Вера, Надежда, Любовь [Николай Михайлович Ершов писатель] (fb2) читать постранично, страница - 2

Ты б ушла оттуда.

— Я ушла.

— Вот и хорошо! — обрадовалась Люба. — Иссохла вся. Что ж ты себя не жалеешь? Сердце-то есть в тебе?

— Все вынуто.

Вдруг Вера спросила без всякой связи:

— Какой день нынче?

Люба глянула на нее с надеждой.

— Вторник. Одиннадцатое апреля.

Дверь отошла опять: потянул сквозняк. Пламя свечи изо всей мочи силилось удержаться на фитиле, но не удержалось, и стало черно. Далеко где-то лаяли собаки, далеко-далеко. За стенами чулана та же угадывалась глушь и тьма, ночь на тысячи верст.

2

Утром, едва началась смена, по всей стройке неожиданно включили радио. Уличный репродуктор, установленный на перекрытии восьмого этажа, затрещал, зашипел, захрипел и вдруг прорезался чистым, серебряной чеканки звуком: позывные Москвы. Из местной студии объявили, что просят оставить работу, где это возможно, что митинг состоится через пятнадцать минут у конторы СМУ-6. Монтажники, бетонщики, сварщики и все другие, кто был на перекрытии, разом кинулись вниз по гулким от каблуков трапам-времянкам.

А Надежда замешкалась. Куда-то запропастилась ее фуфайка.

«Широка страна моя родная», — шли позывные. Размеренно повторяющаяся музыкальная фраза захватывала внимание. Какая весть последует за этими звуками? И хотя известно было, что беды не будет, Надежда забеспокоилась. Шестнадцать лет назад так же, помнится, шли волна за волной эти позывные. Был День Победы. Такая же кругом была радость, люди плакали от счастья и целовались. А к вечеру им принесли весть об отце — похоронную.

Отыскав фуфайку, Надежда не побежала тотчас за всеми, а прежде глянула с балкона вниз. Внизу у конторы быстро росла толпа. Отсюда, с высоты, хорошо видно было строительство. Завод ли строят, город ли — не поймешь сразу. Беспорядочные нагромождения плит, кирпича, песка и леса, земля разворочена и распахана вокруг. Кажется, люди должны бы и сами не знать, как с этим хаосом справиться. Никого это не занимало. Очертания разумного плана проступали уже теперь. Уже поднялся белый и четкий, как на ватмане, главный корпус комбината. Несколько десятков жилых корпусов, поставленных словно бы кое-как, выстраивались в кварталы. Дорога, утонувшая в грязи и иссеченная гусеницами бульдозеров, уже виднелась как проспект. Одним концом проспект уходил в холмы, где темнели леса, а другим упирался в речку. Через речку по наплавному мосту дорога шла к песчаному карьеру и дальше — по улицам старенького, забытого городка.

Утро двенадцатого апреля было еще холодным. Но весна уже раздвинула его вширь, сделала просторней и звонче. Стало солнечно, далеко видно кругом и слышно.

— Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС…

Люба бежала обочиной дороги, опережая вереницу самосвалов. Слезы текли по ее лицу. Отчаяние, что понуждало ее бежать, утомило душу, притупилось и стало как бы автоматическим. Все видимое виделось ей как в угаре. Вот штабеля кирпича, вот бруствер какой-то траншеи, вот лесовоз, увязший в глине. Какие-то пошли стены. Кажется, бетонные панели. Надписи какие-то на панелях — мелом: «Мир — миру», «Вовка — дурак».

Все слышное слышалось ей как из-под воды.

— Двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту…

Люба пробежала мимо голых бетонных плоскостей. Вдруг, как ливень хлынул, ее охватила толпа. Махали платками, бросали кверху фуражки. Топот, крики, свист, смех, пыль. Люба не дала себя увлечь. Движимая своим отчаянием, она выбралась и побежала дальше — не со всеми, а против потока, обегая толпу стороной.

Сама того не желая, она с ненужной, с неуместной, с изнуряющей дотошностью запоминала все. Вот дренажная канава. Вот битый кирпич под ногами. Грузчики оставили работу. Мальчишки бросили свой футбол. Дети забыли про песочные терема и тоже подняли носы к репродуктору.

У растворного узла поперек дороги стоял вагон с цементом. Любе пришлось его обходить по рельсам, потом взбираться на отвал какого-то котлована. С высоты, на которую она поднялась, открылось то же: остановилась колонна самосвалов, крановщики спускались вниз по трапам, тракторист бросил на полдороге бульдозер. Бежали отовсюду люди.

Где-то уже вблизи цели Люба упала, споткнувшись о брус. Человек, который помог ей подняться, оказался Степаном, мужем ее сестры.

— Люба! — удивился он.

— Найди мне Надежду. Ой, да где же она?

Только сейчас Степан понял: беда! Он взял Любу за плечи и тряхнул сильно, почти грубо.

— Люба!

— Вера отравилась.

Они сели на брус — тот самый, о который споткнулась Люба. Степан провел рукой по лицу.

— Ты даже не понимаешь, что случилось. Хотя почему же? Ты понимаешь… Да, да…

Люба заплакала.

— Да, да… — растерянно закивал Степан. — Что же теперь нам делать?

У прорабской какой-то человек,