Птица в клетке [Олег Евгеньевич Григорьев] (pdf) читать постранично, страница - 3

человеке
с удивительным музыкальным слухом. Режиссер Борис Понизовский, один из самых близких поэту людей, вспоминал, как
однажды Григорьев услышал музыку, доносившуюся из при­
глушенного телевизора, и тотчас заметил: Бетховен, дирижи­
рует Караян. Так и оказалось. А художник Василий Аземша,
который учился в СХШ в одно время с Григорьевым, расска­
зал, как тот однажды виртуозно воспроизвел арию из «Риго­
летто», следуя всем тонкостям музыкальной партии... Эти вое-

ВОСЛЕД УХОДЯЩЕЙ ЭПОХЕ

9

поминания ценны еще и тем, что стих Григорьева антимузыкален, нередко коряв, расхристан — и одновременно фантас­
тически искусен. Это та степень ритмической свободы, кото­
рая может быть достигнута только при особом внутреннем
чутье, интуиции и абсолютном слухе.
Олег Григорьев был человеком разнообразных — стран­
ных и страстных —знаний. Прочтите его рассказ «Летний день»,
эту подлинную коллекцию детской энтомологии. По словам
Б.Понизовского, из вологодской ссылки (после первой отсид­
ки в «Крестах») поэт привез «изумительную коллекцию бабо­
чек, которую хотела купить Академия наук, но у ссыльного,
видите ли, нельзя покупать, так она и пропала». У энтомоло­
гов бытует выражение в духе самого Олега: летом они «сачку­
ют», а зимой «вкалывают». Короткие и яркие стихи Григорьева
легко представляются такой богатейшей коллекцией пойманных
летучих мгновений жизни, которые он с научной дотошностью
«вколол» в машинописные листы.
Ольга Тимофеевна Ковалевская, редактор его третьей и
последней детской книги «Говорящий ворон», рассказала о
своем знакомстве с поэтом. Он не пришел в издательство в
оговоренный по телефону час, и после долгого ожидания Ольга
Тимофеевна спустилась по делам на первый этаж, в библио­
теку. Там она обнаружила неизвестного человека — он держал
в руке стрижа со сломанной лапкой и безуспешно дозвани­
вался в ветеринарные лечебницы. Это был Олег Григорьев —
подходя к издательству, он нашел раненую птицу, зашел в
первую же издательскую дверь и, забыв про все на свете,
стал заниматься судьбой птицы.
Григорьев был человеком «точечного сознания» и прини­
мал близко к сердцу то, что оказывалось рядом, под рукой. В
зоопарке стрижу наложили лубок, но дома у Григорьева птица
умерла. Так появилось одно из его лучших, на мой взгляд,
стихотворений «На смерть стрижа»:

Хоть у плохого, да поэта
В руках уснула птица эта.
Нельзя на землю нам спускаться,
На землю сел — и не подняться...
Смерть в разных ее ипостасях — любезный гость в поэ­
тическом мире Григорьева. Она постоянно соседствовала с
поэтом и в реальной жизни. Допивались до чертиков его дру­
зья и знакомцы — гибли от алкоголя, кончали с собой, стано­
вились жертвами сомнительных несчастных случаев. Так же и
в стихах — многие герои Григорьева ходят по зыбкой грани

ВОСЛЕД УХОДЯЩЕЙ ЭПОХЕ

10

между жизнью и смертью, легко перемещаясь из одного со­
стояния в другое:

Смерть прекрасна и так же легка,
Как выход из куколки мотылька.
Уже в юности выпавший из советской системы, и в смер­
ти своей Олег Григорьев оказался «несостыкованным» с нею:
его тело неделю пролежало в морге, пока народ шумел
на майских митингах и вскапывал приусадебные участки. Только 8 мая 1992 года поэт, член ПЕН-клуба, за полгода до смерти принятый в Союз писателей, был наконец похоронен на Волковом кладбище в Петербурге. А до того
состоялось отпевание в церкви Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади — той саI I В шестнадцать
мой церкви, где отпевали
I I лет Олег Григопогибшего Пушкина.
II рьев написал
I I четверостишие,
сейчас известное чуть ли не каждому, — про электрика Петрова, который
«намотал на шею провод». Многие поражаются, узнав, что у этого стихотворения есть автор. Давно и основательно оно вошло в фольклор и
фиксируется в фольклорных сборниках.
г Знаменитые «бандитские» стихи, которые с таким вожде­
лением пересказывают друг другу мальчишки и девчонки (а
вслед за ними и взрослые), на самом деле имели свою «лите­
ратурную» предысторию. Они во многом пошли от стихов и
«страшных» рассказиков Олега Григорьева — особенно после
выхода в 1971 году его первой детской книги «Чудаки».
Книгу составили стихи и «страшилки», писавшиеся в шес­
тидесятые годы. Едва появившись, они становились классикой,
ибо оказались написанными блестящим, афористичным эзопо­
вым языком советского (вернее — антисоветского) подпольщика:

— Ну, как тебе на ветке? —
Спросила птица в клетке.
— На ветке — как и в клетке,
Только прутья редки.
Талант Григорьева был в чем-то сродни таланту Аркадия
Райкина: поэт немедленно вживался в ту маску, которую на­
девал, являя миру многообразие столь знакомых нам персо­

ВОСЛЕД УХОДЯЩЕЙ ЭПОХЕ

11

нажей — маленьких и взрослых подлецов, трусов, жадин, ху­
лиганов и просто равнодушных.
Действительно, между