Яблочко [Ревенцына] (fb2) читать онлайн

- Яблочко 278 Кб, 19с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Ревенцына

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ревенцына Яблочко


Действующие лица


ГЕРА, богиня. На голове корона из перьев павлина, руки украшены массивными каменными браслетами; поверх синего пеплоса надета кожаная портупея — корсет с чокером.

АФИНА, богиня. Волосы до плеч; поверх короткой туники защитного цвета надето снаряжение гоплита и современная кожаная военная портупея.

АФРОДИТА, богиня. На голове венец из ракушек, руки украшены змеевидными браслетами; поверх шафранового пеплоса надета кожаная портупея с акцентом на грудь и бедра.

ГЕРМЕС, бог. На голове кожаная маска с ушками, такие же ушки на голенищах сапог; поверх короткого хитона надета фиолетовая хламида; в руках керикион в виде стека с петлей.

ЭРОС, бог.

МЕРОПА, плеяда. На голове светящаяся гирлянда.

ПСАМАФЕЯ, нереида. На голове красная каска с налобным фонарем.

ЭХО, ореада.

ПАРИС, пастух. Одет в экзомис и короткий плащ.

ГОСТИ СВАДЬБЫ.


Боги ростом значительно выше остальных. Роль АФИНЫ исполняется юношей. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ одеты одинаково в серые хитоны, усеянные заправленными иглами.


Место действия


Площадка скального уступа с видом на море, большая полная луна в небе.


Действие άω


АФИНА, АФРОДИТА и ГЕРА расположились вокруг каменного жернова на обломках колонн под деревом, увитом светящимися гирляндами. АФИНА сидя точит меч ксифос толстым браслетом и иногда загребает оливки из стоящей у ее ног большой банки с надписью Pallada, набивая рот и сплевывая кости; над ее головой на ветке дерева висит коринфский шлем. АФРОДИТА полулежа тянет золотистый напиток из длинной бутыли в форме фаллоса с крыльями. ГЕРА сидит на колонне, отсеченной как трон, держит в руках как зеркало полированную квадратную пластину черного обсидиана и корчит рожицы. На богинь с дерева медленно падают лепестки цветов. На ближнем крае сцены друг напротив друга, но на значительном расстоянии, сидят на обломках колонн МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ и пришивают на темное полотно, лежащее между ними, потушенные гирлянды. Доносятся звуки веселья и крики "Горько! Горько! Горько!". ГЕРА кладет обсидиан на жернов. Богини одновременно вздыхают.


АФИНА (толкает лепестки ногой). А этому возможен ли конец?

АФРОДИТА (пожимает плечами). Куда бы я ни шла, цветы идут за мной.

ГЕРА (смахивает лепестки с себя). Не только за тобою, а за мной! Порою прикорну часок — другой — навалятся и душат, душат, душат! Премного этот пафос надоел.

АФИНА. Цветы для вас обеих хуже стрел…Вот вспомнить анемон хотя бы или так называемый "цветок", что стал отцом почтенным безыменным для Ареса.

ЭХО (в ветвях дерева). Горько! Горько!

ГЕРА (резко свистит.) Умолкни!

АФРОДИТА. Когда ж они закончат!

АФИНА (кивает на Геру). Её спроси — её же мужа внук.

ГЕРА. Такой родни и даром мне не надо, ни в назиданье, ни в награду. Олимп — не гуттаперчевый, от всяких там монад приблудков принимать.

АФРОДИТА (обращаясь к ветвям дерева). Ну как там, на платане, что видать? (Молчит, внимая слышному лишь ей ответу.) А факелы уж были? (С досадой.) А-а! (Гере и Афине.) Невеста всё вращается ещё! То выпрыгнет водой, то пляшет волком.

ГЕРА (кричит в сторону обрыва). Фетида! Поздно дёргаться в сачке! Загрея не спасло, тебя — подавно! (Берет обсидиан и любуется на отражение, говоря сама с собой.) Вот так тебе и надо, поживи теперь со смертным, злостная монада! Нечего вертеть хвостом перед глазами Зевса.


ПСАМАФЕЯ подавляет смешок. ГЕРА хмурится.


ГЕРА (Псамафее). Потише там! (Сама с собой.) О чём я…(В злости громко, глядя на Псамафею.) Вот, забыла!

ЭХО. Вертеть хвостом!

ГЕРА. Да, точно. Задницей вертеть пред зрением и акропостионом громыки — корчевателя дерев, Зевесом — Кронионом!

АФИНА. Как будто выбор есть…И мёртвых он готов, и вековечных, отец мой, осчастливить хоть разок без всякого бодрящего обола — красавиц всех не спрятать под платок. (Меропе и Псамафее.) Эй, вы, дуэтом дайте нам куплет бессмертной классики, всё ж свадьба, вроде, пляшет и поёт.


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ встают и исполняют мрачно, торжественно, раскачиваясь, возводя руки к небу.


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ. Мы их снимаем с ветвей…Пам-пам-пам-пам!..Что с ними делать теперь…Пам-пам-пам-пам!..Сгорают светом прощальным…Пам-пам-пам-пам!..Яблоки…на …снегу…

АФИНА (грозно, показывая ксифос). Вы! Вдовы живомужние, пойму, что тут для вас не праздник! Но пир пердомить это — не причина!

ГЕРА. Афина Кронионовна права, давайте нам чего повеселее!


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ, стуча пятками, поют на мотив частушки "Яблочко".


МЕРОПА. Что киснешь лицом, моя невестушка, очень быстро приберёт его смер-туш-ка!

ПСАМАФЕЯ. Что киснешь да-ты закваскою? Скоро снова жизнь твоя станет сказ-ко-ю!

МЕРОПА. Эх, камушек, куды ты котишься, коль Сизифа ты собьешь — так не воротишься!

ПСАМАФЕЯ. Эх, яблочко, куды ты котишься, к минотавру попадешь да не воротишься!

ЭХО (залихватски, стуча по дереву). И-их! Эх, эх, эх, уу — уу!


АФИНА стучит ногой в такт частушкам, затем дает знак прекратить. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ возвращаются к шитью.


АФИНА. Вот так, другое дело! Архивесело.

АФРОДИТА. Слыхала я, что плод сей натворил в Эдеме иудейском: расплодил грехи с ребром своим же первого мужчины. С ребром и, вроде, змеем. Вот дела!

ГЕРА. Змеем, удивили!

АФИНА. Гнуснейшее какое святотатство!

ГЕРА. Что именно?

АФИНА. Да всё везде кругом! Всё требует суда и очищенья. (Отдает браслет Афродите.) Спасибо, не-сестра, металл достойный. Удобно как иметь Гефеста в доме.

АФРОДИТА. Так забирай его! Я вас сведу сама под пологом супружеским с ума, обоих разом, пожелаешь — хоть сейчас! Эросик!


Звучит натянутая тетива.


АФИНА (наводя ксифос на крону дерева). Рискни, крылатый арбалет, и я тебя сведу! С Горгоною как с вечною женою, к эгиде твои крылья притянув твоею ж тетивою. (Афродите.) Я гиперблагодарна, не-сестрица, но всем известно, как вас мегаобожает ваш супруг. И то, что я — девица.

АФРОДИТА. Права ты здесь, он пламени подобен: не всполохам печного очага, а истовому смертных живодёру, что ласковится к роще кипариса. Повсюду скондыбается, сатрап, ногой копчёной шаркая, и хнычет: "Возляг со мной, возляг!". У, косолапый цербер!

ГЕРА. Но-но!

АФРОДИТА. Простите, мама! Но могли б получше уродить в супруги тётке мужа — брата сына. Вот я своим невесткам потрудилась — один другого краше сыновья!

ГЕРА. Так не с меня, чего они кривые, ты спроси, а с той, кто на ноги его и подымал — с невесты, приснопакостной Фетиды! И вовсе: что за "мама" я тебе?! Вот встать — не умереть ты сказанула!

АФРОДИТА. Ах, да, кому-то и Медея мать. Вас буду по-илотски называть — свекровкою. Свекровка несравненная моя, племянница и хахалей мамаша — как нынче обстоит сослежка ваша поганых вертихвосток — нереид, богинь, царевен смертных и харит, которым непременно предстоит, и очень даже скоро, обратиться в ослицу иль в химеру, иль в ручей?

АФИНА (рассматривая лезвие ксифоса). Вот именно такие разговоры лишь крепят в охламонах бренных блажь богов считать синонимом распутства.

ГЕРА. Удел их подыхать. На их собачьи чувства пурпурно нам плевать!


ГЕРА начинает петь, АФИНА и АФРОДИТА подхватывают. ПСАМАФЕЯ и МЕРОПА бросают шитье, двигая в такт плечами.


ГЕРА, АФИНА, АФРОДИТА. К Аиду скоро уж состав отправится, людишки тронутся, Олимп останется, понтон отстроился, Харон ругается…Людишки тронутся, людишки тронутся, людишки тронутся…

АФРОДИТА. Вы слышите? (Втягивает носом.) Запахло вроде кровью…и жертвенной печёнкой кабана!

АФИНА. Железом пахнет чувствую я, точно.

ГЕРА. Да яблоками тянет Гесперид, сама я их сажать и повелела в день бракосочетанья моего.

АФРОДИТА. Осталось нам мужчину и ребро дождаться, чтобы стало как в Эдеме.

ЭХО (залихватски, стуча по дереву). И-их! Эх, эх, ух, ай!

ГЕРА (свистит). Заткнись! А то оглохнешь и ослепнешь!


С дерева на зеркало ГЕРЫ падает золотое яблоко. ЭХО, МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ в ужасе ахают.

ГЕРА, АФИНА и АФРОДИТА склоняются над жерновом.


АФИНА. Всего лишь яблоко большое злое. Тьфу ты, золотое.

АФРОДИТА (восхищенно). Я б за него и пояс отдала мой, полноводный чар!

ГЕРА (восхищенно). Всем яблокам оно как Зевс Апомий — мух отгоняющий, правитель — пантократ!

АФИНА. Работа преискусная, однако. (Берет яблоко.) Здесь буковки.

ГЕРА. И что они гласят?

АФИНА. Так, узкая корзина…Нет…Ки-ло…Кали?

АФРОДИТА. Её я знаю, зверская богиня! Всегда одета в синий и дрожат её все полисы и филы Индии!

АФИНА. Форма для литья…Да кто же так корябал…А! Прек-рас-ней-шей. Моё!


Афина прижимает яблоко к груди.


ГЕРА. Чего? А ну-ка, положи! А, нет! Отдай-ка!

АФИНА. Отбери, попробуй.

ГЕРА. Сейчас Арес придёт и отберёт, мой сыночка, всему живому мститель. В ногах молить пощады станешь ты побитой и обритой наголо!

АФИНА. Зови, давно его не загоняла под мамочкин хитон.

АФРОДИТА (протягивает руку Афине, ожидая, что она отдаст яблоко). Нетленные, не ссорьтесь. И сознайтесь, что яблоко моё, вот, объективно.

АФИНА. С рожна ли?

АФРОДИТА. Это демоса софия. Столетия он гимны мне поёт, лилейный наш народ.

АФИНА. Ха-ха! Поёт он и Эриде. И синей подруженции твоей: трясётся и поёт.

ГЕРА. У нас не демократия, чего бы поэты не лалыкали с листочка, но если я паханская жена, то я красивей всех! И точка.

АФИНА. Абстрактно, умозрением наук — гармонией лишь я средь вас прекрасна. Не знала я вульгарных потных рук, конвульсиям разврата не причастна и соками срамными не теку я даже от красавца Ганимеда!

ГЕРА (грозно). Коль вздумали бодаться вы со мной, зациклю вас в коров!


ГЕРА свистит через пальцы. Луна и огни дерева гаснут. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ падают на колени, ладонями упираются в землю и грозными голосами подхватывают строки друг за другом, их лица искажены ужасом.


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ. Панмахогерей, панмахогерей! День юности матерей божественных, злоторогих, ступайте, укромные боги, на пир афтавротид в урочище скотий скит — то панмахогерей, панмахогерей, день вечности сыновей! Стекается к тетраподам беспечных мужей хоровод: корова божья, божья корова, аспидных яблок крап, вымя ихором молочномедовым не истощится никак. О, муж! Герой или раб. О муж! Сатир или пёс! Волооких Афтавродиона задобри, задобри: к сосцам прильни, ветром покрой, тлей накорми, замри! Неподвижен канон Фимелы: порождается сотый Фис, вместо рук его аспис тяжелый, вместо рук его острый лабрис, хитрый изверг, себя архонтом объявляет племени тлей — тли вызывают Фиса на панмахогерей! Где лишь он, пылающий охрой, был ловок и зверски смел, один из молочных братьев на пир с богами воссел, пирующий Фис, триумфатор, сна сильнее, земли тяжелей, ты, обогнавший змей, испивший из Ахерона, слушай Зевесово слово! Ныне, парчой облечённый, своих матерей взорать ты должен, чтоб Фениксофисом свой Фисгекатомб собрать! Настигни же краснофигурных по фосфору млечных копыт, наполни зерном утробы! Гангреной парча закипит, оставив прогретую тризну для щирых кольчатых тлей — мистагогов культа Паллады Пандемос Панмахогерей!


АФРОДИТА и АФИНА слушают спокойно. Луна и огни дерева загораются, МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ возвращаются на места. АФИНА кладет ксифос на жернов.


АФИНА. Не думаю, что сможешь, но попробуй.

АФРОДИТА. Рискните, мама, в это же мгновенье вас тронет чувство жгучее любви к царю попоек Пану, будете скакать с менадами, с себя сдирая кожу.

ГЕРА. Успею я до прежних ипостасей к оголышу все нити распустить. Пока живите. Только яблоко — моё, не то я всех зациклю, отвечаю!

АФРОДИТА. А как всерьез считать тебя, свекровка, прекраснейшей из эллинских богинь, покуда твой супруг на каждый пеплос вздымает свой…? (Мычит вместо слова, показывая бутыль.) А ты, воинственная дева, как станешь ойкумену убеждать? Быть может, наштампуешь гобеленов белейшей нитью, всех принудив взять один домой под тенью страшной смерти? Прошу я вас, богини, не позорьтесь, примите тавтологию мою: отдайте плод, давно всем априори понятно, кто прекраснейшая тут. Кто за?


АФРОДИТА поднимает руку.


АФИНА. А ты зачем так надпись вожделеешь? Диплом ещё и ленту закажи! Фу, пошлость декадентская…пандемос!

АФРОДИТА. Чтоб не было сомнений — разночтений.

АФИНА. Давайте призовём своих питомцев, сразятся и победой рассудят. Для этого ж нам смертные?

ГЕРА. Поведал тайну мне владыка — муж: они для оборения титанов, те не выносят, мол, ни запаха, ни вида смертных — чесаться начинают. Вот чтобы из таких собрать фалангу, приходится почасту так вздымать свой…(Мычит вместо слова, показывая на бутыль.) Думаете, нет?

АФРОДИТА. Не скажешь, что побочен сей эффект по важности его. Нет! Они нужны для дыма.

ГЕРА (задумчиво). А Зевсу кинодесма из крапивы, чтобы его на привязи держать…

АФИНА. Ну, призовём? Геракл — слава Геры, от имени меня Тесей, кто там тебе…Адонис умер…Пан! Пусть не герой, а бог, но кривоног он, силы здесь равны.


ГЕРА и АФИНА со смехом делают хай-файв.


АФРОДИТА. Ой, раз уже Геракла Пан догнал, чтоб осчастливить. Ну, почти: запутался копытами хмельными в коварных простынях — я покарала их, конечно, прежестоко, отправила в диктерион служить. Осталось к воле жребия припасть: на литос — металлон — папирус.

ГЕРА. Не смертные мы, слушать глупый жребий. Давайте спросим мужа и отца. Племянника. Царя, да, в общем, Зевса!

АФИНА (Афродите). О, карта наша бита. Даже у Ареса добиться проще истинный ответ. А на отца надежды нет.

АФРОДИТА. Надежды нет и так, она же у Пандоры.

ГЕРА (свистит). Гермес, поди сюда!


Появляется ГЕРМЕС, насвистывая.


ГЕРА. Что, как там обстановка?

ГЕРМЕС. Так весело! Охотимся на чей-то тучный скот. (Обходит богинь, целуя руки Гере и Афродите и пожимая по-мужски Афине.) Но Пана ждём, он едет на кентаврах, вот с ними мы галопом загудим и будем до утра паниковать! (Меропе.) Меропа, а тебе привет большущий от Сизифа, мужа твоего, коринфского царя! (Разминает локтевые и коленные суставы.) Вчера я был в Аиде по делам, — он ничего, бодрится, гладко выбрит. Настроен позитивно, оптимист. А ты спустись, невесте расскажи, какое это дело — быть за смертным.

МЕРОПА. Нет уж, пусть сама!


ГЕРМЕС начинает отжиматься от пола на кулаках. Богини считают, АФИНА подтрунивает: "Вот ты слабак", "Ну, держи, держи планку-то!", "Тебя и ребёнок сделает!".


ПСАМАФЕЯ (Меропе, оглядываясь на богов, полушепотом). О, если бы наказана была Фетида не только браком, а и саваном ещё для всех своих детей, особенно, конечно, сыновей, раз замуж согласилась за убийцу подлого сынишки моего! Пусть плачут тоже мать с женой Пелея, тем паче они сёстры.


ГЕРМЕС встает под аплодисменты богинь.


ГЕРМЕС. Не слышал я, отвлекся на своё. О чём вы?

ПСАМАФЕЯ (показывает ткань). На счастье вышиваю я невесте, в знак примирения, чуть позже пожелать спущусь…побольше сыновей.

МЕРОПА. Конечно же, бессмертных. Мы вместе ей, закончив, пожелаем.

ГЕРА. Вы что-то там опять разговорились.


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ виновато наклоняют головы.


ЭХО. Побольше сыновей!


ГЕРА свистит. ЭХО замолкает.


ГЕРМЕС (посылает Афродите воздушный поцелуй). Ну, привет поближе, красавица, смотри, сандаль найдён. Я был вчера такой голодный, знаешь. Но голод мой прекрасно утолён. И кажется, что я теперь влюблён.


ГЕРМЕС достает из-под хламиды и бросает АФРОДИТЕ миниатюрную золотистую сандалию.


АФРОДИТА (поймав, холодно). Мерси боку.

ГЕРМЕС. Ты лапочка такая.

ГЕРА. И где ж была сандаль?

ГЕРМЕС (мечтательно, любуясь Афродитой). В моей постели. Как — и сам не знаю…Но будто ты сердита на меня?

АФРОДИТА. С чего бы? Но если так, пространно, без имён, то может быть с того, что жуликом бог оных оказался и в скорости фальстарта сам с собой как будто бы на бис соревновался? Развешивал лапшу, что марафон бежать всю ночь выносливо он может, но обманул. Тут не на что серчать, банально это и пустопорожно!

ГЕРМЕС (виновато). Мне надо было срочно проводить шесть дюжин душ до самого Аида: облопались лаконские илоты до полностью отёкших животов грибов, предположительно, волшебных, чтоб стать скорей жрецами.

АФИНА. А зачем?

ГЕРМЕС. Зациклились на смене зон комфорта.

АФИНА. Ха-ха.

ГЕРМЕС (Афродите). А знаешь ли, зовут меня трёхглавым. И гермы, верно, видела мои, там всё один в один — с натуры слепки брали. Даритель радости ещё меня зовут.

АФРОДИТА (загибая пальцы). Слыхала я: обманщик, жулик, плут, угонщик и хитрец…а! Друг ночных воров!

ГЕРА (Гермесу). И царь ночных рогов. Довольно ворковать. (Делает знак Афине, та отдает Гермесу золотое яблоко.) Вот яблоко возьми, снеси ты Зевсу, мужу моему, и разузнай, кому из нас присудит: мужланке совоокой, раскроившей черепушку всю ему, или невестке — тётке, до него не благосклонной, или своей покладистой супруге, нравом нежной, то я. Вот слово-в-слово так и передай, смышлёный мальчик.

ГЕРМЕС. Как скажете, молочная мамаша.


ГЕРМЕС убегает. АФРОДИТА завязывает сандаль.


АФИНА (Афродите). Не стыдно быть таким ослам — илотам, что жрут до опупения грибы, наверное, твоим большим адорам — идеей априорной красоты?


АФИНА и ГЕРА смеются.


АФРОДИТА (Афине). Ой, знаешь что, сыграй мне на авлосе! Авлетка знаменитая.


ГЕРА и АФРОДИТА смеются.


АФИНА. За этот комплимент даю по шее.

ГЕРА (горячась, хвастливо). Вот даже здесь, да если б захотела, то самой знаменитою авлеткой могла быть только я, супруга Зевса!


АФРОДИТА и АФИНА смеются.


АФИНА. Сама хоть поняла, что сказанула?

ГЕРА. А можно ли немножко помолчать? А то я начала от вас скучать.


Богини замолкают, отвернувшись друг от друга, в ожидании ГЕРМЕСА. ПСАМАФЕЯ и МЕРОПА обмениваются знаками языка глухонемых. Их речь звучит закулисно шепотом.


МЕРОПА. Ты знаешь ли, что ныне происходит…

ПСАМАФЕЯ. Я чувствую, была здесь тень Эриды…

МЕРОПА. Не близок путь от сада Гесперид…

ПСАМАФЕЯ. А то! Она как будто ожидала…

МЕРОПА. Тут жди — не жди, а будет ровно то же. Сей дар её, иного не дано, по зову иль без оного раздором окуривать сады…

ПСАМАФЕЯ. На этой свадьбе и подарки таковы, как будто кто-то просится на бойню…Кому же повезёт…

МЕРОПА. О, есть особый казус местность Трои с гастролями Эриде навестить, где врюхала огузок свой бедовый Ата, дочь, когда с Олимпа пнули её прочь за подлостью интриг…Обеим Илион тот ненавистен…


Появляется ГЕРМЕС, ПСАМАФЕЯ и МЕРОПА замолкают.


ГЕРМЕС (тащит мешок и напевает). Где…мои крылья…ой, где…твои крылья…

АФИНА. Вот он, Палладос — ипо — птерис! Пернатое знаменье.

ГЕРА. Шустрей, недразуменье! Гермес — бараноносец Криофор. Что нам принёс?


ГЕРМЕС вытряхивает из мешка ПАРИСА, который лежит ничком, прижав к себе золотое яблоко и жалобно пищащего ягненка.


ЭХО. Ме-е-е! Ме-е-е!


ГЕРА свистит, ЭХО умолкает. ГЕРМЕС подходит к АФРОДИТЕ и пьет из ее кубка, подмигивая.

АФРОДИТА демонстративно с кокетливой улыбкой отворачивается.


ГЕРА. Пастух пастуха тащит издалека?


ГЕРМЕС подходит к ПАРИСУ и бьет его ногой под зад, затем делает реверанс ГЕРЕ.


ГЕРМЕС. Со всем почтением как зайца изловил и вам доставил я ответ царя, а также брата — мужа, отца-и-матери, племянника и тестя. Эврика!


Богини подходят и становятся вокруг ПАРИСА.


АФИНА. Пастух вонючий?

АФРОДИТА. Он же не пастух!

АФИНА. При нём овца. И пахнет он навозом.

ГЕРА. Похоже, грознотучный пошутил.

ГЕРМЕС. Сказал мне Зевс, сперва отхохотавшись, судить он спор не станет — не полоумный он, и дудки. Желающих средь прочих не нашлось и вот тогда упал счастливый случай Парису — пастуху.

АФИНА. Парис, царя Приама сын?

ПАРИС (не поднимая головы). Нет, я пастух!

АФРОДИТА. Заместо оного убит был брат единокровный.

ПАРИС (не поднимая головы). Я сирота!

ГЕРА. Он из спесивой Трои, где от альфы до омеги занудно соблюдают весь устав даров и жертвоприношений, богов как будто повторяя павлиньей безупречностью своей!

ПАРИС (не поднимая головы). Ну да, я из окрестностей.

АФРОДИТА. Женат на нимфе он речной, бессмертной крови.

ПАРИС (не поднимая головы). Не знаю, чем ей глянулся. Могу я развестись, покуда надо.

АФРОДИТА. Ой, такой хороший! Не бойся, посмотри, я — Афродита Андрофонос! Людей я покоряю.

ПАРИС (поднимает голову и вежливо кивает). Парис я, Александр.

АФРОДИТА. Так, поулыбайся, не жалую я хмурых: кто встал к моим очам, тот счастлив быть обязан, кто пал к очам, тот тоже счастлив должен быть.


ПАРИС, не вставая, натужно улыбается всем богиням, потом повторяет улыбку, расширив рот указательными пальцами.


ПАРИС. Ы-ы-ы-ы!

ГЕРА. Он что, особо одаренный? За что ему такой почётный жребий?

ГЕРМЕС. Ручался Аполлон, что можно ему верить: поступками он честен, полу-принц. Вставай уж, не боись, ты здесь для дела!


ПАРИС встает, кланяется, сразу падает на колени, прижимает ягненка и бьет по голове яблоком со всего размаха, ягненок кричит. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ вскрикивают и закрывают лица.


АФИНА (Афродите, ставя перед ее глазами ладонь). На это не смотри.


АФРОДИТА из-за ладони смотрит с интересом, ГЕРА — с нескрываемой скукой, ГЕРМЕС зевает.


ПАРИС (протягивает окровавленные руки к богиням). Примите дар! Очищенным предстал я перед вами и да не буду пожран!

ГЕРА. А, теперь я вижу. Манеры царские в крови. И честен…

АФИНА …и немного глуп — чтоб быть не пожранным, логично быть нечистым.


АФРОДИТА загребает ладошками воздух со стороны ягненка и стонет.


АФРОДИТА. О, богиня Понтия! Скотия…Кастниетида…Так это ж я, о, да! (Застывает в экстазе.)

ГЕРМЕС. Ну ничего ж себе! Да я хоть сто овец на ложе укокошу! И всем могу, не только Афродите. Чтоб вы не заподозрили чего.

АФИНА. Спасибо, я овечьей не люблю.

ГЕРА (степенно подносит к лицу ладошкой воздух). Ах, надо же, Афина — гиппократка.

АФИНА. Корит меня смертельный страх младенцев, монадами зачатых от дождя.

АФРОДИТА. Какой разумный мальчик. Я в честь твою столицу назову, не абы что — столицу высшей моды. Давай же, рассуди наш глупый спор, не злиться мы тебе пообещаем.


Богини возвращаются на свои места. При беседе ПАРИСА и богинь ГЕРМЕС поодаль,

бьет по разным частям тела керикионом, иногда вскрикивая.


ПАРИС (встает с колен, поправляет прическу, вытирает руки об плащ). А чем клянётесь?

ГЕРА. Влагой Стикса, чем ещё!

ПАРИС. Годится. Только я предупреждаю, что знаю как гонять казённый скот, и всё.

ГЕРМЕС (керикиону возмущенно, после удара). Вот гидра!

АФИНА. Нас интересует, кому бы ты дал яблоко, начертано на нём: "Прекраснейшей".

ПАРИС. А кем?

АФИНА. Не важно.

ГЕРМЕС (керикиону возмущенно, после удара). Мандрагора!

ПАРИС. Читать я не умею.

АФИНА. Поверь мне на слово, иль сгинешь в страшных муках. Ну, кто прекрасней всех на свете?

ГЕРМЕС (керикиону возмущенно, после удара). Стерлядь ты какая, а!

ПАРИС. Так, надо мне подумать.

АФРОДИТА (всплеснув руками). Чего тут думать-то?!

ПАРИС. Нет, к вам вопросов нет. Но знаете, уж слишком вы красива.

АФИНА. Ха-ха.

ПАРИС (Афине). А вы наоборот. (Гере.) А вы…вам надо бы немного похудеть и вот волосики над верхнею губою…Нет, есть любители, но знаете…

ГЕРА. Умолкни.


Все застывают, устанавливается абсолютная тишина.


ГЕРА. Я лишь ему, не вам.

ГЕРМЕС (подходит к Парису, хлопает его по плечу). Парис, ты вот что…Их раздень. В хитоне красоту не то узнаешь?

ГЕРА. Каков наглец!

АФРОДИТА. Ой, что ты там не видел?

АФИНА. И выколоть глаза ему потом.

ГЕРМЕС. Клялись водой вы Стикса!

ГЕРА. Громом разрази!

АФРОДИТА. А я — легко!


АФРОДИТА с улыбкой начинает раздеваться, в момент, когда она сбрасывает хитон МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ запрыгивают на камни, на которых сидели, и натягивают ткань с гирляндами, чтобы были видны только голова и плечи АФРОДИТЫ.


ПАРИС. Ох, ничего ж себе! (Гермесу.) Ты видел?

ГЕРМЕС (пораженно). Нет…Но как?

АФИНА. Ты что, в обличии Гермафродита?

ГЕРМЕС. Я здесь не при чем!

АФИНА (Гермесу). Но знают все, что это культ ваш общий!

ГЕРМЕС. Культ есть и наш — Гермафенос — с тобою, но до такого мы не доходили! Всего-то лишь стоим башка к башке и пар даров вкушаем беззаботно.

АФРОДИТА. Ну что?!! Сейчас гермафродитии идут на Крите, родине моей, куда меня прибило отчей пеной.

ГЕРА (со смехом). Вот, дни идут, а маятник стоит.

АФИНА. Да как стоит? Висит.

ГЕРМЕС. Да, ближе ты к сюжету.

АФРОДИТА. Вы обе много знаете о том, что видят целибатная мегера и венчанная сотнями рогов…

ГЕРА, АФИНА и ГЕРМЕС смеются над АФРОДИТОЙ.


ГЕРМЕС. Теперь твои эпитеты ясны. Которые Мелайна и Генителида.

АФИНА. Скорей уж Перибазия и Диварисатрикс.

ПАРИС. Я никаких не понял умных слов, но зад у вас, вот от души — шикарный.

ГЕРА. Так титул её главный — Каллипига! Ах, надо ж, как эпично удалась скучнейшая обычно анасирма!

ПАРИС (потупив глаза). К такому я покуда не готов, оценивать сие мне не по силам.


АФРОДИТА одевается и садится на место, МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ опускают ткань.


ГЕРА (Афине). Теперь ты.

АФИНА. Только после вас, царица неба и земли…и прочего достойного всего.

ГЕРА. И то верно.


ГЕРА становится на место АФРОДИТЫ, АФИНА помогает ей раздеться, МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ натягивают ткань. ГЕРМЕС закрывает лицо ладонями.


ГЕРМЕС. А то еще в корову превратит, коль что не так.


ГЕРА степенно показывает себя со всех сторон.


АФРОДИТА. Ну наклонись еще как старая гетера.

АФИНА. В гетерах ты сильна, Гетерия — Дарцетос.

АФРОДИТА. Ой, молчи уже, Промахос, ешь свои оливки.

ПАРИС. Мой маятник гудит, о, госпожа, и юному ягнёнку вы подобны в лучах рассвета первых, а кожа — кожа цвета майской ночи…

ГЕРА (с улыбкой). Не за что, смертный.


АФИНА помогает одеться, ГЕРА садится на место. МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ опускают ткань. АФИНА начинает снимать снаряжение — поножи, наплечники, птериги, наручи, нагрудную чешую, бросая всё под ноги. Все томятся в ожидании, ГЕРМЕС вытряхивает из банки оливки, ест их и косточками, подпрыгивая на месте, плюет в кроны дерева. Оттуда прилетает стрела, но мимо. ГЕРМЕС грозит керикионом.


ГЕРМЕС. Да чтоб тебя в харибду! Ну, тихо, фаллоптерикс, не то выпорю!


Слышится детский плач.


АФРОДИТА. Не трогай не зачатого тобою! (Ласково, глядя вверх.) Эросик, не рыдай, мы дяде отомстим чуть-чуточку попозже.

ГЕРМЕС (снисходительно). Гляди, как я б тебе не отомстил.

АФРОДИТА. Ой, было бы там чем.


ГЕРМЕС подходит к ПАРИСУ и бьет его керикеоном по ягодице.


ПАРИС (Афине, волнуясь). Простите…Извините. Я уже увидел. Красивая неженская фигура. Не будет равных вам в Пифийских играх. Вы только покажите, что внизу…


АФИНА равнодушно поднимает край туники, ПАРИС и ГЕРМЕС наклоняются.


ПАРИС. Всё, можете…Нормально всё.


АФИНА кивает и начинает одевается.


ГЕРМЕС. Да, очень хорошо. Но вот у лапочки фактурно! А Геру я в такой анфас не видел.


ГЕРМЕС шлёт АФРОДИТЕ поцелуй, АФРОДИТА пьет из бутыли, ее конец направляя в его сторону. ГЕРМЕС подходит к ней и мнет плечи и шею, ГЕРА свистит, ГЕРМЕС мнёт плечи и шею ей.


ГЕРА. И голову! И шею! И воротниковую, где соли отложенья. О, да, сильнее, ну, сильней! Бей как мужчина, что ты, титьку мало ел?


ГЕРМЕС колотит ребрами ладоней. АФИНА, одевшись, садится на место.

ГЕРМЕС бежит к ПАРИСУ и массирует ему плечи как боксеру в перерыве поединка.


ГЕРМЕС (возбужденно). Ну что, пастух, каков вердикт?

ПАРИС. Я не могу. Не знаю. Не понятно!

ГЕРА. Что тянем неизбежное! Чего тебе, презренный, надобно от нас?

ПАРИС. Прошу вас, ни в кого не превращайте.


ГЕРМЕС отходит в сторону и начинает фехтовку керикионом с воображаемым врагом.


АФИНА. В виду она имеет, чем могли б тебя мы одарить? Вот я могла бы мудрости…

ПАРИС. Не, это мне не надо.

АФИНА. Дай договорю. Мудрости и воинскую славу. Такую, что весь мир бояться станет.

ПАРИС. Не надо тоже. Вот Гектор, сын царя. И днём, и ночью парится в ученьях, доспехов не снимая, беготня, ударов отработка, и окопов он вырыл, уж наверно, тыщу оргий, а я гоняю скот и не тужу. А он — что асуанский каторжанин.

ГЕРМЕС (повернувшись к Парису, с удивлением). А ты чего порыть не хочешь оргий? Вот я их рыть готов и дни, и ночи, сейчас бы мог я парочку порыть!


Богини смеются.


АФИНА. Иди ж ты, полисемия какая!

АФРОДИТА. Еще один эпитет?

АФИНА. Нет, риторики фигура, ораторский приём.

ГЕРМЕС (обиженно). Я более чем честен здесь и в части оргий, и ораторских фигур. А вы смеётесь!

ГЕРА. Всё, не паясничай.


ГЕРМЕС пожимает плечами и продолжает упражняться с керикионом.


ГЕРА (Парису). Я дам тебе к богатству много власти. Над овцами, над смертными — решай, кем управлять хотел бы ты разумно.

ПАРИС. Нет, не хочу. Вот царь Лаомедонт, что правил до Приама Илионом, так сколько ему выдалось хлопот! То стену строй, то чудище корми своими и чужими дочерьми, а то герой не ценит вероломства и ввергнуть тщится город в прах и тлен. Такой я долей вовсе не прельщен.

АФРОДИТА. Жену тебе, прекраснейшую бабу. Любую ты, конечно, выбирай, но так скажу — красивей нет Елены, которой муж спартанец Менелай.

ПАРИС. К любви я очень чуток. Уговор!


ПАРИС отдает АФРОДИТЕ яблоко, АФИНА ногой отшвыривает банку, ГЕРА плюёт.


ГЕРМЕС (медленно хлопает в ладоши). Разумно, молодец.

ГЕРА. Так, всё, тебе конец!

ПАРИС (пожимает плечами). Я смертный, это неизбежно.

АФИНА. Оружие уже в утробе крепнет!

АФРОДИТА. Не бойся, мой питомец, всё случится. Лицо своё умытое подсунь Елене, а я там рядом буду, на подмоге.

ПАРИС. И только-то? Спасибо! А можно, чтобы умер я тогда пораньше всех? Едва моё окончится везенье.

АФРОДИТА. Устроим и такое, чтоб не видел ахейцев ты разнузданных утех ни с матерью твоей и ни с сестрою.

ПАРИС. Я сирота.

АФРОДИТА. Так то — пока! Ты будешь счастлив парочку недель — зато по-настоящему, как боги, не знающие мрака и зимы.

ПАРИС (мечтательно). Как здорово!

АФИНА. Проваливай, отродье жалких смертных.

ГЕРМЕС. Верну его назад. Тебя куда? На праздник или к овцам?

ПАРИС. До Трои, если можно, раз я принц — пора бы им признать моё сыновство.


ГЕРМЕС раскрывает мешок, ПАРИС залезает внутрь, ГЕРМЕС выволакивает мешок прочь.


АФИНА (вслед). Овцу свою возьмите! Будет тут смердеть.

АФРОДИТА (прислоняет яблоко к лицу, слушает запах). Палёных кож я слышу аромат.


При беседе ГЕРЫ с АФИНОЙ АФРОДИТА любуется на яблоко и играет с ним.


АФИНА. Раз так, пойду горгону чистить. Чтоб сияла.

ГЕРА. А я узнаю, за кого мой промыслитель — муж, и буду их дотла уничтожать. (Обращается к кроне дерева, повелительно.) В Аид лети, скажи, чтоб асфоделей побольше высадили, в вечной пустоте пусть будет радость жертвам Илиады. За что так любишь ты войну, Афина?


АФИНА поднимает окровавленного ягненка с земли.


АФИНА (разглядывает ягненка, держа как младенца). Не мил мне даже юный образ смертных, проказников, сереющих лицом, но в страсти битвы лики их светлеют, отслаивая души в Пантеон, и в тишине оборванного пульса я чувствую великую печаль от дрожи склер, трепещущих так грустно, роднящих меня с тем, кого не жаль.

ГЕРА. Не думала, что ты сентиментальна. Расплачься над гоплитами ещё! (Берёт у Афины ягненка, двигая его лапами и головой.) Нет, я люблю войну за то, что в зеркале её — актёрской, правда, рожей, — но вроде отражается похоже Героя ярко — алое зерно: золою воинской оно закалено и делается горьким, охмелелым, как мятный элевсинский кикеон, танатонеоборным обращая любого, кто покорно посвящает свой верный дух до сумерек времён и гимнам, и величию знамён.

АФИНА. Я шутку сочинила, пусть она разбавит нам досаду пораженья. (Выразительно, с ударением на "гер".) Как не изгнать Гермеса Трисмегиста из псевдоэпистимий, точно так от герпеса не скрыться, да и от вестника богов не улизнуть — отыщет себе путь он в самый герметичный из домов: Гермеса ты за дверь — уж щемится в окно!

ГЕРА (хохочет). Расскажем всем подряд её пойдём!


АФИНА и ГЕРА уходят, бросив АФРОДИТЕ под ноги ягненка. АФРОДИТА допивает из бокала.


АФРОДИТА (с наслаждением). О, мёд Загрея спелый! (Ветвям дерева.) Эросик, ты спустись и отыщи для мамочки её Гефеста — мужа, скажи, пора домой. Там нам очень нужно раскочегарить кой-чего: мне ложе брачное, а ему — меха кузнечные. (Грозит указательным пальцем.) Стрелять в богов тебе не разрешаю.


Ветви дерева шуршат.


АФРОДИТА (разглядывает ягненка, не поднимая его). И нечего куситься на святое, а то, ишь, Елена Прекрасная, "Афродите подобная". Вот и посиди. И эти тоже, думают, я дура…(Начинает не спеша есть яблоко "Прекраснейшей".) И даже смеют говорить: "Ой, Афродита, не смотри на сфагион, как режут жертву, станет тебе плохо!". (Грозно.) Да кровь — моя одежда! Всё в мире полыхает в мою честь! Любовью и войной, и только, лишаем смертных жизни мы, когда их оглушает, накрывает, врывается, разит, трясёт лихая и бой последний призывает дать, всё выкинув на карту. Война мила мне как другим богам, ведь крепкую любовь она вселяет, и пеплом посыпаются власы: где был постылый муж — теперь любимый, где был поганый дом — пристенок милый, и где была страна лишь спорыньёй богата, теперь Элисиум, роднее сердцу нет, там был вкусней молочного пломбира солёный черный хлеб…Войну люблю, что нету там побед, есть тление болотистых окалин десятки сотен лет, и где антропосам химерный мрачный бред — там антропологам гармония эндшпиля и смены вех рассвет. Не сможем мы друг друга осознать пусть даже апостериори! (Меропе и Псамафее.) Закончили?


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ расправляют ткань с гирляндами, горящими красным; ткань закрывает собой всю сцену.


АФРОДИТА (Меропе и Псамафее). Несите вниз. Пора покрыть то ложе браком. О, красота! На реку душ похоже: сера ее вода и холодна, но алые, как змеи, языки безмолвно свои члены изгибают, пытаясь донести мольбу до тех, кто здесь-то редко слышит, а оттуда — никогда!


МЕРОПА и ПСАМАФЕЯ удаляются. АФРОДИТА доедает яблоко, затем снимает шлем АФИНЫ с ветки и надевает его на голову, закрывая лицо; восходит на жернов, держа в правой руке обсидиановую пластину на весу перед собой, как скрижаль, и в левой руке бутыль крыльями вниз, отведя ее в сторону, под прямым углом к телу.


АФРОДИТА. В такие времена, когда цоктают нахохленные тьмы голодных кер…В такие дни, когда не понимают, где ызверствам отмерится предел…Из пиитов все тянут озарений — и строчку я им первую нашла. (Выразительно, грозно.) "В раскатах терракотового грома красавица пришла!".


Всё погружается в темноту, гремит сильный страшный гром. Загорается свет — площадка пуста. Шуршат ветви.


ЭХО (растерянно, сама с собой). О, боги, неужели я забыла! Мне нужно было что-то передать! Ах, что же, что же…(Измененным голосом.) Спасайтесь кто куда, красавица пришла! Ха-ха! Заткнись, а то ослепнешь и оглохнешь! Нет, не то! (Измененным голосом.) Пир из молочных братьев, а кому-то и Медея — мать. Ха-ха! Нет, думай, думай, Эхо! (Измененным голосом.) В Аид лети, скажи, чтоб асфоделей побольше высадили жертвам Илиады…Конец вам, хитроумные монады! Да, Эврика! (Свистит и замолкает.)


занавес