Зависимы сейчас (ЛП) [Криста Ритчи] (fb2) читать онлайн

ИНФОРМАЦИЯ

Данный перевод является любительским и сделан не с коммерческой целью. Просим Вас, дорогие читатели, не распространять данный перевод на просторах интернета и НЕ использовать руссифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо!

Книга: Зависимы сейчас

Автор: Криста & Бекка Ритчи

Серия: Зависимые #3

Перевод: AmorNovels

Playlist

.

Love Me Again — John Newman

This Life — Edward Sharpe & The Magnetic Zeroes

Two Fingers — Jake Bugg

Worthy — Jacob Banks

Bedroom Hymns — Florence + The Machine

Just Give Me a Reason — P!nk, Nate Ruess

Goodbye — Glenn Morrison

What’s The Matter — Milo Greene

.

ЧАСТЬ

ПЕРВАЯ

.

«Люди говорят о тебе, будто ты Иисус, но это не так. Ты творишь чудеса только для того, чтобы спасти себя. Что делает тебя противоположностью Иисуса, не так ли?»

— Хеллион (Джулиан Келлер). Люди Икс: Наследие Том 1, 242

1. Лили Кэллоуэй

.

Из всех дней в месяце я должна застрять в пробке именно в тот, который значит для меня больше всего. Я стараюсь не приставать к Ноле, водителю моей семьи, о времени прибытия в дом, который мы делим с Роуз. Вместо этого я беспокойно ерзаю на кожаном сиденье и быстро пишу смс сестре.

Он уже там? Пожалуйста, скажи, что нет, пожалуйста, скажи, что я не пропустила его возвращение домой. Я должна ждать на белом крыльце нашего уединенного дома в Принстоне, штат Нью-Джерси: много акров земли покрытой буйной растительностью, кристально голубой бассейн, черные ставни. Единственное, чего здесь не хватает, это забора с пикетами. Я должна провести для него экскурсию по уютной гостиной и гранитной кухне, а затем отвести его наверх, в спальню, где я сплю. Он не будет жить в одной из двух гостевых комнат. Нет, он впервые в жизни поселится в моей.

И, возможно, неловкость при мысли о том, что мы будем делить кровать и ванную день и ночь, при мысли о совместном проживании за пределами кухни. Наши отношения будут на сто процентов настоящими, и не будет никаких ночных бокалов бурбона или виски. Я смогу сказать: — Не делай этого. А он сможет схватить меня за запястья, удерживая от навязчивого оргазма, пока я не потеряю сознание.

Мы должны помогать друг другу.

Последние три месяца мы планировали именно это. И если меня не будет рядом, чтобы встретить его — значит, я уже в чем-то облажалась. После целых трех месяцев физической разлуки я думала, что смогу все сделать правильно — отпраздновать его возвращение из реабилитационного центра. Помимо отчаянного желания прикоснуться к нему, чтобы он держал меня в своих объятиях, я чувствую внезапную волну вины. Пожалуйста, опоздай, как я, — вот все, о чем я думаю.

Приходит сообщение, и я открываю его, живот скручивает узлом.

Роуз: Он распаковывает вещи.

Мое лицо вытягивается, и к горлу подступает комок. Я могу представить его выражение лица, когда он открывает дверь машины, ожидая, что я брошусь к нему в объятия и начну рыдать в его плечо, когда он приедет. А меня там нет.

Он был расстроен? — я пишу ответ.

Я кусаю ногти, мой мизинец начинает немного кровоточить. Из-за этой привычки мои пальцы выглядят ужасно последние девяносто дней.

Роуз: Кажется, он в порядке. Как скоро ты будешь?

Ей, наверное, ненавистно оставаться с ним наедине. Они никогда не были хорошими друзьями, поскольку я предпочитала проводить больше времени с Ло, чем с ней. Но она была достаточно добра, чтобы позволить ему остаться с нами.

Может быть, на десять минут.

После того, как я написала ей, я пролистала свои контакты и наткнулась на Ло. Я колеблюсь, прежде чем набрать еще одно быстрое сообщение.

Лили: Мне так жаль. Я скоро буду.

Проходит пять медленных минут без ответа, и я так сильно ерзаю на сиденье, что Нола спрашивает, не нужно ли ей где-нибудь остановиться, чтобы я могла сходить в туалет. Я отказываюсь. Я так нервничаю, что мой мочевой пузырь, вероятно, все равно не будет функционировать должным образом.

Телефон жужжит у меня в руке, и мое сердце выпрыгивает из грудной клетки.

Ло: Как все прошло?

Роуз, должно быть, сообщила ему о причине моего отсутствия. Я записалась к гинекологу четыре месяца назад, потому что у нее безумно много народу, и я бы отменила прием, если бы думала, что смогу попасть на прием в ближайшее время. Но это сомнительно. Не помогло и то, что мой гинеколог находится недалеко от Пенсильванского университета в Филадельфии, даже не рядом с Принстоном, где я сейчас живу. Необходимость ехать обратно отняла все мое время.

Лили: Мне пришлось ждать около часа. Она опаздывала.

После долгого мгновения мелькает новое сообщение.

Ло: Все в порядке?

О, так вот о чем он спрашивал. Я так зациклилась на том, что пропустила его возвращение домой, что не подумала о том, что он волнуется. Я набираю ответ.

Лили: Да, она выглядит хорошо.

Я сморщилась, думая, не был ли это странный ответ. По сути, я просто сказала, что моя вагина выглядит хорошо, что довольно странно.

Ло: Скоро увидимся.

Он всегда писал короткие сообщения, и сейчас я проклинаю его за это. Моя паранойя растет, а давление на грудь не ослабевает. Я хватаюсь за ручку двери, готовая высунуть голову из движущегося автомобиля, чтобы меня вырвало. Драматично, я понимаю, но в нашей ситуации — вернувшегося алкоголика и борющуюся с сексуальной зависимостью — наши отношения сложно назвать обычными.

Прошло целых девяносто дней, и я оставалась верна Ло. Я ходила к психотерапевту. Но секс по-прежнему заставляет меня чувствовать себя лучше, маскирует другие эмоции и заполняет глубокую пустоту. Я пытаюсь найти здоровый, а не навязчивый секс типа «я должна трахаться каждый день». Мне все еще неловко говорить об этом, но, по крайней мере, я добилась того же прогресса, что и Ло в реабилитационном центре.

Мои мысли кружатся в голове до тех пор, пока Нола не въезжает на мою подъездную дорожку. Все мысли уходят в другое измерение, и я ошеломленно говорю «спасибо» и выхожу из машины. Фиолетовые гортензии обрамляют трехэтажный дом, кресла-качалки выстроились в ряд на крыльце, а на металлическом шесте возле плакучей ивы развевается американский флаг.

Я пытаюсь вдохнуть умиротворение и похоронить свое беспокойство, но в итоге задыхаюсь от весенней пыльцы, кашляя в руку. Почему самое красивое время года должно быть и самым засорённым?

Я не должна стоять и медлить на переднем дворе. Я должна броситься внутрь и наконец-то прикоснуться к мужчине, который не покидал мои фантазии. Но мне интересно, насколько другим он будет казаться вблизи. Меня беспокоит неловкость от долгой разлуки. Будем ли мы подходить друг другу так же, как раньше? Буду ли я чувствовать себя так же в его объятиях? Или все непоправимо изменится?

Я набираюсь храбрости и иду вперед. И когда я поднимаюсь на крыльцо, дверь распахивается. Я замираю на самой верхней ступеньке и смотрю, как сетчатая дверь с грохотом врезается в стену дома. Затем появляется он, одетый в темные джинсы, черную футболку, а на его шее висит ожерелье с наконечником стрелы, которое я подарила ему на двадцать первый день рождения.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не могу оторвать глаз от каждого сантиметра его тела. Как уложены его светло-каштановые волосы: сверху — объемные, по бокам — более короткие. Как заостряются его скулы, придавая ему смертоносный и великолепный вид. То, как он протягивает руку и трет свои губы, как будто надеясь, что они коснутся моих. Он с таким же нетерпением врезается о мое тело, а потом его голова наклоняется в сторону, и наши глаза наконец встречаются.

— Привет, — говорит он, расплываясь в ослепительной улыбке. Его грудь тяжело опускается, почти синхронно с моим неровным ритмом.

— Привет, — шепчу я. Нас разделяет большое расстояние, напоминающее мне о том, когда он впервые отправился на реабилитацию. Оторвать ногу от земли и преодолеть это расстояние — все равно что ползти вверх под углом девяносто градусов. Мне нужно, чтобы он помог мне добраться до вершины.

Он делает шаг ко мне, снимая напряжение. Все эти ощущения вспыхивают в моем животе. Я так сильно его люблю. Мне так его не хватало. В течение трех месяцев я испытывала боль от разлуки с лучшим другом, одновременно пытаясь бороться со своими сексуальными навязчивыми влечениями. Мне нужно было, чтобы он сказал мне, что все будет хорошо.

Он был нужен мне рядом, но я бы никогда не забрала его из реабилитационного центра ради своей выгоды, не тогда, когда это нанесло бы ущерб его выздоровлению. А я больше всего на свете хочу, чтобы Ло был здоров. И я хочу, чтобы он был счастлив.

— Я вернулся, — бормочет он.

Я пытаюсь сдержать слезы, но они невольно текут, скатываясь по щекам. Это я должна появиться в дверях, чтобы поприветствовать его, а он должен задерживаться на ступеньках крыльца. Почему у нас все время все наоборот?

— Извини, — говорю я ему, медленно вытирая глаза. — Я должна была быть здесь час назад...

Он качает головой и хмурит брови, как бы говоря «не беспокойся об этом».

Я снова окидываю его взглядом и более уверенно киваю.

— Ты хорошо выглядишь, — я не могу сказать, что он точно трезв. Он не утратил тот взгляд в глазах — тот, который, кажется, целует мою душу и заманивает меня в ловушку. Но он не обессиленный, не увядший и не исхудавший. На самом деле, у него больше мышц, его бицепсы очень рельефны. И после нашего разговора в Skype некоторое время назад я знаю, что все его тело соответствует этим бицепсам.

Я жду, что он скажет «и ты тоже», но его глаза снова следят за мной, и я вижу, как его грудь опадает, а лицо искажается от боли.

Я моргаю.

— В чем дело? — я опускаю взгляд на свое тело. На мне джинсы и свободная футболка с V-образным вырезом, ничего необычного. Задумываясь, не пролила ли я кофе на джинсы или что-то в этом роде, но я не замечаю, что он делает.

Вместо того чтобы сказать мне, что его беспокоит, он подается вперед, глубокая боль в его глазах пугает меня. Что я сделала не так? Я отшатываюсь назад — реакция, которую я вряд ли могла бы предсказать для сегодняшнего дня. Я чуть не спотыкаюсь на ступеньках, но его рука обхватывает мою талию, притягивая меня к своей груди и спасая от падения на траву внизу.

Его тепло притягивает меня, и я сжимаю его руки, боясь отпустить. Он пристально смотрит на меня, пока его взгляд не переходит на мои руки... мои кисти. Он убирает одну из них со своего бицепса, его пальцы скользят по моим, забирая дыхание прямо из моих легких. Он поднимает мою руку между нами, а затем приподнимает мой локоть, давая мне возможность хорошо рассмотреть свою руку.

Моя грудь опускается, осознавая источник его замешательства и боли.

— Какого черта, Лил? — говорит он.

Вчера во время последнего сеанса терапии я до крови расцарапала руку, и завтра, скорее всего, появится уродливый красный рубец. Даже с грубыми обкусанными ногтями я умудрилась разодрать кожу.

Ло осматривает мои ногти, его нос раздувается, чтобы сдержать еще больше эмоций.

— Я в порядке. Я просто... волновалась вчера. Терапия была сложнее. Ты возвращался домой... — я не хочу говорить об этом сейчас. Я хочу, чтобы он обнял меня. Я хочу, чтобы наше воссоединение было эпичным — достойным «Дневника памяти». А мое глупое беспокойство и дурная привычка разрушили идеальный исход, который я себе представляла. Я возвращаю свою руку и касаюсь его подборка, заставляя его перестать фокусироваться на моих проблемах. — Я в порядке.

Слова кажутся немного фальшивыми. Я не в порядке на сто процентов. Эти последние три месяца были испытанием, которое я легко могла провалить. Временами мне казалось, что сдаться — это лучше, чем бороться. Но я справилась. Я здесь.

Ло здесь.

Это все, что имеет значение.

Его руки внезапно скользят по моей спине, и он прижимает мое тело к своему. Его губы касаются моего уха, отчего по шее пробегают мурашки. Он шепчет: — Пожалуйста, не лги мне.

— Я не... — но я не могу закончить, потому что слезы начинают наворачиваться, обжигая на своем пути вниз. Я вцепляюсь в его плечи, прижимая крепче, боясь, что он собирается отстраниться и оставить меня сломленной на крыльце. — Мне жаль, — задыхаюсь я. — Не уходи...

Он отступает, и я прижимаюсь к нему сильнее, отчаянно и испуганно. Он — спасательный круг, который я не могу отпустить. Я завишу от него больше, чем любая девушка должна зависеть от парня, но он был основой моей жизни. Без него я утону.

— Эй, — он берет мое лицо в свои руки. Его стеклянные глаза возвращают меня к реальности. К тому факту, что он чувствует мою боль так же, как я чувствую его. В этом-то и проблема. Нам так больно друг за друга, что трудно сказать «нет». Трудно лишить себя порока, который заглушит агонию дня. — Я здесь, — говорит он, по его щеке стекает беззвучная слеза. — Мы справимся с этим вместе.

Да.

— Ты можешь меня поцеловать? — спрашиваю я, гадая, разрешено ли это. Мой психотерапевт вручила мне белый конверт с моими сексуальными ограничениями — что я должна и чего не должна делать. Она посоветовала мне не читать его и отдать Ло. Поскольку я должна стремиться к близости, а не к безбрачию, я должна передать ему контроль в постели. Он установит правила и скажет мне, когда остановиться.

Вчера я передала конверт Роуз и попросила ее передать его Ло на тот случай, если я струшу. Как бы Роуз ни была озабочена процессом моего выздоровления, я уверена, что это было первое, что она сделала, когда Ло вошел в дверь.

Я понятия не имею, сколько раз я смогу поцеловать его. Сколько я могу кончать и можно ли мне заниматься сексом где-либо, кроме спальни. Я настолько компульсивна в отношении секса, что необходимо установить ограничения, но следовать им будет самой трудной частью моего пути.

Его палец вытирает мои слезы, а я вытираю его. Я жду его ответа, мои глаза прикованы к его губам, которые я хочу целовать до тех пор, пока они не закровоточат и не опухнут. Он наклоняется ко мне, и я остро ощущаю, как его пальцы вдавливаются в мои бедра, твердость его тела. Мне нужно, чтобы он закрыл этот промежуток между нами. Мне нужно, чтобы он заполнил меня целиком.

Поспешно я встречаюсь своими губами с его губами, ожидая, что он поднимет меня за талию, погрузит свой язык в мой рот и вдавит меня спиной в сайдинг.

Но он не поддается моим желаниям.

Он откидывается назад и прерывает поцелуй в считанные секунды. Мой желудок сжимается. Ло редко говорит мне «нет», когда дело касается секса. Он играет на моей тяге, пока я не стаю мокрой и желанной. Я понимаю, что скоро все действительно изменится.

— Теперь все на моих условиях, — шепчет он, его голос хриплый и глубокий.

Все мое тело уже пульсирует от его близости.

— Пожалуйста, — умоляю я. — Я так давно не прикасалась к тебе, — я хочу провести по нему руками. Я хочу, чтобы он трахал меня, пока я не заплачу. Я представляю это снова и снова, мучая себя этими плотскими мыслями. Но я также хочу быть сильной и не бросаться на него, как будто он всего лишь тело, которого мне не хватает. Он значит для меня гораздо больше. Может быть, его задело мое настойчивое желание поцеловать его? Может быть, он видит в этом плохой знак? — Прости, — снова извиняюсь я. — Дело не в том, что я хочу тебя ради секса... То есть, я хочу секса, но я хочу тебя, потому что я скучаю по тебе... и я люблю тебя, и мне нужно... — я качаю головой. Мои слова звучат глупо и отчаянно.

— Лил, — говорит он медленно. — Расслабься, хорошо? — он заправляет прядь волос мне за ухо. — Ты думаешь, я не знаю, что это тяжело для тебя? Я знал, что мы столкнемся с этим моментом, — его взгляд падает на мои губы. — Я знал, что ты захочешь поцеловать меня и чтобы я взял тебя быстро и жёстко. Но сегодня этого не произойдет.

Я быстро киваю, ненавидя эти слова, но пытаясь впитать их в себя и принять. Неконтролируемые слезы начинают течь, потому что я боюсь, что не смогу сдержать свои навязчивые мысли. Я думала, что быть вдали от Ло будет самой трудной частью, но научиться иметь с ним здоровые, близкие отношения вдруг кажется невозможным. Он — мужчина, которым я хочу пользоваться каждую минуту дня. Если я этого не делаю, то фантазирую об этом. Как я могу остановиться?

Его дыхание становится поверхностным, как будто от моих слез у него в животе завязываются узлы. Я чувствую себя полностью уничтоженной виной, стыдом и отчаянием.

Его пальцы сильнее впиваются в мои бедра, как бы напоминая мне, что он здесь, прикасается ко мне.

— Но что сейчас произойдет, — выдыхает он, — так это то, что я пронесу тебя через эту дверь. Я буду растягивать каждое мгновение, пока ты не будешь истощена. И я буду делать это так медленно, словно и не было этих трёх месяцев разлуки. Завтра для тебя будет чувствоваться сегодняшним днём, мы станем одним целым и никто в этой гребанной вселенной не сможет произнести твое имя, не произнеся мое.

А потом он целует меня, так настойчиво, так страстно, что из моих лёгких выходит весь воздух. Его язык осторожно проникает в мой рот, и я смакую каждое движение. Он массирует мой затылок, захватывает мои волосы, дергает и заставляет мои нервы работать на пределе.

Его руки опускаются к моей попке, и он без труда поднимает меня. Я обхватываю ногами его талию, плотно прижимаясь к нему. Он заносит меня внутрь, как и обещал. Я просовываю руки под его руки и прижимаюсь щекой к его твердой груди, слушая неровный стук его сердца. Мы так близко, но я жажду быть еще ближе. Мое дыхание замирает от этого.

Он целует меня в макушку и несет меня в мою спальню на втором этаже. Точнее говоря, в нашу спальню. Он уже откинул мой сетчатый балдахин оставив только черно-белое одеяло с красными простынями. Ло прижимает меня спиной к матрасу, и я протягиваю руку, чтобы схватить его за рубашку и притянуть его к себе. Но он отступает назад и качает головой.

Медленно, я помню.

Мои ноги свисают с края, и я опираюсь на локти, когда он встает передо мной.

— Я твой, — говорит он мне. — Я всегда буду твоим, Лили. Но теперь пришло время тебе сказать это.

Я сажусь, и мои глаза окидывают его всего. За всю нашу жизнь он ни разу не сказал мне «ты моя». Он никогда не воспринимал меня так, как я воспринимала его. Он отдал себя мне. И я понимаю, что пришло мое время все исправить и отдать себя ему.

— Я твоя, — шепчу я.

Мышцы на его челюсти подергиваются, он почти улыбается.

— Я поверю тебе, когда увижу это.

Я прищуриваюсь.

— Тогда почему ты просил меня сказать это?

Он наклоняется вперед, его губы так близко к моим. Его ладони лежат по обе стороны от моего тела, заставляя меня немного откинуться назад. Я не решаюсь поцеловать его. Он проверяет меня, думаю я.

— Потому что мне нравятся эти слова.

Мои губы приоткрываются. Поцелуй меня, умоляю я.

— Я твоя, — вздыхаю я.

Его глаза опускаются на мои, наблюдая за мной, оттягивая момент. У меня между ног начинает болеть от желания. Я хочу, чтобы его тело прижималось ко мне, наполняло меня, произносило мое имя снова и снова.

Поцелуй меня.

— Я твоя, — задыхаюсь я, широко раскрыв глаза в полном ожидании.

А потом он начинает посасывать мою нижнюю губу, дразняще прикусывая ее, а затем погружает свой таз в мой. Я выгибаю бедра навстречу ему, и он позволяет мне это.

Ло берется за подол рубашки и стягивает ее с головы, отбрасывая в сторону. Прежде чем я провожу ладонями по его упругой груди и точеному прессу, он переплетает свои пальцы с моими. Одновременно он ставит колено на матрас и подтягивает меня повыше на кровать, моя голова ложиться на подушку.

Он забирается на меня и держит мои руки в своих. Затем он вытягивает мои руки и наши костяшки пальцев ударяются о спинку кровати.

Его тело нависает надо мной, больше не сливаясь воедино. Я корчусь под ненавистным мне пространством, мое сердце бешено стучит и жаждет быть еще ближе.

— Ло... — я не могу больше терпеть. Моя спина слегка выгибается, когда я пытаюсь снова встретиться с его телом, и он неодобрительно качает головой.

Поэтому я остаюсь неподвижной. Я пытаюсь позволить ему взять все под контроль, поскольку мне нужно действовать медленно. Его губы опускаются ниже, но не касаются моих. Он сохраняет эту дистанцию, когда расстегивает мои джинсы, ослабляя хватку моей руки. Другой рукой он направляет мою ладонь к своей молнии.

Да.

Проходит всего несколько секунд, прежде чем я расстегиваю молнию и пуговицы, привычно стягивая с него джинсы. После я вылезаю из своих, а он стягивает с меня футболку, на мне нет ничего, кроме черного кружевного лифчика и трусиков. В конце концов, я знала, что он сегодня вернется домой.

Он с упоением впитывает изгибы моего тела и начинает снимать с себя последний предмет одежды.

— Смотри на меня, — хрипло говорит он.

Мои глаза постоянно прикованы к выпуклости в его трусах.

— Я так и делаю, — бормочу я. Технически я смотрю на него.

— В мои глаза, любовь моя, а не на мой член, — говорит он, улыбаясь.

Я поднимаю взгляд, пока он стаскивает с себя трусы. От того, как он смотрит на моё тело у меня перехватывает дыхание. Я сглатываю и не могу удержаться, чтобы не взглянуть мельком на него. О Боже, он нужен мне сейчас. Он твердый и так же хочет этого, как и я, но при этом он все ещё сдержан.

А я нет.

Он мог бы легко воспользоваться моим желанием, большинство парней так и поступили бы. Но чтобы помочь мне, он должен контролировать мое нетерпение и желание повторить снова и снова. Потому что моя зависимость — это не улица с односторонним движением, как у него. Мне нужно его тело, чтобы удовлетворять эти нездоровые желания.

Так что в какой-то момент он должен сказать «нет». Я просто не хочу, чтобы это было скоро.

Он снова наклоняется вперед, и его губы начинают спускаться от моей шеи к пупку, посасывая, покусывая, поглаживая. Мои руки сжимают его спину, пока я сдерживаю стон глубоко в горле.

Он целует моё бедро и осторожно снимает с меня трусики, холодный воздух щекочет самые чувствительные места. Я жду, что его губы согреют это место, но он отстраняется от меня и расстегивает бюстгальтер, медленно спуская бретельки с моих плеч. Легкое прикосновение дразнит мои нервы и рассудок. Его язык пробегает между моих грудей, а затем снова погружается в мой рот. И в этот момент его руки обхватывают меня и поднимают в крепком объятии, мои груди сливаются с его мышцами, мои конечности почти переплетаются с его. Мои ноги обхватывают его талию, и мне до боли хочется опуститься на его член. Но он продолжает сжимать руками мою грудь, заставляя меня приподняться над его коленями.

— Сядь на ноги, — говорит он мне.

— Но...

Он легонько целует меня и отстраняется, пока я пытаюсь впиться в него еще сильнее.

— Сядь на ноги, Лил. Или я сделаю это за тебя.

Это звучит гораздо лучше. Он видит блеск в моих глазах, берет мою правую ногу и сгибает колено так, что пятка оказывается под моей попой. Когда он берется за левую, его рука скользит по моему бедру и доходит до складки на заднице. Боже...

Хорошо, я сижу на пятках, пытаясь не кончить до того, как он войдет в меня. Что если мой психотерапевт написал, что я могу кончить только один раз? Кроме того, что это звучит как пытка, я надеюсь, что сегодня у меня будет секс с Ло. Я не стану портить его, сходя с ума от прелюдии.

Я по-прежнему сижу прямо, и его тело не отходит от моего. Его сердце колотится о мою грудь, и он обхватывает мое лицо ладонями.

— Дыши, — говорит он мне. — Просто не забывай дышать.

А затем с размеренной неторопливостью он постепенно укладывает меня спиной на одеяло и медленно начинает проникать в меня. Поза позволяет войти так глубоко, что я вскрикиваю и хватаюсь за его плечо для поддержки.

Он приподнимает мой подбородок, целуя меня с силой, именно так, как мне это нравится, прежде чем он начинает двигаться мучительно медленно. Каждое движение имитирует наше тяжелое дыхание. Мои приоткрытые губы касаются его губ, когда он погружается глубже. Я хнычу, мои пальцы на ногах уже подгибаются, а мысли уже покинули мое сознание.

Его рука массирует мою грудь, но его глаза ни на секунду не отрываются от моих. Горячие слезы просачиваются из глаз, интенсивность и эмоции доводят меня до такого пика, что каждый раз, когда я вдыхаю, он выдыхает, как будто поддерживая во мне жизнь для этого момента. Я таю в его медленных движениях, в том, как он исчезает внутри меня, и в том темпе, который заставляет мое тело гореть.

— Не останавливайся... — плачу я. — ... Ло... — я дрожу, и его руки снова скользят по моей спине, прижимая меня крепче.

Он немного ускоряется, и я чувствую, что кульминация близко. Я вижу, как мы доходим до неё вместе.

А потом он толкается и остаётся внутри меня. Я бьюсь, плачу и царапаю его спину. Все мое тело пульсирует, сердце колотится — я принадлежу ему.

Я падаю обратно на кровать, слишком измученная, чтобы пошевелить рукой или ногой. Он заботится обо мне, сгибая мои колени и вытягивая ноги из последнего положения. Он кладет руки на мои колени и наклоняется вперед, чтобы снова поцеловать меня. Я чувствую вкус соли от нашего пота и поднимаю руку, чтобы схватить его за волосы, мое нетерпение внезапно вытесняет усталость от нашего эмоционального секса. Но он переплетает свои пальцы с моими, останавливая меня.

Я хмурюсь.

— Нет?

Только один раз?

Он качает головой, а затем целует мой висок.

— Я люблю тебя, — шепчет он, его дыхание щекочет мне ухо.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я ему. Но мне хочется крепко обхватить его ногами, не оставляя ему другого выбора, кроме как взять меня снова. Он пристально смотрит на меня и, должно быть, видит мое нетерпение по поводу второго раунда.

Его глаза сужаются.

— Не сейчас.

Я прикусила губу.

— Ты собираешься сказать мне, что в конверте?

Что ограничил мой терапевт? Его ответ убивает меня.

— Нет, — говорит он. — Ты будешь хотеть этого еще больше, если будешь знать, что это запрещено.

Я прищуриваюсь на него.

— Ты становишься слишком умным.

Он усмехается.

— Когда дело касается тебя, я такой, — он чмокает меня в губы. Я люблю и ненавижу, когда он так делает. — Просто чтобы ты знала, — шепчет он, — я бы ничего так не хотел, как снова наполнить тебя. Я бы делал это миллион раз в день, если бы мог.

— Я знаю, — бормочу я.

Он смахивает мои потные волосы с лица.

И я глубоко вдыхаю.

— Я просто рада, что ты дома.

Я вернула Ло. Это все, что сейчас должно иметь значение. Не второй и не третий раунд, а просто он рядом, на пути к здоровью и в любви ко мне. Это все, что мне нужно.

Я не могу дождаться, когда достигну этого места. Я просто надеюсь, что это достижимо.

Он расслабляется рядом со мной, и я кладу голову ему на грудь, слушая биение его сердца, пока он проводит рукой по моим волосам. Это приятно.

Я почти погружаюсь в сон, но звук мобильного телефона заставляет меня открыть глаза.

— Чей это?

Он тянется к моей тумбочке.

— Мой, — он берёт свой мобильник в руку, и я вытягиваю шею через его плечо и вижу текстовое поле.

Неизвестный: Я знаю секрет твоей девушки.

Я вскакиваю, страх сковывает меня. Я что-то не так поняла? Я выхватываю телефон из его руки, но он хватает его обратно.

— Лил, успокойся, — говорит он, пытаясь заслонить от меня экран, пока набирает ответ.

— Кто это? — я была так осторожна. Я никому не говорила, что у меня есть сексуальная зависимость, кроме Ло, а теперь Роуз, Коннора и Райка. Неужели они выдали мою тайну кому-то еще?

Я кусаю ноготь, а Ло сжимает мою руку, одновременно набирая текст другой. Его глаза переходят на меня, сужаясь в неодобрении.

Когда снова раздается звук приходящей смс, я практически забираюсь на Ло сверху, чтобы он не смог скрыть сообщение. Я быстро читаю.

Ло: Кто ты, блядь, такой?

Неизвестный: Тот, кого ты ненавидишь.

Чёрт, от этого не легче. Список врагов Ло из подготовительной школы и колледжа многочисленный и обширный. Это случилось, когда он решил отомстил всем тем, кто думал, что сможет его запугать и подчинить.

Ло пытается оттолкнуть меня, но я обнимаю его за шею, чуть не задушив, так что он оставляет меня в покое. Мы все еще голые, но я слишком взволнована, чтобы возбудиться.

Ло: Отъебись.

— Это твоя реакция? — говорю я, широко раскрыв глаза. — Ты подзадориваешь этого человека.

— Если тебе это не нравится, тогда тебе не стоит читать мои личные сообщения или шпионить за мной, как коала.

Справедливо.

Неизвестный: И потерять все деньги, которые таблоиды заплатят мне, когда я скажу, что Лили Кэллоуэй — сексуально зависима? ...Никогда

Я моргаю. Перечитываю текст. И таращусь. Пожалуйста, нет.

— Лил, — говорит Ло, отключая телефон. — Все в порядке. Этого не случится. Посмотри на меня, — он держит мое лицо в своих ладонях, заставляя меня посмотреть ему в глаза. — Этого не случится. Я не позволю. Я найму кого-нибудь, чтобы найти этого мудака. Я заплачу ему больше, чем он получит от таблоидов.

Он кое-что забыл.

— Ты на мели, — говорю я. Его отец забрал его трастовый фонд, потому что он бросил колледж. Ло не разговаривал с ним с тех пор, как он уехал на реабилитацию. Он одинок и беден, а все мои деньги связаны с моей семьей. И они тоже не знают о моей зависимости. Я бы не хотела им говорить. Никогда.

Черты его лица темнеют, когда он вспоминает.

— Тогда я придумаю что-нибудь другое.

Стыд, который испытает моя семья, если узнает, боль и разочарование — мне невыносимо даже думать об этом. Женщина с сексуальной зависимостью? Шлюха. Мужчина с сексуальной зависимостью? Герой. Как сильно я запятнаю компанию моего отца этой новостью? Конечно, не так много людей за пределами нашего социального круга знают мое имя или кто я такая, но может ли это попасть в заголовки таблоидов? Почему бы и нет? Лили Кэллоуэй: дочь основателя Fizzle, сексуально зависимая и шлюха.

Это достаточно сочно, чтобы насытить обозревателей светской хроники во всем мире.

— Ло, — говорю я, когда слезы грозят пролиться с моих глаз. — Мне страшно.

Он обнимает меня, притягивая к себе.

— Все будет хорошо. Я тебя не оставлю.

Я цепляюсь за его слова и повторяю их снова и снова, надеясь, что этого действительно будет достаточно.

2. Лорен Хэйл

.

Я схватил бутылку дешевой водки за горлышко. Не могу ясно мыслить. Меня переполняют эмоции и я не чувствую своё сердцебиение. Мои тяжелые шаги преисполнены изматывающей ненавистью. Я не бегу. Я быстро подхожу к подъездной дорожке дорогущего дома, крепко держа в руке алкоголь.

Дверь. Я вижу только эту чёрную дверь и бронзовый молоточек на ней.

Я бью кулаком по двери и она трясётся. Никто не отвечает. Я даже не слышу шаги.

— Открывай! — кричу я. Бью по двери снова и снова. Нахуй все это.

Я крепко сжимаю бутылку в руке и со всей дури разбиваю ее об дверь. Стекло разбивается вдребезги, а содержимое стекает по бронзовому молоточку, оставляя след на чёрном дереве и стекая под мои подошвы.

— Святое дерьмо, — ругается позади меня Райк. — Это было так необходимо?

Дверь распахивается.

— Да.

Я приказал Райку ждать в машине и сказал, что единственный способ выманить крысу Аарона Уэллса (коей он и является) из его родительского дома — это испортить его имущество. Начал я с двери и уже было хотел приступить к его BMW, но красующийся осколок на капоте сделал всю работу за меня.

Я не удивился, когда Райк припарковался на обочине и пошёл вслед за мной. Ему нравится ходить за мной по пятам и следить, чтобы я не занимался саморазрушением. Обычно это работа Лили и я бы предпочел ее Райку в любой день недели, но не сегодня.

Только не когда засранец из подготовительной школы стоит в нескольких шагах от меня.

У него светлые волосы грязного оттенка (практически темно-русые), голубые глаза и ухмылка типичного ученика академии Далтон, которую я так хорошо помню. Аарон — первый человек, который пришёл мне на ум, когда мы получили сообщения. Я хуево обошёлся с ним в школе, но наше соперничество не должно влиять на Лили. И совершенно точно он не должен ее мучить сейчас.

Аарон оценивающе смотрит на разбитое стекло.

— И почему меня это не удивляет. Эта вонь пахнет в точности как ты.

Райк собирается сделать шаг вперёд и я останавливаю его, схватив за руку. Мы не будем бить Уэллса, как бы сильно нам этого ни хотелось. Это другая битва.

— Я видел тебя раньше, — говорит Аарон, сканируя взглядом Райка от его темных волос до накаченного, почти как у меня, тела. — Где же это было? — он изображает замешательство.

Райк свирепо смотрит на Аарона.

— Нужно было разбить твою гребанную физиономию.

Когда я узнал о том, что произошло, пока я был на реабилитации, мне стало жаль, что Райк этого не сделал.

Мама Лили пригласила Аарона в качестве ее «пары» на корпоративную вечеринку и весь вечер он угрожал ей, говоря, что будет измываться над ней только для того, чтобы вывести меня из себя. Почему? Потому он он ненавидит меня. Другой причины нет. А мне пришлось узнать об этом когда я был в реабилитационном центре и я ни черта не смог с этим сделать. Теперь, когда он перешёл на новый уровень — каким-то образом пронюхав про сексуальную зависимость Лили и желая срубить на этом денег — я здесь и готов разобраться с ним так, как он хотел разобраться с ней.

— Ах да, — произнёс Аарон, не теряя ни секунды, — я был кавалером Лили на вечеринке Fizzle, и ты появился словно рыцарь в сияющих доспехах, пока этот был в рехабе.

Аарон насмешливо кивнул в мою сторону головой. Я мысленно поморщился от напоминания, что Райк был рядом с Лили последние три месяца и поддерживал ее. Меня рядом не было.

Но именно поэтому я знаю, что за угрозами и сообщениями стоит Аарон. Он достаточно ясно выразился, что собирается добраться до меня через Лили и разворошить наше старое соперничество.

В эту игру могут играть лишь двое.

— Спасибо, что сопроводил ее. — говорю я. — Она сказала, что было тяжело смотреть на твоё уродское лицо целый вечер, но мне кажется, что всем и так понятно, что ты был там не для того, чтобы доставить ей удовольствие.

Мои двусмысленные слова заставили меня съежится. Не хочу думать о том, как какой-то парень доставляет Лили удовольствие. Ни до того, как мы стали настоящей парой, ни тем более сейчас.

Мое сердце стучит так быстро, что готово вырваться из груди. Я делаю шаг к нему и под моей подошвой хрустит стекло.

Он напрягается и я жду, хватит ли ему смелости оттолкнуть меня.

Не-а. Я не упускаю момент и протискиваюсь между дверным косяком и его неподвижным телом. Он молча смотрит мне в глаза и я захожу внутрь.

— Ого, а здесь ничего не поменялось, — говорю я, проходя вглубь дома. Я смотрю на высокие сводчатые потолки и мраморный пол. Райк заходит следом и Аарон недовольно закрывает за нами дверь. Я указываю на дверь в подвал рядом с кухней.

— Может откроем бутылочку вина?

Аарон бросает на меня убийственный взгляд.

— Может не стоит.

Райк держится в стороне, но если Аарон затеет драку, он тут же окажется рядом. Такая поддержка приятна. У меня ее никогда не было. В детстве я либо принимал удары, либо находил способ сбежать. Я никогда не дрался на равных. Никто меня не поддерживал. Я не разрешал Лили ввязываться в мои разборки и если она каким-то образом впутывалась в них, то только благодаря таким парням как Аарон, которые знали, что она моя лучшая подруга.

И доставали ее для того, чтобы досадить мне.

Сегодня этого не будет.

Аарон внимательно наблюдает за мной.

— Есть кто дома? — спрашиваю я.

— Никого, — отвечает Аарон. Его лицо ничего не выражает.

Я не верю ему.

— Твои предки проводят выходные на Барбадосе.

Спасибо тебе, Коннор Кобальт, за отличные компьютерные навыки.

Аарон ухмыльнулся.

— Твой папочка достал эту информацию для тебя?

О да. Это не Райк спугнул Аарона на вечеринке. Лили рассказала, что она потратила весь вечер в попытках отделаться от Аарона и именно мой отец наконец-то в этом ей помог. Нужно отдать ему должное, вселять в людей изнуряющий страх он ещё как умеет. Лили сказала, что Аарон сразу сбежал с вечеринки и больше не появлялся.

— Не мой отец помог мне выяснить, кто в твоём доме, — говорю я. — Но мне стоит позвонить ему и поблагодарить за то, как он над тобой вербально надругался.

— Ты, блять, на голову больной, — ответил Аарон. — Ты в курсе?

Это только начало.

— Джулия! — громко произношу я. — Джулия, выходи! Ну же!

Райк неуверенно встаёт позади меня. Он и раньше видел меня таким. Я нападал на него. И все ещё так делаю и часто. Но это другая ситуация. В этот раз меня переполняет ненависть настолько глубокая, что мне трудно дышать.

Аарон неуверенно взглянул на балкон, выступающий над двойной лестницей. Раньше в его доме проводили бал дебютанток и девушки появлялись на этом самом балконе в первый раз.

— ДЖУЛИЯ! — кричу я.

Аарон делает шаг в мою сторону и вытягивает руку, будто он идёт с миром.

— Слушай, я сказал твоему отцу, что отстану от Лили. Хорошо? Мы договорились. И я выполняю свою часть договора. Я ни черта не сделал после того вечера.

— ДЖУЛИЯ.

Наверху громко хлопнули дверью.

— Я разозлился тем вечером. Я хотел устроиться на работу, но мое заявление отклонили. Меня даже не позвали на собеседование из-за тебя. — торопливо пробормотал Аарон.

— И ты будешь винить меня? — я злобно на него уставился. Он имеет право винить меня. С помощью отца я позвонил в колледж его мечты и предложил декану ещё раз приглядеться к Уэллсу. Я и глазом не успел моргнуть, как Аарону пришлось поступать в запасной колледж, потому что его даже не внесли в лист ожидания в колледже, который, как он думал, у него в кармане. Мы изменили его будущее.

— Мне не тягаться с выпускниками Лиги Плюща. Теперь я должен работать на своего отца.

На лестнице показались женские ноги.

— Не делай этого. — с издевкой произносит Аарон, но на самом деле он умоляет. — Я только припугнул Лили. Я не собирался ее к чему-то принуждать или что-то типа того. Клянусь.

Слава Богу, они никогда не занимались сексом. Если бы я наткнулся на одного из ее бывших ухажеров, я не знаю как бы отреагировал.

— Именно так ты всегда и поступаешь, я прав? — говорю я. — Ты пугаешь ее. Что ж, бери членскую карточку, Аарон. Сейчас ты, блядь, испугаешься.

Как по команде, девушка с такими же грязными светлыми волосами хватается

за перила балкона, наклоняясь, чтобы посмотреть на меня снизу.

— Лорен Хэйл.

— Джулия, вернись в свою комнату, — со страхом в голосе проронил Аарон.

— Мне что, четыре года? — огрызнулась она. На ней темная помада и дохера подводки. Джулия — его сестра-близнец и девушка, которую я трахнул раз или два, когда мне было шестнадцать. Смотря какой это был день. Разница между мной и Лили в том, что я на самом деле встречался с Джулией — целых две недели — когда не состоял в фальшивых отношениях со своей лучшей подругой.

Лили же трахалась один раз, а затем переключалась на другого парня.

И после долгой, изнурительной борьбы, я наконец-то стал ее единственным исключением из правила.

— Привет, Джулия, — сказал я. — Спустишься на минуту?

— В чемдело? — она переводит взгляд от Аарона ко мне, перенимая напряженную позу своего брата. — Аарон, я встречалась с Ло тысячу лет назад. Серьезно, остынь.

Но она ошибалась. Наша ссора началась не из-за того, что я встречался с его сестрой. Она была всего лишь одной из множества пуль в пистолете, из которого я «стрелял» и причинял Аарону боль. Трахнуть его сестру — слишком просто. Так поступил бы мой отец. Ненавижу, что я это сделал. Я с трудном могу даже переварить это воспоминание.

Я просто благодарю Бога за то, что Джулия оказалась такой же жалкой, как ее брат и я. Мы обоюдно использовали друг друга. Я — для того, чтобы достать ее брата, а она — чтобы отомстить своему бывшему. Жаль только, что ему было плевать.

— Джулия, — повторил я. Мое терпение было на исходе. — Иди сюда. Живо.

Я, блядь, не прикалываюсь. На самом деле прикалываюсь, но нужно было видеть выражение на лице Аарона. Он вот-вот обделается. И он представить себе не может, что я собираюсь сделать. Черт, даже я не знаю, что буду делать. Я знаю только то, что семья — его слабое место, так же, как Лили — мое.

Она спускается по лестнице босиком. Ее любопытный взгляд задержался на Райке.

— Ты горячий.

— Джулия, — поморщился Аарон.

— Могу я взглянуть на твой телефон? — спрашиваю я Аарона. Теперь, когда тут стоит Джулия, он с большим энтузиазмом вручит мне свой телефон. Она не только отвлекающий манёвр, но и своего рода предупреждение.

— Это ещё зачем? — Аарон нахмурил брови.

— Просто дай его мне.

Джулия тяжело вздохнула, как будто все это ей уже наскучило.

— Просто дай ему телефон, Аарон.

Аарон достал телефон из кармана и отдал его мне. Я прокрутил отправленные им сообщения, в надежде заметить в списке свой номер телефона. Но в истории сообщений было пусто.

— Ты что, удалил все свои сообщения?

— Я всегда их удаляю, — ответил Аарон. — Моя сама любит проверять мой телефон.

— Тебе двадцать два.

Он не подросток, которому нужно получить разрешение у родителей для того, чтобы пойти на ночевку к другу. Он взрослый человек.

— Неужели? Моя мать все ещё любит совать свой нос в мои дела.

Я по-прежнему ему не верю. Просто не могу.

— Как тебя зовут? — Джулия спросила Райка и закусила губу, будто этот жест заставит его упасть к ее ногам.

— Райк, — ответил он.

— Райк, откуда ты знаешь Лорена?

— Он мой брат.

Ее брови изогнулись от удивления.

— Ого, я не знала, что у него есть брат.

— Я тоже не знал, — говорю я и всучиваю Аарону его телефон. — Ты использовал другой телефон? Может одноразовый?

— О чем ты, блядь, говоришь? — спрашивает Аарон, широко выпучив глаза. — Я нихрена не сделал тебе или Лили. Я сказал тебе, твой отец…

— Я тебе не верю, — слова слетают с моего языка, хотя я сам не уверен в том, во что я верю.

Он может врать. Среди всех моих знакомых, Аарон — самый очевидный подозреваемый. И именно он может угрожать Лили. Если я могу покончить с этим прямо здесь и прямо сейчас — я это сделаю.

— Ты выжил из своего гребанного ума! — закричал Аарон.

Райк шагнул вперёд, готовый вступиться за меня в любой момент.

— Сказал чувак, который два часа гонялся за девушкой по залу и чертовски, блядь, ее пугал.

— Вау, — сказала Джулия, — а ты секси, когда злишься.

— Джулия! — завопил Аарон. — Уходи, сейчас же. Выметайся, блядь, отсюда.

Джулия развернулась ко мне и демонстративно закатила глаза.

— Рада была встрече, Лорен. Жаль, что мой братец не может забыть наши отношения.

— Да, у него проблемы с тем, чтобы выбросить что-то из головы.

Я бы тоже злился на его месте. И я не виню его. Я ненавижу то, что я довёл его до точки кипения и он добрался до Лили, пока меня не было рядом. Я вёл себя как гребанный глупый ребёнок и до сих пор так иногда себя веду.

Возможно, прямо сейчас я поступаю неправильно. Но по-другому я не умею. И это работает. Я аккуратно выбираю свои выражения. Угрожаю парню, который угрожает мне.

Джулия зашла на кухню и остановилась на самом видном месте. По большей части для того, чтобы Райк увидел как она низко наклоняются и вытаскивает из шкафа сковороду. Она обернулась убедиться, что Райк успел заценить ее задницу. Но он даже не посмотрел. Райк не сводил глаз с Аарона. Но пока я наблюдал за Джулией, Аарон был готов за считанные секунды взорваться, упасть на колени и дать мне то, что я хочу. Но это не совсем моя заслуга. Думаю, что угрозы моего отца сыграли в этом большую роль.

— Где твой одноразовый мобильник? — спрашиваю я снова.

— Не думаю, что это его рук дело, — прошептал Райк, положив мне руку на плечо.

Я не хочу в это верить. Потому что в таком случае я не знаю, что делать.

Я понятия не имею, кто ещё может угрожать Лили.

Аарон оборонительно поднял руки вверх.

— Я не знаю, что случилось, но я не единственный парень, который тебя ненавидит, Лорен. Так что советую подумать о том, кого ещё ты разозлил за столько лет. Бьюсь об заклад, колледж не был райским местечком для тебя.

Да… я в полной заднице.

Я мысленно киваю. Но если это он отправляет мне сообщения, я не могу уйти не убедившись, что он больше не выкинет чего-то подобного. Последнее слово должно остаться за мной. Поэтому я наклоняюсь ближе и говорю:

— Если ты ещё раз напугаешь мою девушку — работа на гребанного папочку будет наименьшей из твоих забот, — мои глаза метнулись в сторону Джулии. — И начни питаться косметикой сестры. Ты чертовски уродливый внутри.

Он легко мог ответить «ты тоже». Но промолчал. Он слово оцепенел в смеси ненависти и страха — эмоций, которые переполняли этот дом сейчас.

Я не стал ждать, пока он очухается.

Я ушёл.

— Ты не говорил мне, что трахался с его сестрой. — сказал Райк, когда мы возвращались в машину.

— А это важно?

Он угрюмо посмотрел себе под ноги.

— Она объективировала тебя, Райк. — напомнил я ему. — Джулия была в двух секундах от того, чтобы стянуть с тебя брюки и запрыгнуть на твой член.

— Как Лили? — огрызнулся он в ответ.

— Пошёл. Нахуй, — я распахиваю дверцу машины. Это не одно и тоже. Лили — она моя лучшая подруга. Я не один из ее ухажеров на одну ночь. Если бы это было правдой, она бы не продолжала со мной встречаться. Я бы не смог так долго доставлять ей удовольствие.

— Прости, — Райк едва слышно извиняется, но его тон остаётся резким. — Я просто не хочу, чтобы ещё одна девушка оказалась между двух огней.

— Я не наврежу ей. Аарон только должен думать, что я могу это сделать.

Райк очень долго смотрит на меня.

— Наш отец тебя этому научил?

— Да, — ответил я. — А ещё он научил меня садиться в машину и уезжать на хрен.

— Приятно знать, что без выпивки ты все тот же засранец, — кивнул Райк.

— Должно быть это у меня в крови.

Райк улыбнулся и мы сели в его Инфинити. Лучше я себя не почувствовал. Проблема в том, что я даже не помню некоторых людей, которых я разозлил.

Воспоминания о большинстве из них растворились в дымке виски и бурбона.

И мне их ни за что не вернуть.

3. Лили Кэллоуэй

.

— Это допрос или собрание? — грубо спрашивает Райк. У него хмурое выражение лица.

Он ссутулился на нашем темно-синем кресле в стиле королевы Анны и капли пота проступают сквозь его футболку с логотипом «Penn».

Есть только три человека, которые могли бы выдать мой секрет. И мне пока не удалось расколоть парня, который возглавляет мой список подозреваемых. Мало что может нарушить душевное равновесие Райка Мэдоуза.

В этом весь Райк — его глаза постоянно прищурены, он излучает дерзость и самоуверенность. Ему удалось стать частью жизни Ло. Он проник в наши жизни и намеревался остаться. Либо Райк так сильно заботится о своем брате, что готов вытерпеть почти все на свете, либо замышляет что-то большее — что-то, что может перевернуть весь мой мир.

Так что я донимаю Райка вопросами, и я примерно в шаге от того, чтобы направить ему в лицо лампу, прямо как в фильмах про копов, чтобы он осознал всю серьезность моих намерений. У меня есть право волноваться. Моя жизнь в нескольких секундах от краха.

Ло передает Райку бутылку воды.

Я бросаю на Ло удивленный взгляд. Он не должен снабжать его средствами к существованию, пока мы не получим ответы. Пропитание может остаться нашим единственным козырем.

— Кто сказал, что ему можно пить? — выпаливаю я.

Они оба нахмурили брови, словно я лишилась ума. Ладно, получается, я веду себя иррационально. Ничего нового.

Райк поднимает руку.

— Извините, но хоть кого-то в этой комнате заботит моя безопасность?

Ло игнорирует своего брата и, схватив меня за руку, тянет к дивану. Наши ноги соприкасаются, но эта близость меня не успокаивает. С тех пор как я увидела те сообщения, паника лишила меня возможности оставаться собранной и здравомыслящей.

Я не хочу так себя вести. Но либо так, либо привычный мне способ преодоления сильных переживаний — мастурбация, которая мне сейчас противопоказана.

Стук каблуков Роуз доносится из коридора.

— Коннор должен быть здесь с минуты на минуту.

Она садится на бледно-желтый диванчик, скрестив лодыжки. На ней чёрная юбка плиссе и шелковая блузка с высоким воротником, благодаря которым она выглядит намного элегантнее, чем кто-либо другой в комнате.

— Отлично, тогда у тебя будет новая жертва для допроса, — говорит Райк, глядя на меня с легким презрением.

Но в случае с Райком Мэдоузом, есть вероятность, что за этим взглядом прячется толика любви. По крайней мере, я надеюсь, что мы добились некоторого прогресса, пока Ло был на реабилитации. Конечно, у нас выдались трудные три месяца, но Ло всегда был нашей точкой соприкосновения.

Но если он стоит за каким-то большим заговором и собирается разрушить жизнь Ло — и, следовательно, мою, — я никогда его не прощу.

Ло проводит рукой по моей дергающейся ноге, пытаясь успокоить мои нервы.

— Я совсем разберусь, Лил, — мягко говорит он.

Райк украдкой бросает на него мрачный взгляд и я понимаю, что к моему допросу это не имеет отношения. Я знаю этот взгляд. Так ты смотришь на человека, когда у вас есть общая тайна.

Я ахаю.

— Ты что-то сделал без меня?

Ло качает головой.

— Нет.

Он не смотрит мне в глаза.

Я бью его по груди.

— Ты лживый врунишка, а мы должны быть честными друг с другом.

— Нууу, — медленно заговорил Ло, — если мы продолжим получать сообщения, то скорее всего можно будет вычеркнуть Аарона Уэллса из нашего списка подозреваемых.

— Скорее всего? — спрашивает Роуз. — Не похоже, что ты добился прогресса.

— Я сделал то, что считал необходимым. И не собираюсь брать свои слова назад, — резко ответил Ло.

Когда я слышу имя Аарона Уэллса, все внутри меня леденеет.

— Что ты сделал?

Я совершенно точно не хочу видеть Аарона когда-либо еще в своей жизни.

Роуз пробормотала себе что-то под нос и мне показалось, что она сказала «бесчинствовал».

— Мы просто поговорили, — ответил Ло.

Я оборачиваюсь и смотрю на Райка в надежде, что он подтвердит слова Ло. Очевидно, он был частью этого заговора, что только заставляет меня нервничать еще больше.

— Да, мы просто поговорили, — произнёс Райк. — Все сообщения Аарона были удалены, что было подозрительно.

Ло кивает в знак согласия, а затем наклоняется ближе и целует меня в щеку.

— Хорошо? — прошептал он.

Я не думаю, что это подходящее слово и устремляю отрешенный взгляд на ковер.

— Что насчет Райка? — спрашивает Роуз.

Она держит маленькую чайную чашку в своих напряжённых пальцах. Незадолго до этого, Роуз предложила мне выпить, но я отказалась. Не уверена, что мой организм сможет что-то ещё сегодня переварить. Я уже раздуваюсь от страха.

— Опять вы за своё.

— Ты знаешь о сексуальной зависимости Лили. Ты мог кому-нибудь проболтаться.

Райк свирепо уставился на Роуз.

— Как и ты.

— Не ёрничай. Она моя сестра. Я не предам ее.

— А она девушка моего брата, — огрызается он в ответ. — Почему бы тебе не сосредоточить свое внимание на парне, который легко мог поделиться этой информацией за гребанную цену?

— Даже не смей, — Роуз предупреждающе указала на него пальцем.

— Почему нет? Коннор нарисовался в ваших жизнях примерно в то же время, что и я. Он узнал о ее сексуальной зависимости в то же самое время, что и мы. В этой истории он больше выиграет, чем потеряет.

— Он потеряет меня, — парирует Роуз.

Я никогда не хотела верить, что Коннор может так со мной поступить. Я даже не могу размышлять об этом дольше секунды. Он слишком мил (по-своему). Но Райк…

Ло пристально смотрит на своего брата какое-то время и говорит:

— Может быть, Роуз права.

— Что? — Райк наклоняется вперед. — Ты же не серьезно.

— Может, ты и мой сводный брат, но ты по прежнему лжец. Я думаю, мы выяснили это в день нашей встречи.

— Да ладно тебе.

— Давай-ка отмотаем события на несколько месяцев назад. Ты вошел в мою жизнь, сказал мне, что ты какой-то студент, который хочет сделать фальшивый проект о наследниках мультимиллирдных компаний…

— Лили придумала эту ложь, — перебил его Райк.

Я раскрыла от изумления рот. Здорово же он меня подставил! Но я уже призналась во всем Ло, так что стыд больше не сьедает меня изнутри.

Ло закатил глаза.

— Неважно. Ты все это время знал, что я твой брат, и все же ты ни разу не сказал об этом никому из нас.

— Да ты, блин, издеваешься надо мной, — говорит Райк.

Они, должно быть, много раз ссорились по этому поводу, пока Ло был в реабилитационном центре. Мне не разрешалось навещать его, но эти странные правила почему-то не распространялись на Райка. Я не совсем понимаю как развивались их отношения, когда мы с Ло были вдали друг от друга, но очевидно, что озлобленность между этими двумя только усугубилась.

Ло издает нервный смешок.

— Я незаконнорожденная сволочь. Своим появлением на свет я разрушил брак твоих родителей. Ты должен ненавидеть меня. Я бы возненавидел себя, — он делает небольшой вдох. — И тогда я бы придумал жестокий план отмщения. Уничтожил бы меня шаг за шагом. Начиная с Лили. Так что прости, если мне трудно доверять тебе на сто десять процентов.

Я не могу определить, злится Райк или расстроен заявлением Ло, но я понимаю, что это выходит за рамки моего глупого обвинения. Слова Ло наполнены глубокой болью.

— В самом деле? Даже после всего, что я сделал, пока ты был в реабилитационном центре? — спрашивает Райк.

— Ты имеешь в виду, что держал свой член подальше от моей девушки? Да, спасибо.

Мои глаза чуть не вылезли из орбит. Я бы отпрянула от Ло, если бы его рука не была так крепко прижата к моему бедру. Что-то не так. Я это чувствую. Мы по-разному справляемся со стрессом. Я трахаюсь, а он пьет. Теперь, когда мы не можем сделать ни того, ни другого, мы оба пытаемся научиться справляться с этим здоровым образом. Ключевое слово здесь — пытаемся.

— Ты же знаешь, что это не так, — опровергает его слова Райк.

— Конечно.

От одного этого слова Райк выглядит более разъяренным, чем от всего, что было сказано до и я понимаю — это конец. Сейчас у Райка опустятся руки и он уйдёт. Ло напрягается рядом со мной, вероятно, ожидая того же. Мы отталкиваем людей. Это то, в чем мы хороши.

— Если бы я хотел причинить тебе боль, придумав какой-то сложный заговор, я бы уже трахнул Лили. И я чертовски уверен, что не стал бы утруждать себя твоей компанией.

Я хочу доверять Райку, главным образом потому, что он — единственный член семьи, который поддерживает Ло, но как Ло уже упомянул — Райк хороший лжец. Он даже одурачил меня.

Ло сверкнул своей горькой улыбкой, которую он обычно сопровождал стаканом бурбона. Я не могу понять, о чем он думает.

Прежде чем я успеваю шепнуть ему на ухо и спросить, открывается входная дверь, и тишина наваливается тяжестью. Мокасины Коннора ударились о паркет и шум усилил напряжение, повисшее в комнате.

Он появляется из фойе, его густые волнистые каштановые волосы идеально уложены, как будто он готов в любой момент выступить с речью в Конгрессе. Он засовывает мобильный телефон в карман своих черных брюк, его белая рубашка на пуговицах заправлена за пояс. Издалека он осматривает напряжённую позу Райка, который по-прежнему сидит в кресле в стиле королевы Анны и смертельную хватку Ло на подлокотнике дивана.

— Я что-то пропустил, — заявляет Коннор. — Было весело?

Он смотрит на Роуз.

— Только если тебя веселит внятное бормотание неандертальцев, — её тон — чистый лед.

— Хорошая шутка, Роуз, — безразлично произносит Ло.

Коннор проводит пальцем по нижней губе, скрывая зарождающуюся улыбку. Но в тот момент, когда Коннор улыбается моей сестре, я мгновенно выпрямляюсь и подаюсь вперёд, словно две вращающиеся звёзды вот-вот соприкоснутся и поцелуются. Я хочу это видеть.

Ло ущипнул меня за бедро, когда Коннор сел рядом с Роуз, проведя рукой по спинке подушки, расположенной позади нее.

— Ты моя девушка, — хрипло прошептал Ло мне на ухо, поддразнивая меня, чтобы я заняла его сторону в этом вопросе. Но в борьбе интеллектов я должна выбрать разумный вариант и согласиться со своей сестрой. Или с Коннором. Ло — гиблое дело.

— Ты мой парень, — произношу я очевидное.

Он придвигается ближе, и мое сердце колотится, его губы совсем рядом. Поцелуй меня. Поцелуй меня. Поцелуй меня.

Он отодвигается.

Черт. Жаль, что я не обладаю силой профессора Ксавье, но с другой стороны, мне бы не хотелось заставлять Ло меня целовать. Я хочу, чтобы он хотел этого так же сильно, как и я.

Коннор проводит рукой по воздуху, останавливая палец то на Ло, то на Райке.

— Я чувствую здесь напряжение.

— Ло просто поблагодарил меня за то, что я не трахнул Лили, — говорит Райк.

— Совершенно верно, — отвечает Ло таким же сухим голосом.

Коннор даже не моргает.

— Должно быть, это что-то на «братском».

Он разворачивается к Роуз, что-то шепчет ей на ухо и оставляет легкий поцелуй на ее щеке. Я не могу поверить, что прямо сейчас завидую поцелую. Но я действительно завидую. Я хочу этот поцелуй. Только не от Коннора! Просто для ясности. От Ло. Я хочу поцелуй от Ло. Мои щеки краснеют, просто из-за того, что я подумала не о том. Иисусе.

— Ты в порядке? — шепчет Ло.

Я киваю, немного ерзаю и опускаю свою щеку на сгиб его руки, чувствуя себя в безопасности в его объятиях. Его мускулистое тело затмевает мою чрезмерно худую фигуру. Помимо всего прочего, я также решила заняться своим здоровьем. Кожа-да-кости мне не к лицу.

Роуз прижимает руки к груди Коннора, не давая ему придвинуться ближе.

— Что-то на «братском»? Нормальные братья так себя не ведут. Не припомню, чтобы Грег Брэди благодарил Питера за то, что Оране занимался сексом с Маршей. (прим. перевод. — отсылка на персонажей из комедийного фильма «Семейка Брэди», 1995 года)

— Нет, потому что это был бы инцест, — отвечает Коннор.

Она бросает на него взгляд.

— Это не кровосмесительство, потому что Марша — всего лишь сводная сестра.

— Верно.

Его взгляд скользит по ее губам и поднимается вверх к ее проницательному взгляду.

— И я удивлен, что ты употребила слово «нормальный». Я думал, что на прошлой неделе мы пришли к выводу, что это слово слишком субъективно, чтобы иметь какую-либо реальную оценку.

Она бросает на меня взгляд, как будто спрашивая: «Почему я вообще с ним?».

Я улыбаюсь и действительно хочу сказать: «Потому что вы две звезды-заучки, вращающиеся по орбите и предназначенные для поцелуя». Но сказанное не будет иметь смысла ни для кого, кроме меня.

У Роуз и Коннора выдались странные три месяца: они постоянно расставались из-за подобных интеллектуальных споров и сходились уже через неделю. Их отношения — это то, чему я не могу дать оценку или по-настоящему понять. Мне кажется, для этого должен быть более высокий IQ или что-то в этом роде. Но я люблю смотреть на них, как мы с Ло смотрим японские мультфильмы — не понимаем, о чем говорят персонажи, но нам все равно весело за ними наблюдать.

Роуз тычет наманикюренным пальцем ему в грудь.

— Ты не можешь сбрасывать со счетов целое слово только потому, что не считаешь его достойным, Ричард.

О, она назвала его настоящим именем.

— По сути, ты утверждаешь, что все социологические исследования Фуко бесполезны.

У меня начинает раскалываться голова, но я все равно странным образом увлечена их разговором.

— Эй, — вмешивается Ло, хлопая в ладоши. Они оба смотрят на нас так, словно мы только что появились в комнате. — Вы двое можете обсудить «нормальных» людей и Фолкнера позже.

— Фуко, — поправляет его Роуз.

— Что?

— Правильно Фуко. Не Фолкнер.

— Один хрен, и то и другое начинается на букву «Ф», — огрызается Ло. — Знаешь, что еще начинается на букву «Ф»?

— Фантастического тебе путешествия нахуй, — опережает его Коннор.

Он говорит это так обыденно, будто отвечает на вопрос «Что? Где? Когда?». Я не могу сдержать улыбку.

Ло замечает, что я улыбаюсь, и бросает на меня взгляд. Я поджимаю губы, пытаясь сдержаться, но это слишком сложно, и вместо этого я, вероятно, кажусь глупой. Уголок его рта приподнимается. Мое сердце трепещет, потому что впервые за три месяца я вижу на его лице приятные эмоции.

Он наклоняется вперед и легко целует меня в нос. Мне даже не нужно было скандировать «поцелуй меня», чтобы он действительно это сделал. Я прикусываю нижнюю губу, головокружение сменяется опасными мыслями. О том, как я тащу Ло в спальню, укладываю его на матрас, сажусь на него сверху и провожу пальцами по каждому бугорку его пресса. И тогда его полуулыбка расцветет в полную силу на его лице и этой улыбки будет достаточно, чтобы разжечь мое тело.

Я могла бы пробормотать какое-нибудь неубедительное оправдание, чтобы уйти с собрания, но мое горло сжимается, а чувство вины гложет, хотя я еще и шага не сделала в сторону своей спальни. Планирование событий заставляет меня почувствовать себя неудачницей. Почему так?

— Кстати, ты хорошо выглядишь, — говорит Коннор Ло.

— Спасибо.

Я забыла, что они не виделись с тех пор, как Ло попал в реабилитационный центр. Я искоса смотрю на Коннора и ставлю его на пьедестал подозреваемых. Может быть, Райк прав. В обмен на информацию о моей сексуальной зависимости Коннор мог бы выкупить себе поступление в Уортон — престижную аспирантуру в Пенсильвании, где он планирует получить степень MДA (магистр делового администрирования).

Наши взгляды встречаются, и его бровь выгибается, как будто он знает, что я незаконно обвиняю его.

Он видит меня насквозь.

Мои щеки краснеют, и я немедленно отказываюсь от своих поспешных суждений.

Коннор ни за что не продаст меня. Он считает жульничество слишком легким методом получения желаемого, и он нравственнее 99% знакомых нашей семьи. Так что остается Райк. И Роуз. Но Роуз, скорее сожжет всю свою линию одежды — Calloway Couture — чем отдаст меня на растерзание людоедским СМИ. А она любит свою коллекцию, как мать любит своего ребенка.

Но Ло не собирается так легко отступать.

— Ты кому-нибудь рассказывал? — спрашивает он.

— Никому, — спокойно отвечает он.

Ло чешет затылок.

— Мы годами скрывали секрет Лили. Потом она рассказывает вам, ребята, а через несколько месяцев ее начинают шантажировать этой информацией. Может, я и бросил колледж, но, черт возьми, я могу собрать кусочки пазла воедино.

Коннор быстро пробегает глазами по Ло.

— Тебя исключили из колледжа, но приятно слышать, что ты берешь на себя ответственность.

Почему-то это оскорбление не казалось таким уж страшным. Наверное, потому что это была правда.

Университет Пенсильвании выгнал Ло после того, как он перестал появляться на занятиях, и он мог бы поступить в другой колледж, но вместо этого решил пройти реабилитацию и поработать над своей трезвостью.

Ло разочарованно вздыхает. Ему просто нужны ответы. Как и всем нам.

— Один кусочек пазла ты всё-таки упустил, — говорит ему Коннор.

Ло напрягается, и во мне вспыхивает маленькая надежда. Если кто-то и сможет раскрыть эту тайну, то это Коннор Кобальт. И, скорее всего, Роуз.

— Лили недавно начала ходить к секс-терапевту, который специализируется

на зависимостях.

— Думаешь, кто-то видел, как она вошла в офис? — спросил Ло.

— Это возможно. Почему бы тебе не попробовать отследить номер?

— Сообщения пришли с неопознанного номера.

— И что?

— Извини. Взлом телефонных номеров — не совсем моя фишка. Лили, что на счёт тебя? — он смотрит на меня, и я отрицательно качаю головой. — Я так и подумал.

— О, нет, — быстро говорит Коннор, — я знаю, что ты не можешь сделать что-то настолько сложное. Я просто подумал, может быть, ты знаешь кого-то, кто мог бы взломать его.

— Ты что, только что признался, что чего-то не умеешь, Кобальт? — вмешивается Райк. Он выглядит так, словно готов спрыгнуть с кресла и позвонить в прессу. Хотя, подождите. Он и есть пресса. Может быть, завтра он напишет об этом статью в «Philadelphia Chronicle» и озаглавит ее: «Коннор Кобальт не знает всего на свете!».

— Не смеши меня, — говорит Коннор с непроницаемым выражением лица. — Я знаю, как это сделать. Но я этого не сделаю. Это незаконно.

Райк закатывает глаза и крепче сжимает свою бутылку с водой. Увы, на этот раз без статьи.

Роуз изящно отпивает свой чай и говорит:

— Это все еще незаконно, даже если ты заплатишь кому-то, чтобы он сделал это за тебя.

— Но если сделать все с умом, тебя не поймают.

Помните мои слова о нравственности Коннора? Забудьте их. Он так сильно скрывает свои эмоции, что я не разглядела его коварное нутро. Тем не менее, я не думаю, что он рискнул бы потерять Роуз ради места в Уортоне. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Мы с Ло уже обсуждали эту тему, — говорю я. — Все мои знакомые знают мою семью. Родители начали бы задавать вопросы, если бы я наняла частного детектива. — А держать их в неведении как можно дольше — моя главная цель. Думаю, что вечность — самый оптимальный вариант.

Ло кивает.

— Мы также не хотим привлекать ненадежных третьих лиц. Я не хочу, чтобы они меня облапошили.

Я оживляюсь, когда думаю о примере.

— Например, хакер, который живет в подвале родителей.

— Да, — говорит Ло. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я знаю надежного частного детектива, которого я могу нанять, — говорит Коннор. — Это не проблема.

Роуз улыбается и делает последний глоток чая.

— Я отплачу тебе, — говорю я Коннору.

— Я предпочитаю услуги.

Ладно, это звучит сексуально. Когда я думаю об услугах, я представляю себе минет.

Мое лицо сразу же вспыхивает, и я пытаюсь отвести взгляд, но все уже смотрят на меня. Я попала.

— Лили!

Три голоса на разной высоте отчитывают меня. Ло кладет руку мне на плечо, и я сдерживаюсь, чтобы не спрятаться в его бицепсе. Я не буду забиваться в угол.

Я обвиняюще указываю на Коннора.

— Это он сказал, а не я!

— Я не говорил о сексуальных услугах, — спокойно оправдал себя Коннор.

Теперь я указываю на свою грудь.

— Я здесь сексуально зависимая. У моего мозга есть автоматическая настройка. Я не буду думать о подарочках в знак признательности.

Произносить вслух фразу «сексуально зависимая» было плохой идеей, и я жалею об этом, как только Райк говорит:

— Кстати о сексуально зависимых, — я захотела ударить его. — Как продвигается твое выздоровление теперь, когда Ло вернулся домой? Вам двоим разрешено заниматься сексом?

— Это сложно, — бормочу я. — И я не думаю, что мне следует обсуждать это с тобой.

— Она может немного заниматься сексом, — поясняет Ло, судя по всему пытаясь сгладить углы.

Я хочу рассыпаться на кусочки.

— Что значит «немного»? — спрашивает Райк.

Ладно, я безумно хочу рассыпаться на кусочки и прямо сейчас.

— Я не могу говорить об этом, — уклончиво отвечает Ло. Но на самом деле он имеет в виду: я не могу говорить об этом в присутствии Лили. Потому что я тоже понятия не имею, что означает «немного». Это сведет меня с ума.

Мне также не нравится, что Ло так быстро делится интимными подробностями нашей личной жизни, но я думаю, он пытается быть более откровенным. Ему, наверное, проще сосредоточиться на моей зависимости, чем на собственной.

— Что будет, если ты начнешь потакать ей? — спрашивает Роуз, ставя свою чашку на стол.

— Не начну, — говорит Ло и свирепо уставляется на мою сестру.

Я хотела бы одолеть свою зависимость самостоятельно, но мой психотерапевт уже объяснил, что воздержание — это не выход, поскольку секс — естественная часть жизни, в отличие от алкоголя. Человек может целую вечность не пробовать спиртное, но почти все занимаются сексом, когда достигают определенного возраста. А в сексе участвуют два человека.

Поэтому я должна научиться вести здоровую сексуальную жизнь с Ло, а не ту, где он подпитывает мои навязчивые идеи. И мне нужно работать над тем, чтобы быть более уверенной в себе, не обращаясь к мастурбации.

Я вздыхаю. Все это так сложно. И кажется таким тяжелым.

— Это не то же самое, что Лили нальёт тебе стакан виски, Лорен, — говорит Роуз. — Мы все узнаем, что ты снова пьёшь, но никто из нас не поймёт, что ты ей потакаешь.

Потому что это означает, что если он позволит мне трахать его именно так, как я хочу и когда я хочу. Я буду под таким кайфом и так полна Лореном Хэйлом, что я никогда не захочу покинуть спальню и встретиться с реальным миром.

Это звучит намного лучше, чем следовало бы.

— Ты годами не знала, что я алкоголик, — опровергает ее слова Ло. — Поверь мне, ты не поймёшь, если я один раз сорвусь с катушек. Это одно и то же.

— Зато я пойму, — говорит Райк.

— И я, — добавляет Коннор. — Я понятия не имел, что Лили пристрастилась к сексу, но мне потребовался ровно один день, чтобы понять, что у тебя проблемы с алкоголем.

Райк провёл рукой по своей твердой, высеченной как камень челюсти.

— Ты знал, что он алкоголик, и пил с ним пиво? На самом деле, я видел, как ты покупал ему выпивку в баре.

— Он настоящий друг, — горько улыбнулся Ло. Клянусь, он говорит такие вещи только для того, чтобы действовать людям на нервы.

Райк выглядит так, словно хочет встать и ударить его по затылку.

Роуз поворачивается к Коннору, но он не съеживается под ее проницательным

взглядом.

— Ты знал и пил с ним пиво?

— Мы только познакомились. Я не планировал переворачивать его жизнь вверх дном.

— Так значит, ты разглядел то, что сделало его счастливым, и ты с удовольствием использовал это, чтобы с ним подружиться.

— Ты ведешь себя так, как будто он вколол мне шприц с героином, — встрял Ло.

— Он с таким же успехом мог и это сделать, — парировал Райк.

Хорошо, когда эта встреча превратилась в место для объединения против Коннора?

— Забейте уже, — огрызается Ло.

Коннор молчит, и Роуз, похоже, не готова так легко его простить. Уверена, что позже у них будет целая философская дискуссия по этому поводу.

И, к сожалению, она помнит из-за чего разразился этот спор.

— Твоя зависимость, Ло, не такая, как у Лили, — говорит она. — Когда тебя здесь не было, поддерживать Лили было просто. Теперь, когда ты вернулся, я чувствую, что ты единственный человек, которому разрешено участвовать в процессе ее выздоровления. И насколько справедливо? Ты только что вышел из реабилитационного центра.

Нужно ли мне присутствовать при этом разговоре? Я чувствую, что это выше моих сил, даже несмотря на то, что они говорят обо мне.

Его голос значительно смягчается, теряя обычную резкость.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь. Я ее парень. Она сексуально зависимая.

Конечно, я буду принимать самое активное участие в ее выздоровлении. Я знаю, о чем ты говоришь. Я знаю, о чем вы все говорите, — он смотрит на Райка и Коннора. — Я не могу просить вас просто доверять мне, не тогда, когда у меня в послужном списке двадцать один год дерьмового поведения. Но эта ситуация странная, нестандартная и очень, очень хреновая. И нам придется выяснить, как со всем этим справиться.

Я смотрю на свои руки, немного смущенная, но в то же время благодарная, что они не разговаривают за моей спиной.

— Все, чего я хочу, — говорит ему Роуз, — это чтобы ты не закрывался от нас. Если вам кажется, что вы делаете что-то неправильно или не можете с этим справиться, не игнорируйте это. Ты должен кому-то рассказать, и это не обязательно должна быть я. Если вам будет удобнее поговорить с Райком, или с Коннором, или даже с психотерапевтом, с кем угодно — пожалуйста. Я просто не хочу, чтобы Лили страдала из-за того, что ты не можешь попросить у других помощи.

Я понимаю ее страхи. Мы так долго изолировали себя, что отгородиться от всех было бы естественным регрессом. Я просто никогда по-настоящему об этом не думала.

— Я обещаю.

Она выглядит немного озадаченной тем, как легко он уступил.

— Мы с тобой хотим одного и того же, — напоминает ей Ло.

Впервые Ло и Роуз, кажется, в чем-то согласны, но это только оказывает на меня безумное давление. Они могут подумать, что Ло потакает мне. Но я боюсь, что сама все испорчу.

4. Лили Кэллоуэй

.

Райк и Коннор уходят после того, как мы разработали план по поиску отправителя СМС. Коннор позвонит своему частному детективу, а затем все мы начнем составлять список врагов Ло. Я просто надеюсь, что завтра я не увижу свое лицо на обложке People.

Ло уже лежит в постели, когда я закрываю дверь в ванную. Он выглядит довольным и делает пометки в своём дневнике, окутанный в тёплый свет от лампы. Тумбочка кажется такой пустой без стакана виски. Мы оба проходим через монументальные изменения, и с тех пор, как он вернулся, у нас не было возможности обсудить наше будущее или что-то серьезное. Анонимные сообщения ввели нас в немедленный ступор.

Его взгляд отрывается от дневника, и он изучает меня, пока я стою посреди комнаты, не зная, что делать. Ещё в университете, после того как мы стали официальной парой, я почти каждую ночь спала в его постели. Но мы не обнимались. Он не шептал мне на ухо всякие милые пустяки, пока я не засну. Мы трахались, пока я не теряла сознание, а потом он расправлялся с выпивкой и следовал моему примеру.

Я продержалась три месяца без секса, но только потому, что Ло не было рядом. Он не лежал со мной в постели. Это сравнимо с тем, как если бы я прокралась сюда с бутылкой Джека Дэниэлса и встала перед Ло. Обниматься со своим пороком кажется опасной затеей, но я не могу воздерживаться всю жизнь. Мне нужно разобраться, как сделать все правильно.

— Что-то не так? — спрашивает он и закрывает дневник, зажав ручку среди двух страниц.

— Сегодня у нас не будет секса, да? — спрашиваю я уже в третий раз за последние 24 часа.

— Нет, любовь моя, сегодня не будет.

Я снова пытаюсь переварить его слова, но они причиняют мне боль, и в ответ моя грудь сжимается. Это похоже на отказ, хотя это не так.

— Может быть, мне стоит спать на диване, — мягко произношу я. — Пока я не привыкну к твоему возвращению.

Пока я не перестану думать о тебе внутри меня.

— Я могу справиться с тобой, Лил. Я не позволю тебе нарушить свои клятвы.

Мои клятвы. Четыре личных правила, которые я установила для себя, в противовес чёрному списку от моего терапевта.

Никакого порно.

Никакой мастурбации.

Меньше компульсивности во время секса.

И никогда, никогда не изменять Лорену Хэйлу.

Как четыре простых правила могут казаться мне настолько неподконтрольными? Особенно третье. И я прекрасно понимаю, что он имеет ввиду. Но где-то между его губами и моими ушами все искажается, и моя неуверенность побеждает.

— Я могу быть очень убедительной, — бормочу я.

Его губы поднимаются.

— Думаю, я справлюсь.

— Ты парень, — я напоминаю ему, как будто это все меняет.

Он улыбается.

— Я в курсе.

Моя тревога достигает апогея и я не в силах даже насладиться его сексуальной улыбкой.

— Но если я буду спать на диване, я не поддамся искушению. А ещё… если я буду с тобой в одной постели, я знаю, что я попытаюсь заняться с тобой сексом, даже если я понимаю, что не должна.

— Лили…

— И я не хочу быть слабой и молить о сексе, но это неизбежно, ведь так? Ты как мой наркотик.

— Лил...

— Вот такая я: жалкая возбужденная девушка, которая бросается на своего парня и продолжает доставать его сексом, когда он говорит нет, — я задыхаюсь. — Боже мой. Я же как насильник. Я буду пытаться изнасиловать тебя каждую ночь.

Он касается моих щек, и я тут же вздрагиваю.

— Вау! Как ты так быстро тут оказался? — мое сердце колотится так сильно, что стучит в ушах словно барабан.

Он не отодвигается, его руки нежно обхватывают мое лицо, а в его глазах читается искреннее беспокойство.

— Ты что, получил суперсилу в реабилитационном центре? — тихо спрашиваю я, уже зная правду. Я так сильно разволновалась, что даже не заметила, как он слез с кровати.

— Ага, — прошептал он, оказавшись ко мне ещё ближе. — Только не ту, о которой ты думаешь, — он смахивает сбежавшую слезу большим пальцем. — Ты больна.

Я делаю напряженный вдох. Слова из его уст душераздирающие, хоть и правдивые. Я пытаюсь вырваться, но его рука скользит по моему затылку. Другой рукой он держит меня за плечо и удерживает на месте.

— Я тоже болен, — говорит он, — и будут времена, когда мы будем слабыми. Когда мы будем молим о том, что нам не позволено. Ты не можешь этого бояться, Лил. Ты не можешь спать всю жизнь на диване из-за этого страха. Ты просто должны верить, что в конце пути ты станешь очень сильной. Даже если по середине наделаешь кучу ошибок.

На этот раз никаких искажений в его словах. Я понимаю его. Я сокращаю расстояние между нами и утыкаюсь головой ему в грудь.

Он обнимает меня и целует в макушку.

— И ты не насильник.

Я чувствую, как он улыбается.

— Ты моя девушка, которая не в силах контролировать свои компульсии.

— Так мне больше нравится, — бормочу я.

Некоторое время мы стоим неподвижно, и я позволяю ему гладить меня по затылку, пока мой пульс не стабилизируется до умеренного ритма. Почему что-то такое маленькое, как сон в постели, должно быть таким трудным?

Я отстраняюсь от его теплого тела и забираюсь в постель, скользя под мягкими простынями.

Он наблюдает, как я строю баррикаду из подушек между своей и его стороной. Я уверена, что позже ее уничтожу. Я поднимаю взгляд, когда заканчиваю с оборонительным обрядом.

— Перестань улыбаться, — произношу я.

— Никаких объятий?

— Не сегодня.

— Это моя фраза.

Я приподнимаюсь, когда он прячет свой дневник в прикроватную тумбочку.

— Ты многому научился в реабилитационном центре, да?

Часть меня думает, что я упустила секрет борьбы с зависимостью. Кажется, Ло знает больше меня, или, по крайней мере, уровень его уверенности значительной превышает мой. Но я не могу позволить себе реабилитацию, не раскрыв свой секрет семье. И в любом случае я не уверена, что мне подходит групповая терапия.

Теперь, когда мы вернулись домой, Ло решил не посещать собрания анонимных алкоголиков. Даже Райк сказал, что емуне нужно туда ходить. И я не могу понять почему. Ло не рассказывает много о своем выздоровлении, но он сказал, что по-прежнему будет регулярно посещать своего терапевта в Нью-Йорке. Иногда хочется себя ущипнуть, чтобы поверить, что он отправился в реабилитационный центр всего в часе езды от Принстона. Я рада, что не знала об этом. В противном случае, я бы нашла способ увидеться с ним, хотя это было запрещено.

— Я узнал там достаточно, — ответил Ло, засовывая ноги под одеяло. — И планирую научить тебя всему, что знаю.

Я улыбаюсь. Звучит неплохо. Я снова опускаюсь на кровать. Ло наклоняется и дергает за шнур лампы, окутывая комнату тьмой.

Есть что-то крайне бодрящее в глубокой ночи. Словно перед сном, ваш разум резко просыпается. Все мои переживания нахлынули как по щелчку пальца. Начиная угрожающими сообщениями и заканчивая катастрофической успеваемостью в Принстоне. Меня переполняет тревога. Не говоря уже о том, что с возвращением Ло его проблемы стали моими. Он на мели, без работы и бросил колледж. Его отношения с отцом и так были сложными, теперь я даже не знаю, осталось ли от них что-нибудь.

У меня больше проблем, чем я могу решить за одну ночь. Я закрываю глаза в надежде поскорее заснуть. Но шестеренки продолжают крутиться. Отлично, я преодолела свой страх и сумела лечь в постель, но теперь я даже не могу в ней уснуть.

Я переворачиваюсь на бок и убираю верхнюю подушку из своей баррикады. Этого достаточно, чтобы увидеть лицо Ло. Он слегка поворачивает корпус, и благодаря тому, что мои глаза привыкли к темноте, я могу видеть его довольно четко.

— А тебя научили трюку, который поможет заснуть? — шепчу я.

— Перестань думать.

— Не могу.

— Тогда попробуй представить нечеткую картинку на телевизоре.

— Ты что, не помнишь «Звонок»? Если я попытаюсь это сделать, из воображаемого телевизора выползет девушка и уничтожит мое подсознание.

Я ожидаю, что он рассмеется, но его голос становится серьезным.

— Как ты засыпала, когда меня не было рядом?

Я молчу. Всегда было по-разному. Иногда я плакала в подушку, пока наконец не засыпала; иногда мастурбировала, пока не отключалась. Когда я отказалась от мастурбации, мне требовались часы, чтобы как следует задремать, и, в конце концов, я смирилась с фантазиями, которые отвлекали меня и погружали в легкий сон.

— Обычно, — в конце концов произношу я, даже если это слово напоминает мне о споре Коннора и Роуз ранее этим днём. — Это занимает некоторое время. Я попробую трюк с нечетким телевидением. Может, будет не так страшно.

Мы снова отворачиваемся друг от друга, и я закрываю глаза. Я не могу представить телевизор достаточно долго и мои мысли не исчезают. Я помню, как легко заснуть после мастурбации. Это лучшее естественное снотворное в мире.

Моя рука ложится на живот, и я опускаю пальцы, пока не касаюсь края пижамных шорт. Импульс кусает меня и корчится в моем животе. Я слышу маленький голос, говорящий мне, что все будет хорошо. Что я могу сделать это один раз, и Ло даже не узнает. Я украдкой просуну пальцы в трусики и просто потру свой клитор, пока мне не станет лучше. Я кончу, а потом засну.

Мои пальцы скользят под шорты и верх нижнего белья. Я двигаю пальцами вверх и вниз, пытаясь набраться смелости, чтобы зайти дальше... или остановиться. Но я почему-то всегда застываю на перепутье, сражаясь то за одну сторону, то за другую.

Это не правильно. Я знаю, что это неправильно.

— Ло, — я говорю очень тихо, думая, что он, может быть, все ещё спит. Может быть это судьба.

— Лил, ты что-то сказала? — прошептал он в ответ.

Я не пошевелила рукой. Черт, я даже не моргнула. Слова крутятся у меня в голове, как прозрачный шар для игры в бинго, и я не могу соединить их в предложения.

Должно быть, я слишком долго колебалась, потому что он включает свет, и я быстро закрываю глаза. Я замираю, надеясь, что он ничего не заметит под одеялом. Он не может увидеть мою руку в шортах в конце концов. Как только он снова заснет, я остановлюсь. Я поступлю правильно. Я не хочу, чтобы он думал, что я не добилась никакого прогресса, пока его не было. Я была сильной, черт возьми. Я перестала смотреть порно. Я перестала мастурбировать и ни разу не изменила ему. Но он увидит только это. И я не смогу исправить его незамедлительные предположения. Что мне не лучше, чем было, когда он уехал.

Тишина проникает в мою голову, и мне почти кажется, что мне удалось. А потом холодный воздух покалывает мою кожу и одеяло слетает с моего тела. Вот дерьмо.

Мои глаза распахиваются. Ло вторгся на мою территорию, опрокинул баррикаду из подушек и вцепился в мои одеяла. Его глаза нацелены на мою нижнюю часть, где моя рука исчезает в шортах. Все очень плохо.

5. Лорен Хэйл

.

Вот, что нужно знать о Лили Кэллоуэй. Она одержима мастурбацией. И не я-люблю-выпустить-пар-перед-сном или люблю-помастурбировать-в-душе. Нет. Она трахается, чтобы кончить, и если для этого нужно трахать себя каждую минуту дня — так она и сделает.

Мне стыдно, что я когда-то потакал ее привычке. Я полагал, что если куплю ей новый порно-диск, она не оседлает очередной член. Меньше риск подцепить какую-нибудь болезнь и загрызть себя муками совести. Как же я был глуп.

Я крепко сжимаю ее запястье. Когда она сказала, что не мастурбировала целый месяц, мне было трудно в это поверить. Я видел, как она часами пряталась в спальне, просто чтобы доставить себе удовольствие. И то, что она перестала мастурбировать, показалось самым большим достижением в ее жизни. Теперь я не уверен, что это так, даже если Роуз поручилась за ее успехи.

Я медленно стягиваю подол ее пижамных шорт. Мои плечи опускаются от облегчения. Ее ладонь лежит над трусиками. Возможно, Роуз была права. Возможно, она правда перестала мастурбировать, но, очевидно, Лили стало тяжелее с собой совладать, когда я вернулся.

Я ее наркотик, ее доступ к кайфу. И тут я задумался о жизни, которую она будет вести, если я уйду — действительно уйду и никогда не вернусь. Она снова начнёт заниматься сексом со случайными и незнакомыми мужчинами. Возможно, она пустится во все тяжкие и пристрастится к чатам и анонимному сексу. Я не могу позволить ей пойти по этому пути.

Я беру ее руку и переплетаю наши пальцы, я не пытаюсь быть нежным. Я сжимаю ее руку так сильно, будто она свисает со скалы. Возможно, так и есть.

— Я ничего не сделала, — начинает обороняться Лили.

— Но собиралась, Лил, — я не знаю, правда ли это, но этот страх сотрясает мое сердце. Пожалуй, так же сильно, как и ее.

Она втягивает воздух.

— Это слишком сложно, — отвечает она. — Мне кажется, я не могу сбежать от своей зависимости. Если ты рядом, я хочу заняться с тобой сексом. Если я одна, я хочу трахнуть себя. Мне нигде не безопасно.

Иисусе.

Мои руки скользят к ее запястьям, и я притягиваю Лили к себе. Это отнюдь не нежные объятия. Я не плюшевый мишка, которого девчонки могут затискать. Я резкий и твердый. Я из тех парней, что крепко сжимают девушку в постели и шепчут ей на ухо хриплым и резким голосом всякие непристойности. Я такой же грубый снаружи, как и черствый внутри.

Обычно мне удавалось решить наши проблемы, заключив Лили в объятия, но на этот раз она борется со мной. Она колотит своими крошечными кулачками по моей твёрдой груди, пытаясь оттолкнуть меня.

— Ты меня не слушаешь? — говорит она, отпихивая от себя мою руку. — Я не могу спать рядом с тобой.

Я легонько обнимаю ее ещё раз и мои мышцы напрягаются.

— Лил, успокойся, — говорю я, и мои губы находят ее ухо.

— Я не могу! — кричит она, и начинает плакать.

— Лил, ты можешь, — шепчу я низким голосом. — Все хорошо.

Я сцепляю ее руки на минуту и ее тело оказывается зажатым между моих ног. И я напоминаю себе, что сегодня будет труднее всего. Лили в замешательстве. Она хочет быть со мной, но одно мое присутствие искушает ее. Я не хочу, чтобы она когда-либо думала, что будучи порознь мы сможем решить эту проблему.

Это не так.

Она нуждается во мне так же сильно, как я в ней. Нам просто нужно найти свою опору в этих отношениях. А на это требуется время.

Ее беспокойство растёт, поэтому я переворачиваюсь и прижимаюсь своим телом к Лили, не оставляя ей путей для отхода. Кажется, она успокаивается, но ее грудь тяжело вздымается и опускается, а ее глаза затуманены страхом.

— Кому ты больше доверяешь, мне или себе? — спрашиваю я.

— Тебе, — она не колеблется.

— Тогда вот так мы и будем спать.

Она хмурится.

— Я не уверена, что смогу выдержать твой вес.

Я улыбаюсь. Вот почему я люблю ее и я получаю удовольствие от того, что я очнусь рядом с ней, обхватив ее хрупкое тело в своих объятиях. Она чертовски очаровательна.

— Нет, мы будем спать вот так…

Я соскальзываю с Лили и быстро перестраиваюсь, перевернувшись на бок. Я притягиваю ее ближе, и обхватываю рукой ее тонкую талию. Мы обнимаемся, ее спина плотно прижимается к моей груди. Так, где эта чертова рука? Она прячет правую руку под грудью и я беру ее в свою. Затем я переплетаю наши пальцы, скрепляя их с решительной силой. Больше никакой мастурбации, Лил.

Я собираюсь официально принять нашу новую позу для сна, но ее задница сильнее прижимается к моему члену. Она отодвигается, не знаю, намеренно ли или подсознательно. Это даже мило, но совсем не помогает.

Я откидываюсь назад и хватаю маленькую подушку, а затем втискиваю ее между своим членом и ее задницей.

— Лучше?

— Зависит от того, кого ты спрашиваешь — Возбужденную Лили или Хорошую Лили?

Я люблю их обеих. Я прижимаюсь губами к ее уху.

— Я люблю тебя.

— А я не очень люблю себя в данный момент, — бормочет она тихим голосом.

Я вижу, как она внутренне сжимается, ее самооценка падает все ниже и ниже от чувства вины.

— Эй, если бы мне пришлось спать в одной постели с алкоголем, я бы давно уже был в отключке. Ты хорошо справляешься. И это ново для нас обоих, Лил. У нас будет много проб и ошибок. Теперь мы знаем, что мы должны спать так. Хорошо?

— Мы займёмся утром сексом?

Этот вопрос не раздражает меня. Тем не менее, я не привык ей отказывать. Обычно, я дразню ее, пока она не возбуждается. Теперь я ни черта не могу сделать. Потому что это будет потакание.

Поэтому я отвечаю: — Посмотрим.

Она снова прижимается ко мне — и к этой проклятой подушке — и проваливается в сон. Когда я убеждаюсь, что она наконец в безопасном царстве Морфея, я позволяю себе такую же роскошь.

6. Лорен Хэйл

.

Мое сердце бешено стучит в груди, мышцы горят, а ноги трясутся. Я бегу. Круг за кругом. Этому нет конца.

Стоит мне остановиться и я закричу. Мои сухожилия напрягаются, когда ноги касаются цементной дорожки. И я сосредотачиваюсь на своем дыхании. Вдох — выдох. Раз, два, три…

Я всегда был хорош в беге. Даже когда я по-крупному лажал и все портил, мне легко удавалось убежать от своих проблем — от копов, от парней из подготовительной школы, которые хотели разбить мне лицо, от моего отца.

Бег помогал мне выжить.

И если я чему-то научился в реабилитационном центре, так это способам отвлекаться. Однако мои мысли ведут войну в моей голове и от этого мне хочется пить. Я вспоминаю моего отца, колледж, сообщения, которые угрожают Лили — да что, блядь, угодно — и моя грудь сжимается. И у меня есть решение, которое все исправит. Виски, бурбон — напиток из янтарного стекла растопит всю боль.

Вчера я чуть не зашел в бар.

Я бегу по дорожке и чувствую, что начинаю терять устойчивый темп. Мое дыхание сбивается. Один… два…

С каждым шагом мне всё тяжелее и тяжелее. Я хочу быть легким, как гребанное перышко. Я хочу, чтобы невидимые силы унесли меня отсюда. Но я не могу перестать думать.

Райк должен был забрать меня с терапии. Я ждал его у оживленного перекрёстка, через дорогу от которого расположился прокуренный бар. Пробки, гудящие таксисты и курьеры на велосипедах никогда раньше меня не останавливали. С чего бы? Постер с Джеком Дэниэлсом взывал ко мне с витрины этого бара, словно сирена, исполняющая свою смертельную балладу на краю причала.

И я чуть не утонул в этом море бурбона.

Глупый, маленький говнюк.

Я делаю глубокий вдох и снова теряю темп. Райк бежит рядом со мной и бросает на меня быстрый взгляд. Он намеренно замедляет свой быстрый темп. Прямо сейчас он мог бы наматывать круги вокруг меня. Но он остаётся рядом. Я должен быть рад, что он хочет заниматься со мной, но я ненавижу, что ему приходится под меня подстраиваться. Я ненавижу, что я его сдерживаю.

Мне хочется кричать.

Поэтому я собираю всю волю в кулак и обгоняю его.

Вскоре после этого Райк снова догоняет меня, хлопает по плечу и сворачивает со студенческой дорожки в сторону трибун. Я следую за ним, стараясь не столкнуться с другими бегунами в футболках университета Пенсильвании, когда они бегут по дорожкам.

Наверное, мне не стоило проделывать такой путь, чтобы нарезать с Райком гребанные круги по Пенну. Учитывая то, что меня исключили, и я не самый большой его поклонник на данный момент. Я не думаю, что это он угрожает слить в прессу секрет Лили. У нас, конечно, есть проблемы с доверием в отношениях, но он тратит слишком много времени на то, чтобы возить меня на терапию и тусоваться со мной, чтобы у него были какие-то скрытые мотивы. Он мог бы позволить мне одному поехать в Нью-Йорк и дать мне хотя бы небольшое послабление остаться наедине с самим собой.

Ему могло быть все равно.

Райк Мэдоуз много чего из себя представляет — но безразличие ему не характерно.

Я вынес ему мозг из-за тех сообщений, потому что я мудак. И огромная часть меня обижается на него за то, что я едва могу осознать. Каждый раз, когда я пытаюсь понять его детство, когда он знал обо мне и общался с моим отцом, у меня трясутся руки и я хочу выпить чего-нибудь крепкого.

Я отвинчиваю бутылку с водой, и к нам подходят две девушки. Одна из них брюнетка, другая — блондинка. На обеих специальные футболки для бега. Меня окружили спортсмены и Райк — один из них.

— Эй, Райк, — говорит блондинка. — Кто твой друг?

Она осматривает меня с ног до головы.

Я стараюсь вести себя безразлично — пью воду, шарю в своей спортивной сумке, делаю что угодно.

— Мой брат, — легко отвечает Райк.

Я едва могу признаться Лили, что он мой сводный брат. А он так легко говорит, что мы родственники. Но мне приходится напоминать себе, что он знал обо мне много лет. Он просто никогда не говорил правду и признался всего лишь три месяца назад.

— О да, я вижу сходство, — говорит она, и смотрит своими голубыми глазами то на Райка, то на меня.

— Ага, мы оба шатены, — говорю я. — Вот так сходство, да? Кто знает, может она наша сестра.

Я указываю на брюнетку, которая стоит рядом с блондинкой. Мой тон даже близко не похож на дружеский. Ничего не могу с этим поделать. Так я обычно здороваюсь с людьми. Мои манеры умерли где-то к одиннадцатому дню рождения.

Блондинка усмехнулась, пытаясь сгладить углы моего хамского поведения.

Райк положил руку мне на плечо и прошептал: — Сделай мне одолжение и помолчи.

Если он хочет переспать с одной из них — пожалуйста. Да хоть с обеими. Я не собираюсь становиться его вторым пилотом. Дома меня ждет девушка. Я смотрю на часы. Да, она уже должна вернуться с занятий. Лучше я буду там, чем здесь — буду держать ее в своих объятиях, даже если в конце концов мне придется сказать ей «нет».

Она единственное хорошее, что есть в моей жизни.

— Это Лаура, — говорит блондинка, подведя подругу к Райку. — Она первокурсница. Я подумала, что стоит представить ее капитану команды по бегу.

Райк осматривает ее медленным взглядом. Девушка почти такая же худенькая, как Лили, но ее ноги и руки обтянуты мускулами. Ее фигура ничем не отличается от большинства бегунов.

— И как тебе Пенн, нравится? — спрашивает Райк.

Девушка пожимает плечами, перенося вес с одной ноги на другую.

— Ой… ну ты знаешь.

Я обратил внимание, как Райк делает это с женщинами. Он либо одурманивает их своим превосходством, либо они начинают балаболить глупые фразочки, которые не имеют никакого смысла.

Я ещё не встречал девушку, которая могла бы с ним управиться.

— Так нравится, да? — говорит Райк, пытаясь быть милым, но от этого ее лицо только краснеет.

— Ну да, — кивает Лаура.

За этим попросту неловко и даже слегка больно наблюдать. Я больше не в силах смотреть, как девушку изнуряют смущение и нервы. Райк медленно снимает пластырь. Я собираюсь содрать его к чертям собачьим.

— Эй, Лаура, — говорю я. — Ты и твоя подруга в команде по бегу, верно?

Лаура снова кивает.

— Я Мэгги, — говорит блондинка, оживляясь из-за того, что я проявил немного интереса к этому разговору.

— О, круто, — отвечаю я. — Значит вам с Лаурой не составит труда убежать вон туда, — я указываю на другую сторону дорожки.

Мэгги поменялась в лице.

Я улыбаюсь.

— Всего хорошего.

— Мудак, — ругается она. — Пошли, Лаура.

Она хватает ее за руку и бросает на Райка виноватый взгляд. Когда они исчезают из поля зрения, Райк свирепо смотрит на меня.

— Прости, — сухо говорю я. — Не помню, как долго ты говорил мне держать рот на замке. Он снова открылся, ничего не смог с этим поделать.

Райк бросил свое потное полотенце мне в лицо.

Я хватаю его и бросаю обратно.

— Эй, эта брюнетка была в двух секундах от обморока. Я сделал вам обоим одолжение.

Райк покачал головой.

— Ты сделал одолжение себе. Не притворяйся, что оскорблял их для меня. Я уже знаю твои мотивы.

— Да и что же мной двигало?

— Ты хочешь изолировать от себя как можно больше людей. Отпугнуть всех от себя, — он застегивает свою спортивную сумку. — Со мной такое не прокатит. Даже если ты будешь избавляться от каждой девушки, с которой я контактирую.

Я касаюсь своей груди.

— Ты бы воздержался от секса только чтобы быть моим братом? Ух ты. Как благородно с твоей стороны, Райк.

Мой сарказм едва ли омрачает его глаза. Я жду, что он ударит меня кулаком по лицу, но Райк никогда этого не сделает, как бы ему не хотелось.

— Я твой старший брат несмотря ни на что, — произносит он, несмотря на мои ожидания. — Чем раньше ты это поймёшь, черт подери, тем реже мне придётся это постоянно повторять.

— Ты не мог бы повторить еще раз? Я не расслышал, — пошутил я.

Он закатывает глаза, и тогда мы оба улыбаемся.

Я бессознательно смотрю на часы.

— Она в порядке, — уверяет меня Райк.

— Слушай, ты можешь притворяться, что знаешь обо мне все, но ты не понимаешь Лили так, как я.

Я видел, как она плакала и тряслась в ванной, потому что ей хотелось секса — и она не могла его получить. И я не мог ей помочь. Теперь, когда мы вместе, я должен иметь право избавить Лили от боли. Но это не так. Потому что она пытается контролировать эти импульсы самостоятельно. И поэтому я вернулся к началу — смотрю, как она трясется и как широко выпучивает глаза, когда умоляет о большем. И я должен отказывать ей в этом удовольствии. Снова и снова.

— Ты забываешь, что я был здесь, пока ты проходил реабилитацию, — говорит Райк. — Я многое повидал.

Нет, я никогда об этом не забываю.

— Отлично.

— Я знаю, что ты хочешь быть с ней сейчас. Но разве Роуз не сказала тебе…

— Я понимаю, — огрызаюсь я.

Нам нужно проводить больше свободного времени порознь, как очень многозначительно выразилась Роуз на днях. Я стараюсь дать Лили больше пространства. Я прилагаю сознательные усилия, чтобы изменить наши созависимые отношения.

Однако это не значит, что это не гребанный отстой.

Но мне больше некуда пойти. Никаких других приглашений от друзей (у меня их нет) или семьи (мой отец практически отрекся от меня) у меня нет. Также как и нет работы. Я нигде не учусь. Я бесполезный кусок дерьма. Я морщусь и слегка улыбаюсь, качая головой. Мне нужно осушить половину этой бутылки с водой, чтобы заглушить эти глупые мысли.

— Ты уже начал принимать Антабус? — спрашивает Райк.

Врачи в реабилитационном центре прописали мне лекарство для выздоровления, и я забыл, что рассказал об этом Райку. Если я выпью спиртное, пока буду принимать таблетки, у меня начнутся боли в желудке и сильная тошнота. Предполагается, что это лекарство не даёт алкоголикам возвращаться к старым привычкам. И хотя я решил не ходить на собрания анонимных алкоголиков, мне все равно нужно предпринимать правильные шаги, чтобы стать здоровым.

Я не сказал Лили, почему я не пойду на собрания. Настоящая причина заставит ее подумать, что я совсем отъехавший. Со мной нелегко, и когда я был в реабилитационном центре, я подтолкнул двух выздоравливающих алкоголиков выпить и нарушить их недолгую трезвость.

Я всегда говорю неправильные вещи.

И администрация учреждения запретила мне ходить на групповую терапию, потому что я «негативно влияю на пациентов». Они также настоятельно советовали мне не посещать собрания анонимных алкоголиков, опасаясь, что я буду там таким же засранцем.

Райк согласился с ними.

И вот я здесь.

— Ещё нет, — говорю я Райку. — Я думаю, что начну принимать таблетки завтра.

Я слышал ужасные истории о том, как людям становится невообразимо плохо от одного глотка пива. Я хотел провести пару дней без этого удушающего страха, прежде чем начать принимать лекарства.

— Начни сейчас. Они у тебя с собой? — спрашивает Райк.

Какой же он, черт возьми, напористый.

— Нет, — резко отвечаю я.

Он расстёгивает мою сумку, не обращая внимания на мои слова, и начинает в ней рыться.

— Ты что, из УТБ (прим. перевод. — Управление Транспортной Безопастности)? Оставь мои вещи в покое, Райк.

Он легко находит внутреннюю молнию и достаёт из сумки оранжевую баночку. Его брови обвиняюще приподнимаются.

Я закусываю губу и мои зубы болят.

— Вау, ты нашел мою баночку с таблетками. Поздравляю. Теперь положи ее обратно.

Я жду, когда он накричит на меня за то, что я соврал. Я прищуриваю глаза и готовлюсь к вербальной атаке, готовый сражаться или броситься прочь.

Но ничего не происходит. Вместо этого он открывает банку и высыпает таблетку на ладонь.

— Принимай, — грубо произносит он. — Если ты ждешь, когда ты облажаешься, то с таким же успехом можешь облажаться, пока принимаешь таблетки. Уверен, что рвота всю ночь после стопки виски пойдет тебе на пользу.

Он прав.

Ненавижу, что он прав.

Я беру у него таблетку и запиваю ее водой. Чувствуется официальность. Как будто это конец. Никакого алкоголя. Навсегда.

Навсегда.

Боже.

У меня возникает внезапный порыв убежать в ванную и засунуть палец себе в горло. Каким-то образом мои кроссовки утяжеляют меня на подстриженной траве, и я сжимаю бутылку с водой, делая еще один большой глоток.

Райк начинает делать растяжку, обхватив правой рукой левый локоть и отведя его в сторону.

— Ты говорил с Джонатаном?

— Нет.

Больше я ничего не говорю, не желая, чтобы меня донимали расспросами о моем отце. Никто не понимает наших отношений. Не Лили. И точно не Райк.

Наши отношения намного сложнее, чем просто ненависть и неприязнь. Они сводят меня с ума и от этого хочется пнуть эту чёртову трибуну и выпить пива.

Но я вспоминаю Лили и сразу говорю себе нет. Никакого алкоголя. Ни капли. Уже какое-то время я держу себя в руках и лишь одно воспоминание не позволяет мне внимать убедительным аргументам дьявола на моем плече. Именно оно помешало мне вчера зайти в тот бар.

Я смутно помню, как просыпаюсь — пьяный и в полубреду — и на моей кухне мельтешат люди. Роуз, Коннор и Райк разбили лагерь и заночевали в моей гостиной, словно команда Скуби Ду. Они принялись пересказывать мне события прошлого вечера, будто меня с ними не было. Физически я, конечно, с ними был, но мое сознание парило в другом измерении.

И Райк был единственным, кто смог выдавить из себя эти жуткие слова.

— Ты, блядь, отключился, когда какой-то парень напал на Лили.

И это он ещё мягко выразился. Что-то могло произойти тем вечером, но не произошло. Райк и Коннор остановили парня, хотя это должен был сделать я. Всю мою жизнь у меня была одна чертова задача — защищать Лили. Убедиться, что ее зависимость не возьмёт над ней верх. Убедиться, что она не пострадает. Она сделала то же самое для меня. И я подвел ее. В конечном счёте, я серьезно облажался.

Больше это не повторится.

Райк вытянул руки в стороны, словно говоря «какого черта», и я вспоминаю, о чем он меня спросил. Ты говорил с Джонатаном?

— Я же ответил — нет, — повторяю я снова, как будто его мозг не может обработать мой ответ.

— Нет? И это все? — Райк хочет знать больше. Все хотят знать больше.

Но я чувствую, будто уже отдаю все, что у меня есть.

— Я думал, что это вопрос с ответом «да» или «нет». Что еще нужно сказать?

Много всего. Но ничего из этого я не в силах произнести вслух. На прошлой неделе отец прислал мне несколько сообщений.

Я хочу пообедать, Лорен.

Нам нужно поговорить.

Не выкидывай меня из своей жизни из-за чего-то такого чертовски тупого.

Перезвони.

Я игнорирую его, пока есть возможность, но не смогу делать это вечность. Наступит момент, когда мне придётся встретиться лицом к лицу с отцом. Не ради денег, хотя подачки всегда будут меня соблазнять. Потому что это так чертовски просто. Пить — просто. Взять его деньги — ещё проще.

Самое трудное, что нам приходится делать — обычно самое правильное. Я выучил свой урок. Но я не Коннор Кобальт. Я не из тех, кто не допускает ошибок и готов прилагать лишние усилия и выполнять лишнюю работу. Я из тех, кто всегда останавливается на полпути.

Но я знаю, как заработать деньги. У меня есть план. Единственная проблема — для этого придётся поговорить с Роуз Кэллоуэй.

— Он попытается подкупить тебя, — говорит мне Райк. — Он всегда так поступает, черт его подери, и ты должен сказать ему «нет». Он твой гребанный триггер, Ло. Ты не должен находиться с ним рядом, пока выздоравливаешь.

— Буду иметь в виду, — говорю я, перекидывая сумку через плечо. Иногда я жалею о том, что попросил Райка стать моим спонсором. Пусть он и довольно хорош в этом деле. Триггер или нет, Джонатан Хэйл — мой отец. Райк не понимает его так, как я.

Он не такой уж и плохой.

7. Лили Кэллоуэй

.

На прошлой неделе пришел очередной экзаменационный балл и я получила большую жирную двойку. Я понимала, что переход из одной Лиги плюща в другую не исправит мои плохие оценки, но я надеялась, что Принстон хотя бы даст толчок моей ленивой заднице. Поскольку Роуз бегает по тому же кампусу, что и я, у меня должно быть больше мотивации. Кроме того, я больше не трачу время на порно и мастурбацию. Но я и представить себе не могла, что все мое свободное время уйдёт на терапию в Нью-Йорке и попытки восстановить отношения с сестрами. Выздоровление и заглаживание вины так же пожирают мое время, как и зависимость.

У меня так много нерешенных проблем, что учеба — это последнее, о чем я думаю, когда, вероятно, она должна быть на первом месте. Ло может и вернулся, но время для нас не останавливается, и я не могу завалить экзамены и в Принстоне тоже. Я уже жутко отстаю по учебе.

Именно поэтому рядом со мной сидит репетитор, хотя репетитором его можно назвать с натяжкой.

Последние тридцать минут я наблюдаю за тем, как он сидит на сайте «Богатые Детишки Инастаграма». Я принципиально не захожу на этот сайт и в целом считаю его отвратительным. Я несколько раз подталкиваю его локтем в надежде, что он мне поможет, но он только указывает на мой учебник.

— Реши ещё одну задачу, — говорит он, не отрывая глаз от телефона.

Я скучаю по дням, когда Коннор Кобальт уделял мне сто десять процентов своего репетиторского внимания и даже делал мне персональные карточки.

Себастьян Росс буквально худший репетитор на планете.

Он на секунду вторгается в мое личное пространство, и я думаю, что он наконец-то собирается показать мне, как решить задачу по статистике.

Он сует свой телефон мне под нос.

— Чьи часы тебе больше нравятся?

Он распрямляет запястье и показывает свои часы — золотой ремешок и навороченный циферблат режут мне глаза. Часы на картинке такие же мудрёные. Подросток стоит возле своего особняка из серого кирпича и держит запястье так, будто готовится боксировать.

— Ничьи.

— Развлеки меня.

Развлечь его? Как насчет того, чтобы он развлёк меня! Это я должна развлекаться цифрами и словами. Коннор знал, как сделать учебу веселой.

Я стараюсь не сверлить его взглядом.

— Мне нравятся мои часы.

Себастьян выгибает одну бровь и делает это так вкрадчиво и высокомерно, что я должна отдать ему должное за освоение этой техники. Он хватает меня за запястье, чтобы осмотреть устройство. Он фыркает.

— Ты носишь игрушку.

Он щелкает по пластиковой крышке циферблата, и стрелки часов чуть не останавливаются.

— Эй, — говорю я, отдергивая руку и прижимая запястье к груди. — Это Росомаха, вообще-то.

На моем костлявом запястье застегнут желто-синий ремешок для часов, а внутри циферблата изображён персонаж из Людей Икс.

Теперь он выглядит слегка заинтересованным.

— Это предмет коллекционирования?

— Может быть…

Он сдерживает желание закатить глаза.

— Где ты их купила? — спрашивает он. — В детском отделе в супермаркете?

Мои щеки краснеют, хотя не должны.

Нет, — возражаю я. — Ло выиграл его в торговом автомате. Ну, знаешь, в таком, в который ты запихиваешь четвертак и он «выплевывает» в ответ маленькую штучку с яйцом.

Мы были уверены на 75%, что нам выпадет либо Супермен, либо Бэтмен, поэтому, когда выскочил Росомаха — это была судьба. Нас легко развлечь.

Себастьян морщится и делает такое выражение лица, будто почуял вонь.

— Ты прикасалась к тем штукам? — он снова уставляется в телефон и продолжает пролистывать страницы сайта. — Иногда я задаюсь вопросом: как ты вообще связана со своей сестрой?

Иногда я задаюсь вопросом: почему она с тобой дружит?

Я бы променяла Себастьяна на лучшего репетитора, но только не тогда, когда Роуз попросила его, своего лучшего друга, натаскивать меня по учебе. До появления Коннора, Себастьян сопровождал Роуз на все светские мероприятия, прямо как верный привлекательный спутник.

Он откидывается на спинку дивана. На нем брюки цвета хаки, блейзер, а на глазах — широкие очки с тонкими линзами. У меня есть подозрение, что он из тех, кто носит очки только для вида, а не потому, что они помогают лучше видеть. И его медово-светлые волосы — ухоженные и уложенные — аккуратно приглажены и разделены пробором сбоку.

Даже если бы он не тратил время на то, чтобы хорошо выглядеть — красота присуща Себастьяну от рождения.

Обычно у меня бы возникло к нему влечение. Но у меня есть Лорен Хэйл.

А Себастьян гей. Так что вот так.

Когда он громко фыркает, я мельком смотрю на экран его телефона. Там фотография парня в джакузи на яхте за миллион долларов в окружении дорогих бутылок шампанского.

Теперь моя очередь закатывать глаза. Мне очень хочется выхватить телефон из его рук и швырнуть через всю комнату.

— Ты вообще сдавал статику? — спрашиваю я.

— Статистику.

— Что?

— Предмет называется статиииистика, — говорит он, намеренно удлиняя букву «и», делая на ней акцент. — Не статика.

Его взгляд зациклен на этом дурацком телефоне.

— Ты сдавал статиииистику? — заново спрашиваю я и имитирую его произношение.

— Да, это обязательный экзамен для поступающих в Принстон на бизнес-специальность, — резко говорит он. — Очевидно, в Пенне другие стандарты.

Быть оскорбленной моим репетитором для меня не в новинку, но его выпады так легко меня не заденут. Может быть, потому, что его больше интересуют фотографии богатых детишек, которые хвастаются своими «Феррари» и распивают ликер.

— Знаешь, Роуз утверждала, что ты какой-то супер крутой репетитор в кампусе — что у тебя даже есть лист ожидания, — не выдерживаю я.

— Что ж, так и есть.

— Люди действительно платят тебе за то, чтобы ты их игнорировал? — я захлопываю учебник.

Я знаю Себастьяна с десяти лет, но я провела больше времени в доме Хэйлов, чем в своём собственном, поэтому «знаю» — это преувеличение. Он всегда был увлечён своей внешностью, и особенно он интересовался одеждой (качество, которое Роуз, как модельер, ценит в друге), так что в его показухе нет ничего нового.

Но я не знала, каким бесячим козлом он был.

На этот раз он по-настоящему смотрит на меня.

— Они платят мне за другие вещи.

Типа сексуальные вещи? Я хмурюсь. Нет, этого не может быть.

Или может?

Он видит, как мои брови хмурятся в замешательстве.

— У меня есть список ожидания, — говорит он, — но не для репетиторства.

Это ничего не проясняет. В моей голове появляется изображение обнаженного Себастьяна, которому предлагают заняться сексом, словно он какой-то жиголо. Я воздерживаюсь от желания спросить, занимается ли он проституцией. Хотя желание столь велико, что я вот-вот могу выпалить свой вопрос.

— Тогда… для чего? Какие? — бормочу я. Вау, это потребовало много самоконтроля.

Его нога падает с колена, и он наклоняется вперед, чтобы схватить свой кожаный портфель. Что, если он продает секс-игрушки? Ладно, сомнительно, но он подскочил бы на десять пунктов в моей симпатии.

Он вытаскивает что-то тяжелое и кладет на мой учебник, прежде чем застегнуть свой портфель.

Это не фаллоимитаторы, вибраторы или шарики Ben Wa.

Это бумага. Стопки сшитой бумаги с красными отметинами по краям.

Это старые экзамены.

Это один из тех моментов, когда кто-то протягивает тебе косяк, и ты должен сделать выбор: передать его или сделать затяжку.

— Разве это не жульничество? — спрашиваю я, не прикасаясь к бумагам на коленях. Одно лишь касание может меня развратить.

Себастьян вытаскивает из кармана пачку сигарет и хлопает пачкой по ладони.

— Не надо черкать ответы на руке, — говорит он. — Запомни их. Это же не слишком сложно для тебя, не так ли?

Он вертит сигарету между двумя пальцами.

— Роуз не понравится, что ты здесь куришь.

Себастьян снова выгибает одну бровь и смотрит на меня взглядом я-знаю-Роуз-лучше-чем-ты. Он прикуривает сигарету.

Отлично. В любом случае Роуз лучше сделает ему выговор, чем я. Я пролистываю старые экзамены, большинство из них отмечены пятеркой.

— Что, если вопросы будут другие?

— У тебя будет доктор Харрис, — говорит Себастьян. — Он всегда перерабатывает вопросы из тестов. Только обязательно запомни ответы на них все.

Я листаю стопку.

— Здесь должно быть пятьдесят экзаменов. — Как я могу запомнить их все?

— Здесь экзамены за последние десять лет. Так что да, их много.

Я не решаюсь использовать их в качестве учебного пособия, даже если это не откровенное жульничество.

— А ты не можешь на самом деле подготовить меня?

Он выпускает струйку дыма в потолок.

— Лили, ты не просто провалила первые два экзамена. Ты не справилась от слова совсем. Большинство студентов плакали бы в углу, и если бы у них был я в качестве ресурса, они бы уже катались на моем…

— Хорошо, — я прервала его. А потом поняла, что это звучит так, будто я действительно хочу прокатиться на его… — Я имею в виду, неважно.

Я качаю головой, пылая от стыда.

Он криво улыбается, когда подносит сигарету к губам.

— Чтобы сдать этот предмет, тебе нужно получить пятёрки на последних двух тестах и на финальном экзамене. Я не чудотворец.

— Коннор Кобальт — чудотворец, — бормочу я себе под нос.

Должно быть он меня услышал, потому что следом произнёс: — Коннор думает, что ссыт радугой, но он не так уж хорош. И он не лучше меня.

Он наклоняется вперед и стряхивает пепел в мой пластиковый стаканчик — доверху наполненный напитком с Fizz Life. Новая газировка Frizzle — это ноль калорий и никакого подсластителя. Я долго смотрю на грязный напиток, пытаясь осмыслить то, что он только что сделал.

Но когда я поворачиваюсь, я вижу, как он стряхивает пепел в фарфоровую вазу на конце стола, которую подруга Роуз привезла ей из Праги.

— Роуз сдерет с тебя кожу заживо.

Он снова улыбается этой очаровательной улыбкой.

— Она только поворчит, не более.

Я в этом так не уверена. Когда мы в детстве отдыхали на морском курорте, она увидела, как веснушчатый мальчик дразнит девочку возле водной горки. Он назвал молодую девушку толстой и показал пальцем на ее слитый купальник. Роуз вмешалась и отчитала его таким отборным языком, что восьмилетние дети покраснели бы. Когда пухлый мальчик не смог ответить, как она надеялась, она схватила его плавки и дернула их к его лодыжкам.

После этого случая я была рада, что моя сестра на моей стороне. Я бы ни за что не хотела пересечь ей дорогу. И даже когда я думаю об этой истории, я понимаю, что она убьет меня, если узнает, что я хоть немного жульничаю.

Но что хуже: слушать ее гнев после того, как я воспользуюсь ответами, или видеть ее разочарование, когда меня вышвырнут из Принстона? Разочарование может вывести меня из строя. Так что первое определенно привлекательнее.

— Смотри, Лили, — говорит Себастьян. — Суть колледжа в том, чтобы победить систему, и самые умные люди — это те, кто это понимает. Ты хочешь быть умной, я прав?

Впервые за долгое время у меня есть шанс справиться.

— Да…

— Тогда возьми распечатки и выучи ответы так, чтобы они у тебя от зубов отскакивали. У меня, разумеется, есть копии.

Он встает и застегивает темно-синий блейзер. Он бродит по гостиной, скучая.

— И не рассказывай об этом Роуз. Я люблю ее, но она моральна до мозга костей. Это самом деле это раздражает.

Я игнорирую его последний выпад. Я не могу поверить, что мне придется лгать Роуз, но это кажется правильным выходом. Я не могу провалить ещё один экзамен. Тогда я застряну в колледже до сорока лет.

Я кладу старые экзамены рядом с высокой стопкой бульварных журналов на кофейном столике. Я вышла сегодня утром и скупила все журналы сплетен на заправке. Я поискала свою фотографию, любую статью, любое краткое упоминание о моей зависимости. Роуз даже просматривала газеты и посты в Интернете, но мы обе ничего не нашли. Либо шантажист медлит, либо он ждёт другого удобного момента, чтобы нанести удар.

Мы даже не знаем, чего он хочет. Он просто продолжает угрожать.

— Итак… — я замолкаю, наблюдая, как Себастьян берет с каминной полки фарфоровую балерину, проверяя изнанку на бренд или подлинность. — Если Роуз верит, что ты на самом деле готовишь меня к экзамену, что я ей скажу, когда ты не придёшь в четверг?

— Я приду и мы сделаем вид, что занимаемся. Я могу даже принести больше старых экзаменов для других твоих предметов, — он ставит фигурку на место. — Но если ты их скопируешь, я превращу твою жизнь в ад.

Его вальяжный тон каким-то образом сделал предупреждение только хуже.

Мой телефон вибрирует, и я беру его в руки, чтобы проверить сообщение. Этот звук настолько интересует Себастьяна, что он подходит ко мне и снова плюхается рядом.

Коннор: Роуз дома?

Я : Еще нет.

Себастьян следит за разговором через мое плечо. Он подносит сигарету к губам, ожидая ответа, но его нет. Я собираюсь сунуть телефон в карман, но Себастьян говорит: «Дай сюда» и крадет его из моих рук.

Я должна запротестовать и оказать емусопротивление, но его слова: «Я превращу твою жизнь в ад» — звенят у меня в голове. Он какой-то пугающий тип.

Себастьян быстро печатает и отправляет: Зачем тебе это знать? Он слишком любопытный, везде сующий свой нос и скучающий человек.

Коннор: Я оставил ей кое-что у ворот. Я хотел узнать, не видела ли она уже это.

Себастьян фыркает.

— Это просто грустно.

Я хмурюсь.

— Почему? Он купил ей что-то.

Подарки милые, а не грустные.

— Он пытается вернуть ее, — говорит Себастьян. — Они поссорились, и он хочет посмотреть, поднял ли ей настроение его подарок.

— Из-за чего бы они не поссорились, она со временем его простит, — говорю я, кивая.

Себастьян бросает мой телефон обратно.

— Нет, не простит.

— Ты не можешь знать наверняка, — говорю я, защищая пару, которую я считаю судьбоносной и красивой.

Они созданы друг для друга, как книги созданы для библиотеки. Когда мне понадобилась помощь, они оба посвятили часы изучению сексуальной зависимости. Коннор даже сопровождал Роуз к терапевтам, и они притворялись Ло и мной, чтобы найти идеального специалиста. Кто бы это сделал, кроме людей, которые любят меня, и людей, которые любят друг друга?

Он поднимается.

— Она с детства прислушивалась к моим советам. Она поймёт, что я прав насчет Коннора, и она отшвырнет его, как и любую другую краткосрочную интрижку.

Я свирепо смотрю на него.

— Он ее парень, — Коннор не какая-то там интрижка. Он первый настоящий парень Роуз. Себастьян должен хотеть, чтобы она была счастлива.

— И он мне не нравится, — просто говорит он.

Себастьян эгоцентричный, самовлюбленный и поглощённый собой. Я полагаю, Коннор занял его место в жизни Роуз. Себастьян больше не может посещать все роскошные вечеринки, устроенные Кэллоуэями и их партнёрами по бизнесу. Вместо него Роуз приводит Коннора.

— Их отношения не зависят от твоих хотелок, — говорю я.

Себастьян гасит сигарету о журнал.

— Роуз моя лучшая подруга. Я просто берегу ее от разбитого сердца, — он зажигает следующую сигарету. Но его слова звучат ужасно фальшиво. Я не верю ему ни капельки.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спрашиваю я, скрестив руки.

Я хочу предупредить Коннора о решимости Себастьяна разрушить их отношения. Черт, я собираюсь рассказать Роуз, какой у нее ужасный друг. И она поверит мне, потому что я ее сестра.

— Ты все равно никому ничего не скажешь, — произносит он безразличным тоном.

— Ещё как скажу.

Он качает головой и стряхивает пепел прямо на ковер.

— Нет, ты не сможешь, — он кивает на стопку бумаг на моем учебнике. — Роуз не примирится с твоей новой тактикой обучения. А Коннор Кобальт будет еще более недоволен.

И он присасывается к своей сигарете.

Вот. Дерьмо.

Он так быстро поймал меня в западню. Я откидываюсь назад, задыхаясь, словно он пропустил меня через стиральную машину.

Я не могу рассказать сестре, что ее друг планирует разрушить ее жизнь. Я должна поступить правильно и сказать правду, а не быть ужасным человеком.

Но мне нужны эти тесты.

И Роуз может позаботиться о себе. Она самая сильная девушка, которую я знаю.

Но когда Себастьян снова берет в руку статуэтку балерины, я удивляюсь, как она могла быть ослеплена кем-то вроде него все эти годы. Это может повториться вновь.

Остаётся уповать лишь на Коннора.

Ему придётся помешать планам Себастьяна. Ему придётся доказать Роуз, что он лучший мужчина для нее. Я не могу предупредить его, но если бы мне пришлось поставить деньги на матч между этими двумя, я бы всегда ставила на Коннора Кобальта.

8. Лорен Хэйл

.

Отобедав с братом, я оказываюсь в кадиллаке Роуз Кэллоуэй. Она очень кстати появилась в кафе. Что Райк, что Роуз разыграли удивление — как будто она случайно заметила нас, проезжая мимо итальянского ресторанчика Rocco’s Deli по пути домой.

Но я быстро сообразил, что Райк позвонил ей и попросил отвезти меня домой, чтобы он мог спокойно вернуться в колледж. Как будто мне обязательно нужна няня, которая будет сидеть со мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Словно мне нельзя доверить поехать на такси или выйти на короткую прогулку по тротуару в одиночку. Я воплощение девяностолетней старушки, которой нужен человек в качестве поводыря, чтобы перейти дорогу.

Это смешно. И даже если я хочу поговорить с Роуз о моем плане заработать немного денег — я бы никогда не вызвался остаться наедине с этой девушкой. Она ненавидит меня. И Лили может не видеть этого, но мы с Роуз понимаем, что мы никогда не станем лучшими друзьями. Мы терпим друг друга ради Лили, и этого должно быть достаточно. В детстве Лили выбирала меня — парня — вместо Роуз, ее сестры, и такая ревность с годами превращается во что-то глубокое и жесткое. Извинения здесь бесполезны.

И я понимаю. Я бы тоже обиделся. Я никогда не хотел, чтобы Роуз давала мне поблажку, и, должно быть, поэтому я ворошу угли, разжигаю пламя и провоцирую ее гнев. Я заслуживаю каждый холодный взгляд, каждый резкий комментарий. Я заслуживаю эту чертову боль.

Я понимаю.

— Ты сегодня выглядишь прямо как амбассадор веселья, Роуз, — говорю я, когда она сжимает руль, выпрямляя спину и фокусируя взгляд на дорогу. Я должен быть хорошим человеком и спросить, что ее беспокоит, но не могу подобрать слова. Забота — это по части Райка.

— Посмотрел бы на себя в зеркало, — холодно отвечает она.

Я так и делаю. Просто чтобы поддержать ее шутку. Но в зеркале вижу нечто угрюмое, способное разрушить отражение. Заостренная челюсть и темные круги под янтарными глазами говорят сами за себя — я чертовски устал.

Никакого сна для нечестивых.

— С возрастом я только краше, — говорю я невозмутимым голосом. — Должно быть дело в алкоголе.

— Это даже ни капли не смешно.

— Наверное, это потому что ты оставила своё чувство юмора в сумочке от Гуччи.

Она сверлит меня взглядом, а затем подъезжает к нашим воротам.

Мой телефон гудит, и я проверяю сообщение, прижав ладонь к экрану, чтобы Роуз ничего не увидела.

Неизвестный: Твоя девушка шлюха.

Я стискиваю зубы, внутри все бурлит. Больше всего на свете я хочу найти этого ублюдка, но у меня заканчиваются варианты. Я не могу долбиться в дом каждого врага, которого я помню. Их слишком много. И я уже разворошил один горящий уголь, который, возможно, давно тлел. Аарон Уэллс вполне мог сильнее разгореться желанием преследовать меня после того, как я ему угрожал. Или он мог зарыться головой в песок. У меня была возможность и я рискнул, заявившись к нему на порог, предполагая, что за сообщениями стоит он. (Он все еще может быть виновным, насколько я знаю.)

Но я не уверен, что проделать то же самое с парнями, с которыми я не разговаривал годами — самая разумная идея.

Моим лучшим шансом остаётся отслеживание сообщений, но я ненавижу, что это вне моей компетенции. Интересно, как скоро я слечу с катушек.

Я собираюсь сунуть телефон обратно в карман, но получаю еще одно сообщение.

Неизвестный: Сколько парней трахнули твою девушку? Как ты думаешь, в новостях объявят число?

— Все хорошо? — спрашивает Роуз, когда машина притормаживает у ворот.

— Ага, — я вру и быстро печатаю ответ.

Я: Что ты хочешь?

Если дело в деньгах, я найду способ откупиться от него. Я могу взять в долг у отца. Я удвою сумму, которую ему предлагают таблоиды. Я просто не хочу, чтобы семья Лили узнала ее секрет. Я не уверен, что Лили сможет справиться с тем позором, который на неё обрушится, когда ее родители узнают о том, что она сексуально зависимая. Не думаю, что она этому готова.

Неизвестный: Удовлетворение.

Что, черт возьми, это значит?

Я: От чего?

Моя нога трясётся, пока я жду ответ. Я понимаю, что Роуз поставила машину на тормоз и мы припарковались рядом с панелью, расположенной на воротах. Она опускает окно и, прежде чем ввести код, внимательно смотрит на меня.

— Не надо, — огрызаюсь я на нее.

Я действительно не хочу слышать ее идеи или мысли по этому поводу. У нее, вероятно, масса мнений о том, как мне следует реагировать на этого парня, и я уверен, что она справилась бы с этим по-другому.

— Ты не должен провоцировать его.

— Я не стал бы этого делать.

На самом деле стал бы. Это то, что я делаю, даже непреднамеренно.

Она поджимает губы.

— Брось. Я тебя знаю.

Мой телефон вибрирует на моей ноге.

Неизвестный: Я хочу получить удовольствие от того, что ты будешь страдать, как я.

Низ моего живота опускается. Дело не в деньгах. Это расплата за все, что я сделал. Я не святой, и я даже не стану защищаться. Я просто никогда не хотел верить в то, что Лили пострадает от моих действий. Поэтому я печатаю:

Я: Оставь ее. Ты можешь делать со мной все, что захочешь. Просто оставьте ее в покое.

Я колеблюсь, прежде чем нажать «отправить».

Я распускаю сопли. Я даю этому парню именно то, что ему нужно — средства для моего уничтожения. Мой отец никогда бы не показал ему такую слабость. И что этот парень напишет в ответ? О, мне очень жаль, Ло. Я не знал, что она так много значит для тебя. Нет, он скажет мне пожрать говна и будет наблюдать, как горит моя девушка.

Так я не выиграю этот бой.

Поэтому я удаляю этот текст и отправляю новый.

Я: Я найду тебя, ублюдок. Никогда не сомневайся в этом.

Я кладу свой телефон в карман и встречаю угрюмый взгляд Роуз.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты сделал именно то, что я тебе говорила не делать, не так ли?

— Ага.

Она бормочет себе что-то под нос, качая головой. И когда она высовывается из окна, чтобы ввести код, ее взгляд падает на что-то внизу. Я рад, что она отвлеклась. Телефон ощущается менее тяжелым в моих джинсах. Я откладываю произошедшее на задворки своего разума. В обычный день я бы просто взял бутылку виски и пошёл спать.

— Уронила браслет? — спрашиваю я.

Ее губы сжимаются.

— Хуже, чем браслет? Черт, тогда мы на первом уровне DEFCON (прим. перевод.: DEFCON - пять уровней боевой готовности в США). Лучше подготовиться к ядерной войне.

Она действительно делает удивленный вид.

— Ты знаешь, что такое DEFCON?

— Ага. А ещё знаю, как произносится «ясен пень» и «поторапливайся, черт возьми».

Я не стал говорить, что в комиксах Люди Икс используют этот термин для обозначения неизбежного кризиса мутантов. Как я узнал информацию не должно иметь значения.

Она смотрит на меня фирменным взглядом Роуз Кэллоуэй — по которому можно сделать вывод, что она в двух секундах от того, чтобы съесть твою душу. Я сердито смотрю в ответ, но на самом деле хочу убежать нахер отсюда. Я не понимаю, как Коннор улыбается, когда она так на него смотрит. Она не блефует. Бьюсь об заклад, она поедает сердца всех бабников, просто ради забавы.

Она распахивает дверь.

— Жди здесь.

Да куда я пойду?

На минуту она исчезает из поля зрения, и любопытство берет верх надо мной. Я отстегиваю ремень безопасности, тянусь через водительское сидение и выглядываю из окна.

Роуз присела на корточки рядом с пурпурными гортензиями и плющом, который вьется по железным воротам рядом с крепкими цветами. Белые лепестки развеваются на ветру рядом с ней, но ее спина закрывает от меня то, что находится перед ее взором.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, словно она сошла с ума.

Мне кажется, что со всеми девочками Кэллоуэй что-то неладное. Ну, может быть, кроме Дэйзи. Она кажется вполне нормальной.

— Он не может просто посылать мне подарки и ждать прощения, — раздраженно говорит она. — Это так не работает.

Она слегка фыркнула, и ещё больше лепестков разлетелось по ветру.

А затем она встала и развернулась ко мне лицом. Она сжимает стебли того, что было букетом белых роз, но они выглядят жалко в ее сжатом кулаке. Роуз разорвала каждый лепесток и разбросала по земле.

— Ты только что надругалась над цветами, — говорю я прямо.

Есть в этом что-то настораживающее, но я не могу сдержать смех.

Она сильнее сверлит меня взглядом.

— Подержи ее, — она пихает стеклянную вазу через окно.

— Ты не собираешься ее разбивать? — спрашиваю я. — Все во имя любви? За твоё разбитое сердце?

— Мое сердце не разбито.

— Я забыл, что ты сделана из стали. Получеловек, полуробот, женщина лишенная чувств. Коннор, должно быть, любит обниматься с твоими гайками и болтиками.

Я проскальзываю обратно на свое место.

Она захлопывает дверцу машины, даже не бросив на меня еще один взгляд. Свой худший «я-тебя-кастрирую» она ещё не демонстрировала. Я думаю, она, должно быть, бережет его для Коннора. Я так рад, что я не он.

— Что он сделал? — спрашиваю я. — Написал с ошибкой твоё любимое слово? Победил тебя в Эрудите?

Она не говорит ни слова. Она просто заново вводит код и включает передачу, когда ворота со стоном открываются. Когда машина катится по подъездной дорожке к дому в колониальном стиле, меня наконец осеняет.

— Ты ведь не серьезно, — говорю я. — Ты все ещё злишься на него за то, что он угостил меня пивом несколько месяцев назад, когда я даже не планировал быть трезвым?

Я не хочу разрушать ничьи отношения. Вот поэтому мы с Лили закрылись от людей — чтобы никто больше не пострадал из-за наших ошибок.

Она въезжает в гараж и выключает зажигание.

— Тебе не понять.

Она собирается вылезти из машины, но я наклоняюсь над ней и защелкиваю замок, запирая ее внутри кадиллака.

Коннор просил меня не защищать его. Сразу после той ссоры в нашей гостиной он отвел меня в сторону и сказал не лезть. Но я не могу допустить, чтобы он огребал за то, что угостил меня выпивкой. Он просто поступил как друг в то время, когда я не впускал никого в свою жизнь.

— Дай парню поблажку, — говорю я. — Он из кожи вон лезет ради тебя.

Роуз долго смотрит на меня, кажется, покусывая десны. А потом она снова пытается открыть машину, но я опережаю ее и щёлкнув по кнопке быстрее неё.

— Лорен, — предупреждающе произносит она.

— Просто скажи это, — я не отступаю. — Скажи что ты имеешь в виду.

Она думает, что я не могу справиться с этим, но я могу.

— Ты не понимаешь, — рявкает она. — Коннор знал, что ты зависим, и вручил тебе пиво. И ты думаешь, что это нормально. Ты сидишь здесь и говоришь мне, что в этом нет ничего страшного, но это не так. Ты не видишь, как это неправильно?

— Роуз, он не сделал ничего плохого.

Я морщусь, как только слышу себя. И я сразу понимаю, почему Коннор сказал мне не говорить ни слова в его защиту. Потому что я великолепный пример того, почему он не должен был давать мне ни капли алкоголя. Я алкоголик — тот, который полагал, что может прожить целую жизнь, выпивая каждую минуту каждого гребаного дня. Я поручаюсь за Коннора и из-за этого он выглядит виноватым. И может, в какой-то степени, он и виноват.

— То, что он сделал — это ужасно, — говорит она, — и мне все равно, что таким образом он пытался с тобой подружиться.

Я провожу дрожащей рукой по своим волосам, и когда я оглядываюсь на нее, она немного бледнеет.

— Нет, я в порядке, — говорю я. — Честно, я не собираюсь бежать в винный магазин после этого разговора, хорошо?

Она кивает, жестко и неподвижно.

— Роуз, — произношу я. — Я не пытаюсь защитить парня, но…

Мне трудно это сказать. На долю секунды мне кажется, что слова застревают во мне и я прочищаю горло.

— Я не знаю, был бы я здесь, если бы он не нашёл способ войти в наши с Лили жизни. Он был первым человеком, с которым я мог находиться рядом и он не осуждал меня. Он никогда не смотрел на меня так, словно я ненормальный, даже если он и думал, что я с дуриной. Мне нравилось с ним дружить. И все ещё нравится.

Я протягиваю ей вазу, и она, похоже, больше не хочет швырнуть ее в стену.

— Он человек, — напоминаю я ей. — Он не идеален. Идеальных людей не существует.

Ее губы дергаются.

— Мудрость устами Лорена Хэйла. Ты, наверное, украл ее из печеньки с предсказаниями.

Я издал слабый смешок, на самом деле улыбаясь ее словам. Она снова стала собой.

9. Лорен Хэйл

.

Я отпираю машину. Мы заходим в дом через заднюю дверь гаража и проходим на гранитную кузню.

Лили, должно быть, услышала шум из гаража, потому что она мчится через арку на кухню. Она ставит свой рюкзак на барный стул и терпеливо ждет, пока я подойду к ней. Кажется, у неё все хорошо, но потом я замечаю, как она играет пальцами, как крепко сжимает бедра.

Я сокращаю пространство между нами и обнимаю ее за плечи. Она прижимается щекой к моей груди, но ее тело не провисает в облегчении. Нет, оно сжимается от нетерпения. Лили не обнимается. Она трахается, пока не потеряет сознание.

И я так сильно хочу ее вылечить, но я могу только помочь. По-настоящему вылечить ее может только она сама — это ее работа, ее борьба, ее битва. Я не могу выиграть эту битву вместо неё — так же, как она не может победить моих демонов.

Ботинки постукивают по дереву, и я ожидаю увидеть Коннора Кобальта, вздымающегося по арке. Но вместо него я вижу Себастьяна Росса.

Он ещё не ушёл после занятия с Лили? Я мысленно стону. Его самоуверенное чванство раздражает меня. Так было всегда. На его лице девяносто девять процентов времени сверкает самодовольная ухмылка, и он уверен, что знает обо всем, что происходит в жизнях людей. Мы с Себастьяном никогда не сходились во взглядах. Может быть, потому, что я часто отпускаю в сторону Роуз нелестные комментарии, и почти никогда — приятные комплименты. Он думает, что я мудак.

Так и есть.

И он имеет полное право не любить меня. Этого у него не отнять.

Я подвожу Лили к маленькому столику для завтрака и сажусь на стул, посадив ее к себе на колени. Она открывает рот, вероятно, собираясь спросить, когда мы собираемся заняться сексом, но она закусывает губу и краснеет.

Ещё до реабилитации я дразнил ее в такие моменты. Проводил рукой по ее бедру и смотрел, как у нее перехватывает дыхание. Мне потребовалась вся сила моего тела, чтобы отрицательно покачать головой. Ее глаза расширяются в легком ужасе, но я целую ее в висок.

— Есть что-нибудь годное по телевизору? — я хочу отвлечь ее от мыслей о сексе и поэтому задаю этот вопрос.

— Я записала все серии «Мстители, общий сбор!», пока ты был в реабилитационном центре, — мягко говорит она. — Мультсериал довольно неплохой, хотя они сделали Капитана Америка каким-то слабаком.

— Осторожно, спойлеры? — я улыбаюсь.

— Нет, он поджимает хвост как трусиха уже в первой серии.

Кажется, она расслабляется, из-за чего я расслабляюсь сам.

— Как прошла встреча? — спрашивает Себастьян Роуз, зажав между двумя пальцами зажженную сигарету.

— Встреча прошла хорошо, — отвечает она. — Коллекцию мужской одежды только что отправили, так что все были в восторге.

Когда она поворачивается к нему, она замечает сигарету между его пальцами, и ее глаза сужаются. Она выхватывает сигарету у Себастьяна, все ещё сжимая в руках вазу Коннора.

— Только снаружи.

Она выбрасывает сигарету в раковину и больше не говорит ни слова.

Ему сходит с рук больше дерьма, чем любому другому парню в жизни Роуз.

Ни с того, ни с сего Лили меняет положение и широко раздвигает мои ноги на стуле. Черт подери.

Сейчас середина дня. Мы не должны заниматься сексом. Секс при дневном свете не считается нормой. Я напоминаю себе обо всех причинах, по которым я не могу этого допустить. Не говоря уже о Роуз и Себастьяне, которые находятся в нескольких метрах от нас.

— Как продвигается репетиторство? — Роуз поворачивается к Лили.

Она пытается отсрочить то, что я считаю неизбежным — мой член в Лили, ее тело и разум в умиротворении, оргазм в сопровождении блаженного кайфа.

Лили указывает на свою грудь, раскрасневшись.

— Ох, ты это мне?

Роуз одаривает ее «пора-бы-настроить-свой-здравый-смысл» взглядом. Лили заправляет волосы за ухо и немного отодвигается в сторону от моей груди. Прогресс, да. Но я не могу убрать руки с ее бедер. Я боюсь, что отсутствие прикосновения ее напугает.

— Теперь я знаю почему люди называют этот предмет статистикой, а не статикой, — она натянуто улыбается, надеясь, этого будет достаточно для Роуз.

— Она относительно неплохо справляется, — небрежно говорит Себастьян.

Но его взгляд опускается на вазу, зажатую между пальцами Роуз. Он хватается за прозрачное стекло.

— Это кристалл?

— Да, — устало говорит Роуз.

Она собирает свои блестящие каштановые волосы в гладкий хвост.

Себастьян на секунду замолкает, и я понимаю, что Лили увлечена этой сценой, и наблюдает за происходящим с большим интересом, чем обычно.

Я сжимаю ее ногу и наклоняюсь вперед, чтобы прошептать ей на ухо: «Что происходит?»

Но Себастьян возобновляет диалог, лишая Лили возможности ответить.

— Где цветы?

— Мертвы.

Себастьян открывает нижний шкафчик и выдвигает мусорное ведро.

— Что ты делаешь? — спрашивает Роуз.

— Он правда рассчитывает на то, что вернёт тебя цветами? Брось, Роуз.

Хм, меня удивило, что Роуз чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы поделиться интимными подробностями своей ссоры с Себастьяном. Не думал, что она приоткроет кому-нибудь свои ледяные врата.

Роуз вопросительно смотрит на вазу в руке Себастьяна и раздумывает над тем, чтобы выкинуть подарок Коннора в ведро.

К черту это.

— Это кристалл, — напоминаю ей я.

— Вот-вот, — добавляет Лили.

Голоса несогласных нисколько не будоражат невозмутимость Себастьяна, и он упирается локтем в стойку. Он передает вазу Роуз, но она колеблется у мусорного бака.

— Это Lalique, — говорит она себе под нос, проводя пальцами по гладкой поверхности вазы. (прим. перевод.: Lalique — название французского люкс бренда)

Ваза имеет квадратную форму, а ее дно украшено замысловатым узлом.

— Что это значит? — спрашивает Лили.

— У него хороший вкус, — отвечает Роуз.

Себастьян закатывает глаза.

Роуз прижимает вазу к груди.

— Это мой любимый бренд.

Только у Роуз в двадцать два года может быть любимый бренд кристалла. Но что самое интересное — Коннор точно знал, что ей нравится. Эта деталь должна что-то значить. Даже я не настолько проницательный.

Себастьян стучит по прилавку, внимательно наблюдая за Роуз.

— Можешь оставить ее, — говорит он, — но о чем это будет говорить? После каждый ссоры он будет тебя подкупать. Лично я не против таких отношений. У меня в шкафу есть пара туфель из крокодиловой кожи от Макса, но я знаю тебя, Роуз. После пятого украшения тебя от него затошнит.

По Роуз видно, что она испытывает внутренний конфликт.

— Коннор таким образом говорит, что ему жаль, — вклинивается в разговор Лили.

Похоже, Себастьяна это напрягает. Он наклоняет голову и смотрит на ее рюкзак. Я упускаю что-то важное. Необязательно быть гением, как Коннор, чтобы понять это.

Лили колеблется и прижимается к моей груди. Я обхватываю ее руками и набрасываюсь на Себастьяна своим гневным взглядом. Вот так выглядит жизнь в первоклассном мире — череда свирепых взглядов, полуулыбок и оскалов. Каждый из этих атрибутов смертелен, каждый по ощущениям как чертова бритва. И я учился у лучших. Не у Роуз Кэллоуэй. Мой отец мог уничтожить ее своим острым «катись-к-черту» взглядом.

Черт, он этим взглядом почти уничтожил меня.

Роуз неуверенно ставит вазу на стойку рядом с кофейником.

— Мне нужно забрать коробку из машины. Я скоро вернусь.

Отчасти, я думаю, что она уходит, чтобы скрыть своё волнение. Когда она выходит через заднюю дверь, Себастьян выпрямляется и берет со стойки вазу.

Позвоночник Лили выпрямляется, как у удивленной кошки

— Что ты делаешь?

— То, что не может Роуз. Она поблагодарит меня потом.

Он бросает вазу в мусорное ведро.

— Нет!

Лили спрыгивает с моих колен. Я следую за ней только потому, что мне не нравится взгляд Себастьяна. Я видел этот взгляд у слишком многих богатых детишек — так они смотрят, когда думают, что они непобедимы. Что никто не сможет их тронуть.

Наверное, и я когда-то так смотрел на людей.

Себастьян пинком закрывает шкаф и вытягивает руки через стойку позади себя, блокируя Лили доступ к мусорному ведру. Она приседает, чтобы протиснуться через его ноги и дотянуться до ведра, но Себастьян выставляет ногу вперёд.

— Помни, что на кону, Маленькая Кэллоуэй, — небрежно говорит он таким спокойным тоном, что мне хочется разорвать его в клочья.

Мой тон совершенно другой. Я максимально напряден, жесток и суров.

Лили замирает и медленно поднимается. Я кладу руки ей на плечи, сбитый с толку больше, чем когда-либо.

— Ты шантажируешь ее? — спрашиваю я.

Лили первой качает головой.

— Все в порядке, — говорит она мне.

Она кладет ладони мне на грудь и снова начинает отталкивать меня от стойки в сторону стола для завтрака. Ничего не в порядке. Что, черт возьми, происходит?!

Дверь открывается. Роуз заходит на кухню с узорчатой коробкой, на которой написано «Мужская коллекция Весна/Лето».

— Так ты правда будешь выпускать мужскую одежду? — спрашивает Лили, ее рука скользит в мою. Она сжимает мою ладонь один раз — это знак того, что она объяснит ситуацию с Себастьяном позже. Я должен доверять ей.

Роуз кивает и достает синюю спортивную мужскую куртку и передает ее Себастьяну.

— Мне нравится карман, — говорит он и осматривает шелковистую подкладочную ткань. — Я рад, что ты выбрала этот принт.

— Я тоже. Мини-шашек было слишком много, — она поворачивается к Лили, — Себастьян помогал мне с коллекцией.

Лили сказала мне, что Роуз очень нервничает из-за того, что бренд Calloway Couture предназначен только для женщин.

— Я знаю, что сейчас, вероятно, не самое лучшее время, — говорит Роуз Лили, забирая куртку у Себастьяна и аккуратно складывая его. — Но мне не помешала бы твоя помощь в офисе. Ты не против поработать чуть больше?

С момента моего пребывания в реабилитационном центре Лили занимала свое время работая на Роуз, в качестве ее помощницы. Несмотря на то, что в Calloway Couture работают две другие девушки и занимаются социальными сетями, онлайн-продажами и всем, для чего, черт возьми, они нужны Роуз. Лили сказала мне, что она «сучка Роуз» номер один — и сказала это с гордостью, что я нашел довольно очаровательным.

— Конечно, — соглашается Лили и уверенно кивает. Но она крепче сжимает мою руку, а потом выпаливает. — А как же модели-мужчины?

А потом ее глаза устремляются на Себастьяна, и она бледнеет, забывая о его присутствии.

— О, да, — говорит Себастьян. — Они великолепны. Может, Роуз сможет найти тебе кого-нибудь получше, чем вот этот вот.

Он указывает на меня.

— А может она найдёт кого-нибудь, кто заменит тебя, — я делаю паузу и усмехаюсь. — О, погоди, она уже нашла.

Где Коннор Кобальт, когда он так чертовски нужен?

Уголок рта Себастьяна дёргается. Прекрасно.

Роуз кладёт спортивную куртку обратно в коробку.

— Себастьян, я думаю, тебе пора идти. Я позвоню тебе завтра.

— Конечно, — он целует ее в щеку, а затем машет Лили рукой. — Не забывай усердно заниматься.

— Не забуду, — напряженно отвечает она.

Затем он уходит, и когда дверь захлопывается, Роуз кладет руки на бедра и смотрит на Лили.

— Я никогда не назначу мужчинам-моделям примерку, когда ты будешь в офисе, обещаю.

— Я просто боюсь, — признается Лили.

Она даже не смотрит на меня.

Я пытаюсь сдержать гримасу. Я должен больше верить в нее — что она не изменит мне, но я годами слушал сквозь стены, как она трахает других парней. Моногамные отношения для нее не естественны, и я, если честно, в шоке, что ей удалось продержаться так долго лишь со мной. Я жду того дня, когда меня окажется недостаточно, особенно сейчас, когда я не могу потакать ее желаниям. Я не могу дать ей то, что она может так легко получить от какого-то другого придурка.

— Я не собираюсь ставить тебя в такое положение, — говорит ей Роуз. — Обещаю.

И если мой план сработает, тогда Лили вовсе не придётся беспокоиться. Но как только я набираюсь смелости спросить Роуз, дверь открывается, и мы все напрягаемся.

Себастьян вернулся.

Но обувь на твёрдой древесине звучит иначе — увереннее, быстрее и решительнее.

Коннор проходит через арку со стопкой пицц на французском хлебе. Он кладет их на стойку, как только напряжение ослабевает. Ну, технически расслабляемся только мы с Лили. Плечи Роуз сжимаются, как будто она собирается раздавить кого-нибудь каблуком.

— За кого вы меня приняли? — спрашивает он нас. Он должно быть заметил резкое изменение в общей атмосфере.

— Себастьян, — говорит Лили.

— Мы говорили о сексе, — уточняю я.

Он понимающе кивает.

— Как прошло занятие? — спрашивает он, собираясь подойти к Роуз и поцеловать ее, но она смотрит в стену, а не на него. Давай, Роуз, не отталкивай парня.

Коннор лишь изучает ее, ещё более полный решимости завоевать ее расположение. Он прислоняется к стойке, а затем уделяет Лили все свое внимание.

— Все было хорошо. Думаю, Себастьян очень поможет мне.

Серьезно? Я всегда утверждал, что перейду с виски на отбеливатель, если мне придётся разговаривать с ним дольше десяти минут. Очевидно, между Себастьяном и Лили что-то происходит, но я не хочу поднимать этот вопрос сейчас.

— Это хорошо, — говорит Коннор. — Прости, что не могу заниматься с тобой. Если бы у меня было больше времени в этом семестре, я бы остался твоим репетитором.

— Все в порядке, правда.

Она продолжает это повторять, но я думаю, мы все прекрасно понимаем, что ничего не в порядке.

Коннор открывает одну из коробок с пиццей, и Роуз заглядывает ему через плечо, рискуя прикоснуться к его руке.

— С артишоками и грибами? — спрашивает она.

Он вытаскивает вторую коробку и смотрит на нее, не выпуская коробку из руки.

— И сыром фета.

Лили шепчет мне: «Ее любимая».

А он хорош. И Лили расплывается в улыбке, наблюдая, как ее сестра и Коннор воссоединяются. Все ее лицо светится. Черт возьми. Я провожу руками вокруг ее талии и прижимаю ее к своей груди, ее теплое тело заставляет мой член пульсировать. Она громко вздыхает, но Коннор и Роуз теряются в своем собственном интеллектуальном мире.

Роуз ждет, пока Коннор передаст коробку, но он этого не делает — он не позволит ей получить пиццу так просто. Иногда я забываю, что он готов испытывать ее так же, как и она его.

— Ты разбила вазу, не так ли?

Должно быть, он заметил скомканные белые розы у ворот. Не могу разобрать, ранит ли его этот факт. Роуз и другие гении вроде этих двоих, должно быть, единственные, кто может друг друга понять.

— Что? Нет, я… — она оглядывается через плечо и смотрит на стойку, куда она ранее поставила вазу. Но благодаря ее «лучшему» другу вазы там уже нет. Ее взгляд скользит к шкафчику с выдвижным мусорным ведром.

Коннор следит за ее взглядом, открывает шкафчик и вытаскивает из ведра дорогой кристалл с трещиной на боку. Треснутый, разбитый. Он ставит его у раковины, а затем передает ей пиццу.

— Я этого не делала, — сразу говорит Роуз. Ее глаза горят огнем. — Я убью его.

Я слышал, как она говорила это о Себастьяне слишком много раз, чтобы воспринимать угрозу всерьез.

— Себастьяна? — задается вопросом Коннор.

Роуз коротко кивает. Она ставит пиццу, больше не желая есть, и бережно осматривает вазу. Ее плечи опускаются. Он подходит к ней сзади и шепчет ей на ухо. Его голос становится громче, и я улавливаю слоги, но не понимаю слова.

Он говорит с ней на французском.

Она бегло отвечает ему на иностранном языке. Он целует ее в макушку, а потом она оборачивается и целует его в губы, вставая на кончики пальцев ног.

Лили поворачивается ко мне лицом, ее глаза широко распахнуты и полны желания. Я хочу, Лил. Боже, как сильно я хочу. Сейчас самое лучшее время, чтобы поговорить с Роуз. Даже если я разрушу ее момент с парнем, это спасёт меня от повторного отказа Лили.

— Роуз, — говорю я.

Ноги Роуз подкашиваются, но Коннор запускает руку в ее волосы, опьяненный доминирующими движениями Роуз. Она обладает им, как и Коннор в равной степени обладает Роуз, что я до сих пор нахожу странным. Я был уверен, что Роуз сожрет любого мужчину, к которому прикоснется, но у них симбиотические отношения, а не паразитические, как у нас с Лили.

— Да? — спрашивает она.

Мое горло пересыхает от одной мысли, чтобы попросить ее о помощи. Даже когда слова вертятся у меня на языке, произносить их чертовски тяжело. Поэтому я обращаюсь к Коннору.

— От частного сыщика слышно что-нибудь?

— Он работает над отслеживанием сообщений. Посмотрим, сможем ли мы найти какие-нибудь зацепки.

После волны сообщений в машине, это не совсем те новости, которые я хотел услышать. Я не люблю ждать. У меня есть терпение только в том, что касается Лили. Ждать, когда она выберет меня вместо быстрого перепихона — было тяжело, но я вытерпел это испытание. Ждать, пока этот парень разорвет нашу жизнь на части — уже намного тяжелее и я плохо с этим справляюсь.

— Ло, — раздраженно говорит Роуз и снова кладёт руку на бедро. Она поняла, что я уклоняюсь от разговора, который сам же и затеял. — Выкладывай.

Я вдыхаю.

— Как вы знаете… — я потираю затылок, и внезапно по моему телу проносится волна жара. Я к этому не привык. — У меня нет высшего образования, поэтому найти работу с оплатой выше прожиточного минимума будет не просто.

Повисла тишина. Три пары глаз впиваются в меня с любопытством и нерешительностью, ожидая, что я продолжу. Они думают, что я на грани того, чтобы сдаться, поднять руки вверх и сказать, что я не могу справиться с тяжелым, физическим трудом. Я не умею переворачивать гамбургеры. Я не могу, черт возьми, быть нормальным парнем из низшего класса, который должен работать за свои деньги. Мне никогда не приходилось этого делать, но это не означает, что я не готов попытаться. Они плохо обо мне думают, но я никогда не давал им основания думать обо мне лучше.

— Я бы без проблем мог бы пойти переворачивать гамбургеры, — объясняю я, — но я должен Райку сорок штук за реабилитацию, и хотел бы выплатить ему долг в разумные сроки… плюс, есть такая штука как аренда.

Я снова делаю паузу, слегка надеясь, что Роуз выручит меня и скажет: «Тебе не нужно платить за аренду, Ло, ты практически семья». Но я на мгновение забываю, что она из себя представляет. Может быть, меня одурачила ее маленькая истерика из-за вазы, но она стоит решительно, твёрдо. Роуз не даст мне пойти по лёгкому пути.

Ладно.

Я продолжаю сверлить ее взглядом. Привычка.

— Ты заставишь меня спросить, не так ли? — говорю я.

Она холодно улыбается.

— В прошлом году на Каймановых островах ты сказал, что даже отвратительный снеговик не захочет меня трахнуть.

Лили задыхается.

— Ты этого не говорил.

— Говорил.

Она бьет меня по руке. Я театрально дергаюсь. Да, я это заслужил.

Коннор остается совершенно бесстрастным. Но он прижимает Роуз ближе, как будто молча говоря, что я не прав. Очевидно, парни с безумно высоким IQ хотят ее трахнуть.

Я глубоко вздохнул. Что ж, поехали.

— Модельные агентства уже пытались когда-то заполучить меня, — объясняю я. — Ты будешь дурой, если не используешь меня в своей рекламной кампании мужской одежды.

Так держать, Лорен. Назвав ее дурой — определенно поможет тебе получить работу. Господи, неудивительно, что у тебя ее никогда не было.

— Я помню это, — сухо говорит Роуз.

— Как ты вышло, что тебя хотели взять, но ты никогда нигде не снимался? — спрашивает Коннор.

— Есть вероятность, что я приходил на собеседования, глотая пойло прямо из бутылки Джека Дэниэлса.

Я издевался над агентством, тратил своё время и время других людей. Я никогда по правде не хотел быть моделью. Я все ещё не хочу, но это быстрые деньги. И это шанс для меня исправить свои прошлые ошибки. Сделать все правильно.

Коннор издает долгий свист.

— Впечатляет.

— Я тоже так думаю.

Роуз, похоже, готова заново разжечь их старый конфликт, но Коннор наклоняется и снова шепчет ей на ухо. На французском. Я не понимаю ни единого гребаного слова, но Роуз значительно расслабляется.

— Мне нужен переводчик, — шепчет мне Лили.

— Или дешифровщик.

Желательно не мужского пола. Я могу представить, как Лили возбуждается и краснеет от какого-то француза. Даже эта воображаемая фантазия заставляет меня съеживаться. Ревность — это единственное, чему я не позволю никогда разлучить нас. Но она присутствует. И мучительно разлагается внутри меня.

Наконец Роуз снова смотрит на меня.

— Модельный бизнес — это сложно, — говорит она более мягким тоном. — Идеального тела или красивого личика недостаточно. Спроси Дэйзи.

— Я знаю, — говорю я. — Но Роуз, я не собираюсь строить на этом карьеру. Мне просто нужно заработать достаточно денег, чтобы выплатить долги и встать на ноги. Вот и все.

На секунду я смотрю на Лили.

— И тебе не придётся портить свое расписание ради Лил. Я буду на съемках вместе с другими моделями. Так будет лучше.

Лили держится за пояс моих джинсов и говорит: — А что ты собираешься делать после съёмок?

Я понятия не имею. Туман моего будущего слишком густой, чтобы рассеять его.

— Будем решать по одной проблеме за раз, — говорю я.

Она понимающе кивает.

Роуз с минуту обдумывает мое предложение. А потом говорит: — Ладно.

Я радостно ухмыляюсь.

Но затем она добавляет: — Просто, чтобы внести ясность — я делаю это из жалости.

Моя улыбка исчезает.

— Можно было бы остановиться на «ладно».

Теперь ее очередь ухмыляться.

— Я знаю.

10. Лили Кэллоуэй

.

Прошло уже два дня, а у меня до сих пор не было секса. Кроме того, я утаила от Ло старые тесты, но планирую рассказать ему о них в скором времени. Просто мне нужно… сформулировать это правильно, чтобы он присоединился к моей аморальной стороне. И Коннор все ещё не нашёл какие-либо улики о так называемом шантажисте (или кем он там является — учитывая, что он до сих пор не попросил ничего взамен).

— Что насчёт Патрика Бомера? — я сижу, скрестив ноги, на кровати, а на коленях у меня старый темно-синий ежегодник Академии Далтона. Большие черные круги очерчивают одни лица, а поверх других я нарисовала крестики… и усы.

Я поднимаю голову и ловлю хмурый взгляд Ло в круглом зеркале над нашим комодом. Этим утром он потратил целых двадцать минут на сборы и еще десять минут на прическу. Это его первая работа в Calloway Couture. Черт, это в принципе его первая работа, и из-за этого он сходит с ума.

— С чего бы Патрику ненавидеть меня? — спрашивает он, нарочно взъерошивая более густые пряди волос.

— Ты занял первое место среди ежегодных проектов по искусству.

Ло снял пятиминутное видео о пластиковом пакете, развевающемся на ветру, что было скучно и неоригинально, учитывая, что он подчерпнул идею из фильма «Красота по-американски».

Он разворачивается и смотрит на меня.

— Что? Это не моя вина. Мой проект был чертовски хорош.

— Весь класс уснул, — напоминаю я ему. А Патрик сделал бронзовую скульптуру Аполлона, но мистер Адамс едва лиоценил проделанную работу.

— Значит он должен злиться на учителя, а не на меня.

Я молчу, потому что он прав. Учителя обращались с Ло по-особому, даже наградив его паршивое видео высшей наградой, потому что он Хэйл. Потому что его отец — мультимиллиардер с такими запутанными связями, что паук позавидовал бы паутине, которую плетет Джонатан Хэйл.

Я смотрю на экран своего ноутбука, лежащего на кровати.

— Может, он уже не злится, — добавляю я. — Он сейчас учится в Школе искусств Карнеги-Меллона.

— Откуда ты это знаешь?

— Посмотрела на Фейсбуке.

Ло стонет.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты там не зарегистрировалась.

Ещё со времён старшей школы у нас было правило «Никаких социальных сетей». Мы слишком любим конфиденциальность, чтобы тратить ее на киберпространство.

— Нет. Я зарегистрировала тебя.

Его глаза темнеют.

— Вот, как я это вижу, — быстро тараторю я. — Если кто-то тебя ненавидит, он начнёт донимать тебя и здесь тоже, — я указываю на экран. — Это как ловушка для мух, только для подозреваемых.

Ло рискует тем, что его выглаженные брюки цвета хаки помнутся, и садится на кровать рядом со мной. Наша сетка для балдахина цепляется за его ногу, и он тихонько ругается, отмахиваясь от ткани.

— Клянусь, я порежу эту тупую хрень.

— Мне она нравится.

Даже если прошлой ночью я попалась в эти сети, словно богомол. Я иногда ворочаюсь во сне. Такое случается.

— Мы не в джунглях и не пытаемся отогнать жуков.

— Роуз спроектировала эту комнату, — напоминаю я ему. Она украсила ее, пока Ло был в реабилитационном центре — Ей будет больно, если я изменю комнату из-за тебя.

— Ещё лучше, — говорит он. Сомневаюсь, что он в это верит.

— Я забуду, что ты только что сказал, — бормочу я и поворачиваю к нему экран ноутбука.

Ло разевает рот.

— Обязательно нужно было использовать это фото в качестве моей аватарки?

Я расплываюсь в широкой улыбке, и не могу перестань пялиться на фото. Он без рубашки и на нем только пижамные штаны с изображением Человека-паука. Он выглядит сексуально и круто.

Фейсбук поглощает все его внимание, и он просматривает профили бывших одноклассников.

— Замужем, женат, беременна, мертв, помолвлена, беременна, женат, — перечисляет он. — Хоть кто-то остался в возрасте двадцати лет после школы или все просто решили срубить пол миллиона долларов и потратить их на подгузники?

— Может быть, они влюблены, — говорю я в их защиту.

— Мы тоже влюблены. Но мы же не женимся и не рожаем детей.

Я хмурюсь, не понимая, почему это немного ранит меня. Брак и правда не входил в мои планы, по крайней мере, пока я не стану старше и не пройду этот неловкий, запутанный этап моей жизни. Но судя по словам Ло, брак — это что-то невозможное. Как будто вместо «может быть» он говорит «никогда».

— Ты не хочешь жениться? — мягко спрашиваю я. Я едва могу встретиться с ним взглядом. Мне двадцать, я только перестала быть подростком. Меня не должны волновать брак и дети, особенно когда мы сами сражаемся за наше здоровье.

Он колеблется.

— Я не знаю. Я не говорю, что этому не бывать. Я просто не могу об этом думать. — он делает паузу. — Ты… об этом думаешь? — он глубоко хмурится, беспокоясь, что мы не на одной дорожке. Обычно мы двигаемся вместе и именно поэтому немного страшно видеть, как он начинает сворачивать без меня.

— Не часто, — говорю я. — До того, как мы сошлись, я никогда не думала, что выйду замуж.

Я спала со случайными парнями. Я думала, что никогда не смогу быть моногамной. Теперь, когда я понемногу начинаю ощущать почву под ногами, я стала фантазировать о нормальности.

— Но теперь думаешь? — спросил он.

Я пожимаю плечами.

— Наверное, но точно не в ближайшее время. Я хочу сначала пережить свои ужасные двадцатые годы, — я отмахиваюсь. — Давай не будем говорите о браке или о рождении детей. Это все равно глупо. У нас есть дела поважнее.

Я не думала, что такое возможно, но его лицо искажается сильнее, чем прежде.

— Ты хочешь детей?

Ой… Лишь потому как он это спросил, я понимаю, что он детей не хочет. Комок подступает к горлу, и я чувствую, что это вопрос с подвохом. Я оглядываюсь через плечо в поисках правильного ответа, но его там нет.

— Ммм… — бормочу я. — Я не знаю.

Он моргает, наблюдая за тем, как я смотрю на него. Ответы, кажется, выливаются из нашего молчания.

— Может быть, — выпаливаю я, не в силах больше сдерживаться. — Когда я буду старше, но не слишком старая, наверное. У моих яйцеклеток времени в обрез.

Я киваю, а затем морщусь.

— Я имею в виду, ну ты понимаешь… — я в двух секундах от того, чтобы зарыться под одеяло и никогда не вылезать. Прячься, Лили, прячься! Мое лицо пылает. Как бы мне хотелось, чтобы мои чувства не были написаны у меня на лице.

— Лил, — Ло выдыхает, его глаза значительно смягчаются. Я один из тех морских судов, которые качаются в океане, прежде чем их снова ударит волна. — Ты… и я… — волна уже близко. — Нам, вероятно, не стоит заводить детей.

Я безучастно смотрю на черно-белое одеяло, собираясь с мыслями. Я никогда не позволяла себе мечтать так далеко, конструировать реальность, в которой мы с Ло вместе создаем семью. Может быть, потому что в глубине души я знала, что этой реальности не существует.

Его слова вырисовывают мрачность моего будущего в более ясную картину. И это изображение, которое я хочу стереть из памяти. Жизнь, в которой у нас нет детей. Жизнь, в которой наша семья состоит из меня и него. И все.

Я понимаю, почему он так думает. Мы оба зависимые люди, и даже если бы мы могли вырастить ребенка, алкоголизм все равно передается по наследству. Ло никогда бы не пожелал своих бед другому человеку, особенно собственному ребенку.

— Я знаю, — говорю я с более грустным кивком. — Я просто не хочу об этом думать.

Он отвлекает меня от угрюмого настроения, указав на фотографию в ежегоднике.

— Ты нарисовала Жаклин Кинни усы. Грубовато как-то.

Уголки моих губ медленно поднимаются, и я смотрю на его голову. Его волосы торчат в разные стороны. И я уверена, он думает, что так выглядят волосы супермодели, но Роуз будет недовольна.

Я пододвигаюсь ближе, отталкивая ноутбук, и провожу пальцами по его кудрям, расчесывая его густые каштановые волосы сверху. Он почти мгновенно отскакивает.

— Я потратил на эту причёску драгоценное время, — он хватает меня за запястье.

— Я думаю, что все это время было потрачено на самолюбование, — спорю я с ним. — Позволь мне исправить это.

Но мой взгляд перескакивает с его волос на его розовые губы, которые так близко нависают над моими. Я представляю, как Ло прижимается к моим мягким губам и мне не терпится поцеловаться с ним.

Ло шевелит губами, будто хочет что-то сказать, но я не слышу слов. Я замираю, и когда его губы перестают двигаться, магнитная хватка заставляет меня прижаться к нему.

Я касаюсь его губ своими, и сначала он отвечает на поцелуй. Он мягкий и сладкий. Хриплый стон щекочет мое горло, и я сползаю по его талии, оседлав его, готовая к чему-то большему. Я просто нуждаюсь в нем… Я перебираю пальцами его волосы и сжимаю свои бедра.

Он отодвигается.

Нет. Я тяжело дышу, как будто я только что пробежала полумарафон. Я только начала разгоняться по этому крутому склону, и он остановил меня на полпути.

— Лили…

Мои руки ныряют под его футболку, и я провожу пальцами по выпуклостям его пресса, скользя каждым пальцем по его обнаженной груди. Я бессознательно вдавливаю свой таз, немного покачиваясь, нуждаясь в нем все больше и больше.

На этот раз с его губ срывается стон, и ему приходится схватить меня за запястья.

Я не хочу останавливаться. Мне кажется, будто я не прикасалась к нему вечность. Это невыносимо. Я помню возбуждение и взрыв оргазма. Я хочу, чтобы это ощущение прокатилось по мне. Я хочу, чтобы мое тело вибрировало, пока я не увижу звёзды в своих глазах. Я очень скучаю по этому.

Но когда я встречаюсь с его жесткими глазами, я вижу ответ. Нет. Нет. Нет. Но я хочу хотя бы раз услышать «да». Я хочу вздохнуть с облегчением при этом слове.

— У меня не было секса уже несколько дней, — говорю я, как будто это достижение. — Я думала, что меня вознаградят за хорошее поведение.

Его рот изгибается в искренней улыбке. Я выиграла, думаю я. Наконец-то. Я снова сжимаю ноги вокруг его талии, его твердость доводит меня до нового уровня нетерпения.

— Воу, — протестует он, поднимая меня под руки. Он ставит меня на колени. Это не весело. — Как насчет того, что мы заключим сделку?

— Мне нравятся сделки, — говорю я, мой взгляд скользит по его члену.

— Смотри на меня, Лил.

Я пробую. Я стараюсь. Честное слово.

— Но разве сделки не противоречат правилам?

— Эта не противоречит.

Теперь мне любопытно. Он трет мою ногу, неуклюже лежащую у него на коленях. Лучше так, чем не касаться его вообще. Это движение привлекает мое внимание, и я отчаянно хочу, чтобы его пальцы поднялись выше, к тому месту, которое так отчаянно пульсирует от его прикосновений.

— Ты можешь выбрать один из вариантов. Я могу целовать тебя, пока у тебя не перехватит дыхание, — он наклоняется вперед и оставляет легкий, мимолетный поцелуй на моих губах, прежде чем его дыхание щекочет мне ухо.

— Или я могу засунуть в тебя пальцы и наполнить тебя.

Да.

— Или же…

Есть ещё один вариант? О боже.

Я бросаюсь вперед, даже вопреки его желанию, и сжимаю в пальцах его футболку. Я практически чувствую, как он пульсирует подо мной. Или, может быть, это просто моя потребность выходит из-под контроля.

— Я могу провести рукой по твоим трусикам и заставить тебя кончить.

Двойное да.

— Но…

Мои плечи опускаются при осознании того, что есть оговорка. Вот почему это называется сделкой, а не свободным выбором... или свободным выбором Лили.

— Мне не нравятся, когда ты даёшь заднюю… — я замолкаю, потому что понимаю, что мне все же нравятся задняя… задняя часть тела.

— Ты покраснела, — заметил Ло. — Ты думаешь о моей заднице?

Я упиваюсь его насыщенными янтарными глазами.

— Скорее о собственной заднице и твоём…

Он закрывает мне рот рукой и снова шепчет мне на ухо: — Мой член не собирается приближаться к твоей заднице, Лили Кэллоуэй, но я рад поместить его в другое место.

Он шепчет в нескольких местах, и я понимаю, что вцепилась в его колени, как обезьяна, вцепилась так сильно, что я уже мокрая и готовая.

— Но? — говорю я, напоминая ему, что он построил большой толстый блокпост.

— Ты можешь выбрать только один вариант. Или вы можешь отказаться от них всех и подождать до вечера, и мы займёмся сексом. Решать тебе.

Все, что я слышу, это мы займёмся сексом. Но мне придётся подождать. И прямо сейчас восемь минут ожидания — это пытка, которую я еле терплю. Как я могу ждать восемь часов?

— Мне не нравится эта сделка.

— Мне тоже, но мы должны практиковать самоконтроль. Мы оба.

Ой.

Я обдумываю варианты и понимаю, что если я выберу что-то прямо сейчас, Ло не получит никакого удовольствия.

— Я выбираю минет. В смысле, я сделаю тебе минет.

Я произношу одну из самых неженственных фраз, которые я когда-либо использовала, но последнее, что меня сейчас волнует, это изощренность. И на мгновение я задаюсь вопросом, как Коннор и Роуз ведут себя в постели — извергают ли они анатомические части или говорят красивой прозой? Я бы спросила Роуз, но она о таких вещах не распространяется. И я почти уверена, что ее сексуальной жизни не существует, так как у нее проблемы с близостью. И я надеюсь, что она расскажет мне, если потеряет девственность.

— Оставь мой член в покое, — круто произносит Ло.

— Почему? — я хмурюсь, а потом мои глаза расширяются. — Минет в черном списке?

Мы ещё не были на совместной терапии, но я уже представлю, как выпрашиваю у своего терапевта детали этого списка, когда мы увидимся в следующий раз.

Он снова закрывает мне рот.

— Хватит… болтать, — строго говорит он.

Он немного смещается подо мной, и я собираюсь бросить взгляд вниз, но он поднимает мой подбородок прежде, чем я мельком замечаю его твердость.

Очевидно, я здесь не единственная с бушующими гормонами. Я могла бы улыбнуться, но я также чувствую вину за то, что он должен страдать из-за моей зависимости.

Мои глаза скользят к его губам, и какая-то часть меня хочет сдаться и выбрать поцелуй. Но поцелуи всегда ведут к чему-то большему со мной, и быть отвергнутой тяжелее, чем вообще не иметь Ло.

Я хватаю его за запястье и убираю его руку от моего рта. Он предупреждающе смотрит на меня, чтобы я не упоминала части его тела. Но именно поэтому я выбираю сегодняшний вечер — единственный вариант, при котором он получит хоть какое-то удовольствие.

— Мы можем подождать, — тихо и медленно говорю я.

Я неохотно соскальзываю с его колен и с кровати. Я закрываю ноутбук и иду расправлять футболку перед зеркалом. Хуже всего то, что я не смогу сейчас выпустить свое сдерживаемое разочарование. Пульсация между моими ногами должна остаться. Потому что поклялась не мастурбировать. Как только я снова пойду по этой дороге, пути назад не будет. Я снова превращусь в компульсивного зверя, и я не хочу, чтобы Ло видел меня такой.

— Ты уверена? — спрашивает Ло с кровати.

Он так же удивлен, как и я. Обычно я бы выбрала одно из немедленных удовольствий, даже если оно было мимолетным. Я пожалею о своем решении через пару часов, но по крайней мере я делаю более разумный выбор сейчас.

Я встречаюсь с его глазами, и я клянусь, они светлеют, как будто он гордится мной.

— На сто процентов.

11. Лили Кэллоуэй

.

Оглядываясь назад, я понимаю, что нужно было согласиться на ласки поверх одежды. Я бы кончила, и все было бы хорошо. Успокоиться мне не помог даже душ. Я сижу за своим столом в офисе Calloway Couture с таким сумасшедшим напряжением, что рефлекторно трусь нижней половиной о стул. Мое лицо вспыхивает, когда я ловлю себя на этом, и я поднимаю глаза, задаваясь вопросом, замечают ли это Триш и Кэти.

Но обе блондинки сидят за своими былыми столами и что-то печатают. Наше рабочее место больше похоже на лофт, а не типичный офис с сотнями перегородок. Стойки с одеждой заслоняют стены. У Роуз стеклянный кабинет, из которого открывается вид на всех нас. И прямо сейчас я скучаю по тому, как она постоянно наблюдает за мной из своего кабинета и с вызовом поглядывает то на экран своего компьютера, то на мой стол.

Ее стул пуст, но я продолжаю смотреть на ее кабинет, желая, чтобы она напомнила мне, почему мне нельзя прокрасться в уборную и сделать что-нибудь непослушное и просто неправильное.

Но это принесёт мне удовольствие.

Я в двух секундах от того, чтобы удариться головой о стол. Но я сосредотачиваюсь на своем компьютере и электронной таблице Excel. Я стараюсь не представлять себе образ голого Ло, который уже трижды всплывал в моей голове. Я слишком много фантазирую о нем, но я благодарна, что никакие другие парни не проникают в мои мысли. Его не было рядом три месяца и за то время, что я по нему скучала, мне удалось временно излечиться. Как будто мой мозг мог обработать только один образ: Лорен Хэйл. Каждый день одно и тоже.

Но когда я одна — в окружении одежды и двух занятых ассистенток, которые прикованы к экранам компьютеров — я не в силах мешать греховным образам просачиваться прямо в мой мозг.

Эти фантазии начинаются с того, что Ло направляется ко мне. Мы по прежнему в офисе. Он скидывает все с моего белого стола и грубо поднимает меня, в его движениях ни йоты нежности или неторопливости. И в этой конкретной фантазии я в платье.

И все, что ему нужно сделать — это немного сдвинуть мои трусики, а затем дернуть меня за ноги так, чтобы они плотно обхватили его туловище, и моя спина прижалась к прохладной поверхности стола. А затем все как в тумане. Он срывает верхнюю часть моего платья, его губы находят мою грудь, он начинает посасывать мои соски, а затем он входит в…

Ладно, мне нужно остановиться.

Я ерзаю на стуле, и теперь моя промежность по-настоящему пульсирует. В этом нет никаких сомнений.

Может быть, я могу просто зайти на порно сайт, и как только я посмотрю на картинки, все будет хорошо. Я полистаю пикантные фотографии на Тамблере, и никто не узнает. Я получу кайф, который так жажду, и все снова будет хорошо.

Это зуд, подсознательный пульс. На этот раз я бьюсь лбом о клавиатуру, переполняясь разочарованием, и мой компьютер издает пронзительный скрежет. Дерьмо.

Я откидываюсь на спинку стула и глубоко выдыхаю. И тут звонит дверной звонок. Триш встает, ее замшевые серые ботильоны направляются к двери.

Роуз, наверное, здесь. Моя тревога начинает уменьшаться. Ее присутствие наверняка будет держать меня в узде. Я фокусируюсь на электронной таблице Excel, в которой подробно описывается текущий запас коллекции. Мы должны отправить еще несколько вещей в H&M, потому что я перепутала заказ. Я случайно положила макси-платье в весеннюю коллекцию, в то время как Роуз решила приталивать большую часть своей одежды, потому что так она более лестно смотрится на обычных девушках.

Мой телефон вибрирует, когда Триш открывает дверь. Я проверяю сообщение.

Неизвестный: Шлюха.

Мое сердце взрывается.

У него есть мой номер. Он больше не угрожает через Ло. Что, если это не тот человек, который писал ему? Я никогда не думала, что к текстовым угрозам могут быть причастны несколько человек.

Я быстро захожу в поисковик и набираю свое имя, задаваясь вопросом, не раскрыли ли уже мой секрет. Мои пальцы дрожат, когда я пролистываю список разных Лили Кэллоуэй. Большинство статей обо мне посвящены моей причастности к компании Fizzle. В некоторых меня даже называют «наследницей газировки» и это крутой титул, который, как мне кажется, я не заслуживаю. Никаких дурацких заголовков не всплывает. Ни слова о сексуальной зависимости.

Я вздохнула с облегчением, даже если слово «шлюха» до сих пор горит на экране моего телефона. Если я отвечу ему, я могу подтолкнуть его к более радикальным действиям — например, позвонить в прессу — и я отказываюсь от этой затеи.

— Заходите, — говорит Триш. — Просто встаньте вдоль задней стены у окна. Оно тонированное, так что можете не беспокоиться. Я сейчас принесу мужскую одежду из нашей подсобки. Угощайтесь кофе и водой на столе.

Что? Я думала, парни-модели придут позже. Типа через два часа, а не сейчас. Я смотрю часы на телефоне. Ой… время действительно летит, когда ты весь в своих мыслях.

Модели шеренгой проходят в офис. Один за другим. Каждый из них столь же поразительно красив, как и предыдущий. Трудно на них не глазеть, когда именно ради этого они сюда и пришли. Я пытаюсь вспомнить Дэйзи. Я бы не хотела, чтобы кто-нибудь пялился на мою сестру, как я пялюсь на этих парней, но не могу остановиться.

Я пересчитываю моделей в голове. Раз, два, три… и когда я дохожу до девятого парня, дверь закрывается. Стоп. Где Ло? И Роуз? Роуз и Ло. Мне нужны они оба здесь. И Ло должен быть десятой моделью. Роуз собиралась отвезти его в офис, так как у нее было несколько поручений, и она должна была быть здесь во время примерки. Но тем не менее ее здесь нет.

Триш уходит в подсобку, а Кэти поднимается из-за рабочего места и ведёт парней в сторону моего стола. Я работаю у окна с видом на город, а справа от меня стоит стол со свежеиспеченными маффинами, кофе и бутылками Evian. И я понимаю, что все эти модели вот-вот меня окружат.

Я начинаю психовать.

Не знаю, как еще это назвать. Как только Кэти бросает взгляд в мою сторону, я делаю вид, будто уронила ручку, и приседаю, чтобы ее поднять. Затем я прячусь под своим столом и быстро набираю номер Ло. К счастью, меня никто не видит, но я уверена, что им всем интересно, куда пропала полоумная ассистентка.

Может быть, они подумают, что я просто телепортировалась. Я пытаюсь убедить себя в этой нелепой и невозможной идее. Но по крайней мере я никого не вижу из-под стола. Их глубокие голоса и низкий смех вызывают у меня скорее паранойю, чем возбуждение. Я просто не хочу смотреть на них слишком долго, чтобы начать фантазировать. Потому что иногда я пробую воплощать свои фантазии в реальность. И я не буду изменять Лорену Хэйлу.

Ни за что.

Я прижимаю телефон к уху, несмолкаемые гудки сводят с ума. Я начинаю бормотать себе под нос: возьми трубку, возьми трубку. Я прижимаю колени к груди, практически сворачиваясь в испуганный комок.

— Эй, это Ло.

— Ло…

— Оставьте сообщение, и я, возможно, перезвоню вам. Но на самом деле, вы должны просто позвонить мне еще раз. И если это не важно, тогда вообще не звоните.

ГУДОК.

— Я ненавижу, что ты так и не поменял свой тупой автоответчик, — сердито шепчу я. — Я попадаюсь на эту удочку каждый раз. Это неприятно.

Рядом с моим столом падают джинсы. Я подпрыгиваю, широко раскрыв глаза. Они разделись. Один из них без штанов. О. Мой. Бог…

Сбрасываю вызов и заново набираю номер Ло. Автоответчик. Я тяжело сглатываю и шепчу себе под нос: «Эм, Ло, где ты? Пока». Я быстро вешаю трубку и набираю свою благоразумную сестру. Я жду два гудка, прежде чем она отвечает.

— У тебя все нормально? — спрашивает Роуз.

— Почему Ло не отвечает? — интересуюсь я, грызя ногти.

— Он оставил свой телефон дома, — ее голос приглушается, когда она отодвигает трубку ото рта. — Ладно, ладно, Ло, я понимаю. Успокойся, — она фыркает, а потом говорит громче. — Модели уже на месте?

— Ага, — говорю я, мельком увидев пару голых лодыжек и ног, и понимаю, что если я вижу его, то он видит как я свернулась калачиком. Но я не смею двигаться. — Все девять Капитанов Америка прибыли на службу. А где ты?

Это на Роуз совсем не похоже. Она никогда не опаздывает.

— Застряла в пробке, — говорит Роуз. — Я сказал Коннору, что заберу его вещи из химчистки, а там была длинная очередь.

— Ты могла бы поручить это Гарольду, — мягко говорю я. Голые лодыжки приближаются! Я закрываю глаза. Уходите. Уходите.

— Я бы не хотела пользоваться услугами дворецкого нашей матери, спасибо.

Да, я полагаю, что такие вещи обязательно идут с какой-то оговоркой. Например, Роуз пришлось бы приехать на парочку ужинов в Вилланове, а она итак согласилась на воскресные бранчи.

— Ммм, угу.

Чьи-то ноги останавливаются, слишком близко.

— Лили… — продолжает Роуз. — Если тебе некомфортно, ты можешь подождать в моем кабинете, хорошо? Тебе необязательно находиться рядом с этими моделями.

Я думаю, что для этого уже слишком поздно.

Парень-модель приседает, и меня встречают красивые карие глаза, загорелая кожа и пышные, идеально уложенные темные волосы. В его ослепительной улыбке есть итальянский шарм. Он наклоняет голову.

— Что ты там делаешь?

— Я работаю здесь, — выпаливаю я. Стыд прожигает меня с ног до головы.

Он хрипло смеётся.

— Лили, — я вздрагиваю от голоса Ло. Я оглядываюсь через плечо, но натыкаюсь на спинку белого стола. Точно. Я же прижимаю телефон к уху.

— Меня зовут Джулиан, — говорит модель, протягивая руку.

Моя ладонь слишком потная. Он решит, что я странная, если пожмёт мою скользкую руку, поэтому я указываю на свой телефон и нервно улыбаюсь ему.

— Дела по работе, — говорю я Джулиану.

— Что происходит? — спрашивает Ло через трубку. — Ты в порядке, Лил?

Его взволнованный тон сводит меня с ума. Я не хочу, чтобы он беспокоился о том, что я ему изменю. Я знаю, что это обоснованный страх, но я бы хотела, чтобы он доверял мне на сто процентов. Но он сможет это сделать только тогда, когда я начну доверять себе.

— Когда закончишь с делами по работе, тебе следует вылезти из-под стола. В твоём офисе прекрасный вид.

Я знаю, что он просто пытается быть милым, потому что я асоциальный монстр, прячущийся под своим столом. Он не заигрывает со мной, но я не могу перестать смотреть на его красивые ресницы.

Он встает, и я пытаюсь сосредоточиться на телефонном звонке.

— Ло? — может он уже повесил трубку.

— Лил, — он говорит медленно, — ты меня с ума сводишь, черт возьми.

— Прости, я в порядке.

— Где ты?

— За своим столом.

Это же не ложь, верно? Технически я нахожусь рядом с ним.

— Просто… Я думала, ты тоже будешь здесь.

Я не хочу изменять ему. Я даже не хочу давать своему уму возможность созерцать эту мысль — что-то взвешивать и фантазировать. Это убьет меня. Лучше держать этих парней вне поля зрения, даже если избегать противоположный пол, когда Ло нет рядом — не совсем здоровое поведение.

Как только я научусь контролировать то, что меня искушает, мне станет проще. Сегодня просто не хороший день. Я чрезмерно возбуждена.

— Тебе необязательно с ними разговаривать, — напоминает он мне.

Поздно.

— Я думал, ты сказала, что ты за своим столом.

— Так и есть.

— Тогда почему я тебя не вижу?

Он здесь? Я уже не могу выползти из-под моего стола, даже чтобы поприветствовать Ло и Роуз. Потому что все, кто стоит у стола с кексами, будут смеяться и странно на меня смотреть из-за того, что я сижу здесь. Я просто хочу спрятаться, пока они все не уйдут.

— Может быть, — говорю я. — потому что твоя суперсила делает меня невидимой.

Он делает паузу.

— Какая-то ужасная сила. Мне такая не нужна.

— Ну ладно. Я правда здесь. Просто я не сижу на своём стуле, — шепчу я.

И тут я вижу пару потрепанных кед. Он наклоняется вниз, как это сделал Джулиан, но его лицо не отражает забавное развлечение. Его глаза темнеют, а брови озабоченно хмурятся.

— Иди фотографируйся или примеряй одежду или, знаешь, делай то, что должен делать, — говорю ему я. — Не волнуйся обо мне. Я кое над чем работаю здесь внизу.

— Например?

Уххх…

— Над… отчетом.

— Хорошо, — говорит он, и я расслабляюсь, радуясь, что он избавляет меня от неприятностей. — Можно тебя обнять, прежде чем я уйду?

Я немного выползаю вперед, все еще закрытая от внешнего мира боковинами стола, и обхватываю его руками. Он вкусно пахнет: мятным мылом и ноткой цитрусового одеколона. Я начинаю отстраняться от Ло, но его руки сжимаются вокруг моей талии, и он принимается вытаскивать меня из моего убежища.

— Ло, — яростно шепчу.

Я толкаю его в грудь, пытаясь вырваться и доползти до своего логова.

Но он вытаскивает меня на свет, и я прячу лицо в сгибе его руки, не желая встречаться с насмешливыми взглядами других моделей. Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня так, как будто я странная, ненормальная девчонка.

Ло гладит меня по затылку, и его губы касаются моего уха.

— Эй, ты в порядке. Лил, никому нет дела.

— Мне есть, — бормочу я.

Но затем он обхватывает мое лицо, и прежде чем я теряю рассудок, его губы касаются моих. Он глубоко целует меня, его язык скользит в мой рот. Мои мысли, моя неуверенность — они со свистом вылетают из моей головы, и все мое накопившееся напряжение снова начинает набирать обороты.

Отвлечение работает слишком хорошо. Потому что, когда он отстраняется, несколько моделей хлопают в ладоши и свистят в шутку. Ло качает головой, и мои локти краснеют.

— Не слушай их, — он выкатывает мой стул и подводит меня к нему, пока я снова не сажусь за свой стол. Он стоит сзади, его голова низко опущена, когда он касается моего уха. — Просто подумай о том, как мы закончим этот поцелуй сегодня вечером.

Я слегка поворачиваю голову и вижу его острые черты, его ледяной взгляд.

— А что если я не могу ждать?

— Можешь, — уверяет он меня, но его мускулы напрягаются.

Мое внезапное заявление тревожит его.

— Ты прав, — говорю я. — Я могу.

Я киваю, зная, что должна. Я должна ждать на этом стуле, повернувшись спиной к десяти парням-моделям, и я должна закончить повторную проверку моей электронной таблицы. Я снова киваю, пытаясь обрести уверенность.

Он целует меня в висок в последний раз, оставляя меня полностью разбитой. И время от времени мое возбуждение превращается в смущение и стыд. Интересно, может ли кто-нибудь из этих моделей читать мои грешные мысли? Или они просто думают, что я странная девушка? Меня не должно волновать, если меня считают странной, но когда мне напоминают о том, что я не совсем нормальная, я начинаю чувствовать себя…неправильно и грязно.

После того, как Роуз назначает моделям наряды, она останавливается у моего стола.

— Ты покраснела.

Я смущенно пожимаю плечами. Как я ещё могу ответить на это?

— Тебе необязательно быть здесь, Лили, — говорит она. — Ты можешь пойти домой пораньше.

— Мне нужно закончить это, — я касаюсь экрана. — И я хочу поехать домой с Ло.

— Тебе некомфортно, — отмечает Роуз.

Это правда, но я отчаянно пытаюсь поступить правильно. Я стараюсь быть лучше.

— Все нормально.

Она хлопает меня по плечу.

— Если ты передумаешь, дай мне знать. Я не расстроюсь из-за этого.

Она возвращается к моделям и стайке Кэти и Триш, чтобы убедиться, что они хорошо делают свою работу.

Через десять минут я жалею, что сегодня утром выпила две чашки мокко. У меня сильнейшее желание пописать, а это значит, что мне придётся провести время в уборной в одиночестве. И привет, я все ещё возбуждена, и соблазн мастурбации действует, словно наркотик.

Я больше не могу ерзать на своем месте. Я не хочу привлекать к себе еще больше ненужного внимания. Поэтому я встаю и осторожно иду в уборную мимо рабочих мест Триш и Кэти. Я оглядываюсь через плечо всего один раз и замечаю, что все модели начинают примерку одежды. Они применяют на себе спортивные куртки, рубашки на пуговицах, рубашки с воротником и шорты для гольфа. Одежда села на них как влитая и смотрится великолепно.

Ло встречается со мной взглядом, полным вопросов. Я говорю одними губами: «Туалет». Он кивает, но должно быть замечает, как потребность распространяется по моему телу, словно рак, потому что его беспокойство никуда не исчезает. Но я могу подождать и заняться сексом вечером. Я твержу себе, что буду в порядке.

Я закрываю за собой дверь и, закончив свои дела в туалете, касаюсь своих трусиков, собираясь поднять их вокруг бедер. Но я колеблюсь одну долгую секунду. Потому что место между моими ногами так сильно пульсирует, и я помню это блаженное чувство, если я просто прикоснусь к себе один раз. Я буду парить от удовольствия. Я хочу этого.

Я закрываю глаза и провожу много времени в мысленной битве. В конце концов я натягиваю трусики, но джинсы остаются на щиколотках. Я закрываю крышку унитаза и сажусь на темно-бордовое замшевое покрытие. В туалете пахнет сосной и клюквой, должно быть этот аромат источает стеклянная ваза с попурри.

Из-за этого уходить в десять раз сложнее.

И тут открывается дверь. Я забыла запереть ее! Я внутренне кричу и в спешке натягиваю джинсы, но у меня ничего не получается.

— Здесь занято! — кричу я, но чьей-то тело все равно проскальзывает внутрь кабинки.

Стоя ко мне спиной, Ло запирает дверь, а затем оборачивается, заставая меня замереть. Мои джинсы все ещё спущены, а крышка унитаза закрыта.

— Я не… — начинаю я.

Он верит мне?

Я бы не поверила. Меня поймали со спущенными штанами.

Все выглядит так, словно я даже не пыталась подождать. Словно я сдалась.

12. Лорен Хэйл

.

Я потираю губы, не зная, что и думать о Лили, сидящей на крышке унитаза с джинсами, спущенными до щиколоток. Меня беспокоит ее тяжелое дыхание и дрожание рук. Она зависимая, которой нужна очередная доза.

— Ло, я не делала этого, — снова говорит она.

И на этот раз я ей верю. Слёзы грозят пролиться по её щекам, и я бросаюсь к ней, пока она не сорвалась. Я приседаю, чтобы сравняться с ней ростом, и кладу руки ей на колени.

— Эй, тише, — я беру её лицо в свои руки и большим пальцем вытираю упавшую слезу. — Все хорошо.

Она качает головой.

— Ты можешь подождать? — спрашиваю я. — У тебя есть еще пять часов.

Она вздрагивает.

Я не могу смотреть, как она так сокрушается. Мои легкие сокращаются, вся грудь сжимается.

— Ты должен вернуться, — говорит она. — Ты работаешь.

Я переоделся из одежду от Calloway Couture и на мне моя обычная чёрная футболка и джинсы.

— Они записывают изменения для других моделей. У меня есть время.

Я должен был надеть свой второй наряд, но Роуз занята измерениями и пробными снимками. Она ещё долго не будет искать меня.

Лили смотрит на свои руки на коленях, едва встречая мой взгляд.

— Я могу подождать, — говорит она себе под нос, так кротко, что я не верю ей ни на секунду.

— Ты так думаешь? — спрашиваю я.

Она кивает и вытирает нос тыльной стороной ладони. Я заправляю её волосы за ухо, так сильно желая притянуть её в свои объятия и всё исправить. Но ведь не так должна проходить эта новая глава нашей жизни, не так ли?

— У меня не было секса целых три месяца, — мягко говорит она. — Что такое пять часов?

— Это другое.

— Почему? — спрашивает она, её подбородок дрожит.

Она так сильно хочет схватить меня. Я вижу это по тому, как её глаза на краткий миг пробегают по моему телу. Она ловит себя и смотрит в пол.

— Потому что меня не было с тобой, — говорю я ей. — У тебя не было возможности прикоснуться ко мне. Так было проще.

Я представляю, что три месяца без меня — это словно запереться в доме без выпивки. Если нечего пить, то ты не напьешься. Но всегда есть винные магазины. Точно так же как и всегда есть другие парни, с которыми можно потрахаться. У нее также была возможность потрогать себя, но она полностью отказалась от этого. Она придерживалась своей клятвы.

И я знаю, что если оставлю её в таком состоянии, она нарушит одну из них, занявшись мастурбацией. Она не может терпеть пять часов, и она не попросит меня заняться с ней сексом. Поэтому она будет тянуться к следующему лучшему варианту, думая, что мастурбация — это правильное решение. Она не будет изменять мне. Она просто изменит себе.

Пока она хлюпает и вытирает слезы, я ломаю голову в поисках этого чертова черного списка с правилами психотерапевта. Моя голова затуманена, меня отвлекает постоянная дрожь Лили и то, как её колени начинают подворачиваться.

— Ло, — плачет она. — Думаю, тебе лучше уйти.

Моя грудь опускается.

— Я никуда не уйду.

И прежде чем она успевает возразить, я целую её. Раздвигаю её губы языком, а она сжимает мою футболку, ее тихие стоны похожи на спасибо. Каждый из них подталкивает меня сильнее, и мои движения становятся такими же голодными, как и её. Я поднимаю её на руки, её ноги инстинктивно обхватывают мою талию. И я ударяю её спиной в стену. Её голос теряется в основании моей шеи, лоб прижимается к моему плечу.

— Ты мне нужен, — шепчет она в панике. — Пожалуйста...

Страх в её голосе прорезает новый шрам.

— Шшш, любовь моя.

Я провожу рукой по её волосам и покусываю зубами ее ухо. Она вздрагивает, прижимаясь ко мне. Я хочу, чтобы она освободилась, но чувствую, что в этом деле не победить. Если я отпущу её, она будет мастурбировать. Если я трахну её, она будет ненавидеть себя. Если я заставлю её кончить, она все равно будет полна стыда и вины за то, что не продержалась пять часов.

Нет правильного ответа, нет гребаной передышки. И поэтому каждое прикосновение к её плоти пронизано напряжением и сильной болью, моё сердце колотится, как отбойный молоток по цементу.

И я снова целую её, мои губы набухают под её нетерпением, под её настойчивым желанием проникнуть глубже, пойти дальше. Она проводит своими обкусанными ногтями по моей спине, не настолько острыми, чтобы пустить кровь, и даже не настолько длинными, чтобы по-настоящему поцарапать, но она впивается пальцами в мою кожу. Она хватается так яростно, как будто я в двух секундах от того, чтобы отбросить её. От того, чтобы сказать «нет».

Мой мозг щелкает, и черный список перестает быть туманным. Мы не можем этого сделать. Я отстраняюсь от её губ и не встречаюсь с ней глазами.

Я проебался.

Я хочу ударить стену. Хочу кричать. Больше всего на свете хочу пойти посидеть в баре и забыть дорогу, по которой я собирался тянуть Лили. Что, блядь, со мной не так?

— Ло...

Я ставлю её на ноги, и она неуверенно шатается. Держу руку на её талии, но между нами значительное расстояние.

— Что я сделала...? — от её высокого голоса у меня сводит живот.

— Ничего, — говорю я, заправляя еще один локон волос ей за ухо.

— Тогда мы можем что-то сделать...

Она снова хватается за мою футболку, сжимая ткань между двумя дрожащими кулаками.

Я отцепляю её пальцы от себя.

— Мы не можем заняться сексом здесь, и я не могу прикасаться к тебе здесь.

Но она не может ждать до вечера.

Она быстро кивает. И когда эта новость доходит до неё, она отводит плечи назад, как я часто видел у Роуз. Она поднимает подбородок, стараясь быть сильной. Господи, я хочу поцеловать её за это и извиниться за то, что соблазнил её еще больше. Я должен был отвезти её к нам домой, где мы могли бы заняться сексом. Собственно, именно этим мы сейчас и займемся.

— Собирай свои вещи, — говорю я ей. — Мы едем домой, и я заставлю тебя кончить там.

Мой тон не сексуальный. Он беспристрастный. Я просто хочу, чтобы она смогла подождать, пока мы дойдем до нашей спальни.

Я нахожу на земле её джинсы и помогаю ей просунуть ноги в каждую дырку штанов.

— Подожди, — говорит она.

Я не хочу давать ей шанс убедить меня заняться с ней сексом в уборной. Этого не произойдет. Я уже облажался, возбудив её ещё больше — мне не нужно нарушать что-то ещё из этого черного списка.

Публичный секс — да, это, блядь, запрещено.

Я застегиваю молнию на её джинсах и просовываю пуговицу в петельку, возвышаясь над ней с доминированием, которое заставляет её извиваться. Я хочу поцеловать её. Боже, я просто хочу обнять её. Но вместо того, чтобы притянуть Лили к себе, я вынужден отступить.

— Подожди, — снова говорит она, на этот раз более решительно. Она хватает меня за запястье, чтобы остановить. — Ты не поедешь домой.

— Я не оставлю тебя, — говорю я. Я не добавляю, что не доверяю ей. Её пальцы могут проскользнуть в трусики; она может дать себе то, в чём я ей отказал.

— Ты работаешь, — напоминает она мне, слёзы снова наворачиваются на глаза. — Я не испорчу твою первую работу, — она делает сильный вдох и добавляет: — Я останусь за своим столом, и когда ты закончишь работать, мы можем уйти.

Я колеблюсь.

— Ты должен быть тут ещё примерно один час. Я могу подождать столько.

— Плюс дорога домой, — напоминаю я ей.

Она быстро кивает.

— Да, да.

Мне нравится этот вариант. В основном потому, что идея принадлежит Лили, и это уменьшит её чувство вины за то, что она не смогла подождать сегодня.

— Хорошо, — я целую её в щеку.

Она вздыхает, но когда она идет к двери, напряжение становится очевидным по тому, как сжимаются её бедра.

Я вывожу ее из уборной, и мы входим в лофт, где Триш и Кэти бросают друг другу одежду, быстро поправляя её на моделях. Я оглядываюсь в поисках Роуз, но её нигде не видно.

Лили смотрит только на стол и никуда больше.

— Со мной всё будет в порядке, — говорит она, скорее себе, чем мне.

— Я знаю.

Я смотрю, как она проделывает короткий путь к своему столу. Она опускается в кресло и изучает экран своего компьютера, сосредоточенная и сконцентрированная. Может быть, это всё фасад. Но я знаю, что она чертовски старается.

13. Лорен Хэйл

.

Мне нужно найти Роуз и сказать ей, что я уезжаю сразу после того, как закончу с примеркой. Есть не такмного мест, где она может быть. Кроме её стеклянного кабинета, есть только подсобка. Я пробираюсь по короткому коридору, мои плечи напряжены. Засовываю кулаки в карманы, чтобы они перестали дрожать. Я чувствую себя под кайфом от страха и беспокойства, мой адреналин сильно подскочил. Мне просто необходимо выпить.

Её ледяной голос доносится из-за открытой двери. Я опираюсь рукой на раму, мои глаза мечутся по тускло освещенному помещению, заполненному маркированными коробками, вешалками с одеждой и прозрачными пластиковыми ваннами. Роуз стоит спиной ко мне, телефон прижат к уху.

— Я не хочу говорить с тобой об этом прямо сейчас. У нас фотосессия на следующей неделе и показ через два месяца...

— Именно поэтому я и позвонила.

Я бы узнал язвительный голос Саманты Кэллоуэй с чертовой луны. Я не удивлен, что она позвонила своей дочери. Она была связана с компанией Роуз с самого её рождения.

— Не начинай, — предупреждает её Роуз. — Это ничем хорошим не закончится, мама.

— Ты права. Для тебя это плохо кончится. Я помогала твоему отцу торговать на рынке Fizzle в течение двадцати лет. То, что ты делаешь, погубит Calloway Couture.

— Он всего лишь модель! — кричит Роуз. — Он не лицо компании.

Я замираю.

— Он алкоголик, — возражает Саманта. — И его лицо будет красоваться в журналах и на рекламных щитах рядом с твоим брендом. Твоя компания пострадает из-за этого.

Здесь вдруг стало жарко. Я дергаю за воротник футболки. Почему здесь так, блять, жарко?

— А кто видит Лорена Хэйла и сразу думает алкоголик? Твои друзья? Потому что я точно не знаю никого другого в этой гребаной стране, кому было бы до этого дело.

Слова Роуз наполнены ядом.

— Не говори со мной в таком тоне. Я твоя мать, и это моя работа — давать тебе советы.

— Я слышу, — говорит Роуз. — Твой совет, хотя я знаю, что ты с благими намерениями, является осуждающим и холодным. Лорен будет моделью в кампании. Он будет на фотографиях, будет участвовать в подиумных показах и рекламе, так что если у тебя с этим проблемы, то выключи телевизор, отведи глаза, но не отчитывай меня.

Саманта Кэллоуэй вздыхает.

— Есть ли что-нибудь, что может изменить твое мнение, Роуз? Ты совершаешь очень большую ошибку.

— Ничего, — говорит она.

— Ну тогда увидимся в воскресенье, — она делает паузу. — Мне жаль, что я накричала.

Роуз вздыхает так же тяжело.

— Мне тоже.

Они обе вешают трубку, и когда Роуз поворачивается, она отпрыгивает назад, удивленно прижимая руку к груди.

— Ло, я...

— Не надо, — говорю я с горькой улыбкой, которая превращается в гримасу. — Слушай, я не знал, что моё участие в твоей компании повлияет на тебя негатив...

— Это не так, — вмешивается она. — Она просто слишком драматизирует.

Все эти чувства обжигают меня изнутри, и если я не выскажусь сейчас, меня понесёт по улице туда, куда я не должен идти.

— Твоя мама права, — говорю я ей, слова звучат сдержанно. — И я не стану портить твою карьеру только потому, что мне нужны деньги. Я найду другой способ.

— Не надо, — говорит мне Роуз. Она подносит наманикюренный палец прямо к моему лицу. — Ты останешься.

— Нет.

Я не могу остаться. Я не могу испортить жизнь другому Кэллоуэю своими проблемами. Лили — настолько часть меня, что теперь нас не распутать, но Роуз — я не собираюсь загонять ее в свои тиски. Я не собираюсь вести её по этой темной тропе, по которой иду сам.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и Роуз хватает меня за руку.

— Тебе нужна эта работа.

Я вырываюсь из ее хватки.

— Я ценю твою помощь, правда, но ты должна меня отпустить.

— Я не могу, — говорит она с такой решимостью. — Я обещала тебе эту работу, и ты все еще был бы здесь, если бы не телефонный звонок.

Я пожимаю плечами.

— Да? Дерьмо случается, Роуз. В один день я был единственным ребенком, а в другой у меня появился брат и пустой счет в банке. Я научился справляться, — я собираюсь пройти через дверь, но она проскальзывает передо мной, блокируя мой выход.

— Я не буду умолять тебя остаться, — говорит она мне.

— Хорошо, — огрызаюсь я. — Тогда у нас есть взаимопонимание, — я собираюсь пройти мимо неё, но она протягивает руку, заманивая меня в ловушку. — Роуз.

— Ты даже не попытался, Лорен. Ты сдаешься.

Вены пульсируют на моей шее, и я низко наклоняюсь.

— Роуз, — усмехаюсь я, — для девушки, которая терпеть не может детский плач, которая не смогла бы сопереживать ребенку, если бы он дергал тебя за долбаный рукав, тебе правда стоит прекратить попытки понять человеческую расу.

Мои слова глубоко её задевают. Роуз была невероятно открытой с тех пор, как узнала о зависимости Лили. Она была рядом с ней каждую минуту дня, и я знаю, что она отменила бы все свои планы, если бы я попросил её об этом.

Но мне просто нужно, чтобы она отпустила меня, чтобы она поняла, что проиграла эту битву. Для девушки, которая всегда побеждает, с этим трудно смириться.

Роуз поджимает губы, но потом смиряется и отходит от дверного проема.

— Если ты передумаешь...

— Не передумаю.

Я даже не могу сказать ей спасибо. Я понимаю, что вернулся на исходную позицию. Без работы и без реального плана.

— Я выпишу тебе чек за твоё сегодняшнее время.

Я киваю.

— Только не переплачивай. Я пойму.

Если кто и будет случайно раздавать больше денег, так это Роуз и Коннор. Но я не хочу принимать их благотворительность. Не потому, что я слишком гордый. Я просто хочу доказать себе, что могу сделать это сам.

Её глаза темнеют, и я понимаю, что именно так она и собиралась поступить. Я похлопываю её по плечу и возвращаюсь в главную комнату. Лоб Лили почти прилип к компьютеру. Я подхожу к ней и замечаю, что её нос касается экрана.

Я улыбаюсь. Боже, не могу поверить, что я улыбаюсь после всего, что произошло. Тот факт, что эта девушка может улыбаться мне после такого плохого дня, заставляет меня никогда не хотеть её отпускать.

— Ты планируешь съесть свою таблицу? — спрашиваю я ее. — Или ты пытаешься исчезнуть в киберпространстве?

Её щеки розовеют, и она откидывается назад.

— Я проверяла правильность своих цифр, — её глаза блуждают по моему телу. — Разве ты не должен быть в рубашке?

— Нет, — говорю я. — Это не мой стиль, — я протягиваю свою руку и беру ее за руку. — Давай, пойдем.

Она хмурится.

— Но ты еще не закончил работу.

— Я уволился, — говорю я ей.

Ее лицо искажается от множества эмоций.

— Не... это же не ради меня, верно? Ло, ты не можешь, — она указывает на маффины. — Вернись обратно.

— Лил, — мягко говорю я, поднимая её на ноги, мои руки на её талии. — Я всё объясню в машине. Но ты должна поверить мне, что все это не из-за тебя, ладно? Это мой выбор.

— Роуз...?

Она заглядывает за мое плечо, готовая броситься к сестре и убеждать её, что я должен остаться. Но всё как раз наоборот.

— Роуз хочет, чтобы я был здесь. Я не хочу быть здесь.

Лили обрабатывает слова.

— Хорошо... хорошо, так мы уходим?

Я киваю.

— Ты обещаешь, что скажешь мне почему? И не будешь мне врать?

— Никакой лжи, — заверяю я её.

Мы должны быть честными. Это единственное, в чем мы должны быть хороши.

Она склоняется над клавиатурой, закрывает Excel и выключает компьютер.

Когда Лили делает шаг вперед, она крутит головой из стороны в сторону, опасаясь, что кто-то видит её насквозь, что он может понять, насколько она возбуждена. Они не могут. Но я-то уж точно могу.

Я придвигаюсь к ней сзади, кладу руки ей на талию и касаюсь губами её уха.

— Хочешь прокатиться?

Её лицо почти сразу же озаряется. Я не жду, пока она скажет «да». Я немного приседаю перед ней и поднимаю её на спину. Она крепко цепляется за мою шею, а я держу руки под её ногами, готовый нести её настолько далеко, насколько ей нужно — как в детстве.

Некоторые вещи никогда не меняются.

14. Лорен Хэйл

.

Я заканчиваю рассказывать Лили о телефонном разговоре между Роуз и их матерью примерно в то же время, когда мы доходим до парковочной площадки. Лил все еще прижимается к моей спине, как коала к дереву, и мне жаль, что мне придётся её спустить. Но я ставлю ее на ноги, пока ищу в карманах ключи от её машины.

— Я рада, что ты мне рассказал, — говорит она, в её глазах нет осуждения, только полное понимание.

Я собираюсь поцеловать ее, но вспоминаю, что она возбуждена, её глаза стекленеют от желания чего-то большего, чем просто чмок в щеку.

Она держится двумя пальцами за петли моих джинсов, молча притягивая меня к своему телу. Мне кажется, она даже не осознает, что делает это.

В тот момент, когда я достаю ключи и отпираю двери, она резко выдыхает и прячется за моей спиной.

— Спрячь меня, — шепчет она, хватаясь за низ моей футболки и используя моё тело как щит.

— Что? — я хмурюсь и осматриваю темную парковку.

— Лили Кэллоуэй? — спрашивает парень, ближе чем в 6 метрах от нас.

Он открыл дверь своего джипа и вылез наружу, через пару мест справа от машины Лили. Он идет к нам, и я замечаю на его крышке бензобака наклейку футбольного клуба университета Пенсильвании.

Парень выглядит смутно знакомым. У него загорелая кожа, а его подтянутое телосложение соответствует фигурам футболистам. Но я не могу его узнать. Пока не могу. Он плывет в тумане.

Лили показывает на себя, когда её заметили.

— Привет...

— Ты меня помнишь? — спрашивает он, его глаза ненадолго переходят на меня, а затем обратно на Лил. По тому, как он смотрит на неё, я понимаю, что у них был секс.

Если раньше я был напряжен, то теперь я весь на взводе, мои мышцы сжались в тугие нити. Я привык быть тем, кто стучит в дверь Лили по утрам и выпроваживает её партнера на одну ночь из нашей квартиры. Я даже угощал беднягу чашкой кофе. Но он не тот человек, к которому я помню благосклонность. Не думаю, что он когда-либо переступал порог нашей старой квартиры.

— Да, — говорит Лили, протягивая мне руку.

Она крепко сжимает её, и я поступаю ещё лучше, обхватывая её за плечи. Она немного расслабляется, а парень... ну, он делает вид, что не замечает моих притязаний на неё. Неужели мне нужно размахивать огромным флагом с надписью МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК перед его, чертовым лицом?

Он кивает.

— Я как раз думал о тебе на днях.

Его взгляд пробегает по ее телу. Он серьёзно? Я стою прямо здесь. Я пялюсь на него так сильно, что глаза начинают гореть.

— Ло, — говорит Лили, — это Мейсон Никс. Помнишь ту вечеринку братства, на которую мы ходили на первом курсе?

Мы часто ходили на вечеринки, когда нам было по восемнадцать. Мне кажется, что я отложил это воспоминание так далеко в памяти, что мне понадобится час, чтобы его найти.

— Точно, — говорю я неопределенно, продолжая сверлить дырки в Мейсоне.

Он встречает мой взгляд, но выглядит совершенно не обеспокоенным моим предупреждением. Да что с ним не так?

— В любом случае, забавно, что я столкнулся с тобой, Лили. Я собирался позвонить тебе вчера...

— У тебя есть её номер? — спрашиваю я.

— Да, — говорит он, его губы приподнимаются. — И твой тоже у меня есть. Лорен Хэйл, верно? Она дала мне и твой номер, сказала что-то о том, что всегда теряет свой телефон.

Должно быть, она была пьяна. Лил обычно не дает ни свой номер, ни мой. Она сказала, что это «способствует преследованию» — что, очевидно, так и есть.

Моя кровь леденеет, и рука на плече Лили внезапно ощущается как гиря. Итак, у него есть ее номер и мой. У него есть возможность писать нам, но он вряд ли мстит мне, и уж точно не настолько, чтобы угрожать Лили.

Он облизывает губы и кивает ей.

— Так что, я подумал, что ты захочешь встретиться позже.

Что?

— Может быть, завтра, около восьми. В том же доме братства, в том же месте. Если хочешь, чтобы тебя жестко оттрахали, то я тот, кто тебе нужен.

Лили вздрагивает.

— Я…

— Нет, — усмехаюсь я. — Она моя девушка, мудак.

Мейсон издаёт короткий смешок.

— Это смешно, — он оглядывается на Лили, ожидая её ответа.

Я что, невидимка? Я что, говорю невнятно? Я ни хрена не понимаю?! Я встаю перед Лили, отпуская её руку.

— Она моя девушка. Ты никогда не будешь ее трахать.

— Я уже трахнул, — отвечает он.

У меня сводит челюсть, и я сжимаю пальцы в кулак.

— Так что скажешь, Лили? Если меня тебе будет недостаточно, я могу позвать кого-нибудь из своих приятелей. Знаю, тебе это нравится.

Воспоминание ударяет меня сразу — то, которое я пытался подавить. И у меня возникает внезапное желание блевать, пока я не потеряю сознание. Я даже не могу говорить об этом. Не могу даже озвучить то, что произошло, иначе, думаю, я могу взорваться. Я могу избивать его до тех пор, пока он не сможет стоять на двух ногах. И это не его вина в том, что произошло. Не совсем. Это я виноват в том, что не остановил Лили.

За то, что не обнял её и не сказал, что действительно люблю её. Что меня будет достаточно, и я брошу пить, чтобы она перестала трахаться с другими парнями. Это всё, что я должен был сделать. Выбрать её вместо алкоголя. Я ошибался столько лет.

Он пытается шагнуть к ней, и я кладу руку ему на грудь, отталкивая его назад. Все изменилось.

— Она со мной. Она не собирается трахаться с тобой. Если ты не можешь этого понять, тогда иди и прочитай, чертовую книгу, чтобы понять английский язык.

— Она была твоей девушкой и два года назад. Это не останавливало её раньше. Фактически, ты махнул ей рукой в мою сторону.

Я хочу задушить свою прошлую пьяную шею. Наши фальшивые отношения возвращаются, преследуя меня.

— Тогда было по-другому. Сейчас она не встречается ни с кем, кроме меня. Так что отъебись.

Мейсон снова смеется.

— Не может быть, чтобы эта девушка была только с тобой.

Он знает. Он знает, что у неё проблема. И мне интересно, отправлял ли он те сообщения. Он думал о ней недавно, разве он не говорил об этом?

— Ты правда думал о Лили на днях или просто придумываешь?

Он улыбается, как будто я дал ему разрешение преследовать её. Только через мой, чёртов труп.

— Я упоминал о ней своим друзьям пару недель назад. Мы говорили о девушках из Пенсильванского университета, которые делают лучший минет. Все согласились, что она лучшая хуесоска в кампусе.

И в этот момент я не могу сдержаться.

Я бью его. Прямо в лицо.

Ощущения не из приятных. Мои костяшки пальцев горят, а Мейсон трогает свою разбитую губу, потрясенный.

Лили подходит ко мне сзади и начинает тянуть меня за руку, пытаясь оттащить меня к нашей машине.

Я следую за ней, идя сзади, чтобы он не потерял мой убийственный взгляд.

И тут он говорит: — Я так и знал.

Я останавливаюсь. Моё лицо мрачнеет, потому что его взгляд полон ненависти, но это та ненависть, которая была там какое-то время, накапливаясь годами. Он должен злиться из-за удара в челюсть, а не из-за чего-то настолько глубокого.

— Это ты порезал нам шины, потому что мы трахнули твою девушку.

Мы. Я морщусь, никогда не желая слышать это снова. Мы. Не я. Несколько парней.

И я, возможно, проколол шину или две. Я был пьян. Мне было восемнадцать. И я был зол и обижен, больше на себя, чем на кого-то другого. Но я выместил это на этом парне. И похоронил это воспоминание.

— Это ты писал мне? — я сверкаю глазами.

Мейсон скрипит зубами.

Лили снова пытается оттащить меня, но я остаюсь на месте.

— Ты?! — кричу я.

То, что я сделал, было два года назад. Но есть вещи, которые ни один парень не может забыть. Это, вероятно, одна из них.

— Пока, Лили, — говорит Мейсон, его глаза смотрят только на меня. — Мы скоро встретимся, да? И, может быть, я больше никому не расскажу, какая ты хорошая маленькая шлюшка.

Я стряхиваю с себя Лили и схожу с ума. Я хватаю его за лицо, сжимая его щеки одной яростной рукой, и пихаю его спиной на капот машины Лил.

Он пытается встать, но я прижимаю его к себе, упираясь коленом в его член.

— Если ты прикоснешься к ней, если ты даже подумаешь о ней, то я закопаю тебя в землю прежде, чем ты успеешь сказать спасибо, Лорен Хэйл. Если ты обратишься в СМИ или в прессу, то я уничтожу тебя, начиная с твоей футбольной карьеры. Ты даже не знаешь, с кем связался, ублюдок.

Он плюет мне в лицо, и я сбрасываю его с машины на цемент.

Я думаю, что он сейчас вернется и схватит меня, но он, шатаясь, встает на ноги.

Я не даю ему сказать последнее слово. Лили физически толкает меня на пассажирское сиденье, зная, что сейчас я слишком безумен, чтобы вести машину. И она поднимает окно, пока Мейсон что-то начинает нам кричать. Мы не слышим его в машине, но он бьет по капоту двумя кулаками, когда мы отъезжаем.

А потом мы уезжаем, и видим его средний палец в зеркале заднего вида.

У меня трясутся руки, а сердце колотится со скоростью километр в минуту.

Лили ничего не говорит. Она смотрит вдаль на дорогу, тишина заполняет машину. Мне нужно выпить. Мне нужно, черт возьми, выпить прямо сейчас. Я провожу рукой по волосам, а затем оглядываюсь на неё, проверяя состояние ее души... и тела.

Её глаза стеклянные, но колени сцеплены вместе, а нога подпрыгивает. Блядь. Я забыл. Мы ехали домой, чтобы заняться сексом. Я откидываюсь назад, с прерывистым вздохом ударяясь о подголовник. Все так сильно выходит из-под моего контроля.

Когда мы застреваем в пробке, бампер к бамперу, Лили наконец нарушает тишину.

— Ты проколол их шины?

Я потираю рот.

— Возможно, я...

Это было давно. Мы только поступили в колледж. У нее появилось больше парней, чтобы потрахаться. Её не было почти каждую ночь, и я беспокоился о том, проснется ли она в слезах. Найду ли я ее в синяках и брошенную. Это было ужасно.

Она кивает сама себе, давая этому осмыслиться.

— Что, если это не он писал нам? — спрашивает она. — Получается ты просто разозлил его еще больше.

— Да... я вижу это.

Не думал, что столкнуться с её парнями на одну ночь будет так сложно. Я также не думал, что они будут просить переспать с ней в моем присутствии. Это отстой.

Лили тяжело дышит.

— Эй, — говорю я, наклоняясь к ней. Я скольжу рукой по её ноге. — Всё в порядке. У нас всё будет хорошо.

Она кивает, пытаясь поверить в это так же, как и я. Если я не найду этого парня в ближайшее время, я сойду с ума. Думаю, я уже близок к этому.

Она включает радио, и мы слушаем музыку всю дорогу домой, наше дыхание замедляется. Через некоторое время мы, наконец, добираемся до дома и заезжаем в гараж. Лили расстегивает ремень и поворачивается ко мне.

— Мне больше не нужно заниматься сексом. Теперь я в порядке.

Её слова звучат отработано, как будто она повторяла их в голове в течение последнего часа.

— Я тебе не верю, — говорю я ей.

Ее лицо бледнеет.

— Нет, правда, Ло, я в порядке.

Мой взгляд падает на её ноги, её бедра, плотно прижаты друг к другу.

— Ну если мы больше не собираемся заниматься сексом, что ты будешь делать?

Она пожимает плечами, ее плечи напряжены. Она чертовски возбуждена. Просто признай это, Лили.

— Может быть... приму душ.

— И помастурбируешь?

Её глаза расширяются.

— Нет-нет, — заикается она. — Нет, просто приму душ.

Я наклоняюсь вперед и пальцем нащупываю пуговицу на ее джинсах.

— Что... что ты делаешь? — спрашивает она.

Её грудь вздымается от пьянящего дыхания, что вызывает во мне потребность.

— Я проверяю.

— Что? — спрашивает она тоненьким голосом.

Я расстегиваю молнию и смотрю, как её глаза останавливаются на моей руке, когда та спускается вниз по брюкам и проникает под трусики. Она хватает меня за запястье, когда я просовываю пальцы внутрь нее. И она сжимается вокруг них, влажная, жаждущая и такая готовая.

— Ты не возбуждена? — спрашиваю я снова.

Она откидывает голову назад, её глаза закрыты, рука сжимает моё запястье, чтобы я не двигался.

— Нет, — дышит она.

— Ты маленькая врушка.

— Я не вру, — она задыхается, когда я продвигаюсь глубже, вхожу и выхожу. — Ло, — хнычет она.

Её спина начинает выгибаться, пытаясь загнать мои пальцы еще глубже внутрь.

Нам нужно перенести это наверх. Я высвобождаюсь из ее крепких объятий и вытаскиваю пальцы.

— Иди наверх, — говорю я ей. — Сними с себя всю одежду, ляг спокойно на кровать, и я сделаю так, чтобы тебе стало лучше.

Она дико кивает, желая, чтобы я отвлек её от мыслей о том, что только что произошло. Она открывает дверь, но потом колеблется.

— Ты не пойдешь со мной?

— Я буду там через секунду.

— Ло...

— Мне просто нужна минутка.

Она смотрит на побитую кожу на моих костяшках пальцев, а затем снова кивает и направляется в дом. Когда за ней закрывается дверь, я хватаю свой телефон и набираю номер.

Линия щелкает после третьего гудка.

— Привет. Как прошел первый рабочий день?

Я не могу говорить. Мне не следовало ему звонить. Я уже собираюсь повесить трубку.

— Ло? — голос Райка становится серьезным. — Эй, поговори со мной.

Я выдыхаю.

— Скажи мне, почему я не должен, — я щурю глаза.

Я хочу, чтобы это закончилось. Эти мучения. Эти чувства. Я хочу помочь Лили, не нуждаясь в чем-то, чтобы утопить свои собственные мысли.

— Потому что один напиток не стоит того, что ты будешь чувствовать утром.

— Этого недостаточно.

— Тебя вырвет, — напоминает он мне.

Верно, я принимаю Антабус. Один глоток алкоголя, и меня стошнит.

Я делаю паузу, размышляя, могу ли я еще испытать это. Может, и могу. Я гримасничаю. А может, и нет.

— Потому что ты любишь Лили больше, чем это.

И тут меня осеняет. Я здесь. В этой гребаной машине. Размышляю о глупом стакане алкоголя, когда Лили ждет меня наверху, борясь со своими навязчивыми мыслями, возможно, в нескольких секундах от того, чтобы прикоснуться к себе. И я должен быть там, чтобы помочь ей сказать «нет». Остановить её. Я — парень, который заботится о ней так же, как Райк заботится обо мне.

Роуз верила, что я смогу остаться трезвым и помочь Лили. И это единственное, что я хочу сделать правильно.

— Мне нужно идти, — говорю я.

— Подожди, — его голос дрожит. — Мне нужно приехать? Ты в порядке?

— Да, не приезжай.

— Ты уверен?

— Райк, если ты не хочешь увидеть, как я трахаю свою девушку, тебе нужно оставаться дома.

Наступает долгая пауза, а затем: — Увидимся завтра?

— Да.

Мы оба вешаем трубку.

И я выхожу из машины.

Готовый помочь Лили. Готовый быть там.

Готов измениться.

15. Лили Кэллоуэй

.

Я хожу туда-сюда по кухне. Я — клубок ниток, который нужно размотать, тревожный беспорядок и навязчивая зависимая. Я не выполнила приказ Ло пойти наверх в нашу комнату и сбросить одежду.

Я остаюсь рядом с задней дверью, периодически прижимая ухо к дереву, и жду его, надеясь и молясь, что он не делает ничего плохого и опасного. Грызу ногти, внимательно прислушиваясь к звуку шаркающих шагов.

В машине он выглядел так, словно хотел погрузиться и утонуть на дне темного, холодного океана. И я не могу позволить ему сделать это. Я не могу позволить ему уйти.

Дверь машины захлопывается.

Я отдергиваю ухо и отпрыгиваю назад, недостаточно быстро. Дверь распахивается, и Ло застает меня прямо здесь, на кухне, не подчиняющуюся его приказам. Ужасная, безумная часть меня задается вопросом, не возненавидит ли он то, что я забочусь о нём, не отчитает ли он меня за это.

Я лепечу: — Прости. Я просто волновалась, а ты выглядел расстроенным...

Я затихаю, а он остаётся неподвижно стоять у стены, его скулы заострились. И я представляю, что могло бы случиться, если бы он выпил, если бы он сделал что-то еще хуже в том гараже. Если бы он бросил меня.

На этот раз по-настоящему.

Самая искренняя и глубокая часть меня вдруг говорит.

— Я не знаю, как жить без тебя, — я быстро качаю головой, когда наворачиваются слезы. — И я не хочу знать, каково это. Я не хочу это выяснять.

Он — мое дыхание. Моя душа. Моя жизненная сила. Я провела с ним целую вечность. Быть порознь — это самое неестественное чувство в мире. Три месяца — я могу справиться с этим, как с сильным зудом. Но как это быть навсегда без него?

Просто убейте меня сразу.

Он медленно подходит ко мне, и его рука скользит по моей щеке, его взгляд никогда не смягчается, его резкая манера поведение неизменна. Его зовут Лорен Хэйл. Лед и виски. Мощный и опьяняющий.

Он мой самый лучший друг.

Его лоб прижимается к моему, его губы так близко.

Тихим шепотом он говорит: — Тебе никогда не придется выяснять этого, Лил.

Мне так хочется поцеловать его, чтобы эти слова стали правдой.

Его губы почти касаются моих, но он дразнит меня, и это пространство манит меня и заставляет напряжение нарастать между нами. Его янтарные глаза мерцают на меня.

— Я никогда не научусь жить без тебя. Я, блядь, не вынесу этого.

Я сжимаю его руки, прижимаясь к нему. Это кажется воображением, словно часть моих фантазий. Но я прикасаюсь к нему, к его мускулам, к его ногам, прижатым к моим. Я выдыхаю.

— А что если все скажут, что мы не должны быть вместе — что это неправильно?

Каждый человек в какой-то момент своей жизни должен научиться жить один. Но почему мы должны? Я всегда задаюсь этим вопросом. Потому что это правильно, говорит моя совесть. Но я люблю его. Но ты созависима от него. Но я люблю его. Но это не нормально.

Я хочу, чтобы наша любовь была правильной.

Почему она не может быть правильной?

— Нет, — тут же говорит он, держа мое лицо в двух больших ладонях. — Если весь мир скажет, что жить друг без друга — это то, что мы должны делать, то это будет моя последняя ошибка.

Да.

Мы полностью соединяемся друг с другом, его губы касаются моих в страстном отчаянии, как будто два человека буквально пытаются разлучить нас, как будто мы показываем им средний палец, говоря, чтобы они отъебались.

Отъебитесь. Я люблю Лорена Хэйла. Я не могу жить без него. Как бы глупо это ни звучало, это истина. Даже если бы он был с другой девушкой. Даже если бы мы никогда не смогли прикоснуться друг к другу. Я не смогу жить без Ло. Он такая же часть меня, как солнце — часть неба, как земля — часть Вселенной.

Он нужен мне, чтобы просыпаться по утрам.

Он нужен мне, чтобы чувствовать себя полноценной.

Он сжимает мои волосы, долгий поцелуй перехватывает дыхание. И без предупреждения он поднимает меня и перекидывает через плечо. О Боже. Его рука обхватывает мою задницу, пока он несет меня из кухни вверх по лестнице.

Мое сердце подскакивает к горлу.

На втором этаже он открывает дверь спальни и грубо бросает меня на матрас.

Я с трудом ловлю воздух, который выходит из моих легких, и когда мне это удается, я опираюсь на локти и смотрю, как он наблюдает за мной.

Он расстегивает молнию на джинсах, не отрывая от меня взгляда. Затем он снимает футболку, обнажая свои рельефные мышцы, которые так и манят меня прикоснуться к ним. Я раздеваюсь с той же мастерской эффективностью, дыша так тяжело, что мои ребра выпрыгивают и втягиваются быстрой чередой.

В этот момент у меня нет желания прикасаться к себе. Я хочу, чтобы он был на мне. Во мне. Я могу подождать его рук, его тела, его дыхания.

Поэтому я наблюдаю за ним, пока он идет к тумбочке, только в черных трусах, а я остаюсь совершенно обнаженной. Он открывает ящик.

Я сажусь на колени, мои глаза расширяются в восторженном предвкушении.

Когда он закрывает его, мой рот слегка приоткрывается.

— Я думала... — ты просто достаешь презерватив. — Это...?

Я себе их придумала. Это должно быть фантазия.

— Где ты их нашёл? Я бы увидела серебряные наручники в нашей комнате! Я бы прыгала от радости и расхаживала с ними по комнате, будто это мешок галеонов (монеты из Гарри Поттера).

Он забирается на кровать, встает передо мной на колени, возвышаясь над моей маленькой фигурой. Его губы приподнимаются в коварной улыбке.

— Маленькая чёрная коробочка, — говорит он мне.

— Мне нужно начать открывать больше коробок, — говорю я задыхающимся шепотом. — Ты собираешься приковать меня к себе наручниками?

Его ухмылка озаряет всё его лицо.

— Нет, любовь моя.

И тогда он поднимает меня за талию и усаживает ближе к нашим подушкам. Он застегивает один наручник на моем запястье, а другой — на перекладине изголовья кровати.

Ооо... мой...

— Не двигайся, — приказывает он, стаскивая с себя трусы.

Когда он опускает свое тело к моему, я инстинктивно провожу свободной рукой по его плечу, бицепсу, скольжу пальцами по его прессу к члену.

Он хватает мою руку прежде, чем я успеваю достичь лучшего места. Качает головой в знак неодобрения, но его губы предательски приподнимаются, когда он впивается в меня жаждущим взглядом.

— Никаких прикосновений, — говорит он, его голос звучит решительно.

Он слезает с кровати, оставляя меня в одиночестве и холоде на матрасе.

— Подожди, я больше так не буду, обещаю.

Вернись.

Он исчезает в гардеробной, и я думаю, не тест ли это, придуманный моим психотерапевтом. Он должен оставить меня в желании и жажде? Должна ли я одолеть этого навязчивого демона, пока я в нём отчаянно нуждаюсь?

Я провалю этот тест.

Я уже знаю это.

Я прикусываю губу, тяжесть обрушивается на меня. Я остаюсь совершенно неподвижной, ожидая, что Ло выйдет полностью одетый, помашет на прощание и пойдет куда-нибудь с Райком. Все это было игрой, чтобы довести меня до этого момента, приковать к моей кровати с единственной рукой, которую можно использовать.

И тут он выходит.

Но он голый, как и раньше.

В руках у него шарф, и я едва могу понять, что это значит. Моя голова уплывает в сторону, кровать дёргается, когда он подходит ко мне, поднимает мою вторую руку и привязывает мое свободное запястье к изголовью.

Я уже не так взволнована, как раньше, в основном потому, что я уже напугана.

Когда Ло снова смотрит на меня, его улыбка исчезает, превращаясь в мрачное беспокойство.

— Эй, Лил... — его большой палец проводит по моей щеке. — Все хорошо, — он должно быть понимает страх в моих глазах. — Я никогда не брошу тебя, любовь моя. Ни на одну, чертову минуту. Я буду о тебе заботиться, ты понимаешь?

Его слова мгновенно заполняют моё сердце. Я быстро киваю.

— Да.

— Я позабочусь о тебе сейчас. Я заполню тебя так глубоко, что ты захочешь прикоснуться ко мне, но не сможешь.

Да.

— Ты будешь кончать каждый раз, когда я буду проникать в тебя.

Да.

— Ты будешь просить меня остановиться, чтобы перевести дух.

Да.

— Но я не буду тебя слушать.

Пожалуйста.

Его рука опускается к месту между моих ног, влажному и готовому. Он раздвигает мои ноги коленями, и его пальцы входят внутрь меня. Я извиваюсь и выгибаюсь, пытаясь встретить его. Но он удерживает меня на матрасе; он смягчает мои неровные, нетерпеливые движения, положив руку мне на бедро.

Я пытаюсь потянуться вперед и запустить пальцы в его волосы, но шелковистый шарф останавливает меня, а жесткий наручник впивается в мое второе запястье. Он диктует положение, скорость, темп нашей любви.

Он заменяет пальцы своим длинным, толстым членом, таким большим для меня, и я вскрикиваю, дергаясь от сдерживания. Он держит мои ноги раздвинутыми и сгибает мои колени. Когда он наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня, весь его член медленно погружается в меня, не давая возможности дышать.

Я издаю дрожащий стон, который переходит в резкий и жаждущий. Его губы нависают прямо над моими, и он убирает потные волосы с моего лица.

Низким, хриплым голосом он шепчет: — Каждый сантиметр меня внутри тебя.

— Ло, — хнычу я.

Я хочу прикоснуться к нему. Я хочу обхватить его плечи руками и никогда не отпускать.

Он не выходит из меня и не раскачивается. Он остается глубоко внутри, моя потребность начинает расти. Он дышит так же тяжело, как и я, почти целует, почти смещается, но остается в этой единственной, дразнящей позе, которая заставляет мои нервы петь.

— Скажи мне первое, что приходит на ум, — говорит он.

Болезненным шепотом я говорю: — Я люблю тебя.

Его глаза смотрят на меня с явным желанием.

— Как сильно ты меня любишь?

— Очень сильно.

— Как сильно ты хочешь меня?

— Очень сильно, — говорю я с коротким вздохом. — Пожалуйста.

— Как я чувствуюсь внутри тебя?

Я с трудом произношу слова, мои пальцы на ногах начинают скрючиваться, мышцы сводит.

— Лили? — с силой произносит он.

— ...Хорошо.

Мне удается пролепетать.

— Насколько хорошо?

Я качаю головой. Я не могу описать.

— Ты не похож ни на кого…

Он мой лучший друг. Мой лучший друг находится внутри меня. Если вспомнить прошлые годы, когда я не позволяла себе даже фантазировать об этом моменте, я бы умерла и кончила прямо там.

Он медленно двигается назад, а затем медленно входит в меня. Я вздрагиваю, когда он снова заполняет меня.

— Как это было? — спрашивает он с растущей улыбкой. Он точно знает, как это было.

— Я не могу...

— Что не можешь?

— Дышать.

Я могу дышать, конечно — я же разговариваю. Но такое ощущение, что мои легкие вот-вот разорвутся.

— Я не остановлюсь, — напоминает он мне.

Пожалуйста, никогда не останавливайся.

Он выскальзывает таким же образом и во второй раз, и когда он полностью входит в меня, мои крики могут пробить стены нашей спальни.

— Ло, Ло, Ло! — повторяю я торопливо.

Я сжимаюсь вокруг него раз, потом два.

Он издает глубокий стон, его рот приоткрыт, как и мой, не в силах больше дразнить меня затяжным поцелуем.

— Лил, — говорит он, приподнимаясь с моего тела, чтобы увидеть, как он исчезает между моих ног. Я тоже хочу это увидеть, но Ло продвигается еще дальше вперед, и я снова сжимаюсь. Твою...

Моя спина выгибается, и я дергаюсь за наручники и шарф, металл впивается в кожу, острота напоминает мне о Ло, разжигая что-то сильное внутри меня.

Даже когда я кончаю, я готовлюсь к тому, что он выйдет из меня и скажет хорошего понемножку. Один оргазм — это всё, что ты получишь, Лили.

Но он продолжает эту дразнящую рутину. Выскальзывает очень медленно. Входит так же медленно. Останавливается, ждет, наблюдает за мной.

И я кончаю снова.

Он разрывает каждый нерв в моем теле. Он заставляет мой мир вращаться.

И я вижу, как сильно он ждет своего освобождения, как приближается его собственный пик, и как он сдерживает себя, чтобы не кончить, не прекратить это. Каждый раз, когда я сжимаюсь вокруг его члена, он стонет и находит способ оставаться в здравом уме, сдерживаться, чтобы помочь мне. Чтобы позволить мне достичь оргазма много-много раз.

Он удовлетворяет все мои потребности.

Он заботится обо мне.

Только Ло может удовлетворить каждую частичку моей всепоглощающей души.

Он действительно является моим всем.

16. Лорен Хэйл

.

Кабинет терапевта находится в самом центре Нью-Йорка, и по дороге сюда Лили не может удержаться свои ноги от того, чтобы они не подпрыгивали на месте. Я потратил три месяца на то, чтобы выложить все, что думаю, врачам и психологам; один секс-терапевт меня не отпугнет. Мне просто хотелось бы избавить Лили от нервов. Я сказал ей, что ничего странного не будет, что эта леди наверняка слышала всякие дикие вещи, но этого было недостаточно, чтобы она перестала мотать головой в сторону двери, словно она готова выскочить наружу.

Я беру её за руку, переплетая её пальцы со своими. Её плечи опускаются, и она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, одновременно выпуская огромный вздох. Я не могу не улыбнуться. Она милая, даже когда не хочет этого.

После оплаты такси, напряженной поездки на лифте и короткой прогулки по коридору мы ожидаем в небольшом помещении, которое больше похоже на современную гостиную: стеклянные книжные полки и свет, струящийся через длинные окна. Дверь кабинета распахивается, и терапевт приглашает нас внутрь. Вдоль стены кофейного цвета стоит кожаная кушетка. А прямо напротив стоит прочное черное кожаное кресло.

Пока она занимает место с маленьким блокнотом в руках, я мысленно представляю её внешность. Не уверен, как я представлял себе секс-терапевта Лили, но она определенно не была средних лет с короткой черной стрижкой. Эта женщина еще меньше, чем Лили, вероятно, не выше полутора метров.

— Вы, должно быть, Лорен, — она протягивает руку, прежде чем я сажусь на диван. — Я так много о вас слышала.

Я пожимаю её руку, а затем сажусь рядом с Лили, моя рука обвивается вокруг её талии. Я наблюдаю за терапевтом, чтобы понять, заметила ли она это прикосновение и будет ли критиковать меня за это. Она не говорит ни слова, но ее взгляд ловит наше объятие.

— Вообще-то Ло, — поправляю я ее. — Очевидно, Лили не все Вам рассказала.

У моих слов противный вкус во рту, а звучат они ещё хуже.

И все же терапевт добродушно улыбается.

Не знаю, почему это меня раздражает. Мне хочется, чтобы она набросилась на меня, как Роуз, за грубость и наглость.

Я смотрю в окно. Её обширный вид на город, вероятно, стоит чертову тонну — особенно с парком прямо в поле зрения.

Конечно, Роуз выбрала самого дорогого терапевта в радиусе 160 километров. Не то чтобы деньги что-то значили для Лили. Но я бы не смог позволить себе даже поесть крекер с... Я читаю её имя на табличке на дубовом столе. Доктор Эллисон Бэннинг. 

Лили никогда не называет её по имени, всегда обращаясь к ней как к «доктору Бэннинг», но если мне придется раскрыть перед кем-то свои личные чувства, я не хочу вести себя так, будто она совершенно незнакомый человек.

— Итак, Эллисон... — я смотрю, как она скрещивает лодыжки и сосредотачивает все своё внимание на мне. Неудивительно, что она понравилась Роуз. — У вас много сексуально зависимых, алкогольных пар?

— Вы у меня первые.

— Шокирующе.

Лили пихает меня локтем в бок, и я не могу понять, из-за моего сарказма или из-за того, что я назвал её Эллисон. Терапевт, не моргая, смотрит на меня, уже приняв это самодовольное лицо и холодную внешность. Она может дать Коннору Кобальту фору.

— Почему бы вам не рассказать мне, как все прошло с тех пор, как вы переехали домой? — спрашивает меня Эллисон.

— О сексе или вообще?

Лили становится ярко-красной и сжимается на своём месте. Мне удобнее говорить о сексе, не потому что у меня есть член или потому что она стесняется — хотя она вроде как стесняется, — а потому что я не зависимый от секса. Мне не стыдно за него. А ей — да.

Я поднимаю руку к её плечам, и она немного прижимается к моему телу, расслабляясь ещё больше.

— Либо об одном, либо о другом, — говорит мне Эллисон. Теперь ее глаза мелькают между мной и Лили с пристальным вниманием. Она определенно собирается разбирать каждое наше движение. — Решайте сами.

Лили открывает рот, но я специально прерываю ее. Не хочу, чтобы она уклонялась от темы.

— У нас был секс несколько дней назад, — признаюсь я.

Объяснять свою неспособность быть с Лили, не возбуждая ее, — ну, это все равно что идти по зыбучим пескам. Поэтому я намеренно говорю коротко, прямо и по существу. Ей не нужно знать грязные подробности.

Например, что она не смогла дождаться ночи. Что через час мне пришлось отрывать себя от нее, чтобы остановиться. Она была удовлетворена, но с Лили это сиюминутное удовлетворение. Оно уходит в ту же секунду, когда она снова хочет испытать оргазм. Я хотел трахать её так же сильно, как она хотела, чтобы её трахали, но мне пришлось наблюдать, как её лицо померкло, когда она поняла, что всё закончилось.

Впервые я смотрю на большую картину — на будущее — но, Господи, никто никогда не упоминал о том, что мне придется вытерпеть предварительную боль, чтобы добраться туда.

— У вас был секс несколько дней назад, — повторила Эллисон. — Что именно произошло?

— Я ввел свой пенис в её влагалище.

Стыд и раскаяние плавают черной смолой в моей груди. Мой фильтр постоянно барахлит. Думаю, мой отец, должно быть, сломал его однажды ночью. Но не кулаками. Он слишком цивилизованный для этого.

Лили смеется, и мне становится немного легче.

— Не анатомически, — уточняет Эллисон. — У вас был только миссионерский секс? Как долго это длилось? В какое время дня? И как все закончилось? Что вы чувствовал после этого?

Так много, блядь, вопросов, но я отвечаю на них по одному.

— Только миссионерский. Было около семи часов вечера.

Лили сразу же краснеет, вспоминая время.

Мои глаза сужаются, прекрасно понимая, что я только что попался из-за способности Лил превращаться в вишню.

— Будет лучше, если вы не будете врать, — говорит мне Эллисон.

— Было около трех, — говорю я, пожимая плечами. — Она не могла ждать дольше, но продержалась, пока мы не вернулись домой.

Эллисон кивает.

— Очень хорошо, Лили.

Она немного светлеет от комплимента, и я сжимаю её плечо, понимая, что мои слова не имеют такой же силы, как слова её терапевта. Услышать от профессионала: «Ты молодец», должно быть, облегчение.

Я не знаю, правда. Несмотря на то, что я многому научился, большинство людей в реабилитационном центре хотели, чтобы я уехал оттуда. А мой терапевт пялился на меня так, будто я — долбоёб мирового уровня. А Райк — ну, комплименты от него многого не стоят. Он пытается загладить свою вину за то, что его не было в моей жизни, за то, что он оставил меня одного с отцом, который, как он знал, занимает низкое место в рейтинге лучших отцов в мире.

— И что случилось потом? — спрашивает Эллисон.

— Я отстранился от неё, — говорю я, — но она пыталась продолжить. В итоге я просто обнимал её, пока она не заснула.

Недолгое счастье в глазах Лили начинает гаснуть, сменяясь молчаливым унижением.

— Вы не заснули вместе с ней?

Я хмурюсь.

— Какая разница, заснул я или нет?

Не понимаю, как это относится к Лили. Я ерзаю на своем месте, и Лили обращает свое внимание на меня. Мне это совсем не нравится.

— У Вас тоже есть проблема, — говорит Эллисон, — и Ваша зависимость повлияет на неё. Уже повлияла.

Я прерываю её.

— Я понимаю. Я должен держаться от неё подальше. Должен попрощаться и дать ей шанс на борьбу.

Глаза Лили расширяются, и она сжимает мою футболку между бледными пальцами.

Даже мысль о том, чтобы отпустить её, вызывает боль в моем нутре. Никто не знает меня так, как Лили Кэллоуэй. Она мой лучший друг, и без нее — Боже, какой в этом смысл?

— Нет, — категорично заявляет Эллисон. — Я хотела сказать, что я тоже здесь ради Вас, Ло. Ваше выздоровление совпадает с выздоровлением Лили. Чтобы она была здорова, Вы тоже должны быть здоровы, — она делает паузу, лишь раз взглянув на свой блокнот. — Не думаю, что разлука — это правильное действие. Без моногамных отношений Лили может вернуться к своей старой рутине, лучше всего укреплять уже существующую, а не разрушать её.

Я киваю, её слова медленно проникают в душу. Я жду облегчения, но оно едва наступает. Мне кажется, что все мое счастье погребено под муками того, что должно произойти.

— Итак, — снова начинает она, — почему Вы не заснули с ней?

Я облизываю губы, с большей готовностью очищая свои мысли теперь, когда я знаю, что она на нашей стороне.

— В последнее время мне очень трудно заснуть. Мне требуется больше времени, чем Лили.

Моя нога слегка подрагивает, и Лили прижимает руку к моему колену, чтобы дать мне столь необходимый комфорт, хотя сейчас я предпочел бы быть её скалой.

— Каждую ночь в течение многих лет, — говорю я, — я пил до потери сознания. Алкоголь был моим снотворным.

Это было то самое средство, которое останавливало мои беспокойные мысли и укладывало меня в постель. Без него я постоянно измотан.

Эллисон спрашивает меня, почему так происходит, и я объясняю свою зависимость от алкоголя. Хотя я рассказываю ей краткие подробности, не желая сосредотачивать весь сеанс на себе. Поэтому я рад, когда Эллисон направляет свой следующий вопрос к Лил.

— Что Вы почувствовали, когда он сказал Вам остановиться?

Длинная пауза напрягает воздух.

Лили взвешивает правду с ложью. Это то, что мы делаем. Мы придумываем приятную историю, чтобы скрыть боль, смягчить обиду. Мы оба так хороши в этом, что иногда даже начинаем верить в ложь. Мне страшно снова идти по этой дороге, но она очень легкая.

Она открывает рот, а потом закрывает его, неуверенная.

— Всё в порядке, — говорю я.

Даже если правда уродлива и холодна, я хочу её услышать. Я готов к тому, чтобы мы выложились до конца, до полного обнажения. Не знаю, как ещё это можно сделать.

Эллисон переформулирует вопрос, смягчая его существование.

— Это будет не первый и не последний раз, когда он скажет Вам остановиться. Сейчас самое время поговорить о Вашей реакции на ситуацию. Итак, что Вы почувствовали, Лили?

Она колеблется всего секунду.

— Мне это не очень понравилось.

Ее глаза опускаются на колени, а плечи сгибаются вперед. Она выглядит маленькой, грустной и с очень, очень разбитым сердцем.

Волна эмоций обрушивается на меня, и мне трудно вычленить каждую из них.

— И я просто... — заикается она, — ...я не хочу быть той девушкой. Той, которая умоляет о чем-то, что она знает, что не может получить. Будто я приглашаю понравившегося мне парня на свидание, а он говорит «нет», но я не слушаю и продолжаю спрашивать и спрашивать, как будто ответ будет другим. Я чувствую себя... жалкой.

Я никогда не хочу, чтобы она чувствовала себя так.

— Ты не жалкая, Лил, — удается мне сказать, горло перехватывает.

Я притягиваю её к себе и целую в макушку. Я хочу избавить её от боли, но ирония заключается в том, что я сам её вызываю.

— Я думаю, Лили, — говорит Эллисон, — Вам нужно начать понимать, что когда Ло говорит Вам остановиться, это не отказ. Это форма любви. Я знаю, это трудно понять, особенно учитывая, что вы оба делали совершенно противоположные вещи.

Лили коротко кивает. Ей будет нелегко просто поверить совету доктора Бэннинга. У меня та же проблема. Наши мозги устроены немного иначе, чем у всех остальных. Но я готов кататься на этих американских горках вместе с ней — пока мы оба не избавимся от страданий.

— Теперь давайте поговорим о ваших ограничениях и о письме, которое я прислала вам домой, — говорит Эллисон.

— Мы называем это «черным списком», — говорит ей Лили. — Но я его не читала. Я отдала его сестре, чтобы она передала его Ло, и мы договорились, что лучше, если я не буду знать. Теперь... я начинаю жалеть об этом, — она поворачивается ко мне. — Как ты думаешь, мне стоит его прочитать?

Эллисон опережает меня.

— Вообще-то, Лили, думаю, это было отличной идеей, не читать его. Это показывает поддержку со стороны Ло и доверие с Вашей стороны. Это также дает Вам шанс расслабиться от ограничений.

— Как я могу расслабиться, если всё, о чем я могу думать, это о том, что попало в черный список?

— Если Вы его прочтёте, разве Вы не будете думать о том, какие сексуальные действия были запрещены?

Лицо Лили мрачнеет.

— Наверное.

— Предлагаю Вам, попробовать не читать его некоторое время, — говорит Эллисон. Она смотрит на свои часы. — Последнее, что я хочу обсудить, это страхи. Эти отношения новые для вас обоих, и я думаю, будет полезно, если вы расскажете друг другу о своих страхах.

Губы Лили смыкаются, и я пользуюсь возможностью начать первым. Для неё.

— Ну... — говорю я и быстро понимаю, что не продумал всё до конца. Мои страхи? У меня их много. Лили изменяет. Я пью. Мы оба трахаемся до потери сознания. — Я боюсь, что...

Лили поворачивается ко мне лицом, и я на минуту теряюсь в её глазах. Вдруг я понимаю, что боюсь всего. Потерять единственную девушку, которую я когда-либо любил. Что ее секрет узнает на весь мир и мне придётся наблюдать, как она распадается от последствий. Она и так такая маленькая и хрупкая, что-то подобное убьет её.

Но мы с Лили приняли решение не рассказывать Эллисон о сообщениях с угрозами. Это слишком опасно, когда мы не знаем, кто их посылает. И отчасти ситуация кажется новой и сырой, и говорить о ней — все равно что давить на инфицированную рану.

— Ло, — настаивает Эллисон на моем молчании.

— Я боюсь, — снова начинаю я, — что наступит момент, когда ты будешь злиться, испытывать горечь и обиду каждый раз, когда я говорю тебе остановиться, что ты поймешь, что кто-то другой может дать тебе то, что ты хочешь.

Лили мотает головой из стороны в сторону, как будто я сильно ошибаюсь. Такая реакция приятна.

— Никто другой никогда не сможет дать мне то, чего я хочу, — вздыхает она. — Я хочу только тебя.

Я держусь за эти слова, даже если мы оба знаем, что они не совсем правдивы. Она хочет трахаться. Ей нужен кайф от оргазма так же, как мне хочется утонуть в бутылке бурбона. Мне нужен прилив сил и поездка в чистилище и обратно. Мы не являемся первыми желаниями и потребностями друг друга. Я для нее на втором месте. И она для меня также.

Я хочу, чтобы это изменилось.

Я беру её руку и целую костяшки пальцев, но она не улыбается, потому что знает, что сейчас её очередь.

— Лили? — спрашивает Эллисон.

Лил не сводит с меня глаз, и я ободряюще улыбаюсь ей.

— Я боюсь, — говорит она, — что ты будешь ненавидеть то, что у тебя есть какой-то график секса, и ненавидеть, что тебе запрещают получать удовольствие. Это несправедливо по отношению к тебе, и ты найдешь кого-то, кто заставит тебя чувствовать себя лучше, чем я.

Мой рот открывается от удивления. Я никогда не думал, что она беспокоится об этом. Я даже не верил, что это может быть вариантом. Я люблю её не только за отличный секс.

— Лил...

Она быстро вмешивается, вскидывая руки.

— Что, если я никогда не смогу сделать тебе минет? — спрашивает она, уже немного истерично. — Я имею в виду, что если это в черном списке? Это неправильно, Ло! У тебя тоже есть потребности!

Я ухмыляюсь и изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Наверное, это дерьмово, что моя улыбка приобретает новые масштабы, но я ничего не могу с собой поделать. Не тогда, когда она сходит с ума из-за этого.

— Это не смешно! — кричит она, но её губы начинают подниматься, подражая моим. — Прекрати. Я говорю серьезно.

— Прости, — я даже не могу притворяться, что мне жаль, и не могу перестать улыбаться. — Это просто мило.

Она краснеет, и от этого мне хочется взять её на руки и прижать к дивану. Взять ее прямо там. Ей бы понравилось.

— Хорошо, тогда... я сделаю тебе минет после этого, — требует она.

Это почти заставляет меня твердеть. Я должен думать о чем-то другом. Например, о том, что Эллисон сидит прямо здесь.

— Как насчет того, что я дам тебе знать, когда захочу, — перефразирую я.

Я читал черный список, и хотя он не исключает минет, в нем есть определенные условия. На самом деле, я думаю, Лили будет искренне удивлена тому, что там написано.

Лил сужает глаза.

— Ты просто собираешься продолжать говорить мне позже до тех пор, пока «позже» не превратится в год.

— В течение недели, — говорю я, мои глаза загораются.

Только с моей девушкой мне приходится практически уговаривать ее не делать мне минет.

Ее лоб морщится, как это бывает, когда она напряженно думает. Через мгновение она смотрит на меня и кивает.

— Договорились.

Эллисон добавляет.

— Хорошо, очень хорошо. Вы двое очень хорошо общаетесь друг с другом и позволяете своим голосам быть услышанными. Я хочу, чтобы вы оба поработали над тем, чтобы ваша сексуальная жизнь стала такой, чтобы она не мешала отношениям, учебы, работе или даже повседневной деятельности. Я знаю, что в прошлом у вас двоих была очень активная сексуальная жизнь.

Активная не описывает то, что мы делали. В наши самые худшие дни мы редко выходили из спальни. Это было всепоглощающим делом. Мы просыпались. Пили. Трахались. Спали. Изредка ели. Это было одновременно лучшее и худшее время в моей жизни.

— Думаю, каждый из вас готов к переменам, — продолжает Эллисон. — И это начинается сейчас.

17. Лили Кэллоуэй

.

После экзамена по статистике я получила еще одно подстрекательское сообщение. На этот раз Неизвестный стал немного креативнее и назвал меня бродяжкой и хуесоской. Это немного иронично, ведь я только что умоляла Ло на терапии позволить мне ему отсосать. Но кроме этого, эти тексты начинают разрушать меня. Того, кто сказал, что палки и камни сломают кости, а слова никогда не причиняют боли (отсылка к словам песни Stickes and Stones – Babyshambles), очевидно, никогда не дразнили или оскорбляли.

Сегодня мы встречаемся с Коннором, чтобы поговорить об открытиях частного детектива. Я планировала поговорить о новых сообщениях с Ло и Коннором, но после инцидента с Мейсоном на парковке думаю, что раскрытие моих сообщений только приведет Ло в ярость. А я не хочу, чтобы он начал всё Халк-крушить или дошёл до пьянства. Надеюсь, у Коннора есть зацепка на этого парня, и мы сможем выяснить, чего он хочет.

Я бросаю рюкзак на кровать и спешу в ванную, чтобы хотя бы причесаться перед отъездом. Когда я распахиваю дверь, то обнаруживаю Ло у раковины, закручивающего крышку на бутылочке с таблетками. Должно быть, это Антабус. Он сказал мне, что принимает лекарства, от которых ему станет плохо, если он выпьет алкоголь. Я горжусь им больше, чем он думает.

— Ты готов? — спрашиваю я, стараясь не придавать таблеткам большого значения.

Я смотрю в зеркало и чуть не умираю при виде своей прически. Я промучилась всю ночь, запоминая те старые экзаменационные вопросы. Принятие душа выпало из списка моих приоритетов. Мои волосы жирные, прилизанные и выглядят отвратительно.

— Почти, — Ло открывает шкаф для лекарств и берёт дезодорант.

Я принимаю смелое решение и включаю кран в раковине. Затем наклоняюсь над мраморным краем, изо всех сил стараясь просунуть голову в раковину и оказаться под струей воды.

— Какого черта ты делаешь? — спрашивает Ло, одновременно засовывая дезодорант себе под мышки. Он без майки, и я не могу смотреть на него слишком долго.

— Мою волосы, — говорю я ему.

Я протягиваю несколько мокрых прядей сквозь пальцы и уже собираюсь выдавить немного мыла на ладонь.

— Это не шампунь, — быстро говорит Ло.

— Ты что, мыльная полиция? И так пойдёт, — я снова тянусь к бутылке.

— Подожди, — говорит он.

Я немного приподнимаю голову и убираю несколько мокрых прядей с лица. Он возится в душе, а потом закрывает стеклянную дверь, выходя, с бутылочкой Herbal Essence в руке. Я протягиваю руку, выкручивая шею, чтобы не залить всю столешницу.

— Ты создашь здесь цунами, — говорит он, подталкивая меня обратно к раковине.

Мой живот ударяется о край столешницы, и я снова сгибаюсь, теряя поле вида из-за стены волос. Затем я чувствую его руки на своей голове, втирающие шампунь в кожу головы. Оу.

Это приятно.

Его пальцы разминают, бегают вверх-вниз и даже прижимаются к моей шее. Я никогда не думала, что массаж головы может быть таким чертовски приятным.

Я подавляю стон, но звук удовольствия вырывается наружу, как только он закрывает пространство между нами. Его тело прижимается прямо к моей заднице. Мы не занимались ничем, кроме миссионерского секса, с тех пор как он вернулся из реабилитационного центра, и я начинаю параноить, что анал находится в этом черном списке. Я хочу этого. Прямо сейчас, я думаю. Я, наверное, в меньшинстве девушек, которым нравится эта позиция. Но мне нравится теснота. Это другой вид оргазма, и я не могу отрицать, как сильно я хочу, чтобы это произошло.

— Ло, — мой голос звучит хрипло и жалобно.

Он отстраняется от меня, воздух заменяет его тело. Отказ причиняет боль, но я пытаюсь вспомнить, о чём мы говорили на терапии. Мне нужно взять себя в руки.

— Как прошел твой экзамен? — спрашивает Ло, вероятно, пытаясь отвлечь меня.

— Неплохо.

Я ещё не рассказала о том, что Себастьян снабжал меня старыми экзаменами. Не думаю, что Ло волнует, что я наполовину сжульничала, но не думаю, что он одобрит то, что Себастьян внедряет меня в свои интриги. Лучше избежать этого разговора.

— Так Себастьян действительно помогает? — спрашивает он с недоверием.

Он снова возвращает своё тело прямо за мной, и давление на мою задницу разжигает дикие мысли.

— Да, — бормочу я.

Я не могу попросить его о сексе. Он откажет. Я должна постараться расслабиться, чтобы он не отодвинулся, чтобы я могла насладиться тем, что это — он позади меня — слишком хорошо для слов. Я должна поверить, что этого достаточно... что мне не нужно больше.

— Так ты думаешь, что сдала?

— Аммм...

Сосредоточься.

— Думаю, я получу пятерку.

Он перестает массировать мою голову, но не убирает свое тело с моего.

— Ты списывала?

— Что? — пищу я.

Я собираюсь поднять голову, но он кладет руку мне на спину и толкает меня вниз, чтобы я не расплескала воду по полу.

— Точно. Ты списала.

Его шок перевешивает все остальные чувства.

— Я не списывала! — защищаюсь я.

— Подожди, — Ло берет чашку и наполняет её водой. — Закрой глаза.

Я плотно закрываю их, когда он начинает смывать остатки шампуня, между нами возникает сильное напряжение. Не помогает и то, что его передняя часть теперь трется о мой зад.

— Так что он хотел в обмен на то, что помог тебе списать? — спрашивает Ло.

Я едва успеваю понять этот вопрос. Я ужасна в многозадачности, и сейчас я жонглирую своими гнусными мыслями, вытирая мыло с глаз. В голове нет места, чтобы ответить ему должным образом.

— Хм?

Я раздвигаю ноги, но не настолько, чтобы он заметил.

По крайней мере, я не думала, что он заметит.

Он зацепляет мою лодыжку своей ногой и сжимает мои ноги вместе, как будто это ничего не значит, как будто это наша новая рутина.

— Себастьян хотел бы получить что-то взамен, — говорит Ло, его голос грубеет, когда он представляет себе не такую уж невинную сделку.

— Он не помогает мне списывать, — говорю я ещё раз.

Он выливает мне на голову ещё воды, и я выплевываю полный рот мыла.

— Прости, любовь моя, — его сладость длится всего секунду, когда я снова раздвигаю ноги, и он сталкивает их вместе. — Если он не помог тебе списать, то что он сделал? — Ло делает паузу, выжимая мои волосы. — Ты же понимаешь, что то, что кто-то другой сдал экзамен за тебя, считается списыванием.

— Я знаю, — огрызаюсь я.

Он берёт полотенце и снова начинает массировать мою кожу головы. Я закрываю глаза, чтобы насладиться его ощущениями. Я даже не могу ненавидеть его, пока он это делает.

Он снимает полотенце, и я наконец-то встаю прямо, мои волосы в беспорядке и мокрые вокруг лица. Но, по крайней мере, они чистые. Ло все еще прижимается ко мне, и его руки даже лежат на моих бедрах. Наши глаза встречаются в зеркале, и я вижу в них силу.

— Мы не можем, — говорит он. — Я бы с удовольствием трахнул тебя прямо сейчас, но мы должны скоро ехать на встречу.

Я киваю. Это не самое подходящее время, по крайней мере, для меня.

Я поворачиваюсь к нему лицом, и он отступает от меня. Настолько, что мой взгляд падает на его брюки.

— Как так получается, что ты сейчас не возбуждён? — спрашиваю я обвиняюще.

— Я просто мыл твои волосы, — говорит он так, будто я глупая, будто эта простая задача вовсе не была сексуальной.

Я хмурюсь. А разве не было? Или все это было в моем извращенном воображении?

Он поднимает мой подбородок пальцем, и я снова смотрю ему в глаза.

— Я три года был твоим фальшивым парнем, — говорит он. — У меня была практика сопротивления тебе.

Ооооо. Этот ответ мне нравится больше. Думаю, он тоже это знает. Ло наклоняется и глубоко целует меня, наполняя мои легкие своим дыханием. Я хватаюсь за его шею и отвечаю полной взаимностью. Мы остаемся так, по крайней мере, минуту, но он отстраняется, прежде чем мы можем пойти дальше.

Мои глаза прикованы к его розовым, влажным губам. Мой мозг прокручивает только одно: Поцелуй. Поцелуй. Поцелуй. 

— Как тебе удалось получить пятерку? Или ты думаешь, что получила пятерку? — спрашивает он, прерывая мои счастливые мысли.

— А?

Можно я прикинусь дурочкой? Это должно быть проще для меня, учитывая, что я относительно средняя по шкале интеллекта. Ло на это не ведётся. Он бросает на меня взгляд, и я рассыпаюсь под его пронизывающим взглядом.

— Ты не можешь рассказывать Роуз.

— Значит, ты и правда списала.

Он понимает, что Роуз не волнует, как я сдала экзамен, если только я не перешла на темную сторону академической науки.

— Технически нет...

Его брови вскидываются.

— Так что... ты наполовину списала? Что это вообще значит? Ты списывала на первой странице, но не на последней?

Я поднимаю руки.

— Стоп, можно я объясню?

— Пожалуйста.

— Себастьян дал мне старые экзамены, и я просто запомнила все ответы. Я не принесла тесты в класс и не написала ответы на руке. Я просто обыграла систему. В этом нет ничего плохого.

Ло требуется мгновение, чтобы осмыслить сказанное, и как раз когда я думаю, что он собирается на меня накричать, он спрашивает: — Сколько ты набрала на других экзаменах до этого?

— 44 и 29 баллов.

Две ужасные оценки, которые я не считала человечески возможными. На самом деле, это ложь, я и раньше получала 7 баллов за тест — и я думаю, что профессор из Пенна был просто очень любезен ко мне. Я перечитала свой экзамен, и он звучал так, будто тест сдавал планетарный инопланетянин и писал на другом языке. Честно говоря, профессор спросил меня, не страдаю ли я дислексией. Я не смогла сказать ему правду. Я так вымоталась от всего этого безумного секса, что едва могу обрабатывать слова, не говоря уже о предложениях. Вам повезло, что я вообще пришла на это занятие, мистер.  

Ло всё ещё думает, поэтому я добавляю: — Я получала тройки на других занятиях. Статистика — самое трудное для меня.

— Ты права. Это не совсем списывание, — говорит он.

Я не могу сдержать улыбку, мое лицо наполняется ликованием.

— Но...

Я не люблю но(buts)... забейте, я вспомнила, что мне нравятся но(butts — задницы) с двойным «т». Как моя задница. Его член.

Ло машет рукой перед моим лицом.

— Ты меня слышала?

— Я потерял тебя на «но»(buts).

— Господи, ты и правда хочешь анального секса, — говорит он с ухмылкой. Я открываю рот, чтобы попросить его об этом, а он быстро говорит: — Нет, любовь моя. Не сейчас.

Бууу.

Ло продолжает, не упуская ни секунды: — Итак, Себастьян дал тебе старые экзамены. Что ты ему дала?

— Ничего, — говорю я, пожимая плечами. — Он сказал, что делает это, потому что я сестра Роуз и...

Я замолчала, зная, что здесь Ло разозлится.

— И... — говорит Ло.

— И он сказал мне, что ему не нравится, что Коннор и Роуз вместе, и я думаю, что он может попытаться разлучить их. В общем... — я прочистила горло. — Я не могу предупредить её о Себастьяне, иначе...

— Он не даст тебе экзамены, — заканчивает Ло и кивает.

Красный горячий стыд заполняет меня, и это даже не имеет ничего общего с сексом.

Ло больше ничего не говорит. Ему требуется много времени, чтобы внутренне всё обдумать.

Мои нервы накапливаются от его молчания.

— Мне нужны эти экзамены, Ло. Ты знаешь, что они мне нужны. Что мне делать?

— Я не знаю, — бормочет Ло. Он потирает затылок.

Я беспокойно отодвигаюсь.

— Коннор — наш первый настоящий друг, а я стою на стороне команды Себастьяна... невольно.

— Нам придется подумать об этом, — он пристально смотрит в пол, размышляя. — На данный момент, давай оставим это между нами.

— Ты уверен?

Ло встречает мой взгляд, распознавая вспышку вины в моих глазах. Он притягивает меня ближе к своей груди и проводит рукой по моему затылку, утешая.

— Твоя главная задача — сдать этот предмет. Постарайся не думать ни о чем другом.

— Коннор...

— С ним все будет в порядке. Он самый уверенный, самодостаточный парень в мире. Он справится с Себастьяном без нас.

Я думаю, он прав, но мы оба также знаем, что это не нравственный путь — тот, который выбирают хорошие друзья. Быть трезвыми — не единственная наша задача. Стать людьми, функционирующими в этом большом необъятном мире, значит заводить дружбу и поддерживать те немногие дружеские отношения, которые у нас уже есть.

В колледже нет курса «быть лучшим другом» или «быть менее дерьмовым человеком». Иначе я бы записалась на оба.

Мы эгоисты, во всех смыслах этого слова.

Я просто не хочу разрушать нашу дружбу из-за этого.

18. Лили Кэллоуэй

.

Самое трудное в отношениях с Ло — это не потеря секса с незнакомцами. Это потеря того момента, когда я становлюсь кем-то другим. Когда застенчивая, неуверенная Лили превращается в уверенную в себе лисицу. Когда я полностью и безраздельно владею собой, и когда моё завоевание смотрит на меня тяжелым взглядом, он тоже это знает. В эти моменты я была кем-то другим. Возможно, кем-то лучшим.

Чем дольше я остаюсь моногамной, тем больше забываю, каково это — быть той уверенной, дерзкой Лили. Это как расстаться с лучшим другом на такой долгий срок, что его лицо превращается в размытую дымку. Я не скучаю по ней настолько, чтобы изменять Ло. Мне просто интересно, увижу ли я её когда-нибудь снова.

Но я знаю, кого я никогда не хотела бы встретить.

Сэди.

Злобная рыжая кошка Коннора, дворняжка, злобно смотрит на меня из гостиной его квартиры. Все эти угрюмые котики на Tumblr — не просто фотошоп. Сэди — доказательство того, что кошки могут изображать мордочку с такой злобой.

Мы с Ло сидим на темно-зеленом кожаном диване Коннора, квартира которого оформлена как холостяцкая берлога. Вместо красных пластиковых стаканчиков, расставленных на барной стойке, у него множество дорогих ликеров, запертых в стеклянном шкафу. Ло взглянул на них раз или два, и Коннор пригласил нас сесть так, чтобы спина была повернута к алкоголю. Это немного разозлило Ло. Он не хочет, чтобы с ним нянчились.

Послеполуденный свет льется через окна, заполняющие всю заднюю стену и соседнюю. От пола до потолка у Коннора прекрасный вид на старую кирпичную архитектуру Филадельфии. Как и в большинстве дорогих холостяцких квартир, у Коннора художественный декор, в котором, на мой взгляд, очень мало смысла.

На месте, где должен быть стул, стоит фарфоровый шар. Не могу понять, это пустой цветочный горшок или ваза. Там нет отверстия для лилий — ладно, это прозвучало неправильно. Но на самом деле, это выглядит глупо, когда шар просто занимает место. Наверное, поэтому они называют это нефункциональным искусством.

Полы бетонные, но в гостиной лежит красивый кремовый ковер, который, очевидно, нравится Сэди. Потому что она еще не сошла с него. Она расхаживает перед диваном взад и вперед, ее белый хвост озорно виляет.

— Я слежу за тобой, — говорю я, сузив глаза.

Несмотря на то, что я чувствую себя ущемлённой Сэди, сегодня я относительно оптимистична. Я хочу, чтобы все разрешилось с этим шантажистом, злобным писакой или кем бы он там ни был. Я хочу двигаться дальше и сосредоточиться на здоровье.

Звенит звонок, и Коннор открывает дверь.

— Ты опоздал, — говорит он категорично, в случае Коннора Кобальта с оттенком Ты мне не нравишься, что случается крайне редко.

Челюсть Райка напрягается.

— Я капитан команды по легкой атлетике, — говорит он. — Я не могу уйти с тренировки первым.

— Нет, я и не ожидал, что ты сделаешь что-то первым, — возражает Коннор.

Мы с Ло обмениваемся нерешительными взглядами. Что-то подсказывает мне, что Коннор не является фанатом номер один Райка Мэдоуза. И обычно я бы заподозрила, что может быть Коннор знает, что за всем этим стоит Райк — что брат Ло тот, кого нам следует опасаться. Но их перепалки начались примерно в то время, когда Райк публично унизил Коннора. И не только на одном мероприятии. Это было много раз. Например, Райк назвал Коннора жополизом перед своими товарищами по бегу. Райк может говорить такие вещи наедине, при нас, и Коннор просто пожимает плечами, но публичное оскорбление его репутации перешло все границы.

Райк выглядит готовым протолкнуться через дверной проем.

Но Коннор впускает его внутрь, прежде чем брат Ло переходит к физическим действиям. Коннор садится на обитое эко-кожей кресло напротив нас, а Райк устраивается рядом с Ло на диване. И это мне напоминает, что здесь нет моей сестры, чтобы она могла быть в моей команде. У нее слишком напряженный график, чтобы добираться до Филадельфии, так что, к сожалению, мне придется продолжать без неё.

Я не понимала, как сильно полагаюсь на её поддержку, пока не почувствовала тот неприятный ужас, когда она сказала мне, что не сможет приехать.

Сэди обходит вокруг кофейного столика, но её суровый взгляд не отрывается от меня.

— Коннор, — говорю я, — мне кажется, твоя кошка меня ненавидит.

Коннор берет её на руки.

— Она тебя не ненавидит.

О, хорошо. Одним врагом меньше.

— Она просто ненавидит женщин.

А может, и нет.

Райк возмущенно фыркает.

— Я думал, Роуз выдумала эту, чертову хрень.

— Когда ты связываешь вместе ругательные слова, я немного глохну на правое ухо, — говорит ему Коннор. — Не повторишь?

Ло изо всех сил старается не рассмеяться, а я прикусываю губу, чтобы подавить улыбку. Слишком легко докапываться до Райка, особенно когда этот парень мало что принимает близко к сердцу.

Райк отмахивается от него, бормоча ещё больше ругательств себе под нос и ссутуливается в своем кресле.

— Давайте займемся делом.

Коннор гладит Сэди, и хотя она мурлычет, на ее лице все еще маска злобы, направленная прямо на меня.

— У меня плохие новости, — говорит Коннор, подтверждая, что в этом сценарии он действительно гладящий кошку злодей. — Мой частный детектив отследил номер телефона. Он был одноразовым, поэтому у нас нет возможности узнать личность человека на другой линии.

Ло стонет в свои руки, сгорбившись вперед, положив локти на ноги.

Я иду противоположным путем, откинувшись на спинку дивана, как будто приливная волна только что ударила меня в грудь. Что нам теперь делать?

— То есть мне стоит готовиться к тому, что скоро я попаду в таблоиды? — мой голос звучит слишком мягко. Даже сама мысль об этом заставляет мое сердце пикировать. Я не могу думать об этом без слез. Позор, который я навлеку на свою семью...

Ло выпрямляется и переплетает свои пальцы с моими.

— Должно быть что-то еще, что мы можем сделать.

— Конечно, — говорит Коннор. — Но мне нужно, чтобы вы оба открыли то, чем не хотели делиться. Мне нужны ваши главные подозреваемые, которые, по вашему мнению, могут вам угрожать. Я могу дать их своему следователю, и он их проверит.

— Не так уж сложно, — говорит Райк.

Ло смотрит на ковер. Да, у меня ушло несколько часов на то, чтобы просто просмотреть наш ежегодник и обвести лица — только для того, чтобы установить, что больше половины учеников ненавидят Ло. И это была только подготовительная школа. Мы даже не учитывали колледж в уравнении.

— Серьезно? — брови Райка поднимаются. — Скольких, блядь, людей ты разозлил, Ло?

— Меня не любили, — отвечает он. — Мы все не можем быть капитанами спортивных команд.

Райк закатывает глаза.

— Ты не можешь быть настолько удивлен, — говорю я. — Ты познакомился с нами, когда Ло был загнан в угол четырьмя парнями, которые хотели надрать ему задницу.

— Люди расстраиваются из-за самых глупых вещей, — говорит Ло, защищаясь.

Коннор наклоняет голову.

— Разве не ты украл бутылку алкоголя, которая стоила сорок тысяч?

— Я не крал, — говорит Ло. — Я выпил из бутылки и поставил её на место. И это был мой день рождения.

— Как твой день рождения укрепляет твои аргументы? — спрашивает Коннор. — Если только они не знали, что у тебя день рождения. А они знали?

Он знает, что нет.

Ло хмурится.

— Чёрт возьми, заткнись.

Его слова звучат легко, что заставляет Коннора улыбнуться.

— А что насчет тех парней на вечеринке в честь Хэллоуина? — спрашиваю я у Райка. — Как ты думаешь, они все еще могут злиться на Ло?

— Да, как зовут парня, который был очень зол? — спрашивает Ло.

— Мэтт, — говорит Райк. Мы все молчим, вспоминая момент, когда Мэтт приказал своим двоюродным братьям гнаться за лимузином Коннора по улице, пока мы удирали. Он также входит в команду по легкой атлетике вместе с Райком. — Не знаю, злится он до сих пор или нет.

— Как ты можешь не знать? — огрызается Ло. — Ты капитан. Ты видишь их почти каждый день. Блядь, ты только что бегал с ними маленькими кругами.

Коннор изо всех сил старается не ухмыляться, но если бы он хотел полностью скрыть свою улыбку, уверена, он бы смог. Он определенно злорадствует над страданиями Райка. Мне это даже нравится.

— Ты бегаешь маленьким кругами со мной, — парирует Райк, уклоняясь от обвинения.

— Только по твоей просьбе. Если бы это зависело от меня, я бы бегал по улице один.

Но вдоль тротуара стоят бары, и Райк опасается, что у него возникнет соблазн забежать внутрь.

Сузившийся взгляд Ло пронзает Райка, и оба говорят сквозь жесткие черты лица. Ло подстрекает Райка сказать ему самые ужасные вещи — рассказать о его зависимости. Но Райк не хочет этого делать.

— Послушай, — говорит Райк, — ребята из команды не будут говорить мне, что они презирают моего брата, который только что провел три месяца в реабилитационном центре.

Оу. Он прав.

— Мне внести его в список? — спрашивает Коннор, пролистывая свой электронный планшет.

Сэди пытается сесть на него, ей не нравится, что его внимание разделено, но он переставляет планшет на подлокотник, и она снова устраивается у него на коленях.

Ло отводит взгляд от Райка.

— Да, конечно.

Думаю, он хочет, чтобы кто-то снова обвинил его за эту ошибку, чтобы кричал и заставил его чувствовать эту боль, как будто он заслужил нападение. Его отец поступил бы именно так. Но Ло должен понять, что это неправильный способ решения проблем. Он не должен быть наказан каждый день за то, что произошло несколько месяцев назад. Никто не умер. Никто не пострадал.

— Давайте начнем с тех, кто больше всего обижен на вас обоих, и пойдем оттуда, — советует Коннор.

Ло снова смотрит в пол, его мысли блуждают в тысяче разных мест. Это я листала ежегодник, поэтому сейчас я знаю всё лучше него.

— Аарон Уэллс, — начинаю я. Райк и Ло напрягаются. Они явно что-то сделали с Аароном, но я стараюсь не думать об этом. — И, возможно, Мейсон Никс...

После фиаско на парковке, думаю, там гораздо больше обиды, чем мы думали.

— Я должен дать моему частному сыщику мотивы, чтобы он мог сопоставить их с именами. Так что вам придется рассказать мне некоторые подробности.

Ло тяжело вздыхает.

— Ты хочешь рассказать? — он спрашивает меня. — Я могу, если ты не хочешь.

— Как насчет равных возможностей, — говорю я. — Я расскажу про Уэллса.

Ло немного потерял цвет своих щек. Он снова кивает, и теперь я жалею о своем выборе.

— Неважно, я могу поговорить о Мейсоне...

— Нет, ты взяла Уэллса.

Я делаю паузу.

— Ладно, — говорю я тоненьким голосом.

Мне нехорошо. Как будто я могу провалиться в диван и не вылезти обратно.

— Аарон Уэллс, — говорит Коннор, его глаза загораются при узнавании имени. — Он был на мероприятии Fizzle в январе?

— Да, — говорю я.

Не имея рядом Ло, чтобы сопровождать меня, моя мама позвонила Аарону Уэллсу, чтобы он был моим эскортом (не проституткой). Она не знала, что он ненавидит Ло и что он чертовски хочет сделать мое пребывание на вечеринке несчастным.

Ло превратился в камень рядом со мной, его больше нельзя обнять. Он расстроен, что его не было рядом со мной, но я бы никогда не хотела, чтобы он покинул реабилитационный центр из-за меня.

Я начинаю рассказ, как могу.

Аарон Уэллс. Высокий, шатен (почти блондин), голубоглазый бог команды по лакроссу Академии Далтона. У него голубая кровь и золотое дерьмо. Даже в девятом классе он пользовался большим уважением, прирожденный спортсмен, который украшал нашу школу своим первым чемпионатом штата по лакроссу. Парни хотели быть им, а девушки — трахаться с ним. Но Ло был единственным парнем, который не заботился о том, чтобы попасть в круг популярности Аарона.

В девятом классе мы с Ло отрицали наши проблемы перед собой и друг перед другом. Даже после того, как мы впервые занялись сексом вместе, мы просто сделали вид, что этого не было. Нам было по четырнадцать — наивные, потерянные и пытающиеся заставить чувствовать себя лучше.

Я очень хорошо помню следующий день. Я запихивала свои учебники в шкафчик, и от близости Ло у меня в груди всё сжалось. Это была наша норма. Он ждал меня, прижав сильную руку к темно-синему шкафчику, ослабив воротник галстука на своей белой рубашке. Он ненавидел эту школьную форму, даже если и выглядел в ней сексуально. Он задерживался рядом со мной, желая проводить меня в класс. От него пахло бурбоном, а в помещении он носил солнцезащитные очки, чтобы помочь своим чувствительным глазам. Тогда, до колледжа, он больше чувствовал последствия ночных попоек.

— Ты сделал то задание по поэзии на литературу? — спросил Ло.

— Что?

Мои глаза расширились. Должно быть, я забыла. Это была не редкость. Хотя учителя обычно жалели меня. После того, как Роуз была наделена сверхразумом, они считали меня глупой девчонкой Кэллоуэй.

— Все в порядке, я тебя прикрою, — сказал Ло. Я скептически сузила на него глаза. Не может быть.

— Розы могут алыми бывать, синей расцветает незабудка... — просто замечательно. Я провалюсь. — ...если вдруг качок попросит отсосать, нужно нахер слать паршивого ублюдка.

Он заканчивал стихотворение, пока его глаза блуждали впереди. Группа игроков в лакросс проходила мимо нас, Аарон возглавлял стаю.

— Советы в стихах? — сказала я с улыбкой. — Ты превзошел самого себя, Лорен Хэйл.

Мое веселье было недолгим. Аарон отделился от своей стаи и подошел к нам. Ло напрягся, и я постаралась не обращать внимания на парня, так как он возвышался надо мной.

— Ты, должно быть, Лорен, — сказал Аарон. — Мы не знакомы, но я слышал о тебе.

— Просто Ло, — уточнил он.

Аарон едва заметно моргнул и продолжил говорить, как будто Ло не произнес ни слова.

— Я устраиваю предсезонную вечеринку у себя дома.

— Это мило, — сказал Ло с кривой улыбкой, — не многие устраивают вечеринки в честь весны.

— Сезон лакросса, — отчеканил Аарон с холодными глазами.

—Метеорологи теперь придумывают новые сезоны? Впечатляет.

Я должна была это предвидеть, учитывая, что Ло был не в лучшем настроении. Не после того, как мы занялись сексом и проигнорировали событие. Не после того, как он пил виски из своей фляжки по дороге сюда.

Аарон сохранил самообладание.

— Ты можешь привести свою девушку, если хочешь.

— Она не моя девушка, — сказал Ло.

После этого признания я повернулась от шкафчика с книгами в руках. Аарон оценил меня, но не грубо, и когда его глаза остановились на моих, он посмотрел на меня с такой сильной жалостью. Как будто ему было жаль, что мне приходится терпеть Ло.

Аарон не понимал нас. Никто не понимал.

— Ты определенно приглашена, — сказал Аарон прямо мне. — И я могу познакомить тебя с несколькими хорошими парнями.

— Ага, ей не нужен хороший парень, — сказал Ло.

Он был прав. Если бы мне нужен был кто-то, кто пригласит меня на свидание, будет хорошо со мной обращаться и позвонит на следующее утро, я бы встречалась с кем-нибудь из Далтона. Но мне нужен был мужчина для секса. Парень, который мог бы переспать со мной и забыть об этом, как только мы выйдем из комнаты. Я хотела простого. Хорошие парни были сложными.

Я заговорила раньше, чем Аарон успел.

— Все в порядке. Я не хожу на вечеринки. Я имею в виду, на вечеринки Далтона.

Правило №1: Не занимайся сексом с парнями из Далтона. Иначе все бы поняли, что я сплю с кем попало.

Аарон нахмурился.

— Это как-то странно.

— Спасибо? — сказала я, прежде чем повернуться к Ло, готовая уйти.

— Вы же понимаете, что это будет вечеринка года, — сказал Аарон в замешательстве, его гордость наконец-то начала уязвляться.

Да, Аарон, мы серьезно говорили о том, что не хотим идти. Хотя я была уверена, что это будет чертовски хорошая вечеринка. Гигантские чаши для пунша. Неоновые огни. Хорошие наркотики. Может быть, даже знаменитый диджей. Но я бы предпочла пропустить всё это, лишь бы избежать сплетен на следующее утро.

Ло встретил мой взгляд, и я увидела, как он разрывается. Вероятно, он предполагал, что там будет и хорошее спиртное. Я бросила на него взгляд. Вечеринки в Далтоне были у меня под запретом. Все студенты стекаются на них, и поэтому мне приходилось проводить время в углу, пытаясь избежать косых взглядов и следя за тем, чтобы Ло не отключился.

Он посмотрел на меня умоляющими глазами, и я поняла, что он пойдет на вечеринку со мной или без меня. Поэтому я просто кивнула.

Ло повернулся к Аарону и притворно улыбнулся.

— Увидимся в пятницу.

Аарон изобразил собственное притворное счастье.

— Идеально.

Только это не было идеально. Это была одна из худших вечеринок в истории вечеринок. Настолько плохая, что после нее нас исключили из всех общественных мероприятий, связанных с Далтоном. А я даже не присутствовала на дурацком празднике Аарона.

Не я открыла всю дорогую выпивку Уэллса. Не я схватила клюшку для лакросса и каким-то образом оказалась в винном погребе. Не я выместила всё своё разочарование на двухсотлетних бутылках, которые разлетались и разбивались. Я не утопила погреб и свою боль в луже красного вина.

Но Ло, черт возьми, это и сделал.

И я должна была быть там. Иногда я думаю, изменило ли бы это исход. Я могла бы остановить Ло, и тогда, возможно, Аарон и его друзья не стали бы его так ненавидеть.

Ситуация с винным погребом положила начало их вражде.

Потом она стала разрастаться. Сначала это были глупые вещи, такие как выбивание учебников из рук Ло. Но потом трое из них загнали Ло в угол, собираясь схватить его за руки и ноги и запихнуть в шкафчик. Ло убежал прежде, чем они успели до него дотронуться. Он был хорош в этом. В беге.

Ло признался мне, и только мне, что это была его вина, что вся эта вражда впринципе началась, но он просто не знал, как её закончить, как только она началась. Словно домино, которое продолжало падать, падать и падать. Он не был достаточно взрослым, чтобы отступить, отойти в сторону. У него была слишком дерьмовая обстановка дома, чтобы позволить кому-то другому переехать его.

В течение следующих четырех лет в школе они пассивно ненавидели друг друга, иногда пассивность переходила в кулаки, но Ло быстро уклонялся от всех атак. Только в выпускном классе все изменилось. Думаю, отчасти Аарон устал от того, как учителя восхищались Ло, и от того, что к нему, казалось, было особое отношение, которое распространялось не только на спортсменов.

Мне было семнадцать, и у меня были фальшивые отношения с Ло. Впервые Аарон понял, что есть способ добраться до Ло так, чтобы он не сбежал.

Он мог поиздеваться надо мной.

Аарон начал ходить за мной на занятия, а через неделю он припер меня к стене, причем так непринужденно, со своими друзьями-игроками в лакросс. Для всех остальных они, вероятно, выглядели так, будто стояли для быстрого разговора, но всякий раз, когда я встречала взгляд Аарона, я видела только ненависть.

В четвертый раз, когда он загнал меня в угол, я была в библиотеке, отчаянно пытаясь найти книгу по искусству эпохи Возрождения. Укрывшись в глубине, между двумя книжными шкафами, я выбрала книгу с красным корешком и была готова бежать на обед. Когда я подняла голову, мой выход преградил 180-сантиметровый парень с атлетическими мышцами и суровыми бровями.

Ненависть — это животное, которое вы кормите, и я представила, что после четырех лет Аарон стал пухлым и раздутым. С виду милый парень, пригласивший меня на вечеринку на первом курсе подготовительной школы, стал холодным и злым. По крайней мере, по отношению ко мне.

Его глаза потемнели, и он шагнул вперед. Мое сердце ударилось о грудную клетку, и я попятилась назад. Он продолжил свой шаг, и я ударилась спиной о стену.

— Мне нужно идти на обед, — сказала я тоненьким голосом.

Я не знала, что он собирается делать. Он уже запустил кулаком в Ло. (Он получил недельное отстранение, а Ло в пятницу задержали в школе), поэтому я подумала, что он готовится ударить меня... или хотя бы напугать.

Миссия выполнена. Я была напугана.

Он подошел ближе, не говоря ни слова. Я думаю, это было самое страшное — молчание, отсутствие чувств.

Он поднял руки, положив ладони на плакат «Выборы студентов», рядом с моей головой, заточая меня в клетку. Его теплое дыхание обжигало мою шею, и именно тогда, в этот момент, у меня возник импульс. Я хотела уйти. Исчезнуть. Я нырнула вниз, маленькая и достаточно быстрая, чтобы проскользнуть под его рукой. Я выбежала из библиотеки, а потом прямо из школы.

Я не хотела рассказывать Ло о том, что произошло, но Аарон только усиливал свои действия. Однажды, когда я ехала домой, он пристал ко мне со своими приятелями по лакроссу. Я поехала прямо к Ло, и они отстали. Я держала рот на замке, но большую часть учебного дня провела, прижавшись к Ло. Никто не приставал ко мне, когда он был рядом.

Я обычно старалась прогуливать, когда он прогуливал. Но в один ненормальный день я реально ночевала у себя дома, и он не сказал мне, что опоздает.

Я попыталась сосредоточиться на текущей задаче. Взять учебники. Пойти на занятия. Готово. Я достала из шкафчика учебник по всемирной истории, и корешок в твердом переплете наклонил зеркало на внутренней дверце.

И тут я почувствовала две руки на своей талии.

Я подпрыгнула: ногами и сердцем. Затем я повернулась, и глаза Ло расширились.

— Привет, девушка, — подчеркнул он, разыгрывая наши притворные отношения.

Я хотела улыбнуться, но едва могла перевести дыхание.

По его лицу пробежала волна озабоченности, и он положил руки мне на щеки.

— Эйэйэй, — быстро сказал он. — Сделай вдох, Лил.

Слезы навернулись мне на глаза. До этого момента я не понимала, что Аарон разрушал меня. Игра. Сет. Матч, подумала я. Он победил.

Но я забыла, кто был моим «ненастоящим» парнем.

— Лил, что случилось?

Его голос был тяжелым и серьезным.

Я зарылась головой в его рубашку, и он обнимал меня там очень долго. Мы пропустили урок, чтобы я могла рассказать ему правду, и она хлынула из меня, как поток.

— Я всё исправлю, — сказал Ло.

Я тоже в это верила. Он позвонил Аарону и пригрозил ему карьерой в колледже, если тот не прекратит домогаться меня. С фамилией Хэйл у Ло было много контактов, и один звонок от него или его отца, и карьера Аарона в колледже будет закончена.

Аарон подумал, что это блеф. А потом Ло позвонил в колледж.

Так Аарон Уэллс выбрать запасной вариант для учебы, потеряв статус звёзды лакросса.

После этого он перестал меня преследовать...

Ну, до недавней вечеринки Fizzle (где он снова пытался напугать меня). А вскоре после этого мы получили те сообщения. Возможно, всего пара месяцев разделяет эти два события.

Обычное спокойное выражение лица Коннора слегка сменилось наморщенным лбом и рукой, прикрывающей рот. Никогда не думала, что смогу шокировать Коннора Кобальта — или что он позволит мне увидеть его удивление.

— В защиту скажу, — говорит Ло, — что мы с Аароном Уэллсом ненавидим друг друга с девятого класса. Это целая эпоха ненависти. Никто из остальных не похож на него.

— Мы можем только надеяться, — говорит Коннор.

— И наш отец помог тебе разрушить будущее этого парня? — спрашивает Райк.

— Что я могу сказать, — говорит Ло с горькой улыбкой, — так мы сблизились.

19. Лорен Хэйл

.

Я не мог говорить о Мейсоне. Лили тоже не могла. Думаю, это было слишком свежо для нас. Однажды я вкратце рассказал Райку по телефону о том, что произошло — о парковке и немного о прошлом — поэтому я сказал ему просто ввести в курс дела Коннора, и всё.

Моя голова весит чертову тонну, и мне бы не помешал стакан виски. Блин, да я бы и от пива не отказался.

Но после этого мы едем обратно в Принстон. Пару раз я останавливаюсь на заправке, говоря Лили, что мне нужно в туалет. Я избегаю того, чтобы схватить упаковки с пивом в запотевших стеклянных холодильниках, но когда я паркую машину во второй раз, Лили всё понимает и идет за мной в магазин. Она застает меня вопросительно уставившимся на упаковку Samuel Adams(пиво). Лили уговаривает меня в течение добрых десяти минут, говоря мне, что пиво отвратительно на вкус, что нарушение моей трезвости не стоит маленького, незначительного кайфа. Она права, но я просто хочу забыть обо всем на один долгий миг.

Я хочу, чтобы все воспоминания отключились, чтобы я мог уснуть. Но всё, что я сделал — каждая ошибка, каждое поганое слово, сорвавшееся с моих губ, — повторяется снова и снова. И я не могу вернуть всё назад. Но у меня есть сила, чтобы заглушить всё это.

Мы снова едем. По направлению к дому. И я забываю о выпивке. Я пытаюсь сосредоточиться на вещах, которые я могу сделать без алкоголя.

— Может, мне стоит позвонить Аарону, — говорю я Лили. Мои руки крепко сжимают руль. — Извиниться или что-то в этом роде.

Что, если он ничего не делал? Что, если я сделал еще хуже, придя к нему домой и угрожая ему? То, как поступал мой отец — это может быть неправильно. Это всё, что я знаю. И это то, что привело меня в это место с самого начала.

У меня так много сожалений. Я не верю никому, кто говорит, что у них их нет. Как можно прожить жизнь, совершая ошибки, и ни разу не пожалеть о том, что не можешь всё повернуть вспять?

Я уничтожил винный погреб этого парня. Если бы человек так поступил со мной, я бы не просто немного обиделся. Я бы презирал его. И у меня нет особых оправданий. Я просто... мне было больно, и я чувствовал, что кричу, а меня никто не слышит. Я был не прав, я понимаю, но мои действия не давали ему разрешения терроризировать Лили. За это я просто не могу его простить.

Лили проводит пальцами по моей руке, которая держит рычаг переключения передач.

— Не уверена, что это поможет. Он может не принять это.

Если Аарон — тот парень, который нам угрожает, то нам конец.

Мы подъезжаем к нашим воротам, и я ввожу номер охраны на клавиатуре. Мы проезжаем, паркуемся в пустом гараже. Роуз опаздывает, что неудивительно, учитывая, как много она работает. Когда мы входим в дом, я включаю свет, наполовину ожидая, что Лили повернется и спросит меня, можем ли мы трахнуться.

Обычно она так и делает.

Сегодня все по-другому. Может быть, потому что я открыто признался, что думаю о выпивке. Может быть, она не хочет ставить меня в положение, когда мне придется сказать ей «нет».

Лили опускается на диван, как будто для неё это нормально — больше интересоваться телевизором, чем спальней.

— Кажется, они показывают Тора на HBO, — говорит она, наклоняясь, чтобы взять пульт. Мой взгляд падает на её колени, плотно сжатые вместе. Да, она борется.

После всех этих воспоминаний мы оба заслуживаем разрядки. Я мысленно просматриваю черный список терапевта. Я перечитывал его столько раз, что каждое слово запечатлелось в моей голове.

Никакой мастурбации. 

Никакого порно. 

Никакого публичного секса. 

Остановитесь, когда остановится ваш партнер. Полезные советы: Начните с планирования времени и выделите определенный час для секса. В первые несколько месяцев придерживайтесь поз, которые не вызывают повышенного возбуждения после оргазма. (Это субъективно, и вам придется поэкспериментировать, чтобы понять, что вызывает у вас желание продолжать). 

Занимайтесь сексом только тогда, когда этого хотите и вы, и ваш партнер. Полезный совет: позвольте вашему партнеру выбирать время. 

Здоровое количество — секс не должен мешать распорядку дня. Полезный совет: придерживайтесь расписания утром и вечером.

Я знаю, что Лили считает, что существуют такие условия, как запрет на анальный секс и минет. Я долго разговаривал по телефону с Эллисон, обсуждая, как далеко я должен завести Лили. Мы всё ещё должны быть близки, и запрет на сексуальные позиции этому не поможет. Поэтому мы с Эллисон договорились, что наша цель — довести Лили до такого состояния, когда она не будет ожидать секса.

Не просить меня о сексе — это хороший первый шаг, и я хочу вознаградить её за это. Но я также боюсь, что она поймет это. Со временем она может притвориться, что ей неинтересно, чтобы получить от меня удовольствие. Суть в том, чтобы заставить её перестать думать и хотеть секса — не придумывать стратегии, как она может его получить.

Учитывая, что мои мысли крутятся в поисках чего-нибудь алкогольного, я понимаю, что это не простая задача.

— О, да! — взволнованно говорит Лили. — Мы не пропустили часть с Сиф(супергерой из комиксов о Торе, основанная на скандинавский богине Сиф), — её глаза ненадолго переходят на меня, прежде чем вернуться к телевизору. — Думаешь, нам стоит пойти на Comic-Con в этом году? Мы можем нарядиться Тором и Сиф.

Я сажусь рядом с ней на диван, оставаясь от нее на расстояние подушки. Я улавливаю мгновенный хмурый взгляд в её глазах, но он исчезает, когда она сосредотачивается на фильме.

— Не думаю, что мне пойдет быть блондином, — говорю я ей.

Она оценивает мои волосы, а затем опускает глаза и задерживается на других моих чертах. Она так пристально смотрела на меня последние пару недель, что я уверен, что через год она сможет вспомнить каждую веснушку. Её горло подпрыгивает, когда она сглатывает.

— Я... да, эмм... блондином... нет, — заикается она, прежде чем снова повернуться к фильму.

— Может, мы пойдем как Локи и Сиф? — предлагаю я.

Она колеблется мгновение, прежде чем покачать головой. Её глаза снова встречаются с моими, и на этот раз они остаются на месте.

— Как насчет Хеллиона и Х-23?

Она никогда не хочет одеваться в костюм X-23. Это облегающая черная кожа, обнажающая весь ее живот, и мне практически приходится умолять её сделать косплей моей любимой пары мутантов. Она предлагает мне это, и по какой-то причине у меня возникает внезапное желание взять её прямо здесь.

Поэтому я так и делаю.

Я преодолеваю расстояние между нами, и мои губы находят её.

От неожиданности её плечи напрягаются, руки замирают, и я раздвигаю её рот, просовывая язык внутрь. Она приходит в себя, её руки обвиваются вокруг моей шеи. Я улыбаюсь, касаясь её мягких губ. Моя девушка похожа на развратную Спящую красавицу, оживающую после глубокого поцелуя.

Я провожу языком по основанию её шеи, и она начинает извиваться подо мной. Она не похожа ни на одну девушку, с которой я когда-либо был. Мелочи приводят её в возбуждение, как будто её тело состоит из тысячи нервов. Она реагирует на каждое прикосновение и лизание, как будто это пик, которого она хочет достичь.

Её руки летят к моим брюкам, и я успеваю схватить их, прежде чем она что-то сделает. С её губ срывается стон, и позвоночник изгибается, её тело выгибается навстречу мне. Я приподнимаю её под мышки, и ее ноги мгновенно обхватывают мою талию. Крепко целую её губы, вдыхая ванильный аромат её волос.

Уже на середине пути она начинает тереться о меня. Она должно быть чувствует, что я твердый, но мне нужно, чтобы она не трогала меня руками. У меня есть самоконтроль, но он исчезает всякий раз, когда она начинает потираться о мой член.

Я опускаю её на ковер, диван слева от нас. Мои губы медленно касаются её уха, мои зубы едва касаются нежной кожи. Она резко выдыхает.

— Полегче, любовь моя, — вздыхаю я.

Она снова успокаивается, и я начинаю, очень медленно, раздевать её. Легкое прикосновение ткани влияет на неё, когда футболка проходит по животу и через голову. Когда я берусь за джинсы, она пытается сесть и дотронуться до меня, но я кладу руку ей на плечо, заставляя её снова опуститься на пол, и бросаю на нее неодобрительный взгляд.

Она тяжело дышит, и я жду, чтобы расстегнуть пуговицу, пока она не кивнет, соглашаясь, что должна оставаться неподвижной.

Когда она это делает, я продеваю пуговицу в отверстие и медленно расстегиваю молнию. Спуская джинсы вниз по бедрам, я наслаждаюсь её телом и тем, как она реагирует на меня. Маленькие стоны, подергивания её ног и загибание пальцев. Каждое движение наполнено красотой, которую она никогда не поймет. Это заставляет меня осознать, насколько она живая.

Отбросив её джинсы в сторону, я целую верхнюю часть ее груди, и она вздрагивает, прижимаясь ко мне. Я игриво провожу зубами по бретелькам ее лифчика, и её грудь поднимается и опускается в быстрой последовательности, жаждущая и желающая.

— Ло, — стонет она.

Я подавляю стон в своем горле и расстегиваю бюстгальтер, освобождая её от одежды. Затем я осторожно спускаю её трусики вниз и снимаю с лодыжек. При этом я легонько провожу пальцами по влажному месту между ее ног, так коротко и сильно, что от этого ощущения её тело мгновенно содрогается. Мне снова приходится напоминать ей, чтобы она оставалась неподвижной.

— Ло, пожалуйста, — говорит она, ее голос нуждающийся и хриплый.

Я целую эти покрасневшие губы, а затем встаю на ноги, оставляя ее голой и обнаженной на полу гостиной. Ее глаза расширяются от ужаса, когда она думает, что я больше не собираюсь трахать её.

— Сейчас вернусь, любовь моя, — быстро говорю я, желая, чтобы страх исчез с её лица. — Мне нужно взять презерватив... и смазку, — я усмехаюсь при этом и жду секунду, чтобы увидеть, как меняется её настрой.

Всё её лицо озаряется восторгом.

— Но... я думала... — начинает она.

Я уже отступаю в сторону спальни. Мой член, кажется, может взорваться в любую минуту, и я не могу долго ждать, чтобы получить свою, чертовую разрядку. На короткую секунду меня охватывает страх, когда я понимаю, что оставляю её голой, возбужденной и одной.

Когда я на середине лестницы она всё ещё смотрит на меня, но ее руки все ближе и ближе к внутренней стороне бедер.

— Не трахай себя, — говорю я грубо. — Иначе я к тебе не притронусь.

Это угроза, которую мне не нравится озвучивать, учитывая, что мое собственное возбуждение почти достигло пика. Я хочу засунуть свой член в неё прямо сейчас.

Она охотно кивает, и я соглашаюсь, отчаянно пытаясь поверить в нее. Мне просто нужно, чтобы она была сильной, но я знаю, что мастурбация — одно из её навязчивых желаний.

Поднявшись на второй этаж, я захожу в темную спальню и быстро роюсь в ящике стола, доставая упаковку презервативов и смазку. Я не израсходовал ни того, ни другого за две недели, что должно стать для нас рекордом.

Когда я возвращаюсь в гостиную, то обнаруживаю Лили все еще лежащей на ковре, но она закрывает лицо руками. Она слишком сосредоточена, чтобы услышать, как я вошел, и я пользуюсь моментом, чтобы снять штаны и майку. Я ложусь рядом с ней и легко поглаживаю по макушке. Ее руки скользят вниз, обнажая лицо, глаза и взгляд, который говорит, трахни меня сейчас.

— Ло, я почти дотронулась до себя.

Я целую её лоб и беру одну из её рук в свою.

— Но ты этого не сделала.

Она качает головой.

— Но я хочу... очень сильно, — признается она. — Я не могу вспомнить, как я чувствуюсь. Разве это не странно? Это странно, да? Я имею в виду, это мое тело, но мне не разрешается прикасаться к нему, и я... я...

Господи Иисусе. Я беру её на руки, и она зарывается головой в мою грудь, чуть ли не плача. Всё идет не по плану, и я чувствую, что это отчасти моя вина. Я не должен был оставлять её одну и давать ей возможность заползти в свою голову. Может быть, я смогу это исправить.

— Всё в порядке, Лил, — шепчу я. — Если ты хочешь потрогать себя, просто попроси меня.

Держа её руку в своей, я провожу ею вниз по её животу, мимо пупка и между ног. Она задыхается, когда я провожу пальцами по ее клитору, а затем спускаюсь дальше, позволяя ей почувствовать, какой мокрой она стала.

— Лучше? — спрашиваю я, подтягивая ее руку со влажными пальцами обратно к груди.

Она кивает, плечи расслабляются, и я целую основание её шеи.

Поворачиваю её на бок и ложусь прямо к её спине. Я почти вижу, как она начинает улыбаться.

Я разрываю упаковку презерватива.

— Можно я надену его на тебя? — с надеждой спрашивает она, слыша, как рвется упаковка.

— Если ты сможешь сделать это быстро, — говорю я ей, желая оказаться внутри неё больше, чем она, возможно, предполагает.

Она переворачивается лицом ко мне, и я протягиваю ей презерватив. Её взгляд падает на мой член, и я вижу, как все её выражение лица практически светится. Ей легко доставить счастье, что, наверное, и является проблемой, но я наслаждаюсь тем, что посылаю в её тело ударную волну и вижу, как её лицо загорается, словно город.

Не слушая меня, она осторожно и медленно натягивает презерватив на мой член. Я испускаю тяжелый вздох, а затем стону. Боже мой.

— Быстрее, Лил, — требую я.

Ее глаза поднимаются вверх, что удивительно, поскольку иногда ей требуются огромные усилия, чтобы смотреть куда-либо, кроме моего члена. Она смотрит на меня умоляющими глазами, и я не могу не улыбнуться, но не сдаюсь.

— Быстрее, — повторяю я, растягивая слоги.

Она заканчивает надевать презерватив на мой член, а затем тянется за смазкой. Я хватаю её за запястье и делаю движение, чтобы она повернулась. Я знаю, что она хочет контролировать ситуацию. Знаю, что ей этого не хватает. Но она должна заставить меня поверить, что она может быть сверху и не увлекаться. Сейчас она даже близко не может справиться с таким положением, не сойдя с ума.

Прежде чем перевернуться, она наклоняется и нежно целует головку моего члена. Затем она переворачивается на бок, выпячивая свою задницу для меня.

Я наношу немного смазки, и она немного извивается, но я держу её крепко. Мой член пульсирует, и я знаю, что не могу удержаться, чтобы сделать это медленно и аккуратно. Поэтому, когда она готова, я вхожу в неё так быстро и глубоко, как только могу, не причиняя ей боли.

Она издает долгий приятный стон и снова начинает извиваться. Но я крепко держу её, одной рукой обнимая за шею, а другой — за талию, хватая её за грудь, пока начинаю входить в неё. Каждый толчок посылает волны экстаза по моему члену, и это слишком хорошо, чтобы остановиться хоть на секунду. Я ускоряю темп, её стоны и полукрики поддерживают мою скорость.

Еще через несколько минут я чувствую, что она достигла своего предела. Я двигаюсь быстрее и сильнее, закрыв глаза, стараясь не расслабляться. И когда моя рука опускается между ее ног, её тело сотрясают волны наслаждения. Она содрогается от каждого сильного толчка, а затем её дыхание становится рваным и тяжелым.

Я вытаскиваю из неё свой член, все еще твёрдый и ноющий, и сбрасываю презерватив. Ее веки тяжелые, но она тянется ко мне. Я быстро переворачиваю её на спину и хватаю за ногу, поднимая её над плечом. Новое положение оживляет её энергию, и её глаза встречаются с моими. Одним быстрым движением я оказываюсь внутри ее мокрой киски, и она приподнимает бёдра.

Я начинаю двигаться сильнее, глубоко заполняя её. Мой член жаждет освобождения, но я продолжаю пульсировать, продолжаю удовлетворять её потребности. Свободной рукой я беру её подбородок и наклоняюсь вниз, наши губы соединяются. Я целую её, пока вхожу и выхожу, вхожу и выхожу. Я задеваю что-то, и она отрывается от моего рта, ухмыляясь. Я улыбаюсь в ответ, а затем прижимаюсь носом к её щеке, надавливая сильнее, мои губы расходятся, как только раздается стон. Мое горячее дыхание на её шее, моя рука на её губах, заглушая её звуки и усиливая её возбуждение.

Всё, чего я когда-либо хотел, находится здесь, в моих объятиях. Хотел бы я остаться вот так навсегда, но в конце концов мы вместе кончаем — во всплеске блаженства и тоски.

20. Лорен Хэйл

.

Мы лежим на полу, свернувшись калачиком на двух одеялах и паре подушек. Лили заснула в моих объятиях, ее ровное дыхание согревает мою обнаженную грудь.

Она никогда не спрашивала меня, почему я стал трахаться лучше, чем тот небрежный парень, кем я был в четырнадцать лет. Конечно, наш первый раз вместе на самом деле был моим первым. Но я всегда знал, что в конце концов верну её в свои объятия. Я поклялся быть лучше, чем все остальные её завоевания. Чтобы удержать Лили Кэллоуэй, я должен был уметь удовлетворять все её потребности.

Поэтому я тренировался. Я встречался с девушками в течении недели или около того, ничего серьезного, но я следил за тем, чтобы секс всегда был связан с их желаниями, их удовольствием, а не с моим. Это помогло выяснить, что подходит Лил — что больше всего возбуждает женщин. И, наверное, я просто стал хорош в этом. Так что в большинстве случаев я преуспел.

Я имею в виду, я могу удовлетворить свою двадцатилетнюю сексуально зависимую девушку, ради всего святого.

Что я не могу сделать, так это заснуть, но, по крайней мере, держа её в своих руках, я отвлекаюсь от поисков выпивки. Вроде того.

Вдруг я слышу, как открывается задняя дверь, и на кухне загорается свет. Твою мать. Твою мать. Твою мать.

Я забыл, что Роуз живет здесь. Как, черт возьми, я забыл об этом?

Я смотрю вниз на Лили, совершенно голую, как и я. О... да. Ее левая грудь обнажена, сосок красный и набухший от всех тех раз, когда я сосал его. Я накрываю ее одеялом и считаю стук каблуков Роуз по мрамору кухни, ожидая, когда эта бомба взорвется.

Может быть, она нас не увидит.

— Лорен, — холодно говорит она в своей обычной октаве.

Я поднимаю голову. Роуз бросает на меня смертельный взгляд, который, я уверен, доводил детей до слез. Ее руки надменно лежат на бедрах, а рот в вечной хмурой гримасе. Она уже собирается отчитать меня, но я прикладываю палец к губам и киваю на Лили.

Наконец-то она уснула. Обычно проходит несколько часов, прежде чем она расслабляется, но после того, как она кончила во второй раз, она сразу задремала. Я мог бы бегать по комнате и трясти кулаками в воздухе. Конечно, секс — ее порок — помог ей заснуть. Это не совсем триумфальная победа. Но, тем не менее, это маленькая победа.

Глаза Роуз мелькают между нами. Она показывает на меня, а затем тычет пальцем в сторону кухни. Я говорю хорошо, а затем осторожно маневрирую из-под Лили, не разбудив её. Она едва шевелится, и я поправляю одеяло, чтобы она была полностью укрыта.

— Лорен! — шипит на меня Роуз.

Я хмурюсь и поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как она прикрывает глаза. О, точно, я же голый.

Я стараюсь не ухмыляться, хватая свои трусы-боксеры. Неа, не могу их найти. Я хватаю с дивана плед и повязываю его вокруг талии. Я захожу на кухню, и она тут же набрасывается на меня со своей кожаной сумочкой.

— Ладно, ладно, — шепчу я, блокируя удары руками. — Я забыл, что ты здесь живешь, мои извинения.

Она убирает своё гребаное оружие в кобуру и снова использует свой смертельный взгляд.

— Вы не можете заниматься сексом в гостиной, Лорен. Ты нарушил правило.

— Что?

Не может быть. Я знаю этот список от начала до конца... но и Роуз тоже.

— Никакого публичного секса, — напомнила она мне.

— Гостиная — это не общественное место.

— Теперь, когда ты живешь со мной, это так. Это общественное место, — она оглядывается вокруг себя. — Как и кухня, и гараж, и всё, что не делится только между тобой и Лили. Не думала, что мне придется объяснять тебе это.

В моей груди вспыхивает боль, и я опускаюсь на ближайший барный стул.

— Я не... я... — я хмурюсь.

Твою мать. Я такой чёртов идиот.

И желание вырвать усиливается.

— Лорен, — говорит Роуз, ее голос почему-то мягкий. Я встречаюсь с ее глазами, и они выглядят шокирующе сочувствующими. — Это была одна ошибка. Она больше не повторится.

Её голос холоден, но ее оптимизм немного помогает.

— Не повторится.

Она делает небольшой вдох.

— Как у неё дела сегодня вечером?

Как будто у Лили была контрольная работа, которую нужно было сдать, и я полагаю, что отчасти именно таким будет для неё секс с этого момента — тестом, чтобы понять, будет ли она питать навязчивые мысли или нет.

— Лучше, чем обычно, — говорю я. — Она больше слушала меня и заснула через час. Но я думаю, это может быть потому, что я наконец-то взял её сзади.

Роуз говорит о сексе так, будто мы на уроке психологии, не более чем о науке, здоровье и анатомии человека, что делает его пугающе легким для обсуждения.

— Вы часто занимались анальным сексом?

Я издаю негромкий смех.

— Каждый день.

Я слышу скрежет открываемой или закрываемой двери гаража и тут же вскакиваю на ноги.

Роуз протягивает руку.

— Это просто Коннор.

— Он будет спать тут? — говорю я в недоумении, а потом мои губы приподнимаются. — Вы наконец-то сорвали вишенку, мисс Роуз Кэллоуэй?

Она выглядит так, будто готова вырвать мои голосовые связки. Моя улыбка только усиливается.

— У него ранняя встреча в Нью-Йорке, — говорит она. Должно быть, для Cobalt Inc., компании его семьи по производству чернил и магнитов, которая почти так же прибыльна, как детские товары Hale Co, но не совсем. — Это произошло в последнюю минуту, поэтому я сказала ему, что будет проще, если он переночует здесь... на диване.

Ох. Блядь.

Я гримасничаю, не в силах взглянуть на диван из кухни. Но через арку я представляю себе подушки на полу и одну из подушек, опасно свисающую через край. В общем, я оставил в комнате катастрофу с Лили, запутанную в одеяло. Посторонний человек решил бы, что мы трахались на диване, хотя я был достаточно предусмотрителен, чтобы переложить её на ковер.

— Здесь две гостевые комнаты, — говорю я. — Почему на диване?

— Он не хотел поднимать шум после своего ухода, — говорит Роуз.

Ее невротическая натура должна была бы переставить все подушки на кровати, постирать простыни и, возможно, погладить занавески, чтобы быть уверенной, что он не тронул и их.

Коннор входит в дверь, через плечо у него перекинута небольшая сумка, а рука занята написанием сообщения на телефоне.

Когда он поднимает голову, его глаза встречаются с моими, затем опускаются вниз по моему почти обнаженному телу, останавливаются на моем одеяле, а затем снова поднимаются вверх.

— Привет, красавица, — говорю я с ухмылкой.

Он едва заметно моргает.

— Брюки изобрели в этом веке.

Он проходит дальше на кухню, чтобы слегка поцеловать Роуз в щеку. Должно быть, он приплюсовал тот факт, что на мне плед из гостиной, потому что он говорит: — Я думал, вам запрещено заниматься публичным сексом.

Конечно, Роуз рассказала ему о списке. Она пойдет на все, чтобы убедиться, что Лили не сбивается с пути в своем выздоровлении.

— Здесь никого не было. Мне это показалось достаточно приватным.

Я не могу прочитать спокойное выражение лица Коннора, но он смотрит на Роуз. Она качает головой, как будто точно знает, что он собирается сказать.

— Я говорил тебе, что ты должна была уточнить для них, — говорит ей Коннор.

— Я говорил тебе? Тебе что, годик? — Роуз огрызается, но она просто злится, что была неправа, а он оказался прав.

— Большинство годовалых детей едва могут говорить, не говоря уже о том, чтобы произносить целые идиомы по типу Я же тебе говорил.

Она выглядит так, будто хочет дать ему пощечину.

— Почему мы встречаемся?

— Потому что я пригласил тебя на свидание, и ты согласилась, — говорит он ей с задорной улыбкой. — И ты безумно влюблена в меня.

— Я никогда такого не говорила.

Он отвечает по-французски, и я даже не могу разобрать слов.

Она шлепает его по руке, и он шепчет ей на ухо ещё глубже, его рука обвивается вокруг её талии, когда он притягивает ее к своей груди. Не думаю, что когда-либо видел Роуз такой раскрасневшейся.

Она кладет руку на его черную рубашку, чтобы убедиться, что между ними есть пространство. Он целует её в макушку и продолжает обнимать, но поворачивается ко мне.

— Значит, диван не свободен.

Его взгляд падает на Розу, ожидая, что она предложит другое решение. Типа её кровати, но она затвердела до состояния камня.

Она не готова на сто процентов разделить постель с парнем, и это не плохо. Я горжусь тем, что вывожу Роуз из себя, но вызывать у нее такой страх — даже непреднамеренно — заставляет меня чувствовать себя ужасно.

Роуз говорит: — Комната для гостей на цокольном этаже свободна. На днях я постелила там чистое постельное белье.

Коннор кивает, принимая предложение, но если он и разочарован, я не могу этого сказать.

Я оставляю Коннора и Роуз тихо разговаривать между собой, а сам осторожно поднимаю Лили на руки. Я успешно переношу её обратно в кровать, не разбудив. Она вздыхает и мирно спит, когда я кладу её на матрас и натягиваю на неё плед.

— Ло, — говорит она сонным голосом и переворачивается на подушку, крепко обнимая её.

Никогда еще я так не ревновал к чертовой подушке.

Но я позволяю себе улыбнуться.

Год назад это был бы другой мужчина в её объятиях.

Ох, как далеко мы продвинулись.

21. Лорен Хэйл

.

Мы договорились не попадать в стрессовые ситуации. Например, как воскресный ланч с родителями Лили. Как любое общение с моим отцом.

Сегодня я нарушаю эту сделку.

Лили занята с Себастьяном, притворяясь, что занимается с репетитором. Я сказал ей, что собираюсь позаниматься с Райком в спортзале Пенна, но когда я еду в Филадельфию, я сворачиваю в Вилланову. Некоторые дома имеют акры и акры подстриженных газонов, декоративные фонтаны, хлещущими на переднем дворе, и сверкающие Lamborghini, припаркованные на подъездной дорожке — это место больше подходит для Беверли-Хиллз, чем для пригорода Филадельфии. Мои нервы рикошетят с каждым километром дороги.

До разговора с Коннором вчера вечером я не собирался встречаться с отцом. Но я спросил его о вероятности найти шантажиста до утечки информации. Он сказал мне, что шансы у меня такие же, как у солнца, взорваться менее чем через миллиард лет. Я посмотрел, и оказалось, что солнце не взорвется еще четыре-пять миллиардов лет, так что, говоря словами Коннора Кобальта, я в дерьме.

Затем телефон Лили завибрировал на тумбочке. Она была в душе, поэтому я взял его. С неизвестного номера пришло сообщение. В голове стучало слово. Шлюха. Как будто кто-то ударил меня по ребрам, и перед тем, как зайти в ванную, чтобы поговорить с ней, у меня возник внезапный порыв проверить другие её сообщения.

Семьдесят пять штук.

Именно столько раз она получала сообщения с оскорблениями — одни красочнее других. Я не расстроился, что она не рассказала мне о них. Но теперь она не может расстраиваться, что я разговариваю с отцом. Это уже зашло слишком далеко. И у меня нет вариантов. У моего отца в мизинце правой руки больше силы, чем у меня во всем теле. И если это то, что нужно, чтобы обеспечить безопасность Лили, то так тому и быть.

Я проезжаю ворота и паркую машину на круговой подъездной дорожке. Мне требуется мгновение, чтобы набраться храбрости и позвонить в дверь. Я слышу звон, который разносится по всему дому.

Через пару минут дверь распахивается, и я ожидаю, что по другую сторону будет стоять персонал, который проведёт меня к отцу. Может быть, помощник Джонатана. Может быть, сторож, который иногда заходит в дом.

Но мой отец сделал невозможное и открыл свою собственную дверь. Его властная поза заполняет проём, почти побуждая меня сделать шаг вниз по каменной лестнице и опустить ноги на тротуар в знак поражения. Каким-то образом я стою на ногах.

У него напряженное выражение лица, глаза потемнели от выпивки, а душа почернела от ненависти. Я сосредотачиваюсь на морщинках у его глаз, обветренных с тех пор, как я видел его в последний раз. Мне кажется, что в этот момент я должен испытывать внезапную необоримую неприязнь к этому человеку. Он наплевал на меня, когда я попросил о помощи. Он забрал мой трастовый фонд, когда я сказал ему, что еду на реабилитацию. Он лгал мне двадцать один год.

Мои эмоции переплетаются, и все же горечь — это далеко не то, что я чувствую. Жалость ближе к поверхности. Я понимаю, что мог бы стать им. Черт, я всё ещё могу пойти в этом направлении и остаться один в особняке, упиваясь своими проблемами и прогоняя в голове разные «могло бы быть» с «сейчас». Как бы мне ни хотелось в это верить, он — это я, без Лили. Без Райка или Коннора. Он — мое будущее, если я снова начну пить.

Я ничего не говорю, отчасти потому, что он должен провести меня внутрь без моих просьб. Он не может притворяться, что никогда не посылал все эти сообщения о том, что хочет встретиться или пообедать. Он хочет меня видеть, даже если он отрицает это, даже если он едва отодвинулся на сантиметр от двери.

— Ты на моем чёртовом пороге, — наконец говорит он. — Не хочешь объяснить, почему, или ты ждешь приглашения?

Я сдерживаю напряженный вздох.

— Я хотел поговорить.

Думаю, может быть, он скажет что-нибудь резкое типа перезвонить мне было бы достаточно. Но он толкает дверь дальше и входит в дом, щеголяя своим угольным костюмом. Я следую за ним, закрывая за собой дверь, и направляюсь по длинному коридору к внешнему дворику.

Дом кажется другим. Я вырос здесь. Бегал по коридорам и скользил по натертому паркету, чуть не сломав руку. И все же, когда я здесь в трезвом и ясном состоянии, все эти воспоминания кажутся темными и туманными.

На каменном патио я сажусь за черный железный стол с видом на небольшой пруд, который раскинулся на акрах земли. Две утки плавают в мутной воде, избегая плавающих рядом с ними кувшинок. Мой отец смешивает себе напиток в баре из черного гранита, стаканы звенят друг о друга в знакомой мелодии.

Я закрываю глаза, прислушиваясь к благоговейным звукам: щебету птиц, журчанию фонтана, звону ветряных колокольчиков. Иногда мне кажется, что часть меня откололась. Я знаю, что в трезвом состоянии я уже не тот человек, каким был, когда пил. Но что если та часть меня, которая изменилась, была частью моей души — хорошей частью? Или, может быть, я просто придумываю оправдания, чтобы снова выпить? В этом-то и проблема, не так ли? Решать, что правильно, а что нет в моей голове. Я все время чувствую себя таким запутавшимся.

Я открываю глаза как раз в тот момент, когда мой отец подходит ко мне с двумя пустыми стаканами и бутылкой темной жидкости. Он ставит передо мной хрустальный бокал, и я сосредотачиваюсь на его медленных движениях.

Поддавшись импульсу, я кладуруку прямо поверх бокала, прежде чем он успевает налить в него что-нибудь. Мое сердце громко стучит в груди.

Его глаза темнеют.

— Значит, теперь ты не можешь даже выпить, чёрт возьми, со мной?

Мое горло словно налилось свинцом, но мне удается подобрать слова.

— Меня от этого тошнит. Я на лекарствах.

Слава Богу, я принял таблетку сегодня утром.

Его челюсть крепко сжимается, и он смиряется, наливает себе стакан и опускается в кресло напротив моего. Я убираю руку с хрусталя и переворачиваю его.

— Ты здесь из-за денег? — спрашивает он, сразу переходя к делу.

Я смотрю на стол и собираюсь с мыслями. Зачем я здесь? Для двух вещей, ни одна из которых не связана с финансами или их отсутствием.

Он все равно продолжает молчать, и я позволяю ему.

— Я знаю, что сказал перед тем, как ты ушёл...

— Правда? — огрызаюсь я.

— Да, Лорен. И, возможно, если бы ты дал мне немного времени, чтобы все обдумать, все могло бы сложиться, чёрт возьми, по-другому.

Не совсем понимаю, что он имеет в виду. Я бы не поехал на реабилитацию? Имел бы с ним отношения? Он просто забрал мой трастовый фонд из импульса? Но если бы это было правдой, он бы дал мне денег, когда я вернулся в Филадельфию. Он бы приложил больше усилий, чтобы все исправить.

Мои глаза сужаются глядя на стол в глубокой задумчивости. Он действительно пытался позвонить мне. Он протягивал руку помощи. Это я закрылся от него — потому что Райк сказал мне так сделать. Он сказал, что я не должен больше открывать эту дверь, но, возможно, он был неправ. Может быть, мой отец был прав все это время.

Он отхлебывает из бокала и выпивает содержимое одним глотком.

У меня пересохло в горле.

— Ты мой сын, — говорит он решительно, — и я не позволю тебе бороться, только потому что ты принимаешь плохие решения.

— Реабилитация не была плохим решением.

— Это была пустая трата гребаного времени, — опровергает он. — Распитие алкоголя — не проблема, и ты сделаешь это снова. Не обманывай себя.

Прежде чем я открыл рот, чтобы ответить, он говорит: — Но это уже не важно.

Он достает чековую книжку.

— Я хочу помочь тебе снова встать на ноги.

— Мне не нужны твои деньги, — говорю я, хотя знаю, что это глупое решение.

Потому что, действительно, что я собираюсь делать? Я не могу продолжать жить на наследство Лили. Рано или поздно мне придется понять, в чем я хорош, и зарабатывать на жизнь, не приползая к отцу за деньгами.

— Сейчас не время начинать скромничать, — говорит он мне. — Ты не можешь пытаться быть трезвым и одновременно работать.

— А что, по-твоему, делают нормальные люди? Не у всех есть богатые родители, на которых можно положиться.

— У тебя есть, — говорит он. — И почему, черт возьми, ты думаешь, я так много работаю?

— Тебе больше нечем заняться.

Он хмурится.

— Я делаю это для того, чтобы тебе не пришлось так бороться. Так что перестань быть, чертовым идиотом и возьми эти чертовы деньги.

Я верю ему, хотя Райк, вероятно, сказал бы мне, что я не должен — что Джонатан Хэйл проводит часы в своем офисе, потому что он несчастен и одинок и ему нравится все богатство, которое он может позволить себе купить.

К этому чеку также прилагается условие. Я буду ему чем-то обязан. Именно поэтому он в первую очередь забрал мой трастовый фонд. Он не просто хочет, чтобы я снова поступил в колледж. Он хочет иметь власть над моей жизнью, чтобы указывать мне, что делать, чтобы сделать из меня сына, о котором он всегда мечтал. Но я просто большое, гребанное разочарование.

— Я здесь не для этого, — говорю я, чувствуя тяжесть в груди.

Он вздыхает и закрывает чековую книжку. Он наливает еще один стакан.

— Тогда для чего?

Он заинтригован больше, чем показывает. Любопытство мелькает в его темных глазах.

Я перевожу дыхание, глядя на перевёрнутый пустой стакан передо мной. Выпивка помогла бы, но я должен сделать это сам.

— Мне нужно её имя.

— Чьё?

В его голосе слышны нотки, говорящие о том, что он прекрасно знает, о ком я говорю.

— Моей настоящей матери.

Женщины, с которой у него был роман. Причины, по которой он разошелся с Сарой Хэйл, мамой Райка.

— Она не хочет тебя видеть, — холодно говорит он.

— И я тебе не верю.

Он сдержанно смеется и стучит зажигалкой по столу, коробка с сигарами лежит неподалеку.

— Я знал, что ты захочешь получить ответы. Где она жила, как выглядела, но они только расстроят тебя. А я не хотел видеть, как исказится твое лицо.

— О чем ты говоришь?

— Она не хотела тебя, Лорен. Я говорю тебе, чтобы ты не тратил свое, гребанное время.

Как я могу верить ему после всех этих лет лжи? Но какая-то часть меня воспринимает эту информацию как правду.

— А вот и оно.

Он подносит стакан к губам. Я понимаю, что мое лицо исказилось от множества эмоций. Обида — самая сильная из них.

— Ты ошибаешься, — говорю я себе под нос, чтобы снова стать таким же жестким и холодным, как он. — Я хочу знать её имя. После всех этих лет, когда ты говорил мне, что Сара — моя мать, я, хотя бы, заслуживаю того, чтобы иметь хоть какое-то подобие, чёртовой правды.

Он резко закатывает глаза и, к моему удивлению, отрывает чек и переворачивает его. Я смотрю, как он черкает что-то на бумаге, а потом протягивает её мне.

— Не я здесь плохой парень, — говорит он. — Я просто защищаю тебя от еще большей боли. Вот и все.

Я смотрю на чек.

Эмили Мур. 

— Ты любил её?

Нет, где она? Или, почему она отказалась от меня? Я вынужден был задать самый глупый, бессмысленный вопрос — потому что мой отец не верит в любовь.

— Все пятнадцать минут, конечно, — сухо говорит он. — Теперь у тебя есть то, что ты хочешь, можем ли мы двигаться дальше от всего этого дерьма?

Он хочет вернуться к тому, как всё было, но я даже не уверен, что это возможно.

— Мне нужно кое-что ещё, — говорю я ему, убирая чек в карман. — И это требует осторожности.

Он криво усмехается и встает, чтобы наполнить свой стакан.

— Почему я не удивлен? Какого ты натворил на этот раз?

Я игнорирую.

— Это не совсем про меня. Это связано с Лили.

Он садится обратно, обхватывая рукой полный стакан виски. Я стараюсь не заострять на этом внимание.

— Я играю в гольф и обедаю с Грэгом через день, так неужели это тот тип осторожности, который требует, чтобы я лгал её отцу?

О, да.

— Это погубит Кэллоуэев.

Мой отец выпрямляется, его черты лица становятся жесткими. Он на самом деле немного похож на Райка.

— Что, блядь, происходит?

— Ты должен пообещать, и я хочу, чтобы это было в письменном виде.

Он смотрит на меня.

— Не будь маленьким засранцем.

Я огрызаюсь.

— Я не маленький засранец. Ты говоришь, что сделал всё это... — я оглядываюсь вокруг себя — ...ложь о моем брате и моей настоящей, чёрт возьми, матери, потому что ты пытался защитить меня. Так что пойми, что я пытаюсь защитить девушку, которую люблю. И я сделаю всё, чтобы добиться этого. Поэтому если ты не подпишешь что-то, что говорит о том, что ты не откроешь свой чертов рот, я ухожу.

Я встаю, моя грудь поднимается и опускается от внезапного гнева.

— Сядь, чёрт возьми, на место.

Я не сажусь.

— Сядь, — усмехается отец. — Я схожу за листом бумаги. Не думаю, что смогу написать контракт на обратной стороне чека.

Я опускаюсь на стул и смотрю, как отец покидает внутренний дворик, бормоча ругательства под нос. Но я победил. На этот раз.

В итоге он набирает текст на своем ноутбуке. Через час мы составили и подписали контракт, согласно которому он не имеет права ни прямо, ни косвенно сообщать что-либо Кэллоуэям. Если он это сделает, он потеряет компанию Hale Co. в пользу Райка. Сначала мы договорились, что я приобрету компанию, но он выглядел слишком довольным от мысли, что я унаследую его бизнес. Теперь его губы изгибаются от напряжения при одной мысли о том, что его ребенок, который его презирает, может получить его наследство. По крайней мере, я знаю, что он любит меня больше, но на самом деле это не слишком высокое достижение.

У моего отца уже новый стакан виски, и мы снова сидим на террасе. Его контракт в его кабинете, мой — на столе.

— Итак, что же такого серьезного, что я не могу рассказать даже своему лучшему другу? — спрашивает он.

— Когда я вернулся из реабилитационного центра, мне пришло сообщение с неизвестного номера, — говорю я ему. — Он сказал, что ненавидит меня, и в основном угрожал раскрыть секрет Лили из мести. Так что я не думаю, что он шантажирует нас. Он не просит денег, но однажды упомянул об этом. Он сказал, что ему могут много заплатить таблоиды, если он раскроет секрет Лили.

Слова льются потоком, прежде чем я успеваю остановиться и оценить каждое из них. Мне страшно, и если отец не видел этого раньше, то теперь видит. Я чувствую себя, как маленький ребенок, разрыдавшийся из-за хулигана в школе.

— Помедленнее, мать твою, — сурово говорит он. — Мы разберём это по частям.

Я повторяю все снова, неясно рассказывая о причастности Лили и даже вдаваясь в подробности о неизвестном номере и о том, как частный детектив Коннора отследил его до одноразового телефона.

Мой отец слушает довольно внимательно, и к тому времени, как я заканчиваю, я вижу, что он размышляет над той частью головоломки, которую я намеренно обошел стороной.

— Если только Лили не главарь наркокартеля, я очень сомневаюсь, что это что-то, из-за чего Fizzle окажется в финансовом кризисе. Ну правда, у таблоидов есть дела поважнее, чем сплетничать о наследниках и наследницах. Посмотри на себя, ты посещаешь реабилитационный центр, и даже не попал в The Enquirer.

 Моя и её зависимость не пропорциональны. Ни в коем случае. Я — очередная зазубрина в истории о богатых детях, которые пристрастились к алкоголю или наркотикам. Лили, девушка, которая зависима от секса. Даже если это случается, люди не говорят об этом, но в этот раз будут.

— Допустим, люди сочтут её новостью, и не в хорошем смысле. Что тогда? Как ты думаешь, ты сможешь найти этого парня?

— Я мог бы попробовать, — говорит он, глаза горят интересом. — В чем дело?

И я просто выдыхаю.

— Она сексуально зависима.

Я наблюдаю, как он хмурится, а затем неверие быстро переходит в юмор. Он смеется так сильно, что его кулак подсознательно бьет по столу, перечница опрокидывается и звенит по железу. Наверное, трудно поверить, что девушка, которую он знает, застенчивая и немного неловкая, может иметь такую зависимость.

— Ты меня поймал. Это уж точно, — говорит он, откинувшись на стуле с ухмылкой.

Мое выражение лица не меняется. Я не могу смеяться с ним или шутить о проблеме Лили. Не тогда, когда я знаю, насколько это опасно. До того, как мы сошлись, я заставал её за просмотром сайта Craigslist(американский сайт объявлений) в поисках секса. Есть уровни сексуальной зависимости, которые пугают меня до смерти.

Отец наблюдает за моими непоколебимыми чертами лица, и его улыбка исчезает.

— Ты серьезно?

— Она зависима от секса. Она была такой с тех пор, как... не знаю, с тех пор, как лишилась девственности.

Я морщусь, никогда не желая говорить об этом с отцом.

Он потирает рот, соединяя все воедино.

— Оу... — его глаза увеличиваются. — Оу... блядь.

Он смотрит на мой контракт, как будто в секунду готов выхватить бумагу и поджечь её.

Я кладу контракт в карман, и его глаза поднимаются к моим.

— У нас сделка, — напоминаю я ему.

— Сексуальная зависимость — вы вообще уверены в этом? — спрашивает он. — Это серьезное обвинение, которое требует доказательств.

— Она ходит к секс-терапевту, — говорю я ему, — и не то чтобы это твоё дело, но она нанимала мужчин-проститутов, так что да — у нее была, чертова проблема.

— Была? В прошедшем времени?

— Мы работаем над этим.

Он издаёт низкий смешок, от которого у меня холодеют кости.

— Ты позволял своей девушке трахаться с другими мужчинами?

Он качает головой, и я практически слышу его мысли: это не может быть, мой сын-слабак. Он встает, чтобы налить себе ещё выпить. Обычно я не замечаю, как часто он наливает, но это, должно быть, уже третий или четвертый раз — количество, от которого большинство людей было бы уже в хлам. Но он функциональный алкоголик. Двадцать четыре на семь пьяный. Никто не может понять. Это видно по его жесткому взгляду, готовому в любой момент злобно оскалиться. Он просто плывёт на волне, край его жизни затерт наждачной бумагой.

И я знаю, что если бы я сделал один глоток, я был бы точно таким же. Может быть, все было бы не так плохо. Я не агрессивен, но иногда бываю враждебным. Могу сделать так, чтобы этого не произошло. Я буду спокоен.

У меня внезапно возникает желание поднять бокал и попросить спиртного. Мне будет плохо, напоминаю я себе. Это буквально единственный аргумент, который я могу сейчас придумать.

Я пытаюсь сосредоточиться на глазах отца, а не на стакане в его руке.

— Я не позволял ей ни с кем трахаться, когда мы были вместе. Мы начали встречаться только семь месяцев назад.

Я быстро объясняю про наши фальшивые отношения, проклиная себя за то, что все стало настолько сложным, что мне приходится раскрывать и это.

Мой отец ещё не сел.

— Ты вел себя так, будто вы вместе только для того, чтобы я не отправил тебя в военную академию?

— Да, — говорю я. — Ты был готов отправить меня, не так ли?

Я проебался и устроил вандализм в доме какого-то парня за то, что он приставал к Лили. Он послал ей по почте мертвого кролика после того, как его девушка узнала, что он трахал другую девушку, и он обвинил в этом Лили, хотя сам был ублюдком-изменником.

В ответ я облил его дверь свиной кровью. Это была одна из моих самых креативных работ. И я был чертовски пьян. Честно говоря, я почти ничего не помню об этом деле. Но я могу вспомнить всё, что было потом — как отец схватил меня за шею и кричал мне в лицо. Что ты получил от этого, Лорен? Тебе стало легче? Тебе нравится быть таким больным ублюдком? 

Мой отец был готов выгнать меня из дома после того, как я запятнал его имя грязью. Я был дегенератом, плохим мальчиком, который перешел бы в другую школу только для того, чтобы поиздеваться над кем-нибудь. Меня отстранили от занятий. Я был глупым ребенком, который хотел заставить Лили чувствовать себя лучше — хотел изменить каждую ужасную, гребаную вещь. Но я просто не знал как.

Мой отец хотел гордиться мной, но я не давал ему повода для гордости.

— Может, я бы и отправил тебя, — говорит он, кидая лёд в виски. — Я тогда был зол как чёрт. Твои отношения с ней были единственной искупительной вещью. Так что может быть.

Я киваю. Да, именно поэтому он позволил мне остаться. Может быть, он бы скучал по мне. Но он никогда в этом не признается.

— Так если вы двое на самом деле не были вместе, то какого черта эти звуки доносились из твоей комнаты?

Я хмурюсь, и тут меня осеняет осознание. Я зарываю лицо в ладони, потрясённый.

— Ты слышал её?

— Ты не один жил здесь, — огрызается он, — и вы двое были громкими.

Нет. Она была громкой.

— Не то чтобы я пыталась слушать. Поверь мне.

Какой же пиздец. Я потираю переносицу, так сильно желая проснуться. Проснись, блядь. 

Он, наконец, садится в кресле.

— Только не говори мне, что ты позволял ей трахнать кого-то другого в твоей постели.

Я опускаю руку и хмурюсь.

— Давай проясним кое-что — тебе запрещено говорить о том, что она с кем-то трахалась. Ни со мной, ни с кем-то другим, ни с кем. Понял?

Он закатывает глаза.

— Ты только что сказал мне, что она сексуально зависима...

— Мне похер, — холодно говорю я. — Она всё ещё моя девушка. Она всё ещё Лили. И мне совсем не комфортно говорить об этом с тобой.

— Может, она просто шлюха, — говорит мой отец, явно игнорируя меня. — Ты когда-нибудь думал об этом?

Я мог бы ударить его. Думаю, что мог бы. Но я этого не делаю. Я использую свои слова, как он меня учил.

— Я скажу это один раз, а потом ты больше никогда не будешь называть её так. И мы больше не будем это обсуждать, — я встаю. — У нее проблема. Она плачет во сне, потому что не может перестать думать об этом. Я держу её в своих, чертовым объятиях, пытаясь заставить её остановиться. Секс — её наркотик, — я показываю на свою грудь, мои руки дрожат. — Я понимаю. Я, блядь, понимаю, и ты тоже должен, если хоть на минуту задумаешься, как сильно ты полагаешься на это, — я показываю на его стакан, и он застывает. — И если кто и является шлюхой, так это ты.

Он приводил в дом и выводил из него достаточно женщин, чтобы я мог легко получить какой-нибудь комплекс. Моя грудь сильно вздымается и опускается, когда я заканчиваю говорить.

Его голос значительно смягчается.

— Это все равно не объясняет того, что я слышал в твоей спальне. Если вы двое не были вместе...

Я гримасничаю. Он все ещё об этом?

— Я позволял ей мастурбировать в моей постели.

Его глаза расширяются, и он открывает рот, чтобы заговорить. Я прерываю его.

— Ни за что, — огрызнулась я. — Ты не можешь задавать никаких вопросов об этом. Наши отношения — даже самые пиздецовые — это между нами. Это не имеет никакого отношения к данной ситуации.

Это ложь, но я не собираюсь обсуждать это дерьмо со своим отцом, независимо от того, сложны ли наши собственные отношения.

Он поджимает губы, а затем делает глоток из своего бокала.

— Если таблоиды узнают... — начинаю я, но теперь его очередь прервать меня.

— Если Лили попадёт в таблоиды, то её назовут именами, которые тебе не нравятся.

— А как же Fizzle?

— Пострадает, а поскольку ты связан с ней, то и Hale Co, — он поднимается со стула.

— Давайте найдём этого ублюдка.

.

ЧАСТЬ

ВТОРАЯ

.

«У всех у нас есть секреты: те, которые храним мы, и те, которые хранят от нас»

— Питер Паркер, Удивительный Человек-Паук

22. Лили Кэллоуэй

.

Я ненавижу летать.

Не типа летать, как Супермен. А летать на самолете — в металлической трубе в воздухе.

Добавьте сюда мой страх высоты и перспективу долгого нахождения в маленьком замкнутом пространстве, и я начинаю немного волноваться. Мне нужна опция, чтобы я могла рвануть в комнату и зарыться под одеяло, спрятаться от всех и убежать в свое убежище.

Уединение, это мой хлеб с маслом (помимо порно).

И теперь, когда я на пути к выздоровлению, я даже не могу вступить в клуб «Вы» (слэнг для группы людей, занимающейся сексом в самолетах). Я уже должна быть в престижном клане любителей секса во время полета. То, что мне отказывают, в очередной раз усугубляет мое состояние и усиливает и без того невыносимую сексуальную неудовлетворённость.

У Ло дела обстоят не намного лучше. Раньше он любил летать из-за мини-бутылок водки. Сейчас он выглядит так, будто кто-то украл его любимую игрушку.

Единственный плюс в том, что мы летим на весенние каникулы в какое-то интересное место. Поначалу я не хотела никуда лететь. Путешествие на вечеринку во время самой дикой недели в году казалось мне зоной бедствия для выздоравливающего алкоголика, но Ло практически заставил меня уступить. Он сказал, что хочет проверить себя, и лучшего места, чем Канкун, не найти — ещё и с Райком в придачу. Потому что все мы знаем, что его сводный брат встал бы перед автобусом, прежде чем позволить Ло выпить.

И я тоже. Но я ещё не попадала в такие ситуации.

Частный самолет моего отца больше похож на президентскую гостиную, чем на коммерческий самолет. Я расположилась на длинном плюшевом диване с голубыми подушками. На стене висит телевизор, по которому показывают новый триллер с Николасом Кейджем.

Ло растянулся во весь рост, его голова лежит у меня на коленях, пока я делаю ему посредственный массаж головы. Он читает комиксы на своем планшете, время от времени перелистывая страницы пальцем.

На кожаных креслах Роуз передвигает свою ладью по шахматной доске. Коннор наклоняется вперед, поднося кулак к губам в задумчивости, прежде чем сделать ход своей маленькой черной пешкой. Маленькая ниша хороша для четырех человек. Справа от нас есть еще один комплект стульев и столешница.

Мой взгляд переходит от фильма к ванной комнате, спрятанной за той же стеной, которую занимает телевизор.

— Она там уже давно, — говорю я Ло тихим голосом.

Я завидую всем в этой уборной. Я просто хочу взять Ло за руку и позволить ему делать со мной там всё, что он захочет. Желательно что-нибудь такое, от чего моя спина будет выгибаться.

Ло разворачивает панель своего комикса, его внимание поглощено преследуемыми мутантами. Я перестаю потирать его виски, и тогда он прослеживает за моим взглядом.

— Может, ей действительно нужно в туалет.

— Может.

Какая-то бесчувственная часть меня подумала, что высокие, атлетически сложенные волейболистки невосприимчивы к естественным функциям тела.

Я делаю паузу и оглядываюсь через плечо, ожидая найти Райка у правого ряда кресел. Но там пусто, только пара бутылок воды и разложенные журналы. Мои глаза расширяются от осознания. Я ахаю.

— Райка нет, — я указываю на дверь в уборную. — Они трахаются.

Ло садится, поднимаясь с моих колен. Я понимаю, что закончила делать ему ужасный массаж головы. Удивительно, что он не остановил меня раньше.

— Они встречаются, — напоминает мне Ло, выключая свой планшет и бросая его на подушку.

Райк взял с собой в поездку свою «как бы» девушку. По правде говоря, у Райка нет настоящих девушек. Он просто «ходит на свидания», что является свободным термином для обозначения встреч с кем-то и секса в течение короткого периода времени. По крайней мере, так он объяснил мне, когда Мелисса стояла в аэропорту со своим чемоданом впридачу.

На самом деле, если подумать, именно этим Ло занимался до того, как мы официально стали парой.

Я прищуриваюсь, глядя на дверь уборной и гадая, когда же включится мое рентгеновское зрение.

Но оно не срабатывает.

— Почему у меня внезапно возникло желание приложить ухо к этой двери?

Мои глаза становятся большими. Неужели я только что сказала это вслух?

— Ты останешься на диване.

Ло пересаживает меня к себе на колени и целует в шею. Я улыбаюсь когда в следующем поцелуе, его рот встречается с моим, но он отстраняется, прежде чем я могу углубить его. Черт.

Мой взгляд возвращается на уборную.

— Мы можем? Позже?

Он качает головой.

— Прости, любовь моя, — он целует край моих губ.

Дверь в уборную распахивается, и я вижу, как Мелисса выходит первой, расчесывая пальцами свои медовые светлые волосы длиной до плеч. Я высвобождаюсь из объятий Ло и спешу к ней, как будто мне нужно в туалет.

Но это не так.

Я просто очень хочу поймать Райка с поличным. Думаю, мы с Ло согласимся, что это очень весело — пытаться поставить его брата в неудобное положение. Я еще не добилась успеха. Но однажды я выясню, что заставляет Райка Мэдоуза краснеть.

Когда я выглядываю через дверную раму, я вижу, что Райк стоит у раковины и моет руки. Он даже не отшатнулся от удивления.

— Тебя застукали, — говорю я. — Я только что видела, как Мелисса выходила отсюда.

Я вздергиваю брови для большего эффекта, но он непоколебим. Не так весело ловить кого-то на инкриминируемом поступке, когда он не ведет себя так, будто его поймали.

— И что? — он вытирает руки о хлопковое полотенце.

Сомневаюсь, что быть копом так же сильно раздражает, как и ситуация, в которой нахожусь сейчас я.

Он говорит: — Уверен, ты проводила много времени в туалете самолета с кем-то другим.

Я пыталась. Ни одна не увенчалась успехом. Но не об этом речь... верно?

— На этом рейсе у нас секс под запретом.

— Для тебя, — он бросает на меня строгий взгляд, а затем его глаза переходят за мое плечо.

— Ты превращаешь её в параноика, — говорит Ло с дивана. — Подожди, пока мы приземлимся.

Мои щеки краснеют. Возможно, противостояние с Райком было не самой умной идеей. Но, по крайней мере, Мелисса воткнула наушники и листает журнал, устроившись в своем кресле в пустой нише.

Я качаю головой на парней.

— Нет, все в порядке. Райк, ты можешь трахать Мелиссу сколько хочешь. Делай это в уборной. На диване, ну не на диване, ведь я сижу там. Дело в том... — я делаю вдох. — Не обращай на меня внимания.

Потому что действительно, это единственное, что меня сейчас отвлекает. А может, я просто очень хочу это услышать или что-то в этом роде. Нет, не хочу. Ладно, я слишком сильно скучаю по порно.

Райк долго смотрит на меня, и я думаю, чувствует ли он, что я тоже тоскую по порно. Затем Ло говорит: — Если только ты не хочешь присутствовать в её фантазиях.

Райк гримасничает.

— Этого больше не повторится.

Он выскальзывает из уборной, а я возвращаюсь на диван и легонько шлепаю Ло по руке. Райк ни за что не станет плодом моих фантазий, отчаянные они или нет.

Только когда мой взгляд перемещается, я понимаю, что диван ниже, чем кресла, на которых сидят Райк, Мелисса, Коннор и Роуз. Я отчетливо вижу их ноги под столом. И хотя колени Коннора стукаются о колени Роуз, её лодыжки скромно скрещены.

Мелисса и Райк — совсем другое дело. Как будто ангелы по левую сторону от меня, а дьяволы — по правую. Я должна наблюдать за шахматным турниром Коннора и Роуз. Коннор выиграл две партии, а Роуз — три. По сжатым губам Роуз можно сказать, что она проигрывает текущий раунд.

Но я не могу отрицать зов плохого.

Мелисса наверное думает, что действует исподтишка, но ее рука пробегает по ноге Райка и приближается к внутренней стороне его бедра. Я даже вижу, как она расстегивает молнию на его джинсах. Они сидят бок о бок, и мне хуже видно Райка, но его руки тоже не лежат на столе, если вы понимаете, о чем я.

Внезапная вспышка зависти проникает в меня. Потому что она может заниматься сексом в самолете. Дважды. Или трижды. Она может даже лапать своего немногословного парня, и он может делать то же самое с ней.

— Постарайся не думать об этом, — говорит Ло. — И, вероятно, тебе стоит начать с того, чтобы не смотреть на него.

Я поворачиваюсь к нему, и он сочувственно улыбается. Но он выглядит таким же взволнованным, как и я.

— Как твои дела? — спрашиваю я.

— Я бы чувствовал себя лучше, если бы знал, что с тобой все в порядке.

— Как ты думаешь, когда мы приземлимся, мы сможем...?

Он не отвечает. Он просто притягивает меня к своей груди и гладит по затылку, его пальцы запутываются в моих волосах. Он находит пульт и увеличивает громкость на телевизоре. Я все равно воспринимаю его молчание как ответ.

Мне придется подождать.

В золотом богато украшенном вестибюле темно-зеленые полы и большие статуи майя вдоль кафельных стен. Курорт с четырьмя бассейнами, более чем дюжиной ресторанов и еще большим количеством клубов выглядит намного шикарнее, чем мне кажется.

Мелисса ждёт со мной у тотемного фонтана, пока остальные стоят в очереди к стойкам регистрации, надеясь, что нас заселят в наши номера в разумный час. Недо-девушка Райка снова проводит пальцами по своим светлым волосам. Она без макияжа, что немного напоминает мне мою младшую сестру. Дэйзи прекрасно выглядит без косметики, и при этом достаточно красива, чтобы позировать для журнала. Мелисса выглядит подготовленной для обложки Sports Illustrated — идеально подтянутые руки и чистая кожа. Красота и мускулы.

Я всё ещё пытаюсь достичь красоты, а с моими куриными ножками, думаю, у меня нет шансов достичь мускулистости.

— У тебя есть расческа? — спрашивает она. — Мои волосы всегда спутываются от влажности, — она улыбается, и я вдруг чувствую себя виноватой за то, что до сих пор не завела ни одного разговора с ней.

В самолете мы с Ло в основном держались сами по себе. В какой-то момент я поддерживала Роуз — это было до того, как она проиграла шахматный турнир и недовольно опрокинула короля Коннора. Коннор старался не злорадствовать, но даже видимость улыбки раздражала Роуз. Она назначила матч-реванш по «Эрудиту»(прим. «Эрудит» — это классическая лингвистическая игра. Задача — с помощью имеющихся букв выкладывать на поле различные слова. Побеждает тот, кто набирает больше очков), который выиграла. Так что, говоря эпическими последними словами Гарри Поттера — «Всё было хорошо».

Но даже в узком, тесном пространстве мы с Ло отгородились от остального мира и шептались сами с собой. Нам нужно поработать над этим. Поэтому с этого момента я ставлю перед собой цель стать лучшим другом... или человеком... как бы вы ни называли того, кому нужно поработать над своими социальными навыками.

И это начинается с расчески, которой у меня нет. Я кривлюсь.

— Извини, я не взяла её с собой.

Она видела мои волосы?

— Уверена, у Роуз есть.

Мелисса пожимает плечами.

— Я могу подождать, — она снимает голубую резинку с запястья и завязывает волосы в маленький пучок у основания шеи.

— Итак... как ты познакомилась с Райком?

— В спортзале. Один из тренажеров не работал, и он помог мне.

— Похоже на Райка, — говорю я, кивая. Он решала. — Он ударил тренажёр, чтобы он заработал?

Она хмурится, и я тут же жалею о своих словах. Боже мой. Я идиотка.

— Я имею в виду, потому что он вроде как немного агрессивный... — я снова морщусь. Что со мной не так? — Не в том смысле, что он бьет женщин. Не думаю, что он когда-нибудь сделает это. Он просто, знаешь, сначала бьет, а потом задает вопросы.

Лили, заткнись!

Она выглядит слегка напуганной — что не так уж плохо. Она могла бы быть в ужасе до такой степени, что убежала бы.

— Мы встречаемся не так долго, но я никогда не видела, чтобы он кого-то бил.

— О да, я тоже, — лгу я, пытаясь найти выход из ситуации.

Она снова хмурится, потому что я явно несу какой-то бред. Но лучше пусть она будет считать меня сумасшедшей, а не Райка.

Я видела, как Райк наносит удары. Сначала, чтобы защитить меня, когда какой-то парень не понял слова нет, а потом, чтобы защитить Дэйзи на вышедшей из-под контроля новогодней вечеринке. На самом деле, единственный раз, когда я видела его агрессивным, это когда с женщинами плохо обращаются. Но я не говорю об этом Мелиссе. Я уже вырыла себе достаточно большую яму.

— Что там происходит? — Мелисса кивает в сторону стойки регистрации.

В вестибюле выстроилась длинная очередь, место забито людьми, все приехали на весенние каникулы. Три сотрудника отеля в зеленых рубашках покинули свои посты, чтобы поговорить с нашей группой, а руки Роуз бешено двигаются в воздухе.

Что-то определенно не так.

Я плачу одному из портье, чтобы он присмотрел за нашим багажом, и мы с Мелиссой пробираемся к стойке регистрации, продираясь сквозь гневные взгляды, которые думают, что мы лезем без очереди.

— Извините, — извиняюсь я несколько раз.

Я не решаюсь подойти к Роуз, которая ведет какую-то словесную битву с персоналом отеля, Коннор стоит рядом с ней с прищуренным взглядом. Вместо этого я проскальзываю к Ло и Райку, которые стоят в стороне.

— Что происходит? — спрашиваю я Ло.

Он проводит руками по волосам, как будто поправляет их, но я думаю, что он сильно встревожен.

— Проблема с номером, — говорит он небрежно. — Она должна быть решена в ближайшее время, ну или так нам сказали.

— Что за проблема? — спрашивает Мелисса.

— Отель перегружен, — говорит Райк, опираясь локтем на стойку.

— У них есть другой номер? — спрашиваю я.

— Это то, что Коннор и Роуз пытаются выяснить.

Как раз когда он это говорит, Роуз достает свой телефон и идет к выходу. Я хмурюсь. Куда, черт возьми, она идет?

Коннор проскальзывает мимо толпы потеющих туристов, которым нужны только ключи от номеров, и останавливается перед нами. Он выглядит в десять раз менее напряженным, чем моя сестра.

— Плохие новости. Номер с тремя спальнями, который мы забронировали, недоступен из-за проблем с расписанием. Роуз собирается обзвонить другие курорты, но вероятность того, что мы получим номер в последнюю минуту во время весенних каникул, ничтожно мала. Однако на этом курорте есть свободный номер. Две двуспальные кровати и раскладушка, так что спать можно будет вшестером.

Его глаза переходят на меня и Ло, когда он произносит последнюю фразу.

Низ моего живота опускается вниз, вниз и вниз.

Я не смогу заниматься сексом.

Я ненавижу, ненавижу, ненавижу, что больше всего переживаю из-за этого. Ненавижу, что Коннор и, возможно, моя сестра беспокоятся о моих сексуальных пристрастиях. Я не хочу делать из этого большую проблему.

— Всё в порядке, — быстро говорю я, добавляя уверенный кивок. Невзирая на то, что я вожусь со своими пальцами и сосредотачиваюсь на том, чтобы не грызть ногти.

Губы Мелиссы подергиваются. Готова поспорить, что она раздосадована изменением планов. Она говорит: — Ну, это отстой.

Да, я так и знала.

Черты лица Райка ожесточаются.

— Ты понимаешь, что если бы ты поехала со своей волейбольной командой в Панама-сити, вы бы все равно спали друг на друге в каком-нибудь захудалом номере мотеля.

— Я только что прошла квалификацию на Олимпийские игры, — напомнила она ему. — Уверена, что могу позволить себе снять квартиру во Флориде.

Райк притягивает её в свои объятия и шепчет ей на ухо что-то мягкое (и, как я полагаю, сексуальное). Она разочарованно вздыхает, но её плечи расслабляются.

Коннор отводит Ло и меня от них и направляется к тотемному фонтану. Его голос понижается.

— Роуз старается изо всех сил, но, если серьезно, мы можем поехать куда угодно. Альпы. Канада. Бермуды. Мы не обязаны оставаться здесь, если вам обоим будет некомфортно.

Убежать от этой ситуации звучит заманчиво. Я даже никогда не была в летнем лагере. И как девушка, которая любит уединение и избегает общения, я не получаю удовольствия от идеи спать в одной комнате с пятью другими людьми целую неделю. Добавьте сюда мой статус зависимой, и все превращается в большую кучу вот-вот всё взорвется.

Ло протягивает руку и берет мою дрожащую в свою. Его взгляд говорит мне быть сильной.

— Всё зависит от тебя.

Я не хочу убегать. Я не хочу бросать других людей из-за своей глупой зависимости. Пришло время разобраться с этим, а не удирать, как белка, попавшая в пробку.

— Мы должны остаться.

— Ты уверена? — Ло кладет руку мне на шею, и дыхание замирает в моих легких.

Может быть, мы сможем заняться сексом в ванной или... на пляже ночью. Мы обязательно найдем место, где это можно сделать. Всё будет не так уж плохо. Я просто киваю снова и снова, пытаясь убедить себя.

— Лили, — вклинивается Коннор, — где ты оставила багаж?

— У портье... — я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на место, где я стояла. Это было прямо здесь, у фонтана мистера Тотема.

— Какого портье?

— Эм... того, которому я заплатила за присмотр.

Мое сердце замирает, а ладони становятся липкими.

— Ты имеешь в виду парня, которому ты заплатила, чтобы он украл его.

О нет.

23. Лили Кэллоуэй

.

Спустя два часа после заявления в полицию, мы пришли к выводу, что наши сумки официально потеряны — или, скорее, украдены.

Ло, Райк, Мелисса и я должны будем провести один из дней отпуска в посольстве США, чтобы заменить наши паспорта, прежде чем мы сможем вернуться домой. Неудивительно, что единственными двумя достаточно ответственными людьми, чтобы не потерять свои паспорта, были Роуз и Коннор.

Потеря наших чемоданов — еще одна головная боль, и я так много раз извинялась, что у меня заболело горло. Роуз в основном расстроена тем, что у нее больше нет всей её одежды, косметики и всего того, что позволяет ей чувствовать себя комфортно вдали от дома. Что еще хуже, в нашей комнате даже нет раскладного дивана.

Это обычный диван.

И чтобы исправить ситуацию, Коннор позвонил в обслуживание номеров, чтобы принесли раскладушку. Райк предложил, что он будет спать на ней, а Мелисса на диване. Но она сразу приобрела выражение лица типа «я ненавижу это», которое было у нее в холле. Она не хотела спать на диване или раскладушке. Она планировала обниматься со своим немногословным парнем, а это недостижимо, если они находятся на разных предметах мебели.

Я могу полностью понять её разочарование в данный момент. Несмотря на то, что мне повезло урвать кровать, двуспальная кровать Коннора и Роуз стоит в полутора метрах от нашей. Не похоже, что я могу заняться сексом так, чтобы они не заметили. И Мелисса тоже нас застукает. Диван стоит напротив кроватей, и Райк каким-то образом втиснул раскладушку между ними.

Как будто Райк Мэдоуз спит у подножия нашего матраса. Такая тревожная мысль проскакивает в моей голове.

Но есть и положительный момент — это Роуз и Коннор. Во время чрезвычайных ситуаций они — те люди, которых вы хотите видеть в своей отряде — способные думать под натиском огня. Они оба пошли в сувенирный магазин и купили самое необходимое: зубную пасту и зубные щетки. Для пижамы Роуз выбрала очень большие неоновые футболки с надписью «Я ЛЮБЛЮ КАНКУН».

Когда она показала мне их, я сразу вспомнила, что эта неделя должна была стать большим шагом в её отношениях с Коннором. Она попросила его спать с ней в одной кровати, и когда у нас был номер с тремя спальнями, её план не казался таким страшным. Но теперь, когда расположение спальных мест кардинально изменилось, и все будут находиться в прямой видимости от их кровати, она нервничает еще больше. О том, что преодоление этого уровня в их отношениях будет происходить в присутствии других людей, она и представить себе не могла.

Даже в свои двадцать с небольшим лет я все еще считаю, что спать в постели с парнем — это своего рода интимное дело. Может быть, потому что для меня это обычно совпадает с сексом, но, думаю, Роуз согласится, что этот акт не такой уж дружеский.

Темнота окутывает комнату, но я все еще могу различить очертания тел. Роуз и Коннор лежат под бордовым пледом, лицом друг к другу, но не касаясь. До этого они тихонько шептались, но их голоса затихли, оставив комнату в неловкой тишине.

Я переворачиваюсь и поворачиваюсь к Ло, его рука обвивает мою талию.

Его глаза уже открыты, и его нога скользит по моей обнаженной лодыжке. Тишина окутывает нас и заставляет меня гиперчувствительно относиться к каждому незначительному шуму, мое дыхание слишком громкое в тишине. Уверена, что Райк считает, что все мои мелкие движения совпадают с тем, что я пытаюсь трахнуть Ло.

Но я просто... не могу заснуть.

Беспокойство заползает мне под кожу, словно клопы. Я начинаю проигрывать в голове сценарии, в которых мне снова и снова отказывают в сексе. Где я не могу ничего делать целую неделю. Где я не могу убежать в спальню, чтобы на пять минут скрыться от других людей. Я окружена. Я задыхаюсь.

— Ло, — шепчу я, стараясь говорить как можно тише. Но мой голос звучит в тишине как мегафон.

Он притягивает меня ближе, и его руки опускаются к моим бедрам, а затем еще ниже. Одной ладонью он гладит мою попу, а другой круговыми движениями поглаживает спину.

Он старается вести себя тихо, даже когда нежно целует мои губы, побуждая меня расслабиться с каждым поцелуем. Но его нежные поцелуи делают обратное, разжигая потребность глубоко внутри меня. И ужасная часть моего мозга затуманивает разумную сторону. Я закидываюногу на его талию, и тут же его губы отрываются от моих. Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова прикоснуться к ним?

После нескольких минут, в течение которых Ло гладит мои волосы и наблюдает за тем, как успокаивается мое дыхание, мои глаза тяжелеют, и я думаю, что вот-вот засну.

И тут мой телефон загорается и вибрирует на подушке, которую я бросила, чтобы быть ближе к Ло. Я откатываюсь от него, и он подпирает локтем матрас, беспокоясь за меня.

— Я в порядке, — шепчу я и сжимаю телефон в двух дрожащих руках. Я нажимаю на разблокировку своего мобильного, и меня встречает совершенно новое сообщение.

Неизвестный: Хорошо тебе провести время, отсасывая член в Канкуне.

Я несколько раз моргаю, яркость экрана причиняет боль глазам. Желчь поднимается к горлу, когда я перечитываю слова. Меня меньше задевает часть про «отсасывания члена», нежели слово «Канкун».

Он знает, где я...

Я быстро выключаю телефон и спускаю ноги с кровати. Сердце колотится в груди, и мне действительно нужно подумать хотя бы секунду. Я пытаюсь сориентироваться в комнате в темноте, но в итоге спотыкаюсь о край раскладушки и падаю на колени.

— Черт, — простонал Райк. — Это была моя нога.

— Прос-ти, — мой голос дрожит, и я поднимаю себя на ноги, спотыкаясь, иду в ванную. Как только я вхожу внутрь, я чувствую руку на своей спине.

Ло закрывает за нами дверь, и я включаю свет. Он щурится от слепящего флуоресцентного света, а я брызгаю воду себе в лицо. Яркая неоново-синяя толстовка «Канкун» доходит до бедер и кажется такой жаркой на моём теле сейчас.

— Что случилось? — в его голосе звучит беспокойство.

Я не рассказала ему о сообщениях. Я собиралась, но каждый раз, когда я собираюсь упомянуть об этом, появляется что-то еще.

Слезы наворачиваются на глаза, но я все равно протягиваю ему свой телефон, отворачиваясь к зеркалу и раковине, не желая смотреть на его лицо, когда он читает сообщения. Мне кажется, что все это выходит из-под моего контроля. Каждый вздох тяжело падает на мою грудь. Я просто хочу избавиться от этой тревоги. Возможно ли это вообще?

Да, возможно, говорит плохая часть меня.

На мне нет ни брюк, ни шорт, и моя рука сама собой направляется к трусикам. Я просовываю пальцы под подол, а локоть упирается в стойку, сгорбившись и уткнувшись лбом в руку. Всё кажется таким, таким, таким неправильным и неконтролируемым, и мне просто хочется снова чувствовать себя хорошо.

— Лил, — говорит Ло позади меня. Он роняет мой телефон, и тот бьется об пол, инстинктивно хватает меня за руку и прижимается грудью к моей спине. — Шшш, все хорошо, любовь моя.

Мне хочется прислушаться к его голосу, но я больше сосредоточена на том, как это ощущается, как моя задница трется о него. Он вынимает мои пальцы из трусиков, и я позволяю ему подвести обе мои руки под теплую воду. Он спокойно моет их.

Я слегка фыркаю, эмоции бурлят, я очень надеялась, что не буду чувствовать ничего в этой поездке. Ни чувства вины, ни стыда, ни неудачи. Он смахивает слезы с моих щек, и я наконец слышу его голос.

— Мы найдем этого парня. Тебе не нужно об этом беспокоиться, Лил.

— Он знает, что мы в Канкуне... — мой голос срывается на шепот.

Ло поворачивает меня, вытирая руки, обхватывает мои щеки и слегка наклоняет мою голову, чтобы я встретилась с его глазами.

— Никто не причинит тебе вреда. Я обещаю.

Больше всего мне нравится, что он не говорит о том, что я только что прикасалась к себе. Что я облажалась в крошечной неизмеримой степени. Он отмахивается от этого, идет дальше и дает мне почувствовать, что я тоже должна это сделать.

24. Лорен Хэйл

.

— Просто пей больше воды.

Я слышу этот блестящий совет Райка всякий раз, когда я говорю ему, что чувствую себя так, будто меня переехала машина. Это утро ничем не отличается от других. Я стою на террасе, на горизонте видны кристально-голубые пляжи, а прямо под нами — переполненный бассейн. В прозрачной воде плещутся студенты под ритм какого-то техно-рэп ремикса. Усилители стоят под белым навесом, укрытые от опасно жаркого солнца. Иногда приходит диджей, чтобы подогреть пьянство толпы, но в данный момент место остается свободным. Пьяный диджей опрокидывает шоты текилы в тики-баре с двумя девушками в бикини со стрингами.

Определенно так должны проводиться весенние каникулы.

Я пью больше воды, но это не снимает ни головную боль, ни усталость, от которой болят мышцы. Когда мы с Лили вернулись в постель, было уже около трех часов ночи, а я все не мог перестать думать об этом сообщении и звонке отцу. Я прокручивал в голове весь разговор о том, что я спрошу у него. Как я сформулирую свои слова... просто чтобы проверить, как идут дела.

— Ты в порядке? — спросил Райк.

Если я отвечу «да», он поймет, что я вру. Поэтому я не знаю, почему он меня спрашивает.

— У меня бывали похмелья получше этого, — я разминаю руки и ноги, расслабляя суставы.

Райк сидит на стуле во внутреннем дворике и намазывает сливочный сыр на рогалик, который он заказал с помощью обслуживания номеров.

— Но такая боль не сопровождается ужасными пьяными воспоминаниями. Считай, что тебе, чертовски повезло.

— Да, сейчас я чувствую себя ошеломляюще везучим, — с горечью отвечаю я.

— Мы найдем этого парня, — говорит мне Райк. Я показал ему сообщения сегодня утром, пока Лили спала. — А потом я вмажу ему кулаком в его, чёртово лицо.

— ЭЙ! ТРЕТИЙ ЭТАЖ!!!

Я опираюсь рукой на перила балкона и замечаю двух американских девушек в бикини со стрингами, их груди едва прикрыты. Как и местные жители, они постарались принять вид «много попы не бывает», поэтому задницы полностью обнажены. Обе девушки держат в руках яркие пластиковые стаканчики, их волосы заплетены в косы.

Райк встаёт и опирается предплечьями на перила, любуясь этим зрелищем. Он бесстрастно кусает свой рогалик, наблюдая, как девушка в зеленом бикини машет нам рукой.

— Поплавайте с нами! — кричит она с улыбкой.

— Напомни мне, почему я приехал сюда с девушкой, — говорит Райк с тоской во взгляде. Он разглядывает её задницу, а девушка только шире ухмыляется.

— Потому что ты не хотел быть пятым колесом, — я улыбаюсь его расстройству.

Из комнаты доносится громкий крик, и мы оба быстро отделяемся от балкона и бросаемся внутрь. Не имея свободного места, я натыкаюсь прямо на спину Коннора. Он чуть не спотыкается о койку, загораживающую коридор, но успевает схватиться за комод, прежде чем упасть.

— Что происходит? — спрашиваю я, пытаясь маневрировать вокруг раскладушки.

Райк так раздражен, что пинает её. Она врезается в стену и каким-то образом эффективно освобождает место, чтобы мы могли пройти.

— Дэйзи здесь, — говорит Коннор.

— Что? — Райк застывает на месте.

Наверное, думает о том же, что и я — это был счастливый крик?

Я хмурюсь и осматриваю комнату нерешительным взглядом. Но я замечаю только Мелиссу на диване, которая ест рогалик и печатает что-то в телефоне. Её губы поджаты, ей не так весело, как она, вероятно, себе представляла.

— Они в ванной, — объясняет Коннор. — Роуз хочет накраситься и воспользоваться утюжком Дэйзи. Вероятно, она на самом деле взволнована роскошью фирменных средств для волос, но это пройдет, когда она поймет, что её шестнадцатилетняя сестра только что приехала в Канкун на весенние каникулы в колледже.

— Так никто не знал, что она приедет? — спрашиваю я.

Коннор качает головой.

— Она хотела сделать сюрприз своим сестрам.

— Она не может остаться, — грубо говорит Райк. — Я чуть не умер, пытаясь сопровождать её шестнадцатилетие в Акапулько.

Я слышал эту историю от Лили, которая также сопровождала день рождения Дэйзи. Очевидно, бесстрашная Кэллоуэй прыгнула со скалы в океан, и Райк счёл необходимым прыгнуть за ней.

— Я не позволю ей ни с чего прыгать, — говорю я ему. — Я, вообще-то, чертовски хороший сопровождающий.

Он хмурится.

— Ты не смог бы сопровождать даже, чертового ленивца. А для этого нужны коррекционные навыки, такие как сидение и наблюдение.

Я бросаю на него тяжелый взгляд. Мне, честно говоря, всё равно, останется Дэйзи или нет. Еще один человек и без того в переполненной комнате ничего не изменит.

— Дэйзи сливается с толпой. Ты даже не заметишь, что она здесь.

Его брови напрягаются, а челюсть становится такой же твердой.

— Когда ты, блядь, в последний раз её видел?

Я хочу сказать на прошлой неделе, но я уверен, что это неправда. Я напрягаю мозги. Кажется, я не видел её с тех пор, как вернулся из реабилитационного центра. На самом деле, не думаю, что виделся с ней на Рождественском благотворительном вечере в прошлом году. Правда, я там не задержался. Последний раз я видел её, должно быть, во время путешествия на яхте на Багамы — когда мы с Лили стали настоящей парой. Господи.

Это было очень давно.

— Дэйзи не сливается с толпой, — говорит Коннор.

— Когда ты её видел? — я обвинительно огрызаюсь.

Мне не нравится, что эти два парня проводят больше времени с сестрой моей девушки, чем я. Я был рядом с Кэллоуэями дольше. Я знаю Дэйзи с тех пор, как она была ребенком. Я должен быть исполняющим обязанности «старшего брата». Хотя до сих пор у меня это получалось довольно хреново.

— Я хожу на воскресные ланчи Кэллоуэев с Роуз, — говорит мне Коннор.

О. Черт.

Если я женюсь на Лили, я легко стану самым плохим зятем.

И тут я бледнею при мысли о Конноре и Роуз.

Коннор Кобальт не может жениться на сестре Лили. Он установит недостижимые стандарты, которым я никогда не смогу соответствовать.

Из ванной доносятся громкие, счастливые визги. Я расслабляюсь при одной только мысли, что Лили улыбается. Прошлой ночью она была близка к слезам, и всё, что может изменить её настроение, я искренне одобряю.

— Пойду проверю, как они там, — говорю я.

Райк садится на край кровати, хмуро глядя на ковёр. Кажется, он глубоко задумался. О чем — понятия не имею. Может быть, о Дэйзи. Может быть, о Мелиссе. Может быть, обо мне.

Когда я прохожу мимо, я указываю на него: — Знаешь, что заставит тебя чувствовать себя лучше? — я открываю рот, чтобы закончить, но он прерывает меня.

— Я в порядке.

А потом он скрещивает руки.

— Конечно, — я окидываю его взглядом. Он, наверное, злится, что застрял с Мелиссой. Эта девушка носит нетерпение, как вторую кожу. — Пиво.

— Что?

— Пиво поможет тебе расслабиться.

Он смотрит.

— Это не смешно.

— Это была не шутка.

— Тебе лучше пойти в ванную, пока я не ударил тебя, а это меня по-настоящему расслабит.

Я насмешливо вздыхаю.

— Но я думал, ты в порядке.

Он действительно встает с кровати. Я больше не пристаю к нему. Но, Господи, его раздражение заставило меня почувствовать себя лучше. Без пива и всего остального. Широко улыбаясь, я иду в ванную. Хихиканье повышается на октаву, и я бью костяшками пальцев по двери.

— Кто там? — Роуз кричит изнутри.

— Ло, — я оглядываюсь через плечо.

Райк и Коннор с любопытством наблюдают за мной у балконных дверей, не пытаясь проникнуть в эксклюзивный клуб, который есть у сестёр Кэллоуэй. Впервые я немного нервничаю, что девочки не впустят меня. Мне всегда разрешалось быть с ними. Я — вторая половинка Лили.

Но все изменилось, я понимаю. У Роуз есть парень. У меня есть брат. В нашу компанию добавились еще два парня, и меня легко можно отнести к их группе.

Поэтому, когда дверь распахивается и Лили хватает меня за футболку, затаскивая внутрь, я не могу не усмехнуться. Я чувствую себя чертовски особенным. Я целую её почти сразу, и пока мой язык скользит в её рот, она толкает дверь ногой.

Роуз прочищает горло, и я отстраняюсь, обхватывая Лили за талию. Она прислоняется ко мне, глубоко вздохнув, и я, наконец, осматриваю комнату. Средства для волос и макияжа разбросаны по столешнице. Роуз сидит на бортике ванны с утюжком в одной руке и тюбиком блеска для губ в другой.

— Неужели Saks Fifth Avenue (прим. A. Saks & Co., — американская сеть роскошных универмагов) стошнило в нашей ванной? — спрашиваю я.

Они все смеются, и Роуз даже слишком рада для того, чтобы ответить своим обычным ледяным тоном. Она выглядит так, будто кто-то спас её с необитаемого острова. Когда Лили высвобождается из моих рук и опускается на колени над огромным чемоданом, я первый раз вижу Дэйзи.

Она сидит по другую сторону чемодана, где одежда лежит стопкой, грозя опрокинуться. Пакеты с покупками разбросаны по углам чемодана.

— Привет, Ло, — приветствует Дэйзи с теплой улыбкой.

И когда я действительно смотрю на нее, мое лицо медленно опускается. Все, что мне удается сказать, это: — Ты... блондинка...

Миллион других мыслей проносятся в моей голове. Большинство из них крутятся вокруг одного: меня, предупреждающего Дэйзи держаться подальше от каждого парня на этой, чёртовой планете. И у меня проскакивает мысль, что в этой поездке мне придется выбить из кого-нибудь дерьмо — просто чтобы защитить девушку, которая легко выглядит такой же взрослой, как две её сестры. Она может вписаться в нашу группу ребят студенческого возраста. А она не должна. Ей шестнадцать, несмотря на то, что она модель высокой моды.

Отлично.

Теперь я точно знаю, почему Райк хмурился. Он знал, что с ней будут проблемы. Не из-за её характера. А потому что... она красивая и слишком молодая, чтобы быть здесь.

Дэйзи проводит пальцами по своим безумно длинным волосам.

— В модельном агентстве хотели, чтобы она была блондинкой.

Она отбрасывает пряди, и они рассыпаются по ее груди. Блядь. Мне противно, что я вообще туда смотрю. Вместо этого я перевожу взгляд на Лили.

Она достаёт купальники из пакета с покупками. У нее такой вид, будто она пытается прорыть путь до Китае сквозь одежду. Это очаровательно.

— Так что ты здесь делаешь, Дэйз? — спрашиваю я, не сводя глаз с Лили.

Это помогает мне не думать о том, чтобы потащить Дэйзи в ближайший аэропорт. Я просто хочу убедиться, что она в безопасности. Три года назад я не уверен, что мне было бы до этого дело. Трезвость определенно меняет мои приоритеты.

— Ну, — говорит она, прислонившись к стойке раковины. — Я всегда пропускаю весенние каникулы с Лили и Роуз. Поскольку это последние официальные каникулы Роуз в колледже, я подумала, что могу просто поехать с ними. Но не волнуйся, ты даже не заметишь, что я здесь. Обещаю.

Я, должно быть, строго смотрю на неё, потому что она снова улыбается искренне. Я ей верю. Но меня беспокоит не это.

— А как же старшая школа? — спрашиваю я.

— Учителя дали мне отсрочки по всем заданиям, как они делают, когда у меня фотосессии за границей.

Прежде чем я успеваю возразить, она добавляет: — И Роуз написала мне вчера вечером о краже багажа, так что у меня было время заехать в торговый центр и подобрать одежду для всех, — она берет пакет из магазина Macy's и протягивает его мне. — Я выбрала несколько плавок для Коннора, Райка и тебя. Не думаю, что вы захотели бы мучиться с покупками в свой первый день на пляже.

— Дааа! — восклицает Лили с пола.

Все поворачиваются, чтобы увидеть, как она поднимает цельный купальник, словно это малыш Симба.

— Подумала, что тебе понравится, — говорит Дэйзи. — Это Billabong(австралийский бренд одежды).

— Тебе нужно солнце, — категорично заявляет Роуз. Она прихлопывает утюжком на Лили. — Брось. Купальник.

Лили прижимает к груди черный цельный костюм, половина которого разноцветная со слоями алмазных узоров, словно психоделический принт коренных американцев.

— На моей стороне Дэйзи, — напоминает ей Лили. — Она тебя завалит.

Дэйзи уверенно кивает.

— Обязательно.

У Роуз такое хорошее настроение, что она уступает.

— Хорошо, — её взгляд переходит на цельный купальник, которого так жаждет Лили. — Он милый, в стиле пляжного бродяги, по типу я иду сёрфить, потому что не умею читать.

Я роюсь в сумке Macy's, которую Дэйзи дала мне, и делаю паузу.

Там пять купальных костюмов, все разных ярких неоновых цветов, но одного фасона. Манкини.

— Эм... Дэйзи, — я поднимаю брови.

Я поднимаю банановый гамак на конце одним пальцем.

Дэйзи старается не улыбаться слишком широко, но ей это нравится.

— Продавец в магазине сказал, что они самые популярные.

— Возможно, для детей. Я не уверен, что мой член может поместиться сюда, — и я тут же морщусь от своего выбора слов. — Я имею в виду, свои причиндалы.

Лили отвлекается настолько, что роняет купальник, её глаза сверкают между моей промежностью и купальником. Её воображение просто слишком, чертовски обширно. Я не могу за ней угнаться.

Дэйзи смотрит на меня так, будто я странный.

— Это нормально — ругаться при мне. Я не буду на тебя ябедничать.

Да, она определенно заставляет меня чувствовать себя глупо за то, что я пытаюсь не искажать ее молодой, хрупкий разум. Но она модель. Я даже не могу понять, что происходит после фотосессии, во время неё или до. Уверен, они говорят о членах, груди и о многом другом, что было бы неуместно в кругу легко поддающихся влиянию детей.

Ей не двенадцать, Ло, напоминаю я себе. Ей шестнадцать. Есть разница. Она учится в старшей школе. Черт, у нее наверняка был секс.

Я останавливаю себя. Есть вещи, которые я просто не хочу знать.

Я поворачиваю костюм и сосредотачиваюсь на Лили. Я бросаю его в нее, и она ловит манкини в свои руки.

— Да, — говорит она, уносясь вдаль со своими озорными мыслями, которые я определенно хотел бы услышать. — Не думаю, что он подойдет, — она краснеет, как будто не хотела говорить это вслух. Я просто хочу поцеловать ее.

— Это ненужная информация, — говорит Роуз.

— Вообще-то, это было необходимо, — говорю я. — Если я не могу поместиться, тогда мне нужен другой костюм.

Дэйзи наклоняется и начинает рыться в чемодане рядом с Лили. Пока она роется, я вспоминаю, что ей вообще не следовало бы здесь находиться.

— Так она остается? — я смотрю между Роуз и Лили, ожидая, что одна из них будет зрелой старшей сестрой, установит руководящие принципы, правила, что угодно, и отправит Дэйзи обратно домой.

Но самая ответственная девушка — возможно, во всей вселенной — одаривает меня самым ужасным порицающим взглядом и говорит: — Она может остаться.

Думаю, они сошли с ума. Они явно не понимают, как выглядит Дэйзи, не осознают её возраст и тот факт, что прямо за нашим окном сотни возбужденных, блядь, парней.

— Могу я поговорить с тобой и с тобой, — я показываю на Лили и Роуз, — наедине. Спасибо.

Дэйзи смотрит на меня с чемодана.

— Прости за купальники. Это была просто шутка, честно. Вот.

Она бросает мне новый пакет с покупками, и я колеблюсь, в основном потому, что вижу, как сильно Дэйзи хочет, чтобы я не был против того, что она здесь. Она не хочет никого смущать, ведь она, по сути, врывается в наши весенние каникулы. И я думаю, что если бы я сказала ей, что ей здесь не рады, она бы без споров улетела следующим рейсом.

Прежде чем начать рыться в пакете, я устремляю свой взгляд на Роуз, которая имеет наибольшее влияние на то, останется Дэйзи в Канкуне или нет.

— Что будет, если парень предложит ей выпить?

— Я откажусь, — отвечает Дэйзи. Она покачивается на носочках, приготовившись отвечать на новые вопросы.

— Ты собираешься пить? — спрашиваю я ее.

— Если тебя это расстраивает, то нет.

Мои мышцы дергаются. Мне не нравится идея, что люди будут трезвыми только потому, что я трезвый. Это смешно.

— Меня это не расстраивает, но ты несовершеннолетняя, Дэйзи, даже в Мексике.

— С четырнадцати лет мама всегда разрешала мне пить во время каникул. Спроси у Роуз.

Роуз отсоединяет утюжок и расчесывает свои блестящие волосы.

— Только фруктовые напитки, — говорит она. — И только потому, что мама верила, что ты не сойдешь с ума.

— Я и не собираюсь, — говорит Дэйзи. — И если тебе станет легче, я вообще не буду пить.

Я качаю головой и сильно хмурюсь. Не уверен в правильности своего решения. Я знаю, что большинство детей пьют в шестнадцать лет. И я не хотел бы делать её ребенком только потому, что я алкоголик. Но разве когда тебе исполняется двадцать один — это резко становится магически безопасным возрастом или что-то в этом роде? Я не знаю.

Я внутренне стону. Возможно, она вообще не останется здесь, так что это даже не будет иметь значения.

— Что будет, если она отделится от нашей группы, Роуз?

— Она не сбежит, — отвечает Роуз. — Я не собираюсь оставлять Дэйзи одну в чужой стране. Хотя образ старшего брата очень лестен, Лорен, у нее есть две сестры в Канкуне, которые заботятся о ней не меньше, если не больше. С нами она в безопасности.

Я наблюдаю, как Лили смотрит между мной и Дэйзи, и вижу беспокойство на её лице. Она хочет, чтобы её младшая сестра была здесь так же сильно, как и Роуз. Возможно, они хотят провести с ней время, воссоединиться так, как не было уже очень, очень давно. И если Дэйзи может вызвать улыбку на лице Лили, то, возможно, все хлопоты будут стоить того.

— Хорошо, — киваю я.

— Ты уверен? — спрашивает Дэйзи. — Если ты расстроен, то я могу уехать...

— Нет, — вклинивается Роуз.

Я бросаю на неё взгляд.

— Так приятно знать, что ты считаешься с моими чувствами, Роуз. Теперь мы знаем, кто самая милая сестра.

— Я думала, это я, — вклинивается Лили с жеманной улыбкой.

— Ты лучшая во всем, любовь моя, это негласно и правда.

Она прикусывает губу, и я практически слышу, как она умоляет меня подойти и поцеловать её. Я бы так и сделал, но Роуз проделывает дырки в моем лбу.

— А что насчет Коннора и Райка? — нерешительно спрашивает Дэйзи.

— Коннору будет все равно, — говорит ей Роуз.

А вот Райку нет. Я улыбаюсь ей утешительной улыбкой, которая кажется мне немного фальшивой. Надеюсь, я не гримасничаю.

— Если Райк не будет с тобой мил, тогда я позабочусь о нём.

Я поворачиваюсь к Роуз за одобрением, не понимая, почему её слова так много значат для меня. Но она кивает в знак благодарности, или настолько близко к этому чувству, насколько это вообще возможно.

— Спасибо, Ло, — говорит Дэйзи.

Лили встает и подходит ко мне. Я свободно обхватываю ее плечи, а она прижимается ко мне. Это объятие, которое должно перерасти в нечто большее. Я чувствую, как она жаждет этого, как ее пальцы глубже впиваются в мою талию. Но она не может. Надеюсь, она выдержит неделю без секса. Ей нужно будет удовлетворяться поцелуями. В то время как нормальные люди воспринимают поцелуй как настоящую привязанность, Лили считает его не более чем поддразниванием, если это не приводит к хорошему сексу.

Я глажу её по спине, пока одной рукой роюсь в пакете. Я нахожу три подходящих мужских плавок черного и темно-синего цвета.

— Это единственные мужские плавки, которые ты купила? — спрашиваю я Дэйзи, и в голову мне приходит злая мысль.

— Да. Они плохие? — она подходит ко мне и заглядывает в пакет. — Эти от Ralph Lauren должны подойти.

— Я знаю. Я просто думал, что ты купила только две пары... для меня и Коннора.

Они все раскусили мою уловку.

Роуз многократно качает головой, но Лили яростно кивает. Губы Дэйзи растягиваются в коварной улыбке, определенно готовой к безобидному веселью.

Если мы с Райком собираемся стать братьями, я могу начать пожинать плоды. И это начнется с розыгрыша.

25. Лорен Хэйл

.

Мы сделали один шаг в сторону пляжа, и мне показалось, что мои глазные яблоки выгорят из глазниц. Солнце было неотвратимым, слишком жарким, чтобы нормально дышать. А пляжные шезлонги работают по принципу, кто первый пришёл — тот и занял, так что нам придётся проснуться раньше, чтобы занять их завтра. В итоге мы нашли семь шезлонгов вокруг переполненного бассейна. Когда мы спускались на лифте, Дэйзи снова спросила меня, можно ли ей пить рядом со мной. Лично я чувствую себя хуже, если люди перестают веселиться из-за меня. Я неоднократно заставлял Коннора заказывать вино — его любимый напиток.

Но я решил, что буду более изобретательным в своем ответе Дэйзи, поскольку ей шестнадцать, а я всё ещё пытаюсь понять, что уместно для подростков. Я сказал ей, что не возражаю, если она выпьет, но ей не следует пить больше, чем Роуз. На самом деле, она должна попытаться расслабить Роуз на этой неделе. Если я за что и заплачу хорошие деньги, так это за пьяную Роуз Кэллоуэй.

Дэйзи легко согласилась. Кажется, она хочет угодить другим людям, и я задаюсь вопросом, сколько процентов её жизни посвящено ублажению матери.

И Дэйзи, и Роуз плещутся в бассейне с пина-коладой в руках. Фонтан из камней заливает одну круглую нишу, где находится бар у бассейна, но мы находимся на значительном расстоянии от этой толпы.

Райк вылезает из бассейна и кивает остальным, которые лениво стоят в воде. Лили — единственная на суше.

Она лежит в одиночестве на шезлонге, не желая присоединяться к нам. Я понимаю. Она трогала себя в первую ночь, и я неоднократно говорил ей, что на этой неделе у нее не будет секса. Теперь мы в бассейне с полуголыми парнями и полуголым мной.

Я вижу, как несколько пар лапают друг друга под кабинками, и даже несколько прижимаются друг к другу в воде, целуясь, причем язык парня глубоко проникает в горло девушки. Бесстыдно. И я думаю, что она, наверное, тоже завидует этому.

Она очень желает секса, и я понимаю, что ей хочется расслабиться под музыку и вздремнуть на солнышке. Поэтому я оставляю её в покое и пытаюсь поговорить с нашими друзьями.

— Я собираюсь пойти купить тако, — говорит Райк. — Если ты хочешь съесть один, тебе лучше пойти со мной.

Он уверенно стоит в своем неоново-розовом манкини. Когда я сказал ему, что это единственный оставшийся костюм, он буквально пожал плечами и надел его. Загорелая кожа, рельефный пресс, стильные очки — он выглядит круто даже в этой, гребанное штуке. А девушки, играющие в водный волейбол, даже глазеют на его задницу.

Это не совсем та реакция, на которую я рассчитывал.

Мелисса подплывает к краю и выныривает, всегда каким-то образом привязанная к Райку. И всякий раз, когда ей приходится от него отвязываться, её настроение меняется. Часть меня задается вопросом, похожи ли мы с Лили на неё, когда находимся в чужой компании — скучающие и раздраженные. Возможно. Думаю, это то, над чем мы работаем.

— Готов? — спрашивает она, зацепляя мизинцем его пальцы.

Он отпускает её руку и снова кивает в сторону бассейна.

— Кэллоуэй, — зовет он. Все три девушки поворачиваются, чтобы посмотреть на него, даже Лили на шезлонге. Он закатывает глаза и указывает на высокую блондинку. — Дэйзи. Ты идешь?

Она качает головой и продолжает пить из соломинки свою пина-коладу. На обед мы все ели домашнюю пиццу, но Дэйзи вместо этого выбрала салат. Я считаю удачей, что она вообще потягивает фруктовый напиток, который содержит хренову тучу калорий, но, зная Райка, он, без сомнения, считает алкоголь эквивалентом коры в пищевой пирамиде.

— Пойдем, — говорит он, жестом приглашая её следовать за ним. — Тебе понравится тако, я обещаю.

— Возможно, понравится, — говорит она, — но это еще не значит, что я должна его есть.

Мелисса берет Райка за руку и начинает тянуть его к внешнему грилю за пальмами.

— Она не хочет тако, — говорит она, таща его, как ребенок тащит родителя. — Пойдём.

У Райка напрягается челюсть, и я думаю, что он попытался бы убедить Дэйзи, пока она не согласится, но не с Мелиссой, дергающей его за руку. Поэтому он уходит, потерпев неудачу. В том, что Райк вмешивается в чужие проблемы, нет ничего нового. Я не удивлен, что он интересуется диетой Дэйзи, которую она соблюдает только для того, чтобы угодить матери — я знаю это с тех пор, как она начала работать моделью.

Коннор держит мохито в руке и смотрит, как Мелисса исчезает за пальмами вместе с Райком.

— Он пожалеет, что привёз её.

— Он уже жалеет, — говорю я.

Я не думал, что присутствие алкоголя так сильно на меня повлияет. Мое внимание сосредоточено на пластиковом стаканчике, и мне требуется много энергии, чтобы сконцентрироваться на других вещах. Например, на сексуальной жизни моего брата, не то чтобы меня это особенно волновало.

— Что ты делал в прошлом году на весенних каникулах? — спрашивает Коннор.

Я напрягаю мозги и качаю головой.

— Я не могу вспомнить.

Уверен, что проводил ночи в баре, пока Лили трахалась с другими парнями. Наша старая рутина. Всё настолько смазано, что даже попытка проползти сквозь воспоминания похожа на прогулку в тумане.

— Наверное, что-то глупое, — бормочу я себе под нос.

Коннор понимает намек и не выпытывает дальше.

— Если тебе станет легче, мои последние три года весенних каникулы прошли в Японии, когда я пытался убедить ангельских инвесторов вложить деньги в Cobalt Inc..

Я издаю короткий смешок.

— Теперь я чувствую себя полным неудачником.

— Я пытался, — говорит он с непринужденной улыбкой.

Роуз подплывает к нам и толкает меня локтем в ребра.

— Привет, Роуз, — говорю я с гримасой.

Она указывает на наши шезлонги, где лежит Лили.

— Ты видишь, что она читает? — спрашивает меня Роуз, очень даже связной речью.

Я хмурюсь и изучаю Лили. И конечно же, в ее руках журнал Cosmo.

— Где она его взяла?

— Дэйзи, наверное, купила его в аэропорту.

— Разве ей нельзя читать дешёвые журналы? — спрашивает Коннор.

Роуз наклоняет голову, как будто он задал глупый вопрос.

— Не те, где описываются сексуальные позиции и есть романтические истории на заднем обороте.

Я поднимаю на него глаза.

— Ты никогда раньше не читал Cosmo?

— Мне никогда не нужно было знать пятьдесят лучших способов доставить удовольствие мужчине.

Я брызгаю на него водой, и он смеется, а я улыбаюсь. Я подплываю к краю, прекрасно понимая, что если бы у меня сегодня было виски, ничто не помешало бы мне произнести язвительный ответ. И в этот раз я действительно чувствую, что чего-то добился.

Я выпрыгиваю из бассейна. Лили даже не замечает моего появления, слишком погруженная в грязный журнал.

26. Лили Кэллоуэй

.

5 секс-игрушек, идеально подходящих для путешествий. Мой маленький вибратор-пуля спасся от портье-притворщика-вора, когда я положила его в сумочку, но вероятность того, что я воспользуюсь им на этой неделе, невелика.

Даже вибрирующие трусики попали в список. У меня они тоже есть (дома), но я никогда их не пробовала. Я переворачиваю страницу и попадаю на советы по сексу от парней. Некоторые вызывают у меня смех, а другие действительно полезны. Я пролистала список и улыбнулась совету от Бретта, 24 года. «Облизни губы. Потом скажи, что не можешь дождаться, чтобы попробовать меня на вкус». Спасибо, Бретт, за то, что создаешь впечатление, будто девушки должны делать минет, чтобы доставить удовольствие парню. Это неправда. На самом деле, если бы мне не нравилось делать минет Ло, я бы этого не делала.

— Эй.

Я слегка подпрыгиваю от голоса и прижимаю журнал к груди, покраснев до розового оттенка. Я успокаиваюсь, когда вижу, что это Ло, в мокрых плавках, и стараюсь сосредоточиться на его лице, а не на теле, но даже внушительная челюсть и темные, мокрые волосы выглядят сейчас очень сексуально.

Я облизываю нижнюю губу и говорю: — Не могу дождаться, чтобы попробовать тебя на вкус.

Он сужает глаза, не забавляясь, и выхватывает у меня журнал. Мои плечи опускаются, когда его глаза пробегают по странице. Они резко закатываются, когда он читает совет Бретта. Ло складывает журнал в руке и присаживается шезлонг. Я понимаю, что, скорее всего, не получу Cosmo обратно.

— Это не порно, — сразу же защищаюсь я.

— Тебе все равно не стоит его читать. Ты пытаешься прожить день, не думая о сексе, и листание журнала, в котором описаны десять лучших советов для орального секса, тебе не поможет.

Я просто киваю, а потом мой взгляд переходит на Райка, который возвращается к нашей зоне с тако, завернутым в алюминиевую фольгу. Он облизывает пальцы, так что я предполагаю, что он уже съел один по дороге сюда. Мелисса что-то говорит и уходит от него, направляясь обратно в гостиничный номер. Странно, что она бросила его, когда ясно дала понять, что он — единственная причина, по которой она терпит всех нас.

Мой взгляд скользит по ярко-розовому манкини, не оставляющему ничего для воображения. Оно слишком хорошо его обтягивает. Одно неверное движение, и все может вывалиться наружу.

— Это вроде как вышло нам боком, не так ли? — говорю я Ло с улыбкой.

Ло кладет руку на мою голую икру, от чего по позвоночнику пробегают мурашки. Я сейчас жажду даже самого простого прикосновения.

— Откуда мне было знать, что ему будет так удобно в этом банановом гамаке? — Ло говорит достаточно громко, чтобы Райк услышал, когда он подходит. — Мы братья всего четыре месяца.

— Мы братья уже как двадцать один год, — опровергает Райк. Он садится на бортик бассейна рядом с нашим шезлонгом, опустив ноги в воду. — Ты узнал обо мне только четыре месяца назад.

— И это должно заставить меня полюбить тебя еще больше?

Райк сухо улыбается и кивает на журнал в руке Ло.

— Пляжное чтение?

Ло бросает журнал на мокрый цемент рядом с Райком.

— Вот, может, научишься оральному сексу для Мелиссы. Кажется, ты её невероятно не устраиваешь.

— Я могу ей просто отлично отлизать. Она злится не из-за этого.

Я отрываю взгляд от руки, которую Ло держит на моей лодыжке. Я бы очень хотела, чтобы его пальцы пробежались по моему бедру. Особенно после всех этих разговоров о сексе.

— Почему она расстроена?

— По той же причине, что и ты.

— Она тоже сексуально зависима? — говорю я радостнее.

Я не одна такая. Ух ты, как приятно.

— Нет, она обычная возбужденная девушка.

О, черт. Мои плечи опускаются.

Ло начинает поглаживать мою голень. Это ещё лучше. Я опускаюсь на спинку шезлонга, расслабляясь. Ло на мгновение листает свой мобильный телефон, а я наблюдаю, как Райк зовёт Дэйзи в бассейне, не называя её имени.

Она подплывает к его месту у края бассейна, и поскольку он сидит вне воды, он возвышается над ней и слегка сутулится, чтобы посмотреть вниз на Дэйзи. Он протягивает ей тако.

Она ставит свой пустой стаканчик рядом с обмякшим журналом.

— Я думала, ты сказал, что я могу съесть тако, только если пойду с тобой.

— Я сделаю исключение.

Её взгляд мечется между тако и Райком, и мне не нравится, к чему это ведет. Это напоминает мне тот случай, когда он соблазнял ее кусочком шоколадного торта. Она съела его, но только после череды неподобающих событий. Ло этого не замечает. И он слишком сосредоточен на своем телефоне, чтобы поднять глаза и посмотреть на Дэйзи и Райка.

Но может... может, это все в моей голове. Я имею в виду, что мои мысли постоянно крутятся вокруг секса. Может быть, последние три месяца без Ло их совместное времяпрепровождение было невинным и не таким плохим, как я считала. И я правда хочу, чтобы Дэйзи съела это тако.

— Что ты сделаешь для меня, если я съем это? — спрашивает Дэйзи, интригующая улыбка приподнимает её губы.

— Теперь мы торгуемся?

Она подплывает к нему чуть ближе, ее плечи оказываются на одном уровне с его коленями.

— Это справедливо. Ты хочешь, чтобы я что-то сделала. Поэтому я думаю, что должна получить что-то взамен.

— Ты получишь питательные вещества этого, чертового тако, — говорит он ей. — Это беспроигрышный вариант.

Она изо всех сил старается не улыбаться и просто качает головой. О, она научилась играть в его игры с прошлого раза. Я должна прекратить это, думаю я. Но я загипнотизирована их легким подшучиванием.

— Чего ты хочешь? — спрашивает он.

Я подталкиваю Ло ногой. Он должен это видеть! Они собираются заключить какую-то сделку, которая не будет милой. Я пытаюсь найти Роуз и Коннора, но они ушли в бар у бассейна.

Ло неохотно отрывается от своего телефона и следит за моим взглядом, наблюдая за сестрой и братом.

И тут лукавая улыбка Дэйзи ослабевает.

— Я не знаю, чего хочу, — осознает она.

— Что ж, это проблема.

Ло смотрит на меня таким взглядом, типа это то, из-за чего ты волнуешься? Правда? Это всё в моей голове, не так ли?

— И у меня нет времени на то, чтобы ты это выясняла, — говорит ей Райк. — Тако к тому времени уже остынет, — он разворачивает алюминиевую фольгу и протягивает ей один конец. — Давай, только один кусочек.

Его тон не добрый и не мягкий. Он грубый и властный, к чему Дэйзи не привыкла, я думаю. В её глазах мелькает любопытство.

Дэйзи долго смотрит на Райка.

— Почему ты так сильно хочешь, чтобы я поела?

— Потому что твоему телу нужно что-то большее, чем гребаный ром, лед и смесь пина-колады.

— Мое агентство с эти не согласится.

— Твое агентство — полный отстой, — говорит он.

— Ты бы пытался заставить каждую модель съесть торт, не так ли?

Он не отрицает.

Она улыбается.

— Ты же знаешь, что их потом просто стошнит.

— Тебе лучше не...

— Я не страдаю булимией, — говорит она. — Я даже не анорексичка. Я просто знаю, что мне следует и что не следует есть. И поверьте мне, когда я не считаю дни до фотосессии, я объедаюсь. Но у меня показ через три недели. Все будут щипать мой жир, и тебя там не будет, чтобы увидеть их разочарованные, недовольные взгляды. А я буду.

— Я думаю, — медленно произносит Райк, пытаясь обдумать слова, — тебе нужно понять, что это тако не прибавит ни сантиметра к твоей талии. Если у тебя такая большая сила воли, как ты говоришь, то съев это, ты не будешь завтра объедаться.

Мне хочется аплодировать. Он действительно говорит адекватные вещи, и Дэйзи обдумывает все его заявление с большим вниманием. А потом она кивает в знак согласия.

— Хорошо, — говорит она. — Но только один кусочек.

— Если только тебе не понравится.

— Как я уже сказала...

— Тебе нравятся многие вещи, но это не значит, что ты должна их есть, — заканчивает он. — Я тебя слышал.

— Ты слушал, — говорит она насмешливо. — Что ты парень?

— Редкий вид.

Мои плечи напрягаются. Они флиртуют? Видит ли Ло это? Он смотрит, но я не могу прочитать выражение его лица. Однако его мышцы напряжены.

— Хорошо, — говорит Дэйзи, глядя на тако. — Я съем его.

— Перестань говорить об этом и сделай это, — говорит он.

Она кладет руку ему на ногу, а другую на запястье, когда он протягивает тако. Она наклоняется вперед, чтобы откусить кусочек, и, клянусь, её глаза все время смотрят на него. В этом есть что-то невероятно грязное — кроме меня что, больше никто этого не замечает?

Ло ничего не говорит.

Когда она откусывает, ее глаза закрываются, и она издает звучный стон.

— О Боже, — бормочет она, жуя.

У Райка довольная ухмылка, как будто он выиграл лучший приз, увидев её счастливой (или издающей оргазмические звуки, я понятия не имею). Соус стекает ей на подбородок, но её голова откинута назад, она слишком поглощена едой, чтобы заметить это. Большим пальцем он вытирает соус прямо под её губой.

— Хорошее, да?

Она сглатывает.

— Самое лучшее.

Ладно, возможно, я единственная, кто воспринимает это событие в фаллическом ключе. Райк и Дэйзи ведут себя совершенно невинно по отношению ко всему этому делу. Может быть, они даже не понимают, насколько все это было интимно. (По крайней мере, это был не хот-дог.)

— Вот, — он протягивает оставшуюся часть тако.

Удивительно, но Дэйзи принимает еду, забирая фольгу изего рук.

— Спасибо, — говорит она с искренней благодарностью.

А затем она плывет к Коннору и Роуз.

Ло открывает рот, и я думаю, не собирается ли он укорять Райка. Но как он может, когда Дэйзи хоть раз съела что-то здоровое? Это должно быть победой, верно?

Прежде чем Ло успевает что-то сказать, возвращается Мелисса, и мы все замолкаем. Ну, технически Ло и я итак молчали, но атмосфера становится неловкой.

Мелисса садится рядом с Райком на цемент и прислоняется к нему плечом. Он обхватывает её рукой.

— Горничные закончили с нашей комнатой, — говорит она ему, практически хлопая ресницами.

Так она ходила проверить состояние нашей комнаты? Если мне нельзя заниматься там сексом, то почему ей можно? Я смотрю на Ло в поисках ответа, но его взгляд прикован к Райку.

— Я уже говорил с тобой об этом, — ровно говорит Райк.

— Да, но в общественных туалетах так противно, — она смотрит на меня и Ло. — Вам ведь все равно, если мы пару минут пошалим в комнате? Мы будем спать на раскладушке.

— Дэйзи сегодня спит на раскладушке, — напоминаю я ей.

Дэйзи предложила спать на полу, не желая разрушать наши договоренности своим импровизированным приездом, но Райк не позволил ей ложиться на пол. Он был достаточно любезен, чтобы занять самое худшее место.

— Тогда мы воспользуемся диваном, — сказала она, пожав плечами. — Вы двое вольны вернуться и повеселиться, когда угодно. На самом деле, меня это не беспокоит.

Во мне вспыхивает надежда. Это моя возможность заняться сексом в конце этой недели. Как раз когда я собираюсь сказать ей, чтобы она резвилась прямо в комнате, Райк обязательно должен был заговорить.

— Это беспокоит Роуз и Коннора.

Выражение ее лица омрачается.

— Оу.

В воздухе повисает неловкое молчание, и Дэйзи подплывает, чтобы прервать его.

— Роуз и Коннор ссорятся, — восклицает она. Она поднимает свое тело из бассейна и садится на шезлонг рядом со мной. — Это немного страшно. Я не понимаю и половины слов, которые они произносят.

Её волосы выглядят почти коричневыми, когда они мокрые. Она выжимает их в руках.

Я бросаю взгляд на бар у бассейна. Роуз и Коннор сцепились, их рты двигаются так быстро, что кажется, будто они участвуют в дебатах. Люди вокруг наблюдают за ними с весельем и даже благоговением.

— Кто-нибудь хочет добавки? — спрашивает Мелисса. Она встает и машет своем пустым стаканом.

— Я бы взяла дайкири, — говорит Дэйзи.

— Без алкоголя, да?

Дэйзи даже не моргает.

— Нет, я пью ром.

— Я не очень-то одобряю употребление алкоголя несовершеннолетними. Тебе сколько, семнадцать?

— Шестнадцать, — говорит она, не обращая внимания на резкие слова Мелиссы. — В некоторых странах я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж и продаться в проституцию, так что, думаю, пара шотов не убьют меня.

— Ну, здесь жизнь другая. Мы в Америке.

— Вообще-то, мы в Мексике.

Горло Мелиссы подрагивает, но она пытается отмахнуться от своего промаха, пожимая плечами.

— Да, неважно.

Райк с трудом подавляет ухмылку, а когда он встречает взгляд Дэйзи, она смотрит на него так, типа у тебя будут неприятности.

Райку все равно, что о нём думают, даже его недо-девушка.

Мелисса кладет руку на бедро.

— Хочешь чего-нибудь, малыш? — спрашивает она Райка с некоторой силой.

Он не пьет. Мы все это знаем, и поэтому ее силовой ход совершенно очевиден.

— Нет, мне и так хорошо, — отвечает он.

Когда она уходит в своем черном бикини, Дэйзи наклоняет голову, наблюдая, как задница Мелиссы подпрыгивает всю дорогу к тики хижине (пляжные сооружения из тростника и бамбука, за стойками которых подают коктейли).

— У нее хорошая задница.

— Да? — непринужденно говорит Райк, глядя на Дэйзи, которая наблюдает за Мелиссой.

— О да, — говорит Дэйзи. — Но я бы всё равно посоревновалась с ней.

Я думаю, она проверяет Райка.

Ло напрягается рядом со мной и ждет, что ответит его брат. Не развивай эту тему, Райк, — мысленно повторяет Ло. Или мне хочется думать, что я его слышу. Я все еще не развила эту суперспособность.

— Её задница лучше. Извини, — говорит он, но не оглядывается на Мелиссу. Дэйзи завладела его вниманием.

Она пожимает плечами.

— Наверное, ты прав, но если бы мне пришлось составлять рейтинг задниц, то задница Роуз была бы номером один. У нее и волосы самые лучшие.

— У тебя красивые волосы, — говорит ей Ло.

— Не надо, — предупреждает его Райк, качая головой.

Если Дэйзи в чем-то и не уверена, так это в волосах, которые ей нельзя стричь или красить, согласно правилам её агентства.

Лицо Ло заостряется, он возмущен тем, что Райк знает больше него. То, что он не был в курсе событий в течение трех месяцев, было недостатком. Райк прекрасно видел, что происходило, когда Ло находился в реабилитационном центре. Ло — нет.

Я придвигаюсь ближе к нему и кладу голову на плечо. Он притягивает меня в свои объятия. Но моего присутствия недостаточно. Я не могу вернуть ему все те дни, которые он пропустил.

— Мои волосы нормальные, — говорит Дэйзи.

Но она бессознательно заплетает их в косу. Затем она поднимается и ставит пальцы ног на бортик бассейна. Она прыгает в воду, и, к её удивлению, Райк присоединяется к ней, заныривая в воду. Он выныривает на поверхность и проводит рукой по мокрым волосам. Они оба прижимаются к краю, лицом к нам.

— Она хороша в постели? — спрашивает его Дэйзи.

Мои глаза расширяются до размера блюдец.

— А что, ты хочешь её трахнуть? — спрашивает он.

— Конечно, почему бы и нет, — говорит Дэйзи.

Я едва могу сказать, что она язвит, и Ло слегка скрежещет зубами. Райк, однако, находит это слишком забавным.

— Ну так возьми её, Дэйзи. Она вся твоя.

— И ты бы так просто бросил свою девушку, — говорит Дэйзи, прищелкивая языком.

— Она не моя девушка. У нас всё несерьёзно.

— Ничего себе, — говорит Дэйзи категорично. — Надеюсь, ради её блага она в курсе.

— Она знает, но я, возможно, пообещал ей неделю умопомрачительного секса в обмен на то, что она приедет сюда со мной, бросив свою волейбольную команду.

Неудивительно, что она такая хваткая.

— Тебе лучше найти способ выполнить свою часть сделки, — говорит Дэйзи, окидывая взглядом наши шезлонги.

Я поворачиваю голову и вижу, как Мелисса подходит к нам с двумя напитками.

— Почему? — спрашивает Райк.

— Если она выглядит такой взбешенной сейчас, представь, как она будет выглядеть на седьмой день воздержания, — по какой-то причине я вижу только своё расстроенное, маниакальное лицо, смотрящее на меня. — Не хотела бы я быть на твоем месте, — говорит ему Дэйзи со смехом.

Он одаривает ее горькой улыбкой, а затем кладет руку ей на голову, погружая её под воду. Она плещется под ним, пытаясь всплыть.

Ло качает головой.

— Что? — говорит он.

— Ты, блядь, идешь по тонкой грани.

— Я всегда так делаю, братишка.

И тогда он отпускает Дэйзи, чтобы она могла всплыть на поверхность. Когда её голова выныривает на поверхность, она выплевывает полный рот воды прямо в лицо Райку.

Он в ответ брызгает в неё, и под водой Дэйзи, должно быть, зацепилась своей лодыжкой за его, потому что он чуть не соскользнул назад. Вместо этого он хватается за неё, чтобы удержаться над водой.

— Эй, — говорит Мелисса.

Маленькие зонтики воткнуты в обе пина-колады. Она внимательно разглядывает Райка и Дэйзи, то, как Райк практически обнимает её в воде, но это действительно случайно. Или так я продолжаю говорить себе. Это помогает мне лучше воспринимать ситуацию.

Райк отплывает от Дэйзи, и она подплывает к бортику, где сидим мы. Они оба снова выглядят совершенно невинно, как будто никакого флирта только что не было. Может, и не было. Может, я просто извращенка и слишком много думаю нижней частью тела.

Да, наверное, так оно и есть.

Дэйзи протягивает руку за напитком.

— Это безалкогольный дайкири, — говорит Мелисса, передавая ей белую смесь.

— О, — Дэйзи берет в руки прозрачный пластиковый стаканчик. — Почему?

— Они не поняли меня, когда я сказала им свой заказ. Мы в чужой стране.

Не могу сказать, является ли это уловкой, чтобы Дэйзи оставалась трезвой, но я не понимаю, что она может от этого выиграть.

Дэйзи вылезет из воды и встаёт на край, вся мокрая. Она капает водой на ножки моего шезлонга и смотрит на Райка.

— Как сказать по-испански, никаких безалкогольных напитков?

Мелисса хмурится.

— Откуда ему знать?

— Он свободно говорит на испанском, — говорит Дэйзи.

Она узнала об этом во время своего шестнадцатилетия в Акапулько. Райк владеет испанским языком благодаря своей учёбе в подготовительной школе.

Он вылезает из бассейна и выхватывает у нее стакан.

— Я закажу тебе гребанную выпивку. Жди здесь.

Он уходит, чего Мелисса точно не ожидала. Она надувает губы и яростно смотрит, что является пугающей комбинацией.

Хотя мне и нравится, что я не единственная, кто будет сексуально разочарована на этой неделе, Мелисса похожа на бурю, которая только и ждет, чтобы разразиться. И если учесть, что Ло окружен нескончаемой выпивкой, а угроза шантажиста все еще не миновала, эта поездка балансирует на грани хаоса.

Я надеюсь только на то, что Роуз и Коннор, два уравновешенных человека в нашей группе, смогут удержать нас на плаву. Мой взгляд снова устремляется на бассейн. Они всё еще ссорятся.

Боже, помоги нам.

27. Лили Кэллоуэй

.

Сон ненавидит зависимых. По крайней мере, такова моя теория на этот счет. В то время как все остальные хорошо отдохнули и отправились исследовать Мексику, нам с Ло приходится вытаскивать себя из постели.

Мои замерзшие мышцы едва шевелятся, когда струи воды обдают меня теплым душем. Я поднимаю полусонные руки, чтобы вымыть шампунь с волос, и обнаруживаю, что опираюсь бедром о холодную кафельную стену для дополнительной поддержки.

То, что мы поздно просыпаемся, означает, что комната полностью в нашем распоряжении. Мы не занимались сексом (и не планируем), но уединение на некоторое время — это приятно.

Когда я смываю шампунь, дверь в ванную со скрипом открывается. Хотя я знаю, что в номере только Ло, я прижимаюсь к кафельной стене, гадая, скроет ли туман мое обнаженное тело.

Я вижу Ло через стеклянную дверь душа, но пара недостаточно, чтобы скрыть меня. И если я могу видеть его, то, конечно, и он может видеть меня. Я даже успеваю заметить его острые скулы и дьявольскую улыбку, его глаза на мгновение переходят на мои. Затем он поворачивается к раковине.

Мой разум переключается в режим воображения. Я думаю обо всех способах, которыми он может сделать это со мной.

— Доброе утро, любовь моя, — говорит он, наблюдая за мной через зеркало. Он расчесывает двумя руками свои взъерошенные каштановые волосы.

Это не помогает.

— Мог бы и постучать, — говорю я ему, когда он снимает футболку. Его мышцы на груди напрягаются, и у него даже есть эти четкие выступы, которые ведут к его члену. — Или, знаешь, объявить о своем приходе, как это делают в Аббатстве Даунтон.

Он вылезает из своих брюк на завязках, теперь он полностью обнажен, и подходит к стеклянной двери душевой. Затем стучит в неё.

Я каменею у кафельной стены.

— Это Лорен Хэйл, — говорит он, улыбка расползается по его губам. — Могу я войти?

— Мы не можем... — я колеблюсь.

Нет. Я не хочу заканчивать это предложение.

— Мы не можем принять душ вместе? — говорит он с неверием. — Кто сказал?

Никто. Определенно не я.

— Ты можешь войти, но я должна предупредить, что вода упрямая. Бывают моменты, когда она предпочитает быть холодной, несмотря на мои требования.

Он открывает стеклянную дверь. Не смотри, Лили. Мой взгляд падает по команде, и как только я начинаю смотреть, я не могу остановиться. Чувственные места пульсируют, когда я представляю его внутри себя. Его пальцы прижимаются к моему подбородку, поднимая мой взгляд.

— Если понадобится, я приму душ в плавках, — говорит он мне.

Я яростно качаю головой.

— Всё в порядке. Я не буду смотреть, — но даже когда я произношу эти слова, я импульсивно опускаю взгляд. Твою мать. Магнитная сила притягивает, и мои глаза на долю секунды предают меня. Я поднимаю взгляд и вскидываю руки вверх. — Это в последний раз! Клянусь!

Его губы приподнимаются от удовольствия, прежде чем он отходит в сторону, чтобы схватить мочалку и мыло с полочки. Теперь у меня прекрасный вид на его задницу.

— То же самое касается и моей задницы, — говорит он с легким смешком, всё еще повернувшись ко мне спиной. Легкость и юмор в его голосе расслабляют мои плечи.

— Мне нравится твоя задница, — говорю я ему, когда он поворачивается ко мне лицом, с мочалкой в руках.

— Я знаю, что нравится, — бормочет он. Он переплетает свои пальцы с моими и притягивает меня к своему телу. Мое бедро касается его члена, и дыхание перехватывает в горле. — Все хорошо, Лил, — шепчет он.

Это совсем не то, что я чувствую.

Он проводит мочалкой по моим рукам и между пальцами, намыливая кожу. Я загипнотизирована медленными, затяжными движениями. Потом ткань опускается к животу и поднимается к грудям, обводя каждую из них со скрупулезной тщательностью. Я слегка пошатываюсь и хватаюсь за его руку.

— Полегче, — дышит он. — Считай это тестом.

— Принятие душа с тобой? — мои глаза расширяются.

— Принятие душа со мной, — подтверждает он кивком, — без секса в конце. Я помою тебя, а потом ты помоешь меня, хорошо?

Я не знаю, что на меня нашло. Я просто... не думаю, что это реально. Поэтому я протягиваю руку и щипаю его за руку.

Он вздрагивает.

— Какого черта?

И убирает руки. Нет, вернись!

— Я хотела убедиться, что это не сон, — объясняю я. — Прости!

Я наклоняюсь и наношу два нежных поцелуя на покрасневшую кожу.

Его грудь вздымается и опадает от полнозвучного смеха.

— Ты должна ущипнуть себя, дурочка, — говорит он мне.

О, точно. Я сжимаю кожу над локтем. Ой, как больно.

Он снова притягивает меня к своей груди, и его руки медленно скользят по моим, освещая каждую часть меня. Его глаза переходят на мои.

— Достаточно ли я реален для тебя?

Боже правый, да.

Он говорит легко, возвращаясь к намыливанию моего тела, как будто не он только что накрыл меня одеялом соблазнения Лорена Хэйла.

— Сегодня мы можем заняться туристическими делами вдвоем. Всё, что захочешь.

Это наш первый отпуск, когда Ло трезвый, а я на реабилитации. В нашу последнюю самостоятельную поездку мы провели выходные в Праге. Мы даже не попали ни в музей, ни в Пражский Град. Ло не разрешал мне одной бродить по улицам, поэтому мы проводили время в баре отеля, где я могла подцепить парня, а он мог выпить так, чтобы мы не умерли в процессе. Сейчас эти воспоминания кажутся грустными. Мы упустили все хорошие стороны путешествий.

— Мы должны увидеть руины майя, — говорю я, волнение бурлит в моем животе. — И черепах! Я хочу увидеть черепах.

— Звучит как свидание.

Свидание. Свидание в чужой стране с моим парнем. Свидание в другой стране с моим трезвым парнем. Звучит потрясающе.

И потом мочалка опускается, и все мои мысли вылетают из головы. Я держусь за руки Ло, пока он трет мочалкой место между моих ног. Мне хочется более глубокого прикосновения, хочется, чтобы мое тело взорвалось знакомой эйфорией. Но я помню кое-что: Это. Тест.

Я планирую пройти его. Неважно, насколько это трудно. Я сосредотачиваюсь на его глазах, а не на руках.

— Привет, парень, — говорю я легко, пробуя это слово. Я редко говорю ему это вслух. Может быть, это отвлечет меня.

— Привет, девушка, — отвечает он. — Ты в порядке?

Его брови поднимаются, немного дразня. Мне кажется, что иногда он понимает мое физическое состояние лучше, чем я сама.

Мочалка поднимается, оставляя мою нежную плоть, и я киваю в ответ, слова вылетают из моей головы. Вода омывает нашу кожу и ласкает нас своим теплом, провоцируя меня на то, чтобы я взяла его всеми способами. Но я не буду. Моя сексуальная жизнь в его руках. Я не буду прыгать на него. Я не закину ногу на его талию. Я сдерживаю себя. Добровольно.

Мне немного хорошо от этого факта.

И тут у душа начинается приступ мании, вода хлещет ледяными струями.

Вот дерьмо!

Я вскрикиваю и притягиваю тело Ло, чтобы избежать ледяных брызг. Как же я старалась не прыгать на него.

Его ноги скользят по мокрой плитке, и он чуть не падает. Но он ловит равновесие и выпрямляется, его руки обхватывают мои бедра, чтобы я не упала.

Я только сейчас понимаю, что мои руки обхватывают его плечи, а моя нога определенно находится на середине его талии. Поза не такая уж невинная. Но любое возбуждение заглушается Ло. Он смеется до упаду, его голос эхом отдается в душевой кабине.

Он не может остановиться. Серьезно.

— Это не смешно. Этот душ — демон, — говорю я ему.

Он пытается скрыть улыбку, но у него не получается.

— Если ты боишься холодной воды, как ты собираешься гладить каймановых(хищных) черепах?

— Я не собираюсь гладить каймановых черепах, — говорю я, опуская ногу на пол. — Я хочу погладить только милых.

Он передает мне бутылку шампуня с полки.

— О, значит, уродливые не получат от тебя никакой любви? Они останутся одни, холодные и не поглаженные?

Я глубокомысленно хмурюсь. Он прав. Я должна погладить их всех. Даже страшных.

— Хорошо, я поглажу каймановых черепах, но только если кто-то будет держать их за мордочку.

Прежде чем провести пальцами по его волосам, я намыливаю его пресс мочалкой и прохожусь по натянутым выступам его тела, методично, но не слишком сосредотачиваясь на том, к чему это может привести — а это ни к чему. Вместо этого я настраиваюсь на наш разговор.

— Не думаю, что у черепах есть морды, — говорит он с очередным смешком.

— Пяточки? — спрашиваю я, немного растерявшись.

И правда, как называется нос черепахи?

— Это у свиней.

Мы обсуждаем существование черепашьего носа и разницу между руинами майя и ацтеков, пока заканчиваем мыться, а затем оба выходим из душа и вытираемся насухо. После долгого мгновения я понимаю, что со мной все в порядке. Что я больше рада провести день с ним, чем заняться сексом.

Не знаю, буду ли я чувствовать себя так завтра.

Но сегодня... мне приятно.

28. Лорен Хэйл

.

Подошвы моих кроссовок Nike погружаются в песок, сильно утопая в неровной поверхности, когда я бегу. Солнце бьет в мою голую грудь, и я надеюсь, что намазал достаточно лосьона, чтобы избежать неприятного ожога.

Даже в такую жару Райк бежит рядом со мной, не отставая от моего длинного шага. Я стараюсь бегать каждое утро. Это помогает мне справиться с ломкой, особенно в Канкуне. Я не могу сделать и шагу из нашего номера, чтобы не увидеть пьяного студента или бутылку пива. Только на этом курорте семнадцать баров. Я знал, что приезд сюда испытает меня на прочность, но я никогда не предполагал, что буду чувствовать.

Вчерашний день с Лили был буквально единственным днем, когда алкоголь не приходил мне в голову. Ни разу. Мы плавали в масках с трубкой с черепахами и поднялись на вершину руин майя. Она ни разу не попросила меня о сексе, а я не жаждал ни капли виски. Но это был один хороший день из многих дерьмовых. Я хочу улучшить нашу статистику, уменьшить количество плохих дней, пока они не станут лишь сном.

Я отталкиваюсь сильнее, влажный воздух сдавливает мои легкие. На коже выступает пот, и боль, которая пульсирует в мышцах, кажется лучше, чем мои ноющие мысли. Поэтому я продолжаю бежать дальше. Я продолжаю сгибать колени и двигаться вперед. А Райк не отстаёт от меня ни на шаг.

Я знаю, что если бы я не заботился так сильно о Лили, или если бы Райк не был здесь, чтобы присматривать за мной, я бы уже нарушил свою трезвость. И потом Коннор заставляет меня хотеть быть лучшим человеком, как бы глупо это ни звучало.

Но сегодня мы все разделились.

Лили пошла по магазинам с Роуз и Коннором, что даст ей возможность отдохнуть от навязчивых мыслей о сексе. Окружать себя другими людьми для нас всё ещё в новинку, и это немного утомительно, но мы справляемся.

Я оглядываюсь через плечо, и мы почти сразу же замедляем бег. Мелисса и Дэйзи едва видны вдалеке. Они были единственными, кто захотел присоединиться к нам на пробежке. Неудивительно, ведь Лили похожа на Большого Злого Волка, пыхтящего и ворчащего после минутного спринта, а Роуз я никогда в жизни не видел в кроссовках. Коннор пошел бы с нами, но он не хотел оставлять Роуз и Лили одних на шоппинге в Мексике.

Наши ноги замедляются до полной остановки.

— Следователь Коннора все еще не нашёл ничего нового? — спрашивает Райк, вытирая лоб тыльной стороной ладони, он без майки, как и я.

— Коннор говорит, что он изучает вопрос так быстро, как только может.

И если его связи нам не помогут, надеюсь, моему отцу повезет больше. Но я бы не сказал Райку, что разговариваю с Джонатаном Хэйлом. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Допустим, в худшем случае просочится информация, что Лили – сексуально зависимая, — говорит Райк, открывая свою бутылку с водой, мы ждем, пока нас догонят девочки. — И что будет тогда?

При этой мысли мой желудок вздрагивает.

— Я не хочу даже думать об этом.

Все, что я представляю, это рыдающую Лили, которую невозможно утешить. Наблюдать за тем, как она мучается в такой агонии, меня убивает, но если мы все-таки пойдем по этому пути, я не могу прибегнуть к алкоголю. Хоть раз я должен быть рядом с ней. Она, блядь, мой лучший друг. И она заслуживает такого парня, который заставит ее чувствовать себя лучше, а не хуже.

Если я не могу этого сделать, тогда нам не стоит быть вместе.

Райк изучает меня.

— Ты всё ещё принимаешь Антабус?

Я дарю ему горькую улыбку.

— Одна таблетка в день держит демонов на расстоянии.

— Ты мне не ответил.

— Да, папа, — я напрягаю мышцы, вытягивая руку над грудью, пытаясь сбросить накопившееся давление.

Если бы пузырек с таблетками не был в моем кармане — если бы я оставил его в чемодане вместе с другим украденным багажом, — у меня было бы больше соблазнов выпить. На этот раз мне повезло.

Я также ненавижу говорить об этом лекарстве. Разговоры заставляют меня думать, а мысли заставляют меня хотеть, блядь, выпить.

— Я бы хотел, чтобы ты раньше рассказал мне о Мейсоне Никсе, — признается Райк, снова меняя тему разговора, на этот раз на одного из наших главных подозреваемых.

У Райка это хорошо получается — говорить и крутиться вокруг разных тем. Я чувствую, что сосредотачиваюсь на чем-то, погружаясь в его круговорот разговоров, как в омут.

— Почему это?

— Мы ходим в один, блядь, спортзал в Пенне. Я вижу его почти каждый день. Если бы я знал, чем он занимается, я бы... не стал его терпеть.

— И как бы выглядела твоя нетерпимость к нему? — спрашиваю я, нахмурив брови.

Я представляю, как он впечатывает кулак в самодовольное лицо Мейсона Никса. Конечно, я уже это сделал.

— Возможно, мы бы поговорили, — говорит Райк.

Я все еще представляю себе кулачный бой.

— Знаешь, — бормочу я, глядя на свою бутылку с водой, — после первого курса я долгое время думал, что был не прав. Я даже не могу сказать, сколько шин я перерезал. А Лили сказала мне, что не ожидала того, что случилось той ночью, но и не возражала против этого, — я качаю головой, вспоминая наш первый год в Пенне.

Мы оба пошли на вечеринку братства, на которой присутствовала вся футбольная команда. Большая часть этого события до сих пор как в тумане. Но я точно помню, что слышал, как парни возле кухни обсуждали какую-то девушку на втором этаже. Кто-то по имени Мейсон убедил первокурсницу трахнуть каждого парня из футбольной команды.

Одного за другим.

Мне не нужно было говорить, что это она. Я просто знал.

Я схватил бутылку Jim Beam, вытащил свой охотничий нож с зазубринами и стал маниакально вышагивать по парковке. Я не обращал внимания на машины с наклейками, значками, удостоверениями, чем угодно. Им пришлось бы искать другую дорогу домой.

В то утро она была ошеломлена и с похмелья, но каким-то образом я вытянул из неё правду. Мейсон Никс спросил, хочет ли она провести лучшую ночь своей жизни, и она согласилась, лишь бы никто не смотрел. Лишь бы каждый парень входил и выходил, как заводской конвейер.

Это была одна из её фантазий, сказала она мне. И она сбылась, но я видел, какой стыд охватил её после этого. Она закрылась в себе и ждала, что я начну смотреть на неё, как на мерзкую и грязную. Но я просто хотел обнять её и сказать ей, что она стоит гораздо большего, чем то, что она искала.

Но тогда я был эгоистичным мудаком. Я не хотел пока менять наши отношения. Я думал, что если она преодолеет свою зависимость, то заставит меня преодолеть свою.

И теперь это всё, чего я хочу для нас.

— Я помню, как ты это объяснял, — говорит Райк. — Но к черту это, Ло. Я не знал Лили до того, как вы стали парой, но неважно, хотела она этого или нет. Ни один уважающий себя мужчина не стал бы предлагать что-то подобное девушке, особенно пьяной. Ты имел полное право расстроиться и привлечь этого урода за такое.

— Да... возможно.

Но теперь Мейсон Никс может быть тем, кто терроризирует Лили.

Мелисса бежит ровной трусцой, ничуть не уставая. Она все ближе и ближе к нам, но Дэйзи не бежит рядом с ней. У меня сводит живот, и я быстро осматриваю пляж. Не мог же я уже потерять сестру Лили. Прошел едва ли час.

— Райк... — я шлепаю его по руке и жестом показываю на Мелиссу, которая осталась одна.

Райк осматривает пляж тяжелым взглядом, настороженно. Но мы не показываем паники. Мы оба выглядим так, будто готовы выйти на поединок UFC, мышцы напряжены, позвоночник выпрямлен. Должно быть, это кровь Хэйлов.

Он трогает меня за плечо и указывает на место на берегу, где волны разбиваются о песок. Я едва могу разглядеть голову высокой блондинки, болтающей с двумя местными парнями, у которых на руках висят цепочки с драгоценностями.

Твою мать.

Не успеваю я и шагу ступить, как Райк уносится прочь. Я следую вплотную за ним, надеясь, что он не разозлит местных жителей. Тот образ, в котором я защищал Дэйзи — да, я думал, что драка будет между пьяными, глупыми парнями. Но эти двое, вероятно, не прочь выхватить нож, если ситуация обострится. Не хочу, чтобы меня бросили в тюрьму в чужой стране без гребаного паспорта.

К счастью, Райк замедляет шаг, когда мы подходим к ним, его взгляд прикован к Дэйзи, а не к парням.

Я присоединяюсь к ним, пока Дэйзи держит два ожерелья на цепочках с серебряными монетами майя на концах.

— Предположительно, это ручная работа. Но я не могу понять, — она пожимает плечами. — Думаю, я поверю Пабло на слово.

Мой взгляд переходит на двух мексиканских парней, пассивно стоящих позади с рюкзаками и связками украшений, кожа темная и обветренная от хождения вверх и вниз по пляжу. Они выглядят безобидно, и у меня есть подозрение, что Дэйзи подошла к ним первой. Она немного более дикая, чем я помню. Даже сумасшедшая. Я так много пропустил после реабилитации — или, может, она всегда была такой, а я просто был слишком пьян, чтобы заметить это.

— Ты не можешь убегать и разговаривать с незнакомцами, — говорю я ей.

Это звучит глупо и по-родительски — ничего из того, что я обычно говорю. Когда я успел стать человеком, который читает другим лекции об ответственности? Блядь, я превращаюсь в Роуз.

— Мы не незнакомцы, — быстро говорит Дэйзи. — Это Пабло и... — она прищуривается в раздумье, — Эрнесто... кажется.

Парень покрупнее кивает на это и протягивает Дэйзи пластиковый пакет, наполненный еще большим количеством кулонов и камней.

— Оникс. Рубины. Сапфиры.

Я сужаю взгляд.

— А золотой кирпич у вас тоже есть?

Райк ловит запястье Дэйзи и притягивает её к себе. Она вырывается из рук Райка, и её глаза мелькают назад.

— Мелисса смотрит на тебя.

Райк даже не оглядывается через плечо.

— Не беспокойся о ней.

Мелисса стоит в шести метрах от него, скрестив руки на груди, и ждет, когда Райк присоединится к ней. Но он бросил свою девушку, чтобы помочь мне в этой ситуации. Я не признаюсь в этом вслух, но я очень благодарен.

— Я просто пытаюсь не доставлять тебе неприятностей, — говорит ему Дэйзи.

— Я могу о себе позаботиться, — его глаза буравят её.

Я вклиниваюсь: — Дэйзи, пойдем.

— Подожди, — говорит она, поднимая руку, чтобы показать два ожерелья. — Как ты думаешь, какое из них понравится Лили?

И теперь я чувствую себя ослом. Она просто хотела купить сестре украшения.

Лили не часто носит ожерелья, и тот факт, что я знаю больше, чем Дэйзи, заставляет меня чувствовать себя вроде как хорошо. Но у меня кружится голова от беспокойства — потому что это значит, что наша изоляция ухудшила её отношения с сестрами. И мне приходится напоминать себе, что эта поездка для восстановлении всего, что мы игнорировали.

Думаю, Лил понравится всё, что исходит от Дэйзи. Я осматриваю оба ожерелья: одно с черной веревкой, другое — с цепочкой.

Дэйзи проводит пальцем по кулону с веревкой.

— На этом кулоне изображен парень, высунувший язык. Я подумала, что её это позабавит.

— Определенно, — говорю я.

Дэйзи поворачивается к Эрнесто и протягивает ему кулон с цепочкой.

— Только это, — она показывает ожерелье из веревки, чтобы купить. — Сколько?

— Двести шестьдесят, — говорит он с сильным акцентом.

Она таращит глаза.

— Что?

— Песо. Песо. Песо, — быстро говорит он, боясь потерять продажу. — Двадцать долларов. Два-шестьдесят песо.

— Оооо, — глаза Дэйзи загораются.

Она смеется, как будто не знает ничего лучшего, но она провела всё утро, помогая Лили понять конвертацию песо в доллары, прежде чем отправиться за покупками. Дэйзи сказала, что она стала экспертом по валютным расчетам в Европе во время съемок и Недели моды.

— Дэйзи, — предупреждаю я.

А я-то думал, что от Райка будут проблемы.

Райк качает на меня головой, брови приподняты, типа я тебе говорил. Да, он сказал мне, что она прыгнула со скалы, но я не думал, что это равносильно обману местного жителя на пляже.

Дэйзи отмахивается от меня.

— Одну минуту, милый.

Райк напрягся, а я хмурюсь. Что, черт возьми, происходит?

— У меня есть только... — она вытаскивает пачку денег из своего бикини, как будто это пустяк, как будто глаза Эрнесто не остановились на её груди. Она отсчитывает купюры одну за другой, очень, блядь, медленно. — ...Двести песо.

Её большие зеленые глаза невинно поднимаются на Эрнесто, но он все ещё смотрит на ее сиськи.

Я делаю шаг вперед, раздраженный до невозможности.

— Эй, — я щелкаю пальцами. — Двести песо?

Эрнесто наконец-то смотрит на меня и начинает качать головой.

— О нет, — быстро говорит Дэйзи. Она обхватывает меня за талию и прижимается головой к моей груди. Я обездвижен.

— У нас медовый месяц, понимаете, и я обещала сестре привезти что-нибудь. Ей бы это очень понравилось. Я знаю. Не могли бы вы сделать исключение хотя бы на этот раз?

Я оглядываю Райка, но он просто сердито смотрит, и когда я говорю «сердито смотрит», я имею в виду, что он полностью соответствует образу монстра Франкенштейна. Твердая челюсть, сжатые кулаки, напряженные плечи и плотно стиснутые губы. Он выглядит готовым к драке. Но я не уверен, кого он хочет поколотить.

— Нет. Два-шестьдесят, — повторяет Эрнесто.

Плечи Дэйзи опускаются, и она поворачивается ко мне, сложив руки на груди.

— У тебя есть с собой песо, милый?

— Нет, так что, возможно, нам стоит покончить с потерями, дорогая.

— Дай мне свои деньги, — говорит Райк, протягивая ей руку.

Ее лицо загорается, и она с благодарностью отходит в сторону и поворачивается к Райку, за пределы слышимости местных жителей. Я следую за ней.

— Ты собираешься торговаться по-испански? — спрашивает она его, засовывая купюры ему в ладонь.

— Конечно, — отвечает он. — Сначала дай мне остальные деньги.

— Всё в твоей руке.

— Те, что у тебя в груди.

Я хмурюсь, не желая, чтобы он говорил что-нибудь о ее груди. Никогда. Она Дэйзи Кэллоуэй.

Дэйзи хмуро смотрит на свою грудь, а я обращаю свой взгляд к небу. Я виню в этой ситуации тебя, Бог. За то, что ты разрешил младшим сестрам иметь грудь.

— Я ничего там не вижу.

— Я бы и сам проверил, но я здесь с девушкой, — сухо говорит Райк.

Хорошо. Нет. Если я в чем и хорош, так это в том, чтобы высказывать свои гребанные мысли.

— Блядь, на самом деле есть миллион других причин, по которым ты не должен этого делать, — холодно говорю я, моя кровь превращается в лёд.

Дэйзи просто игнорирует меня и говорит: — Мелисса ушла три минуты назад, когда ты отказался пойти к ней. Чем ты теперь оправдаешься?

Она бросает ему вызов.

И он из тех, кто готов его принять.

Я встаю между ними, прежде чем Райк успевает ей ответить. Поднимаю брови на Райка в недоумении. Я серьезно думал, что мне приснилось то, что произошло в бассейне. Ничего страшного, говорил я себе. Он был милым, подталкивая её съесть тако, хотя ему следовало передать его ей, а не позволять ей откусывать с его руки. Он не должен был вытирать соус с её подбородка. Он не должен был шутить с ней о том, что трахает Мелиссу. Есть так много вещей, которые он не должен был делать. Но я позволил себе верить, что он просто идиот. Он не понимает границ. Это самая большая проблема Райка.

Но теперь, как мне объяснить это.

— Что? — Райк рычит на меня в защиту. — Я пытаюсь вытащить нас из этой, блядской ситуации.

Он снова смотрит в глаза Дэйзи и делает шаг вперед, пытаясь дотянуться до неё. Я кладу руку ему на грудь, чтобы остановить, а затем быстро поворачиваюсь к Дэйзи.

— Отдай мне остальные деньги.

— Я не...

— Сейчас же.

Я даже не слышу свой собственный голос и то, как грубо он звучит. Все, что я слышу, это как мой сводный брат предлагает пощупать младшую сестру моей девушки. Мне, блядь, все равно, была ли это шутка, сарказм или что-то ещё. Я думаю, что потом убью его.

Улыбка Дэйзи мгновенно исчезает, и она снова тянется к своему бикини. Я смотрю на песок, на небо, куда угодно, только не на её грудь, пока она не кладет деньги мне в руку. Я забираю у Райка остаток её наличных и начинаю отсчитывать двести шестьдесят песо.

— Я просто пыталась развлечься, — тихо говорит она, в ее голосе звучит чувство вины. — Простите.

Она извинилась, и я знаю, что должен отпустить ситуацию. Но я в ярости.

— Есть и другие способы развлечься, — я протягиваю Эрнесто деньги. Оба парня кивают в знак благодарности, и уходят в сторону отеля рядом с вереницей соломенных хижин и белых кабин. Я оглядываюсь на Дэйзи, мои нервы еще не успокоились. — Ты, блядь, дочь многомиллиардного магната. Торг с человеком, который зарабатывает в тысячу раз меньше тебя, равносилен воровству.

Ее глаза становятся большими, круглыми и немного стеклянными, и мне больно осознавать, что я причиняю ей боль. Боль в моей груди только усиливается, потому что я не могу перестать говорить. Я не знаю как.

— В следующий раз арендуй, блядь, гидроцикл.

— Я просто хотела сделать что-то нормальное.

— Ты не нормальная. Никто из нас не нормальный.

— Ло, — говорит Райк, его тон предупреждающий. Но его голос проводит лезвиями по моей спине.

— Не смей даже разговаривать со мной, — огрызаюсь я.

Я ненавижу его прямо сейчас. Больше всего я ненавижу себя. Ненавижу за то, что я только что набросился на Дэйзи, которая на самом деле не сделала ничего плохого. По крайней мере, ничего такого, что оправдало бы мои резкие слова. Угрызения совести на вкус как кислота, и я обычно запиваю их виски.

Мой следующий вздох выходит неровным, и Райк надолго задерживает на мне взгляд. Но когда Дэйзи сильно вдыхает, глядя на песок со слезами на глазах, пытаясь сдержать свои эмоции, он переводит взгляд на неё. Я наблюдаю, как меняется его лицо. Если он беспокоился за меня, то я даже не знаю, как назвать то, что он испытывает к ней.

Что, черт возьми, я пропустил, пока был в реабилитационном центре?

— Мне нужно выбираться отсюда, — я морщусь, когда понимаю, что сказал это вслух. Я начинаю идти.

Райк оживает и идет за мной.

— Куда ты, блядь, собрался?

Его гнев распаляет меня, и я внезапно останавливаюсь. Он чуть не врезается мне в грудь.

— Что, блядь, с тобой не так? — шиплю я. — Ей шестнадцать.

Я вижу Дэйзи на периферии, она стоит в стороне, смотрит, но не хочет прерывать.

— Я ничего не делаю, — опровергает Райк.

Мой лоб болит от того, как сильно я хмурюсь. Он не может говорить это серьезно, но я думаю, что он верит в это. Это чертовски пугает.

— Не глупи.

Райк на секунду закрывает голову руками. Я никогда не видел, чтобы он срывался, и я могу сказать, что он изо всех сил старается этого не делать.

— Я прямолинеен и резок, — говорит он. Но он знает, что это не тот ответ, который я хочу услышать. — Я не могу отключить это.

— Ты выключишь это рядом с ней, — усмехаюсь я. — И знаешь что, я пригласил тебя в Канкун, и я могу также отменить твоё приглашение.

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— Нет, но я не хочу говорить с тобой или быть рядом с тобой прямо сейчас.

Он хватает меня за руку, пока я не повернулся.

— Подожди.

— Что? Ты собираешься обвинить во всем тот факт, что ты прямолинеен? Когда Коннор хочет быть таким, он такой же честный, как и ты, и он никогда бы не сказал того, что сказал ты.

— Потому что я, гребанный мудак, — говорит Райк.

— Этого недостаточно.

У Райка раздуваются ноздри, и он показывает на свою грудь.

— Меня вырастила мать-одиночка, Ло...

— И Коннора тоже, — отвечаю я.

Мне так тяжело с Райком. Я заставляю его преодолевать самые высокие стены, и он безропотно проходит каждый тест, но я вижу, что этот разрывает его изнутри. И какой-то частичке меня нравится, что он наконец-то ломается. Другая часть ненавидит меня за то, что я получаю удовольствие от чужой боли.

— Перестань сравнивать меня с ним, — усмехается Райк. — Его мать была главой корпорации. Моя мать целыми днями сидела и придумывала, как бы подгадить моему отцу. Я провел годы, разрываясь между ними двумя, вынужденный выбирать сторону, и выбрал её, — он снова показывает на свою грудь, его глаза пылают жаром. — Меня заставили поверить, что она — святая, а он — грешник, хотя они оба виновны в таких вещах, которые я едва могу переварить. Ты знаешь, каково это — защищать кого-то так яростно из любви, а потом понять, что этот человек был не менее виновен, чем человек, которого ты ненавидел? Это, блядь, отстойно.

В груди так тесно, что каждый вдох дается с трудом.

Райк делает шаг вперед.

— Я люблю женщин и забочусь о них больше, чем ты, блядь, можешь себе представить, Ло. Но я видел, как моя мать стала черствой после того развода. Я говорю вещи, которые не должен говорить, потому что меня перестало заботить, что обо мне думают люди. Я перестал пытаться играть роль заботливого сына — роль, через которую сейчас проходит эта девушка. И мне сложно, блядь, смотреть как это происходит.

На меня обрушивается столько эмоций, что я почти не вижу. Я просто продолжаю кивать, пытаясь понятьего точку зрения, пытаясь понять.

— Мне нужно немного пространства...

Чтобы подумать.

— Я не могу вот так оставить тебя одного.

Райк тяжело дышит и не решается положить руку мне на плечо. Если он хоть одним пальцем коснется моего тела, я отпряну. Я настолько заполнен ненавистью, обидой и чернотой — всем тем, что обычно отправляет меня прямиком в бар.

— Я вернусь в номер с Дэйзи, — говорю я. — А ты поищи Мелиссу. Ну, знаешь, ту девушку, с которой ты приехал сюда.

Я не хочу больше ругаться с ним, но так легко ранить людей, особенно моего брата.

Райк принимает удар, не двигаясь ни на сантиметр.

— Ты чуть не заставил Дэйзи плакать. Ты правда хочешь провести с ней время наедине?

— Это даст мне шанс извиниться, — говорю я. — Либо ты принимаешь этот сценарий, либо я ухожу отсюда один.

Мои руки дрожат, и я сжимаю их в кулаки. Райк никогда не оставит меня одного. Я хочу расслабиться. Сесть в баре и просто уплыть по течению.

Райк машет Дэйзи, и она подбегает к нему. Когда она останавливается рядом с ним, он говорит: — Не давай ему пить.

— Хорошо.

Он колеблется, прежде чем направиться дальше по пляжу. Мы идем в сторону отеля в тяжелом молчании, которое давит мне на грудь.

— Прости меня, — бормочу я, пока мы ждем лифт.

— Нет, не стоит, — говорит Дэйзи. — Ты был прав. То, что я сделала — это было неправильно. Иногда я просто забываю о деньгах. Я постараюсь быть лучше в этом плане.

— Да, но я тоже иногда так делаю. И я не твой отец. Я не должен читать тебе нотации.

Или кому бы то ни было.

Она улыбается.

— Приятно знать, что тебе не все равно.

Мы останавливаемся на нашем этаже, и она идет впереди, оставляя меня думать об этом.

Мне не все равно. Это потому, что я трезв, или просто потому, что всё изменилось? Хотелось бы мне знать.

Дэйзи ждет у двери, и она вдруг бледнеет от беспокойства.

— Ты собираешься рассказать Лили?

Она спросит меня, что случилось, как только я войду внутрь. Мы были рядом достаточно долго, чтобы улавливать язык тела, и мой говорит, что я не в порядке. Я не собирался ей врать.

— Да, — говорю я, — но не думаю, что она будет сердиться.

— Правда? Потому что я не думаю, что когда-либо видела Лили в режиме зверя, как у вечно настроенной Роуз, и мне всегда было страшновато это увидеть.

Я улыбаюсь, пытаясь вспомнить сердитую Лили. Она действительно похожа на маленького монстра, но я нахожу это скорее очаровательным, чем пугающим.

— С тобой все будет хорошо.

Не знаю, думает ли Дэйзи, что я на самом деле так расстроен только из-за торга, или она понимает, что я уличил её во флирте с Райком, в чём они оба виноваты, я считаю. Но я никогда не заведу с ней этот разговор. Лили справится со своей сестрой, а я разберусь со своим братом.

Дэйзи выдыхает вздох облегчения и уходит с дороги. Я вставляю ключ-карту, и мы входим в комнату.

Роуз складывает одежду на ближайшей кровати, а Коннор расставляет различные сумки по комнате. Между тем, что принесла Дэйзи, и тем, что купила Роуз, полагаю, мы официально одели семь человек на неделю.

— Как прошла пробежка? — спрашивает Коннор.

— Жарко, — говорит Дэйзи.

Я осматриваю комнату в поисках Лили, но не нахожу её, а потом смотрю через стеклянную дверь во внутренний дворик. Она свернулась калачиком на стуле, поджав ноги к груди, наблюдает за птицами или что-то в этом роде.

Я двигаюсь к двери, и Коннор внезапно преграждает мне путь, словно хочет завязать разговор. Всё, что я действительно хочу сделать, это поговорить с Лили. Мне нужно знать, знала ли она о том, что Райк и Дэйзи... Господи, я даже не знаю, как это назвать.

— Что? — огрызаюсь я.

Дэйзи смотрит на нас с любопытством, и это заставляет Роуз похлопать по матрасу.

— Дэйзи, иди помоги мне сложить вещи, — настаивает она.

Дэйзи отвечает на зов сестры, напоминая мне о том, что Райк говорил о ней. И я немного кривлюсь, не желая, чтобы Дэйзи пострадала от своей матери. У всех этих девушек есть комплексы, и я понимаю, что у большинства людей они появились бы просто от свободы нашего образа жизни и давления поддерживать его. Мне кажется, что мы все немного не в себе.

Коннор подводит меня к самой дальней от девушек стене. И я мгновенно понимаю, что происходит. Он уводит меня от Дэйзи, чтобы она не слышала. Что бы Коннор ни хотел мне сказать — это касается Лили.

Самая ужасная мысль приходит мне в голову.

Она изменила.

Она переспала с каким-то кассиром в Блумингдейлс.

Она трахалась с другим парнем.

Я чувствую, как цвет исчезает с моего лица.

Я чувствую, как мой желудок сворачивается.

Мой мир медленно начинает рушиться. Я должен был быть с ней. Я пытаюсь пройти мимо Коннора и добраться до патио, желая поговорить с ней, желая всё исправить, желая снова побыть одному.

Коннор снова подходит ко мне и кладет руку на плечо. Он читает панику на моем лице и говорит: — Ничего такого не случилось.

Я не знаю Коннора достаточно хорошо, чтобы понять, что такого значит, и это только усиливает мои нервы.

— Что же произошло? — тихо спрашиваю я.

Он остается решительным, спокойным, и по какой-то странной причине это действует на меня. Его непринужденное отношение заставляет меня поверить, что все не так уж плохо, и я думаю, не является ли это даром Коннора Кобальта. Успокаивать людей своим поведением, а не словами.

— Послушай, — говорит он легко, — Роуз не хотела говорить тебе, но я убедил её, я полагаю, — он позволяет себе улыбнуться. — Она хочет, чтобы Лили разобралась с этими вещами сама. С точки зрения феминисток, мне кажется, что когда ты помогаешь Лили, ты не даешь ей шанса стать сильной самой.

Такое ощущение, что он ударил меня ножом, хотя это слова Роуз.

— Я не её, гребанное лекарство, я знаю это, — говорю я, пытаясь подражать легкому тону Коннора, но мой голос выходит напряженным и резким.

Я позволил Лили добиться успеха самостоятельно, но я — человек, занимающийся с ней сексом. Всё, что я могу сделать, это сказать ей остановиться, направить её. Это она активно делает выбор, прося меня о сексе, желая его, поддаваясь влечению настолько, что позволяет ему управлять её мыслями. Это на ней.

— Я знаю, и Лили никогда не будет полностью самостоятельной. Это то, что я сказал Роуз. Ты спишь с ней, а сексуальная зависимость — это процесс выздоровления для двоих. В этом вопросе она встала на мою сторону.

Я думаю, он продолжает злорадствовать, чтобы отложить новость.

— Коннор. Просто скажи мне.

Он кивает.

— Я заметил, что Лили иногда может отключаться, — говорит он, — и я действительно думал, что она просто немного заторможена. Но потом я узнал, что она сексуально зависима, а я знаю, что фантазирование может быть огромной проблемой при этой зависимости.

Я знаю, к чему это ведёт, и не должен испытывать облегчения. Но в моей груди поднимается давление.

— И что?

— И всё было нормально. Пару раз она отключалась, но Роуз возвращала её к разговору. Потом Роуз пришлось примерить практически все туфли на каблуках её размера, и мы забыли о Лили... пока не услышали её.

Что? Она не стала бы мастурбировать при людях. Это за гранью того, что она когда-либо делала. Моя грудь снова начинает болеть.

— Слышали её? Она мастурбировала?

— Нет, — быстро говорит Коннор. — Нет. Совсем нет.

Хорошо.

— Но мы слышали её оргазм.

Что?

— Я не понимаю. Как это возможно?

— Было проведено множество исследований о женском оргазме. Он не до конца изучен, но многие ученые доказали, что его можно вызвать одной лишь мыслью.

Она фантазировала и испытала оргазм. Вслух. В гребаном магазине. Я знаю, как ей должно быть стыдно, и это чувство захлестывает меня, лишая способности произносить слова.

Коннор воспринимает мое молчание как возможность продолжать говорить.

— Роуз заставила её позвонить своему психотерапевту.

Я киваю, но мои ноги прикованы к полу. Я хочу выйти на улицу и побыть с ней, но слова Роуз... или повторение их Коннором преследуют меня. Я хочу, чтобы Лили была сильной сама по себе. Я вижу её сквозь жалюзи, свернувшуюся калачиком, и мне уже не кажется, что она смотрит на птиц.

Она ищет выход.

Я поворачиваюсь к Коннору, испытывая внезапное облегчение от того, что он здесь. Что у меня есть кто-то, кого я могу спросить.

— Стоит ли мне идти туда?

Я хочу, чтобы кто-то сказал мне, что правильно. Чтобы направил меня на правильный путь. Я не хочу продолжать принимать плохие решения.

— Ты ей нужен, — говорит он мне на одном дыхании. — Просто не занимайся с ней сексом. Достаточно просто, верно?

— Да, на этом стуле, наверное, было бы трудно, — говорю я, пытаясь улыбнуться, стараясь меньше показывать, как сильно я сопереживаю её боли.

— Не для вас двоих.

Он касается моего плеча, выводя меня из этого состояния, и я обнаруживаю, что двигаюсь вперед. К двери. К ней.

29. Лили Кэллоуэй

.

Дверь открывается, а я не двигаюсь, не дышу, не говорю. Я хочу исчезнуть из этого кресла, из этой страны, с этой планеты.

Ло проходит перед моим взором к краю балкона, где я по-настоящему раздумывала над тем, чтобы проверить свою способность летать. Он без футболки, но даже изгибы его пресса не могут меня сейчас привлечь. Он остается в нескольких десятках сантиметров от меня, не сокращая расстояние, которое притягивает напряжение, как черная дыра.

Наконец я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и мое тело немеет.

Его глаза стали стеклянными, и он хватается за перила позади себя для поддержки. В обычной ситуации, до реабилитации и выздоровления, он бы подхватил меня на руки. Я бы обхватила его ногами за талию и пожелала секса, чтобы избавить себя от унижения, напомнить себе, что я в чем-то хороша. Что я не никчемная и не одинокая. С каждым толчком, с каждой кульминацией я бы исчезала.

Но сейчас одна мысль об этом вбивает молот в моё сердце. Я с уверенностью знаю, что это неправильно. Мне интересно, не держит ли он дистанцию, боясь того пути, который я могу выбрать для нас.

Я не хочу этого.

Поэтому я говорю: — Я не хочу секса.

Слезы собираются в моих глазах.

— Я просто хочу, чтобы ты обнял меня.

Это волшебные слова.

Одним быстрым движением он оказывается передо мной, а затем я оказываюсь в его объятиях и на его коленях. Он накрывает меня своим телом, обхватывая руками мою маленькую фигуру. Я зарываюсь головой в его грудь, слезы льются ручьем, пока он гладит меня по затылку. Здесь я чувствую себя в безопасности.

Мы сидим так некоторое время, пока его сердце не успокаивается, а мое дыхание не выравнивается. То, что произошло, похоже на неудачу с моей стороны. Я облажалась и позволила своей зависимости победить.

— Мне жаль, — тихо говорю я, нарушая мирную тишину.

— Тебе не нужно извиняться передо мной, Лил.

— Я чувствую, что подвела тебя... подвела нас, — признаю я. — Мы должны были стать лучше.

— У нас будут препятствия и неудачи, — говорит он мне, — если ты столкнулась с одной из них, это не значит, что ты подвела меня. Если уж на то пошло, я горжусь тобой за то, что ты справилась с этим так.

— Потому что альтернатива — моё нападение на твоё тело.

Он улыбается.

— Что-то вроде этого, да, — он заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо. — Что сказал твой психотерапевт?

Коннор, должно быть, рассказал ему больше, чем я думала. Я рада. Это избавляет меня от повторения самого неловкого момента в моей жизни.

— Она сказала, что мне нужно начать придумывать способы останавливать себя от фантазий. Например, сосредотачиваться на домашней работе или американских президентах.

— В общем, то, что делает каждый подросток, чтобы избежать стояка.

Я хмурюсь. Не думала об этом в таком ключе.

— Наверное... — потом я качаю головой. — Но это звучит не так просто. Я понимаю, как остановить себя от просмотра порно и от мастурбации, но как остановить себя от мыслей. Как кто-то может контролировать это?

— Практика, — говорит Ло. — Я тоже пытаюсь. Поверь мне.

Я киваю, зная, что для него это не может быть намного легче. По крайней мере, мысли о выпивке не приводят к непроизвольному оргазму. Я краснею при воспоминании и стону, уткнувшись в свои руки.

— Может, я просто буду вспоминать выражения лиц Коннора и Роуз. Думаю, это поможет мне не фантазировать ни о чём в течение следующих двухсот лет.

Он притягивает меня ближе, успокаивающе потирая спину, а затем целует мои губы в одну быструю секунду, проверяя.

Нам хуже вместе, когда все выходит из-под контроля, и в эти моменты мы должны быть осторожны. Было бы так просто способствовать зависимостям друг друга, чтобы снова почувствовать себя лучше, но быть парой — значит быть близкими. Утешение кого-то обычно подразумевает прикосновения — объятие, поцелуй, рука на ноге — то, что выводит меня из равновесия. Мы просто должны найти баланс.

— Как это было? — спрашивает он.

Это было просто и правильно.

— Приятно.

— У меня есть вопрос, и я хочу, чтобы ты знала, что я не обижусь, если ответ будет не таким, как я хочу. Я просто... хочу знать правду.

— Хорошо.

Он делает небольшой вдох, а затем его глаза снова опускаются к моим губам. Он снова мягко целует меня, на этот раз дольше. Я не двигаюсь и не перехожу к чему-то другому. Я позволяю ему взять инициативу на себя, и я не желаю ничего большего. Того, что он дает мне, достаточно.

Он отстраняется и смотрит на моё тело, на мои губы и глаза, впитывая каждую деталь.

— Ты в порядке?

Я снова киваю.

— Просто жду твоего вопроса.

— Верно, — он делает еще один тренированный вдох. — Твои фантазии — кто в них?

— Я, — говорю я. — И ты.

— Ты так быстро ответила, — говорит он с беспокойством.

— Это не значит, что я вру. Я не фантазировал ни о ком, кроме тебя, с тех пор как ты уехал на реабилитацию. Ты... лучшее, что у меня когда-либо было.

Его лицо, кажется, начинает светиться при последней фразе, принимая её как правду и факт. Так оно и есть. Его рука скользит к моей шее, нежно поглаживая меня. Впервые я чувствую себя в другом душевном состоянии, когда он прикасается ко мне. Отчасти это связано с моим разговором с доктором Бэннинг. Я спросила её, чего мне ожидать, когда я увижу Ло, и она сказала мне, что он захочет прикоснуться ко мне, утешить меня. И это то, что я должна принять. Не все прикосновения приводят к удовольствию.

Объятия — это просто объятия, а не путь к сексу.

Это что-то новое для меня, потому что я никогда не позволяла к себе прикасаться таким образом, по крайней мере, без желания, чтобы это переросло в что-то большее.

Думаю, мне нравится.

Его губы прижимаются к нежной коже под моим ухом, и я чувствую колебания в его теле, когда он отстраняется.

— Как это было?

— Хорошо.

— Ты больше ничего не хочешь?

— Нет, — искренне говорю я, — только если ты захочешь.

Он снова целует мои губы, но на этот раз немного раздвигает их своими. Я не углубляю поцелуй. Я жду, и он сам это делает, его язык осторожно проникает внутрь. Его большой палец гладит заднюю часть моей шеи. Когда он разрывает поцелуй, он медленно проводит пальцем по моей влажной нижней губе. Я даже не вздрагиваю.

Я позволяю ему утешать меня, не занимаясь сексом, не боясь, что он может меня возбудить. Мы пытаемся стать лучшей парой, и я думаю, что это и есть прогресс.

Его глаза мерцают возможностями.

— Это твоя новая суперсила, Лили Кэллоуэй? — ласково спрашивает он меня. — Теперь я могу прикасаться к тебе без чувства вины?

— Это не может длиться вечно.

— Тогда я буду наслаждаться этим сейчас.

Сейчас.

Мне это тоже нравится.

30. Лили Кэллоуэй

.

Мы остаемся на патио смотреть на закат. Единственный раз, когда нас кто-то беспокоит, — это когда Роуз выходит спросить, не хотим ли мы чего-нибудь из обслуживания номеров на ужин. Боюсь, они ужинают в номере только потому, что нервничают и не хотят оставлять нас одних, но я не спрашиваю её об этом. Вместо этого я говорю ей заказать нам пару бургеров, а затем она проскальзывает обратно в номер.

Ло всё ещё обнимает меня, пока я сижу у него на коленях. Солнце переливается разными оттенками оранжевого и желтого. Должно быть, роскошь подстегивает мою память.

— Я забыла спросить, как прошла твоя пробежка, — говорю я.

— О... это.

Его тон сухой и резкий, совсем не то, что я ожидала.

Я немного поворачиваюсь, чтобы видеть его лицо. Он сердито смотрит в небо. Красивое небо. Это плохой знак .

— Что случилось?

Он гримасничает.

— Мне кажется, что если я скажу это вслух, то это сбудется. Можешь попробовать унаследовать немного телепатии в ближайшие пять минут?

— Я могу попытаться угадать.

— Но это не похоже на веселую игру.

Я сужаю глаза и пытаюсь сложить кусочки вместе. Он был на пробежке, совершенно нормальной пробежке, с Райком, Мелиссой и... о чёрт.

— Дэйзи. Что она сделала?

У моей младшей сестры есть привычка искать опасность. Я знаю, что угадала правильно, потому что на его лбу появляются крошечные морщинки от напряжения. У него уходит минута на то, чтобы рассказать мне о торге на пляже, но когда он заканчивает, он не выглядит облегченным.

— Есть еще кое-что, не так ли?

— Да, и это та часть, из-за которой я хочу спрыгнуть с этого балкона, — он останавливается, прежде чем проговориться, что только заставляет меня любопытствовать и нервничать.

— Ты собираешься рассказать мне?

Он испускает долгий вздох и трет глаза в легком расстройстве.

— Я даже не знаю, как это назвать, Лил. Есть так много слов для этого, но ни одно из них не описывает ситуацию. Хотя мне больше всего нравятся «неуместно» и «хреново».

Я хмурюсь.

— Мы всё ещё говорим о Дэйзи?

— И Райке.

Его глаза переходят на мои, наблюдая за моей реакцией, пока он осмысливает сказанное.

— Подожди, что?

Это не может быть то, что я думаю. Это всё было в моем воображении, не так ли?

— У Дэйзи в бикини были наличные, — говорит Ло. — Райк сделал об этом замечание вскользь, и это привело к... другим замечаниям, — его челюсть напрягается при воспоминании, а затем его глаза возвращаются ко мне. — Какого хрена ты улыбаешься? Я только что сказал тебе, что мой брат флиртовал с твоей младшей сестрой.

Я сжимаю губы, чтобы попытаться скрыть улыбку, но вскоре сдаюсь и понимаю, что счастлива.

— Знаешь, как долго я думала, что всё это было в моей голове?

Это его не забавляет. На самом деле, он выпрямляется, как будто готов напасть на своего брата.

— Как долго?

Я кладу руку ему на грудь, чтобы успокоить его.

— С января... но я не хотела волновать тебя, если это неправда.

Он сердито выдыхает.

— Ты знаешь, сколько раз Райк называл меня извращенкой? — продолжаю я. — Я думала, что это очередная иллюзия моего грязного ума, как будто я интерпретирую что-то из ничего и выдумываю всё это.

— Это не так. Теперь переступи через это достижение и опустись до моего уровня, — он поворачивает свое тело ещё немного, так что мы смотрим прямо друг на друга. — Мой двадцатидвухлетний брат флиртует, очевидно, не намеренно — я даже не уверен, как это, блядь, происходит — с твоей шестнадцатилетней сестрой.

Он ждет, пока до меня дойдет.

— Дерьмо.

— Да, дерьмо. Так что мы будем делать? Я беспокоюсь, что он понравится твоей сестре в плохом смысле. Я имею в виду, большинство девушек ведут себя как болтливые дурочки рядом с Райком. То, что она не такая... я даже не могу, — он проводит рукой по волосам. — Я лишь хочу сказать, что Райк достаточно умен, чтобы не подкатить к ней, но Дэйзи, вероятно, не знает ничего лучше.

— Я уже говорила с ней, — много раз, но она продолжает говорить мне одно и то же. — Она знает, что не может ничего с ним сделать. И... — я щелкаю пальцами от осознания, — Райк привёз сюда Мелиссу, так что он явно подает правильные сигналы.

Появление в отпуске с девушкой кричит «занят» и должно дать Дэйзи понять, что не стоит действовать в соответствии со своими чувствами, если они действительно выходят за рамки дружбы.

Я надеюсь, что мы всё преувеличиваем, и никакой химии между ними на самом деле нет. Потому что они должны знать, что ничего не может случиться.

Наша мама была бы не просто в ярости, если бы узнала, что Дэйзи просто нравился Райк Мэдоуз. Во-первых, его возраст. А во-вторых, он — отпрыск Сары Хэйл. После разрыва между Джонатаном и Сарой мои родители выбрали сторону Джонатана. А учитывая невероятно высокие стандарты нашей матери, я понимаю, что она хотела бы чего-то большего для Дэйзи. Чего-то лучшего.

Кого-то такого же состоятельного, как Коннор Кобальт или Лорен Хэйл. Кого-то, кто сможет предложить больше, чем трастовый фонд, унаследованный от тихого развода и обиженных чувств.

Ло наклоняет мой подбородок, чтобы я встретилась с его глазами и вернулась в настоящее, вынырнув из своих мыслей.

— Тогда Райк должен перестать бросать Мелиссу ради Дэйзи, — говорит мне Ло. — У меня будет другой разговор с ним... когда я перестану представлять, как отрываю его голову с плеч, — его челюсть смыкается при другой мысли. — Он старше. Он должен взять на себя ответственность.

— Разве ты можешь его винить?

Слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю их поймать. Мне так не привычно защищать Райка Мэдоуза, но то, что я провела в его компании три месяца, возможно, открыло мне его взгляды.

Мои глаза расширяются, и Ло выглядит не менее шокированным от этих слов.

— Объясни, — говорит он.

— Ну, просто... — я запинаюсь, — Дэйзи — модель высокой моды. Она всегда рядом с взрослыми людьми, и она не выглядит на шестнадцать. У неё есть карьера. Она зарабатывает деньги и путешествует по миру. Конечно иногда она ведет себя на свой возраст, но большую часть времени ей, по сути, двадцать.

Бывают моменты, когда я даже чувствую себя моложе её. Я менее живая, менее культурная и менее опытная (не в сексуальном плане, а во всем остальном, конечно).

— Я могу понять, как это может смутить того, кого она привлекает.

Ло прижимает руки к лицу, таким расстроенным я его давно не видела, по крайней мере, в моменты, не связанные с желанием выпить.

— Это слово, не говори его.

— Какое?

— Привлекает.

Ох.

— Я думаю, мой страх в том, что чем больше мы будем говорить им остановиться, тем больше они будут делать это назло нам, — а что если там нет ничего, кроме дружбы, и мы невольно сталкиваем их вместе, — ...как два бунтующих подростка или что-то в этом роде.

Он стонет.

— Она и есть подросток, — он опускает руки и выпускает еще один вздох. — Это полный пиздец.

Я улыбаюсь на это и подталкиваю его в бок.

— Разве не приятно чувствовать себя не единственными?

Он встречает мой взгляд, наклонив голову, и его губы изо всех сил стараются не приподниматься.

— Нет, мне нравится быть одним на этом пиздецовом острове с тобой.

Он утыкается носом в ложбинку на моей шее. Я смеюсь — звуком, который я не считала возможным час назад, и он отвечает двумя легкими поцелуями в ключицу.

— Так что мы будем делать? — спрашивает он, переплетая свои пальцы с моими.

Я оцениваю наши руки на мгновение, пытаясь придумать план.

— Может быть... может быть, мы просто будем держать их раздельно до конца каникул. Или попытаемся это сделать.

— Но что будет, когда мы вернемся домой? Что мы тогда будем с ними делать?

— Как часто они действительно могут пересекаться?

У Дэйзи школа, и модельная карьера занимает большую часть её времени. Из-за того, что она не знает о моей сексуальной зависимости, её все реже приглашают с нашей группой. Иногда я представляю, как рассказываю ей об этом, но не думаю, что это улучшит наши отношения. А это то, что я пытаюсь восстановить.

— Тогда у нас есть план.

Он протягивает ладонь, как будто мы заключаем деловую сделку. Когда я начинаю пожимать её, он опускает руку и неожиданно целует меня в губы. Это застает меня врасплох, но от этого в животе у меня всё трепещет от счастья. Поцелуй длится дольше, чем другие, он берёт мой затылок и осторожно открывает мой рот. Я чувствую прикосновение его языка и еще большее порхание в животе.

Через мгновение он отстраняется, и я сворачиваюсь калачиком в его объятиях. Одно я знаю точно.

Поцелуи-сюрпризы — самые лучшие.

31. Лорен Хэйл

.

Четыре дня в бассейне и на пляже оставили меня немного обгоревшим, загорелым и уставшим. Нам с Лили удалось разлучить Райка и Дэйзи на большую часть поездки, по крайней мере, настолько, что у них не было возможности нормально поговорить.

Сегодня вечером мы все ужинаем в аутентичном мексиканском ресторане в городе. Чипсы и соус переполняют стол, а шум собирается у сцены, которая находится рядом с баром. Я отступаю назад после угрозы Дэйзи заставить всех нас петь караоке сегодня вечером. Этого не случится, даже если самая молодая девушка Кэллоуэй окажется очень убедительной. Она хлопает ресницами, смотрит на нас большими зелеными щенячьими глазами, и все попадают под ее чары. Я думаю самое страшное, что она знает, что обладает такой силой.

Если бы я был Грэгом Кэллоуэем, я бы посадил ее на ближайший рейс домой. Но я знаю ее отца: трудоголик, который посвящает все свое время бизнесу, который считает, что любовь равна деньгам и роскоши, которую он может обеспечить своей семье. Я видел, как Лили приняла такую любовь и пошла дальше, как в некотором смысле сделал и я. Мой отец не всегда был рядом. Невозможно достичь такого образа жизни, не пожертвовав чем-то.

Я спрашиваю Дэйзи, что ее мама думает о ее пребывании в Канкуне. Лили подтвердила, что у нее есть разрешение, но я бы хотел услышать это из уст Дэйзи.

Она не притронулась ни к одному чипсу. Её руки заняты тем, что складывают бумажную салфетку в цветок. Единственный минус разделения Дэйзи и Райка в том, что она, кажется, менее склонна к поеданию кусочков еды без давления с его стороны. Иногда его настойчивость бывает полезной. И я тоже пытался говорить «съешь это», но она смотрит на меня так, будто я сошёл с ума, предложив ей авокадо, а потом начинает уклоняться от меня с помощью словесных игр, от которых у меня кружится голова. Райк за ней успевает. Я так не могу. Мой жаргон явно предназначен для сексуально зависимых, а не для адреналиновых наркоманов.

— Ну, знаешь... — Дэйзи начинает и замолкает, как будто я не задавал вопрос. Она оглядывается по сторонам и стучит официанту по спине. — Эй, можете принести нам стаканчик «Маргариты»?

Он тупо смотрит на нее, а поскольку Райк в уборной, Коннор берет на себя инициативу и переводит для нее. Видимо, я единственный парень, который спал на уроках испанского.

— Дэйзи, — говорю я. — Ты не ответила на вопрос.

Мы сидим за круглым столом, поэтому Дэйзи не нужно напрягаться, чтобы повернуться ко мне.

— О, прости, что ты там говорил? — невинно спрашивает она.

— Саманта, твоя мать, — сухо говорю я, уже зная, к чему это приведет. — Она не возражает, что ты проведешь здесь всю неделю?

Повадки Саманты всегда ускользали от меня. Она впивается ногтями в дочь Поппи, линию одежды Роуз и модельную карьеру Дэйзи, но оставляет Лили в покое. Это странно, и я не мог до конца понять это до реабилитации. Находясь рядом с ними, я начинаю понимать это еще больше.

Дэйзи собирается ответить, когда Райк и Мелисса возвращаются из уборной. На их лицах нет стыда. Намного меньше вины, чем у нас с Лили, когда мы трахались во время еды. Мелисса плюхается на стул и берет салфетку, вытирая губы.

Дэйзи сидит между сестрами и смотрит прямо на Мелиссу и Райка через круглый стол. Я пытаюсь прочитать выражение ее лица, но она остается настороженной и ковыряет вилкой свой рис.

Райк указывает на внезапно замолкший стол, садясь рядом со мной.

— Не позволяй нам прерывать тебя, — огрызается он.

Его взгляд останавливается на Дэйзи, которая тупо смотрит на свой рис, очень заинтересованная горошиной, которую она выкапывает. Это первый раз, когда Райк проявляет интерес к Мелиссе в присутствии Дэйзи. Обычно Мелисса просто висит на нем.

— Дэйзи, — говорю я, снова побуждая ее ответить на вопрос.

Моя рука скользит по плечам Лили рядом со мной, и она, на удивление, держит свои руки при себе. Обычно она бы уже расстегнула на мне молнию. Да, даже в ресторане. Ее сдержанность достойна восхищения, но я не могу отрицать, что ужасная (в основном возбужденная) часть меня желает этого.

Дэйзи пару раз моргает.

— Точно. И нет, моя мама не возражает. Она была очень рада, что у меня есть целая неделя, чтобы пообщаться с сестрами. Я просто должна придерживаться своих обычных правил, — на последнее замечание она пожимает плечами и хлопает в ладоши. — Может, нам начать петь караоке пораньше?

Она начинает подниматься со стула, но Лили и Роуз кладут руки на ее плечи, чтобы остановить ее. Роуз толкает ее обратно.

— О чем мы говорим? Какие правила? — спрашивает Мелисса. Она тянется к корзине с чипсами.

Лили съеживается рядом со мной, и я вижу, как ледяное выражение лица Роуз становится еще более ледяным от этой темы.

Дэйзи с тоской смотрит на чипсы, прежде чем снова улыбнуться.

— Ничего такого.

Райк сутулится, опираясь на две ножки своего стула. Он выглядит как мудак.

— Ты сама об этом заговорила, — напоминает он ей. — Так что очевидно, что ты хочешь поговорить об этом.

Мелисса потирает его бедро, ухмыляясь теперь, когда он для разнообразия принял ее сторону. Я тоже должен чувствовать себя хорошо из-за этого, но почему-то я чувствую себя, чертовски ужасно.

— Я действительно заговорила об этом, — кивает она сама себе. А потом пожимает плечами. — Думаю, правила просты. Ну, знаешь, не толстеть. Не испортить волосы. Не загорать. И никаких татуировок, — её губы подергиваются. — Так что хорошая новость — я абсолютно свободна для венерических заболеваний.

— Господи Иисусе, — говорит Райк под дых, достаточно громко, чтобы услышали я и Мелисса.

— Это не смешно, — говорит ей Роуз, — и наша мать, может, и не убьет тебя, но я бы убила.

— Шучу, — говорит Дэйзи, делая глупое лицо, прежде чем повернуться к Лили. — Как дела в учёбе?

Привлечение Лили к любому разговору обычно отвлекает внимание, и это все равно что наблюдать за работой маленького проницательного умника. Дэйзи хороша, и мне интересно, кто еще раскусил ее уловки. Поэтому я смотрю на Коннора.

Он спокойно наблюдает за происходящим, как аналитик, готовый внести социальную динамику в электронную таблицу. Возможно, он знает больше, чем говорит. Мне интересно, предсказывает ли он исход всего, расписаны ли наши жизни аккуратно в его голове с помощью вероятностей и статистики. С другой стороны, он не догадался, что Лили зависима от секса.

Несмотря ни на что, я думаю, что оказаться в голове Коннора Кобальта было бы одновременно страшно и странно, и в то же время это был бы самый дорогой аттракцион из всех существующих.

Лили начинает рассказывать какую-то историю о профессоре с бабочкой и шепелявостью, пытаясь избежать любой темы о Статистике и ее экзаменационных оценках.

— …значит, он был старым.

— Это не история, — говорит ей Роуз.

— А вот и да. Просто не очень хорошая.

— Как у тебя дела на уроках, с точки зрения оценок? — Коннор поднимает тему. — Себастьян все еще занимается с тобой.

Он не спрашивает об этом, а лишь подтверждает то, что все и так знают.

Лили бросает взгляд на мужчину, несущего огромную бутылку ликера.

— Текила! — восклицает она.

Он поворачивается к столу.

— Ты не пьешь, — напоминает ей Райк, почти рыча, хотя алкоголь, очевидно, был отвлекающим маневром. Я не думаю, что она хочет этого, но сегодня я чувствую себя немного защитником.

Я бросаю на него взгляд.

— Она может выпить немного, если хочет.

Я не хочу, чтобы она думала, что должна быть трезвой из-за меня. Я бы не стал просить ее об этом.

— Нет, — говорит она, широко раскрыв глаза. Официант подходит, и она физически отталкивает его.

Я хватаю ее за руки.

— Держи руки при себе, — говорю я ей легко, не желая, чтобы у нее были неприятности.

— Ты принимаешь Антабус, верно? — спрашивает меня Мелисса. — Моя мачеха принимала его некоторое время. Она даже не могла поцеловать моего отца, когда он выпивал бокал вина. Ей было ужасно плохо, — она показывает на Лили. — Поэтому ты не пьешь?

— Что? Нет, — строго говорит Лили, обидевшись. — Я никогда не любила пить, правда. Но если бы я пила, мне было бы все равно, если бы я не могла его поцеловать, — она сморщилась. — В смысле, поцелуи для меня не имеют значения. Вообще. Не только с Ло. Так что... да. Я могу отказаться от поцелуев.

— Я думаю, она поняла, — говорю я ей с улыбкой. Она становится ярко-красной и берет мою руку в свою.

Я наклоняюсь и шепчу: — Я рад, что могу тебя целовать.

Я целую ее еще один раз в висок. С тех пор как она непроизвольно кончила на публике, она позволяет мне прикасаться к ней, не желая большего. Мы даже спали в постели без подушки, зажатой между моим членом и ее попкой. Она не трется об меня и не просит большего. Это просто сон. В каком-то смысле, из чего-то ужасного вышло нечто удивительное.

Официант начинает принимать заказы, и когда я останавливаю свой выбор на рыбных тако, я едва улавливаю слова Дэйзи.

— Я думаю, что поцелуи переоценены.

О нет.

Райк напрягается рядом со мной, и я надеюсь, что он слышит мой чёртов голос, бушующий в его голове прямо сейчас.

— Как это? — Мелисса заглатывает наживку.

Роуз подавилась кусочком риса. Она прочищает горло и прижимает руку к груди.

— Это неподходящий разговор за ужином.

Роуз не совсем ханжа. Она матерится и говорит грязные слова, как и все мы. Я слышал, как она проклинала 130-килограммовую деревенщину за то, что он шлепнул девушку по заднице. Ее язык был вульгарным и даже смешным. Роуз просто знает, что ничем хорошим это не кончится.

Мелисса закатывает глаза, она не самая большая поклонница Роуз, учитывая, что Райк обвинил ее и Коннора в том, что они закрыли комнату для секса.

— Я, например, хотела бы услышать мнение шестнадцатилетней девушки, — говорит Мелисса, поворачиваясь обратно к Дэйзи. — Я хочу знать, что чувствует молодое поколение.

— Конечно, — говорит Дэйзи, покачивая головой. — Итак, моя теория о поцелуях...

— Есть теория?

— О да. И моя теория заключается в том, что не целоваться сексуальнее, чем целоваться, — она подняла руки. — Просто согласись со мной. Допустим, ты с парнем, и ты можешь сказать, что он заинтересован тобой. У вас начинаются интимные ласки и ласки под лифчиком.

— Мы поняли, — огрызаюсь я.

— А потом, — продолжает она, не упуская ни секунды, — он лезет целоваться. Ты отстраняешься, отказывая ему в интимной части себя. Напряжение нарастает, и каждое другое прикосновение, плоть к плоти, кажется незаконным и пьянящим.

— Значит, ты дразнилка, — говорит Райк.

Я собираюсь проклясть его, но Дэйзи прерывает меня.

— Нет, в итоге мы занимаемся сексом.

Райк даже не вздрагивает.

— Если я не ошибаюсь, — говорит он, — ты также упоминала, что секс переоценивают.

Когда?! Реабилитация. Я, блядь, ненавижу реабилитацию. Я все пропустил.

— Так и было, пока я не последовала твоему совету.

Это поезд, который я не могу остановить, и я эгоистично хочу получить информацию, которую я потерял, больше, чем пытаться остановить его.

— Какому совету? — спрашиваю я, мой голос дрожит.

Лили в страхе многократно постукивает по моей ноге. Она знает, но я не хочу ждать.

Дэйзи открывает рот, и Райк прерывает ее, видя, что мой гнев начинает закипать.

— Мы не должны говорить об этом.

Это плохо. Что бы он ни сказал Дэйзи, в этом был замешан секс, а у меня в голове уже все перевернулось.

— Нет, я хочу послушать, — говорю я, побуждая Дэйзи продолжить.

— Я тоже, — добавляет Мелисса, бросая боковой взгляд на Райка.

Лили опускает голову на руки. Она единственная, кто знает, что они сказали друг другу. Она была единственной, кто ездил в Акапулько, кроме друзей Дэйзи.

Дэйзи колеблется и пытается отступить.

— Просто чтобы вы все знали, мой сексуальный опыт до этого был не самым лучшим, и я планировала полностью отказаться от мужчин, пока Райк не поговорил со мной.

— Это утешает, — категорично говорит Коннор. Он прикладывает палец к щеке в раздумье, но его взгляд направлен на Райка, а не на Дэйзи.

Я поворачиваюсь к своему сводному брату.

— Благодарен Богу за твой совет, Райк, — я горько улыбаюсь и сильно шлепаю его по спине.

Он дергается вперед и чуть не опрокидывает свой стакан с водой, но успевает схватить его, прежде чем он прольется.

— Честно говоря, его совет сработал, — продолжает Дэйзи, пытаясь выкопать его из ямы, но он зарылся слишком глубоко. — Так что на самом деле, ты не можешь винить его за то, что он это сказал, если это помогло мне в конце концов.

— Серьезно, — говорю я между стиснутыми зубами, — если ты, блядь, не скажешь мне, что он сказал, я переверну стол.

Райк морщится и жестом указывает на Дэйзи.

— Просто скажи уже.

Он дал ей разрешение, но она все еще настороже. Медленно и осторожно она говорит: — Ты должна держаться подальше от любого парня, который не заставит тебя кончить хотя бы дважды, прежде чем трахнет тебя.

Стол практически замолкает, а Роуз одаривает Райка беспримерным смертельным взглядом.

Райк и Дэйзи оба неправы. Я знаю это, но я вымещаю все свое разочарование на Райке. Я даже не знаю, что делать или говорить, но если я посмотрю на него, мне кажется, я могу сойти с ума.

Мелисса нарушает тишину.

— Какие отличные наставления для шестнадцатилетнего подростка, — она скрещивает руки на груди.

Райк выдыхает.

— Что я могу сказать? Я даю хорошие советы.

Мелисса бьет его по лицу, звук похож на выстрел, и почти весь ресторан затихает.

Райк опускает ножки стула на пол, его щека краснеет. Это должно быть чертовски больно.

— Мне нужно с тобой поговорить, — говорит Райк. Сначала я думаю, что он обращается к Мелиссе. — Ло.

Я качаю головой, не в силах встретиться с ним взглядом.

Мелисса сдержанно смеется.

— Серьезно? — она поднимается и бросает салфетку. — Я вернусь в отель, не то чтобы тебя это волновало.

— Подожди... — Райк встает, но смотрит на меня и замирает.

— Я поговорю с ней, — говорит Дэйзи, вставая из-за стола. Мелисса ненавидит Роуз. Лили ей тоже не очень нравится, но я уверена, что она презирает именно Дэйзи. А я не могу сказать ни слова. Я сижу на своём стуле и вспоминаю совет Райка Дэйзи. Меня не волнует, помог ли он ей или был хорошим — здесь есть черта, которую, я думаю, он знает, что переступил. Как он уже говорил мне раньше, ему просто наплевать.

— Ты не сможешь, — говорит ей Райк. — Просто отпусти ее. Я поговорю с ней, когда мы вернемся в отель.

Дэйзи качает головой, не принимая это как ответ. Она бежит за Мелиссой.

— Блядь, — ругается Райк, проводя руками по волосам. Он поворачивается ко мне. — Пожалуйста, дай мне, блядь, минуту, Ло.

Я уже собираюсь проклясть его, когда Лили говорит: — Иди.

Она толкает меня в бок, и я поднимаюсь со стула и следую за Райком в уборную.

Когда дверь закрывается, он поворачивается ко мне и открываетрот. Но по какой-то причине я должен быть тем козлом, который скажет первое слово.

— Ты мог бы рассказать мне эту историю о своем дурацком совете на пляже, когда мы, блядь, разговаривали по душам, — говорю я.

— Очевидно, что это не было глупостью, если помогло ей, и я не думал, что ты воспримешь это хорошо.

— Я так близок к тому, чтобы ударить тебя, и могу пообещать, что это будет гораздо больнее, чем сучья пощечина Мелиссы.

Он поднимает руки в знак мира, что не ослабляет мой пыл.

— Давай послушаем твои извинения, — говорю я.

Он хмурится.

— Я не собирался извиняться.

Я делаю шаг к двери, пошло все нахуй, и он делает шаг мне навстречу.

— Ты не можешь быть так зол на меня. Не из-за этого, — холодно говорит он. — Она не твоя младшая сестра. Если бы ты попытался, то не смог бы рассказать мне и десяти фактов о Дэйзи.

— Пошел ты, — говорю я в ответ. — Она младшая сестра Лили. Я помню ее еще в пеленках, так что не пытайся защищаться, основываясь, блядь, на семейном древе.

Райку надоело, его кулаки сжимаются, и он выглядит готовым драться со мной. Но вместо этого он использует свои слова.

— Не делай из меня злодея, потому что ты расстроен, что потерял человеческие отношения с ней, — почти кричит Райк, указывая на дверь. — Вини выпивку, вини нашего отца, но никогда, блядь, не вини меня.

Я стою на своем, кипя от ярости. Он прав. Отчасти я расстроен из-за всего, что потерял из-за пьянства, и, возможно, я слишком строг к нему. Но я не могу остановить то, что происходит дальше.

— Ты хочешь трахнуть ее?

Он не колеблется, и его тон смягчается, становится менее оборонительным.

— Нет. Не хочу, — говорит он. — Она последний человек... никогда. Я обещаю, Ло.

Здесь я должен ему довериться.

— Могу я хотя бы объяснить? — спрашивает Райк. — Есть причина, по которой я сказал ей те вещи.

Я провожу языком по зубам и качаю головой, смех застревает в горле.

— С каких это пор у тебя должна быть причина?

— Блядь, обычно, её нет, — соглашается он. — Но в тот раз у меня была причина. Так я могу теперь говорить или мне светит допрос с пристрастием?

Я жестом приглашаю его продолжать.

— Это было шестнадцатилетие Дэйзи, и мы были на яхте. Ее друзья обсуждали секс, и я не был частью этого разговора, поверь мне. Они втянули в это Лили, и она выглядела готовой броситься с яхты. Я имею в виду, она, блядь, ходячий оксюморон: зависимая от секса, которой неловко говорить о сексе.

— Она работает над этим.

— Я тоже так думал, но она сбежала от девочек. А когда Дэйзи предложила ей поговорить о сексе, она снова заволновалась. Я просто пыталась показать ей, что это нормально. Что люди могут спокойно говорить об этом. Я знал, что переступлю черту, но я думал, что это того стоит. Для Лили... и немного для Дэйзи тоже, — он делает паузу. — Это просто случилось, Ло. Я не могу вернуть все назад, и, честно говоря, не стал бы.

Я думаю, это должно быть девизом Райка. Это просто случилось. Или лучше добавить его любимое слово. Это просто, блядь, случилось.

Я странно спокоен — в основном потому, что я представляю, как Лили становится красной и уходит в себя из-за всех разговоров о сексе. Даже с ее сестрой.

— У нас все хорошо? — спрашивает он нерешительно.

Сказать да — значит потерпеть полное поражение, поэтому я просто киваю.

Когда мы возвращаемся к столу, все уже ушли. Тарелки вымыты, стулья пустые. Мы выходим из ресторана и видим Роуз и Лили у фургона такси, прижавшегося к обочине. Они держат пенопластовые коробки и ждут нас. Коннор открывает пассажирскую дверь, разговаривая с водителем через сиденье.

Дэйзи вылезает из такси, ее взгляд устремлен на нас. Она бежит трусцой, чтобы добраться до нас.

— Итак, Коннор не смог договориться чтобы лимузин заехал за нами пораньше, — говорит она, переводя дыхание. — Они все были заняты, но я поймала такси...

— Почему все уехали? — спрашивает Райк.

Дэйзи бросает на него строгий взгляд.

— Мы не собирались отпускать Мелиссу домой одну. Мы в Мексике.

Я не могу удержаться от того, что говорю. Я так зол на всё и всех.

— Забавно, в прошлый раз, когда вы были в Мексике, ты без проблем оставила Лили и своих друзей, чтобы пойти прыгнуть, гребанного с утеса.

Райк бросает на меня взгляд.

— Это было другое, — говорит она мне. — Я не уходила в гневе. И я уже извинилась... Я не хотела никого расстраивать.

— Все в порядке, — говорит ей Райк. — Где Мелисса?

— На заднем сиденье такси, ждет тебя, — говорит Дэйзи, — Я ее немного успокоила. Она больше не ищет рейсы, чтобы вернуться домой, и я думаю, если ты с ней поцелуешься, она тебя простит.

Райк закатывает глаза.

— Ты серьезно?

— Она хочет знать, что тебе не все равно.

— Мне не все равно! — кричит он, расстроенный.

— Ты так себя не ведешь, — говорит Дэйзи. — Девушки хотят быть в центре твоего внимания. Они хотят быть всем, о чем ты думаешь, на что смотришь и что видишь. Ты больше зациклен на куриных тако, чем на Мелиссе, — она делает паузу. — Но если она тебе надоела, знаешь, тебе не нужно ничего делать. Она просто уйдет...

Райк долго смотрит на Дэйзи, его черты лица застывают.

Я думаю, он действительно хочет, чтобы Мелисса уехала, но это создаст у Дэйзи неправильное впечатление, что он прощается с Мелиссой ради младшей девочки Кэллоуэй. А я думаю, что дело совсем не в этом. Я думаю, что Мелисса чертовски раздражает его, и он предпочел бы остаться один, чем иметь с ней дело.

Он встречает мой горячий взгляд. У него есть только один выбор, и тот факт, что он думает о том, чтобы подбить Дэйзи на это, заставляет меня хотеть вернуться в уборную и задушить его.

— Блядь, просто фантастично, — говорит он себе под нос и проходит мимо нас обоих к такси.

Дэйзи неоднократно качает головой, но она смотрит Райку в спину, ее глаза прикованы к месту даже после того, как он забирается в такси. Возможно, Лили права — чем дальше ты отталкиваешь двух людей, тем больше они тянутся друг к другу.

Когда мы добираемся до такси, я целую Лили в щеку и забираю у нее коробку.

— Я спасла твои рыбные тако, — говорит она.

Я рад, так как мне нечего было есть. Я был слишком сосредоточен на ненужной драме, чем на еде. Она держит руки сложенными перед собой, но я не хочу ничего больше, чем заключить ее в свои объятия и целовать ее долго-долго.

Она прикусывает нижнюю губу, отчего у меня перехватывает дыхание и бьется сердце. Весь мой гнев внезапно иссякает, когда я представляю, что могу сделать с ней. Как я беру ее так сильно и так быстро, что она хнычет от такого жгучего удовольствия.

Я привык заниматься с ней сексом каждый божий день. И я знаю, что она боится, что я обижусь на нее за отказ от секса, но новая частота только делает следующий раз, когда мы будем трахаться, еще более захватывающим.

Я притягиваю ее к своей груди и низко наклоняю голову, мои губы касаются ее уха. Я хочу прошептать, что она заставляет меня чувствовать и как я планирую взять ее множеством разных способов. Но я не могу обещать ей то, чего не будет. Я даже не могу привести ее на пляж, чтобы трахнуть, потому что это будет считаться публичным сексом.

Поэтому я просто говорю правду: — Я люблю тебя.

Она встает на кончики пальцев ног и сладко целует меня в губы. Я провожу рукой по ее волосам, а затем игриво кусаю ее за плечо, прежде чем нанести столь же целомудренный поцелуй на ее шею. Она дрожит в моих объятиях, и я больше не искушаю ее. Я боюсь, что один поцелуй может заставить ее захотеть большего. Этого не произошло после ее публичного унижения, но я знаю, что вернуться туда может быть слишком легко.

Мы забираемся в такси, Лили и я на среднем сиденье, а Дэйзи прижимается к сестре. Роуз и Коннор занимают передние, а Райк и Мелисса счастливо пристроились сзади.

Райк прижимает Мелиссу к спинке сиденья. Я едва могу разглядеть ее за его широкими плечами. Сидя, она обхватывает ногами его талию, и его тело сливается с ее. Его рука исчезает под ее футболкой, а его губы жадно пожирают ее губы. Она не может подавить резкий вздох, когда он сосет ее шею.

Она хватается за его спину, потерянная из-за его рук и языка. Лили будет завидовать. Блядь, даже я завидую. Пока Мелисса закрывает глаза, глаза Райка открыты, и он встречает мой взгляд, покусывая ее нижнюю губу. И он смотрит на меня, по сути, говоря: Я ненавижу, что должен это делать. Но это правильно. И, честно говоря, меня не волнует, что он злится из-за этого. Водить Мелиссу за нос — это нормально (все равно ей нужен только секс). Вводить Дэйзи в заблуждение — это не нормально.

Я поворачиваюсь к нему спиной как раз в тот момент, когда Дэйзи наклоняется, чтобы закрыть дверь. Если она и заметила, что Райк и Мелисса целуются, то не сказала об этом ни слова.

Такси трясется по неровной улице, полоса освещена в темноте, вывески клубов моргают и перемигиваются. Постоянно зовя меня.

Я открываю коробку с едой и достаю рыбное тако, откусываю кусочек, пока Лили кладет голову мне на плечо.

Коннор поворачивается на своем месте, чтобы встретиться с нами взглядом.

— Ты получила результаты своего теста? — спрашивает он Лили.

Она тут же отстраняется. И я проклинаю его за то, что он заставил ее отвлечься от меня. Даже несмотря на то, что Лили технически жульничает, изучая старые экзамены.

— У меня все хорошо, — говорит она неопределенно.

— Это не совсем то, о чем я спрашивал.

Ее щеки краснеют.

— Да, я получила результаты теста.

— Так плохо, да? — он поворачивается к Роуз. — Я говорил тебе, что Себастьян не такой уж умный. Он купил себе дорогу в Принстон. Ты должна была позволить Джозефу Киму учить ее.

— Себастьян умный, — опровергает Роуз. — Ты не знаешь его так, как я.

У Коннора безэмоциональное лицо, но если бы он проявил настоящие эмоции, я думаю, он был бы расстроен этим.

— На самом деле я хорошо справилась, — говорит Лили.

Коннор не может скрыть свой хмурый взгляд.

— Хорошо на сколько? На 75?

Я вклиниваюсь, ненавидя ходить вокруг да около, но Лили слишком нервничает, чтобы сказать об этом.

— Она получила 95 баллов на экзамене по статистике.

Прежде чем Коннор успевает открыть рот, я добавляю: — Она не хотела задеть твои репетиторские чувства.

Роуз улыбается и наклоняет голову к Коннору.

— Что ты говорил о Себастьяне?

— Подожди... — Коннор проводит рукой по ее лицу. Глаза Роуз увеличиваются, она в ярости смотрит на руку. Кажется, она собирается откусить ему пальцы. — Там было распределение оценок?

— Нет, — говорит Лили.

Роуз хватает Коннора за руку.

— Почему ты не можешь поверить, что Себастьян — хороший репетитор? — спрашивает она.

Он закрывает ей рот другой ладонью, не закончив допытываться у Лили.

— Ты принимала Аддерол?

Роуз шлепает сумочкой по груди Коннора, избивая его проклятым клатчем, пока он не убирает руку от ее рта.

— Это было лишним.

Она показывает на него пальцем.

И, клянусь, он старается не улыбаться. Я думаю, он не хотел бы ничего больше, чем повалить ее на сиденье и целоваться с ней так же, как Райк делает это с Мелиссой.

— Роуз, дорогая, — шепчет он. — Давай не будем делать поспешных выводов из-за личных предубеждений. Я не знаю Себастьяна так, как вы.

— Именно, — говорит она так, словно выиграла.

Он не обращает на это внимания и кивает Лили. Я думаю, что он может быть немного умнее Роуз. Если я скажу ей об этом, она, наверное, вырвет мне легкие.

— Лили, ты принимала Аддерол? — снова спрашивает Коннор.

Она быстро качает головой.

— Нет-нет-нет, — говорит она невнятно. — Я училась, Коннор. Нормальным, естественным путем, как ты меня учил.

— И Себастьян явно помог, — добавляет Роуз.

Коннор качает головой.

— Нет... что-то не так.

Роуз тыкает его в руку.

— Ты не можешь признать, что ты не прав. В этом вся проблема.

— Я знаю, когда я не прав, Роуз, и я не думаю, что здесь я не прав.

— Сколько раз ты вообще разговаривал с Себастьяном?

— Пару раз, — говорит Коннор. — Он выбегает за дверь, как только я вхожу, и едва смотрит мне в глаза. Только лжецы и обманщики не могут встретиться с моим взглядом.

Лили еще глубже вжимается в кресло.

— Лили не обманывала, — огрызается Роуз, ее взгляд темнеет.

Я вмешиваюсь в разговор, боясь, что мы внезапно разрушили их отношения: — Лили не так глупа, как ты думаешь. Неужели в это так трудно поверить?

— Да, — говорит Коннор. — Я месяцами занимался с Лили, и она никогда не получала больше тройки.

— Может быть, я просто хорошо разбираюсь в статистике, — пожимает плечами Лили.

— Ты провалила первые два экзамена.

Роуз поднимает руку, чтобы вклиниться, как будто мы в классе.

— А может быть, — говорит она, бросая свой холодный голос обратно на Коннора, — Себастьян просто лучше репетитор, чем ты.

Коннор качает головой, как будто она глупа.

— Нет, этого не может быть.

Она издает недовольный рык.

— Ты невозможен.

— Ты любишь меня, — говорит он совершенно искренне.

Она замирает.

— Я никогда не говорила таких глупостей.

Это ее стандартная реакция. Но она стала ярко-розовой.

Коннор поднимает на нее брови, а затем снова обращает свое внимание на Лили.

— Ты сжульничала?

Вот дерьмо.

Вместо того чтобы перебить, Роуз ждет, что Лили ответит на этот раз. Лили должна оставаться сильной. Даже если мы нечаянно встанем на сторону Себастьяна, а не Коннора, эти тесты важны для ее будущего в Принстоне. Мы годами врали людям о наших зависимостях. Мы чертовски хороши в этом, но я помню все те моменты, когда мне приходилось успокаивать ее, чтобы унять ее тревогу по поводу того, что она солгала перед Роуз и ее родителями. Ложь съедает ее изнутри больше, чем меня.

Лили крепко сжимает мою руку и ровным голосом говорит:

— Я честна, Коннор. Никаких шпаргалок, никаких таблеток, ничего, — она кивает сама себе. — Все изменилось. Я просто теперь более сосредоточена.

Ее тон искренен, что трудно отвергнуть.

Я обнимаю ее за плечи и смотрю, как Коннор затихает. Но он не выглядит на сто процентов удовлетворенным. Я бы сказал, что он, по крайней мере, на сорок процентов удовлетворён, что на данный момент достаточно хорошо.

Прежде чем он говорит что-то еще, Роуз шлепает Коннора по руке, и они начинают спорить по-французски. Я ничего не могу разобрать, но уверен, что они бросаются ругательствами.

Лили вздрагивает, видя, как глаза Роуз пробивают дыры в Конноре, ее слова звучат отвратительно. И он быстро отвечает. Лил наклоняется ко мне и шепчет: — Мне не нравится лгать ей.

Я сжимаю ее руку.

— Мы все исправим.

В конце концов.

И тут такси попадает в выбоину, и мой живот начинает скручиваться сам по себе, посылая стреляющую боль прямо через меня. Я трогаю живот, когда она усиливается. Я отдергиваю руку от Лили и хватаюсь за ручку двери такси. Что, блядь, происходит?

— Ло?

Я открываю рот, чтобы заговорить, но волна тошноты обрушивается на меня.

— Ло?! — её высокий голос заглушает шум машины.

— Остановись, — слышу я слова брата. — Остановись сейчас же!

Моя голова как в тумане. Я закрываю рукой губы, и как только такси останавливается и дверь распахивается, я оказываюсь на дороге и меня выворачивает. Мое горло болит, мышцы горят.

Все начинает всплывать. Но с каждым рывком моя голова раскалывается, тело болит, и мне кажется, что какое-то животное хочет выползти из моего желудка. Оно когтями, скребет и рвет мои внутренности.

— Он пил? — холодный голос Роуз режет мне уши на заднем плане.

— Какого хрена ты пил?! — Райк кричит на меня, его голос становится громче.

Я качаю головой и меня снова рвет, машины проносятся мимо и сигналят, как будто я еще один пьяный студент колледжа на весенних каникулах. Но я не выпил не единого, блядь, стакана пива. Ни капли виски. Я не понимаю. Я этого не понимаю. Я не сделал ничего плохого.

Лил сжимает мою руку, и я ненадолго встречаюсь с ней глазами, и поток разочарования кажется хуже, чем эта боль.

Я не сделал ничего плохого.

Но у меня нет голоса, чтобы сказать это.

Я слишком занят тем, что меня выворачивает.

32. Лили Кэллоуэй

.

Я провожу всю ночь с Ло в ванной отеля, вытирая его липкий лоб тёплым полотенцем и убеждаясь, что он не настолько болен, чтобы ехать в больницу.

Думаю, мы все слишком бурно отреагировали в такси. Но было ясно, что его болезнь не была вызвана пищевым отравлением. Он буквально только-только откусил от своего рыбного тако. Пищевое отравление не действует так быстро. Поэтому мы все решили, что во всем виноват Антабус, что означало только одно.

Он пил алкоголь.

Райк кричал на Ло, пока его рвало на обочине дороги, но я не верила, что Ло мог тайно выпить виски или какой-нибудь другой коктейль. Не тогда, когда мы все сидели за столом. Он не настолько глуп.

Но в душу закралось сомнение. Мысль «а что, если» захватила мой умственный процесс. Зависимые лгут. Я просто никогда не думала, что Ло тоже начнет мне врать. Мы так долго были единым целым, что я не предполагала, что меня могут вытолкнуть так легко и без предупреждения. На короткий миг я подумала, что если он мог врать все это время о том, что он трезв, значит, он мог хранить от меня и другие секреты. И я бы даже не знала об этом.

Коннор был тем, кто развеял сомнения всех, включая мои. Он сказал, что есть большая вероятность того, что рыба была в пиве — деталь, которую Ло мог упустить из виду перед заказом. Роуз позвонила в ресторан, и оказалось, что рыбу жарили не только на пиве, но и на текиле.

Сегодня утром Ло двигается как ленивец, чистит зубы, практически сгорбившись над раковиной. Он выглядит так, как выглядел до трезвости, как будто только что проснулся после ночной попойки.

— Ты в порядке? — мягко спрашиваю я. — Мы можем остаться здесь, если хочешь.

На пляже установлена сцена для концерта на открытом воздухе, и мы все должны были скоро туда отправиться. Я не могу представить, чтобы хаос и шум были ему приятны.

Пока я жду его ответа, я залажу в ванную, чтобы побрить ноги, обычно я просто быстро бреюсь-и-бегу в раковине, но мы делим ее с пятью другими людьми.

Он сплевывает в раковину.

— Нет, — говорит он и вытирает рот полотенцем. — Я хочу пойти, и, честно говоря, я чувствую себя лучше, чем вчера вечером.

Дверь ванной открывается, и в нее проскальзывает Райк, уже одетый в неоново-голубой манкини. Ло признался о купальных костюмах пару дней назад, и, как ни странно, Райк предпочел бы надеть их, а не плавки, которые выбрали Коннор и Ло. Он утверждает, что загорает лучше, но я думаю, ему нравится, как все девчонки пялятся на его задницу.

Я беру бритву, сосредоточившись на своих колючих икрах, а не на его... области.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Райк, когда Ло начинает наносить солнцезащитный крем на свой пресс.

— Дерьмово. Наверное, это из-за бутылки виски, которую я выпил, пока вы все сидели вокруг меня, — огрызается он. — О, подожди, нет, это то, в чем ты меня обвинил.

— Я уже извинился, — его голос остается грубым, и он растерянно смотрит на меня. — Лили, что ты, блядь, делаешь?

Ло следит за его взглядом и закатывает глаза.

— Она просто бреет ноги.

— То, что он сказал, — говорю я, пытаясь сосредоточиться, чтобы не поцарапать колено или лодыжку. Это самые сложные места. И поскольку я намыливаю ноги только куском мыла, у меня меньше пены для работы.

— Почему бы тебе не принять душ?

Я выдохнула с раздражением.

— Это гораздо больше работы.

— Ты такая же ленивая, как Ло.

Я пожимаю плечами, не отрицая этого. Райк возвращает свое внимание на брата.

— Ты уже принял свою таблетку?

— Да, — он протягивает мне бутылочку с солнцезащитным кремом. — Можешь намазать мне спину, когда закончишь бриться?

— Я сделаю это прямо сейчас. Я закончила с этой ногой.

Я ополаскиваю правую ногу и кручусь на фарфоровом бортике. Он садится рядом со мной, чтобы мне не пришлось вставать, чтобы достать до его роста. Я выдавливаю немного лосьона в руку и начинаю растирать его по голой спине.

В голову закрадывается греховная мысль — Ло развернется и возьмет меня прямо здесь, на бортике ванной. Я уже облокотилась на него, место между моими ногами упирается в холодную ванну. Это просто ужасно. Я пытаюсь быстро заглушить свою тоску и любое влечение. Никакого секса. Не сегодня. Не на этой неделе. Эти слова не опустошают меня так сильно, как раньше.

Райк не сводит взгляда с Ло, в его глаза закрадывается скептицизм.

— Где бутылочка с таблетками?

Его плечи напрягаются.

— Под раковиной.

Я растираю белые полосы на коже Ло, мои пальцы танцуют по его спине. Мне хочется прикоснуться к нему в других местах, и я понимаю, что это моя проблема. Я не должна хотеть заниматься сексом, когда я просто протираю лосьоном его спину. Так ведь? Может быть, это не так уж странно, но я знаю, что мое упорное стремление продолжать все дальше и дальше неправильно.

Я вообще не должна продолжать.

Что просто отстой.

И вообще ситуация не очень, заметьте.

Нет, это полный пиздец, который, как я думала, не может существовать. Но он есть. Это определенно полный пиздец.

Через секунду Райк поднимается с оранжевым контейнером в руке, открывает его и высыпает таблетки на прилавок.

— Какого черта ты делаешь? — спрашивает Ло.

Райк раскладывает их по маленьким кучкам, и я вдруг понимаю, «какого черта он делает» — он считает.

Ло застывает, когда та же мысль посещает и его. Но ему нечего бояться. Если только...

Райк начинает качать головой и зачерпывает таблетки обратно в бутылку.

— Почему ты, блядь, врешь мне?

— Когда ты начал считать мои таблетки? — спрашивает Ло, нахмурив брови.

— Когда ты их получил.

— Ты не имел права...

— Я имею полное право. Ты алкоголик, Ло. Ты лжешь, обманываешь, обходишь правила, чтобы получить то, что хочешь. Я действую за твоей спиной, потому что мне, блядь, не все равно, а не потому что я пытаюсь нарушить твою личную жизнь.

— Скажи мне то, чего я еще не слышал! — кричит Ло. — Я обманщик. Я лгун. Я понял. И если тебя это так сильно беспокоит, вот, блядь, дверь.

О-о. Я должна вернуться к бритью ноги. Но я не могу перестать смотреть.

Лицо Райка превращается в камень. Он берет с раковины бутылку воды и протягивает ее Ло вместе с таблеткой.

— Прими это.

— Ты меня не слышал? — усмехается Ло. Он отталкивает руку Райка. — Я не хочу.

Больно смотреть, как он отказывается от того, что ему помогает.

— Ло, — говорю я мягко. — Просто возьми её.

Он спрыгивает с бортика ванны, как будто я ударила его током, а потом встает передо мной и Райком, как будто мы теперь враги.

— Вы двое не понимаете.

Я встаю, не заботясь о том, чтобы побрить левую ногу в этот момент.

— Чего я не понимаю? — спрашиваю я, подавляя свою обиду.

— Вчера вечером я чуть не выплюнул свои кишки от посредственного рыбного тако. Я даже не чувствовал вкуса текилы или пивного кляра, или что там, блядь, было на них! Черт возьми, я не хочу, чтобы это случайно случилось снова.

— В следующий раз читай, гребаное меню, — говорит ему Райк. — Спроси официанта, спроси гребаного шеф-повара. Не оправдывайся.

— Я не оправдываюсь, но оставаться трезвым не должно быть такой, гребаной работой. Я не должен заводить будильник, чтобы напомнить себе принять таблетку. Я не должен проводить пять часов в неделю на терапии, — грудь Ло тяжело вздымается и опускается. — А ты... это несправедливо, что для тебя это так чертовски легко. Пить воду каждый день, делая вид, что это пустяк.

— Я не ты, Ло. Не пытайся сравнивать нас.

— Как я могу не сравнивать? — говорит Ло, проводя двумя трясущимися руками по волосам. — Ты стоишь здесь и говоришь мне, что делать, что для меня лучше, как будто ты уже проходил через все это раньше. Ты даже никогда не принимал Антабус, Райк. Ты не знаешь, каково это, блядь, чувствовать!

Я не уверена, что сказать или сделать прямо сейчас.

— Я просто пытаюсь помочь, — говорит Райк. — Перестань меня отталкивать.

Ло крепко сжимает раковину.

Я согласна с Ло, оставаться трезвым требует больше работы, чем любой из нас думал, и, очевидно, мы с Ло из тех людей, которые отдают только десять процентов своей энергии. Я не знаю, потому ли это, что мы всегда были ленивыми, или мы просто апатичны. Но сейчас, в этот момент, мне не все равно. Я просто надеюсь, что и Ло тоже.

— От этого даже тяга не проходит, — говорит Ло, указывая на таблетку в руках Райка.

— Нет, не проходит, — соглашается он, — но ты только что почувствовал, каково это — пить, когда ты их принимаешь, и я уверен, что этого достаточно, чтобы мотивировать тебя избегать выпивки.

Ло колеблется.

— Блядь, — ругается он, потирая глаза.

— Ты должен ее принять, — говорю я ему. — Если бы у меня была волшебная таблетка, от которой меня тошнило бы всякий раз, когда я смотрю порно, она бы, наверное, помогла.

Не знаю, я ли это, или Райк, или его собственная воюющая совесть, но что-то побеждает. Он поворачивается и принимает таблетку от своего брата.

33. Лили Кэллоуэй

.

Ремикс рэп-песни вливается в толпу, студенты колледжа в купальниках поднимают кулаки вверх и пьют водку прямо из бутылок из-под воды. У меня лучшее место на пляже.

Прямо на плечах Ло.

Высота дает мне преимущество в плане защиты от жара и вони пота. Кроме того, мне хорошо видна сцена, где рэпер в блестящих очках расхаживает и прыгает в унисон с возбужденной толпой.

Ло не отходил от меня весь концерт. Ни чтобы купить пиво, ни чтобы пойти в бар, ни чтобы найти дорогу к спиртному. Я не пыталась подкатить к нему и не попросила о сексе.

Мы просто веселимся.

Песня заканчивается, и я засовываю пальцы в рот, издавая громкий свист, когда все хлопают, аплодируют и кричат. Подо мной остальная часть нашей группы старается держаться вместе и не отходить слишком далеко.

Роуз в чёрной полупрозрачной накидке на купальник стоит среди толпы, окаменев от близости стольких тел. Коннор не может быть более спокойным. Он, как хамелеон, легко приспосабливается к пьяной атмосфере вечеринки. Он держит ее рядом, его руки на ее бедрах, и в обычной ситуации она, вероятно, оттолкнула бы его. Но я думаю, что страх налететь на кого-то и пролить пиво на ее накидку и грудь перевешивает ее страх перед близостью с Коннором.

Мелисса уже почти простила Райка. Сессия поцелуев в такси помогла, но ощупывание под трусиками укрепило ее планы остаться в Канкуне. Я бы еще больше позавидовала прошлой ночью, если бы Ло не было плохо. Но его липкая кожа и бледный оттенок буквально перевернули все мои представления. Даже когда я слышала хихиканье Мелиссы с пола, снаружи была кромешная тьма, мне было все равно. Я просто хотела, чтобы Ло почувствовал себя лучше.

Мелисса сейчас в хорошем настроении. Она сидит на плечах у Райка и хлопает рядом со мной, когда начинается следующая песня.

Порыв дыма проносится мимо моего носа, и я вдыхаю соленый воздух. На этом пляже повсюду горят кабаки, запахи невыносимые, но этот находится так близко, что я смотрю вниз. Дэйзи стоит прямо перед Райком и Ло, сигарета зажата между двумя пальцами. По крайней мере, это не травка. Так что вот.

Она без труда удерживает сигарету, чтобы не обжечь никого в непосредственной близости, и поднимает голову, чтобы выпустить дым в воздух подальше от других людей. Кроме меня, конечно.

Я неоднократно позволяла Дэйзи курить. Кто я такая, чтобы говорить другим людям остановиться, когда я сама едва могу это сделать. Мне ненавистна мысль о том, что я лицемерю. Но у меня сложилось впечатление, что Дэйзи курит только при отдыхе. Я представляю, как это развлечение превращается в привычку, которая перерастает в зависимость. Я просто не могу допустить, чтобы Дэйзи пережила то же, что и я.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, Райк вырывает сигарету прямо из ее пальцев и бросает ее в песок.

Я не вижу ее реакции, потому что рэпер перестал петь и начал говорить, а музыка все еще продолжала звучать позади него.

— Теперь я хочу видеть больше дам в воздухе! Все на плечи! Вперед!

Девушки начинают взбираться на плечи случайных парней, и их поднимают в воздух, как Мелиссу и меня.

Коннор даже не спрашивает Роуз, вероятно, зная, что она предпочтет держать ноги на земле. Дэйзи подзывает парня в бандане, стоящего перед ней. Он долго осматривает ее с головы до груди — в основном останавливаясь на ее груди, которая вписывается в неоново-зеленое бикини, бахрома подчеркивает ее грудь, превращая ее из маленькой двойки в тройку.

— Я легкая, — говорит она ему. А потом она шепчет ему на ухо.

Мелисса пристально смотрит на Райка, но он не говорит ни слова.

Парень расплывается в широкой глупой ухмылке, что не очень хорошо. Я думаю о сексуальных вещах, например, о том, что Дэйзи шепнула ему, что она вернет ему услугу, посидев на его плечах. Сексуальную услугу, конечно. Но, возможно, это просто мой грязный ум снова играет со мной.

Я кладу руки на голову Ло и смотрю на него сверху вниз. Он враждебно смотрит на парня. Так... Может, все такие же грязные, как и я. Я ухмыляюсь этой мысли.

Парень в бандане наклоняется, чтобы посадить ее себе на плечи.

Когда она оказывается на уровне моего роста, она слегка поворачивается и дает мне пять, не обращая внимания на слишком заботливых парней внизу.

— Дамы! Скажите да! — скандирует рэпер.

— ДА!

Это даже забавно. Улыбка овладевает моим лицом.

— Ребята! Скажите Да, блядь!

— ДА, БЛЯДЬ!

Он продолжает часть своей песни, ритм нарастает, и мой вид на сцену официально исчезает от количества девушек на плечах.

— А теперь дамы! — он возвращается к своей речи. — Это весенние каникулы! Давайте посмотрим на эти сиськи!

Подождите. Что?

Я замираю, в то время как девушки вокруг меня в ответ сбрасывают свои бикини, как будто рэпер произнес волшебное слово.

Я услышала только слово «сиськи», что оказало обратный эффект на мою готовность к свободным сиськам. Все кричат в пьяном возбуждении, глаза расширены при виде сосков и упругих частей тела.

Сиськи всех размеров покачиваются и подпрыгивают вокруг меня. Я бью Ло по лицу, по носу, по щеке — опусти меня. Вниз. Мне нужно вниз. Сейчас же.

Рядом со мной Мелисса уже развязала шнурок на своем топе. Что круто. У нее красивая грудь. Она опускает свой топ на голову Райку. Он хватает его и смотрит вверх, именно этого она и хотела.

Мне нечем особо похвастаться, и я легко смущаюсь.

Я вижу, как несколько других девушек опускаются на землю, не желая принимать в этом участие.

— Дэйзи! — кричит Роуз с земли.

В тот момент, когда Ло ставит меня на ноги, я поворачиваю шею и вижу, как Дэйзи перебирает пальцами застежку на спине.

— Дэйзи! — кричу я с расширенными глазами, так же потрясенная, как и Роуз. Я не хочу, чтобы кто-то видел грудь моей шестнадцатилетней сестры. Если через два года она захочет сорвать с себя бикини, то так тому и быть, но не сейчас.

Ло кладет руки мне на плечи.

— Господи Иисусе, — ругается он, пытаясь отвести глаза.

Дэйзи просто смотрит на меня, ухмыляясь от уха до уха.

Роуз собирается проглотить свое беспокойство и протиснуться сквозь все эти тела, чтобы добраться до Дэйзи и свернуть ей шею. Но тут Дэйзи со смехом упускает свою руку.

— Напугала тебя? — спрашивает она, вздергивая брови.

Да. Она напугала меня, но, по крайней мере, у нее не было намерения сделать это. Это должно что-то значить.

Ее глаза мелькают рядом со мной. Но не на Ло, а на Райка. Его обычно жесткие черты лица слегка потемнели. И я думаю, он очень, очень старается не называть Дэйзи дразнилкой, просто чтобы разозлить ее и начать что-то.

Это то, что он делает.

Чем дольше она смотрит на Райка, тем больше меркнет ее улыбка. Она поворачивается к нам спиной, наклоняется вперед и что-то говорит парню в бандане. Он опускает ее на землю, в безопасное место, и прежде чем вернуться к нашей группе, она продолжает с ним разговаривать, даже под громкую музыку.

Она много кивает. Он улыбается еще больше. Мне это не нравится. Потому что ему на вид около двадцати, а она всего лишь подросток.

И тут его рука ложится на ее бедро и начинает приближаться к ее попке.

— Меня хватит на тридцать секунд, — говорит Ло себе под нос, его взгляд переходит на Райка.

— Меня на пятнадцать.

Я хмурюсь. Для чего? Чтобы вмешаться?

Коннор смотрит между ними.

— Вы оба же не серьезно?

Райк смотрит на часы.

— Пять...

— Она умная девочка, — напоминает им Коннор.

— Ей шестнадцать, — говорит Ло.

— Три...

И тут парень шлепает ее по заднице, и Райк чуть не уронил Мелиссу на землю. Но Дэйзи просто улыбается, машет парню на прощание и подходит к нам. Когда она встречается с нами взглядом, ее улыбка превращается в хмурое выражение, как и у меня. Теперь я уверена, что в этом месте слишком много тестостерона.

— Что со всеми вами? — спрашивает Дэйзи. — Ло, ты выглядишь так, будто у тебя сейчас лопнет кровеносный сосуд.

Так и есть. Но она пытается отмахнуться от этого.

— Тот парень рассказал мне о хорошем месте, где можно поплавать с акулами. Кто-нибудь хочет?

Все молчат.

И она снова мрачнеет.

— Что? Что я сделала?

— Тот парень практически засунул руку в твой купальник, — говорит ей Райк, — а тебе было все равно.

Мелисса скрестила руки на груди. Ее настроение медленно портится.

Роуз бросает на меня суровый взгляд и шепчет мне «девчачье время». Да. Определенно.

Я беру Дэйзи за руку, мне тоже нужен воздух, но в основном я хочу, чтобы Дэйзи хоть на секунду скрылась от их осуждающих взглядов.

— Подожди, я не сделала ничего плохого, — говорит она. — Он просто был милым.

— Ты действительно так наивна? — спрашивает Ло. — Потому что если да, то нам стоит подумать о том, чтобы отправить тебя домой, пока не случилось что-нибудь ужасное.

— Я не наивная, — говорит она. — Он был счастлив.

Райк сморщился.

— Ты позволила ему шлепнуть себя по заднице, потому что это сделало его счастливым?

Да, это звучит неправильно.

— Ладно, — вмешиваюсь я. — Мы уходим. Правда, Роуз?

— Да, — она бросает взгляд на каждого из парней.

Коннор поднимает руки.

— Я не сказал ни слова.

Ее взгляд смягчается.

— Ты освобожден от ответственности.

— Дэйзи, — Райк произносит это имя с таким чувством, что по моей руке пробегают мурашки. А здесь чертовски жарко. Я думаю, он хочет сказать ей много чего — дать ей какую-то ободряющую речь о том, что она не должна угождать другим людям, чтобы чувствовать себя лучше, что это в конечном итоге навредит ей. Но Мелисса наклоняет голову и начинает шептать ему на ухо, удерживая его от высказывания своих мыслей.

Поэтому Дэйзи говорит: — Еще увидимся.

И она действительно тащит меня в сторону тики-бара, расположенного на пляже. Роуз бежит за нами, тоже желая выбраться из толпы людей.

Мы опираемся локтями на стойку, и я покупаю бутылку воды, пока Роуз и Дэйзи ждут, пока бармен смешает им маргариту.

Роуз стучит ногтями по стойке, как всегда, нетерпеливая.

— Дэйзи, — говорит она. — Ты хочешь нам что-то сказать?

Дэйзи стоит между мной и Роуз и покачивается на носочках.

— Я не собираюсь спать с этим парнем, — говорит она. — Я бы не стала. Я просто сказала ему, что считаю его симпатичным, а потом спросила его об акулах.

Я хмурюсь.

— Правда?

Это был тот самый 18+? Может быть, все мы через чур сосредоточены на сексе. Это мы — мерзкие.

— Я имею в виду, он сделал несколько намеков, но я не пыталась флиртовать в ответ. Честно, — она пожимает плечами, как будто это ерунда. — Я привыкла к этому.

— К чему именно? — ледяным тоном спросила Роуз. — К прикосновениям или к флирту? Потому что если ты ходишь на фотосессии, где съемочная группа трогает тебя...

— Нетнетнет, — говорит она, произнося это слово невнятно, как я, когда пытаюсь скрыть ложь. — Такого никогда не было. Мама ходит со мной. Она никому не позволит прикасаться ко мне ненадлежащим образом.

Роуз верит ей. Она кивает, но я долго смотрю на Дэйзи, не доверяя ей. Может быть, потому что я так долго лгала, что вижу ее насквозь.

Дэйзи встречает мой обеспокоенный взгляд и обнимает меня за плечи.

— Я в порядке, Лили.

Я не чувствую, что она в порядке.

Я помню, как была молода и пыталась понять, что плохо, а что хорошо в месте, где границы очень часто стираются. Но у меня был Ло, на которого я могла опереться, чтобы не упасть на глубокое дно и не утонуть.

Дэйзи попадает в этот модельный мир без всех нас, и в случае проблем нам не поймать ее. Она одинока и растеряна. И я не знаю, как это исправить, не сказав ей, чтобы она ушла. Но она никогда не уйдет — не из-за денег, а потому что ее карьера связана со счастьем нашей матери. А счастье нашей матери делает счастливой Дэйзи.

Мой телефон вибрирует, и я проверяю определитель номера. Поппи.

Я отключаю телефон и засовываю его обратно в карман джинсовых шорт.

— Кто это был? — спрашивает Дэйзи, перекрикивая громкий шум блендера.

— Поппи.

Роуз свирепо смотрит на бармена за такую медлительность, а Дэйзи морщит лоб в замешательстве.

— Зачем ты бросила трубку?

— Мне просто не хочется разговаривать.

Это правда. И вообще, мои отношения с Поппи в лучшем случае дистанцированы. Она на шесть лет старше, так что к тому времени, как я перешла в девятый класс, она уже два года как училась в колледже и была помолвлена.

У Роуз звонит телефон, и она отвечает с первого звонка.

— Привет, Поппи.

Она бросает на меня острый взгляд, но не такой расстроенный, как Дэйзи в данный момент.

— Так вот почему ты не отвечаешь на мои звонки? — спрашивает Дэйзи. — Тебе просто не хочется разговаривать?

Обвинение причиняет боль, когда я вспоминаю, что Дэйзи на четыре года младше меня — пять лет будет в августе, когда мне исполнится двадцать один год. Почти такая же разница в возрасте, как у нас с Поппи.

Но любая возможность наладить отношения с моей старшей сестрой уже давно уплыла. Она вышла замуж. У нее есть ребенок и своя семья. У меня есть шанс стать сестрой для Дэйзи, и я стараюсь изо всех сил.

— Нет, это не из-за этого, Дэйз.

— Да, Поппи, мы веселимся. Мохито слабоват, но «Маргарита» обычно хороша, — взгляд Роуз все еще устремлен на нерасторопного бармена, который целую вечность выжимает лайм в замороженную слякоть. — Да, Лили с нами. Она не слышала твой звонок из-за шума.

Дэйзи трясет меня за руку.

— Тогда в чем дело? — спрашивает она, ожидая подходящего оправдания.

Вот оно, думаю я. Это тот момент, когда я должна признаться и сказать ей, что у меня сексуальная зависимость, и что в прошлом я предпочитала секс всему остальному — даже разговору с ней.

Мое горло на минуту сжимается, и тогда я говорю: — Мне просто неловко говорить по телефону. Наверное, я больше предпочитаю переписываться.

Ложь горькая на вкус, и у меня сводит живот.

Дэйзи молча смотрит на барную стойку, и я не уверена, хороший это или плохойзнак.

— Что? — Роуз говорит по телефону, недоумевая. — Ты уверена, что это было адресовано Лили?

— Что происходит? — спрашиваю я.

— Подожди, дай мне спросить, — Роуз прижимает руку к телефону и оттаскивает меня от бара, немного отделяясь от Дэйзи, но она присоединяется к нам, любопытная. Я бы тоже так сделала на ее месте. — Ты заказывала посылку в дом Виллановы? — спрашивает Роуз.

Вилланова... дом моих родителей? Почему...

— Зачем мне это делать?

Костлявые плечи Роуз напрягаются под острым углом.

— Какую посылку? — спрашивает Дэйзи.

— Вот, поговори с ней, — Роуз протягивает мне телефон.

Я прижимаю трубку к уху, мои нервы взвинчены.

— Привет, Поппи. Что происходит?

— Лили, я в доме Виллановы на дне рождение Марии, — объясняет она тихим тоном, как будто боится, что кто-то услышит. — Гарольд только что принес почту, и там есть посылка, адресованная тебе. Это с сайта под названием Kinkyme.net. Там буквально крестики по всей коробке. Он собирался отдать его маме, но я остановила его прежде, чем он успел это сделать.

— Я не заказывала это, — быстро говорю я, мое сердце вырывается из груди.

— Ничего страшного, если так, — мягко говорит Поппи, — я просто удивляюсь, зачем ты прислала что-то подобное сюда. Мама бы тебе голову заморочила.

— Честно, я действительно этого не делала.

Роуз выглядит немного скептически, и я задаюсь вопросом, не думает ли она, что я отправила посылку туда, чтобы спрятать ее от нее и Ло или что-то в этом роде. Она доверяет мне примерно так же, как Райк доверяет Ло.

Я принимаю внезапное решение.

— Поппи, ты можешь открыть ее и посмотреть, что там?

Роуз смотрит на меня безумными глазами, но теперь она поверит, что не я заказала посылку.

— Да, секунду, — говорит она. Я слышу, как она возится с ней, а затем звук рвущейся ленты. Ее голос понижается до шепота. — Это фаллоимитатор.

Я гримасничаю.

— Подожди, там письмо, — она делает паузу, и тишина становится мучительной. — Боже мой.

— Что... что там написано? — заикаюсь я.

Роуз постукивает ногой, раздраженная тем, что не слышит. Дэйзи кладет руку мне на плечо, успокаивая меня, хотя она и не догадывается о причине моей беды. Чувство вины начинает закрадываться почти сразу. Я должна была сказать ей. Может быть, нет. Да. Нет... я не знаю. У меня болит голова.

Поппи тихо читает: — Дорогая Лили, вот кое-что, что поможет тебе насытиться ночью.

Она делает паузу.

— Подписи нет. Это от Лорена?

— Зачем Ло покупать мне фаллоимитатор? — говорю я вслух, не задумываясь.

— Дилдо? — рот Дэйзи открывается, соединяя некоторые точки.

— Кто еще мог послать тебе что-то подобное? — спрашивает Поппи.

— Наверное, это глупый розыгрыш, — говорю я. От шантажиста. — Ты можешь выбросить это, пока никто не увидел? И можешь ли ты сказать Гарольду, чтобы он не упоминал об этом?

— Конечно, — говорит Поппи. — Если у тебя проблемы с друзьями в колледже…

— Это не частная школа, Поппи. Это колледж. Никто не крадет мои деньги на обед.

— Тогда зачем кому-то это делать?

— Наверное, они думают, что это смешно. Я не знаю, — быстро говорю я. Мое горло начинает сжиматься комом, а голос угрожает задрожать. — Эй, ты хочешь поговорить с Роуз?

— Конечно.

Я передаю сотовый Роуз, и она вступает в сердечную беседу.

— Эй, — Дэйзи сжимает мое плечо в боковом объятии. — Наверное, это просто какой-то неудачник из Пенна, который злится, что ты никогда его не поддерживала или что-то в этом роде.

У меня на глаза наворачиваются слезы. Она не может быть дальше от истины.

— О нет, пожалуйста, не плачь, — Дэйзи поворачивает меня и хватает за руки, размахивая ими, как будто она может станцевать со мной в любую секунду. — Мы в Канкуне. Сейчас весенние каникулы. Лучшая неделя в году. Не позволяй какому-то засранцу одержать над тобой верх.

Она права, поэтому я шмыгаю носом и вытираю глаза. Она притягивает меня к себе, чтобы обнять по-настоящему, и ее пальцы перебирают мои волосы. Она завистливо вздыхает.

— Такие короткие и красивые, — говорит она с улыбкой.

Я потираю нос, когда мы немного расходимся.

— Они жирные.

Она отмахивается от меня, и ее взгляд блуждает по сцене. Я прослеживаю за ним и вижу, как парни и Мелисса удаляются из огромной толпы. Мне придется рассказать Ло, что произошло. Шантажист не только знает, что я в Канкуне, но и знает адрес моих родителей.

Он пытается меня запугать.

И это вроде как работает.

34. Лорен Хэйл

.

На балконе музыка доносится с бассейна внизу, но, по крайней мере, здесь более уединенно, чем в спальне. Все надели красивую одежду для сегодняшнего вечера в клубе — нашей последней вылазки в Канкуне, прежде чем мы вернемся в реальный мир с его обязанностями и обязательствами.

Я смотрю на экран своего телефона. Пять пропущенных звонков от моего психотерапевта. Я должен перезвонить ему, но разговор с Брайаном заставляет меня чувствовать себя неудачником. Он говорит таким гиперчувствительным тоном, будто я уже все испортил, а я не могу это слушать. Я не хочу слышать, как он пытается успокоить меня или сказать мне, что я должен лежать в своей постели дома, где алкоголя не существует, где мой порок не смотрит мне в лицо.

Лили приложила больше усилий, чтобы оставаться на связи со своим психотерапевтом. Когда я вижу, что она говорит по телефону, на другом конце обычно находится Эллисон.

Я сажусь на пластиковый стул и открываю текстовое сообщение, которое недавно прислал мой отец.

Эмили Мур

789 Хантингтон Драйв

Карибу, штат Мэн 04736

Походу он чувствовал себя особенно щедрым, отзывчивым, добрым — раз спонтанно дал мне адрес моей биологической матери. Я попросил его об этом только один раз. Когда он отказал мне в просьбе, я не стал унижаться. Теперь, когда я знаю, где она живет, я не знаю, что делать. Встреча с ней откроет новые двери, которые могут откинуть меня назад.

Я не уверен, что смогу справиться с этим.

Моя рука дрожит, и я оглядываюсь через плечо. За мной никто не наблюдает, но если я наберу номер, они поверят, что на другом конце мой психотерапевт. Никто меня не потревожит. По крайней мере, я на это надеюсь.

Я набираю знакомый номер, и когда линия щелкает, он говорит, прежде чем у меня появляется шанс.

— Звонки в роуминге чертовски дорогие. Как ты собираешься за них платить?

Слова отца пронзают меня насквозь, с такой легкостью пробуждая неуверенность в себе.

— Это действительно не твоя забота.

— Грэг Кэллоуэй дает своим дочерям пособие. Лили не может позволить себе вечно поддерживать твою апатию.

Я крепко сжимаю телефон в руке, изо всех сил стараясь сосредоточиться. В конце концов, у меня была причина позвонить ему.

— Ну, раз уж я плачу за минуту, может, хватит говорить о деньгах и ты уже дашь мне сказать?

— Давай быстрее, мне нужно вернуться на встречу.

Он вышел с совещания, чтобы ответить на мой звонок?

Вот и все что крутится у меня в голове. Грэг никогда бы не прервал встречу ради одной из своих дочерей. Если бы Лили понадобился отец, он послал бы помощника, а потом нашел бы ее после окончания работы. Мой отец — он бросал все ради меня в детстве. Если я звонил ему в школе, он сам шел в кабинет директора. Но он был мне нужен только тогда, когда у меня были неприятности, и он кричал на меня за то, что я их создал.

— Ты нашёл парня?

— На такие вещи нужно время, Лорен, — отрывисто сказал он. — Ответы не падают, блядь, небес.

Я сжимаю переносицу и делаю резкий вдох.

— Послушай, произошло кое-что еще, — быстро говорю я. — Он отправил посылку в дом Кэллоуэев.

Я слышу шорох на его стороне, как будто он ищет ручку и бумагу.

— Хорошо, расскажи мне подробности.

Я объясняю про фаллоимитатор и записку, стараясь быть конкретным, хотя все, чего я хочу, это найти этого парня и превратить его жизнь в ад. Он мучает ее.

— Он ни о чем не просил? Ни цента?

— Нет.

— Этот больной ублюдок дает понять, что ему все равно или он не хочет, чтобы его нашли, но я постараюсь сделать все возможное, — он делает паузу. — Как она?

Я горько смеюсь.

— С каких пор тебя это волнует?

Он не любил Лили, когда мы были подростками. Он считал, что дружба с женщиной — это что-то вроде траты времени, и если она не добивается меня, то я должен вышвырнуть ее. Но я знал, что как только я начну фальшивые отношения с Лили, он будет доволен. И он был доволен. Только потому, что она вдруг стала мне полезна.

Я никогда не воспринимал ее так — как объект, который можно трахнуть или выбросить. Восприятие женщин у моего отца просто сумасшедшее.

— Я тебя прошу, она практически моя невестка, — защищается он. — И если Грэг и Саманта Кэллоуэй когда-нибудь узнают, что она зависима от секса, не думай, что они не отреагируют соответствующим образом.

— Что это значит?

— Это значит, что когда вы оба окажетесь на мели и бездомными, я буду здесь, чтобы собрать вас по кусочкам. Так же, как я всегда делал с вами обоими. Убирая ваши, гребаные беспорядки.

Я прищуриваюсь, глядя в землю. Это его гребаный способ сказать, что он будет рядом со мной, когда все пойдет прахом.

— Просто найди этого парня, — огрызаюсь я.

— Конечно, — голоса пробивают другой конец, а затем он говорит: — Мне нужно идти. Партнеры становятся беспокойными. Нетерпеливые, ублюдки. Увидимся на следующей неделе?

Я не знаю, зачем, но в итоге просто говорю да. Мы вешаем трубку, и я чувствую себя таким же параноиком как и раньше. Очевидно, это не помогло. Ни один разговор с моим отцом никогда по-настоящему не помогает.

35. Лорен Хэйл

.

Ночной клуб превращается в живое шоу с пародистами, танцорами и артистами на трапеции. Огромный бар квадратной формы заполняет центральный этаж, где девушки танцуют и пьют шоты с тел. С тех пор как мне стало плохо после рыбных тако, я даже не вздрагиваю, когда мимо меня проносят напитки. У меня нет желания снова заболеть.

Сёстры Кэллоуэй поставили цель пить и танцевать сегодня вечером, что я перевел как: Мы нажираемся в хлам.

Коннор, Райк и я пообещали им, что они могут сходить с ума, а мы будем ответственными и позаботимся о них. В кои-то веки я на другой стороне. И это довольно приятное чувство.

Мне нравится знать, что у меня есть сила, чтобы обезопасить Лили. Раньше все это улетучивалось с каждым выпитым виски. Так что да, это что-то новое. Но это хорошее новое.

Народу не так много, как на вчерашнем концерте, и Коннор выкупил столик на балконе, чтобы мы могли присматривать за девочками. Мы сидим на самом высоком уровне, и психоделические огни мерцают вокруг нас — ну, вокруг Коннора и меня. Райк все еще в уборной.

Мне хорошо видны три девушки Кэллоуэй, все они крутятся вокруг квадратного бара. Роуз несет два стакана с каким-то розовым коктейлем, передавая один Дэйзи.

— Ты когда-нибудь видел Роуз пьяной? — спрашиваю я Коннора. Это событие должно быть похоже на лунное затмение или что-то в этом роде.

— Не думаю, что она позволит себе превысить допустимые пределы.

Я киваю в знак согласия. Я никогда не видел ее даже навеселе.

— Наверное, она слишком боится, что напьется и потеряет девственность с парнем, у которого IQ меньше, чем у нее.

Коннор нарушает свое обычное спокойное выражение лица, его рот открывается в легком удивлении.

Вот дерьмо.

— Что такого я сказал?

Он делает маленький глоток вина, и его лицо возвращается к своему обычному спокойному режиму.

— Я не знал, что она девственница.

Дерьмо. Блядь. Дерьмо. Лили убьет меня. Черт, Роуз первая получит мои яйца. Я должен был лучше знать, чем открывать свой ебучий рот.

— Прости, — говорю я медленно. — Я думал, ты знаешь.

Я почесываю затылок.

Он смотрит на свой стакан и качает головой. Я не могу даже предположить, о чем он думает. Поэтому я вынужден спросить.

— Это плохо?

Мое сердце мгновенно сжимается при этой мысли. Как бы мы с Роуз ни препирались и ни ругались, я бы никогда не хотел разрушить ее отношения. Особенно с Коннором, парнем, который чертовски идеально подходит этой девушке.

Он ничего не говорит, и все мое чувство вины внезапно превращается в гнев.

— Эй, она девственница, а не прокаженная, — я показываю на него пальцем. — И если ты бросишь ее из-за этого, значит, ты гребаный мудак. Есть миллион парней, которые с радостью были бы с Роуз. По какой-то причине ты соответствовал ее невероятно высоким стандартам, и если ты причинишь ей боль из-за того, что она неопытна, клянусь Богом, Коннор, ты пожалеешь, что встретил меня.

Я закончил свою тираду, удивив как себя, так и Коннора.

Я многое узнал о себе, будучи трезвым.

Наверное, я защищаю Лили, Дэйзи и даже Роуз.

— Ло, — он произносит мое имя так, будто мне пять лет и я только что закатил истерику. — Меня не волнует, что она девственница. Меня волнует, что мы встречаемся уже шесть месяцев, а она мне не сказала. Очевидно, я переоценил прогресс в наших отношениях, — его взгляд опускается на Роуз, которая покачивается в такт музыке рядом с Лили, а затем он снова смотрит на меня. — И хотя я ценю чувства, стоящие за этой угрозой, в ней нет необходимости. У меня нет намерения причинить вред Роуз.

Он успокаивает меня несколькими фразами, как будто его слова — это жидкий морфий, но я все равно чувствую себя обязанным защищать Роуз, раз уж я разгласил ее секрет.

— Ты ей нравишься, — быстро говорю я. — Она просто...

Она — Роуз. Я не знаю, как еще это объяснить.

— Я знаю.

Конечно, он знает. Он знает все.

— Когда ей было двадцать, у меня было подозрение, что она потеряла девственность с кем-то из своей команды по академическому кубку, — открывается он, делясь информацией, которую обычно держит при себе. — Она обычно выскальзывала из объятий, но позволяла ему обнять ее за плечи. Я даже видел, как он поцеловал ее в коридоре. Она не отшатнулась, — он покачал головой, глядя на Роуз из далека. — Оказывается, она играла со мной.

— Что ты имеешь в виду?

— Она знала, что я наблюдаю. Она знала, что я могу сказать, насколько она неопытна, поэтому она подавила в себе отвращение к контакту с мужчиной, просто чтобы у меня сложилось впечатление, что она больше не девственница, — он потягивает вино. — Я не должен удивляться. В подростковом возрасте она никогда не стыдилась этого, но всякий раз, когда речь заходила о ее девственности в моем присутствии, она начинала защищаться. Думаю, она предполагала, что я буду использовать это против нее.

Он говорит более искренне, чем обычно. Интересно, настоящий ли это Коннор Кобальт, парень, который не сохраняет лицо для инвесторов или будущих контактов. Просто он.

— Ты знал Роуз, когда она была подростком? — спрашиваю я.

Коннор опускает свой пустой бокал с вином.

— С тех пор, как ей исполнилось четырнадцать. Мы оба участвовали в академических конференциях наших школ, Модель ООН, Бета-клуб, Национальное почетное общество, — я чувствую, что едва знаю его. Мы дружим уже несколько месяцев. Как я мог не знать этого? — Кстати, я на год старше ее.

— Подожди, что? — я нахмуриваюсь. — Я думал, тебе двадцать два.

— Двадцать три.

— Тебя в детстве оставили на второй год или что-то в этом роде?

— На пятом курсе, — говорит он. — У меня была тройная специализация, поэтому мне пришлось остаться на дополнительный год в Пенсильванском университете, чтобы закончить обучение.

Он не сводит взгляда с Роуз.

— Почему ты не рассказывал мне об этом раньше?

— Ты никогда не спрашивал. И действительно, так ли это важно?

Я начинаю думать, что Коннор Кобальт впускает людей в свою жизнь только наполовину. Может быть, он больше похож на нас, чем я думал.

Мы оставляем эту тему, когда Райк возвращается из туалета. Мелисса присоединяется к девушкам на танцполе, чего она не хотела делать, когда мы только пришли. Она довольно сильно прижималась к Райку, так что я предполагаю, что Райк залез ей под юбку в туалетной кабинке. По крайней мере, она выглядит успокоенной.

Я хочу сменить тему о сексуальной жизни Роуз, поэтому говорю первое, что приходит на ум.

— Что за имя такое — Райк?

Он опускается на сиденье рядом с моим, в его руке банка Fizz Life, в которой, я уверен, нет алкоголя.

— Это второе имя, — говорит он так, будто я ничего не знаю.

Но в прошлом году на Рождественском благотворительном вечере, когда он признался, что является моим братом, я заставил его показать мне водительские права. Джонатан Райк Мэдоуз.

— Что это за второе имя такое — Райк? — уточняю я.

Он издал возмущенный звук.

— Что, блядь, Джонатан дал тебе в качестве второго имени?

— У меня его нет. Я думаю, он понял, что оставить меня с Лорен было достаточно пыткой.

Мое имя было мишенью для дразнилок в начальной школе, несмотря на то, что оно написано в мужском роде.

— Райк, — размышляет Коннор. — Из среднеанглийского, вариант этого слова означает власть или империя. Хотя, твое написание немного не то.

— Да, мой отец — эгоистичный придурок, — грубовато говорит он. — Мое имя буквально означает Империя Джонатана.

Я не могу удержаться от смеха, когда делаю следующий глоток воды. Впервые моя жизнь кажется не такой уж плохой.

— Я не знаю, почему ты смеешься. У тебя девичье имя и нет второго имени.

Я отмахиваюсь от него.

— Кстати, об именах, — говорит Коннор непринужденно, но я чувствую его озорство, когда его взгляд останавливается на Райке. — Ты понимаешь, что если бы ты женился на одной из Кэллоуэй, у нее было бы имя порнозвезды.

— И кто из Кэллоуэев это будет? — огрызнулся я. — Поппи замужем, я встречаюсь с Лили, ты встречаешься с Роуз, а Дэйзи шестнадцать лет.

— Гипотетически.

Я не люблю гипотезы, но, возможно, это удержит Райка от мыслей о возможном будущем. Так что я подыгрываю.

— Дэйзи Мэдоуз, — говорю я, внутренне содрогаясь от этой мысли. — Звучит как человек, который знает толк в...

— Даже не заканчивай это предложение, — Райк сверкнул глазами.

— Я собирался сказать камере. Почему? О чем ты подумал? — мой голос остается резким и холодным.

Свет меркнет, когда начинается шоу, и мы оба садимся, пытаясь успокоиться. Мы знаем, как надавить друг на друга, и я задаюсь вопросом, это братская черта или просто потому, что мы оба — дети Джонатана Хэйла.

В зале становится темно, кроме сцены и официантов — последние ходят с фонариками и принимают заказы на напитки. На сцену выходит пародист Элвиса и начинает петь, рядом с ним танцуют танцовщицы. Ремикс старой песни сделан так, что она вписывается в гипнотическую атмосферу.

Я сижу немного прямее, наблюдая за Лили, которая танцует в небольшом пространстве со своими сестрами и Мелиссой. Огни ярко вспыхивают, освещая танцпол волной цветов.

Проходит совсем немного времени, и какой-то парень подходит к Лили сзади. Я напрягаюсь, но остаюсь на своем месте, доверяя ей, как и должно быть. Его руки скользят по ее бедрам, и все эти воспоминания о том, как она танцевала с незнакомыми парнями, кидают меня в холод. Я бы устроился у бара, не сводя глаз с Лил, чтобы она не пострадала, наблюдая, как она ведет какого-нибудь полудурка в туалет. И я утопил бы свои страдания в Maker's Mark.

Как только его руки опускаются на нее, его пальцы скользят под подол ее блузки, а другой залезают на юбку, она вздрагивает и бросается прямо на грудь Дэйзи. Я не могу удержаться от улыбки. Еще несколько месяцев назад она бы поддалась на его ухаживания. Наконец, она выбрала меня.

Но мое счастье обрывается, когда парень подходит к ней, не понимая явного намека. Его полуприкрытый, потухший взгляд вселяет в меня тревогу. Он пьян и определенно готов снова танцевать прямо у задницы Лили.

Я собираюсь подняться и спуститься на танцпол, но Дэйзи сильно пихает его руку и тычет пальцем ему в лицо — движение Роуз, которое я не считал возможным для младшей Кэллоуэй.

Я бросаю взгляд на Райка, и он потирает губы, в его глазах плещется любопытство. Она интригует его настолько, насколько его волнуют ее действия. Смесь не очень хорошая, и мне не нужно напоминать ему об этом. Он слышал, как я кричал об этом в жестоких предупреждениях.

Лили скрывается за телом Дэйзи, а затем поворачивается, смотрит вверх и встречает мой взгляд. Она машет мне рукой, а затем снова поворачивается к сестре. Дэйзи физически перемещает его из их зоны. Он спокойно поднимает руки, но смотрит на ее грудь, которая выпирает в коротком платье без бретелек. Он облизывает нижнюю губу.

— Это меня убивает, — говорит Райк себе под нос.

— Ты не можешь играть с ней в героя, — напоминаю я ему. — Если бы она была в беде, я бы спустился туда. Ты не можешь.

Он проводит руками по волосам и поддаётся вперед, положив руки на ноги, внимательно наблюдая за происходящим.

Дэйзи снова отталкивает парня, а затем жестом показывает на группу девушек в набедренных повязках примерно в трех метрах от них. Она отрывается от Роуз и Лили, чтобы подвести его к девушкам, которые подпрыгивают вверх и вниз. Он слишком ошеломлен, чтобы протестовать, и вскоре его завораживают еще четыре комплекта сисек.

Он забывает о Дэйзи, и она легко покидает его, чтобы вернуться к своим сестрам.

Лили обнимает Дэйзи в знак благодарности и что-то шепчет ей на ухо. Обе девушки широко улыбаются, а затем смеются.

— Ты ей доверяешь? — спрашивает меня Коннор.

Я уверен, что выгляжу готовым спрыгнуть вниз и наброситься на любого парня, который хотя бы заикнется о Лили. Но я не хочу быть тем парнем, который настолько безумно опекает женщину, что душит ее. Где-то есть золотая середина. И она заключается в доверии к ней.

— Она сексуально зависима, — напомнил я ему.

— В данном случае корреляция подтверждает причинно-следственную связь? — спрашивает Коннор.

— По-английски, пожалуйста.

— Разве то, что она зависима от секса, автоматически делает ее недостойной доверия?

— Я не знаю, — говорю я, — но я провел больше времени, видя ее с другими парнями, чем будучи с ней, так что я могу понять, как это может быть естественно для нее — просто вернуться к этому.

— Изменить, — уточняет Райк.

Я бросаю на него взгляд.

— Да, — огрызаюсь я, — но если это случится, то это случится, верно?

Даже сама мысль об этом опустошает меня.

— Я не думаю, что это случится, — говорит Райк.

Я отшатываюсь назад в шоке. Он никогда не был защитником Лили.

— И почему же?

— Потому что я думаю, что она любит тебя больше, чем секс. А ты любишь ее больше, чем алкоголь, но вы двое просто еще не позволили себе в это поверить.

Может, он и прав, но позволить себе это осознать труднее, чем кажется.

Официантки начинают выносить на танцпол синие светящиеся бутылки, подставляя под дно фонарики, чтобы добавить эффект свечения. Они предлагают желающим парням и девушкам коктейли. Один из официантов встает перед Роуз и Дэйзи.

— Они не... — говорю я, нахмурив брови. Они знают, что собираются пить? Я думал, они хотят напиться до безумия, а не до «святое дерьмо, что это такое». Но они должны знать, что пьют. У Роуз, наверное, самый высокий IQ в клубе — не считая Коннора. Если я узнаю алкоголь, она тоже узнает.

Я смотрю, как Дэйзи возбужденно кивает, и мой желудок сжимается, когда она прислоняется спиной к барной стойке. У нас будет много работы сегодня вечером...

Официант наливает жидкость ей в рот, и Дэйзи не проливает ни капли. Она облизывает губы и машет Роуз. Та приступает к делу без особых понуканий со стороны Дэйзи. Возможно, все эти огни и музыка помутили ее разум.

Она допивает первую рюмку и, что удивительно, откидывается назад за следующей.

Одна из моих краткосрочных целей сбывается. Роуз Кэллоуэй определенно будет пьяна сегодня вечером.

Я не так рад этому, как думал.

— Что это за алкоголь? — спрашивает Коннор. Все мое лицо вытягивается. Подождите, если Коннор не может понять...

— Смотрите, кто чего-то не знает, — вклинивается Райк, воспользовавшись вопросом Коннора.

— Виды спиртного не входят в мой список приоритетов. Но это мило с твоей стороны, Райк, думать, что я знаю все на свете.

— Абсент, — говорю я Коннору. — Это голубой абсент.

Как он может не знать? Если он не знает, то какова вероятность, что Роуз знает?

Как только слова покидают мой рот, Коннор поднимается на ноги, и на этот раз он не может скрыть беспокойство на своем лице.

— Ты волнуешься, Кобальт? — спрашивает Райк, но я могу сказать, что внезапно пошатнувшееся самообладание Коннора заставляет Райка встревожиться не меньше. Потому что Дэйзи — другая девушка, которая пьет спиртное, и у нее нет здесь парня, который бы присматривал за ней. Но у нее есть я.

Несмотря на это, мой взгляд все больше задерживается на Лили, надеясь, что она не присоединится к своим сестрам, если не знает, во что ввязывается.

— Абсент содержит туйон, — говорит ему Коннор.

— То есть ты не знаешь, как он выглядит, но знаешь, какие химические вещества в нем содержатся, — говорит Райк.

— Обычно он зеленого цвета, а еще он запрещен в Соединенных Штатах, потому что туйон обладает галлюциногенными свойствами.

— Да, — говорю я, поднимаясь и хватая его за руку, чтобы остановить его. Роуз должна знать, говорю я себе. Она не стала бы пить что-то неизвестное ей. — Я уверен, что Роуз знает, что в нем содержится.

Его беспокойство не ослабевает.

— На бутылке нет этикетки.

Что? Я оглядываюсь на девушек, где Дэйзи выпивает очередную порцию абсента. Бутылка поблескивает от света под ней, и точно — на тонком стекле нет этикетки.

Они не знают, что это абсент.

Дерьмо.

36. Лили Кэллоуэй

.

Дэйзи делает шаг вперед, чтобы выпить еще один шот, и немного спотыкается. Я не хочу, чтобы ей сегодня было плохо. Я кладу руку ей на плечо и машу нет официанту.

— Нам и так хорошо.

Дэйзи не сопротивляется моему решению. Когда официант уходит, я хватаю Роуз за руку, но и она шатается на своих десятисантиметровых каблуках.

Мои глаза вытаращились.

Я видела, как Роуз оступается только один раз в своей жизни. Ее каблук зацепился за металлическую решетку в Нью-Йорке, и она потом сожгла эти туфли, чтобы избавиться от плохой ауры. Думаю, если бы Коннор знал, что она настолько суеверна, он бы дразнил ее целый век.

Мелисса придвигается ко мне, и у меня, должно быть, расстроенный вид, потому что она говорит:

— Твои сестры в хлам.

Объявление очевидного не помогает.

Музыка сменяется песней из фильма Супермен, и это меня совершенно дезориентирует. Я оборачиваюсь, а на сцене стоят пародисты в костюмах различных супергероев. Супермен и Капитан Америка стоят на высоком балконе, на них светит прожектор.

Люди пытаются протиснуться ближе к сцене, и кто-то налетает на меня сзади, я чуть не теряю хватку Роуз.

— Осторожнее, приятель, — огрызаюсь я, но это быстро теряет свой эффект, когда мое внимание сосредотачивается на супергероях. Это моя кошачья мята.

Темп начинает нарастать, и на кульминации Супермен и Капитан Америка спрыгивают с балкона и летят к квадратному бару буквально в метре от нас.

Чушь.

Кэп не умеет летать.

Я так зла, что они заставили Капитана Америку иметь суперспособность, которой он на самом деле не обладает, что не замечаю приближающееся тело справа от меня. Его рука ударяет меня в бок с такой силой, что я отшатываюсь, и каблуки Роуз выскальзывают из-под ее ног. Она падает, увлекая меня за собой. Мы обе оказываемся на полу, прежде чем я успеваю что-либо понять.

Мое костлявое бедро упирается в твердый бетонный пол, а юбка пропитывается липким алкоголем. Я даже не хочу думать о том, что еще может быть здесь, внизу. Я сажусь и теряю Роуз из виду. Поднялась ли она на ноги? Но это маловероятно, учитывая, что она едва может стоять на каблуках.

Мое сердце колотится.

— Роуз! — зову я.

Тела загоняют меня в клетку, и я вдруг начинаю бояться, что на меня наступят и раздавят, как маленького жучка. Но еще больше я боюсь, что то же самое произойдет с моей нетрезвой сестрой. Прежде чем я успеваю двинуться, две пары рук проскальзывают под моими подмышками и поднимают меня с земли, словно я вешу столько же, что и мешок яблок.

Это должен быть парень.

Парень прикасается ко мне.

Отмена. Отмена. В голове мелькают знаки, представляя, как он начнет флиртовать, как только я повернусь. В конце концов, он помог мне подняться. Я уверена, что он будет ожидать, что девушка в беде поцелует его за его рыцарство.

Я подумываю убежать, но он поворачивает меня и кладет руки мне на щеки. Я импульсивно отдергиваюсь.

— Лил.

— Ло, — я облегченно вздыхаю и с готовностью проскальзываю в его объятия, мое сердце практически выпрыгивает из груди. Когда мои мысли приходят в порядок, я быстро отстраняюсь. — Где Роуз?

Как только я произношу эти слова, конфетти вырывается из пушек, закрывая мне обзор и покрывая пол блестящей бумагой. Я делаю шаг и снова поскальзываюсь, Ло протягивает руку и ловит меня, прежде чем я успеваю упасть на пол.

Его руки заведены мне за спину, музыка играет, и летят серпантины. Мне кажется, что сейчас полночь в канун Нового года. Он пристально смотрит мне в глаза и спрашивает: — Ты что-нибудь пила?

Я качаю головой. Я бы не стала. Потому что тогда я не смогла бы этого сделать. Я наклоняюсь вперед и целую его в губы. Он притягивает меня к себе и поднимает мою спину, полностью выпрямляя ее, увлекаясь тем, как наши языки танцуют вместе. Но я отстраняюсь первой.

Несмотря на то, что я люблю Ло, несмотря на то, что я не хотела бы ничего больше, чем поцеловать его — мои сестры где-то там. И мне нужно их найти.

Ло снова видит панику в моих глазах и смотрит на меня таким выражением типа я не позволю, чтобы с ними что-то случилось. Я верю ему. Сейчас, больше чем когда-либо, я верю, что он здесь ради меня.

Он берет меня за руку и ведет через переполненную телами зону.

— Они сильно пьяны, — говорю я Ло сквозь музыку.

Его скулы заостряются.

— Что? — мой пульс учащается. — В чем дело?

Он притягивает меня к себе, его руки лежат на моих плечах, когда мы двигаемся, и он опускает голову так, что его губы касаются моего уха.

— Они пили абсент.

Что?! Не думаю, что официант упоминал о том, что было в светящихся бутылках. Роуз никогда не была бы настолько сумасшедшей, чтобы пить абсент, что-то слишком безумное для Америки.

На Хэллоуин, в восемнадцатый день рождения Ло, мы полетели самолетом в Амстердам только для того, чтобы купить бутылку. Он утверждал, что хотел напиться с зеленой феей, думая, что у него будут галлюцинации. В итоге он вырубился в течение часа, оставив меня присматривать за ним в нашем номере.

Я перехожу в режим сестры и иду быстрее, мои глаза открыты и насторожены в поисках любых признаков моей игривой сестры-блондинки и моей модной сестры-брюнетки.

Сначала мы находим Роуз.

Возле высокого столика, заваленного пустыми стаканами и бутылками, Коннор крепко обнимает ее за талию, а она, неустойчиво стоя на каблуках, прижимает две руки к его плечам. Он шепчет ей на ухо, вероятно, пытаясь убедить ее снять обувь.

Но тигрица родит ламу быстрее, чем Роуз окажется босиком в грязном клубе.

Мы подходим к ним, и я держусь за Ло, как ребенок, который цепляется за бортик на катке.

— Она в порядке? — спрашиваю я.

— Я в порядке, спасибо, — говорит Роуз. — Но нам нужно связаться с персоналом, чтобы они убрали этот беспорядок. Пол грязный.

Она показывает на пол, покрытый липким алкоголем и маленькими полосками конфетти. Она морщит нос, видя ближайший к ней столиком. Персонал уже начинает подметать серпантин, чтобы люди не поскользнулись.

— Ах, как раз вовремя, — она покачивается с дурацкой улыбкой, а потом спотыкается, даже не сделав шага.

Ло не может перестать ухмыляться.

— Что смешного? — спрашиваю я.

— В кои-то веки это не я.

Я тоже не могу удержаться от улыбки.

— Не надо... учить меня, Лорен! — Роуз показывает на него пальцем. — Я звоню своим адвокатам. Пусть тебя арестуют за... — она икает — ...публичное непристойное поведение.

— Вообще-то, я сейчас вполне прилично себя веду, — говорит Ло, все еще ухмыляясь.

— Как насчет того, чтобы пораньше лечь спать? — спрашивает Коннор, крепко держа руки на ее бедрах.

Кажется, ее это даже не волнует. На самом деле, она снова прислоняется к нему. Они, наверное, никогда ещё не были так близки, и все же это выглядит так естественно.

— Да, мы должны уложить тебя в постель, — говорит она ему.

— Нет, дорогая, это я буду укладывать тебя в постель.

Она выдыхает поток воздуха.

— Я в полном порядке. Смотри, — она протягивает одну руку, и она трясется, как будто она под кайфом. — Непоколебима, как скала.

Коннор смотрит на нас.

— Я отведу её к машине.

— Коннор Кобальт, — говорит Роуз, прищелкивая языком. — Это что, выдуманное имя?

Он просунул руку ей под спину, а затем одним движением легко поднял ее на руки.

Она прижимает руку к его груди, ее глаза расширяются.

— Стоп. Мы должны сказать менеджеру, чтобы он остановил карусель.

Его губы приподнимаются, пока она качает ногами и изучает фасон его пуговиц. Я наблюдаю за тем, как он выносит ее через выход, просто чтобы убедиться, что она благополучно покинула помещение.

Когда она уходит, я снова кручусь вокруг, сканируя всех девушек, но ни одна из них не является блондинкой или достаточно высокой, чтобы быть моей младшей сестрой.

— Где Дэйзи? — спрашиваю я Ло.

Последний раз я видела её до того, как супергерои вышли на сцену и загипнотизировали меня.

Он осматривает клуб прищуренным взглядом.

— Я ее не вижу.

Я замечаю Райка у бара, он что-то обсуждает с Мелиссой.

И в этот раз лучше бы Мелиссы здесь не было, чтобы она не отвлекала Райка от Дэйзи. Потому что он присмотрел бы за моей сестрой во время этого конфетти-безумия и наплыв людей, протискивающихся к сцене. Но вместо этого, он был занят тем, что успокаивал свою подружку. Как мы ему и сказали.

Это наша вина.

Я схожу с ума от ужасных чувств. Я протискиваюсь вперед к Райку, и Ло поддерживает меня рукой за талию, чтобы я снова не поскользнулась.

— Эй, — говорит Райк, поворачиваясь к нам, когда мы подходим. Его глаза быстро оглядывают нас. — Где Дэйзи?

— Мы хотели спросить, не видели ли вы ее, — говорю я, испугавшись еще больше.

Он даже не пошел искать Дэйзи, как только спустился с балкона. Это было бы в духе Райка. Неужели мы так сильно его отпугнули? Я грызу ногти. Мы заставили человека, который так глубоко заботится, стать беспечным. Как это возможно?! Я схожу с ума. Совсем чуть-чуть.

— Я думала, ты знаешь, где она, — от моего высокого голоса его лицо искажается.

А потом он переключает свое внимание на Ло.

— Ты сказал, что пойдешь за Дэйзи.

Ло потирает затылок.

— Лил упала на пол. Все превратилось в сумасшедший дом...

— Блядь, — ругается Райк, и это слово резко срывается с его губ. Его мышцы напрягаются.

Ло продолжает растирать шею в беспокойстве.

— Все в порядке, — говорю я Ло, прежде чем на него нападет чувство вины. — Никто не виноват.

Мы найдем ее. Надеюсь.

Он кивает.

И прежде чем мы отправляемся на поиски Дэйзи, Мелисса вступает в разговор, выражение ее лица кислое.

— Она наверняка где-то здесь бегает. Уверена, вы с Ло сможете найти ее сами.

Нет, нам нужен Райк. Ло будет беспокоиться о том, что я упаду на задницу, так сильно, что его внимание будет раздвоено. Мне нужен кто-то, кто сосредоточится исключительно на ее поисках. А я слишком низкая, чтобы разглядеть что-то в толпе.

— Пойдем, — говорит Мелисса, увлекая Райка к сцене танцевать.

Он мрачно хмурится.

— Если ты не собираешься помогать, можешь идти в машину.

Мелисса опускает руки.

— Ты серьезно?

— Я не оставлю шестнадцатилетнюю пьяную девушку, в гребаном клубе! — кричит он на нее, как будто она не слушает.

— Они могут позаботиться о ней! Она не твоя сестра и не твоя ответственность, Райк!

— Ты меня не знаешь, — усмехается он. — Ты ни хрена не понимаешь.

Она делает шаг к нему.

— Я пришла сюда не для того, чтобы нянчиться с ребенком!

— Тогда уходи!

— Пошел ты, — рычит она. Затем она убегает, легко проталкиваясь через толпу людей.

Мое сердце готово выскочить из груди с каждой потерянной секундой.

— Пошли.

— Подождите, — Райк смотрит между мной и Ло. — Если я и помогу, то это всё прекратиться. Вы двое не будете больше нападать на меня из-за нее. Вы не можете усидеть на двух стульях. Я либо игнорирую ее, либо я ее друг. Вот и все.

— Ты ее друг! — восклицаю я, практически вскидывая руки вверх. Я не хочу больше терять время. — Хорошо, пойдемте, пожалуйста!

Райк не двигается. Его глаза устремлены на Ло, ожидая ответа. Я бросаю кинжалы в его глаза. У меня нет на это времени. У Дэйзи может не быть на это времени. Я представляю ее пьяной в уборной, подвергающейся групповому изнасилованию другими людьми под кайфом зеленой (или в данном случае голубой) феи. Я не должна была терять ее. Я должна была держать ее прикованной к моей руке.

— Ло! — кричу я.

— Хорошо, — говорит он. — Хорошо.

Райк оживает, словно кто-то ударил по нему раскаленным факелом. Он двигается быстрее, чем я могла себе представить. Он сшибает тела со своего пути, словно выполняет задание из ада. Спасибо, спасибо, спасибо, повторяю я каждый раз, когда он прокладывает для нас новый путь.

— Не отпускай мою руку! — кричит Ло сквозь музыку, его пальцы переплетаются с моими.

Мы пробираемся сквозь людей, следуя за Райком к туалетам, где выстроилась длинная очередь. Он идет к мужскому туалету и не обращает внимания на злобные взгляды, когда проходит мимо очереди.

— Эй! — кричит парень. — Я жду уже пятнадцать минут!

Райк оглядывается.

— Я не писать, я кое кого ищу.

Он доходит до двери, и парень хватает его за руку. Райк буквально бросается на него всем весом своего тела, чтобы оттолкнуть. Парень падает назад, давая Райку достаточно времени, чтобы открыть дверь и исчезнуть внутри.

— Я пойду посмотрю в туалете для девочек, — говорю я Ло, оставляя его в коридоре.

Девочки смотрят с горячим гневом, их губы ехидно кривятся. Мое объяснение проходит так же «легко», как и объяснение Райка, но никто не нападает на меня физически.

Когда я попадаю внутрь, очередь растягивается и здесь, девушки стоят в ряд, ожидая свободной кабинки.

— Дэйзи! — кричу я, проверяя каждое лицо. Нет, нет, нет. Я заглядываю под кабинки, ищу ее золотые босоножки.

Красные каблуки.

Черные шлёпки.

Сверкающие платформы.

Нет, нет, нет.

Я выбегаю обратно в то же время, когда Райк выходит из туалета — без Дэйзи. Он не колеблется и не останавливается. Он направляет нас в длинный узкий коридор, который, похоже, предназначен для персонала.

— Мы должны проверить снаружи, — говорит ему Ло. — Возможно, она нашла выход.

— Я хочу быть уверен, что ее здесь нет, — говорит Райк.

Коридор заканчивается дверью. На ней буквально написано Только для сотрудников. Ло хватает Райка за руку, прежде чем тотбросается внутрь.

— Нас вышвырнут из клуба, и тогда мы ее точно не найдем.

Я бледнею.

И они оба смотрят на меня сверху вниз. Я понимаю, что пискнула, и у меня вырвался окаменевший звук.

— Тогда вы двое оставайтесь здесь, — говорит Райк. — Я пойду внутрь. Если кто-то вышвырнет меня, тогда вы бегите по гребаному коридору и исчезните в толпе.

— Хорошо, — но я слышу, как Ло бормочет: — Мне придется внести залог за своего брата в мексиканской тюрьме.

Райк поворачивает ручку и немного заглядывает внутрь. Его грудь вздымается в сильном вдохе, и он просит нас зайти с ним внутрь.

Мы доверяем Райку настолько, что слушаем его, и проходим через дверной проем. И тут мы останавливаемся.

Дверь с щелчком закрывается за нами.

Должно быть, мы находимся в какой-то комнате отдыха. Красные диваны заполняют большое пространство, с одной стороны стоит телевизор и автомат для игры в пинбол. На стенах красуется граффити — или просто тошнотворные неоновые рисунки.

В комнате никого нет, кроме одной светловолосой девушки, которая положила ноги на диванные подушки. Она слегка подпрыгивает и шлепает по граффити с изображением окна на стене.

Я очень, очень рада, что в этой комнате никого нет. И что вся ее одежда на ней.

Райк подходит к моей сестре.

— Дэйзи, — медленно говорит он.

Она оглядывается через плечо и слабо улыбается.

— Эй, Райк, — она указывает на закрашенное окно. — Ты знал, что это окно не работает? — она пытается ухватиться за картину. — Оно не открывается.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

Она плюхается на диван и трогает голову, как будто она кружится.

— Ну... — она тяжело сглатывает. — Я узнала, что синяя штука — это абсент... так что... я думаю, что, возможно, я под кайфом.

— Не то слово.

— Да... — она пару раз моргает, пытаясь открыть тяжелые глаза. — И эта дверь... эта дверь не была выходом, — всплеск страха прорывается в ее голосе. Она знает, что не совсем в сознании и что она была совсем одна.

Моя бесстрашная, смелая сестра боится.

Потому что это был не ее выбор.

Я собираюсь подойти к ней, но останавливаюсь. Райк уже дошел до дивана, и когда ее взгляд полностью останавливается на нем, ее лицо начинает расплываться в освобождающем облегчении.

— Эй, — говорит он, оценивая ее состояние.

— Эй, — её глаза наполняются слезами.

— Дэйз, все хорошо. Ты в порядке, — он поднимает ее на ноги, и ее ноги дрожат.

Она многократно кивает, пытаясь поверить в это.

Ло испускает вздох.

— Это странно, — тихо говорит он. — Я думал, что Роуз будет такой.

Я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Бояться, — уточняет он, — потерять контроль.

Дэйзи от природы дикая, но я не думаю, что она ожидала, что так сильно опьянеет. Не думаю, что она хотела этого, и это была совсем другая неизвестность, нежели прыжок со скалы, дома или самолета.

Райк обхватывает ее лицо.

— Эй, ты в безопасности, Дэйз.

Она снова кивает, прикусывая нижнюю губу, чтобы та не дрожала.

И тут Райк беспокойно переминается с ноги на ногу.

— Ты ведь ни с кем не столкнулась до того, как пришла сюда?

О Боже, он же не думает... никто не трогал ее, не так ли? Меня сейчас стошнит от беспокойства.

Она качает головой, падает пара слезинок.

— Я не знаю, — она вытирает лицо, пока ещё больше слез не скатилось.

Я не видела за последнее время Райка таким обеспокоенным, как сейчас, и это включая тот случай, когда Ло рвало на обочине дороги.

Дэйзи смотрит на свою руку, как будто она ведет к магическому порталу.

— Я думаю... я думаю, что я под кайфом, — повторяет она то, что уже было сказано.

— Блядь, — ругается Райк шепотом.

Он осторожно подводит ее к месту, где мы стоим. Она поднимает глаза, и ее лицо немного проясняется, когда она видит меня.

— Лили. Ло.

Я мгновенно обнимаю ее, и она прижимается ко мне, ее рука исчезает в моих волосах.

— Вооу! — она вскрикивает и откидывается назад, уткнувшись в грудь Райка.

— Что? — мои глаза расширяются.

— Что не так с твоим лицом? — спрашивает Дэйзи, охваченная паникой. — Райк, что-то не так с ее лицом.

— Ты под кайфом, — напоминает он ей.

— О... точно.

— Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше, — говорит Ло.

Дэйзи тяжело дышит.

— Я не чувствую своих ног.

— Отлично, — говорит Ло, нервно проводя рукой по волосам.

— Есть что-нибудь еще, чего ты не чувствуешь? — спрашивает Райк.

Она медленно проводит языком по верхней губе, прежде чем сказать: — Мое лицо.

Райк кладет руку на позвоночник Дэйзи.

— Дэйзи, посмотри на меня.

Она не может найти источник его голоса.

— Райк?

Он стоит прямо перед ней.

Он щипает ее за подбородок и поворачивает ее лицо так, чтобы она встретилась с ним взглядом.

— Я сейчас тебя возьму на руки, хорошо?

— Хорошо.

Он поднимает ее на руки — одну на спину, другую под колени.

Она цепляется в его футболку.

— Не оставляй меня, — шепчет она. — Я не могу найти выход...

— У тебя есть я, — заверяет он ее.

Мы выбираемся из клуба, и я постоянно оглядываюсь на Дэйзи, чтобы убедиться, что с ней все в порядке и ей не плохо. Она утыкается лицом в грудь Райка, и когда мы переступаем порог клуба, в безопасности на тротуаре и вне туманной атмосферы, мы можем говорить более свободно.

— Дэйзи, — говорит Ло.

Мы направляемся к парковке, и Ло крепко обнимает меня за плечи.

Ее голова поднимается, чтобы посмотреть на Ло. Ее глаза налиты кровью, а футболка Райка мокрая от ее слез. Она расстроена, и я гадаю, как много она вспомнит утром.

Скорее всего, вообще ничего.

Может, это и хорошо.

Ло не решается спросить ее о чем-то.

— Что? — бормочет она.

Он сдается.

— Что, по-твоему, ты пила, если не знала, что это абсент?

— Кюрасао.

Райк снова прижимает ее к себе, и она прижимается щекой к его руке.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь, что это такое? — спрашивает он.

— Благодаря бразильской модели, — её веки слегка трепещут, надеюсь, что она просто хочет спать.

Райк сдержанно вздыхает.

— Похоже, он — победитель.

— Она была просто потрясающей, — грустно говорит Дэйзи.

А затем начинает беззвучно плакать, ее взгляд устремлен вдаль, как будто она потерялась в очень плохой галлюцинации.

Лицо Ло искажается от чувства вины и обиды. Я сжимаю его руку, беспокоясь, что теперь он будет одержим желанием выпить. Алкоголь — не выход, чтобы заглушить его боль от того, что он не нашел Дэйзи раньше, но я уверена, что он борется с искушением.

Райк смотрит между своим братом и моей сестрой, а потом его взгляд падает на меня, и я думаю, что он видит девушку, которая, возможно, поможет его брату, а не отправит его по этой темной дороге.

Я не позволю Ло пить.

Я здесь ради него, как и он ради меня. Поэтому я поворачиваюсь к Ло и тыкаю его в руку.

— Ты видел Капитана Америку? — спрашиваю я.

И его лицо озаряется. Он смотрит на меня, пока мы идем, и чувство вины начинает уходить.

— Да, кто, блядь, думает, что он может летать?

Я улыбаюсь. Я люблю его. Больше, чем секс.

Больше, чем что бы то ни было.

37. Лили Кэллоуэй

.

Семь дней воздержания в окружении пьяных студентов колледжа и выпивки, и мы выжили. На частном самолете мы возвращаемся в Филадельфию. Моя паника и беспокойство утихли. После весенних каникул в Канкуне самые большие препятствия кажутся маленькими.

Не у всех был приятный опыт.

Мелисса официально порвала с Райком. Я втайне думаю, что она сделает из него виноватого, когда мы вернемся домой. Отчасти я уверена, что это потому, что он не выполнил свое обещание об умопомрачительном сексе. Но прошлая ночь в клубе точно установила её статус анти-Райк. Она поставила ему классический ультиматум. Я или она. И он решил защитить мою сестру.

Поэтому она уединилась в кресле в углу и листает журнал, сидя в наушниках и не слушая остальных. Я подозреваю, что она вызовет такси, когда мы приземлимся, и таким образом отдалит себя от Райка.

Источник её волнения сидит у окна. Райк играет в покер с Дэйзи. Она проснулась сегодня утром, ничего не помня о клубе, и ни у кого не хватило духу рассказать ей, что произошло — что Райку пришлось нести её домой, что она плакала. Думаю, правда разрушила бы её дух, а мы бы это не вынесли.

И после прошлой ночи у нас с Ло нет никаких прав разлучать Райка и Дэйзи, не превращаясь в лицемерных монстров. Все, что мы можем сделать, это довериться им — так же, как они пытались довериться нам с нашими зависимостями.

Роуз валяется на кровати в задней кабине, пытаясь справиться со своим убийственным похмельем. Коннор время от времени заглядывает в комнату, чтобы проведать её, но сейчас он печатает что-то на своем ноутбуке, расположившись в мягком кресле. Он работает над своей диссертацией, чтобы закончить университет с отличием.

Его усердие напоминает мне, что я должна начать заучивать старые экзаменационные вопросы для следующего теста по статистике. Дело, которое я избегаю. В то время, как запоминать не так тяжело, как учиться (или писать диссертацию), это всё равно сильно напрягает мой бедный мозг. На прошлом экзамене я думала, что он взорвется от переизбытка цифр.

Я бесцельно листаю каналы телевизора, растянувшись на диване с Ло. Моя голова покоится на его груди, и меня охватывает медленная удовлетворенность. Я никогда не думала, что смогу чувствовать себя такой... спокойной. Он убирает прядь моих волос за ухо, и я чувствую его теплое дыхание на своем лбу.

— Мы сделали это, — бормочет он.

Я улыбаюсь, когда он целует меня в висок. Сегодня вечером мы будем дома. Снова одни. Свободны, чтобы заняться сексом.

Я не хочу, чтобы Ло думал, что я зациклилась на этом, поэтому я ни слова не говорю о сексе. Хотя эта мысль приходила мне в голову. Я немного пофантазировала в душе сегодня утром, но я очень старалась просто помыться и выйти. Никакой мастурбации. И от этого достижения вроде как приятно, но я знаю, что секс заставил бы меня чувствовать себя еще лучше.

— Ты знаешь, что означает сегодняшний вечер?

Он заводит разговор об этом?

— Лил.

— А? — я поворачиваю голову, мои глаза расширены от предвкушения. Если он провоцирует этот разговор, то я с радостью приму в нём участие.

— Сегодня вечером, — снова говорит он.

Его глаза остаются на моих, не покидая их. Я не разрываю наш взгляд, наполненный семью днями нужды, желания и напряжения. Я отказываюсь смотреть на его губы, пресс или любую другую его часть. Я хочу Лорена Хэйла. Мужчину, возлюбленного, парня, который наполняет меня счастьем и блаженством. Не только тело.

Его рука тянется к моей щеке, его большой палец медленно проводит по моим губам. Интересно, проверяет ли он меня?

Я хочу справиться.

Его большой палец нежно тянется к моей нижней губе, и я испускаю короткий, неровный вздох. Его рука скользит вниз к моей шее, прежде чем он шепчет: — Я собираюсь трахнуть тебя.

О. Боже.

Сейчас? Нет, этого не может быть.

Он, должно быть, чувствует моё замешательство, потому что его губы дергаются в улыбке.

— Сегодня вечером, любовь моя.

— Хорошо, — киваю я, покраснев от глупого предположения.

Не думаю, что всем понравится, если он возьмет меня прямо здесь, на диване. Даже сам образ — Ло сверху, его член, так глубоко внутри меня — выбивает воздух из моих легких.

Он крепче сжимает меня в своих объятиях и опускает голову, чтобы прошептать мне на ухо грязные вещи. Моё возбуждение растет, и он должно быть верит, что у меня хватит сил выдержать весь полет и дорогу до дома. Поэтому он искушает меня понемногу. Мой оргазм сегодня будет таким чертовски сильным, когда мы наконец займемся сексом, что стены не смогут заглушить мои крики.

Я немного извиваюсь, чувствуя напряжение, хороший вид напряжения, дающим осознание, что я могу подождать, чтобы выпустить его. Не думаю, что месяцы назад я смогла бы. Но я учусь сдержанности.

Я листаю каналы, будучи у Ло на коленях. Пытаюсь найти фильм, который не усыпит меня, или телешоу, которое не притянет мое внимание обратно к члену Ло или моим гнусным мыслям.

Ло поглаживает меня по плечу, и его взгляд переходит на брата.

— Ты проигрываешь? — спрашивает Ло, улыбаясь этой мысли. Я слегка выпрямляюсь, поддерживая веселье Ло.

Райк смотрит на свои карты, хмуря брови. На столе лежит куча стодолларовых купюр, то, что похоже на его Rolex, и её плетёный браслет.

— Нет, — огрызается он.

Ло тихо смеется.

— Эй, брат, ты что, не сдал математику? Эти часы стоят в пять раз больше, чем браслет.

— А можно вы там на галёрке заткнетесь нахрен? — говорит Райк. — Я пытаюсь сосредоточиться, — он случайно засветил свои карты Дэйзи.

Она быстро прикрывает глаза.

— Я ничего не видела.

— Блядь, — ругается он, бросая на нас еще один взгляд, как будто это мы виноваты. Он снова начинает очень сильно сосредотачиваться. Должно быть, мозговая сила причиняет Райку такую же боль, как и мне.

Дэйзи подносит карты к губам, стараясь не улыбаться слишком широко. Она смотрит на нас.

— Между прочим, в моем браслете есть бриллиант.

— Ну, тогда я беру свои слова обратно, — говорит Ло. — Райк лишь наполовину идиот.

Райк отмахивается от него.

Дэйзи говорит: — Ты должен сдаться.

Он долго смотрит на неё.

— Ты блефуешь.

— Нет. Я видела твои карты, помнишь?

— Ты сказала, что ничего, блядь, не видела.

— Я соврала.

О, а она хороша. Я не могу понять, блефует она или нет.

— К черту, — Райк снимает золотое кольцо со среднего пальца и бросает его в кучу. — Оно стоит две тысячи долларов.

Дэйзи немного бледнеет. Она должна сравняться с ним или сдаться, и тогда он заберет всё, что на кону.

— Дай мне посмотреть... подожди секунду, — она ищет в своей сумке.

Райк выглядит немного обеспокоенным. Он думал, что она собирается сложить карты.

Но её лицо вытягивается.

— У меня нет ничего, что стоило бы двух тысяч, но... — она выхватывает свой дневник, что-то пишет на листке бумаги и бросает его в кучу.

— Ло, — зовет Коннор из задней части самолета, все еще глядя на свой ноутбук. — Можешь подойти сюда?

— Секунду, — говорит Ло, увлечённый, как и я, игрой в покер.

— Лучше сейчас, — голос Коннора меняет свой обычный ровный тон.

Ло вздыхает и выползает из-под меня.

— Расскажешь потом, когда вернусь?

Я киваю, и он нежно целует меня в губы. Когда он отстраняется, в его глазах появляется искорка типа позже будет больше.

Да.

Когда он уходит, я опускаюсь на колени, чтобы попытаться разглядеть бумажку в покерной кучке.

— Читай вслух, — говорю я Райку.

— Она вбрасывает два своих супербайка Ducati, — он вскидывает бровь. — У меня уже есть мотоцикл, Дэйз.

— Они быстрее, чем твоя Honda.

Очевидно, они уже говорили о мотоциклах ранее, если она знает, что стоит возле его квартиры.

— Подожди, — вмешиваюсь я. Райк сказал её два супербайка. Это значит, что они у нее уже есть. — Когда у тебя появился мотоцикл? И почему ты купила два?

— Клиент на съемках купил их для декораций и отдал мне.

— Он просто отдал их тебе?

Райк держит лист бумаги.

— Я тоже самое сказал.

— Это было благодарю за хорошую работу, вот и все. Такое не часто случается, но тогда это случилось. А теперь у меня два мотоцикла, которые так и просят, чтобы на них покатались. Я выезжала на дорогу только на красном, так что накатала на нём несколько миль.

— У тебя еще нет прав на вождение мотоцикла, — говорит он ей прямо.

— Да, я знаю. Но чтобы получить права, я должна практиковаться.

Он опускает клочок бумаги, и я вижу в его взгляде какую-то тоску по этим мотоциклам. Должно быть, они действительно хорошие.

— Ты понимаешь, что они стоят гораздо больше, чем моё кольцо?

— Ты не обязан мне соответствовать. Я не пытаюсь поднять цену, но это действительно всё, что у меня есть, что ты можешь захотеть.

Я бросаю взгляд на заднюю часть самолета. Ло стоит ко мне спиной, но он сгорбился, прижав руку к глазам. Что-то... что-то действительно не так. Что случилось? Это его отец? Я собираюсь встать, но Коннор встречает мой взгляд и качает головой, чтобы я села обратно.

Я так и делаю. В его уверенности есть какая-то сила. Это как джедайское управление разумом.

Но я хочу пойти утешить Ло. У меня болит грудь от одного взгляда на его спину. Я кусаю ногти, ловлю себя на этом и опускаю руку.

— К чёрту, давай сделаем это, — говорит Райк.

Я возвращаюсь к игре в покер. Может, это отвлечет меня от чего-то ужасного. Но я так обеспокоена, что начинаю чесать руку и также ловлю себя на этом.

— Значит, мотоциклы в силе?

— Конечно. Только не плачь, когда я их у тебя заберу.

Она ухмыляется.

— Хорошо. Давай посмотрим что у тебя.

Он переворачивает две карты и сравнивает их с теми, что лежат на столе.

Мое внимание разделено между игрой и Ло, и я больше не хочу на нём фокусироваться. Я на грани того, чтобы пойти против воли Коннора и броситься в хвост самолета. Дабы остановить себя, я переключаю телевизионные каналы, пытаясь найти передачу, которая сможет занять мои мысли.

— Итак, у тебя две восьмерки, — говорит Дэйзи, улыбаясь этим словам.

— Ты побила меня, не так ли?

— Два валета, — говорит она.

— Тебе попались два гребаных валета?

— Ты тасовал.

Он стонет.

— Можешь забрать кольцо, если хочешь.

Парень познаёт мир? Нет. Сабрина — маленькая ведьма? Нет. Футбол? Определенно нет.

— Нет, ты выиграла его. Оно твоё.

— Я буду чувствовать себя странно, если это семейная реликвия или что-то в этом роде, — она пытается впихнуть кольцо ему в руку. Он держит их в воздухе.

— Оно из ювелирного магазина, и я все равно собирался выбросить его.

— Почему?

— Оно уродливое.

— Значит, ты подарил мне уродливое украшение.

— Оно стоит две тысячи гребаных долларов.

Она криво улыбается.

— О да.

Райк комкает бумагу с договорённостью о Ducati. Он проиграл эти мотоциклы, и в его глазах присутствует немного разочарования от того, что он не смог урвать один из них. Интересно, редкие ли они?

— Как насчет... — Дэйзи складывает деньги и засовывает их в бумажник... я позволю тебе оставить черный Ducati, если ты научишь меня водить.

Закон и порядок? Нет. Мультфильм про Людей Икс? Возможно. Я немного зависаю на этом канале, наблюдая за Росомахой в его оригинальном желто-синем спандексе.

Райк стучит ручкой по столу.

— Я не собираюсь учить тебя, как покончить с собой.

— Это драматично.

Он хмурится.

— Зная тебя, ты бы спустила этот, гребаный мотоцикл с чертова утеса ради удовольствия.

Она разводит руками.

— Тогда научи меня как оставаться на дороге.

Он качает головой.

— Нет, если я покажу тебе, как ездить, ты наделаешь глупостей на федеральной трассе.

Она трогает свою грудь.

— Я бы никогда.

Он бросает ей в лицо стодолларовую купюру. И она падает ей на колени, не задевая её носа — не тот эффект, которого он добивался.

Люди Икс не помогают мне отвлечься от мыслей о Ло. Я снова оглядываюсь на него. Та же сгорбленная поза. Та же грусть. Что происходит? Я вздыхаю и быстро переключаю канал.

— Я не буду убивать тебя, — повторяет Райк.

Ее улыбка исчезает.

— Райк, — говорит она, — я всё равно научусь ездить на мотоцикле с тобой или без тебя. Я просто дала тебе возможность получить один из мотоциклов. Я знаю, что ты хочешь его.

Он смотрит вдаль, глубоко задумавшись, а затем многократно качает головой, корчась.

— Блядь.

— Что?

Он закрывает лицо рукой.

— Я не могу перестать представлять, как ты переворачиваешься на мотоцикле.

— Я еще не падала, — напоминает она ему.

— Ты пыталась сделать Вилли(езда на заднем колесе)?

Она молчит.

— Нет, — бормочет она.

— Господи Иисусе, — говорит он, ни капли не веря ей. — Ты убьешь себя.

— Ты продолжаешь это говорить.

— И до тебя не доходит, или тебе просто наплевать?

Она медленно разворачивает скомканный лист бумаги.

— Я думаю... что со мной всё будет в порядке, — она обходит его вопрос с большей уверенностью, чем я могу себе позволить. — Но если ты передумаешь насчет мотоцикла, вот мой номер, — она записывает свой номер на бумажке.

Мне интересно, идет ли по премиум-каналу фильм Марвел.

Прежде чем перейти к специальным программам, я попадаю на ленту новостей.

Я вижу слово секс.

Хм.

Это как большой мигающий свет в моих глазах. Я остаюсь на канале из любопытства. Может, у какого-нибудь сенатора был секс-скандал?

— Лили, подожди! — кричит Ло.

Мое сердце замирает, пока мой разум кружится в голове, пытаясь переварить программу и Ло. Подожди, подожди, подожди. Слезы наворачиваются на глаза. Ло был расстроен.

И это не сенатор.

Он был расстроен из-за этого.

Это я на экране.

Я сжимаюсь в комочек на диване, подтягивая колени к груди. Мои руки прижаты ко рту, а глаза слишком широко раскрыты, чтобы их можно было закрыть.

Я думаю... я думаю... я не знаю, что я думаю.

СМИ собрались возле Пенна, и внизу экрана появляется надпись: У наследницы Fizzle более пятидесяти сексуальных партнеров. По слухам, она сексуально зависимая.

Это национальные новости? Как это может быть национальным вопросом? Что, черт возьми, происходит?

Я не слышу, как Ло снова зовет меня по имени. Я поднимаю громкость на телевизоре, и меня трясет так сильно, что мне приходится держать пульт обеими руками.

Ведущая новостей — миниатюрная блондинка с ярко-красной помадой.

— Мы только что получили подтверждение от источника, что Лили Кэллоуэй, дочь основателя Fizzle, является сексуально зависимой. Помимо пятидесяти с лишним известных мужчин, с которыми она спала, она также была известна тем, что нанимала мужчин-проститутов.

Мое горло сжимается, но мне удается с трудом выдохнуть слово. Одно слово.

— Ло.

Он не подходит ко мне, а я не могу оторвать взгляд от телевизора.

— Лили, что происходит? — Дэйзи спрашивает, ее голос напряжен.

Дэйзи, мои родители... О Боже, мой отец? Его компания... чувство вины пронзает меня насквозь. Они смотрят это. Все смотрят это.

Мелисса встает из своего угла, вытаскивает наушники и смотрит на экран. Кислород отказывает мне. Я снова и снова качаю головой, как будто это сон. Я хочу проснуться. Это не может быть реальностью. Но слова из телевизора проносятся в моей голове снова и снова, снова и снова. Сексуально зависимая. Сексуально зависимая. Сексуально зависимая.

Этого не может быть.

Сколько позора я принесла своей семье?

— Ло, — говорю я чуть громче, зациклившись на телевизоре, когда слезы начинают обжигать мои щеки. — Ло! — я плачу, в ужасе от того, что это значит, так как я понимаю, как сильно это всех ранит.

Мой телефон жужжит рядом со мной, и первое сообщение вонзает нож в моё нутро.

Неизвестный: Шлюха.

Он начинает взрываться быстрой волной враждебных сообщений. Глаза жжет, и я задыхаюсь то ли от воздуха, то ли от рыданий.

— Ло!

— Я здесь, Лил.

Как долго он на диване? Он поворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к нему, больше не поглощенная лентой новостей.

Его руки касаются моего лица, и он пытается вытереть слезы, но я не могу перестать плакать. Моя грудь сжимается, и я рыдаю в свои ладони. Он притягивает меня к своей груди.

— Всё хорошо, — говорит он, слегка покачивая меня, но в его голосе звучит боль.

Самолет кажется слишком маленьким. Мне недостаточно воздуха, пространства или легких, чтобы бороться с такой болью. Я разрушила свою семью. Это всё, о чём я могу думать. Это всё, что я чувствую. Я потратила годы на то, чтобы сохранить свою зависимость в тайне, чтобы они не вынесли унижения и позора. Их дочь отвратительна. Я отвратительна...

Моя мать... как она будет смотреть на меня после этого? А Дэйзи?

— Ло, мне больно.

Я пытаюсь сделать полный вдох, но он нерегулярен и наполнен таким отчаянием. Я просто хочу, чтобы это закончилось. Я хочу полететь обратно и начать всё сначала. Мы возвращались домой с триумфом. Мы победили Весенние каникулы, не поддавшись нашим порокам.

Сегодняшний вечер должен был быть посвящен Ло и мне вместе. А теперь... это...

Я хочу распасться, улетучиться и больше никогда не просыпаться.

— Всё хорошо, — говорит Ло, притягивая меня к себе на колени. Его рука обвивается вокруг моей талии, и он крепко прижимает меня к своей груди. Я не могу смотреть никуда, кроме как на свои руки. Они вдруг кажутся такими пустыми. И тут он берет их и крепко сжимает. — Я рядом.

Но я падаю слишком быстро.

Я тону, Ло.

Не думаю, что на этот раз я хочу выныривать.

Я не уверена, что смогу.

— У нас здесь бывший капитан футбольной команды Пенна, Мейсон Никс, чтобы сделать заявление о Лили Кэллоуэй.

Этого не может быть.

— Выключи! — кричит Ло.

Но пока Ло и Райк пытаются найти пульт, который затерялся в глубине подушек, я слышу, как прошлое вливается в мои уши.

— Я переспал с ней, когда ей было восемнадцать. Вся моя команда это сделала. Она была не просто готова — она хотела этого.

Это его расплата. Была ли утечка от него? Мы до сих пор не знаем. Это заявление может быть просто местью за то, что его бросили на капот моей машины.

Я едва могу двигаться. По щеке Ло катится одинокая слезинка. Он быстро вытирает её, когда замечает, что я смотрю.

— Эй, — шепчет он. — Всё в порядке, Лил.

Но мои слезы капают и жгут.

— Ты не грустил бы, если бы это была правда, — шепчу я в ответ.

Он не сдается и протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки. Он целует меня в губы, но я не чувствую в них той силы, что обычно. Моё сердце не трепещет. Я просто тону.

— И встречалась ли она в то время с Лореном Хэйлом, наследником компании Hale Co? — спрашивает ведущий новостей.

— Лили, ну же, любовь моя, — умоляет Ло, крепко целуя меня. — Я прямо здесь.

— Да, — говорит Мейсон. — Она изменяла ему все это время.

Ведущий новостей смотрит таким видом, типа бедный парень. Мне так жаль его.

Я отворачиваюсь от Ло, плачу, мои губы отделяются от его губ, когда я зарываю голову в колени.

— Лили, — его голос ломается.

Что я наделала? Я не понимала, что моя зависимость причинит ему боль, если это станет достоянием общественности. Теперь он — грустный хлюпик, которого поимела шлюха. Я. Как мне всё исправить? Этого не изменить. Как стереть годы и годы ошибок?

Я хочу вернуться в прошлое. Я хочу сказать себе, что мне не нужно спать с кем попало, чтобы удовлетворить эту пустоту во мне. Что парень, которого я люблю, находится прямо у меня перед глазами. Что он может быть больше, чем просто другом. Что мне не нужен никто во всей вселенной, кроме Лорена Хэйла.

И если бы я просто сделала это, все бы сложилось хорошо.

Я бы не сидела здесь, слушая о своих прошлых ошибках. Я бы провела четыре года с Ло, как сейчас. Будучи преданной. Восполненной.

Счастливой.

У меня срывается голос, и слова застревают в горле. Но мне удается что-то сказать.

— Мне жаль, — говорю я ему, уткнувшись в колени и бессвязно всхлипывая. Мне так, чертовски жаль, Ло.

Он гладит меня по спине.

— Лил, всё в порядке.

Все не в порядке.

Кто-то находит пульт, потому что голоса замолкают. Мой телефон маниакально вибрирует на полу, и я закрываю уши руками, теперь это клубок, который невозможно распутать. Шум пронзает меня, каждое уведомление — это еще одна шлюха или шалава, которую мне еще предстоит прочитать.

Я действительно хочу исчезнуть. Хочу, чтобы мои суперспособности включились, прямо сейчас. Хочу никогда, никогда больше не существовать. Хочу, чтобы Ло жил в мире, где я не причиняю ему боль. Пожалуйста, кто-нибудь, сделайте так, чтобы это сбылось.

Ло немного распутывает меня. Он целует мой лоб и старается, чтобы я прижалась к нему, а не к моим костлявым ногам. Я медленно переползаю к нему на колени и прижимаюсь щекой к его груди, слушая неровное биение его сердца. Я прячусь, не желая покидать безопасное место футболки Ло и избегая выражения обиды и предательства на лице Дэйзи, которое, я уверена, существует в десятикратном размере.

Я должна была просто сказать ей об этом на пляже.

И я не знаю, что побуждает меня сделать это — может, мысль об этой простой вещи, может, чувство сожаления, — но я высовываю голову из своей норы.

— Дэйзи? — я оглядываюсь и вижу, что она стоит возле своего кресла.

Она плачет.

И я не уверена, потому что я тоже плачу или потому что она злится на меня.

— Мне жаль, — говорю я ей. — Я хотела тебе сказать.

— Это правда? — спрашивает она, быстро вытирая лицо, как Ло, не желая, чтобы я видела. Как будто они не могут плакать, потому что плачу я. Ненавижу это. Это бессмысленно, и это заставляет меня как можно скорее перекрыть поток слёз.

— Я...

Я не могу это сказать. Почему я не могу просто сказать это? Моя сестра заслуживает большего, чем мои рыдания и прятки. Я вытираю нос тыльной стороной руки и сажусь прямо.

Я соскальзываю с колен Ло, но он переплетает мои пальцы со своими. Это помогает. Это помогает мне не так сильно хотеть утонуть.

— Всё хорошо, — говорит Дэйзи то, что повторяет Ло. Она вытирает все свои слезы. — Всё хорошо, тебе не нужно объяснять.

Дэйзи ненавидит видеть людей расстроенными. Я забыла об этом. Она просто хочет, чтобы все были счастливы.

Но вся боль, которая потребуется, чтобы признаться в этом моей сестре — я должна её почувствовать. Рассказать Роуз было самым трудным, что я когда-либо делала, но это еще хуже. Потому что я рассказала Роуз по собственной воле, но в данном случае кто-то сыграл мне на руку, заставив меня сделать это.

Нет никакого сострадания в том, чтобы рассказать ей мой секрет. Это просто... необходимо.

Очень тихо я говорю:

— Я сексуально зависима.

Её слезы высохли. И она кивает. Моя сильная, бесстрашная сестра.

— А мама... она знает?

Я качаю головой.

— Папа?

— Нет.

Дэйзи смотрит на Райка.

— Ты знал.

— Это сложно.

Дэйзи снова кивает, пытаясь понять, я думаю. Её взгляд переходит на Коннора.

— И ты знал.

— И Роуз. Это всё, — говорит Коннор.

Роуз. Мой взгляд устремляются на дверь задней кабины, где стоит кровать. Я бы хотела, чтобы она была здесь. Она как колючий железный стул, который выдержит любую битву.

— Но не Поппи? — спрашивает Дэйзи.

— Не Поппи, — говорю я, — а Роуз я рассказала только полгода назад. Я бы рассказала тебе раньше, но мне было... мне... мне стыдно, — слёзы снова наворачиваются. — Ты моя младшая сестра. Я не хотела, чтобы ты видела меня такой.

Я неудачница. Сломанная, жалкая. Я больше не могу раздавать сестринские советы и ожидать такого же восхищения в ответ. Все изменится.

Её темные брови сходятся вместе, такое уродливое выражение для кого-то такого красивого.

— Ты всё тот же человек, Лили. Я просто... мне нужно к этому привыкнуть, — её глаза переходят на Ло. — Как давно ты знаешь?

Мы встречаемся взглядами. Как давно он знает? Как давно я знаю? Установление даты похоже на попытку определить, когда начинается и заканчивается скачок роста. Неизмеримое время.

Думая об этом, я вспоминаю все моменты, которые мы разделили. От детства до подросткового возраста и взрослой жизни. Мы жили вместе, любили вместе, и проебывались вместе. Не уверена, что многие люди могут сказать такое о ком-то другом.

Его глаза смягчаются, и он поворачивается к Дэйзи.

— Некоторое время.

Некоторое время. Похоже на правду.

Дэйзи открывает рот, чтобы задать другой вопрос, но тут из её кармана начинает играть песня Боба Дилана. Она достает свой телефон в тот же момент, когда что-то вибрирует возле моей ноги. Ло достает свой собственный телефон.

Раздается звонок и еще одна вибрация, и Коннор с Райком смотрят на свои. Должно быть, мы попали в зону неба с хорошим приемом сотовой связи. Кто знает, как долго люди звонят?

— Это мама, — говорит Дэйзи.

— Мой терапевт, — говорит мне Ло.

— Моя мама, — добавляет Райк.

Мы все смотрим на Коннора. Его глаза метнулись к глазам Ло.

— Частный детектив. Я должен ответить.

Он удаляется в заднюю каюту, где спит Роуз. Мы всё ещё не знаем, кто слил информацию, но, возможно, теперь узнаем — не то, что это ещё важно. Что сделано, то сделано.

Телефон Дэйзи продолжает играть «Shelter from the Storm», и все сидят на нервах, чем дольше игнорируют звонки.

— Иди поговори с ними, — говорю я.

Дэйзи фыркает и смотрит на свой телефон.

— Мне просто нравится эта песня.

Райк кладет руку ей на плечо.

— Роуз все равно должна сначала поговорить с твоими родителями.

Она качает головой.

— Нет, все в порядке.

Она нажимает на зеленую кнопку и прикладывает трубку к уху. Дэйзи рискует сесть рядом с Мелиссой, поскольку та уединилась в самом укромном уголке всего самолета. (Кроме туалета, естественно). Мелисса застывает на своём месте, чувствуя себя неловко и немного ошеломленная всем происходящим.

— Мне нужно в туалет, — бормочу я, собираясь встать.

Я могу представить себе ужас на лице моего отца. На лице матери. Не думаю, что когда-нибудь смогу противостоять им.

Ло хватает меня за запястье, прежде чем я поднимаюсь с дивана.

— Тебе не стоит сейчас оставаться одной.

— Мне просто нужно в туалет, — говорю я ему снова, отдергивая его руку.

Он смотрит на меня с видом, типа тебе действительно нужно или нет?

Нет, не нужно. Я хочу поплакать в одиночестве. Думаю, он это знает, и я понимаю его страх, что я буду избегать своих эмоций с помощью мастурбации, как я делала в прошлом.

Это заманчиво.

Я остаюсь на месте и утыкаюсь лицом в подушку. Новости снова прокручиваются в моей голове, и я снова на грани слез.

— Эй, Лили, — Райк подходит и толкает меня в бок. — Я не хочу разговаривать с мамой, так что, может, сыграем в карты? — он смотрит на Ло. — А тебе нужно поговорить со своим терапевтом.

— Я могу остаться здесь.

Райк бросает на него твердый взгляд.

Он вздыхает, сдаваясь быстрее, чем обычно. Должно быть, я истощила его энергию. Ло поднимается и исчезает в уборной.

— Лили? Карты? — он достает колоду из кармана и тасует.

Я отпускаю подушку, чувствуя его тактику отвлечь меня.

— Что за игра?

— Всё, что захочешь.

— Рыбалка.

Он смотрит так, будто я чуть не проткнула его душу.

— Ты сказал, всё, что захочу, — напоминаю я ему, пытаясь вытереть беззвучные слезы, которые продолжают падать против моей воли. Мне нужны постоянные салфетки, приклеенные к моим слезным протокам. Как при кровотечении из носа. Будет ли это работать?

— Это даже не игра для двух человек, — говорит мне Райк.

— Но в неё все равно можно играть вдвоем, — я хочу отвлечься, а не ломать себе голову, изучая новую игру.

— Хорошо, — говорит он, соглашаясь, когда я сажусь на пол, поскольку здесь нет журнального столика. Он раскладывает карты на ковре, и я стараюсь не капать на них слезами.

— Мы сейчас пролетаем над Джорджией, — слышу я слова Дэйзи. — Нам недолго осталось.

Её голос сильно дрожит. Мне не нравится, что она первая говорит с нашими родителями.

Обеспокоенный взгляд Райка мечется между Дэйзи и его картами.

— У тебя есть король?

— Ловись рыбка.

— Лили дремлет, — говорит Дэйзи.

Райк берет карту, а затем пинает моё колено.

— Твоя очередь.

Точно.

— У тебя есть... — я смотрю на свои карты. — Восьмерка?

Я смотрю на дверь ванной, не слыша ни звука от Ло. Но он оставил дверь приоткрытой, чтобы мы знали, что он не делает ничего необдуманного, например, не пьёт алкоголь или... ещё хуже. У меня болит грудь, как будто кто-то решил встать на мою диафрагму.

Райк протягивает мне свою восьмерку и ворчит под нос о том, что это самая дурацкая, блядь, игра. Но он частично сосредоточен на моей сестре в углу.

— Я не могу ее разбудить, — говорит Дэйзи, ее голос становится все более безумным и низким. — Подожди, пожалуйста... я не хочу... Мама.

Райк встает прежде, чем я нахожу в себе силы перенести вес на свои желатиновые ноги. Он подходит к нише с четырьмя креслами. Ему приходится наклониться над оскалившейся Мелиссой, чтобы дотянуться до Дэйзи.

— Дай мне телефон, — шепчет он, но я все равно слышу его враждебный голос.

— Мама, — говорит Дэйзи. — Мне нужно идти... Но... Я... Подожди... Я...

Райк выхватывает у нее телефон, пока у нее не случился срыв. И в то же время я замечаю Роуз, которая стоит в середине прохода в самолете, ее взгляд устремлен на меня с такой уверенностью и силой, что мне сразу же хочется оказаться на её месте. Быть сильной и построенной как крепость, способной выдержать всё, что на меня обрушится.

Я встречаю её взгляд, но показываю на Райка, который сейчас сжимает мою мать — или телефон, в котором находится моя мать. Роуз понимает. Она выхватывает у него сотовый Дэйзи и немедленно переходит в режим управления кризисом.

— Мама, успокойся. Нет, — огрызается она. — Нет.

И это всё, что я слышу, когда она возвращается в кабину, чтобы поговорить наедине. Она сказала то единственное слово, которое не смогла сказать Дэйзи.

Не уверена, что я тоже смогла бы.

Дэйзи смотрит в окно. Райк что-то шепчет ей, а она только кивает и жестом указывает на меня.

Райк возвращается на пол, собирает свои карты и раскладывает их веером в руках.

— Думаю, теперь моя очередь, — говорит он. — У тебя есть десятка?

— Райк?

— Да?

— Что бы ни случилось, ты позаботишься о нем, верно?

Он застывает.

— Я не знаю, что это, блядь, значит.

— Это значит то, что значит, — вздыхаю я. — У него нет никого, кроме тебя и меня. Мне просто нужно знать, что ты будешь рядом.

— И ты тоже будешь рядом, — огрызается он.

— Меня не будет рядом, если мои родители отправят меня в реабилитационный центр или на другой конец страны.

Моя мать захочет похоронить эту проблему, переместив её в другой часовой пояс.

— Тебе почти двадцать один. Ты, блядь, взрослая. Твои родители не могут заставить тебя делать всякую хрень, Лили.

— Я должна им...

— За то, что запятнали имя Fizzle? За то, что воспитали тебя в деньгах и роскоши? — он продолжает качать головой. — У вас с Ло все так извращено. Вы думаете, что вы в долгу перед своими родителями, потому что они дали вам всё, что у вас есть. Но они не дали вам того, что, блядь, действительно важно. Они должны тебе. Они должнытебе за то, что не задавались вопросом, почему их дочери нет дома. Почему она выглядит отстраненной и грустной. Почему она забаррикадировалась, блядь, в квартире со своим парнем. Они подвели тебя, и если они скажут сесть, на гребаный самолет или отправиться в реабилитационный центр — где, как мы все знаем, тебе не место — тогда ты должна сказать им, чтобы они шли к черту. А если ты не сделаешь этого, то мы с Ло сделаем. Я обещаю тебе это.

Нужные слова застревают у меня в горле — спасибо, Райк. Эта фраза дается мне с трудом, особенно когда он высказывает свое мнение с таким пылом и силой.

И все же я что-то говорю.

— Ловись рыбка.

Он издаёт короткий смешок, потянувшись к колоде.

— С тобой все будет в порядке, Кэллоуэй.

По крайней мере, один из нас в это верит.

38. Лорен Хэйл

.

Я прислонился к стене уборной, глядя на свое бледное лицо и запавшие глаза. Я выгляжу как полное дерьмо. Я чувствую себя еще хуже. Моя левая рука постоянно дрожит, и мне приходится сжимать пальцы в кулак, чтобы это прекратилось. На другой линии отец ругает меня за то, что я игнорировал его предыдущие звонки.

— Я нахожусь, блядь, в воздухе, — отрывисто напоминаю я ему, делая голос низким, чтобы Райк не услышал. — Если только ты не хочешь, чтобы связь как по волшебству изобрели за океаном.

— Эй, я так же, блядь, зол, как и ты.

— Я не думаю, что это возможно, — говорю я, мой голос слегка ломается.

Я не хочу разговаривать с ним в то время, когда Лили в любую секунду может открыть люк и выпрыгнуть из самолета без парашюта. И каждый раз, когда я представляю ее плачущей вот так — черт возьми, я не могу позволить себе того же. Я тру глаза, чтобы отогнать эмоции. Мне хочется пнуть стену с такой, чертовой силой, но я проглатываю крик, который должен вырваться наружу.

— Кем бы ни был этот ублюдок, — говорит мой отец, — я лично порву ему новую задницу, Лорен. Ты слышишь меня? Это дерьмо ему с рук не сойдет.

Я должен спросить.

— Это ты сделал? Ты слил это?

Через неделю после того, как я рассказал ему, новость разлетелась по всему миру. Неужели все это совпадение?

Наступает долгая пауза. А потом вот что: — Ты, наверное, издеваешься надо мной. Ты что, не слышал, что я только что сказал? Я жопу рвал, пытаясь найти этого ублюдка.

Он слегка рычит. Да, это не он.

— Тогда кто? — спрашиваю я. — Кто мог бы это сделать? Что они могут получить от этого?

— Деньги, — категорично отвечает мой отец. — Мы все еще работаем над некоторыми зацепками.

Я отвожу телефон от рта и борюсь между тем, чтобы не закричать и не сорваться на крик. Ни один звук не вырывается, но я вижу себя в зеркале, и мне кажется, что я веду невидимую борьбу с затаившимся врагом. Я выгляжу безумным и измученным.

— Мне нужно идти, — быстро говорит отец. — Грэг на другой линии. Я скоро с тобой поговорю. Держи голову выше.

Слова ободрения от моего отца. Такие слова приходят нечасто. Поэтому я принимаю их.

Мы кладём трубку одновременно. Я наклоняюсь над раковиной и брызгаю водой на лицо. Пытаюсь собраться с мыслями.

Я должен позвонить Брайану, психотерапевту, с которым, по мнению Райка и Лили, я разговариваю о своих глубоких внутренних мыслях. Но я не могу обсуждать алкоголь. Даже от одной мысли об этом у меня сводит живот. Потому что Лили не должна беспокоиться о том, что у меня будет рецидив. Мир рушится на ее плечи, и я не хочу усугублять этот груз.

Я делаю длинный вдох, перенося ее боль, которая так сильно ощущается как часть меня. Мы стали похожи друг на друга, годы лжи, детские воспоминания и истории, и все это переплелось в одно целое. Я знаю ее лучше, чем ее сестры. Я знаю ее иногда лучше, чем она сама. Я знаю, как сильно это убивает ее изнутри.

И тут одна мысль пронзает меня.

Я здесь.

Я мог бы быть в баре. В отключке.

Я мог бы быть в реабилитационном центре. Вдали от нее.

У меня есть шанс быть рядом с ней во всем этом.

Так иди, тупой ублюдок.

Это всё, что мне нужно. Я выхожу за дверь.

.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

.

«Однажды тебе придется сделать выбор. Ты должен решить, каким человеком ты хочешь вырасти. Кем бы ни был этот человек, с хорошим характером или плохим, он изменит мир.»

— Джонатан Кент, Человек из стали

39. Лорен Хэйл

.

В машине, от взлетной полосы до нашего дома в Принстоне, штат Нью-Джерси, никто не разговаривает. Мелисса вызывает такси, чтобы поехать обратно в Пенн, так что, по крайней мере, нам не придется разбираться и с этим.

В черном лимузине Коннора нам всем достаточно места. Лили кладет голову мне на колени, пытаясь играть в Ниточку(игра, в которой ниткой, надетой на пальцы образуют различные узоры, фигурки) с моим шнурком. Она перестала плакать где-то между нашей пятой игрой в «Рыбалку» и приземлением самолета.

Я хочу, чтобы она позвонила Эллисон, но она продолжает говорить, что не хочет ни с кем разговаривать. И, наверное, я не имею права заставлять её говорить со своим терапевтом, когда я избегаю своего. Несмотря ни на что, я планирую позвонить Эллисон сегодня вечером, независимо от того, сделает это Лили сама или нет. Мне нужно спросить о лекарствах для Лил.

Никто так не понимает падения, как зависимый. И я боюсь того, что она достигнет своего, когда столкнется со своими родителями.

Она держит в пальцах переплетенный шнурок.

— Твоя очередь, — говорит она мне. — Пройди под моими руками и возьми его.

— Я все испорчу.

— Нет, не испортишь, — говорит она. — Просто убедись, что хватаешь в правильных местах.

Проблема в том, что я не знаю, какие из них правильные.

Роуз напряжённо сидит рядом с Коннором, её телефон зажат в стальной хватке. Лили сказала мне, что Роуз находится в «режиме контроля ущерба» — она даже кричала на авторитетного продюсера новостей в течение часа, пока Коннор не вырвал телефон из её пальцев. Она переписывается с журналами сплетен и адвокатами с тех пор, как мы приземлились.

Роуз не очень хорошо переносит утечку информации. Она продолжает поправлять волосы и расправлять платье. Коннору приходится хватать её за руки, чтобы остановить. И когда я смотрю между тремя девушками Кэллоуэй — Роуз в измотанном состоянии, Дэйзи, витающая очень далеко в облаках, и Лил с грустным, мягким голосом — я понимаю. Я понимаю, что видит Райк и что он чувствует. У меня есть безумное желание снова всё исправить, заткнуть все трещины в нашей жизни — только ради маленькой надежды на то, что эти девочки смогут продержаться еще хоть один день.

Я думаю, мы все шестеро — мы все сильные. Каждый из нас по-своему силен. Но и слабость у нас у всех разная. И я пытаюсь выяснить, как использовать свою слабость, чтобы помочь им всем.

Я не собираюсь быть злодеем в своей собственной истории. С этим дерьмом покончено.

Телефон Роуз звонит. Она смотрит на экран, Коннор тоже читает сообщение.

— У нас небольшая проблема, — говорит она.

Руки Лили опускаются на колени, она сама запутывает шнурок.

— Какая? — её голос дрожит от волнения.

Я поглаживаю её по руке, и она хватается за мой бицепс для поддержки.

— Наши родители у нас дома, — говорит Роуз. — Они ждут тебя.

Лили резко отстраняется, яростно тряся головой.

— Я не могу, Роуз. Мне нужен ещё один день.

Гиллиган, водитель Коннора, остается спокойным за рулем, ведя нас по нашей улице. Всего в паре кварталов от нас на обочине стоят новостные фургоны, которые, скорее всего, расположились лагерем у ворот.

Дэйзи прижимается носом к окну.

— Твою мать.

Глаза Лили расширяются при виде этой сцены.

Она не сможет справиться с этим прямо сейчас. Это уж точно. Я смотрю на Райка, и он просто кивает.

— Гиллиган, — зову я и касаюсь защитного экрана. Он опускается, и я вижу его лысую голову. — Планы изменились. Мы едем в Филадельфию.

В квартире Райка за пределами кампуса кирпичные стены и деревянные полы, в тусклой гостиной висит плакат Филадельфия Севенти Сиксерс(американский профессиональный баскетбольный клуб), она обставлена кожаными креслами, телевизором с большим экраном и приличного размера звуковой системой. Я бывал здесь всего несколько раз, и мне трудно вспомнить, что это не просто очередная случайная квартира. Это квартира моего брата.

После быстрого звонка Эллисон я получаю разрешение дать Лили снотворное. Она засыпает в свободной спальне быстрее, чем я думал. Плач, должно быть, уже вымотал её.

Когда я возвращаюсь в гостиную, я бросаю быстрый взгляд на улицу. Никаких фургонов или съемочных групп. Немногие знают, что Райк Мэдоуз — мой родственник, и в данном случае это пригодилось.

Коннор и Роуз разговаривают на диване тихим шепотом, иногда даже переходя на французский. Он рассказал мне, что частный детектив всё ещё работает над поиском источника утечки информации. То же самое сказал мой отец о своих связях. Часть меня чувствует безнадежность от этих новостей, как будто мы никогда ничего не узнаем. Другая часть меня думает, что, возможно, я не должен знать. Потому что у меня есть склонность причинять боль людям, которые причиняют боль Лили или мне. И я больше не хочу быть тем парнем, который угрожает чьему-то будущему. Я не хочу становиться своим отцом.

— Я только что разговаривал по телефону с другом, — говорит Коннор.

— У тебя есть другие друзья? — спрашиваю я, нахмурившись.

Почему из всего, именно это беспокоит меня? Может быть, я сейчас слишком, блядь, эмоционален? Я тру глаза, пытаясь взять себя в руки.

— Знакомый, собеседник, — говорит мне Коннор, — как хочешь его называй.

Райк подходит и протягивает мне стакан с чем-то янтарного цвета. Я застываю и бросаю на него взгляд.

— Ты с ума сошел?

— Это чай.

Я едва расслабляюсь, но все равно беру стакан.

Коннор продолжает: — Мой собеседник сказал мне, что снаружи моей квартиры камеры. Я просто хотел, чтобы ты знал, что они ищут все пути, чтобы получить информацию.

Даже парень сестры Лили — всё чертовски притянуто за уши.

Дэйзи сидит на деревянном полу, в её руках пульт дистанционного управления, и она смотрит на выключенный телевизор. Я вижу её любопытство. Именно она всё ещё наполовину в неведении, и все ответы в этой коробке. Она хотела поехать к себе домой, но Лили и Роуз отказались. Их родители так же кровожадны к информации, как и СМИ, и все мы знаем, что они впились бы когтями в Дэйзи, если бы она была у них.

Поэтому она пока остается с нами.

Я пялюсь в пол, пытаясь собрать воедино подобие плана. Всё по порядку. Я поворачиваюсь к Коннору, который расслабленно сидит на диване. Его рука остается на плечах Роуз, и я понимаю, что он тонко массирует её шею, чтобы ей было спокойнее.

Я не хотел втягивать его во все это, и с его обычным бесстрастным выражением лица я не могу понять, беспокоит ли его, что папарацци вторглись в его многоквартирный дом.

— Ты не родственник Лили или меня. Если ты хочешь уйти, тебе лучше уйти сейчас, пока ситуация не ухудшилась.

Я ожидаю, что Роуз начнёт ругаться со мной из-за того, что я освобождаю ее собственного парня от этого сложного дела. Потому что это означало бы, что Коннору также придется покинуть её. Но она занята тем, что пишет смс на своем телефоне, время от времени вдыхая резкие вдохи, которые звучат как ножи, разрезающие легкие. Я даже видел, как она глотает какое-то лекарство.

— Роуз уже показала мне, где находится дверь, — говорит Коннор. — Я вполне способен познать, когда и как выйти из нее.

— Ситуация со СМИ может стать хуже, — напоминаю я ему, но забываю, что Коннор наверняка взвесил в голове все возможные варианты и, возможно, даже создал мысленную таблицу плюсов и минусов ситуации.

— Да, и вам понадобится кто-то, кто не будет ругаться через каждые пять слов, чтобы справиться с прессой.

Райк закатывает глаза, эта фраза явно относится к нему.

— Я специалист по журналистике, — говорит Райк, указывая на свою грудь. — Я знаю прессу лучше тебя, Кобальт.

— И ты правда планируешь что-то делать с этим образованием?

Райк ничего не говорит.

— Именно.

— А как насчет компании твоей матери? — спрашиваю я Коннора.

— Cobalt Inc. — не общеизвестное имя. Люди не ассоциируют нас с нашей продукцией так, как они делают с Hale Co. — ваше имя на этикетке каждого детского шампуня и упаковки подгузников. Мы работаем с производителями и дочерними компаниями.

Как и MagNetic, я помню.

— Моя связь с тобой или Лили не повредит компании, и за это моя мама не будет переживать. К тому же, если она находится за пределами скандала и наблюдает за ним, она наслаждается драмой время от времени. Это делает её дни интересными.

Интересно, видит ли он нас иногда именно такими? Интересными. Кём-то, кто делает каждый день непредсказуемым.

Я также не могу представить себе женщину, которая породила кого-то вроде Коннора. Она кажется такой же придуманной, как персонаж одного из моих комиксов.

— Как я уже сказал, Ло, — заканчивает Коннор, — я знаю, как пользоваться дверью.

Райк кивает мне.

— Ты и меня собираешься выпроводить?

— Нет, если я иду ко дну, ты сгораешь вместе со мной.

— Это считается братским обязательством?

— Для меня — да.

Дэйзи возится с пультом, и он громко падает на деревянный пол.

— Простите, — бормочет она и продолжает смотреть на черный телевизор.

Я хочу посмотреть новости и понять, как много СМИ уже знают. Поиск утечки отошел на второй план. Наша первая задача — смягчить последствия, с которыми нам грозит столкнуться. Подозреваю, что Грэг Кэллоуэй и, возможно, мой отец уже работают с командой юристов, чтобы сгладить кризис. Это одна из многих причин, по которым они захотят поговорить с нами.

Я им не доверяю. Но я доверяю людям в этой комнате, и этого достаточно, чтобы успокоить меня на данный момент.

Я понимаю, что Дэйзи все еще находится в неведении относительно многих вещей. Это несправедливо по отношению к ней, тем более что теперь мы будем говорить свободно.

— У тебя есть какие-нибудь вопросы, Дэйзи? — спрашиваю я, ссутулившись на диване.

Она аккуратно кладет пульт на кофейный столик и садится, скрестив ноги, на пол.

— У меня есть кресло-мешок, — говорит Райк.

— Я вижу, — но она обнимает свои колени, не делая никаких движений. Её глаза перебегают на меня. — У меня сотни вопросов, но я могу подождать, чтобы задать их Лили. Я не хочу, чтобы она расстроилась, если ты откроешь что-то, что она хочет сохранить в тайне.

— Ты все равно услышишь об этом по телевидению или в таблоидах, — говорю я ей. — Она предпочла бы, чтобы ты узнала правду от меня.

Она колеблется.

— Я могу спрашивать о чём угодно?

Что угодно — очень обширное понятие, но я уверен в своей способности отклонять слишком личные вопросы. Я соглашаюсь, кивнув.

— Если это будет вопрос-ответ, то у меня тоже есть пара вопросов, — говорит Райк.

Я горько улыбаюсь.

— Конечно, как мы без тебя.

Дэйзи бросает в него ближайшую подушку.

— Это мой вопрос-ответ.

Он ловит подушку.

— Теперь ты бросаешь мои вещи, но не хочешь сесть, чертову на подушку?

— Ты настырный — тебе кто-нибудь говорил об этом?

— Я постоянно это делаю, — говорю я. — Он никогда не слушает.

Райк поднимает руки, типа какого хрена.

— Ну простите, если я вижу, что девушке неудобно сидеть на моем, чёртовом полу, и я знаю, как решить эту проблему.

— Не надо, — предупреждаю я его.

Мы не откроем эти шлюзы никогда, никогда больше. Я могу выдержать его дружелюбие к Дэйзи в крошечных микроскопических дозах, но когда он начинает говорить о девушках на полах и исправлении этого, это заставляет меня нервничать.

Дэйзи задает первый вопрос, что не особо то снижает напряжение в комнате. Не уверен, что после утечки информации что-то может сделать это.

— Были ли у вас с Лили свободные отношения?

Мне нравится называть наши отношения «фальшивыми», но когда мы стали притворной парой, мы все равно были парой. У меня было с ней все, что было бы у парня в отношениях. Кроме секса. Но когда я думаю об свободных отношениях, я представляю себе свингеров и людей, у которых несколько партнеров. Уверен, что этот термин достаточно расплывчат, чтобы охватить множество ситуаций. Только не нашу.

У меня нет конкретного ответа для Дэйзи, поэтому я должен объяснить, что мы делали. Как мы лгали ей и всем вокруг. Как наша дружба превратилась в нечто большее, но так и осталась чем-то меньшим.

— Ничего себе, — говорит Дэйзи, когда я заканчиваю. — И все для того, чтобы скрыть свои зависимости? Неужели вы не могли просто, ну, я не знаю, переехать в Европу?

— Мы думали об этом.

Ее лицо мрачнеет.

— Я пошутила.

Я пожимаю плечами, безразличный ко всему этому.

— Мы с Лили никогда не игнорировали тебя, потому что ты младше. Телефонные звонки, на которые мы не отвечали, ланчи, которые мы отменяли, все это было потому, что мы предпочитали пить и заниматься сексом, нежели быть рядом с людьми. Особенно с теми, кому нам пришлось бы врать.

— Это ужасно, — говорит мне Дэйзи.

— Так мне уже говорили.

— Вообще-то, я говорил тебе, что это пиздец, — уточняет Райк.

Дэйзи игнорирует его.

— Почему она сексуально зависима? Есть ли что-то, что вызвало это?

У меня пересыхает в горле, и я бросаю взгляд на дверь спальни.

Мы с Лили не обсуждали причину её зависимости, но я знаю, что она пыталась пролить свет на прошлое с Эллисон.

Лили замыкается в себе, когда речь заходит о её детстве, отказываясь рассматривать свои отношения с семьей такими, какие они есть на самом деле. Я могу прикоснуться к её болезненным воспоминаниям, не испытывая ужаса от боли, а она, в свою очередь, может сосредоточиться на моих, не испытывая чувства вины. Это симбиоз, который я осознал после многих часов терапии.

Позволяем ли мы себе открыться собственным чувствам — над этим мы оба работаем.

Мое молчание повисает в воздухе, пока я пытаюсь сосредоточиться на подходящем ответе.

Райк становится беспокойным из-за тишины.

— Я читал, что восемьдесят процентов сексуально зависимых людей подвергаются насилию в детстве. Лили...

— Нет, — отрезаю я, мой тон защитный и резкий. Мои глаза пылают тем же жаром, и я думаю, не поэтому ли Райк никогда не задавал мне этот вопрос раньше.

— Я не единственный, кто, блядь, спросит об этом, — огрызается он. — Тебе придется начать быть менее чувствительным.

Меня раздражает это слово... чувствительный. Оно заставляет меня звучать слабым и хрупким. Это одно из тех слов в арсенале моего отца. Я не соответствовал своему потенциалу, когда провалил тест по математике в шестом классе, когда мне пришлось делать групповой проект одному, после того как меня никто не выбрал, когда я проиграл игру в Малой Лиге. Он говорил мне, что я ничего не стою, а в детстве я не знал, как остановить слезы. Не будь таким чувствительным, Лорен. Ты слишком чувствителен, Лорен. Почему ты такой, блядь, чувствительный, Лорен? Поэтому я перестал плакать. Теперь я просто злюсь.

Мои глаза устремлены на Райка, и мой рот двигается прежде, чем я успеваю его остановить.

— Я не чувствительный, — говорю я. — Это ты вздрагиваешь каждый раз, когда я называл твою мать сукой.

Конечно, это было до того, как я узнал, что Сара Хэйл — его мать. Я просто думал, что она моя, та, которая бросила меня.

Как по команде, Райк морщится буквально от единственного ругательного слова, которое он терпеть не может.

Я наблюдаю за тем, как на его лице сменяются эмоции, и за секунду он останавливается на одной: Чувстве вины.

Я ожидал ярости, словесной битвы, чего-то, что закрепило бы беспорядки, крутящиеся в моем животе. А не того, что его глаза затуманятся раскаянием, как будто это он злопыхательски оклеветал свою мать.

Он знает меня. Он знает, о чем я думал, почему я говорю то, что говорю. Между агрессивным отношением и нецензурной бранью я часто забываю, что у Райка есть мозг, возможно, работающий лучше моего.

— Не чувствительный, — говорит он мягко, почти нерешительно. — Думаю, оберегающий и оборонительный — более подходящие слова.

Его глаза наполняются извинениями, он не хочет причинять мне боль, как это делал мой отец. У Райка нет такого страха, как у меня, что я превращусь в Джонатана Хэйла. Но на мгновение Райк, должно быть, почувствовал, каково это — быть им. Я лично знаю, что это не очень приятно.

Глубоко вздохнув, я говорю: — Ничего не могу с собой поделать. Я всегда буду защищаться, когда дело касается Лили.

— Мы её сестры, — вклинивается Роуз. — Все в этой комнате любят Лили и тебя. Мы — последние, от кого ты должен обороняться.

Внутри меня что-то горит, слова так и просятся наружу. Я никогда не говорил ни с одной из сестер Лили об их детстве. Знаю только то, что видел, и то, что Лили мне рассказывала. Если кто-то и может заполнить пробелы и помочь мне ответить на вопрос Дэйзи, так это Роуз.

— Почему Лили разрешалось проводить ночи в моем доме? — спрашиваю я.

— Ты был её другом.

— Роуз. Какие друзья в двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет проводят большинство ночей в чужом доме?

Она сужает глаза.

— Обычно это было на выходных.

Твою мать. Кто-то ударил кувалдой по моему животу.

Судя по выражению её лица, она понятия не имеет, сколько ночей Лили ночевала у меня дома, когда мы были детьми. Но сколько занятий организовывала для неё мать Роуз? Балет, верховая езда, фортепиано, французский.

От моего шока Роуз начинает яростно качать головой.

— Я бы знала. Я бы видела, как она входит через парадную дверь по утрам...

Ее лицо мрачнеет, и Коннор тянется к её руке, пока она ошеломленно смотрит вдаль.

— Ты никогда не видела её по утрам, — говорю я то, о чем думает Роуз. — Водитель моего отца всегда отвозил нас в школу из моего дома.

— У меня были встречи клуба по утрам. Я всегда уходила рано, поэтому я просто думала, что она спит, — это не было обязанностью Роуз заботиться о Лили. Она всего на два года старше. — Сколько ночей Лили спала у тебя дома?

— В средней школе около четырех дней в неделю, а потом она стала приходить всё чаще и чаще, пока не перешла в старшую школу... — я качаю головой и сокрушаюсь. Это моя вина. Огромная часть того, что произошло, я знаю, это моя вина. — ...в старших классах она ночевала у нас почти каждую ночь.

— Я тоже этого не знала, — признается Дэйзи.

Я не удивлен. Дэйзи намного младше, и когда ей исполнилось около одиннадцати, её мать начала искать для неё актерские и модельные агентства. И на протяжении большей части подросткового возраста Дэйзи я помню, как она всегда выглядела изможденной, глаза были тяжелыми, она больше зевала, чем говорила.

— Наши родители не могли знать о ваших ночевках, — говорит Роуз. — Они бы никогда этого не допустили.

— Ты уверена? — спрашиваю я.

В этот момент у меня сжимается грудь, в голове начинает стучать мерзкая обида. У меня не было таких чувств по отношению к Саманте и Грэгу Кэллоуэю, пока я не попал в реабилитационный центр. До этого я считал их самыми крутыми родителями за то, что они позволили своей дочери, моей лучшей подруге, проводить со мной непомерно много времени. Просидев три месяца на терапии и став трезвым, я развеял дымку.

Я начинаю понимать, что произошло.

Рот Коннора медленно приоткрывается в осознании, давая мне понять, что он собрал всё воедино. Почему Лили такая, какая она есть.

Роуз затуманена своими собственными отношениями с родителями. Она видит мать, которая вмешивается в жизнь своих дочерей до такой степени, что сострадание превращается в удушье. Она видит отца, который любит своих детей, покупает им модные вещи и отправляет их в экзотические места, чтобы показать свою привязанность.

— Лорен, — говорит Роуз, — закончи то, что ты хочешь сказать.

— Каждый день Лили спрашивала свою мать, может ли она провести ночь в моем доме. Ответ всегда был один и тот же. А потом, когда Лили было четырнадцать или пятнадцать, Саманта наконец сказала, чтобы мы перестали спрашивать, что её ответ всегда будет «да».

Я помню, как Лили плакала на моей подушке в ту же ночь. Она никогда не говорила мне об этом прямо, но я знал, что единственная причина, по которой она вообще спрашивала свою мать, заключалась в том, что она хотела услышать слово «нет». Хоть один знак, что её мать заботится о ней так же, как о Поппи, Роуз и Дэйзи. Что она заслуживала внимания и времени своей матери. Ее мать заботилась о других сёстрах. Она вкладывала в них всю свою энергию, обходя Лили стороной, как будто та была недостойна этого тепла.

И вот она попыталась найти его на улице. Со мной. А когда этого стало недостаточно, она попыталась восполнить недостаток другими мужчинами. Сексом. Кайфом и интенсивным всплеском эмоций.

— Ты знаешь, почему Лили разрешили бывать у меня дома по ночам? — спрашиваю я Роуз, снова начиная с самого начала.

Ее щеки впадают, спина напрягается, и знакомый холод наполняет ее глаза.

— Потому что ты — Хэйл.

Как я и предполагал.

— Что это, блядь, значит? — спрашивает Райк.

— Лили не нужно было быть хорошей в чем-то, — говорю я ему. — Её мать обходила её стороной, потому что она была моей подругой. Я был её будущим.

Наследница многомиллиардной империи. Её мать сосредоточилась на Дэйзи, на Роуз, которая могла бы быть более успешной в других аспектах. Но Лили — её ценность была сосредоточена в парне. Мне. И я думаю, где-то в глубине души она сама в это поверила. Что она никогда не сможет добиться чего-то большего, чем ублажать других мужчин. Что она обречена на жизнь, меньшую, чем у её сестёр.

Дэйзи хмурится.

— Я думала, что Лили просто получала разрешение, так как она была средней во всем. Я всегда завидовала той свободе, которую она получала.

Я киваю.

— Лили считает, что она тоже должна быть благодарна за свободу.

Вот почему ей трудно признаться себе, что её обидела мать. Её могли задушить, как и её сестёр. И этого не произошло бы.

Но должна была быть золотая середина между тем, что было у Лили, и тем, что сейчас проживает Дэйзи.

Я делаю секундную паузу, эти слова даются мне труднее всего.

— Ваша мать любила тебя, Дэйзи, и тебя, Роуз, — говорю я, глядя на каждую из девочек. — Даже Поппи была осыпана подобной властной материнской любовью. А Лили... она была лишена всего этого. Она была как гадкий утёнок.

Глаза Роуз стекленеют, как будто она может заплакать. Я никогда не видел у неё слёзы. Я всегда представлял, что они леденеют. Её голос, однако, странно стоек.

— Я не знала... — она качает головой. — Моя мама хотела, чтобы вы стали парой. Я знала это, но я больше винила тебя за то, что ты забрал у меня сестру. Я не понимала, что ей в действительности некуда было больше идти.

Ну, это заставляет меня чувствовать себя дерьмом. Она говорит так, будто я был единственным вариантом для Лили.

— Она могла бы остаться дома.

— Она была бы одна, Лорен. Меня почти не было дома из-за школы и балета.

И тут волна вины просто уничтожает меня.

— Да, может, ей и следовало быть одной. Посмотри, к чему мы докатились, — я качаю головой, многократно проводя руками по волосам. Моя нога начинает подрагивать от волнения.

— В этом нет твоей вины, — говорит мне Роуз. — Наша мама должна была сказать ей, что она любит её за что-то большее, чем быть с тобой. Она могла бы найти ей занятие, что-то, чего можно добиться.

Мечта, страсть, хобби, гребаный спорт. Секс стал всем этим для Лили. И я никогда не останавливал её. Ни разу. Я был настолько поглощен своей зависимостью, что мне было все равно, что, черт возьми, она делает, лишь бы она дышала в конце ночи. До тех пор, пока она была рядом со мной — была моим лучшим, блядь, другом.

— Ты не понимаешь, — бормочу я.

Я привел её сюда. Неосознанно я привел её в это место в её жизни. Если бы меня никогда не было, она бы получила от матери ту любовь, которой так жаждала.

— Тогда скажи мне.

— Ты не поймёшь.

— Лорен...

— Она спала в моей постели! — я кричу, мои глаза наливаются кровью. Они так сильно горят. — Я позволил ей спать в одной кровати со мной. Ладно, это не было Криком Доусона. Я никогда не выгонял её после того, как мы достигли половой зрелости.

Роуз шепчет Коннору: — Я не понимаю взаимосвязи.

— Доусон и Джоуи перестали спать в одной кровати вместе в первой серии. Она сказала, что он достаточно взрослый, чтобы у него появилась эрекция.

Роуз оглядывается на меня.

— Ты ведь не занимался с ней сексом каждую ночь?

— Нет, но...

— Ты не можешь сравнивать свою жизнь с телевизионным шоу.

Тот факт, что Роуз защищает меня, не совсем помогает. Я привык к тому, что она меня разрушает, а не укрепляет. Я всё жду, когда кто-нибудь выплеснет на меня свои слова, свои чувства. Ненависть. Я заслуживаю этой боли. Это моя, блядь, вина.

— Ты не понимаешь! — я как-то поднимаюсь на ноги. — Я мог остановить её. Я должен был провожать её по той дороге каждую ночь. Я должен был сделать что-то.

Вместо этого я предоставил ей кровать для сна, место, чтобы заполнить её порок.

— Лорен, — начинает Роуз.

— Прекрати, — говорю я, положив руки на голову, эти мысли захлестывают меня приливной волной, чувство вины так невыносимо давит на грудь. — Ты должна ненавидеть меня, — говорю я ей. — Я заслуживаю этого, — я киваю. — Я уничтожил твою сестру.

Моё лицо искажается от боли, горячая слеза вырывается наружу. Я хочу ударить что-нибудь. Бежать, пока сердце не остановится, пока дыхание не станет холодным и сухим.

Никто ничего не говорит. Они ждут, пока я соберусь с мыслями.

Мое дыхание замедляется, и я потираю лицо. Когда я опускаю руки, я тихо говорю: — Я хотел бы вернуть все назад.

Я хочу повернуть время вспять. Провести Лили прямо из моего дома, по улице и до двери её собственной спальни. Я бы сказал ей, что ничего страшного, если мама её не любит, потому что её любят сестры. И ей не нужно избегать её дома, находясь в моем, что она не должна продолжать искать любовь в сексе, потому что это только оставит её опустошённой и несчастной.

Я должен был сказать ей все эти вещи, но тогда я ничего из этого не знал. И я был слишком, блядь, пьян, чтобы беспокоиться.

— Это не твоя вина, — говорит Роуз. — Ты был ребенком. Мы все были.

— И у тебя хреновый, блядь, отец, — добавляет Райк.

— И никакой матери, — говорит Дэйзи.

— И ты был алкоголиком, — заключает Коннор.

Как будто они — моя совесть, и все же они только мои друзья. Впервые они у меня есть, и я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы от слов, которые я никогда не думал услышать.

Это не твоя вина. Да, у меня потихоньку получается. Однажды я смогу в это поверить.

Я пережил самый болезненный ответ. Теперь я могу справиться с любым другим.

Я смотрю на Дэйзи.

— Следующий вопрос

40. Лили Кэллоуэй

.

Прошла целая неделя, а я так и не выходила из квартиры Райка. Учеба отошла на второй план, хотя мой последний тест будет через несколько дней. Я просто приду и сдам его, а потом вернусь в своё затворническое состояние до начала финальных экзаменов. Я не намерена видеться с родителями, и если бы Ло и Райк позволили мне, я бы стала отшельником до конца своих дней.

Но Райк не из тех людей, которые нянчатся, а Ло отказывается поощрять мое поведение. Поэтому они назначили мне семидневную «отсрочку». Или то, что они любят называть «временем, которое нужно, чтобы собраться с духом и встретиться с родителями». Возможно, Богу и понадобилось семь дней, чтобы создать мир, но я думаю, что мне нужно больше времени, чтобы правильно прикрутить свою голову обратно. Я не похожа на Христа. Когда я сказала об этом Ло, он сказал мне, что я могу получить дополнительный день сочувствия. Думаю, он специально произнес это слово — сочувствие. Я сморщила нос и решила вместо этого взять семь дней.

Сейчас у меня седьмой день. Судный день. Тот, когда мне придется встретиться лицом к лицу с мамой и папой.

Большинство съемочных групп остаются в нашем доме в Принстоне или в доме в Вилланове. Роуз и Дэйзи живут у Коннора, так как в его районе камер мало. К тому же у него больше места в его холостяцкой квартире.

Мои родители предпочли хранить молчание, когда дело касается СМИ. Они заплатили своим адвокатам огромную сумму только за то, чтобы они произносили слова «без комментариев». В какой-то момент будет проведена пресс-конференция, тем более что акции Fizzle и Hale Co. значительно упали.

После визитов на дом и продолжительных телефонных разговоров с доктором Бэннинг мы пришли к выводу, что мне нужно читать и следить за тем, что обо мне говорят. Её слова были такими: «Не затаивай свои чувства, когда слышишь, что говорят люди. Если они тебя расстраивают, то выпусти их наружу». Она также сказала мне, чтобы я относилась с легкостью к каждой болезненной ситуации — находила положительные стороны и юмор во всем плохом. Всё, что угодно, чтобы смягчить душевные удары.

Я сажусь на кожаный диван и выполняю свой обычный утренний ритуал. Включаю телевизор, чтобы посмотреть утренние новости, и открываю ноутбук, чтобы почитать сплетни и бульварные сайты.

— У нас всё ещё нет официального заявления от Лили Кэллоуэй или ее семьи, — говорит ведущий новостей. — Но сегодня у нас в гостях психолог, который расскажет о сексуальной зависимости и её опасности.

Бууу. Я провожу часы на терапии; не хочу это слушать. Я выключаю звук телевизора и сосредотачиваюсь на ноутбуке.

Я ввожу свое имя в поисковую систему. Выскакивают различные статьи с заголовком «Сексуально зависимая». В одной даже написано: Сексуально зависимая или шлюха? И там идет долгая дискуссия о том, является ли сексуальная зависимость действительно зависимостью или я замаскированная шлюха. Я держусь от этого подальше.

Доктор Бэннинг говорит, что чем чаще я буду слышать и видеть эти два слова, тем больше у меня будет к ним десенсибилизация.

Пока этого не произошло.

Я вздрагиваю, когда перехожу на другой сайт: Дочь содового магната спит с футбольной командой. Я быстро закрываю сайт и захожу на следующею веб-страницу.

«Лили Кэллоуэй отстранена из Принстона после обвинений в найме мужчин-проститутов».

Видимо, быть частым клиентом эскорт-услуг не сулит ничего хорошего в глазах университета. Я стараюсь не беспокоиться об этом до тех пор, пока не поговорю с родителями. Решаем по одной проблеме за раз.

Я совершаю ошибку, заходя в Twitter и набирая своё имя. Как мне относиться к тому, когда кто-то говорит, что мое влагалище должно быть растянутое и уродливое? Я не проверяла в последнее время, но не думаю, что она выглядит так уж плохо.

Кроме того, кто смотрит на эту часть тела и думает: Вау, это самая красивая вагина, которую я когда-либо видел? Аналогично, пенисы не так уж и симпатичные. Мне они могут нравиться, но я не собираюсь делать снимок и украшать им свою стену. Глаза красивы, а половые органы функциональны.

Мои пальцы щелкают и попадают на Tumblr — моё проклятье. Я собираюсь найти Лили Кэллоуэй, но колеблюсь над клавиатурой. И под влиянием импульса я вбиваю кое-что плохое.

Секс-гифки.

Волшебные слова открывают ящик Пандоры, и анимированные «движущиеся» картинки каскадом прокручиваются в бесконечном свитке. Девушки и парни похотливо сношаются, некоторые позиции сексуальнее других. А несколько картинок — это чистые крупные планы пикантных кусочков. Мне не следовало бы листать порнографию, но я начинаю расслабляться от привычной рутины.

Я навожу курсор на черно-белую фотографию с красивыми тенями. Рот девушки формирует идеальное «О». когда член входит в него. Не могу поверить, что прошло целых две недели с тех пор, как у меня был секс. Я пытаюсь напомнить себе, что девяносто дней я продержалась без Ло, без секса. Но это совсем другое ощущение, чем сейчас.

После того, как моя зависимость стала достоянием общественности, Ло колебался в отношении секса со мной. И он решил не подпитывать компульсии, которые, как он думал, могут возникнуть. Он считает, что я превращусь в дикого, помешанного на сексе монстра. На самом деле это мои слова, но когда я их произнесла, он не отрицал этого. Секс был механизмом преодоления, инструментом, который я использую, чтобы справиться с трудными ситуациями. И впервые мне приходится сталкиваться с тяжелой проблемой без подпитки естественного кайфа.

Не то чтобы мы ничего не делали. Мы просто не делали этого. На днях он довёл меня до оргазма пальцами, а прошлой ночью он позволил мне сделать ему минет. Так что это было приятно.

Я вздыхаю. Я отчаянно завидую двухмерному девичьему оргазму, достойному фейерверков, искр и красного бархатного торта.

Внезапно щелкает замок входной двери, и, поскольку квартира Райка напоминает студию (гостиная соединена с кухней), у меня есть прямой обзор на любого, кто подойдет к дивану. Я быстро закрываю Tumblr и захожу на Hollywoodharlots.net, сайт, на котором ходят невероятные сплетни о моем пристрастии. Они даже сделали размытую фотографию Дэйзи, выходящей из квартиры Коннора, и снабдили снимок подписью: Младшая сестра Лили Кэллоуэй: будущая сексуально зависимая?

У меня от этого живот свело.

— Она не подкатывала к тебе, — говорит Ло, когда дверь распахивается.

— Ты уверен? — спрашивает Райк. Он закрывает дверь и убирает ключи в карман. — Она выглядела так, будто знала, куда идёт.

— Она точно заблудилась.

Оба без маек, в одних шортах, пот блестит на их подтянутых телах. Утренние пробежки расслабляют Ло, и всю неделю я искала себе занятие, снижающее тревожность. Но эти забавные позы в йоге возвращают мои мысли к сексу, а медитация заставляет меня фантазировать. Поэтому я снова начала смотреть порно, но я экономно относилась к его использованию. На этот раз я не буду увлекаться.

Ло опускается на диван рядом со мной, его взгляд переходит на экран моего ноутбука.

— Читаешь что-нибудь интересное?

— Кроме того, что я официально испортила жизнь своим сестрам...

— Роуз и Дэйзи справятся с этим, — напоминает мне Ло.

Но весь смысл притворства и фиктивных отношений в течение трех лет, сохранение этого огромного секрета, заключался в том, чтобы избежать всего этого. Я никогда не хотела никому причинять боль.

— Я пересмотрела сценку SNL, — признаюсь я. — Думаю, во второй раз она показалась мне смешнее.

В субботу комедиантка спародировала меня. Она выпила столько банок Fizz, что притворилась пьяной и забрела в бордель. Несколько юмористических реплик, и я превратилась в карикатуру.

— Ты должна признать, что комедиантка идеально подобрала тебе прическу, — говорит Райк с ухмылкой.

— Да, но она сделала мне ужасный акцент.

У меня нет регионального диалекта, но она наложила толстый, несносный филлийский акцент. Я также сфокусировалась на наименее обидную вещь во всей этой сценке.

— В ее защиту, она, вероятно, никогда не слышала, как ты говоришь.

— На чьей ты стороне? — спрашиваю я его, но уже знаю ответ. Если кто и облегчает ситуацию, так это Райк и Ло.

— Думаю, твой первый пресс-релиз должен быть с таким акцентом, — говорит мне Ло. — Как забавно будет, если все подумают, что ты действительно так говоришь.

Я улыбаюсь. Это был бы хороший розыгрыш.

Ло наклоняется, чтобы взять мой ноутбук.

— Дай мне взглянуть на секунду, — говорит он.

Моя бдительность возрастает, а страх усиливается. Я хватаюсь за консоль, как будто пытаюсь защититькоролевство фей от вторжения гоблинов.

— Что? Почему?

Он немного отступает назад, скептически прищурив глаза.

— Хочу узнать, была ли у моего отца пресс-конференция.

Должно быть, трудно молчать по отношению к его отцу на протяжении всего этого, но, наверное, лучше, чтобы они не разговаривали. Джонатан Хэйл всегда был для Ло толчком к выпивке.

— Э... я могу проверить, — я быстро набираю в поисковике.

Не то чтобы у меня здесь было что-то инкриминирующее, но я боюсь случайных всплывающих окон с порносайта, который я посетила вчера. Когда придет время, я планирую рассказать Ло, что нашла способ быть здоровым любителем порно. Но точно не сейчас.

— Нет, — говорю я Ло через пару минут. — Он даже не сделал заявления.

Также, как и мои родители. Интересно, они ждут, чтобы сначала поговорить со своими детьми?

И как только я поворачиваюсь, ноутбук покидает мои руки. Ло ставит устройство на журнальный столик. Мое сердце замирает, когда его губы касаются моих, а затем снова ускоряется, когда его руки опускаются к моей талии. Я теряюсь от того, как его язык скользит в мой рот и как он посасывает мою нижнюю губу. Уголком глаза я замечаю, как Райк входит в гостиную и наклоняется перед моим ноутбуком.

О нет.

Меня надурили!

Я резко отодвигаюсь, моя нижняя губа оказывается между зубов Ло. Я отстраняюсь и вскакиваю с дивана, чтобы успеть схватить ноутбук до того, как это сделает Райк. Но Ло хватает меня за бедра и перекидывает через плечо. Вот блин.

— Эй! — кричу я, отрывая свое тело от Ло и прижимая руку к его спине. — Это моё, — Райку, кажется, все равно. Он небрежно берет ноутбук и садится обратно на диван. — Ло, поставь меня!

Он похлопывает меня по заднице.

— Тебе не нравится здесь?

— Ты несёшь меня в спальню? — спрашиваю я, переосмысливая свою нелюбовь к висению вверх ногами. Если это закончится тем, что я окажусь на кровати и займусь безумным сексом, то я не буду жаловаться.

— Нет, любовь моя.

— Я могу тебе отсосать, — предлагаю я.

— Я все ещё в комнате, Лили, — напоминает мне Райк, его глаза смотрят на экран моего ноутбука. Я слегка краснею. Мне стало ужасающе комфортно говорить о сексе рядом с Райком.

— Тебе же всё равно, да? — спрашиваю я у Райка, немного подбадривая его. В конце концов, у него мой ноутбук.

— Мне не всё равно, — отвечает Ло. — Уже почти полдень.

— Вот почему они называют это полдником(nooner — др.значение перепихон).

— Нет, Лил.

Я стискиваю зубы, ненавидя, что заставляю его повторять слово «нет» снова и снова. Я должна быть лучше, как в Канкуне. Но с тех пор, как произошла утечка, я чувствую, что немного регрессировала. Мне просто... нужно понять, как вернуться туда, где я была, но найти этот путь с каждым днем всё труднее.

Райк стучит по клавиатуре, щелкая непрерывно, пока его глаза пляшут по экрану.

— Я вообще не понимаю, почему ты так одержима минетами. Ты же сексуально зависимая. Какого черта они тебе нужны?

— Райк, — огрызается Ло.

— Что? Это порядочный, блядь, вопрос.

Я не хочу говорить Райку правду. Что до того, как я начала встречаться с Ло, это было лишь средством достижения цели. Прелюдия. Заставить парня возбудиться. Просто и ясно. Теперь, когда мне даже не разрешают быть сверху (чтобы я не стала слишком компульсивной), минет — это единственное время, когда я действительно чувствую себя, контролирующей ситуацию. И мне просто очень, очень нравится заставлять Ло кончать.

Я улыбаюсь при этой мысли.

— Ты не собираешься мне отвечать? — спрашивает Райк. — Я думал, мы теперь друзья.

Может, мне и удобно говорить некоторые вещи в его присутствии, но точно не это.

— Тогда что ты делаешь в моем ноутбуке? — спрашиваю я. — И почему меня держат в заложниках? — я пытаюсь вырваться из хватки Ло.

Он опускает меня на ноги, и прежде чем я успеваю броситься к ноутбуку, его руки снова обвиваются вокруг моей талии, прижимая мою грудь к своей. Он смотрит мимо меня, разочарование и ужас начинают наполнять его янтарного цвета глаза.

Что? Я поворачиваю шею через плечо. Райк гримасничает, глядя на что-то на экране. Мое сердце делает сальто.

— Что случилось? — говорю я тоненьким голосом.

— Твоя история чертовски грязная, — говорит мне Райк серьезным тоном.

Но... это невозможно. Я очищаю свою историю. Все время. Ло отпускает меня, холод заменяет его тепло, и это больнее всего. Я застываю у журнального столика, а он присоединяется к Райку на диване, сканируя длинный список.

— Я не понимаю... — бормочу я.

— Я проверил твою историю вчера, — говорит Ло, его глаза, как и у Райка, пасутся по экрану. — Все было стерто. Я подумал, что это подозрительно. Поэтому я рассказал это Райку сегодня утром, и он сказал, что в дорогих ноутбуках установлена резервная копия, чтобы восстановить её, — он наконец-то встречает мой взгляд, и прежде чем он заговорит на этот раз, я вмешиваюсь.

— Я могу объяснить, — быстро говорю я. — Я начала смотреть несколько дней назад, но только по несколько минут за раз. Я учусь контролировать порции и собиралась рассказать тебе об этом после разговора с родителями. На самом деле, всё хорошо. Теперь я могу смотреть на это как нормальный человек, — мой голос становится неестественно высоким.

Райк, на удивление, молчит и поворачивается к Ло.

Я уже придумала, что он ответит. Он не будет оправдывать мое использование порно, в этом я уверена, но он скажет мне, что понимает, как мне тяжело, и что я должна быть лучше. Я жду его сочувственных слов.

— Надеюсь, тебе понравилось, — говорит Ло с укором, — потому что это был твой последний раз в интернете.

У меня открывается рот, я слишком потрясена, чтобы говорить. Он закрывает мой ноутбук и берет его с колен Райка. Я представляю, как он выбрасывает его в мусорное ведро, и мой голос внезапно оживает.

— Подождите-подождите! — я вскидываю руки. — У меня учёба. Мне нужно писать работы и проводить исследования.

Ло подходит к шкафу и кладет мой ноутбук внутрь.

— Тогда я посижу с тобой, когда ты будешь их делать, но очевидно, что сейчас тебе нельзя доверять ноутбук, — его глаза попадают в мои. — Ты смотрела порно на своем телефоне?

Я как в тумане уставилась на шкаф. Не могу поверить, что это происходит. Ло никогда не практиковал со мной жёсткую любовь. Единственная любовь, которую я знаю, это либо сладкая, либо та, от которой я кончаю.

— Лили!

Я моргаю.

— Немного.

Его грудь сильно вздымается и опускается, он обижен или зол, а может быть, и то, и другое.

— Нет никакого немного, — грубо говорит он. — Либо да, либо нет.

Я качаю головой.

— У меня всё получалось, — защищаюсь я.

— Порно — это не то же самое, что секс. Тебе не дозволено смотреть на фотографии в течение часа.

— Почему нет? — спрашиваю я. — Если у меня нет навязчивой идеи...

— У тебя зависимость. Сейчас это не кажется навязчивой идеей. Но через два дня час за компьютером превращается в три. Через неделю ты теряешь сон из-за этой привычки. А через месяц все твоё свободное время будет занято тем, что ты проверяешь телефон, заходишь на сайты, засыпаешь под фильмы. Лили... — он подходит ближе и смахивает упавшие слезы с моих глаз. — Я видел, как порно съедает твоё время и твою жизнь. Я не позволю этому случиться снова.

Прежде чем я успеваю разобраться в своих чувствах, его рука проскальзывает в мой задний карман, и он достает мой мобильный телефон.

— По дороге к твоим родителям мы остановимся и купим тебе телефон. Такой, в котором нет интернета.

Он убирает телефон в свой карман. Его глаза опускаются на мои, по-прежнему серьезные.

— Ты мастурбировала?

Я чувствую, как жар от смущения, похожего на сыпь, заливает мое лицо. Я нерешительно смотрю на Райка, не желая обсуждать все это с ним в комнате. Они объединились вместе, и я не могу отрицать, что Райк сделал Ло сильнее.

— Лили, ты просила сделать мне минет перед ним, — напоминает мне Ло. — Ты не можешь сейчас смущаться.

— Я не... я не мастурбировала.

Я не упоминаю, как я обдумывала этот поступок и почти поддалась искушению (больше одного раза) в душе.

— Честно? — спрашивает он, всё ещё не веря. — Потому что есть способы, которыми я могу проверить. Могу прямо сейчас понюхать твои пальцы или порыться в твоей коробке с игрушками.

Я хмурюсь. Мой желудок переворачивается в смеси гнева и обиды.

— Тебе не нужно этого делать, — говорю я. — Я говорю тебе правду.

— Это... — он переводит взгляд с меня на себя. — Мы. И мы не сможем быть вместе, если не будем честны друг с другом. Ты поймёшь, если я выпью, но Лил, я не буду иметь малейшего понятия, если у тебя рецидив, пока не станет слишком поздно. Я не хочу, чтобы между нами было недоверие.

— Я тоже не хочу.

— Тогда говори со мной, — призывает он. — Не доходи до того, что ты снова смотришь порно или мастурбируешь, чтобы заговорить об этом. Это не нормально, Лил.

Он прав, но слышать эти слова от него не легче. Может, мне нужен хороший пинок под зад?

Райк прочищает горло, сидя на диване, и Ло резко закатывает глаза. Он берет со стола бумажник и достает двадцатку. Райк ухмыляется, принимая купюру.

— Ты поставил на меня? — спрашиваю я, ошарашенная.

— Да, — невозмутимо отвечает Ло. Его глаза опускаются на мои. — И я всегда буду ставить в твою сторону.

Наверное, он тоже подозревал, что я всё это время смотрела порно. Мне следовало бы больше обижаться, что они ставят на мою зависимость, но это поднимает настроение и помогает мне не свернуться клубочком от чувства вины.

— И я с радостью возьму твои деньги, — говорит ему Райк.

Ни за что. Перспектива того, что Райк выигрывает от моего провала, побуждает меня быть лучше.

Я открываю рот, собираясь сказать Райку, что он больше никогда не выиграет, но тут мое внимание привлекает тусклый свет в окне. Я подхожу к стеклу и заглядываю в него.

На другой стороне улицы на обочину выехал фургон. Вспыхивают камеры, объективы направлены на гостиную Райка. Я пригибаюсь к полу. Как они нас нашли?

Ло видит, как я прижимаюсь к твердому дереву, и подходит, чтобы выглянуть в окно. Я отгоняю его рукой.

— Камеры, — говорю я.

Он щурится в замешательстве, а затем быстро хватает пульт. Он включает телевизор, а Райк перепрыгивает через журнальный столик и приходит мне на помощь. Он задергивает жалюзи, и они оставляют комнату в полутьме.

Знакомый голос звучит в звуковой системе, и я поворачиваю голову к плоскому экрану.

— Я провела с ней целую неделю во время весенних каникул.

О. Боже. Мой.

В оцепенении я иду к Ло и плюхаюсь на диван. Мелисса откровенно разговаривает со съемочной группой у дома, который, судя по всему, является жилым комплексом Райка.

— И какой она была? — спрашивает ведущий новостей.

Мелисса издала короткий смешок.

— Дикой.

— Лгунья! — кричу я и хватаю подушку с дивана, готовая швырнуть её в телевизор.

Райк показывает на меня пальцем.

— Не разбивай мой телевизор.

Я показываю на Мелиссу и её фальшивую улыбку.

— Единственный раз, когда у меня даже не было секса, а меня за это поносят. Это, блядь, несправедливо.

— Она не первая, кто на камеру лжёт о тебе, — напоминает мне Ло.

Вчера парень из подготовительной школы утверждал, что у меня был с ним секс, а поскольку я тогда была конкретной и разборчивой, я могу вспомнить большинство своих школьных похождений. Его среди них точно не было. Но это совсем другое дело. Мелисса — первый человек, у которого есть доказательства того, что она была в нашей компании, и мало того, она обсуждает события, которые не происходили четыре года назад.

Это произошло в прошлую пятницу.

Насколько им известно, у неё нет причин лгать.

Ведущий новостей просит её рассказать подробнее, и Мелисса снова благодушно улыбается.

— Ну, давайте просто признаём, что у Лили и Лорена Хэйла свободные отношения.

— Что именно это значит?

— У Лорена Хэйла есть единокровный брат, — говорит Мелисса.

Да, СМИ раскрыли это не так давно, и Сару Хэйл окончательно расписали как героиню, разведённую из-за супружеской измены, о которой она была вынуждена молчать после окончания брака. Она уже не та жадная до денег золотоискательница, которой её называла моя собственная мать. Хотя, подозреваю, что моя мама всё же знала правду об изменах Джонатана, как и мой отец.

— Знаете ли вы, кто его сводный брат? — спрашивает ведущий.

Личность Райка не была подтверждена. Никем пока не подтверждена.

— Конечно, — говорит Мелисса. — Он почти всем говорит, что он родственник Лорена Хэйла. Я думаю, ему нравится, когда его ассоциируют с деньгами.

Райк закатывает глаза и садится на подлокотник дивана рядом с братом.

Ло похлопывает его по спине.

— Ничто не сравнится с отвергнутой женщиной, а, старший брат?

— Отъебись, — легкомысленно говорит Райк.

Ло улыбается, но улыбка исчезает, как только Мелисса отвечает на весь вопрос ведущего новостей.

— Его зовут Райк Мэдоуз.

— Вот и кончилась моя анонимность, — бормочет Райк.

Он вздыхает и ругается себе под нос, пока Мелисса рассказывает о многоквартирном доме, о его принадлежности к Пенсильванскому университету и команде по легкой атлетике... многое нужно переварить.

— Плакали наши утренние пробежки вокруг квартала, — добавляет Ло.

Мелисса раскрывает еще больше секретов, например, какие кофейни он часто посещает, какие спортзалы ему нравятся. Райк сжимает руку.

Голос Ло смягчается.

— Ты и правда разозлил эту девушку.

— Я не хотел. Честно.

Мелисса смотрит прямо в камеру, выдавая свою очередную ложь.

— Лили Кэллоуэй любила делать это часто, но особенно с ними обоими, — она делает паузу. — Вместе.

Никто из нас не двигается, не ожидая этого.

— Просто, блядь, фантастично, — вздыхает Райк.

Я могу справиться с парнями, которые врут, что спали со мной. Я могу вынести комедийные сценки о моей сексуальной зависимости. Я могу справиться со шлюхами и блядями, которыми меня обзывают. Но когда кто-то другой — кто-то, кто только помогал мне — оказывается втянутым в эту ложь, что ж, это выводит меня из себя.

Я бросаюсь к двери, даже не заботясь о том, что мои волосы немыты, что моя одежда помята от всего этого безделья, и что я выгляжу в одну секунду от того, чтобы присоединиться к мусору в мусорном баке. Я девушка с гребаной миссией.

— Воу! — Ло обхватывает меня за талию, прежде чем я дохожу до двери. — Куда ты идешь, любовь моя?

— На улицу. Мне нужно всё прояснить.

Они не могут думать, что я спала с Райком. Они не могут думать, что у меня был секс с Ло и его братом. Это неправда.

Райк смотрит на меня с дивана.

— Значит, твоим первым, гребаным заявлением будет: Мелисса — большая гребаная лгунья?

— Ты не можешь никого обвинять, — уточняет Ло.

— Я не могу просто молчать, — говорю я. — Ситуация становится только хуже.

— Сначала ты должна поговорить со своими родителями, — напоминает мне Ло. — У них есть деньги. У них есть адвокаты.

Но каждая секунда, когда ложь Мелиссы принимается за правду — это еще один момент, когда Райк и Ло страдают из-за меня.

Райк бросает на меня раздраженный взгляд.

— Ты правда думаешь, что меня волнует, что люди говорят обо мне?

Нет, не думаю, но я все равно чувствую себя ужасно.

— Меня больше бесит, что она рассказала прессе, где я занимаюсь скалолазанием.

Я представляю, как объективы окружают его, когда он хватается пальцами за гору, а камеры отвлекают его, постоянно вспыхивая, да так сильно, что он падает и разбивается насмерть. Я вздрагиваю.

— Мне жаль.

— Мне не нужны твои извинения, Лили, — опровергает Райк. — Я хочу только одного.

— Чего?

— Когда твои родители скажут тебе, что нужно ехать на реабилитацию, что ты должна им ответить?

Мы говорили об этом в самолете. Я не могу поехать на реабилитацию. Это повлечет за собой уход от Ло и блестящего терапевта, которых я обожаю, и все это будет заменено на групповые занятия, вызывающие тревогу. Я не могу сформировать слова, которые хочет от меня Райк, пока Ло не переплетает свои пальцы с моими, и храбрость наполняет меня.

— Я скажу... идите к черту.

Райк наклоняет голову, оценивая мой тон. Я сказала правильные слова, но, возможно, не самым уверенным образом. Он поворачивается к Ло.

— Мы поработаем над этим, — говорит мне Ло.

Я киваю. По крайней мере, у меня есть их поддержка. Райк и Ло, как команда — какой бы странной она ни казалась несколько месяцев назад — это лучшее для меня.

Только не команда по сексу.

Тут только чистое целомудрие.

Ладно, я прекращаю. Кажется, порно поджарило мой мозг. Я виню Мелиссу! Я буду использовать это оправдание до конца дня.

Чувствую себя немного лучше.

41. Лили Кэллоуэй

.

Я еще не сказала своим родителям «идите к черту», но это отчасти потому, что они действительно со мной не разговаривали. Когда мы приехали в их особняк в Вилланове, нас с Ло провели в одну из комнат. Там были мои родители и его отец, а также четыре адвоката, которые разместились на одном диване. Адвокаты задавали нам вопросы, а я пыталась всё объяснить, не слишком впадая в эмоциональный ступор. Несколько раз мне это не удавалось, я так тараторила, что Ло приходилось заканчивать за меня.

Но мои мать и отец не произнесли ни слова и по возможности избегали моего взгляда. С таким же успехом они могли слушать из другой комнаты. Труднее всего было просматривать видеоклипы, которые многие парни выкладывали и выдавали за секс-видео. В некоторых размытых видео я не могла быть уверена, что это я или нет, но другие были явно сфабрикованы. У меня нет никаких милых веснушек на заднице.

Четыре часа спустя моё горло распухло от разговора и от того, что я выложила столько правды, сколько смогла. Мы даже признались в наших фальшивых отношениях. Теперь мы с Ло ждём в гостиной, пока адвокаты и наши родители обсуждают дальнейшие действия. Роуз и Райк предложили пойти с нами, но мы оба хотели сделать это самостоятельно.

— Что, если они больше никогда со мной не заговорят? — говорю я, потирая опухшие глаза.

Я замечаю Гарольда, нашего дворецкого, который довольно быстро проходит мимо двери с почтой в руках. Персонал, большинство из которого я знаю уже много лет, одинаково настороженно реагируют на меня. Как будто я заразная.

— Это не было бы большой переменой, не так ли? — спрашивает Ло.

Мое сердце немного замирает от его слов. Они не были самыми активными участниками моей жизни, но я всегда думала, что это моя собственная заслуга. Я целенаправленно отдалялась от них во время учебы в колледже. Но, опять же, моего отца никогда не было рядом, когда я была ребенком, и мама легко от меня отмахнулась. Но Роуз сказала, что моя мама покупала книги по самопомощи, чтобы узнать, как восстановить связь со своими детьми, так что, может быть... она пытается? Я не думаю, что есть черно-белый ответ. Мне кажется, я очень долго плавала в сером состоянии.

Они всё ещё мои родители. Я люблю их, потому что верю, что они правда любят меня.

Мой отец дал мне так много, и даже если Райк говорит обратное, я не могу просто отказаться от этой жизни с моей семьей или уйти от того, что я сделала. Я не хочу быть тем наглым ребенком, который топчет средства к существованию своих родителей, а потом говорит им, чтобы они расхлёбывали всё. Это моя вина. Я должна взять на себя ответственность.

Я просто надеюсь, что не нанесла непоправимый ущерб компании, нашей семье и моим отношениям с ними.

— Будет странно разговаривать с ними через адвокатов, — перефразирую я. — Уже странно.

— Да, это какая-то херня, — соглашается он и берет мою руку в свою. — Что бы ни случилось, мы в этом вместе. Ты и я.

— Лили и Ло, — говорю я со слабой улыбкой.

Мне больно приподнимать уголки губ, но я стараюсь изо всех сил. Я избегала этого дня уже целую неделю, и каждая минута, проведенная здесь, напоминает мне обо всем том вреде, который я причинила.

Он целует меня в щеку, и двери в зал открываются. Адвокаты и наши родители выходят большим потоком. Я так и не смогла извиниться ни перед матерью, ни перед отцом. Каждый раз, когда я пыталась отвлечься от вопросов адвокатов, они резким тоном возвращали меня обратно к делу. Боюсь, это может быть моим единственным шансом.

Я быстро обхожу диван, родители направляются в противоположную сторону по длинному узкому коридору.

— Мама! — кричу я, проскакивая мимо одного из громоздких адвокатов Джонатана.

Она не оглядывается.

— Мама! — кричу я снова, почти догоняя её, так как иду быстрее. Она игнорирует меня, и я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить.

Она поворачивается на пятках, а мой отец идёт дальше.

Её холодные глаза пронзают меня, в них больше злобы, чем чего-либо ещё, и мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, что я вообще делала.

Я слегка запинаюсь.

— Мне жаль, — задыхаюсь я. — Мне так жаль.

— Ты можешь сожалеть сколько угодно, — говорит она с холодком. Она прикасается к жемчугу у своей острой ключице. — Это не исправит ущерб, который ты нанесла этой семье, — она делает шаг вперед, а я делаю шаг назад, чтобы мы не столкнулись грудью. — У тебя есть всё, что только может пожелать девушка, а тебе захотелось раздвинуть свои ноги перед каждым парнем, который уделял тебе хоть унцию внимания. Я не для того тебя растила, чтобы ты была такой отвратительной.

Слёзы застилают мне глаза, и я не подчиняюсь указаниям своего терапевта и принимаю на веру всё, что она говорит. Я заслуживаю её ненависти. Я разрушила всё, что когда-либо создал мой отец. Годы тяжелой работы были испорчены мной и моими глупыми, чертовыми решениями.

Ее глаза перебегают на Ло, когда он подходит ко мне. Меня охватывает холод, и моя рука немеет от его ладони. Мама смотрит на него долгим взглядом, прежде чем сказать: — Ты могла бы выбрать кого-то получше.

Я пытаюсь высвободить свою руку из его, но он крепко сжимает её, не отпуская. Слезы текут по моим щекам, пока я сосредоточенно пытаюсь оторвать каждый его палец от своего. Он переключает свое внимание на мою мать.

— Вы не знаешь нас, — говорит он. — Если бы знали, то поняли бы, насколько виноватой она себя уже чувствует, так что перестаньте её терзать.

Я качаю головой. Он не понимает. Я хочу услышать её гнев и разочарование. Я так устала от людей, которые говорят мне, что всё в порядке, когда это не так. Это не нормально, что о моей младшей сестре говорят как о будущей сексуально зависимой. Это не нормально, что компания моего отца потеряла инвесторов. Я больше не хочу запираться в квартире и делать вид, что всё в порядке.

Кроме меня, винить некого.

Ло сжимает мою руку с особой силой, не давая мне отпустить её.

Моя мама поджимает губы.

— Уже поздно. Вам обоим нужно поговорить с адвокатами, — она разворачивается на каблуках, и они стучат, пока она идёт по коридору.

Я дышу урывками, прерывистыми вдохами, и моя голова кружится так сильно, что моё зрение начинает вертеться вместе с ней. Ло прижимает свои ладони к моим щекам, обхватывая моё лицо с силой, которой я не обладаю. Месяцы назад он, наверное, оставил бы меня на скамейке в коридоре, чтобы пойти за бутылками из винного шкафа. Теперь, когда он здесь, я пытаюсь перенять часть его силы, чтобы стоять прямо. Но всё, что я вижу, — это мальчика, хорошего и полноценного, и девочку, сломленную и слабую.

Я хочу быть им.

Я хочу этого.

Но это мои родители. И они ненавидят меня.

Думаю, я ненавижу себя больше.

— Лили, — говорит он, очень мягко. — У тебя будет паническая атака, если ты не замедлишь дыхание.

Будет? Разве это уже не паническая атака?

— Лили, — огрызается он. — Дыши. Медленно.

Я стараюсь слушать его и сосредоточиться на его груди, на том, как она поднимается и опускается в стабильном ритме. Когда мои легкие становятся менее напряженными, а дыхание выравнивается, мы оба поворачиваемся к команде адвокатов, которые задерживаются в коридоре. У них усталые глаза, и каждый из них держит стопки бумаг, которые они будут перебирать в течение следующих сорока восьми часов.

Главный адвокат, Артур, держит самую большую стопку.

— Нам нужно обсудить, что должно произойти в ближайшие недели.

Не знаю, что решили делать мои родители. Послать меня на реабилитацию? Отправить на самолёте в Швейцарию? Я должна сказать им, чтобы они шли к черту, но после столкновения с матерью я хочу только одного — всё исправить.

А это значит уступать всему, что они хотят. Всему, что им нужно. Я исправлю нанесенный мною ущерб.

Джонатан Хэйл делает шаг вперед, уже сжимая в руках хрустальный бокал с виски. Удивительно, но, как и мои родители, он не проронил ни слова во время нашего брифинга.

— Дальше я сам, Артур, — легко говорит он. — Думаю, что Лорен и Лили уже сыты по горло этим посредническим дерьмом.

Артур покачивается на ногах, не решаясь уйти.

— Тебе не нужно передавать информацию, — огрызается Джонатан. — Тебе нужно вернуть свою задницу в свой офис, сделать телефонные звонки и проверить все эти истории. Тебе пора идти. Сейчас же.

Они быстро расходятся, и Артур вручает Джонатану пару папок, прежде чем уйти. У меня в груди вспыхивает приступ зависти, и я боюсь, что завидую отцу Ло и хочу обменять своего на версию Джонатана Хэйла, больше всего желая, чтобы мой отец был более благосклонен.

Мир сошел с ума.

Джонатан смотрит на нас.

— Мы должны сделать это у меня дома. Здешний персонал действует мне на последние нервы.

Как по команде, один из садовников заходит в дом через заднюю дверь, а затем быстро уходит в другом направлении. Джонатан бормочет что-то, что звучит как нелепые ублюдки. Но я не могу быть уверена.

Чем дальше я буду от этого дома, тем лучше, даже если это означает, что нам снова придется проезжать через толпы съемочных групп. Мы с Ло забираемся в мою машину, и прежде чем он включает передачу, он поворачивается ко мне лицом.

— Я должен тебе кое-что сказать, и ты, наверное, разозлишься.

Я хмурюсь, не представляя, к чему это может привести. Я смотрю, как машина Джонатана выезжает из ворот, камеры мигают и щелкают, свет отражается от тонированных стекол.

— В чём дело? — спрашиваю я, мой голос звучит тише, чем мне нравится.

Он облизывает губы, на его лице появляется чувство вины. О нет.

— Это не первый раз, когда я вижу своего отца после реабилитации.

Правда омывает меня ледяной волной. Я вздрагиваю и киваю, давая себе полностью осмыслить сказанное им. Хорошо. Он солгал. Но он только что открылся, так что это должно что-то значить, верно? И все же, сколько бы я ни оправдывала его, я не могу справиться с нахлынувшей на меня печалью.

Я поднимаю ноги на сиденье и зарываю голову в колени, прячась от Ло, а не от папарацци.

— Лил, — говорит он, его рука нависла над моей головой, не решаясь прикоснуться ко мне. — Скажи что-нибудь.

Я не могу говорить, слова путаются, набухают в ямке на полпути к моему горлу. Ло выводит машину и проезжает мимо камер. Он рассказывает о своих разговорах с отцом и о том, как он пришел к нему специально, чтобы найти шантажиста и узнать больше о своей матери.

К тому времени, когда мы выезжаем на улицу, подальше от папарацци и фургонов с новостями, он уже закончил раскрывать все эти секреты.

После долгого напряженного молчания он спрашивает: — Ты злишься?

— Нет, — тихо отвечаю я, по моим щекам текут беззвучные слезы.

Я не поднимаю голову с колен. Мне просто грустно. Я должна была догадаться и отчитать его, как он меня. Он смог пройти курс реабилитации и вернуться немного сильнее, чем раньше. У меня этого не было. Когда он приехал обратно, я начала с самого начала, пытаясь понять, как справиться со своей зависимостью и с ним в одной комнате. И я просто осознаю, насколько он для меня опора, и как сильно я могла бы его подвести, если бы у него случился рецидив, и я не остановила его раньше.

— Лили, пожалуйста, поговори со мной.

Он пристраивается за машиной Джонатана и притормаживает, когда мы подъезжаем к воротам.

— Ты пил? — бормочу я.

— Нет, я клянусь, Лил. Я имею в виду...

У меня в груди все обрывается. Мне не нравится я имею в виду.

— ...Я думал об этом, но не сделал. Я не смог. Я принимаю Антабус, — говорит он. — Мысль о рвоте не раз останавливала меня. Когда я рядом с отцом, мне хочется выпить. Я не могу этого отрицать, — он делает паузу. — Но я нахожусь на том этапе, когда могу сказать «нет».

По крайней мере, теперь он честен.

Я поднимаю голову, вытирая щеки рукавом.

— Ты не сказал мне, потому что знал, что я не одобрю.

Он кивает.

— Но Лил, он мой отец. Он моя, гребаная семья.

Я не могу сказать ему, что думаю. Что даже если его отец проявит сердечность в одну минуту, в следующую он разрежет Ло на куски. Я видела, как Ло уходил в себя после того, как его отец полчаса кричал ему в лицо.

Он паркует машину и берет меня за руку.

— Ты тоже моя семья, — он целует мои костяшки. — Навсегда, — он вытирает одинокую слезу. — Пожалуйста, не расстраивайся из-за этого.

— Я просто не хочу, чтобы он причинил тебе боль, — тихо говорю я.

— Он этого не сделает.

Ло не создан из брони. Он идет в каждый бой без защиты. Он позволяет людям причинять ему боль, потому что считает, что заслуживает этого. Это нездорово. Думаю, сейчас я именно с этим и имею дело.

Я тяжело дышу и просто киваю.

— Хорошо.

Я чувствую себя такой разорванной. Дополнительный кинжал просто помещается рядом с остальными. Я должна верить, что Ло будет в порядке перед лицом своего отца, что он справится со всеми словесными нападками и внезапными пренебрежительными комментариями.

Почему ты не реализуешь свой потенциал? Почему ты такое, блядь, разочарование?

Я должна верить, что он сильнее меня.

Думаю, я смогу это сделать.

Мы входим в дом, и я замираю у парадной лестницы, впитывая в себя место, в котором я провела большую часть своего детства. Он тише и темнее, чем дом моих родителей, и несёт в себе что-то мрачное. Может быть, потому что здесь у меня больше воспоминаний. И не все из них хорошие.

— Мы можем сделать это утром? — спрашиваю я.

Откладывать неизбежное — звучит неплохо. Я могу принять ещё одно снотворное, или Ло может даже отлизать мне сегодня ночью. Я не должна сейчас думать о сексе. Я встряхиваю головой, пытаясь сбросить напряжение. Я — крутящийся цикл, вращающийся в обратную сторону.

Ло гладит меня по волосам.

— Мой отец нетерпелив.

О, точно. Он ведет меня в кабинет своего отца, где я бывала уже много раз. Джонатан уже наливает себе скотч, когда мы входим. Я устраиваюсь на коричневом кожаном диване, а Ло придвигается рядом со мной.

Я помню, как целовалась с Ло на этом диване. У нас были такие горячие и крепкие поцелуи, сопровождаемые ласками поверх одежды, только чтобы нас застали Джонатан или персонал. На самом деле мы не были вместе, но мы находили оправдания, чтобы целовать друг друга. Мы говорили, что «укрепляем наши отношения», хотя это было лишь притворством. Мне нравились поглаживания и прикосновения больше, чем следовало бы. И Ло тоже, полагаю. Он просто никогда не говорил прямо, что хочет быть со мной.

Джонатан задерживается у тележки со спиртным, рассматривая свои бутылки.

— Мы с Грэгом договорились не говорить во время брифинга. Если это выглядело формально, то только потому, что мы не хотели, чтобы это длилось всю, гребаную ночь, — он поднимает хрустальную бутылку с жидкостью янтарного цвета. — Хочешь стаканчик или ты всё ещё зануда?

— Нет, спасибо, — говорит Ло, его голос тверд.

Джонатан возвращает бутылку на место и опускается в мягкое кожаное кресло за своим столом. Он перетасовывает три папки на столе, делая медленный глоток из своего стакана.

— С этого момента целью для вас обоих является исправление ваших образов. Вы станете достойными людьми, которые смогут с гордостью носить свою фамилию, — он открывает папку и сканирует страницу. — Начнем с Лили. Самым простым решением было бы отрицать все претензии, но никто не поверит, что шестьдесят человек лгут.

Я понимала, что не смогу отрицать обвинения, да и не хотела бы. Большинство из них — правда. Я жду слова, которое решит мою судьбу — реабилитация.

— Итак, твои родители и адвокаты составили список того, что ты должна сделать. Это поможет восстановить твою репутацию, а по сути, и репутацию наших компаний. Просто, легко, беспроблемно, и бла бла бла.

— А что, если она их не выполнит? — спрашивает Ло.

Джонатан бросает на него острый взгляд.

— Я как раз к этому шёл. Придержи свой, чёртов язык на секунду, — его взгляд падает на меня. — С сегодняшнего дня у тебя больше нет доступа к твоему трастовому фонду. Когда ты выполнишь все пункты, твоё наследство будет возвращено тебе в полном объеме.

Мои деньги пропали.

Я бедная. Прямо как Ло.

Жаль, что я не смогла поговорить с родителями. Я бы выполнила их условия, не выставляя в качестве залога свою финансовую безопасность. Чувство вины достаточно мотивирует меня.

Джонатан смотрит на Ло, и я знаю, что он хочет, чтобы тот попросил вернуть ему его собственный трастовый фонд, особенно теперь, когда мы оба без гроша в кармане. Но Ло остается решительным и невозмутимым.

Его отец снова переключает своё внимание на меня.

— Должен признаться, твоему отцу не очень понравилась эта идея. Он предпочёл бы, чтобы ты сохранил свой трастовый фонд, но твоя мать убедила его в обратном.

Мне интересно, почему Джонатан говорит мне об этом; может быть, чтобы поручиться за своего лучшего друга. Не уверена.

— Что в списке? — тихо спрашиваю я. — Мне нужно уехать?

Джонатан издал короткий смешок.

— Бегство ничего не решает. На самом деле, это выставит тебя виноватой. Нет, ты останешься в городе, предпочтительно в Принстоне, после того как юристы разберутся с университетом.

Меня не исключат? Во мне вспыхивает надежда, но её заглушают следующие слова Джонатана.

— Ты публично извинишься на пресс-конференции и начнёшь посещать психиатра, которого выберут твои родители, — он сужает глаза на список. — Они также хотят, чтобы ты перестала посещать бары и клубы, но на самом деле мы трое в этой комнате можем согласиться, что ты можешь их посещать, просто не попадайся им на глаза. Речь идёт о твоем имидже, а не о пути к гребаной нравственности.

Он постукивает ручкой по папке.

— Самый важный и последний пункт в списке... — он лезет в пиджак и достает маленькую черную коробочку. Я не смотрю на Ло. Мой взгляд останавливается на футляре, когда Джонатан открывает крышку, внутри лежит блестящее кольцо с бриллиантом. — Поздравляю, — говорит Джонатан, его голос скорее грубый, чем восторженный. — Вы теперь помолвлены, и свадьба состоится через год.

Мои суставы не работают должным образом, хотя все мои мысли яростно кричат о том, чтобы я взяла кольцо. Это небольшая цена за то, что я сделала. Но превращать то, что есть у нас с Ло, в приманку для СМИ, удешевляя нашу любовь — просто невыразимо больно.

Мне хочется ещё больше плакать.

— Лил, — говорит Ло, сжимая мою руку. — Мы можем найти другой способ.

Мы не можем.

Это то, чего они хотят, а мы уже достаточно долго были эгоистами. Я качаю головой, беру коробочку и достаю кольцо, которое сверкает. Оно больше и экстравагантнее, чем всё, что я когда-либо хотела. Я делаю небольшой вдох и надеваю его на палец.

Оно сидит идеально.

Я не могу перестать смотреть на то, как оно блестит и затмевает мою маленькую руку. Оно безвкусное и кажется холодным и неправильным.

— Мне жаль, — говорю я Ло.

Он зацикливается на украшении так же, как и я, и я уже знаю, о чем он думает. Это не то, что он представлял для нас — предложение отца в его кабинете.

Может быть... может быть, нам просто не суждено иметь счастливый конец.

Может быть, мы не заслуживаем его.

42. Лорен Хэйл

.

Когда я находился в реабилитационном центре, у меня было много свободного времени, чтобы позволить своим мыслям блуждать. По глупости я начал думать о том, как сделаю предложение Лили. Не в ближайшее время, а когда мы оба будем здоровы и счастливы. Я даже представил себе кольцо, которое куплю ей — маленький розовый сапфир. Простое, нетрадиционное. Думаю, ей бы понравилось.

Теперь я никогда не узнаю.

Я смотрю злобно на отца, ненавидя, что он вмешался в мое предложение. Это не совсем его вина, но если нас принуждают к браку, я бы предпочел получить что-то на своих условиях. Он мог бы предупредить меня за день. Что угодно.

Вместо этого мне придётся отложить это воспоминание вместе со всеми другими моими черными, как смоль, воспоминаниями, разрушенными чем-то большим и более мерзким, чем я. Лили молча оценивает кольцо грустными глазами. Я бы хотел все исправить, но если отвергнуть мольбы родителей, ей будет еще больнее. Позор, который она вызвала, разрывает ее изнутри, и если ничего не делать для устранения ущерба, это разорвет ее душу.

— Свадьба, — говорю я, нарушая напряженное молчание. — Ты сказал, что она будет через год.

Мой отец кивает и потягивает свой скотч.

Мне хочется попробовать его на вкус, но я больше сосредотачиваюсь на Лил, и тяга к алкоголю утихает. В этот раз я действительно чувствую себя достаточно сильным, чтобы помочь ей.

— Она должна выполнить все пункты, прежде чем ей вернут трастовый фонд. Значит ли это, что она получит его снова, когда согласится на свадьбу?

— Она получит его, когда вы поженитесь.

Мой желудок сжимается. Год? Она будет на мели целый, блядь, год, даже если сделает все, что они скажут. Лили не сможет удержаться на работе, пока проходит курс лечения. Я помню, как нашёл ее прячущейся под столом в офисе Роуз, боящейся мужчин-моделей. Она не готова справляться со стрессом на рабочем месте, когда ее зависимость находится на грани. Эта тревога и приводит к тому, что она сходит с ума.

— Мы поженимся раньше, — предлагаю я. Зачем затягивать ожидание? У нее будут деньги. СМИ перестанут нас преследовать. О ней больше не будут сплетничать в блогах. Все снова будет хорошо.

— Правда? — спрашивает Лили, ее глаза стали большими и стеклянными.

Я вытираю упавшую слезу большим пальцем.

— Две недели или год — для меня нет разницы, Лил. Я бы женился на тебе завтра, если бы это сделало тебя счастливой.

Она кивает один раз и позволяет мне прижать ее к себе.

— На самом деле это имеет значение, — вклинивается мой отец, леденя меня до костей. — Это не может выглядеть как свадьба, устроенная для того, чтобы отвлечь внимание прессы. Это должно выглядеть по-настоящему. Один год. Не раньше и не позже.

Он задушил мою единственную альтернативу.

Мой отец закрывает папку и открывает другую.

— Теперь о тебе, Лорен, — говорит он, — СМИ изобразили тебя жалким парнем, которому изменили и бросили. Ты публично выступишь с заявлением о том, что у вас с Лили были свободные отношения, что-то в стиле Новый век. Ты спал с другими женщинами, и ты знал, что она спит с другими мужчинами. Но после вашей романтической помолвки вы оба решили полностью посвятить себя друг другу.

Лили задерживает дыхание, вероятно, полагая, что я откажусь от этого условия. Она хочет, чтобы все было просто, чтобы мы согласились и пошли дальше. Я привык ко лжи. Если эта поможет, я с радостью понесу ее. Я киваю в знак согласия, и отец закрывает папку.

— Это все? — спрашиваю я.

— Ты не зависим от секса, — напоминает он мне ссухой улыбкой и поднимает свой бокал. Он делает длинный глоток, а мои мысли возвращаются к вопросу о деньгах.

Я должен спросить его.

Ради Лили.

Ради меня.

Так у нас будет на одну проблему меньше. Чтобы мы могли перестать принимать подачки от братьев и сестер.

— Насчет моего трастового фонда...

Лили ерзает рядом со мной.

— Ло, ты не обязан…

— Я хочу.

Какими бы ни были последствия, что бы мне ни пришлось сделать, чтобы угодить отцу, я буду работать. Какая-то часть меня кричит о провале. Я сдаюсь, возвращаясь к этому человеку. Но другая часть говорит, что это правильный путь. И я слушаю эту часть своего мозга. Будет ли эта сторона тупой — еще неизвестно.

— Как насчет этого?

Он взбалтывает виски в своем стакане, создавая небольшой водоворот.

Он заставит меня спрашивать. Умолять. Умолять и унижаться. Я не собираюсь падать на колени, но я близок к этому. Я почти у цели.

— Ты сказал мне, что я могу получить его обратно, — напоминаю я ему, но я не идиот. Я знаю, что это не так просто. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Не колледж. Не колледж. Не колледж. Я не могу вернуться на учебу, окруженный выпивкой, окруженный полностью функционирующими двадцатилетними ребятами. Это подталкнет меня к бутылке больше, чем думает Лили. Это причина, по которой я решил не возвращаться.

Каждый здравомыслящий, счастливый человек — это как отражение того, кем я мог бы быть, как будто каждый день встречаешь Рождественское будущее. Я не хочу, чтобы меня так преследовали мои проблемы.

— Чего я хочу от тебя, — говорит он, — так это, чтобы ты был, блядь, мужиком.

Я сверкаю глазами.

— В последний раз, когда я проверял, я был им.

— Наличие члена не делает тебя мужчиной, — отвечает он. — Ты всю жизнь был безответственным мальчишкой. Я даю тебе вещи, а ты на них срешь. Если ты хочешь получить свой трастовый фонд, ты должен использовать эти деньги, чтобы сделать что-то свое. Ты не можешь проебать их.

— Я не вернусь в колледж.

— Разве я говорил что-то о колледже? Ты меня даже не слушаешь.

Он опрокидывает остатки алкоголя в рот и бьет стаканом об стол.

Я вздрагиваю.

А он молчит, не собираясь разглашать подробности. Видимо, я должен знать, что на самом деле означает быть мужчиной. В голове моего отца это может означать что угодно.

— Хорошо, — слепо соглашаюсь я. Он просто хочет, чтобы я реализовал свой потенциал, а не растрачивал его богатство с безразличием. Его условия должны быть в моей власти. Надеюсь.

Его брови вскидываются в быстром удивлении, но оно медленно стирается, сменяясь настоящей, искренней улыбкой. Кажется, я только что сделал отца счастливым.

Такое случается... ну, почти никогда.

— Я позвоню адвокатам. Твое наследство вернется завтра утром, — говорит он, — и я ожидаю деловое предложение к следующей неделе.

— Что?

Мой желудок сжимается.

Он закатывает глаза, и его рот кривится. Улыбка продержалась две секунды.

— Ради всего святого, Лорен. Деловое предложение. Тебе не обязательно участвовать в моей компании, но лучше создай свою собственную. Мне, блядь, плевать, будет ли она успешной. Просто подними свою ленивую задницу и сделай что-то, — он встает и нависает над тележкой с алкоголем, чтобы наполнить свой пустой стакан. — Уже поздно. Вам двоим стоит провести ночь здесь.

Я не хочу входить в свою старую спальню, пристанище плохих воспоминаний и дерьмовых ошибок. Я качаю головой.

— Сегодня мы остаемся у Райка.

Он напрягается при этом имени.

— Тогда идите. Мне нужно работать.

Когда мы идем к дверям, он говорит: — И когда я найду утечку, он пожалеет, что влез в нашу семью. Я могу тебе это обещать.

43. Лили Кэллоуэй

.

Мы все вернулись домой в Принстон, и я не разговаривала с Роуз уже три дня. Она уходит из дома рано и возвращается поздно. И каждый раз, когда я звоню, включается её автоответчик. Обычно Роуз отвечает на втором гудке.

H&M и Macy's сняли Calloway Couture с продажи в своих магазинах, сославшись на «негативное внимание» в качестве причины, по которой они убрали одежду с вешалок и полок. Я извинилась в сообщении, и один раз поймала её лично, чтобы произнести эти слова, но она похлопала меня по плечу, сказала что-то о встрече и запрыгнула в свою машину.

Сегодня утром она написала мне сообщение.

Роуз: Я просто занята, и мне жаль, что у меня нет больше времени на разговоры. Я не виню тебя. Не вешай нос.

Я чувствую себя не очень бодро, но это сообщение помогает облегчить тяжесть на моей груди. Сегодня у меня последний тест перед началом выпускных экзаменов на следующей неделе, и это первый раз, когда я выйду на территорию кампуса после скандала. Я не должна идти. Я не готовилась и не заучивала ответы со старых экзаменов. Я просто плюхнулась на диван и смотрела повторы ситкома Парень познаёт мир.

Мои конечности сильно тянут вниз, это якорь, который привязывает меня к кровати, к полу, к дивану. Утром, днем и ночью. Желание исчезнуть, суперспособность, о которой я всегда мечтала, посещает меня всё чаще. Доктор Бэннинг сказала бы мне, что у меня депрессия, может быть, даже прописала бы мне лекарства. Но я не разговаривала с ней после встречи с адвокатами.

Мне запрещено её видеть. У меня теперь новый психиатр. Доктор Оливер Эванс. Я встречусь с ним на следующей неделе.

Душ — моё единственное уединение: место, где существует мастурбация, где пар и мои колючие нервы сгорают и отгоняют тревогу. Чувство вины сопровождает кайф. И язнаюязнаюязнаю. Формально мне нельзя, но я слежу за тем, сколько времени я трачу на прикосновения к себе. Это не то же самое, что порно. Я не могу мастурбировать на публике. Я никогда не переусердствую, если ограничусь только душем.

И вообще, после вчерашней ночной попытки заняться сексом, Ло, наверное, будет избегать меня добрую тысячу лет. Все началось хорошо. Я была до смешного взволнована тем, что наконец-то пересплю с ним после двух недель воздержания. Час промчался, обманув мой разум, заставив поверить, что мы возились всего пять минут, а не шестьдесят. Мне нужно было больше времени.

Он продолжал говорить мне нет. И я даже пыталась околдовать его и заманить в свою сексуальную паутину, что (теперь, когда я думаю об этом) не могло быть таким уж сексуальным. Я превратилась в навязчивого секс-монстра, которого мы оба боялись. Затем произошло кое-что похуже.

Я разрыдалась.

То есть я не только ныла о сексе, но и плакала, когда не получила его. Мне так стыдно, вплоть до того, чтобы начать затворничать. Я никогда не хочу показывать своё лицо, никому. Я не буду винить Ло, если он больше никогда не захочет спать со мной в одной постели.

Я смотрю на часы на кухне. Ло и Райк больше не могут бегать на дорожке Пенна или бегать трусцой по кварталу, не подвергаясь нападению папарацци или любопытных студентов. Поэтому они прибегают к бегу вокруг нашего дома в Принстоне. По крайней мере, тут закрытая территория.

Но их не должно быть тут ещё десять минут. Мои влажные волосы намочили футболку. Думаю, успею принять ещё один душ до того, как они войдут в дом. Я спрыгиваю с барного стула и бегу в ванную. Я достаю маленькую упаковку тампонов из шкафа в дальнем углу. Между ними засунут мешочек с моим водонепроницаемым мини-вибратором. Я вынимаю его и засовываю пакет обратно.

Душ или ванна?

Мне не нравится, что у нас нет комбинированного варианта ванна-душ. Тогда это было бы намного проще. Мастурбация стоя мне не нравится, и это то, что мне приходится делать в душе.

Ванна зовет меня. Пузырьки. Я также могу себе сделать пузыри. Но у меня есть только... десять минут. Думаю, я успею. Пузырьки должны того стоить.

Быстро поворачиваю кран, проверяю воду на идеальную теплоту, добавляю смесь для пены (конечно же) и бросаю один из этих розовых мыльных шариков (не совсем понимаю для чего они). Вода приобретает бледно-розовый оттенок, и я вдыхаю цветочный аромат, запах довольно близок к запаху лилий.

Так что я считаю это удачей.

Я сбрасываю одежду и погружаюсь в воду, задыхаясь от того, как тепло обволакивает мои бедра и поднимается к груди. Я держу вибратор в одной руке, предвкушение и ликование переполняют меня. Закрываю глаза, откидываюсь назад и позволяю своим мыслям блуждать, пока двигается моя рука.

Я сосредотачиваюсь на одном воспоминании — о нашей встрече с Ло на втором курсе колледжа. Нас уговорили посетить праздничную вечеринку моих родителей в их особняке в Вилланове. Поскольку мы планировали остаться на ночь, мы оба решили напиться эгг-нога(сладкий напиток на основе сырых яиц и молока). Мама отправила нас наверх, чтобы мы не мешали другим гостям, и мы заперлись в моей комнате на всю ночь.

Стоя у изножья кровати, он целовал мою шею и губы с пьянящим взглядом, вдыхая каждую частичку меня, взглядом, который пожирал мое тело за одну секунду. Несмотря на то, что мы были одни, он не останавливался.

Я была возбуждена. Он был пьян. И он с радостью предоставил мне свой рот, и я согласилась (сначала), потому что мой разум был на взводе. Его губы прижимались к моей ключице, нежные, а затем глубокие, засасывающие. Его пальцы скользили по моей талии, всё ниже и ниже.

— Ло.

Я выпустила рваный вздох и попыталась ухватиться за его белую рубашку в надежде удержать своё тело в вертикальном положении. Но мир танцевал, и я не хотела ничего, кроме как быть подхваченной им — предпочтительно с проникновением и кайфом.

Он отстранился и схватил мои щеки, в его янтарных глазах была сильная дымка, но не настолько, чтобы он полностью был невменяем. Он все еще был со мной. Здесь. Сейчас.

Я была уверена, что из нас двоих — я напоминала неряшливого пьяницу.

— Лили, — его губы приподнялись в кривой ухмылке. — Как ты себя чувствуешь?

— Шатающийся, — призналась я. — И возбужденной, — алкоголь подавил смущение, и я добавила: — Вообще-то, очень возбужденной.

Но я не могла найти себе партнера на одну ночь на частной вечеринке моих родителей. Помимо того, что большинству было за пятьдесят, немногочисленные молодые люди слишком хорошо знали мою семью. Я не хотела, чтобы начали распускать слухи о том, что я изменила Лорену Хэйлу. В конце концов, мы всё ещё притворялись парой.

Он продолжал улыбаться.

— Так вот как ты заводишь парней? Прямой откровенностью?

Мой взгляд тут же упал на его пах.

— Похоже, на тебя это не действует, — возразила я.

Я выскользнула из его объятий и нашла в ящике стола его Macallan. Я откупорила бутылку и сделала быстрый глоток. Его лицо потемнело, и он выхватил у меня виски. Он поднес ободок к губам и сделал большой глоток, его горло трижды дернулось.

Он поставил бутылку обратно на стол.

— Ты всегда возбуждена. У меня был бы вечный стояк, если бы я реагировал на это.

Мой разум начал блуждать по грешным местам, думая о том, что именно могло бы возбудить Лорена Хэйла. Но это был Ло. Мой лучший друг. Отношения, которые я не могла обесценить быстрым сексом. Мы уже несколько раз пересекали черту, но я была полна решимости никогда не переступать конечную линию — ту, которая заканчивается с ним внутри меня, с самым высоким, самым ярким оргазмом.

— Обычно я ничего не говорю, — призналась я. — Я просто делаю разное.

Он одарил меня горькой улыбкой.

— Держу пари, ты делаешь потрясающий минет.

Я уже собиралась предложить, но вспомнила, кто он такой, и у меня снова пересохло в горле. Я протянула руку к бутылке виски.

— Делись, — сказала я.

Он засмеялся, снова прижав бутылку к губам.

— Мило.

Он сделал еще один большой глоток. Он всегда был таким собственником в отношении выпивки.

Я снова подошла к ящику и достала мини-бутылку водки.

Он поднял брови.

— У тебя нет ничего, чем можно было бы это запить, крутышка.

Я пожала плечами, отвинтила крышку и опрокинула алкоголь в горло.

— Эй! — крикнул он и бросился ко мне как раз в тот момент, когда жидкость прожгла путь по моему пищеводу.

Я резко закашлялась. Я, в чёртовом огне, подумала я. Он выхватил у меня бутылку, но восемьдесят процентов уже вторглись в мой желудок.

Мой нос сморщился от отвращения.

— Зачем ты это пьёшь? — спросила я.

Я видела, как он пьет чистый алкоголь. Я провела рукой по языку, пытаясь избавиться от вкуса. Уф.

Он просто рассмеялся и позволил мне жаловаться в течение нескольких минут, а затем алкоголь начал медленно искажать мой разум, разгоняя мои похотливые мысли. Я жаждала прикосновений. Чтобы руки скользили вверх и вниз по моим ногам и бедрам.

Я плюхнулась на край кровати, мои глаза скользнули по Ло, упали на его задницу, когда он уставился в окно, завороженный мерцанием рождественских огней и трепетом снега.

Я хотела секса.

Я хотела чувствовать себя так же хорошо, как чувствовал себя он. Алкоголь делал его расслабленным, спокойным, и я жаждала такого же спокойствия.

— Ло, — вздохнула я. — Мы всё ещё притворяемся?

Его глаза встретились с моими.

— Сегодня я буду спать в твоей комнате, потому что предполагается, что мы встречаемся. Так что... да.

— Могу я кое-что сделать?

Мои веки были тяжелыми от алкоголя, и я надеялась, что мой голос не был таким невнятным.

Он даже не колебался.

— Конечно, — сказал он. — Я могу подождать в кабинете твоего отца. Не думаю, что там кто-то есть.

Он двинулся к двери, собираясь дать мне возможность уединиться для мастурбации. Но это не то, чего я хотела.

— Подожди, — позвала я, моё сердце учащенно билось. Его ноги остановились на середине пути, и он повернулся лицом ко мне, наклонив голову.

— Ты можешь остаться, — сказала я ему. — Прямо здесь. Просто... оставайся там.

Я скользнула под одеяло и постаралась избежать его взгляда, пока возилась с платьем. Стянула ткань через голову и бросила её на пол — вместе с трусиками. У меня хватило ума хотя бы не снимать бюстгальтер без бретелек. Не то чтобы он многое скрывал.

Остановившись, я оглянулась на него. На его лице плясало забавное выражение.

— Насколько ты пьяна? — спросил он.

По правде говоря, я надеялась, что утром не вспомню, что делала это. Но этого не произошло.

— Достаточно, — сказала я.

Достаточно, чтобы трогать себя в твоем присутствии.

Он облизал нижнюю губу и поднес бутылку ко рту. Он ждал, что я буду делать дальше. Мои пальцы погрузились между ног, нащупывая мягкое, влажное место, которое жаждало прикосновения. Мое дыхание участилось, когда мои пальцы запульсировали по моему клитору, и я наслаждалась тем, как это зажгло всё у меня внутри.

Я с тоской посмотрела на его брюки, представляя себе его член, который я так и не увидела в студенческие годы. Я никогда не хотела, чтобы он вызывал у меня искушение, поэтому в большинстве случаев избегала смотреть на него. Но в тот вечер мне было наплевать на всё это. Я думала о сексе, и мне хотелось чего-то большего.

Его пальцы добрались до пуговицы на брюках, и у меня перехватило дыхание, когда он медленно просунул её в отверстие.

Я вопросительно посмотрела на него. Что он делал?

— Если ты хочешь наблюдать за мной, пока кончаешь, — сказал он, — ты должна делать это правильно, любовь моя.

Он стянул штаны до щиколоток и медленно вышел из них. Мой рот открылся, и я в шоке перестала двигать пальцами.

Он был твердым.

Не полностью, но определенно более твердым, чем раньше. Его обтягивающие черные боксеры обнажали каждый мускул и изгиб и, конечно, выпуклость, на которой я зациклилась.

— Продолжай, — призвал он.

Мои пальцы оживились от его слов, и я задвигала ими быстрее, мои бедра извивались и подрагивали в такт. Его член медленно увеличивался. Я манила его к себе, словно стала маленькой заклинательницей змей. Мне нравился этот контроль... эта власть.

Я украдкой взглянула на него и поймала взгляд Ло, который упивался моими чертами лица, тем, как разошлись мои губы, как трепетали глаза. Но когда мы встретились взглядами, я отвлеклась, его рука исчезла под резинку трусов.

Стон застрял у меня в горле, когда я смотрела, как он трогает себя под тканью. Я не могла видеть его член, не совсем, но это казалось еще более сексуальным. Более греховным, неправильным и прямо то, что нужно.

Его тяжелое дыхание стало глубоким и грубым, таким же неровным и желанным, как моё.

— Лили, — простонал он.

Мой оргазм наступил в таком идиллическом порыве, в приливной волне, которая захлестнула меня в поэтапной череде. Моё тело содрогалось, пальцы на ногах подгибались, кайф обжигал меня изнутри. Ло пробурчал что-то, его дыхание стало резким, и он кончил вместе со мной.

Обычный стыд был снят выпивкой и напоминанием о том, что мы не нарушили никаких правил. Я убедила себя, что он, наверное, тысячи раз слышал, как я кончаю в соседней комнате. Увидеть это действо не могло быть чем-то особенным. И я никогда раньше не делала ничего подобного ни с одним другим парнем.

Это было особенное чувство.

Я повернулась, чтобы спросить его, можем ли мы сделать это снова. Одного раза было недостаточно.

Он увидел отчаяние еще до того, как я произнесла слово.

— Если ты сделаешь это передо мной еще раз, мне придется тебя трахнуть, — сказал он.

— Придется или захочешь? — спросила я в замешательстве.

Он легко улыбнулся, но так и не дал мне четкого ответа.

— Я могу не твердеть, когда ты говоришь мне, что возбуждена, но я всё ещё парень. И у тебя всё ещё есть правила. Те, которые я не нарушу, когда ты пьяна.

— А когда я буду трезвой?

Его улыбка стала озорной.

— Я в душ.

Он сжал горлышко Macallan. Должно быть, я всё ещё выглядела разочарованной, потому что вместо ванной он пошел к моему шкафу. Он достал со дна розовую коробку из-под обуви Victoria's Secret и аккуратно положил ее на кровать рядом со мной. Он знал, что она была заполнена всеми моими игрушками. Это был добрый жест.

Он заправил прядку волос за ухо и поцеловал меня в лоб.

— Счастливого Рождества, Лил, — сказал он и ушёл в ванную.

Он так и не вернулся. Следующие четыре часа я провела в коме мастурбации, пока не отключилась. Утром я нашла его спящим на кафельном полу ванной в обнимку с пустой бутылкой. Мы больше никогда не говорили об этом. Я похоронила воспоминания вместе со своими фантазиями, и я всегда считала, что он потерял это воспоминание в алкоголе.

44. Лорен Хэйл

.

— Не могу поверить, что вы, блядь, обручены, — говорит мне Райк.

Мы разминаемся у небольшого пруда кои(пруд для разведения карпов) на краю нашего участка, изо всех сил стараясь бегать, не приближаясь к кованым железным воротам. Папарацци расположились лагерем на улице, заглядывая через ворота, которые мало чем помогают для уединения. Роуз уже вызвала ландшафтного дизайнера, чтобы посадить высокие живые изгороди, но они будут готовы только через месяц.

— С точки зрения управления скандалом, брак — это очевидное решение, — говорит Коннор. Он растягивает свои квадрицепсы на земле.

— Да, потому что теперь люди будут думать, что Лили — неверная жена, а не просто изменяет своему парню из колледжа, — возражает Райк.

Коннор пристально смотрит на него.

— Общество считает, что брак показывает серьезные намерения, более крепкие узы, — он встает на ноги. — Не говоря уже о том, что сплетники пожирают хорошие любовные истории. А что может быть лучше, чем любовь, объединяющая сексуально зависимую и алкоголика?

— Разве ты не должен быть сейчас в Нью-Йорке? — огрызается Райк, отказываясь от борьбы. У каждого есть своё мнение по поводу помолвки, но для меня важно только мнение Лили. — Я думал, Роуз носиться сломя голову.

Все компании нашей семьи пострадали финансово из-за скандала, но в отличие от Fizzle and Hale Co., Calloway Couture — молодой бизнес, который уже стоял на шаткой почве. Удар опрокинул его. Мужская линия одежды, над которой она трудилась месяцами — та, для которой я недолго работал моделью, — пересматривается для Недели моды. Даже Коннор сказал, что вероятность того, что линия выживет, ничтожно мала. Поэтому её собираются снять с показа, два универмага только что отказались от неё, и ей пришлось отпустить своих ассистентов, включая Лили. Роуз не будет использовать свой трастовый фонд, чтобы платить своим сотрудникам, а она слишком быстро теряет деньги, чтобы оставить персонал.

— Она позвонила и сказала, чтобы я не приезжал, — признается Коннор. — Она не хочет, чтобы я мешал.

— Себастьян там? — спрашиваю я.

Я вижу, как этот ублюдок-интриган пытается нашептать на ухо Роуз свое ужасное мнение о Конноре. Поскольку её компания медленно идёт ко дну, она должно быть уязвима.

— Он помогал ей с линией. Уверен, он там. Почему ты спрашиваешь?

Я должен сказать Коннору, что Себастьян его недолюбливает, но он, вероятно, уже уловил эти сигналы. Я обязательно должен упомянуть, что Себастьян, скорее всего, замышляет способ вычеркнуть Коннора из жизни Роуз. Но Лили все еще нужны эти тесты.

— Просто, — говорю я, пожимая плечами.

Он долго смотрит на меня, не веря, но ничего не говорит. Мы начинаем идти обратно к дому, наши ботинки хрустят по камням на тропинке.

— Кстати, о девушках Кэллоуэй, — говорит Коннор, — я читал, что Дэйзи снимается для Vogue. Это правда?

После того как мы с Лили поговорили с адвокатами, Дэйзи снова отправилась погостить в родительский дом. Из-за скандала её модельная карьера пошла в гору. Журналы и фотографы выстраиваются в очередь, чтобы заказать её для пятистраничных полос, называя её «секс-символом» в рекламе, которая превращает шестнадцатилетнюю девушку в эротическую фантазию мужчины. Они называют её юной Брук Шилдс, но сравнение её с другой иконой подросткового возраста не успокаивает мой желудок. И моя кровь кипит от злости, что кто-то готов эксплуатировать эту девушку.

Хуже того, её собственная мать заказала ей работу. Но не мне заступаться за Дэйзи. Я часто задаюсь вопросом, чье это дело. Поппи укрылась в своем маленьком доме в Филадельфии, пытаясь защитить свою трехлетнюю дочь от папарацци. У Роуз и так хватает хлопот с её линией одежды, а мы с Лили просто пытаемся держаться на плаву.

Так кто же защищает Дэйзи?

Ее родители точно не защищают.

— Не уверен, — признаюсь я. — Я давно с ней не разговаривал.

— Это правда, — говорит Райк. — Она говорит, что это сделано со вкусом или что-то в этом роде, — он качает головой, недовольный ситуацией. — Она была моделью высокой моды и в одночасье стала, блядь, супермоделью, и вместо того, чтобы укрывать её от СМИ, ее гребаная мать подталкивает её к этому. Кажется, я ненавижу эту женщину.

— Мы с тобой оба, — говорю я, — и с каких пор ты разговариваешь с Дэйзи?

Он бросает на меня взгляд.

— Не лезь ко мне с этим дерьмом, — огрызается он. — Ей нужен друг.

— Знаешь, я слышал об этом кризисе у шестнадцатилетних девочек, — говорит Коннор. — Должно быть, ей трудно найти подругу своего возраста.

Я улыбаюсь, а Райк хмурится.

— Отъебись, Коннор, — огрызается он. — Вы знаете, что делают все её друзья из подготовительной школы? Они постоянно спрашивают её, не является ли она тоже сексуально зависимой. Как будто это генетическое. Ей нужен кто-то, кто знает Лили, кто, блядь, понимает, что происходит.

— Значит, ей нужен ты, — говорю я, как будто он идиот.

Райк вскидывает руки и перестает идти.

— Ради всего, блять, святого, — восклицает он. — Я даю ей уроки скалолазания, а не вожу на свидание. Мы друзья. Извращенцы, которые пялятся на неё в журналах, могут забывать, что ей шестнадцать, но я не забуду.

Он начинает открывать свою бутылку с водой.

— Я также думал, что мы договорились, что ты не будешь меня доставать с этим. Мы заключили, гребаную сделку в Канкуне, помнишь?

Не хочу признавать это, но какая-то часть меня мучается чувством вины. Это я должен разговаривать с Дэйзи и быть ей другом, но я погряз в собственном дерьме. Если бы я был более хорошим человеком, я бы, наверное, поблагодарил Райка. Ей действительно нужно с кем-то поговорить, даже если этим кем-то должен быть мой вспыльчивый единокровный брат.

Когда мы снова начинаем идти, Райк заводит разговор, который, как я думал, мы прекратили в начале нашей пробежки.

— Может, тебе стоит открыть компанию по выведению людей из себя. Можешь назвать ее Ублюдки-Вы-Все.

Я знал, что не должен был говорить ему о том, что приму трастовый фонд или буду обязан создать компанию с нуля, словно я маленький ребенок, играющий с Лего. Райк категорически против всего, что заставляет меня контактировать с отцом. Он даже зашел так далеко, что предложил мне половину своего наследства.

Я поворачиваюсь, и он ударяется мне прямо в грудь, делает шаг назад и свирепо смотрит на меня.

— Что? Ты можешь всё высказывать, но сам слушать не хочешь?

— Я не возьму твои чертовы деньги, — усмехаюсь я. — Хватит об этом вспоминать.

— Дети, — говорит Коннор, прерывая нашу вражду. — Как бы это ни было занимательно, разве у Лили не экзамен по статистике через полчаса?

Я смотрю на часы и ругаюсь. Мы должны были проводить её на занятия, так как она отказалась принимать телохранителя, которого хотел нанять для неё отец. Это было щедрое предложение, которое приняли Поппи и Дэйзи. Роуз была слишком, блядь, упряма, а Лили не хотела быть «тенью большого мускулистого парня», что, как я понял, означает, что она не хочет быть соблазненной кем-то, кто не является мной.

Мы быстро бежим к дому, но Лили нет на кухне, где я её оставил. После утечки она стала малоподвижной, передвигается со скоростью улитки. Поэтому я не могу предположить, что она забрела слишком далеко. Я собираюсь проверить гостиную, когда слышу, как трубы стонут в стенах.

— Вы это слышите? — спрашиваю я, обращаясь к Коннору и Райку за разъяснениями.

— Похоже, кто-то принимает ванну с джакузи, — говорит мне Коннор. В этом нет никакого смысла. Лили приняла душ сегодня утром. Зачем ей снова принимать ванну?

Твою мать.

Моя первая мысль: Она мастурбирует. Вторая: она перерезала себе вены. Вторая мысль приводит меня в движение. Я взбегаю по чертовой лестнице прежде, чем успеваю подумать что-то ещё. Должно быть, я выгляжу перепуганным до безумия, потому что Райк и Коннор идут прямо за мной. Может, они тоже этого боятся.

Мне хотелось бы верить, что Лили не может дойти до такого падения, но я бы обманывал себя. Я был там. Я знаю, что она тоже. Так бывает, когда ты достигаешь дна, с которого не можешь выползти.

Я толкаю дверь, представляя себе её холодное безжизненное тело. Она вскакивает, и у меня нет времени вздохнуть с облегчением. Потому что если она не мертва, значит, она мастурбирует.

Не могу поверить, что так устроен мой мир.

Пузыри покрывают её обнаженное тело, но не скрывают ярко-красных щек. Коннор и Райк, спотыкаясь, входят следом за мной, а затем Коннор поворачивается обратно.

— Извини.

Райк блокирует дверь, чтобы Коннор не мог уйти.

— Выйдите! — Лили кричит на них.

Я не подошёл ближе, но она купается в чувстве вины. Нельзя просто принять душ, а через пятнадцать минут прыгнуть в ванну с пеной.

— Нет, оставайтесь, — говорю я им.

Я укорял её за порно.

Я умолял её быть честной со мной.

Очевидно, мне нужно найти другие методы, чтобы заставить её прекратить заниматься этим дерьмом. Не хочу ставить её в неловкое положение, но как ещё она может остановиться?

Райк раскинул руки в дверном проеме, в достаточной степени блокируя выход Коннора.

— Серьезно? — Коннор поднимает брови.

Райк пожимает плечами, и Коннор прикрывает глаза рукой, отступая к столешнице.

Я не свожу взгляда с Лили.

Она избегает меня и двух парней.

— Заставь их уйти, — говорит она, глядя куда угодно, только не сюда. — Мне нужно переодеться. Который час?

Она ведет себя так, будто все в порядке. Как будто она невиновна во всем этом.

— Почему ты принимаешь ванну с пенной? — спрашиваю я, садясь на фарфоровый край.

Она отодвигается назад и начинает спускаться, её подбородок исчезает под струями воды.

— Я уронила своё кольцо в мусорное ведро. А потом, когда я его выловила, от меня пахло остатками колбасы, а это не очень то приятная вонь. Поэтому я решила принять ванну, но задремала. Это в природе ванн, знаешь ли. Они как шептуны, вызывающие дремоту, или как их там.

— Душ сломан?

Она качает головой.

— Помнишь тот розовый мыльный шар — я увидела его на стойке как раз перед тем, как заскочить в душ. И любопытство просто одолело меня. Я надеялась, что эта штука станет розовой, — она поднимает левую руку, сверкая бриллиантом. — Но, увы, химикаты мыла уступают блестящему камню.

Её глаза нервно перебегают на Райка, который смотрит на неё, не отрываясь.

— Это неловко.

— Не для меня, — отвечает Райк.

Она указывает на Коннора, который всё ещё прикрывает глаза.

— Ты заставил Коннора чувствовать себя неловко, — говорит она мне. — Ты сделал невозможное.

— Мне не неловко, Лили, — говорит Коннор. — Я просто не очень предвкушаю двухчасовую лекцию от твоей сестры на тему женской приватности.

Но он, должно быть, знает, что я пытаюсь сделать, потому что он остается здесь, и когда он опускает руку, он кивает мне, будто я делаю что-то правильное.

Лили немного бледнеет, понимая, что Коннор никуда не денется.

— Ты не думаешь, что дал бы мне больше личного пространства, если пошёл в другую комнату?

— Поверь мне, ты не хочешь знать, что я сейчас думаю.

Её глаза снова обшаривают комнату. Она знает, что её поймали, но не признается в этом. Обычно я бы накричал, может быть, сказал несколько ободряющих слов, а затем набрал номер Эллисон, чтобы она могла прочитать Лили соответствующую лекцию. Но крики ничего не дают, а Эллисон больше не ее терапевт.

Я знаю, что должен сделать.

— Тебе нужно успеть на экзамен, — напоминаю я ей. — Так почему бы тебе не закончить то, что ты начала, а потом мы поедем.

Она пару раз моргает.

— О-о чем ты говоришь?

— Закончи, а потом мы уйдем, — повторяю я, не желая уточнять. Она должна признаться сама.

— Я закончила, так что можешь передать мне полотенце?

— Ты закончила?

— Да.

— Уверена?

— От меня больше не пахнет помоями, поэтому считаю это успешным купанием.

— Может, ты меня неправильно поняла, — сухо говорю я. — Заканчивай трахать себя.

Я злюсь больше, чем думал. В своей голове я хотел сказать заканчивай ублажать себя, но у моего рта были другие планы.

Её глаза выпучиваются от ужаса, и я отказываюсь отступать. Оставайся сильным. Будь жестким. Она больше не нуждается в объятиях или опеке.

— Могу я поговорить с тобой наедине? — спрашивает она, отказываясь смотреть на двух парней, которые делают эту ситуацию чертовски неудобной. В этом-то и дело. Это не должно быть легко для неё.

— Нет, — огрызаюсь я. — Я знаю, что ты делала. Ты знаешь, что ты делала. И Коннор с Райком тоже знают. Это, блядь, не секрет.

Её нос погружается под воду, и через несколько секунд она собирается погрузиться под воду, чтобы спрятаться от нас. Я протягиваю свою руку под её и удерживаю её в вертикальном положении, чтобы она могла посмотреть в лицо своей проблеме.

Она ошеломленно смотрит на пузырьки, и какая-то часть меня хочет лишь одного — забраться в ванну и притянуть её в свои объятия. Обнять её и сказать, что всё будет хорошо. Но именно так всё и начинается. Она лечит свою печаль и тревогу сексом, и я слишком часто позволял ей это делать. Я наблюдал, как эта девушка попадает в порочный круг зависимости, и она снова встает на те же грабли.

— Я не могу быть рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки, — говорю я ей. — Ты должна разобраться с этим, Лил. Ты не можешь мастурбировать.

Сколько раз я должен произнести эти слова, чтобы она их поняла? Сколько раз я должен был услышать больше никакой выпивки, чтобы полностью принять это? Легче не становится. Это будет длительная битва. И я готов быть рядом с ней на каждом чёртовом шагу. Даже если она захочет утонуть в этой воде, я буду вытаскивать её обратно, пока она не станет здоровой. Пока она не сможет стоять на своих ногах.

— Ты не понимаешь, — начинает она.

— Ло, — вклинивается Коннор. — Если мы не уйдем в ближайшее время, она опоздает на экзамен.

Я киваю, а затем беру черное хлопковое полотенце с вешалки.

— Отвернись, — говорю я Райку, поскольку Коннор уже перевел свой взгляд.

Когда Райк становится лицом к стене, Лили встает, и я оборачиваю полотенце вокруг нее.

— Одевайся и поговорим, — говорю я грубо, напоминая ей, что я всё ещё злюсь.

Я веду её в спальню и оглядываюсь на Коннора и Райка.

— Вы двое можете проверить ванную на предмет порнографии и игрушек? — спрашиваю я их. — Разрушьте комнату, если нужно.

Райк выглядит слишком уж взволнованным, чтобы спорить со мной.

Я следую за Лили в гардеробную.

— Чего я не понимаю, Лил? — спрашиваю я, опускаясь на колени и проталкиваясь мимо её туфель, хватая большой черный металлический кейс.

— Это помогает мне. Мне нужна была всего одна минута. Вот и все...

Её слова обрываются, пока она медленно натягивает трусы и лифчик. Трудно не смотреть. Её телосложение всегда было маленьким и жилистым, что меня привлекает. Но когда она поворачивается в поисках брюк, я вижу ее голую спину. Ее лопатки выпирают, а ребра почти видны на талии. Она снова теряет вес.

— Ты забываешь поесть? — спрашиваю я.

Раньше она часто так делала. Секс занимал её мысли больше, чем необходимые вещи — купание и еда. Если я не заставлял её принимать душ, от нее целую неделю пахло сексом. Дело не в том, что она не хочет толстеть. Думаю, она предпочла бы быть более фигуристой. Она просто буквально забывает.

Она отходит в сторону, чтобы посмотреть на себя в зеркало в полный рост, и её лицо медленно мрачнеет.

— Ох... — она пытается сжать тот сантиметрик жира, которым так гордилась, но едва может ухватиться за тугую кожу на животе. — Черт.

Она избегает моего взгляда, пока застегивает молнию на джинсах.

— Это не потому, что я снова увлеклась мастурбацией, клянусь, — говорит она мне. — Я разрушила всё для всех, и это единственное, что заставляет меня чувствовать себя лучше. У меня нет таких хороших отвлекающих факторов, как у тебя. У меня нет утренних пробежек, и я не собираюсь создавать компанию. Учеба заканчивается через неделю, и мне просто нужно что-то для себя.

— Если ты пытаешься убедить меня позволить тебе мастурбировать, это не работает, — огрызаюсь я. — Этого не произойдет, Лил.

Я встаю на ноги, черный кейс у меня в руках. Я купил его на её день рождения в прошлом году. Раньше она хранила все свои игрушки в этой поношенной коробке от Victoria's Secret. Тогда я думал, что это отличный подарок, а сейчас я готов поджечь его.

Когда она заканчивает одеваться, её взгляд падает на кейс в моих руках.

— Что ты с ним делаешь?

— Я выбрасываю его.

Её голова мотается туда-сюда, и она в отчаянии пытается вырвать у меня кейс.

— Ты сказал, что они нам еще пригодятся, — умоляет она. — Для нас обоих, я имею в виду. Не только мне. Я никогда не буду пользоваться ими в одиночку.

Это правда, что я сохранил их, намереваясь использовать их на ней, когда она будет готова. Но я не знаю, будет ли она когда-нибудь готова, и оставлять их здесь на всякий случай не стоит.

— Они не останутся.

Она пытается поднести кейс к груди, но я крепко держу его в руке и бросаю на неё взгляд.

— Мы не пятилетние дети, ссорящиеся, блядь, из-за комикса, — говорю я ей. — Если бы это была бутылка Maker's Mark, что бы ты хотела, чтобы я сделал?

Ее глаза расширяются от сравнения, и она внезапно отпускает.

— Прости.

Звучит скорее как импульс, чем как что-то искреннее.

— Я не принимаю твоих извинений.

Ее рот опускается, и я указываю между нами.

— Я и ты, — говорю я. — Мы в ссоре. И если ты не начнешь меня слушать, у нас будут серьезные проблемы, Лили. Я выполняю свою часть. Я не притронулся к выпивке. Ты должна начать выполнять свою.

Хотя я знаю, что это трудно по-другому, но порно и мастурбация не должны быть её большими проблемами. Проблемой должен быть настоящий секс.

Она смотрит на меня долгое мгновение, и я задаюсь вопросом, что она на самом деле услышала из моей речи.

— Мы поссорились? — спрашивает она, шок и обида пересекают её лицо.

Я знал, что мне не следовало начинать с этого.

— Да, и каково это?

Это случается нечасто.

Она выглядит охваченной паникой, и я понимаю, что страх потерять меня... потерять нас — вот что действительно движет ею. Она показывает на кейс.

— Сожги его. Сделай то, что нужно.

Она прижимает его к моей груди и пытается вытолкнуть меня за дверь. Я заставляю себя не улыбаться, потому что «жесткая любовь» действительно работает. Я бы не хотел испортить это мгновенной ухмылкой.

— Никакой мастурбации, — говорю я ей снова.

Она дико кивает.

— Я знаю. Никакой. Ни в коем случае. Слово скаута.

Она показывает три пальца. Я не верю ей полностью, но, по крайней мере, она перестала отрицать это.

Теперь я просто должен привести её на экзамен вовремя..

45. Лили Кэллоуэй

.

У меня нет времени думать о моей ссоре с Ло, о том, что меня поймали все три парня, или о том, что папарацци вскочили, как разбуженные зомби, как только я появилась в кампусе. Кто-то слил в прессу расписание моих занятий, и я помчалась в здание, чтобы избежать их.

Я всё равно провалю экзамен, но Ло и Коннор никогда не позволят мне прогулять его. Я оставляю ребят в вестибюле ждать, а сама трусцой поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Мой план — проскользнуть в заднюю часть аудитории, пока никто не видит. Напишу тест, сдам его и уйду. Неужели это так сложно?

Я распахиваю дверь и замираю на пороге аудитории. Все триста студентов уже расположились на своих местах, а ассистенты ходят по проходам и раздают бумаги.

Я опоздала.

И в поле зрения нет ни одного свободного места. О, подождите...

Я замечаю одно в среднем проходе среднего ряда. Там не так много места, чтобы протиснуться мимо людей, и я представляю, как буду мешать всем, перепрыгивая через тридцать тел, чтобы добраться до своего стола. Я не хочу быть таким человеком. Все всегда бросают неодобрительные взгляды на опоздавших, а поскольку последние пару недель я была в новостях, не могу представить, что эти взгляды будут обычными неодобрительными. Они были бы неодобрительными с дополнительной щепоткой злобы.

У меня пересыхает в горле, а ладони становятся липкими. Я собираюсь выскочить и придумать какую-нибудь неубедительную отговорку для Ло, но профессор замечает мое затянувшееся присутствие.

— Мисс Кэллоуэй, — зовет он.

Я замираю, и, как цунами, все триста тел поворачиваются, чтобы устремить на меня свои пытливые взгляды. Если это то, каково быть актрисой, то я не хочу в этом участвовать.

— Подойдите ко мне, пожалуйста, — профессор приглашает меня.

Я делаю поверхностный вдох и спускаюсь по ковровой лестнице, стараясь избегать взглядов. Не пройдя и половины пути, какой-то парень кашляет в руку. На втором кашле я слышу «шлюха».

Оригинально.

Ещё два шага, и кто-то ещё называет меня потаскухой, на этот раз громче. Я смотрю в сторону шума и вижу, как девушка бьет парня локтем по ребрам.

Еще пять шагов, и голоса начинают повышаться — люди разговаривают со своими друзьями.

— Так, успокойтесь, — говорит им профессор.

— Возвращайся в Пенн! — кричит парень. Голоса нарастают, и все аплодируютв знак согласия.

— А еще лучше, иди в Йель! Слышал, они любят грязь!

Не знаю, что этот человек имеет против Йеля, но я стараюсь сохранять спокойствие. Я уже почти спустилась в аудиторию и тихо проклинаю себя за то, что зашла на второй этаж.

— Заткнись! — голос девушки пробивается сквозь разговоры. Ха... кто-то на моей стороне? — Мы тут пытаемся тест писать!

Может, и нет.

— Тихо! — кричит профессор, теперь уже сердито. — Все. Тесты раздали, а это значит, что следующий, кто заговорит, получит ноль.

Комната мгновенно затихает, и я, наконец, достигаю своей цели.

Профессор средних лет, всегда одет в красивую рубашку и брюки. Он достает из портфеля манильский конверт и протягивает его мне. На лицевой стороне нацарапано моё имя.

— Я поговорил с другими вашими профессорами, — говорит он низким голосом, чтобы слышала только я, — мы договорились, что ваше присутствие на выпускной неделе будет только мешать другим студентам. Ваш сегодняшний экзамен и ваши итоговые работы по всем предметам находятся в этой папке. Вы можете бросить её в мой почтовый ящик в последний день выпускных.

— То есть это как домашние тесты? — спрашиваю я, немного смущенная.

— По сути, да. Вам нет смысла находиться в кампусе в последнюю неделю. Вы будете всех отвлекать. Вы уже потратили... — он смотрит на часы. — Пять минут их времени. Для некоторых это может стоить оценки.

— Простите.

— Ничего страшного. Просто сдайте экзамены вовремя и, если можно, выйдите через эту дверь, — он указывает на дверь позади него, ту, где мне не нужно будет подниматься по лестнице.

Я быстро говорю «спасибо» и исчезаю за двойными дверями. Я заглядываю в конверт, все тесты вложены внутрь. Это великодушно. Они легко могли бы просто завалить меня. Но это также напоминает мне о том, как меняется моя жизнь. Я больше не могу сидеть в классе. Каким будет следующий год? Будет ли мне профессор давать все тесты на дом? А может, они надеются, что меня исключат из Принстона до того, как это произойдет?

Но поскольку адвокаты моего отца защищают моё пребывание здесь, я знаю, что вернусь в следующем году.

Пройдя по коридору, я обнаруживаю Ло, Коннора и Райка, сидящих в холле, где я оставила их в последний раз, в ожидании меня. Они тихо разговаривают между собой. Я поднимаю руку, чтобы помахать и позвать их, но передо мной появляется тело, преграждая мне путь.

— Эй, не ты ли та самая печально известная Лили Кэллоуэй?

Он говорит достаточно громко, и я вижу, как Ло поднимает голову. Его глаза встречаются с моими и наполняются беспокойством.

— Ты что, глухая? — смеется парень.

Я встречаюсь с его красивыми зелеными глазами и рассматриваю его светлые волосы. Это парень двадцати с небольшим лет, высокий, с мускулистыми руками. Он одет в черно-оранжевую футболку Принстона.

— Я Лили, — подтверждаю я.

Мои глаза снова скользят по его телу. Ло уже на ногах, но он не решается подойти.

Он всё ещё злится на меня?

Боже, мы всё ещё в ссоре, не так ли?

Мое сердце бешено бьется, и я снова обращаю свое внимание на блондина.

— Я уже ухожу, — я делаю шаг в сторону, и он следует моему примеру, приковывая меня к этому месту в коридоре.

Я слышу стук обуви Ло по кафельному полу и пытаюсь расслабиться.

— Зачем ты так? — спрашивает Блондин. — Слышал, что ты любишь отсасывать, и у меня есть кое-что для тебя.

Он хватает меня за руку, и страх подкатывает к моему горлу. Боже мой. Никогда не думала, что такое может произойти в коридоре (пусть и немного пустом) посреди бела дня. Может быть, он думает, что я такая желающая и податливая, как говорят в новостях. Может быть, он верит, что я не буду беспокоиться или бороться с ним. Наверное, так оно и есть.

Но я не такая девушка. Конечно, возможно, год назад я бы и повелась на его ухаживания, но сейчас они буквально сворачивают мне желудок. Я отшатываюсь и пытаюсь вырваться из его крепкой хватки, но он берет мою руку и кладет её прямо на свои брюки.

Что бы я ни чувствовала — это длится недолго, потому что Ло хватает его за плечи сзади и швыряет спиной в стену.

Я вздрагиваю, не привыкшая к физической агрессии со стороны Ло, даже когда он прижал Мейсона к моей машине. Но через секунду он отстраняется от парня, его глаза пульсируют чем-то горячим и черным.

— Вот почему Америка придумала реестр сексуальных преступников, ты, больной ублюдок, — плюется Ло.

— Я её не трогал, — скалится Блондин, вены на его шее вздуваются. — Твоя распутная девушка сама лезла ко мне.

— Это не так, — огрызаюсь я, собираясь сама наброситься на него. У меня нет ногтей, но пощечины никто не отменял.

Райк хватает меня, и я извиваюсь, пытаясь помочь Ло.

— Лили, прекрати, — говорит Райк, крепче прижимая меня к себе.

— Ты так желаешь, чтобы твой член потрогали, ну и ладно, — рычит Ло, и он делает что-то такое, от чего я замираю, затихая, заключённая в руках Райка.

Ло снова дергает парня, его спина ещё больше вжимается в стену, и он кладет руку на штаны парня. Мерзкое чувство, которое я испытывала, прикасаясь к Блондину, исчезает. Я не единственная, кто это сделал. Хотя, Ло добровольно протянул руку.

Блондин дергается, и Ло, должно быть, крепко вцепился, потому что его лицо искажается в болезненной гримасе.

— Отъебись от меня.

— Что? Тебе больше не нравится?

— Я могу подать на тебя в суд за домогательства.

— Блядь, давай сыграем в эту игру, — отвечает Ло. — Посмотрим, чьи адвокаты лучше. Я чертов Хэйл. Моя семья ест таких дерьмовых ублюдков, как ты, на завтрак. Никогда больше не смей навязываться девушке.

Ло ослабляет хватку и отступает от него. Блондин не решается ответить, но его взгляд перебегает с Ло на Райка, на Коннора, и он, бормоча проклятия, удаляется по коридору.

Райк выглядит готовым кинуться за ним и отдубасить.

Грудь Ло вздымается, его руки сжимаются и разжимаются. Я вижу Джонатана в его словах и действиях и знаю, что такое же сравнение должно быть проникло и в его голову. Трезвый Ло всё ещё совершает подлые поступки, и я не уверена, каким был правильный способ защитить меня — или что я могла бы сделать, чтобы помочь. Но я понимаю, как сильно он ненавидит даже мысль о том, чтобы превратиться в Джонатана Хэйла. И за то, что он пожертвовал большой частью своего сердца, чтобы прийти мне на помощь, я очень, очень благодарна. То, что он только что сделал для меня — было нелегко.

Его глаза находят меня. Я делаю шаг вперед и завожу свои руки вокруг него, желая обнять его и поблагодарить одним махом.

Пьяного Ло здесь бы не было.

Мне пришлось бы либо поддаться на ухаживания этого парня, либо кричать о помощи и надеяться, что рядом окажется Райк Мэдоуз, либо попытаться найти способ отбиться от 180-сантиметрового парня.

Ло целует меня в макушку и говорит: — Ты уверена, что тебе не нужен телохранитель? Я не могу всегда быть рядом с тобой, Лил.

Я обдумывала это. Мысль о том, что парень будет ходить за мной тенью, немного тревожит, но после произошедшего, это определенно безопаснее.

— Только если ты этого хочешь.

— Мы можем выбрать кого-то очень уродливого, — предлагает он с небольшой улыбкой.

Это поспособствует его чувствовать себя лучше, а для меня это имеет большое значение.

Я киваю.

— Хорошо.

Я отделяюсь от Ло и протягиваю манильную папку Коннору, который с любопытством разглядывал её последние пару минут.

— Все мои экзамены, — объясняю я. — Профессора больше не хотят видеть меня в кампусе.

По понятным причинам. И сейчас я тоже не очень-то хочу здесь находиться.

То, что у меня сексуальная зависимость, не дает парням права прикасаться ко мне. Не думала, что это может стать проблемой до сих пор. Это проблема, которая будет существовать до конца моей жизни? Или это что-то, что умрет, когда СМИ потеряют ко мне интерес?

Только время даст ответы.

46. Лили Кэллоуэй

.

— Дело пойдет гораздо быстрее, если ты позволишь мне пообводить кружочками варианты двух других тестов, пока ты работаешь над этим, — говорит мне Себастьян.

Он сидит на стуле Королевы Анны и курит сигарету, наблюдая за тем, как я сгорбилась над кипами бумаг и тестами с вариантами ответа. По сути, я копирую ответы из старых экзаменов Себастьяна в свои финальные, что больше похоже на списывание, чем на простое запоминание.

Но я абсолютно уверена, что если бы я позволила ему обвести ответы в тесте, это было бы списыванием.

— Я не читер, — я морщусь. — Я не полный читер. Не искушай меня перейти на свою темную сторону.

Он выдувает струйку дыма.

— Твой ангельский образ был запятнан гораздо раньше, чем ты приняла мою помощь. Мы с тобой не такие уж разные, Лили. Нам обоим нравится нездоровое количество чл…

Я бросаю в него подушку, и он ловит ее свободной рукой, пытаясь защитить свою сигарету. Некоторые вещи не изменились после того, как меня разоблачили как сексуально зависимую. Себастьян все еще Себастьян. И, очевидно, он видел достаточно разврата богатых детей, так что мой секрет не был чем-то захватывающим. Его слова.

Поэтому я позвонила ему, чтобы он принес старые экзамены для всех моих выпускных экзаменов, и он смотрел на меня так же, как до скандала. Это даже приятно.

Входная дверь с грохотом распахивается.

Я поспешно складываю старые экзамены в стопку. Мотаю головой по сторонам, пытаясь найти хорошее укрытие. Я поднимаю диванную подушку и запихиваю их под неё.

Когда я встречаю взгляд Себастьяна, он выглядит так, будто может вырвать мне яремную вену за то, что я положила его старые экзамены вместе с пыльными комками и ржавыми копейками. Упс.

Из кухни доносится голос Коннора.

— Мы можем продолжать мозговой штурм. Мы что-нибудь придумаем, Ло.

Должно быть, они обсуждают компанию-стартап, которую Ло должен представить отцу. У него осталась пара дней, чтобы выбрать платформу, и он заручился поддержкой Коннора. Они провели все утро на собрании, чтобы обменяться идеями — и когда я говорю «собрание», я имею в виду, что они сидели в Starbucks.

Они оба заходят в гостиную, Коннор несёт поднос с кофе и небольшой выпечкой.

— Подумал, что тебе не помешает немного подкрепиться, пока ты делаешь тесты, — говорит он мне.

Вот почему я люблю Коннора Кобальта в качестве репетитора. Я сияю, но это внезапно проходит при осознании того, что я (А) лгу ему. (Б) Списываю. (C) В команде Себастьяна. (D) Принимаю угощения, несмотря на все вышеперечисленное.

Я говорю «спасибо» и зачерпываю пальцем взбитые сливки из кофе. Грех действительно вкусный.

Ло стоит в стороне, деловито набирая сообщение на своем телефоне. Прошло шесть дней после нашей ссоры в ванной из-за моей мастурбации, а он до сих пор не простил меня до конца. Раньше наши ссоры вращались вокруг наших зависимостей — иногда мы просто тонули в них на целую неделю, игнорируя друг друга. Но это настоящая, нормальная ссора, которая причиняет больше боли, чем я когда-либо предполагала.

— Ло, ты придумал какие-нибудь хорошие идеи для компании? — спрашиваю я.

Я предлагала свою помощь, но каждый раз, когда я что-то предлагала, он говорил, чтобы я сосредоточилась на своём здоровье. Я беру лежащий на столе круассан с шоколадной начинкой и отрываю маленькие кусочки, чтобы съесть. Я макаю порцию в свой кофе.

Ло признает мое присутствие, и его глаза светлеют, когда он видит, что я ем.

— Лучший выбор — фудтрак.

Он не выглядит восторженным по поводу этой идеи.

Я отпиваю глоток кофе.

— У тебя еще есть время, — напоминаю я ему. — Все ещё не закончилось, пока толстая дама не запоёт(поговорка, означающая: «Ещё не вечер, ещё есть шансы»)... — я прищуриваю глаза. Нет, это неправильно. — Ну, в данном случае толстая дама — это твой отец.

Он улыбается, и, должно быть, улавливает мгновенную вспышку счастья по отношению ко мне, потому что его губы быстро опускаются. Он прекращает разговор движением своего тела.

Очевидно, мы все еще в ссоре.

— Где Роуз? — спрашивает Себастьян, прикуривая очередную сигарету.

Коннор смотрит на него, позволяя раздражению отразиться на его лице, его грудь раздувается от глубокого вдоха.

— Она сдаёт финальные экзамены, а ты не должен здесь курить.

— И все же... — Себастьян выдыхает короткую затяжку. — Я курю.

У Ло звонит телефон, и он проскальзывает на кухню, чтобы ответить на звонок.

Коннор делает шаг к Себастьяну, и мой злобный наставник внезапно вскакивает со стула, оба парня с превосходством стоят на своем. Каждый из них считает, что он лучше другого. Я не привыкла к интеллектуальным противостояниям.

Себастьян оценивает сигарету в своих пальцах.

— Ей почти всё равно, курю ли я, знаешь. Если бы ты это сделал, она бы бросила тебя, как бросила своего последнего парня. Она нашла пачку сигарет в кармане его пальто. На следующий день его уже не было. Отношения продлились одну очень долгую неделю.

— Ты подбросил ему сигареты, не так ли?

Себастьян делает длинную затяжку и выдыхает дым прямо в лицо Коннору.

— Проницательный.

Коннор даже не вздрагивает.

— Может, тебе стоит быть таким.

Себастьян смеётся.

— Не думаешь, что я такой? Я знаю, что Роуз почти не проводила с тобой времени с тех пор, как Calloway Couture пострадал. Знаю, что два дня назад она плакала на моем плече, а не на твоем. Знаю, что она позвала меня, а не тебя, чтобы помочь собрать вещи в её офисе.

Она уже начала упаковывать своё рабочее место?

— Ты чувствуешь угрозу с моей стороны, — заявляет Коннор, шагнув вперед так, что лишь небольшое пространство отделяет его тело от тела Себастьяна. У Коннора преимущество в росте — как обычно.

— Со стороны Коннора Кобальта? Парня, который готов продать любого, если выгода будет на его стороне. Нет, я не чувствую угрозы. Я просто ненавижу тебя, — Себастьян окидывает его долгим взглядом. — Роуз тоже всегда ненавидела. Не знаю, что ты сказал такого, что заставило её передумать.

— Она никогда не ненавидела меня, — непринужденно говорит Коннор.

— Она постоянно жаловалась на тебя в подготовительной школе. Она возвращалась с Модели ООН, и мне приходилось слушать, как она рассказывает о том, как Ричард заключил договор вопреки интересам её страны. Как Ричард получил высшую награду за противодействие террористическим акциям.

Модель ООН звучит в меру напряженно и немного пугающе.

— Для такого умного парня, ты действительно ничего не знаешь, — говорит Коннор, его голос ровный. — Я ей нравился, Себастьян. Она жаловалась тебе, потому что её привлекал я, парень, который больше раздражал её, чем успокаивал, и это выводило её из себя, — Коннор выхватывает сигарету из его пальцев. — И если бы ты действительно заботился об этой девушке, ты бы понял, что каждый раз, когда ты куришь в этом доме, ты провоцируешь её ОКР(обсессивно-компульсивное расстройство).

Губа Себастьяна подергивается.

— Ты не знал этого, не так ли? — говорит Коннор. — Пока она плачет на твоем плече о своей компании, вчера она осталась на ночь в моей квартире. И я провел четыре, гребаных часа, успокаивая её, потому что ты вбиваешь ей в голову дикие идеи. Ты куришь, возишься с её вещами и возвращаешь её ко мне тревожной. Она ходит туда-сюда, бормочет бессмысленные идиомы, а я должен понять, как вернуть ее в нормальное состояние. Ты ей не друг, ты паразит.

Я бросаю пирожное на колени.

Себастьян теряет дар речи, его губы плотно сжаты.

Коннор выиграл этот раунд. Но когда в дело вступит Роуз, я надеюсь, что он сможет выиграть всю битву.

После того, как Коннор затушил сигарету о свою пустую чашку, он мастерски выплескивает свое раздражение на Себастьяна, и его взгляд падает на разбросанные тесты.

— Тебе следует писать их в тихой тестовой обстановке, желательно в чистом месте.

Он собирает обертки от жвачки и скомканные журналы Себастьяна, выбрасывая их в ближайшую мусорную корзину.

— Она в порядке, — говорит Себастьян, снова обретая голос.

— Что ты вообще здесь делаешь? — спрашивает Коннор. — Если Лили сдает экзамены, ей больше не нужен репетитор.

— Я слежу за тем, чтобы она не списывала, — лжет он.

Мне хочется фыркнуть, учитывая тот факт, что несколько минут назад он предложил мне написать экзамены за меня.

— Я могу это сделать, — говорит Коннор. — Иди распространяй рак в другом месте.

Он садится рядом со мной — прямо на ту же подушку, где я закопала тесты.

Я слышу хруст и треск бумаги, приглушенный, но все же различимый. Я закрываю глаза и мысленно считаю до пяти. Этого не может быть.

— Лили, — напряженно говорит Коннор, — я что, сижу на порно?

Что?! Я открываю один глаз и встречаю взгляд Коннора. Я ожидаю, что он будет спокоен в обычном стиле «Я — Коннор Кобальт, и я не показываю настоящих эмоций». Вместо этого он довольно хорошо изображает разочарование. Это тот момент, когда я могу либо показать себя немного читером, либо взять удар на себя за хранение порнографии. Тут даже и думать не о чём .

Я провела несколько дней без мастурбации или какого-либо секса с Ло, отчаянно пытаясь вернуться к добрым отношениям с ним. Все это будет уничтожено в один момент, если он подумает, что это грязные журналы. А я так устала от лжи.

— Это не порно, — признаюсь я.

Коннор встает и поднимает подушку. Он смотрит на бумаги, на верхний экзамен со случайным именем (Джереми Гор) и буквенной оценкой (5-).

Он качает головой.

— Я так и знал, — говорит он довольно спокойно, так легко складывая все части воедино.

Должно быть, это черта умных людей. Держу пари, Шерлок Холмс был признанным гением.

Себастьян закатывает глаза и достает свой телефон, как будто для него это все очень скучно, но я представляю, что Коннор заставляет его внутренне дрожать, ещё несколько движений и он свергнет его с трона в жизни Роуз.

Я собираю тесты, пока Коннор не попытался их выбросить. Мне ещё нужно сдать экзамены.

— Я могу объяснить, — говорю я, расправляя бумаги на коленях.

Он возвращает подушку в исходное состояние, и прежде чем я успеваю предложить объяснение, входная дверь распахивается.

— То, что мотоцикл может разогнаться до 250 километров в час, не значит, что ты должна ехать так чертовски быстро. Ты чуть не подрезала машину позади себя.

— Ты преувеличиваешь, — говорит Дэйзи.

— Он посигналил тебе.

— Или он посигналил тебе. Ты ехал на моих стоп-сигналах.

— Я был в трёх гребаных метрах позади тебя, и в следующий раз я отвезу тебя на гоночный трек.

— Правда?

Я слышу улыбку за этим словом.

— Да, если ты, блядь, хочешь убить себя, по крайней мере, ты не станешь причиной аварии из пяти машин, пока будешь это делать.

Когда они входят в гостиную, Дэйзи улыбается от уха до уха. Оба несут мотоциклетные шлемы под мышкой, напоминая мне, что Райк согласился на предложение Дэйзи. Около недели назад он сказал ей, что оставит себе черный Ducati в обмен на то, что научит её безопасной езде, что, должно быть, нелегкая работа с Дэйзи в качестве ученицы.

— Ты должен был обучать её, — говорит Коннор Себастьяну, в его глазах кипит настоящий гнев. Это немного пугает.

Райк и Дэйзи затихают у лестницы, понимая, что попали в... передрягу.

Себастьян убирает телефон в карман пиджака.

— Мы с тобой оба знаем, что это гиблое дело. Я оказал ей услугу.

— Ей не нужна ощё одна подачка, — он снова вторгается в пространство Себастьяна. — Ты ленивый лицемерный придурок, который наживается на апатичных детях с трастовыми фондами. Студенты, которым нужны эти экзамены, — это те, кто не может себе их позволить. Ты сознательно увековечиваешь отвратительный цикл, — он смотрит на него так, словно тот нагадил на подошву его ботинка. — Ты держишь богатых детей глупыми, а бедных — бедными.

— Что происходит?

Голос Роуз леденит всю комнату.

Никто не двигается. Она стоит рядом с Дэйзи и Райком, которые, должно быть, оставили входную дверь открытой. Никто не слышал, как она вошла.

Себастьян выскальзывает из блокады Коннора.

— Я застал твоего парня за курением этого, — он указывает на затушенную сигарету на кофейной чашке. — А потом он обвинил меня в том, что я помогал Лили списывать.

Коннор выглядит так, будто может надрать Себастьяну задницу. И это лицо — лицо, наполненное чистым ядом — бывает нечасто. Или, по крайней мере, я редко видела его с тех пор, как мы стали друзьями.

Роуз смотрит на Райка и Дэйзи, чтобы убедиться.

— Мы только зашли, — говорит Дэйзи.

Райк тоже не будет ручаться за Коннора. Они не самые лучшие друзья, поскольку их характеры скорее противоречат друг другу, чем дополняют.

Роуз даже не спрашивает меня, помогал ли мне Себастьян списывать или нет, и курил ли Коннор все эти сигареты. Думаю, она все равно не поверит моему ответу, даже если я дам ей правильный.

Но я должна попытаться.

— Я и правда списывала, — говорю я ей высоким голосом.

Она игнорирует меня. Вот тебе и честность.

Моя сестра подходит к обоим парням и кладет руки на бедра, глядя между ними. Коннор смотрит на неё так пристально, практически говоря глазами, заполненными душой.

Роуз приближается к нему, не в силах оторваться.

Себастьян паникует и кладет руку ей на плечо.

— Роуз, он манипулирует тобой. Это то, что он делает.

Роуз вздрагивает.

— Не сомневайся в себе, — говорит ей Коннор. — Ни ради этого парня, ни ради кого бы то ни было.

Роуз колеблется.

— Подумай об этом, — говорит Коннор. — Ты говорила мне, что он и раньше наживался на продаже старых тестов.

— Сигареты...

— Ты знаешь меня почти десять лет. Я держал тебя в своих объятиях. Я целовал тебя. Ты когда-нибудь раньше чувствовала запах дыма на мне?

Себастьян вклинивается: — Роуз, он убедил Брэда отказаться от президентства в Lambda Kai, чтобы кто-то другой мог занять эту должность. Он может заставить людей делать то, что они никогда бы не сделали.

Коннор пристально смотрит на неё.

— Я бы никогда не стал манипулировать тобой.

Но он не отрицает, что делал это раньше, что он использует любую власть, чтобы получить то, что хочет. Я всегда знала, что Коннор делает что-то ради своей выгоды, а не по доброте душевной, но услышать это от кого-то другого — что ж, это делает это реальностью.

Себастьян говорит: — Он встречался с Хэйли Джейкобс только для того, чтобы её отец написал ему рекомендацию в Уортон. Он с тобой из-за твоего имени. Сколько раз я должен тебе это повторять?

Глаза Роуз сужаются на Коннора.

— Мой отец написал тебе рекомендацию?

— Это было его предложение.

— И ты согласился?

Он ничего не говорит.

— Невероятно, — её лицо искажается, как будто он наступил ногой на её сердце. Я встаю, собираясь подойти к ней. Но колеблюсь, когда она указывает пальцем на Коннора. — Ты ходил со мной на воскресные ланчи моих родителей, потому что пытался добиться расположения моего отца.

— Нет, я ходил с тобой, потому что ты моя девушка, — говорит он, подходя к ней ближе.

Она поднимает подбородок, который, несмотря на свою силу, начинает дрожать.

— Я доверяла тебе. И всё это время...

— Я никогда не лгал тебе, — говорит он. — Ты знаешь о моей жизни больше, чем кто-либо другой. Я не делюсь всем добровольно, ты знаешь это обо мне. Зачем мне было открываться тебе?

Роуз шепчет: — Ты играешь с моей головой.

— Нет, — говорит он снова, с силой, чтобы она поняла. — Это делает он.

Пальцы Себастьяна глубже впиваются в её плечо.

— Ты знаешь меня с детства. Я преследую только твои интересы, Роуз.

Но её глаза остаются прикованы к Коннору.

— Роуз, — говорит Коннор с таким сопереживанием, глядя на неё со страстью, что у меня чуть сердце не остановилось. — Ты знаешь меня.

Она делает глубокий вдох.

— В том-то и дело, Коннор, я не думаю, что знаю. Не думаю, что кто-то действительно знает.

Себастьян начинает улыбаться, а Коннор выглядит готовым закричать.

Роуз добавляет: — Я хочу, чтобы ты ушел.

Я не могу понять, кому она это говорит, пока улыбка Себастьяна полностью не исчезает.

— Роуз, разве ты не слышала...

— Я слышала тебя, — говорит она. — Я слышу, как ты говоришь плохо о Конноре каждый раз, когда я с тобой, и хотя я согласна, что он не самый откровенный человек, когда дело касается его личной жизни, он всё ещё мой парень. Я бы никогда не позволила Лили списывать. Я ненавижу, что ты куришь. И я не собираюсь принимать твое предложение бросить Calloway Couture. Я собираюсь распаковать свой офис. Я буду бороться за свою компанию. Я сделаю всё, что потребуется, и перестану слушать, что ты говоришь мне, что я не смогу сделать невозможное.

Вперед, Роуз. Думаю, мы все улыбаемся. Кроме Себастьяна.

Он качает головой.

— Я позвоню тебе завтра, когда ты перестанешь быть такой стервой.

— Не позвонишь, — говорит она. — Я заблокирую твой номер. Ты не должен меня видеть или говорить со мной. Я больше никогда не хочу о тебе слышать.

Его рот опускается.

— Ты послушаешь его? Роуз, я знаю тебя дольше.

— Он знает меня лучше.

Себастьян продолжает качать головой.

Роуз смотрит на Коннора, ее плечи напряжены.

— Ты не мог бы вывести его из дома? Мне нужно сходить... — её глаза метнулись в сторону, она ищет свою комнату, как будто та исчезла.

— Конечно, — легко отвечает он.

Его рука опускается на её спину, и он что-то шепчет ей на ухо, прежде чем глубоко поцеловать её. Она отвечает на поцелуй, но в её глазах появляется грусть, которой не было раньше — стресс от всего, что на неё навалилось. И у меня такое чувство, что Себастьян усугубляет его каждый день.

Когда они отдаляются, Роуз поворачивается ко мне. И моя защита активизируется. О нет. Она собирается кричать на меня за списывание. Я открываю рот, собираясь произнести искренние извинения, но её руки обхватывают меня за плечи, и она заключает меня в крепкие сестринские объятия. Такие объятия она редко дарит, даже когда у неё хорошее настроение.

— Прости пожалуйста, — шепчет она мне на ухо. — Я люблю тебя, — я чувствую её слезы на своем плече. — Я здесь, если я тебе понадоблюсь. Я обещаю.

Не думаю, что заслуживаю этого. Я разрушила её компанию, но в то же время я ошеломлена тем, что у меня снова есть поддержка моей сестры. Она моя самая большая и лучшая болельщица.

Поэтому я обнимаю её в ответ. Я хочу спросить, справится ли она со всеми этими делами Коннора и Себастьяна, но она целует меня в щеку и поворачивает в сторону своей спальни на главном этаже.

Коннор внимательно наблюдает за ней, и Роуз на секунду встречает его взгляд, смахивая слезы с лица. Думаю, они могут читать мысли друг друга или что-то в этом роде, потому что он кивает ей, она кивает в ответ и исчезает.

Коннор ведет Себастьяна к выходу.

Глаза Себастьяна перемещаются на экзамены на моих коленях.

— Ты не получишь их обратно, — говорит ему Коннор.

— Знаешь, — говорит Себастьян, — надеюсь, что ты разобьешь ей сердце. Она заслуживает того, что её ждет.

— Ты тоже, — говорит Коннор, захлопывая дверь перед лицом Себастьяна.

Когда напряжение начинает покидать гостиную, Райк говорит: — Чёрт возьми, я сегодня кое-что узнал.

Его губы приподнимаются.

— У Коннора есть яйца.

Коннор делает вдох, и любое беспокойство или гнев исчезают как ветер, не заметные обычному человеческому глазу.

— Рад, что смог развлечь тебя.

Его взгляд мечется между коридором, где скрылась Роуз, и мной.

Он выбирает меня, что только увеличивает яму в моем животе. Он стоит перед диваном, его руки скользят по брюкам.

— Ты действительно видишь во мне апатичного ребенка с трастовым фондом? — спрашиваю я, вспоминая некоторые оскорбления, которые нечаянно летели в мою сторону.

Я была ленивой и невнимательной по отношению к колледжу. Я должна была стараться больше.

— Технически у тебя больше нет трастового фонда, — говорит мне Коннор. Его слова не поднимают мне настроение, и я не заслуживаю хорошего дня. Я здесь виновата. — Ты должна была сказать мне, что списываешь, когда я спросил.

— Я не смогу сдать без старых экзаменов, — быстро защищаюсь я.

— Сможешь, — возражает Коннор. — Я занимался с тобой и знаю, что если бы ты просто училась, то смогла бы сдать.

— Я не могу так рисковать. Я провалила первые два теста. Я уже отстала на семестр, а если я провалю и эти, то отстану на целый год, — я прижимаю тесты к груди, не желая отказываться от них из-за нравственного компаса Коннора. — Это не списывание. Это победа над системой. Все так делают.

— Ты уже победила систему, будучи в Принстоне. Тем, что училась в Пенне. Если бы у тебя не было фамилии, ты была бы в муниципальном колледже. Где ты и должна быть, Лили. Сколько раз ты собираешься побеждать систему, пока она не забьет тебя до смерти? — его слова взвешены и имеют больше двойных смыслов, чем я могу понять. — Тебе не нужны пятерки. С тобой всё будет в порядке, если ты окончишь колледж с низким средним баллом внизу списка класса. Сделай себе одолжение. Выбрось эти тесты, а я помогу тебе сдать экзамены. Я позабочусь о том, чтобы ты выучила материал и сдала экзамен. Я обещаю.

— Я должна сдать их сегодня к шести часам, — говорю я. — Это невозможно, Коннор.

— Это домашние тесты, — напоминает он мне. — Тебе разрешается пользоваться своими заметками и учебниками. Только не старыми экзаменами. Мы сможем это сделать.

— Мы все можем помочь, — с улыбкой восклицает Дэйзи. — У меня есть рецепт идеальных брауни для учебы.

Райк бросает на неё взгляд.

— Только не таких брауни.

Эта затея кажется мне невозможной, но у меня есть поддержка.

— Тебе стоит поговорить с Роуз, — говорю я ему. Я не хочу отвлекать его от нее больше, чем уже это сделала.

— Сейчас она захочет побыть одна, — говорит он. Я не уверена в этом, но он добавляет: — Поверь мне.

И по какой-то причине я верю. Может быть, Себастьян прав.

Может быть, в словах Коннора есть сила.

47. Лили Кэллоуэй

.

Час спустя я закончила экзамен по политологии и перешла к статистике. Передо мной стоит поднос с теплыми, липкими пирожными, источающими сладкий шоколадный аромат. Я практически съедаю всю тарелку. Дэйзи листает свой журнал о мотоциклах, не притрагиваясь ни к одному.

Райк ушел тридцать минут назад, еще до того, как пирожные были вынуты из духовки. И я подозреваю, что если бы он был здесь, он бы подталкивал Дэйзи, пока она хотя бы не попробовала кусочек.

Я должна быть на сто процентов сосредоточена на своем тесте, но Ло не так давно ушел наверх. Он ни слова не сказал ни о своем звонке, ни о моих тестах. Он просто исчез.

Я торопливо решаю экзамен по статистике, бессознательно вспоминая некоторые ответы из тех, что я ранее вбивала в голову с Себастьяном. Я заканчиваю за следующие пятнадцать минут, угадывая последние два. Книга была полезной, но заметки Коннора были лучше. Он сидел рядом со мной и записывал примеры, которые значительно облегчали трудные вопросы.

Я не могу перестать думать о Ло. Наверху. Он уединяется только когда пьет, а поскольку он трезв, я не совсем понимаю, что на самом деле означает уединение для Лорена Хэйла. Я все равно беспокоюсь.

— Можно мне сделать пятиминутный перерыв? — спрашиваю я Коннора, который стоит рядом со мной. — Мне нужно поговорить с Ло.

Он сверяется с часами, подсчитывая, сколько времени мне понадобится, чтобы успеть сдать экзамены.

— У тебя есть десять минут, прежде чем я приду за тобой. Так что, пожалуйста, не позволяй мне застать тебя и Ло за совокуплением.

Совокупление. Я улыбаюсь. Это такое модное слово для траха.

— Мы не будем этого делать.

Я бегу наверх в свою спальню, на секунду останавливаясь у двери. Я не решаюсь войти внутрь. Может быть, он хочет побыть один, по-настоящему один. От этой мысли меня бросает в дрожь, и я опускаю руку с ручки. Неужели он постепенно отдаляется от меня? Неужели это оно?

Мои плечи поднимаются.

Я не позволю ему так просто уйти.

Я открываю дверь и готовлюсь к тому, что будет дальше.

Ло сидит за столом, пролистывая различные сайты на ноутбуке. Спиной ко мне, я вижу, как он анализирует бизнес-сайт. Когда я закрываю дверь, он поворачивается на своем стуле и отмечает, что здесь только я, прежде чем вернуться к своему ноутбуку.

Непринужденное отмахивание жалит.

До нашей ссоры он попросил бы меня о помощи. Он бы рассказал обо всех своих идеях. Я была его другом во всем на протяжении многих лет, и вдруг я стала такой же полезной, как пыль на подоконнике.

— Разве ты не должна сдавать экзамены? — спрашивает он.

— У меня перерыв, — отвечаю я, опускаясь на кровать.

Он сосредоточен на экране ноутбука.

Он становится лучше без меня? Возможно, мой худший страх начинает сбываться. Он сильный, решительный и трезвый. Я нездорова и борюсь со своей зависимостью. Моя слабость слишком сильна для него. Я тяну его вниз. Я — груз.

И я теряю его. Так же, как я потеряла все остальное.

— Ло, — я стараюсь, чтобы мой голос был ровным.

На этот раз он смотрит на меня, озабоченность прочерчивает его брови.

Я открываю рот, сердце болит.

— Ты хочешь порвать со мной?

— Что? — задыхается он.

— Просто... мы никогда раньше не ссорились так долго, и я больше не могу понять, о чем ты думаешь.

Моя неуверенность в себе брызжет, как разбитая пиньята, и я отчаянно хочу собрать все конфеты и засунуть их обратно внутрь.

— Лил, — вздыхает он, вставая. Он подходит ко мне и берет мои щеки в свои руки, глядя вниз. — Никогда больше не спрашивай меня об этом.

Его голос мягкий, но все же резкий.

— Я бы тебя не винила, — говорю я, вертя его футболку в руках. — Я имею в виду, я бы попыталась остановить тебя, но я бы поняла. Ты сильный, а я...

Ходячая катастрофа.

Он смахивает упавшие слезы большим пальцем.

— У меня была реабилитация, — напоминает он мне. — У меня было много помощи, Лил. Твоя зависимость совсем другая, и меньше поддержки. Я знал, что я буду сильным, а ты будешь бороться. Это то, как идут дела. Я готов к этому. Я не уйду. Я никогда, блядь, не уйду.

Я собираюсь обнять его, но он отстраняется.

— Но это не дает тебе права впадать в свои старые привычки. Ясно?

— Я знаю. Я знаю, — я перебираю пальцами. — Мы все еще ссоримся? Я имею в виду, я понимаю, если ты все еще хочешь быть в ссоре. Но мне жаль. Мне очень жаль, что я тебя подвела.

Это не совсем верно. Думаю, после сегодняшнего дня, особенно моего разговора с Коннором, я знаю, кого я разочаровываю больше всего.

— Мне жаль, что я подвела себя.

Его губы слегка приподнимаются.

— Я принимаю эти извинения.

Он обнимает меня, и я обещаю себе, что буду стараться изо всех сил. Даже если все снова начнет ускользать, я буду помнить этот момент, сколько времени мне понадобилось, чтобы исправить то, что я сделала неправильно. Я не хочу снова начинать этот порочный круг. Я хочу разорвать его. Я хочу победить свою зависимость навсегда, независимо от того, что внешние силы тянут меня вниз.

На этот раз у меня все получится.

Пожалуйста, позвольте мне добиться успеха.

48. Лорен Хэйл

.

Я бы хотел дать Лили четкие инструкции к выздоровлению, советы в реабилитационном центре, всех людей, которые часами делятся своими историями, — все то, что было у меня, то, что я иногда принимаю как должное. Но выздоровление от сексуальной зависимости настолько субъективно и индивидуально. Оно никогда не будет таким, как у меня. Все, что я могу сделать, это стараться быть рядом с ней, насколько это возможно, особенно после утечки.

Я выбросил все её игрушки, даже вибратор, который Райк нашел в ванной. Она нервничает без них, но они — защитные инструменты, которые я больше не хочу позволять ей иметь.

Лили стонет и падает на кровать, сложив руки на животе.

— Я сейчас лопну.

Я улыбаюсь. Я заказал три разных порции пасты и пиццы в местной итальянской забегаловке и практически насильно кормил её чесночным хлебом. Мы отпраздновали окончание семестра. Сегодня вечером она еле успела сдать экзамены. Она рассказала мне, что произошло с Себастьяном и Коннором, и я горжусь тем, что она приняла правильное решение.

— Слишком наелась, чтобы заниматься сексом? — спрашиваю я. Я снимаю футболку через голову и отбрасываю её в сторону.

Она опирается на локти, ее глаза расширены.

— Ты... ты хочешь заняться со мной сексом? — спрашивает она, словно внезапно заразная. Это не та реакция, которую я ожидал. Я думал, что она обхватит меня руками и пойдет в атаку, пытаясь коснуться моего члена раньше, чем успею это сделать я.

Но она продолжает лежать на кровати, подобрав под себя ноги. Она уже переоделась в свою пижамную майку — которая моя майка — и я видел, как она надела трусики. Обычно она забирается в постель без них, думая, что легкое проникновение заманит меня трахнуть её. Я знаю её игры.

Сегодня вечером я планирую заняться с ней сексом. Во-первых, я возбужден и очень хочу трахнуть свою девушку. Во-вторых, я наконец-то принял её извинения. В-третьих, завтра она должна встретиться со своим новым психиатром, и я беспокоюсь, что этот парень собирается вывалить на неё какой-нибудь акт воздержания.

Я изучаю её с головы до ног и решаю, что хочу немного подразнить её. Сдаться — это слишком просто.

— Ты права, может, не стоит. Ты плохо себя вела.

Теперь в одних трусах я забираюсь на кровать, где она лежит без движения.

— Плохо по-хорошему или плохо по-плохому? — спрашивает она.

— Это не имеет никакого смысла, — говорю я с улыбкой. Я тянусь к тумбочке и делаю паузу. В этот момент я бы схватил виски. Но сейчас я хочу только одного. И это не выпивка.

Я открываю ящик и нащупываю презерватив. Как только Лили видит маленькую упаковку, она подползает ко мне и протягивает обе руки, словно пытаясь поймать дождь. Это за гранью очаровательно.

— Тогда я была плохой по-хорошему, — говорит она мне.

— Ты была плохой по-плохому, — опровергаю я, не отдавая ей презерватив. — Чему ты научилась на этой неделе?

Она опускает руки.

— Мастурбация не для меня... даже в пузыриках. Люди в Принстоне ненавидят Йель, и мой парень очень сексуален, когда защищает мою честь.

— Люди в Принстоне ненавидят Йель? — спрашиваю я, ошарашенный.

— Да, я тоже не поняла.

Мои глаза ловят её кольцо. В ванной я знал, что она лжёт о том, что хочет посмотреть, можно ли окрасить бриллиант в розовый цвет, но мне интересно, действительно ли оно ей не нравится. Я видел только, как она смотрит на него с презрением.

— Знаешь, — говорю я, беря её левую руку и проводя большим пальцем по бриллианту. Она немного напрягается. — Если оно тебе не понравится, я всегда могу купить тебе новое. Может, это предложение и было чушью собачьей, но помолвка настоящая.

Она убирает руку и качает головой.

— Нет, все в порядке. Девушки бы умерли за такое кольцо.

— Если другим девушкам нравится это кольцо, это не значит, что оно должно нравиться тебе.

— Может, это и не кольцо моей мечты, — признается она, — но я хочу оставить его себе, — она показывает на мою другую руку, на ту, в которой презерватив. — Давай вернемся к тому, что здесь важно.

Я не отдаю ей упаковку. Вместо этого я прижимаюсь своими губами к её, обхватываю её затылок, чтобы притянуть ближе к себе. Она мгновенно отвечает взаимностью и обвивает мою шею руками. Мой рот сливается с ртом Лили,наши языки соприкасаются, и я посасываю ее нижнюю губу. Она углубляет поцелуй, её руки бегут вверх и хватают меня за волосы. Она целует жадно, как будто это ее гребаная жизненная сила.

Мне приходится отстраниться, чтобы глотнуть воздуха.

Её рот пробегает по моей шее, а рука перемещается по моим трусам, поглаживая мой член. Мне слишком хорошо, чтобы говорить ей остановиться. Мои руки скользят под её мешковатую футболку и находят её груди, хватают и разминают их, пока я не чувствую, как она задыхается у меня на шее.

Ее движения начинают усиливаться, она дергает меня за трусы, и мой член вырывается наружу. Проклятье. Я быстро беру ее руки в свои и оттягиваю от своего члена. Мне требуется весь мой контроль, чтобы не дать ей насладиться мной прямо сейчас.

Она остается на коленях, но они значительно раздвинулись, и я украдкой бросаю взгляд вниз, на место между её ног. Я уже вижу влагу, просачивающуюся сквозь ее хлопковые трусики. Когда я снова поднимаю взгляд, ее глаза не отрываются от моих.

— Ты можешь научить меня быть плохой по-хорошему?

Господи. Я хочу внутрь тебя.

— Это нелегко, — говорю я ей.

— Пожалуйста.

Она никогда не отдавала свой контроль во время секса. Не так, как сейчас. И я думаю, что это идеальное время, чтобы сделать то, чего она так долго ждала.

Так быстро, как только могу, я стягиваю с себя нижнее белье и бросаю его на пол. Все еще прислонившись к изголовью кровати, я забираю презерватив с простыней и рву его зубами. Она снова протягивает руки в этой милой манере. У меня сейчас не хватает силы воли, чтобы позволить ей надеть его на себя, не взяв ее жестко и быстро. Поэтому я игнорирую её просьбы и двумя быстрыми движениями скольжу презервативом по своему члену.

Она ничего не говорит, но отползает назад и ложится, ожидая, пока я возьму её, будто я собираюсь быть сверху. Боже, как мне нравится, что я удивлю её.

— Нет, — говорю я и хватаю её за руку, притягивая ее к себе. Я берусь за ее левую ногу и бедро, легко поднимая к себе на колени. Она облокачивается на меня и упирается руками мне в грудь. Ее глаза расширяются в шоке.

— Я... мы...

Я не могу перестать ухмыляться.

Её голова медленно опускается, пока ее взгляд не находит мой член, который стоит прямо напротив ее киски, ожидая (довольно нетерпеливо), когда он окажется внутри. Она оглядывается на меня.

— Это не в черном списке?

— Нет, любовь моя.

Она хмурится.

— Как ты думаешь, раз доктор Бэннинг больше не мой терапевт, я могу посмотреть этот список?

— Даже если она не твой терапевт, мы все равно будем подчиняться этому списку, — говорю я ей. Я не намерен портить весь тот прогресс, которого она добилась. И кто знает, как долго продержится ее новый психиатр? — Поэтому я не хочу, чтобы ты его видела.

По крайней мере, пока.

Она кивает и поднимается на колени, делая вид, что собирается ввести мой член внутрь себя. Я держусь за её талию, останавливая. Она выглядит растерянной, и возбужденная часть меня тоже. Какого черта я затягиваю с этим?

— Если ты хочешь быть сверху, у нас должны быть правила, — говорю я ей.

— О.

— Ты сказала, что хочешь быть плохой по-хорошему.

— Хочу.

Она трогает руками мою голую грудь, и её взгляд падает на мой пресс. Она слишком легко отвлекается.

Я поднимаю её подбородок вверх, и её взгляд снова падает на мой.

— Не двигайся.

— Что?

Прежде чем я успеваю ей ответить, я приподнимаю её за бедра и нежно насаживаю на свой член. Ее трусики все еще на ней, но я оттягиваю ткань в сторону, пока опускаю её вниз. Она прижимается к моей шее и испускает прерывистый вздох, который быстро переходит в стон.

— Вот так, — говорю я ей. Я закрываю глаза на секунду, наслаждаясь теснотой, наконец-то внутри нее... Когда я полностью заполняю ее, она дергает бедрами, начиная раскачиваться на мне.

Я снова хватаю ее за талию.

— Не двигайся.

Она вздрагивает от моих слов.

— Тогда ты двигайся, — умоляет она.

— Я не тороплюсь, — отвечаю я, запуская руку под майку и снова массируя ее грудь.

Она издает протяжный стон и прижимается лбом к моему плечу, но на этот раз не двигает бедрами.

— Как ты не умираешь?

Я умираю. Но я слишком сильно хочу, чтобы это продолжалось, чтобы поддаться своим порывам.

— Ло, мне нужно кончить.

— Ты хочешь кончить, — опровергаю я. — Тебе не нужно этого делать. Мои губы находят её ухо, и я нежно посасываю чувствительное место. Еще один сбивчивый вздох прорывается сквозь нее.

— Это не похоже на то, что я чувствую.

Я поднимаю её футболку выше живота, но она отказывается отпускать мои плечи, чтобы снять ткань с рук и перекинуть через голову.

— А я хочу тебя голой, но, видимо, не все мы все получаем того, чего хотим.

Она немного смещается, заставляя свои глаза трепетать, но ее руки слабо взлетают в воздух. Я стягиваю футболку, и мой взгляд падает на ее эрегированные соски, умоляющие о моем внимании. Я провожу языком по маленьким бугоркам, и она начинает извиваться на моем члене. Все мое тело воспламеняется, нагреваясь от неоспоримого удовольствия. На этот раз стону я, но мне снова удается остановить её. Мои руки решительно опускаются на её бедра, заставляя её замереть. Пользуясь случаем, я позволяю им скользнуть к её ягодицам и сжать их.

— Если ты еще раз шевельнешься, — говорю я ей. — Я войду в тебя дважды и кончу, и мы на сегодня закончим.

Её рот формирует идеальное «О», и она продолжает качать головой, как будто я объявил апокалипсис.

— Теперь будь хорошей плохой девочкой и не двигайся, пока я тебя трахаю.

Её голова меняет курс и начинает кивать вверх-вниз.

Я не упоминаю, что тоже не могу долго оставаться неподвижным. Все дело в восприятии, и она должна думать, что я могу переждать вечность с членом, крепко зажатым внутри неё.

Поцеловав ее губы в последний раз, я хватаю ее за задницу так крепко, как только могу, и поднимаю бедра вверх. Она издает самый прекрасный звук, как будто я задел тысячу нервов. Я делаю это снова, пульсируя членом вверх и вниз, вверх и вниз. Быстро и медленно. Вверх и вниз. Я ввожу член так глубоко, что она хватается за меня, пытаясь удержаться. Я отпускаю одну руку с ее бедер и кладу ей на голову, приближая ее рот к своему. Мы целуемся и трахаемся, и когда она уже на грани, мне приходится замедлиться, чтобы она не кончила.

Она хнычет, прижимаясь к моему телу, и мое дыхание становится отрывистым, поскольку я стараюсь, чтобы это длилось как можно дольше. Через некоторое время она прижимается губами к моей шее, не имея достаточно энергии, чтобы преодолеть расстояние до моего рта.

— Пожалуйста, — умоляет она, ее голос полон желания. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйста.

Она целует мою ключицу, и на этом все заканчивается.

Я беру её бедра в свои руки и начинаю входить в нее так сильно и быстро, что она начинает кричать. Волны наслаждения обрушиваются на нее и перебрасываются на меня. Она хватается за мои волосы, за талию, за руки, за бедра — за всё, что угодно, лишь бы удержаться в вертикальном положении, когда оргазм охватывает её.

Она погружается в мое тело, и я медленно выхожу из нее. Истощение наполняет меня, и я понимаю, что это самое трудное. Я хочу, чтобы она насытилась; я хочу, чтобы одного долгого, грубого секса было достаточно. Однажды, я знаю, мы добьемся этого. Но сегодня не тот день.

Она уже сползает с моего тела и опускается на колени рядом с моей талией. Я смотрю на часы и прикидываю, сколько времени у нас осталось, а потом чувствую, как она берет мой член в свои ладони.

Одной рукой я убираю ее волосы с лица, и она погружает мой член в свой рот. Мое дыхание выравнивается, когда я наблюдаю, как ее язык обхватывает головку и сосёт. Это чертовски горячо. Я закрываю глаза и расслабляюсь от ее движений. Она прикасается к моему члену с идеальной силой, зная все места для посасывания. И проходит совсем немного времени, прежде чем я снова становлюсь твёрдым. Её движения становятся все быстрее и решительнее. Я даже удерживаю ее голову, когда она обхватывает губами мой длинный член. Она поднимает свои оленячьи глаза на меня... и у неё во рту весь мой член. Именно это меня больше всего заводит.

Она снова начинает двигать ртом вверх-вниз, и мне приходится отстранить от неё.

— Но я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, — говорит она.

Черт возьми. Она не делает это легко.

— А я хочу кончить в твою киску, — отвечаю я. — Вижу, у нас затруднительное положение. Может, бросим монетку?

— Нет!

Я усмехаюсь.

— Я так и думал.

Я переворачиваю её на спину, и моя рука скользит между ее ног, чувствуя, насколько она мокрая. Я знаю, что она на таблетках, поэтому я не потрудился захватить еще один презерватив. Я хочу наполнить ее своей спермой, оставить себя внутри нее на всю неделю.

Я нависаю над её телом, не сводя с неё глаз. Она смотрит на меня так, словно я единственный мужчина в мире, словно она может остаться здесь, в этой постели, навсегда. У нас есть еще десять минут, и это всё, но я не думаю, что она считает. Если её новый терапевт заставит её воздерживаться, и это последний раз, когда мы можем трахнуться, я сделаю так, чтобы это того стоило. Я заставлю её запомнить каждое движение и каждую деталь.

Я сделаю этот раз незабываемым.

49. Лорен Хэйл

.

За один месяц может произойти многое.

Лили чудом сдала экзамены и все свои предметы, а это значит, что в следующем году она будет учиться в Принстоне как выпускница. Она отстала всего на один семестр. Возможно, к ее успеху приложило руку экстренное репетиторство Коннора.

Лето стало более свирепым, и сейчас, в конце июня, мы все молча молимся о дожде.

Погода — единственное, что я могу предсказать. Я думал, что четырех недель будет достаточно, чтобы разубедить прессу и вернуть нас к полунормальной жизни. Возможно, пресса стала чуть менее прожорливой, но машины по-прежнему стоят у ворот дома, делая снимки каждый раз, когда мы выходим.

Вторники и четверги — самые худшие.

Мы сидим в угловом офисе нью-йоркской высотки, и доктор Оливер Эванс одаривает меня одним из своих запатентованных хмурых взглядов, говорящих ты не должен здесь находиться. Я не доверил Лили посещать нового психотерапевта-мужчину для лечения ее сексуальной зависимости, поэтому, естественно, я пошел с ней на первую встречу.

Теории Оливера о сексуальной зависимости — полная противоположность теориям Эллисон, и наша первая встреча прошла не очень хорошо. Я чуть не ударил парня и сразу ушёл. Но Лили твердо решила успокоить родителей и наладить отношения с семьей. Она хочет вернуться к этим еженедельным встречам, и единственный способ спать по ночам — это сопровождать её.

Поэтому Оливер смотрит на меня так, словно я действую ему на последние психиатрические нервы. Ему сорок с небольшим, у него темно-каштановые волосы и прямоугольные очки, в которых он больше похож на мышь, нежели на умного человека.

— Прошло четыре недели, — напоминаю я ему. — Я думал, мы уже будем друзьями, Оливер.

Он чувствует мой сарказм и что-то черкает в своем блокноте. Это не терапия для пар. Предполагается, что это только для Лили, но он часто пишет, когда я начинаю говорить. Он думает, что это выводит меня из себя, но я просто надеюсь, что у него свело руку.

— Лили, как у тебя дела с воздержанием от секса? Месяц — это достижение для сексуально зависимого человека. Ты должна гордиться.

Она складывает руки на коленях.

— Всё прошло хорошо.

Всё и правда прошло хорошо. Первые пару недель я действительно верил, что мы сможем заставить правило «нет сексу» работать. Но к третьей неделе она стала чертовски нервной. Она не позволяла мне спать рядом с ней, и вздрагивала всякий раз, когда кто-то прикасался к ней — не только я. То, что раньше было воздержанием от секса, превратилось в воздержание от прикосновений. Я чувствовал, как она отстраняется от меня и от всех вокруг. Она перестала выходить из дома и заниматься обычными делами. Поэтому я прервал этот эксперимент, и не потому, что тоже был возбужден.

Я знал, что теряю своего лучшего друга.

Я высказал свои опасения Оливеру, когда она впервые отстранилась от моей руки. Я просто пытался переплести ее пальцы со своими, а она сжалась в комок, словно я был чудовищем под её кроватью. Он сказал мне, что это естественно. Что она возвращается к норме. Не знаю, в какой норме живет этот парень, но обычные люди не вздрагивают, когда держатся за руки. Я же не просил ее подрочить мне.

Так что я заключил сделку с Лили. Она хочет успокоить своих родителей, хорошо. Но мы не будем слушать советы этого мудака.

— Это нормально для такой девиантной, как ты, скучать по сексу.

Он часто называет её девиантной. Меня это раздражает, и мне придется провести следующие двадцать минут после этой встречи, объясняя ей все причины, почему она не такая.

— Я действительно скучаю по этому, — лжет Лили. — Я скучаю по тому, что я чувствую.

Она чертовски хорошо чувствовала всё прошлой ночью. Она кончила так сильно, что потом у неё был приступ смеха. Мы пробовали воздерживаться. Это не работает, и мы больше не думаем о всяких а что если. Мы наконец-то нашли свой путь к близости, и единственное, что стоит на нашем пути — этот парень.

— Мы не можем допустить, чтобы ты упустила это, Лили, — говорит он ей. — Чем больше ты зацикливаешься на своих девиантных фантазиях, тем больше ты возвращаешься к своим девиантным поступкам. Сейчас ты просто шлюха, но если ты позволишь этому циклу продолжаться, ты можешь стать кем-то худшим. Педофилом. Сексуальным преступником.

Лили поворачивает голову в мою сторону и сжимает мою руку, безмолвно умоляя меня не набрасываться на него. Он уже не в первый раз называет ее будущим педофилом.

— Дайте мне минутку, пока я соберу инструменты, — он встает и начинает рыться в шкафу в своем кабинете.

Черт.

Вот почему я не хочу, чтобы она оставалась здесь. Должно быть, у меня умоляющий вид, потому что она говорит: — Я в порядке. Мы не можем уйти.

— Вообще-то мы можем, — опровергаю я. — Вон дверь. К черту трастовый фонд.

— Дело не в трастовом фонде.

Я знаю.

Она пытается исправить все повреждения, которые она создала. Она даже восстанавливает отношения с отцом. Мы по-прежнему не посещаем воскресные ланчи, но он звонит ей после их окончания, чтобы рассказать новости и то, что она упустила.

Ее мать — это совсем другая история.

Лили сжимает мою руку, и я смотрю на то, как её пальцы переплетаются с моими. На прошлой неделе мы бы не смогли этого сделать. На прошлой неделе она разрыдалась бы, едва я до нее дотронулся.

— Просто доверься мне. Это как игра, — говорит она.

Я сужаю глаза.

— Игра, в которой тебя ударяет током ради удовольствия? — я насмешливо вздыхаю. — Ты увлекаешься садо-мазо частью БДСМ и не сказала мне?

Она ударяет меня по руке, и я хватаюсь за ее запястье, притягивая ее к себе для поцелуя. Он ей понадобится.

50. Лили Кэллоуэй

.

— Что я говорил о поцелуях и прикосновениях во время наших сеансов? — сердито говорит доктор Эванс.

Я пытаюсь сдержать улыбку, когда отрываюсь от Ло.

— Извините, — я не чувствую себя виноватой. Я здесь только ради своих родителей. Я больше не верю в методы доктора Эвана и изо всех сил стараюсь не принимать его слова близко к сердцу.

Но в броне, которую я строю, все еще есть несколько щелей.

Как, например, сейчас. Доктор Эванс держит в руках небольшую электрическую коробку, и у меня возникает внезапное желание заблевать весь его уродливый ковер. Он прикрепляет два электрода к внутренней стороне моего запястья, а затем передает мне коробку. Я ставлю её на колени и поворачиваю ручку на самый низкий уровень тока.

— Думаю, сегодня можно и повыше.

— Она не хочет, — вмешивается Ло.

— Не заблуждайся, Лорен, это мой кабинет. Я могу выпроводить тебя отсюда, если почувствую, что ты мешаешь лечению моего пациента.

— Все в порядке, — быстро говорю я и поворачиваю циферблат на пару ступенек. Жаль, что у меня нет пульта. Он лежит в потной ладони доктора Эванса, командовавшего этой пыткой.

— Я позволю тебе выбрать, что ты хочешь попробовать сегодня. Фантазии или порно.

— Порно.

Высказывать свои фантазии вслух невероятно неловко, и он ударяет меня током ещё больше, когда я начинаю описывать позы и части тела.

— Вообще-то, как насчет того, чтобы сделать и то, и другое.

Он тянется к своему столу, достает журнал и протягивает его мне. Я кладу журнал на подлокотник между мной и Ло, а затем открываю его, уже зная, что делать. Обнаженные женщины меня не возбуждают, но фотографии с парами — да. Как только я бросаю взгляд на фотографию — Бзззззззз! — удар током пробегает по моему запястью и вверх по руке.

Я делаю короткий вдох и сжимаю руку. Ло поглаживает меня по спине, и еще один удар бьет меня по запястью. Моя рука дергается.

— Что за черт?! — кричит Ло.

Доктор Эванс пока игнорирует Ло.

— Посмотри на фотографии, Лили, и опиши фантазию, которая могла бы возникнуть у тебя, если бы ты смотрела на них одна.

Я инстинктивно смотрю на Ло, считая, что он будет в моей фантазии, что является неправильной реакцией. Ток снова проходит через мою руку, и я стараюсь держать руку неподвижно, чтобы Ло не понял. Но он тяжело дышит рядом со мной, заставляя себя сесть на месте, а не вцепиться в горло доктора Эванса.

— Лорен, не мог бы ты пересесть на другой стул.

Доктор Эванс указывает на мягкое кресло в углу, как можно дальше от меня.

Ло открывает рот, и мне приходится его прервать. В прошлый раз он сказал доктору Эвансу отсосать его член, и я не уверена, что во второй раз это пройдет хорошо.

— Всё хорошо. Я его даже не вижу, — быстро говорю я, возвращая свое внимание к фотографиям.

Бззззззз! Я вздрагиваю. Что я сделала?

Я начинаю думать, что доктору Эвансу просто нравится нажимать на эту маленькую кнопку.

— Найдите фотографию, которая тебя особенно возбуждает.

Я пролистываю журнал, обходя все большие груди и вагины, но безуспешно. Они правда не делают их для женщин.

— Что-нибудь?

— В интернете просто лучше выбор, — признаю я, продолжая бесцельно листать журнал.

— Тогда воспользуйтесь им, — он протягивает электронный планшет.

Я не выходила в интернет с тех пор, как Ло запретил мне это, и отсутствие соблазна было приятным. Без него мои дни проходят легче.

Я меняю журнал на планшет и захожу на Tumblr. Это ощущение отличается от просмотра журнала. Может быть, потому что это было обязательным занятием в моем распорядке дня. Я не смотрела журналы со школы.

То, что доктор Эванс наблюдает за мной, пока я это делаю, немного личное.

— Найди фотографию и опиши свою фантазию.

Мне не хочется, но я напоминаю себе, что мои родители имели дело с более сложными вещами, чем это. Соберись, Лили.

Я легко останавливаю выбор на одной, которая заставляет меня передвинуться в кресле. Жжение щиплет мое запястье. Блядь. Я вздрагиваю, а Ло поворачивает шею, чтобы посмотреть на планшет.

— Говори, — призывает доктор Эванс.

Это гифка с девушкой без штанов (или нижнего белья) и полностью одетым парнем. Мы видим только нижнюю половину пары, но парень проводит рукой туда-сюда между ее ног.

— Моя фантазия? — спрашиваю я, желая избежать этой части.

— Да, что ты представляешь, когда смотришь на фото.

— Ло, — говорю я, — делает это со мной, а потом, может быть, он действительно засунет свои пальцы... внутрь.

Бзззз! Бззззз! Бзззз!

— Ублюдок, — ругаюсь я себе под нос и крепко закрываю глаза.

— Полегче, Оливер, — огрызается Ло.

— Найди другую, Лили.

Я пролистываю планшет и попадаю на фотографию смазанной маслом задницы девушки, но большие мужские руки массируют ее попу и даже приближаются все ближе и ближе к её клитору. Твою мать. Бззззз!

Удар не отбивает у меня желания представить, как Ло массирует меня таким образом. Может быть, он возьмёт какие-то идеи из этого сеанса на заметку. Может быть, это стоит боли.

Но когда доктор Эванс снова бьет меня током, все мои мысли превращаются в стыд. Наверное, я не должна этого хотеть. Доктор Эванс усиливает мои страхи, когда говорит: — Ты стараешься больше не быть девиантной. Это плохо.

Он бьёт меня током еще раз, и я вздрагиваю.

— Пойми, что мы пытаемся связать эти образы с негативным стимулом. Ты должна достичь точки, когда эти образы больше не будут тебя возбуждать. Мы выбьем током шлюху из тебя, так или иначе.

Я бросаю на Ло ещё один взгляд, но его губы искривляются в отвращении, и он вцепляется в подлокотник белыми костяшками пальцев.

Часы вяло тикают.

У нас есть еще один час.

51. Лили Кэллоуэй

.

Моя любимая часть терапии — это поездка домой. Несмотря на то, что я чувствую себя на миллион лье(историческая единица измерения расстояния) под водой, Ло не перестает говорить. Он возвращает меня на поверхность.

Я прижимаюсь лбом к запотевшему окну, дождь хлещет по стеклу. После четырех недель засухи этот ливень кажется почти сном. Ло включает дворники и передвигается на дороге.

— На следующем сеансе я назову его шлюхой, — говорит мне Ло. — Отплачу ему его же монетой.

Его глаза постоянно перебегают на меня с беспокойством.

— Мы из-за тебя перевернёмся, — говорю я.

— Ты ведешь себя тихо.

Он выезжает на шоссе.

— Я просто думаю.

— Об отсутствии у доктора Оливера Эванса порнографических журналов для женщин? Какого гребаного хрена он дал тебе журнал для парней?

Хотя это было далеко от всех моих мыслей, я с радостью проглатываю приманку для отвлечения внимания. Я улыбаюсь и поворачиваюсь на своем сиденье лицом к Ло.

— Помнишь, в восьмом классе ты покупал мне журналы и вырывал все страницы, где были только девчачьи части тела?

Он смеется.

— Это было не совсем бескорыстно. Я думал, чем больше ты будешь мастурбировать, тем меньше у тебя будет секса с настоящими парнями.

— Хм... — полагаю, в этом есть смысл. — Знаешь ли ты, что я выбрасывала твои бутылки Everclear? — признаюсь я с ухмылкой. Ликер был настолько крепким, что Ло пугал меня всякий раз, когда доставал бутылку из шкафа. Думаю, я слишком боялась нарушать нашу систему, чтобы сказать ему об этом, поэтому я сделала следующее.

— Я всегда думал, что просто забыл, как выпил его.

Приятно осознавать, что мы прикрывали друг друга, даже если казалось, что нам все равно.

— Я никогда не говорила тебе, — тихо говорю я, — но я всегда беспокоилась о твоем здоровье. Твоя печень...

Мы обычно не говорим о рисках, по крайней мере, никогда раньше этого не делали. Но каким-то образом, объединившись вместе, чтобы противостоять злому доктору Шоковой терапии, мы стали ближе по-другому.

Он делает длинный вдох.

— Я знаю, Лил. И это одна из причин, по которой я не могу снова пить.

Я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— В реабилитационном центре мы должны проходить все эти медицинские тесты, и врачи в общем-то сказали мне, что если я продолжу в том же духе, что и раньше, то нанесу серьезный, непоправимый вред своей печени.

Мои глаза внезапно начинают гореть, наворачиваются беззвучные слезы.

— Почему ты не рассказал мне раньше?

— Потому что я знал, что ты расстроишься и, возможно, будешь винить себя, — говорит он, — но это не твоя вина, — он смотрит на меня, а потом снова на дорогу. — Лил, пожалуйста, не плачь. Это правда не твоя вина, и я в порядке. Со мной всё в порядке.

— Но всё могло бы быть не так, — я вытираю глаза и качаю головой. — И как это может быть не моей виной, Ло? Я поощряла твою зависимость всю нашу жизнь. Я должна была...

— Что? — грубо говорит он. — Что ты могла сделать? Сказать мне остановиться? Я бы не сделал этого. Физически отнять бутылки? Я бы тебя возненавидел. Настучать отцу? Ему бы было похер. Единственный человек, который мог меня остановить — это я сам.

— Я могла бы что-то сделать.

Я не могу сидеть здесь и делать вид, что я ни в чем не виновата. Я иногда снабжала его выпивкой. Я способствовала его зависимости.

— Ты делала что-то. Ты была рядом со мной, когда больше никого не было, — он едет по другой улице и включает фары, когда солнце садится. — И Лил... — его глаза на мгновение встречаются с моими. — Если ты собираешься винить себя за то, что поощряла мою зависимость, то я должен взять на себя вину за то, что поощрял твою.

— Это не одно и то же. Твоя зависимость может убить тебя.

— А те мужчины, с которыми ты спала, не могли избить тебя? Ты не могла заразиться венерической болезнью или ВИЧ? Я позволял тебе рисковать, а ты позволяла рисковать мне, — он резко поворачивает налево, и я прижимаюсь к двери. — Как насчет того, чтобы считать, что мы квиты? А потом мы заключим договор, чтобы никогда больше этого не делать.

— Хорошо, — говорю я. — Пожмём друг другу руки?

Его губы озорно приподнимаются.

— Мы можем сделать что-то получше.

Он думает о том же, о чем и я?

— Например...

Он смеется.

— Ну, я видел, как ты пристально смотрела на картинку с массажем.

Охххх. Да. Нет. Подождите.

— Мы не должны.

Его брови хмурятся, но он не отрывает взгляда от дороги, так как дождь усиливается.

— Почему нет? Ты, возможно, захочешь тщательно подумать над своим ответом. Если он начинается или заканчивается именем Оливер Эванс, я катапультируюсь с этого места.

— Это девиантно.

Ло издаёт протяжный стон.

— Пожалуйста, ради всего святого, никогда больше не произноси это слово.

— Ну так и есть.

— Единственное, что является ненормальным, это то, через что тебя проводит этот психиатр. Тебя не должны бить током за то, что тебя возбуждают эти фотографии. Я становлюсь наполовину твёрдым, глядя на них.

Я хмурюсь.

— Правда?

— Да! — говорит он, полусмеясь. — Любой человек так бы сделал, Лил. Даже если бы я считал аверсивную терапию этичной, а я так не считаю, я бы рекомендовал её только тем, кто смотрит на эти фотографии с мыслями о насилии. Например, об изнасиловании или растлении детей. Ты не педофил. Тот факт, что он относится к тебе, как к таковой, убивает меня.

Я смотрю, как дождь хлещет по окну, пока обдумываю это. Нет ничего странного в том, чтобы возбуждаться от них, но неправильно компульсивно злоупотреблять порнографией. Это звучит правильно.

— Эй, — говорит Ло, снова требуя моего внимания. Я поворачиваюсь к нему, и он бросает на меня тяжелый взгляд, его глаза мечутся между дорогой и мной. — Если его методы терапии дурят тебе голову, то ты должна прекратить сеансы.

— Я в порядке, честно. Разговоры с тобой помогают.

Он берет меня за руку и целует мою ладонь.

— Итак, мы сходили на наши соответствующие пресс-конференции, закончили с публичными извинениями, — перечисляю я. — Я хожу к своему новому терапевту. Всё, что у нас осталось, это свадьба, а после неё я получу свой трастовый фонд. Мои родители должны полностью простить меня, и все вернется в нормальное русло — ну или настолько нормальное, насколько это возможно.

Раз в неделю отец действительно звонит мне, чтобы пообщаться. Он даже сказал мне, что гордится тем, что я хожу к этому психиатру. После всего того, что я сделала его компании — после всего, через что он прошел, — того, что он сказал мне, что гордится мной, было достаточно, чтобы вызвать слезы счастья. Я не могу испортить это.

Моя мать потребует больше изящества, чтобы завоевать её, и я знаю, что она не будет полностью довольна до свадьбы. Я больше не могу позволить себе оступиться.

— А что, если они не захотят? — тихо говорит Ло.

— Что?

— Ты никогда не думала, что, возможно, даже после того, как ты все это сделаешь, твоя мама все равно не простит тебя?

Я качаю головой, не желая верить, что она может быть настолько жестокой.

— Она должна.

Но то, как Ло смотрит на дорогу, будто он видит более холодное будущее, чем то тепло, которое запланировала я, заставляет меня волноваться.

52. Лорен Хэйл

.

Некоторые дни труднее, чем другие. Бывают дни, когда я даже не думаю об алкоголе, а бывают дни, когда мой мозг крутится вокруг выпивки и ничего больше.

Сегодня все, о чем я могу думать — это моя мать. Моя настоящая мать. Эмили Мур. После того как отец дал мне ее адрес, я часто представляю себе ее дом, как она выглядит, ее жизнь без меня.

Что я знаю точно, так это то, что она работает внештатным преподавателем в штате Мэн. Замужем. Двое детей. Когда я был маленьким, я репетировал в голове одну и ту же конфронтацию. Как я стою на крыльце дома моей биологической матери. Как спрашиваю ее, почему она не хочет меня видеть, почему она никогда не звонила и не оставляла записок. Но в мыслях я думал о Саре Хэйл, а не об этой Эмили Мур.

Имя изменилось, но мои вопросы — нет. Мне просто нужно решить, когда ехать и кого взять с собой. Может быть, Райка или Лили, но ни тот, ни другая не знают, что я планировал поездку в Мэн. Райк не одобрит, решив, что я еще больше погрузился в мир своего отца. Поэтому я склоняюсь к поездке с Лили.

Но я не могу встретиться с Эмили сегодня, даже если захочу.

Райк хочет научить меня скалолазанию. Не в спортзале. А на настоящей, блядь, горе. Мне пришлось спросить, будем ли мы использовать веревки и ремни — учитывая, что парень занимается свободным лазанием (он достаточно глуп, чтобы взобраться на гору, не имея ничего, кроме рук, ног и мела). Мы планируем лазать нормальным, здравым способом. Он может притворяться Человеком-пауком сколько ему угодно, пока я этого не вижу.

Я не могу уйти, пока не закончу разбирать утреннюю почту вместе с Роуз.

Кухонный стол завален письмами, конвертами из оберточной бумаги и небольшими пакетами.

Папарацци продали фотографии Лили, покупающей тампоны в продуктовом магазине. Это просто смешно. А ее «фанатская» почта становится всё больше и больше с каждым новым заголовком на обложке журнала сплетен. Большинство писем — от стариков, которые думают, что она ответит или встретится с ними где-нибудь для секса. Это то, что происходит в последнее время. Люди хваткие, как черти. Я думал, что тот парень в коридоре Принстона был просто случайностью, но многие мужчины чувствуют, что Лили хочет любого секса, даже от них, только из-за ее зависимости. И они пытаются получить его от нее.

Как будто у нее на теле приклеена табличка «открыто» 24/7. И она никак не может поменять её на «закрыто», а я знаю, что она этого хочет. Слава Богу, у нее есть телохранитель.

Я вскрываю пару писем и чуть ли не блюю от фотографии яиц какого-то чувака.

— Измельчи это дважды, — говорю я Роуз, бросая фотографию в ее стопку. Шредер грохочет у ее ног, пока она закидывает в машину все больше и больше почты.

Она смотрит на фотографию, переворачивает ее и фыркает.

— Я буду думать о тебе, пока ты трогаешь себя, — читает она. — Я не разделяю ваших чувств, мистер Гордон.

— Этот парень живет в государственной тюрьме. Этот факт заставляет меня чувствовать себя фантастически.

Я бросаю ей еще одно письмо, а затем разрезаю ножом пакеты.

Я бы очень хотел, чтобы нам вообще не приходилось просматривать эту почту. Я бы предпочёл сжечь ее, даже не открывая, но некоторые люди кстати посылают деньги. Иногда в шутку, а иногда, как мне кажется, они искренне верят, что Лили трахнет их за деньги. Роуз, Лили и я договорились собирать деньги и жертвовать их в женский приют в городе. Хоть кто-то получит от этого пользу.

Так что мы с Роуз провели все утро, разрывая, раздирая и измельчая. Лили бы присоединялась к нам, но мы с Роуз специально стараемся оградить ее от яиц мистера Гордона и компании. Однажды Лили случайно открыла письмо с вложенными фотографиями, и ее глаза расширились от ужаса, как будто этот человек был в шаге от того, чтобы ворваться в наш дом и изнасиловать ее. Я тоже думал о такой возможности, поэтому и установил лучшую систему безопасности.

Лил не признается в этом, но мы с Роуз видим, что она боится выходить из дома. Она редко выходит на улицу, а если и выходит, то, как правило, после долгих уговоров.

Лили смирилась с тем, что мы с Роуз занимаемся разбором почты, называя это «временем сближения». Я не был фанатом №1 Роуз, даже после того, как разразился сумашедший дом, провоцированный СМИ. Но то, что когда-то было закованными в лёд отношениями, удивительным образом начало оттаивать.

— Поскольку мне теперь придется ходить на деловые встречи, — говорю я ей, — мне понадобятся повседневные костюмы. У тебя ведь еще есть те черные из твоей линии мужской одежды?

Она замирает, и шредер перестает рычать.

— Ты не обязан мне помогать, Лорен. Мне не нужна твоя благотворительность.

За один месяц Роуз потеряла почти всех инвесторов, которые у нее были для Calloway Couture. Только один остался на борту из преданности.

Я закатываю глаза.

— Это не благотворительность. Мне нужны костюмы. Теперь, когда ты уволила кое-кого, они больше не клетчатые и уродливые.

Я не могу произнести имя Себастьяна, если только мне не хочется, чтобы на меня напала ярость.

— У него был ужасный вкус, — говорит она, поджав губы. Как только Роуз выкинула этого парня из своей жизни, он сфотографировал себя для «Rich Kids of Instagram» и назвал ее пиздолизкой. Если вы просто произнесете его имя, она сразу кажется готовой броситься за ножницы для того, чтобы отстричь кому-нибудь яйца.

Роуз оценивает мой нынешний гардероб. Чёрная футболка с V-образный вырезом и выцветшие джинсы Diesel.

— Ты ходишь в офис в таком виде, — напомнила она мне. — Зачем тебе костюмы?

— У меня еженедельные встречи с отцом. Если я появлюсь в этом, то он мне все уши прожужжит.

Управление собственной компанией пугает меня. Я не хочу вложить в нее всю душу, а потом все разрушить. То, через что проходит Роуз, — это чертовски отстойно. Может быть, именно поэтому я предпочитал апатию все эти годы. Тебе не может быть больно, когда нечего терять.

Она обдумывает мое предложение, а затем снова начинает набивать шредер. Он с грохотом оживает.

— Хорошо, но ты должен заплатить полную цену.

Я смеюсь.

— Никаких семейных скидок? Я буду твоим шурином.

— Против своей воли, — говорит она с холодным взглядом. Господи Иисусе. Я никогда не переживу этого.

Я виню Коннора.

Он каким-то образом заставил меня открыть свои истинные чувства по поводу этой свадьбы. Я признался, что не хочу жениться на Лили, по крайней мере, не так. Я хочу сделать это на наших собственных условиях. А Роуз каким-то образом переиначила это в то, что я вообще не хочу на ней жениться. Если бы я мог, я был бы помолвлен еще лет пять. Она была бы моей невестой, и мы бы поженились, когда оба были бы здоровы и влюблены. Но это не то будущее, которое станет нашей реальностью, поэтому я прекращаю попытки представлять его.

Я заглушаю этот разговор, вскрывая небольшой пакет. Вчера я совершил ошибку, слепо засунув руку в коробку. Я больше никогда, никогда не хочу прикасаться к сперме другого мужчины. Роуз не могла перестать смеяться, пока я тридцать минут отмачивал руки в дезинфицирующем средстве.

Я высыпаю содержимое на стол, покрытый пластиком. Ярко-неоновый розовый член смотрит на меня. Не прикасаясь к нему, я убираю фаллоимитатор в мусорный пакет.

В следующей коробке лежит то, что выглядит как дорогой вибратор, совершенно новый, завернутый в оригинальную упаковку. Я оставляю его на столе, пока читаю карточку.

И тут с лестницы доносится возбужденный визг. Лили спрыгивает с лестницы, ее сияющие глаза прикованы к вибратору.

Я обхватываю ее за талию, прежде чем она успевает схватить его. Она показывает на упаковку.

— Это новинка!

— Я в курсе, — говорю я. — Но ты все равно не можешь его взять.

Она поворачивает шею.

— Это Zell500. Люксовый бренд. Ты не можешь просто выбросить его на помойку, — её глаза становятся большими. — Это святотатство.

У меня возникает искушение зачитать ей открытку: Красивая игрушка для твоей красивой киски, моя прекрасная Лили. Это, блядь, стремно, и я знаю, что это остановит ее. Но я и пугать её не хочу. Это то, чего мы пытаемся избежать во всем этом.

— Это вибратор, Лили, — огрызается Роуз, — а не Святой Грааль.

Я улыбаюсь Роуз.

— Значит, он тебе не нужен?

Она смотрит так, будто готова отправить меня в шредер.

Я подавляю еще большую ухмылку и поворачиваюсь к Лили.

— Прости, любовь моя. Это отправится в мусорное ведро.

Она сдается довольно легко. Я отцепляю от нее свои руки и отправляю вибратор в мусорное ведро вместе с остальными.

Входная дверь открывается, и Райк заходит на кухню, неся две большие вазы, в которых стоят белые лилии. Как только Лили замечает цветы, она проскальзывает за мою спину и вцепляется в мою футболку, словно тот, кто прислал цветочные композиции, вот-вот выпрыгнет из вазы и вырастет в натуральную величину.

— Они стояли у ворот, — говорит Райк. — Я бы оставил их, но папарацци пытались сфотографировать открытки.

Я открываю мусорный пакет, и у Роуз внезапно начинается припадок.

— Они разобьются! — кричит она на меня. — А потом стекло разорвет пакет, порежет кого-нибудь, и кровь будет повсюду. Я не смогу отмыть кровь с паркета.

Я сужаю глаза.

— Чтобы было понятно, я занимаю позицию выше пола.

— Это бразильская вишня, — говорит она так, будто это имеет значение. Она поворачивается к Райку. — Выброси вазы в мусорные контейнеры в гараже.

Он переворачивает вазы вверх дном, и только цветы и открытки падают в мой мусорный пакет. Лили все еще не отцепилась от моей футболки. Я беру ее за руки и переплетаю ее пальцы в свои.

— Эй, что случилось? — спрашиваю я.

Ее глаза ошарашенно смотрят на мусорный пакет, и я не уверен, куда она действительно делась. Но она не в фантазиях. Она где-то в более грустном и темном месте.

Очень тихо она говорит: — Я не хочу, чтобы на свадьбе были лилии.

Она никогда не называла это моей или нашей свадьбой. Это всегда просто свадьба. Предполагается, что брак должен быть таким долго и счастливо, но для нее он кажется средством достижения цели.

— Тебе не нужно об этом думать, — говорит ей Роуз. — Это произойдёт только через год. Мы даже не собираемся планировать её в ближайшее время.

Райк кивает мне.

— Ты готов идти?

— Да, мне только нужно переодеть джинсы.

— Ты можешь переодеться в машине, — говорит он мне. — У меня там есть шорты и все такое, — он проверяет свои часы. — Я просто хочу успеть до грозы, которая должна налететь.

Правильно, потому что мы будем на улице. Взбираться на гору. Только не убивай меня, Боже. Это было бы, блядь, жестоко — убить меня сейчас.

Прежде чем уйти, я легонько целую Лили.

— Что ты делаешь сегодня? — спрашиваю я, беспокоясь, что она проведет день и ночь за просмотром старых мультфильмов, изолировав себя в гостиной. Она утверждает, что это обычный приступ летней лени, но я слишком хорошо её знаю.

Она не может бояться мира вечно.

— Я думала о том, чтобы пойти в твой офис. Может быть, поработать немного, — говорит она.

Мои легкие наполняются облегчением. Мне нравится, что я выбрал дело, которым она сможет заниматься с удовольствием, то, что однажды может стать нашим общим делом. Я хочу, чтобы сначала она закончила колледж, добилась того, чего не смог добиться я.

— Позвони Гарту, — говорю я ей.

Она морщит нос.

— От него пахнет старым сыром.

Я ухмыляюсь. Я выбрал идеальноготелохранителя.

— Не выходи из дома без него.

— Не упади с огромной скалы.

— Я верну тебе его живым, — говорит ей Райк.

— Очень на это надеюсь, — Лили показывает на него пальцем без угрозы.

Он застенчиво улыбается, как будто собирается долго возиться с веревками или ремнями, чтобы напугать меня до смерти, в отместку за выходку с манкини в Канкуне. Я немного нервничаю, но после того, как мы с ним лазали в спортзале, гора не должна быть слишком сложной, даже если он даст мне дополнительную поблажку. Я справлюсь с этой задачей.

53. Лорен Хэйл

.

Мы даже не успеваем выехать из Нью-Джерси, как мой телефон пикает на средней консоли. Слово ПАПА мигает большими жирными буквами.

— Не отвечай, — говорит Райк.

Я за рулем. И я не подчиняюсь его приказу, отвечая на звонок и держа одну руку на руле. Я чувствую знойный взгляд Райка, не отрывая глаз от дороги.

— Лорен, — голос моего отца звучит в трубке. — Мне нужно, чтобы ты заехал домой как-нибудь сегодня, — его тон довольно непринужденный, так что я понял, что речь идет о моей новой компании. Она едва стоит на ногах, но ему нравится добавлять свое мнение.

— Я отправляюсь за город, так что меня не будет рядом с Филадельфией.

— Тогда скорректируй свое расписание.

— Это не так просто…

— Я не спрашивал.

Райк неоднократно качает головой рядом со мной, вероятно, наблюдая, как мои глаза начинают темнеть, чем дольше я разговариваю с нашим отцом.

— Тебе следовало отказаться от сделки с твоим трастовым фондом, — говорит он шепотом.

Я отвожу динамик от своего рта, чтобы поговорить с Райком.

— Я слышал это уже сто раз.

— Ты его сучка, — перефразирует Райк, как будто это заставит меня понять.

Я стискиваю зубы, над головой мелькают дорожные знаки. Мне нужно повернуть на следующем съезде, если я хочу увидеть отца.

Я снова прижимаю телефон к уху.

— В чем дело? — спрашиваю я его.

— Утечка.

Я почти рывком перевожу машину на другую полосу, рядом с нами стоит Trailblazer.

— Ло! — кричит Райк, хватаясь за дверь. Он застегивает ремень безопасности.

Черт.

— Извини, — я начинаю перестраиваться, на этот раз правильно, направляясь к выезду.

— Подожди, куда ты едешь? — сердито спрашивает Райк. Он знает, что я направляюсь в Филадельфию. Он просто не знает, зачем.

Я включаю громкую связь, понимая, что Райк закатит истерику, если не услышит правду от моего отца. Я кладу телефон на колени.

— Ты знаешь, кто это? — спрашиваю я вслух, мое сердце бешено колотится.

После месяца отсутствия информации я смирился с тем, что это просто не имеет значения. В основном потому, что у меня не было сил выслеживать Мейсона или Аарона и заботиться о Лили. Я выбрал правильный вариант — быть рядом со своим лучшим другом. Но мне нужна информация, которая так долго ускользала от нас. И обиженная, темная и горькая часть меня хочет насадить голову этого ублюдка на кол.

— Да, — говорит он. — Я нашел утечку.

— Как?

— Таблоид, который первым сообщил новость, наконец-то прокололся и выдал нам свой источник. Потребовалось пять миллионов, чтобы разжать их губы и раскрыть это дерьмо, — он не добавляет вы должны мне все до копейки. Несмотря на это, я чувствую, что должен.

— Кто это? — спрашиваю я, крепко сжимая руками руль.

Он ничего не говорит.

— Папа?! — кричу я. Машина сигналит, и я понимаю, что свернул на его полосу и подрезал пикап.

— Следи, блядь, за дорогой, — укоряет Райк. — Или притормози, и я поведу.

Нет, он повезет нас в другую сторону. А сейчас я слишком уставший, чтобы лезть на гору.

— Райк с тобой? — грубо спрашивает мой отец.

— Мы уже едем, — говорю я ему, не обращая внимания на то, что Райк смотрит на телефон смертельным взглядом.

— Нет, блядь, не едем, — опровергает Райк.

— Вы оба должны приехать, — говорит он нам. — Это важно, и я не хочу обсуждать это по телефону, — он вешает трубку.

Я включаю аварийку и еду по боковой улице, в сторону от шоссе.

— Какого хрена ты делаешь? — спрашивает Райк.

— Он знает, кто слил информацию, — говорю я, как будто он идиот. — Какого хрена ты делаешь? Мы потратили месяцы, пытаясь выследить этого урода.

Райк смотрит на дорогу тяжелым взглядом.

— Может, тебе стоит подбросить меня куда-нибудь?

Я хмурюсь.

— Что? Куда?

Что с ним не так?

— Куда угодно, только не туда.

И тут я понимаю, что Райк не контактировал с моим отцом с Рождественского благотворительного вечера. Это было до реабилитации. До всего.

В машине воцаряется жестокая тишина. И тогда я тихо спрашиваю: — Ты боишься его?

— Я не могу смотреть ему в лицо.

— Что он лично тебе сделал? — спрашиваю я.

— Я ненавидел его, потому что его ненавидела моя мама, — коротко отвечает Райк, но я вижу, что его мысли переполнены, поэтому я не удивлен, когда он рассказывает больше, — ...когда я стал старше, я пытался взглянуть на него по-другому, но она нарисовала портрет монстра. Так что когда я смотрю на его лицо, это все, что я, блядь, вижу.

Его слова проникают в меня, и мне нечего сказать. Я не могу изменить то, как он представляет себе Джонатана Хэйла. Это слишком глубокая травма.

— Я пытался забыть о нем, — говорит Райк, глядя в окно. — Я пытался вести себя так, будто у меня просто не было отца. А потом... — он качает головой.

— Что? — спрашиваю я.

— ...а потом я встретил тебя. И вся эта ненависть вернулась в десять раз сильнее, чем раньше.

Я колеблюсь, прежде чем спросить. Я боюсь его ответа.

— Почему?

Сейчас он скажет, что я такой же, как мой отец. Я — монстр этой истории. То, что нужно ненавидеть.

— Ты защищаешь его, — говорит мне Райк. — Он говорит ужасные, гребаные вещи прямо тебе в лицо, а ты просто стоишь и терпишь это или уходишь. А на следующий день ты говоришь о Джонатане, как о гребаном спасителе.

Я не могу почувствовать тот огромный всплеск облегчения, когда он не сравнивает меня с ним. Я просто чувствую себя дерьмом.

Я скриплю зубами.

— Что я должен делать? Ударить его? Мне не нравилась вся эта трагедия давай-ка я изобью своего отца в детстве. Прости.

— Ты прав, — говорит Райк, удивляя меня. — Ты застрял в этом доме, с этим гребаным мудаком. Но сейчас у тебя есть возможность уйти от него. И ты возвращаешься.

— Он не такой уж плохой.

— И вот ты снова заступаешься за него.

— Он мой отец.

— Он наш отец, — возражает Райк.

Я ударяю рукой по рулю, нервничая, злясь и так сильно воспламеняясь сейчас.

— Я не могу вычеркнуть его из своей жизни!

Не из-за денег. Не из-за трастового фонда или информации, которая мне от него нужна. Я не могу оставить Джонатана Хэйла, потому что он — моя семья. Он мой отец, и до Райка и Лили он был всем, что у меня было.

— Остановись на секунду.

— Я не буду разворачиваться.

— Просто остановись.

Я въезжаю на заправку и паркую машину у насоса. Я поворачиваюсь лицом к Райку, и моя грудь вздымается от сочувствия в его глазах. Он собирается сбросить на меня бомбу, но он знает, что я могу это выдержать.

— Никто тебе этого не скажет, — говорит Райк. — Все говорят это за твоей спиной, но ты услышишь это от меня, прямо сейчас.

Я долго смотрю на него, уже слыша его слова, прежде чем он их произнесет. Мне кажется, я знаю. Я всегда знал.

— Наш отец жестоко обращается с тобой, — говорит Райк, его глаза краснеют. — Он словесно оскорбляет тебя, и он испортил тебе психику.

Я даю себе время осмыслить это, но я настолько оцепенел от ответа, что просто киваю.

— Да, я знаю.

Райк тоже кивает несколько раз, наблюдая за мной, пытаясь оценить мое психическое состояние. А может, он заново переживает тот факт, что он был старшим братом, тем, кому достался лучший вариант из двух действительно дерьмовых, что ему не пришлось быть воспитанным Джонатаном, не пришлось выдерживать натиск Повзрослей уже блядь! Я не для того тебя растил, чтобы ты был таким идиотом! Почему ты плачешь? Прекрати. Блядь. Плакать.

— Не вини себя за это, — говорю я Райку. Я ничего не чувствую. Я должен так же сидеть с красными глазами, как он, но я просто не могу быть таким. — Я знаю, что я делаю.

— Да, — говорит Райк, снова кивая, но он еще больше расстроен, чем раньше. — Тот факт, что ты веришь, что у тебя могут быть с ним настоящие отношения, так чертовски меня пугает, Ло. Это то, что убивает меня. И именно поэтому я не хочу идти туда и смотреть, как он пытается эмоционально манипулировать тобой.

Я разрываю его взгляд и смотрю на руль.

— Я не прошу тебя ехать со мной, — мой голос резкий, но значительно низкий. — Я могу высадить тебя у твоего дома.

Мы снова сидим в неловком молчании. Может быть, минут пять, мы оба просто думаем.

А потом Райк говорит: — Если я поеду с тобой, думаешь, он будет с тобой мягче?

— Это вообще вопрос?

Райк кивает.

— Хорошо. Поехали.

— Ты уверен?

Он бы сделал это? Он мог бы провести целый час или два с нашим отцом только для того, чтобы словесные нападки были перенаправлены в его сторону?

— Да. Я уверен.

Я не знаю, что я чувствую. Мои легкие словно вырываются из груди, и я знаю, какое слово я хочу сказать. Я знаю, какое слово я не могу сказать.

Спасибо.

В этот момент я действительно чувствую, что у меня есть брат. Который, возможно, слишком хорош для меня.

54. Лорен Хэйл

.

— Ты не пьешь?

Мой отец зациклился на этом одном факте о Райке. Вентиляторы над головой циркулируют прохладный воздух на террасе, а я сижу между Райком и отцом, словно я человек, собирающийся судить армрестлинг.

— Со школы — нет, — говорит Райк. — Я перестарался.

Он не упоминает, как врезался на машине в почтовый ящик.

— И поэтому ты ввел Лорена в заблуждение, что он алкоголик — потому что ты не смог справиться со спиртным?

Мышцы на челюсти Райка дёргаются.

— Ближе к делу, Джонатан. Кто утечка?

Мой отец откидывается на спинку железного стула, обхватив свой стакан с виски.

— Я перейду к делу, когда мне захочется. Может, сначала я хочу пообедать со своими двумя сыновьями, — он нажимает кнопку на своем телефоне. — Картер, приготовь для нас три бургера.

— Какие-нибудь предпочтения, мистер Хэйл?

— Как обычно.

— Сейчас всё будет, — линия щелкает.

— Я не твой сын, — говорит Райк, хотя иногда он называет Джонатана своим отцом, когда пытается что-то сказать. Например, как в машине. — Моя мать взяла надо мной полную опеку, если ты забыл.

— Сколько тебе лет? — насмешливо спрашивает мой отец. — О, подожди, тебе двадцать два. В глазах американской судебной системы ты уже взрослый. И как взрослый, ты не собственность своей матери, как тот Ferrari в её гараже, который она купила на мои гребаные деньги.

Райк в волнении потирает челюсть и оглядывает внутренний дворик, словно пытаясь найти повод уйти, но потом его взгляд переходит на меня, и он прекращает поиски выхода.

Мы не можем уйти, пока не узнаем, кто слил информацию. И если для этого придется есть бургер с дьяволом, то так тому и быть.

Мой отец отставляет свой скотч и сосредотачивается на мне.

— Ты уже познакомился со своей матерью?

Твою мать. Я чувствую, как в воздухе разливается смятение и жар Райка.

— Ещё нет, я вообще-то ждал, пока Лили... адаптируется.

— Ты собираешься встретиться со своей матерью? — обвиняюще спрашивает Райк.

Мой отец не вмешивается, что означает, что ему интересно узнать о наших отношениях, интересно, насколько близкими мы стали за последние месяцы.

— Да, — говорю я.

Райк качает головой.

— Как давно у тебя есть её имя? Как ты её нашел? — и тут осознание появляется на его лице, он смотрит между мной и нашим отцом. — Вы двое общались всё это время... — но его ненависть теперь перенаправлена на Джонатана. — Ты не можешь оставить его в покое хотя бы на минуту?

— Он хотел узнать, кто его мать. Не тебе и не мне решать за него, — он небрежно потягивает свой скотч, еще больше разжигая Райка.

— Меня не это волнует. Меня волнует, что ты использовал эту информацию, чтобы притянуть его обратно. Меня волнует, что ты подталкиваешь его к выпивке.

— Райк... — начинаю я и тут же останавливаюсь, не желая защищать своего отца. Не сейчас. — Я собирался сказать тебе, что начал с ним разговаривать.

— Когда? Когда я нашёл бы тебя в больнице с кровотечением из желудка, потому что ты выпил?

Мой отец стонет.

— Ты всё ещё принимаешь эту дурацкую таблетку?

Райк поворачивается к нему.

— Это, блядь, не шутка.

— А вот и да, — говорит мой отец. — Ты делаешь его мягким.

— Ага, а ты позаботился о том, чтобы он был чертовски раздражительным, не так ли?

— Прекратите, вы оба, — холодно говорю я. — Я не хочу говорить ни об алкоголе, ни об Эмили.

— Ладно, — говорит мой отец и встает, чтобы пополнить свой стакан. — Чем ты занимаешься, Райк? Или ты, как твоя мать, спускаешь все мои деньги на мебель и одежду?

— Как насчет того, чтобы оставить мою мать, женщину, которой ты, блядь, изменял, в покое.

— Прости меня, если мне не нравится эта сука, — говорит он. — Я всегда хотел, чтобы вы двое встретились, и поскольку я этого хотел, она едва могла смириться с этой идеей. И вот вы здесь, ближе, чем когда-либо. Как будто так и должно было быть, — он усмехается, как будто он привел судьбу в движение.

— Это не твоя заслуга, — опровергает Райк. — Я встретился с Ло не из-за тебя. Я встретился с ним, потому что сам этого хотел.

Мой отец резко закатывает глаза.

— Тебе невозможно угодить. С тех самых пор как ты задал мне какой-то глупый гребаный вопрос, и тебе не понравился ответ.

— Мне было пятнадцать, — огрызается Райк. — Я только узнал, что у меня есть брат. Я чувствовал себя обманутым и преданым. Мне нужно было твое сострадание, а ты, блядь, плюнул мне в лицо. Но, наверное, я должен был знать лучше.

— Тебе не нужно было сострадание, — мой отец гримасничает при этом слове. — Тебе нужна была правда, и я дал её тебе. Не моя вина, что ты был слишком слаб, чтобы справиться с ней.

— О чем вы, ребята, говорите? — спрашиваю я, колеблясь.

Может быть, мне не следует знать. Но я ненавижу быть в неведении.

Мой отец быстро отвечает.

— В тот день Райк задал мне простой вопрос. Не хочешь ли ты рассказать ему, Райк?

— Пошел ты, — усмехается Райк.

— Ну, как хочешь, — он делает маленький глоток из своего напитка, чмокает губами, прежде чем продолжить. — Он спросил меня, жалею ли я о том дне, когда я трахнул твою мать — жалею ли я о том, что у меня есть ты?

У меня пересохло в горле, я не ожидала этого. Мне кажется, я знаю его ответ. Потому что даже в его ненависти, в его фанатизме и мерзости есть один факт, который мой отец никогда не позволял мне ставить под сомнение.

Он любит меня.

И это извращённая любовь. Райк прав. Это не дает мне покоя. И это то, от чего мне так трудно отмахнуться. Иногда я не хочу. А иногда я только об этом и мечтаю.

Глаза моего отца хранят эту безудержную ясность, не отрываясь от моих, помутнение от выпитого им напитка перешло в откровенность.

— Я сказал Райку, что сделал бы ещё раз. Я ни о чём не жалею, ни в этой, ни в следующей жизни.

Ноль сожалений.

Вот что я понял из этого. Ноль сожалений. Ни когда он хватал меня за шею, ни когда он называл меня дерьмовым ублюдком в десять лет. Ни когда он заставлял меня чувствовать, что я никогда не буду достаточно хорош, чтобы быть его сыном. Ноль сожалений.

Точно.

Поначалу никто больше ничего не говорит. Райк, наверное, беспокоится, что я на него обижаюсь. Он хотел бы, чтобы я не родился. Но правда в том, что я тоже так думал. Пока я не посмотрел на Лили. Пока не поговорил с ней. Не думаю, что смог бы прожить эту жизнь без этой девушки.

Я перевожу разговор на компанию Hale Co., которую мой отец любит обсуждать только в небольших количествах. Компания понесла незначительные потери по сравнению с Fizzle, но он все ещё работает над запуском нового детского продукта. Что-то о детских кроватках. Иронично, что самый плохой в мире отец сколотил состояние на детских вещах, но поскольку сначала это был бизнес моего деда, это делает иронию менее обоснованной. Если только он тоже не был пьющим мудаком.

Бургеры приносят, когда он говорит: — Этот брак поможет Fizzle, но знаешь, что действительно принесет пользу Hale Co.?

Райк замирает, салат выпадает из его булочки.

Я, должно быть, медленнее соображаю, потому что я не понимаю.

— Что?

Мой отец разрезает свой бургер ножом, сок вытекает наружу. Его глаза находят мои.

— Это компания по продаже товаров для детей. Дети бы помогли, — я не могу дышать. — Маленькие малыши Хэйлы в маленьких хэйловских ползунках. Это был бы отличный, черт возьми, маркетинг, — он откусывает от своего бургера. — Ты не сможешь это превзойти.

— Нет, — мгновенно говорю я.

Моя кровь словно закипает. Меня заставляют жениться на Лили. Я не собираюсь заводить детей, потому что мой отец говорит мне это. Где-то должна быть грань.

— Ты даже не подумал об этом.

— Я сказал «нет». Не сейчас. Не через год. Никогда.

Мой отец откладывает столовое серебро и вытирает рот салфеткой.

— Это новое развитие событий?

— Нет.

— Что-то не так? — хмурится он. — Ты бесплоден?

— Ради всего святого, — огрызаюсь я. Не думал, что мне придется обсуждать это с ним. — Я не хочу детей. Это не потому, что я не могу их иметь. Я не хочу их.

Я не хочу, чтобы они были похожи на тебя. Или на меня.

Райк молчит, но я вижу, что он перерабатывает информацию. Единственный человек, которому я рассказал, это Лили. Она единственная, кто имеет значение.

— Ты передумаешь, — говорит мой отец, как будто он так хорошо меня знает. Он снова берет свой нож. — И ничего страшного, если это произойдет не скоро. Hale Co. может подождать.

Мы заканчиваем есть, и после всех этих напряженных разговоров трудно вспомнить, зачем мы вообще сюда приехали. Один из официантов убирает последнее блюдо, и я задаю вопрос.

— Кто утечка?

— Этого я вам сказать не могу, — отвечает он.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — рычит Райк, говоря именно то, о чем я думаю.

Мой отец игнорирует Райка.

— Хорошая новость в том, что у меня всё под контролем, и всё проходит тихо. Если я расскажу вам двоим, уверен, вы устроите такой гребаный бардак, что я потом не смогу его убрать.

Я не соглашаюсь с ним. Я не могу.

— Мне нужно знать, — опровергаю я. — Это не какой-то парень, который поступил со мной плохо или наебал меня в маленьком размере.

— Ты меня не переубедишь, Лорен.

— Тогда зачем ты сказал мне приехать сюда?! — кричу я, ошарашенный всем этим.

Мы сидели здесь просто так.

— Чтобы пообедать с тобой и сказать тебе, что ты должен всё это бросить. Отпусти ситуацию.

Я встаю из-за стола, как будто мои подошвы горят.

— Отпустить ситуацию?!

Мой отец хмурится.

— Лорен, ты перегибаешь палку.

— Ло, — говорит Райк, поднимаясь и кладя руку мне на плечо.

— Перегибаю палку? — я выпускаю маниакальный смех. — У меня дома девушка, которая боится выйти из гребаного дома, не подвергшись нападению. И я перегибаю палку? Ей понадобился месяц, чтобы перестать ворочаться по ночам, — я цепляюсь за стул. — Мужчины присылают ей по почте, блядь, пластмассовые члены из тюрьмы, и каждый день разлетаются слухи о предполагаемых домашних видео. Этот ублюдок играл с ней несколько недель, посылая ей мерзкие смс, прежде чем, наконец, слил информацию. И у тебя есть его гребаное имя!

Мой отец поднимается на ноги.

— И что, черт возьми, ты собираешься делать? Кричать? Истерить? Топать ногами и суетиться? — его глаза темнеют. — Ты не можешь сделать ничего такого, чего бы я уже не сделал. Всё кончено. Отпусти. Ситуацию... пожалуйста.

Его голос значительно смягчается, и я бледнею.

Пожалуйста. Он не использует это слово, и я знаю, что должен сделать.

Я должен довериться ему.

Но я не знаю, кого он защищает — меня или себя.

55. Лили Кэллоуэй

.

Гарт, должно быть, был бывшим сотрудником ЦРУ или каскадером в каком-нибудь голливудском фильме, прежде чем стать личным телохранителем. Он оторвался от папарацци, преследовавших нас, за две минуты. Обычно у меня уходит целый час на бесцельную езду, и мне становится так скучно, что я останавливаюсь у the Donut Man, чтобы купить пирожные с джемом. Теперь, когда я думаю об этом, возможно, именно из-за пончиков я так долго еду.

Ло пытался скрыть от прессы местоположение своего офиса. Пока это единственное место, где нет камер, заглядывающих в окна или ворота. Находясь здесь, я снова чувствую себя нормальной.

Я закидываю ноги на его стол и откидываюсь в красивом кожаном кресле. Гарт широкоплечий, его русые волосы редеют, а лоб намаслен. Он сидит на диване и в данный момент прикован в своему мини-планшету. Мы почти не разговариваем, только обсуждаем, куда я хочу поехать, что меня вполне устраивает. Разговоры переоценены.

В кабинете Ло больше индивидуальности, чем в нашей спальне. На стенах висят постеры его любимых научно-фантастических и супергеройских фильмов: Звёздный крейсер «Галактика», Звёздные войны, Люди Икс (конечно же), Человек-паук (версия Эндрю Гарфилда) и Пипец.

Мы потратили целый день на то, чтобы расставить на книжных полках все его комиксы, разложив их по номерам. Когда он сказал отцу, что хочет основать компанию по изданию комиксов, он, вероятно, ожидал, что Джонатан рассмеется ему в лицо, скажет, чтобы он повзрослел и нашёл серьёзную работу. Но нет, его отец подписал чек и на следующий день потребовал официальный бизнес-план.

Я листаю одну из рукописей из большой стопки. Ло должен прочитать комиксы первоисточников (не все хорошие) и выбрать те, которые он хочет опубликовать для Halway Comics. Он разрешает мне читать их, если он не уверен до конца, но когда я закончу Принстон, я не буду помогать ему с этой стороной бизнеса.

Я сосредотачиваюсь на комиксе, который держу в руках. Искусство сюрреалистично и сатирично. У некоторых людей даже есть собачьи головы. А некоторые нарисованы с лапами животных. Ло находит смысл в большинстве комиксов, но мой мозг просто видит человека-собаку с большой задницей.

Комиксы, к которым я тяготею, более реалистичны и классичны, например, те, где супергерои могут сойти со страницы и вписаться в наш мир. Ло будет пробовать всё и вся, даже работы с черными точками и без слов. Я люблю сексуальных супергероев, но их трудно найти в инди-комиксах. Самое большее, что я видела — это сексуально одетые персонажи, которые выглядят так, будто готовы убить меня во сне.

Я копаюсь в его стопке и нахожу более реалистичный комикс. Не с супергероями, но это нуарный комикс с детективом в главной роли. Я перелистываю страницы, чтобы посмотреть на красивую рисовку.

А-а-а! Я бросаю рукопись на пол и закрываю глаза руками.

В этом комиксе есть нагота! А я открестилась от порнографии.

— Все в порядке, Лили? — спрашивает Гарт.

— Да, — прохрипела я. — Я просто собираюсь... спуститься вниз, — я обходу грязный комикс, лежащий на полу, и выскальзываю из комнаты. Спускаюсь по винтовой лестнице на главный уровень.

Первый этаж.

Моя мечта.

Я вхожу в магазин с черного входа (Только для сотрудников) и попадаю в тускло освещенное помещение. Красные линолеумные кабинки примыкают к стенам и окнам, подушки в полиэтиленовой пленкой. Техника и мебель накрыты, и я всё ещё чувствую запах свежего слоя тепло-серой краски на стенах. Красный, серый и немного синего. Я выбрала цветовую гамму, даже после того, как Ло предупредил меня, что палитра подходит Капитану Америке. Мы против Капитана с тех пор, как он выбросил Росомаху из самолета.

Но мне все равно очень нравится.

Ряды низких полок образуют проходы и напоминают видеомагазин, но они заполнятся комиксами, когда прибудут поставки. Передняя зона разделена небольшой мини-кухней для выпечки и кофе. В магазине ещё не все есть. Пройдут месяцы, прежде чем он будет готов к открытию для посетителей.

Ло предложил «Superheroes & Scones» своему отцу в качестве маркетинговой стратегии для Halway Comics. Но я знаю, что эта идея не имеет никакого отношения к его компании. На самом деле, он купил мне что-то своё, что-то, на что я могла бы рассчитывать после колледжа. Он нашел для меня счастье, и я думаю, что это стоит больше, чем любое глупое обручальное кольцо.

Магазин, где продают кофе, булочки и комиксы.

Это идеально.

И в кои-то веки мы делаем что-то хорошее с нашим наследством, а не тратить его впустую. Для двух людей, не желающих никому открываться, разделение этой интимной части нашей жизни — ностальгического счастья от комиксов — должно что-то значить.

Пока мы в ремонте, я могу прятаться в одной из упакованных кабинок с комиксом, как в своём собственном тайном убежище.

Кто-то стучит в дверь, и мое сердце уходит в пятки. Я не могу разглядеть фигуру, так как стекло завешено плакатами В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ. На них даже не написано, что это будет, а здание выглядит таким же закрытым и пустынным, и по всему кирпичу развешаны новые объявления. С таким же успехом, это может быть будущий порномагазин. О боже. Теперь я не могу перестать думать о порно.

Стук по стеклу продолжается, и я делаю неуверенный шаг в сторону шума. Фигура теневая и неразличимая. Но она выглядит достаточно высокой, чтобы быть парнем.

Что, если это пресса? Или еще хуже.

Преследователь, который преследовал меня здесь.

Стук становится громче и настойчивее. В итоге я забегаю под ближайший киоск, прежде чем сердце покидает мою грудную клетку. Может быть, он меня не заметил. Может быть, он просто уйдет.

Если это кто-то, кого я знаю, он бы мне позвонил, верно? Я хлопаю по карманам в поисках телефона. О нет. Я оставила свой сотовый на столе Ло, вместе с Гартом. Ну, Гарт не на столе Ло (по крайней мере, я надеюсь, что нет), но он точно наверху, поглощенный своим мини-планшетом.

Тук. Тук. Тук. Эти удары звучат серьёзно.

Я пробираюсь дальше под стол, подтягивая колени к груди. Я представляю, как разбивается стекло, как мужчина врывается внутрь. Должна ли я кричать, чтобы позвать Гарта, или просто притвориться, что меня здесь нет?

Гарт принимает решение за меня. Его тяжелые ботинки стучат по магазину, замок щелкает, дверь звякает, и перед преследователем предстает мой устрашающий телохранитель. Это должно его отпугнуть.

— Где Лили? Я пытался до неё дозвониться, — голос спокойный, ровный, знакомый и очень очень очень очень не угрожающий.

— Я здесь! — я выползаю из-под кабинки и стираю паутину с коленей. Коннор поднимает брови, будто он точно знает, что я там делала.

Гарт, должно быть, в замешательстве, потому что он (по-настоящему) говорит: — Что Вы там делали?

— Мне показалось, что я видела... крысу, — быстро говорю я, — поэтому я осматривала место, чтобы потом поставить несколько ловушек, — прежде чем они успевают раскусить мою ложь, я обращаюсь к Коннору. — Что привело тебя в S&S?

Мне действительно не стоит пытаться сократить это название, потому что каждый раз, когда я произношу его, я сразу же думаю о S&M(садо-маза). Мой разум может блуждать в опасные места.

— Ло хочет, чтобы я просмотрел контракт. Он сказал, что оставил его в своем кабинете, — он смотрит на меня с чуть большим беспокойством, чем мне бы хотелось видеть в Конноре Кобальте. Его самоудовлетворенность мне нравится гораздо больше.

— Хорошо, я проведу тебя туда.

Я добавляю Гарту: — Ты мог бы остаться здесь? Присмотреть за дверью?

Я пытаюсь заглушить беспокойство в своем голосе, но боюсь, что у меня это плохо получается.

— Конечно.

В кабинете Ло я включаю свет, и Коннор нацеливается на папку с документами на столе. Я нахожу свой маленький телефон и прокручиваю все пропущенные звонки от Коннора.

— Так за кого ты меня приняла? — спрашивает Коннор, открывая папку и опускаясь в кожаное кресло.

— Что?

— Это новое здание. Не думаю, что крысы уже заселились. Так что, очевидно, ты пряталась от того, кто, по твоему мнению, стоял за дверью.

Он слишком уж проницателен, и я уверена, что он уже знает ответ на свой вопрос.

Я беру фигурку Черной Вдовы с книжной полки Ло.

— Я бы хотела быть Роуз, — тихо говорю я.

— Почему?

Она бы не была так напугана.

— Она бы справилась с этим лучше меня, а у неё даже нет телохранителя.

Мне нужна такая уверенность, но не думаю, что двадцатилетняя девушка может этому научиться. Я слишком опоздала.

— Есть разница между смелостью и гордостью. Поверь, я бы лучше спал по ночам, зная, что у неё есть телохранитель.

— Она часто бывает одна, — говорю я.

Как она может не быть храброй? Она готова каждый день в одиночку противостоять назойливым папарацци и жаждущей информации прессе.

— Да, но эта девушка скорее будет носить свой собственный электрошокер, чем позволит кому-то другому защищать её, и всё ради того, чтобы доказать свою точку зрения. Так что когда она встретит врага вдвое больше её и в гораздо большем количестве, она поймет, что некоторые битвы лучше вести с напарником.

— О, — говорю я, наконец-то поняв, благодаря его аналогии с супергероем.

Моя сестра не командный игрок. Она предпочитает всё делать сама.

— Хотя мои таланты неизмеримы, у меня нет таких сил, чтобы добраться и спасти ее с другого конца города, — говорит Коннор. — И наши отношения немного отличаются от ваших.

— Это преуменьшение, я думаю.

Он улыбается.

— Да, это так, — он закрывает папку. — Я хочу сказать, что стараюсь не бояться за неё. С тех пор как мы были подростками, она всегда искала во мне уверенности, даже если не признавалась в этом. Я её... опора, — он смотрит вдаль, подыскивая нужные слова. — Что-то непоколебимое. Уверенный, уравновешенный, неумолимый и раздражающе убедительный. Если она увидит, что я напуган, она внешне будет злорадствовать, будто я проиграл партию в шахматы, но внутренне она начнет сомневаться в себе. И мне не очень нравится, когда Роуз теряет уверенность в себе и становится менее самоуверенной. Она более уязвима, и это разбивает мне сердце.

Это совершенно новая честность для Коннора Кобальта, никаких оскорблений, скрытых под словами. Это просто... правда, от души. Мне это нравится.

— Ты любишь её? — спрашиваю я, возвращая фигурку и садясь на диван.

Он снова раскрывает папку и читает контракт в своей резвой, сверхчеловеческой манере, переворачивая страницу быстрее, чем я могу читать журнал на унитазе.

— Любовь неуместна для некоторых, — он уклоняется от моего вопроса, давая странный ответ. Сосредоточившись на контракте, он начинает закрывать дверь своей короткой открытости.

Я искоса смотрю на него, когда понимаю кое-что еще.

— Почему ты больше не говоришь чертовски?

Он ненадолго отрывает глаза от бумаг.

— О чём ты говоришь?

— Раньше ты говорил «чертовски умна» и «чертовски крутой». Это было моей любимой чертой в тебе.

Его жаргон изменился с тех пор, как я впервые его встретила. Но не полностью. Я имею в виду, что когда мы сталкиваемся с кем-то, кого он знает, он иногда бросает «эй, братан».

Его губы приподнимаются.

— Я обычно тупею перед интеллектуально неполноценными людьми, чтобы не показаться полным мудаком, — кажется, он только что назвал меня тупой. — Но я вижу в тебе настоящего друга, поэтому я отбросил некоторые притворства. Большинство людей не смогли бы вытерпеть всего меня.

— А Роуз? — спрашиваю я, все еще пытаясь осмыслить все, что он говорит.

Его губы только приподнимаются. Я вдруг прихожу к выводу, что никогда не узнаю, как на самом деле звучит Коннор Кобальт в своей голове — какие слова он считает отвратительными, что он думает о некоторых ситуациях, его настоящие честные реакции, которые не являются наполовину оскорблениями, а наполовину чем-то более приятным. Может быть, Роуз уже знает его. А может, она так же без понятия, как и все мы.

Я придерживаюсь безопасной темы.

— Итак, в следующем семестре ты будешь учиться в Уортоне, а Роуз — в Нью-Йорке.

Они оба закончили колледж в мае (вместе с Райком), и мы устроили небольшой праздник для всех них пару недель назад.

Сбылась мечта Коннора — его приняли в престижную Уортонскую школу бизнеса Пенсильвании для получения степени магистра делового администрирования. Роуз всегда насмехалась над аспирантурой. Она считает, что это просто бумажка для хвастовства, по крайней мере, для тех, кто является наследником состояния. Поэтому она будет проводить время в офисе Calloway Couture в Нью-Йорке, добираясь на работу из Принстона, штат Нью-Джерси.

— Таков план, — говорит Коннор.

Я переживаю за них и знаю, что ни Роуз, ни Коннор не оценят моего беспокойства. Но отношения на расстоянии — это сложно, и я вижу, что все эти поездки туда и обратно не стоят того, особенно если Роуз будет продолжать бороться со своими проблемами с близостью. Во время Канкуна она справилась со сном в одной постели с Коннором, но ей ещё предстоит сделать шаг к сексу.

Я хочу, чтобы она нашла любовь и фейерверки, но ничто из того, что я делаю или говорю, не изменит её проблем. Я всего лишь её младшая сестра, так ещё и сломанная в её глазах.

Взгляд Коннора падает на пол, где валяется комикс — страница открыта на паре огромных голых сисек и эрегированном пенисе.

— Лили.

— Я не смотрела на это! — защищаюсь я. — То есть, смотрела, но потом перестала, — я гримасничаю. Почему говорить так трудно? Я делаю глубокий вдох и перестраиваю свои мысли. — Я листала комикс, а потом наткнулась на... — я хмурюсь — ...гениталии. Это обожгло мои глаза и волшебным образом он вырвался из моих рук.

— Я прощу тебе гиперболы, если ты говоришь правду.

— Да! Клянусь, — начинаю рисовать пальцем кресты над сердцем, но потом путаюсь. — Я должна рисовать кресты или иксы?

— Иногда мне интересно, говорим ли мы на одном языке.

— Иксы, — говорю я с кивком, игнорируя его легкое замечание. — Определенно иксы.

Он возвращается к контракту, а я подхожу к окну, заглядываю через жалюзи, чтобы проверить, нет ли на боковой улице папарацци или неизвестных людей.

Я не знаю, как победить этот страх. У меня возникает непреодолимое желание спрятаться в уборной и мастурбировать, чтобы заглушить свою тревогу. Но я хочу чувствовать себя так же, как в Канкуне. В безопасности и не так безумно навязчиво. Я снова жажду этого состояния.

Мой новый терапевт, похоже, не способен мне помочь, и я могу себе только представлять его методы борьбы с этим страхом — чудовищных размеров шоковая машина в руках. Поэтому я отказываюсь делиться с ним своими тревогами.

Но и в любви к себе я не утону. Я буду пробовать что-то новое и просто бороться со своей тревогой, пока не пойму, как правильно справляться с пристальным вниманием и СМИ. Пока я не пойму, как снова дышать.

56. Лорен Хэйл

.

Я чувствую себя каким-то отморозком.

Сижу в арендованной машине уже час и смотрю на один и тот же трёхэтажный кирпичный дом. Газон недавно подстрижен, из травы торчит табличка: Отличница средней школы Макадамса.

В штате Мэн дует ветерок, который манит людей на улицу, но я всё ещё прикован к сиденью, мои суставы затвердели. Мой самый большой страх — остаться в этом проклятом седане, проехать так далеко и не набраться смелости, чтобы подняться по подъездной дорожке.

Я могу разбить бутылку спиртного о дверь другого парня, но не могу пройти пару метров, чтобы поздороваться с женщиной. В этом есть какая-то ирония. И, возможно, если бы я не был напуган до чертиков, я бы рассмеялся.

Я потираю шею, которая наливается нервным жаром. Мне следовало взять с собой Райка и Лили, как я изначально и планировал. Когда я сказал Лили, что хочу познакомиться с мамой, она меня только поддержала. Они оба хотели приехать.

Но в итоге я купил только один билет на самолет.

Я должен сделать это сам.

Никто не входил и не выходил из дома. Снаружи он похож на обычный дом семьи среднего класса. Это то, что у меня могло бы быть.

Нормальная жизнь.

Я выдыхаю и провожу руками по волосам.

Просто иди. Просто покончи с этим, чертов ублюдок.

Прежде чем я успеваю осознать, что делаю, я вылезаю из машины и добираюсь до почтового ящика. Я дышу так, будто нахожусь на середине восьмикилометровой пробежки. Вдох. Выдох. Раз... два... три. Но я не спринтер. Я не бегу. Я едва иду.

Мои изношенные кроссовки приземляются на крыльцо. Мои ноги отягощают меня. Моя обувь, какой бы уродливой она ни была, наполнена свинцом.

Я поднимаю кулак к двери, колеблюсь и опускаю руку. Ну же. Сделай это. Я проигрывал разговоры в своей голове, думая об этом моменте годами. Давай, Лорен. Повзрослей, блядь.

Вдох. Выдох.

Раз... два...

Я звоню в дверь.

Дверь открывается. И мой разум пустеет.

Женщина смотрит на меня с одинаковым ошеломленным и одурманенным выражением лица. Я никогда не звонил ей, не предупреждал об этой встрече. Я слишком боялся, что она меня пошлёт. Я просто хотел увидеть её лицо, услышать её голос, и всё это одновременно.

Она молода, ей нет и сорока. Я ищу её черты: тонкий нос, тонкие губы, блестящие каштановые волосы. Я вдруг понимаю, что ищу в ней себя.

— Я...

— Я знаю, кто ты, — у нее бархатный голос, такой, под который можно закрыть глаза и уснуть. Держу пари, она читает своим детям сказки на ночь. От этой мысли у меня сводит живот. — Я видела тебя в новостях.

Я жду, что она пригласит меня войти, но она держится за ручку, как будто через несколько секунд готова захлопнуть дверь перед моим носом.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.

Не уверен, какой реакции я ожидал. Мой отец — он сказал мне, что я ей не нужен. Я подумал, что, возможно, он лжет. Я все ещё цепляюсь за эту тщетную надежду, что ей не всё равно на меня, как матери на сына.

Вдох.

— Я просто хотел поговорить.

Мой голос звучит грубовато по сравнению с её. Как у животного по сравнению с ангелом. Это чертовски отстойно. И я не могу перестать смотреть на неё, как будто она на мгновение вырвана из моей памяти.

— Нам не о чем говорить, — её глаза несут извинения, даже если её слова не делают этого.

— Верно, — говорю я и киваю сам себе.

Я мог бы уйти. Я мог бы оставить всё как есть. Я увидел её. Что еще мне нужно? Какого хрена я ищу?

— Ты моя мама.

Я хочу забрать слова обратно, как только произношу их.

Она морщится, дверь закрывается, но она остается рядом с ней, зажатая между рамами. И она смотрит на меня так, будто я ошибка, черная клякса в её резюме, от которой она пытается избавиться. Она не говорит этого, но я вижу эту фразу по всему её лицу. Ты не мой сын, не совсем.

Она меня не воспитывала. Я был плохой частью её жизни, которую она пытается забыть.

Она прочищает горло, чувствуя себя неловко.

— Джонатан рассказал тебе что-нибудь?

— Не очень много.

— Ну... что ты хочешь знать?

Этот открытый вопрос на секунду выводит меня из равновесия. Что я хочу знать? Всё. Я хочу получить все ответы, которые от меня скрывали.

— Что произошло?

— Я была подростком... — она на минуту оглядывается черезплечо, а затем говорит: — Я была молода и легко увлеклась таким парнем, как Джонатан. Мы переспали один раз. Вот и всё. И я была неосторожна, и поэтому ты здесь.

Что-то неприятное сидит на кончике моего языка, но я проглатываю более злобную реплику. Я вспотел в своей футболке, как же, блядь, жарко.

Я вытираю лоб и говорю: — Так вот кто я для тебя?

Её глаза скользят по моему телу. Сосед напротив пристально смотрит на меня с места у своего почтового ящика, и я думаю, не пытается ли он определить, кто я — понять, откуда он меня знает.

— Ты могла бы пригласить меня войти, — предлагаю я.

Она качает головой и снова прочищает горло.

— Нет. Будет лучше, если ты останешься снаружи.

— Хорошо.

Это всё, что я могу сказать, не крича, не выплескивая всё, что тяжелеет в моей груди. Почему ты не вернулась за мной? Почему тебе было наплевать? Я твой чертов сын! Я провел годы без матери, без материнской фигуры. Больше всего у меня было людей, которые по утрам входили и выходили из моего дома. Накрашенные, полуодетые женщины, у которых не было для меня ни слов мудрости, ни ответов на мои проблемы, ни сладкого, заботливого голоса, чтобы успокоить меня перед сном.

— Ты должен понять... — её глаза упали на землю. — Я не хотела тебя.

— Да, я это уже понял, — резко говорю я.

Мой отец был прав. Я не должен был искать её.

— Я была в старшей школе, — говорит она. — Я была ещё девочкой, и я планировала поступить в колледж, завести парня и жить своей жизнью. Ты бы отнял у меня всё это.

Ты бы отнял у меня всё это. Эти слова звенят у меня в ушах.

Я смотрю на яркое небо, просто смотрю, просто ищу то, что никогда не откроется мне.

Какого черта я здесь делаю? Не просто здесь, а у этого дома. Мне кажется, что я родился, чтобы разрушать жизни людей. Я делал это ещё до того, как появился на свет. И я делал это после. Ты бы отнял у меня всё это.

— Из уважения к Джонатану я сказала ему, что иду в клинику абортов.

Я закрываю глаза, и горячая слеза скатывается по моей щеке. Я вытираю её. Выдыхаю.

— Хотел бы я, чтобы ты довела дело до конца, — внезапно говорю я.

Потому что тогда мне не пришлось бы терпеть эту боль. Мое лицо не искажалось бы таким образом. Лили не провела бы свое детство в моем разбитом доме. Её мать любила бы её так же сильно, как и её сестер. Райк рос бы с двумя родителями вместо одного. Моё существование разрушило так много людей, так много вещей. Без меня жизнь была бы проще.

— Что? — её бархатистый голос дрожит.

— Ты слышала меня, — говорю я, больше не любезничая. — Я бы хотел, чтобы ты меня убила.

Она бледнеет.

— Ты это несерьёзно.

— Почему бы и нет?

Она на мгновение касается пальцами своих губ, просто глядя на меня.

— Потому что... твой отец, он дал тебе всё.

У тебя есть всё, Лорен. Не будь таким неблагодарным маленьким засранцем, Лорен.

— Да, — киваю я. — Он дал мне всё.

Прежде чем она успевает заговорить, я спрашиваю: — Так что же тебя остановило? Твои родители? Какие-то религиозные убеждения? Струсила?

— Джонатан остановил меня, — говорит она. — Он был в ярости от мысли, что может потерять своего ребенка. Мы пришли к соглашению. Я бы родила тебя, и потом ты был бы полностью его. Я бы получила жизнь, которую планировала, а ты бы рос в роскоши, чего я не смогла бы дать тебе сама. Я думала, ты будешь счастлив.

— Да, я всё ещё работаю над счастьем.

Я жду вспышки сожаления в её глазах, но оно так и не появляется. Я — испорченный гнилой наследник, тот, кто пьёт до беспамятства. Тот, кто отправился в реабилитационный центр, как будто это был какой-то пиар-ход. И у меня сексуально зависимая девушка.

Эмили затихает, когда к обочине подъезжает школьный автобус. Двери открываются, и оттуда выпрыгивают дети среднего школьного возраста. Девочка с моими светло-каштановыми волосами и носом поправляет рюкзак, идя к дому.

Эмили улыбается своей дочери.

— Привет, дорогая, не могла бы ты зайти внутрь?

Ее дочь щурится на меня, поправляя на носу большие круглые очки.

— Разве ты не Лорен Хэйл?

Я ненавижу, что девочка из средней школы знает меня. Мое лицо во всех таблоидах. Вчера они разбирали на кусочки фотографию, на которой я выхожу из ресторана рука об руку с Лили.

И тут меня осеняет.

Она моя единоутробная сестра.

— Да, это я.

— И ты в моем доме...? Ты знаешь мою маму?

Эмили нетерпеливо ждет свою дочь, собираясь вмешаться, но я делаю ей одолжение и пресекаю её расспросы.

— Не совсем, — говорю я. — Она друг моего отца.

— Мама, — шепчет она. — Ты знаешь знаменитых людей?

Эмили пожимает напряженными плечами.

И тут мои глаза ловят значок на лямке джинсового рюкзака девочки. Я мутант и этим горжусь. Каковы шансы в этом совпадении?

— Тебе нравятся Люди Икс?

— Мультфильмы, — говорит она. — Люди Икс: Эволюция.

— Моей девушке они тоже нравятся.

— Ты имеешь в виду свою невесту? Я только что прочитала в Celebrity Crush, что ты женишься, — она покачивается на ногах и сдвигает очки ещё дальше на нос, когда они сползают вниз. — Это правда?

— Да, это правда, — её глаза сияют, как будто у неё есть что-то хорошее, что она сможет рассказать своим друзьям завтра за обедом.

Эмили расширяет дверь, чтобы её дочь могла пройти.

— Уиллоу, заходи, пожалуйста.

Уиллоу изучает меня пытливым взглядом, прежде чем покориться просьбам матери. Затем она проскальзывает внутрь и скрывается из виду.

— Ты назвала свою дочь в честь персонажа Баффи?

Может быть, нам нравятся одни и те же вещи, глупо думаю я. Наверное, потому что Уиллоу, как ни странно, нравятся.

Она хмурится.

— Что?

— Телешоу, Баффи — истребительница вампиров? — она все еще в замешательстве. — Неважно.

— Чего ты хочешь, Лорен? — наконец спрашивает она. — Что, как ты думал, произойдет, если ты придешь сюда?

Ее голос понижается, и дверь начинает закрываться, так что я не могу видеть дальше её тела, не могу заглянуть в дом. Не могу увидеть жизнь, которой у меня никогда бы не было.

— Тебе двадцать один. Ты уже взрослый.

— Ты не моя мать. Кажется, я понял, — грубо говорю я.

Я ненавижу то, что я не ненавижу её. Ни капельки. Я делаю шаг назад, мои глаза пробегают по дому, по чему-то, что я не хочу разрушать. А я это делаю со всем, к чему прикасаюсь.

И я не собираюсь портить её жизнь. Даже если моя и так в полном дерьме. В тот самый момент, когда я собираюсь оставить всё это позади, что-то еще привлекает моё внимание в окне.

Девочка. Ребенок. Не старше двух или трех лет. Она смотрит сквозь стекло, сжимая в руках мягкого динозавра. Я вижу себя. Растущего и обманутого. Никогда не знающего о своем брате и находящего ответы на вопросы самым неожиданным, ужасным образом. Секреты. Предательство.

Я снова встречаюсь взглядом с Эмили. Кажется, она смирилась со своим решением и своей жизнью, но она повторяет ту же ошибку, что и мой отец. Что и Сара Хэйл. Сейчас она этого не видит, но ложь, которую она плетет, разъест её семью изнутри.

— Ты должна знать, — говорю я, — что хотя я и не твой сын, я всё равно их брат.

Её губы сжимаются в линию.

Но я продолжаю говорить.

— И может быть, ты не видишь этого, но поверь тому, кто уже был в их ситуации — они увидят, — я думаю о Райке. — Я не говорю, что ты должна рассказать им обо мне сейчас или в ближайшее время, но в конце концов они узнают. Если не из прессы, то от какого-нибудь незнакомца, и они должны услышать это от тебя.

— Я буду иметь это в виду, — коротко говорит она. — Что-нибудь еще?

Пошла ты нахуй. Я не могу этого сказать. Я не чувствую этого. Скорее, Пошел я нахуй. За то, что был таким глупым. За то, что думал, что тебе не все равно.

Я качаю головой, меня покидают силы, будто меня пырнули ножом на тротуаре. Я делаю еще пару шагов с крыльца, бросаю взгляд на трехэтажный кирпичный дом. Семья среднего класса. Счастливая. Нормальная.

Я разворачиваюсь и больше не оглядываюсь.

57. Лили Кэллоуэй

.

Поскольку Ло в штате Мэн, он хотел, чтобы я пропустила сегодняшний сеанс терапии у доктора Эванса, но терапевт позвонил мне и сказал, что если я пропущу, он свяжется с моими родителями и расскажет им о том, как плохо у меня идут дела. Так что я сижу одна в кабинете доктора Эванса, постоянно проверяя свой телефон. Ло сказал, что позвонит после встречи с Эмили. Если их встреча пройдет не очень хорошо, я беспокоюсь, что он может решить спастись с помощью алкоголя. Мне очень хотелось уйти, но по его просьбе я осталась здесь.

Доктор Эванс прикладывает электроды к моему запястью и вручает мне маленькую черную коробочку со всеми торчащими из нее проводами. Он устраивается в кресле за своим столом с самодовольным видом. Ему нравится, что Ло здесь нет, чтобы прервать сеанс.

— Итак, мы снова с журналами? — я ерзаю на своем месте, немного нервничая из-за того, что в комнате находится только доктор Эванс. Когда Ло здесь, это кажется менее странным.

— Думаю, сегодня мы должны перейти к другой компульсии.

Я пытаюсь прокрутить в голове. Что еще я бы могла победить с помощью аверсивной терапии, кроме фантазий и порно?

Его взгляд падает на мои бедра.

— Было бы проще, если бы ты надела платье или юбку, но я думаю, ты справишься.

Мое сердце ударяется о грудную клетку. Может быть, я неправильно его поняла.

— Я хочу, чтобы ты помастурбировала. Тебя будет бить током, пока твой мозг не отреагирует на негативные стимулы.

Боже мой.

Моя голова двигается сама по себе, яростно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Нет, — бормочу я. — Ни за что.

Я не буду мастурбировать перед ним!

— Лили, твои родители специально наняли меня, — объясняет он. — Это то, что работает. Тебе нужно приучить свой разум воспринимать мастурбацию как плохой импульс.

Мои родители — моя слабость. Я говорила, что готова на всё, чтобы исправить то, что натворила. Но как далеко я готова зайти?

— Могу ли я еще что-нибудь сделать сегодня? — спрашиваю я.

Он обдумывает этот вопрос, задумчиво держа пальцы у виска.

— Полагаю, мы можем попробовать что-нибудь еще, — говорит он к моему облегчению.

Доктор Эванс встает и подходит к своему столу, он опирается задницей о край, пульт все еще в одной руке. Другая опускается на его молнию. О, блядь. Это не то, о чем я думала!

— Что Вы делаете? — кричу я, застыв в своем кресле.

— Шлюхи вроде тебя одержимы мужскими гениталиями. Ты будешь смотреть на него, трогать его, сосать, а я буду шокировать тебя, пока ты не станешь хорошей и нормальной.

— Нет.

Роуз нашла моего идеального психотерапевта, доктора Бэннинг, после встреч с ужасными психотерапевтами. И мне интересно, приходилось ли ей терпеть подобные ситуации ради меня, только чтобы мне не пришлось с ними столкнуться. Я знаю, что да. Я знаю, потому что помню, как Коннор и она смотрели друг на друга, когда обсуждали терапевтов, которых посещали вместе.

Доктор Эванс уже расстегивает серебристую молнию, и его член появляется из брюк цвета хаки. Я поднимаю руки к глазам, когда знакомое жужжание пульсирует в моей коже.

Я не смотрю. Я не смотрю. Меня здесь нет. Не совсем.

Комната затихает, и я думаю, что, возможно, я победила.

А потом я чувствую это. На своей ноге.

Я вскакиваю, словно на этот раз всё мое тело ударило током. Шоковая коробка падает на пол, вырывая провода, которые соединяются с электродами на моей руке. Я спотыкаюсь, глаза выпучиваются. Доктор Эванс сокращает расстояние между нами, оказываясь прямо передо мной. Я отказываюсь опускать взгляд на его болтающийся пенис.

— Отойдите от меня, — говорю я. Я не собираюсь падать на колени с высунутым изо рта языком. Я уже не та девчонка, которая готова все проебать ради быстрого кайфа. Я сильнее. Даже без Ло. Теперь я это знаю.

Доктор Эванс отметает мои угрозы и хватает меня за запястья. Его рот находит мое ухо.

— Ты сядешь и подчинишься, или я расскажу твоим родителям, какая ты на самом деле шлюха.

Рассказать им — это моя первая мысль. Я не буду жертвовать своей гордостью, своим достоинством ради них. Ничто в мире не стоит того стыда, который я буду испытывать после этого. Ничто.

Я смотрю прямо в ответ, и вся моя ненависть и обида на всех, кто называл меня шлюхой или шалавой, выливается в два слова.

— Пошёл ты.

Его хватка крепнет, и я понимаю, насколько я мала по сравнению с ним, по сравнению с любым мужчиной. С таким же успехом я могла бы быть мешком с костями. Я делаю глубокий вдох и кричу: — ГАРТ!

Доктор Эванс зажимает мне рот рукой, а другой рукой начинает спускаться к моим шортам.

— Если ты не хочешь сделать это сама, мне придется сделать это за тебя.

Я сопротивляюсь и борюсь с его захватом, пытаясь кусаться и брыкаться, но в итоге он прижимает меня обратно к креслу. Его рука ложится между моих ног, надавливая на место через мои брюки. Я не могу перестать кричать от его ладони.

Дверь с грохотом распахивается, и прежде чем он успевает что-то сделать, мой телохранитель налетает на него и швыряет обратно на стол. Я трясусь, как дрожащий лист, но я на ногах и цела. Гарт толкает доктора Эванса, как набивную куклу. Он выглядит готовым уничтожить этого человека, поэтому я удивляюсь, когда он ослабляет хватку.

— Ждите звонка от адвокатов Грега Кэллоуэя. Я бы посоветовал вам сегодня же собрать вещи в офисе.

Гарт поворачивается ко мне и бросает на меня сочувственный, почти извиняющийся взгляд. Я просто рада, что он был здесь. Ло был прав насчет телохранителя.

Он выводит меня из комнаты, и я оглядываюсь, чтобы в последний раз увидеть образ моего злобного терапевта. Мое сердце еще не успокоилось. Мне кажется... кажется, я немного в шоке. Я не могу закрыть глаза или моргнуть.

Доктор Эванс опускается на пол и ошарашенно смотрит на провода от шоковой коробки.

— Вы в порядке? — спрашивает Гарт в холле.

— Думаю, да.

Я пытаюсь справиться со своими эмоциями. Я чувствую себя меньше похожей на увядший цветок, но в основном просто не могу перестать так быстро дышать. Я потираю запястье. Да, я в шоке.

— Домой? — интересуется он.

— Может, сначала сделаем остановку?

Он кивает, и мы проезжаем несколько кварталов до другой высотки. Мои руки все еще дрожат, но они также чувствуют себя немного оторванными от остального тела. Когда мы подъезжаем к офису, я стучу в дверь, мое дыхание медленно сбивается.

Дверь распахивается, и передо мной появляется женщина с черными волосами и теплой улыбкой. Я не видела её почти два месяца. Я не понимаю, как сильно я по ней скучала, пока её руки не обхватывают мои плечи, а мои — её. Слезы застилают мне глаза.

— О, Лили, — говорит она, — нам есть о чем поговорить.

Да, нам есть о чем поговорить. Теперь я знаю, как выглядит хорошее направление, и я никогда этого не упущу.

Я вытираю глаза, собираясь сказать ей, что хочу возобновить наши сеансы. Но что-то еще вырывается у меня изо рта.

— Как ты думаешь, я могу называть тебя Эллисон?

— Мне бы очень этого хотелось.

58. Лорен Хэйл

.

Самолет приземляется в Нью-Йорке. Я не иду домой. Я оказываюсь на парковке местного бара. Холодный. Одинокий. Застрявший в собственных мыслях. Это опасная игра.

Я вцепился в руль, боль режет меня, как острые ножи. Я не могу перестать видеть искаженное лицо Эмили, полное тревоги и дискомфорта, желая просто уехать к черту. Я снова потерял свою мать, но это глупая мысль. Я не могу потерять то, чего у меня никогда не было.

Я прищуриваю глаза и кричу, мое горло горит. Мне нужно бежать. Мне нужно прогнать эти чувства. Я слышу отца у себя в голове. Я слышу Эмили. Я слышу прессу, СМИ. У тебя есть все, Лорен. Какого хрена ты плачешь? Посмотри вокруг, о чем ты можешь грустить?

Ни о чем. Мне не позволено расстраиваться, чувствовать что-то, кроме благодарности. Я привилегирован. Я богат. Мой взгляд скользит по бару, вывеска ОТКРЫТО мигает неоново-синим цветом. Я — бунтующий новоиспечённый взрослый, требующий внимания. Верно? Вот что это такое. Алкоголь привлечет ко мне все взгляды, заставит людей жалеть меня. Заставит их сочувствовать.

Но это не то, думаю я. Алкоголь утопит мои враждующие мысли. Алкоголь заглушит все голоса в моей голове.

Но он также испортит все остальное.

Я не знаю, что делать. У меня едет крыша. Я ударяю ладонью по рулю, еще один крик завязывается в горле, и слезы, которые я подавлял, внезапно текут по моему лицу. Я не смог сказать «нет» отцу, не смог остановить утечку, а моя мать никогда по-настоящему не хотела меня — даже сейчас. Я всегда терплю неудачу. Всегда.

Мои руки дрожат, когда я достаю сотовый и быстро набираю номер. Я просто хочу услышать ее голос. Я прижимаюсь лбом к рулю, больше нет сил даже на то, чтобы держать голову прямо.

— Где ты? — спрашивает Лили с беспокойством. — Ты должен был позвонить несколько часов назад. Твой рейс приземлился, верно?

— Да, я на пути домой, — вру я.

— Ты все еще в Нью-Йорке? Мы можем встретиться за ужином, — предлагает она, вероятно, не купившись на мою ложь.

— Почему ты любишь меня, Лил?

— Ло, правда, где ты? — в ее голосе звучит беспокойство.

— Просто ответь мне, — я делаю длинный вдох. — Пожалуйста. Почему ты меня любишь?

Я крепче сжимаю телефон, слезы затуманивают мое зрение.

— Когда нам было одиннадцать, мы были у тебя дома, читали комиксы, — говорит она, и я почему-то точно знаю, какое воспоминание она пытается мне нарисовать.

Мы лежали на моей кровати, окруженные несколькими раскрытыми и разложенными комиксами про Людей Икс, и мы читали один и тот же комикс в одно и то же время. Она терпеливо ждала, пока я потороплюсь, ее глаза быстро пробегали по страницам, пока я впитывал каждую строчку, каждый цветовой отблеск.

— Ты помнишь? — спрашивает она после долгой паузы.

— Да, — говорю я, мой голос дрожит.

— Мы оба знали, что ты больше всего похож на Хеллиона. Ты делаешь неправильный выбор, даже когда знаешь, где лежит правильный.

Я киваю сам себе, слезы проливаются. Я пытаюсь вздохнуть полной грудью, но боль душит меня.

— Но в тот день ты сказал, что стремишься стать Циклопом. Скотт Саммерс был сильным. Он заботился обо всех перед лицом кризиса. Он был человеком, которого люди хотели видеть рядом с собой, — ее голос тоже дрожит, как будто она близка к слезам. — Ло, — говорит она, — у тебя получилось. Ты мой Скотт Саммерс, и без тебя меня бы здесь не было.

Я закрываю глаза и даю себе осмыслить это. Ей не нужно говорить Я люблю тебя, потому что... Чувство приложено к каждому слову. Она любит меня, потому что верит, что я сильный. Она любит меня, потому что она — часть меня.

Она любит меня, потому что благодаря всему этому я стал лучшим человеком.

— Ло, — продолжает она. — Что бы ни сказала Эмили, я хочу, чтобы ты знал, что я никуда не уйду и всегда буду здесь, каждый раз, когда ты возвращаешься домой. Мы всегда будем вместе.

— Ло и Лили, — вздыхаю я.

— Или Лили и Ло.

Я улыбаюсь.

— Спасибо.

Она делает паузу.

— Я должна сказать остальное?

— Нет, но ты можешь, если хочешь.

— Не пей, Лорен Хэйл, — говорит она сурово, но получается скорее мило, чем жестко. Но все равно это работает.

— Я люблю тебя, Лил, — я выпрямляюсь и вытираю глаза тыльной стороной руки.

— Значит, ты возвращаешься домой?

— Сначала мне нужно сделать остановку.

Она вздыхает с тревогой.

— Ло.

— Доверься мне, — говорю я.

— Я тоже тебя люблю, — говорит она мне.

Я включаю зажигание и позволяю этим словам унести меня.

59. Лорен Хэйл

.

Я не помню, чтобы в офисе было так холодно или темно, но я вхожу в него со целью. Я больше не сожалею и не грущу. Меня подстегивает что-то другое, что-то более темное и сильное, что начинает разъедать мою сущность. Это демон, которого носит в себе мой отец, тот, где гнев превращается в мерзкие слова. Тот, когда мы перестаем быть жалкими и начинаем быть злыми. Я думал, что трезвость изменит меня. Заставит эту часть меня исчезнуть. Но я понял, что не только алкоголь питает мою ненависть. Это запрограммировано во мне годами воспитания таким человеком, как он.

— Наконец-то ты вернулся, — говорит Брайан, облокотившись на стол с беспечностью, которая всегда была мне неприятна. — Тебе надоело игнорировать мои звонки?

— Ты был бы никем, если бы не был настойчивым, — сухо отвечаю я, опускаясь в кресло. Я познакомилася с Брайаном в реабилитационном центре, и мы обсудили мою жизнь в мельчайших подробностях. Он должен был стать моим амбулаторным терапевтом, и, думаю, я все испортил, когда перестал ходить на наши сеансы. Тем более, когда я перестал отвечать на его звонки.

— Так почему ты здесь, Ло? — он еще больше откидывается в своем кресле.

— Как ты, блядь, не ненавидишь меня? — спрашиваю я в замешательстве.

— Я полагаю, у тебя была уважительная причина пропустить сессию, — спокойно говорит Брайан, — а если нет, то это на твоей совести.

— Я не говорю о пропуске сеансов, — огрызаюсь я. — Как ты можешь сидеть там и слушать о моих проблемах и не закатывать глаза каждые две секунды?

— С чего бы мне это делать? — он не вздрагивает, не выглядит смущенным или расстроенным.

Брайан — чистый лист, который возвращает мне мои слова. Все это время я думал, что он смотрит на меня так, будто я королевский придурок, будто я неудачник, которого он должен терпеть. Но я знаю, что я проецировал. Я хотел, чтобы он меня ненавидел. Я умолял его об этом, потому что я не достоин ничьего сострадания.

— У меня больше денег, чем у тебя будет за всю твою жизнь, — говорю я ему. — Ты должен сидеть здесь и слушать, как я часами напролет жалуюсь на всякую ерунду, а потом я возвращаюсь домой в свой красивый дом с красивой машиной.

— Ты думаешь, я должен тебя ненавидеть, потому что у тебя есть деньги и потому что я должен выслушивать твои проблемы? Поэтому ты перестал приходить?

— Нет, я перестал приходить, потому что не мог больше смотреть на твое уродливое лицо.

Он по-настоящему улыбается при этом. Это искренне, что заставляет меня чувствовать себя еще большим мудаком. Он кладет ручку на стол и садится.

— Я знаю тебя, Ло, — напоминает он мне. — Мы общались несколько месяцев, поэтому я знаю, что никто, особенно твой отец, никогда не говорил тебе этого.

— Если это твоя мудрость из печенья с предсказаниями, ты можешь ее оставить себе.

— Наличие денег не делает тебя бесчувственным роботом. Ты человек. У тебя все еще могут быть проблемы. Разница в том, что у тебя есть возможность их решить. Нужно только захотеть. Не каждый может получить ту же помощь, что и ты, или позволить себе реабилитационный центр, в котором был ты, — мой желудок скрутило от правды. — Но это не значит, что твое выздоровление не может быть трудным. Это не значит, что то, что люди говорят по телевизору или в таблоидах, не причиняет тебе боли. Ты все еще истекаешь кровью, как и все мы. Ты можешь плакать. Ты можешь быть расстроен. Это право у тебя никто не отнимал.

Я ошеломленно смотрю на землю.

— И Ло, — продолжает он. — Обычно я не высказываю своего личного мнения своим пациентам, но для тебя я сделаю исключение.

— Как мило.

На этот раз он не улыбается.

— Под этой грубой, ненавидящей меня и всех вокруг внешностью скрывается хороший парень. И я думаю, что у тебя есть возможность совершать великие дела, если ты просто начнешь прощать себя.

— За что?

— Я думаю, ты знаешь за что.

— Ну, если ты так любишь высказывать личное мнение, почему бы тебе не сказать мне, — огрызаюсь я.

Он не говорит. Вместо этого он берет ручку, откидывается в кресле и щелкает пару раз.

— Иногда человеком, которым мы думаем стать, уже является тем, кем мы есть, а человеком, которым мы действительно становимся, является тем, кого мы меньше всего ожидаем, — он снова щелкает ручкой и направляет ее на меня. — Вот тебе мудрость из печенья с предсказаниями.

Я думаю, он говорит мне, что у меня есть шанс. Что жизнь, которую я себе представлял — где я стану ненавидящим себя человеком за письменным столом, где я стану своим отцом — не обязательно должна быть той, которая предназначена для меня. Я хочу совершить прыжок, пока мой разум ясен, пока я могу видеть альтернативное будущее, которое выглядит не так мрачно. Я хочу Лили. Дом. Счастье с белым забором. Я никогда не думал, что заслуживаю этого, но, возможно, однажды я смогу стать таким человеком.

Я двигаюсь на своем месте, но не отрываю от него взгляда.

— Я ездил к своей матери. К моей настоящей матери, — говорю я ему.

Он наклоняет голову, но его лицо снова становится пустым. На этот раз мне не хочется ударить его за отсутствие реакции. Я просто говорю.

Предложения льются из меня, как будто я вскрыл себе живот. Каждое слово делает меня легче и свободнее.

Я не останавливаюсь.

60. Лили Кэллоуэй

.

На следующее утро мы с Ло отправляемся в его офис. Он делится всеми подробностями о своей матери и позволяет мне обнимать его всякий раз, когда я тянусь к нему. Хоть я и не могу физически ощутить, каково это, когда родитель бросает тебя, я понимаю нужду в материнской любви, и как больно не получать её в ответ.

Он опускается в свое кожаное кресло, и я не решаюсь заговорить о том, что произошло с доктором Эвансом так скоро после его эмоционального воссоединения с Эмили. Именно поэтому я не упомянула об этом по телефону вчера вечером. Последнее, чего я хотела — это вызвать чувство вины и заставить его нарушить трезвость. (Он признался, что сидел на парковке бара — я знала это).

Я просматриваю комиксы на его полке, пока он работает над парой контрактов. Парень, который руководит другой инди-издательской компанией, дает Ло советы, так что с каждой неделей Ло становится все увереннее в работе. Он даже говорит о том, чтобы нанять партнера для помощи в тех областях, в которых он слаб. И эта идея — попросить кого-то о помощи — не вызывает у него отвращения.

Я должна была распаковывать коробки внизу в Superheroes & Scones, поэтому мое затянувшееся присутствие должно быть привлекло внимание Ло.

— Ты в порядке, Лил?

Я беру с полки комикс про Женщину-Халка и сосредотачиваюсь на обложке, пока говорю.

— Вообще я решила вернуться к Эллисон для терапии. И мой отец не против. Он говорит, что это не нарушит сделку.

Он также сказал мне, что будет подавать иск против доктора Эванса. Надеюсь, я помогла еще какой-нибудь девушке, которая могла подвергнуться домогательствам.

— Блядь, — ругается он. — Я забыл спросить тебя о твоем последнем сеансе с... — он прерывается, и я встречаюсь с его глазами, которые стали большими, как блюдца.

— Я рада, что пошла, — говорю я ему. — Иначе я бы никогда его не уволила.

— Блядь, что он сделал?

Я прижимаю комикс к груди, как подушку, позволяя ему придать мне сил.

— Он хотел, чтобы я мастурбировала, пока он бьет меня током, — говорю я очень быстро.

Ло хватается за стол, его глаза выражают чистую ярость.

— Но я сказала нет! А потом ему это не понравилось, и он расстегнул свои штаны.

Ло вскакивает на ноги. Я бросаю комикс и спешу помешать ему выйти из комнаты.

Мои руки прижимаются к его груди.

— Я сказала нет, Ло, — гордо говорю я. — Я крикнула это, а потом крикнула Гарту. Все прошло хорошо.

— Все не хорошо, — говорит мне Ло, обида ласкает его янтарные глаза. — Хорошо будет, если тебе никогда не придется иметь дело с этим больным ублюдком.

— Все кончено, — говорю я. — Мой отец с этим разберется. Я не хочу продолжать вспоминать все плохое, что с нами происходит. Я хочу жить дальше. А ты?

Я готова начать новую главу нашей жизни. Ту, где нас не будут атаковать наши пороки. Ту, где мы счастливы.

Его плечи опускаются, и его руки поднимаются к моим щекам.

— Ты в порядке? — спрашивает он, ища в моих глазах правду.

— Я чувствую себя сильной, — говорю я. — Я знаю, это, наверное, странно.

Он качает головой, и его глаза, кажется, говорят нет, совсем нет.

— Есть ещё кое-что, — начинаю я. Беспокойство окутывает его лицо. — Не плохое. Что-то хорошое, я думаю, — я делаю глубокий вдох, и его руки опускаются на мои. — Я решила, что не хочу видеть черный список того, что мне нельзя делать... в сексуальном плане, я имею в виду, — я гримасничаю. Серьезно, Лили?

На его лбу появляются морщины.

— Почему?

— Я поняла, что не имеет значения, что я не могу делать с тобой, — говорю я. — Мы вместе... на этот раз по-настоящему. Ни один лист бумаги или список не сможет сказать мне, чего мне не хватает. У меня есть все, что я могу пожелать.

Я не успеваю даже моргнуть, как его губы оказываются на моих, как его руки притягивают меня к своему телу. Меня окутывает Лорен Хэйл. Он проводит рукой по моей шее, прежде чем прекратить поцелуй, но не отстраняется полностью. Я все еще нахожусь в его объятиях.

А потом он поднимает меня, крепко держа двумя руками за задницу. Мои ноги мгновенно обвиваются вокруг его талии. Очевидно, мои конечности обрабатывают происходящее быстрее, чем мой мозг.

Его глаза растворяются в моих, когда он медленно несет меня назад и усаживает на свой стол. Мое сердце бьется как барабан от этого — фантазия, которую я представляла себе еще в школе. Парты. Секс над ними. Секс на них. Секс рядом с ними. Конечно, только я могу превратить мебель в нечто возбуждающее.

Это правда происходит или это все в моем грязном воображении?

Уголки его губ приподнимаются от моего замешательства и предвкушения. Его веселье только разжигает мои желания, но я стараюсь загнать их обратно, не желая превращаться в навязчивого монстра.

Его руки пробегают по моим бедрам, мои ноги все еще крепко обхватывают его талию.

— Сколько раз ты представляла себе это?

— На этом конкретном столе?

Он усмехается и снова целует меня. Я углубляю поцелуй и крепко хватаюсь за его волосы. Он слегка стонет, когда отстраняется, а затем с легкостью стягивает с меня шорты. Я собираюсь снова обхватить его ногами за талию, но останавливаю себя. Как ни странно, я даже останавливаю его, положив две решительные руки на его грудные мышцы. О, какие они приятные.

— Лил?

Так, сосредоточься. Я встречаю его недоуменный взгляд.

— Я не глупая, — говорю я.

Его хмурый взгляд превращается в обиженный.

— Я никогда не говорил, что ты такая.

Я качаю головой. Это все выходит не так.

— Я имею в виду, — снова начинаю я, — после всех тех случаев, когда ты отказывал мне в сексе на пляже, в машине, в общем, везде, кроме нашей спальни и ванной, я поняла, что публичный секс должно быть в этом черном списке.

Он делает шаг назад, и расстояние причиняет больше боли, чем я думала. Я протягиваю руку и хватаюсь за его руку в поисках хоть какой-то связи. Он позволяет мне крепко держаться.

— Ты сказала, что не имеет значения, что в нем, — напоминает мне Ло.

— Не имеет, — говорю я. — Не имеет, я обещаю. Я просто не хочу его нарушать.

Мои слова успокаивают его настолько, что он возвращается ко мне, вынимает свою руку из моей, чтобы положить обе на мои щеки.

— Я не позволю тебе нарушить ни одно из этих правил. Это мое обещание тебе.

— Но...

— Это мой кабинет, — говорит он с шутливой улыбкой. — Это мое личное место.

Охххх. ДА! Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь скрыть ухмылку.

— То есть теперь ты улыбаешься? — спрашивает он. — Ты знаешь, что я думаю об улыбках?

Я качаю головой, все еще улыбаясь, когда его руки спускаются вниз. Его пальцы дразняще скользят под мои трусики.

Его губы касаются моего уха.

— Они не так сексуальны, как это, — он просовывает пальцы внутрь меня и прижимается к нежному месту. Мое лицо мгновенно искажается от удовольствия, рот открывается, глаза трепещут. Из моего горла вырывается звук.

Он выглядит слишком довольным.

— Кто теперь улыбается, любовь моя?

Определенно ты. Я хватаюсь за его плечо, когда он сменяет пальцы на свой твердый член. У меня возникает желание начать раскачиваться на нем, но я заставляю себя оставаться неподвижной. Я хочу показать ему, что контролирую себя. Что я пытаюсь.

Он входит и выходит, а я цепляюсь за его спину, за его руки, за что угодно, лишь бы удержаться. Его рука касается моей шеи, и он наклоняется вперед для поцелуя, но мне трудно просто оставаться неподвижной. Шевелить губами кажется сложной задачей. Кажется, его это не волнует. Он прижимает свой рот к моему и побуждает его открыть. Когда я не отвечаю, он начинает посасывать мою нижнюю губу. Из моего горла вырываются звуки, которые я даже не была уверена, что могу издавать.

Теперь он улыбается.

Он двигается все быстрее и сильнее, и я теряю хватку, почти падая назад на стол. Он ловит меня и медленно укладывает на несколько лежащих бумаг.

— Смотри на меня, любовь моя, — приказывает он с хриплым дыханием. Я понимаю, что смотрю на его член. Я поднимаю глаза, чтобы встретить его взгляд. Он пьянящий, интенсивный и наполняет меня больше, чем любая другая часть тела. Я не отрываю взгляда от него.

Не сейчас. Никогда.

61. Лили Кэллоуэй

.

— Боже мой! Я нашла твое порно!

Я выхожу из комнаты Райка с коробкой из-под обуви. Я могу только представить, что в ней находятся улики, подтверждающие, что я не единственный любитель порно среди наших друзей. Мое ликование слишком очевидно.

Ло и Райк поднимают взгляд с пола, заваленного пузырчатой пленкой и коробками. Мы собираем вещи из его старой комнаты в доме матери. Он переезжает из своей квартиры в Филадельфии в новую квартиру — в том же городе, только в месте, где больше гостевых спален и меньше папарацци, скрывающихся снаружи.

Вместо того чтобы покупать все новые вещи для дополнительного пространства, он пытается объединить то, что у него есть здесь. Райк запланировал сбор вещей во время книжного клуба Сары Хэйл, поэтому ее нет дома. Ло не очень-то хочет встречаться с ней лицом к лицу, учитывая, что он — результат ее неудачного брака.

— Открой, — говорит мне Райк, указывая на коробку из-под обуви в моих руках.

Я откидываю крышку, и у меня поднимается настроение. Бейсбольные карточки. Сотни. Один из парней выглядит довольно привлекательным... возможно...

Я протягиваю карточку с горячим молодым игроком.

— Ты точно дрочил на это.

Ло ухмыляется, даже когда с трудом заворачивает лампу странной формы.

Райк бросает на меня взгляд.

— Ты бы подрочила, — опровергает он. — И, возможно, я бы тоже, если бы меня привлекали мужчины. Но нет, я обменивался ими с детьми из начальной школы, я не кончал на них, — он поворачивается к Ло. — Она делает это с тобой?

— Что? — спрашивает он с весельем. — Пытается найти мое порно?

Я замираю, глаза расширены.

— У тебя есть порно? — о Боже, у нас дома может быть порно. Прямо сейчас. Я задыхаюсь. — Где?

— В доме моего отца, — объясняет он. — Ещё с моих подростковых лет.

О. Это логично. Он не стал бы держать порно рядом со мной — даже если я очень хорошо себя вела последние несколько недель.

— Значит, я единственный, кого ты любишь смущать? — спрашивает меня Райк.

— Ты не можешь смущаться, — напоминаю я ему, — и это ты мне сказал, чтобы я не стеснялась говорить о сексе, так что это твоя вина.

Это правда, что я открылась рядом с Райком, и я думаю, что теперь мы даже можем называть друг друга друзьями.

— Чертовски фантастично.

Он хватает рулон скотча и пытается намотать его на коробку, но автомат взвизгивает от возмущения. Он произносит несколько ругательств и бросает рулон на пол.

— Лили, не могла бы ты найти мне другой рулон ленты? В кухонном шкафу должен быть один.

— Сейчас принесу.

Я выхожу из спальни и иду через большой дом, в котором больше ненужных спален, чем необходимых. Я нахожу кухню и начинаю открывать столько ящиков, сколько могу, избегая посуды и кастрюль. Спустя какое-то время я нахожу отделение с разнообразным содержимым. Я приседаю и обнаруживаю скотч за коробкой с лампочками.

Успех.

Я поворачиваюсь, собираясь вернуться в комнату Райка, но что-то останавливает меня. Что-то лежит в чайной корзинке у столика для завтрака. Маленькая коробка зажата в переполненной корзине с почтой.

Она коричневого цвета, как и любой другой обычный пакет, но этот отличается от других. Мое сердце подпрыгивает к горлу. Сглотнув комок, я подхожу к коробке, подтверждая свои подозрения. По всей упаковке напечатаны крошечные буквы Х.

У меня дрожат руки, когда я кладу ленту на корзинку и рассматриваю этикетку.

От: Kinkyme.net

Это тот же сайт, который прислал мне фаллоимитатор, но я предположила, что человек, сливший информацию, просто отправил посылку прямо в родительский дом. Подождите. Это не так. К секс-игрушке прилагалась записка, так что виновный в утечке должен был сначала отправить коробку к ним домой, положить внутрь послание, а потом отправить ее мне.

Это дом Райка. Мы никогда сюда не приходим. Он знает это. Он знает о нас больше, чем кто-либо другой. Мы впустили его.

Ло был прав с самого начала, не так ли?

Слезы наворачиваются. Райк затеял этот сложный план, проникнув в наши жизни, только для того, чтобы причинить Ло еще больше боли — разрушить его жизнь, потому что Ло разрушил его жизнь, просто существуя.

Почему люди, которых ты любишь, причиняют тебе больше всего боли?

Я продолжаю читать коробку.

Кому: Уильям Крэйн

Вымышленное имя, чтобы замести следы. Я сжимаю коробку, ненавидя все, а потом вообще ничего. Ужасная боль пронзает мою грудь. Ло будет не просто ранен этой новостью. Он будет опустошен. Как он сможет пережить еще одно разочарование, еще одно предательство? Даже воображение его реакции вызывает поток слез, стекающих по моим щекам.

У меня возникает внезапное желание вскрыть коробку и посмотреть, что внутри. Прежде чем я нащупываю нож, раздается стук ботинок, звук нарастает по направлению ко мне. А потом шум затихает за дверью — дверью в кухню.

Сара Хэйл кладёт сумочку и книгу в твердом переплете на стойку. Ее золотисто-каштановые волосы дополняют цветочный сарафан. Как только она смотрит мне в глаза, ее сияющее лицо напрягается. Затем ее взгляд падает на коробку в моих руках.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, не отрываясь от коробки. — Что это? — её губы судорожно сжаты. — Ты должна уйти прямо сейчас.

Каждый раз, когда она говорит, я едва могу разобрать слова. Они влетают прямо в мое ухо и вылетают через другое.

— Ты меня не слышишь? — её глаза горят ненавистью. Я не знаю, откуда она исходит. Я не знаю, что я ей сделала. — Убирайся из моего дома!

— Мама, какого черта?

Райк бросается вниз по лестнице и бежит на кухню, Ло сразу за ним. Я слишком ошеломлена, чтобы что-то сделать.

— Ты привел ее сюда! — кричит Сара, а потом ее взгляд устремляется на Ло, который спешит ко мне. — И его?

Ло трогает меня за плечо и смотрит на коробку в моих руках.

— Ло, — тихо говорю я. Я больше ничего не знаю. Я так запуталась.

Райк следит за моим взглядом, и прежде чем Ло или я успеваем что-то сделать, его карие глаза загораются огнем. Он поворачивается лицом к матери.

— Что, блядь, ты сделала? — его голос пустой и холодный.

— Выведи их отсюда, Райк, — говорит она, указывая навходную дверь.

— Что, блядь, ты сделала?! — кричит он, схватившись руками за голову. Его грудь вздымается и опадает.

— Милый, давай поговорим об этом позже, — она протягивает руку, чтобы коснуться его руки, но Райк отшатывается назад, вскидывая руки вверх.

— Что, блядь, происходит? — говорит он. — Что, блядь, ты сделала?

Он многократно качает головой, и тогда я точно понимаю, кто является настоящей причиной утечки.

Райк не имеет никакого отношения к скандалу. Брат Ло так же невиновен, как и все мы.

— Я не хочу говорить при них, — говорит Сара.

— Это ты рассказала прессе, что Лили зависима от секса? — спрашивает Райк, его глаза краснеют, пока он подавляет все более изменчивые эмоции. Он вот-вот взорвется.

Я всегда хотела увидеть, как Райк Мэдоуз выходит из себя, но не от такого.

— Райк...

— Это ты, блядь, рассказала им?! — кричит он, сжимая гранитную стойку.

— Да, — внезапно говорит она, касаясь своей груди, как будто с нее сняли груз. Все это время мы предполагали, что шантажист — мужчина. Но вот она стоит перед нами.

Ло застывает рядом со мной, и если бы преступником был кто-то другой, он, скорее всего, послал бы человека к черту своими словами. Думаю, в этот момент мы оба больше переживаем за Райка.

Тягостное молчание затягивается. Райк стоит неподвижно, не шевелясь, а его слезы собираются и грозят упасть.

— Райк, милый, — говорит Сара, — ты должен понять, что Джонатан...

— Прекрати, — говорит Райк, его голос срывается. — Я понимаю, почему ты это сделала. Ты разрушила жизнь девушки, потому что хотела быть свободной от него. Ты хотела, чтобы люди знали, что тебе изменяли. Ты не могла ни слова сказать о его неверности из-за контракта о разводе. Но если бы СМИ случайно узнали об этом, ты бы все равно сохранила деньги Джонатана, и все бы узнали о настоящей матери Лорена. Скажи мне, что я ошибаюсь.

Она ничего не говорит.

Райк снова качает головой, его голос дрожит еще больше.

— Значит, ты мучила Лили, чтобы причинить боль Лорену, чтобы отомстить Джонатану, блядь, Хэйлу, чтобы насолить его сыну, и, полагаю, ты какое-то время держала Лили при себе, потому что Джонатан изворачивался. Тебе это нравилось. Ты получала удовольствие от его стресса. А потом, когда ты сообщила новость прессе, твои друзья по книжному клубу и все остальные поняли, что тебе изменили. Верно? В конце концов, из тебя не сделали золотоискательницу. Это здорово, мам. Поздравляю. Ты преуспела.

— Райк...

— Знаешь, что еще ты сделала? — он моргает, и слезы падают. — Ты потеряла своего единственного сына, — он собирается повернуться, но Сара хватает его за руку.

— Подожди, милый...

Райк вырывается из ее рук, но останавливается и снова смотрит ей в лицо.

— Что? Что ты сейчас можешь сказать такого, что оправдало бы терроризирование девушки в течение нескольких месяцев?

— Ты не должен был его встретить, — говорит она шепотом, ее щеки покрыты слезами. Она показывает на Ло. — Он не твоя семья.

— Он мой брат! — кричит Райк. — Он никогда бы не причинил мне такой боли, как ты сейчас, — он делает нерешительный вдох, дергает себя за футболку и сдерживает крик. — Ты не понимаешь, что ты сделала, мама. Ты хоть знаешь, что ты сделала со мной? Ты, блядь, понимаешь?

Подбородок Сары дрожит, пока она плачет.

— Пожалуйста, остановись. Не уходи, — она дотрагивается до его руки.

— Ты заставляла меня выбирать между тобой и папой всю мою гребаную жизнь. Ты не можешь запретить мне иметь отношения с Ло. Ты не можешь принимать это решение за меня.

— Я твоя мама.

— И ты лгала мне! — кричит Райк, боль охватывает его лицо. — Ты разрушила чью-то жизнь ради какой-то, блядь, вражды, и ты готова была пожертвовать мной ради этого.

— Нет, — говорит она, качая головой. — Если бы я знала, что ты так отреагируешь, я бы никогда...

— Я тебе не верю, — говорит он категорично. — Если бы ты хоть немного меня знала, ты бы поняла, что я ненавижу тебя за то, что ты сделала. Я могу простить тебе многое. Но это... — он издаёт слабый смешок, словно он застрял в кошмаре. — Какого черта, мама? — делает глубокий вдох. — Я ухожу через час. У меня еще несколько коробок.

Она не может перестать плакать. Сара обнимает стойку, ожидая, что Райк придет в ее объятия, утешит ее и скажет, что все в порядке.

Но он едва может смотреть на нее, не сбивая дыхания.

— Просто ответь мне на один вопрос, — говорит Райк. — Как ты узнала, что она была сексуально зависимой? Я никогда не говорил тебе об этом.

Не говорил? Я думала, может, она так узнала.

Сара фыркает и жестом показывает на свой карман.

— Твой сотовый... твои сообщения...

О Боже.

Райк сжимает свои глаза.

Она читала его сообщения. Наверняка во многих упоминается моя зависимость или намекается на нее. Райк всегда спрашивал, как прошла терапия. Он был первым, кто сказал Ло и мне, что аверсивная терапия — это садизм, и чтобы мы перестали ходить к доктору Эвансу. А до этого он, скорее всего, переписывался с Ло о моих успехах с Эллисон.

Ло целует мою руку пару раз и вытирает слезы большим пальцем. Я отпускаю его ладонь, потому что, думаю, мы оба знаем, что это не я разрушаюсь сейчас. Мне даже не нужно подталкивать Ло. Через секунду он уже рядом со своим братом.

— Так ты нашла их номера в моем телефоне? — спрашивает Райк, пытаясь подавить слезы, его глаза налились кровью.

— Я просто... — плачет она в свою руку.

— Ты что? — говорит Райк. — Ты хотела, чтобы я перестал общаться с Ло? Ты хотела, чтобы сын Джонатана страдал из-за того, что Ло забрал меня у тебя? Это... пиздец, мам. Это настоящий пиздец.

— Пожалуйста... это звучит хуже, чем есть на самом деле.

— Уверяю тебя, все настолько плохо, — Райк пытается сделать глубокий вдох, но не может его выпустить. — Что ж, ты получила то, чего хотела. Надеюсь, ты счастлива, — Райк поворачивается к Ло. — Ты можешь помочь мне закончить упаковывать мою комнату? А потом мы сможем выбраться отсюда.

— Конечно.

Мы оставляем его мать рыдать в углу кухни. Мне почти ее жалко. Почти. Но когда я вижу Райка, жалость к ней снова превращается в ненависть. Потому что она причинила боль своему сыну больше, чем могла бы причинить мне. Это было личное, и хотя она преследовала Джонатана, она ударила Райку прямо в сердце.

Дверь закрывается, и Райк просто разбивается вдребезги.

Он садится на корточки посреди комнаты, положив руки за голову, не в силах сделать полный вдох.

— Какого хрена? — повторяет он. — Какого хрена? — он болезненно смеется, переходя на прерывистый всхлип.

Ло наклоняется рядом с ним и кладет руку ему на спину.

— Эй, с тобой все в порядке. Все хорошо.

Райк закрывает лицо руками и кричит, вся сдерживаемая ярость вырывается наружу. Он внезапно вскакивает на ноги, его покрасневшие глаза мечутся по комнате, безумные и слезящиеся. Он находит бейсбольную биту.

— Оп, оп, — говорит Ло, вырывая оружие из рук Райка.

— Мне нужно ударить по чему-нибудь, — говорит Райк, испытывая беспокойство.

— Просто присядь.

— Я не могу! — кричит Райк. — Моя мать, блядь, разрушила твою жизнь! Ничего бы этого не случилось, если бы не...

И тут Ло притягивает его к своей груди, чтобы обнять. Райк колеблется секунду, и я думаю, не собирается ли он выпустить свою агрессию на Ло, ударив его. Вместо этого он сжимает в кулак заднюю часть футболки Ло, и они так и остаются, Райк задыхается, его тело вибрирует от агонии и вины, а Ло крепко сжимает его, не отпуская.

— Это не твоя вина, — говорит Ло, прижимаясь к старшему брату.

Много месяцев назад всё было наоборот. Ло никогда не был бы достаточно сильным, чтобы стать опорой для кого-то другого, особенно для того, кто почти никогда не ломается.

Я вытираю несколько беззвучных слез. Я знаю, что такое раскаяние, от которого глубоко болит в груди, такое, которое кажется таким тяжелым, будто ты Атлант, несущий на себе весь мир. Это душераздирающее чувство.

— Послушай меня, — дышит Ло ему в ухо. — Встреча с тобой — это лучшее, что когда-либо случалось с нами. Я трезв, а Лили выздоравливает. Ничего из этого не было бы возможным, если бы не ты, — он трясет Райка, и из глаза Ло скатывается слеза. — Благодаря тебя, блядь, я сейчас с девушкой, которую люблю; ты мой брат, так что никогда не чувствуй себя виноватым за то, что случилось только что. Это не на тебе, — он поднимает лицо Райка, чтобы посмотреть ему в глаза. — Эй, ты слышишь меня?

Райк кивает снова и снова, пытаясь поверить в слова. После долгой паузы Райк говорит напряженным голосом: — Наши родители так долго ненавидели друг друга, что даже не поняли, что они делают с нами.

Он качает головой в оцепенении.

Ло сжимает его плечо.

Я молчу, не желая мешать им, но я благодарна за то, что, проходя через все это, они есть друг у друга. Даже если Сара и Джонатан бессознательно подтолкнули своих сыновей друг к другу.

Райк смотрит на коробки.

— Я никогда сюда не вернусь.

— Ты уверен? — спрашивает Ло.

— Да, — кивает Райк. Он похлопывает Ло по спине. — Да, я уверен.

И сквозь тишину я слышу слова, которые звучат между ними.

Ты — моя семья.

Думаю, мы наконец-то можем двигаться дальше.

62. Лорен Хэйл

.

Мой отец не сказал мне, что Сара Хэйл — это источник утечки информации, не чтобы защитить себя. Или меня.

Он защищал Райка.

Хотя эта новость опустошила Райка, меня она освободила. Я могу перестать питать ненависть. Теперь я могу попытаться стать более лучшим человеком, чем мой отец. Я могу дышать.

Мой кулак бьет по черной двери. Никто не стоит рядом со мной. Здесь нет никого, на кого я мог бы опереться. Я наедине со своей решимостью, и, возможно, несколько месяцев назад этого было бы недостаточно.

Дверь распахивается и почти закрывается прямо мне в лицо. Я упираюсь рукой в раму.

— Выслушай меня, — говорю я ему.

Аарон Уэллс испускает вздох раздражения, но сдается на мою мольбу.

— Чего ты хочешь, Лорен? Я думал, мы уже говорили об этом четыре месяца назад?

Прошло столько времени?

— Разговор о другом.

Его глаза темнеют, и он скрещивает руки на груди.

— На этот раз ты не войдешь в дом, и, чтобы ты знал, Джули нет дома. Так что не пытайся ее звать.

— Я не хочу говорить с Джули.

— Тогда чего ты хочешь?

Чего я хочу? Почему люди всегда спрашивают меня об этом?

— Ты встретил меня в очень плохой момент моей жизни, и ты просто был милым, пригласив меня на свою вечеринку.

— А потом ты разбил все винные бутылки в погребе моих родителей. Да, я помню, — говорит он. — Это твой способ извиниться? Это седьмой шаг(Мы смиренно просили Его исправить наши недостатки) в программе анонимных алкоголиков или что-то вроде того? Ты должен ходить и просить прощения у всех, кого ты подставил?

Я качаю головой.

— Ничего подобного. Я не прошу тебя простить меня, и я не могу простить тебя за то, что ты сделал с Лили.

Я хочу этого, но, возможно, такая сила мне не подвластна.

Его челюсть смыкается, и я чувствую, что он собирается захлопнуть дверь прямо у меня перед носом.

— Но, — быстро говорю я, — один из нас должен был быть большим человеком и остановить это, пока это не вышло из-под контроля.

— Ты имеешь в виду до того, как ты и твой отец убедились, что меня не примут в Лигу плюща, — рычит он. — Спасибо за это.

— Слушай, ты не обязан быть моим другом или что-то в этом роде. Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, но я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что мне жаль.

Слова даются с трудом, и я не чувствую себя лучше, произнося их. Я не ищу этого облегчения. Я просто знаю, что это правильно. И это то, что я должен сделать.

— С меня хватит, — говорю я. — Какое бы дерьмо у нас ни было в прошлом, для меня оно в прошлом. Хочешь носить его в себе — пожалуйста. Независимо от этого, я хочу, чтобы у тебя было это, — я достаю из заднего кармана два белых конверта.

Его глаза с любопытством смотрят на них, а затем он фыркает.

— Ты покупаешь мое прощение билетами на Wrigley Field?

— Ты сказал мне, что не можешь найти работу и конкурировать с выпускниками Плюща, — говорю я. — Это должно помочь начать твою карьеру. Грэг Кэллоуэй и мой отец написали для тебя рекомендации. Я знаю, что с компаниями связано много плохой энергии, но Fizzle и Hale Co. все еще всемирно известны. Это все еще что-то значит.

Аарон смотрит на письма и качает головой.

— Мне не нужна твоя гребаная благотворительность, особенно если ты делаешь это только для того, чтобы почувствовать себя лучше.

— Я делаю это, потому что это правильно, — говорю я в раздражении. — Сожги, если хочешь. И я обещаю, что тебе больше никогда не придется меня видеть.

Я поворачиваюсь и спускаюсь по каменным ступеням. Лили ждет меня в машине, постукивая ладонями по приборной панели и подпевая вслух какой-нибудь песне, звучащей из динамиков. Я сразу же улыбаюсь.

— Лорен!

Я оглядываюсь. Лицо Аарона смягчилось и стало менее ненавистным. Почти как в первый раз, когда я его встретил, когда он был просто милым парнем с лакросса, пригласившим меня на свою вечеринку.

— Мне тоже жаль, — говорит он.

Слышать эти слова почти так же трудно, как и произносить их. Я видел, как он месяцами терроризировал Лили, загоняя ее в угол в коридорах. Я понимаю, как трудно, должно быть, было слушать, как я говорю то же самое. Мое горло закрывается прежде, чем я могу говорить. Поэтому я просто киваю.

Я снова нацеливаюсь на Лили.

Она — мое прошлое, мое настоящее, мое будущее. Поэтому, когда я открываю дверь и опускаюсь на водительское сиденье, я не удивлен, что чувствую себя так, будто возвращаюсь домой.

63. Лорен Хэйл

.

Чем ближе мы подъезжаем к нашему дому в Принстоне, тем сильнее расшатываются мои нервы. Я не могу перестать ерзать, а Лили продолжает бросать на меня странные взгляды. Я рассказываю какую-то историю о новом клиенте Halway Comics.

Наш дом кажется заброшенным, когда мы заходим внутрь.

— Роуз! — зовет Лили.

Она не знает, что Роуз сегодня ночует у Коннора, что я специально подготовил это место для нас.

— Она, наверное, работает допоздна, — говорю я.

— Она слишком много работает, — Лили направляется на кухню. — Может, нам стоит приготовить ей ужин… — она задумывается над этим, вероятно, вспоминая, что не умеет готовить. — Или заказать ей ужин и принести его в офис? Ей бы это понравилось.

Ей бы понравилось. Если бы она была у себя в офисе.

— Я уверен, что Коннор уже доставил ей ужин, — говорю я, зацепляя пальцы за петельки ее брюк.

— Верно. В последнее время он проводит с ней больше времени, не так ли? Я думаю, он беспокоится, что другой Себастьян будет использовать джедайские трюки с ее разумом.

Я удивлен, что она не сосредоточилась на том, что я прижимаю ее к своей груди. У меня все легче и легче получается прикасаться к Лили без того, чтобы она не набрасывалась на меня, как дикий зверь. Возбужденная, безумная часть меня, вероятно, будет скучать по ее сумасшедшему сексуальному влечению. Но та часть меня, которая любит ее, та, которую я предпочитаю слушать, чертовски гордится этой девушкой.

— Как насчет того, чтобы закончить за сегодня все дела? — говорю я и скольжу рукой по задней части ее джинсов.

Она слегка задыхается и хватается за мою футболку.

— Это код, означающий, какую позицию мы займем? — спрашивает она с восхищенной улыбкой.

— Я не говорю кодом. Ты точно поймешь, чего я хочу, — я сжимаю ее попку. — Я. Ты. Спальня. Сейчас.

Мои зубы слегка задевают мочку ее уха, и ее дыхание становится глубже. Затем я наношу легкие поцелуи на ее шею. На четвертом поцелуе она корчится от смеха.

— Хорошо! Хорошо! Хорошо! — она вскидывает руки вверх в знак капитуляции. — Не щекочи меня своими поцелуями! Это грязная игра.

Я не могу перестать ухмыляться.

Она поворачивается на пятках, и я следую за ней по лестнице. Она останавливается пару раз, чтобы проверить, что я прямо за ней. На третий раз я бросаю на нее взгляд.

— Ты думаешь, я исчезну, любовь моя?

— Может быть, — тихо говорит она, а затем проделывает оставшийся путь.

Она прижимается спиной к двери, блокируя наш вход. Я стараюсь сохранять спокойствие, но я знаю, что находится за этими дверями. И она неосознанно затягивает этот процесс.

— Думаю, я растолстею от булочек, — говорит она мне, наслаждаясь этим фактом.

— Ты должна продавать булочки, а не есть их.

— Кто установил эти правила?

— Капиталисты.

Она морщит свой нос.

— Мне больше нравится мои правила.

Я киваю в сторону двери.

— Ты собираешься войти?

— Я пробую кое-что новое, — говорит она мне. — Сдержанность.

Господи Иисусе. Она должна была выбрать именно сегодняшний вечер для своего личного достижения?

— Может, обсудим пончики? — говорю я в шутку.

Она выглядит так, будто серьезно обдумывает это, и я уступаю. Я тянусь к ее талии и поворачиваю ручку, открывая дверь за ее спиной.

Ее глаза становятся большими, но она все еще не оборачивается.

— Ты меня проверяешь?

Я кладу руки ей на плечи и веду ее назад, медленно ведя в нашу комнату. Шаг за шагом. Ее глаза фиксируются на моих, пока она не смотрит вниз, явно чувствуя что-то мягкое под своими босыми ногами.

— Что...

Красные лепестки украшают пол спальни, а горящие свечи мерцают на комоде и тумбочке. Все просто и идеально. Я опускаюсь на колено.

Ее руки прижимаются к губам, и я вижу, как на ее руке сверкает безвкусное кольцо. Оно символизирует принуждение и обман, все эти неправильные причины для брака, который должен быть наполнен любовью.

Мы слишком долго жили во лжи. Я готов к тому, чтобы это было чём-то искренним, а не очередным притворством. Я так хочу, чтобы она сняла его. Ее глаза уже наполнились слезами, а я еще даже не заговорил.

Я достаю из кармана маленькую коробочку. Красочная, завернутая в полоски комиксов.

Все мои нервы выходят из меня. Меня наполняет что-то другое, что-то теплое и чистое, что заставляет меня никогда не хотеть покидать этот момент.

— Лили Кэллоуэй, выйдешь ли ты за меня замуж, на этот раз по-настоящему?

Я открываю коробку, и рубин, ограненный в виде сердца, сверкает в ее глазах. Бриллианты окружают его.

— Да! — она слегка подпрыгивает, из уголков ее глаз текут слезы.

Я поднимаюсь на ноги и одним поцелуем возвращаю ее обратно на Землю. Она запутывает пальцы в моих волосах и позволяет мне углубить поцелуй.

Когда я отстраняюсь от нее, она начинает дергать за свое безвкусное кольцо. У нее дикий взгляд.

— Ло, оно не снимается, — паникует она. — Оно не снимается!

— Успокойся, — уговариваю я.

Я пробую сам, но оно плотно облегает ее распухший палец. Может, она набирает вес? Я целую ее висок и беру ее руку в свою, веду ее в ванную. Мы проводим пару минут, намыливая ее палец мылом, прежде чем кольцо соскальзывает и бьется о столешницу.

Что, если мое кольцо ей не подойдет?

Она тянется к коробочке, и я выхватываю ее у нее.

— Дай мне, — говорю я.

Она протягивает руку. Кольцо скользит легко, остатки мыла на ее пальце, вероятно, помогают. Она долго рассматривает рубин и кольцо.

— Мне нравится, Ло, — ее глаза блестят, когда встречаются с моими. — Я люблю тебя еще больше.

После всего, через что мы прошли. Многие годы ошибок, это кажется мечтой — быть здесь, в этом моменте.

Прямо сейчас.

Быть трезвым.

Живым.

С ней.

Я притягиваю ее к себе и наклоняюсь для поцелуя. Ее рука инстинктивно поднимается и скользит по моим плечам. Когда мы отрываемся друг от друга, я прижимаюсь лбом к ее лбу. Наше дыхание смешивается, и я говорю: — У меня есть еще одно предложение. Или... скорее признание.

— Плохое? — шепчет она.

— Ужасное.

Она не отстраняется от нашей близости, и ее глаза переходят на мои губы.

— Я могу справиться с этим.

— Я не уверен в этом.

Ее губы подрагивают, когда она распознает тон моего голоса. Как же мне нравится дразнить ее.

Я касаюсь своим носом ее носа, прежде чем мои губы находят ее ухо. Я нежно покусываю его, прежде чем сказать: — Я признаюсь в том, что очень хотел бы заняться с тобой любовью.

Мое сердце исполняет танец при последних словах. Мы никогда не говорим «заняться любовью». Мы трахаемся. Мы перепихиваемся. Мы имеем друг друга. Заниматься любовью — это для мягкосердечных людей без дерьмового прошлого. Лили утверждает, что она не заслуживает заниматься любовью, но я намерен изменить ее отношение.

— Это отличается от траха? — спрашивает она меня с расширенными глазами.

— Очень сильно.

На лбу у нее появляются хмурые морщины.

— Чем?

— Я тебе покажу.

Ее глаза светлеют от возможностей, но она не настаивает, не просит и не принуждает меня к большему. Она ждет меня.

Как я и просил.