Необручница: На острове любви (СИ) [Юлия Эфф] (fb2) читать постранично

Необручница: На острове любви Юлия Эфф

Глава 1, в которой меня покупают вместе с рыбой

Несколько лет назад

— Ана, иди сюда! — мать оторвала меня от работы, которую, между прочим, в семье делаю только я, лет эдак с семи.

Синяя рыба, синявка в простонародье, которую любят маги с повышенным магическим фоном, воняет хуже сдохшей лошади. Кушать такую в закусочных — дурной тон. Поэтому рыба чистится, отмачивается в двух водах, потом коптится, чтобы немного сбить ужасный дух. И, тщательно завёрнутая в упаковку, уносится любителями этого деликатеса. Разумеется, магами, потому что лумеры это есть никогда не будут.

Ну, а мне достаётся «почётная» семейная работа — проводить первичную обработку. И всё благодаря моему убитому обонянию. Впрочем, в семье рыбака со временем все привыкают к рыбьему амбре, впитывающемуся во всё окружающее — от одежды до волос. Мы сами становимся рыбами. Отец — рыба-молот, потому что работает с утра до вечера, матушка — тетраодон, чьё тело потеряло стройную форму от многочисленных беременностей и охотно заполнило пустоту, оставшуюся от последних родов, жирком.

И мы, шестеро детей, — их стая рыбок, похожих друг на друга, кроме последнего, мальчика, нашего шустрого конька. Чтобы Мать Всемирья послала сына, нашему отцу пришлось вытерпеть сначала пятерых девчонок, среди которых я — четвёртая. Ни самая старшая, имеющая почётное место среди детей, ни младшая, любимая. Ни то, ни сё, как говорится. Какая судьба, такая и внешность. Ни то, ни сё… Даже имя звучит словно огрызок — Ана. Ни Ания, ни Анниалия. Единственный плюс — начинается на А и имеет даже две буквы «а». Матушка говорит, что имена, начинающиеся на «а» — самые счастливые. Как говорится, не смогла дать красоты, так именем утешила.

— Ана, выйди из-за прилавка, подойди к госпоже, — просит мать.

Давно заметила я эту красавицу — нежная, будто медуза с развивающимися лентами на тончайшей ткани платья. Рассматривать магов всегда интересно, ведь над их внешностью постаралась магия нашего мира. Словно созданные самыми нежными красками Матери Всемирья, они живут, чтобы прославлять своим существованием любовь и надежду. Остальные краски, тёмные, достались нам, лумерам…

Я послушно подошла к сирре, отирая на ходу руки о передник. Чешуя у синявки мелкая, колкая, так просто не ототрёшь, не говоря про запах. Так и есть, госпожа прикрыла нос кружевным платком, сбрызнутым каким-нибудь ароматом: ходить по нашему рынку тоже, знаете, дело не из лёгких для нежных душ.

— Благостного тебе дня, дитя. Твоя матушка сказала, что тебя зовут Ана. Сколько тебе лет, Ана?

Я кашлянула, так как от смущения в горле перехватило, и не сказала ни слова. Это про себя я могу без умолку думать, а говорить вслух… Однажды мне отбили всё желание болтать по пустякам, и с тех пор молчание стало моей привычкой.

— Она молчунья у нас, без дела и слова не скажет, — за меня ответила матушка не без гордости. Я с удивлением взглянула на неё. — Ей исполнилось восемнадцать, прекрасная сирра.

— Хм, вот как… Это похвальное качество, — в голосе магессы послышалось одобрение. Дальше она задавала вопросы матери. — Я вижу, она у вас не брезгливая. Так ловко чистила рыбу…

О да! Одним ловким движением вспарывала брюхо и выбрасывала вонючие кишочки, отделяя попадавшиеся ценные молоки (будущее лекарство для бесплодных) в специальную чашу.

— Ана — самая ловкая из моих дочерей, сирра.

— Сколько их у вас?

— Пятеро, сирра. Ана — четвёртая.

— Чиста ли твоя дочь, госпожа? — вдруг голос магессы немного понизился.

И матушка так же, отзеркаливая интонацию, ответила:

— Чиста, как слеза Основателя, сирра. Да хоть лекарю покажите её — правды не изменит.

Я не поняла. Матушка пытается продать меня вместо рыбы? Или вместе с рыбой? Сирра перехватила мой вопросительный взгляд. Улыбнулась:

— Ана, мы с мужем уезжаем на остров, у нас контракт на год. И я как раз подыскиваю сообразительную служанку на это время. А если понравишься нам, то сможешь остаться до тех пор, пока сама не захочешь уйти.

Я снова вопросительно взглянула на мать. С ней творилось что-то необычное. Она то лицо своё трогала, прикрывая рот, как это бывало в минуты волнения, то поправляла на груди фартук, что говорило всегда примерно одно: «Ох, если отец узнает!» Я невольно обернулась и поискала глазами отца на рынке, но он ещё с утра ушёл в море и пообещал вернуться послезавтра.

— Покажи свои руки, Ана, — попросила сирра.

Я неуверенно вытянула руки, рукава были закатаны до локтя. Госпожа, неожиданно для меня, взялась своими белыми холёными пальчиками и повернула, рассматривая ладони в мелких порезах от рыбьих плавников:

— У тебя красивые руки, Ана.

Единственное, что меня утешало во мне самой — это руки с тонкими длинными пальцами. На этом всё. Ни волосами, ни кожей, ни лицом, ни фигурой меня не осчастливили. Я казалась