Странная суббота [Зоя Белова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Зоя Белова Странная суббота
Взятие Вастилии
– Христос воскресе! – услышал Миша и поднял голову от телефона. Перед ним стояла красивая взрослая женщина и держала кулич. – Воистину воскресе! – ответил парень. – Он освящен, – женщина отломила от кулича кусочек и поднесла к его рту. Миша механически открыл рот и стал жевать, почему-то совсем не удивляясь такой фамильярности от незнакомой женщины. Он даже попытался вспомнить, уж не учительница ли это бывшая, которую сразу не узнал, и вскочил, жестом приглашая сесть. Незнакомка села. – Вастилия, если коротко, Васа! – произнесла женщина. – Не понял, – засмущался он. – Я с Вами знакомлюсь. – Михаил! И тут его пронзила мысль, что все это уже было, и кулич, и это имя, принадлежащее той женщине из далекого детства, матери его одноклассника. Когда она приходила в школу, Миша чуть не лишался чувств: тоненькая, черные волосы, то завязанные в тугой хвост, то заплетенные в косу, и большие зеленые глаза. А еще она всегда улыбалась и была обладательницей имени, которого не было ни у кого – Вастилия. И однажды на пасху она угощала его куличом вот так же, из своих рук. А потом они переехали, и образ матери друга постепенно стерся из памяти. И вот через столько лет встретиться и узнать! Конечно же, имя помогло, но ее глаза имели тот же колдовской зеленый цвет, да и волосы такие же роскошные, только прическу сменила. Миша на какое-то время ушел в воспоминания, как вдруг услышал: – До свидания, Миша, еще встретимся, я тоже в этом квартале живу. Она исчезла так же стремительно, как и появилась. Михаил ловил себя на мысли, что эта женщина сидит в его голове, как заноза, попавшая туда давно, и вроде зажившая, а сейчас ее снова тронули, и она стала болеть. Стал искать ее в социальных сетях и, благодаря имени, нашел. – Миша, ты ровесник моему сыну, тебя не смущают цифры сорок и шестьдесят пять? – Вы мне приятны, и возраст ни при чем. Каждый вечер после десяти они выходили на связь. Миша про их давнее знакомство не напоминал. Он не писал о семье, Васа спросила сама. – Женат, дочь и сын. Тогда Васа написала, что вдова. Темы постепенно стали горячее, Миша стал присылать картинки интимного содержания. Васа сначала смущалась, а потом привыкла и даже чувствовала волнение, рассматривая. Правда, расстраивалась, когда в зеркале видела свои морщины, лишние складки в области талии и живота. И вот пришло письмо, которое Васа со страхом, но ждала: «Вастилия, пригласи меня в гости!» Она ответила не сразу: «Завтра в семь!» Васа плохо спала, утром померяла давление – оно было высоким. Она выпила таблетку и занялась собой: приняла ванну, сменила лак на руках и ногах, причесала свои черные без седины волосы, доставшиеся в наследство от отца-молдаванина. Чем ближе приближалось назначенное время, тем сильнее стучало сердце. Васа понимала, что встреча не ограничится ужином и беседой, ее это и заводило, и пугало. После смерти мужа у Васы не было мужчин, и желание само собой пропало, а тут что-то вдруг проснулось в ее организме. – Он же сам меня добивается! Вот сегодня все и решится, как только увидит меня близко, так и убежит. И буду я жить, как прежде. Без пяти семь она уже стояла возле трубки домофона. Волнение нарастало, лицо покрылось испариной, звонок… Дверь была открыта, Михаил вошел. Женщина сидела на банкетке мертвенно-бледная, держалась за сердце и виновато улыбалась. Мужчина опешил. Несколько секунд он был в растерянности, потом достал мобильник и набрал «112» – Скорая, женщине плохо, сердце…сколько лет? Думаю, много, запишите адрес… Он наклонился к Васе: – Прости, Вастилия, что влез в твою жизнь, как…как слон! Миша вышел и сел на скамейке возле дома, убедился, что «Скорая помощь» приехала и быстро пошел прочь.За это и люблю!
– Виктор, ты знаешь, кого я сейчас встретила? —еще не закрыв дверь, с порога взволнованно заговорила Тая.– Даже боюсь предположить, – шутливо отозвался муж, забирая сумки из ее рук, – я могу накидать варианты, Папу Римского там, президента, но это все мелочи, так ведь, ну что тебя так могло поразить?
– Ты все с шуточками, а я почти шок испытала, как она изменилась!
– Может, скажешь уже!
– Аллу Марееву! Я с ней училась в институте, симпатичная такая! Мы даже дружили когда-то.
– Да помню ее прекрасно, и семью ее помню. А что с ней не так?
– Ты бы ее не узнал, располнела, лицо одутловатое, вся неухоженная. Да дело даже не во внешности, все мы стали не лучше. Она изнутри другая, и взгляд с прищуром, как будто ждет нравоучений, и сразу становится в оборону.
– А ты к ней цеплялась?
– Я только спросила, где она теперь работает, их же НИИ закрыли, а она была ведущим инженером. Так у нее сразу появился этот взгляд и вызов в голосе – «лифтером в ЖЭКе!», а потом: «А что, мне нравится, среди мужиков работаю! В конце смены бутылочку разопьем, хорошо так делается!» И захохотала! Мне жутко стало от ее смеха. Вот тебе рассказываю, а смех этот в ушах стоит.
– Уж больно ты впечатлительная. У всех своя судьба, сама говоришь, что ей нравится, значит, это ее планка.
– Нет, Витя, у нее просто надлом внутренний, я с ней еще поговорю, мы телефонами обменялись.
– Ну зачем тебе надо к ней в душу лезть?
За домашними делами Алла не выходила у нее из головы, вспоминались моменты институтской жизни, как подруга, здорово разбирающаяся в точных науках, помогала с сопроматом, как она «щелкала» задачи по теории механизмов и машин. Стройная, всегда с красивой стрижкой русых волос, уверенная в себе девушка. Все у нее складывалось удачно – и хорошая работа после института, и замужество по любви, и дочка умница. А вот удача дала сбой, и она надломилась, замкнулась в своем мирке, сузила его до лифтерши. И радости осталось, что в конце смены распить бутылку. «Я ее вытащу оттуда, это не ее планка, не прав Виктор!»
И Таисия начала действовать! Она записалась на прием к директору, и он пообещал, что возьмет подругу на освобождающуюся должность инженера по охране труда. Дома с радостью поделилась с мужем.
– Она тебя просила о работе? – удивился Виктор. – Ты мне этого не сказала!
– Да нет, не просила, она же гордая, но не лифтершей же ей куковать!
– Ну-ну, – пробурчал муж.
Новость о возможности устроиться в завидную организацию Алла восприняла сдержанно, это даже немного обидело Таю. Однако, стала приводить себя в норму, пить прекратила, красиво постриглась. От волнения и предстоящих перемен потеряла пару-тройку лишних килограммов. Она решительно взялась за новую работу, да и коллективу понравилась. Казалось, все стало налаживаться, но Таисия, заходя в ее кабинет, видела, как та прощалась с кем-то наспех и клала трубку. Как-то раз спросила, с кем говорила. «Да со старой работы звонят, скучают!»
– Ты тоже скучаешь?
Алла неопределенно покрутила в воздухе рукой. На самом деле она тосковала, в свой выходной заходила в гости к «своим», как звала лифтеров. Собираясь на новое место, силой усаживала себя к зеркалу, нехотя выбирала наряд, вспоминала, как, натянув незамысловатую униформу, пригладив волосы под косынкой и наспех нанеся помаду, бежала к милым ею сердцу людям. По воле случая, там собрались такие же, как она, потерявшие свою привычную работу, вынужденные пойти хотя бы на эту. Они любили поговорить про «ту» жизнь, но и в «этой» их все устраивало и не хотелось ничего менять, а вот выпить за все хорошее, что было и что будет, надо было обязательно.
Время шло, и было оно на пользу Алле. Ее внешность преобразилась, она стала позволять себе красивую одежду, дочке то и дело покупала подарки. На работе все ладилось, больше к «своим» не заходила, постепенно и их звонки прекратились. Алла стала задерживаться после работы, не раз Тая заходила за ней, предлагая куда-нибудь сходить, а в ответ слышала «не могу, дел много, скоро проверка», а глаза светились.
«Извините! – Алла уверенно распахнула дверцу такси, опередив собирающегося это сделать мужчину, а затем, так же быстро вскочив в салон, скомандовала водителю, – гони! Двойная плата!» Он погнал. Группа человек из пяти возмущалась вслед, а прозевавший свою очередь, оправдывался: «Ну вы же видели …, может, вопрос жизни и смерти!»
Алла достала телефон и перечитала сообщение: «Постарайся! Скучаю! Жду!» Она постаралась, нашла предлог – день рождения подруги, и теперь мчалась в свой выходной на встречу с ним! Уже в который раз перечитывала короткое, но емкое послание, а внутри от горла до живота бежал холодок. В свои сорок шесть она влюбилась как девчонка, искала предлог для «случайной» встречи на работе, ждала тайных свиданий. В ней проснулись все нерастраченные чувства, которые мешали о чем-либо здраво рассуждать. И муж, и дом ушли на второе место, даже на третье, на втором была ее новая работа. А на первом – он, Алексей!
– Быстрее можно, я опаздываю!
– Да гоню я, – раздраженно ответил таксист.
На работе была традиция отмечать дни рождения небольшим фуршетом – по бокалу шампанского и фрукты.
Тая принимала поздравления, хлопали пробки бутылок и воздушные шарики. Среди этого шума неслышно прозвучал голос вошедшего охранника:
– Извините, Таисия Михайловна, сейчас позвонили родственники, Алла Николаевна Мареева погибла!
Кто-то услышал, кто-то не понял.
– Тихо! Повтори, что ты сказал! – попросила Таисия. Охранник повторил, и добавил, аккуратно подбирая слова:
– Разбилась на такси, когда ехала на работу. Машину занесло на встречку и ударило в столб… скользко, март все-таки, да и скорость большая была. Вроде, перелом позвоночника в области шеи. Смерть мгновенная, сказали.
– У нее выходной, какая работа! – не осознав главного, произнесла Тая.
– Ну да, муж так и сказал, что поехала на день рождения.
Все повернули головы на именинницу, а она почему-то стала оправдываться:
– Она вчера мне звонила, извинялась, что не приедет.
Женщина заплакала, сотрудники, понурив головы, вышли из кабинета.
На похоронах Тая была с мужем.
– Я боюсь к ее родным подходить.
– Надо, – сказал Виктор и уверенно повел к ним жену.
Старенькая мама сама обняла Таю, и они плакали, обнявшись:
– Вот же, судьба какая у моей Аллы! Хоть последний год жила как заслуживает.
С мужем молча обнялись, дочь же отвернулась демонстративно, а потом догнала при выходе из кладбища, и на ухо Таи прошептала:
– Из-за вас мама погибла, работала бы лифтером, осталась бы жива, да еще этот ваш день рождения!
– Послушай…, – но она гордо удалилась, молодая и красивая, в черном шелковом платке, в норковом полушубке, царапая лед каблучками сапожек. Все это совсем недавно Тая с Аллой покупали, и тогда она сказала: «Надо же, теперь могу позволить такие подарки сделать доченьке!»
Дома Тая выпила водки «за помин души подруги», и уже в постели жаловалась мужу:
– Меня считают «косвенно» виноватой в ее смерти, а дочь прямо в лицо мне это сказала. А Алла не ко мне ехала, у нее, оказывается, был роман с энергетиком, к нему она спешила, да разве ж это скажешь семье! Пусть муж ее хорошо помнит!
– Всем-то ты хочешь сделать хорошее, – ответил Виктор, укрывая одеялом засыпающую жену, и добавил, – за это и люблю!
Завещание
Нина, как ей посоветовали, сорок дней после смерти мужа не трогала его вещи. Смерть стала неожиданностью для всех – он однажды просто не проснулся в результате оторвавшегося тромба. Накануне, когда семья собралась помянуть Юрия Николаевича, сын вдруг спросил: «Мам, а папка никакого письма, или завещания, не оставил?». Нина, хоть и ответила сыну, что он у них один, какое еще завещание может быть, но задумалась.На другой день, наспех позавтракав, она пошла в кабинет мужа. На стене висел его портрет, написанный масляными красками местным художником. «Как живой!»– говорили об этом портрете все, кто его видел. Нина обратилась к портрету:
«Ты прости, Юра, что я буду в твоих вещах копаться, но сын просит посмотреть, не оставил ли ты нам письма какого».
Женщина для себя решила, что муж позволил. Письменный стол был большой, с двумя тумбами, весь забитый папками, бумагами. Она никогда не лезла за спину мужа, когда он что-то строчил шариковой ручкой, никогда не читала письма, которые он получал. А писал он писем много, да и получал немало. Может быть потому, что уважали интересы друг друга, жили они дружно, и прожили вместе почти пятьдесят лет. У сына была своя семья и свой дом.
Нина села на крутящееся кресло, повертелась немного, чтобы потянуть время. Что-то ее смущало в предстоящем мероприятии. Она стала перебирать папки. В некоторых папках были вырезки из газет и журналов на разные темы, в других – черновики писем, в самой толстой папке стопой лежали полученные письма. Женщина стала рассматривать конверты. Почтовые штампы были солидные: Правительство Москвы, Комитет по культуре при Правительстве Москвы, Администрации разных городов. «О, Господи, – вслух подумала Нина, взяв один из конвертов, – Администрация Президента России! Куда его понесло…».
С возрастом муж стал ворчливым и раздражительным, и часто высказывал своё недовольство происходящим в стране, но Нина никак не предполагала, что эти недовольства он отправит адресатам и еще получит от них ответы. Она стала их читать.
Письмо в Администрацию Ленинградской области с требованием привести в соответствие название области Ленинградская с названием областного центра Санкт-Петербург. А вот в Администрацию Свердловской области, с таким же требованием привести в соответствие название области с областным центром Екатеринбург.
Нина прочитала письмо Губернатору Брянской области с предложением разработать новый Герб с правилами геральдики с регистрацией в Государственном геральдическом регистре
России, в Правительство Москвы по вопросу оказания содействия в изготовлении скульптуры-талисмана, в Комитет по культуре при Правительстве Москвы с предложением установки памятной доски Крупской Н.К., в многочисленные Банки с предложением разработать логотип…
«А этот конверт какой солидный, – Нина посмотрела на адресата, – Боже ж ты мой, «Патриархат Русской православной церкви»». Нина прочитала его. «Ну додумался, Патриарха Кирилла призвать на воссоединение с католиками для празднования единого дня Пасхи и Рождества! – засмеялась Нина.
Она повернулась к портрету: «Тут вопросы планетарного масштаба решались, а сын о каком-то письме или завещании волнуется, да, Юр!». Нине показалось, что муж с портрета улыбнулся, лукавые огоньки засветились в глазах, густо покрашенных темно-коричневой с золотом краской.
Она открыла последний ящик, самый маленький, посередине стола. Там лежал один конверт. У Нины почему-то задрожали руки, она почувствовала, что здесь что-то личное, именно то, что она искала. «Сын! – начиналось письмо торжественно. – Я уже немолод, и смерть моя никого не должна удивить. Береги мать до самой ее смерти и похорони нас рядом. Все, что мы нажили с твоей матерью, завещаем тебе, а ты потом завещай своим детям. У тебя их двое, все раздели между ними поровну, чтобы не затаили они обиду на тебя, а, значит, и на нас с матерью. И еще завещаю тебе продолжить мои незаконченные дела, о которых ты узнаешь, прочитав мои письма. Нельзя ограничиваться только семейными проблемами, живи шире, участвуй в делах государственных по мере сил своих. Я на тебя надеюсь, сын!».
Нина почувствовала гордость за мужа и растерянность за сына, ведь сын был совсем другим. «С возрастом и у него характер поменяется, Юра тоже не с молоду стал письма писать да поучать», – подумала Нина и успокоилась.
Здравствуй!
Первую любовь я испытал очень рано – это была любовь к маме! Я любил ее так сильно, что, как маленький тиран, требуя ее взаимности, изводил бесконечным вопросом: «Ты меня любишь? Ты меня любишь?». И если она не отвечала, просил: «Люби меня!». Мама иногда этим играла и говорила, что не любит, объясняя за что: «потому что не убрал игрушки», «потому что не идешь спать». И я старался! Я каждую минуту добивался ее любви. Мне было года три, а я уже чувствовал, что любовь надо заслужить. А потом она куда-то пропала, и мне сказали, что мама умерла. В детском саду я влюбился в девочку из старшей группы. Ее звали Юля, и у нее были красные бантики в косичках. Она прыгала, а косички прыгали вместе с ней, и бантики мелькали перед моими глазами, а я зачарованно любовался. Когда она покидала садик, их группа подготовила выпускной концерт, и я с восторгом смотрел, как Юля и ее бантики танцуют. Я уже тосковал, понимая, что мы расстаемся навсегда. Я попросил разрешения у папы купить для Юли подарок – колечко из пластмассы, и положил на прощанье к ней в шкафчик. Я уже с детства был галантен и понимал, что женщинам надо дарить подарки. Школьником я увлекся нашей библиотекаршей Верочкой. Книги я буквально «проглатывал», только чтобы иметь повод увидеть Веру. Благодаря своей любви, я полюбил литературу и был самым начитанным мальчиком в классе. Находясь в подростковом возрасте, я оберегал любовь к девушке двадцати трех лет, и поэтому хранил свою тайну очень глубоко. Школа позади, я студент. Так много прекрасных девушек вокруг, я смотрю на них, как на красивые картинки. Они меня веселят! Вьются рядом, заглядывают в глаза, иногда прикидываются глупенькими, чтобы привлечь внимание. Ну я-то знаю, что они хитрят, я их вижу насквозь, у меня знание женщины на генетическом уровне – ведь я сразу влюбился в маму! Ну не могу я влюбиться в молоденькую девушку, не екает у меня нигде! Моя женщина! Какая она? Умная. Красивая. Уверенная. Теплая. Зрелая. Только взрослая женщина для меня желанна. И я ее встретил! Где? В сетях! Я плел свою паутину, менял узоры, и, наконец, она попалась! Я ее почувствовал мгновенно, как только увидел на своей странице. У нее была маленькая «аватарка» –девушка-альбинос с бездонными глазами – словно пришелец из Космоса! Я заглянул в них и увидел ее земные черты: «Моя женщина, моя…», – я придаю себе уверенности, убеждая самого себя, чтобы с первой фразы убедить и её в этом. – Ты заблудилась? Тебе сюда! – пишу ей. – Ты уверен? Она мне ответила! Теперь только не упустить, удержать, а это непросто. – Абсолютно! – я не позволил больше ей сомневаться. От вечера к вечеру мы переписывались, мы «притирались», как два кирпичика, и месяца через три стали одно целое. Она в два раза старше меня, а мне двадцать. Она терпеливо читала бредни, приходящие в мою голову, и осторожно давала советы. Как тактично она выбирала слова, чтобы не обидеть меня! Мне не надо было видеть ее лица, чтобы представить, какое на нем выражение в данную секунду. Мне не надо было трогать ее волосы, чтобы ощутить их шелковистость и густоту. Мне виделись изгибы ее тела, слышался ее низкий голос. Я сознательно не звонил ей, и тем более не общался по видео. За неземной «аватаркой» скрывалась родная женщина. Я представлял серые глаза и русые длинные волосы, тонкий прямой нос, высокие скулы и маленький четко очерченный рот. Ее образ стал для меня иконой. Я любил каждую ее морщинку. Я в ней нуждался. Мне так много нужно было ей рассказать. И наконец я созрел для личной встречи! Я шел на свое первое свидание к ней в квартиру. Дверь открылась, не дав прозвонить звонку. – Вот и я! – Здравствуй, сын! Теперь нас никто не разлучит. Ты меня еще любишь? Люби меня!Имение
Сашке Омону в наследство от родителей достались десять соток земли и небольшой домик в деревне. Домик хоть и сделан из бруса, но от времени стал ветхим, покосившимся на одну сторону. Да и шутка ли – дому было за сто лет! Его строили еще дед с бабкой. Сам Сашка приехал в деревню только после смерти своих родителей и жены – тогда и на пенсию вышел.– Надо наследство принимать, ничего не поделаешь. Дом в хозяине нуждается – вон, набок уже пополз! – вслух думал Сашка.
Деревня ему очень нравилась: стояла в стороне от шоссе, недалеко был лес, деревенский пруд. Что еще надо пенсионеру! На участке было посажено еще его отцом несколько яблонек, кусты смородины, крыжовник. Участок он обнёс сеткой-рабицей. Все просто и незатейливо. Чтобы не скучно было, завел кроликов, пяток кур да петуха-задиру. Деревенские его уважали, а Омоном прозвали за то, что ходил только в «омоновской» одежде – пятнистые штаны, рубашки, куртки цвета выгоревшего хаки. «Практично», – коротко отвечал Сашка любопытным о его предпочтении в одежде. Сашке сразу понравилось его новое имя. Дачникам он так и представлялся – Сашка Омон. С готовностью предлагал свою помощь, особенно одиноким женщинам, считал, что почти солдатская одежда его обязывает.
– Заходите в моё имение на стаканчик! – приглашал он. Женщины посмеивались, но доброжелательно относились к Сашке.
Рядом с Сашкиным домом, как грибы, вырастали богатые дома с красивыми высокими заборами. В деревне пошла мода вывешивать таблички с названиями своих участков, образованных от фамилии. Как правило, строились на родовых землях, освоенных еще дедами. С тех пор семьи разрослись, и дома родственников оказались вблизи друг от друга. Так появились «Барановка», «Ушаковка», «Зеленовка»… Это выглядело забавно и веселило дачников, которых летом было немало. Сашка Омон, глядя на соседей, тоже смастерил веселую табличку и повесил на своем заборе – «Дурасовка», от его же фамилии Дурасов. Табличку дополнительно украсил пальмами с попугаями. Чтобы уж совсем весело было – покрасил скворечники, кроличьи и куриные загоны в оранжево-зеленый цвет. Действительно, его «имение» оживилось и уже не выглядело убогим.
В их деревне были свои сподвижники, которые не давали заскучать деревенским и дачникам. Как-то летом они организовали «День деревни». Прошли по всем домам, всех пригласили на берег пруда, где уже сколотили из досок большой стол и скамейки. Всем было велено принести выпивку и закуску. Праздник удался – всех заводил баянист. Кто-то пустился в пляс. Потом стали петь русские застольные песни, дело дошло до частушек. И тут Сашка Омон, опрокинув очередной стаканчик для смелости, вышел в середину и стал петь, помогая себе руками и притопывая ногами:
– Откруизил все Карибы,
Там красиво – пальмы, рыба,
Был и в Гондурасе я –
Сплошная гондурасия!
Ух ты, ах ты,
Все мы с русской яхты!
Смех стоял на всю деревню. Веселье продолжалось до глубокого вечера. Сашку уже под руки доставили в его Дурасовку. Утром он с тяжелой головой нехотя поднялся с кровати- надо было кормить своих животных. Тут он увидел небольшую толпу у своей калитки – они смеялись.
-Что вы там ржете, но отдохнул вчера человек, зачем же на смех поднимать!
– Да ты выйди сюда, посмотри!
Сашка поспешил за калитку и глянул туда, куда все смотрели. На его табличке кто-то подрисовал красной краской три буквы и получилось «ГонДурасовка».
– Ну гады, ну гады! – стал возмущаться Сашка, а потом веселье людей перешло и на него, – а что, в этом что-то есть, это куда красивей, чем было! Пусть остается Гондурасовка, эх… и на «бис» опять спел свою частушку. Все подхватили:
– Ух ты, ах ты,
Все мы с русской яхты!
Касатка
Как-то раз зашел я к соседу Петровичу. Сели мы под яблонькой. Уже вечерело, его жена вынесла нам пледы. «Касатка моя!» -сказал Петрович и проводил взглядом жену. «Да, красивая!»– согласился я. И тут Петровича потянуло на откровенность.Живем мы со своей Любушкой уже сорок лет, а знаем друг друга с детства, когда я закончил среднюю школу, она пошла в первый класс. Жили мы на одной улице, вся жизнь проходила на глазах соседей, и все знали друг друга. Вот и Люба, вначале девчушкой крутилась где-то рядом, потом выросла в девушку, и очень мне нравилась. Надо сказать, что девочкой десяти лет она осиротела, и растили ее бабка с дедом. Дед Прохор был себе на уме, местный оригинал, отличался тем, что любил в свою речь вставить старинные русские словечки, и порой понять его было ах, как нелегко. Бывало переспросишь, что он сказал, а в ответ: «Я не толмач, а язык чтить надо, шибко замусорили неметчиной». Все нерусские слова он так называл. Влюбился я в Любу, когда ей было восемнадцать, а мне уже двадцать восемь стукнуло. Зачастил я в их дом.
– Ватажишься с моей касаткой? – подсел как-то ко мне на скамейку Прохор, когда я ждал Любу.
– Да, дружим мы.
– Вижу, что влеготку хочешь ее взять, а девка внимания требует. Вот надысь наместо цветов конфект надо было принесть. Какой наклад с твоего букета? А то бы чай попили не вприкуску, а с конфектами. Любаша еще егоза, а ты соловьем перед ней заливаешься, а она и верит. Да и старый ты, вон уже плешивый.
– Почему плешивый! – возмутился я.
– Очи свои раскрой. А она хоть и сирота, а абы за кого не выдам!
Слова Прохора о плешивости запали мне в душу, в общем-то он был прав, в нашем роду все рано лысели. И занялся я укреплением волос, чего только ни втирал в голову, и лопух запаренный, и сок лука. Заметил через месяц, что волосы стали расти, только не на голове, а, извини, на заднице. Бросил я свое занятие по улучшению внешнего вида, и решил брать интеллектом.
Надо сказать, что Прохор любил играть в шахматы, а я на заводе ходил в шахматный кружок, и результаты у меня были неплохие. И стал я к Прохору искать подход через его любимую игру. Что ни вечер, мы хоть партию, но сыграем.
– Да не торкай ты ферзем! – сердился он, когда я неуверенно двигал фигурой туда-сюда.
– Ты норовишь с кандачка играть, а надо покуменить, прежде чем фигуры торкать, – учил он меня.
Два года ухаживал я за Любашей, а позвать замуж боялся. И вот настал день, когда я решился сделать предложение. Люба знала, что я приду, нарядилась и тихонько сидела в спальне. Я тоже для торжественности момента надел костюм.
– Справная одежка, – встретил меня Прохор, – прям жаних. А чтой-то там висит, – потянул он за цепочку, что свисала из маленького кармашка пиджака. – Ишь ты, брегет у него!
– Прохор Николаевич! Я прошу руки Вашей внучки Любы! – решился я произнести.
– Ась? Шибко тихо молвишь, – начал подтрунивать дед. – Куда жену поведешь, в свои хоромы?
– Конечно в свои!
– Это с кандачка не решается, – как-то с хитринкой заговорил Прохор, замолчал на пару минут, а потом и выдал:
– А у меня уговор, выдюжишь три партии в шахматы, да чтобы ты три раза выиграл – отдам за тебя Любу!
– Лады! – ответил ему в тон.
Скажу, что сложнее для меня не было условия. Мы играли молча. Когда все три раза я выиграл, Люба, не чаявшая такого исхода, выскочила из комнаты и стала рядом со мной.
– Бабка, неси штоф и чеплажки, да яствы разной! За внучку выпьем, выросла она.
А потом уже в мою сторону добавил:
– Но знай, ты еще пожалеешь, что взял ее в жены, но в обратку не приводи, не приму!
Я засмеялся, потому что понимал, что это ревность в нем говорит, уж больно любил он свою внучку – касатку. С тех пор я всегда говорю:
– Интеллектом надо брать, интеллектом!
Петрович с шумом высыпал фигуры из шахматной доски.
Красный велосипед
Весть о том, что Славка, пятнадцатилетний подросток, спас от пожара троих малолетних детей Людки-пьяницы, моментально облетело село. Дети бегали на пожарище, а взрослые собирались небольшими группами и ругали Людку почем зря, что додумалась детей запереть снаружи и уйти, а догадаться убрать спички не смогла.– Ах, если бы не Славка…– размахивали они руками и хватались за сердце. – За какие грехи деткам малым такая мамка досталась!
Знакомые толпились у дома Славы, пожимали руки и матери, и отцу, и самому парню. Некоторые тормошили его голову, а Славка стеснялся, изворачивался.
К вечеру в гости к герою дня завалила толпа народа: и глава районной администрации, и журналисты, и директор школы. За ними потянулись соседи. Всем не хватило места и предложили выйти на улицу.
И сам Слава, и его родители были красные от смущения, но отец для важности момента надел пиджак, а мама то поправляла волосы, то оглаживала подол платья.
– Уважаемые жители села! Все вы уже знаете, что сегодня произошло, – начал свою речь Глава. – Про Люду мы здесь говорить не будем, с ней отдельная история. А вот про этого героя, – он обнял подростка за плечи, – нам приятно говорить! Это наше будущее! Он сегодня совершил подвиг и, рискуя своей жизнью, спас малолетних детей из огня!
Все хлопали, радовались, а Славке хотелось убежать, но тут какой-то мужчина подкатил красный велосипед, и Глава радостно объявил, что Слава награждается этим ценным подарком. Парень расплылся в улыбке, глаза его засияли, как и хромированные детали велосипеда. Слава схватился за лакированные черные ручки, а они будто прилипли к нему, такие были удобные, а камера снимала все это. На другой день по местному телевидению вышел репортаж, и у Славы началась другая жизнь. Его приглашали в школы, писали статьи, одноклассники хлопали по плечу. Постепенно он привык к интервью, держался уверенно, складно отвечал, улыбался в камеру. Заготовленная речь уже лилась легко и слегка отстраненно, как будто он говорил о ком-то. Ему стал нравиться образ этого парня и его поступок спасателя.
– Пойду после девятого класса в пожарное училище, там каждый день подвиги, – мечтал он, – Глава обещал направление дать.
Иногда Слава вспоминал тот день, когда заметил горящий на окраине дом, как побежал туда и увидел в окно три искривленные от страха и крика мордашки, и ему стало за них страшно, но дверь была закрыта на навесной замок, а огонь уже выбивался из худой крыши. Как кирпичом разбил соседнее окно, залез в дом сам и вытащил детей, старшему было пять, а маленький даже не ходил. Как потом его порезы мама мазала зеленкой. «Где дети теперь? Куда-то всех увезли!» Да никто и не вспоминал семью погорельцев, как появились, так и пропали, «чужие заезжие». Вся эта история крутилась только вокруг Славки, которого уже и звать стали Славка- спасатель.
Наступило лето, последние каникулы школьника. Славу возили в школьные лагеря района, где его с интересом слушали ребята поменьше. Он добавлял в свой рассказ литературные образы про полыхающий огонь, про меткий кирпич, про легкий прыжок в окно и тяжелых детей. Но постепенно интерес к мальчику-спасателю стал пропадать.
Недели тянулись, а его никуда не приглашали. Парень стал раздражительным, грубил родителям, но те терпели, «переходный возраст», – успокаивала мать, а отец уверял, что их сын «звезду словил». «У него другая судьба будет, не как у нас, он герой», – возражала мама.
Его короткие светлые волосы выгорели на солнце, а сам вытянулся, плечи развернулись, да и постоянная гонка на велосипеде сделала сильными ноги и руки. У него остался один преданный друг – его красный велосипед. С ним парень беседовал, намывал его и следил за шинами, чтобы те всегда были накачаны. Славка гонял на красном велосипеде, представляя себя на пожарной машине, а его глаза искали что-нибудь горящее, чтобы затушить, спасти, или хотя бы оказать помощь.
Как-то вечерком Слава решил искупаться. Возле пруда бегал мальчик с их улицы, от природы инвалид, к тому же умственно отсталый, вместо слов изъяснялся слогами – ма-ма, ти-ти, та-та. Мальчику было уже десять, но он был такой маленький и худой и выглядел лет на семь.
– Генка, ты с кем здесь? – спросил Слава, хотя знал, что мальчик с утра до вечера предоставлен сам себе.
– Ма-ма, ма-ма, – помахал в сторону поселка мальчик, —та-та, – показал он на велосипед.
– Хочешь, я тебя покатаю?
Гена радостно закивал головой. У Славы засияли глаза от пронесшейся мысли:
– Вот он, мой новый шанс! Обо мне скоро опять заговорят!
Он помог малышу вскарабкаться на багажник, и они помчались. «Только бы никто не видел!». Генка сзади смеялся, расставив широко ноги. Вот уже село далеко позади, дорога бежала вдоль леса, потом свернула в лес. Ехать было тяжело, но Слава крутил педали изо всех сил. Мальчик сзади пытался что-то произносить, но парню некогда было прислушиваться к его междометиям, он через плечо кричал «еще немного» и продолжал гнать. Наконец он остановил велосипед и помог слезть Гене, взял его за руку и потянул за собой. Тот сопротивлялся, сквозь слезы произносил «ма-ма…ти-ти».
– Перестань реветь, скоро придем, —сердито посмотрел на Гену.
Малыш глянул испуганно, но плакать перестал. Слава искал глазами хорошее место, и вот ему приглянулся подходящего размера овраг. Он прыгнул туда сам и потянул мальчика так, что тот завалился и засмеялся.
– Вот так-то лучше, а то вздумал реветь, как маленький. Посиди тут, я тебе ягод принесу, только никуда отсюда не уходи, слышишь? Я обязательно приду за тобой!
Генка согласно покивал головой, лежа на траве и раскинув свои ручонки.
Была ночь, когда к ним в окно постучали. Мама испуганно подскочила с кровати, отец вышел на улицу. В их дом ворвалась с криком и плачем Генина мать.
– Слава, помоги! Найди Гену, я все село оббегала, всех знакомых, родных—нет нигде! А вдруг он утонул…
Слава ждал ее прихода, он не спал, только делал вид, а в голове прокручивал, как бы действовали спасатели.
Он уверенно озвучил план спасения, что надо разбудить и привлечь как можно больше народа. Откликнулись многие, Славу слушались и подростки, и взрослые. Разбились на группы, определили наиболее возможные участки, где мог быть мальчик. Слава с пятью мужчинами направились в сторону леса. Он на своем красном велосипеде оторвался ото всех и на ходу крикнул, что пойдет потом им навстречу.
Он торопился, как и тогда, когда увозил малыша. Вот и овраг, но Гены там не было. Слава стоял в растерянности, а потом начал метаться по лесу и звать мальчика. Он не замечал времени, не чувствовал усталости, забыл, где оставил свой велосипед. Стало светать. На его голос подошли люди. Славка размазывал по лицу слезы, перемешанные с кровью ободранного лица.
– Да не убивайся ты так, спит где-нибудь, – успокаивали его.
Парень отмахнулся и пошел дальше один. Он искал до вечера, пока не наткнулся на тело Генки. Тот лежал, свернувшись калачиком, а на лице застыл ужас, как у тех детей из пожара.
– Дурак, как ты мог уйти, я сказал, что вернусь, спасу тебя, – истерично кричал парень и тряс бездыханное тельце. —Ну и лежи тут, пусть тебя другие находят, а я спасатель. Мертвых не спасают.
Слава развернулся и пошел искать свой красный велосипед, он надежный, он обязательно дождется.
Слава вернулся в село ночью. Мать увидела его, катящего свой велосипед, кинулась навстречу, обняла, а сквозь его рыдания только слышалось «ма-ма…та-та».
Недолюбленная
Рита проснулась среди ночи с ощущением чего-то не исполненного, но очень приятного. Опять снился он, как, впрочем, очень часто последние полгода. Она развернулась к мужу лицом. Олег безмятежно посапывал, приоткрыв рот. Рита зачем -то погладила его по голове, затем рука потянулась вниз. Муж зашевелился, убрал ее руку, перевернулся на другой бок, продолжая спать. Рита вздохнула, понимая, что не заснет теперь до утра. Ей было жалко и своего недосмотренного сна, и себя, страдающую от бессонниц в последнее время. Она знала причину этого состояния, но все держала глубоко в себе, не смея ни с кем поделиться. В памяти осталось чувство наслаждения, но совесть побеждала, заставляя заглушить память, забыть, убедить себя, что этого не было, что все фантазии неудовлетворенной, хотя и замужней женщины. Они с сыном ехали в отпуск к родственникам в западную Украину. С билетами была проблема, достались только два боковых места в плацкартном вагоне. Поезд не проехал и полчаса, как им стал оказывать знаки внимания молодой парень. Он был общителен, сразу вступил в беседу сначала с сыном, потом с Ритой. Пришлось познакомиться. «Да что же ты прицепился, неужели никого моложе не нашел!» – думала Рита. Парень же быстро очаровал сына, и вот они уже вместе ужинают, пьют чай. Уже к вечеру она знала, сколько ему лет, где работает, куда и зачем едет и его семейное положение! Рита подумала, как хорошо, что они живут в разных городах. «Красавчик, да и не скучный, скоротаем эти сутки в поезде, да и разбежимся в разные стороны!»Рите пришлось вкратце рассказать о себе. Попутчик расспросил о селе, куда и к кому едут, и даже полюбопытствовал, как их фамилия. Так за разговорами наступила ночь.
Рита сыну постелила на верхней полке, и он быстро заснул. Постепенно заполненный до отказа вагон погрузился в сон, она тоже легла. В вагоне погасили свет. Женщина уже засыпала, когда почувствовала, что к ней сбоку примостился Борис. Рита сжалась вся от такой дерзости, но что-то ее остановило, чтобы не прогнать нахала. Узкая лавка позволяла лежать только на боку. Борис крепко обнял Риту под одеялом, и они лежали не шевелясь, боясь свалиться. Некоторое промедление с ее стороны позволило ему действовать уверенней. Одной рукой он умудрился за что-то держаться, а вторая уже расстегивала ее и свои брюки, спускала трусики… Женщина почувствовала, что теряет голову, да и этот парень был настойчив, силен, к тому же хорош собой.
– Что я делаю, господи, прости меня! – зашептала Рита, – плацкартный вагон…сын наверху…
-Расслабься, – только и сказал Борис. Их страсть разгоралась, но вагонная полка и лежащие вокруг люди напрягали. Борис повел Риту в тамбур. В любой момент могли войти.
– Да не бойся, ты со мной, и это самое главное!
Почему-то его слова успокоили, и Рита полностью, потеряв весь стыд, отдалась любовному порыву. Спать уже пошли под утро. Вскоре люди в вагоне стали просыпаться, звенеть стаканами с чаем, а на нее только навалился сон. И не хотелось вставать, и было стыдно смотреть в глаза сыну и соседям по вагону, но пришлось.
– А ваш муж пошел умываться, – услышала она голос женщины. Рита улыбнулась.
« Как здорово, что нас приняли за семью, не так стыдно!» Они опять втроем завтракали и разговаривали. Но скоро их город, Рите с сыном выходить.
– Дай мне свой телефон! – попросил Борис.
– Не надо. Все было замечательно! Мы далеко живем друг от друга. Я запомню это приключение в поезде навсегда!
Он вышел на платформу проводить. Борис взял с собой скейтборд, который захватил в командировку, и теперь демонстративно гарцевал перед Ритой. Он продолжал производить впечатление, а Риту все больше мучили комплексы.
«Мальчишка, совсем мальчишка…, да я против него старшая сестра, – продолжала изводить себя Рита, – ну слава богу, сейчас расстанемся, да из сердца вон – он меня утомил своим напором».
До села надо было ехать в автобусе часа два. Природа западной Украины поражала и восхищала: цвели маки, и бесконечные холмы утопали в разноцветье. К вечеру они были на месте. Встретили их хорошо, хлебосольно. Дом имел традиционный уклад южных деревень: огромное подворье с разными постройками. Основной дом утопал в саду с фруктовыми деревьями. Всё было очень красиво и романтично. Первые три дня прошли быстро за разговорами, знакомством с деревней. К вечеру Рита с сыном просто падали в кровать и мгновенно засыпали. Так было и в тот вечер, в свой третий вечер отдыха.
Она уже засыпала, когда вошла племянница и стала взволнованно трясти ее за руку.
– Тетя Рита, там вас спрашивает какой-то парень, приехал на огромной машине!
Рита в недоумении вышла на улицу и сразу попала в объятия Бориса. За ним стеной стоял огромный трейлер.
– Откуда ты взялся? – Она была ошарашена. – Как ты меня нашел?
– У меня хорошая память! Все остальное – мое обаяние! Оказывается, в вашей деревне несколько Петрачуков. Как только сказал, что нужны те, к кому гости из Москвы приехали, так сразу показали ваш дом.
– У меня нет слов!
– Да чего тут разговаривать, я тебя нашел, а это самое главное…иди ко мне, я соскучился…я всего на час, нам надо ехать.
– Я же с тобой попрощалась навсегда…
Рита уже тонула в его объятиях и поцелуях. Опять был секс ненормальный, неправильный, бесстыдный, как считала Рита, прямо в машине, в кабине которой сидел водитель. Борис завалил её на какие-то мешки, на которых было мягко, как на перине. С ней рядом был мужчина, который дарил любовь такую страстную, какой у нее не было за все одиннадцать лет замужней жизни, и не будет никогда. Была спасительная темнота ночи, которая скрывала грех ее похоти, скрывала дом, где спал сын, где были родственники. Когда они оторвались друг от друга, Рита заплакала и стала стучать кулаками по его груди.
– Зачем ты приехал, я бы забыла тебя и все…Ты опять проник в меня, в мою голову, в мое сердце…
– А я этого и хотел! Разве тебе плохо со мной? Ты теперь скажешь свой телефон?
– Мне с тобой было так, как никогда не было в моей жизни, но именно поэтому не скажу. Я замужем, и разводиться не собираюсь.
– Да и я не собираюсь, чего ты сразу о разводе заговорила! Понимаешь, я родился таким ненасытным, мне постоянно нужен секс, каждый день, а если бы и можно было, то и несколько раз в день. Да и вы, девчонки, такие недолюбленные…
– Значит, я тебе просто подвернулась, чтобы утолить твой голод?
– Ну что ты! Я тебя еле отыскал, свернул с нашей трассы в эту деревню, водителя уговорил…
– Ладно, не обижайся. Я оценила твой поступок и поверила, что ты меня возжелал.
– Как-как, возжелал? – Борис стал хохотать. – Да, именно так, я тебя возжелал! Какое смешное, но точное слово.
– Тише, деревню разбудишь!
– Да я ее уже разбудил, когда ехал по ней в поисках тебя, знаешь, какая машина шумная, прямо зверь. А теперь деревенские не спят, прильнули к окнам в темноте и подглядывают за нами. Да еще завидуют!
– Ты вот все смеешься, а мне домой идти, объясняться с родней, кто ко мне приехал, да зачем.
– А ты им вот что подари, – и Борис поднял огромный мешок, – ты разве не поняла, на чем мы лежали? Это же мешки с мукой!
Только сейчас Рита заметила, что они все перепачканы мукой, даже волосы были белые. Они стали хохотать.
– Мы с тобой как привидения!
– А может мы с тобой просто привиделись друг другу? – сказала Рита.
– Я тебя обязательно найду, – ответил Борис и сел в машину.
Машина взревела мощным рыком и уехала. На крыльце остался стоять мешок.
– Недолюбленная…, как он прав, – подумала Рита, вставая с постели. Было уже не заснуть, и она это знала. Она подошла к окну, отдернула штору:
– А вдруг правда найдет!
За окном кружил снег, подсвеченный огнями фонарей.
Пианино и Дед Мороз
– Запиши меня в музыкальную школу! – Дима посмотрел на маму и деловито добавил. – Мы же потянем с тобой учебу? Олю не удивила озабоченность сына – они жили вдвоем и вместе планировали важные дела. – А на чем хочешь играть? – На пианино. И Оля стала мечтать, как сын вырастет и будет музыкантом. Теперь по вечерам они готовились к экзаменам:отстукивали разные ритмы, разучивали песни, их было две – жалостливая про котенка и громкая про барабанщика. Решили, что лучше петь про барабанщика, она не такая детская. Вот и экзамены. Мама дала сыну отглаженные брюки, помогла застегнуть белую рубашку и под воротник пристегнула кружевное жабо, которое накануне шила полночи. – Это еще зачем? – спросил он. – Ты же будущий музыкант, они обязательно надевают бабочки или жабо. – Слово какое смешное – жабо, – сгримасничал сын. В школе уже собралась группа детей с родителями. Дима внимательно огляделся и повернулся к маме: – Сними с меня этот веер! – Какой веер? – Вот этот! – потянул он за жабо. – Ни у кого такого нет, а то не пойду на экзамены! Мама вздохнула и исполнила приказ. Вскоре детей забрали в класс. Взрослые переживали, топтались под дверью, пытаясь что-либо услышать. Дети по одному стали выходить. Родители кидались к ним с расспросами. И вдруг через дверь Оля узнала голос сына, он пел не про барабанщика, а про котенка, жалостливо выводя слова. – Наконец-то! – встретила его мама, когда тот появился уставший и счастливый. – Как все прошло и почему ты пел не ту песню? – Мальчик до меня пел про барабанщика. Я подумал, что тетям будет скучно еще раз слушать то же самое, и спел про котенка. – Какой же ты у меня умный и рассудительный! – Оля обняла сына. В сентябре Дима пошел в первый класс двух школ. Но вот беда, пианино мама не осилила купить, и заниматься Дима ходил к знакомым. – Потерпи, сынок, вот выплатим кредит и оформим новый на пианино! Дима был понятливый мальчик, и понимающе кивнул головой. Незаметно наступила зима. Как-то мама за завтраком сказала: – Ну что, Дим, хоть ты уже большой, не будем нарушать традицию: иди к окну, покричи Деду Морозу, какой подарок хочешь на Новый год. Участковый полиции Павел каждое утро начинал с обхода своего участка. Проходит как-то раз мимо пятиэтажки и слышит детский крик: «Дед Мороз! Я хочу пианино!» Павел поднял голову, потом подошел к группе бабушек, что топтались по снежочку. – А кто живет в этой квартире? Бабушки наперебой стали рассказывать. Все остальное о семье участковый узнал сам, применив профессиональные навыки. И так они оба ему понравились, что решил «убить двух зайцев»! На Новый год Дима в рубашке с жабо и Оля в кружевном платье под звон курантов чокались фужерами, кто с лимонадом, кто с шампанским. Стол был нарядным от маминого пирога, салатов и мандаринов. Вдруг запищал домофон. – Бабушка с дедушкой приехали! – Дима бросился к трубке, но услышал чужой голос: – Оля и Дима! Вас на улице ждет сюрприз! Мать с сыном наспех накинули куртки и побежали вниз. Там стоял настоящий Дед Мороз, а за его спиной огромные длинные сани, на которых что-то темнело. И тут Дед Мороз вытянулся по стойке смирно, приложил руку к отороченной белым мехом шапке, отдавая честь, и заговорил по-военному: – Я рад вас приветствовать и уполномочен вручить подарок! – и протянул руку в сторону санок. – Мама, это же пианино! –восторженно и громко закричал мальчик, но кругом уже гремели салюты, и его голос утонул в общем веселье. А потом этот странный Дед Мороз позвал нескольких мужчин из дома, и они, совершенно не возражая, затащили пианино в их квартиру. Дальше праздновали втроем, а Дима маме и Деду Морозу играл этюды. А когда он ушел спать, Павел снял дед-морозовские атрибуты и превратился в приятного парня, и рассказал Оле историю про пианино, которое ему отдали просто так жители с его участка, потому что переезжали в новую квартиру. Мечта мальчика осуществилась, да и мамина тоже!Полёт наяву
Больной развлекался – воевал с мухой. Муха не сдавалась! В тот момент, когда полотенце готово было прихлопнуть врага, вертлявая выскакивала целая и невредимая. Муха метнулась к окну, и тут человек застыл на месте. «Бей! На стекле сидит!» – кричали ему собратья по палате, а он только тыкал вперед руку с зажатым полотенцем. Остальные тоже подскочили. Перед ними висел огромный оранжевого цвета воздушный шар. Корзина шара уже коснулась земли, и из неё вылезли двое. – Пришельцы! – закричал кто-то. – Это ко мне, я знал, что они прилетят! – опомнился борец с мухой. Серёга с Ромкой опрокинули корзину на бок, красивый шар превратился в не менее эффектную тряпку, заняв полдвора участка. Они оглянулись. Из окон двухэтажного дома их разглядывали любопытные лица. – Куда нас занесло, капитан? – с издёвкой в голосе спросил Серёга. – Разберёмся! – деловито ответил Роман. – Я выиграл этот полёт по лотерее, мне обещали приключение! – Похоже, ты его получишь, смотри на вывеску. Он прочитал: «Психиатрическая больница». – Капитан, ты специально сюда метил? К психам! Ромка не успел ответить, в это время к ним бежали женщины в белых халатах и парочка в чёрных костюмах с дубинками в руках. – Это закрытая территория, здесь больные! – кричала одна. – Кто вам позволил? – вторила вторая. – Сейчас позвоним в полицию! – грозил охранник. – Давай, капитан, разруливай! –Товарищи! – торжественно начал Роман. – Это недоразумение, что мы попали на территорию столь серьезного учреждения. Он протянул руку в сторону вывески, и спокойным тоном продолжил: – Вот этот весёлый парень, кстати, студент циркового училища, выиграл в лотерею на студенческой вечеринке полёт на воздушном шаре. Но что-то сегодня пошло не так, ветер распорядился посадить нас здесь. Мы скоро улетим! – Нет уж! – раздался возглас крупной женщины. – Я заведующая, и коли уж вас занесло ветром, мы ждем от вас концерт! Вы же циркач? Она повернулась к Сергею. – Какой концерт? – растерялся он. – Какой хотите, чему вас научили, то и показывайте! – У меня нет атрибутов! – Сделаем! Жонглировать можете? Яблоки вас устроят? Или сливы? – Несите, – обречённо сказал Сергей. Через некоторое время перед артистом лежали фрукты и овощи разных калибров. Заведующая распорядилась распахнуть окна в спальнях, и теперь лица больных, заточённых в закрытых палатах, выглядывали между решётками, торчащие руки махали и хлопали. – А почему вы их не выпустите на улицу? – Чтобы ваш шар не разнесли! Вам повезло, что у нас был тихий час, и палаты в это время закрыты, а то бы …, даже не буду об этом думать, – махнула рукой женщина, – ну, с Богом! Сергей окинул взглядом свой «инструментарий», и начал со слив, затем в ход пошли яблоки, тыковки, кабачки. Он вошел в раж, овощи летали все выше и быстрей. Зрители орали, хлопали, стучали по решёткам. В завершение сделал несколько кульбитов. – Спасибо, ребята! Но пора, а то мне достанется за ваше представление, – с сожалением произнесла заведующая. Ребята поправили корзину и залезли в неё. Роман включил вентилятор и газовую горелку, шар стал возвращать свою форму и стремиться вверх, а на его мандариновом боку читалась надпись: «Полёты наяву»! – Ром, скажи, ты это специально подстроил? – Ну конечно, артист, и еще всё записал на видео. Сдашь теперь свой курсовой с названием «Креативный концерт»! Моя тётя классно подыграла! Заведующая! Мы рискнули – и получился праздник! – Друг, – Сергей обнял своего капитана, – а ведь такие поступки называют сумасшедшими! – Хочешь сказать, к своим попали! Ребята засмеялись. – Ещё и с работы могут выгнать за несанкционированный полёт, но мы что-нибудь придумаем! Шар набирал высоту, а сквозь решетку в окне ещё долго мелькало белое полотенце.Странная суббота
Эта странная суббота затянулась. Все началось еще в пятницу, когда в отделы пришли представители профкома и объявили о наборе желающих поехать в совхоз на прополку картошки, но за два отгула. Молодая семья, Володя и Татьяна, работали в разных отделах, поэтому совершенно случайно записались оба.Все давно уже выполнили свои нормы, помогли отстающим, и теперь ждали автобусы. Группа людей, уставших и распаренных от солнца, сидела в тенечке. Не было ни сил, ни желания разговаривать, да и затянувшееся ожидание раздражало – всем хотелось домой. Вдруг тишину нарушил странный звук – все повернули головы. По другой стороне улицы шла баба, в одной руке у нее был топор, а в другой болталась курица вниз головой и кудахтала из последних сил. Баба дошла до ближайшего дома, который был как раз напротив ожидающих автобус, с маха закинула курицу на пень и так же запросто рубанула топором по ее шее. Толпа ахнула, а баба вразвалочку, не спеша, прекрасно осознавая тот эффект, который она произвела, понесла все еще болтающую крыльями, но уже безголовую, курицу в дом. За ними тянулся кровавый след. В толпе пронесся гул, и кто-то зловеще произнес: «Вот это баба!»
Володя посмотрел на Таню.
– Только не спрашивай, смогла бы я так! Конечно, нет!
– Да я и не думал это спрашивать, просто что-то сакральное в этом есть, как жертвоприношение.
И тут вдруг из толпы сидевших поднялась Люда, девушка из технологического бюро, медленно стянула с себя платье и осталась в купальнике из трусиков и лифчика. Она отделилась от толпы, повернулась к солнцу лицом и закинула руки за голову. Ее глаза были закрыты, а на лице блуждала улыбка, которая выдавала демонстративность и ее позы, и поступка.
– Что тут происходит, вначале курица, теперь эта сумасшедшая, – с недоумением сказала Таня.
– Тань, а она ведь красавица, – мечтательно произнес Володя.
– Ну да, вначале сакральное убийство, а теперь танец ведьмы. Прям, ритуал какой-то.
– Да ладно тебе, ведь интересно, – обнял жену Володя.
А Людмила на этом не остановилась. Она распустила свои белокурые вьющиеся волосы и расчесывала их пальцами рук, при этом грациозно склонившись в сторону.
– Тань, а ведь она прямо ожившая Венера, и фигура точь-в-точь, и кожа мраморная, – продолжал восхищаться Володя.
– Ага, сейчас баба с топориком придет и руки ей оттяпает, будет точно Венера.
– А ты злая.
– Зато ты добрый, сидишь и жену критикуешь.
– Ты что, Тань, я слова про тебя не сказал плохого.
– Ты же сейчас сравниваешь нас, все, что ты видишь хорошего в ней и произносишь вслух, ты не видишь во мне! У тебя же все на противопоставлении.
– Танюш, ты что, ревнуешь или хочешь поссориться? Мы же с тобой договаривались, что будем говорить друг другу только правду.
«Лучше бы соврал, на хрен мне такая правда», – подумала Таня, а вслух сказала:
– Да она же странная, я с ней училась в институте в одной группе. Ходит в очках с толстыми линзами, волосы в какой-то пучок убирает, одежда мешком. Однажды она вообще упала в аудитории, дверь открывала спиной, руки были заняты сумками, да силу не рассчитала, так и ввалилась в падении. Смеху было, а преподаватель помогал ей рассыпавшиеся овощи собирать.
Больше убеждая саму себя, Таня резюмировала:
– Да толстая она!
– Не скажи, под ее мешковатой одеждой скрывалось великолепное тело, – изрек Володя с преувеличенным пафосом.
– Автобусы! – закричали кругом.
Они ехали домой. Люда села одна на кресло впереди них. Таня положила голову мужу на плечо и задремала. Ей снилось, что она танцует. Она понимала, что это она, но тело было Людкино. Таня подумала, что она ничуть не хуже этой Людки. Волосы падали на ее лицо, она их красиво откинула назад, забросив руки за голову, как это делала Людка, и вдруг поняла, что у нее голова курицы. Таня во сне закричала и проснулась. Ее муж спал, а его голова упиралась в сидение перед ним и утопала в Людкиных волосах.
– А сон в руку, курица я, – подумала Таня.
Она сидела и смотрела на их головы, сплетенные Людкиными волосами, и рассуждала:
– Он совестливый конечно, вроде, любит меня, а мечтать будет о ней. В постели, чтобы завестись, будет представлять Людкино мраморное тело, ее налитую грудь и крутые бедра, а сексом заниматься со мной. Чего там, она на самом деле хороша! Была бы я мужиком, тоже бы в нее втюрилась. Правда, с чудинкой она, так это тоже нравится мужикам. Надо же, не постеснялась перед всеми раздеться, а мой-то так и съедал ее глазами, да и не только мой, все! А разве это любовь, когда живешь с одной, а мечтаешь о другой. Это же надувательство, вранье! Кругом ложь! Вон спит, уткнулся в ее голову, и во сне, небось, ее видит. Всего год, как женаты, а уже вранье, даже хуже, чем вранье, он ведь правду говорит, что я не имею такого тела, как у Людки.
Таня продолжала разглядывать спящих мужа и Люду.
– Ишь, специально откинула голову назад, знала, что сзади мой Володька сидит, чтобы он любовался ее волосами. А он воспользовался, что я заснула, и прильнул к ее голове, небось, и волосы поглаживал.
Татьяна накручивала себя, продолжая рисовать страшные картины измены мужа.
– Как бы я хотела накрутить ее лохмы на руку, да оттаскать как следует, чтобы не уводила чужих мужей.
Автобус резко затормозил, Володя проснулся, с брезгливостью скинул с себя чужие волосы.
– Что это на мне! – возмущенно произнес он.
– Как что, это волосы твоей Венеры.
– Фу, какая гадость! Я заснул и ничего не чувствовал. А знаешь, что мне снилось?
– Догадываюсь!
– Нет, ни за что не догадаешься. Мы с тобой держались за руки и бежали по полю совершенно голые, а трава вперемешку с цветами была высокая-высокая, и щекотала нас, а мы смеялись.
– Это Людкины волосы тебя щекотали.
Володя обнял жену и прижал к себе.
– Злючка моя, я же по тебе с ума схожу, быстрее бы домой!
«Все-таки Людка его возбудила, – продолжала себя изводить Таня, – но с другой стороны, он же меня хочет. Ну ее к черту, эту Венеру-искусительницу. А Володьку своего никому не отдам!»
Автобус остановился. Таня с Володей, взявшись за руки, почти бежали в свой дом.
Фраза
Алька шла между домами, сокращая дорогу, когда пронеслась стая собак, оббегая ее с двух сторон. «Семь штук!» – насчитала Аля, сжавшись от страха. Собаки бежали молча, но очень сосредоточенно, то сбиваясь в кучу, то разбегаясь парами, будто еще не определившись. «Собачьи свадьбы», – подумала невольно, а потом вспомнила уже о своем, вздохнула так жалостливо и обидно, что еще немного – и расплачется. Да и было от чего! Сашка, любимый и, как казалось, надежный, так ее обидел! Все было хорошо в тот вечер, они сидели перед телевизором обнявшись, щелкали пультом, на экране то стреляли, то целовались. А он возьми и спроси: – А ты помнишь свой первый секс? – По любви? – А какая разница? Тут бы прислушаться к его интонации, ответить похитрее, а Альку понесло в воспоминания. Саша молча слушал. Алевтина рассказывала самому близкому человеку свои тайны, как несовершеннолетней девчонкой влюбилась в женатого, лет на пятнадцать старше, как он, понимая ответственность, доводил ее до наслаждения «по-другому», как она оберегала свою девственность от пацанов, сжимая ноги до боли. Как все-таки влюбилась в девятнадцать и уступила некому Игорю, а он не поверил, что первый, – «крови не было», и тогда она пожалела, что не отдалась тому женатому. Тогда Сашка убрал свою руку и произнес: – Ну ты и сука! – А потом добавил, – Есенинская! Вроде сказал с легкой улыбкой, но улыбался зло, и лицом побелел. И тогда только Аля поняла, какую глупость сделала! Но было поздно, он оделся и ушел, не слыша ее укоров вслед, что, мол, сам просил рассказать. – Ну вот, теперь я сука! – плакалась Аля подружке, неделю прождав своего парня, но он не позвонил и не отвечал на ее звонки. Про «Есенинскую» не стала рассказывать, что-то совсем постыдное слышалось в этом! – Выручай, Верунчик! – Я? Как? – Скажи ему, что я страдаю! – Не унижайся! – резко оборвала Вера, и Алька согласилась, что подруга права, что глупо ревновать к тому, что было до него! Однако фраза не выходила из головы, все-таки написала: «Ответь, почему Есенинская?» Ответил! Только очень коротко: «Почитай Сыпь, гармоника». Когда прочитала, сидела ошарашенная! – Я для него не то что сука, я шлюха, стерва, которой еще и в морду надо дать! Что мне твое «прости» в конце! Не прощу! Ни за что! Ты мне вроде как душу сейчас раскрываешь? И я тебе доверилась, ты был последним и окончательным в списке моих любовей! Обида захлестывала Алю так, что не сразу почувствовала толчки в ногу, повернула голову – собака! Она узнала ее – одна из той стаи. – А ты ведь с ошейником, небось, сбежала от хозяев к своему уличному кобелю, а он отверг? Собака стыдливо отвернула голову. – Ну что, мы с тобой две суки – брошенки? Пойдешь ко мне жить? Собака пошла, и они стали жить вдвоем. Новая жиличка быстро привыкла к режиму и клички Найда. Дни и ночи стали бесцветные и монотонные – никакие! Лишь Найда скрашивала существование, вынуждая заботиться о себе и выходить на улицу. Серая полоса, когда приходит, то надолго – Аля поняла, что беременна. Она сидела в ванной и выла, глядя на тест с двумя полосками, рядом подвывала Найда. – Сделаю аборт, это будет моя месть и молчаливый ответ ему – это посильней, чем его оскорбления! Если он отказался от меня, значит, и от нашего ребенка. Аля решительно взялась за выполнение задуманного. Нашла хорошего врача, в нужный день проснулась рано, стала собирать вещи. Найда провожала глазами все ее передвижения. – Побудешь с Верой два дня! Собака кинулась к двери и стала лаять, не давая открыть, а потом схватила зубами за пальто и потянула хозяйку обратно. – Ты против, чтобы я это делала? Преданная псина стала на лапы и положила морду девушке на плечо. – Дурак Сашка, но не могу я ему мстить! – зарыдала Аля, обнимая Найду.Шанс
Анатолий, как он считал сам, был убежденным холостяком, однако ему не мешало заглядываться на свою соседку, молодую вдову Людмилу. Молодая она была как возрастом, так и стажем вдовства. Еще года не прошло, как ее муж скончался. Никто из соседей не знал, от чего умер еще в общем-то не старый мужчина, хотя и был он старше Людмилы лет на двадцать.– Ухайдакала мужика! – судачили соседки.
А Людмила молча скорбела, не отвечая на заигрывания мужчин, что заставляло верить в любовь к умершему, хотя ее наряды кричали, что она молода и жаждет любви.
Анатолий не решался выражать свою симпатию к женщине, его смелости хватало только поздороваться. Вечерами же он открывал баночку пива, и под каждый глоток холодного живительного напитка смаковал имя вдовы: «Люда милая…милая Люда».
Как-то раз он оказался свидетелем, как соседка покупала белые грибы на стихийном рынке возле торгового центра. Она их внимательно разглядывала, гладила по коричневой головке, держа другой рукой за толстую ножку. Это было так сексуально, что невольный свидетель даже сглотнул слюну. «Вот он, мой шанс! Теперь я знаю, чем завоевать вдовушку».
Анатолий купил красивую плетеную корзину с синей отделкой и в ближайший выходной поехал в лес, предварительно разведав про грибные места. Грибов на самом деле было очень много, корзина наполнялась быстро. По мере наполнения, она становилась все тяжелее: попадались и подберезовики, и подосиновики, и царственные белые. Когда он срезал очередной белый, вспоминалась Людмила, как она держала гриб в своих руках и гладила его. «Ох, Люда, совсем скоро тебе предстоит перегладить много грибов!», – мечтал мужчина. С почти полной корзиной стало ходить неудобно, она оттягивала руку, цеплялась за ветки. Тогда он придумал спрятать ее в кустах и углубиться в лес. Внимательно осмотрел место, запоминая его, на всякий случай на куст повесил свою сине-желтую спортивную шапочку, как маячок, и отправился налегке, все дальше уходя от этого места.
Анатолий старался двигаться прямо, только иногда делая небольшие зигзаги в передвижении, но грибов больше не попадалось. Это его стало злить, и он в раздражении повернул обратно. Вот вроде и то место, где оставил корзину, но ее не было, как, впрочем, и шапочки-маячка. Мужчина стоял в растерянности, крутил головой, узнавая все приметы, по которым старался запомнить это место, но чуда не случилось, корзины нигде не было. «Неужели украли? Но это нереально, лес большой, я не встретил ни одного грибника!». Анатолий, не теряя надежды, стал делать большие крюки в поисках потери, просматривая все кусты. Ему не так жалко было грибов, как риск не сбыться возможному романтичному знакомству с соседкой. Перед глазами, как наваждение, между деревьев мелькала Людмила. Анатолий стал орать в адрес всех темных сил леса, чтобы немедленно вернули все на место, он взывал к ведьмам и лешим, которые попутали его, заблудили, закрутили и отняли его мечту, похитив корзину таких красивых грибов.
В лесу темнело раньше, надо было еще выйти из него, найти машину, и горе-грибник задался этой целью. Здесь ему повезло больше, и уже при выходе из леса, ему, как в насмешку или в качестве бонуса, попался крупный переросший гриб. Анатолий хотел его сорвать, но потом поддал ногой, и гриб полетел в разные стороны маленькими кусочками, как его несбывшаяся мечта.
Его путь лежал мимо того рынка, где торговали грибники, и он опять увидел соседку, которая доставала грибы из очень знакомой корзины, заигрывая с продавцом в сине – желтой спортивной шапочке. У Анатолия от возмущения рот наполнился слюной, и он смачно сплюнул в открытое окошко машины и лихо надавил на газ.
Последние комментарии
11 часов 56 минут назад
14 часов 13 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 13 часов назад