Золотая кровь [Евгения Черноусова] (fb2) читать постранично

Евгения Черноусова Золотая кровь

ПРОЛОГ

«Земную жизнь пройдя до половины…» — пробормотала Света, пристраивая поднос с кофе и бутербродами на журнальный столик. Инна, уже протянувшая руку к чашке, отдёрнула её и уставилась на хозяйку дома: «Э-э, Свет, ты что, лет до ста тридцати-сорока собираешься прожить?» «Не поняла?» «Ну, тебе, насколько я знаю, шестьдесят с хвостиком. И если это половина твоей земной жизни…»

Да, строго говоря, собеседницы Светкой и Инкой давно уже не смотрелись. Хозяйка дома, несмотря на почти сохранившуюся фигуру, мастерски выкрашенные в хорошем салоне волосы и довольно свежее лицо, всё равно смотрелась пенсионеркой. А гостья, хоть и моложе её на полтора десятка лет, тоже выглядела отнюдь не девочкой. Правда, и называли их так только в узкой компании нескольких однокашниц, сдружившихся с первого курса, а также членов их семейств. Инна как раз из этих членов.

«Пей кофе, Инка. Тундра ты нецивилизованная, хоть и живёшь в северной столице больше тридцати лет. Это классика, Данте!» «Кое-что и мы, сиволапые, знаем. “Божественная комедия“ в переводе Лозинского».

Света подавилась бутербродом. Инна заботливо похлопала её по спине: «А что ты удивляешься? Мы, конечно, гимназиев не кончали, но нормальное советское среднее образование имеем».

Вот в этом Света сомневалась слегка. Как-то видела Инкину трудовую книжку при очередной её смене работы, она у неё с шестнадцати лет заведена. Советского ещё образца, да с двумя вкладышами. Саму труженицу об извилистом трудовом пути расспрашивать не стала, тётку её тоже, но у подружки Инниной, риелторши, при случае выспросила. Так что знала, что та после окончания восьмилетки привезена была сюда матерью из карельского посёлка и поступила в ПТУ. А в конце первого курса, как только получила паспорт, сбежала из опостылевшего учебного заведения и больше нигде не училась. Но работала всегда, зарабатывала неплохо, всегда держала нос по ветру, если подворачивалось что-нибудь выгодное, расставалась с предыдущим работодателем без сантиментов. В возрасте чуть за двадцать уже сумела прописаться в Ленинграде и в результате сложной цепочки обменов и доплат получить размером с чулан комнатушку в коммунальной квартире. И потом четверть века планомерно улучшала свои жилищные условия: сначала комнатку побольше, потом такую же, но уже в двухкомнатной квартире и всего с одной соседкой, а теперь уже имела отдельную квартиру.

«Инна, в каком подземном переходе ты аттестат купила?»

Она в ответ хихикнула: «Может, на фоне своей разносторонней тётки и её учёных подруг я тундра, но моё реальное образование выпускникам современной школы сто очков вперёд даст. А Данте — это моя фишка в борьбе со вшивой интеллигенцией. Наша Олечка до пенсии в библиотеке работала, много книг прочитала, она тебе все круги ада перечислит с их обитателями, а мне достаточно запомнить первую строчку этого убийственно тяжёлого кирпича, ещё что на титульном листе написано, а ещё ударный факт, что в девятый круг поэт предателей поместил. Всегда блеснуть могу. Могу убить наповал, пробормотав «Кьеркегор утверждал, что грех противоположен не добродетельному поведению, а вере» и добить словом «экзистенциализм».

«Ой, только не говори мне это гадкое слово! У меня на втором курсе на экзамене по философии от него язык узлом завязался! Я бы никогда не стала такими словами мужиков приваживать, тем более, им от нас не это требуется». «Нет, это моё оружие против баб, и только блондинок с обработанными ноготками. Если на синий чулок с этим наброшусь, так она в ответ меня Сартром к позорному столбу приколотит. А о чём мы, собственно?

«А? Забыла… нет, вспомнила! Я подумала, что до полтинника всё жизнь свою личную налаживала, надеялась на счастливый пятый брак. А потом постепенно стала чужой жизнью жить. Жизнью подруг, их детей и внуков. И про тебя подумала, ты к полтиннику приблизилась, и тоже больше чужой жизнью стала жить. А это неправильно, Инна».

«А что правильно к пятидесяти-то годам? Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано, как одна пьеса глаголит? Нет, на личной жизни я крест ещё не поставила, но замуж… ну, если только за олигарха! А прописывать у себя такого же середнячка, как сама, чтобы потом стирать его носки и трусы и оттирать унитаз? Да ну его в …, ах, простите мой французский! Нет, пусть заглядывает с букетом и бутылкой, а уходит в тех же носках и трусах, натянутых наизнанку!»

«Ну… права ты, наверное. Я в погоне за личным счастьем родительское наследие про… ну, это самое, прожила. И ни фига к финалу! Только и надежды, что из однокашниц не самой последней помру, чтобы было кому пресловутый стакан воды подать, а если без эвфемизмов, то судно, чтобы не обгаженной помереть. А ты от родителей не получила ничего кроме благословения, и к пятидесяти поднялась на тот же уровень, к которому я скатилась. Скажешь, не мне тебя учить… но всё же, Инна, я интересную жизнь прожила и ни о чём не жалею.