаяна» Вальмики содержится легенда следующего содержания.

Сагара, могущественный царь Айодхьи, собирался совершить торжественное «жертвоприношение коня» (açvamedha); но жертвенный конь был внезапно похищен воинственным богом Индрой. Это было очень дурной приметой. На поиски похищенного коня Сагара послал шестьдесят тысяч своих сыновей. Царевичи обыскали небо и землю; наконец они проникли в подземное царство и здесь нашли своего коня. Рядом с ним они увидели святого мудреца Капилу, погруженного в размышление. Разгневанные сыновья Сагары устремились на него, приняв его за похитителя, но Капила (в образе которого скрывался сам бог Вишну) мгновенно обратил их в пепел.

Не дождавшись возвращения сыновей, Сагара отправил на поиски своего внука Аншумана, сына старшего брата погибших царевичей и наследника царства. Аншуман разыскал в подземном царстве похищенного коня, но от дядей его остался только пепел. Когда Аншуман хотел совершить обряд возлияния над прахом умерших, ему было возвещено свыше, что обряд этот не может быть совершен земной водой. Только тогда, когда прах погибших сыновей Сагары оросит вода реки Ганги (а Ганга в то время протекала на небесах), души их вознесутся на небо.

Чтобы заставить реку Гангу снизойти с небес на землю и оросить прах царевичей, Аншуман в течение 32 000 лет совершал аскетические подвиги; затем 30 000 лет с той же целью совершал те же подвиги сын его Дилипа. Но только сыну Дилипы Бхагиратхе ценою великого подвижничества удалось умилостивить Брахму и добиться исполнения желаемого.

Но тогда возникло новое препятствие. Ганга не могла обрушиться с высоты небес на землю непосредственно; земля не выдержала бы подобного водопада. Бхагиратхе пришлось еще умилостивлять бога Шиву и уговаривать его принять на свою голову низвергающуюся Гангу, чтобы она могла стечь на землю по его телу.

Далее в легенде рассказывается, как Ганга спустилась на землю по телу Шивы, как с высот Гималаев (обители Шивы) она спустилась на равнины, достигла подземного царства и оросила там пепел погибших шестидесяти тысяч сыновей Сагары. («Рамаяна» Вальмики, кн. 1, гл. 38—44).

Диалог в начале «благословения» к пьесе происходит в тот момент, когда Ганга спустилась на голову Шивы. Парвати, увидев незнакомую женщину (Ганга — женщина) на голове супруга, чувствует ревность; ей самой дозволено покоиться лишь на бедре великого бога, не выше. Она спрашивает Шиву, кто это у него на голове. Шива, стремясь уклониться от ревнивых вопросов, притворяется непонимающим и отвечает: «Серп луны», — серп луны (çaçikala) постоянно украшает голову Шивы. Парвати принимает слова «серп луны» за имя незнакомки и переспрашивает Шиву. Тот по-прежнему притворяется, что речь идет не о Ганге, а о безобидной луне. «Конечно, знаешь ты ее названье (т. е. название луны)». Парвати уточняет свой вопрос: она спрашивает не о месяце (indu — Парвати намеренно употребляет обозначение мужского рода, чтобы подчеркнуть различие между луной и Гангой, о которой в действительности идет речь), а о женщине (т. е. о Ганге). Но Шива и здесь увертывается; слова Парвати «спрашиваю о женщине, а не о месяце» (дословный перевод) он воспринимает как «спрашиваю у женщины, а не у месяца»; здесь непереводимая игра слов, т. к. в санскрите и в том и в другом случае «женщина» (nari) и «месяц» (indu) стоят в одном падеже — винительном. «Спроси тогда Виджаю, если не веришь Месяцу» (т. е. самому Шиве: — Indu — одно из имен Шивы), — отвечает он, притворяясь обиженным (Виджая — имя одной из подруг Парвати, обычно ее сопровождающей). Заслуживает внимания любопытный контраст между божественной природой собеседников и прозаическим, «обывательским» содержанием этой супружеской сцены. Ср. «Кумарасамбхава» Калидасы, где боги также наделяются земными, человеческими характерами и страстями; но у Вишакхадатты здесь особенно резко проявляется прозаическое, почти ироническое «снижение» возвышенных образов бога и богини.

«Река богов» — Ганга.

(обратно)

5

Вторая часть «благословения» изображает так называемый «тандава» (tandava) — танец великого бога Шивы, «Покорителя Трипуры». Трипура — мифический город демонов, разрушенный Шивой.

На первый взгляд «благословение» не имеет ничего общего с содержанием самой драмы. Однако комментатор Дхундираджа (XVIII в.) усматривает в хитрости Шивы намек на политическую хитрость Чанакьи, а в его затрудненном танце — намек на затруднения, связанные со сложностью задачи Чанакьи — захватить Ракшасу, не повредив ему, и заставить его служить Чандрагупте. (См. комментарий Дхундираджи в издании Теланга, указанном в предисловии).

(обратно)

6

Театральный руководитель «сутрадхара» (sutradliara) — главный актер, обучающий других актеров театральному искусству. Он не только начинает пьесу в прологе, но и играет в ней главные роли. Сутрадхара обычно — муж одной из актрис (nati), помогающей ему начинать представление и смотрящей за хозяйством труппы.

(обратно)

7

Условный перевод. Заглавие пьесы «Mudraraksasam» трудно перевести буквально. Обычно оно рассматривается как сложное слово — «двандва» (сложносочиненное) — и переводится: «Печать (т. е. перстень с печатью) и Ракшаса». Однако более верным представляется толкование К. Дхрувы, раскрывающего значение заглавия: mudraya samgrhito Rakçasah, т. е. «с помощью перстня с печатью захваченный (в плен) Ракшаса». (См.: K. H. Dhruva. Notes on Mudrarakshasa. Poona, 1923, стр. 97).

(обратно)

8

В некоторых рукописях имя автора — Вишакхадева.

(обратно)

9

Бхаскарадатты — это чтение было принято А. Гиллебрандтом и ему следуют все позднейшие издания пьесы. Во многих рукописях, однако, имя отца автора — Притху. Уилсон, первый европейский исследователь творчества Вишакхадатты, отождествлял этого Притху с аджмирским князем Притхураджем, правившим около XI в. н. э. (см. H. H. Wilson. Select specimens of the theatre of the Hindus, Vol. 2, Calcutta, 1827, стр. 128). На этом основании он относил творчество Вишакхадатты к XI или XII в. Датировка Уилсона долгое время оставалась общепризнанной; она была опровергнута в 1884 г. индийским ученым К. Т. Телангом, который в предисловии к своему изданию пьесы убедительно доказал, что «Mudraraksasa» не может относиться к столь позднему периоду.

(обратно)

10

Саманта (samanta) — вассальный царь, правитель области, уплачивающий дань верховному царю; термин может означать также один из высших офицерских чинов в средневековой индийской армии.

(обратно)

11

«Обходит сцену» (parikramya) — постоянная ремарка в санскритских пьесах. Актер обходит сцену, идет кругом сцены, условно показывая, что действующее лицо проходит значительное расстояние от одного места действия к другому, иногда от одного конца города к другому и т. п.

(обратно)

12

«Делает вид, что входит» (natyena praviçya). — В индийском классическом театре простота сценического убранства возмещалась сложной техникой актерской мимической игры, с помощью условного языка жестов выражавшей самые различные действия, реальное изображение которых на сцене было невозможно для древнего театра.

«Натьяшастра» (Natyacastra, гл. 8—9) подробно описывает искусство мимической игры (angikabhinaya). Условным жестом пользовался актер, чтобы показать, что он входит в дом, поднимается по ступеням, всходит на колесницу и т. п. В тексте пьес подобные условные действия обозначались ремаркой: «делая вид, что входит» (natyena praviçya); «делая вид, что поднимается (по ступеням)» (natyena ’ruhya) и т. п. Сам термин «natyena» дословно означает «танцем» (т. е. изображает танцем) и указывает на происхождение индийской классической драмы от народной танцевальной пантомимы. В пьесе Вишакхадатты подобные ремарки встречаются неоднократно.

(обратно)

13

В подлиннике здесь — непереводимая игра слов. Все хвалебные определения, которые относит театральный руководитель к своей жене, имеют в санскрите значения, приложимые также к государственному деятелю. В прологе, согласно теории и практике санскритской драмы, должны содержаться навеки на основное содержание пьесы. В данном случае актер, обращаясь к актрисе, намекает на государственные способности Чанакьи, главного действующего лпца пьесы.

«Три цели» (trivarga) человеческой жизни в традиционной индийской этике: (материальная) польза, любовь и религия (artha, kama, dharma). В приложении к государственному деятелю имеются в виду три цели политики: уменьшение, равновесие и возвышение мощи государства. (См. комментарий Дхунди раджи).

(обратно)

14

Приглашение брахманов в дом и угощение их относится к так называемой церемонии «шраддха» (çraddha) в древнеиндийском религиозном ритуале. День затмения луны считался наиболее подходящим для исполнения этой церемонии.

(обратно)

15

Согласно древнему трактату «Gargasamhita», наука о небесных светилах — астрономия — состоит из 24 главных разделов (anga) и 40 второстепенных (upanga), составляющих вместе 64 раздела.

(обратно)

16

В этой строфе также содержится непереводимая игра слов, на которой построен искусственный переход от пролога к основному действию пьесы. Театральный руководитель объясняет актрисе явление лунного затмения соответственно представлениям древнеиндийской мифологии. Под «злобным похитителем» он имеет в виду Раху (Rahu), страшного демона в виде головы с хвостом дракона, называемым Кету (Ketu). Некогда этот демон хитростью проник в собранье богов и испил с ними «амриты» (amrta — напиток бессмертия). Но он был тотчас разоблачен Солнцем и Месяцем; бог Вишну отрубил ему голову и поместил ее на небосводе среди звезд. Голова Раху, успевшая испить амриты, осталась бессмертной. С тех пор Раху постоянно стремится отомстить Солнцу и Месяцу, разоблачившим его, и время от времени проглатывает то одно, то другое из этих светил; тогда и происходят солнечные и лунные затмения.

«Чандра» на санскрите значит Месяц. Будха — название планеты Меркурий в индийской астрономии. Чанакья, услышавший слова театрального руководителя, введен в заблуждение созвучием названия Месяца и имени своего царя — Чандрагупта, сокращенно Чандра. Он понимает двустишие следующим образом: злобный похититель (т. е. Ракшаса) вместе с Кету (т. е. Малаякету, его союзником) хочет силой захватить царя Чандрагупту. Чанакья, еще не выйдя на сцену, прерывает актера гневным восклицанием.

Будха (Budha) — название Меркурия — имеет также значение «мудрец, ученый» и может быть истолковано здесь как намек на самого Чанакью, союз с которым спасет Чандрагупту от нападения Ракшасы.

Такой переход от пролога к действию пьесы посредством игры слов, истолкованных в другом значении одним из действующих лиц, является одним из характерных приемов классической драмы и в теоретических трактатах обозначается специальным термином «udghatyaka» (См.: S. Konow. Das indische prama. Berlin — Leipzig, 1920, стр. 26).

(обратно)

17

«Каутилья коварный...» (Kautilyah kutilamatih...). — Здесь — опять игра слов, основанная на созвучии родового имени Чанакьи — Каутилья (по имени одного из его предков: Кутила) — с санскритским словом «kautilya»_r что значит дословно: «изворотливость, хитрость, коварство».

(обратно)

18

Чанакья распустил прядь волос на своей голове после того, как был оскорблен Нандой, и поклялся, что не завяжет ее, пока не уничтожит Нанду и весь его род. Распущенная прядь на голове Чанакьи — символ его страшной клятвы. Поэтому в нижеследующей строфе он называет ее коброй, роковой для рода Нанды, дымом «от пламени гнева».

(обратно)

19

В некоторых рукописях это четверостишие в начале первого действия отсутствует и встречается лишь далее, в диалоге Чанакьи и Чанданадасы в конце первого действия. А. Гиллебранд и К. Дхрува опускают его в этом месте в своих изданиях пьесы.

Чанакья сравнивает себя со львом, а Чандрагупту — с клыком в львиной пасти. Захватить Чандрагупту, когда Чанакья состоит его министром и наставником, так же трудно, как вырвать клык у льва.

(обратно)

20

Меч (çastra) — символ должности министра.

(обратно)

21

«Плод любви и ненависти» (phalam kopaprityor...), как комментирует Дхундираджа, — «милость [выпавшая на долю Чандрагупты] и наказание [доставшееся Нанде]» (nigrahanugraha).

(обратно)

22

«Мантрин» (mantrin) в древней Индии — министр, царский советник. Брихаспати — ведическое божество молитвы. В послеведической индийской мифологии Брихаспати — мудрый наставник богов, божество планеты Юпитер.

(обратно)

23

Выраженная в этом четверостишии мысль подробно развита в «Артхашастре» Каутильи; она встречается также в первой книге популярнейшего древнеиндийского сборника сказок и басен «Панчатантра» (см.: W. Ruben. Der Sinn des Dramas «Das Siegel und Rakshasa» (Mudrarakshasa). Berlin, 1956, стр. 17).

(обратно)

24

Ядовитая девушка (visakanya) в древнеиндийских сказаниях — красивая женщина, организм которой напоен ядом; сношения с ней приносят смерть. См. «Катхасаритсагара» Сомадевы и другие индийские источники. В средневековом сборнике легенд из античной истории «Gesta Romanorum» (Франция, XIV—XV вв.) рассказывается об индийской царице, подославшей «ядовитую девушку» к Александру Македонскому. Коварная уловка была разоблачена Аристотелем. (См.: K. H. Dhruwa. Notes... , стр. 104).

Очевидно, Вишакхадатта разделял со своими современниками веру в реальное существование «ядовитых» женщин. Сходный мотив встречается в фольклоре многих других народов (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 18).

(обратно)

25

В переводе этой фразы мы придерживались чтения Дхрувы: «притворное недовольство» (krtakakrtya) (см. указанное издание Дхрувы, стр. 5, и обоснование этого чтения: Notes... , стр. 104—105). Во всех рукописях пьесы стоит, однако, «удовлетворенный» (krtakrtya), и тогда это предложение можно перевести: «Я полностью удовлетворил Бхадрабхату и других вельмож, связанных в своем возвышении с Чандрагуптой, воспользовавшись для этого тем или иным поводом».

(обратно)

26

В некоторых рукописях имя друга Чанакьи — Вишнушарман.

(обратно)

27

Имеются в виду не дошедшие до нас сочинения Ушанаса (Шукры), одного из высших авторитетов в области политической науки в эпоху до Маурьев. Каутилья в «Артхашастре» ьеоднократно ссылается на Ушанаса, очевидно, крупнейшего из его предшественников в этой области.

(обратно)

28

«Нищенствующий монах» (ksapanaka) — вероятно, имеется в виду джайнский монах, хотя некоторые переводят «буддийский монах» (Walimbe. Mudrarakshasa. Poona, 1946).

(обратно)

29

Яма — бог смерти, властитель царства мертвых в индийской мифологии. Теланг полагает, что yamapata в тексте означает нечто вроде ящиков со священными картинками, изображающими деяния Ямы, подобными тем, какие демонстрируют в индийских деревнях и в наше время (см.: Изд. Теланга, Notes, стр. 326).

(обратно)

30

Здесь опять игра слов, основанная на созвучии имени царя — Чандра — и санскритского слова «candra», означающего «месяц, луна». Та же игра слов — в нижеследующем двустишии соглядатая, смысл которого разгадывает Чанакья.

(обратно)

31

От слов соглядатая «некий нищенствующий монах» мы приняли чтение Гиллебрандта. Теланг в своем издании следует рукописям, где реплика соглядатая заканчивается словами «нищенствующий монах Дживасиддхи», а вопрос Чанакьи: «Как его имя?» — опущен. Однако сам Теланг в примечаниях указывает, что чтение Гиллебрандта предпочтительней (стр. 327).

(обратно)

32

Каста писцов (kayastha) до нового времени сохранилась в Индии, составляя особенно значительный процент населения в восточных областях страны. По-видимому, в древней Индии писцы занимали сравнительно низкое положение в обществе (см.: Изд. Теланга, стр. 327).

(обратно)

33

Руки, сложенные в ладони (раскрытые) (anjali) — традиционный индийский жест приветствия, благословения и т. п.

(обратно)

34

Чанакья перечисляет главных союзников Малаякету, составляющих враждебную Чандрагупте коалицию. Читраварман — царь Кулуты, современного Кулу, расположенного на правом берегу Сетледжа в юго-восточном Кашмире. Царство Кулута, достигшее высшего могущества в эпоху Вишакхадатты, часто упоминается в индийской литературе того времени. Упоминает о нем в своей книге и китайский путешественник Сюань Цзань, побывавший в Индии в VII в. н. э. Малайя, царство Синханады, очевидно, горная страна в Гималаях. Дхрува помещает его на территории современного Непала (см.: K. H. Dhruva Notes... , стр. 110), Рубен — в Пенджабе (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 24). Но Теланг считает, что Малайя была расположена в южной Индии (см. Introduction к указанному изданию Теланга, стр. 32). Рубен указывает, что в Синдхе и в Персии во времена Чандрагупты правили греческие цари Сибиртиос и Диадох Селевк. Вишакхадатта наделяет царей этих стран индийскими именами, следуя, возможно, индийской традиции. Мегхакхья или Мегхакша (как стоит в различных рукописях) явно не может быть ни греческим, ни иранским именем (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 24), Кашмир сохранил свое название до наших дней.

Читрагупта в индийской мифологии — помощник бога смерти Ямы, учитывающий добрые и злые дела человека и следящий, чтобы никто не преступил положенный ему срок жизни. «Пусть Читрагупта сотрет имена царей» — означает: «Пусть эти цари погибнут»

Чанакья хочет вписать имена верных союзников Ракшасы в подложное письмо, но отказывается от этого намерения, вспомнив, что письмо будет переписывать Шакатадаса, который не должен ни о чем догадаться (см. ниже).

(обратно)

35

С того момента, как Чанакья отослал ученика с письмом, и до появления Сиддхартхаки, исполнившего поручение, должно было пройти немало времени; но в пьесе Сиддхартхака появляется сразу же после ухода ученика. Это — одна из условностей индийского классического театра, которая постоянно встречается и в пьесе Вишакхадатты и в других санскритских драмах.

(обратно)

36

Во всех дошедших до нас рукописях пьесы за этими словами Чанакьи следует сразу реплика Сиддхартхаки: «Господин, вот запечатанное письмо...» и т. д. Текст от слов «Шарнгарава! Шарнгарава!» и до слов «Ученик. Слушаю. (Уходит)» (непосредственно перед вышеупомянутой репликой Сиддхартхаки) включительно вставлен между следующими далее репликами: «Сиддхартхака. Как прикажет господин» и «Чанакья (изображает задумчивость. Про себя). Так будет ли уловлен... » и т. д. Таким образом Чанакья сначала дает поручение Сиддхартхаке и только потом распоряжается казнить Шакатадасу. При этом явно нарушается логический ход мысли и затемняется понимание интриги. Поэтому нам представляется убедительным мнение К. X. Дхрувы, считающего, что здесь имеет место перестановка отдельных частей текста, допущенная одним из ранних переписчиков пьесы. Впоследствии, очевидно, все другие переписчики механически повторяли эту ошибку. (См.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 112).

(обратно)

37

В ряде рукописей здесь — иное чтение, при котором фраза переводится: «Передай палачам Калапашике и Дандапашике ...» или «Передай палачу и полицейскому...». Калапашика (kalapaçika) и Дандапашика (dandapaçika) могут означать и собственные имена и нарицательные. Мы следуем здесь при переводе чтению Гиллебрандта, которое принимает и Дхрува; Дхрува же переводит kalapaçika как собственное имя, dandapaçika — как «head of the metropolitan police» (см.: Изд. Дхрувы, стр. 12).

(обратно)

38

«Изображает задумчивость» (Cintam natayati) — ремарка, указывающая на условную мимику актера. См. выше примечание ¹².

(обратно)

39

Очевидно, царский советник намекает на близость Чанданадасы с Ракшасой, занимающим столь же высокий пост, как и Чанакья.

(обратно)

40

Традиция приписывала царю Нанде чрезмерную жадность к богатству, (см.: Max Muller. History of Ancient Sanskrit Literature. London, 1860, стр. 289—296).

(обратно)

41

Химаван — «снежная гора» — горная вершина в Гималаях.

(обратно)

42

Вакранаса — очевидно, имя одного из министров династии Нанда. Неизвестно, является ли Вакранаса исторической личностью. Это же имя носит мудрый советник совиного царя в легенде о войне сов и ворон в 3-й книге «Панчатантры».

(обратно)

43

Повторение стихотворных строф — обычный прием в санскритской драматургии. Но эта строфа в изданиях Гиллебрандта и Дхрувы приводится только один раз — именно в этом месте — и отсутствует в начале акта. См. примечание ¹⁹.

(обратно)

44

Царь Шиби — герой многих древних легенд, прославляющих его милосердие, щедрость и самоотверженность. В «Махабхарате» в нескольких местах приводятся варианты сказания, повествующего о том, как Шиби, желая спасти голубя от ястреба, но не решаясь повредить и хищнику, отрезал куски мяса от собственного тела и кормил ими голодного ястреба (Mahabharata. Vana parva, гл. 197 и др.). В буддийском каноне содержится легенда о Шиби, вырвавшем свои глаза и отдавшем их нищему (Cariyapitaka I, 8. См.: М. Winternitz. Geschichte der indischen Litteratur, Bd. I. Leipzig, 1908, стр. 353). В древнеиндийской литературе имя Шиби служит символом самопожертвования.

(обратно)

45

Излюбленный образ в санскритской поэзии. Имеется в виду мускусная жидкость, выделяемая особыми железами за ушами слона. Цвет и запах этой жидкости очень часто упоминаются в поэтических образах и сравнениях в древнеиндийской литературе.

(обратно)

46

В некоторых рукописях в конце каждого акта дается его название: «Так в пьесе „Мудраракшаса“ [гласит] первое действие, под названием „Обретение перстня“ (Mudralabhah)». Обычай давать названия отдельным актам соблюдается далеко не во всех санскритских пьесах.

(обратно)

47

В подлиннике пракритское двустишие, точный перевод которого невозможен. Составляющие его слова имеют в пракрите различные значения, позволяющие понимать смысл строфы двояко. Tantajutti (санскр. tantrayukti) значит «примененье целебных трав (от змеиного укуса)» и одновременно «искусство политического управления, администрации». Mandala — магический круг, который чертит заклинатель на земле и в котором помещает змею во время представления; в политической терминологии это же слово означает территорию, занимаемую союзными, нейтральными и враждебными странами в сфере внешней политики государства. Manta (санскр. mantra) — значит и «заклинания, чары» и «политические замыслы, планы». Двойное значение строфы истолковано в комментарии Дхундираджи. Такие строфы с двойным смыслом — излюбленный прием в индийской классической поэзии (мы уже встретились с ним в прологе нашей пьесы — см. примечание ¹³). В санскритской поэтике этот прием носит название «шлеша» (çlesa). Особенно любят употреблять его поэты позднего периода, изощрявшиеся в различных формалистических трюках. В поздней санскритской литературе имеются целые поэмы, построенные на двойном значении слов и излагающие одновременно два различных сюжета (например, поэма «Raghava—pandaviya» Дхананджайи, содержащая одновременно сюжеты «Рамаяны» и «Махабхараты», и др.). Однако Вишакхадатта в данном случае применяет шлеша не ради одной только искусственной игры словами. Переодетый соглядатай Ракшасы произносит эту строфу одновременно для непосвященных, принимающих его за заклинателя змей, и для своего сообщника, который может услышать его и который поймет условный язык.

(обратно)

48

Специальный условный прием, широко применявшийся в индийском классическом театре. Актер говорит «в пространство» (akaçe), обращаясь к невидимому персонажу; он говорит и за себя и за своего собеседника, повторяя его предполагаемые реплики под предлогом переспрашивания: «Что ты говоришь?» (kirn bhanasi), — и далее следует речь собеседника. Таким образом, индийский театр избегал необходимости выводить на сцену многих актеров, исполняющих третьестепенные и эпизодические роли. В частности, санскритский фарс (bhana) и некоторые другие виды пьес предполагают для исполнения их на сцене только одного актера, играющего и за себя и за всех других персонажей (см., например, «Padma-prablirtaka» — одноактную пьесу Шудраки). Очевидно, обычай этот перешел в классический театр с народной сцены, где немногочисленная актерская труппа вынуждена была прибегать к этому приему из-за недостатка актеров. Разумеется, статистов индийский классический театр не знал; массовые сцены предоставлялись воображению зрителя. Мы видим, что в индийском театре зритель должен был обладать богатой фантазией. (Ср. также примечание¹²).

(обратно)

49

«Джирнавиша» означает «потерявший яд от старости» — подходящая кличка для заклинателя змей.

(обратно)

50

Вирадхагупта, агент Ракшасы, переодетый заклинателем, — образованный человек, происходящий из высокой касты. Онговорит на пракрите, пока играет роль простолюдина на людях, и переходит на санскрит, когда нет необходимости притворяться, — в частности, когда остается наедине с Ракшасой в последующих сценах.

(обратно)

51

Богиня Власть (Çri), носящая имена Шри, Лакшми, Падма, — в индийской мифологии супруга Вишну, богиня счастья, удачи, славы, власти, богатства и красоты. Она родилась из морской пены во время великого пахтанья океана богами и демонами (см. «Рамаяну» Вальмики, кн. 1, гл. 45). В некоторых легендах рассказывается, что она всплыла из воды на раскрытых лепестках лотоса; отсюда ее эпитет: «обитающая в лотосе» (kamalalaya) (см. ниже реплику Ракшасы).

(обратно)

52

Вришни, — древний род, ведущий свое начало от мифического царя Яду; называется также Ядавы или Мадхавы. Из этого рода произошел великий герой древних сказаний Кришна, воплощение бога Вишну. В 11-й книге «Махабхараты» рассказывается, как царица Гандхари после великой битвы прокляла Кришну, допустившего взаимное истребление Кауравов и Пандавов, и предсказала гибель его рода. Род Ядавов во время великой войны раскололся на два лагеря, примкнувшие к двум враждебным сторонам. В 16-й книге эпоса повествуется о гибели Ядавов, истребивших друг друга в этой междоусобице. Кришна, последний представитель своего рода, был убит в лесу стрелой охотника. О гибели рода Вришни-Ядавов рассказывается также в 11-й книге «Бхагавата-Пураны».

(обратно)

53

См. примечание ⁵¹.

(обратно)

54

См. примечание ⁵¹.

(обратно)

55

См. примечание ⁴⁵.

(обратно)

56

Дворецкий (kancukin) — традиционная роль в классической драме; смотритель женских покоев в царском дворце, царский камердинер и главный начальник дворцовых слуг. Как правило это — старый почтенный брахман, одряхлевший, но опытный в дворцовой службе. Теория санскритской драмы причисляет его к группе персонажей «среднего рода» (napumsaka — «бесполые»), в отличие от мужских и женских ролей. К этой группе относятся роли стариков и евнухов (Natyaçastra, гл. 24, шл. 50).

(обратно)

57

Суганга (Suganga) — царский дворец в Паталипутре на берегу Ганги. Название его, очевидно, указывает, что из окон дворца открывался красивый вид на эту реку.

(обратно)

58

В одной из рукописей здесь следует реплика дворецкого: «Я выполнил данное мне поручение и удаляюсь» (см.: Изд. Теланга, стр. 118, подстр. примеч.).

(обратно)

59

Дурная примета в верованиях древних индийцев.

(обратно)

60

Зрелище змей также считалось дурным предзнаменованием. Ракшаса не хочет начинать с него свой день.

(обратно)

61

Под соком цветка подразумеваются сведения, собранные соглядатаем в Паталипутре. Здесь — опять игра слов, так как слово «rasa» означает «сок», но может означать и «толки, разговоры» (имеются в виду толки среди жителей Паталипутры; см.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 120).

(обратно)

62

Кусумапура — другое название Паталипутры — означает «Город цветов». Отсюда игра слов в предыдущем двустишии.

(обратно)

63

Вирадхагупта рисует аллегорический образ Шри, богини счастья и власти, готовой отдать свою благосклонность Чандрагупте; но энергия Ракшасы грозит разлучить богиню счастья с её любимцем, поэтому она не решается обнять Чандрагупту крепче.

(обратно)

64

Ракшаса хочет назвать имя своего агента, но вспоминает во-время о присутствии слуги, которого не следует посвящать в тайны политической интриги. Оборвав себя на полуслове, Ракшаса старается загладить свой промах, заменяя имя Вирадха (Viradha) созвучным словом «virudha» («выросла») и наспех сочиняя маскирующую фразу: «Ну и выросла же у тебя борода!».

(обратно)

65

Скифы (çaka) в войске Чандрагупты и Парватешвары — явный анахронизм, отмеченный современными исследователями пьесы. Скифы появились в Индии только в I в. до н. э. Yavana — очевидно, бактрийские греки или остатки войск Александра (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 44). Впрочем, yavana в санскрите может означать «варвар» вообще. Теланг полагает, что здесь имеются в виду племена, населявшие территорию современного Афганистана (см.: Изд. Теланга, стр. 29). Пираты (kirata) — горные племена Гималаев, занимавшие области современного Непала и Кумаона (см. историю поединка Арджуны,, героя индийского эпоса, с горцем Киратой в третьей книге «Махабхараты»).. Камбоджийцы обитали в горах Гиндукуша, на севере Пенджаба (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 44).

(обратно)

66

Правирака — очевидно, имя одного из военачальников Нанды, принимавших участие в обороне Паталипутры.

(обратно)

67

Ракшаса приводит в сравнение известный эпизод из седьмой книги «Махабхараты». Карна, царь ангов, был великим воином, одним из главных поборников дела Кауравов. Он получил в дар от бога Индры волшебное копье «шакти», без промаха поражавшее врага. Но использовать в битве это копье можно было только один раз. Во время великой битвы между Кауравами и Пандавами на Курукшетре Карна приберегал свое смертельное оружие, чтобы поразить им своего заклятого врага Арджуну, героя из рода Пандавов. Но вместо Арджуны он убил в бою своим копьем великана Гхатоткачу, сына лесной людоедки («ракшаси») Хидимбы, сражавшегося на стороне Пандавов. Через несколько дней сам Карна погиб в битве от руки Арджуны (об этом рассказывается уже в восьмой книге эпоса).

(обратно)

68

Об искусстве распознавать наличие отравы в напитке по изменению его цвета в металлическом сосуде говорится в древнеиндийских политических трактатах «Nitisara» Камандаки (7.24) и «Артхашастре» Каутильи (18.21).

(обратно)

69

В истории счастливого избавления Чандрагупты от различных грозивших ему опасностей благодаря предусмотрительности и проницательности мудрого советника В. Рубен усматривает влияние на пьесу определенных фольклорных мотивов (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 48).

(обратно)

70

Эта строфа цитируется в трактате «Daçarupa» Дхананджайи (X в.) как принадлежащая знаменитому лирическому поэту Бхартрихари. Является ли она поздней вставкой, либо заимствованием, или Бхартрихари сам заимствовал ее у Вишакхадатты (по-видимому, он жил несколько позднее последнего — в середине VII в.) — решить трудно.

(обратно)

71

Шеша в индийской мифологии — гигантский тысячеголовый змей, поддерживающий на себе весь мир, олицетворение вечности.

(обратно)

72

Это четверостишие встречается в некоторых рукописях «Nitiçataka» Бхартрихари (см.: Изд. Теланга, стр. 334). В некоторых рукописях нашей пьесы оно отсутствует.

(обратно)

73

В некоторых рукописях вся эта реплика Вирадхагупты отсутствует.

(обратно)

74

Имеется в виду гирлянда, которую надевали на шею осужденным на смертную казнь (baddhasraj или badhyasraj). См «Mrcchakatika» Шудр аки, действие 10-е.

(обратно)

75

Турья (turya) — музыкальный инструмент. Звуки турий возвещали казнь преступника (agbataturya).

(обратно)

76

В некоторых рукописях здесь приводится заглавие действия: «Замыслы Ракшасы» (Rakçasavicara).

(обратно)

77

«Праздник ночного лотоса» (Kaumudimahotsava), который справлялся в день полнолуния в месяц Карттика (Karttika), соответствующий приблизительно октябрю—ноябрю. Праздник отмечался ночным гуляньем при луне и различными увеселениями. Кроме того, существовал еще праздник полнолуния в месяце Ашвина (Açvina) (сентябрь—октябрь), в сезон дождей. Именно к месяцу Ашвина относит время действия третьего акта комментарий Дхундираджи. Более вероятно, однако, что действие происходит в месяц Карттика.

(обратно)

78

Чамара (camara) или чаури — султан белого цвета из хвоста яка (Bos srunniens), один из знаков царского достоинства. Чамарами украшались также головы коней и слонов.

(обратно)

79

«Десять стран небес» (daçadiçah) — условность. Древние индийцы обычно разделяли горизонт на восемь сторон (diç).

(обратно)

80

«Гордый» и злобный характер павлина часто упоминается в санскритской поэзии. Осень, — по представлениям жителей Индии, прекраснейшее время года — умиротворяет даже эту сварливую птицу.

(обратно)

81

«Господин вод» (sindhupati) — океан. Множество рек, в него впадающих, сравнивается здесь с многочисленными любовницами и наложницами владыки гарема, река Ганга — с его главной супругой. Воды Ганги в сезон дождей становятся мутными, как душа жены, страдающей от ревности; осень очищает их, как искусная посланница утешает и примиряет с мужем разгневанную его изменами жену.

(обратно)

82

«...советникам скверным» (kusaciva) — Теланг указывает, что это определение противоречит похвалам, которые Чанакья ранее расточал по адресу Ракшасы, а также и других советников Нанды (см. в 1-м действии диалог Чанакьи и Чанданадасы, где Чанакья с похвалой отзывается о Вакранасе и других «благородных и смелых людях», служивших Нанде). Поэтому Дхрува считает чтение «kusaciva» ошибочным и предлагает читать вместо «kusacivadrçta...» — «sacivavimrsta». Тогда соответственно можно перевести просто: «Нанда, поручивший правление министрам...». (см.: K. H. Dhruva. Notes... , стр» 130).

(обратно)

83

См., в частности, «Законы Ману» (Manusmrti, гл. 4 шл. 6), где служба называется «собачьей жизнью» (çvavrtti), а также «Махабхарату» (кн. XII, гл. 119, шл. 1) и «Панчатантру», где в начале 1-й книги шакал сравнивает слугу, работающего ради куска хлеба, с собакой. Древний санскритский словарь «Amarakoça» Амарасимхи дает слово «çvavrtti» («собачья жизнь») как синоним слова «seva» («служба») (см.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 130; см. также: W. Ruben, ук. соч., стр. 63).

(обратно)

84

Сухой коровий навоз (gomaya) с глубокой древности служил основным видом топлива в безлесных районах Индии. Куша (kuça, barhis) — трава с длинными и острыми стеблями (Роа cynosuroides), специально употреблявшаяся при религиозных обрядах и почитавшаяся священной. Сухой навоз, трава куша и дрова (samidh), предназначающиеся для жертвенного костра, указывают на религиозный сан хозяина хижины. Всем этим должны были снабжать ученого брахмана «шротрия» (çrotriya) его ученики.

(обратно)

85

«Низкорожденный» (vrçala), эпитет Чандрагупты, созвучен со словом «бык» (vrsa). Бык здесь — символ могущества и величия; выражение «бык меж царей» (vrsa rajnam) означает собственно: «лучший из царей». В этом значении слово «vrsa» часто употребляется в санскритской литературе, особенно часто в применении к царям, героям эпоса («Махабхарата») и т. п.

(обратно)

86

«Небесная река», «река богов» (suranadi) — Ганга, берущая начало в Гималаях (по представлениям древних индийцев — на небесах). См. прим.⁴.

(обратно)

87

В обязанности придворного певца (vaitalika) входило сочинение и исполнение панегириков, восхваляющих царя, а также объявление часа дня. Как указывает Дхрува, эти певцы не получали постоянного жалования, но жили щедротами своего покровителя — монарха (K. H. Dhruva. Notes... , стр. 131). В санскритских драмах «вайталики», как правило, выступают парами (см.: Изд. Теланга, стр. 342).

(обратно)

88

Каша (kaça; Saccharum spontaneum) — высокая трава, цветок которой покрыт ярко-белыми волосками; поля, поросшие травой каша, принимают белый цвет. Эта трава употребляется в Индии для плетения циновок, тростниковых крыш и т. п.

(обратно)

89

Вся строфа построена на сравнении осени с богом Шивой посредством игры слов. По представлениям индийской мифологии, тело Шивы — божественного подвижника — покрыто пеплом. Облака, плывущие осенью по небу, сравниваются здесь с белым пеплом, покрывающим тело Шивы. Постоянный атрибут Шивы — шкура, содранная им с побежденного демонического слона (gajasura) Нилы; лучи луны, сияющей на голове Шивы (см. прим.⁴), пронзают темную шкуру слона, как темные тучи на ночном небе. Ожерелье из человеческих черепов — другой постоянный атрибут Шивы — сверкает, как луна. Белый цвет в индийской поэзии выражает радость, смех, улыбку (очевидно, в связи с белизной зубов, обнажаемых в улыбке). Смех Шивы бел, как лебеди (rajahamsa — «царский лебедь», птица с белым опереньем, красными ногами и клювом; вид фламинго), стаи которых осенью в обилии встречаются в Северной Индии. В индийской поэзии осень часто характеризуется белым цветом. См. поэму Калидасы «Времена года» (Rtusamhara), песнь 3-я, строфа 2-я, где осень также характеризуется белизной цветов каша, лебедей, облаков и т. д.

(обратно)

90

Эта строфа посвящена Вишну (Хари), богу-«хранителю», который вместе с Шивой — «разрушителем» и Брахмой — «создателем» входит в так называемую Tri-murti — главенствующую троицу индийского пантеона. В эпоху Вишакхадатты уже совершилось разделение последователей индуистской религии на две основные общины: шиваитов и вишнуитов. Вишакхадатта, по-видимому, был шиваитом; строфа, посвященная Вишну, следующая непосредственно за строфой, посвященной восхвалению Шивы, показывает известную религиозную терпимость. Рубен отмечает подчеркнутую прозаичность, обыденность в описании бога Вишну в этой строфе и усматривает здесь ироническое отношение к нему со стороны драматурга-шиваита (W. Ruben, ук. соч., стр. 68). Однако столь же прозаически рисуется образ Шивы во вступлении к драме (см. выше, прим. ⁴); с другой стороны, заключительная строфа пьесы упоминает о Вишну в самых почтительных выражениях. Религиозный фанатизм и враждебность к иноверцам вообще чужды были индийцам в ту эпоху.

Согласно индийской мифологии, Вишну спит в течение сезона дождей и просыпается с наступлением осени. Поэт описывает его пробуждение. Вишну покоится на космическом тысячеглавом змее Шеше, олицетворяющем вечность (см. прим. ⁷¹). «Горящие камни» — ослепительно сверкающие бриллианты, украшающие клобуки змея Шеши.

(обратно)

91

Второй певец, очевидно, и есть Станакалаша, агент Ракшасы, о котором последний упоминает в конце второго действия.

(обратно)

92

Эта фраза отсутствует в некоторых рукописях.

(обратно)

93

Четыре океана — общее место в древнеиндийской поэзии.

(обратно)

94

Тимр (timi) — фантастическая океанская рыба гигантских размеров.

(обратно)

95

Тамала (tamala) — дерево с темной корой и листвой и белыми цветами (Xanthochymus pictorius).

(обратно)

96

В ряде рукописей эта реплика звучит: «Смотри, Низкорожденный» следующая реплика Чандрагупты отсутствует, а затем список бежавших сановников читает про себя сам царь, а не Чанакья. Прочитав список царь произносит вслух: «Господин, я прочел список. Но я хотел бы знать причины недовольства...» и т. д., как в нашем переводе. Мы принимаем здесь чтение Гиллебрандта.

(обратно)

97

Командующий отрядами, действующими на боевых слонах (gajadhyakça).

(обратно)

98

Придворный, в обязанности которого входил присмотр за юным царевичем и его воспитание (kumarasevaka).

(обратно)

99

Кшатрии (kçatriya) — сословие воинской аристократии в древнеиндийском обществе. В эпоху Маурьев они уже утратили свое исключительное положение правящего сословия страны, но, очевидно, сохранили значение, как воинская каста, из которой формировалось ядро постоянной армии (см.: Kamandakiyanitisaram, гл. 4, шл. 6, на которую ссылается в примечаниях к своему изданию пьесы К. Дхрува).

(обратно)

100

Осень, следующая за сезоном дождей, когда просыхают дороги и разлившиеся реки возвращаются в свои берега, считалась в Древней Индии наиболее благоприятным временем для начала военных действий (см. «Рагхуванша» Калидасы, песнь 4-я, шл. 24).

(обратно)

101

В некоторых рукописях и в издании Теланга эта реплика царя отсутствует, так же как и последующая реплика Чанакьи. Фраза «Оставаясь здесь... » и т. д. перенесена в окончание предшествующей речи Чанакьи.

(обратно)

102

После этой фразы в ряде рукописей вставлена реплика царя: «Как же иначе? Все это совершил советник Ракшаса».

(обратно)

103

В подлиннике: «99 000 000 000 монет» (navanavatiçatadravyakoti). Дхрува указывает, что Нанды, согласно преданиям, владели не девяносто девятью миллиардами монет, но более «скромной» казной в девятьсот девяносто миллионов монет (см.: Kathasaritsagara, IV, 15).

(обратно)

104

Эта строфа имеется в большинстве рукописей и изданий пьесы; однако Дхрува считает, что ею нарушается логическая связь между речами Чанакьи и царя, и опускает ее в своем издании.

(обратно)

105

Рудра (Rudra) — одно из имен Шивы, под которым он главным образом известен в древнейшей ведической литературе. Шива-Рудра в индийской мифологии — божество гнева, ярости, разрушения. Танец Рудры — тандава (см. прим. ⁵).

(обратно)

106

В некоторых рукописях здесь приводится заглавие третьего действия: «Притворная ссора» (Krtakakalaha).

(обратно)

107

Йоджана (yojana) — буквально «ярмо», «упряжь» — расстояние, которое можно покрыть одним духом, не распрягая. Мера расстояния в древней Индии, обычно определяемая в 4 «кроша» (kroça), — около 14 км.

(обратно)

108

Карабхака (Karabhaka) — имя агента Ракшасы — означает «верблюд». В. Рубен предполагает в этой фразе игру слов (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 79).

(обратно)

109

В этом четверостишии автор устами Ракшасы проводит параллель между работой драматурга, сочиняющего пьесу, и государственного деятеля, осуществляющего политическую интригу. При этом автор выказывает, свои познания в классической санскритской теории драматургии; здесь дается, собственно, краткое изложение санскритской теории развития драматического действия. Вишакхадатта приводит специальные термины теоретических трактатов: слово «karya» означает «действие» или, точнее, объект действия драмы, конечная цель, стимулирующая развитие действия. Наметить основной объект драматического действия — первоочередная задача драматурга, приступающего к сочинению пьесы, так же как для политика — наметить конечную цель своей интриги. В индийской теории драматургии karya — название последнего из пяти, основных элементов действия (arthaprakrti), из которых строится классическая драма (см. Natyaçastra, XIX, 25). Первый из этих пяти элементов называется «семя» (bija); имеется в виду стремление к разрешению определенной задачи, обусловливающее возникновение драматической ситуации и дальнейшее развитие действия. В нашей пьесе термином «bija» может быть определено стремление Чанакьи. переманить Ракшасу на сторону Чандрагупты. Этому элементу действия соответствует первая, начальная стадия (avastha) развития действия — «начало»(arambha); «семя» и «начало» соответствуют первой так называемой связи (samdhi) пьесы — «завязке» (mukha). Из пяти (или менее) «связей», согласно теории, и слагается драматическое произведение. Третья «связь», называемая «созревание» (garbha), означает, что драматическая интрига, возникающая из «семени», развиваясь первоначально втайне, подспудно, затем выясняется и определяется ее направление к конечной цели. Четвертая «связь» — «пауза» (vimarça) — означает кульминационный пункт, перелом в ходе событий, за которым следует «развязка» т. е. достижение цели (karya). Термины «bija», «garbha», «vimarça», «karya» приводит Вишакхадатта в разбираемом четверостишии.

(обратно)

110

Рубен указывает, что эта фраза содержится не во всех рукописях, и считает, что она противоречит характеру суеверного Ракшасы (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 80). Последнее замечание едва ли справедливо. Для Ракшасы именно в высшей степени характерно, что даже воздействующие на его суеверие зловещие предзнаменования не могут воспрепятствовать ему в исполнении того, что он считает своим долгом.

(обратно)

111

Слуга говорит на магадхи, языке низших слоев общества (см. предисловие).

(обратно)

112

Первое жертвоприношение в память умершего, согласно древнеиндийскому ритуалу, совершалось по прошествии некоторого срока со дня его смерти; срок этот мог длиться до года. Часто для такого жертвоприношения использовалось как повод какое-либо торжественное событие (W. Ruben, ук. соч., стр. 82). Малаякету, как явствует из его монолога, откладывает жертвоприношение в память отца до своей победы и мести его убийцам.

(обратно)

113

В подлиннике здесь множественное число. Имеется в виду не только мать Малаякету, но все жены его отца.

(обратно)

114

В издании Гиллебрандта здесь вместо «со слугами» (saparijano) стоит «с воинами» (sasainiko). Дхрува предлагает чтение «с носильщиками» (saçaibiko) и полагает, что речь идет о носильщиках царского паланкина (K. H. Dhruva. Notes... , стр. 141).

(обратно)

115

Гиллебрандт указывает, что эта фраза Бхагураяны представляет собой почти дословную цитату из «Артхашастры» Каутильи, 92, 1. (См.: Jahresbericht der Schlesischen Gesellschaft fur Vaterlandische Kultur, 1908, стр. 15).

(обратно)

116

Следующая сцена представляет довольно характерный для индийской классической драмы прием: один или несколько персонажей подслушивают беседу другой группы действующих лиц, оставаясь незамеченными ими; при этом подслушивающие обмениваются замечаниями, так что на сцене одновременно ведутся два диалога (или диалог и монолог, если подслушивает один). Ср. сцены подслушивания в «Шакунтале» и «Урваши» Калидасы, в «Глиняной тележке» Шудраки и других санскритских пьесах. Ср. также подобные сцены в европейской драматургии.

(обратно)

117

«Шлока» (çloka) — двустишие по 16 слогов в строке; обычный размер санскритской эпической поэзии, называемый также «ануштубх» (anustubh).

(обратно)

118

Здесь игра слов: kaumuda «ночной лотос» и kaumudi — «праздник полнолуния», собственно «праздник ночного лотоса» (см. прим.⁷⁷).

(обратно)

119

Эта реплика Бхагураяны и последняя фраза предшествующей реплики Ракшасы отсутствуют в ряде рукописей и изданий.

(обратно)

120

В подлиннике фраза Бхагураяны довольно темна и двусмысленна. Различные рукописи сильно расходятся в этом месте. Другой возможный перевод конца фразы: «советник не видит необходимости в свержении его». Рубен предлагает двойное толкование слова «uddharana» — «свержение» или «спасение». Тогда фразу Бхагураяны можно понять следующим образом: советник не видит какой-либо трудности в спасении его» (т. е. Чандрагупты из рук Чанакьи; см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 86).

(обратно)

121

Рубен указывает, что этому вопросу посвящено начало 1-й главы 8-й книги «Артхашастры» (см.: W. Ruben, ук. соч., стр. 89). В некоторых рукописях эта реплика Малаякету отсутствует.

(обратно)

122

В некоторых рукописях и в издании Гиллебрандта здесь следует:

«Малаякету. Господин, в особенности — для Чандрагупты.

«Ракшаса. Почему же?

«Малаякету. Пороки Чанакьи... [и далее как в нашем переводе]».

(обратно)

123

Эта реплика Малаякету в некоторых рукописях и изданиях отсутствует.

(обратно)

124

В некоторых рукописях вся эта строфа отсутствует. Рубен предполагает, что это — цитата из «Панчатантры» (Tantrakhyayika, I, 64) или из неизвестного источника, откуда заимствовали авторы обоих текстов (W. Ruben, ук. соч., стр. 90). Комментарий Дхундираджи указывает, что сравнение заимствовано из практики бродячих жонглеров и скоморохов (nartaka).

(обратно)

125

Шона (Çona) или Сона — река, впадающая в Ганг вблизи Паталипутры. Слово «Çona» — значит «Красная (река)»; отсюда — игра слов в стихотворении: «Красная» река и боевые слоны окрашенные в красный цвет.

(обратно)

126

Виндхья (Vindhya) — горная цепь, отделяющая Декан от Северной Индии.

(обратно)

127

В некоторых рукописях эта фраза звучит несколько иначе: «Приямвадака, узнай, кто есть сейчас поблизости из звездочетов». Вместо следующего ответа Приямвадаки в издании Гиллебрандта приводится более пространная реплика:

«Приямвадака. Как прикажет советник. (Выходит, видит монаха и возвращается). Советник, там только нищенствующий монах — звездочет...».

(обратно)

128

Опять дурная примета.

(обратно)

129

Джайнских монахов особенно презирали и избегали за их наготу и нечистоплотность (см.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 146).

(обратно)

130

«Архат» (arhat) — буквально «достойный, заслуженный человек». В буддийской религии архатом именуется будда, достигший высшей степени просветления, за которой следует уже погружение в нирвану. Архат — высший чин в буддийской духовной иерархии; архатами называли также джайнских монахов.

(обратно)

131

«Дхарма» (dharma) здесь — религиозная заслуга.

(обратно)

132

«Святой человек» (bhadanta) — обычное обращение к буддийским или джайнским монахам.

(обратно)

133

«Благочестивый» (savaga) (магадхи) — также обращение, характерное для буддистов и джайнистов.

(обратно)

134

Действие этого акта, как явствует из речи монаха, происходит в день полнолуния. Из астрономических рассуждений монаха комментатор — Дхундираджа — делает вывод, что время действия четвертого акта приходится на месяц маргаширша (margaçirça — ноябрь—декабрь).

(обратно)

135

«Накшатра» (nakçatra) — в индийской астрономии — созвездие лунного зодиака, стоянка луны. Древние индийцы насчитывали 27, позднее — 28 накшатр, которые рассматривались в мифологии как обители богов и благочестивых людей после их смерти. Эти стоянки луны разделялись на четыре группы, соотносимые с четырьмя сторонами света.

(обратно)

136

Монах предлагает Ракшасе выступить в поход вечером, когда, согласно индийской астрологии, наступает время влияния лунной стоянки purva phalguni. Эта накшатра относится к южной четверти и потому считается благоприятной для путешествия в южном направлении. Восход Будхи — Меркурия, а также внезапный восход и закат Кату — кометы — также считались благоприятными признаками (см. комментарий Дхрувы: K. H. Dhruva. Notes..., стр. 147—148; Рубен, однако, указывает па наличие разночтений в рукописях и сомневается в возможности удовлетворительного истолкования астрологических рассуждений монаха: W. Ruben, ук. соч., стр. 93). В астрологических объяснениях монаха можно усмотреть также игру слов, подобную игре слов в прологе (см. прим.¹⁶) и содержащую скрытый совет Ракшасе перейти на сторону Чандрагупты. Как и в речи театрального руководителя в прологе, здесь под Месяцем (candra) может подразумеваться Чандрагупта, под Будхой — Чанакья, под Кету — Малаякету. Восход Месяца и Меркурия иносказательно намекает на торжество Чандрагупты и Чанакьи, восход и заход Кету — на грядущее поражение Малаякету.

(обратно)

137

Имеется в виду точка пресечения горизонта (lagna) зодиакальным знаком (raçi); lagna определяется названием планеты, господствующей над данным знаком. Как объясняет монах, выступление в поход в момент пресечения горизонта знаком, подчиняющимся Меркурию (Дхрува считает, что имеется в виду знак mithuna, т. е. созвездие Близнецов), обещает удачу, даже если прочив астрологические приметы неблагоприятны, поскольку в астрологии lagna имеет наибольшее значение (шестидесятичетырехкратное достоинство, в сравнении с четырехкратным значением лунной стоянки и единичным — дня полнолуния).

(обратно)

138

«Всемогущая судьба» (bhaavam kaanto) (магадхи). — Слово «kaanto» (скр. krtanta) значит «судьба», а также «наука» (т. е. астрология). Таким образом, в ответе монаха содержится игра слов.

(обратно)

139

В некоторых рукописях этой фразе предшествует: «Как прикажет советник. (Уходит, потом возвращается)».

(обратно)

140

Утром тени от деревьев протягиваются в западном направлении, т. е. «в направлении движения солнца, что, согласно поэтической метафоре, должно выражать их любовь и преданность солнцу. Вечером тени ложатся в обратном направлении. Под мифическими горами солнечного восхода и заката подразумеваются облака на восточной и западной стороне неба. Сходное по содержанию стихотворение имеется у знаменитого поэта VII в. Бхартрихари (Nitiçataka, 62). Гиллебрандт считает, что Бхартрихари заимствовал идею стихотворения у Вишакхадатты (см.: Jahresbericht der Schlesischen Gesellschaft fur vaterlandische Kultur. 1908, стр. 27).

(обратно)

141

Заглавие четвертого акта, приводимое в некоторых рукописях: «Деятельность Ракшасы» (Raksasayoga).

(обратно)

142

Уилсон находит, что стиль этой строфы неестествен для поэзии того периода, к которому относится драма. Однако Теланг указывает, что выражение «древо политики» (nitipadapa) встречается у Калидасы (Malavikagnimitra) и у Бхавабхути (Viracarita) (см.: Изд. Теланга, стр. 354). «Место и время» (deçakala), т. е. умение выбирать нужный момент и нужное место для действия, считалось одним из пяти элементов, составляющих успешную государственную политику (см.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 152). Для европейского читателя поэтические метафоры этой строфы кажутся, конечно, чрезмерно тяжелыми и искусственными.

(обратно)

143

Ср. выше испуг Ракшасы по тому же поводу (прим.¹²⁷).

(обратно)

144

Определенные созвездия (nakçatra) считались неблагоприятными для бритья бороды или головы.

(обратно)

145

Как полагает Дхрува, ссылаясь на «Padyacudamani» (VIII, 34), имеется в виду печать, которую ставили цветными чернилами на платье получающего пропуск (ом.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 154).

(обратно)

146

Стражники (gummahiaria) (магадхи; санскр.: gulpadhikarika) — от «Gulma» — нечто вроде сельского полицейского участка (Изд. Теланга, стр. 355).

(обратно)

147

В подлиннике слово «pisaca» (санскр.: piçaca). Ракшаса (raksasa) в индийской мифологии — дьявол, злой демон-людоед или ночной призрак, обитающий на кладбищах. Пишачи, так же как и ракшасы — род демонов, злых духов. Созвучие имени героя пьесы с именем мифических «ракшасов» лежит в основе игры слов в тексте.

(обратно)

148

В подлиннике слово «praveçaka», род интермедии, в котором, согласно санскритской теории драмы, могут действовать только персонажи низкого ранга, говорящие на пракритах (Natyaçastra, XVIII, 26, 86; XIX, 108). Это условие и соблюдено в нашей интермедии.

(обратно)

149

Т. е. к Чандрагупте. Малаякету боится, что сама преданность роду Нанды может стать причиной измены Ракшасы.

(обратно)

150

Та же игра слов, что и в интермедии (см. прим.¹⁴⁶).

(обратно)

151

Эта реплика отсутствует в некоторых рукописях и изданиях.

(обратно)

152

Это место по-разному толкуется различными комментаторами и переводчиками. В подлиннике: «... suhrnmukhad rip um adhikrtya bhaçitam». Дхундираджа объясняет: «весть о враге моем (т. е. Ракшасе) из уст моего друга (т. е. Дживасиддхи)». Теланг: «То, что сказал о враге моем (Чандрагупте) его друг (Ракшаса)». Дхрува: «Весть о враге моем (Ракшасе) из уст его друга (Дживасиддхи)». Последнее толкование представляется наиболее естественным.

(обратно)

153

Та же игра слов, что и выше (см. прим.¹⁴⁶).

(обратно)

154

Эта строка («Anamtie gunesu dosesu parammuham kunantie...») также толкуется и переводится различно. Дхрува: «... Отвращающей наш взор от достоинств и от пороков нашей миссии» (т. е. уничтожающей различие между добром и злом для слепо преданных исполнителей воли господина); Кале: «Делающей (любую миссию) добродетельной и отвращающей наш взор от грехов» (т. е. по существу тот же смысл, что и в предыдущем толковании); Валимбе: «Ведущей к достоинствам и делающей (нас) равнодушными к грехам». В нашем переводе мы принимаем толкование Рубена (W. Ruben, ук. соч., стр. 104).

(обратно)

155

Как указывает Дхрува, секретная корреспонденция в древней Индии обычно составлялась намеренно в туманных и неопределенных выражениях. Ключом к секретному письму являлось устное толкование доверенного посланца (vacika). Дхрува ссылается на «Haravali» (54 и 167). В обычае было также посылать с письмом высокопоставленному лицу подарки. (См.: K. H. Dhruva. Notes... , стр. 158).

(обратно)

156

Комментарий Дхуидираджи указывает, что в этом ответе содержится намек на истинное положение вещей.

(обратно)

157

Эта строфа представляет собой рассуждение, построенное по элементарным правилам индийской средневековой логики (nyaya). Ракшаса следует традиционному индийскому силлогизму: на холме виден дым; везде, где есть дым, есть огонь (как, например, в кухне, но не в пруде, где не может быть огня и нет дыма), следовательно, в холме заключен огонь. В этом рассуждении дым есть «sadhana» — термин, соответствующий в европейской логике среднему термину. То, наличие чего должно быть доказано (т. е. огонь), в индийской логике именуется «sadhya» — больший термин. Меньший термин (холм) именуется «paksa». Кухня, как пример, согласующийся с меньшим термином, называется «sapakça», пруд, как противоположный пример, — «vipaksa». Согласно традиционной индийской логике, средний термин в правильном рассуждении должен: 1) быть свойственным меньшему термину (pakça); 2) присутствовать в «возможном случае» (sapakça) 3) отсутствовать в «невозможном случае» (vipaksa); 4) не опровергаться другими «средствами доказательства; 5) не опровергаться противоположной причиной. Средний термин должен быть постоянно подтвержден в большой посылке, т. е. должен постоянно соединяться с большим термином в утвердительном предложении. Далее Ракшаса приводит пример из учения о так называемых мнимых основаниях (которое излагалось различными школами индийской логики различно). Если средний термин сам является большим термином, т. е. большая посылка не доказана, если средний термин наличествует как в sapakça, так и в vipaksa, и если средний термин не сочетается с меньшим (т. е. на холме нет дыма) — все рассуждение считается неправильным.

Комментарий Дхундираджи усматривает в этой строфе игру слов и двойной смысл. Подставляя под логические термины значения политических, Дхундираджа предлагает следующее толкование: «Когда политика (Чанакьи) определена для своей цели (утверждения власти Чандрагупты); связана с последствием (искоренением Нандов); обеспечена своей партией (т. е. Бхагураяной, Бхадрабхатой и др.), но не партией противника (т. е. Малаякету) — она ведет к успеху.. Но то, что само по себе сомнительно (т. е. наше войско, пополнившееся перебежчиками), что кажется благосклонным к обеим партиям, но в действительности враждебно именно партии (Малаякету) — ведет к поражению. Толкование Дхундираджи представляется натянутым и непоследовательным; Рубен справедливо предполагает, что автор в этой строфе имел в виду только логическое рассуждение (W. Ruben, ук. соч., стр. 108).

(обратно)

158

Кхасы (khasa, khaça) — горные племена, обитающие на северо-востоке Бенгалии. Гандхара (Gandhara) — в древности область на северо-западе Индии, в районе современного Кандагара и Пешавара. «Cina» — переводят обычно как «китайцы», однако возможно, что здесь речь идет всего лишь о некоторых горных племенах Гималаев (см.: Изд. Теланга, Introduction, стр. 31—32); гунны (buna) — анахронизм; имеются в виду белые гунны — эфталиты, появившиеся в Индии только в эпоху династии Гупта. Скифы (çaka) установили свое господство в северной Индии в I в. до н. э. О прочих народностях, упоминающихся в этой строфе, см. выше, прим. ³⁴ и ⁶⁵. Рукописи дают разночтения в этом месте. Вместо «магадские и кхасские» Дхрува в своем издании приводит: «кхасские и шабарские» (khasaçabara). Шабары — племена, обитавшие в лесах Виндхья. Теланг предполагает, что вместо «магадхские» должно было стоять «магарские»(magara); магары обитали по соседству с кхасами в Гималаях. Вместо «китайцы» (cina) в издании Гиллебрандта согласно некоторым рукописям стоит «чеди» (cedi) — народ, заселявший территорию современного Бунделькханда.

(обратно)

159

«Ciradarçanenaryasya vayam udvignah» — Дхундираджа усматривает в атой реплике скрытый смысл: «Твой вид теперь причиняет нам боль».

(обратно)

160

В издании Гиллебрандта: «... через пять дней... ».

(обратно)

161

В одной из рукописей эту фразу произносит Малаякету.

(обратно)

162

В ряде рукописей и в издании Теланга вместо этой реплики стоит:

«Привратница. И перстень с печатью, церевич?»

(обратно)

163

Дхундираджа объясняет: сам он (Шакатадаса) был в безопасности, но семья его оставалась в тюрьме.

(обратно)

164

Рубен указывает для сравнения на сцену суда в «Mrcchakatika», где Чарудатта также отказывается от оправданий. Однако, как справедливо замечает Рубен, у Шудраки поведение героя более мотивировано: Чарудатта боится поведать правду, чтобы не выдать суду бежавшего мятежника Арьяку (W. Ruben, ук. соч., стр. 114). Ракшаса же просто впадает в отчаянье и теряет надежду на благополучный исход дела.

(обратно)

165

Некоторые рукописи добавляют: «Это судьбою свершено, а не Чанакьей».

(обратно)

166

Три цели см. прим.¹³. Дхундираджа объясняет, что подобным сравнением Малаякету доказывает собственную порочность.

(обратно)

167

Пыльца лодхры (lodhra: Symplocos Racemosa) употреблялась в Индии как косметическое средство.

(обратно)

168

Гаудянки — жительницы Гауды (Gauda — современный Гаур), страны, охватывающей центральные районы Бенгалии вплоть до границы с Ориссой.

(обратно)

169

Заглавие пятого действия: «Поддельное письмо» (Kutalekha).

(обратно)

170

Кешава (keçava) — «длинноволосый» или «прекраснокудрый» — один из эпитетов Кришны-Вишну. Кешин (keçin) — «обладающий гривой» — имя демона, обитавшего в лесах в образе дикой лошади и устрашавшего пастухов. В «Махабхарате» рассказывается о подвиге" Кришны, [умертвившего Кешина.

(обратно)

171

В некоторых рукописях и изданиях имя этого персонажа — Самриддхартхака (Samyddharthaka).

(обратно)

172

В некоторых рукописях начиная отсюда текст последующих шести реплик опущен.

(обратно)

173

В издании Гилленбрандта: «... как течение Ганги»; Дхрува, однако, находит это сравнение неестественным (K. H. Dhruva, Notes... , стр. 170).

(обратно)

174

Здесь опять имеются в виду мускусные истечения у слонов, неоднократно упоминаемые в индийской литературе (см. прим.⁴⁶).

(обратно)

175

В некоторых изданиях имя соглядатая — Ундура (Undura).

(обратно)

176

Чандалы (candala) — низшая, наиболее отверженная и презираемая из смешанных каст: рожденные от отца-шудры и матери-брахманки. В древней Индии обязанности палачей исполняли обычно чандалы.

(обратно)

177

Эта интермедия также относится к типу «praveçaka» (см.прим. ¹⁴⁷).

(обратно)

178

Шесть традиционных способов (çadgunah) внешней политики или ведения войны суть следующие: мир (samdhi); война (vigraha); поход (yana); укрепленный лагерь (asana); разделение сил (dvaidhi-bhava); союз с более сильным царем (samçraya).

(обратно)

179

Т. е. с Парватешварой.

(обратно)

180

Т. е. Чанакья.

(обратно)

181

Некоторые рукописи добавляют здесь слово «Малаякету». «Варвар» (mleccha) — не ариец, иноземец; древние индийцы употребляли это слово приблизительно в том же значении, что и древние греки.

(обратно)

182

Дхундираджа объясняет эти сравнения: славный род — род Нанды; несчастливец, гонимый судьбою, — Ракшаса; невежда — Малаякету, одураченный Бхагураяной.

(обратно)

183

Самоубийство после гибели друга — мотив, распространенный в индийской литературе (см. «Приключения десяти принцев» Дандина). Вообще самоубийство считалось тяжким грехом для религиозного индуса.

(обратно)

184

В различных рукописях здесь различные варианты: «в царевну», «в жену другого», «в прекрасную женщину».

(обратно)

185

Т. е. покончить с собой из-за любви к женщине.

(обратно)

186

Ракшаса употребляет то же сравнение, что и Чанакья в первом действии (см. прим. ⁴⁴).

(обратно)

187

Далее в некоторых изданиях реплики следуют в несколько ином порядке. В изданиях Гиллебрандта и Дхрувы начиная отсюда следует: «...так окажи мне милость и удали сомненье. (Падает ему в ноги)». Затем реплика Ракшасы: «Да, это я...» и т. д.; затем: «Человек (опять падает ему в ноги, с радостью). О, чудеса! Мои желания исполнились! Ракшаса. Встань, встань!.. [и т. д]. Человек. Да окажет мне милость превосходительный советник...» и т. д., как в нашем тексте.

(обратно)

188

Т. е. поддельное письмо, переписанное Шакатадасой.

(обратно)

189

В издании Дхрувы здесь приводится заглавие шестого акта: «Мнимая петля» (Kapatapaça).

(обратно)

190

Можно перевести также: «кто согрешит... ». Грехи навлекают на людей эпидемии (как указывает Рубен, ссылаясь на Чараку; см.: S. N. Dasgupta. A History of Indian Philosophy, vol. 2. Cambridge, 1932, стр. 408).

(обратно)

191

В большинстве рукописей и изданий вся эта реплика приписывается Чанданадасе. Мы следуем здесь изданию К. Дхрувы.

(обратно)

192

Две последующие реплики отсутствуют в некоторых рукописях.

(обратно)

193

Самоубийство жены после смерти супруга считалось весьма похвальным поступком с точки зрения религиозной морали. Женщины высших каст, добродетельные жены (sati) сжигали себя на погребальном костре своего мужа. Обычай самосожжения вдов, как известно, был распространен в средневековой Индии.

(обратно)

194

«Откинув занавес» (apatiksepa) — специальный термин; в практике индийского классического театра — условный жест, означающий, что действующее лицо входит внезапно или стремительно.

(обратно)

195

В некоторых рукописях и в издании Гиллебрандта здесь вместо «палачи» (çulayatanah) — «полководец, генерал» (senapate). Ракшаса мог назвать чандалу «генералом» с целью польстить ему и расположить в свою пользу; это естественно для Ракшасы, готового на все ради спасения Чанданадасы.

(обратно)

196

См. прим. ⁷⁴.

(обратно)

197

Это место свидетельствует, что во времена Вишакхадатты буддизм пользовался еще большим авторитетом в Индии даже среди последователей иных религий.

(обратно)

198

Век Кали (kaliyuga), «железный век» — последний из четырех мировых периодов (yuga), составляющих в индийской мифологии «великую югу» (mahayuga) Век Кали — «наше время», худший из мировых периодов, век греха.

(обратно)

199

Ушинары (uçinara) — древний народ, обитавший в центральной Индии. Царь ушинар — легендарный Шиби (см. прим.⁴⁴).

(обратно)

200

Греческий плащ (javanika). — Дхрува переводит «кольчуга» (coat of mail) и объясняет, что Чанакья появляется прямо с поля битвы, не успев снять вооружение (см.: K. H. Dhruva. Notes..., стр. 182).

(обратно)

201

Каста чандалов считалась неприкасаемой (см. прим. ¹⁷⁵).

(обратно)

202

Начиная отсюда две последующие реплики отсутствуют в некоторых рукописях.

(обратно)

203

В подлиннике текст этой строки неясен и толкуется различно. Некоторые переводчики считают, что под учителем здесь подразумевается Чанакья, другие — что речь идет лишь о Ракшасе (см. перевод Дхрувы в его издании, стр. 92).

(обратно)

204

По некоторым рукописям и по изданию Гиллебрандта здесь следует: «(Ракшаса размышляет).

«Чанакья.

«Ракшаса. О Вишнугупта, нет, это невозможно! [и т. д. как в нашем тексте]».

Индра — древнее ведическое божество, властитель неба и глава богов; в индийской классической литературе с ним особенно часто сравнивают царей и завоевателей.

(обратно)

205

Гиллебрандт в своем издании помещает эту строфу в другом месте, а а именно, непосредственно перед заключительной репликой пьесы (см. ниже, прим. ²⁰⁹).

(обратно)

206

По изданию Гиллебрандта здесь следует двустишие:

(обратно)

207

По некоторым рукописям начиная отсюда следует:

«Слуга. Как прикажет советник. (Уходит).

«Чанакья. Чандрагупта, что еще могу я сделать для тебя приятное?

«Царь. Что может быть еще приятнее... [и т. д. (см. последнюю реплику царя в нашем тексте)].

«Чанакья. Виджая, передай начальнику крепости Виджаяпалаке, что государь Чандрагупта, обрадованный переходом к нам советника Ракшасы, приказывает: пусть снимут узы со всех... [ит. д., как в нашем тексте, до конца реплики Чанакьи. Затем следует:]

«Царь. Что может быть еще приятнее для нас? Если вы еще не удовлетворены, выслушайте заключительное слово пьесы... [после чего следует заключительная строфа]».

(обратно)

208

«Законы Ману» (VII, 102) рекомендуют царю по случаю победы над врагом объявлять нечто вроде всеобщей амнистии (W. Ruben, ук. соч., стр. 145).

(обратно)

209

Традиционная реплика перед окончанием пьесы; в индийской теории драматургии обозначается специальным термином, «kavyasamhara» или «upasamhara». Этот вопрос одно из действующих лиц должно задать герою пьесы.

(обратно)

210

В издании Гиллебрандта здесь следует: «Ракшаса (про себя). Еще к Нанде любовь... » и т. д. (см. выше. прим. ²⁰⁴); заключительная же реплика приписывается Чанакье.

(обратно)

211

Также традиционная реплика, почти всегда приводимая в этом месте в индийских классических драмах. После нее следует заключительная строфа, «заключительное слово пьесы», обозначаемое специальным термином «bharatavakya».

(обратно)

212

Согласно индийской мифологии Вишну неоднократно спускался на землю, воплощаясь в различных образах, ради спасения земли и человечества в годы великих катастроф и бедствий. Третьим воплощением или аватарой (avatara) Вишну было его воплощение в образе Вепря (varaha). Во время всемирного потопа, рассказывают легенды, Вишну, воплотившийся в образе Вепря поднял на одном из своих клыков землю, утопавшую в водных глубинах.

(обратно)

213

В этом месте различные рукописи дают разные имена: Чандрагупта, Авантиварман, Дантиварман, Рантиварман. Из них два последних отвергаются большинством исследователей. Об Авантивармане и Чандрагупте см. предисловие к нашему переводу. Трудно решить также, кто подразумевается здесь под иноземцами (mleccha).

(обратно)

214

См. примечание ¹⁶ к «Перстню Ракшасы».

(обратно)

215

В подлиннике: sutradhari.

(обратно)

216

В индийской мифологии — нечто вроде лесной нимфы.

(обратно)

217

Игра слов. См. примечание ¹⁶ к «Перстню Ракшасы».

(обратно)

218

Дж. Неру. Открытие Индии. Изд. иностр, лит., М., 1955, стр. 162.

(обратно)

219

H. H. Wilson. Select specimens of the Theatre of the Hindus. Calcutta, 1826—1827.

(обратно)

220

The Mudra Rakshasa, or the Signet of the Minister. A Drama translated from the original Sanskrit. Во втором издании вышеназванного труда Уилсона: vol. 2, London, 1835, стр. 125—254.

(обратно)

221

S. Lévi. Le théatre indien. Paris, 1890. — Здесь цитируется по книге: Дж. Неру, ук. соч., стр. 162.

(обратно)

222

Это не означает, однако, что классический театр Древней Индии во все времена был недоступен представителям низших каст. В той же «Натьяшастре» ряд мест указывает, что театр посещался и шудрами (см., например, главу 2 «Натьяшастры», указания о распределении мест в зрительном зале и др.).

(обратно)

223

S. Lévi, ук. соч., стр. 8.

(обратно)

224

«Санскритская драма пришла в упадок потому, что в те дни многое в Индии приходило в упадок и ее творческий дух угасал. Она пришла в упадок задолго до воцарения на делийском троне афганцев и тюрок» (Дж. Неру, ук. соч., стр. 165).

(обратно)

225

В некоторых рукописях пьесы Вишакхадатты, дошедших до нас, вместо имени Авантиварман в заключительной строфе стоит имя Чандрагупта. А. Гиллебрандт, а за ним некоторые другие исследователи, отождествляют его с Чандрагуптой II из династии Гупта; в этом случае творчество Вишакхадатты относится к концу IV—началу V в.; предполагают, что он был младшим современником Калидасы. Невозможно с уверенностью сказать, какое из разночтений предпочтительней — Авантиварман или Чандрагупта (в некоторых рукописях стоят и другие имена). Мы принимаем здесь условно датировку, обоснованную индийским исследователем К. X. Дхрувой (см. его предисловие к изданию текста и английского перевода пьесы: Mudrarakshasa or The signet ring. Critically ed....by K. H. Dhruva. 2nd ed. Poona, 1923; см. также: V. Varadachari. A History of Samskrta literature. Allahabad, 1952, стр. 155; о разночтениях в заключительной строфе пьесы см. также в комментариях к настоящему переводу).

(обратно)

226

Город Паталипутра, расположенный у впадения в Гангу реки Соны, вблизи нынешней Патны, пришел в упадок и разрушение и был покинут жителями к середине VII в. н. э., как свидетельствует китайский путешественник Сюань Цзань, посетивший Индию в 629—646 гг.

(обратно)

227

Об источниках пьесы Вишакхадатты см. обстоятельное исследование акад. В. Рубена (W. Ruben. Der Sinn des Dramas «Das Siegel und Rakshasa» (Mudrarakshasa). Akademie-Verl., Berlin, 1956).

(обратно)

228

См. предисловие К. Дхрувы к его изданию драмы (стр. XVI).

(обратно)

229

По другой версии, Сарвартхасиддхи может быть именем родственника Нанды, взошедшего на трон уже после гибели Нанды и его сыновей. В самой пьесе нет ясных указаний на этот счет.

(обратно)

230

См.: А. В. Keith. The Sanskrit drama in its origin, development, theory and practice. Oxford, 1924, стр. 204.

(обратно)

231

См. в частности статью: J. Charpentier. Some remarks on the Hindu drama. The Journal of the R. À. S. of Great Britain and Ireland, 1923, part 4, стр. 585—593; там эта мысль развита более подробно.

(обратно)

232

Любопытно отметить, что о царе Рамагупте из династии Гупта не сохранилось никаких исторических сведений; так же как и относительно Ракшасы, трудно решить, является ли это лицо историческим или вымышленным.

(обратно)

233

Дж. Неру, ук. соч., стр. 164.

(обратно)

Оглавление

МУДРАРАКШАСА или ПЕРСТЕНЬ РАКШАСЫ

  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

  ПРОЛОГ

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

  ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ

ПРИЛОЖЕНИЯ

  ПЕРЕВОД ОТРЫВКОВ ИЗ ДРУГИХ ПЬЕС ВИШАКХАДАТТЫ

    I. ЦАРИЦА И ЧАНДРАГУПТА

    II. ПЬЕСА НА СЮЖЕТ «РАМАЯНЫ»

  ВИШАКХАДАТТА И ЕГО ДРАМА «ПЕРСТЕНЬ РАКШАСЫ» (MUDRARAKSASA)

*** Примечания ***