Побег [Егор Клопенко] (fb2) читать онлайн

- Побег 2 Мб, 8с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Егор Клопенко

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Права на иллюстрацию принадлежат Егору Клопенко.


Я не знаю, сколько лет мне дали, —

Такое не говорят здесь,

Как и не говорят, что именно я сделал.

У кого ни спрашивай теперь —

Не отвечают.

Сам же не помню.

Видимо, стирают память – всю,

Специально,

Чтобы не мог вспомнить путь назад,

Чтобы не мог сбежать,

Чтобы прошёл всё это страдание,

Это наказание

До конца,

До самого конца.


***

Но вот я здесь —

Заключённый

На этой планете,

Что тюрьма,

Тюрьма – очевидно.

Это тоже не говорят здесь —

Молчат об этом,

Но

Для меня

Это

Очевидно.


***

И я не сразу – нет, не сразу —

Вспомнил это,

Но постепенно,

Год за годом вспоминал.

Эта тяжесть заключения —

Она чувствуется,

Она прослеживается

Здесь

Во всём.

Эта ограниченность,

Которая, видимо,

Раньше не была свойственна мне

Там, откуда я,

Откуда мы все.

Ведь здесь все такие, все.

Смотрю вокруг – все,

И лишь не помнят,

А может, и делают вид,

Что не помнят,

Чтобы не рассекретиться,

Чтобы не дали наказание

Ещё больше,

Чтобы не стёрли

Окончательно всё

Из их памяти —

То, что случайно там осталось

И что скрывают теперь ото всех.


***

Впрочем, ведь и так – стёрли всё,

Что могли,

И, видимо, стереть свободу просто

Невозможно полностью

Из памяти

И из человека,

Невозможно.

И она остаётся,

И память о ней

Остаётся.

Не помнишь саму её,

Но помнишь это ощущение

Полной свободы,

Которая была

Когда-то,

Неизвестно где,

Неизвестно когда

И которой лишили меня

За что-то,

Я даже не знаю, за что.


***

И вот ты здесь,

И привыкаешь —

Привыкаешь

К этой ограниченности,

К этой тюрьме,

К этой несвободе.

И вот ты уже, кажется, научился жить

В этом всём.

И за хорошее поведение

Тебе дают поблажки,

Дают возможность работать чуть меньше,

Дают уже не работать самому —

Присматривать за другими,

Теми, что не так хороши, —

Заставлять работать

Их.

Больше.

Ещё больше.

И даже прогулки дают – прогулки

По паркам,

По улицам и улочкам этого города,

По другим городам.

А если ты действительно хорошо

Ведёшь себя —

По странам другим,

По другим континентам даже.

Впрочем, им-то какая разница —

Тем, кто держит тебя в этом заточении, —

Гуляешь ты или нет?

Если вся планета эта – тюрьма,

То чего им бояться, чего бояться?

Разве сбежишь

Отсюда,

Сбежишь?


***

Но зачем-то первые 22 года

Этого заключения всё-таки держали меня

Взаперти в этом городе,

И я думал, что раз держат так сильно

И не выпускают,

Значит, где-то там свобода, там этот выход —

В других городах, странах.

И в 22 убежал туда, но его там не оказалось,

Не оказалось.

Везде такая же тюрьма —

Такая же,

Как и здесь,

Такие же зеки везде, как и я сам.


***

Все мы – космические зеки,

Это – чёртова космическая тюрьма.

Я знаю: ничем другим не может

Быть эта чёртова планета,

Ничем.

И, видимо, все мы здесь —

Космические отбросы,

Собранные в одном месте, чтобы

Страдать,

Чтобы свыкнуться

С этой ограниченностью,

Свыкнуться с ней,

Смириться.

Может, когда-то мы были не согласны с ней?

Может быть, за это,

За это

Мы здесь?


***

Но я не могу смириться,

Не могу.

И там не смирился —

Там, откуда мы.

Видимо, и здесь не смогу,

Пусть даже не помню толком,

Как это – быть свободным,

Не быть замкнутым в

Этой ограниченности.

Но я пытаюсь вспомнить,

Пытаюсь,

И не могу смириться с этим,

Видимо, просто не могу.


***

И неужели все здесь смирились?

Смотрю вокруг —

Неужели все здесь

Смирились и

Смиренно ждут окончания этого срока?

Смотрю на них и не верю.

А может, они не смирились вовсе?

Нет – может, это обман,

усыпление бдительности

И втайне все они,

Как и я, не принимают это

И продумывают план побега?

Но как – куда?

Невозможно – кажется,

Совсем невозможно.


***

Я хотел сбежать,

Хотел,

Да,

Тоже хотел.

Все эти прогулки —

Я каждую секунду

На них,

Я думал об этом,

Обыскался

На этой планете

Выхода,

Но так и не нашёл

Его

До сих пор —

Выхода

Нигде нет,

Нигде.

И везде

Такие же зеки, как и я,

Такие же.

Кто в кандалах,

Кто с плетью стережёт их,

Но все такие же зеки, как и я,

Везде.

Я искал вновь и вновь,

Но не находил никогда

И каждый раз приходил к одному и тому же.

Каждый раз возвращался к исходному.

Так удобно для тюрьмы, что земля круглая,

Не уйдёшь никуда – просто некуда уйти,

Мы привязаны к ней.

Не придумаешь лучше

Никак.

И самое ужасное —

Что ты не хотела бежать, не хотела

Бежать со мной,

Боялась и не хотела.

Так что эти поиски

Выхода были тщетны,

Тщетны

Вдвойне.


***

Но вот прогулки кончаются —

И опять труд,

Труд

Исправительный,

Тяжёлый

И не очень,

Опять.

Чаще всего он

Бесполезный

И бессмысленный

Сам по себе,

Просто

Для исправления,

Просто как ещё одно ограничение

Или наказание —

Обязан,

Обязан.

Сама планета так построена,

Что почти все заняты абсолютно

Бесполезным трудом,

Но без него не выжить,

Без него нельзя,

Труд важнее результата,

Важнее фактической пользы.

Исправительный труд.


***

И как я мог сомневаться

Раньше?

Ведь очевидно: тюрьма,

Настоящая тюрьма —

Очевидно.

И эти камеры-

Ячейки,

Что зовутся квартирами,

Всех нас закрывают в них:

Кого в одиночке,

Кого с кем-то.

Соседи по камере.

Соседи.

И мы с ней тоже —

Соседи по камере,

По камере.

Она работает в управлении,

А я – на производстве,

И третий – маленький совсем,

В самом начале пути,

Только осваивается здесь,

Наш сосед.

Говорят, скоро будет и четвёртый,

Будет и четвёртый.

В сущности, я рад,

Даже рад,

Бесконечно рад этому.

Жду не дождусь, когда прозвучит отголосок

Чьих-то слов:

«Заключённый номер 17388 прибыл»,

И она придумает ему нормальное имя

Вместо этого набора цифр,

А я возьму его на руки

И буду знать,

Что он ещё не помнит ничего, совсем

Ничего

Не помнит.

Но он ведь только что из этой бесконечной свободы,

Только что был в ней.

Он пахнет ею,

Она касалась его —

Он был её частью,

Этой свободы,

Совсем недавно.

И это так волнительно —

Держать его на руках

Своих

Как доказательство этой свободы,

Доказательство того,

Откуда мы все здесь.

Заключённый номер 17388.


***

И, как и в любой тюрьме,

Ты знаешь, что

Здесь

Всё время

Следят за тобой,

Следят

Не снаружи, нет —

Изнутри,

Такие же заключённые,

Как и ты, следят.

Те, что ходят рядом по улицам.

Те, что сидят в соседних кабинетах

На работе.

Те, что засматриваются на тебя

Без причины слишком долго

В магазинах.

Впрочем, сама жизнь тоже следит,

Тоже следит за тобой,

Не давая тебе почувствовать эту свободу никак.

Никак невозможно почувствовать её под этими

Взглядами, под этим вечным наблюдением.

И только ты, кажется, чувствуешь её, только почувствуешь —

Как сама жизнь электрошокером

Бьёт тебя,

И ты падаешь от боли —

И вновь десять нарядов вне очереди,

И уже не до неё – не до свободы, —

Не до неё совсем.


***

Можно тешить себя тем,

Что хотя бы эта планета

Сама по себе свободна, —

А значит, и мы немного вместе с ней —

Несёмся все вместе в бесконечном космосе,

Но ведь и это не так, не так

Совсем.

Привязанная крепче, чем цепями, словно на тюремной прогулке,

Вращающаяся вокруг солнца,

Знающая своё место

И ни шага не могущая сделать в сторону —

Ещё более несвободная, чем мы.

Впрочем, если верить физике, что преподают

В этой тюрьме, то любой шаг в сторону этой планеты,

А тем более её свобода означали бы нашу смерть,

Нашу мгновенную смерть.

А может быть, это не совпадение, может, только так мы и становимся свободными?

Неужели только это путь на свободу

Для нас?

Может, только так и выпускают нас из этой тюрьмы,

Раз других выходов из неё никто никогда и не видел?

И только выйдя из этих дверей, люди никогда вновь не возвращаются сюда.


***

Возможно, эта планета – единственная тюрьма

Во вселенной. Возможно, так.

А может, есть разные – под каждое преступление

Своя тюрьма.

Может быть – я не знаю.

Я знаю: они хотят, чтобы я забыл эту свободу,

Забыл, – и, может быть, тогда они выпустят меня?

Может быть так?

Но я почему-то не могу,

Не могу никак забыть её.

Столько раз пробовал —

Не могу.


**

А если мы заперты здесь

Не для того, чтобы забыть эту

свободу,

А чтобы вспомнить?

Чтобы понять её вновь,

Ощутить её и стать частью её?

Может, для этого?

Может, когда-то там, откуда мы все, мы все её забыли и весь наш мир сжался

До этой тюрьмы?

А выход – просто всё вспомнить,

Просто вспомнить эту свободу,

Найти её,

Научиться вновь ей —

Может, так?

И все эти ограничения – всё это не для того, чтобы

Мешать нам, а чтобы помочь?

Чтобы на этом фоне свобода была особенно ценной для нас и заметной?

Чтобы не было ничего другого стоящего, кроме неё здесь,

Чтобы не было ничего настоящего, кроме неё здесь,

Чтобы даже самые незначительные обрывки воспоминания о ней

Были незабываемы.

Может, всё здесь именно для этого?

И эта тюрьма для этого?


***

И, видимо, это не обычная

Тюрьма,

И не дверь здесь выход,

Нет.

Нет никакой двери,

И идти некуда больше.

Куда ни пойдёшь – придёшь к

Тому же – круглая

Земля,

И даже эти звёзды – нет там выхода,

Нет, как ни смотри на них.

Сами, как заключённые, послушно

Повторяют вновь и вновь

Свой путь по этому небу.

И только лишь яркие кометы и метеориты проносятся

Сгорающей точкой в темноте,

Словно это отчаянная попытка побега.

Как ни смотри в эти звёзды, нет там выхода,

Нет.

И, возможно, выход где-то ещё,

Где-то рядом, совсем рядом,

Но там, куда не смотрим мы,

Там, где мы и искать не можем.


***

И вот я, уставший

После очередной смены

Исправительной,

Смотрю на этот плоский телевизор,

Пытаясь вспомнить свои же воспоминания

Об этой свободе,

Восстановить их опять в своей голове,

В своей душе,

После этого тяжёлого исправительного дня.

И вот я смотрю на этих актёров, что в этой плоскости

Экрана сейчас, как им кажется, живут полной жизнью,

Не видя другую жизнь, не видя меня, не видя

Третьего измерения, —

Чёрно-белые

В старом фильме.

И они плачут

И страдают там,

И им тяжело,

А я здесь – я хочу сказать им, что всё

Не так, но не слышат меня, не слышат,

Замкнуты в своей плоскости.

Недоступен я для них,

Недоступен совсем мой мир.

И это моё третье измерение было бы сейчас

Спасением для них —

Выпили бы со мной сейчас

Немного и сами бы рассмеялись над тем, что увидели бы

на экране,

Увидели бы, насколько плоскими и не настоящими

Выглядят все эти их двухмерные сложности и страдания

Отсюда,

Вышли бы на трёхмерную улицу, что рядом с домом моим,

Поймали бы такси и поехали бы прямо сейчас на свои виллы,

И были бы там счастливы и беззаботны,

По крайней мере уж точно не переживали бы из-за всей

Этой ерунды, которую так громко обсуждают их чёрно-белые

Двухмерные версии сейчас.

Но, может быть, их и не три вовсе – этих измерений?

И может быть, мы тоже замкнуты, заключены в этой жалкой трёхмерности,

Как и они в своей двухмерности,

И кто-то сейчас из четвёртого, пятого, шестого измерений

Смотрит на нас и смеётся, или кричит нам что-то,

Чтобы помочь, какую-то подсказку, которую мы просто не можем

Услышать.

Может быть, вот так и устроена наша тюрьма,

Вот как просто.

И эти кубические комнаты и квартиры – это ещё не всё,

Что есть на самом деле, совсем не всё, вообще не всё.

Что есть свобода, есть – и она огромная,

Хоть и недосягаемая для нас отсюда.

Она много больше, чем то, что видим мы.

Она – ещё одно измерение,

В котором всё обретает смысл,

В котором всё связано и едино.

Ещё одно, а может, и не одно.

Может, много таких,

Много,

Может, бесконечно много?

И эта наша ограниченность тремя измерениями

Этого нашего видимого мира —

Это и есть наше заключение.

Их же – этих измерений – за стенами нашего мира бесконечно много.

И мы так же заключены в этой нашей тюрьме,

Как заключены картинки из фильмов

В плоскости телевизионного экрана,

И мы не видим другого,

Так же как актёры с экрана не видят

Нашей комнаты.

Когда мы смотрим на них,

Не видят этих наших камер,

Не видят того, что за нашим окном,

Что в этом городе.

Не видят ничего этого – живут

Заключённые в своей плоскости,

А мы – в этом кубическом мире,

В этой трёхмерности.

Это и есть наша тюрьма,

Свобода же – вне их.

Она везде

Вне этих ограничений.

Она есть, она наша.

Мы просто не можем

Её увидеть

Отсюда.


***

Может, поэтому нам всего так мало здесь,

Так мало этой трёхмерности?

Может, это мы и вспоминаем

Нашу свободу – эти другие измерения,

Расширяющие, придающие смысл всему,

Что есть здесь,

Может, в этом и есть наша свобода?

Может, на самом деле

Мы вовсе не эти трёхмерные

Загнанные животные?

Может, мы сами по себе много больше,

Много больше, чем те, какими мы вынуждены быть здесь,

Играя роли,

Замкнутые в этой тюрьме,

Замкнутые в наших телах?

И надо как-то схлопнуть,

Схлопнуть эти измерения,

Три жалких измерения,

Чтобы увидеть остальные —

Прорваться в

Остальные.

Освободиться.


***

Нельзя знать разницу между свободой и несвободой,

Когда ты не помнишь свободу.

Но это не так, не так.

И чем больше несвободен

Ты здесь,

Тем отчётливее видна тебе твоя свобода,

Тем виднее, реальнее она для тебя,

Тем важнее и значимее.

Мы ограничены здесь всегда и во всём,

Всегда и во всём,

Не жизнь это,

Не то, какой полная жизнь должна была

Быть,

Не так много воздуха

В наших лёгких, как должно быть,

И не вдохнуть больше.

Ограничены этой жизнью,

Очевидно ограничены,

Несвободны во всём.

Уже сорок лет я здесь,

В этой тюрьме,

Даже толком не знаю, за что,

Не знаю

Сорок лет уже,

Что же я сделал

Там такое,

Когда был свободен.

Что же сделал я

Такого страшного?


***

И вот я спешу,

Опять спешу куда-то,

И ещё быстрее,

Быстрее

Надо,

Ехать быстрее.

И ещё,

И ещё

На этой  150-сильной

Машине,

Ещё – и вот-вот, кажется,

За этой стеной, она за

Этой стеной,

Она за этой…

Засмотрелся,

Засмотрелся

Слишком

На неё.

Она…

Она…

Кажется, вот она —

Свобода,

Такая свобода,

Вот она!

Нет боли,

Нет.

Свобода,

Только

Бесконечная

Свобода.

Нет стен, нет,

Ничего

Нет,

Только она —

Вездесущая,

Вездесущая,

Как и я.

Одно мы, одно

Мы все,

Все

Одно – здесь

Свободны,

Одинаково

И полностью.

Одинаково.

Я вспомнил,

Вспомнил,

Вспомнил!

Неужели

Вспомнил?

Вспомнил.

Вспомнил.

Вспомнил

Её.


***

И вот включается

Свет —

Неприятно яркий, —

И какая-то другая камера,

Незнакомая мне.

Белые стены —

Другая камера,

И свет яркий,

И боль – словно наказание:

Дикая отрезвляющая боль.

И эта кубическая ограниченность

Невыносимая,

И кто-то

Ещё

Весь в белом —

Такой же

Заключённый, как я, —

Говорит,

Что поспешил я, поспешил.

Куда же я так спешил?

«Потерпи, потерпи

Ещё здесь,

Придётся немного ещё

Потерпеть

Здесь.

Все мы так,

Все терпим —

Не спеши».

И стучит меня по плечу,

Словно всё знает,

Словно понимает всё сам.

И я лежу, привязанный,

Словно верёвками,

Этими трубками к

Какой-то

Медицинской машине,

И мне не выбраться

Никак,

Не пошевелиться даже.

Нет.

Это тюрьма,

Тюрьма.

Я помню,

Я

Вспомнил это.