Рыцарь без позывного. Том 4 (СИ) [Бебель] (fb2) читать онлайн

Рыцарь без позывного (Том: IV)

Глава 1: Новые девизы, старые подходы

По случаю долгожданного потепления, чадящие дымом палатки и шатры с золотящимися гербами крылатой ящерицы все чаще сменялись простыми лотками и сборными прилавками.

Помимо перелетных птиц и веселого журчания ручьев, смену времен года сопровождали кислые рожи да деловитое шарканье железа. Траурная процессия низкоранговых авантюристов разгребала немногочисленные сугробы, что таяли еще стремительнее завышенных цен на уголь. Тускло переливаясь истершимися клеймами гильдии, широкие лопаты уныло шаркали по городской площади, хрустя грязным снегом и хороня минувшую зиму.

Эпоха щедрых контрактов на эскорт рудокопов подошла к концу и бедолаг с бумажными да оловянными жетонами наконец настиг их самый жуткий кошмар — работа.

— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Кому пикник, кому урины за воротник. Тому лучей в окошко, а тому хренов на ложках…

— Практикуетесь в поэзии, сир? — не удержался от комментария шаркающий рядом оруженосец, отвлекаясь от разглядывания полупустых прилавков.

— Та… — прошлепав берцами по неглубокой луже, я походя отмахнулся. — Над новым девизом практикуюсь.

Семенящая впереди крестьянка в излишне дорогих и очевидно ворованных платьях свистнула распухшим носом, и немедленно зашлась в новом приступе кудахтанья, на все лады превознося поэтические таланты «благороднейшего из рыцарей» который уж точно покарает этих «проклятущих крохоборов».

— С бабьем-то удалец, а с сиром ручонки распускать поостережется, змеюка болотная! — подвела итог тетка и, шмыгнув разбитым клювом, решительно повела нас через торговые ряды, заполненные деловито суетящимися обывателями. — В сторону, раззявы! Дорогу «Тихому» рыцарю!

Под натиском бочкообразной бабищи, гражданские, сиркая и кланяясь, расступались аки Красное море перед евреями, спешно освобождая путь моей заспанной туше. Но почуяв что к чему, быстро увязывались следом, принимаясь на ходу спорить на тему «сир ему сразу балду срубит или как тогда, сапоги лобзать принудит?»

Устроили цирк, блин… И никого я не заставлял! Ктож знал, что прошлый караванщик таким пугливым окажется? Еще и прозвище это идиотское! Конечно, лучше чем «Инспектор», но все-таки… Ладно хоть не «Шептун» и то спасибо.

Чувствуя, как от всеобщего внимания глаз начинает непроизвольно дергаться, я отвесил Гене легкий подзатыльник, а на вопрос «за что» ответил полу-уставным:

— Было бы за что, вообще бы убил!

Оруженосец чуть стушевался, но все же продолжил старательно выпячивать грудь. Вздернутый нос, сложная моська, и рука на эфесе понтового рыцарского меча подсказывали, что никакое рукоприкладство не спасет бедного пацана от распирающего чувства собственной важности.

Заметив стайку крестьянских девок в домотканых платьях, чьи бесстыжие глазки следовали за смазливым коротышкой, я нехотя отложил воспитательные мероприятия на «попозже». Пусть развлекается, дурилка — лишь бы от гордости не лопнул.

В конце-концов, должен же хоть кто-то получать удовольствие от этой дебильной «славы»?

С моей стороны оказалось довольно наивным полагать, будто удастся долго держать в тайне зимний «инцидент». Вся эта эпопея с ядом и противоядием, вампирами и потусторонней херней в канализациях всплыла наружу еще до того, как я успел выйти из недельного загула в компании деда.

В принципе, ожидаемо. Глупо требовать умения держать язык за зубами от рядовых стражников или работниц салона. А скрыть от глаз посетителей постоянный «почетный караул» из бородачей в кольчугах у лестницы в подвал — вовсе нереально.

Салон закрыть, разве, но жрать тогда что? В бюджете и без того такая яма, что впору сельский сортир строить, а не бордель содержать.

Впрочем, без вмешательства главы гильдии авантюристов тоже не обошлось. Мол, «люди должны знать, сколь хорошо ими правят — и как они узнают, если им не рассказать?» Пропагандистка-затейница, мать ее.

Не отдавая дело на самотек, Эмбер воспользовалась своей агентурой, дабы придать событиям нужный оттенок. Правда, как часто бывает, подзабыла спросить меня…

И чем больше я отнекивался, пытаясь отмазаться от обрушившегося обожания, тем сильнее горожане убеждались в исключительной правдивости приукрашенных историй. Все эти интриги, вылазки к замку, диверсии, герцогини, походы за противоядием, «демонопоклонники» и прочее… Даже выдумали, будто я самолично барона одолел и пленил! Я его и в глаза-то не видел, а заезжие актеры аж целую постановку на площади разыграли! И мало того, что какого придурка на мою роль назначили, так еще и на ходули его усадили, да рожу мелом измазали!

Повезло хоть Эмбер под локоток увела, а то точно не сдержался и познакомил этих лицедеев с темницами местного гарнизона. Жопа карамельная! Стопудово сама их наняла!

Впрочем, винить во всем особистку нечестно — сам тоже дурак. Должен был догадаться, что чем чаще отрицаю, тем сильнее горожане убеждаются в моей исключительной скромности, усиленно перевирая друг-другу и без того раздутые истории. Где ж это видано, чтобы рыцарь да от славы отказывался?! Это как с непьющим алкоголиком или невинной проституткой поручкаться. Единорога и то сыскать проще.

И самое паршивое — Эллис в чем-то права. Ну, хочется людям думать, будто эти «отважные рыцари» и «справедливые лорды» существуют не только на сценах, в сказках, да песенках купленных артистов, нанятых очередным благородным засранцем для ублажения своего самомнения, а и здесь, в суровой реальности и хмурых трудовых буднях.

А тут вроде кандидат подходит. И подвиги есть, и титул на месте, а главное, говнюк такой, скромничает, таится. Налогов не требует, баб не топчет — даже герба выпендрежного не завел. Ну святой, ни дать ни взять. Средневековый Бэтмен, блин.

Настолько увлеклись своими сказками, что и не вспоминают, как я ополчение с дружинниками в расход выводил да в канализациях авантюристов резал… Да и первым кто разбил нос этой тетке, тоже был отнюдь не караванщик.

— Вона они! — снова засвистела носом дамочка, не скрывая мстительной ухмылки. — Мешки высиживают, трясутся кабы не сперли! Соседки-наседки!

Определить где находятся искомые караванщики, можно было и без подсказок. Чисто по обилию ненормативной лексики, которой они обогащали словарный запас обступивших их местных.

Подобрав платья, боевитая тетка ринулась к стихийному митингу, требуя дать дорогу рыцарю и расталкивая оцепление из недовольных крестьян. Слово «сир» волной обогнуло городской фонтан, разглаживая недовольные гримасы, разряжая накаляющуюся обстановку, и принуждая возникший было наряд северян повременить с мордобоем и остаться в стороне.

Караванщики перестали изображать частокол вокруг пары монструозных повозок, и неуверенно переглядываясь, начали потихоньку сгруппировываться вокруг низкого загорелого мужчины, — единственного, чей плащ лоснился изящной вышивкой, а не дырками с дорожной грязью.

Жестом приказав убрать от себя решительную толстуху с разбитым носом, он немедленно переключился на нас. Хитрое лицо исказила фальшивая улыбка, когда взгляд заострился на дорогих ножнах Гены:

— Так вот о каком сире шептались землепашцы… Ваша сияющая слава может сравниться лишь с вашим благородным обликом! Как же я наслышан о вас, юный сир! Чем дозволите угодить в сей незабываемый день? — витиеватый поклон и приторная учтивость заставила толпу перед повозками зайтись в приступе притворного кашля, не особо скрывающего смешки.

Смущенно поправив меч Аллерии на своем поясе, Гена проблеял нечто невразумительно, воровато кивая алой челкой на меня. Сжалившись над густо покрасневшим оруженосцем и недоуменным торговцем, я нехотя сделал шаг вперед:

— Сир это я. Он оруженосец. — мое неохотное представление звучало будто признание в наличии мерзкой венерической болячки.

Терпеть не могу всю эту феодальную дурь…

— Ты? — оценив размеры и бледность кожи, южанин усмехнулся и уже хотел сказать что-нибудь едкое, но оценив лица горожан, подавился на полуслове. — Но ты же отморозок! То есть, снеговик… Северянин, хотел сказать!

Цветастое перо в пижонской шляпе барыги странно перекликалось с разноцветными завязочкам в багровых волосах оруженосца. Общая смазливость и низкий рост обоих оказались излишни.

— Что-то не нравится?! Расист дофига?!

— Нет-нет, вовсе нет, милостивый сир! — поспешно замотал пером мужик, скрывая недовольство тем, что его земляк служит оруженосцем какому-то дикарю, у которого и доспеха-то нет. — Никогда не удостаивался почести познакомиться с рыцарем-северянином, только и всего…

— Ладно, проехали. Будем считать — по краю прошел. — я ткнул пальцем в толстую тетку, усиленно старающуюся держаться поближе и напоминать многочисленным зрителям, что это именно она нас привела. — Рассказывай давай — с какого ляда мордобой устроил?

Южанин болезненно скривился, явно не желая опускаться до объяснений перед каким-то заспанным кренделем в шитой-перешитой стеганке, но разница в статусе не оставляла выбора.

Честно говоря, тетка меня не особо волновала. Она кого хочешь доканает — уж я-то знаю. Но что до причины, по которой она бучу подняла…

— А чего грабежом промышляешь? — будто невзначай уточнил я, приблизившись к одной из повозок и разглядывая склизкие фасолины в мутных банках из дешевого стекла. — Онож на рассаду. Семена, зерно, все такое… С каких пор такая байда стоит как чугунный мост? Тыж вдесятеро цену накрутил!

Приказав подчиненным разложить перед повозками переносной столик с табуретом, южанин нехотя ответил:

— Разумная плата за достойный товар, сир… Честный делец почтен правом назначать любую цену и, обязан заметить, — никакого грабежа! Землепашцы вольны обращаться к иным купцам, и я никак не посмею препятствовать!

Вот же козлина… Знает ведь, что посевная совсем скоро, а это второй раз когда город посещает караван. И что других торговцев нет — тоже прекрасно осведомлен. Не удивлюсь, если именно этот петух в шляпе и является причиной внезапной нерасторопности поразившей барыг с Молочного холма.

Они-то, поди, получив вести от первого каравана, пробившегося по еще не заснеженной дороге, уже вовсю грузились, стремясь первыми оказаться в чудом выжившем Грисби и быстренько нажиться на столь нужных семена. Первый-то караван — так, разведка. Чутка того, чутка сего. Соль, мука, маковая бурда — всякая мелочевка, пользующаяся спросом почти повсюду.

А вот уже вернувшись, принялись торговать своим настоящим товаром — информацией. Сведения о спросе стоят весьма немало и зная о потребностях того или иного рынка можно озолотиться по щелчку пальца. А тут такой шанс! Драгоценностей да оружейной стали в городе после осады — жопой ешь! А вот в кладовых шаром покати.

Даже телеги порожняком тащить не надо, — сколько по весу привез, столько и увез. Идеально же!

И тем подозрительнее факт, что только у этого говнюка телеги забиты рассадой, тогда у других из этого же каравана нет ни семечка. Поди первым про ситуацию в Грисби прослышал и подсуетился, избавляя рынки и деревни от излишков. Лишнее сжигал или зарывал, конкурентам гадил, воровал, угрожал, подкупал…

Поглядев на обступивших коротышку караванщиков, я понял, что недалеко от истины — уж очень у всех обувка разная. Походу еще и личный состав у шибко несговорчивых конкурентов угнал. Расщедрился, говнюк… Хотя, ради такой прибыли любой бы расщедрился. И не только на деньги.

Сталь с кровью дешевле.

Стоя в чуть в стороне, я наблюдал как к повозкам выстраивается хмурая очередь. Ни кудахтанье тетки, ни мои доводы не смогли обуздать жадность торговца, что уже потирал ручонки, глядя как крестьяне с угрюмой покорностью разбиваются на группки — кто с какой деревни, и собирают с миру по нитке. Чудом сбереженные и не проданные за зиму, семейные реликвии, кольца, серьги, последние монетки, — трофейную сталь «пернатый» принимать отказался.

Побрякушки — это еще ничего, а вот отец семейства, рекламирующий свою «спелую ягодку»…

Поглядев на покорно опущенные глаза едва достигшей половозрелости девчонки и уже вовсю торгующихся караванщиков, я с трудом подавил желание метнуться до гарнизона за толпой злобных бородачей и насадить всю эту шайку-лейку на копья. У меня половина борделя из таких повзрослевших девочек состоит, которых семейные обстоятельства с нуждой, оставили без невинности и «нормального» мужа. Зато с косыми взглядами соседей. Деревня она и есть деревня, чтоб ее…

— Это недопустимо, сир! — снова заканючил Гена, не в силах выдержать полных надежды взглядов из толпы. — Его алчность их погубит, как же вы не понимаете?!

Как и всегда, борьба совести со здравым смыслом за разум оруженосца, окончилась победой первого за полным отсутствием второго.

— А что ты предлагаешь? Шашки наголо? Левый коронный, правый похоронный? Конфисковать телеги, а его пинком под зад?

— А хоть бы и так! Стража ведь за вас — только пальцем щелкнуть! И сир Аарон наверняка поддержит! А ведь еще…

— Дурак ты… — беззлобно фыркнув, я опять начал хлопать по стеганке в поисках кармана с сигаретами. — Ну раскулачим его, а дальше он побежит по городам и весям, жалобно скуля, как подлые варвары его грабанули. Или ты его еще и грохнуть предлагаешь? А заодно и весь караван — чисто чтоб свидетелей не оставлять?

Силовой метод обойдется еще дороже. В лучшем случае — каждый караванщик семь раз подумает, прежде чем соваться в Грисби — хрен нам, а не торговля. В эту жопу мира и без того едут только из-за отсутствия налогов и пошлин.

А в худшем — старт целой цепочки политических инцидентов, грозящих привести к очередной войне между отморозками и конелюбами. Уж нравы здешних феодалов я выучил неплохо — дипломаты из них из евнуха Казанова. Да и, если поскрести по сусекам, найдется с десяток «баронов» только и ждущих повода побряцать оружием. За честь Простора или Предела, а вовсе не ради собственной выгоды, ясный пень.

— Но можно хоть что-то сделать?! Что толку с компенсации за один разбитый нос, если простолюдины обречены на голод?! — несчастный оруженосец едва не топал ножкой от обиды. — Вы ни за что не допустите такого, я же вас знаю! Так скажите в чем ваш план! Да не молчите же, сир!

Отчаяние и безысходность в глазах пацана затмевала даже безропотную покорность очереди из крестьян, напоминавших выстроенную на убой скотину.

Какой же он еще мальчишка… Еще и думает, будто я и правда могу что-то сделать. Будто и сам верит во все эти байки. Сказать бы ему, сколько я его ровесников в свое время под танковые катки отправил — да толку?

— Чтож ты такой есть-то? Сердобольный, блин. Как мышцой перед девками играть, так из порток выскакиваешь, а как дела делать, так сразу сиркаешь…

Ай, и так все понятно. Пацан тоже прав. Голой жопой разоренные деревни не восстановишь, как и не засеешь горсткой семян поля. И рано или поздно через ворота опять потянутся те же самые лица. Ну, из тех, кому посчастливится не окочуриться на коре и подножном корме. И эти «счастливчики» будут лишь еще голоднее и злее. Короче, вторую такую зиму город не переживет — никакие подачки от лорда и князя не помогут.

То что не смогли сжечь наемники, разграбить дезертиры, отравить вампиры и сожрать демоны — добьет жадность какого-то тупого недомерка. Иронично, конечно, только не в мою, блин, смену.

— Гребанная жизнь — восемь! День другой, а дерьмо все то же! — озвучив более подходящий девиз, я проверил ржавую чесалку за поясом и двинул к раскладному столику.

Пообещав караванщикам «вычесть издержки из зарплаты», барыга как раз передавал мешочек мрачному «сутенеру», пока малолетняя девчонка слушала советы храбрящейся матери на тему «закрой глаза и думай о хорошем». Но вместо мозолистых рук, плата за «досуг личного состава» ткнулась в мой живот.

Рухнув под ноги, мешочек рассыпался по мощеному камню.

Пока крестьяне изображали куриц и «клевали» разлетевшиеся семена, раздраженный торговец усиленно щипал переносицу:

— Будучи наслышанным о вашей щедрости, я не сомневаюсь, что вы непременно покроете сии убытки, сир… — не особо скрывая презрения, южанин брезгливо смахнул со столика горстку оставшихся зерен прямо под ноги суетящимся крестьянам.

— Ага, сразу после того как ты покроешь мои! Не для того я рвал очко, спасая этот долбанный город, чтобы какой-то имбецил в модных штанишках взял, и слил все в сортир!

Удар кулака о столик заставил коротышку нервно вздрогнуть. Его ухоженные пальцы будто невзначай огладили цветастое перо на шляпе, отчего караванщики неуверенно переглянулись и начали нервно поправлять грязные плащи. Ну да, чуть что, сразу за кинжалы. Узнаю местных бизнесменов…

Понятно — очередной идиот, свято уверовавший, будто все можно купить за деньги. Типа, тех копеек, что он башляет своим клоунам достаточно для того, чтобы они на серьезных щах бодались с рыцарем. Пусть даже если этот «рыцарь» всего лишь контуженый лейтенант.

За время работы в наемниках вдоволь насмотрелся на таких. Нет, по-хорошему не договориться. Хоть всю площадь голодающими детьми застели — не поморщится. И даже не из-за непомерного сволочизма или тупости, — просто чтобы рожей в грязь не ударить. Идиот, говорю же.

Хотя, может оно и к лучшему?

— Блистательный сир, боюсь ваши искрометные остроты недоступны моему приземленному уму. И если вы не возражаете, я предпочту придерживаться букве закона и удержаться от препятствования честной торговле.

Учтивые слова шли в разрез с едким тоном и вызывающим взглядом. Несмотря на раздражение и страх, коротышка оставался достаточно умен, чтобы не давать мне права на дуэль. Видимо уже достаточно насмотрелся на заносчивых рыцарей, желающих развести его на бабло.

Короче, спровоцировать на оскорбление и взять на понт, заставив откупаться от поединка — не выйдет. А с прошлым караванщиком проканало…

Погоди, что он там про закон сказал?

— В таком случае не смею мешать. — не обращая внимания на разочарование загоревшейся было толпы, я безразлично пожал плечами. — Предъяви печать и разойдемся, как дембеля в столовке.

Барабаня пальцами по столу, южанин нетерпеливо осведомился, о какой печати толкует «очень занятой сир, у которого нет времени на глупости».

— Красной такой. Восковой. Справа от твоей подписи и аккурат под суммой уплаченной пошлины.

— Какой еще пошлины? — украшенная шляпа резко вздернулась и красивые глазки уставились мне в лицо. — Сей град свободен от податей — это всем известно!

— Всем известно! — эхом отозвались караванщики за его спиной.

Их вороватые взгляды то и дело падали на несовершеннолетнюю крестьянку, держащуюся за спиной оруженосца. Грозно сопя и демонстративно играясь с эфесом клинка, Гена напоминал декоративного пуделя, которому внушили что он бойцовый волкодав.

К толпе затаивших дыхание беженцев, все чаще присоединялись горожане и даже караванщики с иных обозов. Походу, всем вдруг стало интересно, чем закончится столкновение рыцарской тупости с предпринимательской жадностью. Ну да, логично. Как сказала одна знакомая ведьма — «дешевле театра и кровь настоящая».

Сообразив, что просто так не отделается, барыга принялся загибать холеные пальцы, перечисляя причины, по которым никто никому не должен. Мол, спорная земля, вся фигня. Налоговиков от лорда в город не пускают, а стража подати не собирает, ибо князь запретил.

Когда кулачок сжался и счет дошел до «в Грисби даже наместника нет!», я демонстративно прокашлялся:

— А я по-твоему кто?

— Кто? — тупо моргнул мужик, нехотя отвлекаясь от своей ухоженной руки и буквально источая сарказм. — Неужто стюард?

Ухватив кулачок, я начал играючи разжимать его пальцы:

— Меня Грисби посвящал? — под болезненное «ай» распрямился указательный палец. — Надел в городе пожалован им же? — к указательному присоединился средний. — Рорик, опять же, верительную грамоту жаловал?

Не мне, конечно, а деду, но безымянному пальцу все равно.

Когда счет дошел до ее светлости, герцогини Молочного холма и пожалованного меча на поясе оруженосца, несчастный коротышка едва ли не визжал, усиленно теребя перо на шляпе. Но караванщики и не думали вмешиваться. Вместо затравленной девчонки, их глаза изучали пару высоких стражников в кольчугах, что с интересом наблюдали за происходящим, даже и не думая вмешиваться.

К моей удаче, эти двое были теми из немногих, кто не сдристнул из канализации, оставшись при этом в живых. Если дойдет до поножовщины, то хоть какая-то подмога будет.

— Сир к чему-то клонит?! — уже не особо стараясь сохранять лицо, возопил барыга, не бросая тщетных попыток вырвать руку и призвать караванщиков к действию.

— Типа того. Следи за руками — я чуть сжал его ладонь, отвлекая от дурацкого пера на шляпе. — Если пошлина не уплачена, то значит контрабанда. А знаешь, что делают с контрабандистами? — старый, но очень острый нож перекочевал из-за пояса в руку и замер над прижатыми к столу пальцами. — Ну, помимо конфискации, конечно…

Облизнув и без того влажные губы, барыга испуганно уставился на ржавое лезвие:

— Не смею сомневаться в словах столь благородного сира, однако столь серьезные заявления требуют доказательств!

— Дык ты же сам говорил, что столько слышал обо мне! А раз так, то и про грамоты слышал. Или ты набрехал? Рыцарю набрехал?! Поиметь вздумал?! На бабки опустить?!

— Нет, нет, вовсе нет, я бы не посмел!

— Вот и нехрен! Тем более, это всем известно! Вон, люди не дадут соврать, верно ведь?!

Толпа позади взорвалась одобрительным ревом, по сравнению с которым недавнее поддакивание караванщиков показалось мышиным пердежом в пустом сарае.

Заметив что ощущение собственной важности вот-вот разметает оруженосца по всей площади, я отпустил холеную руку:

— Ладно, хрен с тобой. На первый раз простительно.

— П-правда? — коротышка испуганно разминал ладонь, будто не веря, что пальцы все еще при нем. — Как и ожидалось от столь милостивого…

— Товар за полцены отпускаешь и будем считать — по краю прошел.

Побагровевшая шея стремительно переросла в речь полную решительного протеста. Но бунт оборвался под блеском ржавого металла, с грохотом вонзившегося в раскладной столик. Панически округляя глаза, южанин излишне резко дернулся, отчего хлипкий переноской табурет угрожающе заскрипел.

Треск дерева и болезненное взвизгивание утонуло во взрыве хохота, сотрясшего площадь. Морщась от боли в ушах и приступа всеобщего веселья, я без особого желания протянул руку грохнувшемуся торговцу. Пока он болезненно пищал, позволяя своему караванщику выковыривать щепки из седалища, я повторил:

— Семена за полцены продаешь, понял? Не той, что ты тут накрутил, а за которую покупал.

— Но как же так можно?! Как же я…

— Жопой об косяк! — заслышав знакомый свист опухшего носа и гордое «а это я его привела!» я скрипнул зубами.

Яйцами позвенел, мышцой поиграл, и сразу герой. Эх, если бы все было так просто…

Проигнорировав благодарное сирканье малолетней крестьянки, я снова переключился на барыгу:

— Вечером в резиденцию придешь. Там тебя целые горы антикварного барахла дожидаются. Картины, подсвечники, редкие монеты — все как ты любишь, короче. — вздохнув, я отмахнулся от недоуменно сиркающего Гены. — Услуга за услугу — за полцены продаешь, за полцены заберешь.

Хотя, учитывая что расплачиваться он будет только тем, что сам получит с крестьян — скорее за четверть

Блин, чую евнух меня сегодня с говном сожрет… Он-то, несчастный, поверил, будто вампирские побрякушки и впрямь в бюджет пойдут. Хотя, за зиму должен был уже привыкнуть к моей манере ведения бизнеса.

Барыга скептически хмыкнул, но понимая, что особого выбора у него нет, поспешно согласился, сопроводив кивок шляпы приторно-вежливой «благодарностью за незабываемую милость».

— Когда человек с деньгами встречает человека с опытом, человек с опытом приобретает деньги, а человек с деньгами — опыт… — подвел он итог нашей встрече, осторожно пожимая протянутую руку.

Не то чтобы мне хотелось с ним ручкаться, но это самый быстрый способ дать толпе понять, что законы пока никто не отменял. Еще не хватало, чтобы его прямо тут раскулачили с мстительными воплями «сир же разрешил!» А так без насилия обойдется, по идее.

А насмешки с наглостью потерпит, — сам виноват. А уж вечером, как увидит ту гору барахла, что стражники перетащили из подвала антикварного салона… Хотя, не такое уж там и сокровище, если по правде. Большая часть просто хлам, типа ржавых чайников, глиняных черепков и сгнивших ложек. Но и редкие монеты, да драгоценные побрякушки тоже встречаются. Должно прокатить.

— Сир… — снова заканючил Гена, когда мы наконец пробились из оцепления сиркающих и кланяющихся крестьян. — Зачем вы так щедры с этим червяком? Ему должно в колени бухаться, что не задаром! А вы ему еще со своего кошеля подаете!

— Поучи жену щи варить!

Сообразив что гаркнул слишком резко, я примирительно потрепал сникшего пацана по плечу:

— Политес, Ген, политес. Дипломатия, мать ее.

Отпустить барыгу с пустыми руками не сильно отличается от «отрубить пальцы и конфисковать товар» — разноется на всю Ивановскую. Навряд ли герцогине или феодалам поменьше будет дело до этого крохобора, но другие торговцы призадумаются. Раздует ведь, приукрасит. Да и Грисби с князем мне все мозги вытрахают — кому понравится когда беспредел от их имени творят? Вздернут еще.

А так — хоть издержки отобьет. Может даже в наваре останется. А если нет, то просто наврет, будто в жирный плюс вышел. Опозориться перед корешами, и прослыть лохом среди «инвесторов» ему точно не с руки, а посчитать реальную стоимость всего этого старинного барахла попросту невозможно. Будет брехать сколько влезет, а никто и за руку не хватит.

— То есть вы обратили его лживую натуру против него самого? — недоверчиво уточнил пацан, огибая обломок фонтана перед калиткой двора салона. — Вот уж воистину, не зря народная молва окрестила вас…

— Ну ты-то не начинай! И без того глаз дергается!

Заметив наше появление, пара ухаживающих за садом работниц принялась излишне усердно нагибаться к едва зацветающим кустам, демонстрируя то ли выдающуюся гибкость, то ли еще впечатляющую продажность. Поглядев на будто невзначай задранную юбку и оценив алеющие щеки Гены, я в очередной раз заскучал по срочникам. Уж они-то в командирскую койку прыгнуть не норовили, дабы «преференций» себе заработать.

— Люди-люди — говно на блюде! Век бы не видал…

Взволнованно сиркнув, пацан быстро утер слюни, всем видом отрицая свои попытки прожечь глазами дырку в полупрозрачных труселях:

— Отчего же вы людей видеть не хотите?

— Насмотрелся. Сплошное паскудство.

— Просто вам на людей не повезло. — взбежав по мраморным ступеням, он распахнул передо мной дверь будто заправский швейцар.

— А тебе типа повезло?

— Именно так, сир, — мне повезло! — широкая улыбка шла в комплекте с прямым взглядом, устремленным мне в лицо.

Вот же жополиз…

— У девок нахватался, поганец! — отвесив профилактический подзатыльник и затолкав пацана первым, я не сдержал усмешки. — Попробуешь ночью в койку залезть — мехом внутрь выверну!

С трудом сдерживая веселье, оруженосец остановился возле дежурной стойки, делая вид будто интересуется журналом посетителей, а не спешит поделиться новостями с привратницей.

А ведь еще месяц назад как привидение ходил, от каждой тени шарахался, во сне орал. А уже как огурчик. И как у него получается?

— Мне бы так…

Отгоняя мерзкую дрожь в груди, я через силу затопал берцами по коврам коридора, искреннее желая, чтобы и в этот раз на вопрос «очухалась?» караульный просто покачал головой.

Как бы не накаркал, с этим «девизом» про фраера и музыку.

Глава 2: Нюансы конспирации

Обилие блестящих перстней на толстых пальцах и золотых цепей на бычьей шее даже цыган заставили бы брезгливо поморщиться.

— Я проделал столь долгий путь не ради тривиальных забав! — второй и третий подбородки затряслись в негодовании, отчего клиент приобрел еще большую схожесть с откормленным индюком. — Не ослышался ли я, и вы воистину отказываете мне в экзотике, предлагая удовлетвориться низкорожденной девкой?! Да ведомо ли вам, сколь много женщин у меня было?!

— Никто не захотел больше одного раза? Понимаю…

Женоподобное лицо мгновенно побелело, приобретая цвет серебреных подлокотников. Пока развалившийся в гостевом кресле боров хватал воздух, звучно шлепая толстыми губешками, за честь господина вступился заметно менее жирный, но еще безвкуснее разодетый слуга:

— Как вы смеете скабрезничать?! Да ведомо ли вам, кто перед вами?!

— Южный извращенец и его говорящий подсвечник?

Курлыкнув и мотнув подбородками, обиженный индюк попытался рвануть с места, желая познакомить меня с содержимым своих роскошных ножен, но бессильно обмяк в самом начале, так и не сумев высвободить излишне широкий зад из плена элегантного кресла.

А слуга все не унимался, настойчиво требуя прекратить утаивать «экзотический товар»:

— Уверяю вас, мой господин посещает подобные грязные дыры отнюдь не за банальностями! И не ради вашего отказа он проделал столь длинный путь!

— А зачем тогда приперлись? Дома всех коз отодрали, так вы аж сюда приехали? Сказано десять раз, в подвале собранные подати содержатся, оттого и не пускают! Нет там никаких чудовищ! Короче, раз вам девки не милы… — взяв со стола первую попавшуюся бумажку и повозюкав карандашом, я пододвинул ее к слуге — Талон на купальню. Поди подмойся, раз дыра грязная. А вот за комнату для ваших «визитов» придется заплатить. У меня тут не богодельня, знаешь ли.

Поглядев на несчастного оруженосца, что едва не грыз подлокотник углового кресла в тщетных попытках не заржать в голос, я отмахнулся от нового потока праведной ярости:

— Хотите — платите. Хотите — не платите. А не хотите, так нахрен идите! — сделав рожу кирпичом, я дернул шнурок у стены, и не слишком полагаясь на колокольчик в зале, громко продублировал. — Следующий!!!

Тренированный годами командирский голос сумел совершить невозможное — панически дернувшись, боров немедленно вылетел из кресла и наверняка бы выполнил воинское приветствие, знай как это делается. Только подсуетившийся слуга уберег хозяина от дальнейшего позора, а давящегося смехом Гену — от удушья.

Подхватив борова под локоток, «подсвечник» помянул всех очень влиятельных и немножко выдуманных родственников да клятвенно заверил, что баронет не забудет столь несправедливое оскорбление. Когда сладкая парочка все же изволила покинуть помещение, а дверь с грохотом захлопнулась и до кабинета перестал долетать гомон из зала, я наконец позволил себе откинутся на спинку кресла.

Каждый день одно и то же… Есть города, как города, а есть долбанный Грисби! Ну все здесь через жопу! В нормальные места люди за изысканной одеждой, редкими библиотеками, или умелыми кузнецами приезжают, а сюда только за всякой гадостью! Чертовы извращенцы — будто других борделей в мире нет!

Впрочем, надо отдать покойному «козленку» должное — надо иметь реальный талант, чтобы слава о твоем салоне на весь континент громыхала. Ну, вернее, стыдливо перешептывалась. И судя по тому, что снег с дороги толком не сошел, а этот боров уже третий оголодавший за зиму «вип-клиент», — то ли еще будет.

С одной стороны — круто, конечно. Деньги-то нам ой как нужны, ибо караванщиками сыт не будешь, а местные за зиму обнищали донельзя. Но с другой… Блин, таких запросов клиентуры даже дежурная офицерского общежития не слыхала. Обычный тариф услуг сиих «почтенных господ» не интересует, им экзотику подавай. Чтоб как при «козленке». Я, конечно, всякое слышал о моральном облике прежнего управляющего салоном, но масштабы как-то недооценивал.

Выслушав пару «особых» запросов от средневековых любителей острых ощущений, я начал всерьез подозревать, что та бабайка в потайной комнате отнюдь не просто так куковала возле зеркала и матрасов. Девку внутрь запусти, а сам на зеркало гляди… Тьфу, уроды. Это кем надо быть, чтобы до такого догадаться? Зато теперь понятно, почему персонал не особо возбухает против моих казарменных замашек и строгих правил оборзевшего евнуха. По сравнению с «козленком» — мы просто ангелы небесные.

Ну да хрен с ним, с персоналом. При всей своей продажности, у девчонок хотя бы хватает мозгов держаться подальше от подвала и не задавать тупых вопросов. В отличие от охочих до диковинок богатеев.

Кто именно там дрыхнет знают лишь новый сотник да меньше десятка самых доверенных городовых из тех, кто не зассал «микрофонщика» и лично отволакивал ночную фею в салон. Но про неведомую тварь в канализации уже весь город слыхал, а богатым содомитам ой как хочется взглянуть на сие чудо-дивное. И не только взглянуть, но и палочкой потыкать. Хорошо, если не кожаной.

Они же не знают, что там девка в цепях дрыхнет? С виду обычная. Даже миловидная. Ровно до тех пор, пока не поглядишь, с какой жадностью она трижды разбавленную кровь глотает.

Конечно, подкармливать эту неведумую срань — все равно что тигра в жопу целовать. Страшно и никакого удовольствия. До сих пор во снах переливается тот щедрый багровый ручеек, струящийся из тонких губ в свете масляной лампы.

Но и глядеть, как день ото дня ее бледная кожа все сильнее облегает ребра, а дыхание становится все тише и сбивчивее… Может она и чудовище, но я еще не настолько поехал, чтобы в подвале концлагерь устраивать. Вот утопить или голову отсечь — сколько угодно.

А что? Брат ее, если он вообще живой, давно испарился — весь город перерыли, не нашли. Новых «диверсий» или туристов из ада тоже не видать. Так на кой ляд ее держать?

То есть, интересно, конечно, какая связь между ночной феей, хрипом рации из трубы, микрофонщиком и кровью, что выкачали из моего языка, но как-то… Ну его нахрен — не люблю я всю эту долбанную магию. Короче, как отмахнулся пиявочник, когда я заглянул к нему на огонек — «нечестивые знания лучше хоронить вместе с их хозяевами.»

Жаль лишь, что к волшебнице меня так и не пустили. Отмазались, будто она на какой-то прием Молочный холм свалила, дабы Аарона представлять. Хотя скорее Грисби просто начал всерьез готовить внучку замуж, а слухи о ее мутных связях с каким-то недорыцарем, у которого бордель в виде надела — не сильно-то удлиняют очереди из богатых сватов.

В общем, прикинув хрен к носу и здраво рассудив, что меньше знаешь, дольше живешь, я уже готовился познакомить спящую кровососку с заготовленной ванной, но тут в дело вмешался хрыч. Прослышав от одноглазого сотника о моих намерениях, он немедленно приковылял в кабинет, старательно демонстрируя запущенный маразм вперемешку с проблесками деменции.

И хрен бы с ним, да только между «со мной совета не держал!» и «сперва пущай про демонов твоих поведает, а там нехай жабры тренирует…» промелькнуло и «из злых собак добрые волкодавы выходят!».

Чушь полнейшая, конечно, да вот только… Если уж обиженная женщина похожа на ведьму, то на кого станет похожа обиженная ведьма? Все-таки и у маразматика порой дельные мысли проскакивают.

Правда, понятия не имею, каким хреном коматозный вампир может уберечь наши жопы от мести Киары, которой так страшится одноногий, но флаг ему в руки. В конце-концов, ему виднее, ибо всю жизнь на эту нечисть охотится. Хочет и дальше очкастую своей кровью поить? И хрен с ним! Пусть хоть кефиром из жопы отпаивает, не жалко. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы к бутылке не лезло.

Будем считать — должок за Гену. В конце-концов, именно хрыч мальца в чувства привел. Перестарался, правда…

— Отставить веселье! Хорош тащится, задолбал! — карандаш, запущенный в излишне счастливого оруженосца, возымел обратный эффект, заставив Гену хихикать с удвоенной силой. — Да хватит ржать, кому сказано?! Иди лучше евнуха разыщи!

Утерев выступившие слезы пацан кое-как совладал с собой:

— Зачем, сир? Изволите представить его как экзотику?

— Поговори мне тут — тебя представлю! Но ход твоих мыслей верный! Скажешь ему — пусть «Молочную Мэри» в платье поприкольнее нарядит, да отправит в комнату к этим додикам. Раз уж громче всех ныла что клиентов нет, так пусть отдувается. Молоком их попотчует… Тьфу, гадость!

Жестоко, конечно, но вдруг им понравится? Ведь этих извращенцев хрен разберешь. Да и денег они и впрямь немерено предложили. На боевого коня или неплохой домик хватило бы, коли не дыра в бюджете.

При упоминании коровообразной женщины, Гена чуть стушевался, видимо припомнив, что в свое время едва не позволил ей сорвать свою ягодку:

— Сир, при всем уважении… Однако я не уверен, что после такого унижения сии господа и впрямь изволят остаться под вашей крышей. Да и стоило ли так ехидничать с баронетом?

— Ген, при всем пофигизме, но куда им деваться-то? Гостиниц в городе нет, а «Звенящие сиськи» уж месяц как разорились. Или ты реально думаешь, что они в клоповник пойдут? А по поводу баронета — ты уши-то не сильно развешивай. Знаю я таких баронетов — лорд говна и властелин пыли, блин.

Очередной купец или спекулянт из какой-нибудь «шелковой гильдии». Денег скопил да на пенсию свалил, сунув взятку какому-нибудь графу Де-Голожопу Мухосранскому, чтобы тот ему «надел» подарил. Курицы за время своего «Кудахтающего шухера» столько городов да замков в свои жертвенные алтари превратили, что в тех местах еще с сотню лет никто жить не захочет. Вот и стоят эти наделы, разоренные и никому нахрен не нужные — прямо как их уцелевшие лорды. В цене сойдетесь — и вот ты уже не хрен с бугра, а целый баронет, барон, или даже граф. И пофиг, что эти наделы доходов не дают и только на бумаге существуют.

Само собой, настоящие лорды такими «потемкинскими» титулами даже подтираться побрезгуют. Филькина грамота, короче. Крестьян подурить да чувство собственной важности потешить.

Остается лишь один вопрос…

— Какого черта это я тебе все рассказываю?! Наоборот же надо — тыж этот Петушиный бунт лично видел!

— Визжащий шторм, сир. — чуть помрачнел пацан, остановившись на пороге в зал. — И мне тогда и семи лет не исполнилось. И я…

Отмахнувшись от очередного «Геннаро, а не Гена» я быстро сменил тему:

— И проверь там очередь — уснули, что ли… Написано же — колокольчик зазвенел — заходи! Для кого табличку прибивал?

Скрипнув петлями и полюбовавшись на прибитый к двери кусок половицы, коротышка пожал плечами:

— Не уверен, что хотя бы половина посетителей может похвастаться азами грамоты, сир.

Тьфу, точно же… Чертово средневековье! И память еще с каждым месяцем все хуже. Ладно табличка — вчера вообще телевизор в своей комнате искал! Спросонья, правда, но все же.

В очередной раз отогнав от себя дурные мысли о прогрессирующей амнезии и отсутствии нормальной медицины в обозримой вселенной, я отослал оруженосца и зарылся в работу.

К сожалению, раболепное сирканье горожан, любопытные носы у лестницы в подвал, и дурацкие постановки артистов не были главными проблемами, которыми наградили меня пропагандистские потуги Эмбер. Самое страшное во всех этих раздутых историях, это что уверовавшие в них люди, с какого-то рожна, решили, будто меня хлебом не корми, только дай сопли утереть.

Когда впервые увидел возле двери в кабинет морщинистого дедка, теребящего грязными пальцами не менее потасканную шляпу, — я удивился. Когда он начал кланяться и просить о «аудиенции», — я охренел. Но когда на следующий день у дверей выстроилась целая очередь, я понял, что попал. И очень крупно.

Знал бы, что так выйдет — черта с два взялся разруливать тот блудняк с малолетней внучкой и излишне наглым ростовщиком, который решил, что раз лорда в городе нет, то и законы не действуют. Но получилось, как получилось, и сломанный нос да рейд бородатых стражников обернулся ежедневным геморроем в виде очередей из сиркающих сумасшедших, с какого хрена решивших, будто я, то ли Ааронский наместник, то ли княжеский порученец, то ли апостол Петр собственной персоной.

А может это предыдущий сотник виноват. Рыжий настолько приучил местных не появляться возле гарнизона, что они хоть фонарному столбу жаловаться готовы, лишь с северянами лишний раз не встречаться. Еще и Эмбер с евнухом едва ли не в один голос призывали ввести «билеты» за вход в салон, дабы легально стричь бабло с «просителей», но мне как-то устав не позволяет такой лажей заниматься. Хотя, заманчиво, конечно. Уж по «розе» с носа точно бы поумерило поток этих вечно ноющих и жалующих штатских.

За окнами уже вовсю мерцали ночные фонари, когда я смог унять дергающийся глаз и согласиться на предложение Гены перенести оставшихся просителей на завтрашнее утро. Не успел гордо вздернутый нос оруженосца скрыться за дверью, как в кабинет просочилась белобрысая кошатина, следом за дымящимся подносом.

Мяукая через слово, и излишне настойчиво демонстрируя вырезы на своем платье горничной, она поставила поднос на стол:

— Взялау на себяу смялость посетить рынок и приобрести бобы специмяльно для вас, сир-мяу!

Фальшивые мявканья и притворно невинные глазки заставили меня клацнуть челюстью в сотый раз за день.

— Колись давай — чего опять подсыпала?!

— Могучий сир, я непонямяю о чем вы…

— После твоего вчерашнего «чая» я полночи заснуть не мог, все на колышек на одеяле любовался! Быстро говори, пока хвост не оторвал и ухо не засунул!

Кошатина поспешно отстранилась, осыпая меня потоком ужимок и оправданий:

— Ежели вы изволите мячтать обо мне по нячам, то только скажите и я непременно согрею вашу… — запущенный карандаш угодил прямиком в серебристую челку, заставив соблазнительницу быстро сменить тему. — Совсям забыла передать, сир-мяу, ожидавший приема сир велел передать, что зайдет завтра…

Уже собравшись запустить в засранку чашкой с горячим кофе, я резко остановился. Вместе с ароматом заморских зерен в сознание проник почти позабытый образ высокой блондинки в глупом фартуке, варящей кашу из кофе и ревниво стучащей поварешкой по столу.

— Женщина?

— Кто?

— Сир, блин! Блондинка была? Здоровая такая и шрам на брови?

— Скажете тоже… Какой же сир, раз женщина? Нет, тот былмужчиной. Симпатичный такой, в рваном плаще да стоптанных сапогах… — позабыв про мявканье, опасливо проблеяла девчонка, косясь на кружку и быстро отступая к двери.

Понятно, либо просто придурок пытающийся пройти без очереди, либо просто зубы заговаривает. А жалко, блин… Чертова Аллерия — хоть бы письмо какое написала! Хотя, оно и к лучшему. Последнее чего мне хочется — дуэли между особисткой и рыцаршей. Они ж чокнутые, с них станется.

Поглядев на скрывшийся за порогом хвост и оценив поднимающийся с кружки пар, я чуть поколебался, но все же поднялся из-за стола, так и не притронувшись к подносу. Кошатина, конечно, симпатичная, но у Эмбер уж слишком острая шпага. Да и устал уже за день.

Полупустой зал встречал надрывными речами артистов на сцене, уже третий раз играющих один и тот же спектакль, довольными рожами караванщиков, вовсю отмечающими успешный поход и офигивающими, что их пустили в «траходром не для пехоты», куда раньше только толстосумы захаживали, и полным отсутствием разноцветных завязочек на алой шевелюре.

Но у меня не было настроения для разгадки тайны пропавшего оруженосца, а потому решив, что Гена просто отправился выгонять самых упертых, я потопал в свою комнату, даже не ужинав.

Узорчатые ковры и расписные стены сменились массивной дверью, огнем настольной лампы и грузной фигурой, склонившихся над секретером.

— Пардон, ошибся… — уже собравшись выйти обратно в коридор, я остановился, разглядывая отметины на двери.

Те самые, которые остались от моей туши, когда ночная фея мною полы вытирала. Что-то нехорошие у меня ассоциации…

Неизвестный здоровяк зашуршал излишне чистыми лохмотьями и повернулся ко мне, хмуря густые брови и блестя небритой физиономией. Спустя пару мгновений, я сообразил, что кошатина все же не соврала и отпустил рукоять чесалки.

— Тебя че, из дома выгнали? Петухи взбунтовались и замок взяли?

— Не твоего ума дело! Дверь закрой! — пробасил рыцарь, скрывая волнение за наигранной злостью.

Судя по разбросанным по секретеру книжкам, раскрытым только на иллюстрациях, пожилой феодал дожидался меня не первый час. Еще и в таком прикиде.

— Ты чего на себя напялил-то?

— Маскировка! Землепашцем прикинулся, — совсем тупой?!

— Ага, Джеймс Бонд по скидке… Тебя даже барменша сразу раскусила — где ты у крестьян такую ряху с ручищами видел? Да от тебя титулом так и несет! На лбу написано, что лорд!

Тронутые сединой щеки начали приобретать багровые оттенки. Засмущался, поганец.

— Ладно хоть не девкой, и то спасибо… — пожав плечами я все же закрыл за собой дверь и уселся на широкую кровать, гадая, с какого хрена Куролюб решил почтить меня своим присутствием.

Помнится, князю он мозги полоскал, что и ноги его в этом «блудном рассаднике» не будет. А тут еще и в бомжа нарядился. В очень гламурного и чистого, но все же не по статусу.

— Кабы не моя доброта да твои заслуги… — скрипнув мощной челюстью, Грисби показушно сунул руку под рваный плащ, демонстрируя украшенный рубином эфес длинного меча.

Ну да, без ножен даже в сортир не пойдет… Поди завтра весь город шептаться будет, гадая, на кой хрен их лорд в бордель поперся. Хотя, чего тут гадать-то? И так все понятно.

— Так и… Стариной тряхнуть решил? Только ты учти, я-то промолчу, но вот за девчонок не ручаюсь. Мало какая не станет хвастаться, что целого лорда обслуживала — сам понимаешь.

— Да дались мне твои девки! Совсем говно в голове?! Чтобы я, да за срамом явился?!

Серьезное лицо и резкие жесты выдавали то, что я видел в нем лишь дважды. Первый раз, когда с крепостной стены сбросил, а второй, когда он за «виноградинку» переживал. Чувствуя что очень пожалею, я все же спросил:

— Тогда что случилось?

Отстранившись от секретера и быстро осмотрев полутемную комнату, Аарон наклонился:

— Инспектор, бестолочь! Инспектор случился, драть его под хвост! — еле слышно прошипел рыцарь, облизнув засохшие губы.

Почуяв как глаз непроизвольно дернулся, я устало развалился на кровати. Шутить про «к нам едет ревизор» как-то не тянуло. Да и один хрен не поймет.

Заметив на себе выжидающий взгляд лорда я нехотя ткнул пальцем под стол:

— Там бутылка стоит. Давай ее сюда…

Отсутствие протестов, сквернословий про говно, и расторопность, с которой бутылка перекочевала в мою руку, не внушали ничего хорошего. Похоже, феодал реально напуган до усрачки, раз «опускается» до таких фамильярностей. И если уж он на измену присел… Мда.

— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… Твое здоровье. — отсалютовав, я приложился к отобранному у деда пойлу.

Все-таки угадал с девизом. Как в воду глядел, блин.

Глава 3: Не первый раз замужем

— Кто?! Я?! Это ты «обосрался», говно безродное! А я лорд! Я навсего… Мне немного…

Мощные кулаки пару раз рубанули воздух, но так и не подсказали рыцарю нужных оправданий, предоставив право отдуваться мне:

— Конечно ты не пугался! Просто тебя подставили. Подлые завистники к славе взревновали и дерьма в штаны подкинули — вот кажется, будто обосрался с испугу.

— Именно! — бесцеремонно вырвав бутылку, Грисби поперхнулся, не успев сделать и глотка. — Что?! Да я тебя в рог загну и…

— В жопу с горя поцелуешь? Я не против, но сначала усы сбрей, а то щекочут…

В третий раз за ночь наблюдать, как под седой щетиной напрягаются скулы, а ладони судорожно сжимаются в кулаки и демонстративно тянутся к ножнам под рваным плащом — было уже не так весело. Хотя, в первый тоже. Как и любой феодал, Куролюб неплохой актер и более-менее способен изобразить праведный гнев, но сегодня выступает как-то без огонька. То ли страх мешает играть роль «властного лорда», то ли я просто привык.

Вернувшаяся в мои руки, бутылка вина — последняя во всем городе, позволила с комфортом дождаться окончания речи на тему: «к седлу пристегну и буду по щебню возюкать пока говно с мозгами не смешается!». По-моему, он это уже обещал… Походу сильно приперло, раз повторяться начал.

Только вот, а с чего вдруг? С чего это вдруг он прибежал в бордель и еще позволяет над ним потешаться? Откуда такой библейский ужас на ровном месте?

— Тебе не хуже моего ведомо «откуда»!

Неграмотный лорд ткнул пальцем в секретер, явно намекая на один из журналов, которым я пытался заткнуть свою дырявую память. На родном языке писал, всяких чебурашек малевал, устав по памяти переписывал и всякое такое. Даже дневник было начал вести, но вспомнив, к чему это привело в прошлый раз, — тут же сжег и растер пепел между пальцами.

Художник из меня еще тот, а потому нетрудно догадаться, что Грисби принял одну из каракуль за свой герб, и решил, будто эта тетрадка посвящена исключительно компромату на него. Вот же самомнение у людей…

— Целую библиотеку о моих тайнах расписал! Будто я не знаю, что ты именно за этим Фальшивку соблазнил!

— А потом догнал, и еще раз соблазнил…

Если уж и есть в этом мире чудеса похлеще демонов с магией, так это невероятная самодисциплина бывшей графини. Вот она, настоящая голубая кровь, белая кость! Двадцать семь лет без мужика протерпеть, это тебе в трон пердеть.

И это с ее-то гиперактивностью! И наклонностями. И характером. И…

— Каждое платье, каждый пояс кошелем угостил! Гвардейцы, служки, пажи — на каждом шагу твоим серебром перезвякиваются! Во все сральники нос сунул! Уж и раньше из стен уши прорастали, то теперь и подавно! Так что нечего пнем прикидываться и невинно вопрошать, с чего бы это мне инспектора опасаться!

Понятия не имею о чем он, ну да хрен с ним. Пусть считает меня дофига умным интриганом — не жалко. Да и выпендриваться меньше будет.

Впрочем, навряд ли Эмбер взаправду завела агентов в замке. Слишком уж рискованно. Если купленного слугу возьмут за жабры, следом на суку вздернут и саму особистку — никакая гильдия не спасет. Их устав строго запрещает соваться в дела феодалов и защищать бедолагу никто не станет.

Сжалившись над пожилым параноиком, чье горло и щеки уже пылали от тщательно выпячиваемого негодования да горделивых речей, я примирительно протянул ему бутылку.

В принципе, не так уж и важно, какие грешки Грисби скрывает. Как говориться, был человек, а статья найдется. Вернее, лорд. В конце концов, этих инспекторов ради того и выдумали, чтобы рога обламывать особо упертым феодалам. В этом мирке инспектор — нечто среднее между единорогом и импотенцией. В смысле, все слышали, но мало кто видел, а кому довелось — не особо-то стремится откровенничать.

В слащавых книжках и спектаклях, с которых «вовсе не фанатеет» Эллис, регулярно всплывает сюжет, когда после всех злоключений и долгожданного воссоединения влюбленных героев, мачеха-разлучница или отчим-растлитель таки наносят сокрушительный ответный удар. И в этот вымучено-избитый момент придворный дурак, городской пьяница или очередной низкорожденный попка-говорун, который всю историю служил комедийным фоном для благородных и блистательных героев, оказывается замаскированным инспектором и берет таки за жопу подлых злодеев. Звучит драматичная мелодия, герои целуются, зрители аплодируют, Эллис плачет, а потом всю ночь раздается симфония из скрипа кровати и хруста офицерских костей.

Короче, черта с два я ее еще хоть раз на представление приглашу!

Впрочем, все эти кривляния актеров на сцене и попытки отыскать упоминания демонов с вампирами на страницах пыльных книг, не прошли даром и теперь мне хотя бы не приходится задавать Грисби тупые вопросы о том, кто такие инспекторы и откуда они взялись.

При упоминании давно издохшей империи, местные почти всегда вздыхают что-нибудь на тему «раньше было лучше!». Этакая имперская булка, которой любят похрустеть независимо от происхождения и титулов. Даже ушастые не брезгуют хрустнуть лишний раз, — даром, что в те времена их за скотину держали. Классика, — отмотай на пяток поколений назад и уж "там-то" было как надо. Не то что "сейчас".

Впрочем, если поглядеть на княжескую резиденцию — местные даже сраный котел отлить не способны, а этот траходром два века стоял и хоть бы хны. Пока бревном не прилетело. Да и канализацию с механическим водоснабжением тоже отнюдь не вчера построили.

Забавно, но сегодняшние пафосные Мюраты, которые сюзерены герцогини и вообще все такие великие да высокородные, в те времена мраморных скульптур и монструозных унитазов обладали статусом не сильно отличавшимся от держалки для туалетной бумаги. Их предки то ли командовали, то ли вовсе служили простыми солдатами в каком-то заштатном эскадроне у черта на рогах и на триумф в столицу их никто не звал. Или на войну. Или на день офицера. Хрен поймешь, что там за праздник в столице случился, ибо нормальных учебников по истории здесь не изобрели, а каждый придурок, возомнивший себя дофига писателем и драматургом, выдает собственную версию, одна дурнее другой.

Но суть всех историй одна, — пафосный мегаполис с немыслимым по местным меркам населением в пару миллионов человек, в одночасье превратился в монструозное кладбище. То ли землетрясение, то ли вулкан, то ли козни «черного бастарда», злого божка, или все сразу, — без полулитры не разберешь. Версии варьируются в зависимости от степени недотраха и алкоголизма очередного аристократа, решившего заделаться летописцем и настрочить унылую книженцию с названием в стиле «Сумерки империи: сага Осколков»

Император, его благородная семейка, министры, губернаторы, приближенные, как и большая часть города — кончились буквально за один день. Вместе с ними и их эскадроны с легионами.

Проснувшись и не ощутив барского сапога в своих задницах, губернаторы провинциальных Зажопинсков и командиры вечнобухих стройбатов принялись усиленно договариваться меж собой, стремясь минимизировать ущерб от катастрофы. Чтобы договариваться было удобнее, — шумно бряцали оружием, а чтобы процесс шел быстрее, — сломя головы неслись к дымящейся столице, дабы поскорее смахнуть пепел с императорского трона. Своей задницей, понятное дело.

На том и померла эта крутая и трижды великая империя от океана до океана. Вместо похоронного марша ей достался, утробный рев боевых горнов с топотом марширующих солдат, а вместо поминок — грызня за наследство и споры вокруг трона.

Каждый заштатный лордик, или даже конюх с поваренком, сумевшие объединить вокруг себя хотя бы сотню мужиков с оружием, сразу становились пупами земли, основателями новых империи, королевств, республик и прочих демократий с диктатурами.

Нетрудно догадаться, сколь сильно война «всех со всеми» поспособствовала росту экономики, уровня жизни, и развитию науки. Просрали все что могли, а что не смогли, тем хотя бы подтерлись. Тот же самый Грисби, который ныне считается дыркой в заднице, когда-то был раза в три больше и богаче, о чем свидетельствуют обломки башен, глубина карьера и здоровенная канализация, выходящая далеко за пределы современных стен. Впрочем, и в то время он все равно дыркой считался.

Из бесконечных «войн за наследие» и «гамбитов королей» и выросли все эти Мюраты — самые злые, жестокие, и беспринципные сволочи, что сумели выйти из резни победителями. Кого не могли подмять — мочили, кого не могли замочить — договаривались. «Договорившиеся» и объявили себя «великими домами».

Континент худо-бедно поделили, особо борзых приструнили, а чтобы беспредел не повторялся — начали комедию ломать. Типа, Мюраты с Дюморшами никакие не короли, а просто «лорды» — вроде губернаторы, как при императоре. А поскольку договориться меж собой, кто из них больший император не выходит, придумали «гранд-лорда» — типа смотрящего на зоне. Толком он нифига не делает, только за порядком следит да споры разрешает.

Так и живут теперь — собираются на сходку раз в десятилетие и перетирают, из чьей семьи выйдет следующая грелка для трона. Руины бывшей столицы более-менее разгребли и обозвали «Столпами», а всю центральную провинцию считают «императорской», и налоги с нее делятся поровну.

В принципе, ничего сверхъестественного — обычная дележка овощного рынка среди бандитов, просто вместо рынка — аж целый континент. Но тут начинаются странности.

За каким-то лядом, вместе с «хрен-лордом», как его зовут на севере, южане приняли еще и Гранд-кодекс. По сути, толстенная книжка с законами. Но не просто законами, а законами именно для самих феодалов. Типа, города в осаде держать нельзя, деревни разорять, налоги поднимать, рабов держать, друг друга травить — нифига нельзя. Даже войны запрещены — можно только чемпионов выставлять или мелкими отрядами разбираться. Да что там войны — казни запрещены! Вообще! Пойманного разбойника-голодранца может только герцог вздернуть и то лишь после суда.

Отсюда-то и вылезли инспекторы — местные федералы-особисты, мотающиеся по городам и весям и следящие за феодалами, дабы те не беспределили. Власть у чекистов почти безграничная — кого угодно титулов лишат и на столбе повесят. Дай только повод. Отчитываются исключительно перед «хрен-лордом», а «иммунитет» от них имеют лишь «великие дома».

Само собой, подавляющая часть феодалов клала на законы большой и благородный, а потому боятся инспекторов как огня. Взять хотя бы тот случай, когда Грисби меня на воротах повесить пытался.

И единственное, что спасает графов и баронов от встречи с плахой, — абсолютно ничтожное число этих средневековых ментов. Дай бог с десяток на весь континент наберется.

Короче, крестная фея для простолюдинов и чекист-НКВДшник для благородных. Ходячий сердечный приступ, прикидывающийся то тушкой, то чучелом и мешающий аристократии проводить свои обычные культурно-досуговые мероприятия из интриг и войнушек.

У меня, как у человека уже успевшего познакомится с местным менталитетом, возникает два вопроса. Первый — на кой хрен феодалам добровольно соглашаться на такую фигню? Иммунитет иммунитетом, но блатные дома тоже кодексу следуют — причем неукоснительно. Гдеж это видано, чтобы лорд сам свою власть ограничивал? Прогрессивно, конечно, но как-то подозрительно.

А второе… Второе скорее не вопрос, а нехорошее ощущение, оставшееся от прочтения всей этой макулатуры. Как-то уж очень странно их император окочурился, прихватив с собой весь цвет государства. Можно списать на очередное драматическое преувеличение или художественный ход, но в отличие от деталей, главное пишут везде одинаково — коллективно собрались и коллективно откинули копыта.

Контузия, то ли просто паранойя, но меня терзает паршивое предчувствие, что недавние события в Грисби могут иметь какую-то связь с этой историей. Что если здесь пытались провернуть то же самое, что и двести лет назад в столице? Бред-бредом, но если ответ "да", то встает следующий вопрос — что именно провернули там, и к чему стремились здесь? Ну не могли же антиквары чисто ради прикола пытаться убить целый город? Причем, не разрушить, не помочь барону удержать титул, а именно убить побольше народа. Войной ли, али отравлением — не суть. Во всяком случае, чем больше я об этом думаю, тем чаще прихожу к выводу, что целью были вовсе не титулы и политика, а именно люди.

Можно было бы списать на заговор закулисья кровососов стремящихся подчинить себе весь мир, но вот беда — Филлип-то был человеком. Или, во всяком случае, очень хорошо под него маскировался, ибо спал в нормальной спальне с кучей окон и любил вкусно пожрать. А вот длинные синие волоски и женский аромат на жесткой циновке в подлестничной каморке явно намекают на ночную фею. И не считая пары бутыльков с иссохшейся кровью и мощного засова на внешней стороны двери, иных роскошеств не замечено. А стало быть, главным в их тандеме был именно брат.

Следующий вопрос — нафига человеку помогать вампирам? Судя по засову, и тесноте каморки, он и родную сестру не слишком-то жаловал, не то что левых кровососов. Если они вообще существуют. Да и антикварный салон похож на все что угодно, но только не на жилище сектантов или демонопоклонников…

Короче, — нихрена не понятно.

— Ты меня вообще слушаешь?! Пошто воздух сотрясаю да про письма рассказываю?!

Глубокий баритон, полный детской обиды, вырвал меня из дремы и заставил вспомнить о насущных проблемах.

— Товарищ капитан, я не спал, я просто карту в планшете помечал… — сообразив, что спросонья опять все перепутал, я быстро сменил тему. — Какие еще письма?

Поглядев на меня, как на дурака, Грисби попытался приложиться к бутылке, но со стоном обнаружил, что та уже опустела.

Блин, еще и вино последнее выжрал… Эмбер всю плешь проест — специально ведь у меня оставила, чтобы раньше времени не вылакать.

— Воровка та хвостатая, что у лозочки моей, то ли зверушкой, то ли чашницей прислуживает — встречал поди? Коротышка с одним глазом? — после паузы, нехотя начал повторять лорд.

— Встречал, встречал… Давай уже к делу — причем тут какие-то письма?

Факт, что его внучка дружит с какой-то низкорожденной кошатиной, которую она за каким-то хреном потащила на прием к сюзерену, очевидно не радовал горделивого рыцаря. Но в этот раз в его голосе не слышалось обычного презрения к простолюдинам.

— Третьего дня на базар она пошла — воровать, понятное дело. И подвернулось ей… — покряхтев тучный феодал извлек из-за пазухи смятую бумажку и сунул мне.

Длинная писулька, как принято у феодалов, пространно и витиевато пересказывала, как некая «Винни» подслушала на рынке странный разговор пары хорошо одетых мужиков. Те обсуждали неизвестного выскочку, явившегося из ниоткуда и одним махом скупившего у них все телеги за бешенные деньги. Мол, благородному придурку настолько захотелось отведать «ароматных невинностей» в Грисби, что он для отвода глаз пол каравана скупил, прикинувшись купцом.

Почуяв легкие деньги, или как сказано в письме «поддавшись чувству долга», ушастая немедленно разнюхала где остановился этот толстосум и ночью пробралась к нему в дом. Но увидав на столе пачку писем и понтовую печать инспектора, немедленно сдристнула, лишь чудом избежав поимки со стороны нехарактерно расторопных охранников.

— Не тебе говорить, что я для ее светлости теперь что отец родной… — не удержал самодовольной улыбки любитель куриных пирожков. — И едва ягодка явилась к миледи, как та немедленно отдала всех голубей да трех курьеров в довесок!

Из-за дырявого плаща на кровать перекочевала еще пара точно таких же писем, написанных все тем же аккуратным девичьим почерком, что когда-то уберег мою шею от петли.

— На кой хрен столько?

— Так эта… — рыцарь скривился, стараясь припомнить нужное слово, но быстро сдался. — Оттепель ведь.

А, ну да, точно. Эмбер еще жаловалась, что караванщиками отчеты не послать и приходится авантюристов за хорошие деньги подряжать. Мол ягода какая-то на болотах цветет и почтовые голуби ой как любят ее поклевать. И хрен бы с ней, да только, то не ягода, а какой-то хищный цветок, или вообще гриб.

— Говоря иначе, больше писем с Молочного холма нам не видать…

Лорд лишь отмахнулся, мол «и что с того?» Голуби картами пользоваться не умеют и слов не понимают, а летят только туда, откуда их привезли. И чтобы герцогиня снова могла воспользоваться крылатыми смсками, их надо заново в клетки сажать да везти в Молочный холм… И это плохо.

— Так и что делать станем? Не более недели имеем, пока доедет — поспешать надо, коли хотим головы сохранить!

Хотел бы я спросить, «а я-то тут причем?!», но это могло подождать. Случайности сейчас важнее. Случайно подслушала, случайно залезла, случайно увидела, случайно убежала…

Повертев одинаковые письма в руках и бросив их на покрывало, я решил, что слишком многое пережил в этом городе, чтобы верить в такие нелепые совпадения.

— Нет у тебя никакой недели. Нарочно печать подсунули.

— То есть как, нарочно? Тож инспектор! Он говна что ли обхлебался, дабы нарочно про свое прибытие возвещать?

— Жопой об косяк! Кто из нас лорд вообще? Как ты с такой наивностью до старости дожить умудрился? Прибыл он уже давно, а печать — тупо провокация! Отмашка для суетливого идиота, в виде тебя.

— То есть как… Зачем?

— Затем чтобы на твою морду посмотреть, когда ты начнешь по всей Ивановской метаться, заметая грешки под ковер! Что ты как маленький в самом деле? Очевидно же…

Ну серьезно — нафига тратить время на какие-то там расследования, когда можно просто дезу подсунуть и посмотреть, как противник начнет нервничать? Сколько раз такую фигню проворачивали — «спешно» доложишь по радио, что переговоры артиллеристов запеленговали, а потом смотришь, как шифрованные сигналы резко исчезают. Что характерно, исчезают только из одной локации, тогда как другие продолжают болтать как ни в чем не бывало. Дальше уже дело техники. Ракетно-батарейной.

Тогда я воспринимал это за победу. Даже азарт испытывал, думал — вах, какой я умный и хитрый! А потом как-то раз поглядел на останки такой позиции, оценил сколько человеческих «запчастей» на выжженной траве валяется и вдруг осознал, что "умные" и "хитрые" в чистых кабинетах сидят, а не кровь ботинками месят. Сидят, лапают грудастых секретарш, и посылают глупых и бесхитростных, гробить свои и чужие жизни ради длинных банковских счетов и политических рейтингов.

— Ты… — седые брови недоуменно вздернулись, а в серых глазах заиграло нечто похожее на уважение. — То есть… Да как у тебя раз за разом выходит?! Себаса перехитрил, барона раскусил, наемников от замка увел, «мантикору» взглядом поломал… — облизнув засохшие губы, Грисби нервно наклонился. — Ты ведь верно не колдун? Ты не таись коли так, я ж не с Рориков, я ж с пониманием…

— Дурак ты и понимание у тебя… — не удержав зевка, я вдруг вспомнил, что за всю неделю спал, дай бог, часов шестнадцать. — Поживешь в этом городе с недельку — не такому научишься. И вообще, причем тут…

Я осекся, уставившись на потертые дорожные штаны, облегающие толстые ноги лорда. Вернее, на угрожающий бугор, бесцеремонно выпирающий на самом интересном месте. Мимолетный взгляд на пустую бутылку возле Грисби, помог расставить все на свои места:

— И сюда подсыпать умудрилась… Вот же жопа белобрысая!

Недоуменно подняв брови, лорд проследил направление моего взгляда и уставился на свою ширинку. Мгновение тишины взорвалось ужасом, быстро переходящим в восторг:

— В рот мне подковы, ты как это сделал?! У меня уже лет десять — даже по утрам ничего не шевелилось! — щелкнув челюстью, тучный феодал резко отстранился, по бабьи прикрываясь плащом. — Ты чего удумал?! Ты не вздумай! Коли золота да милости — сколь пожелаешь, но с мужиком валандаться… Я лорд, я сир Аарон «Могучий», а не грелка для перины!

— Да замолчи ты уже… — оценив количество оставшегося масла в лампе, я понял, что время далеко за полночь.

Поздно уже совет держать. Да и любоваться на благородное достоинство тоже желания не имею. Впрочем, в замок его тоже не отправишь… Ай, ладно.

Стоило больших трудов успокоить испуганного лорда и отговорить его от прыжка в окно, но в конце-концов он все же перестал взывать к дохлому императору и согласился на предложение заночевать в соседней комнате. Благо уж чего-чего, а незанятых спален в салоне полно.

Но не успел я довести его до порога, как он вдруг воровато оглядел пустой коридор и, придвинувшись, громко заворчал:

— Раз уж я все равно в этом срамнике ночую… Эх, была не была! Может и «грелку» сообразишь? Кошелем-то угощу, коли надобно. Ну как, а?

Стыдливая неловкость в его голосе отчетливо боролась с непристойным интересом, а вымученный налет бесстрастности резал по ушам не хуже хорошо знакомых фальшивых стонов.

Уже собравшись послать Грисби куда подальше, я вдруг подумал, что это не такая уж плохая идея. Во всяком случае, так горожане, а главное, — затаившийся инспектор, будут думать, что лорд в бордель за девкой пришел. А не за старшим лейтенантом. Уж чего-чего, а внимания от средневековых федералов мне точно не нужно. И дело не только в девке, «распятой» в подвале.

— Этого добра тоже навалом… Ладно, сиди. Пришлю кого-нибудь.

— А можно всех посмотреть? — до боли знакомая фраза в устах Аарона звучала ничуть не хуже, чем у караванщиков. — Или хотя бы выбрать?

Не дожидаясь ответа, Грисби метнулся к столу с дорогим зеркалом и в свете лампы принялся разглаживать усы да зализывать седой ежик. С каждым мгновением он все меньше походил на лорда, и все больше напоминал неуверенного мальчишку в кондитерской.

Совсем как Гена, блин.

Ладно, пес с ним. Авось менеджер кривиться перестанет, когда узнает что я целого Грисби в клиенты привел. Осталось только разыскать этого проклятого евнуха и, желательно, не заснуть в процессе.

Чую, завтра денек будет еще тот. Знать бы только, чего ждать.

Глава 4: Бремя славы

Похоже, Куролюб не преувеличивал, заявляя про десять лет безбрачия. Честно говоря, оценив его излишне жизнерадостную физиономию, я бы накинул еще с дюжину годков. А если прибавить внезапную тягу почесать языком и играть в экскурсовода…

— А ведь помнится, дед мой аж с самого Живанплаца инженеришек истребовал на починку насосной мельницы! — толстый палец указал в центр площади, где несколько водоносов уже вовсю набирали воду из только сегодня запущенного фонтана. — Уж не упомню, к празднику какому, или после крестьянского мятежа, дабы городских наперед задобрить…

Бесконечный поток сознания в стиле «а вот раньше…» уступил место растерянному молчанию, когда сапог тучного лорда издал излишне гулкий стук. Отступив на шаг, Аарон уставился на глубокую трещину в одном из камней мощеной площади.

— Не тут ли? — хмыкнул он, принимаясь озираться по сторонам. — Да, точнехонько здесь! — серые глаза вперились в едва различимые разводы, слегка чернеющие вдоль стен заколоченной швейной мастерской. — Ох и пылала же… Спорю, Столпы на «Пламенном восходе» так не пылали, как эта портницкая!

— Чего?

— Рорик твой, вот чего! — внезапно прошипел лорд, мигом теряя жизнерадостный облик, и злобно пиная треснутый камень.

Под напором феодальной ярости и широкого каблука, безобидный камень вылетел с места и прочиркав по площади, угодил в неглубокую лужу, щедро окатив грязной водой платье тощей девчушки. Погрозив кулаком ряженному в мой старый плащ лорду, и пообещав познакомить его нос с задницей мужа, она перехватила корзинку с семенами поудобнее да двинула по улице, ворча на каждом шагу.

— Ну вот, а ты ныл, мол «говно, а не маскировка»! — похвастался я, кивая в ответ на приветствие пары прошедших мимо стражников, не обративших на переодетого лорда никакого внимания. — Говорил же, на наемника ты тянешь куда больше, нежели на попрошайку. Меч выкини и хоть сейчас в караван наймут!

Но Грисби пропустил очевидную шпильку мимо ушей. Вспыхнувшая было ярость уступила место потерянной отчужденности, пока яркие глаза продолжали буравить несчастный камень:

— Морда аж перед глазами стоит, а имя… Чтож за имя я ему дал? — обратился он ко мне, принуждая развести руками в искреннем непонимании. — Конь мой, ктож еще… Чуднее мерина свет не видывал! Бывало, насрет в стойле, а сам к стенке жмется, собственного говна страшится — представляешь?

— С хозяина пример брал, к гадалке не ходи…

Но приступ старческой ностальгии было уже не остановить. Будто бахвалящийся мальчишка, Аарон принялся хвастаться, до чего же клевый у него был конь. Не южный спринтер, не рыцарский тяжеловес, а титан взаправдашний.

— По сердцу сказать, не такой отожранный, как нынче в стойле конюхов шугает. Да и старый уж был, квелый слегка. Но он же даренный был, а дареному коню под хвост не смотрят! Жена в первый поход снаряжала. Все приданное, все подарки променяла, дабы я снеговиков непременно на титане топтал. Испереживалась, дуреха, что рогатиной в Просторе проткнут, все на сны свои пеняла! То дочку под сердцем носила — а сам знаешь, на сносях бабы головой дуреют… А может и впрямь чего видала — неспроста же ягодка чародейничать горазда?

Желая как можно скорее довести лорда до замка да вернуться в салон прежде чем Гена заиграется в «секретаря» и наворотит дел, я подтолкнул Грисби в нужную сторону:

— Ты там про коня что-то говорил.

Неестественно кроткий вид горделивого рыцаря заставил мою амнезию чуть отступить и припомнить, что жена у Грисби скончалась при родах. А судя по тону, заносчивый поганец и впрямь любил супругу, что для местной аристократии, где каждый первый брак — по расчету, — редкость сравнимая лишь с днями трезвости в календаре деда.

Нетрудно представить, насколько сильно вдовец дорожил ее последним подарком.

— Нарочно же в доме запереть повелел! Рогатины эти, будь они неладны… Как на тесных улицах титану развернуться? Да и поскользнулся бы — скользко же! Трупов, крови, кишок — в мясницкой не встретишь! — активно жестикулируя, лорд будто оправдывался за давно терзающую его ошибку.

Нечто похожее я уже видел в исполнении Рорика. Когда перед самым боем, того пробило на поболтать да исповедаться за реки крови и огня, в которых утонул город и его солдаты.

— Морда у него была такая… — великан сжал щеки, изображая то ли утку, то ли ботексную «красавицу» с обложки журнала. — Вытянутая, что твои башмаки! А глаза вечно грустные… Ярмо с рогача накинуть повелел, дабы за порог не вышел, следом не увязался — уж больно верный мерин! По ночам так и вижу, как он бедный, с этой клешней на шее в дверь тычется… Проклятье! Веришь — до сих пор ржание в ночи чудится!

— Стоп, что? — я едва не подпрыгнул, когда лорд почти точь-в-точь повторил слова молодого князя.

— Заладил, «что» да «что»! — с досадой отмахнулся седой рыцарь. — Погорел он, вот что! Пока ополчение да баб с огня выводил, запамятовал про мерина своего! А князь твой, говно бесчестное, того и ждал! Как овец на площадь загнал! И что прикажешь делать?! Бабье воет, ребятишки в платья зарываются, а мужиков едва ветром не сдувает — два дня рубиться, это тебе не деревни поджигать! Вот я и… — грубая ладонь небрежно хлопнула красивый рубин на дорогом эфесе, пока серые глаза испепеляли треснутый камень, покоящийся посреди мутной лужи.

Но вместо Грисби с приклоненным коленом и воткнутым в камень мечом, в голове вспыхнул карандашный набросок, сорванный со стены в подвале антикварного салона. Озаглавив рисунок «писюкастым явлением», я долгими ночами просиживал за секретером, скрипя извилинами и выводя шизоидные схемы, в попытках рационализировать сверхъестественное.

«Экзотическое» строение тела — сгоревшие женщины, «хрусть» — треск обуглившейся плоти, страх воды — то ли пожар, то ли княжеские мольбы о дожде. Возле копыт, клешней, да лошадиной башки с кучей черных глаз я просто понатыкал прочерков, не особо переживая по их поводу. Мол, какой же демон без копыт?

На мгновение показалось, будто мозаика наконец сложилась и я узрел «истину», раскусив цели антикваров, но все рассыпалось обратно в мешанину слабо сочетающихся фрагментов. Ладно бы какая-нибудь байда из оперы «души погибших переплелись и появилось мстительное приведение» — но рация с микрофонщиком откуда вылезли? Я-то пока не умирал! Ну, во всяком случае, не до конца. Да и тварь с озерной деревни…

Нет, не то. Тут не эзотерика, тут иное. Эмоции что ли? Образы? Или даже чисто личные ассоциации, — иначе были бы не не клешни, а обычное ярмо. Да и обугленная плоть нихрена не хрустит, а скорее шелестит — уж я-то знаю.

Мда, вот тебе и плод содомского греха двух феодальный остолопов. Продукт пылкой «любви» Грисби и Рорика, на кровати из тысяч трупов и с жестким травматическим неврозом на всю жизнь у обоих.

Не, тут не инквизиторы с экзорцистами, тут санитары надобны! Десант психиатров и ковровые бомбардировки барбитурой! Вот тогда потусторонняя хрень перестанет на свет вылезать!

Правда… Если рецепт демона так прост, отчего они повсюду не появляются? Стесняются, что ли? Да и на кой хрен вампирам какой-то демон? Что они с ним делать-то собирались? Примитивный терроризм? Для кадра, у которого даже полы в подвале так и трещат от полироли, обычная резня выглядит слишком грязной. Да и в чем мотив? Армию демонов понаделать дабы мир испепелить? Возможно, конечно, но как-то… Слишком безумно.

Антиквар тот еще придурок, но на припадочного шизоида с манией величия не тянет. Судя по градусу восхищения в оставленном для меня письме, он скорее перфекционист-чистоплюй, искрящий планами «как нам обустроить Осколки».

— Чего замолк, глазами сердце прожигаешь? — неуверенный баритон вырвал меня из прострации.

Реальность встречала устыдившимся собственных откровений рыцарем, шаркающим каблуком, будто расстроенный мальчишка:

— Думаешь, обесчестил я себя? Когда все наследие на жизни променял? Опозорил все над чем отцы корпели да деды завоевывали? Скажешь, братья в боях слегли, а я убоялся? Струсил, а вид сделал, будто баб с ополчением пожалел?

Судя по траурному тону, именно такие слова преследовали Грисби в Молочном холме, когда он докладывался сюзерену после сдачи города. Поди, до сих пор за спинами перешептываются, посмеиваясь над провинциальным дураком.

— Хорошая у тебя жена была, вот что скажу. — только и выдал я, но поглядев на углубившиеся морщины несчастного громилы, все же не выдержал. — А коли не твой маскарад, то перед тобой бы уже вся площадь выстроилась! Горожане помнят, кто их защищал. И не один раз. А за спиной всегда шептаться будут — слышал поговорку про тысячу мостов и один вылизанный хрен? Вот это оно и есть.

Не каждая женщина променяет все свои цацки и деньги, дабы мужику бронежилет купить. Да и вопреки здравому смыслу, люди в городе действительно поминают старого поганца добрым словом. Так что даже не соврал.

Пару долгих секунд серые глаза буравили меня похлеще того злополучного камня. Но, видимо, так и не найдя подобострастной фальши или привычной лести, Аарон громко выдохнул и, вспомнив про свое лордство, быстро сменил тему:

— Во! — как ни в чем не бывало, палец указал на пекарню и ее злополучный переулок. — То мать построить повелела! По малохольству братья на свои потешные «турниры» не брали, вот и придумала. Утешить пожелала, будто пироги пекут волшебные. А я, дите неразумное, поверил — аж стены тряслись, как щеки набивал! И веришь, нет — года не прошло, как с седел всех повышибал! Им, бестолочам, пони запрягали, а подо мной уж и скакун спиной трещал — отец первому рыцарского даровал да к герцогу в оруженосцы отправил! Ох и рожи у старших были…

Так чтож их так на откровения прет?! У меня табличка к спине прибита «психотерапия для феодалов»?! В мире тысячи рыцарей, так и мечтающих услужить какому-нибудь придурку с замком, а этот падишах липнет именно к тому, кто срать на титулы хотел! И князь с герцогиней такие же!

Поглядев на просиявшего лорда, принявшегося с удвоенной силой тыкать в каждый дом и устраивать сеансы ностальгии, я нехотя пошел следом. Хрен с ним, пусть погуляет по площади, раз такой сентиментальный. Капитана отравили, стюард вены перегрыз, внучка уехала, прихватив в эскорт большую часть гвардии — не с горничными же дураку трепаться? К тому же, если инспектор правда в городе, он лорда еще вечером срисовал. А так, — авось подумает, что пузан просто в очередной раз на прогулку да за низменными удовольствиями приперся, а не планы по сокрытию преступлений городить. В конце концов, в этом и заключается предложенный мною план — большие грехи за малыми прятать. Конечно, если инспекторы хотя бы в половину так дотошны, как люди болтают — хрен чего скроешь, все разнюхают. Но тут вопрос стоит в растягивании расследования — усложнить его настолько, что особист просто рукой махнет, не желая тратить прорву времени на заштатного феодала.

Гена еще, блин… Брать несчастного бастарда в эскорт лорда, озабоченного своим престижем — так себе затея. Но озвучивать пацану подлинные причины почему он не может «следовать за сиром», хочется того меньше. Пущай лучше в кабинете тусит, выслушивая нытье возвращающихся в город беженцев и требования богатых извращенцев. Даже «оказанным доверием» доволен остался, дурилка.

Остается только молиться, чтобы пацан не особо напортачил. Или, того хуже, не слишком превзошел, ибо мало кто в этом мире подходит для управления городом еще меньше, чем лейтенанты с посттравматическим расстройством во всю жопу.

По мере приближения к торговым лоткам и суетящейся толпе, Грисби все громче распинался о генеалогии своей офигенно важной династии и истории города. Но даже поставленный властный голос с трудом перекрывал визг металла о камень.

При соприкосновении с длинным клинком, диск точильного станка заставлял добрую половину площади скрежетать зубами. Закусив от натуги язык и сгорбившись над примитивным аппаратом с деревянной педалью, краснощекий кузнец бережно водил посеребренным мечом по колесу, пока пара его подмастерьев недоверчиво поглядывала на низкого мужичка, чьи грязные сапоги да застиранный камзол слабо сочетались с роскошными узорами на полируемом оружии. Факт, что клинок ворованный, был очевидным даже для стайки чумазых детишек, наблюдающих за блеском диковинной стали из-за колесных спиц монструозной повозки.

Только вспотевший мастер не награждал тощего проходимца косыми взглядами, целиком отдаваясь работе и, словно тончайшей мелодией, искренне наслаждаясь мерным скрежетом металла. Наверняка даже денег брать не стал, а завидев сияющую сталь на поясе голодранца, у которого и ножен-то нет, предложил свои услуги бесплатно. Чем явно привел своих переглядывающихся подмастерьев в крайнюю степень недоумения.

Но и без комментариев остановившегося Грисби понятно — меч-то рыцарский. Ничего удивительного, что простой городской кузнец, всю жизнь льющий гвозди с «самоварами» да ремонтирующий дешманские кинжалы для одних и тех же караванщиков, настолько загорелся возможностью в кои-то веки прикоснуться к работе настоящего мастера. Того, кем и сам когда-то мечтал стать.

Короткие клинки да всякие копья с топорами куются почти повсюду и в больших количествах, но настоящее «благородное» оружие просто так не достанешь. Дело даже не в заоблачных ценах или исключительном качестве металлов, а в редкости оружейников.

Если взять деревенского гвоздодела и сказать ему выковать длинный меч, то даже с самым офигенным материалом и кузней — выйдет полная лажа. Если взять городского подковщика — получится ширпотреб, который либо от первого же удара погнется, либо покрошится при заточке. У мастера по доспехам из замка Грисби получаются более-менее нормальные клинки — для хорошего гвардейца или простого рыцаря — более чем достаточно. Однако боже упаси пытаться им серьезно фехтовать, пробивать доспехи, или прорубаться сквозь толпу — погнется, сломается, еще и заточка слетит мгновенно.

Для «премиум» класса, уровня меча на поясе Аарона или шпаги в ножнах Эмбер нужен особый, «Кулибинский» подход — совместить мягкие и твердые металлы так, чтобы меч и не крошился, и не гнулся, и заточку держал, и разве что на баяне не играл, да жену вместо мужа не удовлетворял.

Этакий стальной винегрет из пары дюжин металлов и крепящих добавок. В отсутствии технологичных заводов и прокатных цехов, все это проделывается с помощью простой наковальни, скучных молотков, и такой-то матери. В ситуации, когда каждая ошибка при ковке или лишние градусы в печи приведут к дефекту всей заготовки. Который еще и выявится не сразу, а только после завершения изделия, когда какой-нибудь герцог попробует кольчужное полотно на манекене разрубить, а тот ему сдачи даст, в виде сломанного острия, прилетевшего в августейший лоб.

А если вспомнить, что руда руде рознь, градусников не завезли, а из-за отсутствия химических лабораторий все куется на глазок, запах, а то и вовсе послевкусие на языке, то можно понять, отчего Аарон воровато шепчет, будто оружейные мастера — сплошь колдуны да волшебники, заговаривающие сталь и окропляющие кузни кровью девственниц.

Наверное, я бы и сам так считал, не будь в нашем наемном отряде одного бывшего подмастерья. Еще горя идеей об огнестрельном оружии и прогрессорстве, я набросал ему чертеж пары деталей. Оценив рисунки на речном песке, и уточнив о качествах ствола да точности исполнения затвора, он лишь стыдливо опустил глаза, заявив, что до такого ему далеко, ибо «всего-то пятнадцать лет в кузне проработал».

Квалификация, елки-палки. Для рыцарского меча нужна не магия, а мастер десятого разряда со стажем в полвека. Которыйеще слова нормально не выговаривал, а уже вокруг плавильни суетился, пока мастер по заготовке стучал. «Левша», у которого руки сами по себе как молоты, а глаза выявляют шлак в самородках не хуже микроскопов с лабораториями.

Сколько лет такому придется раздувать меха и таскать воду, прежде чем ему доверят простенькую заготовку и сколько раз он с ней накосячит, прежде чем услышит от мастера долгожданное «ну, с пивом покатит» — вопрос открытый. И хоть Грисби, как и любой иной лорд, на вопрос о своем клинке показушно пожимает плечами со словами «Меч как меч, рубит и ладно» — очереди к таким мастерам стоят почище чем в военторг перед строевым смотром.

Страшно представить лицо Аллерии, узнай она, как легко я передарил ее меч Гене… Но какие варианты? Совесть не позволяет такие дорогие подарки принимать. Да и сломанная рапира пусть была ощутимо попроще, но тоже далеко не на коленке ковалась.

Снова поглядев на точильный станок и оценив восторг кузнеца, сияющий еще ярче на фоне безразличия подмастерьев, я ощутил укол жалости. Не на тех он свое наследие оставит.

Устав любоваться на спину голодранца и вращающийся камень, покрывающийся трещинами лишь от полировки чересчур понтового оружия, я решил увести Грисби прежде чем тот закончит свою лекцию и задастся вопросом — как у нищеброда в стоптанных сапогах может оказаться такое сокровище. Арестует же, а бедные мозги местных пока не готовы к историям про лорда, что под маской простолюдина воюет с преступностью, дабы город мог спать спокойно.

Хватит с несчастных и одного Бетмена.

Подождав пока мускулистый болван снова величаво кивнет на очередное сирканье прохожего обращенное ко мне, я подхватил его под локоток, с твердым намерением таки добраться замка хотя бы в этом тысячелетии.

Но вместо могучего бицепса или поджарого трицепса, пальцы ухватили нечто тонкое, теплое и ни разу не мужественное. Недоуменно поглядев на девичье запястье в своей ладони, я перевел взгляд на эфес меча, обрамленный тонкими пальцами. Рыцарского меча. С очень знакомым рубином.

Не сумев потихому стянуть клинок у увлеченного своей болтовней лорда, низкорослая девчонка замерла на месте, даже не пытаясь вырвать руку и моей хватки. Ее объемный капюшон чуть вздернулся, явно намекая на спрятанную пару кошачьих ушей.

Вот только ворья не хватало… Еще и такого наглого!

Все-таки рано себя за маскарад хвалил — надо было настоять, чтобы ножны в одеяло завернул. Гражданские может и не замечают, но у жулья-то глаз наметанный, их простым плащом да ношенными сапогами не проведешь. Они как срочники, — звания чисто по походке да ширине задниц определяют.

Убедившись, что ни Грисби, ни обыватели пока не заметили женской руки под мужским плащом, я стрельнул воровке глазами, всем видом намекая — отпусти меч да вали нахрен, пока не заметили!

Капюшон вновь колыхнулся, а взгляд хитрых глаз на тощей моське приобрел недоуменные нотки. Кошатина не спешила подчиняться, явно ожидая подвоха.

Ожидаемо. Я и сам бы не поверил. Но последнее чего мне хочется, так это глядеть как Грисби размазывает ушастую дуру по площади, на глазах у всего города и агентов затаившегося инспектора. И это еще полбеды — поди потом, объясни сотнику или, не дай бог, князю — чего это я замаскированного лорда по городу вожу? Сомневаюсь, что Рорик поверит в басни про хвостатую дуру и печать инспектора на столе. Тут государственной изменой и подготовкой к перевороту за версту воняет — и глубоко пофиг, что я никому из них не присягал.

Короче, фартануло этой босячке. Не в масть мне сегодня разборки устраивать.

Вдоволь налюбовавшись на бледную рожу, я наконец не выдержал:

— Чего встала?! Вали давай! — стараясь «перешептать» скрежет металла о камень, я слишком поздно заметил, что его уже нет.

— Чудная работа, сир! Воистину великолепная! — послышался восторг краснощекого кузнеца. — Только клеймо в толк не возьму — будто бы перст золотой да потерта изрядно… Не подскажете ли мастера? Или хотя бы город?

— Нынче нет того мастера. Равно и города. — голос «голодранца» больно резанул по ушам, заставляя сердце стучать быстрее.

Где-то я его уже слышал…

— Но коли тебе интересно… — молниеносно крутанув сияющий клинок в руке, низкий мужичок в выцветшем камзоле заставил половину площади зажмурится от заискрившихся солнечных зайчиков. — Закатным звался город тот, и герб наш гордо реял над стенами! Запомни сей день, кузнец, ибо довелось тебе коснуться герба самих Кле…

Пафосная речь оборвалась, когда в излишне театральном жесте, спина коротышки обернулась выцветшим табардом, с едва различимой эмблемой перекрещенной десницы. Смазливое лицо недоверчиво вытянулось, а под недельной щетиной побелела кожа, едва его глаза упали на нас с Грисби.

Да чтож за город-то?! Гребанная аномалия! Почему все дебилы на свете стягиваются именно сюда?! Воронка тупизны, не иначе! Вот что расследовать надо, а не демонов всяких…

— Ты?! — только и ахнул порядком износившийся, но все еще довольно «ловкий» рыцарь.

— Я. — Грисби недоуменно пожал плечами, снова приняв все на свой счет. — А ты что за говно? И как смеешь тыкать самому сиру Аарону «Могу… Ай! — мощная ладонь попыталась горделиво лечь на украшенный рубином эфес, но ткнулась в чрезмерно острое лезвие.

Мигом отбросив полу плаща, лорд заметил вороватую ручонку.

— Вор!!! — властный рокот прокатился по площади, эхом отдаваясь в толпе, немедленно подхватывающий клич.

Блин, совсем забыл!

Но не успел я отпустить тонкое запястье, как грубые руки с силой рванули кошатину за горло, с легкостью отрывая ее от земли.

— Так, давай без экстрима! В гарнизон ее сдадим да пойдем себе…

— У Грисби «Могучего» красть удумала?! На «Гневного» лапы наложить?! — заревел глухой придурок, явно желая докричаться до другой планеты. — Повинна в смерти, грязь хвостатая!

Уже смирившись с полным провалом конспирации и концом жизни безмозглой кошатины, я почувствовал мощный подземный толчок, сопровождаемый истошным воплем. Мускулистая туша лорда, весом не менее полутора центнеров, с грохотом рухнула на мощенный камень, разбивая в щепки подвернувшийся прилавок и едва не хороня под собой продавца.

— Не понял…

Опустившая на площадь немая пауза разорвалась новым воплем. На этот раз не таким властным, но значительно более пафосным:

— Горды праведностью!!! — озвучив идиотский девиз, «голодранец» резво накинулся на кашляющую воровку.

Искрясь в лучах полуденного солнца, длинный клинок со всего маху рубанул по кошатине, но вместо тонкой шеи настиг лишь воздух.

Крутанувшись назад колесом, от которого любой цирковой акробат удавился от зависти, девица случайно шлепнула длинным хвостом по рыцарскому подбородку и явно вознамерилась слинять. За пафосными воплями и смазливостью она недооценила ловкость коротышки — не успев толком развернуться, как тут же огребла сапогом по сопатке.

Каким бы придурком этот Клебер не был, но рукопашной владел мастерски. Все же рыцарь. Настоящий, а не как я. Правда и кошатину не пальцем делали.

Звучно хлюпая фонтанирующим носом, она ушла от сверкнувшего выпада и вновь крутанулась колесом, используя собственное тело словно длинный рычаг. В этот раз вместо хвоста в смазливый подбородок прилетел тонкий носок дамского сапога.

Качнувшись будто потерявший опору столб, небритый ловкач рухнул на лопатки, уходя в глубокий нокаут.

— Фига у вас тут разборки Шанхайские… — только и выдал я, даже не помышляя вмешиваться.

Воровство это конечно очень плохо, но отрубленные руки или отсеченная голова — как-то чересчур. Впрочем… А не дофига ли она крутая? Для воровки-то?

Метнувшись в сторону, девица натолкнулась на стену из офигивающих гражданских, метнувшись в другую, на забитую доверху повозку. Бурное скандирование из «держи вора» и «кража-кража!» оборвалось вместе с протяжным визгом свистка.

Звеня кольчугами и стуча сапогами, сразу две пары стражников проталкивались по площади, стремительно приближаясь к месту преступления. Резво помотав головой по сторонам, и оценив ситуацию, акробатка одним прыжком оказалась у застрявшего в прилавке, громко матерящегося Грисби, мигом выхватывая с его пояса меч.

Уже было напрягшись, я расслабился, осознав, что воровка и не помышляет убивать лорда. Но быстро напрягся снова, оценив блеск устремленных на меня глаз и острие рыцарского клинка.

В выборе из четверки стражников позади и сраным лейтенантом впереди, ушастая особо не заморачивалась. А судя по мечу в руке, она явно переоценила мои навыки, посчитав самым опасным из всех троих. Походу, дура всерьез решила, будто я тоже дофига крутой, а не случайно ее за запястье ухватил…

Попытка просто отойти в сторону и разрешить дело миром отозвалась вспышкой боли в едва зажившем плече и ожогом, разливающимся по всей руке. Высокоградусное кун-фу и постельная гимнастика с Фальшивкой не прошли даром, и пока я хватался за порезанное плечо, кошатина отчаянно мотала головой, зажимая стремительно краснеющую щеку с отчетливо проступающим отпечатком ладони.

Судя по гневному оскалу, оставлять пощечину безнаказанной она не намеревалась.

Поглядев на пускающего слюни Клебера, девица играючи пнула его по руке. Проскрежетав по камню, сияющий меч ткнулся в начищенный носок берца, отзываясь охреневанием у меня и нездоровым ажиотажем у толпы. Северяне, пробившись сквозь живое кольцо, поначалу ринулись к кошатине, но услыхав недовольный гул зрителей, быстро оценили ситуацию, немедленно принимаясь звенеть кошелями. Факт, что почти все ставили на меня, особой радости не доставлял.

— Руки! Руки этому говну сруби! Над камином повешу! Уж это отучит хвостатую столовое серебро воровать… — заголосил Грисби, все еще пытаясь выбраться с обломков при помощи сердобольных горожан.

Не успев подняться на ноги, он тут же закусился с низкорослым караванщиком, что мстительно поглаживая цветастое перо на шляпе, ставил на воровку аж полдюжины золотых.

Девица лишь задиристо высморкала кровь из разбитого носа и описала красивый полумесяц клинком, еще пуще раздразнивая толпу.

На голову больная, не иначе! И эти тоже… Уроды! А если она меня прирежет?! Вот тебе и репутация, мать ее! Если отступить, то вся эта «народная слава» немедленно обернется всеобщим презрением. Рыцарская честь, дуэль, вся байда.

Еще и Гена разноется…

Ну спасибо, придурок жирный, ну удружил!

Горестно вздохнув и понадеясь, что место кражи не обернется сценой убийства, я нехотя поднял наполированный меч:

Хрен с ним! Пусть куражится своим стилем «яйцами об кулак» — не таких обламывали. Главное — отделаться от ощущения очередной гнилой подставы.

В этом городе даже мухи просто так не знакомятся, не то что рыцарей на поединки вызывают.

Глава 5: Хитрый план: катить колесо!

Когда общая сумма ставок затмила дыру в бюджете салона и едва не достигла годового обслуживания алкогольных потребностей деда, кошатина плюнула на все попытки дождаться первого хода от меня. Как следует высморкавшись кровью прямо на стонущего Клебера, она принялась осторожно кружиться вокруг, держась на расстоянии вытянутых клинков — чересчур дорогих и смертоносных для нас обоих.

Конечно, реальный поединок не содержит в себе акробатику и театральность сценического фехтования, но скоротечностью спортивного так же не обладает. Увы, иногда недостаточно ткнуть противника шпагой и наслаждаться истеричным воплем судейского гудка. Человек — животинка удивительно живучая и подыхать от любой царапины или укола отказывается наотрез. Еще и боеспособность, гад такой, сохраняет — даже сквозная рана в живот прикончит лишь через несколько часов. Ну, если он подготовленный, конечно. А если вспомнить про доспехи…

Короче, сказки будто какие-то рыцари сражались три дня и три ночи, пока наконец оба не рухнули без сил — не на пустом месте выросли. Наверное поэтому в нормальном мире на огнестрел и перешли — гидроудар от контакта со сверхзвуковой пулей проделает среди внутренностей такой «тоннель», что можно слонов на экскурсии водить.

Описав причудливую дугу туда-обратно, ушастая акробатка задумчиво качнула хвостом и принялась потихоньку приближаться, то и дело отводя клинок и проворно перепрыгивая с ноги на ногу, будто вот-вот накинется.

За движениями наблюдает, на действие провоцирует… Значит правда решила, будто я дофига опасный вот и щупает, засранка, пределы моих выдуманных способностей. Приятно, конечно, когда барышни столь высоко меня ценят, но как бы она меня не прирезала. С перепугу-то…

Ободряющие реплики и возбужденный гомон зрителей сменились шокированными вздохами и напряженным молчанием, когда клинок Грисби сверкнул у самого моего носа. Не достав из-за роста жалких сантиметров, кошатина завершила молниеносную связку ложных выпадов и тут же отскочила в сторону, спешно проверяя результат. Недоуменно вздернутый капюшон и удивление в глазах подсказывал, — бедолага ожидала чего угодно, кроме полного пофигизма и морды кирпичом. Даже блокировать или отступить не попытался.

Проскакав кузнечиком вокруг, она повторила серию выпадов, но результат оказался тем же.

— Да полно заморскими приемчиками пыжиться! — послышался рев Грисби, полный презрения. — Перед тобой рыцарь стоит, грязь хвостатая! Нас такими фокусами не проведешь!

Под одобрительный гул толпы, он посоветовал мне поскорее расправится с трусливой ловкачкой, а то ему страсть как пирогов отведать приспичило. Обед же.

По причине недостаточного знакомства с ряженным феодалом, от горожан и караванщиков укрылись едва различимые нотки тревоги во властном голосе.

А боятся было чего. Я их не вижу! То есть — вообще нихрена! Она будто не мечом машет, а трассерами стреляет — чисто по звуку да остаточному блеску в воздухе различаю! И придыхания стражников, читаемые по одним лишь губам имеют полное право на жизнь. Реально колдовство! Ну, почти. Все-таки у меня есть знакомая, одержимая бухлом и колготками, машущая шпагой не сильно хуже.

Но Эмбер-то графиня! К тому же, больная на голову. Ее с детства всей этом байде лучшие специалисты учили! За каждой тренировкой следили, каждый удар ставили. Этож уровень если не олимпийского чемпиона, то очень крепкого мастера фехтовального спорта. С кандидаткой по легкой атлетике и верховой езде в придачу. Камасутру даже считать лень.

Черт, да она со спины обратно на ноги сигает быстрее, чем дед бутылки открывает!

Не, не обманете! С такими навыками не кошельки на базарах режут! С такой профессиональной подготовкой только сокровищницы потрошат, письма в феодальных кабинетах читают, да генералов перед боем аки курей вырезают. Натуральный Джейсон Борн средневекового разлива с длинным хвостом и забавными ушками. Такие на дороге не валяются, такие только для всяких Мюратов трудятся. Яды опостылевшим вассалам подсыпают, да всякое…

— Ах ты ж жопа хвостатая…

У инспекторов такие служат! Кто еще может нанять и подготовить такого спецназовца? Агент, елки-палки!

Только — а на кой агенту инспектора тырить меч у Грисби? Провокация на убийство с последующим обвинением? А высококлассного агента не жалко на старого пузана разменивать? А если она его боевые навыки, за каким-то хреном, проверить должна, то на кой ляд со мной сцепилась? Не, дуристика полная. Что-то я вообще связь с реальностью теряю.

Пропустив за раздумьями еще несколько серий провоцирующих атак, я очнулся лишь когда меч Клебера издал обиженный лязг. Ударив по клинку и убедившись, что никакие ухищрения не излечат мою тормознутость, кошатина разочарованно выдохнула, наконец смиряясь с реальностью.

— Зашибет же, бестолковик! — испуганный вопль Грисби шел аккомпанементом вспышки солнечной молнии, устремившейся прямо в лицо.

Только на мгновение промелькнувшие глаза капитана уберегли ногу от перебитой бедренной артерии. Отличная балансировка клинка и вбитые в подкорку рефлексы позволили крутануть рукоять еще до того, как кошатина изменила траекторию.

Высеченные искры щедро оросили потертый носок берца, а пара мохнатых ушей на мгновение показались из-за необъемного капюшона, когда девичье лицо сменилось сперва выглянувшим плоским животом, а затем и парой крепких каблуков, свистящих у самого подбородка.

Не дожидаясь длинного хвоста, начищенный ботинок звучно шмякнул о плоскую задницу, придавая «колесу» ускорение. Вместо одного оборота, она сделала второй, третий… Крутясь и весело попискивая на бешеной скорости, ушастый «смешарик» сперва вмазался в рыбный прилавок, но лишь за тем, чтобы используя его как трамплин, со всего маху плюхнуться в фонтан, окатывая офигивающих зрителей волной холодной воды.

— Блин, как бы копчик не сломал… Весом же четверть моего! — сбивчивое оправдание потонуло в оглушающем хохоте и звоне монет.

Хватаясь за надрывающийся живот, и не обращая внимания на монструозную ладонь лорда, истерично хлопающую его по спине, торговец с пером сходу засунул кошель за пояс великана, даже не помышляя отмазываться. Остальные горожане веселились не меньше, тыкая в фонтан пальцами и покатываясь со смеху.

Чую, уже вечером артисты начнут репетировать новую постановку. С ходулями, бадьей, и несчастной кошатиной, раз за разом разбивающей задницу о дно.

— Узрите же… — утер слезу Грисби. — Разницу меж истинным рыцарем и низкорожденным говном! — побахвалившись еще пару мгновений, он наконец переключился на довольных стражников, собирающих монетки с похмурневших караванщиков. — Растяпы! Долго мне ждать, покуда клинок в ножны возвратится?! Али только молокососу своему перинку сраками греть научены?!

Но не успели бородачи удивленно переглянутся, явно задаваясь вопросом, какого черта лорд Грисби забыл за стенами, как из фонтана расцвел столп блестящей воды и мокрой шерсти. По собачьи стряхнув воду с насквозь промокшего плаща и выцепив мой взгляд из толпы, кошатина со всего маху зашвырнула меч в небо.

— Ловите, раззявы! — вспыхнул Грисби, сминая перепуганных гражданских словно кегли и устремляясь за красиво переливающимся клинком.

К счастью, стражники оказались чуть более благоразумны, однако подбитым сапогам преградил путь визжащий и невероятно тучный содомит — тот самый, что мечтал побывать в моем подвале. Кинувшийся на подмогу тощий слуга лишь усугубил ситуацию, позволяя ушастой стремительно скрыться из виду, распихивая толпу и оставляя после себя шлейф из «кража!» и «держи вора!».

Закончив офигивать от скоротечности событий и устав слушать поздравляющее сирканье штатских, я молча положил блестящий меч на колени Клеберу, мотающему дурной головой на табуретке для точильного станка.

— Ну удружил, ну чемпион, ни дать ни взять! — спина хрустнула под напором медвежьей лапы Грисби. — Хоть сейчас на турнир отправляй! И где ты только такому обучился?! Я бы вот ни в жисть…То есть, я бы ни в жисть с хвостатой грязью мечи не скрестил, но как ты… Как… Ну…

Смущенное блеяние чрезмерно горделивого лорда на мгновение затмилось нарастающей тревогой. Подозрительный взгляд оставшегося стражника метался между мной и Аароном и судя по играющим на лбу морщинам, бородач вовсю придумывал целую простыню для доноса. Е-мое, как бы они князю не отписали…

— Ну… — наконец опомнился я. — Она же низкая совсем. На кой хрен ей мне в морду метить? Ясный пень, что обманка очередная.

— Вот и я о том же! Говно они, приемчики заморские! Благородный путь не затмится ложной дымкой!

Не желая продолжения передачи «философия с Аллерией», я дождался пока с полдюжины крестьян поднесут лорду его меч и с силой потянул пузана за собой, стараясь не обращать внимания на испепеляющий взгляд «ловкого» рыцаря.

Хватит на сегодня приключений — и так всю конспирацию по полной завалил! Придурок седой… Знал бы, не в одеяло предлагал, а прямо в зад меч воткнул!

* * *

Поток из непрекращающихся жалоб и настойчивых намеков, мол «так и не нашел себе капитана, а стюард из посыльного, как титан из ишака. Уж подвернулся бы мне кто, так и озолотил бы…» да хитрых прищуров на меня, завершился лишь в тишине кабинета главы гильдии.

— То есть, мы не виделись неделю, а ты смеешь заявляться и требовать помощи в расследовании выдумок про какого-то инспектора?!

— Три дня. — рефлекторно дернув рукой, я поморщился от резкого жжения в порезанном плече. — Три дня, а не неделю.

— Так ты тоже считаешь… — холодная стерва немедленно обернулась самодовольной «дюймовочкой» и откинув клок шерсти, взялась за новый.

Количество политого уксуса в этот раз оказалось в три раза меньше.

— Так чего? Идеи-то есть?

— Насчет слабоумия Аарона или вранья Виньетты? Они врожденные, не волнуйся. — оценив взгляд, Эллис нехотя вздохнула, и поелозив юбкой по столу, попыталась совместить свой низкий рост с высотой голого плеча. — Ладно-ладно, предположим — все воистину. Инспектор и впрямь сошел с ума и рискнул всем, приехав в занятый северянами Грисби…

Хоть Рорики и стали пятым блатным домом, на гранд-код они ложили большой и северный. В условиях кудахтающего апокалипсиса, планомерно выжигающего континент, никто особо не возражал. Армия бородачей оказалась важнее какой-то вшивой «справедливости» или «закона».

— Допустим так же, что каурес и впрямь служил инспектору… — шерсть нежно прижалась к порезу и плечо начало украшаться белоснежными бинтами. — Разве не очевидно, отчего она вызвала на поединок именно тебя?

Ага, два раза! Я никак в толк не возьму, зачем инспекторов придумали, ибо феодал самостоятельно ограничивающий свою власть — нонсенс похлеще проблесков разума у Грисби.

— Вот именно поэтому! — захохотав, она звучно чмокнула повязку и ловко соскочила со стола. — У тебя же все на лбу написано!

— Давай без загадок, мне и без того цирк устраивать пришлось на глазах у всей площади…

Смущаясь бабских нежностей, я стремительно накинул чрезмерно облегающий камзол обратно, стараясь не встречаться с хищным взглядом особистки. Долбанный Грисби — совсем позабыл у него стеганку забрать, а единственная способная налезть на его тушу тряпка в салоне — моя несчастная куртка.

— Себастьян, Джеймс, Лейтенант… — чуть помрачнела блондинка, плюхаясь в свое кресло. — Я уже смирилась с твоими тайнами. Хочешь хранить происхождение? Пускай! Однако не думай что способен обдурить хоть кого-то с подлинными мозгами вместо репы — у тебя на лбу написано, откуда ты!

Хоровод из осторожного «откуда?» и уклончивого «сам знаешь!» окончился громким фырканьем:

— Да не с Осколков ты, вот откуда! Уж не знаю из-за какого моря приплыл и зачем понадобилось оставлять благоустроенный дом ради нашего стойла, но… Ну кто еще может похвастаться таким образование? Подготовкой, наблюдательностью? Я и сама порой гадаю, уж не разведчик ли ты, предвещающий новый «Визжащий шторм…

Блинский-блин… А ведь она права! После куриц — местные до одури ненавидят и страшатся любых пришлых, рожденных не на континенте. В отряде меня принимали за северянина, спасибо росту деда и схожим чертам лица капитана. Стражники держат за чудака-кукушонка, а Грисби с князем… Пес их знает, за кого, но инспектор определенно задался парочкой вопросов.

Это раньше я был нищий и никому не нужный, а теперь… Ну, тоже не шибко богатый, но это мало кого останавливает.

— То есть… Девку за мечом подослали, дабы меня испытать? Палочкой через решетку потыкать, посмотреть — замечу ли, что предприму, а поединок, стало быть…

— Если умилительный охотник на пироги не выжил из ума и оказался прав — поединок в планы не входил. Ну не закрывайся… Дай подсмотреть!

Ничуть не смущаясь, особистка охотно разглядывала линии мускулов на моем камзоле, сияя глазами будто мартовская кошка. Впрочем, сейчас как раз вроде март…

— Уж поверь на слово, для того, кто превращает скромность в преступление — ты невероятно умел! Как помнишь, я сама не удержалась от пары поединков, стремясь выведать твои тайны… Ты ведь не раз задавался вопросом, отчего я не обучаю авантюристов самостоятельно, а нанимаю людей, вроде тебя и старой сливы?

— Конечно! Ты ленивая жопа!

— Но-но! Неотразимая ленивая жопа! Однако почти угадал, — попросту вредно тренировать недоумков одним и тем же азам. Не успеешь моргнуть как — Пуф! И ты сама стала неуклюжей клушей, с дряблыми ногами и развалиной вместо навыков. Мастерство, как «Шарлотта»… — она ловко вынула и подкинула в потолок свою шпагу, играючи ловя ее прямо в ножны. — Требует заточки.

Невероятная точность трюка тяжестью навалилась на мою челюсть, приводя Фальшивку в еще большее самодовольство:

— Вот-вот! Мало какой стоящий дуэлянт сможет удержаться от достойного противника! Уж слишком редки, уж чересчур недосягаемы… К слову, как насчет поединка? До первой крови, разумеется!

Вороватый взгляд на шкаф-кровать не оставлял двоетолков в выбранном единоборстве. А зная пылкость особистки — про кровь она не шутит.

Выдав поток бессвязностей и необходимостей вырвать бутылку у Гены, поиметь деда, и утереть сопли девчонкам, я поспешно выскочил за дверь, на ходу соглашаясь «обязательно зайти завтра».

Как и многие иные обещания, это останется нарушенным, что приведет к янтарному шторму в княжеском кабинете и необходимостью вновь нанять актеров, дабы Эмбер сама выбрала желаемую постановку. Про последующий скрип кровати и хруст офицерских костей — даже думать не хочу.

В общем зале регистраторша обильно дула губки, демонстративно игнорируя высокого блондина в форменной рубашке, который с виноватым видом толкал ей тарелку с некоей сладкой выпечкой. Бесформенность изделия не сильно прельщала обиженную брюнетку. Она все продолжала фыркать на тему «хорошая трость, носи не хочу! Но нет, падать куда интересней…».

Все-таки послушала, не бросила беднягу — в регистраторы взяла… Может она меня любит, а? Брать искалеченного и хреново владеющего грамотой авантюриста на ответственную должность — не в стиле лишенной титула графини. Жаль лишь, что пожизненную хромоту парнишки никакие трости не исправят.

Прошмыгнуть незамеченным вышло слабо, — с регистрации немедленно донесли призывы, «обождать», нервный стук деревянной трости, и одобрительное «молодчина! Нечего увечий стесняться — так удобнее же!».

Нет, прости мужик — не до твоих благодарностей, обвинений, оскорблений или чем ты там порываешься меня наградить. Хромай себе помаленьку и поставь свечку за треск гребанной рации, так и не позволившей прирезать тебя в дороге.

Черт, как же от самого-себя воротит… Еще и Киара, мать ее!

Зашагав по улице, я, дабы отвлечься от навалившего круга самобичевания и чувства вины, — переключился на инспектора и его агента.

Ладно, допустим, «воровка» просто по приколу меня угрохать попыталась. Чисто чтобы мышцы размять, навыки вспомнить, азарт испытать… Надежные у инспектора агенты, ничего не скажешь. Но то мелочи, саму кошатину уже не сыщешь — десять раз амплуа поменяла, к гадалке не ходи. Да и не ее искать надо, а самого кукольника, обожающего спектакли и проверки на вшивость.

А ведь такой захотел бы лишний раз проконтролировать устроенное шоу, дабы лично удостоверится, что все прошло как надо. Заодно результат с разных сторон оценить — как у снайперов, один стреляет, другой попадание подтверждает. А то и сам инспектор мог поглядеть за цирком, невзирая на риск засветится. Маловероятно, но учитывая заносчивость агента — сам кукловод может оказаться и вполовину не так крут, как ожидается.

Так, давай амнезия, отойди на секунду… С окон вид паршивый, значит кто-то из толпы — Грисби? Бред. Караванщик с пером? Возможно, но слишком уж выделывался с семенами. «Падишах» со слугой, или…

— Намеревался скрыться?! Сбежать поджав хвост, в тщетных попытках избежать ответа?!

— Опаньки… — только и выдохнул я, уставившись на коротышку перед собой.

Играя тонкими бровями и маня женские взгляды общей смазливостью, «немытый» рыцарь презрительно тыкал пальцем на свой пояс.

— Как отважился касаться «Верного»?! Как осмелился оставить «это»?! — грязный ноготь поковырял едва заметную щербинку на клинке.

Все-таки, даже рыцарский меч не вечен, особенно если таким же колотить. Хотя… У кошатины силенок бы не хватило. Да и зарубка уж больно близко к эфесу — из-за разницы в росте я едва ли не на самый конец удар принимал. Ой дурит он меня, ой дурит…

Блин, да какая разница?! Очевидно все как божий день!

— Так ты компенсации захотел? Денег на ремонт? Без проблем! Черт, как же я рад тебя видеть… Идем ко мне, выпьем, поболтаем, узнаем каким хером тебя принесло… Тьфу, почему раньше не приехал! Пошли-пошли, не стой как неродной!

Сияя двумя гигантскими блюдцами взамен глаз и по бабски закрывая грудь, Клебер тревожно попятился назад, всеми силами стараясь не обосраться. Бедолага ожидал чего угодно, кроме «дружелюбия».

— Ну не стесняйся же, грязный, рваный, котиками пахнешь… Пошли же — дед отмоет, девки порадуются, Гена нальет!

Блин, Гена же! Мда, объяснить пацану на кой ляд его дядька спутался с инспектором окажется сложновато… Ну да хрен с ним, разберемся!

Силком таща за собой панически брыкающегося рыцаря, я все продолжал втирать ему за «вип» обслуживание в своем салоне, намекая что даже покажу подвал c Х-образными кроватями.

— Зачем подвал?! Не хочу подвал! Кому велю, пусти, безумец! — активно отнекиваясь, он едва не верещал на всю округу про «помогите люди добрые, насилуют!».

Провести старается, актеришка недоделанный… Но хрен-то там! Знаем отчего он за «компенсацией» явился. Проходили сто раз уже. Под удобным предлогом вокруг меня, да кровососки потереться прибежал. Хозяину своему отчет настучать!

Ну ничего, я тоже не пальцем деланный… Еще поглядим, кто кому провокации с дезой скармливать будет! Эмбер-то с «разведчиком» в точку угодила! Остается лишь надеяться, что контрразведкой баловаться не сложнее.

Глава 6: Гости из дурки

К сожалению, не со всеми делами Гена сумел разобраться самостоятельно. Самые запущенные случаи он стыдливо приберег для своего дражайшего сира.

— М'лорд, я вот как разумею… — тщетно пытаясь сфокусировать на мне взгляд, завел косоглазый дровосек. — Коли семя мое, то и приплод, стало быть…

Оппонента резко оборвал краснорожий сыровар:

— Чья коза того и приплод! — будто испугавшись раскатившегося по кабинету эха собственного возгласа, дядька поспешно затряс грубо-стриженой шевелюрой. — Коли м'лорд так рассудит, знамо-дело…

Переводя взгляд с одного мужика неопределенного возраста на другого, я начал подозревать, что Эмбер здесь ни при чем и пара сумасшедших имеет к розыгрышам еще меньше отношения, чем к здравому смыслу.

Даже не знаю, кого мне жалко больше — несчастную козу, чудом протянувшую зиму в лесу и вышедшую к стенам лишь затем чтобы огрести приключений на задницу. Полоумного дровосека, уверовавшего в свое скорое «отцовство» или не менее отбитого сыровара…

А нет, знаю — себя мне жалко! За то, что всю эту чушь уже полчаса выслушиваю! Как можно всю жизнь в деревне прожить и реально думать, будто изнасилование козы может дать какой-то там «приплод»? Пузо у несчастного животного надулось, видите-ли…

— Короче, клеймо твое? — «веселый молочник» быстро кивнул. — Значит и коза твоя. А уж как разродится, там и разберемся, кому алименты платить…

Побелевшее лицо сыровара подсказало, что я угадал и он точно такой же любитель животных, как и дровосек… Начинаю понимать отчего половина крестьянок пускает слюни на Гену — сердца оруженосцев с козами делить не приходится.

Объявив об окончании аудиенции и дождавшись пока новоиспеченные «отцы» скроются за дверью, я осторожно выглянул за порог. К неслыханной радости, новых «просителей» не оказалось. Похоже пухлая коза, что сейчас следует за поводком и дожевывает спертую со стола скатерть, распугала всю оставшуюся очередь.

— Все же есть в мире справедливость… — захлопнув дверь, я заспешил к барной стойке за которой виднелась алая челка, заворожено качающаяся в такт рыцарскому бахвальству.

Ну, вроде зря переживал. Перевербовывать племянника дядя не спешит. Задолбать насмерть выдуманными турнирными подвигами, разве что.

Протолкнувшись между грудастой официанткой и тучным баронетом, вознамерившимся сожрать весь буфет, я взгромоздился возле оруженосца, жестом заказывая у кошатины выпивку.

Отмытый и порядком захмелевший рыцарь как раз заканчивал свой двухчасовой рассказ про турнир в Молочном холме, на котором он, конечно же, занял какое-то понтовое место.

— Отвечу по сердцу, «Щитоломом» молва окрестила его отнюдь не попусту. Однако, как это часто случается, роста в нем оказалось куда больше нежели воинского искусства… — стрельнув на меня глазами, ловкач продолжил хвастаться перед развесившим уши оруженосцем.

Судя по громкости речи и вороватым взглядам на белобрысую кошатину за стойкой, — целомудренности племянника мужик не разделял. Я конечно рад, что Клебер больше не пытается высечь пацана по жопе, спрашивая за разбазаренные деньги и причину, отчего тот ослушался приказа возвращаться домой, но его излишнее хвастовство достанет и святого. Бесплатную выпивку ему вовсе не за байки подливают, а дабы он наконец начал действовать и наводить у пацана справки, характер которых обязательно подсказал бы, чем же именно моя персона заинтересовала инспектора.

Но судя по отрицательным колебаниям белоснежного хвоста — за все полтора часа моего отсутствия рыцарь так и не попытался ничего вызнать у племянничка.

Он точно агент инспектора? Специально же с Геной на виду у кошатины оставил, а он только про себя и болтает! То ли хитрожопый Штирлиц, то ли пустоголовый идиот. Даже не знаю, что хуже.

Когда к концу моего стакана, "великан с приморских хребтов" все-таки оказался свален сиянием "подлинного рыцарского мастерства", Клебер заимел первое место в общей схватке, а тупой пацан еще пуще просиял от гордости за родственника, я не сдержался:

— Чего уши развесил, бестолочь?! Ты лучше спроси, отчего он в обносках и без ножен щеголяет, раз такой победитель по жизни?! — хорошо заметные нотки ревности в собственном голосе заставили прикусить язык и быстро переключиться на подошедшую кошатину с бутылкой.

— Мне не угоден твой дерзкий тон, наемник…

От ледяного голоса Гена лишь испуганно сжался и даже не попытался сиркнуть, дабы поправить родственника насчет "наемника". Вот же оруженосец хренов! Кому он служит-то вообще?!

— Однако честь обязывает привечать гостеприимство… — демонстративно легшая на эфес ладонь вернулась на запотевший стакан. — И коли хозяин просит гостя попотчевать его историями… Изволь же! Чудным пиршеством наградила триумфаторов ее светлость! Как и полагается подлинному образцу рыцарства, досталась мне соль подле руки самой леди Жиннет!

Фильтруя пустословие и бахвальство, мне кое-как удалось выяснить, что покойный регент леди малявки, при подготовке к выступлению на Грисби, собирал своих знаменосцев и подельников под предлогом турнира. Чтобы всякие Мюраты или инспекторы вдруг не заинтересовались, в честь чего это в Молочном холме такая толпа войск потусоваться решила. Само собой, слетевшихся как мухи на говно межевых рыцарей, младших сыновей всяких баронов, и дурачков типа Клебера о фиктивности турнира не предупреждали.

Узнав от стюарда что в замке нет ни регента, ни праздника, они всей толпой повторили подвиг Аллерии, решив покуковать в городе до возращения хозяина. В конце-концов, турнир это отличный способ поступить на службу к крутому сюзерену, прославиться, а то и конкретно разбогатеть. Записаться может любой лох обладающий титулом да минимальной экипировкой. Правда, доспехи с оружием нужны не для столько для честности поединков или безопасности участвующих, а для «взноса участника».

По понятиям феодалов, требовать деньги с благородного — дикое западло, за которое можно легко мечом по лбу огрести. Но и «на интерес» участвовать неинтересно, а потому задатком считаются рыцарские шмотки. Победитель получает коня, доспехи и меч проигравшего, а тот, в свою очередь, посылает к нему слугу с кошелем «подарков», примерно сопоставимому по стоимости. Ну или каким-нибудь поместьем откупается. Конечно, победитель имеет право послать в жопу и отказаться от денег забрав таки экипировку, но это вопиющий беспредел, за который могут и на перо посадить.

Короче, вернувшись в родной замок и усадив задницу на трон, малявка, конечно же, немедленно поддержала идею о «объявленном» еще бароном турнире. Благо традиция да и в домашней гвардии уж очень много вакантных мест «освободилось» — надо же как-то восполнять? Дюжины всадников "подаренных" Грисби даже на охрану всех тамошних сортиров не хватит.

Хрен его знает, правда ли ловкач кого-то там победил и завоевал место, но на пир после грандиозного зимнего турнира в честь какого-то «снежного рыцаря» его и впрямь позвали. А опознав в нем родню Гены, герцогиня самолично распорядилась усадить хвастуна за своим столом. Небось породниться хотела, идиотка.

Все бухали, веселились, здравницы в честь малявки возносили. Та, походу, тоже нафигачилась и предложила Клеберу офигенно козырное место капитана гвардии. Наступившее счастье обломалось мстительным «Щитоломом», начавшим спьяну разглагольствовать мол, «какого же ладного капитана ее светлость приютила — самое то чтобы подтиркой для наемников служить». Уж что-что, а слухи о чьем-то позоре в здешнем средневековье разлетаются быстрее обещаний жениться на деревенских сеновалах.

Такого оскорбления при будущем сюзерене спускать никак нельзя, а потому такой же бухой в жопу Клебер немедленно начал оправдываться, превознося свою доблесть и низводя подлые ужимки упомянутого офицера. Тьфу, наемника.

И все бы хорошо, не сиди возле малявки одна высокая и пустоголовая блондинка в парадных доспехах. Той отчего-то очень не нравилось, когда офицерские головы сравнивают с конским нужником…

— Погоди… — вклинился я, перебивая внезапный прилив кашля Гены. — Тебя Аллерия что ли отделала?! Серьезно?!

— Откуда тебе ведомо ее имя? И не «отделала», а вызвала на поединок! Но как благородный муж может позволить себе биться с дамой?! К тому же, такой изумительной?! К несчастью, прекрасная воительница оказалась весьма темпераментной особой, а посему, дабы не посрамить девичью честь, мне не осталось ничего, кроме как заведомо признать поражение и отдать ей все свои…

— Конечно, охотно верю. Зарубку на мече тебе тоже девичья честь оставила?

Вылезшие из орбит глаза и поток напыщенного квохтанья говорил сам за себя. Вот же овца, а? Нет, чтобы письмо написать, она всяким ловкачам морды чистит… Хотя, приятно, конечно. Уж чего-чего, а девки за меня еще мужиков не избивали. Убивали только. Чертова Киара…

Но как бы весело не было наблюдать за уязвленным Клебером под тихое хихиканье Гены, мрачный блеск пустой глазницы не терпел отлагательств. Оставив оруженосца слушать сбивчивые оправдания в компании белобрысой барменши, я нехотя подошел двери у лестницы, косяк которой подпирался могучим северным плечом, облаченным в кроваво-красный плащ:

— Тебе повязку дарили чтобы на лице носить, а не на одноглазом змее… — отмочив дежурную скабрезность, я протянул руку, уже прикидывая глубину задницы в которую угодил по вине Грисби.

Крепко стиснув мою ладонь, бывший дружинник сходу пошел в лоб:

— На кой ляд Куролюба в город провел? Да еще и в платьях ряженных, будто деваху какую? Что затеял — колись как на духу!

— Башку жопой защемило? Сам-то как думаешь, на кой хрен он мог в бордель явится? Пестики, тычинки… Ну ты понял.

Ледяной блеск единственного глаза не смягчился ни на мгновение — не проканало. Рыжий бы повелся, но этот говнюк слишком долго прослужил рядом с князем чтобы понимать — Грисби не из тех кто прокрадывается в салоны. Он из тех, к кому салоны сами прокрадываются, если уж приспичит.

Сказать бы про инспектора, но сотник просто не поверит или решит что меня дурят. И это в лучшем случае. В худшем же, после слов «инспектор» в городе начнется дурдом и охота на ведьм. Старый сотник, быть может, еще бы и махнул рукой, но этот поганец по-любому князю отстучит. А у Рорика задницу перцем обожжет от одной мысли что в его вотчине какой-то федерал без спросу шарится. За дела его разнюхивает или еще какую гадость замыслил. И хрен бы с ним да только толпа дружинников во главе с князем здесь нахрен не нужна. Мало того, что затаившийся Штирлиц поймет что его маневр с печатью раскусили и придется играть в открытую, так еще и сами северяне начнут хватать всех подозрительных типов подряд. Сначала допросы «с пристрастием», а потом и аресты с казнями «сознавшихся». Все-таки южане не особо привыкли к северным судебным практикам и признаются хоть в похищении Ильича, лишь бы каленые щипцы яички не ласкали.

Что предпримет инспектор, увидав прямые нарушения своего драгоценного закона? Ладно бы за мостом, но здесь, в Грисби? По бумагам-то город в подчинении Предела.

Возьмет еще, дурачок, да потребует чтобы город обратно Аарону вернули, а князь инспектора, конечно же, нахрен пошлет. Еще и гранд-код публично в жопу засунет. Какой звездец начнется дальше и какую роль сыграет честолюбивый Аарон, одержимый возращением своей вотчины — только замполит предскажет.

Может все и хорошо закончится, а может и не очень — недаром же у Штирлица такие хвостатые «коммандо» в агентах ходят? Стопудово какую-нибудь подлянку устроит. А если я уж что и вынес за последние два года, так это что интриги до добра не доводят. И благие намерения никак не помогают.

Нет, единственный нормальный вариант, если никто нифига не узнает, а блюститель закона пойдет себе дальше, решив, что городок попросту не заслуживает его внимания. Вот приедет князь осенью, там уже и попробуем их терки с Аароном разрулить. По-простому, без помпы, и за закрытыми занавесками. Без пристальных взглядом коллег по феодальному цеху и страха ударить лицом в грязь, падишахи становятся куда сговорчивее.

— Грисби это… — усиленно растираемый затылок не сильно помогал во вранье. — Ну… Из-за герцогини приперся.

— Гилберте? И что с ней, с леди-миледи?

Вопрос на миллион, блин…

— Ладно, только ты никому не говори…Женится он на ней хочет, вот и явился советов выспрашивать. Сам же знаешь, мы с ней под одной крыше сколько…

— На кой ляд он к тебе, а не ты к нему?

Да чтож ты такой въедливый-то, а?!

Дуэль вранья и неудобных вопросов прервалась звоном бьющегося стекла и пугающим потоком алой жидкости, полившейся из моего запястья. Заливая раскрасневшейся сотруднице про неких «порточных змей», одноногий хрыч неудачно оступился и в попытке не рухнуть, со всей дури полоснул по мне бутылкой.

— Ты че творишь, старый?! — только и выдал я, болезненно хватаясь за руку и судорожно зажимая место пореза.

Глубоко, зараза! Еще и с осколками… Черт, весь рукав зафаршмачил! Камзол может и не по размеру, но стоит как чугунный мост! Офигенная парча — хоть стеганку шей!

Вместо извинений или объяснений, одноногий пьяница немедленно попытался оказать мне первую помощь, но в силу врожденной криворукости, лишь оторвал внушительный кусок сочащейся кровью ткани.

Вот же маразматик! С каждым днем все хуже и хуже становится! Впрочем ладно, в этот раз хоть вовремя…

Обратив недуг в подвиг, и сославшись на внезапные «томатные дни», я пообещал офигивающему сотнику зайти завтра, а сам на всех порах заспешил к кабинету, громко причитая про бинты. Но зря — размахивая женской грудью в одной руке и окровавленным парчовым рукавом в другой, дед уже вовсю повисал на несчастном великане, желая поделиться с ним некой змеиной тайной.

Убедившись что шторм миновал, а кровотечение худо-бедно остановлено, я проигнорировал недоумение клиентов и приземлился обратно за барную стойку, сходу опрокидывая в себя целый стакан дефицитной гадости. Клебер как раз заканчивал историю о том, как промыкался в Холмах до оттепели, а с первым караваном приперся сюда, ибо прослышал, что лорду Аарону «Могучему» требуется новый капитан. Герцогиня, по понятным причинам, брать ловкача к себе передумала.

— А что же ты, Геннаро? — наконец отошел горделивый дядька от самолюбования и переключился на оруженосца, бесцеремонно хлопая его по ножнам. — Как вижу, братцев дар пропал бесследно, не так ли?

— С-сломался, сир-дядя.

— В дурных руках и скала посыпется… Изволь же, огляжу замену глазом опытным. — ладонь обхватила простой, но качественный эфес. — Как вижу ножны пусть и безыскусны, но все же справны, а что же до клинка…

Рыцарская челюсть непроизвольно замерла, когда под мелодичное шуршание темной кожи на свет золоченой люстры вышел длинный рыцарский меч, некогда принадлежащий чемпионке самой герцогини. Недоверчиво похлопав глазами и повертев идеально сбалансированное оружие в руке, Клебер только и выдал:

— Откуда?! Как ты получил сей меч?!

— Сир дал…

— Какой «сир» в здравом уме дарует такой… Ты меня надурить вздумал?! Какой еще «сир»?!

— Мой сир… — челка невинно качнулась в мою сторону. — Я… Я служу ему оруженосцем, сир-дядя.

Едва взрыв негодования на тему, «какой шарлатан посвятил наемника в рыцари» закончился, Гена продолжил таким же кротким тоном:

— Ее светлость, л-леди Гилберте, сир-дядя… То есть, сир Аарон Грисби посвятил, но по приказу ее светлости.

Отвисшая рыцарская челюсть начала напоминать опущенный замковый мост. Поглядев на белобрысую кошатину и убедившись, что это не шутка, Клебер жадно присосался к своей выпивке.

— Как?! То есть… Утром будто бы видел в обществе сира Аарона, однако я решил, будто он прислуживает посыльным при салоне или ключарем, а сиром его нарекают шутки ради… Но как?! За какие заслуги?! Неужто в городе турнир проходил? Но купцы говорили про осаду, которую разбил "Могучий" Грисби… О нет, не говори, будто он снискал славы в сражении…

Вдовольно налюбовавшись офигивающим рыцарем, я не удержал протяжного стона. То ли он прирожденный актер, то ли опять обосрался. Если он и впрямь агент инспектора, то этот инспектор слепой на все три глаза, включая шоколадный, раз таких кадров набирает. Из проституток и то куда более профессиональные шпионы получаются.

Покатав по столу пустой стакан и ощутив навалившуюся усталость, усугубленную спонтанной кровопотерей, я решил не дожидаться вспышки мигрени, а свалить раньше чем поднявшиеся на сцену актеры закончат призывать зал к тишине.

— Ладно… Веселитесь, короче. Гена, прежде чем начнешь хвастаться про свой тройничок с герцогиней и Аллерией — комнату ему найди, а то в обморок грохнется.

Робкое «да не было ничего!» потонуло в грохоте рухнувшей челюсти. Но даже совиные глаза ловкача не могли компенсировать моего разочарования.

Рано мне в контрразведчиков играть, ой рано…

* * *

Погружаясь все глубже и глубже в мягкий череп, ржавый нож стремительно перекрашивал и без того рыжие волосы в совершенно невыносимые цвета. Блеск кожи на вздутом женском животе разорвался отвратительными хлюпаньем, но лишь затем, чтобы через секунду превратиться в едва различимый детский вопль.

Ощущая холодный пот по всему телу, я уставился на плотно задернутые шторы, подсвеченные восходящим весенним солнцем. Черт, надеюсь это все галлюцинации и контуженный бред из-за провалов в памяти, ибо если она и впрямь была беременна… Впрочем, если и не была — много ли меняет?

Елки, столько ждать когда же кончаться эти чертовы вращающиеся катки и хрипящая рация, а потом… Бойся своих желаний, чтоб их.

Все еще ощущая как бешено стучит сердце, а в ушах отдаются слезы несуществующих младенцев, я наконец расслышал чей-то взволнованный голос:

— Пропала! Как в воду канула — колдовство, как пить дать!

Помотав головой и выбросив из головы образ рыжего сотника, я уставился на перепуганного стражника, замершего в распахнутых дверях моей спальни.

— Да пошто же ты перины давишь, кукушонок?! Знамо-дело, не при сударыне твоей будет сказано, однако же… — бородач резко осекся, уставившись куда-то в угол комнаты.

Короткий клинок, стиснутый в мускулистых руках, резко звякнул об пол, а сам бородач с диким визгом вылетел с комнаты, бешено тараторя сапогами по коридору и взывая своих предков на помощь.

За время проживания в салоне я привык ко всякому, но такой цирк в новинку.

— То ли лыжи не едут, то ли я долбанутый…

А может просто не проснулся — что за шухер с утра пораньше?

Потерев глаза и поглядев на секретер, за которым склонилась одна из девиц в платье горничной, я потянулся за берцами, но остановился. Странное ощущение неправильности заставило вновь вернуться к девчонке. Да вроде обычная — пол салона таких. Разве что эта не кошатина да волосы темно-синие. Ну и кожа уж чересчур бледновата…

Стоп.

Успокоившееся сердце взбесилось с удвоенной силой, а вместо берцев рука метнулась к тумбочке с чесалкой.

— Тебя кто из дурки выпустил?!

Но девица и ухом не повела, продолжая изучать иллюстрации в сборнике детских сказок и всем видом намекая, что из дурки выпустили именно меня. А она-то из подвала.

Глава 7: День открытых дверей

Блеск ржавого металла осторожно подбирался к неподвижной девичьей фигуре. Притворная безмятежность вампира, как и мерное шуршание дорогой бумаги под бледными пальцами не могли обмануть отточенное лезвие старой чесалки, которое очень хорошо помнило о неестественной силе существа. Чувствуя как с каждым шагом холодный пот все обильнее смазывает и без того скользкую рукоять, я отчаянно гнал вспыхивающие воспоминания о канализационном тупике, приозерной скотобойне, и, особенно, о водосборнике, усеянном вздувшимися телами.

Погонами клянусь, если под ее платьем пробежит хоть одна судорога — прямо в окно выйду! И пофиг на решетки!

Куда караул смотрел? Каким хреном она из подвала выбралась? Почему очнулась и, самое главное, какого черта из всего лабиринта салона выбрала именно мою комнату?! Отомстить вздумала, а в книжках идеи для пыток ищет? Шиза какая-то… Уж не галлюцинации ли? Крыша-то у меня давно подтекает.

— Доблесть сбивает первую росу, пока праздность сминает последнюю перину… — возникший на пороге отстиранный камзол с золоченой десницей бесцеремонно проплыл над порогом.

Миновав мою полуголую тушу, замершую возле секретера с кровосоской, Клебер уверенно зашуршал каблуками по ковру:

— Признаюсь, поражен узреть в тебе сию рыцарскую добродетель… Быть может в речах Геннаро все же сыщется нечто помимо юношеской впечатлительности? — безразлично скользнув глазами по ржавому ножу в моей руке, низкий рыцарь рывком одернул плотные шторы, заставляя спальню искриться в рассветных лучах.

— Покуда прислуга зевками раздувает очаги — отчего бы двум воинам не искупать сапоги в девственной траве? Честь не позволяет оставить гостеприимство без любезности, а нет дара достойнее подлинного воинского мастерства… Не могу удержаться и не вызнать, на сколь же велико высокий титул преобразил низменные навыки былого наемника!

— Слышь, ты бы свалил пока…

— Девка! — не утруждая себя слухом или здравым смыслом, Клебер оказался возле оккупированного вампиром секретера. — Опоясывай господина и поживее! Да повели завтрак в сад подавать! Сиры мастерством обменяться изволят!

Флегматичность девчушки, более озабоченной иллюстрациями сказочных рыцарей нежели дебильными требованиями настоящих, заставила коротышку демонстративно вздернуть бровь:

— Глуха или тугоумна? Отвечай, когда сир обращается! — рванувшая за хрупкое плечо рука звучно хрустнула под напором тонких пальцев.

Недоуменно взвизгнув, похмельный рыцарь впечатался в стенку, тщетно суча сапогами над ковром. Сверкнувший клинок звякнул о подоконник, а метнувшийся кулак угрожающе затрещал в миниатюрной ладони — играючи пресекая любое сопротивление, хрупкая девица не оставляла ловкачу и шанса.

Выбор между позорным бегством и самоубийственной атакой, как и всегда, оказался очевидным. Помня об особенностях анатомии «горничной», я решил не повторять былые ошибки, а начать сперва с новых — стул, еще теплый от вампирского седалища, после встречи с женским затылком мгновенно превратился в груду щепы и обломков. Покачнувшись и поцеловав лбом рыцарскую челюсть, кровососка и не подумала выпускать трепыхающуюся жертву.

Послышавшийся за распахнутой дверью топот северных сапог, пересилил секундный порыв отчаяния и помог схватить чесалку поудобнее, уже примеряя ее к чужим ребрам:

— Руки прочь тварь! Пусти, кому сказано?! — клишированное требование скорее служило маяком спешащему по коридору караулу, нежели реальной попыткой вразумить маньячку словами, однако шмякнувшаяся об пол рыцарская задница спутала все карты.

Жадно вбирая воздух и по рыбьи выпучивая глаза, Клебер затравленно жался к серебренным плинтусам, стараясь оказаться подальше от «девки» потерявшей к сиру всякий интерес. Мимолетный взгляд голубых глаз и резанувший запах щелочного мыла вывели меня из ступора, заставив отскочить от приблизившегося синего платья на добрый метр. Запланированный марш-бросок до коридора и панические визги отменились вместе с простыней, натянувшейся под весом вампирской задницы.

Не проронив ни слова и усевшись на мою кровать, тварь безразлично зашелестела страницами взятой с секретера книжки. Иллюстрация сияющего рыцаря сразившего гнусного некроманта занимала ее куда больше охреневающего лейтенанта и перепуганного ловкача, к которому потихоньку возвращался дар речи.

— В-в-ведьма… Император всеблагой, колдунья! Чего же ты ждешь, Себастьян?! — ржавая чесалка безразлично блеснула под требовательным взглядом кашляющего рыцаря. — Срази ведьму покуда не стало поздно!

Оценив скорость с которой затягивались ссадины на девичьей шее и поглядев на обломки стула у стены, я лишь пожал плечами — «покуда не поздно» прошло в тот момент когда она очухалась от зимней спячки. Если в ней осталась хотя бы половина от прежней силы и скорости — ножиками даже зарезаться не успеешь.

К требованиям Клебера присоединись замелькавшие у двери перепуганные бородатые рожи — увещевая «кукушонка» отойти от колдовской твари, они так и не решались переступить порог. Оголенные мечи не отличались позолотой на рукоятях, но все же откликались в памяти образом своего «родственника» когда-то пронзившего тварь насквозь.

Памятуя чем кончилась выходка покойного сотника, я сходу объявил:

— Первый дебил решивший проткнуть ее мечом — обнаружит его у себя в заднице!

Наивно полагать, будто микрофонщик и впрямь из-за рыжего вылез, но перестраховаться не помешает.

Заполонившие утреннюю спальню завывания про ведьму и призывы бородачей запереть дверь да подпалить бордель к чертовой матери, волновали «горничную» не больше заспанных сотрудниц, потихоньку набивавшихся в коридор и выясняющих, что за херня приключилась на этот раз. Бережно перелистывая страницы, «горничная» напоминала скорее забитого аутиста, нежели былую тварь, досуха выпившую одну из работниц прямо на моих глазах.

Любовно наточенное лезвие мясницкого тесака в окружении черно-белых каракуль помогло окончательно проснуться и сообразить, что еще немного и здесь весь салон соберется поглазеть на мои подштанники.

— Всем заткнуться и свалить из зоны поражения! Гена! — алая челка, протиснувшаяся между могучими плечами, появилась очень вовремя. — Гражданских убрать, оцепление выставить, деда пригнать! И в темпе, в темпе — не на экскурсии!

Озабоченное сирканье захлебнулось недоуменных воплях о рыцарской чести, подлом колдовстве и звоне полированного меча. Зашвырнув красивый клинок вслед за рыцарем, я с хлопнул дверью и бессильно прижался к ней спиной, игнорируя визги о защемленном пальце.

Господи помилуй, даже представить боюсь, какую лажу инспектор запишет в мое личное дело, когда узнает про этот цирк… Хотя, наверное, в его карьере есть случаи позапущенней.

— Ты это… — наконец переключился я на более насущные проблемы. — Ты как из дурки-то… Тьфу, из подвала выползла?

— По лестнице.

Кроткий голосок не содержал и тени сарказма. Кажется, начинаю понимать, отчего микрофонщик получился «недоразвитым». Какой вампир такой и демон, блин…

Поглядев на купающуюся в утренних лучах идиотку, я убедился что выпивать меня никто не спешит и осторожно отлип от двери, выискивая взглядом портки с кителем.

— А коротышку почему отпустила? Ну, рыцаря этого…

Носок берца, ткнувшийся в стену, оставил ночную фею такой же равнодушной.

— Вы повелели.

— Кто бы блин сомневался… — напялив портки, я не ощутил ничего, кроме усталости.

Даже удивляться надоело. Наверное так же себя ощущает солдат срочной службы, когда за окном начинает маячить скорый дембель — никакой, даже самый забористый армейский кретинизм уже не впечатляет. И чисто по срокам, мой дембель в этом мирке наступил как раз недавно — привыкаю, елки-палки.

— Дед, да? Ну, хрыч? Седой придурок на одной ноге? Он же тебя выпустил, верно?

Бесстрастный взгляд голубых глаз обратился кивком челки и односложным «да».

— Гена!!! — поставленный голос эхом отразился от закрытой двери. — Деда начнешь тащить — вазелина прихвати! И палку, палку подлиннее!

Тишина коридора заставила сомневаться, что сообщение дошло до адресата, но хоть какая-то отдушина.

Как чувствовал, что без хрыча не обошлось! Всякое темное дело маразмом отдает, если покойного сотника перефразировать… Банально аж зубы сводит — не зря же этот хрен меня вчера бутылкой приложил? Но маразм маразмом, а для таких перфомансов даже хрычу причина нужна. И очень веская…

— Для охраны. — все тем же «мне на все насрать» голосом отозвалась мистическая горничная, не открываясь от перелистывания страниц.

— Какой еще охраны?! — знакомая дрожь в глазу потихоньку вытесняла инстинкт самосохранения. — Еще раз ответишь в том же духе…

— В каком?

— В таком!

Продемонстрированный офицерский кулак произвел слабое впечатление на девицу, немедленно повторившую тупой вопрос. Только память о густой рыжей бороде уберегла идиотку от путешествия в окно — слишком уж милосердная смерть, после всего случившегося.

— Подарил платье и повелел во всем вас слушаться и оберегать. — оценив интенсивность судорог на моем глазу, кровососка все же усомнилась в собственной бессмертности. — «Даже ежели жопу дверью защемит, так рядом стой и не отходи»…

Приведенная цитата в последний момент уберегла бледную жопу от превращения в причудливую мозаику и помогла управиться со шнурками.

— А ты, значит, возьми да подчинись? Хлебнула кровушки, слезла с койки, платьем занюхала, и такая — «эх, сейчас бы незнакомого пенсионера послушать…» Ты кого наколоть-то вздумала?! Кто на этой самой кровати мне чуть башку не откусил?! От кого эти следы остались?! — палец театрально уперся в хорошо различимые царапины на двери.

Чем хрыч думал вообще?! Что же за моча должна в голову стукнуть, чтобы такую тварь с цепи спустить?! Хотя, одним маразмом или пьянством тут не обойдешься, тут что-то посерьезнее. Пострашнее.

— Слушай… — я внимательно поглядел на девицу, что с интересом разглядывала картинку с ведьмой, похищающей маленького мальчика. — А от кого охранять — ничего не сказал?

Тихое «нет» растворилось в грохоте распахнувшейся двери, протяжных воплях, и всполохах пламени, перебивших даже рассветные лучи.

— Праведны гордостью! — дурной возглас ловкого рыцаря следовал за полыхающим факелом и сияющим мечом, устремленным на флегматичную девицу.

Тройка бородачей не особо спешила за разбушевавшимся психом, предпочитая толпится в коридоре да морально поддерживать крестовых поход отважного конелюба супротив колдовской твари. К несчастью для них, у меня не было никакого желания оттирать чужие мозги от стен.

Благородный клич закончился заботливо подставленным берцем, грохотом падающего тела, и свистом факела, угодившего в плотные занавески.

— День открытых дверей, не иначе… В дурдоме-то. — только и плюнул я, переступая через растянувшегося Клебера и пытаясь раскрыть окно, дабы вышвырнуть уже разгорающиеся тряпки.

Но гребанные предосторожности в виде плотно вбитых в камень прутьев класть хотели на пожарную безопасность. Зажмурившись от повалившего дыма я походя отвесил подсрачник недоделанному инквизитору и переключился на кучкующихся в коридоре стражников:

— Воды! Воды несите, че встали?! Или ведра какие-нибудь, что ли… Сгореть еще не хватало. С утра пораньше.

А «горничная» так и продолжала листать книгу, не обращая внимания ни на стонущего под ее ногами рыцаря, ни на разгорающийся пожар. Ей что демонов призывать, что рыцарей сосать…

Угадал все же — реально сталеяйцовые вампиры.

* * *

Казалось что даже вычурное роскошество княжеского кабинета отдает гарью и тупостью. Ванну с подвала принести — это надо догадаться-то? Типа, не пожар тушить а «тварь колдовскую» топить. Уж не зря говорят, сила есть, ума не надо… И как они свой Простор вообще отвоевать умудрились? Хотя, если вспомнить ходячую причину по которой я до сих пор кашляю копотью и вынужден сидеть в кабинете, а не спальне — конелюбы не шибко умнее.

Впрочем, ладно хоть ванну вместе с водой притащили и то спасибо.

— И что же встретило хозяйку по возращению?! — налитые губы вновь увлажнились проворным языком, что предвещало новую тираду и вспышку боли в моих висках. — Разруха! Хаос! Кавардак! Ступени с лестницы — и те покрали! Уж и всеблагому неведомо, на кой ворам понадобились мои ступени…

— На растопку, блин, вот на кой. — не дожидаясь новых психологических атак от стройной, но излишне шумной тетки, я вырвал карандаш с бумагой из рук «горничной» и зачиркал грифелем. — Зимой холодно бывает, знаешь ли. Особенно когда жрать нечего, а в лес без охраны не сунешься… На вот, забирай.

Сунутая под длинный нос бумажка отозвалась вздернутыми бровями, такими же фальшивыми, как и учтивая улыбка.

— Щедрый сир изволит предложить эскизы? — брезгливо подняв листок, портниха продемонстрировала неумелые каракули изображающие то ли рыцарей, то ли огурцов на ножках.

Подождав пока вампирша заберет карандаш и выдерет из учетной книги новую страницу для своих художеств, я нехотя пояснил:

— В гарнизон пойдешь и одноглазого найдешь. Он там все про новые плащи заикался, да на руки из жопы сетовал… Пошьешь бородатым обновку, авось и на подъемные расщедрятся, да шерсти с трофейных плащей отсыпят. Будет хоть с чего заново начать.

Вместо благодарностей или извинений за потраченное время, меня опять окатил шквал из жалоб и плохо завуалированных обвинений. Хозяйка портницкой, сбежавшая из города после резни на празднике и не сумевшая пристроить свою задницу на новом месте — в очередной раз доказала, что некоторых людей лучше терять насовсем.

Ну, хотя бы тайна происхождения дорогих платьев у той мерзкой крестьянки наконец-то раскрылась, уже что-то…

— Теть, прости засранца! Ну виноват, ну другие дела зимой были, кроме как твои рулоны от ворья охранять! Каюсь, грешен…

— Сир?! Я попрошу! Как вы можете…

— Каком к верху! Чего ты ожидала, дура?! Город, блин, два раза чуть не сожгли, один раз едва не потравили и чуть не сожрали в довесок! Скажи спасибо что хоть самая мастерская на месте!

— Нижайше благодарю. — сквозь зубы бросила зрелая дама и чуть поколебавшись, все же подхватила разрисованный листок да пошуршала дорогими платьями к двери. — Будьте спокойны, достойные горожане непременно узнают о цене вашего правосудия…

Жестяная кружка лениво звякнула о стену, заставив затосковать о чересчур быстро иссякнувшей стеклянной посуде — с местными дебилами, никакого хрусталя не напасешься.

Однако эффект был произведен и тетка с позором отступила в зал.

— Говорил дед, нет страшнее монстра кроме бабы! Нет большего коварства, чем то, что надевает ногти на ногти, да рисует брови на бровях…

Сообразив, что обращаюсь ни к кому иному, кроме как к ее вампирской светлости собственной персоной, едва не потравившей весь город, я просто откинулся на кресле, пытаясь собрать мысли в кучу.

Слухи о том, что повсюду следующая за мной странная девица в платье никто иная как «подвальный призрак», разнеслись довольно быстро и порог кабинета не спешил переступать очередного возмущенный беженец, полоумный козолюб, или богатый содомит.

— Тот случай, когда даже вампиры предпочтительней… Что ты там хоть малюешь-то?

Впервые за все время, кровососка проявила хоть какие-то эмоции — испуганно вздрогнув, она вжалась в гостевое кресло, наминая листок тонкими пальцами. Вот поглядишь и не подумаешь, что она в микрофонщика превращалась или книжку посреди пожара читала…

Наконец прикрыв на секунду глаза, будто набираясь смелости, девчонка осторожно положила вырванную страницу на стол.

— А вот и еще одной тайной за сегодня меньше… — хмыкнул я, разглядывая незаконченный набросок собственной физиономии.

Стиль штрихов безошибочно указывал на принадлежность авторства всей той россыпи картин, что в свое время обнаружились в подвале салона. В отличие от «огурцов», шрамы на моем профиле выглядели не сильно страшнее чем в зеркале. Видимо, по памяти девица рисовать не умеет, а вот с натуры… Хотя — а демонов-то она тоже с натуры рисовала?

— Те портреты Филлип писал. — ответила «горничная» принимая рисунок обратно и берясь за карандаш.

Ну, раз уж она сама эту тему подняла… Хорош тянуть, пора бы к главному переходить!

— Кстати о птичках… На кой хрен вы город отравить пытались? Нафига в коллекторе морг устроили?! И самое важное — за каким лядом демонов призывали?

Жопой клянусь, скажет «не знаю» — живьем закопаю!

— Мы призывали не демона. — бесстрастная моська даже не пыталась изобразить удивление или непонимание.

Ну… Уже что-то.

— Хорошо, не демонов, а микрофонщиков! Тьфу, то есть… Не знаю… Кого вы там призывали, раз не демона?

— Бога.

— Чего? Какого нахрен бога?

— Доброго.

— Стебешься?!

Тихое шуршание грифеля подсказывало, что девица и слов таких не знает.

— Твою-то мать… — снова откинулся я на спинку, утыкаясь в потолок.

То ли лыжи не едут, то ли я долбанутый… Какой нафиг бог? Местные про библию отродясь не слышали, а своей религии за столько лет выдумать не удосужились. Кроме всяких уродов с осьминогами на лице, конечно. Но то скорее мелкая секта или коллективная шиза, чем настоящая вера. Император их дохлый, разве что, но и в него не особо-то верят.

Так только, нищие всякие на югах про «раньше было лучше» проповедуют да подати принимают. Их бы взашей гнали, да уж очень ловко выкрутились, будто император последним своим указом всяких Мюратов в наследники записал. Типа, блатные дома не сами себя «великими» назначили, а всеблагой их в взамен себя простому народу оставил. Ясный хрен, лишний раз укрепить свою власть феодалы не откажутся, да и налоги собирать удобнее, а потому проповедуют убогие преспокойно. Порой даже милостыню с барского плеча получают.

Но даже они — лишь капля в море. Хорошо если хоть пяток процентов от всего населения этого трижды контуженного континента наберется.

Так о каком к черту «боге» мне тут затирают? Что за божок может вылезти из канализации? Говна и сантехники? Туалетной бумаги? «Марио» призывали?

— Не знаю. — давно предвкушаемые слова больно резанули по ушам, заставляя скрежетать челюстью.

И ведь непохоже, чтобы врет! Однако… «Опыт покажет» как говорил один пиявочник…

Уже прикидывая с чего начать «игру в инквизицию» я отвлекся на беззвучно распахнувшуюся дверь и опасливое сирканье Гены. Как и утром, он до чертиков боялся оказаться с вампиршей в одной комнате, предпочитая звать меня из-за порога.

— И кто бы его винил… — проворчал я, отлипая от кресла и подходя к нервно теребящему ножны пацану.

Не всем же такими суицидниками быть? Хватит с этого города и одного лейтенанта.

— Сир… — воровато наклонился оруженосец. — Вам не следует оставаться с «этим» наедине! Это попросту неразумно…

— Ген, знаешь какой слух у летучих мышей?

В виду незнакомства с голливудскими блокбастерами очевидная параллель ускользнула от оруженосца.

— Короче, я к тому, что у кровососов слух должен быть не хуже, так что не шепчи, а говори по делу. — отмахнулся я, в очередной раз забывая, что про вампиров местные слышали еще меньше, чем о Голливуде.

Пожевав губу и стрельнув глазами в гостевое кресло, Гена в очередной раз смирился с моими суицидальными наклонностями:

— Боюсь, сир, вы ошиблись и в старом районе его тоже не встречали. Однако хозяйка велела передать вам свое почтение и предложила свои услуги…

— Вот уж хрен там! Можно забрать каргу из клоповника, но клоповник из карги… Да и евнух уже есть. Короче, пропал, да?

Причудливых танец цветастых завязочек на волосах вторил виноватому сирканью.

Вот же хрен старый! И куда запропастился? Меня что ли испугался, дурак седой? Ну получил бы по жопе — первый раз что ли? Черт, нехорошее у меня предчувствие… Неспокойно на сердце как-то.

Дед может и маразматик, но просто так снимать караул и отпаивать моей кровью «подвальную тварь» не станет. Еще и это «охраняй»… Знать бы от чего. Что же этот говнюк опять скрыл?

— Ладно, сходи тогда… Нет, стой — вместе пойдем.

Потянувшись к вешалке, я схватил лишь воздух — чертова стеганка! Придется прямо в пикселе идти… Ай, пофиг. Лишь бы догадки пустыми оказались.

По привычке закрыв за собой кабинет и двинув по полупустому залу, я буквально спиной почуял, как дверь вновь отворилась, а за порог ступила дорогая туфля. Приказ полоумного северянина не отходить от меня ни на шаг кровопийца выполняла с упорством дрессированной овчарки.

* * *

— Явился таки! — недоверчиво воскликнул бывший дружинник, прекращая осыпать побледневшего стражника оскорблениями, от которого у всей округи уши горели. — А я уж мыслил — отделался от меня. Набрехал, что назавтра навестишь, а ты, значит, слово не воробей…

Оказавшись в полуденной тени накренившейся башни, я сходу перешел к делу, уточняя о маразматике.

— Охотника-то твоего? Видал знамо-дело. Так затемно уже, дурные головы… — поглядев на подчиненного, он удовлетворенно кивнул. — Точно, по ужину видали. Уж все в трапезной скоморошничали, чай устал отец в срамнике куковать, да чресла о занавески вытирать, да понесла его нелегкая…

— Да погоди ты про чресла! Куда он шел?!

— Головой простудился — за стены же! Куда еще через ворота да с караваном ходют?

Поглядев на топчущегося рядом Гену, старавшегося держаться поближе ко мне, нежели к замершей кровососке, я ощутил как сбываются мои самые хреновые опасения.

— И че?! — переключившись на сотника, я отвлек его подозрительный взгляд от «горничной». — В башке нихрена не щелкнуло?! Мысль ясная не пронеслась? Не стопорнул, не допросил? Досмотр, паспорт, накладные?! Какой, нахрен, караван на ночь глядя убывает?!

— Ты вот что, кукушонок… — скрежетание зубов подчеркивало угрожающий блеск пустой глазницы. — Коли с князем накоротке так неча перья не распускать! Чай и сам с ним из одной ковриги хлебамши! Наказ есть наказ — податей не брать, беззакония не чинить, да холопов не стращать! Пожелал ночью отбывать — ветер в сраку, дым в портки! Не моего ума дела!

Ну конечно, как же иначе… Дружинник же, мать его! Дисциплина мозг заменяет!

— А вот рыжий бы… С каким караваном?!

Лязгнув квадратной челюстью и сжав кулаки, одноглазый все же проглотил «вопиющее неуважение» и ткнул кулаком своего куда менее рослого земляка.

— Так с этим же… — тут же подобрался несчастный стражник, видимо дежурящий прежним вечером на воротах. — С пером крашенным который! Ну, егойный земляк… — копье качнулось в сторону Гены.

— На телеге или позади? В охране, обозе, кандалы, оковы — говори давай, чего телишься?!

— В обозе! Этот-то, с пером, на клячу головную взгромоздился, а как рогачей впрягли, так охотник с бабой и в телегу…

— Какой еще, блин, бабой?!

— Почему знаю? Мелкой такой, тощей. Все зубы скалила…

Да ну нахрен…

— А волосы?

— Чего волосы?

— Цвет, дебила кусок! Цвета какого волосы?!

— Эм… Пурпуром крашены, коли голова не хворает… А чего такое? У меня приказ, пущать без досмотра всех и каждого…

Ну конечно, «чего такое» — это же только я замечаю, что фиолетовые патлы только у одной твари на всем свете встречаются! Ну что же за дебилы… Хотя, почем им знать? Сам виноват — все в тайны играю, скрытничаю…

А ведь рыжий бы ни за что ночью караван не пустил! Уж какой идиот был, но инициативы не шугался, и князей не боялся! Не то что этот — без команды пернуть не посмеет. Пусть хоть весь город горит, — от приказа не отступится. Карьерист хренов…

— Ты это, кукушонок… — снова подал голос бывший дружинник. — Как на духу-то выдашь? Чего Куролюб-то захаживал?

— Инспектор в городе, вот чего. — сплюнув под ноги и едва не протаранив нерасторопного Гену, я на полном ходу двинул обратно по главной улице.

Пусть сами со своим говно разбираются — достали! У меня тут проблемы посерьезнее чьих-то тупых интриг нарисовались!

Вот же хрыч, а?! Знал ведь! Заметил ли, услышал ли, а может и жопой почуял, но знал, что Киара приперлась! Но нет чтобы ко мне подойти, сказать, он… Хер старый, все в Исусика играет, грешки замаливает, жертву изображает!

И ведь заранее знал! Успел эту сосалку отпоить да возле меня усадить, чтобы фиолетовая соваться остереглась! И нет, чтобы самому рядом держаться… Видимо, как и обещала, ведьма за двумя явилась, но поскольку второго стерегла сверхъестественная тварь, она обошлась и первым. А вот ради обоих могла бы рискнуть…

— Ну да, лучше журавль в жопе, чем рак на берегу! Тьфу! Уроды… Маразматик недоделанный! Гена, ну ты мне скажи, почему у вас куда не плюнь — везде идиотия процветает?!

— С-с-сир? — только и выдал пацан, стремительно бледнея и сбивая шаг под моим взглядом.

Видимо перекошенная лейтенантская рожа ему в диковинку… Ну да, я уже и сам позабыл, когда последний раз так бесился.

Резко выдохнув, я переключился на безмолвную кровососку, стучащую туфлями рядом. Как и прежде, дорожная плитка занимала ее куда больше окружающего мира. Понятия не имею, что за говно у нее в голове и насколько же сильно разрослась моя контузия, раз я всерьез собираюсь на нее положиться, но…

Ну как удержаться и не познакомить одну сверхъестественную тварь с другой? Как говорится, борьба была равна, сражались два говна… Только бы успеть, елки-палки.

Хватит с этого лейтенанта и двух рыжих жертв, одноногую уже не переживу.

Глава 8: Половина знания

Усыпанная драгоценными каменьями трость выписывала воображаемые узоры на обугленном ковре, пока ее высокий хозяин брезгливо морщился, рассматривая грязный кухонный котелок, накрывший его вычурную туфлю:

— И на сколь же долгий срок милорд расстается с верноподданными на этот раз? — отшвырнув немытую посуду, управляющий ловко сместился с траектории летящего спального мешка, предоставляя право встречи с пыльным свертком нестиранного меха негодующему Гене.

— Сир… Фу! — смахнув с носа остатки тертых водорослей, пацан вновь придал голосу былую уверенность. — Сир, как ваш оруженосец я смиренно прошу пересмотреть решение и вспомнить, что место слуги подле господина! Даже по вашим щедрым меркам — это вопиющее безрассудство! Вы не можете предпочесть ее мне! Она же чудовище!

Сопровождаемый флегматичным взглядом вампирши и противозенитным маневром евнуха, пыльный валенок пронесся по спальне, угодив несчастному оруженосцу прямо в лоб.

Да что же у меня такой бардак-то в спальне?! Особняк бабами под завязку набит — от юбок не продышаться! А хоть бы одна соизволила порядок навести! Но нет, только глазками стрелять да всякую бурду в вино подсыпать научились! А потом между собой вздыхают, мол — перевелись мужики, под венец не зовут! Ясный хрен, не зовут! На свадьбы за пониманием и порядком ходят, а для раздвинутых ног и похотливых смешков бордели придуманы!

Впрочем, все сходится — в борделе-то как раз и живу…

Выпотрошив наружу содержимое шкафа, я наконец ухватил в глубине потертые ножны и потянул рукоять. Блеск обломанного наконечника заставил глаз непроизвольно дернуться:

— Да мать твою в рот шатал!

— Сир?

— Узри вы мою матушку воочию, милорд, то поостереглись бы бахвалится сиим достижением…

— Да не вы, придурки! Башка моя дырявая, чтоб ее… — сунув обломанное лезвие обратно в ножны, я вновь забурился в мебельные недра, надеясь отыскать хоть что-то полезнее мешков из-под водорослей или нестиранных с зимы портянок.

Меч же Киара поломала! В лесу еще, когда за противоядием ходили. И на кой хрен я его вообще сохранил? Ай, небось выкинуть поленился, а просто вместе с остальным хламом в кучу затолкал. Теперь до гарнизона бежать, а там этот увалень одноглазый — в арсенал-то пустит, но вопросами вусмерть «залюбит»…

Хотя — на кой мне меч? На фиолетовую ведьму только с пулеметом идти. Верхом на танке, и в сопровождении ударного авианосного соединения. Этот-то клинок она двумя пальцами сломала даже глазом не поведя — новый чем лучше будет? Нет, тут только эту ночную аутистку натравливать и молиться, чтобы они друг-друга поубивали.

Черт, даже для меня это звучит слишком наивно…

Вымученно вздохнув, я прикрыл дверцу высокого шкафа и приземлился на наименее подгоревший край двуспальной кровати, стараясь игнорировать возобновившийся поток протестов. В пропахшей гарью спальне, лишь бледная «горничная» демонстрировала непоколебимое спокойствие, с интересом крутя в тонких пальцах обломанный клинок и не обращая внимания на общее недовольство.

Гена вовсю скулил, мол «как так, ее берете, а меня в жопу шлете!», а евнух… Чем там недоволен евнух, я уже подзабыл.

— О, как прозорливо с вашей стороны, милорд, вновь испытать мои умственные способности и позволить почувствовать себя востребованным…

— Хорош выделываться, не на параде! По делу давай! Этот-то понятно… — запущенная в полет подушка заставила оруженосца ненадолго заткнутся. — А ты-то чего прибежал?!

— О, как и ожидалось от столь благородного мужа… — в последний миг увернувшись от скомканной портянки, менеджер испуганно выпучил глаза и послушно перешел к главному. — Как вы изволили заметить, лишь ваша сияющая воля способна разбавить каплей разума бокал почтенного морщинами совладельца, а потому я глубоко обеспокоен вашим отъездом в столь затратные времена…

Вшивый о бане, Гена о подвигах, а евнух о хрыче… Хотя, вольное обращение старика с запасами алкоголя и рабочим персоналом кого хочешь до дурки доведет — в прошлый мой отъезд бедный южанин где-то с месяц отходил, душевное равновесие восстанавливал. Расчетливость и тяга к наживе оказалась бессильна перед запущенным маразмом и жаждой халявы.

Но в этот раз, салону не угрожают винные ванны, конкурсы мокрых платьев, и прочие северные перформансы. К сожалению.

— То есть как «уехал»? То есть… — евнух недоверчиво покрутил трость, будто ища у нее опровержения. — То есть, охотника не будет? И милорда тоже? Я останусь… Один?! Совсем?! Вы же шутите, верно, милорд?!

Блин, не знал что он так ко мне привязан… Даже как-то неожиданно. Мне всегда казалось, что евнух меня на дух не переносит. Я же только и делаю, что деньги разбазариваю да извращенцев обламываю…

— С самой зари сердце беспокоилось… Туфли на месте, роза бесхозная в коридоре, купальня подогретая, лестница без варваров, теперь старик уехал, а милорд за ним следом… Вот случается ведь?! — сутенер отвернулся скрывая скупую слезу, слетающую с гладкой бороды. — Терпишь-страдаешь, уже руки опускаешь, и тут судьба одарит! Счастье-то какое?!

Издав недоуменный писк и прижавшись к стенке, Гена так и не смог уйти из-под удара. Пухлые губы звучно приложились к юношескому лбу, а длинные руки стиснули дрогнувшие плечи, словно пытаясь передать оруженосцу хотя бы каплю переполняющей радости.

— Не смею утомлять суетливыми хлопотами, милорд… — смахнув новую слезу, евнух вприпрыжку затопал тростью по прожженному ковру. — Распоряжусь на кухню, дабы суки немедля снарядили вас в путь! Пир, пир всамделишный! Скидки отменю, артистов выгоню… Расцветем!

Когда высокая фигура скрылась в коридоре, а глухой стук трости стал едва различим, я наконец смог разжать стиснутые челюсти и выкинуть из головы навязчивую идею избавить менеджера от еще какой-нибудь части тела. Теперь понятно, за какие подвиги его в евнухи произвели…

— Гена, еще хочешь со мной?

Моргнув пару раз и ощупав мокрый лоб, пацан неуверенно кивнул.

— Тогда собирайся.

— С-с-сир?

— Посиркай мне тут! Спальник свой тащи — да побыстрее! И так времени уже просрали…

Хрена лысого я пацана с этим психом оставлю! Еще и в одном городе с инспектором. Если этот Штирлиц и впрямь под меня копать вздумал, то навряд ли откажется от игры с одиноким оруженосцем.

Да и глупо надеяться на чувство самосохранения пацана. Как бы мне не хотелось, но все равно увяжется ведь — тут либо ноги ломать, либо на цепь сажать. Евнух его не удержит, а Эмбер и слушать не захочет. Ее офигенно гордая светлость, никогда не потерпит рядом с собой бастарда. Особенно, любимого племянника ее покойного жениха.

Конечно, можно было бы просто отослать пацана под предлогом сбора припасов да свалить по-тихому, но он же идиот — все равно увяжется. Ночью и совершенно один. Дурак малолетний, все на месте не сидится. То на осаде в бой попрется, то к демонам на «пирожки» с гвоздями…

И самое паршивое, вместо закономерной злости и раздражения я ощущаю стыдливую признательность. Ну где еще в этом мирке хоть какую-то преданность встретишь? Пусть и такую полоумную.

Едва оруженосец пересек порог, оставляя меня наедине с кровосоской, как в комнату зателел Клебер. Игнорируя племянника, он мигом подскочил к секретеру, уставившись посеребренную пластину на стене, выполняющую роль зеркала.

С каждой новой зализанной прядью волос и разглаженной складкой стертого камзола моя бровь устремлялась все выше и выше, пока наконец не опустилась обратно, под раскатистый рев, раздавшийся из коридора:

— Дорогу его милости! Чего кланяешься, раззява?! В сторону!!!

Так, понятно теперь, как ловкач переборол свой страх «ведьм» и почему осмелился заскочить на место преступления.

Налюбовавшись через окно на пару лошадок, испуганно жавшихся в стороны от здоровенного титана, я не удержал тихого стона. Некоторые люди просто не умеют на достигнутом останавливаться. И откуда эта тяга у феодалов, косячить на ровном месте? Последствия инцестов, которыми они веками занимаются?

Донесшийся из-за распахнутой двери звонкий треск ломающейся трости и подобострастное «тысяча извинений», оборвавшееся болезненным «ойканьем», в представлении не нуждалось.

— Есть люди как люди, а есть…

— Сир Аарон Грисби «Могучий»!!! — возвестил ворвавшийся в спальню гвардеец, замирая по стойке смирно, демонстративно сжимая пустые ножны на поясе.

Здоровенная туша, ряженная в парчовый дублет и такой же синий плащ из крашеной шкуры неведомого зверя, чинно проплыла над порогом, властно осматривая обгоревшую спальню.

— Чего это у тебя тут? Пироги в камине запекал? — потянув носом и покосившись на разбросанные мешки, протянул лорд, явно проецируя собственный кулинарный опыт и игнорируя отсутствие камина.

— Приветствую вас, милорд!

Резкий возглас и удар стали о дерево заставил тучного Куролюба испуганно дернуться и недоверчиво уставиться на припавшего на колено Клебера. Воткнув сияющий меч в пол, коротышка склонился перед Грисби в почтительном поклоне:

— Ваша блестящая слава опережает вашу могучую поступь, милорд! Для меня долгожданная честь лично познакомиться с таким могучим и прославленным воином, как…

— Это что за говно? — только и выдал Аарон глядя то на разводящего руками гвардейца, то на меня.

— Твой брат по разуму. Тоже рыцарь, блин. — виной раздражения в моем голосе служил воткнутый в пол сияющий меч.

Сперва спальню поджег, теперь полы дырявит, — растет над собой, как хрен над землей. Индюк благородный!

Оглядев склонившегося ловкача, здоровяк безразлично дернул широкими плечами:

— Мельчает наш брат, мельчает… Я и оруженосцем раза в два ширше был.

Так, если он опять свою ностальгическую шарманку заведет, я его в окно выкину! Через решетку! По частям!

—Тебя за каким принесло? Давай к делу, я спешу!

Поиграв челюстью и явно размышляя, поставить ли меня на место или все же повременить, Аарон наконец звучно щелкнул пальцами. Протиснувшийся в комнату гвардеец аккуратно положил тщательно завернутую в плащ стеганку на кровать. Еще бы бантик повязали…

Здорово, конечно, что не в кителе мерзнуть придется, да только сомневаюсь, что он только за этим приперся.

Подтверждая мои подозрения, Аарон властно махнул рукой, приказывая подчиненным выметаться:

— Конфиденция! — добавил он специально для покрасневшего Клебера.

На несчастного было больно смотреть. Коктейль из детской обиды и благородной ярости пылал на щеках посрамленного рыцаря, но ответить на оскорбление он так и не решился. Честь-честью, а лордство с замком, это лордство с замком, как говорится…

Нет, никакой он не инспекторский агент. Просто напыщенный дурак, заразившийся от меня катастрофическим невезением.

Едва бедолага неуверенно переступил через порог, как Аарон с грохотом захлопнул дверь. Но ненадолго. Под угрожающий треск наспех вбитых петель, массивный кусок лакированной древесины угрожающе просел и тут же безвольно рухнул в коридор, погребая под собой несчастного Клебера.

— Ванна не пролезала… Выбивать пришлось. — отмахнулся я на немой вопрос недоуменного Грисби.

— Понимаю. Уж пошлет владыка слуг, так и успевай за сраку держаться, дабы со страху не обосраться…

Пока пара гвардейцев натужно пыхтела, вызволяя коротышку и утаскивая его в комнату сердобольной сотрудницы, из любопытства выскочившей в коридор, лорд лишь многозначительно зыркал в сторону флегматичной вампирши, разглядывающей через оконные решетки титана, избавляющего сад от «лишних» саженцев.

Памятуя об ослином упорстве с которым ночная фея следует за мной даже в туалет, я решил что соврать гораздо быстрее:

— Глухонемая.

— Удобно… Тоже такую завести? Уши не нагреет да и болтовней не…

— Хорош телиться, говори давай — на кой хрен этот цирк с конями?! Совсем больной при полном параде в город заявляться? А если бы тебя бородатые с арбалета подстрелили? Войны хочешь? Про инспектора вообще молчу…

— Хреном им всем по лбу! — задрав подбородок, Грисби демонстративно хрустнул кулаками. — Не настал тот день, когда сир Аарон «Могучий» явится в свой город без надлежащего…

Поглядев на пустой пояс распинающегося рыцаря, я быстро подвел итог.

— Меч дома оставил — понятно. Короче — чего надо? В темпе, в темпе!

Одного маразматика спасать надо, на еще одного времени совсем нет.

— Дерзости в тебе… — быстро выглянув за проем и убедившись, что ниоткуда не растет пары любопытных ушей, он быстро вернулся ко мне. — Я тут поразмыслил и… Помнишь дрянь хвостатую на площади? Вот что разумею, такая ловкачка под слухи об инспекторе неспроста объявляется! Силушку мою выпытать измышляла! А раз так…

Поток глупостей, полившийся из уст лорда показался каким-то уж слишком… Разумным. Подозрительно разумным в одних моментах, и совершенно идиотским в других. Типа, про подосланного инспектором казачка я и сам догадался, но на кой ляд кому-то силу Грисби испытывать? Даже в самую больную голову не придет, будто инспектор собрался с Куролюбом спарринг устраивать.

И только упоминание «виноградинки» расставило все по своим местам.

— Так что, исполнишь поручение? — воровато облизнув губы, уточнил Грисби, снимая с видного места очень крупный кошель. — Конем да золотом снаряжу, будто родного! Но эскортом… Скудно с людишками, скудно. Но ты же рубака лихой — до Холма вмиг доскачешь! А как справишься и проследишь, дабы мою ягодку в пути всякое говно кознями не тревожило — проси чего изволишь! Хоть руку, хоть шпоры, хоть…

— Меч дашь?

— «Гневного»? Да как ты посмел лишь подумать о… Говно дерзкое… — с видимым усилием воли лорд с трудом подавил воспылавшую ярость. — Будет тебе меч! Но только коли исполнишь…

— Чтож за люди-то а? — лишь отмахнулся я, глядя как вечернее солнце просвечивает тонкое платье «горничной».

— Какие люди?

— Которые на блюде… Ай, не важно.

Пиявочник, надоумил — к гадалке не ходи. Других соображающих мозгов в Перекрестном замке попросту не водится. Видимо, жирный лорд не поленился, да по возращению первым делом заполз в башню к своему магистру, а тот, послушав сбивчивый рассказ о мече и странной воровке, сразу понял, что к чему.

Стрелки перевести решили. Почуяли, что инспектор ко мне интересом воспылал, вот и используют. Комедию ломают, мишень на спину вешают, от себя отвлекают. Потому средь бела дня да с подозрительно свернутым плащом и приперся. А то, боже упаси, если инспектор решит, будто Грисби чисто за шлюхами ходил — надо же намек пожирнее сделать? Интерес подогреть? А что может быть интереснее, чем причина, по которой славящийся своей гордостью феодал, будто солдат молодого призыва, суетится возле какого-то вшивого рыцаря? Бывшего наемника, явившегося незнамо откуда, незнамо зачем, и творящего черти-что направо и налево?

За какие же грешки Грисби трясется, коли на такой риск идет? Или он надеется, что увязавшись за подозрительным рыцарем, инспектор попросту махнет рукой на лорда? Или этот говнюк всерьез собрался в дурака играть, вешая на меня всех собак? А ведь он может… Если уж Эмбер меня хрен пойми в чем подозревает, то инспектор и подавно.

Объявят каким-нибудь диверсантом, который готовит регион к вторжению очередных куриц, а то и просто северян, да вся недолгая. И свои грешки на меня спишут, мол — лейтенант попутал! Интриган коварный! Мы думали он хороший, а он вон какой…

Поглядев на свернутый плащ, я в очередной раз устало вздохнул. Ведь в какой-то момент я почти поверил, что у Грисби есть что-то человеческое. А он такой же, как и прочие. И герцогиня такая, и князь… Менталитет, чтоб его.

Разводят меня, как чай в стакане…

Не обращая внимания на мою угрюмую рожу, Грисби все продолжал обещать молочные реки да вовсю путать берега:

— Капитанские шпоры сей же день выдать распоряжусь, коли…

— Меч, кольчугу, да лошадь… — взвесив в руке тугой кошель, я покачал головой. — Ладно, забудь. Только меч. И осла какого-нибудь

Кольчугу один хрен по мой размер не найдешь да и толку с нее, против ведьмы-то… И лошади без надобности. Коняшка это очень здорово, но обычная кляча меня далеко не протащит, а транспорт из рыцарского скакуна как из говна граната. Жрет много, пьет часто, спит долго, да еще и только овес подавай. Про отсутствие навыков верховой езды и риск поломать животинке ногу на тающей дороге — даже поминать не хочу.

Тягловую можно было бы подрядить, но сейчас не сезон, и бедная кляча по полдня на выпас потратит, чтобы прошлогодней травой наестся. А если овес тащить — то на кой хрен она вообще нужна? Тогда уж лучше боевая, — хоть какая-то скорость.

А главное, никакой Молочный холм меня не интересует, равно как и хотелки Аарона прикрыть свою сраку за мой счет. Караван с ведьмой и дедом всего на день от города отошел — если сегодня двинуться, к завтрашнему вечеру безо всяких лошадей нагонишь.

Раз уж мне в любом случае из города уходить, то отказываться от лишних денег или оружия — просто глупо. Да и пес с ним, с инспектором. Кто знает, может это знак, и мне бы уже пора исполнить свою давнюю мечту да свалить из этого полоумного города. Поближе к мою и тихой пенсии.

— По сердцу… — тучный лорд поднялся с кровати, брезгливо отряхивая зад от пепла. — Мыслил я, — артачиться примешься. Дерзить да характер показывать… Уж и бумажонку про запас состряпал…

Рулон дорогого пергамента перекочевал из-за пояса на чудом уцелевший секретер.

— Указ. О сезонном призыве на службу… — чуть стыдливо пояснил Аарон, столкнувшись с моим взглядом. — Вассал, как-никак… Но коли без призыва откликнулся — как первого знаменосца снабжу! К рассвету будет тебе и меч, и…

— Сейчас.

— Чего сейчас?

Вместо ответа, я принялся скатывать спальный мешок, командуя кровососке раздобыть что-нибудь посерьезнее мелких туфель. Не утруждая себя словами, она немедленно скрылась в коридоре, впервые за весь день потеряв меня из виду.

— Ты по луне путь держать намерился? — только и моргнул Аарон, переводя взгляд с меня на исчезающую спину «горничной». — От коня отказываешься, а немую девку в дорогу тащишь? Ты это… Не захворал ли?

Поглядев на дверной проем, я тоже задумался о своем психическом здоровье, но раздавшийся женский вопль вперемешку с мужской руганью развеял возникшие сомнения. Ворвавшись в первую же комнату, ночная фея попросту схватила шмотки какого-то караванщика и вернулась обратно в подгоревшую спальню, как ни в чем не бывало.

Не обращая внимания на вопли из-за стены и выпученные глаза Аарона, девица с легкостью выскользнула из декоративного платья, примеряясь к пыльной мужской рубахе. Переливающаяся в закатных лучах голая кожа отозвалась вспыхнувшим румянцем на рыцарских щеках.

Не дожидаясь очередной просьбы «посмотреть всех», я напомнил лорду о цели его визита:

— Если хочешь чтобы я из города свалил, то хорош слюни пускать!

— А? Да! Верно! Эскорт!!! — поспешно завопил лорд, собирая гвардейцев.

Блин, даже и не скрывает уже, говнюк!

* * *

— Что-то не так, сир? — осведомился пухлый мальчишка, воровато поглядывая на Гену.

Низкорослый оруженосец едва не лопался от гордости, в окружении еще более сопливых пажей.

Но любопытные взгляды стайки благородных воспитанников, сгруппировавшихся возле ступеней арсенала, занимали меня куда меньше гравировки на темных ножнах. Ну почему из всех мечей на свете, мне достался именно этот?!

— Отчего не на конюшнях?! Мне коней чесать прикажете?! По частям взад отправлю, ежели до заката гривы не засияют! — рев Грисби заставил пажей едва ли не синхронно подпрыгнуть и бросится врассыпную, подбирая расчески да ведра, и устремляясь к крытым стойлам.

Жестом приказав ключарю запереть кованую дверь, лорд горделиво спустился по ступеням, устремляя взгляд на меня:

— Чего рожу кривишь — ладная сталь! Оливер так и сиял, когда я его перед турниром одарил. Однако герцог все равно девицу предпочел… — засквозившая в голосе давняя обида шла в унисон с тихо трещащей рацией.

Скрипнув зубами, я прицепил ножны к поясу, стараясь не смотреть на стоящую рядом кровососку. Как и за минуту до этого, аутистку больше заботил груженный спальниками флегматичный ишак, нежели двор замка или меч рыцаря, которого она когда-то убила.

Может я и правда чокнулся? Она же враг! Она людей досуха выпивала и в микрофонщика превращалась! А я ее всерьез за собой таскаю, будто брелок какой-то… Даже у Гены, мать его, и то мозгов хватает ее сторониться.

Хотя… Может от того, что мне нормальных женщин в этом мирке не попадалось? То алкоголички, то маньячки, то мазохистки, а то все и вместе. Первая встреченная барышня — вообще ведьмой с пауками оказалась. Про Киару и вспоминать страшно. Да блин — одна Эмбер с ее шпагой чего стоила!

Ну да, если так поглядеть — вампир не сильно хуже. Она хотя бы молчит. Впрочем, расслабляться не стоит. Хрен его знает, каким образом дед ее приручить умудрился, и что произойдет, когда у нее в животе с голода заурчит.

Вот же маразматик — ну неужели он реально думал, что я просто рукой махну и за ним не попрусь?! Пень старый… Однако, может статься, что он рассчитывает ровно наоборот. И если так, то затея с перехватом каравана может обернутся такой жопой, что озерная деревня с их сараем в сторонке покурит.

— Поднять ворота!!! — резкий бас заставил меня вздрогнуть и вернуться в реальность.

Пышущие свежестью бревна, скованные проржавевшими пластинами, медленно поползли вверх, под лязг цепей и приглушенную ругань полудюжины вращающих колесо гвардейцев.

— Ворота новые! — излишне громко объявил Грисби, перекрывая стенания солдат про «то подними, то опусти». — Вот и разнашиваю, значит… Механизм. То есть, цепь.

Хотелось сказать что-то типа, «кого ты наколоть-то вздумал — знаю, что перед инспектором шороху наводишь, воротами на всю округу грохочешь», но заткнутые за пояс темные ножны заставили прикусить язык.

Сам не лучше. Грисби использует меня, я использую кровососку, а она… А она ишака с ладошки кормит, даже не задумываясь, сколько народу за «просто так» замочила.

Так и живем. Улыбаемся и машем, блин.

Не желая терять драгоценные часы, оставшиеся до сумерек, я быстро отделался от нависшего Грисби, вновь заливающего про «козни инспектора» и «виноградинку», да проскочил под трещащими воротами.

Глубокая лужа с смачным хлюпаньем заглотила берец, заставив заскучать по зимнему лесу. Предстоящие раскисшие дороги, мокрый снег, и прочие радости распутицы способствовали весеннему настроению не больше вопроса «а не очередная ли это подстава?».

Ладно хоть караванщикам с их телегами придется еще хуже, а значит и нагоним раньше. Может даже за пару дней управимся — кто знает. Если во всем этом говне не утонем, конечно.

К моменту когда по окрестностям разнесся грохот опущенных ворот, я уже успел собрать пару луж и даже зацепил кучку подозрительной субстанции, но нервный голос Гены не позволил насладиться быстрыми «достижениями».

— Сир, вам стоит…

— Если ты опять собрался ныть, что мы должны дождаться утра или начать парить мозг насчет сосалки…

— Вовсе нет, сир, однако возможно вам захочется пообщаться с…

Всплеск воды за спиной заставил отвлечься от несуразного блеяния и переключится на странного невысокого мужика, пристроившегося за груженым ишаком. Стелившийся до земли длинный плащ подозрительно напоминал покрывало из салона, а застиранный камзол…

— Ты-то здесь чего забыл?!

— Подвиги для доблести подобны воде для дерева! — отозвался Клебер, стараясь держаться поближе к обочине и подальше от ряженной в караванщика «горничной», что вновь принялась кормить флегматичную скотину.

Весь корм переведет, зараза… Погоди, че он там несет?

— Довольно притворств и лицедейства — мне прекрасно ведомы твои поручения!

Мимолетный взгляд на Гену так и не нашел ответа, что этот придурок мелет.

— Леди Лианна! До меня дошли слухи, что лорд Аарон изыскивает благородных воителей для сопровождение своей…

— Понятно, через стену подслушивал.

Ловкий рыцарь тут же вспыхнул и окатил меня потоком негодования на тему «истинным рыцарям несвойственны столь низкие трюки!» и вообще слухи донеслись.

Черт, вот уж не зря говорят, — половина знания, хуже чем незнание.

Неужели ему так сильно хочется устроится к какому-то дебильному феодалу, что он цепляется за любую возможность выслужится? Услышал обрывки брехни про «козни» и эскорт синевласки и тут же навыдумывал себе всякой херни…

— И брось попытки отговорить, желая прибрать регалии! Честь не позволяет пройти мимо леди, которой грозит опасность! И вопреки словам чемпиона ее светлости, леди Аллерии — мне нет дела по пустой славы и…

— Предупреждаю сразу, станешь ножны обнимать и китель слюнявить — на мороз выгоню!

Хватит с меня одного озабоченного… Что у них за семейка вообще? Ладно Гена на блондинку запал — он молодой, ему можно. Но этот-то куда?! Старше меня ведь, пусть и смазливый чересчур.

Почувствовав на себе недоуменный взгляд оруженосца, я лишь пожал плечами да развернулся обратно к хмурому весеннему лесу. В восторге пацан от компании своего дядьки или нет, но дареному коню…

Лишний ствол не помешает, особенно когда это пусть и бестолковый, но все же рыцарь. Я вампира за собой тащу — так этот чем хуже?

Хочет принцессу спасти да к Грисби в капитаны набиться? Флаг в руки! А то что «принцесса» окажется одноногим алкоголиком с маразмом во всю жопу… Ну, ктож виноват? Нефиг подслушивать. Тем более, дед от рыцарского поцелуя не откажется. Если в жопу.

Блин… А мне-то, наивному, казалось, будто это я самый невезучий идиот в округе.

— А если подумать… — вид хлюпающего вслед за ишаком Клебера, отозвался уколом подозрения в виске. — Может не так уж и казалось…

Если напрячь память, то из всей этой гоп-компашки — один лишь ишак не пытался меня грохнуть. Что Гена, что ловкач, что аутистка… Прямо клуб открывать могут. Убийц-затейников.

Серьезно, как-то странно я себе компанию подбираю. Даже те полоумные авантюристы с водорослями и то меньше опасений внушали.

Глава 9: Лягушка, блинчик, два осла

Бешено вращающиеся катки высекали снопы искр, заполоняя мир лязгом обугленного металла. Густая тьма, дырой зияющая в борту стального монстра на мгновение расступилась, являя ополовиненное юношеское лицо. Распахнутая черная пасть огласила округу хрипом обезумевшей статики, сквозь которую едва пробивался детский плач.

Рванув с подстеленного плаща, я принялся ошарашено хлопать себя по груди в поисках сигарет. Только треск мерцающих углей в костре заставил вспомнить где я, и почему пальцам никак не удается нашарить в ночной мгле такой желанный автомат.

— Твою-то мать…

Кончится. Когда-нибудь все кончится. Рано или поздно — нужно только потерпеть. Потерпишь раз, потерпишь два, а там и жизнь начнется. Или, что более вероятно, закончится. Но, если честно, эхо статики в ушах и отблески рыжеволосой челки в углях делают такой финал вполне приемлемым. А может и желанным, хрен его разберешь.

— Так, ладно, отставить нытье… — похлопав себя по щекам, я загнал наваждение обратно на край сознания и попытался понять, который час и с какого перепугу меня никто не разбудил.

С первым возникли непреодолимые трудности в виде затянувших небо серых облаков, через которые никак не разглядишь ни то что звезды, а даже луну. Зато второе разрешилось сразу, стоило лишь поглядеть на мой спальный мешок, вероломно оккупированный ловким рыцарем.

Уже собираясь вытряхнуть Клебера на прошлогоднюю траву и популярно объяснить, какие чудеса случаются с задницами часовых, заснувших на посту, я стыдливо остановился на полпути. Это же я его разбудить должен был — сам ведь первым дежурить сел! Чертова память… Еще и возраст, похоже, о себе знать дает — раньше никогда в дозоре не засыпал. Знать бы только, сколько же мне лет… С этими шрамами хрен разберешь.

Хотя, если учесть, что мне уже которую неделю выспаться не удается, то может дело и не в возрасте.

Временный лагерь, разбитый на первом попавшемся сухом пустыре, не блистал удобством или предосторожностями. Слишком спешил, чересчур подгонял, желая пройти как можно больше. То ли хотел к деду поближе, то ли от инспекторов с феодалами подальше… Скорее, и то и другое.

В итоге остановились только когда ишак начал жалобно мычать, а обеспокоенный взгляд вампирши недобро поблескивать. Какое уж впотьмах обустройство, хорошо хоть пятачок сухой да речушка рядом.

Вдоволь наслушавшись, как Гена бормочет во сне про «воительниц», недвусмысленно стискивая свои ножны, я отогнал ассоциации с дедом и поднялся на ноги. Безлунная ночь и порядком прогоревшие дрова не позволяли разглядеть ничего за пределами костра, но редкие всплески воды служили неплохим маяком и безо всякой иллюминации…

Подкинув дров и убедившись, что вокруг не слышно ни волков, ни инспекторов, я проверил ножны на поясе и двинул к реке. Ишак мирно сопел на заботливо предоставленном плаще караванщика, кладя большой и травоядный на поверья, будто лошадь обязана спать стоя, пока вампирша безмолвно сидела на речной гальке неподалеку, отправляя в воду один камень за другим.

— Тебе кого охранять приказали, меня или ишака? Или совсем разницы не замечаешь?

Ни поведя и ухом, девица утопила очередной камень в реке. Как и прежде, болтливостью она не отличалась.

Обернувшись на разгорающийся костер, я чуть помялся, прежде чем приземлиться рядом, надеясь, что плотные штаны уберегут мою задницу от холода и простатита. Не то, чтобы мне так хотелось провести время с тварью загубившей кучу людей, но новых встреч с танковыми траками и воплями младенцев хотелось того меньше.

— Значит вампиры не спят, да? — наконец заговорил я, когда водная гладь со звонким всплеском приняла в себя очередную каменную жертву.

— Вампиры?

— Ну… Такие как ты — кровососы. Упыри, Дракулы или как вы там себя называете…

— Вы знаете таких как я?

Вопрос «а ты разве не знаешь?» вызвал лишь медленное покачивание головы и новый всплеск воды.

В дуру играет? Да не похоже, вроде… Может дед не врал, когда говорил, что никаких «хрен-пиров» тут не бывает?

Да и, откровенно говоря, на вампира она не тянет. Солнца не боится, крестов тоже — уже проверил. Даже посеребренный клинок Клебера не вызывает у нее закономерной опаски. К тому же, не припомню, чтобы вампиры в микрофонщиков превращались…

— Микро… Фонарщики?

— Забей. — сейчас меня волновал совсем иной вопрос. — Лучше скажи — с какого перепугу ты деда послушала? Ну, охотника одноногого… Откуда собачья преданность на ровном месте?

Пусть только скажет «не знаю» или «не было выбора» — сразу утоплю! Чисто от греха подальше, ибо если будет отмалчиваться, то она либо идиотка, либо считает меня за такового. В обоих случаях, даже моих простуженных мозгов хватает понять — таких надо либо прогонять, либо гасить на месте. Иначе себе дороже выйдет.

— Вы спасли меня. — тонкий голосок едва перекрыл новый плеск воды.

— Чего?

— Вы не дали стражникам меня убить.

— Ну… Как бы… Чисто технически, конечно «да», но…

— Вы спасли меня. Выхаживали, кормили, берегли, скрывали. Я обязана вам. Теперь я должна вам служить.

Игнорируя охреневание на моем лице, сумасшедшая запустила новый камень в полет.

Я догадывался, что женщины более доверчивы, нежели мужики, но это уже перебор… Теперь понятно, каким боком деду удавалось каждый раз себе баб в койку затаскивать — в уши он дует почище замполита!

И не только бабам…

— Ах ты пень старый! — вспышка осознания со всего маху запустила камень в реку, заставляя его пройтись лягушкой по водной глади.

Вот отчего у меня башка по утрам не варит и слабость, будто с похмелья! Вот кто мне дрянь в чашки и бутылки подсыпал! Кровь мою сцеживал, маразматик чертов… А я удивлялся, чего рожа бледная! На зеркало да авитаминоз грешил… «Своей кровушкой кормлю», как же! Маньяк гребанный. Это ж сколько он с меня за зиму сцедил, комар полоумный?

Хоть бы знак почетного донора выдал, елки-палки.

— Как?

Тихое недоумение нарушило водоворот фантазий на тему встречи мешковатого зада с грязным берцем.

— Как вам удалось кинуть «блинчик»? — девичья ладонь замерла у моего лица, демонстрируя речную гальку.

Ее взгляд едва не искрился от любопытства.

— Блинчик? Погоди… Ты чего, камушки тут бросать учишься? Тебе сколько, блин, лет?!

Ладонь резко отстранилась, роняя камень на землю, а потускневшие глаза скрылись за темно-синей челкой. Кровососка вновь приняла привычный вид, оборачиваясь замкнутой аутисткой.

Что-то мне подсказывает, — про возраст угадал. Кажется, начинаю догадываться, в чем тут дело…

— Ладно, смотри сюда. Главное — параллельно воде бросать… — галька весело прошлепала по темной воде, возвращая вампирше интерес к «блинчикам» — Понятно? Давай, попробуй сама…

Криво-косо, без наркоза, но с оркестром, однако после дюжины глухих всплесков, по глади все же зашлепал стремительно запущенный камень.

— Благодарю, сир. — выплывшая из-за облаков луна позволила разглядеть тень робкой улыбки на заблестевшей водной глади.

Позабыв про все на свете, она раз за разом заставляла гальку шлепать по воде. Не дожидаясь, пока каменистый берег превратится в карьер, я вернулся обратно к делу:

— Так понимаю, капитана у Грисби ты убила? — челка наклонилась под тихое «да». — И того мужика с накладной бородой в переулке у пекарни? И в бочки гарнизона тоже ты отраву подливала?

Каждый новый вопрос заставлял вампиршу кивать грубо остриженной челкой, вновь и вновь подтверждая мои догадки. Ее голос не дрогнул даже когда я упомянул о заснеженной телеге, полнящейся трупами вспухших сирот, и перешел к «живому ковру» в канализации. Ни чувства вины, ни страха возмездия, нихрена…

Я, конечно, рад, что она не пытается соврать и скрыть свои грехи, но… Как-то жутко, если по правде. Будто не про отравленных и высосанных досуха людей, а про погоду говорим. Ценники в военторге и то с большей эмоциональностью обсуждают.

Нескончаемый водопад из «да» наконец напоролся на закономерное «зачем». Прекратив швырять камни в воду, она обняла колени:

— Филлип…

— Ага, брат виноват, значит? И меня убивать тоже брат приказывал? Ну, той ночью — в салоне?

— Я не пыталась убить… Лишь добыть кровь. Филлип… Филлип считал, что она поможет стать крепче. Я не желала вредить той девушке, только обезвредить… Это случайность, я прошу прощения, если она была вам дорога, мне оказалось сложно…

— Вошла во вкус. Понятно.

С самоконтролем у нее проблемы. В принципе, это объясняет наличие мощного засова на двери под лестницей в антикварном салоне.

Однако, за девицу я ее винить не могу, ибо не заявись фея той ночью, то кровь пришлось бы ей слизывать со стен и пола. А то и вовсе из отсеченных конечностей сцеживать — не просто же именно тесак притащила, а не обычный ножик?

— Ладно, не оправдывайся. Ее прикончил я, а не ты… Не важно! Что значит, «стать крепче»? В чем? Нахрена вы весь сыр-бор затеяли? Зачем войну помогали развязать, город травили? Деньги? Власть? Демонам поклоняетесь? Или опять про «доброго бога» втирать будешь?

Тихое «не знаю» сменилось сбивчивым «да», закончившись «Филлип сказал». Голова аутистки оказалась явно не подготовлена для такого потока вопросов, отчего галька, вместо звучного хлюпанья вновь начала, безвольно тонуть в реке.

Как бы не хотелось продолжить допрос с пристрастием, добиваясь столь важных ответов, я решил все же отступил. Конечно, есть вероятность, что она просто в дурку гонит, выигрывая время на планирование версий и прочих интриг, но…

— Ладно. А он-то сам где? Брат твой? Почему не спрашиваешь, не интере…

— Его… Его нет.

— «Нет», в смысле помер, или просто ушел?

Помедлив, аутистка все же неуверенно кивнула:

— Оба… Обе… Два…

— Короче, два раза «да». — устав слушать ее блеяние, я устало помассировал висок. — Ушел, а потом помер, или помер, а потом ушел — пофигу, не продолжай…

Похоже, совсем у нее башка перегрелась… Как бы пар не повалил.

Впрочем, что-то такое я и подозревал, после осмотра антикварного салона. Все эти засовы на дверях и циновка под лестницей, на фоне приличной спальни второго этажа. Ставлю сгущенку против перловки — она даже не понимает абсурдность ситуации. Не видит ничего зазорного, что мы сидим на берегу и швыряем камни в воду.

Не кровожадный вампир, не хитрый маньяк, не всевидящий демон, а очередная дура с дерьмом вместо мозгов. Даже не безмозглый сотник, которого развели на тему патриотизма, а всамделишный слабоумный великан, бездумно участвующий в мошенничестве и бегающий вокруг сцены за магнитом.

Нет, даже хуже — лошадь. Очередная безвольная коняшка, которую взрастили как боевую и заставили нестись на рогатины по велению всадника. Наверное поэтому она так к ишаку и прикипела — брат по разуму, блин…

— Завтра продолжим… — крякнув, и ощутив леденящий холод на нежном месте, я поднялся с твердым намерением растолкать Клебера и поспать хоть пару часов. — Сама-то отбиваться собираешься? Ну, спать, то есть?

— Я… Мне… Не нужно. — все так же сбивчиво промямлила аутистка, даже не глянув в мою сторону.

Закончив бросать камни, девица безмолвно разглядывала искрящуюся в лунном свете водную гладь, ожидая то ли рассвета, то ли моей команды. В голове немедленно сформировались сцены в подлестничной каморке. Наверняка так же валялась на циновке, ожидая когда наступит утро, а засов отопрут. Глядела в потолок, считала овец, или еще чего. Ночь за ночью, год за годом…

В принципе, логично, что у нее с башкой не все в порядке. Герцогиня тоже разумом не отличалась, а ведь у нее и целая башня была, и слуги немые, да книжки разные. А эта даже камни кидать не умеет…

— Может дед и не такой уж маразматик? — спросил я сам себя, глядя как девица безвольно обнимает колени, изображая из себя статую.

Только как он догадался, что из кровососки такая послушная овчарка выйдет? Знал что-то? Справки наводил? Пальцем в небо ткнул? Или… Та-а-ак…

— Ах ты пень… Вот же Штирлиц недоделанный… Ох и надоели вы мне, кто бы только знал… Интрига на интриге, интрига на интриге — ну офигеть просто! Сами от себя не устаете?! Вот что отсутствие сериалов с людьми делает!

— Сир?

— Посиркай мне тут! Заговорщики доморощенные! Когда в подвале салона очнулась?! Когда спящей притворятся начала?!

— Не знаю… Давно.

Ну раз и здесь не соврала… Все-таки самое страшное чудовище в этом мирке, это дед. Киара и рядом не валялась — маразматик ведьме просто не по зубам.

— Ладно, чего смотришь? Вставай давай.

Послушно вскочив на ноги, девица уставилась на меня в ожидании приказов. Подхватив гальку, я запустил ее в реку, добившись чтобы камень отрикошетил от поверхности аж с полдюжины раз.

— У кого больше отрикошетит, тот и выиграл. Игра, короче.

При слове «игра» у несчастной аж глаза загорелись.

Плоская начала галька раз за разом врезаться в водную гладь, высекая снопы брызг, и заполняя реку плеском холодной воды. Густая челка, плотно закрывавшая глаза, на мгновение отошла в сторону, являя яркие голубые глаза. С каждым новым камнем на бледном лице все отчетливее проступала едва заметная улыбка.

Не то, чтобы мне так хотелось играть в детские игры, но уж лучше так, нежели опять кошмарами мучиться. А главное — надо же ей как-то жир растрясти?

Ползимы спящей прикидываться с редкими перерывами на старческий маразм — ясный хрен, с башкой беда. Я бы тоже офигел на кровати «Иисусиком» лежать да старческие бредни про драконов слушать…

* * *

Третий день импровизированного марш броска не вызывал ничего, кроме раздражения. Мало того, что караванщики спринтерами оказались и никак нагнать не выходит, так еще и мой эскорт норовит на привал через каждый час завалится. Гена-то ладно, не первый раз в девках, терпит. Кровососка тоже топает молча, а вот Клебер и чертов ишак…

Рыцаря понять могу — к седлу и комфорту приучен, на своих двоих грязь месить не привык. Но ишак-то?! То пожрать, то попить, то поспать, то просто устал. Еще и прямо под ноги нагадить норовит! Не являлся бы ослом, решил бы что агент инспекторский! Только и делает, что подразделение тормозит…

Коли не резко возникшая привязанность аутистки к офигевшему животному, давно бы уже на похлебку пустил! И как у деда с его-то ишаком получалось… Тот смирный был, послушный. Ни разу не упрямился, даже не вонял. Почти.

Блин, чертов маразматик — ну везде меня обходит! И с бабами, и с князьями, и с ослами… А мне только покушения да дебильные интриги достаются! Нечестно же!

— Да как ты держишь?! А коли колоть придется, хват сменять?! Чему тебя твой сир учит, болван?! — негодование Клебера больно резануло по ушам, усугубляя и без того паршивое настроение.

Видимо, не желая падать в грязь лицом, он старался вымещать весь негатив от похода на несчастном племяннике, который осмелился похвастаться своими достижениями. Услыхав про личное участие пацана в «Искуплении Разорителя» во время осады, о неведомых демонах, и одном зарубленном сумпурне, ловкач поначалу, конечно, не поверил, ища подтверждения у меня.

А я, дурак, возьми и кивни… В итоге моя недальновидность привела к тому, что бедный Гена уже вторые сутки расплачивается за свое бахвальство, раз за разом демонстрируя дядьке свои навыки. Вернее, их полное отсутствие, ибо я сам-то мечом махать не особо умею — куда уж тут учить.

Да и какие нафиг тренировки, если у меня вечно то понос, то золотуха — демоны, осады, отравления, ведьмы, вампиры. Не до оруженосцев, уж извините.

— Прощения, прошу, сир-дядя, я…

— Тебя наградили поистине выдающимся клинком, достойным лучших чемпионов, а ты не удосуживаешься даже ножны чистить?! Случается, и лучшая сталь ломается! Особливо в недостойных руках! Не тому ли тебя обучали?! Да позабыл ли ты, чего мне стоило убедить лорда-кузена допустить тебя до арсенала?! Один позор за тебя! Перед сиром твоим стыдно!

— П-почищу при первом привале, сир-дядя… — топая вслед за ишаком, Гена буравил взглядом мою спину, то ли надеясь на защиту, то ли пытаясь перевести стрелки.

И пусть я не хочу лезть в семейные дела, да и пацана мурыжат за дело, однако эта дедовщина уже малость задолбала… То Клебер заявляет, что «оруженосец собственность сира», то начинает лезть куда не просят. Выслуживается, что ли? А зачем? Передо мной-то? Привычка или просто дурак?

По мере удаления от Грисби, раскисшая грязь обращалась сравнительно сухим грунтом с редкими проблесками камня, положенного еще во времена «царя Гороха». Снежные поляны сменялись прошлогодней травой, а голые деревья уже вовсю готовились обзавестись свежими листьями. Юг, чтоб его. Где-нибудь за Молочными Холмами сейчас вообще лето, наверное.

А в Грисби только-только посевную готовят. Угораздило же меня именно в эту жопу мира угодить… Кто вообще в тех местах город строил, раз там такой дубак? Хотя, чего я спрашиваю, очевидно же. Сначала форт отгрохали, чтобы северяне из-за рва не набегали, а те сообразили, что халява кончилась, да копья на пушнину сменили. Сперва какой-нибудь бивак организовали, дабы отдохнуть под защитой форта, там постоялый двор, из-за которого ушлые крестьяне начали стекаться на север, организовывая первые хутора и продавая излишки караванщикам. Туда-сюда, и вот тебе уже поселок возле строящегося на обильные налоги замка, где можно и инструмент для хозяйства прикупить, и подкову сменить. Со временем все это дело переросло в настоящий город. Потом, правда, частично вернулся обратно в поселок, с примесью бомжатника, но это уже другая история…

Знали бы далекие предки Грисби, какая хрень в итоге получится, они не то что караваны, они и землю бы солью засыпали.

— Коли и впредь столь безалаберно за лезвием следить продолжишь, то сир так и будет тебя всю жизнь «Геной» называть! — ловкач шумно вогнал меч Аллерии в ножны и вернул их пацану. — А то вовсе подскажу, дабы кухаркин нож тебе выдал! А то и вовсе метлу! Меч — оружие воителя! Благороднейшего из сословий! А ты с ним обращаешься, будто хлебопек или конюх!

Да елки-палки… Заткнется когда-нибудь или нет?

Меч то, меч се… Хотя, в чем-то он прав — длинные мечи и правда в каком-то смысле «благородное» оружие, отличающее рыцаря от ополченца и разбойника. Видишь его на поясе и сразу понимаешь, перед тобой профессиональный военный — рыцарь, гвардеец, удачливый наемник — не суть.

Топоры, кинжалы, булавы тоже хороши, но уже не то. К топору щит нужен — им не пофехтуешь, кинжал короткий и для настоящего боя не годится, а булава что дубина — без хорошего замаха не обойтись. Да и носить неудобно…

А меч висит на поясе и висит. Движению не мешает и весит всего-то килограмм-полтора. Тот же автомат в два раза тяжелее. Блин, да иные пистолеты и то увесистее! И главное — к бою всегда готов. Выхватил и руби, коли, да ломтями нарезай. Наверное, это первое орудие, созданное чисто ради убийства себе подобных. Те же боевые топоры с кинжалами от банальных инструментов пошли. Дров нарубить, колбасы нарезать, все такое. А этим-то масла на хлеб не намазать, им только головы рубить.

Какие-нибудь копья с рогатинами, конечно, страшнее будут, но их каждый день с собой не поносишь, в ножны не впихнешь.

Вот и выходит, что круче длинного меча, только двуручный. Его правда тоже на пояс не подвесишь, но зато толпу порубить — за милую душу. Еще наемниками турнир глядели — один рыцарь сходу троих двуручником отделал. Тупо крутил его над головой, будто в «вертолетик» играл. С виду смешно, а на деле стремно, ибо кто со спины, и флангов совался — тут же в шлем огребал.

Но о таком оружии даже мечтать не стоит. Северяне их делать не умеют, а конелюбам они разве что в коллекцию — на лошадях ведь сшибаются, а нафига в седле двуручный меч? Но где-то там, на восточном побережье, вроде, пользуются. Во всяком случае, тот рыцарь на турнире, как раз с востока приехал.

— Достойно сказано. — закивал ловкач, пристроившись рядом.

Твою мать, опять вслух говорил, что ли?! Да чтож такое-то! Нет, это уже не амнезия, это уже шизофрения какая-то…

— Воистину, лишь доблестный воин может взаправду познать свое оружие, однако… Ты позабыл нюанс. — он кинул недовольный взгляд на Гену, что таращился на меня восторженными глазами. — Подобно его обладателю, справный клинок требует должного ухода! Заточка, полировка, масло для ножен… А уж о нужде кропотливо счищать кровь, избегать ребер, да беречь от влаги — и кухарки ведают! Вот и выходит, что лишь достойный да умелый способен управиться с таким оружием…

Получасовая лекция в стиле, «какая тряпка подходит для очистки лезвия от крови» и «как определять плотность ребер по ширине задницы» даже неугомонного Гену заставила клевать носом. И только пара вампирских ушей с интересом внимали бредням про тяготы и лишения рыцарской службы.

А я скорее думал о деде, салоне, Эмбер и долбанном Грисби, что сдал меня, как алкаш стеклотару. И это после всего, что я для него сделал… Ну, не для него, а для города, но его жопа шла в комплекте!

Ведь дело не только в инспекторе, но и в северянах. Князю уж точно не понравится, что я «прислуживаю» Куролюбу… Если так подумать — а что если никакого инспектора и не было? Что если это просто спектакль, дабы поставить меня в безвыходную ситуацию, и принудить к работе на благо синего знамени с восходящим солнцем?

Хотя не, агент же на площади… Да и на кой хрен я Аарону нужен? Рыцарей, что ли, мало? Взять хотя бы этого ловкого горлопана…

Отвлекшись на свои мысли, я не сразу понял, что речь зашла о чем-то интересном. То есть — обо мне.

— Тихий? Это еще что за прозвище такое? Я помышлял, его «высоким», али «северным» величают…

— Сиречь — скромный, сир-дядя. Нестяжательный. Не жадный до славы и…. Все остальное.

Не обращая внимания на скрежет моей челюсти, Клебер огласил округу заливистым хохотом.

— Нет, не пойми превратно… — наконец утер он слезу, совладав с истерикой. — Отнюдь не потешаюсь, а лишь в новый раз дивлюсь непритязательным выдумкам низкорожденной черни… Доводилось ли тебе слыхать о сире Осмунде «Щедром»? Нет? А ведомо ли тебе, отчего его нарекли «Щедрым»?

Хотелось сказать что-то вроде «не заткнешься, — узнаешь почему тебя нарекли «глаз-на-жопе», но мимолетное любопытство в глазах «горничной» заставило проглотить раздражение. Пусть слушает байки про рыцарей, пес с ней… И чем они ей только так нравятся?

— Проповедник, из тех, что покойного императора за небесный дар почитают, — дочурку одного баронета со своими сладкими речами ознакомил. И так мастерски, что одурманенная сбежала из отчего дома, возмечтав окольцеваться с пузатым златоустом! И навлекла бы она позор на свой захудалый дом, не повстречайся они с одиноким странствующим рыцарем, спешащим на турнир…

Заприметив на дороге молодую деваху в сопровождении лысого фанатика и толстого осла, рыцарь допросил обоих, быстро выясняя в чем дело. Как и полагается настоящему, а не сказочному, рыцарю, он немедленно поставил обоих на бабки, пригрозив монаху мечом, а девице отчими розгами. Украденные из дома деньги, платья, дамские побрякушки — все снял, гопник средневековый.

И отправился довольный дальше на турнир.

— Как ведомо всякому, межевому отребью никогда не сравниться с истинным образцом доблести, а потому я без труда одолел его в честном поединке на турнирном поле… — стрельнув в меня глазами, Клебер не удержался от усмешки, наслаждаясь вниманием Гены и девчонки.

Я бы может и сказал пару ласковых, но глубокая лужа и прохудившийся сапог оставили слова без надобности. Вытряхнув воду из обуви и продемонстрировав на всю округу свои дырявые портянки, он наконец занял место подле девицы и ее любимого ишака:

— Так почему того рыцаря назвали «Щедрым»? — тихий голос вампира заставил меня непроизвольно вздрогнуть.

То за два дня ни слова не проронила, то на тебе… Блин, я ревновать начинаю! То Гена, теперь эта. Нет, он конечно смазливый и все такое, но я, вообще-то, тоже рыцарь! И у меня даже ножны есть, в отличие от некоторых!

Блин, походу реально с ума схожу, раз о таком всерьез думаю…

— Подошел он ко мне на пиру, выкуп за доспех и меч уплачивать… — откашлявшись, завел ловкач, наслаждаясь моей угрюмой миной. — Да все кольца да серьги на стол выкладывает. Я и иные доблестные триумфаторы тут же вызнали происхождение сиих драгоценностей…

— Его лишили титула, а награбленное раздали сиротам. — чуть кивнула кровососка, повторяя сюжет из сказки или театральной постановки.

— Отнюдь! За что же его герба лишать? На смех лишь подняли, за то, что он как последний дурак осла забрать забыл! Деньги и платья взял, а осла, болван, оставил — ну что это, как не щедрость?

Недоуменный взгляд девицы подсказывал, что она оказалась не готова к суровой реальности о столь любимых ею рыцарях. Обойдя ишака, она пристроилась идти возле меня, более не удостаивая Клебера редкими взглядами.

Смешанные чувства из-за символической победы, и чувства опасности от близости вампира, растворились во вспышке ностальгии. Вместо закономерного успокоения, тихий шум водопада вернул лишь давнюю тревогу.

— Сир? С вами все…

Поймав на себе взгляды подразделения, я понял, что остановился как вкопанный, не решаясь взойти на мост.

— Нормально все. Просто… Случилось тут кое-чего. В прошлом году. Ничего интересного.

Игнорируя вспыхнувшее любопытство остальных, я глубоко вздохнул и все же сошел с грунтовки на древний каменный мост. Небольшой, метров десять всего. Но каждый шаг отдавался усиливающейся болью в затылке и тихим хрипом в ушах.

Отсюда и начались все проблемы. С разбойного «барона», засады, арбалетного болта в шлем, и гребанного капитана с его проклятым «не-отцом»… Здесь закончилась спокойная жизнь наемника и начался парад феодального безумия вперемешку с паранормальщиной.

Как же я мог забыть, что из Грисби на юг ведет лишь одна дорога?

— Сир вы… Вы хорошо себя чувствуете? Вы очень бледны! Нам надо немедленно сделать остановку…

— Да не суетись,нормально все — сказано ведь. Руки перед готовкой мой да котелок почаще чисти, чтобы меня до ветру не…

— К оружию!!!

Взбудораженный клич Клебера заглушил мои неумелые оправдания, заставляя сердце зайтись в бешеной пляске. Едва не сшибив Гену с ног, я в два прыжка обогнал замершую вампиршу и соскочил с моста.

Внизу простиралась грунтовая дорога, подпертая лесом с одной стороны и поросшим обрывом с другой. Разбитые повозки и туши мертвых рогачей заставили замотать головой и всерьез усомниться в собственной вменяемости. Вот оно, отсутствие нормальной медицины и собственное наплевательство! Галлюцинации начались… Это конец, лейтенант. Допрыгался со своими демонами и прочей херотенью…

— Куда?! А коли засада?! За осла прячься!

Несмотря на общее бахвальство, Клебер являлся довольно опытным бойцом. Он сходу укрылся за тушей флегматичного ишака, уменьшая шансы огрести арбалетным болтом в голову.

— Погоди, ты тоже это видишь? Ну, караван разбитый? Да? Фух, блин… Аж от сердца отлегло… А я уж подумал!

Вздох полный облегчения вызвал форменное недоумение на лице ловкого рыцаря и его смазливого племянника.

Так-то он прав, конечно, в укрытие надо — за осла самое то. В прошлый раз осел меня как раз и спас. Даже два осла — один настоящий, другой маразматичный.

Осмотрев раскинувшуюся внизу дорогу, я оценил количество чернеющих туш и монструозных повозок — как-то многоговато. Вроде бы, у того караванщика, с которым дед спешно отчалил — всего пара телег была.

А тут не меньше дюжины…

Крошечные бледные тени, снующие в желтой траве, и куриное кудахтанье, доносящееся сквозь шум водопада, пересилили скепсис. Не обращая внимания на призывы Клебера к благоразумию, я начал потихоньку спускаться по дороге.

Непонимание рыцаря быстро переросло в искреннее офигивание.

— Эй, неужто оглох?! Засада! Вдруг засада! Неужто перед девицей своей… Эй! Проклятье… Он всегда такой… Такой?

— К-как правило… — смущенно прокашлявшись, Гена заспешил вслед за мной, не желая уступать первенство вампирше, что, как и прежде, не отходила ни на шаг.

Хочет за ишаками прятаться — на здоровье. А лично меня — повисшее на грани сознания безумие пугает куда сильнее арбалетных болтов. К тому же, даже в полоумном этом мирке молния дважды в одно место не бьет.

Однако, этот раздолбанный караван не согласен с подобным утверждением.

Да и хрен бы с ним! Лишь деда среди трупов не оказалось… Хотя, зная Киару — там чье угодно тело найдется, но только не ее «добычи». Вот жопой чую — без ведьм такое совпадение не обошлось!

Глава 10: Два пути

Когда на сиденье головной повозки стали различаться желтеющие разводы крови, я резко свернул в лес, стараясь держать меж собой и вероятным противником как можно больше ветвистых стволов. Сквозь хруст веток и шелест травы не донеслось беглых команд о смене позиций или треска взводимых арбалетов, но подзабытые привычки несли дальше, заставляя выискивать следы засады.

Длинная травинка чудится растяжкой, ворох листьев походит на затаившегося стрелка, а промеж кустов виднеется нечто черное и продолговатое…

— К бою!!! — рухнув на землю и откатившись под прикрытие ближайшего дерева, я впопыхах рванул оружие, на ходу удивляясь своей беспечности — какого черта автомат на пояс повесил?!

Еще и в чехол засунул — точно в запас списывать пора…

И только когда рукоять винтовки обернулась наточенным лезвием, обдавшим пальцы жаром из теплой крови и резкой боли, я наконец сообразил, что творю какую-то дичь. Положенный промеж кольев вертел над остывшим кострищем походил на ствол пулемета еще меньше чем меч на автоматическое оружие.

— Полк без разведчика, как деревня без дурака… Совсем поехал, блин!

Поднявшись с влажных прошлогодних листьев и утерев кровоточащую ладонь о штанину, я почувствовал на себе чьи-то жадные глаза. При встрече взглядов, ряженная в пыльный плащ вампирша стыдливо отвернулась, скрывая загоревшиеся глаза за грубой челкой. Блестящие слюной губы недвусмысленно отсылали к порезу на моей ладони.

Ну да, она же три дня не жрала… Еще одна проблема в общую копилку. Отлично, просто замечательно!

Оттерев клинок о рукав и загнав меч обратно в ножны, я походя пнул злосчастную палку и двинул дальше осматривать опушку, тщетно отгоняя мысли о своем душевном здоровье.

Средневековье, лейтенант! Не пулеметов, а вампиров бойся, придурок! Ладно еще когда местным про бомбардировщики втираю — на специфическое чувство юмора списать можно. Поиск пульта от телевизора во время спектакля или сигарет в карманах во время очередного звездеца — тоже на рефлексы списать получается. Но меч с автоматом путаю впервые… Неужто и правда прогрессирует? И если да, сколько мне осталось? Год-другой и все? За людьми со шваброй бегать стану, из пальцев стрелять, в штаны делать?

Дурак, над дедом с его придурью потешался. А ведь даже он понимает, что кукуха не казенная. Что после сожжения очередной ведьмы надо найти ведро водки покрепче и барыню покрасивше. Лучше — две. И ведер с десяток.

Иначе травматический невроз, мать его. Крайне мерзкая болячка, передающаяся вместе со свистом пуль и воплями раненных. Самое подлое, ты сам ее взращиваешь.

Когда над головой искрятся трассера, а позади рвутся мины — то еще куда ни шло. «Рабочий режим» в голове, адреналин в крови, и поставленная задача перед глазами. Но уже потом, когда стрекот смолкает, а земля в воронках остывает, дрожащие пальцы принимаются шарить по траве, отыскивая оброненную зажигалку. Будто табачный дым поможет забыть о собственной смертности.

В грохоте боя думать особо некогда, и мозг просто выкидывает осознание опасности, действуя инстинктивно. Но уже после возвращает страх с удвоенной силой, заставляя долбить одну сигарету за другой, в тщетных попытках забыть, насколько близок к смерти ты оказался в этот раз.

Дальше есть два пути.

В первом, к несчастному срочнику, у которого эта кампания первая, приходит добрый замполит. Потравить пару героических баек, подсказать с десяток «солдатских» примет, по которым бойцу улыбается счастливая звезда и он-то уж точно поедет домой живым. А потом добавит, что «своей пули не слышно», потреплет по плечу, да двинет в штаб, докладывать о пригодности солдата к дальнейшей службе.

Во втором случае общаться придется с контуженым лейтенантом, у которого эта кампания хрен пойми какая по счету. Он во всех красках опишет, что случается с глупыми и невнимательными. Расскажет про «того парня», который присел справить нужду, а в итоге нагадил на мину, лишившись «мужской гордости» и приобретя анатомию кукольного «Кена». Или про «того», которого шальным осколком через полкилометра — и прямо в глаз. А потом добавит, что «своей пули не слышно», даст сигарету и пойдет в расположение, готовить подразделение к предстоящему выходу.

Первый вариант ради «общего дела», второй ради выживания раскисшего срочника. Первый ведет либо к цинку, либо к бесчисленным медалям, второй к кошмарам и всепоглощающей паранойе.

От первого становятся микрофонщиком, от второго лейтенантом.

Замполит врал, чтобы получить послушное пушечное мясо, я говорил правду, стараясь добавить соплякам шансов на выживание. Но в итоге мы оба совершали одинаковое преступление.

«Микрофонщик» погибает героем, а лейтенант… «Лейтенант» возвращается домой, а тщательно заточенные инстинкты выживания следуют за ним. Он не может поворачиваться к людям спиной, идти по центру дороги, не вжимаясь в зеленку или стену, а одна лишь мысль о ношении яркой гражданской одежды отзывается безотчетной паникой. А какой звездец поджидает ближе к новому году, когда дети начинают баловаться с петардами…

И снова вилка — либо судьба улыбается и преданная девушка вместе с понимающими родственниками бросают все силы на лечение прохудившейся крыши, либо крыша едет обратно. Туда, где искрятся трассеры, стонет земля, а по плечу хлопают улыбчивые замполиты. Где «своей» пули не слышно.

Физика, мать ее. Сверхзвуковая скорость. Череп разносит раньше, чем долетает грохот выстрела.

Микрофонщику это знание позволяет забыть о смерти, лейтенанту — не забывать никогда. Ни на мгновение.

Нельзя просто так отбросить привычки, взращенные с таким тщанием. Надрессировав себя на выживание и выучившись сохранять постоянную алертность, вернуться к полусонной мирной жизни уже не удается. И за первой кампанией следует вторая, за второй третья…

Потому что «там» ты хотя бы знаешь, откуда может донестись выстрел. «Там» — нормально постоянно пребывать на взводе. «Там» не страдаешь от панических атак во время бритья и не прыгаешь в кусты от автомобильного гудка во время прогулки до магазина.

— Привидения?! — сквозь треск веток послышался голос Клебера. — Болван! Привидений не… — обернувшись на меня, его лицо непроизвольно дернулось. — Бывает.

Уступив место квохчущей курице, ломанувшейся из-под телеги в кусты, я вновь оказался на дороге. Обеспокоенное лицо подскочившего Гены заставило раздраженно поморщиться, — только очередного «сир, вы в порядке?» не хватало…

Картина растянувшейся по дороге колонны из безмолвных повозок вместо ожидаемых ответов принесла лишь новые вопросы. Стараясь выбросить из головы вспыхивающие образы позабытых покойников и вид разбитого отряда, я прошел вдоль колоны до самого конца.

Полдюжины хорошо сбитых телег и одной кареты окончилась парой грубых монстров, больше походящих на небольшие дома, нежели повозки. Все сомнения развеялись едва я забрался на колесо и прорезал дыру в толстом полотне, плотно укрывавшим груз. Антикварные чайники и потекшие от старости картины, что я продал коротышке в обмен на зерно, безразлично заблестели на солнце.

Соскочив с телеги, я стиснул кулаки, дабы вновь не приняться хлопать себя по карманам.

Трупов нет, рогачей нет, лошадей нет. Лишь пустые телеги и понтового вида карета в центре каравана, вокруг которой квохчет с десяток жирных куриц, клюя просыпанное на дорогу зерно.

Очевидно, «пернатый» барыга со своей парой телег наткнулся на этот куда больший караван и пока они разъезжались на узком пятачке, случилось что-то нехорошее.

Сумпурни? Да, они бы точно сожрали все трупы, как людей, так и животных, но мимо. Волчары бы все повозки до гвоздика разобрали, дабы себе доспехов и оружия наделать. А колеса на щиты пустили. Да и кровищи было бы в разы больше, а не пара жалких разводов тут и там. К тому же бобики, костры в лесах не жгут.

Старик с фиолетовой? Киара шухер устроила? Да, она может. Сверхъестественная сила со скоростью позволяют. Но зачем? Захотела рогачей спереть у случайно подвернувшегося каравана? А караванщиков заботливо похоронила или отправила пешком до Молочного Холма? Бред полный… Да и костры на опушке, опять же.

Все же разбойники? А как же «дважды молния не бьет»? Почему содержимое телег не тронули? Да и снова костры… Ну не стали бы бандиты так близко к дороге наблюдательный пункт организовывать — за километр же видно. Это там, где-нибудь в полудне пути на юге разведчики сидеть должны, дабы загодя предупредить и либо подготовить встречу богатым купцам, либо сдриснуть от карательного отряда гвардейцев.

Ни следов боя, ни тел, ни животных. Только жирные курицы. Гребанная мистика.

— Ограбление, болван! — вновь донесся голос Клебера. — Хватит кормить меня бреднями про каких-то «демонов»…

С раздраженным треском он выдернул из повозки короткий арбалетный болт и сунул под нос оруженосцу. Гнутый бронзовый наконечник вызвал вспышку боли в затылке.

Все же бандиты, значит. Молния, блин, два раза не бьет. А потом догоняет, и снова «не бьет»… Но опять же, а почему трупов нет? Трупов нет, а ништяки в телегах есть. Некроманты, что ли? А животные им зачем? Да и костры, чтоб их…

Достало!

Оценив положение вымершего каравана, я присел на корточки возле колеса очень недешевой кареты. Покрашенная в синие тона деревянная вагонка украшалась гербом Молочного Холма — парой смотрящих друг на друга титанов с фоном из одинокой вершины. И для кого она? Еще одного воспитанника к Грисби везли?

Хорошо различимая борозда на влажном грунте вела с Молочных холмов, но доходя до самих колес, резко обрывалась, превращаясь в набор рытвин. Будто запряженная повозка находилась здесь не один час и скучающее животное ходило туда-сюда, елозя колесами по земле. Вонючие комочки грязи на месте, где должна запрягаться лошадь заставили отправится в ближайший куст.

Куча подсохшего лошадиного дерьма, небрежно сброшенная с дороги на обочину, пролила свет на принадлежность остывших кострищ.

Большой караван стоял на месте и, судя по истоптанной земле, не меньше суток. Потом показалась пара груженных антиквариатом повозок, и начался дурдом с запряганием лошадей обратно в телеги и попытками разъехаться на узкой дороге. Во время маневров появился кто-то третий, начал бряцать оружием и запугивать караванщиков арбалетными болтами.

И судя по тому, что Киара не порвала гопоту голыми руками, она как-то замешана в этом.

Следующий вопрос — на кой хрен караванщикам топтаться на месте? С каких пор ведьмы промышляют гоп-стопом, куда делись люди, и откуда столько откормленных куриц? Хотя, последнее очевидно — Куролюбу на разведение везли.

Солнечный зайчик больно резанул по глазам. За кустами неглубоко в лесу Клебер склонился над огромным то ли бревном, то ли мешком. Сверкая полированным клинком в церемониальном поклоне, он декламировал что-то похожее на похоронную речь:

— В полном притворства мире, искренна лишь смерть… Спи спокойно, могучий сир, твое служение подошло к концу. Я, Филлиберд из дома Клеберов, нареченный «Ловким» клянусь сиим клинком, — твоя госпожа узнает о твоей доблести!

Прохрустев ветками и встав возле преклонившего колено Гены, я навис над тушей мертвого коня. Боевого коня. Брызги остывшей крови на гниющей листве, пара обломанных наконечников в мускулистой груди животного, и проломленный череп человека.

Блестя латными наплечниками и буравя холодное небо застывшими глазами, под мертвым конем лежал труп неизвестного мужчины. Рыцаря, если быть точнее.

— Подлостью взяли. — встав с листвы и сунув клинок за пояс, подсказал Клебер.

Прохудившийся сапог пнул ворох листьев, являя миру еще один труп. Неизвестный доходяга отличался проржавевшей кольчугой и полным отсутствием головы. На поясе виднелся пустой колчан для болтов.

— Арбалет — оружие трусов!

В голосе ловкача кипело едкое презрение.

— Ты его знал, что ли? Рыцаря этого?

— Едва ли. Но он был достойным! Жаль нам довелось лишь раз скрестить клинки на турнире да на пиру парой слов обмолвится…

Секунду… А чего он там про «госпожу» говорил? Кажется, я начинаю понимать, откуда здесь мог оказаться рыцарь при полном параде.

— Так и кто же он? — пользуясь эмоциональностью Клебера, я подтолкнул его в нужную сторону.

— Приближенный ее светлости. Не упомню, капитан ли первого эскадрона, али самого эскорта леди Жиннет… То есть, я по наитию полагаю, что это он. Герб под описание подходит. То есть, внешний облик.

Резко закушенная губа и полное отсутствие гербов на виднеющимся под конем доспехе, послужили сигналом к действию. Хватит с меня загадок на сегодня…

Ощутив на грудках мою ладонь, Клебер мгновенно выхватил меч, но оказался обезоружен возникшей из-за спины вампиршей. Послав ошалело сиркающего Гену в пешее эротическое, я вдавил ловкача в тушу мертвой лошади, упирая колено в грудь.

— Я прошел долгий путь от сперматозоида до старшего лейтенанта, и не люблю, когда меня держат за идиота… Понимаешь, Филя?

— Филя?! Да как ты посмел придумать мне столь неучтивое прозвище?! Убери ногу, дикарь, я наследный рыцарь! Мне не пристало…

Протесты утонули в шуршании извлекаемого клинка.

— Вот как? Смеешь грозиться оружием тому, с кем делил хлеб в пути? Воистину, рыцаря делает не титул…

Поглядев на насупившегося Гену, что нервно теребил клинок на поясе, я быстро загнал меч обратно в ножны. Ладно, и правда перегибаю. Обойдемся без экстрима.

— Оружием? Нет. А вот ею… — я кивнул на безмолвную кровососку. — Вполне.

С интересом вертя в руках рыцарский клинок, вампирша уделяла блестящей стали куда больше внимания, нежели спонтанному допросу.

— Хватит мне тут про титулы заливать — говори что знаешь!

Насупившись, Клебер лишь брезгливо сплюнул, с вызовом глядя прямо в глаза.

Храбрый говнюк! Неужто все эти понты про честь и «истинность» действительно чего-то стоят? Ай, пес с ним. Отложим хруст костей и переломанные пальцы до следующего раза, а то Гена и правда не простит. Раз он такой «рыцарь», то зайдем с другого края…

— На кону судьбы… Этих… Как их… А! Судьбы безвинных! Неужто гордость затмевает рыцарские постулаты?! А как же устав, нормативы, и слова о рыцарских благодетелях?

— Добродетелях, дикарь неграмотный…

Ладно, тогда тяжелая артиллерия.

— Тем более! Пока ты тут в заговоры играешь — караванщиков на ремни режут! Колись, скотина! Ты бандитов на караван навел?! По какому ценнику идешь, Иуда средневековая? Сколько тебе заплатили, чтобы ты брата по титулу под арбалет подвел?!

Пальцы оруженосца перестали мусолить эфес меча Аллерии. Юношеские глаза недоверчиво уставились на Клебера. Оценив изогнутую бровь на лице племянника, рыцарь скрипнул челюстью:

— Как только ты смеешь подозревать меня в сей низости… Пусти! Чаша терпения не бездонна — довольно с меня оскорблений! Нет никакого каравана! Это эскорт, болван! Спектакль, если пожелаешь!

Ну, раз перестал отнекиваться… Убрав колено с выцветшей десницы на камзоле, я было протянул руку, но горделивый рыцарь лишь отмахнулся, поднимаясь самостоятельно:

— Варвар… Я догадывался, что ты глуп да недалек, но не полагал, что настоль…

— Сейчас пальцы ломать начну — к делу давай!

Филя пару раз попытался жестом заставить Гену стряхнуть грязные листья с его плаща, но так и не добившись ничего, кроме подозрения в глазах оруженосца, начал тереться спиной о дерево.

— Желая выразить восхищение прелестной воительнице, чей клинок покоится в ножнах моего племянника и чем образ будоражит его сны, я нечаянно прошел мимо беседующих…

— Подслушивал?

— У рыцаря нет привычки подслушивать! Я совершенно случайно оказался на балконе — ясно?! Я даже не ведал, что благородные леди обедали в саду!

— Ну конечно. В салоне ты тоже совершенно случайно ухо к стене приложил…

Не желая мириться с позором после поражения от Аллерии на пиру, Клебер искал шанса встретится с малявкой лично, да присев на неокрепшие уши, таки выбить себе какое-нибудь теплое местечко при дворе.

Присесть не получилось, зато удалось подслушать болтовню четырех куриц, чаевничающих в саду. И если первыми двумя оказались Аллерия с герцогиней, то две другие…

— Посланница Перекрестного замка, Лианор Лианна Ансел со своей нахальной чашницей. Когда леди Ансел упомянула про возможный отказ со стороны назначенного жениха, я подумал «должно быть граф, не меньше». Но вскоре речь зашла про некого безземельного рыцаря…

Биба и Боба перетирали с малявкой о «подарке» на какую-то помолвку. Обсуждения надела с фортом и деревнями, мешка золота, и прочего барахла уперлось в беспокойство дамочек, что жених может поморщить нос от будущей невесты и помолвка сорвется не начавшись. Да и лорду Грисби как-то западло свою виноградинку за первого попавшегося рыцаря выдавать, а потому в дело вступила аристократическая хитрость и девичья страсть к мыльным операм.

Дабы рыцарь пал к ногам прелестной волшебницы, а Грисби не опорочил свой род недостойной связью, нужен спектакль. Железное оправдание и красивая байка, которая снимет все вопросы о том, как низкорожденный лох без герба и с борделем вместо надела умудрился женится на аристократке из малого дома.

— Аллерия подсказала, а малявка детали придумала, к гадалке не ходи…

— Что?

— Не, ничего. Продолжай. Чего там эти дуры затевали?

— Своевольный пересказ встречи Лонеллы и Тристана. С чуть меньшей театральностью, разумеется.

Сказка про рыцаря, дракона, и принцессу в башне. Вместо принцессы — синевласка, вместо башни — эскорт, а ряженные в бандитов гвардейцы, выполняют функцию дракона. Дешевизна заготовленного спектакля усугублялась и тем, что взамен странствующего рыцаря, роль спасителя отводилась трижды контуженному лейтенанту, которому позабыли выдать листок со сценарием.

Понятно теперь, почему Грисби на коне настаивал да от вампирши нос воротил — на ишаке и в сопровождении «походной жены» такие «подвиги» не вершатся.

Блин, а его в подставе подозревал… Даже неловко теперь как-то. То есть, да, он говнюк и думает только о себе, но все же.

А в целом — недурно придумали в самом деле. Аллерия, поганка такая, не забыла меня. Знает, что мимо не пройду, что в разборки полезу. И что вместо погони за «бандитами», испугавшимися вида «истинного рыцаря», полезу искать раненных и успокаивать обосравшихся.

И все. Занавес. Благородные дамы быстро машут веерами, томно придыхая «мне бы так», их толстые лорды кивают головами, приговаривая «честь обязывает, что уж тут…», простолюдины рукоплещут, а артисты записывают в свой репертуар новый спектакль. Никто и пикнет, когда Грисби «в порыве чувств» «поддастся» на уговоры внучки и отдаст ее руку с сердцем за третьесортного рыцаря со своих земель.

А герцогиня еще и речь толкнет на свадьбе про «не титул делает рыцаря, а рыцарь делает доблесть» и дарует жениху жирный надел, лишний раз продемонстрировав подданым «щедрость» со «справедливостью». Дебильную речь, понятное дело, Аллерия заготовит. Засранка, поди, лыбу давила, думая, что оказывает мне офигенную услугу. Опять.

Вот же Санта-Барбара… Телевизор. Срочно телевизор изобретать, пока они тут совсем в своем средневековье не долбанулись!

— Я… Признаться, когда в салоне я осознал, что тот самый «хмурый сир» — это ты, то… Однако зависть удел низкорожденных, а потому…

— А потому ты решил примазаться к чужой халяве. Филя, ну хватит мочу в уши лить — устал фильтровать, ей-богу.

Шантаж галимый, к гадалке не ходи. Клебер поначалу считал, что я в курсе всей этой бадяги, но когда осознал ошибку, — решил содрать с овцы хоть шерсти клок. Раз Грисби не хочет его по-хорошему на службу брать, то будет по-плохому. Он же рядом был, когда я «разбойников порубил»? Был. И может рассказать, что принцесса не принцесса, а бандиты не бандиты.

Риск, конечно — могут и придушить потихому. Но судя по его дырявым сапогам и мечу без ножен — терять ему особо нечего. К тому же, Грисби проще и впрямь его на службу взять, нежели с устранением свидетелей заморачиваться.

Все счастливы, короче.

«Бандиты» из числа гвардейцев получают тугие кошельки и продвижение по службе взамен за молчание, гвардейцы из эскорта — то же самое, но уже от Грисби. А посланный в эскорт доверенный капитан из рыцарей, который, небось, тоже «случайно мимо проходил» не позволяет усомниться в правдивости истории.

Герцогиня поиграла в интриги, Аллерия оказала очередную медвежью услугу, синевласка получила мужа, Грисби надежного вассала с наделом, налоги, и очередную булавку князю в задницу. Еще и наследников, гад, заимел. На дочь с ее мужем он давно плюнул, не желая отдавать замок зятю, который еще и какой-то там кузен по совместительству, а вот правнукам… А что? Кто сказал, что Грисби не хочется на старости лет правнуков понянчить? Особенно, если они будут с меня ростом. В этом-то царстве коротышек.

Капитанство всучить не удалось, теперь внучку подкладывает, пень старый… А воплей-то было — полгода назад чуть не повесил из-за этой дуры.

Прикольно, конечно. Будь на моем месте Клебер, то с актерами можно было бы не парится. Купленными провокаторами воспользоваться, дабы историю в кабаках да рынках рассказать. Ну и пару межевых рыцарей купить, чтобы подтвердили.

А со мной вон как заморочились… Знают, говнюки, что вертел их титулы на известном органе и что не для них, козлов, моя ягодка цветет. Черт, а приятно, елки-палки… Для какого-нибудь межевого рыцаря это даже не мечта, это манна небесная — с малым домом породнится. Можно личных рыцарей заиметь, гвардию вымуштровать, замок на налоги отгрохать. Скромненький, но все же.

Есть только две проблемы. И первая, в лице особистки, сейчас бухает в своем кабинете, так как стопудово пронюхала за все это шоу еще до моего отъезда, то со второй сложнее.

— Если это постановка, то где все? Где драконы, где аплодисменты? Без обид, но он на принцессу не особо тянет… — я ткнул пальцем в мертвого рыцаря, придавленного собственным конем.

Клебер лишь развел руками:

— Почем мне знать… Похоже, события приобрели неожиданный оборот.

— Кто бы сомневался…

— Сир, возможно ли, в дело вмешались настоящие бандиты? Возможно, кто-то пожелал сорвать вашу помолвку? Похитили леди Лианор, пленили эскорт, убили сего достойного рыцаря?

— Ген, ты меня спрашиваешь? Я в ваших интригах вообще нихрена не разбираюсь! Это ты в этом мирке всю жизнь…

Алеющие бронзовые наконечники в груди мертвой лошади снова отозвались болью в затылке. А где арбалет-то? Забрали? И меч у рыцаря? А остальное почему не тронули? Тут же столько добра — салон отремонтировать хватит! И еще на пару клоповников останется. Ну ладно, может бандиты очень богатые, но телеги-то с дороги убрать, следы запутать?

А с другой стороны… Может они просто не успели? Пока пленных в лагерь отведешь, пока скотину на ужин запасешь…

Вторя догадке, «горничная» внезапно позабыла про отнятый у Клебера клинок и развернулась к лесу, всматриваясь в лесную чащу. Звонкий треск переломившейся ветки, раздавшийся не далее чем за пару сотен метров от нас в дальнейших подсказках не нуждался.

— Шухер! — вытолкав затупившего Гену на дорогу, я уже собирался залечь с ним в буреломе лесистого склона, ведущего к реке, но остановился.

Резко вырвав свой меч из расслабленных рук безразличной вампирши, Клебер прижался спиной к дереву, уберегая себя от возможного болта и ожидая появления противника.

— Совсем без башни?! Ты чего затеял, придурок?!

Резкое шипение заставило рыцаря перестать мучить глаза, вылавливая движение промеж голых стволов:

— О, у дикаря есть идея остроумнее? Мы в ловушке, недоумок! С одним лишь ишаком нам ни за что не отступить! Нам остается лишь принять бой!

— Засада, драть твою мать! Слышал про такое слово?!

Моргнув пару раз, ловкач пробежался взглядом по безмолвному каравану.

— Их же оружием… Подло, но… Справедливо. Воздадим же недостойным по…

Пнув по рыцарской жопе, я погнал его к обрыву. Аристократия, мать ее! Привыкли в чистом поле мышцами играть, да противников на дуэли вызывать! Воинское сословие, блин.

Зарывшись под прикрытие веток и уложив пышущего негодованием рыцаря возле себя я заметил флегматичного ишака. Дергая ушами, он ходил промеж вытянувшихся на дороге повозок, от одной кучки с зерном до другой. Приближающийся шорох листьев и треск веток занимал его не больше квохтанья оскорбленных куриц.

Пристроившаяся рядом со мной вампирша было рванула за тупой животиной, но я вовремя среагировал:

— Лежи, дура! Поздно уже…

Паршиво, конечно, но авось подумают, что в прошлый раз ишака пропустили или еще чего… Ну, или нас тупо в реку сбросят. Фифти-фифти, короче. Слава богу, хоть лошадей у Грисби не взял — как чувствовал!

Выплывшая на дорогу высокая фигура, облаченная в прикрытый синим камзолом кольчужный хаубек лениво поводила головой по сторонам и воткнув длинный меч в ножны, махнула рукой в чащу, мол «все чисто». Возбужденно споря на тему предстоящей «доли» от «общака», на дорогу начали выходить вооруженные мужики.

Нагрудники, арбалеты, кольчуги, мечи… Неплохо ребятки на гоп-стопе поднимают. Наш бывший бомж-отряд и на половину этого добра денег скопить не мог. А у этих — каждый в кольчуге, а то и с кирасой.

Когда на дорогу вышел очередной гопник и небрежно подстрелил подвернувшуюся курицу из арбалета, я плюнул на все попытки подсчета. Взвод, не меньше. С две дюжины хорошо вооруженных и одоспешенных уродов. Не, такую толпу мы не уделаем. Хоть с вампиршей, хоть с двумя.

Еще и Киары не видно, чтоб ее… Может это и правда случайность? Может она просто плюнула и пошла дальше пешком?

Ага, с одноногим дедом на плечах…

— Щедрый!

Резкое шипение Клебера заставило испуганно дрогнуть, едва не выдав наше присутствие мужику с мечом, что начал спорить с остальными насчет непонятно откуда приковылявшего ишака с притороченными спальниками.

— Чего?

— Рыцарь! — он ткнул на высокого гопника в синем камзоле с эмблемой Молочного холма, доказывающего коллегам что осел всегда сгодится. — Межевой рыцарь, которого нарекли «Щедрым» на пиру! Это же он, раздери твое колено!

— И… Какого хрена он тут делает?

— Доказывает что в девке голова не главное! Герб не видишь?! Его предпочли мне, болван! Мне! Этого… Проходимца!

Злость и обида в голосе Фили заставили быстро пнуть его в бок, принуждая вести себя скромнее. Услышат еще…

Впрочем, судя по тому, как по свойски межевой рыцарь общается с гопниками — Аллерия правда накосячила. Не начисти она рожу Клеберу, поступи на службу он, а не этот мутный говнюк, — спектакль мог бы пройти как надо. Не то чтобы я жалею по упущенной принцессе, но все же…

Впрочем, кто сказал, что его куда-то взяли? Камзол мог и с трупа взять, а…

Промаршировавший мимо бурелома полузнакомый мужик отозвался резкой болью в затылке. Да такой сильной, что пришлось закусить кулак.

— Повозки — в водопад! Куриц — изловить! Дорогу — прибрать! А ты… — тощий дядька с мертвенно бледным лицом приблизился к «Щедрому», бесцеремонно тыча пальцем в его камзол. — Тушу разрубить! Чтобы до заката рыцарь с его клячей почивали под мостом! И убережет всеблагой твою задницу, если ты вновь помыслишь о какой-нибудь дуэли или прочей…

— Да яж не знал, что он на коня вскочит?! Я думал, как мужик, раз на раз…

Хлесткий удар по лицу прервал поток оправданий:

— Побереги глотку — мы уже лишились из-за тебя справного стрелка! И без межевого дуболома сможем обойтись!

Под тихие смешки принявшихся за телеги бандитов, посрамленный громила покорно схватился за предложенный топорик и двинул в лес, расчленять покойного коня с его всадником, дабы оттаскивать стало легче.

Но его недовольство занимало меня куда меньше тощего командира. Простой дорожный плащ, бледное вытянутое лицо, обкромсанное левое ухо, и скошенный в бок нос. Внешность не голливудского красавца и не бравого рыцаря, а обычного караванщика. И не скажешь даже, что год назад его кривыми портретами каждый столб в округе полнился, а глашатаи снова и снова заканчивали речи его словесными описаниями и заоблачной наградой за голову.

— Прохудишь доспех — из доли вычту! — бросил вслед рыцарю призрак из прошлого и принялся подгонять остальных.

Впрочем, кто чей «призрак» это мы еще посмотрим… Я за этот год настоящего барона напополам с демонами обломал, уж с этим-то как-нибудь справлюсь. Елки, если дед опять какие-то свои темы мутит, я ему вторую ногу оттяпаю. Сразу как с этим «разбойным бароном» разберусь, конечно.

Глава 11: Предложение которое нельзя предложить

Когда от треска последней ветки нас стали разделять минуты, я наконец покинул укрытие, выходя на опустевшую дорогу. Ни повозок, ни куриц. О разграбленном караване напоминали лишь колеи от колес да едва заметные пятна, алым пунктиром тянущиеся к мосту.

Ноющая шея и промокшая стеганка вторили выводам, что ранняя весна не самый подходящий сезон для спонтанных засад. А все накачанный «Щедрый» увалень — из-за него лишний час проваляться пришлось.

Я, конечно, понимаю, что это дико весело — смотреть, как межевой рыцарь пытается переть на себе разрубленные части лошадиной туши, но… Черт возьми, если бы в дело не вмешался «барон», я бы сам из укрытия выскочил, дабы объяснить дебилу основы логистики!

Может он мой земляк? Квадратное катаем, круглое носим — как по уставу…

Но оно и к лучшему. Угорая над «межевым дуболомом», и соревнуясь в отстреле кур из арбалетов, гопота так и не удосужилась проверить лесистый склон. Их умы и разговоры куда больше занимала доля с предстоящей дележки трофеев, где главный приз пойдет «на вес золота». Судя по шуткам на тему откормки «приза», дабы «мешок потяжелее вышел» — синевласка таки жива.

В принципе, ожидаемо, ибо мертвой она нифига не стоит.

— Хочешь услышать настоль веселую забаву, что у тебя мозги вытекут? — брезгливо вытряхивая гнилые листья из-за пазухи, завел Клебер. — А нет, изволь, ты ведь ее уже слышал! И, похоже, не раз! Иначе бы рассудок не позволил всерьез предлагать подобный вздор!

На закономерное возражение, что я ничего не предлагал, ловкий рыцарь лишь отмахнулся:

— По глазам вижу, — уже помышляешь!

Размяв затекшие плечи, он вынул из рукава промасленную тряпку и, усевшись на поваленное бревно, принялся очищать заляпанный грязью меч.

— Экстрасенс недоделанный… О чем ты вообще?

— Не пытайся отрицать! Даже мой безголовый племянник давно подметил твое безрассудство, граничащее с помешательством… — усеянное гнилыми листьями острие клинка ткнулось в чащобу голых деревьев, что пару минут назад поглотила нагруженный мешками отряд уголовников. — Сии подонки настоль преуспели на ристалище низости, что и слепому ведомо, — тремя клинками не управится! Будь с нами хоть ассасин, хоть всамделишная ведьма…

Полный подозрения взгляд нисколько не тронул флегматичную вампиршу. Как и прежде, она лишь безмолвно жевала губу, всем видом демонстрируя крайнюю степень озабоченности судьбой угнанного ишака.

Закончив отряхивать «волчий» плащ от налипших листьев, Гена завел свою любимую песню о «главном». То бишь, о спасении невинных, воздаянию виновным, и прочих подвигах, плавно перерастающих в коллективное самоубийство.

— Сир-дядя, но как же леди Ансел? И плененные гвардейцы? Вы же слышали разбойничьи пересуды, знаете, что эскорт оказался пленен, сдавшись без боя! Со всем уважением к вашему старшинству, однако мой господин прав! Мы не можем оставить их жизни на откуп случая!

— Гена, блин, и ты туда же?! Я нихрена не предлагал! И еще раз назовешь меня «господином»… «БДСМ» мне и с Эмбер хватает, понял?!

— Конечно понял, сир. — нагло соврал оруженосец, не поведя и глазом.

У деда научился, поганец! Испортил мне парня…

Но с эскортом и впрямь тупо вышло.

Молча скидывать телеги в водопад средневековым уголовникам было скучно, а потому в процессе заметания следов они вовсю обсуждали свою удачу и скудоумие гвардейцев. Судя по болтовне, увидав, как к мосту катится пара повозок, эскорт спешно приготовился к шоу, наивно решив, что вместе с повозками к ним едет и главный зритель.

К несчастью для побросавших оружие и начавших разбиваться на «казаков-разбойников» гвардейцев, из леса показались настоящие бандиты. Заряженные арбалеты, застигшие солдат буквально без порток, простора для двоетолков не оставляли. Лишь прикомандированный рыцарь со своей свитой попытались геройствовать, но ничем хорошим это не кончилось.

Факт, что таких совпадений не бывает, и за «воровской фарт» стоит благодарить «Щедрого» рыцаря — в дополнительных подтверждениях не нуждался.

Наградив Гену долгим «ну-ты-и-дебил» взглядом, Клебер с вызовом повернулся ко мне:

— Очевидно, логика и тактика изящно миновали подготовку моего племянника… Как и твою голову! Подмога, недоумки! До Молочного Холма доплюнуть можно! Это не театр, а мы не кукольники! И, осмелюсь напомнить, разбойники тоже не бумажные…

— Но леди Ансел…

— В сохранности! Воистину, Геннаро, за долгую разлуку, я право подзабыл насколь скверно ты воспитан… Даже разбойная шваль разумеет, что бесчестье наследницы Перекрестного замка обернется ступенью на эшафот! Покуда сброд подготовит послание о выкупе, покуда согласуют место встречи и условия — леса посинеют от знамен Молочного Холма! Уж тогда-то, в обмен на быструю смерть, отребье вспомнит о своем месте…

— Но как же гвардейцы? Как только они станут бесполезны, их дни сочтены! Сир-дядя, вы же сами слышали!

Уловив нотки неодобрения, Клебер чуть замешкался:

— Нескольких все же освободят. Подтвердить пленение, доставить послание о выкупе, как жест доброй воли и заверения в надежности… К тому же, позволив грязным разбойникам пленить себя, они на века утратили гербы благородных домов и право зваться гвардейцами!

Выкрутился таки. Кто бы сомневался — лордов дела слуг не колышат. Как говорится, государство любит брать в долг, но боже тебя упаси потребовать что-то взамен…

Хотя, может Филя и не лицемерит. Просто воспитан так же, как и придавленный лошадью капитан. Сдаваться простолюдинам — дикое западло по меркам феодалов. Коллеги перестанут уважать, сюзерен на пиры приглашать, а прелестные леди давать. То есть, знаки внимания оказывать.

Зашквар настолько несмываем, что особо удачливый ополченец, чудом сумевший пленить в бою какого-нибудь рыцаря, почти гарантированно станет рыцарем. Заложник его сам быстренько посвятит. За проявленную доблесть, достойную благородного сословия, понятное дело. А вовсе не из-за страха оказаться осмеянным и опарафинить свой приблатненный дом.

Заманавшись объяснять оруженосцу разницу между подвигами сказочного рыцаря и решениями настоящего, Клебер снова вернулся ко мне:

— Сызнова примешься спорить? Упрямствовать в своем заблуждении?

— Твою за ногу! Сколько повторять, — я еще ничего не предлагал!

— Хочешь стать героем песен, следуя на поводу своей репутации? Не смею отговаривать. Но благородное имя заставляет предпочесть сиюминутный порыв — долгу. Я извещу леди этих земель о творимых преступлениях. Станется, даже поклонюсь твоей могиле, ежели она сыщется к моему возращению…

— Осел.

В отличие от моего негодования, тихий голос вампирши Клебер услышал сразу. Сияя праведным гневом, он вскочил с мечом наперевес:

— Как ты меня назвала, кухарка?!

Аутистка и ухом не повела, продолжая таращиться в лес. Понимая, что нормальных объяснений девчонка и под пытками не выдаст, в дело пришлось вмешаться мне:

— Она про настоящего осла, придурок. Припасы, елки-палки! Спальники, вода, еда — все на ишаке осталось! А он тю-тю. Жрать мы в дороге чего будем?

— Отвагу и честь. Запивая твоим упрямством… — придирчиво оглядев сияющее лезвие, Клебер демонстративно заткнул меч за пояс. — Я не прочь поголодать несколько дней, если на кону жизнь дамы…

— С каких это пор тебя в «дамы» определили?

Скрип небритого подбородка и возложенная на эфес рука сигнализировали, что еще чуть-чуть и он воспользуется правом дуэли:

— Я по горло сыт твоими оскорблениями! Вы обвиняете меня в трусости?! «Да» или «Нет»?! Ваше слово, «сир»?!

Вместо ответа, я лишь устало вздохнул, разглядывая борозды на влажной земле кровососки.

С одной стороны, ловкач прав — соваться к целому взводу вооруженных мужиков — так себе идея. Возвращаться в Грисби и пытаться уговорить сотника, нанимать в гильдии авантюристов, или надеяться на огрызки гвардии Грисби — тоже не вариант.

Но с другого бока, до Молочного Холма неделю топать, а груженого нашими припасами осла угнали прямо из-под носа. Голодными да уставшими добираться будем того дольше. Не то, чтобы я не умел ловить рыбу и скрести по сусекам, но существование на подножном корме сходу удваивает время пути — рыбки и всякие шишки сами по себе в руки не прыгают.

Может и втрое дольше добираться — жрать-то не я один люблю, а туристы из Фили с Геной, как из евнуха — Казанова.

И самое паршивое — среди двух дураков и одного оруженосца затесался аутистичный кровосос, который уже несколько дней сосет лишь лапу… Досуха может и не высосет, но на фоне недоедания и усталости даже пара наперстков потерянной крови может обернуться голодными обмороками.

Короче, пока мы доберемся до Холма, пока гвардейцы наведут здесь шороху — от «барона» и запаха не останется. Год назад он тем и выживал, что дважды в одном месте не гадил. Сегодня тут караван стопорнет, завтра там налоговиков пограбит… И хрен бы с ней, с «принцессой». Ничего ей не сделают, ибо ее жизнь с невинностью идут по ценнику чугунного моста.

Но вот жизни остальных военнопленных продлятся ровно до окончания некой «работы», на которую их отрядили пленители. То ли копают, то ли строят, то ли чинят — так и не понял.

— Гвардейцы? Из всех доводов ты решил апеллировать судьбами трусов и дезертиров? Здесь нет ни землепашцев, ни водоносов — некому рукоплескать твоей «заботе» о своей раздутой репутации. Ох, простите мою оговорку… — сочась сарказмом, Клебер театрально поклонился. — О низкорожденных, хотел сказать.

— Осел.

— Не глухой, с первого раза слышал! Съедят твоего осла! Что за глупая девка…

— Я про вас. Вы осел.

Рыцарская челюсть рухнула будто замковый мост, пасуя перед внезапно открывшимся у вампирши даром речи:

— Прячась за предлогами вы нарушаете рыцарские клятвы. Защищать беззащитных и карать безнаказанных. Это трусость.

— Не кухарке рассуждать о трусости! Еще одно слово, девка, и я накормлю тебя мужеством по самое горло!

— Грубость мужество тех, кто его не имеет. Мой господин прав. Ваша честь, если она существует, обязывает прислушаться к его…

— Да не предлагал я нихрена! Слышите?! И хватит умничать! Даже Гена понял, что ты только за ишака переживаешь и тупо цитаты из сказок выдаешь!

Кровососка послушно умолкла, но наступившая тишина не продлилась и секунды.

— Сир, что значит «даже»?!

Нет, я так больше не могу…

Помечтав о сигарете и помянув добрым словом авантюристов, я захрустел ветками, углубляясь в лес и придерживая свежих следов, оставленных колонной уголовников.

— Сир, куда вы?

— Туда, где вас дебилов нет! Чего встали?! Шагом-марш! Хоть на лагерь их посмотрим — там уже решим кому до холмов, кому до ослов, а кого прямо тут закопать. Зря что ли два часа в грязи провалялись…

Следом за мгновенно пристроившейся вампиршей, послышался шелест листвы и скрежет рыцарских зубов:

— Добился своего… Каков упрямец… Неужто он всегда такой, Геннаро? До чего же бездонна чаша твоеготерпения, коли ты можешь служить у такого "сира"…

Нотки уважения в голосе Фили и гордо задранный нос Гены заставили закатить глаза и отбросить все попытки объяснить этим идиотам, что я ничего не предлагал. Видимо и правда издержки репутации — рот открыть не успеешь, а все тебя уже в суицидники записали.

Ну да ладно. В конце-концов, я в эти пердя не за принцессами, а за маразматиками явился. Ну, ведьмами еще. Так что пусть Филя себе думает, что хочет. Лишь бы спину прикрыл, если припрет.

* * *

Едва за голыми ветвями начали мелькать куски быстро затягивающегося тучами неба, как свежеутоптанная тропа оборвалась исполинским куском кровяной колбасы. Проморгавшись, я подошел поближе, с трудом опознавая в изуродованной туше угнанного ишачка.

— «Щедрый»… — отворачиваясь от позеленевшего Гены, подсказал Клебер. — На турнире он едва не зашиб своего оруженосца. Мальчишка протянул щит не той стороной и не окажись поблизости погибший капитан…

— Теперь понятно, чего он его на такие мелкие куски изрубил… Мстительный говнюк.

Похоже, избалованному кровосоской ишаку опять приспичило поспать, попить, поесть, или как обычно — все сразу, и он начал артачиться, истошно мыча и отказываясь идти дальше. Раскатистый хохот, что будто слышала девчонка с полчаса назад, и кучка свежих испражнений, брезгливо отброшенная в кусты, указывают, что попытки межевого дуболома вразумить осла успеха не возымели. Слушать не слушает, на сапог нагадил, перед напарниками на смех поднял…

За первым ударом последовал второй, третий, четвертый, десятый…

Оглядев кашеобразную массу оставшуюся от головы забитого животного, Клебер вымученно ухмыльнулся:

— Наверняка бесполезное создание вновь явило характер. Напоминает одного знакомого сира… Показать бы ему, какой конец поджидает упрямцев, как думаешь, проняло бы?

Но мстительные шпильки занимали меня куда меньше пары бесстрастных глаз осматривающих кровавую кашу из-под грубой челки. Пока Гена боролся с тошнотой, обещая познакомить глотку живодера с клинком Аллерии, а Клебер ехидничал, старательно скрывая эмоции за гордыней, «горничная» просто ожидала приказов.

Ее молчание резало уши истошней истерик, а безропотность топила сердце не хуже водопада рыданий. Слишком хорошо я знаю этот взгляд. В каждом зеркале его встречаю. Тупое, беспощадное смирение. Когда с самого начала ждал только этого. Конца очередной несбывшейся надежды. Когда в очередной раз повторяешь, что иначе и быть не могло.

Когда робкая тропинка снова оказывается петлей, возвращающей на исходную. Снова и снова, снова и снова… Тропа не меняется, а только зарастает костями и осколками безумной надежды, что может в этот раз замкнутый круг невероятным образом выведет из чащобы.

Бессмысленная вера в чудо, столь же бесполезная, как и навязчива. Ведь чащоба не монолитна и сквозь треск костей и заросли несбывшихся надежд пробивается солнечный свет. Виднеется жизнь. Нормальная, простая. Всегда чужая и никогда не твоя.

— Ну дед, ну удружил, мать твою… Небось со смеху покатываешься, хрыч одноногий…

— Чего?

Вторя изумлению Клебера, подскочивший Гена начал озабоченно сиркать.

— Да в порядке я, в порядке! Нормальное у меня лицо, хватит спрашивать… В походную колонну! Разговоры отставить, ветки не ломать, оборудование не включать!

Уже близко. Жопой чую.

— Вот так герой! — оставляя ишака позади, на месте кровососки пристроился Клебер. — От животной крови побледнел! Что же с тобой на ристалище бы сталось?

Пыжится, перед Геной выпендривается, безразличием беспокойство прикрывает. Бесполезно. Совершенно бестолковый метод. Как и все остальные.

Не обращая внимания на не затыкающегося рыцаря, я быстро обернулся на замыкающего Гену. Не сводя глаз с девицы, он-то и дело поправлял ножны, в очередной раз подтверждая мою глупость.

Даже пацан не забывает, что она чудовище. Неведомый мутант, лишь притворяющийся человеком. Она жертв досуха выпивает, и целые города травит, бровью не поведя. Ходячий коктейль из жестокости насекомого и безответственности ребенка. Скорее кукла, нежели живое существо.

— Идем, не отставай. — сам не понимая зачем, скомандовал я чуть оступившейся террористке.

Мимолетный взгляд голубых глаз из-под грубой челки больно резанул по виску. В черепе эхом отдался безмолвный вопрос «а сам-то ты кто? Лейтенант, прикидывающийся человеком?». Мда, отличная из нас парочка. Деревянная кукла и оловянный солдатик.

Ну и ладно. Пускай хрыч себе смеется. Лишь бы не в гробу переворачивался…

Мрачный лес быстро сменился широким полем, тянущимся вдоль берега извилистой реки. То теснясь то догоняя холодную воду, полоса черной земли полнилась джунглями из пожухлой бледной травы.

Над мертвыми колосьями возвышался небольшой холм, чернеющий останками давно сгоревших домов и каменными печами, чьи осиротевшие трубы будто пытались дотянуться до холодного свинцового неба. Скромный табун стреноженных лошадей мирно чавкал прошлогодней травой, по привычке отгоняя хвостами несуществующих комаров.

В принципе, чего-то такого я и ожидал. Разве что, более оживленного.

— Звери… — плюнул Гена пристроившись у свежего пенька.

Останки разоренной деревни наполняли юное сердце яростью.

— Никого не щадят, ни купцов, ни пахарей… Как только их сердца могут уместить столько злобы и бесчестья?

— А как твоя голова вмещает столько глупости? — усмехнувшись, Клебер в очередной раз зыркнул на меня, намекая безалаберность в подготовке оруженосца. — Разбойники деревни не сжигают.

— Правильно. Феодалы не любят конкурентов.

Вопреки театральным постановкам и сказкам глашатаев, это не рыцари и гвардейцы спасают деревни от разбойников, а скорее разбойники спасают селян от феодалов. Не все, конечно, а только те, кто с мозгами. А раз «барон» умудрялся столько времени криминалом промышлять — котелок у него варит.

Как и партизаны, бандиты не могут существовать без поддержки мирного населения. Даже самые матерые диверсанты не смогут долго действовать в районе, где у них земля под ногами горит. Поэтому для караванов и налоговиков грабители, для феодалов шило в заднице, а вот для крестьян… Там, на дороге, воры и убийцы, в деревнях превращаются в правильных пацанов, славных парней и "благородных бандитов". И награбленным поделятся, и ребенка из колодца достанут, и на чьей-нибудь дочке женятся. И споют и спляшут, лишь бы сдружиться с деревенскими.

А те и не против, ибо мало-то того, что половина бандитов — такие же крестьяне, чуть ли, не с соседней деревни, так еще и сплошная выгода. От зверья защитят, беспредельщиков прогонят, налоговиков отвадят, трофеев не жмотясь отсыпят. А в обмен только и требуется, что их раненных выхаживать, супы варить, да о патрулях предупреждать.

Про широкие возможности для бизнеса в виде чистки кольчуг от ржавчины, топоров от крови, и сбыта краденного на городских рынках — даже упоминать грешно.

«Робин Гуды», елки-палки. Но ровно до той поры, пока «реальные гангстеры» не почешутся.

— Так значит… — Гена невольно переглянулся с вампиршей, чей сказочный мирок трещал в унисон с историями о благородных героях оруженосца. — Это очередное преступление мятежного барона? Казненного регента леди Жиннет? Его слуги учинили разорение?

— Изгнание, болван! — тут же поправил ловкач. — И еще легко отделались! Наживаясь на грабежах и соучаствуя в насилии, бесчестные селяне сами уподобились отребью! Так пусть славят милосердные законы, по которым им полагается лишь переселение…

— В ближайшую могилу.

Почему у меня такое ощущение, будто без капитана здесь не обошлось? Судя по заросшим, неубранным с осени полям — деревню навестили задолго до осады. Аккурат перед жатвой. Где-то в это время капитан как раз должен был герб получать… Будь я бароном, то непременно бы проверил лояльность и беспринципность нового кадра.

И судя по гниющим полям, капитан провел карательную операцию на отлично. По-моему, сюда даже дезертиры не забредали, а значит никто из местных не сбежал. Оцепление выставил, засады… Елки, а ведь он у меня научился! Наверняка ведь рассказывал про тактику "контрпартизанских" операций! А то и вовсе, "антитеррористических". Названия зависели чисто от настроения замполита, но суть всегда была одна.

Пока идиоты спорили по поводу законности сожжений целых деревень за связей с бандитам, я молча наблюдал за холмом. Из-за отсутствии бинокля оказалось невозможно разобрать ничего кроме серых фигур, суетливо мельтешащих возле палаток и развалин. Разве что высокая туша «Щедрого» живодера выделялась на фоне этого муравейника.

До опушки долетали отголоски команд и разговоров на повышенных тонах, но разобрать хоть слово никак не удавалось. Поближе бы подобраться, да с холма вся округа просматривается — незамеченным не пройти. Хотя… А звукоуловитель мне на что?

Чуть прислушавшись, «кукла» начала монотонно бубнить под нос:

— Бранятся. Кто-то кого-то убил. Кто-то что-то украл. Кто-то куда-то пропал…

— Про одноногих стариков или фиолетовых ведьм ничего не говорят?

Непонимание в синих глазах заставило рефлекторно помассировать висок.

Может они не здесь? Может Киара потащила деда дальше? Пробилась с боем или откупилась? Но почему тогда на дороге ни один из гопников и словом не обмолвился об одноногом маразматике и фиолетовой ведьме? Уж такая встреча им точно бы запомнилась.

— Ничего не понимаю…

— Это и называется «скудоумие». — мстительно ухмыляясь, вставил Клебер. — Что понимать? Дисциплина — высшее проявление воинского искусства — откуда ей взяться у разбойной швали? Ставлю розу против булыжника — очередная пьяная свара за награбленное, только и всего.

Объяснения, что я имел в виду вовсе не это, потонули в вопосах аутистки на тему «зачем рыцарю булыжник» и оправданиях про «фигуры речи».

— Коли мы удовлетворили твое упрямство и сыскали логово разбойников — быть ты наконец изволишь вернуться к дороге? У меня нет желания встречать грядущий дождь, без костра. И чем раньше выдвинемся до Молочного Холма, тем…

— Не вариант. К этому времени они уже слиняют. Пойдут в другую деревню или еще какой-нибудь запасной лагерь у черта на рогах… Ищи-свищи по всей Ивановской.

— В таком разе разделимся! Двое остаются следить, двое отправляются за подмогой!

— Не катит, ибо… — поглядев на флегматичную девицу, я лишь отмахнулся. — Короче, не вариант.

Можно и разделится, да только как не верти, все разбивается о вампиршу. Если послать ее в Молочный Холм, с голодухи сопровождающего сожрет. Если оставить с собой, те же яйца, но в профиль. Арифметика бессильна.

Три мужика еще смогли бы прокормить этого комарика, без риска сдохнуть от потери крови, но в одиночку — без шансов. Очень сомневаюсь, что дед поил ее только моей кровью. Недаром же девки в салоне шептались о причудах старика, что стали еще страннее?

— Не того осла сегодня умертвили, не того… Что же изволишь предложить? Остаток дня мокнуть под дождем, а ночью устроить вылазку?

Ощутив на носу первую каплю начинающегося дождя, я с удивлением подумал, что это не такая уж плохая мысль. То есть, отбитая наглухо, но в моей практике случались и похуже.

— К темноте дождь может пройти. Сейчас пойдем. Зря в грязи извалялись?

— Из ума выжил… Арбалеты, болван! Кто тебя военному делу учил?! Мы и на сотню шагов не подойдем, как «ежами» обернемся!

— Дождь же, придурок! В сырость тетиву снимают и плечи чехлами покрывают — иначе сгниет и заржавеет к чертовой матери. Разряжены твои арбалеты, воин недоделанный.

Поймав на себе взгляд Гены, Клебер начал спешно оправдываться:

— Арбалет — оружие трусов! Истинному рыцарю не пристало…

— Да завались ты! И встань ровно… — набрав горсть грязи, я начал обильно размазывать ее по выцветшему камзолу, игнорируя недоумение рыцаря. — Блин, рожа у тебя слишком смазливая…

Новый ком земли привел бедолагу в ужас, но подоспевшая вампирша быстро разоружила взбрыкнувшего коротышку.

— Вот! Вот теперь похож!

— На последнее, что ты увидишь в своей жалкой жизни?!

— На межевого рыцаря.

Поглядев как несчастный отплевывается от земли и размазывает грязь по лицу, я кои-то веке порадовался своей уголовной роже. Шрамов столько, что никакая маскировка не нужна. У ловкача отметин, конечно, маловато, но зато сапоги дырявые и плащ из одеяла. Если бы не военная подготовка и не меч без ножен, и вовсе за бомжа сошел.

Идея простая как палка — подойти к бандитской «малине» да осмотреться, изображая из себя пару межевых дуболомов, по тупости просравших осла со всеми пожитками. Уголовники не лорды — дареным рыцарям в зубы не смотрят. Если в дурачков сыграть и сходу в карьер не сигать — сами присоединиться предложат. А если и нет, в бой все равно не ввяжутся, ибо без арбалетов потерь не избежать. В худшем случае — уйдем как пришли, и засаду подготовим, ибо отпускать свидетелей «барон» ни за что не станет.

Рискованно, конечно, но в хорошем месте и при помощи внезапности можем и управится. Главное только пару пленных взять, дабы допрос устроить… Всех-то они за нами не пошлют — минимум половина пленных сторожить останется.

— А в лучшем? — все взгляды обернулись к Клеберу. — То есть… План более невероятен чем наличие у тебя титула, но… Предположим «барон» заглотит наживку? Тогда что?

— Честно говоря, «в лучшем» у меня еще никогда не случалось… Но если вдруг… Не знаю. Там же пленные есть — можно их освободить, вооружить, диверсию какую-нибудь устроить…

— С каждым движением твоих губ я познаю все новые грани безрассудства… Не то чудо, если нам улыбнется удача, а то, что с таким безрассудством ты смог дожить до своих лет.

— Сир-дядя… — до этого заворожено молчавший Гена, вдруг заговорщицки наклонился к родственнику. — Возможно ли это шанс? Власть ее светлости, леди Гилберте вполне способна вернуть десницу в первозданный вид…

— Шанс на бесславную смерть, вот что это…

Но брюзжание звучало до крайности неубедительно. Слова племянника явно зажгли в Клебере проблески энтузиазма.

Выцветшая золоченая ладонь едва виднелась за грязью на изношенном камзоле рыцаря. Вроде, скрещенные пальцы это символ вероломства или типа того… Кажется, Гена когда-то рассказывал о родовом позоре, но убей не помню, каком…

Да и хрен с ним! Я и один пойду, если ныть продолжит. Если бы на осле не было двух спальников, и не знай Филя «Щедрого» дауна лично — даже предлагать не стал…

— В пекло! Я не позволю тебе прибрать всю славу! — вынув из рукава грязную тряпку, он протянул ее Гене. — Обмотай вокруг гарды! Спросят, ответишь что мой бастард от какой-нибудь кухарки!

— Э-не! Пацан с девчонкой остаются здесь!

— Но сир, я…

— Отставить «сир», команда была «здесь»!

— Сколь велико мое желание согласится, однако в седельных сумках находилось три миски, три ложки, три…

— Да насрать! Жру я за двоих, по роже видно…

— Никто не поверит, что пара странствующих рыцарей сама чистит мечи и варит похлебки… Даже у «Щедрого» есть оруженосец, и у нас обязан быть! Ты ведь не надеешься выдать меня за оруженосца?

Хотелось бы, но при условии что Филя старше лет на десять…

— Сир, место оруженосца подле господина! И я не останусь здесь! Особенно наедине… Наедине со своим беспокойством за сохранность господина! — вороватый взгляд на вампиршу в пояснениях не нуждался.

Елки-моталки, одного не оставишь, с вампиршей тоже… Ну не к дереву же привязывать? Поводок. Нужно купить хороший поводок.

— Еще раз господином… Черт… Хрен с тобой! Но чтобы за спиной стоял, понял?! И ножны в каком-нибудь говне изваляй!

По хорошему клинок вообще оставить надо, но безоружным я пацана не оставлю. Слава богу, Аллерия к роскоши не тяготела и что эфес, что ножны выполнены из крепкой, но простой с виду кожи. Все равно слишком понтово, но авось за краденный сойдет.

Пристроившуюся девицу я и гнать не стал. Если все опять пойдет наперекосяк, так хоть пожрет нахаляву, а то задолбала на мой порез исподтишка зыркать…

Еще раз озвучив легенду и напомнив всем разумным идиотам держать язык за зубами, я выступил на бис персонально для Фили, который и минуты не проживет, не напоминая о своем титуле.

Под скрип рыцарской челюсти и щенячий восторг дорвавшегося до подвигов пацана, я наконец двинул по тропинке вдоль поля, напрямик к мертвому холму. Усиливающийся дождь и суетливо мельтешащие фигурки вселяли пусть и немного, но все же надежды, что хоть в этот раз все пройдет как надо.

Осталось лишь понять, как надо, а как не очень.

Два года изображал наемника и всю жизнь человека. На пару часов можно и уголовником прикинутся. Главное только вспомнить, это стол не хлебница или параша не мыльница?

Одна лишь проблема — человек с деньгами в кармане начинает ценить покой — так какого черта «барон» вернулся в былые края? Проигрался, истратился, по приключениям затосковал? Сомнительно. Как и непричастность фиолетовой ведьмы ко всей этой истории.

Глава 12: Обед по беспорядку

Разоренная деревня, больше напоминавшая пепельное надгробие в свою же честь, красовалась сгнившими руинами, грязными палатками, да нестройным забором из наспех выставленных тюков, бочек, и прочего подвернувшегося хлама. Обилие мелькающих за импровизированным бруствером копий и небритых физиономий освобождало лагерь от нужды в табличке «держись подальше».

Поджидающая за укрытиями толпа хмурых мужиков заставила Клебера в очередной раз сплюнуть и, утерев дождевые капли со лба, вновь посетовать на тему «паршивых затей» которые вот-вот «сведут нас в могилу».

— Сир-дядя, как научил меня мой сир: риск — благородное дело! Не отважься я год тому назад, то сего дня и помыслить не посмел, что однажды мы с вами выйдем на бой плечом к плечу!

— Благодарю за новый повод для сомнений. Даже таран верхом на свинье выглядит благоразумнее, чем сие «плечом к плечу»…

— Завалились нахрен — не слышу нифига!

Перепалка зрелого дурака с сопливым занимала меня куда меньше бубнежа вампирши, озвучивающей мельтешащего за баррикадами «барона»:

— Держать язык за зубами — торговаться буду я. Вы вдоль палатки, а вы двое — на заимку. Подходы к лагерю прощелкаете, глаза выжгу. — бесстрастный девичий голос придавал властно жестикулирующему главарю неожиданную комичность.

Полдюжины мужиков сорвались из оцепления, спеша занять наблюдательные посты на окраинах деревни.

Ну, сходу зарезать не собираются, и то хорошо.

Когда на лицах гопников стали различаться не только бороды, но и шрамы, я жестом скомандовал девчонке перестать изображать чревовещателя. Очередное «не зевать!» от нарезающего круги «пахана», я и без ее «субтитров» слышал.

Даже на фоне своих напряженных подчиненных, главарь казался чересчур нервным. Бегает чего-то, одно и то же повторяет, суету наводит… Совсем не похож на себя пару часов назад — ни властной поступи, ни отрывистых команд.

И с кем он там торговаться собрался? Наш квартет похож на что угодно, но только не на «магазин на диване». Трофеи на баррикаду стащил, мешки с крупами прямо под дождь поставил, дозоры по флангам разослал… Не слишком ли большой переполох, от вида двух с половиной рыцарей и тощей девчонки? Отряда гвардии в засаде боится? Сомнительно, ибо у него стопудово скрытые посты организованы в паре дней к югу отсюда.

Это же основа. Сидит несколько балбесов, на дорогу смотрят и вестовым методом оповещают лагерь. Если караван, — засаду готовьте, если карательный отряд, — тикайте.

Так от чего же он так пересрал?

— Кровью пахнет. — облизнув порозовевшие губы, еле слышно доложила девица. — Сильно.

— Да ты-то не каркай!

Сначала Филя, теперь эта… Может я и правда сбрендил? Суюсь к черту на рога, будто так и надо. А главное, ради чего? Дедом тут и не пахнет, к гадалке не ходи.

Может обратку дать, пока убежать успеваем? А дальше? В город возвращаться? К черту! Сиськи надо было мять до того как из салона уехал, а не после!

Ускорив шаг, я первым настиг импровизированную стену из пивных бочонков и тюков мокнущей под дождем пушнины. Брезгливо отведя выставленное копье, я водрузил берец на ближайшую бочку, вызывающе оглядывая хмурые рожи:

— Так-то вы рыцарей встречаете, рванина перекатная?!

— Рыцарей то мы встретили, а вас где носило… — вновь сунутое под нос копье быстро исчезло, когда к баррикаде протиснулся «барон».

— Капюшоны! — вместо «здрасте» потребовал он, игнорируя факт, что капюшон есть только у кровососки.

Внимательно оглядев наши лица и заострив особое внимание на волосах девицы, он наконец перешел к главному. Дежурное из «кто такие?!» и «немного те, немного эти» потонуло в громком возгласе «Щедрого» живодера:

— Он же! Он!

Я быстро потянулся к ножнам, но вовремя заметил, что грязный палец указывает на «Ловкого» рыцаря.

— Про него гутарил! — наконец объяснился громила, не устояв напора вопросов. — С ним на турнире бодались! Это тот самый, что с мечом блестящим!

Тьфу ты… Походу титул таки дает метастазы — почти решил, что каким-то чудом меня опознали. Новости о зимних «подвигах» донеслись или еще чего. Знаменитость контуженная…

Забавно — над чужим самомнением смеюсь, и не замечаю, как собственное потихоньку проклевывается. Звездная болезнь натуральная. А все из-за полумифических инспекторов, вечно сиркающих горожан, и эротических фантазий Грисби, затащить меня к себе на службу.

И все же хорошо, что я герб не завел… Как в воду глядел.

— Приветствую вас, добрый сир… — в притворной скромности поклонился Филя, наслаждаясь долгожданной славой. — Вы доблестно сражались в тот день — мой триумф удел лишь случая…

— Рыцаря угробил, кишками всю округу оросил, теперь приказов не слушаешь… — процедил «барон», едва не залепив дуболому пощечину. — Терпение испытываешь, не иначе. «Этот» который кто?

— Та рассказывал же! — воткнув в землю ростовой щит, великан начал описывать в воздухе женскую фигуру. — Тот самый, что девицей битый! На пиру опозоренный! По всему застолью улепетывал, поросем визжал! С дюжину раз уж пересказал…

— Я сражался достойно! И, к вашему сведенью, не рыдал! Она кубок в лицо выплеснула, подло застав врасплох!

Восклицание полное обиды утопило лагерь в волне хохота и всплесках едких комментариев. А говорил «от дуэли отказался»…

Вид гогочущих уголовников, соревнующихся в остроумии над протестующим Филей, заставил мысленно поставить свечку за Аллерию. Молодец, овечка, в кои-то веки что-то дельное сотворила. Уж возможности поржать над рыцарем эти поганцы не упустят. А как иначе? Зависть же. Даже между этим межевым идиотом и его подельниками зияет огромная пропасть в виде титула. Разница между расходным материалом, о котором никто и не вспомнит, и воспеваемом в песнях «герое». Речь даже не о пустых понтах, а о реальных перспективах. Этих гопников ни ко двору не позовут, на турнир не пустят, — даже скидку на рынке не выпишут. Про драматическую разницу в жаловании и востребованности даже вспоминать больно.

И чем больше они отводят душу, подначивая Филю на новые подробности его «дуэли» с «тощей девкой», тем меньше видят в нас врагов.

Тщательно скрывая облегченный вздох за резким кашлем, «авторитет» наконец заставил гопоту чуть успокоиться. Одобрительно похлопал громилу по плечу и «простив ему лошадь», он вернулся ко мне.

Наличие в моей компании такого кадра, как Клебер, помогло «барону» поверить, что мы и правда дураки, а не отвлекающий маневр, отводящий взгляды от подбирающегося эскадрона гвардии.

— Ишак, значится… — он снова возложил руку на широкое плечо «Щедрого» рыцаря, предоставляя слово ему.

Перестав посмеиваться над покрасневшим Клебером, кирпичная рожа брезгливо сморщилась:

— Дурной он, осел тот! Сапог изгадил, по коленке лягнул — то ты мне задолжал, а не я! Нечего про компе… Компенс…

— Компенсация. — сжалился главарь над резко стихшим дуболомом.

Пока Клебер оправдывался перед хихикающим сбродом, а Гена скрипел зубами от обвинений в женственности, я вешал лапшу, изо всех сил изображая странствующего рыцаря. Беря пример с межевого придурка, что недоверчиво хлопал глазками, разглядывая меня будто прапорщик банку просроченной тушенки, я худо-бедно добился искомого, раз за разом проходя всевозможные «проверки на вшивость». Если уж я нормальным человеком притворятся научился, то тупого быка сыграть — как нефиг. Благо, даже играть не приходится. Как говориться, как надену портупею — все тупею и тупею…

Хитрый прищур «барона» воровато пробежался по нашим ножнам — кутаясь от дождя в мокрый плащ, он уже прикидывал, как бы нас поиметь. Нанять в свою бригаду, ножиком по горлу провести, или как-нибудь похитрее поступить. Например, сдать в Молочный Холм под видом разбойников — прецендент-то уже был.

— Межевые рыцари, оруженосец, и… Как ты сказал? «Привилегия титула»? — его взгляд опять заострился на флегматичной вампирше, не обращавшей никакого внимания на разглядывающих ее гопников.

— Ты на бабье не зарься, нечего! Гони что с ишака снято и кошелем сверху прикрой — тогда разойдемся миром!

Уголовник явно хотел спросить «а если нет?», но отчего-то передумал и миролюбиво облокотился о воткнутый в землю ростовой щит:

— Ну добро… Добро… Вот что, голь перемольная — нечего языки под дождем разминать! Идемте, винца подогретого хлебнем, да за кошели словами перекинемся…

Беглая команда разобрать баррикаду, пока пушнина и соль совсем не испортились, отозвалась горестными вздохами у бандитов и недоумением на лице Клебера. Весь разговор отбрехиваясь от издевок, он то и дело норовил встать так, чтобы поудобнее дать деру. В мои таланты вешать лапшу на уши он очевидно не верил.

Протиснувшись через щит и оказавшись за импровизированным бруствером, я начал спешно прикидывать дальнейшие действия. Полуразваленная изба, некогда служившая баней, походу играет у уголовников роль штаба. Значит «про ишаков болтать» будем там. Из-за тесноты больше пары телохранителей «барон» с собой не возьмет, а выходит мы в большинстве. Или лучше ночи дождаться? Забухать, басен рассказать, про пленных выяснить, а как основная толпа спать завалится — за дело взяться?

Рискованно, но раз уж «барон» оказался таким доверчивым…

— Старшой, а случаем не он? — низкий голос верзилы безжалостно разбил едва спланированную операцию.

В этот раз грязный палец проигнорировал протиснувшегося следом Клебера и уткнулся прямо в мое лицо. «Барон» попытался было заткнуть недоумка, но не успел, поскользнувшись на влажной земле.

Сообразив, что рано радовался, я быстро поправил ножны.

— Высокий, широкий, шрамы по всей морде, глаза покойничьи… — поднимая его с земли, бубнил «Щедрый» придурок, не обращая внимания на едва слышные призывы командира «заткнуться» и не «ломать игру». — И рыцарь будто — схож же? Ну, в честь которого турнир-то проводили? Да девка им же грозилась, покуда пасть не завязали? Может он самый? Может не впустую грозилась?

— Тяжко, ох как тяжко… — мозолистые пальцы «барона» впились в переносицу, отдирая налипший кусок конского помета. — Тяжко нынче сыскать годное мужичье…

Заслышав перемену в голосе «пахана», остальные мужики перестали разбирать баррикаду, с интересом окружая нас с Клебером. С каждым новым словом главаря, осознание медленно проступало на их лицах.

Твою-то мать… Ну почти же! Почти! И опять все через жопу! И опять благодаря Аллерии! И синевласке! Они и по отдельности — полные дуры. А уж когда объединятся… Трансформеры чертовы. Хрен им, а не свечка! В задний проход если только…

— Хочешь забаву? — вдруг щелкнул пальцами «барон» — Братцу твоему те же слова говорил, про мужичье. Я его спросил, не жалко ли такой годный отряд разменять, а он все о золоте мыслил… А ведь толковый боец дороже любого золота — сам уж подмечаешь.

— Не брат он мне, гнида титулованная…

— Да? А он говорил… А, пускай. Гнида так гнида… Чего глядишь? Неужто думал — не узнаю? На тебя же особые инструкции были, все уши про твою рожу прожужжал… Про девиц с таким тщанием не треплются.

Актер, мать его… Почти сразу меня срисовал, а все дурку гнал. Ну правильно, к чему разборки на клинках устраивать? То ли дело подыграть да травануть чем или по одиночке скрутить. Логично, блин. Выходит зря я комедию ломал. Прав оказался Клебер — с самого начала и шанса не было.

— Да не хмурься так, сам повинен. Признаться, я бы тебя даже не узнал, окажись ты поскромнее. Всеж-таки за год рожу у тебя пуще прежнего покромсало… Но на что надеялся? Девку из-под носа увел, пока мы дорогу прибирали, охрану как курей перерезал — и вот так заявился? В чем подвох? Зачем вернулись? Торговаться вздумал? Коварничать затеял?

Объяснять что никто никуда не возвращался и я понятия не имею о чем он говорит — было еще бессмысленнее, чем продолжать болтовню. Время на его стороне, вот и тянет, чтобы его подчиненные приготовится смогли.

Тронувшая эфес рука отозвалась предложениями «не глупить» — что «Щедрый», что остальные ощетинились оружием, готовясь в любой момент накинутся и разоружить, попробуй я вытащить клинок. К счастью, их головы оказались слишком обеспокоены угрозой красивых ножен, чтобы придать значение высокому щиту, на который я оперся, копируя миролюбивый жест «барона».

Толстый, тяжелый, здоровенный… А ведь еще капитан говорил, нельзя мне щитов — слишком уж я высокий по местным меркам, — только обзор закрывают. Обычным ноги защитить не успею, а до головы мне и так не достанут. Ростовой можно, но он весит под десять килограмм, так еще здоровый гад — ветром сносит, что твой парус. Им только в плотном строю орудовать, в римских легионеров играть. Ну, или с арбалетом прятаться.

— Паршивая была затея… Предупреждал, но нет — упрямствовал! Я не для того строил свое имя, чтобы пасть от лап отребья! Позор, каков позор… — приглушенное шипение Клебера вызвало поток едких комментариев и приглашений познакомить его благородные губы с чьим-нибудь низкорожденным задом.

Спиной ощущалось напряжение Гены и пофигизм девицы, оставшихся за низкой баррикадой. Скомандовать им бежать? А смогут ли? Время я им может выиграю, но дальше как? Живыми их не отпустят, а без подготовки у пацана шансов нет. Выследят и прирежут. Не сегодня, так через день.

Сдаться? Авось как посыльных к Грисби пошлют? Неплохо, конечно, да только чую я, про выкупы здесь уже не помышляют. Сомневаюсь, что у них в лагере есть другие «девки», которых можно «увести», «вырезав охрану».

Что за день сегодня? Караван стопорнули, ишака угнали, синевласку, похоже, тоже. Куда ни сунься, везде опаздываю, торможу… Будто на ручнике стою.

Убедившись что все бойцы готовы к разборкам, «барон» снова стрельнул глазами на вампиршу. Вернее, на ее волосы. В сотый раз убедившись что они такие же мокрые и синие как и раньше, он наконец перешел к делу:

— Молчишь? Молчи коли дурной… Каленые щипцы не такие языки развязывают. Сдадитесь сразу или сперва попытаете удачу и набрешете про пару эскадронов, что притаились в лесах? Я не против хорошей сказки, но дождь, падлюка…

К собственному стыду, я настолько увлекся самобичеванием и болтовней «пахана», что не заметил его едва уловимый жест. В нос ударил запах конского навоза и свежей земли, когда стоящий сбоку здоровяк занес оружие. Метнувшаяся в лоб увесистая булава осыпала лицо брызгами холодных капель, но так и достигла цели.

Раскатистый треск, будто яичной скорлупы, на мгновение перекрыл шум дождя, заставляя лица окружающих вытягиваться и бледнеть. Булава безвольно плюхнулась в грязь. Мгновение спустя, туда же угодил жирный кусок кровяной колбасы, в котором не сразу опозналась оторванная по локоть рука.

Едва родившийся вопль погиб на взлете, — рванув здоровяка за воротник, девица жадно впилась в его губы. Эротичность момента беспощадно портила рваная культя «любовника» орошающая мои берцы фонтаном артериальной крови.

Глядя как резко бледнеет лицо мужчины, как стремительно закатываются его выпученные глаза, я испытал странное чувство запоздалого ужаса. Осознание, что это чудовище находилось рядом со мной все эти дни, заставило колени предательски дрогнуть.

Чем маразматик думал, когда ее из подвала выпускал?! Елки-палки, а ведь когда-то она и меня так же за руку рванула…

— В-в-ведьма… — ахнул межевой рыцарь, по-детски указывая пальцем на вампиршу, жадно чавкающую мужским языком.

И хоть его определение оказалось в корне неверным, но с посылом я согласен полностью. Теперь понятно, на кой хрен в антикварном салоне такой засов на двери — только маразматик мог догадаться выпустить эту срань из подвала.

Хотя… А я-то чем лучше?

Глава 13: Знакомая хитрая рожа

Многочисленные контузии и многократное знакомство с потусторонним позволило отойти от шока на секунду раньше остальных. Инстинкты вопили немедленно вонзить меч в спину кормящейся твари, но перекошенное в панике лицо «барона» оказалось еще ненавистнее. Правда, до него еще следовало добраться…

Пальцы обожгло болью, когда длинный ростовой щит вмазался в ближайшую небритую рожу, но посыпавшаяся на берцы зубная крошка подсказала, что я все делаю правильно. Выплывший из дождевой завесы топорик с хрустом утонул в кромке щита, принуждая владельца натужно дергать рукоять, пытаясь извлечь вклинившееся оружие.

Тоже мне, воины… Даже я знаю, — по окантовке бить нельзя! Застревает же.

Безрезультатно дергая топор, крупный мужик невольно оказывал мне услугу, мешая другим нанести удар. Но даже так — многообразие перепуганных рож, мелькающих за обтянутыми кольчугой плечами, уверенности не внушало.

Единственная причина, по которой из моего бока не торчал чей-нибудь клинок, заключалась в чавканье вампирши с одной стороны и пафосной бравадой Клебера с другой.

Как бы высокопарно не декларировал девизы ловкач и насколько аппетитно не серпала девица, против двадцати вооруженных рыл это не особо поможет. Ни оборону не займешь, ни строй не организуешь — сомнут, затопчут, или хотя бы камнями закидают.

Черт, как же я скучаю по дружинникам…

Всплывшие образы палаточного лагеря, выстроенных наемников, и печати окованных сапог, отозвались позабытым княжеским воплем. За не имением своих идей, пришлось полагаться на чужую:

— Таран!!! — собственный голос помог отогнать сомнения и приглушить инстинкт самосохранения.

Загребая берцами грязь и упираясь плечом на щит, я навалился на «дровосека». Огребя обухом собственного топора, узкий лоб мгновенно исчез под треснутой окантовкой, а на смену мягкой земле, под берцами захрустели жесткие ребра.

На смену командам «навались!» приходила нечленораздельная брань и глухой град лезвий, выбивающий щепки из крепкой древесины. Спартанец из меня получался как из деда бодибилдер, но и они на персов не тянули — стоило одному оступиться, как мокрая земля быстро заросла ковром из плоти и кольчуг.

Судя по душераздирающим крикам и визгу меча — Клебер не отставал, методично добивая упавших.

И как все снова свелось к этому? К убийству совершенно незнакомых людей ради… Ради хрен пойми чего. Спасения незнакомо кого, от незнамо чего. Самым идиотским из всех возможных способов.

Может это самообман? Может я специально лезу на рожон? Нет, мне не принцессы нужны, мне психотерапевт надобен. И санитары с галоперидолом.

Этот несчастный мирок даже не представляет, насколько ему повезло — окажись здесь нормальная сера, то, сдается, я бы уже весь континент «спас». Два раза. От бренности жизни.

Минутка самобичевания окончилась усилившейся болью в ноющем плече, когда щит врезался в монолитную стену.

— Фига паровоз… — только и выдохнул я, удивляясь сам себе.

И как успел всю деревню преодолеть? До единственной более-менее целой избушки метров пятьдесят было, не меньше. И с полдюжины гопников в придачу. Опустив щит и уставившись в кирпичную рожу «избушки» я едва успел пригнуться, прежде чем длинный меч просвистел над головой.

Возвышаясь на полторы головы, «Щедрый» рыцарь загородил собой жавшегося к земле «барона», который лишь трясся и мямлил околесицу, глядя как вампирша кочует от одного «обеда» до другого. Судя по неумелой матершине, почерпнутой у деда напополам со мной, — Гена тоже зря времени не терял, пытаясь огреть мечом кого-то из запаниковавших.

Спрятавшись от нового взмаха, я рванул за ножны, но меч предательски шлепнулся в грязь, когда зажатый на перекладине щита локоть изогнулся под опасным углом.

Закусив от натуги губу, громила рванул за ростовой щит, вытряхивая меня будто сигарету из пачки. Рухнув на еще бьющийся в конвульсиях труп, я только и увидел, как несущаяся в шею треснутая кромка щита сменяется вспышкой полированной молнии. Но как бы стремительно посеребренный клинок не настиг толстую ногу дуболома, от встречи с деревяшкой уже не увернуться.

Мир сузился до крошечной точки, в которой едва различалось мерное вращение. Сыпали искры, вращались гусеничные траки. Вопли новорожденного вторящие визгу статики растворились мерном стуке дождевых капель о обтянутое кожей дерево.

Ощущая как в список черепно-мозговых травм записался очередной новобранец, я кое-как стащил тяжелый щит с разбитого лба.

Оплакивающие руины серые тучи служили подходящим фоном для незнакомой бородатой рожи:

— Я тебе покажу, как страхолюдных тварей приручать, колдун обдристанный… — пообещал перепуганный мужик, занося жуткого вида шестопер. — У меня дед охотником был!

Мир вновь скукожился. Но на этот раз до треснувшей деревяшки, порезавшего щеку стального шипа, и вороха гнилых щепок, быстро набившихся в рот. Едва шестопер вырвался из щита, взметаясь в небо, дабы снова рухнуть на мою несчастную тушу, я со дури приложил мужика под колено.

— У меня тоже! — добавив щитом в живот, я быстро разоружил упавшего на колени мужика. — И алкоголиком заодно…

Хотя, какой он мне нахрен дед? Я даже имени-то его не помню… Впрочем, я и своего не помню, так что все честно.

Когда я заполз на брыкающегося мужика и обвил его голову ладонями, сердце сбавило обороты, распространяя волну тепла по всему телу. Тревоги сменялись радостью, адреналин покоем, а холодные капли, мягкой убаюкивающей землей.

Зачем врать, обманывать? Люблю я это. Нравится мне. Здесь лучше. Ни кровать Эмбер, ни бар салона, ни восторженное сирканье Гены никогда не даст такого покоя. Всепоглощающее ощущение собственной правоты.

Когда нет правых и виноватых, только живые и мертвые.

— Твою мать! — стальная решимость сменилась дрожью в пальцах, когда я осознал что топлю незнакомое лицо в грязи.

Осознание как жалобные всхлипы и мольбы только что заставляли сердце трепетать в блаженстве, окатило брандспойтом леденящей паники. Рванув незнакомца за волосы, я с облегчением услышал его жадный вздох. Живой все-таки… Твою-то мать…

— Контузия, мужик, все контузия! Это не я! Слышишь?! Пролонгированная травма — у меня справка есть! Посттравматическая диссоциация, так и написано, понял?! Хренли вылупился, урод?! Понял или нет?!

Виноватые причитания и внезапные угрозы окончательно довели несчастного. Закатив глаза, он безвольно обмяк на земле, а под коленом почувствовалось что-то влажное и слишком теплое, чтобы оказаться дождевой водой.

Непроизвольное мочеиспускание потерявшего сознание незнакомца занимало меня не больше, чем отсутствие нагрудных карманов на стеганке. Равно как и сигарет с зажигалкой.

Замполит втирал что это «мужественность». Инстинкт самца и все такое. Что наши предки поколениями воевали и жажда убийства у всех в крови. Поэтому, когда после боя молодой парень вдруг вскакивает и начинает восторженно докладывать всем что у «него сегодня первый» — это нормально. Когда «деды» поздравляют молодого, хвастаясь своим списком «жмуров» — тоже нормально.

Это мирная жизнь — ненормальная и лицемерная, а здесь правда-истина и мир «настоящих мужчин». Так что не переживайте, товарищи солдатики, про отрезанные уши никто докладывать не станет.

Херня. Все херня. Как и любые иные слова этого лживого куска дерьма, направленные на поддержку «общего дела».

Вся шиза с тягой к отвратительному, всего лишь защитный механизм насквозь протекающей крыши. Когда абстрагирование уже не спасает, а мантры про «всего лишь выполняю приказ» отзываются глухотой, загнанная психика готовит последнюю линию обороны — дрессирует себя «любить» столь ненавистное ей действо. Создает всякие «субличности» и прочие заумные термины кивающих психологов, которые все, как один, имеют «огромный опыт» работы с «ветеранами спецназа», но не способны предложить ни одного работающего средства.

Серьезно, у кого не спросишь — ну прямо каждый! По-моему, в мире ветеранов меньше, чем этих балаболов. Несчастные мужики по улице пройти не могут, чтобы на них толпа мозгоправов из кустов не накинулась…

Но тем не менее, в чем-то они правы. У новобранцев это защита от стресса и попытка «по волчьи выть». Эпизодический характер. Даже месячный запой может помочь. Но чем дальше в лес, тем толще партизаны…

Черт, убил бы за сигарету!

— Да стой ровно! — разгневанный рык «Щедрого» великана заставил опустится с хмурого неба на грязную землю.

Спонтанный поединок между «Ловким» и «Щедрым» больше напоминал дешевую комедию, нежели настоящий бой. Мелкий коротышка метался из стороны в сторону, то и дело поскальзываясь на грязи, пока неповоротливый живодер раз за разом пытался то приложить щитом, то разрубить клинком. Если бы не алеющая рана на ноге здоровяка, мешающая ему поспевать за рыцарем, Филя бы давно уполовинился.

Скользкая почва не позволяла обойти великана с фланга, а низкий рост и вырванный у меня щит мешали вновь рубануть по ноге, или достать перекошенную от гнева и азарта кирпичную рожу. Когда сияющий клинок в очередной раз устремлялся в лицо «Щедрого», тот просто выставлял щит, едва не сшибая ловкача с ног и заставляя скользить по земле в отчаянных попытках уйти из-под контратаки.

Звучно выругавшись, Клебер резко перехватил оружие, хватаясь голыми руками за отточенное лезвие. Размашистый удар напоролся на поднятый щит, но в этот раз контратаки не последовало. Напротив, оступившись на мягкой почве,великан вдруг покачнулся, беспомощно роняя щит.

Забавно шевеля губами и потерянно хватая небо руками он придурковато скашивал глаза на воткнутую в голову гарду.

— Смерть тебе более к лицу, нежели титул! — зажимая кровоточащие ладони, ловкач с силой пнул великана по ноге, заставляя осесть на колени.

Хватившись за рукоять и уперев сапог в плечо туши, он с болезненным шипением вырвал рукоять и единым движением рубанул по горлу побежденного. Кирпичная голова безвольно пала к прохудившимся сапогам уже после того, как ловкач в театральном жесте заткнул окровавленный клинок за пояс.

Вот же выпендрежник… Впрочем, до такого я бы не догадался, чтобы гардой, да по башке. Рыцарь, мать его. Еще слова не выговаривал, а уже деревянным мечом манекены окучивал. Мне уже таким не стать — старый слишком. И, честно говоря, оно и к лучшему.

Сообразив, что до сих пор сижу на обоссавшемся мужике посреди бандитского лагеря, я резко поднялся, взглядом выискивая свой меч. Искомая рукоять холодом обожгла дрожащие пальцы, заставляя сердце дрогнуть в предвкушении десятка обступивших меня бандитских рож.

Но гопником было не до меня. Жавшись к друг дружке, дюжина уцелевших мужиков затравленно молили то императора о спасении, то вампиршу о пощаде. Их можно было понять, ибо залитая кровью с головы до ног девица и меня заставила непроизвольно вздрогнуть.

В одной руке она сжимала боевой топорик, в другой — лицо бородатого мужика, с подозрительно знакомой шишкой на лбу. Секунду погодя, топорик шлепнулся в лужу, а лицо взорвалось алой вспышкой взорвавшейся кожи. Под вопли вжавшихся в землю подельников, обезличенный покойник рухнул на землю, красуясь обломками черепа и куском нижней челюсти. Осиротевший багровый язык заколыхался будто флагшток на построении дьявола.

И судя по тому, как Гена с Филей целят клинками именно в нее, а не в гопников, — я не одинок в своих мыслях.

В центре перепуганной и обоссавшейся толпы раскаивающихся уголовников, мелькала знакомая хитрая рожа.

— Всех! Всех отдам! Всех, только убери! Убери!!! — взвыл «барон», шарахаясь от меня как от прокаженного.

— Уберу, уберу, угомонись! На вопросы ответишь, сразу убе… Эй! Совсем дурной?! Брось бяку, пока в жопу не воткнул! Не тупи, валенок, медалек захотел?!

Блеснувший в руках «барона» красивый кинжал выглядел столь же бесполезным, как и его хозяин. Но вместо отчаянной атаки или требований о «коридоре» и «самолете», запуганный мужик предпочел иное. Развернув кинжал острием к сердцу, он резко плюхнулся в грязь, насаживаясь на блестящий клинок.

— Елки…

Я конечно слышал о традиции местных бросаться на мечи в минуты позора, но лицезреть лично как-то не доводилось…

Поглядев на притихших мужиков, я обернулся на флегматичную девицу. Из-за обилия крови, дымящейся под холодным дождем, ее волосы можно было легко перепутать с рыжими. Как и прежде, в глазах не читалось ничего, кроме смирения и ожидания приказов. Разве что сытость еще. И, вроде бы, смущение — направленные в ее сторону клинки Гены и Фили, заставляли девицу стеснительно прятать порозовевшие щеки за грубой челкой.

Вдоволь наглядевшись на нее, на растекающуюся под бароном лужу и перепуганных гопников, взывающих о милосердии, я не сдержал протяжного стона.

Сдается мне, дело тут не в позоре.

Вспомнив с каким подозрением главарь осматривал волосы вампирши, я бегло скомандовал следить за пленными, а сам захлюпал по лужам к единственной уцелевшей избе. Встреча головы со щитом отзывалась тошнотой и головокружением, заставив несколько раз грохнуться в грязь, но вопреки сирканью Гены и призывам «отдохнуть», я все же настиг крепкую дверь из свежих досок.

Сундук с драгоценностями, пара грубых коек у стола, разбитая деревянная перегородка, ограждающая комнату от мелкой каморки с парой циновок, печкой и запахом крови. Сильным. Очень сильным.

Пара замерших над столом тел была бледнее некуда. И немудрено — нутро их артерий до сих пор стекало со стен и даже потолка, не забывая лужицами хлюпать под берцами.

— Сир, это… Привидение?! — сморозил очередную глупость пацан, пытаясь не выдать подступающую тошноту.

Обвыкся мальчишка… Уже не так зеленеет. Гнать его надо, пока еще совсем балдой не поехал.

Однако, приблизившись к телам, я с удивлением понял, что он прав:

— Оно самое. Фиолетовое такое. Со скальпелем.

И я знаю только одну дуру в этом мире, способную легким взмахом руки распотрошить сумпурня. Судя по идеально ровному разрезу на шеях обоих покойников и разводам на стенах…

Вот чего «барон» истерику завел — знал, поганец. Догадывался. Знать бы только, что и о чем…

Оттого и суету наводил, баррикады выставлял, на девичьи волосы таращился… Оттого и вскрылся, опасаясь куда худшей участи. Знать бы только — какой? Не той ли, что эта тварь уготовила деду? Пусть только попробует, сука… Пусть только пальцем этого дебила тронет! Я такую херню в свое время повидал — ни одному местному палачу в кошмаре не приснится! Уж парой фокусов ее удивлю — реветь не сможет!

Привычно охлопав себя по груди и закономерно не сыскав сигарет, я чуть успокоился, перестав воображать, с какой стороны начну настругивать ведьму ломтями.

Выискивать на циновках следы преступной тупизны и синих волосков даже желания не возникало — и так все понятно. Деда ведьме мало, она еще и волшебницу увела. Прямо из-под носа. У всех.

А из-за ливня следов не найти — подгадала, сволочь. Или это дед надоумил? Зачем? Блин, достало! Сплошное «что, где, когда» — не жизнь, а гребанная викторина!

Так, ладно… Раз уж главный свидетель начитался детективов и драматично самоубился о нож, то придется возвращаться к идее «скрести по сусекам».

— Короче, назначаю временный штаб! Задержанных — под стражу. Вампиршу — в караул! Ты с Филей — рекогносцировкой! Местность прочесывать!

— К-к-кого чесать?

— Военнопленных чесать! Тьфу, искать! Да блин… Гвардейцев пленных искать, вот кого!

— С-с-сир, вы… Вы плохо выглядите. Возможно ли предложить вам чуть…

— Гена, блин — я хоть раз выглядел «хорошо»? Че встал? Иди уже, пока твой дядька опять с девкой не закусился…

Усевшись на лавку к покойнику, я хватился за забрызганную кружку. Холодное вино вперемешку с солоноватой кровью будто служило затравкой перед таким же паршивым вечером, обещающим нескончаемые хороводы вопросов и слепую надежду на хоть какие-нибудь ответы.

— Брат он мне, как же… — поглядев в безжизненные глаза сидящего напротив покойника, я залпом осушил кружку, стараясь не ощущать в его взгляде залитого утренним солнцем палаток и треска проламывающегося черепа.

Очередной хреновый денек, прошедший в преддверье такой же ночи — только и всего.

Иначе и быть не могло. Иначе никогда не бывает.

Глава 14: Правила гигиены

После приторных благодарностей и подобострастного сирканья освобожденных гвардейцев, родной посыл на три буквы воспринимался как глоток свежего воздуха. Примерно как гречка с тушняком после опостылевшей перловки.

— Скорее седая шлюха отыщет в мужском исподнем свою невинность, чем ты дождешься моих слов! Губу закатай, выродок благородный! — окрысилась небритая физиономия, склонившись над столом. — Поди, мамашка под братца, а то и под рогача ложилась — недоумок каких век ищи, не сыщешь!

— Хорошо, что предупредил, а то я думал — чего у тебя рожа такая дебильная… Резину не тяни, а на вопрос отвечай! Видел одноногого или…

— Зад мой лобызни! Острить удумал, сир вшивый… Поди, на лордишке язычок натренировал? Это к месту — у меня дюже срака волосатая! Языком выбреешь, тогда и поразмыслю, коли такая нужда взяла…

Горделиво вздернутый подбородок шел в комплекте с нервно дрожащими руками.

— Елки-моталки, чтож вы никак не научитесь-то… — потерев усталые глаза, я махнул стоящей в углу вампирше.

Левое ухо мужчины немедленно сменило владельца, повиснув кровавой ракушкой в тонких девичьих пальцах. Как и в прошлый раз, силу она не рассчитала. Но этого оказалось достаточно, чтобы бравада и оскорбления сменились нечленораздельными воплями и жалостливыми мольбами.

Все как всегда — чем громче угрозы и язвительнее издевки, тем скорее они ломаются. Хрен его знает, почему. Страх заставляет языком молоть, или что-то такое? Не знаю, но самые сложные всегда молчуны. Если человек ведет себя как рыба об лед, и с самого начала «беседы» ни единого слова не проронит — может статься что и с «медикаментами» не расколется. Таких лучше сразу особистам отдавать — пусть сами мучаются.

Методички на случай плена инструктируют вообще в контакт с допрашивающим не вступать. Не смотреть ни на него, ни на «инструменты», а таращиться в стену или пол. Идеально вообще «уйти в себя», уподобляясь овощу с грядки. Кричи и плачь, сколько влезет, но никаких просьб остановиться или оскорблений, — молчи как партизан, чтоб ни единого слова. Странно, но почему-то срабатывает. Иногда.

— Не видел! Матерью клянусь, не видел одноногого! Девка была! Две девки! Служка хвостатая и госпожа ее мелкая! Но ни единого старика, по сердцу говорю!

Забившийся в угол лавки кусок страха и трясущихся губ мало напоминал прежнего разбойного «сержанта», который лучше «рогача в зад поцелует», чем «хоть словом с благородным обмолвится».

В пятый раз объяснять очередному гопнику, что я никакой не благородный оказалось так же бесполезно, как и в первый.

— Пурпурные волосы у кого-нибудь видел? Девчонка со скальпелем пробегала? Командир про каких-нибудь ведьм предупреждал? Может вел себя как-то странно, в кошмарах просыпался?

Недоумение, на мгновение проступившее через панику, усилило и без того неподъемный груз усталости. Весь день мучаюсь, а все бестолку — что гвардейцы, что пленные лишь руками разводят. Караванщики в один голос заявляют, будто дед с ведьмой попросту испарились еще до моста. Мол, вечером у общего костра сидели, а на утро и след простыл. Даже на воровство сперва подумали, да только кроме попутчиков с телег ничего не пропало.

Тут бы все бросать и бежать до их стоянки, выискивая следы, но пара холодных трупов, что выволокли из этой избушки несколько часов назад, однозначно свидетельствуют — фиолетовая была здесь совсем недавно.

Вопрос только — куда она подевалась и на кой хрен ей синевласка? Деду невесту подыскала? Или денег на заложнице заработать? Дурь какая-то. Анекдот натуральный — вор у вора дубинку украл.

— Ладно… — я переключился на аутистку, откинувшую оторванную «ракушку» в угол к окровавленной паре таких же «сувениров». — Этого к отработанным и давай следующего… И передай дневальному чтобы новую простыню на бинты пустил! Нехрен кальсонами раны перевязывать… Только пусть прокипятит сперва! А то я вас знаю…

Откинувшись на лавке, я проводил вампиршу взглядом и уставился на опустевшую лавку. После каждого допрошенного, алый горошек на досках под столом все быстрее превращался в сплошное полотно. Ноздри уже не различали запах крови и страха.

Даже думать не хочу, какая сейчас у Гены рожа… Хорошо хоть что он слишком боится вампирши, чтобы оставаться с нами в этой импровизированной «переговорно», но надолго ее жуткого вида не хватит. Столько новых слов назавтра о себе услышу — страшно подумать. По-моему, даже отсюда чувствую, как его мирок трещит.

Филя-то ладно, он мужик взрослый, и не такое видал, — но пацан… Дурак наивный — выдумал себе невесть что. До того «досиркался», что и сам поверил, будто я какой-то герой, овеянный ореолом справедливости и бесконечной скромности.

А после первого же «допроса», вытаращился на меня, будто впервые увидел.

Ну и сам дурак, — нехрен идеализировать! И со своим морализаторством соваться! Говнюк малолетний, таращился будто я его подвел! А ведь сто раз говорил, мне и не такую лажу творить доводилось! Его ровесников под танки отправлял, и глазом не моргая! А он навыдумывал себе, будто… Будто я не такой. Будто нормальный.

Обидно, елки-палки. Уж никогда бы не подумал, что простой взгляд какого-то сопляка может так сильно уколоть. Дурацкое чувство стыда за несуществующее предательство. Паршивый привкус во рту становится и вовсе невыносимым, если вспомнить, что когда-то я точно так же смотрел на деда.

Если подумать, оттого я над ним вечно и прикалываюсь — ведь тоже зубами скрежетал, преданным себя ощущал. И отнюдь не после того, как старик рассказал про засаду на отряд и свои заговоры с капитаном — еще задолго до.

Когда из опытного, хоть и придурковатого охотника на невообразимую адскую нечисть он вдруг превратился в старого маразматика. Когда после засады и «гибели сына» его мир сузился до бухла и баб. Когда мои последние надежды смылись в унитаз.

Дело не в брезгливости или каких-то обидах — понимание, что если сам дед сдался под грузом пережитых ужасов и совершенных преступлений — то что уж говорить про меня? У меня кукуха и раньше на ладан дышала, а уж после всех этих демонов с осадами…

Дед подвел меня, я подвел Гену, а в итоге мы лишь поимели сами себя. Что я, что пацан — выдумали себе невесть что. Какие-то маяки «правильности» в океане бурлящего дерьма. И даже не задумывались, что единственные «правильный» в мире уродов, становится единственным уродом в мире «правильных».

Короче, будет лучше, если пацан побыстрее забудет свои дурацкие иллюзии насчет меня. И ему лучше и мне заодно. А то и сам в них почти поверил…

Дверь избушки скрипнула и на лавку приземлился новый «пациент». В отличие от «сержанта», этот оказался куда разумнее и быстро оценив обилие крови под ногами, принялся тараторить без умолку, сходу обгадив и без того заляпанные портки:

— К-к-копали мы! Развалины эти древнючие! З-з-золото можливо, али меч какой волшебный… — он немедленно принялся пенять на импровизированный котлован у края холма, в котором содержались пленные гвардейцы.

Судя по количеству деревянных лопат и самодельных киянок, солдат собирались использовать для земляных работ, ибо сами гопники уже малость подзадолбались играть в кладоискателей.

Конечно, «древние руины» звучит очень таинственно и поднимает кучу животрепещущих вопросов, но на деле… На деле это просто яма с камнями! Ни тебе жертвенных алтарей, ни мумий, ни саркофагов, ни сокровищниц, нихрена. Тупые камни, тупая яма. Старая. Вроде.

И как бы арестованные не выдавали этот котлован за великое откровение, за которое им стоит даровать жизнь и свободу — я искренне сомневаюсь, что «барон» и впрямь рассчитывал найти здесь какой-нибудь клад. Скорее просто дурил свеженабранный сброд, чтобы они хоть каким-то делом занимались, а не просто бухали да резали друг дружку из-за карточных долгов, как в военном лагере того, другого барона. Настоящего.

Как говориться, «чем бы солдат не трахался, лишь бы затрахался», а «пахан» мужиком опытным был, прекрасно знал, каким ненадежным контингентом командует. Правда… Какого черта он тогда позволил пленных гвардейцев пригнать? Впрочем, может у него вариантов не было — не признаваться же, что он просто комедию ломает?

Заметив мой слабый интерес к басням про волшебные мечи, перепуганный парень переключился на свою историю. Само-собой, жалобную, слезливую, и до крайности скучную.

Его подельники такие же заводят — подрядился в караван, нанялся в наемный отряд, а потом «внезапно» выяснил, что служит в бандформировании… Тьфу! В разбойничьей шайке! Впрочем, конкретно этот чуть отличается, ибо сходу признался, что и до того грабежом промышлял. Просто в куда более мелкой и менее удачливой тусовке.

Опытный был, «барон» этот. Сам по кабакам и притонам не шлялся, все через «Щедрого» боевиков набирал. Судя по показаниям задержанных, тупоголовый рыцарь был единственным из его прежней шайки. Что стало с остальными — тайна покрытая мраком. То ли сидят себе на гражданке да награбленное проматывают, то ли в земле с перерезанными глотками гниют — фифти, фифти, короче.

А вот почему разбогатевший на преступном поприще авторитет вдруг месяц назад решил вернуться в опасный бизнес, никто не знает. Вернее, может и знают, но слишком мертвые, чтобы сказать. А эти придурки даже не в курсе, что их покойных главарь «тот самый», которого год назад по всему Пределу ловили. Только пара гвардейцев его опознала, ибо и сами когда-то за ним гонялись в составе точно такого же наемного отряда.

Видимо, герцогиня сильно прежнюю гвардию прополола, раз аж из наемников солдат набирать пришлось.

Заманавшись слушать одно и то же по десятому кругу, я быстро перешел к финальным вопросам:

— Ладно, пофиг… Про одноногого слышал? Про девку с фиолетовыми волосами? Может командир упоминал про ведьм каких-нибудь?

Несколько раз помотав головой, мужик снова опасливо покосился на стоящую в углу вампиршу.

Опять двадцать-пять… Может зря я тут загадку ищу? Ну промотался «барон», ну вспомнил про древние руины на окраине этой деревни, ну решил удачи попытать — бывает же такое? Может ему карта какая загадочная в руки попала с крестиком под этим самом холмом — сколько таких историй выдумали? Не на пустом ведь месте?

Хороший вариант. Привлекательный. Если бы только этот урод на нож не прыгнул… Знал ведь что-то, козел! Не просто так на волосы поглядывал.

Восприняв мое молчание по своему, пленный вновь затараторил:

— Говорю же, з-з-золото, можливо… М-м-меч волшебный, али еще чего копали мы тут… Онож древнючее, сразу видать!

— Пофигу. — я переключился на девицу. — Этого убери, и давай следую…

— Нет! Не пойду! Не хочу! — тут же подскочил парень, истошно мотая головой.

Очевидно, обычная практика уводить допрошенных подальше от глаз остальных, дабы не дать им вступить в контакт, заставила бедолагу решить, что его сейчас прирежут, как уже отработанный материал.

— Да угомонись, никто тебя…

— Дезертира спросите! Он знает, он с главарем к каравану ходил!

Стоп…

— Какому, нахрен, каравану? Что за дезертир?

— Скажу отпустишь?!

— Ага, а потом догоню, и еще раз отпущу! Фамилии, звания, номер части?! Какой, нахер, караван?!

Насмерть перепуганный парнишка, который был едва не младше Гены, быстро заблеял о том, как с неделю назад посреди ночи к холму пришла какая-то девка в капюшоне и увела с собой «барона» вместе с каким-то дезертиром. Тот, вроде, должен был кого-то описать или типа того — пацан и услышал-то случайно.

Вместо караула — камни в речку кидал

— Какая девка?! Звание, должность?! Тьфу, блин… Выглядела как?!

— Х-х-х… — от страха, он даже говорить не мог.

Пришлось спешно дернуть дежурящего у дверей гвардейца, дабы тот принес воды.

— Т-темно же было… Х-х-хвостатая, к-к-кажется. К-к-капюшон уж больно дутый…

— Ты кому гонишь, придурок? С какого хрена инспектору… Хотя да, ты же не в курсе…

Игнорируя охреневание на юношеском лице, я начал активно махать руками, пытаясь изобразить ушастую воровку, пытавшуюся стянуть меч у Грисби. Получив с десяток «Да, такая» и столько же «Нет, другая!», я задолбался и велел увести мальчишку к остальным.

То ли лыжи не едут, то ли я долбанулся… Нахрена инспектору с бандитом тусоваться? Еще и описывать кого-то… Бред полный! Они и познакомиться никак не могли, ибо в совершенно разных мирах живут. Один в мире лордов, другой, в… Секунду.

Может я чокнулся, но если представить на секунду, что барон был агентом инспектора, то это могло бы объяснить его невероятное везение. В конце-концов, за ним весь Предел охотился, а он раз за разом уходил. Еще и не стеснялся феодалов за дойки мацать, обламывая сборщиков дани и всякое такое.

Честно говоря, звучит как-то мутно, но, не так чтобы невероятно. Правда, на кой хрен инспектору синевласка? Он ее и так арестовать может — только пальцем щелкни. Грисби спровоцировать? Поглядеть что он делать станет? Да и так очевидно, чего тут проверять…

— Елки, ну почему вы такие непоследовательные… В заговоры научились, в мобильники нет!

Хоть бы Эмбер позвонил — «помощь зала» потребовал. А то мой насквозь протекший мозг уже вообще отказывается понимать, какая херня тут происходит. Но мерзкое ощущение в затылке тихонько шепчет, что я попал. Осталось лишь выяснить, пальцем в жопу или в корень всех бед, преследующих несчастный мухосранск носящий фамилию излишне горделивого лорда.

Если узнаю, что дед в курсе — точно новый протез подгоню! Прямо в сраку вставлю!

Вернувшаяся в «кровавую баню» вампирша вела перед собой высокого мужика, с седыми полосками на висках, придававшими ему сходство с итальянскими бандитами из фильмов.

Серого плаща, само собой, не было, но насчет «дезертира», мальчишка не соврал — на подбородке виделся шрам от застежки шлема. У бандитов и наемников такие не встречаются — им при полном комплекте парады проводить без нужды. То удел гвардейцев, чьи лорды жить не могут, не пустив коллегам пыль в глаза и не затрахав подчиненных на тему подобающего вида. Броню-то с оружием феодалы за свой счет оплачивают, вот и требуют постоянного ношения.

— Значит… — я потер свой заросший подбородок, демонстрируя такой же шрам, но доставшийся от каски. — Дезертир?

Гвардеец промолчал, даже не взглянув на меня. Его глаза заострились на пустой кружке на столе.

— В осаде Грисби, поди, участвовал?

Никакой реакции.

— Ладно, хрен с тобой… — я перестал играть в незнайку и пошел с козырей. — Нафига с «бароном» ночью к дороге ходил? С кем он перетирал? Тебя зачем водил? Кому ты там чего описывал?

Снова тишина. Даже не шелохнулся.

Мда, накаркал я — «молчун», чтоб его. Странно, они обычно идейные — а ему-то за каким упираться? За дохлого бандита или трусливых подельников, которых он и полугода не знает?

— Я тебя помню. — мужик вдруг оторвал взгляд от кружки, без малейшего страха глядя мне в глаза. — Ты с северным лордом в строю стоял. Единственный, кто без бороды…

— Вот оно чего… Теперь понятно. Солдат своих в бою потерял? Командиром, значит, служил?

Скрипнувшие зубы сигнализировали о попадании в точку.

— Кого в бою, кого в лесу… — гвардеец чуть поерзал на стуле, стрельнув глазами в стоящий в углу меч. — А кого вовсе в город отправил, дабы раненных в лесах прокормить… О! Как у тебя глаза сразу вспыхнули… Поперек горла тебе встало, что их в стражу приняли? Гордость твою рыцарскую ущемило, одни улицы с ними топтать?

— Чего?

— Сперва этих, потом вызнал где остальные — и до них добрался? Каков сир… Отважный! Не поленился, зимой, да по лесам…

— Совсем дебил?! Это я их в стражу и записал! Чтобы по переулкам не резали! А уж хутор тот… Тьфу! Идиот!

Ай, что толку? Один хрен, не поверит… Я бы и сам не поверил. И как он только узнал? Связным, что ли, ходил? От хутора до города бегал, жратву принести хотел? И судя по враждебной роже — не в одиночку. Может их там целая сеть была? Если так, то походу, сегодня он потерял последних своих бойцов.

Блин… Чтож за день-то такой?! Ну не везет и все тут!

Ладно, черт с ним. Не «молчун», уже хорошо.

Понимая, что рассказывать про Киару и демонов не имеет никакого смысла, я жестом скомандовал флегматичной вампирше приниматься за дело. По деревянным доскам вновь затараторила горячая кровь, а в угол шлепнулась новая «ракушка».

Чтож она никак силу не рассчитает…

— Дорога, «барон», зачем ходили?! Кого видел?!

Ответом стал посыл нахер, отчаянная попытка набросится, и хруст изогнутого под странным углом локтя. Глядя как вампирша прижимает дезертира к столу, и с каждым новым разом ломает один палец за другим, я не ощущал ничего, кроме усталости.

Допросы, чтоб их… Всегда это дерьмо ненавидел. Но как иначе, когда оперативная информация нужна прямо сейчас, а ждать результата от особистов можно целую неделю? И молится, чтобы «испорченный телефон» бюрократической машины не перепутал засаду со складом, а караван со жратвой с вооруженным до зубов бандформированием.

Вот и выбирай между преступлением и жизнями солдат. Между предательством одних, других, или себя самого. Хотя, какой тут выбор? Иллюзия и только.

Поглядев на корчащегося от боли мужчину, изо всех сил пытающегося не отрывать от меня полный ненависти взгляд, я ощутил непреодолимое желание поменяться с ним местами. Жертва всегда обеляет, несмотря на любые грехи, а наказание всегда очерняет, несмотря на любые заслуги.

Ай, кому я в уши дую… Какие у меня, нахрен, «заслуги»?

— Ладно, с рукой не катит. Попробуем что-нибудь другое…

Девица вопросительно уставилась на меня, послушно перевернув шипящего от боли мужика.

Крепкий дядька… Командир — сразу видно. Про таких говорят «настоящий мужик».

— Но кое-что, без чего ни один мужчина жить не захочет…

Прекратившееся на миг шипение сказало, что я все делаю правильно. Но вампирша лишь недоуменно качнула окровавленной челкой:

— О чем вы?

— Сама знаешь… Огурчик ему укоротим. Ломтик за ломтиком… — вытащив из-за пояса чесалку, я положил ее на стол. — Слышишь? Как ты без него жить-то будешь? Лучше по хорошему скажи, пока без огурца не остался!

— Огурчик?

Вот же аутистка… Таких вещей, а не знает. Как ребенок, прямо.

— Совсем дура? Хрен ему настругай! Ай, ладно, держи! Я сам…

Помнится, эту херню мне в свое время замполит посоветовал… На религиозных фанатиках одно лишь упоминание о кастрации работало эффективнее двухдневного допроса.

Сообразив, что сейчас произойдет нечто непоправимое, дезертир вдруг совершил невероятное и вывернулся из железной хватки вампирши, не обращая внимания на треск собственных сухожилий. Оставленный в углу меч немедленно лишился ножен, а дрожащее острие уставилось на нас, мелькая на фоне искрящихся от животного ненависти глаз.

— Только хуже делаешь… Бросай оружие, не дури! От тебя всего-то и требуют, что на пару вопросов ответить!

Заслышав шум, в избушку ворвался дежурящий у дверей гвардеец. Но вместо дезертира, его меч отчего-то уткнулся в вампиршу. Уже решив, что дело дрянь и освобожденный боец заодно с бандитами, я осекся, взглянув на девицу.

Так и не отмывшись после боя, покрытая слоем ссохшейся крови, сжимая в пальцах кровоточащий кусок кожи, она безмолвно возвышалась над пирамидкой из оторванных ушей.

Вот чего они думают, что их в расход после допроса пускают… Вот почему упрямствуют, как в последний раз — как я мог упустить?

— Ч-ч-чудовище… — вторил моим мыслям гвардеец, позабыв, что стоит плечом к плечу с бывшим пленителен.

Но если вердикт я разделял, то вот с адресатом он напутал…

В голове не хрипела рация, а сердце не сводили судороги, но от того становилось еще невыносимее.

Что же я творю-то… Где-то не там свернул, вообще ни разу не там!

Загородив девицу, я рванул ошалелого дезертира за рукав, заламывая руку и заставляя меч безвольно рухнуть на пол. Искалеченные пальцы не оставляли мужчине шанса на сопротивление, но мне было уже плевать. Рванув его за шкирку, я вытолкал бедолагу за порог, отправив следом и «дневального».

— Сир вы…

— Все! Допросы окончены! Ужин по распорядку!

Мой голос звучал настолько чужеродно, что покрытый свежими синяками гвардеец Грисби даже не попытался возражать и выспрашивать про синевласку. От вида бредущего по лужам поломанного дезертира даже лица его недавних жертв не излучали ничего, кроме шока и жалости.

Заметив у одной из палаток фигуру оруженосца, я спешно захлопнул дверь.

Перепачканная в крови девчонка стояла все на том же месте, не выражая никаких эмоций.

— Еперный театр… — жесткая лавка под задницей шла в комплекте с пустой кружкой и разочарованным вздохом.

И как так получается? Каким образом омерзение и ужас от увиденного когда-то пыточного подвала обернулось этим? Что теперь не только сам готов творить неведомую дичь, но и легко принуждаю к этому других? Будто так и надо. Будто все в порядке. Будто замполит это я, а не он.

Каким хреном желание сохранить как можно больше солдат привело к… Блин, я даже не знаю! Это уже не контузия, это черт знает что! Лезу на рожон, избиваю, убиваю, пытаю — нахрена?! Зачем я все это делаю?!

И почему она так безропотно слушается?!

— Вы… — нотки неуверенности в тихом голосе едва различались. — Вы повелели.

— И что с того? С какого хрена ты обязана меня слушать? Особенно, в такой херне! А если я тебя на панель поставлю или с моста кинутся скажу?!

После недолгой паузы, девушка выдала все тем же спокойным тоном:

— Вы меня спасли. Я обязана повиноваться.

Признание прозвучало настолько искренне и невинно, что я не выдержал. Истеричный хохот эхом отражался от стен, иглами врезаясь в виски, но я и не думал останавливаться. То ли от того, что и сам забыл, когда последний раз смеялся, то ли из-за полной идиотии происходящего.

Даже покрытая с ног до головы кровью и вампирша не выдержала такого зрелища, отступив чуть в сторону, будто испугавшись:

— Сир? Вы… Вы в порядке? — спросила она, до боли напоминая Гену.

— В полном! Все просто охеренно, доложу я. Лучше всех! Просто долбануться. Не жизнь, а комедия…

Верность, мать ее. Как сказала Эмбер про капитана, нет страшнее преступника, чем праведник убежденный в своей правоте. Ну, или она как-то иначе говорила, но мне насрать…

Идиотский стайный инстинкт. Примитивный, безотказный, и до крайности подлый. Ну как можно бросить товарища в беде? На какой ужас не пойдет мать ради сына, а отец ради дочери? На что готов лейтенант, чтобы сохранить жизни солдат, и куда зашвырнет гранату микрофонщик, чтобы обезопасить сослуживцев? Сколько жизней загубит замполит, ради своей родины?

— Хочешь загадку? Сколько ушей оторвет идиот ради хрыча, и сколько крови выпьет вампир ради брата? На размышление дается минута!

Сумасшедший мир. Добродетель обращается грехом, подвиг преступлением, святость в святотатство, а верность в предательство. То ли я окончательно сбрендил, то ли это правда дико смешно…

— Не знаю. — нелепо шаркнув ножкой, ответила девица, восприняв все за чистую монету.

Опять ты обосрался, лейтенант. Это не вампир, не чудовище, не террорист. Это инструмент. Слабоумный, напрочь сломанный, и выкинутый на помойку. Почти как ты, но мужской хрен никогда не трогала и присяги не давала. Но, уверен, ее тоже использовали строго ради необходимых, правильных, и крайне нужных дел.

Примерно как ты сейчас.

Как там мне замполит говорил? Мы пачкаем руки в дерьме, чтобы мир оставался чистым? Вот же балабол-то… А я и не заметил, как поверил.

— День прошел, ну и нахер он пошел… Завтра будет день опять, ну и в рот его шатать! — подвел я итог своим глубочайшим умозаключениям, которые, как и всегда, ничего не изменили. — Чего стоишь? Напугали тебя, бедную? Пойдем, к речке сходим, рожи вымоем…

Хоть что-то полезное за день сделаю.

Чего толку философию разводить, когда все и так понятно. Хрыча не спасти, меня не вылечить, так пусть хоть эта чокнутая помоется. Хрен его знает, может что и изменится.

В конце-концов, я не Иисусик и воду в вино превращать не умею. А уж смерть в спасение и подавно. Как говорили люди, либо ты бросишь дерьмо, либо дерьмо бросит тебя.

Правда, люди забыли предупредить, что пытаясь кинуть «это дерьмо» ты иногда швыряешь его в других.

— Можно… — чуть слышно начала девчонка, пряча лицо за грязной челкой от взглядов снующих вдоль дороги гвардейцев. — Можно после поиграть в «блинчики»?

— Поиграем. И в блинчики, и в оладушки. В солдатиков я наигрался, настал черед кукол. Глубже уже некуда, дальше только всплывать. Как говориться, мы из того теста, что не тонет.

Один хрен даже не представляю где искать старика. И самое паршивое — не уверен, что оно того стоит. Г

Глава 15: Ни общения, ни удовольствия

Широкий котлован зиял на склоне холма то ли смертельной раной, то ли сортирной ямой. Унылые развалины, будто сошедшие со школьных иллюстраций про всякие древние Греции и прочих римлян, чем-то напоминали двор гильдии — песок, грязь, с парой идиотов сверху. Камни, разве что. Даже не представляю, сколько ведер водки нужно выжрать, чтобы поверить, будто здесь спрятан какой-то клад. Я сюда и окурок бросить побрезгую, не то что сокровище.

— Так и… — Клебер начал первым, притомившись ждать пока я налюбуюсь очередным валуном, бывшим когда-то мраморной колонной. — Раз весь наш день ушел на игры в инспекторов и палачей, так быть может, перестанешь таиться и уже поведаешь, что удалось выяснить о твоей леди?

— Чего? Какая леди?

Мое искреннее недоумение заставило рыцаря недоверчиво поднять бровь:

— Твоя невеста, недоумок!

— С каких пор у меня есть… А-а-а, ты про эту… Да помню я — нефиг таращиться! У меня в каждом городе по невесте — поди разбери, про какую речь идет…

Синевласка же! Эти бедолаги же думают, что я из-за нее баню в красный перекрасил — совсем из башки вылетело.

— Не попусту говорят, что лишь вхожим в высшее общество дана привилегия им пренебрегать… — поджатая губа сигнализировала, что прикинуться шлангом не удалось.

Честно сообщив о полном отсутствии результатов, я проигнорировал неодобрительный взгляд оруженосца, дежурящего у лестницы в котлован, и перешел к очередному валуну. В отличие от предыдущего, этот отдаленно напоминал некую памятную стеллу с истершимся изображением странной парочки. И если нехарактерно высокий рост царственной кошатины можно было списать на фантазию резчика, то происхождение изображенного рядом с ней мужика с обрубком вместе левой кисти объяснению не поддавалось. Мало того, что рожа кажется знакомой, еще и будто погоны лейтенантские…

— Проклятье… — подчеркивая недовольство Фили, пнутый камень врезался в и без того разбитую стеллу, окончательно портя нечеткую резьбу. — Такой риск, и все напрасно! Ни единого намека! Зачем я только тебя послушал?! Трижды чуть не погибли от лап низкорожденного сброда, а ради чего?

Пока я играл с гопниками в «пионеров в плену у гестапо», рыцарь занимался военнопленными. Ну как, занимался — материл на чем свет стоит и заставлял носом землю рыть, в надежде отыскать хоть какие-то следы. Не считая пары подхваченных под дождем простуд, и изможденных лиц эскорта, — результат был таким же, как у меня.

— Я всегда знал, что разбойное отребье ни на что не годится, но прохлопать похитителей под собственным носом?! С холма все подступы на тысячи шагов вперед просматриваются — мышь не проскочит! Как они только от своей же глупости не задохнулись?!

Мышь может и не проскочит, а вот ведьма… Но действительно странно. Если зайти в лагерь Киара могла прикинувшись идиоткой и заговорив зубы, то чтобы уйти обратно с парой пленниц — симпатичных сисек и острого языка недостаточно. Она же не весь дозор вырезала, а лишь караул в избушке — остальные и ухом не повели, покуда «барон» с дороги не вернулся.

Мимолетный взгляд на девицу, бродящую промеж торчащих из земли валунов, вместо успокоения принес новую порцию едва уловимой тревоги.

По-моему, подобная спецоперация и вампирше не под силу. Все-таки, невидимой Киара становиться не умеет, да и за любым иным колдовством, честно говоря, я ее тоже не ловил. Не считая трансплантации моей печени, конечно.

Так как же ей удалось увести Лелика с Болеком из-под носа у дозорных? И почему под холмом не обнаружилось ни единого отпечатка каблука? Сама-то ведьма может и имеет какое-то подобие диверсионной подготовки, но Биба и Боба даже в сортир сходить не способны не растеряв все говно по пути.

Экскурсия по пыльным булыжникам закончилась частоколом обломанных скульптур, возвышающимся над лужами от недавно прошедшего дождя. Наиболее безобразные и сохранившиеся хуже всех, по неведомой причине занимали самые почетные места, расположившись вокруг каменного алтаря.

В отличие от остальных руин времен царя Гороха, — он выглядел куда моложе.

— Капище какое-то, что ли… — уже собравшись пойти дальше, я вдруг встретился взглядом с давним знакомым.

Блестя влагой на каменных щупальцах, возле алтаря торчал урод с осьминогом на лице. Мимолетный интерес к его соседям сменился дрожью в спине и стеной в антикварном салоне, завешанной грифельными рисунками. В образе потрескавшихся идолов и бюстов, разнокалиберные мутанты выглядели еще безобразнее.

Но это определенно те же самые демоны, что и на набросках.

— О, это же… Как он… — защелкал пальцами Клебер, явно узнав статую со щупальцами. — Покровитель то ли рек, то ли плодородия…

— Кто?!

Мой напряженный голос заставил рыцаря нервно дернуть плечами, отмахнувшись от статуи:

— Не важно, никогда не любил историю… Божок сказочный, из тех, которых еще до императоров строили. — он оглядел руины новым взглядом. — Что же, пожалуй он объясняет, почему сиим жалким хибарам так сурово досталось. Может статься — связь с отребьем отнюдь не главное их преступление.

— Да хорош темнить! Ты что-то об этом знаешь?

— О, разумеется, нет! Это захолустье я вижу впервые, однако… Нечто схожее уже встречалось на моем пути. Я тогда был моложе Геннаро, еще прадед лордство занимал. Давняя, позабытая история… Не стоит заострять внимание такой занятой особы, как ты.

— Нарываешься?! Слышь, я же не посмотрю, что ты на две башки ниже…

Очевидно, рыцарю очень нравилось, что он знает нечто, чего не знаю я. Поиграв в недотрогу и подергав плечиками, он наконец усмехнулся и уселся на мокрый алтарь, горделиво задирая нос:

— Еще задолго до Визжащего шторма, когда мой дом занимал свое законное место, существовала одна рыбацкая деревушка. Нищие лачуги, худородное мужичье, грязные девки… Заурядный быт низкорожденных, даже поминать нудно.

Была деревня и вдруг сплыла — разбойники разграбили. Да так разграбили, что ни одного целого дома или выжившего — прямо как здесь. И хрен бы с ним, да только был один нюанс — прадед Фили и пальцем не пошевелил, будто знал что-то. Ни гвардию в погоню не отправил, ни патрули ни усилил, ни даже награду за головы душегубов не объявил. Что совсем не характерно для здешних феодалов.

Понятное дело, проблемы крестьян лордов не колышут и ничего кроме презрения они к землепашцам не испытывают, однако бизнес есть бизнес — без крестьян нет и лордов. Феодалы же, как бандиты с овощного рынка, — живут чисто за счет рэкета. Хоть и называют это «налогами», «податями», и прочей «десятиной».

Они достаточно сильны и богаты, чтобы задумываться о будущем и понимать, что человека нельзя грабить начисто — нужно доить понемногу. И тогда ты будешь кормиться с него и на следующей неделе, и через год, и через десять. Правнуки кормиться будут, что уж там. Самый главный их актив вовсе не земля, титулы, или понты о благородстве, а покорность людей, которые работают на этой самой земле, отстегивая своим вымогателям процент. Натурой или валютой — вообще по барабану, лишь бы на гвардию хватало, основная задача которой — держать работяг в узде и охранять от конкурентов.

И боже тебя упаси тронуть «лохов» с которых эти паханы рубят «капусту». До крестьян-то им дела нет, но до налогов, которые крестьяне платят…

Ну, понятное дело, все это подается с позиции защиты верноподданных, благородного долга, и прочего «единства пастухов и овец», а не банальной борьбой с беспредельщиками и крышеванием источников дохода.

От того безразличие прадеда Фили к потере источника постоянных денег выглядело неестественным. Даже для придворных.

Ловкий рыцарь, бывший тогда еще сопливым пажом, поперся на руины деревни вместе с другими малолетними идиотами, готовящимися стать оруженосцами. Ну, типа привидений поискать, страшных историй за костром послушать, друг перед другом храбрость проявить, и прочие мальчишеские приключения, которые не изменятся, в какую эпоху ни ткни.

— Такой же «красавец» стоял, аккурат на пепелище центровой лачуги. — он кивнул на идола с щупальцами и похлопал по алтарю, на котором сидел. — Видать, тамошние ему какие-нибудь подати подносили, в надежде на лучший улов или урожай. Безмозглые дикари — то камням кланяются, то понос голубиным пометом исцелить пытаются. Помню, мы тогда все выдумывали, будто к прадеду инспектор под видом гонца приезжал — отчего он сам не свой и ходил…

— А это-то тут причем?

Ловкач слез с алтаря и отмахнулся, советуя не принимать всю эту байду всерьез. Мол, в кулуарах всегда слухи гуляли, будто у Гранд-кода есть тайные положения. Будто инспекторы следят и пресекают любые поползновения безграмотных низкорожденных к почитанию всяких древних божков. Типа, еще до империи народ всяким каменным уродам кланялся, но с ее приходом с язычеством покончили и великие дома, в память о былом, продолжают следовать этому старому закону. То ли конкуренцию видят, то ли не любят когда налоги платят каким-то сраным камням, а может и чисто по приколу.

— Не забивай голову. То просто байки — уж сколько на свете недоумков, почитающих последнего императора за высшую силу — и живут себе преспокойно, милостыню подбирают, корки хлебные грызут. Однако… Все же занятное совпадение, если подумать. — он с улыбкой провел рукой по щупальцу, очевидно повторяя жест из детства. — Уж столько лиг от побережья, а сколь же схожа, а? Руины и есть руины…

— Ага. Совпадение. В вашем мирке даже мух не сжигают, не то что деревни женят…

Лень даже плеваться и объяснять, что хотел сказать наоборот. Вот значит, что за каляки-маляки в антикварке висели — божки это языческие, а никакие не демоны.

Я поглядел на бродящую неподалеку девицу — судя по ее интересу к каждому встреченному камню, она, как и я, здесь впервые. Значит не с этих каменных истуканов срисовывали. В принципе, логично, ибо рисунков было куда больше, нежели стоящих здесь статуй. Да и «микрофонщика» с «писюкастым явлением» здесь тоже не видать, что определенно радует.

Впрочем, хрен с ними, с каракулями. В конце-концов, почему бы любителю старины не срисовывать изображение древних и давно забытых божков с какой-нибудь антикварной книжки? А затесавшийся среди них демон… Не знаю. Но моих портретов там вовсе с дюжину, а в офицерском удостоверении про мою божественность точно ни строчки не водилось.

Короче, в жопу демонов — инспекторы важнее.

Регент малявки, конечно, не был особым моралистом, но и в ногу бы себе стрелять не стал — на кой хрен сжигать целую деревню? Ладно когда возле Грисби, там для дела да и форс-мажор. Но здесь-то? Еще до всей свистопляски с малявкой и Аллерией? Это же деньги! И огромные деньги — шутка ли, целый колхоз!

Ну повесил парочку крестьян для острастки,ну надавал по жопам за связь с разбойниками, штрафы какие-нибудь бахнул, скотину угнал — пусть себе дальше землю пашут, да доход приносят.

Не, что-то тут не то. Проверка лояльности капитана тут вообще не при делах. Особенно, если вспомнить, что регент столько лет сохранял свою власть, гробил кучу народа, в том числе и благородного, мутил преступные схемы, но так и не повстречался с местным аналогом ФСБ. Всем было насрать, ни одного инспектора на горизонте не нарисовалось.

Но стоило в одном захолустье появится парочке потусторонних уродцев…

— Елки-палки…

Если все эти годы средневековым федералам было абсолютно насрать аж на целое герцогство величиной с маленькое государство, то за каким же хреном их принесло в Грисби? Да еще так быстро? Вывод очевиден.

Оглядев собравшиеся статуи, я понял, что жопа в которую угодил еще когда помог Аллерии с малявкой — только что стала заметно расширилась, приветливо улыбаясь. «Доброго бога» они, блин, призывали! Как бы из-за их призывалок Грисби не повторил судьбу этой деревушки.

Черт, а ведь это объясняет воровку на площади — как бы этот инспектор не решил, что я кто-то типа проповедника или какой-нибудь ересиарх сектантов. А что? Ко мне и горожане на поклон ходят и лорды, за каким-то хреном, под покровом ночи являются. Истории про демонов и прочее тоже подозрений добавляют. И в подвале какую-то хрень прятал… Блин! Даже если бы я пентаграмму на лбу нарисовал, и то не так мутно выглядело!

Даже Эмбер меня хрен пойми в чем подозревает, что уж говорить про профессиональных контрразведчиков… Мда, страшно представить, какие еще выводы мог сделать этот хрен, глядя со стороны.

И тем паршивее смотрятся жирные поля, стонущие под весом колосящихся посевов этой давно разоренной деревни. Бог плодородия, блин… Если это не чудесное совпадение, то тайная борьба с мракобесием является не простым следованием традициям или охотой на ведьм, а чем-то куда более тревожным. Только богов мне не хватало!

Хотя, какие тут, нахрен, боги? Существуй такая сила взаправду, работай эта байда по настоящему — в каждой деревне бы по сотне таких истуканов выставили и все поля под завязку засадили.

Но, с другой стороны, наличие «микрофонщиков» отрицать невозможно. Надо бы где-то найти инструкции по общению с аутистами и допросить уже эту вампиршу — никогда не поверю, что она не знала во что ввязывалась в канализации.

Восприняв мое молчание по своему, Клебер вновь перешел на тему синевласки и рейда на бандиткую малину:

— Столько крови, и все впустую… — сокрушался низкий рыцарь, бредя вслед за мной обратно к лестнице и оруженосцу, со кислой миной чистящим меч. — А ведь каков бы получился подвиг! Не трать мы время на прятки в кустах и пустые пересуды… Мне стоило сразу прислушаться к тебе, а не напрасно взывать к разуму.

Очевидно, жизни освобожденных из плена гвардейцев роли для ловкача не играли.

Когда мы отошли подальше от алтаря и скрылись от глаз оруженосца за обломком колонны, Клебер вдруг заговорщицки зашептал:

— Как полагаешь, быть может по возращению не стоит упоминать о нашем неведении? О том, что нам не было известно о спасении леди Лианор? Уверен, тебе не привыкать, но я бы не хотел прослыть болваном перед ее светлостью…

— Погоди… — я только сейчас начал догадываться о реальной причине внезапной кротости горделивого рыцаря. — Ты че, реально думаешь, что синевласку спас кто-то другой?

— А ты, будто, нет! Мы пара неудачников, вынужденных нянчится с опозорившимся гвардейцами, покуда какой-то проходимец увел главный приз из-под носа! Наш общий приз! А из-за этих раненных и перепуганных лентяев, мы даже не можем кинуться в погоню за ворами! Оставив дезертиров позади, мы непременно вызовем подозрения, а если возьмем с собой, то навлечем позор, прослыв жадными до славы…

— Ну ты и придурок, конечно. Как тебе такая хрень только в голову приходит?

Оскорбленный Филя немедленно взъярился, позабыв про минутную скромность:

— Довольно игр — я не Геннаро! Не сопливый юнец, которого можно дурить сказками про благородство! Твое поведение выдает тебя с головой — ты и сам о том же думаешь!

Вот же падишахи простуженные… Что я там про урода в мире правильных говорил? Как в воду глядел, блин. Впору курсы философии открывать и в бочке жить.

Но вместо злости или обиды я ощутил лишь зависть. В его маленьком мирке не водятся демоны, ведьмы, и инспекторы. Не нужно утирать сопли осточертевшим горожанам, спасать князей с лордами от их же самих, и играть в бесконечную угадайку, где все варианты заведомо неправильные.

Он живет где-то там, где слава и власть, принцессы в башнях, а главный страх — предстать дураком перед такими же высокомерными полудурками. Не думаю, что это от того, что он какой-то злодей. Просто каждому нужно оправдание или хотя бы цель. Не все хотят быть сломанными развалинами, вроде меня или хрыча.

— Счастливый ты мужик, Филь. — только и хлопнул я его по плечу, заставляя бедолагу уронить челюсть от удивления.

* * *

Беглая беседа с сытой вампиршей дала не так уж много результатов. То что божок «добрый» и так понятно, а вот как, чем, и зачем — мало вразумительного. Она и про себя-то ничего путного рассказать не могла, не то что о затеи брата и странной херне, что происходила в канализации.

Но все же, сидя за костром и ловя на себе недовольные взгляды оруженосца, я все сильнее убеждался, что это был никакой не сатанинский ритуал, а самый настоящий научный эксперимент. По местным долбанутым меркам, конечно.

Еще до осады, и до всей фигни с ядами и водорослями, пацан уже затевал нечто грандиозное. Он и барону-то помогал чисто из собственных интересов. Пока регент мечтал о титулах и землях для наследников, антиквар мыслил глобальными категориями, планируя изменить мир. А уж как бедолаге попался мой дневник, он и вовсе с катушек слетел, зачитывая его до дыр да причмокивая от удовольствия. Видимо, я чересчур бурно предавался ностальгии по «нормальной» цивилизации, не стесняясь поносить здешние порядки.

— Филлип обожал вас. — тихо говорила девица, глядя как я пытаюсь копировать подсмотренные движения и полирую меч. — Говорил, именно вы сняли пелену с его глаз. Указали путь.

На фоне такой шизы, даже дедовский букет психологических заболеваний кажется пустяком, недостойным упоминания.

Но в итоге получилось, как получилось. Война обломалась, резня не состоялась, а город на всю зиму остался без контактов с внешним миром. Тут бы дураку и радоваться, что все кончилось хорошо, но шила и в мешке не утаишь, не то что в жопе.

А все из-за гребанного салона и писюкастого явления — появившийся из ниоткуда демон разжег в пацане искру надежды. Мол, раз «у меня» получилось родить адскую тварь, то и с чем-то более полезным может выйти и у него.

Не утруждая аутистку погружением в свои планы, антиквар провел мутные исследования, выявил некие параллели, и решил повторить сию паранормальщину, но уже на свой лад. Без наркоза, но с охрененным оркестром. Конечно, масштаб предполагался куда больше, нежели полсотни трупов в канализации, но получилось, как получилось.

Вместо вымершего города — заваленный телами коллектор. Вместо триумфа — мощный обосрамс, а взамен чего-то полезного — плод содомского греха пополам с моими кошмарами.

Как вся эта херня в принципе должна была работать и почему нельзя обойтись без кучи трупов — тайна покрытая мраком. Как и факт, ее безжизненная манера речи до сих пор меня не усыпила.

— Ладно, завязывай! Мне и так страшно представить, что же за херню я в дневнике писал — только хуже делаешь. Завтра дорасскажешь.

Знал бы, что так выйдет, я бы не «спасибо», я бы тот карандаш капитану в жопу засунул и алфавит писать заставил.

Девица лишь послушно кивнула, уставившись немигающим взглядом на угли под котелком с бурлящей кашей.

Бьющиеся с ночной мглой бесчисленные костры, придавали руинам деревни вид инфернального карнавала. Снующие повсюду гвардейцы, сменяющие друг друга на постах и втихую потрошащие съедобные трофеи, не упускали момент лишний раз сиркнуть, спешно проходя мимо моего бревна. В отличие от стоящих возле избушки с пленными и о чем-то спорящими Гены и Фили, бойцы боялись даже лишний раз взглянуть на вампиршу, не то что приблизится к костру.

Видимо, слухи о пыточной в избе распространились быстро — приятно знать, что «солдатское радио» работает даже в этом примитивном мирке.

Завязывать пора. Деда уже не найти, синевласки тоже — да и пес с ними. Меньше знаешь, крепче спишь. Я мечтаю о карьере дегустатора водки, а не охотника на демонов. Прав Клебер — на утро выдвинемся до Молочного холма, а там будь что будет. Иногда нужно просто признать поражение, а не устилать землю ковром трупов, пытаясь ссать против ветра.

В конце-концов, сейчас речь идет не о жизни целого города, а лишь о паре дурочек и одноногом алкоголике. Пара невинных и один безмозглый — не самая приятная цена, но альтернативы я не вижу. Не сидеть же в этом лагере до пенсии? Иногда нужно просто отпускать…

Может старику ничего и не грозит? Не дурак же он, голову в петлю совать? Хотел бы смерти — получил бы инфаркт во время секс-марафона или утонул в бухле. Уж чего-чего, а этого добра у него хватало.

Торги между чувством долга и нежеланием повторять старые ошибки прервались осторожным сирканьем нависшегося над бревном оруженосца. Стараясь держаться подальше от флегматичной девицы, он усиленно стрелял глазами, явно намекая на приватный разговор.

— Ох… Понеслась моча по трубам… — горестно выдохнув, я двинул за Геной, уже предчувствуя долгую нудную лекцию из его уст.

О титулах, обязательствах и прочих высоких и эфемерных вещах, что никак не совместимы с пытками и моим поведением. Но вместо нытья про меня, он начал ныть про дядьку:

— Сир-дядя не внял моим доводам, он продолжает упорствовать и призывать покинуть лагерь по утру… — опасаясь чужих ушей, пацан довел меня аж до конца лагеря. — Он продолжил настаивать даже когда я… Ну… Вы знаете.

— Даже когда про ведьму рассказал?

Ощущая стыд за свой длинный язык, оруженосец начал блеять извинения вперемешку с оправданиями и остановился лишь когда я честно сказал, что мне насрать. Хватит уже тайны на ровном месте городить — ни к чему хорошему оно не приводит. В конце-концов, Филя имеет право знать.

— Он… Сир-дядя лишь рассмеялся и назвал меня… Не важно. Он отказался верить, сир. Боюсь, он примет правду лишь от вас.

— А я предупреждал, что бестолку, а ты все «дайте я, дайте я»… Не примет он нихрена. Хоть я скажу, хоть папа римский, хоть с военкомата повестку дадут — все равно упрется.

Филя не настолько идиот — у него просто нет выбора, кроме как отрицать существование хрыча и ведьмы. Конечно же он будет списывать все на уловки, цель которых заставить его возится с нами и пленными в этом никому не нужном лагере. Тут надо встать на его место — у него есть выбор между дорогой к, пусть и скромному, но все же пиру в его честь за победу над разбойным бароном, а есть тропинка прямиком в волчью сраку, где его поджидают ведьмы, демоны и черт знает что еще.

Ясный пень он будет играть в идиота и называть племянника лжецом — иначе придется либо впутываться в блудняк, который в лучшем случае ни к чему не приведет, ибо не ясно даже где ведьму искать, либо честно сказать, что срать он хотел на синевласку и у него очко играет. Между синицей в руке и рукой в жопе, он предпочитает первое.

— Я уж молчу, что он банально не хочет показаться идиотом и признать, что сам себя надурил… — подвел я итог скромной инструкции по вербовке. — Надо было не на ведьму, а на хрыча сваливать. Уж одноного он бы не испугался. Или вообще выдумать про интриги какого-нибудь мелкого феодала… Он и от нашей «ручной ведьмы» едва в штаны не навалил, а ты ему сходу свидание с Киарой предлагаешь — ясный хрен, он пересрал! Я бы тоже обосрался, если бы помнил, как это делается…

— Я… Вы…

— Да-да, я, мы, все такое… Ладно, расслабься. Я уже привык, что в аристократии больше твоего разбираюсь.

Но это все равно странно — всю жизнь же тут живет, а такой тугой.

Я уже собирался вернуться с ночной мглы обратно к теплому костру, не особо уповая что кулинарные навыки девицы подскажут ей помешать мою кашу на костре, но Гена вдруг нерешительно схватил меня за локоть:

— Это… Еще не все, сир. Сир-дядя намекнул, что раздумывает над тем, что ему может понадобиться помощник, когда ее светлость осознает недоразумение и примет его на службу… Конечно же я немедленно напомнил данной вам клятве верности!

Стыдливо опущенные глаза и нервно подрагивающие пальцы заставили меня протяжно вздохнуть. Сначала деда потерял, теперь пацана… Ладно… Ладно, к черту! Сам миллион раз говорил, что ему со мной не место! Нехрен теперь в обидки играть и смотреть на него исподлобья — бедолаге и так нелегко.

— Ну, хоть он-то тебя Геной называть не будет, верно? — борясь с накатывающей грустью, я все же заставил себя изобразить улыбку и потрепать парня по плечу. — Забей ты на эти клятвы, он же твой дядька! Родная кровь, вся фигня…

— Так вы уже знаете?!

Пацан резко отдернул в руку и отскочил в сторону, глядя на меня затравленными глазами.

— Чего?

— Он рассказал и потому вы от меня избавляетесь?! Вы сговорились! Сир, вы… Да как вы… Я думал вы лучше этого!

— Да о чем ты, мать твою?! Чего ты как девка?! Говори толком, а не мямли!

— Отец! Он рассказал про их роман с матерью — поэтому вы за камнем шушукались! Поэтому он так неожиданно предложил посвятить меня, если я стану его оруженосцем! Поэтому вы так легко меня отпускаете! Как же я сразу не узрел… Вы же никогда и ни в чем не сдавались, а тут вдруг…

Настолько нехарактерное поведение со стороны вечно учтивого и сиркающего оруженосца застало меня врасплох.

— Э-э-э… Вообще-то мы… Блин, Ген, мне всегда было насрать — на клятвы, бастардов, и прочее. Я и на присягу-то клал, если честно. Ну загуляла у тебя мамка со слугой — мне-то какое дело?

— Довольно притворств, я видел, как вы на меня смотрели весь день! Как на прокаженного! Вы знаете, что я кровосмешенный!

— Куда смещенный? Это типа еще один синоним бастарда?

— Этот синоним того, кто родился от союза родного брата и сестры! Вы знаете, что рапиру мне дарил не дядя, а отец! Это ведомо и вам, и этой вашей… «Леди»!

Оу… Так чего Эмбер так сторонится пацана. Могла бы и мне рассказать, раз такое дело! Не то чтобы мне не насрать, но… Это объясняет некоторые странности поведении. И излишне смазливую рожу, и странную брезгливость родного дяди, и излишнюю наивность, граничащую с тупостью… Как говориться, инцест — дело семейное.

Проскочившая на моем лице задумчивость добавило углей в разгоревшееся пламя юношеской обиды. Наговорив много лестных слов, сдобренный подслушанным у меня матом он лишь одернул руку, когда я попытался его остановить.

— Да чтож за день-то… Место что ли проклятое или воронка тупизны уже досюда разрослась? — только и фыркнул я, глядя в спину удаляющемуся оруженосцу и хлопая себя по карманам.

А с другой стороны — чего я ждал? Он же пацан совсем! Он поддержки искал, а не обычного «делай что хочешь», которое заставляет его выбирать между родной кровью и контуженным лейтенантом. Еще и к вампирше, небось, взревновал… Мальчишка просто хотел почувствовать себя нужным, только и всего. А я… А я как обычно, блин!

Недаром говорят, что самая тяжелая работа, это с людьми. Но с детьми — вообще звездец.

Ладно, пес с ним. Успокоится, там и поговорим. Ремня дам или сопли вытру — на ходу разберемся.

Вздохнув и вспомнив про отсутствие сигарет в обозримой вселенной, я уже собрался вернуться поближе к караульным постам, когда глаз различил едва заметное движение. Вспышку паники и желание рухнуть в грязь, спешно вкручивая взрыватель в гранату, смогли перебить лишь бесстрастные синие глаза, промелькнувшие на фоне тьмы.

Лицо вампирши выглядело еще безразличнее чем обычно. Я бы даже сказал — глупее. И вся женственность с бледной моськи будто бы куда-то испарилась…

Только спустя мгновение я сообразил, что смотрю не на девицу, а на ее брата, шатко бредущего в темноте мимо стреноженных лошадей у подножья холма. Все еще не веря собственным глазам, я сделал было шаг, но остановился. Тщательно взращенная паранойя переборола любопытство.

Ловушка же, нет? То есть, скорее всего я просто сбрендил или перепутал, но все же, если этот бледный овал в ночной мгле — и правда лицо Филлипа, то… То хрена лысого я туда пойду!

Хотя тревогу поднимать из-за того что где-то кто-то померещился… Ай, пофиг! Я не Филя, мне если что и дураком предстать не стыдно!

Помотав головой, я развернулся в сторону ближайшего костра с караульными, но вместо тусклого пламени и утомленных насыщенным днем лиц увидел два пурпурных колодца, глядящих на меня с мстительным блеском.

— А я думала — за ним пойдешь… — самодовольно оскалилась Киара, нежно касаясь моей груди. — И с каких это пор ты заболел здравым смыслом?

— Дед где?! — не задумываясь заорал я ей в лицо, хватаясь за меч дрожащими пальцами. — Какую херню вы тут затеяли?!

— Ох… А я уже почти забыла, что беседа с тобой сродни получению писем во время мастурбации… Ни общения, ни удовольствия!

Трепетное касание обернулось хищной хваткой, стискивающей трахею и убивающей зачинающийся крик в зародыше. Безлунная ночь становилась темнее с каждой попыткой вздоха, покуда в обступившей черноте не остались лишь два бездонных колодца.

Глава 16: "Как я встретил вашу папу"

Проступившая сквозь тьму картина встречала неподвижными траками. На смену искрам и лязгу гусениц пришла мертвая апатия. Алые капли, сочащиеся промеж траков, звучали тихими всхлипами неведомого создания, льющего несуществующие слезы по такому же фантомному миру.

Хорошо быть идеей. Нихрена не сделал, а все ради тебя стараются. Убивают, умирают, строят, разрушают. А ты высишься в непорочной недосягаемости, покуда под тобой проливаются реки крови и огня.

Да, очень легко быть идеей. До тех пор, пока эфемерная мечта не обретает материальные формы, и не начинает осознавать количество жертв, принесенных ради ее рождения.

Неподвижные гусеницы медленно растворялись в рваной ране, пока всхлипы уступали место душераздирающим воплям. Ни холодный камень под задницей, ни ромбовидная решетка перед глазами не могли побороть нарастающего восторга, от вида знакомых серых глаз.

Дед безмолвно высился у прогнившей дренажной решетки, задумчиво рассматривая грязные разводы на поросшей мхом стене.

— Живой таки, козел старый! Живой, алкоголик одноногий! — искренне радовался я чужим голосом.

От радости узреть этого дурака живым и здоровым, я не обратил внимания ни на узкие стены тюремной камеры, ни на истошные вопли, оглашающие залитые светом потолочные своды. Даже разделяющую нас преграду в виде грязной решетки проигнорировал.

Да, я очевидно заточен в какой-то темнице, похищенный ведьмой, и ожидаю своей участи — но кому какая разница, если этот придурок рядом?

Когда я сумел оторвать оледеневший зад от тонкой циновки и приблизиться к решетке преграждающей подъем в широкий зал, зачинающийся восторг оборвался на взлете. Старик выглядел настолько чуждо, насколько безжизненным казалось его лицо.

Пустой взгляд, вместо придурковатого прищура, безвольно опущенный подбородок, вместо кривой усмешки, тонкая струйка слюны, протянувшаяся с губ до самого пояса. Чем дольше я смотрел на возвышающегося над моей камерой истукана, чем больше различал деталей, тем сильнее казалось, что полные отчаяния визги, гуляющие между влажных стен, рождаются именно из моей глотки.

Но я молчал, дрожащим взором следуя по уродливому шву, что протянулся от затылка к виску. Переливаясь тусклыми стальными скобами, выбритый череп старика разделялся надвое дорожкой заклепок, напоминавшей звенья танковых траков.

Сколько бы я себя не щипал в отчаянных попытках проснуться, сколько бы ни пытался добиться внимания безмолвного истукана, результат оставался неизменным. Старик самозабвенно пускал слюни, уставившись взглядом в стену возле камеры. Видел ли он что-нибудь или огрызка его мозга хватало лишь на сохранение равновесия — ответить он уже никогда не сможет.

Это не очередная местная некромантия, не демоны, и даже не паленый самогон. Это гребанная лоботомия!

Капли свежей крови, пробивающейся из-под хирургических скоб на голове северянина, стекали по морщинистым щекам, будто какая-то его часть все еще могла осознать свою участь. Осознать и оплакать пустую оболочку, бывшую некогда живым существом.

На фоне его безжизненного лица, меркло все — и Киара, и вопли незнакомого мужчины, и стены тюремной камеры. Мне вдруг стало абсолютно насрать на все что произошло до и произойдет после.

Иррациональное чувство предательства и обиды. Видеть его в столь сломленном и беспомощном состоянии невыносимо. Даже истерзанный труп не оставил в душе такую рану. И как бы я не внушал, что это никакой не дед, а его пускающий слюни кастрированный обрубок — легче не становилось.

Ведь несмотря на все чудачества, он все еще оставался чем-то незыблемым. Даже там, в заполненной трупами канализации, где неведомая тварь заживо поглощала стражников одного за другим, отращивая все новые и новые конечности и грозясь если не пожрать весь мир, то хоть сильно надкусить один несчастный город — старик и бровью не повел. Наблюдал, изучал, искал выход. В полном молчании и решительной готовности. Без тени сомнения, без предательской дрожи в коленях, с четким понимаем, что ему предстоит совершить.

И нашел! Именно дед сумел загнать тварь обратно в ту жопу, из которой она посмела явиться. Весь в говне, с похабщиной на уме и маразмом во все седалище, но он сумел! Именно хрыч убедил князя в необходимости вылазки, и он же сумел зассать вампирские уши настолько, что бедная аутистка выполняет любой приказ без промедления. Про прилетевший на сцену протез вспоминать не стоит — уж сколько раз этот говнюк выручал мою бестолковку. И хрен его знает, сколько всего еще этот одноногий пьяница успел наворотить за моей спиной.

Сколько срани он повидал за свою жизнь, сколько сотворил? Через сколько невообразимых кошмаров сумел пройти? И все ради того, чтобы пускать слюни на стену, даже не в силах осознать своего положения. В итоге и такой человек оказывается не тверже спички. Доигрался козел старый… На жопе ему ровно не сиделось — допрыгался со своими дебильными заговорами! Говорил дураку, доведут кабаки и ведьмы до цугундера!

Обо мне лучше бы подумал, придурок…

— Кстати, по поводу ведьм… — я бегло охлопал себя по поясу, убеждаясь, что мне не оставили ничего кроме пустых карманов.

Всеми силами вытесняя глупую обиду и опустошение от осознания, что меня оставили в этом мирке совершенно одного, я всеми силами старался переключиться на что-нибудь другое. Месть, секс, бухло, наркотики — что угодно, лишь бы не смотреть в эти пустые глаза и не видеть в них свое возможное будущее. С сексом и бухлом в одноместной камере туго, а вот с местью… С ней тоже чало, но еще не вечер, как говорится.

В любом случае, кулачки погрызть и слезы полить я всегда успею.

Каморка напоминала утопленные в пол бассейны из салона, пополам с миниатюрной версией канализационного коллектора. Если бы не мох на неровной каменной кладке, можно было подумать, что нахожусь в смотровой яме под эстакадой для ремонта автомобилей. Разве что чересчур глубокой и с решеткой не над головой, а под сильным углом. Пол еще неровный, блин — не камера, а кишка какая-то. Наверное, если составить схему, то каморка будет напоминать изогнутую солдатскую ложку, с решеткой между черпалом и перемычкой.

Блин, судя по высоте потолка и влажности, я либо в каком-то замке, либо в натуральном подземелье. Уж не под холмом ли? Это прояснило бы как Киара дважды сумела зайти и выйти из лагеря незамеченной. Правда, а кому придет в голову строить темницу под какой-то вшивой деревней? Это же хлопот не оберешься, а толку ноль — ни секретности, ни удобства.

Пока я осматривал каморку, на смену душераздирающим воплям пришла напряженная тишина. Грязно-багровая струйка, просочившаяся под решеткой на уровне моей головы, принялась мерно стучать по берцу.

Стараясь не смотреть на безвольное чучело, бывшее когда-то самым близким мне человеком, я подтянулся на раздражающе крепких прутьях, пытаясь разглядеть хоть что-то кроме овального потолка. Повезло, что по местным меркам мой рост считается довольно высоким, — большинство бы и до решетки не дотянулись.

Голова уже прижалась к потолку, когда мне наконец удалось различить причудливую люстру, напоминающую карусельку из игрушек, что обычно подвешивают над детской кроватью. Но вместо блестяшек и улыбающихся рожиц к потолку крепилась причудливая система зеркал, отражающая свет единственной свечи, заставляя ее в одиночку заливать широкий зал сияющим светом.

— Даже не поймешь, то ли экономят, то ли транжирят… — выдохнул я, пытаясь отвлечься от ощущения чужой крови, льющейся на мои колени.

С нормальными зеркалами у местных трудности, и они предпочитают полированные пластины из металла. Самые дешманские из жести и бронзы, самые качественные из серебра. И тем страннее увидеть гладкие, пусть и мелкие зеркала без искажений. Местные даже стекла по настоящему гладкими выдуть не могут, не то что зеркала…

Устав рассматривать потолки, я уже собираясь спрыгнуть и поискать способ вырвать решетку, но вдруг под люстрой показалась копна фиолетовы волос. Склонившись над чем-то булькающим, Киара лязгала неведомыми инструментами, будто забивая гвозди или вбивая скобы.

Желание обматерить ведьму с ног до головы и красочно описать ее близкое и незавидное будущее напоролось на плохо осязаемое сомнение. Фиолетовые-то может и фиолетовые, да только как-то уж слишком близко эти волосы к потолку. Киара же ростом с пулемет Калашникова. — от горшка два вершка. Не на ходулях же она там ковыряется?

Догадка получила подтверждение, когда у самой решетки мелькнуло облегающее черное платье. Заметив меня, макакой свисающим с решетки, ведьма самодовольно оскалилась, позабыв про огромную склянку в руках, больше напоминающую стеклянный бочонок:

— Будешь пялиться на меня еще пристальнее — синяк оставишь!

Выпяченные груди и искренняя радость в ее голосе едва не заставили меня перегрызть решетку зубами. Даже если бы она зловеще захохотала, а затем устроила часовую лекцию о своих черных планах покорения мира — и то не так обидно бы было.

Психопатка сперва недоуменно подняла бровь, явно желая высказать что-то едкое, но заметив стоящего возле стены деда, разочарованно выдохнула:

— Опять забыл — просила же запереть…

— Не заставляй меня ждать! — с яростным дребезгом, в стену прилетело обломанное лезвие скальпеля. — Печень необходимо помещать в раствор без промедления!

Певучий мужской голос заставил ведьму нервно вздрогнуть и покорно засеменить со склянкой наперевес. Не успел я задаться вопросом, какого хрена происходит, как раздался дребезг бьющегося стекла и по желобу до решетки устремился ручеек бесцветной жидкости, пахнущий хлоркой пополам с чем-то сладко-приторным.

— Я подозревал раннюю деменцию, но теперь различаю саботаж! — истерично заходился мелодичный голос. — Когнитивных способностей новорожденного хватило бы, чтобы запомнить формулу с первого раза!

Голос Киары начал было блеять в оправданиях, но новый дребезг стекла заглушил ее речь.

— Одних питательных веществ недостаточно! Искусственная среда должна готовить к новому организму! — горестно вздохнув, неизвестный продолжил. — Последний здоровый экземпляр потрачен на исправление твоего недосмотра, но и тот пропал впустую из-за твоей же ошибки. Я отказываюсь учить тебя дальше, ведь есть более перспективные ученики.

Голос принялся долго и нудно инструктировать на тему необходимых склянок и растворов, но обращался уже не к ведьме, а к некому ассистенту. Безмолвный помощник подчинился воле невидимого голоса и покорно прошаркал мимо моей камеры.

Вид неровной «гусеничной» дорожки на заросшем черепе пускающего слюни антиквара в пояснениях не нуждался. Неловко перебирая непослушными ногами он врезался в стену возле деда и остался беспомощно таращиться на покрытый мхом камень.

Способный ученик, ничего не скажешь…

Пока я пытался понять, забавляет ли это меня или наоборот, пугает до чертиков, Киара попыталась робко сказать:

— Я же говорила, зрительная кора расположена на затылке, а не на височных…

— Ты его сломала!!! Надеялась, что не замечу его учащенное дыхание?! Или что спишу это на простуду?! За этим ты отлучалась ночью, чтобы вновь саботировать мою работу!

В решетку прилетело что-то крупное и протяжно пищащее. Болезненно кряхтя и хватаясь за ребра, Киара неловко сучила ногами, отчаянно хрипя отбитыми легкими и пытаясь отыскать потерянную туфлю. На этот раз, вместо самодовольной ухмылки ее лицо разрезал ужасающий рубец. Поднявшись на ноги, ведьма даже не взглянула на меня, принявшись выковыривать из лица осколки битого стекла и покорно опуская голову.

Раздраженный стук каблуков служил своеобразной барабанной дробью, оттягивающей момент, когда мелодичный голос наконец обрел лицо. Совсем юный, тощий, в строгих очках — он мог бы легко сойти за срочника или скорее студента-второкурсника, если бы не глаза.

Едва липкий взгляд коснулся меня, как я почувствовал себя чем-то средним между школьницей в компании педофила и карасем в кошачьей миске. Перепачканный в крови фартук и алые разводы на очках не внушали и половины той тревоги, что занималась в сердце от сочетания молодого лица и пожилого взгляда.

Сообразив, что похож на обезьяну в зоопарке, я быстро спрыгнул с решетки, изо всех сил пытаясь выдержать игру в гляделки с этим с виду безобидным, но таким жутким созданием. То что это нихрена не человек, стало понятно с первого взгляда. Даже дед как-то моложе казался, несмотря на все морщины с сединой.

Изучив меня с ног до головы и пробубнив нечто про хроническую усталость и воздушную травму мозга, он наконец повернулся к слабоумному Филлипу:

— Это и есть экземпляр с отторжением? Раз печень уже испорчена из-за нашей бездарной помощницы, то подготовь инструменты для вивисекции. — внимательно впившись в мои глаза, он с интересом добавил. — И к трепанации. Наблюдается деградация роговицы — никогда не встречал экземпляр со столь обширными воздушными травмами.

«Айболита» совершенно не заботила полная безучастность «ассистента», который беспомощно упирался лбом в стену, едва сохраняя равновесие. Напротив, он продолжал на ходу составлять мою больничную карту, нисколько не переживая, что его лоботомированный дурачок не способен даже вспомнить свое имя, не то что запомнить план намеченного вскрытия.

Впрочем, с именем погорячился, я и свое-то вспомнить не могу.

«Доктор» настолько увлекся, что даже позабыл про зажатую в руке «медузу» и, скрестив руки на груди, задумчиво прижал ее к подбородку, продолжая таращиться на меня как на ходячую схему.

Киара лишь понуро ожидала рядом, стараясь не дышать лишний раз и не привлекать внимание психопата, хлопающего себя по губам куском человеческой печени. То что я сперва воспринял за неуместный юмор, а затем за попытку запугивания перед допросом, оказалось очередным безумием этого напрочь отбитого мирка.

— Еще один шизоид в мою копилку… — наконец не выдержал я, начиная осознавать почему криминальный «барон» предпочел броситься на нож. — Ктож вас всех хоронить-то будет…

Впрочем, псих или нет, но как он умудрился эрозию глаза определить? В госпитале для этого чуть ли не под микроскопом рассматривали, а этот с первого взгляда различил… Я уж молчу, что трансплантация органов для него не сложнейшая медицинская операция, а унылая рутина.

Полностью проигнорировав мою реплику, средневековый вивисектор наконец повернулся к своему бесполезному ассистенту, что теперь тыкался лбом в плечо такого же безмозглого хрыча:

— Интересный экземпляр, но я все еще не вижу, что особенного вы в нем нашли. Со всем уважением к твоему чутью, но я решительно не вижу причин, по которым ты уговорил меня внять уговорам Киары — отторжение и травмы мозга мы можем имитировать на любом материале. Он определенно не стоит потерянной печени.

Несмотря на то, что шизоид обращался к дурачку, ответ взяла Киара. Утерев стремительно заживающее лицо, она сунула руку в свое декольте и извлекла крошечный кусок пластика:

— Лови! — с детской нервозностью фиолетовая сука швырнула через решетку уже знакомую мне бижутерию.

Понятное дело, ничего ловить я не собирался — прозрачный кристаллик отскочил от грязного кителя, едва заметно сверкнув при встрече, и беспомощно упал в грязно-алую лужу под берцами. Как ни странно, мимолетная искорка, промелькнувшая в безделушке, заставила «Айболита» немедленно отвернуться от своей лоботомированной марионетки.

Симпатичное лицо перекосило от восторга, а старческие глаза заискрились от азарта. Каким-то непостижимым образом, он заметил мимолетную вспышку.

— Такой экземпляр и впрямь стоит внимания! Возможно, он именно то, чего мне не хватало все эти годы! Знал, всегда знал что именно ты годишься на роль моего ассистента!

— С-с-спасибо… — застенчиво засияла Киара, едва ли не шаркая ножкой. — Я всегда знала, что рано или поздно ты…

Молниеносный удар ладони запустил девицу в полет, мгновенно убрав ее из поля моего зрения. Несмотря на тщедушность, непонятный мужик обладал немыслимой скоростью, намного превышавшей все, что мне доводилось видеть. По-моему, ударь он чуть сильнее, ведьма повторила бы подвиг Гагарина…

Посоветовав девице держать язык за зубами, когда он разговаривает со своим ассистентом, очкастый вновь переключился на безмозглого болванчика, нахваливая его несуществующие советы и перечисляя список необходимых инструментов.

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто этот очкастый придурок. Если вспомнить басни Киары про ее «героического папку», который был настольно отважным «авантюристом», что она пошла по его стопам, — а затем добавить экзотический цвет волос у обоих…

Даже не знаю, смеяться или плакать. С родителями меня девушки еще не знакомили. Впрочем, какие девушки, такие и родители… Слава богу, что Эмбер сирота!

Трясясь от предвкушения лицезреть скучное содержимое моей черепной коробки, гестаповец взялся инструктировать своего безмолвного ассистента, веля ему брать в помощь «безногого новичка».

Его настойчивое игнорирование состояния обоих «помощников» навело меня на мысль, что его жиза попросту боится признать ошибку. Что вместо верных рабов, он сделал дышащих чучел. Что он деградировавший потрошитель, а не гениальный хирург.

Банально аж зубы сводит, как сказала бы одна светловолосая коротышка.

Жаль лишь не настолько, чтобы дать мне понять, как это можно использовать. Он может быть хоть трижды психом, но это не помешает вскрыть мою черепушку. Правда, для этого ему придется сперва открыть камеру…

Незаметно напрягая затекшие мышцы и прикидывая как бы развалить его кабину, прежде чем огрести самому, я вызвал лишь разочарованный вздох. Сверхъестественная шиза «Айболита» граничила с такой же паранормальной наблюдательностью:

— Такой образец, и такое примитивное мышление… — горестно вздохнул «доктор» извлек из кармана склянку с чем-то мутным и вылил ее содержимое в желоб под решеткой.

Едва грязная жидкость коснулась влажного камня под берцами, как мир тут же потерял опору, начав бешено вращаться вверх тормашками. Бесстрастный блеск очков сменился видом потолка и резкой болью в затылке.

Вот это я понимаю, наркоз!

Глава 17: Королева драмы

Первое, что я сделал когда открыл глаза — начал судорожно вспоминать свое имя, ощупывая подозрительно влажную голову. С каждым новым вопросом к безмолвной памяти, с каждой влажной каплей, прокатившейся по шее, я все отчетливее ощущал подступающий ужас.

Не помню! Хоть убей не могу вспомнить свое проклятое…

— А, ну да… Точно. Имя. — плюнул я на грязный пол, с трудом принимая сидячее положение и убеждаясь, что остывшая кровь на затылке не сопровождается цепочкой хирургических скоб.

Надо бы подушку к башке привязать — уже со счета сбился, сколько раз на нее падал. Не удивительно, что я такой дурак.

За решеткой камеры не виднелось ни деда, ни Киары, ни долбанного «Айболита». Ни воплей, ни крови, ни лоботомии… Странно — с чего бы это меня пощадили? Решили, что я и без трепанации идиот каких поискать? У них обед по расписанию или у них скальпели со скобками кончились? Кстати… А ведь перед тем как вырубиться, я вроде бы слышал голос Киары. Что-то там про мертвое тело на каком-то столе, необходимость дезинфекции…

Словно подтверждая мои догадки, под ногами покоилась керамическая миска с какой-то противно-бледной медузой и небольшая кружка без ручки. Опознав в «медузе» печень я сразу понял, что про «мертвое тело» мне не померещилось.

— Хоть бы поджарили, мутанты херовы…

Поборов рвотный позыв вперемешку с жаждой, я сходу пнул предложенный «ужин». Как бы сильно не хотелось пить, я не настолько выжил из ума, чтобы реально притронуться к этой кружке. Если они человеческие органы за еду выдают, то что выполняет роль воды даже предполагать не стану.

Чтобы хоть как-то побороть жажду, я оторвал пластиковую пуговицу от кителя и сунул под язык. Не бог весть что, но стимулирует оборот слюны и помогает побороть сухость. Можно еще локти с шеей намочить, но с водой туго, а я не настолько обезвожен, чтобы идти на собственную трепанацию с мочой на шее.

— Идти… — недовольно скривился я своим мыслям. — За такие пораженческие настроения по роже дают.

Это они пойдут. Держась за ручки, на встречу несовместимым с жизнью повреждениям. На кусочки порублю и на каждом кубике по букве нарисую — стану потом из них матерные стишки выкладывать. И пусть у меня с рифмой беда — им от того обидней будет.

Однако как бы сильно я не пытался бодриться, — придумать выход из ситуации получалось так себе. Куда ни плюнь, везде жопа.

В прошлый раз, оказавшись в темнице в ожидании казни, я хотя бы мог надеяться на помощь синевласки да собственные навыки. А здесь же помогать мне никто не спешит, а все навыки кажутся еще бесполезнее, чем шеврон с пауком на грязном пикселе.

Киара мне помогать не станет, дед с антикваром считай что живые покойники, а на кулачках с таким чудищем как поехавший «Айболит» ни за что не управиться. Я и Киаре-то морду не начищу, что уж говорить про папашку — мало того, что еще дурнее на голову, так и быстрее в несколько раз. Физическую силу даже сравнивать не хочется. На его фоне даже «микрофонщик» несколько теряет в весе — он хоть неповоротливый был.

Можно было бы понадеяться на помощь извне, на Гену, Филю, гвардейцев да только… Черт, не удивлюсь, если их уже и в лагере-то нет. Филя поди решил, что я пытаю счастье в поисках синевласки в одиночку, Гена, что я его кинул, а гвардейцы… Ну, хрен их знает, чего солдаты могли подумать, кроме как о величине своей пайке и грядущих люлях от Грисби с Герцогиней.

Вампирша… Девчонка бы выручила — не зря дед ее ко мне приставил, ох не зря. Да только где ее достать? В лучшем случае она сейчас бродит по лагерю, не зная куда приткнуться. Было бы прикольно, конечно, если бы девица напала на какой-нибудь след и пришла на выручку в самый неожиданный момент, но с тем же результатом можно помечтать о штурмовом батальоне злобных морпехов верхом на ударном крейсере. Нет, сколько губу не раскатывай, никто на танке стену не проломит и мою жопу не спасет — как и всегда в армии, спасение лейтенантом дело рук самих лейтенантов.

Я повис на прутьях и дернул решетку еще раз. Скорее, чтобы согреться, чем действительно надеясь на какой-то результат. Уж больно крепкая, зараза… Хоть и гнилая с виду.

Можно было бы какой-нибудь пожар сообразить, берцы или китель поджечь, дымом все запустить, побег сымитировать — так ни единой спички нет. А бижутерия только светится и нихрена не греет. Чертова магия, бесполезна, как и редка… На кой хрен она вообще в этом мирке нужна? Чтобы «струищу» пускать?

Кстати, по-поводу струищи — а ведь синевласка должна быть где-то неподалеку, верно? Связаться бы с ней как-нибудь, да только толку с нее. В лучшем случае она сидит в такой же камере, а в худшем, пускает слюну наперегонки с дедом.

Чертов старик, ну нахрена он сюда полез? Сидел бы себе в борделе, девкам чаевые из кассы раздавал…

В очередной раз пройдя взад-вперед по узкой камере, я услышал сочащийся сарказмом голосок:

— Ты как безголовая курица — хоть и по кругу бегаешь, а все равно смотреть интересно.

Возникшая снаружи фиолетовая ведьма беззаботно облокотилась о стену, призывно демонстрируя булькающую флягу:

— Готова поспорить, ты сыщешь в кармане пару трюков, ради глоточка… Или могу обменять на комплименты. Те, что про глаза, идут по цене двух…

— То же самое ты и деду говорила? Его ты тоже бутылкой заманивала, прежде чем башку препарировать? А ведь я тебе верил, злогребучая ты елда…

Несмотря на закипающий гнев, мой голос звучал на удивление спокойно. Хотя, почему удивительно? Я уже давно определился, с какого конца начну ее потрошить, едва подвернется шанс — зачем тратить воздух на пустые угрозы?

— Верил?! Вздумал играть в жертву?! Ты?! Передо мной?! Насекомое неблагодарное! Клещ постельный, нежишься в чужом тепле, не забывая прикусить побольнее!

Пышущая праведным негодованием утиная рожа едва не плевалась ядом. Все-таки не такой уж дед был маразматик, когда пытался устроить мою личную жизнь, разглагольствуя про женские повадки — похоже, сам того не понимая, я угодил куда надо. Ведьма или нет, но она все-таки женщина. А что делает женщина, когда ее ловят за руку, апеллируя чувством вины? Правильно, копирует мужчину, сваливая все на других. С поправкой на надутые губки и недельный отказ от секса, конечно. Сексом мы и так не занимались, так что Киаре пришлось дуть губы в два раза сильнее:

— Сколько?! Сколько раз я спасала твою тщедушную, хилую, бессмысленную жизнь?! Помогала, оберегала — даже утерла носы тем пустоголовым авантюристам! Без меня, ты быникогда не дошел до озера и ни за что не вернулся обратно! А салон?! Кто навел тебя на заморыша?! Кто уберег от его ручной твари?!

— Ага, уберегла… Так уберегла, что до сих пор плечо хрустит. И к слову, без тебя, мне эти водоросли нахрен бы не понадобились!

Киара окрысилась еще пуще, даже не скрывая свою причастность к доставке яда антиквару.

— Не важно! Я делала все! А что ты?! Что ты мне дал?! Ни слова благодарности, ни капли тепла, ни крупицы верности! Кинулся на меня со своей ржавой бритвой, едва я тронула твою безногую развалину! И ведь он первый накинулся! Первым!!!

— Так вот чего ты приперлась? Извинений требовать? Обидели тебя, бедненькую, несчастную, ни за что ни про что…

— Оставь яд при себе! Сунь его поглубже к лицемерию… — шумно вздохнув, ведьма откупорила флягу и крепко приложилась. — Ты четко определил, кто тебе свой, а кто чужой. Так не смей винить, что последовала твоему примеру! В свои друзья ты записываешь сплошь немощных да бесполезных, в упор не замечая достойных…

Несмотря на острое желание вырвать лживый язык и повесить его на втулку в общественном туалете, я все же ощутил что-то отдаленно похожее на сожаление. Да, она сутулая собака и сраная ведьма, но… В чем-то права. Ситуация и впрямь вышла до крайности нелепая. Она действительно помогала мне всю дорогу, но все что получила взамен — ушат говна за воротник.

Такое непросто проглотить даже мне — что уж говорить про нее, ни дня не отслужившей в армии, и не уяснившей простую истину, — благотворительность сношает благотворителей еще глубже, чем инициатива имеет инициаторов.

И даже сейчас, зная, что она сотворила с дедом, я не могу не ощущать липкий ком, вставший где-то в желудке. Ох уж эта совестливость… Реально болезнь какая-то.

— О, что я вижу… — фиолетовая притворно вздернула брови, приникая к решетке. — Отважный рыцарь собирается лебезить перед своим ключаром в надежде на снисхождение? Давай же, впечатли даму своим унижением, ведь это так разумно и всегда безотказно…

— Из тебя дама как из деда импотент…

Махнув рукой, я уселся на тонкую циновку, прислонив разгоряченную голову к холодной стене. Сыпать желчью и оскорблениями можно сколько угодно, но делу это не поможет. Судя по тому, как с ней обращается ее папашка — уточка отчаянно жаждет признания. Не столько заслуг, сколько допущенной к ней несправедливости. Так зачем усугублять? Почему бы не подыграть? Не дать ей желаемого?

Хуже это уж точно не сделает…

— Херня эти твои извинения… — все же заговорил я, чувствуя горькую пуговицу на языке. — Извиняются не для того, чтобы облегчить чужую боль, а чтобы почувствовать себя лучше. Умаслить совесть, соблюсти ритуал, продемонстрировать зрителям свою добрую волю…

— О, так ты теперь философ? Что, роль шута уже утомила?

Несмотря на едкость, фиолетовые глаза едва не искрились от ажиотажа. Не зря дед говорил, что женщины любят ушами…

Вздохнув, я продолжил заламывать руки, всячески выражая вселенскую скорбь. И судя по румянцу на щеках, вместе с надменно задранным носом, ведьма явно наслаждалась столь желанным шоу. То ли она нихрена не умеет злиться, а просто обижается, ожидая извинений, то ли потому, что я прирожденный артист.

А может дело в немалой толики искренности. Все-таки, я и правда часто вспоминал эту фиолетовую суку. Лежал в кровати, пытаясь заснуть, снова переживая глупую ошибку и кляня свою поспешность. Я ведь и правда от нее плохого не видел. Слышал, но не видел.

Дурацкая штука верность — как ни крути, а всегда кого-нибудь предашь. В лучшем случае только себя. В худшем — тоже.

Но то было тогда. Когда Киара была опасным, но товарищем. Странной сверхъестественной девчонкой с тягой к сарказму вперемешку с полусексуальным садизмом. А не вероломной тварью, по чьей вине первый встреченный в этом мире человек, единственный, кого я мог назвать другом — превратился в блеющего имбецила. Я живу достаточно долго, чтобы научится прощать, но есть вещи, которые просто нельзя спустить на тормозах.

И какими бы искренними не были мои сожаления, — они направлены только на прошлое. О будущем я сожалеть не стану.

— Можно подумать, я поверила хоть одному твоему слову! — ведьма горделиво расправила плечи, будто демонстрируя черное платье. — Ты просто греешь мои ушки, в надежде на последнее угощение.

Ткань выглядела настолько обтягивающей, что я не уверен — платье должно скрывать наготу или ее подчеркивать?

Как бы дура не старалась скрыть довольную улыбку — влажные глаза выдавали ее с головой. Покуражившись с пару минут на тему собственной исключительности и моей недалекости, она наконец просунула сквозь решетку кожаную флягу с чем-то явно не уставным.

— Отрадно, что ты не изменился — продолжаешь проламывать лбом стены, ради тех, кто этого не заслуживает, и пальцем не шевелишь, ради остальных… Зачем ты проделал весь этот путь? Неужто все ради визгливой колдуньи, не способной прожить и мгновения, без того чтобы напустить в трусы? Дня здесь не провела, а я уже замучалась циновку менять…

— Мы оба знаем, зачем я здесь. — подобрав с пола флягу, я нехотя приложился.

Последнее чего мне хочется — пить с ней с одного горла. Но посыл на три веселые буквы и рожу кирпичом лучше оставить героям боевиков — им за пафос деньги платят. А вот мне нужно всеми силами следовать по стопам хрыча. Раз уж деду удалось нассать в вампирские уши, волшебнице изгадить пол пыточной, то почему у меня не получится оросить ведьмину моську? Уж я-то точно симпатичнее и харизматичнее.

Конечно, навряд ли выйдет соблазнить Киару или перевербовать душевным разговором, но цепляться надо за что дают.

— Разумеется, для кого ты мог рисковать, кроме как ради бессердечной старой развалины… — разочарованно фыркнула ведьма, но вместо очередного потока презрения, выдала нечто менее ожидаемое. — Ну и откуда такое бешенство в глазах? Ты-то ведь еще жив!

— Надеюсь! Ибо если это загробная жизнь, то я сильно разочарован…

Пожевав губу, фиолетовая нехотя выдохнула:

— Я не ожидала что так случится. Получив отказ, твой охотник должен был просто удалиться восвояси, как и жужжал мне в уши всю дорогу… Ну кто заставлял его так пристально таращиться на тесак? Я ведь предупреждала, что отец бывает очень нервным… Конечно он заподозрил угрозу! А твой дурак и рад стараться… Будто у него был хоть шанс.

Поток бесстыжего вранья, заставлял прикладывать усилия, дабы не сломать челюсть от напряжения. Вовремя она мне флягу сунула, ничего не скажешь.

Чем больше ведьма «вовсе не оправдывалась», а «просто говорила как есть», тем сильнее мне хотелось достать где-нибудь плетку и как следует пройтись по старческой заднице.

Пока я утирал сопли горожанам, выстраивая очереди перед кабинетом, дед вовсю тряс стариной, поминая боевую молодость. Единственного свидания с потусторонним хватило, чтобы старик перековался из демоноотрицателя, в настоящего демонопоклонника, носясь по городу как одержимый и разнюхивая о происхождении «микрофонщика».

Как со смешком заявила фиолетовая тварь, старик едва ли не точь-в-точь повторил путь незадачливого антиквара. Только если Филлип стремился использовать неведомые знания, то северянин спешил их похоронить.

Пока я боролся с симптомами, старик ставил диагноз. И вердикт оказался неутешительным — вся эта херня, осады, заговоры, отравления, не более чем часть одного большого и долбанутого плана. Который пошел по елде, в момент когда одна горячая колдовская штучка стало еще жарче от встречи с костром при помощи контуженного лейтенанта.

Барон работал не один, антиквар работал не один, Киара работала не одна. Все ниточки вели в одну сторону.

Вранье лилось рекой, ровно до момента, пока фиолетовая не повторила позабытые слова Аллерии:

— Могут ведь у северян быть свои инспекторы? — пожала ведьма плечами, чертя скальпелем на камне веселую рожицу. — Уж очень он докучал своими вопросами. Живчик — для сушеной-то сливы…

Поразительно, но уже в который раз овечка в рыцарских доспехах оказалась права, пусть и промахнулась с адресатом. У Аллерии это постоянно, блеяние про честь и филосовские потуги заменяют ей зрение.

В принципе, я уже давно должен был догадаться что помимо основной профессии, у деда была и дополнительная. Слишком уж сообразительный, слишком часто оказывался там где нужно и когда не нужно. Да и бредни эти про барыню-боярыню… Охотник, это может и круто, но не до такой степени, чтобы держать его при дворе. А уж как князь к его словам прислушивался — в рот заглядывал. Наместником, опять же, поставил…

Блин, да даже Грисби на него с уважением смотрел! Чтож я такой слепой-то? Этот хрен одноногий меня дурил всю дорогу, а я в упор не видел!

— Ладно, окей, допустим ты не гонишь… — с каждым новым словом я все сильнее чувствовал себя дураком, желающим вновь оказаться обманутым, но остановится уже не получалось. — Но за каким дед к тебе-то приперся? Ты-то тут причем?

— Затем же, зачем и этот зазнавшийся заморыш — братец твоей молчаливой подстилки. Ну, почти затем же. Зазнайка кичился «открытиями трагической важности», выпрашивая то ли аплодисменты, то ли пирожок с полки. Видел бы ты его лицо — едва юбку со смеху не испачкала! А я думала, что наивнее тебя не бывает! Представляешь, недоумок впрямь верил, что раз мы позволяли ему снабжать нас материалом, то нам есть дело до его бредней. Однако, твой старик не лучше…

Филлип тыкал пальцем в дневник и делился результатами исследований, дед наоборот, тыкал пальцем в результаты и требовал дневники. Антиквар принимал «Айболита» за решение своих проблем, дед за корень всех бед, но в итоге оба обосрались одинаково.

Нет тут никаких союзников и врагов. Есть только Живорез.

Будь на моем месте кто-нибудь из местных, то услышав это прозвище он наверняка обосрался бы от ужаса. К счастью, я не настолько тяготею к здешним страшилкам и знаю лишь, что это сельский вариант Джека-Потрошителя.

Мол, сейчас об этом не вспоминают, но весь институт вшивых магистров и профессоров кислых щей — основан именно благодаря папашке Киары. Тот еще с сотню лет назад куролесил по континенту, препарируя все подряд, пока не умудрился сунуть скальпель в того, кого не следовало. Рорики не оценили жертвы своего родственника во имя науки и ушатали охреневшего физиотерапевта о ближайший столб. Таковы басни.

Пиявочник как-то обмолвился, что большая часть медицинских знаний почерпнуты именно из работ полумифического вивисектора-самоучки, что еще сильнее роднит его с дешевой карикатурой на Йосю Менгеле.

Будто до появления «Айболита» местные открытые раны кипящим вином лечили.

По-моему бред полный, ибо единственная болезнь, которую можно так вылечить зовется жизнью. Серьезно, от уксуса-то сознание едва не теряешь, какой нахрен кипяток?! Порохом и то прижигать опасно — сердце может не выдержать. Чем больше боли, тем выше адреналин, чем выше адреналин, тем сильнее он мешает кислороду в крови — тут и без исследований понятно. Достаточно буклет в аптечке почитать.

Хотя да, откуда у них аптечки…

Причина всего дурдома заключалась в том, что вивисектор был совсем не из местных. Он происходил из какого-то мелкого народишки, живущего у черта на рогах на другой стороне континента. Где не отморозки устраивают разборки с конелюбами, а песчаники с горцами. Там-то, вдали от феодалов, на забытых богом островках влачит жалкое существование насмерть зашуганное населением, трепещущее в ужасе перед человекоподобными тварями, типа Киары.

Несмотря на симпатичную внешность, она является чем угодно, но не человеком, ибо жрет не картошку с мясом, а боль со страданиями. В буквальном смысле — настоящий эмоциональный вампир, упивающийся садизмом и произрастающим из него сверхъестественной силой. Чем больше сунут иголок под ногти, тем дольше живут и сильнее становятся. Звучит столь же бредово, сколь и опасно.

Если бы не одно «Но» — кукуха у них не казенная.

Несмотря на кажущуюся вечную молодость, рано или поздно крыша дает течь, превращая «высших хищников» в параноидальных ничтожеств. Одни срываются с цепи, кидаясь на все живое, другие кончают с собой, третьи превращаются в гадящих по себя овощей, и далее по списку.

Причина такого финала неизвестна — кто-то грешит на некие проклятья, связывая свои «особенности» с магией и древними богами, кто-то пеняет дурную «еду», но… Не знаю, по-моему это банальная закономерность.

Разумное существо невозможно без эмпатии, и творя изощренную дичь, оно вольно невольно ставит себя на место жертвы. Дальше либо всепоглощающая паранойя с Достоевским либо неминуемая деградация личности, ибо кукуха не прочнее головы, в которой она существует. Защитный механизм, мать его. Прямо как у меня с неврозом и диссоциациями — не в силах вынести противоречий, психика попросту ломается, принимая отрицательное за положительное. И вот уже из властного садиста вылупляется наглухо отбитый маньяк, не видящий дальше своих примитивных хотелок. Бешенное животное нежели человек.

Короче, наглядевшись на своих соплеменников, ведьма сделала финт ушами и попыталась обмануть систему, присев на строгую диету. Иголки под ногти не вгонять, людей заживо не жрать, пыточные не посещать, а довольствоваться малым, в виде эмоционального БДСМ. Что-то типа психотерапии, но наоборот. Лишь бы на эмоции развести, не важно какие.

Королева драмы, чтоб ее.

Ну а чуть повзрослев, она и вовсе свалила со своего островного гадюшника, желая мир поглядеть, себя показать, да папашку отыскать. Заподозрив у себя первые признаки деменции, «Айболит» отправился на поиски лекарства от родового «проклятья». Соплеменники только поржали да продолжили кошмарить крестьян и гадить друг-другу в клановых разборках, но вот Киара нашла его миссию донельзя важной.

Ведь это так дофига научно, бегать по континенту, похищать людей и творить с ними разномастную дичь. Одних вскрывать, другим органы пересаживать, третьих скрещивать, четвертых трахать, в надежде вывести новый вид, который будет лишен дамоклова меча, висящего над кукухой…

Секунду…

— Стоп! — оборвал я раболепные придыхания о героическом папашке. — А сестра этого Филлипа случайно не…

— Даже не смей! Никакой она мне не родственник! Очередной неудавшийся эксперимент, попытка скрестить вернорожденного с обычной женщиной — только и всего! И факт, что ты водил ее за собой, является лишь очередным гвоздем в крышку твоего вкуса к женщинам! Клянусь, вешалка для одежды обладает большим красноречием… Надеюсь, ты хотя бы с ней не спал?!

— Только сосался. — потер я гудящие от выпивки виски. — Имела жаба гадюку… Теперь понятно, чего она такая пришибленная.

И почему братец ее недолюбливал. Я бы тоже охренел держать в доме результат изнасилования собственной матери каким-то иноземным мутантом. Странно что ее вообще живой оставили. Пусть и в качестве живого оружия.

Блин, ну и история у этой семейки, даже расспрашивать не хочу, как они дошли до жизни такой. Хорошо, что в этом мирке ток-шоу еще не изобрели, а то бедную бы замордовали приглашениями…

— И вот за этим ты и нужен! — наконец успокоилась ведьма, снова облокотившись спиной о решетку и протянув флягу обратно.

Судя по всему, поболтать ей было явно не с кем и она искренне тащилась от возможности присесть на чьи-нибудь уши.

— Я лучше свой хрен в блендер суну. Трахай себя сама.

— Уморительно! — немедленно обиделась фиолетовая, но затыкаться не подумала.

Однако прежде чем на меня набросилась еще одна очешуительная история, за решеткой промелькнуло фигура антиквара. Исходя слюной и соплями пуще прежнего, красуясь размазанной по подбородку кашей, он бессильно уперся в стену, не в силах сориентироваться.

То ли любимый «ассистент» явился пригласить Киару на операцию, то ли я хрен знает.

— Так быстро… — вздохнув, ведьма поднялась на ноги, виновато разглядывая решетку. — Будет легче, если обойдется без сопротивления. Я не ставлю целью твою смерть, нам всего лишь нужно понять, почему твой разум работает иначе — только и всего!

— По башке часто били, вот почему…

Действительно как-то быстро. Я даже на уши присесть не успел, а уже финал. Впрочем, может оно и к лучшему? Соблазнитель из меня как из говна граната, да и Киара не настолько тупорыла, чтобы клюнуть. Сомневаюсь, что в мире существуют слова, способные заставить человека сиюминутно сменить сторону, наплевав на былые стремления.

— Ты и сам заметил, насколько проницателен отец, обойдется всего парой надрезов! Вот увидишь, ничего страшного!

Слова утешения шли у нее из рук вон плохо. Она выглядела точно так же, как тогда, в салоне. Когда ржавая чесалка направилась в ее грудь. Раздавленная, потерянная, беспомощная — вот-вот разрыдается. Будто в последний момент из-под носа выдернули сладкий пирог и поставили тарелку с бикусом.

Я бы даже расчувствовался, не будь мне насрать на чувства поехавшей колдовской срани, всерьез мнящей себя «высшим хищником». Такая же пришибленная, как ее папашка…

Ладно, раз эта сука и не думает мне помогать… Как говорится, не умеешь — научим, не хочешь — заставим.

Под треск синтетических ниток, шеврон перекочевал с рукава в руку недоуменной ведьмы.

— На тот случай, если не обойдется. — томно завел я, всеми силами изображая душещипательное смирение. — На память. О том, что у нас могло бы получиться, не будь я таким поспешным растяпой.

Фиолетовые глаза недоверчиво задрожали, отчаянно увлажняясь с каждым новым мгновением.

— Обойдется, вот увидишь… — судорожно отвернувшись, идиотка убрала шеврон в карман платья. — Я буду рядом — все обойдется.

Поглядев на вздутую ткань ее платья, я едва удержал протяжный вздох. Господи, какая же она дура…. Ходячий девиз «меня обманывать не нужно, я сам обманываться рад». Один с «ассистентами» разговаривает, другая сопли распускает, принимая дешевый фарс за чистую монету.

Может у них реально деменция?

К счастью, ведьма права — «Айболит» не только фантастически внимателен, он еще и параноик каких свет не видывал. Понятия не имею, насколько это поможет лично мне, но ведьма свое точно огребет. Уж я постараюсь.

Глава 18: Живительная эвтаназия

Широкий зал, носивший гордое имя лаборатории удивлял не столько размерами, сколько дизайном. Хирургические пилы, реберные расширители, и стерильные скальпели соседствовали с монструозным лежбищем, больше походящим на жертвенный камень, нежели на операционный стол. Красивая и сложная система осветительных зеркал спокойно уживалась с ржавыми решетками, за которыми виднелись сестры близнецы моей бывшей камеры. Паутина напольных желобков, расходившаяся по всему залу в причудливых узорах, очевидно когда-то служила для заполнения этих своеобразных коллекторов кровью принесенных на алтаре жертв. Судя по глубине поросших мхом бассейнов — зал видел больше трупов, чем говно мух.

Языческое капище — к гадалке не ходи. Забытое и заброшенное, — прямо как божки в чьи имена приносились безымянные жертвы. Мечта любого археолога, некроманта, или режиссера дешевых ужастиков. Даже за реквизитом для очередного блокбастера ходить не надо, вон сколько у стены банок в кучу свалено. От такого разнообразия плавающих в формалине голов и прочих конечностей даже пиявочник удавился бы от зависти.

Надо бы ему сувенир захватить, что ли…

— Нет-нет-нет, ты не прав… — помотал головой чокнутый садист, обращаясь к пускающему слюни «ассистенту».

Пилюлькин ни на мгновение не сводил с меня глаз, пока тащил к жутковатому алтарю.

— Даже стервятники не способны столь скоро выработать иммунитет! Нет, мой просвещенный друг, естественные причины тут неповинны…

Его взгляд наконец отлип от меня и мимолетно скользнул по Киаре, заставляя ее испуганно сжаться и едва не выронить из рук огромную банку с неопознанной «медузой».

Шизоид обсуждал с бредущим рядом лоботомированным чучелом причину, по которой я находился в полном сознании, а не вырубился как в прошлый раз. Очевидно, в голову идиота не закрадывалась мысль, что я мог просто задержать дыхание и закрыть лицо, когда по желобку под решеткой заструилась знакомая отрава. Благо испаряется она быстрее, чем девственность в борделе.

Жаль лишь, что моя находчивость оказалась столь же полезна, как умение пердеть обратную сторону. Не успел я как следует рыпнуться, а «Айболит» уже скрутил меня в позу думающего курсанта, просто рванув руку к пояснице. Впившись пальцами в позвоночник, он надавил на неведомые точки, оборвав все попытки сопротивления. Даже сейчас, ведя меня к «операционному столу», он не ослаблял хватки, продолжая следить за каждым моим движением и манипулируя словно куклой.

Оглядывая зал, насколько позволяла впившаяся в спину рука, я приметил деда стоящего возле одного из бассейнов с разломанной решеткой. Безжизненные глаза буравили крепкие ножны, покоящиеся на вершине груды тряпок и сапог, заполонивших коллектор. Вид меча покойного капитана заставил меня лишь скрипнуть челюстью.

Вроде и рукой подать, а хрен там, — чертов психопат держит так, что не вздохнешь. А жаль, уж я бы с удовольствием вогнал клинок в пару задниц…

Блин, знал бы, что они прямо в зале трофеи сваливают, в бессознанку бы сыграл, а потом рванул в самый неожиданный момент! Впрочем, один бы хрен не отмахался…

Немедленно заметив мой интерес к клинку, «Айболит» подозрительно блеснул очками, до хруста сжав пальцы на моем позвоночнике:

— Он ведет себя так, будто что-то задумал.

Как и прежде, очкарик напрочь игнорировал реальность, обращаясь исключительно к слабоумному истукану.

— Я? Задумал? Да ты прикалываешься! Ничего я не задумал! Вообще ничего!

С невинной моськой я покорно уселся на холодный каменный стол, то и дело воровато стреляя глазами в Киару, что уже водрузила банку с неизвестным органом на столик с инструментами и приблизилась ко мне, намереваясь затянуть ремни на ногах.

Однако грубый удар ладони по красивому лицу оборвал ее намерения:

— Ты не ассистируешь! Это привилегия способных, а не слабоумных!

Поглядев на упершегося лбом в стену «ассистента», пускающего слюни на нарядный белый халат, я не сдержал глупой усмешки. Перфоманс антиквара с призывом демона в канализации имел куда больше наукообразия, нежели этот «эксперимент».

А тем временем подозрения шизоида все усиливались. Сплетаясь в похотливом экстазе, безумие и высокий интеллект порождали поистине выдающийся коктейль паранойи и недоверия. И Филлип ремни не застегивает, и рожа у Киары уж больно мрачная, и я почему-то не в отключке да еще веду себя странно… Можно было кожей ощутить, как сомнения пожирают его изнутри, затягивая мысли в спираль параноидального бреда.

Не дождавшись помощи от лоботомированного помощника, он взялся за ремни самостоятельно, принимаясь фиксировать мою голову на жутковатого вида подставке и ничуть не беспокоясь за руки или ноги.

Я же изображал покорное смирение как умел, то и дело поглядывая на платье фиолетовой ведьмы, с грустным видом стоящей у стола, и старающейся лишний раз не смотреть на отца. Мои глаза то и дело стреляли в карман, где покоился «прощальный подарок» для доверчивой дуры.

Щелкая застежками, Пилюлькин вдруг остановился, блестя очками у самого моего лица, будто стремясь залезть в самую душу. Рванув руку к девице, хирург вырвал кусок платья вместе с цветастым изображением паука на шевроне.

— Откуда? Зачем? Для чего? — резко протараторил придурок, опасливо осматривая то нашивку, то рукав моего кителя.

— Это… — немедленно засмущалась ведьма, натягивая сползшую ткань платья на оголенную грудь. — Это просто…

Сумбурное объяснение прервалось грязным берцем, ткнувшим «Айболита» в пах. Вопреки моим надеждам, застать шизика врасплох не удалось, и он с невероятной легкостью ушел из-под удара. Однако пинок по яйцам был далеко не единственным пунктом моего идиотского плана.

— Сейчас!!! Киара, Филлип — хер ли телитесь?! Давайте!!! Санитаров на ножи, вся власть шизам — свободу попугаям! — стремясь придать голосу как можно больше отчаянной решимости, я не особо задумывался над содержанием реплик.

— Ч-ч-чего? — только и выкатила глаза Киара, явно нихрена не поняв.

Зато понял «Айболит». Через жопу, но со спецэффектами.

От встречи с его ладонью, фиолетовая ведьма немедленно перешла на третью космическую скорость, с грохотом вмазавшись в импровизированную кунсткамеру у дальней стены. Молниеносная реакция «Айболита» уступала лишь воспаленности его разума, мгновенно проведшего параллели между мнимыми фактами и смехотворными домыслами.

Выводы получились под стать заключению его больничной карты:

— Сговорились! — рванувшая к ассистенту рука, одними лишь пальцами разорвала изящную шейку, заставляя лоботомированную голову бессильно шлепнуться под ноги, забрызгав белый халат. — Взревновали к успеху! Я знал, знал что на свете не существует такой бездарности! Ты с самого начала притворялась, саботируя работу! Не сумела пережить груз бесполезности! Поэтому ассистент вдруг перестал слушаться! Соблазнила!

Оставив обезглавленное чучело антиквара биться в мелких конвульсиях, взбесившийся Пилюлькин рванул к сумбурно блеющей оправдания Киаре. Несчастной дуре явно не хватала опыта общения с идиотами — взывать к их здравому смыслу, все равно что тушить костер солярой.

Меся девицу в кашу, заботливый отец не сдерживал эмоций. Впервые за все время, на его лице проявилось нечто отдаленно похожее на эмоцию. За столько лет, «Айболит» перепробовал буквально все статьи уголовного кодекса, но так и не достиг искомого результата. Только чокнулся, из-за несоблюдения «диеты» и явной экономии на наркозе. Понятное дело, что у него стойкая аллергия на реальность вместе с пропиской в вымышленной галактике.

Киаре бы хлеборезку прикрыть, а то только хуже себе делает… Впрочем, мне-то какое дело? Чем дольше она изображает боксерскую грушу для этого придурка, тем больше у меня форы.

Не желая испытывать судьбу и дожидаться, когда вопли с мольбами сведут живучую ведьму в могилу и настанет мой черед, я наконец отцепил от шеи жесткие кожаные ремни и рванул на ноги, попутно едва не поскользнувшись на растекшейся с антиквара кровище. Собираясь в желобки, она устремлялась в зарешеченные коллекторы.

Алая паутинка кровостоков удивительно сильно напоминала уже подзабытые рисунки на стенах.

— То ли крылья, то ли перья… Тьфу!

Загадочные демонические символы, дребезг склянок, и треск ломающихся костей волновали меня куда меньше вопроса, кто виноват и что делать. Нет ни окон, ни дверей, только куча решеток и арочных сводов, ведущих хрен пойми куда.

Как и всегда, придумав начало, я подзабыл про конец. Хотя, кого я обманываю — такой результат мне и в голову не приходил. Я хотел лишь подставить Киару, дабы одному не помирать, а отомстить хоть кому-нибудь. Разлад между ними углубить, сомнения посеять, просто поднасрать на память — кто же знал, что этот чертов Эскулап так остро отреагирует на мой выкрик про санитаров?

Мда, никогда бы не подумал, что настанет день, когда я порадуюсь слабоумию обитателей этого несчастного мирка.

Оглядев зал еще раз, я шумно выдохнул:

— Хоть бы табличку повесил, козел… Где тут выход-то?! Или сортир хотя бы…

Взгляд вдруг упал на разнообразие хирургических инструментов, заботливо разложенных у «операционного камня». Остро отточенная пила на короткой ручке будто вопрошала, — «а нахрена тебе выход»? То же самое повторяла и стройная спина увлеченного воспитанием своей дочери «Айболита».

Пес его знает, насколько глубоки и широки эти катакомбы. Может выход за соседней дверью, а может я тут до пенсии рыскать стану, тычась в стены не хуже лоботомированного деда. И я уже достаточно наигрался в героя подросткового ужастика, чтобы прятаться по углам от идущего по пятам чудища в дурацких очках…

Решив, что даже самое безмозглое существо не сможет жить без головы, я ухватился за пилу.

Покоящаяся в лужах формальдегида Киара одним своим существованием нарушала все законы анатомии. Ноги превратились в бескостные щупальца, а туловище в мешанину кожи и битого стекла с обрывками платья. Если вначале она пыталась вразумить отца или отбиться, то все на что ее хватало теперь — зарываться в свалку банок и изуродованных анатомических экспонатов, уходя из-под очередного удара.

Ее счастье, что на каждый удар в цель, приходилось два мимо — в куче ампутированных рук и лиц, да в пылу азарта, даже наблюдательному «Айболиту» было сложно отличить мертвую плоть от едва живой.

Шедевральная в своей жестокости картина заставила меня невольно порадоваться, что рядом нет оруженосца или его дядьки. Бедолаг от одних душераздирающих воплей «Кондратий» бы обнял. Счастливые поганцы, в их мирке еще не видели что делают гусеничные траки с человеческими телами, и как плавится кожный жир под напором белого фосфора.

Длинная спина «Айболита» так и манила своей уязвимостью, отзываясь в памяти безжизненными серыми глазами. Идеально отточенная пила с легкостью вспорола ткань белого халата. В лицо брызнула горячая кровь, а в уши заполонил треск ломающихся костей.

Лишь спустя мгновение руку пронзила нестерпимая боль, прозрачно намекая, что я конкретно облажался. Переломанная пополам кисть красовалась пугающе бледной костью, вязанкой обнаженных вен, и лопнувшей кожей, поливающей кровью омерзительную двупалую клешню, тянущуюся из-под вспоротого халата. Голая спина очкарика красовалась переплетением деформированных конечностей, жавших к сморщенной шкуре, будто в любящих объятьях. Сама же клешня произрастала между лопаток, цепкой хваткой вцепляясь в мое вывернутое запястье.

Нечленораздельным мат вперемешку с воплями исходил скорее от шока из-за увиденных биологических извращений, нежели от нестерпимой боли.

Только благодаря скользкой крови, щедро оросившей переломанную руку, я сумел вырваться из хватки и чудом уйти из-под выпада еще одной мутировавшей конечности, рванувшей откуда-то из пояса.

Вот это я понимаю, уйти в работу с головой… На себе эксперименты ставит, доцент хренов! Теперь понятно, откуда у него такая тяга к разделыванию всего живого — себе пришивает! Как это, блин, вообще работает?! Конструктор «Лего», мать его…

— Ее восстание было обречено на неудачу. — впервые за все время, очкарик обратился напрямую ко мне, разворачиваясь и отходя от бездыханной ведьмы. — Однако ассистент прав, в твоей височной доле и впрямь могут содержаться необходимые ответы.

— Хрен к жопе пришей, а не голоса в голове слушай! — плюясь и пытаясь заместить ужас гневом, я быстро отступал назад. — Лучше бы мозги себе новые вставил…

Пятясь, я едва вновь не поскользнулся на свежей крови, щедро стекавшей с шеи антиквара. Вид тянущейся по полу алой артерии привел меня к блеску мертвых серый глаз. Дед все так рассматривающих черные ножны, не обращая никакого внимания на происходящее.

Выбирая между широкой каменной аркой, ведущей в неизвестность, и крепкой черной кожей с эмблемой восходящего солнца, я не нашел ничего лучше, чем последний раз положиться на одноногого северянина.

Не обращая внимания на преследующего «Айболита» несущего околесицу про важность изысканий и уникальность моей протекающей черепушки, я обогнул старика и нырнув здоровой рукой за решетку, схватил рукоять. Мелодично зашуршав, полированный метал послушно выглянул из ножен и тут же описал рваный полукруг, когда я резко рванул назад, стремясь защититься от полоумного мутанта.

Но вместо очкастой рожи, кожаные ножны влетели в морщинистое старческое лицо. Вместо «Айболита» передо мной стоял лишь лоботомированный дед. Тощий урод испарился, будто его никогда не было.

Испугался что ли? Побежал за подмогой или просто сбежал? Да не, бред какой-то… С чего ему меня бояться? Он и сам как смертный грех!

Спустя мгновение вспышка агонии пронзила позвоночник, испаряя боль в переломанной кисти и заменяя ее новой. Мир сузился до тонких пальцев, покрытых омерзительной алой кашей моих собственных внутренностей. Пробившись насквозь, ладонь торчала прямиком из живота, демонстрируя безумную пародию на деторождение. Дыша в спину, «Айболит» прочно насадил меня на свою руку, не позволяя пошевелиться.

Только льющиеся по телу конвульсии позволили удержать оружие. Кисть свело болезненной судорогой, отчего пальцы до хруста впились в рукоять меча, будто тот способен прервать нестерпимую боль.

Морщинистое лицо безмолвного старика ушло в сторону, уступая место жертвенному алтарю. Не иначе чем чудом, я смог упереться ногами и не позволить отвести себя к столу как куклу — окровавленная рука лишь проскользнула по внутренностям, еще сильнее выходя наружу и выбивая воздух из легких.

«Айболит» нес на ухо какую-то белиберду, про то, что я лишь откладываю неотвратимое, но из-за полнящейся в венах агонии я не мог разобрать ни слова. Каждая клетка тела трепетала в ужасающих конвульсиях, отчаянно моля о жизни. Даже существование лоботомированным уродцем не казалось таким уж страшным, на фоне нестерпимой боли и страха смерти. Согласиться и пусть себе препарирует? Какая хрен разница, как помирать?! Так хоть не больно будет…

Но безжизненные серые глаза не позволяли просто сдаться и отступить. Стоящий на расстоянии вытянутой руки одноногий истукан будто магнит отталкивал от себя, не позволяя сделать шаг навстречу алтарю.

Костяшки побелели, когда пальцы сильнее впились в рукоять меча. В горле зачиналось нечто доселе невиданное. Неиспробованное. Нечто столь же жуткое, сколь немыслимое. Тело взбунтовалось против хозяина, истошно моля о помиловании, но остатки разума уже не слушали.

Зрелище собственных внутренностей, пробивающихся на зеркальный свет, вдруг перестало пугать. Напротив, кипящая в животе агония разносила волны тепла по всему телу, баюкая истеричное сердце. Кровь в висках стучала все медленнее и спокойнее, пока вопли безумного «Айболита» уступали место громогласной тишине.

Достать мутанта мечом невозможно. Развернуться не дает проткнувшая меня рука и прочие омерзительные конечности, обхватившие ребра. Про ткнуть сверху или сбоку и говорить не стоит — слишком уж неравны силы, слишком молниеносны его рефлексы. Но даже этот сверхъестественный урод неспособен увернуться от того, чего не видит.

Несмотря на заводящийся в панике инстинкт выживания, не взирая на дрожащий в руке клинок, выход был ровно один. Черт, теперь понятно почему местные на ножи именно с наскоку кидаются — тело просто отказывается слушаться, сопротивляясь безумной воле хозяина, возжелавшего проткнуть себя мечом. Не зря говорят, что самая сложная борьба — с самим собой.

Резко вдохнув, я с отчаянием рванул острие на себя. Ничего общего с пулевым ранением. К сожалению.

Тело с садистским удовольствием ощущало каждый пробивающийся миллиметр стали, двигающийся навстречу резко притихшему «Айболиту». Не было ни мимолетной потери сознания, ни сотрясения органов, ни травматического шока — только боль и мучительное осознание происходящего.

Когда гарда коснулась солнечного сплетения, колени дрогнули. Тонкая рука, рождающаяся из живота испарилась, оставляя меня один на один с торчащим из груди эфесом. Восходящее солнце на навершие рукояти мстительно сияло в зеркальных лучах диковинного освещения.

Хватая воздух ртом, будто усталая роженица, я неловко развернулся на полу, смотря на распластавшееся тело в белом халате. Цветущая на уровне сердца рана шла в комплекте с холодным блеском очков, на линзы которых капала слюна возвышающегося деда.

Одноногий северянин стоял над мертвым «Айболитом» словно гладиатор на арене. На мгновение показалось, будто его череп не рассечен нитью стальных скоб, а в глазах все так же искрится придурковатое озорство. Иллюзия, не более того. Но все же приятная.

Хотелось сказать что-то. Послать дохлого Пилюлькина в жопу, рассказать ему в каких позах я имел его и все его исследования, сообщить от том, что его только прикончил сраный лейтенант с контузией во всю жопу.

Но застрявший в груди меч делал все слова бессмысленными.

Ты проткнул меня, я проткнул тебя — все честно. Мутант обдристанный.

В голове завелся и тут же остановился вихрь недодуманных мыслей и неоплаканных сожалений. Поздно уже. Да и похер как-то. Спать хочу — сил нет. Хоть на полу, хоть с мечом в тушке, лишь бы поспать.

Даже уже и не больно совсем. Холодно только, блин. Да и лавандой воняет.

* * *

Мешанина из фиолетовых костров, горящий ведьм, и ревущих вдалеке младенцев расступилась под натиском насмешливых серых глаз. Веки оказались совершенно неподъемными, однако уши оказались куда менее защищены.

— А я ему… Ну ты же меня знаешь, уж я никогда не позволю над братом по оружию потешаться! Так вот, я ему ка-а-ак хрясь да прямо в зубы! Он так на стол и завалился, что мешок с овсом. — жужжал комаром знакомый женский голос. — Не зря я говорю, что слова подобны голубям в небе! Чем их больше, тем гуще голова покрывается пометом!

Имбецильная мудрость надругалась над слабым сознанием не хуже, чем стойкий запах медового мыла изнасиловал ноздри.

Нет, это не новый мирок и даже не ад. Это гораздо, гораздо хуже…

Безжалостный мир живых встречал залитой солнечным светом роскошной комнатой, и шелковым балдахином, насмешливо нависшим над головой. Блин, а вот с салоне нет ни одной кровати с навесом… Хотя да, логично — балдахины же придумали чтобы тепло сохранять. Взял сковородку с углями на ночь, запахнул шторы и спи себе в тепле. А в салоне отопление хорошее — нахрена там эти шторы над кроватью?

Как часто бывает внешняя роскошь обернулась заурядной нищетой…

Стоп, о чем я вообще думаю? Твою мать — заразила таки своими тупостями!

— Ты наверняка спросишь «Овца, зачем ты мне поведала все это в третий раз за неделю?!». — передразнила мой голос сидящая у кровати блондинка. — И на это есть ответ! Если твой коротышка еще хоть раз попробует заикнуться про огонь в моих глазах или налитые страстью сосцы — я его с утеса скину! Клянусь, он еще невыносимее твоего пакостливого оруженосца…

Несмотря на затуманенный взор, образ Аллерии оставался все таким же, каким я его запомнил. Разве что доспехи парадные и рожа поважнее. Работая иголкой над шелковым полотном, она все нудила о заносчивости Клебера, плавно переходя к его племяннику.

— Завидел он вчера мои грязные сапоги у купальни — возьми и вломись, в надежде повторить твой давний подвиг! Визги горничных и в Живанплаце услыхали — миледи аккурат мылиться изволила. И что ты думаешь?! Теперь ее светлость все вечера проводит в купальне, заблаговременно отсылая горничных прочь и превращая коридор в обувной двор! Хвала находчивости стюарда — он сумел это оправдать древним родовым ритуалом, а то уже слуги шептаться начали.

Каждая клетка моего тела вопила о спасении, но в горле отчаянно першило и руки отказывались слушаться. А чертова овца слишком поглощена шитьем и словесным поносом, не замечая мои нечеловеческие страдания.

Блин, где мой меч?! Несите сразу два! Я в себя оба воткну, лишь бы эту чушь не слышать…

Поток сознание прервался вместе со спасительным скрипом далекой двери. Мягкий стук каблуков по ковру перешел в омерзительное фырканье:

— Ох… Слыша твой вздор, начинает казаться, что эвтаназия оказалась бы более милосердным решением…

— Не суй свой наглый нос — это приватная беседа! И он все равно спит!

— Зато я бодрствую! Верхом на камне кататься интереснее, чем внимать твоей нудятине… Стоит посадить тебя в банку и продавать как снотворное — мигом разбогатею!

Аллерия насупила брови, поднимая швейную иглу, словно меч:

— Еще слово, и я позабуду, что ты аптекарь! Уж поверь, в стенах Молочного Холма сыщутся лекари не хуже твоего и с куда более подобающими манерами!

— Пф… Сразила наповал! Твоими остротами можно бриться! Что наверняка пригодиться тебе в избавлении от этих милых дамских усиков…

Аллерия немедленно прижала руку к губе, проверяя себя на наличие усов, и тут же болезненно зашипела, выдергивая застрявшую в щеке иголку.

Самодовольный хохот предшествовал появлению в поле зрения копны омерзительно фиолетовых волос и невыносимо хищному оскалу. Красуясь девственно чистым лицом, Киара вышагивала возле кровати как ни в чем не бывало, с упоением потешаясь над рыцаршей.

Когда пурпурные глаза скользнули по мне, ее улыбка стала еще шире:

— О! Да вы только гляньте на этого живчика! Столько ненависти в полумертвых глазах… — ведьма наигранно закрылась руками, пряча облаченное узким платьем декольте. — Так и чувствую, как млею от твоей благодарности за очередную печень…

Аллерия лишь глупо моргнула пару раз и с нечленораздельным писком рухнула сверху, едва не добивая мое и без того едва теплое тело. Вонзившаяся в шею иголка шла в комплекте с счастливыми причитаниями. Отстранившись и заметив неподдельный ужас в моих глазах, овца быстро засюсюкала:

— Все хорошо, ты среди друзей! Ужасы позади, мы рядом и ты в полной безопасности! По приказу миледи, я лично стерегу твои покои!

Мне очень хотелось сказать что-то едкое и очень точное о ее навыках охранника и месте, куда их следует употребить, но из глотки вышел лишь сухой треск.

С такими друзьями и враги нахрен не нужны. Даже помереть по-людски не дадут… Какого черта эта фиолетовая вообще выжила?!

Еще Аллерия пахнет, блин, вкусно. Жопа карамельная.

Оглавление

Глава 1: Новые девизы, старые подходы

Глава 2: Нюансы конспирации

Глава 3: Не первый раз замужем

Глава 4: Бремя славы

Глава 5: Хитрый план: катить колесо!

Глава 6: Гости из дурки

Глава 7: День открытых дверей

Глава 8: Половина знания

Глава 9: Лягушка, блинчик, два осла

Глава 10: Два пути

Глава 11: Предложение которое нельзя предложить

Глава 12: Обед по беспорядку

Глава 13: Знакомая хитрая рожа

Глава 14: Правила гигиены

Глава 15: Ни общения, ни удовольствия

Глава 16: "Как явстретил вашу папу"

Глава 17: Королева драмы

Глава 18: Живительная эвтаназия