Ожидание [Алина Горделли] (fb2) читать онлайн

Алина Горделли Ожидание

«АЛАУНИЯ» СТОЯЛА У ПРИЧАЛА, и новобранцы, под тяжестью аммуниции, медленно поднимались по трапу. Медленно и неохотно поднимались на корабль молодые канадские призывники: их отправляли в самое пекло военных дествий, за сотни тысяч миль, в Европу, в которой большинство из них никогда и не бывало.

«Разгребать чужие проблемы», — подумалось первому помощнику капитана Джеймсу Биссету. На «Алаунию» он был назначен всего две недели назад, после короткой переподготовки в военном флоте, но с капитаном Ростроном плавал давно — еще на сухогрузе «Брескии», а позднее — на ставшей знаменитой «Карпатии». Звали мистера Биссета торжественно — Джеймс Гордон Партридж, но офицеры предпочитали звать его по-простецки — Билл.

Настроение у всех было сумрачное. На пирсе собрались провожающие — семьи, родители, друзья, некоторые призывники успели обзавестись невестами. Тысяча новобранцев под командованием полковника Бакстера, коренастого живчика, двух майоров и нескольких младших чинов, должна была высадиться с моря близ Галлиполи на понтонных плотах и атаковать с моря позиции неприятеля.

Посадка закончилась. Капитан Артур Рострон посмотрел на часы, кивнул, и прозвучал сигнал к отплытию. Биссету показалось, что «Алауния» печально прощалась с канадским берегом. Раздались громкие всхлипывания, рыдания. И тут одна из женщин выкрикнула сквозь душившие ее слезы:

— Зачем, зачем вы забираете наших мальчиков на верную гибель?!!

Биссет быстро взглянул на капитана, и заметил, как у того дернулась щека. «У Рострона сыновья, — подумал он, — и старшему, кажется, уже почти пятнадцать. Эти мальчики-солдаты, у нас на борту, года на три старше, не более. И всем ведь известно, что мы — гражданское судно, нас зафрахтовали перевозить сухопутные войска. Не мы придумали войну, не мы ее начали, и новобранцев набирали Бакстер и его офицеры, а вовсе не команда Кьюнардера!»

Но сейчас, весь гнев собравшихся на пирсе близких, был обращен к капитанскому мостику, ведь это именно они отрывали канадских мальчишек от дома.

Две недели пути через Атлантику до континента прошли спокойно, и «Алауния» развила максимальную скорость в 20 узлов, но настроение продолжало быть подавленным. Капитан Артур Рострон, по прозвищу «Электрическая искра» или Спаркс, внезапно появлялся в самых разных местах, от мостика, до котельной, заставляя офицеров подпрыгивать от неожиданности. Распоряжения он отдавал отрывисто, отчетливо, но негромко. Его команды всегда были точно сформулированы и понятны, объяснения не требовались, возражения не принимались. Среднего роста и худощавый, он, тем не менее, обладал магнетической силой лидера, которому доверяешь полностью, потому что он точно знает, что делает.

Офицерам «Алаунии» было приказано создать по возможности комфортные условия для новобранцев. Их кормили горячим шоколадом и фирменными отбивными, по вечерам играла музыка, днем — физические упражнения и соревнования, насколько это было возможно на перегруженном лайнере. Капитан Рострон подружился с одним из пехотинцев, майором Уильямсом, и часто беседовал с ним на мостике.

За два дня до прибытия на место высадки, уже в Эгейском море, «Алаунию» встретили два небольших торпедных катера в качестве конвоя. «И эти две мелкие посудины защитят нас от немецких субмарин? — подумал Биссет. — Черта с два!»

А тремя днями раньше капитан Рострон собрал у себя военных и гражданских офицеров. Ему надо было в подробностях знать план высадки. Возражений не было. Боевые действия велись на большом расстоянии от берега. «Алауния» встанет на рейде в полумиле, высадка десанта пройдет в пять партий — по двести человек в партии на пяти понтонах, то есть по сорока человек в каждом. Каждую партию будут сопровождать пять офицеров, по офицеру на понтон. Задачей гражданских офицеров было обеспечить своевременный спуск понтонов, завершить высадку десанта и вернуться в Ливерпуль. И да, на обратном пути военные катера их сопровождать не будут. «Еще бы, — подумал Биссет с горечью, — будем идти порожняком, кому мы нужны без военного груза? Компании «Кьюнард» адмиралтейство, если что, выплатит страховку за потопленное судно». Он заставил себя отбросить невеселые мысли.

Капитан Рострон не был удовлетворен разъяснениями военных. Прежде всего, у них оказались неточные карты побережья близ Мэйдоса и Галлиполи. К счастью, у запасливого Рострона нашлись два десятка добротных карт, прихваченных «на всякий случай»: на «Брескии» они излазили все закоулки средиземноморских портов, частенько заходили и в Дарданеллы, и в Босфор. Оказалось, что офицеры сухопутных войск не имели ни малейшего представления о рельефе места высадки, и очень отдаленное представление о расположении турецких войск.

Согласно плану командования сухопутными войсками, высадка была назначена на четверг, в 7 часов утра. С понедельника по среду капитан с секундомером в руках провел девять репетиций спуска понтонов для гражданского офицерского состава и матросов, доведя всех до полного изнеможения. Тренировки продолжались и ночью, ведь высаживаться было запланировано на рассвете.

***

МИННИ ТЯЖЕЛО ПЕРЕВОРАЧИВАЛАСЬ с бока на бок. Эта беременность давалась ей нелегко, не то, что первые три. Конечно же, возраст напоминал о себе: ей ведь уже не двадцать пять. Но была и другая, более важная, причина, по которой ей несколько суток никак не удавалось нормально уснуть. Артур, как она догадывалась, находился сейчас в самом пекле — у Галлиполи, хоть это и старались от нее скрыть и мальчики, и тетя Элис. Милая тетушка, временно переселившаяся к племяннице на сносях, клевала носом в большом, обитом гобеленом кресле. Именно то, как старательно пытались избежать разговоров об отце мальчишки, как кстати заболел инфлюэнцией их почтальон и исчезли газеты, убеждало Минни в том, что Артур действительно находится в опасности. Она пыталась гнать от себя мрачные мысли, иначе сердце начинало биться часто и неровно, и ребенок сразу же отвечал толчками. Но это у нее плохо получалось.

«Нельзя, успокойся!» — уговаривала себя Минни, — «это его ребенок, именно он должен быть сейчас твоей главной заботой!» Но воображение рисовало «Алаунию», скорее всего, без конвоя, переполненную новобранцами, погруженную во мрак ради камуфляжа, преследуемую подводными лодками. Артур называл свое новое судно «искательницей приключений». Горло сжали непрошенные слезы, и ребенок тут же заворочался.

«Уж скорее бы!» — охнула Минни, пытаясь устроиться поудобнее. Вроде бы и срок подошел: ни сегодня — завтра, говорит их семейный врач. Вон — в окне светает, а забыться так и не удалось.

***

ТОЛЬКО РАССВЕЛО, как Биссета разбудил отчетливый звук канонады. Со сна он сразу не сообразил, что это было, так как и воздух, и корпус «Алаунии», содрогались от пушечных взрывов. Наспех одевшись, он взбежал на мостик. Капитан был уже там с полковником Бакстером, майором Уильямсом и майором Смитсоном. С ними же находился и второй помощник капитана Герберт Доу, дежуривший перед самым утром.

Разговор на мостике был напряженным. Было очевидно, что военная ситуация резко изменилась, и неприятель продвинулся намного ближе к береговой линии, чем ранее предполагалось. Само место высадки было выбрано крайне неудачно, если его вообще кто-то потрудился выбрать! Берег представлял собой отвесную скалу, переходящую в высокий холм, за которым могли скрываться орудия противника. «Алауния» стала на рейде, как и планировалось, но капитан Рострон пытался убедить полковника Бакстера отложить высадку до следующей ночи, так как акватория, скорее всего, легко простреливалась, ведь канонада была слышна уже очень близко. Бакстер категорически возражал.

— Ваши данные о положении противника неверны, взрывы слышны слишком близко!

— У меня приказ высадиться в 7 часов утра, и я намерен его выполнить!

— Хотя бы свяжитесь с командованием, и узнайте, не изменилась ли обстановка!

— И не собираюсь, у меня приказ! Я должен высадиться точно в семь и я это сделаю!

— Вы погубите людей!

Бакстер подскочил к Рострону с выпученными глазами и прошипел:

— Вы — капитан прогулочного катера, и не смейте совать свой нос в военные дела!

— Я — капитан запаса военно-морского флота! Хотя бы дождитесь ночи, чтобы воспользоваться темнотой.

— Ни за что! Спускайте понтоны! Вот увидите, все пройдет в штатном режиме.

Рострон с сумрачным видом кивнул Доу. Первая партия высадки погрузилась на пять понтонов, обе сотни. Остальные новобранцы столпились на палубе. Натасканные матросы «Алаунии» стали осторожно, но ловко, спускать плоты. Майор Смитсон спустился с последним, пятым.

Понтоны медленно отчалили от корабля, и в течение первых пятнадцати минут казалось, что Бакстер прав, и высадка пройдет удачно. Понтоны прошли половину пути от корабля до берега.

И тут все началось. Прямое попадание в первый понтон, и вода закипела от разрывов пушечных снарядов. Стреляли из-за холма. Крики о помощи, стоны и вопли! Под воду ушел второй понтон, третий! Из нескольких сот глоток новобранцев на «Алаунии» раздался ответный вопль.

Капитан Рострон схватил мегафон:

— Возвращайтесь! Немедленно!

Два оставшихся понтона остановились в нерешительности. Снаряды взрывались вокруг них могучими фонтанами. Наконец, они начали грести назад, к «Алаунии».

Полковник Бакстер подбежал к Рострону в попытке отобрать у него мегафон, и, получив в зубы с силой, неожиданной для худощавого капитана, отскочил футов на двадцать и упал. И в тот же самый момент, пушечные снаряды настигли гребцов. За пять минут все было кончено. Не выжил никто.

Море вдруг стало спокойным, канонада прекратилась, поглотив две сотни молодых жизней, ни за что…

Гражданские матросы и стюарды, плакали навзрыд. Биссету показалось, что дрожь прошла по рядам юношей, с ужасом ожидающих своей участи.

— Немедленно спускайте вторую партию понтонов! — завопил Бакстер.

Но капитан уже обрел свойственное ему хладнокровие.

— Прекратить спуск понтонов! — приказ был отдан обычным негромким безапелляционным тоном.

Матросы, выполняя приказ капитана, не двинулись с места. На корабле только один хозяин, они не подчинились бы и королю. Восемьсот новобранцев с надеждой и мольбой смотрели на мостик.

Полковник Бакстер выхватил револьвер, сразу несколько матросов бросились было к нему, но Рострон остановил их.

— Я снимаюсь с рейда, высадки не будет до полуночи. Территория полностью простреливается. Я свяжусь с адмиралтейством и потребую безопасные координаты для высадки. Ответственность за эти действия полностью беру на себя.

Поковник Бакстер все еще размахивал револьвером. Майор Уильямс не произнес ни слова.

— Вы за это ответите! Вас уберут из флота, посадят, казнят за предательство в военное время! — орал Бакстер.

Рострон быстро подошел к Бакстеру вплотную и вырвал у него револьвер.

— Нет, полковник Бакстер, это вы предатель. Это вы уничтожаете наши войска на благо противнику. Это вы будете сидеть, причем, начиная с этой самой минуты.

И, повернувшись к Биссету и Доу:

— Мистер Биссет, отведите корабль на пять миль, направление Запад-52-Север. Мистер Доу, полковника Бакстера посадить под арест в своей каюте за попытку нанесения серьезного урона войскам Его Королевского Величества, поставить часовых, личное оружие изъять.

— Айэ-айэ, сэр! — радостно завопили оба офицера, почти в унисон.

— Майор Уильямс, как старший по званию в десанте, вы согласны принять участие в моих радиопереговорах с адмиралтейством?

— Да, сэр!

***

МАКС СКЛОНИЛСЯ НАД ШАХМАТНОЙ ДОСКОЙ, пытаясь сосредоточиться, но у него ничего не получалось. Эту композицию, одну из самых сложных из подаренного отцом сборника шахматных задач, он пытался расколоть уже два дня, но все без толку. На душе было неспокойно.

Вряд ли Макс отдавал себе отчет, почему именно сегодня его потянуло к подаренной отцом книге, будто он пытался дотянуться до него. Отец уже месяц как был в море, и в «Кьюнарде» ожидали его возвращения на этой неделе. Маркониграммы приходили с перебоями: как никак военное время, и не всегда можно дать о себе весточку. Но такого полного молчания, как за последние полмесяца, он что-то не припомнит. Вот и вчера Роберт вернулся из конторы «Кьюнарда» ни с чем.

Макс улыбнулся: как-то само собой получилось, что именно Роберт, еще с детства, взял на себя обязанности «связного» с пароходством. С утра пораньше он снова отослал брата в офис, а сам устроился у окна с шахматной доской. Роберт ушел притихший и нахохлившийся, хотя обычно охотно гонял в «Кьюнард» на своем велосипеде. Именно что гонял, так как, несмотря на солидный возраст в неполные тринадцать лет, оставался таким же сорвиголовой, как и в детстве. Но брату подчинялся беспрекословно, хоть тот и был всего двумя годами старше.

Где находилась «Алауния» в «Кьюнарде» конечно же знали, но военную тайну не имели права открыть даже сыновьям капитана, хотя те и так догадывались — где-то рядом с Галлиполи. А вот какое именно задание «Алауния» выполняла в Эгейском море, скорее всего, не знали и в «Кьюнарде». Ведь Кьюнардовские корабли, временно зафрахтованные адмиралтейством, вроде бы переставали принадлежать гражданскому пароходству, хотя военное ведомство высокомерно позволяло прежним хозяевам тратить средства на их ремонт, провизию и оснащение, поддерживать связь с семьями моряков.

Макс вздохнул. Вчера они с Робертом весь вечер просидели над картой средиземноморья, расстелив ее на полу и реквизировав у восьмилетнего Арнольда миниатюрные железные кораблики. Вооружившись ворохом газет, они, по скудным публикациям, пытались угадать, какие именно корабли Британского военного флота прибыли в зону военных действий. Предположительно, сейчас там находилось несколько военных фрегатов и катеров, а из кораблей поддержки, как минимум, «Алауния», «Иверния», «Олимпик» и «Балтик». Два последних были огромными кораблями класса «Титаник» и принадлежали «Белой звезде». Кьюнардцы были помельче, зато более маневренные. Два больших Кьюнардца — «Мавритания» и «Лузитания» сейчас, вроде бы, находились по ту сторону «пруда» то есть Атлантики — в Америке и Канаде. Арнольда до боевой карты пришлось допустить — как никак, владельцем железных корабликов был именно он. И именно он высказал самую разумную мысль: если даже мы можем угадать, где находятся наши корабли, разве германские подводные лодки не смогут их найти?

Макс снова тяжело вздохнул. В разговорах с матерью, отрывки которых мальчики могли уловить, отец часто сетовал на дырявую секретность военных операций, проводимых адмиралтейством. У него вообще было много претензий к военному ведомству. Предусмотрительный, до педантичности организованный, отец терпеть не мог разгильдяйства. Вся ирония состояла в том, что военные корабли были бронированы и оснащены противолодочными пушками, тогда как на вооружении зафрахтованных гражданских судов были только сообразительность и профессионализм их капитанов и офицерского состава.

А ведь именно эти корабли перевозили сухопутные войска в зону военных действий, и именно за ними охотились германские подводные лодки! Военные фрегаты были почти что бесполезны в войне на суше, и никакого интереса для противника не представляли. Да, конечно, нагруженные сухопутными войсками гражданские корабли часто шли конвоем, в сопровождении военных катеров. Но это только в зоне военных действий! А возвращавшиеся порожняком в порт они были брошены на произвол судьбы, вроде как ставшие ненужными. Какой абсурд, возмущался отец, ведь они понадобятся опять — на следующей же неделе! Наверное именно поэтому зафрахтованными кораблями командовали резервисты: адмиралтейство надеялось на их военную выучку. Артур Генри Рострон был капитаном резерва военно-морского флота Британии.

Макс встрепенулся — у ворот показался велосипед брата. Сердце у него ёкнуло: вместо того чтобы залихватски въехать в ворота и остановиться после крутого виража, Роберт оставил велосипед у ворот и медленно, понуро, зашагал к дому, будто к его ногам привязали тяжеленные гири. Максу сверху показалось, что Роберт утирает рукавом глаза, и он кубарем скатился с лестницы во двор.

Так и было. Из глаз брата катились непрошенные слезы.

— Что случилось?! — Макс схватил брата за плечи и встряхнул так сильно, что у того даже лязгнули зубы.

— Пусти! — вырвался Роберт, оттолкнув Макса и продолжая всхлипывать.

— Прости дружище! Пойдем отсюда, чтобы мама не заметила. — Макс увлек Роберта в дикую часть сада, где стояла старинная деревянная скамья. Это место невозможно было увидеть со второго этажа, из спальни родителей.

— Рассказывай же! — взмолился Макс, усадив Роберта на скамью.

— Нет ничего, никаких радиограмм! — голос Роберта дрогнул. — И мне сказали, что «Ивернию» и «Саксонию» потопили. — И он расплакался, отвернувшись от брата и всхлипывая.

— «Саксонию»…, — пробормотал Макс, — а мы про нее и не догадались…

«Я должен быть сильным, я самый старший», — повторял он про себя как мантру, хотя сердце стянул холодный страх.

«Возьми себя в руки. Сосредоточься», — словно услышал он голос отца.

— Так. — Макс приложил все усилия, чтобы его голос звучал твердо, — сейчас ты отправишься к соседям, в таком виде на глаза маме или даже тете Элис показываться нельзя!

— К каким еще соседям? — пробурчал, все еще шмыгая носом, Роберт.

— Да к каким угодно! Хотя бы к Ричардсам. Ты давно обещал позаниматься с их Джимом математикой, вот и давай! А для соплей существует носовой платок!

Достав из кармана носовой платок, Роберт угрюмо молчал, и Макс добавил обнадеживающим тоном:

— Я сам пойду в офис «Кьюнарда» и не вернусь, пока не добуду новостей.

Роберт посмотрел на него с надеждой:

— С отцом ведь ничего не случится, правда, Макс?

— Я уверен, Роб, я в этом совершенно уверен! Ты же знаешь — наш шкипер лучший в мире! Самое главное — это уберечь маму от волнений.

Роберт согласно кивнул. Минни, все же, было уже за сорок, и никто не знает как могли отразиться на ней волнения.

Проводя брата за ворота и легонько подтолкнув его велосипед, Макс забежал домой, чтобы предупредить тетю Элис, о том, чтобы его не ждали до вечера и захватить пиджак. Не дав милой тетушке возможности задать ему вопросы — куда он направляется и что слышно от Роберта, он выскочил из дому и, широко вышагивая, через полчаса уже стоял перед скромным, но солидным зданием знаменитого «Кьюнарда». Часы на Ливерпульской ратуше пробили десять утра.

***

— РОВНО ДЕСЯТЬ ЧАСОВ, СЭР! — громким шепотом сообщил Биссет, сверившись с карманными часами. Капитан Рострон кивнул и на мгновение оторвался от бинокля.

Предыдущей ночью «Алауния», прокравшись в пролив Дарданеллы и доставив к «театру военных действий», как бесстрастно называлась наземная мясорубка близ Галлиполи, три канадских полка пехоты, стояла на рейде. Капитану удалось «выбить» из адмиралтейства согласие на новое время и место высадки сухопутных войск, выбранное самим Ростроном и майором Уильямсом. Присмиревший полковник Бакстер был освобожден из-под стражи и, вместе с другими офицерами и солдатами, исчез в кромешной тьме под плеск многочисленных весел. Перед высадкой десанта, капитан попрощался за руку со всеми офицерами, включая полковника Бакстера. Он был незлобив, в особенности, когда ему удавалось настоять на своем, то есть почти всегда.

«Алаунии» уже давно полагалось убраться подальше от Мейдоса, так как по радио-сообщению, полученному с «Британика», у самого входа в пролив вовсю хозяйничали германские подводные лодки. Но из адмиралтейства пришел приказ дождаться «Роял Эдварда» и согласовать с ним дальнейшие действия. «Роял Эдвард» был еще одним, зафрахтованным военным ведомством канадским пассажирским судном, направлявшимся в Дарданеллы с очередным «живым грузом» пехотинцев, и адмиралтейство надеялось на содействие Рострона в выборе места высадки. «Роял Эдвард» шел на максимальной скорости в 19 узлов, но к Мэйдосу ему было не добраться до пополудни. Высаживать пехотинцев с канадского корабля днем, у всех на виду, равно как и держать «Алаунию» на рейде так долго, было очередным двойным безумием адмиралтейства, к которому Рострон все никак не мог привыкнуть. Получив радиограмму, он часа два без устали прошагал взад и вперед, по мостику, хмурый и насупленный. Офицеры знали, что самым благоразумным в это время было держаться от него подальше.

Биссет заступил на дежурство в шесть утра после двухчасового беспокойного сна, но он прекрасно понимал, что капитан с мостика не уйдет. Звук канонады неумолимо приближался и к этому, только что еще безопасному, месту высадки, а «Роял Эдвард» был еще в Эгейском море. И Рострон принял решение — место высадки поменять.

Постоянно сверяясь с картой, капитан повел «Алаунию» малым ходом вдоль побережья, ориентируясь на звук канонады. Но та, казалось, неумолимо преследовала корабль.

— Наступают по всему фронту, — заметил Рострон. Биссет хмуро кивнул.

В розоватом свете пробуждающегося дня стала вырисовываться пологая береговая линия залива, переходящая в небольшую, почти что идеальной окружности, долину. А в самом центре долины белел плоской крышей неизвестно откуда взявшийся полевой госпиталь с двумя красными крестами. По-видимому, «Алаунию» заметили и с берега, так как на крышу госпиталя спешно вскарабкалась фигурка и стала размахивать самодельными белыми флажками.

Рострон приложил к глазам бинокль.

— Стоп машина!

Биссет посмотрел на капитана. Он точно знал — Рострон не успокоится, пока не разберется, в чем дело. Вот и сейчас он читает «флажки», бесшумно шевеля губами.

— Мистер Биссет, не отвлекайтесь! — и Биссет тут же схватился за свой бинокль.

— Простите, сэр!

Канонада все усиливалась, хоть пушки и звучали пока еще глухо. Биссету показалось, что сигнальщик замахал еще отчаяннее.

— «Полевой госпиталь союзников. Почти тысяча раненых, некоторые тяжело. Заберите нас! Матрос Поллет, фрегат «Шарлемань.»

— Старшина, приготовьтесь ответить.

— Айэ-айэ, сэр!

Старшина уверенно засигналил красными флажками «Кьюнарда».

«Где начальник госпиталя и главный врач?»

«Начальник госпиталя и его товарищ, греки, сбежали вчера ночью. Главный врач доктор Ришар оперирует. Госпиталем руководит старшая медсестра Робертсон».

Француз, видимо, что-то крикнул сверху вниз, так как из входа в палаточный госпиталь показалась одетая в белую форму сухопарая женская фигурка.

«Мы все погибнем, нас разбомбят, спасите!» — затрепетали флажки на крыше госпиталя.

Рострон молчал. Минуту.

— Старшина, позовите оператора Маркони. Быстро!

— Айэ-айэ, сэр!

— Мистер Биссет, пригласите всех офицеров на мостик.

— Айэ-айэ, сэр!

На мостик взбежал худощавый и очкастый радист «Алаунии» Гринвелл.

— Мистер Гринвелл, свяжитесь с «Роял Эдвард». Сообщите, что высадку пехоты выполнить невозможно, вся береговая линия простреливается. Попросите, тем не менее, подойти к нам побыстрее, чтобы помочь эвакуировать полевой госпиталь союзников. Такую же Маркониграмму отправьте «Британику». Используйте имперский военно-морской код. Просите поторопиться.

— Слушаюсь, — по-граждански ответил Гринвелл и мгновенно исчез в проеме лестницы.

На мостике уже собрались Биссет, Доу, третий и четвертый офицеры — шотландец Лок и ирландец Риган.

— Господа, — обратился к ним капитан, — на суше гибнет полевой госпиталь союзников. Тысяча раненных и персонал. Турки наступают по всему фронту. Кроме нас никого поблизости нет, хотя я надеюсь на помощь «Роял Эдвард» и «Британика». Ваши соображения.

И Рострон просверлил собравшихся офицеров пронзительными голубыми глазами.

Биссет ответил первым, как и полагалось по рангу:

— Одним нам будет сложно справиться, придется спустить все шлюпки, да и те будут перегружены, а достаточно ли у нас времени, чтобы всех перевезти и поднять шлюпки?

— Если возмем их на борт, потеряем скорость и маневренность, у входа в пролив нас ждут субмарины, а конвоя нет, — добавил Доу.

Остальные сумрачно закивали головами.

— «Роял Эдвард» и «Британик», наверняка, поспешат к нам на помощь, — с надеждой заметил рыжеватый здоровяк Лок.

Словно в ответ на его слова на мостике появился Гринвелл. Его тонкие губы были плотно сжаты.

— Сэр, ответы на ваши радиограммы получены, — и он вручил два формуляра капитану.

Рострон прочитал их вслух бесстрастным голосом.

«Рострону. В пролив заходить не буду. Должен выспросить у адмиралтейства альтернативное место высадки пехоты. Капитан Уоттон, Роял Едвард».

«Рострону. Вход в пролив кишит германскими субмаринами. Сухопутный госпиталь союзников не наша забота. Советую вам поскорее убраться оттуда налегке. Капитан Бартлетт. Британик».

Совсем близко раздался свист и грохот пушечного ядра, за небольшим холмом к небу потянулась струйка дыма. На мостике повисло тяжелое молчание.

Глаза Росторна упрямо сузились, скулы заострились.

— Мистер Доу, прикажите спускать шлюпки на воду. Все двадцать четыре. Выделить лучших гребцов, четверо на лодку.

— Айэ-айэ, сэр! — в голосе второго помощника уверенности не было, но он побежал выпонять приказ.

— Старшина, сигнальте!

«Собраться на самом берегу бухты, вытащить раненных. Персоналу забрать медикаменты и легкое оборудование. Даю полчаса».

Красные флажки засверкали в руках сигнальщика. Фигурка на крыше госпиталя радостно подпрыгнула и ловко скатилась вниз. Матрос Поллет и медсестра исчезли под навесом госпиталя.

На мостик вернулся Доу.

— Сэр, — глухо проговорил он, — гребцов собрали на палубе, но некоторые отказываются плыть к берегу, — и он нервно откашлялся.

Капитан Рострон как-то резко дернул плечом и сбежал вниз по лестнице. Офицеры еле поспевали за ним.

На палубе собралось около сотни матросов. Чуть поодаль, сбившись в кучку, стояла дюжина «бунтовщикиов». Увидев капитана, они опустили головы.

Рострон быстро направился прямо к ним и вопросительно вздернул брови. Вперед выдвинулся пожилой усатый боцман.

— Сэр, — начал он нерешительно, отводя глаза в сторону, — сэр…

— Да говорите же быстрее, Джарвис! — топнул ногой Рострон. — Мы теряем драгоценное время!

— Сэр, матросы говорят, что они невоеннообязанные и боятся грести к берегу. Того гляди, начнут обстреливать побережье — вон как близко громыхает… Да и вообще, там вроде и наших мало, все больше лягушатники…., — и боцман умолк, упершись гразами в настил.

Капитан Рострон говорил тихо, но, каким-то образом, его голос перекрывал грохот канонады.

— Во первых, там есть и наши люди, старшая медсестра — ирландка. Во вторых, с каких это пор, Британцы отказывают в гуманитарной помощи врагам, уже не говоря о союзниках! Все эти люди через час будут убиты! Тысяча человек! Мне стыдно за вас, вы позорите Британский флаг, позорите короля!

Голова у старого боцмана дернулась. Он обернулся к стоявшим понуро «бунтовщикам». Те о чем-то переговаривались. Наконец, от группы отделился один:

— Мы военному делу не обучены. Вот если с нами пойдет кто-то из старших офицеров с военным званием и будет руководить эвакуацией…

Рострон быстро обернулся к стоявшим позади него офицерам. Все они проходили подготовку в военно-морском флоте, но приказать им сойти на берег он не мог.

— Я не имею права покинуть корабль, — начал было Рострон, но закончить не успел.

— Я пойду, сэр! — твердо ответил Биссет.

Капитан Рострон порывисто схватил его за руку.

— Спасибо, Билл! — вырвалось у него.

Биссет опешил: за все восемь лет, что они плавали вместе, Рострон ни разу не назвал его по имени!

— Я тоже пойду, сэр! — выдвинулся вперед Риган. — Как никак там моя соотечественница! Авось хорошенькая! — попытался пошутить он.

— И я пойду, сэр, — голос старого боцмана звучал пристыженно.

Рострон кивнул.

Как это всегда бывает, большинство последовало за лидерами, и уже в следующее мгновение, сотня матросов, быстро и профессионально спускали на воду двадцать четыре шлюпки — все, что были на «Алаунии». Биссет, Риган и боцман Джарвис мелькали по левому и по правому борту, подгоняя матросов и отдавая распоряжения. Через пятнадцать минут все шлюпки были спущены, и, под руководством офицеров, лодочная флотилия стала быстро грести к берегу, к которому уже бежали, ползли, прыгали ходячие раненые. Тяжелораненых волокли на носилках, на некоторых болтались капельницы. Биссет через плечо оглянулся назад. Капитан Рострон стоял на мостике, чуть приподняв фуражку: он молился.

***

МАКСА СОГЛАСИЛСЯ ПРИНЯТЬ САМ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ МЕНЕДЖЕР Кьюнарда сэр Альфред Бут. Но оказанная честь парня отнюдь не обрадовала. Да, конечно, это указывало на почетное положение, которое занимал капитан Рострон в иерархии пароходства. Но могло означать и серьезность ситуации.

Генеральный был завален работой, и строгая, но вежливая, секретарша в полувоенном темно-сером костюме с галстуком, предложила Максу подождать полчаса в приемной.

Полчаса растянулись на целых два. В кабинет генерального то и дело вбегали операторы Маркони с ворохом радиограмм, офицеры самого разного калибра, нахмуренные важные господа с неизменными темно-коричневыми котелками в руках. Пулеметными очередями вовсю трещала целая дюжина печатных машинок.

Макс аккуратно присел на краешек кресла в комфортно, но скромно меблированном офисе генерального менеджера.

— Не буду скрывать от вас, мистер Рострон, положение тяжелое, — Бут предпочел без обиняков перейти прямо к делу. — Буквально только что мы получили известие о гибели двух кораблей поддержки. — Он замешкался, внимательно наблюдая за выражением лица парня.

Тот собрал в кулак все свое мужество.

— Да, я знаю, сэр, брату сказали, что потоплены «Иверния» и «Саксония».

— Несколько часов назад это было так, — подтвердил Бут, — но с тех пор положение еще более ухудшилось.

Он тяжело вздохнул и закурил трубку.

Макс следил за ним широко раскрытыми глазами.

— Только что пришли маркониграммы с военного крейсера, стоящего в Александрии — в Эгейском море германскими субмаринами потоплены канадский «Роял Эдвард» и «Британик» Белой Звезды. О жертвах нам ничего не известно.

— «Британик»! Огромный «Британик»! — вырвалось у Макса.

Бут мрачно кивнул.

— Они пытались покинуть зону опасности, но это им не удалось.

Генеральный менеджер умолк, а потом добавил со вздохом:

— Капитан Бартлет успел передать на крейсер, что «Алауния» все еще в Дарданеллах, занята эвакуацией какого-то госпиталя.

— Как?! — воскликнул Макс громче, чем того позволяли приличия.

— Вот именно! — Бут в сердцах ударил ладонью по столу. — Какой-то полевой госпиталь союзников, чтобы их черт побрал и холера разразила! Ну какое нам или капитану Рострону до него дело!

Он посмотрел на Макса. Тот еле заметно улыбался тонкогубой, чуть ироничной улыбкой.

«До чего же на отца похож!» — подумалось Буту.

— Капитану Рострону до всего есть дело, сэр, достаточно только позвать на помощь, — тихо проговорил Макс.

Бут смягчился.

— Я буду с вами откровенен, мистер Рострон, — слова давались ему с трудом под пристальным взглядом голубых глаз. — Ваша матушка, как мне известно, в положении… И вам, как старшему мужчине в семье, надо быть готовым ко всему… Чтобы во время подготовить миссис Рострон… выбрать для этого правильный момент…

— Подготовить к чему, сэр?! — прохрипел Макс. В горле внезапно пересохло.

Бут снова тяжело вздохнул.

— У адмиралтейства нет надежды, что из Дарданелл хоть кому-то удастся проскользнуть мимо германских субмарин. Тем более, с низкой маневренностью перегруженного ранеными корабля. Наших военных катеров в Эгейском море сейчас нет, — добавил он с горечью.

Макс молчал, прикусив нижнюю губу.

Генеральный менеджер «Кьюнарда» обошел громоздкий письменный стол и, подойдя к застывшему в кресле мальчику, сжал ему плечо.

— Идите домой, мистер Рострон, ваше место сейчас рядом с матерью. Мы вам сообщим когда… то есть, если….

Макс вскочил на ноги.

— Нет! — он упрямо встряхнул головой. — Со шкипером ничего не случится! Вот никому не проскользнуть, а он сможет, сможет! — сжатый кулак рассек воздух. Макс от волнения назвал отца «шкипером»: так они привыкли звать его в семье.

— Ох! Упрямство ваша фамильная черта, как я посмотрю, — Буту удалось улыбнуться. — Ну что ж, действительно, если это и под силу кому-нибудь, то только лучшему шкиперу Британии. — Бут посерьезнел. — Вы преподали мне хороший урок, молодой человек — никогда не терять надежды. Капитану Рострону не впервой нас удивлять. Будем надеяться вместе!

И он проятнул Максу узкую сухую ладонь.

— Вы позволите мне подождать новостей в коридоре, сэр? Дома меня не ждут до вечера, — поспешно добавил Макс.

— Безусловно, только почему же в коридоре?

— В приемной слишком многолюдно и шумно.

Бут проводил Макса до самых дверей своего офиса — невиданая дань уважения юноше.

Макс указал на деревянную лавку в коридоре напротив кабинета генерального.

— Я устроюсь вон там.

Бут кивнул.

— Я сообщу вам, как только что-нибудь станет известно, — и он крепко пожал руку парню.

Макс тяжело опустился на гигантского размера старомодную скамью, словно высеченную для великанов, сразу же превратившись на ее фоне в маленькую скрюченную фигурку. По коридору, не обращая на него внимание, сновали радисты, работники пароходства, матросы.

«Я не должен казаться жалким», — спохватился Макс, выпрямившись.

Прямо перед ним, около входа в приемную генерального менеджера, громоздкие стоячие часы пробили два часа пополудни.

***

КАПИТАН РОСТРОН ОТОРВАЛСЯ ОТ БИНОКЛЯ всего на несколько секунд, чтобы взглянуть на карманные часы, и тут же корабельный колокол прозвенел дважды. Рострон снова вцепился в бинокль. Рядом с ним, с таким же напряжением, всматривался в береговую линию второй помощник Герберт Доу. Локу было поручено подготовить «Алаунию» к приему раненных: раздраить ворота сходен, приготовить подвесные кресла и носилки.

Лодочная флотилия «Алаунии» уже достигла берега, насколько того позволяло мелководье. Офицеры и матросы по пояс в воде переправляли раненых и медсестер, некоторых несли прямо на руках или на карачках, на шлюпки. Особенно сложно пришлось с носилками и капельницами. Как это часто бывает, столкнувшись лоб в лоб с людским горем, матросы начисто забыли о своем недавнем «бунте» и не жалели сил, помогая несчастным.

А канонада грохотала все ближе и ближе.

— Скорее же, скорее! — вырвалось у Доу.

Капитан молчал, стиснув зубы. Как тогда, в уже кажущемся далеком апреле 1912-го, он вновь поставил на карту безопасность своего судна ради спасения терпящего бедствие «Титаника». И как тогда, он надеялся на провидение — и на себя.

Наконец, переполненные шлюпки начали грести назад, к кораблю. Все, кроме одной, порожней: на берегу все еще оставались Биссет с Риганом и старшая медсестра Робертсон. С «Алаунии» было видно, как медсестра, жестикулируя, что-то объясняет офицерам, и как все они бегом возвращаются к госпиталю.

В это самое время пушечное ядро разрезает ближайший холм надвое, и густая дымовая завеса поглощает береговую линию. Сквозь взорванный грунт с трудом можно было различить лишь большой красный крест на посеревшем полотне полевого госпиталя. Гребцы в шлюпках отчаянно заработали веслами.

— Да что же это такое! — снова не выдержал Доу. — Почему они вернулись?!

— Кто-то остался, — тихо ответил капитан.

Минут через десять, когда дым и пыль несколько рассеялись, из палаточного госпиталя появилась маленькая процессия: Биссет и Риган бегом тащили на носилках только что прооперированного солдата, а на плечо медсестры опирался седовласый, изможденный хирург. Стойка с капельницей угрожающе раскачивалась.

Доу подпрыгнул от нетерпения, но осекся под строгим взгядом капитана:

— Ваши конвульсии, мистер Доу, не придадут скорости нашим товарищам. Лучше используйте излишек энергии по назначению и займитесь организованным подъемом раненых. Первые шлюпки вот-вот подойдут.

— Айэ-айэ, сэр! — Доу был благодарен капитану за поручение. Следить из бинокля за последней шлюпкой было сущей агонией!

Наконец, шлюпка Биссета и Ригана отчалила от берега. Она шла налегке и поэтому быстро, повинуясь мощным взмахам весел, и ей удалось нагнать аръергардную часть «флотилии».

Рострон облегченно вздохнул.

Ворота всех четырех сходен «Алаунии» были широко распахнуты, и матросы ловко спускали в подошедшие шлюпки подвесные носилки. Из нескольких лодок раненых уже приняли на борт, и матросы стали было поднимать порожние шлюпки, как прямым попаданием ядра полевой госпиталь превратился в прах.

Второе ядро взорвалось уже в море за спинами все еще остававшихся на плаву шлюпок, почти что на полпути к кораблю. Стреляли явно не по наводке, так как бухту все еще отгораживали невысокие холмы, но беспорядочная пушечная стрельба была не менее опасной.

Из нескольких сотен глоток вырвалось громкое «Ах!»

В мгновение ока, капитан Рострон оказался у левого борта с мегафоном в руках.

— Все руки — на эвакуацию раненых и медперсонала! Шлюпки бросить!

— Есть бросить шлюпки!

Корабельный колокол пробил три часа.

***

КТО-ТО ЛЕГОНЬКО ПОТРЕПАЛ МАКСА ПО ПЛЕЧУ. Оказывается, от усталости, бессонной ночи и переживаний он задремал тревожным, беспокойным сном.

Перед ним стояла секретарша Альфреда Бута. Ее обычно суровые глаза светились материнским участием.

— Что?! — вскочил на ноги Макс.

— Ничего, все в порядке, мистер Рострон! То есть, по-прежнему, никаких вестей, — поправилась она. И добавила поспешно, — а это уже само по себе хорошая новость! Мистер Бут попросил напоить вас кофе с галетами.

И, улыбнувшись, она поставила на скамью рядом с Максом небольшой поднос с фарфоровой чашечкой ароматного кофе, миниатюрным графинчиком молока и песочным печением.

Макс почувствовал, как проголодался.

— Большое вам спасибо, миссис Эдвардс, за заботу и участие!

Секретарша ушла, и Макс с волчьим аппетитом вонзил зубы в галеты, с наслаждением запивая их обжигающим небо кофе. И тут его взгляд упал на рисунок, изображенный на элегантной, и, по-видимому, дорогой фарфоровой чашечке. Рука замерла на полпути.

На чашке была нарисована рождественская звезда, точно такая же, которой они украшали каждый год елку. Его любимая! Вот он, Макс, трехлетним карапузом, восседает на плече отца, и они вдвоем надевают звезду на самую верхушку елки, под веселый хохот мамы. Вот они вдвоем с Робом оккупировали оба отцовских плеча. А вот уже отцовское плечо досталось маленькому Арни. Но честь поставить точку в украшении — водрузить рождественскую звезду на верхушку елки, всегда принадлежала ему, Максу.

Глаза наполнились непрошенными слезами. Макс всхлипнул, и тут же огляделся. Еще не хватало, чтобы старшего сына капитана Рострона увидели плачущим в коридоре пароходства! Убедившись, что его минутной слабости никто не заметил, Макс попытался подбодрить себя.

Отец не верил в совпадения. Он считал, что жизнь полна знаков, которые мы получаем от Провидения, нужно только их подмечать. Провидение всегда здесь, рядом с нами, подсказывает как поступить, какой выбор сделать, надо только смотреть на мир широко раскрытыми глазами, а не замыкаться в своем материалистическом высокомерии. Мать подшучивала над отцом и дразнила его религиозным мистиком. Но сейчас Максу очень захотелось поверить, что его любимая рождественская звезда на чашечке с кофе — это счастливое предзнаменование тому, что все закончится благополучно, что впереди их ждет счастливое семейное рождество!

***

ПОСЛЕДНЮЮ ПАРТИЮ РАНЕНЫХ на борт «Алаунии» принимали уже под бесконечный, оглушающий грохот канонады. Пушечные ядра беспорядочно ложились все ближе и ближе к кораблю. Наконец, на борт подняли только что прооперированного солдата и хирурга со старшей медсестрой. Биссет и Риган ловко вскарабкались по подвесной лестнице, и Биссет занял свое место на мостике рядом с капитаном.

— Отличная работа, мистер Биссет! — Рострон пожал руку своему первому офицеру. Ответить тот не успел: на мостик бегом поднялся Доу.

— Сэр, сходни задраены!

Рострон кивнул.

— Два узла, разворот на пять градусов, малый ход!

— Есть, два узла, пять градусов, малый ход!

Ядра уже плюхались совсем рядом, поднимая грязно-зеленые гигантские фонтаны. Обычно послушная рулю «Алауния», неуклюже разворачивалась кормой к враждебному берегу, постепенно набирая ход. Раненых развести по каютам не было времени, и они заполнили всю палубу, сжавшись в островки человеческого страдания. Молоденькие медсестры-добровольцы, некоторым на вид было не больше шестнадцати, вскрикивали от взрывов, прижимаясь к видавшим виды солдатам.

Рострон почувствовал небольшой крен, заметный лишь опытным морякам.

— Мистер Доу, перераспределите людей на оба борта, у нас нарушена центровка.

— Айэ-айэ, сэр!

— Прямо по курсу, малым ходом!

— Есть, прямо по курсу малым ходом!

— Сохранять полную радиотишину!

— Айэ-айэ, сэр!

— Старшина, передайте мистеру Гринвеллу прочесывать радиочастоты и докладывать каждые полчаса!

— Айэ-айэ, сэр!

От холмов, окружавших останки полевого госпиталя, остался один грунт, и ядра продолжали взрываться в опасной близости от «Алаунии». Рострон вел «Алаунию» «зигзагом», увертываясь от смертоносных фонтанов и постепенно увеличивая скорость судна. Еще четверть часа, и корабль покинул зону обстрела.

Нежданные пассажиры «Алаунии» перевели дух. Медсестры и врачи начали обход раненых, некоторых увели в корабельный госпиталь. Стюарды носились из кухни на палубу и в каюты, разнося еду и воду.

Капитан Рострон продолжал сосредоточенно отдавать команды, уверенно ведя «Алаунию» к выходу из пролива Дарданелл: он знал здесь все морские рельефы, скалы и подводные камни наизусть, и прежде отказываясь от услуг лоцмана.

Настроение у спасенных поднялось, то тут, то там были слышны смешки, шутки. Кто-то заиграл на губной гармошке. Они не знали, что настощая опасность была все еще впереди, поджидая невооруженный, перегруженный корабль в Эгейском море. Страшная, незримая смерть, притаившаяся в морской глубине — германская субмарина.

Капитан Артур Рострон, Джеймс Биссет и Герберт Доу готовились к схватке с неведомым, заняв места на мостике — в центре,по левому и по правому борту. Все напряженно молчали, не отрываясь от биноклей. Тишину прерывали лишь короткие, отрывистые команды капитана рулевому.

Рострон знал, о чем молчали его старшие офицеры. Все шлюпки «Алаунии» остались там, в бухте. Если корабль получит фатальную пробоину, спасаться будет не на чем. Военных катеров и крейсеров союзников, скорее всего, в Эгейском море не было, рассчитывать на их защиту не приходилось, равно как и на гуманитарные намерения германских подлодок не топить гражданские судна, покидающие территорию военных действий, в коих они до сих пор замечены не были.

Сохраняя радиотишину, оператор маркони Гринвелл напряженно вслушивался в эфир. Вдруг он подскочил на стуле, ахнул и выскочил из рубки.

— Сэр! — и без того зеленоватое лицо радиста стало мертвенно-бледным.

— В чем дело, Гринвелл? На вас лица нет! — воскликнул Биссет.

— Сэр! Имперским кодом в адмиралтейство передано сообщение с крейсера «Неуязвимый», который стоит в Александрии, — Гринвелл внезапно осип.

Капитан Рострон вопросительно смотрел на радиста.

— Два часа назад`германскими субмаринами потоплены «Роял Эдвард» и «Британик»!

— «Британик!» — ахнул Доу, а Биссет только крякнул.

Артур Рострон почувствовал как сердце наполняется гневом. Гневом и азартом. Врешь! Не возьмешь!

— Мистер Гринвелл, совершено страшное преступление, таково лицо войны! Как только выберемся отсюда, отслужим молитву. А сейчас возвращайтесь в радиорубку и продолжайте отслеживать сообщения, — сурово но спокойно, распорядился он.

— Айэ-айэ, сэр! — растерянно ответил Гринвелл, хотя ему, как гражданскому лицу, не полагалось пользоваться этим приветствием.

— Мистер Биссет и Мистер Доу, не отрывайтесь от биноклей. Отслеживайте перископы. Сообщите мне, когда пройдем Критию, — голос капитана звенел от злости.

— Айэ-айэ, сэр!

Офицеры приободрились. Боевое настроение капитана передалось и им.

***

МАКС СИДЕЛ В КОРИДОРЕ УЖЕ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ и сильно продрог. Секретарша генерального успела покормить его дважды и даже легонько намекнула, что, мол, не лучше бы подождать вестей дома, в тепле. Но юноша наотрез отказался.

Чтобы согреться, Макс стал вышагивать по длинному коридору взад и вперед.

«Интересно, если Роб вернулся домой, что он там наплел маме и тете Элис?» — подумалось ему. — «Ничего, вывернется, он у нас изобретательный!»

Макс улыбнулся. Роберт был самым ловким из них троих, настоящий сорвиголова. Когда «шкипер», во время коротких отпусков, учил их лазать по деревьям, на заборы, ездить на велосипеде или играть в теннис, у Роба это получалось лучше всех. Зато в инженерии Максу не было равных! Они с отцом иногда запирались в небольшом сарайчике, приспособленном под мастерскую, на целый день, вытачивая модели кораблей, поездов, а иногда и делая что-то более полезное для дома: ремонтировали домашний электрогенератор, провода для ламп, столярничали, по просьбе мамы. Роберт в этих занятиях не участвовал — у него не хватало терпения. Арнольд был на побегушках — принеси молоток, подай гвозди, зажги свет, выключи свет! Арни выпячивал нижнюю губу и грозился отыграться на «следующем брате», когда тот родится.

Макс не удержался и рассмеялся, вспоминая уморительную рожицу младшего брата. Глаза поискали стоячие часы — было почти пять часов вечера.

***

«АЛАУНИЯ» НЕСЛАСЬ НА МАКСИМАЛЬНОЙ СКОРОСТИ в 18 узлов, насколько это позволял ее живой груз. Обе трубы отчаянно дымили, кочегары работали в две смены. Рострон торопился — из пролива надо было выбираться до заката, а то в сумерках черта с два заметишь вражеский перископ!

— Крития, сэр! — воскликнул Доу, высмотрев по правому борту очертания древнего греческого города.

До Эгейского моря оставалось совсем немного.

— Старшина, мистера Лока, на мостик!

— Айэ-айэ, сэр!

Грузноватый третий офицер, запыхавшись, взбежал на мостик.

— Мистер Лок, установить режим полной тишины. Выключить все осветительные приборы. Сохранять режим до моего распоряжения.

— Айэ-айэ, сэр!

Через четверть часа на корабле воцарилась полная тишина, каюты и нижние палубы погрузились во мрак. Верхнюю палубу освещало меркнущее, но все еще достаточно яркое, южное солнце.

«Алауния» продолжала скользить по воде, мощно рассекая носом сине-зеленую гладь: в проливе сильного волнения почти никогда не бывало. Это монотонное бесшумное движение в наступающих сумерках завораживало и убаюкивало, настраивало на обманчивое чувство безопасности. Еще немного — и они в Эгейском море.

Все произошло внезапно.

— Сэр! — воскликнул Биссет, у которого даже по морским меркам было незаурядное зрение, — десять градусов по левому борту!

— Перископ и башня! — выдохнул Доу.

Три бинокля синхронно уставились в одну точку, хотя лодку было видно невооруженным взглядом: до нее было всего около четверти мили!

Германская субмарина готовилась к погружению. Видимо, она вынырнула, чтобы запастись свежым воздухом. Люк башни был все еще открыт, на мостике толпились офицеры и матросы. Появление «Алаунии» было для подлодки полной неожиданностью. После надавней гибели двух Британских кораблей, германское командование не могло и предположить, что в пекле Дарданелл оставалось еще одно судно!

— Эх, сейчас бы одну-единственную пушку, — воскликнул Доу.

Но пушек на гражданском судне не было.

После недолгого замешательства, германцы засуетились и, один за другим, стали быстро исчезать в люке.

Доу замер. Биссет почувствовал, как в груди похолодало: «сейчас пальнут торпедой»!

— Не успеем уйти! — услышал он свой собственный голос, звучавший словно со стороны.

— Уйти не успеем! — звонко отозвался Рострон, буквально врываясь в рубку и выхватывая руль у рулевого.

— Десять градусов лево руля, полный вперед!

«Алауния», не снижая скорости, теперь шла прямо на субмарину.

Биссет, раскрыв рот, смотрел на капитана во все глаза.

— Да что же он делает, что это с ним?! — почти что завопил Доу.

Биссет понял, он все понял! Капитан шел на таран.

Шанс выиграть единоборство с субмариной был только один, другого шанса у «Алаунии» не было.

Германские моряки стали прыгать в люк, но их было много, и это заняло минут пять — все, что нужно было Рострону! Они успели задраить люк и стали погружаться, но перископ все еще торчал над водой, когда мощным килем «Алауния» врезалась в субмарину. «Алаунию» сильно встряхнуло, послышался скрежет металла. В самый последний момент Рострон быстро вывернул руль вправо, и корабль прошелся по поверности подлодки по касательной, избежав пробоины и лягнув субмарину кормой.

Перископ — глаза и жало германской субмарины, был сорван! Стрелять беспорядочно, без наводки, она бы еще смогла, но в образовавшуюся дыру хлынула вода, и подводная лодка стала быстро уходить на глубину — зализывать раны.

— За «Британик»! — вырвалось у Рострона.

Но уже в следующее мгновение он, передав управление кораблем рулевому, занял свое обычное место на середине мостика.

— Мистер Доу! — голос капитана был спокоен, словно он только что выпил чашечку кофе.

Второй помощник капитана все еще был в ступоре.

— Мистер Доу! — повысил голос капитан. — Проложите курс мимо Крита на Александрию, выжать скорость до 20 узлов.

— Айэ-айэ, сэр! — Доу, наконец-то, пришел в себя и бросился в рубку. При этом он что-то бормотал себе под нос и как-то странно смотрел на капитана, вроде тот был марсианином из модной книжки господина Уэллса.

— Старшина, передайте инженерам, чтобы тщательно проверили корпус на предмет повреждений и немедленно сообщили мне. Мистеру Локу и мистеру Ригану занять место бортовых впередсмотрящих!

— Айэ-айэ, сэр!

Капитан Рострон и Джеймс Биссет остались на мостике одни.

— Очень надеюсь, что корпус не поврежден, наша девочка еще молодая — ей и двух лет нет! — как ни в чем не бывало обратился капитан Рострон к своему первому помощнику. — Корпус прочный.

И так как Биссет молчал, он добавил:

— Я рассчитываю, что хлынувшая в субмарину вода повредит электропроводку, и им какое-то время не удастся сообщить командованию о встрече с нами. Тем не менее, тщательный обзор акватории необходимо продолжать. Когда проскочим мимо Крита, будем в относительной безопасности. В Александрии стоит часть нашего флота с противолодочными пушками, туда они не сунутся.

— Сэр, — откликнулся Биссет, — разрешите говорить откровенно?

— Говорите! — Рострон с любопытством смотрел на своего первого офицера.

— Вот поговаривают, что перед кончиной перед человеком пробегает вся его жизнь! А у меня ну ничегошеньки не бегало, кроме чертова перископа! Я ведь подумал, что нам конец, — добавил Биссет смущенно.

Лицо капитана осветила лукавая мальчишеская улыбка:

— Только не на моем корабле, мистер Биссет. Только не на моем корабле!

***

УЖЕ СТЕМНЕЛО, и в коридоре зажгли тусклые электрические лампочки. Народу сильно поубавилось, но генеральный продолжал работать. Все так же стучали машинки, бегали посыльные. Макс не разрешал себе терять надежду, ухватившись за мысль, что отсутствие новостей — хорошие новости.

Поэтому, когда он заметил несущегося по коридору радиста с ворохом маркониграмм, сердце бешено заколотилось, и Макс вцепился руками в край скамьи до побеления костяшек.

Радист промчался мимо него, бросив на юношу мимолетний взгляд, и уже ухватился было за ручку двери, как вдруг остановился, замешкался и вернулся к Максу.

— Вы случем не сын капитана Рострона? Уж больно похожи! — добавил он поспешно.

— Да! — ответил Макс, вскочив на ноги.

Радист вдруг схватил его за руку и стал отчаянно ее трясти.

— Пришла маркониграмма с «Неуязвимого»: «Алауния» прорвалась в Александрию, невредимая, только немного деформирован киль от столкновения с субмариной!

— От чего???! — Макс продолжал стоять с открытым ртом, не в состоянии вникнуть в слова радиста, после длительной агонии ожидания.

— Снес германской подлодке перископ! Вот дъявол! Ой, простите ваш батюшка! — поправился смущенно радист. — Да еще на переполненном ранеными корабле! — и, заключив готового разрыдаться Макса в объятия, он похлопал его по спине.

Следующие несколько минут прошли для Макса как в буране. На их голоса из приемной выскочила миссис Эдвардс, всплеснула руками, и увлекла обоих в кабинет к Буту. Там Макса поздравляли, хлопали по плечу, обнимали, трясли руку генеральный менеджер и куча другого, неизвестно откуда взявшегося, народу. Нечистая сила была упомянута чаще обычного. В кабинет то и дело вбегали люди, у всех были радостные лица, восклицали, поздравляли не только Макса, но и друг друга: Артур Рострон был самым популярным капитаном пароходства.

Оказалось, что в Александрии «Алаунии» ремонт не понадобится, так как пробоины не было, лишь небольшая деформация корпуса.

— У нас лучшие в стране верфи, — с удовлетворением заметил генеральный, и добавил, — и лучшие капитаны!

Мало того, оказалось, что часть Британского флота отзывают из Александрии, так что «Алаунию» нежданно-негаданно будут сопровождать до Ливерпуля два противолодочных крейсера. Скорее всего, в этом плаванье на ее долю приключений больше не выпадет.

Наконец, Макса отпустили домой, вручив ему оригинал маркониграммы и наказав передать наилучшие пожелания и поздравления миссис Рострон.

От распиравшей его всеобъемлющей радости, Макс несся по вечернему Ливерпулю, не разбирая дороги, не замечая осуждающих взглядов чинных прохожих. Их красный кирпичный двухэтажный дом с мезонином показался ему таким приветливым, таким уютным! В освещенном окне второго этажа он увидел силуэт матери: она ждала его.

Макс прибавил шагу и отчаянно застучал в дверь висячим молотком. Открыли мгновенно: Роб и Арни явно поджидали брата у самой двери.

На Макса уставились две пары круглых от нетерпения глаз.

Из кухни и гостиной спешили горничная, кухарка и вызванная недавно акушерка.

Макс победоносно покрутил над головой листком с маркониграммой.

— Через два дня будет дома! Все в порядке! Раненых спас, вражескую подлодку потопил! — возбужденно выпалил он.

— Ура!! Давай, давай, рассказывай же! — повисли на нем братья.

— Да погодите же, мама ждет!

Минни из окна видела как Макс прибежал домой, слышала шум внизу. Она прекрасно понимала, где ее старший сын пропадал весь день. Сердце екнуло.

В комнату деликатно постучали, дверь приоткрылась, и в проеме одна над другой показались три белобрысые головы.

— Мама! Через два дня шкипер будет дома! Все хорошо! — Макс бросился к матери, протягивая ей заветную маркониграмму.

Минни поняла: предчувствие ее не обмануло — Артуру действительно угрожала смертельная опасность! Из глаз полились слезы прямо на белобрысые макушки обнимавших ее мальчишек. Захлюпала носом тетя Элис.

— Ой! — Минни внезапно отстранилась и плюхнулась на кровать. — Ой! Началось!

***

ТОЛЬКО СЕЙЧАС, заводя «Алаунию» в порт Ливерпуля, Артур позволил себе подумать о Минни и о мальчиках. Во время военных операций этого делать было нельзя. Мысль о семье могла парализовать, искать безопасных решений, подсознательно пытаться охранить себя от беды. Рострон был убежден, что такие настроения могли привести только к одному — к катастрофе. На войне, обычно, гибнут нерешительные и несмелые. Он запрещал себе думать о любимых людях, четко выполняя свой долг не только перед страной, но и перед человечностью, перед Провидением. Но милое темноокое лицо жены часто пробивало это броню, и отстраниться от мыслей о семье бывало ой как нелегко!

Зато сейчас, заходя в Ливерпульскую гавань и швартуя уставший корабль, он дал волю воспоминаниям, и сладостное чувство предвкушения встречи окутало его теплым коконом. Встреча с любимой, мальчишками, а может и с новым членом семьи — вроде бы время уже подошло!

Джеймс Биссет скосил глаза на капитана. Он знал его достаточно давно, чтобы догадаться от чего это шкипер так разулыбался. Что ж, он имел на это право!

Биссет еле заметно покачал головой. Сейчас, ретроспективно, их приключения в Дарданеллах и в Эгейском море казались невероятными. Кому рассказать — не поверят. Работать бок о бок с капитаном Ростроном Биссет считал честью и огромной привилегией. Он старался все время у него учиться, во многом ему подражал, и очень гордился тем явным доверием, которое ему оказывал Артур Рострон. Как-то само собой получалось, что рядом с ним он оказался сопричастным истории: как в 1912 году при спасении потерпевших крушение с «Титаника», как только что, в Дарданеллах.

Когда два дня назад они, все еще ошалелые от происшедшего, швартовались в большом жарком и беспорядочном муравейнике — порте Александрии, с крейсера «Неуязвимый» пришла радиограмма «С прибытием! Рады вас видеть!» Капитан Рострон велел ответить: «А уж мы как рады вас видеть!». Биссет хмыкнул себе под нос. Эти несколько, на первый взгляд, безобидных слов содержали в себе едкую насмешку: вооруженный до зубов крейсер стоит в безопасном порту, а безоружное гражданское судно пробивается в тот же самый порт с боем. Капитан Рострон пленных не брал.

Спасенных раненых союзников перевели в хорошо оборудованный госпиталь в Александрии. за исключением небольшой группы британских подданных, которые остались на «Алаунии» продложить путь домой. Капитан и офицеры «Алаунии» провожали раненых у сходен. Перед самым началом «процессии», покидавшие британский корабль раненые солдаты союзников внезапно устроили овацию капитану Рострону и его команде. Аплодировали даже лежачие больные — кто чем мог — костылем, жестяной кружкой, — несколько сот человек. Зрелище было невероятное, и его наблюдали с военных крейсеров и фрегатов. В адмиралтействе, скорее всего, наконец-то устыдились, и поэтому предложили «Алаунии» возвращаться в Ливерпуль с конвоем. Еще один подарок они получили от Кьюнарда — недельный отпуск для всей команды.

И вот, наконец, все позади. С легким толчком «Алауния» пришвартовалась к причалу, стали спускать сходни. Как всегда, внизу ожидали официальные лица из пароходства и адмиралтейства с кучей бумаг, которые надо было подписать капитану. Биссет с удивлением заметил среди них генерального менеджера сэра Альфреда Бута.

А капитан, приподняв фуражку, воздавал брагодарение Провидению за благополучное возвращение из рейса, беззвучно шевеля губами слова молитвы. Рострон делал это всегда, исключений Биссет не помнил. А что, подумалось первому офицеру, не остановись мы в бухте для эвакуации госпиталя, скорее всего, нас бы потопили вместе с «Роял Эдвардом» и «Британиком». Ведь вначале в Эгейском море были замечены целых три подводные лодки, потом две ушли, посчитав, что в проливе кораблей больше не было, и осталась только одна, замешкавшаяся. И наше, на первый взгляд, самоубийственное действие, на деле спасло нам жизнь.

Внезапно, неподалеку от причала, Биссет усмотрел три аккуратно одетые белоголовые мальчишеские фигурки.

— Не ваши ли, сэр? — обратился он к Рострону, указывая в сторону детей.

Капитан подошел вплотную к борту и застыл. На его лице отразилась тревога: Рострон запретил членам семьи встречать его из рейса, чтобы оградить их от лишних переживаний.

— Мистер Биссет, — явно волнуясь, произнес капитан, — не могли бы вы заняться документацией? И извиниться перед сэром Альфредом: я зайду в пароходство завтра. Миссис Рострон на сносях, — добавил он смущенно.

— Конечно, сэр! — ответил Биссе. — Я все сделаю и присмотрю за бумагами, вы не беспокойтесь! «И когда он только успевает… эээ….заниматься семьей!» — промелькнула у второго офицера не совсем джентельменская мысль.

Рострон пожал ему руку, велел пропрощаться за него с другими офицерами и в мгновение ока оказался у сходен. Их еще не до конца спустили до пристани, но Рострон не стал ждать, легко спрыгнул на землю и побежал к мальчикам.

Те бросились к нему. Арнольд с разгона повис у отца на шее, но двое старших чинно пожали ему руку, как и полагалось взрослым молодым людям на виду у всей пристани. Но потом все же не выдержали и обхватили его руками. Впечатлительный Роберт захлюпал носом, и даже Макс украдкой отвел глаза.

— Все с порядке с мамой, почему вы здесь?! — с тревогой спросил Артур, спуская вниз Арнольда. — Я же запретил вам меня встречать! Ничего не случилось?!

— Все хорошо, отец! Все живы и здоровы! — ответил Макс, с ударением на слове «все». Просто мы тебя очень ждали, шкипер…

— Не смогли дома усидеть, мы ждали…, — эхом отозвался Роберт.

— Мы боялись, что тебя потопили! — как всегда без обиняков выдал Арни, насупившись.

Артур потрепал его по голове. Сердиться на мальчиков сразу же расхотелось.

— Ну как там? Как мама?! — воскликнул он. — Не тяните же!

— Да сестра у нас, сестра родилась! — Роберт уже улыбался во весь рот.

— Ух ты! — с восхищением протянул Артур и добавил с надеждой, — брюнетка, как мама?

— Как бы не так! — рассмеялся Макс. — Белобрысая Рострон!

Арни выпятил нижнюю губу:

— Ну и кого я теперь буду учить лазать по деревьям и кататься на велосипеде? — пробурчал он.

— Ничего! — весело отозвался отец. — Если настоящая Рострон, еще как будет лазать и кататься! А ну-ка, пойдем быстрее домой, а то наши дамы нас уже заждались!

Джеймс Биссет с улыбкой проводил глазами четыре удаляющиеся фигуры: три шагающие в унисон и четвертую, пытающуюся бегом попасть в такт.

О, а его самого тоже встречают! На пристани показались две стройные дамские фигурки с модными зонтиками. Биссет радостно помахал рукой сестре.

«Кто же это с Сильвией? Ааа, ее подруга! Она же нас знакомила месяца два назад. Кажется ее зовут Люси, они вместе посещают курсы секретарш-машинисток. Симпатичная!» — размышлял Биссет, готовясь к бумажной лавине. — «Надо бы пригласить ее как-нибудь на концерт».

«Почему же как-нибудь, — поправил он самого себя, — вот сегодня же и приглашу!»