Фатима [Джавид Алакбарли] (fb2) читать онлайн

Джавид Алакбарли Фатима

Перед тем, как начался весь этот кошмар, участникам семинара была прочитана довольно-таки расплывчатая вводная лекция. Она была типичной для таких мероприятий. Вроде бы она охватывала суть предстоящих баталий, но в то же время не содержала каких-либо оценок. С ней выступила официальная представительница фонда, организовавшего этот семинар. Это была холёная дама не определённого возраста, с прекрасным английским и почти аристократическими манерами. Говорила она достаточно жёстко, сугубо по существу, не скрывая своего глубокого скепсиса по поводу всей этой затеи.

Позже участники семинара начнут называть её между собой Дамой Пик. Ведь очень скоро стало ясно, что коварство и интриги у неё в крови, а ко всем она почему-то изначально относится очень и очень недоброжелательно.

— Это уже четвёртая группа, которую мы собираем для обсуждения современных проблем цивилизации. Обычно они формируются на неделю. Но все эти группы почему-то разбегаются уже на второй день. Слишком уж разнятся позиции оппонентов. Дискуссии сразу же приобретают явно неконструктивный характер, и в силу этого нам не удаётся достичь какого-либо консенсуса.

Советологи и социологи, философы и историки, психологи и экономисты никак не могут выявить ту общую платформу, приняв которую, мы можем спокойно, в духе сугубо научной дискуссии, обсуждать постсоветские реалии.

Очень хотелось бы надеяться, что в этот раз ситуация не повторится и с вами не произойдёт того, что случилось с предыдущими группами.

В этот момент Дама Пик пригласила на трибуну весьма необычного человека, который абсолютно не вписывался в общую картину всего того, что здесь происходило. Она попыталась объяснить участникам, зачем и почему столь неординарная личность участвует в работе этого семинара.

— Каждый раз мы приглашаем на наши дискуссии представителей Святого Престола. Их участие здесь чем-то сродни тому, как они обычно бывают представлены в Организации Объединённых Наций. Я думаю, что и сегодня мы выслушаем их ещё до начала наших обсуждений.

Так на трибуне появился человек, обладающий голосом невероятной красоты. Он завораживал, очаровывал, пробуждал во всех какую-то скрытую энергию и в итоге одаривал погружением в мир покоя и гармонии. Вначале все пытались понять, сколько же лет этому лектору. Так и не смогли. Потом просто осознали, что это человек, находящийся вне времени. Недаром же всё, что он пожелал сказать на этом семинаре, можно было изначально отнести к тем вечным проблемам человечества, которые волнуют всех мыслителей с древнейших времён до наших дней.

Он говорил о боге, о смысле жизни, о науке и политике. К концу его выступления всем было ясно, что этот человек весь был пронизан такой мудростью, что от него исходит свет. Это был свет большого ума, душевной чистоты и безграничной веры. И та пронзи тельная сила, которая звучала в каждом его слове, не могла оставить никого из слушателей равнодушным к его мыслям, рассуждениям и выводам. А ещё он говорил о жизни и судьбе одного из самых удивительных людей двадцатого века.

По мере того, как они слушали, становилось ясно, что его абсолютно не интересуют все те злободневные вопросы, которые они готовились обсуждать. Прежде всего он, конечно же, обращался к вечному, как мир, противостоянию Добра и Зла. Начало же его речи было очень интригующим. Это было весьма необычное за явление, связанное со словом «Фатима».

— Обычно, когда мы произносим слово «Фатима», у всех людей, независимо от их расы и религии, сразу же возникает яркая ассоциация. Практически все в этом случае уверены в том, что речь пойдёт о дочери пророка Мухаммеда. Но сегодня я буду говорить не о ней. Я хочу напомнить вам о маленькой португальской деревушке с таким названием. Когда-то именно здесь произошло одно из самых знаменательных и удивительных событий двадцатого века. Следует признать, что, как правило, люди достаточно плохо знают историю. Им трудно себе представить, что в Испании и Португалии есть масса топонимов, связанных с так называемым Мавританским периодом истории этих стран. Именно от него в наследие и остались все эти столь экзотические названия.

Так вот, название Фатима носит маленькая деревушка в Португалии, находящаяся недалеко от Лиссабона. Точнее будет сказать, что это место являлось деревушкой в тот далёкий день тринадцатого мая 1917 года. Сегодня уже это небольшой городок, который ежегодно посещают миллионы паломников. Именно в этом месте прозвучали пророчества Пресвятой Марии о невиданном ранее противостоянии Добра и Зла в двадцатом веке. Все они, к сожалению, сбылись. Церковь и по сей день не готова полностью раскрыть суть этих откровений.

Очевидно лишь одно: в новом веке Зло вдруг при обрело такую силу, что в ряде стран господствующей стала идеология, отрицающая само существование Господа Бога. Появилась реальная угроза уничтожения всего человечества. Ведь благодаря поразительным научным открытиям возникло оружие невиданной мощи. Ещё никогда в истории мир не имел дело со столь смертоносным феноменом, способным уничтожить в один миг всё живое на Земле. И это оружие находилось как в руках людей, фанатично убеждённых в том, что Бога нет, так и у тех, кто отдал приказ завершить взрывами атомных бомб войну с Японией.

А потом он начал говорить о том, что во всех этих пророчествах был упомянут священник в белом. Спустя годы мир узнал его имя. Им оказался Папа Павел Иоанн Второй. Именно он смог осуществить те невероятные изменения, которые в корне преобразили мир. За короткое время после того, как он указал на Фатиму, как на точку отсчёта для нового мира, пала берлинская стена, исчезли коммунистические режимы, миллионы верующих из тоталитарных стран вышли из-под власти атеизма и обрели возможность от крыто молиться. Народы бывшего Советского Союза заново открывали для себя веру своих отцов.

— Вы, люди рационального знания, по-своему трактуете все эти события. Мы же, люди веры, воспринимаем всё произошедшее как чудо. И как яркое подтверждение тому, что наши молитвы оказались услышанными.

А дальше он говорил о том, что случилось в Риме тринадцатого мая 1981 года. Это была среда. Пять часов вечера. С расстояния в шесть метров стреляли в Папу Римского. Он потерял много крови. Его оперировали несколько долгих часов. И всё это время врачей не переставала поражать траектория движения выпущенной в него пули. Она прошла каким-то непонятным зигзагом, не задев позвоночник и жизненно важные органы.

А потом Папа встречался с человеком, который стрелял в него. Тот задал ему один-единственный вопрос:

— Почему ты не умер?

Вопрос не был праздным. Стрелявший был профессиональным убийцей, и понимал, что от его пули смерть непременно должна была наступить. Немедленно наступить. Альтернативы этому не было. Именно поэтому его очень удивило то, что всё же смерть не вступила в свои права. Значит, во всё это вмешались неведомые убийце высшие силы. А это его, равно как и множество других людей, удивляло, поражало и даже шокировало.

Убийца очень хотел узнать, что же это были за силы. И тогда он обратился к своей жертве. Никто в мире, кроме этих двоих, не знает, о чём же они беседовали: человек, выстреливший в тот день в Риме, и его выжившая жертва. Известно лишь то, что убийца, спустя много лет, принял католичество и страшно раскаивался в своём поступке.

Долго длившееся расследование показало, что убийца не был связан с какими-то спецслужбами и не получал задания от известных террористических организаций. Но, несмотря на это, многим людям было очень трудно поверить в то, что это был убийца-одиночка, осмелившийся выстрелить в человека, являющегося символом всего католического мира. Им казалось, что в момент выстрела в этой личности во плотилось всё вселенское Зло.

Спустя два года после этого покушения, святой отец вылетел из Рима в Лиссабон. А оттуда поехал в Фатиму. Это не была обычная поездка. И ее фактически совершал не Папа Римский, а обычный земной человек, который хотел поблагодарить Мадонну за то, что она его спасла оказалось бы неминуемой смерти. Во время этой поездки он молился в тишине перед её статуей. Молча. Один. Долго и неистово. А потом он участвовал вместе с тысячами других паломников в ночном шествии с зажжёнными свечами.

После всего этого лектор начал описывать в деталях и подробностях всё, что происходило в этом городе под названием Фатима:

— Это была огромная толпа. Многие из них были босы. Они были измучены от усталости. А ещё были мокрыми от дождя.

Но все эти люди были преисполнены той народной веры, которая способна поражать воображение. Обращаясь к Мадонне, Папа просил помощи в преодолении Зла. Это была та сердечная молитва, которую он вознёс не как христианин, а как представитель всего человечества.

Он подарил статуе Мадонны ту пулю, которой он был ранен во время нападения. Эту пулю потом вставили в корону, которая раз в месяц возлагается на голову этой статуи. В своё время она была изготовлена на пожертвования португальских женщин. В ней было больше килограмма золота, множество драгоценных камней и жемчуга. А теперь в ней находилась ещё и пуля, которая должна была убить Папу, но не смогла этого сделать.

А теперь я расскажу всем вам о тех детях, кото рым в начале этого века явилась Мадонна.

Тут некоторые участники семинара уже не вы держали. Самый молодой и самый решительный из них тут же заявил:

— Зачем мы должны всё это выслушивать?

— Причин тому много. Я не собираюсь вступать в дискуссию и спорить со всеми вами. Знания, которыми обладаете вы, в корне отличаются от тех, которым владеем мы. Для вас превыше всего являются разум, логика и методы рационального познания. Для нас же превыше всего является наша вера и абсолютно иррациональный подход к познанию тайн этого мира. Нам нечего делить, и каждый из нас идёт своей дорогой. Но всё же я очень прошу про явить терпение и выслушать меня.

Этих детей было трое. Один мальчик и две девочки. Они просто пасли овец. Они были очень малы для того, чтобы понять, что же с ними произошло. Сперва были безумно удивлены и поражены. Сего дня уже трудно себе представить, как выглядели эти места тринадцатого мая 1917 года. Но очевидно, что они напоминали обычные пастбища, которых так много в мире. И вдруг в столь обычном месте происходит нечто, столь удивительное, что и сегодня не пере стаёт поражать воображение. Теперь все уже уверены в том, что, видимо, эти трое были избраны медиумами и именно через них нам были переданы некие откровения.

Сами же дети, придя в деревню, заговорили о том, что они видели Прекрасную даму, одетую во всё белое и сиявшую ярче солнца. Она попросила их приходить сюда каждый месяц тринадцатого числа. И обещала им, что после того, как они сюда придут шесть раз, то она им явится в седьмой. Это будет самый важный день, преисполненный невиданных откровений. Но, к сожалению, вначале детям никто не поверил.

Через месяц сюда пришло чуть больше полусотни человек. Больше любопытствующих, чем истинно верующих. И все, кто пришли, поверили в это чудо. Вскоре дети уже не смогли прийти к этому месту. Просто потому, что их арестовали и потребовали от них отказа от всех своих, якобы ложных, утверждений. Когда же их выпустили, то они вновь пошли пасти овец и вновь увидели Мадонну, которая попросила построить здесь часовню. Тринадцатого сентября здесь уже было тридцать тысяч человек. А уже через месяц вместе с детьми сюда пришло семьдесят пять тысяч взрослых. И то, что они увидели, поразило их.

В тот день было очень холодно, и шёл проливной дождь. Но люди терпеливо ждали. Именно в тот мо мент, когда им явилась дева Мария, засияло солнце. Каждый, кто был там, был поражён открывшимися перед их взором видениями. Не всё из происходившего перед их глазами они смогли понять и осмыслить.

Просто потому, что были поражены самим фактом этого удивительного явления.

Все, кто столкнулись с этим феноменом, сразу же поверили в то, что скоро закончится эта смертоносная война. Война прекратится, но миллионы людей будут умирать от страшной пандемии под названием «испанка». Заражённые будут буквально выплёвывать свои лёгкие, умирая в страшных мучениях. Война прекратится, но мирные договоры будут такими, что они заложат фундамент для будущей ещё более страшной войны. Ведь Германия по сей день выплачивает репарации за Первую мировую войну. И будет их выплачивать ещё целое десятилетие в новом веке.

По сей день мы не знаем точно, сколько же миллионов людей погибло от «испанки». Испания стояла в стороне от этого военного противостояния и поэтому смогла опубликовать информацию об этой болезни и её жертвах. Но всё это осталось военной тайной в странах, вовлеченных в войну. Но пророчества Фатимы касались и ужасного нового оружия, и холодной войны, и того, что без избавления от атеизма у человечества нет будущего.

До того, как раздался выстрел, призванный убить Папу Римского, тот ничего не знал о пророчествах Фатимы. Но так как покушение на убийство и фатимское чудо произошли много лет спустя, но точь-в-точь в один и тот же день и час, то Папа потребовал, чтобы ему доставили все документы, касающиеся фатимских посланий. Там были и пророческие слова об этом покушении. И тогда Папа заявил:

— За три месяца, что я провёл между жизнью и смертью, я понял, что единственная возможность спасти мир от новых войн и катаклизмов, единственная возможность спасти его от атеизма — это обращение России, о котором говорится в фатимском послании.

Позже Михаил Горбачёв признавался в том, что все те события, что произошли в Восточной Европе в конце восьмидесятых годов, были бы невозможны без личного участия и огромного влияния Папы Римского.

Прошли годы, и церковь признала всё, что произошло в Фатиме, как подлинное чудо. Официально церковью признано существование трёх Фатимских тайн. Но мы, рядовые священнослужители, не знаем, в чём же они заключаются. Можем лишь догадываться. Правда и вымысел переплелись в этом случае воедино.

А потом наступил день, когда Папа молился на площади Святого Петра в Риме. Рядом с ним находилась статуэтка Мадонны, которую он привёз из Фатимы. В тот же день вместе с ним молился епископ, который находился очень далеко от него. В это время он был в одном из храмов Кремля. И у него в кармане лежала медаль с изображением Мадонны. Это была очень необычная медаль. Говорили, что она обладает удивительными свойствами и способна при наличии безграничной веры в человеке творить чудеса.

Впервые такая медаль появилась в 1830 году во Франции у молодой монахини. Уже тогда её назвали чудо-медалью, посвящённой Мадонне. Именно с та кой медалью мало кому тогда известный епископ въехал в Советский Союз по чужим документам. Он был

вынужден сделать это. Ведь его считали врагом коммунизма из-за его антикоммунистической пропаганды. В силу этого он был приговорён к смертной казни во всех социалистических странах.

Этот епископ искал в Москве Собор православных патриархов. Его ещё называли церковью Успения Пре святой Богородицы. Он очень долго искал это место, но в конце концов нашёл. Смог выяснить, что теперь в этой церкви находится музей. Он вошёл туда и начал молиться. И думал о том, что здесь уже много лет не проводится никаких церковных служб. А потом он достал эту медаль, нагнулся и установил её в небольшой трещине, которую он нашёл в этой церкви. Он был убеждён, что теперь Богородица вновь вернулась в Кремль. И уже сама способна сотворить чудо. И оно произошло. В Кремле отметили тысячелетие Крещения Руси. А затем мир атеизма рухнул.

В 1991 году Папа Римский вернулся в Португалию. Вернулся простым паломником. Он хотел поблагодарить Мадонну за те глубокие социальные преобразования, которые произошли в мире. Тоска в сердце Папы сменялась слабой надеждой. Папа был уверен, что именно Богоматерь спасла мир от ядерной катастрофы и третьей мировой войны. И ступив на землю Фатимы, он сказал:

— В 1917 году, после прихода коммунизма, настала эпоха атеизма в СССР. Спустя семьдесят четыре года тяжёлых испытаний эта страна просыпается и обращает взоры к Богу. Я благодарю всех, кто на протяжении трёх поколений молился за те преобразования, свидетелями которых мы являемся.

Всех участников семинара поразил итог этой лекции. Больше не было откровений и неизвестных им фактов. Это было просто обращение к ним. Хотя вер нее было бы назвать это пожеланиями на будущее.

— Вы все занимаетесь наукой. Но это та наука, чьи ми результатами пользуются политики. Значит, вы, в той или иной степени, способны повлиять на то, каким будет наш мир завтра. И пусть он будет хоть не много безопаснее и комфортнее. Пусть в нём меньше потрясают оружием и не грозят незамедлительно начать войну.

У нас же есть одно-единственное средство влияния на мир. Это наши молитвы. И наша неистовая вера в том, что мы не одиноки в этом мире. Именно она помогает не угаснуть нашей надежде в самые тяжёлые минуты испытаний. Мы верим в то, что Господь Бог не покинет нас и всегда укажет нам именно тот путь, который не даст человечеству погрузиться в пучину новых противостояний.

***

Этот семинар должен был состояться в Праге. Он носил очень длинное и скучное название, хорошо понятное только узким специалистам. Финансировал его какой-то благотворительный фонд, связанный с научными исследованиями. Ехать туда ему не очень хотелось. Даже несмотря на то, что условия для участников были просто идеальные. Помимо оплаты проезда и проживания выдавался ещё совершенно немыслимый для середины девяностых годов гонорар. В перспективе ещё маячила возможность получения довольно-таки солидного гранта.

К письму-приглашению был приложен список участников. Принципы отбора всех этих учёных были ему абсолютно непонятны. Но, наверное, для самих устроителей семинара они были предельно ясны. Точно так же, как и цели, которым была подчинена эта акция.

В Прагу же ему не хотелось ехать по причинам, не связанным с проблемами постсоветского пространства. Когда-то в этом городе располагалась редакция журнала «Проблемы мира и социализма». И работали там очень серьёзные люди. Дочь одного из них была у них гидом во время его юношеской поездки в Прагу. У неё был очень смешной акцент в русском языке, фигура кинозвезды и масса обаяния. И всё это сыграло с ним довольно-таки злую шутку.

В то время советский комитет молодёжных организаций чётко выстраивал программы таких поездок. Равно, как и состав выезжающих. Ему повезло. Он тогда просто отправил на всесоюзный кон курс свою работу о коммунистическом интернационале молодёжи. Работа заняла почётное второе место, а автора наградили поездкой в братскую Чехословакию. Как правило, после трёх-четырёх дней пребывания в Праге таким группам полагалось по ездить по стране.

Именно таким образом они должны были внести свой достойный вклад в дело укрепления дружбы между народами. Но бывали из этих правил и исключения. Их поездка была довольно-таки короткой и рассчитана была всего на неделю. И вне Праги им полагалось посетить только Карловы Вары. А на этом курорте, в силу его специфики, молодёжи было очень мало. И дружбу укреплять было не с кем.

Оставалась лишь пражская молодёжь, с которой они активно общались всё время, что было отведено на эту поездку.

Словом, все восемь дней и ночей они должны были провести в этом очаровательном отеле, находящемся на одной из красивейших улиц старой Праги. Излишне говорить, что всё это время он фактически провёл с самым очаровательным гидом из всех существующих в мире. После того как заканчивались их официальные экскурсии, она показывала ему ту Прагу, которая просто была недоступна тем, кто приезжает сюда на столь короткий срок.

В первый же день их общей обзорной экскурсии по городу эта девушка-гид вдруг остановилась и про цитировала:

— «Дупло, которое прожигает гениальная книга в нашем окружении, очень удобно для того, чтобы поместить там свою маленькую свечку».

Потом она окинула взглядом всю эту группу и за дала свой заранее приготовленный, но весьма каверзный вопрос:

— И кто же это сказал?

Конечно же, ей никто так и не ответил. Очевидно, что никто из этих комсомольчиков не знал о существовании такого великого писателя. Именно в тот момент, когда она потеряла надежду услышать хоть какой-то ответ, он и произнёс имя этого гения. Видимо, этим он и поразил её.

— И что же вы читали у него?

— Ну, хотя бы «Голодарь».

Вспыхнувшая между ними искра не осталась незамеченной для окружающих. Над их начинающимся романом уже подшучивала вся группа. Но эта чешская девушка оказалась крепким орешком. Она, никого и ничего не стесняясь, подошла к руководителю их де легации с весьма смелым предложением.

— Если я сниму номер в вашей же гостинице, вы не будете возражать против того, чтобы мой молодой человек оставался вместе со мной?

Руководитель не возражал. Но до самого конца поездки уже не называл его по имени. За ним так и закрепилась это ироничное прозвище: «мой молодой человек».

После того как заканчивались экскурсии, все разбредались по магазинам. Они же вдвоём с этим гидом болтались по улицам Старой Праги и просто разговаривали. Как правило, обо всём и в то же время ни о чём. Ну, может быть, ещё немножко о Чешской литературе. Она только что закончила филологический факультет и обожала читать. Во время их прогулок она всё время пыталась внедрить в его сознание свои собственные оценки того, что представляет собой всё то, что успели написать два та ких великих чеха, как Гашек и Чапек.

— Понимаешь, они в паре могли бы стать неким двуликим Янусом в нашей литературе. При этом Чапек смотрел на Запад, а Гашек — на Восток.

А потом она могла долго и нудно рассуждать о том, как тесно общались в Праге Ромен Роллан и Карел Чапек. Говорила, что Роллан всё время удивлялся тому, что в устах Чапека французский язык звучал почти как родной. И тут же, заливаясь безудержным смехом, могла вспомнить письмо четырнадцатилетнего Гашека:

«Дорогая мамочка! Завтра меня к обеду не ждите, так как я буду расстрелян… Когда будут мои похороны, ещё не известно».

Очевидно, для этой девушки в чешской литературе только и существовали эти два авторитета. Один был для неё человеком, который подарил миру «Бравого солдата Швейка», который всем своим видом доказывал простую истину, что нормальный человек и вой на являются абсолютно несовместимыми понятиями. Другой же придумал слово «робот» и написал массу вещей, в которых фантазия, вымысел и реальность переплетались в завораживающий клубок.

— Смотрел пьесу «Средство Макропулоса»? Она до сих пор идёт во многих театрах. Есть ещё такая опера и даже мюзикл.

— Нет, не смотрел.

— Посмотри.

— Зачем?

— А вот это правильный вопрос.

Сама она терпеть не могла эту пьесу и все эти чапековские выверты и измышления о войне с саламандрами. Обожала же она неизвестный ему рассказ с громким названием «Поэт». Именно в этом рассказе-шутке она и вычитала это странное стихотворение:

Дома в строю темнели сквозь ажур. Рассвет уже играл на мандолине. Краснела дева.

В дальний Сингапур Вы уносились в гоночной машине. Повержен в пыль надломленный тюльпан. Умолкла страсть…

Безволие…Забвенье…

О шея лебедя!

О грудь!

О барабан и эти палочки — Трагедии знаменье!

Потом она принялась объяснять, что поэт написал всё это после того, как увидел, что машина сбила какую-то женщину и скрылась с места преступления. Полицейского, который расследовал это дело, все пытались убедить в том, что хоть поэт и обозначен в числе свидетелей трагедии, но обращаться к нему абсолютно бесполезно. Ведь всем же известно, что поэты — это люди не совсем от мира сего. Поэтому навряд ли он может быть им чем-то полезен. Но всё же этот следователь решил навестить его. Просто так. Для очистки совести. И даже выслушал сумбурное стихотворение, написанное поэтом сразу же после этой трагедии. Он ничегошеньки в нём не понял и начал задавать вопросы.

Удивлялся тому, что поэт оказался личностью, полной сюрпризов. С удовольствием вновь прочитал ему своё стихотворение и прокомментировал каждую его строку. Утверждал, что за любым его словом стоит образ, так или иначе связанный с тем, что неизвестная машина сбила несчастную женщину и скрылась с места преступления.

— Если я написал про гоночную машину, то это может означать только одно: у неё была очень большая скорость. Если я вспомнил Сингапур, то это надо понимать лишь так, что это была машина коричневого цвета.

— А откуда вдруг вам на ум пришли такие слова, как шея, грудь, барабан?.. Ведь никаких барабанов на месте происшествия мы не нашли.

— Шея — это 2, грудь — 3, барабан и палочки — 5.

Думаю, именно так и возникли эти ассоциации. Следователь был просто ошарашен тем, что в конце концов удалось найти коричневую машину с номером 235 и налицо были все свидетельства того, что именно она и совершила наезд. Таким образом, из всех участников происшествия поэт оказался единственным человеком, который смог реально помочь следствию. Хоть его поэтическое воображение весьма своеобразно отразило действительность, но всё же в самом главном его восприятие оказалось чрезвычайно точным.

Он, выросший в семье академических литераторов, не уставал восхищаться ею. Целиком и полностью попал под обаяние её эрудиции и остроумия. Они всё время затевали только лишь им понятные игры, перебрасываясь цитатами, обрывками стихов и острота ми, созданными много лет тому назад теми, кто хорошо понимал, что такое слово. Он старался во всём этом не отставать от неё. А ещё они удивлялись тому, что у них оказалось так много общего. Помимо этого, они всегда бывали настроены на одну и ту же волну.

До этой встречи он даже не представлял себе, что знает наизусть такое количество стихов. Его память выдавала множество строк, способных обо льстить и совратить любую девушку. Но её уже не надо было совращать. Одним тем, что он угадал автора той её первой цитаты, он сумел открыть какую-то потаённую дверь в её внутренний мир. И, видимо, просто поселился там, став какой-то неотъемлемой частью личности этой очаровательной девушки.

В конечном итоге его облик брутального мачо всего лишь завершил процесс по взятию в плен этого уникального гида. Он не запомнил ни один день этой пражской поездки. Но всю свою последующую жизнь вспоминал каждое мгновение из проведённых с ней ночей. Последнюю ночь они не спали. А на рассвете договорились встретиться через три месяца в Москве.

Была назначена точная дата и время встречи. Они оба не очень хорошо знали Москву. Поэтому всё пытались найти такое известное место, где не очень много людно. В итоге договорились встретиться у памятника Чайковскому перед консерваторией. Ровно в двенадцать часов дня. За день до назначенной даты он купил билет, сел в самолёт и полетел в Москву. Поселился в одной из самых дешёвых гостиниц в районе ВДНХа.

За полчаса до назначенного времени он подошёл к памятнику. Но она так и не появилась здесь. Он же просидел в этом месте до самого вечера. И из обрывков каких-то разговоров людей, что беседовали вокруг, он понял, что произошло что-то ужасное. И тогда он задал им пару вопросов. Из ответов он понял, что вчера советские танки вошли в Прагу. Так обстоятельства оказались намного сильнее их надежд и желаний. Именно так в их историю любви вплелась политика. И уничтожила её.

Привезённый из Баку букет гвоздик он оставил у памятника Петру Ильичу. Вернулся домой, не переставая поражаться степени своего идиотизма. Он знал только имя этой девушки. Он прекрасно по мнил, что ей нравились стихи Блока, но не знал, как звучит её фамилия. Он помнил, как она смеялась, когда он читал ей стихи об ананасах в шампанском, но так и не удосужился спросить и записать её адрес и телефон. Он на всю жизнь запомнил родинку под её левой грудью, но не владел никакой конкретной информацией, которая помогла бы ему разыскать свою любимую женщину.

От всего этого было очень и очень больно. В конце концов, в Чехословакии всё утряслось, но он так и не смог вновь поехать в Прагу. Прежде всего в силу того, что это было не так уж просто. Он дважды оформлял документы, и каждый раз их отклоняли. Аргументы были весьма весомые:

— Но ведь вы уже были в Чехословакии. Теперь вам лучше посетить какую-нибудь другую страну.

Вот и оставалось ему лишь раздумывать о том, что встреча с Прагой может вызвать у него только негативные эмоции, ещё раз доказывающие ему, что он никогда не ходил у судьбы в любимчиках.

***

Семинар был организован предельно просто: в самом начале заранее определённые эксперты знакомят всех с обзором последних публикаций по ряду тем. Потом уже разворачиваются обсуждения. Именно на них и делался основной акцент. И видимо, все приглашённые нужны были для дискуссий на этом этапе. Очевидно, что фонду надо было выяснить реакцию научного сообщества на какие-то, явно не совсем тривиальные, идеи. Но пока было всё же не сов сем ясно, что же это за идеи.

Надо учесть, что в постсоветском пространстве это был период разброда и шатаний, а здесь налицо была весьма смелая попытка привлечь серьёзных исследователей к каким-то новым проектам и совместному сотрудничеству. Во время работы семинара ещё предусматривались различные презентации, касающиеся тем будущих изысканий всех участников. И было обещано, что одобренные фондом планы исследований могут получить серьёзное финансирование.

Для всех них слово «грант» уже звучало почти как гарантированная путёвка в академический рай. Почему-то он сразу подумал о том, что если решение от имени фонда будет принимать эта Дама Пик, то ему ничего не светит. С первых же минут знакомства было ясно, что они прониклись явно выраженной антипатией друг к другу.

Сама идея организации такого семинара свидетельствовала о том, что на Западе некоторые исследовательские центры пытались разобраться с тем, что же собой представляла советская цивилизация. Причём одни ругали этот «хомо советикус» со страшной силой, а другие пытались применить к уже мёртвому телу советского гиганта какие-то научные методы исследования. Во всех случаях от всего этого попахивало желанием нажить политический или научный капитал на костях бывшего врага. Оставалось лишь понять, насколько же он бывший. И кто его знает, будучи врагом в прошлом, не является ли он врагом дня сегодняшнего, а может быть, даже завтрашнего.

Всё, что было связано с этим семинаром, на первый взгляд выглядело достаточно заманчиво. Хотя и попахивало духом явного авантюризма. Неужели, казалось-бы, вышедшие в тираж бывшие советские учёные ещё кому-то были интересны? Тем более, обществоведы и гуманитарии.

***

Всех участников семинара встречали прямо в аэропорту. Потом их привезли в весьма приличную гостиницу. Затем был обед в ресторане той же гостиницы.

Когда он закончился, все поехали в институт экономики. Директор этого института, весьма известный экономист, долго и нудно рассказывал всем о том, как же всё плохо сейчас в экономике их страны. Потом он предоставил слово весьма авторитетному профессору-экономисту.

Вначале он прошелся по всему двадцатому веку. Говорил о том, что у маленьких стран всегда были, есть и будут очень большие проблемы с развитием своей экономики. Что Первая мировая война, развалив две империи, не смогла доконать третью. Россию спасли большевики. Но бархатные революции, крушение Берлинской стены, великий и ужасный Горби смогли наконец-таки уничтожить всё то, что оказалось не под силу войскам Антанты.

А ещё он говорил о хамском отношении больших транснациональных корпораций к маленьким странам. О том, каким образом сейчас в бывших странах народной демократии выкупаются крупные заводы и вместо модернизации просто закрываются на замок. О том, что никто не собирается вкладывать большие деньги в трансформацию его страны.

При этом он всё время сокрушался, что Чехия не так богата природными ресурсами. Что её человеческий капитал медленно, но верно становится всё хуже. При этом самая элитарная часть этого капитала плавно перетекает в страны со стабильной экономикой. А доля наркоманов, алкоголиков, лентяев и бездельников возрастает день ото дня, превращаясь в тот отрицательный человеческий капитал, который способен заду шить любые хорошие социальные проекты.

— Но самое страшное не это. Самое страшное то, что у нас нет какого-то единого видения завтрашнего дня. Нет концепции. Нет планов действия. Нет так тики и стратегии. Радость от того, что Советский Союз распался, уже испарилась. Сегодня ясно одно. Было плохо, но стало хуже. И будет ещё хуже, если пути вы хода из кризиса не будут найдены. Но, видимо, их никто даже и не ищет. Все ждут, что всё это как-то образуется. Само по себе. А так не бывает.

Излив на нас массу негативной информации, это светило экономики начал говорить о том, что лично он, переживший юным студентом шестьдесят восьмой год и готовый умереть тогда под советскими танками, сегодня считает, что спасти его страну может только «русское чудо». Нужны лишь чёткие меры по выстраиванию некой политики, которая может обеспечить вложения российского капитала в чешскую экономику.

— Но для всего этого нужен консенсус. И в обществе, и в правительстве, и в парламенте. А его, к сожалению, нет.

После этой лекции у всех было свободное время, и каждому члену группы было предложено самостоятельно поужинать, а вечером придти в пражскую оперу. У него на руках был билет в оперу, и он отправился бродить по городу. Устал. Потом взял такси и поехал на могилу Кафки. Этот великий писатель и человек удивительной судьбы всегда вызывал у него щемящее чувство сострадания. Вся его жизнь была наглядным доказательством того, что в нашем мире большой талант всегда обречён на муки и недопонимание.

Потом он отправился на Ратушную площадь. По здоровался со своими любимыми часами. Поужинал в винарне пражского палача. Когда-то сюда его привела та самая девушка, которая считала его своим молодым человеком. Долго, подробно она демонстрировала ему тогда особенности освещения этой винарни.

— Понимаешь, здесь всегда так темно, что никто не мог бы узнать палача.

— Он поэтому сюда ходил?

— Да.

— Но ведь на палачах всегда бывает что-то вроде маски. Кто бы его узнал?

— Как же я тебя люблю! Ты всегда находишь именно те слова, какие никому и никогда не придут в голову.

В оперу он пришёл за полчаса до начала. Удивился, что для них, оказывается, были закуплены весьма приличные места в ложе, и с интересом наблюдал, как буквально в считанные минуты огромный зал наполнялся слушателями. Получил огромное удовольствие от спектакля. Это же была «Травиата». Прекрасная музыка, чудесные голоса и вечная вера в великую силу любви. Весь этот пафос не мешал ему вспомнить мультик, где Снеговик пел самую знаменитую арию из этой оперы с совершенно другими словами.

— Пускай не вино, а простые чернила сюда по утрам наливает Гаврила…

Когда уже стихли последние аплодисменты, он подумал, что, видимо, в этой стране не всё так безнадёжно. Если этот огромный театр способен собирать сотни людей и давать такие прекрасные спектакли, то это говорит о той силе человеческого духа, которая всегда способна преодолеть все тяготы материальной жизни, а порой и перевести саму эту жизнь на совершенно другой уровень.

Потом он опять долго бродил по улицам. Попал в отель очень поздно. Но собирался проснуться на рассвете и отправиться в собор Святого Витта на ночном трамвае. Во время своей юношеской поездки он всего за неделю успел влюбиться в чешские трамваи. Его девушка объяснила ему, что их просто не обходимо обожать хотя бы за то, что они ходят по расписанию.

Ночь заканчивалась, когда он сел в такой трамвай и отправился в собор. Посидел там на службе. Пой мал себя на мысли, что он пытается в какой-то степени воскресить в памяти места, с которыми его знакомила та удивительная девушка в дни его молодости. Вернулся к завтраку. А потом их всех посадили в автобус. Почти два часа куда-то везли.

Преодолев немалое расстояние через поля, усеянные хмелем, они увидели какой-то старинный родовой замок. Он когда-то был передан в распоряжении Академии наук, и время от времени здесь проводились какие-то конференции. Это было очень удобно. Здесь можно было разместить для проживания тридцать— сорок человек, имелась прекрасно оборудованная кухня, отличная столовая, несколько залов для заседания и даже библиотека.

Сюда не ходил общественный транспорт. Кругом простирались лишь сельхозугодия. Словом, если человек приехал сюда на семинар или конференцию, то сбежать он никуда не мог. Сиди и слушай. Других раз влечений нет и не может быть в принципе.

С раннего утра на семинаре выступала какая-то исследовательница из центра, который когда-то считался самым авторитетным в областях советологии. Вначале она читала письма, которые всемирно известный советский писатель отправлял вождю всех народов. Письма были страшные. В них до сведения главы государства доводилась информация о том, что коллективизация и раскулачивание проводятся про сто ужасным способом. Вчерашних крепких крестьян, на которых держалось всё хозяйство, лишают не только пахотной земли, но и выгоняют из домов на улицу. Больше всего писателя возмущало одно обстоятельство:

— Стоят холода. Выгнанные из своих домов люди вместе с детьми вынуждены ночевать под открытом небом. Строжайшим образом запрещено пускать их к себе. Даже на пару часов. Чтобы просто покормить и дать им тёплую одежду. Любого, кто осмелится на рушить этот запрет, также выселяют на улицу. Без вариантов. За всем этим жёстко наблюдают, и наказание неминуемо.

Эта лекторша приводила ещё немало похожих фактов. А в конце раздала всем листочки с теми вопросами, которые предстоит обсудить в ходе дискуссий. Вопросы были очень непростые.

— Имеет ли право на существование такой научный термин, как «советская цивилизация»?

— Что такое «хомо советикус»?

— Как оценивать человеческий капитал в постсоветском пространстве?

Следующий эксперт, безусловно, был хорошим оратором.

И его речь достаточно впечатлила всех участников.

— Я не хочу сегодня начинать с анализа того, почему Ялтинские соглашения не стали выполняться в полном объёме. А начну я с Фултона. В этой аудитории не надо объяснять, что именно с речи Уинстона Черчилля в этом колледже и началась холодная вой на. Потом было выступление Трумэна, его концепция и план Маршала. Замечу лишь, что в СССР от участия в этом плане по восстановлению страны после войны категорически отказались. Уповали только на свои силы. И ещё такая деталь: от всех тех стран, что участвовали в этом проекте, в ультимативной форме требовали, чтобы в их правительствах не было министров-коммунистов.

Для учёных же этот план прежде всего означал, что появилась новая дисциплина под названием «советология». Это направление науки щедро финансировали политические структуры, а её результатами пользовались представители многих дружественных Западу разведок. Считается, что именно опираясь на науку, Запад смог остановить коммунистическую атаку на Европу, столь успешно реализуемую после Второй мировой войны. На каждом из этих семинаров присутствует хотя бы один представитель от каждого из признанных центров советологии. Мы приглашаем сюда ещё обычно трёх-четырёх молодых исследователей из разных стран. И, наверное, впервые после распада СССР мы привлекли сюда учёных из постсоветского пространства.

Потом, конечно же, говорилось о том, что устроители этого мероприятия прежде всего хотели бы понять, как семьдесят лет коммунистической пропаганды отразились на каждом человеке, живущим в СССР.

Всех уверяли, что это является уникальным опытом для всего мира. И какие бы Ханны Арендт не пытались бы понять суть тоталитаризма, обо всех нюансах может поведать лишь человек, проживший внутри советского общества. Достаточно вспомнить любимую фразу советских людей:

— А вот это не телефонный разговор.

Когда страна официально заявляет, что у неё есть некая программа, служащая конкретной цели воспитания нового человека, то это прежде всего подразумевает тотальный контроль. Советское государство желало знать всё: как живут, с кем общаются, что едят, с кем делают новых людей, что говорят и даже что думают. И советский человек не мог допустить возможность инакомыслия даже теоретически, просто подумав об этом. Преступление, возможность которого допущена даже в мыслях, завтра может стать реальным нарушением закона, совершённым в действительности.

На следующий день ещё не отошедшие от словесных баталий вчерашних дискуссий участники столкнулись с тем, что новый лектор в своей речи представил абсолютно неудобоваримую смесь, состоящую из различных заговоров, «масонских протоколов» и «генетических» теорий.

Выступающий говорил о том, что все эти разговоры о том, что за годы советской власти генофонд нации оскудел, не имеют под собой никакой научной основы. Да, есть очень суровая статистика, показывающая, сколько талантливых учёных и деятелей искусства были расстреляны, сосланы в лагеря, а порой даже просто изгнаны из страны.

Но ведь ни в одной стране мире нет такого явления, что наукой занимаются только дети Эйнштейнов и Резерфордов. А нынче весь секрет заключается в том, что талантливая молодёжь не желает теперь заниматься наукой, а старые научные кадры просто вымирают. Молодые стремятся в отрасли, позволяющие им жить с комфортом, а не прозябать в научных институтах.

Потом появилась какая-то вся из себя расфуфыренная дама-психолог и начала рассказывать об эксперименте с шестью обезьянами. Вначале их всех сажают в клетку. А потом в её углу развешивают гроздья бананов. Обезьяны замечают это и устремляются именно в тот угол. Тогда в клетку врываются люди и начинают отгонять мощными струями воды обезьян от лакомства. Это повторяется несколько раз. После всего этого фрукты спокойно висят, и обезьяны к ним не подходят. Урок усвоен.

Тогда одну обезьяну выводят из клетки и заменяют её новой обезьяной. Когда эта обезьяна пытается подойти к фруктам, то ей «старые» обезьяны объясняют, что этого делать нельзя. В конце эксперимента в клетке остаются обезьяны, которые не видели всех тех наказаний, что происходили в этой клетке с первым составом. Тем не менее бананы висят, и обезьяны их не трогают. А потом она начала говорить о таком явлении как утрата чувства сострадания. И пыталась доказать, что в советском обществе именно это было самым массовым явлением.

Именно в этот момент он и не выдержал:

— Вы фактически утверждаете, что чувство сострадания способно, в силу излагаемых вами причин, исчезнуть у целого народа!

— Да. Это фактически и произошло.

— Позвольте не согласиться с вами. Может быть, имя Трофима Лысенко никому и не известно в этой аудитории, но наверняка все знают, что в СССР были гонения на генетику.

— Да. Её ещё называли буржуазной лженаукой.

— Так вот, один раз Трофим Лысенко рискнул вы ступить перед академиками. Не теми, кто входил в сельхоз-академию, а перед настоящими академиками. Он долго и нудно рассказывал о том, как он рубит мышам хвосты и в следующем поколении они рождаются с более короткими хвостами. Его выступление пре рвал один из известных физиков.

— У меня вопрос. И он не касается мышей, но вы ведь наверняка на него знаете ответ. Так вот, всем известно, что каждая женщина рождается девственницей. И рано или поздно она подвергается процедуре дефлорации, то есть перестаёт быть девственницей. Но, тем не менее, женщина вновь и вновь упорно рож даются девственницами. Таким образом, приобретённое новое качество, возникшее после уничтожения девственной плевры, не наследуется в следующем поколении. Вы можете это объяснить?

После этого вопроса в том зале стоял оглушительный хохот. Он изгнал этого горе-академика из аудитории. Так вот, исходя из этого случая, я хочу напомнить вам об одном простом феномене. Ведь в истории человечества было немало случаев, когда люди, исходя из чувства самосохранения или стремления к выживанию, не проявляли сострадания. Но тем не менее, все новые поколения людей, что рождались на свет, были наделены этим чувством. Вы как-нибудь можете это объяснить? Кстати, может быть, всем нам надо учитывать то, что чувства и эмоции гораздо более тон кая материя, чем условные рефлексы у знаменитой павловской собаки.

И тогда все участники семинара начали смеяться. Впервые с момента их совместной работы они смеялись. Этот смех поневоле привёл их к разговору о том, что собой представляла интеллигенция в России, в СССР и какой она становится в постсоветском пространстве. Тут ему пришлось выступить в роли незапланированного докладчика. И как бы ни пыталась Дама Пик предотвратить это нарушение графика, все участники семинара были едины в своём стремлении вы слушать его. И когда он начал говорить, его фактически каждые пять минут прерывали и требовали разъяснений. А потом он предоставил слово известному учёному из Санкт-Петербурга.

— Был такой министр просвещения в России по фамилии Уваров. С ним связывают теорию официальной народности. Основные её принципы объединены в так называемой «уваровской триаде». По его твёрдому убеждению, лозунг «Свобода, Равенство, Братство» изначально был порочен. Этот министр был убеждён в том, что уравнение людей — это просто губительно и способно привести к ужасной ситуации возникновения усреднённого человека. В уваровской же триаде гармоничным образом сочеталось три основных феномена российской действительности: православная вера, самодержавие и народность.

Этот министр был одним из первых, кто заговорил о том, что в России существует система формирования интеллектуалов, но нет западной системы их употребления. В результате сложилась ситуация, когда интеллектуалов получилось слишком много и они были не совсем такие, какими были нужны государству или деловой элите. Так возникли те, кого называли «лишними людьми». Если всё же какая-то их часть оказывалась вовлечённой в какие-то созидательные процессы, то эти люди считали, что их употребили совсем не так, как они хотели.

Русская литература полна примеров о так называемых «лишних людях». Если исключить всю любовную составляющую, то все эти Онегины, Печорины, Чацкие, Базаровы имели прекрасное образование, кото рое нельзя было применить к реальной жизни. Реальную жизнь они не знали, да и не хотели знать.

Трудно понять, на каком этапе все эти «лишние люди» начали заниматься неким социальным мессианством. Почему-то вдруг они возомнили себя некой элитой, стоящей над всем и вся. При этом у них начало доминировать в поведении нечто, что превращало их мировоззрение в какую-то систему интеллектуального господства над всеми.

У всех них начало проявляться стремление к социальной критике, они выступали в роли носителя общественной совести, испытывали чувство моральной сопричастности ко всем событиям, происходящим в стране. И всё это подавалось под соусом озабоченности судьбами отечества.

Вот так страна и пришла к «Октябрьскому перевороту». А потом Гражданская война и репрессии изничтожили этот слой интеллектуалов. Но при этом кто-то из них всё же выжил в эмиграции. Интеллигенция же новой волны всё пыталась под песни Высоцкого и Окуджавы осознать, что же происходит в стране. Но развал СССР вынудил их всех заняться поисками хле ба насущного и забыть о своём мессианском предназначении.

***

По мере того, как семинар разворачивал свою работу, становилось ясно, что он очень напоминает американские горки. Из одной крайности докладчики кидались в другую. Их концепции и взгляды иногда разом возносили их всех к вершинам философской дискуссии, а порой бросали в пучину социологических исследований. Споры не утихали. Но пока они всё же не превращались в бесцельные баталии. Это радовало. А ещё дарило надежду на то, что они смогут, в конце концов, прийти к какому-то консенсусу.

В тот день на трибуне появился весьма интересный человечек. Он выбрал какую-то очень странную манеру изложения, весьма далёкую от привычного стиля в докладе или лекции. И говорил он весьма удивительные вещи.

— Он был гением. А ещё он был просто пьяницей. Обычным русским пьяницей. Заметьте, что не алкоголиком, а пьяницей. У него очень часто не было де нег даже на хлеб. Он был патологически беден. Себя он называл нищим из нищих. Очень хотел убить товарища Сталина, но так и не нашёл оружия, чтобы это сделать.

А вот деньги на выпивку он находил всегда. Конечно же, он не мог позволить себе купить водку. Пил какой-то суррогат. Даже язык не поворачивается назвать это самогоном. Ведь самогон — это всё-таки в своём роде тоже элитный напиток. Вынужден был пить дрянь, но не бросал пить. Из-за пьянства от него ушла жена.

А ещё он умел водить самолёты. И в годы Второй мировой войны уничтожал фашистов именно как боевой лётчик. И при этом он оставался великим философом. Человеком со столь неординарным мышлением, что даже сегодня мы не в состоянии понять и оценить масштаб и размах всех его идей.

Он пришёл в этот мир ярко выраженным бунтарём. Весь свой протест против советской власти он излагал в своих художественных произведениях. Когда он принёс для публикации свою первую книгу в редакцию журнала «Новый мир», его пригласил редактор и дал весьма дельный совет:

— Сожгите всё это. Это очень опасно. Прежде всего для вас.

Совету он не последовал. Наверное, именно поэтому был арестован, потом выпущен, но всё время считал, что за ним следят. Более того, он продолжал писать этот ужасный роман и, в конце концов, тай ком переправил его во Францию. Роман и там никто не хотел печатать. А потом нашёлся человек, владеющий книжным издательством и просто влюбившийся в эту книгу. Он и издал её. Она стала бестселлером, и её перевели на множество европейских языков.

Она принесла ему славу. Но, в конечном итоге, именно из-за неё его вместе с семьёй лишили гражданства и просто выгнали из страны. Бедность, видимо, была его постоянным уделом. И даже став профессором в мюнхенском университете, он так и не смог обрести материальное благополучие. Всю жизнь перебивался литературными подработками и упорно продолжал отстаивать свои оригинальные философские концепции.

Дальше докладчик назвал какую-то фантастическую сумму в долларах. И сказал, что фонд готов профинансировать цикл работ по изучению идей этого философа и публикации его трудов. Почему-то после этого заявления участники семинара начали переглядываться, но было очевидно, что желающих заняться этим так и не нашлось.

— Всё ясно. Никто не хочет взваливать на плечи эту глыбу. Слишком яркие идеи, слишком своеобразное видение мира и слишком необычные концепции, не укладывающиеся в привычные научные теории. А мы почему-то надеялись, что сможем хотя бы начать работу в этом направлении. Жаль. А ещё у нас были задумки по исследованию рукописей таких людей, как Бердяев, Ильин… Ну, словом, всех тех, кого выслали на том знаменитом «философском» пароходе.

И тогда он вмешался.

— Вы, по-моему, начали не с того конца. Мы же все «актуальщики». Нам интересен день сегодняшний, а не то, что было вчера. Но в нашем научном сообществе хорошо известны люди, которые могут осилить этот проект. Вам не нужны абы какие исполнители. Задача столь тяжела, что с ней могут справиться лишь лучшие из лучших. Давайте вместе постараемся их найти и вовлечь в этот проект.

***

После обеда они все гуляли по этому прекрасному парку. Именно тогда и начинался неформальный обмен мнениями. Этот же социолог из Баку всё сокрушался по поводу того, что устроители предлагают чисто философские гранты, не пригласив при этом сюда серьёзных исследователей-философов, затрагивают лишь поверхностно многие глубокие вопросы и не понимают того, что за этим стоят пласты неисследованных материалов…

А ещё во время этих дискуссий определялись позиции каждого из членов семинара и их отношение к событиям советской действительности. Уже к третьему семинару стало ясно, что имеются две ярко выраженные позиции.

Первая из них сводится к тому, что за семьдесят лет советской власти сформировался такой «хомо советикус», который явился закономерным результатом тоталитарного управления. И ничего хорошего в оценке этого «советского человека» участники семинара не предлагали.

Зато с удовольствием перечисляли весь негатив. В число «грехов» этого человека входило, конечно же, пьянство, воровство, полное равнодушие к тому, что и как он делает на работе, заниженные амбиции, приспособленчество… Самым страшным же было то, что все в этой группе были уверены, что все эти отрицательные черты обязательно будут воспроизводиться в новых поколениях.

Представители другой группы требовали доказательств. Они не отрицали того, что в постсоветском пространстве немало людей, наделённых этими негативными качествами. Но при этом они желали знать, путём каких эмпирических исследований установлен удельный вес личности такого типа в постсоветском обществе.

— Любой вопрос о человеческих типах предполагает глубокие социологические исследования. А они просто никогда не проводились. Ни в советское время, ни после развала СССР.

В конце этого дня слово предоставили очень известному учёному. Но почему-то говорил он весьма банальные вещи.

— Советское общество было просто изобретено. А потом всё рухнуло в течение трёх дней. Общество перестало называться советским, но оно никуда не исчезло. Хотя и имеется факт культурной амнезии. Все начали говорить, что ностальгическая боль по утраченной державе, которую испытывают постсоветские субъекты — это фантомная боль на месте ампутированной части тела.

Появился термин «бывшие советские люди». При Советах людям Запад порой представлялся как страна чудес, а потом выяснилось, что это не совсем так. Словом, люди из бывшего СССР столкнулись вплотную с Западом и поняли, что это не сов сем фея из «Золушки». Понимание новых реалий проходило очень и очень тяжело. И оставило в сердце каждого бывшего гражданина СССР ощущение какой-то вселенской несправедливости.

Максом Вебером когда-то был поставлен вопрос:

— Какие мотивы заставляли и заставляют отдельных функционеров и членов данного «сообщества» вести себя таким образом, чтобы подобное сообщество возникло и продолжало существовать?

Именно с этой точки зрения советское общество никогда и не изучалось. Точно так же, как никогда не подвергался научному анализу сталинизм, как самый яркий пример реализации просвещенческой утопии.

После этого выступления разразился нешуточный скандал. Он поневоле вмешался. Ведь фактически он всё время играл здесь роль некоего третейского судьи. Консенсуса, конечно же, достичь было невозможно, но все возникающие противоречия надо было хотя бы уточнять и незамедлительно возвращать в русло нормальной дискуссии. Даже если позиции сторон очень и очень отличались друг от друга.

В итоге все наконец-таки оказались согласны с тем, что советское прошлое подлежит фундаментальному научному переосмыслению. Было очевидно также, что невозможно по одному щелчку пальцев перейти от тоталитаризма к либеральной рыночной системе и демократическому обществу. Так же было ясно, что простое навешивание ярлыка тоталитаризма ничего не объясняет. И здесь на первый план начала выступать самая главная проблема.

Заключалась же она в том, что человек пять из участников семинара твёрдо убеждены в том, что коллективизация, репрессии и наличие тотального контроля сформировали общество, в котором отсутствует чувство сострадания. Основная же часть участников семинара была убеждена в том, что в советском обществе существовало и сострадание, и альтруизм, и понятие социальной справедливости. И тут один из участников семинара позволил себе вмешаться и несколько изменить ход дальнейшего течения дискуссий.

— Советскую цивилизацию можно назвать цивилизацией слов. И ядро советской культуры базируется на проговаривании текстов. Достаточно обратиться к статистике, чтобы понять, что всё-таки СССР был государством, в котором произошла культурная революция и была осуществлена массовая грамотность. Страна тогда гордилась тем, что массы приобщены к письму, чтению и печати. А ещё она гордилась тем, что была самой читающей страной и в ней зародился абсолютно уникальный феномен советской интеллигенции. Той интеллигенции, которой никогда не было на Западе.

Они могли гордиться собой. Ведь вопреки всем прогнозам Дамы Пик они не разбежались и даже не переругались. Просто смогли достичь каких-то общих договорённостей по вопросам сотрудничества. И в этом они «обвиняли» его, скромного учёного из Баку.

— Мы не до конца понимаем, зачем и почему так удачно сложилось наше взаимодействие. Но все мы уверены, что только благодаря вашей восточной мудрости и умению находить в любом тупике какой-то неожиданный выход, мы сработались. Спасибо вам за это.

Потом они все обменивались оттисками статей, телефонами и адресами. Пройдёт совсем немного времени, и Всемирная паутина сделает их общение более удобным и комфортным. Эта неделя, конечно же, не сделала их единомышленниками. Но она помогла им выстроить новую стратегию для совместных исследований. Вне этой программы оказались лишь два оголтелых советолога и та Дама Пик, что представляла фонд.

Конечно же, никому из них так и не удалось получить какие-то гранты от пригласившего их фонда, но один из европейских университетов всё же включил предложенную ими тематику исследований в свои планы и обеспечил их финансирование. То, что казалось весьма скромным грантом для этого университета, для учёных из постсоветского пространства было просто чудом.

С Дамой Пик он столкнулся тогда, когда уже направлялся к автобусу. И вдруг она произнесла странную фразу:

— Рано или поздно любая женщина достигает такого состояния, когда у мужиков на неё не стоит. Я тоже не составляю исключения. Но до сих пор не могу смириться с этим. Это нормально? Как вы думаете?

— Не знаю. Вообще никогда не задумывался об этом.

— Дома в строю темнели сквозь ажур. Рассвет уже играл на мандолине…

— Не может быть! Неужели это ты?!

Это был, конечно же, тот удар, от которого было невозможно оправиться.