Звездная каторга: Ария Гильденстерна (СИ) [Александр Анатольевич Бреусенко-Кузнецов] (fb2) читать онлайн

Звёздная каторга: Ария Гильденстерна

Звёздная каторга: Ария Гильденстерна (фантастический роман, 16,2 а.л.)

И вдруг пред звездолётом откуда ни возьмись -

Эр-Мангали.

Группа 'Оу Дивиляй', 2315 год от Р.Х.

Глава 1. На дно,

или Взвешенная ярость интеллектуалов

1

Вот это загремел...

Эр-Мангали — так называлась планета, куда после Юрбургского университета распределили везучего парня Кая Гильденстерна. Кто не расслышал — переспросил у ответственного наставника. Кто ушам не поверил, тот подошёл и к декану. Но старая лиса Ульм только подтвердил. Ага, не ослышались, всё верно и на полном серьёзе!

Да, на Эр-Мангали. Да, малыша Кая — того самого многообещающего вундеркинда, под которого на кафедре фундаментальной ксеноартефактики создали место магистра-исследователя, а в лабораторию — кучу не дешёвого оборудования навезли: продолжай, мол, нам интересно... Всё зря?

Прежде Юрбург не разбрасывался талантливой молодёжью. Кай был уверен, что его оставят, ещё со второго курса, когда разгадал криптомифологические коды цивилизации Сид — по правде говоря, просто посчастливилось, но как впечатлило факультет! А гляди ж ты — распределили чёрт-те куда. И добро бы на университетскую планету...

Дело ясное, наказали за неблагонадёжность. Политика! И за непочтительно задранный нос. Кай, видите ли, посмел не признать легитимности толстозадых марионеток Галактического Альянса, тех самых, что угнездились в Юрбурге в ходе очередного либерального переворота. Чуть ли не весь университет признал, а Кай не соизволил. Не встал при исполнении нового гимна. Поднял на смех новейший учебник 'новейшей истории терран'. Единственный на курсе отказался пожертвовать средства на ведение гражданской войны. То-то на него и взъелись старшие коллеги. Больно уж сами перетрухали.

Ныне, по зрелом размышлении, Кай не стал бы высовываться с обидными замечаниями. Кто как хочет, пусть так и встречает любую власть — ему-то что! Забота о самосохранении — тема, значимая для самого Кая, да и для науки не посторонняя. Вот-вот! Между прочим, сохранение — первейшая задача исторических наук, а всяк человек наделён личной историей, и не заботиться о ней — глупейшая поза.

Но в том-то и дело, что сохраняться можно по-разному. В прежнем статусе, жертвуя профессиональным достоинством историка? В прежнем образе мыслей, жертвуя статусом? Выбор-то был. Просто Кай по молодости не пожелал выбирать, а думал удержать всё. Надеялся, что его попытки спасти душу не воспримут так уж серьёзно, спишут на скверный характер юного гения.

Оказалось, гениев тоже бьют.

Наделённый живым воображением, Кай мигом оценил хлёсткость удара. Из столичного Юрбурга — центра одноимённой планеты и неслабого галактического сектора в придачу — да попасть в захудалую колонию, где вообще не место образованному человеку, а с затейливой специальностью Кая — так и подавно. Ксеноистория, ага. Какая, к Чужаку, ксеноистория на горнодобывающих предприятиях Эр-Мангали?

2

Кай попытался отказаться от распределения. Вместо вечернего выпускного гуляния с однокурсниками, откровенно говоря, по-прежнему малознакомыми — угрюмо составлял прошение об отказе, собирал сопроводительные документы, голографировал. Спозаранку принёс голограмму обращения в административный корпус, подал наставнику, ответственному за трудоустройство выпускников.

Не прошло.

— Вы забыли, — с едкой усмешкой произнёс наставник Фенбонг, небрежным взмахом рукава развеивая голографический бланк заявления, — что в Юрбургских учебных заведениях отныне действуют новые, более справедливые правила. Право отказа от распределения ими не поддерживается.

Интересная разновидность академической свободы настала в Юрбурге!

Последнее замечание Кай попытался оставить при себе, но и то не получилось. Проницательный наставник ответил на него всё равно как услышал бы вслух:

— Зря иронизируете. Академическая свобода данными правилами ничуть не ущемлена. Просто вас она больше не касается, — господин наставник широко улыбнулся. Ласковое утреннее солнце, стрельнув из окна, позолотило его щёки.

— Не касается? Отчего же?

Наставник Фенбонг умел высокомерно промолчать, указывая собеседнику на его скромное место в мироздании. Вот и теперь подвесил паузу, но недолгую. По лицу видать, хитреца так и подмывало насладиться эффектом от некоего известного ему обстоятельства. Промурлыкал:

— Любопытно, что вы на это скажете? — и в воздухе на месте развеянного заявления Кая вывесил новую голографическую страницу. Бланк канцелярии Превентивного суда узнаваемо голубел на фоне малиновой наставнической мантии. А на голубом, в свою очередь, жирным траурным шрифтом выделялись имя, фамилия, год и место рождения — и вдобавок пятидесятизначный идентификационный номер. Знакомые всё очертания.

Выходит, по Каю состоялось тайное судебное разбирательство? Не слабо...

Вчитавшись, приговорённый выхватил из текста самую суть: '...приговаривается к отселению на дальнюю планету без права посещения секторальной метрополии...'.

— Но здесь ни слова об Эр-Мангали! — внезапно осознал Кай. И в какой-то миг размечтался, что дальнюю планету подберёт себе сам, по личному вкусу, даже вообразил себя учёным-отшельником в каком-нибудь необитаемом тропическом раю. Да хоть в аду, лишь бы никем не обитаемом! Ни тупыми грубиянами рудниковой планеты, ни продвинутыми подлецами планеты университетской — экая благодать...

— А вот и нет, — язвительно ответствовал Фенбонг. — Под 'дальней планетой' Превентивный суд ныне подразумевает именно Эр-Мангали. Никакую другую! — и резко заткнулся, словно в азарте выболтал некую военную тайну.

Может и верно — тайна? Может и правда — военная?

По тому, как быстро на лицо господина наставника вернулась уверенная ухмылка, Кай безошибочно заключил: пройдоха Фенбонг взвесил обстоятельства и за приоткрытую было тайну больше не опасается. Отчего же не опасается? Видимо, шансов вернуться и выдать его у Кая пренебрежительно мало.

Мало? А всё же надо будет попробовать.

3

Сохраниться — вот о чём идёт речь. По-прежнему об одном. Реализовать по отношению к себе главную задачу истории. Сохраниться — а там посмотрим. Вернуться, когда тебя перестанут ждать и... Но, чтобы сделать им то, о чём страшно подумать сейчас, надо сохраниться полностью. В изнеженно-покорном мирке Юрбурга получалось, а там, в жёсткой логике производственных процессов Эр-Мангали? В исправительной логике?!

Кая исправят? На то у врагов и вся надежда, и весь изуверский расчёт. Дескать, изменившийся Кай и зла не вспомнит, и мстить не станет, а будет рад скромным подачкам с тех аляповато инкрустированных столов, на которых у них скопится всё.

Но расчёт ошибочен. Толстозадый мирок не учёл тех особенностей, которые знает за собой Кай: он упрям, злопамятен, его ум изворотлив. Хотя... изворотливый ум быстро напомнил Каю о других качествах, которых он за собой ещё не знает: иди догадайся, как он проявится там, в испытующих на прочность условиях горнорудной колонии? Не сыграет ли против себя самого, подтверждая действенность исправительных мер?

4

Из служебных апартаментов наставника Фенбонга Кай вышел не сам по себе, а с роботизированным эскортом. Две маленькие машинки, мигая весёлыми огоньками, бежали у его ног, третья, чуть побольше, семенила сзади. Четвёртая, самая мелкая, вилась над головой, подражая назойливому насекомому. Но нет, не насекомому — глазу. Движения робота представляли собой реакции на мимику Кая.

Не требовались глубокие знания по роботехнике, чтобы уверенно заключить: его трёхмерное изображение куда-то синхронно передаётся. Зачем? Ну, верно затем, чтобы от Эр-Мангали Каю не увильнуть. И вдалеке есть специальные люди, ответственные за это.

Что до пристального внимания к мимической мускулатуре, — Кай невольно усмехнулся, чем вызвал тревожный бросок машинки в сторону, — то и оно понятно. Через мимику соглядатаи стараются проникнуть в мысли. Да только зря стараются. В мысли — определённо, зря! — тут поднадзорный вдруг смачно расхохотался, отчего летучий глаз панически метнулся ввысь и неловко приложился о старинную потолочную балку.

Приятно вспомнить, что какие-то из твоих действий извне недоступны. Те, что и составляют главный арсенал учёного-ксеноисторика: это мысли. Да, мысли, образы, переживания — но не поспешные физические действия, которые столь просто зафиксировать следящим роботам-конвоирам. Мысли — неуловимы и опасны. Ибо Кай обязательно поведёт против толстозадых революционеров личную войну. Как они узнают, что именно ему удастся придумать им на погибель? Похоже, никак. А ему удастся!

Конечно, отдельную трудность составит переход от мыслей к делу. Кай не больно-то практичен, приходится признать. Но! Реализация планов придётся на отдалённый период, когда соглядатаи утомятся следить.

А сейчас, пока наблюдатели в пике хорошей формы — яростные подрывные идеи могут быть надёжно спрятаны. Их не проследят, чтобы предотвратить, и не задокументируют ради наказания. Правда, чтобы наказать, знать истинный умысел не так уж и обязательно — Каю его легко придумают. Попробуй потом опровергни, что ты нечто такое хладнокровно планировал...

Но ведь и определить с точностью, что ты всерьёз задумал отомстить — без истинного чтения мыслей — ха, поди попробуй! Так и не догадаются, на кого первым возводить напраслину.

Что же могут предпринять враги, не способные к контролю твоих мыслей? Лучший способ — занять твоё время, чтобы измышлять подрывные планы сделалось некогда. Чем же надёжнее занять твоё время, как не заботой о выживании в мало подходящем для жизни месте. В людном месте. В занятом примитивным трудом.

Наверное, именно затем Каю и предписана ссылка на Эр-Мангали: попросту отвлечь.

Тупо, но эффективно.

5

Машинки не оставляли Кая до самого вечера. Пришлось признать, что отвлекаться от их присутствия — та ещё задача. К тому же, весь день от него шарахались прохожие. Увидят человека под наблюдением — и спешат прочь. Ибо крысы.

Впрочем, мало-мальски знакомые Каю люди сторонились его давно — с того самого запоздалого призыва к сопротивлению толстозадым — эх, ну надо же было две недели проторчать в библиотеке над свитками центавроидов, а по выходе настолько не разобраться в сложившейся конъюнктуре!

А вот машинки лихо прокладывали путь и среди густой толпы незнакомцев перед эстрадой на площади Космонавтов.

— Эй, кто это такой? — звучали за спиной голоса. — Мы его зачем пропускаем?

— А затем, что этот тип — государственный преступник под надзором. К такому только дотронься — киберконвой примет за сообщников. Типа хотим отбить.

— И что?

— Да из бластера раскромсает. И его, и нас!

— Ну, его-то — понятно. Но нас за что?

— Думаешь, эти машины станут разбираться? Пальнут, и все дела.

— Так то если заряжены...

Что за дурацкий диалог! Это откуда ещё пальнут? Кай здорово рассердился на бесцеремонных спорщиков, но теперь и он сам отчётливо разглядел раструбы мини-бластеров прямо под объективами бегущих впереди машинок слежения. Догнать хоть бы одну из них и наподдать с ноги захотелось ещё сильнее, чем сразу перед фенбонговой дверью, но бластеры — штука серьёзная. Проверять, заряжены ли, — так себе идея.

В общем, с непривычки никак не удавалось расслабиться под надзором да прицелом боевых механизмов. А ведь собирался побродить по Юрбургу, попрощаться перед высылкой со здешними уютными красотами. Уж они-то, в отличие от людской популяции, Кая не предавали. Даже, бывало, поддерживали в нелёгком учении. Широкие проспекты убеждали в истинности идеи прогресса, лесистые холмы мягко улыбались в солнечные дни, особняки на склонах подмигивали витражными окошками, мутные воды Широкого Рейна переливались чудными красками в часы заката.

Всего полгода назад восторженный ксеноисторик мог бы водить экскурсии по Старому городу, даром что никакой ксенокультурой тут и не пахло. Земная колонизация пришла на пустое место. Но какими узорами расцветила! Что за люди здесь учились, преподавали и творили, что за страсти бурлили в века межпланетных усобиц и звёздных войн... То ли дело нынешнее выродившееся население, скупленное на корню кучкой толстозадых уродов!

Собственно, Кай успел 'отметиться' везде, где хотел. Вид со Староуниверситетской башни, бывшая Обсерватория, здание Библиотеки, вычурная колоннада Братства Олигархов, ботанический сад, арочный мост через южный рукав Широкого Рейна, здание Старого космопорта, Большой Скотопромышленничий дворец, памятник звездолёту основателей Первой колонии — все эти прежде любимые места он добросовестно обошёл, но так и не проникся светлой грустью расставания.

Верно, уже расстался — чуть раньше. А сам и не заметил.

Краски Юрбурга для Кая преждевременно поблекли ещё в позапрошлом году — с победой Революции Толстозадых, но сейчас в его душе не звенело просто-таки ни одной живой ноты. И вот в чём дело: городские камни перестали молчаливо отторгать запрудившую его толпу дёшево проплаченных хамов.

Именно. Камни пришлых хамов зауважали — каково? Теперь они отторгали Кая, очутившегося в столь явном меньшинстве, что только ленивый не пнёт. Ксеноисторики к таким тонкостям чувствительны, ведь и документы иных космических рас постигаешь во многом интуитивно.

Так и есть. Чуждый город, Чужак его побери! Город, отныне лишённый права на живую историю, ибо заслужил самое худшее. Город, измельчавший в своём позоре настолько, что целиком спрятался от Кая за четырьмя миниатюрными конвоирами.

Куда он ни шёл — видел первым долгом кибернетических стражей, и лишь в качестве фона — всё остальное. В кафе наскоро глотал пищу, толком не ощущая вкуса. Потом и вспомнить затруднился: а что заказывал-то?

Ясно, что взял простые вегетарианские блюда, которые на горнодобывающих планетах, увы, в дефиците. Там властвует ксенотехнология 'мясных шкафов' Оломэ ('Сытно. Дёшево. Сердито'), которая Каю решительно не подходит. Вот и решил себя напоследок побаловать, наелся впрок — но чем именно? В памяти не осталось ни следа.

Красоты не впечатлили, добрая цивилизованная еда напоследок не порадовала, что ещё? Былые товарищи по университету, наставники, магистры — всех этих ему и видеть не хотелось. Попробуй различи, кто из них верный прихвостень новой революционной власти, кто себе на уме, а кто сбежал во внутреннюю оппозицию. Учитывая, что первых подавляющее большинство, а на третьих навести подозрение глупо и подло — странно ли, что попрощаться с людьми Кай даже не подумал?

6

Возвращаясь под вечер к университетскому кампусу, Кай понимал: свободное время наверняка вышло, не к добру помянутая высылка вот-вот начнётся. В дополнение к роботам появится человеческая стража, предъявит ордер и потребует повиновения, а тем временем к задней площадке за спальными корпусами подадут служебный катер. Известно, от какой службы.

С Обзорного холма, откуда посадочные площадки неплохо просматривались, легко было приметить — они пусты. Что это — пытка ожиданием?

Или может, власти предложат Каю добираться до Эр-Мангали своим ходом? Ага, со множеством пересадок, с растянутым до бесконечности процессом приближения к цели. Неужели предоставится шанс?.. Эх, и приятно бывает напоследок помечтать.

Но даже сама мысль о подобном шансе, отразившись на лице поднадзорного, вызвала гневный протест со стороны летучего глаза — ибо как иначе объяснить изданный им пронзительный писк? Тревога! Тревога!!! В глаза приговорённого к тоске прокралась предосудительная надежда!

Словно отвечая на отчаянный призыв мелкого кибер-соглядатая, над горизонтом показалась серебристо-чёрная сигара межпланетного кораблика. Лёгкий на помине катер блюстителей беззакония завис над островерхой крышей ксеноисторического флигеля, развернулся носовой иглой вверх и лихачески зашёл на посадку прямо под стрельчатыми окнами парадных покоев декана, нимало не боясь попортить газон. В такой изысканной фигуре пилотажа выразилась вся мера глубокого уважения прихвостней новой власти к учёным мужам и их малопонятным занятиям.

А что декан Ульм? Ясное дело, стерпит.

Из нижней кабины катера спрыгнули две до зубов вооружённые фигурки в серых комбинезонах Галактического надзора. Вот у этих бластеры — так уж бластеры, не чета тем игрушечным лучемётикам, которые полдня нервировали Кая. И что, громилы надеются, что он к ним по своей воле подойдёт? Нет уж, ксеноисторики не торопятся.

Кай замедлил шаги, и летучий шарик снова зашёлся в панике: заскрежетал, задёргался, завизжал. У толстозадых революционеров даже машины — и те припадочные.

В знак протеста Кай вообще остановился, с любопытством следя за происходящим у подножия холма. Игнорировать визг робота получилось не без труда, но с ярким моральным удовольствием. Пищи себе, злобная варакса!

Между тем к прибывшим по его душу человекообразным конвоирам приблизился кто-то из учёной гильдии Юрбурга. Как ни странно, серые комбинезоны вытянулись перед ним с самым подобострастным видом. Уж не декан ли Ульм явился их распекать за невежливую посадку и сожжённый газон? В гневе он бывает жутко свиреп — ещё старшие курсы рассказывали, какую порку старикан устроил помощнику библиотекаря за один надорванный манускрипт.

Только на Ульма всё-таки не похоже. Комплекция другая, да и походка семенящая... Ну точно: с гориллами беседует наставник Фенбонг. И в самом деле, кому, как не злорадному наставнику, надо было с нетерпением дожидаться катера?..

С Фенбонгом был чемоданчик, откуда он извлёк неразличимую отсюда коробочку пульта, потыкал в неё пальцами, наверное, переводя свои машинки в ручной режим.

И тут же летучий кибернетический глаз произнёс человеческим голосом неприятного высокого тембра:

— Ссыльный, вас ждут у катера. Поторопитесь! Ваша неявка к его старту будет расценена как сопротивление законной власти! — голос, вне всякого сомнения, принадлежал Фенбонгу. Сколько злобы в нём звучало — уж точно не меньше, чем клокотало в душе самого Кая. Ишь как раскричался, жирномордая гадина!

Кай ещё с минуту постоял, послушал, и лишь тогда принял решение подчиниться. Самостоятельное решение, вернее, мало-мальски выглядящее таковым. Правда, мы не всегда властны над тем, что и как выглядит — в особенности с вражеских колоколен. Назойливая машинка сделала круг над головой, а в транслируемом ею голосе Фенбонга зазвучало торжество.

Кто контролирует необходимость, тому плевать на нашу внутреннюю свободу. Особенно если её там нет.

Путь к планетолёту показался Каю удивительно коротким. Словно единственный шаг сделал — и суровые взгляды серых конвоиров уже приняли эстафету.

Фенбонг четырьмя движениями жирного пальца по сенсорному пульту отключил своих мини-роботов и заставил самоупаковаться в чемоданчик. После чего активизировал голографический образ постановления Превентивного суда и принялся зачитывать — весьма напыщенно, но в то же время поспешно, так и глотая окончания торжественно начатых фраз. Куда спешишь, наставник?

А вот куда. Из ксеноисторического флигеля всё-таки вышел оскорблённый вторжением декан Ульм.

7

— Погодите, — властно сказал декан Ульм.

Наставник же продолжал бубнить, словно боясь вовремя не дочитать какое-то колдовское заклинание. Быстрее, ещё быстрее... И тогда декан рявкнул:

— Фенбонг, я к вам обращаюсь!!! Немедленно прервитесь!

Наставник покраснел и недобро сощурился, но остановился, перевёл дух. Оглядевшись на серых блюстителей, вспомнил о наглой посадке катера и с плохо скрытым раздражением повинился:

— Ах да, господин декан, я должен принести извинения за неаккуратность, допущенную приглашёнными мной людьми. Поверьте, в действиях команды исполнителей, повлекших уничтожение клумбы под вашими окнами, не было никакого злого умысла... — при том издевательская интонация Фенбонга заставляла предполагать, что умысел всё-таки был. Даже по отношению к клумбе.

Декан снова прервал наставника:

— Хватит о ерунде. Я должен немедленно переговорить с высылаемым.

— К сожалению, это невозможно... Ваш бывший студент уже передан сотрудникам системы исполнения приговоров, и...

— В том-то и дело, что не передан! — расхохотался декан Ульм. — Передача происходит по факту оглашения приговора в присутствии исполнителей. Полного оглашения, не так ли? — он обернулся к серым блюстителям, те нехотя кивнули.

— Да! — вынужденно признал и Фенбонг. — Вы меня возмутительным образом прервали. Последнее наводит на смутные подозрения, господин декан, ведь вам известно, какой пост я занимаю вне стен университета.

Ах вот в чём дело, успел подумать Кай, новые власти Юрбургского галактического сектора подарили Фенбонгу пост, то-то он теперь и выслуживается...

— Знаю, — подтвердил декан Ульм, — вы теперь товарищ младшего подкомиссара Галактического Альянса с прокурорскими полномочиями во всех Превентивных судах Юрбургского сектора. Но заметьте, — декан опять обратился к парочке блюстителей, — мы с вами находимся как раз на территории университета. Именно на ней.

— Ну допустим, — и Фенбонг снова похудел до простого наставника, — в университетской табели о рангах вы действительно стоите выше меня. Наука ограниченно экстерриториальна, аутоиерархична и всё такое. Но! Чего вы добиваетесь, декан Ульм? Хотите выгородить сей неблагонадёжный элемент? — последовал кивок в сторону подзабытого Кая. — Спасти его от заслуженной кары? Предотвратить ссылку?

— Предотвратить? — усмехнулся декан. — И в мыслях не было. Использовать — вот единственное, чего я хочу. Использовать на благо нашей с вами науки человека, которого вы, наставник Фенбонг, желаете погубить просто так. Бескорыстие, конечно, делает вам честь, но базовые принципы методологии прагматизма и утилитаризма вынуждают нас приближать научное знание к живым человеческим потребностям.

Последняя фраза, по всему, произвела на серых блюстителей неизгладимое впечатление, исполненное сладкой муки от безнадёжного усилия ухватить полноту ускользающей сути. Фенбонг тоже присмирел, осознав бесперспективность дальнейшей дискуссии. Только тогда декан Ульм и вернул свою мысль в берега конкретных задач:

— Мне нужно поговорить с выпускником Каем наедине в течение десяти минут. После чего он вновь поступит в ваше распоряжение.

Фенбонг мрачно кивнул, старательно отводя взгляд от чемоданчика с машинками. Собирается всё подслушать, догадался Кай.

8

Разговор с деканом Ульмом состоялся у него в кабинете. Кай уже и не думал, что перед посадкой в катер ему позволят зайти в университетское здание, да ещё подняться на второй этаж. До чего родными в эти краткие минуты показались ему вестибюль, центральная лестница, участок коридора. До чего приятно, что флигель Ксеноисторического факультета его не бросил, а встал последним бастионом, осаждаемым неприятелем...

— Спасибо, — шепнул он по дороге.

— Не за что, — откликнулся декан, — я действительно собираюсь вас использовать.

— Фенбонг будет подслушивать, — предупредил Кай на входе в кабинет, — у него там есть специальные машинки слежения.

— Знаю. Наставник любопытен, и лишь потому согласился предоставить время для нашей, гм... конфиденциальной беседы. Но у меня нет никаких секретов. Пусть слушает, если хочет.

Помолчали. Декан Ульм вовсе не рвался использовать по максимуму выигранные десять минут. За витражным окном парила шарообразная машинка, пытаясь сливаться с деталями узора. Ну что ж, пусть послушает тишину.

— Спасать меня от ссылки вы ведь не будете, — произнёс Кай в слабой надежде на опровержение.

— Ещё чего! — успокоил его декан Ульм. — Ради вас никто не станет так подставляться; в общем, отриньте иллюзии.

— В таком случае... О чём мы будем говорить?

— О поручении. Я даю вам рекомендательное письмо, — декан протянул Каю коробочку с голограммой. — Не пытайтесь активировать, оно запаролено. Откроет лишь адресат, — учёный поглядел на витраж и тонко улыбнулся одной из деталей узора.

— Кому его вручить?

— Великому магистру Беку, — буднично ответил Ульм. Ещё бы сказал: 'великому поэту Шекспиру'. Неужели старый основатель факультета ещё жив?

— Но где мне его разыскать? — не понял Кай.

— На Эр-Мангали.

— Но разве там есть ксеноисторики? — опешил Кай.

Вот тебе и горнопромышленная планета.

— Как слышите, есть. Там застряло целых две экспедиции, — пояснил декан, — изучали культуру Сид, обнаружили редкие артефакты... десять лет тому назад.

— Застряло? То есть, они не могут вернуться? До сих пор?

— Совершенно верно. И с ними, к сожалению, утеряна связь. Вернее, связь есть, но — односторонняя. Через посланников, у которых тоже нет надежды вернуться.

— Нет надежды? — час от часу не легче. — Но что же им мешает? Наверное, там какая-то загадка?

— Никаких загадок. Вокруг планеты задействована система 'Карантин'. Всех впускает, никого не выпускает. Десять лет назад на Эр-Мангали случилась эпидемия — помните? Ну, вот тогда и эту систему разработали. Эпидемия прошла, а система осталась. Якобы 'не смогли выключить'. Вот такое чудо стряслось.

— Ничего себе! А вы говорите 'никаких загадок'.

— Для умных людей загадок нет, — упрямо возразил Ульм, — что вы видите странного в том, что промышленники — хозяева планеты — решили сохранить карантин? Да у них бы все шахтёры разбежались ещё тогда — десять лет назад. А так — ничего, работают, и больше никуда не собираются.

В витражное окно что-то легонько ударилось. Видно, десять минут конфиденциальности прошло, и наставник Фенбонг решил о себе напомнить.

— А ничего, что вы мне открытым текстом всё это говорите? — спросил у декана Кай. — Ведь там, внизу, всё слышат, а шахтами Эр-Мангали владеют большие люди...

— Я тоже большой человек, — похвастался декан Ульм, — что же касается их злоупотребления системой 'Карантин'... Так вы ведь больше о ней никому не расскажете! — последние слова декан произнёс особенно громко и — прямо в витраж.

— Вы словно новый приговор мне выносите, господин декан, — сглотнул Кай.

— О том, чтобы в пути с вами никто не контактировал, позаботятся парни, которые за вами прилетели. А на Эр-Мангали — все и так всё знают. На волю передать не могут! — от слов Ульма веяло всё той же тотальной безнадёгой.

— Значит и я тоже с Эр-Мангали никогда-никогда не вернусь?

— Ну а я вам о чём толкую!

9

Кажется, от разговора с деканом дальнейшая жизнь стала только беспросветнее. И в самом деле, речь идёт об использовании. О спасении речь не идёт.

В какой-то момент декан Ульм показался Каю таким же злобным упырём, как и наставник Фенбонг, только ещё более изощрённым. Хотя... Рекомендательное письмо получено. На Эр-Мангали возможна работа по специальности. Да и система 'Карантин' вокруг планеты — она ведь тоже не вечна.

Впрочем, не всё, что не вечно, непременно короче человеческой жизни.

Провожая посланника к магистру Беку, декан вдруг словно бы вспомнил некий весёлый эпизод из сегодняшнего дня и решил поделиться с Каем.

— Когда наставник заново зачитает своё судебное постановление, обратите-ка внимание на дату и время, — предложил он, загадочно улыбаясь.

— А что там такое? — насторожился Кай. Хотя куда уж сильнее настораживаться — всякому состоянию бывает предел!

— Сдаётся мне, что заседание Превентивного суда произошло сегодня, и не с утра, а после обеда. Могу, конечно, ошибаться...

Кая затошнило. Если правда, что утром приговора суда не было, если мерзавец Фенбонг блефовал... То чем тогда он сам занимался четыре долгих часа до обеда? Бродил по городу, пытался отвлечься от кибернетических стражей, непонятно что заказывал в кафе... А ведь мог бы по примеру людей умных просто сбежать! Более того — уйти с гордо поднятой головой. Ведь никто не неблагонадёжен до постановления суда.

Ну что бы ему стоило вместо музейного здания Старого космопорта посетить Новый космопорт — действующий. Подумаешь, дурацкие машинки — с ними бы он справился, была бы воля.

Выходит, воли не было, а было лишь предательство себя, глупое потворство врагу. Вот так докатился: ещё не доехал до места ссылки, а тень свою показал. Вошёл в число сообщников урода Фенбонга против себя самого. Нет, каково? Каково?!!

Старик декан передал Кая с рук на руки, наставник с облегчением развернул голограмму судебного постановления и забубнил по новой, подвывая в знак трепетного предстояния справедливым истинам и глотая окончания фраз.

Кай не слушал его заёмного словоблудия. Он шарил взглядом по голограмме документа, выискивая датировку. Нашёл. Потерял и снова нашёл, с трудом удерживая рвотные позывы.

Не после обеда. Вечером. Всё, что ограничивало свободу Кая до вечера, было незаконно. Потому и машинки. Какой с них, машинок, спрос?!!

А как только состоялось заседание суда, подлец наставник сразу, безотлагательно вызвал катер с исполнителями, то-то они летели, как на пожар, то-то сожгли посадочным выхлопом газон перед флигелем факультета.

Всё просто, всё просто-таки элементарно, дурак бы не догадался, а умному стоило бы соотнести очевидные вещи, потому что вся судьба-жизнь-карьера и надежды на будущее тупо выброшены в одночасье ради дурацкого прощания с городом, и от этого так горько, горько, горько во рту!..

Мысли Кая уносились вскачь, но наставник Фенбонг их каким-то непостижимым чудом нагнал на финише. Вроде и медленно бубнил, даже проглоченные окончания не спасали, а всё же наступил судьбоносный миг, когда от имени Превентивного суда всё сказано, и власть над тобою передаётся исполнителям. И — ссылка! Навечно!

С миной, выражающей чувство выполненного долга, пройдоха Фенбонг кивнул серокомбинезонным блюстителям — и в замедленном темпе обернул к трудоустроенному Каю ехидную гримаску, заменяющую ему лицо. 'Я пребуду здесь, — хихикнула гримаска, — а кое-кого здесь очень скоро не будет'. И так захотелось эту мерзостную образину порвать на лоскуты, вырубить топором, вбить внутрь спинномозгового канала тяжёлым молотом. Много чего пожелалось, но было недоступно безоружному человеку.

Плевок в рожу — вот единственное, что мог себе позволить Кай, исходя из имеющегося у него арсенала. И плевок долетел по адресу, и был болезненно вязок и исполнен мучительной горечи, и получился подобен не выстрелу, а длительной очереди, поскольку Фенбонг того заслужил.

Когда же красноватые круги перед глазами понемногу рассеялись, Каю стало ясно, что цель поражена безукоризненно, просто-таки накрыта с ног до головы — и тем в известном смысле деморализована. И вдобавок удалось припомнить один глубже других позабытый сегодняшний эпизод — визит в кафе под присмотром фенбонговых машинок. Теперь-то, созерцая потрёпанного стихией врага, Кай мог читать, словно по строкам оплаченного счёта: омлет с помидорами, баклажановый соус, жареный картофель, морковь по-марсиански, стакан особо вязкого шоколада с ореховым наполнителем.

А кто обещал, что будет легко?

Фенбонг, покрытый таким густым слоем неаппетитной слизи, словно собирался перерождаться в моллюска, только и смог с ненавистью процедить:

— Погоди, придёт время, и ты за это заплатишь!

— Ага, без проблем, — расхохотался Кай, — ищи меня на Эр-Мангали!

Глава 2. Летим,

или Сосредоточение неодолимых обстоятельств

1

Гориллы проводили Кая до арестантского отсека, усадили в антиперегрузочное кресло, проверили ремни и захваты, молча вышли.

Вз-з-з-з-з — еле слышно прозудела круглая дверь. С лёгким щелчком вокруг кресла Кая развернулась индивидуальная силовая решётка. И только тогда планетолёт резко стартовал — совершенно беззвучно, но более чем ощутимо.

Кай думал поглазеть в иллюминатор — мечтатель! Арестантам не положено: все стены отсека забраны глухими панелями. Да и случись поблизости окошко — всё равно без толку. В кресло вдавило с такой силой, что головы не поднять.

...И юрбургский период твоей жизни и творчества не просто уходит в прошлое, а убегает с низкого старта. Рывком на сверхзвуке...

Ну что за спешка? Поди, у пилота нервы пошаливают. Или срывается план по вывозу инакомыслящих на Эр-Мангали? Кстати, как именно и в какие сроки его туда думают доставить? А?

Быстрого внятного ответа Кай не получил. Катер уверенно лёг на неведомый курс, прояснить который оказалось не у кого и негде. Потянулись однообразные часы сидения в одиночестве и без малейших ориентиров, за исключением одного: ни к одному из орбитальных космодромов Юрбурга планетолёт не причалил.

Стало быть, добираться в звёздный сектор планеты Эр-Мангали придётся не пассажирским рейсовым лайнером общего назначения. Значит, где-то на дальнем рейде притаился специализированный тюремный звездолёт. Но того ведь и следовало ожидать. Уж кто-кто, а толстозадые — не импровизируют. Их шаги запланированы и тщательно выверены в особых службах Галактического Альянса.

По юрбургскому времени, с которым Кай ещё не успел расстаться, вскоре наступила глубокая ночь — тут его и накрыла беспокойная дремота. Собственно, отчего бы и не выспаться, раз уж в полёте не происходит никаких событий?

Проснувшись, Кай испытал внезапный приступ сильного голода. Не мудрено. Помнится, он вчера плотно пообедал, но только всё, что проглотил, вскоре самоотверженно выблевал во вражескую рожу. А путешествовать на голодный желудок диетологи не советуют. Хотя... Для дорогого наставника — ничего и не жалко. Кушайте, кушайте ещё, господин Фенбонг! Не желаете ли добавки? А мы, так и быть, потерпим!

Кай подождал ещё пару часов. Что, на борту катера вообще кормить не обещали? А помнят ли они закон о космических перевозках? Там прямо-таки любовно выписаны штрафные санкции... Пункт о минимуме услуг гуманоидным пассажирам, а?

Наверное, помнят, но не боятся. Кая на Эр-Мангали, концы в воду.

2

А потом началось резкое торможение. Катер заходил на посадку.

Тотчас как сели, Кай недовольно буркнул:

— Ну, здравствуй, Эр-Мангали! — прямо в скрытые микрофоны следящей системы. Само собой, иронизировал, но постарался, чтобы насмешка в голосе не звучала особенно явно и вызывающе.

На самом-то деле Кай прекрасно понимал, что до планеты назначения катером не долетишь. Не то что за сутки — а и сотни лет не хватит. Просто потому, что на мелкий кораблик п-класса не установишь гиперпространственный двигатель. Этакую дурищу в малом объёме точно не спрятать.

Но что известно Каю, то не обязательно показывать наружу. Пусть лучше тупые блюстители над ним посмеются. Благо, многие верят, что ксеноисторики — те же ксеноботаники. Такие же чудаки не от мира сего.

Казаться наивнее, чем ты есть, верная тактика для случаев, когда ничего толкового ещё не придумано. Вдруг потом пригодится?

3

Кай прикинул скоростные возможности планетолёта и предположил, что кораблик сел на спутнике одной из крупных планет. Вернее всего, Парадиза.

Когда в арестантский отсек втолкнули белокурого парня — ровесника Кая, появилась возможность проверить догадку.

Блондин выглядел общительным — он и Каю успел кивнуть, пока его устраивали на соседнем кресле, и к блюстителям обращался почём зря, и, хотя те ему не отвечали, нимало этим не смущался. Способность трещать без умолку выдавала в нём торговца, что тоже косвенно указывало на шопинговые луны Парадиза. Чтобы выдержать конкуренцию в тамошних магазинных мирках, необходимо быть очень разговорчивым.

Иное дело Кай: в учёных мирках привыкаешь взвешивать и выверять каждое слово.

— Мы где? — спросил он, как только серокомбинезонники вышли.

— Парадиз-4! — с гордостью выпалил новоявленный сосед. И присовокупил бы к сказанному много избыточных сведений, если бы не стартовая перегрузка — при ней, что ни говори, с лёгкостью языком не потреплешь. Запле-заплетё-плетётся...

Впрочем, избежать разговора о сравнительной крутизне Парадиза-4 всё равно не получилось. Как только катер вышел из режима стартового ускорения, тут и парень затараторил. Для начала представился — его звали Лаки. Потом рассказал о действующем на Парадизе курсе космоталера к астромарке (Каю надлежало им восхититься?). Дальше пошёл трёп о ценах, о лучших оптовых рынках Парадиза-4, о настоящем земном чае и поддельных кофейных бобах Камарги, о жёлтых комбинезонах, модных на Парадизе-7 в прошлом сезоне, а сейчас уходящих за полцены со складов на Парадизе-9.

С особой теплотой Лаки вспомнил об универсальном магазине Ахмада, покровителя алчных, и своём личном опыте работы за кассовым аппаратом. Поделился секретами продвинутых охранных систем и развитых способов взлома голографических данных. Воспел в прозе курортную местность «Синий залив» с высоченными пальмами под куполом: там как раз подешевела недвижимость, но ведь можно и того не платить, если правду болтают о переселении душ.

Слушая вполуха из вежливости, Кай первое время тихо скучал, потом пытался закончить диалог меткой фразой и досадовал на незатыкаемый фонтан, а дальше неожиданно для себя развеселился. Курортная местность, купол над пальмами, туристические путёвки, переселение душ — как это показалось поразительно к месту в разговоре попутчиков до Эр-Мангали!

— Тебя ведь тоже везут до Эр-Мангали? — обозначил Кай собственный интерес.

— Ну ясное дело! А то куда же? Меня, если хочешь знать, больше никуда и не повезут...

— А за что?

И с прежним восторженным многословием Лаки заговорил по делу. Ведь его прегрешения перед властью Толстозадых тоже давали повод похвастаться.

Лаки ведь не простой торговец — о, нет! Он широко известный на Парадизе-4 мятежник! Да точно: его здесь каждый знает. И только спроси, кто самый отъявленный борец против Толстозадых? Ответят: конечно, Лаки!

— И как же ты с ними боролся? — поинтересовался Кай не без доли скепсиса. Но, кстати, тут же себя внутренне одёрнул. Можно подумать, борьба самого Кая доставила толстозадым ну хоть малейшее неудобство.

Оказалось, Лаки делал многое. Пусть лично и не участвовал в Сопротивлении, но — собирал на него деньги! Настоящие космоталеры и астромарки — это ведь намного серьёзнее каких-то там разговоров и громких заявлений протеста, потому что где во имя правого дела собираются деньги, там возникает и оружие, а на одни красивые слова оружия много не купить. Если же оружия не купить, говорильня остаётся говорильней, хоть и со смелыми острыми темами и ощущением свободы.

— И что, удалось совершить закупку? — спросил Кай, но тут же обругал себя за неосторожность. Пора бы помнить: арестантские отсеки всегда прослушиваются...

— Бластеров-то? — беспечно переспросил торговец. — К сожалению, нет. Я был слишком на виду, на меня кто-то донёс, и всё имущество реквизировали. Никому нельзя доверять! У нас на Парадизе-4 народ умный, каждый готов поживиться. Поживиться, знаешь ли — особое искусство...

— Так всё собранное забрали? — разочарованно протянул Кай.

Лаки только фыркнул:

— Хорошо ещё, с оружием на складе не застукали — тогда бы мне и до высылки не дожить! А деньги — это просто деньги. Всегда можно отбрехаться. Мол, собирал себе на домик в Синем заливе. Там как раз на один и хватило бы. Или на яхточку... — Лаки сокрушённо вздохнул, и Каю сделалось трудно определить, об оружии ли торговец переживает. Вроде, да, а вроде, и нет. Или да?

4

Вскоре после визита на Парадиз-4 катер посетил элитную луну Парадиз-12, где подобрал ещё двоих — пожилых мужчин в строгих костюмах из самых дорогих бутиков Галактического Альянса. Собственно, о названиях бутиков оказался в курсе Лаки: он немного приторговывал самопальной одеждой, с отдалённым сходством пошитой под известные в галактике бренды, вот и научился их различать.

У Кая от этих новых соседей осталось лишь общее впечатление породистости, но и неизбывной тоски. Впрочем, их тоску пронизывала надменность. Скользнув по попутчикам единственным безразличным взглядом ещё при заходе в отсек, пожилые джентльмены более не удостоили обоих юношей ни мгновением интереса. Это при том, что Лаки усиленно привлекал их внимание.

Но может, высокомерие — защитная маска? Да ведь они просто раздавлены внутри шикарных костюмов! Нет, не гордая заносчивость велит старикам упорно молчать в ответ на настойчивые расспросы Лаки. Полно, да способны ли они произнести хоть слово? Даже имён своих не назвали — но помнят ли сами, как их звать? В привычные формы чванства выливается неуверенность и подавленность. А смотрят-то как: строго перед собой, одинаковым невидящим взглядом.

— Кажись, им здорово похуже, чем нам! — подметил и Лаки.

Ещё бы не 'похуже': ведь из элитарного мирка этих старичков до Эр-Мангали — глубже всего падать.

— Тьфу, не стану больше их окликать, — сдался Лаки через какое-то время, — но только зря они так расстроились. Если продать один такой костюмчик — в колонии до конца жизни проживёшь безбедно, ещё и на похороны останется.

— Это если в колонии кто-то купит их тряпки, — уточнил Кай.

— Да нет же, главный найдётся всегда! — возразил торговец. — И ему захочется выделиться. Чтобы каждый раз не доказывать. Чтобы по костюму понимали...

Тут Лаки огорчённо вздохнул, и Кай догадался: парень завидует. Жалеет, что сам не имеет дорогой одежды на продажу. Злится на тех, кто имеет.

— Да, ты прав, — сказал Лаки, — жалею и злюсь. Ума не приложу, как на Эр-Мангали дело начинать; всё ведь реквизировали. Со мной оставили только то, что на себе, представляешь? Кстати, Кай, при тебе остались какие-то деньги?

— Голо-карточка с последней стипендией, — нехотя ответил выпускник Юрбурга.

— Везёт же!.. — грустно протянул парень с Парадиза.

Как бы совсем не обзавидовался!

А между тем планетолёт уже заходил на посадку, чтобы принять на борт четверых дурно пахнущих бродяг с Парадиза-13. И такие нужны на Эр-Мангали?

Вернее сказать, и такие не надобны больше нигде на свете.

5

— А что, здесь вообще не кормят? — догадался Лаки, когда катер порядочно отдалился от Парадиза с его многочисленными естественными спутниками.

— С Юрбурга еду не носили, — вздохнул ксеноисторик.

Для Кая шли уже вторые сутки пути,для Лаки — немногим меньше.

— Значит, и не принесут, — со знанием дела заключил сосед, — но то за бесплатно. Ты говорил, у тебя осталось немного космоталеров?

— И что? — Кай напрягся.

По правде говоря, при нём на голографической карте были все его сбережения: повышенная университетская стипендия за три года набежала на круглую сумму — около тысячи космоталеров. Но стоит ли о том давать знать ушлому торговцу? Ответ очевиден.

— Как что? Достаточно намекнуть экипажу, что мы заплатим — и нас обслужат по первому разряду, как в пассажирских лайнерах А-класса.

— Как ты намекнёшь?

— Да достаточно же просто сказать, чудак-человек! — хохотнул блондин. — Арестантские отсеки прослушиваются, разве не знаешь? Не веришь — попробуй прямо сейчас. Крикни: 'Эй, где же завтрак? Почему не несут? Не за бесплатно!', — демонстрируя нужный текст, Лаки и сам уже возвысил голос, почти кричал.

Кай его поспешно одёрнул:

— Перестань. Не хочу.

— Есть не хочешь?

— Платить не хочу. Во-первых, крысам-блюстителям, во-вторых, за бесплатное.

Торговец разочарованно протянул:

— Ну, как хочешь... Но я бы на твоём месте...

Ага. Утешительно ставить себя на место человека, который ещё при деньгах.

6

После неудачной попытки надурняк перекусить Лаки демонстративно замкнулся в себе и примолк. Надолго, на добрых полчаса. Пожилых-то джентльменов хватало куда как на дольше, но для болтуна с Парадиза-4 и тридцать минут — достижение.

Кай спрашивал себя, правильно ли поступил. Выходило, что правильно.

На первый-то беглый взгляд, ему должно быть досадно и стыдно. Ну ещё бы: и сам голодным остался, и для товарища по несчастью десятка космоталеров пожалел. Но не всё так просто. Суть в деталях, полутонах.

Больно уж рьяно торговец Лаки взялся за вложение чужой стипендии в бесплатную тюремную трапезу. Беззастенчиво манипулировал? Нет сомнений. Уважал бы он потом дурачка, который клюнул на его дешёвую приманку? Ещё чего!

А по ходу дела, пока Кай перечислял бы с голографической карты сущие гроши за завтрак на две персоны, соседу предоставлялась счастливая возможность углядеть истинный баланс. В этакой тесноте, с соседнего кресла — совсем нетрудно. Ну а кому, как не торговцу, найти применение этакому знанию.

Тысяча есть тысяча. Ради неё Лаки пойдёт на многое, и через Кая тоже перешагнёт. Зато сможет на Эр-Мангали быстро открыть дело, вместо того, чтобы предварительно на него зарабатывать. Как откроет — станет уважаемым человеком. Люди его гильдии везде востребованы. Где хоть какое производство, там и торговля. Это и центавру понятно.

А вот ксеноисторику в горнорудном мире выжить намного сложнее. Разбазаришь этак привезенные с собой средства — и на что существовать дальше? Даже если удастся устроиться в экспедицию к великому магистру Беку. Даже тогда. В мире производственников историк обречён довольствоваться подачками, ведь им с него ни малейшего толку. Будет подыхать с голоду — они не расстроятся. Всё жёстко.

Значит, Кай правильно поступил. Но это пока без учёта стратегических целей.

А цель у Кая — возвратиться и отомстить. Всем — от мерзавца Фенбонга до последнего толстозадого президента, всем, кто виновен в ссылке. Всем-всем-всем.

Что же им сделано, чтобы приблизить момент мести? Пока ничего. А мог бы?

Хмм... Собственно, мог бы не тратить времени, начать прямо сейчас. Летят с ним какие-то люди — замечательно: есть из кого сбить команду. Одному с Эр-Мангали не вернуться, а команда многое сможет. Каждый выполнит свою часть задачи, глядишь — а власть Толстозадых и покачнётся. Хорошо бы...

Да только чего-то Каю недостаёт, чтобы прямо здесь и сейчас приняться сбивать команду. Старички в ценных костюмах — они и с Лаки-то на контакт не вышли. Дурно пахнущее семейство бродяг — с ними и рядом-то находиться не хочется. Лаки — он с Каем хоть и общается, но больше одеяло на себя тянет. Один блестит на весь отсек. И язык у него так ловко подвешен — поди померяйся влиянием на публику, сроду не переиграешь.

Людишки собрались те ещё, но, кажется, дело в самом Кае. Не Лаки виноват, что разумный ксеноисторик — точно школьник, в угол забился. Какой-то природной силы Каю не достаёт, какого-то огня, который у Лаки, между прочим, имеется.

Отсюда какой вывод? Что Лаки, как носителя ценного для борьбы свойства, Каю надлежит приручить? Разумно. Но если торговца приручать, его для начала накормить надо было? Да?

Нет. Опять-таки нет. Накорми белобрысую бестию на её условиях — и до конца твоих дней уважать не станет. Да и дни твои сократит: продаст.

7

Пошли третьи сутки полёта. Кай и Лаки давно уже разговорились, как ни в чём не бывало — тема тюремной пищи их так и не перессорила, зато нашлись новые факторы, работающие на единение. К соседству кресел добавился отрезок общей истории (оба могли претендовать на звание здешних старожилов) и общие коммуникативные барьеры. Лаки кроме как с Каем оказалось не с кем поточить лясы — притом, что арестантский отсек катера уже заполнился примерно наполовину.

Увы, но с большинством разношерстных новичков у торговца с Парадиза-4 диалога не складывалось. Седые джентльмены с Парадиза-12 по-прежнему его игнорировали, семейку же дурно пахнущих бездомных с Парадиза-13 Лаки не удостаивал внимания сам. Ещё какой-то шуганный малолетка с перепугу прикидывался спящим — его ссадили с рейсового космобуса за безбилетный проезд. А на последней из лун Парадиза планетолёт принял на борт двоих покалеченных громил самого свирепого вида — так этих разговорчивый торговец опасался до паники. Шептал Каю:

— Вон тот, с выдернутой ноздрёй — известный уголовник, предводитель целой шайки вымогателей. Буллитом кличут. Прогремел на весь Парадиз...

— Да, жуткий тип, — оставалось признать.

— И товарищ его не лучше.

— С раной в пол-лица?

— Ага. Это Поллак-Кулак. Убивает голыми руками. Но помногу...

Ничего себе попутчики! Что, и этих тоже надо на Эр-Мангали?

— Как думаешь, их повезут с нами? — слабая надежда, что Лаки придумает какую-то другую версию.

— Ясное дело. Эр-Мангали сейчас принимает всех, — рассудительно молвил парень.

— И убийц?

— Зато не расползутся, — пожал плечами Лаки. — Там карантин.

— Но зачем, зачем они там?

— Так предприятие же стратегическое! — торговец поразился неосведомлённости Кая. — Оборонного значения... Ты разве не знаешь: Галактический Альянс ведёт давнюю войну против цивилизации Сид! Потому на шахтах очень нужны рабочие руки.

— И что, вот эти будут работать?

— Ну, сами не будут, так других заставят, — пояснил парадизец, — а производство только выиграет. Уголовники — знаешь, какие организаторы! А там ведь таких много.

Кай содрогнулся: почему-то до сих пор его не оставляли надежды, что там, на горнодобывающей планете ему встретятся шахтёры, управляющие, политические ссыльные, две ксеноисторические экспедиции — и всё! Никакие бандиты в такую картину... ну никаким образом не вписывались. Оказывается — много. Век живи, век учись.

8

После густонаселённых спутников Парадиза промежутки между посадками удлинились. На Камарге подобрали лишь одного мужика, запомнившегося подозрительным взглядом из-под кустистых бровей. За что его ссылают на Эр-Мангали, ни Кай, ни Лаки выяснять не стали — выражение лица не располагало. Да и сидел камаргец на противоположном краю отсека: не кричать же через головы!

В особенности — не через две особые головы с видимыми увечьями, добавившиеся аккурат перед тем. Поллак да Буллит. На шумливого Лаки они как-то раз уже зыркнули. При том слова не произнесли — но он что-то понял, стал тушеваться в их присутствии и всё больше переходил на опасливый шёпот, каким далеко и не докричишься (даже Кай разбирал не каждое слово, а ведь кресла их установлены почти впритык).

Впрочем, в отсутствии внешней информации фантазия всегда придёт на помощь, так что и Камарга без особой истории не осталась.

— Его за выражение лица сослали! — убеждённо прошипел торговец. — По нему сразу видно, что этот тип что-то сильно не одобряет. А раз не одобряет, и при этом молчит, то значит, не одобряет именно Толстозадых. Улавливаешь?

— Резонно, — кивнул Кай.

9

На индустриальной луне под названием Плюмбум-11 катер наконец-то утрамбовал арестантский отсек достаточным количеством ссыльных, чтобы всю эту кучу передать на материнский тюремный звездолёт.

— Там и пожрём, — со знанием дела сказал крепкий детина с Плюмбума, один из тех пятерых, которым не досталось антиперегрузочного кресла.

(Ух и летали они по отсеку после старта!).

Орда, подобранная на Плюмбуме, имела военный опыт. Точно не сказать, по каким признакам Кай это определил, но ни секунды не сомневался. Эти — поднимались в атаку, захватывали планеты, неоднократно убивали, выжигали бластерами всё, что шевелится, и более того — перед тем, как выжечь, ещё сообща насиловали. Не сказать, чем именно, но на лицах отчётливо написано! Сохранилась печать истории.

В чём Кай едва не промахнулся, так это в принадлежности загруженной в отсек ватаги к той или иной стороне. Сперва подумал: раз уж этих крутых парней толстозадая власть приговорила к ссылке, то они — её противники. Солдаты Сопротивления, или, скажем, ополченцы с какой-то из мятежных планет. Ну ведь логично же?

Но с выражением низколобых лиц со свиными глазками возникала неувязка. Чтобы наши глядели так? Чтобы настолько карикатурно задирали носы? Чтобы изъяснялись на таком чудовищном сленге со жлобскими интонациями? Ой, не хотелось бы...

И лишь потом дошло: настоящих военнопленных с той стороны на Эр-Мангали не направят. Если бы! Инакомыслящих — да хоть звёздными эшелонами. Но тех, кто имеет опыт обращения с боевым оружием — нет, местные рудные боссы не самоубийцы.

Стало быть, эти типы с Плюмбума воевали за Толстозадых, а вовсе не против. Ну да, оттого-то Каю и кажется знакомым сально-блудливое выражение их морд и фигуры, пыжащиеся от собственной значимости.

Это их оголтелая толпа в год переворота наводнила Юрбург, долгими месяцами почём зря выстаивала на площадях и смачно испражнялась на древние камни. А потом, после победы Толстозадых, это самое зверьё нанималось в космодесантные батальоны и терроризировало местное население на ближних планетах. И в собственных заплывших жиром глазках выглядело непобедимым, и задирало носы, и рассуждало в ущербной логике 'высшей расы'.

Это при том, что на Плюмбуме вообще не сложилось признаков какой-либо особой расы людей. Одно на всех туповатое выражение лица таким признаком служить не может: оно достигается воспитанием. Впрочем, воспитание в том-то и состоит, чтобы кичиться своей биологией. Раса есть, ума не надо, не правда ли?

И вот теперь эту 'высшую расу', как скот, гонят с индустриально-продвинутого Плюмбума на более примитивный Эр-Мангали — приехали, ребята? Гонят по двум причинам, также понятным Каю. Во-первых, зарвались, а во-вторых, стали не нужны. Дело сделано, толстозадый парламент Юрбурга дал вассальную клятву Галактическому Альянсу. Теперь Альянс готов сам навести порядок в Юрбургском секторе, без опоры на местных выскочек. Ибо известно, какой от них, мародёров, толк и порядок.

— Уж долетим до звездолёта, там и пожрём, — повторило самоуверенное чмо с Плюмбума, оглаживая объёмистое брюхо, — а коли не дадут — так мы этих зажарим! Свиней в костюмчиках! — оно подморгнуло дружкам, указывая на молчаливо-подавленных стариков с двенадцатой луны Парадиза.

— Уж зажарим! — согласилась ещё одна хамоватая тварь, и другие загоготали.

— Только две шкелетины на всех нас — маловато будет! — надрывалась опять первая.

— Так мы и других зажарим! — прыснул третий урод, — И лучше начнём вон с тех двоих пацанов! Они со-о-очные! — и ткнул пальцем в направлении Кая и Лаки.

— И спящего мальца в придачу! — требовательно облизнулся самый первый жлоб и шумно втянул слюну, чтобы малец услышал.

— Прикинь, такой просыпается, а он уже жареный! — грубо заржал четвёртый, и общий гогот плюмбумского сообщества зазвучал в опасном истерическом регистре. Ух, и началось бы сейчас, если бы не силовая решётка вокруг каждого кресла.

Когда они прут всей толпой, то заводятся с полуоборота таким вот привычным способом. Единственной грубой шутки бывает довольно, чтобы преодолеть порог и начать бесчинствовать, как это бывало и в Юрбурге. Результатом становится куча смертей прохожих, в которых типа никто не виноват. Они же — стихийное бедствие...

— Вот мрази! — сказал Кай. Вполголоса, но мог бы и громче. Всё равно в надсадном клёкоте парней с Плюмбума его речь гарантированно терялась.

— Ш-шшш! — обратил к нему перекошенное лицо торговец Лаки.

Сейчас в переполненном арестанском отсеке потерялись решительно все, кто не с Плюмбума. Не только скромный Кай и болтливый Лаки, не только тревожно набравшие в рот воды костюмированные джентльмены, не только мнимый спящий 'малец'. Потерялись два матёрых парадизских бандита — это о чём-нибудь, да говорит. И даже семейство вонючих бродяг на несколько секунд позабыло отвратно пахнуть. Чего не сделаешь в порыве слепого животного ужаса!

— А что говорит история, — срывающимся шёпотом спрашивал белокурый торговец добрых трое суток спустя, — на Плюмбуме и правда так распространён каннибализм?

Ишь, как запомнилось-то!

— О каннибализме история умалчивает, — дал справку Кай, — скорее всего, такого и не было, но это ещё ничего не значит. Раз возникли соответствующие идеи, явление может появиться в любой момент.

10

Может появиться? Только может?!

Научный подход историка, будь он неладен. Как ни странно, именно он подчас искажает факты, заставляет сомневаться в интуитивно понятном. Уважает презумпцию несуществования всего, что заинтересованными сторонами хорошо спрятано.

О каннибализме на Плюмбуме-11 Кай ведь не сказал главного. Просто было стрёмно произнести...

Имеется фактор, сильно повышающий вероятность этого явления. Этот фактор — пищевая сеть-монополист. 'Мясные шкафы' Оломэ, ставшие на десятилетия единственным источником еды на лишённом фауны Плюмбуме. Эти шкафы, якобы созданные передовыми умами технологов корпорации Оломэ, в действительности — точная копия Ящиков Ро. Да и сама технология 'взращивания мяса' — один в один скопированная ксенотехнология цивилизации Ро. Скопированная, но не постигнутая — вот в чём скрытый её дефект.

И, конечно, вегетарианец Кай воспринимает её дефектность несколько обострённо, но факты есть фактами, как их ни воспринимай. Взращиваемые волокна должны быть естественного животного происхождения — без этого процесс взращивания не запустится. При этом давно забитые животные также отбраковываются незримыми фильтрами. Жертва должна быть ещё тёплой. И это ещё не всё. Чтобы запускать 'мясные шкафы' толстозадого мерзавца, требуются свежеубитые животные в количествах, намного больших, чем утверждается в рекламе. И с большей частотой.

Технологические манипуляции с мышечной тканью ведут к её контролируемому росту, но не к превращению в иной продукт, как вещают велеречивые рекламисты. Просто продукта выходит количественно больше, чем при прямой разделке туши. На три-четыре порядка, но не до бесконечности. Дальше высвобождаемый резерв роста в мышцах забитого животного исчерпывается, надо забивать следующее. А что говорит реклама? Реклама говорит об одном жертвенном животном в самом начале плюс о ежемесячном кровавом взносе в течение гарантийного срока.

И в довершение — ещё одна хитрая ложь о 'мясных шкафах', призванная развеять сомнения, но на деле сообщающая пищевой жути от Оломэ дополнительную густоту и вязкость. Шкафы снабжены специальной защитой от каннибализма. Это и правда так. Но, маленький нюанс: это ксенотехнология, ориентированная вовсе не на людей. То есть, в такой 'мясной шкаф' бесполезно засовывать именно представителя культуры Ро — притом, что его и гуманоидом-то признать можно с большой натяжкой.

Так вот, надо знать Плюмбум. Эти не станут тратиться на дорогостоящие перевозки живых животных. Привезут не больше животных, чем обещала реклама, а дальше начнут на месте выкручиваться. А кем ещё выкрутишься, кроме как людьми, если фауны на Плюмбуме просто нет? Благо, уже в процедуре взращивания человеческое происхождения мяса не отследишь, а уж на стадии финального продукта, в четырёхстах удешевлённых блюдах — так и подавно.

И вот, предположим, вместо дорогостоящих в межпланетной перевозке пород скота Плюмбум-11 обошёлся вовсе бесплатными людьми. От возможных обвинений в их похищении с гастрономической целью — защитился уверениями проектной группы Оломэ. И десять лет на этой луне кого-то дёшево ели и нахваливали...

Не в том ли скрытый исток последующего оскотинивания? И культа еды, логично вырастающего из практики скрытого поедания человеческих жертв. И готовности к мародёрству. И угроз людоедства. Последние эффективно срабатывают (вызывают ужас у жертв) уже на этапе озвучивания, но при таком видимом успехе — окрыляют угрожающих, влекут к осуществлению.

Ни разу не научная вышла картина. Много в ней домыслов, маловато фактов. Но Каю извинительно: он ведь не статью о Плюмбуме пишет. Ему надо понять явление. Любыми, пусть и спорными способами. Примеряясь к реально отслеживаемой жути.

11

От Плюмбума-11 и до материнского звездолёта, зависшего где-то на внешней ново-солнечной орбите, юркий планетолёт нёсся, будто на пожар. Если Кай и прежде считал пилота лихачом, то на сей раз лихач многократно превзошёл самого себя. Может, всё дело в лимите по времени, как предположил торговец, но у Кая на сей счёт сложилась иная версия.

Арестантский отсек постоянно прослушивается, так ведь? Значит, блюстители слышали, что за бури тут назревали после старта с одиннадцатой луны. Верно, уже опасались не всех довезти. Вот и приняли решение подавить ураган в зародыше, прижать покрепче стаканом. А о том забыли, что пятеро 'героев' с Плюмбума путешествуют без кресел — какая жалость, хе-хе! Или даже не забыли, а специально решили наказать. За нарушение дисциплины в форме призыва к неуставной трапезе.

Пятеро 'каннибалов' без кресел намедни громче всех хохотали, но как им теперь не смешно! Как их придавило и размазало — любо-дорого полюбоваться! Вроде, в конце концов они все и выжили, но как долго сплёвывали вокруг себя окровавленные зубы! А без зубов — хе-хе — не состоится никакого каннибализма!

— Что ж это он делает? Чай, не руду везёт — людей... — возмутился пилотом единственный голос уроженца Парадиза.

Это Лаки (вот уж хитрец!) зарабатывал очки на будущее перед опасными негодяями с Плюмбума. Чуял, видать, что лишним не будет: мало ли с кем из сегодняшних неприятных попутчиков после сведёт судьба — там, на Эр-Мангали.

Да нет, не чуял. Прислушивался к перепуганному гласу рассудка.

А вот Каю интуиция говорила иное. Зря старается! Перед отморозками стелиться бесполезно. Добра не вспомнят — даже настоящего, не говоря уже о 'добре' на словах.

Нет бы тебе заткнуться?

Лаки не унимался. Поскольку же в соседнем кресле возлежал Кай, то и обращался строго к нему, вовлекая в насквозь демонстративную беседу. Что оставалось Каю? Или отмалчиваться, как старички в костюмах, или для виду что-нибудь отвечать.

— Да уж... — выбрал он второй путь. — С этакими перегрузками пассажирский флот не летает. Вот грузовой — другое дело. В особенности космические самосвалы, перевозящие необработанное сырьё. Но те — даже пилотируются автоматами.

Сказал — и подумал: о чём это он?

Ну ясно: кстати об Эр-Мангали.

Небось, до рудниковой планеты, поставленной на вечный карантин, точно такие звёздные самосвалы-автоматы и курсируют. А как бы ещё? Живых пилотов ведь не настачишься, а вывозить руду надобно постоянно — производственная необходимость.

Между прочим, система 'Карантин' потому до сих пор и не снята, что существуют грузовые автоматы, способные с Эр-Мангали возвращаться. Но тогда интересно, как именно организована доставка ссыльных? Тюремные звездолёты автоматам никто бы не доверил. Слишком опасный 'груз': оставишь его без присмотра — а он уже взломал управление кораблём и летит в обратную сторону.

Тогда выходит, с каждой партией ссыльных отправляют одноразовый планетолёт с одноразовым экипажем? Нет, молча качал головой Кай, где-то закралась ошибка...

Лаки же, видя движения головы собеседника, вплетал их в контекст своей постыло-возмущённой темы. Мол, каждому понятно, что заключённые тоже люди, а людей надо уважать, а вот некоторые пилоты не уважают, и не уважают зря, потому что никто не застрахован, а ведь не застрахован никто, вот и смелые герои революции, дошедшие с Плюмбума до самого Юрбурга и сказавшие своё веское слово, сейчас, ну вы сами видите, остаются ведь не у дел, их заслуги не ценятся, и не ценятся зря, потому что ведь это заслуги не какого-нибудь там пилотишки, а героев подлинных, выстрадавших победу в борьбе с подлыми предателями, поэтому, видя всю глубину предательства мнимых друзей революции, всякому разумному человеку только и остаётся, что понимающе качать головой, но история — она такова, что непременно в будущем поддержит честных парней, ибо честные парни суть соль земли, а в особенности луны, соль одиннадцатой луны Плюмбума, на которой, чего скрывать, обитает самая высшая раса...

Слушая вполуха, Кай первое время ощущал рвотные позывы, хотя умом и понимал, что всё уже выблевано — ещё там, на Юрбурге, в лицо подлецу, превысившему полномочия. И ясно, что рвота не выход, а неравноценная замена другого, верного действия, но уже то хорошо, что организм подаёт безошибочный сигнал.

Размышляя обо всей этой сигнализации, Кай находил для себя другой, столь же безопасный выход — и проваливался в дремоту, в неуютный и неглубокий колодец сна на совершенно голодный желудок. А на дне колодца поднимались из воды требовательные голограммы сновидений. И предупреждали, что пока он спит, его всё равно отравляют ядовитые соли Плюмбума. Стало быть, и выход в сон тоже не безопасен.

Что я сейчас делаю? Что я делаю в этом чужом контексте, встрепенулся Кай от тяжёлой дрёмы, навеваемой глупыми речами соседа. Меня в него включили, а я не сопротивляюсь. Включил человек, который и сам здорово перепуган. Да и сам контекст — лихорадочный продукт его глупости.

Пока не поздно, надо себя извлечь, ведь история дело серьёзное. Стоит забыть себя в чужой истории — и не факт, что потом найдёшь. Захлестнёт цепью чуждых событий, затянет вглубь причинно-следственной клетки, заровняет песками времени, тогда уж точно не вырвешься.

Зачем было сопротивляться ещё там, в Юрбурге? Зачем — вести себя вызывающе, упрямо призывать на свою голову ссылку? Наверное, затем, чтобы пройти испытание и стать сильнее. Другого, более верного смысла и не сыскать.

Там, в юрбургской безопасной жизни, Кай ощутил риск потеряться. Притворишься лояльным гражданином лживого мирка Толстозадых, запеленаешься в мягкие одеяла, чтобы переждать недоброе время — и очнёшься верным лояльным гражданином без малейшего права на выбор. И Кай, не в пример многим, очнулся вовремя.

Очнулся, собрал себя воедино, чтобы...

...потеряться в катере по дороге на Эр-Мангали? Смешно, право слово! Ведь подлинных испытаний покуда не было. Подумаешь, индустриальный сброд с неуклюжей попыткой припугнуть — но ведь нет даже реальной угрозы жизни: кресло-то защищено силовой сетью! Пока не отключат, удержит любую физическую силу от контакта с тобой. Самому лютому врагу даже не прикоснуться. И что?

Угрозы нет, а всё равно страшно.

Глава 3. В прыжке,

или Бесшумный грохот падения

1

— Какой здесь простор! — восхитился Лаки, разминая плечи.

Из недр планетолёта шагнуть в материнский звездолёт — это почти как на свободу выйти. Пространства становится на много порядков больше. В нём совершенно теряются три с половиной десятка ссыльных в окружении полусотни вооружённых конвоиров.

Шумливые жлобы с Плюмбума-11, так те первыми потерялись. Вышли, рявкнули пару своих привычных кричалок и примолкли. Легко им было нависать над остальными ссыльными в тесном пространстве, а здесь всё их численное превосходство бледнеет, вянет и опадает.

И с каким нескрываемым сарказмом глядели теперь на весь этот батальонный сброд оба парадизских бандита — Буллит и Кулак. Прежде-то скромничали, молчали в сторонке, но теперь явно ждут изменения расклада в свою пользу. На тюремных звездолётах Плюмбум, верно, не в большинстве. И, даже если не Парадиз рулит, эти двое окажутся на коне. Просто потому, что лучше ориентируются в тюремных правилах.

Но пока тюремный распорядок в силу не вступил. Пока что просто выход из тесноты в размеры подавляющего размаха. Пара шагов — и наступает благоговение. Тонко рассчитанный эффект, или просто так получилось?

Ты задираешь голову и видишь потолок внутреннего ангара. Но потолок столь высок, что тонет в голубоватой дымке. И, если не придираться к деталям, увидишь в том потолке аналог настоящего земного неба. Вместо звёзд — фонари на потолочных панелях да фосфоресцирующие заклёпки.

— Ой, мне здесь нравится! — говорит Лаки. Кай тоже чувствует нечто наподобие.

Но пусть ощущение свободы никого не обманет. Звездолёт — тюремный, полностью и насквозь, и не менее тюремный, чем постылый арестантский отсек катера. И на звездолёте лететь намного дольше.

— Вроде и тюрьма, а похожа на целую планету, да?

— По нынешним 'свободным' временам планеты действительно подобны тюрьмам, — 'подтвердил' Кай, основательно переиначив сказанное.

Оптимистично считать, что тюрьмы подобны планетам. Но то самообман. А вот увидеть в планете — даже внешне благополучной, вроде того же Юрбурга — подобие тюремному звездолёту... Вот это-то и будет суровым реализмом.

— Нет! — упёрся Лаки. — Этот звездолёт на планету похож, а планета на звездолёт — не очень. Всё ты перекручиваешь!

— Если сходство есть, оно действует в обе стороны, — возразил Кай.

— Здесь есть потолок! — указал торговец. — Он похож на небо, но он потолок. А на планетах потолка нет. Там просто небо, и на потолок не похоже.

— Так то тебе сказали, что там нет потолка, и ты поверил, — упорствовал Кай, — а на самом деле потолок есть и на планетах. Только в несколько другом смысле, ага?

— Ну, разве что в другом смысле, — примирительно хмыкал белокурый сосед.

— В каком ещё другом смысле? Что за бред? — экспрессивно вмешался заключённый с Камарги — небольшого планетоида где-то на полпути между Парадизом и Плюмбумом. Среди собранного в катере сообщества ссыльных он один был оттуда.

— У Эр-Мангали есть потолок. Ты не знал? — вывернулся Кай.

— А, ты про систему 'Карантин'? — догадался камаргец. — Ну да, тогда понятно: как потолок. Изнутри высоко не вспрыгнешь — остановит...

Но Кай-то сперва говорил о совсем других потолках, просто в какой-то момент стало лень объяснять.

Эр-Мангали — частный случай. На других планетах — то же самое, только тамошние потолки не так очевидны. Они выше, они не видны и не ощутимы. Но они есть, потолки — и пусть не прикидываются чистым небом!

Незримые потолки намного надёжнее, когда надо кого-то куда-то не допустить.

— Эй, дебилы, чего размечтались, уже трогаемся! — следует окрик одного из амбалов с Плюмбума.

— Да. Конечно, — Кай и Лаки подчиняются, становятся в хвост колонны.

Но тема потолка так просто не покидает Кая. Она ведь — о свободе.

Да, между планетой и тюремным звездолётом разница чисто количественная. Планета и сама на несколько порядков крупнее, потому и потолок там ещё выше. И чем выше потолок, тем более свободными мнят себя люди. Но вот парадокс: на самом деле свободнее тот, кто свободным себя не мнит.

Свободнее тот, кто заброшен на Эр-Мангали, поскольку не питает иллюзий. Этот — уж наверняка не питает. Всякого, кто питал, при помощи системы 'Карантин' давно прихлопнули на 'потолке'!

2

А колонна вот уже полчаса топала по титаническому ангару тюремного звездолёта, точно семейство муравьёв, перебегающее центральную площадь. И Лаки не покидало восторженное настроение, ведь его подпитывал простор.

Только с простором не во всём корабле так же благополучно, как в этом ангаре.

— Планета! — срываются с уст соседа восторженные слова. — Как есть планета! Огромадина...

— Огромен — посадочный ангар. Он не для тебя — для планетолётов. А в отсеке с тюремными камерами снова будет теснота, — Кай в меру сил развеивает иллюзию.

— До той тесноты ещё надо дойти. Вон какие расстояния!

Действительно, до отсека, где будут тебя содержать, придётся отмахать весь ангар по диагонали и несколько длиннющих коридоров, что займёт целый час как минимум. Но дойдёшь ты, а дальше? Дальше высоченный потолок резко спустится, а с боков подступят стены. И каждая из стен тоже будет 'потолком', но только вертикальным.

— А по-моему, мы летим на Эр-Мангали, словно короли какие: тридцать пять человек в таком здоровенном пустом корабле.

Поллак-Кулак, идущий чуть впереди бандит с Парадиза, в ответ зычно хихикнул.

— То на одном нашем катере было тридцать пять, — возразил соседу Кай, — но ты сообрази, сколько народу может сидеть по камерам. Да и катер ещё навезёт — думаешь, зачем нас транспортировали на таких скоростях? А затем, чтобы быстрее звездолёт заполнить. Не станут они порожняком до Эр-Мангали гонять. Каждый гиперпространственный скачок денег стоит, а до того звёздного сектора одним скачком и не отделаешься — минимум два!

Кулак снова издал смешок:

— Понял, дурья башка? Твой товарищ дело говорит. Слушай таких.

Лаки поспешно закивал дурьей башкой, а, как бандит отвернулся, подмигнул Каю. Мол, с каким серьёзным человеком контакт установили!

Ну, что Поллак разговорился — это неплохо. Потом, на Эр-Мангали, где от таких Кулаков не спрячешься, может пригодиться. Припомнит ненароком, как с тобой разговаривал, примет за своего — и не станет прессовать. Найдёт кого-то другого.

Нет, конечно, не факт, но стоит на то понадеяться.

А Кулак — тот будто специально в ответ на такую надежду, вскоре снова обернулся и нехотя уронил несколько слов:

— Ты умных людей слушай — в люди выведем.

А вот теперь под умными людьми понимался уже отнюдь не Кай.

Лаки, развивая успех, поддержал мысль Кулака, принялся о чём-то расспрашивать, а тот, не чинясь, поделился образцами своей примитивной воровской мудрости. Немногословно, но ёмко. В воровском-то союзе балаболке высоко не подняться.

Лаки внимал с воодушевлением, лишь самую малость наигранным. И его можно понять. Они оба с Парадиза; там, на планете назначения это тоже сыграет свою роль. За своих держатся! Ну, а кроме того у них понятный взаимный интерес. Вор и торговец: один тырит, другой сбывает. И то, что второй сбывает, первый потом снова тырит.

Ага, так и будет: на карантинной Эр-Мангали, где с подвозом товаров неладно, у этих двоих сформируется замкнутый цикл.

Вышли из ангара в неприметную дверку в уголке — и предрекаемая Каем теснота действительно началась. Коридоры — узюсенькие, потолки нависают. Будто специально выстроены, чтобы сбить спесь с парней чересчур крепкого сложения. Плюмбумские были как раз таковы. Мало того, что ростом и мускулами природа не обидела, так они за пару последних лет здорово разжирели, пока под предлогом установления власти Толстозадых мародёрствовали на мирных планетах.

В конце первого коридора — дезинфекция. Пришлось скинуть одежду для усиленной обработки, и самому пройти через семь обязательных фильтров. От земных бактериальных форм, от марсианских, от мутировавших юрбургских гибридов.

Пока Кай складывал в стопку голографические карты — всё своё нынешнее достояние и состояние, торговец Лаки искоса за ним наблюдал. Что, не поверил в 'одну стипендию'? Ладно, его право. Собственно, для Кая важнее карта с письмом декана Ульма великому магистру Беку. А ещё важнее — третья карта. На ней вся научная библиотека, накопленная Каем ещё с первого курса. Включая пару десятков запрещённых к голографированию узкоспециальных книг.

Как ни странно, и Лаки в первую очередь заинтересовался информационными картами:

— А здесь у тебя что?

— Библиотека. Рекомендательное письмо, — односложно ответил Кай.

— А кому тебя там рекомендуют?

— Великому магистру Беку. Ну, это по моей специальности.

— Ага.

При Лаки не оказалось вообще никаких карт, даже с личными документами. Только сопроводительная полицейская справка из тех, какие заполняются со слов явившихся в участок не выясненных лиц.

— Когда оформляли изъятие денег на оружие — забрали всё, — пояснил он. — Не веришь? Ну, это ты жизни не знаешь: у меня там в голограмме паспорта между виртуальными страницами заначка лежала. Думал, не найдут — да куда там!

После дезинфекции одежду вернули.

— С блатной отсидкой есть разница? — ткнул Кулак торговца пальцем в живот.

— Ссыльным одёжки оставляют, заключённым выдают казённые, — догадался тот и был поощрён благожелательным кивком.

— У меня на хазе тех казённых три штуки висит, — ухмыльнулся Буллит довольно-таки хищно. Наверное, намекал на три побега?

Впрочем, кое-кому арестантские полосатые робы всё-таки выдали — четверым бродягам с тринадцатой луны Парадиза. Дело в том, что одежда, которая на них была, усиленной дезинфекции попросту не выдержала.

— Я лежу от смеха! — хихикнул торговец Лаки, обращаясь вернее к Кулаку, чем к Каю. — Кажется, они одевались в одну инфекцию. И как только инфекцию убили, им больше нечего возвращать! — шутил он не без заискивания в тоне, поэтому Каю не показалось так уж смешно. Вовсе не настолько, чтобы лечь на пол.

— По-моему, хорошо уже то, что от них больше нет вони, — сказал он.

— Это временно! — Лаки прыснул. — Помяни моё слово: дня не пройдёт, а они опять завоняются! — а боковым-то зрением ловил реакцию Поллака да Буллита.

Кай согласно кивнул: да, гигиенические привычки сохраняются годами. Продезинфицировать бродягу — полдела. Вычистить инфекцию из его внутренней истории — вот это было бы превращение. А так — косметика.

Но чистые бродяги в арестантских робах выглядели впрямь переродившимися. У них теперь появились лица. У некоторых — даже пол.

— Ты смотри! — удивился кто-то с Плюмбума. — Таки среди вонючек была баба! А пока её не отмыли, выглядела мужик мужиком. Ишь, как, дрянь, притаилась...

— Ну, раз баба — отымеем! — сделал вывод новый плюмбумец, не обременённый системным видением событий.

— Каждому по разу, — внёс поправку ещё один такой же, — всем же хочется.

— Чё, прямо щас и начнём? — уточнил третий обстоятельства времени.

— Не-не, побратимы, стой! — перепугался тот, кто высказал идею 'отыметь'. — Вы чё, мы ж в казённом месте — понимать надо! Кому охота заслужить 'отягчающее', а? — и быстро же проклюнулось системное видение! Само собой, даже без репрессий.

— Верно гутарит! — подмигнул Кулаку Буллит. — Чую, посидел человек, хе-хе... — прозвучали его уважительные слова с явной издевкой.

Должно, и посидеть в тюремных звёздолётах можно по-разному. Вплоть до бесполезной (с воровской точки зрения) потери времени. А что есть главный признак отсутствия пользы? Да возвращение после отсидки опять на Плюмбум, догадался Кай.

Поскольку же из всей оравы плюмбумских мародёров отсидел только один, ему пришлось объяснять побратимам в подробностях прописные истины:

— Тут же круглосуточное наблюдение по всем углам. И реакция — без задержки. Я точно говорю — при мне кой-какие романтики из наших пару раз пробовали... Даже первый не успеет кончить...

Вроде, и всё пояснил. Но и тем разговор не закончился.

— Так что ж ты первый подначивал! — напустились дружки на плюмбумца.

— Я про что говорил — про Эр-Мангали! — ответствовал тот. — Понимать надо! Пока нас тут пасут, сидим смирно, кому не ясно? Но на той дерьмовой планете пасти не будут. Там и оторвёмся!

— Нет, шо-то здесь не то, — призадумался плюмбумец наиболее философичного склада из представленных в своей популяции, — да за то ли мы, братья, кровь проливали? Пожрать до сих пор не дали, сучку вздрючить — так жди удобного момента... Это как понимать, а? Наше достоинство тут не уважают?

Но в этот момент всю толпу продезинфицированных вновь прибывших как раз привели пожрать. На том и конфликт исчерпался, и достоинство замолчало.

3

В ярко освещённом помещении столовой сперва было пусто и голо, но шум кулинарных машин за стеной обещал близкое счастье. Между прочим, и для Кая тоже. Судя по шуму, там стояли не 'мясные шкафы' Оломэ. Какая-то терранская технология. Скорее всего, 'тюремные таблетки' Дороша. Странно, если не они.

— Есть разрешено до полного насыщения! — красуясь, произнёс надзиратель, дежурный по тюремному камбузу. Помолчал с загадочной милой улыбкой. И дождался-таки оваций, прежде чем запустить пищевой конвейер.

Что встретило ссыльных любителей пожрать? Таблетированная пища. Мародёры с Плюмбума-11 после 'мясных шкафов' своей родины вдоволь попаслись на натуральных хозяйствах беззащитных аграрных планет, и вот теперь на малоаппетитный вид таблеток отреагировали ярче всех. Скривились, будто от уксуса. После чего торопливо подсели к столикам по обе стороны конвейера и принялись запихиваться.

Супный тюбик без опознавательных знаков. Мясная таблетка величиной с блюдце. Картофельная таблетка с печенью. Шоколадная таблетка. Компотный тюбик. И, поскольку больше ничего не выдали, дальше берут всё по новой. Смешно?

— Им не нравится. До тошноты. Но будут поскорей давиться, чтобы взять добавки, — прокомментировал Кай вполголоса.

— Да? — переспросил с набитым ртом Лаки. — Ну и что там говорит история, почему они такие? — и с новыми силами вгрызся в свою таблетку.

— Классический пример амбивалентного поведения. И классический для Плюмбума тип решения, имеющий корни в сакрализации пищи.

— Чего?

А если сказать по-простому, чтобы и Лаки понял... Ну, тогда так:

— Плюмбумцы любят вкусно пожрать, но если даже не вкусно, то просто пожрать они всё же обязаны. Давиться невкусной пищей их побуждает особая религиозность, которая не терпит потворства голоду. Ради жратвы дозволено многое.

— Угу.

— Процесс пожирания свят. В нём — залог человеческого достоинства. Кто не жрёт, тот и не ест, ибо не заслужил, наверное. Надо ли говорить, что жрать и есть — это разное, хотя подчас оба процесса выглядят одинаково?

— Умгу... Ты гляди!..

— Кто не ест, тот просто дурак, и его судьба — тяжёлый труд, ибо нечего! Но кто не жрёт, бери выше — настоящий предатель! Этот трудом не отделается, некоторые преступления только кровью и смоешь.

— Эй, да ты просто талант, — Лаки приблизился к компоту, — угу. Мог бы на площади выступать в разговорном жанре. Только сам-то ты почему ничего не ешь?

— Я вегетарианец, — признался Кай, — так что приём пищи для меня... С ним всё непросто... — он скользнул взглядом по тюбику

— Это ты зря! На Эр-Мангали веганы не выживут, — и Лаки, вслед за передовиками жратвы с Плюмбума, тоже пошёл по второму кругу: супный тюбик, новая таблетка.

— Факт, не выживут, — подтвердил и Кулак.

Лаки и оба парадизских бандита поглядели на Кая с сожалением, как бы заранее прощаясь. Неприятные такие взгляды. Понадеемся, что беспочвенные. Хотя...

Похоже, гипотеза сакрализации пищи на Плюмбуме была поспешной. Рулит более универсальная логика — логика выживания. Жаль, что Каю в неё не вписаться.

А ну-ка придирчиво рассмотрим это убогое меню... Мясную таблетку — однозначно к Чужаку. Картофель с печенью — туда же. Для Кая это отрава, кто бы что ни говорил с мнимо-объективной точки зрения. Суп — непонятен. Тюбик без указания ингредиентов. Решить, что мяса там нет, будет трусливым самообманом. Ибо нет оснований, кроме голода и страха биологически не выжить.

Шоколад? Вот с шоколадом — другая история. Он-то в принципе съедобен. Но на нём клеймо производителя, и это — Дорош, один из Толстозадых. Так уж случилось, что Кай полтора года назад зарёкся такое употреблять — чисто по политическим основаниям.

Кажется, в сложившихся условиях обет стоит пересмотреть.

Да, Кай будет есть этот шоколад за неимением иного. Но — с проклятиями на голову производителя. Кстати, проклятия — не так уж и безобидны, ксеноистория изучила даже механизмы их действия. Толстозадый в какой-то миг и сам будет не рад, что этот товар произвёл. Правда, когда миг наступит, предугадать сложно. Что же до Кая, то ему еда с проклятиями поможет хотя бы вовремя отводить злость. Если не отвести, вражеский шоколад ему поперек горла встанет.

Резким движением Кай схватил с конвейера шоколадную таблетку и с мысленным проклятием на устах раскусил. Метод помог. Удалось прожевать и сглотнуть без малейших спазмов.

Таблетированный шоколад оказался подчёркнуто безвкусным. Ну ещё бы: производился-то он для заключённых, которым устраивать сладкую жизнь никто и не планировал. Впрочем, проклятия восполнили недостаток вкуса. Намеренно вытравленная сладость возвращалась помимо всяких рецепторов, мстительно ширилась в самом уме едока. Ведь месть сладка и без шоколада, ты забыл, Толстозадый?

И остаётся компот. К счастью, с компотом у Кая — полное взаимопонимание.

— Половинчатое решение. Зря, — проследил Буллит за действиями Кая.

Кай поглядел в его жестокие глаза и с нажимом произнёс:

— Я — выживу!

— Посмотрим, — намеренно хищно осклабился Кулак.

4

После трапезы — 'в номера'. В смысле, по камерам. По правде говоря, Каю не было интересно, как они устроены. Известно, как: минимум удобств. Хотелось главным образом найти себе лежанку, уткнуться в неё носом и отключиться. И отложить размышление об итогах обеденного обмена мыслями с бандитами Парадиза. Ибо...

Ибо, что греха таить — малоутешительные итоги. Недобрый азарт в бандитских глазах, лучше бы его не было. Кай их задел, да и не задеть не имел шансов. Такие ребята, как Буллит и Кулак, очень не любят, если кто-то задирает нос, а Каю пришлось его задрать, чтобы не опустить под нажимом — это было бы ещё хуже.

Безопаснее всего с самого начала не высовываться. Если поставил себе ограничения в пище и не свободен их всерьёз изменить, жуй свои крошки подальше за спинами, где никто не приметит, что ты дурак, либо ведёшь себявызывающе. Однако, как же было не высунуться, когда рядом с тобой вертится торговец Лаки, которому с этими бандюками как раз охота наладить связь!

Арестантский отсек, в котором расположили ссыльных из Юрбурга, Парадиза, Камарги и Плюмбума, представлял собой длинный коридор с индивидуальными камерами по обе стороны. Камеры забраны решётками — не новомодные полевые штучки, а старый добрый металл, надёжный при любых форс-мажорах.

— А я думал, здесь будут силовые экраны, как на катере, — удивился Лаки, вызывая шедшего впереди Буллита на пояснения.

— Ха! — с удовольствием ответил бывалый бандит. — Не настачатся!

Кай, как мог, перевёл:

— На таких кораблях слишком уязвимы энергосистемы. То и дело вылетает какой-нибудь контур. А если в отсеке...

— с классными парнями-рецидивистами, — ввернул Буллит.

— ...хоть на полчаса обесточить силовую решётку...

— Ну, дальше сам догадайся, — потребовал Буллит от Лаки и снова хохотнул.

— Да уж, надзирателям тогда будет мало места, — поддакнул торговец, — а в итоге весь звездолёт потеряют.

— Ловишь на лету! — похвалил Буллит.

Первыми конвоиры растолкали по индивидуальным камерам бойцов-беспредельщиков с Плюмбума-11. Видимо, инструкция требовала начинать размещение с наибольшей группы, прибывшей из общего места отправления, а заканчивать одиночками. За мародёрами пришла очередь четверых бродяг, потом двоих старичков, дальше разлучили Буллита и Кулака — первого пихнули направо, другого налево. Сонного мальчугана, пессимиста с Камарги, Кая и Лаки закрывали последними.

Кай осмотрелся: ну что ж, теснота достигла апогея. Из мебели в его камере находилась лишь встроенная лежанка, она же противоперегрузочный саркофаг, да ещё встроенный столик с кормушкой и многофункциональный стул перед ним. Дыра в сидении не оставляла сомнений: выделительные функции с питательными предлагается в некотором роде совмещать. И в самом деле, зачем заключённому далеко ходить: где поел, там и опорожнился. Всех-то и задач жизненных здесь предполагается только три: еда, испражнение, сон.

Хорошо, что Кай прихватил библиотеку: сможет эти три главных занятия хоть чем-то разнообразить.

Кстати, надо будет поискать упоминания о памятниках культуры Сид на Эр-Мангали. Вернее всего, информация закрытая, то-то и до Кая до сих пор не дошла, но косвенные указания — не припрячешь. Ксеноисторикам не впервой пользоваться неявными сведениями и делать выводы на основе одних лишь парадигматических связей.

— Ну что, нашёл, как отсюда сбежать? — хихикнул белокурый торговец из-за решётки напротив.

— Пока не искал, — честно признался Кай.

— Тю... Так о чём ты тогда задумался?

5

О побеге из тюремного звездолёта Кай не задумывался. Такая задача вряд ли может быть по плечу новичку-заключённому с гуманитарным образованием. Людей на этих звездолётах годами возят, некоторые в режиме полёта — и сроки свои отбывают, но Каю нигде и никогда не приходилось слышать о массовых побегах.

Системы защиты здесь продуманы на несколько шагов вперёд, и мала вероятность, что посетившая тебя свежая мысль окажется на поверку столь же свежа, как показалось в момент озарения. Учитывая же непродолжительность пребывания на борту (только до прибытия к Эр-Мангали) успеть реализовать даже оригинальную идею по выходу на свободу — шансы исчезающе малы.

— О побеге, — сказал наставительно Лаки, — следует думать всегда.

В чём-то он прав. Если много всего разного просчитал заранее, не упустишь удобного момента. Хотя и тут нет гарантии: привыкнешь подолгу мыслить — а тут как раз и проворонишь повод решительно действовать.

— Если бежать, то вместе, — предложил торговец в другой день, — мы оба нужны Сопротивлению!

Что-то нечасто он о том Сопротивлении вспоминал.

— Ты сам-то изобрёл способ? — однажды поинтересовался Кай.

— Я-то — нет, — замялся Лаки, — но у Буллита с Кулаком наверняка есть план. Они ребята не промах!

Вот уж не факт, что Каю по пути с Кулаком и Буллитом! У этих своя дорога на свою свободу. Бежать с уголовниками стоит тому, кто сильнее самих уголовников. Кай о себе такого не скажет. Да и о Лаки тоже.

О том, в чём состояли планы бандитские, Лаки не распространялся. Кай тоже не рвался о них услышать. Лишь принял к сведению, что такие имеются. Теперь его новость врасплох не застанет. Если что, он сохранит трезвую голову. Думает, что сохранит.

Звездолёт между тем разгонялся и подбирался к тому этапу полёта, когда войдёт в гиперпространственный прыжок. Если бандиты выберут для решительных действий именно это время, Каю их будет искренне жаль. Ну, вернее, не так уж и искренне.

А потом состоялся прыжок. Заключённых рассовали по саркофагам; кто своей волей не полез, того надзиратели запихнули силой. Кай не сопротивлялся, поскольку имел представление об опасности, которую надо пережить в правильном положении. Ранняя история космонавтики так и пестрит упоминаниями о несчастных случаях по причине осложнённых нуль-переходов. А вот Лаки заставил себя упрашивать. По всему, боялся, что Буллит и Кулак соберутся делать ноги, а его из саркофага попросту не добудятся.

Когда свершился нуль-переход, и крышки саркофагов откинулись, Кай по поведению Лаки сразу понял, что все на месте. Буллит и Кулак, если что и планировали, то так никуда и не собрались.

На новом месте — в далёком от Юрбурга субсекторе — тюремный звездолёт вскоре уверенно лёг на орбиту вокруг тамошней главной звезды. Остановки потребовала погрузка двух или трёх новых партий ссыльных. Все — до Эр-Мангали. Все прошли по коридору мимо камеры Кая.

По всему, этих новых людей собирал всё тот же катер с лихачом-пилотом и обленившимися стюардами. Да и социальные слои вновь прибывших — приблизительная копия с прежней юрбургской партии. Единичные шуганные интеллигенты, пара финансовых аристократов, несколько харь типично воровской наружности, а основной состав — одним словом, Плюмбум. Подумаешь, он здесь иначе называется. Всё равно, Плюмбум и есть. Практически неразличимая разница, но суть одна: самоуверенная культурная периферия, запачканная насилием и мародёрством. Нет, не запачканная — пропитанная насквозь.

А потом звездолёт опять разгонялся. Для нового гиперпространственного скачка. И вновь остановился, кого-то подбирая. Тюрьма — рутина. Что так же верно, как то, что рутина — и сама по себе тюрьма.

И третий скачок с остановкой. В этой последней точке новых людей в звездолёт не собирали. Напротив, стали выводить всех, кого сюда довезли.

— Что, долетели? Эр-Мангали?! — допытывался парень из второй группы ссыльных, размещённый в камере наискосок от Кая. Люди, которые и сами знали не более, отвечали ему утвердительно. После их уводили. Куда? Надо надеяться, не в лагерь смерти.

— Ну, здравствуй, Эр-Мангали! — сказал тот соседский парень, когда дождался своей очереди покинуть клетку (а следующий, между прочим, уже Кай).

Кстати, где-то Кай это приветствие уже слышал.

6

Кто при загрузке попал в первую партию, тот при выгрузке вошёл в последнюю, а значит, прожил в тесноте арестантских камер просторного звездолёта немного более времени, чем остальные. Кай за этот период объелся шоколадом до отвращения от самого продукта и так заклеймил производителя проклятиями, что хватило бы на семь поколений.

Неужели уже и всё?

Парадизско-плюмбумская партия шла по направлению к взлётно-посадочному ангару, обуреваемая немалыми тревогами.

Тревоги усилились, когда подошли к ангару. Сигара планетолёта стояла на необычном месте — а именно в ремонтной зоне. Все люки были открыты, двигатели сняты, и, судя по размеренной суете восстановительных автоматов, этому разобранному кораблю скорый взлёт никак не светил.

Плюмбум-11 в полном составе принялся возмущаться. Мол, что ж нас забрали из родных камер, когда к полёту ничего не готово. Это что ж нам теперь, ждать под ангаром, пока катер сможет хоть кого-то взять на борт...

А Лаки вдруг побледнел:

— Прошлую партию мимо нас провели только вчера... Непохоже, чтобы в этот катер кого-то вчера погрузили. Кто-то что-нибудь понимает?

— Только то, что доставка — не катером, — нашёлся Кай.

— Посадочными капсулами? Не смеши меня. Для этого звездолёт должен был подойти к Эр-Мангали так близко, что включилась бы система 'Карантин'...

— А кто проверит, туда ли нас привезли, а? — жёлчно проговорил мужчина с планетоида Камарга.

Среди ссыльных, ясное дело, проверить некому.

И как назло, среди надзирательского сопровождения не было ни одного офицера. Тот бы хоть при желании мог что-нибудь пояснить, а рядовым заговаривать с арестантами строжайше воспрещено. Ни за что не отважатся.

— Но зачем нас везти 'не туда', раз и на Эр-Мангали, как мы знаем, всё достаточно-таки скверно? — Кай задумался. — Не вижу смысла нас в этом обманывать.

— Не видишь? А смысл есть! — хмуро возразил скептик с Камарги. — Да, не будет никакой Эр-Мангали! Враки это всё. Я скажу вам, куда нас повезут. На войну с чёртовыми сидянами, вот куда! Галактический Альянс — тот с ними давно воюет, а наше-то правительство в Юрбурге теперь перед тем Альянсом на задних лапках...

— Как не будет Эр-Мангали? — возмутился Лаки.

— А что, ты не согласен? — съязвил камаргец. — Ну, так тебя не спросят. Забросят поближе к поселениям Сид, раздадут оружие, а сами поскорей смоются. Что тебе останется? Будешь палить из бластера, как миленький, не то сидяне тебя шлёпнут! А если шлёпнут — тоже не беда: на твоё место новых пришлют.

— Оружие — это хорошо! — Буллит и Кулак осклабились. — Это по-нашему!

— Тю, размечтались, недоноски с Парадиза! — со злорадством процедил один из самых колоритных плюмбумских жлобов. — Бластеры выдадут — нам!!!

— Индустриальная ватага совсем тупая! — шёпотом захихикал торговец Лаки. — Эти мародёры всё ещё надеются, что их по старой памяти посчитают своими. Ну, там, где сейчас выдают бластеры.

Кай молча слушал. Да, история взаимоотношений Галактического Альянса с культурой Сид — история страха и непонимания. Того и другого так много, что функционеры Альянса готовы вооружать бластерами любых отморозков, лишь бы те гарантированно постреляли в нужную им сторону. Вооружат ли ватагу с Плюмбума? Так уже раз вооружили, притом побочные эффекты (в виде мародёрства) хозяев год как не беспокоили. Дадут ли бластеры бандитам? Может, и остерегутся. Да только те сами к процессу примажутся и всё, что нужно, от него получат.

Что же до Кая... Война с Сидом — не его война. Он для Альянса единица бесполезная. Выдадут ему бластер, не выдадут, это уже детали. Кай ведь не воин. Он нейтральный исследователь культуры Сид.

Лучше, конечно, её изучать не в условиях военных действий, а в ходе мирных археологических раскопок на Эр-Мангали. Но это — как повезёт.

7

А потом в дальней стене ангара открылось отверстие космошлюза. Корабль, который вплыл на посадочную площадку, мигом расставил все точки под восклицательными знаками. Это был рудовоз-самосвал, пилотируемый автоматикой. А значит, подозрительная Камарга не права: ссыльным действительно предстоял спуск на планету, поставленную на карантин.

Ну, хоть не с бластером против шагающих башен Сида.

8

Три этапа полёта от Юрбурга к Эр-Мангали. Планетолёт, звездолёт, самосвал. Как же они друг на друга не похожи, и какое чувство освобождения возникает при пересадках!

— Свобода, ребята, свобода! — громче других радовались плюмбумы, почитатели идеалов безнаказанности.

Ещё бы не радоваться: проходит пара десятков минут, и за ссыльными пропадает контроль, и тогда всё позволено! И даже всё то, что не позволено, позволено тоже.

— В таком самосвале ещё нужно суметь выжить, — проворчал тип из Камарги.

На сей раз его слова впечатления не произвели. Ну да: нужно суметь выжить, а кто полагал, что не нужно? Нету вокруг оригиналов, которые бы думали, будто выжить не нужно суметь. Да что там несчастный грузовик, если вся планета Эр-Мангали — сплошная школа выживания. Странно было бы добраться туда с комфортом. Вышел бы жуткий контраст, каких история без последствий не оставляет.

Как только ссыльные подошли к самосвалу, в его облике произошла перемена. С унылым механическим гулом распахнулся чудовищный зев. Кай заглянул внутрь и оторопел: кажется, там вовсе не было деления на отсеки. Да и зачем, если возить людей сей корабль не предназначали. Летающий контейнер для руды — вот что такое прилетело за ссыльными, чтобы умчать их 'в последний путь'.

— Чрево кита! — воскликнул Кай.

Зря не удержался от произнесения вслух, такие интеллигентские метафоры на твой имидж здесь не работают, но больно уж явно представилось. К тому же архетипический мотив поглощения — он удивительно ресурсен. Пройдёшь такое испытание — и переродишься. В этом убеждении древние земные культуры едины с большинством инопланетных ксенокультур. И даже Сид здесь не исключение...

— Чре-е-ево! — передразнил Кулак. — Ты хотел сказать, сра-а-ака?

Весь Плюмбум так и грянул хохотом. Ещё бы: парни услышали родную речь и узнали неказистый юмор своей родины. Не исключено, что Кулак специально старался их расположить накануне предстоящего перелёта. Шутка ли: в период ожидаемой вседозволенности Парадиз опять окажется в меньшинстве. Кай уже неплохо просекал подобные тонкости тюремной жизни. Впрочем, покамест он наблюдал отношения 'с оглядкой', складывающиеся под бдительным надзором. Далее жестокость резко возрастёт — и там, на безнадзорной карантинной планете достигнет пика.

9

Войти в 'чрево кита' без содрогания не получилось. Мурашки по спине так и забегали. Не столько даже от пугающих смысловых подтекстов, сколько от недружественного вида здешнего интерьера. Что годится для перевозки руд чёрных и цветных металлов, не всегда подойдёт человеку. И дело не только в отсутствии противоперегрузочных кресел. Как вам твёрдые ребристые стены с вот-такенными заусенцами? Это ж, если хорошо приложиться, помрёшь на Эр-Мангали от переломов и кровопотери! А въевшаяся в стены ядовитая пыль в два счёта нагноит рану, заработанную об стену. А рыжая пыль, висящая в воздухе — и не мудрено, здесь никакой вентиляции — эта уже сейчас готова осесть в твоих нетренированных лёгких.

Самосвалы не так уж и велики — немногим крупнее пассажирских планетолётов. Но помещение, где очутились сосланные, занимало почти весь внутренний объём цилиндрического тела кораблика и, по отношению к трём десяткам столпившихся в центре людей, выглядело непропорционально громадным. Если бы этакую махину вёл давешний лихач с тюремного катера — никому бы костей не собрать. Пока долетишь до ближайшей стены, накопишь ускорение на такую силу удара — ой-ёй-ёй.

— Что-то я не пойму, — проблеял торговец Лаки в более высоком тоне, чем обычно, — зачем на выходе из звездолёта нас опять разделили с другими группами? По-моему, здесь достаточно места, чтобы худо-бедно разместить всех. Нас и было-то немногим более полутора сотен...

— Да на что они тебе сдались? — хмыкнул Кулак.

— Ну, если бы кто-то стоял вокруг под стенами, было бы мягче падать.

— Ха, у тебя губа не дура, — похвалил Буллит.

— Нет, всё верно: не выйдет взять больше, — покачал головой скептически мыслящий мужик с Камарги, — тюремщики точно рассчитали. До Эр-Мангали отсюда ещё, поди, путь неблизкий, а системами вентиляции самосвал не оборудован. Отсек в лучшем случае герметически закрывается. В общем, что успеем надышать, всё наше.

Между тем самосвал уже захлопнул и задраил свой кузов и сравнительно мягко стартовал: чем хороши автоматы, так это отсутствием желания себя показать. Пройдя сквозь шлюзовые камеры звездолёта наружу, он так же плавно, но быстро набрал скорость. Людям, конечно, стоять в полный рост не пришлось — кто присел, кто прилёг на пол, зарывшись в глубокий слой минеральной пыли — но зато никто и не летал носом вперёд от стены к стене, цепляясь за заусенцы.

— А что, — приободрился Лаки, — жить можно! Оказывается, кресла не так важны.

— Долетим, — пообещал Кай, — не хуже руды справимся.

10

Вскоре полёт вошёл в равномерную фазу. Теперь люди при желании могли подняться и в полный рост, но только зачем, раз в рыжей пыли уже так измызгались — наскоро не отряхнёшься. Передвигались всё больше ползком, да и не больно-то хотелось перемещаться. Весь пол одинаков: в меру грязен, в меру помят и самую малость заржавлен — и нигде там он таки не лучше, чем здесь.

Постепенно в контейнере самосвала сформировались группки по интересам. Отдельно плюмбумы-мародёры, отдельно бродяги, отдельно рецидивисты с Парадиза и примкнувший к ним Лаки. Парень явно заискивал перед бандитами, пытался их развлекать. Получалось довольно-таки плоско.

— А что, — юморил торговец, — обеда снова не принесут?

Да уж всем понятно, что не принесут: автоматы на самосвалах на то не запрограммированы. В каком месте и кому предполагалось смеяться?

А Лаки вещал дальше:

— Как там планета? Видна в иллюминатор?

Да уж, руду самосвалы возят со всеми удобствами. Только иллюминаторов ей не хватает, чтобы стать вровень с человеком.

Кстати, случись в контейнере прозрачные окошки, было бы занятно поглядеть на загадочную систему 'Карантин'. Что она такое: автономный флот боевых кораблей под управлением взбесившихся автоматов? Сеть орбитальных станций с функцией лучевого мониторинга всего живого? Может, просто силовой барьер избирательной проницаемости, поддерживаемый энергией с поверхности самой карантинной планеты?

Кай задумался и не сразу заметил, как самая большая 'группка по интересам' пришла в движение. Нашла себе какое-то азартное занятие, подалась вперёд, к центру, закрыла его спинами, с издевательскими интонациями возбуждённо загалдела.

Что там у них происходит? Кай привстал, чтобы заглянуть, и понял — не его дело. Суждение звучит цинично — да, именно так оно и звучит! — но исполнено спасительного реализма и честности перед собой. Увы, Кай не герой. Каю лучше отвернуться. Каю уже и так плохо.

Ибо плюмбумы прямо сейчас реализовывали свою заветную мечту — одну на всех, каждому и по очереди. Бродяжка с Парадиза-13, которую они сообща насиловали — возражала ли она? Во всяком случае, не вслух. Но внутренне, по всему, возражала. Визжала вовсю, изнутри уязвляя каеву беспокойную совесть.

Совсем недавно, ещё при построении во взлётно-посадочном ангаре, Каю пришлось пройти мимо этой женщины неопределённо-древнего возраста — и убедиться, что некогда отбитый дезинфекцией запах — полностью восстановился. Не сказать за других бродяг, но от этой — несло, как из мусорника. Может, обменные процессы шалили, а может, дело в привычке ходить под себя, но Кай понял главное: запахом бродяжка себя защищает. Силится защитить.

Но надо себе представлять Плюмбум! Парни, что сейчас вползали на свою даму со спущенными штанами, и те, что в ожидании своей очереди подбадривали товарищей свистом и улюлюканьем — все ведь обоняли неслабую вонь. И ничего!

Никого не остановило. Бросились, как в омут, в самый эпицентр запаха. Вот он в дистиллировано-чистом виде: героизм жителей Плюмбума. Животный голод превыше всего. Готовы его удовлетворять вопреки отвращению. Во имя удовлетворения не боятся измазаться и завоняться — даже без надежды когда-то себя отмыть. Колоритный портрет, ничего не скажешь.

Между прочим, портрет непритязательных потребителей продукции 'мясных шкафов' Оломэ. Монополия которой, кстати, ещё и на Эр-Мангали встретится.

И кому-кому, а вегетарианцу Каю к предстоящей встрече надо бы быть готовым. На то небезосновательно намекали Буллит, Поллак и Лаки. Хотя... с другой стороны, зачем переживать заранее? Призраки голодной смерти мало кого влекут к конструктивным решениям, а сам голод может ещё и не стать для Кая реальной угрозой. Монополии-то бывают разной степени жёсткости.

11

А потом случилась посадка. До посадки-то полёт проходил нормально, даже кресел антиперегрузочных мало кому хотелось. Ползали себе в пыли, да и ползали. Подумаешь, блага цивилизации, нам и в отходы от благ не слабо зарыться.

Но при посадке на планеты, у которых всё хорошо с гравитацией — кресла нужны. Жаль, эти сведения уже не передашь наружу. И так было с каждым, кого на Эр-Мангали доставили самосвалом: просто не успел рассказать.

Подробностей посадочного опыта Кая хватило бы на целый трактат, дай он себе волю поплакаться на злую судьбу. Как стенки отсека задышали жаром, разогретые трением об атмосферные слои, отчего пассажиров рудовоза окатило их собственным потом. Как вжало, втелющило, вбило и со скрежетом протащило, как выламывало рёбра о малейшие неровности пола, как мечталось о пыли, о нежной ласковой пыли под прижатым к ребристому металлу телом. Но пыль вела себя немилосердно: совсем не давала амортизации, а при малейшем сотрясении пола — воспаряла к потолку, застилала глаза рыжей взвесью.

Соседям по самосвалу пришлось не легче. Тоже скользили, умываясь потом, летали, волоклись, ударялись. Плюмбум-11 прервал своё коллективное сношение, причём для нескольких везунчиков — на самом интересном месте. И незавершённого дела так никто и не возобновил. Иссякла малейшая актуальность.

— Да ну её, вонючку, — кто-то из обойдённых судьбой досадливо объяснял дружкам падение своего интереса. Можно подумать, он только что унюхал.

Запах запахом, но сила тяжести — это слишком тяжёлая сила, чтобы её влиянием пренебречь в деле, требующем хоть минимума бодрости.

Кстати, после посадки неприятный запах пошёл от многих — и вряд ли причина в передаче его незримого источника от изнасилованной дамы её страстным обидчикам. Скорее, он синхронно самозародился в их собственных контекстах.

С озорным скрежетом самосвал распахнул свою монструозную пасть, приглашая людей на выход. Ещё бы, ему в очередной раз пора менять логистический профиль: обратно повезёт только руду, как и проектировали.

В жару и духоту импровизированного салона рудовоза ворвался свежий ветерок нового мира. Очень вовремя. После таких посадок прибытие на всякую планету почтёшь за радостное избавление. Или не на всякую?

Кай выглянул наружу. В широком отверстии показался мир Эр-Мангали. Тёмно-серые скалы горбились под хмурым небом. Скверная здесь нынче погодка.

И всё же многие поспешили туда выйти. Те, кого неплохо держали ноги. Остальные — тоже с готовностью поползли.

Кай покинул рудный самосвал одним из последних. Да, было любопытно, хотелось всех растолкать, чтобы поскорей осмотреться, но право всех подвинуть застолбили хамы с Плюмбума-11. Не Каю же их право оспаривать! Во всяком случае, не сейчас.

Осмотрелся. Их самосвал одиноко стоял на краю аккуратной посадочной площадки. Рядом прилепилась парочка обшарпанных кирпичных зданий вполне заброшенного вида, из-за которых выглядывала монорельсовая колея с проржавевшими вагонетками. Проследив взглядом за колеёй, Кай чуть далее приметил и наземный этаж горнорудной шахты. Правда, ничто не указывало на то, будто шахта действует.

Ни малейшего движения. Тю, приехали...

Чуть позже на дороге, вьющейся между тёмно-серыми скалами, показался лёгкий краснобортый вездеход на видавшей лучшие времена антигравной подушке. Всё-таки встречают!

— Эй, у корабля! Добро пожаловать в нашу колонию! — раздался оглушительный голос из укреплённого на кабине усилителя. — Новый Бабилон ждёт вас!

Как-как? Новый Бабилон? Любопытные библейские мотивы. Это что же, новое название посёлка колонистов?

Машина остановилась, из усилителя донёсся приветственный марш.

Вновь прибывшие на Эр-Мангали принуждённо помахали в ответ и заулыбались водителю вездехода. Полезно быть вежливыми со старожилами — это даже органически невежливые плюмбумы уяснили. Привычно хамить они начнут потом, а сперва освоятся.

И, забегая вперёд, надо сказать, Плюмбум освоился быстрее всех. В том смысле, что в посланный за партией ссыльных вездеход они набились в полном составе, тогда как остальным места и не хватило. Весьма ожидаемо, и в исторически характерном для Плюмбума стиле. Когда ломишься куда-то толпой, и в том достигаешь успеха, то как себя не почувствовать высшей расой, которой абсолютно все должны?

...Но стоит ли забегать? Важный момент: прибытие к месту ссылки. Тут надо бы всё по порядку.

12

Вот всё, что произошло и сохранилось у Кая в опыте, начиная с появления вездехода.

Водитель сразу же по прибытии выскочил из кабины, поглядел на подавленно примолкших ссыльных и счёл нужным пояснить:

— Не пугайтесь тишины, здесь просто заброшенная шахта, у которой автоматика по старой схеме сажает корабли. Сама колония — в сорока километрах. Там, за ущельем. И вот там у нас очень шумно. Как во взаправдашнем Бабилоне, ага? Ну, в библейском... — пояснил водитель специально для плюмбумов, завидев на их лицах усилие что-то уразуметь. — Кстати, будем знакомы: меня звать Олаф.

— Привет, Олаф! — с принуждённой сердечностью заулыбались все.

Только въедливый дядька с Камарги спросил подозрительно:

— А с чего вдруг такое название? В колонии заправляют сектанты?

— Нет! — ответил Олаф, потом поправился. — Ну, то есть, не совсем так. Сектанты на планете и правда есть. Живётся здесь трудно — куда без них? Исповедуют какой-то 'Ковчег Пробуждения', медитируют цельные сутки. Но чтобы заправляли... — водитель фыркнул с пренебрежением. — Если хочешь знать, у нас в Новом Бабилоне сектантов не держат. Гонят в три шеи. Кто не хочет работать, должен быть разве большим учёным, а других дармоедов Флорес не потерпит.

— Кто?

— Флорес наш главный начальник новобабилонский, — пояснил Олаф.

— А зачем тогда библейское название? — не унимался тип с Камарги к явному неудовольствию плюмбумов. Уловив их настроение, он стал тут же оправдываться. — Я ж хочу разговорить Олафа к общему интересу. К какому интересу? К такому. Надо же просечь, что это за место, куда загремели.

— Так чего глупости спрашивать? — напустился на него набыченный плюмбум, сопровождая реплику затрещиной по загривку. — Надо было спросить о главном. Олаф, как у вас там?

— Да терпимо, — поморщился водитель, — а что до названия... Кто его знает, почему? Знаешь, у нас тут по всей колонии мода на названия из Библии. Раньше посёлки были тупо без названий, под номерами, а теперь: Новый Бабилон, Новый Джерихон, даже Свободный Содом имеется. Но то на любителя, — плюмбумы заржали. — Нет, я не только про Содом, я про все названия. Не всем нравятся, но, по-моему, удобно, что они есть.

— Удобно? — камаргец, увернувшись от новой затрещины, отбежал на несколько метров, оглядываясь на кулаки, поднятые в жесте угрозы.

Олаф согласился уточнить:

— Посёлки сейчас стали... ну, скажем так, более автономными...

— Чего? — недопоняли уже плюмбумы.

— Плохо подчиняются Флоресу, — перевёл Олаф. — И, хотя наш Новый Бабилон — по-прежнему главный, самый богатый посёлок колонии, но другие теперь тоже на что-то претендуют. Потому оставаться без особых названий им было...

— ...взападло, — закончил Буллит.

— Да, — подхватил водитель, — вот именно. Взападло.

13

Дядька с Камарги таки молодец. При всём противодействии недалёких попутчиков несколькими меткими репликами спровоцировал Олафа выдать важные вещи. В горнорудной колонии, оказывается, единоначалия нет? Есть посёлки, они теперь по-разному называются, потому что стали конкурировать. А что все в одном стиле — мода. Не приказ главного начальника планеты.

Олаф понял: проговорился. Как не понять! С три короба лишних слов обратно не отыграешь. Он вяло попытался доказать, что Флорес главнее всех на планете, поскольку имеет монополию на торговлю рудой. А что другие начальники посёлков от него обособились, так это их проблемы, не его. В любом случае, вновь прибывшим очень повезло, что их приглашают в Новый Бабилон — не куда-то. Не то, чтобы под властью Флореса им сделалось хорошо: вовсе нет. Но другие посёлки хуже, гораздо хуже.

— Новый Джерихон стоит на берегу моря и выживает за счёт торговли рыбой, — призвал водитель посочувствовать джерихонцам, — прикиньте-ка: рыбой. С кем они торгуют? Да с нами. Больше никому их рыбины не нужны. А что это значит? Их посёлок покуда жив по милости Флореса. Любит он рыбу, вот и велит с ними торговать. А как рассердится — всё!

Кай вздохнул про себя, когда это слушал. Интересный облик начальника вырисовывается. Царёк, ни дать, ни взять.

— Но то Джерихон. А Содом нам как бы и не нужен. Флорес бы его давно разгромил, да руки марать не хочет. К тому же мы туда выселяем... ну, всяких разных, удобно же, когда есть, куда...

Олаф старался выправить впечатление, но плюмбумов в его речи заинтересовал только Содом. Не в библейском смысле, в одном из производных. Началось нездоровое оживление, смех над плоскими шутками, подначивание и подзуживание толпою самой себя...

— Хватит! — Олаф постарался сбить их настроение с гиблого русла. — Будет охота посетить Свободный Содом — устроите себе экскурсию. Потом. А сейчас прошу языками не ляпать. Почему? Да вот почему: называть вам другие посёлки мне сейчас не стоило. Слышали? Я знаю, среди вас имеются любители постучать на других...

— Нет таких среди нас! — поспешно возмутились плюмбумы.

— Нет, так после найдутся! Ну так вот: не советую. За то, что я болтанул лишнего, мне могут быть неприятности, — признал водитель, — но тому, кто ябедничал, станет стократ хуже. Обещаю. Мне ведь передадут.

— Обижаешь, Олаф! — заголосили вокруг с притворным возмущением.

Но тот уже приступал к деловой стороне разговора. Всё-таки не поболтать сюда послан. Подвезти.

Только и здесь у него не обошлось без казусов. Олаф прикинул число людей, вычел свои посадочные места и досадливо почесал в затылке:

— Великовата ваша партия... Думали, будет меньше! — и после минутной заминки:

— Ладно, кто первый, залезай!

Ну а кому же тут быть первым? Ясное дело, Плюмбуму.

— Только я должен вас зарегистрировать, — спохватившись, Олаф извлёк из-за пазухи примитивный бумажный журнал регистрации и древний шариковый стилус. Под скептическими взглядами прибывших пояснил:

— Так надёжнее.

— В самом деле? — переписывать от руки голографические документы, как ни крути, необычная практика регистрации. Этак ведь можно разного понаписать...

— Просто мой переносной регистратор поломан, а новый взять неоткуда,— вздохнул Олаф, — это Эр-Мангали. Привыкайте. Но вы не подумайте чего, — поспешно добавил он, — стационарные-то регистраторы в колонии функционируют... — в его голосе звучала надежда, что всё так и есть, как он сказал.

Обманула ли кого выраженная им надежда?

— Тогда к чему этот цирк с заполнением журнала? — спросил Кулак, а сам подал едва заметный знак Буллиту.

— Это предварительная регистрация, положенная сразу по прибытии на планету, — терпеливо пояснил Олаф. — Больше нет вопросов? Тогда с документами в очередь...

Первым в очереди оказался самый нахальный плюмбумец, который и занял места всем сородичам. С паспортными голо-картами наперевес они принялись по одному заполнять салон вездехода.

Водитель с тщанием всматривался в доступные визуальному считыванию страницы паспортных голограмм. По ним ни за что не скажешь, свой ли паспорт предъявил тот или иной плюмбум.

Да уж, современный единый голографический паспорт с его кучей степеней защиты — штука, достигающая пределов доступного человечеству совершенства. С ним ты всегда докажешь, кто есть кто, если находишься на любой цивилизованной планете, вроде того же Юрбурга. Беда в том, что на большинстве захолустных планет вовсе не сыщешь устройств, способных надёжно подтвердить его подлинность.

Олаф спрашивал, закончились ли вопросы? Нет, не закончились.

— А что с остальными? — вежливо спросил скептик с Камарги. — Будет ли ещё вездеход?

— Определённо, да... — но водитель замялся и с весьма неопределённым видом взмахнул ладонью. Как же, с этаким перспективным местом вскорости наладят постоянное сообщение, ждите...

— Остальных пока просто перепишу, — к тем, кто не поместился в вездеход, Олаф обращался едва ли не с заискиванием. Верно, ему важнее переписать всех, чем прибывшим у него отметиться.

Кто-то с него спросит, надо полагать.

— А далеко ли тут идти? — поинтересовался старичок, странно знакомый Каю. Знакомый, но вместе с тем необычно новый — ни голоса такого, ни формы одежды среди партии ссыльных оторопевшему ксеноисторику никак не удавалось признать. Никак, на нём лишь майка да подштанники? А ведь здесь пасмурно и свежо.

— Говорю же, километров сорок, — повторил Олаф, — но то если напрямик, по горной тропе и пешеходному ущелью — да вон за той бурой скалой сами увидите. Правда, там будет пара труднопроходимых мест...

Старичок зябко поёжился и кивнул в направлении, откуда прибыл вездеход:

— А вон та широкая дорога?

— Не советую. Там объезд. Крюк в лишних сто пятьдесят километров, огибающий все эти горы. И времени кучу потеряете, да и не совсем безопасно там...

— Серьёзно? — нахмурился старичок в исподнем.

— Ну то есть... — Олаф оглянулся на показавшиеся из кузова настороженные лица плюмбумов и постарался их ободрить. — Нет, вездеходом-то проскочить запросто, но пешком, без оружия... Я бы не советовал.

Плюмбумы расслабились, а вот у Кая что-то не сходилось. И дело-то не в Олафе, не в его ответе; загадка таилась в вопросе старичка, а скорее даже в том, кто он вообще такой, откуда взялся, и где его ранее приходилось видеть...

Кай присмотрелся внимательнее и вдруг с облегчением понял, что это ведь один из тех молчаливых джентльменов, что намедни щеголяли в дорогих костюмах. Оглянувшись, он углядел и второго: тот тоже стоял в исподнем. Надо же, заговорили! Как быстро с людей вместе с одеждой линяет высокомерие!

Оглядевшись ещё внимательнее, Кай приметил и костюмы. Свёртки в руках Кулака и Буллита — это, верно, они.

Да уж, Эр-Мангали, карантинная планета. Толком не успели сесть и освоиться, а перераспределения благ уже идут полным ходом. Что дальше-то будет?

Олаф насилу впихнул в довесок к плюмбумам — к заметному их неудовольствию — одного мальца и двух бродяг, после чего спохватился:

— Ой, здесь ведь осталась женщина, впустите женщину! — ко всеобщему весёлому оживлению.

Женщиной кузов вездехода окончательно утрамбовали, Олаф сел на водительское место и задорно громыхнул в усилитель:

— Счастливо оставаться!

С этим вездеход развернулся и уехал. Вернётся ли?

14

Кай с досадой приметил, что так и не задал водителю ни одного из вопросов, сформулированных и вертевшихся на языке. Ну, о 'Новом Бабилоне' — дело такое... Но насчёт 'мясных шкафов' Оломэ — правда ли, что других пищевых технологий на планете нет? Ведь если нет, это для вегетарианца весьма паршиво!..

Ладно, решил, не спросил, так ещё спрошу. Тем более, всё вот-вот прояснится прямо на месте. Может и к лучшему, что не нагружал этого Олафа. Его вон как задёргали те, кто с ним поехал.

— Ну так что? — спросил у оставшихся Буллит. В смысле, 'будем ждать здесь, или пойдём пешком через ущелье?'. Что-то в сложившейся ситуации его немало забавляло. И от полноты радостных переживаний даже немного разгладилась обезображенная часть лица. Казалось, обе ноздри его раздуваются, включая вырванную.

— Останемся... — предложил кто-то.

— Пойдём, — возразил второй.

— Как скажешь, — Лаки первый выдал Буллиту правильную версию ответа.

В итоге через ущелье пошли все. Все, кто хотел остаться, сделали это лишь на словах, а телом подчинились неизбежному.

Кай в пути пытался любоваться пейзажами — они и впрямь были недурны, особенно в моменты, когда тропа выбиралась из ущелья, вскарабкивалась на какой-то из склонов и делала над открывшимся обрывом резкий поворот. Но вот незадача: не удавалось сосредоточиться на очертаниях гор, мешало внутреннее напряжение.

Конечно, Кай напрягался зря. Чем это ему помогло? Решительно ничем.

Всё равно наступил момент, когда он вдруг обнаружил, что отстал от основной группы, и добро бы сам отстал, а то — вместе с Лаки, Буллитом и Кулаком. Как его так угораздило? Кай прибавил ходу, и Буллит его окликнул. Открытым текстом спросил:

— Деньги сам отдашь?

— Какие деньги? — надо признать, ответ получился не из самых удачных.

Ибо не успел Кай опомниться, как в лицо ему прилетел кулак Буллита. Или то был кулак Кулака? Неважная деталь, если учесть, что и эти кулаки тоже принадлежат Буллиту. От удара погас свет, причём надолго, хоть и не навсегда.

Очнулся Кай не скоро: освещение скал к тому времени изменилось. В серую краску густо добавились фиолетовые тона. Вечерело.

Понятно, что перемены задели не только окружающую среду.

Исчезли все деньги, документы, библиотека — и даже рекомендательное письмо декана Ульма великому магистру Беку. Ну, деньги-то — понятно.

Но кому могла понадобиться деловая переписка двоих ксеноисториков?

Глава 4. На месте,

или Неприкаянный ссыльный дух

1

Знатно его звезданули — так могли и убить. Отчего не убили? Череп у Кая довольно крепкий. От удара не раскололся. Голова, конечно, гудела, но и то хорошая новость. Если гудит, значит, борется. Так ведь?

Ограбленный ксеноисторик подхватился на ноги и, пошатываясь, побрёл по тропе. Сорок километров было всего, семь или восемь уже отмахали до нападения (может, и меньше, это ведь горы, здесь расстояние легко переоценить). Значит, осталось ещё прилично топать. Оно бы и не проблема, только приближается ночь, и на горной тропе в темноте — эх, не сверзиться бы куда.

Что не добили — сами виноваты. Теперь Кай вернётся в колонию и заявит свои права на похищенные у него деньги и документы. И Буллита с сообщниками накажут за разбой. Ведь есть же там, в горнорудной колонии, какая-то законная власть!

Флорес. Олаф сказал, эту власть зовут Флорес.

Или не всё так просто? Ведь и расчёт Буллита на безнаказанность тоже на чём-то держится!

Кстати, на чём? Не на доброй же воле самого Кая! Или думают, он должен их благодарить, что остался жив? Да, могли бы чем-то тяжёлым пристукнуть, чтобы уж наверняка не встал, а то и швырнуть в пропасть.

Пожалели? Ну, не совсем так. Просто кругом были свидетели. Два раздетых аристократа, мужик с Камарги, оставшийся бродяга, да и Лаки, наконец. Если Кая недвусмысленно убивать, то, по логике, и других надо. А другие-то — небось, тоже быстро смекнут, чем запахло; начнут разбегаться... Вот вам и хороший мотив 'пожалеть' Кая.

Пока оставляешь надежду, тебя опасаются с робостью. А робкого труса — бери голыми руками. Вот если отчается — может с перепугу жёстко ответить.

Что ж, толкование поступка Буллита выходило складным, за одним небольшим минусом: слишком умное. На самом деле разбойник вряд ли с таким тщанием взвешивал 'за' и 'против'. Подошёл, сделал дело, пошарил в карманах и пошёл дальше.

Ибо с какой стати вообще обдумывать последствия? Кай никому не опасен, вот и оставили недобитым на дороге: выкарабкается — его счастье. Не спасётся — несчастный случай. Увы, неизбежная статья потерь у любой колонии.

Но вот вопрос: Кай и впрямь ничем не опасен, или это заблуждение бандитов? Соблазнительно было бы думать, что враги просчитались. Но на самом-то деле? Всё же они — злодеи бывалые, опытные... Предъявит ли им Кай что-то новое, с чем они не сталкивались в прошлой жизни?

Голословные обвинения потерпевшего? Нет, не сработает.

2

Стемнело. Сквозь тучи, затянувшие небо, не просвечивало ни одной звезды. К счастью, петлявшая поверху тропа наконец-то надолго спустилась на дно ущелья. Здесь было темнее всего, но, по крайней мере, опасность поскользнуться и загреметь с высоты уже не грозила. Несчастный случай и концы в воду? Нет, Буллит не дождётся такого подарка. Злопамятный ксеноисторик ещё поживёт, и к моменту, когда догадается, чем бы обидчику насолить, уже и накопит ресурсы, достаточные для мести.

Дорогу перед собой Кай скорее нащупывал, чем видел. То есть, не имея навыков осторожной ходьбы, совершал дополнительные движения, порой неверные или лишние. Из-за них шёл в неспешном ритме: ага, поспешишь — Буллита обрадуешь. Но и не прекращал движения: коли остановишься, достанет ли духу продолжать?

Честно говоря, приходилось бороться с соблазном так и не добраться до колонии, а уйти в сторону, найти себе пещеру поудобнее, устроиться в ней отшельником и питаться грибами, кореньями да ягодами. Чтобы полная свобода и никаких обязательств. Самый привлекательный путь, но безответственный и тупиковый. Ибо воли к возвращению с Эр-Мангали он не предполагает. А ведь возможность вернуться сложится. Рано или поздно.

В какой-то момент стены ущелья подступили друг к другу очень близко — и, кажется, сомкнулись где-то там, высоко над головой. Я в пещере? Кажется, насчёт неё водитель вездехода ничего не сообщал. Только горная тропа и ущелье. И всё. Не вышло ли так, что Кай в темноте давно сбился с пути, и теперь приближается не к шахтёрской колонии, а к реализации своих отшельничьих фантазий?

Ладно. Наступит рассвет, там и видно будет. Пока же — строго вперёд.

Постепенно обрывистые склоны опять разошлись, ущелье расширилось настолько, что в нём поместился небольшой лесок. Кай его, правда, совсем не видел, однако зато слышал шелест листьев и мог ощупать кору. Деревца напоминали земные — кажется, дубки, если это не ночной самообман.

А если всё же самообман, тогда кругом пальмы, сосны и плакучие кипарисы.

Так или иначе, лесок встретился, и Кай почувствовал, что шансов не заблудиться имеет немного. Усечь, где между деревьев проходит тропа, а где просто проходы, без помощи зрения вообще нереально. Что ж, заночуем?

Из всего необходимого для ночлега арсенала условий здесь оказалась мягкая трава и стволы, худо-бедно защищающие от ветра. Спасибо, как говорится, и на том.

Кто-нибудь попытался бы разжечь и костёр, но Каю того не надо. Когда с собою не взято ничего для добывания огня, а также нет навыка его сотворения из ничего, то приходится учиться на ходу. Предположим, огонь добудешь, но дальше изволь поддерживай. Всю ночь в ущерб отдыху — а смысл? К тому же костёр в ночи привлечёт чьё-то внимание, а нужно ли Каю внимание? Ну, конечно, смотря чьё, но хищников и бандитов просим не беспокоиться, а кому здесь ещё по ночам шастать? Наверное, не великому магистру Беку.

Кай благополучно вздремнул и проспал до рассвета.Чернильная тьма серела, а вскоре природа пообещала и спокойные дневные краски: наметила светлую зелень травы, буроватый оттенок листвы дуба. Кстати, дубки во вчерашнем кромешном мраке удалось угадать безошибочно.

Тут бы подняться и с новыми силами взяться за поиск верного пути. Но почему-то лесок уже не казался таким безопасным, как прежде. Накатила труднообъяснимая волна ужаса. Кай долго вглядывался в просветы между стволами дубков — ничего нового.

Значит, это моё, решил Кай. Внутренние комплексы. Понятная реакция страха на новую ситуацию. После вчерашней мобилизации на встречу с миром Эр-Мангали он за ночь некстати расслабился — и вот результат.

Вроде, всё выяснилось. Но, к сожалению, иррациональные тревоги умными словами не погасишь. В голове прояснилось, а ноги всё равно не держат, да и сердце из груди выскакивает от неведомой угрозы. Может, оно право? Ладно, раз уж такое дело, примем за рабочую гипотезу. Пересидим.

Когда сердце Кая успокоилось, уже рассвело как следует. На парализующие волю страхи потерялся целый час, а то и полтора. Неразумно? А с другой стороны — подумаешь! Кая в колонии не ждут к определённому часу. Да его там вообще не особенно ждут — посмотрим правде в глаза.

Но идти всё же надо, и, кстати, вчерашняя идея податься в отшельники после пережитой утром паники больше не соблазняет. В диких мирах вроде этого люди вокруг нужны и желательны. А что ведут себя как попало, так надо просто научиться вовремя их ставить на место. И да, ключевое слово 'вовремя': у Кая, как у многих умных людей, реакция чуток запаздывает.

Итак, пора, сказал себе Кай с полной уверенностью — но не двинулся с места.

По леску быстро перемещалось какое-то крупное тело. Достаточно крупное, чтобы спиной возвышаться над молодыми деревцами. Ах ты ж, чудовище-то какое!

Страх вернулся, но был не таким сильным, как перед тем на рассвете. Верно, Кай уже перегорел и устал бояться. Да, жуткая тварь. Да, если такая настигнет — а скорость у неё будь здоров — только и надежды, что в щель забиться, а здесь, как назло, нет подходящей щели...

Однако, с другой стороны, тварь уходит. При таких габаритах направление отследить не трудно.

Что ж, как уберётся, Кай дёрнет в обратную сторону. Ноги его больше в этом леске не будет! Хоть бы кто убеждал, что здесь и проходит самый удобный путь, но за удобством он теперь гнаться не станет. А до колонии — уж лучше вскарабкается напрямик по скалам.

Тварь убралась, и Кай больше не стал медлить. Слава Космосу, он не потерял ориентировки и помнил, откуда сюда пришёл. Как пришёл, так и ушёл. Полчасика — и больше вокруг опять никакого леса.

С удивлением вышел на прежнюю тропу, что вела по дну каменного ущелья. А тропа-то шла мимо! В тёмной ночи он с неё вчера неудачно свернул. То-то и попал в боковое ответвление, облюбованное жуткой тварью.

Счастливо отделался!

3

Настало позднее утро, и, бодро шагая по тропе к посёлку горнорудной колонии, Кай постепенно отвлёкся от страхов рассветного часа. По правде говоря, отвлёк себя усилием воли, чтобы обдумать ближайшее будущее: ну, дойдёт он, что дальше? Заявит о грабеже? Вернуть себе документы и деньги будет не так просто. Буллит станет отпираться, ясно же как день! И надёжно выбросит все улики. А потом найдёт случай отомстить — да так, что больше не встанешь.

Плюнуть на деньги и сказать лишь о пропаже документов? А то и просто найти Буллита и по-хорошему попросить вернуть хоть бы рекомендательное письмо? Ему ведь самому без надобности! Но гад почувствует слабину и лишь рассмеётся в лицо. А то и примется шантажировать: мол, за нужное Каю письмо ему надо сперва отработать... Поддаваться на шантаж — ну уж нет: раз поведёшься — конца не будет!

Вот бы письмо декана у Буллита как-нибудь потихоньку выкрасть! Но для этого придётся усыплять бдительность. Для начала — появиться в колонии, как ни в чём не бывало, без шумных обвинений с порога. Правда, такие 'низкие старты' расхолаживают; у Кая будет соблазн на том и остановиться. Усыпляя бдительность, не уснуть бы самому.

В размышлениях Кай не забывал глядеть под ноги, вперёд и по сторонам.

Каменистая тропа так и змеилась по дну ущелья и выглядела столь же пустынной: навстречу не попадалось ни зверя, ни человека, и Кая это устраивало как нельзя больше. Одного зверя из той, боковой расщелины — право же, достаточно, а встреча с людьми за пределами посёлка — иди догадайся, что она сулит. Уголовников-то наподобие Буллита на Эр-Мангали сослано много: нет-нет, да и нарвёшься на неприятности. А уж здесь, на дороге к заброшенной шахте, у которой космический самосвал выгрузил новичков, кому и встретиться, как не разбойному люду. Подкараулят, выйдут из-за угла...

Странную фигурку быстро приближающегося рыжего существа Кай приметил на тропе далеко впереди — мелькнула и пропала за выступами скал, а он заметался взглядом по ближним склонам, пытаясь отыскать укрытие. Увы, боковые расщелины и до того встречались не так часто, а весь ближний участок ущелья, как назло, был узок и прям. Оставалось идти, как шёл, изображая уверенность и бесстрашие, которых не было.

Кто же это сюда несётся? Кай бы сказал, что человек, но для пешего человека слишком высока скорость. Может, антропоид какой? Прыгучая местная обезьяна? Однако, для движения с такой быстротой надо неслабо рассвирепеть или испугаться!

Разгадка пришла без задержки. Ага, человек. В рыжей кожаной куртке. На приземистом горном моноцикле с широким колесом, да таком прыгучем, что дух захватывает. Рессора — что надо! Вот как здесь перемещаются по недоступным для вездеходов узким гористым тропам.

Седок — смуглый сорокалетний брюнет с жёсткими чертами лица и выразительной мимикой, яркий представитель латинского мира — поравнявшись с Каем, резко затормозил, вызывая из-под колеса фонтан мелких камешков. Тормозни он чуть раньше — Кая накрыло бы с головой, а так всё поднятое крошево загрохотало сзади.

Помня, что латиносы составляют добрую треть межзвёздного пиратства и наркотрафика — Кай воспринял остановку моноциклиста без энтузиазма. Каким ветром занесло на Эр-Мангали этого человека — неужели не уголовным?

Хотя выражение лица на криминальную версию не работало. В прищуренных глазах светились ум и природная хитрость, но без выраженного коварства, заострённые скулы и подбородок повествовали о властности, стремительности решений и немалом упорстве в достижении целей, но без явных указаний на злобно-свирепый нрав или, скажем, жестокие привычки. Кай считал себя неплохим физиономистом и сейчас он готов был склониться к мнению, что встречному можно доверять.

— Беньямин Родригес, — представился моноциклист, — а во внеслужебное время — просто Бенито. Я руководитель службы безопасности здешней колонии, — прямо сказал, честно. Не оставил себе возможности что-либо выведать инкогнито.

Пожалуй, Бенито и выглядел тем, кем назвался. Вот только солидно ли руководителю секретной службы разъезжать по горам на скоростном моноцикле? Впрочем, на специфику дикой карантинной планеты можно списать и не такое.

— С кем имею честь? — вёл дальше Родригес, и по тону его вопроса Кай заподозрил, что он-то и составляет цель поездки большого начальника.

— Кай Гильденстерн, ксеноисторик из Юрбурга.

— Вот как? — Бенито полез во внутренний карман рыжей куртки и извлёк оттуда потрёпанный журнал. Кай узнал его: вчера водитель вездехода Олаф переписал в этот самый журнал всех вновь прибывших на самосвале. — Хм... Кай Гильденстерн? К сожалению, это имя у меня уже отмечено.

— То есть?..

— То есть в главный посёлок колонии (Новый Бабилон) уже прибыл человек, который назвался этим именем, — пояснил Бенито Родригес и выжидательно поглядел на Кая. Мол, твоя очередь объяснять, как ты докатился до жизни такой.

4

Кто мог назваться мною? Сам Буллит? Кулак? Или, может, Лаки? По журналу в руках Беньямина Родригеса наверняка можно доискаться. Но сперва Кай должен сам доказать право на своё имя, а для того — максимально логично и убедительно изложить историю пропажи личных документов.

Выходило немного нервно и непоследовательно. Раз кулак Буллита его вырубил, то откуда, спрашивается, знать, что шарил по карманам не кто-то посторонний? Кай замялся, словно от меткого вопроса Бенито, хотя тот молчал. Тьфу, сам же себя и запутал.

Эх, продумать бы свои показания заранее... А то, по правде сказать, так и не успел. Ещё бы: грабёж и побои не назвать вдохновительными событиями. Хвастаться нечем, даже стыдно чуток, что подставился, как младенец, всё отдал, не уберёг. Думал: вот подойдёт к колонии — там и озаботится сим жалобным рассказом, да только внезапная встреча с Бенито не позволила откладывать дальше...

Правда, Родригес — он всё равно сказанному поверил. А коли так, то для Кая всё ведь складывается славно, куда лучше, чем он ожидал! Ещё до появления в колонии — и такой прекрасный случай пожаловаться на преступное деяние Буллита. Причём не кому-нибудь — начальнику нужного профиля, от которого хоть что-то, да зависит...

Родригес внимательно выслушал рассказанную Каем историю, после чего спросил:

— Верно ли я понимаю, что ты собираешься этому Буллиту официально предъявить обвинение в разбое?

— Да! — твёрдо сказал Кай, хотя совсем недавно сомневался.

Бенито нахмурился и поглядел на юношу испытующе:

— Но знаешь ли ты, что к подобным обвинениям должны прилагаться доказательства? В противном случае... — кислая гримаса Родригеса намекнула Каю на нечто крайне недоброе.

— Я надеюсь, как-нибудь удастся доказать... — Кай почувствовал, что укрепившаяся было в нём уверенность снова скоропостижно тает.

Прищур моноциклиста выразил такое мрачное сомнение, что впору вешаться.

— Если нужны доказательства, я их обязательно найду, — сказал Кай, — но позже.

— Вот позже и поговорим, — улыбнулся Родригес.

Кажется, его улыбка красноречиво уровняла 'позже' и 'никогда'.

— Но, — спохватился Кай, — ведь при обвинении задним числом меня обязательно спросят, отчего сразу не заявил?

— Непременно спросят.

Так-то!

— И могут не принять обвинение? — заподозрил Кай.

— Всяко бывает.

Это намёк? Час от часу не легче.

— Боюсь, — Бенито скривился, — молодые люди из Юрбурга могут не догадываться о некоторых сторонах решения спорных вопросов на Эр-Мангали. У нас тут простая горнорудная планета, несложные технологические процессы, провинциальные взгляды на мир, наполовину криминальный контингент, да и порядки — почти средневековые, — он вздохнул едва ли не сочувственно, и у Кая тревожно забилось сердце.

— Что за средневековые порядки?

— Когда предлагается обвинение без неопровержимых улик, — ответил Бенито, — то вопрос решается грубо и однозначно: поединком. Если ты и правда историк, как пытаешься утверждать, то сможешь и сам оценить, близко ли это к порядкам Средневековья. Может, я чего путаю?

Кай оценил. Действительно близко. И весьма.

— Но только... что ж это получается... — Каю не хватило слов, чтобы сформулировать.

Бенито помог:

— Получается, что возводить голословные обвинения в принципе можно. Но не имеет смысла, если не владеешь лучше соперника хоть каким-то оружием или системой борьбы. Ну а чтобы уверенно победить, нужно освоить всякое оружие в совершенстве.

Он это что, серьёзно?

Да уж, чем Кай в совершенстве не владеет, так это оружием. Причём никаким. А вот о Буллите — как раз и не скажешь, чтобы он чем-то там недостаточно владел. Уж эта скотина всё нужное наверняка освоила. В масштабах, позволяющих прессовать других.

Кровь бросилась в лицо Каю и он воскликнул:

— Не Средневековье это! Там в судебных поединках уповали на божественное Провидение, а здесь — право сильного в чистом виде! Это... ложное Средневековье.

Кому он всё это доказывает?

Но Бенито к его вспышке отнёсся с пониманием. Сказал:

— Да. Право сильного. Я не возражаю. И даже готов тебе поверить, что ты разбираешься в истории. Но что касается здешних порядков — я предупредил.

— Эти порядки противоречат всем межпланетным конвенциям. Если вы глава спецслужбы, то должны понимать, — упрекнул собеседника Кай. — И даже устав Галактического Альянса, который ныне подмял межпланетное право... Он тоже не оправдывает ваше 'ложное Средневековье'! Представляете ли вы, что стоит прилететь на Эр-Мангали любому функционеру судебной системы Альянса...

— Он не прилетит, — покачал головой Бенито, — у нас карантин.

5

Странный вышел разговор у Кая с этим Беньямином Родригесом. С одной стороны — совершенно бесплодный, с другой стороны — вполне осмысленный. Ни малейшего толку не извлёк юрбургский выпускник, пытаясь выяснить, что ему надо делать, однако много чего вызнал о том, чего делать как раз не надо.

Оказалось, не надо ни в чём обвинять Буллита, если нечем его припугнуть. С другой стороны, Буллита достаточно припугнуть, тогда его и обвинять не понадобится. А кроме того, даже успешное изобличение разбойного его нападения ничем не поможет в доказательстве того, что ты — это ты. Скорее уж наоборот.

— Не забывай, — напомнил Бенито, — что ты пока человек без имени, а от кого попало обвинение у нас и не примут. Что ты настоящий Кай Гильденстерн, можешь знать ты сам, могу поверить и я, но неофициально. Потому что официально человек с таким именем ещё вчера прибыл в распоряжение канцелярии колонии, был зарегистрирован и направлен в Башню Учёных.

— Значит, и мне надо в Башню Учёных.

— Не выйдет. Учёных у нас берегут. Кого попало к ним не пускают. Вход только по вызовам из Башни, вызовы только в ответ на рекомендательные письма.

Следовательно, письмо декана Ульма дошло по адресу. Надо же, как ловко бандиты подсуетились. Одним ударом и Кая ни с чем оставили, и отправили своего человека в охраняемую Башню Учёных. Но ведь отсюда и для самих учёных проистекает опасность — неужели Родригес не понимает?

— Понимаю, — возразил руководитель службы безопасности, — но суетиться рано. Спугнём злоумышленников!

Что, и в этом вопросе Бенито предпочитает выжидать? Он хоть когда-нибудь что-нибудь делает, или просто добивается наилучшего понимания как самоцели?

— Но надо ведь узнать, кто заброшен в засекреченную башню под моим именем!

— Не всё ли равно, кто, если известно, под чьим?

Ну Бенито даёт, издевается он, что ли?

— Если вы мне не верите...

— Парень, я верю тебе. Верю! Но вот советы твои мне не нужны. Только факты.

И при этом в чёрных глазах проницательного латиноса — внимательнейший интерес ко всему, чего только Кай ни скажет. Факты, советы, мнения: ничего мимо ушей не пропускает, всё мотает на тонкий испанский ус, всё принимает к сведению. Вот только делать ничего не собирается, откладывает 'на потом'.

Ой, кажется, Кай и сам такой же. Если бы кто наделил его полномочиями главы спецслужбы на этой неблагополучной планете, как бы он поступал? Много думал. Всё понимал. Анализировал проблему, определял её скрытую суть. И никак бы не успевал за оперативными действиями злоумышленников!

— Ой... Я знаю, кто принял моё имя! — вскричал Кай, снова ненароком выдавая за факт результат интуитивного озарения. — Это Лаки, белобрысый юный подонок!

— Да?

— Ещё бы! По возрасту подходит только он. Ведь мы одногодки — ну, примерно, с учётом разных планет рождения...

— Спасибо, но я это понял чуть раньше! — хвастливые ребята эти латиносы, всюду они успевают подумать вперёд тебя и рады о том сообщить.

Но Бенито действительно многое понял заранее. Потому-то и сверил количество прибывших ссыльных, переписанных водителем Олафом, с числом зарегистрированных в поселковой канцелярии. Ясное дело, нашёл недостачу. Тогда-то и уселся на своего одноколёсного прыгуна по скалам — и погнал в поисках неучтённого человека. В надежде найти его живым или мёртвым.

— Ведь раньше так не было, чтобы кого-то не хватало?

— Нет, парень! — тут безопасник искренне рассмеялся. — Уж в этом-то отношении ты не первый. К нам сюда сбрасывают уголовников со всей галактики, может ли кто-то не потеряться? Да сплошь и рядом! Кто-то теряется по собственной воле — не желает регистрировать прибытие. Кого-то дружки зарезывают. Ещё кто-то просто теряется. У нас тут, на Эр-Мангали — не как на цивилизованных планетах: фауна так и не истреблена! Потому здешние твари нападают на тебя везде, кроме разве что посёлков...

— Ой, точно! — Кай вспомнил утреннее приключение в дубовом леске.

— Бывает, — признал Бенито, выслушав и этот эпизод его истории. — В расщелине по правую руку от тропы? Знаю, там пещера твари, которую наши зовут Адской Свинючиной. Кстати, как она выглядела — в пасти зубы треугольные?

Кай признался, что только и видел, что верхнюю часть спины, возвышающуюся над верхушками молодых деревьев.

— И к лучшему. Эти чудища охотятся на рассвете. С ночи — ещё во тьме — подползают поближе к водопою и замирают на берегу. А поутру резко бросаются на всё, что шевелится. Ну, а стоит им себя обнаружить, как дичь от них прячется да сбегает. Очень уж велики, далеко видны, да и в беге утомляются быстро.

Кай порадовался за свою интуицию. Это ж она пускала вскачь его сердце, пока тварь охотилась и была особенно опасна. Когда же Адская Свинючина себя показала, сердцебиение прекратилось. Ибо зачем, если от известной ему опасности Кай будет прятаться уже специально.

А вот в другом вопросе интуитивная догадка ксеноисторика обманула. Может быть, дело в том, что не было прямой угрозы жизни, а может, за интуицию ловко выдала себя обыденная логика здравого смысла? Как бы то ни было, Кай предположил, что раз белокурый Лаки выдал себя за него и отправился в Башню Учёных, то теперь именно его имя и осталось свободным для регистрации в посёлке колонистов. Откуда следовало, что имя Лаки придётся временно примерить Каю. Звучало разумно, но вышло не так.

Имя торговца, как сообщил Родригес, у него в списке отмечено в числе зарегистрированных. Не отмечен почему-то бандит Кулак. Значит, при регистрации Кулак назвал имя Лаки, а может, цепочка ещё длинней.

— Посоветуете мне сказать, что я — Кулак? — предположил Кай. — Ну, чтобы не объяснять, почему я второй ксеноисторик Гильденстерн...

— Назваться Кулаком? Ни в коем разе! — воспротивился Бенито. — Лучше выдумать личину, чем принять готовую. Кто знает, сколько на том Кулаке неучтённых художеств и какие кары по нему плачут. Он и сменил-то имя, чтоб они от него отстали.

— Хорошо, — согласился Кай, — я назовусь...

— Не суть важно, — хмыкнул Бенито, — я не хочу твоё новое имя знать заранее.

На том и распрощались. Или нет, не на том?

6

Прокручивая в памяти состоявшийся разговор, Кай потом оживлял всё новые его эпизоды. Как только всё успелось? Получалось, Бенито Родригес битый час говорил с Каем, не сходя со своего одноколёсного транспорта, вроде бы в полной готовности тронуться дальше в любой момент.

Но факт: затеяв беседу с Каем, руководитель службы безопасности никуда не торопился. Будто не помнил более срочных и ответственных дел и занятий. Просто любит поболтать с новичками? Не верится Каю в подобную простоту.

Чем для Беньямина Родригеса беседа с Каем оказалась так уж интересна и вдохновительна? Тем ли, что Кай для него, как и по жизни — блестящий собеседник? Самонадеянным было бы о том утверждать: нескромно, да и неправда. Кай лучше пишет, чем говорит, а молча думает — ещё более складно, чем пишет.

А потом порой не уверен, что различает в прошедшем диалоге сказанное от подуманного. Да нет же, кой-какие соображения он Бенито высказал — и что за Чужак дёрнул на откровенность? Какие именно соображения? Да вот какие:

— Спасибо, что консультируете меня, — сказал он Родригесу, — только, простите, мне всё-таки невдомёк, в чём ваш интерес. Из сказанного вами я понял, что поскорей навести порядок вы не так уж и рвётесь. И вместе с тем происходящее в колонии вам не нравится. Если не нравится и нет надежды изменить — зачем тогда вникать в подробности?

До сих пор Бенито пребывал в безмятежности. Но последняя реплика Кая в его настроении произвела перемены. Глаза сверкнули такими яркими молниями, какие у большинства латиносов ничего доброго собеседнику не предвещают.

Ксеноисторик уже опасался, что вежливый разговор вот-вот прервётся, а ему в лицо прилетит очередной кулак, либо же, в лучшем случае, деликатный моноциклист умчится, не ответив на его бестактность — но случилось иное.

— Нам с тобой надо многое обсудить, — в задумчивости молвил Беньямин. — Но то будет разговор долгий. Не на один день. В общем, пока устраивайся в колонии. Останешься в живых — найдёшь меня.

— А если не останусь? — зачем-то ляпнул Кай.

— Тогда мне придётся поговорить с кем-то другим, — тонко усмехнулся латинос.

7

Уделив ссыльному ксеноисторику примерно час, Бенито вскочил в седло моноцикла и продолжил путь — вперёд по тропе, к доставившему Кая самосвалу, что сел на площадке у заброшенной шахты. Какое у него там дело, Кай не спрашивал, но полагал, оно связано с оставленным без присмотра кораблём. Ясно, в случае попыток его ограбить — автоматика о себе позаботится, дальше грузового отсека никого не пустит, особо злостных нарушителей накроет из потайных бластерных гнёзд. Но ведь и грузовой отсек при желании можно поломать. Если не голыми руками, то можно.

А кроме того, самосвал перед отправкой обратно надо ведь, наверное, загрузить рудой. Значит — либо руду доставить из действующих шахт, либо катер перепрограммировать, чтобы сел для загрузки в другом месте.

Пожалуй, организация погрузки, либо перелёта вряд ли входит в обязанности Бенито, но ненавязчиво проследить за порядком, проверить ответственных — почему нет?

Глядя вслед удаляющемуся моноциклу, Кай словил себя на желании тоже вернуться. Пусть даже снова придётся пройти мимо логова Адской Свинючины — подумаешь! Но чем одному как перст явиться в колонию, где заправляют уголовники, не лучше ли было вызваться помочь Родригесу — ну, хоть в чём-нибудь? Вдруг старина Бенито и впрямь отчаянно нуждается в верном ассистенте, но постеснялся признаться?

Малодушная такая идейка из разряда 'спрятаться за материнский подол' и 'не оставаться одному в новом месте' — причём на Эр-Мангали опасная ещё и тем, что решительно для всех прозрачна в своей инфантильной трусости. Конечно же, Кай не дал ей ходу — ведь не полный дурак. Но и не смог не подумать.

Что ж, если Кай морально не силён, то по крайней мере постарается прикинуться. Усилием воли он развернулся в прежнем направлении. Кажется, до головного посёлка колонии отсюда оставалось всего ничего. Ну, вперёд!

Вскоре тропа, идущая по дну глубокого ущелья, стала довольно круто забирать вверх. Стены же по обе стороны понемногу расступились и сделались гораздо ниже. Вильнув напоследок, тропа окончательно выбралась из-под скальных монолитов и незаметно влилась в проезжий тракт. Часом спустя Кай вплотную подошёл к перевалу, за которым — по недолгом восхождении — перед его взором распахнулся вид на широкую зелёную долину. По ней, пересекая луга с небольшими рощицами, текла неширокая речка, по сути — крупный ручей. За ним-то и находился шахтёрский посёлок, до которого Каю предстояло добраться.

Новый Бабилон, головной посёлок всей колонии — поди ж ты! Обнесён типовым бронепластиковым забором с силовым навершием, из-за которого виднеются крыши тесно поставленных одноэтажных сооружений барачного типа (да уж, условия без малейшего роскошества!). За отдельной загородкой, правда, возвышаются и элитные бараки — каменные, двух— и трёхэтажные. В них, должно быть, расположилось руководство колонии, которое, по словам Бенито — такое же ворьё. Да и сам Родригес, как и положено начальству, наверняка обитает там же. Он сказал, найти его будет просто.

В углу посёлка Кай приметил небольшой стадион, а вернее спортплощадку, за которой — совсем уже на отшибе — стояла на пологом холме малость покосившаяся башня. Башня Учёных? Без вариантов — она здесь одна. Пятиэтажное архитектурное пугало, прикрытое снизу силовыми полями. Основательно прикрытое — свечение воздуха аж отсюда заметно.

Через ручей — не больно глубокий, судя по россыпи торчащих из воды камней — был вдобавок переброшен и деревянный мостик, у которого дежурила небольшая группка людей. Небось, для того дежурила, чтобы сшибать с путников плату за проход по мосту. Может, Каю на мост не пойти, а лучше перебраться через ручей вброд? Как вариант.

А впрочем, что им с него взять: деньги-то уже Буллит похитил! Вот не пустят — тогда и придётся шлёпать вброд или скакать по камешкам.

Уже на спуске с перевала в долину Кай подумал, что не худо было использовать встречу с Бенито для выяснения ну хоть каких-то практических вопросов. Что да как в головном посёлке колонии заведено, куда идти регистрироваться, где и чем питаться вегетарианцу, есть ли поблизости другие посёлки, где можно встретить хоть кого-то из Башни Учёных и — главное — куда податься 'безбашенному' учёному, который упустил свой счастливый шанс?

Важные всё вопросы, и пришли-то не вдруг, Кай иные из них, вроде, даже собирался задать Родригесу, но то ли природный такт потребовал повременить, то ли глупая стеснительность. А вернее, не чувствовал себя готовым воспринимать ещё хоть какие-то советы Беньямина. Ведь и прозвучавшие сперва показались чересчур парадоксальными, поставили в тупик. Призывать новые советы на и без того распухшую голову... Да Кай всё равно бы не запомнил всей кучи полезных вещей, перепутал бы между собой все ориентиры.

Теперь придётся-таки выяснять — и, быть может, у людей, настроенных не так благодушно, как чудак Родригес. Если кругом уголовнички...

Ну да, понадобится выучиться приёмам общения и с ними. Коль уж среди сего контингента доведётся жить — оно и неизбежно. Что же до Бенито — полезное знакомство, никаких сомнений. Но лучше его зря не светить, сохранить до крайнего случая.

Крайние-то случаи здесь ох как вероятны...

8

Течение ручья при взгляде с близкого расстояния оказалось довольно-таки быстрым. Переправляться вброд — опрокинет за милую душу. Прыгать же по камешкам — вариант неплохой, но, к сожалению, не для Кая. Не с его спортивной подготовкой идти на такие трюки. К тому же люди с моста заметили его ещё на подходе. К чему позориться? Шлёпнешься у всех на виду — раззвонят по всей колонии. Развлечений-то здесь, поди, немного, нашлось бы о чём языки почесать.

В общем, перебраться на тот берег Кай предпочёл традиционным путём, по мосту. Подошёл уверенным шагом, будто и не прикидывал запасных возможностей. Шесть охранников скользнули настороженными взглядами по его лицу, большинство тут же расслабилось, но один спросил:

— Новичок, что ли?

— Ага, — не стал спорить Кай.

Оно-то по разному бывает. Где-то с новеньких особый спрос, где-то поблажки, но чего точно не стоит допускать — лжи, на которой тебя запросто словят. Если не знаешь здешних порядков — лучше зовись новичком. Со всеми вытекающими.

— А чего один идёшь?

— Так получилось, — уклончивость в ответах у Кая — характерная черта речи. Здесь она, кажется, сыграла в плюс. Или нет?

— Не разговорчивый, — хмыкнул охранник, — ладно, проходи.

Я не разговорчивый? А Кай-то как раз углядел прекрасный повод поговорить! Стоило рассмотреть экипировку часовых на мосту — язык так и зачесался. Все шестеро были вооружены примитивными огнемётами полукустарного производства, но с клеймом оружейного концерна 'Цфат'. Если и 'Цфат', то с напрочь удалённым Х-блоком, воплотившим все выгоды кинской напалмовой ксенотехнологии, а без него аппарат мало чем отличается от средневекового 'греческого огня'. Кто-то на разнице неслабо заработал. Но даже не в грубой подделке суть. Просто...

Огнемёты? На деревянном-то мосту?

— Что вы тут делаете, ребята?

— А ты не видишь? Мост охраняем. Следим, чтобы ни один мерзкий зомбяк не перебрался через реку, — сказал кто-то из охраны.

Почему-то Каю его фраза показалась ритуальной. Где-то он подобную слышал, а скорее — читал. Ждут зомбяков? Ну-ну. Не в зомбяках дело. Часовой, поди, и сам не осознаёт символической роли охраны моста перед колонией, а правильные слова говорит просто по наитию.

Но мост — это не просто мост. Это порог между мирами — человеческим и Чужим. Ксеноисторику ли не знать? Водная преграда — лишь знак для посвящённого. Вода — символика стихии бессознательного. Огонь — очистительная сила духа. Оттого-то здесь и огнемёты, а не лучемёты какие-нибудь. Что, ребята, не в курсе?

И вдруг — крик:

— Вон он!!!

Пояснение:

— За этим шёл, за новичком! Ещё от перевала. Пристроился, гад...

Команда:

— Пако, Рамирес, Мика — вперёд! Жги мерзавца!

Резко запахло углеводородами.

Кай медленно обернулся. За его спиной уже вовсю бушевало побоище.

Некая тёмная тень — в подробностях и не разглядеть — подходила к мосту с той же стороны, откуда явился Кай. Что, 'зомбяк'? Это в котором смысле? Юрбургскому выпускнику таких смыслов известно несколько.

Трое из охраны моста с ручными огнемётами наперевес бросились пришельцу навстречу. Ясное дело: явившуюся тварь им приходится перехватить задолго до моста. Чуть зазеваются — и либо не смогут открыть огня, либо деревянный настил сгорит к этакой Чужой матери.

В приближающуюся фигуру три огнемёта слаженно плюнули дурно пахнущими сгустками пламени. Фигура мигом преобразилась в факел. Теперь её рассмотреть стало ещё сложнее. Кай зажмурился, но только и видел антропоморфные огненные очертания, которые всё ещё приближались к мосту. Трое часовых продолжали поливать упрямца из своих палёных цфатовских орудий.

Не доходя десятка метров, силуэт распался и рухнул наземь. Видать, тварь прогорела до основания.

— Повезло, — прокомментировал тот охранник, что перед тем опрашивал Кая.

Ещё бы не повезло! А если б явившееся существо пришло не одно? Несдобровать бы мосту. Сгорел бы с 'зомбяками' за компанию. А впрочем...

Может, в этом-то и смысл деревянного моста: сгореть, но гарантированно не пропустить. И прямой практический смысл огнемётов — уже без лишних символических подтекстов.

— А... скажите, эти самые зомбяки, они... — попытался сформулировать внятный вопрос, но вышло как-то иначе.

— А ну проходи! — прикрикнул на него с моста самый суровый из сторожей. — Нечего тут!..

А более разговорчивый, тот, что с Каем уже общался, вдогонку поделился ценным советом:

— Забудь, что видел. В посёлке о зомбяках ни слова, понял? Решат, что ты сеешь панику — печень отобьют. А она ведь у тебя одна.

Ничего не скажешь, добрый совет. Печень-то пригодится. А забыть о том зомби — значит не вовсе забыть, просто не спрашивать. Раз не положено, что ж, можно на досуге и самому обдумать, не навлекая угрозы побоев.

Кай, обернувшись, согласно кивнул и заспешил к приоткрытым стальным вратам в пластиковом периметре головного посёлка колонии.

Протискиваясь в зазор между соединёнными ржавой цепью тяжёлыми створками ворот, новичок думал... Смешно признаться, но о чём именно думал, он тотчас и забыл, едва додумал до конца. Не мудрено: его в этот самый момент окликнули. А ещё в нос ударили миазмы свалки в сочетании с острым запахом уборной, помноженные на приглушённую вонь множества нечистых человеческих тел.

Как говорится, добро пожаловать.

Глава 5. Свыкаясь,

или Гибкая сила социальной адаптации

1

— Кто таков? — услышал Кай, едва протиснулся между створок. Там, за воротами, стояло двое охранников, они и спросили. Вернее, спросил тот из них, кто выглядел поживей да повнимательней.

'Кай Гильденстерн, ксеноисторик', — чуть было не брякнул опасную истину, однако, раскрыв рот, тут же вспомнил разговор с Бенито и на ходу изменил версию. Именно на ходу, поскольку вдруг обнаружил, что в дороге так и не удосужился продумать, каким именем взамен краденого он собирается представляться.

Произнёс чудом не дрогнувшим голосом:

— Михаель Эссенхельд, ксенозоолог, — и поспешно закашлялся.

Зачем? А чтобы спрятать накатившее замешательство и мало-мальски объяснить пылающие щёки. Ведь бросило в жар. И из-за чего? Подумаешь, назвал вымышленное имя! Кай и не гадал, что его организм так мощно отреагирует на его же собственное слово.

Да и не в организме дело. В душевном беспокойстве. Ведь если попытаться назвать все те чувства, которые в одночасье накрыли Кая, список выйдет много внушительнее перечня внешне наблюдаемых симптомов. Неловкость, стыд, злость на себя, какая-то защитная скука. Глупо он себя чувствовал, потрясающе глупо. А главное что? Вина. Будто бы в себе самом что-то самое главное предал. И ещё — укол подозрения в адрес Бенито. Может, латинос его намеренно подставил, а он, как дитя, повёлся?

— Эссенхельд? — с сомнением протянул охранник. Не ждал он никаких Эссенхельдов.

— Это, наверное, не из последних партий... — в тоне второго охранника почудилась многолетняя усталость, перед которой все новички на одно лицо, а их дурацкие фамилии сливаются в общий невнятный шум.

— Наверное, не из последних, — поддакнул и Кай. — Я ...э немного заблудился!

— Это ж как долго ты блуждал? — усомнился первый охранник, заметно взбадриваясь.

Не моя ли неуверенность так сильно его бодрит?

— Да с полмесяца, наверное, — осторожно ответил Кай.

— И выжил без оружия среди всех здешних тварей? — в голосе настырного охранника ворот зазвучал неприкрытый сарказм. Что, не пустит?

Но второй охранник Михаелю Эссенхельду внезапно поверил:

— Уймись, Роб! Он же ксенозоолог. Это и есть про разных тварей. Видать, хоть немного шарит в том, что изучает его наука.

— А и правда, — с небольшой задержкой согласился Роб. — Ну что ж, проходи, приятель. Если ты и правда такой учёный-ксенофоб, тогда другое дело. Типы навроде тебя у нас очень даже ценятся. Местные твари, знаешь ли, одолевают — житья нету...

А напарник Роба добавил:

— Вон тот барак слева видишь? Заходи сразу туда, там тебе выпишут новый бумажный паспорт.

— Бумажный? — на лице Кая, верно, отразилось что-то потрясающе весёлое, раз оба охранника покатились со смеху. Да только в их заливистом хохоте заметно преобладали нотки горечи. Чем гордиться-то: убожеством технологий?

Просмеявшись, товарищ Роба пояснил:

— У нас на Эр-Мангали в ходу только такие. А свою голографическую игрушку лучше припрячь подальше. До времени, когда отсюда вернёшься, — и снова привратники надорвали животы от невесёлого хохота.

Кай исключительно из вежливости тоже хихикнул над незамысловатой шуткой о возвращении с Эр-Мангали, после чего потопал к двери указанного барака, уворачиваясь от самых резких запахов. Больше всего раздражали миазмы из глоток прохожих. Добро бы алкогольный перегар — его вытерпеть не вопрос. Но слишком уж многие здесь злоупотребляли мясом, и как раз продуктами его разложения от них и разило.

Дверь была заперта. Пришлось четверть часа подождать. За это время он выучился не дышать носом и в моменты особого сгущения вони целиком обращаться в зрение или слух. Голоса колонии вещали:

— ...Всё это дерьмо. Полное дерьмо. Какого лешего, блин?

— ...Вы там как хотите, но Ральф сказал твёрдо...

— ...Ты заплатишь за это!

— ...Полторы кредитки? Нет. Это дорого. Лучше бы взял на шахте.

— ...У Годвина своя метода. Не делать нихрена...

— ...А слыхали, что Брандт учудил?

— ...Ой, напугал!

— ...Игнасио снова бесится. А сделать-то ничего не может!

— ...А Олаф-то, Олаф и говорит...

— ... Опять ящеров давил, ха-ха-ха! Доиграется, свинота!

— ...Если Флетчер сказал, Годвину придётся оторвать задницу...

— ...Оторвёт, да не свою, хе-хе-хе...

— ...Что, вездеходу кранты? Этого придурка надо...

— ...Так его Бенито прикрывает! Ну точно тебе говорю...

— ...Тю! Да кто его боится, твоего Бенито? Его за дурака держат!

— ...Ща как дам больно!

— ...Ха, один вон тоже предлагал...

— ...Ну, не скажи. Он под самим Флоресом ходит.

— ...А платить надо вовремя. Хорошо зарабатывать и аккуратно платить. Платить, сволочь! Платить, мразь! Платить, селюк долбаный!

— ...У Ральфа Стэнтона всё железно! Пора бы знать...

— ...Нет, но проучить-то засранца мы имеем право. Всё законно. Флорес мерзавцев дрючил и нам велел. Решено: в пятницу!

— ...Помяни моё слово: кердык придёт Бабилону, если не покается.

— ...На колени, сука!

— ...Там — тсс! — зомбяк к мосту подходил!

— ...Опять?

— ...Да не ори ты! Вон того хмыря худосочного чуть не загрыз!

— ...Дерьмо. Вот в дерьмо верю. Дерьмо всегда настоящее...

Спустя четверть часа Кай дождался: заветная дверь отворилась. Он занырнул в неё, чтобы выйти уже полноправным ксенозоологом по имени Михаель Эссенхельд, прописанным в Новом Бабилоне.

— А Новый Бабилон, это что значит? — позволил он себе спросить с глупостью во взоре, прикидываясь никаким не историком.

— Это самоназвание нашего посёлка, — любезно пояснил писарь, — уж два года так и зовёмся. Вроде, покрасивше звучит, чем 'Головной посёлок шахтёрской колонии номер 1'.

Логично, да. Показное воодушевление не могло скрыть глубокого равнодушия писаря к любым названиям в безнадёжно запертом мирке Эр-Мангали, тем не менее, новоиспеченный Михаель согласился, что Новый Бабилон замечательное название.

При этом сам он звучал весьма убедительно, ибо внутренне улыбался. Было чему. И тонкому комизму прописки самозваного ксенозоолога в самоназванном посёлке, и тому невероятному факту, что похищенного юрбургского паспорта у него так и не спросили.

Единственным и последним, кто спрашивал его на Эр-Мангали, так и остался Олаф, который подъехал на вездеходе встречать рудовоз. И благодаря нечаянной встрече с Бенито Родригесом Кай теперь в курсе, для кого те сведения собирались. Ясное дело, Службе безопасности колонии необходимо знать, кого сбрасывают на планету.

Странно, что поселковым властям это непринципиально. Готовы записать кого попало кем угодно. Может, у них самих не всё чисто с удостоверениями личности? Как с этими формальностями обстоят дела, например, у главного начальника Флореса? Кай никому не скажет, но имя латиноса во главе колонии наводит на подозрения.

Вот какое соображение их вызывает: да, планета Эр-Мангали, скорее всего, принадлежит к одной из латинских звёздных империй. Но и в этом случае ведать стратегически значимой добычей руды должен бы не местный, а ставленник Галактического Альянса, присланный из его звёздных метрополий. Фамилия этого ставленника не может звучать, как 'Флорес'. Почему? Потому что просто не может.

2

Вместе с паспортом Каю-Михаелю выписали и ордер на поселение.

— В бараке для новичков как раз освободилась койка, — припомнил писарь. Это знаешь, куда идти? От ворот налево и мимо канавы до упора. Сразу за электростанцией, перед кучей мусора — нужная тебе дверь. Там спросишь койку малыша Глипа, ну и можешь её сразу занимать.

— А что же сам Глип?

— Пошёл на повышение, — туманно пояснил писарь.

Что ж, ладно, думал Кай, послушно двигаясь вдоль довольно-таки зловонной канавы к нужному бараку, ладно уж и то, что хоть какое-то местечко нашлось. Пусть даже вовсе и неладное. Я ведь не расстроюсь?

Оно-то, конечно, для новичков здесь припасены не лучшие апартаменты, кто бы в том сомневался? В бараке под электростанцией, должно быть, очень шумно и по ночам невозможно заснуть. Куча мусора под окнами тоже говорит сама за себя. Но — хоть какое-то подобие сносного человеческого жилья. По крайней мере, там безопасно, а на тему комфорта позже подумаем. Радует уже и то, что кто-то с этих коек для новичков уходит на повышение. Значит, и ему от здешнего дна оттолкнуться когда-нибудь удастся, пусть не рано, так хотя бы поздно...

По пути Каю встречались измождённые работяги, верно, шахтёры, свободные от смены. Слишком измождённые, как на его вкус. Недоедают они, что ли? Или, может быть, усиленно пьянствуют? Думается, и то, и другое, но сейчас их лица были в основном трезвы. И с каким-то единым для всех затравленным выражением. И ладно бы только затравленным. Печать обречённости — вот что читалось на лицах. Одинаковая на всех.

А ещё попадались парни из внутренней охраны посёлка. Поглядишь на таких — и сразу понимаешь, куда именно на Эр-Мангали попадают плюмбумы. У этих рожи лоснились, глазёнки соловели, задранные двойные подбородки хвастались употреблёнными впрок килокалориями. Отъелись, ребятушки. Патрулём ходят, шахтёров задирают почём зря. То пинка дадут, то оплеуху отвесят. За что? За то, что они здесь охрана.

Те, что на мосту, да и у главных ворот, выглядели чуток иначе. Может, и не умней, но в разы боеспособней. Эти же, можно ручаться, на тот мост никогда и не попадают. Разделение труда: кому жечь зомбяков из-за периметра, кому местных доходяг прессовать. Перед зомбяками-то подбородки не позадираешь...

Кстати, коли внимательно приглядеться к выражениям лиц внутренней охраны, то легко заметить ту же самую печать обречённости. Только у шахтёров она украшает лбы, а у этих — на щеках да на подбородках. Экое свиномордие! И чем свиноподобней харя, тем отвратнее изо рта несёт.

Ага, можно ручаться: то, чем они злоупотребляют, объедая рудокопов, здоровья не добавляет. Скорее, наоборот.

И вот что примечательно. Из тех шахтёров, что на глазах Кая встречались с охраной, почти ни один не избежал тычков и затрещин. А самого Кая пропускали без рукоприкладства. Верно, потому, что он пока инороден этой системе. Надолго ли?

Хорошо бы, чтобы подольше! Дело в том, что одного из шахтёров... Ну, Кай не уверен, однако трудно исключить... В общем, есть опасение, что его убивали. Кай бы узнал точно, только вот, откровенно говоря... боялся туда посмотреть. Ну, под стеночку барака, куда жертву потом положили.

Чего боялся? Так ясно, чего! И тех уродов-охранников, которые били, но больше — самого вида жертвы. Жуткое дело! Такие вещи невольно примеряешь на себя, и тогда... Короче, трясёт тебя, как лихорадочного, и паникой накрывает, и тело перестаёт слушаться, деревенеет разом. А тебе здесь, в посёлке, с людьми встречаться, первое впечатление производить.

И всем улыбаться, будто последней дряни!

Но ладно, с улыбками повременим. Кай, вроде, и прошёл уже мимо тела, но заставил себя вернуться. Смерти надо смотреть в лицо, а не то она на тебя как глянет! Приближаясь к избитому, чувствовал спиной чьё-то недоброе внимание, а может, и состраху казалось. Внутренние силы в тебе порой весьма изворотливы и легко прячутся за силы посторонние, внешние.

Добрался, склонился. Тут тело зашевелилось, рукавом утёрло расквашенный нос, выплюнуло наземь кровавый сгусток и вдруг устремило в Кая ненавидящий взгляд:

— Чего вылупился, фраер?

— Ничего, просто обознался.

— Да чтоб ты сдох!!!

И так легко сделалось на душе от этого диалога!

3

Электростанцию Кай приметил издали по оглушительному шуму генераторов. Кучу мусора — по запаху, да и вздымалась она выше кровель барачных. Ну, здравствуй, временное пристанище. Чью там койку надо спросить: малыша Глипа?

— Ты на его место? — холодно уточнил дежурный по бараку, сидевший сразу напротив двери. Глаза его были пусты и печальны.

— Ага.

— Вон там, под окошком.

Кай сунулся было к указанной койке, но увидел, что на ней разложены какие-то вещи. Повернулся к дежурному:

— Там занято...

— Нет, — безразлично возразил дежурный, — после Глипа никто не занимал.

— Так значит, он сам ещё не съехал...

— Съехал, — зевнул дежурный, — уже не вернётся. Если что найдёшь — владей.

— А с чего ты взял, что не вернётся? — не понял Кай.

— А с того. Его же хвандехвар сгрыз.

— Серьёзно? Когда, где? — кажется, до Кая понемногу стало доходить истинное значение эвфемизма 'пошёл на повышение'.

— Да на этой самой койке минувшей ночью, — сообщил дежурный.

Прозвучало не то чтобы мрачно, а скорее досадливо.

Похоже, в мыслях о неудобном, но безопасном ночлеге Кай здорово переоценил истинную ситуацию. Незадачливый преемник жертвы старался думать о хорошем.

Подходя к койке Глипа, Кай заметил высаженное стекло в окне: значит, отсюда хвандехвар и залез...

А потом присмотрелся к вещам на койке и впервые с внутренним содроганием понял, что всё это — не просто так вещи. Там...

Рвотный позыв чуть не согнул пополам.

Глип. Это он. Там, в вещах!

Единственное что, настолько аккуратно обглоданный, что одежда так и осталась на нём, причём выглядит тщательно выложенной уголок к уголку. Добротная одежда из неубиваемых спецматериалов. Носки. Штаны. Шахтёрская блуза. А из блузы-то череп скалится!..

Тьфу, аж ком в горле от пронзительного взгляда его глазниц...

Хорошо бы всё это оказалось чьей-нибудь шуткой. Да, злой шуткой, чтобы довести придурочного новичка до истерики. Ты в соплях, они хохочут, и все довольны, даже ты сам... Ведь жуткая штуковина так легко и нестрашно взяла объяснилась, да?..

Но некому здесь хохотать. Некому радоваться твоей панике. Шахтёры — серьёзные люди, не студенты какие-нибудь. И если выдали тебе это место, значит, иного не дадут. Ты на Эр-Мангали, парень. Обойдись-ка без рвоты, без паники, без истерик. Успокоился?

— А чего ж не прибрали-то? — пробормотал Кай едва слышно, обращаясь скорее к себе самому, чем у дежурному по бараку.

И сам себе с жёсткостью ответил: 'Тебе нужно, ты и прибирай'.

4

Что за тварь такая — хвандехвар? Кай о ней впервые слышал, хотя кому бы, как не ксенозоологу Михаелю, владеть вопросом лучше других. Памятуя о своей легенде, не стал задавать дежурному по бараку прямых вопросов. Только поинтересовался: часто ли эти гадины проникают в периметр посёлка и кого-то грызут.

Оказалось, довольно редко: на памяти дежурного случилось не более десятка подобных смертей. Это за те полгода, что парень провёл на Эр-Мангали.

— Всего за полгода? — переспросил Кай.

Дежурный ответил, что полгода на Эр-Мангали срок солидный. Да так зацепился, так заволновался, что красноречие откуда только взялось! Вот что значит попасть на больную для человека тему. Этому важно, что он на планете не новичок. Полгода! Не каждый шахтёр столько протянет.

Знавал он многих, которые и месяца не пережили. Нет, не каждого загрыз хвандехвар. И большинство погибло не в своей койке. Кто в шахте, кто по дороге в шахту. Дороги — они на этой планете самые опасные, особенно когда у вездехода мотор заглохнет. Тогда-то хвандехваров и прочей живности собираются целые стаи: ждут, когда люди их накормят.

А вот если давно не кормят, голодные хвандехвары подбираются к посёлкам, по ночам нашаривают в бараках сонную добычу. Ну, и хрюмсают, если кто плохо лежит.

— А ты сам видел хвандехвара? — спросил Кай.

— Нет, — замотал головой собеседник, — темно же. Но, если хочешь знать, то я его слышал, и даже несколько раз. Такое, прикинь, характерное жадное чавканье. Думаешь сквозь сон, что твой товарищ втихаря от всех жрёт добытый у повара кусок мяса, а наутро выясняется, что это его самого жрали. Впечатленьице, да?

Да, Кая тоже впечатлило.

А ненароком разговорённый им дежурный, исчерпав тему хвандехваров-убийц, уже вываливал на его плечи кучу советов. И довольно полезных, если не отвернуться, а вдуматься. Например, о том, как выбросить кости предшественника, не пачкая рук, и кому можно сбыть не тронутою людоедом одежду.

— Кости из одёжки вытряси в этот тазик, а саму одёжку сложи в стопочку. Аккуратнее! Хвандехвар её не мял, и тебе не след. Не нарушай товарного вида.

— Товарного?

— Ведь сам ты её носить не станешь, как я понимаю?

Кай энергично замотал головой.

— Ну так продай старьёвщику. Соседний барак за электростанцией, спроси Скунса.

— Возьмёт? А если догадается, откуда тряпьё?

— Ясно, догадается. Ну и что с того? У нас принято за мертвецами донашивать. Каждый знает: сегодня ты чужое наденешь, завтра твоё дотреплют. Оно ж дефицит какой-никакой. В шахте, парень, труд не понарошку, там всё на раз приходит в ветхость: инструменты, люди, одёжка та же. Знаешь, как быстро все эти робы протираются до дыр? Что ж ты будешь, голышом вкалывать? Конечно, доносишь за хорошим человеком. Даже коли кровищи на робе, хоть выжимай. А хвандехвар — он пятен крови на одежде не оставляет. Чистоплотный! Сперва, как задушит, всю кровь из жил высосет, а тогда уж грызёт...

А что выглоданные кости малыша Глипа никто не планирует с мало-мальскими почестями хоронить — уж это между строк подразумевалось:

— Видал ту кучу мусора за окном? Вон туда и зарой. Только следи, чтобы тебя самого не присыпало. Лавина в горах, она жуть какая штука, ха-ха...

Напоследок разговорчивый собеседник выдал пару истин экономического плана:

— Между прочим, тебе за койкоместо придётся платить. Сразу тебе этого не скажут, но как долга поднаберётся, придут мордовороты от коменданта. А это ребята такие, они там все с одной луны...

— С Плюмбума-11?

— Вот-вот! В общем, заплатить придётся, не сомневайся. А не сможешь — из посёлка вышвырнут. К хвандехварам, можно сказать, в гости.

Что хвандехвары, что плюмбумы — одна порода. Только хвандехвар (как дежурный сказал?) — чистоплотнее...

— И кафе поселковое бесплатно только первую неделю. Дальше такой долг накрутят, что ой-ой-ой. Особенно как увидят, что человек считать не умеет...

— Я умею, — возразил Кай.

— То ты знаешь, что умеешь. А они скажут, что ты неправильно посчитал, и что ты им сделаешь? То-то. Вышибалы в кафе тоже с Плюмбума. Они на то и вышибалы, чтобы деньгу с клиентов сшибать. Нашего брата шахтёра все дурят...

— Я не шахтёр, а ксенозоолог, — не слишком уверенно вставил Кай.

— Ну, если тебе за ксенозоологию кто-то что-то заплатит, тогда да, — изрёк дежурный. — А коли не найдёшь того, кто заплатит — знать, быть тебе таким же шахтёром, как мы все! — И заржал довольно-таки мстительно.

5

Кто заплатит за ксенозоологию, да и заплатит ли? Ага, ищи-свищи мецената... С этими невесёлыми мыслями Кай вышел на Пикадилли — главную улицу в одноэтажной части Нового Бабилона. А на этой улице из ровного ряда бараков сильно выбивалось огромное несуразное здание под кривоватой вывеской 'Жрачка', за версту распространяющее ничуть не аппетитный мясной запах.

Нет, для кого-нибудь и аппетитный, но вегетарианец Кай за других не в ответе. Себя бы спасти от голодной погибели. А другие и без него справятся. Пустят нос по ветру, попадут в изобильные свиные миры.

Да уж, не промахнутся. Вот оно — то хитрое кафе, о коем предупредил дежурный: в нём новичков первую неделю кормят 'за бесплатно'. Дают нагулять жир.

Ага, но каждого бесплатного клиента записывают и запоминают. Вон там, за стойкой, вон в тот пухлый журнал. Ясно, зачем: чтобы не путаться и не блуждать, когда придёт время вышибать им долги, а заодно зубы и пару рёбер — о них ведь тоже говорил молодчина дежурный, да и не сильно сгустил краски. Бьют!

О том, что так оно и бывает, свидетельствовала громкая похвальба подвыпивших бугаёв за элитным дубовым столом на эстраде, нависающей над общим залом.

Общий-то зал скромно сидел на одноразовым пластике и за одноразовым пластиком: с этакой лёгкой и мягкой мебелью в руках особо не побуянишь. А вот элитному столу, небось, многое здесь позволялось.

Позволялось... И всё же, некая 'печать обречённости', та самая, подмеченная Каем ещё у прохожих на пути к бараку, здесь ещё более явственно лезла в глаза, прямо-таки украшала все лица в зале. Решительно все, без различия столов. Ну ладно, не украшала. Обезображивала. Но что выступало главным эпицентром безобразия, так сразу не определишь.

Может, один на всех нездоровый и тусклый цвет лица? Может -изобилие прыщей? Отвратительная, несвежая, вялая кожа на самых разных щеках — и впалых, и лоснящихся от сытости? Кажется, именно так и должны выглядеть кожные покровы людей, злоупотребляющих мясом в ущерб другим видам пищи. Вот только до чёртиков непросто отделить объективные результаты наблюдений за внешним миром от собственных брезгливых фантазий.

Зайдя в зал, Кай в первый момент застыл в нерешительности — и на призывные жесты бармена тупо не реагировал. (Да, я тупой, вы не знали?). Успел хорошенько осмотреться, пока бармен заревел вголос:

— Парень, да не боись, налетай: задарма! — а глаза внаглую хохотали над новичком.

Кай, всё так же не отвечая, ещё с полминуты потоптался на пороге. Точно ли ему сюда нужно? По правде сказать, есть хотелось изрядно, да вот готовят ли здесь что-то, что Каю подойдёт? Судя по запахам, нет. Судя по звукам, тоже. Приглушённые щелчки со стороны кухни выдавали присутствие там 'мясных шкафов' Оломэ. Значит, исчезающе мала вероятность встретить на ней неосквернённую мясом посуду, традиционных поваров (не 'шкафмейстеров'), или даже обычные печи, мало-мальски пригодные для создания вегетарианских блюд...

Ладно, стоит проверить. Подошёл к стойке, спросил:

— Чем кормите?

— Мясом, — с неприязнью бросил бармен, приготовившийся уже занести Кая в свой пухлый талмуд, и не ожидавший вопросов, — да какая разница, чем, когда задарма:

— А если не мясом, тогда чем?

— Тогда мясом! — припечатал бармен.

— Ага, понятно, — Кай собрался уходить.

— Постой, ты что, странный?— ухватил его бармен за рукав.

Зря подходил так близко. Ну ладно, придётся разговаривать дальше:

— Я не голоден. Просто зашёл поинтересоваться.

— Да ты точно дурик! Запомни: у нас на Эр-Мангали наедаются впрок! Конечно, если хотят выжить.

— Я не настолько хочу выжить, — это было сказано зря. Просто уж больно раздражало, что 'благодетель' у стойки твой рукав удерживает. А ведь цепок, зараза!

— Ты нарываешься? — спросил цепучий гадёныш.

— Нет, — насколько мог безмятежнее ответствовал Кай, а сам прислушивался к происходящему за столом вышибал. Нет, те не рассматривали его поведение как угрожающее, были увлечены едой и собственной беседой.

Из элитариев за дубовым столом громче других выхвалялся детина, чей голос показался Каю неожиданно знакомым:

— А я ему: гони, пала, деньгу! А он ползает у ног: не трогай, мол, я в этом месяце всё нажитое за койку отдал! А я ему сапогом по почкам. А он: ой, ну правда ничего нет! А я ему снова по почкам и говорю так спокойненько: поищи, пала, получше! И что ты думаешь: поискал, пала, ещё поискал — и нашёл! Зажать хотел, мразь шахтёрская...

А ведь это один из попутчиков, распознал его Кай. Из прихваченных с Плюмбума-11. Ишь как быстро выдвинулся: только-только явился в Новый Бабилон, суток не прошло, а уже шахтёров прессует. Что за головокружительная карьера!

Мародёры здесь в цене, не так ли?

— Ладно, — смягчился бармен, видя, что попыток вырвать рукав из его пальцев Кай не производит, — не хочешь — не ешь, я что, заставляю? Только помяни моё слово: ничего другого всё равно не найдёшь. Все едят мясо, и даже веганы придурочные тоже едят мясо — деваться им некуда. Ещё запивают пивом, но пиво покуда не про твою честь, его мы задарма не наливаем. Только каждую шестую кружку...

— Так я пойду? — смиренно спросил Кай.

— Нет, погоди! — забеспокоился бармен. — Я всё-таки должен занести тебя в журнал посетителей. Что зашёл не голодный — твои проблемы.

— Ну ладно, — Кай подбавил в голос тоскливой обречённости и был вознаграждён освобождением рукава. Бармен взялся за свою пухлую тетрадь.

— Как зовут?

— Клаус Кюхенрейн, — не дрогнув, произнёс Кай.

Ага. Ищите меня по имени...

— Паспорт? — потребовал бармен.

Ишь, на слово не верит.

— Ой, а мне пока не выписали...

— Как так?

— У писаря бланки кончились, он сказал завтра с утра подойти...

— Так что ты мне голову морочишь? — взорвался тип за стойкой. — Зачем вообще приходил, когда тебе тут жрать не положено?

— Обознался, — глуповато улыбнулся Кай. Жаль, насмешку поглубже не спрятал.

— Эй, ребята! — это уже сигнал для вышибал.

— Не извольте беспокоиться, я и сам уберусь, — пролепетал Кай на бегу, чудом уворачиваясь от пущенного вдогонку дубового табурета.

А и в самом деле, зачем приходил?

6

Разжиревшие плюмбумы-вышибалы в погоню за Каем так и не бросились. Мелок он как повод оторвать задницу — слава здешней гравитации. Оставалось надеяться, что и лицо его мало кто рассмотрел (а то Новый Бабилон посёлок не крупный, того и гляди, доведётся встретиться — а впечатление уже создано, и кто припомнит, что создано на ровном месте?).

В общем, Кай удачно ретировался из кафе-ловушки на улицу Пикадилли. Правда, не успел отдышаться, как уже кто-то с брезгливой бесцеремонностью сгрёб его за воротник.

— Живой, значит, — констатировал голос Буллита, — Клаус Кюхенрейн, говоришь? — в голосе мелькнула издевка. — Найду, поговорим.

С этими словами Буллит отпустил Кая и шагнул во мглу, сгущающуюся между бараками, где мигом и растворился, будто его и не было.

О чём понадобилось поболтать уголовнику, Чужак его прибери? Чем-то недоволен? Ага, не смог извлечь выгоду из отжатого у Кая голо-паспорта! И от тысячи взятых на баланс юрбургских космоталеров получил одно расстройство, ведь голографические деньги на Эр-Мангали тоже не ходят. Ха-ха-ха...

Впору потешаться над опростоволосившимся бандитом, жаль только, что заработанная Каем шишка у Михаеля в Новом Бабилоне болеть не перестала. И вся судьба пошла наперекос, ведь чтобы тебя допустили в Башню Учёных, мало сказаться представителем важной для посёлка науки. Нужна-таки рекомендация, которая у тебя была, но по милости Буллита пропала. И по которой туда уже прошёл другой человек.

В общем, у Кая к Буллиту свой 'разговор'. Вот только весовые категории не совпадают. Кай негодяя пугнуть пока не может, а у того получается. Сейчас, особо не напрягаясь, взял да изобразил ниндзю: из ничего явился, никуда пропал.

Собственно, гильденстерновому-то светлому разуму событие подвластно. Дело в перепаде освещённости. В тот самый момент, когда Буллит столь загадочно растворялся в межбарачном пространстве, над посёлком зажигались электрические огни — во всей грубой допотопности такого способа освещения. Пикадилли, озарённая десятком фонарей, выдержанных в убогом ретро-стиле, тем вернее погрузила в чернильно-чёрную темень всякую фигуру, желающую незаметно просквозить по переулкам. Дешёвый эффект!

Это всё, что достаточно знать о мгновенном исчезновении Буллита...

Дешёвый эффект, пытался успокоить себя Кай, но спокойствие не приходило. Между прочим, благодаря таким же дешёвым эффектам в окна бараков забирались и прожорливые хвандехвары.

Эх, всякая дешёвка будет эффективна там, где жизнь человеческая недорога. Эр-Мангали... Кажется, лишь сегодня мы более-менее по-настоящему встретились. Хотя есть опасение, главная встреча ещё впереди.

7

Вернувшись в барак приписки, Кай столкнулся с полусотней новых соседей. Пропыленные шахтёры густо обсели все койки, кроме единственной — той, с которой новый хозяин так и не убрал останки малыша Глипа.

Кай поискал глазами недавнего дежурного по бараку, но вдруг обнаружил, что не очень-то помнит, как этот человек выглядел. Нет, примерный-то облик запечатлел, но вот беда: все вновь прибывшие выглядели очень похоже: пустые глаза, печать безысходности на всём облике. Может, Каю стоило спросить его имя? Ну, на всякий-то случай.

Пожалуй, стоило. А то вот парадокс: единственный сосед, известный ему по имени, это тот самый малыш Глип, к которому обращаться уже бесполезно. Ушёл. На повышение.

Да ведь и не только в этом бараке, а во всём Новом Бабилоне: много ли новых имён стало Каю известно? Пожалуй, кроме Глипа лишь единственное: там, на входе, одного из привратников звали Робом. А как же прочий десяток человек, с которым он успел пообщаться? Писарь выдал Каю паспорт и ордер на место в бараке, но остался для него только писарем. Дежурный остался дежурным. Бармен — барменом.

А вот о себе Кай оставил именное упоминание, и даже не одно. Безымянные писарь и дежурный знают его как Михаеля, безымянный бармен — как Клауса, вдобавок опасному проныре Буллиту он, к несчастью, известен как Кай, представившийся Клаусом. Это не считая знающего его под истинным именем Бенито Родригеса, да ещё трёх десятков попутчиков, 'братьев во самосвале' которые тоже наверняка могли...

— Майк, так ты уберёшь эти ошмётки? — обратился к нему совершенно незнакомый рыжебородый рудокоп, и Кай осознал, что его второе имя в этом новом мире прижилось. Помпезного 'Михаеля' с ходу сократили и передали дальше в облегчённом варианте. А вот скольким передали — поди доищись.

— Как тебя звать, друг? — спросил Кай у рыжебородого.

— Рупертом.

— Так вот, Руперт, не волнуйся, я сейчас же всё приберу.

8

И прибрал. Почти бестрепетно вытряхнул кости в тазик, одежду покойного пусть двумя пальцами, но очень аккуратно сложил в стопку на полу. Остался последний на сегодня штрих: вынести тазик на мусорную кучу.

— Скажи, Руперт, нельзя ли раздобыть ещё и лопату?

— А зачем? — поинтересовался спрошенный.

— Зарыть.

— Зачем зарывать? Так брось на кучу.

— Чтобы костями на поверхности не привлечь новых хвандехваров.

Кажется, рыжебородого Руперта раньше не посещала простая мысль, что у захоронения человеческих останков есть и практический смысл.

— А, да конечно, Майк! — и шахтёр засуетился в поисках лопаты, но раньше него справился остроносый Моралес.

Пока польщённый Кай с тем Моралесом знакомился, по бараку из уст в уста уже передавалось: 'Слышали? Этот Майк умный, он знает повадки хвандехваров!'. Людям с печатью безысходности на лбу хоть во что-то бы поверить! И совестно, а всё же приятно.

Ах, если бы к умным и честным глазам Майка прибавить толику знаний! Но, к сожалению, даже название 'хвандехвар' Каю по-прежнему мало что говорило. Да, зубастый кровосос, аппетитно чавкающий в результате успешной охоты, к тому же способный действовать с особо выраженной аккуратностью — это да. Но как эта тварюка выглядит? Как млекопитающее, или как рептилия? Настоящий ксенозоолог знал бы, а вот 'умный Майк' постоянно рискует проколоться.

Впрочем, даже если не знанием, то умом-то Майк наделён, этого не отнимешь. Сумел ведь связать нападение хвандехвара с мусорной кучей. Хотя попробуй не свяжи, если куча — вон она, в разбитом окне виднеется.

— Майк, помощь нужна? — хором спросили Руперт и Моралес, когда Кай с тазом в руках и лопатой под мышкой двигался к выходу из барака. Подлизываются.

— Пожалуй. Если кто-то донесёт лопату, буду признателен.

В итоге оба новых знакомца и лопату поднесли, и могилку в дурно пахнущей мусорной куче сами выкопали Вернее, 'могильник', так его пафосно назвал Руперт. Ну да как бы не назвать, и в чём бы не выкопать, яма всё равно выполнит функцию человеческого погребения. А запахи субстрата упокоению не помеха.

Сперва лопатой работал Руперт, а Моралес поучал. Дескать, надо рыть так, чтобы всё не обрушилось. В какой-то момент раздосадованный Руперт вернул лопату хозяину, и с тех пор Моралесу пришлось горбатиться и самому слушать инструкции.

Мыслитель Майк, пока они работали, успел уйти в себя и вволю там побродить. Ибо первоначальная идея Кая, о которой он и не думал кому-либо сообщать, касалась не защиты от хвандехвара, а скорее, возможности похоронить Глипа по-человечески. То есть непременно в яме и с молитвой за упокой. Ксенозоологу, конечно, достаточно и ямы. Но...

Да уж, надо всё-таки быть ксеноисториком, чтобы без усилия понимать исходное назначение могил, именно дабы не позволить похороненному вернуться в мир живых. Не хвандехвару, а самому малышу Глипу важно понадёжнее перекрыть дорогу. И если яму Руперт и Моралес выкопали самую настоящую, то и молитву по умершему Кай произнёс вполне годную, правда, исключительно в мыслях, без озвучки. Мол, упокойся с миром, пожалуйста, не тревожь мира живых.

А что, вполне пристойная молитва по канонам культуры Сид. Вот только рвотные позывы из-за распространяемых мусорной кучей ароматом сбивали с настроения всякий налёт благостности. Будь он хоть немного сыт — вывернуло бы наизнанку, да и так он украдкой сплёвывал подступающую к горлу брезгливо-ядовитую желчь.

Вернувшись к своему расчищенному месту в бараке, Кай думал, что ни в жисть не уснёт в помещении, полном шахтёров и их несвежих запахов, да ещё на голодный желудок, да ещё на койке, где ночь назад пировал хвандехвар. Брррр. Но зря опасался — провалился в сон, едва прикоснулся головой к бурому и растрескавшемуся от времени пластику лежанки.

Проснувшись, заметил, что и голод с прошлого дня подутих. Как бы этим ощущением не обмануться, ведь объективная нехватка питания рано или поздно даст о себе знать. Спать на чёрт-те-чём Кай уже примудрился, отринув предрассудки. Может, он точно так же приспособится и поглощать всякую мерзость?

Что ж, может быть — когда-нибудь. Но пока попробует по-своему.

9

Весь следующий день Кай потратил на систематическое знакомство с Новым Бабилоном. Посёлок не так уж велик (далеко не город, ага!), да и новичкам ходить позволено далеко не везде, так что разрешённую часть здешнего 'Бабилонского царства' удалось обойти полностью.

Посещать другую, более фешенебельную часть, не то чтобы кто-то специально запрещал. Просто её отделяла внутренняя стена — совершенно глухая, без малейшего окошка или тем более калиточки с турникетом и вахтёром, у которого можно было бы дождаться словесно выраженного запрета. К тому же внутренняя стена возвышалась над внешней метра на два-три. Да и силовое поле над ней выглядело на порядок интенсивнее — так и сияло на фоне затянутого тучами неба.

Видать, кому-то из-за загородки очень уж не хотелось наблюдать смурные физиономии шахтёров и наглые хари гнобящей их плюмбумической охраны. Ещё бы: Каю тоже бы не захотелось.

Что там, за высокой стеной? Башня Учёных, административные строения, элитная казарма — всё это из-за неё более или менее явственно выглядывало. К ним стоит добавить площади, сады и фонтаны, которые Кай не встретил, а нафантазировал — пусть и с опорой на знание об обычной планировке колониальных посёлков.

В какой-то момент пришлось себя одёрнуть, а то фонтан с четвёркой бронзовых фигур предстал пред внутренним взором настолько явственно, что даже послышалось журчание воды и дохнуло привольной свежестью. Стоп! Нечего прельщаться уютными картинами, а то на контрасте с неуютными и вовсе-то жить расхочется!

Какие такие бронзовые фигуры? Из-за стены и самого фонтана-то не разглядеть, может, и нет его. А что четвёртая фигура оплавлена выстрелом из лучемёта — и вовсе не факт. Начнёшь потакать собственным выдумкам — и не то примерещится.

Проведя с самим собою воспитательную беседу, Кай перестал подменять восприятие воображением. Теперь он видел только то, что видел. Вернее, то, что разрешили проектировщики внутренней стены посёлка.

В основном эта разрешённая часть поселковых пейзажей представляла бараки, ещё бараки, три углеводородные электростанции, четыре конические кучи мусора, бараки, гаражи для вездеходов, две казармы для охранников, снова бараки, извращённый колониальный шик улицы Пикадилли, опять бараки, вид издалека на Башню Учёных, бараки, небольшой и вовсе небогато выглядящий рынок с претенциозным именем 'Чипсайд', склады, пару канав, сообщающихся с лужей, бараки, площадь, изрядных размеров лужу перед пустой прогнившей эстрадой, бараки, вид с эстрады на Башню Учёных и несколько трёхэтажных каменных зданий, казарму, элитные двухэтажные бараки, снова просто бараки, небольшой то ли цирк, то ли стадион с непонятно зачем утопленной вглубь ареной, бараки, третий вид на Башню Учёных, бараки — ну и всё в том же роде.

Изучая посёлок, приятно было воображать себя праздношатающимся туристом. В этой роли Кай по жизни чувствует себя особенно уверенно и свободно, а здесь — и Высший разум бы посоветовал добавить в поведение толику непринуждённости. Как будто с Эр-Мангали можно в любой момент стартовать на любом планетолёте, какой подвернётся. Самообман, конечно, но иногда полезный. Развивает наблюдательность, это раз. Придаёт внешнее сходство с людьми сильными, это два. Ну, и способствует творческим находкам, это три.

Впрочем, в нынешнем осмотре достопримечательностей Кай не пытался ни себя показать (плюмбумам как раз лучше бы не показывать), ни фонтанировать новыми идеями (кому это здесь на кой сдалось?). Вот на наблюдательность уповал — это таки да.

Две вещи он искал целенаправленно. Первая — представительство Службы безопасности колонии в Новом Бабилоне. Раз уж Родригес — человек на Эр-Мангали не последний — предложил его там найти, то надо найти. Долгий разговор, о котором он заикнулся, уж верно, представит обоюдный интерес. Время для такого разговора, по ощущениям Кая, ещё не приспело, но подготовиться-то не лишне. Чтобы за час до условленного разговора впервые не задаваться вопросом, где бы сыскать Бенито.

Ну а вторая цель Кая — найти что-нибудь поесть. По правде говоря, так уже хотелось, что просто невмоготу.

С первой задачей Кай справился играючи. Поскольку он обошёл все здания в доступной части Нового Бабилона, то не мог пропустить и скромного домика без особенной вывески, но с подозрительно сонным часовым-латиносом, примостившимся на крыльце. Вот оно, подсказала интуиция.

Да и не в том странность, что тип в охранничьей форме прилёг отдохнуть по пьяной лавочке. Будь он хоть отдалённо похож на плюмбума — вопросов бы не возникло. Но этот не был похож на плюмбума. Скорее напоминал мастера боя в расслабленно-собранном состоянии оперативной готовности. Стоит чему случиться — уж этот-то сумеет отреагировать так, чтобы случилось оно иначе.

Выяснить у сонного латиноса, не Бенито ли он сторожит, Кай с первого раза не решился. Такой ведь пальцем ткнёт, и ты не жилец. Поспрашивать у случайных прохожих — привлечёшь лишнее внимание. Станут судачить, а кто это разыскивал начальника безопасности? Ни Каю, ни Родригесу не надо таких разговоров.

Что ж, ещё погуляю, сделал вывод Кай. Он прошёл мимо домика через час, потом ещё через полтора. Латинос всё так же дремал, даже позу сменить не удосужился. Полно, да жив ли он? На каждого ведь мастера боя бывает своя незащищённая пятка... Да нет, дышит. Умер бы — не дышал.

Пока Кай раздумывал, колебался и замирал в нерешительности, из домика на крыльцо вышел ещё человек и, надо же, оказался водителем Олафом. Из того, самого первого вездехода.

Тут уж все сомнения развеялись, как облачко пара над чемпионом по задержке дыхания. Кай решил подойти к Олафу, и тут увидел, что у спящего латиноса оба глаза широко распахнуты и, не мигая, щекочут взглядом его переносицу. А ведь Кай не совершил ни движения в сторону крыльца, только и того, что решил это сделать.

Раз уж латинос оказался настолько настороже, пришлось обратиться к нему, а не к Олафу. Кай спросил, здесь ли находится нью-бабилонский штаб службы безопасности.

— Ты наблюдателен, — похвалил латинос, — хотя на это здание укажет всякий. Даже новички, и те в курсах, — ага, за похвалой без промедления последовала насмешка.

— А есть ли сам Бенито?

— В отъезде. Завтра должен быть.

Вот и замечательно. Кай лучше зайдёт завтра. Заодно к долгому разговору попробует подготовиться.

10

А вот задача поиска съестного Каю не покорилась.

Вроде, и начало было многообещающим. Прежде, чем отправиться на свою обзорную экскурсию, Кай совершил выгодную сделку. Доставил старьёвщику в соседний барак тряпьё покойного Глипа. На вырученные деньги — три бабилонских ксерокредитки с мелочью — он надеялся раздобыть хоть ну чего-нибудь.

Увы. О том, что кафе 'Жрачка' на Пикадилли — абсолютный монополист в Новом Бабилоне, Кай и раньше догадывался. Но не думал, что всё настолько уж грустно. Оказывается, однотипных 'Жрачек' здесь целая сеть. Иного же кафе в одноэтажной части посёлка попросту не нашлось. Страшно и подумать, что держатели 'Жрачки' сделали с конкурентами, благо, имели убедительные неэкономические рычаги.

И раз уж все 'мясные шкафы' собраны в одном гнезде, то никто и не станет морочить себе спину разнообразием меню. Зачем, коли всё сожрут и так? Между прочим, из четырёхсот блюд, гарантированных технологией Оломэ, в Новом Бабилоне готовили только пять — самые примитивные, без маломальских изощрений. Надо ли говорить, что разнообразия, требующего выхода за широкие возможности 'мясных шкафов', здешний монополист и в умишке-то не держал. Жри, что положили, а нет — хоть сдохни. С подтекстом: куда ты денешься? Деньги за жрачку всё равно принесёшь нам. Их попросту некому перехватить. Конкуренты сдохли.

Заведения, где просто наливали спиртное — те попадались (на той же Пикадилли), но специальные объявления предупреждали: закуска с собой. Или предлагали платную доставку всё тех же мясных блюд из 'Жрачки'.

В общем, из вегетарианцев здесь выживет лишь тот, кто пьёт, как ест.

Но, может, Кай просто чего-то не учёл, не до конца высмотрел? Надейся.

Неловко спрошенный прохожий издевательски заржал:

— Тебе салата из овощей захотелось? Или хлеба из злаков? Ну, этакое добро только дармоедам из Башни Учёных подают на золотых блюдечках. Жаль, в дармоеды теперь принимают не всякого. Я бы и сам к ним пошёл, парень, да вот беда, чтобы не работать, долго учиться нужно...

На рынке Чипсайд лишь один пекарь торговал булочками. Кай приценился — выходило, что самая маленькая из булочек тянет как раз на три ксерокредитки. Допустим, он купит её и съест, что дальше? Ведь даже в первом приближении голода не утолит, а ресурс истратит.

— А что, покупают? — спросил у Бейкера-пекаря.

— Да кой чёрт их покупает! — выругался тот.

— Так отчего бы цену не снизить?

— А оттого, умник, что и эта цена для меня разорительна! — процедил пекарь сквозь зубы. — Откуда мне муку брать? Из других звёздных систем завозить? Чёртовы недоумки...

— Не кипятись, я просто хочу понять. Разве на Эр-Мангали не развито земледелие?

— Кой чёрт оно будет развито, — пуще прежнего взъярился Бейкер, — когда на хлебных полях колонии всякие умники зомбяков жгут! — сказал о зомбяках и тут же по сторонам зыркнул: никто ли не спешит притянуть его к ответу за панику.

А Кай тут же вспомнил огнемёты и пышущий жаром факел, приближавшийся к деревянному мостику: да уж, знакомая тактика. Выжигать заразу на корню, невзирая на потери. Кто-то не слишком озабоченный практической жизнью отдаёт такие приказы.

В основном же продуктовые ряды Чипсайда торговали свининой, говядиной, тушками незнакомых Каю местных животных, да ещё сушёной рыбой. Этой рыбой, между прочим, весь рынок и провонял — она там висела повсюду. Торговали ею не местные, а представители другого посёлка колонии, именуемого Новым Джерихоном. Загорелые джерихонцы в широких цветастых шарфах составляли чуть ли не треть всех торговцев Чипсайда, держались они скромно, местные на них скрипели зубами, но не задирались. Небось, потому что понимали — одного тронь...

Рыба шла недорого, её-то бабилонские шахтёры и покупали, за три ксерокредитки можно было натолкаться так, что рыбьи хвосты из ушей полезут, но Каю-то что с того: по непонятным для других причинам он никакую фауну не мог воспринять как съедобную.

Да, сложно со мной, молчаливо признал Кай. И не вам, добрые джерихонцы, составить решение моей запутанной проблемы. Увы, мой способ питания никак не совместить с образом жизни ссыльного на Эр-Мангали. Только с погибелью во цвете лет. Может, это повод пересмотреть способ питания? — честно спросил он сам себя. Но запах такая честность имела тухловатый. Или показалось?

Показалось, или нет, а ориентироваться придётся лишь на свои собственные ощущения. Заранее ясно, что кого не спроси в этой колонии, они даже сути затруднения не поймут. Жри себе, что дают, и живи сто лет — какие проблемы?

А что говорит Каю его внутренний голос? Голос пока рассуждает.

Положим, и правда есть смысл взглянуть на ссылку как на испытание, которое делает тебя сильнее путём вынужденного преодоления внутренних ограничений. В тебе стоял ограничитель на жратву некоторого типа, усиливающая тебя ссылка этот ограничитель сломала, и ты, сильный, как никогда, отныне способен пожирать всякую дрянь, на какую тебе укажут...

'Укажут' — в этом-то глаголе и припрятана хитрая ловушка. Указывают — не сильным. Указывают послушным. А к послушанию ли Кай предполагает стремиться? Нет, тысячу раз нет! Кай действительно хотел бы сделаться сильнее, но не в том смысле, чтобы превратиться в сильное орудие, готовое к использованию любыми зарвавшимися подлецами.

Отсюда вывод: итогом испытания не должен быть взлом твоего прежнего мировоззрения. Ты должен обрести иную силу — ту, что поможет ему устоять. А раз так, и перед лицом голодной смерти не снисходи к негодной пище. Помни, жадная сила голодного хвандехвара — не твоя сила. Жди прихода силы человеческой. Конец мысли.

11

Вечерком рассуждение Кая о способе питания получило продолжение. Новую серию он посвятил работе. Тоже ведь проблема из тех, которые не объедешь. Ибо мало определиться с едой, надо будет на неё как-то зарабатывать. А... как?

Неужели всё-таки придётся отправиться на шахту? Ни желания, ни способностей к труду рудокопа Кай в себе покамест не обнаружил. И, хоть сильному герою надлежит себя преодолеть и заставить, но ещё в прошлом рассуждении ему стала ясна красная цена подобной послушной силе. С другой стороны, сдохнуть ради счастливого права на ленивое бездействие — перспективка тоже невесёлая. С третьей стороны, прокормит ли его шахта, даже если вдруг захочет на ней трудиться?

— Нет, жидковат ты для работы на шахте, — придирчиво заметил Моралес. — Извини, конечно.

— Такие у нас загибаются в первые месяцы работы, — поддержал его Руперт.

— Безнадёжно, — кивнул вчерашний дежурный по бараку, которого звали Дьюи, как узнал заново раззнакомившийся с ним Кай. — Только не на шахту.

— Так что же вы посоветуете?

Соседи по бараку призадумались. Задумался и Кай, но ничего конструктивного не намыслил. Получалось, единственным, ныне упущенным шансом выжить в Новом Бабилоне была Башня Дармоедов. Так что, и не пытаться, коли шанс упущен?

— Нет, ну можно, конечно, пойти на рынок наёмным торговцем, — предложил Руперт, — но только у них всё схвачено с отпетым ворьём, новичков там всегда обсчитывают, потеряешь больше, чем заработаешь, а как отдавать? В итоге, если сам никого не подсидишь, попадёшь шестёркой в одну из банд, а нет — так и порешат.

— Ещё некоторые батрачат на фермеров, — припомнил Моралес, — надеются даже открыть своё дело, но если ты не с аграрной планеты, прогоришь сразу. Да и охраняют батраков на порядок хуже, чем шахтёров. А работа всё больше в открытом поле, туда и зомбяки набегают, и хвандехвары, и чёртовы лютоволки...

— Лютоволков не бывает, — поправил Руперт.

— Чёртовы твари бывают всякие, — рассудительно возразил Моралес.

— А я думаю, Майк, — сказал Дьюи, — спешить тебе никуда не след. Ты ведь специалист по чёртовым тварям, а это редкость, самая свинячая редкость! А раз так, то тот, кому надо, сам о тебе разузнает, сам предложит, останется не продешевить... — он задумался, покачал головой, — хотя, знаешь, хватайся за первое предложение. Второй раз у нас всё равно не предложат.

Дьюи будто глядел в воды Широкого Рейна.

Тем же самым вечером барак Михаеля-Кая посетило какое-то поселковое начальство в сопровождении двоих рядовых охранников. Было оно довольно-таки тучным, до отвращения сытым, но с цепким взглядом, и по-видимому, являло собой переходную форму между зажравшимися плюмбумами и людьми интеллигентными.

— О, это Флетчер, сам Флетчер к нам пожаловал, — послышались шахтёрские шепотки. — Верно. Он. Может, и к добру.

— Эй, кто здесь Майк Эссенхельд? — небрежно поинтересовалось это местное божество.

— Я, — вымолвил Кай, причём голос предательски дрогнул на этом единственном коротком слове.

Хотя уж ему-то к чему тушеваться, раз до сих пор не удосужился прознать, кто таков из себя этот Флетчер? Может, дело в том, что неопределённая угроза воспринимается страшнее, а неведомая власть авторитетнее?

— Мне передали, ты разбираешься в хвандехварах.

— Да, — твёрдо сказал Кай. Врать, так беззастенчиво.

— Тогда у меня к тебе будет поручение.

— Я вас слушаю.

— Дело в том, — Флетчер искривил пухлые губы в недовольной гримасе, — что наш посёлок подвергается систематическим нападениям хвандехваров на шахтёрские бараки. Малыш Глип — не первая жертва, ты, наверное, уже в курсе, — Кай на это кивнул, а Флетчер вёл далее. — К сожалению, ввиду того, что твари нападают под покровом ночи, застигнуть их на горячем ни разу не удалось. Следственные действия в утренние часы также показали свою неэффективность. Посёлок прочёсывали, когда тварей и след простыл! И это продолжается без малого десять лет! — Флетчер, возвышая голос, обернулся к сопровождающим его охранникам типичного плюмбумского вида, его глаза чуть не метали молнии, вводя держиморд в оторопь...

Хотя кто, как не сам Флетчер может быть виновен в десятилетней безрезультатности действий своих подчинённых?

— То есть, вы хотите... — Кай попытался заполнить повисшую паузу.

— Я хочу положить край! — жёстко перебил Флетчер. — Я в курсе, что хвандехвары — такая пакость, которая раз повадится и больше не отстанет. Я уверен, что все эти годы действуют одни и те же особи, которые неведомо как перебираются через поселковую стену и совершают однотипные акты людоедства. Так вот, ваша задача-минимум: обнаружить и перекрыть их лазейки. Задача-максимум: обезвредить самих особей. Во взаимодействии с моими людьми, разумеется! — добавил он, оценив тревожное изумление на лице Кая, подумавшего, грешным делом, что от него ждут удушения хвандехвара голыми руками.

— С кем я могу обсудить прошлые случаи нападений? — сориентировался Кай, когда высокопоставленный гость уже явно засобирался обратно.

— С Годвином и Мак-Кру, — бросил Флетчер, — я распоряжусь, чтобы они тебя приняли и оказали содействие.

— Ещё вопрос. Могу ли я воспользоваться поселковой библиотекой для пополнения знаний о хвандехварах?

— Нет! — отрезал Флетчер. Позже Каю растолковали, почему: единственная библиотека в Новом Бабилоне расположена в Башне Учёных. А уж туда не имеет доступа не то что какой-то там ксенозоолог Майк Эссенхельд, но даже сам Флетчер.

Да-да, Флетчер не всесилен. Ведь он начальник охраны не всего Нового Бабилона, а только того неблагополучного района, где хвандехвары творили людоедство.

Когда шаги высокого посетителя перестали тревожить дощатый пол примолкшего барака, первым из соседей-знакомцев Кая заговорил Моралес:

— Ну видал? Твоё дело само собой решилось.

Дьюи добавил:

— Теперь выслужишься перед Флетчером — попадёшь в охрану. Подумаешь, оружия в руках не держал: да среди них половина до сих пор не знает, с какой стороны бластер заряжать, лишь кулаками махать горазды.

И Руперт улыбнулся заискивающе:

— Майк, ты ведь не забудешь нас, если что? Я в тебя сразу поверил...

— Да погодите вы поздравлять! — в раздражении перебил Кай. — Чтобы выслужиться, у меня пока не всё готово.

Осталась сущая безделица: найти, поймать и обезвредить кровожадных тварей.

Глава 6. Знай,

или Пытливый ум, ответственный за умножение скорбей

1

Внезапный визит Флетчера раскрыл Каю глаза на кой-какие особенности его попыток адаптации в Новом Бабилоне. Особенности те, что незаметно для себя самого он изо всех сил сопротивляется вхождению в здешнюю систему. То-то до сих пор и не выяснил, кто есть Флетчер. Чего, мол, выяснять, если он всех флетчеров посёлка в гробу наблюдал?

Опасная штука высокомерие. Можно и не заметить, как доиграешься, ведь другим твоё высокомерие виднее, чем тебе самому. И хоть многим бывает не по нраву начальство, но заносчивые критики из среды новичков отвратительней стократ.

Итак, Кай заставил себя прояснить у соседей по бараку властную структуру посёлка. Оказалось, она довольно-таки несложна. Ну, если смотреть глазами шахтёра.

Главный во всём шахтёрском районе — конечно, Иоахим Флетчер. Должность его называется Начальник внутренней охраны внешнего периметра — как-то так. Исходя из того, что шахтёрские бараки по отношению к фешенебельной части посёлка далеко не внутри, название должности более чем понятное.

Флетчеру же напрямую подчиняются такие структуры, как Служба патрулирования (там в начальниках жирный Олбрайт), Коллекторская служба (там в начальниках тощий Клинт), Охрана рынка (под началом О'Райли), Охрана гаражей (за неё отвечает Барбер), две казармы (Чужак знает, кто там сейчас верховодит), Гладиаторская арена (это её Кай принял за маленький стадион, а управляет ею некто Паук), Следственный отдел (под совместным руководствомГодвина и Мак-Кру), Оперативная судебная комиссия по делам шахтёров (где главный — судья Тетчер), а ещё Временная комиссия по упорядочению коррупции, которую возглавляет каждый, кому не лень, и лишь до тех пор, пока совсем не зажрётся.

А ребята на воротах? Нет, охранники ворот Флетчеру не подчиняются. Ворота, стены, вышки на стенах, подъездные пути, мост — всё это уже в ведении Брика Уоллеса, Начальника охраны периметров. Они с Флетчером, вроде, в одном чине, но всё же Уоллес главнее, 'наш перед ним ходит на задних лапках'.

Есть ещё Начальники охраны шахт, в каждой шахте он свой. В Ближней шахте, например, за главного Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро. Каждый бабилонский шахтёр обязан выучить наизусть эту непростую фамилию. Иначе никак. Но некоторые не учат. Отчего не учат? Ну, думают, Ральф Стэнтон этого Мендосу всё-таки выгонит.

А кто такой Ральф Стэнтон? Само собой, начальник Мендосы. Там, на Ближней шахте. Так Мендоса всё же не самый главный по шахте? Само собой, главный. Латиносы сейчас кругом самые крутые и наиболее главные. Но Стэнтон, ясное дело, главнее. Он там, на шахте, всем заправляет. А Мендоса — так, по охране. Но уважать его всё-таки надо, потому что охрана на шахте самая ведь главная. Да и поставлен Мендоса не кем-нибудь, а самим Флоресом, главным на весь посёлок и вообще планету. Так что, Стэнтон его выгнать всё-таки не сможет? Почему не сможет? Выгонит. Он его ни в грош не ставит, Мендосу-то. А как же Флорес? А с ним Стэнтон договорится. Ну, может быть.

В общем, разобраться в запутанных властных отношениях на Ближней шахте Каю так и не удалось. Пока сам там не побываешь, не прояснишь.

Зато это и всё, что простой рудокоп должен знать о своём начальстве.

— Как всё? — поразился Кай. — А там, за внутренней стеной, в главной части посёлка? Ведь туда, наверное, столько всякого начальства нагромоздилось, что и не сосчитать...

— Ага, не сосчитать, — хихикнул Моралес. — Но зачем считать, если нам они никогда не встретятся?

— Ни в нашу часть посёлка, ни на шахту люди оттуда никогда не показываются, подхватил Дьюи. — Может, они и начальники наших начальников, но нам о том думать не обязательно. Пусть лучше у Флетчера голова пухнет... — он мстительно хмыкнул.

— Нет, ну имя самого-то главного помнить и нам не мешает, — рассудительно возразил Руперт. — Зовут его Флорес, ну тут-то и ты в курсе. Вся планета Эр-Мангали у него в кулаке. Вот только никто из нас не в курсе, как он выглядит.

— Тоже мне секрет! — Дьюи понизил голос. — Флорес латинос, и этим всё сказано. Выглядит примерно, как Моралес, только, наверное, здорово постарше.

— Да я видел Флореса! — возмутился Моралес. — На меня ничуть не похож! А ты не знаешь — не выступай! А то если от меня не получишь, так тебя уроют люди от Флореса, уж они это славно умеют, вышибалам из 'Жрачки' до них расти и расти... — назревала перепалка, и Кай поспешил сменить тему:

— А что вы скажете о Службе безопасности колонии?

— Да что про неё скажешь? Ни на что она не влияет. Вообще! — пожал плечами Руперт. — Эту службу все в виду имели, понятно?

— Что, серьёзно? — такого ответа Кай не ожидал.

— Дело в её начальнике, — пояснил Дьюи. — Просто этот Беньямин Родригес — какой-то чудак придурочный. Начнёт говорить — у всех уши вянут. Организовать свою службу тоже толком не способен. Его никто не уважает. Давно бы заменили, просто у Флореса латиносы завсегда в фаворе. Их только тронь...

— Вот и не трогай, — посоветовал Моралес, — а Бенито — да, человек странный. Может, чуток умом тронулся. Но парень-то он хороший, здесь многие гораздо хуже, я точно говорю. Поставят другого на его место — сами же первые взвоете!

— Это точно! — не смог не согласиться Дьюи.

2

К Годвину и Мак-Кру — следователям поселковой охраны, Кай явился на следующий же день после беседы с Флетчером. Разыскал их обоих в уютном кабинете на втором этаже казарм охраны. Со всею наивностью кабинетного учёного обратился к коллегам за советом. Ага, сейчас!..

Общий совет такой: получше их ищи, малец, этих пакостных тварей! А отыщешь — так покрепче бей.

Годвин, апатичный тип с одутловатым лицом, уставший от хвандехваров, их постоянных жертв, собственных следственных действий, от Нового Бабилона и Эр-Мангали в целом, а более всего уставший от Кая, едва только его завидел — Годвин попросту ленился отвечать, а, отвечая, ленился думать.

Вспыльчивый алкоголик Мак-Кру не ленился, но зато злобился по пустякам, а подходящий пустяк для озлобленности навек создала обязанность отвечать на дурацкие вопросы. А что, Кай виноват, что не дурацких ему на ум не приходило?

Поспрашивал о конкретных обстоятельствах дела.

Из ответов обоих следователей проистекало, что хвандехвары в посёлок попадать не должны. Уж какими бы прыгучими ни были твари (ага, выяснилось, что у них довольно сильные задние ноги!), но поселковой стены им не одолеть. Там пять метров одного лишь гладкого бронепластика, а выше — заслон из силового поля. Генераторы поля настроены так, что любое тело, достигающее гребня стены, гарантированно отбрасывается назад. И генераторы не выключаются, урчат круглосуточно.

Бывало ли, что какой-то генератор выходил из строя? Да, бывало. Но нападения хвандехваров происходили в другие дни. Мак-Кру, в отличие от некоторых, не дурак, Мак-Кру такую версию проверял первым долгом.

А нигде ли в нижней части стены не нарушена целостность пластика? Нет, но для особо тупых готовы повторить: целостность пластика нигде не нарушена. Ещё вопросы?

А проходы в стене? Проходы хорошо охраняются. В ту часть посёлка, где совершены людоедские нападения, ведут лишь одни ворота. Которые у моста. Может, людей там охрана допрашивает и не сильно придирчиво, но хвандехвар незамеченным точно не проскачет. К тому же на ночь ворота запираются, и над ними включается такой же генератор, как и везде на стенах.

А другие ворота? А другие — в богатой части посёлка. В той, где Новый Бабилон похож-таки на Бабилон. Оттуда к нищенским баракам прямой дороги нет. Чтобы пробраться в бедный район, хвандехвар навряд ли будет двигаться через богатый, гораздо лучше охраняемый. (там даже рядовые охранники — мастера боя). Да и на внешних воротах там очень сложный пропускной механизм — животное не осилит.

Значит, внутрь посёлка накануне нападений животные не попадали? Совершенно верно. Но если не попадали, но нападали, то получается, что они находились в периметре Нового Бабилона? Нет, это не так. Следствие не наткнулось ни на какие следы пребывания тварей в посёлке в долгие периоды между нападениями. И ведь после каждого людоедского пира хвандехваров неизменно ищут, но не находят. А ищут тщательно. Поисками уйму раз занимался лично Мак-Кру. Раз не нашёл, значит, не было.

Подытоживая услышанное, Кай вознедоумевал:

— Но, господа следователи, что же получается: хвандехвары не могли проникать в посёлок непосредственно перед нападениями на шахтёров...

— Никак не могли, — подтвердил Годвин.

— ...но также они не могли пребывать в посёлке заранее...

— Верно, — согласился Мак-Кру.

— ...но тогда получается, хвандехваров не было...!

— Не было! — кивнул Годвин.

— ...и они не могли совершить всех этих людоедских нападений!

А вот на это умозаключение Мак-Кру счёл нужным с негодованием возразить:

— Да как же не могли, когда совершили?

— Но как же вы объясните...

— Объяснять — твоя задача, — напомнил Годвин. — Это тебе, а не нам загадал загадку Флетчер. Потому и загадал, что нам непонятно.

— Да, конечно, — смешался Кай.

Задача его личная, никто не спорит. Но ведь должен же он в её решении опереться на какие-то факты... Хоть на что-нибудь помимо собственного чистого разума! Может, в протоколах следствия...

— Протоколы следствия мы не вели, — покачал головою Годвин.

— Но как же так...

— У нас память хорошая, — отрезал Мак-Кру.

На последний эпизод с гибелью Глипа — допустим. Но ведь не на все же предыдущие! Задним числом вряд ли припомнишь, сколько было самих смертей.

Ну, раз нет протоколов...

— Может, мне стоит ещё раз опросить стражу на стенах и воротах? Ну, которые дежурили в ночь смерти Глипа. — при словах 'ещё раз' Годвин и Мак-Кру переглянулись, так что Кай понял: не было никакого первого раза. Зачем следователям кого-то опрашивать, если протоколы они не ведут?

— Ты вот что пойми: стража на вышках и у ворот — не нашего подчинения. Им перед Уоллесом отчитываться, — с усталой гримаской проговорил Годвин. — Нам с Маком они, по доброте душевной, допустим, что-то рассказали (не под протокол, понял?), а ты-то им кто? Выскочка с подачи старика Флетчера, который и сам им не указ.

За этот ответ Кай поблагодарил с особенным чувством. Честно ведь отвечено.

Но где бы добыть недостающих фактов? Может, наутро по смерти Глипа люди о чём-то судачили? Может, по посёлку разошлись какие-то необычные слухи?

— Слухи были, но глупые, — сказал Мак-Кру. — Их наша следственная группа слушать не стала, и тебе не советую.

Уже понимая, что Годвина и Мак-Кру на много ценной информации не раскрутишь, Кай попытался прояснить выходы на другие источники. Однако саму идею обратиться за сведениями к третьим лицам следователи встретили в штыки, точно как ранее не одобрили повторное снятие свидетельских показаний.

— А не проводила ли своего расследования Служба безопасности колонии? — ввернул Кай гипотезу, которую и так собирался проверить, — может, Бенито Родригес поделится сведениями?..

— Ну, если Бенито собирал ценные сведения, то лучше бы ему не позориться! — Годвин расхохотался, и Кай понял, что пренебрежительный тон в отношении его знакомца для Нового Бабилона скорее правило, чем исключение.

И дело не в особом мнении тройки невежественных шахтёров. Есть корни посерьёзнее. Быть может, в конкуренции разных охранных служб? Но и сей уровень вопроса мелковат. В конфликте явственно затронуто мировоззрение...

По ходу беседы со следователями Кай учился. Но и собеседники к нему присматривались.

Напоследок он стал задавать вопросы поумнее прежних, но достиг обратного эффекта. Его медленно понимали и начинали подозревать в скрытой насмешке. Так, едва ли стоило выяснять у Мак-Кру, какими методами он определял отсутствие в посёлке затаившихся хвандехваров. Заранее ведь ясно: методом визуального осмотра. Не самый надёжный из методов, но здесь-то Эр-Мангали!..

— То есть, охранники просто ходили по посёлку и всюду заглядывали невооружённым глазом?..

— Вздор! — вышел из себя Мак-Кру, когда Кай такое предположил. — Чтоб ты знал, охранники Нового Бабилона вооружены по последнему слову!

Ага, бластеры у них на поясе болтаются. Но ведь Кай говорил о другом! Он не стал настаивать на первоначальном смысле и поблагодарил следователей, выговорив напоследок право ещё у них появляться. Поскольку это право и без того было дано их начальником Флетчером, Годвин и Мак-Кру возражать не стали, но сам вопрос их самолюбию польстил. Делаю успехи, решил про себя Кай.

Только этих успехов он и добился.

3

В тот же день Кай попытаться навестить и Бенито. Имел уже пару подходящих поводов. Оба 'не для протокола'.

Кому, как не начальнику Службы безопасности, должно владеть всей полнотой информации по нападениям хвандехваров? Вдруг да узнаешь что-то новенькое.

Да и напомнить о себе не лишне. И ведь некоторое участие в судьбе Кая Родригес уже принял, его советы оказались очень к месту.

А ещё хотелось опровергнуть уничижительные оценки соседей по бараку. Бенито — чудак? Бенито — растяпа? Бенито ничего не способен организовать? У Бенито не бывает ценных сведений?

Кай чувствовал, что легко убедится в обратном. Но не мог и совсем игнорировать критику. Тем более системную, многоаспектную, полную страсти.

В этот день Каю никого не попалось на крыльце. Ни дремлющий охранник, ни водитель Олаф не стали его отваживать от проникновения в скромное одноэтажное здание. Правда, войдя, Кай застал двоих изнывающих от скуки латиносов — давешнего сонного охранника и ещё одного, постарше.

Дверь в кабинет Бенито ему показали, после чего долго наблюдали, как он в неё стучится. Не удосужились предупредить, что шефа там нет.

— А скоро ли будет Бенито?

— Вряд ли, — покачал головой старший латинос, — он здесь нечасто появляется. Умотает куда-то на весь день, а мы дежурим.

От нечего делать Кай раззнакомился с латиносами. Старшего звали Гонсалес, а сонного Сантьяго. На прощание попросил передать Бенито, что приходил Майк Эссенхельд. И, лишь вернувшись к себе в барак, понял допущенную ошибку. Уж кто-кто, а Беньямин Родригес ни о каком Эссенхельде слыхом не слыхивал, а знакомился с Каем Гильденстерном под его истинным именем.

Вернуться, попросить, чтобы перезапомнили иначе? Нет, как-то боязно и неловко.

4

Возможно ли за неделю обнаружить давние, нахоженные лазейки хвандехваров, а вдобавок найти и обезвредить их самих? Не исключено. Но вот о том, есть ли опасность в недельный срок не уложиться, нечего было и гадать. Определялось с ходу.

Кай так и думал, что не уложится. Как думал, так и получилось.

Вроде и старался. Ходил на приём к Годвину и Мак-Кру — двум не самым приятным типам. Как мог, расспросил. Да толку?

Может, Кай старался не в полную силу. Да, тоже на него похоже. Просто расшибаться в лепёшку ради перспективы быть причисленным к охране (это рядом-то со всякими плюмбумами!) получается как-то... унизительно, что ли.

Да. Унизительно. Но и жизненно необходимо, ведь шахтёром...

Хех... Руперт, Моралес и Дьюи тысячу раз правы, как шахтёр их приятель Майк вовсе нежизнеспособен. Вся их надежда — на его способность выследить хвандехваров. Пусть и слабая надежда, зато единственная.

И вдруг Кай начинает этой безальтернативной надежде сопротивляться. Зачем?

Не затем ли, чтобы избежать морального выбора?

Ведь стоит Каю победить неведомых кровососущих чудовищ, и вопрос включения в чудовищное сообщество здешних мародёров-охранников станет вполне реальным. При всей к ним ненависти, при всём омерзении.

А если не победит — не будет и повода выдвинуться. Кай сможет сказать: 'Увы, не смог, но очень старался'. И с чистой совестью благородно угаснуть в невозможности поддерживать жизнь дальше.

Вот только хочет ли он всерьёз угасать? И окажется ли совесть чистой?

Нет, не хочет. Нет, не окажется.

Ведь он и сам не дурак, чтобы поверить в ту благостную картину своей гибели, которая прикрывает дурно пахнущие мотивы: трусость, лень и предательство.

5

Неделя бесплодных раздумий и разговоров о хвандехварах ещё не прошла, а Кая уже навестили громилы из Коллекторской службы. Тощий Клинт, который ко всем их посылает, потому и тощий, что то ли скуп, то ли болен. Пока другие обжираются, этому кусок в горло не идёт. Вот и пытается повытаскивать куски изо рта у всякого, у кого только может.

— За койкоместо положено платить, — сказали громилы, — а до нас дошли слухи, что ты не работаешь. Нехорошо, — и стражи порядка со значением сплюнули на пол.

— Я не работаю? — изумился Кай. — Я как раз работаю...

— Не свисти. Ты так и не устроился на шахту.

— Так у меня не шахтёрская специальность! — воскликнул Кай. — Я хвандехваров ловлю.

— И почём? — с недоверием прицепися занудный коллектор.

— По штуке за хвост, — уверенно соврал Кай. Надо же было хоть что-то брякнуть.

— И где же такие цены? — второй коллектор предпочитал насмешничать.

— У Флетчера, Годвина и Мак-Кру! — выпалил Кай.

Думал убедить. Да где там!

— И много наловил, охотничек? — второй коллектор, определённо, считал себя выдающимся комическим актёром. Теперь он сильно переигрывал в своих нелепых кривляниях перед Каем, стремясь наверняка его унизить.

— Я не охотник, я помогаю следствию, — с достоинством ответил выпускник Юрбурга, унижая плюмбумского недоумка на свой не всякому доступный манер.

— Тебя надуют, парень. Флетчер не заплатит, — сказал нудный, — а заплатить нам тебе придётся. Завербовывайся на шахту, пока не поздно, — посоветовал он задумчиво. — На еду — не скажу, но на койку в бараке точно заработаешь.

— Что глазками лупаешь? — заржал второй. — Предупреждаем честно. Да, первое время поголодаешь. Но зато ведь не забьём до смерти!

6

А Кай и голодал. Уже не меньше недели, если не считать краткого эпизода поглощения булочки. Её он купил-таки у давешнего пекаря на Чипсайде, но два дня спустя и со скидкой за чёрствость. Как и предполагал, чувства насыщения не наступило, зато удалось успокоиться на тот предмет, куда пристроить три смешные бумажки.

Всё, деньги вложены. Утонули в голодной бездне твоего желудочно-кишечного тракта, но всё же не были потеряны. Считай, пошли на благую цель твоего спасения. Деньги вложены, денег больше нет. Забудь же о них, наконец-то!

Кай не ради того голодал, чтобы глупыми темами время своё занимать.

Кто-то другой, наверное, уже только и мог бы думать, что про еду, но ему-то как раз удавалось отвлекаться на мысли о хвандехварах. Ибо, ну правда же, трудно сыскать менее аппетитную тему, чем повадки животных-людоедов.

Что по-настоящему мешало размышлять о хвандехварах, так это лимитированное время на решение задачи. Этак слишком долго переживаешь о том, что рискуешь не уложиться, а пока переживаешь, хронометр тоже тикает.

О хвандехварах Кай не только много думал, но и с шахтёрами заговаривал. Невзирая на скепсис Годвина и Мак-Кру, выяснял-таки, что за слухами полнится Новый Бабилон. И пусть слухи беззастенчиво лгут, но в оригинальности им не откажешь.

Была, например, версия, что хвандехваров специально напускают на шахтёрские кварталы из-за внутренней стены. Делают это дармоеды из Башни Учёных. Зачем это им? Так ведь дармоеды, вот и нечем им там заняться...

Была другая версия, что учёные не при чём, а виноваты торговцы рыбой из Нового Джерихона. Ибо что им стоит спрятать живого хвандехвара среди прочего товара? Ясно, могут спрятать. Остаётся вопрос, а зачем им это? Ну так джерихонцы — сволочи от природы, потому-то всем и вредят.

Присутствовал и вариант, согласно коему никаких хвандехваров и в помине нет, а есть запредельно голодные шахтёры, которые ими прикидываются. Будто бы некоторая организованная группа дошла до людоедства. Каково?

Группа связана круговой порукой, потому никого из людей-каннибалов до сих пор не засекли. Жертву мнимые хвандехвары определяют жеребьёвкой, либо проигрывают в покер. Если она назначена, никто уже не властен её спасти. В ночи каннибалы встают со своих коек, окружают спящую жертву, закалывают как можно аккуратнее, после чего сообща питаются — всем бараком, или около того. Следят, чтобы каждому, кто в деле, достался причитающийся кусок, ведь конфликты опасны раскрытием всех. Тревогу поднимают под утро, когда всё съедено, и весь ресурс извлечён. Как люди бережливые, имущество и одежду покойного они не выбрасывают, а чтобы старьёвщик не сбивал цену по причине кровавых пятен, пируют с предельной осторожностью. Ухитряются и вовсе не забрызгать. Всё это очень, очень по-человечески.

Надо сказать, что стоило Каю услышать последнюю версию — и он целые сутки находился под впечатлением. Сопоставлял факты — всё сходится. Да, если всем бараком решают кого-то съесть, кто воспротивится, кто посмеет выдать? Идущий не в ногу рискует, и сам знает, чем.

Единственно не весьма убедительно выглядит строгая дисциплина каннибальского сообщества — как это, десятилетиями лакомиться человечиной, и ни разу не проколоться? С другой стороны, и хвандехваров на месте преступления за те же десятилетия также никто не видел. Одна малая вероятность объясняет другую... А всё вместе покрывается полнейшим пофигизмом бабилонского следствия. Охота ли Годвину и Мак-Кру заподозрить такую кучу шахтёров? А работать-то кто будет, пока этих придётся закрывать, судить и наказывать? Нет, уж лучше искать хвандехваров.

А тогда... Тогда в ином свете предстаёт и визит Флетчера. Так ли ему нужен результат? Нет, когда нужен результат, к новичкам не обращаются. От Кая ждали одного: что сядет он в лужу. Желательно, после имитации кипучей деятельности...

Уверившись в общем заговоре шахтёров и следователей, Кай соображал дальше и вскрывал всё новые обстоятельства, которые можно бы так перетолковать, что волосы на макушке поднимутся дыбом.

И вот ещё что подозрительно — уже конкретно в последнем деле о съедении Глипа: его одёжка, которую каждый ведь мог снести к старьёвщику, преспокойно дождалась Кая. Совпадение? Нет, маскировка — в данном случае, демаскирующая злоумышленников. Если надо всех убедить, что хвандехвары существуют, вещественным доказательствам стоит дать полежать подольше. Вот и оставили одежду. Пренебрегли экономической выгодой ради выигрыша в основном.

Логично? Да. Всё вписалось без особых натяжек.

Но только...

Если в людоедстве замешаны все, то, значит, и его ближние соседи, те, кого он знает по именам и с кем наладил приятельские отношения. Руперт, Моралес, Дьюи.

— Я не ел малыша Глипа, — просто сказал Моралес. И Кай поверил.

А Дьюи объяснил, как случилось, что до его появления никто не прикарманил одежду с глиповых останков. Просто дежурный по бараку обязан пресекать воровство, а не углядит — с него же самого спросят. Дьюи на ворах пару раз прокололся и теперь к ним беспощаден. Вот в его дежурство никто и не решился ничего стащить.

Убедительный ответ? Более чем.

А Руперт попросил Кая вспомнить, откуда к нему пришёл слух.

— Из соседнего барака. От Нараньо, Мулинеса и Клейна.

— Ну, тогда всё понятно... — шахтёр неодобрительно покачал головой.

— Что понятно?

— Мы ребят из того барака на работе обошли малость, — пояснил Моралес, — перехватили рудную жилу, пока они зевали да лясы точили. Им пришлось уйти в другой шахтный ствол, менее перспективный. То-то и взъелись...

Кай тут же обрадовался, что так кстати разрешилось недоразумение. Не слишком ли быстро обрадовался?

А пора бы не радоваться, пора бы локти кусать. Ибо если хвандехвары всё-таки есть, они должны быть обнаружены точно в срок.

7

Итак, каков собой хвандехвар, если решить, что он существует? Ксеноаналог земного млекопитающего? Рептилии? Насекомого? Паука? Что-то паучье в стилистике ночных нападений Каю нет-нет, да и мерещилось.

Почему подвергшиеся нападению шахтёры не успевали проснуться и поднять тревогу — не потому ли, что были обездвижены сильным паралитическим ядом из паучьих жвал? Собственно, с чего бы и нет...

И вот этот гипотетический паук осторожно вползает в форточку, обхватывает жертву ногощупольцами-педипальпами, вонзает в неё ногочелюсти-хелицеры, впрыскивает яд, который вдобавок содержит и пищеварительные соки. Что остаётся делать обездвиженному малышу Глипу? Только одно — перевариваться внутри себя. После чего благодарный паук-хвандехвар всосёт образовавшуюся жижу, да и уберётся восвояси, чтобы с наступлением новых благоприятных обстоятельств снова начать питаться. Похоже на истину? Вроде бы да.

Вот только парни из Эр-Мангали, кого ни спроси, говорят о хвандехваре так, что на паука становится не похоже. Зубы... Знающие люди упоминали о зубах, а не о паучьем ротовом аппарате.

И не потому ли Каю представился паук, что сведения о пауках ему легче извлечь из памяти — вплоть до специальных терминов 'педипальпы' и 'хелицеры', с каковыми на устах намного-намного легче разыгрывать из себя эрудита-ксенозоолога?

Что ж, и вероятность подобного самообмана со счетов сбрасывать не след. Увы, Кай когда-то интересовался образом жизни пауков, и это теперь не может не сказаться. А знал бы, скажем, о вшах — решил бы, что малыша Глипа аккуратно схряцала колония вшей.

Кстати, идея колониальной природы хвандехвара тоже кажется Каю небезынтересной и много чего объясняющей. Именно в плане пресловутой хвандехваровой аккуратности. Ибо кто быстрее и чище обглодает кости, чем колониальный организм, способный облепить жертву по всей поверхности? При том каждой особи в колонии будет выделен свой участок для синхронной обработки, свой объём для укусов и кровососания. Как все справились — тут же снялись и ускакали...

Жаль только, о том, что хвандехвар — колония мелких существ, никто другой, кроме Кая, ни разу не догадывался. По видимому, не от одной лишь недогадливости, а просто не имел к тому достаточных причин.

Аккуратность зверя может быть и аккуратностью единственного гиперосторожного зверя, ведь так? Трудно не согласиться.

От фантазий о том, каков из себя хвандехвар, Кай уставал довольно-таки быстро — в основном из-за затруднения хоть что-нибудь подтвердить. И тогда он поневоле возвращался к додумыванию мысли о том, что никакого хвандехвара не было. Поскольку же от данной мысли дурно пахло каннибализмом, ага, за версту несло! — Кай старался додумать её до такого абсурдного состояния, чтобы с чистой совестью сдать её 'в архив' и больше к ней не возвращаться.

Не получалось. На Эр-Мангали никакой абсурд не казался несбыточным, вот в чём основная беда.

Подумаешь, дошедший до Кая слух о каннибализме распространили злопыхатели из соседнего барака. Но почему они взялись распространять именно такой слух? Не потому ли, что он неуловимо напоминает правду?

Одну из 'каннибальских' версий Кай добавил в общую копилку уже от себя, припомнив и немного перетолковав прежние жуткие и тошнотворные идеи о питании обитателей Плюмбума-11. И не мудрено, ведь тамошней братии на Эр-Мангали, небось, уже собралось поболее, чем осталось на самом Плюмбуме. И здесь же в ходу те самые 'Мясные шкафы' Оломэ, не имеющие технологичной защиты от человечины.

Что, если мясо малыша Глипа и других невезучих шахтёров применено в пищу не какими-то там самодеятельными каннибалами, а бабилонскими пищевыми монополистами — сетью кафе 'Жрачка'? Немыслимой эту версию, увы, не назвать. Формула 'человек дешевле животного' при некоторых обстоятельствах может работать и на Эр-Мангали. Например, при перебоях в поставках животного мяса. Правда, товарищи Глипа тоже должны быть в доле, без этого вряд ли что выгорит...

Ну да: чтобы накормить Новый Бабилон, кулинары обращаются к самим шахтёрам. Те выбирают промеж себя парня, которого не очень жалко — и продают на мясо, инсценируя хвандехварово нападение. Глип кому-то не нравился — вот и поплатился. А все остальные довольны: товарищи по бараку получили мзду, кулинары загрузили свои мощности, Новый Бабилон сыт.

Похоже на правду? К сожалению, на Эр-Мангали именно такое на неё и похоже. Чем омерзительней, тем правдивей.

8

А впрочем, в самые жуткие тотально людоедские версии шахтёрских смертей в бараке Каю с каждым днём верилось всё слабее. Не потому, что нашлись рациональные контраргументы. Просто идея о том, что никакого хвандехвара нет, ни к чему хорошему не вела, только к малодушным сомнениям. Коли вдуматься, то задача, поставленная Флетчером перед Каем, предполагала поиск хвандехвара, а никак не поиск оснований этого не делать. И даже если основания солидные — тем хуже для искателя, ибо в любом случае понижают вероятность успеха.

По-прежнему мешало искать хвандехваров и недопонимание, кто же они такие. Но приблизиться к пониманию, в общем-то, удавалось. Из косвенных признаков Кай сделал вывод, что по размерам они — немного больше человека. Ведь должна же эта тварь быть соразмерной тому, кого она ест!

Образ жизни — ночной и, кажется, связанный с водой, влагой. За пределами посёлка хвандехвары, говорят, нападали не в сухих лесах, а поблизости от рек, озёр, болот. Если влага для них так важна, можно предположить, что эти животные — местный аналог терранских земноводных, или, может быть, водных пресмыкающихся.

Ещё хвандехвары исключительно чистоплотны, но при этом ориентированы на сильные запахи — как, например, аромат гниения, источаемый мусорной кучей. Охотятся они, во всяком случае, рядом с источником подобных пахучих аэрозолей.

Пищевые действия хвандехваров характеризуются выраженной навязчивостью. Последняя и становится тем эволюционным механизмом, который предотвращает своевременное распознание при нападении на человека. Навязчивая имитация человеческого ритма жадного поглощения пищи.

Да, в этой истории кто-то кем-то прикидывается. Не шахтёры хвандехварами, значит, хвандехвары шахтёрами.

Твари довольно ловкие, сильные задние конечности позволяют неплохо прыгать, передние конечности способны обеспечивать сравнительно точные действия, составляя отдалённый аналог человеческой руки.

Что ещё? Если хвандехвары влаголюбивы, то обитать должны не на сухом месте. Внутри поражённого их нападениями периметра к таковым относится, конечно же, лужа перед эстрадой, а ещё канава, которая в эту лужу впадает. Всё? Ах да, есть ещё парочка колодцев. Ни лужа, ни канава не позволяют животному хвандехваровых размеров хоть как-нибудь спрятаться. Их там попросту нет, верно?

Был, конечно, призрачный шанс встретить хвандехвара под дощатым настилом эстрады — там ведь тоже грязная лужа. На случай, если до сих пор никому не взбрело сделать подобное, Кай отодрал одну из прогнивших досок и с замиранием сердца под неё заглянул — понятное дело, надеясь средь бела-то дня встретить зверя не во всеоружии, а обалдевшего, сонного, ослабленного... Хотя мало ли как оно могло обернуться?

Обернулось к лучшему: хвандехвара под эстрадой попросту не было.

В таком случае, его у нас нет, сделал вывод Кай, но всё-таки оба колодца после того проверил, просвечивая спущенным на стальном тросе мощным шахтёрским фонариком, одолженным у Моралеса.

Нет, и в колодцах никакая мразь не сидела.

И ни в каких поселковых водоёмах... Если, конечно, не считать источников воды в закрытой богатой части Нового Бабилона, а в частности — того нелепо привидевшегося Каю фонтана с бронзовыми фигурами. Поди, уж между тех-то фигур за высокой стеной хвандехвар непременно сумел бы надёжно спрятаться. Особенно, если их там нет.

Что ж, если водоёмы внутри поселкового периметра Каем обозрены со всей придирчивостью (ну, разрешённые-то к восприятию), значит...

Значит, влаголюбивые твари поступают откуда-то из-за внешних стен.

Логично? Да.

И вряд ли они добираются в Новый Бабилон откуда-то издалека, хотя...

Хотя о сезонных миграциях у хвандехваров Каю, к сожалению, ничего не известно (Майку — тому, небось, известно, но Майк, в отличие от Кая — персонаж вымышленный).

И если согласиться, что нора / гнездо / лежбище хвандехваров, по всей вероятности, находится от посёлка недалеко, тогда...

Тогда где ж его искать, как не по берегам того ручья (или неширокой речки), через который на подходе к Новому Бабилону переброшен деревянный мост?

Напрашивался неутешительный вывод: в поисках тварей-людоедов Каю предстоит выйти из более-менее защищённой зоны и одному, без оружия...

(Без оружия, ибо кто ж ему доверит?).

(Да и доверили бы, Кай что, и правда сумеет оружием с толком воспользоваться?).

(Эх, кто знает, на что способен хвандехвар, защищая родную берлогу?).

(А зомбяки? Там ведь у ручья и на таких можно нарваться. На неназываемый предмет нежелательной в Бабилоне паники)...

В общем, грустная перспектива. Но что, если не одному?..

Да, разумеется, он может попросить вооружённой поддержки у Годвина и Мак-Кру. Но основания должны быть серьёзными, да и помощь возможна лишь однократная. Если Кай пригласит вооружённых людей туда, где хвандехвара не окажется...

Наверное, лучше оказаться один на один с хвандехваром, чем наедине с кучей разъярённых охранников плюмбумского подтипа.

А потому — вооружённому захвату хвандехвара должна предшествовать разведка. Одинокая, вынужденно безоружная и максимально осторожная. Осторожность — это главное, что Кай сможет для себя сделать.

Впрочем, Кай и так чувствовал: этой самой осторожности ради... он выйдет за периметр посёлка как можно позже. Ибо сначала выполнит все-все-все возможные поисковые действия внутри. А что внутри уже искал — так ведь не со всей же возможной подробностью.

9

Да, ему просто страшно. Страшно выходить за периметр, когда где-то там водятся хвандехвары — твари, загрызающие людей даже в относительно защищённых бараках.

И только поэтому он топчется внутри посёлка, в который раз посещает особо 'хвандехварогенные' места: лужу, канаву, первую кучу мусора, вторую кучу мусора, третью... Что же он там ищет? Возможно, вон тех крыс?

Крысы ведь тоже мерзкие, злобные твари. Если какую-нибудь из них выкормить до неприличной толщины, не сойдёт ли она за хвандехвара?

Ох, никак не сойдёт! Может, и не многие знают, как должен выглядеть хвандехвар, но слишком уж многие видели крыс. Раскусят обман, промолвят с укоризной: 'Майк, вы вводите нас в заблуждение!'.

Не сказать, чтобы Кай в своих изысканиях не сделал ни одного нового открытия. Очень даже сделал. С перепугу чего только не откроешь!

Так, он убедился, что на мусорных кучах в разных концах барачного района фауна пусть немного, но различается. По крайней мере, популяции крыс, которые там водятся, между собой не перепутаешь. В куче, какая ближе к Пикадилли, крысы крупней и неповоротливей. В куче, примыкающей к Чипсайду — наоборот, мелкие, юркие, необычайно агрессивные (раза не было, чтобы Кай мимо прошёл, а они не дрались). Ещё в одной куче толстяки сосуществовали с агрессорами, причём довольно-таки мирно. В той же куче, где соседи Кая намедни захоронили кости Глипа, крысы оказались вообще в дефиците, зато так и кишели рыжие тараканы.

Что ж, Глипа зарыли в правильной куче мусора, даром, что самой вонючей. Пикадиллиевы непременно бы разрыли могилу и сгрызли кости, а чипсайдовские — те бы и на могильщиков напали.

Да что там крысы! У одного из джерихонских рыботорговцев на Чипсайде Кай приметил на изящном цепном поводке неизвестное терранской зоологии животное. Серое, пушистое, величиной с крупную кошку. По виду не хвандехвар, но кто до конца поручится? Мирный облик мог оказаться эволюционно выработанным камуфляжем.

— Что за животное такое?

— Это хнэрк, — ответил джерихонец, — такие водятся только на морском побережье.

— А чем он питается?

— Только рыбой.

Перед торговцем из чужого посёлка Кай не особо старался предстать компетентным ксенозоологом. Поэтому заявил наудачу:

— На хвандехвара смахивает.

— И вовсе не похож, — обиделся торговец, — хвандехвары другие. Не знаешь, так не говори. Спроси сперва у умных людей.

Кай и сам уже понимал, что ерунду сморозил, но, с другой-то стороны, надо же было хоть как-то проверить слух о хвандехваре, вероломно привезенном торговцами с Нового Джерихона.

10

Наверное, хнэрк стал последней каплей. Кай признался себе, что занимается полной чушью, только бы не выйти за поселковую стену на поиски настоящего хвандехвара.

Пора? — спросил он у себя в надежде на аргументированное возражение.

Пора! — ответил он себе, и без лишних аргументов зная, что дальнейшее сидение в посёлке — путь никуда.

В день, когда он решился выйти в ворота Нового Бабилона, у их створок дежурила та же самая смена, которая его сюда пропустила. Одного из охранников, помнится, звали Роб, второго при Кае не называли. Теперь-то назвали:

— Гляди, Санчес, — хмыкнул Роб, — этот паренёк, который ходит сам по себе, теперь двигает на выход. Что, приятель, решил попытать счастья в другом посёлке?

— А что, так тоже можно? — искренне удивился Кай.

— Да нет, ни в коем разе, я пошутил! Если кто из наших узнает, что ты навострил лыжи в Новый Джерихон, догонят и вздуют!

— Я не в Новый Джерихон, я здесь поблизости хвандехвара ищу.

— Ну, желаю, чтобы он тебя не нашёл, — засмеялся Санчес.

В общем, бестолковый вышел разговор. И своё в нём участие Кай не мог не признать откровенно глупым. Не следовало хвастаться миссией, которую скорее всего и выполнить-то не сможешь.

Но, как бы то ни было, совпадение смены охранников по-прежнему казалось ему важным неразгаданным символом. Будто бы прошёл некий цикл, даже целая эпоха. Но эпоха чего именно? А, задним числом придумаем. Зато с новой эпохой всё понятнее: кому-то не поздоровится. Лучше бы — хвандехвару.

11

Кай планировал начать поиски хвандехваровой норы от единственного памятного ориентира — деревянного мостика. Подойдя к нему, собрался было прочёсывать берег вверх по течению, да заболтался со словоохотливыми охранниками. Вот незадача. Вместо того, чтобы скромно заняться разведкой местности, снова битый час рассказывал, как он сейчас ею займётся. Выглядел опять-таки наивно и глупо, но дело-то не в недостатке ума, а скорее в избытке страха.

— Пожалуй, пойду, — сказал Кай, когда почувствовал, что шестеро охранников моста теряют к нему интерес. Но и в этот момент не тронулся с места. Поскольку — ну надо же такому случиться — встретил Бенито Родригеса.

Между прочим, это была всего лишь вторая встреча, ведь найти Беньямина в Новом Бабилоне Каю так и не посчастливилось.

Как и прежде, начальник Службы безопасности путешествовал на моноцикле, что и позволило ему поравняться с Каем, прежде чем тот собрался с мыслями.

Искателю хвандехваров польстило, что и Бенито его узнал. Молвил, остановившись на съезде с моста:

— О, юноша, ты ещё жив? Это, между прочим, уже хорошая новость.

А Кай, завидев Беньямина, первым долгом вспомнил о приглашении для долгого разговора. Он поведал Бенито, как приходил к нему в поселковый штаб, но не мог застать, хотя частенько наведывался. На будущее попросил назначить ему точное время — вот же каким предусмотрительным-то стал!

Родригес в ответ покачал головой:

— Боюсь, времени для долгого разговора у меня всегда будет не хватать. Но если ты чувствуешь, что к нему созрел, я готов поговорить с тобой прямо сейчас. Предлагаю совершить неспешную прогулку вокруг посёлка. За внешней стеной мало кто ходит. Не помешают, не отвлекут.

Тут Кай набрался наглости, да и предложил объединить долгий разговор с охотой на хвандехвара. Ведь можно столько времени сэкономить.

Беньямин уловил напряжение в его голосе и рассмеялся:

— Вести глубокомысленные речи, орудуя бластером? Интересная идея, надо попробовать, — и добавил уже серьёзно. — Мне ясны твои затруднения, парень. Без бластера к хвандехвару не сунешься, это точно. И мне не составит труда тебе помочь. Единственное, о чём попрошу — понеси мой моноцикл. Хвандехвары шустры, чтобы успеть выхватить бластер, мне лучше держать руки свободными.

Кай послушно взвалил одноколёсный агрегат на плечо, и они двинулись вдоль быстрой речки, шумно бурлящей между камнями. При таком течении, да ещё на открытом месте и вблизи охраняемого моста хвандехвар поселиться не мог — тем больше оснований сосредоточиться на содержании разговора.

Только Бенито, бодро вышагивая чуть впереди, не спешил его начинать. Может, на что-то обиделся? Ах, ну конечно, Кай обесценил какую-то важную тему, когда предложил объединить разговор с охотой. Но ведь Родригес и сам предлагал пройтись, прогуляться. Охота на людоеда — чем не прогулка...

Лишь полчаса спустя Бенито нарушил молчание:

— Напомни-ка мне своё новое имя.

— Майк, — тяжело дыша под весом моноцикла, Кай предпочитал односложные ответы. И это в самом начале пути. То ли ещё будет?

— 'Михаель Эссенхельд, ксенозоолог', — усмехнулся начальник Службы безопасности, уже тем и подтверждая Каю свою изрядную компетентность.

— А с тем, кто забрал твои документы, виделся?

— С Буллитом? Да, пришлось, — Кай вздохнул, — мне кажется, он планирует меня шантажировать. Ведь я, по его милости, не за того себя выдаю...

— Обычное дело, — кивнул Бенито.

И замолчал ещё на полчасика.

Меж тем ландшафт изменился. Река разлилась пошире, каменистые берега сменили песчаные пляжи, на которые понемногу наступала растительность.

— Впереди заросли ивняка, — сказал Родригес, — там для логова хвандехвара самое место. Прочесать будет непросто, но мы справимся. Ты как, не устал?

— Нет, — Кай переложил неудобную раму моноцикла на другое плечо.

Бенито поощрительно улыбнулся.

12

Пошёл третий час их молчаливого 'долгого разговора', когда Кай и Бенито вышли к ивам. Плечи ксеноисторика к тому времени насквозь перетёрлись, а руки отваливались. По внутренним ощущениям тела, разумеется.

Ив было столько, и они столь обильно свисали к воде плакучими кронами, что могли обеспечить безопасный приют множеству опасных тварей.

Кай, отдуваясь, опустил наземь свою ношу и проговорил:

— Да тут не на один день работы. Прочёсывать и прочёсывать. Здесь не то что хвандехвар, но и Адская Свинючина без труда спрячется.

— Помнишь ещё Свинючину? Это хорошо, — бодро сказал Бенито.

Да как же её не запомнишь? Одними размерами — и то памятна.

— Ну, если работы много, начали! — скомандовал Родригес. — Оставь моноцикл, вряд ли кто возьмёт. И за мной! — с этими словами он углубился в заросли.

Кай бросился вдогонку, больше опасаясь остаться здесь в одиночестве, чем поджидающих там, впереди неведомых угроз. Ведь там Бенито, а у него бластер. Против бластера никакой чешуйчатый хвандехвар не выдюжит.

Бенито двигался бесшумно и осторожно, но с изрядной быстротой. Угнаться за ним было непросто, не говоря уже о том, чтобы по сторонам смотреть. Кажется, он один делает мою работу, досадливо признавал Кай, но много времени на самокритику не имел: не отстать бы.

Когда он всё-таки догнал Беньямина, тот, не оборачиваясь, прошептал:

— Иди правее меня. Только не шуми, спугнёшь — худо будет.

— Хвандехвар?! — Кай едва подавил возглас.

— Нет, но тоже дрянцо приличное. Шпанка. Кажется, она.

Для слабого в ксенозоологии Кая что шпанка, что хвандехвар — зверьё равно малознакомое, но по тону Родригеса показалось, что она не так опасна.

А впрочем, когда не представляешь, какого рода угроза, опасно решительно всё.

По сигналу Бенито Кай стал обходить невидимую шпанку с правого фланга, но тут какая-то тень метнулась на него с высоты. Блеснул выстрел. Тварь шлёпнулась ему под ноги, суча в агонии добрым десятком лапок с клешнями и парой яйцекладов на конце раздутого членистого брюшка.

Так вот она кто такая, шпанка — гигантская летучая многоножка

— Скорее, многокрылка, — поправил Бенито.

Да, крыльев у неё тоже было преизрядно. Нагнувшись к поверженному насекомому, Кай пересчитал конечности. Двенадцать к четырнадцати — действительно, крыльев больше. Но тутодин из яйцекладов шевельнулся, нацеливаясь в его сторону.

— Назад! — рявкнул Родригес.

Кай отскочил. Вовремя. Метнувшееся в его сторону жало чуть не оцарапало лицо.

Ну ладно, чуть — не считается.

— Неплохая реакция, — похвалил Бенито. — Пошли назад.

— А что, дальше смотреть не будем?

— Бесполезно, — покачал головой Родригес, — если, конечно, нас интересует хвандехвар.

— Но почему?

— Там, где живут шпанки, хвандехвары не живут, — пояснил Бенито. — Да и никого другого здесь быть не может. Одни шпанки.

— Серьёзно? А почему?

— Яйцеклад помнишь? — как не упомнить. — Ну так вот, всех, кто не шпанка, эти твари превращают в колонии шпанок. Как только из яиц выходят личинки...

— И меня бы превратили?

— И тебя.

А я везучий, подумал Кай. Ещё какой! Стоило мне в поисках хвандехвара одному сюда сунуться...

— Стоп! — воскликнул Бенито. — Там ещё две шпанки!

Точно, похолодел Кай. Налетели сзади, отрезают обратный путь.

13

Выбирались с огромным трудом. Чтобы выйти к тому месту, где оставили моноцикл, перемещались зигзагами. Летучие твари будто специально постоянно перекрывали дорогу, отгоняя людей то к реке, то в сторону посёлка. Беньямину пришлось положить из бластера никак не меньше семи шпанок, причём с гибелью каждой остальные действовали злее. Отстали только тогда, когда Бенито и Кай, отбив у них моноцикл, вышли на открытую местность. Приключеньице...

— Я думал, в том ивняке целый день потратим, а справились за час, — виновато пробормотал Кай. Он понимал, что должен продолжить поиски, но не решался просить Родригеса помогать ему далее — такой ведь опасности подверглись...

Пока же они шли от ивняка, заполонённого летучими кошмарами, обратно к деревянному мосту: Бенито, как и раньше, впереди, Кай с моноциклом на плече следом.

Что ж, если он возвращается, значит, и без меня всё решил, подумал Кай. А если решил, не мне его разубеждать. Только поблагодарить. Поблагодарить надо.

Он догнал Беньямина и принялся его благодарить. Правда, в благодарности явственно ощущался оттенок просьбы о дальнейшей помощи.

— Ты сам-то не устал искать хвандехвара? — спросил Бенито.

— Я бы не искал, — обречённо вздохнул Кай, — но...

— Можешь больше не искать, — уверенно сказал Родригес. — То было единственное подходящее место. Если хвандехваров нет в Ивовом Эдеме, то и в окрестностях Нового Бабилона их нет. А что узнали о том так быстро — здесь благодари шпанок.

— Ивовый Эдем? — уцепился за название Кай. — Так вы знали то место?

— Знал, — кивнул Бенито, — и на самом деле хвандехвары там когда-то гнездились. И даже нападали на посёлок — давно, в самом начале. Ломали решётки на канализационных стоках. С тех пор и стены в посёлке укрепили, и хвандехвары повывелись... Но проверить-то стоило!

— Да-да, разумеется.

Спасибо, конечно, Родригесу и шпанкам за такое облегчение задачи, но... что же теперь Каю делать? Снова ни малейшего просвета в его дознании о хвандехварах-убийцах. Снова явится Коллекторная служба — и начнёт уже практически вышибать деньги, почки и мозги. Снова замаячит призрак шахтёрского труда, в котором единственным для Кая смыслом станет продление агонии. Розовый же призрак Башни Дармоедов подёрнется уничижительной рябью, чтобы с издевательским хлопком развеяться уже навсегда. Как всё паршиво!

А тут и голод в животе полыхнул будто масляными языками тяжёлого бензинного пламени, прибитого ядовитыми каплями кислотного ливня.

— Спусти уже машину с плеча, — предложил Бенито.

Они остановились в месте, где песчаная тропа под ногами понемногу становилась каменистой. Где-то на полпути от шпанского Эдема до моста.

Кай освободился от отдавливающего плечи моноцикла с облегчением, и в то же время нехотя. Раз Бенито вспомнил о своём транспорте, значит, сейчас уедет?

Но Родригес не торопился. Спросил почти участливо:

— Скажи, зачем тебе хвандехвар?

— Так он же в посёлке по ночам шахтёров грызёт...

Сказал, а сам вдруг подумал о шпанках. Может, и не хвандехвар грызёт шахтёров, может это они?

А что — вонзят свои яйцеклады в какого-нибудь малыша Глипа. Не в самую ночь его смерти, а как-нибудь заблаговременно. Вонзили — и улетели. А оставленные ими яйца втихаря развиваются. И вот в одну прекрасную ночь вылупившиеся личинки дочиста съедают тело спящего малыша, после чего превращаются во взрослую крылатую форму и улетают. Например, сюда, в Ивовый Эдем. Возможно такое? Вполне.

Пожалуй, только одно не совпадает. Экспансия, в которой шпанки не знают берегов. Из того, что сказал о них Бенито, вроде бы ясно, что не в их характере просто взять и улететь. Были бы замешаны шпанки, так не один Ивовый Эдем, но и весь Новый Бабилон превратился бы в колонию шпанок. Чего, однако, не наблюдается.

Посему, 'шпанская' версия, едва родившись, отпадает. Остаётся хвандехвар, грызущий сонных шахтёров в тревожной бабилонской ночи.

— Это твой мотив? Защитить сон шахтёров?

Кай понял, что и с мотивом не всё так однозначно. Миссия по спасению шахтёров упала на него неожиданно и стала вариантом ступеньки для подъёма по социальной лестнице в мирке горнорудной колонии. Гниловатым вариантом, надо признать.

— Нет, мой мотив — выжить самому, — честно сказал он.

— И ты считаешь, работа на Флетчера повысит твои шансы выжить?

— Поможет выдвинуться, чтобы подыскать что-то более подходящее...

— Что, например? Что на Эр-Мангали будет более подходящим?

— Не знаю. Я ещё не освоился на Эр-Мангали.

И, наверное, всякому заметно, что ещё не освоился. Проницательному Бенито, так точно. Как-то на днях Кай взглянул на себя в зеркало — не узнал. Опасался-то узреть на лице печать обречённости, а оказалось — и печать-то ставить некуда. Как есть мумия.

— Ну хорошо, освоишься, найдёшь подходящее место... Кстати, для чего подходящее? И какой для тебя на этом месте появится смысл?

— Ну, главный-то смысл — убраться отсюда. Возвратиться.

— Понятно. Возвратиться к тем смыслам, которые были прежде?

— Не знаю, — быстро сказал Кай. — Я многого сейчас не знаю.

Это, что ли, и был обещанный Родригесом долгий разговор?

14

Кай перепутал с долгим разговором краткую к нему прелюдию. И куда, спрашивается, торопился? А главное, с чего он взял, что его 'не знаю' это ответ? А ещё юрбургский выпускник!

Выказанное им настолько сильно позабавило Беньямина, что тот отставил свой моноцикл в сторону, да и уселся на камни прямо на тропе, приглашая Кая к тому же. Мол, в ногах правды нет.

— Приземлился? — спросил Бенито, когда Кай умостился напротив. — Теперь угадай, зачем это нужно.

Ага, вздохнул Кай, и тут загадки пошли.

— Зачем? Ну... всё-таки нам предстоит разговор куда более длительный, чем состоялся прежде. Или затронет такие темы, что на ногах устоит не всякий. Или такие смыслы, которые с седалищной стороны лучше доходят. Или поднимет страхи, от которых, если ты не присел, ноги сами унесут тебя прочь.

Отсмеявшись, Родригес не дал собственной отгадки, а вместо того подвёл итог сказанному Каем до приземления:

— Верно ли я понимаю, что весь смысл твоего пребывания на Эр-Мангали — просто выжить? И что других смыслов ты не усматриваешь?

Пытаясь усесться поудобнее, Кай заёрзал на камнях и подумал: кажется, вместо анонсированного диалога собеседник выходит на монолог, ага, вот сейчас прочитает ему лекцию. Ладно, перетерпим, жанр-то знакомый...

В такт его последним ожиданиям, Бенито посуровел и обратился к увесистому вопросу о жизни и смерти, о тонкости разделительной грани между ними:

— Уверен ли ты, парень, что представляешь, каково это: выживать на карантинной планете? Да, выживать — оно везде хреново, но здешний-то карантин — штука особая, вот я и спрашиваю тебя, уверен ли?

Кай не смог с точностью определить, риторический ли вопрос, на всякий случай принялся отвечать, но Бенито властным жестом его остановил:

— Даже если уверен — лучше наплюй на свою уверенность! Только так и не ошибёшься, — Родригес помолчал, собираясь с мыслями и переживаниями. — Короче, знай: тот, кто заранее представлял то, о чём я спрашиваю, ни за что бы сюда не попал. Ни шахтёр, ни охранник, ни учёный, ни самый отпетый из уголовников. Кто говорит иначе, тот нагло тебе врёт. А врёт он тебе лишь затем, что надеется — обмануть себя.

Бенито вытащил из-под себя острый камень, мешающий удобно сидеть и зашвырнул далеко в направлении Нового Бабилона. Потом заговорил, казалось, о совершенно другом:

— Помнишь нашу первую встречу? Адская Свинючина... Угадай, за что её так назвали? Ну да, 'свинючина' — за чистоплотность и внешний вид. Но почему 'адская'? Молчишь. Да потому, что мы в Аду, парень!!!

Ну да, в Аду. Кто скажет, что здесь Рай, в того я без раздумий кину камень.

— Слышал, небось, об Аде, а, ксеноисторик? Да? Эх, да что ты о нём слышал?!! — и Бенито залился смехом, интонации которого граничили с безумием, но, кажется, не переходили незримой грани.

Что ж веселиться-то так, а?

— Парень, мне веселее других, потому что я в этом Аду начальник службы безопасности. Я блюду безопасность Ада, ты понял? — Бенито всхлипнул от нахлынувших противоречивых чувств, у Кая тоже в носу защипало. — И, наверное, хорошо блюду, ибо ему по-прежнему ничего не угрожает. Но только если и не блюсти, получится то же самое. Ад страшен всем. Ему же не страшен никто, и вот почему: никакая адская тварь Ада не испортит.

— А две и более тварей? — поинтересовался Кай, а вернее, тот дух противоречия, что в Юрбурге, помнится, выдвигал его в число самых активных студентов.

— Да хоть семьсот самосвалов тварей! Они бывают опасными друг для друга, но не для самого Ада. Тот, кто не устаёт их сюда свозить, прекрасно осознаёт: каждое новое поколение в борьбе за власть рано или поздно выгрызет под корень предыдущее. Но сам Ад сохранится и лишь упрочится от молодой крови. Таких переворотов на Эр-Мангали только на моей памяти состоялось пять.

О чём он сейчас говорит? О том, что вся полнота власти на карантинной планете давно принадлежит уголовникам? Точно. Об этом. Что ж, с таким размахом отправки ворья на 'перевоспитание' — давно бы следовало ожидать.

15

В некий момент Кая подмывало спросить, как же сам Бенито приспособился к этакому Аду, даже вон в начальство выбился (это ж, получается, среди того самого ворья, которое презирает?) Но ведь не новичку желторотому становиться в позу эксперта по моральной безупречности — Кай себя вовремя остановил, не стал глупо ёрничать, портить несправедливым упрёком едва налаженный контакт.

'Поживи в Аду с моё', — ответил бы Бенито. И был бы прав. А так за него сам перед собою вступился Кай. Нет, ну правда же: на своём посту Родригес неправдоподобно лучше всего, что только могло там быть. Начальственным своим положением как будто не кичится, относится к нему с юмором, надеется использовать во благо. Свой человек! А что может он немного, хоть и громко называется — так ведь и сам это признаёт.

В общем, Родригес — не соучастник Ада, хотя порой и приходится соучаствовать. Парадоксальная формула. Но только такой и подчиняется хитромудрый латинос, очернить которого тебе не позволит совесть, а обелить — самолюбие.

На соучастника преступной системы, от которой ты же и пострадал, трудновато натягиваются белые одежды. Кай ещё в прошлую встречу имел нешуточный повод обидеться: каково было узнать, что всякое усилие вернуть награбленное Буллитом — заранее обречено! Однако, Бенито ли в том винить? Не он устанавливал бандитские правила. Он лишь предупредил Кая, что такие действуют. И ещё слава Космосу, что предупредил! Ибо...

— А чем страшен Ад, представляешь?

— Он безнадёжен, — блеснул Кай материалом первого курса, — любые грехи в нём навсегда. Иное дело — концепция Чистилища...

— Чистилище — да, иное, — кивнул Родригес, — главная проблема Чистилища в том, что его не бывает. Одна лишь 'концепция' перевоспитания, пустой самообман. Нет, может, где-то и не пустой. Но на Эр-Мангали Чистилище технически невозможно. Только классический Ад без эволюционных поправок. Безнадёжная версия.

Кай слушал и узнавал профессионально-знакомые ходы мысли. Кем был раньше Бенито Родригес? Неужели ксеноисториком? Но теперь-то он не среди них — почему? Просто 'пошёл на повышение' в службу безопасности, или же сперва был, подобно Каю, отлучён от Башни Учёных? Второй вариант как-то даже обнадёживает...

А впрочем, Бенито прямо сейчас говорит о тщете всяких надежд. Ад — это Ад, кто бы в нём какую карьеру ни сделал. И на Эр-Мангали все заключённые. Просто некоторые с важным видом сидят в начальничьих креслах, а другие томятся в Башне Учёных, куда забрались в попытке спрятаться от уголовного большинства. Да, работают по научной части, но доволен ли кто судьбой? Бенито таких не знает. Всё же бессрочная каторга в здешнем Аду отравляет любые жизненные занятия.

— Эр-Мангали сделала Адом система 'Карантин'?

— Нет, — покачал головой Бенито, — не так просто. Здешний Ад — системное явление. Оно многокомпонентно, и связи в нём так запутаны, что крайней причины не доискаться. Тщетны надежды, что выдернешь один компонент, и Ад рассыплется, будто карточный домик. Точно говорю: тщетны. Уже пытались.

— То есть, систему 'Карантин' пытались обмануть?

— В год по десятку раз кто-то пытается. Сразу говорю — бесперспективно. Каждому говорю, кого ни встречу. Верят. Но в минуту отчаяния угоняют планетолёты, пробираются в заполненные грузовики. Никто не ушёл.

Постепенно Кай понял, чему посвящён этот странный разговор об устройстве Ада. Предостережению. Ибо вновь прибывшему легче всего наломать дров. И нет, Бенито не ксеноисторик. Он просто знает, как с ними разговаривать.

— Вы всех успеваете предостеречь, Бенито? Каждого, кто сюда попадает?

— Вовсе нет, — на выразительном лице Родригеса мелькнула презрительная гримаса, — много чести говорить с каждым. Большинство безнадёжно: ещё с момента прилёта оно сбивается в стаи, находит себе тюремных авторитетов, старается любой ценой выжить и приспособиться ко всему. Стоит ли на таких тратить время?

— По-видимому нет, раз они сами составляют элемент Ада. Внутренний адский контингент.

Родригес удовлетворённо кивнул:

— Поэтому я стараюсь говорить с одиночками. Их мало, они в большей опасности, поскольку не обзавелись связями. Но главное: они способны на поступок; их намерению покинуть или прекратить Ад я могу по-настоящему доверять.

— Доверять, чтобы отговаривать? — нахмурился Кай.

— Нет. Отговаривать, чтобы осталось, кому доверять, — парировал Беньямин. — Ведь Ад безнадёжен и невыносим. И способ его обезвредить должен сыскаться. Однажды придёт пора это сделать и по уму. А не публично сгинуть ради очистки совести.

Доверие. О нём Бенито много чего сказал, верней — о его проблеме в здешних адских условиях:

— Конечно, не система 'Карантин' создаёт весь Ад. Чтобы он состоялся, сюда и завозят самосвалами тонны человеческого мусора. Кто-то врёт, что для перевоспитания. Но нет! Ад не выполняет функций Чистилища, здесь просто сжигают мусор. Чтобы самому не сгореть в Аду, к мусору надо приспособиться. Он тоже неоднороден — и если присмотреться, разглядишь людей. Почти с каждым можно договориться.

— Что, и с Буллитом?

— Почему нет? Бандит предсказуем. Пока ему будет выгодно, он никого не тронет. Это уже кое-что. Можно договариваться, коли знаешь, в чём его выгода от выполнения договора и в чём — от нарушения. Стоит, конечно, прикинуть и дополнительные рычаги влияния. Но это почти всегда — другие бандиты. Если постоянно уповать на них, непременно кто-то подставит. Поэтому не мешает и самому что-то из себя представлять.

А представляет ли что-то собой Кай? Кажется, пока единственно в ксеноистории, тогда как в ксенозоологии сел в лужу, где и плещется хвандехварам на смех. Узость сферы компетенции говорит сама за себя. Многое может лишь тот, кто по-настоящему силён как человек.

— А вот за это не бойся, — проницательно усмехнулся Бенито. — Такие, как ты, в колонии заявляют о себе быстро, — но ради тонуса добавил. — Иначе — просто не смогут выжить.

16

По возвращении в посёлок впечатлительному Каю показалось, что его не было по меньшей мере месяц. Всё смотрелось по-новому, будто бы основательно призабылось. Из-за шпанок ли, разговора ли с Родригесом, или сам его шаг из Бабилона вовне, на поиски хвандехвара, так повлиял.

Да вроде бы, всё на месте. Бараки, фоновый смрад, чадящие электростанции, четыре благоухающие кучи мусора, на которых он давеча проводил сравнительное изучение крыс. Всё так, да не так. И с поиском хвандехвара — по-новому. Шпанки подарили ценную мысль.

— О, Майк! Хорошо, что я тебя встретил! — выкрикнул Руперт, попавшийся на его пути у самого начала канавы.

— Что такое?

— Там к тебе снова коллекторы заявились. Привели долговязого Педала, у него кулачищи с небольшую голову. Это значит только одно: бить будут, — доверительно сообщил товарищ.

— Спасибо, что предупредил! — Кай сменил курс.

Теперь он шёл к той казарме, где располагались Годвин и Мак-Кру, ещё толком не зная, что им скажет. А сказать-то надо убедительно.

Чтобы даже ленивый Годвин оторвал свою задницу.

Каю повезло. Следователи оказались на месте. Впрочем, не в пример вечно куда-то завеивающемуся Бенито, на службе они появлялись исправно. Если бы ещё что-то делали по службе, кроме как появлялись...

Но сегодня придётся сделать. Кай без них не справится, нужен их авторитет.

— Я знаю, где логово хвандехвара, — сказал он.

— И где же? — поднял на него злые глаза Мак-Кру.

Нет! Нельзя называть место, надо тянуть до последнего!

— Я покажу, — уклончиво пообещал Кай, — хвандехвар будет ваш сегодня же, тем более, что дело не терпит отлагательств.

При упоминании о безотлагательности Годвин поморщился, а Мак-Кру с ядом в голосе поинтересовался:

— Так за чем же дело встало?

— Во-первых, — сказал Кай, замявшись, — понадобится полтора-два десятка рабочих с лопатами. Может, как-то можно...

— Так а шахтёры на что? — хохотнул Годвин. — Людей с лопатами обеспечить запросто. Мак, у тебя руки сегодня не дрожат? Выпиши-ка ордер на строительные работы для двадцати человек. Я подпишу — и пошлём гонца к Флетчеру. Что-то ещё?

— А во-вторых, — Кай постарался унять дрожь, — ко мне пришли выбивать деньги за койкоместо.

— А деньги есть? — полюбопытствовал Мак-Кру.

— Откуда?

— Так что же ты думаешь, мы дадим тебе денег, или за тебя заплатим? — тон сказанного призывал эксперта по хвандехварам не верить в фантастику.

— Может, можно это дело решить как-нибудь ещё? — твёрдость голоса Кая вобрала в себя решительно все ошмётки его гаснущих надежд.

— Ага, решаемо, — с безмятежностью выдал Годвин, — Мак, черкни ещё один ордерок. На освобождение предъявителя от арендной платы за койкоместо. С какого числа? — Кай назвал дату своего появления в Новом Бабилоне. — Ну и славно. Пусть Ортега снесёт ордера на подпись — сразу оба, чтобы дважды не ходить. Всё? Так когда выдвигаемся на место?

— Как только Ортега принесёт ордера за подписью Флетчера, — объявил Кай.

17

Ох и вонь пошла от мусорной горы, когда два десятка шахтёрских лопат вгрызлись в её неоднородный грунт. Копали споро, без перекуров. Раньше сделаешь — раньше перестанет вонять.

Поодаль стояли Годвин и Мак-Кру. Последний не выпускал из рук каевого ордера. Обещал вручить не раньше, чем обнаружится хвандехвар. Чуть дальше примостились и коллекторы, облокотившись на деревянную ограду канавы. Эти тоже были в курсе, что их должник Майк Эссенхельд либо сумеет отыскать злую тварь, либо поступит в их распоряжение. И Кая их знание устраивало. Так больше вероятности, что Мак-Кру не подкинет подлянки в момент каевого триумфа.

Если триумф, конечно, состоится.

— А почему ты подумал на мусорную кучу? — спросил Годвин.

— На ней несколько логик сошлось воедино. Во-первых, нападения хвандехваров были зафиксированы в основном в пяти ближайших к ней шахтёрских бараках.

— Тут можно и поспорить, — лениво возразил Годвин.

— Я говорю о нападениях пары последних лет.

— А, ну тогда да.

— Во-вторых, к этой мусорной горе подходит канава, которая другим своим концом упирается в лужу — ну, там, перед эстрадой...

— Помним. Ну, и?

— Раз ни лужа, ни канава не пересыхают, я думаю, что под мусорной кучей, вероятно, находится что-то вроде подземного озера. Хвандехвары же, как учит ксенозоология, настолько влаголюбивы, что даже гнёзда свои строят под водой.

— Ладно. А в-третьих?

— Полагаю, сама эта канава — не рукотворна, она отмечает русло старого ручья, куда были выведены стоки со всего посёлка.

— Ну, и?

— Когда-то этот ручей вытекал сквозь отверстие в стене, забранное решёткой. Думаю, далее он впадал в речку в местности, называемой 'Ивовый Эдем'. В ивах тогда жили хвандехвары. Они проходили по руслу ручья до самого посёлка, ломали решётки на стоке и ночью нападали на спящих рудокопов.

— Да, видимо, так и было. Но стену-то заделали!

— А об оттоке воды не позаботились. Вот из-за этого под мусорной горой и сформировалось подземное озеро. Если я прав, то в незамеченном озере не заметили и семейство хвандехваров. Так эти твари и остались на территории посёлка.

— Есть и 'в-пятых'?

— Да, крысы. На других мусорных горах они кишмя кишат, а на этой — ни особи. Спрашивается, почему? А их хвандехвары поели.

— Точно! — Годвин обрадовался. — И косточки аккуратно сложили к себе же на кучу.

Но тут рабочие вскрыли под мусорной горой какую-то полость, и Годвину, как и Мак-Кру, стало не до разговоров. События развёртывались стремительно.

Из полости донёсся скребущий по ушам заполошный визг, затем высунулось сразу три зелёные головы потревоженных звероящеров. Первым опомнившийся Мак-Кру принялся палить в тварей из двух стволов, причём, чтобы выхватить оружие, ему пришлось выпустить из рук предназначенный Каю ордер.

Чем Чужак не шутит? Кай подобрал бумажку, и лишь после того ретировался к стене барака, в которую с перепугу вжался пяток шахтёров, задействованных в операции. Впрочем, хвандехвар мог ринуться и на них, и с тем большей, поди, вероятностью, что стояли они кучно, будто в ловушке.

Шахтёры прятали лица за лезвиями лопат, и всё же чуяли угрозу, потому в какой-то миг засеменили под стеночкой в надежде поскорее свернуть за угол. Но двигались робко, замирая на углу, где их беззащитные фигурки для чудовищ всего заметнее. Зато за углом — типа спасение. Кай и не отследил, как остался один у стены барака между двух прислонённых к ней бесхозных лопат.

К размаху угрозы Годвин и Мак-Кру оказались явно не готовы. Надо бы им взять хоть Ортегу — а они его по пришествии от Флетчера засадили писать какой-то липовый отчёт. Сейчас оба следователя стояли в эпицентре схватки, плевались в хвандехваров разрывными пулями из каких-то допотопных карманных пушек, а твари знай себе лезли из пролома: первая, вторая, третья. О, четвёртая показалась.

В воздухе не смолкал хвандехварский скрежещущий визг и человеческий вопль; большая часть шахтёров у мусорной кучи побросала лопаты и в панике разбегалась, не чуя ног, по всему посёлку — и кричала, кричала.

А кому кричать-то? Никто не спасёт.

Троих хвандехваров следователи положили у мусорной горы, один прорвался. От пуль, взрывающих его спину фонтанами жёлтой крови из-под рваных дыр в чешуе, бросился по человеческой дороге над канавой, пробежал как раз мимо робкой стайки коллекторов, облокотившихся на ветхие дощатые перила.

— Разбегайся — загрызёт! — подбавил паники Мак-Кру.

Загрызть-то хвандехвар никого не загрыз, но бедняги плюмбумы так вжались в перила, что доски не выдержали, а они вчетвером полетели спиной в канаву.

И вот как в жизни бывает: троим из них повезло отделаться ушибами, а вот Педал, самый уважаемый коллектор с пудовыми кулаками, свернул себе шею, да и сгинул ни за что ни про что.

Хвандехвар же успешно добежал до главных ворот Нового Бабилона, где его и застрелили из бластеров Роб и Санчес.

Общими усилиями, так сказать.

Глава 7. Дурные вести,

или Потворство пораженческим умонастроениям

1

Кто разыскал спрятанное в Новом Бабилоне логово хвандехваров-убийц, тот имеет право на лучшую участь, не так ли?

А вот не так. Руперт удивился первым:

— Тебя что, в охранники не берут?

Кай пожал плечами, чтоб не сказать: 'Я и сам-то не очень рвусь'. Но глупо такое озвучивать. Рваться-то не рвётся, но поступить в охрану — способ вернее выжить. В колонии нельзя совсем не зарабатывать, ведь бесплатное койкоместо никого ещё не прокормило. Когда настолько надо, нежелания побоку.

— А ты ходил проситься к Флетчеру?

— Ну, я намекнул...

Хождения-то с просьбой не было. Но в день уничтожения гнезда хвандехваров начальник вышел полюбоваться на их обезвреженные туши. Годвина и Мак-Кру лишь сдержанно похвалил (одну-то особь упустили), а Каю благожелательно кивнул в знак того, что полностью им доволен.

— Как намекнул?

— Дал понять, что я сейчас без работы и рад бы в дальнейшем... — Кай и сам-то нечётко помнил, что он тогда сказал.

— А он?

— Принял к сведению.

Хотя между 'покачал головой' и 'принял к сведению' разница существенная, Каю ли не различать этих нюансов. Да и нужно ли от него что-то 'в дальнейшем', если хвандехвары уже обезврежены?..

— Так ты не просился в охрану и ждёшь, что Флетчер сам сообразит?

— Я думал, так правильнее, — стал оправдываться Кай.

А что, ведь разумно, вроде, рассуждал: если тебя приглашает другой, а не ты напрашиваешься, твоя позиция намного сильнее. Не учёл только, что другому ты должен быть позарез важен, иначе и задницы не оторвёт. А тут пошёл третий день...

— Сходи к следователям, — посоветовал Дьюи, — ты ведь им помог в первую очередь. Авось, ещё замолвят словечко.

Не хотелось, но Кай пошёл.

Застал только ленивого Годвина. Мак-Кру — тот ушёл в долгий запой на радостях от крупной победы над гнездом чудовищ.

— Хочешь в охрану, парень? — почему-то Годвин удивился. Уж не надёлён ли он счастливой способностью читать каевы мысли? — Ой, да надо оно тебе?

— Мне хотелось бы выжить, — прямо сказал Кай. — Очень хотелось бы выжить на Эр-Мангали.

— Оно-то понятно, всякому бы хотелось... — зевнул Годвин. — И да, ты нам помог в важном деле, и шеф о том знает... Короче. Я могу, конечно, порекомендовать тебя Флетчеру, не вопрос. Только без толку.

— Почему без толку?

— А погляди на себя трезво: какой из тебя охранник? Ладно бы только хлипок, но всякому видно, что ты не прошёл даже начальной военной подготовки. Дай тебе оружие — не управишься. В этом-то всё и дело.

— Я научусь, — поспешно заверил Кай.

— Ха... — Годвин осклабился. — На Эр-Мангали учиться поздновато. Сюда шлют слишком много хорошо обученных. Вопросы остались?

Кай напоследок ещё и сглупил, сам же увёл разговор в сторону:

— Я вот что хотел понять... Почему вы с Мак-Кру хвандехваров били не из бластеров? Ну, там, у мусорной кучи, — ляпнул, неожиданно для самого себя.

Годвин смене темы только порадовался:

— Оружие, парень, ухода требует, — принялся он пояснять, — А бластер — ещё периодической перезарядки, проверки настроек и всё такое. Так чтоб ты знал, это процедуры непростые и затратные. Держать бластер в рабочем состоянии — не просто дорого, а очень дорого. На Эр-Мангали простому следователю да охраннику шахтёрских бараков столько не заработать, понял? И чего ради, коли есть оружие подешевле? В общем, я ношу бластер не заряженным, просто чтобы дураков пугать. А Мак свой — так и вовсе пропил. И не жалеет. За три года ни разу не пригодилось...

Если не считать одного сбежавшего хвандехвара, то и взаправду следователи здорово обходятся дешёвым оружием, сыронизировал Кай далеко не вслух.

2

Выйдя из кабинета Годвина, Кай, долго не думая, двинулся к штабу службы безопасности. Знакомство с её начальником даровало хоть какую-то надежду. Другого ресурса для выживания в Новом Бабилоне так и не появилось. Если не Бенито...

На входе ему кивнул знакомый уже сонный латинос. Сантьяго, ведь так его звали? Кай поинтересовался, на месте ли шеф.

— Как всегда, — загадочно ответил Сантьяго.

— Так мне зайти в другой раз?

— Почему же, проходи! Между прочим, тебя ждут.

Сбитый с толку Кай вошёл-таки в домишко и заглянул в приоткрытую дверь кабинета Родригеса. Самого Беньямина он там не обнаружил, зато нашёл водителя Олафа, развалившегося в большом начальническом кресле. Там же крутился и Ортега — тот самый подручный, которого следователи на дело не взяли. Может, потому и не взяли: проведали, что он у Родригеса подрабатывает.

— О, наконец-то, — буркнул Олаф, поднимаясь, и Кай понял, что ждали здесь его.

— Я вообще-то к Бенито, — сообщил он на всякий случай.

— Ну, лицезреть его лично — удача редкая, — заговорщически подмигнул Олаф, — а твой вопрос, думаю, срочный. Так что можешь решить его со мной. Ну?

— Я по вопросу устройства к вам в службу, — застенчиво промямлил Кай. — Вряд ли это можно решить без Бенито...

— Зря ты так думаешь, — улыбаясь, возразил Олаф, — Родригес оставил насчёт тебя необходимые указания, мне остаётся уточнить подробности. Я правильно понял, что в охранники тебя не берут?

— Правда, — вздохнул Кай одновременно с кивком Ортеги.

— Вот это жаль. — Олаф пояснил, о чём сожалеет. — Всегда лучше, чтобы человек числился в другом месте, а работал у нас. Лучше для конспирации.

— Мне и самому обидно, — признался Кай.

— Да не кручинься, что-нибудь придумаем. Покажи-ка паспорт... Ага, 'Михаель Эссенхельд, ксенозоолог'... — Олаф на секунду-полторы призадумался. — Что ж, могу предложить недурственный вариант по месту своей основной службы. Я ведь водила вездехода, ты знаешь?

— Я помню, — вставил Кай.

— Ну так вот, последнее время участились нападения на вездеходы всяких эр-мангалийскитх тварей. Между прочим, и хвандехваров тоже. Стоит в ночное время заглохнуть мотору, эти гадины моментально... Ну да что я эксперту-то рассказываю? В общем, к нам в водительский профсоюз нужен специалист твоего профиля. Обезопасить поездки с учётом повадок тварей, как-то так... Пойдёшь, Майк?

— А куда я денусь? — невесело произнёс Кай.

Всё-таки не любил он людей обманывать.

3

И вот уже Олаф показывает Каю свои любимые машины.

Вездеходы... А вездеходы на Эр-Мангали — основное средство передвижения. И от посёлков до шахт, и между посёлками, и к посадочным площадкам космических самосвалов.

— Что, Майк, впечатлён? — Олаф, в отличие от Родригеса, не запомнил истинного имени Кая, хотя ведь это он тогда заносил его в список. Кай не в претензии: зачем раскрываться перед лишним человеком, пусть и сотрудником Бенито.

Вездеходы стоят в гаражах, вернее, в невысоких ангарах, которые все вместе занимают чуть ли не половину площади Нового Бабилона. Осматривая барачный городок шахтёров, Кай обращал внимание на сплошную стену гаражей, хорошо заметную, если двигаешься вправо от ворот, но и думать не гадал, что расположены те гаражи в несколько рядов, что вглубь они настолько протяженны.

Хорошая местность эти гаражи. Машин в ней много, зато людей мало. Их-то встретились сущие единицы. Некоторым Олаф представлял Кая. Мол, наш новый эксперт по ксенозоологии. Ну, той науке, чтобы чудовища на вездеходы больше не нападали.

За гаражами — забитое техникой открытое пространство, а за ним виднеются опять гаражи. Углубляешься, а ряды машин всё не кончаются. Кто бы подумал, что их здесь столько? Кай даже предположил, что на Эр-Мангали налажено их производство.

— Нет, — усмехнулся в ответ Олаф. — У нас — только ремонтные мастерские. Да и те довольно убогие. А вся эта техника, конечно, завезена.

— Но зачем так много?

— Не от хорошей жизни. Просто они портятся, — пояснил Олаф. — Скажу по-секрету, Майк, здесь в рабочем состоянии лишь каждый десятый вездеход. Остальные — барахло. И надо ещё знать, какой из них работает, а какой оставлен на запчасти. По внешнему виду порой не скажешь — надо помнить историю машины.

Надо же: и здесь история. Каю приятно слышать родное слово, хоть сам он из числа ксеноисториков, кажется, отчислен навеки.

Вездеходы есть разные. Есть вездеходы-автобусы — и миниатюрные, вроде того, на котором Олаф прибыл встречать межпланетник-самосвал, и довольно крупные, вмещающие до сотни человек. Эти последние возят шахтёрские смены — от посёлка до шахт и обратно. Они-то, по словам Олафа, чаще всего и ломаются. Ну ещё бы: перевозить на работу такую прорву подневольных людей, которые работать не очень-то и хотят...

Есть и грузовые вездеходы с различным размером и типом кузова. Вездеход-самосвал — самый неряшливый — перевозит руду от шахты к планетолёту. Грузовики для доставки товаров — те выглядят гораздо чище. Есть и грузовики-холодильники, предназначенные перевозить продукты.

— А какие продукты? — неожиданно для себя оживился Кай.

— Самые разные. — с готовностью ответил Олаф. — Правда, сейчас мы торгуем едой только с Новым Джерихоном. Возим оттуда рыбу, моллюсков, морскую капусту...

— Э... морскую капусту? — переспросил Кай.

Олаф понял намёк. Усмехнулся:

— Так ты голоден? Ладно... — и несколькими шагами спустя что-то прикинул в уме, после чего резко сменил направление, в котором вёл Кая. — К вездеходному кладбищу пока не пойдём. Поглядим, есть ли где неразгруженный холодильник с морепродуктами. Думаю, нам удастся свистнуть пару рыбин к ужину...

— Меня интересует морская капуста, — напомнил Кай.

— А, ты веган? Ну, и капустой разживёмся... — развеселился Олаф.

— А не хватятся?

— Да не напрягайся так: перевозчику всегда что-то причитается.

Слово 'перевозчик' Олаф выделил особенной насмешливой интонацией. Кажется, он задумал, что называется, 'подложить свинью вместо рыбы' какому-то из своих коллег-водителей, на которого давно имел зуб. Но что с того Каю?

Каю, коли начистоту, настолько хочется кушать, что до коллег Олафа и дела нет. И даже в случае, если водитель его проверяет по специальному заданию Бенито, то и тогда — слишком уж хочется кушать. Проще потом оправдываться перед Родригесом, чем сейчас изображать чересчур честного.

— Идём, как ни в чём не бывало, — предупредил Олаф.

Что это он? Можно подумать, Кай перешёл на крадущуюся походку! Или всё-таки перешёл — в осознании предстоящей кражи?

— Двигаемся без суеты, уверенным шагом вон туда! — водитель кивком указал на самый дальний ряд гаражей.

Почему в дальний? Кай уже догадывался, но всё равно спросил.

— Оттуда товары идут не в шахтёрскую часть Нового Бабилона, сам понимаешь, — Олаф подтвердил догадку. — Да и возят их всё больше выскочки, лентяи да ротозеи. Такие хоть весь груз потеряют — нескоро хватятся. Стоит их проучить, как думаешь?

— Без сомнения, — подтвердил Кай. И почему-то зашагал намного уверенней.

4

Разносторонняя вышла экскурсия, с перерывом на обед, запомнившийся крепче всего прочего. Ха! Олаф думал сперва показать кладбище вездеходов, ну и мечтатель!

Собственно, кладбище они посетили тоже, но перед тем...

Для начала, основательно помогли в разгрузке одного элитного вездехода-холодильника, гружённого под завязку именно морской капустой. Идея Кая 'наскоро перекусить на месте' сразу обнаружила свою наивность и недостаток масштабности.

— А что ты будешь есть завтра, веган? — поинтересовался Олаф.

Хороший вопрос. Опять искать в гараже нужный продукт? Нет уж! Этак однажды и попадёшься. К тому же сколько времени теряется на кражи съестного по мелочам!

Поэтому разгрузили холодильник в несколько ходок — и почти весь. Выкатили с полтора десятка алюминиевых бочонков с морской капустой. К счастью, было куда их перепрятать. Уж кому-кому, а напарнику Кая по разгрузке не пришлось искать нужные места. Три давно заглохших вездехода, холодильные установки на которых остались в рабочем состоянии, были им, видимо, загодя присмотрены.

— Сам-то запомнил нужные машины? — спросил Олаф.

Кай кивнул с набитым ртом. Уж как себя ни уговаривал выждать, не запихиваться — голод оказался сильнее. Одно дело долго терпеть, другое — вовремя остановиться.

— Ну, если что, я напомню. Кстати, Майк, ты сколько дней ничего не ел?

— Две недели.

На протяжении этого времени Кай пытался обмануть голод, наглатываясь до изнеможения бесплатной колодезной воды.

— Да? По-моему, тебе хватит, — сказал Олаф. Спасибо ему за это.

Потом выбрались из кабины холодильника и добрались до машинного кладбища — попросту говоря, свалки. Если начистоту, Кай не очень-то понимал, зачем Олаф его туда ведёт, если и сами гаражи — на девяносто процентов кладбища (по его же собственным словам). Но разница была. Заглохшие вездеходы в гаражах выглядели как новенькие, даже если внутри их давно разобрали, а вот на свалке — там были причудливо искорёжены сами корпуса. Причудливо, дивно, необычно, весьма оригинально.

— И что, это всё сделали животные? — Олаф кивнул. — Ничего себе!

Вон тот вездеход — брррр, его словно выкручивали после стирки. Надо полагать, вместе с водителем и пассажирами. Нашлась достаточно сильная тварь, чтобы капот зафиксировать, а кузов крутить... Кто бы это мог быть? Ах да, ответа ждут, скорее всего, от ксенозоолога Майка.

А вот этот бронированный вездеход — такой, небось, перевозил какую-то шишку из поселковой администрации, а то и уровня всей колонии — что за когтистая лапа вмяла и проколупала тридцатисантиметровый слой брони?

А тут... — непохоже на вездеход. Вообще никак не догадаешься, чем это раньше было. На эту машину какая-то гадина просто села. Какая гадина? Первым долгом вспоминается Адская Свинючина, но эта должна быть несравнимо громадней и тяжелей. Села, поёрзала, и осталась от вездехода такая неаппетитная лепёшка.

А вот этот вездеход тупо грызли. Начали с кабины, продолжили кузовом. Это был холодильник. Небось, тоже вёз какие-то вкусности из Нового Джерихона. Надёжно спрятанные под замок, надо полагать. Но острозубая тварь не взломала замки, а просто продырявила дверцы, стенки, переборки. и все отсеки. Содержимое вскрытой кабины и размороженного холодильника так и потекло в жадную пасть. Приятного аппетита.

Нашёлся и вездеход со следами химического воздействия. Его, по словам Олафа, проглотили и переваривали, пока не извергли с той стороны пищеварительного канала. Металл под влиянием пищеварительных соков ускоренно проржавел и искрошился, а кто внутри, тот, видимо, счастливо успел задохнуться.

— Что скажешь? — спросил Олаф, по великой доброте душевной не требуя от Майка подробного отчёта по каждому случаю.

— Впечатлило, — только и произнёс Кай. Пересохшее горло с трудом выпускало наружу звуки.

— А я скажу, правильно мы сюда пошли не на голодный желудок, — заключил Олаф.

5

Желудок Кая, ссохшийся за период вынужденного голодания на недружественной к вегетарианцам Эр-Мангали, наказал хозяина за переедание, и довольно жёстко, но не настолько, чтобы убить. Отмаявшись болями в животе целые сутки, Кай поневоле пропустил первую поездку с Олафом на вездеходе.

А ведь тот как раз повёз промышленные товары на обмен в Новый Джерихон. Каю так хотелось поскорее посетить эту приморскую местность.

— В другой раз, — Олаф по возвращении был, как никогда, рассудителен, — Новый Джерихон от тебя не убежит. Если будешь питаться по-человечески.

— Я с тех пор очень осторожен, — сказал Кай, — думаю, повторное переедание мне не грозит.

— Хорошо бы. Только есть одну водоросль — здорово ли само по себе?

— А что ещё для вегетарианца бывает? — Кай сглотнул слюну. — Чтобы съедобное, но ни рыба, ни мясо?..

— Вот здесь тебя разочарую. Кроме морской капусты в Новом Джерихоне ничего растительного не сыщешь. За хлебом и овощами — это в Свободный Содом. Раньше часто ездили и туда, но теперь — нет. У нас с ними взаимное торговое эмбарго.

— Что так?

— А, начальство повздорило. Наше поселковое начальство с их начальством.

— Разве так бывает? В единой-то колонии...

— Ну, в единой-то нет... — прикинул Олаф. — Это верно. Но с тех пор, как начальство повздорило, стало быть, и колония больше не единая. Каждый посёлок сам за себя, попадаются такие, где и появляться страшно. Эти, из Свободного Содома — как раз очень скользкие типы. Хорошо, что с ними больше не торгуем, а то нравы у них совсем разнузданные.

— Это как? — насторожился Кай.

— А вот так. Зазеваешься, бывало, а к тебе уже сзади заходят, ну, прямо как те, как исторические терранские содомиты. И кто их разберёт, в шутку оно, или всерьёз?

— Знаешь, Олаф, кажется, мне джерихонской морской капусты будет вполне довольно, — сделал Кай важный вывод на будущее.

Капустой-то будущее надолго обеспечено. Много её, наверное, не съешь и по определению, а как пообвыкнешься, да натолкаешься этих водорослей в течение полугода — так и того меньше съедать начнёшь. А стало быть, хватит её и ещё надольше.

И к лучшему. С Юрбурга у Кая сохранился такой пунктик: страшно не любил заботиться о хлебе насущном. Всё бы ему научное творчество да символические послания от ксенокультур — вещи тонкие, в материальный эффект конвертируемые очень слабо.

6

От соседей по бараку Кай стал понемногу отдаляться. Кажется, сразу после трудоустройства, когда выяснилось, что 'Майк' попал не в охрану, а к транспортникам, Руперт перестал с ним здороваться. Моралес и Дьюи — те не перестали, но разочарование читалось и в их взорах. Явственно читалось.

Как-то раз Каю взбрело поинтересоваться у Дьюи, что за технологии горнорудной работы применяют они на шахтах. До сих пор поговорить о том как-то не случалось — слишком уж явно все мысли занимала зоология хвандехвара и сопутствующие ужасы. Но вот, наконец, спросил — на свою голову не иначе. Дьюи сперва принялся уверять, что чуть ли не все работы на шахте осуществляются кайлом да лопатой, когда же Кай резонно возразил, что такой несовременный способ добычи руды не только тяжёл, но и явно нерентабелен и разорителен для владельцев шахт — приятель вдруг вспылил, наговорил кучу обидных слов, а в довершение упомянул о якобы данной подписке о неразглашении — что выглядело и вовсе странной фантазией. Не разглашать причину применения средневековых технологий? Что-то здесь не то!

Но иМоралесу чуть ли не в тот же день случилось подтвердить: есть такая подписка. Нарушителей как минимум лишают неслабых премий, а как максимум — налагают вдобавок и серьёзные штрафы. То-то и держат шахтёры языки за зубами.

— Неслабая премия? При ручной-то работе? Да за что?! — пытался добиться Кай.

— Говорю же, подписка, — с угрюмостью молвил Моралес, — и перестань выведывать, понял?! Вас, водителей, это не касается.

'Вас, водителей!'. Как много энергии отвержения бывает вложено в два незначительных вроде слова. Но факт, бывшие приятели-шахтёры с треском захлопнули перед его носом свой прежде распахнутый для понимания мирок. И с чего бы вдруг?

Кажется, они и ранее не со мной общались, а с абстрактным 'будущим охранником', сделал Кай неутешительный для себя вывод. Жаль. Хотя...

Ему-то что переживать об отношении к себе тройки забитых шахтёров? Он-то теперь транспортник, а для них здешняя планетка тоже ведь не курорт. Да, им оплачивают не выработку руды. Не назначают издевательски надуманных премий и штрафов. Основания беспокоиться у водителей другие — и вполне реальные. Не из пальца высосаны.

Чудовища Эр-Мангали — вот жуткая реальность. Что ни монстр, так отдельное основание беспокоиться.

Ведь хвандехвары — мелочь. Неуловимая, сожравшая за кучу лет кучу рудокопов, способная идеально адаптироваться к быту колонистов — но мелочь. В сравнении с новыми угрозами.

Как зовут тех, последствие чьих атак на вездеходы представил Олаф? Да ему и спросить-то было неудобно.

А если тварей столько, и такие разные, и с такими неоднородными поражающими факторами — то за что первым долгом браться, с которой из них начинать?

Немного сбивало то, что транспортное начальство не спешило определить задачу. Это не Флетчер с примерной чёткостью её постановки: сыщи ему постылых хвандехваров, а больше ничего и не надо! Это целая лавина страхов со свалки вездеходов, искорёженных зверьём этой планеты. Лавина, словно рассчитанная на то, чтобы тебя подавить.

— Так твои определились уже, что им надо? — спрашивал Кай у Олафа.

— Определились, — пожимал плечами тот, — помоги хоть чем-то, и будут довольны.

Но чем помочь, чем? Если ни с кем из анонсированных чудовищ Кай не знакомился, да и не мечтал о встрече. Если не можешь никого выделить из общего жуткого фона. Если спотыкаешься о само количество и теряешь волю начинать.

Нуждаясь в духовном руководстве, Кай несколько раз искал встречи с Родригесом. Да где там! Одноэтажный домик, как обычно, пустовал под охраной сонного Сантьяго.

— Зачем его искать? — удивлялся Сантьяго. — Ведь он сам тебя найдёт, когда будет нужно. А сейчас он занят. Новую партию ссыльных привёз самосвал — знаешь?

Ну да, новая партия ссыльных — это святое. Для Беньямина так точно. Верно, у него в порядке вещей колесить по малопосещаемым тропам лишь для того, чтобы поболтать с новичками об Аде. С новичками Бенито — главным образом об Аде. Почему об Аде? Просто Эр-Мангали это форменнейший Ад. Не говорить же неправду.

Кай вспоминал, как это было с ним. Уже, наверное, не просто вспоминал, а присочинял местами. Когда живёшь не свою жизнь, наловчаешься присочинять на ходу. Первая встреча, вторая: поди различи в памяти эти два вроде бы недавних разговора.

Помнится, слово 'Ад' прозвучало во втором из них. Да? Но о чём тогда думал Кай по пути к Новому Бабилону сразу, как Родригес уехал?. Неужели же не об Аде? Кажется, всё же о нём. Да вот что думал: 'Ад Адом, но это вопрос общего отношения, а вот как конкретно в тот Ад поступают? Как бы точнее разузнать, куда там, в Аду, обращаться? В какое адское окошечко по какому вопросу?'... Кай, помнится, так не задал подобных вопросов, но не потому, что не сформулировал. Просто... Как-то мелочно бы они в тот момент прозвучали, ведь Бенито говорил об Аде — значительно, ярко, афористично. Почти как Данте.

Только не приписывает ли Кай Беньямину дантовы мысли? Нет? А свои? Вот здесь сложнее. Когда свои пребывают в почти полном согласии...

Ибо да, Беньямин Родригес прав в определении. Здесь Ад. Более того, здесь Ад не только в названных им смыслах, но и во многих других, о которых начальник службы безопасности умолчал — и, наверное, лишь затем, чтобы зря не пугать новичка несоразмерной его усилиям гибельной жутью.

До поры умолчал? Но, кажется, Кай готов уже и к восприятию новой ступени мрачной истины об адской планете. К третьей беседе. Но готов, или только кажется? Ага, вот в чём сегодняшняя неопределённость.

По ночам Кая тоже посещали тематически подобранные сновидения. Пару раз снился диалог с Бенито по поводу Адской Свинючины.

— Догадываешься, за что назвали именно так?

— Честно говоря не очень...

— Выглядит, как свинья, а живёт в Аду.

— В Аду?

— Эр-Мангали — форменный Ад, — пояснял Бенито с шутовской гримаской. — Добро пожаловать, парень! По правде говоря, Свинючина не самый опасный из Адских стражей, но новичкам и её предостаточно.

И да, предостаточно! И не только свинючины. Достаточно бы и хвандехвара!

А потом диалоги с Родригесом перекочёвывали из сновидений в воспоминания, из воспоминаний в размышления, из размышлений опять в сновидения.

Снова Бенито говорил. А как афористично говорил — заслушаешься:

— Система 'Карантин' — важный элемент здешнего Ада, это да. Но состоялся ли бы Ад без того специфического контингента, который сюда завозят самосвалами? Тонны человеческого мусора оседают на Эр-Мангали, а зачем? Для перевоспитания? Нет. Ад не выполняет функций Чистилища, здесь просто сжигают мусор.

Красиво, а?

Или вот это:

— Вор никогда не одумается, сидя в нашей куче ворья! — это о том, как новые порции 'перевоспитуемых' умножают Ад.

Как важно бывает вовремя поговорить с умным человеком! С ходу ведь расставил важные акценты, которые могут тебя спасти. Сделал это единственным словом — 'Ад'.

В Аду — на власть не надейся.

На власть — ни в коем случае. Но очень не мешало бы надеяться на себя. В борьбе с тварями, крушащими вездеходы — так точно.

Жаль, о крушителях вездеходов Бенито пока так и не высказался.

7

Пока Бенито занят, оставалось разговаривать с Олафом. Только не равноценная эта замена. Особенно если вспомнить, что начальников у Олафа двое. И стоило Бенито далеко завеяться, для водителя становились более значимы приказы начальника по транспортной части. Например, не светить почём зря карту колонии.

— Так на Эр-Мангали, как я понял, три посёлка: Бабилон, Джерихон, Содом? — как-то допытывался Кай.

— Нет, ну самих посёлков-то больше, но главные — действительно эти. Показать их расположение на водительской карте? Ну вот, гляди... — Олаф извлёк бумажную карту из поясной сумки, развернул... И спохватился, спрятал обратно.

Кай только и успел рассмотреть: ага, топографическая, создана на основе спутникового голографического снимка с дорисовками от руки. А вникнуть...

— Карта секретная, — сообщил Олаф, — шахтёрам её показывать в особенности не велено — сбегут ведь...

— Ну, шахтёрам — наверное. Но я-то не шахтёр. Я такую получить должен, — убеждённо заметил Кай. — И, наверное, не раз перерисовать. Чтобы отмечать пути миграции здешних тварей и оптимизировать маршруты вездеходов. Понял, что я говорю? Передай это своему начальнику.

Олаф передал. Но начальник его — хитрая бестия — сказал, что Кай, конечно, прав, но вот незадача: нет ни одной лишней карты.

— Так дай я её перерисую. Ну хоть примерно, — нашёл выход Кай.

— А, ладно, — сдался водитель. — Тогда держи пока мою карту. Я её всё равно наизусть помню.

Кай обнаружил, что посёлков на ней отмечено не менее десятка, только не все имеют особые названия. И у каждого из них рядом — по одной-две шахты.

— Богатая колония, — заметил Кай. — столько посёлков, разбросанных по всему здешнему континенту

— Ну, не все из них обитаемы, — заметил Олаф. — Кстати, оттого возникают кой-какие трудности. Ну, когда космические самосвалы по-старинке вываливают новичков у таких брошенных посёлков, а в развалинах — уже ждут бандиты. А у них разговор короткий. Кого прирежут, кого в банду свою втянут.

— Бандиты? И такая беда есть? — постарался произнести без иронии.

— Ой, да много всяких отморозков ошивается: Эр-Мангали, как-никак.

Кай подумал, что если в развалинах покинутых посёлков прячутся бандиты, то кто тогда составляет законную власть в посёлках непокинутых? И не втягивают ли они новичков в собственные банды — в роли бессловесной массы, вынужденной гнуть спину в рудных шахтах.

В чём тогда разница между теми бандитами и этими? Наверное, в степени отчаяния. Пока твой посёлок не превратился в очевидные руины, ты можешь воображать, что находишься не в том же самом Аду.

И похоже, держатели лишь трёх посёлков, имеющих собственные имена, могут подобное о себе воображать. Администрация Нового Бабилона. Хозяева Нового Джерихона. Власти Свободного Содома.

8

Первую поездку на вездеходе Каю придётся совершить на Ближнюю шахту. Именно здесь работало большинство шахтёров из Нового Бабилона, включая Руперта, Моралеса, Дьюи.

— Кажется, на Ближней шахте за главного Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро? — спросил Кай у Олафа, по-детски радуясь тому, что выучил длинную фамилию наизусть.

— Вовсе нет, — ответствовал Олаф. — Чтоб ты знал, главного начальника Ближней шахты зовут Ральф Стэнтон. А Мендоса — это всего лишь начальник охраны, да и то — бывший.

— Бывший?

— Ну да. Стэнтон этого надутого латиноса недавно прогнал. Угадай, за что? Понятия не имеешь? Да за длинную фамилию! Старина Ральф более всего на свете уважает краткость. Ты не знал?

По правде говоря, Кай по путаным сведениям от шахтёров до сих пор не мог уяснить, кто такой Стэнтон. Ой, ну да ладно, мудрость приходит с годами. Получается, длинную фамилию Мендосы можно теперь позабыть, подумалось с облегчением. А вот фамилию Стэнтона недурно бы и запомнить, благо, она короче.

— Что ж, запечатлей в памяти, когда-нибудь пригодится, — не возражал Олаф. — Но только не в этот раз. Старина Ральф сидит у себя на руднике, а тебе туда спускаться незачем. Дорога до Ближней шахты, а никак не она сама, вот что тебя должно волновать. И даже не так дорога, как безопасность вездехода.

Ну да, конечно, Кай помнит, что принят на службу транспортниками. И, разумеется, не забыл, ради чего именно. Чудовища. Все, что встретятся по дороге. Лишь они — в мудром отчёте специалиста.

9

Водителя, с которым отправился Кай, звали Брандт. Олаф, предупредил, что Брандт этот — просто водитель, к службе Бенито отношения не имеет, а значит, откровенничать с ним не стоит. Впрочем, то была излишняя перестраховка — за весь путь до шахты молчун водитель ни разу и рта не раскрыл. Хоть ему и полагалось Кая инструктировать.

Ну да ладно, по крайней мере, Кай выяснил процедуру, согласно которой шахтёрам подаётся автобус. Раньше ведь он не знал, что она такова, и спросить не догадывался. А ведь процедура примечательнейшая.

Ранним утром Кай пришёл в гаражный сектор посёлка, в гараже для пассажирских вездеходов по описаниям Олафа нашёл нужный, через верхний люк взгромоздился в кабину, где Брандт уже сидел — с самым отсутствующим видом.

Однако, как только Кай оказался внутри, Брандт резко стартовал — их даже в сидения вжало, словно в планетолёте.

— Потише, пилот, — как можно миролюбивей обратился к водителю Кай. Натужная улыбчивость не возымела действия. Шофёр не ответил.

Вездеход-автобус лихо выехал через Гаражные ворота (есть, оказывается, в посёлке и такие, с надёжным современным тамбуром) и уже с внешней стороны подрулил к основным пешеходным вратам шахтёрского городка.

Около двухсот шахтёров уже ждали посадки, выстроившись в очередь.

Автобус Брандта подобрал человек пятьдесят — столько, сколько набилось. Прочие остались ожидать следующих рейсов.

Кстати, салон, как заметил Кай, был восемнадцатиместным. Просто его вместимость здорово повысили, вывинтив сидения и добавив рукояток, за которые можно держаться стоя. Вот так и стоят, подрёмывая, в мрачном ожидании тяжёлого труда, либо непредвиденной смерти.

Оглянувшись на плотно забитый пассажирский отсек, поневоле содрогнёшься, вспоминая подходящие случаи из кладбища вездеходов, проводя жуткие параллели. Острые, как бритва, клыки пропороли бы здесь не одно тело. Тяжёлые челюсти сжали бы салон так, что пассажиры слились в однородную массу.

Ох уж это памятное кладбище вездеходов: чем оно по сей день так ужасно, так это тем, что оно кладбище не только лишь вездеходов.

Дороги до ближней шахты было всего ничего, но добрая половина её приходилась на тёмный лес, вплотную подступающий к бортам автобуса. Где-то на этом участке Брандт и должен был показать Каю тот опасный поворот, ради которого затеяна вся поездка. На нём, как твердил Олаф, на вездеходы повалились нападать какие-то существа трудновыяснимой природы.

Брандт должен был показать, но не показал. Кай всё думал, что главная опасность впереди, а тут уже и к шахте подъехали. Ну, будь здорова, Ближняя шахта. Не ждал тебя так рано, богатой будешь.

Пока шахтёры выгружались из автобуса и шли к подъёмнику, ныряющему в широкую щель под горой, Кай высказал водителю своё недовольство:

— Брандт, вы забыли мне показать то место в лесу, ради которого я сюда ехал.

— Забыл? Ничего я не забыл, — впервые нарушил молчание водитель.

Прозвучало недобро. А один из шахтёров. обернувшись на выходе, произнёс:

— Майк, ты обознался, это не Брандт.

Сам шахтёр был Каю внешне знаком — явно сосед по бараку, только что не попал в тот узкий кружок 'приятелей', чьи имена удалось запомнить.

— Как не Брандт? — опешил Кай.

— А так не Брандт. Меня зовут Игнасио.

— Почему же тогда...

— А потому тогда, — злобно прошипел водитель, — что Брандта вместо меня послали возить элитные продукты в Новый Джерихон. Улавливаешь, животный специалист?

— К сожалению, нет, — произнёс Кай с поспешностью — в неприятном предчувствии, что уловить вот-вот придётся.

— И ты, конечно же, не в курсе, куда из моего холодильника девался груз?

— А почему я должен быть в курсе?

— А потому! — рявкнул Игнасио. — Кого же ещё, кроме тебя, чёртова вегана, могли так заинтересовать эти долбаные водоросли?

10

Уж как не заладился день, так до позднего вечера, когда исполненный справедливого негодования Игнасио привёз шахтёрскую смену обратно.

Родной барак встретил Кая чересчур внимательными взглядами, а Моралес по старой памяти предупредил:

— Тебя спрашивали.

— Кто?

— Да один тут, из коллекторной службы. Вряд ли ты его раньше видел.

— А каков он из себя?

Чтобы толково ответить, Моралес зашёл издали:

— На место того громилы, что свернул себе шею — Педала, помнишь его, наверное? Ну, кулаки были с твою голову, — вошёл он в излишние подробности. — Так вот, на его место приняли нового типа. Но с точно такими же кулаками. Поллаком кличут.

Ишь ты! Так и кличут? Выходит, уголовник, прибывший в Новый Бабилон под именем белобрысого Лаки, больше не стесняется своей подлинной фамилии. Он не стесняется, а вот Каю — по прежнему придётся...

— Ну?

— Так этот Поллак специально тебя спрашивал.

— Зачем? — удивился Кай. — У меня же документ, все знают...

— Откуда я знаю, зачем? — пожал плечами Моралес. — Моё дело сказать. Твоё дело не пугаться, коли не страшно.

11

А тут и Бенито в очередной раз объявился.

Как и предполагали сотрудники, ездил встречать очередную партию новичков.

(Ну кого ещё так огорошишь внезапными суждениями об адской планете? Только их, желторотых и бледнопузых).

Импровизированное совещание, в котором кроме Родригеса принял участие Олаф, Гонсалес, Ортега, Сантьяго и Кай, было начато словами:

— Есть две новости. Первая — очень плохая, откуда ни взгляни. Вторая — местами хорошая. Но не всеми местами.

— Сперва бы новость поплоше, — предложил Олаф. — Давно никакой гадости не случалось, как-то уже и соскучились.

— Изволь, — усмехнулся Бенито. — Скверная новость такая: на Эр-Мангали с некоторого времени действует Галактическое братство ассасинов.

— Серьёзно? — разом проснулся Сантьяго. — Уж они-то здесь у нас что забыли? Как бы и без них было весело.

— Это как? — удивился и Кай. — присылают сюда убийц?

— Да, — кивнул Родригес, — присылают.

— А какой смысл, если мы здесь и так надёжно спрятаны? — подал голос Ортега, подручный следователей Годвина и Мак-Кру.

— Видимо, недостаточно надёжно, по чьему-то мнению. Во всяком смысле, их братству платят, а оно предоставляет убийц-смертников. Готовых действовать хоть на Эр-Магали, хоть где ещё — мало ли в галактике гиблых мест...

— Узнать бы, кто платит... — пробормотал Кай.

— Это-то как раз известно, — прервал его Бенито. — Платит, как обычно, Галактический Альянс, а также его марионетки-революционеры. В некоторых кругах именуемые 'толстозадыми'.

О, Кай догадывался, в каких кругах. Он ведь сам некогда и прилепил это прозвище, разошедшееся потом в целом веере запрещённых в Юрбурге космоголограмм.

— Куда сложнее обнаружить исполнителей, — продолжал Родригес, — а ими колония чуть ли не наводнена...

— А чем это особенно опасно? — спросил Гонсалес. — У нас на Эр-Мангали навалом уголовников и без них. И не каких попало: кругом опытные убийцы...

— Ассасины — не просто убийцы. Это фанатики. Они пойдут на дело, даже если оно смертельно и невыгодно. Даже если обнаружат подвох со стороны заказчика. Ассасины живут смертью, дышат ею, творят в её имя. Истинные слуги Ада среди людей — это они.

— И что, их так уж трудно выявить? — усомнился Ортега. — Фанатики заметны...

— Только не эти, — вздохнул Беньямин, — их специально учили мимикрии. Они одноразовые бойцы, но идеально подготовленные. В свете того, что я в последнее время узнал, вижу, как меня самого не одну сотню раз уже обвели вокруг пальца...

— Вы о чём? — насторожился Кай.

— В каждой группе новичков, отправляемой на Эр-Мангали, есть их адепт. По одному на группу. Вот уже больше года, как это так. А я, встречая новичков со дня основания колонии, не уловил момента, не заподозрил неладного.

— Постойте, Бенито! — воскликнул Кай. — Если в каждой группе, значит и в моей?

— Именно так.

И в этот миг Кай выпал из общего разговора. Кто в его группе, кто? Первым делом напрашиваются плюмбумские мародёры да уголовнички с Парадиза... Но нечего на них останавливаться, они и так напрашиваются, поскольку сами по себе плохи. Ассасины же способны предстать и во вполне достойном облике, скопировав его до мелочей.

Если не плюмбумы, если не Буллит с Кулаком, тогда... Скромные старички в дорогих костюмах? Их раздевали, а они радовались, как сильно провели грабителей мнимой беззащитностью? Нет! И вот почему нет: старичков двое, а вражеская подсадка — в единственном экземпляре. Кстати, плюмбумы и уголовники с Парадиза отпадают ещё и по этой причине. Если кого-то двое и больше, и они неплохо друг друга знают — нет, не будет среди них ассасина.

Кто остаётся? Подозрительный своим пессимизмом тип с Камарги. Белобрысый весельчак Лаки, который всю дорогу дружил с Каем, а по приземлении бодро занял его место в Башне Учёных. Кто ещё? На месте Бенито Кай не стал бы сбрасывать со счетов и себя самого. Мутный этот парень — Кай Гильденстерн. Вроде, и не практичен, и людей от себя отвращает, а вот уже справился с гнездом хвандехваров, и живёт в колонии лучше некоторых, и заслужил какой-никакой авторитет.

Но главное, катер блюстителей порядка за ним одним специально летал в Юрбург. И его одного из целого университета закинуло на Эр-Мангали. Тоже нашли опасного врага режима... Не опасен, но сослан. И вот это-то подозрительнее всего.

Занятый своими мыслями, Кай не сразу заметил, что его имя всплыло-таки в речи Родригеса, но в несколько ином контексте.

— ...Итак, что мы имеем? Известные, хотя и малоинтересные заказчики за пределами досягаемости. Неизвестные исполнители, чьи имена — в большинстве своём — всё же известны, так как записаны в журнал при первой встрече с Эр-Мангали, но при этом затеряны среди множества посторонних имён. И, наконец, на Эр-Мангали находятся цели, по которыми работают исполнители. Многие цели уже стали жертвами, то есть, были достигнуты. Но есть по крайней мере одна цель, которая в результат не претворилась. Мне удалось узнать её имя, так как ассасин из последней партии был подготовлен спустя рукава.

— Я, кажется, догадываюсь, — предположил Сантьяго, — сам Флорес?

— Нет, не Флорес. Некто Кай Гильденстерн.

12

После страхов, тревог, опасных недоумений и одиозных тем — как не порадоваться, что сохранилась новость менее однозначная, сравнительно приятная, вдохновительная, также связанная с последней партией ссыльных.

Кто ожидал, что Беньямин Родригес вдруг заговорит о музыке? А он превзошёл ожидания. Даже по именам назвал многих музыкантов. Ибо не так давно записал.

— К нам прибыла фолк-группа 'Оу Дивиляй' в полном составе. Со всеми бас-гитаристами, волынщиками и экзотическими ударниками.

— А их-то за что сюда выслали?

— Не 'за что', а 'зачем'. Чтобы выступить в Новом Бабилоне.

— И всё? Но ведь группа во всей галактике на пике популярности, а с Эр-Мангали ей обратно не стартовать... Ребята об этом подумали?

— Надеюсь, что да. Хотя опасаюсь, подумали недостаточно серьёзно, — вздохнул Бенито. — Не все условия учли.

— А местные их не могли надоумить? — не унимался Олаф. — Такую группу похоронить...

— Кто-то не прочь и весь мир унести с собой в могилу, а не то что десяток музыкантов из 'Оу Дивиляй'. Их выписали по требованию Флореса.

Вот тут Олаф и хотел бы продолжать, а заткнулся. О Флоресе в Новом Бабилоне либо хорошо, либо ничего. И лучше ничего, чем даже хорошо. Ибо безопаснее.

13

Под впечатлением от новостей Родригеса, особенно от первой, Кай шёл к своему бараку, мало что вокруг наблюдая, хоть впору бы поступать наоборот. Не мудрено, что пристроившуюся к дверному косяку фигуру Поллака заметил слишком поздно.

Отлепившись от косяка, Кулак проворно ухватил его за одежду. Сказал:

— Койкоместо деньги стоит. Надо платить.

— У меня ордер на бесплатное, — покачал головою Кай.

— Да ты что? — притворно изумился Поллак. — Не верю.

Пришлось показать. Вынимая ордер из кармана, Кай твёрдо положил не выпускать его из рук, но не учёл силищи коллектора. Тот завладел бумажкой, смял и спрятал в карман. И порвал бы, если бы эти бумаги не делали столь прочными на разрыв.

— Отдай, — сказал Кай. Поздновато сказал, неуверенно.

В ответ Кулак показал ему кулак. Убедительнее некуда.

Слабовато я тебя тогда вздул, сообщил кулак, видать, пожалел, впредь буду бить сильнее. Экое кулачье красноречие.

— Простоватый ход, — хрипло возразил Кай. — Мне новый ордер выдадут.

— Забыл Буллита, да? — осклабился Кулак. — А он тебя помнит.

Глава 8. Тебя не тронут,

или Сделают вид, что не тронули

1

— Эр-Мангали, Эр-Мангали! Гостеприимной будь!!!

О благе беспокоясь, земные короли

В мечтах о расширенном мире

Послали в дальний поиск большие корабли

Прочь от Земли.

Туманности мерцали, сверхновые рвались

И булькали чёрные дыры.

И вдруг пред звездолётом откуда ни возьмись -

Эр-Мангали.

Эр-Мангали, Эр-Мангали далёко от Земли

И прячет богатства от взгляда.

Здесь повод к возрожденью давно себе нашли

Чудовища нижнего ада.

Нам славную поездку готовят короли:

В ад, или в рай?

Планета, как планета, не выделить ничем

Её из терранского класса,

Но всё ж сомнений нету, что скоро перед ней

Построится мир.

Надежды здесь воскреснут, набьются животы,

И явится высшая раса.

Спадут с тебя оковы и будешь славен ты

На Эр-Мангали.

Эр-Мангали, Эр-Мангали, сокровища твои

Умертвий полки охраняют.

Эр-Мангали, Эр-Мангали, чудовища твои

Ни сна, ни пощады не знают.

Эр-Мангали, Эр-Мангали, и кровища твоя -

Бальзам или яд?

Эр-Мангали, Эр-Мангали! Гостеприимной будь,

Жди нас в подземных чертогах!

От жадного угара давай нам продохнуть,

Страшными снами не трогай,

Но снова твои стражи нам преграждают путь,

Сбежим иль войдём?

Громовой рокот архаического фольк-рок-пения под барабанный бой, визг волынок и хищное рычание уайлд-гитары раздался тем же вечером прямо в изумлённом шахтёрском квартале Нового Бабилона, озарённом сполохами масштабного файер-шоу.

Ах да, группа 'Оу Дивиляй' начала своё выступление к немалому изумлению рядовых обитателей колонии. Им бы на кров и пропитание как-нибудь заработать, а тут — музыка. Причём одной из популярнейших в нашей галактике фольк-групп.

Вместе с толпой шахтёров, повалившей из барака в ответ на первые же звуки, Кай двинулся к деревянной эстраде. На прогнившем настиле стояла дюжина музыкантов, отважно притоптывая в такт ритмичной мелодии. Выдержат ли доски — ещё вопрос. Мало того, что прогнили, так кругом ещё факелы...

Площадь была плотно заполнена рудокопами, не исключая и глубокой лужи в её центре. Кай в числе не самых расторопных стоял довольно далеко от сцены, потому даже обуви не промочил. А вот первые ряды счастливых слушателей, притиснутые к самой эстраде, стояли в воде по пояс и не роптали на товарищей, что напирали сзади.

Это при том, что не каждый из них разобрался, кто именно выступает.

— Что, настоящая 'Оу Дивиляй'? — удивлялись в толпе. — Да не может быть! Только не у нас.

— Много ты понимаешь! Вон тот парень — точно Драйхорн! — отвечал кто-то из более осведомлённых. — А девушка, которая сейчас будет огонь выдувать — это Сони! А тот, с марсианской волынкой — конечно, Флексиг! А с клавишной скрипкой — Пфайфер! Фу ты, как сюда попал, думал уже, никогда больше их не увижу...

Кай приглядывался и тоже всех узнавал. Драйхорна, Сони, Флексига, Пфайфера, ну а кроме них Райнера за ударными, Андроника со второй волынкой, Себастьяна-гитариста. Несомненно, здесь та самая группа 'Оу Дивиляй', причём основной состав. Крупнейшие звёзды нашей галактики. Непостижимо, но факт.

По правде говоря, из крупнейших галактических звёзд в области музыки Кай только эту группу и слушал. Сказывался профессиональный фильтр ксеноисторика. 'Оу Дивиляй' вызывала интерес уже тем, что вволю интерпретировала древние ксенотексты. Например, оставшиеся от загадочной культуры Сид. Те самые, которые Кай изучал зрительно, и сам не очень-то представлял в звуке.

После самой первой песни, посвящённой здешней планете, группа спела ещё с дюжину старых своих хитов, но снова и снова толпа начинала скандировать: 'Эр-Мангали!' — и музыканты шли навстречу слушателям. Никакую другую композицию на бис не требовали.

— А что, у ребят и раньше была песня про Эр-Мангали? — удивлялся рядом юный шахтёр со слезами восторга на глазах.

— Насколько я знаю, нет, — ответил ему Кай. — Это новая песня.

— Написали специально для нас? Круто! — ещё пуще проникся паренёк. — И ведь точно: там и слова все про нас, про шахтёров!

— Разве? — не сразу понял Кай. — С чего ты взял?

Впечатлительный шахтёр напомнил строки о 'гостеприимстве' планеты, о получаемых от неё 'дарах' в 'подземных чертогах'.

— Это ведь мы в шахты спускаемся! А что ещё такое подземные чертоги, как не шахты? Вот и получается: песня про нас.

-А, ну да, шахтёрская песня, — не стал спорить Кай.

Но сам об этом определении подумал с иронией. Не тот человек Драйхорн, чтобы перед шахтёрами заискивать. Его песенное творчество сплошь визионерского, мистического склада. В особенности — переводы ксенопоэзии.

— А скажи, Кай...

— Кай? — ужаснулся Гильденстерн.

И стал лихорадочно соображать— откуда просочилось?

— А что, я перепутал? — виновато заморгал парень, и Кай его неожиданно признал: ну конечно! Это же тот зашуганный малолетка, которого привезли на Эр-Мангали вместе с ним, в одном самосвале. Ясно, что он мог запомнить Кая по имени.

В катере мальчишка появился ещё в период облёта лун Парадиза. Причём подобрали его не на луне, а ссадили с рейсового космобуса. Вроде бы за безбилетный проезд. Малец был очень перепуган и прикидывался спящим, но его уловка никого не ввела в заблуждение. Мародёры с Плюмбума-11 — те нарочно издевались, обещали его зажарить и съесть, а сами наблюдали за реакцией. Ухохатывались, как 'сквозь сон' парнишка напрягался и бледнел лицом.

— Да, ты перепутал, — твёрдо сказал Кай, — меня зовут Майк Эссенхельд. А Кай — это тот, другой парень. Блондин, который ехал со мной рядом.

— А, — сказал юнец, — хорошо, я запомню. Но здорово, что я тебя нашёл.

Кстати, мальчишка сильно повзрослел. Это уже не то дитя с зажмуренными глазами. Шахтёр в полном смысле слова. Рудокопы на Эр-Мангали быстро стареют, это факт. Ну, как видно, и взрослеют они тоже быстро.

— Но я не видел тебя в шахте. А я ведь всех вижу, я на подъёмнике устроился...

Что он вынюхивает? Внезапно обожгла мысль: а ведь парень может оказаться тем ассасином, который... Нет, не может! Надо было видеть его сначала — перепуганным зверьком, забившимся в кресло катера. Это сейчас он выглядит способными на многое, но тогда... Последнее суждение выглядит убедительно. Только...

Что, если он тогда мастерски притворялся? Ассасины умеют.

Может, и сейчас лишь делает вид, будто поверил Каю?

— Я в профсоюзе водителей, — нехотя пояснил Кай. Если парень ассасин, всё равно докопается. И перенёс внимание на сцену.

— Эр-Мангали, Эр-Мангали! Гостеприимной будь, — хрипло взывал Драйхорн.

Надо бы после концерта подойти к музыкантам, подумалось Каю. Но, во-первых, не было большой уверенности, что к галактическим звёздам удастся пробиться, во-вторых, при этом пареньке знакомиться с ними не стоит, а отделаться от него сейчас — тоже непростая задача. Больно уж прилипчив, как оказалось. Стоило Каю поменять место в толпе, как малец тут же пристроился рядом. Пояснил:

— Боюсь тебя потерять. Ведь мы же из одной партии, нам надо держаться вместе.

Вот как? Что ж, пора хоть именем его поинтересоваться.

— Что-то призабыл, а тебя как зовут?

— Мэдисон, — ответил шахтёр. — Можно просто Мад.

— Ладно, — Кай ободряюще улыбнулся, — попаду в шахту — навещу.

Да уж, тогда придётся навестить. Если в шахте один подъёмник.

2

О наезде Кулака Кай рассказал в штабе службы безопасности колонии. К сожалению, Беньямина Родригеса в очередной раз на месте не оказалось, но Сантьяго с Ортегой внимательно его выслушали.

— Я, конечно, могу подписать у Флетчера новый ордер, — заверил его Ортега, — но есть ли смысл? Все и так знают, что старый ордер тебе выдан.

А Сантьяго вдумчиво заметил:

— Тебя не тронут. Но пугать ещё будут. Этим двоим — Буллиту с Кулаком — что-то от тебя нужно. Только думаю, они ещё и сами не решили, что. Медлят.

Может, и медлят. Но, как для Кая, ситуация развивается всё же быстровато. Притормозить бы.

3

Буллит и Поллак ожидаемо медлили. На пару недель о Кае они словно забыли — конечно, чтобы дать ему время отбояться и расслабиться, а потом нагрянуть неожиданно и жёстко. Кай понимал основную суть их тактики, но много ли в том толку, когда не можешь ей противопоставить свою, более выигрышную.

В ту пору Каю Гильденстерну повезло-таки съездить в Новый Джерихон — причём на знакомом вездеходе-холодильнике, том самом, который когда-то управлялся разобидевшимся Игнасио, а ныне перешёл к Брандту.

— Славное путешествие, Майк, рад тебя с ним поздравить, — сказал Олаф. — Красивое там место. И виды по дороге. И море рядом. Можно даже скупнуться, коли не бояться всякого разного.

— В море тоже есть всякое разное? — напрягся Кай.

— А как же! Разумеется, и в море: одни колокольные медузы чего стоят! А песчаные фурии с морского дна? А драконистые блохи? В общем, ксенозоологу там будет, на кого посмотреть. Но главные встречи, конечно же, состоятся по дороге. Водопой хвандехваров под скалой Утюг — это что-то! А Шпанский лес! А Кизячий овраг!

— Целый лес шпанок? — проникся Кай.

— О, ты понимаешь! Жутковатое местечко, жаль, объезжать далековато.

— А в Кизячьем овраге что за напасть?

— Вот тут раз на раз не приходится. Но только никогда заранее не знаешь, что за дрянь оттудова вылезет. Думаешь, уже всего там насмотрелся, ан нет: удивляешься снова-заново. Если в силах ещё удивляться, ясное дело. А то ведь бывает, часть сил на борьбу ушла, другая на агонию...

Да-да, насчёт агонии Кай уже догадался. Но сейчас, пока ни оврага перед собой не видишь, ни того, что из него вылезет — да, пока что внутренний путешественник в Кае искренне радуется интересной поездке. Засиделся он в Новом Бабилоне. Насмотрелся на двуногих чудовищ. Натосковался в здешнем распорядке.

Когда спозаранку подсаживался в кабину брандтового вездехода, Кай пережил дежа вю — но слабо выраженное, так как Брандт на сей раз оказался именно Брандтом. Гневный Игнасио покуда не заслужил прощения за потерянный товар, что, признаться, не оставляло равнодушным виновника его бедствий а радовало, причём преизрядно. Ну да, нечестно. Но всё же очень по-человечески.

— Как ехать, господин ксенозоолог? — весело поинтересовался Брандт, когда вездеход миновал врата Нового Бабилона.

Ух и приятно, когда спрашивают твоего совета.

— Как обычно, — протирая глаза от накатившей утренней полудрёмы, предложил Кай, — мне для начала надо изучить маршрут следования, а там уже, — он с трудом подавил зевок, — оптимизировать...

— Тю, — Брандт почесал в затылке, — вот чего не знаю, так это как туда едут обычно. Сроду не бывал в Новом Джерихоне. Буду ориентироваться по карте, но там есть варианты.

— Насколько я знаю, — сообщил Кай, — обычно туда едут через Шпанский лес и Кизячий овраг. Мимо водопоя под скалой Утюг.

— Класс! — не сдержал облегчения Брандт, отыскав на карте названные Каем объекты. — Всё, я знаю, как ехать. Объезжаем Бабилон, пересекаем ручей через Дальний мост — и вдоль него на северо-запад аж до самого моря. Люблю прямые маршруты.

4

— О, — сориентировался Кай, — отсюда налево — Ивовый Эдем. Тот, где раньше гнездились хвандехвары, а теперь одни шпанки.

— Угу, — сказал Брандт, — кажись, так и есть. Но мы туда не поедем. Дорога налево не заворачивает.

— Так и не надо! — Кай не стал объяснять, что просто порадовался встрече узнаваемой местности. — Шпанок ещё в Шпанском лесу насмотримся.

Налево поворота не случилось, но зато направо...

Брандт остановил вездеход и принялся изучать карту. Сделал вывод:

— Ага, нам прямо. Правая дорога — объездной путь к Новому Содому.

Одно из двух, решил Кай, или на Эр-Мангали очень сложная система дорог, или бедняга Брандт в ней худо разбирается. И второе вероятней. Всё-таки от новобабилонских стен отъехали всего ничего, а для водителя назрел повод для остановки.

Хорошо, напасть оказалось некому.

— Если какую-нибудь жуткую тварь заметишь, ты лучше не останавливайся, — попросил Кай на будущее.

— Не боись, — ответствовал Брандт, — я ведь глаза дома не забыл, кое-что смекаю. Просто страшно не люблю с полдороги возвращаться из-за того, что не там свернул. Опять же, и топливо...

— Что топливо?

— Да всякие стукачи болтают, будто я его втихаря сливаю. Надоело уже, право слово... О, гляди, прямо по курсу — плоскопуз!

— Кто? — подскочил Кай.

— Плоскопуз. Уж не знаю, как он зовётся по-вашему, по научному, но вон он, у развалин фермерского дома спину на дороге греет... — и верно, впереди, рядом с разрушенной пластиковой коробкой колониального строения на дороге разлеглось камбалообразное тело широченной рептилии.

— Объедем? — предложил Кай.

— Ну уж нет — будем давить!

— Стоит ли?

— Не боись! Мы ведь не пешком про нему пройдёмся. Сквозь броню плоскопуз ничего не сделает. Он только и умеет, что ноги отгрызать по колено... Так как его зовут по-вашему, по-научному?

— Камбалоид короткоконечностный, — не запнувшись, ответил Кай.

— Фу ты, какие сложности!..

Миг — и новонаречённый камбалоид кракнул под тяжестью вездехода. Что ж, молча вздохнул Кай, отворачиваясь: и животину раздавленную немного жаль, но с другой стороны — сама виновата. Нечего было грызть ноги-то человеческие.

Человек — существо мстительное.

5

Вскоре после трагической для плоскопуза встречи впереди показался мост через ручей. Другой мост через тот же ручей, и отчего-то — никем не охраняемый.

Может, какая-то тварюка здесь охрану всю перебила?

— Нет, — замотал головой Брандт, въезжая на дощатый настил, — я хорошо этот мост помню. На нём сроду никого не стояло.

— Но в чём же тогда логика? — воскликнул Кай. — Как можно понять два моста, один из которых сторожат от зомбяков шестеро с огнемётами, а другой поодаль никто не сторожит — проходи-не-хочу?

Вездеход переехал на ту сторону ручья и двинулся по дороге, забирающей вправо, вниз по его течению.

— Так и понимай: через этот мост зомби не ходят. Далеко им, видать.

— А откуда они идут?

— Ну, со стороны того моста и идут. Я точнее не узнавал, мне без особой разницы... О, гляди, ещё один камбалоид плоскопузый впереди разлёгся. Сейчас мы его! — Крак!

Плоскопузы глуповаты, сделал вывод Кай. Подставляются почём зря. Ложатся под вездеходы, не пытаются убегать. С чего бы?

— Наверное, многовато их расплодилось, — рассудительно произнёс Брандт. — Вот и регулируют численность. Типа того.

Вскоре стало ясно, почему дорога перешла на ту сторону ручья. Сам ручей разлился до таких размеров, что ручьём его больше не назвать, только речкой, а с того берега, который вездеход покинул, к самой воде подошла массивная скала, которую понизу и не объедешь. Может, это та самая скала Утюг?

Хорошо бы Каю оставить эту последнюю догадку при себе. Но как же он мог не похвастаться, особенно когда дорога сделала поворот, за которым открылся водопой? Не сказать, что на том водопое встретились одни хвандехвары, но они здесь были, определённо, главными хозяевами.

— Всё точно, — ляпнул Кай, — водопой у скалы Утюг. И вон хвандехвары.

В низких ивовых зарослях прятались, а по сути, лениво пригибались, десятка два-три контрастно выделяющихся хвандехваров бурого окраса, а на открытом лужке у воды кучно паслись травоядные млекопитающие — два крупных стада, в которых без труда угадывались ксеноаналоги терранских антилоп и пятнистых оленей. Если верны сведения о ночном образе жизни хвандехваров, то время для их охоты ещё не приспело, но только спустится вечер...

— Скала Утюг? — переспросил Брандт. — Надо бы посмотреть, — он привычным движением остановил вездеход и развернул карту.

А ситуация-то была не столь уж благостной.

Как только вездеход остановился, хвандехвары мигом позабыли о своём ночном образе жизни. Все три десятка бурых — шасть из зарослей. И ещё с десяток зелёных, которые до поры с зарослями сливались.

— Брандт! — предостерегающе воскликнул Кай.

— Погоди, счас её разыщу, эту скалу Утюг... — не поднимая глаз, отвечал водитель, причём успел ещё и зевнуть во весь рот. — А, ну ты прав, это здесь.

— Хвандехвары! — надо было с этого слова и начинать, но что за неудобное для выговаривания название — впору язык сломать.

Брандт, наконец, поглядел наружу, и, заметив плотную стену скачущих к вездеходу бурых тел, резко стартанул. Самая резвая из добежавших тварей с разбегу распласталась на лобовом стекле — Кай отшатнулся от её пронзительного алчущего взгляда. Вслед за первым шлепком по кабине раздалась целая дробь, и изломанные тела хвандехваров мало-помалу закрыли чуть ли не весь обзор.

— Так им и надо, — мстительно сказал Брандт, — ишь, добычу нашли.

И, развернувшись на неслабой скорости, чтобы струсить поналипших тварей, снова направил машину в самую гущу.

А что для этих рептилий добыча? Надо полагать, остановившийся вездеход. А кто ж его, спрашивается, остановил, Брандт не подскажет? В общем, ему бы не злобствовать, а уроки извлекать — хотя какие там уроки?

Брандт взаимно преследовал хвандехваров до тех пор, пока очередной удар лобовым стеклом о раззявленную пасть не выдался сильнее всех предыдущих. От места столкновения пошла радиальная сеть трещин и, словно гигантская паутина, протянулась через всю кабину.

Нового удара такое стекло не выдержит.

— Тьфу, Чужак, — выругался водитель, — я ж забыл выставить силовой экран! — и поспешно ретировался с поля боя, более не ввязываясь в излишние стычки.

Несколько разъярённых особей — может быть, все, что остались у водопоя в живых, преследовали вездеход ещё минут десять. Причём им доставало прыти его догнать, но атаковать на ходу не сдюжили, выбились из сил — отстали.

Брандт пустил покалеченный вездеход потише, чтобы вписываться в повороты без замирания сердца — не своего, так каевого.

А ведь можно было с самого начала промчаться вдоль водопоя на пределе скорости и никого не спровоцировать на штурм лобового стекла. Впрочем, Брандту об этих выводах сообщать бесполезно. Надо бы их сформулировать в самом общем виде, чтобы никого персонально не обидеть, и включить в число 'рекомендаций ксенозоолога', которых от Кая ждут по возвращении из Нового Джерихона.

Если при брандтовом стиле вождения приведётся ещё вернуться.

Ой, а что замаячило впереди слева? Не Шпанский ли это лес, а? Ибо вон та парочка вьющихся над дорогой тварей — не шпанки ли, случаем?

Очень-очень похоже, но хвастаться своей наблюдательностью перед Брандтом Кай на сей раз поостерёгся. Пусть будет просто лес. Ибо в поисках Шпанского водитель опять заглушит двигатель и примется мучить карту.

6

Шпанский лес по левую руку, река — по правую. Дорога выглядела понятной и шла сообразно своему начертанию на картах. Знай себе дуй вперёд и не провоцируй шпанок. А то не хватало ещё, чтобы одна из них просунула в треснутое стекло свои требовательные яйцеклады. Этак доедешь до Нового Джерихона не самим собой, а нововылупленной шпанской колонией — фу, что за мерзость!

Кай давно уже косился на сетку трещин, а при мысли о проникающих в кабину шпанках его, поди, дополнительно перекосило.

— Не боись, — успокоил Брандт, — лобовое стекло поменяем. Есть откудова снять новенькое...

Но чинить вездеходводителю придётся уже в Новом Бабилоне, а сейчас бы с таким уязвимым стеклом ухитриться без приключений добраться до цели. И обратно — тоже бы без приключений.

Встречные шпанки признаков интереса к вездеходу не проявляли, но ведь и лес их всё ещё тянулся. Ничего себе громадина — Шпанский лес. Он ведь страшен не просто величиной, а размахом своей патологии. В таком огромном лесном массиве — и вдруг одни шпанки. Здешние широколиственные породы ласково шелестят на ветру, но только стоит ветрам подутихнуть — из лесу слышатся вовсе другие звуки. Нет, не дробь дятла. Нет, не крик попугая. Хлёсткие удары по воздуху множества гигантских перепончатых крыльев — вот чем озвучен лес.

Если же припомнить сказанное Беньямином Родригесом об опасностях шпанки для всех других видов, становится понятно: чужеродных шпанскому племени звуков лес уже не издаст. Ибо он лишь по внешней видимости лес живой. На самом деле — одна декорация с погубленными на корню биоценозами.

Как бы страдал, наблюдая такое дело, настоящий Майк Эссенхельд — если бы был настоящим ксенозоологом, а не выдуманной Каем личиной! Верно, до подкожного зуда бы исстрадался, если даже ксеноисторик Кай не может унять жуткого впечатления.

А ведь в лес тот ведут тропинки! По которым некому больше ходить, ибо летучие твари в них не нуждается, а нелетучие — те давно сгинули, чтобы пойти на корм летучим.

Причём не все из тропинок протоптаны бывшим местным зверьём. Какие-то — и человеком. Дорога для вездехода, ведущая в лесную глубь — каково! А были и пешеходные тропы, но несомненно человеческие. В точности напротив таких троп через реку были переброшены верёвочные мосты с перилами.

И сами-то мосты не больно надёжного вида, но если представить, как одолевший мост одинокий путник с той стороны углубляется в лес, полный шпанок — тут тебя такой холодный пот проберёт, что впору одним прикосновением к спине замораживать джерихонские морепродукты.

А потом как то раз Шпанский лес закончился. Вездеходная дорога в последний раз выдала развилку: левая её ветвь протискивалась между молодым подлеском и хаосом древних причудливо выветренных камней, живо смахивающих на индийские гробницы, прямая ветвь начинала спуск то ли в ущелье, то ли в овраг. Параллельно с дорогой кренился вниз и быстрый ручей, в который снова собралась разлившаяся было речка.

— О, пороги! — заметил Брандт. И скаламбурил. — Пороги нам по дороге.

— Ага, и овраг, — подтвердил Кай.

Вездеход аккуратно сползал по дороге, проложенной какими-то умниками вниз по склону с углом градусов где-то в сорок пять. Участок пути не для боязливых, даром что виды с него открывались потрясные: после жиденьких верхних порожков ручей, объединившись с другими речными рукавами, выдал целый каскад водопадов.

— Красотища! — не мог не воскликнуть Кай. — И почему Эр-Мангали не туристическая планета?

Хоть и ясно, почему. Сложился у планеты другой профиль по милости прагматичных хозяев. Те рассуждали так же, как Каю ответил Брандт:

— Ну, водопады чуть ли не везде сыскать можно, а руду не везде.

Типа, всё правильно, ископаемые важнее. Да ничего ведь не правильно!

По мере того, как склон становился круче — ещё на парочку градусов — Кай понемногу отвлёкся от чудного зрелища и ненароком проговорил вслух усиливающееся опасение:

— А туда ли мы едем? — а сам замер при мысли, что Брандт сейчас же заглушит мотор и уткнётся в карту, а лишённый управления вездеход, увлекаемый собственным весом, вниз покатится...

Но видать, ярлык совсем невменяемого водилы он к Брандту приклеивал зря. Тот не утратил сцепления с почвой, и вместо, чтобы рыться в условных обозначениях на бумажном голо-рисунке, ткнул пальцем прямо в сеть разбегающихся по стеклу трещин:

— Да вон уже и посёлок виден!

Кай присмотрелся: и верно. Там, внизу, на самом дне оврага проходила типовая бронепластиковая стена с силовым навершием, в ней зияли ворота, охраняемые парой надменных стражей, а за стеной — под высокими деревьями — громоздились крыши бараков. Всё, кроме деревьев, до боли знакомо по Новому Бабилону.

Даже охранник ворот, потребовавший у Брандта путевой лист, как две капли воды смахивал на Роба. Их, что ли, готовили к службе в одной учебке?

— Ну, здравствуй, Новый Джерихон!

Охранник посмеялся аффектированному восклицанию Кая и махнул рукой: проезжайте, мол. Вездеход покорно проехал в ворота и те за ним закрылись. Как только начали закрываться, Кай ощутил укол беспокойства. Как в ловушку попали.

— Где-то в чём-то мы с тобой обознались, — шепнул он Брандту.

— Я скажу тебе, в чём. Ты где-то видишь море?

Уж чего-чего, а намёка на море на дне здешнего оврага не было и в помине.

— Это не Новый Джерихон! Какой-то другой посёлок.

— Ага. И на карте его нет.

7

Посёлок в овраге был таки странненьким. По широкой площади, на которую Брандт вывел вездеход, чтобы замереть в нерешительности, куда дальше — так вот, по этой площади слонялось множество людей, никого из которых нельзя было заподозрить в принадлежности к шахтёрам, или же к их охранникам. Весь этот люд, что называется, праздно шатался — вроде бы, каждый на свой манер, а всё же в неуловимом единстве.

Единство подчёркивалось одеждой — несуразными бурыми балахонами, но к внешней атрибутике никак не сводилось. Имелся и внутренний исток, некое принципиальное решение.

Они самопогружены, определил Кай. Кто-то и в самом деле, но большинство — понарошку. Эти последние вездехода в упор не видят, а всё же пялятся на него, полностью уводя всё внимание в боковое зрение. Им нельзя бросить на прибывшую машину прямого взгляда? Но почему? Ответ на поверхности.

Они возносят молитвы — тоже с привлечением целого множества путей. Кто-то кликушествует, выдавая в голосовом надрыве первые подошедшие к горлу тексты. Кто-то бубнит по памяти. Кто-то, не доверяя памяти, зачитывает тексты с листа. Кто-то общается с высшим миром в аристократическом молчании.

Эти-то, молчаливые, отчаяннее других косятся на вездеход.

— Думаешь, кто-то к нам подойдёт? — спросил Кай у Брандта на десятой минуте сидения в этом храме под открытым небом.

— Уже не думаю, — проворчал тот. — Мы здесь им только мешаем... Отчего же нас сюда пропустили те клоуны на входе?

Кай отметил про себя, что те, на входе, выглядели ещё более-менее адекватными. А внутри — ни дать, ни взять, секта.

— У них там, видно, такая инструкция: впускать и не выпускать, — сказал, унимая дрожь, — за счёт этого и контингент пополняется.

— Я им не контингент! — вспылил Брандт.

— Вот они и не подходят. Ждут, когда ты изменишь мнение.

Брандт в ответ дёрнул плечом, подразумевая, что никогда. Что ж, упрямство, конечно, сильная штука, но ведь не для пойманного в ловушку. Например, можно всем назло никогда не покинуть вездехода, отрицая сам факт поимки, но при этом твоё никогда очень быстро закончится, а сектантам-то хоть бы что.

Если, конечно, не начать их давить, как тех хвандехваров. Но то был бы способ наверняка укоротить своё никогда вместе с частным его доказательством нескольким произвольно попавшимся оппонентам.

— Уйти нам подобру-поздорову — лучше для всех, — Кай и не заметил, как заговорил лозунгами, — но для нас-то в особенности.

— Что и говорить, — вздохнул Брандт, — попались-то глупо; придётся теперь через 'не хочу' выходить и к ним обращаться.

Как интроверт интроверта, Кай водителя прекрасно понял — с полной мерой сочувствия. Сказал утешительно:

— На самом деле им хочется разговаривать. Просто запрет...

— Вот и не будем дальше тянуть. Выходи пообщайся!

— Я?

— Ладно, пошли вместе. — Брандт отпер свою дверь и спрыгнул к людям на площадь, приглашая Кая следовать примеру. — Эй, приятель, не подскажешь, где мы? В смысле, куда попали?

Но приятель не удостоил его кивка, а приятель приятеля лишь возвысил голос, произнося как по писаному заумную фразу:

— Многие будут смущать твой покой, ты же иди путём праведным, живи не по лжи, очисть разум для новых отважных свершений!

— Спасибочки, так и поступлю, — пообещал Брандт, — а теперь ответь мне...

Ни один из ответов, услышанных в течение ещё получаса, не предназначался лично ему. Кай тоже пробовал — примерно с тем же успехом. У, еретики ползучие!

Но вот ударил колокол с высокой башни, пристроенной к одному из бараков, отличающемуся от других обилием граффити религиозного содержания. Колокол, должно быть, возвестил окончание времени, отведённого на молитву. Во всяком случае, сектанты резко заметили Кая, Брандта и их вездеход.

И что, кто-то кому-то ответил? Как бы не так? Сектанты словно сговорились вышибать клин клиньями собственных вопросов.

— А вы верите в Бога! — спросили, конечно же, первым долгом.

— Чего? — переспросил Брандт.

— Да, — ответил Кай.

— А вы знаете, что Бог вас любит? — хором осведомилось два здешних еретика. Комизм состоял в том, что один обращался к Каю, а другой к Брандту, но текст от их реакции не менялся. Зачем? Ведь без вариаций его гораздо легче запомнить.

— А вы знаете, что Бог нам уготовил рай?

— Да, — Брандт ввернул не без едкого сарказма. — Эр-Мангали, без сомнения, райская планета.

— А вы знаете, что Бог нам уготовил рай прямо на Эр-Мангали? — следующий вопрос, без сомнения, дал водителю почувствовать себя в роли предсказателя.

— Несомненно, — быстро ответил Кай, — но скажи-ка, брат, как зовётся то благословенное место, куда нас довёз вездеход?

И ему ответили. Причём ответили нараспев стройным улыбчивым хором:

— Имя нашему посёлку Новый Зеон!

— Ты слышал? — обернулся Кай к Брандту. — Это Новый Зеон. Не помнишь, как там по карте: далеко ли до Джерихона?

— На моей карте никакого Нового Зеона нет, — с уверенностью возразил тот.

— Наш Зеон не на картах. Наш Зеон в душе! — стеснительно улыбаясь, словно девственница на выданье, произнёс пятидесятилетний муж с пронзительным взглядом.

Кай старательно пропускал мимо ушей идеологическую муть, но крупицы фактов бережно складировал в копилочке памяти. Так, вслед за названием посёлка он узнал имя самой организации. 'Духовное воинство свидетелей Зеонского холма' — вот как оно называлось в макси-версии. А в просторечии — 'свидетели', да и всё.

— А скажите-ка мне, свидетели, где же тогда находится Зеонский холм, если посёлок Новый Зеон, как мы видим, расположен в низине?

На этот вопрос Кая сектанты выдали целый веер версий — разноречивых, но в тот же момент абсолютно верных.

— Новый Зеон, он не в низине, он на высоком холме, просто тот холм незрим для профанов, аллилуйя!

— В Новом Зеоне строится рукотворный холм, когда тот холм будет завершён, он вытянется выше самых высоких гор, к вящей славе Зеона, аллилуйя!

— В Новом Зеоне собраны души праведников, каждая душа суть уменьшенная действующая копия холма Зеонского, аллилуйя!

И многое-многое другое.

А потом подошёл суровый воитель с бластером и произнёс, исподлобья зыркая то на Кая, то на Брандта:

— Преподобный Амос, верховный бишоп Нового Зеона и благовествователь Эр-Мангали, ждёт вас, о блуждающие во тьме насекомые.

Не слишком приветливо, зато хоть определённо.

8

Пока шли к всезеонскому бишопу, разозлённый пренебрежительным тоном провожатого Брандт зачем-то рассказывал Каю, что никакого такого Зеона на Эр-Мангали вовсе и нет. Раз на карте не значится, то всё равно как и в жизни не было. Ибо всем ведь и так ясно: при жизни нынешних поколений систему 'Карантин' не снимут, Эр-Мангали не откроют. Когда же такое дело, наконец-то, случится, историю Эр-Мангали напишут задним числом по картам и другим документам. Так вот: в документах тех будет присутствовать Новый Бабилон. И Новый Джерихон. И Свободный Содом. А никакого Нового Зеона там не было, нет и не будет. В общем, зря ребята стараются.

Кай слушал его в благоразумном молчании. Не поддерживал разговор, чтобы не злить проводника с бластером, не возражал Брандту, чтобы и его не раззадоривать. А всё же мысли кой-какие появились.

Откуда-то взялись необычные названия официальных посёлков горнорудной колонии: Новый Бабилон, Новый Джерихон, Свободный Содом. Названия в единой стилистике, о происхождении и значении которых сами обитатели ничего внятного не могут сказать. Почему? Потому что сами они в этом именовании никакого участия не приняли. Были поставлены перед фактом: название теперь таково.

Но кто-то ведь предложил этот свод названий. На кого похоже? На кого-то, кто держит слово в Новом Зеоне. Этот кто-то назвал и собственный посёлок, не попавший на карты, а скорее — намеренно исключённый. Этот кто-то — видимо, через неслабую сеть тайных агентов — назвал и все главные посёлки, место которых на картах застолблено. Зачем ему это? Ха! Кай догадывается, зачем. Имя определяет судьбу, ведь так?

По всему, сектанты замыслили в городках колонии какой-то мощный религиозный переворот с показательными Божьими карами. Известно, что стало с Иерихонскими стенами. И с Вавилонской блудницей. А о Свободном Содоме и говорить нечего. Но то Каю известно. Ну, ещё обитателям бабилонской Башни Учёных. И, скорее всего — Родригесу. А из простых-то жителей обречённых посёлков — можно биться об заклад, никому. Или с 'обречённостью' посёлков Кай перемудрил?

Ну да. Рассуждения рассуждениями, но что эти 'свидетели' могут реально сделать против того же Нового Бабилона, под завязку напиханного стражей?.. Разве проклясть?

Да, они могут проклясть. И судя по многим знакам, проклятие уже действует.

9

Провожатый, должно быть, нарочно долго петлял по посёлку, чтобы показать, что до верховного бишопа просто так не дойти. Когда же подвёл к заветному кабинету, то Кай приметил: окна выходят на ту же самую площадь с праздно шатающимся людом в балахонах.

Да нет, какое там нарочно: дело в обязательных ритуалах. К верховному бишопу полагается добираться так, а не иначе. В противном случае — не все ангельские чины почтишь.

Преподобный Амос оказался лысым, как колено (может, тщательно наголову выбритым) яйцеголовым пастором одной из самых уважаемых юрбургских конфессий астрохристианства. Или, что не менее вероятно, самозваным типом в пасторском облачении, но идеально вошедшим в роль. Ну да кто на Эр-Мангали не самозванец? Неужели Кай?

Милостиво кивнув прибывшим, Амос отослал их проводника и спросил:

— Ваши имена, добрые путники? Род занятий?

Кай и Брандт назвались, причём Кай — именем Эссенхельда.

— Ксенозоолог? Полезная специальность, — оценил преподобный. — Не исключено, что позже я попрошу вас об одной услуге.

— Позже? Вы хотите нас задержать? — осторожно спросил Кай. И бросил тревожный взгляд на не больно-то сдержанного спутника, но тот, не иначе, ради разнообразия, верховного бишопа задирать не стал.

— А вы сами хотели бы остаться? — вопросом на вопрос ответил Амос.

— Нет, — откровенно признался Кай.

Как ни отвратителен и труден для выживания Новый Бабилон, как ни напрягает порой откровенное жлобство, а всё же много сил вложено в социальную адаптацию, в наработку сносной репутации, знакомств и всего такого. И ещё. Новый Бабилон — это не только плюмбумы да бандиты. Там есть организация Бенито Родригеса, которая, пусть без особой надежды, однако, стремится к чему-то более-менее светлому. По глазам видно — стремится. И, может статься, всерьёз нуждается в Кае.

Начинать на новом месте с нуля? Благодарим покорно. Тем более — странноватое место. Поведение людей на площади, как на вкус Кая, чересчур уж ритуализировано. Сможет ли он вписаться в здешние ритуалы, ещё вопрос. Например, неизвестно, что все эти люди ритуально едят в трапезной палате. Но есть подозрение: проходя мимо кухонных пристроек, пришлось наслушаться щелчков, характерных для проращивания мясных волокон согласно ксенотехнологии Оломэ.

— И вы не желаете остаться? — спросил Амос у Брандта.

Тот яростно замотал головой.

— Что ж, насильно мы никого не держим, — улыбнулся бишоп с приторной благостностью, — приходят к нам добровольно. И то не все остаются. Только верные.

— А как вы поймёте, кто верен, а кто не верен? — зачем-то спросил Кай. Нет, ну ясно зачем. С чисто познавательной целью, которая к возвращению из этого сектантского цирка прямого касательства не имела.

Благостный бишоп ответил, причём с неожиданной в его устах жёсткостью:

— Неверных отбраковывает Дух святого Зеона.

Вертевшийся на языке вопрос, как именно отбраковывает, Кай предпочёл проглотить. В иных ситуациях лучше не знать кое-каких секретов. В тех самых, когда ты ещё надеешься, что тебя отпустят.

Амос подождал от Кая вопроса, не дождался и сказал:

— Деликатность вопрошания о великих таинствах Нового Зеона делает вам честь.

На лице Брандта так и застыла пренебрежительная гримаса, соответствующая немому вопросу 'чего?', но с языка не сорвалось ни звука, в общем, к деликатности вопрошания Кая в итоге какой-то внутренней борьбы присоединился и строптивец-водитель. Ну так и к лучшему. Из Кая и самого переговорщик так себе, а если ему ещё грубо мешать...

— Правильно ли я понял, что вы нас отпустите? — а вот этот вопрос по теме. Правильный вопрос, исполненный сугубо практического интереса.

— Не исключено, — преподобный задумался.

— От чего может зависеть положительное решение?

— Во многом, — сделал ударение бишоп, — от вашей доброй воли.

Итак, Амос их с Брандтом отпустит, но хочет предварительно завербовать. Правильно ли Кай догадался?

— Не подумайте, — сказал преподобный, — что я вас сейчас вербую...

Стало быть, догадался правильно, уверился Кай. Ну, тут уж держи ухо востро...

— ...но вот какое у меня выходит затруднение. Между Новым Зеоном и Новым Бабилоном действует негласная договорённость. Честный компромисс. Люди Флореса не вмешиваются в наши дела, за это мы более не проповедуем благую весть среди его шахтёров. Не переманиваем охранников. Не смущаем умы учёных.

Вот как! Стало быть, о посёлке, вычищенном с карт, в Бабилоне всё-таки знают. Но потому и вычистили, что боятся, как бы чернорабочие, охрана и интеллектуальная элита не переметнулась оттуда в благословенную зеонскую впадину. А боятся, потому как, наверное, были случаи массового перехода. Сбегали, конечно же! И не столько к великим радостям Зеона, сколько от той скверной жизни, которая в Бабилоне достала.

— Устойчивость компромиссного решения, — продолжал Амос, — обеспечивает примерное равенство сил. Флорес не нападёт на Новый Зеон, пока знает: это выйдет ему боком. Не найдёт почти ничего, что его интересует. Потеряет неизмеримо больше.

— Мы хотели бы способствовать укреплению этого компромисса, — вставил Кай.

— Хорошо бы, — вздохнул преподобный, — на деле бывает иначе. Судя по тому, что мне донесли, ваш вездеход заехал в Новый Зеон случайно?

— Да, так и есть.

— Но эта случайность идёт вразрез с договорённостью, вот в чём соль.

— А можно ли, — Кай перевёл дыхание, — привести её с ней в соответствие?

— Видите ли, в чём дело, — бишоп скривился, подбирая слова, — Флорес — человек жёсткий. Не мудрено: он ведь в прошлом бандит. И таких людей, как он, более всего убеждает сила. В чём проявляется, с его точки зрения, наша сила? В жёсткости реагирования на нарушения договорённости. Если мы вас решим, к примеру, казнить — Флорес поймёт.

— Что поймёт? -пролепетал Кай.

— Что мы себя уважаем. Если же он узнает, что вы к нам прибыли, а мы вас мирно отпустили, он решит, что мы ослабели... Начнёт давить. Нашлёт на нас шпионов на вездеходах, прикажет им себя вести провокационно. Ну а дальше будет война. Мы ведь не сможем держать себя скромно — это путь к поражению. Провокаторов придётся расстреливать — хоть бы единственно для того, чтобы он не почуял слабину. Флорес тоже не из тех, кто уступает. Будет пытаться нас пугать, доведёт дело до эскалации.

— Ой, нет, — всплеснул руками Кай, — эскалация нам не нужна.

— Если Флорес узнает, что вы побывали в Зеоне, эскалации не избежать!

— А если он не узнает? -нашёлся Кай.

— Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Условие Зеона таково: весь эпизод с заездом в Новый Зеон вами забывается. И ни с кем ни полслова о том, что такое с вами случилось.

— Это всё? — спросил Кай.

— Всё, — ответил Амос.

Пока всё, понял Кай. Так будет точнее. Сам факт, что случился неучтённый заезд в недружественный посёлок — отличный повод для шантажа в будущем.

— А что вы говорили о деле по моей специальности?

— Это потом, — отмахнулся бишоп, — долгое дело, и оно пока не горит. Когда будет в самый раз, вот тогда вас найдут. Сразу же, как только.

В задаче, анонсированной преподобным, что самое важное? Важен намёк. А именно на то, что их с Брандтом и в Новом Бабилоне сразу найдут, коли что.

— Но предлагаемое дело никак не будет повёрнуто против новобабилонских властей? — Кай захотел дополнительно обезопаситься. В том числе — от возможных подозрений со стороны Брандта.

— Ни в малейшей степени, — тон бишопа был твёрд.

— Тогда я согласен, — объявил Кай. — А ты? — обернулся он к Брандту. Тот быстро закивал в знак полной поддержки достигнутого решения. — Мы согласны.

— Великий Зеон одобряет ваш выбор, — высокопарно молвил Амос. — Вас отпустят. Что до дороги на Новый Джерихон, то наш человек проводит вас до нужной развилки. Всё. Далее вас не задерживаю.

Явился заносчивый провожатый — тот самый, что назвал их насекомыми во мраке, или чем-то таким вроде. Сказал, уводя из покоев бишопа по замысловатым переходам:

— Я укажу вам путь, дорогие гости. В кабине вашего вездехода третий поместится?

— Вообще-то нет, — хмыкнул Брандт, — но мы что-нибудь придумаем.

— Постарайтесь придумать, — смиренно склонил голову провожатый, — я, конечно, могу бежать и перед вездеходом, но это сильно замедлит путь. Ваш пропущенный поворот к Кизячьему оврагу довольно-таки далеко. Да, кстати. Меня зовут Честер.

Вот и познакомились.

10

Кай и Брандт забрались в свою кабину. Пока Честер побежал распорядиться, чтобы открыли ворота, они остались как бы одни. Брандт сел за управление и, чуть не врезавшись в угол барака, обернулся к Каю:

— Прикинь, какие чудеса. У тебя такое бывало, что вдруг парализует голос, и хотел бы чего произнести, а не можешь? Нет? А к меня случилось — на приёме у этого долбаного бишопа.

— Потише, — предостерёг Кай. — Вон Честер возвращается.

— А сесть ему некуда, — хохотнул водитель. — К тебе на колени сядет. Что, Майк, никогда не катал на коленях красоток?

— Случалось. Но то красоток. Не мужиков с бластером.

Всё-таки альтернатива каевым коленям сыскалась, и Честер кое-как устроился в узком промежутке между креслами, стараясь не задевать собственными коленями рычаг тормоза, а локтями не распихивать хозяев кабины.

— Все устроились? Понеслись! — весело вскричал Брандт, и вездеход залихватски вырулил за поселковые ворота. Правда, далее скоро начался долгий сорокапятиградусный подъём, там уж ему стало не до лихачества. Пока Кай расслабленно любовался каскадом водопадов, Брандт сосредоточенно давил на свои рычаги, стараясь помочь тяжеленной машине всем незначительным весом собственного тела.

Выбрались на ровное. Честер сказал:

— Вон, глядите, ребята: по правую руку начинается Шпанский лес.

— Ага, — сказал Брандт, — я бы поглядел, но ты сидишь на моей карте.

— Скоро встану, — пообещал парень с бластером. — Вот здесь, где лес только начинается, вам и надобно свернуть.

— Между лесом и вон теми камнями, да?

— Именно. Но там дальше тонкость. Встретишь Кизячий овраг, объезжай его лучше с востока. Западный объезд выглядит лучше, но почему-то с него редко кто возвращается.

— Это всё?

— Всё.

— Спасибо, Честер, — последнюю реплику вместо Брандта подал Кай. Всё время, пока новозеонец выбирался из кабины наружу, водитель сверялся с картой.

Потом, когда Честера и след простыл, Брандт поднял на Кая задумчивый взгляд:

— Ага, я сориентировался. Там впереди, за этим каменным хаосом — Кизячий овраг. Его можно объехать справа, а можно слева...

— Лучше с востока, — сказал Кай. — Стало быть, слева.

— С чего ты взял?

— Так Честер сказал.

— Какой Честер?

— Тот тип с бластером, который проводил нас от Нового Зеона.

— Нового чего?

Кай присмотрелся к Брандту. Водитель глупо прикалывается, или в самом деле всё позабыл? Больше походило на второй вариант. Что ж, раз такое дело, Кай подыграет:

— Расслабься, я пошутил. Не было никакого Честера. Но западный склон оврага опасен. Точно тебе говорю.

Брандт завёл свою многострадальную машину и без добавочных приключений довёл её до Нового Джерихона.

11

Новый Джерихон от ранее знакомых Каю мест выгодно отличала природная среда, но никак не внешний вид самого посёлка.

— Тот же Новый Бабилон, только в профиль, — зевнул Брандт.

Вместо мелковатого узкого ручейка под стенами здесь радовало глаз широкое синее море, но стены-то те же самые, типовые, бронепластиковые. Те же ворота, те же бараки за ними.

Вонь? Вот вонь отличается. Сушёная рыба, сырая рыба, тухлая рыба — в Новом Бабилоне обобщённый род этого смрада был приписан строго к рынку Чипсайд, тогда как в Новом Джерихоне гнездился повсюду, в широчайшем спектре версий и самых изобретательных их сочетаний.

Люди? Не сказать, что они в своём облике чем-то разительно отличались. Поразило бы Кая отсутствие печатей обречённости на лицах. Но печати-то были на месте.

Да, повсеместно встречались цветастые шарфы, по которым и в Бабилоне было легко опознать джерихонца. За исключением этой детали, всё то же самое. Здешние рыбаки даже в море ходили в шахтёрских блузах, верно, другой одежды на Эр-Мангали почти не завозили.

Поведение, характерное для джерихонского люда — снова-таки вариация на бабилонские темы. Кажется, среди охранников откровенно плюмбумический тип встречался здесь реже, а общеуголовный, наподобие Буллита, соответственно, чаще. Что менялось от этого для рыбаков и торговцев, которых они прессовали? Только то, что прессовали не по-звериному тупо, а с известной воровской изобретательностью.

Тот бараний рог, в который у Кая на глазах скрутили торговца на местном рынке рэкетиры с наглыми харями, наглядно показал: в Новом Джерихоне не Рай, а всё тот же Ад бабилонский. Рай, коли есть он на Эр-Мангали (ха-ха!), расположен, быть может, в Новом Зеоне, там в него хоть бы кто-то верит, но Новый Джерихон — дело иное, главным образом печальное.

Что было хорошего в Джерихоне? Разумеется, широкое море. Был порт, и рыбацкие баркасы покачивались у пирса. Была пивная, где Кай к изумлению Брандта и завсегдатаев заедал пенный напиток доброй миской маринованной морской капусты. Собственно, и всё. Этого оказалось мало, чтобы остаться здесь навсегда.

В пивной Кая пытались переманить в рыбацкий посёлок. Не преуспели. Ни морские красоты, ни даже дешёвые водоросли не возымели действия, ведь за ними не пряталось никакой перспективы. Уткнуться в горизонт и капустой чавкать?

Неведомо почему Кай всеми мыслями торопился назад в Бабилон. Тоже вырвался один из вонючего барака на свободу!

— Зачем я вам? — спросил у вербовщика, вертлявого болтливого парня, подсевшего за его столик.

— Ты ведь ксенозоолог. А у нас тут полно морских чудищ. Рыбацкие баркасы топят только так. В общем, без работы не останешься.

— Ага. Вижу, что не останусь, — кем бы ни чувствовал себя Кай в этот момент, но точно не трудоголиком. — Спасибо, подумаю на досуге.

Море? Да, очень красиво. Морские чудовища? Потрясающе интересно. Изучать их повадки, выходя в море на баркасах, которые они топят? Да уж, незабываемый опыт. Но, кажется, сподручнее поработать с тварями наземными. Вездеходы дают хоть малую иллюзию защищённости, а баркасы даже её не предлагают.

— Надумаешь, обращайся! — жизнерадостно закивал вертлявый. — В другой раз, как заедешь к нам в Джерихон, можешь легко сыскать меня в этой самой пивной. Спроси Дантеро — здесь тебя всякий со мной сведёт. Или, если сам не приедешь, можешь мне передать весточку — ну, скажем, через Брандта. Он здесь у нас теперь частенько бывает.

— Ага, через Брандта. Частенько? Ну да, конечно, — бормотал Кай.

Что характерно, Брандт не протестовал, хотя сидел рядом и наверняка всё слышал. А ведь перед самым отъездом утверждал что? Дороги он, видите ли, к Новому Джерихону не знает. Издевался? Весьма вероятно. Но тогда и в Новый Зеон он не просто так заехал. Осознанно привёз Кая к тамошнему верховному бишопу. Надо же, какой плут!

Нельзя, правда, сбрасывать со счёта и другую версию. Ведь Брандт может всё то же самое делать и неосознанно. Как автомат, по чьей-то тайной указке. Напрочь забывая обо всём, о чём забыть приказали.

Вероятнее первое, но второе... Оно больше похоже на Брандта.

12

Дальше потянулась обратная дорога к Новому Бабилону, от которой особенно вспомнить нечего. Из Кизячьего оврага так никто и не вылез, Шпанский лес миновали без приключений, водопой хвандехваров у скалы Утюг — ну его ведь ещё по дороге туда знатно разгромили.

Зато на подъезде к Новому Бабилону Кай услыхал знакомые звуки.

— 'Эр-Мангали, Эр-Мангали!..' — с надрывом выводила группа 'Оу Дивиляй'.

Ура, концерт ещё продолжается! Будто и не выезжали никуда.

Брандт по просьбе Кая высадил его поближе к сцене, а сам повёл вездеход на разгрузку и в мастерские — менять пострадавшее лобовое стекло. Кажется, такие ремонтные операции — забота самих водителей.

Кай стоял в толпе слушателей и уносился мыслями... Тьфу ты, к этому гадскому Новому Зеону, который убрали с карт, чтобы затруднить работягам бегство. Начисто изглаженный теперь и из памяти Брандта, посёлок с главным библейским названием по-новому объяснял присутствие группы 'Оу Дивиляй'. Отвлечь! Вот зачем потребовались бандюгану Флоресу первоклассные музыканты, покорители настроений и дум всей галактики. Отвлечь от идей о Новом Зеоне, втайне передаваемых в шахтёрской среде.

Если надо отвлечь, то, стало быть, есть проблема. Бегут. По сей день бегут, невзирая на жутких тварей, на долгий и неясный путь. Бегут от чего? От безнадёги. От унижения духа в себе. От ощущения себя тягловой скотиной.

Когда же 'Оу Дивиляй' эдак вот мечтательно пропоёт о недрах Эр-Мангали...

— Майк, привет! Не правда ли, замечательный концерт?

Опять этот занудный Мэдисон! Просто-таки ни одно выступление группы не обходится без того, чтобы он к тебе не подошёл.

Поскольку Кай промолчал, Мад повторил вопрос:

— Не правда ли...

— Правда-правда. Как вчера, только ещё замечательней.

Ага. Каждый вечер не менее замечательный, чем предыдущий. А уж новый вечер выдастся ничуть не отстойнее нынешнего.

— Ты действительно так считаешь? Так ты был и на вчерашнем концерте? Почему же я тебя на нём не видел?

Кто-то приходит на концерт послушать 'Оу Дивиляй', поглазеть на исполнителей, поприплясывать чуток в грязи под эстрадой. Но Мад выше этого. Он посещает концерты, чтобы проверить наличие Кая.

— Не был я вчера на концерте, — лениво признал он.

— Почему же? Тебе нездоровилось?

— Нет. Я был в отъезде.

— И где же?

— В Новом Джерихоне.

Название посёлка выговорил с особым тщанием. Ещё не хватало ляпнуть этому прилипале про Новый Зеон. Вот уж чего бы не стоило: Кай свои обязательства блюдёт. Не настолько, как Брандт, который пообещал позабыть о неназываемом населённом пункте — и нате-пожалуйста, позабыл. Но блюдёт. Кому попало в Новом Бабилоне не скажет. Лишь одному человеку. Но тот человек, уж так получилось, вовсе не Мад. Тот человек — Беньямин Родригес.

— Извини, — сказал Мад. — Я знаю, я немного навязчив.

— И не немного, — поправил его Кай.

— Да, — признал Мад, — я сильно навязчив, я это знаю. Наверное, я мешаю тебе слушать музыку.

— Именно мешаешь.

— Извини, пожалуйста, — сказал Мад, — что я мешаю тебе слушать музыку. Этого больше не повторится. Мне самому очень неловко, но ничего не могу с собой поделать. Дело в том, что я сильно навязчив. Я и дома был очень сильно навязчив, а здесь, на Эр-Мангали, это качество моё стало попросту несносным. Дело в том, что работаю я на подъёмнике — ну там, на Ближней шахте. Ну так вот, пока клеть с шахтёрами опускается, или, наоборот, поднимается, делать-то ведь нечего. Ну и приходится лясы точить, чтобы времечко, значит, скрасить. А как наловчишься болтать без умолку, так потом очень трудно бывает остановиться. Дело в том, что у меня ещё со школьных времён повышенная научаемость. Я мог слушать учителя и повторять за ним лучше всех учеников в своём классе. За это меня все дразнили: у нас на втором Парадизе почему-то не принято выбиваться в отличники...

Истинно, Мэдисон себя превзошёл. Попробуй-ка за его торопливым текстом уловить, о чём там поёт Драйхорн: Об Эр-Мангали, о сокровищах Рейна, а может быть, о шагающих башнях ксенокультуры Сид. Всё покрыто помётом никчемных словес юного зануды.

Уж не нарочно ли Мад нарывается на кулак? Если и так, то, наверное, не от своего имени. Кто-то мальца подговорил, заставил. Чтобы, значит, возникнуть в чёрном плаще спасителя и разобраться с обидчиком этого малолетки.

13

Наутро Кай был разбужен Кулаком. Не кулаком — Кулаком, тем который Поллак. Но, впрочем, в этом не много разницы.

Поллак пришёл вытрясать деньги из шахтёров. Попробовал вытрясти и из Кая. Но не на того ведь напал! У Кая и денег-то нет. Самый мизер, который заплатили в профсоюзе транспортников, аккурат ушёл на пиво с миской морской капусты в Новом Джерихоне. А потом, Кай не обязан платить. У него же освобождение от следователей Годвина и Мак-Кру, подписанное самим Флетчером!

— Меня не колышит, что ты говоришь, — осклабился Кулак. — Покажи бумагу.

— Так ты же сам её тогда у меня забрал! — воскликнул Кай и, конечно же, совершил ошибку. А попробуй не ляпни чего спросонья, не успев крепко подумать!

— То есть ты — возводишь на меня поклёп? — нагло взъерепенился Поллак.

— Никакой не поклёп, — ровно ответил Кай. — Ты, верно, просто забыл, что брал у меня посмотреть бумажку об освобождении.

— Незачем было мне смотреть твою бумажку! — не унимался Кулак.

— Вот и мне показалось: незачем. Но ты попросил, я дал.

— Нет, все слышали?! — завопил детина, обводя полным ярости взглядом пяток прибывших с ним своих же коллег-коллекторов, а заодно приобщая к числу свидетелей три десятка перетрусивших шахтёров. — Этот парень много на себя берёт, вам не кажется? — плюмбумические вымогатели согласно закивали, шахтёры вжали головы в плечи. — Я брал твою бумажку? А ты докажи! Попробуешь меня обыскать — ну, давай! — Поллак схватил Кая за руку и, легко преодолев отчаянное сопротивление, потянул к себе в карман, истошно вопя. — Ой, что ты делаешь негодник? Кто тебе давал право обыскивать официальное лицо при исполнении? — и сменил тон на задушевный. — Ну как, нашёл?

Можно подумать, у Кая были надежды что-то найти даже в случае внимательнейшего обыска. Ясно, что бумажка, отобранная мерзавцем, давно им где-нибудь сброшена: что её в карманах-то таскать месяц кряду?

— Не нашёл! — возопил Кулак. — Ни следа не нашёл! Как решаются такие вопросы у нас на Эр-Мангали, кто мне напомнит? — обратился бузотёр к коллегам. — Ну верно: поединком! — никто ему этого слова не сказал, и всё же он сделал вид, что от кого-то услышал. — Конечно же! Только поединком! Ибо, как говорится, только кровь способна смыть... Э, парни, помогите: чего она способна смыть? Ага: следы тягчайшего оскорбления! — глумливо закончил Поллак.

— Так что, поединок? — со скукой переспросил один из коллекторов. — Ой, да к чему этот геморрой. Может... Да ну его?

Но в тоне Поллака было что угодно, кроме скуки, когда он подтверждал своё требование поединка. Мол, что ты, коллега, как можно! Понятия Нового Бабилона требуют поединка, значит, надо поступать по понятиям! Понятия требуют, чтобы прямо сейчас... Но тут скучающий коллектор Поллаку возразил:

— По понятиям Эр-Мангали на подготовку поединка даётся до трёх суток. И поединок не где попало. На арене, которую и из верхнего посёлка видать.

Другие закивали: а как же, понятия ведь святы.

— Ладно, не возражаю, — шутовски поклонился Кулак. — На исходе третьих суток мы с молодым человеком бьёмся. Кулачный бой, а? Кто кого замочит с одного удара...

— Нет такого в правилах поединка, — возразил скучающий эксперт.

— Что, серьёзно? Ну да я пошутил. Тогда решено: фехтование на коротких ножах!

— С десяти метров! — съязвил только-только опомнившийся Кай. И в меру своих скудных знаний перешёл на воровской слэнг. — Что вы мне свистите за понятия? Когда это по понятием вызывающий выбирал оружие?

— Он прав, — лениво сказал скучающий, — по понятиям Эр-Мангали, выбор оружия действительно за ним.

Ну, хоть что-то удалось выговорить...

— Не возражаю, — Поллак осклабился. — Уж этого-то сосунка я уделаю любым оружием. Пусть выбирает!

— А какие есть варианты? — голос невольно дрогнул, хоть Кай и пытался говорить как можно твёрже.

Ему представили варианты. Знай он заранее предлагаемый набор, голос бы дрогнул ещё сильнее. Некоторых названий он просто не знал — и не мог бы сказать, идёт ли речь об оружии ближнего или дальнего боя. А в поединке с Кулаком ближний бой — это верная могила. Другие же версии были не только провальны, но откровенно тошнотворны — с кишками наружу, либо дробящими прыжками на черепе.

Выбрать надо было немедленно, и, чтобы самого себя не надуть, Кай остановил внимание на версии дальнего боя, которую хоть приблизительно мог представить:

— Наверное, это: 'семизарядные револьверы с силовыми щитами'.

— Ха! Вот тут ты окончательно попал! — рассмеялся Поллак ему в лицо.

...А кто-то ведь Каю уверенно так говорил, что его не посмеют тронуть. Кто говорил — кто-то из своих, вот бы вспомнить! Но помнился лишь один засекреченный Новый Зеон. И что ему было там не остаться?

Глава 9. Не снесут,

или Ограничения деструктивных поползновений

1

Вызванный на поединок! В этом тревожном статусе Кай, как никогда, нуждался в совете и ободряющем слове. Разумеется, он поспешил к штабу организации Бенито. Но снова Родригеса не оказалось на месте. Только лишь Отрега да Сантьяго. Даже старину Олафа — и того судьба услала в Свободный Содом.

— Что, так и ляпнул 'ты забрал'? — поморщился подручный бабилонских следователей.

— Ну, я не думал...

— Не думал, что Кулак ищет с тобой ссоры?

— Да, глупо, ну да что уж теперь... — вздохнул Кай.

Надо было вовремя выпросить у того же Ортеги дубликат старой бумажки. Теперь-то уж поздно, вот если бы подумать заранее...

— Если уголовник ищет ссоры, — подал голос и Сантьяго, — то он всегда найдёт повод, хоть как ни следи за своим языком, — и заснул в безмятежности, верно, надеясь, что и Каю передал толику своего безразличия к назревающему.

Не передал. Крупная дрожь, которая Кая сотрясала, не шла на убыль. Увы.

— Ну хоть оружие по себе подобрал?

— По мне бы бластер с самонаведением, — нервно хихикнул Кай, — но такого варианта не предложили.

— И хорошо, что не предложили, — с уверенностью одобрил Ортега. — Потому что это два гарантированных трупа. Да и выстрелы бластера — штука дорогая. Кто покроет? Всех денег с тотализатора может не хватить. Ну так что выбрал?

— Револьвер и силовой щит... — пробормотал Кай. — Всё другое показалось слишком сложным, я и выбрал самое безопасное...

— Безопасное? В поединке насмерть? — Ортега скрипнул зубами, — ты хоть раз из револьвера-то стрелял?

Кай ни из чего не стрелял ни разу. Не привелось. Думал, не пригодится.

— Ну, чисто теоретически я знаю... — и заранее-то было ясно, что слово 'теоретически' подвергнется осмеянию.

— Ты изучал теорию поединка, приятель? Ты крут!

На самом-то деле да, Кай нечто подобное изучал — в терранских пролегоменах к экстремальной ксенокультурологии. Но ксенозоологу Михаелю Эссенхельду такое вряд ли преподавалось, а легенду-то поддерживать надо.

— Я примерно знаю, как зарядить револьвер, как снять с предохранителя и выстрелить, — уточнил Кай. — Но в самом общем случае. Не конкретно.

— Надо уметь быстро выстрелить, — назидательно заметил Ортега. — И попасть.

— Я... не практиковался.

— А Поллак?

— Ну, этот наверняка... — Кай совсем опечалился от осознания, что так и есть.

Конечно, с таким архаическим огнестрелом, как револьвер, ныне мало кто практикуется просто потому, что на цивилизованных планетах и оружие, как правило, применяют современное. Но воровское отребье вроде Кулака на цивилизованных планетах бывает точечно. К тому же в уголовных субкультурах процветает культ оружия. Самого разного — лишь бы давало власть отбирать жизни.

— Что ж ты, не умея, этакое выбрал? — покачал головой Ортега.

Можно подумать, другие варианты давали Каю больше шансов.

— Я понадеялся на силовой щит...

— Ты думал, включишь щит, заслонишься, и всё, спасён? — сарказм Ортеги заставил Кая перепугаться ещё сильнее, хотя куда уж дальше!

Ну да, так они подумал, а что?

— А как надолго хватит энергии в твоём щите, ты спросить, конечно, не догадался?

— Какие-то... ограничения?

— Ловишь на лету! Силовой щит — устройство не дешёвое. На поединке никому не позволят прикрываться от пуль до бесконечности. В твоём распоряжении будет семь секунд работы щита — по секунде на револьверный выстрел.

— Что, серьёзно?.. — голос Кая упал до почти неслышного.

— Куда серьёзнее! Успеешь включить щит точно в момент выстрела — твоё счастье. Не успеешь — не твоё. Включишь раньше времени — зазря потратишь защиту...

Только тут Кай понемногу понял, как будет выглядеть поединок. Они с Поллаком выйдут на арену. В одной руке — тяжёлый семизарядный кольт, в другой лёгкий щит.

Старая ковбойская игра 'Кто первый выстрелит' умельцами с Эр-Мангали знатно усложнена. Мало быстро выстрелить, надо ещё вовремя закрыться.

И это с ни разу не тренированной скоростью реакции Кая.

— Что же делать? — закусил он губу.

— Ну, можно попытаться полноценно прожить отпущенные дни, — хмыкнул Ортега, — но потом подставиться под верную пулю. Такой вариантец устраивает?

— Нет, — замотал головой Кай.

— Тогда остаётся убить это время на тренировки, — заключилОртега, — наверное, с тем же результатом.

— Пусть! Ты покажешь мне?

— Как биться со щитом и револьвером? — Ортега поскрёб затылок. — Так я и сам этого не умею. Тут один выход: разбудить Сантьяго, может, он согласится.

Кай оглянулся. Спящий латинос явно входил в фазу быстрого сна. Глаза под веками шевелились, выражение лица изменялось, пока не обратилось в маску какой-то чуть ли не вселенской трогательности. То ли шутит, то ли взаправду спит, а может, и то, и другое вместе.

— А что, — спросил Кай у Ортеги, — Сантьяго в эти игры с револьвером и силовым полем играет в совершенстве?

— Скорее всего — не пробовал, как и я, — подумав, ответил подручный поселковых следователей. — Но ты не волнуйся. Сантьяго тебя всё равно научит.

Да, сказал себе Кай. Проснётся, сам разберётся и тут же научит. Непременно так.

И сам то ли посмеялся своим надеждам, то ли принял их всерьёз, а может, всё вместе — толком и не понять. В ситуации угрозы жизни обычное дело придерживаться диаметральных мнений одновременно. Правда, чем вернее следуешь такому обыкновению, тем дольше сохраняется угроза жизни.

2

Так что, за учёбу?..

Но, прежде, чем будить Сантьяго, пришлось поразмыслить и о том, где достать оружие. Ортега демонстративно насмешливо встретил идею Кая, что 'на арене выдадут'.

— Выдадут? Это тебе дружки-шахтёры такое сказали?

— Ну да... — кажется, об этом говорил Руперт, правда, Моралесу, не Каю — рыжебородый с ним с каких то пор даже не здоровается. Неужели специально врал?

— Нет, ну выдадут, конечно: револьвер, бьющий мимо и с осечками, да в придачу щит, который так и не включится. Но кому важен результат, тот своё приносит. — Ортега оценил огорчённый вид Кая и закончил с большим оптимизмом. — Или, к примеру, одалживает у надёжных людей.

Но с надёжными-то людьми Кай знаком!

— А знаешь, где одолжить?

Ортега прикинул:

— Может, найдётся в нашем арсенале. Здесь, в штабе. Но чего точно не найдётся, это лишних патронов.

— Закончились?

— Пару обойм, положим и наскребём, на сам поединок точно хватит, — Ортега покривился, — но для учения это — тьфу, сам понимаешь. Надо докупать. Подсказать адресок оружейника подешевле?

— Да, — благодарно закивал Кай, — только заодно бы адрес человека, который даст в долг... сколько на это понадобится бабилонских ксерокредиток?

— Много понадобится, — проворчал Ортега, — и смертнику никто не даст. Разве что Олаф, когда приедет, залезет в кассу вашего профсоюза, но я бы ему не советовал — плохо кончится. Ну, или Бенито расщедрится...

Как встрепенулся: ну конечно, Бенито!

— Он-то расщедрится, но как бы не опоздал с появлением, — охладил его пыл Ортега.

В таких случаях стоит надеяться на лучшее, или всё-таки на себя?

3

Доступа к арсеналу службы безопасности колонии Кай покуда не заслужил, так что подбором оружия и снаряжения для поединка Ортега занялся в одиночестве. Сам спустился в арсенальный подвал — и покамест Кай сторожил спокойный сон своего будущего учителя, то слушал, как под дощатым полом гремят какие-то железки. Наверное, арсенал безопасников, как и многое на Эр-Мангали, содержался далеко не в образцовом порядке. Не в таком, чтобы сразу найти нужное на оружейном стеллаже.

Но вот Ортега появился, держа в руках револьвер в старинной кожаной кобуре и новенький силовой щит — в неактивированном состоянии напоминающий тарелку для первых блюд.

— А не маловат ли щит? — первым делом перепугался Кай. Этой-то тарелочкой, что ли, и пули отбивать? Как целлулоидные мячи ракеткой для настольного тенниса?

— Переносные щиты все такие, — пояснил Ортега, — а охраняемая им зона зависит от настроек. Поставишь метр в диаметре — будет метр. Захочешь больше — изволь. Но лучше много не ставить: быстрее посадит заряд батареи. При метровой зоне сейчас её хватает как раз на требуемые семь секунд.

Значит, при включённом щите потренироваться не выйдет, приуныл Кай. Ладно, а что там с револьвером? Он щёлкнул запорами кобуры.

В ладонь легла чёрная семизарядная 'менора' фирмы 'Цфат' — возможно, такая же 'палёная', как и огнемёты у охраны на мосту, но, по словам Ортеги, самая надёжная в этом классе оружия — приходится верить.

Пока учитель Сантьяго не проснётся и не скажет иного.

4

А Сантьяго-то, как оказалось, уже и проснулся. Сам, без расталкиваний. Причём в уготованную ему учительскую роль вошёл без каких-либо уговоров. Принял из руки Кая семизарядник, взвесил, кивнул:

— Да, сойдёт. Пошли на тренировку.

— Сейчас? — растерялся Кай. — А патроны к нему?..

Ортега молча выложил на стол три полные обоймы — двадцать один патрон.

— Этого, наверное, недостаточно? — Кай обратился к Сантьяго.

— Тренироваться можно и без патронов, — неожиданно возразил тот. — А здесь целых две обоймы.

— Три, — поправил Кай.

— Третью припрячешь для поединка.

Что ж, если Сантьяго думает, что достаточно, это, конечно, к лучшему. Хоть и ничуть не достаточно, если самому мало-мальски вдуматься. Но если начнёшь искать деньги на большое количество патронов, а потом эти патроны ещё закупать — так и на саму тренировку времени не хватит.

— Тренируемся на свежем воздухе, — бодро объявил Сантьяго. — Жду тебя через двадцать минут за воротами Бабилона. — По пути оружием не свети, есть какая-то сумка не прозрачная? — Кай перевёл взгляд на Ортегу, тот кивнул. — Тогда всё, — и Сантьяго привычной своей расслабленной походкой двинулся на выход.

Кай быстро засунул кобуру с 'менорой', щит и патроны в поданную Ортегой сумку, выждал ещё минут пять и бросился следом. По дороге боролся с двумя опасениями: во-первых, опоздать к сроку, во-вторых, слишком рано нагнать Сантьяго. Всё-таки не стоит афишировать, у кого он собирается брать уроки стрельбы.

Стоит, или не стоит афишировать — а пришлось, как только Кай подошёл к поселковым воротам, у которых стоял незнакомый охранник-латинос. Незнакомый, а Кая откуда-то знал, поскольку преградил дорогу:

— Ты, что ли, Майк Эссенхельд? Не велено выпускать.

— Серьёзно? — Кай так опешил, что и не подумал назваться новой фамилией — вдруг бы прокатило. — Но в чём дело?

— Поединок, — единственным словом всё объяснил охранник.

— Думаете, я сбегу? — латинос кивнул. — Но я же только потренироваться.

— Ага, — флегматично сказал охранник, но с дороги не ушёл.

К счастью, их разговор с той стороны ворот услыхал Сантьяго.

— Хуан, выпусти парня на луг пострелять, — подошёл он к охраннику, — под мою ответственность. Обещаю: вернётся.

— Как скажешь, — Хуан не стал выделываться и пропустил Кая. Но только по слову уважаемого соплеменника. Не поручись за него Сантьяго, сидел бы он в Бабилоне, как миленький, ждал уготованной участи, тренировался бы только в уме.

От невесёлых мыслей ноги Кая сделались будто ватными. Пройдя мимо за ворота, он вдруг заметил, что спина Сантьяго маячит уже далеко. Ой, что это я, спохватился Кай и перешёл на бег.

— Итак, что ты знаешь о револьверах? — спросил Сантьяго, когда Кай его нагнал на лугу.

— Короткоствольное огнестрельное оружие, — выпалил он, — предназначенное для быстрой стрельбы с короткого расстояния.

— Ну вот, — сказал Сантьяго, — основное ты знаешь.

5

По впечатлению Кая, от стен отошли уже далеко. Можно было бы остановиться и начать практиковаться в стрельбе, но Сантьяго не останавливался, куда-то сосредоточенно вёл. Но куда? Неужели на встречу с Бенито Родригесом? Ах нет, негоже себе так льстить, да и опасно обнадёживаться.

Конечно же, тренировку Сантьяго проведёт сам. Это ведь он — мастер боя. Даже был бы Бенито на месте — посоветовал бы его.

А впрочем, вдруг догадался Кай, тренировка уже идёт полным ходом. Разговоры по дороге — что это, как не грамотная настройка веры в себя перепуганного ученика?

— Что патронов немного, это не страшно, — беспечно вещал Сантьяго, — там, на арене для поединков, их тоже будет немного.

— Но успею ли я научиться точно стрелять?

— Упражняться будешь не на точность, а на быстрый темп. Такие упражнения и не должны быть продолжительными — не то перегоришь ещё на тренировке.

— Но успею ли я отработать навык стрельбы?

— Навык — это что? — Сантьяго спросил, да сам и ответил. — Привычная форма реагирования, не так ли? Вопрос в том, привычна ли для тебя ситуация поединка. Нет? Ну, тогда навыки точной стрельбы по мирным расчерченным мишеням вряд ли тебе помогут. Это будут не те привычки, понял, Майк? Они облущатся с тебя при первом же взгляде на физиономию Поллака.

— Так что же делать? — пролепетал Кай.

— Обретать привычки в условиях более-менее экстремальных.

— А что, где-то есть подвижные мишени? — Кай помнил, что такие бывают: выскакивают, двигаются на тебя, скользят мимо, убегают прочь, либо пропадают — этими мишенями натаскивают галактическую охрану, но встретить подобные изыски на Эр-Мангали представляется маловероятным.

— Конечно, есть. И подвижные, и очень агрессивные.

И только тут Кай заметил, что идут они знакомой дорогой в Ивовый Эдем. К летучим бестиям шпанкам.

6

Не доходя до Эдема, Сантьяго велел устроить привал. Не в том суть, что кто-то из них запыхался, просто перед встречей со шпанками надлежало получше познакомиться с револьвером. Единственная защита от будущих мишеней, как-никак.

Кай извлёк 'менору' из сумки, раскнопил кобуру, вытянул. Пожаловался:

— Кажется, кобура неудобная. Ну, чтобы выхватить в одно движение, как ковбои.

— Значит, этот фокус и не будем тренировать, — Сантьяго, кажется, любую трудность мог истолковать как повод для облегчения.

— Не пригодится?

— Чтобы поразить воображение зрителей — может быть. Чтобы поразить мишень — вряд ли. В лишней суете повысится вероятность промаха. — Сантьяго завладел 'менорой', быстро выкатил из рамы барабан, убедился, что он пуст, пощёлкал курком, вернул Каю. — Потому достанешь аккуратно, снимешь с предохранителя... Ты и так помнишь о предохранителе? Уже хорошо. Но это ты сейчас помнишь. Чтобы помнить и на арене, приглядись к нему пристально. Теперь ощути на ощупь. Ну-ка, сдвинь. Тугой? Это к лучшему. Сопротивлением он лишний раз о себе напоминает.

Кай предпочёл бы запомнить без напоминания, ведь когда сдвигал неуступчивую железку, от напряжения чуть не сводило палец.

При виде его усилий Сантьяго качнул головой:

— Это движение поупражняешь. Важно, чтобы оно тебя не сковывало.

— Но, как я понимаю, там, на арене, снимать револьвер с предохранителя придётся лишь однажды, — попытался Кай возразить.

— Бывает, что ни разу не приходится, — усмехнулся Сантьяго, — а бывает, что и много раз — если хочется поиграть на нервах соперника.

— Не хочу я играть на нервах Поллака, — вздохнул Кай, — мне бы убить его поскорее... — и сам подивился откровенной агрессивности собственных слов.

— Отлично, что ты это осознал. Единственное что, чем быстрее хочешь, тем медленнее получается. Не всегда, но общий закон таков. Итак, после всех тренировочных выстрелов — поработаешь с предохранителем.

Кай согласился, и Сантьяго переключил его внимание на курок и спуск. Курок взводился с известным усилием, зато спусковой крючок нажимался мягко.

— Прекрасно, — возрадовался Сантьяго, — сопернику будет непросто заметить, когда последует выстрел.

— Будет включать защитное поле, почём зря?

— Ну, это уж от него зависит, — счёл нужным отметить Сантьяго, — а вот тебе придётся повнимательней контролировать палец на спуске. Чтобы почём зря не потратить пулю, ага? — Кай кивнул. — А что взвод не автоматический, это к лучшему. Понял, почему? — Сантьяго подмигнул.

— Чтобы в случае ошибки не просадить всю обойму?

— Точно. Хорошо формулируешь.

Эх, только бы и движения соответствовали точным формулировкам...

— Постарайся теперь взвести курок, не нажимая на спуск, но и не убирая с него пальца, — посоветовал Сантьяго, внимательно следя за движениями Кая. — Не вышло, попробуй ещё раз. Теперь сносно, но продолжай

Надо же: получалось-то через раз. Каю стало неудобно за свою криворукость, но он продолжал щёлкать револьверным механизмом с тем же плачевным результатом.

— На такой ерунде даже опытные стрелки прокалываются, — успокоил его Сантьяго, — правда, ерунда важная: револьвер из-за неё может заклинить.

— Как, совсем?

— До конца поединка.

Скверное дело, подумал Кай. Впрочем, с каждым случается. Не я первый...

— А ничего, что я сейчас привыкаю к револьверу без патронов? — испугался он внезапно, — буду отлично готов слушать эти сухие щелчки, а оно как бабахнет!..

— Бабахнет, — подтвердил Сантьяго, — да и не в одном звуке дело. Не забывай об отдаче от выстрела. Стрелки, чересчур изнеженные долгой стрельбой из бластера, жёсткий механический огнестрел так и норовят уронить. Не уподобляйся им в этом, если жизнь дорога. Понял меня, Майк?

Кай обещал не уподобляться. Слава космическому Разуму, гибельных навыков пользования изнеживающими бластерами он покуда не наработал. Может учиться, как с чистого листа, не переучиваясь.

Итак, эта чёрная 'менора' при нажимах на спусковой крючок будет громыхать, как молния в руках Шема — невменяемого божества ксенокультуры Сид. И будет вырываться на свободу из непослушных пальцев, подобно той же молнии, потихоньку взятой поиграть его младшим братом. Брат остался безымянным, так как не справился с отдачей как раз накануне наречения имени.

Грустная история, которую важно не повторить.

— Но к сухим щелчкам тоже привыкай, — съязвил Сантьяго, — когда револьвер даст осечку, звук будет почти идентичным.

До чего смешлив этот латинос!

Привал длился около часа, и всё это время Кай вертел в руках 'менору'. Щёлкал то предохранителем, то курком и спусковым крючком, а потом научился нажатием большого пальца выкатывать барабан к осмотру.

— Думаю, я уже привык, — сказал он Сантьяго где-то на середине привала.

— Не в тебе дело. Важно, чтобы руки привыкли, — возразил тот, — посему, ощупывай дальше. А пока руки осваивают оружие, ответь-ка мне...

И Сантьяго сообщал что-то из теории. Хотя чаще спрашивал — и тогда невесть откуда задержавшимися в его памяти полезными истинами делился сам Кай.

О чём истины? О том, что между взводом курка и спуском следует делать паузу, что держать револьвер надо прямо (хотя многих неодолимые силы влекут сваливать его на бок, либо уводить назад), что для взведения курка и его спуска стоит пользоваться силой кисти и предплечья правой руки — причём исключительно ими.

— А я думал, — в ответ на последнюю истину пробормотал Кай, — что я буду весь стрелять, а не только мои кисть и предплечье.

— Убивать Кулака ты будешь и правда весь — всей своей волей и сердцем. Для этого ты весь целиком вылетишь из ствола — вместе с пулей, чтобы помочь ей свершить твой приговор. Но взвод курка и нажатие на спуск всё равно доверь кисти с предплечьем.

Подумав, Кай согласился, что проведенное тренером различие имеет глубокий смысл, причём как практический, так и философский. К другим советам Сантьяго с этих пор он и не пытался придраться, принимал просто как истины, обязательные к исполнению. Времени дефицит, сопротивляться попусту — решительно некогда.

Итак, в момент взвода курка придётся слегка сваливать 'менору' на правый бок, но затем снова выпрямлять. Непостижимо, но будет сделано. И придётся преодолевать искушение хорошо прицелиться: револьвер — он не снайперская винтовка. И помнить, что начальная дистанция в двадцать шагов Кулаком держаться не будет. Уж ему-то, как никому другому, выгодно сократить дистанцию — чтобы помочь себе кулаком. И стоически принимать возможность осечки, не поддаваясь панике. Осечка в револьвере исправляется движением барабана при следующем нажатии на спуск — в том-то и основное счастье револьверной конструкции.

Но вот разум Кая достаточно опух от стрелковых премудростей, чтобы скорей возжелать перехода к опасной стороне тренировки (к отвратным шпанкам? Да хоть бы и к ним — всё равно ведь нависают!), а руки в достаточной мере познакомились с 'менорой', чтобы по кивку Сантьяго ловко её зарядить. Откинуть барабан, вставить обойму, защёлкнуть барабан в раму и лишь после того осознать: в ладони теперь грозная сила. Бесцеремонности в ощупывании больше она не потерпит.

— Поднимаемся, — скомандовал Сантьяго, — идём к тиру.

7

Приметив первую шпанку в ивовых зарослях, Кай обернулся к Сантьяго за новой командой. И с ужасом обнаружил, что учитель прямо на ходу впадает в свой обычный сонный транс. А тут на беду и шпанка-то их заметила. В хаотичных её движениях появилась целенаправленность — пошла инстинктивная программа выхода на атаку.

— Что делать-то? — Кай толкнул Сантьяго немного сильнее, чем позволяла вежливость, но всё же не вполне пробудил.

— А, мишень? — скользнул учитель по изготовившейся к броску шпанке равнодушным взглядом. — Да, можно начинать.

Легко сказать 'начинать'... Делать-то что? Кай снова потряс за плечо спутника:

— Снимать уже с предохранителя?

— Как хочешь, — в забытьи ответствовал тот, — но я бы, наверное, снял...

Кай с лёгкостью щёлкнул тугим предохранителем, обернулся:

— Подпустить, что ль, поближе?

Ой, да к кому это он обращается? Последняя реплика осталась и вовсе без ответа.

Кай поневоле осознал, что раз 'менора' у него, ему и корчить из себя мешиаха. Жаль только, в неё помещается всего семь свечей — мешиаху стоит быть экономным. С первой-то пули шпанку остановишь вряд ли. Бенито — и тот еле-еле справлялся с живучими тварями, а ведь он бил из бластера.

Надо лупить в нервный центр, сказал себе Кай от имени Сантьяго. Да, малыш Майк, отыщи нервный центр, в него-то и цель. Надо полагать, это где-то... Ну, в общем, если попасть в ту 'шейную' зону между головой и грудью, которую шпанка даже в полёте прикрывает лапками...

Дальше размышлять не получилось: летучая гадина вдруг резко надвинулась на Кая, раскручивая оба своих яйцеклада. Пришлось бить без прицеливания, благо, совсем не попасть шансов было немного.

Что до отдачи — была, но погоды не сделала. Наверное, бывает пожёстче.

Тварь не упала. Испустив резкий протестующий свист, она отлетела в сторону, где стала готовиться к новому заходу. Лишь что-то в её облике неуловимо изменилось.

Ага, я отстрелил ей один из яйцекладов!

Это был славный выстрел, малыш, похвалил себя Кай от имени дремлющего Сантьяго, мои поздравления, Майк.

Или Сантьяго не называл его малышом, только иногда Майком? Какая разница! Главное, что с Каем теперь внутренний авторитетный голос, сопровождающий его действия позитивными комментариями.

Новый бросок шпанки Кай встретил во всеоружии. Вроде бы снова не целился, но интуитивно бабахнул именно туда, куда собирался. Чудище рухнуло наземь, суча конечностями в полной дезориентации и жаля оставшимся яйцекладом себя самоё.

Со второго выстрела, Майк! Истинно, ты мастер своей 'меноры'!

Правда, на вторую шпанку пришлось извести весь остаток первой обоймы.

— Вставлять, что ли, вторую?

Сантьяго тихо посапывал, облокотившись на поваленный ивовый ствол. Он не ответил — из педагогических, видимо, соображений.

Ладно, решил про себя Кай, что ж я буду его будить. Вот когда вовсе патроны кончатся, непременно растолкаю. Скажу: 'Учитель, пора вставать! Тренировка завершилась'.

8

Третья и чертвёртая шпанки охотились сообща. Кай почти расстроился, когда понял, что отрабатывает с ними навык распределения внимания, который на поединке не пригодится. Всё из-за того, что против него выступит всего лишь один противник.

Но шпанкам не скажешь: убирайтесь, парные мишени мне не нужны! Сантьяго пообещал агрессивные мишени, и уж это-то обещание выполнил. В общем, как-то так получилось, что именно на этих совместно действующих тварях Кай показал свой лучший на сегодня результат. По выстрелу на особь: не круто ли?

Круто, мой мальчик, очень круто, похвалил его внутренний голос.

Потом была пятая шпанка и шестая, отнявшие у Кая по паре выстрелов. А с последней седьмой опять приключился конфуз.

Начать с того, что с первым выстрелом он поторопился и впервые промазал — да понятное дело, тварь-то была ещё далеко, а револьвер всё же оружие ближнего боя. Но вот последний выстрел обещал быть идеально метким — именно обещал. Ибо надо ж такому случиться, чтобы на последнем седьмом патроне безотказный доселе револьвер дал осечку. Досадное происшествие.

Ну, досада-то — дело поправимое, а что с мишенью-то делать? Шпанку так просто не уберёшь на исходные позиции.

Кай на силу увернулся от нацеленных яйцекладов и отпрыгнул вглубь ивовых зарослей, понимая, впрочем, что надёжной защиты они ему не создадут, только обзор закроют. Прислушался. Шум перепончатых крыльев вроде бы стих.

Караулит, зараза!

Ой, вдруг вспомнилось Каю: а Сантьяго-то под ударом остался. Спит, и ни сном, ни духом не ведает, что ему угрожает жестокое превращение в колонию шпанок.

Кай выглянул из зарослей и с облегчением понял, что тренер его не спит. А в руках держит поверженную шпанку с безвольно отвисшими яйцекладами, причём откручивает ей голову — деловито, уверенно.

— Как-то я её пропустил, — виновато вздохнул Кай.

— Не беда, — жизнерадостно отозвался Сантьяго. — Шпанке важно нанести парализующий удар, а там — хоть бери её голыми руками.

Учитель скромно умолчал, что и первый удар ему пришлось нанести голыми руками, да ещё спросонья.

Впрочем, спать в 'тире на открытом воздухе' под атаками лучших крылатых мишеней Эр-Мангали — это ведь его выбор.

9

Две расстрелянные 'тренировочные' обоймы положили естественный конец тренировки в стрельбе.

— Дальше здесь делать нечего, — сказал Сантьяго. — Хотя как хочешь: навыки рукопашного боя на шпанках тоже недурно отрабатывать.

— Нет-нет, рукопашного — как-нибудь в следующий раз. Мне бы пережить один огнестрельный, — Кай попытался произнести это весело, но вышло немного кисловато.

Сантьяго кивнул:

— Тогда пошли, — и, повернувшись добавил, — мой тебе совет: подойди сегодня же к мастеру арены, подай заявку на поединок завтрашним утром.

— Так есть же ещё время...

— Не используй три дня полностью. Завтра с утра ты будешь в лучшей форме, чем послезавтра вечером. Шпанки тебя поднатаскали — будь им за то благодарен. Однако вечно этот эффект не продлится. Понял, Майк?

— Понял, сегодня же подам заявку, — кивнул он довольно-таки обречённо. Как ни хочется оттянуть, но тренеру-то виднее...

И уже на полпути к воротам Нового Бабилона Кай вспомнил:

— А с силовым щитом никакой тренировки не будет?

Учитель ответил:

— Можно было потренироваться. Шпанки — хорошие нападающие, даром что летят помедленнее револьверных пуль. Жаль только, с выключенным щитом смысла в тренировке не будет, а включить — не останется энергии на сам поединок. Посему, малыш Майк, привыкай к щиту самостоятельно. Благо, в настройки влезать нужды нет, тебе надобен лишь вон тот рычажок 'он/офф' под большим пальцем.

Сантьяго первым ушёл к бабилонским воротам, а Кай устроил привал, чтобы тупо помедитировать на тарелочку силового щита. Ибо как это занятие ещё назовёшь? Вот он, рычажок — но ни в коем случае не сдвинь, а то затратишь время работы, должное спасти тебя на дуэли. Но в уме — конечно, сдвигай, считай воображаемые секунды, мысленно спеши отключить. Освоил? Тогда примеривайся к воображаемым выстрелам воображаемого Кулака, отличай воображаемо верные сигналы готовящегося выстрела от воображаемо обманных и в зависимости от этого то ли включай воображаемое поле, то ли не включай. Ерунда? Что и говорить — ерунда. Но позволяет хоть как-то познакомиться со щитом, потому заниматься ею всё-таки стоит.

Это — как Сантьяго назвал бы её — предварительная тренировка. Окончательная придётся на сам поединок. Вот-вот, на господине Поллаке и потренируемся. Чем он, в самом-то деле, настолько страшнее шпанок? Разве что хитростью да опытом прежних убийств. А вот страсти к убийству в нём будет ничуть не больше. Об умении летать — и говорить не приходится. И в довершение Поллак один, а шпанкам-то несть числа.

Натренировавшись до изнеможения, Кай вернулся в посёлок. Прошествовал мимо эстрады, где ребята из 'Оу Дивиляй' уже собирались для вечернего концерта. Понял: надо спешить, пока мастер арены Паук не ушёл отдыхать.

К счастью, или к несчастью, но этого не случилось.

— Чего тебе? — грубо спросил хозяин, действительно похожий на несытого паука.

— Заявку подать...

— Приходи завтра после обеда.

— Сегодня бы... Мне на завтрашнее утро.

— Что за спешка? Мог бы спокойно прожить лишних дня полтора, — мастер арены осклабился. И, уткнувшись Каю в лоб насмешливо-проницательным взором, добавил проникновенно. — Что, так страшно, что нет мочи терпеть? Понимаю...

— Не то! — дерзко возразил Кай. — Нет мочи терпеть, что Поллак ещё живой ходит.

— И это я понимаю, — расплылся в усмешке Паук, — одного не пойму, кто же завтра поутру соберётся смотреть на ваш поединок. Кто прочтёт мои объявления на ночь глядя?

— Вроде, видно ещё... — пробормотал Кай.

— Нет уж, юноша. У меня на ваших смертях здесь бизнес какой-никакой. Умереть бесполезно, без ставок на тотализаторе я попросту никому не дам. Усёк?

Что же делать? В задумчивости Кай проделал обратный путь от арены до эстрады. Артисты всё ещё не собрались, подошли только Драйхорн, Сони и Флексиг. Сони на спор дышала огнём, поджигая дальние факелы. Там же после дневной смены крутился и навязчивый паренёк Мад — он-то с нею и спорил. Верно, для того и спорил, чтобы рядом повертеться. Болтливая зануда.

Завидя Кая, Мэдисон помахал рукой и закричал:

— Майк, иди сюда! Ты ещё не знаком с Драйхорном? Айда познакомлю! — и в голосе столько противного мелкого счастья, что хочется от его сладости протереть уши.

Кай думал не обратить внимания, но тогда Мад к нему побежал. Не утерпел, гадёныш. Вот надо ему показать, что он лично знаком с великими, хоть кому-то — да показать. Пусть даже этот кто-то имеет хорошие шансы до будущего вечера не дожить.

Когда Мэдисон подбежал, на губах Кая вертелось грубое слово — припечатать придурка, да и пойти своей дорогой... Но в последний момент он изменил решение.

— Что, с Драйхорном? Тем самым, из 'Оу Дивиляй'? Ну да, познакомь.

А четверть часа спустя он вновь стучался к мастеру арены — с новым убийственным аргументом.

— Я тебе объяснил, почему не приму заявку. Что не понятно? — раздражённо рявкнул паук.

— О моём бое на твоей арене сейчас объявит Драйхорн, — ответил Кай, — прямо на концерте. Весь Новый Бабилон услышит. Этого достаточно?

— Ну да, достаточно, — мастер арены ошарашено кивнул. — А всё-таки ты это зря. Мог преспокойно сбежать из посёлка, добраться до Нового Джерихона или Свободного Содома, начать там новую жизнь — смекаешь? Ну да, Поллак упорный тип, этот найдёт и там, но пока найдёт, пока то да сё... Эх, молодо-зелено!..

Над посёлком разнёсся бодрый звук первых аккордов песни 'Эр-Мангали', вызвавший бурные овации собравшихся у эстрады. Затем гитара смолкла, затихли овации, и в полной тишине раздался хриплый голос Драйхорна:

— Какая ваша любимая песня?! Эр-Мангали?!!

— Да!!! — закричала публика.

— Сегодняшнее исполнение этой песни, — продолжал звёздный солист 'Оу Дивиляй', — я хочу посвятить моему новому другу. Зовут его Майк Эссенхельд, он ксенозоолог, но главное не это! Главное то, что Майк завтра дерётся на поединке — здесь, на поселковой арене! Отчего дерётся? Его обвинил в клевете и вызвал на бой уголовник Поллак с погонялом Кулак. Это, я вам скажу, будет то ещё сражение!!! Каждому, кто хочет поглядеть, как Майк Эссенхельд надерёт Поллаку задницу — мой совет: приходи поутру к арене, увидь своими глазами! Майку ура!!!

— Ура!!! — подхватила, загрохотала толпа.

Паук послушал, передёрнул плечами и сказал Каю:

— Ладно, парень. Если такое дело, заполняй заявку. Не забудь приписать, что в случае своей гибели претензий к арене не имеешь. — Ну что, готово? Тогда я тебя запру в камере перед ареной. Зачем? А чтобы не передумал и не убёг. Всяко бывает.

Кай хотел было возразить, но по знаку хозяина появилось два сторожа — пожилых, но покрытых шрамами. Небось, давние герои арены. Устраивать с ними свалку Кай сразу поостерёгся, потому беспрекословно позволил отвести себя под замок. И не пожалел. Условия для ночного сна в камере были намного лучше, чем в переполненном шахтёрском бараке. И мягкая подушка из кабины вездехода, и соломенный тюфяк.

А что дверь запиралась, так кто из трезвомыслящих обитателей Эр-Мангали может подумать, будто находится не под замком?

10

Проснуться ни свет ни заря от щелчка запора на дверях и понять, что пора биться насмерть уже наступила — те ли это условия, за проведение которых в жизнь Каю пришлось столь изобретательно побороться? Кажется, те самые — но как по-новому они теперь выглядели!

Да и Кай этим утром выглядел почти как Сантьяго. Жаль, что только в плане тщетной борьбы с сонливостью, а не в смысле резко повысившихся боевых навыков.

Очнувшись, Кай обнаружил, что из всей вчерашней тренировки с Сантьяго помнит немногим больше, чем ничего. Кажется, он истребил нескольких шпанок. Зачем? Шпанки не собирались убивать его из револьвера.

Следить за противником — вот чему надо было учиться. А куда нажимать в револьвере, он и сам дошёл бы — методом тыка.

Кстати, вон он — противник: свеж, как огурчик, хищно скалится, держит в руках серебристый револьвер и воронёную тарелку щита.

Не пора ли и Каю вытащить из сумки своё снаряжение? Ох, не забыть бы вставить свечи в 'менору'. Без свечей никакого чуда не состоится, если только полный разгром не считать за малое чудо.

А за чудом-то пришло сколько народу — мама дорогая! Заняты не только лучшие места на балкончике, но и места совсем неудобные. И отовсюду свист, крики, шум. Поди сосредоточься на вопросах мастера арены. Что? Требуется ли оружие? Нет, у меня своё.

Кай вытащил из сумки 'менору' в кобуре, стал прилаживать на пояс — фу-ты, не застёгивается. Трибуны встретили его неловкие движения дружным хохотом. Что ж, спасибо за внимание. Можно бы и не так громко.

И вообще, откуда в такую рань все эти люди? Ах да, это ведь сам Кай позаботился. Уговорил нового друга Драйхорна сделать ему рекламу — а тот и расстарался. Что ж, коли сам виноват — терпи.

А так ли ему нужна кобура на поясе? Кажется, её роль только в том, чтобы радовать зрителей да сковывать движения. Нет, кобура, ты не нужна. Вот сама 'менора' — другое дело.

Кай принялся перезаряжать револьвер. Откинул барабан, извлёк старую обойму — шесть стреляных гильз и один осечный патрон (может, спрятать, для чего-то сгодится?). Нашарил в сумке новую обойму, вставил в барабан, защёлкнул его в раму — кажется, 'менора' готова к стрельбе. Ах, да, ещё не забыть дурацкий предохранитель...

— Силовой щит, — напомнил ему мастер арены.

Кай понял, что все его ждут. Как только он возьмёт в руки щит, всё и начнётся. А что это сумка лежит посреди арены? Да, кажется, ей тут не место, надо бы отнести под стеночку — вот так. Тьфу, опростоволосился — только взял в руки щит, а подлый Кулак уже в боевой стойке, шагах в тридцати, целится из-под выключенного щита. Что это он без сигнала? Или сигнал уже был, Кай не заметил?

Над ареной разнёсся звонкий удар гонга — вот он и сигнал! Надо бы тоже стать в стойку и соперника взять на мушку, а то держится слишком свободно. Ах да, я не снял револьвер с предохранителя, Кулак это заметил, вот и расслабился.

Сейчас прибавим ему тревоги — Кай щёлкнул предохранителем, и в тот же момент Поллак принялся шевелить пальцем на спусковом крючке. Первый раз, второй...

Что это он?

Ах да, запоздало дошло до Кая: Поллак имитирует стрельбу. Зачем? Ну, чтобы я включил щит и потратил секунду его работы. Если так, то желаемого соперник не достиг. Правда, по причине моей приторможенности, а не от большого ума...

Бабах!!!

Выстрел? Это кто стрелял: я или он? Нет, не я — я и курка-то пока не взво...

Бабах!!!

Кожу скулы опалила близко пролетевшая пуля. Нет, точно: стреляет он. Что же я щитом-то не прикрываюсь?

Кай судорожно нажал на выключатель. Вокруг тарелки щита образовался радужный силовой диск метрового диаметра. Ух ты, красиво... Только что ж я держу его включённым: Поллак как раз не стреляет. Напротив, семенящей походкой едва заметно сокращает дистанцию, скрываясь от меня за моим же щитом.

Но стоило погасить щит, снова раздалось: бабах!!!

Снова включить? Нет, не надо — и так этот щит не пойми сколько времени проработал. Надо было считать секунды...

Кулак снова стал шевелить пальцем на спусковом крючке. Кай опять вовремя не догадался, что он имеет в виду, а когда догадался, включать щит было уже поздно.

Убедившись, что включать щит Кай отказывается, Поллак широко улыбнулся и бабахнул в четвёртый раз. При том что-то громко дзенькнуло и кисть левой руки ощутила сильный удар. Ничего себе! Кулак попал прямо в тарелку выключенного щита Кая.

Отчего это я не стреляю? А вот отчего: подпускаю поближе. Стремительные шпанки вчера очень быстро оказывались рядом, а этот бандит подкрадывается медленно. Сократил дистанцию шагов до двадцати и сам же без толку выхлопал четыре патрона...

Тем не менее, пора бы уже и выстрелить. Кай честно взвёл курок и нажал на спуск. 'Менора' бабахнула, но хорошо тренированный Поллак успел активировать щит. Вот впервые за всё время показалась и классическая форма поединка.

Уголовник, не мешкая, снял щит, и Кай, чувствуя подходящий момент, пальнул снова. Но тот был настороже — и успел включить щит, чтобы грамотно принять вторую пулю. Вся та же классика поединка, к которой Поллак хорошо готов.

Попробуем теперь обманные движения.

Кай шевельнул пальцем на спусковом крючке, но Кулак не купился. Вместо, чтобы закрыться щитом, стал подходить, и вот он уже шагах в пятнадцати...

Ага, вот в чём дело — для полноты иллюзии выстрела стоило бы взвести курок.

Поскольку бандит подобрался совсем близко, Кай выстрелил уже по-настоящему — соперник опять закрылся. Пока он закрывался, Кай отскочил подальше, скользя по стеночке арены. Тут Поллак выстрелил снова.

Бабах!!!

Вместо того, чтобы включить щит, Кай увернулся от пули, отпрыгнул от неё. Так всё же проще, чем щёлкать дурацким рычажком. Что поделаешь, не привык.

— Что, не включается? — хохотнул Поллак.

Ну, оставим соперника в блаженном неведении. Хотя и сам Кай не в курсе, включится, или нет — после пулевого-то попадания.

Кай взвёл курок, совершил обманное движение указательным пальцем, но Кулак опять не повёлся. Видимо, я чем-то ещё себя выдаю? Ну раз так — получай: бабах!!!

На сей раз Поллак на миг опоздал активировать силовое поле. Пулю его щит не сбил, но вот незадача: Кай стрелял на ходу и плоховато прицелился. Он ведь не учился стрелять, отступая! А когда переступаешь с ноги на ногу, ствол 'меноры' так и водит по сторонам. Надо остановиться.

Бабах!!! — из револьвера соперника. А остановился-то зря.

Добро, хоть вовремя отдёрнулся. Уловил краем глаза движение вражеского пальца, а интуиция подсказала, что обманным ему быть незачем.

А не много ли зарядов потратил Кулак? Если Кай нигде не сбился со счёта, его теперь могут убить лишь однажды. Воля ваша, но его это обнадёживает...

А сейчас Поллак снова грозит указательным пальчиком. Грози-грози, я ведь видел, что ты не взводил курка... Ой, а взводил ли Поллак его вообще? Трудно припомнить, но кажется, у врага попросту револьвер с автоматическим взводом.

Кулак продолжал пытаться сокращать дистанцию, Кай вновь уходил под стеночкой: ну-ка догони! Бандит ускорял шаги, Кай — тоже.

Так будем ходить кругами, пока...

В этот миг что-то попалось под ноги Каю; споткнувшись, он потерял равновесие и, уже падая, скосил глаза на внезапную преграду — это была его собственная сумка. Выходит, отступая, он умудрился сделать полный круг?

Тьфу, пропасть! Не мог её оставить хоть чуть удачнее? Шлёпнувшись на пятую точку, Кай заметил, что негодяй с Парадиза в него целится, и если до сих пор не продырявил, то по единственной причине: бережёт последний патрон. Хочет грохнуть Кая наверняка.

Что? Он опять подходит? Кай взвёл курок, выцеливая наползающую фигуру, и вдруг почувствовал, что последний выстрел Поллака непременно случится прямо сейчас.

Бабах!!! — Кай вовремя успел откатиться от места, где пуля взрыла песок.

Седьмая пуля из револьвера Кулака. Это что, Поллак уже проиграл?

Но нет: судя по наглой уголовничьей харе, о проигрыше соперник и не думал. Тю... На что это он надеется?

А вот на что! Кулак резко сорвался с места и, подскочив к ещё лежащему на песке Каю, попытался схватить 'менору' за ствол. Дерзкая идея!

Кай, не целясь, куда-то выстрелил — пуля ушла в небо, не зацепив нападающего. Поллак на миг отшатнулся, и в этот самый момент Кай активировал щит.

Рывком расширившееся от тарелки щита силовое поле с такой силой ударило Кулака, что он подлетел вертикально вверх метра на полтора. Ещё в воздухе рявкнул:

— Гадёныш!!! — но, приземляясь, получил новый удар каевым щитом, на сей раз горизонтальный.

Поднявшись, с песка арены, раздосадованный бандит утёр пыльным рукавом порядком расквашенный нос и проревел:

— Всё, гнида, тебе не жить!

Можно подумать, прежде он собирался пощадить Кая. Нет ведь, не собирался?

Когда Поллак снова стал подступать, Каю припомнилось, что он давно не применял револьвер. А ну-ка!

Бабах!!! — шестой выстрел Кая и первое попадание.

Поллак зубами заскрежетал то ли от боли, то ли от злости да досады. Ещё бы не досадовать: он ведь успел активировать щит. Просто Кай стрелял по ногам, вот и разворотил ему незащищённую ступню.

От боли Кулак выронил щит и обеими руками обхватил изувеченную ногу. Взглянул на Кая с брезгливым презрением снизу вверх и нагло потребовал:

— Пощады!

— Ещё чего! — сказал Кай.

— Ты не понимаешь. Буллит тебя уроет!...

— Попробуй-ка сам меня урыть! — ответствовал Кай, разряжая последний патрон прямо в лицо высокомерного подонка.

И зря: образовалась дырища, которая его же и забрызгала.

Глава 10. Когда ты ищешь,

или Трансцендирование от поверхности вещей вглубь субстанций

1

Свершилось. Кай сегодня стал в Новом Бабилоне популярной личностью. Под именем Майка Эссенхельда, разумеется. Сколько людей ударило его по плечу! Сколько воскликнуло:

— Майк, ты лучший! — с однообразием, наводящим на мысли о ритуале.

А что он такого сделал? Всего-то убил человека. Это даже не разгром гнезда хвандехваров. Опасных для всех, между прочим. Терроризировавших посёлок несколько лет. Хвандехваров тогда приняли как должное. Может, из-за того что убивал он их не своими руками? Как бы не взаправду.

Опустошённость. Вот к чему пришёл Кай с победой над врагом. Кажется, у него не осталось никаких занятий. Куда девались-то? Может, он попросту не надеялся выжить, вот и повыбрасывал все намерения — заранее, на всякий случай. Чтобы не осталось ничего незавершённого.

Не из действий — только из внутренне значимых намерений. Ибо рапорт по своей поездке в Новый Джерихон Кай так и не написал. Обдумать обдумал — это ещё по дороге, но к созданию письменного документа даже не приступил — было сильно не до того.

Изменилось ли что сейчас? Ну уж нет: не сядет чудом выживший герой за дурацкую писанину. Пойдёт лучше прошвырнётся посёлком. С целью бесцельного времяпрепровождения.

Можно было бы от избытка чувств ещё и напиться в одной из предназначенных для таких случаев забегаловок Пикадилли, но, во-первых, уже не на что, во-вторых, плохо закончится. Проще нет, как в нетрезвом виде нарваться на повторный поединок. У Поллака остался дружок Буллит, который, судя по всему, поопаснее будет.

Посему оставалось просто бродить и любоваться постылыми красотами Нового Бабилона: первый круг по посёлку, второй, третий... Периодически кто-то останавливал 'старину Майка' и воодушевлённо поздравлял. Удивительно, сколь многие в посёлке, оказывается, увлечены смертельными боями на арене. Предполагал ли он?..

В середине дня Кая нашёл взволнованный Олаф.

— О, ты вернулся из Свободного Содома? — Кай не то чтобы удивился — сил не осталось на удивление — просто не ожидал.

— Не один вернулся, — заметил Олаф, — я и Бенито привёз. Кстати это он меня послал тебя разыскать.

— Беньямин в Бабилоне? Хорошо, — кивнул Кай, — я приду.

— Поскорей, — попросил Олаф. — Он злится!

Злится? Серьёзно? Ну, это что-то новенькое — и Кай пошёл в штаб, не медля, за водителем след в след. Шёл и думал, как не вовремя для него появился Родригес. А может, и наоборот: вовремя, чтобы ничем не помочь. Если так, то злиться впору кое-кому другому.

Всё это Кай соображал про себя, на Олафа не вываливал — кстати, почему? Не потому ли, что свою принадлежность к родригесовой службе после утреннего поединка переоценил? И не оттого ли, что когда подвисает вопрос о твоей жизни и смерти, из всей службы оказываются на месте двое — Сантьяго с Ортегой — которые и помогают его решить в меру собственного разумения. Спасибо, конечно же, и на этом, но...

Разозлённым Бенито не выглядел. Озабоченным — да. Кивнул Каю:

— Рад, что кончилось благополучно.

Каю и хотелось поёрничать, но было лень подбирать подходящие слова. Пришлось ответить неопределённым междометием.

— Что дошло до поединка — это мне урок, — продолжил Родригес. В самом деле?

Ортега и Сантьяго сидели в уголке с кислым видом. Кажется, оба выслушали что-то неласковое до прихода Кая. Бенито распекал их за рискованную самодеятельность? Верно, Каю стоит за них вступиться — ведь без их счастливой 'меноры' точно бы не пронесло...

— Да не в том дело, — неожиданно прервал Бенито путаные изъяснения. — Мне урок вот какой: проморгал в Новом Бабилоне кой-какую дерзкую силу. Ведь ты не думаешь, что Кулак тебя вызвал из чистой вредности?

— Конечно, нет! Он сам дал понять, что его послал Буллит...

— И Буллит — слишком мелко, — покачал головой Родригес, — не мой уровень. А вызов-то, если ты не понял, бросили мне. Моих людей — их по мелочам не трогают. Если не желают объявить войну — задирают не моих, а кого подальше.

— А вдруг не знали?

— О тебе-то? Нет, всякая собака в курсе. И, главное, как верно рассчитали. Знали, что меня в посёлкене будет, прикинули, что Сантьяго их плану только подыграет — начнёт учить предполагаемую жертву отбиваться, вместо того, чтобы спрятать.

— Но Сантьяго же их переиграл! — возмутился Кай.

— Повезло, — ответил Бенито — и был, конечно же, прав.

2

Каю в какой-то момент удалось себя заставить написать рапорт по поездке в Новый Джерихон. Сухим языком естественной науки — тем, которым, как он знал, изъясняются ксенозоологи, а вот ксеноисторики, как правило, пренебрегают.

Передавая многострадальный документ через Олафа, думал, тот хоть для вида ему порадуется и даст от трудов праведных передохнуть. Но где там! У Олафа для ксенозоолога Майка была уже припасена новая проблема.

— Ну что, на сей раз куда ехать? — вздохнул Кай. — Неужели в Свободный Содом?

— Нет, всего лишь в Ближнюю шахту.

— А? Так я там уже был.

— В самой шахте — не был, — усмехнулся водитель.

Вот неожиданность:

— Так что, мне в неё придётся спускаться?

— Придётся. Это новое задание — не от самого транспортного профсоюза. Руководство шахты прослышало о твоих успехах и специально нас попросило... Да ты не задирай нос, — вдруг спохватился Олаф, хотя Кай ещё не успел ничего задрать. — Дело-то будет сложное. С простым бы не обращались.

— Отказаться, я видимо, не могу? — прозондировал почву Кай.

— Не стоит отказываться. Не получится — так не получится, но лучше бы получилось, — и Олаф наскоро ввёл его в курс дела.

Начальник Ближней шахты Ральф Стэнтон столкнулся с вот какой проблемой. В одном из самых перспективных шахтных стволов у него стали пропадать люди. По правде говоря, там и раньше так бывало, что кого-нибудь из шахтёров со смены не досчитывались. Дело житейское, а шахтёрский труд — труд опасный. Но вот за последние пару месяцев бесследно пропало восемь шахтёров и два охранника, итого десять человек. Начальники смен подозревают хвандехваров. Специально командированный в шахту эксперт из Башни Учёных тоже склонен так считать...

— Хвандехваров? — глаза Кая, возможно, повылезали на лоб. — Я не ослышался?

— Именно их, — подтвердил Олаф.

— Но ведь хвандехвары — поверхностные животные! Живут в ивах при водоёмах неглубоко закапываются в норы... Какой глубины там шахта — наверное, с километр, не меньше. Неужели найдётся хвандехвар, который сунется в этакую пропасть?

Конечно, Кай блефовал. Чтобы доподлинно знать, что хвандехвары в шахтах невозможны, о них недурно бы почитать специальной научной литературы, а ведь единственная библиотека — при недоступной Башне Учёных. Но точное знание иной раз эффективно заменяет интуиция; вот и сейчас его суждениями руководила именно она.

Отчего хвандехвары не сунутся в рудные шахты — да кто их разберёт! Может быть, Кай о том никогда не узнает. Но ведь не сунутся же — факт.

Уверенность специалиста возымела действие. Олаф не усомнился в праве Кая ограничивать аккуратным рептилиям-людоедам среду обитания. Признал:

— Да не спорю я. Профессионалу виднее. Я сам, если на то пошло, никогда не слыхал о хвандехварах в шахтах. Но вот что пойми: Стэнтону приспичило заполучить ксенозоолога. Из разных вариантов подошёл только ты — не спрашивай, почему. А чем ты особенно известен как профессионал? Не отписками в рапортах, а всё тем же гнездом хвандехваров, найденным в глубине мусорной кучи. Что должен сделать начальник шахты, чтобы прислали ему именно тебя? Правильно: помянуть хвандехваров.

— Скоро мне подлые рептилии по ночам будут сниться, — пожаловался Кай.

3

Ну, здравствуй, Ближняя шахта — теперь уж по-настоящему. В прошлый-то раз, когда договоренный водитель Брандт обернулся внезапным Игнасио, Каю в пылу конфликта и наземные её сооружения почитай, что не довелось рассмотреть. Ныне — не тогда: придётся и вниз спуститься.

Итак, вон та центральная постройка, над крышей которой высоко вздымаются направляющие для тросов — кажется, по-солидному зовётся копер. Там-то и выходит наружу подъёмник главного шахтного ствола. Не на нём ли и Мад работает?

Кай сунулся было к копру, но его остановили. Охранник в каске рявкнул на него:

— Здесь работает копер, ты что, не видишь?

— Меня вызвал Стэнтон.

— Ну так и спустись к нему по-людски!

Оказалось, мало знать названия, не мешает ещё разбираться и в назначении элементов шахты. Копер, вот незадача, поднимает из недр планеты только выработанную руду да сопутствующие породы — и делает это специальными ковшами. Людям приходится пользоваться подъёмником поскромнее.

— Вон у той башенки нужный тебе шурф; покричи, чтобы подняли малую шахтёрскую клеть, — посоветовал охранник. — Гнать большую на тебя одного будет жирно.

— А меня услышат? — в недоумении спросил Кай.

— В переговорное устройство покричи! — заржал стражник. Специально ведь говорил непонятно, чтобы подразнить учёного с виду посетителя.

А башенка-то с пулемётом! Задрав голову, можно заметить наверху, под самой крышей, специально оборудованное гнездо для стрельбы. Верно, чтобы хвандехвары из шахты наружу не повыскакивали. Впрочем, о хвандехварах уже и не смешно.

Кай нашёл прилепившееся к стене башенки переговорное устройство и вызвал малую клеть. Устройство ответило ему голосом юного Мэдисона. Итак, занудный парень действительно здесь работает в том месте, которое не обойдёшь. Пока спустишься к Стэнтону, ох и нагрузит!

Кай как воду глядел (хотя на самом деле — в зияющий под стрелой с небольшим навесом прямоугольный шахтный ствол, по которому медленно, с ленцой поднималась 'малая' клеть, рассчитанная человек на двадцать; спускаться тоже ведь будет нескоро). Первые брызги словесного поноса долетели до несчастного посетителя Ближней шахты ещё прежде, чем клеть поднялась с ним вровень:

— Здравствуй, старый друг! Как давно я тебя не видел! Я всё искал способа выразить тебе своё восхищение — тем поединком, помнишь? Потом, после твоей победы, мы не раз обсуждали твой дуэльный стиль с Драйхорном и его ребятами. Драйхорн сказал, что ты сражался, как молодой лев, и никто из его ребят ему тоже не возразил, а Сони сказала, что молодому льву нужен собственный прайд, а Флексиг сказал про того подлого Кулака, что он чисто гиена, и лучше Флексига в таком вопросе, по-моему, ничего и не скажешь... — тут-то Кай впервые невольно пожалел, что сразу после поединка вовремя ускользнул от глупых мадовых излияний. Тогда казалось 'только бы не сейчас', ну так теперь пришлось наслушаться первоначальной ерунды с процентами.

— ...и, кстати, давно хотел спросить, а ты почему к ребятам не заходишь? Драйхорн тебя хорошо помнит, спрашивал о тебе буквально вчера вечером, а, Майк?

Это вопрос? Каю надо на него что-то ответить? Эх... Если отвечать на полном серьёзе, Маду бы не понравилось. Ведь ребята в тусовке Драйхорна и впрямь подобрались интересные, и лишь единственный факт останавливает Кая от продолжения знакомства — тот, что в этом самом кругу прописался зануда Мэдисон.

К счастью, пока Кай изобретал обтекаемую формулировку, Мад уже успел ответить сам себе — причём, именно то, чего и желал бы от него услышать:

— Понимаю, дела! Эр-Мангали — не планета-санаторий, а? Здесь, коли хочешь жить, приходится вертеться. Всё понимаю. Но то для тела, мой друг, для тела! Надо и о душе подумать, ведь правда? Общение — оно как раз и есть для души... — казалось бы, всё верно, к словам и не придерёшься. Не будь эти слова скучны до уховыворачивания.

— О, теперь заходи! — многоречивый труженик подъёмника наконец-то доставил клеть к верхней станции, застопорил ворот, ручку которого до сих пор крутил, и с лязгом откинул дверцу. — Как видишь, у нас почти всё вручную. Кстати, на левые перила не облокачивайся. Там доска треснутая, можно вылететь только так. А улетишь — так костей не соберёшь. Глубина шурфа свыше трёх километров, прикинь!

Кай опасливо покосился на прямоугольный зев шахты подъёмника. Три километра этой черноты — скажите пожалуйста... Зачем-то произнёс:

— А трещина-то на доске не выглядит свежей.

— Ты заметил, Майк? Верно. Давненько треснула — доска-то. Я уже устал шахтёров предупреждать: не подходите, мол, левые-то перила — совсем левые! — Мад сам же и рассмеялся собственному каламбуру. — И главное, все смены о той доске давно знают, а всё равно норовят подойти. Если бы я не предупреждал, кто-то уж точно бы сверзился, а?

— А начальству насчёт доски докладывать не пробовал? — поинтересовался Кай. — Ну, чтобы клеть твою починили что ли?

— Ерунда! — отмахнулся Мад. — Начальству точно не до того. Пока аварии не дождётся — даже не почешется. Вот у нас какое начальство, — добавил он уже полушёпотом и с беспокойным взглядом в черноту под ногами.

Ну ещё бы! Станет этот болтун требовать починки, когда одна-единственная треснутая доска даёт ежедневный повод пообщаться с самыми разными людьми из каждой шахтёрской смены! А общение, хе-хе — 'оно как раз и есть для души'.

— Тебя куда доставить-то?

— К Стэнтону.

— Ага, это, стало быть, на средний уровень. Там всё наше начальство заседает, — Мад снова поглядел под ноги со смесью злости и пугливого подобострастия. — Со Стэнтоном главное — будь краток. Старина Ральф рассусоливаний не любит, чуть что не по нему — выходит из себя. А по нему — это чтоб его вообще не тревожили.

О, подумалось Каю, кажется, я уже знаю кое-кого, у кого со Стэнтоном наверняка не заладилось. Но Мад, словно бы угадав эту его мысль, немедленно сообщил прямо противоположную. Мол, если для кого Ральф Стэнтон и делает исключения, так это для малыша Мада, потому что Мад — он таков от природы, что сумеет найти подход к любому. Потому-то и другу Майку стоит держаться друга Мада: с Мадом не пропадёшь!

— А долго ли ехать до среднего уровня шахты? — спросил Кай не от того, что было ему так уж интересно. Просто на протяжен всего разговора о Стэнтоне Мад так и не брался за ворот, чтобы его расстопорить. Надо же было малыша как-нибудь подхлестнуть.

Ага, подхлестнул. Вместо того, чтобы начать спуск шахтёрской клети, Мад стал прикидывать, сколько времени у него этот самый спуск занимает. Выходило, что никак не менее получаса. Хотя с добрым собеседником любые полчаса проходят незаметно.

Незаметно для кого, подмывало Кая спросить, неужели для собеседника? Да только поддерживать разговор с Мадом — чревато его удлинением.

Подготовив Кая к предстоящему весёленькому получасу, Мад расстопорил ворот клети и понемногу принялся стравливать трос. Работал он очень медленно, а говорил намного быстрее. Поскольку слушать его было невыносимо, Кай приготовился думать о своём и нудные слова лифтёра по возможности пропускать мимо ушей.

Но собеседник-то попался не промах! Только заметил, что Майк не с ним, тут же выдал ту самую фразу, которая никак не могла оставить безучастным:

— Кстати, помнишь Кая Гильденстерна? Ну, того белобрысого ксеноисторика, сосланного на Эр-Мангали вместе с нашей партией — вы с ним ещё вместе держались...

— Ну? — хрипло промямлил Кай.

— Так я его доставил к Стэнтону только что. Сразу перед тобой.

Белобрысого Лаки? Фу ты, быть того не может. Неужто... И Кай тотчас обратился в слух. Красноречие Мада обрушилось на него с неотвратимостью засасывания болотной трясины и тяжеловатой вязкостью незастывшего бетона. Но Кай справится.

4

Что и говорить, проснувшийся в Кае неподдельный интерес превратил столь обычное для бесед с Мадом праздное толкание пустопорожних словес в настоящий сбор ценных сведений — пусть и у не в меру словоохотливого информатора.

И, кстати, спасибо Мэдисону, по пути на средний уровень шахты многие необходимые вещи удалось прояснить. Не только насчёт белобрысого.

Оказывается, ксеноархеологи из Башни Учёных в Ближнюю шахту спускаются частенько. Нет, не затем, чтобы тупо набраться шахтёрской романтики. Здесь у них есть дело. Что за дело? Самое наиответственнейшее!

О том, какое именно это дело, Мад не должен бы сообщать другу Майку (шахтёры дают подписку о неразглашении, это серьёзно!), ну да между друзьями какие могут быть секреты! К тому же, Майк так и так всё узнает, ведь его-то вызвали известно для чего: исследовать пропажу десятка шахтёров в Особой штольне!

Ну так вот, Особая штольня — она ну совсем особая штольня. Именно сюда и ксеноархеологи зачастили (и белобрысый Кай в их числе, будь покоен), да и шахтёры дорого дают, чтобы попасть на работу именно туда. 'Прикинь, они в буквальном смысле за это дорого дают — ксерокредитками на лапу помощников Стэнтона'. Но взятки себя оправдывают: в Особой штольне и условия работы намного мягче, и шансов быстро заработать хоть отбавляй. Можно даже круто подняться, выбиться из шахтёров в приличные люди. Правда, многие и пролетают — не без того.

Главное, что стоит знать об Особой штольне — труд там совсем не шахтёрский. Археологический труд, ага. Потому что и сама штольня, как и отходящие от неё вниз шахтные стволы — это не часть рудника, как можно было подумать, а чистой воды ксеноархеологический раскоп. Круто, а?

Когда в том раскопе находят какие-нибудь артефакты — мигом приглашают господ из Башни Учёных. Серьёзных учёных приглашают, самых старых и умных — не Каю Гильденстерну чета. Учёным важно исследовать каждый артефакт прямо на месте залегания, так им куда легче понять, что он такое значит и для чего может использоваться.

Ну а когда в особой штольне лютуют всякие хвандехвары и шахтёров почём зря в логова свои утаскивают — это господам учёным, по большому-то счёту, и неинтересно. Вот и присылают какую-нибудь самую мелкую сошку, парня на побегушках вроде того же Кая Гильденстерна. Того посылают, кто не может отказаться, ха-ха.

— Значит, Кай Гильденстерн занимается тем же делом, что и я? — уточнил Кай.

— Само собой, Майк, тем же самым! Потому-то и к Стэнтону вас позвали в один день. Старина Ральф — он два дела одновременно никогда не планирует.

Главное, что Кай вынес из получасовой беседы с Мадом: даже наипустейший болтун говорит иногда по делу, коли сможешь верно его сориентировать.

На среднем уровне шахты, куда словоохотливый парень доставил Кая, горел яркий электрический свет и в знак присутствия начальства произрастали фикусы в кадках. Ну, коли точнее, какая-то местная ксенофлора, терпимая к подземным условиям жизни. Среди фикусов на скамеечке сидело два охранника в шахтёрских касках, вооружённых бластерами, с силовыми щитами, прицепленными к широким поясам. Щиты — небось, не от хвандехваров, а от злоумышленников с огнестрелом. Кого-то специально ждут?

Здесь же, на среднем уровне, стояла и большая шахтёрская клеть, закрывавшая почти весь просвет одетого в бетонопластик лифтового шурфа. Сейчас она пустовала, но вмещала в себя, должно быть, целую смену: человек полтораста в неё бы точно набилось. Этакая махина — здорово впечатляла.

Хорошо бы, хоть там обошлось без ненадёжных досок. При такой массе народа никакие мадовы предупреждения не спасут. Кто-то да грохнется, с тошнотворным головокружением подумалось Каю.

А потом эти человеческие потери — чего доброго, спишут на пробравшихся в шахту хвандехваров. И под этот повод кликнут ксенозоолога: поищи-ка мил человек, гнездо поганых тварей. И нам спокойненько, и тебе не вредно. Когда ты ищешь, всегда чего-нибудь, да найдёшь.

— Ну, до скорой встречи! — крикнул на прощание Мад, намекая на то, что по выходе от Стэнтона дорогому другу Майку точно не избежать вызова подъёмника — со среднего-то уровня ему непременно придётся либо сразу подняться наверх, либо, что вероятнее, сперва углубиться ещё далее в стрёмные недра Эр-Мангали.

Не избежать? А вот и не так. Избежать как раз можно. Там, за большой клетью Кай приметил деревянную лестницу и вспомнил, куда она выходила наверху. Ну да, сразу слева от башни с пулемётом. Правда, от непривычки к пешему подъёму ноги совсем отвалятся, но всё же...

— Я к Стэнтону, — кивнул Кай одному из охранников, расположившихся среди фикусов.

— Второй коридор от лестницы, — сообщил тот. — В конце коридора дверь с золотой табличкой. На табличке надпись 'Начальник шахты'. Тебе туда.

5

А в глубине просторного кабинета за дверью с золотой табличкой Каю встретилось пять человек, и среди них — белобрысый Лаки, тщательно делающий вид, будто впервые его видит. Лаки скромно сидел на скамеечке под дальней стеной кабинета. Рядом с ним — трое охранников. Судя по эмблемам на рукавах, которые Кай начал различать вот только недавно, двое из них — парни с неприятными лицами едва остепенённой шпаны — прибыли из элитной части Нового Бабилона, третий — местный, из охраны самой Ближней шахты. Местный был чуть не вдвое старше молодых бабилонских качков, да и выглядел внушительней. Он держал на коленях шахтёрскую каску с фонарём-рефлектором, видимо, готовый хоть сейчас в путь по лишённым света туннелям с хищниками.

Впрочем, много времени на осмотр помещения Кай не получил: из-за широкого начальственного стола в него упёрся прямой тяжёлый взгляд.

— Майк Эссенхельд? — хозяин кабинета встретил Кая быстрым вопросом.

— Да, я...

— Знаю, спец по рептилиям.

Чего-чего, а долгих обсуждений с обстоятельным прояснением вопросов Ральф Стэнтон таки не выносил. Пофигизмом, написанным на лице, этот функционер сильно напоминал Годвина, нетерпимостью — Мак-Кру, и все опознанные Каем качества щедро дополняло высокомерие. Ну ещё бы: в начальники шахт выбирают ведь самых лучших!

Все отрепетированные на Олафе пассажи про хвандехваров, которых под землёй не бывает, Каю пришлось оставить до лучших времён. Старина Ральф вообще не был расположен кого-либо слушать. Только себя, да и то недолго, чтобы не перестараться.

— Примешь участие в следственной экспедиции Башни Учёных, — Стэнтон кивнул на скамью с четырьмя посетителями, — в качестве вспомогательного эксперта. Понадобятся все твои знания о повадках хвандехваров. Надеюсь, ты уже слышал, что у нас произошло на шахте?

— Да, единственное что, я хочу заметить, что хвандехвары не...

— Замечать будешь не мне, а начальнику экспедиции, — прервал старина Ральф. — Им Башня Учёных назначила Кая Гильденстерна, то есть вот этого! — Стэнтон кивнул на белобрысого Лаки. — Поступаешь в его распоряжение. В ситуации возможного боя оперативное командование переходит к Барри Смиту, то есть к нему, — последовал хозяйский кивок в сторону местного охранника. — Оружие с собой есть?

— Да, вот... — Кай скромно указал на кобуру с 'менорой'. Её он тогда, после поединка, не сдал, напротив, по совету Ортеги стал носить при себе. Во избежание лишних ссор, как выразился подручный Годвина и Мак-Кру.

— Отлично. Пригодится, — одобрил Стэнтон.

Кай не стал уже уточнять, что 'менора', по сути, не заряжена — за исключением единственного патрона в семизарядном барабане, того самого, что давеча дал осечку — ещё на памятной тренировке со шпанками.

— Итак, все в сборе. Кай Гильденстерн, Барри Смит, Нестор Оукс, Джон Дэй, Майк Эссенхельд. Считаю, ваша экспедиция имеет недурные шансы. Вопросы есть?

— Э... Я хотел... — начал было истинный Кай.

— Вопросов нет, — заключил Ральф Стэнтон. — Тогда все свободны.

6

Вот уж насквозь лживое выражение: 'все свободны'. Кто свободен, а? Пять человек, которых, не спрашивая их желания, определили в следственную экспедицию? Может ли хоть один из них проявить свободу в том, чтобы развернуться и уйти? То-то же.

А Кая как раз подмывало. Именно, что развернуться, взять и уйти. Останавливало то, что из глубокой шахты запросто не скроешься. Тебя вернут, и вернут некрасиво. А может закончиться и совсем плохо, причём с такой быстротой, что далёкий Родригес никак не успеет заступиться.

Нет, кажется, подмывало не одного Кая. Второго Кая подмывало тоже: начальник экспедиции по выходе из кабинета Стэнтона выглядел далеко не браво. И ему не позавидуешь: совмещение функциональных обязанностей начальства и мальчика на побегушках — скажем так, стрессогенно. А иметь под началом человека, имя и место которого ты присвоил — белобрысому Лаки не позавидуешь.

Не успели отойти от кабинета Стэнтона, как возникла небольшая заминка, связанная с раздачей гостям шахтёрских касок с фонариками. Каски не были идеально чистыми, за что принесший их кладовщик получил нагоняй от местного охранника, но не всерьёз, а больше для вида. Что говорится, на будущее. Кладовщик оправдался тем, что чистые каски господам надо было взять ещё вверху при входе на территорию шахты, а здесь, внизу, они все кем-то пользованные, и скромно исчез за своей дверью без таблички.

— Ну что ж, если все в сборе и экипировались, то прямо сейчас и начнём, — Лаки заговорил с неестественной весёлостью в голосе, призванной замаскировать дефицит уверенности. При этом он избегал взгляда Кая и лихорадочно посматривал в лица остальных участников, наверное, стараясь получить отклик на качество своей актёрской игры. — Для начала нам следует спуститься... ну, на предполагаемое место происшествия. Выход в особую штольню открывается с нижней станции подъёмника. Не так ли, Барри? — охранник, приданный экспедиции от изучаемой шахты, молча кивнул. — Прекрасно. Вы распорядитесь, чтобы нас спустили?

Барри снова кивнул — и зычным голосом окликнул Мада, зевающего и всем телом потягивающегося на площадке рядом с малой клетью:

— Эй, дармоед! Подавай-ка нам клеть, будем снова спускаться! Стэнтон приказал.

Слово 'дармоед' выдавало в Смите бывшего шахтёра. Ну, Каю так показалось. Если кто-то из них 'выбился в люди', почему не Барри Смит?

— Сей момент! — засуетился дармоед. — Куда изволите?

— Нижний уровень.

— Доставлю в лучшем виде. Только прошу заметить уважаемых гостей, что ни в коем случае не следует облокачиваться...

— Ты опять про доску? А ну замолчи, урод! Ею ты уважаемым гостям и без того прожужжал все уши. Сколько можно?

Мад пожал плечами в знак того, что хотел, как лучше, но послушно замолчал, и, только когда грозный Смит отвернулся, в квадратную его спину показал язык. Язык — несомненный знак Каю: дескать, лифтёры не сдаются и всё в этом роде. Но Кай подумал, что слово 'дармоед' в обращении Барри тоже имеет иного адресата. 'Башней Дармоедов' простые бабилоняне неофициально зовут Башню Учёных. Не тонкий ли это намёк белобрысому на полную его ненужность и несостоятельность, явно приметную здесь, посреди трудовой шахты? Или для простого охранника все эти смыслы тонковаты?

А впрочем, кому оценить состоятельность ксеноисторика, как не Каю?

Поскольку Мада заткнули, тускло освещённая малая клеть спускалась через черноту в гнетущем молчании, которое белобрысый начальник экспедиции всё никак не решался нарушить, но примерно на середине пути в шахтную бездну решился-таки проинструктировать временных подчинённых по основным вопросам ксеноархеологии. Лучше бы он этого не делал: ничего беспомощнее Каю даже не вообразить.

Всех погрешностей в тексте горе-начальника просто так не упомнишь — надо было записывать. Но в числе наиболее явных перлов — заявление о том, что Особая штольня — не что иное, как участок горнорудных разработок, оставшихся на Эр-Мангали от цивилизации Сид. Здесь что ни слово — пучок грубейших ошибок антропо— и терроцентризма, которые студенты-ксеноисторики Юрбурга научаются преодолевать ещё на первом курсе, до выбора специализации.

Начать с того, что культура Сид вообще никогда не вела горнорудные разработки. Сам дух этой культуры не предполагал извлечения чего-либо из планетарных недр. Уходить в недра самим — это да. Украшать недра — да, конечно. Совершать в них особые ценные закладки — разумеется. Обустраивать подземные святилища — без сомнения. А ещё защищать недра от возможных варварских агрессий с поверхности.

И пусть культура Сид не самая далёкая и тёмная из ксенокультур, но уважения к себе требует. Экстраполировать на неё типичные земные занятия — это от элементарной интеллектуальной лености. Полно, да прочитана ли белобрысым торговцем о Сиде хоть одна монография, хоть статья, хоть голокнижка популярная?

Иметь у себя под боком, в Башне Учёных, единственную в колонии библиотеку — и даже перед ответственной миссией не удосужиться заглянуть в неё: как это называется? Ответ на поверхности. Точно так же и называется, как метко острят простые бабилонцы из шахтёрских низов. И всегда будет зваться именно так — пока до кормушки в Башне Учёных дорываются невежды, не видящие принципиальной разницы между статусами учёного и обычного дармоеда.

И это убожество — кстати, моим именем — будет нами руководить? Кай испытал импульсивный прилив желания разоблачить самозванца — здесь же, посреди шахтного мрака и в качестве итога мракобесных речей сией недостойной подделки под учёного — но вовремя свой импульс погасил. Спросил себя: кто получит выгоду? И тут же усмотрел белые нитки чьей-то манипуляции.

Разоблачение Лаки повлечёт новый поединок — Каю ли не знать? А кому была бы охота стравить на арене обоих претендентов на каево имя? Буллиту охота. Может, ещё и какому-то неизвестному ненавистнику Бенито Родригеса и его людей, но Буллиту-то — точно! Совсем недавно ссору с Каем нарочно затеял буллитов прихвостень Поллак, теперь вот нарывается Лаки... Ведь неспроста! Особенно, коли учесть, что Лаки даже место каево получил исключительно благодаря Буллиту, звенья дьявольской многоходовки начинают проявляться во всей красе.

Эх, ну ещё бы! Хитрый уголовник одним и тем же ударом обездолил Кая и повязал блондина — каково! Лаки в колонии мог бы заняться торговлей и контрабандой — как раз ему по вкусу и по способностям. Но вместо того дурачок принял чужую судьбу, и вот он уже роскошествует в Башне Учёных, где положение невежды более, чем шатко. Лучшие разоблачители самозванчества — собственные знания и умения. И они же создают прекрасную почву для шантажа и давления Буллита. Хех, Буллит дал, Буллит и заберёт в любой момент, когда посчитает уместным.

И вот момент наступает! Кулак повержен, очередь за Лаки. Удивляться ли, что встреча Кая с великим белобрысым ксеноисториком состоялась именно сегодня? И не где-нибудь — в шахте, куда Каю раньше дороги не было. Не затем ли и шахтные хвандехвары выдуманы, чтобы только его спровоцировать?

Причём где: в неисправной шахтёрской клети, под которой зияют километры, в месте, где несчастные случаи образуют печальную закономерность. А ну как в клети собрались заговорщики, готовые заранее пустить Кая вниз на разведку с ускорением свободного падения?.. То-то и Мада оборвали с его неуместными предупреждениями — доска их, видите ли, достала.

Вероятная версия, а? Ясное дело, выглядит похоже на форменную паранойю, но кто сказал, что параноиков никто не преследует? Их-то как раз и прессуют, если разобраться. Медики, родные, неравнодушные доброхоты — все их желают привести к общему знаменателю. Ну а смерть — знаменатель из самых надёжных. Второй по надёжности после ссылки на Эр-Мангали.

7

Малая шахтёрская клеть доставила экспедицию в нижнюю точку шурфа без особенных приключений. Твёрдая почва под ногами придала сил, а тот факт, что над головой — километра с три той же самой твёрдой почвы, умом хоть и понимался, но покуда не принимался чувствами.

Самому-то падать страшнее!

В общем, убедившись, что опасности выпасть и грохнуться больше нет, Кай с облегчением признал некоторые (далеко не все) из своих тревожных измышлений — чем? Индуцированным новой обстановкой персекуторным бредом. Каковой происходит от перенесения на других собственных агрессивных переживаний.

Покинув клеть, экспедиция собралась у трёх прямоугольных отверстий, к которым подходили рельсовые пути. По-видимому, пути вели к различным шахтным выработкам. Не заблудиться бы.

— Вот этот крайний левый коридор и доставит нас к Особой штольне, — с очаровательной смесью уверенности и сомнения произнёс Лаки, причём обернулся к Смиту за подтверждением. Он, видите ли, здесь уже раньше других побывал, но плохо запомнил, но всё же хотел показать, что побывал раньше некоторых других.

— Квершлаг, — поправил его Барри.

— А?

— Этот коридор у нас называют квершлагом.

— Ага, благодарю, важное уточнение.

Поскольку по существу вопроса Смит возражать не стал, пошли по крайнему левому проходу, весьма дурно освещённому редкими электрическими лампами. Чтобы видеть лучше, Барри включил мощный фонарь у себя на каске и другим посоветовал сделать то же. Коридор осветился более чем сносно, но интересным не показался, даром что столь претенциозно звался. Под ногами тянулись в тёмную даль рельсы для вагонеток. Бетонопластиковые стены однообразного кремового цвета упирались в низкий потолок и тоже уходили вдаль, изредка расширяясь в местах, где над квершлагом были пробиты вертикальные вентиляционные шахты.

— Что это там — вентиляция? — запрокинул голову Лаки у одной из них. — Надо будет проверить. Небось, в таких-то выработках и прячутся хвандехвары...

— ...если они здесь есть, — закончил Кай, но был всеми проигнорирован.

Зато банальная истина, что вентиляционная шахта, по которой люди не ходят, может дать прибежище тварям, таящимся во мраке, была сочувственно выслушана минимум трижды. Повторение — мать учения, как утверждают обсессивно-компульсивные личности, задним числом осмысливая свои мысли и действия.

Вместе с тем не сказать, что именно вентиляционные пути всецело завладели помыслами самозванца Лаки. Он и другие свои мысли не стеснялся повторно воспроизводить — верно, по причине дефицита продуктов ума. Всё время, пока шли по квершлагу, начальник экспедиции на манер Мада почём зря чесал языком. И по теме, и не по теме, всё в одну кучу, лишь бы заполнить тишину.

Или Кай к нему всё-таки пристрастен?

Пристрастен? Да уж, наверняка. В таких случаях недурно бы на себя посмотреть: вот он я, человек с вымышленным именем Михаель Эссенхельд, поднявшийся из полного ничтожества до специалиста, приглашаемого экспертом в экспедиции — а благодаря чему, спрашивается? Благодаря науке ксенозоологии, по которой (вот совпадение-то!) тоже не прочитал ни единого серьёзного текста.

Конечно, между Каем и Лаки имеется и важная разница, даже не одна. Кай выбрал себе малоизвестную науку просто от отчаяния, а Лаки постарался прикарманить чужую. И ещё для Лаки научная библиотека доступна, для Кая же — нет.

Так что, каево невежество в силу приведенных доводов простительно? Увы, весь вопрос в чьей-то расположенности себя прощать. Принципиального же различия между двумя 'учёными' не наблюдается, хоть ты тресни. Только подробности, да полутона, добавляющие извинительности тому из невежд, который честно старался.

8

— Внимание. Подходим к Особой штольне, — вполголоса сориентировал коллег Барри. — Впереди по квершлагу будет ряд пустых вагонеток. А за ними — уже она.

Вперёд, специально не сговариваясь, выдвинулись Оукс и Дэй с тяжёлыми бластерами наперевес. Протискиваясь вдоль вагонеток, они умудрялись заглянуть в каждую и сверху, и исподнизу. Лаки, Барри и Кай следили за их действиями сзади.

— Пусто, — констатировал Дэй. Пустые вагонетки оказались и впрямь порожними.

— Тогда проходим все, — произнёс Лаки, — к выходу из квершлага. И если какое движение — стреляем. Шахтёров там сейчас нет. Ну, я так думаю.

Выход из узкого прямоугольного квершлага в широченную эллиптическую Особую штольню породил у Кая острое чувство пересечения культур, не слишком-то расположенных к взаимопониманию. Конечно, дело не только в его профессиональной чувствительности. Остальные участники экспедиции, по всему, тоже испытали что-то наподобие, но без надежды точно вербализовать свой опыт.

Оукс момент перехода от человеческого квершлага к нечеловеческой штольне отметил специфически. Он сбился с шага и оглушительно присвистнул, да столь удивлённо, что второй из бабилонских охранников, Дэй, отшатнулся, нацеливая оружие на пустое место перед собой. Затем оба замерли, обшаривая взглядами и прицелами новое пространство. Верно заметили: чуждое! И воплотили в реакции удивления, опасения, сбоя ориентации двигательного навыка.

Лаки поспешил первым обозначить очевидное.

— Мы на месте, — объявил он. — Особую штольню легко узнать по стенной росписи и надписям на потолке. То и другое принадлежит ксенокультуре Сид.

Редкий случай — начальник экспедиции что-то сказал по делу. Вот только словеса произрёк чужие и сам не обдумал сказанное. А слова-то некоторую суть маскируют.

Да уж, Особая штольня. Очень даже особая. Например, тем, что никакая она не штольня. Кому бы взбрело украшать стены штольни изысканной орнаментальной росписью? Верно, тому лишь оригиналу, которому чужда сама идея шахтного промысла. Ведь орнамент привносит в недра универсальные космические смыслы, отвлекая наш ум от полезных ископаемых.

В чём единственном Лаки прав, так то в суждении о принадлежности этой 'штольни' культуре Сид. Но и о ней он узнал из чужих уст. Это значит, спроси его о ключевых признаках, по которым коллеги-ксеноархеологи относят роспись именно к Сиду — тотчас и поплывёт. Глубина знания совсем никакая. Взять хоть бы каверзный вопрос о потолочных надписях — его ведь начальнику пришлось с ходу замять.

— Кстати, а что там написано? — простодушно спросил Смит.

— Здесь — ничего! — радостно сообщил хитрец Лаки.

Ничего не скажешь — выкрутился. И впрямь, та часть 'штольни', которую по земным представлениям, можно было назвать потолочной, в месте впадения в неё квершлага была чиста.

— Написано где-то дальше, — добавил он. — А что именно — ну, надо разбираться... Но, кажется, мы тратим время. Пойдём!

Любопытный такой способ убежать от вопроса. Главное, беспроигрышный.

А вот Каю показалось идти рановато.

— Прежде чем мы двинемся дальше, — сказал упрямо, — мне хотелось бы узнать историю открытия этой штольни. Хотя бы в самых общих чертах, — и поспешно добавил. — Это поможет определить вероятное месторасположение тварей.

— Далась вам эта история, — поморщился Лаки. — Между прочим, она засекречена, эксперт Эссенхельд.

— Значит, надо её частично рассекретить. Меня интересует, как давно Особая штольня была найдена, в каком она была состоянии, какие работы здесь проводили и ныне проводят наши шахтёры, а кроме того, выходит ли она на поверхность планеты? Ведь штольни, насколько известно мне, с поверхностью, как правило, сообщаются. Напрямую, а не через квершлаги, пробитые к ним позднее.

— Многовато вопросов, — раздражённо бросил начальник экспедиции, но Барри Смиту, должно быть, так не показалось.

— Резонные вопросы, — произнёс он, — я, с вашего позволения, вкратце на них отвечу.

И Лаки дал позволение. В конце-то концов, отвечать-то не ему. Да и не мешает послушать краткое изложение темы, в которой сам плавает.

— Итак, по порядку, — начал Смит. — Особая штольня найдена уже давно. Точной даты с ходу не назову, но система 'Карантин' вокруг Эр-Мангали ещё не была включена. В каком состоянии? Да уж не в нынешнем. Полузатопленная грунтовыми водами, полузасыпанная полость — вот что это было такое. Но орнамент на стенках читался ещё тогда, к тому же внутри шахтёры нашли много ксенокультурных диковин малость непонятного назначения. Вот чтобы выяснить их назначение, — Смит кивнул Лаки, — на Эр-Мангали и понадобились ксеноархеологи. Те, что сейчас главные шишки в Башне Учёных, прибыли на планету с первыми экспедициями. Посмотрели на шахтёрские находки — решили, что всё это хоть и непонятно, но очень ценно. Ну и посоветовали расчистить Особую штольню, да поаккуратнее, чтобы, значит, не повредить чего. Наши и рады стараться — ведь на диковины сразу нашлись покупатели. Видать, артефакты этой вашей культуры Сид по-настоящему круты и имеют хороший спрос. Очищали бережно. Грунтовые воды отвели на другое русло, породу, что сверху нападала — шахтёры буквально сквозь пальцы просеивали.

— То есть, добыча руды отошла на второй план, — подытожил Кай, — а на первом — добыча артефактов.

— Ну, типа да. Хотя этого, эксперт Эссенхельд, я вам не говорил. Сами догадались.

Кстати, при словах 'не говорил' Оукс и Дэй будто подобрались. Ишь ты: запоминают, что и кому не говорил Барри Смит. Потом они точно так же об этом 'никому не расскажут'.

— Стало быть, Особую штольню шахтёры тщательно расчистили, — поощрил Кай охранника шахты к дальнейшему рассказу, — что потом?

— Так не расчистили ещё! — возразил Смит. — Это только ближний конец штольни привели в показательный вид. Там дальше — идут сплошные завалы, в которых Чужак голову сломит. В них-то и кипит работа... Кипела — до недавних случаев. А так — шахтёры более всего навострены на Особую штольню и ближние к ним выработки. Потому что даже в пласте руды иной раз можно встретить кем-то оброненный артефакт. Да-да, хоть и кажется глупостью. По крайней мере, шахтёры в подобное верят.

— И последний вопрос, — напомнил Кай, — выходит ли штольня на поверхность?

— Да где уж ей выходить? Там дальше одни завалы. Но когда-то, наверное, выходила. В эти... незапамятные времена.

Ну вот, обрадовался Кай. Ещё один аргумент не в пользу хвандехварьего присутствия. 'Штольня' погребена в толще недр и снаружи — из мира, где рептилии-людоеды резвятся в ивах — в неё доступа нет. По крайней мере, прямого, не через квершлаг, затоптанный шахтёрами и заезженный вагонетками.

— Надеюсь, эксперт Эссенхельд удовлетворён, и мы можем, наконец, двинуться дальше? — с ядовитой иронией промолвил белобрысый. Этому бы всё лидера корчить. Что ж, тем хуже для его амбиций. Потому что не все важные идеи посещают Эссенхельда сразу.

— Не совсем удовлетворён, — дерзко заявил Кай. — Я, как эксперт, не прояснил ещё важных вопросов по предмету нашего поиска.

Лаки от такой наглости вторично опешил, но, быстро овладев собой, изобразил недобрый прищур:

— Мы должны господину вспомогательному эксперту рассказать о хвандехварах?

— Нет. Господину эксперту должна быть предоставлена вся полнота информации для экспертизы! — Кай свой ответ произнёс с той самой протокольной жёсткостью, которой болтовне Лаки так не хватало. Хамить, так уж по полной. К тому же на охранников такой тон хорошо действует.

И побегушечное начальство, не сумев перебить казённой интонации Кая, поневоле снова сдалось:

— Ну, что там ещё?

— На предмет наличия в шахтах какой-либо живности недурно бы предварительно расспросить шахтёров. Почему мы это не сделали? — требовательно так сказалось.

— Потому что это не показалось важным ни мне, ни Стэнтону!!! — Лаки прикрылся авторитетом, но не очень удачно. Вмешивать Ральфа Стэнтона при его подчинённом оказалось не лучшим способом прекратить дискуссию. Смит тут же вмешался:

— Позвольте мне! — и Лаки пришлось позволить, ведь в Ближней шахте посланники Башни Учёных пусть и желанные, но гости.

— Шахтёры на время работы следственной экспедиции удалены из опасной зоны, — напомнил Барри Смит, — во избежание новых неоправданных жертв.

Злорадный взгляд Лаки как бы говорил: ну и чего ты добился? А хотя бы вот чего: белобрысый и не заметил, что усмехается вовсе не гордо-начальственно, а ловкачески-заискивающей усмешкой паренька, за которого заступились старшие.

— Да, я помню, — развил успех Кай, — однако ничто не мешало найти их на новых, безопасных участках работы. Я не прав?

— Прав, — Смит кивнул примирительно. — Но есть загвоздка. Стэнтон очень бы не хотел, чтобы мы разговаривали с шахтёрами о проникших на рудник тварях. Во избежание паники, так сказать...

Во избежание? Или, может, в порядке борьбы с паникой, которая шахтёров уже накрыла? Кай не сомневался в последнем, но эксплицировать своих догадок не стал. Всё-таки Смита лучше не злить. Он для Кая на всю экспедицию единственный тактический союзник. Остальные-то держатся заодно и смотрят на оппонентов 'господина Гильденстерна' изначально презрительно.

— Тогда, может быть, вы сами мне расскажете, какие здесь водятся твари? — попросил Кай Смита. — В особенности — наблюдал ли кто-то тех хвандехваров, которых наша экспедиция ищет? Или, возможно, кого-то ещё, кого не ищет, а зря.

— Из живности... — Барри собрался с мыслями. — Крысы в вентиляционных шахтах, вот кто из живности. Попадаются довольно-таки крупные особи, которые отваживаются нападать и на людей. От одной, положим, что и киркой отмахаешься, но если их стая? Тут, ясное дело, без охраны с огнестрелом не обойтись. Но все случаи нападения крыс — понятные случаи. Чтобы крыса кого-то бесследно похитила — смешно даже представить. А вот в нашем случае — много необъяснимого. Потому-то и поползли байки о хвандехварах.

— О! — сказал белобрысый Лаки, будто байки что-то доказывали.

— Всего месяц, как поползли, — уточнил Барри Смит.

Ну ещё бы! В посёлке как раз отыскали памятное гнездо в куче мусора.

— Байки байками, но здесь их кто-то видел, этих хвандехваров? — не отступал Кай.

— Те, кто видел, уже не расскажут, — ответил за Барри 'господин Гильденстерн'.

И Кай понял, что в своей аргументации невольно сработал против себя же: неуловимость ночных хвандехваровых атак — широко известная тема.

Он попытался досыпать гирек и на свою чашу весов:

— Но хвандехвары людей не похищают, едят на месте. Аккуратно едят, не попортив одежду. Оставляют обглоданные костяки прямо в комбинезонах. Бывало ли в Ближней шахте что-то подобное?

Смит ответил уклончиво:

— Бывало, шахтёры в одиночку проваливались в какие-то трещины, потом от них находили лишь костяки обглоданные. И вокруг — целые горы крысиного помёта. Пировали, пакостные дряни.

— Аккуратным такое поведение не назовёшь, но костяки-то оставались, — насмешливо встрял Оукс. Ясно, выбрал сторону шефа.

— Учитывая, что костяки совершенно случайно имеются у каждого человека, — парировал Кай, — не Бог весть какое совпадение.

Последнюю точку в обсуждении поставил-таки Лаки. Как он взорвался — любо-дорого было поглядеть на мимику. Он кричал об ответственности эксперта за отказ помогать экспедиции ('Тю, я как раз помогаю', — отвечал Кай), за отказ рассматривать версию о шахтных хвандехварах в качестве вероятной ('Если кто не заметил, я только что именно её и рассматривал', — возражал Кай), за умышленное оттягивание начала обследования Особой штольни ('Верно, — сказал Кай на это, — что-то мы долго топчемся на входе. Может, войдём уже?'), за что-то ещё — с какого-то момента Кай не очень-то слушал, расслабленно понимая, что лично он о себе позаботился и, наконец-то,по-настоящему готов к встрече со 'штольней'.

Готов. Чего об остальной несуразной экспедиции, наверное, не скажешь никогда.

9

Экспедиция несуразна и не подготовлена. Ибо она — детище презрения Ральфа Стэнтона к внутренним мирам подбираемых людей. Взять одного ксеноисторика, одного ксенозоолога, троих охранников, нагнать страху на всех пятерых — и команда готова? Как бы не так.

Воплощать комплексы Стэнтона перед лицом чуждого разума — вот к чему готова такая команда. И дело не только в том, что ксенозоолог (вот неожиданность!) компетентен в ксеноистории, а ксеноисторик вовсе ни в чём не компетентен. Само рождение команды — криворукая сборка наскоро из более-менее подходящих деталек.

И этому механическому чучелу предстоит вступить...

Нет, более не предстоит. Оно уже вступило.

10

Первым делом обследовали правую, ближнюю от квершлага слепую оконечность 'штольни'. Лаки, задетый каевым демаршем, взялся теперь командовать, кому какой строй держать. Охранника Смита он пустил первым, за ним в серёдке расположил себя и 'эксперта Эссенхельда', замыкать шествие поставил Оукса и Дэя. И оружие велел держать наготове — Каю тоже пришлось достать из кобуры мало чем заряженную 'менору': самообман, конечно, но пусть хоть 'добрые товарищи' по экспедиции не считают его лёгкой добычей.

А как шли! Прямо космоспецназ. Молчат, слушаются, знают, что надо делать, ответственно исполняют, исчерчивают прицелами пустые стены, нагоняют ужаса на врагов. Хвандехваров, правда, не встретили. Судя по тому, что в идеально расчищенном правом участке 'штольни' спрятаться оказалось негде, их там и не было.

Добрались до расширения и скругления на конце 'штольни', более всего напоминающего погребальную камеру из кой-каких земных захоронений — для полноты впечатления не хватало лишь каменного саркофага. О саркофаге Кай упомянуть остерёгся. Во-первых, он не из ксенозоологической области знаний, во-вторых, наверняка был бы воспринят в качестве саркастической метафоры: мол, засуньте-ка в этот помпезный гроб экспедиционные надежды.

На площадке 'погребальной камеры' постояли несколько минут, поглазели на пышный сидский орнамент — в значительной мере утраченный под кирками горе-реставраторов, да и вернулись в дромос — ну, то есть, в основную часть 'штольни'.

Двигались всё в той же 'космоспецназовской' манере, которая, как показалось Каю, была данью начальника Лаки представлениям охранников Оукса и Дэя о том, как именно должны проходить экспедиции. Как же иначе — с бластерами против тварей! С каким самозабвением они в это играли!

Барри Смит первый вышел из образа — уже на левом от квершлага участке обследуемой 'штольни'. Как только на её 'потолке' появилась первая надпись на экзотерическом языке Сида, немедленно на неё указал.

Кай прочитал надпись, похолодел и крепко задумался. Сообщение важное, но как его передать другим, не вызывая лишних вопросов? Всё-таки не ему, как специалисту по бессловесным тварям, такие надписи читать. Не ему, а признанному 'Каю Гильденстерну'.

— Господин Гильденстерн, вы ведь знаете этот язык? — последовал простодушный с виду вопрос не без скрытой каверзы. — А то мне давно хотелось просечь, что же на этом потолке понаписано...

— Э... на потолке? — Лаки поглядел вверх довольно-таки затравленно, но прикидываться, будто не понял вопроса, было уже поздновато: первый же речь завёл. — Ну, именно эта надпись, к сожалению не переводится.

'Не переводится'?!

Кай унял дрожь и внутренне захохотал. А недурно бы перевести её вслух — вдруг экспедиции чем-то поможет. Скажем, раскроет глаза на некое важное обстоятельство пропажи шахтёров. Например, на её причину.

— Впрочем, её перевод нам всё равно ничего не даст, — Лаки добил тему до полной ясности, — надпись-то очень древняя, а стоит подумать о дне сегодняшнем.

Да уж, потому-то и не переводится, что никто из адекватных коллег 'господина Гильденстерна' покуда не побывал под этим потолком вместе с ним — и не перевёл ему этой конкретной надписи.

А так вообще-то переводится. И без больших сложностей.

'Мая яя Иккаяя' — означает не что иное, как 'сторож выставлен'.

Это предупреждение для своих, причём жизненно важное, затем и помещено на потолок. Предлагает своим быть настороже, так как против чужаков задействована некая хитрость.

Ничего ли данное предупреждение не даст экспедиции — тут уж как сказать... Экспедиции, которая должна сыскать гнездо хвандехваров — точно не даст.

Вопрос в том, не извращает ли поиск рептилий истинных целей экспедиции. Всё-таки пропажа людей может иметь самое прямое отношение к выставленному культурой Сид сторожу, каким бы он ни был из себя.

11

Когда 'штольня' там, вдали, стала ветвиться, Лаки поспешил перестроить вверенное ему воинство. Бабилонские охранники теперь шли впереди, тщательно обшаривая все углы принципиально безуглого сидского дромоса и все его ответвления, на поверку оказывающиеся просто глубокими нишами. Барри Смит, оттёртый на вторые роли, прилежно прикрывал тыл.

Пока они играли в космоспецназ, Кай улетал мыслями далеко-далеко от текущей ситуации. Он думал о множестве ксеноисториков из Башни Учёных, которые в этой, с позволения сказать, 'штольне' ранее побывали. Побывали и не заметили надписи? Не смешно.

Надо полагать, в бабилонской Башне Учёных самозванцы вроде белобрысого 'Кая Гильденстерна' погоды не делают. Есть высококлассные специалисты. Рекомендательное письмо от декана Ульма адресовывалось великому магистру Беку — основателю факультета в Юрбурге, а уж Бек умел сколачивать сильные научные коллективы.

К тому же посланные на Эр-Мангали экспедиции имели цели сугубо ксеноархеологические, а какой же археолог ксенокультур не стремится молчащие культуры 'разговорить'? И что, всё равно не нашлось учёного, способного прочитать простенькую фразу на сидском просторечии?

Прочитали, но не придали значения? Должны бы придать — после того, как стали пропадать люди. Прочитали, да забыли? Тоже не больно-то вероятно.

А что вероятно? Что невежественный белобрысый ксеноисторик в Башне многих достал. Вот и решили ему подложить такую свинью с хвандехварами, чтобы он либо вовсе не вернулся из Ближней шахты, либо вернулся уже навеки пристыженным. Похоже на правду? Вполне. Разве что не больно-то милосердно в отношении экспедиции из пяти человек.

— О! Ещё одна надпись! — сказал Дэй.

— Не берусь судить, но она очень похожа на предыдущую, — взглянул на 'потолок' Оукс.

— Ага, — с осторожностью подтвердил Лаки, — на том же языке.

Зато Кай мог бы утверждать с полной уверенностью: слова идентичны.

Надпись 'Мая яя Иккаяя' на своде расчищенной части 'Особой штольни' повторилась трижды. Причём от первого случая к третьему размер букв ошеломительно возрастал. Предупреждение становится всё настойчивей по мере того, как от слепого конца 'штольни' продвигаешься к завалу.

Но для кого эта надпись? Словно бы для самой экспедиции: неведомая сила предугадала, что пятеро несуразных искателей появятся из квершлага — и шепчет, произносит в голос, кричит — дальше не ходите!!!

Но кричит — лишь для способного прочитать, то есть для Кая.

Для неспособного всё иначе:

— О! Здесь те же буковки, но побольше, — глупо хихикнул Оукс.

— Да, — ещё глупее ответствовал самозваный Кай Гильденстерн, — одна и та же неинформативная ритуальная фраза.

Когда и для кого ритуальные фразы становились неинформативны? Разумеется, в пору упадка традиции. Несомненно, лишь для профанов. Им не пытаются передать всю сложность ситуации, их трижды предостерегают: 'Не влезай, убьёт!', но единственным достигаемым эффектом становится осознание профаном различий в размере буковок.

А главное, изменилось бы что, если бы к этим потолочным выкрикам: 'Сторож выставлен!' — присоединил свой голос и Кай? Нет. Ибо голос его не так уж авторитетен. К тому же суждение о неведомом стороже даже для самого Кая пока чересчур абстрактно, чтобы хоть как-то его учесть.

Тупо не приближаться к завалу — точно не выход. К сожалению, экспедиция обязана его обследовать, на то она и следственная. Именно там работали пропавшие люди.

Но вот и завал. Довольно-таки серьёзный. От расписного покрытия стен 'Особой штольни' не осталось, почитай, ничего. Метров за сорок до сплошной стены из горных пород это покрытие пошло трещинами, далее пообваливалось большими неровными кусками, затем куски измельчились, пока на последних десяти метрах не были обращены в пыль.

Последствия взрыва? Скорее всего. Не наши ли шахтёры постарались, взрывотехнически углубляя Ближнюю шахту внутрь рудного поля?

Теперь в тех местах, где покрытие от культуры Сид получило серьёзные разрушения, красовались уродливые вставки из пластикобетона, а там, где оно было полностью нарушено — стены скрепляли подогнанные друг к дружке пластины — тюбинги. Одетая в тюбинги, 'Особая штольня' меняла своё поперечное сечение с эллиптического на круглое: ещё один красноречивый момент пересечения не склонных к взаимопониманию культур организации пространства.

В местах же, где и тюбинги ещё не сели, свод поддерживался до поры толстыми бетонопластиковыми распорками. Вот за ними-то — в единственном скромном участочке на всю штольню — и могли прятаться хвандехвары, кабы очень захотелось. Да видать не хотелось, коли не прятались.

— Никого, — с досадливой грустью констатировал Дэй.

Он что, надеялся, впервые подойдя к завалу, тут же совершить подвиг?

Ну да, никого не встретили. Ни шахтёров — их временно перевели на другие шахтные стволы, ни людоедов-похитителей — им некого здесь выслеживать. На недорасчищенном от обломков породы земляном полу лежала кирка и пара лопат — вероятно, забытые кем-то из похищенных, но кем, когда?

— Всё-таки жаль, что шахтёров здесь нет, — сказал Оукс. — Они бы работали, хвандехвары бы нападали, а мы бы охотились на хвандехваров.

Да, знатная сорвалась охота.

12

Никого не найдя, охранники быстро расслабились. Рассовали свои бластеры по кобурам, слонялись без дела по сидской 'штольне', чисто для виду напуская на себя озабоченность, будто поиски продолжаются. На самом деле вели себя как зеваки — с некоторым любопытством, но без надёжного познавательного метода.

Дэй не поленился, сбегал сличить все три надписи. Срисовал их себе в блокнот, нашёл пару отличий, проверил — оказалось, неточно срисовал.

— И для кого на потолке одно и то же пишут? — долго не унимался Оукс. — Наверное, в этой культуре Сид все тупые.

— Для хвандехваров! — отрезал Кай.

Болтовня мешала ему думать. Впрочем, он сам задавал себе тот же самый вопрос. Так для кого написано?

В некотором смысле — для их экспедиции, как ему сразу же и показалось, по мере того, как изменялся размер шрифта. Но то — производный смысл, самый поверхностный. Кто-то и до экспедиции ходил тем же самым путём — от квершлага с вагонетками до завала. Кто ходил — ну конечно, шахтёры, в том числе и те, которые недавно пропали. Перед тем, как пропасть, они прошли под привычной надписью, которая им всё громче беззвучно выкрикивала сообщение о стороже. Но сообщение получено не было, и сторож активизировался.

Почему-то сторож активизируется далеко не всегда. Не повезло лишь некоторым. Жаль, что нельзя опросить свидетелей происшествия. Может, натолкнули бы на некое повторяющееся обстоятельство.

Но и трагедия с шахтёрами — производная от исходного смысла. Надпись на потолке много древней и самих шахтёров, и пробитого к 'Особой штольне' квершлага. Кто-то здесь ходил (или мог пройти) ещё ранее, кто-то, ради кого неведомый мастер и расписал письменами потолок. Этот кто-то и сам принадлежал к той же самой культуре Сид, причём не к высшим и тайным её сословиям, имеющим собственные усложнённые языки. Писали-то на экзотерическом, который и терранские ксеноархеологи расшифровали без большого труда.

Но не в сословии главная загвоздка. Тот, кто должен был воспринять надпись, ожидался не со стороны входа в 'Особую штольню', ныне лежащего где-то там, под завалами. Он ожидался именно со стороны квершлага, которого тогда как раз-то и не было.

То есть — тот, или то, кого должна была остановить надпись, ожидался со слепого конца 'штольни', столь похожего, на каев-то взгляд, на погребальную камеру.

Ой, кажется, придётся-таки расспросить Смита, не стоял ли там когда саркофаг...

13

— О, глядите: вон ещё одна вентиляционная шахта из тех, о которых я вам говорил! — глазастый Лаки тоже бродил по 'штольне', причём, не теряя времени на чтение надписей, вовсю примечал не стоящие внимания мелочи.

Надо же — при первом прочёсывании не заметили. Вероятно, из-за сложного орнамента, невольно скрадывающего боковое отверстие.

Эту шахту на краю потолочной зоны 'штольни' явно пробили люди. Зачем, понятно: один квершлаг с вентиляционной задачей никак не справлялся. Причём никак не сообразовались с художественными требованиями орнамента, грубо вторглись в основную изобразительную идею, глупо нарушили несущие линии. Культура Сид не позволила бы себе этакой самодеструкции.

— Сколько хвандехваров может скрываться за этим отверстием, как думаете, эксперт Эссенхельд? — а это уже наезд.

Видать, Лаки постепенно освоился, почувствовал в себе достаточно силы для общения в начальническом тоне и пытается что-то отыграть из авторитета. Сейчас оппоненту предлагается перепугаться и принять версию экспедиционного большинства — для начала в виде абстрактной возможности.

— Полагаю, ни одного, — как можно беспечнее ответил Кай.

Хорошо ответил. Надо тоже не забывать показывать зубы.

— А если серьёзно?

А если серьёзно, то ты смешон со своей хвандехваровой версией, насмешливо сказал Кай. Но не вслух. Ясно, почему: начнёшь тыкать носом 'господина Гидьденстерна' в его некомпетентность, так тут же возникнет встречный вопрос: а ты кто таков, 'эксперт Эссенхельд', чтобы такое делать? И в финале — взаимное разоблачение с новым поединком на арене, притом, что и от старого тошно. Лучше не доводить.

Но с другой стороны, если не ткнуть дурака носом в ущербность его измышлений, экспедиция под его руководством может закончиться вовсе скверно. Учитывая, что сторож, выставленный культурой Сид, всяко помудрёнее тех безмозглых тварей, которых она ожидает встретить.

Да к тому же и тот, или то, кого поджидал сторож — восставшее из гроба нечто — вовсе не обязательно было устережено. Две твари, наделённые жестоким сидским интеллектом: не слишком ли много для одной Ближней шахты?..

— Нет, ну если серьёзно? — не унимался Лаки. Этот всё носится со своим вентиляционным отверстием.

— А если серьёзно, то выдвижению гипотез должно предшествовать освидетельствование данного шахтного ствола специалистами. Специалистами с бластерами, — добавил он, чтобы избежать превратных толкований.

Глава 11. Высший суд,

или Совестливые репрессивные деяния

1

— Что за дурная вертикальная труба... Да и как по ней подниматься? — пробормотал Джон Дэй, с досадливым сомнением вглядываясь в отверстие вентиляционной шахты над головами.

Барри Смит объяснил:

— Там есть специальные металлические скобы. Да и площадки для отдыха через каждые двести метров.

— Ага, скобы вижу, — согласился Дэй.

— Площадки? — Лаки понизил голос. — Предвижу, что там-то и отдыхают шахтные хвандехвары. В общем, эксперт прав: шахту надо обследовать.

После всего выясняется, что решение принял эксперт Эссенхельд.

— Узкая какая, — Дэй снова задрал голову, — два человека никак не разминутся. Придётся по одному.

— Трусишь, небось? — подначил Оукс. Оказывается, и между ними своя конкуренция. Кто из них лучший космоспецназовец, типа того.

— Не трушу. Просто изучаю обстановку.

— А слабо первому полезть?

— Без проблем. Только как дотуда допрыгнуть?

— Это тем более не вопрос, — объявил Смит. — Считай, всё под рукой: в квершлаге, по которому мы проходили, сложены стремянки...

Властью начальника экспедиции Лаки распорядился, чтобы за лестницей сходили Смит и Эссенхельд. Первый — поскольку лучше всех знал здешнее шахтное хозяйство, второй — ну, чтобы не забывал о своей подчинённо-вспомогательной роли. Так сказать, в порядке мелкого укуса — настолько незначительного, что Кай и не подумал возмущаться.

Точнее, всё же подумал, но так и не возмутился. По правде говоря, был даже рад перспективе отдохнуть от общения с Лаки, Дэем и Оуксом, а заодно счастливой возможности порасспросить Смита о саркофаге в погребальной камере 'штольни'.

— Саркофаг? Это что-то типа драгоценного гроба, да? — переспросил охранник из шахты. — Нет, врать не стану — просто не знаю. Я ведь здесь не с обнаружения Особой штольни; слепую её оконечность расчищали ещё без меня. Опять же, и секретность, и желание шахтёров отхватить своё втихаря... — по голосу Барри было заметно, что он этому желанию даже в некотором роде сочувствует. — Если этот саркофаг был, скажем, цельнозолотым, то не стоит удивляться пропаже — его могли распилить на кусочки ещё до прилёта первых археологов. Кстати, — добавил Смит будто между прочим, но внимательно проследил за реакцией Кая, — почему вас так заинтересовали все эти древности, господин эксперт?

— В древних захоронениях подчас встречается необычная фауна, — с уклончивостью произнёс Кай, и, по всему, зрелого хитреца обмануть не смог.

Что ж, ну и ладно. Придётся надеяться, Барри не из болтливых...

— Замечательно, — заявил Смит. — Берём вон ту раздвижную стремянку. Хорошо, что не придётся выкатывать стационарный трап.

Ага, стремянку. Ловить хвандехваров в системе вентиляции. Взяли, понесли. Тяжёлая, зараза. Цельнометаллическая.

Вышагивая вслед за Смитом со своим краем переносной лестницы, Кай обдумывал, конечно же, далеко не фауну вентиляционных шахт. Имелись проблемы понасущнее — производные от тех же трёх надписей на своде дромоса.

Всё-таки нелогично: почему экзотерический язык, мало-мальски не зашифрованный? Чтобы могли прочитать люди? Дичь полнейшая. Культуре Сид интересна только культура Сид. Что бы там люди ни прочитали, Сиду либо вовсе не важно, либо, скорее, хотелось бы исключить.

Чтобы по возможном пробуждении прочитал захороненный. Видимо. Только так. Но кем должен быть захороненный, к которому обращаются на сидском просторечии? Неужели рядовым работягой? Как-то не вяжется с личным саркофагом в погребальной камере — пусть даже не цельнозолотым.

— Каким-каким работягой? — с недоумением обернулся Смит.

— Простите, Барри, неудачно пошутил, — выкрутился Кай, кивая на стремянку. — Просто с каждым шагом всё тяжелее.

Смит буркнул что-то в адрес учёных-неженок, но позволил передохнуть. Оглядываясь на пройденный от квершлага путь, Кай понял, что по ошибке произнести вслух слово 'работяга' ему больше не придётся. Ну совсем ведь дохлая версия!

Прах простолюдина этак помпезно точно не захоронят. Ибо ведь не настачишься! Напрашивается другой вывод: тот, кто создавал надпись о выставленном стороже, и сам не очень-то представлял, к какому сословию принадлежит предполагаемый читатель надписи.

Бывает ли подобное? Почему бы и нет? Но в каких случаях это бывает? В необычных, нетривиальных. Обычно-то те, кто хоронит, неплохо знает кого хоронит: правителя, мага, аристократа, жреца... Если же знание утеряно, но уважение сохранилось — речь идёт, видимо, о прерванной традиции.

Что же могло традицию прервать? Революция? В отношении культуры Сид — более чем смешное словечко. Таких потрясений, в которых новое поколение хоть чем-то мало-мальски заметным отличалось от старого, история Сида попросту не знает.

Отсюда вывод: прошло много поколений. Но кого могут захоронить спустя много поколений? Либо некое почти бессмертное существо, живущее в отшельничестве, либо существо, способное к частичному возрождению. Культура Сид строго различает эти два случая — как приближения соответственно к ангельскому и демоническому чину, притом, что с земных позиций эти ксеносущности равно демоничны.

Правда в том, что приближенных к ангельскому чину на посторонних Сиду планетах никто бы хоронить не стал. Значит — второе. И даже сугубо второе, поскольку третьего не дано. Итак, если Кай нигде ранее не ошибся, экспедиция имеет дело с таким частично возрождающимся демоническим существом, которое на планетах Сида сочтено опасным. А раз так, существо имеет уже и некоторую историю демонических возрождений.

Стало быть, здесь, в 'Особой штольне' Ближней шахты на Эр-Мангали — не простое захоронение чьих-либо там останков, а перезахоронение опасного по меркам культуры Сид существа 'с историей'.

Перезахоронение на планете, которой не жалко?

2

Достать до пробитой в сидском дромосе вентиляционной шахты при помощи раздвижной стремянки оказалась пара пустяков — хорошо, что Барри Смит помнил, где такие взять.

— Первым идёт Нестор Оукс, — произнёс Лаки. Типа скомандовал.

— Лучше я пойду, — покачал головой Дэй. — Мы тут с Нестором обсудили...

Ага, обсудили. Нестор сказал, что Дэю слабо, вот и всё обсуждение.

— Ладно, — не чинясь, подкорректировал команду Лаки. — Первым поднимается Джон Дэй. Благодарите начальника за гибкость.

Дэй стал осторожно взбираться по стремянке. Вот он уже у вентиляционного отверстия, просунул туда бластер, затем голову.

— Ну как там? — спросил Оукс.

— Пыльно, — с досадой ответствовал первопроходец.

— Так и думал, — признался подстрекатель.

— Ах ты ж... Да, забыл спросить: высоко ли мне подниматься?

Пока хвандехвар не свистнет, молчаливо сыронизировал Кай. Если вентиляционная шахта идёт к поверхности, обследовать её можно так долго, как заблагорассудится. Три километра по вертикали не пролетят незаметно.

— До первой запертой решётки, — Смит предложил решение помилосердней, — дальше смысла нет. Крупной твари вроде хвандехвара сквозь неё не протиснуться. Ну, а крысы нас, вроде, не волнуют.

— Так это вас не волнуют, — хмыкнул горе-доброволец, а я отсюда уже слышу, как они пищат.

— Угости их из бластера, — посоветовал Оукс

— Успеется, — Дэй забрался в отверстие полностью, обувь гулко застучала по металлическим скобам. — Фу ты, какой сквозняк: простудишься тут в два счёта, пока долезешь!

А чего другого ожидать от вентиляционной шахты?

Восходя, охранник беспечно насвистывал. Он и правда готов к встрече с хвандехварами? Кай по инерции даже обеспокоился, хотя ему-то что — неверующему в животную гипотезу пропаж...

— Ну как там решётки?

— Да нет там никаких решёток, — послышалось из вентиляционной шахты. Хвандехвар заходи — не хочу... Его, правда, тоже нет.

— А что есть?

— Крысы. Пищат уже рядом.

— Этак ты скоро до первой площадки доберёшься?

— Ага. Вот с неё-то и пищат...

Пауза. Потом:

— Чужжжаковы грудняки! Да сколько их тут?!

— Кого?.. Дэй, отзовись, кого ты встретил?

— Да говорю же — крысы... Что за... — послышались отдалённые звуки работающего бластера, потом всё смолкло.

— Дэй?

Тишина.

— Дэ-э-эээээй!!!

Никакого ответа.

— Дэй, ты слышишь?..

— Кажется, Дэю нужна помощь, — с испуганным недоумением произнёс Оукс. — Но... Дэ-э-эээээээй!!! Чужачина какая-то...

— Он не выстоял с бластером против... крыс? — усомнился Лаки.

— Смотря что там за крысы, — высказался Смит, уже взбираясь по стремянке.

И в этот момент в вентиляционной шахте что-то зашуршало.

— Осторожно, — выдохнул Оукс.

Смит отклонился и из отверстия мимо него вылетело три крысиных тушки. Одна — с оглушительным визгом.

Оукс ещё в полёте саданул визжащую из бластера, причём попал, но крыса не унималась. Орала, что твоя сирена.

— Живучая, гадина, — процедил Оукс сквозь зубы, продолжая расстреливать её уже на полу 'штольни'. Насилу затихла после пятого попадания.

Но тут зашевелились обе тушки, которые раньше молчали.

— Что за... — перепуганный охранник в них стрелял, а они продолжали оживать. Одна из них запищала с тем же надрывом, как самая первая. Или это останки первой продолжают пищать. Или звуки застряли в ухе.

Барри Смит со стремянки стал ему помогать. В трубу на выручку Дэю так и не полез, а стрелял по серым бесформенным комкам, в которые превратились крысы — но комкам, всё ещё способным к движению.

Затихли? Но тут в вентиляционной трубе зашуршало и по ступеням стремянки скатилась ещё парочка.

— Эссенхельд, пали! — рявкнул кто-то, вовлекая Кая в процесс.

Кай послушно нажал на спуск 'меноры', но никакого оглушительного бабаха не дождался. Сухой щелчок по осечному патрону. Надо было сразу выбросить.

Сказал, извиняясь:

— К сожалению, больше патронов нет.

— Плохо.

3

Когда дождь из крыс прекратился, Барри Смит пожаловался:

— Сколько зарядов извели на этакую падаль! Ещё пару случаев того же самого, и отстреливаться будет нечем...

— Нечем перезарядить? Сочувствую, — сказал Оукс, обновляя заряд в собственном бластере.

— И у меня ещё полная обойма, — похвастался Лаки, только сейчас вытаскивая небольшой чёрный пистолетик.

И к лучшему, что только сейчас. Прежде-то начальник экспедиции от крысиной бомбардировки за спинами прятался — а стал бы стрелять из-за чьей-нибудь спины — тут и спине-то несдобровать.

— Но что это всё за хрень, — Оукс пнул ботинком затихшую особь, — кто-нибудь понимает?

— Не знаю, как всё это связано с пропажей шахтёров, но кажется мне, хвандехвары тут не при чём, — пробормотал Смит.

Ага, хвандехвары лишние. Тут и без них — не пойми что происходит. Кай по привычке рассуждал не вслух, но вдруг заметил, что Лаки, Смит и Оукс выжидательно смотрят на него. С чего бы? Ах да, это ведь он здесь ксенозоолог — ему и поведение крыс объяснять.

— Примечательные особи, — сообщил он для начала. И да, это крысы — вернее, ксеноаналог подобной земной формы. И то, что некоторые размером с раскормленную кошку — не должно удивлять. Местные особенности аутентичной фауны Эр-Мангали...

— А что они творили-то, что творили? — не утерпел Оукс.

— К несчастью, ксенозоология не в силах этого объяснить, — Кай развёл руками. — Дело в том, что живых особей, коих она изучает, среди нападавших крыс не было.

— Как это? — Лаки совсем опешил.

Смит соображал быстрее:

— То есть, все эти выпавшие из вентиляционной шахты крысы...

— Зомбифицированные организмы, — закончил Кай.

— Круто! — нервно заржал Оукс. — Так это мы сражались с толпой зомби?

— Типа того, — твёрдо ответил Кай. Он не стал углубляться в особенности сидских аналогов зомбификации: кому нужны эти подробности?

— И значит, — голос Оукса дрогнул, — Джонни там, наверху, вонючие зомби порвали?

— Получается, так.

Лаки всё слушал, хмурился, а потом как воскликнет:

— Эй, да о чём вы все болтаете? Какие такие зомби? Парень сочиняет, а вы уши поразвешивали!..

— Сочиняю? — насмешливо хмыкнул Кай. — Если кто вдруг не верит в зомби, так это его личное горе. На Эр-Мангали зомбяки — одна из реалий, мешающих жить колонистам.

— Каким ещё колонистам? — Лаки перенял и усилил насмешливый тон Кая. И зря. Сам же опростоволосился перед Оуксом и Смитом.

О зомбяках, периодически атакующих из-за реки, знает весь Новый Бабилон. Кроме, разве, оторванной от поселковой жизни Башни Учёных.

4

— Что ж, — тяжело вздохнул Барри Смит, — экспедиция чего-то, да добилась. Зомбифицированные крысы на Ближней шахте. Ральф Стэнтон будет счастлив — не то слово...

— Эй, вы что... — вдруг опомнился Лаки. — Рано подводить итоги. Экспедиция ещё, по сути, ничего и не выяснила...

— Экспедиция закрыта, — веско сказал Смит. — Возвращаемся к Стэнтону.

— Пока что я — начальник экспедиции! — вскричал белобрысый.

— В боевых и нештатных ситуациях руководство экспедицией переходит ко мне, — напомнил Барри. — Запечатаем дыру, чем сумеем, и...

— Как это запечатаем? — опомнился Нестор Оукс. — Там Джонни. Наверное, ему нужна помощь.

Поздновато вспомнил. Дэй без его помощи пролежал в рассаднике мёртвых крыс не менее получаса.

— Вы что-то неясно услышали, господин Оукс?

— Чихал я на твои запреты! — бабилонский охранник принялся хамить напропалую. — Чужаковы зомби загрызли Джона, ты это понял и хочешь тихо утереться? Но я не таков...

— Я требую подчинения! — рявкнул Смит.

— Да пошёл ты!

— Я, как начальник экспедиции, поддерживаю решение Нестора, — проблеял белобрысый. С какой радости он всё ещё начальник экспедиции?

На верхней ступени стремянки, прежде чем нырнуть в дыру, Нестор Оукс оглянулся, погрозил Смиту бластером и прошипел:

— Не вздумай меня остановить! — хотя останавливали его исключительно словом. И скрылся из виду

— Неразумно туда идти, — запоздало, в пустоту сказал Кай. — Зомбифицирующий агент, предположительно, прячется в вентиляционном стволе... — произнёс это больше для Смита, чем для Оукса. На того бы всё равно не подействовало. А Смиту — лучше бы знать.

— Почему ты так думаешь? — отреагировал охранник шахты.

— Зомби недолговечны, — ну, по крайней уж мере, в культурных практиках Сида, — разрушаются в какие-нибудь двое суток.

— Всего-то? — поразился Смит. — А судя по тому, как их трудно убить, я уже начинал думать, что они живут вечно.

— Заблуждение считать это жизнью. От подвергшегося зомбификации организма остаётся лишь оболочка — неспособная к самовоспроизведению. Она гниёт, как и всякий труп. Вселившаяся сущность наполняет её своей энергией, но то — до поры... — Кай понял, что Барри теряет нить, и умолк.

В тишине мерно раздавались шаги Оукса вверх по металлическим скобам. Навстречу непредставимому агенту.

— О! Замедляет ход, — прислушался Смит. — Верно, всю дорогу ожидал, что мы все втроём станем ему кричать: 'Оукс, вернись!'. А раз уж мы не кричим, приходится идти дальше. Попался, провокатор...

— Вы о чём? — истерически взвизгнул блондин.

Смит не ответил, но Кай прекрасно понял, о чём. Это ведь Оукс отправил Дэя первым в вентиляционную шахту. Что называется, взял 'на слабо' — тот не мог не пойти без потерь для имиджа. Когда же с Дэем случилась катастрофа, подстрекатель не то чтобы пожалел товарища, но не мог не осознать собственной ответственности — тем паче, что все всё видели. Потому-то и 'попался'. Вернее сказать: доигрался, ведь сами подобные игры неумолимы. Сперва берёшь 'на слабо' товарища, затем, чтобы не прослыть куском дерьма — себя самого.

— Оукс, ну как там? — запоздало крикнул в отверстие Лаки.

— Замечательно! — с готовностью ответил Оукс. — Ждите с победой.

Это на тему: победителей не судят?

— Как там Дэй?

— Долезу до площадки — скажу.

— Хорошо, ждём! — это множественное число Кая немного позабавило.

Потом донёсся крик Оукса:

— Кажется, вижу Джонни... Великий косморазум, что они с ним сделали!..

— Да-да, что сделали? — быстро переспросил Лаки, да только Оуксу было уже сильно не до него.

— Получай! — орал он. — И ты! Получай! Получай! — а в паузах отчётливо слышались импульсы от бластерных выстрелов.

— Я верю, он справится! — прошептал малыш Лаки, словно о проходящем испытание любовнике. Может, и правда его отношения с Оуксом таковы, или просто момент особый — поди разберись.

А вот сверху донёсся крик боли и отчаяния, знаменующий момент, когда Оукс перестал справляться:

— Не-е-ет!!! Что за... — и захлебнулся.

Наступила полная тишина.

— Ну что, — Смит оглянулся на Лаки и Кая, — кому-то ещё интересно поглазеть, что случилось с Дэем и Оуксом? — Если это так, милости прошу!

Но нет, безрассудные смельчаки как раз исчерпались.

— Тогда стоим и ждём — сейчас ещё крысы посыплются.

К счастью, без серьёзного крысопада обошлось. Выпала лишь одна. Лаки честно извёл на неё обойму своего пистолетика, но, кажется, ни разу не попал. Смит сжёг её бластером, тратя предпоследние заряды.

Постояли в тишине, отдышались.

— Что теперь? — полюбопытствовал Кай.

— Надо забрать отверстие решёткой... — деловито начал Смит.

— Но там Оукс и Дэй! — взвизгнул Лаки.

— Оукс и Дэй покойники! — рыкнул Смит. — Нам надо подумать, как обезопасить себя и шахтёров на Ближней шахте.

— Через решётку крысы протиснутся... — резонно заметил белобрысый.

— Плевать на крыс! Главное, чтобы оттуда не вылез этот, как его — зомбификатор...

И Кай признал, что в словах Смита есть логика. Но где бы достать решётку? И кто её сможет установить? Вряд ли у кого-то из них стоят руки.

— Решётки и самовбиваемые штыри есть в запасниках квершлага, — сообщил Смит, — сам бы я их отыскал в два счёта, вот только вопрос: кого из вас я бы мог оставить у этой дыры?

— С бластером? — спросил Кай.

— Ишь, размечтался! Своё оружие я никому не доверю.

— Но мы же не вооружены, — возразил Лаки. — Кого безоружные люди смогут здесь устеречь?

— И то верно... — признал Смит. — Придётся у дыры мне посторожить, а вам описать, как выглядит вентиляционная решётка. Но по описаниям сразу не найти, там ориентироваться надо...

И тут по скобам вентиляционной шахты кто-то принялся неуверенно переставлять ноги.

— Это Оукс, — узнал шаги Лаки. — Он, наконец, спускается.

В голосе белобрысого плескалась радость.

— Ох, не к добру-у... — протянул Смит, присматриваясь к показателю величины заряда на своём бластере.

5

И верно, судя по штанам и ботинкам на ногах, высунувшихся из отверстия, чтобы нашарить стремянку, это был Оукс. Одному всё-таки повезло?

Но бабилонский охранник спускался дальше. Из шахты показалась рука с бластером, почему-то направленным вниз, а мгновение спустя — жуткая рваная рана на горле. Наконец взорам бывших напарников по экспедиции предстало лицо — с закатившимися глазами.

— Нестор, что с тобой! — пискнул Лаки.

И в этот момент Оукс выстрелил. Белобрысый счастливчик вовремя отпрыгнул затылком вперёд, врезавшись каской в стену.

На удар каски по стене последовал новый выстрел. Лаки вовремя сполз, не то бы пригвоздило.

— Надо молчать! Он не видит, просто реагирует на слух! — крикнул Кай и тут же дождался выстрела в свою сторону.

В этот миг Барри Смит дёрнул из-под Оукса тяжёлую стремянку. Тот не удержался и полетел головой вниз. В полёте зомбяк продолжал палить из бластера — ну чисто космоспецназовец.

— Эй, парни, живо к квершлагу! — крикнул Смит. — Вы мне здесь не помощники, так хоть разыщите решётку со штырями... — говорил он скороговоркой и постоянно перемещался, так как зомбяк Оукса по прежнему стрелял на звук. Сам Барри на выстрелы почти не отвечал — берёг заряды.

Кая и Лаки не понадобилось упрашивать — припустили со всех ног, оскальзываясь на гладком полу дромоса.

Забежали в квершлаг.

— Я дальше поищу! — проблеял белобрысый. Кого он хотел обмануть? И зомбяку ясно, что к опасному месту схватки Смита с Оуксом 'начальник экспедиции' по доброй воле не вернётся.

А сам Кай? Кай попробует. Но сперва разыщет решётку и штыри. Смит говорил, 'в запасниках'?..

Искал долго. В кладовых, ответвляющихся от квершлага сам чужак голову сломит. Слепила лампа на собственной каске, пока Кай не догадался уменьшить мощность. После этого стал хоть что-нибудь видеть. Но трудно видеть широко, когда шею твою свело от страха, а сам ты обращён в слух: не стучат ли по полу квершлага приближающиеся шаги зомби?

Сначала нашёл штыри, потом и решётки. Может, нужен ещё какой инструмент, о котором Смит не упомнил? Но нет: штыри самовбивающиеся, должны послужить и так. А мысль об инструменте — уловка, чтобы копаться подольше. Пора возвращаться, пора...

Выглядывал из квершлага с перекошенным от ужаса лицом. Так явно перекосило, что и без зеркала понятно, по одним напряжениям мышц.

Зомби не приближался. Неужели Смит ухитрился его обездвижить? Вряд ли: в смитовом бластере заряда оставалось всего ничего...

Потом был путь с тяжёлой вентиляционной решёткой почти через всю 'Особую штольню'. Всматривался вперёд до боли в слезящихся глазах. Тревожней нет, как возвращаться на место, откуда недавно счастливо сбежал. И ноги становятся не то что ватными, а какими-то резиновыми, норовят согнуться в противоположную сторону.

'Как только вижу Оукса, бросаю решётку и дёру!' — пообещал себе Кай. Идти стало несколько легче.

А потом он заметил отставленную от дыры стремянку. А под ней — Барри Смита. Охранник из Ближней шахты сидел на нижней ступеньке, держа под прицелом поверженное тело. Победил?

Кай поудобней перехватил решётку и заспешил к нему, даже не подумав, что и Смит мог успеть подвергнуться зомбификации.

6

Несказанно повезло, что Барри остался прежним. А вот тело, лежащее перед ним, принадлежало не Оуксу, а Дэю. Ну, когда-то принадлежало.

— Этот тоже спустился? — воскликнул Кай. — И что, хватило заряда в бластере?

— В моём не хватило, — Смит усмехнулся, — пришлось позаимствовать у прошлого зомбяка. Оуксу я этот бластер с кистью руки отрезал. — Барри кивнул на второе тело поодаль, сожжённое гораздо сильнее. — Хех, весело было: я резал, а он всё ещё отстреливался. Плечо мне повредил, гнида!

Только тут Кай заметил, что Смит свободной левой рукой сжимает края раны — неширокой, но, верно, протяжённой в глубину.

— Решётку надо поставить, — сказал Смит. — Я не справлюсь, придётся тебе.

— Я попытаюсь, — пообещал Кай.

— Советую установить с первой попытки. Эти штыри загоняются в стены с такой силой, что если плохо рассчитаешь...

— Ничего, я знаю, где хранятся запасные.

7

Перепуганного Лаки встретили у шурфа с подъёмниками, в нише рядом с лестницей, по которой в случае чего можно было выбираться на самый верх на своих двоих. Сидя там, 'господин Гильденстерн' малодушно ждал развязки, на которую уже не силился повлиять, и напряжённо всматривался вглубь квершлага, гадая, кого оттуда принесёт: зомби или брошенных им товарищей по экспедиции. Парню достало выдержки не вызывать Мада с шахтёрской клетью, пока неясно, чем закончилось вверенное ему дело, но это и единственное, на что у него достало выдержки.

— Отчёта желаете, господин начальник? — криво усмехнулся Смит. — Ну так получайте. Дыру мы заделали, с вашими дружками, обращёнными в зомби, успешно расправились. Из пяти участников экспедиции большинство живо. Можно сказать, оглушительные успехи.

— Как вы можете так говорить, — истерически всхлипнул Лаки, — погибли наши товарищи...

— Э, парень, погоди! — Смит подошёл к нему и, морщась от боли в раненном плече, сгрёб за грудки. — Нам предстоит совместно отчитаться о результатах экспедиции, не так ли? Ну так вот. О твоём идиотском руководстве, повлекшем лишние жертвы, а также о трусливом бегстве и, скажем так, общей неблаговидной роли во всём предприятии, — тут Барри презрительно усмехнулся, — мы с господином экспертом в принципе готовы умолчать перед Ральфом Стэнтоном. Но при одном условии. Догадываешься, каком? — Лаки замотал головой в знак своей крайней недогадливости. — Ты, сучий хвост, обязуешься не катить ни на кого бочку, понял?

— Понял, — закивал Лаки.

— А что это значит? — продолжал Смит. — Если там, наверху, у Стэнтона, я увижу, что ты начинаешь скорбеть о своих дружках напоказ, или закатываешь глазки, или намекаешь не пойми на что — всё это будет знак для меня, понял? Знак того, что ты готовишься перевесить свою вину на кого-то из нас с Майком. Если понял, повтори!

— Понял: не скорбеть напоказ, не закатываешь глазки, не намекать не пойми на что, на живых вину не перевешивать.

— Хорошая память, — похвалил Барри. — Раз уж настолько хорошая, послушай ещё, что тебе умный человек скажет. Ну, о том, с чем встретилась экспедиция, и чем это может быть опасным для Ближней шахты. Так получилось, что это твоя, а не его специальность, но что уж поделаешь, если Стэнтон захочет послушать тебя, а не его, а ты, тля белобрысая, ни в зуб ногой обо всех этих захоронениях культуры Сид и прочей зомбификации? Посему, ты, господин Гильденстерн, давай-ка, слушай, да на ус мотай, а ты, эксперт Эссенхельд, излагай самое главное, но попроще.

Лаки беспрекословно обратился в слух, а Кай неожиданно ощутил укол своеобразной учёной ревности — уже и не ожидал встретить у себя такой рудимент. Как, просто так, за здорово живёшь, поделиться с каким-то проходимцем неопубликованным научным открытием? В далёком Юрбурге Кай никогда идеями не делился.

Однако, здесь Эр-Мангали, не Юрбург. Да и цели перед экспедицией с самого начала стояли сугубо прикладные, а вовсе не научно-теоретические, но главное: от полноты отчёта Лаки будут зависеть судьбы людей...

Кай собрался с мыслями и стал их вкратце излагать.

8

Потом прибыла вызванная ими малая шахтёрская клеть, ведомая словоохотливым юношей Мадом. Пока поднимались на средний уровень, к Стэнтону, и Кай, и Смит сосредоточенно молчали, а вот Лаки понесло. Чего он только не наплёл впечатлительному зануде! Возможно, это была реакция на свежепережитое унижение, или на предстоящее унижение у Стэнтона, но в продолжение подъёма бывший начальник экспедиции только и рассуждал, что о страшных зомби, которые прибрали к рукам всю 'Особую штольню', а если их не остановить, они скоро будут везде по Ближней шахте.

— Представь, Мад: эти твари сидят в вентиляции. Там, в Особой штольне. Если, не приведи Космический Разум, выберутся, то куда побегут? Сперва по 'Особой штольне', дальше сворачивают в квершлаг и — гляди-ты: выбегают в тот шахтный ствол, по которому ты водишь клети. Прикинь! Что ты будешь делать, если вместо живых пассажиров к тебе подсядет парочка зомбяков? Отстреливаться? Да у тебя, поди, и пистолетика нет!

— Против излишне приставучих пассажиров у меня есть электрошокер, — Мад вынул из кармана куртки яркую игрушку. — Как-то меня здесь чуть не изнасиловали, пришлось на него потратиться. Помогает. После хорошего удара током уже никому ничего не хочется.

— Так то против живых помогает! — хихикнул Лаки. — А если мертвяк пристроится? Что ты ему сделаешь шокером — в чувство приведёшь? Нет, малыш, признай: против зомби ты ничего не сможешь. И мой тебе совет: покупай сразу...

— Пистолет?

— Да нет, бластер. Нет спору, и пистолет полезное дело, — молол белобрысый языком без костей, — но на этих тварей без бластера никак. Пули им — что вишнёвые косточки. Я всю обойму извёл — никакой реакции. А уж последнее дело, я вам скажу — еврейские револьверы, вот как'менора' у моего друга Майка. С его 'менорой' безопасно только в русскую рулетку играть, особенно если её заряжать тоже по-еврейски. Что, Майк, не согласен? Да я шучу, шучу...

Временами казалось, что Мад и Лаки просто-таки поменялись ролями.

А главное, рассказать о зомби Маду раньше, чем Стэнтону — это далеко не самый вежливый номер. Хоть бы кому другому, но этакому балаболке! И главное, потребуешь от Лаки заткнуться — только добавишь веса его россказням. Хитёр, белокурая бестия!

Что оставалось Каю со Смитом? Загадочно улыбаться в знак того, что Лаки неудачно шутит, и думать-таки о своём. То есть, в чём именно стоит убедить начальника главной шахты, на что его сподвигнуть, и чем так впечатлить, чтобы убедился и сподвигся.

Впрочем, для создания впечатления предостаточно двух трупов и раны у Смита, наскоро заклеенной найденным в кладовых квершлага антисептическим пластырем, и всё же кровоточащей.

Когда малая шахтёрская клеть вползла на средний уровень шахты, Смит показал Лаки за спиной Мада крепкий охраннический кулак.

— Да пошутил я! — извернулся Лаки. — К тому же наш уговор касался только разговора у Стэнтона. Вот его я намерен соблюдать.

— Посмотрим, — сказал Барри.

— Куда я денусь, — вздохнул бывший начальник, — если что, вы мне заодно и разговор с мальчишкой на подъёмнике припомните. А я в экспедиции, так получилось, больше не в большинстве.

9

Разговор с Ральфом Стэнтоном обещал быть чудо как короток. Краткости способствовал и характер начальника шахты, и рана Смита, которую надлежало спешно показать медикам. И всё же участники экспедиции, как могли, расширили время, чтобы успеть сообщить главное.

Общую картину происшедшего обрисовал Смит: где были, что видели, с чем схлестнулись, кто погиб, кто получил рану, и каким образом. После этого с ксеноисторическим экскурсом в прошлое Сида, Эр-Мангали и 'Особой штольни' выступил белобрысый 'Кай Гильденстерн'. Передал он слово в слово всё то, что ему перед подъёмом наговорил настояший Кай, так что слушать было не интересно. Другое дело — смотреть мимический и пантомимический 'театр одного актёра', в котором Лаки из кожи лез, чтобы предстать многознающим учёным мужем. С каким непринуждённым видом он вворачивал термины, услышанные несчастных полчаса назад.

На долю 'эксперта Эссенхельда' осталось всего ничего: дать сравнительную характеристику живых и зомбированных организмов, сообщить о наиболее явных признаках зомбификации, которые должен держать в уме неспециалист, указать на недолгий цикл зомбожизни.

Выслушав каждого, Стэнтон помолчал, хмуря тяжёлый лоб. Потом сказал с тяжестью в голосе:

— Что ж, всего этого стоило ожидать. Гадские зомби в сидском захоронении — да, это они. Я надеялся на гипотезу о хвандехварах, как на красивую сказку, которая даст Ближней шахте избавление сравнительно малой ценой. Но верил ли я в неё? Нет. Слишком много жертв для кучки распоясавшихся хвандехваров...

Тут Кай насторожился. Слишком много — это примерно сколько? Наверное же не десять человек, о которых официально сообщили. А сколько их было? Двадцать? Пятьдесят? Целая шахтёрская смена?

— Работу следственной экспедиции, — продолжал Стэнтон, — стоит признать образцовой. Наличие жертв убеждает: она не увиливала от проблемы, занималась тем, чем должна. Выводы, к которым она пришла, логичны и содержательны. Всем спасибо. Все свободны.

И всё? Кай попытался задать вопрос:

— Но скажите, что вы теперь планируете предпринять?..

— Это уже внутреннее дело Ближней шахты, которое посторонних ей участников экспедиции более не касается. С вами, Барри, — последовал кивок в сторону Смита, — мы обсудим возможности рейда по зачистке вентиляционной шахты, но для начала — подлечите рану. На вас, как говорится, лица нет. Остальных не задерживаю.

Закрыв за собой дверь с золотой табличкой, тройка участников экспедиции окончательно распалась. Барри Смит сказал:

— Прощайте, господа учёные. С вами было интересно, с удовольствием проводил бы вас и до выхода с Ближней шахты, но вынужден остаться на среднем уровне. Здесь расположены кабинеты медиков, которым я должен показать рану... Кстати, — добавил он, взглянув на стенной хронометр, — поскольку подходит время ужина, а вы весь день провели в нашем руднике, предлагаю вам проследовать в столовую. Там вас накормят за счёт заведения, только не забудьте сослаться на распоряжение Ральфа.

— Отлично! — заметно возрадовался проголодавшийся Лаки.

Кай тоже проголодался, но с едой у него всё сложнее.

— А чем накормят? — задал он главный вопрос.

— Тем же самым, что и везде. Технология мясных шкафов Оломэ.

Ах, опять она? Нет уж, благодарю покорно. Не для вегетарианца Кая.

— Думаешь, вам после шахтёров не достанется? Вот и нет. Стэнтон закупил целых три шкафа, на Ближнюю шахту хватает, даже с избытком. А тут ещё в Особой штольне вышли потери...

Да, определённо, потери были не в десять человек. Для технологии Оломэ десять порций — не те масштабы, о которых стоило говорить.

— Короче, подождите шахтёрскую клеть и попросите-ка лодыря Мада спустить вас на второй нижний уровень до столовой, — посоветовал Смит и исчез за дверью с изображением красного креста и такого же полумесяца.

Лаки послушно призвал клеть, а Кай предпочёл никого не ждать, а начать подниматься по лесенке. С заездами в столовую может получиться гораздо дольше, рассудил он, ведь столовая — это куда-то вниз. Да и наедине с собой побыть не мешает...

10

Очень скоро Кай понял, что с подъёмом по лестнице малость погорячился. Не учёл утомления ног за сегодняшний суматошный день. Несчастные нижние конечности так интенсивно гудели, что казалось, их протестные гудки могло различить ухо.

Кай отмахал ещё четыре пролёта и сел на ступеньки. Дальше ему скоро не двинуться — вот незадача. Не ночевать же в этой проклятой Ближней шахте, где в вентиляции прячутся агенты зомбификации — не представимые, но беспощадные.

С точки, где он сидел, в просветы между досками был отчётливо виден ярко освещённый огнями начальственный средний уровень — то самое место, откуда он стартовал. Оно осталось далеко внизу, но не настолько, чтобы не заметить, как причалившая к нему малая шахтёрская клеть отправилась затем вверх, а не вниз. Лаки передумал ужинать? Или Кай что-то напутал, и столовая, оказывается, расположена ему по дороге.

Ишь как опростоволосился-то! С лестницы в движущуюся клеть уже всяко не перескочишь. Оставалось с досадой следить за тем, как она поравнялась с его площадкой и медленно уплыла вверх.

В тускло освещённой клети находилось всего два человека: Мад и Лаки. Лаки о чём-то оживлённо рассказывал. Ну конечно же, снова о зомби. Мад больше молчал: тщательно впитывал, чтобы потом было чем нагружать шахтёров. Может, и правильно, что Кая нет среди этой дурацкой болтовни? Жалкое утешение.

Потом клеть остановилась — в пяти-шести лестничных пролётах над Каем. Неужели там новый этаж, откуда можно... Кай подхватился на ноги, но быстро понял: клеть остановилась просто так, между уровней.

— А далеко ли ещё до столовой, — раздался взволнованный голос Лаки, прервавшего свои же разглагольствования об угрозе зомби.

— Уже близко, — послышался голос Мада, который звучал как-то по-новому. Зомбифицирован, что ли? Но нет, тут что-то другое.

— А почему мы... — голос Лаки явственно дрогнул.

— Кай Гильденстерн? — перебил его Мад этим своим новым голосом. Прозвучало, как вопрос чиновника на регистрации.

— Да, это я, — Лаки отозвался более уверенно, с заметным облегчением. А почему ты спросил?

— Тебе привет от Фенбонга, — сказал Мад. Не просто так сказал — а будто ритуально. С точным соблюдением формы реплики.

— От кого? Ты обознался друг, я не знаю никакого Фен...

Треск электрического разряда. Ну да, малыш Мад применил тот самый шокер с рукояткой несерьёзного цвета, который показывал час назад.

Новый треск — на сей раз деревянный. Доска, та самая, о которой Мад честно прожужжал уши нескольким шахтёрским сменам. Что сказать, умно.

И, главное, на зануду Мэдисона никак не подумаешь, что он и есть тем идеально подготовленным адептом Галактического братства ассасинов, которого вычислял, но так и не сумел вычислить Бенито Родригес.

Сейчас убийца вытолкнет обездвиженное тело. Так и есть — из клети что-то грузно вылетело.

А ведь это меня убивают, осознал Кай. Физически-то досталось Лаки, но социальная смерть — моя. Это меня, Кая Гильденстерна, а не какого-то подвернувшегося Лаки, заказал из далёкого Юрбурга мерзавец Фенбонг.

Несчастный везунчик Лаки не мог и подумать, какие проблемы взваливает на собственную голову вместе с украденным по случаю именем.

Глубоко внизу еле слышно бабахнуло.

С приземлением, Кай Гильденстерн.

Глава 12. Увы,

или Вежливое жонглирование междометиями в ходе сетования

на превратности злодейки-судьбы

1

Поднимался из шахты строго пешком по лестнице, не жалея ноющих ног. Опасные штуки эти клети. Высоко с них падать. Мад сделал своё дело, но Майку лучше уходить. Где один загремел, там и второму как бы не улететь за компанию. Вдруг юный ассасин решит отработать все варианты? Вдруг припрятал сомнение, что Майк это не Кай?

Успокоить выскакивающее сердце было непросто. Стучало в режиме панических атак или около того, из-за него приходилось останавливаться чаще необходимого, но в моменты остановок — вот парадокс, оно колотилось ещё сильнее. Может, отвлечься, о чём-нибудь важном подумать?

Подумалось, что на Эр-Мангали, как нигде, важно быть человеком скрытным. Стоило тогда, на концерте, откликнуться безобидному мальцу Маду на обращение 'Кай'... Но Майк Эссенхельд, не так прост. Ему, правда, непростота здорово мешает с людьми сходиться, но люди-то побоку, раз уж Майк специалист по животным!

Но что везучему Майку делать дальше, когда из шахты вылезет? Ясно что, найти Родригеса и всё ему рассказать. О Маде — только ему. Об итогах экспедиции сначала ему, а дальше... Есть опасения, что Стэнтону дела теперь не замять; значит, начнут расспрашивать и другие начальники.

Как погиб Дэй? Как погиб Оукс? Как погиб Гильденстерн? На первые два вопроса придётся ответить честно, только без лишних подробностей. На третий придётся честно соврать. Мол, не знаю, совсем не знаю. И предположить неучтённую вылазку зомби.

Кстати о зомби. Не прорвались ли и на самом деле? Что им решётка — тьфу! — когда крысы... Крыс зомбификатор из вентиляционной шахты может рассылать куда угодно. По-хорошему, его бы там нужно замуровать; кажется, эта идея до сих пор не звучала, но, может, Барри Смит и сам догадается? В любом случае, не спускаться же снова, чтобы её предложить.

Да, наверное, шахту замуруют, и всем выйдет облегчение. Разумеется, если ещё не поздно. Что, если Кай вот так поднимается, а внизу в живых уже никого? Пока топаешь по лестнице в одиночестве, всякое на ум взбредает. Нет, серьёзно, как-то подозрительно всё затихло! Клеть, вон, давно не двигалась, тросы застыли в одном положении...

Не последствия ли это рейда по зачистке вентиляционной шахты, который Стэнтон при посторонних анонсировал на грядущие времена, но мог ведь начать и сразу по их уходе, с обычной своей оперативностью? Барри в тот раз повезло разобраться не только с крысами, но и двоих зомболюдей с бластерами не пропустить далеко в шахтные лабиринты. Но везение штука переменчивая. Неужели?

Если так случится, что выберешься из шахты совсем один, опрашивать будут куда как придирчивей! Заподозрят даже и в том, в чём невиновен.

2

Кай выбрался из недр на поверхность. Снаружи не выросла стена из вооружённых до зубов охранников. Никто не суетился, закладывая взрывчатку, чтобы обрушить на головы зомбяков Ближнюю шахту. Даже стационарный бластер в огневом гнезде на вышке беспечно пялился в небеса, тогда как стрелок сидел у её подножия на рассохшемся табурете и в мирной задумчивости уплетал какое-то из мерзейших блюд Оломэ.

Под забором в ожидании вездехода толпилась шахтёрская смена. Рудокопы лениво болтали о Стэнтоне, о руде, о спецодежде. Пару раз даже поминали Особую штольню, но без малейшей аффектации. Мол, не знаешь, что за везунчики там нынче работают? Мол, не знаю, но, кажется, они не везунчики. Что так? Да смертность резко повысилась. А, ну бывает...

То есть, пронесло? Может, и нет, но здесь, наверху, опасность показалась преувеличенной. Вот что делает с уравновешенными людьми потеря своего имени.

Подкатил вездеход. За рулём сидел Олаф. Кай забрался к нему в кабину. Олаф спросил:

— Ну как?

— Потрясающе! — с чувством ответил Кай. — Бенито на месте?

— Пока да. Между прочим, ждёт твоего отчёта, — внимательно взглянул Олаф. — Вижу, там что-то важное, раз слова из тебя не вытянешь.

Так ведь не тянул ещё! А Кай так хотел держаться непринуждённо.

— Ладно, — сказал, — не обижайся, но Родригесу расскажу первому... Ну так что, может, будем уже трогаться?

— Погоди, — усмехнулся водитель, — шахтёры ещё не сели.

3

Пока вездеход плавно катил наезженной дорогой по сумеречному лесу, Кай попытался вздремнуть, но сон не шёл. Тогда он решил употребить время до Нового Бабилона с большим толком. Подготовиться к разговору с Родригесом всяко не помешает. Особенно если хотел бы не только передать добытую информацию, но что-то взять и себе.

Да. Выстроить эту беседу желательно самому. Даром что у Бенито истинный талант подчинённых опрашивать, и даже при полной твоей неготовности всё нужное непременно вызнает. Оно-то так. Но вызнает — значит, возьмёт на себя всю полноту ответственности. А сам ты при чём останешься? Однако, как стало ясно, загадка из Ближней шахты находится на твоём поле. В смысле, на ксеноисторическом, о котором, так уж случилось, никому, кроме Родригеса, не расскажешь.

Твоё поле, тебе и решать. Недавняя экспедиция показала, что решать только тебе. Ксенокультура! Дилетант без пояснений эксперта не въедет, а с подробными пояснениями не успеет ничего предпринять. Чтобы успеть, эксперт сам должен владеть ситуацией. Всей ситуацией, а не только лишь редкими знаниями по логике

— Репетируешь? — сочувственно подметил Олаф. — Поди, не просто будет перед шефом отчитаться? Ой, ладно, молчу, молчу.

Каю было лень ему растолковывать, что перед Бенито хотелось не то чтобы отчитаться, что многие вопросы накопились у него самого. Не ответив, он снова ушёл в себя. Да. Вопросы к Родригесу. Строго говоря, давно с языка просятся. Ведь явились не в ходе сегодняшней следственной экспедиции, намного-намного раньше. Обсуждение их до сих пор не состоялось. Отчего?

По двум основным причинам. Постоянные разъезды Бенито, это раз. Во-вторых, неудобная привычка Кая доходить до большинства истин своим нескорым умом даже при отличной возможности быстро о них спросить.

Зомби, пришедший к мосту в день знакомства Кая с Новым Бабилоном. Почему было не выспросить о нём: если не у Бенито, так у любого другого разумного человека? Помнится, охранник с моста предостерёг его от развития темы, провоцирующей панику. И он на это повёлся! Притом, что имел сотню случаев убедиться: о зомби, шагающих к бабилонским стенам, весь посёлок давно в курсе! После возникла тема о хвандехварах. Панику в Бабилоне тоже могла вызвать неслабую. Но о рептилиях Кай с людьми разговоры заводил, а о зомби — ни-ни, словно его не касается. А ведь враньё! Коснулось, причём в самом начале: у Кая тогда, у моста, были все шансы ближе познакомиться с зомбяком, а не с посёлком.

Новый вопрос к Родригесу: о Ближней шахте с Особой штольней. Известно ли, что за ксеноартефакты добывали шахтёры? Если неизвестно, тогда вообще непонятно, чем занята в колонии его тайная служба. Разве что тем же, чем и дармоедская Башня Учёных. А если всё же известно... Может быть, стоило Кая в это знание посвятить чуть раньше? Причём догадаться предупредить не мог никто иной, как Бенито. Лишь он помнит Кая не Михаэлем-ксенозоологом.

Что ещё не спрошено? Разумеется, о Новом Зеоне. Что за люди такие, какова их история, в чём их истинные бабилонские интересы. Каю знать важно, тем более — на него обещали выйти. С Джерихоном тоже не всё понятно: зачем его переманивать? Только ли в морских чудовищах дело, либо имеется скрытая цель, прозрачная для Бенито. И, очень кстати о Зеонско-Джерихонском вояже, будет спросить о водителе Брандте. Что за человек он, по мнению Родригеса? Какую игру играет? С открытыми ли глазами играет, или передвигается по доске, как глупая пешка?

Что ещё? Музыканты из 'Оу Дивиляй'?.. Нет, вот уж это, пожалуй, вопрос не к Бенито. Ребята бы сами ему о себе рассказали, стоило с ними подольше посидеть. Но до того ли тогда было Каю? Перед поединком — не до того, сразу после него тоже. А после — малейшая вероятность встретить зануду Мада отвращала его от общения. Да и в Мэдисоне ли дело? Не скучать и в диалоге с собой — как это в стиле юрбургских учёных червей!..

Хотя сам вопрос всё же отнюдь не праздный: что их на самом-то деле сподвигло посетить Эр-Мангали с концертным туром в один конец? Кай, вроде, и пытался узнать, но Драйхорн отшучивался, Сони переводила тему, Флексиг с отсутствующим видом дудел в рожок или выводил трели на марсианской волынке. Что-то скрывали от 'нового друга'? Не мудрено: 'друг Майк' ведь и сам перед ними не больно-то раскрылся...

И наконец, Мад. Не так он, как его организация и всё, что связано с нею на Эр-Мангали. С интригами, тайнами, с моментом её засветки, который Родригеса раздосадовал и озадачил. Чем ассасины впервые себя выдали?

Для Кая Гильденстерна это вопрос далеко не праздный. Кай Гильденстерн должен узнать побольше о Маде. Потому что Мад Кая Гильденстерна уже убил и ещё раз убьёт, если почему-либо сочтёт ожившим. И даже в случае ликвидации Мада, кто поручится, что неточно исполненный заказ не возьмёт на доработку другой ассасин-смертник?

4

Хорошо, что подготовился! Наскоро отчитавшись перед Родригесом обо всём происшедшем, Кай, стараясь ничего не упустить, принялся задавать вопросы. Все по порядку. Бенито прослушал их целым списком, не перебивая, лишь изучающе поглядывал Каю в глаза.

Не много ли я на себя взял, обеспокоился вопрошатель, когда затем в их волнительном разговоре повисла пауза. В общем-то субординация требует, чтобы вопросы следовали в направлении сверху вниз, но у меня ведь в основном уточняющие вопросы.

Родригес минуты две помолчал, затем весело расхохотался. Кажется, пренебрежения к выскочке в этом смехе всё-таки не звучало. Или?

— Если я слишком много спрашиваю, то в вашей власти мне не ответить, — принялся Кай задним числом осторожничать. — Возможно, плотность событий этого дня так на меня повлияла, что я о себе возомнил то, чего бы не следовало.

— Отвечу, — пообещал Бенито, как только полностью отсмеялся. — Но хочу предупредить. Вместе с моими ответами придёт и ответственность за новое знание. Она может оказаться непропорционально тяжёлой.

— Думаю, она меня не раздавит, — нашёлся Кай.

— Как знать? — Родригес улыбнулся загадочно. — Без полного знания даже умирать легче. Признаться, не думал сейчас многого рассказывать. Собирался выслушать, что случилось, и проинструктировать на предмет предстоящего разговора, — он кивком указал на окно, выходящее на элитную часть посёлка. — У людей три трупа. Наверняка поинтересуются.

Кай ответил, что так и думал. Конечно, спросят. Но ведь он имеет, что им ответить. И, разумеется, лишнего ничего не скажет. Он не болтлив.

— Кроме того я не думал, что после всех треволнений тебе будет охота полуночничать, следя за нитью моих рассказов.

Кай заверил, что чувствует себя достаточно бодро. Даже слегка перевозбуждено, если точней.

— Но к делу. Начну-ка с последнего вопроса: об ассасинах и Маде. Это поверхностный слой событий, его легко исчерпать, ведь ассасины на планете сущие новички. На следы их организации вышло трое наших людей в Свободном Содоме. Натолкнул целый ряд чересчур аккуратных убийств. Кто-то бы сказал, даже красивых. Не местный почерк: на Эр-Мангали действуют проще. Но главное, мотивы: убивали людей, которые в Большом мире кое-кому задолжали. Те трое (имён я не назову) нашли исполнителя. Исполнителю быстро настал конец, но от того, кто его убрал, потянулась нить к поселковому резиденту. В каждом посёлке такой есть. Тот, в Свободном Содоме, при жизни был разговорчивым. Всё, что мог, рассказал, пока свои его не убрали. Ассасины элегантно заметают следы. К сожалению, многого не знал и сам резидент. Всех, кого он выдал, уже нет: нити оборваны. Наших троих, которые там засветились, тоже придётся спрятать. Но даже тогда их шансы выжить совсем плохие. У тех, кто знает об их успехе — несколько лучше, но... Некоторое знание убивает, и чем оно подробнее, тем быстрее. Надо ли продолжать?

Кай подавил дрожь в голосе:

— Надо. Буду надеяться, что раз Кая Гильденстерна они прикончили...

— Этого — да, — перебил Бенито. — Но сейчас от меня получает опасные сведения уже Майк Эссенхельд.

До чего опасно бывает иметь вообще какое-нибудь имя!

Но зато понятно. Насчёт ответственности теперь понятно. Имеется в виду закономерность из серии 'меньше знаешь — лучше спишь'. Во всяком случае, применительно к этому 'поверхностному' событийному слою.

— Кстати о Маде. Теперь его, видимо, надобно брать живым?

— Не стоит, — покачал головой Бенито, — да и не получится. Но даже если мальчуган почему-то себя не убьёт — знаний у него необходимый минимум лишь для единственного убийства. Да и тот из него не выбьешь, если я что-нибудь понимаю в их подготовке. Дохлые номера.

— Значит, его придётся просто убить?

— Свои справятся. Нам вмешиваться не стоит, чтобы смерть исполнителя никого не насторожила. Сразу начнут искать, в чём и когда он прокололся. Того ли убрал, никто ли не видел... Оба пути, по-моему, нежелательны.

— По-моему, тоже, — заверил Родригеса Кай.

А ведь думал, умерщвление Мада даст хоть какую-нибудь гарантию. Но нет, с этими убийцами всё не так, как кажется.

— Тогда переходим к другому вопросу, — славно их Бенито запомнил. — Следующий по глубине залегания — о Драйхорне и его фольк-группе. Здесь я многого не скажу: со стороны музыкантов никаких мотивов я вообще не знаю. Могу лишь предположить, что кому-то из них, или даже всем, резко приспичило от кого-то спрятаться. Если это вдруг так, то не исключено, что преследователь пустил, или пустит по следу ребят ассасинов.

— Ой, точно! — воскликнул Кай. — Теперь-то я понял, от чего к ним прилип этот подлый Мэдисон!

— Да, возможно. И думается мне, он шпионил, чтобы помочь другому адепту. Тому, которому они предназначены.

Вот гнида! Это слово, конечно, сути не передаст, но некогда подбирать.

— Что касается мотивов приглашающей стороны, то они таковы, — продолжал Бенито, — Флорес, правитель Нового Бабилона, скажу прямо, не крупный любитель музыки.

— Да? — изумился Кай. — Так зачем же?..

— Власть, доминирование и почёт, вот что Флореса интересует. Даже к выгоде он равнодушен, — Родригес усмехнулся предстоящему каламбуру, — что выгодно отличает его от того жулья, которое правило здесь до него. Этот человек происходит из военной элиты империи Сант-Амазон Эскабар, и пусть его не причислишь к лучшим её представителям, но какую-то печать она на него наложила. По-своему славную печать.

Слушая, Кай подумал: слишком уж хорошо знаком Бенито с флоресовой имперской предысторией. Может и сам он из этой империи с длинным именем, немного трескучим на слух германца. Может, и Флореса знает давно, скажем, росли вместе.

Но встревать с такими гипотезами не стал: к делу ведьне относятся. Попросил рассказать о другом: о былой бабилонской власти, ну и о способах её сношения с внешним миром.

— А вопросы-то множатся, — усмехнулся Родригес, — но это я и предвидел. Об истории большинства прежних правителей скажу лишь самое главное: все они сдохли. Всеми забыты их имена, ну и я в том не вижу смысла. Ну ещё одно: все они были из одной шайки. Включая и первого управляющего, поставленного ещё Альянсом. Да, Галактическим, каким же ещё? Между прочим, этот первый сменился в тот самый день, когда над планетой была включена система. Если 'Карантин', так ведь всё позволено! Никто по рукам не даст. Разве что новый претендент в твою широкую спину.

— Всех их застрелили?

— Не всех. Так и быть, назову для истории имя того, который отличился способом смерти. Предпоследним шёл некто Джо Клинтвуд, редкая такая свинья. Ну так Флорес его удостоил самым красивым ударом. В его собственной версии, саданул по кумполу золотым ледорубом. Недруги же клевещут, что простой шахтёрской киркой. Ну да чем бы ни стукнул, важен ли инструмент, если удар красивый?

— Так Флорес не из первоначальной шайки? — ухватился Кай, хотя и сам уже понимал: шайка представляла пределы кадрового выбора Альянса, а Флорес латинос, да и тянет теперь латиносов, которых клинтвуды перед тем наверняка щемили.

— Нет, не оттуда, — мотнул головой Бенито, — но, к сожалению, он так и не стал новым типом руководителя. Все прежние схемы торговли с Альянсом — натуральный обмен руды и ксеноигрушек на жратву и обстановку в основном для себя и ближайших прихлебателей — Флорес оставил в неприкосновенности. В некотором смысле, он вошёл в шайку Альянса, хотя и для него она чужая, и там его своим не очень-то признают. Но кто будет спорить с фактом, если Флорес на свой трон уселся довольно прочно? Всё, что здесь нужно Альянсу, в руках у него, переговоры с Альянсом он монополизировал.

— Да? А отпавшие посёлки? Джерихон, Содом, Зеон — они ведь ведут собственную политику?

Бенито согласился:

— Да, более или менее. Но Альянсу они, строго говоря, не нужны. Руду в ближних к ним шахтах добывать можно, а вот артефактов там не находили. Учитывая, что руда лишь прикрытие для истинного интереса, можно понять шаткость их отдельного положения. Да и само отпадение произошло поздно, уже в правление Флореса. Прошлого начальства колонии почему-то сильней боялись. Хотя зря: от прежних жадных уродов можно было всегда откупиться, а от Флореса не откупишься.

— Такой принципиальный?

— Парню важно к себе уважение. Он и с Альянсом таков. Когда переговорщики наглеют, имеют потом от него кучу неудобств. Не спускает он им пренебрежительного тона. Вот и 'Оу Дивиляй' заказал, чтобы тамошних наглецов озаботить, а вовсе не для услаждения своего слуха.

Верно! Всё сходится, подумал Кай. Потому-то Драйхорн и поёт не в элитной части посёлка, а на гниловатой эстраде перед грязной лужей. Как подарок бабилонским шахтёрам со щедрого флоресовского плеча.

5

— Засыпаешь? — проницательно заметил Бенито. — Взбодрись, не то упадёшь с табуретки.

Кай обнаружил, что на протяжении потрясающе интересной истории правителей Нового Бабилона его внимание немного плыло, а уж дальше... Вот теперь уже начал беззастенчиво клевать носом. В вездеходе проспаться не удалось, так в неподходящий момент накрыло.

Это какой вопрос обсуждается? О Новом Зеоне? Кай пробормотал извинение, растёр кулаками покрытые щетиной щёки, деловито спросил:

— Ну так что тогда сделал преподобный Гаррис?

— Гаррис увёл свою паству в старый, давно заброшенный посёлок, расположенный в низине близ двух обвалившихся шахт. Ему было видение назвать это место Новым Зеоном и там остаться. Флорес ему не препятствовал, он ведь знал Гарриса, причём знал его с неплохой стороны. И, кажется, втайне истолковывал его видения в свою пользу. В гаррисовых проповедях всё вертится вокруг пришествия в Эр-Мангали великого героя. Ну так вот, Флорес именно этим героем себя и вообразил. Разумеется, вопреки очевидности, в каком-то своём, потаённом смысле.

— А остальные посёлки тоже, что ли, этот Гаррис назвал?

— Да, именно он. Один ведь почерк.

И единый смысл, для историка понятный.

— А что же потом? Флорес и Гаррис всё-таки поругались?

— С Гаррисом — нет. Но в Новом Зеоне Гаррис уже не у руля. В его кругу появились другие люди с видениями. Бартоломей, Амос — они-то его и оттёрли. В том конкурирующем учении, которое они привнесли, герой уже мало что значит, а на первом плане — тема града на холме, который непосвящённым видится впадиной. Вот на этих-то Флорес уже рассердился и запретил проповедовать в Новом Бабилоне. Ага, под угрозой смерти.

Слово 'смерть' хорошо взбадривало. Даже в постороннем тебе контексте. А уж водителя Брандта, наверное, приводило в такое нервное возбуждение, что бедняге только и оставалось, что давить ящеров.

— Брандт — законспирированный агент Зеона?

— Скорее всего. Но плоховато законспирированный. Поэтому, думаю, его несколько раз перевербовали. Что-то сделает в пользу Зеона — сразу передаст в Джерихоне. О реакции джерихонцев оповещает ближнее окружение Флореса. Об ответных шагах Флореса стучит в Свободном Содоме. И в таком незавидном колесе вертится пожизненно.

— Надо же! А 'ближнее окружение' Флореса, это ведь и вы?

— Нет, — покачал головой Бенито, — ни я, ни моя служба с Брандтом дела не водит. На нём просто негде печати поставить. Но тип он, конечно же, колоритный. Послушать, что выскажет просто так, иногда бывает полезно. Из-под маски полного дурачка может всякое выдать. Как и спрятать за экраном внезапно постигшей амнезии.

— Всё-таки странно, что он до сих пор живой, — Кай подавил зевок.

И подумал: может быть, потому живой, что шутовство защищает. С таким водителем не соскучишься. По дороге знай не зевай.

— Близится утро, — сказал Родригес.

За окном серело.

— Несколько вопросов осталось...

— На другой раз? — то ли с грустью, то ли с облегчением предположил Кай. Всё-таки, на сегодня слишком уж много впечатлений. Даже чересчур. Из-за этого важные вещи воспринимаются как-то поверхностно.

— Нет уж, — возразил Бенито. — Кто знает, когда состоится следующий. Обозначенный круг вопросов чересчур значим. Его стоит осветить сейчас, благо до позднего утра время ещё осталось.

— А почему вдруг до позднего утра?

— Поздним утром просыпается Башня Учёных.

— Так меня туда пригласят? В элитную часть посёлка?..

— Разумеется, пригласят. Чтобы ответ держать.

— Так и думал, что не на поселение.

— А вот это будет зависеть от качества ответов. Удастся отбиться — отпустят подобру-поздорову. Не удастся — оставят в подвале башни. Но не жить, а для допроса с пристрастием.

— С пристрастием? В средневековом смысле? Нет, Бенито, что вы говорите: ведь это учёные!

— А кто сказал, что допрашивать будут учёные? Даже при первом разговоре будет присутствовать или Флорес, или кто-то из его доверенного круга. А при втором слабонервных уже не будет. Учёные в башенный подвал не спускаются.

6

— Итак, — сказал, потягиваясь Бенито, — новый вопрос о вербовщиках в Джерихоне. И о том, что за чудищ морских они там боятся. Да, боятся. Разумеется, и морских. Но страшнее для них фанатики, что правят в Новом Зеоне. Слишком уж этот незримый холм от них близко. И моления сектантов на их счёт очень уж откровенны. 'О падении Джерихонских стен' — кому такое понравится. Что ещё будет не лишним помнить: с Джерихоном у Флореса в данный момент полное взаимопонимание. Правда, рассорить всё же не трудно, при его-то характере. С этим всё. Напомни, что дальше?

— Кажется...

— Зомбяки на мосту. Пусть они будут предпоследними! — решил Бенито. — Расскажу вкратце самое главное. Тема богатая, но ведь некогда! Говорят, что впервые зомби из-за реки появились очень давно. Говорят, задолго до 'Карантина'. Более того, некоторые до сих пор считают, что эта система и задумана-то была из-за них.

— Из-за зомби? — Кай удивился.

— Да, чтобы спасти человечество, — Родригес усмехнулся с горечью. — Если решить, что с людьми приключилась болезнь, если дофантазировать, будто она заразная... — он вздохнул. — Тогда даже 'Карантин' выглядит как благое дело.

— Примитивная медицинская версия.

— Да, разумеется, но как повод огородить планету Галактическому Альянсу она вполне пригодилась. Почему бы не использовать повод, когда есть причины более веские?

— Известно, кто были эти люди?

— В основном шахтёры. В основном одиночки. Кого-то выгнали из посёлка, кто-то ушёл сам. Кто-то на свою задницу искал приключений. Впрочем, большую часть их сожгли, даже не спрашивая, кто.

— А откуда они появляются?

— Из одной пещеры в горе. Примерно в полутора днях пешего перехода от Нового Бабилона. Локализовали её не сразу, зато точно.

— И что в той пещере?

— Ничего не нашли. Только видели, как зомби оттуда выходят. Сперва думали за ней проследить, часовых у входа поставили. Без толку. Часовые потом сами явились — управляемыми извне телами. Потом заложили вход, но не сработало: камень на той горе больно крохкий. Мертвецы выбирались из горных полостей, вылезали не в те, так в другие щели и снова шли к Новому Бабилону, будто бы ритуал такой выполняли. Ну, разумеется, их отслеживали, бились над загадкой, да только потом устали. Когда за все годы ни малейших подвижек... Главное, что уяснили: зомби идут предсказуемо. Значит, незачем их у той горы сторожить, можно проще — у моста встретить. Во всех смыслах ведь безопаснее, даже от дикой фауны.

Родригес дал понять, что предпоследний вопрос закрыт, и попросил напомнить ему о последнем.

— Об артефактах в шахте. О следах ксенокультуры Сид.

— Этот вопрос, — Бенито поморщился, — подробно рассматривать не будем. Барри Смит его осветил сполна, мне бы его осведомлённость. Всё, что не требует специальных знаний, ты получил от него, а что требует — так то уже мной получено от тебя, и как раз в нынешнем отчёте.

— А о других следах Сида на планете? Их нет?

— Они есть. Но покуда до них не дошли руки. Будем надеяться, с твоей помощью дойдут. Я предлагаю сейчас не тратить на них время. Они будут скорее вредны тебе, чем полезны. В Башне учёных тебя не будут экзаменовать по ксеноархеологии планеты. Только Ближняя шахта. Даже Дальняя побоку. Сконцентрируйся! Действия экспедиции, их результаты, формы противодействия со стороны неведомых сил. Жертвы... Сколько участников экспедиции погибло? — последнюю фразу Бенито выплюнул быстро и требовательно, как бы не от своего имени.

— Тро... Нет, двое: Оукс и Дэй.

— Не нужно напоминать, насколько не к месту подобная оговорочка, да? — произнёс Бенито въедливо. — Потому вот мой совет: заранее проследи за логикой этих шахтных событий. Не включай в свою речь того, что могло бы вывести, например, на финальный поступок Мада. Если его не видел, то не мог знать о смерти 'Кая'. А если видел, то почему никому не сказал?

— Да-да, я понял, — закивал Кай.

— Точно также не следует говорить и о том, что поставит под сомнение твою новую личность. Ты Майк Эссенхельд. Всегда помни об этом пожалуйста. И, если вертится на языке что-то не приличествующее Майку, либо забудь, либо чётко установи, где услышал.

— Да, я понял! — Кай, словно сонный зомби, однообразно кивал. — Нет, я правда понял. О событиях в экспедиции говорю только то, что звучало в кабинете у Ральфа Стэнтона. Их озвучивал самозванец Лаки, а я от него услышал. Если что не понятно, скажу: расспросите-ка лучше Кая. Кай, как никак, ксеноисторик, он, как и я, выжил. Ему лучше знать...

— Очень хорошо, — поспешил одобрить Родригес. — А теперь иди к своему бараку. Скоро туда явятся по твою душу. Будет время — вздремни часок. В Башне станет опять не до отдыха.

7

Растолкал Кая рыжебородый Руперт. Уже? Будто и не ложился.

— За тобой пришли!

— А?

— Из господской части посёлка пришли, придурок! — рявкнул шахтёр. Порычать на Кая парню теперь одно удовольствие. Ладно, пусть его.

У дверей барака стояло двое охранников. Но далеко не плюмбумы. Оба латиносы (а среди плюмбумов латиносов нет), оба подтянуты и держатся, как господа. То-то и Руперту слово пришло такое: 'господская' часть Бабилона.

— Михаель Эссенхельд?

— Это я. Чем обязан?

— Следуйте за нами.

— Куда, если не секрет.

— Секрет. Но придём скоро.

Тоже мне, великий секрет: ваша Башня Учёных. Ну да ладно, Кай, иди, не болтай. По дороге обдумаешь остальное.

Охранники не представились, но уголовщиной от них не несло. Боевыми искусствами — пожалуй. Опасные ребята для тех, кто начнёт нарываться. Где-то так, наподобие Сантьяго. И тоже латиносы. Хм, не охрана ли это самого Флореса? Охранники Башни Учёных всё-таки другие. Оукс и Дэй не были крутыми. Они притворялись.

Вслед за латиносами Кай вышел наружу из давно знакомых ворот Нового Бабилона, чтобы с вновь туда зайти, но с другой стороны, в совершенно иные ворота, чистенькие, с декоративными башенками по бокам. А башенки-то в мавританском стиле!.. Но нет, молчи, Кай, ты ведь давно уже Майк, а его стезя зоология.

Башенки — выпендрёж, конечно. Но не сказать, что Каем не ощущалась вся торжественность момента при вступлении в элитную часть посёлка. Уж в этом-то Новом Бабилоне он точно появится впервые. И он ему таки снова, причём как-то по-новому нов.

Кстати, охраны у ворот с башенками оказалось побольше чем у тех, затрапезных. Двое стояло перед воротами, двое за воротами, вдобавок вторых двоих контролировал, сидя на скамейке, какой-то начальник с выражением лица простоватым, но грозным. Не тот ли он самый — ну, главный по периметру, как его... Кажется, Брик Уоллес?

Но не запоминать же под не проверенным именем! Может, спросить провожатых? Сами не назвались, так хоть начальство своё назовут?

— Это что, сам Брик Уоллес? — спросил он их в деланном восхищении.

Вместо ответа сопровождающие сделали ему знак подождать в воротах, а сами подошли к скамейке этого Брика, стали ему что-то втолковывать. Судя по скупым, но выразительным жестам, говорили о Кае.

Ну и ладно. Брик или не Брик, какая ему в сущности, разница?

— Бери выше, парень! Это же Лопес! — услышал он голос сзади. Сопровождающие вопрос проигнорировали, но зато разговорился один из привратников, которого никто и не спрашивал.

Что ж, спасибо. Значит, Лопес. И верно, присмотреться: похож на латиноса, Уоллесы — те не такие... Наверное, крупная шишка, вот только Кай о ней от шахтёров что-то не слышал. Может, всё-таки уточнить?

— А Лопес начальник по какой части?

— Лопес — первый приятель Флореса, — назидательно проговорил охранник врат, — это по всякой части будет.

Вот оно что! Кай хотел продолжить расспросы, но тут его провожатые оглянулись с видом демонстративного недовольства и разговорчивый привратник смешался.

— Идём дальше, Эссенхельд. Мы за тебя договорились.

Ну и славно. Продолжим утреннюю экскурсию по этому крайне новому Новому Бабилону! Как наши впечатления?

Самое первое вызвано, конечно же, чистотой. Как говорится, отвычка — та же привычка. Вот обыденное и кажется странным. Чистыми были не только въездные врата, но даже бараки! Двух-трёхэтажные, под каждым крылечко, в окошках видны занавесочки. Миленькая такая бабилонская жизнь. И ведь улицы здесь не грунтовые, а ровненько вымощены ромбически обточенными камнями. Вроде, чудо и не ахти, но Кай от такого тоже уже отвык.

Башня, к которой шёл он за провожатыми, была такова, как виделась из шахтёрской части посёлка. Архитектура довольна проста, на все стороны одинакова. Не шедевр. А под башней — держите меня, фонтан! С четырьмя бронзовыми фигурами, Кай такой ведь и воображал, силясь заглянуть за внутрибабилонскую стену. Правда, в его фантазиях фонтан ещё и работал.

А о чём говорят? Если зажмурить глаза, слышится лучше:

— ...Здесь, у нас? 'Оу Дивиляй'? Да не может быть!

— ...Их ведь Флорес подарил шахтёрскому плебсу. Было бы смешно...

— ...В Ближней шахте...

— ...Стоит сперва подумать, а потом уж говорить!

— ...А это что за помост строят — на площади, рядом с фонтаном? Неужели для виселицы?

— ...Насмешил! Говорю же: 'Оу Дивиляй' будет теперь у нас; Флорес так приказал. Этим вечером...

— ...Да уж, не упустим шанса...

— ...Дэй и Оукс. Оба наповал. Стэнтон изворачивается, но...

— ...Дурацкое пирожное с насквозь прогорклым кремом!

— ...Что ж вы хотите, сеньор — Эр-Мангали. Жизнь здесь не сахар...

— ...Зомби? Да кто-то их вообще видел?

— ...К плебейской части посёлка они подходят. И, говорят, часто.

— ...Бьюсь об заклад, что 'Оу Дивиляй' на Эр-Мангали...

— ...Не знают ещё, в какое дело ввязались.

Нет, зря он, конечно, глаза зажмуривал. И обманывал себя, не без того: не так важно было ему послушать здешние реплики, как урвать клочок времени для накатившей дремоты. В итоге Кай споткнулся о доски для помоста, потерял равновесие и чуть не угодил в фонтан. Впрочем, 'чуть' не считается.

— Там четыре фигуры уже есть, — даже не обернувшись, сообщил ему левый провожатый, — пятая никому не нужна.

8

Башня Учёных. Наконец-то Кай Гильденстерн до неё добрался. Но нет, какой он Кай Гильденстерн? Человека с этим именем вчера не стало, и убийца, поди, продолжает работать на подъёмнике в Ближней шахте. Ну а Майку, как его, Эссенхельду, здешние светлые комнаты изначально ведь, так сказать, даже не светили.

Кая ввели в зал, где за прямоугольным столом сидело пятеро. Трое, определённо, люди науки, причём из привыкших преподавать: выражение лиц в точности то, как у юрбургских экзаменационных комиссий. Остальные двое, наверное, вовсе не из Башни Учёных. Властные лица людей, явно не склонных искать аргументы для объяснения своих выводов. Среди носителей лиц последнего типа один латинос, другой скорее германской наружности, но по характеру, читаемому в глазах, словно бы тоже ярый латинский мачо.

Латиногерманец сдержанно кивнул провожатым Кая:

— Диас, Маданес, можете быть свободными.

Ну, вот и познакомились. Счастливого, что ли, пути.

Теперь кивок Каю:

— Приблизься, — он подошёл. — Михаэль Эссенхельд?

— Да, это я. С кем имею честь?

Властное лицо пару секунд помедлило, соображая, оказывать ли честь, но всё же сочло уместным представить себя и других.

— Я Вольфганг Рабен. Это Мендоса, — Рабен повёл головой в сторону природного латиноса. У того лицо вдруг потемнело, и Кай поспешил уточнить:

— Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро?

Латинос невольно улыбнулся, а Рабен спросил:

— Знаешь полное имя? Откуда?

— Шахтёры из Ближней шахты много рассказывали, — выдал Кай таким тоном, точно подразумевалось: 'рассказывали много хорошего'.

Рабен снова коротко кивнул и продолжил представлять комиссию:

— Трое учёных. Великий магистр Бек, профессора Шлик и Блюменберг.

Называемые тоже себя обозначили кивком головы. Стало быть, самый старший из учёных, седоватый с желтизной полный мужчина — это и есть тот самый знаменитый Бек из Юрбурга? Что ж, это внушает оптимизм. Или должно бы внушать, но всё-таки не сильно пока внушает...

Но некогда отвлекаться на имена, значимые в прошлой жизни. Рабен, сочтя церемонию приветствия исчерпанной, уже приступил к делу.

— Догадываешься, зачем тебя вызвали? — спросил, уставившись в глаза.

— Полагаю, причиной послужили события на Ближней шахте.

— Какие?

— Гибель двоих охранников, Оукса и Дэя.

— Что ты можешь об их гибели рассказать?

— Я был в составе следственной экспедиции, направленной к предполагаемому месту пропажи шахтёров... — начал Кай.

— Сколько человек было в экспедиции?

— Пятеро. Руководитель экспедиции ксеноисторик Кай Гильденстерн, от охраны Башни Учёных — Дэй и Оукс, от охраны Ближней шахты — Барри Смит, ну и я в качествен вспомогательного эксперта по ксенозоологии.

— Экспедиция вернулась в неполном составе? Сколько сейчас живо из пятерых?

— Увы, только трое, — честно соврал Кай. — Гильденстерн, Смит и я.

— Угу, — Рабен кивнул глубже обычного, — так от чего погибла охрана?

— Зомбирующее воздействие, — сказал Кай. — В прямом биологическом смысле, а также в сопутствующих ему психическом, социальном...

— Магистр Бек, вы понимаете, о чём он говорит? — обернулся Рабен к учёному.

— Да, разумеется, — откликнулся тот. — В его словах, определенно, присутствует смысл.

— Правда, — присовокупил Блюменберг, — пропущенный через призму натуралистического истолкования, характерного, впрочем, для профессионального мировоззрения представителей его специальности. Поэтому биологический аспект заметно доминирует над остальными...

— Попроще, — велел Рабен.

Блюменберг замолчал. Великий магистр Бек осторожно предложил:

— Если позволите, господин Рабен, я сам произведу опрос молодого человека, — Рабен кивнул. — Что ж, итак...

Кай отвечал на вопросы Бека и сам удивлялся спокойствию, с которым вступил в общение с этой живой легендой. Да, Бек. Да, великий магистр. Да, живая легенда и основатель факультета ксеноистории в Юрбурге. Ну да, это он — тот человек, которому было адресовано рекомендательное письмо от декана Ульма, столь обнадёжившее юного ссыльного. Настоящий живой Бек. Надо же, Кай в кои то веки всё-таки добрался до него, разве что не так и далеко не по прежнему вопросу.

Увы, слишком поздно. Пара-другая жизненных поворотов усложнила ситуацию настолько, что толку от встречи Кая и Бека больше не может быть никакого. Первый поворот — отнятое Буллитом рекомендательное письмо. Второй — заказ ассасинам на Кая Гильденстерна. Третий поворот — свершившееся убийство Лаки, после которого человека с именем Кай Гильденстерн даже на свете быть не должно. Четвёртый... Но что это я повороты считаю? Надо бы повнимательней ему отвечать.

— Вы сказали, 'предостерегающая надпись'. Что вы имели в виду, а? — между тем въедливо допытывался Бек.

— Надпись на общем языке культуры Сид. Увы, наша экспедиция предостережению не вняла. Мы были самонадеянны. Вовремя не встревожились. До конца уповали на биологическую версию угрозы.

— Так что же такое, как вы говорите, тревожное, было написано на потолке Особой штольни? — продолжал Бек. — И как это может быть связано с появлением зомбирующего людей агента в вентиляционной шахте?

— Там написано 'Сторож выставлен'...

— Вот как? — покачал головой Бек. — Верно, чудная надпись. Вы... сами её прочитали? — и поглядел с торжеством, точно на экзамене, когда расставил блестящую логическую ловушку на списывающего студента.

— Конечно, нет! — с притворной скромностью Кай замахал руками. — Я кто? Я всего лишь ксенозоолог. У животных, увы, не бывает письменности. Но! С нами был ведь и ксеноисторик — руководитель экспедиции Кай Гильденстерн. Вот он-то и расшифровал надпись.

— В какой, интересно, момент?

— Ну, не знаю, — замялся Кай. — Подробности-то надо у Кая спросить. Я об его расшифровке услышал в самом конце — когда Гильденстерн отчитывался в кабинете Ральфа Стэнтона...

— Враньё, — негромко, но чётко сказал Бек.

— Простите, что? — Кай опешил. — Простите, почему?

— Кай Гильденстерн точно не мог прочитать эту надпись, — произнёс Бек с отчётливым презрением в голосе. — Знаете, почему? Потому что Кай Гильденстерн полный ноль! И в ксеноистории, и в других областях знания. Он не знал и не был способен выучить никакого языка Сида. Что скажете?

Тадам! Ловушка захлопнулась.

9

Кай уже и просёк собственную оплошность, но всё же профессор Шлик её ему с наслаждением разжевал:

— Смотрите, молодой человек, что у вас получается: Кай Гильденстерн расшифровать эту надпись никак не мог, остальные участники вашей экспедиции этого сделать тоже не могли — подготовка не позволяла. Но в итоге расшифровка надписи вами получена. Спрашивается, откуда?

Что тут ответишь? Остаётся тупо стоять на сказанном. Ведь сообщить о свершившейся рокировке с Лаки никак нельзя! И других подведёшь, и для себя смертельно опасно. Мад свою оплошность мигом исправит, намного быстрее, чем даже ты свою. Сделаться мёртвым, но честным ксеноисториком? В каких-то других контекстах — пожалуй, но только не в этом, не в этом, нет!

— Увы, — крохким голосом прохрипел Кай, — я, как представитель другой науки, не способен ответить на прозвучавшие вопросы. Мне очень жаль. Но почему бы не спросить Кая?

— Почему-почему! — вмешался Рабен в учёный спор. Видимо, влез лишь затем, чтобы предотвратить разглашение постигшей Лаки судьбы. — Потому что есть основания! Их я всем предлагаю держать в секрете.

— Может, по секрету спросите у него, а мне говорить не будете? — всё ещё изворачивался Кай. — Да и надпись... Она ж там давно, эта надпись. Наверняка кто-то из ваших коллег её прочитал. Мог и Каю о ней рассказать — тоже по секрету.

— Да надпись-то — тьфу! — поморщился Бек. — Дело даже не в ней. Ничего из того, что вы нам сейчас порассказали, ксеноисторик Кай Гильденстерн самостоятельно уразуметь не мог. Он вообще ничуть не был способен руководить подобной экспедицией! Вы нас дурите.

— Увы, не дурю. И позвольте вопрос, великий магистр. Если господин Гильденстерн руководить нашей экспедицией не был способен... Отчего Башня Учёных прислала именно его?

Контрудар достиг цели. Бек не сумел быстро ответить, а Мендоса... Тот самый Мендоса, который сначала Херес... Ну так вот, он мучительно покраснел и уставился на какой-то узор на скатерти. Проняло?

Да ведь можно и их читать, как открытую голо-книгу! Теперь-то понятно, почему из башни прислали совсем никакого Лаки! Чтобы подставить Стэнтона, зачем же ещё! Помнится, у Стэнтона с Мендосой некогда вышел конфликт, начальник шахты от главного своего охранника взял да избавился. Не посмотрел, что латинос, что прямо от Флореса — выгнал вон, а на место его поставил кого — Барри Смита!

— Ловко он, а? — уважительно протянул Шлик.

— Не без того, — хмыкнул Блюменберг, — однако, сие ловкачество снова-таки наводит на определённые подозрения...

А Бек замолчал. И молчал Мендоса. То есть, они в сговоре? То есть, только они вдвоём? И тогда, наверное, Рабен уже не случайно хмуро поглядывает на обоих. Экспедиция, увы, понесла потери. Спрашивается теперь, из-за кого? Из-за большого учёного, который помогал мелкому начальнику сводить счёты — загляденье просто!

Но каков юрбургский отец-основатель! Неужели ему самому не стыдно? Или Эр-Мангали так уже всех уравнивает, что даже светоч науки ведёт себя наподобие плюмбума, и это а порядке вещей?

Развивая успех, а заодно как бы протягивая Беку соломинку, Кай решился и на такое заявление:

— Но всё-таки я думаю, господа учёные, что к своему коллеге вы отнеслись предвзято. Я ведь тоже учился в Юрбурге примерно в одно время с господином Гильденстерном, и сложил о его возможностях более позитивное мнение. Да, этот студент звёзд с неба не хватал, но был не без способностей. О нём даже неплохо отзывался его декан, господин Ульм. Полагаю, в обстановке Башни Учёных он просто не сумел эти способности в полной мере раскрыть. Думаю, и в том нет вины старших коллег. Мог помешать стресс пребывания в местах лишения свободы...

Тут великий магистр Бек очнулся от накатившего ступора. Зачем-то задал вопрос:

— Михаэль Эссенхельд, да? Заканчивали Юрбургский университет? Факультет ксенозоологии?

— Да. Закончил, — ещё не вполне понимая, что за этим последует, согласился Кай. — Да, ксенозоолог.

А потом обнаружил, что Бек включает приёмное устройство для голо-карт. Вот уж не ожидал, что на Эр-Мангали хоть одно из них продолжает работать! Вроде, и стоило бы подумать: здесь, как-никак, Башня Учёных, в ней, как нигде, сыщется полно исключений из общих правил...

Но как тут здраво подумаешь, если даже толком спать не ложился с прошлого дня, который вместил беспокойных впечатлений поболее иной жизни? Догадаешься, что ли, что юрбургские выпуски можно проверить?

Хорошо ещё, не по галактической голо-сети. Бек работает с обычной картой-библиотекой, но... Он ищет в ней юрбургский университетский справочник — и, к изумлению Кая, находит новейшую его редакцию.

Значит, и вся библиотека совсем свежая. Как она очутилась на Эр-Мангали, куда и продукты питания извне едва поступают? Но, уж верно, насельникам Башни Учёных жизненно важно с нею сверяться. Авторитетно требуют, получают в срок.

— Михаэль Эссенхельд? — великий магистр произнёс это имя с великим скепсисом. — И вы уверены, что заканчивали Юрбург? Но вот незадача: вы не значитесь в списках выпускников. Увы, это так.

Второй удар не слабее первого, а ведь Кай даже от того насилу отошёл. Главное, дело уже не в абстрактных рассуждениях о способностях блондина вкупе со знанием, явившимся невесть откуда. Дело теперь адресное. Оно конкретизировано применительно к твоей собственной нынешней персоне. Поздравляю, Майк, после всего ты всё-таки уличён в самозванстве.

— Я не лгу, что закончил Юрбург! — упрямо сказал Кай.

— Да, такое вероятно, — тут же откликнулся Бек. — Ума вам, по-моему, не занимать. Однако, в этом случае напрашивается очевидный вывод: значит, вы не Михаэль Эссенхельд.

Кай сокрушённо вздохнул:

— Увы, это так. Меня зовут несколько иначе.

Был самозванец просто, теперь сознавшийся самозванец. Нет, теперь-то уж точно подвала Башни Учёных Каю не избежать. Того, куда учёные не заходят. Разве что не по своей воле.

Ох как оживились Рабен и Мендоса! Теперь, что ли, наступит их черёд спрашивать? Учёные разойдутся в прекраснодушном неведении, а уж тогда... Но пока инициатива допроса принадлежит Беку:

— Несколько иначе? Позвольте узнать, как?

Что остаётся? Признаться во всём, назвать настоящее имя? Кажется, с этой ступени более вверх не стартуешь. Сейчас, когда Лаки погиб, оно тебя похоронит вернее всего другого.

Мад! Мад узнает, что тебя не убил, и начнёт скрытно действовать, а вернее, другим адептам расскажет. Вывод — тебе не жить!

Бек с Мендосой! Беспринципный учёный и завистник-латинос. Ты их чуть-чуть не вывел на чистую воду. Не захотят ли они в эту воду спрятать концы, засудив за убийство Лаки не какого-нибудь там мальчишку-лифтёра, а тебя, человека с мотивами мести?

Это лишь о тебе. А кому-то ещё захочется сделать пакость Родригесу...

— Предпочитаете молчать? — включился профессор Шлик. — Что ж, воля ваша, но это глупо. Вызвать наши подозрения неплохими знаниями сложного предмета, и теперь отпираться? Это путь знаете куда...

Ага, в подвал. Бенито просветил, Кай уже знает. И бесполезно на сонливость пенять. Пустое самооправдание. Кто захотел раскрутить Родригеса на ночной разговор? И зачем: чтобы быстрее вырасти? По глупости тратил время отдыха, по глупости и засыпался. Всё просто.

— Жаль, — вздохнул великий магистр Бек. — Всегда ведь хочешь, как лучше, но увы... — ага, как лучше он хочет.

И всё же сейчас Кай сломается. Он просто придумал, как это сделать более-менее безвредным образом для себя и других. Теперь осталось не упустить время.

— Хорошо, — сказал он с внезапной для всех поспешностью, — я назову свое подлинное имя.

Не ожидали? Кажется, уже точно не ожидали.

— Что ж, называйте, молодой человек, и, пожалуйста, без театральных пауз. Не тяните время за хвост.

— Бьорн Ризенмахер, — назвал Кай.

— Отлично, — кивнул Бек. — И это имя сейчас проверим. Выпускник Юрбурга какого года?

— Прошлого.

— Специальность?

— Говорю же: ксенозоология.

— Надо же: сходится, — с удивлением констатировал Бек. — Есть такой прошлогодний выпускник ксенозоологического факультета! Н-да...

Кай и сам знал, что есть. По правде говоря, лысый Бьорн по кличке 'Ризеншнауцер' — единственный ксенозоолог, с которым он в Юрбурге свёл хоть шапочное знакомство — это за все за пять лет учёбы, да ещё притом, что факультеты располагались в соседних корпусах.

Хорошо ещё, в юрбургских списках выпускников не вывешивают портретов. Этак бы Каю ни за какой фамилией не спрятаться, а уж за бьорновой — вообще никак. Эту широкую, до ушей улыбчивую физиономию с блестящей макушкой Каю на себя точно не натянуть. Да к тому же не накачать и такую заметную мышечную массу. Кто поверит, что весельчак Бьорн за минувший с выпуска год так сильно вырос, оволосел и усох?

— Вот чего не могу взять в толк, зачем было скрывать своё имя? — хмыкнул профессор Блюменберг.

— Не хотел, чтоб узнала семья, — вздохнул Кай.

— О чём узнала?

— Ну, что пошёл по кривой дорожке.

Глава 13. Неправедная страсть,

или Резонёрские восклицания, согласованные с изменчивым кодексом

1

Подвал Каю, кажется, более не светил. Но он всё равно пытался не терять бдительности. Даром, что зевота одолевала его самым пренеприличнейшим образом.

Кая повторно расспросили о событиях в шахте, теперь уже как Ризенмахера. От перемены фамилии его показания не изменились. Дескать, отправляясь в экспедицию, надеялись обнаружить подземную популяцию хвандехваров. Но с рептилиями в шахтной глубине не срослось. Нарвались на какого-то непонятного ксенозомбировщика, которого в глаза никто так и не увидел, но...

От рассказов по второму кругу всё о том же спать захотелось с самой жестокой силой. Так бы и устроился на зябком каменном полу в уголке. В какой-то момент Кай даже сказал с внезапно нахлынувшим простодушием:

— Простите великодушно, уважаемые господа... Как видите, голова моя совсем не варит. Объяснением тому моя крайняя сонливость. Вы второй уже раз меня расспрашиваете, остаётесь недовольными, а мне невдомёк, что я сказал не так, как вам было надо. Может, вы мне позволите сперва выспаться, и продолжим, когда я смогу получше соображать?

Этот спич позабавил решительно всех. Даже Мендоса, который в расспросы по существу шахтного происшествия до сих пор едва ли вставил словечко, вдруг оглушительно расхохотался.

А Рабен сказал:

— Парень, ты неподражаем. Если твой котелок и правда не варит, значит, ты и находишься в том самом состоянии, которое нам для этой беседы особенно полезно. Если бы ты был не в нём, тебя стоило бы в него специально ввести. Как видишь, часть нашей работы ты сделал за нас.

— Признаться, выпускник Ризенмахер и меня поразил, — заметил Блюменберг. — Если он так здорово соображает во сне, то боюсь даже предполагать, что же будет, когда он проспится.

— Он бесхитростно плутоват, но всё же очень-очень неглуп, — согласился Шлик. — Я бы даже предложил уважаемому великому магистру...

— Оставить его при Башне Учёных? — перебил его Бек. — Ввести на освободившееся место? Кажется, рано о том говорить...

— Ксенозоологи у нас в явном дефиците... — припомнил Блюменберг.

— Погодите-ка господа учёные! — призвал их к порядку Рабен. — По существу нашего расследования у кого-то ещё остались вопросы?

— Кажется, нет, — ответил за всех Бек. — Все ответы получены. Если только не спрашивать в лоб о том, что нам и самим хотелось бы скрыть. Может, господину Ризенмахеру хотелось бы что-то ещё нам сообщить?

— Если мне позволительно давать советы, — внутренне издеваясь, промямлил Кай, — я бы предложил повнимательнее опросить руководителя нашей шахтной экспедиции, Кая Гильденстерна. Вот вы сказали, что он полный ноль, а он непрост, очень непрост — я правду говорю. Может, он зачем-то до поры скрывал от вас свои знания...

— Ладно-ладно, без таких советов уж как-нибудь бы обошлись, — отмахнулся Рабен. — Гильденстерна, разумеется, допросим, как же без этого. Всё?

— Только ещё одна просьба, — взмолился Кай.

— Ну?

— Я прошу вас всех пятерых по возможности никому не выдавать моего подлинного имени, — пролепетал Кай. — Очень бы не хотелось, чтобы мои родные узнали, где я...

— Так они и не узнают. В любом случае! — развеселился Рабен. — Даже если твоим именем здесь решат назвать эту долбаную планету!

Остальные же переглянулись с ироническими усмешками, которые почти открытым текстом сообщали следующее: да, мы готовы не афишировать настоящее имя. Отчего бы нам вздумалось делиться с кем попало ценной информацией, позволяющей на тебя, дорогой Бьорн, в нужный момент хорошенько надавить.

Что ж, в нужный момент давите, я подыграю. Но не правда ли, я вам нужен живым и не слишком разочарованным в жизни, чтобы нужный для вашего шантажа момент хоть бы теоретически мог состояться?..

Затем Рабен объявил беседу законченной. Учёные и Мендоса поднялись и разошлись. Кай поглядел им вслед и спросил:

— Я тоже могу быть свободен?

— Не совсем так, — что-то прикидывая, отозвался Рабен. — Сейчас войдут Диас и Маданес. Я их проинструктирую, они тебя отведут, куда надо. Там и проспишься.

А куда надо? В подвал? Кай не произнёс этого вслух. Зачем подсказывать внешнему миру такие идеи, которые тебе самому не по нраву?

2

Нет, не в подвал. С точностью до наоборот — на чердак Башни Учёных. В уютную крохотную каморку, которую легко было вообразить монашеской кельей, но точно не пыточной. Сюда по указанию Рабена Кая отвёл Диас. И оставил в одиночестве: мол, делай, что хочешь, например, спи. Или поешь натуральных хлебцев: на столе кто-то оставил едва початую пачку.

При виде пищи, происходящей не из шкафов Оломэ, голод полыхнул в живолте Кая жарким пламенем, но как только он стал запихиваться хлебцами, понял: засыпает. Перед тем, как доползти до кровати, жестоким усилием воли заставил себя подойти к двери. Толкнул: надо же, открыто.

Круто! Каю позволили выспаться в помещении, которое даже не запиралось. Правда, дали понять, что сама элитная часть Бабилона для него пока будет, как закрытое помещение. В смысле, за ворота его не выпустят, пока охранникам не придёт специальное позволение.

То есть, в чём-то ещё подозревают, но не так, чтобы сильно? Или что-то дополнительно выясняют, чтобы... Чтобы что? Неужели предложат работу? Он ведь теперь спец не только по живым ксенотварям, но, так уж получилось, и по зомбированным.

А что выясняют? Контакты Кая? Может, его отношения со службой Бенито? Его предысторию? Надо надеяться, что не выяснят, как на самом-то деле выглядит Бьорн Ризенмахер. А то ведь и самому Каю это знание сильно мешает отождествиться. Вот не верит себе такому, и всё! То ли дело Майк Эссенхельд или Клаус Кюхенрейн — маски без готового прототипа.

Что же будет, когда Кай проснётся? Надо полагать, ещё один разговор. К нему, ясное дело, недурно бы подготовиться. Это значит, ещё немного повременить с отходом ко сну. Сгенерировать версии... Обдумать каждую из них... Прикинуть собственные действия...

К сожалению, в каморках на чердаке, в одну из которых Кая определили, высота потолка не располагала к размышлениям стоя. Поневоле присядешь на кушетку — больше-то и некуда. А где присядешь, там и приляжешь. Лёжа-то мысли кучнее держатся.

А там уж и замечаешь, что незаметно для самого себя проспал целый день до вечера. Может и дальше бы спал, но из-за окна вдруг раздался громовой голос, готовый пробудить к жизни даже спящего вечным сном:

— О благе беспокоясь, земные короли... — пел Драйхорн.

Визжали рожки и волынки, пиликала скрипка, рычала уайлд-гитара, бил барабан.

— Ни сна, ни пощады не знают! — ах, ну да, весьма верно, короли — они такие. Ни пощады и ни сна, да и не знают ни хрена...

— Умертвий полки охраняют! — предупреждал Драйхорн.

Что и говорить, вовремя!

— Эр-Мангали, Эр-Мангали!.. — хрипел Драйхорн, ему вторила группа 'Оу Дивиляй' в полном составе.

Начался-таки в элитном Бабилоне вечерний концерт.

3

Поздним утром за Каем зашёл Маданес. Велел следовать за ним. По пути держался не то чтобы дружелюбно, но позволил Каю понять, что отличает его от пустого места. Ну и на том спасибо. В пыточные подвалы водят, вроде бы, иначе: расчеловечивая, а не наоборот.

Спустившись по винтовой лестнице на первый этаж, но не ниже, Маданес вывел его из башни. Обогнув двухэтажный элитный барак, служивший, по-видимому, казармой, они подошли к несуразному зданию, по-видимому, должному воплощать идею дворца применительно к Эр-Мангали. Впрочем, никакой собственно архитектурной идеи это художественное убожество не несло: собранное из тех же конструктивных элементов, что и казармы, оно и выглядело извращённой казармой — только что утыканной почём зря декоративными башенками.

— Дворец Флореса? — догадался Кай.

— Не только его, — поправил Маданес, далее не уточняя.

Да, для одного человека типовых парадных лестниц здесь многовато. Наверное, средняя ведёт-таки в покои Флореса, ну а боковые — в комнаты ближайших сподвижников. Из последних Каю известен суровый Лопес, давеча сидевший у входа в здешний элитный Нью-Бабилон. А кто же второй? Надо полагать, Рабен. Вчерашним утром он представился так, словно громкое имя о его положении должно было всё объяснить.

Кстати, тщеславное заблуждение. Уж в шахтёрской-то части посёлка ни о Лопесе, ни о Рабене не слышал почти никто. Сам Флорес — тот да, личность, известная каждому.

Поднялись по дальней из парадных лестниц и ожидаемо вышли к кабинету Рабена — просторному и обставленному со вкусом. Как ни странно, даже гобелены работы мальвских колонистов неплохо соседствовали с храмовыми статуэтками ксенокультуры Ро.

Целая стена была отведена под коллекцию холодного оружия. Впрочем, висело оно немного слишком красиво, выдавая примат дизайнерского решения над функциональным подходом, который возобладал бы, умей хозяин пользоваться хоть какой-то из этих блестящих игрушек. Стало быть, не умеет. Иное дело Маданес — уж этот их из любого положения ухватит, коли встретится необходимость.

— Спасибо, Маданес, можешь быть свободным, — кивнул Рабен из-за широкого стола. — Присаживайся, Бьорн.

Кай уселся на предложенный стул. Сейчас Рабен предложит...

Предложения не поступило. Кая Рабен уведомил.

4

Да-да, Рабен не предложил Каю на себя работать. Он уведомил, что Кай теперь работает исключительно на него. Странный подход. Кай едва удержался, чтобы не возмутиться. И всё же сумел остаться в пределах несколько удивлённого смиренного тона, коим пробормотал:

— Вынужден только заметить, что у меня сохранились кой-какие обязательства...

— Не сохранились, — заверил его Рабен. — Всё урегулировано. Ещё вчера, пока ты дрых, как суслик, на чердаке башни.

— В смысле...

— В смысле, у транспортников, при которых ты числился, не осталось на тебя планов. Отныне будут справляться сами.

Всё это очень хорошо, но...

— И Беньямин Родригес, на которого ты работал неофициально, тоже не будет иметь претензий, — вёл дальше Рабен, усмехаясь каевому замешательству (надо же, и о Бенито проведал, гад). — С ним я поговорил лично. Родригес пообещал тебя не преследовать. К тому же признал: масштабы его службы ты уже перерос. Он рад твоему повышению.

Что ж, пойти на повышение — дело завидное. Когда оно происходит иначе, чем давеча с малышом Глипом. Каю положено радоваться?

— По существу же в твоих обязанностях ничего не изменится. Общее ведь дело делаем...

А вот в этом Кай позволит себе усомниться. Дела Родригеса и Рабена — разные дела. Даже если по воле случая одинаково называются. Главная разница в чём? Родригес от Флореса удалён, а Рабен к нему приближен. Что повышает удельный вес интриганства и лизоблюдства. Или Кай предвзят?

— Жить будешь там, в Башне Учёных, в чердачном помещении, где ты высыпался. Оно всё равно пустует, а у меня дворец не резиновый...

Кай с воодушевлением закивал. Резиновая башня всяко комфортнее. Да и к информационным ресурсам ближе. Там ведь имеется новейшая голо-библиотека. Которая здесь, во дворце, наверное, мало кому понадобится.

— Что ещё? Теперь об обязанностях, — Рабен понизил голос. — Подробностей не скажу, но назовём их так: секретные поручения. Слово 'секретные', надеюсь, в истолковании не нуждается? С чем они будут наверняка связаны, так это с частыми разъездами между посёлками. Потому Башня Учёных станет не единственным твоим домом. Вопросы?

— Позвольте уточнить, господин Рабен, — церемонно поинтересовался Кай, — будут ли эти обязанности как-то связаны с исследованиями по моей научной специальности? В смысле, по ксенозоологии.

Иначе говоря, следует ли мне использовать случай и ознакомиться с этой наукой в ущерб прочим занятиям.

— По ксенозоологии? Да, и по ней тоже, — Рабен, произнеся все реплики, которые считал важными, резко утратил к Каю прежний живой интерес и углубился в какую-то рукописную бумагу, лежащую на столе.

— Я могу идти?

— Да, Бьорн, ты свободен.

Наверное, Рабен обращался бы к Каю по фамилии, как и к своей охране, но имя было куда короче. Да и фамилия Каю вовсе не подходила.

5

Выходя из кабинета Рабена, Кай внезапно столкнулся с Олафом. Первым движением водителя было уклониться от встречи, вторым — не заметить, и лишь после насыщенного внутренней борьбой краткого мига, он растянул лицо в радостной улыбке:

— Рад тебя видеть, Майк!

Ну, хоть не Бьорном назвал. Но сам факт встречи здесь, во дворце, наводит на вполне определённые мысли. Значит, Олаф с самого начала...

— Так ты работаешь на Рабена? — небрежно, как бы мимоходом произнёс Кай.

— Как и ты, — ещё шире растянул Олаф свою фальшивую лыбу.

Осведомлён. Впрочем, Рабен и сам говорил, что договаривался с транспортниками. Да и с Бенито тоже имел разговор.

— Извини, — сказал Олаф, — сейчас меня шеф ждёт. Но скоро тебя ожидает одна поездка. Повезу тебя я. Там и поговорим.

Основательно осведомлён. Провожая откровенно встревоженным взглядом исчезающую за рабеновой дверью спину, Кай думал: ну вот, Олаф двойной агент! Что это известие меняет?

Кажется, многое. И прежде всего для Кая.

Олаф — он ведь первый человек с планеты Эр-Мангали, который Кая здесь встретил. Он слышал и настоящее имя Кая, даже занёс в журнал. Правда, потом, не протестуя, называл его строго Майком. Но по забывчивости ли? Ха, забыть информацию можно и с целью припрятать, а прятать можно и избираптельно. Например, от Бенито, но не от Рабена. Или от всех, но до некоторого часа 'х'. Того часа, когда Майк Эссенхельд в Новом Бабилоне вознесётся до некоторого статуса.

Что ещё? А ещё такое: кто, как не Олаф, зная о каевом вегетарианстве, помогал обносить холодильник на вездеходе Игнасио? Кстати, мог ведь о том и самому Игнасио как бы ненароком стукнуть. А потом подстроить и ту рокировку, когда Кай в милой наивности ожидал поездки с Брандтом, а нарвался на справедливое негодованье латиноса.

А поездка уже с настоящим Брандтом до Нового Джерихона? Там случилась ещё одна неслабая рокировочка: Кай обознался на целый город. И как итог, возникновение неких смутных обязательств. Можно, конечно, винить в той 'ошибке' одного Брандта, но кто, как не Олаф, организовал саму ту поездку?

И, наконец, экспедиция в Ближнюю шахту. Кая к ней наскоро подготовил опять-таки Олаф. И, очень похоже на то, что не только Кая. 'Хвандехвары'... Кто надоумил шахтное начальство искать хвандехваров там, где их близко быть не могло? Только тот, кто хотел к этому мутному делу хоть на живую нитку, да приметать Кая.

А в чём состояла главная цель самой шахтной многоходовки? Надо полагать, в том, чтобы вернуть Мендосу на недобровольно покинутый пост. Как это сделать, не одалживаясь у Ральфа Стэнтона? Ясно, путём его дискредитации. Как её обеспечить? Например, посылая в состав следственной экспедиции учёного, который совсем не учёный, да в довесок ещё и пару охранников с комплексом неполноценности. Трое придурков при начальственной позиции одного из них — гарантия неуспеха.

Стоп! Какова тогда роль Кая?

Видимо, компенсаторна: сбалансировать неуспех. Не позволить, чтоб он оказался совсем уж оглушительным. Ее дать обрушить и загубить на корню саму Ближнюю шахту. Которая, как-никак, основа посильного благоденствия всего Нового Бабилона.

6

Кай прогулялся элитной частью посёлка. Экскурсия вышла вовсе недолгой. Не мудрено: когда это элиты бывало больше чем плебса? Посему, несмотря на ширину и свободу площадей и проходов, немало контрастирующую с шахтёрской скученностью, здешних жилых строений оказалось до смешного мало. Ну а нежилые погоды тоже не делали. Ну, кафе. Ну, второе кафе. Ну, третье. Ну, продуктовый магазин...

По правде говоря, ни в кафе, ни в магазин с продуктами Кай так и не заставил себя зайти, хотя умом понимал: продукции 'шкафов Оломэ' здесь быть не должно. Не должно-то не должно, а остаточный страх от 'Жрачки' на шахтёрской Пикадилли никуда не пропал, спрятался в скелетной мускулатуре: а вдруг? Вдруг здешние держатели кафе заодно с тамошними? Здорово добавляла тревоги и мысль о том, сколько здешняя элитная пища должна стоить. Уж явно больше, чем Кай способен вытряхнуть из кармана сейчас, вопрос ещё в том, платит ли Рабен своим агентам, и достанет ли этих денег на здешние элитные кушанья? Дешевле всего, конечно, чуть обождать, а потом добраться до остатков бесплатной морской капусты, вовремя заныканной ещё там, в гаражах. Всю догрызть, а тогда уж и прицениваться. А сейчас отвлечься от голода на что-нибудь интересное или новое.

Посему, потоптавшись у крыльца магазина продуктов, Кай решительно шагнул прочь, чтобы продолжить экскурсию на столь же несытое брюхо. И что встретилось дальше? Эх, примерно всё то же самое.

Ну, другой магазин, уже непродуктовый. Ну, какая-то закрытая мастерская (кажется, оружейная). Рядом тир. Опять же, фонтан. Площадка для игры в теннис. Вторая, волейбольная. Третья, дуэльная. Что кроме этого? Только свежевозведенный для выступления группы 'Оу Дивиляй' дощатый помост. Когда его внимательно рассматриваешь, и голод отступает.

Помост был поставлен со знанием дела: почти точно посредине этого мирка из четырёх улочек и трёх площадей. С каждой из площадей — привратной, перед Башней Учёных и перед дворцом Флореса — открывался на него самый широкий вид, ну разве что врата находились всё же далековато, а от Башни Учёных один из углов помоста заслонялся пересохшим фонтаном. Зато Флорес мог наблюдать за выступлением группы с собственного балкона. Не снисходить же ему оттуда, в самом-то деле!

Обойдя всю элитную часть Бабилона за несчастную четверть часа, Кай обнаружил, что смотреть ему больше не на что. Решил, как не раз уже делал, зажмурить глаза, чтобы целиком погрузиться в слух. Ради вящего удобства своего и прохожих уселся на борт фонтана, где не мог попасться никому под ноги. Здесь он вошёл в состояние расслабленной безмятежности и лишь тогда вслушался в разговоры.

— ...Как-никак, три трупа, — услышал он, — даже четыре!

— ...Вот об этом лучше бы вслух не говорить.

— ...здорово поют. Всем понравилось, даже Флоресу...

— ...А Мендоса-то, слыхали, вернулся на Ближнюю шахту!

— ...'Оу Дивиляй' порожняка не гонит! Петь, так уж петь.

— ...Представляю кислую рожу Стэнтона: усесться в такую лужу!

— ...Четыре трупа и ещё один раненый. Правда, легко раненый.

— ...Парня звали Кай Гильденстерн. Он из Башни Учёных. Да, упал.

— ...и что бы вы думали: Флорес отстоял весь концерт у себя на балконе, а в конце даже изволил похлопать...

— ...Ну, Мендосе тоже не позавидуешь. Проблема-то сохранилась. Теперь ему придётся в короткие сроки...

— ...Да не концерт он слушал, а на красотку пялился. На ту, которая огненные шары выдувала...

— ...Ой, да что вы говорите! Вы сами не знаете, что говорите...

— ...Кого я вижу! Это же Майк Эссенхельд собственной персоной! — последняя из услышанных реплик заставила Кая распахнуть глаза.

Так и есть: к нему приближался Драйхорн, солист 'Оу Дивиляй', а за ним Сони, Флексиг и остальная группа. Все с футлярами для музыкальных инструментов и навьючены тяжёлыми баулами с аппаратурой. Пришли подготовить площадку перед очередным концертом.

— Привет, ребята! — искренне обрадовался Кай, пожимая протянутые ладони. — Признаться, начинал уже по вам скучать.

Очень к месту пришёлся тот факт, что нигде поблизости не вертелся навязчивый Мад.

— Так что ж ты тогда пропал? Почти сразу после того боя с этим уродом — как его звали? — хмыкнул Драйхорн.

— Поллаком, — подсказала Сони.

Кай кивнул и беспомощно развёл руками. Мол, обстоятельства...

— Ага. Классно тогда ты его мочил, — встрял Пфайфер.

— Не-а, — поправила Сони, — мочил не классно. Но классно, что замочил — это факт!

А девица-то понимает! Впрочем, каждый бы понял, наблюдая каеву технику боя. Кай признал:

— Верно, всё тогда было из рук вон плохо, но в последний миг повезло. Спасибо, ребята: за то объявление я ваш должник, я помню!

— А мы припомним! — рассмеялся Драйхорн. — Сегодня после концерта и припомним. В этой части посёлка есть круглосуточное кафе. Слышишь, должник? Ты нам ставишь по кружке пива! Каждому! А нас много...

— Да не вопрос, — пообещал Кай. Кажется, запаса его ксерокредиток на такое угощение должно хватить.

— Так где ты теперь устроился? — спросил Флексиг.

— В Башне Учёных.

— Круто!

Пока длился трёп, ребята из группы распаковывали баулы. Дощатый помост обрастал атрибутикой фолк-рок-концерта: усилителями, штативами для факелов, баннерами с изображениями ксеномонстров.

— Может, помочь? — предложил Кай.

Предложение вежливо отклонили. Что ж, понятно. Должник ставит ребятам пиво, а тяжеленные усилители волокут по сцене они сами.

— Кстати, Мэдисона помнишь? — спросил Драйхорн, который среди всей подготовительной суеты не забывал и Кая. — Ну, того парнишку, который нас познакомил. Так вот, больше нет его.

— А что так? — спросил Кай.

— Не повезло, — мрачно вздохнул солист. — Он же вкалывал на шахте лифтёром. Ну так вот, с его подъёмника грохнулась какая-то бабилонская шишка. Из твоей же, из Башни Учёных, знаешь, наверное...

— Мне не рассказывали, — честно сказал Кай, пожимая плечами. Верно ведь: никто в башне и словом не обмолвился.

— Ну так вот. Говорят, малец был кругом прав. У него и клеть была неисправна, да и убившийся здорово нетрезв. А всё равно: шахта — отдельный мир со своими законами. Правды не напросишься ни на ломаный космогульден. Стали его прессовать по-чёрному, так он и повесился.

— Жаль, — вздохнул Кай.

И правда ведь, почему-то жаль — молодую-то жизнь. То есть, с одной стороны, конечно, далеко не жаль, но с другой жаль. И, признаться, очень.

7

Весь остаток дня Кай провёл с ребятами из группы. Болтал на различные далёкие темы без особенных задних мыслей. Надо бы, конечно, что-то узнать, но ведь успеется.

Рассказал о своём детстве и ранней юности на провинциальной планете Моргенланд, об уютных её садах, о животном мире, дружественном человеку. Рассказал об учёбе в крупном городе Моргенштадте.

Кажется, из тех самых мест происходил и Бьорн Ризенмахер; Кай первоначально старался привязывать события к жизни нового прототипа, но быстро махнул рукой. Всё равно получалась история Кая Гильденстерна, пусть и закутанная в чуть изменённые имена и названия.

Там, в Моргенштадте, детский интерес настоящего Кая к дружественной ксенофауне не выдержал конкуренции с богатой исторической библиотекой. После знакомства с нею сделаться натуралистом? Кай десять лет считал, что такое уже невозможно. Но, как говорится, не зарекайся. От тюрьмы, сумы и ксенозоологии на одной далёкой планете.

— А девушка у тебя была? — спросила Сони.

Не очень тактичный вопрос применительно к Эр-Мангали. Прошлое время глагола предполагает, что в настоящем-то девушки нет по умолчанию. Да, это так для большинства здешних парней. Нет, и вряд ли когда-нибудь намечается. А если так, то не всё ли равно, что там бывало в прошлом?

А впрочем, как раз и нет, спохватился Кай: для истории важно всё. Это биология старается работать с тем, что ещё живо.

— Была, — кивнул Кай, — как раз в Моргенштадте, ещё до Юрбурга.

Кажется, у Бьорна была и в Юрбурге, ну да кто соберётся всерьёз проверять. Кай говорит о своём опыте. О чужом и не получится.

— Почему была только там? — заинтересованно спросила Сони. — Почему до Юрбурга?

— Мы жили вместе пять лет. Ей было хорошо со мной, и она хотела получить и всё остальное.

— Не поняла? — тряхнула головой Сони.

— Она хотела за меня замуж, — пояснил Кай. — Хотела детей, обеспеченной жизни, уважения соседей и всего такого.

— А ты?

— Я хотел выучиться в Юрбурге. Объединить наши картины жизни как-то не получилось. Она поставила условия, я их не стал выполнять. Я никогда не умел как следует заработать. Да и учился не зарабатывать, а совсем другому. Чистой науке. Ксено... э... зоологии.

Сони взглянула на него с сожалением:

— Знаешь, Майк, я могу ошибаться, но, кажется мне, планета Эр-Мангали для тебя началась ещё глубоко в Юрбурге.

Рассердиться, что ли? Но барышня-то права.

8

Но пора проникновенных бесед у подготовленной к выступлению сцены неуклонно истекала. Закатывалось солнце. Собирался элитный люд.

— Сильно тебя загрузила? — посочувствовал Драйхорн. — Сони может. А уж здесь, на планете, где девушки в дефиците, она, скажу тебе, Майк, просто в ударе! Не бери в голову, ладно? Это она меня хочет позлить.

Закруглив таким образом несколько сложную и болезненную для Кая тему, Драйхорн вышел на сцену и принялся читать стихи, которые, похоже, тут же на ходу вылавливал в потоке сознания и, забавляясь, укладывал новорожденные строки рядком, рифма к рифме.

— На дно летим в прыжке на месте,

Свыкаясь, знай: дурные вести

Тебя не тронут, не снесут,

Когда ты ищешь Высший суд.

Увы, неправедная страсть

И на тебя разинет пасть!

— 'Разинет пасть' — это, кажется, обо мне, — хихикнула Сони, после чего набрала полный рот дурно пахнущей жидкости для выдувания огня и тоже вошла в священное пространство концерта. Ей предстояло драконьим огненным дыханием поступательно поджечь все факелы на треногах.

— 'Эр-Мангали'! — закричали зрители.

Сони выдула первый огненный клуб, и по этому её сигналу начался долгий гитарно-волыночный проигрыш к песне, любимой всеми. Затем требовательной трелью подключился рожок, застучали с ускорением барабаны, доводя элитную бабилонскую публику до полного неистовства.

И вот, после музыкальной арт-подготовки вступил Драйхорн.

— Эр-Мангали, Эр-Мангали! Гостеприимной будь!!!

А дальше?

Что он пел! На ходу переиначивал фразы, менял их местами, доигрывал недопетые строфы на рожке. И всё это с утрированно серьёзным видом музыкального священнодействия.

— О благе беспокоясь, чудовища твои

Ни сна, ни пощады не знают.

Послали в дальний поиск большие корабли -

Построился мир.

И вдруг пред звездолётом система 'Карантин' -

Умертвий полки охраняют.

Здесь повод к возрожденью давно себе нашли

Земные короли.

Эр-Мангали, Эр-Мангали. Земные короли -

Чудовища нижнего ада.

Эр-Мангали, Эр-Мангали, умертвия они

И прячут богатства от взгляда.

Эр-Мангали, Эр-Мангали.

Служить иль послать?

Кажется, было там и такое:

— Эр-Мангали, Эр-Мангали. Земные короли

В мечтах видят влажные дыры...

В общем, издевательство, да и только. Как ни странно, публика все эти нововведения принимала с равным энтузиазмом, как если бы звучал каноничный текст.

— Что это он? — спросил Кай у Пфайфера, когда тот по завершении своей партии в очередной раз спустился со сцены.

— Наша Сони вчера получила от Флореса непристойное предложение, — отвечал тот, морщась во всю физиономию, — вот Драйхорн и ярится.

Только тут Кай взглянул в направлении дворца. В центральной его части, той самой, куда Кай мысленно поместил покои Флореса, на ярко освещённом балконе стояла фигура. Ещё две фигуры с дальнобойными бластерами в руках устроились по бокам на широких перилах — охрана.

Так каков из себя Флорес? Латинос как латинос. Волевое лицо с тонкими усиками. Властная поза. Роста чуть выше среднего. Крепкий, мускулистый. Наверняка умеющий и сам за себя постоять.

Не зря ли Драйхорн его дразнит?

— У них в воображенье сверхновые рвались

И булькали чёрные дыры, -

продолжал развивать свою тему солист. И всякий раз, как 'Эр-Мангали' вызывали на бис, он такую же околесицу нёс.

И лишь после того, как Флорес с балкона ушёл, впервые зазвучал канонический вариант песни.

9

Концерт ещё не закончился, когда Кая в толпе под сценой разыскал Олаф. Сказал с какой-то наигранной беспечностью:

— Собирайся, поехали.

— Куда?

— В Новый Джерихон. Рабен приказал.

— С чего вдруг такая спешка? Концерт скоро закончится...

— Ничего не знаю. Рабен приказал. Жду тебя у Транспортных ворот.

— У каких?

— Боковых. Со стороны гаражей.

И ушёл.

Ворота со стороны гаражей? Да уж. Во время своей короткой прогулки по элитной части посёлка Кай посмотрел, казалось бы, всё мало-мальски важное, да только этого-то выхода и не заприметил. Почему-то думал: выход один. Тот, у которого важно сидел сдвинувший брови Лопес. Но ведь помнил же раньше, что через гаражи сюда из шахтёрского квартала тоже можно попасть... Что за память дырявая!

Транспортные ворота отыскались быстро, да вот Олафа у них не было. Что за шуточки! Подождать его самому? Ну уж нет! Каю и так не хотелось раньше времени уходить с концерта. Так что теперь он вернётся и дослушает до конца. Заодно и обещанное пиво поставит группе. Круглосуточное кафе — это которое из?

Но не успел он теперь протолкаться поближе к сцене, как концерт уж изавершился. Эхх! Надо же было так глупо засуетиться и выскочить за какие-то несчастные десять минут! Подождал бы, и ушёл бы, как человек.

А закончился концерт, оказывается, не просто так! Под сценой разгорелась какая-то потасовка. Короткая, но при этом ожесточённая. Кай, ввинчиваясь в толпу, бросился к помосту, но успел лишь к её окончанию — и только тогда до конца осознал, что били-то музыкантов.

Пфайфер с фингалом во всё лицо с трудом поднимался с каменной мостовой, выкрикивая какие-то дерзости. Флексиг в бессильной злобе вертел пропоротую волынку, Себастьян пытался остановить кровь из рассечённого лба. Больше других, похоже, досталось Драйхорну, который лежал под сценой в полной отключке.

— Живой? — спросил Кай.

— Да что ему сделается! — сплюнул Флексиг. — Но те два козла, которые натворили этого шороху, таки увели Сони!

Кай поглядел в том направлении, куда мотнул головой Флексиг, и увидел знакомые спины самих козлов. Диас и Маданес, вот уроды! Гордо, не оборачиваясь, они волокли под мышки ожесточённо упиравшуюся женщину.

Вдвоём избили всю группу? Что ж, Кай и предполагал, что эти латиносы настоящие мастера боя. Но вспоминать о том — занятие вздорное. Делать-то что?

— Подождите ребята, я попробую поговорить с их начальником, — бросил Кай, устремляясь к дворцу, к которому мастера боя как раз и тащили Сони. Ведь Маданес и Диас — это люди Рабена, Кай ничего не путает?

Путает или нет, но Сони втащили по средней из парадных лестниц, той, что вела в покои Флореса. Ну ещё бы: кому, как не Флоресу, приспичило с нею покувыркаться.

Кай хорошо подумал, всё взвесил, и не стал подниматься за ними. Кто он такой, чтобы Диас и Маданес его послушали? Припечатают, как Пфайфера, и на том разговор и закончится.

А вот Рабен — другое дело. У Рабена к 'Бьорну' есть какой-никакой интерес. Его, стало быть, и переубедить можно... Вот только даже на голову переубеждённый, Рабен вряд ли явится к Флоресу, чтобы вывести девицу назад из его покоев...

Но попытаться-то надо...

— Майк, где же ты бродишь? — опять Олаф.

— Да пошёл ты!..

— Эй, ты чего? — изумился его реакции водитель. — Нам уже четверть часа назад надо было сидеть в вездеходе!

— Это подождёт, — с твёрдостью сказал Кай. — У меня сейчас более срочное дело к Рабену.

И урулил на знакомую уже лестницу, прикидывая: что же он скажет новому шефу? Подходящей формулировки не находилось, всю надежду осталось возложить на внезапное вдохновение в нужный момент.

А впрочем, под кабинетом Рабена должен стоять ещё часовой. Вот будет досада, если даже в дверь не пропустит!

10

У двери часового не было. Да и дверь показалась приоткрытой. Кай заглянул в рабеновский кабинет — никого. Или?..

Некоторую странность он уловил на стене, где Рабен дизайнерски совершенно развесил свою коллекцию. Надо же: теперь совершенства не наблюдалось. Кажется, там что-то висело не так. Или, быть может, что-то перестало висеть. Промежуток малый между обоюдоострым лабрисом и япономарсианской катаной — там ведь даже захват на стене остался...

— Майк? — удивлённый шёпот.

А под самой-то стеночкой у двери стоит девушка с боевым молотом. А чуть далее, в уголке — чьё-то тело. Рабен? Вроде бы нет. Ах, ну да, так вот куда делся часовой из коридора!

— Сони? Как ты здесь очутилась?

— Через окошко, — бестрепетно кивнула она себе за спину.

Вот они, сильные женщины из фольк-рок-тусовки. Её зашвырнули в дверь, а она в окно. Перешла по карнизу на сторону Рабена, ухватила со стены боевой молот, часового успокоить успела...

— Мёртв? — спросил Кай.

— Оглушила. Наверное, выкарабкается, — хладнокровно прикинула Сони. — Там на молоте каучуковый набалдашник... Но мне пора уже рвать когти. Того и гляди, хватятся у Флореса, — она поудобнее перехватила тяжёлый молот. — Скажи, там, внизу по лестнице, ещё кто-то стоит?

Кай попытался вспомнить:

— Кажется, никого...

Но тут за его спиной раздался осторожный кашель:

— Кхм, извините, что отвлекаю...

— Да? — оглянулся Кай и увидел Олафа.

— Ребята, что вы такое здесь натворили?

11

— Олаф, — твёрдо сказал Кай. — О том, что ты видел, надо молчать. Об условиях договоримся.

Водитель вездехода с аккуратностью притворил за собой дверь в коридор и лениво хмыкнул:

— Ну, допустим. Я ничего не видел, и вообще мы давно в пути. Но как ты теперь собираешься выводить отсюда барышню? По парадной лестнице?

— Там, по-моему, никого не стоит... — пробормотал Кай.

— На самой лестнице — да. А вокруг?

Что там вокруг, Каю представлялось неотчётливо. Но да: вывести женщину через парадный вход, чтоб ещё никто не заметил — нереально. Женщины и без того очень заметны, а на Эр-Мангали, где они в большом дефиците — так и подавно. Всякий поймёт, что Сони сбежала от Флореса на сторону Рабена, а рабеновы шпионы ей попытались помочь.

Итог несомненен: несдобровать. Олаф под таким не подпишется.

— Ладно, придумал, — решил водитель. — По выходе из кабинета ныряем под лестницу. Я добываю ключ от чёрного хода. Покидаем дворец через задний двор, мы с Каем идём к вездеходу, девица — куда захочет. В итоге, вроде, все счастливы...

— Погоди! — перебил Кай. — 'Куда захочет' нам не годится. Её в поселковые ворота никто ведь не выпустит! Мы должны вывезти девушку на вездеходе. Иначе её тупо поймают заново.

— Резонно, — вздохнул Олаф. — Значит, обойдём Бабилон под стеной периметра. Там поздним вечером не особенно ходят. А чтобы барышня не бросалась в глаза... Пожалуй, на заднем дворе раздобудем ей парочку пластиковых ящиков.

— Зачем?

— Пусть несёт. Когда кто-то таскает ящики, меньше будут присматриваться, какого носильщик пола.

В общем-то план недурён. Если бы только ещё и Олафу доверять... Но, вроде бы, ему в этот раз подставлять Кая резона немного. Так или иначе, другого-то плана нет.

Выскользнули из кабинета в пустой коридор. Кай и Сони тут же юркнули под ведущий на третий этаж боковой лестничный пролёт. В нише под ним обнаружили дверь, откуда, верно, и брал начало упомянутый Олафом чёрный ход. Место подходящее, достаточно укромное, если, разумеется, специально их не искать. Жаль, если сунутся Диас или Маданес — эти будут искать именно что специально.

Олаф ушёл боковым коридором, как он сказал, раздобывать ключ.

— Доверяешь ему? — спросила Сони.

— Нет, — вздохнул Кай, — но других вариантов нет. Дверь закрыта. Парадный вход издалека виден. Давать ходу подозрениям попросту нет резона. Тот случай, когда надежда даёт всё-таки больше шансов.

Но чу: шаги по парадной лестнице! Сони сделала предостерегающий знак. Можно подумать, Кай их не слышит.

Но только если пришёл Диас или Маданес, прятаться без толку. Чисто на автомате всюду заглянут, как на автомате били и группу 'Оу Дивиляй': чтобы всех подавить, но никого не насмерть. Остаётся надеяться...

Шаги протопали через площадку второго этажа к двери злосчастного кабинета. Заскрипела дверь. Ох, ну вот сейчас уж начнётся!

Началось! Будто звериный рык огласил высокие дворцовые своды:

— Гады!.. О, Космос, какие гады! — прозвучало голосом Рабена, доведенным яростью и отчаянием почти до неузнаваемости. — Эй, Диас! Маданес! — прозвучало уже с площадки в метре от вжавшихся в свою нишу Сони и Кая. — Когда надо, этих уродов никогда нет...

— В чём дело? — раздался снизу чей-то недовольный и властный голос. — Чего раскричался?

— Меня ограбили, сеньор Флорес! — принялся объяснять Рабен, семенящей походкой сбегая по парадной лестнице. — Какие-то жадные твари похитили мой робарианский молот!

12

А вот и Олаф. Без лишних слов проскользнул к двери чёрного хода, провёл по замку ключом. Открыто. Предупредил:

— Громко не топать!

Ну, топать никто и не собирался. Всем понятно, что чёрный ход проходит по зданию, где могут тебя услышать. И в этом здании, пусть даже не хватились пленницы, но коллекционного молота уже хватились.

Чёрный ход вывел на задний дворцовый двор, где, по счастью, пока не начались поиски. Удобно, что ищут-то всё же не человека, а предмет, который без большого труда можно вынести и парадным ходом.

В точности, как Олаф и ожидал, во дворе громоздились пластиковые ёмкости. Все пустые, все с клеймами Галактического Альянса. Видимо, в них-то и поступало на Эр-Мангали всё то, что Флорес предназначал для своего личного пользования.

— Эти два ящика теперь твои, — заявил Олаф беглянке. — Ну вот, издали будешь выглядеть, как грузчик. Ах да, спрячь подальше свой молот, здесь с такими не ходят.

Под внешней стеной, где ночную тьму разгоняли лишь редкие фонари, без приключений дошли до Транспортных ворот. Олаф загрохотал в металлическую створку.

— Чего надо? — нелюбезно откликнулся сторож.

— Поездка в Новый Джерихон, открывай! Рабен посылает.

— Олаф, что ли? А кто это с тобой?

— Пассажир. Ксенозоолог Майк Эссенхельд. С багажом, — Олаф кивнул на пластиковые ящики, за которыми Сони прятала лицо.

— А, этот... — сторож явно в каком-то журнале искал имя Эссенхельда. — Ну да, вижу... Так вы когда ещё должны были отправиться!

— Подзадержались чуток, — зевнул Олаф. — Слыхал, что за свалка была на концерте? Драйхорну бока намяли, остальной группе тоже досталось.

Скрежетнули ворота, и все трое: Олаф, Майк и его багаж — очутились в гаражах на территории шахтёрской части посёлка. Так просто?

Впрочем, без Олафа вряд ли бы что получилось. Если бы Кай вытягивал Сони своими силами, пришлось бы тогда прорываться в другие, парадные ворота. Это было бы драматичное, запоминающееся действо, о котором элитный квартал Нового Бабилона, не умолкая, гудел бы несколько дней. Все бы жалели Сони, жалели Кая, и ведь было бы за что пожалеть!

По ночным гаражам, где в высоких ангарах, предназначенных для космолётов, стояли рядами наземные машины, эти трое зашли так далеко, что людей поблизости не шуршало. А вездеходы не выдадут.

— Ну так что думаешь дальше? — поинтересовался у Кая Олаф.

— Дальше, я так понимаю, едем...

— Куда?

— В Новый Джерихон.

— С ней? — Олаф кивнул на 'багаж'.

— Ну да. В Новом Бабилоне теперь ей нельзя — сразу найдут.

— Так и в Джерихоне найдут. Там всегда рады угодить Флоресу.

А вот об этом, как и о многом другом, Кай не успел подумать.

— Так куда же?

— Только в Свободный Содом. Из Содома нет выдачи.

Н-да... Выдачи-то нет... Вот только сам Свободный Содом — как бы не оказался для Сони страшнее всякого Флореса. Сбежать от одного похотливого козла туда, где таких целый посёлок?

— Не годится! — замотал головой Кай. — Туда и парня отправить стрёмно, а тут девушка. Слишком уж он содом! Слишком уж он свободен!

— Не скажи, — с явным сомнением в собственных словах проговорил Олаф. — Говорят, они там никого ни к чему вовсе не принуждают. А что спят все со всеми, ну так это свободный выбор. Кто не хочет — ни с кем не спит. Они ведь там не какие-то извращенцы, а убеждённые либертины. Это такая идеология, может, знаешь?

Как историк, Кай Гильденстерн, разумеется, знал, но как Майк Эссенхельд мог бы знать только на личном опыте. Да к тому же либертинаж в ХХIV веке — наверняка что-то новое по сравнению с древними образцами.

— Может, идеология, — сказал он, — а может, и биология. Кто их поймёт, что у них в одном месте взыграет при виде одинокой девушки?

— Одинокая девушка на Эр-Мангали нигде не будет в безопасности, — произрёк Олаф. — Но с ней, я так понимаю, целая группа. Которая, ну да, в меру сил, её защищает. И этой группе тоже здорово может попасть за её побег. Когда Флорес не может достичь цели, он назначает виноватого из числа тех, до кого легко дотянуться.

— Ой, — вдруг вспомнила Сони, — а как там мои ребята?

— Я их оставил там, у помоста, — Кай обмер, — специально предложил меня подождать...

— К счастью, решение о 'подождать' выполнить им не дали, — самая новая информация об 'Оу Дивиляй' отыскалась у Олафа. — Вытолкали в шею через Центральные ворота. И аппаратуру вышвырнули им вслед.

— В общем, они теперь в безопасности, — заключил Кай. — При условии, что вовремя свалят в тот же Содом.

13

Сборы в дорогу выдались суетливыми и хлопотными. Впрочем, так получилось, что суета и хлопоты выпали в основном не на долю Кая. Зато бедный Олаф так себя загонял, что уже казался вовсе не тем вероломным двойным агентом, как это было вчера с утра, а просто безвольным беднягой, который не в силах никому отказать: ни своим, ни чужим. Кто знает, может отчасти всё так и было.

Привести в гаражи целую рок-группу с аппаратурой, по возможности не разбудив весь немаленький шахтёрский квартал. Подобрать такой вездеход, чтобы был на ходу, и при этом группа с аппаратурой в нём хоть как-нибудь смогла разместиться. Договориться с привратниками, теми, что отмечают время и факт прибытия вездеходов. Обосновать для начальства странный выбор вездехода для поездки к Новому Джерихону и странный его маршрут (ага, через Новый Содом, который гораздо дальше!)

Пока вокруг Олафа всё шуршало, всё загружалось, продумывалось и догонялось, Кай себя чувствовал словно бы исключённым из общего процесса. Да, это, кажется, он весь процесс-то и запустил: ещё тогда, у двери в кабинет Рабена. Но как запустил? Просто свёл беглянку Сони с подлинным специалистом по устройству побегов. А дальше — дальше всё само завертелось, оставив его на обочине процесса.

На обочине Кай многое о себе понял. А ещё — о полезном знании.

Кай не знал, как вывести Сони из бабилонского дворца. Не знал, как уйти через Транспортные ворота. Не знал, куда ехать, чтобы не было выдачи в Новый Бабилон. Не знал и того, где живёт драйхорнова группа, которую требовалось позвать. (Сони-то знала, но затруднялась толково объяснить, а выпустить её одну в посёлок всё же неправильно, как-никак — девица искомая). Да, слишком многого он не знал, и повезло, что всё это знал Олаф.

— Группу зовёшь ты, — сказал Олаф. — Я не успеваю. Отсчитай третий барак наверх от Чипсайда — там они.

И Кай пошёл, и нашёл 'Оу Дивиляй'. Мало кто спал: большинство сидело перед бараком и перемывало свои же кости, которые и так болели в результате вечернего поражения. Кто умел, пытался чинить аппаратуру. Драйхорн просто сидел с ожесточённым лицом и рычал на любого, кто подвернётся. Каю тоже досталось, но то такое.

— У меня новость, — сказал Кай группе, — очень важная, но только чур не кричать. Не стоит поднимать шума: всё ещё может сорваться, — и после паузы, — Сони здесь.

Радостные лица, зажатые ладонями рты. Как? Это где? Побежали?

— Медленно собираемся, — с деловым видом распоряжался Кай, — не забываем аппаратуру: за ней вернуться будет не суждено. Двигаемся к гаражам — это до здешней сцены и сразу за ней повернуть. Там, у гаражей, встречаем меня и организованно грузимся в вездеход. Куда едем? До Свободного Содома. Место гнилое, но авось вывезет. Да, в гаражах к нам присоединяется Сони. Вопросы есть?

— Есть вопрос! — это повеселевший Драйхорн. — Пиво когда поставишь?

— В Свободном Содоме. Если его там пьют.

14

Кай не зря договаривался так, чтобы не привести группу к гаражам, а оставить её и потом встретить. Одно важное дело в шахтёрской части посёлка оставалось и у него самого. Бенито Родригес. Пересечься с ним Каю было необходимо ещё до отъезда.

Объясниться. Что бы ни наговорил Родригесу самодовольный индюк Рабен, Кай к нему в шпионы не набивался. Более того, работая и на Рабена, Кай всегда готов посылать сигналы в другую сторону. Пусть Бенито не сомневается, хотя трудно, быть может, не усомниться.

Штаб службы безопасности колонии безмолвствовал, когда Кай к нему подкрался и тихо поскрёбся в дверь. С первого раза никакого ответа не пришло. Кай проявил настойчивость. С третьего раза дверь с неожиданной быстротой распахнулась, чья-то цепкая кисть ухватила его за грудки и бесцеремонно втянула внутрь.

— Зачем шумишь? — послышался сонный голос Сантьяго.

— Я пришёл поговорить с Беньямином. Он здесь?

— Здесь, — мастер боя зевнул, — но будить его я тебе не позволю.

— У меня важный разговор...

— Знаю. Неважный бы до утра потерпел. Но и важный тоже потерпит.

— Мне придётся уехать...

— Я знаю. И Бенито знает. Не считай его наивнее себя.

— Мне пришлось принять предложение Рабена.

— Многим пришлось — на самом-то деле. Это не важно.

— Мне придётся сейчас уйти, — вздохнул Кай.

— В добрый путь, — пожелал Сантьяго.

— И мне многое надо сказать, но одно, самое главное, я хочу, чтобы Родригес узнал: Олаф, которому он доверяет — двойной агент.

— Да, — подтвердил Сантьяго, — двойной! Бенито в курсе.

— Но как же...

— Эх, не бери-ка в голову. У Бенито почти все двойные агенты. Кроме меня: ко мне просто боятся с таким обращаться. А другие на кого только не работают. Ты не знал? Это потому, что ты у нас новичок.

15

И выли волынки, и стучал барабан, и выводила причудливо-кудрявую линию клавишная скрипка. Уайлд-гитара же до поры молчала, чтобы в нужный момент порвать публику в клочья.

Нынче у группы 'Оу Дивиляй' новая песня. Сочинённая в тряской тесноте пассажирского вездехода, в тревожный час внутрипланетной эмиграции, она призвана поразить кровоточащие сердца всех и всякого, кому тоже некогда пришлось в панике бежать из Нового Бабилона.

Чтобы верней поразить сердца, мудрый Драйхорн временно уступил данную свыше роль бессменного солиста группы, чтобы смиренно трудиться на умеренно урожайных полях бэк-вокала. В этой песне солирует Сони.

Вот Сони вышла на авансцену и проникновенно запела:

— Мечтал повелитель о сладкой постели,

Да девичье тело покинуло дом,

И нет больше в жизни ни смысла, ни цели,

Привет, либертины, Свободный Содом!

— Хорошо поёт, — одобрил Кай, усаживаясь в кабину вездехода, — содомитам наверняка придётся по вкусу.

— Либертинам, — поправил его водитель.

Ну да, либертинам. Слова 'содомит' они избегают, так как находят его слишком откровенным. Особая культура стыда вербализации действий. Сами действия для них не постыдны, но лишь попробуешь их назвать...

— Не хотел спину размять? — спросил Кай у Олафа. — Целые сутки ведь просидел за рулём.

Между прочим, это были сутки езды на пределе скорости по глубоким ухабам. Даже на участке горного серпантина. Даже в лабиринте каменных сосен. Страшно подумать, куда влепил бы свой вездеход, например, Брандт.

— Размять? Да ну, я привык, — Олаф аж закряхтел, на силу расправив плечи, но не желал признаваться в усталости.

— Не хотел быть замеченным?

— В корень зришь. Меня же в посёлке знают. Кто-то ляпнет, что Драйхорна я привёз. Раззвонят и по другим посёлкам. Не приведи Космос, дойдёт до Рабена. Смекаешь? А надо же врать, что мы тупо задержались на пути в Новый Джерихон.

— Кстати, сколько ещё до Джерихона?

— Отсюда дальше, чем от Бабилона, к сожалению. Но доедем денька за полтора. Если не нарвёмся на эту, враждебную фауну. В том лесу, который нам предстоит, она злее всего... Вовек бы мне там не ездить!

— Извини, — вздохнул Кай.

— За что?

— Что тебя втравил.

— Пустое, — отмахнулся Олаф, рывком трогаясь, — К тому же, нет худа без добра. Из Содома ведь перед тем пришлось увести, почитай, всю агентуру. А теперь среди здешних будут всё-таки наши люди.

Ой, о чём это он? Последние слова Кая немного насторожили. 'Наши люди' — в каком смысле? Если Олаф, как он сказал, работает на Рабена, то группа 'Оу Дивиляй' в Свободном Содоме ему никакие не 'наши'. Уж кто-кто, а Рабен их в этот посёлок никоим образом не посылал. Посылал только Сони — с Диасом и Маданесом — известно, куда.

Что и говорить, Олаф, начиная с побега Сони, работал отнюдь не на Рабена. Но не будет ли заблужденьем решить, что он работал на Кая? То есть вдруг, не ломаясь, позволил себя вовлечь и поддался азарту? Нет, в такое что-то не верится. Не значит ли это, что хитрый Олаф продолжал втихаря держать сторону Бенито Родригеса? Да, такое похоже на правду.

Ну так что ж он тогда болтал обратное — тогда, в первую встречу в рабеновом дворце? Ах, ну да: до Кая теперь дошло. Это была проверка.

Глава 14. И на тебя разинет пасть,

или Недосягаемость для критики только снится

1

Через лес Бритвозубых Монстров мчались на такой скорости, что ни один из монстров так и не догнал, а они-то бегуны что надо.

Чиркая бортами по стенам, миновали Узкий туннель, причём летели с той же головокружительной быстротой, так что даже чудовищный Проглот, дежуривший там на выходе, не успел распахнуть свою фирменную пасть размерами с гаражные ворота. Прощай, Проглот!

Жёлтую речку, петлявшую по дороге, форсировали вброд минимум трижды, причём кишевшие там пиявки никак не успевали вгрызться в обшивку вездехода. Но могли, по уверению Олафа.

— Там же был мост! — в один из таких раз воскликнул Кай.

— Пару лет назад — несомненно, был. Но сейчас его наверняка источил шашель. Беда всех деревянных строений на заброшенных дорогах.

— Другие мосты — помню, были разрушены. Но этот-то с виду цел...

— А, некогда проверять!

И вездеход уже стремился дальше, настолько дальше, что миг назад отошедший в прошлое мост оказывался не только неактуален, но и зыбок в отношении существования себя самого. Ибо неразличим. Точно ли мост проехали? Кто его разберёт на таком расстоянии?

Скорость вездехода такова, что даже сами ландшафты менялись чуть ли не с калейдоскопической быстротой. От Содомской горной гряды ехали с минуту по широченному лугу, потом лес, новая горная гряда и туннель под нею, снова лес, опять луг, испещрённый рукавами Жёлтой реки, снова лес, дальше песчаные дюны, вид на морской залив, украшенный битыми рыбацкими баркасами, за заливом — выступающий мыс и на нём маяк. Вот уже и Новый Джерихон? Однако, что ж это? Дорога снова сворачивает в лес, объезжает очередную гору, и только за нею вновь спускается к морю, скрипит мелкогалечником, на котором греются столь любимые Брандтом плоскопузы. Глядь — впереди замаячила пара халуп знакомого джерихонского облика. Ну, наконец-то... Что, и это не всё?

— Ещё Хнэрковый лес, Хамелеонов лужок, Хвандехваров лиман, виноградник под Белой скалой — и, считай, на месте.

Что ж, и то обнадёживает.

— Кстати, Олаф, не скажешь, зачем меня в Джерихон вызвали?

Усталый водитель находит в себе силы рассмеяться:

— А я-то думал, когда о работе вспомнишь? По правде говоря, заранее говорить не велено, типа тайна. Но, чтобы сберечь время, основное скажу. Будешь помогать обезвредить Адского Червя.

— Кого?

— Адскую Свинючину видал? Ну, этот наподобие.

— А с чего вдруг такая срочность?

— Важно типа не дать ему уползти. Этот паршивец в одиночку разгромил Джерихонский космодром. Ну, площадку, где рудовозы садятся.

— И что?

— Так сожрал какие-то ценные вещи — в контейнерах, предназначенных для отправки.

— Это мне в одиночку предлагается их изъять?

— Почему в одиночку? У них экспедиция. Лучших охотников посёлка согнали. Только специалиста по эти тварям нет. И все что собрались... В общем, никак не могут приблизиться...

2

Подробнее в курс дела Кая ввёл тот самый вертлявый Дантеро, который в прошлое посещение Джерихона подсаживался к нему в пабе у пристани, пытался переманить. В этот раз, правда, вербовщик встречал Кая на самом въезде в посёлок: уж видать, сильно припекло. И в речи его звучали неприятно требовательные ноты:

— Где вы шлялись? Вас ещё двое суток назад ждали!

Олаф тоном здравой рассудительности принялся излагать липовую версию о заглохшем двигателе. Ага, посреди Шпанского леса. Там было очень страшно.

Дантеро только рукой махнул, но, похоже, поверил. Верно, Брандт, который возил из Нового Джерихона в Новый Бабилон скоропортящиеся съестные грузы, приучил уже местных к частым своим задержкам.

Да, Дантеро поверил, но всё же сказал:

— О подробностях расскажешь Эрнандесу. Моё дело сейчас маленькое: встретить и препроводить. В общем, разворачивай оглобли: едем сразу на наш космодром. Впусти-ка меня в салон.

Олаф послушался, хоть и счёл выразить удивление:

— Без заезда в посёлок? Ладно...

— Кой там чёрт заезжать? Всё начальство сейчас под космодромом мается, — ответил Дантеро уже из салона.

— Что так? — включился и Кай.

— Да пока вас, олухов, ожидали, та прожорливая тварь прорвала уже оцепление. Оставила разгромленный космодром и спокойно скрылась.

Спокойно скрылась? Хорошо же её стерегли!

— Так никакого Адского Червя там уже нет? — с плохо скрытым облегчением уточнил Кай.

— Ясно, что нет! Да догнать-то всё равно придётся. У него теперь полное брюхо наших артефактов. Если не перехватить, доползёт аж до Адских топей. А там затеряется среди себе подобных — ищи-свищи. Хорошо, хоть след за собой оставляет. Не обознаешься.

Кай немного подумал, потом всё-таки спросил:

— Что-то не могу взять в толк. Почему червя не убили сразу, как была такая возможность? Бластер его, что ли не берёт?

— Берёт ли бластер, это у вас, учёных, надобно спрашивать, — ответил Дантеро, — думаю, с этим проблем нет. Но только ведь к нему не приблизишься. Да, даже на бластерный выстрел. Эти твари вызывают панику у всех, кто их видит. Особенно в тот момент, когда что-то сожрут.

О, вот и доехали. Лесок расступился. Вездеход вырвался на большую поляну, где на компактной площадке знакомого уже Каю типа стоял рудный космический самосвал. Вокруг него кучками стояли люди в джерихонских цветастых шарфах. И немало: не меньше сотни. Преобладала поселковая охрана. Держались все настороженно.

Чуть в стороне Кай заметил бывшие строения 'космопорта'. Четыре сарая, а может быть, гаража, разрушенных почти до основания и покрытых слизью. Двухэтажная будка сторожа, верхний этаж которой чудом держался всего на двух стенах этажа нижнего. Да уж, то, что там проползло, дороги не выбирало. Если же проследить за широкой слизистой бороздой, уходящей с поляны, на её пути заметны не только развалины зданий, но и треснувшие бетонные плиты, сломанные кусты и вывороченные деревья.

Перед разорёнными постройками мини-космодрома на траве рядком лежали тела. Где-то с полдюжины. Все, кто лежал, были в костюмах поселковой охраны Нового Джерихона. Их яркие шарфы теперь покрывали лица. Погибли, пока они с Олафом посещали Свободный Содом.

Всё серьёзно, Кай. Опять очень серьёзно.

3

Встревоженный Эрнандес — новоджерихонский начальник — выглядел куда менее начальственно, чем даже Рабен или Лопес. О Флоресе, перед которым они трепетали, так и говорить нечего. Что же отсюда следует?

Пока Эрнандес выкрикивал упрёки пополам с угрозами, Кай для себя вывод, отмечая попутно, что угрозы сводились, в основном, к одному: пожаловаться Рабену.

Наверное, взгляд на любое главное лицо может дать представление о мере самостоятельности того места, где оно главенствует. С этой точки зрения что можно сказать о собственной линии Нового Джерихона? Шарфики. Знак местного патриотизма. Их для того и носит здесь каждый встречный и поперечный, чтобы прикрыть от взглядов, фигурально выражаясь, тугой бабилонский ошейник.

Та же ложь, которую до того скормили Дантеро, была воспроизведена слово в слово. Мол, выехали своевременно, старались успеть, но техника подвела, все претензии к вездеходу.

— Экспедиция, которую вы, господин ксенозоолог, должны были возглавить, давно ушла! — процедил Эрнандес.

Что ж, подумал Кай, не будем винить за то экспедицию. Мог бы сказать и вслух — хуже не станет, но не стоило конфронтировать с человеком, которого надеешься опросить. Да, экспедиция вышла, примем как факт.

— А когда ей положено вернуться?

Оказалось, уже положено. То есть, с минуты на минуту. Вернее, время на экспедицию уже, строго говоря, вышло.

— А чем обусловливалось отведенное время?

Оказалось, расстоянием до Адских топей. Если Адский Червь, по следам которого вышли охотники, полз в родные места с обычной своей скоростью по прямой... В общем, должен был уже доползти.

— Ну, раз так... — вздохнул Кай, — видимо, мне их всех догонять смысла уже не имеет...

Но нет, Эрнандес настаивал на обратном. Уж если с Рабеном всё было договорено, то приезжей звезде науки не след отлынивать от обязанностей, которые и так урезаны неумолимой судьбой.

— Решено, догоняю! — выгоды от того, что успеет туда отправиться, Кай и сам отчётливо представлял. С Рабеном по возвращении разговаривать будет намного легче, ведь не бездельничал, помогал партнёрам...

А что адскую тварь упустили, так не один же ты виноват.

— 'Догоняю', — передразнил Эрнандес. — Так чего же вы тогда ждёте?

— Мне нужен рассказ, как всё было. Желательно, от очевидцев.

И пока Кай не получил желаемого, он никуда не ушёл.

4

Никаких очевидцев Эрнандес, конечно же, не привёл, но пообещал подробный рассказ обо всех аспектах случившегося, какими заинтересуется Кай. Что ж, и на том спасибо.

Итак, что он понял. Для начала хотя бы то, что начальник Нового Джерихона будет ябедничать грозному Рабену с умеренностью и оглядкой. И на что он будет оглядываться? Разумеется, на свои артефакты.

На вопрос Кая, откуда они взяты, бедный Эрнандес принялся юлить, позабыв даже о своём справедливом гневе.

— Рабен не в курсе, что именно проглотил Адский Червь? — вот и на Кая снизошло великое искусство задавать прямые вопросы.

— Ну, не то, чтобы совсем уж не в курсе, — замялся поселковый глава.

— Ага, — заключил Кай, — стало быть, не в курсе Флорес.

Последнюю его догадку Эрнандес вовсе не стал комментировать, из чего Кай сделал вывод, что попал в самую точку. Пообещал:

— Дальше Рабена не уйдёт. А если что-то не надо бы знать и ему — сможем договориться. Но мне, чтобы чем-нибудь вам помочь, информация нужна полная.

— Хорошо, — сдался тревожный начальник. — Вынужден сказать, что вы правы. Флорес несколько не в курсе об одной нашей удаче. Я её скрыл, чтобы он, как говорится, 'не наложил лапу'. На наших шахтах до недавнего времени добывали только руду. Много за неё, как вы знаете, не выручишь. Альянс за неё, правда, исправно платит. Убеждает, что эта руда ему нужна позарез, но, — в эрнандесовом голосе зазвучали скептические нотки, — мне в это как-то не верится. Наш Новый Джерихон спасает торговля морепродуктами. То, что платят нам за руду — чистый грабёж. Раскошеливаются только за древние цацки.

— До сих пор все цацки стекались к Флоресу, так?

— Да, он держал монополию, — вздохнул Эрнандес. — Его шахтёры давно дорылись до интересных пластов...

Ага, до дромоса с погребальной камерой, принявшего имя Особой штольни. Как же, как же, неплохо помним.

— ...ну а здешним тогда не везло. Потому-то Флорес смотрел сквозь пальцы на наши попытки торговли с закупщиками от Альянса, — с этими словами Эрнандес красноречиво указал пальцем в небо.

Да, закупщики где-то там, наверху. Можно сказать, глядят на Эр-Мангали свыше. Значит, Эрнандес всё-таки делает робкие попытки выползти из-под Флореса и напрямую общаться с этими 'божествами' к собственной выгоде? Но делает это совсем уж потихоньку — и лишь до первого червя-дебошира.

— Как давно ваши шахтёры добрались до пласта с артефактами?

По путаным объяснениям Эрнандеса получалось, что с полгода уже. Но, поскольку шахтёров у Нового Джерихона исчезающее мало, а резкое увеличение их числа вызвало бы лишний интерес в окружающих посёлках (а вернее, внимание шпионов и лишние расспросы Флореса), то разработка пласта продвигалась небыстро. До нынешнего момента было лишь две успешные поставки. Третью сорвал червь.

Далее, что в ответах Эрнандеса Каю показалось важным. Все поставки Альянсу руды и сопутствующих предметов, как и спуск от Альянса ссыльной рабочей силы, в Новом Джерихоне были организованы через этот лесной космодром. Он здесь просто один. Иное дело — Новый Бабилон, у которого таких космоплощадок не меньше десятка.

Ну так вот, всякий раз, как на несчастный джерихонский космодромчик завозили готовые к отправке контейнеры — среди Адских Червей в топях здесь неподалёку наблюдалась странная активность. (Уж не на Флореса ли работают черви, сострил по этому поводу Кай, но не высказал вслух).

Черви выползали на сушу, чего обычно за ними не наблюдалось. С поразительной энергией стремились к лесу через вовсе некомфортные для них места — каменистые, лишённые влаги. Но до космодрома ни разу не доползали. Теряли к нему всяческий интерес, стоило рудовозу с грузом артефактов на борту стартовать.

В это раз произошло иначе. Разница в условиях свелась к одному: рудовоз опоздал. Предназначенные к отправке контейнеры не исчезли отсюда за день, а провели не менее чем трое суток, в ныне разрушенных сараях. И как раз на вторые сутки приполз Адский Червь.

Чудовище порезвилось, как только могло. Сторожей, специально выставленных у складов с особо ценными контейнерами, по-видимому, проглотило. Сами контейнеры — определённо, тоже. Что до постоянной охраны космодрома, то она в ужасе бежала непосредственно перед визитом червя, лишь только накатила 'предварительная волна тревоги'. Один лишь директор космодрома — старый Симпсон — оставался на месте до последнего и всё-таки выжил. Он-то первый и рассказал, как адская тварь, наползая, рушила строения, а затем, разевая хищную пасть, с дьявольской избирательностью глотала всё самое ценное.

Слушая эрнандесов пересказ директорских наблюдений, Кай почувствовал, что не всему верит. Слишком уж напоминало инсценировку нападения с целью припрятать дорогие вещи. Проглочено Адским Червём? Ну-ну. Непосредственную охрану тоже червь забрал? Может быть, но тоже трудно проверить. А не могли бы хитрые сторожа в сговоре с директором где-то припрятать ценности, а то и просто дать с ними дёру, чтобы впоследствии разделить?

Правда, в версии инсценировки тоже не всё сходилось. Адский червь. Его-то в сговор не включишь. А он здесь наверняка был: след по себе оставил вполне убедительный. Человеку столько пахучей слизи, да ещё таким жирным слоем, искусственным путём не нанести.

Чтобы верней разобраться, Кай выразил желание побеседовать с Симпсоном лично, но не вышло: оказывается, директор-свидетель ушёл с другими преследователями червя. Он, видите ли, тоже охотник.

Что ж, если директор вернётся, Кай знает, о чём поспрашивать. Но, если подозрения хоть мало-мальски верны, конечно же, не вернётся. Зачем?

Когда охранники космодрома, а чуть позже — директор, добежали до Нового Джерихона, душераздирающая новость быстро сделалась достоянием всего посёлка. Видно, паника, подхваченная на месте атаки червя, не проходила сама собой от перемены места.

С этого-то времени Эрнандес и выехал к злополучному космодрому, а также стянул к нему большое количество поселковой охраны. Тогда же и в Новый Бабилон к Рабену поехали гонцы с просьбой прислать ксенозоолога Эссенхельда. Ожидали его, разумеется, сразу, а не после долгой аферы с обломом Флоресу полового наслаждения.

Ещё на подъезде к космодрому Эрнандес и его люди ощутили сильное беспокойство, из чего по рассказу Симпсона заключили: тварь всё ещё где-то рядом, переваривает съеденное. И, хоть видеть её толком не видели, безошибочно локализовали там, в развалинах. Не имея моральных сил приблизиться к месту бедствия, Эрнандес и его люди организовали по крайней мере оцепление. Так себе мера, учитывая возможности червя, но что придумаешь лучше. Опять же, и Эссенхельда ждали, который с часу на час появится и всех просветит.

Понимая свою задачу так, что червя надлежит убить и вернуть проглоченное, Эрнандес уже тогда сформировал группу из десятка охотников, раздал им лучшие бластеры из поселкового арсенала, но, коль скоро её возглавить — ещё в первом послании Рабену — было предложено бабилонскому ксенозоологу, группа тогда мало чем себя проявила. Ждала.

Новый этап трагедии оказался связан с прибытием рудовоза. Как только космический самосвал появился в небе над посадочной площадкой, адская тварь заметалась, доламывая недостаточно утрамбованные строения, круша деревья вокруг. Беспокойство червя сполна ощутили и люди. Стреляли куда-то вдаль, не видя, куда лупят, встречали огнём перепуганных товарищей, в том же животном ужасе ломившихся сквозь кусты, забывали элементарные навыки безопасного обращения с оружием. Результатом беспорядочной стрельбы в состоянии паники, собственно, и стали шесть трупов, бросившихся в глаза Каю.

Когда же посадка рудовоза свершилась, Адский Червь ринулся на прорыв оцепления. Оно ему не было (и, поди, не казалось) мало-мальски опасным, не то что ревущее нечто, спустившееся с небес. Кому, можно сказать, ещё крупно повезло, так это новичкам-каторжанам, явившимся с рудовозом. Эти с червём 'лицом к лицу' не столкнулись, отделались сильным испугом неясного происхождения. Такой себе посадочный шок.

После прорыва оцепления, как только сделалось ясно, что жуткая тварь убралась, Эрнандес и его люди мало-помалу решились выйти к разгромленному космодрому. Аккуратно эвакуировали новичков, чтобы не мешались под ногами, осмотрели поляну, оценили ущерб.

Общая калькуляция жертв Адского Червя составила к сему моменту десять человек: двое предположительно проглоченных ещё при первой атаке твари на склады, двое — при прорыве оцепления, шестеро попавших под беспорядочный огонь товарищей. Впрочем, ради успокоения своих людей начальник посёлка официально числит полностью проглоченных как 'пропавших без вести', но, кажется, людей этим частным преуменьшением не очень-то успокоишь. Ну да Эрнандесу самому спокойнее так считать.

Когда червь уполз, а осмотр ключевых руин подтвердил: артефакты проглочены, пришёл черёд выступления экспедиции, которую Каю возглавить так и не привелось. К девятерым охотникам с бластерами прибавился ещё Симпсон. Во искупление греха, так сказать. Ведь нехорошее дело стряслось на вверенной ему территории. Не предотвратил.

Такова вкратце история здешних событий.

Что касается воздействия червя на людей, здесь Эрнандес полностью повторил сказанное Дантеро с некоторыми новыми подробностями. Да, влияние таково, что при виде ужасной твари неконтролируемый панический страх людей просто парализует. Впрочем, и до того, как червя увидишь — ещё издали — накатывают волны необъяснимой тревоги.

(Кай в ответ на такие сведения, задвинул нечто приличествующее ксенозоологу: мол, почти всё понятно. Гипноиндукция какая-то, посредством неведомого носителя: может быть, запах?).

Ну а главное, о чём важно было выспросить — о применённой к червю тактики джерихонских охотников. Тут как раз-таки выяснилось, что тактики никакой и не было. К сожалению. Детская надежда на чудо, вот и весь тактический замысел. Да, к мерзкой твари нельзя подойти. Но вдруг как-нибудь получится? Скажем, по выходе из лесу тварь расслабится, а тут охотник выбегает, и в финале все счастливы.

А впрочем, удалось ли самому Каю выдумать идею получше? Все хитрые планы, что приходили на ум, грешили неосуществимостью.

Например, было бы здорово расстрелять подлую тварь с воздуха. Тут и деревья вокруг не будут помехой, да и расстояние можно варьировать. Страшно пилоту — поднялся ещё километром выше, в то время как Адский Червь как на ладони...

Да только нет на Эр-Мангали управляемых человеком флаеров и планетолётов. Лишь автоматы вроде того же рудовоза. Запустить его в жёстко заданном режиме 'возвращения к Альянсу', вот и всё вмешательство человека, какого его программа потерпит. Но и то при условии знания нужных паролей. Что вы хотите: карантин.

5

— Мне кажется, сеньор Эссенхельд, вам самое время отправляться, — сказал Эрнандес. Времени потрачено достаточно. И на ожидание, и на введение вас в курс дела.

И он прав. Не стоит затягивать. Ибо Кай, беседуя о важнейших аспектах дела, не раз ловил себя на том, что отвлекается на происходящее вокруг. Так и тянуло лишний раз поглядеть, не вернулась ли экспедиция.

Не вернулась. Всё-таки нет.

— Вы дадите мне провожатого? — спросил Эрнандеса.

— Отчего бы нет, — согласился тот. — Дантеро!

Вертлявому вербовщику самостоятельно свести знакомство с Адским Червём явно не улыбалось, но куда уж он денется.

— Эй, бластер для Дантеро! — распорядился Эрнандес.

Какой-то из мелких начальников охраны отдал собственный.

Кай думал было заикнуться об оружии для себя, но разговор начался извне и прошёл вовсе бестолково.

— Вы умеете пользоваться бластером? — на этот вопрос Кай не посмел соврать. К чему позориться, если неумеху станет видно по первым же движениям. Да и опасно брать в неподготовленные руки смертоносные штуковины подобного плана.

— Но какое-то оружие у вас есть? — Кай показал 'менору' и в этот момент понял, что спрашивать обоймы для семизарядного револьвера следовало раньше и в другом месте. Откуда Эрнандесу сейчас такое возьмут?

Так и остался совсем без оружия. Смешно, но поучительно на будущее — если таковое, конечно, будет.

Итак, вдвоём с недовольным Дантеро при одном казённом бластере на двоих. Отличные условия для вступления на тропу, с которой до того десять человек не вернулось. А ещё десять здесь полегло. И в основном от бластера.

6

Жирная полоса слизи пролегала по лесу, как просека. Иди вдоль неё — не ошибёшься. Вот только топать по самой слизи несколько противно, и в попытках не замараться ты вынужден перелезать через стволы поваленных деревьев, что движение твоё не очень-то ускоряет.

По пути через лес никакие волны страха на Кая не накатывали. На Дантеро, по-видимому, тоже.

Но при выходе из лесу на участок бесплодного каменистого ландшафта страх всё-таки подкрался. Но только не в форме немотивированной тревоги: Кай первым углядел человеческое тело — там, впереди, под скалой, чуть в стороне от оставленной червём полосы слизи.

Озираясь на случай опасности, подошли к трупу. Грудь убитого была располосована бластером, при нём самом оружия не нашлось. И надо же: Дантеро признал в мёртвом теле Симпсона, директора космодрома. Вот и поговорили.

Кай отметил:

— Непохоже, что здесь от червя отстреливались.

— Думаешь, Симпсона кто-то просто от злости замочил? А что, может быть. Доставучий был старикашка.

Вернулись к слизевому пути. Прошли по нему ещё шагов двести, добрались до места, где Адский червь резко повернул, чтобы проползти между скалами. Здесь, на повороте, обнаружили ещё одно тело — со снесённой избластера головой. Кучно пошли.

— А это Томпсон, — отрекомендовал мертвеца Дантеро, вглядевшись в обезображенную голову. — Он тоже из тех охотников.

Что Симпсону, что Томпсону последняя охота удачи не принесла. Кто-то ничуть не похожий на Адского Червя всласть поохотился на них самих.

— Идём, что ли, дальше? — не без сомнения спросил Дантеро. Или ...э вернёмся к Эрнандесу рассказать, что увидели.

— Дальше, — с грустной уверенностью вздохнул Кай, — эти два тела, к сожалению, ничего мне не объясняют.

— Ага, нужно хотя бы третье, — сыронизировал джерихонец.

А что насмехаться? Можно подумать, ему самому ясно, кто и зачем прикончил этих двоих охотников.

Третьим нашли тело Дженнингса. Вот оно лежало прямо на слизистом пути, да ещё посреди глубокой слизевой лужи, головой вниз. Лужа источала тошнотворно концентрированный запах ванили, который прежде не ощущался. Может, Адский Червь, обороняясь, применил какие-то ядовитые выделения?

Кай не успел произнести своей версии насчёт отравы, когда прыткий Дантеро Дженнингса перевернул. Вроде, без особого вреда для себя, только и того, что запачкался. Если выделения и токсичны, то содержат яд отсроченного действия, не моментального. Но если так, то и смерть охотника в этой луже — не от отравления, а...

— Не понимаю, — пробормотал Дантеро.

— Ты о том, что на теле нет повреждений? — Дантеро кивнул. — Погляди тогда на лицо. На гримасу и чем оно залеплено. Это смерть от удушья. Стесняюсь произнести, в чём.

— Усёк, — Дантеро поморщился, отряхивая ладонь от ванильной слизи, — Дженнингса утопили в луже червячьего дерьма, да? Кто-то насел сверху, прижал его голову и не давал продышаться. Тьфу, канальство!

Ещё бы не канальство. Задохнуться в экскрементах ползучей твари — изощрённо мерзкая смерть. Кто-то пожалел дорогого выстрела: верный почерк героя с Плюмбума. И спрашивается, при чём тут червяк?

Дантеро снял бластер с предохранителя и шёл дальше с пальцем на спуске. Кай, если он в этом хоть что-нибудь понимает, сказал бы, что напарник совершает грубейшую ошибку, выделенную во всех руководствах жирным шрифтом и красным цветом. Но мог ли он возражать после всего увиденного? Тех, кто выжил из экспедиции — ага, прославленных джерихонских охотников — опасаться стоило по крайней мере не меньше, чем неуловимого представителя ксенофауны.

— Ой, а это что? — Дантеро указал на знакомый уже Каю пластиковый ящик с клеймом Галактического Альянса. Ага, так вот о каких контейнерах с артефактами шла речь.

Этот контейнер был пуст. Измазанный снаружи ванильно пахнущими выделениями, в которых он, собственно, и плавал, внутри этот ящик зато блестел чистотой. Стало быть...

На сей раз Дантеро сообразил быстрее:

— Так вот оно что! Адский говнюк испражняется цацками!

— А те, кто идут по следу, стараются их прикарманить, — добавил Кай.

Вот охотнички-браконьеры! Ясно же, что контейнер не внутри червя треснул. Его кто-то вскрыл и вытащил содержимое. Кто-то, кроме Симпсона, Томпсона и Дженнингса.

— Ого, — несколько истерически оживился Дантеро, — А вот и Дженкинс лежит. И Перкинс до кучи. Что-то будет дальше?

Что дальше? Известно, что: в экскрементах червя показались новые вскрытые ящики.

7

— Симпсон, Томпсон, Дженнингс, Дженкинс, Перкинс, — Дантеро словно детскую считалочку повторял. — Уже интересно, кто следующий.

Ну да: 'кто — ты — будешь — такой?'.

Шестым оказался Хендерсон. Этого, как и Дженкинса с Перкинсом, честно порешили из бластера.

— Ха, — произнёс Дантеро, — бьюсь об заклад, утопленников больше не будет!

— Почему ты так решил? — не сообразил Кай.

— Так ведь этот Дженнингса притопил, — пояснил вертлявый, — зуб даю, его жлобский почерк.

Кай поглядел в мёртвые глаза Хендерсона. Не сказать, чтобы в них отпечаталось нечто уловимо плюмбумическое. По крайней-то мере, не больше, чем у других. Вот при жизни из этих глаз жадность, наверное, так и пёрла. Если, конечно, Дантеро не оговорил покойника. Мало ли что за отношения сложились у них в Новом Джерихоне.

А счёт вскрытых контейнеров уже перевалил за десяток. Ну, скорее всего. С точного счёта Кай сбился, но где-то дюжина плюс-минус один. Или плюс-минус два.

Следующим нашли Хантера. Этот был убит изобретательней многих. Перерезанный бластером надвое, он частично остался снаружи, а частично был упакован во вскрытый контейнер. Видимо, его застрелили, пока он в нём шарил. То есть, Хантер доверял оставшимся и не ждал нападения.

— Десять человек минус найденные Симпсон, Томпсон, Дженнингс, Дженкинс, Перкинс, Хендерсон, Хантер, — перечислил Дантеро, — всего их остаётся трое, Майк! — и закончил явно повеселевшим тоном. — Ого, наши шансы повышаются!

Имел ли он в виду шансы выжить, выполнить задание, или какие другие, Кай благоразумно не стал доискиваться. Мало ли. Только заметил, что к охотникам, посланным Эрнандесом в экспедицию вполне могли добавиться другие 'охотники' со стороны.

— Пока никого нового не было, — возразил Дантеро, — все убитые строго по списку Эрнандеса. Это я ведь их и собирал.

Убитые? Да, по списку. А живые: там, впереди?

Впереди каменистый ландшафт уступал место новому леску. Во влажной среде которого Адский Червь — стоит, наконец, вспомнить и о нём — уж наверное, чувствовал себя вольготнее, чем на галечнике да гравии. Но и здесь, между широколиственных деревьев, найденные тела не оставляли сомнений: жуткое чудовище внесло в их погибель довольно скромную лепту и лишь одним способом — исторжением фекалий.

В адских выделениях погиб Джонсон — истёк кровью из обрубков отчекрыженных бластером конечностей. И вот редкий случай! В луже из крови Джонсона и экскрементов червя заблудился какой-никакой артефакт, осквернённый двумя неподобающими средами.

Параллелепипед размером с архаический кирпич, но с рукояткой, причём прицепленной в самом неудобном участке большой грани. Что это было, Кай, даже как ксеноисторик, с ходу понять не мог. Надо разбираться, сличать узоры на гранях, припоминая сидские алфавиты...

Хорошо, что с ксенозоолога взятки гладки. Майк может просто сказать в заблестевшие глаза Дантеро:

— Бракованная штуковина, скорее всего. Иначе бы нам её не оставили.

— Ага, — кивнул вербовщик, — что-то не то. Смысл рубить Джонсону руки, если то, что в них было, всё равно не взяли? В общем, по-любому, лучше не трогать. Как-никак, вещественное доказательство для Эрнандеса.

Да уж, будет лучше, если его разыщут не у тебя.

Чтобы себя же отвлечь от мыслей о плохо лежащей вещи (посреди плохо спрятанной мышеловки), Дантеро принялся прикидывать шансы оставшихся двоих счастливцев из десятки горе-охотников. Что любопытно, самой возможности последним двоим как-то договориться прогнозист даже не рассматривал. Питерсон или Райан? Райан, или же Питерсон? Эх, судя по всему, Райану мало что светит. Райан рядовой охотник, воплощённая заурядность, а Питерсон, тот и хвандеваров стрелял пачками, и попадал с тридцати шагов шпанке в глаз, и даже на Адского Проглота ходил.

Увы, все названные спортивные достижения Питерсона отнюдь не спасли. Следующим негритёнком был он, и никто иной.

8

Тело Питерсона нашли ровно там, где навсегда потеряли Адского Червя, то есть, на берегу Адских топей. В топи-то никакой дурак не полезет, а уж нащупать среди великого множества здешних червей нужную особь — дело ни дураку, ни умному не подвластное. Проще на берегу подсчитать находки в испражнениях похитителя, да ими-то и отчитаться.

Рядом с трупом на двух покрытых зелёным мхом прибрежных валунах, точно на сукне музейных стеллажей лежала коллекция — десятка полтора чистеньких сидских артефактов, под валунами небрежно валялось ещё с пяток, а всего в метрах двадцати от них — в обильной куче испражнений червя у самого болота — плавали три ещё нераспечатанных контейнера.

Райан 'уделал' Питерсона, раскаялся и ушёл?

Нет уж: не тот характер!

Внезапно открытый огонь из-за разлапистой кроны одного из ближних деревьев убедил: разбросанные богатства — не что иное, как охотничья приманка. Ты клюёшь, и тогда зазевавшемуся в спину...

— Отползай, — рявкнул Дантеро.

Кай следом за ним неловко нырнул за большой валун.

Райан, поди? Ну ещё бы: за исторгнутые червём цацки слишком дорогою ценой заплачено, чтобы ему вот так уйти да отдать их ещё не замаранным конкурентам. Бой предстоит ожесточённый. Хорошо ещё, рекордсмен Питерсон выведен из игры. Кто попадает в глаз шпанке...

— Райан, ты вонючая крыса, — насмешничал Дантеро из-за валуна, надеясь на что-то стрелявшего спровоцировать. — Питерсон тебя приютил, выучил, защищал от портовых отморозков. И где благодарность? Где благодарность, Райан?

— Уймись, клоун! — ответил чемпион экспедиции. — Чтоб ты знал, было совсем не так! Питерсон учил меня? Нет! Он гонял меня, как сраного подмастерья! Всё, чему я выучился, всё освоил я сам, понял? И Питерсон должен бы мной гордиться! Я превзошёл его! Да, превзошёл!

И в этот момент Дантеро выстрелил на звук. Хвастливая речь в одночасье булькнула и замолкла. Превзошёл? Так или сяк, а пережил ненадолго.

Дантеро и Кай осторожно приблизились к позиции в глубине ветвей, откуда безуспешно вёл огонь и глупо поддался на провокацию не в меру болтливый Райан. Увидели, что охотник, сражённый в лоб, так и остался сидеть на развилке ствола в метре от почвы, где мясистые листья прекрасно скрывали его от взоров, но не от выстрелов.

— Наповал с первого выстрела, — констатировал Дантеро. Кажется, вербовщик знал дело Райана намного лучше него самого.

Ой, а что это у него? В агонии Райан выпустил бластер (тот валялся под деревом), но обеими руками вцепился в какой-то предмет, явно из числа сидских артефактов. Отчего-то бедняга его выделил, не включил в число приманок на валунах.

Кай присмотрелся: цилиндрическая форма, звёздчатый набалдашник, на нём — знаки, среди которых чаще других повторяется знакомая идеограмма: 'место', универсальная для всех сидских языков. О каком таком месте этот предмет призван напомнить владельцу? Нет, не понять, пока не возьмёшь в свои руки. Кай подошёл к мертвецу, морщась от отвращения, принялся разжимать пальцы, сведенные последней судорогой.

— А ну не смей! — услышал он резкий окрик. Обернувшись, Кай встретился взглядом с уродливым раструбом бластера, направленным прямо ему в лицо.

Э, да война всех против всех ещё не закончилась! Что за вирус сверхагрессивного поведения в одночасье покосил джерихонцев?

9

Ввиду всей череды событий с господами охотниками из экспедиции, само твоё положение на чьей-либо мушке имеет скверный прогноз. А что Дантеро минуту назад был, как будто бы, на твоей стороне, тоже ведь восходит к недавним прецедентам. Отчего большинство из тех десяти так легко подставились? Да попросту продолжали по инерции доверять тем, кто уже перестроился. Инерция залог самообмана.

Эх, оборот проигрышный. Но выпутываться-то надо.

— В чём дело, приятель? — постарался произнести по возможности миролюбиво. Вот только слово 'приятель' прозвучало скорее высокомерно. Ну не наделён Кай талантами к искусству дружелюбного заискивания.

Болото красноречиво булькнуло и запузырилось, потом разродилось мелкой воронкой, как водослив в унитазе.

— До прихода Эрнандеса здесь никто ничего не трогает! — объявил Дантеро. Только-то? А Кай уж подумал...

— Тогда можешь расслабиться, — промолвил с ленцой, без большой заинтересованности, — я в эти игры вообще не играю.

Ключевое слово здесь 'игры', именно оно вводит все по-настоящему важные вещи, с человеческими смертями включительно, в игровой контекст. Где игра, там и правила, там и люди становятся функциями-игроками, поскольку согласились вести себя игровым образом. И не становятся, если не согласились. А уж игра в 'царя горы' точно придумана не прытким Дантеро, тем более не рядовым охотником Райаном. Её немудрёные правила...

— Попробуешь выхватить свою пушку — тебе конец! — прошипел Дантеро. Ишь, подсказывает. А вот не попробую!

— Отдай револьвер! — ах какое провокационное требование. Револьвер есть образ мужской силы, отдать его безропотно чревато потерей самоуважения, но малейший ропот даёт указание: ты в игре.

— Держи, — теперь уже с истинным дружелюбием согласился Кай, протягивая семизарядную 'менору'. Учитывая некогда погашенные, да так и незажжённые для нынешнего случая свечи на канделябре, много мужской силы Дантеро не позаимствует.

— За ствол передавай! — вдогонку потребовал вербовщик. — Рукоятью ко мне! — Кай, строго говоря, так и делал, просто Дантеро нуждался в дополнительном сотрясении воздуха. Ну-ну.

Стоило царю горы получить в своё распоряжение разряженную пушку, он изумился, и Кай таки смог остаться вне опасной игры.

Он благоразумно дал себя обыскать, и Дантеро, проведя процедуру со знанием дела, с головой выдающим его былую принадлежность к таможне, а то и космополу, разочарованно хмыкнул:

— Забирай-ка свою железку! — и задумчиво. — Не возьму в толк, на что ты надеялся?

— В какой момент?

— Когда цацку у Райана выцарапывал.

Да уж, в игре 'царь горы' выцарапывает цацки лишь тот, кто имеет какой-то ресурс, чтобы их удержать. Но ведь Кай сюда заглянул из другой игры. Совсем из другой. В 'большого учёного'.

— Я не хотел ничего забрать, — честно сказал. — Мне хотелось лишь посмотреть... — вот и как же теперь не впутать сюда ксеноисторию?!

— Но зачем тебе надо смотреть на цацки?

Признаться, мол, я в них малость понимаю? Эх, не раскрываться бы так первому-то попавшемуся вербовщику из Нового Джерихона.

— А за тем, что что-то ведь в них привлекает Адских Червей! — о, вот оно, версия в рамках нужной учёной специальности.

Дантеро помрачнел, вглядываясь в бурлящую пузырьками газа чёрную воду Адских топей, проглядывающую между мшистых зелёных валунов.

— Ах ты ж адова задница, таки верно! Значит, жуткая тварь, которая их проглотила, а потом 'потеряла', может за ними ещё вернуться?

— Как и любая другая жуткая тварь. Ну, в числе особей того же вида. Которыми так и кишат здешние топи, по словам Эрнандеса.

— Чёртова гадость! Значит, сидя у этой выставки, мы крупно рискуем? — Дантеро кивнул на сидские артефакты, разложенные рядом на валунах. Если до сих пор он видел в них главным образом вещественные доказательства, то теперь взглянул объёмнее, что ли. И ужаснулся.

— Думаю, что не только мы, — уточнил Кай. — Даже Симпсон рисковал на своём космодроме, до которого отсюда пилить и пилить. А всё почему? Ловкач Эрнандес наладил торговлю цацками в обход Флореса, так? А своей Башни Учёных в Новом Джерихоне нет. Это значит, артефакты вообще никто не исследовал. Ни по сути, ни с точки зрения безопасности. Привлекают червей — да, эмпирически выяснено. Но все ли привлекают, или отдельные типы штуковин? Пока неизвестно, да? А сколько там может случиться других угроз, помимо провокации червивой атаки?

— Однако, — пробормотал Дантеро, — должен признать, ты раскрыл мне глаза. Выходит, лишь стены посёлка могут служить гарантией...

— От червей? Может быть. Но и то не уверен! — вздохнул Кай.

Бедные-бедные стены Нового Джерихона, не удержать им внутри целый табун Троянских коней, принесенных в недобровольный дар сидской ксенокультурой.

9

Чего Кай ненавязчиво добивался, то ему Дантеро и предложил. Изучить артефакты. Наскоро, в экспресс-режиме, но хоть что-то о них понять. С целью определить, какие же свойства 'цацек' выступают релизерами инстинктивных программ Адских Червей. Тех странных программ, что заставляют заблудших тварей крушить всё и вся на пути к поглощению несъедобных штуковин в пластиковых ящиках.

— Думал дождаться Эрнандеса и всех остальных, — в задумчивости произнёс Дантеро, — и ничего здесь не трогать. Потом решил было собрать цацки в охапку и унести подальше от Адских топей. Сейчас думаю иначе. Негоже нести за родные стены то, что их может разрушить. Надо выбрать. Найти ту конкретную гадость, которая подло зовёт к себе из болота этих вонючих тварей — и зашвырнуть её им. Сразу, пускай подавятся.

И кто бы сказал, что Дантеро к последней идее пришёл не самостоятельно? А уж чудненький речевой оборот 'родные стены' без намёка на образ падения Иерихонских стен звучит, словно музыка. 'Большой учёный' положил на лопатки 'царя горы' и сейчас по царскому же заказу возведёт храм, где и будет жречествовать в собственное удовольствие.

Как бы только из топей вновь не приполз тот 'жрец' в первозданном смысле, которому под силу сожрать и жертвенные артефакты, и царя с учёным в придачу. Могучей-то твари тоже соперники не нужны.

Потому большому учёному приличествует скромность.

И смирение. Да, и смирение.

В диалоге с Дантеро услышать про 'родные стены', но всё же не приплести специальных сведений про библейский город — это смирение и есть. Для нелегального ксеноисторика — штука необходимая.

— Вижу, ты любишь свой Джерихон, раз так настойчив в попытках не дать посёлок в обиду? — вот и всё, что сказал тогда Кай.

И не столь важно, что вербовщик в ответ взбеленился:

— Кой чёрт люблю? Эту дырищу мерзкую? Да если ты хочешь знать, на Эр-Мангали патриотов нет! Каждый продаст любого за маленький проблеск надежды отсюда убраться... Просто надежды нет, — голос Дантеро упал до шёпота, — и раз это так, приходится хоть самому не гадить там, где живёшь.

Но тяжелей всего Каю далось методологическое смирение. Изучать артефакты, но так, будто ты не ксеноисторик вовсе — особая изощрённая пытка. В одночасье забыть известные тебе факты из языка и истории Сида, и даже ведущие постулаты из области сравнительной артефактики! Мыслить ксенозоологически, подавляя рвотный рефлекс от осознания допущенного редукционизма в значимой для тебя сфере.

С чего бы такие строгости? Просто подозрительный Дантеро потребовал, чтобы ксенозоолог размышлял вслух.

— Вслух? Это сложнее, но я попробую. Первым, о чём я скажу, будет особенно важный в зоологии как науке таксономический принцип. Коль скоро о любой совокупности вариативных классов объектов можно судить с точки зрения её таксономии (вид, род, семейство, отряд, подкласс, класс, тип, ксенотаксон и так далее), то и об артефактах, различных по цвету, форме, фактуре и характеру орнаментальных знаков и надписей...

Издевательство, правда? Кай намеренно усложнял речь, дабы вынудить Дантеро позволить ему мыслить про себя. Но тот, верно, с самого начала раскусил уловку и, внимательно слушая, против сложности не протестовал. Единственное что, несколько раз просил не уклоняться от заявленной цели. Выяснить факторы, срабатывающие как спусковые крючки в агрессивном и глотательном поведении Адского Червя; на другое времени нет.

Кай тупо подсчитал количества ксенообъектов, разных по цвету, форме и фактуре, но ни на какую дельную мысль эта немудрёная статистика его не натолкнула. Подумаешь, пять сфер, восемь призм, один цилиндр или четыре параллелепипеда! Некоторые объекты оказались полностью идентичными. Совпадали вплоть до орнамента — ну и что?

Частота встречаемости тех или иных артефактов ещё не проливает свет на их функцию. Форма же проливает, но, как правило, неверный, раз объекты не соотносимы ни с миром человека, ни с его анатомией. Цвет... Тут тоже стоит ввести поправку на разность земного и инопланетного цветовосприятия. Фактура... Можно заметить, как объекты меняют свою фактуру, то есть пульсируют, как бы живут. Но в этом-то не различие их, а единство. Если Адских Червей вдруг привлекает момент смены фактуры, бедняге Дантеро не удастся пожертвовать лишь частью улова. Потребуется выбросить всё, а на это он не пойдёт.

Утомлённый не свойственным ему режимом размышления вслух, Кай в какой-то момент остановился. Исчерпал все возможности? Вряд ли. Внутреннее сопротивление мешало двигаться дальше. Переполняло чувство что всё зря. Заданный способ познания артефактов с его неумолимыми фильтрами не пропустит к сознанию ни одной интересной мысли.

А тут ещё и Дантеро начал терять терпение. Пока Кай говорил, вербовщик почтительно ждал окончания научного поиска, но в конце-то надеялся на бодрое подведение итога, а не на случившееся затухание мыслительного процесса.

— И это всё? — спросил на излёте дирижаблем нависшей паузы, когда едва слышные чавкающие звуки со стороны Адских топей становились не просто доступны уху, но даже с трудом выносимы.

— Не совсем, — пробормотал Кай, — есть ещё один, чисто ситуативный способ категоризации интересующих нас предметов...

— Какой-какой? — вяло заинтересовался Дантеро.

— Я говорю о спонтанном подразделении предметов на категории, к коему прибег Райан и другие покойные охотники.

— Ну?

— Некоторые из артефактов удостоились более почётного места, — Кай кивнул на выставочные валуны, другие же не удостоились, — он указал пониже, — ну а третья категория держалась победителем при себе. Осталась ещё четвёртая, которую тупо не вынули из ящиков, но, думается, просто не хватило времени. Вскрыли бы контейнеры — содержимое мигом бы распределили. Имеется некое правило...

— Ну-ка, ну-ка, — Дантеро чуть оживился, — не поверишь, я сам голову ломаю, от чего же оно зависит. Не от товарного ли вида цацек?

— А чем определяется товарный вид? — не остался в долгу Кай. — По-моему, чистотой. Сейчас поясню. Какие-то из артефактов не контактировали ни с человеческой кровью, ни со слизью червя. Эти чисты. Их потому аккуратно выложили. Таковых, — Кай в который раз подсчитал, — пятнадцать штук. Другие, как правило, чем-то из названного запачкались. Таковых пять штук валяется здесь, под валунами, да сверх того ещё парочку там, по дороге, выжившие поленились забрать у трупов.

— Ага, по дороге — те точно! — подтвердил Дантеро, — у Джонсона была сильно замурзанная хреновина, да ещё с одной цацкой, наверное, плавали в ящике останки Хантера. Я в тот раз её, правда, не заметил, но когда будем возвращаться, можно как раз проверить... Но то по дороге, а вот здесь, — он скривил непонятливую мину, — всё же не возьму в толк, почему эти пять отброшены. Чем они нечисты? Выглядят не грязнее тех.

— Их протёрли тряпкой, — пояснил Кай, — но чище они от этого не стали. Понимаешь?

— Нет, что-то не понял, — вытаращился Дантеро.

— Ну, кроме наблюдаемой грязи есть ещё та, о какой знаешь.

Хорошо, что вербовщик в ответ закивал, а то Кай здесь вплотную приблизился к компетенции ксеноисторика. Метафизическая сторона чистоты и грязи, анальная метафорика духовных нечистот, область значений крови как ведущей субстанции в жертвоприносительных обрядах — всё это идеи, никак не переводимые на язык ксенозоологии.

— Правильно ли я понял, — только спросил Дантеро, — что загрязнённые цацки наши охотнички посчитали испорченными?

Кай согласился, не вдаваясь в уточнения, что личное мнение охотников в данном случае несущественная деталь, а специфическая замаранность сидских артефактов объективно включает эти предметы в новый, ранее не предусмотренный порядок сложного обрядового действа. Но сугубо для себя всё же отметил, что: а) даже артефакт с хорошо знакомыми функциями в результате подобной 'порчи' будет работать, но вовсе не так, как ожидалось, что исключает его целесообразное применение; б) кто-то из охотников эту особенность действия артефактов либо просёк интуитивно, либо прошёл инструктаж человеком знающим; в) данные позиции значимы при условии, что артефакты по умолчанию рассматриваются не как чудные 'цацки', а как средства для безупречного выполнения некоторых функций.

— Значит ли это, — продолжал выпытывать Дантеро, — что как раз за такими запачканными артефактами приползает из топей Адский Червь?

В быстром полёте над вязкою гладью чёрной болотной воды расхихикалась какая-то птица.

Куда подевалась логика? Кто её в последний раз видел?

Кай подавил пришедшее от усталости желание бездумно кивнуть, чтобы сказать вместо этого грустно, но честно:

— Возможно, так. Возможно, наоборот. Если два эти факта вообще как-либо связаны.

10

— Великое дело наука, — пробормотал Дантеро, — загрузит тебя по самое не хочу, а толку не добьёшься.

— Я только сказал, что категоризация цацек охотниками может иметь иной смысл, от истории про червя не зависимый.

— Ага, про смысл понял, — Дантеро вдруг аж просиял. — Скажем, экономический. Они разделили предметы так, чтобы помнить, какие из них стоят свою цену, а какие (после неких обстоятельств добычи) лишь выглядят подходяще. Их тоже можно кому-то впарить, но надо вовремя унести ноги. Так?

— Именно.

Само болото и то вздохнуло с облегчением.

— Однако, — заметил Дантеро, — есть ведь ещё предмет, который нашим дружком Райаном оказался заценен превыше бластера. Может, он среди них самый дорогой, а? Что скажешь, Майк?

— В свете сказанного выше, — заявил Кай, — стоимость райанового цилиндра сильно варьирует в зависимости от того...

— ...попала ли на него райанова кровь, — улыбаясь, закончил Дантеро.

Вот, кажется, улыбка-то здесь ни к чему, подумал Кай, но вслух произнёс иное: мол, кровь сильна. И даже капли довольно, чтобы превратить прекрасную вещь в полное барахло.

Эти слова Дантеро заинтриговали. Да так, что на месте не смог усидеть. Поднявшись с валуна напротив каевого, вербовщик направился к телу Райана разжимать сцепленные пальцы. Пока он шёл, топи не без иронии булькали и перхали, лопающиеся пузыри вовсю насыщали воздух сероводородом.

Вернувшись, Дантеро едва ли не ликовал. Он положил пред собою отнятый у 'царя горы' цилиндр и похвастался:

— Полностью чист! Крови на нём ни капельки! Спасибо, что предупредил, а то был соблазн, ты знаешь, какой? Скрюченные пальцы не разжимать, а зачистить ножиком.

Стайка меленьких птиц в кроне дерева, нависшего над болотом, наперебой расхохоталась хорошей шутке.

— Очень умно, что удержался, — одобрил Кай, — между прочим, один цилиндр, идентичный этому, в отбраковку уже попал. Вон он валяется, видишь, вторым слева?

Дантеро бросился сличать артефакты, и в этот миг...

Чёрные воды болота забурлили сильнее обычного. Лопнул пузырь, обдавая зловонием чуть ли не всю планету. Запах червя? Этого не доставало!

Кай истерически завопил, как только усилием воли сумел распахнуть рот. Эк его парализовало! Да ещё лицом в самую страшную сторону. В ту, где над чёрной водой распахнулась пасть.

11

— Однако, — пробормотал Дантеро, — вот это засиделись в неподходящем месте! А меня-то даже развернуло спиной! Перед глазами лишь два говённых цилиндра и ни капельки понимания, кто меня счас проглотит! Как он хоть выглядел?

— Адский Червь? Что-то типа здоровенного шланга. Но пасть, — Кай содрогнулся, — убедительная такая пасть! По бокам четверо жвал... Или нет, это были щупальца...

Ой, что я несу — ксенозоолог недоношенный? Какой такой шланг? Что за дурацкая неуверенность в определении компонентов ротового аппарата?

Э, да плевать! Такой опасности только что избежали! Что стоило этакой пасти поглотить ровным счётом всё, что здесь было? Со всеми поросшими зелёным мхом валунами, чтобы для полной верности.

Но к счастью, всё, что чудовище почло своим — это три артефакта в нераспечатанных пластиковых контейнерах.

— Что за комедия, однако, — не мог прохихикаться Дантеро, — мы всё прикидывали, каких таких цацек надо червю, а он, оказалось, реагирует лишь на пластик!

— На запечатанный пластик с артефактом внутри, — поправил Кай.

После чего и позволил своей бурной фантазии вволю порезвиться по ксенозоологическому полю. Ибо чему подобен артефакт, укрытый пластиковым контейнером? С некоторой точки зрения — яйцу! Если так, то бурной атаке червя с глотанием товара на космодроме можно приписать сугубо родительский смысл. Инстинкты родительства, как и любые другие, путей проявления не выбирают. Ага, и коррекции не поддаются.

— Эх, ладно, — решил Дантеро, — давай-ка с этого гостеприимного места уже убираться. Вот, думаю, куда бы упаковать цацки, но так, чтобы не перепутать чистые с нечистыми. Одного мешка для такой задачи по-любому мало. В нём же всё перепутается!

В руках Дантеро по-прежнему держал отнятый у мёртвого Райана цилиндр. Встреча с Адским Червём не проходит без последействия.

— Сам-то не перепутал чистый цилиндр с бракованным?

— Что ты! Этот, конечно, мой! — заверил Дантеро. — Я из рук его не выпускал, а к тому, второму, даже не прикасался.

Кай про себя отметил местоимение 'мой'. Да и Дантеро был достаточно неглуп, чтобы понять, что проговорился. Неужели опять начнёт хвататься за бластер? Признаться, надоело...

Нет, на сей раз не бластер. Дантеро сказал с претензией и вызовом, но всё-таки на словах:

— Уж одну-то цацку из шестнадцати я заслужил! А из двадцати двух и подавно.

— Эй, да не вопрос, — примирительно молвил Кай. — Эрнандесу не скажу. Сам её только запрячь получше.

Дантеро усмехнулся в знак того, что уж с этим справится, но затем опять чем-то озаботился:

— Слушай, а для чего моя цацка нужна, как ты считаешь?

Кай пожал плечами:

— Не знаю пока. Но если позволишь изучить её повнимательней, может, чего скажу.

— Угу, — Дантеро вручил ему цилиндр и принялся бесцеремонно сгребать в мешок остальные 'чистые' цацки. Уходить, так уж уходить; это значит, не оставаться.

12

Тактильный контакт с артефактами культуры Сид не только для Кая, но и вообще, намного информативнее зрительного. Стоит повертеть в руках, молча помедитировать над изменениями фактуры предмета, и он сам раскроется даже перед профаном. Ибо контакт этот диалогичен, обеспечен обратной связью.

Разумеется, у Дантеро и самого достало бы тонкости разобраться, что за штуковину он себе выбрал (или она его), каково её назначение — общее и для него лично. Помешало что? Недостаток смелости для личного общения с ксенокультурой, дефицит доверия своим ощущениям да ещё привычка обращаться к экспертному мнению, внешним авторитетам. Типичнейшие барьеры, которые ксеноисторики специально учатся преодолевать на практических занятиях по артефактике личного контакта.

Удивляться ли, что цилиндр Дантеро перед Каем раскрылся сразу? Тоже не стоит. Артефакт уж и привык к земным людям. Перед тем, как его взял Кай, с ним какое-то время неосознанно общался Дантеро, а до того Райан. И, конечно же, сонастройке немало поспособствовало знание Каем основных сидских языков и понимающий отзыв на навязчивое повторение орнаментального слова: 'место', 'место', 'место'...

Кай быстро нашёл нужное место, нажатием на которое разблокировал звёздчатую рукоятку. Безотчётным движением крутнув её, с изумлением обнаружил вокруг себя нарождающийся силовой кокон.

— Круто, — сказал Дантеро несколько напряжённо, — значит, это такой щит?

— Нет, не только, — в странной беспечности ответил Кай, — сдаётся мне, это всё-таки телепортер.

Зачем признался? Нет, оправдать эту беспечность, наверное, можно. Ведь тонкий момент овладения сидским артефактом таков, что первое знакомство попросту не терпит лжи. Скажешь 'щит' — и телепорт никогда не откроется, повинуясь твоему же посланию. Скажешь 'не знаю' — и вовсе разочаруешь связанный с тобой предмет.

— Телепортер? — эх, надо было видеть глаза Дантеро! — Так будь же ты проклят, гад! — вербовщик опять схватил злополучный бластер, всем своим видом показывая, что на этот раз его непременно применит.

— Да пошёл ты! — отозвался Кай, глядя в сумасшедшие глаза.

До чего смелым становишься, когда ты со всех сторон окружён несколькими слоями защитного поля. Есть там и слой против бластера. Который именно, Кай ещё не разобрался, но есть.

Умно, до чёртиков умно, что функция телепортации идёт в связке с образованием щита. Так ведь и убыть можно без проблем (ага, не случайно Райан тогда за цилиндр схватился!), и по прибытии тебя не размажет, если, к примеру, нужное место занято.

Дантеро с ожесточением пискнул в него из бластера. Выстрел отрикошетило, срезав на дереве справа большую ветку с тяжёлыми мясистыми листьями. Экранирует! В общем, не старайся, приятель.

Вербовщик и сам догадался, что пустой номер. Больше не стрелял, только следил за Каем исполненным ненависти взглядом. Ещё бы не преисполниться, если Кай только что перехватил у него счастливый билет за пределы карантинной планеты! Вот-вот, перехватил, хотя ничто ведь не предвещало, да, Дантеро? И не испытывает ни малейшего угрызения совести, в особенности после жестокой попытки себя застрелить. Эй, Дантеро, впредь будешь думать, а тогда уже и стрелять в хитроумных учёных.

В том же самом злорадно-эйфорическом ключе, что и с обойдённым соперником, Кай общался и с артефактом. Телепортер ему подчинился и сам беспрекословно подсказывал порядок действий, ведущих к успешной телепортации: стоит крутануть звёздчатую рукоять до упора и...

Стоп! Остался один важный вопрос, без решения которого ничего крутить до упора Кай попросту не станет. Телепортер ему и впрямь подчинился, или сам его подчинил? Истина где-то посредине, да? Или всё-таки ближе ко второму, несвободному полюсу?

Кай вроде бы только что свободно принял решение убраться с Эр-Мангали. По видимости, так, но на самом ли деле?

С одной стороны, Кай пока недостаточно понял действие артефакта, чтобы как-либо повлиять на станцию назначения. Если крутануть звёздчатую рукоять до упора, то где он окажется? Только и того, что не здесь.

С другой стороны, рвать когти с Эр-Мангали всё-таки надо. Уж с чем бы другим, как не с этим Кай согласился бы с первого дня на планете? Да что там тот первый день — ещё с Юрбурга?

Получается, покинуть планету — это и есть каева главная цель, которой он подчинил решительно все дела, какими на планете занимался? Похоже на правду, да. И если оно правда, то долго раздумывать Каю в свой звёздный час опять-таки глупо. Что за колебания в шаге от победы? Была цель, но не было средства. Вот теперь появилось и средство. Не простое, волшебное, подходящее даже под твою собственную научную специальность.

И что? И то, что кроме первой и второй стороны имеется ещё третья. Траектория достижения цели, вот что Каю не нравится. Тупо воспользоваться телепортом, это... Это сродни короткому замыканию.

Когда Кай отключил телепортер, а с ним и бликующий силовой кокон, Дантеро воззрился на него со смесью изумления и злорадства:

— Ну что, придурок, не получилось? Не работает твой телепорт? — и хорошо, что на радостях не повторил выстрел из бластера. Поле-то спряталось, больше ничто и никак не могло бы их экранировать.

— Почему? Работает. И всё получилось, что я решил. Я обещал тебе выяснить, как эта штука работает, и вот выяснил. Могу инструктировать. Что до 'придурка' — Кай ухмыльнулся с нарочито нахальной миной, — так от придурка слышу.

13

Во мгновение ока Дантеро выхватил у Кая 'свой' артефакт. Сказал презрительно:

— Трусость до добра не доводит.

Он имеет в виду, что Кай не решился его разозлить? Но разозлил же!

— Неразборчивость тоже. Мне плевать на твою ярость. А на что не плевать — на неясность пути. Я до сих пор не знаю, куда эта штука может закинуть. А вдруг мне туда не надо?

— Не надо? Да, ты совсем не придурок, ты просто дурак!

Критика нас облагораживает, успокоил себя Кай. А Дантеро знай разорялся:

— Если всё, что ты мне сказал — правда, то ты дурак из самых непроходимых. Такой шанс запороть! На Эр-Мангали другого не будет. Артефакт у меня, и я, будь уверен, тебе, дураку, его уже не верну, а воспользуюсь сразу и в полной мере. И оружием защищу свой выбор.

Кай тут же предупредил:

— С бластером играть больше не советую. Артефакт работает, поэтому я тебе нужен живым. Инструктировать буду, но только по ходу дела, и потому, — он весело рассмеялся, — моей гарантией будет твой же силовой кокон. Уж его никакой бластер не возьмёт ни снаружи, ни изнутри. Двусторонняя непроницаемость.

Дантеро по контрасту с Каем продемонстрировал оперативную решительность и отсутствие колебаний. Выясняя у эксперта шаги, тут же их воплощал. И нажал, вызывая силовой кокон, и покрутил, задавая режим телепортации по умолчанию, и даже отважился крутануть звёздчатую рукоять до упора. Телепортант-испытатель!

Как результат, кокон вместе с Дантеро медленно рассеялся в воздухе, заставляя Кая в который раз усомниться в содеянном. Не опростоволосился ли, упуская с глупым учёным видом какой-никакой, но шанс?

Ну-ка, ещё раз: чего такого хотелось Каю, чтобы телепорт с Эр-Мангали этому не помог?

Исходная цель — это, конечно, была месть. Ага, даже не возвращение. И даже месть не сугубо за себя, ведь первичной зоной его конфликта была политика. Марионеточная революция Толстозадых, превратившая Юрбург в то, что Каю совсем не понравилось, Галактический Альянс, который подлых марионеток соблазнил и купил — вот они, получатели каевой мести.

Что с этой целью происходит сейчас? Отложена до лучших времён. Нет, не забыта. При случае будет реализована. Но ценность её понизилась, что само по себе неплохо. Всё-таки месть — стихия чистой деструкции. Её суицидальной энергией хоть и можно питать жизнь, но лишь в холодном режиме откорма жертвенной твари. В том мертвящем режиме превращения особи в ткань, который шкафы Оломэ позаимствовали у ксенокультуры Ро.

Цель вторая — смыться с Эр-Мангали. Кажется, только её достижение обещал побывавший в руках у Кая сидский цилиндр. Обещал, но стоит ли цель того? Эта цель вторичная, компенсаторная. Если бы не система 'Карантин' над Эр-Мангали, кто и когда бы преследовал такие цели?

Что с этой целью сейчас? Отложена до лучших времён. До тех, когда даже Эр-Мангали придётся покинуть, не видя особенной в том удачи. Придётся — ради чего-то иного.

Есть ли у Кая другие цели на Эр-Мангали? Кажется, появились. Кай избегает точных формулировок, но цели-то есть. Ориентированные — смешно признаться — на авторитет Бенито Родригеса. Но не в Родригесе дело. Просто удобно порой опираться на подходящий авторитет извне.

Кай не может уйти, он на Эр-Мангали теперь нужен. Зачем? Чтобы её распутывать. Ибо она не планета, она клубок из причудливо переплетённой пряжи событий. Лишь потяни за нужную нитку, планета начнёт разматываться, обнажая там, в глубине, ксенокультурный сердечник. Разобравшись в сердечнике, мигом поймёшь и поверхность, и даже висящие высоко над нею мелочные загадки системы 'Карантин'. Но кто же другой, как не ты, разгадает вечную тайну сердечника, заново перемотает пряжу, ловко стягивая с небосвода злокачественную карантинную петлю?

14

Удобно бывает остаться одному из целой большой экспедиции. Можно думать в своём направлении и своём ритме. Можно даже успеть осознать собственное место в здешнем непростом мироздании. А можно — ну чисто для себя — перерешать задачу, решение которой на скорую руку был принуждён сдать в ограниченный судьбою срок.

В джерихонском походе чего только не стряслось, но главное искушение всё-таки телепорт, от которого Кай отказался, а Дантеро воспользовался — и, вроде бы, оба правы.

Тот телепортер, с которым вербовщик и был таков, теперь недоступен для изучения. Но был ведь ещё один, пусть и бракованный, экземпляр. Запускать его Кай, конечно, поостерёгся. Для здоровья подобное не полезно. Но заново разглядеть снаружи — почему бы и нет?

В первую голову Кая смущали три слова 'место', в особенности их орнаментальная локализация, которая в сидской ксенокультуре ничего не значить не может по определению. И зачем целых три надписи? Если одна намекала на факт перемены места, составляющий саму суть функции телепортера, если другая указывала на место, куда следовало нажимать, чтобы разблокировать звёздчатый элемент...

Оставшаяся третья надпись змеилась по самому звёздчатому элементу и принуждала теряться в догадках, пока до Кая не дошло: последнее слово следует переводить не как 'место', а как 'местный', и описывает оно не что иное, как характер функционирования артефакта. То есть обнаружилась и вовсе нежданная вещь: телепортер-то был сугубо местного значения. За пределы Эр-Мангали никого доставить не обещал. Действовал только в пределах планеты, точнее, материка. Того единственного, который здесь люди колонизировали, чтобы вести горные разработки.

Ха! Выходит, бедняге Дантеро при всём желании так и не удалось выскочить за пределы карантинной зоны. Куда бы его ни забросило, можно в красках представить, как он рассвирепеет, когда выйдет к одному из посёлков с до боли знакомыми библейскими названиями. Хорошо бы не к своему Новому Джерихону, не то Каю первому не поздоровится. Кто-кто, а Дантеро с его-то подозрительностью нипочём не поверит, что у эксперта не было умысла. Решит, обманул. Да хоть бы и из озорства — его 'царь горы' тоже, поди, не спустит, явится разбираться. Эх...

Пора, почувствовал Кай. Не Дантеро нагрянет, так новые 'спасатели экспедиции'. Явятся с бластерами, как полагается. И, по старой джерихонской традиции, начнут выяснять, кто дольше продержится. Замочившему всех в виде премии перейдут артефакты. Нет уж!

Кай взвалил на спину мешок с чистыми артефактами, взял в охапку осквернённые и двинулся в обратный путь к лесному космодрому. Кружным путём, чтобы на 'спасателей' не нарваться. К космодрому, чтобы сдать артефакты Эрнандесу. Припрятывать он ничего не станет, это дело без должной сноровки добром не кончится.

По пути прикидывал версии. Что бы такое сказать Эрнандесу, чтобы даже Дантеро по возвращении наверняка подтвердил? А что из того, что не надобно знать Эрнандесу, можно сделать достоянием Олафа? А что надо будет поведать Рабену, когда тот попросит отчёта по приезде уже в Бабилон? А Флоресу, если всплывёт его роль в похищении пленницы?

Истины множились, переплетаясь с увесистой ложью и сдабриваясь изысканной приправой из недомолвок. Что ж, привыкай, Кай-Майк-Клаус-Бьорн, привыкай надолго, такова уж здесь жизнь. И не только твоя, а любого умного человека, загремевшего на Эр-Мангали.

31.08.2016 -31.07.2019

Оглавление

Звёздная каторга: Ария Гильденстерна (фантастический роман, 16,2 а.л.)

Глава 1. На дно,

Глава 2. Летим,

Глава 3. В прыжке,

Глава 4. На месте,

Глава 5. Свыкаясь,

Глава 6. Знай,

Глава 7. Дурные вести,

Глава 8. Тебя не тронут,

Глава 9. Не снесут,

Глава 10. Когда ты ищешь,

Глава 11. Высший суд,

Глава 12. Увы,

Глава 13. Неправедная страсть,

Глава 14. И на тебя разинет пасть,