Литературный меридиан 26 (02) 2010 [Журнал «Литературный меридиан»] (pdf) читать постранично, страница - 2

и
радостных восклицаний нас повели в избу. Тетя Даша спустилась в подполье; бабушка пошла ей помогать, а нас с Лизой,
дочерью тёти Даши, отправила за водой.
По заиленным камешкам на тёплом мелководье мы дошли до
моста, где была глубина, и с широкого камня зачерпнули воды;
потом Лиза вскарабкалась на косогор и скоро спустилась ко
мне, еле удерживая подол, полный шампиньонов.
Когда мы вернулись, в дальнем углу участка уже топилась
банька, затянув сизым дымком участок и огород. В избе на вышитой скатерти сиял медью большой самовар, а вокруг миски
с дымящейся картошкой красовались огурцы, солёные грузди, ломтики желтоватого сала, творог, увенчанный маковкой
густых сливок; в ковшике остывал рябой кисель с сушёной
пёстрой ягодой.
Наше питание в посёлке было куда скуднее; у нас не было
коровы и огорода, да и лес-кормилец находился далеко. Но мы
были равны в том, что и у нас, и в деревне хлеба не хватало.
Хроническое недоедание хлеба продолжалось около десяти
лет; и в послевоенные годы желанной мечтой было наесться
его досыта. Что же такое есть в тебе, батюшка-хлеб, если никакие продукты не в состоянии тебя заменить? Никогда не забуду,
как на большой перемене мы окружали парту около учительского стола и, затаив дыхание, смотрели, как две подружки разворачивали свёртки, доставали ломти белого хлеба с маслом,
посыпанные сахаром, и не торопясь ели...
Хлеб выпекался все вкуснее, в него уже не попадала картошка и мякина, и, тем не менее, это был всё ещё скудный паёк...
«Мы любим дом, где любят нас,
Где длинный чай, короткий фартук»,
– сказал Иосиф Уткин... Я часто вспоминаю уют ложкинского
дома, тепло и яркие блики русской печи, лавку-ленивку возле
неё, отполированную до блеска за многие годы; потемневшие
до черноты брусовые стены, на которых размещались фронтовые фотокарточки и портреты женщин и бородатых мужчин с
пририсованными белыми рубашками и городскими пиджаками. А между ними симметричными рядами в наклон – старинные цветные открытки, очень яркие, хотя и загаженные мухами
и тараканами. Одна картинка помнится до сих пор: по тропинке среди оранжевых колосьев идет девушка в ярком васильковом венке, в подпоясанной красным поясом белой вышитой
рубашке, рядом – усатый солдат в полной амуниции. Под рисунком, согласно старой орфографии, надпись:
Средь колосьев ржи высокой
Ходит бравый с черноокой...
– Умилительно!..
Единственное, что омрачало гостевание – это Джульбарс, хозяйская собака, большая и громкоголосая. Страху прибавляло
грохотание цепи и кольца на тросе, который был протянут через весь двор. Когда случалось выходить за ворота, я шла, прижавшись спиной к стенке дома, а Джульбарс входил в ярость,
прыгал и рвался с цепи в полуметре от меня.
Вскоре после приезда тётя Даша попросила меня сходить
за хлебом; вырезала из хлебной карточки талоны, объяснила,

k ,2е!=23!…/L

ме!,д,=… ó № 2 (26)

как дойти до магазина. Там мне после тщательного взвешивания выдали булку хлеба с несколькими привесками. Я прижала
хлеб к груди и пошла домой. Собаки, которые лежали возле магазина, пошли за мной. Сначала они вели себя спокойно, даже
немного отставали; потом стали забегать вперед, повизгивать,
перебегать дорогу. Я прибавила шагу, собаки – тоже; они начали лаять, к ним подбегали новые... И вдруг одна из них, забежав
спереди, бросилась на меня, пытаясь зубами схватить хлеб. Я
едва устояла на ногах и побежала. Собаки остервенели: хватали меня за ноги и руки, за подол платья. Они крутились под
ногами и даже ложились на землю, перегораживая дорогу; мои
ноги до сих пор помнят их зубы и разгорячённые тела... Бежать
было почти невозможно, я кричала и плакала, звала на помощь
– деревня как вымерла.
Между тем привески уже стали добычей собак, теперь они
охотились за остатками булки...
Наконец-то я добежала до своей калитки и прижалась к ней
хлебом. С другой стороны на калитку, гремя цепью, бросился
Джульбарс и так рыкнул, что собаки отскочили от меня. Он
поднялся на задние лапы, отчего его голова показалась над
калиткой и рявкнул ещё несколько раз – мои преследователи
отбежали к другой стороне улицы. Я отдёрнула щеколду, перешагнула через доску и села на землю, продолжая прижимать
хлеб... Огромный Джульбарс, тихонечко повизгивая, как будто
извиняясь, ходил вокруг меня, зализывая шершавым прохладным языком раны... и слезы.
Прибежали обе бабушки, охая и ахая, разжали мне руки, освобождая хлеб, и тётя Даша сказала моей бабушке: «Ты глянь,
девка, она собаку-то не боится!». И я только в этот момент
вспомнила, что боялась Джульбарса и удивилась этому. Бабушка потянула было меня в избу, но тётя Даша её остановила:
«Оставь их, девка, собака-то знат, чо делать». Мне вынесли табуретку, и Джульбарс продолжил моё «лечение».
А что же хлеб?.. Посовещавшись, спасли для еды то, что было
возможно. К обеду тётя Даша выдала всем по кусочку мякиша и
после раздачи погладила меня по