Ростов-папа. Часть 2 [Дмитрий Николаевич Дашко] (fb2) читать онлайн

Мент. Ростов-папа часть 2

Глава 1

Пётр слабо застонал. Вера, его жена, всплеснула руками и склонилась над ним.

— Петя… Петечка… Ты как?

Он открыл глаза, немного приподнялся на локтях, однако его взгляд оставался мутным.

— Жора, стреляй в него! Стреляй! — прохрипел друг и снова обессиленно упал на подушку.

— Жора — это вы? — догадалась она.

— Да.

— Даже сейчас он вас вспоминает, — растерянно произнесла Вера.

— Ничего удивительного, — поспешил успокоить я. — Он всё ещё там, на чердаке, где его ранили.

— И вы были с ним, когда это произошло?

— Я не успел его защитить, тот гад меня опередил.

— Я всегда боялась, что его рано или поздно ранят, или — не приведи Господь — убьют! — прошептала Вера.

— Это наша работа…

— Да, это ваша дурацкая работа! — внезапно взорвалась она. — Вам платят гроши за то, что вы рискуете жизнью и ковыряетесь во всяком дерьме! Скажите, неужели оно того стоит?

Мне был неприятен этот разговор, тем более у изголовья кровати раненого товарища.

— Давайте сменим тему, — попросил я.

— Такое чувство, будто вас сделали из одного теста. Мой Петя тоже так говорил! — всхлипнула Вера. — И посмотрите, чем всё это закончилось?! Разве я была не права, когда отговаривала его уйти из угрозыска, когда предлагала ему взять всю торговлю на себя… Если бы он послушался меня, ничего этого бы не произошло.

Вера опомнилась.

— Простите, вы здесь не виноваты. Я накинулась на вас из-за нервов.

— Понимаю. Вы ведь его любите, да?

— Люблю! — тряхнула пышными волосами она.

— Тогда, если любите — не заставляйте его меняться. Ваш Пётр — настоящий мужчина. Надо любить его таким, как есть.

Дверь в палату распахнулась, впуская Варвару, пишбарышню уголовного розыска. В руках у неё была сетка, заполненная доверху какими-то свёртками.

Увидев нас, девушка замерла.

— Ой… Я, кажется, не вовремя. Вы меня простите, пожалуйста… Мне только передачку для товарища Михайлова оставить и всё.

Она положила сетку на тумбочку и, извиняясь, стала пятиться к выходу.

Когда дверь за Варей захлопнулась, Вера вопросительно посмотрела на меня.

— Это… Это его… — голос женщины предательски задрожал.

— Это наша коллега по работе. Наверное, её прислал сюда товарищ Художников, — как можно спокойно сказал я. — Извините, я ненадолго вас оставлю.

— Да-да, ничего страшного.

Варя стояла в коридоре возле окна, по её щекам катились слёзы.

Она не видела меня, но почувствовала, когда я оказался позади неё.

— Товарищ Быстров, это ведь его жена, да?

Сегодня воистину был вечер расспросов. Пете не позавидуешь, мало того, что его ранили, так он ещё и оказался в эпицентре конфликта двух женских интересов. На месте Петра я бы как можно дольше не выписывался из больнички.

— Да, — не стал отрицать очевидное я.

Собеседница развернулась.

— Вы знаете, мне действительно пора! Товарищ Художников просил перепечатать несколько важных документов.

Варя вихрем сорвалась с места, я хотел окликнуть её, чтобы попрощаться, но тут снова сработало пресловутое шестое чувство опера. После серии нападений на сотрудников угро, мы подозревали, что информацию бандитам из «Белой маски» сливал кто-то из своих.

Пишбарышня Варя несмотря на свою кукольную внешность — вполне подходящая кандидатура. Само собой, никакой уверенности у меня в том не было, как, собственно, и улик.

Главарь «масок» — Корень и его подручные ничего уже не скажут, они прекрасно понимали, что им грозит и дрались до смертного конца. Обыск малины тоже не принёс результатов.

В общем, личность информатора осталась неустановленной, а это грозило нам кучей неприятностей в будущем. Тот, кто предал один раз, предаст во второй.

Варя — натура эмоциональная, к тому же сейчас она была в таком состоянии, что почти не отдавала отчёт своим поступкам. Очень удобная мишень для примитивной провокации, которая вряд ли сработает в другой ситуации.

И как бы ни было неудобно перед девушкой, я всё же решился. Если что, потом как-нибудь заглажу свою вину.

— Постой, Варя!

— Товарищ Быстров? — Она обернулась и посмотрела на меня с недоумением. — Что-то случилось?

— Случилось, Варя. Дело в том, что я сюда приехал прямиком с малины бандитов, которые штурмовали угро и ранили Леву.

— Я знаю, — слабо улыбнулась она. — Говорят, был настоящий бой, все бандиты погибли.

— Так и было. Пришлось пострелять.

— Вы — настоящий герой!

— Все наши — герои. И вот поэтому мне сейчас обидно до слёз: почему ты предала нас, Варя?

— Я?! — глаза девушки взволнованно округлились, лицо покраснело.

— Да, ты!

— Ничего не понимаю! Товарищ Быстров — вы сошли с ума?!

— Если бы… Во время обыска я нашёл несколько напечатанных на машинке листов с нашими именами и адресами. Я — тот ещё эксперт, конечно, но моих знаний хватило, чтобы узнать шрифт твоей печатной машинки. У неё так характерно западает буква «т». Зачем ты передавала секретную информацию бандитам?

— Ничего я не передавала! Я только… — она осеклась и испуганно посмотрела на меня.

— Что — только? Договаривай!

На душе стало мерзко и муторно. Я уже сам был не рад, что у меня получилось вывести Варю на чистую воду.

— Я действительно делилась информацией, только не с бандитами! — с чувством собственной правоты ответила она.

— На кого ты работала?

— Я не работала, а помогала одному очень хорошему человеку. Когда-то он много сделал для меня, наступил мой черёд.

— Варя, твою в душу мать! — не выдержал я. — Кто это был?

— Товарищ Навойтов.

— Кто-кто?

— Товарищ Навойтов, — с улыбкой повторила она.

Я вспомнил, что про него рассказывал Петя Михайлов: до революции Навойтов занимался грабежами и налётами, а потом вдруг всплыл в качестве заместителя начальника Донского уголовного розыска.

— Но ведь его же арестовали…

— Несправедливо арестовали! — запальчиво выкрикнула девушка. — В ОГПУ Станислава Войцеховича обвинили в преступлениях, которые он никогда не совершал, никто не слушал его оправдания, и тогда ему пришлось бежать.

— А сейчас он, значит, пытается оправдать своё честное имя, — стал догадываться я, каким макаром бывший уголовник запудрил Варваре мозги.

— Да, товарищ Навойтов ищет доказательства своей невиновности, а ему помогаю.

— Ох, Варя-Варя! Был бы я твоим отцом, не взирая на твой возраст, выдрал бы тебя ремешком как следует, — печально вздохнул я. — Ты такую кашу заварила, что я теперь даже не знаю, как её расхлёбывать.

Мне было искренне жаль эту дурочку, а дров она наломала знатных.

— Сдадите меня — да? — догадалась она о мыслях, бродивших у меня в голове.

— Это было бы самым простым и правильным решением.

— Так чего ждёте, арестовывайте меня! — она вытянула руки.

— Да иди ты!

— Тогда что мне делать — самой во всём признаваться? Хорошо, я ничего не боюсь. Могу прямиком отсюда поехать в ОГПУ и дать чистосердечное признание. Но скажите, положа руку на сердце, в чём я виновата — в том, что помогала честному человеку?

— А с чего ты решила, что Навойтов — честный человек?

— Это он устроил меня в уголовный розыск. Я видела, как он работает, как сутками сидит в засаде, как ловит бандитов.

— Так он ведь и сам бандит! — заметил я. — Ворон ворону…

— Я знаю: глаз не выклюет. Только сразу после революции он порвал со своим прошлым.

— Тогда за что его арестовали?

— Станислава Войцеховича обвинили, что он якобы застрелил секретного агента ЧК.

— А он, значит, никого не убивал?

— Не убивал. Его подставили.

История была достаточно складной, чтобы убедить молоденькую неопытную Варю, но мне показалась притянутой за уши. Конечно, конторе могло не понравиться, что её агента убили, вот только секретный сотрудник на то и секретный, чтобы никто догадался, на лбу у него слово «чекист» не написано, а в перестрелке особо разбираться некогда. В общем, темнит Станислав Войцехович.

— Разберёмся.

— Разберитесь, пожалуйста, товарищ Быстров! — умоляюще произнесла Варя. — Кстати, он вами очень интересовался.

— Ого… Это с какой такой стати? — удивился я.

— Сказал, что вы — человек со стороны, вам будет легче отнестись к нему без предубеждения.

— Да уж. А что, в городе у него других союзников, кроме тебя, не нашлось? — задал резонный вопрос я.

— Теперь будут. Станислав Войцехович недавно нашёл новые доказательства. Он сказал, что пойдёт с ними к товарищу Художникову, — торжествующе сказала Варя.

— А когда именно?

— Сегодня вечером. Наверное, он уже у него.

— Твою мать! Так, Варя, давай пулей к себе и сиди там, — принял решение я.

— А вы?

— А я по делам.

Я знал адрес начальника угро, мне уже приходилось бывать у него, когда дом Петра подожгли бандиты. Поймав неподалёку от больницы извозчика, я велел ему гнать во весь дух.

— Хозяин — барин! — легко согласился тот.

Через четверть часа пролётка замерла возле здания, в котором была квартира начальника угрозыска. Я расплатился и ринулся в подъезд.

На бегу едва не вынес двери плечом, перепрыгивая через ступеньку взлетел на третий этаж и, оказавшись возле его квартиры, нарочно замедлился и стал прислушиваться.

Увы, дом был старинный, каменный, не какая-то хрущёвка, в которой соседи из разных квартир могли спокойно переговариваться друг с дружкой через тонкие, почти прозрачные стены.

Если в квартире происходило что-то страшное, обычному человеческому уху услышать это не представлялось возможным.

Я прильнул к двери и немного постоял, затаив дыхание.

И всё-таки мне повезло: удалось уловить отголоски разговора между женщиной и мужчиной, причём вёлся он обычным будничным тоном. Скорее всего, Иван Никитович беседовал со своей женой, но это ещё предстояло проверить.

Я нажал на кнопку звонка облегчённо выдохнул, когда дверь открыла супруга Художникова.

— Жора, здравствуй! Заходи, не стесняйся, — улыбнулась она и, обернувшись, позвала:

— Вань, к тебе пришли.

В коридоре появился Иван Никитович. Вид у него было расслабленно-домашний.

— А, Георгий! Как раз тебя вспоминали. Чай будешь? — не дожидаясь моего ответа, он добавил:

— Мать, давай ставь на стол.

— Иван Никитович, чай — дело хорошее, но нам бы сначала переговорить.

— Что-то стряслось?

Я кивнул.

— Мать, пока погоди, чай откладывается.

Мы прошли в кабинет Художникова, полки шкафов в котором буквально ломились от книг. Иван Никитович опустился за стол и вытащил портсигар.

— Тебе не предлагаю: ты вроде не куришь. Или уже того — закурил? — усмехнулся начальник угро.

— Пока держусь, — избавиться от старой привычки было непросто, почти всю прошлую жизнь я смолил, бросал несколько раз, но потом всё равно срывался.

— Молодец. Вот и дальше держись.

Он закурил, с наслаждением пуская кольца дыма. Я с завистью посмотрел на него.

— Давай, Быстров. Рассказывай с чем пришёл.

— Ни с чем, а с кем. Вы знаете, что Навойтов сбежал?

— Что?! — Новость оказалась для Художникова сюрпризом, он даже закашлял от неожиданности.

Переведя дух, спросил:

— Впервые слышу об этом. А ты откуда узнал?

Мне не хотелось впутывать в эту историю Варю. Захочет — расскажет сама, поэтому я неопределённо протянул:

— В Москве случайно ориентировка на глаза попалась. Фамилия редкая, но я только недавно узнал, что он был вашим замом. И да, есть все основания полагать, что Навойтов в городе. Скажу больше: есть большая вероятность, что сегодня он планирует наведаться к вам в гости.

— Интересный вечер намечается, — вздохнул Художников. — Что ж, встретим гада как полагается!

— Гада?

— А как его ещё назвать? И дело даже не в том, что он бывший уголовник, который выдавал себя за другого.

— А в чём же?

— В феврале двадцатого, когда беляки неожиданно атаковали Ростов, он отвечал за эвакуационный обоз уголовно-разыскного подотдела, который вывозил наши документы и ценности, изъятые при обысках и у преступников в качестве вещественных доказательств. На одной из улиц обоз попал в засаду. Удалось спастись только Невойтову и ещё нескольким сотрудникам угро.

Он снова затянулся и продолжил:

— Через три дня наши снова отбили город. Была назначена комиссия, которая выясняла обстоятельства той засады. Возглавлял её, — Художников мрачно усмехнулся.

— Неужели Навойтов? — не поверил я.

— Он самый. Уж больно ему доверяли в руководстве Ростово-нахичеванского ревкома: находился в подполье, был схвачен деникинцами и приговорён к расстрелу… В общем, биография что надо.

Художников затушил папиросу в пепельнице.

— В итоге комиссия признала виновным тогдашнего начальника угро — Коврецкого. По версии Навойтова его якобы арестовали беляки, но потом следы Коврецкого потерялись, а вместе с ним пропали и наши бумаги и ценности. Я же с самого начала чувствовал: тут что-то не так, концы с концами не сходятся, а когда узнал про уголовное прошлое Стасика и сопоставил кое-какие факты, понял: налёт на обоз — его рук дело. Это я разоблачил Навойтова, так что неудивительно, если он вдруг захочет мне отомстить.

— А история с секретным агентом ЧК? Разве его арестовали не за это убийство?

— Навойтов проходил по этому делу только в качестве свидетеля. Удалось установить, что агент был застрелен бандитами. Такие вот дела, товарищ Быстров. Только вы почему-то мне не сказали, откуда у вас информация про Навойтова…

Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Я только открыл рот, чтобы хоть что-то сказать в ответ, как в дверь позвонили.

Мы с Художниковым переглянулись.

— Вы других гостей ждёте?

— Нет. Даже вас, Георгий, сегодня не ждали.

— Значит, это Навойтов. С вашего позволения, я открою, — сказал я и направился в коридор.

Если я хочу замять историю с Варей, а её надо замять, чтобы не сломать жизнь девчонке, мне, хочешь — не хочешь, придётся пристрелить Навойтова до того, как тот даст хоть какие-то показания.

Глава 2

Я подошёл к дверям и стал так, чтобы меня не зацепило, если с той стороны начнут палить. Желания заиметь пару дополнительных отверстий в своём организме я не испытывал.

Была маленькая, но вероятность, что это не Навойтов, поэтому сразу открывать огонь на поражение нельзя. Нужно проверить, кому приспичило навестить квартиру начальника угро в столь поздний час. Не исключено, что и по службе.

— Кто там? — приглушённо спросил я.

— Товарищ Художников? Срочный пакет из облисполкома, — донёсся ответ.

Я обернулся и посмотрел на начальника угро.

— Он, — тихо прошептал тот, узнав преступника по голосу, дёрнулся ко мне, но я жестом остановил его.

— Не надо, Иван Никитович. Я сам.

Художников недовольно нахмурился, но перечить не стал.

Настал момент истины. Эх, пальнуть бы первому, да так, чтобы сразу наповал… только потом придётся долго объясняться с начальником угро, а этого мне… ну никак не хочется.

Устроим гаду сюрприз.

Отперев дверь, я резко присел на корточки и так же быстро распахнул дверь, открывавшуюся наружу.

На лестничной площадке было темно, но мне удалось увидеть, что мужчина, который на ней находился, вооружён. Если бы я не присел, ствол его пистолета оказался бы напротив моей груди.

Навойтов нажал на спусковой крючок, громыхнул выстрел, пуля просвистела где-то надо мной. Это развязывало мне руки, и я с чистой душой разнёс ему череп из револьвера.

Вот и всё, писец котёнку. Выжить сразу с двумя дырками в башке — это вряд ли.

У незваного гостя могли иметься сообщники, я нырнул вперёд, упал на бок и прикрылся телом бандита, однако осторожность оказалась излишней: Навойтов действовал в одиночку.

Убедившись в этом, я скинул его труп с себя, встал и, отряхнувшись, позвал Художникова:

— Иван Никитович, всё в порядке.

Начальник угро вышел на лестничную площадку и склонился над мертвецом.

Пули изуродовали внешность покойника, но Художников уверенно его опознал:

— Навойтов.

— Вот и хорошо. Одной проблемой меньше.

Художников перевёл взгляд на меня:

— Сегодня вы, товарищ Быстров, спасли жизнь мне и моей жене. Я ваш должник.

— Бросьте, Иван Никитович. Вы бы и без меня с ним справились.

Он неуверенно покачал головой.

— Я так не думаю. Если б не вы, меня бы застали врасплох.

— Перестаньте, Иван Никитович. Можно я воспользуюсь вашим телефоном? Позвоню в угро, вызову наших…

— Ещё в ОГПУ Мышанскому, — произнёс Художников.

— Обязательно, — подтвердил я. — Только, пожалуйста, никому не говорите, что это я предупредил вас. Пусть думают, что всё произошло совершенно случайно.

Я понимал, что правдоподобной версии мне не придумать, и, если я хочу, чтобы Варя не пострадала, придётся идти ва-банк.

Художников бросил на меня задумчивый взгляд, начиная о чём-то догадываться.

— Вы кого-то покрываете, Георгий?

— Давайте замнём эту тему.

— Уверены?

— Да.

Чекисты оказались оперативнее наших, и через четверть часа комната заполнилась крепкими ребятами в кожаных кутках во главе с Мышанским.

— Как вы, товарищ Художников? Вас не зацепило?

— Отделался лёгким испугом. Товарищ Мышанский, ничего не хотите нам сказать? — глядя на труп бывшего зама, задал вопрос Художников.

— А что именно вас интересует?

— То есть вы не догадываетесь?! — усмехнулся Иван Никитович. — Опасный преступник вдруг оказался на воле и решил со мной поквитаться, а я, тот, кто его брал, ни слухом ни духом…

Чекист стушевался.

— Я… Никто не предполагал, что так далеко зайдёт. К тому же это секретная информация.

— С каких это пор побег преступника вдруг стал засекреченной информацией? — вступил в разговор я.

— Вы лучше занимайтесь своим делом! — попробовал наехать на меня чекист.

— А я чем занимаюсь? — притворно удивился я. — Так как всё-таки Навойтову удалось сбежать и почему угрозыск не поставили в известность?

— Хорошо, — сдался Мышанский. — Я всё расскажу, только попрошу вас, товарищи, держать язык за зубами.

— Можете в этом не сомневаться, — кивнул Художников.

— Навойтов на одном из допросов заявил, что готов сотрудничать. Как вы знаете, он был в числе тех, кто вывозил из города секретные документы и реквизированные ценности перед тем, как Ростов взяли белые.

Я слышал эту историю от Художникова и потому кивнул.

— Навойтов сказал, что готов показать место, где он спрятал эти материалы, взамен попросил, чтобы ему скостили срок. Его повезли на поиски, он воспользовался оплошностью одного из сотрудников, забрал у него оружие и расстрелял конвой. Было принято решение не предавать эту информацию гласности, поэтому всё, что касается побега — засекретили.

— Спасали честь мундира? — догадался я.

Лицо Мышанского дёрнулось. Он ничего не ответил, но по его реакции стало ясно, что я попал в точку. Видимо, если бы история всплыла наружу, кому-то из чекистских начальников крупно бы поплохело.

Жаль, не узнаю, что больше интересовало ОГПУ — пропавшие бумаги или реквизированные драгоценности?

— А как быть с этим? — я показал на труп.

— Что-нибудь придумаем. Кстати, нам удалось установить, что в прошлом Навойтов был связан с Корнем, они когда-то сидели с ним в одно камере.

Я предполагал нечто подобное. Навойтов втёрся в доверие Вари и сливал полученную инфу Корню, планируя загребать жар чужими руками. Когда не выгорело, пришлось засучить рукава самому. Вот только делиться этими сведениями я не буду.

Домой, если можно это так назвать, я вернулся почти под утро. Было непривычно находиться в комнате одному, без лежавшего на больничной койке напарника (дай бог ему скорейшего выздоровления!).

Начальник разрешил выйти на работу попозже, так что шанс выспаться у меня имелся, вот только воспользоваться им я так и не смог.

Только закрыл глаза и вырубился, как по двери забарабанили.

Я встал и, качаясь как одинокая сосна на ветру, пошёл выяснять, кого это принесла нелёгкая.

— Товарищ Быстров, открывайте! Вас срочно вызывают на место происшествия! — раздался нетерпеливый голос.

Мысли спросонья путались, соображал я туго, но всё-таки сумел догадаться, что этот вызов вряд ли связан с Навойтовым. Видимо и впрямь произошло что-то очень серьёзное.

Я распахнул дверь. За ней стоял незнакомый парнишка в милицейской форме.

— Вы товарищ Быстров?

— Я. Чего шумим?

— Так это… ЧП у нас!

— Что ещё за ЧП?

— Я толком не знаю, но вроде как нападение на курьерский поезд.

Я моментально проснулся. Мне казалось, что такое явление как грабежи поездов ушли в далёкое прошлое, а оно вона как повернулось.

— Ничего не перепутал?

— Никак нет, товарищ Быстров. Говорю как есть: грабанули курьерский поезд номер два «Москва-Тифлис».

— Куда надо ехать?

— На станцию Хапры, это пятнадцать вёрст отсюдова.

— Пятнадцать вёрст? Далековато… Надеюсь, не на своих двоих добираться?

— Начальник угро меня с экипажем за вами отправил. Он сам уже на станции находимся.

— Ты меня пока в комнате обожди. Дай две минуты на сборы, — попросил я.

Быстро умывшись и одевшись, я в сопровождении милиционера вышел из дома. Возле входа нас ждала пролётка.

Пока добирались до Хапров, я немного подремал в ней по старой ещё армейской привычке.

— На месте, — сообщил извозчик. — Можете просыпаться, товарищ.

— Спасибо!

Поезд застыл как вкопанный перед семафором. Пассажиров не выпускали из вагонов, поэтому на перроне не было случайных людей: только милиционеры, сотрудники угро и несколько железнодорожников.

— Жора, иди к нам! — помахал мне рукой Паша Рыженко.

Он как раз допрашивал сутулого мужчину лет сорока в тужурке железнодорожника.

Я подошёл к ним, пожал Павлу руку.

— Рассказывай, что у вас произошло.

— Ты не поверишь!

— Знаешь, я в последнее время ничему у вас в Ростове не удивляюсь.

— Это точно, город у нас такой… специфический, — усмехнулся Паша. — Вот, познакомься, гражданин Устин Оса, работает на станции стрелочником.

— Стрелочником?! — улыбнулся я. — Это хорошо, мы ж знаем, что всегда и во всём виноват стрелочник…

Видимо это крылатое выражение ещё не было в ходу, поэтому мою шутку не поняли. Гражданин Оса так вообще принял её всерьёз.

— Товарищи, вы что! — взмолился он. — Меня избили, приставили к голове наган… Сказали, чтобы я перекрыл семафор, а иначе убьют!

Стрелочник всхлипнул.

— А у меня четверо детей, мне помирать никак нельзя — кто ж их тогда кормить будет?!

— Короче, банда человек в тридцать на дюжине подвод нагрянула к станции. Охраны тут нет, так что бояться им было нечего, — стал объяснять Паша. — Вышибли к такой-то матери дверь в диспетчерскую, оборвали провода телефона и велели остановить курьерский. Сопротивления им, как понимаешь, никто не оказывал. Гражданин Оса под угрозой смерти был вынужден перекрыть семафор.

— Вот-вот, так и запишите: под угрозой смерти! — напомнил о себе стрелочник.

— Не волнуйтесь, гражданин. Как было, так и запишем, — успокоил несчастного отца четверых детей я. — Никто вас ни в чём не обвиняет…

Окажись я на его месте, тоже вряд ли бы стал артачиться. С тремя десятками вооружённых до зубов головорезов шутки плохи. Нашпигуют свинцом и найдут кого-то другого.

— В общем, в двадцать два двадцать пять поезд прибыл к станции и был вынужден остановиться перед семафором. Один из бандитов переоделся в железнодорожника и сообщил машинистам, что под Гниловской поезд сошёл с рельс, и потому Ростов не даёт прибытия. Потом запрыгнул на подножку и наставил на машинистов револьвер.

Более детально продолжение этой истории я услышал из уст непосредственно одного из машинистов.

— Вы можете себе такое представить, товарищ милиционер?! — взволнованно говорил тот. — Выходит из здания вокзала здоровенный такой бугай с фонарём, подходит к нам, рассказывает, что Ростов не пропускает, а потом… раз… и оказывается на подножке, тычет мне в лицо шпалером и важно так говорит: «Шабаш, дядя, приехали. Жить хочешь? Закрой заслонку и вали отседова». Ну я не дурак, понимаю, что к чему. Объясняю, так мол и так, сынки, говорю, нельзя уровень воды понижать, котел рванет — костей не соберете. Следить надобно умеючи… А он, зараза, смеётся: «Ты, дядя, мне тут за азовский банк не втирай, сами грамотные. Вали отсель, пока цел». Ещё и в воздух пальнул для острастки!

— Ещё что-то говорил?

— Нет, но я его бандитское прозвище знаю. Краем уха услышал, как его другие звали.

— Так-так… — заинтересовался я. — И что это за прозвище?

— Вроде как Шлейка, — сказал машинист.

— Рейка, — поправил его Паша. — Тоже наша ростовская знаменитость. Душегуб известный. Только не слышал я прежде, чтобы под ним столько народа ходило. Видать, объединился с кем-то.

Состав грабили по классической схеме: сначала напугали пассажиров выстрелами, затем в каждый вагон ринулась своя штурмовая группа опытных налётчиков. Чтобы их не опознали, бандиты нарочно испачкали лица сажей.

Брали только деньги и ценные вещи, на мелочи не разменивались. Награбленное сгрузили на подводы и увезли.

— И знаешь ещё, Жора, — взволнованно произнёс Паша, — среди пассажиров было аж девятнадцать человек с оружием, и ни один не открыл огонь… Все перетрусили!

— Не гони лошадей, Паша! — попросил я. — Представь, сколько бы мирных людей погибло, если бы кто-то стал отстреливаться! Себя не жалко, так других пожалей: тут ведь и женщины, и дети…

Он взволнованно махнул рукой.

— Всё равно это как-то неправильно!

— Всё правильно! Это наша работа бандитов ловить, так что все претензии к нам, а не к пассажирам. Не надо шашкой без разбора махать.

Судя по презрительной мине на его лице, мои слова его не убедили.

— Эх, молодой ты, Паша, молодой и горячий! — сокрушённо произнёс я.

Он фыркнул.

— Можно подумать, ты меня старше!

— В какой-то степени — да, — тихо произнёс я.

Между нами была разница лет в пятьдесят, только сказать об этом ему я не мог. А если б и сказал, он всё равно бы не поверил.

Глава 3

Уже вечером Художников собрал нас у себя в кабинете. Настроение у ребят было откровенно паршивое: все понимали, что бандиты вошли в кураж и ограблением поезда не ограничатся. А значит, жди беды.

Хорошо, что на сей раз обошлось без трупов. Физически пострадал только один пассажир, который в момент налёта сидел в вагоне-ресторане. Он стал артачиться и его оглушили прикладом винтовки.

Врач осмотрел пострадавшего и сообщил, что серьёзного урона здоровью не нанесли, так что мужчина ещё сравнительно легко отделался.

— Что ж, товарищи, думаю, каждый из вас понимает: дело громкое, можно даже сказать всероссийского масштаба. И спуска нам теперь по нему не дадут. Со мной уже связывался товарищ Дзержинский, он приказал, чтобы я регулярно докладывал ему о ходе расследования. Паша… — позвал Художников.

— Да, товарищ Художников, — поднялся Рыженко.

— Да ты садись, в ногах правды нет.

Павел послушно опустился.

— Информация насчёт Рейки подтвердилась?

Рыженко кивнул.

— Да. Сразу несколько человек уверенно его опознали. Сомневаться не приходится — грабил Рейка.

Я успел прочитать в уголовном деле описание внешности бандита: «среднего роста, широк, плотен, лицо круглое, красное, моложавое (отталкивающего вида), растительности на лице нет, глаза презрительные, руки всегда в карманах». В миру Рейку звали Андреем Матвеевым, было ему чуть больше тридцати, но за его плечами висело обвинение нескольких десятках убийств и вооружённых налётов.

— Странно, — задумчиво произнёс Художников. — Ограбление было продумано до мелочей, проделано быстро, аккуратно и без трупов. На Рейку это не похоже. После него обычно крови по колено. Может, ошибка? Кто-то другой?

— Да Рейка это, товарищ начальник! — твёрдо заявил Паша. — А в остальном вы правы: для Рейки всё слишком мудрено, он на такие комбинации не способен.

— Есть соображения?

— Имеются, — кивнул Рыженко. — Всё указывает на то, что план придумал кто-то другой, и этот другой подтянул Рейку.

— Думаешь, было две банды?

— Скорее всего. На это указывает и тот факт, что налётчиков было около тридцати, а под Рейкой даже в лучшие времена столько не ходило. Так что на дело пошли сразу две шайки.

— Какие будут идеи, товарищи? Как станем искать Рейку? — повернулся Художников к остальным.

— Разрешите? — попросил слова оперативник с наголо стриженым черепом и широкоскулым лицом.

Мы с ним редко пересекались, и потому толком познакомиться не успели.

— Говорите, товарищ Реязов, — кивнул Художников.

— Есть информация, что бандиты могут собираться в столовой «Приятель».

— Это та, что на Первой Соборной?

— Она самая. Гадюшник первостатейный, немудрено, что нормальные люди её за версту обходят. Так вот, у меня в той столовой есть надёжный человечек. Есть план внедрить его в банду. Если не возражаете, начну над этим работать.

— А вы уверены в своём человеке? — прищурился Художников.

— Уверен. Мы вместе всю гражданскую прошли. Не подведёт.

— Хорошо. Даю добро на операцию. Если удастся нащупать ниточку к Рейке — считай, полдела сделано. Когда планируете приступать?

— Да хоть сегодня.

— Тогда можете отправляться к вашему человеку. Я вас больше не держу, товарищ Реязов.

— До свидания, товарищи. — Оперативник встал и направился к выходу.

У Художникова зазвонил телефон. Он поднял трубку и поднёс к уху.

— Начальник ДонОблУгро… Вас понял. Буду через полчаса.

Закончив разговор, Художников вздохнул.

— Совещание окончено, меня вызывают в обком.

Мы стали расходиться.

Возле дверей нашего кабинета стояла понурая Варвара.

— Меня ждёте? — вопросительно поднял бровь я.

— Да, товарищ Быстров.

— Зачем так официально? Можете звать меня Георгием…

Мы отошли в сторонку, чтобы нам никто не мешал.

— Слушаю вас, Варя.

— Товарищ… То есть Георгий, — поправилась она, — я пришла, чтобы вас предупредить.

— О чём?

— Я узнала, что вчера Навойтов приходил домой у Ивану Никитовичу, чтобы его убить.

— Было дело. Но у него ничего не вышло.

— Да, но только благодаря вам.

Я усмехнулся.

— Хочу вас предупредить: я решила признаться во всём Ивану Никитовичу, а там пусть решает, что со мной делать, — продолжила она. — Арест так арест. Я заслужила.

— Ты хорошо подумала?

— Всю ночь не спала… Надеюсь, вам из-за меня не достанется?

— Как пойдёт. Я ничего не сказал Художникову.

— Вы — настоящий мужчина, — всхлипнула она.

— Вот что, Варя… Давайте сделаем так: с Иваном Никитовичем у вас всё равно не получится поговорить сегодня: его вызвали в обком, он очень спешит, а когда вернётся — неизвестно. Давайте мы с утра подойдём к нему вдвоём. Думаю, вам так будет легче…

Она взволнованно кивнула, а потом коснулась моей щеки губами.

— Спасибо, Георгий. Вы такой хороший…

Я промолчал: сейчас она так походила на мою Дашу, которая осталась там, в прошлой жизни.

Рабочий день был законен, перед тем как пойти домой, я отправился в больницу, чтобы навестить раненых друзей.

Первым делом заскочил к Лёве.

Он уже вовсю разгуливал в коридоре, облачившись в больничную пижаму. Увидев меня, расцвёл:

— Жорка!

— Привет! — пожал ему руку я. — Как ты?

— Иду на поправку. Врачи говорят, что на следующей недели выпишут, так что ждите — скоро выйду на работу.

— Про Петю Михайлова слышал?

— Сказали уже… Что ж вы так неаккуратно?

— Ну извини, в следующий раз будем осторожней…

— Да ладно тебе, Жора! Я ж всё понимаю, на каждом шагу соломку не подложишь. Какие новости?

Я рассказал о вечернем визите Навойтова в квартиру Художникова.

— Ну вот, — расстроился Лёва. — А я до последнего думал, что ошибочка с ним у чекистов вышла, человек порвал с прошлым, решил начать жизнь с чистого листа, потому и не рассказал ничего про своё уголовное прошлое…

— Не ты один, — вспомнил я про Варю.

— Ага. У нас многие так считали. Всё-таки Навойтов много пользу на своём посту принёс: отчаянная голова был, мог на банду в одиночку выйти…

— Видать, стержень в нём всё равно гнилой оказался, — заметил я и осторожно похлопал Лёву по плечу:

— Давай, дружище, лечись. Нам с тобой ещё Рейку брать понадобится.

— Рейку говоришь… — Лёва задумался. — Мы на эту сволочь давно зубы точим, вот только подступиться не получается. Эх, жаль, что я тут сижу, а то б…

Он встрепенулся. На его широком лбу от напряжения налилась жила.

Я догадался, что ему что сказать и не ошибся.

— Жора, я понимаю, что ты спешишь, но я тебя надолго не задержу. Тем более, это по делу.

— Говори уже, раз начал.

— Короче, тема такая: на четырнадцатой линии в доме тринадцать…

— Интересное число, — хмыкнул я.

— Да не перебивай меня! В общем, в этом доме уже давно завёлся один притон. Мы его прежде не трогали, но ты попробуй, пошукай — есть у меня теория, что либо сам Рейка, либо кто-то из его банды может бывать по этому адресу.

— А что ж вы сами этот притон не шерстили? — удивился я.

— Пробовали как-то раз, да Художников срочно на другое дело переключил, а потом руки не дошли. Ты ж видишь, что у нас творится… Запомнил адрес?

— Чего ж не запомнить! Завтра туда наведаюсь, возьму хозяина за грудки.

— Во-во! Только один не суйся!

— Пашу Рыженко с собой возьму.

— Правильно сделаешь. Потом расскажешь, что и как!

— Обязательно! — пообещал я и направился в палату, где лежал Пётр.

Само собой, не удивился, снова застав там его жену. Она встретила меня как старого знакомого.

— Георгий?!

— Здравствуйте, Вероника. Как он?

— Дважды приходил в сознание, только разговаривать не мог.

— Что врачи говорят?

Она вздохнула.

— Ничего конкретного, только плечами пожимают.

— Ну, что в сознание приходил — уже хорошо! Выкарабкается наш Пётр, даже не сомневайтесь.

— А я и не сомневаюсь, я знаю, — твёрдо сказала она.

Побыв в палате с полчаса, я отправился домой, где на общей кухоньке сварганил простой ужин из яичницы и хлеба с колбасой. Набив желудок, лёг спать.

Вырубило меня мгновенно, всё-таки давала о себе знать бессонная прошлая ночь.

Утром почувствовал себя родившимся заново, позавтракал и отправился на работу. Как и договаривались, сначала зашёл к Варе. По виду девушки было ясно, что в отличие от меня она этой ночью не сомкнула глаз.

— Готовы? — спросил я.

— Готова, — решительно ответила Варя.

— Тогда пошли.

Художников встретил нас удивлённым взглядом.

— Варя, Быстров… Вы по какому вопросу?

— Иван Никитович, Варя хочет сделать важное признание, — помог девушке я, и она ответила мне благодарным взглядом.

— Товарищ Художников… в прочем, я не уверена, что имею моральное право так называть вас… Я… Я совершила ужасную ошибку. Подвела вас и всех наших ребят, — она запнулась.

— Это ты давала Навойтову сведения, — спокойно произнёс он.

— Как вы догадались? — ошарашенно воскликнула Варя.

— Я тут не причём! — сразу открестился я.

— Товарищ Быстров ничего мне не говорил. Даже наоборот — всячески пытался выгородить вас. Ну, а почему я понял, что это были вы? Просто сложил два плюс два. Это было не так уж и сложно.

— Он сказал мне, что хочет обелить своё имя, что его подставили, — всхлипнула Варя.

— Навойтов умел быть убедительным. Был момент, когда я тоже верил в его искренность, только мне хватило опыта во всём разобраться.

— Вы меня арестуете?

Художников отрицательно помотал головой.

— Я бы пошёл на этот шаг, если бы ты не призналась. Но я не могу держать тебя в угро. Сегодня ты напишешь заявление об увольнении. Насчёт работы не переживай — я найду для тебя должность в коммунхозе.

— Спасибо Иван Никитович!

— Не за что, Варя! Впредь будь осторожней, — прежним спокойным тоном ответил Художников.

— Мне будет вас не хватать, — сказала Варя и вышла из кабинета.

Когда дверь за девушкой захлопнулась, Художников устало произнёс:

— Что, Быстров, надеюсь, больше не станешь в рыцарей играть?

— Не стану, — подтвердил я. — Теперь только «казаки-разбойники».

— И что у нас насчёт разбойников?

Я сообщил ему информацию о притоне, полученную от Лёвы.

— Добро! Потряси там всех хорошенько. Вдруг выгорит, — одобрил Иван Никитович.

Получив разрешение от начальства, я снова зашёл к Варе.

Хоть девушке было явно не по себе, она всё-таки не расклеилась и держалась молодцом.

— Как ты?

— Я в порядке, Георгий. Спасибо вам ещё раз за всё, что вы для меня сделали! И вам, и Ивану Никитовичу.

— Ты, главное, не пропадай! Кто знает, как сложится жизнь — может, ещё и вернёшься сюда.

— Вряд ли, — отрицательно покачала головой Варя.

Простившись с ней, я отправился инструктировать Пашу Рыженко. Его моя новость о предстоящем визите в притон на четырнадцатой линии не сильно обрадовала.

— Что, вот прям сейчас?

— А что тебя смущает?

— Дай хотя бы позавтракать! Я ведь с утра не жрамши! — потряс он передо мной внушительным бутербродом с сыром и колбасой.

— Не вопрос. Завтракай, но при условии, что поделишься со мной!

— Ну, Жора! Держи, — он отломил мне от щедрот своих половину бутера.

— А вот за это спасибо! — искренне поблагодарил я. — Под такое царское угощение не грех бы и чашу добрую чайку испить. У нас заварка есть?

— Есть. И сахар тоже есть — я из дома принёс, — опередил мой вопрос Паша.

Перекусив, вдвоём направились по адресу.

Дом номер тринадцать не выглядел особо ухоженным, но и впечатление откровенного «бордельеро» не производил. Обыкновенное одноэтажное здание из камня, с облупившейся штукатуркой на стенах, ничем не отличающееся от других.

Разве что дорожка ко входу была явно натоптана, что означало — место это пользуется в народе большой популярностью.

— Под каким предлогом вламываемся? — поинтересовался Паша.

— После того песца, что сейчас творится, думаешь, нам предлог понадобится? — удивился я.

— То есть без предлога?

Я кивнул.

— Куй железо, пока горячо.

— Эх, щаз накуём. Лишь бы пожара не было, — вздохнул Паша.

Достав из кобуры револьверы, мы двинулись к дому.

Глава 4

Пошла жара. Действовали мы грубо и решительно. Мощный пинок вынес дверь вместе с косяком, я сразу нырнул внутрь, готовый к любому исходу событий.

Если в доме засела крутая публика, взять её в оборот можно только так, не давая бандитам шанса очухаться.

— Всем руки в гору! Уголовный розыск! — закричал я во всё горло.

Нехитрый психологический трюк помогал ввести уголовную публику в ступор и давал нам драгоценные секунды, чтобы взять ситуацию под полный контроль.

Первым на дороге попался высокий кудрявый мужчина с крючковатым носом. Он мудро поступил, подняв руки.

— Сколько народа в доме? — наехал на него Паша, тыча в грудь наганом.

— Никого, только я…

— Брешешь!

— Честное слово, никого. Да вы сами можете проверить, — как-то слишком быстро оклемался кудрявый.

Я обыскал его. Оружия при мужчине не было.

— Паша, проверь, — кивнул я в сторону ближайшей комнаты, которая отделялась от зала занавеской.

Рыженко сунулся туда и быстро вернулся обратно.

— Пусто.

— Присмотри за ним, — я проверил другие помещения.

Кудрявый не врал: больше в доме никого не было.

Плохо… Кудрявый производил впечатление стрелянного воробья. Если не найдётся чем прижать, придётся возвращаться несолоно хлебавши, а это не то, на что мы рассчитывали.

— Документы, — потребовал я у него.

— Разрешите? — он показал в сторону комода.

— Валяй. Только не вздумай дёргаться — пришью на месте, — предупредил я.

— Что вы?! Даже в мыслях не было.

Он выдвинул нижний ящик комода, повозился в нём и достал оттуда удостоверение личности.

— Вот, прошу.

Я пробежался глазами по бумагам.

— Август Брунович Шульц, 1895-го года рождения?

— Он самый.

— По нашей информации вы являетесь владельцем бандитского притона и занимаетесь скупкой краденого.

Он улыбнулся.

— Вы ошибаетесь, гражданин…

— Быстров.

— Спасибо. Это какая-то ошибка, гражданин Быстров. Я — честный человек, никакого отношения к криминалу не имею.

— На что живёте, Август Брунович?

— В основном оказываю разного рода услуги предпринимателям, выступаю в качестве посредника при совершении торговых сделок. И да, у Фининспекции ко мне вопросов нет, налоги плачу в полном объёме и в срок. Квитанции показать?

— Не надо.

Я оглядел обстановку в зале: не дорого и богато, но в целом довольно прилично: хорошая мебель, чистота и порядок, я бы даже сказал — уют.

— Один живёте?

— Один.

— Жора, гляди что нашёл, — Паша извлёк из недр платяного шкафа жестяную коробочку из-под конфет, она доверху была набита золотыми и серебряными украшениями, преимущественно женскими.

— А это что такое? — поинтересовался я.

— Наследство от бабушки, — широко улыбнулся Шульц.

— Ну-ну, — буркнул я.

— Брешет, — многозначительно произнёс Паша. — За всё добро не скажу, но пара вещичек точно по делам о грабежах проходит. Например, вот это колье, судя по всему, принадлежало гражданке Арутюнян и было снято с неё прямо возле дома тремя субчиками две недели назад.

— Уверен?

— Ещё как уверен. Я сам этим делом занимаюсь, так что меня с панталыку не собьёшь. Оно это, Жора, не сомневайся.

— Так говорите — наследство от бабушки? — повернулся я к Шульцу.

Тот отреагировал на удивление спокойно.

— Совершенно верно. И я понятия не имею, о чём говорит ваш коллега. Это колье — наша фамильная драгоценность.

Я понял, что этого кента легко расколоть не получится.

— Так, Паша, берём гражданина Шульца под ручки и везём к нам в угро на допрос.

— Это произвол. Я буду жаловать! — как-то по-будничному скучно произнёс Шульц.

— Ваше право, — согласился я. — Но пока придётся последовать за нами.

— А может договоримся? — вдруг спросил Шульц.

— Это как — договоримся?

— Как все нормальные люди, — улыбнулся он. — Я слышал, что у вас в уголовном розыске маленькая зарплата. По-моему, это совершенно несправедливо…

— К чему клоните, гражданин Шульц? — насупив брови, задал вопрос я.

— Я помогаю немного исправить эту несправедливость, а вы забываете про колье, — нахально заявил тот. — Ну как? По рукам?

— По морде, — сказал я. — Ещё раз брякнешь такое — получишь по морде. Понятно?

Он кивнул.

— Кстати, попытку дать взятку сотрудникам уголовном розыска мы обязательно зафиксируем в протоколе.

Я повернулся к Паше.

— Организуешь пару понятых, которые подтвердят, что мы нашли это колье при обыске у гражданина Шульца?

— Обижаешь, — ухмыльнулся он. — Хоть десять.

Шульц вёл себя чересчуррасслабленно и спокойно для взятого с поличным, без всякого сопротивления сел с нами в служебный экипаж и смотрел на нас как-то даже дружелюбно, что наводило меня на нехорошие мысли.

Что-то с ним не так, сразу решил я. Отпереться будет сложно, даже при гуманных советских законах ему грозит тюремный срок, а на прожжённого урку, отсидевшего не один год на нарах, Шульц не смахивает.

Пашу явно одолевали схожие мысли. Он то и дело бросал на задержанного задумчивый взгляд и чесал в затылке.

Мы не успели проехать и пол-улицы, как дорогу нам преградили двое вооружённых людей.

— А ну, стоп! — выкинул вперёд руку один из них, и я с удивлением узнал в нём чекиста Мышанского.

— Григорий Игнатьевич? Что случилось? — спросил я.

— Товарищ Быстров, нужно поговорить, — вкрадчиво произнёс он.

— Так в чём дело?

Он показал глазами на край соседнего дома, и я догадался, что речь пойдёт о разговоре тет-а-тет.

— Паша, постереги его, — сказал я напарнику и вылез из экипажа.

Мы с чекистом зашли за угол.

— Слушаю вас, товарищ Мышанский.

— Шульца нужно отпустить, — без обиняков заявил тот.

— С какой стати?

— Вам недостаточно моих слов?

— Пока нет. Я решительно не понимаю, почему должен отпускать Шульца. Он как минимум торгует краденным… А ещё у нас есть подозрения, что Шульц связан с бандой Рейки. Так что, извините, товарищ Мышанский, но отпустить его я не могу.

— Я приказываю вам!

— Да хоть заприказывайтесь? Я вам не подчиняюсь.

Он смерил меня недовольным взглядом.

— А ты наглец, Быстров…

— Да уж какой есть. Вы либо говорите мне правду, товарищ Мышанский, либо мы везём Шульца в угро и раскалываем его по самые… ну, вы меня поняли.

Он надвинул холодную фуражку на лоб и хмуро произнёс:

— Я тебя хорошо понял, Быстров. Вижу, что ты упёртый и со своего не сойдёшь.

— Правильно видите, товарищ Мышанский. Так собственно, почему вы настаиваете, чтобы мы освободили Шульца?

— Шульц — агент ОГПУ, — наконец, выдавил из себя тот. — Мы пытаемся внедрить его в банду, а я отвечаю за эту операцию. Если вы арестуете Шульца, то сорвёте наши планы. Теперь ясно?

— Теперь ясно, — ответил я. — Вы, товарищ Мышанский, не извольте беспокоиться. Шульца мы отпустим, не вопрос, но у нас будет тогда к вам маленькая просьба.

— Какая ещё просьба? — подозрительно уставился на меня он.

— Уголовный розыск будет весьма признателен товарищу Шульцу, если он поможет нам выйти на Рейку… В конце концов, мы ведь все заинтересованы в разгроме этой банды.

— Ну Быстров, ну нахал!

— Так я ж не для себя, а ради общего дела!

— Только это тебя и извиняет, — вздохнул чекист. — Будь по-твоему, я попрошу Августа узнать как можно больше про Рейку. А вы давайте поскорее его освобождайте. Не приведи бог, увидит кто из блатных, пойдут разговоры…

— Всё будет в лучшем виде! — заверил я.

Мы вернулись к экипажу.

— Паша, гражданин Шульц может отправляться домой, уголовный розыск претензий к нему не имеет, — объявил во всеуслышание я.

Рыженко посмотрел на меня как на сумасшедшего, открыл было рот, но я не дал ему ничего сказать:

— Потом всё объясню…

К счастью, он не стал спорить со мной и отпустил агента ОГПУ на свободу.

— Можете идти, Август Брунович.

— Благодарю вас, — Шульц легко и пружинисто выпрыгнул из экипажа.

Оказавшись на тротуаре, снял шапку и слегка склонил голову, словно издеваясь над нами — недалёкими сотрудниками угро.

— Рад нашему знакомству, товарищи милиционеры.

— А уж как мы рады, — сквозь зубы проскрипел Паша.

Когда мы отъехали подальше, он спросил:

— И как это прикажешь понимать, Жора?

— А ты ещё не догадался?

— Жора, хватит загадками говорить! — разозлился он.

Я кивнул, прекрасно понимая состояние товарища. Мне и самому произошедшее было не по душе.

— Шульц — сотрудник ОГПУ. Только держи язык за зубами, Паша, — предупредил я.

— Вот зараза! — ругнулся он. — Так что — выходит впустую съездили?

— Время покажет. Мышанский обещал делиться с нами информацией по Рейке. Так что может и не зря.

— А Художникову что скажем?

— То же самое. Придётся теперь Шульца за две версты обходить.

К большому удивлению мы застали в кабинете сияющего как начищенный медный пятак Леву.

— Ого! — радостно воскликнул я. — Какими судьбами?!

— Надоело на больничной койке валяться! На мне ж как на собаке — всё моментально заживает.

— Здорово! А как же медсестрички?! Неужели они тебя отпустили? — усмехнулся я.

— Так я ж не просто так ушёл, а адресок предварительно спросил. Кстати, Паша, ты вроде у нас неженатый? Составишь компанию разок? Я тебя с такой красоткой познакомлю! — он мечтательно поднёс ладонь к губам. — А тебе, Быстров, не предлагаю — ты у нас человек семейный.

— Семейный, — подтвердил я.

Больше всего на свете я скучал сейчас по Насте, жалея, что сейчас не двадцать первый век с его скоростями и техническими возможностями, когда ты в любой день можешь прыгнуть на самолет и через несколько часов оказаться в Москве, ну или просто устроить сеанс видеосвязи с любимой.

Только лишившись всего этого, понимаешь и начинаешь ценить прогресс по-настоящему.

Немного позубоскалив с довольным аж рот до ушей Левоном, отправились на доклад к Художникову.

— Значит, Шульц — агент Мышанского… — протянул тот. — Молодцы, чекисты, грамотно работают. Надеюсь, и у нас тоже появятся подвижки на этом направлении.

Он пояснил:

— Реязов собирался сегодня встретиться со своим информатором из столовой, вроде как есть хорошие новости.

В тот момент мы ещё не знали, что на самом деле ждёт нашего товарища.

Глава 5

Встреча Реязова со своим информатором натолкнула меня на идею навестить Лёньку Зубка — рыночного жулика, уже успевшего оказать нам кое-какие услуги.

Сразу после совещания я направился на Старбаз — старый базар, место, где промышлял Лёнька.

Оказавшись там, я понял, что переоценил свои силы: народу на рынке было полным полно, казалось, сюда приехало полгорода. Толпы покупателей фланировали вдоль бесконечного количества торговых рядов, а от криков продавцов можно было оглохнуть.

Сущий Вавилон…

Искать тут Зубка всё равно, что иголку в стоге сена. Да и не факт, что он будет рад встрече. Может и свалить от греха подальше.

Я — человек настойчивый и упрямый, а уныние — тяжкий грех. Надо что-то придумать, причём быстро, и я придумал.

Здесь нужен тот, кто в толкучке Старбаза чувствует себя как рыба в воде и знает все входы и выходы.

Кажется, я знаю, кто мне поможет.

У центральных ворот чумазые пацаны-беспризорники зарабатывали на жизнь, кто как умел: развлекали публику грустными песнями или «стреляли копеечку», выпрашивая подаяния. Мальцы посерьёзнее подряжались в грузчики и таскали на угловатых подростковых плечах тяжёлые узлы и мешки.

Да уж… сколько лет ещё будет решать советская власть эту проблему.

Я поманил одного из них, побойчей, пальцем. Моя физиономия в городе ещё не примелькалась, и мало кто знал, где я работаю, так что от меня не шарахались и за три версты не обходили.

Пацан спокойно подошёл ко мне и уставился пытливым взором, в котором не было признаков страха, а скорее обычное любопытство. Ну и желание подзаработать, куда без него.

— Тебе чего, дядечка? — солидным тоном спросил он.

Голос его уже начал ломаться, и подростковый басок то и дело сменялся детским писком.

— Дело есть, — в тон пацану ответил я.

— А мне с того какая корысть?

Я показал монету.

— Будет твоей, если найдёшь мне Лёньку Зубка.

Я не сомневался, что беспризорники, регулярно ошивавшиеся на рынке, прекрасно знают всю местную гопоту от урок до сявок, поэтому даже не стал уточнять, в курсе ли парнишка, о ком идёт речь.

— А если не найду? — усмехнулся мальчишка.

— Значит, деньги останутся при мне.

Пацан на секунду задумался, прикидывая потенциальные проблемы и собственные выгоды.

— А тебе он зачем? — для вида поинтересовался он.

— Тебе сказать, что с любопытной Варварой на базаре сделали? — улыбнулся я и шутливо потянулся к его носу.

— Не надо, — отпрянул пацан и вытер рукавом разодранного пальто чумазый шнобель. — Ты тут постой, а я сбегаю.

— Договорились.

Пацан исчез в воротах, а я принялся ждать.

Минут через пять меня дёрнули сзади за полу пальто. Я обернулся и с удивлением увидел своего посланца. Надо же, какой шустрый. И как это я его пропустил?

Через центральные ворота он не выходил, значит, воспользовался другим выходом.

— Нашёл?

— Нашёл, дядечка. Только ты б поспешил, если тебе Зубок сильно нужен, — встревоженно произнёс он.

— Что такое? — нахмурился я.

— Убивают его, — пояснил мальчишка.

— Чего?! — воскликнул я. — А ну, веди…

Беспризорник повёл меня какими-то окольными путями. Мы пропетляли мимо палаток, амбаров и складов и оказались напротив обшарпанной стены, вдоль которой лежали кучи мусора. Хватало здесь и человеческих экскрементов — понятно, куда нетерпеливая публика бегает справлять большую и малые нужды.

Запах тут стоял просто отвратительный.

— Там его бьют, за деревьями, — показал беспризорник.

Я присмотрелся.

Действительно, в небольшой рощице трое дюжих мужиков, судя по всему, деревенских, чистили морду Зубку, причём делали это в лучших традициях сельских драк: жестоко и кроваво. Если не прийти урке на подмогу, скоро от него останется отбивная, а это точно не входило в мои планы.

Что самое интересное, на помощь Зубок не звал, да и редкие свидетели делали вид, что ничего не происходит и спешили покинуть место. Похоже, тут действовал закон джунглей: каждый сам за себя.

Милиция тоже обходила закуток стороной, так что расправа могла длиться бесконечно долго.

— Жалко Лёньку, — внезапно всхлипнул беспризорник. — Он хороший, добрый…

Надо же, оказывается наш Лёня не такой уж пропащий. Только это не мешало ему разводить доверчивых граждан, и по идее сейчас он получал по заслугам.

Но, как ни крути, придётся вмешаться. Мне Лёнька ещё нужен. С информаторами у меня пока толком не сложилось, Зубок чуть ли не единственный, у которого я мог хоть что-то узнать.

— Держи, заслужил, — протянул я деньги парнишке. — И не переживай за Зубка, сейчас всё порешаем.

Я быстро пошагал к роще, прикидывая план действий: не думаю, что трое разгоряченных мужиков выпустят из рук добычу после моих словесных увещеваний, значит, придётся пустить в ход кулаки. Светить корочки уголовного розыска или угрожать наганом нельзя, после такого Зубку будет проще сразу купить мыло и верёвку: на базаре ему больше жизни не будет, как и в остальном городе. В его кругах связь с угрозыском, мягко говоря, не поощряется.

— Постойте, православные! — закричал я на ходу. — Вы ж его убьёте!

— А тебе какое дело? — на секунду отвлёкся от увлекательного процесса экзекуции дородный крестьянин с круглым и красным лицом.

Сдаётся, что незадолго до инцидента, он успел изрядно принять на грудь, да и его напарники тоже были подшофе.

А вот это плохо, нетрезвые граждане не очень-то расположены выслушивать чужие доводы, даже если те полны логики. Тут нужен другой подход, вот только вряд ли успею его найти.

— Не хочу, чтобы грех на душу приняли, — привёл я первый попавшийся довод и, видать, не самый удачный.

— За него-то? — хмыкнул краснолицый. — Ошибаешься, паря. За этого гада как раз сто грехов сразу спишут.

И, показывая что ему моё мнение на хрен не сдалось, он двинул несчастному Лёньке под дых. Зубок сразу согнулся и выблевал на грязный снег содержимое желудка.

Такими темпами скоро рыночный жулик начнёт ходить в туалет кровью, мужики работали как заправские мясники, отбивая и печень и почки.

— Граждане! — дружелюбным тоном заговорил я. — Отпустите его и расходимся миром. По-хорошему прошу.

— Никак ты его дружок? — склеил глаза в узкие щёлочки красномордый.

Эта догадка показалась ему очень похожей на правду.

— А ну, ребята, давайте-ка оприходуем и этого гада! — предложил он. — Да тут одна шайка-лейка собралась!

Поскольку Лёнька уже не мог дать отпора, внимание всех троих полностью переключилось на меня. Их взгляды не предвещали ничего хорошего, да и вообще, сдаётся мне, в данный момент им уже было всё равно, кого лупасить.

Теперь в воздухе запахло не только человеческим дерьмом, но и приличной дракой.

— Бросайте вы это дело, мужики, — всё так же миролюбиво произнёс я. — Не по-людски это, не по-христиански! Сами ж потом пожалеете!

— Это ты у нас сейчас пожалеешь! — многозначительно пообещал красномордый.

Они стали заходить с трёх сторон, беря меня в клещи.

По всем правилам бойцовской науки самым логичным способом будет смазать лыжи и удрать отсюда как можно подальше, или заорать «пожар». В драке против троих у обычного человека мало шансов, даже если ты неплохо подготовлен. К тому же противники мне попались достойные, явно с большим опытом боёв деревня на деревню. Такие легко не сдаются и прут напролом.

Я снова с сожалением подумал про спрятанный в невидимой кобуре наган. Эх, как бы он сейчас уравнял мои шансы… Но, нельзя и точка!

Одно радовало: не было финок и прочего «холодняка», то есть на перо меня точно не посадят.

— Трое на одного? — с презрительной миной спросил я. — Как-то нечестно, мужики!

— Да пошёл ты! — ругнулся красномордый и кинулся на меня первым, разжигая драку.

Подвела его хмельная башка и плохая координация движений. Я сбил увальня подсечкой и, когда он оказался на спине, нанёс короткий и мощный удар в нижнюю челюсть, гарантированно отправляя в отключку.

Одним желающим набить мне морду стало меньше, хоть какой-то позитив.

— Ещё есть желающие?

Желающие нашлись.

Нет, будь его товарищи потрезвее, скорость и лихость, с какими я расправился над их корешем, заставила бы пейзан действовать гораздо осторожней, но… не зря говорится: все беды в нашей жизни от алкоголя.

Разгоряченные самогоном «колхозники» только сильнее взбодрились и, как по команде, ринулись на меня, желая отмщения. Действовали они спонтанно и потому только мешали друг дружке.

И всё равно, двое против одного, расклад не в мою пользу.

Эх, разойдись рука, раззудись плечо!

Первого пинком отправил на землю, уложив возле красномордого. Теперь тому хоть не так скучно будет.

Тяжёлая зимняя поверженного мешала ему быстро встать на ноги, поэтому на какое-то время у меня остался всего один противник: не хлюпкий, но всё-таки и не богатырь. Обычный мужик, среднего роста и телосложения.

Он попытался заехать мне в скулу, немного не рассчитал, и его кулак мелькнул у меня перед носом, впустую пробороздив воздух.

А вот и ответка. Я изловчился и двинул ему снизу вверх, целясь в подбородок. Бум. Голова крестьянина дёрнулась, он явно потерялся во времени и в пространстве, зашатался и тут же получил дополнительную порцию горячих.

Закончилась процедура тем, что гражданин тоже отправился баиньки.

Полная победа! Вот только сердце моё по вполне понятным причинам не пело. Я прекрасно понимал, что лупцевали они Лёньку не за то, что тот отказался перевести старушку через дорогу, и потому были в своём праве, так что старался никого не калечить. Да, бил резко и больно, но не так, чтобы переломать руки, ноги или челюсть.

— Что ж ты творишь, ирод! — закричал с холодной земли тот, которого я уложил возле красномордого. — Эту сволочь защищаешь?! Да он же — упырь! Честной народ обманывает…

— Так, мужчина, мне с тобой спорить некогда. Собирай своих приятелей и вали отсюда, покуда я добрый. А насчёт него, — покосился я на Лёньку, — не переживай. Разберёмся.

— Разберётся он! — буркнул мужик, но спорить не стал, подхватил обоих дружков и старательно попёр к торговым палаткам.

Будет хреново, если сейчас он встретит кого-то из сочувствующих и вернётся с подкреплением.

Пора сматываться.

Я склонился над Лёнькой, потряс его за плечо.

— Зубок, ты как?

— Как — как! Голой ж… об косяк! — отозвался тот, еле шевеля разбитыми губами.

— Идти сам можешь?

— Не знаю. Щаз попробую.

Он сделал шаг, другой и тут же выругался.

— Сука! Чтоб этим гадам ни дна ни покрышки!

Я закинул его руку себе на плечо.

— Потерпи чуток. Сейчас я тебе помогу.

Лёнька кивнул.

Вместе мы двинулись к выходу с рынка, причём каждые тридцать секунд Зубок шипел от боли и матерился.

— Может тебя в больничку? — предложил я.

Он скривился.

— Не надо в больничку. И так заживёт. Думаешь, мне в первый раз досталось?

— Да уж что-то мне подсказывает, что с твоей профессией тебе частенько прилетает. Как же тебя угораздило так обмишуриться?

— Один из них узнал меня. Я в прошлом году его на деньги выставил, а сегодня случайно на его знакомого нарвался. Вот и понеслась нелёгкая, — криво ухмыльнулся он. — Если б не ты, харкать мне юшкой до конца лет. Дюже серьёзно за меня эти мужички взялись.

— Если не в больничку, куда тогда?

Лёнька махнул рукой.

— Туда. За забор выйдем, я там отдышусь.

— Как скажешь.

Когда мы покинули территорию рынка, Зубок окинул меня задумчивым взглядом:

— Только не говори мне, что случайно мимо проходил…

— Не скажу, — ухмыльнулся я. — Тебя искал.

— Зачем?

— Про ограбление поезда слышал?

— Весь Ростов о нём только и говорит. Лихо паровоз подломили…

— Кто это сделал, знаешь?

— Догадываюсь, — важно произнёс он.

— Рейка?

Зубок попытался улыбнуться, но в результате зашипел как рассерженный гусь.

— Суки, все губы разбили! — пожаловался он.

— Ты не ответил: Рейка при делах или нет?

— Само собой, при делах. Только не он был за главного.

— А кто?

— Медик всё провернул.

Про Медика, в мируИвана Менникова, я уже как-то слышал краем уха, но ещё не сталкивался в своих расследованиях, поэтому захотел узнать о нём побольше.

— Что ещё за Медик? Действительно — врач?

— Из него такой же врач, как из меня сельский учитель. Прозвище у него такое: Менник — Медик, — пояснил Лёнька. — Молодой и борзый. Ещё и тщеславный. Через то и помрёт.

— Раздобудь мне информацию, где скрываются Рейка и Медик.

— Не пойдёт, мент. Если кто-то из них узнает, что это я вас навёл — мне крышка.

— Никто ничего не узнает.

— Э, не ты, так другой сдаст! Наверняка у Рейки или Медика есть кто-то из ваших прикормленных.

— С тобой будем общаться только я или Михайлов. Гарантирую, что твоё имя нигде не будет фигурировать, ни в одном из материалов. Ну и мы в долгу не останемся, можешь не сомневаться. Ты это, приходи, если что, — голосом волка из знаменитого мультика произнёс я.

— Ага, к вам придёшь, а назад не выйдешь.

— Выйдешь, не переживай, — заверил я. — Так что, Лёня, поможешь найти Рейку и Медика?

— Я поспрошаю потихоньку. Обещать — не обещаю, но сделаю, что могу.

— Договорились. Так как насчёт больнички?

— Я лучше дома отлежусь, мне там лучше будет.

Простившись с Зубком, я отправился в угрозыск. Если информатор не подведёт, рано или поздно мы обязательно выйдем на след обоих бандитов.

Войдя в кабинет я сразу почуял что-то неладное: повсюду царила тягостная атмосфера и уж больно печальный и удручённый вид был у моих коллег.

— Что-то стряслось? — с порога спросил я.

— Стряслось, — подтвердил Паша Рыженко. — Реязова убили.

Глава 6

Да уж, известие, прямо скажем, было невесёлым. Кто терял боевых товарищей, тот меня поймёт.

Скорбь по погибшему и ненависть к тем, кто это сотворил, захлестнули меня с головы до ног.

— Вечная память, — протянул я, снимая с головы шапку. — Как это произошло?

— Застрелили на квартире Авикова — его информатора. Реязова сразу наповал, а Авикова ранили. Он скончался по дороге в больницу. Перед тем как умереть, успел сообщить, что в них стрелял Рейка. Он внезапно нагрянул на квартиру Авикова и опознал Реязова, — пояснил Паша. — Короче, Художников приказал Рейку живым не брать.

Оперативники одобрительно закивали.

Я был с ними солидарен: этому гаду больше нет места на земле.

— Похороны намечены на послезавтра, — добавил Паша.

— Послезавтра? — встрепенулся наш парторг Андрей Голубев. — На послезавтра у нас очередное собрание партийной ячейки уголовного розыска было намечено. Если не возражаете, я перенесу на другой день.

— Конечно, переноси, — кивнул Паша. — Проводить товарища в последний путь — святое дело.

Он повернулся ко мне.

— А ты как сходил? Есть новости?

— Есть. Мне на Старбазе шепнули, что налёт на поезд организовал Медик, — сообщил я. — Мне бы в материалах по нему покопаться… Может, найду ниточку…

— Копайся на здоровье, — разрешил Паша. — Новичкам везёт.

— Это я — новичок?

— Ну в смысле, новичкам в нашем городе, — поправился Паша.

Он подошёл к своему сейфу, открыл дверцу и , достав оттуда полдюжины пухлых папок, положил на мой стол.

— Вот, изучай. Тут все его подвиги за последние три месяца.

Я обратил внимание на объём документов.

— Знатно покуролесил?

— Что есть, то есть, — подтвердил Рыженко. — Прямо восходящая звезда уголовного мира. Ещё немного и выбьется в дамки. Надо бы укоротить субчика. А насчёт его причастности к ограблению поезда — похоже на правду.

Поскольку текучки сегодня не намечалось, я открыл материалы уголовных дел и углубился в чтение. Почти сразу стал понятен почерк этого явно не ординарного преступника: его налёты и ограбления всегда отличались дерзостью и продуманностью, к тому же Медик не любил понапрасну стрелять и предпочитал обойтись малой кровью или вовсе без неё.

Очень характерным, к примеру, было ограбление кооперативного магазина в Посоховском переулке. Посреди белого дня шестёрка вооружённых бандитов, косящих под бойцов Красной армии, на двух подводах подкатили к магазину.

Медик, изображавший из себя краскома, вошёл в него и, вытащив маузер, во всеуслышание объявил:

— Внимание, граждане! Я Медик! Всем лечь!

Перепуганной публике оказалось достаточным упоминание его имени, все разом попадали на пол и не стали сопротивляться.

Бандиты вынесли из магазина кучу мешков с продуктами и рулоны мануфактуры, покидали товар на подводы, навесили на дверь амбарный замок и укатили восвояси.

Только через час несчастные граждане смогли освободиться и вызвать милицию.

И таких историй было по нескольку на неделю.

Меры, принятые уголовным розыском, пока что результатов не дали. Бандиты по-прежнему оставались на свободе.

Что ж, Иван Менников, пришла пора заняться тобой и твоими приспешниками как следует. Тем более, если напав на твой след, удастся выйти и на пресловутого Рейку.

Эх, с каким наслаждением я бы влупил ему пулю в лоб! И даже не сомневаюсь, остальные парни поступили бы точно так же, не задумываясь.

Такую сволочь нужно карать!

— Быстров, ты свободен? — выдернул меня из задумчивости голос Паши.

— Да, а что? — встрепенулся я.

— Сгоняй на текстильный синдикат. Ограбили их. Вынесли товара на сумасшедшую сумму. Если понадобится подкрепление — телефонируй, подскочим.

Я кивнул и принялся собираться.

Эксперт Нефёдов ждал меня в экипаже, любовно поглаживая потёртый кожаный чемоданчик криминалиста. Он сухо буркнул в ответ на моё приветствие и прикрыл глаза.

Текстильный синдикат занимал несколько зданий из красного кирпича, территория была обнесена высокой стеной — ни дать, ни взять — крепость.

У ворот нас встретил круглый, похожий на колобок, мужчина с толстым носом картошкой и пухлыми розовыми щеками. На нём было пальто с бобровым воротником, на голове каракулевая шапка, подмышкой он держал парусиновый портфель.

— Дымов, заведующий синдикатом, — представился кругляш.

— Быстров, уголовный розыск. Это — наш эксперт, товарищ Нефёдов.

— Спасибо за оперативность, товарищи. Я звонил вашему начальству, он обещал прислать самых лучших.

— У нас все лучшие. Показывайте, что тут у вас произошло, — сразу перешёл к делу я.

— Беда у нас приключилась, товарищ Быстров. Ночью обнесли наш склад, вынесли всё, что было.

— А что у вас было?

— Очень важный и дорогой товар: итальянский текстиль. Вы даже не представляете, товарищи, какой это урон для нас! Цифры просто сумасшедшие! — запричитал Дымов.

— Когда это произошло? — оборвал его я.

Многословие Дымова начинало действовать мне на нервы.

— Видимо, ночью. Вчера вечером всё было на местах, я лично проверял. Утром гляжу — замок на складе сбит. Захожу внутрь — а там шаром покати. Подчистую выгребли.

— Кто-нибудь при этом пострадал?

— Слава богу, никто! Сторож цел и невредим. Только с меня начальство голову снимет, — грустно вздохнул заведующий.

— А где, кстати, ваш сторож?

— У себя в сторожке. Я его не отпустил домой отсыпаться.

— И правильно сделали. Товарищ Нефёдов, — обратился я к эксперту, — вы пока осмотрите место преступления, а я пообщаюсь со сторожем.

Эксперт кивнул и направился к складу, а я в сопровождении Дымова пошагал к сторожке — единственному деревянному зданию на территории синдиката.

У входа в неё стоял и нервно курил мужик бомжеватого вида с бородой и помятым лицом. Увидев нас, он щелчком пальца отправил окурок в сугроб.

— Наш сторож, Тарас Остапенко, — сообщил Дымов. — А это товарищ Быстров из уголовного розыска.

Мне сразу не понравилось выражение глаз бородача, он так старательно отводил взгляд в сторону, что я сразу смекнул — с ним что-то не так.

— Как же это вы прошляпили ограбление склада, гражданин Остапенко? — поинтересовался я, наблюдая за его реакцией.

— Сам не знаю, — печально пожал плечами он. — Я ить как по инструкции полагается за ночь кажный час обход делал, всё в порядке было… Мабуть под утро замок сбили.

— Мабуть, — согласился я. — Подойдите, пожалуйста.

— Зачем? — встревожился сторож.

— Подойдите-подойдите, — настойчиво произнёс я. — Не бойтесь, не укушу.

Он сделал шаг в мою сторону.

— Ближе.

Немного потоптавшись, Остапенко всё-таки оказался возле меня.

— Дыхните.

— А что такое?

— Вы дыхните, а там разберёмся.

Он тихонечко дыхнул в мою сторону.

— Сильнее.

Набрав полные лёгкие воздуха, Остапенко окатил меня запахом винокуренного завода, смешанного я ядрёным чесночным амбре.

— Пили?

— Вы что! Не мочно мне… Я ж на работе.

— Пили? — теперь с жёсткой интонацией спросил я.

— Остапенко! — повысил голос на подчинённого Дымов.

— Ну пил, — понял, что отпираться бесполезно сторож. — Так я ж чуточек, для сугрева. Вот столечко, — развёл он большой и указательный пальцы правой руки.

— Покажите, что именно пили.

— Зайдёмте унутрь, — показал на сторожку Остапенко.

В тесной сторожке со скрипучими некрашеными полами стоял спёртый запах табака и чада от коптящей буржуйки, дышать было практически невозможно. Покопавшись в кладовке, Остапенко извлёк на свет божий пустую бутыль.

— Один пил? — спросил я.

— Один.

— Это называется — чуточек?! Целую бутылку в одну харю выжрать…

— Так я ж… — зачем-то начал оправдываться сторож.

— Пока помолчите. Если мне понадобится что-то узнать, я спрошу.

Остапенко заткнулся.

Я взял её в руки и принюхался: густое амбре дешёвого шмурдяка резко ударило в нос. М-да… Та ещё отрава.

— Откуда она у тебя?! — наехал на сторожа Дымов. — Ты ж сам плакался, что у тебя денег нет!

— Дык это… подарили, — признался Остапенко.

— Кто подарил и когда? — мгновенно напрягся я.

Ужасно не люблю истории, когда сторожам дарят вот такие подарки. Почему-то слишком часто они заканчиваются не самыми приятными последствиями для тех, кто их получил.

А если для гарантии туда сыпануть снотворного… Хотя, можно и без него. Самогон в таких объёмах сам по себе нехилый удар по мозгам.

— Вчера подарили, — потупил глаза Остапенко.

— Вчера, значит… — многозначительно произнёс я. — А на второй вопрос почему не ответил?

— Так подарили и подарили, что тут такого…

— Мне из тебя клещами ответ тянуть?! — разозлился вконец я.

— Фраерман подарил, — буркнул сторож.

— Кто?

— Слушайте его больше! — выступил вперёд Дымов. — Во-первых, не Фраерман, а Фаерман. Во-вторых, не такой человек Иосиф Абрамович, чтобы самогонку сторожам дарить.

— Христом-богом клянусь! Это он так вчера меня отблагодарил: я ему на днях помог телегу починить…

— Так, стоп! Давайте разбираться! — сказал я. — Итак, кто такой этот самый Фаерман?

— Арендатор наш. Они с напарником — гражданином Шварцем у синдиката несколько помещений арендуют. Если хотите, могу в бухгалтерию проводить — договора покажу. Всё по закону, — сообщил Дымов.

— Этот вопрос выяснили. Появится нужда, заглянем и в бухгалтерию. Осталось узнать, а почему этот гражданин Фаерман не мог отблагодарить вашего сторожа бутылкой самогонки?

— Да вы просто себе не представляете, какой он — Иосиф Абрамович. Милейший и интеллигентнейший человек. Ведёт себя в высшей степени культурно, не матюгается, не курит, спиртного в рот из принципа не берёт.

— А вы меня заинтриговали, — усмехнулся я. — Не часто в нашей время встретишь таких людей… Познакомите?

— С удовольствием, вот только с утра я Иосифа Абрамовича, как и его напарника, не видел, хотя обычно они с девяти уже открыты, — сообщил Дымов.

— Вот как… Тогда покажите, какие именно помещения они арендуют.

Заведующий подвёл нас к неказистому строению, и почти одновременно из соседнего здания вышел Нефёдов. Увидев меня, он помахал рукой и направился к нам.

— Этот склад у вас ограбили? — сразу догадался я, поглядев на дом, их которого вышел эксперт.

— Да, — кивнул Дымов. — Он самый. Эх, какой был товар! Какой товар! Первый сорт!

Здания разделяли считанные метры. Дорожка между ними была, как говорится, натоптанная, что тоже наводило на определённые мысли.

Слишком много подозрительных совпадений…

На дверях конторы парочки арендаторов висел массивный замок. Но стоило мне только тронуть его, как он сорвался и упал.

Так-так…

— Неужели и их ограбили?! — с ужасом выдохнул Дымов.

— Сейчас узнаем, — сказал я, открывая дверь.

Глава 7

Да уж, теперь я знал, как на практике выглядит поговорка «пусто, хоть шаром покати».

В конторе граждан Фаермана и Шварца царила та самая вселенская пустота, если не считать ободранного письменного стола и пары колченогих стульев.

— Здесь всегда так? — спросил я.

— Н-нет, — признался Дымов. — Видать, и арендаторов тоже обнесли…

— Не факт, не факт, — покачал головой я. — Говорите, они в девять открываются?

— Да, в девять. Они люди аккуратные, всё по распорядку…

— Что ж, пройдёмся по помещениям, оценим масштаб бедствия, — предложил я.

Больше всего меня заинтересовала дверь в конце узкого и длинного коридора. Я толкнул её, она распахнулась без скрипа, чувствовалось, что совсем недавно её хорошо смазали.

— Куда она ведёт?

— Э… на улицу, — сообщил заведующий.

— То есть за забор?

— Ну да.

— То есть через это арендуемое помещение можно совершенно спокойно покинуть охраняемую территорию, не попадаясь на глаза сторожу? — стал развивать мысль я.

— Совершенно верно. Но странно, что дверь открыта… Мы на неё специально замок вешали. Кстати, где он? — забеспокоился Дымов.

— Растворился вместе с похищенным текстилем и, похоже, вместе с арендаторами, — резюмировал я. — Где, говорите, можно посмотреть договоры с ними?

Сомнительно, что жулики использовали настоящие документы при заключении договора, но попытка — не пытка.

Дымов отвёл меня в бухгалтерию, где царствовали две полных дамы бальзаковского возраста. Обе посмотрели на меня с большим интересом.

— Вот, девушки, знакомьтесь — это товарищ Быстров из уголовного розыска. Покажите ему, пожалуйста, всю документацию по Фаерману и Шварцу.

— Чай будете, товарищ Быстров? — кокетливо поинтересовалась одна из дам.

Над верхней губой у неё отчётливо рисовалась тонкая линия невыщипанных усиков.

— Не откажусь.

— Халь, — обратилась «девушка» с усиками к подруги, произнеся её имя на южно-русский манер, — найди товарищу из уголовного розыска все бумаги, а я пока чайком займусь.

— А мне что — чаю не предложите? — обиделся Дымов.

— Вы что? Как мы без вас! — всплеснула руками дама с усиками.

В бухгалтерии было натоплено, я снял с себя пальто и повесил его на стоявшую у входа вешалку.

Галя, покопавшись в несгораемом сейфе, достало толстую, прошитую суровыми нитками тетрадь, немного полистала её и, найдя нужное, протянула мне.

— Всё тут, товарищ Быстров. У нас насчёт бумаг всегда полный порядок. Товарищ заведующий не даст соврать.

Обручального кольца у Галины не было, и она демонстрировала этот факт всеми возможными способами.

Я углубился в чтение и, попросив карандаш, записал себе все данные на обоих арендаторов. Если верить договору, оба они проживали по одному адресу, что сразу наводило на нехорошие мысли. Сто процентов — липа, однако всё равно придётся проверить.

— Вот ваш чай, — сообщила напарница Галины, ставя возле меня стакан в металлическом подстаканнике и мисочку с колотым сахаром и специальными щипцами. — Угощайтесь, товарищ Быстров.

— Благодарю.

Крепкий чай бодрил не хуже кофе. По телу разлилось приятное тепло.

— Красавицы, а что вы можете рассказать про этих арендаторов? — приступил к опросу я, когда допил стакан до дна.

— А что вас интересует? — спросила Галя.

— Для начала опишите их внешность. Я ж знаю, вы — девушки, особы наблюдательные. Видите то, что ни один мужчина не заметит.

Дамы улыбнулись. Комплимент пришёлся им по душе.

Первой заговорила дама с усиками:

— Мужчины интеллигентные, слова плохого не скажут, всегда здороваются, улыбаются, очень приветливые. Одеваются хорошо, пальто, костюмы, сорочки, галстуки — всё вычищено, наглажено и отутюжено. Оба чернявые, волосы кудряшками. Фаерман где-то с вас ростом, только худой очень и сутулый, а Шварц пониже, с животиком.

— А ещё у Иосифа Абрамовича большое родимое пятно на правой щеке, — сообщила важную примету Галя. — А ещё у него зубы золотые… Не знаю, поможет это вам чем-нибудь…

— Обязательно поможет, — радостно потёр руки я. — А кроме работы вы с ними ещё где-то пересекались? Может, в городе видели где-нибудь?

— Я — нет, — пожала плечами Галя. — Да мне и некогда после работы шастать, итак домой еле-еле приползаешь.

— А я видела, — сказала бухгалтерша с усиками.

— Где? — уставился на неё я.

Она смущённо потупилась и, наконец, выдавила:

— В кафе «Ампир». Они там скромненько в уголке сидели, о чём-то разговаривали. Так увлеклись, что никого вокруг себя не видели.

— «Ампир», значит, — взял название ресторана на заметку я. — Что ж, красавицы, спасибо вам за очень ценную информацию. Теперь нам будет гораздо легче искать вашу пропажу.

— А вы что — думаете, это наши арендаторы нас ограбили? — удивилась Галина.

— Пока ничего не могу сказать, — сделал честные глаза я, хотя мои подозрения в адрес этой парочки усиливались с каждой секундой.

Распрощавшись с бухгалтерами, я пошёл к Нефёдову. Эксперт окончательно подтвердил мою версию: товар выносили через арендованные помещения сразу на улицу. Судя по всему, оба жулика нарочно сняли именно это здание.

Ну, а учитывая, что они в итоге так и не появились у себя в конторе, сомнений больше не оставалось.

Что ж, когда знаешь, кого нужно искать, уже немного легче.

Осталось только прикинуть как грабители будут действовать дальше. На их месте я бы постарался скинуть товар и унести ноги из города.

На это им понадобится какое-то время, вряд ли минувшей ночи хватило, чтобы это провернуть. Итого, у меня есть в запасе сутки, максимум — двое. Не уложусь, субчики исчезнут на необъятных просторах России, а то и вовсе махнут за её пределы. Страна у нас большая.

Как я и думал, указанный в договоре адрес был такой же фальшивкой, как и фамилии этих арендаторов. На улице даже дома с таким номером не было. Спрашивается, как же в текстильном синдикате проверяют документы… Походу, просто верят тому, что указано в бумажке. Что ж, за безалаберность и беспечность приходится платить, вот только получается, что из государственного кармана, а не из собственного.

Непорядок…

Следующей отправной точкой для поисков стал ресторан «Ампир» — довольно популярное место в городе.

А памяти что-то щёлкнуло. Кажется, где-то в прошлой жизни я уже читал об этом заведении. Но вот где?

Вспомнил: «Ампир» упоминался в одном из фельетонов Михаила Зощенко. С этим заведением общепита была связана весьма любопытная история, о том, как после смерти владельца «Ампира» в витрину хотели поставить траурный венок. Новость достигла ушей даже великого советского сатирика.

На часах ещё не было и полудня, значит, публики в кабаке будет немного, по-настоящему «огни» там зажигаются ближе к вечеру.

Служебная пролётка доставила меня к шикарному зданию на Большой Садовой и высадила даже не у дверей, а врат, щедро украшенных лепниной. Строение несомненно было очень приметным и внешним видом наводило на некоторые ассоциации с более известным питерским Домом Зингера.

Внутри было не менее красиво, чем снаружи. Я невольно залюбовался обстановкой.

Улыбчивая девушка проводила меня до одного из столиков, принесла меню. Я открыл его и невольно почесал в затылке: для моей ментовской зарплаты дороговато. Хотя… живём всего раз, в крайнем, то бишь в моём случае — два.

Гулять так гулять, я открыл бумажник, пересчитал купюры и заказал себе чашку кофе и песочное пирожное.

За окнами, где вовсю светило и грело солнышко, вовсю гулял праздный и непраздный народ, гремели грузовые телеги, ехали пролётки, изредка, окутанные клубами дыма, катили авто.

Господи, как хорошо-то…

Наступающая весна наполняла город жизнью. Ещё немного, и грязноватая земля покроется зелёным ковром, появятся листья на деревьях, запоют птички.

Покончив с кофе, я попросил, чтобы мне принесли счёт, затем с абсолютно непринуждённым видом (хотя по факту на душе кошки скребли) расплатился и дал «на чай».

— Спасибо, — кивнула официантка.

Она собралась уходить, но я попросил её ненадолго задержаться и украдкой показал удостоверение. Девушка бросила на меня испуганный взгляд.

— Что-то не так?

— Всё так, — улыбнулся я. — Не переживайте. Мне просто нужно задать вам несколько вопросов. Дело в том, что я ищу одного негодяя, который мало того, что сбежал от своей жены, так и прихватил кое-что из её личного имущества. Есть подозрения, что он иногда наведывался в ваше кафе.

Женская солидарность — штука серьёзная, девушка тут же покладисто кивнула и успокоилась.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Дуня.

— Очень приятно. А я — Георгий.

— Так чем я могу вам помочь, товарищ Георгий? Может, у вас есть фотокарточка этого мужчины.

— Чего нет, того нет.

— А как тогда я его узнаю? — удивилась она. — Знаете, сколько людей тут за день проходит? Не одна сотня.

— И всё-таки, давайте попробуем.

Я описал ей Фаермана, делая акцент на особой примете в виде родимого пятна на щеке.

— Кажется, я знаю о ком вы говорите, — задумчиво произнесла Дуня. — Он часто бывал у нас, правда, обычно в компании другого мужчины. В жизни бы не поверила, что он — такой негодяй! Всегда «пожалуйста», «простите», — передразнила его официантка. — Культурный такой.

— Внешность бывает обманчивой. А вы не знаете или не догадываетесь, почему он именно сюда заходил?

— Наверное, потому что ему так было удобнее, — произнесла Дуня. — Живёт где-нибудь поблизости, сам не готовит — а кушать-то надо. Я, конечно, не уверена, но кажется, видела, что он сворачивает во двор дома на той стороне за перекрёстком.

— Спасибо большое! — облегчённо проговорил я. — Вы нам очень помогли!

— Не за что, — засмеялась она. — Приходите к нам ещё.

— Обязательно, — соврал я.

Ещё пара визитов сюда, и мои финансы пойдут на дно.

Выйдя из «Ампира», я перебежал на другую сторону дороги, нырнул в проход между соседними домами и уже там оценил масштаб предстоящей работы: одному мне искать эти «шерочку с машерочкой» придётся с неделю, не меньше.

— Простите, — я зазевался и не заметил, как столкнулся с мужчиной лет сорока, который вынырнул словно из-под земли.

— Ничего страшного, сам виноват, — усмехнулся мужчина и поправил рукой сбившуюся повязку на щеке, такие обычно носят те, у кого болят зубы.

Да уж… с учётом того, как сейчас развита стоматология, мужику не позавидуешь.

Хорошо, что у меня пока не было необходимости в визите к зубному.

Стоп! Повязка на правой щеке, именно там, где у мошенника по фамилии Фаерман располагалась родинка…

Неужели это он?

Глава 8

Первым желанием стало заломать гражданина в повязке и устроить экспресс-допрос, но я тут же взял себя в руки: во-первых, не факт, что тот самый Фаерман, может, и впрямь — у мужика зубы болят. Во-вторых, если я не ошибся, всё равно потребуется какое-то время, чтобы расколоть типа, например, устроив очную ставку с Дымовым. Будут потеряны драгоценные минуты, и подельник может скрыться.

Гоняйся потом за ним. Если брать, так оптом!

Что ж, придётся для начала устроить слежку. Эх, плохо, что нет напарника, в одиночку будет сложнее. К тому же «объект» уже видел меня и, если я снова попадусь ему на глаза, просечёт, что это «жу-жу» неспроста со всеми вытекающими.

Ладно, чего вздыхать: глаза боятся, руки, а вернее — ноги, делают.

Я нарочно отпустил типа подальше, а только потом поплёлся за ним.

Хорошо, что на главной улице города всегда многолюдно, легче затеряться в толпе. Правда, и упустить просто, но я полагался на свой опыт и ментовской фарт.

Очень скоро стало понятно, куда «объект» направил стопы, он явно следовал в сторону железнодорожного вокзала. Так-так, я всё сильнее укрепился в своих подозрениях: воришки рвут когти из города, а товар либо реализован, либо его толкнут в ближайшее время. Скорее всего, напарник Фаермана сейчас этим и занимается.

Вёл себя «объект» довольно беспечно, даже не проверялся: видимо, не ожидал, что ему быстро упадут на хвост. Ни тебе резких смен маршрута, ни завязывания шнурков возле витрин магазина, он даже не оглядывался, просто пёр в нужном направлении.

И ладушки, мне же легче.

Я держался от него шагах в десяти, стараясь как можно меньше смотреть на «объект», люди чувствуют на себе чужие взгляды. Пусть Фаерман и дальше ведёт себя с прежней беззаботностью.

На вокзале он сразу встал в большую очередь к билетным кассам. Я забился в тёмный уголок и стал за ним наблюдать.

Очередь двигалась не быстро, у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть подозреваемого вдеталях. Теперь его облик прочно впечатался в мою память.

В кассе Фаерман взял два билета до Москвы на имя Нанбурга Леона Владимировича. Я даже услышал номер вагона.

Отлично, вряд ли покупка билетов была затеяна ради отвода глаз, оба жулика таким макаром смывались из Ростова.

Идти за Фаерманом дальше? Пожалуй, не стоит испытывать судьбу дальше. Был бы у меня напарник, я бы поручил это дело ему, а так есть нехилая вероятность в итоге запалиться.

Решено: встретим обоих жуликов прямо на платформе, а пока… пусть погуляют и подышат воздухом свободы.

Я покинул укрытие и отправился к своим.

Услышав, что я напал на след преступников и собираюсь их задержать сегодня вечером на перроне ж/д вокзала, Паша Рыженко восхищённо присвистнул:

— Жора, ёрш твою медь, если ты думаешь, что мы тебя отпустим назад в твою Москву, так ты серьёзно ошибаешься!

— Это уже не нам с тобой решать, Паша. — вздохнул я.

Если честно, мне действительно нравилось в Ростове, правда, в первопрестольной осталась моя семья и боевые товарищи, которым я тоже был нужен. Вот только я даже не представлял, сколько понадобится времени, чтобы там всё улеглось. И я что-то очень сомневался, что моя проблема с Радеком рассосётся сама по себе.

Для её решения нужно оружие куда большего калибра, чем даже сам Феликс Эдмундович. За Радеком стоит Троцкий, сейчас это второй человек в стране, если даже не первый после Ленина. Надо быть реалистом, чтобы оценивать свои шансы.

Только за врем командировки меня дважды пытались ликвидировать, где гарантия, что Радеку не надоела эта канитель, и он оставил меня в покое. Лично я ни капельки не удивлюсь, если по мою душу засылают очередного спеца.

Я ощутил нарастающее раздражение. Даже загнанная в угол крыса способна на подвиги. А я — не крыса, я — мент, и если нет возможности действовать законными способами… ради себя и своей семьи я готов взять правосудие в собственными руки.

В конце концов не бегать же мне до конца жизни из-за какой-то сволочи.

Мои чувства не скрылись от Паши, он удивлённо посмотрел на меня:

— Жора, ты чего?

— А что?

— Да у тебя вдруг такое выражение лица стало… Ну будто ты готов кого-то убить. У тебя всё в порядке?

— Всё хорошо, Паша! Это я так, вспомнил кое-что из прошлого…

— Уж не по этой причине тебя к нам откомандировали? — догадался он.

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — отшутился я.

— Если что, ты скажи: мы все тебе поможем. У нас тут как у мушкетёров: один за всех и все за одного!

— Спасибо большое. Паша! Я учту на будущее! А пока, ели не против, я снова поработаю с бумагами по Медику, может, найду что-то полезное.

— Спрашиваешь?! Конечно, изучай! — Он открыл сейф и достал из него пухлые тома уголовных дел.

За чтением их время пролетело быстро. Часа за два до отправления поезда, мы с Пашей стали собираться.

Художников выделил нам ещё двоих агентов угро на задержание.

Я не стал околачиваться на вокзале, чтобы не наткнуться на Фаермана. Вряд ли он меня, конечно, запомнил, но вдруг…

Вышел сразу на перрон, купил у бабки пару печёных пирожков с картошкой и стал ждать, когда подадут поезд.

Шустрый маневровый паровозик принялся подтаскивать разноцветные вагончики, перрон потихоньку заполнился людьми.

Ага, вот и наши: они расположились так, чтобы у парочки жуликов не было ни единой возможности улизнуть.

Субчики не подкачали, появились минут за двадцать до отправления. Оба одеты хорошо, в руках дорожные кофры, Фаерман на сей раз избавился от повязки, продемонстрировав родимое пятно на щеке: видать, совсем расслабился. Ну-ну…

Когда они встали возле проводника и протянули билеты, мы с Пашей подошли с боков, взяв их в клещи.

— Гражданин Нанбург? — деловито спросил я.

— Да, а что? — Глаза Фаермана испуганно забегали.

— Уголовный розыск. Вы и ваш напарник задерживаетесь по обвинению в краже большой партии текстиля.

— Ерунда какая-то! Мы — честные граждане. К тому же — разве вы не видите, у нас поезд… Нас ждут в Москве, на работе.

— Да вы не переживайте: мы во всём разберёмся. Если что, снова посадим вас на другой поезд, — заверил я.

Оказывать сопротивление воры не стали, мы тщательно обыскали их и не нашли оружия. Зато в кофрах оказалась приличная сумма в червонцах, объяснить происхождение которых оба преступника не смогли.

Раскололись они быстро, не став ломать комедию. Нанбург, который действительно оказался Нанбургом, и его двоюродный брат хорошо подготовились к операции. Всё было как я думал: они заранее подобрали помещение, которое имело сквозной проход с охраняемой территории на улицу, взяли его в аренду, а потом напоили сторожа, взломали замок на складе и вывезли весь товар, реализовав через перекупа, жившего в Нахичевани.

Услышав адрес торговца краденным, наши товарищи тут же поехали к нему и очень скоро привезли насмерть перепуганного армянина, который тоже не стал запираться и выдал весь расклад, заодно сообщив нам кое-какую полезную информацию, по которой тут же стали работать.

— Молодцы! — одобрительно кивнул Художников, когда мы явились к нему с докладом. — Кража раскрыта фактически за сутки, преступники арестованы, похищенный товар найден. Всегда бы так! Буду ходатайствовать, чтобы вам выписали премию.

Мы радостно переглянулись. Что-что, а деньги лишними не бывают.

— Товарищ Рыженко, сказал, что вы интересуетесь делами Медика, — посмотрел на меня Художников. — Удалось что-то раскопать?

— Пока нет, — признался я. — Этот Менников совсем не прост.

— К сожалению, так и есть. Он нам много крови попортил и, если мы его не возьмём в ближайшее время, попортит ещё больше. Медик вошёл во вкус, и на ограблении поезда не остановится. Боюсь, в скором времени нас ждут и другие неприятные новости от него.

Начальник угро как в воду глядел. На следующий день сразу после обеда поступил вызов с чугунно-литейного завода.

Бандиты остановили экипаж, на котором кассир предприятия в сопровождении охранника перевозил деньги, предназначенные на выплату зарплаты рабочим.

Угрожая револьверами, связали и отобрали сумки с деньгами, напоследок заявив:

— Передавайте мусорам привет от Медика!

Хорошо хоть и на сей раз, как в истории с ограблением поезда, обошлось без жертв. Медик, в отличие от Рейки, предпочитал не лить кровь понапрасну.

— Ну что, Быстров, тебе и карты в руки, — зная о моём интересе к этому бандиту, напутствовал меня Художников. — За сутки раскроешь?

— Как пойдёт, — вздохнул я.

Кассира сразу допросить не удалось, у него случился сердечный приступ, и его отвезли в больницу, так что охранник отдувался за двоих.

— Представьтесь, — попросил я.

— Андрюсенко Тарас.

Меньше всего он походил на «крутого орешка»: маленький, полный, с выдающимся животом и короткими кривыми ногами. Когда я посмотрел его служебный наган, то убедился, что стрелять из такого опасно в первую очередь для жизни самого стрелка: оружие давно не чистили и не смазывали.

Даже странно, что такого «орла» взяли в охрану.

— Можете описать нападавших: сколько их было, как они выглядели?

— Я видел четверых, но врать не буду — может, и больше было. А как они выглядели… Бандиты и есть бандиты. Морды зверские, револьверами в лицо тычат, угрожают…

— Хоть одного удалось разглядеть?

— Одного — да, разглядел. Бородатый такой… И рожа моей в два раза шире. Я как на него только глянул, так меня чуть было Кондратий не прихватил!

— Про Медика ничего не перепутали?

— А что там путать: так мол и так сказали: мусорам, то есть вам, милиционерам, привет от Медика! И улыбаются, сволочи!

Я от злости прикусил нижнюю губу. Нахальства Медику не занимать. И надо же какой ненасытный: буквально на днях сорвал огромный куш с поездом, а теперь пошёл на новое дело. То ли тратит бабки со сверхзвуковой скоростью (редкий бандит обладает склонностью к накоплению), то ли на кураже, когда оседлал волну и несёшься на ней до конца.

По горячим следам банду поймать не удалось, гады растворились на улицах города, свидетелей, куда он направились, мы не нашли, да и не так уж и много народа в Ростове было согласно свидетельствовать против Медика.

В общем, результаты у нас были неважнецкие и порадовать Художникова на вечернем совещании не удалось.

Ясно было только одно: преступники точно знали дату выдачи зарплаты на заводе и маршрут движения кассира. То есть, без наводчика не обошлось.

Я снова стал вспоминать показания охранника, с трудом, но мне удалось вытащить из него ещё кое-какие детали, их было немного, но хоть кое что.

Эх, Андрюсенко, Андрюсенко, не наложил бы штаны от страха, может, и сумел бы запомнить побольше…

И тут меня что-то кольнула. Я не сразу обратил внимания на то, что фамилия охранника показалась мне знакомой, и это если учесть, что в Ростове я без году неделя.

Лично мы точно не встречались, иначе я бы сразу его опознал. Значит, либо слышал о нём, либо читал, причём, совсем недавно.

Я напряг память.

Ну, гражданин Андрюсенко, где же ты мне попадался, а?!

Эврика! Спасибо профессии, которая натренировала мозги и мыслительные способности.

Андрюсенко Тарас Афанасьевич проходил в материалах одного из уголовных дел, которые мне дал на изучение Паша Рыженко. И дело это было тоже связано с Медиком, даже больше скажу: Паша в какой-то момент даже подозревал Тараса Афанасьевича, но потом зашёл в тупик и отказался от этой версии.

А вот я, поскольку мало верю во всякие совпадения, всё же покручу гражданина Андрюсенко. И что-то мне подсказывает, эта ниточка может привести куда надо.

Кто, как ни кассир или охранник лучше всего осведомлён о том, когда, какие суммы и по какому маршруту повезут.

К тому же прикормленный человек — гарантия, что не будет неприятностей вроде попытки открыть стрельбу и оказать сопротивление.

В деле фигурировал адресок охранника — Большая Садовая 202, не так уж и далеко от уголовного розыска: минут пятнадцать ходьбы быстрым темпом.

— Паша, составишь компанию? — Я изложил соображения напарнику.

— Сдаётся, что ты прав, Жора! Надо ехать, — кивнул он, засовывая револьвер в кобуру.

Глава 9

И мы действительно отправились на адрес на служебной пролётке, в полном соответствии с пословицей, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Квартира Андрюсенко располагалась на третьем этаже. Мы подошли к дверям и встали так, что если по нам откроют огонь с той стороны, то никого не зацепят.

Если охранник действительно человек Медика, ждать можно всякое.

Электрического звонка не было, и я постучал в дверь.

Послышалось шарканье чьих-то ног. Значит, дома кто-то есть.

— Кто там? — слегка надтреснутый голос принадлежал пожилой женщине.

— Добрый день! — заговорил я максимально спокойным и доброжелательным тоном. — А Тарас дома?

— А тебе он зачем понадобился?

— Я с его работы. Откройте, пожалуйста, надо кое-что ему передать.

— А завтра никак?

— Завтра уже поздно! Начальство будет ругаться.

— О-хо-хонюшки. Ну ладно, обожди чуток.

Дверь распахнулась. На пороге возникла невысокая сгорбленная старушка. Она близоруко щурилась, пытаясь меня разглядеть получше.

О семейном положении Андрюсенко я ничего не знал, но точно это не его жена — скорее всего, престарелая мать.

— А ты точно с работы? Не его собутыльник?

— Ну что вы! Можете быть уверены — не собутыльник, — усмехнулся я. — Уголовный розыск.

— Батюшки светы! — всплеснула руками женщина. — Что-то стряслось?

— Ничего серьёзного. А вы кем Тарасу Андрюсенко приходитесь?

— Он мой сын, — она с прежним испугом глядела на меня, и я, чтобы не расстраивать далеко не молодую женщину, не стал огорошивать тем, что подозреваю её родную кровинушку.

— А Тарас разве вам не говорил, что у них на работе было ограбление?

— Ужас какой! — покачала головой она. — Нет, он мне ничего не рассказывал. Ну надо же…

— Так где ваш сын?

— Спит он у себя.

— Придётся его разбудить. Уж извините.

Мы вошли в чистенькую и светлую комнатушку с окнами, выходившими в тихий двор. Обстановка тут была откровенно небогатой, но чувствовалось, что порядок поддерживается, причём женской рукой.

Охранник лежал на заправленной кровати и тихо похрапывал. Его правая рука безмятежно свисала вниз. Прямо на полу стояли наполовину пустая бутылка самогона и гранёный стакан. Похож, с их помощью Тарас Адрюсенко снимал стресс.

Я подошёл к нему и принялся тормошить:

— Рота, подъём!

Он приоткрыл припухшие глаза и окинул меня мутным взором:

— Ты кто?

— Дед Пихто! Уголовный розыск! Не узнаёшь что ли?

То ли он выпил не так уж много, то ли даже будучи подшофе мог держать себя в руках, во всяком случае он быстро сообразил:

— Это опять из-за ограбления, да?

— Нет, блин! Просто по тебе соскучился и пришёл навестить. Конечно, из-за него. Поговорить надо.

— Надо так надо.

Он приподнялся и сел на кровать, я опустился рядом с ним, а Паша занял табурет, стоявший напротив.

Пахло от Андрюсенко отнюдь не фиалками, благоухал он как винокуренный завод.

— Когда будешь говорить, дыши в другую сторону, — попросил я.

Он виновато улыбнулся.

— Так что, Андрюсенко, не хочешь нам ничего сказать?

— Сказать?! А что я могу ещё сказать? Меня вроде уже допрашивали… — не слишком уверенно протянул Тарас.

— Ну да, я тебя и допрашивал, — подтвердил я.

— Тогда не понимаю: я же всё рассказал! Но могу повторить, ежли нужно. Их было четверо, один здоровый такой…

— Бородатый, — продолжил я за него.

— Он самый, бородатый. Я наверное только его и запомнил-то, да и как тут не запомнить! Шпалером меня пугал, а потом, ну когда деньги забрал, велел про Медика вам передать. Ну, что это его банда была…

— Это мы уже слышали. А сам Медик там был? — попытался поймать его я.

Что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Однако на Андрюсенко трюк дал сбой.

— Откуда ж мне знать? Медик мне не сват и не брат, я об ём только слышал да в газетах читал. Может, и был, только мне неизвестно, — Он так убеждённо произнёс эти слова, что я на какое-то время заволновался: неужели тащу очередную пустышку, а охранник просто стал жертвой случая.

— Ох и напужали они меня, — стал дальше излагать Тарас с прежней убедительностью. — Пришлось успокоительное принимать.

Он покосился на бутылку.

Хреново. Я понял, что на понт его не возьмёшь, а может и впрямь моя версия оказалась ошибочной. Снаряд попал в один окоп дважды, вопреки старой солдатской пословице…

Но и сдаваться нельзя, если есть версия, надо отработать её до конца.

— Помогло?

— Помогло! Иначе и быть не могло. Всем лекарствам — лекарство!

— Слышал, что все болезни от нервов?

— Откуда? Мы — люди тёмные. Университетов и гимназиев не кончали.

— Теперь будешь знать. А я в свою очередь хочу знать, о чём ты мне не договариваешь! — насупился я.

— Всё как было сказал! Могу побожиться! — Андрюсенко вскинулся на красный угол с иконами.

— А вот это нехорошо.

— Что — не хорошо?

— Крестом себя осенять, когда врёшь.

— А кто тут врёт? — обиделся он.

— Да уж точно не я. Ты ведь хорошо знаешь Медика. Скажу больше — это не первое дело, что ты вместе с ним провернул! Лучше сразу колись — срок дадут меньше.

— Какой ещё срок?!

— Тюремный!

Он попытался возмущённо вскочить, но я надавил ему на плечо и заставил вновь опуститься на кровать.

— Спокойно, Андрюсенко! Спокойно! Не забывай, что я тебе про нервы рассказывал!

— А зачем вы напраслину про меня говорите?! Я ведь пожаловаться на вас могу! Думаете, не найду управы? Ишь что удумали — тюрьмой меня пугать!

— Жалуйся, сколько угодно! Только я всё равно выведу тебя на чистую воду и загремишь ты по полной! Если себя не жалко, так хотя бы мать пожалей! Сколько лет ей тебя, дурака, ждать придётся?

По выражению в его глазах я понял, что он действительно любит мать. Мне показалось, что ещё чуть-чуть, и он расколется, но, нет… Андрюсенко быстро взял себя в руки и недовольно произнёс:

— Не надо со мной так! Есть у вас улики, арестовывайте, нет улик — отстаньте! Я — человек честный, чужого никогда не брал! У любого спросите…

— Обязательно спросим. Только, когда получим улики, тебе сдавать назад будет поздно. Получишь срок на всю катушку!

— Не пужай, начальник! — Он пришёл в себя и смотрел на меня с нагловатой ухмылочкой.

Всё-таки замешан гад, по самые уши замешан! Только припереть к стенке нечем! Не бить же его в конце концов.

В дверь постучали.

— Кого ждёшь? — уставился я на Тараса.

Тот пожал плечами.

— Наверное к матери соседка со второго этажа пришла. Она к нам часто ходит.

Я показал взглядом Паше, чтобы он проводил хозяйку дома до дверей, а сам угрожающе прошипел Тарасу:

— Не вздумай шухер поднимать! Сиди тихо как мышь!

Он фыркнул и отвернулся.

Паша вышел из комнаты в коридор.

— Кто? — осторожно спросила мать Андрюсенко.

Я не слышал, что ответили с той стороны, но женщина откинула крючок.

И почти сразу прогремели выстрелы.

— Твою мать!

Я вылетел из комнаты как пробка из бутылки шампанского, почти сразу наткнулся на лежащую на полу женщину, на Павла, вжавшегося в угол, потом бросил взгляд на распахнутую дверь и услышал, как кто-то бежит по лестнице.

— Медик! — проскрипел зубами Паша и попытался ринуться за ним, но я его задержал.

— Останься здесь!

— Пусти!

— Останься!

Он кивнул, понимая, что я прав: женщине была нужна помощь, к тому же в квартире находился её сын, и мы теперь на все сто процентов знали, что он связан с Медиком и теперь точно не отвертится.

Я выскочил на лестничную площадку и перепрыгивая через ступени мячом поскакал вниз. Почти сразу от дома резко рванул экипаж, в котором сидели двое. Один из них по словам Паши и есть пресловутый Медик.

Наш извозчик лежал на дне пролётке.

— Жив?

Он поднял голову.

— Жив!

— Тогда гони за ними!

Он кивнул, и пусть руки его всё ещё тряслись от страха, но наша пролётка вырулила на Большую Садовую и понеслась по центральной улице города вслед за удирающими от нас бандитами.

Лошадки у Медика оказались не такими резвыми, как у нас. Мы постепенно нагоняли преступников, я уже мог хорошо разглядеть их лица, когда они в ярости оборачивались, чтобы посмотреть в нашу сторону.

Экипаж неимоверно трясло, стрелять из него при такой скорости и тряске тяжело, но я всё-таки решил попробовать открыть огонь.

Чуть привстал, прицелился.

Увы, две мои пули ушли куда-то в молоко, не зацепив Медика и его спутника. Они тоже попытались отстреливаться и с таким же успехом, лишь напрасно перевели патроны.

А потом случилось то, чего я ожидал меньше всего. Я сначала не понял, что вдруг появилось в руках у Медика: какая-то стопка разноцветных бумаг, но, когда он вдруг подкинул её в воздух, и она рассыпалась по улице бумажным дождём, я сообразил: это были деньги, много денег.

Медик подкинул ещё одну кипу, а потом ещё — вся мостовая и тротуар покрылись тонким ковром из банкнот.

Этот поступок не прошёл незамеченным, кто-то истошно заорал:

— Деньги!

Улица мгновенно забурлила, десятки людей: мужчин, женщин, детей, кинулись со всех сторон, стали сгребать купюры, запихивать их в карманы и за пазуху. Никого не волновало то, что они могут из-за своей жадности оказаться у нас под колёсами, серьёзно пострадать, а то и вовсе — распрощаться с жизнью.

Меня переполняли противоречивые чувства от злости до отчаяния. Хотелось ругаться матом, стрелять поверх голов… Только всё это было бы бесполезно.

— Тпру! А ну, тормози — не видишь — людей подавим! — заорал я извозчику.

Тот послушно натянул вожжи, и мы остановились. А пролётка бандитов удалялась от нас всё дальше и дальше, пока совсем не скрылась из вида.

— Что делать-то будем? — растерянно посмотрел на меня извозчик.

— Назад поехали, — с тоской произнёс я.

На сей раз Медик обскакал нас в прямом смысле этого слова. Что ж, тем слаще будет тот миг, когда я возьму его за жабры!

В том, что это произойдёт, у меня не оставалось ни малейших сомнений.

Глава 10

Прямо за порогом квартиры Андрюсенко меня ждала не самая лучшая картина на свете — сын обнимающий мёртвую мать.

К сожалению, мне тоже пришлось пройти через это, похоронив родителей. И каждый раз на сердце оставалась незаживающая рана. Даже спустя много лет она продолжала напоминать о себе и заставляла с тоской думать о том, что я когда-то не договорил с папой и мамой, не сделал для них всё, что мог, а теперь этого не вернёшь и уже не исправишь!

И пусть Тарас был пособником бандитов, на некоторое время я почувствовал сострадание к нему.

— Ну как? — спросил Паша.

— Ушёл, сволочь! — вздохнул я, рассказав, как Медик устроил на улице настоящее столпотворение, начав кидаться пачками банкнот.

— Наверное, до сих пор на мостовой деньги собирают, — заключил я.

Паша выругался.

— Находчивый, сволочь!

— Что есть, то есть! Наших вызвал?

— Вызвал. Будут с минуты на минуту. Как понимаешь, врач уже не понадобился, — он покосился на мёртвую женщину.

— Что — сразу умерла?

— Да. Медик её двумя выстрелами наповал уложил.

— А почему стал палить? Тебя узнал?

— Не, мы с ним незнакомы. Как-то догадался или почуял. Сам знаешь, как у них чуйка обострена…

— Это точно.

Я подошёл к Тарасу и тронул его за плечо:

— Ты как?

Он промолчал.

— Ты же понимаешь — мы здесь не при делах.

— Я знаю, — сквозь зубы произнёс он.

— Раз знаешь — чего молчишь? Это Медик убил твою мать практически у тебя на глазах. Неужели не хочешь ему отомстить?

Тарас обернулся, на его лице проступила гримаса ненависти.

— Отомстить? Больше всего на свете хочу! Будь моя воля — задавил бы собственными руками, гниду!

— Оставь это для нас. Мы разберёмся как полагается! Лучше говори всё, что знаешь: о нём, о банде…

— Помогите перенести мама на кровать, и мы поговорим. Клянусь, я расскажу всё, что знаю.

Я кивнул.

Мы подхватили труп, перенесли его с прихожей в комнату и положили на кровать.

— Прости, мама, — с печалью произнёс Тарас, затем посмотрел на меня:

— На похороны отпустите?

— Не обещаю, но сделаю всё, что в моих силах.

— Спасибо!

— Да пока ещё рано благодарить.

— Пойдёмте на кухню. Мне там будет легче говорить без мамы.

— Хорошо.

Мы сели за стол крохотной кухни.

Тарас нервно сглотнул.

— Кассира ограбили по моей наводке. Это я рассказал Медику, когда будет выдача зарплаты на заводе и где нас можно перехватить. Просил обойтись без стрельбы и трупов.

— Это мы уже поняли. Кассир тоже замешан? — продолжил допрос я.

— Нет, конечно. Он честный человек, — подтвердил мою догадку Тарас.

— Сколько было бандитов?

— Четверо.

— Имена и клички знаешь?

— Только двоих.

— Хорошо, потом назовёшь их для протокола. Медик среди них был?

— Нет.

— А что так? Не барское дело? — удивился я.

— Вроде того. Не такие уж огромные деньги для него.

— Значит, на пустяки он не разменивается…

— Конечно. Он лично выходит только на крупное дело и то, чтобы как он говорит — размяться.

— Где его можно искать?

— Где угодно. У него полно лёжек и в Ростове и в Нахичевани. К тому же он сейчас в авторитете. Шутка ли — поезд грабанул! Если кого-то из больших людей попросит об услуге — никто не откажет.

— Мне общие слова не нужны. Конкретику давай, детали! — сурово сдвинул брови я.

Тарас задумался. Мы с Пашей не мешали ему, терпеливо выжидали, когда он разродится полезной информацией.

Наконец, Тарас встрепенулся:

— Баба у него есть.

Я усмехнулся.

— Тоже мне — открыл Америку! У такого как Медик этих баб должно быть как у дурака махорки.

— Так да не так, — возразил Тарас. — Эта баба особенная!

— Чего это в ней такого особенного? — хмыкнул Паша. — Там, внизу, — поперёк, а не вдоль что ли?

Тарас насупился. Я одёрнул Павла:

— Паша, хорош шутки шутить! Дело серьёзное.

— Молчу.

— И правильно делаешь. А ты, Тарас, продолжай! Почему эта баба особенная для Медика.

— Почему — не знаю, только Медик в неё втюрился по самые уши! Души в ней не чает. Подарки дарит, в ресторации возит, даже жениться обещал, — заговорил после молчания Тарас.

— А она? — спросил я.

— А она тоже втрескалась в него как кошка. Взаимность у них полная. И, если вы её заарестуете, ничего она вам про Медика не скажет, хоть пытайте!

— Пытки — это не наш метод. Кто она такая и где её искать?

Тарас задумался.

— Имени её не помню, хоть тресните… Знаю только, что она — из бывших, живёт где-то на станции «Комураки»…

— Где-где? — недоумённо вскинулся я.

— На Синявской, — пояснил Паша.

— А почему название такое — странное? Там что — японцы живут?

— Это вряд ли, — хмыкнул Паша. — Живут там наши, донские, а название такое в народе ходит потому, что когда к станции подходит поезд, со всех сторон его обступают торговки и кричат «Кому раки?». Уж чего — чего, а раков в устье Дона хоть завались! Ты к стати как к ракам относишься?

— Никак не отношусь, но с пивом можно. Только как мы найдём там подругу Медика, если не знаем ни имени, ни фамилии? Думаю, из бывших там не она одна.

— Точно не одна, — подтвердил Тарас. — Только не каждая из них учит Будённого французскому языку.

Мы с Павлом переглянулись.

— А ты нам случаем не заливаешь? — выразил общее мнение вопросом я.

— Зачем мне врать, после того, как Медик убил мою маму?

— Резонно. Ещё есть чего рассказать?

— А как же? Тот, бородатый, про которого я раньше говорил… Он частенько в одной пивнушке бывает. Можете там его взять. Ну и ещё про парочку налётчиков могу рассказать.

Я принял решение:

— Так, Паша, ты оформи показания гражданина Андрюсенко как полагается, а я поеду к Художникову.

— Насчёт любовницы Медика?

— Угадал. Боюсь, будет не так-то просто к ней подобраться. Всё-таки, Будённый есть Будённый, а у нас на эту дамочку из доказательств только свидетельства Андрюсенко. Не уверен, что этого достаточно, если она нажалуется Семёну Михайловичу.

— Не исключено.

— Вот и я так думаю.

Пока я добирался до угро, в голове успели появиться кое-какие соображения. Осталось только донести их до начальства, а там — как карта ляжет.

Художников уже был в курсе о моей неудавшейся погоне: оказывается, история с разбрасыванием Медиком бабла успела уже облететь весь город.

— То есть бандит сделал тебя вчистую и ушёл как тот колобок от бабушки с дедушкой? — недовольно произнёс Иван Никитович в ходе моего доклада.

— Ничего, долго ему не бегать, — пообещал я.

— А что — есть зацепка?

— Зацепка то есть, только вот с ней не так просто. Мы выяснили, что Медик крутит роман с учительницей французского языка товарища Будённого. Осталось только установить её личность и подобраться поближе.

— Ты сам понял, что сказал?! — насупился Художников. — Ладно — установить личность, с этим всё понятно. Но, что у тебя на неё есть?

— Показания Андрюсенко, — опустил взгляд я.

— И всё? — протянул начальник угро.

— Пока да, — не обрадовал его яю

— Пока… Звучит не очень оптимистично. И что ты хочешь с ней сделать — арестовать и расколоть на допросе?

— Если бы всё было так просто, — вздохнул я. — Андрюсенко утверждает, что она любит Медика до беспамятства и никогда его не выдаст.

— Замкнутый круг какой-то…

— Согласен. Но есть один способ его разорвать! — торжественно объявил я.

— Даже так. Ну-ну, по глазам вижу — ты что-то придумал. Давай, излагай!

— Надо подобраться как можно ближе к этой гражданке. В идеале сделать так, чтобы ей и в голову не пришло, что я — засланный казачок. Для этого мне необходимо оказаться на одной ступени с ней.

— Что-то я тебя пока плохо понимаю, — покачал головой Художников.

— Всё просто, Иван Никитович: она — учительница, и я должен быть учителем.

— Кхм, — кашлянул Художников. — Чему же, если не секрет, ты собрался обучать товарища Будённого?

— Точно не французскому, — улыбнулся я. — Семён Михайлович слывёт чемпионом французской борьбы. Не спорю, это дело хорошее, но есть и более прикладные виды единоборств, например, джиу-джитсу — я, когда служил в Москве, учился у самого товарища Катаямы!

Уточнять, что длилось это удовольствие всего один день, я благоразумно не стал.

— То есть ты хочешь попасть в окружение товарища Будённого в качестве инструктора джиу-джитсу? — улыбнулся Художников.

— Почему нет? Это самый простой и безопасный способ оказаться возле любовницы Медика. Рано или поздно он обязательно проявится возле неё.

— Да, он мог запомнить тебя, — справедливо заметил Художников.

— Вряд ли. Он видел меня практически мельком, когда отстреливался. Но я могу изменить внешность.

— Бороду ты точно отрастить не успеешь.

— Скорее наоборот, не буду ничего отращивать, а, скажем, подстригусь налысо.

— И тебе не жалко пускать под нож шевелюру?

— Так это ж для дела. К тому же со временем отрастёт, будет не хуже чем сейчас, — равнодушно сказал я.

Никогда не комплексовал по этому поводу, даже когда рано начал лысеть в прошлой жизни. А сейчас — так вообще грех жаловаться! С волосами на голове настоящему Быстрову очень даже повезло. Ни малейшего намёка на ранние залысины или плешь.

— Будь по твоему, — решился Художников. — Семёна Михайловича ставить в известность будем?

— Не стоит. Он военный, а не сыщик, может случайно меня «запалить».

— Согласен. Но ты понимаешь, что так просто эти дела не делаются. Придётся согласовывать с особистами ГПУ. Кого попало к товарищу Будённому не подпустят.

— Мышанского напрягите. Пусть по своим каналам организует. В конце концов одним делом занимаемся, пусть и от чекистов будет толк.

— Сегодня же с ним свяжусь. А ты точно не опозоришься с этим своим джиу-джитсу?

— Обижаете, товарищ начальник. Могу продемонстрировать умения хоть сейчас.

Я стал снимать с себя пиджак.

— Не надо! — попросил Художников. — Считай, что я тебе верю.

Глава 11

В чём не откажешь чекистам, так это в оперативности. Не успел Художников связаться с Мышанским, как вечером того же дня ко мне приехал посыльный с сообщением, что завтра меня ждут в штабе Северо-Кавказского военного округа на «рандеву» с заместителем командующего округа — Семёном Михайловичем Будённым.

Встреча была назначена на десять утра, к этому времени я уже успел навестить цирюльника и вышел от него с бритой наголо и потому сверкающей на весеннем солнце головой, вдобавок от меня за версту несло одеколоном — парикмахер не пожадничал и окатил «кёльнской водой» как из ведра.

По пути я старательно обдумывал линию поведения. Семён Михайлович не слал самодуром, но определённая «чудинка», как у многих талантливых людей, в его характере присутствовала, поэтому надо было найти правильный подход к великому полководцу.

Да и волновался я, как без этого. Не каждый день к самому Будённому идёшь!

Вот за что я точно не переживал — так за своё инкогнито. Не успела ещё моя личность примелькаться в Ростове, даже свой народ в органах меня толком не знал, за исключением сотрудников угро, а что тут говорить про военных!

Даже фамилию менять не стал, шёл под своими официальными бумагами как Георгий Быстров.

Штаб округа располагался в шикарном трёхэтажном здании бывшего отеля «Палас», расположенного на углу Пушкинской улицы и Таганрогского проспекта. До революции это была самая фешенебельная гостиница в городе, когда-то в ней останавливалась даже царская семья.

У подъезда стояли автомобили: полдюжины легковых, два ощетинившихся пулемётами броневика и несколько грузовичков, но больше всего места было отдано под конские экипажи.

Я представился дежурному. Тот проверил мои документы и кивнул:

— Всё верно, товарищ Быстров Георгий Олегович. Пропуск на вас уже заказан. Обождите минуточку.

Ждать пришлось немногим дольше, пока меня не окликнули:

— Товарищ Быстров?

Я обернулся и увидел подтянутого молодого краскома, одетого в новенькую гимнастёрку и галифе, на ногах у него были начищенные до блеска сапоги с кавалерийскими шпорами.

На его фоне я, облачённый в старенький гражданский костюм, просто потерялся.

— Да, Быстров — это я.

— Пётр Зеленский, адъютант товарища Будённого. Вас уже ждут. Прошу следовать за мной.

Он привёл меня к кабинету будущего маршала, в приёмной которого было на удивление пусто: ни одного посетителя, только загруженная по самую макушку работой девушка-пишбарышня, при взгляде на которую мне невольно вспомнилась Варя. Надеюсь, она всё-таки нашла себе новую должность.

Адъютант распахнул передо мной высокую дверь.

— Прошу.

Я вошёл в кабинет.

Будённый сидел за большим, покрытым зелёным сукном, столом, заставленным телефонами.

Я прежде видел его только на портретах, старых фотографиях и в кинохронике. Широкоплечий, коренастый, с широким открытым лицом, густыми соболиными бровями и народным достоянием: легендарными пышными усами. Не знаю, правда это или нет, но мне прежде доводилось читать, будто один из усов он когда-то случайно подпалил, и потом был вынужден всю жизнь подкрашивать.

Вот бы узнать это точно, для истории…

Семён Михайлович окинул меня весёлым и я б даже сказал — любопытным взором.

— Что же в тебе такого нашёл Климент Ефремович, что тебя ко мне инструктором заслали?

А молодцы чекисты, красиво подвели меня к Будённому от лица его непосредственного начальника — Ворошилова.

Я усмехнулся.

— Это вам лучше у него спросить, товарищ Будённый.

— Спрашивал уже. Только по глазам вижу — не договаривает чего-то Клим. Ты воевал, Быстров?

— Так точно, воевал.

— В каких войсках?

Настоящий Быстров всю гражданскую провёл в Первой Конной, но, увы, его воспоминания ко мне так и не передались, поэтому я легко мог засыпаться на любых деталях, начни Будённый уточнять, в каком полку и эскадроне я служил, кто мой командир. И всё-таки стоило рискнуть.

— В кавалерии.

Будённый был страстным лошадником, любившим свой род войск до умопомрачения. Мои слова пришлись ему по душе.

— В кавалерии? Это дело! — просиял он. — А с джиу-джитсу как познакомился?

— В Москве занимался на курсах у товарища Катаямы.

— И что — хорошая вещь эта джиу-джитсу?

— Как и любая другая борьба, это всего лишь инструмент в руках того, кто ей владеет. Нужно уметь его использовать.

— А ты — вроде как умеешь? — слегка подначил меня Будённый.

— Товарищ Катаяма не жаловался.

Я знал, что вряд ли мне просто поверят на слово, так или иначе Семён Михайлович захочет испытать меня и с первых минут настроился на это. Как скоро выяснилось — предчувствия меня не обманули.

— Что ж, Быстров, на словах ты мастак, осталось проверить каков ты на деле.

— Не вопрос, товарищ Будённый! Сами со мной поборетесь?

— Не спеши, инструктор, прежде чем со мной схватиться, посмотрю заборешь ты или нет моего адъютанта.

Он вызвал Зеленского и на вопросительный взгляд того, пояснил:

— А ну-ка, Петь, покажи московскому товарищу, что мы тут щи не лаптем хлебаем. Положишь на лопатки — дам тебе неделю отпуска к родным на Полтавщину.

На лице адъютанта появилась довольная улыбка. Похоже, в победе он не сомневался, а тут ещё и ценная награда в виде отпуска замаячила на горизонте. Мужик хваткий, своего постарается не упустить.

— Слушаюсь, товарищ замком округа.

Мы оба разделись до пояса.

Зеленский оказался обладателем хорошо развитой мускулатуры, стало ясно: противник мне попался серьёзный, а провалить задание нельзя ни в коем разе.

Он встал в борцовскую стойку, широко расставив ноги и выставив руки перед собой. Понятно, будет играть от обороны, надеясь поймать меня на каком-нибудь промахе и заломать как медведь косулю.

Тактика хорошая, при условии, что я буду использовать приёмчики французской борьбы.

Увы, товарищ Зеленский, придётся вас разочаровать. Мы пойдём другим путём.

Я резко присел и, крутанулся на месте, сбивая противника элементарной подсечкой. Пётр не удержал равновесия и упал, однако надо отдать ему должное: быстро сгруппировался и ушёл от меня вполне классическим пластунским кувырком.

— Неплохо, инструктор, неплохо, — оценил Семён Михайлович. — А ты, Петь, не расслабляйся. Помни, что я тебе про отпуск обещал.

Лицо адъютанта покраснело с досады. Вот что бывает, когда недооцениваешь того, с кем ввязался пусть в тренировочный, но всё-таки поединок.

На сей раз Зеленский решил проявить инициативу. Он кинулся ко мне, сократив дистанцию до минимальной. Но его ждал очередной крайне неприятный сюрприз, когда я схватив его за руки, упал на спину и, уперев ногу ему в живот, перекинул через себя, а потом вдруг оказался сверху, придавив к паркетному полу. Говоря по правде, паркет — не маты, грохнулся я не слабо, но оно того стоило, поскольку со стороны выглядело безупречно и эффектно.

— Да, москвич… Лихо ты моего Петра приложил, — присвистнул будущий маршал. — Теперь я понимаю Клима. А меня таким штукам сможешь научить?

— Даже медведя на велосипеде кататься научить можно, что уж про человека говорить, — многозначительно произнёс я.

— Тогда завтра и начнём, — подвёл итоги Семён Михайлович. — Приедешь ко мне в Синявскую на утреннем поезде, Петя тебя на станции встретит. Поживёшь у меня с недельку, поглядишь, чему и как я у других учусь.

— С огромным удовольствием, товарищ Будённый, — обрадовался я.

Мы тепло простились, затем Пётр Зеленский проводил меня из кабинета.

— Надеюсь, ты на меня не в обиде? — спросил я.

— За что? — удивился он.

— Ну, что по моей вине ты отпуска на родину лишился…

— Никуда он не денется, этот отпуск. Я Семёна Михайловича как облупленного знаю. А ты, смотрю, ловок драться. Может и меня поучишь?

— Отчего ж не поучить — конечно, поучу. Меня, кстати, Георгием зовут, для друзей — Жора!

— Пётр, можно Петя — не обижусь.

— Отлично. Петь, а там, кроме меня, другие учителя или инструктора будут?

— Само собой будут. У Семёна Михайловича подход серьёзный. Мало ему того, что турецкий и немецкий знает, так ещё и французскому обучается. Ну и про родной язык не забывает. Недавно диктант писал вместе с другими краскомами: не поверишь — у него тринадцать ошибок всего, а у других у кого за тридцать, а то и за пятьдесят, — с гордостью за командира ответил Зеленский.

— Ну, а женщины среди этих учителей есть?

Пётр улыбнулся.

— А ты с какой целью интересуешься?

— А ты догадайся, — подмигнул я.

— Что — ходок? — правильно интерпретировал мои слова он.

— Как же без этого, — продолжил изображать из себя охотника за женским полом я.

— Ну да, кто из нас не бабник, — согласился Пётр. — Даже сам — нет-нет и… Тем более, есть среди училок парочка симпатичных. Особенно та, что французскому учит!

Он мечтательно закрыл глаза.

Ага, вот она — рыба моей мечты. То есть подруга Медика, за которым я охочусь.

— Как её звать-величать-то?

— Кого? Училку французского?

— Ну да.

Он покачал головой.

— У вас в Москве все такие бойкие? Ещё не увидел, а уже как подкатить думаешь.

— И всё-таки…

— Ниной её зовут. Нина Савельевна Гречаных.

Я сделал зарубку в памяти.

— Тогда до завтра!

— До завтра, — кивнул Зеленский.

Художников велел мне прийти к нему сразу после визита к Будённому, но я решил немного подстраховаться и на всякий пожарный с полчаса походил, проверяясь нет ли за мной слежки. Как известно, бережённого…

Убедившись, что хвоста нет, я навестил непосредственного начальника и в деталях изложил Ивану Никитовичу, как плодотворно провёл нынешний день.

— Что ж, Будённый тебе поверил. Осталось ещё добиться того, чтобы тебе поверили остальные. Что касается этой Нины Савельевны, дам парням поручение покопаться в её прошлом.

— Только аккуратно, — попросил я. — Нельзя спугнуть раньше времени.

— Будь уверен, Быстров! Она даже не почует. Но и ты постарайся: чем дольше Медик ходит на свободе, тем больше у нас трупов и нераскрытых дел. И да, пока ты был у Будённого, у нас тут чрезвычайно происшествие произошло.

— А что стряслось, Иван Никитович?

— Андрюсенко прямо в камере отравили…

Глава 12

Я сжал зубы с такой силой, что наверное, раскрошил на них эмаль. Андрюсенко после того, как Медик убил его мать, охотно и даже с радостью делился с нами инфой, но вряд ли успел сообщить всё, что знал.

Убрали его по этой причине или из мести — не так важно. Главное, что произошло убийство, причём у нас под самым носом. А это крайне болезненный щёлчок для каждого сотрудника угро.

— Как это произошло?

— Пришла девка, представилась его сестрой, передала через дежурного для «брата» передачу, ну а там почти все продукты оказались отравленными, — неохотно сообщил Художников.

Как начальника уголовного розыска — по нему эта история била сильнее всего.

— Что дежурный — может её описать?

— Дежурный уже ничего не сможет: втихаря попробовал «колбаски» из передачки. Откачать не смогли. Оставил жену вдовой и четырёх детей без отца, — в сердцах проговорил Художников.

Чувствовалось, как его злит и расстраивает эта тема.

— Да уж, — только и смог выговорить я.

Перед тем, как отправиться ночевать, я заехал в больницу, проведать Петю Михайлова. Ему стало гораздо лучше, и он в полном сознании и, как мне показалось, хорошем настроении ел суп с ложечки. За ним ухаживала Вера, и Петя принимал её помощь вполне благосклонно.

— Жора! — обрадовался друг.

— Здорово, лентяй! — поприветствовал я его. — Значит, в больничке прохлаждаешься, пока другие отдуваются за тебя.

Он усмехнулся, давая понять, что оценил мою простую и даже где-то грубоватую шутку.

— А ты чего шевелюру наголо сбрил? — удивился Пётр.

— Решил, что буду на расчёсках экономить, — сострил я.

— Георгий, может и вы поедите? — предложила Вера. — Я столько наварила — на двоих хватит!

Вспомнив, что толком за весь день не завтракал и не обедал, а каким будет ужин, даже не имел представления, я охотно кивнул.

— С удовольствием!

И хотя во время еды полагается быть глухим и немым, я нарушил это строгое правило этикета, рассказав те новости, которые мог разгласить в присутствии постороннего. Само собой, Вере не стоило знать, про то, что мы вышли на Медика, что Андрюсенко отравили, а я с завтрашнего дня внедряюсь в окружение Будённого, поэтому болтал в основном на общие отвлечённые темы и как мог — поддерживал хорошее настроение у друга.

Пробыв у него часа полтора, я пожал ему руку и по просьбе Петра проводил Веру до дома.

Не люблю лезть в душу другим людям и интересоваться чужими делами,но за это время у меня сложилось впечатление, что у этой пары постепенно всё налаживалось, они явно любили другу друга и очень страдали, когда пришлось расстаться.

Жила Вера в нескольких кварталах от больницы, поэтому пошли пешком, болтая по дороге о всяких пустяках. Она спрашивала меня про Москву, доводилось ли мне ходить в театры, знаком ли я с кем-то из писателей или поэтов. На это я честно ответил, что было как-то не до того, а с богемой если и пересекался, так исключительно по работе.

Даже не находясь на службе, я привык контролировать и фиксировать всё, что творится неподалёку — эта привычка не раз спасла мне жизнь, поэтому заметил странную реакцию Веры на двух мужчин, которые сидели и курили на лавочке, неподалёку от её подъезда. Женщина слегка побледнела и как-то подобралась. Один из мужчин привстал, но его напарник одёрнул его за рукав потёртого пиджака и посадил назад, на место.

— Вера, скажите только честно — у вас всё в порядке? — тихо спросил я.

— У меня? Да, всё хорошо, — улыбнулась она, но улыбка показалась мне натянутой.

— Точно? Вы не хотите мне ничего сказать?

— Георгий, не беспокойтесь, у меня всё нормально. Да, мы пришли. Спасибо, что проводили меня. А теперь простите — мне пора, завтра нужно рано вставать.

Простившись со мной, Вера скрылась в подъезде.

Я с досадой поморщился. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять — у неё какие-то проблемы, но по неизвестным причинам делиться со мной этой информацией она не собирается: не может или не хочет.

Оставить всё как есть? Но Вера — жена моего друга, если у неё неприятности, значит, это может затронуть и Петра.

Я решительной походкой подошёл к типам на лавочке.

— Уголовный розыск. Ваши документы?

— Сначала свои покажи, — отозвался один из них, самый борзый.

Верхняя губа его хищно задралась, обнажив золотую «фиксу».

Я отодвинул полу пиджака, демонстрируя кобуру нагана.

— Убедительно, — хмыкнул борзый.

Он полез рукой в карман своего пиджака.

— Только медленно, — попросил я. — Не люблю резких движений, палец сам просится на спусковой крючок.

— Какой-то ты пугливый, начальник. Не боись, бумаги у нас в порядке.

Он достал мятую бумажку, справку из сельсовета, у его напарника оказалась такая же. Я тщательно изучил каждую строчку в этих бумагах. Поводов придраться к этим двоим, даже формальных, у меня не было, поэтому со вздохом вернул документы.

— В городе живёте?

— Нет.

— Тогда что делаете в городе?

— По делам приехали. Завтра в село вертаемся.

— Ну-ну, — я прикинул, что ещё мог бы сделать с ними.

По всему выходило, что ничего. Просто два самых обычных гражданина, на которых у меня ничего нет. Вот если б Вера сделала хоть какое-то заявление…

— Тогда шли б вы отсюда подальше.

Спорить они не стали, покорно поднялись с лавки и ушли. А у меня в душе остался тот самый осадок, который возникает, когда чего-то не доводишь до конца.

Проследить за ними что ли?

И что это мне даст? Тем более я даже понятия не имею, что тут происходит. Тут надо давить на Варю через Петра, либо обрабатывать саму женщину: ни на то, ни на другое у меня просто нет времени — уже завтра на утреннем поезде я уезжаю в Синявскую.

Напрячь парней с угро? Во-первых, чтобы хоть что-то завертелось и закрутилось, нужны основания — у меня, кроме странной реакции Веры на этих двух пейзан ничего нет, во-вторых, у ребят сейчас забот по горло. Если и проникнутся, всё равно будут заниматься по остаточному принципу.

Эти нехорошие мысли не давали мне покоя до самого утра, я так и не заснул, всю ночь прокрутившись на кровати.

Хорошо, что организм молодой — для него такая встряска не кажется сильной, это в прошлой жизни в свои пятьдесят я бы потом ещё долго очухивался, а тут свеж и бодр как огурчик, и сна ни в одном глазу.

Утренний поезд — это всегда что-то с чем-то, с огромным трудом мне удалось купить на него билет, а про то, чтобы найти сидячее место — вообще пришлось забыть. Народу в вагон набилось как сельдей в бочке, было невозможно найти даже сантиметра свободного пространства.

И ехать что-то около сорока километров, с черепашьей скоростью состава — неблизкий путь.

Я прильнул спиной к стенке, прикрыл глаза и под перестук колёс и разговоры соседей немного подремал. Когда с перрона действительно послышались многочисленные выкрики «А вот раки! Кому раков?», невольно усмехнулся. Комураки и впрямь оправдывали своё японское название.

Хотелось купить парочку, а к ним — святое дело — холодного пива, но это потом, когда покончу с тем, ради чего сюда приехал.

Я помог выбраться из вагона пожилой женщине, тащившей на своём горбу несколько огромных сумок, донёс их до извозчика.

— Дай бог тебе здоровья, сынок! Спасибо тебе большое!

— Не за что.

Адъютант Будённого ждал меня неподалёку. На моё счастье приехал Пётр Зеленский не верхом — на мою душу прислали щегольского вида двуколку. Хороший был бы из меня «кавалерист», вздумай Будённый выделить мне в качестве транспорта какого-нибудь конягу. Ездить верхом я так толком и не научился.

— Как добрался? — поприветствовал меня Зеленский.

— Да вроде кости целы. Семён Михайлович где?

— Ждёт. У него сегодня учебный день. С утра уроки французского, ну, а после обеда с тобой.

Кажется, у меня появились шансы в первый день увидеть собственными глазами пресловутую любовницу Медика — если, конечно, Андрюсенко не напутал. Этого, увы, от него уже не узнать.

Художников обещал прислать на Нину Гречаных что-то вроде досье, интересно, много ли ребята нароют?

Синявская оказалась довольно большой: счёт домов шёл на сотни.

— Да тут у вас и заплутать можно, — заметил я, когда пролётка стала колесить по кривым улочкам станицы.

— А ты любого спроси — где тут у вас товарищ Будённый живёт, так тебе сразу скажут, — пояснил адъютант. — Семёна Михайловича тут каждая собака знает. Ну, а тебя у него поселят. Комнату под тебя уже выделили.

Жилище легендарного командарма издалека можно было принять за штаб воинской части: часовые у ворот, обилие людей в форме. Покоя у Будённого не было даже не отдыхе. То и дело прилетали вестовые верхом или подкатывали чадящие как паровозы легковые авто с важными пассажирами.

Встретила меня невысокая чернобровая женщина, она по мужски деловита протянула правую руку.

— Надежда Ивановна, супруга Семёна Михайловича. А вы, я так понимаю, новый инструктор — Георгий?

— Он самый, — кивнул я с интересом рассматривая боевую подругу героя Гражданской войны.

Насколько я помню, судьба у женщины была в высшей степени трагичной: её жизнь трагически завершилась на глазах нескольких свидетелей, когда Надежда Будённая зачем-то поднесла к виску пистолет мужа и нажала на спусковой крючок.

На эту тему в моё время ходила масса версий, я б даже сказал сплетен, что было на самом деле — можно только гадать.

Говорят, Семён Михайлович стал по-настоящему счастлив только женившись в третий раз. И первая и вторая его супруги активно наставляли ему рога, правда, и Будённый тоже не слыл при этом монахом.

Но… оставим семейную жизнь в покое.

Передо мной стояла настоящая казачка: бойкая, энергичная, кипучей энергии и красоты. Не один год провела она на фронте, была медсестрой и даже заведовала армейским снабжением. В общем, яркий и далеко не ординарный человек.

— Пойдёмте, я покажу вашу комнату, — предложила она.

— С удовольствием.

Апартаменты мне достались может и не люксовые, но явно лучше тех условий, в которых я жил сейчас. Я с удовольствием оглядел симпатичную комнатку, содержавшуюся просто в идеальной чистоте. Тут не было ничего лишнего: пышная кровать с кучей подушек на изголовье, платяной шкаф, несколько стульев и даже письменный стол.

— Перекусите с дороги?

— Спасибо, я, если можно, со всеми пообедаю.

— Хорошо. Обед у нас в двенадцать, сразу после того, как закончится занятие по французскому.

— А преподаватель французского тоже здесь живёт? — будто невзначай поинтересовался я.

Надежда Ивановна помрачнела. Кажется, существование в жизни её супруга Нины Гречаных, не доставляло ей особой радости.

Всё-таки хорошо, что мы не стали ставить Будённого в известность о цели моей операции. Влюблённому мужчине бывает тяжело доказать, что предмет его воздыхания мало того, что ему изменяет, так ещё и делает это с опасным бандитом.

— Нет, она снимает дом на другом конце улицы. Но вы увидите её на обеде, — с натянутой улыбкой сообщила жена Семёна Михайловича.

Глава 13

Обед, на который меня пригласили, меньше всего походил на семейный — в просторной комнате, где был накрыт стол, собралось с дюжину человек. И больше половины из них я не знал.

— Товарищ Багров! — радостно поприветствовал меня Будённый.

Как полагается старшему, он торжественно восседал во главе стола.

— Здравствуйте, товарищ Будённый.

— Как вам комната — всё хорошо?

— Да, всё в порядке. Большое спасибо за заботу!

— Надежде Ивановне спасибо — это она у нас по хозяйственной части.

Я повернулся, чтобы поблагодарить женщину. Она ответила мне улыбкой.

— Это мой инструктор по джиу-джитсу, товарищ Георгий Быстров, — представил меня гостям Семён Михайлович. — Уложил Петра на лопатки секунд за двадцать. Со мной, небось, секунд за десять управится.

— Как пойдёт, — улыбнулся я. — Может, это вы меня к полу припечатаете…

Будённый довольно провёл по усам, мой незатейливый комплимент пришёлся ему по душе.

— Прошу к столу.

Моё место оказалось напротив женщины лет двадцати пяти, высокой и стройной. Она старалась избегать солнца, как полагалась дамам полусвета, поэтому её красивое, я бы даже сказал — утончённое — лицо было абсолютно лишено загара.

Женщина носила ультрамодную в этом сезоне причёску каре и явно понимала толк в одежде. Шёлковая блузка, тёмная юбка, украшения — всё было идеально продумано и только подчёркивало достоинства хозяйки.

Неудивительно, что все мужчины за столом, включая Будённого, не сводили с неё глаз. Выглядела Гречаных просто сногсшибательно.

Она прекрасно знала об этом и вела себя соответствующе.

— Георгий Олегович, — учтиво склонил голову я.

— Нина Савельевна, преподавательница французского, — отозвалась она томным, немного низким голосом.

Судя по взгляду, которым её одарила супруга Семёна Михайловича, расположением Надежды Ивановны мадемуазель Гречаных не пользовалась.

Кормили у Будённого просто, но вкусно. Само собой, хозяйка дома никогда б в одиночку не наготовила столько еды для прорвы мужиков, поэтому ей помогали готовить и накрывать на стол две женщины средних лет.

Спиртного не предлагали, но обстановка и без того была довольно непринуждённой. И Будённый и его гости много шутили и смеялись. Хотя, кроме меня, все мужчины в доме носили форму, армейских тем они нарочито избегали. Обсуждали последние новости, рассказывали различные байки и истории из «жизни».

За сытным борщом с пирожками последовал картофель с курицей, какие-то салаты, но по-настоящему Будённый оживился, когда принесли солёные арбузы. Оказывается, Семён Михайлович был до них сам не свой.

Я ж посмотрел на это блюдо с отвращением, на то у меня были серьёзные резоны.

— Попробуйте, Георгий Олегович, — заметил мою реакцию Будённый и с гордостью прибавил:

— Сам заготавливал.

— Простите, товарищ Будённый, но я солёные арбузы не люблю.

— Чего так? — обиделся как ребёнок он.

— У меня бабушка умерла, когда их готовила. Вдруг стала плохо, упала и больше не поднялась, — признался я. — С той поры я это блюдо недолюбливаю.

Он понимающе кивнул.

— А я вот обожаю!

Будённый с наслаждением впился в сочную и солёную арбузную мякоть.

Я поймал на себе сочувственный взор Нины Савельевны. Кажется, невольно мне удалось привлечь её внимание. Осталось понять — хорошо это или плохо для моей цели.

Иногда установка психологического контакта очень помогает на допросе, только до допроса как до Луны пешком.

— Это было давно, много лет назад, — пояснил я.

После обеда Семён Михайлович отправился к себе в кабинет — такое громкое название носила одна из комнат, где кроме письменного стола имелся ещё и кожаный диван. Не удивлюсь, если именно он сейчас больше всего интересовал Будённого.

Мы договорились, что проведём занятие через пару часов, когда пища в желудке уложится.

Зеленский галантно предложил Нине Савельевне проводить её до дома. Она почему-то посмотрела на меня, но я сразу же удалился под благовидным предлогом: ни к чему пока чересчур сильно «светиться».

Само собой, я провожу Гречаных, узнаю где она живёт и разведаю обстановку, но сделаю это на некотором отдалении. Другими словами, пока у меня была пара часов свободного времени, я решил проследить за «объектом».

Нина Савельевна в итоге приняла предложение адъютанта и, взяв его под ручку, неторопливо пошла по улице. Я, немного выждал, а потом отправился за ними, стараясь не попадаться на глаза.

Станица хоть и большая, но всё равно — не город, затеряться в ней непросто, пришлось попотеть, пока я не выяснил конец маршрута.

Снимала Гречаных обычную крестьянскую хату, стоявшую за высоким частоколом. Из плюсов только отсутствие традиционного сторожевого «кабыздоха» на цепи. Далеко не всегда удаётся поладить с собачками, когда у тебя возникает нужда нелегально пошарить на дому у подозреваемого.

У ворот Зеленский простился с Гречаных, развернулся и потопал в мою сторону. Я присел возле удачно подвернувшей гружённой телеги, выждал, когда адъютант скроется, и подошёл к съёмной хате предполагаемой подруги Медика.

На самом деле, у меня пока не было никаких доказательств их связи.

Поторчав возле частокола, я выяснил, что в доме живут только двое: хозяйка хаты Лукерья или, как звала её Гречаных — Луша, и, собственно, сама квартиросъёмщица.

Луша, как полагается нормальной деревенской женщине, держала хозяйство: тут тебе и корова, и поросята, и курицы-несушки. Со всем этим зоопарком она справлялась одна.

Так же я узнал, где располагается комната преподавательницы французского.

Для первого дня — неплохо, но не сказать, что времени у меня вагон и маленькая тележка. Вопрос с Медиком нужно решать как можно быстрее, кроме него есть ещё кровожадный Рейка и куча других отъявленных головорезов, по которым не тюрьма — пуля в лоб плачет.

А ещё я нутром чувствовал, что супруга Пети Михайлова явно вляпалась в серьёзные неприятности, и, если я не потороплюсь, история может кончиться плохо.

Я вернулся незадолго до нашего занятия с Будённым (дом был как проходной двор, люди постоянно сновали туда и сюда, поэтому мой уход и появление прошли незамеченными), переоделся в гимнастёрку и галифе.

Семён Михайлович по такому случаю облачился в борцовское трико. У него была крепкая мускулистая фигура, лишь немного заплывшая жирком.

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули, товарищ Будённый? — спросил я.

Он кивнул.

— Отлично. Тогда давайте начнём с разминки.

От такого высокопоставленного «ученика» как Будённый, можно было ждать любых капризов, но командарм оказался покладистым и весьма демократичным. Он старательно выполнял мои упражнения, не выказывая признаков раздражения (типа «сами с усами») и недовольства.

Погоняв его с четверть часа и убедившись, что Будённый хорошенько разогрелся, я провёл небольшой спарринг, чтобы понять его слабые и сильные места.

Несмотря на неплохой соревновательный опыт, техника у ученика оказалась сыроватой, многие вещи он проделывал чисто интуитивно, поэтому пару раз я довольно легко поймал его на ошибках и не преминул этим демонстративно воспользоваться.

Семён Михайлович хоть и был, как полагается любому выдающемуся полководцу, честолюбивым, но к этим промашкам отнёсся довольно спокойно, зуб на меня не затаил.

Только присвистнул.

— Молодца, Быстров! Меня научишь?

— Конечно научу, товарищ Будённый. Ради этого меня к вам и направили.

— Может и парней моих погоняешь? Им тоже учёба не помешает…

— Почему нет, товарищ Будённый. Групповые занятия тоже нужны, как и индивидуальные.

— Тогда на завтрашнем занятии я буду не один. Петра привлеку, мужиков из штаба — а то засиделись без боёв, у половины брюхо уже выросло! — высказался о наболевшем Будённый.

— Святое дело! Приводите. Аполлонов из них сделать не обещаю. Но физподготовку подтяну.

Выжав из Будённого по максимуму, я отпустил его заниматься другими делами. В конце урока мы прониклись друг к дружке симпатией.

Семён Михайлович оказался мировым мужиком, очень простым и приятным в обращении. Неудивительно, что бойцы шли за ним в огонь и в воду.

Художников обещал, что всё, что ребятам удастся нарыть по Гречаных, мне привезут на вечернем поезде. Весточка должна была прибыть с кем-то из наших.

В нужное время я был уже на вокзале.

Как и полагается оперу, занял такую позицию, чтобы меня видело как можно меньше народа, зато я мог со свой позиции видеть по максимуму. Благо людей было много, поэтому я особо не выделялся.

Забился скромно в уголок и принялся ждать поезда.

И тут меня ожидал сюрприз — Нина Савельевна собственной персоной. Она с беспокойным видом стояла возле окошка и постоянно теребила руками края уже знакомой мне блузки. Багажа при ней не было, значит, не собирается уезжать.

Так-так, выходит, не один я кого-то жду из города…

Может, Медик приедет на свиданку? Хотя, вряд ли, его фейс успел примелькаться, чтобы не рисковать, он выберет другой способ повидать зазнобу. Тогда логично предположить, что едет связной.

Я оказался перед дилеммой: плохо, что не могу разорваться, мне и нашего человечка встретить нужно, и за Гречаных проследить.

Вечерок становился чересчур томным.

Я с огромным трудом дождался прибытия поезда, выскочил на перрон, удерживая взглядом точёную фигурку Нины Савельевны. И почти сразу застонал с досады, появились несколько мешочников, которые тут же закрыли всякий обзор.

— Жора!

Я обернулся и увидел улыбающегося Лёву Петросяна.

— Ты что — поправился?

— Практически. Вот, просили передать. Тут всё, что удалось выяснить. Я специально записал, чтобы ничего не забыть.

Он протянул мне несколько бумажных листов, свёрнутых в трубочку.

— Отлично, Лёва! Спасибо тебе и ребятам! Огромное спасибо.

— Не за что. Бывай, Жора!

Он собрался снова залезть в поезд, но я его остановил.

— Погодь. Дело есть.

— Что за дело? Мне на следующей станции на другой поезд пересаживаться…

— Важное. За мной пошли.

Я увлёк его за собой по перрону, вглядываясь в людей перед собой.

Фух, вот и Нина Савельевна.

Она стояла чуть в сторонке и разговаривала с другой девицей, выглядевшей более проще и как-то вульгарнее что ли. В руках у девицы была небольшая корзинка. После короткого разговора корзинка перекочевала к Гречаных, а та, которая её привезла, полезла обратно в вагон, даже не попрощавшись с Ниной Савельевной.

— Так, Лёва, глаз не спускай с этой девки! — строгим тоном приказал я. — Проводи до самого упора, и, если получится, узнай про неё всё, что можно.

— А кто это? — удивился он.

— Ещё не знаю, — признался я. — Но не удивлюсь, если это — связная от Медика.

— Понял, — кивнул Лёва и без разговора забрался в тот же самый вагон, в котором скрылась вульгарная девица.

Похоже, нас обоих ждал весьма насыщенный событиями вечер.

Глава 14

Гречаных ушла с перрона, я направился следом, прикидывая как поступить. Не обозначать своего присутствия и тихо вести до дома? А смысл, да и к чему такие сложности. Тем более я знаю, как обставить это дело так, чтобы не вызвать подозрений в свой адрес.

Совместим приятное с полезным, проводим барышню до дома, до хаты, а там будет видно.

Хорошенько взвесив за и против, я ускорил шаг и, поравнявшись с ней, вежливо кивнул:

— Нина Савельевна…

— Георгий Олегович? — удивлённо приподняла брови она.

Тревоги в её взгляде не было, значит, не считала меня опасным. Вот и ладушки, не зря корпели над легендой, сработала как надо.

— Рад, что вы меня запомнили, — улыбнулся я.

Потом посмотрел на её корзинку.

— Вы идёте домой?

— Да.

— Выходит, нам по пути. Позвольте я вам помогу, — предложил я.

— Благодарю вас, но она не тяжёлая…

— Не убивайте во мне джентльмена, Нина Савельевна.

— Право слово, мне так неудобно…

— Это мне неудобно, что вы уже столько времени её несёте. Позвольте.

Нина Савельевна уступила моим словам и позволила взять у неё из рук корзинку. Действительно, весила та немного. А вот определить, что в ней, не представлялось возможным — мешал кусок светлого холста, который прятал содержимое от посторонних глаз.

— Большое спасибо, — смущённо произнесла она.

— Ну что вы… В конце концов, мы же с вами коллеги, — продолжал разыгрывать роль вежливого кавалера я.

Тем более, учитывая красоту Нины Савельевны, это было не так уж и сложно.

— Не ожидала вас здесь увидеть. Встречали кого-то или провожали? — будто невзначай поинтересовалась Гречаных.

Если б не мой богатый опыт, я бы подумал, что спрашивает она просто из вежливости или любопытства. Но… всё так нет, меня вполне профессионально зондировали.

Я изобразил саму беспечный.

— Ни то, ни другое. Банальный вечерний променад. Дома сидеть скучно, да и не привык сидеть на одном месте. Вот и решил прогуляться до станции и обратно. Успокаивает перед сном, приводит мысли в порядок, — беззаботно произнёс я. — Вы тоже на прогулке?

— Ах, если бы! Ходила по делам — встречала посылку из Ростова. У нас тут всё-таки деревня, многое приходится заказывать в городе, — пожаловалась Гречаных, а потом словно спохватилась:

— Что это я только о себе да о себе! Бог весть, что вы обо мне подумаете…

— Подумаю, что вы — очаровательная прелестница. И, говоря по правде, меньше всего я ожидал увидеть здесь кого-то вроде вас, Нина Савельевна.

— Не всем же быть в Москве, — лукаво усмехнулась она. — Кстати, как вам у нас — понравилось?

— Я здесь ещё сутки не пробыл, но нахожу это местечко весьма приятным. Эдакая милая пастораль.

— Вы павы, у нас очень красиво и уютно. Джиу-джитсу — это ведь японская борьба? — переключилась на другую тему она.

— Да. Но корни её лежат в древнем Китае.

— А вам приходилось там бывать — в Японии или в Китае?

— Увы, — повёл плечами я. — Когда началась война с японцами, я ещё пешком под стол ходил.

— Я не в этом смысле, — смутилась Гречаных. — Не обязательно же воевать, чтобы посмотреть весь мир.

— К сожалению, у моего поколения было больше шансов побывать заграницей только во время боевых действий.

— Вы ведь, наверное, военспец… Бывший офицер? — предположила она.

Я загадочно улыбнулся, давая понять, что она близка к истине. Пусть примет меня за человека из своего круга, проникнется большей симпатией.

— У вас хорошая выправка. Наверное, гвардия? — продолжала допытываться она.

— Давайте поговорим о чём-нибудь другом, Нина Васильевна. Например, о нашем общем ученике. На мой взгляд, он весьма способный. Не знаю, какие у него успехи с французским, однако с моей дисциплиной всё обстоит очень даже неплохо! При желании он и сам может кое-чему поучить.

— Вы правы. У Семёна Михайловича огромная тяга к знаниям, подкреплённая большим жизненным опытом. Я ещё никогда не встречала столь целеустремлённого человека, — довольно тепло отозвалась о Будённом она.

Мы шли болтая о всяких пустяках, больше касаясь опасных тем. Я старался не думать, что эта красивая женщина — любовница опасного бандита.

Нужно быть сверхинфантильным человеком, чтобы не догадываться, каким ремеслом занимается Медик. Нина Савельевна не производила впечатление наивной дуры. Даже если у них большая любовь, которая как известно, слепа — всё равно всему есть свои пределы.

Мне безумно хотелось заглянуть в корзинку под благовидным предлогом, посмотреть, что же внутри. Неловко споткнуться и упасть так, чтобы она перевернулась и высыпалась? Тогда надо было представляться не инструктором джиу-джитсу, а каким-нибудь репетитором по математике.

Напроситься в гости?

Я ещё раз посмотрел на Нину Савельевну. Ей определённо нравилась моя компания, но дружеским визитом на чашечку кофе вот прям чтобы сейчас и не пахло, знакомы мы всего ничего.

Начну давить и напрашиваться — вызову противоположную реакцию и буду отправлен далеко по известному адресу, пусть даже в вежливых и изысканных выражениях.

Что ещё хуже — меня начнут избегать.

Придётся балансировать на тонкой нити, не впадая в крайности.

А ведь наверняка в корзинке что-то очень важное, раз её притаранили из самого Ростова…

И око не видит, и зуб неймёт.

Я довёл её до калитки.

— Ну вот, я дома. — вздохнула она. — С вами было очень интересно, Георгий Олегович.

— Мне тоже наша прогулка доставила массу удовольствия, — не соврал я. — Мы с вами ещё увидимся на занятиях у Семёна Михайловича.

— Несомненно, — кивнула она. — У меня как раз послезавтра будет урок.

Мы простились, и я отправился в дом Будённых.

Деревня просыпается рано, вот и встал ни свет ни заря. Пока супруга Семёна Михайловича с помощницами хлопотала над завтраком, немного размялся во дворе. К моему удивлению, скоро ко мне присоединился и сам Будённый.

После завтрака Семён Михайлович отправился на службу, а я снова выскользнул из дома. Ноги сами привели меня к съёмному жилью Гречаных.

Пресловутая корзинка всё не выходила у меня из головы, и я ждал подходящего случая, чтобы проникнуть в дом и всё разведать.

Хоть южнорусское солнце стояло высоко и грело, я успел порядком замёрзнуть прежде чем и хозяйка и Гречаных оставили своё жилище. Прошло уже, наверное, часа два — не меньше. Обе прошли в другую сторону от меня и ничего подозрительного не заметили.

Не зная сколько у меня есть времени, пока кто-то из них вернётся, я набрался смелости и пошёл на «штурм». Быстро перемахнул через изгородь, молясь, что остался незамеченным для соседей, согнулся в две погибели и дошагал до крыльца.

Здешние нравы умиляли меня своей патриархальностью и моральной чистотой: дом не был заперт. О том, что хозяев нет, сигнализировала палка, приставленная к двери.

Воровато оглянувшись, я прошмыгнул внутрь и оказался в тесных сенях. Дверь, ведущая непосредственно в жилое помещение, тоже не запиралась, поэтому дальше всё шло как по маслу.

Владения хозяйки меня интересовали мало, а вот комната жилички… её сразу можно было узнать по характерному запаху духов и почти городской ауре — вот здесь мне предстояло поработать с чувством, с толком, с расстановкой. При этом действовать нужно было очень аккуратно, чтобы Гречаных, когда вернётся, не поняла, что в её вещах копались.

Я не ожидал разного рода конспиративных «контролек» — волосков и прочих штучек-дрючек, которые искушённые подпольщики нарочно ставят для определения подобных случаев. Всё-таки, Гречаных — не подпольщица, живёт вполне легально, у неё крутое прикрытие в виде Будённого — можно не напрягаться.

Но всё равно был очень внимателен и дотошен, действуя с осторожностью сапёра.

Самым тщательным образом проверил все личные вещи Нины Савельевны, покопался в её бумагах, и, не найдя там никакого криминала, перешёл к «десерту» — злополучной корзине, которую помогал нести от самой станции.

Поначалу содержимое показалось мне самым обычным: какие-то дамские шпильки, булавки, заколки, бигуди, мази, пудра — видимо, с ней в «Комураках» был совсем напряг, потом моё внимание привлёк обычный аптекарский бутылёк из зелёного стекла.

Он не был подписан, внутри плескалась мутноватая жидкость. Повертев в руках, я отставил склянку в сторону.

Больше ничего в корзинке не было.

Собственно, точно так же я не нашёл никаких признаков связи Нины Савельевны с Медиком: ни тебе фотографии любимого человека, ни писем от него или записок.

В шкатулке лежало несколько безделушек — ничего серьёзного, почти бижутерия, а ведь ради дамы сердца Медик мог бы расстараться и надарить золота и брюликов.

Я разочарованно вздохнул — стоило ли с риском вляпаться в неприятности проникать в чужое жилище? Отсутствие результата, это, конечно, тоже результат, всё верно — однако такое положение дел меня совершенно не устраивало.

Ну вот никак не хочется возвращаться с пустыми руками, тем более интуиция подсказывала, что где-то я дал маху, что-то упустил.

Взгляд снова упал на корзинку, я положил её на колени и во второй раз стал перебирать содержимое.

Эх, пузырь, пузырёк, пузырёчек…

По какому-то наитию я откупорил его, поднёс к носу и принюхался.

Ох, твою ж налево… Не надо быть экспертом-химиком, чтобы по характерному миндальному запаху определить, что за жидкость налита в этот бутылёк.

Так-так, и для кого же учительнице французского языка вдруг так срочно понадобился цианистый калий…

Версию о самоубийстве выбрасываем сразу, ну не похожа Нина Савельевна на человека, который вдруг заторопился на тот свет.

В общем, кого-то будут травить и явно не крыс.

Попробуем выстроит логическую цепочку.

Гречаных — любовница Медика. С его подачи в камере был отравлен Тарас Андрюсенко. Идём дальше: отраву через дежурного передала неизвестная женщина, посылку с ядом из Ростова тоже привезла особа женского пола. Не знаю, сколько у Медика таких помощниц, но, отсекая ненужные детали бритвой Оккамы, вполне естественно предположить, что действовала одна и та же преступница.

Если Лёва не облажался — мы вышли на её адрес.

Теперь вдруг яд понадобился Нине Гречаных. Она — из бывших, наверняка с приходом Советской власти многое потеряла: деньги, положение в обществе и прочие блага. Возможно, её родня погибла в костре гражданской войны.

Другими словами — вряд ли Нина Савельевна испытывает особые симпатии к красным. И это вполне понятно.

А как она спрашивала меня — уж не гвардейский ли я офицер… С какой ностальгией по прошлому…

Что ж, расклад понятен. С вероятностью в девяносто процентов яд предназначен Будённому. По хорошему к делу необходимо привлекать ГПУ.

Вот только доказательств у меня нет, кроме пузырька с цианидом. Обвинений на этом выстроить сложно.

Хотя… Нина Савельевна принадлежала к тем людям, которые непременно ведут дневник, она просто не могла его не вести, её так воспитали, как и многих других из её круга. С этим дневником она делилась своими мыслями, мечтами, страхами и… быть может — планами.

Глава 15

В любой момент могли вернуться хозяйка дома или её квартирантка, поэтому пришлось проводить обыск в авральном темпе. Я уже не заботилсяо том, чтобы после моего вмешательства всё выглядело так как прежде, до того как мои очумелые ручки перевернули тут всё вверх дном.

Или пан или пропал. Обнаружат меня до того, как я надыбаю что-то более-менее ценное — поимею проблемы на филейную часть организма. Успею я — другой разговор.

С чего начать?

Тут всё просто, по классике — среди вещей в платяном шкафе. Если даже спустя сто лет деньги и драгоценности часто прятали именно там, что говорить про тёмные времена НЭПа…

Но нет… Нина Савельевна оказалась не так уж проста, в шкафу дневника не оказалось.

За это время меня никто не потревожил, и то хлеб.

Я исследовал кровать. Результат тот же, то есть нулевой. Дневника не обнаружилось.

Перерыл всё на, что упал взгляд. Пусто…

Прошёлся по комнате, даже подпрыгнул пару раз и прислушался. Ага! Есть контакт. Одна из половиц подозрительно скрипнула.

Быстренько скатал пёструю, словно сшитую из лоскутков, дорожку.

Есть!

В принципе, простенько и со вкусом. Небольшой пропиленный участок половицы, я поднял его и обнаружил под ним тайник.

Неплохо для преподавательницы французского. Понятно, что не сама обустраивала эту нычку, наверняка помогали — быть может, сам Медик.

Кто-кто в теремке живёт? То бишь в тайнике прячется…

Я сунул в него руку и стал извлекать улов.

Косынка, в которую аккуратно завёрнуты всякие побрякушки: золото, серебро, камушки… Чует моё сердце — всё это добро проходит по делам об ограблениях, совершённых бандой Медика.

Подарки даме сердца или спрятано на чёрный день?

Упс! На свет божий появился знаменитый короткоствольный «бульдог» — кстати, очень хорошая карманная машинка. За револьвером тщательно ухаживали и регулярно смазывали, что снова наводило на мысли о мужской руке.

А вот и самое ценное — дневник. Не дешёвый, в дорогой сафьянной обложке, пухлый — вёлся не один год.

Так и есть, первые записи датировались ещё дореволюционными временами. Страдания молодой барышни меня интересовали постольку поскольку, поэтому я пропустил эту часть и сразу перелистнул в конец.

И сразу облом всех обломов!

Ох ты ж ёшкин кот! А вот об этом я не подумал…

Большую часть личных записей Нина Савельевна вела на французском, в котором я был не бум-бум. Ну и где я сейчас возьму переводчика?

На английском худо-бедно, но прочитал бы. Школьная программа хоть и выветрилась из памяти, однако не полностью.

А вот с языком галлов ба-а-а-альшие проблемы. В мои времена он был уже не в моде.

Я взялся за обложку дневника и принялся трясти. К моим ногам упал пожелтевший листок бумаги.

Вряд ли его хранили просто так. Наверняка для хозяйки он представлял какую-то ценность.

Подняв его, я понял, что это вырезка из газеты, скорее всего, белогвардейской или эмигрантской.

Называлась статья без особого изыска «Зверства красной пугачёвщины» и описывала взятие Ростова будёновской конницей.

Автор не скупился на кровавые подробности и эпитеты: тут тебе и массовые грабежи, и убийства, и разбой. Вместо расстрела пленных рубили шашками, экономя патроны. У крестьян отбирали провизию и фураж, выметая всё до крошки. Отнимали всё, вплоть до женского белья, а в первую очередь стремились взломать двери винных погребов и магазинов.

Ничего особо нового я для себя не узнал. Увы, гражданская война — на то и гражданская, невинных агнцев никогда не было со всех сторон. Крови хватало на всех, я даже уверен, что на белых было больше, иначе бы народ не пошёл за большевиками.

И пара слов в защиту революционного маршала. Насколько мне было известно, Будённый делал всё, чтобы максимально наладить дисциплину в войсках, вплоть до расстрела наиболее «отличившихся».

Отдельным абзацем шло описание того, как бойцы первой конной сожгли родовое имение дворян Глазьевых, при этом Глазьев-старший был зарублен, его жена и дочь изнасилованы и убиты.

Этот абзац был подчёркнут карандашом, что наводило на определённые мысли. Правда, пока это всего лишь теоретические изыски.

Я сел на кровать и принялся ждать.

Первой в дом явилась Нина Савельевна, она вошла в комнату и застыла, при виде меня, не сразу обратив внимание на учинённый мной разгром.

— Георгий Олегович… Что вы тут делаете?

— Вас жду, — честно признался я.

— Как вы посмели проникнуть в чужой дом?! И да — это вы перевернули в моей комнате всё вверх дном? — Гречаных покраснела от гнева. — Немедленно уходите отсюда, иначе я пожалуюсь на вас Семёну Михайловичу! Он найдёт способ вас урезонить.

Вместо ответа, я указал рукой на лежавшие возле меня цацки и «бульдог».

— Это вам Медик оставил на хранение?

— Какой Медик! Я вас не понимаю! — воскликнула Нина Савельевна, но уже не так горячо.

Она уже успела сообразить, что я покопался в её тайнике.

— Ну как же… Весь Ростов о нём слышал, а вы не в курсе… Неужели не следите за новостями, Нина Савельевна?

— Сейчас же покиньте дом! — топнула изящной ножкой Гречаных. — Я не желаю выслушивать в свой адрес какие-то глупости.

— А придётся, — равнодушно потянул я. — Тем более — это не глупости.

— Кто вы такой и по какому праву тут находитесь?

— Простите, не представился по-настоящему. Моя фамилия действительно — Быстров и зовут меня Георгием Олеговичем, но я — сотрудник уголовного розыска. Мы ищем банду Медика.

— Так и ищите его на здоровье! Не понимаю, какое отношение к этому имею я?

— Самое прямое, Нина Савельевна. Прямей некуда. Мы знаем, что вы с Медиком любовники. Уж извините, что я так, по-простому, не подбирая слов.

— Да как вы смеете! — Гречаных подскочила ко мне, чтобы дать пощёчину, но я перехватил её руку.

— Смею! У нас есть все доказательства вашей связи. Кстати, какое отношение вы имеете к семье Глазьевых? Их смерть как-то связана с вашей задумкой отравить Будённого? — Потряс я склянкой с ядом.

Гречаных побледнела, её ноги подкосились и, она упала в обморок. Я едва успел подхватить женщину, прежде чем Нина Савельевна свалилась на пол.

Она меня не разыгрывала, приступ потери сознания был настоящим.

Я уложил её на кровать, убрав из зоны досягаемости «бульдог», расстегнул несколько пуговок на блузке, облегчая дыхание и брызнул на лицо холодной водой, взятой на кухне.

Гречаных тихо вздохнула и открыла глаза.

— Надо поговорить, Нина Савельевна, — без всякой жалости произнёс я.

Спрашивать о её самочувствии не стал, обойдёмся без телячьих нежностей. Передо мной была без пяти минут отравительница, «леди Макбет» только ростовского уезда.

Она приподнялась, села. Обнаружила, что пуговички блузки расстёгнуты и без особых эмоций снова застегнула их.

— О чём вы хотите поговорить со мной?

— Какое отношение вы имеете к семье Глазьевых? — повторил вопрос я.

— Большевики уничтожили мою семью. Я — тоже Глазьева. Гречаных — фамилия моего мужа.

— Где ваш муж?

— Я — вдова. Муж служил вольноопределяющимся, погиб в 1915-м в Осовце от немецких газов, — с тоской в голосе произнесла она.

— Атака мертвецов?! — невольно вырвалось у меня.

— Что? Простите? — замигала Гречаных.

Видимо, это название легендарного подвига русских солдат ещё не появилось или не успело прижиться. Я не стал вдаваться в подробности. Вот только мои планы поменялись.

— Ваш муж — герой. И в память о нём, я хочу предложить вам сделку.

— Какую сделку?

— Вы сдаёте мне Медика, получаете минимальный срок за хранение краденного, а я — не сдаю вас ГПУ и не рассказываю о ваших планах отравить Семёна Михайловича. В вашем дневнике о них ведь говорится — да?

Она кивнула.

— Я хотела отомстить за отца, за мать и сестру.

— Вам повезло, что я вовремя вас остановил. Какие бы мотивы вами ни двигали, убийство — есть убийство. Это тяжкий грех и камень на душе.

— Можно подумать — вы никого не убивали! — вскинулась она.

— Убивал, — признался я. — Я делал нашу страну чище. Но это были не люди, а чудовища, давно потерявшие человеческий облик. Будённый — не монстр, каким его пыталась представить пресса. Да вы сами поняли это, когда познакомились с ним поближе.

— Да, мне было нелегко решиться… Но почему вы не сдаёте меня ГПУ? Какое вам дело до подвигов моего мужа?

— Он был настоящим русским солдатом. Я тоже солдат, только мой фронт сейчас — борьба с преступностью, уж простите за патетику, — пояснил я и продолжил:

— На совести Медика много человеческих жизней и искалеченных судеб. Я не верю, что вы его любите.

— Вы правы, у меня к нему не было каких-то чувств. Просто… мне был нужен помощник и союзник. Я не сразу поняла, какой он в действительности.

Гречаных замолчала.

— Так вы поможете?

— Да. Что вы хотите знать?

— Та женщина, которая передала вам яд — кто она?

— Я мало что о ней знаю. Её зовут Зинаидой, она работает в какой-то из аптек провизором. Снабжала Медика марафетом.

— Он что — наркоман? — удивился я.

О таких пристрастиях бандита в уголовных делах почему-то не писали.

— У него хорошая сила воли. Бросил, когда решил занять место повыше в их воровской верхушке. Но связь с Зинаидой сохранил. Она время от времени выполняет разные его поручения. Я попросила Медика раздобыть для меня яд, он прислал мне цианистый калий через Зинаиду.

Я всё сильнее убеждался, что Тараса Андрюсенко отравила именно Зинаида.

— Вы, наверное, презираете меня? Спуталась с бандитом, хотела подсыпать яд человеку? — с горечью произнесла женщина.

— Скажем так — особой симпатии у меня нет. Но моё предложение остаётся в силе. Когда и где вы встречаетесь с Медиком?

— Сегодня вечером, — потупив глаза, призналась Нина Савельевна.

Глава 16

Я замер. Вот уж никак не ожидал, что события помчатся галопом, думал, у меня будет больше времени на подготовку.

— Так, а почему именно сегодня? Это как-то связано с ядом?

Гречаных кивнула.

— Да. Семён Михайлович собирается сегодня прийти ко мне… в гости. Я планировала подсыпать отраву ему в чай. Медик знает об этом… Я сначала хотела убежать сама, но Медик решил, что будет лучше, если он сам заберёт меня и спрячет в надежном месте.

— Один?

— Сомневаюсь. Медик в последнее время стал опасаться милиции. Вы уже несколько раз нападали на его след, поэтому он будет с охраной.

— На поезде?

Нина Савельевна усмехнулась, подтверждая мои сомнения.

— Разумеется, нет. Он всегда приезжает сюда на экипаже, правда, регулярно их меняет. Медик может себе это позволить.

Так, по Медику мы разобрались — он будет, причём не один,. Сколько народа он может с собой взять в качестве охраны? Двоих, максимум — троих. Больше в экипаж не поместится, а гонять целую кавалькаду за подругой он не решится, это привлечёт слишком много внимания, а Медик — гад осторожный.

Справлюсь ли я с таким количеством бандитов? Вопрос, конечно, интересный. Совсем необязательно арестовывать Медика и его людей, что упрощает мне задачу.

Почему говорю только о себе? Тут всё просто: подмогу из Ростова вызывать бесполезно, не успеют. Обращаться к местным кадрам рискованно, во-первых, хрен его знает, что это кадры, поверят ли они мне и не наломают ли дров во время операции, во-вторых, оставлять Гречаных одну, без присмотра — чревато.

Да, у нас вроде как сделка, и она вовсю сотрудничает, только я не настолько ей доверяю. Вдруг Нина Савельевна без ума от Медика, а сейчас элементарным образом пудрит мне мозги, убаюкивая моё внимание? Женщины, тем более — влюблённые, очень хитры и коварны, а это ещё и в отравительницы пошла. Для такого поступка нужен определённый склад характера, не каждый решится хладнокровно подсыпать яд другому человеку.

В общем, за гражданкой Гречаных нужен глаз да глаз, и уж тем более не стоит поворачиваться к ней спиной.

Есть ещё один мешающий фактор. Визит легендарного командарма.

— Вы сказали, что ждёте Будённого…

— Да, он обещал заехать ко мне после службы, около пяти.

— Надежда Ивановна, я так понимаю, не в курсе?

— Она — мудрая женщина. Думаю, она давно уже обо всёмдогадалась.

А вот тут — в яблочко. Я видел как и какими глазами жена Будённого смотрела на учительницу французского. Гречаных права — Надежда Ивановна в теме, просто до поры до времени терпит супружескую измену, впрочем, насколько мне известно — она и сама была не без греха и морального права кидать в неверного мужа камни — не имеет.

Дождаться Семёна Михайловича, рассказать ему что и как… Тоже не фонтан. Он, конечно, человек военный, но наверняка лично захочет принять участие в операции, а мне это не с руки. Менты и вояки действуют по-разному. Тому, что умею я, Будённого не учили, тут нельзя с голой шашкой и кавалерийским наскоком.

И хорош же я буду (вообще даже думать о таком не хочется), если Медик или кто-то из его братвы, не приведи господь, ранит или убьёт Будённого. Я обязан предусмотреть и такой вариант.

Если уж меняем историю, так к лучшему.

Все расклады в итоге свелись к тому, что брать банду буду только я. Кому повезёт, того возьму живьём, но церемониться точно не стану.

Ну, а Будённого отправим домой, причём таким способом, что он надолго забудет дорогу к учительнице французского.

— Говорите, к пяти часам подойдёт… Понял, Нина Савельевна. Вам придётся разыграть перед ним небольшую сценку. Даже не сомневаюсь в ваших актёрских способностях. Хозяйка когда ожидается?

— Её до завтра не будет. Она к своей сестре отправилась.

Я облегчённо выдохнул.

— Здорово! Тогда нам никто не помешает.

К визиту Будённого было всё готово. Гречаных не стала сопротивляться, покорно разделась и нырнула под одеяло (это была страховка на случай, если ревность Будённого взыграет сильнее, чем его чувство мужской гордости, и он захочет убедиться в происходящем собственными глазами), я обнажился по пояс, оставшись в кальсонах. Чтобы вспотеть, проделал небольшой физкультурный комплекс, после которого кожа на лице и теле покрылась здоровым румянцем.

Эх, причёску для убедительности не растрепать из-за отсутствия волос, за эти дни, как я побрился налысо, на голове проклюнулся лишь небольшой ёжик. Но… и так сойдёт.

Вроде всё предусмотрел. Лишь бы не переборщить.

В доме нашлась бутылка самогонки, я набрал немного в рот, а потом выплюнул. Пусть от меня пахнет не только потом. Больше доверия моим словам.

Затем посмотрел на съёжившуюся под одеялом Нину Савельевну. Картина разврата выглядела достаточно убедительно.

— Не сморите на меня так, пожалуйста, — попросила она. — Мне неловко.

Я пожал плечами и отвернулся. Безразличие было деланным, я тщательно фиксировал любой посторонний звук.

Из окна её комнатки открывался неплохой вид на забор, появление Будённого не останется незамеченным.

Ага, вот и Семён Михайлович, лёгок на помине. Как я и предполагал, движется без свиты, пружинистой кавалеристской походкой.

Подходит к забору, просовывает руку, чтобы открыть калитку, причём проделывает это с уверенностью хозяина. Похоже, бывал тут не раз.

— Начинайте! — скомандовал я.

— Неудобно! — спрятала взгляд Нина Савельевна. — Что обо мне люди подумают?

Я ожёг её гневным взглядом.

— Поздно, Нина Савельевна думать о других. Делайте то, о чём договорились.

Гречаных потупилась, набрала полную грудь воздуха и тихо застонала.

— Громче! — потребовал я.

— Ах! — выдохнула она томным и сексуальным голосом.

— Уже лучше. Ещё!

— Ах! Боже мой! — с каждой секундой Нина Савельевна раскрепощалась всё сильнее и выдавала всё более убедительные охи и ахи.

Я усмехнулся. Ей бы в сексе по телефону работать — отбоя от клиентов не было.

— Давай, крошка! Давай! — добавил уже от себя и тоже простонал для убедительности.

Само собой Будённый, подошедший к порогу, услышал наше маленькое представление. Замер столбом, его знаменитые усы встопорщились.

Любой дурак поймёт, что происходит за закрытыми дверями, а Семён Михайлович — далеко не дурак, скорее — большая умница.

Но при этом мужчина.

Я, дирижируя как Спиваков (только палочки не хватало), подал знак — ещё выше и чувственней!

— Как хорошо! Господи, как хорошо! — оправдала мои надежды Нина Савельевна.

— Да! Да! — подыграл я.

Пойти что ли в театр — может, дадут роль Гамлета?

Сначала Будённый хотел развернуться и уйти, но потом, похоже, в нём взыграли ревность, злость и, не удивлюсь, если ещё и чисто мужское любопытство: кто посмел посягнуть на его собственность?

Он не выдержал и постучал в дверь.

Гречаных застонала как не в себе.

В дверь замолотили кулаками.

Мой выход.

Я показал Гречаных большой палец — дескать, здорово, аплодирую и падаю к ногам. Она отвернулась.

— Минуту! — прокричал я.

Направился в сени, сбросил с двери крючок и оказался перед изумлённым взором Будённого. На его скулах ходили здоровенные желваки.

— Ты?! — ошарашенно произнёс он.

— Ну да — я. А что случилось, Семён Михайлович? Разве у нас сегодня занятие? — изобразил саму невинность я.

— Милый, кто там? — окончательно вошла в роль и шикарно подыграла изнутри Нина Савельевна.

Будённого чуть удар не хватил. Его глаза выразительно округлились.

Интересно, а что он думал тогда? До конца надеялся, что я развлекаюсь с хозяйкой дома, а не с квартиранткой?

— Дорогая, Семён Михайлович пришёл, — произнёс я, сладко потягиваясь. — Ты не мне говорила, что его ждёшь…

Я почесал волосатую грудь.

— Ой, совсем забыла, что у нас урок! — донеслось из дома. — Семён Михайлович, зайдите попозже, пожалуйста. Мне нужно привести себя в порядок.

Будённый ожёг меня гневным взглядом (будь у него такая возможность — убил бы), затем резко развернулся и пошагал к выходу.

— Всего хорошего! — крикнул ему вслед я. — Пожалуйста, передайте Надежде Ивановне, что меня к ужину можно не ждать.

Разумеется, ответного слова от командарма я не дождался. Тот просто проигнорировал меня.

Вот и пошли обидки. Ничего, думаю, Семён Михайлович как-нибудь переживёт эту «трагедию». Знал бы он ещё от какой участи я его спас, иначе бы посмотрел на ситуацию. Но, скорее всего, это останется моей тайной.

Избавившись от гостя, я вернулся в дом.

Гречаных уже успела встать, она накинула на себя китайских шёлковый халат с драконами, который выгодно облегал её фигуру.

— Как он? — вопросительно вскинула подбородок Нина Савельевна.

— Ну, а как вы думали? Конечно, не в самом добром расположении духа. Ничего, сейчас ему Надежда Ивановна вправит мозги. Семья есть семья, — философски прокомментировал ситуацию я.

Представляю, какие страсти кипят сейчас в душе Семёна Михайловича, какими матами он меня кроет и в какие враги записывает. Но… что поделать, я здесь не для того, чтобы играть в бирюльки. Речь идёт о куда более серьёзных вещах, чем измена любовницы, тем более — ненастоящая.

После того, как стемнело, я распахнул чулан. Он был тёмным, но довольно вместительным. Несмотря на кучу хлама, свободного места внутри хватало. Как раз хватит для Гречаных.

— Нина Савельевна…

— Слушаю.

— Вам сюда, — показал я на чулан.

— Почему? Я ведь помогаю вам, — расстроилась она.

— Для вашей же безопасности. Боюсь, без перестрелки не обойдётся. Не хочу, чтобы вас случайно зацепило, — пояснил я. — Мне так будет гораздо спокойнее.

В действительности у такого поступка имелось и второе дно. Да, с Будённым она мне помогла, но я не был уверен, что в случае с Медиком и дальше всё пойдёт как по маслу. Можно ведь и получить нож в спину, причём в буквальном смысле.

В идеале женщину стоило бы связать и сунуть кляп в рот, но я решил, что это, пожалуй, будет перебор.

— Только оденьтесь на всякий пожарный потеплее…

— Хорошо, сделаю так, как вы скажете, — не стала спорить со мной Гречаных.

Как только она скрылась в чулане, я подпер дверь шваброй. Теперь оттуда так легко будет не выбраться.

— Зачем? — испугалась она.

На этот случай у меня тоже была запасена «легенда».

— Если что-то пойдёт не так, вы сможете заявить Медику, что не выдавали его. То, что я вас тут запер — страховочка для этого случая.

— Вижу, вы обо всём позаботились…

— Работа такая. Главное, сидите спокойно и ничего не бойтесь.

— С вами мне ничего не страшно.

— Благодарю за комплимент. Постараюсь его оправдать в самом ближайшем будущем.

Это самое будущее наступило ближе к восьми вечера, когда с улицы донеслось конское ржание и послышался скрип колёс.

Глава 17

Ну вот, игрушки закончились, пошла жара.

Я навострил уши, тщательно анализируя каждый звук.

Гречаных не солгала, по её душу прибыли несколько бандитов. Очень надеюсь, что среди них есть и Медик собственной персоной. А то мало ли… У гадов вроде него всегда отменная чуйка, в последний момент мог подстраховаться — отправить за подругой других, а самому отсидеться в сторонке.

— Нина, открывай! Это я — Иван!

Уф, слава богу! Аж от сердца отлегло. «Пациента» зовут Иваном.

Щаз всё будет.

Я подошёл к дверям, сжимая в руках «наган», посчитал про себя до трёх, успокаиваясь и приводя мысли в порядок.

— Нина, давай быстрые! Некогда нам…

— Нетерпеливый какой!

Я резко распахнул дверь, мощным ударом в солнечное сплетение заставил согнуться пополам стоявшего на пороге мужчину и мгновенно открыл огонь по его спутникам. Их было двое, одного я серьёзно зацепил, а вот у второго реакция оказалась что надо, он успел отпрыгнуть в сторону, и моя пуля ушла в пустоту.

Не давая Медику шанса очухаться, я долбанул ему по макушке рукоятью «нагана», бандит сразу обмяк — это позволило мне затащить его в дом.

И сразу проверил — того ли я отправил в бессознанку.

Фотографии его я уже видел, так что опознавать было просто. Я не ошибся, это был Иван Менников, он же Медик собственной персоной.

Черты лица правильные, можно даже сказать — красивые, неудивительно, что на него западали женщины. Из недостатков разве что слегка оттопыренные уши.

Я тщательно ошмонал его, изъяв оружие: при себе доморощенный гангстер имел два револьвера: «наган» и «Смит-Вессон», миниатюрный пистолет, за голенищем сапога спрятана классическая финка. А ничего так трофеи, пригодятся…

Пустив в ход его же поясной ремень, связал Медика. На какое-то время придётся его тут оставить — не люблю не доделывать дела до конца, где-то там остался третий бандит, очень хочу заполучить его в любую из своих коллекций: хоть арестантов, хоть трупов.

На всякий пожарный добавил ещё разок по кумполу, не хватало, чтобы главарь шайки очухался до моего прихода. Волчара матёрый, готов на всё, даже на то, чтобы отгрызть себе лапу, угодившую в капкан, а я не имею права его упускать, иначе вся работа насмарку.

Минут десять-пятнадцать у меня есть.

Выстрелов снаружи не было, но это означало, что меня не ждут, поэтому выходить как все нормальные люди через дверь я не стал.

Лукерья, хозяюшка. Извини, не знаю как тебя по батюшке, прости меня… Потом как-нибудь рассчитаюсь.

Я вышиб окно вместе с рамой и, приземлившись на землю, сразу ушёл в бок. Предосторожность в нашем ремесле никогда не бывает излишней.

Метнулся к крыльцу: тип, в которого я попал, с крыльца не уходил, да и не мог бы так поступить при всём желании: моя пуля оказалась не дурой, а совсем даже умничкой: разнесла ему полчерепушки. Правда, опознавать его будет не очень просто.

Но это не та проблема, из-за которой стоит впадать в расстройство, переживу…

И снова рывок, оставаться и ждать, когда тебе прилетит ответка — смертельно опасно. Через секунду я оказался уже в другом месте и прикинул, куда мог смыться третий бандит.

Он обозначил себя шорохом в кустах. В мои планы не входило брать его штурмом, так что я чистой совестью разрядил туда всю обойму трофейного пистолета.

— Есть живые?

Ответа не последовало. Как и предполагалось, живых больше нет.

Я убедился в этом, когда обнаружил в кустах труп бандита. Ни одна из пуль не ушла в молоко, все застряли в теле немолодого уже мужчины с солидной купеческой бородой.

Эх, отец, сидел бы дома, воспитывал детей, а то и внуков — ну чего тебя понесло за воровской романтикой? А, ладно, теперь всё равно поздно. Свой выбор он сделал и теперь сполна расплатился.

Оставив его — всё равно уже не сбежит, я подошёл к экипажу. Лошади похоже попались обстрелянные, даже ухом не повели в момент перестрелки, ну так времена такие.

А вот соседям перестрелка пришлась не по душе. К дому уже подбегали вооружённые люди, среди которых я увидел самого Будённого.

На Семёне Михайловиче были нательная рубаха, галифе и сапоги, наверняка обутые на босую ногу. В руке он держал маузер.

— Быстров?! Что тут происходит? Кто стрелял?

Пришлось сознаться.

— Я стрелял, товарищ Будённый.

— Какого хрена?! — разозлился Семён Михайлович.

— Извините, товарищ Будённый. Не имел права поставить вас в известность. Я — не инструктор джиу-джитсу, а сотрудник уголовного розыска, временно прикомандированный к ДонУгро. Мы проводили секретную операцию по задержанию известного в уголовном мире главаря бандитской шайки Ивана Менникова по кличке Медик, — отрапортовал я.

Полководец окинул меня изумлённым взором.

— Это что — какая-то дурацкая шутка? Розыгрыш?

— Товарищ Будённый, я разве похож на шутника?

Он возмущённо сверкнул глазами:

— А я что — похож на клоуна?! Почему в моём окружении творится хрен знает что, а я не в курсе происходящего?

— Это была вынужденная мера. Дело в том, что ваша учительница французского Нина Савельевна Гречаных оказалась любовницей и сообщницей Медика.

— Что?! — вспыхнул Будённых.

— К сожалению, это так. Сегодня Медик вместе со своими подельниками приехал к ней на свидание. Я его задержал.

— Где он?

— В доме. Он жив и здоров, но пока находится без сознания. Я его тщательно зафиксировал, чтобы он не удрал.

Не спрашивая моего согласия, Будённый уверенно зашагал к дому. Понимая, что такую глыбу не остановить, я вздохнул и пошёл за ним.

Семён Михайлович замер возле первого трупа, лежавшего на крыльце. Если у полководца ещё и оставались какие-то сомнения насчёт того, что это был розыгрыш, сейчас при виде мёртвого тела они окончательно рассеялись.

— Ты его? — уважительно спросил Будённый.

— Я. Их было трое, взять живыми всех у меня бы не удалось.

— Так говоришь — служил в кавалерии?

— Так точно. В Первой Конной!

Будённый молча обнял меня, стиснув как железным тисками. Потом отпустил и с гордостью произнёс:

— Сразу видно! Эх, почему я тебя раньше не приметил! Ты б у меня далеко пошёл, Быстров!

— Так нас много таких было, — усмехнулся я. — Другие под вашим началом не ходили.

Он довольно кивнул.

— Да, славное было время! Не хочешь ко мне снова вернуться, Быстров? Полк не обещаю, но эскадрон на первых порах дам…

— Спасибо за предложение, товарищ Будённый. Это большая честь для меня, но у меня теперь другой фронт борьбы. Товарищи не поймут…

— Правильно сказал, Быстров! Служи дальше в угрозыске. Вижу, у тебя это хорошо получается!

Тут он забеспокоился.

— А Гречаных? Что с ней?

— Она согласилась сотрудничать с нами. Я спрятал её в чулане от греха подальше. И да, Семён Михайлович, та недавняя встреча с вами… В общем, тогда по моей просьбе Гречаных разыграла перед вами небольшую сценку. Мы не хотели подставлять вас под бандитскую пулю.

Говорить, что сегодня ему бы подсыпали отраву в чай, я не стал. Слово есть слово, я обещал Нине Савельевне сделку.

— Вот оно, значит, как… — задумчиво протянул Будённый.

По его лицу читалось, что знаменитому полководцу стало намного легче, когда он узнал, что его мужская гордость не посрамлена. Ну что тут поделаешь… Все мы — мужики, во многом одинаковы.

Медик к нашему появлению уже очухался, он встретил нас злобным взглядом. Хорошо, что я его грамотно спеленал, и удрать у него не было никакой возможности.

Я представил арестанта Семёну Михайловичу.

— Знакомьтесь, товарищ Будённый. Это и есть тот самый известный бандит и душегуб Медик, на его совести много загубленных человеческих жизней. Впрочем, что я говорю — у таких сволочей не может быть совести.

— Да пошёл ты, легавый! — сплюнул Медик. — Это сегодня твоя взяла, а что будет завтра — ещё поглядим.

— Поглядим, конечно, — кивнул я. — Только твоя больше никогда не возьмёт, Медик. Это я тебе гарантирую!

— Нинка меня сдала?

Я отрицательно замотал головой.

— У нас хватает и других источников информации. На твоей Нинке свет клином не сошёлся. И своё она тоже получит.

Если у Медика осталось хоть немного благородства, надеюсь, он не станет топить подругу и рассказывать про отраву.

Будённый вошёл во вкус и стал отдавать приказы. Ещё немного и возле Медика появился надёжный караул, ещё один из удачно подвернувшихся под руку бойцов был приставлен к Нине Савельевне.

— Мне бы позвонить к своим, — обратился я к Семёну Михайловичу, зная, что у того дома установлен телефонный аппарат — как бы ни единственный во всём посёлке.

— От меня позвони, — великодушно разрешил он. — Скажешь Надежде Ивановне, что я дал добро. А насчёт Медика не беспокойся — никуда он не удерёт. Будем беречь как зеницу ока!

— Спасибо, товарищ Будённый!

Он довольно усмехнулся.

Надежда Ивановна встретила меня прямо на улице. Подобно многим другим жительницам, она не выдержала и вышла из дома сейчас стояла, кутаясь в наброшенный на плечи пуховый платок.

— Георгий Олегович?

— Ещё раз здравствуйте, Надежда Ивановна!

— Ты моего Семёна не видел? А то схватил «маузер» и побежал как оглашенный…

— Видел, Надежда Ивановна, — успокоил женщину я. — Не переживайте, с ним всё в порядке.

— Да как тут не переживать… Пальба была как на войне.

— Да разве это война — так, постреляли чутка.

— А что хоть приключилось?

— Да ничего серьёзного!

Она сурово сдвинула брови.

— Георгий Олегович, не надо со мной так — я ведь столько лет вместе с мужем бок о бок воевала. Всякого нагляделась.

Я понял, что легко отделаться у меня не получится, и махнул рукой — в конце концов она узнает всю правду о Будённого.

Надежда Ивановна с видимым удовольствием выслушала известие про связь преподавательницы французского с Медиком.

— Я сразу почувствовала, что с этой фифой что-то не так! — язвительно прокомментировала новость супруга Будённого.

Тут она спохватилась.

— Вы ведь не просто так к нам шли?

— Так и есть. Семён Михайлович разрешил мне позвонить от вас.

— Конечно, конечно. Пойдёмте, я вас провожу.

Как Будённый, женщина была в прекрасном расположении духа, и я прекрасно понимал её чувства.

Мне удалось быстро связаться с Художниковым.

— Георгий?! Что-то стряслось?

— Всё в полном порядке, товарищ начальник. Медик арестован.

— Отлично! Я отправлю за вами машину с охраной… Сам поеду! — решил он. — Выдержишь ещё несколько часов?

— Выдержу. Мне тут военные вовсю помогают, так что можете не торопиться.

— Тогда жди! До скорого!

Разговор закончился.

Я снова вышел к жене Будённого, деликатно удалившейся из кабинета супруга.

— Ну как — дозвонились?

— Да, спасибо!

— Не за что! Это мы вам благодарны за то, что избавили нас от бандитского присутствия! Подумать только — они так близко подобрались к нашей семье! А если бы с Сёмочкой что-то случилось?! — Она даже не подозревала насколько была близкой к истине.

— Ну что вы — с товарищем Будённым ничего бы не произошло! Вы же его знаете! Ему любые проблемы нипочём.

— В том-то и оно, что знаю, — вздохнула женщина.

Я посмотрел на неё, вспомнил о том, какое трагическое будущее ждёт её в ближайшее время. На душе стало муторно и неприятно.

— Надежда Ивановна…

— Что, Георгий?

— У меня будет к вам ма-а-аленькая просьба…

— Какая?

— Она может показаться вам странной, но… В общем, если вам когда-нибудь взбредёт в голову наставить на себя оружие: пистолет, револьвер — неважно, то… вспомните меня, пожалуйста, и никогда этого не делайте. Мы ведь с вами договорились — да?

— Хорошо, Георгий! — улыбнулась она.

Глава 18

Чих-пыхающий грузовичок «Рено» подкатил далеко заполночь, я провёл это время в доме Гречаных, не поспав ни секунды.

Настроение было боевым и приподнятым, как это бывает после успешно проведённой операции. Адреналин буквально лез из ушей.

Медик вёл себя на удивление спокойно, попыток удрать не предпринимал, невозмутимо дремал под охраной выделенного Будённым красноармейца. То ли верил в бандитский фарт, то ли действительно оказался человеком незаурядной храбрости, всё-таки не зря о его лихости ходили легенды.

Запирать в сарае я бандита не стал, хотел, чтобы он всё время находился у меня под присмотром. За фигурой такого масштаба нужен глаз да глаз. Трупы двух подельников отправили в поселковую больничку, где положили на ледник для последующего опознания.

А вот «боевая подруга» Медика проревела всю ночь. Насколько я понял — Будённый успел до моего появления перекинуться с ней парой слов и, возможно, узнал о покушении. Во всяком случае взгляд, которым Семён Михайлович наградил меня при расставании выражал сложную гамму чувств, да и благодарил он как-то чересчур, а перед тем как уйти к себе, обернулся и сказал, смотря мне в глаза:

— Я ваш должник, товарищ Быстров.

Можно было, конечно, попытать Нину Савельевну на предмет их разговора с Будённым, но я хорошенько всё взвесил и не стал педалировать эту тему. Захочет — скажет сама, а я в любом случае сдержу слово.

Эх, хорошо б действительно заиметь такого союзника как Будённый! Понятно, что его влияние по сравнению с возможностями Троцкого не столь велико, но со временем это изменится.

Осталось только дожить до этого времени…

Ночью в сельской местности звук разносится далеко, я услышал прибытие машины задолго до того, как она выехала на околицу Синявской.

Вместе с Художниковым из Ростова приехал и Лёва. Я встретил их на улице, за калиткой забора.

С приходом темноты похолодало, я успел слегка замерзнуть и, чтобы согреться, стал прыгать словно футбольный мячик.

Иван Никитович ехал в продуваемой всеми ветрами кабине, однако его лицо сияло от счастья.

Он крепко сжал мою руку.

— Ну что, Георгий, показывай, какого зверя отловил, — улыбаясь, произнёс начальник угро.

— Пойдёмте в дом, — пригласил я. — Заодно и погреемся.

— Да, погреться было б неплохо. Пошли.

Медик знал Художникова в лицо. Лицо бандита сразу исказила злобная гримаса.

— Начальство по мою душу пожаловало… Думаете, ваша взяла? Так это ненадолго! Будет и на моей улице праздник.

— Ошибаешься, Менников. Ничего хорошего тебе не светит ни сейчас, ни в будущем, — заверил Иван Никитович. — Кончились твои праздники.

— Неужто расстреляете? — хищно оскалился Медик.

И куда, спрашивается, делась его былая мужская красота? Перед нами находился обыкновенный зверь в обличии человека, и эта истинная природа проступала всё сильнее и сильней.

— Как суд решит. Будь возможность, я бы сам тебя пристрелил, но, к сожалению, не могу. Не имею права, — сжал кулаки Иван Никитович.

Бандит не смог выдержать суровый взгляд начальника угро и отвернулся.

— Что с Гречаных? — спросил Художников.

— В своей комнате. Хотите поговорить?

— Перекинусь парой слов.

— Я вас провожу.

Нина Савельевна сидела на кровати, сжавшись в комок и, обхватив колени руками. Её голова была низко опущена.

— Я — Художников, начальник Донского уголовного розыска.

— Здравствуйте!

— Товарищ Быстров сообщил, что вы активно сотрудничали и помогли взять особо опасного преступника.

Она сдержанно кивнула.

— Следствие и суд обязательно учтут этот факт, как смягчающий. Но, всё равно, придётся ответить за те преступления, которые вы совершили. Вы понимаете это?

— Понимаю, — тихо произнесла она.

— Тогда соберите все необходимые вещи. Поедете с нами в Ростов.

— Меня посадят в тюрьму? — вздрогнула она.

— Пока побудете в нашем изоляторе, а что будет дальше — определит суд. Сколько времени вам нужно на сборы?

— Полчаса.

Художников достал луковицу часов из внутреннего кармана, щёлкнул крышкой, посмотрел на циферблат.

— У вас будет сорок минут. Собирайтесь. Не станем мешать.

Мы вышли из комнаты.

Внезапно Художников замер и как-то странно посмотрел на меня.

— Георгий, ты мне всё рассказал?

— Не понял, Иван Никитович… — я снова изобразил невинную овечку.

— Чего тут непонятного: я уже по истории с Варварой сообразил, что ты полон сюрпризов, поэтому хочу знать, не утаил ли ты что-то от меня и на сей раз?

В проницательности Художникову было не отказать, но я смог неплохо сыграть обиженную добродетель.

— Как вы могли такое подумать?!

— Действительно, как! — хмыкнул он. — Ладно, Быстров, победителей, как водится, не судят. Медика ты взял, за такое любые грехи списываются. Хотя нутром чую — опять темнишь.

— Ну что вы…

— Свежо придание!

— Иван Никитович, у меня к вам одна просьба…

— Что за просьба? — удивился он.

— Я могу завтра… вернее, уже сегодня, взять отгул?

Художников ответил сразу, не задумываясь:

— Конечно. Отдохни, выспись как следует, наберись сил. Ты это заслужил. Я предупрежу, чтобы тебя не беспокоили.

— Спасибо, товарищ начальник! — повеселел я.

Поспать, конечно, стоило, но у меня имелись и другие планы. Из головы не выходила странная реакция Веры, жены моего напарника, который сейчас лежал в больнице, на двух подозрительных типов возле её дома.

Что-то тут не чисто. Думаю, они появились там неспроста.

Нет, можно, конечно, попытаться себя убедить, что мне всё померещилось, что всё путём, но нутро сыщика не обманешь. Что-то тут не так…

Жаль, конечно, что Вера не захотела мне открыться, поэтому придётся попартизанить, ну да не привыкать.

— Ещё просьбы и пожеланию имеются?

— Нет, Иван Никитович! На этом всё.

— Точно не хочешь что-то мне сказать?

— Так я всё, что знал, уже рассказал.

— Тогда тоже собирайся, скоро едем.

— Мне как нищему, разве что подпоясаться…

Художников отправился раздавать поручения, а я смог подойти к Лёве. Тот с трудом сумел подавить очередной зевок.

— Что, Лёва, отвык небось в больничке от ночной милицейской романтики?

— Тебе сказать, в каком месте я её видел — эту романтику?

— Ты мне лучше скажи — удалось проследить ту деваху с поезда?

— Обижаешь, Жора! Конечно, удалось. Довёл её до самой хаты, заодно выяснил, кто такая.

— Её случаем не Зинаидой зовут?

— Зинаидой, — подтвердил он.

— А работает она в аптеке провизором.

— Тебе в цирке фокусником работать. И тут угадал.

— Почему — угадал? Гречаных сказала. В общем, эта самая Зинаида, скорее всего, и есть та баба, которая отравила Андрюсенко. Надо её брать и колоть. Начнёт отпираться, устроим очную ставку, её должны опознать.

Лёва восхищённо покачал кудрявой головой.

— Я с тебя, Жора, балдею и охреневаю — куда ни отправь, в какую дыру ни засунь, любое дело раскроешь, не вставая с места. Надо к вам, в Москву, временно переводиться. Пусть и меня такому научат.

Он посерьёзнел.

— Я тоже, когда узнал, что она провизор, подумал, что это Зинаида Андросенко на тот свет спровадила. Тут ведь надо не только доступ к ядам иметь, но ещё и в дозировках разбираться. Чтоб, значит, гарантированно человека жизни лишить.

— А она тебя точно не запалила?

— Жора, я в уголовном розыске не первый год. Методам слежки обучен. Чтобы меня спалить, нужно очень постараться, а она не больно-то старалась. И да, я к ней человечка приставил, так что никуда она от нас не денется. Задержим и вытащим всю подноготную.

— Сорок минут истекли. Пора ехать! — вернулся Иван Никитович.

Служебная машина высадила меня недалеко от дома, я попрощался с начальством и мужиками и отправился на боковую. Поспать по дороге не удалось, хлипкий грузовичок мотало и бросало во всем стороны по дороге.

Придя в выделенную нам с Петром комнату в коммуналке, упал не раздеваясь на кровать и обнял пахнувшую свежестью подушку. Глаза закрылись сами собой, а когда открылись — на часах было уже двенадцать. Самое время для подвига.

Прошёл на кухню, вскипятил воды, заварил крепкого, почти до состояния чифиря, чая и стал пить его из металлической кружки. Сахара не нашёл, поэтому пил вприкуску со случайно обнаруженным пряником, твёрдым как камень. Чтобы не сломать зубы, пришлось вымачивать его и только потом есть.

Постепенно сон уходил из головы, мозг начинал работать всё лучше и лучше.

Вот что значит молодость — в бытность «тащ майором», когда мне стукнул «полтинник» так легко я бы не отделался, пришлось бы глотать таблетки горстью и мучиться как с похмелья.

А тут — поспал пару часов и порядок в танковых войсках! Хоть сейчас в клубешник на дискотеку. Вот только, какой ещё клубешник и где та дискотека?

Я невольно вздрогнул: а что если ничего этого нет? Вдруг всё, что со мной происходит — плод игры мозга. И что касается меня… Я в действительности сплю, лежу в больничке или того хуже…

Мать! Мать! Мать!

Аж в жар бросило и проняло до мозга костей…

Отставить! Никакой паники!

И да, сантименты и глупые размышления в сторону! Сон ли это, воспаление мозга, галлюцинация или что-то другое, я всё равно обязан оставаться самим собой.

Есть уголовный элемент: бандиты всех мастей, душегубы, воры, убийцы, насильники… Я боролся с ним тогда, буду бороться и сейчас. Иначе просто не могу, характер не позволяет.

А ещё есть женщина, жена моего раненого товарища. Она не просила меня ни о чём, но интуиция подсказывает — она в беде. Ей надо помочь.

И этот простой как лом в разрезе факт сделал таким же простым сам факт моего пребывания здесь.

Менту — ментово!

Вор не должен бегать на свободе, его место в тюрьме или в могиле.

Вот так, дорогие мои! Вот так!

На кухне появилась соседка — смешливая толстушка Дуня, мать двух вертлявых и беспокойных огольцов и по совместительству супруга слесаря из железнодорожного депо.

— Жора, а ты чего чай с таком пьёшь? — удивилась она. — Время обеденное.

— Почему с таком? У меня вот — пряник есть.

— Твоим пряником башку пробить можно. Давай я тебя накормлю.

— Неудобно как-то, Дунь…

— Тоже мне — нашёл неудобство! Я трёх мужиков кормлю, нешто четвёртого не прокормить будет! Борщ любишь?

— Люблю!

— А драники?

— И драники люблю, — признался я.

— Вот и ладушки. Я как раз драников нажарила с сальцем. А чайком потом побалуешься.

Напоили и накормили меня от души. Я с трудом встал из-за стола.

— Всё было очень вкусно! Спасибо тебе, хозяюшка!

— Да за что? — на самом деле не поняла она.

Я улыбнулся в ответ и стал собираться.

Путь мой лежал в лавку Веры.

Постою в сторонке, тихонечко осмотрюсь, а дальше буду действовать по обстановке.

Глава 19

Я прошёл вдоль чугунной ограды сада и оказался напротив двухэтажного деревянного дома. Ну вот, я на точке: если верить вывеске — лавка скобяных товаров, принадлежавшая Веронике Михайловой, занимала весь первый этаж. Второй был отдан под коммунальные квартиры.

Внутрь пока заходить не стал, отошёл в сторонку к фонарному столбу, подпер его спиной и, как говорили в моё время — «прикинулся шлангом», то есть стал изображать праздношатающегося лодыря, благо таких хватало.

Безработица, дери её за ногу…

Мимо проехала гружённая телега, остановилась возле магазина. Я напрягся, но потом облегчённо вздохнул — это привезли какой-то товар, и с крыльца лавки за ним уже спускались два паренька лет пятнадцати. Они принялись сноровисто разгружать телегу, таская на плечах узкие длинные ящики.

Появилась Вера, она замерла возле дверей и стала наблюдать за процессом разгрузки, время от времени давая указания. До меня доносились только обрывки её слов.

Чтобы не попасться ей на глаза, я отвернулся, достал небольшое карманное зеркальце и взял его так, чтобы в нём отражалась Вера.

Когда с разгрузкой было покончено, телега уехала, а женщина и её двое помощников скрылись в лавке.

Пока никакого криминала, обычные торговые будни нэпманши средней руки. Если и дальше так пойдёт, придётся сворачиваться или пытаться вызвать супругу Петра на откровенность. Знаток женской психологии из меня так себе, но я был уверен на девяносто процентов, что последнее вряд ли прокатит. Не станет Вера делиться со мной своими проблемами, не такой характер.

Долго находиться на одном месте не стоило — рано или поздно на меня обратят внимание, поэтому я отлип от столба, пересёк разбитую дорогу и оказался на другой стороне улицы.

Что тут у нас? Цирюльня, она же парикмахерская, причём, судя по выставленному «рекламному баннеру» — не из дорогих. Я задумчиво поскрёб подбородок: стричься не имело смысла, я недавно обкорнал себя почти под полный ноль и только теперь на башке проступил робкий «ёжик». А вот побриться бы не мешало, щетина уже ощутимо кололась. Хорошо, что прихватил с собой деньги.

Идея насчёт бриться не просто так стукнула мне в голову. Окна заведения выходили аккурат на магазинчик Веры, так что получался очень даже неплохой наблюдательный пункт.

Что ж, совмещу полезное с приятным.

В парикмахерской скучал одинокий сухонький мужчина лет шестидесяти. При виде меня он оживился.

— Добро пожаловать! Чем могу услужить?

— Мне бы побриться.

— Конечно-конечно! — обрадовался мужчина.

Похоже, я был у него сегодня первым и единственным клиентом.

— Прошу вас сюда, садитесь в кресло… — расшаркиваясь, предложил он.

— Благодарю.

Я опустился на видавшее виды кресло. На мои плечи опустилась тяжёлая кожаная накидка.

— После бритья не желаете освежиться? Есть прекрасный немецкий одеколон, будете благоухать как настоящий джентльмен.

— А одеколон — точно немецкий?

— Разумеется. Контрабандой из самого Кёльна, а немцы, поверьте мне на слово, знают в таких вещах толк. Кстати, одеколон так и переводится — кёльнская вода, — открыл для меня «Америку» мужчина.

Кстати, очень сомневаюсь в заморском производстве этой пахучей жизни, наверняка, бодяжат и разливают по флаконам с красивыми наклейками где-то у нас.

— Хорошо, побрызгайте как побреете, но только самую малость.

— Естественно! — всплеснул руками цирюльник. — Всего должно быть в меру.

— Именно.

Больше всего на свете не люблю опасную бритву тем более в чужих руках, поэтому расслабиться сразу у меня не получилось. Было трудно отделаться от мысли, что в любую секунду мне могут полоснуть по горлу, а я ничего не могу сделать.

Старая ментовская привычка контролировать ситуацию.

Цирюльник почувствовал моё напряжение и улыбнулся.

— Что-то я вас не припоминаю. Вы, наверное, приезжий? — заговорил он.

Ну да, если клиент на измене, самый простой и действенный способ расслабить его — заговорить зубы и переключить внимание. Хороший парикмахер как правило очень хороший психолог.

Мне попался как раз такой.

— А вы что — всех жителей Ростова в лицо знаете? — подыграл ему я.

На самом деле стало немного полегче, меня уже перестало бросать в дрожь при виде бритвы «опаски», которую сейчас так старательно затачивал цирюльник. Ещё немного, и ей на лету можно будет рубить женский волос, словно клинком из булатной стали.

— Сомневаетесь? — не дожидаясь моего ответа, он продолжил:

— Я всю жизнь здесь прожил, Ростов — не Москва и не Петроград, город маленький…

— Скажете тоже — маленький!

Тут на моё лицо нанесли густую мыльную пену, и пришлось замолчать.

— И скажу! — заявил цирюльник. — Останови на улице любого местного и заговори с ним. Даже если не знаешь его, всё равно выяснится, что у вас куча общих знакомых, а то и родственников. Это же Ростов! Вы так и не сказали — откуда к нам приехали? — снова вернулся к этой теме он.

— А вы сами как думаете?

— На деревенского вы не похожи. Манеры, знаете ли дают о себе знать. Значит, городской. Говор у вас не наш, не южный — я такой разве что у москвичей слышал. Что, угадал?

— Угадали, — усмехнулся я. — Да, я действительно из Москвы.

— Надолго к нам приехали?

Этот вопрос интересовал меня не меньше его, и, увы, ответ был мне неизвестен.

— Как дело пойдёт, — неопределённо протянул я.

— А вы не спешите возвращаться, — посоветовал цирюльник. — У нас тут хорошо. Вам понравится.

Последнюю фразу он произнёс с какой-то странной интонацией, что-то его взволновало и порядком испортило настроение.

Я посмотрел в окно. Единственное, что мог в нём увидеть парикмахер — самый обычный милиционер в форме, который не спеша шагал по улице. Вполне привычное явление для Ростова. И тем не менее, завидев моего коллегу, брадобрей вдруг резко впал в ступор.

Обычно законопослушные граждане при виде милиции так себя не ведут… Грехи на совести? Скелет в шкафу?

— С вами всё в порядке?

— Со мной? Да-да, всё хорошо, — опомнился мастер.

Милиционер замер у входа в скобяную лавку, немного постоял, словно о чём-то думая, а потом поднялся на крыльцо и зашёл в магазин. Может, замок дома поломался и надо сменить, может, гвозди в хозяйстве понадобились… Да мало ли по какой причине коллега решил заглянуть в эту лавку.

Дальнейшее бритьё прошло как-то скомкано, цирюльник перестал быть словоохотливым и работал скорее на автомате. Это так резко контрастировало с его недавним поведением.

Он даже забыл побрызгать меня одеколоном. Пришлось напоминать.

На мой взгляд, хвалёный контрабандный товар пах как привычный «Шипр» позднесоветских времён, то есть в меру терпко, дёшево и сердито.

Рассчитавшись, я покинул парикмахерскую. Щёки приятно холодило словно дул морской ветерок.

Не успел я вернуться к прежнему посту возле фонаря, как двери скобяной лавки распахнулись, выпуская милиционера. Теперь я смог разглядеть его лучше.

Слегка одутловатое лицо, какое бывает у мужчин за тридцать, которые обладают хорошим аппетитом и не особо загружают себя спортом или физическим трудом. Фигура расплылась, даже широкая шинель не в силах скрыть выпирающий живот.

В руках у него не было пакетов или свёртков — наверное, ничего не купил.

Смущал разве что недовольный, можно даже сказать — раздражённый взгляд.

Когда милиционер окинул меня своим взором, я ощутил как его неудовольствие сказывается даже на мне.

Что ему в лавке — любимую мозоль оттоптали что ли?

Практически сразу милиционер направился в парикмахерскую, при этом я мог заметить его короткую стрижку и тщательно выбритое лицо. То бишь в услугах цирюльника этот мой коллега точно не нуждался.

Зачем зашёл? Ну, например, выполняет свою работу, делает обход территории или ищет свидетелей какого-то происшествия. А брадобрей мог оказаться в нём замешан, вот почему он так скуксился.

Визит в парикмахерскую сильно преобразил коллегу, он повеселел, даже стал насвистывать прилипчивый мотивчик популярного танца — если не ошибаюсь, фокстрота.

Что ж, хоть кому-то сегодня повезло.

Я поглядел в окна лавки… А, была — не была!

Зайду к Вере, попробую вывести на разговор. Получится — отлично! Обломаюсь… буду искать другой подход. В конце концов свободного времени у меня отнюдь не вагон и не маленькая тележка.

Дверь за моей спиной закрылось, мелодично заиграли колокольчики, и почти сразу же под ногами что-то треснуло с характерным металлическим звуком.

Я присмотрелся: весь пол был усеян разнообразной железной мелочью: гайки, шурупы, болты, гвозди, скобы…

Всё это старательно убирал и раскладывал по разным коробам один из тех мальчишек, что разгружал недавнюю подводу. Он был так увлечён этим занятием, что не услышал моего появления.

— Это ты наделал? — усмехнулся я. — Что ж ты так неаккуратно, братец?! Теперь до вечера возиться, собирать…

Парнишка поднял голову и посмотрел на меня. Виду у него был испуганный и даже затравленный.

Мне резко расхотелось шутить с ним.

Тут явно что-то произошло.

— Где хозяйка?

— Там, у прилавка, — тихо произнёс мальчик.

Я кивнул и направился вглубь магазинчика.

Лицо у Веры было бледное как полотно, при этом на щеке явственно горело красное пятно, какое бывает после пощёчины. Сама же хозяйка заведения стояла, обняв себя за плечи руками и походила на каменное изваяние.

— Здравствуйте, Вера!

Она обернулась, увидела меня и тут же отвернулась так, чтобы я не мог разглядеть след от пощёчины или удара.

— Георгий… Не ожидала вас тут увидеть, — растерянно произнесла женщина. — Извините, мы как раз собрались закрываться. Серёжа просто не успел повесить табличку… Сергей! — позвала она.

— Да?! — откликнулся мальчик.

— Я же тебе говорила — повесь табличку и запри дверь! — с некоторой истерикой воскликнула Вера.

— Я не успел. Извините, хозяйка! — Паренёк поднялся и направился к выходу.

— Что здесь произошло, Вера? — сказал я, наблюдая за реакцией женщины.

— Ничего… Всё как обычно.

— А почему вы решили закрыться пораньше?

— Я… Я себя плохо почувствовала. Голова закружилась. Со мной так бывает. Мне надо домой… Отдохну немного, а вечером пойду в больницу навещать мужа.

— Вера, прошу вас — скажите мне правду. Не бойтесь никого!

— Бояться?! Вы что — кого мне здесь бояться? У меня маленькая торговля и только… Я исправно плачу налоги, покупателей не обманываю. Всё хорошо, Георгий! Не переживайте.

— А что у вас со щекой?

— Со щекой… А что с ней не так?

— Она покраснела. Вас ударили?

— Вы с ума сошли?! На меня никто и никогда не поднимал руку!

— Вероника, я не шучу. Если у вас неприятности — расскажите мне о них. Даю вам слово — я обязательно придумаю способ, как с ними справиться.

— Господи, какое вам дело до меня и моих проблем? — вырвалось у женщины.

— Вы — жена моего друга.

— Не ведь не ваша же! Георгий, ступайте пожалуйста по вашим делам, не мешайте мне. И не стоит так переживать: уверяю вас, со мной всё в порядке. А щека… наверное, это из-за плохого самочувствия. На меня столько навалилось: этот магазин, раненый муж… Я просто устала и всё…

— Вера!

— Георгий, не испытывайте моё терпение. Пожалуйста, выйдите из магазина, пока не стала звать на помощь. Сергей вас проводит. Серенький, слышишь меня? Проводи, пожалуйста, молодого человека на улицу и закрой за ним дверь.

Что ж, стало ясно, что от Веры я точно ничего другого не добьюсь. Выходит, зря надеялся на её здравомыслие. Или она относилась к той породе людей, что предпочитала полагаться только на себя.

— Пошли, дядечка, — позвал меня паренёк.

— Ну, пошли, — вздохнул я.

Он подвёл меня к дверям, а потом, когда я почти переступил порог, тихо спросил:

— Ты действительно хочешь ей помочь?

— Хочу.

— Честно?

— Честно!

Сергей окинул меня взглядом с ногдо головы, кажется я прошел это испытание, и он поверил.

— Тогда, как выйдешь из лавки, заверни за угол и обожди меня там. Я буду скоро.

— Хорошо, — с облегчением произнёс я. — Буду ждать тебя на улице, как договаривались.

Глава 20

Не знаю, под каким благовидным предлогом пареньку удалось отпросится, однако он выскочил буквально через пару минут.

Я стоял за углом, первым увидел его и помахал рукой, привлекая внимание. Сергей кивнул и направился в мою сторону.

— Рассказывай.

— У хозяйки неприятности.

— Я уже это понял.

— Ей угрожают, требуют денег…

Что-то в этом духе я ожидал.

— Кто угрожает?

— Милиция.

Я удивился.

— Кто?

— Милиция. Незадолго до тебя приходил милиционер. Сказал, если Вера не заплатит, магазин сожгут.

— Ты ничего не путаешь?

Парнишка мотнул головой.

— Я своими ушами слышал. Они не в первый раз её пугают.

— Они?

— Да. И милиционеры были и бандиты. Они тут все заодно.

Нормально. Выходит у нас тут образовалась спайка ментовской крыши с криминалом. Дом, милый дом!

— И что хозяйка?

— Не хочет платить покуда. Легавый обиделся, товар с полок поскидал и сказал, что пустит ночью красного петуха. Я сразу понял — не врёт. Такому человека убить — раз плюнуть! А уж чего там про пожар говорить…

— Спасибо тебе, Сергей! Ты — настоящий мужчина!

— Так вы поможете Вере? — пристально посмотрел на меня парнишка.

— Не переживай, помогу, — твёрдо заявил я.

— Тогда я в лавку побёг, мне ещё убираться нужно.

— Давай! И да — Вере про наш разговор не рассказывай.

— Конечно, дядечка! Я ж не дурак.

Мальчик убежал, а я вновь посмотрел на парикмахерскую. Может, цирюльник окажется посговорчивее и поможет, накатав заяву. Вряд ли этот вымогатель в милицейском мундире заходил к нему, чтобы поодеколониться.

Когда брадобрей снова увидел меня, то удивлённо всплеснул руками:

— Неужели вам так у меня понравилось, что вы решили ещё раз побриться? Так вот, я — человек честный и сразу хочу предупредить: ваши щёки пока гладкие как попка младенца!

— Бог с ними, с этими попками. Не о них речь.

— Тогда, простите, я вас не понимаю.

— Сейчас поймёте. Я, когда уходил от вас, столкнулся на пороге с милиционером…

— И что с того? — насторожился брадобрей.

Я показал ему удостоверение.

— Уголовный розыск.

— Что, и вам нужно платить? — совсем поник собеседник. — Знаете, я не так много зарабатываю, чтобы позволить себе содержать и милицию и уголовный розыск…

— Говорите, но не заговаривайтесь! — наехал на него я. — Я с вас никакой платы не требую.

Тот печально вздохнул.

— Сколько раз читал в газетах, что у нас теперь новая жизнь… А ведь для меня ничего не изменилось. Я платил при царе, при Керенском, при немцах и беляках, а теперь плачу при Советской власти. Ну какая тут новая жизнь?!

— То есть вы признаёте тот факт, что сотрудник милиции вымогает у вас деньги?

— Деточка, — вздохнул он, — а как иначе? Тут вся улица платит. По другому нельзя. Иначе тебя посадят, изобьют или сожгут твой дом. Выбор, как понимаете, незавидный.

— Я хочу положить этому конец!

— Вы?! И каким это образом?

— Бумага и ручка или карандаш имеются?

— Конечно!

— Пишете заявление.

— На чьё имя?

— На имя начальника уголовного розыска товарища Художникова.

— И что — если я её напишу, этой бумаге дадут ход?

— Дадут.

— А я — что будет со мной? Эти гады меня не пожалеют.

— Этими гадами я займусь прямо сейчас. Вас никто не посмеет тронуть — уж поверьте мне на слово!

Он вздохнул.

— Вы производите впечатление человека, который не разбрасывается словами зря.

— Так и есть. Ну что — будем писать заявление?

— Будем.

— Отлично. Знаете как зовут того милиционера и куда он отправился после вас?

— Как не знать… Фамилия этого субчика Жавлин, а после меня он отправился навестить булочную. Та, которая в том конце улице — знаете?

— Знаю.

Дождавшись, когда цирюльник напишет заявление, я сложил вчетверо лист бумаги, сунул в карман и, распрощавшись, побежал искать Жавлина.

Его мне удалось засечь в окне булочной ещё с улицы. Вламываться туда прямо сейчас и при всех крутить тому руки не стоило, мало ли — вдруг начнётся стрельба… Так я стал дожидаться того снаружи.

Как только Жавлин покинул булочную, я пристроился за ним и, улучив удобный момент, затащил негодяя за угол дома.

Такого толстяк не ожидал, и потому стал лёгкой добычей.

Не давая тому опомниться, я хорошенько надавал ему по печени, разоружил, а потом резким движением сломал мизинец на левой руке.

Жавлин хотел заорать от боли, но я превентивно засадил ему ещё и поддых, и потому вместо крика из его уст вырвалось только гусиное шипение.

Мне было не до гуманизма, я действовал так, как подсказывал разум и моя злость.

— Не вздумай орать, сволочь!

В широко раскрытых глазах продажного милиционера выступили слёзы.

— Ты кто такой?

— Уголовный розыск!

— Какого хрена ты тут творишь?!

— Задерживаю предателя!

— Какого ещё предателя?

— Самого обыкновенного! Тебя!

— С ума сошёл? Ты разве не видишь — я милиционер.

— Кто — ты? — я усмехнулся. — Милиционера не вижу. Вижу только вымогателя, нацепившего на себя милицейскую форму.

— Ты про что? Про деньги что ли? — поразился Жавлин. — Подумаешь, пощипали нэпачей немного. Самую малость от их доходов. От них равно не убудет. Да и справедливость надо восстановить: разве я ради того, чтобы они жировали, свою кровь на фронте проливал?

— Даже если ты воевал, это не даёт тебе право ставить себя над законом.

— Слова, уголовный розыск, просто слова. Кто тебе поверит?

— Ошибаешься, Жавлин. Не только слова. На тебя написали заяву.

— Пусть засунут эту бумажку себе в задницу. Я — фронтовик, громил Колчака, у меня наград за службу в милиции — целая куча. Кому поверят — мне или какому-то вшивому нэпачу? Да любой нормальный судья встанет на мою сторону.

— Некогда мне с тобой обсуждать политику партии и правительства. Говори, кто тебя послал или я сломаю тебе другой палец. Выбирай, указательный или безымянный?

Он понял, что я не шучу и тяжело вздохнул.

— Не надо ничего ломать, итак скажу… Начальник нашего отделения — Кишкин, он меня деньги собирать отправил. Думаешь, я один там такой?

— Повторишь всё, что мне сказал, в уголовном розыске. Начнёшь вилять — скажу честно: если выйдешь от нас, то только инвалидом. Уразумел, Жавлин?

— Уразумел.

Чтобы доставить «пациента» к нам в угро потребовался извозчик. Коллеги изумлённо смотрели на то, как я конвоирую милиционера в форме по коридорам здания, пока, наконец, не втолкнул его в кабинет Художникова.

— Быстров? — вскинул голову Иван Никитович. — Ты что тут делаешь? У тебя же отгул?

— Одно другому не помеха. Вот, товарищ начальник уголовного розыска, позвольте представить вам милиционера Жавлина, пойманного мной на вымогании денег у нэпманов. По пути этот оборотень в… форме, сообщил мне, что действует по поручению непосредственного начальника — Кишкина.

— Так-так! — Художников с интересом оглядел растрёпанного и красного как варёный рак Жавлина. — Готов выслушать вашу версию событий, Жавлин… Всё обстояло именно так, как сказал товарищ Быстров?

Милиционер затравлено кивнул.

Колоть его не понадобилось, Жавлин сразу «потёк» — из него полилось столько, что мы едва успевали записывать.

По всему выходило, что отделение не товарища нам Кишкина проще всего было сжечь дотла, чем заниматься арестами и допросами. Беспределили все: от начальника до младших милиционеров, и тема была поставлена на поток.

У каждого сотрудника имелся план — определённая сумма денег, которую они раз в месяц отдавали Кишкину. Всё, что свыше плана, шло уже им в кошелёк.

Данью были обложены все торговые точки и частные предприятия на территории отдела. Если владельцы не хотели проблем, они платили сборщикам «подати» в милицейской форме.

Со строптивыми разбирались разным методами: припугивали, что посадят, допекали разными проверками. Когда угрозы не срабатывали, пускали в ход методы физической расправы: людей избивали, портили их имущество, грабили.

На особо неугодных натравливали бандитов.

И тут я к своему удивлению услышал, что на Кишкина, оказывается, работали люди Мамонта. Я уже имел несчастье столкнуться с этим далеко не последним деятелем преступного мира.

Чекисты Мышанского давно пытались его изловить, но пока как-то без особого результата.

И тут на тебе — сюрпрыз! Оказывается, его банда мало того, что орудует в городе, практически у нас под носом — так ещё и выполняет поручения одного из начальников отделений милиции.

— А сам Мамонт что? — словно ненароком спросил Художников. — Неужели ему незазорно с легавыми дело иметь?

— Чего тут задорного. Ты мне — я тебе, всем хорошо. К тому же Мамонт и Кишкин сродственники, Кишкин на евойной сестре женат. Так что помогают друг дружке по-свойски.

Я посмотрел на Художникова.

— Товарищ начальник…

Иван Никитович правильно истолковал мой взгляд.

— Понимаю тебя, Быстров… У самого рука к пулемёту тянется. Короче, надо разорить это гнездо, пока не поздно. Я свяжусь с Мышанским — пускай людей для операции готовит, а ты — как с нами или всё-таки догуляешь выходной?

— Спрашиваете, Иван Никитович! Раз уж ввязался, надо довести дело до победного конца. Можете на меня рассчитывать.

— Тогда сдай этого гада дежурному — пусть определит его в камеру и, желательно, в одиночку — не хочу, чтобы ему шкуру попортили раньше времени, и иди к нашим, передай — пусть готовятся! — напутствовал меня начальник.

— Пошли, Жавлин. Будем тебя заселять, — толкнул я арестанта к выходу.

Он замер возле порога.

— Товарищи…

— Граждане! — сурово насупил брови Художников.

— Граждане, дозвольте помочь? Так сказать, кровью искупить позор, — взмолился милиционер. — Я ж ведь за советскую власть воевал!

— Поздно спохватился, Жавлин! Раньше надо было думать, — сказал как отрезал Художников.

Милиционер понуро опустил голову и позволил вывести себя из кабинета.

Глава 21

Эх, и удивились жители близлежащих домов, когда у отделению милиции подкатили несколько грузовичков, с которых на мостовую стали спрыгивать привлечённые к операции бойцы. С винтовками наперевес они ринулись внутрь.

Штурм прошёл гладко, без всякого «френдли-файер». Никто не подумал сопротивляться, через пару минут все, кто находился в здании (как люди в форме, так и гражданские посетители), стояли в коридорах с поднятыми руками, лицом к стене.

Художников, я и Мышанский сидели в легковом автомобиле, ждали, когда взятие «Бастилии» закончится. Я порывался идти на штурм, но Иван Никитович не разрешил.

— Твоя голова мне ещё пригодится. Успеешь повоевать.

— Не переживайте, Быстров! Мы сделаем всё в лучшем виде! — заверил Григорий Игнатьевич.

С той поры, как он возглавил спецгруппу ГПУ, призванную помогать Донскому уголовному розыску, видеться мы стали гораздо чаще, и я был этому только рад. Мышанский оказался отличным мужиком, себе на уме, конечно, но это для конторы в порядке вещей. К тому же его связи очень пригодились, когда я устраивался инструктором к Будённому. По нашей линии оперативно провернуть это мероприятие точно б не получилось.

К машине подошёл чекист в ладно сидевшей на нём шинели, с деревянной кобурой для «маузера» на боку.

— Товарищ Мышанский, разрешите доложить!

— Докладывай, Силин.

— Все, кто был в отделении, задержаны.

Мышанский кивнул, посмотрел на нас:

— Ну что, товарищи, поработаем?

Мы охотно выбрались из холодного автомобиля и направились к отделению. Часового милиционера у входа сменил боец ГПУ, в руках у него была трёхлинейка с примкнутым штыком. Солдат козырнул Григорию Игнатовичу и отошёл в сторону, давая пройти.

В отделении было многолюдно, народа набилось как сельди в бочку: одних только коллег — милиционеров — с дюжину, примерно столько же гражданских, и это не считая чекистов.

В коридоре было не повернуться.

Я окинул равнодушным взглядом спины задержанных.

— Кто здесь Кишкин? — позвал Мышанский.

— Я — неохотно отозвался один из стоявших у стены.

Его развернули, и я увидел перед собой молодого, лет двадцать пять — не больше, мужчину, белобрысого и вислогубого, с широкой откормленной мордой и испуганными бесцветными глазами. Кишкин до сих пор не мог осознать, что происходит.

Руки опустить ему не разрешили, рукав гимнастёрки слегка сполз, и я увидел на его запястье дорогие массивные часы в позолоченном корпусе.

— Ты меня знаешь? — поинтересовался у него Мышанский.

— Так точно. Видел вас на совместных совещаниях с ГПУ.

— Отлично, значит, нет нужды представляться. Кто такой товарищ Художников, тебе тоже говорить не нужно?

Кишкин кивнул.

— Отведите нас в его кабинет и постойте возле дверей, — распорядился Григорий Игнатович.

Наблюдать за моим почти тёзкой, оказавшимся в родной стихии, было сплошным удовольствием.

Мы вошли в кабинет. Художников осмотрелся и хмыкнул:

— А ты хорошо устроился, Кишкин! Обстановка как в светских салонах.

Действительно, начальник отделения действовал по принципу «красиво жить не запретишь», сам восседал на роскошном кожаном кресле, подстать была и прочая обстановка: стулья с бархатными сидениями и спинками, мягкие диваны в углу, роскошные шторы на окнах. Ну и массивный стол с резными ножками, укрытый зелёным бархатом, занимавший большую часть помещения.

— Чтоб я так жил! — усмехнулся я и под неодобрительным взором чекиста добавил:

— Шутка!

— Что-то инвентарных номеров не наблюдаю… — протянул Иван Никитович, разглядывая один из диванов. — Откуда дровишки?

— Дровишки? А, в смысле мебель… Ну, это подарки от сознательных граждан, — буркнул Кишкин, стараясь не смотреть Художникову в глаза.

— Везёт же вам на сознательных граждан… — иронично заметил Иван Никитович. — Не то что нам…

— Так это, работаем с людьми… Народ понимает, что ради него же стараемся, живота своего не жалея, — понёс чушь начальник отделения.

Мышанский поморщился.

— Бросьте, Кишкин! Несите околесицу кому-то другому. С вами разговаривают серьёзные люди. Вы ещё не поняли, что произошло?

— Честное слово, не понял! — тихо произнёс Кишкин. — Какое-то недоразумение?

— Единственное недоразумение здесь — это ты в должности начальника отделения милиции! — в сердцах произнёс Художников.

— Товарищ…

— Молчать! — заорал Иван Никитович. — Какой ты мне товарищ?! В гробу я видел такого товарища!

Я удивлённо вскинулся: никогда не видел начальника угро таким разъярённым. От гнева его лицо покраснело, а глаза налились кровью.

— Ты — сволочь! Предатель и гад! Таких как ты надо давить, истреблять без жалости!

— Да что я сделал-то? — жалобно проблеял Кишкин.

— Ты всех нас опозорил, Кишкин! Из-за таких как ты, люди косо смотрят на всю милицию и обходят нас стороной. Ты даже не предатель, ты гораздо хуже!

Художников успокоился так же внезапно, как и разозлился. В его голосе загремела сталь:

— Хватит валять Петрушку, Кишкин! Нам доподлинно известно, что ты обложил данью всех нэпманов на твоём участке, а на тех, кто артачится, натравливаешь бандитов своего родственничка — Мамонта! И сейчас у тебя, иудушка, есть только один шанс избежать расстрела.

— Какой? — подавленно спросил милиционер.

— Мамонт! — спокойно добавил Иван Никитович.

Ломаться предатель не стал, только почти прошептал, спрашивая:

— Если я его сдам, вы гарантируете, что меня не расстреляют?

— Тебе моего слова хватит?

— Да.

— Он… Короче, в Витержево он прячется.

Я хмыкнул. Село с таким странным названием фигурировало в бумагах тех двух субчиков, которые пасли жену Пети Михайлова.

— Где именно? Витержево большое… — сказал Художников.

— У моей жены там хата осталась, по наследству от родителей перешла. Когда Мамонт попросил его спрятать, мы его туда и определили. Могу показать.

— На плане нарисуешь, — сурово сдвинул брови Мышанский.

— Может пусть лучше с нами поедет? — предложил я. — Если собираемся брать Мамонта живым — Кишкин нам ещё пригодится.

Чекист хмыкнул.

— Во-первых, Быстров, кто тебе сказал, что ты туда с нами поедешь?! Оставь Мамонта нам, мы с ним вопрос закроем. А во-вторых, с чего ты решил, что Мамонт нам живой нужен? — резонно заметил Мышанский. — Сорняк вроде него нужно сразу изводить под корень.

Художников взял меня под руку.

— Не спорь, Жора. Не будь в каждой дыре затычкой. Оставь Мамонта ГПУ. У нас и другой работы по горло.

— Как прикажете, товарищ начальник, — вздохнул я.

— Да так и прикажу. Возьмут Мамонта, никуда он не денется. А если грохнут при задержании — так невелика потеря. Для тебя есть дело поважнее.

— Это какое? — заинтересовался я.

— Вот что мне нравится в тебе, Быстров, так это реакция! Сразу охотничью стойку принимаешь! И глаза-то, глаза как разгорелись! Сразу видно настоящего сыщика! Так держать! — похвалил Художников. — Помнишь, ты собирался Федорчука в Таганроге искать?

— А как же! — подтвердил я.

История с ограблением Общества взаимного кредита никогда не уходила у меня из головы, несмотря на многочисленные запары. Я подозревал, что в этом «преступлении века» замешан техник-строитель банка Федорчук, и на это у меня имелась куча оснований. С той поры, как банк обнесли, утекло много воды, следы Федорчука потерялись: он мог как сбежать заграницу, так и сгинуть в пучине гражданской войны, а последней зацепкой было только то, что его вроде бы видели в Таганроге.

Меня в этот город Художников тогда не отпустил, сказал, что напряжёт своих знакомых в тамошней милиции.

— У меня для тебя хорошие новости. Послезавтра едешь в Тагангрог, — сообщило высокое начальство.

— И что же это у нас в лесу сдохло? — поинтересовался я.

Незнакомый с мемами и крылатыми фразами из будущего, Иван Никитович удивлённо повёл плечами:

— А при чём тут лес? И кто там сдох и почему мне об этом не доложили?

Я слегка прикусил себя за язык. Вот так держишься-держишься, а потом — раз, и ляпнешь что-то ни к селу ни к городу из сленга моего времени. Хорошо хоть на такие проколы смотрят сквозь пальцы.

— Не обращайте внимания, Иван Никитович. Так у нас в Москве говорят, когда происходит что-то странное.

— Да? — удивился он. — Не слышал прежде. Надо будет запомнить и ввернуть при случае.

Художников спохватился:

— Так вот, начальник Таганрогского горотдела милиции Русанов прислал телеграмму по этому делу. Детали не раскрывает, только сообщает, что ждут кого-то от нас. Ты, Жора, эту версию придумал, тебе и карты в руки.

— А почему тогда послезавтра? Могу и завтра сгонять!

— Нетерпеливый какой! — восхитился Художников. — Сам кашу заварил с Кишкиным и его командой, а теперь в кусты? А кто за тебя бумаги оформлять будет? Пушкин? Порядок должен быть во всём, товарищ Быстров! Как в расследованиях, так и в документах. Прошу зарубить себе на носу.

— На нём и так скоро место живого не останется, — засмеялся я.

— А он ещё и шутит! — восхитился Мышанский. — Товарищ Быстров, разве вас не учили беспрекословно выполнять приказы?

— Есть, выполнять! — по уставному отрапортовал я.

Отсортировав милиционеров в форме и без от штатских, команду Кишкина повезли на допросы. Часть в прокуратору, часть для ускорения процесса к нам, в угро.

Как я и предполагал, кололись оборотни легко и непринуждённо, сдавая подельников без душевных мук и терзаний. Хорошо, что зараза не расползлась далеко и не покинула пределы одного отделения. Но, чует моё сердце, разговоров завтра в Ростове будет много, а слухов — ещё больше.

С этим вопросом я и направился к Художникову.

— Иван Никитович, есть предложение — после того, как всю шайку, включая Мамонта, повяжем, надо бы договориться с газетчиками и дать большой материал в прессу. Пусть народ узнает от нас, чем будет черпать информацию из слухов.

— Ну, слухи никуда не денутся, а в остальном, предложение твоё дельное. Я и сам подумывал над этим. Нам скрывать от людей нечего, — легко отозвался Художников.

— А там, — я показал на потолок, — возражать не будут?

— Мне уже звонили из облисполкома, а через час надо идти в горком. Думаю, товарищи согласятся с нашим мнением. Пусть все знаю, какую работу мы ведём, чтобы чистить наши ряды от всякой сволочи! И да, хоть вскрытие этой язвы — твоя заслуга, Жора, смотри — не вздумай загордиться!

Честолюбия во мне, как и у любого нормального человека, всегда было с избытком, но годы опыта научили осаживать себя и не позволяли гордыне надуваться в огромный пузырь.

— И в мыслях не было! — заверил я.

— Тогда ступай, работай!

Я вернулся в кабинет, с допросами на сегодня было покончено. Ещё немного и, пожалуй, можно пойти домой, спатеньки. Завтра предстояла самая нелюбимая мной бумажная работа, и только опять же старая привычка по возможности прикрываться бумажками от потенциальных проблем, заставляла мириться с неизбежным.

Дверь распахнулась, в кабинет вошли трёх серьёзных и решительных мужчин в шинелях с зелёными чекистскими клапанами.

— Быстров Георгий Олегович, где? — спросил один из них, уверенный в себе, полный чувства собственной важности и превосходства.

Нехорошее предчувствие иглой кольнуло мне в сердце. Повеяло внутренним холодком.

— Я, а что? — стараясь не поддаваться эмоциям, отозвался я.

— Удостоверение личности покажите, пожалуйста.

Трое направились ко мне, встали возле стола так, чтобы у меня не было возможности дёрнуться и попытаться удрать. Так действуют профессионалы. Запахло ОСНАЗом.

Не похоже, что это были люди Мышанского. Уж что — что, а у Григория претензий ко мне быть не должно.

— Сначала ваши покажите, — сохраняя спокойствие, сказал я.

Происходящее мне решительно не нравилось, но я пока не понимал, откуда ветер дует.

— Пожалуйста! — не стал спорить и с готовностью предьявил «ксюху» старший. — Контрразведывательный отдел ГПУ, агент первого разряда Лыков.

— Даже так?! — хмыкнул я. — Вот мои документы.

Лыков пробежал по удостоверению взглядом и кивнул.

— Быстров Георгий Олегович, вы арестованы. Сдайте ваше оружие и документы.

Глава 22

Я краем глаза заметил, как встал и выскользнул из комнаты Лёва, дотоле что-то строчивший в пухлом фолианте уголовного дела. Вряд ли струсил — это на него непохоже. Скорее всего, побежал за Художниковым и поступил правильно.

— В чём меня обвиняют? — пусть внутри меня уже начинал закипать вулкан, я но старался держаться стоически, не выказывая тревоги и гнева.

А того и другого во мне было уже с избытком.

— В пособничестве белогвардейской швали, — встрял второй чекист, гораздо моложе Лыкова.

Тот ожёг его недовольным взглядом.

— Узнаете на месте. Вот ордер на ваш арест, — продемонстрировал он бумагу. — И не вздумайте оказывать сопротивление или пытаться бежать.

— Ну да. Ну да, — кивнул я. — Шаг влево, шаг вправо — считается побегом. Прыжок на месте расценивается как попытку улететь, — задумчиво произнёс я.

Шутку юмора Лыков не оценил, только нахмурился сильнее.

— Собирайтесь, Быстров. У нас мало времени…

— Я никуда не уйду, пока не появится мой непосредственный начальник, — заявил я.

Реакция последовала незамедлительно. Чекисты дружно достали револьверы и направили их на меня.

— Хотите стрелять в меня? На здоровье! — Я выпрямился во весь рост и скрестил руки.

Тем временем мозг лихорадочно работал, прикидывая все варианты.

На ряженных эти трое не походили, наверняка с бумагами у них всё в порядке, да и ордер на арест был оформлен как полагается, со всякими грозными печатям и подписями.

То есть с формальной точки зрения не подкопаешься. Начну бузить — сделаю только себе хуже.

Но и плясать под чужую дудку я не намерен.

Так что приняв позу каменного истукана, я с огромным интересом наблюдал за тем, как поведут себя конторские.

Чекисты не ожидали от меня такой наглости. Похоже чаще всего имели дело с более покладистыми клиентами. Нет, окажись мы в другом месте, церемониться со мной они бы не стали…

— Не дури, Быстров! — процедил сквозь зубы Лыков. — Себе же хуже делаешь.

— Я никуда не пойду, пока не увижу своего начальника.

— Кто ваш начальник?! — гневно воскликнул Лыков.

— Я! — послышался голос за спиной.

В кабинет вошли двое: Художников и Лёва. Я правильно раскусил Лёвин манёвр — он сразу побежал за Иваном Никитовичем, мне же оставалось тянуть время.

— Начальник ДонУР Художников.

— Контрразведывательный отдел ГПУ, Лыков.

— В чём дело, товарищ Лыков.

Чекист протянул Художникову ордер на мой арест. Иван Никитович внимательно его прочитал и вернул Лыкову.

— Спасибо. Товарищ Лыков, мы можем с вами поговорить наедине?

— Я не уполномочен вступать в переговоры. Мне приказано арестовать Быстрова и доставить в Москву, — заупрямился чекист.

Художников задумался. По его виду было ясно, что он принимает непростое решение. Наконец, начальник угро решился.

— Товарищ Лыков, сдайте ваше оружие и прикажете вашим людям поступить точно так же!

— Что? Я не ослышался?! — вскипел чекист.

— Вы не ослышались. Со мной арест Быстрова не согласовывали, уверен, наши коллеги в ГПУ Ростова тоже не в курсе. Учитывая, что на товарища Быстрова и ещё одного из моих сотрудников не так давно покушались, причём это был бывший агент ГПУ, я вправе проявить осторожность.

— Ерунда! Я показал вам ордер на арест.

— У нас в камере сидит пара умельцев, которые слепят любую бумагу с любыми печатями. Пока я не свяжусь с Москвой и не узнаю деталей, считайте, что вы задержаны уголовным розыском до выяснения всех обстоятельств!

— Чего! — вскипел Лыков и перевёл револьвер с меня на Художникова.

— Не советую! — покачал головой Иван Никитович. — Начнёте стрелять — живыми отсюда не выйдете.

В подтверждение его слов в дверном проходе появились вооружённые милиционеры, ещё немного и в кабинете стало не повернуться.

— Вы ещё пожалеете! — Лицо Лыкова приобрело пунцовый вид, его затрясло.

— Оружие и документы! — потребовал Художников.

Я невольно восхитился своим начальником.

— Иван Никитович… Может — не надо. У вас будут проблемы.

— Я сам разберусь со своими проблемами! — повернулся ко мне Художников.

— Спасибо! — нервно сглотнул я.

— Пока не за что… Дежурный! — позвал Художников.

— Я!

— Заприте пока этих троих в один из свободных кабинетов и позаботьтесь, чтобы товарищей покормили. Они наверное голодные с поезда, — распорядился Иван Никитович.

— Есть! Прошу следовать за мной! — приказал дежурный.

Чекисты сопротивляться не стали, позволив себя разоружить.

— Зря вы так, Художников! — зловеще произнёс Лыков, перед тем, как его вывели из кабинета. — Как бы нам не пришлось увозить вас вместе с Быстровым.

— Мы ещё посмотрим кто и куда поедет, — усмехнулся Иван Никитович.

Он обратился к остальным.

— Спасибо, товарищи! Вы свободны.

Милиционеры ушли, в кабинете остались только сотрудники угрозыска.

— У тебя есть что сказать? — внимательно посмотрел на меня Художников.

— Только предположения.

Я обвёл взглядом ребят.

— Тут только свои, — предупредил Иван Никитович.

— Хорошо… Думаю, вы уже догадались, что я в Ростове не случайно. Меня здесь на время спрятали.

— Я это понял практически сразу, как ты у нас появился, — кивнул Художников.

— Дело в том, что у меня появился враг, там — наверху. Прижать его не удалось, и теперь он одержим местью: меня уже несколько раз хотели убить. Первый раз — в поезде. Тогда мне случайно повезло, правда, погиб другой человек.

— Дело рук Розенберга? — вспомнил стрелка, ранившего Петю Михайлова, Художников. — Он охотился за тобой?

— Да. Ни с какой «Белой маской» Розенберг, как вы теперь знаете, не связан. Он выполнял приказ сверху.

— Можешь назвать фамилию твоего врага?

После того, что Художников сделал для меня, скрывать правду от него не имело смысла.

— Радек.

— Что?!

— Увы, тот самый товарищ Радек. При его должности и связях ему было не трудно организовать покушение на меня.

— А когда убить тебя не получилось, он попробовал другой способ…

— Да. Уверен, все концы этой истории с арестом идут к нему. Правда, хоть убейте — пока не понимаю, к чему они решили меня пристегнуть…

Художников замолчал. Его лоб прорезали морщины. Так бывает, когда человек задумался о чём-то слишком важном и серьёзном.

— Значит так, Жора! План действий такой. Пока эти архаровцы сидят у нас в гостях, я связываюсь с Мышанским, чтобы он по своей линии узнал, в чём тебя обвиняют.

— Так сказали же — в пособничестве белогвардейской швали, — с иронией произнёс я.

— Не смешно, Жора!

— Так я и не смеюсь, Иван Никитович. Что-то шьют, а что именно — думаю, ни Лыков, ни его напарники не знают. Их тупо отправили за мной, не посвятив в детали.

— Поэтому я и попрошу, чтобы Григорий Игнатьевич навёл справки. Если его авторитета не хватит — пусть подключит особистов из округа. Кстати, минут тридцать назад мне звонил товарищ Будённый, очень тебя нахваливал… Кто ещё бы мог за тебя поручиться?

— Товарищ Маркус, Артузов… — вырвалось у меня.

— Ого! — присвистнул Художников. — Вижу у тебя тоже со связями неплохо обстоит!

— Что мне пока делать, Иван Никитович?

— Ждать, Жора! Всё, что от тебя зависело, ты сделал, дальше действовать будем мы.

— Спасибо! — с улыбкой поблагодарил я.

Домой меня не отпустили. Радек мог подстраховаться и зарядить по мою душу не одну группу чекистов, хотя это, конечно, было бы чересчур. Но, бережённого бог бережёт.

Просто сидеть в кабинете и скучать было скучновато. Особого волнения из-за ареста я не испытывал, смирившись с любыми возможными «подарками» судьбы. Помотало меня изрядно что в той, что в этой жизни.

Разве что осталась лёгкая грусть из-за незаконченного, а вернее толком не начатого дела — только собрался в поездку в Таганрог, входивший тогда в состав Советской Украины, а тут — на тебе! Явление трёх московских чекистов с ордером на мой арест.

А ведь после истории с их задержанием недоброжелателей у Ивана Никитовича прибавится, причём даже не тут, в Ростове, а в первопрестольной.

Кстати, если мне не изменяет склероз — именно Артузов сейчас заведует контрразведкой ГПУ. Неужели ордер на мой арест прошёл мимо него или тут очередные подковёрные игры, в которые мелюзгу вроде меня не посвящают?

Ждать пришлось долго, не один час. За это время я успел влить в себя самовар чая и схомячить кучу пряников, которые притащил из дома Лёва. Разве что поспать не удалось.

Художников пришёл ко мне вместе с Мышанским. По внешнему виду обоих начальников: ментовского и чекистского, было сложно определить с какими новостями они заявились — плохими или хорошими, так что я не стал гадать. Раз пришли — сами скажут.

— Мамонта взяли, — начал с хорошей Мышанский. — Отстреливался до последнего патрона, а потом всё же поднял руки в гору.

— Потери есть?

— Обошлось. Одного бойца зацепило слегка в ногу, но это так, царапина. Теперь касательно тебя, Георгий Олегович. Скажи — фамилия Шакутин вам что-то говорит?

Я кивнул.

— Говорит. — Особо напрягать память не пришлось. — Шакутин Лев Семёнович, агент белогвардейской террористической организации «Мужество». Был ликвидирован мной в Рудановске.

Меньше всего я ожидал, что кто-то, спустя столько времени, вдруг снова заведёт об этом разговор.

— Да, я связывался насчёт Шакутина с товарищами из рудановского ГПУ, кстати, вам большой привет от тамошнего начальника — Жарова, — улыбнулся Мышанский.

— Архипу по случае тоже от меня большой привет! Жаль, что не могу пожать ему руку лично. Только, Григорий Игнатьевич, я что-то ума не приложу — при чём тут Шакутин?

Я искренне недоумевал, не видя связи в этих событиях.

— Сейчас я вам поясню, — заговорил Мышанский. — Кое-кто в московском отделе контрразведки ГПУ, уж простите, не имею пока права называть его фамилию, почему-то решил, что вы на самом деле выполняли задание «Мужества», убив Шакутина, который вовсю сотрудничал с ГПУ. С помощью Шакутина контрразведка собиралась вытащить в Россию главаря бандитского белоподполья — генерала Каурова. Ну, а вы им помешали…

— Глупости! — вспыхнул я. — Шакутин просто вёл свою игру, втираясь в доверие. Я помешал его планам осуществиться. И вообще, мне казалось, эта история была закрыта ещё там, в Рудановске.

— И ваш рудановский друг Жаров, и товарищи Маркес и Артузов тоже так считают. Каждый из них отправил на мой запрос телеграмму, в которой подтвердил вашу невиновность. В общем, товарищ Быстров, все обвинения в пособничестве белогвардейским недобиткам с вас сняты, ордер на арест аннулирован. Вы совершенно свободны! — улыбнулся Мышанский.

— А товарищ Лыков и его сослуживцы уже извещены об этом, им куплены билеты, и они будут посажены на ближайший поезд до Москвы, — дополнил слова чекиста Художников. — Так что отправляйтесь в Таганрог и ни о чём не беспокойтесь!

— Есть — отправляться в Таганрог и ни о чём не беспокоиться! — обрадованно произнёс я.

Глава 23

И в Ростове и в Таганроге мне уже приходилось бывать в прошлой жизни. Тогда мы ехали с дочкой на комфортабельной электричке, стартовавшей с вокзала Ростова-на-Дону (перед чемпионатом мира по футболу для города закупили много всякого транспорта, включая железнодорожный).

Сама поездка заняла, если я не ошибаюсь, часа полтора, может, меньше.

Гуляли мы одним днём, накатавшись на таганрогских трамвайчиках и побродив по городу. Спускались и к заливу, недалеко от которого стоит памятник Петру Первому. Строился он на пожертвования горожан, включая самого Антона Павловича Чехова.

Кстати, аналогичный памятник был установлен в Питере, но несколькими годами позже. Именно он красуется на пятисотрублёвой купюре.

Но это было совсем другое время, сейчас же мне пришлось трястись в поезде шести часов с несколькими двадцатиминутными остановками. Чтобы занять себя в пути, я скупил в привокзальном киоске все газеты и несколько тоненьких бульварных детективов, в основном, псевдопереводных. То есть несмотря на громкие иностранные имена на обложках, сочинялись эти повестушки зачастую авторами отечественного разлива.

И в очередной раз в голову пришла мысль, что будь у меня побольше свободного времени — я бы мог написать как минимум не хуже, а то и лучше, тем более в голове сохранилась куча сюжетов, как из жизни, так и из тех, что были потом подсмотрены в сериалах или прочитаны в более поздних книгах. Понятно, что всё это пришлось бы переделывать в соответствии с нынешними реалиями.

Нет, не зря, среди писателей и сценаристов куча бывших ментов…

Потом мысли переключились уже на текущие дела. Очередная атака со стороны Радека отбита, но моей заслуги в том нет — повезло, что враг плохо подготовился, а у меня нашлись высокие покровители. Очевидно, Радек не ожидал, что на мою сторону встанут Маркус и Артузов. Кому-то другому повезло бы куда меньше. Не удивлюсь, если бы дело закончилось судом и серьёзным сроком, если не расстрелом.

Глупо надеяться, что получив отпор, Радек успокоится. На какое-то время он возьмёт паузу, выждет, когда всё стихнет, и я расслаблюсь, а потом нанесёт новый, на этот раз более сокрушительный удар.

Что это будет: снова заряженный на меня киллер или конкретная подстава — остаётся только гадать.

Считается, что лучший способ защиты — это нападение, и я опять задумался над физическим устранением врага.

Да, мне этот способ не по душе, он претит всей моей натуре. Я часто убивал людей, но это другой случай.

А что если Радек попробует надавить на меня через семью? Бр! Меня с ног до головы окатило горячей волной, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

За своих любимых я на всё пойду!

Сидевшая на скамье напротив семья: муж, жена и двое ребятишек, приступили к дорожной трапезе. Разложили на газетке нарезанное кольцо копчёной колбаски, варёные яйца, хлеб, какие-то плюшки и, набрав на станции кипятка, предложили мне перекусить вместе с ними.

Перед тем, как сесть в поезд, я успел подзаправиться в дорожном буфете, съев пару бутербродов с сыром и выпив стакан отвратительного на вкус и запах кофе, само собой, этого хватило только чтобы заморить червячка.

На предыдущей станции я купил у бабульки варёной картошки и солёных огурцов и сделал свой «взнос» ими.

Нехитрая провизия пошла на ура: пацанята, ехавшие с нами, были готовы смолотить всё и уговаривать их поесть было без надобности. Ели так, что за ушами трещали.

Закончили импровизированный перекус сладким до слипания известного места чаем: на сахаре соседи не экономили.

— Я, так понимаю, вы — не местный? — проницательно заметил глава семейства.

Я кивнул, не делая вдаваться в детали.

— Мы тоже не здешние, — показал на жену и детей мужчина. — работаем и живём в Харькове. Таганрогские товарищи пригласили помочь им построить первую очередь водопровода, еду делиться опытом. А вы часом не военный?

— Почему вы так решили?

— Держитесь так, словно всю жизнь в армии прослужили…

Я улыбнулся.

— Нет, не военный. Хотя повоевать пришлось — не без этого. Временно безработный, а в Таганрог еду к тётке. Давно к себе звала.

— Так давайте я насчёт вас похлопочу, — предложил сосед. — Думаю, найдём для вас место на стройке — рабочие руки всегда нужны.

— Спасибо за заботу, конечно! Мне уже предложили должность в Ростове, через неделю она должна освободиться, как раз к этому моменту я и вернусь, — соврал я.

Ни к чему этой милой семье знать, кто с ними едет в одном купе. И им спать будет лучше и мне лишний раз лучше не светиться.

— Воля ваша, — сказал сосед. — Но, ежли что — обращайтесь.

Он назвал имя и фамилию, но я пропустил эту информацию мимо ушей, только вежливо кивнул в ответ.

Когда поезд прибыл на конечную станцию, я помог ему вынести из вагона сумки и чемоданы (вещей с собой у них было взято много), потом он нашёл носильщика. Мы тепло распрощались, дружная соседская семья ушла с перрона, а я остался возле вагона.

По идее меня обещали тут встретить коллеги из таганрогского угро. Им уже телеграфировали о моём прибытии. Начальник городской милиции Русанов обещал всяческое содействие.

Видимо что-то пошло не так, я прождал полчаса на перроне За это время ко мне никто так и не подошёл: ни в милицейской форме, ни в гражданском.

Накладки бывают везде, а я — достаточно большой мальчик, чтобы не заблудиться в небольшом городе — в данный момент население Таганрога не дотягивало и до ста тысяч. Не деревня, конечно, но и не мегаполис вроде Ростова и тем более Москвы.

Адрес, где размещались городская милиция и угрозыск, я взял заранее. Вышел с вокзала на площадь, осмотрелся по сторонам и спросил у пожилого дворника, где Лермонтовский переулок 10.

— Какой-какой переулок? — недоумённо захлопал он глазами.

— Лермонтовский.

Он снял треух и задумчиво почесал седую макушку.

— Чтой-то и не знаю такого. Ты вон к ним подойди и поспрашай. — Дворник указал в сторону кучковавшихся на площади извозчиков.

Клиентов у них не было, и «водители кобыл» скучали, лузгая семечки из газетных кульков, тем самым добавляя дворнику работы.

Шелуха летела прямо им под ноги.

— День добрый! — поздоровался я.

Вышел я с вокзала, с деревянным чемоданчиком в руках — определить во мне потенциального клиента было не сложно. «Таксисты» оживились.

— Здравствуйте! Желаете прокатиться? Доставлю с ветерком! — отозвался жилистый мужик лет сорока с лицом типичного хитрована.

— Лермонтовский переулок далеко отсюда?

— А, Варвациевский… — протянул извозчик. — Его Лермонтовским совсем недавно назвали, многие даже не знают., а кто знает, всё равно по привычке Варвациевским зовёт. Вёрст семь, наверное. Поехали — недорого возьму? — показал он на свой экипаж.

Я прикинул — наверняка извозчик слегка приврал, но по любому километров шесть-семь будет, неспешным шагом почти два часа ходьбы, а такое чудо общественного транспорта как таганрогский трамвай появится ещё не скоро.

— Сколько? — осведомился о «прайсе» я.

Извозчик назвал цену. Даже по ростовским меркам, пусть и от вокзала — это был перебор.

— Не пойдёт, — покачал головой я.

— Ну, а сколько хотите? Овёс нынче дорог.

Услышав эту фразу, я невольно фыркнул, и собеседник недоумённо вскинул брови, не понимая, чего такого он сказал.

— В два раза дешевле хочу…

Начался торг в лучших традициях восточного базара. Мне удалось уломать несознательного гражданина, и он серьёзно подвинулся в цене. Правда, судя по лукавому взгляду, которым меня наградили — в любом случае я был в минусе.

— Поехали.

Мы погрузились в экипаж. Пролётка тронулась с места и набирая скорость, покатила по разбитой дороге.

— А почему у вас вокзал так далеко от города? — спросил я.

— Знамо почему: когда чугунку строили, инженеры взятку запросили — пятьдесят тыщ золотом, а местный градоначальник согласился только на сорок.

— Десятку, значит, не доплатил…

— Ага. Только потом подсчитали — прослезились. Дорогу сюда прокладывать ещё дороже обошлось. — снабдил меня ценной информацией извозчик. — А вам на Лермонтовском куда нужно?

— Дом десять.

— В милицию что ли?

— В неё родимую, — не стал отрицать я.

— На допрос чтоль вызвали или видел чего? — продолжил выпытывать дотошный извозчик.

— И то и то. Я в деревне живу, у нас на праздники мужика одного зарезали: вашего городского. В общем, еду давать показания.

— Это ты его порезал? — обернулся и окинул меня испуганным взглядом «водила».

Наверное, он уже приготовился получить от меня нож в спину.

— Бог с тобой! Окстись! Нет, конечно.

— А… — успокоено протянул он. — А то я даже не знал, чего и подумать. Мне всякие попадались. Помню в прошлом году чуть черепушку мне не проломили, когда цыгане лошадку мою хотели украсть. Насилу отбился. С тех пор вот дрючок с собой вожу.

Извозчик показал увесистую дубинку.

Так, за разговорами, мы незаметно подкатили к одноэтажному каменному строению с зарешечённым окнами полуподвала.

— Вам сюда, — показал извозчик.

Я расплатился и пошагал к крыльцу.

Внутри было темно и накурено. Вдоль обшарпанной стены тянулась длинная скамеечка, на которой сидели, дожидаясь своей очереди, люди. Они переговаривались друг с другом, иногда, кроме русского языка, проскальзывала и украинская речь.

Дежурный —смуглый красавец с длинным казацким чубом вопросительно вскинул голову.

— Здравствуйте! Мне бы к начальнику уголовного розыска товарищу Овчинникову… — Я показал удостоверение.

— По коридору и направо. На очередь не глядите.

— Спасибо!

Я зашагал по узкому коридору, увидел табличку на дверях начальника подотдела угро и, постучав, зашёл внутрь.

Сидевший за столом грузный широкоплечий мужчина — скорее всего сам Овчинников — как раз опрашивал плачущую женщину, почти каждое слово которой сопровождалось всхлипами и рыданием.

— Я на Александровской живу… Муж на фабрике работает, а я хозяйство веду. Слышу — в двери стучат. Думаю — муж с работы пораньше вернулся. Открываю дверь, а там молодой хлопец, лет семнадцать-восемнадцать наверное. Чистенький такой, опрятный. И главное — лицо порядочное…

Она вытерла глаза большим платком и продолжила.

— Спрашивает — «Вам масло сливочное надо? Недорого отдам». Показывает здоровенный такой кусок: как и приволок — не знаю. Я гляжу: масло хорошее, жирное, свежее… А главное — стоит недорого. Взвесили — один пуд четыре фунта. Я, значит, деньги ему платю, масло забираю…

Её тело снова содрогнулось. Овчинников с тоской взглянул на неё.

— То есть вы купили пуд с лишкой масла… Ну и что?

— Купила, товарищ начальник, дура такая! Чтобы масло не стаяло, решила положить на ледник. Стала резать на куски — а там, внутрях, каменюка лежит здоровенная, на тридцать фунтов потянула. Оказывается этот ирод булыжник мне подсунул, только маслом сверху обмазал, чтоб я сразу не догадалась.

— Хорошо, гражданка Еремеева, понял я вашу беду. Постараемся помочь и найти этого субчика.

Он постучал кулаком по стене.

— Мамед! Зайди ко мне.

Я невольно усмехнулся такому способу связи.

Пока Мамед — очевидно один из здешних «оперов» не пришёл, я воспользовался паузой и показал удостоверение.

— Товарищ Овчинников, здравствуйте! Я — Быстров, из ДонОблУгро. Вам должны были отправить телеграмму…

— Всё верно, Быстров! А что — разве тебя на вокзале не встретили? — удивился Овчинников.

— Как видите. Ничего страшного, сам дошёл.

Вошёл Мамед — невысокий, тёмный, с густой вьющейся шевелюрой и не менее густыми усами.

— Вызывали?

— Вызывал. Видишь гражданку, — Овчинников показал на Еремееву. — Допроси её как положено и всё показания запиши. Похоже у нас опять масляные жулики завелись.

— Сделаем! — Мамед посмотрел на женщину. — Пойдёмте со мной, пожалуйста.

Они вышли из кабинета, а я, спросив разрешения, сел на освободившийся стул.

— Вот такие у нас дела, Быстров, — заговорил Овчинников. — Эта гражданочка далеко не первая, кого так облапошили. Причём по всем приметам орудует парочка: молодой парень и мужик постарше. Мы их про себя отцом и сыном кличем — уж больно приметы схожи. То камень маслом обмажут и продадут, то в бетон…

Он так и произнёс это слово — «бетон», но я догадался, что под ним понимаются жестяные бидоны.

— … воды нальют. Масло же лёгкое, поверху плавает. Сразу не разберёшь…

Тут Овчинников опомнился.

— Извини, что своими делами гружу… Так говоришь — не встретили тебя.

— Бог с ним! — отмахнулся я. — Не встретили — так не встретили. Я не в обиде.

— Так-то оно так… Просто я за тобой Веню Дохина посылал, а он такой, в лепёшку разобьётся, но поручение выполнит.

Овчинников снова постучал в стену.

— Мамед!

— Секунду! — донеслось с той стороны.

В дверях снова нарисовался усач.

— Ты Веню Дохина когда видел?

— Часа два назад. Он собирался какого-то товарища из Ростова встречать, а по пути хотел домой к себе заскочить. А что?

— Тогда знакомься, это и есть товарищ из Ростова — Быстров…

— Георгий. Можно Жора, — сказал я.

— Ну, а это наш самый ценный сотрудник угро — Мамед Челик. Хоть папа у Мамеда и был турецко-подданный, но сам Мамед — наш человек до мозга костей!

Мы с Мамедом пожали руки.

— Георгий, если не затруднит — сгоняй с Мамедом к Дохину на квартиру. Что-то мне тревожно, — попросил Овчинников.

Глава 24

Мы вышли на улицу. Воздух постепенно наполнялся весенним теплом. Ничего не напоминало о том, что когда-то здесь лежал снег, разве что вездесущие лужи и грязь. Они были везде, поэтому постоянно приходилось перепрыгивать их и скакать как сайгаки. Естественно, на пользу гардеробу это не шло.

— Далеко идти? — спросил я, в очередной раз отряхивая обделанную грязью штанину.

— А что — спешишь куда-то? — усмехнулся Мамед.

— Я так-то сюда не в отпуск приехал, а по делам.

— Насчёт Федорчука что ли?

— А ты его знаешь?

— Нет, этим вопросом Веня занимался. Так что не переживай, коллега, впустую время не потратишь. Сейчас придём к Вениамину на хату, узнаем, что с ним приключилось, ну и заодно про этого Федорчука всё, что тебе надо, выяснишь.

Несмотря на свою экзотическую внешность и турецкое происхождение, по-русски он говорил чисто и даже без малороссийского акцента.

Хотя, украинский мой спутник знал — это выяснилось, когда Мамед случайно столкнулся с каким-то знакомым и перекинулся с ним парой фраз, причём это действительно была «мова», а не распространённый тут суржик, отголоски которого мне довелось слышать и в Ростове.

— Слушай, а турецким ты тоже владеешь? — спросил у Мамеда я.

— И турецким, и греческим, — с гордостью сообщил он. — Ещё английского чуток, но так… «здрасьте — до свидания, принеси — подай». Когда в порту грузчиком работал — научился. Ты б знал, сколько я на своём горбе всяких мешков перетаскал! Чуть не надорвался! Одна польза — языки учил.

— Да ты прям полиглот! — восхитился я.

— Какой есть! Абы кого к нам не берут, — засмеялся он.

Я кивнул. В милицию принимали грамотных, умеющих устно и письменно пересказывать как содержание книг, так и события. Милиционеры были обязаны знать арабские и римские цифры, и владеть основными правилами арифметики: сложение, вычитание, умножение и деление. К этому добавлялось знакомство с географической картой, понятие о странах света и частях света, знание устава гарнизонной службы, умение ездить верхом. Ну, и конечно, владение стрелковым оружием, включая его разборку и сборку — без этого просто никак.

Ещё б зарплату нормальную платили…

Дом Дохина затерялся на краю улочки, застроенной редкими пузатыми хатами. Такой милый и пасторальный вид, не скажешь, что ты в небольшом, но всё-таки городе.

А где-то недалеко шумело и пенилось море, и волны набегали на берег.

Высоко в небе пролетел аэроплан, помахав крыльями. По нынешним временам — событие.

Пока шли, практически никого не встретили, разве что ребятишек, пускавших по лужам кораблики из щепок. Глядя на них, я вспомнил и своё детство. Не босоногое, хотя и с деревянным игрушками. Короче, всё как полагается.

Мы подошли к невысокому редкому забору, немного постояли, надеясь, что хозяева обнаружат нас и выйдут на крыльцо.

Увы, этого не произошло. Разве что в доме напротив отдёрнулась, а потом снова задёрнулась ситцевая занавеска, но это как раз нормально — любой незнакомый человек в глухих углах вызывает острый приступ любопытства. Заодно и тем для разговоров будет на неделю.

— Вень! — громко позвал Мамед. — Привет! Не узнаёшь — это я!

Не дождавшись ответа, он просунул руку в щель между рейками калитки и скинул крючок.

— Веня!

Убедившись в отсутствии, как говорило молодое поколение в моём времени — «фидбека», Мамед повернулся ко мне:

— Не слышит чего-то… Тетеря глухая! Надо зайти в дом, посмотреть.

— Надо так надо… Может, мы с ним разминулись, и он на службу пошёл?

— Вряд ли. Он этой дорогой ходит. Попался бы на пути. Пошли, Жора…

— Пошли.

Я опасливо огляделся.

— Что, собачку высматриваешь? — догадался он.

— Ага.

— Можешь быть спокойным. Веня собак не держит. Он вообще никакой живности не держит, даже кота.

За забором находились только дом и примыкавший к нему сарай-дровяник. Не похоже, что тут вообще вели какую-нибудь хозяйственную деятельность, нет даже намёка на будущие грядки и сад.

Мамед взошёл на крыльцо и подёргал входную дверь. Та оказалась не заперта.

— Видать, дома, — радостно произнёс спутник.

— Он что — один живёт? — спросил я.

— Один. Только спит что ли… — задумчиво произнёс Мамед. — На него это непохоже…

Его лицо стало тревожным.

Мы вошли в холодные тёмные сени.

— Веня! — снова позвал Мамед. — Встречай гостей! Хорош дрыхнуть — проспишь всё на свете!

И опять никто не среагировал на его слова.

Пожав плечами, Мамед распахнул дверь, ведущую с сеней в жилое помещение.

Обстановка внутри была неказистой: грубая, самопальная мебель, некрашеный пол, пожелтевшие газеты вместо обоев. Пахло сыростью и почему-то сгоревшим порохом. Последнее не понравилось мне больше всего.

Я сразу достал револьвер.

— Ты чего? — нахмурился Мамед.

— На всякий случай.

— А…

В закутке, служившем кухней, на колченогом табурете возле стола сидел, уронив голову на столешницу, мужчина. При нашем появлении он даже не шелохнулся, что во общем-то было понятно: из его виска вытекла успевшая загустеть каша из крови из мозгов, а в правой руке был зажат револьвер. Мужчина был мертвее мёртвого, правда, закоченеть ещё не успел.

— Веня! Как же так — а?! — горестно произнёс Мамед.

— Это точно Дохин? — спросил я. — Ты не ошибся?

— Он, конечно! Что я — друга даже со спины не узнаю, — обиделся спутник.

— И всё-таки — убедись. Проверь.

Мы подошли ближе.

Мамед сокрушённо вздохнул:

— Да он это. Эх, Веня-Веня, что ж ты натворил, дурак! Ну зачем ты так…

На Дохине была серая рубашка с закатанными рукавами и тёмные брюки с щеголеватыми подтяжками. На грязном столе были пустая бутылка водки, стопарик и исписанный карандашом лист бумаги, пропитавшийся кровью.

— Думаешь, самоубийство? — осторожно спросил я.

— Не думаю, вижу… Теперь понятно, почему тебя не встретили. Веня на себя руки наложил.

— С выводами не спеши, — попросил я.

— А какие тут могут быть выводы? Ясно как белым днём, — удивился спутник. — Веня в себя выстрелил.

— И всё равно, нужно всё тщательно проверить и дождаться экспертизы.

— Я тебе без любой экспертизы скажу — самоубийство это. Да вот же, это наверное предсмертная записка, там всё сказано, — Мамед потянулся к листку, лежавшему на столе, но я его остановил.

— Не спеши! Пусть эксперт проверит на предмет отпечатков.

Мамед покачал головой, но спорить не стал.

— Ох, Венька, натворил же ты делов! Записку разобрать можешь?

— Могу.

Склонившись над бумагой, я прочитал вслух текст, написанный крупными печатными буквами:

«Простите меня, товарищи! Я очень виноват перед вами за то, что бросил в такое тяжёлое время, но я не мог поступить иначе! Я сильно устал и разочаровался в жизни! Моя позорная болезнь не излечима, мне стыдно находиться в ваших рядах. Таким я был бы для вас только обузой! Не поминайте лихом и не корите себя за то, что не уберегли! Я сам принял это решение. Ваш Вениамин Дохин»

— Он пишет о какой-то болезни… Что у него было? — посмотрел я на Мамеда.

Тот вздохнул.

— Теперь уже можно… У Вени был люэс, сифилис… Подцепил ещё когда в окопах сидел в германскую. Очень сильно переживал, нарочно не стал жениться. Говорил, что никому не нужен со своей «французской болячкой».

Я понимающе кивнул. До изобретения пенициллина, венерические болезни были настоящим бичом всего человечества и лечили их порой варварскими методами с сомнительным результатом.

— Видимо, ему стало хуже, раз решился на такое, — с грустью добавил Мамед. — Пошли искать телефон — вызывать наших.

— Пошли.

Квест оказался короче, чем я думал. Счастливым владельцем телефонного аппарата был один из городских чиновников, проживавший на той же улице. Сам он находился на работе, но его жена беспрекословно впустила нас и разрешила позвонить в угро.

Судя по выражению лица, с каким она встретила нас после разговора, мимо её ушей не прошло ни одно слово.

— Это что, Дохин себя убил?! — со смесью ужаса и жуткого интереса, спросила женщина.

— А вы что — выстрел не слышали?

— Может и слышала. Только у нас тут время от времени на мотоциклетах разъезжают. Я на них подумала. Господи, ужас то какой!

Толку от неё как от свидетельницы не было, и мы покинули её дом.

Следственную бригаду ждали на улице. Мамед нервно курил папиросу за папиросой, а я думал. И пусть с мотивом всё вроде ясно, были вещи, которые меня напрягали. И чем дольше я размышлял над происходящим, тем сильнее оно мне не нравилось.

Этот опер (назову его так) — был далеко не первым на моём пути, чью смерть пытались обставить под самоубийство. И, думаю, далеко не последний. Чем сильнее я размышлял, тем всё больше убеждался, что имею дело с не очень качественной постановкой, способной ввести в заблуждение разве что чересчур замотанного текучкой и потому невнимательного мента. Ну или совсем зелёного сыщика.

Мамед, похоже, принадлежал первой категории, а может просто не включил мозги, слишком потрясённый смертью друга. Эмоции — страшная штука и способны сбить с толку даже опытного сыскаря.

— Слушай, а ты Веню хорошо знал?

— Спрашиваешь! — удивился Мамед. — С двадцать первого года вместе служим… Вернее, служили. От пули друг дружку не раз прикрывали. Отличный товарищ и настоящий друг!

Его щека предательски дрогнула.

— Тогда скажи: он действительно мог пойти на такое из-за болезни?

— Знаешь, Жора: я отвык удивляться. Люди порой такие вещи делают — волосы на голове дыбом встают. К тому же сифилис — есть сифилис, некоторые после него головой повреждаются. Может, и наш Веня — тоже того… — вздохнул Мамед.

— А что — были признаки?

— Я что тебе — врач?!

— Мамед, успокойся!

— Я спокоен, Жора!

— Отлично. Тогда просто ответь на мой вопрос.

— Ох и настырный же ты! Ладно, всё равно следак меня потом спросит. Вроде на службе это никак не проявлялось. Во всяком случае, при мне. А ты почему интересуешься? Ты ж к нам по своим делам приехал…

— Да уж не из праздного любопытства. Размышляю… Не складывается у меня картинка.

— Какая ещё картинка? — не понял Мамед.

— Преступления.

Мамед затушил очередной окурок башмаком.

— Погоди, какого ещё преступления?! Поясни…

— Попытаюсь. У Вениамина какое образование было?

— Не поверишь, даже в университете поучиться успел, пока не вышибли за политику. А что?

— То есть человек пусть с незаконченным, но всё-таки университетским образованием пишет предсмертную записку печатными буквами. Почему?

— Ну, чтобы мы почерк разобрали, прочитать смогли… — предположил он.

— Нет. Так обычно делает тот, кто хочет скрыть почерк. Оно, конечно, слова из газеты нарезать надёжнее, но это не тот случай. Второй момент: обратил внимание как ровно всё написано, буковка к буковке. Человек, который решил свести счёты с жизнью, так не напишет. Тут нужна просто стальная сила воли, чтобы рука с карандашом не дрогнула. Психология, Мамед…

— А кроме психологии у тебя ещё что-то есть?

— Почему револьвер остался на столе? Он что — стрелял, склонившись над столом? А зачем? К чему такие манёвры? Не практично это как-то…

— Слушай, Жора… Какая в задницу практичность?! Человек руки на себя решил наложить. Последнее дело в таком случае о твоей практичности думать.

— Может ты и прав, Мамед, но я бы начал с того, что опросил всех соседей Дохина. Думаю, с их помощью удастся узнать что-нибудь интересное, — сказал я.

Глава 25

Таганрогская милиция и угро на вызов среагировали оперативно. Минут через пятнадцать после звонка возле дома погибшего Дохина началось сущее столпотворение. Были все, включая газетчиков. А вот кого не было, так это служебной собачки с проводником — они бы нам очень пригодились.

Я даже взгрустнул, вспомнив своего тестя с Громом. Пёсель, потомок легендарного Трефа, бы напал на любой след и дошёл по нему до конца.

Начальник таганрогского угро Овчинников прибыл в числе первых.

Заскочил внутрь, какое-то время побыл в доме и вернулся.

Лицо его стало хмурым и озабоченным.

— Жаль Дохина. Не стоило оно — вот так с собой кончать, — сказал он.

— Тут товарищ Быстров хочет высказать свою версию, — обратился к нему Мамед. — Он считает, что Дохина убили.

— Это так?

— Давайте, я изложу вам свои доводы, а вы уж сами решайте, — сказал я и по сути слово в слово повторил всё то, что говорил сыну турецко-подданного.

— Так себе доводы, если честно… — недовольно протянул Овчинников. — Печатные буквы, ровные строчки, неудобная поза при выстреле… Голая софистика, а мне нужны факты. Вернее, даже не мне, а следователю. Пока что версия о самоубийстве кажется правдоподобной. Веня действительно сильно болел и очень переживал из-за этого. Считал, что недостоин работать в уголовном розыске.

— Ваш подчинённый, вам и решать, — невесело произнёс я.

Ну. конечно, списать смерть на самоубийство, пусть даже речь идёт о твоём боевом товарище, намного легче, чем рыть и перелопачивать тонны информации…

Овчинников правильно истолковал взгляд, которым я его одарил.

— А ну, погоди Быстров… Вижу, что ты обо мне подумал.

Я усмехнулся, и это ещё сильнее задело начальника угро Таганрога.

— Так вот, Быстров, мы сдавать это дело в архив не собираемся. Если Веню убили — мы найдём, кто это сделал. Но у меня к тебе будет большая просьба…

— Какая, товарищ начальник? — произнёс я, уже догадываясь о чём пойдёт речь.

— Художников сказал, что ты у вас в Ростове уже чуть ли не живая легенда…

— Да ну вас! — рассердился я. — Нашли легенду…

— Не злись, Быстров. Скромность, конечно, украшает человека, но я и сам, без всяких рекомендаций, вижу — сыщик ты толковый. Займись этим делом, а?

Не дожидаясь моего ответа, Овчинников продолжил:

— Я понимаю, формально ты не у нас работаешь, но ты главное дай добро — а я с Художниковым порешаю. К тому же ты сюда насчёт Федорчука приехал — я так понимаю, старое дело про ограбление банка поднимаешь…

Я кивнул.

— Так вот: по Федорчуку работал Веня. Причём не официально, я его по личной просьбе Художникова подрядил.

— Я вас понял. Баш на баш, короче.

— Вроде того.

— Хорошо, если моё начальство не против, я впрягусь.

— Отлично. Тогда считай, что Художников только за.

— Товарищ Овчинников…

— Что, Быстров?

— У меня вопрос по Федорчуку… Остались какие-то материалы по нему от Дохина? Наработки… Ведь не зря же меня к вам пригласили.

— Вряд ли, — сообщил невесёлую новость Овчинников. — Я же сказал, Веня работал неофициально, просто выполнял мою личную просьбу, поэтому бумаг не осталось. Мамед тебе покажет его стол и все бумаги в сейфе Дохина, но я сомневаюсь, что ты там что-то найдёшь.

— А может он с кем-то информацией делился? — с надеждой спросил я.

И снова жестокий облом.

— Мне он сказал, что вроде напал на след. Я и велел ему выдернуть тебя из Таганрога. В детали, увы, не вдавался. У меня, как понимаешь, своих забот по горло, — подтвердил мои худшие опасения Овчинников.

— Обидно, — покачал головой я.

По сути мне придётся начинать всё с чистого лица, а ведь в отличие от Вениамина — я в Таганроге чужой и ничего не знаю. Самый паскудный вариант из всех возможных.

— Кто ж знал, что оно так выйдет, — вздохнул начальник угро. — Знать бы раньше, где упадёшь…

— Разрешите привлечь к делу товарища Челика?

— Мамед!

— Я!

— Работаешь под началом товарища Быстрова. Вопроса есть?

Мамед оживился.

— Вопросов нет.

— Тогда приступай.

Раздав ценные указания, начальство село в экипаж и уехало докладывать ещё более высокому начальству. Всё-таки смерть сотрудника угро по меркам любого города — событие из ряда вон.

— Начнём с обхода соседей, — изрёк банальность я. — На тебе правая часть улицы, на мне — левая. Встречаемся тут, на крыльце.

— Понял.

Мамед оказался человеком покладистым. Не пришлось переживать, что заартачиться работать под начальством какого-то варяга из другого города.

Мы разошлись, каждый в выбранную сторону. Предстоял нудный, абсолютно рутинный, но при этом крайне важный — «поквартирник», в данном случае «похаточник». Зацепок у нас не было, и обход — единственный вариант хоть что-то найти.

Очень редко удаётся получить первые результаты сразу, обычно приходится просеять через мелкое решето кучу бесполезной информации, а ещё чаще — получаешь в ответ «не знаю, не видел, меня не было дома». Тут важно не привыкнуть к такому, а то есть любители работать, спустя рукава.

Ну, а кто ищет — тот всегда найдёт. Я был настроен на результат.

В первом доме меня встретила вдовушка лет сорока. Внутри было бедно и грязно, сама женщина успела хорошо принять на грудь и ничего внятного от неё я не добился, кроме мата-перемата. Пила она, не просыхая уже вторые сутки, так что если и могла что-то увидеть, так только белочку.

Было откровенно жаль и саму непутёвую бабу, и её троих нечастных чумазых ребятишек, уже второй день ничего толком не евших.

Хотелось от души приложить это создание, в котором от женщины почти ничего не осталось, но вряд ли бы на неё это подействовало. Я загнал её спать, а сам сбегал в ближайший магазин и накупил продуктов: хлеба, колбасы, яиц и немного конфет.

Глаза у детворы при виде этого богатства расширились. Сладостями их, мягко говоря, не баловали.

Здесь же я узнал первые ценные сведения. Старший из ребят — пацанёнок лет восьми сообщил, что видел, как недавно из дома напротив, то есть из хаты Дохина, выходил высокий военный с желтым портфелем в руках.

— А на голове у дядечки была шапка — будёновка!

— Давно ты его видел?

— Ну… — Он задумался. — Как в дом заходил — не видел, а вышел оттуда почти перед тем, как вы с другим дядей туда пришли.

— То есть ты и меня с напарником разглядел?

— Ага. А чего тут разглядывать-то… Мы ж напротив живём, дом дяди Вени для нас как на картинке. Занавеску сдвинул и сиди, смотри.

— А раньше этот военный тут бывал?

— Не-а, — мотнул головой мальчик. — Никогда не видел.

— Мама твоя могла его видеть?

— Матка пьяная была, ничего она не видела.

Что-то вроде этого я сразу предположил, так что известие меня не огорошило.

Мальчишка же оказался глазастым и деловым. Мы с ним разговаривали как два взрослых.

— Если ещё раз увидишь этого военного — сможешь опознать?

— Смогу наверное, — не очень уверенно ответил пацан. — Правда, лицо не очень разглядел, только усы запомнил.

— Ну, хоть что-то…

Я пожал ему руку, погладил по вихрастой голове и вышел из дома.

Половина мужского населения страны ходила сейчас в военном или полувоенном обмундировании, так что примета была так себе. Слабенькая…

Собственно, как и будёновка и усы.

Но в любом случае это косвенно подтверждало мою версию про убийство.

Ещё в двух домах кто входил и выходил из дома погибшего сотрудника угро не видели, но подтвердили сведения про военного с неуставным жёлтым портфельчиком подмышкой. По всему выходило — не нафантазировал парнишка.

Судя по цвету клапанов на шинели — кавалерист, но, опять же, учитывая нынешний бардак во всём, что касалось обмундирования, этот военный мог быть кем угодно, да хоть лётчиком!

Выполнив свою часть работы, я вернулся к крыльцу, опередив Мамеда на четверть часа.

Тот пришёл уставший как собака.

— Жора, ты как — куришь?

— Некурящий.

— Вот зараза! А я за сегодня как назло все свои скурил, а денег не взял… Стрелять придётся!

— Не переживай. Если что — денег на курево я тебе одолжу.

— А вот за это спасибо! А тебе вечером отдам! — обрадовался Мамед.

— Удалось чего-нибудь нарыть?

Он грустно повёл плечами.

— Если бы… Зря только время потерял. А у тебя как — есть успехи?

— Есть. Пацаны вон из того дома видели, как незадолго до нас, от Дохина выходил высокий усатый мужчина в военной форме, скорее всего, кавалерист. Есть идеи, кто бы мог это быть?

Глаза Мамеда заблестели.

— А ты, знаешь, Жора… есть! Года три назад здесь одна занятная историю приключилась. Я тогда ещё не работал в здешнем угро, но вот Веня Дохин как раз начинал…

— Так давай — не тяни! Рассказывай! — заинтригованно попросил я.

— В общем, три года назад у нас в городе арестовали замначальника кавалерийской школы Шмелькова. Из-за чего точно, я тебе сейчас не скажу, но, поговаривали, что Шмелькова подставил его начальник — Кутузов.

— Зачем?

— Кутузов с какой-то бухты-барахты решил, что Шмельков собрался его подсидеть и сработал на опережение: обвинил Шмелькова в растрате казённых средств.

— Пока не понял — при чём тут Дохин?

— Погоди, сейчас узнаешь. К Шмелькову и его соседям нагрянули с обыском. Проводили обыск комендант города, его помощник и военный следователь. Начали вечером, закончили в шесть утра. Реквизировали кучу вещей, погрузили на подводы и… отправили хрен знает куда.

Я усмехнулся.

— Оригинально…

— Вот-вот! — одобрительно произнёс Мамед. — Слушай дальше: комендант с товарищами во время обыска устроили пьянку и так нажрались, что в итоге валялись во дворе в бесчувственном состоянии. Веня тогда замещал начальника угро и приказал арестовать эту троицу: и коменданта, и помощника и военного следователя.

— Ну что ж, молодец — правильно поступил. За такой бардак нужно давать по шапке!

— Вот и Веня так же подумал, только Кутузов наябедничал на него начальнику гарнизона, тот подключил командующего войсками Бозилевича и…

— Веню закрыли, — догадался я.

— Точно. Обвинили в плохой организации уголовного розыска и учащении случаев краж и грабежей. Спасло от реального срока Веню только то, что он был временным замещающим. Короче, Веня вышел из-под ареста, разозлился на Кутузова и стал рыть землю. Через своих агентов узнал, что подводы с реквизированным добром попали к Кутузову. Скандал был страшный, только Кутузова тогда не посадили, а сняли с должности, разжаловали в красноармейцы и отправили на фронт… Представляешь, какими словами он крыл Веню?!

— Представляю. Убить обещал?

— О, ты даже не представляешь себе, в каких выражениях!

Произнеся это, Мамед выразительно замолчал.

— Я так понимаю, сейчас будет барабанная дробь, — хмыкнул я.

— Ага, — подтвердил он. — Дней десять назад Кутузов снова вернулся в город…

— Вот оно как… Откуда ты это знаешь?

— Веня сказал. И да, Кутузов высокий, был в военной форме и отрастил усы…

Глава 26

Кутузов так Кутузов, вариант не хуже других. Всё равно других зацепок у нас пока не было. Тем более месть — один из самых основных мотивов для убийства.

— Где его можно найти — знаешь? — спросил я у Мамеда.

— Нет, но можно узнать. Ты как насчёт кружечки пивка? — внезапно спросил он.

Я удивился.

— Обычно перед делом не пью, а что?

— Ну тут вроде как для дела нужно, — загадочно усмехнулся сыщик. — И можешь не переживать за работу: воды в кружке будет больше чем пива. Не захмелеешь.

— Раз для дела нужно — почапали, то есть пошли.

Он какими-то дворами и кривулями вывел меня к пивнушке, располагавшейся на первом этаже когда-то вполне респектабельного особняка. Судя по тому, что денег у турецко-поданного при себе не было, угощать предстояло мне. По дороге я купил Мамеду пачку дешёвых папирос.

— Жора, мамой клянусь — завтра же отдам! — пообещал он.

Меня, кстати, вопрос, где я буду кантоваться до этого самого светлого «завтра» волновал всё сильнее. Его-то я и задал Мамеду.

— Где меня хоть разместить планируете? У себя в угро поселите?

Этот вариант казался наиболее правдоподобным. Если что — не привыкать, доводилось спать в гораздо более худших условиях.

Мамед хохотнул.

— Обижаешь! У нас город гостеприимный! Гостиницы не обещаю, но будет ничуть не хуже.

— Это как?

— Да так. У моей тётки поселишься.

— Слушай, а это удобно? Я её не стесню?

— Что ты?! Моя тётка — вот такая! — показал он большой палец. — Мировая женщина! Да и стеснять некого, тётка живёт одна: муж с империалистическую сгинул, а детей аллах не дал. Готовит — пальчики оближет! И да, она русская, зовут Женей. Ну, то есть Евгения Марковна…

— А она хоть подозревает о моём существовании?

— Не напрягайся, Жора! Ещё вчера обговорено было.

— Хорошо.

Успокоенный этими мыслями, я вошёл с Мамедом в полумрачное помещение, пропитанное стойким амбре, в котором смешались характерные запахи брожения, вяленой рыбы, табака и пота.

Практически все столики были заняты публикой не самого высокого пошиба, то тут, то там слышался мат, пол был щедро усеян рыбьей чешуёй. Уборку тут проводили нечасто.

Переступив лужу пролитого пива, Мамед подвёл меня к стойке. За ней хозяйничала полногрудая женщина в грязном переднике, давно не знавшем стирки.

— Два пива и… Ты как — рыбку будешь?

Я кивнул.

— Два пива и два хвоста! — заказал Мамед.

Женщина равнодушно налила две пузатых кружки, пододвинула нам и откинула кусок ткани, под которой лежала единственная закусь заведения — вяленая рыба.

— Выбирайте. С вас…

Она назвала цену, я покорно расплатился.

Мамед подхватил кружки и рыбу, потащил их в угол. Я дождался сдачи, кивнул и направился к нему.

— Что мы здесь делаем? — тихо спросил я.

— Пиво пьём, — ухмыльнулся он.

— И как это нам поможет?

— Вот увидишь, но потом, когда выйдем отсюда.

Я сдул пену и сделал первый глоток. Если и был у этого пива изначально какой-то вкус, то сейчас он с трудом отличался от водопроводной воды.

— М-да, не фонтан…

— Не фонтан, — согласился Мамед. — А вот рыбка ничего… Попробуй.

Я разделал свой «хвост», откусил кусочек.

— Согласен, ничего.

Салфеток тут отродясь не водилось, посетители вытирали жирные руки об себя, либо об лоснившиеся скатерти, покрытые разводами от пролитого пива.

— Ещё по одной? — предложил Мамед, покончив с кружкой.

— Я — пас. Да и тебе, думаю, хватит.

Он вздохнул.

— Тогда пошли.

Мамед встал из-за стола и улыбнулся продавщице:

— Бывай, красавица!

Та никак не среагировала на его слова.

Мы вышли из пивной.

— Что дальше?

— А дальше пошли в во-о-он тот скверик, — показал Мамед. — Подождём минут пять.

Скамеек в сквере не было, и мы стали прохаживаться вдоль густо насаженных деревьев. Я с сожалением посмотрел на башмаки: они постепенно промокали и покрылись очередным слоем грязи. Ещё немного и помрут естественной смертью, а второй пары у меня нет, и не факт, что удастся купить. С деньгами у сотрудников внутренних и прочих органов была конкретная напряжёнка, а получку, иначе как издевательской, — язык не поворачивался назвать.

Спрашивать, кого ждём, я не стал. Не надо иметь три пяди во лбу, чтобы понимать: в пивной обычно ошивается кто-то из агентов Мамеда, который после визита сыщика в заведение выходит на связь в условленном месте.

Сотовых нет, так что извращаться приходится по разному.

— Привет, начальник! — откуда-то с улицы вырулил невзрачный мужичок лет сорока с серым от беспробудного пьянства лицом.

— Здорово, Крокодил!

Мужичок с опаской посмотрел на меня.

— Это мой коллега из Ростовского угро, — успокоил его Мамед. — Будешь курить?

— Спрашиваешь!

Мамед протянул ему пачку, из которой Крокодил выбил сразу две папиросы, одну сунул за ухо, а вторую вставил в рот. Черканул спичкой, глубоко затянулся, выдохнул большое облако табачного дыма и с хитрым прищуром поинтересовался:

— Чего хотел, начальник?

— Ты такого Кутузова помнишь?

— Кавалериста что ли? Начальника школы…

— Бывшего начальника школы.

— А, ну да…

— Он мне нужен, Крокодил. Знаешь, где его найти?

— Так у этой — Муськи Фаворитки спроси. Он теперича с ней живёт.

— Точно?

— Могу побожиться.

— Хорошо, Крокодил. Можешь идти.

— Погод! — остановил информатора я.

— Чего тебе милчеловек? — недовольно спросил Крокодил и покосился на Мамеда.

Тот кивнул. Дескать, можно мне отвечать.

— Про такого Федорчука слышал что-то?

Крокодил равнодушно повёл плечами.

— Нет, а что — должен?

— Не должен. Это я так, просто спросил.

— Я пойду?

— Ступай, Крокодил! — разрешил я.

Информатор ушёл.

— Что за Муська Фаворитка?

— Проститутка местная.

— Индивидуалка? В смысле, на себя работает или на мамку? — поправился я, поймав недоумевающий взгляд таганрогского сыщика.

— Раньше на себя, а теперь, похоже, Кутузов у неё за сутенёра.

В курсе ли Мамед, где проживает ночная бабочка, с даже спрашивать не стал. Такой контингент всегда на особом счету у нормального опера, а мой таганрогский коллега явно входил в их число.

И снова галопом по Европам, то есть на своих двоих понеслись практически на другой конец не такого уж маленького Таганрога. Маршрут проходил мимо знаменитого дома Чехова — скромного флигеля, который мы с дочкой посетили в далёком будущем.

Даже сейчас в это непростое для страны время, здание не выглядело заброшенным и запущенным, стены были побелены, ставни покрашены. Не было разве что того самого вишнёвого садика — саженцы, насколько я помню от экскурсовода, посадят через несколько лет.

Ночная бабочка на то и ночная, что выходит на работу в позднее время суток. Мы подоспели как раз к тому моменту, когда расфуфыренная и разряженная дамочка не первой свежести вырулила из подъезда двухэтажного жилого дома.

— Ба! Кого я вижу! — губы на лице Мамеда расплылись в ироничной улыбе. — Муся Фаворитка — собственной персоной!

— Гражданин начальник! — без особого страха произнесла проститутка.

Красавицей её можно было назвать, разве что приняв на грудь литр горячительного, а с кучей слоёв «штукатурки» на лице и обилии помады, она смахивала на фарфоровую куклу, изрядно побитую жизнью.

Да и фигура подкачала. Больше всего Муся смахивала на бочонок, зачем-то поставленный на короткие и кривые ножки. Тем не менее, со слов Мамеда выходило, что клиентов у неё было хоть отбавляй, а среди таганрогских жриц любви котировалась проститутка довольно высоко и брала за свои услуги большие деньги.

— Мусечка, ты бы знала, как я рад тебя видеть! — продолжил в прежнем духе Мамед, беря женщину под руку и увлекая в сторону.

— Мамед, ты же знаешь: для меня время — деньги.

— Солнышко моё, ты же большая девочка. Должна понимать: если я захочу, у тебя не будет ни времени, ни денег, — с обворожительной улыбкой ответил Мамед.

— Но ты же этого не хочешь?! — напряглась «красотка».

— А это уже от тебя зависит, Мусечка.

Она напряглась, посмотрела сначала на Мамеда, потом на меня.

— Что, обслужить бесплатно тебя и твоего друга? Так я это… всегда пожалуйста. У меня или у вас?

Я не выдержал и усмехнулся.

— Нас твоё драгоценное и безусловно дорого тело интересует постольку поскольку. Ты лучше скажи, золотце ненаглядное, где Кутузов?

— Какой Кутузов? Тот, что Наполеона разбил? — изобразила удивление Муся. — Так он помер уже давно…

— Как тебе не стыдно — Муся! К нам товарищ аж из самого Ростова подъехал, — показал на меня Мамед, — а ты меня перед ним позоришь… Кутузов, бывший начальник кавалерийской школы, ну!

Он бросил на женщину строгий взгляд.

— А, этот Кутузов! — сделала вид, что только что вспомнила проститутка. — А зачем он тебе, гражданин начальник.

— А затем, что он сегодня Дохина застрелил!

Глаза у жрицы любви стали размером с блюдце.

— Брешешь!

— Фаворитова! — впервые назвал проститутку по фамилии Мамед. — Ты говори, да не забывайся! Твой Кутузов давно Дохина убить грозился!

— Господи! Ну было когда-то — сто лет назад! Сколько воды с тех пор утекло…

— Фаворитова!

— Хорошо, ну ходил он к нему сегодня. Побалакать собирался. Но не убивал…

— С чего так решила?

— Я Кутузика как облупленного знаю. Он, конечно, взбудораженный весь от Дохина вернулся, но Христом — богом клянусь — не убивал!

— Что он тебе сказал?

— Сказал, что мы с ним уедем в Крым. Там заживём как муж с женой. Хорошо заживём! Как сыр в масле будем кататься.

— Хм… Интересно, почему? Он что, клад нашёл?

— Клад — не клад, но деньги откуда-то у него появились. Меня сегодня на работу отпускать не хотел, насилу отговорила. Любая копеечка — чай не лишняя.

— Где он сейчас? — сузил глаза Мамед.

— Не знаю, — отвернула взгляд в сторону женщина.

Он сжал её плечо с такой сильной, что проститутка взвизгнула от боли.

— С ума сошёл?! Синяк будет!

— Это ты, дура, с ума сошла, что с Кутузовым связалась. Видели твоего хахаля, как он от Дохина выходил. А чуть погодя Вениамина убитым нашли. Не скажешь, где Кутузов — пойдёшь как сообщница в убийстве!

— А если скажу?

— Вот это уже другой разговор, — довольно ухмыльнулся Мамед. — Колись, подруга.

Глава 27

Насмерть перепуганная известием, что её дружок замешан в смерти сотрудника угро, Муся Фаворитка сообщила, что Кутузов находится сейчас у неё.

— Ты в коммуналке живёшь? — спросил я.

Она кивнула.

— Какая комната.

— По коридору, вторая направо.

— Чем сейчас твой приятель занят?

— Я ему вчера водки купила. Пьёт.

— Сильно бухой?

— Когда уходила — соображал. Он мужик здоровый. Чтобы нажраться — ведро вылакать нужно.

— Пошли.

— Куда? — заморгала она.

— К тебе, конечно. Впустишь нас в квартиру. Дверь в твою комнату изнутри запирается?

— Да.

— Снаружи открыть можно?

— Кутузик цепочку накинул, ключ не поможет.

— Это мы ещё посмотрим. — ухмыльнулся я.

— Смотри, Муська, поднимешь крик — я тебя со свету сживу! — угрожающе прошипел Мамед.

— Да я уже поняла, — вздохнула женщина. — Как чувствовала — не надо связываться с этим Кутузом, непутёвый он.

— Можно подумать, ты путёвая, — усмехнулся Мамед. — Два сапога пара.

Жила проститутка на втором этаже. Мы тихо поднялись по лестнице, Муська открыла входную дверь в коммунальную квартиру.

В коридоре появилась полная женщина в застиранном халатике и бигудями на голове.

— Чёто ты рано, Мусечка. Забыла чего?

Тут её взгляд упал на нас. Женщина набрала полную грудь воздуха и собралась заорать, скорее всего, приняв за налётчиков, но Мамед подскочил к ней и прикрыл рот ладонью.

— Тише, гражданочка. Не подымайте панику. Уголовный розыск. Вам всё ясно?

Дамочка испуганно кивнула.

— Тогда я убираю руку, а вы ведёте себя так, словно ничего не произошло. Договорились?

Женщина кивнула ещё раз.

— Спокойствие, девушка. Только спокойствие!

«Девушке» было лет пятьдесят с хвостиком.

— Кутузов в её комнате? — спросил я.

— Только в уборную выходил.

— Спасибо за сотрудничество. Ступайте, пожалуйста, в свою комнату и, на всякий случай, запритесь.

После моих слов женщина в бигудях помчалась, роняя тапки, к себе. Лязгнул замок с той стороны. Не удивлюсь, если она сейчас ещё и мебель начнёт двигать, строя баррикады.

Вот и дверь, закрывающая доступ к квадратным метрам жилплощади Муси Фаворитки. Я прислушался. За ней всё было тихо и спокойно. Похоже, Кутузов нажрался и заснул, но исключать вариант, что на самом деле он подстерегает нас внутри с револьвером в руках тоже было нельзя.

— Кутуз, мусора! — вдруг взвизгнула проститутка и вцепилась в Мамеда

— Ах ты! — Мамед стукнул ей по голове рукояткой револьвера, но не очень удачно: оглушить проститутку ему не удалось, и та, шипя как гадюка, вцепилась в сыщика.

Тратить драгоценные секунды на возню с замком не имело смысла. Дверь выглядела хлипкой, я вышиб её ногой и тут же ушёл в бок, чтобы не оказаться на линии возможного огня.

Лежавший на металлической кровати в кальсонах со штрипками мужчина резко подорвался с места, кинулся к стоявшему неподалёку табурету, но я опередил бывшего кавалериста, пинком «осушив» руку. Кутузов заорал, словно его режут.

— Лапы кверху! — заорал я. — Уголовный розыск!

Кутузов поднял руки. В его взгляде читался испуг.

Я мельком взглянул на табурет, там, под гимнастёркой, прорисовывались контуры пистолета. Да уж, не опереди я Кутузова на мгновение, стрельбе не миновать.

Появился Мамед, его лицо было в крови — проклятая проститутка всё же дотянулось до него.

— Что с тобой? — спросил я.

— Ерунда. Эта сучка морду поцарапала. Я её в коридорчике оставил полежать.

Он посмотрел на Кутузова.

— Ну что, кавалерист, отбегался! Говори, зачем Дохина замочил? Отомстить хотел?

— Хотел! — не опуская рук, зло крикнул Дохин. — Только не повезло мне… Не успел я! Совесть вашего Дохина замучала. Сам себе прикончил! Поделом сволочи!

— Врёшь ты всё, Кутузов! Ну, признавайся — это ты для нас его самоубийство разыграл. Всё равно суд тебе не поверит.

Но бывший начальник кавалерийской школы стоял на своём.

— Да, я собирался его пристрелить как собаку. Взял с собой пистолет. Пришёл к дому — а дверь открыта. Зашёл внутрь, вижу. Он за столом на кухне сидит, вся башка в крови. И хотите верьте, хотите нет — не мой это грех. Он сам себя.

— Жора, будь другом, осмотри комнату пока я этого гада опрашиваю, — попросил Мамед. — Вдруг что интересное найдёшь…

— Не вопрос.

Я подошёл к единственному платяному шкафу в крохотной комнатульке, распахнул скрипучие створки.

Ага, вот и пресловутый желтый кожаный портфель, с которым видели Кутузова. Одно только не понимаю — на кой хрен он с собой такую яркую вещицу потащил?

Я вытащил портфель из шкафа и краем глаза заметил, как напрягся Кутузов. Только щёлкнул замком, и… в задержанного словно вселился демон. Он пружиной взлетел с кровати, почти играючи отбросил к стене Мамеда, бросился на меня и тут же замер, а затем покачнулся и упал как подрезанный, наткнувшись на мой кулак.

Кутузов был на полголовы выше меня, поэтому мне было удобнее встретить его ударом снизу по челюсти.

Во избежание эксцессов я перевернул его на живот и связал руки простыней.

Мамеда хоть и приложило конкретно, однако сознания он не потерял.

— Что за день! — пробормотал сыщик. — Сначала баба морду располосовала, теперь ещё и эта гнида чуть по стенке не размазала.

— Ты как?

— Да вроде ничего. В ушах чуток звенит, а в остальном нормально…

— Всё-таки к врачу сходи сегодня. Вдруг сотрясение?

— Было б чему сотрясаться, — хмыкнул Мамед. — Давай посмотрим что в портфельчике, из-за чего Кутузов так взбесился.

— Ну давай.

Я открыл портфель и присвистнул. Он был набит банковскими пачками.

— Обалдеть! — воскликнул Мамед. — Откуда у Кутузова такая прорва денег…

— А ты ещё вспомни, что Кутузов зачем-то таскался с этим портфелем к Дохину. Что-то здесь не так, дружище…

Я задумался. Единственной логичной версией была только та, что бывший кавалерист забрал эти деньги из хаты Дохина.

Кутузов напомнил осебе, простонав. Мститель пришёл в себя. Отлично, у него и спросим.

Я перевернул его на бок.

— Говорить можешь?

— М-могу! Ты, падла, мне зуб выбил, — сплюнул кровавый сгусток Кутузов.

— Тебе наука, чтоб больше на сотрудников угро с кулаками не кидался, — усмехнулся Мамед.

Кутузов бросил на него злой взгляд.

— Откуда у тебя этот портфель? — спросил я.

— Оттуда…

— Слышь ты, придурок, героя из себя не строй, — посоветовал я. — Только хуже себе делаешь.

— Твоя правда, начальник. Не мой это портфель. На хате у Дохина нашёл, — признался Кутузов.

— Издеваешься?! — покраснел от злости Мамед. — Откуда у Вениамина столько денег?!

— Это вы уж сами выясняйте! Только я всё как на духу сказал: не убивал я вашего Вениамина. Это он сам себя на тот свет спровадил. А жёлтый портфельчик мне случайно на глаза попался — думаю, вещица стоящая, на базаре загнать или обменять можно. Смотрю, а в портфеле куча денег. Я тогда решил — почудилось мне, глазам своим не поверил.

— Ты знал, что у Дохина сифилис? — спросил я, наблюдая за его реакцией.

— Что?! — удивлённо воскликнул Кутузов. — Так эта сволочь ещё и сифилитиком была! Ну что ж, это всё объясняет…

Он посмотрел на меня.

— Откуда мне это было знать, начальник? Я что — лекарь что ли…

— Ну да, — задумчиво произнёс я и обратился к Мамеду:

— Пакуем его и везём к нашим. И да, постарайся не лапать портфель — отдадим его экспертам, пусть на предмет пальчиков тоже осмотрят.

— А ведь я кажется знаю, что это за портфель и откуда в нём деньги, — хмуро произнёс Мамед.

— Да ну?! Делись с коллегой информацией.

— Две недели назад грабанули кассира «Красного маслопресса», тот деньги в банк отвозил. Посреди белого дня служебный экипаж остановили трое, направили стволы, разоружили кассира и охрану. Кассир лиц нападавших не запомнил, а вот про свой жёлтый портфельчик плешь проел. Надо ему портфель показать…

— Дохин занимался этим делом?

Мамед замотал головой.

— Нет, я его веду. У Вени своих забот хватает… То есть хватало.

— Ладно, поехали в угро, будем разбираться, — задумчиво произнёс я.

На допросе Кутузов гнул прежнюю линию: Дохина не убивал, портфель с деньгами обнаружил у него на квартире. Чем больше он это говорил, тем сильней я убеждался, что он не врёт.

Вызвали кассира «Красного маслопресса». Увидев портфель, он засиял как надраенный самовар.

— Мой портфель, товарищи сыщики! Я бы его из тысячи узнал. А что, и деньги нашли? — с надеждой воскликнул кассир.

— Только часть, — вздохнул Мамед.

В портфеле лежала примерно четверть суммы, что наводило на нехорошие мысли.

Когда кассир ушёл, я высказал то, что давно вертелось у меня в голове:

— Мамед, только не обижайся, но…

— Похоже, Веня каким-то образом причастен к этому ограблению… Ты ведь это хотел сказать? — закончил за меня сыщик.

— Боюсь, что так, — вздохнул я.

— Пойдём к начальству. Представляю, как Овчинников «обрадуется», — грустно произнёс Мамед.

Начальник угро встретил известие спокойно.

— Вы уверены, что это не Кутузов?

— На день ограбления у него алиби, его ещё в городе не было. А что касается убийства Дохина… Кутузов понятия не имел, что Дохин болен. Так что версия с его причастностью отпадает.

— То есть вы полагаете, что Вениамина убили до его прихода?

— Да, — кивнул я. — Пока что всё свидетельствует об этом.

— Тогда может он кого-то видел?

— Говорит, что нет.

— Плохо, товарищи. Тогда кто по вашему мнению мог подстроить это самоубийство?

— Если Дохин входил в банду налётчиков, можно предположить, что это были его подельники, — сказал Мамед.

Кутузов посмотрел на меня.

— Вижу, что вас что-то смущает, товарищ Быстров? У вас есть другая версия?

— Другой версии у меня пока нет, — признался я.

— Тогда что вам не нравится?

— Портфель. Почему подельники не захватили его с собой?

— Не нашли или слишком закрутились, когда устраивали эту инсценировку, — предположил Мамед. — В любом случае надо найти их и спросить. Товарищ Овчинников, разрешите товарищу Быстрову и дальше работать над этим делом?

— Я связывался с Иваном Никитовичем Художниковым. Он дал добро. Так что, товарищ Быстров, вы временно прикрепляетесь за таганрогским угрозыском. Надеюсь, у вас нет возражений? — спросил Овчинников.

— Возражений нет, — сказал я.

Овчинников бросил взгляд на большие напольные часы, стоявшие у него в кабинете.

— Время уже позднее… Мамед, вопрос с жильём для товарища Быстрова удалось решить?

— Удалось, товарищ начальник. Я его к тётке своей определю.

— Тогда проводи ростовского коллегу, покажи, где он будет жить. А завтра к девяти утра жду вас с планом дальнейших действий, товарищи.

Глава 28

На улице стояла кромешная темень, поэтому к дому, где жила тётка Мамеда, пробирались чуть ли не наощупь. От слабенького ручного фонарика, прихваченного нами, толку было чуть-чуть.

По пути я забеспокоился.

— Слушай, время уже позднее… Мы Евгению Марковну не разбудим?

Мамед легкомысленно махнул рукой.

— Она всё равно за полночь ложится и встаёт рано. Тётя Женя — она у меня старой закалки женщина. Сейчас таких нет.

Жила она в маленьком домике, обнесённом забором. Стоило только Мамеду рукой открыть калитку, как дверь распахнулась и на крыльцо вышла женщина в накинутом на плечи мужском пальто с квадратными плечами. В руках у неё была керосиновая лампа.

— Мамедушка, ты что ли? — ласково спросила женщина.

— Я, тёть Жень! Вот, постояльца привёл. Это товарищ Быстров из ростовского угро.

— Георгий, — представился я. — Здравствуйте, Евгения Марковна.

— Здравствуйте, здравствуйте! Заходите внутрь, пока холода не напустили.

Потолок в доме был низкий, я едва не коснулся его макушкой.

— Вы уж поаккуратнее, Георгий, — сказала Евгения Марковна. — Особенно, в дверях. У нас в роду высоких не водилось, вот и построили гномью избушку.

Она усмехнулась.

— Понял. Буду беречь голову, — произнёс я.

— Мы наверное голодные? Тогда к рукомойнику, я специально на вешалке новый рушник повесила — им вытирайтесь. А потом за стол…

Мамед довольно потёр руки.

— А вот это добро! Мы и впрямь с товарищем Георгием аппетит нагуляли.

Вымыв руки заботливо нагретой в чайнике водой, мы сели за стол.

Евгения Марковна с помощью ухвата извлекла из огромной русской печи несколько покрытых сажей чугунков.

— Так, тут у меня шти с мясом. Будете?

— Спрашиваешь, тёть Жень! Конечно будем!

— Мамедушка, ты за гостя не отвечай. Георгий, что скажете?

— Конечно буду, Евгения Марковна!

— Ну, а после штей, картошечка жареная с грибочками солёными.

— Эх, под такую закуску, да ещё б… — Мамед выразительно посмотрел на тётю.

Та правильно истолковала его взгляд и достала с полки бутылку водки.

— Ну что, Жора — давай, за знакомство? — подмигнул Мамед. — И тётя Женя от стопочки не откажется. Так ведь?

— За хорошую компанию — не откажусь!

Мне пить откровенно не хотелось, но я не стал обижать хозяев отказом.

Мамед разлил водку по стопкам, хотел произнести тост, но я его опередил:

— За хозяйку дома! За вас, Евгения Марковна!

— Ой, ну что вы… — засмущалась женщина.

— Мужчины пьют стоя! — заявил я.

Мы чокнулись, я лишь слегка пригубил и отставил стопку в сторону.

Мамед выпил до дна, крякнул и довольно протёр усы.

— Хорошо, но мало! Повторим?

— Завтра с утра на службу, — напомнил я.

— Ладно! Тогда как-нибудь потом, — согласился он.

— Говорят, какого-то милицейского сегодня не то застрелили, не то порезали, — вдруг произнесла Евгения Марковна.

— Это где так говорят? — напрягся Мамед.

— Известно где — на базаре. Я пока мясо покупала, всякого наслушалась.

— В кои веки не соврали. Да, сегодня погиб наш товарищ — Веня Дохин. Ты его не знаешь…

— Ну, насчёт того — товарищ он или не товарищ, это ещё надо определиться, — заметил я.

— Ну да, — грустно склонил голову Мамед. — Очень странная история. Только не спрашивай, тётя Женя — всё равно не имею права рассказать, что и как, пока следствие не закончится.

— А я что — я ничего! Просто слухи по городу ходят, — повела плечами женщина.

После плотного ужина Мамед засобирался.

— Ты куда, племяш, на ночь глядя? Вон, темень какая за окном! — всполошилась Евгения Марковна. — Заночуй у меня, место чай найдётся…

— Я б с удовольствием, только меня сегодня ждут. Я обещал, — лукаво усмехнулся Мамед.

— Знаю я, кто тебя ждёт! Опять какой-нибудь девке башку дуришь!

Мамед усмехнулся, но развивать эту тему не стал.

Поцеловал перед выходом тётю и пожал мою руку на прощание.

— Давай, Жора! До завтра! Я часиков в восемь сюда заскочу.

— Ты смотри — не проспи!

— Как я могу проспать, если вообще спать ночью не собираюсь! — засмеялся сыщик.

Дверь за ним захлопнулась.

— Вы-то, наверное, женаты, Георгий? — посмотрела на меня женщина.

Я показал обручальное кольцо.

— Недавно поженился.

— А супруга где? В Ростове ждёт?

— В Москве.

— В Москве? — удивилась она. — А чего ж так?

— Так получилось, Евгения Марковна. Ведь не навсегда в Ростове, в командировке на время.

— Скучаешь, небось, по лебёдушке?

— Скучаю, — признался я.

— Это хорошо. Тем встреча слаще будет. Я вам в пологе постелила: бельё у меня всё чистое…

— Большое спасибо, Евгения Марковна. Может, я могу чем-то помочь?

— А зачем мне помогать-то? — удивилась она. — Я ить ещё не старуха, сама справляюсь. А на что сил не хватит, так Мамедушка придёт и сделает. Он хоть и на вид турок турком, душа у него всё равно наша, русская!

— Это я уже понял, — подтвердил я.

Ещё немного поговорив с женщиной о всяких житейских пустяках, я разделся до исподнего, отодвинул занавеску полога и лёг на мягкую перину кровати. Сон сморил меня практически сразу.

Как это обычно бывает, когда я страшно устал, ночь прошла без грёз и сновидений. Разбудили меня отзвуки разговора.

По мужскому незнакомому голосу, я понял, что в доме, кроме Евгении Марковны, есть ещё кто-то другой.

— Сами видите, товар — первый сорт! — бубнил незнакомец. — И прошу недорого.

— А масло точно свежее?

— Обижаешь, хозяйка! Ты принюхайся — я ж сразу тебе сказал: всё свежее, только-только с маслобойни.

— Уж больно много его… С пуд поди, не меньше…

— Так себе почитай оптом возьмёшь, с другими поделишься! — в голосе мужчины сквозило веселье. — Бери, не прогадаешь.

— Всё равно, много для меня будет…

— Эх, что ж ты со мной, мать, делаешь! Давай я тебе ещё чуток скину — только всё, я в убыток торговать не могу. Уж пойми меня правильно.

Сначала я проигнорировал этот разговор, а потом вспомнил, что слышал от Овчинникова про парочку из молодого и старого, которые втюхивали доверчивым гражданам булыжники вместо сливочного масла и воду, вместо растительного.

Что если…

Я отодвинул занавес.

Манёвр не остался незамеченным. Мужчина — а на вид ему было с полтинник, не меньше, бросил в мою сторону подозрительный взгляд.

— Постоялец это мой, — улыбнулась женщина. — Я ж просила тише говорить… Получается, разбудили. Доброго утречка, Георгий!

— Спасибо, Евгения Марковна. И вам того же… Что тут у вас?

— Да вот, масла сливочного предлагают купить по дешёвке. Вот, образец, — женщина показала на кусок идеально жёлтого, пахнувшего орехами словно вологодское, масла. — А в телеге на улице здоровенный такой кусок лежит — мне не поднять… Я и думаю: брать масло или не брать?

— А чего ж не брать?! — сделал удивлённый вид я. — Отличное масло.

Торговец обрадовался.

— А я чего говорю? Первосортный товар! Такого ни в одном магазине не купишь?

— Евгения Марковна, весы у вас есть? — посмотрел я на хозяйку.

— А как же, голубчик. Чтоб у меня да не было!

— Готовьте их, а мы пока с… Как вас величать? — спросил я у торговца.

— Афанасием кличут, — представился он.

— Рад знакомству, Афанасий! В общем, мы с Афанасием на улицу за маслом сходим, в дом принесём, чтобы взвесить. Пошли?

— Пошли, — радостно сказал торговец.

По пути я быстро заскочил на кухню и захватил с собой большой хозяйственный нож. Афанасий заметил это, но спрашивать не стал.

На улице возле забора стояла обычная крестьянская телега, в ней сидел молодой парень интеллигентного вида — его бы переодеть, вылитый студент.

— Сынок мой, Стёпка! — представил Афанасий.

— Показывай своё масло, — попросил я.

Он откинул рогожу, под которой в промасленной бумаге лежал гигантского размера ком сливочного масла.

— Как тебе?

Я показал большой палец.

— Тогда что — в дом несём?

— Погоди.

Я поиграл перед глазами обоих торговцев ножиком, а потом, не дожидаясь пока они сообразят в чём дело, вонзил лезвие в масло. По идее оно должно было войти в него по самую рукоятку, но на полпути застопорилось, послышался скрежет.

Афанасий растерянно замигал.

Его сын оказался сообразительнее, миг и в руках у Стёпки появилась казачья нагайка — штука страшная, особенно, если ей уметь пользоваться.

Но я опередил парня, выдернув нож, подхватив Афанасия и приставив лезвие к его горлу.

— А ну — брось игрушку! — сурово рявкнул я на Степана.

— Брось сынку! Брось, — жалобно попросил его отец.

Судя по явному фамильному сходству, это и впрямь были папа с родной кровиночкой.

Дождавшись, когда парень бросит нагайку, я связал обоих верёвкой, найденной прямо на телеге.

— Кто ты такой, милчеловек? — спросил Афанасий. — Чего хочешь?

— Я — сотрудник угрозыска, а хочу только того, чтобы вы, жулики, получили по заслугам. Сейчас повезу вас в милицию.

Мошенники уловили мой решительный настрой и артачиться не стали.

Ошеломлённая Евгения Марковна вынесла мою одежду и оружие, я быстро оделся прямо на улице и в сопровождении толпы взбудораженных пацанов, сбежавшихся со всех концов улочки, на реквизированной у уголовной семейки подводе покатил на Лермонтовский переулок 10.

Позади телепали оба незадачливых жулика. В отдалении от них держались местные пацаны. Они то и дело с громкими криками забегали вперёд, встречали нас, а затем эта история повторялась снова и снова.

Постепенно их становилось всё больше, и к зданию городской милиции подъехала уже целая процессия. Не хватало только девушек-барабанщиц в высоких киверах и духового оркестра.

Встречать нас вышла наверное вся таганрогская милиция, включая начмила Русанова и Овчинникова.

Глава 29

Застигнутые на месте преступления мошенники (а они в правду были отец и сын), раскололись моментально. Следак только успевал заполнять новые листы протокола.

Эпизодов на семейном тандеме оказалось больше, чем знала милиция — видимо, не все граждане сочли нужным подавать заявление. Что ж, тем приятней для них будет известие, что злодеи пойманы и понесут заслуженное наказание. Появится больше веры в органы правопорядка.

После допроса арестованных отправили в камеру, радостный следователь помчался к себе, оформлять дело. Не удивлюсь, если через неделю оно окажется в суде.

После исхода посторонних, в кабинете остались только сотрудники угро, включая Овчинникова.

Настроение у ребят было приподнятое, то и дело слышались смешки.

— Почаще бы так! — радостно произнёс Мамед.

— Знаешь что, Быстров, — задумчиво сказал Овчинников, прикуривая папиросу, — телеграфирую-ка я твоему руководству. Пусть тебе командировку продлят. У нас нераскрытых дел — выше крыши.

Я усмехнулся.

— Так я ж не против. У вас хорошо, тепло, кормят опять же вкусно.

— Евгения Марковна? Это да, готовит она как в ресторане, язык проглотишь, — согласился один из агентов угро, хорошо знакомый с хлебосольством тётушки Мамеда.

— И в любом случае, я не нашёл Федорчука, то есть не выполнил задание. А что касается этих двух мошенников… Думаю, и без меня бы вы их схватили.. В моём случае это была чистой воды случайность.

Добавлять, что эти «случайности» происходят со мной всё чаще и чаще — я не стал. В последнее время у меня стало складываться впечатление, что, возможно, в этом и был смысл переноса моего сознания в это время. Словно кому-то там, наверху, захотелось навести с моей помощью порядок и установить справедливость. А я в данном случае — просто орудие.

Не самое плохое, но всё-таки орудие.

Хотя… Это только мои догадки. Не исключён и другой вариант: на ловца и зверь бежит. Чем глубже ты посвящён в свою работу, тем всё больше «чудесатых» вещей начинает твориться вокруг тебя. Нечто подобное было у меня в прошлой жизни. И не всё я мог объяснить стечением обстоятельств.

— Ну… Может бы поймали, а может — нет, — с сомнением произнёс начальник таганрогского угро. — Тут бабушка надвое сказала. Так что от лица всего таганрогского угро разреши пожать тебе руку! А ты, Мамед, чего стоишь? Он ведь твою тётку от разорения спас! Поблагодари товарища!

Мамед оттолкнулся от стены, которую он подпирал своей спиной, и с удовольствием пожал мне руку.

— Жора, я твой должник! В любое время можешь на меня рассчитывать! — горячо произнёс он.

Похвала и кошке приятна, что про человека говорить. Но, чтобы вконец не зазнаться, попытался отделаться шуткой, в которой было высокое содержание правды:

— Это я — в вечном долгу у твоей тёти! Такой шикарный ужин вчера приготовила!

— Сегодня будет не хуже, — подмигнул он.

— Не сомневаюсь.

— Есть ещё новости, — продолжил Овчинников, после того, как мы обменялись любезностями. — Эксперт поработал над жёлтым чемоданчиком, который изъяли у Кутузова. Так вот, помимо пальчиков Кутузова, Дохина и ограбленного кассира — найдены чёткие отпечатки, принадлежащие Резо.

Я удивился скорости таганрогских коллег. Это не двадцать первый век с его электронными дактилоскопическими базами. За сутки вычислить преступника по отпечаткам — более чем достойный результат. Особенно если речь идёт о глубинке, где у экспертов технические возможности куда ниже, чем в столицах.

— Нам крупно повезло, Резо — есть в нашей картотеке, — пояснил Овчинников. — Он успел изрядно наследить до революции, да и потом попил у нас немало крови. Правда, в прошлом году, когда вышел из тюрьмы и вернулся в город, мне лично сказал, что порывает с преступным прошлым, но… по всей видимости, если и поовал, то не до конца.

— Резо — известный налётчик, — подтвердил Мамед. — И по почерку на его прежние дела смахивает. Раз отпечатки его, значит, это он со своими дружками грабанул кассира «Красного маслопресса». Ну, а дальше поймём, почему портфель с деньгами всплыл на квартире у Вени Дохина.

Я кивнул, хотя давно не сомневался: Дохин работал на бандитов. Это было самое простое и логичное объяснение произошедшему. Но… не факт, что Дохина убрали сообщники. Тут что-то другое, у пока у меня были только смутные предположения.

По любому, нужно брать Резо и крутить. Мамед прав, от показаний налётчика зависит дальнейший ход расследования. Осталась сущая мелочь…

— И что — ты знаешь, где искать этого Резо? — уставился я на сына турецко-подданного.

— Через пару часов буду знать, — сказал Мамед и тут же засобирался.

Хоть он и ничего не сказал, но любому нормальному оперу было ясно — Челик спешит на встречу с осведомителем.

Меня брать с собой он не стал. То ли не хотел светить агента, то ли «барабан» был из пугливых и шарахался от незнакомых ментов.

Собственно, это было уже не моё дело. Мамед справится и без меня.

— Товарищ Овчинников, разрешите вернуться домой. А то я не то позавтракать — умыться и почистить зубы не успел, — стал отпрашиваться у начальства я.

А ещё мне очень хотелось принять душ, но за неимением онного, пришлось ждать баню — Мамед обещал, что завтра исполнит её в лучшем виде. И это будет не какой-то там турецкий хамам с его пятидесятую градусами, а настоящая русская парилка, в которой пот с человека течёт вёдрами, а к волосам даже страшно притронуться — можно обжечь пальцы.

— Конечно, Быстров! О чём речь! Челика не будет часа два… Вот и рассчитывай на это время. Всё, я тебя не держу, — сообщил Овчинников.

— Большое спасибо!

Евгения Марковна как чувствовала, что я скоро буду, и потому меня ждал накрытый стол. Прямо как моя бабушка и Степановна: те всегда знали, когда я приду и всегда были готовы закормить до потери пульса.

— Спасибо вам, Георгий! Если б не вы — обвели б вокруг пальца меня, дуру старую, — покачала головой женщина, пока я расправлялся с очередной тарелкой.

— Что вы, Евгения Марковна! Не надо наговаривать на себя! Какие ваши годы!

— Много уж мне годков, Георгий! Засиделась на этом свете, пора и честь знать.

— Евгения Марковна, туда всегда успеется. Живите и радуйтесь! Вон у вас племянник — какой молодец!

— Мамедушка? Это да! Повезло мне с племяшом, тут уж сказать нечего…

— Вот и я о том же!

После обильного завтрака я вновь засобирался на службу, хотя, признаюсь, было желание подремать с полчасика. Если не переборю, буду потом ходить с квадратной головой и ватными ногами.

— На обед придёте, Георгий?

— Не знаю, Евгения Марковна. Как дела пойдут. Всё-таки служба…

— Я понимаю, но вы уж постарайтесь и Мамеда уговорите. Вдвоём приходите. Я борща с курочкой наварю. Опять же сметанка свежая, сало… Огурчики солённые, грибочки. У меня много припасено.

— Ох, и умеете же вы уговаривать!

— Как тут не уметь, вы ж мужчины — одинаковые, — засмеялась Евгения Марковна. — Только про еду и думаете.

Простившись с Евгенией Марковной, я отправился назад, в губрозыск и пришёл, как выяснилось, минут за двадцать до Мамеда.

Когда он появился, стало ясно: сыщик появился не с пустыми руками. Вид у него был возбуждённый, глаза горели.

— Вижу, весь светишься. Нашёл Резо? — сказал я.

— Нашёл! Он теперь возле порта обретается, мне добрые люди его новый адресок подсказали. Говорят, уже неделю пьёт беспробудно, — с азартом заговорил сыщик.

— Пьёт, говоришь… Как-то не вяжется это с тем, что буквально вчера он убил Дохина, — заметил я.

— А может как раз и вяжется — выпил, чтобы набраться храбрости, и убил.

— Зачем?

— Ну, например, пособачился из-за денег, обиделся на Дохина… Ой, Жора, да мало ли может быть всяких причин! Это ж уголовники, у них башка иначе чем у нас с тобой устоена. И вообще — чего сидеть и гадать. Щаз приедем, тряхнём Резо — он нам как миленький всё расскажет! Тем более с уликами у нас полный порядок, от пальчиков на портфеле ему не отвертеться.

У меня были на сей счёт свои соображения, но я не стал излагать их. Всё будет зависеть от показаний Резо, так что брать его надо кровь из носу.

Для подстраховки Овчинников отправил с нами ещё двух агентов угро: молодых крепких парней из тех, у которых любая работа спорится.

Пока добирались до «апартаментов» Резо, они всю дорогу расспрашивали меня о службе в Москве и Петрограде. Чем больше я им говорил, тем сильнее загорались их глаза, и тут я понял, что перегнул палку.

— Стоп, парни! Вы что — подумали, вся работа в столицах? Зря! Сволочи везде хватает. И везде этих гадов нужно чистить, чтобы они страну не запаскудили.

— Так мы ж не спорим, товарищ Быстров! — добродушно улыбнулся один из парней, представившийся просто и коротко — Миша. — Потихоньку-полегоньку выжжем заразу! Начнём с Резо!

Улица на которой жил налётчик, прилегала к порту, и потому здесь было оживлённо: то и дело ходили портовые рабочие, ездили телеги, один раз прокатил легковой автомобиль.

Это было и хорошо и плохо. С одной стороны из-за суеты мы не привлекали к себе лишнего внимания, с другой — начнись перестрелка, шальная пуля могла зацепить кого-то из случайных прохожих.

— Брать надо аккуратно, — высказал общее мнение Мамед.

— Сначала нужно выяснить, сколько в доме людей, — я кивнул в сторону халупы с облупившимися от сырости стенами, в которой квартировал налётчик.

— Разрешите? — от усердия Миша чуть не встал на цыпочки. — Я тихонечко к окнам подкрадусь, послушаю, что и как.

— Только осторожно! — попросил Мамед. — Меня Резо знает в лицо. Если увидит — сразу поймёт. А ты — в розыске недавно, ещё не примелькался.

— А ну погодьте, — остановил их я. — Какая-то женщина из дома вышла.

На крыльце появилась девица с замученным лицом. Она немного постояла возле дверей, а потом побрела, низко опустив голову, в руках у неё болталась сумка авоська.

— Пусть отойдёт подальше, — шепнул Мамед. — У неё и спросим.

Мы дали ей отойти на сотню метров от жилища, прежде чем преградили путь. Мамед зашёл спереди, мы с Мишей страховали сзади. Ещё один сотрудник угро остался наблюдать за домом.

При виде Челика девица испуганно шарахнулась в сторону.

— Спокойно! Уголовный розыск…

— Слава богу, — вздохнула она. — Помогите, родненькие! Который день спасу от жильца нет. С дружками неделю пьёт без продыху, а меня заставил за мои же деньги самогон ему, проклятущему, покупать. А попробуй откажись — побьёт, если не хуже! — затараторила женщина.

— Так значит, ты хозяйка дома?

— Я, родненькие. Так что — поможете?

— Обязательно. Жильца Резо звать?

— Ага! Связалась с ним, дура, на свою голову!

— Погоди причитать! Сколько, кроме него, людей в доме?

— Двое.

— Точно двое?

— Говорю же — да! Имён не знаю, клички только: Гриня и Сиплый. Гриня — хуже всех, пристаёт… — всхлипнула она.

— Оружие есть? Револьверы, обрезы, винтовки?

— Ножи видела финские, а револьвертов нет — не видала.

— Уверена?

— Могу побожиться.

— На слово поверим. За самогонкой, говоришь, послали…

— За ней.

— Тогда делаем так…

Брали компанию Резо по самой примитивной и потому действенной схеме. Хозяйка квартиры постучала в дверь, сказала, что принесла самогонку. Бандиты ёй открыли, но вместо женщины на пороге появились мы с Мамедом.

Миндальничать никто не собирался. Удар под дых так, чтобы дыхание перехватило, ну и не давая опомниться — второй, отправляющий в глубокие спатеньки.

Потом рывок в комнату — Резо и компания основательно загадили помещение, а воздух стоял такой, что с непривычки било по мозгам и вызывало жгучее желание высадить окно вместе с рамой, чтобы пустить кислород с улицы.

Главаря этой шайки-лейки я узнал сразу, в отделе мне показали его довольно свежую карточку. При виде нас он попытался вытащить ствол из кармана пиджака, висевшего на спинке стула (всё-таки с наличием огнестрела у бандитов хозяйка ошиблась), но я опередил его и, выкрутив кисть, приложил лицом об столешницу.

Резо заорал благим матом, и получил добавки от Мамеда. Другой подельник был не столь проблемным, он покладисто улёгся на пол и скрестил руки за головой.

— Лежи так и не рыпайся! — велел я ему.

Мамед ткнул револьвером в висок Резо.

— Говори, сволочь, за что Веню Дохина убил?

— Мент, ты чего — головой тронулся?! — прохрипел налётчик. — Я в жизни никого не убивал.

Я вспомнил, что ни в одном из дел, по которому он проходил, никогда не было трупов. Своих жертв он всегда брал на испуг. Этим и объяснялись сравнительно небольшие сроки его заключения.

— Убери револьвер, — сказал я Мамеду. — Пусть рассказывает.

Челик кивнул и, убрав ствол, позволил Резо распрямиться.

— Что у тебя было с Дохиным? — задал первый вопрос я.

— А то вы не догадались? Работали мы с ним вместе. Он наводку давал, прикрывал, если что от вас, ментов… Ну, а я с ним потом делился. Всё честь по чести, четверть от того, что взяли, отдавал.

— Почему он с тобой связался?

— Деньги были нужны. Говорил, что хочет уехать куда-то, возможно, заграницу. Показывал какой-то плакат иностранный, вроде бы из Швейцарии. Говорил, что там лучшие в мире врачи, — усмехнулся Резо.

— А зачем ему были нужны врачи?

— Он не говорил, а я не спрашивал. Это его дело, начальник, меня оно не касается.

— Врёшь, сука! — не выдержал Мамед. — Это ты и твои дружки его грохнули, обставив всё как самоубийство.

— С какой стати мне его убивать? У нас была с ним договорённость ещё парочку касс взять, а потом он бы отчалил в свою Швейцарию с деньгами… Мент вроде него — он для нашего брата полезный, на вес золота.

Я посмотрел на Мамеда.

— Думаю, он правду говорит.

— С чего ты так решил?

— Портфель с деньгами…

— Что — портфель?

— Резо не оставил бы его в доме, тем более с такой кучей бабла.

— Чего-чего?!

— С кучей денег, — поправился я. — Ни один нормальный бандит так не поступит. Убийцу Дохина надо искать в другом месте.

— И ты знаешь где? — удивлённо вскинул брови Мамед.

— Догадываюсь.

Глава 30

И снова кабинет Овчинникова, куда мы с Мамедом «зарулили» после успешно проведённой операции по поимке банды Резо и его подельников (те двое типов, что были с ним в доме, оказались членами этой шайки).

— Замечательный результат! — довольно проговорил начальник угрозыска. — Но вы, товарищ Быстров, считаете, что Дохина убили не они…

— Ну, сам Резо и его люди категорически отрицают свою вину. Более того, для них известие о смерти Дохина стало сюрпризом, — пояснил Мамед.

— Так кто захочет себе срок увеличить, — усмехнулся начмил Русанов, тоже присутствовавший на разговоре. — Резо — уголовник матёрый. Знает, как вести себя на допросах и что говорить.

— У него есть алиби, подтверждённое хозяйкой квартиры.

— Выгораживает, — предположил Овичнников.

— Учитывая, сколько ей неприятностей причинили Резо и его шайка — симпатий к ним она точно не испытывает.

— Боится?

— Ей сейчас наоборот выгодней упечь Резо на всю катушку. Ну и согласен с товарищем Быстровым: для Резо инсценировка самоубийства — слишком замысловато и вообще не вяжется с его психологическим портретом, — с жаром стал приводить аргументы Мамед.

— Ого! И где ж ты таких слов нахватался?! — удивился Русанов.

— Товарищ Быстров научил. И он же заметил, что Резо не оставил бы у Дохина портфель с деньгами. Бандиты бы обязательно унесли его с собой.

— То есть тот, кто подстроил это как самоубийство, не знал о деньгах? — догадался Русанов.

— Да. И это автоматически выводит Резо из числа подозреваемых, — сказал я.

— Что ж, логика ваша, товарищ Быстров, нам понятная. Допустим, Резо не убивал Дохина. Тогда кто мог это сделать?

— Понимаю, что могу показаться странным, но мне кажется, что здесь замешан Федорчук, которого искал Дохин. Если моя версия права, и Федорчук действительно организовал ограбление банка, а потом ещё и сделал так, что все стали считать его чуть ли не героем, то инсценировка — как раз в его духе.

— Осталось самое мало — найти Федорчука, — усмехнулся Овчинников. — Даже если мы его найдём — в чём я собственно не уверен, всё равно у нам нет против него улик. Хотя, ладно — пока не будем думать об уликах! Как вы собираетесь искать Федорчука? Он ведь явно живёт под чужим именем, наверняка, сменил внешность. Тем более, Дохин не оставил после своей смерти никаких материалов, мы по сути будем вынуждены искать иголку в стоге сена.

— Убийца прокололся, — спокойно произнёс я.

— Неужели? — удивился Русанов. — Интересно, в чём?

— Про болезнь Дохина знал очень узкий круг людей. Всё-таки сифилис — не та болячка, о которой стремятся рассказать всем встречным и поперечным. Федорчук явно не входил в ближний круг Дохина. И узнать про люэс мог чисто случайно. Скорее всего, у них общий лечащий врач, Дохин с Федорчуком могли случайно столкнуться в приёмной. И сам Федорчук, как мне кажется, тоже болеет чем-то «интересным», — резюмировал я.

Овчинников хмыкнул.

— Что-то в этом есть. Товарищ Челик, помогите товарищу Быстрова найти лечащего врача Дохина и проверить его пациентов.

— Думаю, это будет несложно. Венерологов в городе раз-два и обчёлся.

— А что касается пациентов, проверять всех не нужно, — дополнил я. — Должны же врачи вести график приёма пациентов. Скорее всего, встреча Федорчука и Дохина произошла совсем недавно, неделя, максимум полторы назад. Надо смотреть кто в это время был на приёме до и после Дохина.

— Тогда завтра с утра этим и займётесь, товарищи, — кивнул Русанов и повернулся к Овчинникову:

— Освободи Челика пока от текучки.

— Сделаем, — ответил тот.

Нам повезло, мы с первого раза наткнулись на лечащего врача Дохина. Им оказался высокий, весь седой венеролог Яков Рувимович Файнбург.

— Да, Вениамин Дохин был моим пациентом. — подтвердил он. — К сожалению, у него был довольно запущенный сифилис. Курс лечения ему помогал слабо. Но… я делал всё, что в моих силах.

— Яков Рувимович, к вам у нас претензий нет, — поспешил успокоить врача я.

— Тогда чем я могу вам помочь?

У меня с собой была фотокопия портрета Федорчука в одной из ростовских газет. Качество снимка, правда, было неважное, но лучше что-то, чем ничего.

Я показал снимок доктору.

— Вы знаете этого человека? Скорее всего, это один из ваших пациентов.

— Разрешите взглянуть поближе?

— Конечно, Яков Рувимович.

Я передал снимок врачу.

Он надел очки и стал пристально всматриваться в изображение.

— Я не уверен, — наконец, заговорил он, — но человек на этом фотопортрете отдалённо… Повторюсь — отдалённо похож на больного, который у меня лечится.

— Его фамилия?

— Есть такое понятие — врачебная тайна. Тем более речь идёт про пациента, у которого венерическое заболевание, — стушевался Файнбург.

— Поймите, доктор, — склонился над ним Мамед, — у нас есть все основания полагать, что этот человек — не тот, за кого себя выдаёт. И он так же замешан в убийстве нашего коллеги — агента угрозыска. Вы ведь не хотите покрывать убийцу?

— Хорошо. Мужчина на фотоснимке — предположительно мой пациент Степан Белянчиков.

— Его адрес, место работы?

— Адрес должен быть в его карточке, а работает он на строительстве водопровода в отделе кадров.

— Спасибо за понимание, Яков Рувимович, — поблагодарил я. — И да, надеюсь, вы понимаете — наш разговор должен пока оставаться в секрете.

— Понимаю, — вздохнул он.

Мы с Мамедом вышли на улицу.

— А быстро всё закрутилось, — усмехнулся он. — Только ты приехал и всё понеслось.

— Фамилия обязывает.

— Это да, фамилия у тебя говорящая. Ну что — махнём в отдел кадров?

— Махнём.

У входа в нужное здание я столкнулся с товарищем из Харькова, с которым мы ехали вместе в одном купе поезда в Таганрог. Он сразу узнал меня.

— Что, решились пойти к нам на работу? Правильно! Вы б знали, сколько ещё всего предстоит сделать! Видели, какую башню мы отгрохали за кладбищем? Тридцать восемь метров высотой! Бак наверху вмещает в себя аж пятьдесят тысяч вёдер! И это только начало, товарищи!

— Здорово! Масштаб впечатляет, — согласился я. — Не подскажете, где тут отдел кадров? Мне бы Степана Белянчикова найти…

— Подскажу. Подымайтесь наверх, на второй этаж. Там сразу за входом — налево, сворачиваете и прямо-прямо по коридору. В конце упрётесь в дверь с табличкой «Отдел кадров». Вам туда. Я Степана совсем недавно видел, так что он должен быть на месте, если нет — подождите, там скамеечка у стены.

Только тут он заметил Мамеда.

— А товарищ тоже с вами на работу устраиваться пришёл?

— Нет, это мой родственник. Я ведь в городе пока плохо ориентируюсь, вот он меня и сопровождает.

Распрощавшись с доброжелательным инженером-харьковчанином, мы зашли в здание и проследовали по указанному им маршруту.

Я постучал в дверь и не дожидаясь отклика с той стороны, зашёл. Следом за мной порог перешагнул Мамед.

В тесной комнатушке с маленьким окошком за письменным столом сидел полный мужчина средних лет и что-то старательно переписывал из толстой книги в тетрадь.

— Вы ко мне? — удивлённо поднял он голову. — Если начёт работы, то пока все вакансии закрыты. Советую пойти и поискать что-нибудь на биржу труда.

— Мы пришли к вам, гражданин Федорчук, — улыбнулся я.

Мужчина дёрнулся.

— Простите, вы ошиблись. Моя фамилия Белянчиков.

— Хватит ваньку валять, Федорчук! Думаете, если наели щёки как у хомяка, отрастили пузо и завели бороду — вас теперь не узнать?

— Кто вы такие?

— Уголовный розыск. И да — это ведь вы, Федорчук? Пожалуйста, не спорьте. В Ростове ещё достаточно людей, способных вас опознать.

Я положил на стол перед ним фотографию из газеты.

— Хорошо, ваша взяла — я, действительно, Федорчук. Тут вы правы. Да, я устроился на работу под чужим именем и готов понести за это справедливое наказание. Но меня можно понять — никто не хотел брать меня на работу как социально чуждый элемент. Я был вынужден пойти на этот проступок, чтобы не умереть с голода.

— Не надо давить на жалость, Федорчук, — выступил вперёд Мамед. — За тобой есть куда более тяжёлый проступок.

— И даже не один, — дополнил я.

— Неужели? — напрягся тот. — В чём же меня обвиняют?

— В 1919-м году вы с вашими подельниками ограбили Первое Ростовское общество взаимного кредита.

— Ерунда какая-то! Я не мог этого сделать. Обо мне в газетах писали!

— Просто вы очень ловкий и хитрый преступник. Но и это ещё не всё: вы обвиняетесь в убийстве сотрудника таганрогского уголовного розыска Вениамина Дохина.

Он всплеснул руками.

— Господи! Да вы сошли с ума! Я даже представления не имею, о ком речь.

— У вас общий лечащий врач. Вы несколько раз пересекались с Дохиным у него на приёме.

— Да мало ли с кем я ещё пересекался! И с какой стати мне понадобилось убивать этого вашего Блохина?

— Дохин. Его фамилия Дохин, — поправил я. — А убили вы его потому что узнали, что он работает в угро и догадались, что вас хотят обвинить в ограблении банка. Возможно, в какой-то момент Дохин стал вас шантажировать и требовать денег. Тогда вы убили его, обставив всё как самоубийство.

— И что — вы можете это доказать? — фыркнул тот.

— Конечно, — сказал я.

— Ого? И каким это образом?

— Вы написали предсмертную записку за Дохина. Использовать для этого печатные буквы — неплохой ход. Сами догадались или где-то прочли? Хотя, неважно. Главное, что вы всё-таки прокололись, оставив на бумаге отпечатки пальцев. Нашим экспертам пришлось потрудиться, чтобы их обнаружить, это технически сложно, понадобились специальные реактивы… Но они молодцы, у них всё получилось.

Федорчук даже не вскочил, он взлетел со стула. Схватив настольную лампу, попытался запустить ей в меня, но я увернулся, а потом ударом в челюсть свалил его на пол.

— Мамед, помоги!

Вдвоём мы подняли Федорчука и снова посадили за стол. Я положил перед ним лист бумаги.

— Зачем?! — прохрипел Федорчук.

— Пиши!

— Что писать?

— Пиши всё как было. Только чистосердечное признание спасёт тебя от расстрела. Ты ведь хочешь ещё пожить, Федорчук?

Он кивнул и стал писать.

Когда закончил, я забрал его показания в письменном виде и принялся изучать.

— Значит, в ограблении тебе помогали двое польских воров… Где они?

— Не знаю. Получили свою долю и уехали заграницу.

— А ты почему остался?

Федорчук грустно усмехнулся.

— Не поверите…

— Отчего ж… Расскажите.

— Не захотел. С дуру решил, что когда-нибудь в России всё станет по-прежнему, всё вернётся на круги своя, и деньги мне пригодятся, причём тут. А заграница… Там, может, всё и хорошо, но не для меня, мне там делать нечего. Я бы спился или стал наркоманом. И да, этот ваш Дохин был той ещё сволочью. Я там всё написал, как он шантажировал меня, как вымогал деньги…

— И много у вас осталось от вашей доли?

— Практически всё… Я почти не потратил. Сначала боялся, потом просто не захотел. Это проклятые деньги, они до добра не доведут.

— Собирайтесь, Федорчук. Поедем в губрозыск, — тихо произнёс Мамед.

Эпилог

Паровоз, пуская пары, остановился.

Проводник распахнул дверь вагона.

— Добро пожаловать в Москву! — весело произнёс он, и мне передалось его хорошее настроение.

Да и как было не радоваться. Я, наконец, дома. Ещё чуть-чуть и встречу семью: любимую жену Настю и Степановну.

Всё рано или поздно кончается. Вышел срок и моей командировки в Ростов-папу.

Это известие ждало меня, когда я доставил Федорчука и его ценный груз Художникову.

— Собирай вещи, Георгий Олегович! — сообщил начальник ростовского угро.

— Что опять куда-то отправляете?

— На этот раз едешь не по делам, а в Москву. Звонил Трепалов. У него хорошие новости: у тебя нашлись высокие покровители там, в столице. Феликс Эдмундович, Семён Михайлович Будённый… Теперь тебе ничего не грозит. И спасибо за твой труд, Георгий Олегович! Жаль отпускать тебя, но ничего не поделаешь, — грустно произнёс он.

Я купил билеты в тот же день на вечерний поезд, простился с ребятами. Им тоже нашлось, чем гордиться.

— А мы Рейку взяли вместе с чекистами, — довольно улыбаясь, сообщил Лёва. — Они смогли внедрить в его банду своего человека — какого-то Шульца. Когда Рейка заночевал у Шульца, тот напоил бандитов снотворным, вызвал нас… Ну мы их и повязали тёпленькими…

Петя ещё лежал в госпитале, но стремительными темпами уже шёл на поправку. И помогала ему в том безмерно счастливая жена — Вера.

На прощанье он крепко сжал мою руку.

— Спасибо, Жора!

— За что?

— Да ладно тебе прибедняться! Мне Вера всё рассказала, как ты её от бандитов спас. Так что в любой день в любое время ждём тебя к нам в гости вместе с женой!

— Обязательно приедем! — пообещал я.

Сначала я хотел сделать Насте и Степановне сюрприз — свалиться внезапно как снег на голову, но потом передумал — отправил телеграмму. Само сбой, ехал не с пустыми руками, ребята в Ростове помогли накупить гостинцев.

Будет о чём вспомнить и поговорить!

До квартиры добрался на извозчике. Брал не торгуясь, сколько заломили, столько и заплатил. Так велико было желание поскорее увидеть Настю.

Взбежал по лестнице, позвонил в звонок.

Открыла Степановна, вытиравшая руки об передник.

Я обнял её, поцеловал в щёку.

— Жорка! Счастье-то какое! — прошептала она.

Её глаза увлажнились.

— А Настя где? Чего не встречает?

— Настя с учёбы не вернулась ещё. Она теперь у нас занятая. Правда, обещалась пораньше прийти.

Мы вошли на кухню. На столе лежал неприметный серый конверт.

— Что это? — спросил я.

— Это? Это тебе какой-то мальчонка час назад притащил. Просил передать лично в руки. Наверное, с твоей службы.

— Да? — задумчиво протянул я и взял конверт в руки.

Надписей на нём не было. На официальное письмо ну никак не похоже…

Я разорвал его, внутри был вложен маленький лист бумаги, сложенный вчетверо.

Развернув его я принялся читать, а когда закончил, почувствовал, как кровь приливает к голове. Меня затрясло, и я усилием воли заставил себя улыбнуться и ответить на вопрос Степановны «Ну, что там?» непринуждённым — « Ты права. Это по службе».

Письмо гласило: «Еслихочешь увидеть свою жену живой, приходи к 14 часам к Патриаршим. К тебе подойдут».

Продолжение приключений Георгия Быстрова в романе "Мент. Одесса-мама" https://author.today/reader/280259

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Эпилог