Стихи о горах [Евгений Сергеевич Кузнецов] (fb2) читать постранично, страница - 2

приветы,

спускаться на стропах из воли своей

и книзу пронзить облака на весу…

А сердце по-прежнему кверху молило,

и лезвие гребня вершиной манило,

и люди с победою ждали внизу.

ДОПИНГ

Палатка, словно маленький наш домик,

и примус есть, и можно сделать чай.

Но вот все кончилось, остался только допинг,

и капитан мне тихо: «Выручай!».

А надо было сверху снять веревку,

что в эту ночь осталась на стене.

Таблетку дал и нижнюю страховку,

скорее для блезира, сделал мне.

И я полез, но что-то еле-еле,

качались, помню, скалы предо мной…

А снизу на меня друзья глядели,

и это был сильнейший допинг мой.

ОДИН НА СТЕНЕ

Заклинилась в щели моя веревка,

не дергалась, и пульс ее пропал,

и не спасла бы верхняя страховка,

когда бы я, не видимый, упал.

И вот один с холодною стеною,

рассчитывать лишь только на себя.

И как судьба решит теперь со мною?

Неужто здесь, безликая судьба?

И я возненавидел и собрался,

наскреб внутри стальное кое-что

и за зацепки крохотные брался,

к щели поднялся, чтобы жить еще.

ГРОЗА В СНЕГУ

За две зацепочки – руками,

едва-едва. И как во сне:

перед лицом холодный камень

и снег, вселенский, вечный снег.

И первой молнии сиянье –

огромным розовым цветком,

вблизи меня, без расстоянья,

и гром, крушенье мира, гром.

И надо выбросить железо,

иначе молния в него,

но как же я тогда полезу?

Без крючьев – как без ничего.

Пришло решение подспудно:

впиваться в камень, не дыша.

Тогда-то я поверил в чудо:

у камня тоже есть душа.

«ХОЛОДНАЯ НОЧЕВКА»

Я все-таки заснул, на узкой полке стоя,

столь долгая «холодная» была.

Как будто я летел, и позабылось, кто я,

а ниже подо мной сумятица плыла.

Дурацкий хаос глыб и грязные сераки*,

но вот уже видна спокойная река,

зеленые холмы и капельками маки,

и в сизой дымке даль и степь издалека.

Потом альпийский луг и лужицы повсюду,

я шлепаю по ним, и брызги от меня…

Но вдруг рывок, и сразу крышка чуду.

Веревку и скалу никто не отменял.

С рассветом гладь стены глазами облизали,

а мне мешал мираж – он был не в унисон,

но я его хранил, когда мы вылезали,

красивей всяких гор казался этот сон.

И вот мы наверху, и мир под нами ярок,

и с ним и наша жизнь открыта и ясна,

и жуткая стена осталась, как подарок,

но путь к себе домой светлей любого сна.

* Сераки – ледяные пики на передней кромке ледника

НА «СПАСАЛОВКЕ»

Сигналы «SOS»! Туда! Скорее!

Отряд на помощь уходил.

Там на блистательной Корее*

в кого-то камень угодил.

И крутизна, и лед, и скалы,

ступени те и крючья те…

Что здесь забыли, что искали

и что нашли на высоте?

Мы эту гору не простили

и от нее мы жизнь спасли,

с карниза жуткого спустили

и на носилках вниз несли.

Камнями больше не стреляла,

мы уходили не навек.

Гора притихшая стояла

и не звала к себе наверх.

* Корея – пик Свободная Корея на Тянь-Шане.

ПУРГА

Я уезжал. Жена переживала

(любил ее и горы на земле)

и, обнимая, тихо пожелала

на всем пути погоды ясной мне.

Но наверху, на снежном склоне пика

пурга безумная обрушилась на нас.

И ночь, и вой, и круговерть безлика,

но мы в палатке были в этот раз.

Друзья заснули, я как будто тоже.

Жена звала, почудилось на миг.

«Не может быть! Такого быть не может!»

Но вновь услышал слабый-слабый крик.

Скорей! Ботинки! Где моя пуховка?

А рукавицы? Черт! Без них я не могу!

Веревка! Вот! Другая! Сороковка!

«Страхуй меня!». И я нырнул в пургу…

Наутро встали все, наметили дорогу.

А в мире солнце, в мире тишина.

И были вместе мы, и слава Богу.

Спасибо, милая моя жена.

ВИСЯЧИЙ ЛЕДНИК

До ночи рубили ступень для ночевки,

«холодной ночевки», коль выхода нет,

и верили в крепость свою и страховки,

и спать не могли, ожидая рассвет.

И горы не спали. С недобрым приветом

висячий ледник устремился в полет,

и неземным фосфорическим светом

светился от трения падавший лед.

Казалось, что пушки в ущелье стреляли,

и грохот вселенский творился вокруг,

а место внизу, где палатки стояли,

проехали глыбы и замерли вдруг.

И так хладнокровно висевший годами,

быть может, века или тысячу лет,

сорвался при нас… И мы долго гадали,

но был неизвестен научный ответ.

Потом за вершину медали раздали.

Мы снова сюда. Только после всего

к нам гибель пришла…

И тогда разгадали,

не в силах уже изменить ничего.

КАРНИЗ

Каким красивым белым чубом

карниз над пропастью навис!

А друг – тихонько – ледорубом –

чуть-чуть его – и ахнул вниз.

Веревка бедная рванула

и – как струна. Рывок погас.

Воровка-смерть под дых пырнула,

но промахнулась в этот раз.

Мы от нее тащили друга,

мы еле сдерживали крик.

Все это видела округа –

короткой схватки страшный миг.

Как долго мы спускались книзу,

переживая, видит