22 июня, ровно в четыре утра (СИ) [Влад Тарханов] (fb2) читать постранично

22 июня, ровно в четыре утра

Вступление

Солдаты Восточного фронта! Подавленный тяжелыми заботами, обреченный на многомесячное молчание, я решил, что пришел час, когда я с вами, мои солдаты, могу говорить открыто. На нашей границе стоят 160 русских дивизий. В течение многих недель постоянно происходят нарушения этой границы, не только у нас, но и на Крайнем Севере, и в Румынии. Уже русские дозоры выдвинулись на немецкую территорию, и их удалось отбросить назад только после длительного боя. В этот момент, солдаты Восточного фронта, осуществляется развертывание, крупнейшее по своему размаху и охвату, из тех, что когда-либо видел мир. В союзе с финскими дивизиями стоят наши товарищи с победителями Нарвика на Северном Ледовитом океане. На Восточном фронте стоите вы. В Румынии на берегах Прута до его впадения в Черное море объединились немецкие и румынские солдаты под командованием руководителя государства Антонеску. Если этот крупнейший фронт мировой истории выступит теперь, то это произойдет не только для того, чтобы создать предпосылки для окончательного завершения крупнейшей Войны вообще или для защиты стран от угрозы, возникшей в данный момент, но и чтобы спасти всю европейскую культуру и цивилизацию. Немецкие солдаты! Тем самым вы вступаете в жестокую и ответственную борьбу. Так как судьба Европы, будущее Германского Рейха, существование нашего народа находятся отныне только в ваших руках. Да поможет нам всем в этой борьбе Господь Бог!

— А. Гитлер

Мы живем в пространстве и во времени. И то, и другое имеют серьезные ограничения, особенно время, понять природу которого мы не в силах. А пространство нашей жизни настолько конечно, что говорить об этом без сожаления уже и не принято. Во время войны или стихийного бедствия, катастрофы, ты начинаешь нутром чувствовать насколько это время конечно, и понимаешь, что сделать с этим ничего невозможно. Война — квинтэссенция несправедливости. Горе, страдание, которых человек не заслуживает, каждый в отдельности… Но человечество парадоксальным образом стремится к вооруженным конфликтам, как будто эта бойня прививает человечеству гуманизм… и кому нужны такие прививки? Для многих само наличие войн опровергает тезис существования Бога, потому что добрый Господь не может допускать такой несправедливости, но кто сказал, что Всевышний априори добр? Точнее, что его доброта равна той доброте, которая нужна каждому отдельному индивидууму? Скорее всего, доброта Бога — это нечто, что лежит вне рамок нашего понимания, как и Божественный замысел Творца, о котором мы пытаемся догадаться, но никогда не сможем понять его. Возможно, во время войны мы чаще обращаемся к небесам, называя ЕГО самыми разными именами.

Война — это данность, которую так хочется избежать… И каждый раз, когда она вспыхивает снова, хочется, чтобы ее виновники были справедливо наказаны, хотя бы так, как были наказаны некоторые виновники Второй мировой войны в обычном немецком городе Нюрнберге.

Глава первая. Гроза

Часть первая

Братья и сестры

Глава первая

Гроза

20-21 июня 1941 года

Над берегами речки Прут собиралась гроза. Старые ивы, наклонившиеся над рекою, нервно трепетали, листья их шелестели, в ожидании ударов ветра и воды. Мрачно поскрипывали старые осины, по камышу шли волны, одна за одной, камыш так же нервно шелестел, потрескивал, тяжело пытался выровняться, но ничего противопоставить сильному ветру не мог. Беда шла с запада. Лето выдалось очень жарким, да еще и засушливым. С самого начала мая и ни капли дождя! Вся природа ожидала влаги! Пить! Пить! Пить! Подгоревшие и сморщенные растения на полях и огородах просили воды, а ее всё не было! Даже бурьян превратился в сухие колючки. Говорили старики, что ливня не избежать, да еще и может быть, что с водою придет гроза и град, а тут природа-матушка бросилась выполнять старческие прогнозы, как будто только и ждала этих пророчеств, как ждет солнце в тундре камлания шаманов.

Двадцатое июня, полдень только минул, а вот уже и свинцовые, да нет, не свинцовые, а тяжелые темно-черные тучи стали сгущаться над рекой, неся в себе ощущение надвигающегося катаклизма. Вроде как ничего с утра не было — ни облачка, ни ветерка, а тут порыв ветра, да еще какой сильный, каких-то десять-пятнадцать минут, и тучи, пришедшие с ТОГО берега, уже затянули все небо, не оставив ни единого просвета. И стало темно! Как же стало темно! Солнце, вроде бы испугалось и спряталось в ожидании молний, которые располосуют небо яркими фиолетовыми всполохами. И только на самом краю этой черной всепоглощающей тьмы, где-то в промежутках холмов виднелась неясная тонкая полоска мутного света, делавшего ободок мрака не таким мертвенно-черным. Неистово дувший ветер, поднявшийся так неожиданно и пригнавший этот марево на речной берег, внезапно