Дарина [Элла Волобуева] (fb2) читать онлайн

Элла Волобуева Дарина

Глава 1

В свои тридцать два года Клавдия выглядела на все сорок. Окружающим объясняла это усталостью и плохой наследственностью. Даже если не спрашивали, говорила: «Мне всего лишь тридцать два, устала просто. Опять завал на работе. Да еще и генетическая предрасположенность, мама тоже выглядит старше своих лет». Начинала с этого любое знакомство и изрядную часть разговоров. «Я так вымоталась, — делилась с любым, кто соглашался слушать, — Вы даже не представляете. Выглядеть стала лет на десять старше. В отпуске уже лет семь не была». И сильно обижалась, оскорблялась даже, когда на День рождения или другие праздники ей вручали омолаживающую косметику и подарочные сертификаты в салоны красоты.

— Да мне не поможет, вы чего? — говорила, — это наследственное, да и некогда. Я с работы еле приволакиваюсь и сразу на диван. Лучше бы кофемашину купили. Деньги на ветер.

И переспорить Клавдию было невозможно.

Упрямство тоже было унаследовано.

— У меня и папа упертый, — объясняла, — препирается до хрипоты по любому поводу. Сладу с ним нет.

И с азартом ввязывалась в любую перепалку, самозабвенно, запальчиво, словно это было делом принципа, а не поиском компромисса.

Подруги Клавдии проявляли терпение и снисходительность, полагая, что если не считать непреклонности, излишней прямолинейности и местами бесцеремонности, характер Клавдии был вполне уживчив и крайне добросердечен. До того случая в августе.

А в августе случилось вот что.

В пятницу вечером Клавдия, возвращаясь с работы, зашла в гипермаркет, закупилась продуктами и побрела домой по духоте, нагруженная двумя тяжеленными пакетами, уставшая, голодная, предвкушающая ужин с вином за захватывающим сериалом, в котором вот-вот должно было разрешиться досадное недоразумение между двумя влюбленными персонажами, когда ее сбила машина.

Ошарашенная Клавдия поднялась, обвела взглядом рассыпанные продукты, поправила съехавшую с плеча сумочку и поплелась дальше, прихрамывая на правую ногу.

Ее догнали случайные свидетели, подвели к скамейке и чуть ли не силой усадили, склонялись, что-то спрашивали, вызывали скорую. Подняли шумиху. Прохожие останавливались, подходили полюбопытствовать и при необходимости дать совет. Очевидцы раскрывали подробности, отвечали, что бригада уже выехала, что потерпевшая в шоке, должно быть, сотрясение и, судя по хромоте, перелом ноги. Клавдия не хотела скорую, она хотела домой, на диван, но ее мнением никто не поинтересовался, и утро субботы Клавдия встретила в больнице.

— К Вам посетитель, — сказала медсестра, удерживая дверь перед высоким и тощим блондином лет сорока пяти.

Сутулясь, он подошел к кровати Клавдии, держа у груди букет белых хризантем.

— Вы кто? — спросила Клавдия слабо.

— Ты что, не помнишь меня? У тебя амнезия?

Клавдия молча морщила лоб.

Блондин выдержал паузу, а затем расхохотался:

— Шучу, шучу, — он положил букет на ноги Клавдии и поднял руки ладошками, — я — водитель.

Клавдия ждала продолжения.

Блондин не торопился с объяснениями, присел на краешек кровати и выжидательно уставился на Клавдию с готовностью улыбнуться.

— Водитель машины, которая меня сбила, — ахнула наконец Клавдия.

— Ну конечно!

Он хлопнул себя по коленям и снова заразительно рассмеялся, словно выдал отличную шутку, которая и самому жутко понравилась. Отсмеявшись, протянул Клавдии руку:

— Михаил.

— Вы там тоже были, когда меня увозила скорая? — легонько пожала Клавдия протянутую ладонь.

— Конечно нет, сдурела? Мне пришлось уехать. Меня очень ждали.

— Кто ждал?

— Это абсолютно не важно. Абсолютно.

Помолчали. Михаил не отрывал взгляд от изможденного лица Клавдии, она тоже его разглядывала. Был похож на англичанина. Одет свободно, но вместе с тем чопорно: вязанный жакет, под ним белоснежная рубашка, строгие джинсы, дорогие часы. Легкий загар, пряный парфюм. И внезапно Клавдии стало стыдно за свои глубокие носогубные складки и скорбные уголки губ, белесые ресницы и редкие брови, тусклые волосы и складки на шее.

— Ну ты как, держишься? — озабоченно спросил Михаил, — В полицию пойдешь?

— Я пока никуда не могу пойти, у меня, возможно, нога сломана.

— Ничего у тебя не сломано, просто вывих и легкое сотрясение. Я поговорил с врачом. Тебя уже завтра выпишут. Заехать за тобой? Тебя есть кому встретить?

— Подруги есть.

— Ну вот и славненько, что есть подруги. Видишь, какая ты молодец?

Он встал, собираясь уходить.

— Хотя, — повысила голос Клавдия, — они наверняка будут заняты своими делами. Не хотелось бы их обременять.

— Хорошо, — с готовностью ответил Михаил, — заеду за тобой в двенадцать.

Михаил с комичной суетливостью подсадил Клавдию в машину и спросил, удобно ли ей.

— Удобно, спасибо, — ответила Клавдия, — заедем по дороге в гипермаркет за продуктами? Я всё рассыпала, когда Вы меня сбили.

— Конечно. И давай, пожалуйста, на «ты», мы почти ровесники.

И, пожалуй, впервые в жизни Клавдия решила не спорить.

— Чем ты увлекаешься? — расспрашивала Клавдия по дороге, — какую музыку слушаешь? Какие книги читаешь?

Михаил ответил, что любит старые фильмы, хор Турецкого и Стругацких.

Чек за продукты Михаил оплатил. И помог донести пакеты до двери.

— Мне на две недели выписали больничный, — сказала Клавдия на прощание, — будет время, заходи в гости. А то раскисну от скуки.

И так уж вышло, что на следующий же день у Михаила высвободилось время.

Окна квартиры Клавдии выходили на тихий зеленый двор. Летом Клавдия выносила журнальный столик на балкон и пила там кофе, наслаждаясь видом ясеней и молодых кленов.

Михаилу тоже понравилось.

— Тут так красиво, так спокойно! — восхищался он, — на балкон еще можно торшер поставить и угловой диванчик, и по вечерам любоваться закатом.

— Поставлю, — согласилась Клавдия, — угощайся печеньем, домашнее.

Михаил угостился:

— Отличное печенье, это ты сама испекла? Потрясающе.

— Ты можешь не нахваливать меня, — с нервным смешком сказала Клавдия, — не волнуйся, я не буду обращаться в полицию. Всё обошлось, и две недели дома пойдут мне на пользу.

— Это замечательно!

— Ты про печенье или полицию? — не поняла Клавдия.

— И то, и то. Гора с плеч.

— И всё же, куда ты торопился?

— Я запаниковал, ясно? Это был импульс. Перестал соображать, в голове только одно стучало: уноси ноги, уноси ноги. В зеркало заднего вида я видел, что ты поднялась, и разыскал тебя на следующий же день, чтобы загладить вину, предложить помощь. Я в общем-то, неплохой человек. Но тогда остановиться не хватило духу. Впервые кого-то сбил. Испугался.

— А ты женат? — напрямик спросила она.

— А у тебя что, на меня планы? — нахально ответил Михаил.

Клавдия очнулась, и правда, чего это она, и прыснула. Михаил тоже рассмеялся.

Они славно посидели, и Михаил пообещал навестить Клавдию снова в ближайшее время.

Заперев за ним дверь, Клавдия прошла в спальню и выдвинула верхний ящик комода, в который складывала подаренные баночки с чудо-кремами и сертификаты на косметологические процедуры.

Спустя две недели Клавдия горделиво вплыла в офис.

— Ой, какая ты стала хорошенькая, — встретила ее секретарша.

— Директор на месте? — не отреагировала на комплимент Клавдия, осадив тем самым фамильярную секретаршу.

Оказалось, что да, у себя и свободен.

Если раньше Борис Алексеевич ценил Клавдию за исполнительность, работоспособность и готовность к переработкам, то теперь, после десятиминутного разговора, отметил еще и хваткость. Кто бы мог подумать, что эта невзрачная дурында, которая раньше пусть поспорит, пусть поноет, но сделает, вдруг начнет вести деловой диалог и выдвигать ультиматумы.

— Так не пойдет, Борис Алексеевич, — начала Клавдия после приветствия, — за год производство выросло в два с половиной раза, штат расширился, обороты увеличились, и только отдел рекламаций продолжает работать в прежнем составе — я и Юля, несмотря на возросшее количество обращений как минимум в три раза.

Далее Клавдия развернула графики и диаграммы, напомнила о влиянии контроля качества на выручку и устойчивый имидж компании, провела презентацию усовершенствованного отдела, упомянула про важность сервиса и удовлетворенности потребителей, ввернула еще пару терминов, и в довершение выдвинула свою кандидатуру на должность руководителя отдела рекламаций.

— Так ты хочешь повышения? — направил Борис Алексеевич разговор в понятное для себя русло.

— Да, и я настаиваю. Я уже много сил вложила в эту компанию. Лучше меня никто не справится.

Откровенно говоря, Борис Алексеевич и сам знал, что давно уже недоплачивает отделу рекламаций, но никто же не возражал, а у него были другие, более важные задачи. Уж кто-кто, а Клавдия справится, — это Борис Алексеевич знал точно.

Начальник отдела кадров еще восемь месяцев назад обратила его внимание на то, что нормативная численность отдела рекламаций — четыре человека, а не два, и пора бы уже доукомплектовывать и расширять.

Но откуда Клавдия-то додумалась? Что, сделала модную прическу, чуть разгладила личико и сразу стала умная?

— Ну ладно, — ворчливо согласился Борис Алексеевич, — месяца через три-четыре, когда найдем еще одну девушку в отдел и ты ее обучишь, переведем тебя сначала исполняющим обя..

— Две недели, — перебила Клавдия.

Это уже было похоже на шантаж. Но Бориса Алексеевича ждали более важные дела, а Клавдия стала вести себя как-то уж очень решительно и непредсказуемо. Так сказала: «Две недели», словно отрезала, а раньше долго бы объясняла причины и приводила доводы, оправдывалась бы и извинялась за свою дерзость, теперь же будто не видит причин объясняться. Так что из кабинета директора Клавдия вышла победительницей.

Подруги и коллеги тоже заметили перемену. Клавдия вела себя вежливо, но сдержанно и отстраненно, пресекая любые попытки разговоров на личные темы. Но от намеков не удерживалась.

— Ты сходила в салон красоты, Клавдия? — расспрашивала Юля, — так похорошела…

— Да, выкроила время. Попросила своего парня отвезти.

— Что-о-о-о? У тебя появился парень?

— А что тут странного? — холодно отвечала Клавдия, — я, как и все, живу личной жизнью. Довольно неприятно натыкаться на удивление по этому поводу.

И добавляла:

— Ты на работе или где?

Или, встретившись в ресторане с подружками, давала наставления:

— Ничего просто так не происходит. Если не начнете шевелиться, так и останетесь старыми девами на унылых, низкооплачиваемых должностях. Ну ладно, мне пора. За мной должны заехать. Не грустите!

Но через четыре месяца всё изменилось. Клавдия обзвонила трех своих подруг, умоляя приехать. Все трое приехали, и все трое начали с комплиментов. Клавдия и правда очень помолодела и похорошела. Кожа словно сияла, на щеках играл румянец.

— Сначала меня сбила машина, — рассказывала Клавдия, — водитель скрылся, но на следующий день навестил меня в больнице. Я легко отделалась — сотрясение и вывих, так что пообещала не обращаться в полицию. А позавчера случайно узнала, что он неоднократно сбивал пешеходов, и если предыдущие два раза отделывался штрафами, то сейчас ему грозит десять лет тюремного заключения. Он соврал, что впервые сбил пешехода. Ничего не впервые, потому-то и боялся, наверное, что я обращусь в полицию.

— Ну и что? Получит по заслугам.

— Я еще не всё рассказала. Миша навещал меня, пока я была на больничном, и еще пару раз после. Я беременна.

— От него?

— Ну от кого еще? — огрызнулась Клавдия, — зачем бы я тогда о нем рассказывала?

Повисло молчание.

— Простите меня, — проговорила Клавдия, — наверное, гормоны.

— Ничего. Ну и что будешь делать?

— Рожать. Родителям звонила — помогут. Ну а что делать? Я со своей работой рискую так и не завести семью. Даже в декрет боюсь уходить, бог знает, что без меня наворотят. Но шанса стать матерью может уже не выпасть. Я чувствую, что будет девочка. Назову Дариной. Вытяну, справлюсь, я крепкая.

Клавдия не ошиблась, родилась девочка. И первое, что Дарина узнала, как только начала понимать речь, так это то, что папа ее — космонавт, а мама — руководитель отдела рекламаций, где на маме всё и держится.

Глава 2

Клавдии не удалось блеснуть на руководящей должности. Мучил токсикоз, нападала сонливость. Несмотря ни на что, Клавдия ретиво взялась за дело, внедряя новые бизнес-процессы, трепыхаясь, нервничая, выдыхаясь, выстраивая коммуникации, обучая подчиненных, подгоняя и их, и себя, но по результатам трех месяцев работы оказалось, что возлагаемые на Клавдию надежды не оправдались. Все усилия прошли даром. Борис Алексеевич не стеснялся в выражениях, давая оценку как работе Клавдии, так и отдела, которым Клавдия руководила.

Всё потому, — считала Клавдия, — что возлагаемые Борисом Алексеевичем надежды были слишком оптимистичны, к подобным показателям Клавдия могла лишь надеяться прийти где-то через полгода, да и то при условии доведения себя до изнеможения. Планка оказалась слишком высока, и дело было вовсе не в Клавдии, слишком много накопилось нерешенных вопросов. Она высказала директору эту позицию. «Ну, раз назвалась груздем…», — развел руками Борис Алексеевич.

Сузив глаза и раздувая ноздри, непримиримая, упрямая Клавдия решила во что бы то ни стало доказать свою весомость, взять барьер, который мало кому было под силу преодолеть, сорвать аплодисменты, премию, благодарность, признание, но через еще полтора месяца напряженной работы внезапно сдулась и только и делала, что вяло отвечала на звонки и письма.

Кто-то говорил, что Клавдия загналась, как лошадь (что неудивительно); кто-то напоминал о ее беременности; кто-то утверждал, что сразу было понятно, что Клавдия недотягивает до этой должности, и вот теперь наконец подтвердилось предположение «яжеговоривших»: Клавдия — просто выскочка с амбициями.

Но дело было вовсе не в выгорании и не в дотягивании.

Клавдии пришлось расслабиться и сбавить темп, показывая результаты всплесками, по мере сил и вдохновения. Нужно было беречь себя, стрессы и переработки могли сказаться на ребенке. В первый раз в своей жизни Клавдия не ставила работу в приоритет.

Натянув узкое трикотажное платье, очертившее уже заметный животик, Клавдия решительно вошла в кабинет директора:

— Борис Алексеевич! — начала она, — откуда претензии к моему отделу? Мы в разы улучшили показатели, разве нет? Подскажите, пожалуйста, что не так?

— Ты чего это, Клавдия? Я не говорил, что у меня серьезные претензии, я сказал, что рассчитываю на большее. Зная твой потенциал, я думал… ты что, плачешь, что ли?

— Это несправедливо, Борис Алексеевич, мы очень стараемся, — ответила Клавдия, вытирая слезы.

— Ну и хорошо, и дальше старайтесь. Всё, иди умойся и за работу.

Но после отзывался о работе отдела рекламаций мягче, аккуратнее, подбирая слова.

Дарина росла прехорошенькой, здоровой девочкой. Про Михаила, отца дочери, Клавдия уже и не вспоминала, да и не такая уж у них была и любовь. Зато вот какое чудо он ей оставил. Дарине Клавдия говорила, что папа в космосе, осваивает новые планеты. Родителям — что родила от случайного знакомого (так по сути и было) и не знает, где он сейчас (знала). Конечно знала, прекрасно знала, что Михаил отбывает срок за сбитого насмерть пешехода, но твердо решила скрывать это от Дарины.

С Михаилом Клавдия связь не поддерживала, их знакомство длилось-то меньше четырех месяцев, даже отношениями не назовешь.

Но, когда Дарине стукнуло пять, Михаил позвонил Клавдии, чтобы сообщить, что его освободили, и спросить, можно ли навестить дочь. Клавдия обещала подумать, надеясь найти повод тактично отделаться от Михаила.

Повязывая фартук, Клавдия заглянула в комнату Дарины:

— Дарина! Если через десять минут я обнаружу твои игрушки всё еще разбросанными по комнате, то ты обнаружишь себя наказанной в углу. Поняла? Давай, пошевеливайся, скоро гости придут.

Дарина, не поднимая головы, цокнула и легонько кивнула.

— А бабушка меня не заставляет убирать игрушки, — пробормотала она.

— Я не бабушка! — крикнула Клавдия с кухни.

Побросав кукол, плюшевых мишек и зайчиков в пластиковый ящик, Дарина притопала на кухню:

— Мам, а где Магна?

В ту же минуту раздался душераздирающий кошачий вопль, а вслед за ним шлепок где-то внизу.

Клавдия кинулась на балкон и свесилась:

— Да твою ж мать, Магнолия! Опять?

Дарина взобралась на подоконник, выглянула в окно и наблюдала, как мать в фартуке выбегает из-за угла дома, подхватывает испуганно застывшую кошку и метется обратно.

Едва Клавдия успела накрыть на стол, в дверь позвонили.

— Юля, — обняла ее Клавдия, — давно не виделись.

— Да, целую вечность, — подыграла Юля игриво. Они виделись вчера на работе.

Следом пришла Рита. От нее всегда так и веяло спокойствием. Рита тоже работала в отделе рекламаций, ее Клавдия взяла на работу прямо перед своим декретным отпуском и, вернувшись, была приятно удивлена отлаженностью и четкостью работы новой сотрудницы.

Клавдия доставала горячее из духовки, когда, держа подмышкой альбом и карандаши в руке, на кухню пришлепала Дарина:

— Мам, заплети мне косичку.

— Давай потом, — ответила Клавдия, — тебе нельзя на кухню, мы ведем взрослые разговоры, а тетя Рита курит.

Рита, на отлете державшая мундштук с длинной сигаретой, быстро встала, разгоняя дым, и вышла на балкон:

— Ничего! — крикнула она, — я могу выходить на балкон, ничего страшного.

Дарина тем временем забралась на стул матери, отодвинула тарелку, чтобы поместился альбом, и разложила карандаши.

— Борис Алексеевич просто не понимает, — говорила Клавдия, расчесывая волосы Дарины, — девяносто процентов претензий справедливы, их не решить вежливым «спасибо за обращение». Вернее, мы-то решаем, успокаиваем покупателей, оформляем возвраты, не допускаем негативных отзывов на сайте, но количество недовольных быстро растет. Никто в компании не озадачен тем, чтобы хоть что-то исправить, проанализировать статистику по наиболее частым обращениям. Я эту статистику веду (не знаю, правда, зачем) и каждую неделю Борису Алексеевичу отправляю по электронной почте, хоть он и не просил, но толку-то? Никто и не чешется.

— Он хочет, чтобы мы сдерживали всю эту лавину недовольства, и не дай боже до него докатится хоть одна претензия.

— Так и есть. Но само собой всё не разрешится, я говорила ему уже раз сто…

— Мам, смотри, — показала Дарина, — это папа в космосе.

Клавдия поднесла рисунок к глазам:

— А откуда тут решетка?

— В космосе нет решетки?

— Нет. В космосе нет никаких решеток. Еще одно необъяснимое явление, — обратилась она к подругам, глазами показывая на Дарину.

Юля покрутила вино в бокале:

— Моя такая же. Дети откуда-то всё знают. Где-то что-то услышала, может, бабушка с кем-то обсуждала.

— В том-то и дело. Бабушка не знает. Дарина, всё, ступай рисовать в комнату, ты мешаешь нам разговаривать. Еще и Миша позвонил, помните, я рассказывала? Он-то откуда узнал о Дарине?

— Ты не спросила?

— Да нет, какой там! Я была так удивлена, что и в голову не пришло. Неприятно удивлена его звонком, мы с Дариной и без него обойдемся. Зачем ребенку отец-уголовник? Чему он ее научит?

Пожав плечами, Клавдия вернулась к наболевшему:

— Но это ладно. Я думала, что Борис Алексеевич смягчился, стал более адекватно относиться к нашему отделу, к нашей работе, начал ценить наши достижения, мы ведь очень стараемся вернуть лояльность покупателей, и нередко удается! но, оказалось, он тогда просто испугался меня беременную! Вот оно что! Как только вернулась с декрета — понеслось. Это не так, показатели низкие, отчет переделывай… «я разочарован».. скотина.

Раздался звонок в дверь.

— Никого больше не жду, — ответила Клавдия на взгляды, — может, соседка?

Но за дверью была не соседка. За дверью стоял Михаил, папа Дарины. Клавдия от неожиданности попыталась захлопнуть дверь, но Михаил успел поставить ногу:

— Клавдия, ну чего ты? Я пришел повидаться с дочерью.

Клавдия отпустила дверь и, насупившись, сделала приглашающий жест.

— Ты прекрасно выглядишь, — с улыбкой сказал Михаил, вручая Клавдии букет хризантем и коробку конфет, — ни за что не дал бы тебе больше сорока.

— Мне тридцать восемь.

— Как это? Шесть лет назад, когда мы познакомились, тебе уже было тридцать восемь.

— Мне было тридцать два.

— А.

Михаил тоже ничуть не изменился. Он был всё так же красив, всё так же слегка сутулился и всё так же приятно пах дорогим пряным парфюмом.

— Папа? — Дарина стояла в проеме, прижимая к себе плюшевого кролика.

— Привет, — поднял ее Михаил, — Дарина, верно? У меня для тебя тоже есть подарок, — он вынул из кармана набор детской бижутерии: две заколки-бабочки, брошку и браслетик с бусинами.

Клавдия неохотно пригласила Михаила за стол. Дарина увязалась за ними, взобралась Михаилу на колени и разложила на столе свои новые блестящие побрякушки.

Юля и Рита с любопытством наблюдали за развернувшейся сценой.

Клавдия повернулась к Михаилу и вернулась к теме, которую они как раз обсудили:

— Как ты узнал?

— О Дарине? — спросил Михаил, — твой сосед с шестого этажа — мой одноклассник. Он сказал.

— С чего ты взял, что Дарина — твоя?

Михаил от души расхохотался, наклоняя голову к Дарине:

— Ну ты серьезно? У тебя было еще пять любовников?

— Дарине известно, — многозначительно сказала Клавдия, поняв, что Михаил не сомневается в отцовстве, — известно, что ее папа — космонавт.

— Ты был в космосе, папа? — подняла Дарина личико.

— Нет, детка, я не был в космосе. Я был в тюрьме.

— Прекрати, — предостерегла Клавдия, подняв руку, — Дарине незачем знать эти подробности.

— Клавдия, у меня заболевание. Я временами отключаюсь на несколько секунд, в глазах темнеет, иногда это происходит и за рулем. Я не виноват, что так случилось. Это был несчастный случай, пойми ты.

— Зачем же ты садился за руль, если у тебя заболевание?

— Ты болеешь, папа? — встряла Дарина.

— Нет, Дарина, папочка не болеет. Просто иногда отключается.

— Уходи, — твердо велела Клавдия, поднимая Михаила за локоть.

Ей надоело, что Михаил разбивает иллюзии Дарины, нельзя омрачать детство ребенка. Травмировать. Тот послушно встал, обнял Дарину на прощание и пообещал, что скоро снова ее навестит.

На следующий день Михаил пришел с розами, пакетом спелых апельсинов и тортом.

Клавдия впустила с условием обходить острые углы. Попили чай на кухне, поболтали на общие темы. Дарина от отца не отлипала, то взбираясь ему на колени, то демонстрируя свои рисунки и куколок или тыча под нос запястье с браслетом.

Михаил навещал Дарину почти каждый день, осыпая Клавдию комплиментами, принося с собой сладости, кружевные платья, цветы и небольшие презенты.

Не такая уж у них была и любовь, но Клавдия решила, что с Михаилом будет проще воспитать и вырастить Дарину, которая отца обожала, словно знала его с рождения.

Впрочем, Михаил в Дарине тоже души не чаял. Он почти переехал к ним, забирал Дарину из садика, играл с ней по вечерам, водил в кино, зоопарк и на карусели. Когда Дарина пошла в первый класс, Михаил подарил ей айфон. Планшет и ноутбук она получила в третьем классе. В пятом заручилась обещанием подарить ей машину к восемнадцатилетию.

— Зачем ты ее балуешь? — спрашивала Клавдия, — Дарина очень умная девочка, она сама всего в жизни добьется.

— Ну, в этом я не сомневаюсь, — с готовностью соглашался Михаил, но продолжал делать Дарине дорогие подарки.

В седьмом классе Дарина делала уроки и слышала, как Клавдия на кухне рассказывает Михаилу:

— Нет, правда. Мы такую вершину взяли, это чудо какое-то. Рита заболела после этого, Юля собралась увольняться. Почти убились, у меня даже руки дрожат, посмотри. А ему хоть бы хны. Знаешь, что он мне сказал? «Ну, в этом месяце работа отдела рекламаций наконец вышла на более не менее приличный уровень». «Дождались», — говорит. Упырь.

— Так уволься, — отвечал Михаил миролюбиво.

— Ну уж нет. Я столько вложила в эту компанию, в этот отдел, а теперь просто взять и уйти? Не дождется! Я еще ему покажу, на что мы способны.

Эти разговоры велись каждый вечер, а каждую вторую субботу, когда в гости приходили Юля с Ритой, весь день напролет. Борис Алексеевич то, Борис Алексеевич сё…

Иногда разговоры о работе в отделе рекламаций разбавлялись историями о новеньких сотрудниках, Ритиных женихах (она каждого своего нового знакомого называла женихом) или выходках Юлиного мужа, но Клавдия неизменно возвращала разговор к тупому упрямству Бориса Алексеевича, который упорно не желал слушать о статистике обращений, отмахивался от Клавдии, как от назойливой мухи и винил отдел рекламаций в растущем количестве претензий.

Дарина росла, не испытывая потрясений и сложностей. Учеба давалась ей легко. Деньги на карманные расходы давались еще легче благодаря отцу. Маму она тоже очень любила, но и немного жалела, уяснив, что маму годами тиранят на работе, издеваются, измываются, истязают и ни капельки не ценят, несмотря на сверхусилия. Толстокожий вурдалак Борис Алексеевич без устали тянет из матери все соки, не давая нормально работать и полностью реализовываться, и бедная мама бьется и идет на жертвы, чтобы вопреки равнодушию руководства сохранить репутацию компании.

Откуда у Михаила появлялись деньги, Клавдия не знала, а Дарина не интересовалась. Сам Михаил объяснял это время от времени подворачивающейся халтурой.

В пятнадцать лет Дарина по секрету призналась отцу, что впервые переспала с мальчиком.

— Уже? — рассмеялся Михаил, — это с тем, который приходил? Веснушчатый такой? И как тебе?

— Очень понравилось. Я в полном восторге. Только маме не говори.

— Не скажу я маме, мама такое устроит, к тому же, у нее на работе проблем хватает. Не будем ее волновать. Но ты давай поаккуратней, я тебе куплю книжек и брошюр по этому вопросу, изучай.

Подружки уже давно просветили Дарину получше книг и брошюрок.

Когда Дарине исполнилось семнадцать, отца снова посадили, теперь уже за грабеж.

На кухне тетя Юля с тетей Ритой успокаивали и отпаивали вином навзрыд рыдавшую Клавдию.

— Пять лет, — причитала та, — о чем он думал? У Дарины как раз переходный возраст, о дочери кто, кроме меня, позаботится? А меня Дарина уже не слушается, для нее папа — свет в окошке. И привыкла она уже к другому образу жизни, который я не смогу ей обеспечить. Миша ее избаловал. Я не могу, не могу. Еще работа эта. Я готова пристрелить Бориса Алексеевича за такое скотское отношение, вечные претензии и придирки, ну сколько можно? Он понятия не имеет, какие объемы мы вытягиваем, какой ценой. Вы помните, что он вчера сказал?

— Всё наладится, всё наладится, — говорили ей, — думай о себе, береги себя, со временем всё наладится.

Клавдия стала пахнуть корвалолом и валерьянкой. Магнолии очень нравилось, она кидалась Клавдии под ноги и пристраивалась к лицу по ночам.

— Ничего не меняется, никогда ничего не меняется, — сетовала Клавдия, — какие вершины не бери, Борису Алексеевичу всё одно: работайте лучше. Бесконечные стрессы, и Дарина уже живет своей жизнью и где-то пропадает целыми днями. Спасибо, хоть ночевать домой приходит. Машину ей Миша пообещал, расстроилась, что не получит. Я кредит не вытяну, на меня пусть не рассчитывает, придется ей привыкать жить по средствам. Может работу найти, а не гулять. И копить потихонечку на свою машину.

А Дарина увлеклась мужчинами.

Ее не сильно взволновали ни арест отца, ни тем более переживания матери. За годы материнских терзаний она уже привыкла к вечному мученичеству Клавдии. Прекращение жалоб — вот что было бы удивительно. Трудоустройство на новую работу — вот что поразило бы. Дарина и не думала рассчитывать на мать, и тем более подбивать ее взять кредит на автомобиль, это было бы жестоко по отношению к Клавдии. Но если бы мама нашла работу поспокойней, то поняла бы, что жизнь намного легче. И веселей.

Дарина каждый день ходила на свидания, тусовки, концерты, вечеринки. И там знакомилась, танцевала, кружилась, целовалась, и частенько погружалась в страстный, неистовый секс.

Веснушчатый Роман остался в далеком прошлом. После него у Дарины были Сергеи, Андреи, Александры, Станиславы и Павлы, всех возрастов, всех мастей и достатков.

Глава 3

Игнат стал предпринимателем в девятнадцать лет. Начал он с перепродажи старых велосипедов и детских колясок, которые за небольшую комиссию чинил его младший брат, мастер на все руки. Затем пришло время расширяться, Игнат нанял двух мастеров по ремонту автомобилей и перешел к перепродаже подержанных машин.

Но Игнат не учел, что в их маленьком городке эта ниша уже была занята таким же красивым, популярным и предприимчивым, только лет на пятнадцать старше. Игната предупредили два раза, чтоб не лез, но он вертел их предупреждения. В третий раз Игната вывезли в лес и сильно избили.

Узнать адрес конкурента было нетрудно, потребовалось лишь три рукопожатия. Ночью Игнат подошел к его особняку с канистрой бензина и поджег дом. Он наблюдал за пожаром почти четыре часа. Пожарные приехали не сразу, да и тушили долго. Уже светало, когда Игнат оторвал взгляд от пепелища и отправился на вокзал.

От старшего брата, который был осведомлен обо всем на свете, Игнат узнал, где можно расслабиться в большом городе, и уже в день приезда оказался у дверей публичного дома, в который впускали далеко не всех. Игната долго разглядывали, прежде чем открыть дверь. Он вошел в трехкомнатную квартиру, довольно чистую и светлую.

Игната проводили к свободной девушке, улыбчивой, высокой и длинноволосой, с приятно округлыми формами. На вид ей было лет восемнадцать. Она была хороша, очень хороша. Игнат переспал чуть ли не со всеми девушками в своем городке, но таких ощущений еще не испытывал.

— Ты чего такая космическая? — спросил он, одеваясь.

— Люблю секс, — ответила она, улыбнувшись.

— Звать-то как?

— Дарина.

Игнат ходил к ней каждую неделю, иногда два раза в неделю и, когда Дарина уехала отдыхать, испытал что-то похожее на тоску. Ни с кем больше встречаться не хотелось. Чтобы отвлечься, Игнат с головой ушел в работу и ждал возвращения Дарины.

В назначенный день он очень торопился на встречу.

— Ты где так загорела? — весело спросил с порога.

— Ездила с ребятами на Гавайи покататься на сёрфинге, — ответила Дарина.

— Что за ребята?

— Однокурсники. У меня на потоке есть парочка мажоров, они позвали. Ты чего не раздеваешься?

— Успеется, я оплатил два часа. Хотел немного поболтать с тобой, — он с размаху упал на кровать, — я так устал, Дарин. Вымотан, сил нет.

В мегаполисе Игнату привлечь перекормленных, требовательных клиентов в свой салон по ремонту автомобилей оказалось гораздо сложнее, чем в родном городке. Во многом помогали поклонницы, которые стремились притянуть внимание молодого и перспективного красавчика-предпринимателя, ремонтируя автомобили в его автосервисе или заказывая автоаксессуары в его интернет-магазине, рекомендуя, поддерживая посты, выставляя высокие оценки, комментируя и делая репосты. Но и самому приходилось много работать, выискивать поставщиков качественных и бюджетных запчастей, коммерческие площади под расширение, заниматься ценообразованием и финансовым планированием.

Чтобы удержаться на плаву, этого было достаточно, но Игнат торопился перейти на следующий уровень и искал новые, альтернативные способы заявить о себе и расширить бизнес. Еще он собирался открыть новое направление (предстояло решить, какое), в идеале даже несколько разных направлений, чтобы не держать яйца в одной корзине.

Планы были грандиозные.

— А у тебя что нового? — спросил Игнат.

— Да всё по-старому. Мама предприняла очередную попытку сохранить репутацию своей компании, уговорила директора нанять какого-то хакера или не знаю, кто он там, чтобы удалять негативные отзывы с сайтов. Телефонные линии перегружены, некоторые покупатели не могут дозвониться и выплескивают свое возмущение в сеть. Директор ответил ей, что перегруженность линий — это ее недоработка, пусть следит, чтобы ее подчиненные не трепались с каждым недовольным по двадцать-тридцать минут. В конце концов мама его убедила. Чуть не слегла после этого демарша. А папа с чего-то взял, что мне предстоит расплачиваться на грехи родителей. Говорит — скоро будет откат, расплата за его преступление. Предчувствие у него какое-то.

— Навещала его?

— Да. Подавлен. Старенький уже, плохо соображает. Винит себя в моем воображаемом грядущем искуплении, готов носить власяницу и хлестать себя плетью. Говорит, мое ремесло уже притянуло беду.

— А ты что думаешь?

— Я ничего не думаю. Моя профессия не хуже и не лучше остальных. Пожалуй, даже лучше, я душу себе не выматываю, как мама, рыдающая каждые выходные из-за своего черствого придурка-директора. Так ее жалко. Родители такие чувствительные, вечно находят поводы для тревог.

Они одновременно улыбнулись, глядя в глаза друг другу.

— Ну чего ты, созрел? — спросила Дарина грудным голосом, — давай, помогу тебе раздеться.

Игнат начал навещать Дарину чаще, два-три раза в неделю. В желающих разделить постель недостатка не было; некоторых девиц, проявляющих неуместную настойчивость, Игнат старательно избегал, с иными проводил пару ночей. Но по качеству сексуальных утех Дарина по-прежнему лидировала. У него просто сносило голову во время их встреч. Да и просто болтать обо всем на свете, находиться рядом с Дариной было хорошо. Ни капли истеричности, депрессивности, жеманности, демонстративности — Дарина отличалась от девушек, с которыми Игнат встречался, естественностью, непринужденностью, безмятежностью. И это делало ее еще более желанной и привлекательной.

Игнат натягивал кроссовки не спеша, поглядывая на Дарину.

— Следующий посетитель уже пришел, — поторопила Дарина, взглянув в булькнувший айфон, где висело сообщение от администратора «!», — давай выведу тебя через второй выход. У нас строгое правило: клиенты не должны видеть друг друга.

— Почему? Я ничуть не стесняюсь своих посещений к тебе.

— Ты, может, и нет. Но у меня среди постоянных клиентов много важных шишек. Есть семейные. Им афишировать свои походы в публичный дом ни к чему.

— Много у тебя постоянных клиентов? — спросил Игнат по дороге.

— Много, — коротко ответила Дарина.

— Завтра свободна?

— Да. По выходным мы отдыхаем, ты же знаешь.

— Сходим в воскресенье на каток?

Дарина кивнула:

— Почему бы и нет?

Клавдия второй час торчала у кабинета директора. В горле стоял комок, руки дрожали.

— Борис Алексеевич давно уехал? — спросила она у секретарши, которая только что откуда-то вернулась, уселась за свой стол в приемной и заелозила мышкой, чтобы разбудить компьютер.

— Я не знаю. Сама вот только вернулась с обеда, но и когда уходила, его уже не было, а до этого почту относила, очередь на сорок минут, — она досадливо выдохнула.

— А курьер что? — машинально спросила Клавдия, чтобы отвлечься.

— Уволился.

— И нового не нашли?

— Ищут.

— У меня дочь студентка-заочница, — осенилась Клавдия, — ей давно пора найти себе работу. А то всё гуляет где-то.

— С отделом кадров поговорите, — равнодушно откликнулась секретарша.

— Поговорю. Сначала с Дариной проведу беседу, потом уже попрошу назначить собеседование.

— Или так, — согласилась секретарша и быстро застучала по клавишам по методу слепой печати.

Еще через тридцать пять томительных минут Борис Алексеевич наконец объявился.

— Можно к Вам? — чуть завидев директора, спросила Клавдия.

— Сильно срочно? — паясничая, спросил тот. В последнее время грузный пятидесятидвухлетний Борис Алексеевич бабочкой порхал по офису.

— Очень срочно.

Клавдия с облегчением отметила приподнятое настроение Бориса Алексеевича и надеялась, что прогнозируемые гром и молния не собьют ее с ног. Он уже несколько недель не цеплялся к отделу рекламаций, которым Клавдия руководила вот уже почти девятнадцать лет; не раздражался на Клавдию, словно это она была виновата в бесконечных жалобах и негативных отзывах покупателей.

— Что, какая-то очередная суперпретензия, Клавдия? — спросил Борис Алексеевич, когда они вошли в его кабинет.

— На этот раз коллективный иск, — ответила Клавдия и застыла у его стола.

По периметру катка сияли прожекторы. Деревья за декоративным ограждением были обмотаны разноцветными гирляндами, играла музыка.

Крепко ухватив Дарину за руку, Игнат кружил ее, возил зигзагами по кругу, устраивал танцы на льду.

Дарина хохотала.

— Ты не думала о том, чтобы завести постоянные отношения? — спросил Игнат, когда они после катка зашли в кафе согреться глинтвейном.

— Мне иногда клиенты предлагают, — ответила Дарина, — замуж зовут!

— А ты чего? Да что смешного-то?

Он и сам развеселился, у Дарины был такой заразительный смех, что мало кто удержался бы.

— Говорят: жену брошу, всё брошу! Только будь моей.

— Ну и что?

— Да на фиг мне какой-нибудь пятидесятилетний герой, принесший в жертву свою несчастную, состарившуюся жену, которая отдала ему лучшие годы, во имя новой любви. Да и любви-то там нет и в помине, что у нас общего? Дуркуют просто.

— Тебе не нужен пятидесятилетний герой. Тебе нужен молодой, харизматичный и перспективный тип вроде меня. Сходишь со мной в кино в следующее воскресенье?

— Схожу, — рассмеялась Дарина, — почему бы и нет?

Борис Алексеевич не просто дурковал. Он и правда был до умопомрачения влюблен, но обещание бросить жену, чтобы жениться на Дарине, было пустым и неискренним, хоть временами щекотало воображение. Слишком много их с супругой связывало, через слишком многое они прошли, да и раздел имущества казался немыслимым. Борис Алексеевич планировал снять Дарине отдельную квартиру и навещать ее время от времени, в любое время. Навещать до тех пор, пока это навязчивое притяжение, эта дьявольская страсть, эта безумная одержимость, которые были совсем не к лицу солидному директору филиала, не пройдут навсегда и бесследно.

Уже четвертый месяц Борис Алексеевич был постоянным клиентом Дарины, и пребывал в уверенности, что если еще чуть поднажать, сделать чуть более щедрое предложение, искусно подогрев его гарантией стабильности в будущем, Дарина сдатся, уступит, соблазнится.

А потом, со временем, эта пока еще милая девушка, вызвавшая столь нездоровую привязанность, неизбежно оттолкнет его глупостью молодости, требованиями, капризами, выкрутасами, да и просто опостылет. Или быстро отцветет и потускнеет. И вот тогда жизнь Бориса Алексеевича вернется в прежнее безмятежное русло, оставив лишь приятные воспоминания об интрижке с молодой, горячей, красивой куртизанкой.

Но планы рушились, денег на содержание Дарины могло не хватить.

Бестолковая Клавдия проморгала сгущающиеся тучи, довела до коллективного иска, не распознала серьезную угрозу, подвела к опасности разорения и ликвидации филиала.

Он с силой хлопнул по столу, багровея.

— Я Вам говорила, сто раз говорила, — твердила напуганная Клавдия.

— Какой толк от отдела рекламаций? — с трудом сдерживая гнев, спросил Борис Алексеевич, — вы отвечаете на звонки? Что ж, есть альтернатива. Новые технологии синтеза речи без труда заменят сотрудниц отдела, и обойдутся гораздо дешевле. Я не хотел прибегать к этим мерам, но благодаря Вам, Клавдия, мне придется ужать все статьи расхода, все! — снова хлопнул он по столу, — чтобы нанять юристов, которые смогут выиграть этот процесс. И даже при этом не факт, что денег хватит, потому что вполне вероятно, что лучшие адвокаты всего лишь снизят сумму иска, насколько это возможно. Вы хоть понимаете, что натворили? Да Вы разорили нас своими руками.

— Да при чем тут я? — лепетала Клавдия, — я же отправляла Вам на почту динамику каждый понедельник.

— На какую почту? Какую динамику?

Разговор продолжался полтора часа и закончился тем, что зареванная Клавдия выскочила из кабинета, подхватила свое пальто и побежала домой.

Дарина варила себе кофе, собираясь в агентство, когда плачущая Клавдия с шумом захлопнула дверь, ворвалась в свою комнату и плашмя кинулась на диван.

— Мам, что? — пришла за ней Дарина.

Клавдия, уткнувшаяся в подушку, ответила что-то неразборчивое.

Дарина присела рядом и погладила мать по плечу.

— Дарина! — решительно села та, — я туда больше не вернусь. Меня уволили, но если бы даже не увольняли, я бы не смогла вернуться после того, что он мне наговорил. Это так чудовищно несправедливо, так унизительно! Теперь ты — кормилица, по крайней мере до тех пор, пока я не найду новую работу, а кто меня за пятьдесят возьмет на ту же зарплату? Университет твой нужно оплачивать, коммуналку, продукты, всё!

— Мам, я оплачу.

— Думаешь? Ты правда веришь, что сразу, еще даже не получив диплом, сможешь содержать себя, мать и оплачивать свое обучение? Ты в каких-то иллюзиях живешь, Дарин, в облаках витаешь, но это и моя вина. Я слишком тебя берегла, не настаивала на том, чтобы ты поскорее нашла работу, думала: ну пусть девочка погуляет, успеет еще наработаться… К тому же твои университетские подружки обеспеченные, гуляют-развлекаются, еще и за тебя платят. Разве я могла погнать тебя по собеседованиям? Но теперь, Дарина, теперь, мое солнышко, каждая копейка на счету. Даже мизерная зарплата поможет нам продержаться, пока я ищу новое место. Слушай внимательно. У нас в компании есть вакансия курьера. Ступай, пройди собеседование, пока кого-то не нашли. Слышишь? Прямо сейчас иди, я буду ждать, это очень важно.

— Мам, я сейчас не могу, у меня планы.

— Планы? — взвыла Клавдия, — ты хоть слово слышала из того, что я сказала?

Дарина взглянула на часы. Если поторопиться, можно успеть пройти собеседование и быть вовремя в агентстве.

Она выскочила на улицу, и только в такси сообразила, что одета для интервью неподобающе. Кофточка с глубоким декольте, слишком обтягивающие джинсы, к тому же глаза густо обведены сиреневым карандашом.

В приемной она спросила, как пройти в отдел кадров.

Секретарша обвела Дарину взглядом и показала подбородком.

Дарина разворачивалась на каблуках, когда дверь кабинета открылась, и из нее вышел недавний и постоянный клиент Дарины, один из тех, кто клялся бросить всё ради Дарины, сложить к ее ногам немыслимые богатства.

— Зайди ко мне, — скомандовал он Дарине, на секунду опешив.

Секретарша оторвалась от экрана компьютера, подняла брови и проводила дефилирующую, как по подиуму, девицу глазами.

Закрыв дверь, Борис Алексеевич воззрился на Дарину.

— Я пришла устраиваться на работу курьером, — объяснила та, — мне мама сказала, что у вас есть вакансия.

— А кто твоя мама?

— Клавдия. Клавдия Сергеевна.

Дарина сделала паузу, соображая:

— Так Вы — тот самый мамин директор? Борис Алексеевич?

— А ты — дочь Клавдии? — Борис Алексеевич улыбнулся и сделал жест радушия, — ну что же, добро пожаловать, Дарина. Надеюсь, ты такая же способная и ответственная, как твоя мама.

Глава 4

Борис Алексеевич смотрел на закрывшуюся за Дариной дверь.

«Тише, тише, помни о сердце», — успокаивал он себя, приложив руку к груди, выравнивая дыхание, постукивая пальцами, делая глубокие вдохи.

Мало того, что эта молодая, раскованная куртизанка дарит какие-то особенные ощущения, так еще может оказаться способной и послушной рабочей лошадкой. Умненькой, добросовестной, старательной. Всё у нее получится с его помощью, он направит, обучит. Станет наставником. Сам, лично займется Дариной!

Об увольнении Клавдии Борис Алексеевич пожалел сразу же. Собирался даже вернуть ее, выдержав небольшую паузу, чтобы дать время им обоим успокоиться. Но слишком не затягивая, завтра же думал позвонить, или послезавтра. Но Дарина! К черту Клавдию, наверняка прислала дочь из-за перспективы безденежья, и немудрено! Кому Клавдия нужна, возраст почти пенсионный, так ее и взяли поруководить в другую компанию, ага. Бегут-торопятся завербовать Клавдию в мультинациональный холдинг. Думать надо было раньше, прежде чем доводить филиал до коллективного иска, а его, Бориса Алексеевича, до белого каления. Бился, бился, учил уму-разуму, и всё бестолку.

А по вечерам они с Дариной будут пить чай.

Но мысль об иске вернулась, вытеснив приятную картинку будущего, где Дарина в прозрачном пеньюаре вносит в спальню деревянный поднос с изысканными фарфоровыми чашками и восточными сладостями.

Вспомнив об иске, Борис Алексеевич вызвал Павла.

— Ну что, взяли? — жадно спросила Клавдия у Дарины.

— Да, мам, взяли. Завтра велели выходить.

— А с кем ты разговаривала? Сразу попала в отдел кадров?

— Я не попадала в отдел кадров. Ваш директор меня заметил в приемной и пригласил.

— Борис Алексеевич? — удивилась Клавдия, — сомневаюсь, что он знал даже имя предыдущего курьера.

— Мы с ним как-то виделись, — брякнула Дарина.

— Виделись? А где вы могли с ним видеться?

— Я уже не помню, мам. Может, и не виделись. Лицо знакомое.

— И что он сказал?

— Что ты — молодец, и он надеется, что я тоже буду молодец.

— Подлец. Столько крови мне свернул. Но ты не бойся, сразу он лютовать не будет, с новенькими всегда ведет себя корректно, уважительно, как минимум несколько недель. Это он потом раскроется. Ох, он раскроется! Всю свою подлую изнанку вывернет. Главное, не перечь ему. Даже если будет нести околесицу или в чем-то обвинять несправедливо, кивай, улыбайся, соглашайся. Будет кричать — опускай глаза, вроде как виновата, исправлюсь. Поняла? Не спорь, не повторяй моих ошибок. Ну ладно, хорошо что я всегда рядом, смогу поддержать, посоветовать. Или утешить, тут уж как пойдет.

Дарина слушала мать молча; достала салат из холодильника и жевала рукколу, заправленную лимоном и оливковым маслом, временами задумчиво кивая.

Бориса Алексеевича она не боялась, мало какая девушка будет бояться и трястись перед мужчиной, которого она видела голым и воспаленным от страсти.

Рассказы матери о психе-начальнике, который поломал ей жизнь, Дарина слушала годами, всю свою жизнь слушала. Одно и то же: про то, какой неподъемный груз вытягивает Клавдия, как жилы рвет, сколько пота-крови проливает, а взамен получает одни тычки, придирки и унижения.

Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах Дарина не собиралась подхватывать и нести материнский крест. Расплата, о которой предупреждал отец, — это повторение безуспешного сценария, бег по кругу, а у Дарины не было ни малейшего желания тянуть лямку недооцененной наемной работницы, выслушивающей вечное охаивание, морщежопство и недовольство директора.

Но и махать рукой на Бориса Алексеевича с его филиалом Дарина тоже не собиралась. Рано или поздно ей пришлось бы взяться за ум, встроиться в социальную жизнь, найти приличную работу, она всегда это знала. Просто надеялась, что у нее есть еще пара лет беспечной жизни. Хотелось пожить беззаботно, поднакопить деньжат. Купить себе машину, и еще бы четыре-пять месяцев… Но раз пришла пора вступать во взрослую жизнь, что же, Дарина готова. И сможет дать отпор в случае необходимости.

И на следующий же день эту готовность пришлось продемонстрировать.

— Ты бы видел его лицо, — со смехом рассказывала Дарина Игнату, потягивая молочный коктейль из соломинки, — говорю ему: «Борис Алексеевич! А с чего Вы взяли, что я соглашусь проводить с Вами вечер, еще и в номере, каким бы шикарным он ни был? Я — сотрудница Вашего филиала, и ничего более». Это было нечто. Он аж поперхнулся.

Игнат улыбался, глядя Дарине в глаза. Падающий снег за окном походил на гусиные перья.

— Он теперь от тебя отстанет? — с одобрением спросил Игнат.

— Ему придется.

— Ты обращайся, если что. Я ему морду начищу.

— Да? — засмеялась Дарина, — а с чего ты будешь за меня заступаться?

— Ну как, — без улыбки ответил Игнат, — ты же — моя девушка.

Дарина прыснула:

— А давно? Просто я была не в курсе.

— А ты что, против?

— Да нет, я не против. Ты мне нравишься. Очень. Гораздо больше остальных мужчин.

— Для начала этого достаточно.

Глава 5

Заместитель директора Павел давно будоражил женский коллектив. За строгий костюм, решительность и авантюризм его прозвали Джеймсом Бондом.

Это Павел предложил пригласить горячих танцоров сальсы на Восьмое марта, в результате чего была скомпрометирована заместитель главного бухгалтера, не удержавшаяся от импульсивной выходки. Это Павел ввел обязательное обучение по пожарной безопасности каждую вторую пятницу с экстренным выключением компьютеров и эвакуацией из офиса за полтора часа до окончания рабочего дня. И это из-за Павла, который во всеуслышание заявил, что дамам строгие наряды не к лицу, отделу кадров пришлось проводить беседы с девушками в мини-юбках, в юбках с разрезом до середины бедра, в кофточках с откровенными вырезами, а затем отправлять домой переодеваться.

Да много чего Борису Алексеевичу приходилось прощать Павлу и спускать с рук, потому что когда дело касалось форс-мажорных обстоятельств, — тут Павлу равных не было.

— Что удалось выяснить? — спросил Борис Алексеевич.

— В шоколадных кексах обнаружили запрещенную пищевую добавку, — быстро ответил Павел.

— Только в них?

— По остальной продукции результаты еще не пришли, но, подозреваю, что добавку найдут во всех изделиях с глазурью.

— Хм, интересно. А откуда такое предположение?

— Все этапы технологического процесса контролируются, но после нанесения глазури изделия отправляются сразу в упаковку. Сбой где-то там.

— Ну хорошо, Павел. Давай подумаем более масштабно. Ну, найдем мы, где изъян в производстве, что это даст? Как это поможет нам выиграть судебный процесс?

— Вы что, не понимаете, Борис Алексеевич? В технологии производства этой добавки нет. Ее кто-то подсыпал, намеренно вредил месяцами, возможно, годами. Мы — жертва диверсии. В филиале завелся вредитель.

Дарина приложила ладонь с растопыренными пальцами к стеклу, и то же самое с той стороны сделал ее отец. Поздоровавшись таким образом, они сняли трубки.

— Как ты, пап? — начала Дарина.

— Как ты? — ответил вопросом поседевший Михаил.

— Вчера кое-что случилось.

— Рассказывай.

— Я шла относить письма на почту и на какое-то время потеряла сознание.

— Упала?

— Нет. Остановилась. В глазах потемнело, словно вырубило. Очнулась то ли от того, что кто-то толкнул нечаянно, то ли еще от чего… но это не важно. Важно то, что в эти несколько секунд я видела, как Игнат наставляет на меня пистолет. Видение какое-то, но так отчетливо, пап, будто наяву.

— Ты с ним еще встречаешься?

— Да, мы видимся.

— Я предупреждал, Дарина, — взорвался Михаил, легонько хлопнув по стеклу, — какого хрена ты пошла в проститутки? Вот, накликала беду.

— Да не ори ты, — подняла Дарина ладонь, — я вот что хотела спросить: ты говорил тогда, помнишь? что мне предстоит за родительские грехи расплачиваться. Что ты имел в виду?

— Да я не знаю, Дарина, расплата ли это за мое преступление, или за твое легкомыслие, или за что-то еще. Я просто выдвинул предположение. Я видел то же самое, это же видение, точь в точь, и очень за тебя испугался. Со мной это не впервые, уже лет двадцать вижу что-то, что потом непременно сбывается.

— И ты видел, как Игнат наставляет на меня пистолет?

— Я не знаю, Игнат или не Игнат, мне всех твоих любовников не упомнить. Какой-то парень. Красивый. Довольно высокий. Шрам на левой скуле.

— Игнат, — ахнула Дарина, — похоже на него. Но ничего, я буду осторожна.

Павел выходил из кабинета Бориса Алексеевича, когда в приемной наткнулся на Дарину.

— Привет, — сделал он шаг к ней поближе, — и кто тут у нас? Новый курьер?

Дарина складывала в сумку большие желтые конверты.

— Еще эти акты отвези поставщикам, — говорила секретарша, выкладывая файлы на стойку, — только обязательно сегодня, они уже звонили.

Дарина обернулась на Павла:

— Здравствуйте. Я — Дарина.

— Слышал-слышал. Клавдии дочь. Хочешь кофе?

— Надо успеть всё развезти до шести.

— На машине?

— Нет, своим ходом. Но с учетом пробок…

— Знаешь что, Дарина? Давай так. Через дорогу кофейня, погреемся, поболтаем, а потом я тебя на машине повожу по адресам.

— Вас не хватятся?

— Я сам себе составляю расписание. Ну что, идет?

Дарина посмотрела в окно, где с утра кружило и вьюжило.

Борис Алексеевич больше с Дариной не заговаривал. После их разговора в первый ее рабочий день он, правда, предпринял еще одну попытку договориться о встрече наедине. Пригласил Дарину в свой кабинет, как только услышал в приемной ее приглушенный голос.

Пока Дарина шла к столу, Борис Алексеевич жадно обводил глазами фигуру Дарины, каждый изгиб ее великолепного тела.

— Слушаю, — сдержанно сказала Дарина, присев на краешек стула и сложив руки на коленях.

— Я тут подумал… Ты работаешь у нас не так давно, но уже успела зарекомендовать себя как надежный, ответственный работник. Я наводил справки. Что ты думаешь о том, чтобы перевестись на более подходящую для тебя должность? С увеличением заработной платы, разумеется. Премиями, если пожелаешь, — более свободным графиком. Ну, что скажешь?

— Вы позволите быть откровенной, Борис Алексеевич? — корректно осведомилась Дарина.

Но после его кивка корректность как ветром сдуло. Дарина говорила, что прекрасно видит, чего Борис Алексеевич добивается, что если он после ее повышения не дождется благодарности, признательности и уступок, то будет не просто разочарован. Будет зол, очень зол, и неизвестно, во что это выльется. А у нее, Дарины, другие планы на жизнь. Она изменила образ жизни, работает по договору, встречается кое с кем. И не пора бы уже Борису Алексеевичу прекратить свои провальные попытки склонить Дарину к близости и позволить ей жить своей жизнью? Например, предложить повышение, когда оно будет заслуженным (ведь и недели не прошло, откуда взялись рекомендации-то?). В общем, Дарина пока вынуждена отказаться, а если Борис Алексеевич продолжит свои инсинуации, то вынуждена будет искать другую работу, и в отделе кадров честно расскажет о причине увольнения.

— Ты закончила, Дарина? — кротко спросил Борис Алексеевич и, не дождавшись ответа, горячо продолжил, — во-первых, учи язык. Инсинуации — это распространение сплетен, в таком я уж точно не замечен. Где-то услышала словечко — проверь его значение в словаре, прежде чем вкручивать в речь, чтобы сумничать. Во-вторых, твои домыслы и рядом не стоят с правдой. Ерунду какую-то несешь. Но, на твое счастье, у меня нет времени спорить с упрямой девчонкой, вся в мать. Так что ступай, занимайся своими курьерскими делами. Удачи тебе в этом. И дверь прикрой, пожалуйста.

В тот же день, направляясь после работы к своему автомобилю, Борис Алексеевич особенно остро ощутил сковавшую город стужу. На него напал печально-лирический настрой. «Возможно, — думал Борис Алексеевич, — эта промозглая погода не случайна. Быть может, в городе слишком много плачущих душ, и мое разбитое сердце — последняя капля, сковавшая наледью…». Он поскользнулся и с трудом удержал равновесие, не успев закончить мысль. Затем вспомнил об обещанной к ужину солянке и заторопился домой.

Виктория Юрьевна не находила причин для страданий и сердечных терзаний, сильных потрясений и переживаний, рыданий взахлеб и заламывания рук. Ее семейная жизнь, в общем-то, удалась, на работе тоже проблем не было, здоровье не подводило, сын путешествовал и присылал фотографии с разных стран. Виктория Юрьевна светилась ровным счастьем. Она разлила по тарелкам солянку, украсив полные миски веточками укропа и дольками лимона, поставила на стол сметану и хлебную тарелку.

— Борь, идешь? — крикнула мужу.

Бориса Алексеевича тоже полностью устраивал их брак. Виктория Юрьевна не устраивала сцен, отладила быт, благоразумно распоряжалась семейным бюджетом и при случае могла дать мудрый совет по управлению филиалом.

— Какой-то диверсант, — рассказывал Борис Алексеевич за ужином, — ведет в филиале подрывную деятельность. Причем это длится давно, судя по графику претензий.

— Так а ты этот график раньше видел?

— Я видел, конечно, но не придавал особенного значения, были дела поважнее. Но даже если бы обратил внимание, мне и в голову бы не пришло, что в филиале кто-то подсыпает запрещенную добавку в продукцию. Это как вообще?

— Павел его найдет, не переживай, у него нюх, как у ищейки.

— Найдет. Павел никогда не подводил. Сегодня опять развлекался: откуда-то притащил динамики, прикрутил в каждый кабинет и включил Рахманинова по всему офису, — они обменялись улыбками, Виктория Юрьевна даже подхохотнула.

— Зато с коллективным иском дело будет решить проще, — продолжал Борис Алексеевич, — судья смягчится, когда узнает, что проведено внутреннее расследование и доказано участие подрывника, внутреннего вредителя. К тому же, там ничего такого страшного, как выяснилось. Никто не умер, просто сыпь у них какая-то пошла. Кто-то бросил клич и нашлись желающие отсудить компенсацию.

— А что твоя Дарина? — спросила Виктория Юрьевна, покивав на оптимистичный настрой по поводу иска.

— Да никак, Вик, всё кончено, — смутился Борис Алексеевич, — она работает у нас курьером, встречается с кем-то, за ум взялась. Да это было-то мимолетное увлечение, ты ж меня знаешь. Напомнила тебя в молодости. Такая же горячая штучка.

— Ну, я-то до публичного дома не докатилась, — парировала Виктория Юрьевна с улыбкой.

— Времена были другие. Сейчас они свободные, делают что хотят. Но ты тоже в свое время погуляла, вспомни, сколько кобелей мне пришлось от тебя отгонять. А?

Виктория Юрьевна согласно рассмеялась.

Глава 6

Игнату не давало покоя признание Дарины о настойчивых ухаживаниях ее бывшего постоянного клиента. А теперь этот бывший клиент ей еще и начальник, видит ее каждый день, разглядывает, заводит разговоры, шутит. Добивается, ухаживает. И Дарина, небось, хохочет, запрокидывая голову, качает при ходьбе широкими бедрами, изящно опускается в кресло, закидывая ногу за ногу. Вероятно, поэтому она не находит времени для встреч с Игнатом, вечно ссылаясь на занятость. Чем она так занята? Или кем?

Игнат подъехал к филиалу, в котором работала Дарина, сам не зная, с какой целью. Ждать пришлось недолго.

Дарина вышла с дорого одетым мужчиной под руку, вместе они перешли дорогу и зашли в кофейню.

Игнат вжался в сиденье и включил музыку погромче. Ждал неподвижно.

Через полчаса они вышли, мужчина придержал дверь своего автомобиля, пока Дарина усаживалась на переднее сиденье. Подняв колесами снег, укатили.

Холодная ярость охватила Игната, подобный гнев он уже испытывал; давно, еще дома, прямо перед переездом. И Игнат знал — ничего не поможет, чувство это будет нарастать и нарастать, пока он не сделает что-нибудь. Ни на работе не сможет сосредоточиться, ни на развитии своего бизнеса, ни о чем не сможет думать, кроме Дарины в объятиях этого хлыща.

Игнату потребовалось четыре рукопожатия, чтобы раздобыть пистолет.

В кафетерии Павел нарочито небрежно сказал Дарине:

— Борис Алексеевич поручил мне провести внутреннее расследование. В филиале кто-то долгое время подсыпал запрещенную и крайне вредную пищевую добавку в кондитерские изделия, это привело к коллективному иску со стороны пострадавших потребителей.

Дарина насторожилась. Нутром она почувствовала, что это кофепитие не случайно.

— Кому это нужно? — спросила Дарина.

— Я задал себе тот же вопрос. Кому это нужно.

— И каков ответ?

— Думаю, это женщина. Женщина, обиженная на руководство филиала. И, скорее всего, уже уволившаяся, потому что сейчас вредных примесей нет, а про коллективный иск знают немногие.

— А это не могут быть конкуренты?

— Действовали изнутри. Даже если это происки конкурентов, то им потребовалось бы устраивать своего человека в наш филиал на должность с допуском на производство, слишком сложная схема.

— А почему не мужчина?

— Почерк женский. Может, и мужчина, но вероятность ниже.

— И почему Вы мне это рассказали?

— Потому что ты — лицо заинтересованное.

— Вы подозреваете маму? — догадалась Дарина.

— Умница. Мне нужно удостовериться. И, надеюсь, ты мне в этом поможешь.

— И зачем мне это?

— Затем, что если я удостоверюсь, что это Клавдия, и угрозы больше нет, то замну дело, и ее не привлекут к ответственности, никто не узнает.

— Зачем Вам это?

— Из-за Юли.

— Какой Юли? Маминой подруги? Она-то тут при чем?

— Может подать на развод. Наш брак и так держится на волоске.

— Вы — муж тети Юли?

— Без пяти минут бывший муж. Юля почти каждую субботу проводит с Клавдией, подозреваю, пересказывая грязные инсинуации в мой адрес, которые гуляют по офису. Ей уже осточертели мои выходки, и моя мегапопулярность делу не помогает. А вызволение лучшей подруги поможет наладить отношения. Юля вспомнит, что я всегда на ее стороне. Если это Клавдия, мне нужно ее признание. Или я буду искать дальше, и пощады этому кому-то не будет.

Клавдия вытирала глаза платочком:

— А что еще мне оставалось? Я такого натерпелась, и деваться было некуда с ребенком на руках. Страшно было рисковать и устраиваться в другую компанию. Думала: что, если не пойдет? Кормиться-то нам надо, университет твой оплачивать. Я не нашла другого выхода, Дарин, так меня хоть немного отпускало.

— И давно ты начала подсыпать эту добавку?

— Почти сразу после того, как твоего папу посадили во второй раз. Такая злость взяла, я что же? Тебя дома почти никогда не было, Миша в тюрьме, вот и было время подумать. И чем больше я думала, тем сильнее огорчалась. Всю свою жизнь ведь терпела, старалась, ждала хоть какого-то признания. Ну что, Борису Алексеевичу было трудно хоть раз сказать «спасибо»? Хотя бы разочек!

— И ты не придумала ничего лучше, как подсыпать отраву в глазурь? — переспросила Дарина.

— Надеюсь, пописать в тесто ты не сообразила? — подхватила Юля, — я вообще-то эти кексы ела по утрам.

— Да там добавка-то не такая уж вредная, я же почитала в интернете. Что же я, совсем? — заулыбалась Клавдия.

— Вы… Это не смешно! Если Павел не замнет твое участие, ты сядешь, мам! Буду вас с папой по очереди навещать в тюрьме, — возмутилась Дарина.

— Я же не знала, что дело дойдет до коллективного иска, — оправдывалась Клавдия, стараясь не смотреть на Юлю, чтобы опять не засмеяться, — я просто хотела привлечь внимание к нашему отделу.

— И к пищевым добавкам в целом, — с готовностью поддакнула Юля, и Клавдия не выдержала, привалилась к Юле головой, зафыркав и запрыскав от смеха.

— Это нервное, это нервное, — махала Клавдия рукой на Дарину.

Не в силах больше вносить их глупое хихиканье, Дарина оделась и рванула на себя входную дверь, намереваясь прогуляться, проветрить голову, хоть немного развеяться. Дурдом какой-то. И наткнулась на дуло пистолета.

— Дарина! — с напором начал Игнат, — если ты не согласишься выйти за меня замуж и не прекратишь свои шараханья по мужикам, я клянусь, я выстрелю в тебя, а потом в себя. Потому что больше нет сил.

— Психический? Да что с вами со всеми? Я что, в психиатрической лечебнице? Ну давай, стреляй.

Игнат опустил пистолет:

— Да он не заряжен, Дарин. Разве ж я смогу выстрелить в любимую девушку?

— Очень романтичное признание, — сыронизировала Дарина, — ты ж мой герой.

— Да потому что ты бесишь. Ты куда, на улицу? Пойдем по лестнице, там кто-то переезжает, лифт держат. С кем это ты распивала кофе в кофейне? И чем была так занята?

— Это Павел, заместитель директора. Он маму убережет от тюрьмы, если что.

— А что стряслось? Почему мне не рассказала? Твоя мама организовала бунт в компании?

— Хуже, — горько расхохоталась Дарина, — у меня голова кругом от них. Господи. Ну что за дурдом? Вернуться, что ли, в агентство?

— Я тебе вернусь в агентство.

— Выглядит так, будто я тебя спрашивала.

— Ты меня с ума сведешь, Дарин! Может, хватит уже?

— Да что хватит-то? — смеялась Дарина.

Их шаги затихали. Падающий снег походил на гусиный пух. Павел в опустевшем офисе выкручивал лампочки. Борис Алексеевич в ювелирном магазине выбирал Виктории Юрьевне бриллиантовый браслет. Михаил в своей камере на несколько секунд отключился.