Все хотят [Анастасия Благодарова] (fb2) читать постранично

Анастасия Благодарова Все хотят

Глава 1 — Печенье с топлёным молоком

Облако пара с ароматом свежеиспечённого печенья разорвало ветром в клочья. Тася жадно затянулась в надежде-таки ощутить обещанный привкус топлёного молока. Слабенькая химическая сладость подразнила язык и вырвалась с кашлем.

Злая жизнь — ни удовольствия, ни денег. Даже погода забирает последнее, чем полезна электронная соска — туманную завесу. Сползая с губ, она моментально тает в неспокойном воздухе. Тасе нравилось, что может спрятаться за паром хотя бы на секунду. Что эту секунду никто не видит её лица. Что до альтернатив… в шарфе жарко. А вейп¹ вкусный. Во всяком случае, был таковым с жижей «Булка». Никаких лёгких «мят» или «жвачек».

«Даже здесь — лишь бы пожрать» — по привычке подколола себя девушка, обводя взглядом университетский дворик.

Прошлогодняя трава жухла буквально на глазах. Свежая в марте не проклюнется — слишком холодно. Какая-то собака, а может, очередной охотник за «сокровищами» минувшей ночью раскопал гравий, устилающий лучи пешеходных дорожек. Теперь камешки то тут, то там мусором серели на заиндевевшем газоне. Голая земля клумб голубела льдом. Из-за формы своей они больше напоминали неухоженные могильные цветники.

На всю эту красоту — всего одна скамейка, занятая первокурсниками. По-видимому, те уже прониклись беззаботностью студенческой жизни. Разумеется, сидения будут грязными, если топтать их ногами, а тушами ломать спинку. Водрузились, как воробьи на забор. Эти самые воробьи, настоящие, с пёрышками, скакали тут же, клевали шелуху. Незнакомая компашка плевалась семечками, соревнуясь, кто дальше, и хохотала. Тася же предсказуемо предпочла уединение. Потирала плечом столб, подпирающий козырёк крыльца первого корпуса. Старательно убеждала себя, что ребята смеются не над ней.

До укола электричества в зубах прикусила дрип-тип², заприметив на горизонте яркое пятно. Точёная фигура в ядовито-красном пальто приближалась стремительно. Шпильки сапог с приятным шорохом погружались в каменное крошево, но модница будто парила над землёй. Завитушки кудрей озорно прыгали у висков, обрамляя счастливое лицо. Тасе страсть как захотелось, как пишут психологи, «орально зафиксироваться» на мундштуке для успокоения. Сосать — не глаголом жечь. Маринка избавила — помахала издалека. Беседе быть.

Птичьи кормильцы синхронно проводили красавицу взглядами. Тася, не выпрямляя шеи, сделала над собой титаническое усилие — оторвалась от «соски». Саркастично пробурчала:

— Какие люди, да вовремя! Аж к третьей паре.

— Артур подвёз. Зацени, — Одногруппница покружилась на месте, демонстрируя обновки. — В Новосибе купили.

— Где?! — опешила подруга. — Ты когда успела?

— Мы! С Артуром, говорю же!

Уголок обведённых блеском губ дёрнулся. Скользящий по лбу и линии носа взгляд Марины сделался изучающим, колючим. Таким ныряет лаборант в окуляр микроскопа. Тася угадала, что сейчас будет. Заранее сложила руки на груди в защитной позе. Голос подруги стал тише:

— А ты средством моим не пользовалась, что ли? Или это аллергия?

Та жадно вдохнула пар, медленно выдохнула.

— Не помогает мне ничего.

— Конечно, не поможет, если тебе не надо!

Тася опустила голову ещё ниже, укрывая лицо волосами хотя-бы по краям. Однажды, что называется, психанула — обесцветила на дому. Мышиный русый, конечно, в итоге всё равно взял своё, зато осталась ломкость, с сухостью на кончиках и хронической жирностью у корней. В принципе, много чего осталось с прекрасной юности — рытвины от акне, да и само акне до кучи, вкупе с высыпаниями по пышному телу то там, то сям. Если второй подбородок выражается исключительно из-за сутулости, то двадцать лишних килограммов появились от большой любви к мучному. Любви большой, да не взаимной. Одна радость — вкусная. Еда никогда не предаст и не обидит. До тех пор, пока не вырастит в цене.

Марине не понравился защитный жест Таси. Что опять пытается спрятаться — не понравилось. Не щадя маникюра своего, смахнула жиденькую прядь с изувеченной «цветением» круглой щеки.

— Перестань! — и, плотно сжав губы, очевидно смягчилась. Эта её сторона, заботливая и честная, была единственной нитью, зовущую некрасивую подругу держаться поближе к красивой. — Сама себе хуже делаешь.

— Тут можно хуже?!

— Ну! — не узнала издёвки Марина. — Волосам уход нужен, масочки. А это? Вот что на тебе опять? Ты в этом худи на субботнике по кустам шлялась.

— Не на всех хватает богатеньких Артуров, знаешь ли.

— Не язви. Хочешь остаться старой девой?

Тася хмыкнула. Отвернула голову, чувствуя, как закололо в носоглотке. «Старая дева». Да, в двадцать — уже пора. Не стоило. Не стоило ничего рассказывать Маринке о своей жизни. Она вроде и понимает, и как будто бы нет. Или ей всё равно?