Императрица всех сезонов [Эмико Джин] (epub) читать онлайн

Перевод: Kuromiya Ren

Сначала темная вода заполнила землю.

Кита, богиня земли и риса, построила лестницу из молнии и сошла с неба.

Она опустила пальцы в черные океаны и создала каменистые глубины земель Хоноку. Из ее тела появилась долина. Ее ресницы стали лесами, полными деревьев. Ее слезы радости стали океанами с солью. Ее дыхание стало пустыней, жаркой, с песком. И своими ногтями она создала непроходимую горную гряду, опасную и высокую.

Радуясь своему уму, она похвалилась богам и богиням.

Сугита, ее брат, бог детей, достатка и любви, был склонен к зависти и не хотел оставаться в тени. Из земли он создал глину, слепил фигурок.

Первая была ёкаем.

Воображение Сугиты разыгралось, и он делал духов, чудищ и демонов, существ иного мира с голубой, белой и желтой кожей. У некоторых были рога, у других нет. Некоторых он сделал навеки детьми. Другим дал два рта или пятнадцать пальцев, длинные шеи, сотни глаз или сморщенные головы. Ёкаи были безграничными, как магия в них.

Вторая была человеком.

Он создал его по своему подобию, не менял людям внешность. У всех было по десять пальцев на руках и ногах, один рот, волосы на головах. Вскоре Сугита понял слабость задумки. Он дал ёкаям огромные силы, а людям никаких. И он одарил людей вторым языком проклятиями, что нужно было произносить или писать, чтобы прогнать ёкаев, лишать их сил. Так было установлено равновесие.

И всем ёкаям и людям он дал смертное сердце.

Он взял человека, что был больше всех похож на него, и усадил на самой плодородной земле. Он коснулся лба человека большим пальцем, нарисовал полоску между его бровей. Все будут знать, что его любили боги и богини.

Того человека назвали императором.

Правителем. Благословенным.

Владыкой земли.

Еще дюйм и тьма

Пословица

Мари

Дыхание во тьме. Не ее.

Мари склонила голову. Она не видела во мраке, но закрыла глаза. Так было проще сосредоточиться. Она хорошо знала это место, эту комнату без окон и с дверью, что почти не пропускала воздух. Порой в ее сны проникал затхлый запах, делая их кошмарами. Комната убийства, и Мари была палачом.

Она набрала в легкие затхлый воздух. Там, в правом углу, в двух футах от нее, кто-то ждал. Боялся.

Мари шагнула вперед, половицы скрипнули под ее весом.

— П-п-прошу, — взвыл высокий голос.

— Я тебя не трону, — сказала она, стараясь успокоить тоном. Пока не тронет. Она задела стену. Ее пальцы скользнули по деревянному выступу, потом по бумаге, натянутой на раму из бамбука. Спички лежали рядом с лампой. Она чиркнула одной и зажгла фитилёк, комнату озарило мягкое сияние. Запахло рапсовым маслом. Она сосредоточила взгляд и увидела, что мужчина был одет в штаны-хакама и накидку. Наряд самурая. Форма военной элиты.

— Боги и богини, — сказал он, скалясь. — Я думал, ты — одна из них. Ты не выше деревца! Что случилось, девочка? Мамочку потеряла?

Мари жалела, что пыталась успокоить его. Такой была цена милости. Мужчины. Они всегда недооценивали ее.

Напротив мужчины в углу стояло разное оружие: серп и цепь, лук и стрела, нунчаки… Мари указала туда.

— Выбирай, — ей нравилось давать им шанс сразиться. Так было интереснее.

Самурай фыркнул.

— Ты не знаешь, чего просишь, девочка. Меня учили во Дворце Иллюзий. Сам сёгун.

Мари стиснула зубы. Ей уже надоедало.

— Я сказала: выбирай оружие.

Самурай прошел к углу. Он порылся в оружии и выбрал катану и вакидзаси.

Предсказуемо. Длинный и короткий мечи были оружием самураев. Ее противник поднял мечи, острые клинки сияли в свете лампы.

Мари прошла к углу и выбрала свой инструмент. Всегда один и тот же. Нагината. Длинный бамбуковый шест с опасно изогнутым лезвием. Якобы женское оружие, которое никогда не выбирали ее противники. Мари умела управляться только с ним.

— Если тренироваться со всем оружием, не научишься владеть ни одним, — всегда говорила ее мама.

Мари стукнула нагинатой по полу, пыль поднялась вокруг ее синего кимоно.

— Мне очень жаль, но с этого момента ты мертв, — сказала она, вытаскивая лезвие из ножен.

Самурай едко расхохотался.

Мари быстро оборвала его смех. Она присела, взмахнула тупым концом нагинаты, попала по коленям самурая.

Он рухнул со стуком. Мари скривилась. С крупными всегда было сложнее.

— Это было ошибкой, — сказал он, поднимаясь на ноги. Он скрестил мечи перед собой, глаза опасно блестели.

«Теперь он хотя бы воспринимает меня серьезно».

— Нет, — исправила Мари. — Так было задумано.

Самурай бросился на нее, и она последовала примеру. Клинок нагинаты столкнулся с его катаной. Полетели искры.

Самурай ударил вакидзаси, и Мари уклонилась. Ее чуть не пронзили. Это было слишком близко. Ее сердце колотилось от страха и восторга. Этот самурай был умелым. Самурай не успел отстраниться, а Мари стала крутить нагинатой, в мельнице движения поймала оба его меча. Ему пришлось отпустить оружие, мечи зазвенели по полу, откатились на пару футов от него.

«Умелый, но не такой, как я».

Она не могла дать ему вдохнуть, дотянуться до оружия. Покончить с этим. Она попала ногой по животу мужчины. Самурай охнул и согнулся. Он упал на пол, держась за живот.

Она стояла над ним, шумно дыша, ощущая победу. Тепло охватило ее тело. Зверь поднимался в ней, и ее карие глаза становились черными безднами. Она сжала руки, мышцы напряглись, кости трещали. Ее ногти стали острыми когтями. На ладонях кожа покрылась угольной кожистой чешуей, прочной как шкура носорога. Она игнорировала боль изменения облика. Она научила себя подавлять это.

Самурай в ужасе глядел на нее.

Она знала, что выглядела отвратительно — отчасти человек, но глаза и ладони монстра. Ее лицо оказалось возле лица самурая, она заговорила хриплым голосом:

— Ты был прав. Я одна из них.

Таро

Таро потирал метку между бровей, где вспыхнула боль. Для того, кого избрали боги и богини, он страдал достаточно много из-за недугов за семнадцать лет жизни.

Боль меж бровей пульсировала в такт гулу активности вокруг него. В Главном зале суетились слуги, терли пол на четвереньках, подметали стропила перьями фазанов, полировали четыре величавых двери по одной для каждого времени года. Приготовления к состязанию начались недели назад.

Почти все дни суета была такой, что действовала Таро на нервы, напоминала, что его с трудом отстоянное одиночество скоро прекратится. Но сегодня его раздражало не это. Сегодня шум был таким, что он услышал его из своего кабинета в другой стороне дворца.

Он помрачнел от вида перед ним. Два величавых самурая в черной лакированной броне втащили в зал кричащего каппу. Мышца дергалась на челюсти Таро от скрежета ногтей по металлу. Зеленые ноги каппы с перепонками оставляли склизкий и грязный водный след на блестящем полу. Служанка, что только закончила убирать, охнула и побежала, освобождая место с остальными рабочими.

За каппой шли священники. Их серые одежды шуршали по полу, они шли осторожно и размеренно. Их голоса хором читали проклятия в такой красивой песне, что люди плакали.

К сожалению для пленника, слова оглушали каппу, как и всех ёкаев. Цепи и деревянные клетки не требовались. Слова священников держали каппу в плену невидимых пыток.

Меньше человеческого ребенка, с панцирем на спине и оранжевым клювом на пернатой голове каппа не казался угрозой. Он выглядел мило. Даже казался добрым.

«Вид бывает обманчивым, — Таро знал, что это так. Он жил во Дворце иллюзий. Он знал, что каппы были сильны, были в пять раз сильнее человека, и они любили кишки, обычно питались живыми жертвами. Таро прижал ладонь к животу. Конечно, слуги убежали».

Крики каппы утихли, он урчал. Его язык был неразборчивым для людей, но Таро узнал мольбу в голосе. Каппа молил о жизни. Они прошли мимо, самураи и священники поклонились сыну императора. Таро склонил голову, едва отмечая их жестом.

Свита замедлилась у дверей из кипариса. Балка из ствола тысячелетнего дуба лежала поперек, не давая ничему выйти. Гора в сияющем снеге была вырезана на дереве.

Зимняя комната. Как и все комнаты Времен года, ее можно было использовать для радости или боли.

«Сегодня боль».

Неприятное ощущение проникло в Таро, но он скрывал это. Он хорошо носил маски. Его любимая была грозной. Он часто ее использовал. Порой даже забывал, что было под ней.

Самураи бросили каппу у дверей Зимней комнаты. Существо скулило, узловатые конечности сжимались, как сушеный лист. Не желая смотреть, Таро перевел взгляд на священников в татуировках. Синие чернила покрывали их тела. Даже их лица были навсегда отмечены каллиграфическими проклятиями. Если ёкай коснется кожи священника, он сгорит.

Самураи, пыхтя, подняли дубовую балку, а потом отошли, тяжелое дерево давило на их плечи. Двери распахнулись. Вылетели снежинки, растаяли в тепле Главного зала. Ледяной воздух задел щеки Таро, его губы дрогнули. Из глубин комнаты слышалось эхо его давно пропавшего смеха. Ребенком он играл на снежных долинах, прятался в Ледяном лесу. А теперь там ходила лишь смерть.

За ним зазвучали шаги. Священники и самураи опустились на пол. Стало тихо, лишь негромко гудели проклятия священники. Только одного человека так принимали. Отца Таро, императора, божественного правителя людей и ёкаев. Он замер рядом с ним. Шея Таро пылала, плечо отца задело его плечо.

Они были теперь одного роста, почти копии друг друга, только глаза и рот императора обрамляли морщины. Их широкие плечи в лиловом одеянии подчеркивали внушительные фигуры. Их волосы были выбриты по бокам, а сверху стянуты в пучки. Слева на бедрах висели длинный и короткий мечи, ведь они прошли обучение самураев. Быть избранным у богов было мало. Для правления империей требовалась сила, ярость дракона. Этого у Таро не было. Пока что.

Таро родился раньше срока, был болезненным ребенком, маленьким, часто кашлял. Последние два года он изменился, лишился хрупкости. Его легкие очистились, мышцы стали крепче, и тело напоминало медведя. Порой, глядя на свои руки, он не узнавал их, силу в пальцах и хватке.

Таро смотрел вперед, пока император разглядывал его. Если он сильнее выпрямит спину, она треснет. Отец часто разглядывал Таро, когда он вырос.

— Отец, — монотонно сказал Таро.

— Сын, — ответил император. Голос императора всегда заставлял Таро думать о ржавом железе холодном, твердом, бесполезном. Я думал, ты будешь играть у себя, — Таро сглотнул от едкости в голосе отца. У императора были другие взгляды на мужество. Мужчины не плакали. Не были маленькими. Искали власть. Таро почти все дни избегал отца.

Император хотел избавить восток от ёкаев. Таро хотел тихие места, где он мог изобретать.

«Если бы я не знала лучше, подумала бы, что ты из шестеренок и пружин», — говорила в детстве его няня. Император не понимал страсть сына к изобретениям. Ходили слухи, что когда-то император был мягче, сильно любил, не осуждал. Если так и было, Таро не видел этого. А Таро слуги и придворные шепотом звали Холодным принцем. Металл, а не человек. Без сердца. Может, так и было.

— Я услышал шум, — Таро не скрывал раздражения. Мышца подрагивала на его челюсти.

— Мы поймали каппу во рву, — сказал император.

Таро выдохнул. Каппа голодал, раз рискнул подобраться к дворцу.

Его отец вскинул серебряную бровь.

— Невероятно, да? император нетерпеливо махнул рукой и громко сказал. Довольно.

Гул прекратился.

Каппа замер. Его черные глаза, полные страданий, посмотрели на императора.

— Он гадко пахнет, — отметил император. В Главном зале пахло рыбой и водой пруда. Император вскинул голову. Бросьте его в Зимнюю комнату.

Каппа не понимал слова людей, но это означало смертный приговор. Глаза каппы стали решительными. Существо открыло клюв, закричало и толкнуло самураев.

В один прекрасный миг стражи взлетели в воздух, описали изящные дуги, и Таро поразился силе маленького ёкая. Самураи врезались в стену со стуком, обмякли.

Порыв снега из Зимней комнаты проник в Зал, мешая Таро видеть. Каппа вырвался из белизны, направляясь к Таро и его отцу, пальцы с перепонками тянулись, клюв открылся в крике.

Таро расправил плечи и считал вдохи. Один. Два. Три. Его маска не дрогнула. Как и у императора. Они отличались, но схожие черты у них были. Холод. Гордость. Никто не посмеет перечить императору или принцу. Это вызовет гнев богов и богинь. Религия была величайшим оружием императора.

Священники быстро загудели проклятия, встали и покачивались. Каппа замер, зажал ладонями уши. Тщетно. Воздух сгустился и трещал от чар священников. В зале стало холоднее. Каппа упал на колени, согнулся. Парализованный.

Император рявкнул ошеломленным самураям:

— Вставайте.

Самураи медленно пришли в себя и потянули обмякшее тело каппы к порогу Зимней комнаты. Таро отвернул голову, когда они бросили его.

Если каппе повезет, холод убьет его раньше, чем хищники. Комната Времен года создавала свою погоду с помощью мастера Ушибы, верного сезониста. Могла начаться снежная буря. В Зимней комнате умереть проще всего.

Волна холодного ветра ударила по Таро, и двери закрылись.

«Хотя бы не Летняя комната», — он напрягся от мысли. Жар давил, как раскаленное железо, обжигая кожу жертв.

Дубовая балка вернулась на место. Каппа визжал, бил кулачками, и двери дрожали. Тщетно. Двери не выпустят каппу, они выстоят даже под натиском они, самого сильного ёкая. Таро повернулся и пошел прочь.

— Ты не останешься? окликнул его отец.

Что-то сжалось в Таро. Отвращение вырвалось звуком из его горла, и он позволил маске слететь на миг.

— Боюсь, не все так любят смерть, как ты, — ответил он.

Император рассмеялся.

— Прячься в своей комнате. Но я жду тебя на ужине завтра ночью. Нужно обсудить состязание.

Таро прикусил язык. Состязание. Его тяжелые шаги сочетались со стуком его сердца. Несколько дней, и сотни девушек прибудут во дворец, вооруженные и с надеждой. Правила были простыми: выжить в комнатах, покорить времена года, завоевать принца.

Таро кипел от угрозы его одиночеству и глупости того, что он стал призом, который нужно завоевать, вещью на продажу. Он покачал головой. Нет. Он не будет праздно стоять, пока его лишают жизни. Девушки могут приходить. Они могут покорить комнаты. Одна, может, даже победит. Но Таро не женится на ней. У него был план.

Мари

Солнце было оранжевым мерцанием на горизонте, зеленые деревья казались черными в сгущающихся сумерках. Вязкий снег был на пути Мари, зима сдавалась весне. Она поспешила к дому, горбясь от холодного ветра.

«Лучше не оставаться в лесу в темноте».

Последний луч света пропал за горизонтом, и Мари вышла из леса. Чистый запах наполнял разреженный воздух. Она глубоко вдохнула. Дом.

Несколько шагов, и Мари оказалась у ворот Цумы, ее деревни. Бумага, привязанная к железным прутьям, трепетала от ветра. Ниже были дары, оставленные для ее народа, и они выглядели поразительно ярко на фоне черных ворот и серой каменной стены вокруг Цумы. Путники редко забирались на гору. Те, кто не привык к высоте, страдали от головной боли, бессонницы и головокружения горного безумия.

Но некоторые люди и ёкаи так рисковали.

Они приходили и оставляли подношения ее клану рыбу, заколки с цветами, оби из расшитого шелка, даже медные монеты. С каждым подарком был мон, семейный герб в форме оранжевых штокроз с тремя листьями или пересекающихся колец. Глупо. Мари скривила губы, забирая подкуп. Ее клан будет рад подаркам, но они не пощадят те семьи. Все были добычей.

Мари шла по пустым дорогам Цумы по памяти. Деревня была маленькой, но построенной замысловато. У улиц не было названий, а у домов номеров. Дома были схожими, деревянными и без украшений. Соломенные крыши всегда заставляли Мари думать о ладонях, сжатых в молитве. Многие боялись клана Мари, многие желали, чтобы их уничтожили. Только жители Цумы знали, кто жил в каждом доме, и как соединялись кусочки головоломки.

Два поворота налево, четырнадцать шагов, и Мари была дома. Свет сиял за ставнями окон ее домика. Она замерла с ладонью на двери, вдохнула, успокаиваясь. Одно дело столкнуться с самураем в сарае. Внутри ее ждал противник опаснее. Мари покачала головой и рассмеялась от своего детского страха.

«Это просто твоя мама».

Внутри она сняла сандалии, бросила подарки и прошла в комнату. Пол скрипел под ее ногами. Еще одна защита: половицы пели, чтобы никто не пробрался незаметно. Тепло покалывало ее ладони и щеки, деревянный интерьер дома стало видно лучше. Кроме низкого столика, в комнате намеренно ничего не было. Всем вошедшим дом казался простым. Бедным. Но под поющими половицами было скрыто немыслимое богатство.

— Ты опоздала, — тихий и ровные голос матери донесся из кухни.

Обычно комнаты разделяла ширма, но сегодня она была сдвинута. Обрамленная аркой, ее мама выглядела мило, склонившись над ирори. В маленьком камине оранжевый огонь лизал дно железного чайника. Пар полетел из носика с тихим свистом. Мать Мари, Тами, налила горячую жидкость в керамический чайник на простом деревянном подносе. Запахло цветами. Жасминовый чай. Любимый у Мари. С отточенным изяществом ее мама прошла в комнату с татами и опустила поднос в центр столика.

— Как это прошло? ее мама опустилась на колени и наливала. Мари?

Мари пришла в себя и шагнула вперед.

— Люди будут искать императорского самурая.

Ее мама изящно пожала плечами, сделала глоток чая.

— Опозоренный самурай. Он любил публичные дома, часто бывал с девушками, — Мари поежилась. Никто не придет за ним. Присаживайся, — приказала ее мама. Мари послушалась, опустилась напротив нее. Как все прошло?

Мари вздохнула, сложила ладони на столе.

— Все прошло хорошо. Он даже не задел мое оружие, — она гордо вскинула голову.

Темные глаза ее мамы сверкнули.

— Это последний.

Сердце Мари дрогнуло. Ее гордость пропала, появилась тревога. Вскоре начнется путь куда опаснее.

Ее мама провела ухоженным пальцем по краю керамической чашки.

— Жаль, ты не унаследовала мою внешность.

От слов матери Мари ощутила укол, словно иглу в боку.

«Если бы только твои волосы блестели как мои. Твои тусклые и безжизненные. И твои зубы так нехорошо перекрывают друг друга. Может, если бы ты стояла прямее, то не выглядела бы так слабо», — Мари, как всегда, невольно пялилась на мать, на все, чем она должна была быть, а не была длинные волосы цвета полночного неба, золотистая кожа, что не нуждалась в пудре, изящное гибкое тело.

Мари редко смотрела в зеркало. Она забросила надежду, что ее отражение изменится, уже давно. Она перестала расти после пяти футов. Она не была толстой, но была мускулистой, крепкой. Ее лицо было круглым, в форме яблока. Она не была страшной. Она была простой. И в деревне поразительно красивых женщин простота означала не привлекательность.

Общей чертой с матерью, как и у всех ёкаев Жен-зверей, у Мари был зверь, скрытый в ее человеческом облике. Жены-звери рождались с одной целью: обманом заставлять мужчин жениться, а потом воровать их богатства.

«Мужчины всегда забирают. Женщины отдают, — как-то сказала мама Мари. И наш клан когда-то давно решил перестать давать и начал забирать».

Мари не слушала слова мамы. Она не хотела извиняться за свои изъяны.

Ветер бил по ставням, принес крик. Не волка, медведя или совы. Жены-зверя. Мари вздрогнула, забыла о словах матери. Она знала причину воя.

— Хисса еще рожает?

— Ты бледная. Я оставила тебе немного ужина, — сказала ее мама и подвинула к Мари крытый поднос.

Мари убрала ткань с подноса, увидела миску вязкого риса с кусочками сухих водорослей. Ее желудок заревел.

«Хисса подождет пару секунд», — она пальцами зачерпнула рис и сунула в рот.

— Мари, — возмутилась ее мать. Ты забыла, как использовать хаси?

Мари пожала плечами. Ей даже нравилось оскорблять в этом маму.

— Так вкуснее, — она шумно облизала пальцы. Хисса? спросила она.

Мама сжала губы. Она пристально смотрела на палочки. Мари сжала кулак на коленях. Противостояние. Ее мать не ответит, пока Мари не послушается. Вздохнув, Мари взяла палочки и продолжила есть ими. Ей стоило помнить, что спорить с мамой нельзя.

«Ее ты никогда не победишь. Один взгляд, и ты сожмешься, как слизняк, посыпанный солью».

Ее мать не спешила отвечать.

— Все еще рожает. Но ее время близко.

Мари проглотила рис.

— Надеюсь, у нее девочка.

— Было бы хорошо, — улыбнулась Тами со странными горечью и едкостью. Мари напряглась. Она была единственным ребенком, но ее мать рожала и других. До Мари было два мальчика. Два брата, которых она не знала. В Цуме оставляли дочерей и бросали сыновей. Жены-звери передавали черты только по женской линии, они были полнокровными ёкаями. Мальчики были полукровками, мерзостью.

Мари сосредоточилась на еде. В дверь постучали. Мари стала жевать медленнее.

«Кто это может быть?» — гости ночью были не обычным делом.

Дверь отъехала, звякнули колокольчики. Вошла Аюми, ее сандалии были на ней, и это означало плохие новости.

— Простите, Тами-сама, — обратилась она к матери Мари.

— Хисса? спросила Мари, сердце колотилось за ребрами.

— Да. Она родила, — Аюми яростно хмурилась. Мальчик. Она не хочет отдавать его.

Мать Мари вздохнула и встала.

— Я приду.

Мари тоже поднялась на ноги. Тами посмотрела на дочь с нерешительностью.

«Она прикажет мне остаться дома, — в венах Мари кипело возмущение. Она вдохнула носом, готовая спорить, просить, чтобы взяли и ее. Я не останусь тут», — она еще не была при родах. Но это была Хисса. Ее лучшая подруга.

Год назад Мари поцеловала светлые щеки Хиссы, попрощалась с ней, и та покинула Цуму. Два месяца спустя Хисса вернулась с богатством и торжественной улыбкой на лице. Хисса обманула богатого торговца, заставила жениться, и в брачную ночь она украла его самые ценные товары шелковые тяжелые кимоно, бумагу, зонтики из лучшего бамбука

Все было бы идеально.

Если бы Хисса не была беременна.

Пока она носила ребенка, Хисса жаждала, чтобы родилась девочка.

— Будет чудесно, — сказала она Мари, гладя живот, где пинался ребенок. Мари помнила, как мило выглядела тогда Хисса, как она сияла. Будет маленькая девочка. Ты будешь ее тетей. Тетей Мари! Мы нарядим ее в шелка, будем играть в куклы.

Сердце Мари билось в горле. Ее подруга так надеялась. Как далеко она пала. Но Мари поймает ее.

Рот Тами открылся, а потом закрылся с заметным щелчком. Она кивнула на дверь.

— Идем, — Мари обрадовалась и прогнала возмущение на глубину для другого раза.

Она прошла за мамой и Аюми за дверь.

«Я иду, Хисса».

Когда-то они пообещали друг другу не бросать в беде. И Мари не собиралась оставлять ее в беде с мальчиком. В деревне появилась новая жизнь, но ее так же быстро потушат.

Таро

Пять минут пополуночи. Таро не спал. Усталость преследовала его, как пес, но он не поддавался. Пока он ждал, чтобы все во дворце уснули, Таро работал. В глубине дворца, в забытой всеми комнате принц строил вещи.

Его глаза были красными, тело болело, пока он бил по меди, делая ее тонкими листами. Масло покрывало его руки, жир забился под ногти. С каждым ударом молота он старался заглушить крики каппы, его мольбу на его языке.

«Без толку, — горло Таро сдавили эмоции, которые он не хотел ощущать. Крики каппы преследовали его, били по его самоконтролю тараном, заставляя реагировать. Хорошее наказание за то, что он стоял в стороне и смотрел, как крохотное существо казнили и за что? За то, что он плавал во рву? За то, что родился ёкаем?».

А если бы он выступил против отца? Это было немыслимо. Император считал сочувствие к ёкаям слабостью. Таро давно это выучил.

Лишь раз он попросил пощадить ёкая. Таро было десять, и он не понимал глубины ненависти отца.

То был тануки, маленький зверек с серо-черной шерстью, головой енота и телом собаки. Таро нашел голодного малыша в чайном саду. Он прижал бедное создание к груди, утешал словами, которые шептала ему обычно няня.

«Ну-ну, все будет хорошо», — тануки прижал мокрый носик к шее Таро и урчал, и этот низкий звук тронул одинокую душу Таро. Он понес слабое тело зверька императору, как священное подношение. И, как мальчик, отчаянно желающий что-то, он сказал:

— Я хочу оставить его как питомца.

Улыбка императора была тонкой и холодной. Таро и теперь, когда вспоминал это, ощущал холод вокруг плеч.

— Мужчины не заводят питомцев. Особенно ёкаев, — сказал он с презрением.

— О, — сказал маленький Таро. Что мне с ним делать? прохрипел он, ведь был тогда маленьким и болезненным.

— Оставь, где нашел, — Таро послушался и отпустил тануки в саду, но сначала скормил ему яблоко и угостил рисовым вином. Тануки любили выпить. Может, малыш найдет дом.

Но на следующий день Таро нашел тануки к клетке в саду. Его отец заставил запереть его там для развлечения придворных, которые безжалостно смеялись над созданием. Через пару дней он умер.

Таро с тех пор оставался в своей металлической мастерской. Ему не нужна была любовь отца. Он не найдет больше места в своем сердце для существа, что у него могут забрать. Его металлические творения были с ним. Они не говорили, не требовали и не могли умереть.

Таро затерялся в воспоминаниях и не заметил, как молот скользнул по медному листу. Молот ударил его по большому пальцу, и Таро охнул от боли. Отбросив инструмент, он прижал ладонь к голове. На рабочем столе механическая птица без крыльев прыгала на тонких лапках последний товарищ Таро. Он неделю назад вложил сердечко из шестеренок в грудь птицы. Его маленький спутник был почти готов. Оставались лишь крылья. Он старался сделать медь податливой, чтобы вырезать перья. Редкая улыбка тронула губы Таро. Может, птица полетит высоко и минует стены дворца.

«Разве это не чудо?».

Часы тикали. Наступило раннее утро. Пора. Улыбка Таро пропала. Он выключил птицу, закрыл ее стальные веки. Он выдохнул, потушил свечу и вышел из мастерской.

Таро посмотрел на шкуры в коридоре: кабан, лев, медведь, даже кирин, редкий ёкай-химера, похожий на оленя, но с драконьей чешуей и золотой огненной гривой. Факелы пылали в металлических петлях, свет отражался от позолоченных стен и создавал пляшущие тени на высоком потолке.

Дворец иллюзий был когда-то построен просто, без гвоздей, и внутри была лишь открытая комната. Не было Главного зала, разрисованных панелей из рисовой бумаги. С тех пор здание развилось, забыло о скромности. Чтобы превзойти предшественника, каждый император добавлял новые черты: огромные сады с необычными растениями, большие врата с рычащими каменными комаину, львами-собаками, что служили как стражи и представляли начало и конец всего. Дворец стал памятником, легендой, где императоры делали себя бессмертными.

Каждый император знал, что золото и украшения не защитят их. Всегда были те, кто мог попробовать забрать дворец себе. И потому дворец защищали проклятия священников. Иллюзии. Бездонный ров. Подземные туннели, замысловатые, как кружево. Когда-то все это будет принадлежать Таро: богатства, земля, власть.

«Я не хочу этого. Ничего этого. Особенно не хочу быть призом в глупом состязании».

Он с отвращением скривил губы, отодвигая тигриную шкуру. За шкурами скрывались люки. В этом коридоре их было десять. И в Главном зале, откуда входили в комнаты Времен года, их было больше сотни. Десятки самураев патрулировали туннели внизу, готовые выпрыгнуть из люков опасными призраками, чтобы убрать нарушителей.

В детстве Таро пришлось запомнить кружево туннелей, и это было просто, ведь у него был способный ум. Его мозг хранил миллионы воспоминаний, словно картинки к секундам его жизни.

Скрытая дверь открылась и закрылась без шума. Петли были хорошо смазаны. Таро спустился по каменным ступеням. Ему не нужен был свет. Шестнадцать ступеней, и он достигнет дна. Даже если бы у Таро не была хорошая память, туннели были простыми. Количество ступеней было кратно восьми. Всегда шестнадцать вниз. Сто двадцать восемь ступеней к Главному залу, восемь слева, восемь справа и восемь посередине.

Таро вдохнул. Воздух был холодным и затхлым. Его широкие плечи задевали стены. Туннели были узкими в этой части дворца, вились, приближаясь к Главному залу. Грызун пробежал по его пути, за ним спешил кот.

Трепетал мутный свет. Он пришел в часть, где патрулировал самурай. Он ступал тяжело, чтобы сообщить о себе. Два копья скрестились, преградили его путь. Таро вскинул бровь.

— Ваше величество, — они поклонились, опустили копья. Таро часто бывал в туннелях. В детстве это было игрой для него, он хотел подловить самураев. И он проходил мимо самураев, не реагируя на них. Ночные походы Таро послужили цели. Стражи привыкли к нему. Не подозревали. Скоро эти туннели выведут его наружу. Таро каждый день ходил по ним, мечтал о направлениях, куда хотел податься. Он хотел одного: путь, что выведет его из стен дворца. Он поклялся, что освободится из этой нарядной тюрьмы до начала состязания.

Восемь ступеней, поворот налево, и Таро встретил еще стражей. Эти спали на посту. Таро прижался к стене и дождался, пока еще два стража покинут часть туннеля. Их патрули оставляли некоторые части без охраны, но лишь на пару секунд. Он запомнил движения всех стражей, их дыхание, даже время их перерывов для туалета. Он знал их повадки, их приметы. Если бы он хотел быть императором, он бы сказал им не быть такими предсказуемыми. Но их изъяны были ему на пользу.

Таро выскользнул из укрытия и поднялся по каменным ступеням. Люк легко поднялся и опустился. Таро был в Главном зале. Белые шкуры скрывали люки у мастерской Таро, они не были необходимы. Люки не были заметны на гладком полу.

Таро хрустнул костяшками, звук разнесся по просторному месту. Ему не нужно было переживать тут из-за стражи. Самураи в туннелях слушали даже мелкие звуки. Нарушителей поймали бы до того, как они попадут в зал. Еще брешь в защите дворца.

Двери Зимней комнаты возвышались перед ним, темные и зловещие. Свет луны плясал на них. Он прижался ухом к двери. Ни звука.

Он прижал плечо под дубовую балку и толкнул. Даже с новой силой вес был невыносимым, и Таро ругался, пока убирал балку. Двери открылись со скрипом. Порыв холодного ветра, и Таро проник внутрь. Его ноги тут же погрузились в дюймы снега. Он поджал пальцы ног от холода. Ночь была ясной в просторной Зимней комнате. Луна была тонким серпом, но звезды сияли ярко, и снег напоминал стекло. Сотни тысяч метров Ледяного леса тянулись перед ним. Посреди всех деревьев была река, по которой он катался в детстве. Вдали выли волки. Вблизи на дереве завопила белая сова, а под совой был каппа.

Как Таро и подозревал, каппа замерз насмерть. Его рот был открыт в крике. Сосульки свисали с оранжевого клюва. Что-то треснуло в каменном сердце Таро. Ёкай провел последний миг жизни в холоде, одинокий и испуганный.

«Не так должно быть».

Ветер шумел, поднимал снег вокруг лодыжек Таро, трепал его лиловое одеяние. Он смотрел на каппу. За поясом его хакама был молот. Обычно он создавал им. Сегодня будет разрушать. Он поднял молот над головой и опустил на каппу. Раздался удивительно громкий треск. Испуганные совы и вороны взлетели с деревьев. Снег упал с веток на землю.

Каппа разбился на ледяные кристаллы. Он собрал осколки каппы, прижал к груди и пошел по лесу, пока не добрался до замерзшей руки. Он пробил дыру во льду, высыпал осколки в текущую воду. Он вернул существо в его дом.

Он надеялся, что там оно обретет покой.

Мари

Мари прошла в спальню Хиссы и прикрыла рот. Внутри было жарко и влажно, собралось много жен-зверей.

Жены-звери, ее милые сестры если не по роду, то по сердцу расступились, как занавески, показывая ее подругу. Хисса лежала на кровати из кипариса, все ее внимание было на маленьком белом свертке в ее руках. Белые тряпки с розоватыми пятнами валялись на деревянном полу.

Щеки и губы Хиссы были белыми, как снег, ее глаза сияли, покраснели, были рассеянными от лихорадки. Но Хисса все еще была милой. Почти ослепительной.

— Тами-сама, — завопила она. Губы Мари дрогнули. Ей было больно, что Хисса кричала ее матери, а не ей.

«Но я знаю, почему», — Тами была альфой их клана. Одним словом Тами могла менять правила, нарушать обычаи, разрешить Хиссе оставить ребенка.

— Моя дорогая, — Тами прошла мимо Мари и опустилась рядом с Хиссой. Еще одна жена-зверь появилась у плеча Тами, дала ей мокрую тряпку. Мари смотрела, как ее мать вытирает пот со лба Хиссы.

— Я назвала его Ютака, — по комнате прошелся шепот. Хисса не должна была давать мальчику имя. Так не делали. Это все ухудшало, было сложнее отпустить. Хисса всхлипнула. Она крепче сжала сверток. Я не могу его отдать, — жены-звери опустили головы, стыдясь. Тами

— Тише, — Тами коснулась щеки Хиссы, смахнула ее слезы. Тебе не нужно ничего делать. Отдай мальчика мне, — Тами осторожно потянулась к свертку.

Хисса расслабила руки. Она собиралась отпустить его. Ногти Мари впились в ладони, подавляя отчаянное желание схватить ребенка и бежать. Холодная логика подавила дикий импульс Мари. Она не зайдет далеко. Сотня жен-зверей поймает ее. Мари разжала ладони, а Хисса одумалась. С усилием воли подруга Мари отодвинула ребенка и сжала его крепче.

— Вы не заберете его у меня, — прошептала она. Тон ее голоса нес предупреждение, угрозу. Глаза Хиссы вспыхнули. Ее зрачки растеклись, остались черные бездонные ямы.

Страх сдавил горло Мари. Она отпрянула с остальными женами-зверьми. Они задержали дыхание.

Тами реагировала быстро. Тонкой сильной ладонью она прижала новую мать за шею к кровати. Она склонилась и тихо заговорила на ухо Хиссы. Мари не слышала слова матери, но видела их эффект. Хисса перестала бороться. Ее глаза стали карими, а лицо исказили страх, печаль, поражение. Хисса отдала ребенка в руки Тами. Сдаваясь. Мари сжала кулаки, ощущая решение подруги как свое.

Тихие слезы лились по щекам Хиссы.

— Берите его, — сказала она. Берите моего ребенка, но знайте, что сегодня вы убили и меня! Хисса вжалась в кровать, будто стала меньше. Мальчик громко завыл, словно ощущая будущее в воде.

Тело Хиссы содрогалось от рыданий, она закрыла лицо руками.

— Унесите его! Не заставляйте слушать, как он плачет.

Тами встала, сжимая губы. Она обхватила сверток руками и вышла из комнаты, даже не оглянувшись на Хиссу. Жены-звери пошли за ней, двигаясь как лучи солнца на воде. Так изящно. Не то, что Мари.

«Они зато не умеют взмахивать мечом», — успокаивала себя Мари.

Комната опустела, Мари осталась с Хиссой. Руки Мари дрожали. Часы назад она играла с самураем императора. Ее синее кимоно все еще было в пыли от их сражения. А теперь она не знала, что сказать, как утешить Хиссу.

«Порой слова найти сложнее, чем сжать кулаки».

Девочками Мари и Хисса были лучшими подругами, бегали босиком по улицам Цумы, ловили вишню, когда та падала с деревьев, еще теплая от солнца. Когда красота Хиссы расцвела, а Мари нет, другие девушки бросили Мари, но Хисса не оставила подругу. Мари завидовала раньше красоте Хиссы, думая, что это ключ к счастью. Теперь она поняла, что пострадать мог любой.

Мари подобралась к подруге. Она уловила слабый запах сосны и огурца от кожи Хиссы. Ночной цветок, которым жены-звери боролись с заражениями. Мари сглотнула, в горле пересохло.

— Хочешь чаю и что-нибудь поесть? спросила она. Хисса все плакала. Мари обошла футон и склонилась, чтобы ее лицо было рядом с головой подруги. Хисса, — имя прозвучало с мольбой.

«Скажи что-нибудь. Поговори со мной. Скажи, как сделать лучше».

Хисса пыталась успокоить дрожащую челюсть.

— Я была такой глупой, так хотела девочку. А теперь боги и богини будто смеются надо мной. Ты не знаешь, как это думать, что весь мир у твоих ног, а потом его выдергивают из-под тебя, будто дешевый ковер, — Хисса сжала кулаки с белыми костяшками, слезы продолжали литься. Мне стоило остаться с ним.

Слова Хиссы не означали измену, но были запрещены.

— Не говори так, — голос Мари был осторожным и дрожащим.

Жены-звери никогда не оставались с мужчинами, за которых выходили замуж. С рождения они чтили род и помогали клану.

«Долг и дом выше личного», — сколько раз Мари это слышала?

Ей было семь, когда нарушила правила последняя жена-зверь. Акеми влюбилась и решила остаться с мужем, фермером. Когда она показала ему свою истинную природу зверя внутри красивой женщины он отказался от нее. Она вернулась в Цуму, но ее не приняли и там. Жены-звери наказали ее, отстранившись. Она не хотела покидать дом в горах, умерла от голода. Ее кости, выбеленные солнцем, обвитые жимолостью, наполовину погруженные в землю, еще было видно у железных ворот.

Глаза Хиссы потускнели, ее смех наполнился горечью.

— Я чудовище. Мы все такие. Ни один мужчина, человек, не полюбит нас. Это проклятие жен-зверей чтобы их не любили такими, какие они есть, — губы Хиссы скривились. Тебе повезло, что тебе не придется столкнуться с этим.

Боль давила на живот Мари.

«Хисса права», — когда стало ясно, что Мари не быть красивой, ее мать изменила судьбу дочери.

«Если тебе не быть красивой, — сказала Тами, будто был выбор, — может, ты станешь императрицей, — и с того дня Мари уже не учили с другими девушками, она не страдала от уроков очарования и этикета. Ее тренировали с нагинатой, а потом толкнули в сарай. Мальчик ее возраста был в темной затхлой комнате. Выйдет только один», — сказала Тами и захлопнула дверь. Мари ударила первой, попала по колену мальчика нагинатой.

Мари кусала нижнюю губу, чтобы воспоминание ушло.

— Знаю, — ответила она Хиссе. Мари билась с последним противником ночью, это означало, что скоро она отправится в Токкайдо, город императора, с бременем ожиданий матери.

«Ты попадешь на состязания, подчинишь Времена года, станешь императрицей и украдешь богатства принца. Иначе» — ее мать не заканчивала фразу, но Мари могла ее дополнить. Или умрешь, пытаясь. Путь к правлению был из окровавленных камней. Мари не только нужно было выжить в комнатах Времен года, одолеть других девушек. Ёкаям запрещалось участвовать. Даже попадание во дворец считалось изменой. Да, Мари не придется отпускать ребенка-мальчика. Она умрет раньше.

— Прости, — Хисса помрачнела. Это было жестоко.

— Все хорошо, — Хисса просто была загнана в угол и отбивалась.

Хисса посмотрела на мятое розовое шелковое одеяло. Ее пальцы погладили нежную ткань. Последние несколько недель Мари работала без устали, вышивая оранжевые и красные маки на этой ткани.

— Я хотела укутать ее в это, — Хисса толкнула одеяло к Мари. Прошу, отнеси это к реке. Чтобы они не бросили его туда без этого.

Мари забрала одеяло. Она поцеловала соленую щеку Хиссы.

— Он даже не ощутит воду, — поклялась Мари.

* * *

Церемония проходила ночью у ворот на берегу реки Горо, ленивой, пересекающей гору и огибающей несколько городов на пути к морю Ма-ни.

Мари шла на звук реки и плача ребенка голоса Ютаки. Луна была серпом на небе. Когда Мари вырвалась из-за кедровых деревьев, жены-звери уже собрались на берегу, волны задевали их босые ноги. Каждая была в простом белом кимоно. Их длинные блестящие черные волосы ниспадали свободно. Они держали фонари. Желтый свет обрамлял их лица, придавая им облик призраков. Призрачных невест.

— Стойте! крикнула Мари, почти задыхаясь.

Ютака был в корзинке, почти погрузился в воду, но его еще держала рука Тами. Мари пробилась сквозь группу жен-зверей, чуть не упав на камнях, покрытых мхом. Ее грудь вздымалась, она поймала взгляд матери.

— Хисса хотела, чтобы с ним было это, — она подняла одеяльце.

Тами опустила голову. Позволение.

Мари встала на колени у корзинки. Лицо ребенка было красным, он морщился, напоминал сушеный фрукт.

«Если бы я родила мальчика — Мари покачала головой. Жутко о таком думать», — жена-зверь всхлипывала. Наверное, Норико. Она до этого родила сына. Через день после церемонии его корзинку заметили на другой стороне реки, истерзанную и промокшую. Белое одеяльце, что было на нем, повисло на ветках у берега.

Мари укутала Ютаку в розовое одеяло. Она закрыла глаза и тихо помолилась богам и богиням за мальчика.

«Пусть река сохранит тебя. Пусть река согреет тебя. Пусть река приведет тебя к любящему дому».

Слезы мешали видеть. Вес дня давил на нее. Почти всю жизнь Мари держалась в стороне, подавляла печаль, строила стены вокруг своей боли. Вся защита подвела ее теперь. Мари не могла смотреть, как жены-звери толкали корзинку в реку и отправили фонари за ним. Она подняла голову, посмотрела на бесконечное небо за горами. Крик застрял в горле, душил ее.

«Для чего все это?» — она повернулась и пошла к краю леса, а потом замерла, ощущая спиной взгляд матери, как заявление:

«Ты не посмеешь».

Мятеж кипел снова в венах Мари, катился в крови, как камень по холму, набирая скорость и вес. Мари побежала, и деревья скрыли ее.

* * *

Сбежать было бы глупо.

Мари заплатит за наглость. Может, мать ударит ее, может, отречется от нее, выгонит Мари из горной деревни. Мари знала, что последнее не произойдет. Ее мать хотела богатство императора. Сильно. Тами нравилась жизнь с удобствами, может, даже больше, чем она переживала за свое дитя.

Резкая боль в боку Мари мешала дышать, сбивала с мыслей. Оназамедлилась, потирая шов над бедром. Ветер притих, лес стал мирным. У ее ног открылись белые цветы, будто ладошки под луной.

Она прислонилась к кривому дубу с большим стволом. Злые слезы выступили на ее глазах. Она смахнула их яростно, сжала губы, заставляя себя вернуться в Цуму.

Перед ней дрожали деревья. Мари замерла. Ветра не было. Паника поднималась по ее спине, мурашки побежали по рукам.

«Я не одна».

Она дышала быстро и судорожно, пока слушала. Все чувства обострились. Зверь внутри шевелился, щекотал ее кожу. Она моргнула, глаза стали черными. Ее ногти превратились в когти. Чешуя побежала по рукам. Изменение остановилось. Зверь давал ей лишь частичное превращение еще один изъян Мари и стыд ее матери: дочь, что была наполовину зверем. Простая и бессильная.

Деревья зашуршали снова.

Мари сжала кулаки, жалела, что не взяла нагинату. Она была безоружная, но не беззащитная. Ее когти были острыми, как ножи. Она пригнулась, скалясь.

«Тогда рукопашный бой, — она ждала. Пусть враг сначала покажется», — ее кожу покалывало, как бывало, когда воздух гор менялся перед бурей.

Заросли разделились. Появилась фигура.

Мари бросилась, рука обвила шею нарушителя, и они рухнули на землю. Она оказалась над врагом, не изящно кряхтя. Она сжала ладонью его шею, когти почти пронзили его тонкую кожу. Она ощущала его пульс под кончиками ее пальцев. Мари отодвинулась, чтобы понять, что поймала. Мальчика.

Он был в простой черной уваги, перевязанной бечевкой. Его кожа была светлее, чем у нее, а волосы были темными и длинными, заплетенными в косички, чтобы пряди не попадали в глаза. Черная ткань скрывала нижнюю половину его лица. Она сорвала маску.

Она тихо выдохнула. Лицо мальчика было в ужасных шрамах. Порез тянулся от уголка рта неровной дугой по щеке. Ее взгляд задержался на этой «улыбке». Больше порезов было на той половине лица на глазу, на лбу. Другая сторона его лица была красивой, ровной, с высокой скулой и прямым носом. Ее ладонь дрогнула. Она держала его, а он улыбался, показывая белые прямые зубы и сияющие глаза. Он знал ее. А она знала его. Сына кошмаров.

Акира

Сын кошмаров улыбался, словно выиграл приз.

Он смотрел на девушку, отчасти озаренную осколком лунного света, отчасти скрытую занавесом ее густых волос. Деревья вокруг них замерли, словно лес затаил дыхание.

— Девочка-зверь, — прошептал он.

— Акира, — ее когти пропали с его горла. Ее черные глаза стали карими. Она со звуком отвращения слезла с него. Ты знаешь, что я терпеть не могу, когда ты так меня зовешь.

Сын кошмаров улыбнулся шире. Он мог посчитать на пальцах одной ладони количество тех, кто знал его настоящее имя, и оно мило звучало с губ Мари. Он сел и прижал ладони к ее щекам. Она прильнула к его рукам, последние чешуйки пропали на ее руках. Он привык видеть ее угольную чешую, когти и черные глаза. Он нежно погладил дорожки высохших слез и грязь.

— Ужасно выглядишь.

Она посмотрела в его глаза. Его сердце вздрагивало всякий раз, когда она смотрела на него, когда ее карие глаза оживали от узнавания и света.

Акира помнил, как впервые увидел ее десять лет назад. Он был тощим мальчиком на краю леса, а Мари ребенком в вычурном кимоно. Они были удивлены, застыли от вида друг друга. Сначала он подумал, что она была мстительным призраком, как его мать. А потом понял, кем она была. Он слышал о ее клане жен-зверей, деревне девушек, что охотились на мужчин. Были те слухи правдой или нет, но она была другой. Чем-то большим.

— Мне не нравится, когда ты так на меня смотришь.

— Как? спросил он, губы в шрамах изогнулись в улыбке.

— Будто думаешь, как лучше подавить меня.

— Я так не делаю, — хотя отчасти так и было. Годы дружбы, а Мари осталась тайной, в глазах вспыхивали то гнев, то страх, она часто поджимала губы, ее ладони могли убивать, но нежно держали его.

Мари встала. Акира убрал пальцы с ее щек. Он скучал по теплу ее кожи.

— Тогда что ты делал? спросила она, отвернув от него голову, упрямо стиснув зубы. Акира хотел, чтобы Мари видела себя, как видел ее он красивой, желанной, любимой.

— Почему ты плачешь? Ты никогда не плачешь, — его улыбка увяла. Хисса родила. Мальчика?

Мари скрестила руки на груди. Она все еще не смотрела на него.

— Моя мама опустила ребенка в воду. Я не могла смотреть, — ее голос был тонким.

Акира встал, отряхнул землю с рукавов.

— Он будет жить, — убедил он ее. И я тебе говорил, что на душах жен-зверей нет пятен, — у всех существ ёкаев, людей, зверей была аура особого цвета, которую видел только Сын кошмаров. У Мари она была голубой, цвета ледника. И когда душа убивала другую, кусочку пропадал, появлялась дыра.

Мари фыркнула.

— Но как долго он будет жить? Хорошо ли?

При всех его талантах Акира не знал.

— Я знаю лишь, что река не убьет его. Может, его найдут монахи, — сказал он, пытаясь утешить ее. Монахи-тайджи принимали детей. Они жили в монастыре с такими низкими дверями, что туда нужно было заползать. Монахи не бросят ребенка. Но монастырь был на севере, и поток реки нес корзинку на юг.

— Возможно, — сухо сказала Мари.

— Печальная девочка, — проворковал Акира. Я могу тебя осчастливить.

Она расслабилась, посмотрела на него. Его сердце снова дрогнуло. Она шмыгнула носом.

— Я не могу долго отсутствовать.

Акира кивнул с пониманием. Скрытая дружба. Украденные моменты. Так всегда было между ними. И всегда будет.

— Идем, — он поймал ее за пальцы, переплел со своими. Ее ладонь была теплой и нежной. Они идеально сочетались.

Они прошли глубже в лес. Свет луны играл в прятки среди листьев. Большие мотыльки и пятнистые жуки проносились мимо.

Акира закрыл глаза и дышал, впитывая сладость земли. Он знал каждый дюйм этого леса, каждую травинку, кору каждого дерева. Он почти все дни проводил среди зелени, качался на ветках, как обезьяна. Хоть его мать была ёкаем, призраком, он не унаследовал ее способность проходить сквозь стены. Он унаследовал другое. Силу двигаться как ветер, не оставляя следы на земле, вести себя как тень. И шрамы. Глубокие серебристые шрамы на его теле напоминали о болезненной истории смерти его матери.

До того, как его мать стала призраком-ёкаем, она была человеком по имени Мизуки, самой красивой девушкой в городе. Она вышла за Такуми, он варил сакэ. Такуми был ревнивым, а Мизуки — тщеславной. Одной из ночей Такуми обвинил Мизуки, что она свободно раздает улыбки. Он убил ее, но перед этим изрезал ее лицо. Мизуки проснулась измененной, ёкаем, мстительным призраком. Она ходила по причалам, улицам, заброшенным зданиям, искала мужчин, которые следовали за женщинами, прижимали их слишком сильно. Она жестоко карала таких мужчин.

Акира замедлился. Ручей преградил их путь. Вода журчала по камням. Он перепрыгнул, хотел поднять Мари, но она покачала головой и прыгнула сама. Ее стиль.

— Ты меня удивил. Я не думала, что ты вернешься раньше утра, — сказала Мари, шагая рядом с Акирой.

Их плечи соприкасались, и Акире это нравилось. Он кусал щеку. Он надеялся, что она не будет возражать.

— Он не хотел моей помощи.

Мари замерла. Она глубоко вдохнула и выдохнула. Она хмурилась с тревогой.

— Но он спустился с горы?

— Да. Я сделал так, что он не вернется сюда.

Мари кивнула.

— Хорошо.

Акира почесал затылок.

— Нужно было ломать ему нос?

— Он смеялся надо мной, — на лице Мари появилась боль. Она пнула камень. Мари слишком часто ранила мужчин и рыдала потом в руках Акиры. Быстро злилась и быстро сожалела.

Акира сделал бы все для нее. Мари пришла к нему годы назад в такую ночь. Ее глаза сияли от страха и стоящих в них слез.

«Акира, помоги», — он не мог отказаться, прошел с ней к сараю, где мальчик качался, держался за разбитое колено. Акира взвалил мальчика на спину и нес до главной дороги, что вела с горы.

С тех пор Акира хранил самую большую тайну Мари. Мари ранила, но не убивала. Если ее мать узнала бы, что Мари давала пленникам сбежать, и как Акира помогал ей он поежился. Хорошего не будет.

Мари замерла у стены деревьев на пути. Они прибыли к месту.

— Дерево гинкго? спросила она с разочарованием. Жены-звери были тут десятки раз, встречались под тысячелетним деревом, чтобы отпраздновать двенадцать фестивалей богов, богинь и времен года. Когда они встречались в последний раз, зима близилась к концу. Они размазали грязь на лицах друг друга, шептали пожелания удачи и здоровья весной.

Он улыбнулся.

— Подожди и увидишь, — сказал Акира, проходя мимо деревьев.

Мари ворчала, но шла следом. Она просияла. Она была самой красивой в мире Акиры.

— Он сбрасывает лица! воскликнула она.

Акира гордился, будто подарил ей нечто редкое и дорогое. Крона дерева раскинулась на сто футов. Желтые листья слетали с веток на землю, тихие, как снег.

Мари погладила грубую кору с теплом. Для жен-зверей дерево гинкго было священным, символом их двойственности, выносливости и долгой жизни. Акира просил Мари снова и снова поведать ему историю, чтобы слышать ее голос.

Первая жена-зверь пришла на вершину горы жестокой зимой. Почти окоченев, она нашла гинкго и укрылась под его ветвями. Она думала, что это было магией дерево с листьями зимой. Ствол не давал ветру разрезать ее. Когда налетела буря с молнией, ветки ломались, и жена-зверь собрала их и построила первый дом в Цуме.

Жены-звери верили, что, пока гинкго стоит на горе, они выживут. Некоторые старые жены-звери даже суеверно относились к сбрасыванию деревом листьев, считая это время опасным для их клана. Голое дерево уязвимо, такими становились и жены-звери.

— Я знал, что тебе понравится, — он улыбнулся.

Мари молчала. Она глубоко вдохнула. Борьба кипела в глубинах ее глаз. На ветках сидели кодама, душа дерева в облике маленьких белых фигурок размером с предплечье Акиры. Они были пузатыми, темноглазыми и тихими, но рты были открыты, словно в глубоком детском вдохе. Невинные. Акира не знал, как выглядела его душа. Темная? В шрамах? Слабая? Он не видел только ее.

— О чем ты думаешь? спросил Акира, глядя на тоску на лице Мари.

— Хисса говорит, что мы чудовища, что жены-звери прокляты, и их не будут любить такими, какие они есть.

Сердце Акиры билось в его горле. Он подумал о шрамах, матери-призраке и отце-человеке. Наполовину ёкай, наполовину человек, он был настоящим монстром. Его не примет ни одна группа. Он существовал между, не человек, но и не совсем ёкай. Хуже, его отец был человеком и иностранцем, торговцем с островов Оллис со светлой кожей и волосами. Он прибыл в Хоноку торговать и влюбился в призрака.

— Я тебя такой не вижу, — сказал Акира Мари.

Порыв ветра ударил по дереву, и листья посыпались дождем, застревали в волосах Мари.

— Как ты меня видишь? спросила Мари с рассеянной улыбкой.

Может, она хотела комплимент. Акира не был против. Он всегда примет наживку с ее рук.

— Я не могу сказать, — он дразнил улыбкой. Он придвинулся ближе. Если я скажу, какой я тебя вижу, у тебя вырастет до небес самомнение, — рассмеялась Мари, и Акире стало легче.

«Ты не представляешь, как я восхищаюсь тобой», — хотел прошептать он. Признания зависли на его языке, слова любви и верности, но Мари обошла дерево и вздохнула. Он знал этот звук. Мари было пора уходить.

Печально попрощавшись и изящно помахав рукой, Мари прошла за деревья и пропала. Она всегда уходила первой. Акира опустился под гинкго. Он поводил головой, посмотрел на кодама. Вдали наверху сияли звезды, как сахар, рассыпанный на черной ткани.

Каждый раз, когда Акира видел Мари, ему казалось, что это последний раз. У этого была причина. Когда ему было тринадцать, он убежал из дома. Не сбежал, а последовал. Любопытный, он хотел узнать тайну жен-зверей. И когда Акира заметил одну, покинувшую Цуму, он пошел за ней.

Он не подумал прикрыть лицо. Первая жительница, с которой он столкнулся, плюнула на него. Акира вытер тогда слюну со щеки и коснулся шрамов. После этого он оставался в тенях.

Прошли две недели. Он не рассказывал Мари о том, что увидел. Он сначала ничего не думал об этом. Жена-зверь прошла в дом и привлекла внимание местного ювелира. Они поженились через пару дней. Через несколько ночей после свадьбы Акира увидел в щель между ставен, как жена-зверь обокрала ювелира. Она наполнила карманы золотом, камнями, цепочками серебра и убежала до рассвета.

Обман жены-зверя не заботил Акиру. Его семья выживала, забирая у путников в горах монеты. Его беспокоило то, что случилось потом. Когда жена-зверь вернулась в Цуму, она изменилась. Ее улыбки стали натянутыми. Ночью она плакала, а девять месяцев спустя опустила мальчика в реку. Ее душа стала бесцветной, из яркой лимонной превратилась в бледно-желтую. На поверхности не было дыр. Она не убила. Акира понимал, что цвет изменился от печали.

Судьба Мари будет хуже. Ее будущим была смерть или брак с принцем. Когда он думал об их неминуемом расставании, казалось, к его ребрам прижимали факел, и он медленно сгорал изнутри. Он знал, что однажды у него останется только память о Мари, знания, как прекрасно могло быть.

ПЕРВАЯ ИМПЕРАТРИЦА

Сугита с неба смотрел на любимого человека. Его сын, первый император, которого он создал по своему подобию, печалился. Человек плакал на своем золотом троне. Сугита воззвал к молнии и спустился по лестнице Киты.

Он подошел к рыдающему человеку.

— Что тревожит тебя, сын? спросил он, не понимая. Сугита видел с небес все дары, что он дал человеку: плодородные поля, где риса хватило бы на вечность, шахты с железом, золотом и драгоценными камнями, люди, что поклонялись ему, восхваляли его как бога. Я дал тебе так много, — отметил Сугита, переживая из-за того, что человек хотел больше.

Губы сына дрожали.

— У меня есть все, но это не с кем разделить.

Сугита удивленно раскрыл рот. Он не подумал, что человеку нужна любовь. Любовь была божественной. Он думал, это могли только боги и богини.

— Ты хочешь женщину, что разделит с тобой жизнь? спросил Сугита.

— Да, — глаза человека загорелись. Я хочу женщину, — сказал он Сугите. Но она должна быть достойна меня.

Сугита кивнул. Он собрал женщин из каждого клана и устроил их в дальнем углу Хоноку. Он оставил их в пещере, вырезанной водой и ветром посреди одинокого утеса. Среди женщин были две сестры, Макото и Тсукико, дочери торговца зонтами.

Макото и Тсукико вооружились шелковыми зонтиками, бились с другими женщинами за кусочки веревки, разбросанные по пещере. Они с помощью веревки слезли с утеса.

Внизу Тсукико простонала:

— Я хочу домой.

Макото сжала руку Тсукико и прижала к своей щеке.

— Кроха, как твоя старшая сестра, я обещаю, что ты попадешь домой, или я умру, пытаясь отвести тебя.

Девушки пошли в сторону созвездия Барабана, надеясь, что доберутся до своей деревушки. С первым теплым ветром лета они пришли к горе.

— Только вверх, — сказала Макото. Они поднялись. На вершине перед ними раскинулась Хоноку. Сестры поняли, что были к дому не ближе, чем звезды к Земле.

Они шли дальше. Осень поцеловала лето на прощание. Упал первый лист, и они попали в заброшенную деревню. Они не надеялись. Они воровали в домах, набивали рты полосками мяса дикого кабана, маринованной свеклой и грибами в мисо. Но деревня не была заброшенной. Пока сестры спали, вернулись ее жители. Они. Демоны высотой в восемь футов с четырьмя глазами и шестью черными рогами на головах. Сильнейшие из ёкаев. Макото и Тсукико отбились зонтиками и выбрались из деревни они.

Но за каждую победу нужно было платить цену.

Тсукико была сильно ранена. Макото отказывалась бросать сестру. Она была умной и яростной. Макото построила сани из веток, подняла Тсукико на эти носилки.

— Кроха, я доставлю тебя домой или умру в пути, — Макото тащила носилки. Зима прогнала осень. Пошел снег. Чтобы отвлечь Тсукико, Макото пела ей. Тсукико подпевала, и Макото слышала ее за воем ветра. Макото вскоре поняла, что голос Тсукико утих.

Макото остановилась.

Носилок за ней уже не было. Ветер лишил руки Макото тепла. Она думала, что держала носилки, а хватала воздух. Макото зарыдала и пошла обратно. Она нашла Тсукико в сугробе. Ее губы посинели, глаза были закрытыми. Лед появился на ее ресницах. Тсукико умерла.

Рыдая, Макото сжалась у тела сестры.

— Кроха, я доставлю тебя домой или умру в пути, — они не были дома. Макото решила погибнуть рядом с сестрой. Она спала во время бурь. Снег покрыл их тела. Но зима не забирала ее. Природа защищала ее. Когда снег растаял, он пролился в ее рот, заставляя ее пить. Весенний ветер сотряс деревья, и еловые ветви упали и укрыли ее теплым одеялом. И когда первое яблоко упало с дерева неподалеку, оно прикатилось в ее раскрытую ладонь. Она не умерла. Природа не дала ей. Тело Тсукико к тому времени оказалось под землей, и только ее нежные пальцы еще были над поверхностью.

Мужчина подошел к ней. Макото растерянно сжала зонтик и уперла его конец в горло мужчины. Кровь потекла по его шее.

Мужчина опустился на колени.

— Моя невеста, равная мне! воскликнул он.

Она тут же узнала мужчину. Императора.

— Я хочу домой, — сказала она, бросив потрепанный зонтик.

— Ты дома, — ответил император. Его рука описала дугу, и за ним она увидела дворец, золотой и сияющий в свете весны.

Она заплакала.

— Я подвела сестру.

Император нежно улыбнулся.

— Успех и поражение лишь иллюзии. Не держись за них, — он прошептал, кем она была и кем станет. Правительница, — сказал он. Моя, — сказал он.

Любима природой.

Почитаема мужем.

Императрица всех Времен года.

Таро

Вода лилась с неба, стучала по черепице дворца, стекала по выемкам и из ртов золотых шачихоко гибридов тигра и карма, что призывали дождь и защищали от огня.

Таро во дворце отвернулся от кашля императора. За последние сутки кашель стал сильнее. Они сидели за низким столиком для ужина из пирожков с рыбной пастой и овощами в кунжутном масле. Император едва мог проглотить еду. Слуга бросился вперед, вода из серебряного графина плескалась ему на руки, но император отогнал его.

— Тебя осматривали теоретики? послушно спросил Таро.

Император сделал глоток сакэ, его щеки пылали, глаза слезились. Он покачал головой.

— Я лучше подавлюсь насмерть, чем подпущу их к себе.

Таро вскинул бровь, но промолчал. Теоретики помогали маме Таро, когда она рожала его. Они ошиблись, и его матери становилось все хуже при родах. Император в отчаянии призвал другую помощь. Футакучи-онна были известны навыком повитухи, и этот ёкай был единственной надеждой императора. Женщина с двумя ртами безопасно вытащила Таро в мир живых, но лишь смогла помочь императрице покинуть этот мир. Так думал император. Оттуда началась ненависть императора к ёкаям.

«Забавно, как любовь доводит до ненависти».

Повисла напряженная тишина. Таро смотрел поверх плеча императора в окно. Дождь продолжался. Снаружи тянулся Сухой сад, белый песок был украшен рисунком параллельных кругов, подражая каплям, падающим в воду.

Человек рядом с Таро кашлянул.

— Во дворце говорят о таком, — Таро посмотрел на Сатоши. С круглым лицом, ямочками и длинными ресницами Сатоши выглядел как мальчик, а не мужчина. Он был в белом одеянии, красная ткань свисала с плеча, обвивала пояс, отмечая его статус Высшего священника. Татуировки портили его ладони, но не лицо.

«Странный выбор», — многие священники разрисовывали все тела, но руки и лица были в татуировках всегда. Синие завитки были проклятиями. Они имели тот же эффект, что и произнесенные. Когда ёкай касался чернил, он сгорал.

Сатоши часто присоединялся к Таро и отцу за ужином. Он играл много ролей во дворце. Священник. Советчик. Хранитель мира.

Сатоши был наполовину братом Таро. Сын наложницы, Сатоши не был угрозой для трона. Но почему-то их отец любил бастарда больше Таро. Так казалось. На самом деле император считал обоих сыновей бородавками, которые он терпел, но не любил. Это не мешало Сатоши искать одобрения императора при каждом случае. Сатоши обходился с Таро так же, искал у императора и принца симпатии, как бродячий пес, что нюхает дружелюбную руку.

— Я ходил в Зимнюю комнату утром, — сказал император, отвлекая внимание Таро от Сатоши.

— Не лучшее решение для старика с простудой, — ответил Таро.

— Я был в шкуре ямабико, — сказал император сквозь зубы. Редкий и неуловимый ёкай, ямабико обитал на низких частях гор Цуко-фуно. Их голоса вызывали ложное эхо, они подражали звукам, включая ужасные крики. Император почти всех истребил. Их густой коричневый мех желали из-за тепла, а их бежевые зубы использовали для украшений. Эти предметы дорого стоили на рынках. Таро старался скрыть эмоции, пока его отец продолжал. Похоже, каппа пропал.

Таро вспомнил. Темная Зимняя комната. Холод, проникающий под одежду. Молот в руке. Таро подумал о других ёкаях, застывших и скрытых в Ледяном лесу. Киджимуна, рыжеволосое одноногое существо, обитающее среди деревьев баньян. Нурэ-онаго, девушка с мокрыми волосами, рожденная из слез утонувших людей. Футакучи-онна, что помогла при рождении Таро.

— Странно, — сказал Таро отцу и бросил в рот кусочек сушеного фрукта.

Император улыбнулся с хищным блеском.

— Да. Не хочу думать, что среди нас есть тот, кто сочувствует ёкаям.

Тревога пронзила Таро. Сочувствующих казнили.

«Император сделает так с сыном?» — он не знал.

— Я буду следить.

— Может, это связано с Сопротивлением, — вмешался Сатоши.

Таро подавил стон. Все хорошее настроение императора испарилось. Его отец оскалился.

— Невозможно, — он снова закашлялся.

Сатоши покраснел и посмотрел на свои колени.

— Точно, — сказал он. Не знаю, чем я думал.

Сопротивление было скорее на словах, чем на деле. Группы ёкаев одного вида собирались и возникали как сорняки. Пока что Сопротивление действовало раздражающе, почти по-детски: взорвать конвой, что нес рис во дворец, поджечь шахту, что поставляла во дворец железо. Но Таро казалось, что затевалось что-то крупнее. Несколько недель назад Сопротивление притихло, ходили слухи. Слухи о мастере оружия, обученном убийце-ёкае, с которым шел они, и они собирались в Токкайдо объединить отряды и создать армию.

Император чуть успокоился, сделал большой глоток сакэ и вытер жир со рта шелковой салфеткой.

— Скажи, что так заняло тебя днем? спросил он у Таро.

Рот Таро удивленно раскрылся. Император никогда не спрашивал про его изобретения. Единственный раз отец проявил каплю интереса, когда Таро создал ошейник из железа, что не ломалось. Сатоши вырезал на ошейнике проклятия и надел на шею они, поработив его. Когда демон пытался снять его, его руки горели. Его сила, сила тысячи людей, была подавлена. Император использовал этого они, чтобы восстановить Весеннюю комнату. Несколько дней спустя большой демон сломал спину, пока нес тысячелетнюю вишню.

Таро уже не делал ошейники. Император убрал храм и на его месте сделал кузню. Кузнецы работали над ошейниками. Звон металла звучал весь день, дым закрывал солнце. Теперь все ёкаи получали ошейники, их записывали при рождении, относились к ним хуже, чем к собакам на поводках.

Конечно, некоторые ускользали от императора. Матери в ошейниках много платили людям, чтобы они забрали их детей на западные земли. Некоторые люди сочувствовали ёкаям, но многие пользовались этим. Тайный путь с восточных земель на запад стоил дорого. И были кланы ёкаев, которых еще не победили. Высоко в горах Цуко-фуно, слишком высоко, чтобы император направил туда воинов, был монастырь тайджи, где жили монахи-ёкаи, запертые навеки в детстве.

Изобретя ошейники, Таро стал следить, чтобы его творения не стали тем, что может поработить всех ёкаев.

Таро смотрел на отца, щурясь.

— Я работал над механической канарейкой, — Таро взбодрился, подумав о птичке.

— Канарейка? тихо спросил Сатоши.

Таро повернулся к монаху.

— Да. Я сделал ей маленькое сердце из шестеренок, и я создаю перья для ее крыльев, чтобы она полетела

Император отмахнулся

— Ты не сможешь это делать, когда начнется состязание. У тебя будут дела. И времени на мастерскую не хватит.

Таро скривил губы.

«Конечно, он хочет поговорить о состязании. Как жаль, что меня там не будет».

— Его величество прав, — сказал Сатоши, краснея. Таро не знал, должен ли был Сатоши звать отца «Его величество». Тебя будут ждать на многих мероприятиях. Постоялые дворы уже полны девушек и членов их семей, — и он добавил. Я говорил сегодня с мастером Ушибой, и он говорит, что это будет самое сложное состязание за поколения, — мастер Ушиба, еще заноза в боку Таро. Он серьезно воспринимал работу, часто преследовал Таро, чтобы задать вопросы: «Что вы думаете о медоносных пчелах в Летней комнате? Как насчет бури в Осенней комнате? Снег клише для Зимней комнаты. Может, сделаем большие ледяные плиты, что движутся?». Мелкий мужичок с белыми глазами, хитрый и сильный, возникал отовсюду.

Раз в столетие рождался человек с глазами без зрачков и радужки. Это было знаком благословения. Богиня Кита даровала ребенку особенный талант способность управлять природой. Ушиба мог склонять четыре стихии огонь, воду, воздух и землю своей воле.

Таро оттолкнул тарелку, отвращение мешало есть. Он пару секунд подбирал слова.

— Девушки умирали в Комнатах. У тебя нет чувства приличия? Так хочется крови? спросил он у Сатоши. Перед началом состязаний устанавливали правила. Важнее всего было «Не убивать», в Комнатах были хищники. Все были в опасности. Сатоши хватило ума показать раскаяние. — Это древняя традиция, ее нужно соблюдать. И быть призом

Император опустил кулак, стол покачнулся. Рыба в желе задрожала, как и Сатоши.

— Мне хватило твоей апатии, — он склонился ближе. Ты это сделаешь. Если не для меня, то ради своей матери. Забыл, как когда-то она участвовала в состязании?

От упоминания матери горе и вина сжали сердце Таро.

«Она была бы жива, если бы не я, — няня Таро любила рассказывать об императрице, и как дико и сильно ее любил император. Как мог мужчина так сильно любить женщину, но не сына, что она родила ему?» — Таро посмотрел в окно. Капли дождя мешали видеть.

Император продолжал:

— Она сияла, когда победила — Таро знал, по какой дороге шел отец. По улице воспоминаний. Ему не нужно было слушать. Он уже часто это слышал.

«Я четко помню, как она одолела Времена года. Как она выглядела в Зимней комнате, с румяными щеками и улыбкой, похожей на тайну на ее губах. Боги и богини, я любил ее».

Таро не хотел больше слушать, встал из-за стола и ушел.

* * *

Таро смотрел на свою кровать на возвышении. Еще несколько дней, и слуги придут утром, поднимут его и нарядят для состязания. Он будет красивым павлином на выставке. Самураи будут ждать у дверей его комнаты, готовые отвести его на церемонию открытия.

Он представил новое будущее. Пустая кровать. Пустая мастерская. Пропавший принц. Он видел это ясно, как день, ночь или грядущая буря. Скоро он уйдет. Таро обрадовался, будущее было ярким и без императорских оков.

Мари

Утро. Мари стояла на входе в кухню. Ее тело гудело от адреналина и отсутствия сна. Она пришла домой на рассвете. Она ждала, что свет будет гореть, что мать будет ждать в комнате татами. Она ожидала возмущения. Но в доме было темно и пусто. Тами спала. И Мари устала, так что не удивлялась такому везению, а пошла спать.

Теперь, немного поспав, Мари смотрела на маму, склоненную над ирори.

«Она не кажется злой».

Утро было таким же, как другие. Тами схватила рис из железного горшка, бросила в янтарную миску. Ощутив присутствие дочери, она оглянулась через плечо.

— Вижу, тебе спалось не лучше меня, — сказала она, глядя на бледное лицо Мари, полумесяцы теней под ее глазами.

Мари издала согласный звук, устроилась у низкого столика. В комнате пахло рисом и огнем. Мари следила за движениями матери. Она была спокойной. Это Мари не нравилось.

«Помни, она отлично играет. Обманывает мужчин. Разве ей будет сложно обмануть свою дочь?».

Тами вытащила из синей фарфоровой банки полоски маринованного имбиря.

— Тебе нужно принести Хиссе ее дары. Они должны были прибыть вчера, — два мешка стояли в углу. Мари проходила дом Хиссы прошлой ночью по пути домой. Подарки уже лежали на ее крыльце. Посылки, обернутые дважды плотной бумагой и перевязанные бечевкой, где, скорее всего, были монеты или благовония. Там были серебряные миски с хурмой, грушами, яблоками и персиками. Фрукты были едой горя. Даже в смерти можно было найти сладость. Ее подруге позволят горевать сорок девять дней, не больше, чтобы она успела оправиться после родов. А потом она должна будет пройти в мир, найти другого мужчину с богатством. Сердце Мари замирало от мысли.

Выживание Цумы зависело от новой жизни. Женской жизни. Когда жена-зверь рожала девочку, ее долг был выполнен. Ее почитали. И она могла дальше тихо растить дочь в их горной деревне.

Последнюю девочку родили пять месяцев назад. Дочь Юки, Маюми, была красивой, с круглым лицом, розовыми щеками и невероятно длинными ресницами. Все женщины заботились о ней. Мари смотрела на Маюми и задумывалась:

«И это все? Выходить замуж, воровать у мужчин и рожать детей?».

Тами поставила миску горячего риса с розовым имбирем и черными семенами кунжута перед Мари, села напротив.

«Что за игру она ведет? ее мать явно не хотела обсуждать прошлый вечер. Ладно. И я могу играть», — Мари холодно взяла хаси. Деревянный сундук стоял под окном.

— Это новое? спросила она, поднося палочки с рисом ко рту.

Ее мать улыбнулась, Мари стало не по себе.

— Это для твоего пути.

Она моргнула.

— Моего пути?

— Да. Состязание начнется через две недели. Тебе не меньше недели идти в город императора. Я хотела подержать тебя тут еще несколько дней. Но в свете недавних событий — Таро пожала плечами. Ты уйдешь завтра.

Пальцы Мари задрожали, и ощущение добралось до спины. Она знала, что скоро уйдет. Но не попрощавшись? Теперь она понимала: это было ее наказание за побег от Тами, за то, что она провела снаружи ночь. Тами невинно улыбалась, потягивая чай. Холодная. Расчётливая. Жестокая. Такой была ее мать.

Тами рассмеялась.

— Думаешь, я не знаю о нем? ее презрительный смех утих, она прищурилась. Думаешь, Сын кошмаров заберет тебя отсюда?

Мари опустила взгляд. Злой румянец растекался по ее щекам. Она даже не думала о таком. Она знала, что не хотела. Не хотела выходить замуж. Идти во Дворец иллюзий. Она не хотела рожать детей, надеясь получить девочку. От этого могла спасти только свобода.

«Этого я хочу. Жизни без обязательств, без ожиданий».

— Тебе нечего сказать? рявкнула Тами. Ты непослушное и неблагодарное дитя.

«Хуже всего для женщины ее характер», — говорила Тами. Но белый гнев бил по груди Мари. Она могла умереть в состязании и не увидеть больше Цуму или мать. Зачем тогда подбирать слова? Зачем играть послушную дочь и дальше? Зачем притворяться? Скалясь, Мари прорычала:

— Может, я и непослушна, но это лучше, чем ты! Убийца детей. Ты бросила в реку двоих своих мальчиков, а сколько остальных? А теперь жертвуешь своей дочерью, — ее ладони и голос дрожали. Хоть она знала, что это не так. Мальчики не умерли в реке. Ее мать этого не знала. И Мари использовала информацию как оружие.

Глаза Тами расширились, она прыгнула над столом. Рис, чай, имбирь и хаси рассыпались по татами. Бам. Голова Мари повернулась от силы в ладони ее матери. Во рту появился вкус крови.

— Думаешь, ты знаешь все, — сказала мама хрипло. Слезы блестели в глазах Тами.

«Она никогда не плачет».

Тами обвила себя руками, качая головой.

— Но ты ничего не знаешь о жертвах. Ты не знаешь, как бросать сыновей в реку. Ты не знаешь, как это получить дочь и подумать, что твоя жизнь началась. Или как это смотреть, как дочь растет, получая жалеющие взгляды, когда ее простота становится очевидной, а ее зверь остается скрытым. Хотя ты считаешь ее самой красивой в мире, — ее мать раскачивалась. Гнев Мари рассеялся, осталось онемение. Слова вылетали изо рта Тами камешками, что сотрясали фундамент мира Мари. Ты не знаешь, как это, когда жены-звери шепчут о твоем ребенке. «Мари нужно отослать, она бесполезна для нас. Она не красива, она лишь отчасти зверь. Она не одна из нас». Так они говорили мне.

Горло Мари сдавило.

Ее мать продолжала, ее глаза потускнели, ладони раскрылись перед ней.

— Ты не видишь? Обучение, обещание сокровищ императора только этим я смогла убедить их. Только так я смогла сохранить тебя.

Мари раскрыла рот, но не было ни звука. Тами взяла себя в руки и вышла из комнаты. Мари тоже встала. Вес признания ее матери замедлял ее движения. Она подняла перевернутую миску и чашку, смела с пола липкий рис и имбирь.

«Хисса была права, — жены-звери были прокляты. Подбородок Мари дрожал, но она не позволяла себе плакать. Я тоже хорошая актриса».

* * *

Быстрый вдох, и глаза Мари раскрылись, остатки сна убежали от страха. Кто-то был в ее комнате. Она ощущала на себе взгляд. Ее мать? Вряд ли. После признания она будет держаться в стороне. Она остаток дня смотрела в окно на серое небо. Тишина в домике была тяжелой от всего невысказанного. Еще одно противостояние. Их отношения стали битвой их воль.

Страх сдавил горло Мари. Она замерла. Слушала. Ждала. Снаружи бил по окнам ветер, сотрясал стены.

Ее глаза привыкли к темноте, и в тенях появился силуэт. Она указала плавные движения, фигура вышла из-за угла. Акира.

Только Сын кошмаров мог проникнуть мимо врат Цумы незаметно. Он не был в ее комнате, но Мари как-то показывала ему домик.

— Моя комната выходит на восток. Я просыпаюсь с солнцем, — говорила она.

— Боги и богини, ты напугал меня до смерти. Еще вот столько, — Мари села и показала пальцами пару дюймов, — и ты встретился бы с клинком моей нагинаты.

Акира рассмеялся, прислонился к стене и снял маску.

От сухого смеха Акиры Мари нахмурилась. Что-то не так.

— Что ты тут делаешь?

Сын кошмаров посерьезнел.

— Мне приснилось, что ты ушла, — он прошел к деревянному сундуку, что она притащила в свою комнату. Сундук был открыт, в нем было полно тяжелых шелковых кимоно с вышивкой, оби, лент, золотых заколок вещи были достойны императрицы. Похоже, я был прав.

Ветер свистел, проникая сквозь ставни, принося холод. Мари сильнее укуталась в одеяла.

— Я отправляюсь на восток. В Токкайдо, город императора.

Акира кивнул.

— Мать заставила тебя, — он понимал долг Мари, но не мог принять. Он сжал свою шею сзади, хмурясь. Так не должно быть. Я говорил со своими родителями. Мы готовы

— У меня нет выбора.

— Всегда есть выбор, — сказал он, сжав кулаки по бокам.

— У меня нет, — Мари поежилась, зная, что это так. Даже без признания и угроз матери выбор Мари был ясен. Ее судьба была решена.

Акира прошел по ее комнате, наверное, подбирал верные слова в такте шагов.

— Почему? выдавил он.

«Такой простой вопрос. Такой сложный ответ», — она покачала головой и отвела взгляд.

— Моя мать ты не знаешь, на что она способна.

— Я знаю, на что она способна, — он шагнул вперед, половицы скрипели под его весом. Потому я хотел покинуть этот лес. Мы можем уйти вместе. Этой ночью.

Мари повернула голову к Акире. Как ярко горели его глаза, как они сияли, сколько обещаний было в их глубинах. Мари облизнула губы.

«Убежать с ним? мысль вспыхнула в ней фейерверком. Но быстро потухла. Ты не сможешь вернуться домой, — она не увидит Хиссу, мать, Цуму. У нее был шанс сделать кое-что великое, заставить их гордиться. Долг и дом. Выше себя. Служить своему клану честь», — учила ее мать.

Но она видела кое-что еще. Любовь. От Акиры.

«Акира тебя любит, — мысль ударила Мари стрелой в грудь. Я не люблю его, не так, как он меня», — было бы жестоко и несправедливо выходить за того, кого она не любит. Это сделало бы ее не лучше ее матери.

От молчания Мари Акира провел руками по волосам.

— Мои слова или действия не заставят тебя передумать, да?

Мари поджала губы. Она не хотела говорить, не хотела давать Акире надежду. Пространство и время тянулось между ними, пропасть шириной с море Ма-ни.

Акира хмурился. А потом прошел к ней, опустился на колени и сжал ее ладони. Пальцы Акиры были холодными и мозолистыми, грубыми от лазания по деревьям.

Она посмотрела на их соединенные руки, глубоко вдохнула для смелости.

— Я не могу принять твое предложение. Это много для меня значит, но это не честно. Я не лю

Он убрал руки. Сын Кошмаров пропал быстро, как и появился.

* * *

Мари еще долго лежала без сна, считала вдохи. Она моргнула, воспоминания звенели в ней. Ей было шесть, она была на первом дне тренировки. Тами попросила Мари прийти во двор.

— Мама, — она поклонилась, глядя на собравшихся жен-зверей.

«Зачем они здесь?».

Тами отдала нагинату Мари. Ее пальцы не успели обхватить оружие, ее мать бросилась с нагинатой в руках. Удар был быстрым и прямым, и ноги не выдержали Мари. Она присела, жидкость текла из ее глаз и носа. Тами решила ударить снова, но Мари вскинула ладошку.

— Мама, прошу.

И ее мать остановилась. Пальцы Тами сжали подбородок Мари, подняли ее голову, заставляя смотреть в стальные глаза. Она заговорила тихо, чтобы слышала только Мари.

— Ты не красивая. Но у тебя есть навыки тигра зимой. Ты понимаешь?

Мари зажмурилась, в грудь открылась пропасть.

— Нет, — простонала она.

Тами сжала ее подбородок, заставляя Мари открыть глаза.

— Ты тигр зимой. Важно только выживание. Бери нагинату и борись со мной. Ты должна сделать то, что считаешь невозможным.

Мари вытерла щеки, высморкалась в кимоно. Она встала с нагинатой в дрожащих руках. Жены-звери хихикали. Они пришли увидеть ее унижение, ее поражение. Мари провела остаток дня, падая, прикрывая голову, терпя удары. Между ударами Тами делилась мудростью:

— Вытерпев боль, ты достигнешь величия, — удар. Страдания принесут тебе честь, — удар. С жертвой ты поднимаешься, — удар.

Два года прошли, и Мари научилась владеть нагинатой, как продолжением своих рук. Она приближалась и отскакивала, отходила, взмахивала клинком с точностью мясника.

Но она все еще не могла одолеть Тами. До одного осеннего дня. Деревья меняли цвета, и склон горы казался постоянным восходом. Как обычно, Мари встретила мать во дворе. Жены-звери не пришли смотреть, им надоели спектакли. И шел дождь. Боги и богини, красивые женщины не должны были испортить макияж. Тяжелые капли приклеили волосы Мари к голове.

Она поклонилась. Тами ответила. Они бились, оружие звенело, и звук разносился эхом по горе.

Все время, защищаясь, Мари следила за матерью, запоминая любимую позицию Тами с нагинатой ваки-гамаэ. Она держала клинок внизу перед взмахом. Тами двинулась к этому в дожде, и Мари увидела шанс. Ее мать пригнулась, и Мари направилась вверх. Удар. Мари обрушила удар на плечо Тами.

Ее мать растянулась на земле, и Мари стояла над ней. Она должна была ощущать вину, но лишь гордость раздула ее грудь. Тами улыбалась, ее глаза потемнели.

— Ты готова.

Мари вернулась мыслями к Акире. После их встречи, хоть Мари и пыталась держать себя в руках, Акира пробрался в ее сердце. Он был источником, откуда она черпала силы.

За ее короткую жизнь она играла много ролей: послушная дочь, член клана, девушка. Но дружба с Акирой не требовала от нее роли. Она не переживет состязание без желания выжить. Любовь. Дружба. Свобода. Это стоило выживания. Она сделала из них знамя в голове.

— Я тигр зимой, — ком возник в ее горле. Она прошептала во тьме. Я выживу. Буду свободна. И я вернусь в Цуму.

Акира

У ворот Цумы Акира ощутил на себе взгляд. Самое темное время ночи, когда почти все существа еще спали, но кто-то следил за ним. Жар поднимался по его шее.

Он медленно повернулся. Мама Мари стояла в нескольких футах от него, тихая и неподвижная, как смерть. Ее длинные волосы отбросил ветер. Ее кожа блестела. В свете луны Акира видел, как ее глаза стали черными, а потом карими. Красная дымка окутывала ее плечи. Ее душа не была алой. Она была темнее, цвета смородины.

Акира склонил голову от веса ее недовольства. Как всегда, смелость оставила его. Если выбирать между боем и побегом, он всегда выбирал побег. Он приготовился бежать.

— Я ощущаю твой страх, — прошептала Тами. Она прошла к нему, босые ноги хрустели хвоей и сухими листьями. Что моя дочь видит в тебе?

«Не так и много, — Акира сглотнул. Мари чуть не сказала, что не любит меня».

Жаркое дыхание задело его шею, посылая дрожь по спине. В любой миг мать Мари могла вызвать зверя. Он представлял, что сделает, если она нападет. Он не будет бороться. Какой будет смерть?

«По мне почти никто не будет скучать».

— Ты странный, — сказала мама Мари. Ее ладонь обвила его руку быстрее молнии, пальцы сдавили его плоть. Пот собрался на лбу Акиры. Все расплывалось перед глазами.

«И не убежать».

— У моей дочери всегда было мягкое сердце, сильное желание любить. А ты отчаянно нуждаешься в любви. Но ты слабый, не достойный, — Акира подавил скуление, она отпустила его. Она развернулась и пропала в лесу.

Акира отдышался и сделал то, что умел лучше всего. Побежал.

* * *

Акира не пошел домой.

Он искал убежища на каштане, прыгая по веткам легко, как птица. Он устроился на нижней ветке, скрытый листьями размером с ладонь. Когда дрожь в руках унялась, он закрыл лицо черной маской. Рука болела, где ее сжимала мать Мари.

«Просто синяк на гордости».

Он забрался выше, еще выше, пока не добрался почти до вершины. Оттуда он видел всю Цуму соломенные крыши в серебре звезд, острые горы со снегом, темные силуэты на фоне ночного неба. Он устроился, отдышался и опустошил разум.

* * *

Сны Акиры, как всегда, были беспокойными.

Он думал, как было раньше до того, как его семью выгнали из города вооруженные жители, до того, как им пришлось забраться на гору и жить изгоями, до того, как он стал Сыном кошмаров и встретил красивую девушку-зверя.

Они жили в Хана Мачи, городе веселья, где правила и приличия были гибкими. Каждый вечер Акира сопровождал мать на прогулке. Во сне Акира шел с ней, обвив ее руку своей. Он недавно подрос, обогнал маму на фут. Егодолговязое тело уже не подходило под семь лет его жизни.

Темная брусчатка улицы сияла от летнего дождя. Розовые бумажные фонари покачивались от ветра сверху. Меланхоличные ноты сямисэна доносились с ветром, и Акира задумался, не играл ли его отец на традиционном трехструнном инструменте.

Пьяные веселящиеся вышли на улицу.

— Смотрите на эту женщину со шрамами! Это Девица с разрезанным ртом! закричал один.

— Прошу вас, — размеренно сказала Мизуки. Мы с сыном пытаемся насладиться вечером.

Мужчина оскалился, показывая серые зубы. Цвет совпадал с его душой.

— И у ребенка они есть! мужчина указал на Акиру. Ты сын убийцы! Сын кошмаров.

Акира и его мать бежали домой.

Часы спустя Акира проснулся от толпы вооруженных жителей у окна их дома, скандирующих:

— Убийца! Убийца! Убийца!

С первым светом они убежали из Хана Мачи. Город уже не был безопасным. Они пропали в глуши гор, его родители впервые дышали свободно. Они нашли укрытие. Но Акира смотрел на деревья, видел, как покачивались их ветви, закрывая его, как прутья клетки.

До Мари.

* * *

Акира прогнал сон из головы и выпрямился, проверил укрытие. Листья скрывали его.

«Жены-звери не обрадуются Сыну кошмаров вблизи их деревни».

Сын кошмаров. Снова это прозвище.

Он стал использовать это имя, словно это лишало его силы. Он прислонился к стволу большого дерева и почистил зубы. Солнце поднималось выше. Птицы проснулись и пели, их песня была живой. Это отличалось от ощущений Акиры. Слова Тами пробрались в грудь Акиры.

«У моей дочери всегда было нежное сердце, сильное желание любить. И ты так отчаянно нуждался в любви», — это было правдой. Осознание испугало Акиру. Он всегда искал того, кто скажет ему, что он хороший, достойный.

Врата Цумы открылись со скрипом. Он встрепенулся, смотрел сквозь ветки, как шестеро самураев прибыли с черным лакированным паланкином с жемчугом. Четверо несли паланкин, а двое ехали на лошадях по бокам, явно лидеры. Низкий из лидеров держался за бок, сидел напряженно. Он был ранен? У каждого из шести было два меча, длинный и короткий, на левом бедре. Все были в традиционной броне. Акира нахмурился. Самураи казались неряшливыми.

Их широкие хакама были в пятнах, без традиционных семи складок, представляющих семь добродетелей. Они были мятыми, рваными. Их узлы на головах перекосились. Самурай в своей жизни мог служить десятку хозяев, добраться до даймё или сёгунов, до императора. Они меняли верность в зависимости от денег. Эти самураи точно были без хозяев. Они были одиночками, наемниками без верности императору.

— Ронины, — прошептал Акира. Их души были черными. Такими темными, что пятен не было видно.

«Банда изгоев поведет Мари в город императора?» — боги и богини знали, где их нашла Тами. Самый высокий самурай спешился и разделился на группы, он чуть прихрамывал.

Акира смотрел на него. Было что-то знакомое в изгибах его лица. Он откуда-то знал его? Может, из Хана Мачи. Самураи не должны были потакать плотским развлечениям. Но многие посещали город, обычно в масках или замысловатых нарядах.

Жена-зверь поприветствовала самураев. Юка. Мари часто рассказывала о ней, последней жене-звере, родившей дочь. Больше жен-зверей вышли из домов. Ветерок донес до Акиры запах духов. В лучших кимоно жены-звери замерли, как цветные павлины с напудренными белыми лицами. Из-за вееров и зонтиков они поглядывали на самураев, редкое зрелище в сонной деревне женщин.

Самурай хранил лицо бесстрастным, пока Юка говорила, а потом повела его по пыльной дороге за угол. Сердце Акиры колотилось. Они знали, куда они шли. Дом Мари.

Самурай появился с деревянным сундуком Мари на спине. Мари и ее мама шагали следом. Акира не узнал бы ее, если бы не голубой цвет ее души. Ее лицо было белым, губы нарисовали, глаза подвели красным. Ее черные волосы стянули в пучок, что выглядел больно. Шелковые цветы вишни украшали ее волосы. Она смотрела на небо, не замечая его за ветвями. Но он видел ее. Несмотря на ее макияж и тяжелое кимоно, Мари была обнажена, открыта. Одинока.

Жены-звери следовали за Мари и Тами, обмахиваясь веерами и лентами. Парад и путь смерти. Мари споткнулась у ворот, прижала ладонь к горлу. Акира заерзал, готовый прыгнуть. Но Мари подняла голову, отогнала то, что мучило ее, и даже выдавила улыбку. Уверенно. Решительно. Как он восхищался ее смелостью. Как завидовал ей.

Прозвенел крик, и процессия расступилась. Девушка в грязной мятой юката со спутанными волосами и душой цвета синяка прошла вперед и затормозила. Хисса.

Хисса раскрыла ладонь, не зная или не замечая самураев и недовольные взгляды жен-зверей. Вещь блестела в свете солнца кусочек серебряного металла с пятью пересекающимися кругами.

Мари робко приняла предмет. Хисса низко поклонилась, проявляя высшее уважение. Мари ответила тем же. Она поцеловала мать в щеку. Тами надела ожерелье через голову Мари, бечевку, переплетенную с медными монетами. Высокий самурай улыбнулся и помог Мари забраться в паланкин. Самурай с хромотой забрал сундук и забрался на лошадь.

Акира смотрел, как они становились точками на дороге, а потом они пропали. Деревья впервые за годы смыкались вокруг него. Душили его.

«Ты не смелый», — но, может, он мог стать таким. Стать достойным Мари.

В тот миг Акира принял решение. Он почти всю жизнь провел в тенях и ненавидел это, существовал во тьме, на краю, но всегда боялся выйти на свет, дать людям увидеть его лицо в шрамах, его трусливую душу. Он должен стать сильнее.

«Разве смелость не строится на упорстве и железной воле?» — он никогда не перерастет страхи, если останется в горах. Деревья скрывали, дарили слишком много безопасности.

— Прости, матушка. Прости, отец, — сказал Акира, спрыгивая с дерева. Но мне нужно идти. Я должен увидеть, каким могу стать.

Он думал, что это была судьба, сила его любви к Мари вела его по опасному пути. Он пойдет за Мари и ронинами. Он пойдет в город императора. Он пообещал в сердце, что с Мари все будет хорошо. Он проследит за этим. Последний взгляд на листья, шепчущие на деревьях.

«Нужно прыгнуть. Прыжок делает падение стоящим того», — он надеялся на это.

Мари

Самурай истекал кровью.

Красная жидкость текла сквозь ткань на его руке. Мари в паланкине сдвинула штору. Она прищурилась от яркого дня. На небе не было ни облачка. Крепкий самурай покачнулся в седле, сжимая раненое плечо. Мужчина плохо выглядел, его лицо было бледным, а лоб — влажным. Мари узнала симптомы лихорадки. Если не быть осторожным, тело захватит инфекция. Для этого самурая могло быть уже поздно.

Она вздохнула, убрала выбившуюся прядь с лица. Сзади все болело. Лишь пара часов в дороге, а ее кожу уже покрыл толстый слой пыли. При первой же возможности Мари умоется, распустит волосы и сменит это глупо украшенное кимоно на свое простое и удобное синее. Мыли бегали, как волки на охоте. С каждым дюймом пути они были все ближе к городу императора, к Дворцу иллюзий, самому опасному месту для ёкаев. Ее противники будут людьми, и она не сможет взывать к зверю во время состязания. Слишком много глаз будет смотреть. Никто не должен был знать, кем она была на самом деле.

Раненый самурай подвинул лошадь и зашагал рядом с Мари.

— Мы в четырех днях от Токкайдо. Через пару часов остановимся для ночлега в храме.

Мари кивнула.

— Надеюсь, вы доживете до этого, — она посмотрела на его плечо.

Он издал смешок.

— Не списывайте меня со счетов. Я слишком упрям, чтобы умереть, — он склонил голову. — Маса.

Мари ответила тем же жестом.

— Мари, — она отметила, что его правая ладонь — раненая сторона — едва держала поводья. Плохой знак. — Вы перестали чувствовать руку? — спросила она. Мари огляделась в поисках цветка с бархатными листьями и темно-лиловыми, почти черными, лепестками.

Он сжал ладонь, и пальцы задрожали.

— Это не сравнить с тем, что я преодолевал раньше, — Маса отклонил голову, открывая неровный шрам под подбородком, пропадающий за воротником. — Каппа чуть не съел меня заживо во время моего первого похода по этим горам, — в нижних частях гор было много этих водных существ. Они любили кишки, но еще больше — огурцы. За огурец они давали погладить себя или приносили рыбу взамен.

Главный самурай, который сильно хромал, оглянулся через плечо, хмуря брови над пристальным взглядом. Слабый ветер шевелил пучок на его голове. Он смотрел долго, а потом развернулся.

— Похоже, я ему не нравлюсь, — призналась Мари. Он весь путь оценивающе поглядывал на нее.

Маса улыбнулся.

— Хиро никто не нравится. И у него есть только два выражения лица: злое и не очень злое.

Мари рассмеялась и взглянула на хмурого самурая.

— Что сейчас? Он злится или не очень? — спросила она заговорщическим шепотом.

Маса склонился, морщинки появились в уголках глаз. Мари не понимала, как мужчина, так страдающий от боли, мог веселиться.

— Не очень злится. Сопровождение тебя в Токкайдо сделало нас богатыми. Мы едва могли поверить своей удаче, когда нас нашел гонец твоей матери. Половину оплаты мы уже получили. Пока что это наш рекорд по оплате.

Мари ответила на заразительную улыбку Масы. Они ехали в относительной тишине. Высокие деревья обрамляли дорогу. Ветерок будто мягкой кистью ласкал щеку Мари. Шаги лошадей эхом разносились по горе. Вскоре Мари ощутила на себе вес взгляда Хиро.

Мари выпрямила спину и прикрыла глаза. Она убеждала себя, что ей все равно, что он думал о ней. Это было ложью. Раньше всего жен-зверей учили нравиться. Женщина должна быть нежной и доброй, не говорить много. Мама всегда говорила так Мари, пока ее обучение не сменилось тренировками для боя. Но ранний урок запомнился. Она подавляла желание извиниться за то, что не нравилась ему.

Маса вздохнул и постучал пальцами по седлу.

— Хиро говорит, твой народ обманывает мужчин, выходит за них замуж и ворует их богатства, — Мари вздрогнула. — Не переживай. Твоя мать заплатила за наше молчание. Наши губы на замке, — Мари выдохнула. Она не знала, было ли чертой самурая говорить правду, какой бы неприятной она ни была.

Гнев кипел в Мари. Одно дело, когда она ненавидела древние обычаи своего народа. Другим делом было слышать это от чужака.

— Осуждать проще, чем понять, — процедила она.

— Согласен. Когда Хиро назвал тебя гадюкой подколодной и сказал, что тебе нельзя доверять, я тоже так сказал, — отозвался Маса.

Будто слыша их, Хиро свистнул, подзывая Масу.

— Он не хочет, чтобы я говорил с тобой, — сказал Маса. — Боится, что ты обманом женишь меня на себе, а потом бросишь, отчаянного. Словно такое возможно, — самурай бодро рассмеялся.

«Ты недостаточно мила», — Мари кашлянула и нахмурилась.

— Что бы он ни думал обо мне, что бы ты ни думал о моем народе, вы оба ошибаетесь, — она помнила слова Хиссы: «Мы чудовища». Слова ее матери: «Только так я могла уберечь тебя». — Не все только хорошие или только плохие. Так думать — ошибка.

Маса поджал губы. Он схватил поводья коня короткими пальцами и пошел прочь, но обернулся.

— Лучше спрячь ожерелье и все ценное, пока мы спускаемся по горе. Лучше не привлекать лишнее внимание.

Мари коснулась бечевки с медными монетами. Она спрятала ожерелье под кимоно. На коленях она держала серебряный гребень, прощальный подарок Хиссы на удачу.

«Я носила его, когда встретила мужа», — прошептала подруга. Мари крутила вещицу в руках, драгоценный металл сиял в оранжевом свете солнца. Край был острым — оружие и украшение. Как жена-зверь. Мари спрятала гребень в рукав кимоно, когда на горизонте показалась изогнутая крыша старого храма. Страх волной пронесся по ней. Глубоко дыша, она успокаивала себя.

«Долг и дом», — шептала Тами на ухо Мари вместо прощания. Так много всего между ними осталось невысказанным.

«Я — тигр зимой. Я выживу. Я буду свободной. И я вернусь в Цуму. Я все исправлю между нами».

* * *

Мари выбралась из места ночлега. Дыхание вырывалось короткими порывами, и тьма казалась тяжелой, неизвестной. Она проспала лишь несколько часов на неудобном тонком матрасе и с деревянной подставкой под шеей, чтобы не спутались волосы, а потом стоны Масы разбудили ее.

Сзади нее возвышался храм. Перекошенный и забытый. Хиро шагнул туда и заявил, что внутри проводить ночь опасно. В нескольких ярдах от Мари была роща деревьев тсуги. И под ними росли ночные цветы. Она легко сорвала их, отбросила цветки. Лиловые лепестки превращали все внутри в жидкость. Но толченные и смешанные с водой бархатные листья в форме сердца становились мазью от инфекций. Чудо, что растение, которое легко могло убить, умело и спасать.

Мари прикусила губу. У Масы было мало времени.

В лагере спали все, кроме Хиро. Он лежал на спальном мешке, следил за действиями Мари. Она игнорировала его. Мари быстро замесила мазь в деревянной миске, откуда до этого ужинала. Она опустилась возле Масы. Она не успела нанести мазь на рану, он заскулил и открыл глаза.

— Это сон? — спросил он, приподняв уголок рта.

— Нет, ты не спишь. И ты в беде, если поскорее не разобраться с раной на твоем плече, — она фыркнула. — Может, твоим друзьям нет до э того дела, но не мне.

Маса рассмеялся, губы были белыми и потрескавшимися. Хоть неподалеку горел костер, он дрожал.

— Слышишь, Хиро? Она думает, что тебе недостает навыков дружбы.

— Я рад, что чувство юмора с тобой, — сказал Хиро над плечом Мари. — Надеюсь, ты сможешь смеяться, когда мы отрежем тебе руку.

Маса слабо улыбнулся.

— Ну и ладно, — фыркнул он. — Мне все равно не нравилась эта рука. Она всегда меня беспокоила, — смех Масы закончился сухим кашлем.

Мари принесла горлянку воды и влила жидкость в его рот.

— Останься хоть немного, — сказал Маса, прикрыв глаза. — На тебя смотреть приятнее, чем на Хиро. И твои ладони нежнее, — и он уснул.

— Ты отрежешь ему руку? — спросила Мари, глядя, как грудь Масы движется от глубокого дыхания.

Самурай промолчал. Мари напряглась.

Хиро тяжко вздохнул.

— Если завтра не станет лучше, мы отрежем руку. Но это его ведущая рука. Он больше не сможет сражаться.

— Что он будет делать? — в тревоге нахмурилась она.

— Его отец — фермер. Ему придется уйти домой.

Мари стиснула зубы.

— Вы не оставите его ронином?

— Нет, если он не может сражаться. Он будет помехой.

Марии смотрела на мазь, мешкая. А если она не угадал с цветком? Она видела, как его собирала Юка. Но как она его смешивала? Или это цветы помогали от заражений, а листья губили? Она глубоко вдохнула и убрала ткань с раны Масы. Она скривилась от порезов, желудок сжался от кислого запаха. — Что случилось?

Хиро присел на корточки рядом с ней, бесстрастно смотрел на рану. Искры с треском вылетали из угасающего костра.

— Его поймал намахагэ, — Мари поежился. Жены-звери их не боялись, но демоны были естественным врагом. — Они напали на нас ночью. Мы убили группу, но один успел вонзить когти в Масу, — три глубоких пореза были на боку Масы. Следы когтей. Эти ронины убили племя намахагэ? В Мари расцвели уважение и здравый страх. Зверь шевелился в ней. Она рискнула взглянуть на Хиро. Тьма мешала разглядеть выражение его лица, но она уловила углы лица. Он был истинным воином. Грубым и рожденным на поле боя. Каждая уходящая минута приближала Масу к смерти. Мари взяла миску.

Хиро вытянул руку и сжал ее запястье.

— Если он умрет из-за тебя, я снесу тебе голову.

— Он все равно умирает. Это — единственная надежда.

Хиро отпустил ее запястье.

Мари придвинула миску к себе. Она оторвала кусок ткани от своего нижнего кимоно, зачерпнула им пасту.

Хиро понюхал.

— Что это?

— Ночной цветок, — ответила она. — Мы помогали им в деревне женщинам после родов. Он избавляет от инфекции, — веки Масы трепетали, пот покрывал его лоб. Он уснул глубоким лихорадочным сном.

Хиро молчал, его глаза сияли, отражая языки огня.

«Наверное, он представляет, как будет убивать меня».

А потом он заговорил тихо и искренне.

— Он мне как брат.

Мари склонилась и принялась протирать рану Масы. Мужчина вздрогнул, но не проснулся. Она скрывала эмоции.

Мари слабо кивнула и продолжила работу. Она обмакнула два пальца в мазь и густо смазала ею рану Масы.

Хиро все время стоял рядом, как безмолвный страж. Закончив, Мари вымыла руки, вытерла пот со лба Масы, укрыла его чистым одеялом. А потом ушла к своему матрасу.

— Спокойной ночи, Хиро.

— Мари, — окликнул Хиро поверх костра. Ее спина напряглась. — Если спасешь его, я буду у тебя в долгу.

— Представь это, — ее глаза хитро блестели. — Ты в долгу у подколодной гадюки, — она забралась под одеяло и отвернулась.

Мари

Скрытый город.

Так подумала Мари, увидев Токкайдо, город императора, раскинувшийся перед караваном. Он переливался серебром и золотом, наполовину в тени, наполовину озаренный уходящим солнцем. Холмы, покрытые лесом, укутанные туманом, и море усиливали столицу. Сверху пролетели дикие гуси, их печальные крики отражались от крыш.

Они поднялись на холм, и Мари увидела, что здания располагались в определенном порядке. Улицы стояли параллельно, разделенные промежутками. Но края казались не законченными, словно у художника кончились чернила у рамки картины.

Прошел еще час, и они добрались до стен города. Врата охраняли два храпящих самурая. Караван прошел незаметно. Дети с впавшими глазами и опухшими животами молили у процессии монет. Мари вытащила ожерелье с медными монетами из-под кимоно, но не успела снять монеты, детей прогнал дошин, низший самурай, служащий в патруле, вооруженный стальными палками с крючками.

Брусчатка была полна людей, телег и зверей — все двигались в разные стороны. Мари с тревогой вдохнула, ее стражам-самураям пришлось замедлиться и шагать ближе друг к другу. Они держались главной улицы, которая пересекала город и заканчивалась у Дворца иллюзий. По краям дороги были рынки, гудели своей жизнью, как город внутри города.

Маса сидел с Мари в паланкине, шторы были раздвинуты. Его лихорадка прошла утром, благодаря ночному цветку Мари, но он все еще был слабым.

— Одиннадцатый район, — сказал он, стиснув зубы и держась за плечо. — Лучше держаться подальше от рынков, если есть возможность.

Мари рассеянно кивнула, суета потрясала ее. В воздухе пахло грязью, дымом и кунжутным маслом, но за всем этим была свобода, шанс. У нее был шанс на великие поступки. Тут можно быть, кем захочешь. Она подумала о темном бесконечном коридоре с дверями по бокам, полными тайн и скрытых возможностей.

Паланкин дернулся, ему пришлось сдвинуться к краю дороги, и Мари схватилась за сидение, чуть не вылетев. Большая телега с восемью пассажирами-людьми прогремела мимо. Вместо скота в нее были впряжены четыре демона-они. Их рога и зубы были спилены. На каждом был сияющий ошейник с вырезанными завитками. Мари искала взглядом замки, но швы были сплавлены друг с другом. Демоны тянули, и их мышцы проступали от усилий.

Радость Мари стала пеплом, сменилась страхом и отвращением. Она забыла, что была ёкаем. Забыла об опасности. Реальность четко показала ее место в городе — на дне, где все могли пройтись по тебе.

— Осторожно, — предупредил Маса. — Если проявишь эмоции, вызовешь вопросы монахов.

Впереди два священника в сером слонялись у магазина стеклодува. Их головы были бритыми. Их лица и ладони были покрыты синими татуировками, придавая их коже и губам голубой оттенок. Проклятия. Жены-звери приносили в деревню страшные истории о людях-монахах с чернилами в коже. Прикосновение к их коже обжигало. Она не поднимала головы, пока они шли мимо монахов, но она ощущала пульсирующий жар, исходящий от них, и вкус жженой корицы во рту. Она не видела ее, но ощущала. Магию, полную боли. Кровь стыла в венах. Опасность окружала ее.

Дорога сужалась и тускнела. Рынки стали рядами скрипучих домов, склоняющихся друг к другу, закрывающих свет. Мари смотрела на жителей с долей любопытства. Старуха казалась человеком, кроме ее глаз, которые были черными и без век. Мужчина в одежде монаха, но с красным лицом, носом картошкой и большими пернатыми крыльями, что волочились по земле, сметая грязь с улицы. У всех были печальные и уязвимые лица. Все были горбатыми, ведь всю жизнь смотрели вниз. Все были ёкаями. Как и они, все были в металлических ошейниках. Мари хотела выпрыгнуть из паланкина и побежать к ним, помочь им. Но самосохранение и трусость держали ее на месте.

— Восьмой, девятый и десятый район — единственные, где можно жить ёкаям, — прошептал Маса.

Мари сглотнула ком в горле. Жизнь в цепях не была жизнью. Не желая видеть больше, она повернулась к дороге впереди, где возвышался золотой дворец, словно великан над своим городом.

У седьмого района улицы стали шире. Клевер и лаванда соприкасались с брусчаткой, скрывали запах грязи, рыбы и гнилых овощей.

Хиро свистнул, и их процессия остановилась перед деревянным зданием с простой крышей из досок. Кусок выкрашенной ткани свисал с карниза крыши, на нем было название заведения. Гостиница «Гана» — дом Мари на следующие несколько дней. Может, еще и последнее место, где она поспит.

* * *

— У вас доступна только эта комната? — спросила Мари у хозяина, вскинув тонкую бровь. Окна не было, источником света был одинокий фонарь на полу. В углу был тонкий матрас, подразумеваемый как кровать. Воняло табаком и маринованной редькой.

Хозяин гостиницы кивнул, его красные щеки задрожали. Кимоно цвета горчицы не делало его стройнее, и он гладил живот, будто кота.

— Да. Все комнаты забронировали за месяц. В городе мест нет, по крайней мере, в первых семи районах. Многие прибыли из-за состязания. Можно отыскать уголок в комнатах в районах выше, но придется с кем-то делить место…

Она почти согласилась на это. Тут было душно. Нос Мари дрогнул.

— Что это…

— Запах? Рядом общий туалет, — хозяин поджал губы. У него кончалось терпение. — Хотите комнату или нет?

— Она берет, — сообщил Маса, тяжко прислоняясь к двери. Он настоял, что сопроводит Мари внутрь. Хиро шел следом, тащил ее сундук и все время ворчал.

Мари хмуро посмотрела в сторону Масы, и он улыбнулся.

— Сколько? — спросила она у хозяина гостиницы.

— Всего десять монов, — сказал он.

Маса фыркнул. Десять монов были половиной ее ожерелья. Она вгляделась в лицо хозяина. Мари развязала бечевку на шее и сняла десять монет.

— Отлично. Я отправлю слугу помочь вам, — хозяин гостиницы ушел, шурша одеянием.

— Ты заплатила слишком много, — сказал Маса. — Эта комната стоит не больше двух монов.

Хиро толкнул сундук Мари к центру комнаты.

Мари пожала плечами.

— Ты слышал хозяина. Других свободных комнат нет.

— Маса, нам нужно идти, — сказал Хиро, уже миновав половину пути к двери, спеша уйти подальше от Мари. Хоть она спасла жизнь Масы, Хиро все еще презирал Мари.

Маса поклонился.

— Было приятно познакомиться, Мари. Надеюсь, мы еще увидимся. Друзья? — спросил он.

Ей понравился самурай. Мари решительно кивнула.

— Друзья, — и она повернулась к Хиро. — Спасибо.

Маса вышел, но Хиро задержался. Они смотрели друг на друга — жена-зверь и ронин.

Хиро склонил голову, разглядывая ее. Его челюсть двигалась. А потом он сказал:

— Когда я был маленьким, меня привели в горы, и я чуть не умер.

— О? — что-то трепетало в груди Мари, бабочки с острыми крыльями.

Хиро фыркнул. Он опустил ладонь на мечи на левом бедре. Кончики пальцев Мари покалывало, когти просились наружу.

Хиро хмуро смотрел на лампу.

— По пути я спрашивал себя: могла ли это быть она? Я долго ждал этого дня. Представлял, что сделаю, если снова тебя увижу. Я думал, это было невозможно. Шансы отыскать тебя… — он покачал головой.

Мари отпрянула, ноги уперлись в сундук, мешающий отойти дальше. Мозг кипел, пытался найти связи, но не мог.

Хиро прищурился, оценивая ее.

— Я не представлял, что ты окажешься женой-зверем. Я искал тебя годами, искал на тропах, проверял в сараях. Я учился как самурай, стал ронином, брался за любую работу в этих горах. Я почти сдался. Представь мое удивление, когда я увидел тебя во время последнего задания, — Хиро смотрел в глаза Мари. — Я до сих пор хромаю из-за колена, что ты мне сломала.

Мари перестала дышать. Хиро был ее первым. Ей приказали убить его. Она не узнала его. Из всех, кого она ранила, она думала о нем больше всего. Как он дрожал. Как шумно дышал. Как по щекам катились слезы.

— Чего ты хочешь? — спросила она. Ее ладони расслабились; когти появились из пальцев. Рост Хиро был его преимуществом. Она не сможет легко добраться до его горла. Придется бить по животу.

«Я спасла его, чтобы убить десять лет спустя? Это кошмар», — несмотря на приказ матери, она никогда не убивала. Но могла, если требовалось.

Хиро вдохнул. Его губы дрогнули. Но он не вытащил мечи, а махнул рукой.

— Я боюсь лишь бесчестной смерти, — он повторил кодекс самурая. — Ты спасла Масу. Ты — не зло, каким я тебя представлял. Я… у тебя в долгу, — он поклонился. — Жизнь за жизнь, Мари-сан. Когда-нибудь я отплачу долг. Клянусь.

От слов Хиро когти Мари пропали. Она сглотнула, страх утихал. Ее жизнь должна быть обречена. Этот мужчина всю жизнь ненавидел ее. Весь путь она была уязвимой. Каждую минуту, пока спала, Хиро мог отомстить. Она была сильной и владела нагинатой, но и она могла истечь кровью. А теперь он не только простил ее, но и был в долгу у нее. Это было слишком.

Тихий стук в дверь, и Мари посмотрела туда. Девушка стояла на пороге. Она низко поклонилась, на щеках были розовые пятна.

— Меня зовут Сэй. Хозяин попросил меня помочь вам устроиться. Но, вижу, вы заняты. Я вернусь позже, — Сэй развернулась.

— Нет, останься, — слишком громко сказала Мари. Только подожди минутку, — она шагнула к Хиро. Ее кровь текла как мед, медленный и густой. Она прошептала, чтобы слышал только он. Я не буду оскорблять тебя, оправдывая свой поступок. И ты не должен сочувствовать мне. Это звучит глупо, но я могу лишь извиниться. Прости. Мне очень-очень жаль, — Мари поклонилась.

Хиро кивнул со стальным взглядом.

— Жизнь за жизнь. Когда-то весы между нами уравняются, — он улыбнулся, и это пугало. Он напоминал волка. Ее мать любила охотиться на дикие стаи у Цумы.

«Волки никогда не сдаются. Они бьются до смерти», — говорила ее мама.

— Я вернусь в горы. Но если я тебе понадоблюсь, ищи красную горную маргаритку, — сказал Хиро. Мари нахмурилась. Она знала цветок. Он рос на солнце на горе. Алые лепестки были липкими, пачкали кожу. Когда горит, дым от него красный. Я тебя найду, — ронин ушел, его плечи заполнили проем, заставляя Сэй отойти в коридор.

Хиро пропал, и Сэй вошла, склонив голову так, что Мари видела только макушку.

Мари выдохнула, пытаясь успокоить нервы.

«Только бы не стошнило», — дрожь в руках унялась, и Мари сказала:

— Сэй? Так тебя зовут, да?

Служанка подняла голову. Ошейник виднелся под ее грубым коричневым кимоно. Она была ёкаем. Но каким? Она напоминала человека.

— Да, миледи. Вам помочь?

Мари осмотрела пустую комнату.

— У меня и вещей почти нет.

Сэй замешкалась.

— Может, вы хотите искупаться после пути? Общая ванна дальше по коридору. Сейчас там пусто.

Мари смотрела на свои пальцы, ногти были в грязи. Она не мылась весь путь.

— Хорошо, — она решительно кивнула Сэй.

Служанка повела Мари по коридору без окон. Масляные лампы озаряли путь. Пахло приятно. Воск. Рисовая бумага. Кунжутное масло с кухни гостиницы. Домашние запахи. В Цуме как раз закончился бы ужин. Жены-звери уходили бы отдыхать. Она уже скучала по постоянному ритму жизни.

Их деревня вела себя как небольшой город. Юка устроила аптеку дома. Аюми шила и чинила одежду. Были повара, ткачи и целители. У Хиссы был особый навык латать крыши. Жены-звери переросли необходимость помощи мужчин. Но им все еще нужно было придерживаться традиций.

«Долг и дом. Выше себя».

Таро

Механическая птица Таро была готова лететь. Прошлой ночью он вставил последние медные перья в ее хвост. Он беспокойно спал, представляя, как будет выглядеть птица, впервые расправив крылья, как будет блестеть грудка от света. Вскоре птица будет свободна, как и Таро.

Принц бережно оделся в простые хакама и накидку, одежду простолюдина. Он ничего не брал, лишь набил карманы монетами. Он купит все необходимое. Он подумал о лотке, где смог бы на рынке продавать свои творения, где родители с детьми будут останавливаться и потрясенно смотреть на созданных им существ.

Он сбежит этой ночью.

С металлической птицей и тяжелыми монетами в карманах он выбрался в туннели дворца. В этот раз Таро не повернул к Главному залу, а пошел налево. В этой части туннелей самураи ходили каждые шестьдесят четыре минуты. Он заходил все глубже, пока не ощутил запах мокрой травы. Он добрался до туннелей под садами.

Ступени вели к люку в лабиринте в форме дракона. Он выбрался из-под земли. Волосы выбились из пучка, их трепал ветер. Ночь стала темнее, туман цеплялся к нему. Он шел по лабиринту. Нужно было двигаться против часовой стрелки вдоль изогнутой спины дракона. Он замедлился, стало видно зеленую деревянную дверь в камне. Он добрался до края. Таро выудил ключ из кармана и вставил в замок. Дверь открылась со стоном. Таро пересек порог и запер ее за собой.

Он остался один, и что-то высвободилось в Таро. Никто ни слуга, ни самурай, ни священник или придворный не посмеет войти в этот давно заброшенный сад. И свобода была в паре футов от него. Стены поднялись перед ним, за ними был Токкайдо. Скоро он уйдет.

Мертвая хвоя и прутья хрустели под его ногами, пока он шел по глуши, заросшей кустами, сорняками и кудзу, лозой, где часто прятались змеи. Чайный сад был лишь тенью своей прошлой роскоши. Он слышал, что когда-то тут пылали клены, сияли фонари, воздух был живым от смеха. В центре сада был кривой дом. Его крыша просела, половицы воняли гнилью. Это был чайный сад его матери. Когда она умерла, погиб и он.

Таро осторожно вытащил механическую птицу из складок одеяния. Глаза птицы были закрыты, крылья прижаты к телу. Спала. Удерживая птицу на большой ладони, Таро завел ее.

Глаза птицы открылись, она моргнула. Ее голова повернулась в стороны со щелканьем. Он снова завел птицу, и медные крылья расправились. Таро подбросил птицу в воздух и гордо выпятил грудь.

Как любое новое существо, птица была поначалу робкой, прыгала с ветки на ветку. Но смелость росла с каждым прошедшим мгновением. Птица спрыгнула с бонсая, понеслась в небо копьем. Крылья трепетали, но поздно. Таро вспомнил, что жизнь ее была лишь в трех поворотах ключа. Две минуты. Птица умирала в небе. Весь тяжелый труд Таро, месяцы работы, пропали как вспышка фейерверка.

Таро бежал, вытянув руки, готовый поймать птичку, спасти ее. Но он был слишком медленным. Таро мог лишь смотреть, как птица падает с неба, готовая разбиться о землю.

Мари

Пар поднимался вокруг Мари, Сэй терла ее спину в длинной деревянной ванне.

— Ты давно тут работаешь? спросила Мари. Ее ладони нежно рисовали круги на воде, кусочки грязи от пути плавали вокруг ее. Волосы прилипли прядями к ее щекам.

— Да. Моя мама была тут служанкой до меня. Когда она умерла, меня передали хозяину гостиницы, господину Адачи, — робко сказала Сэй.

— Передали?

Ткань на спине Мари замерла.

— Ёкаи не свободные жители столицы. Мы должны служить человеку. Моя мама была вещью господина Адачи, потому ему принадлежат и ее дети.

«Передали. Так она смягчила порабощение».

Сэй встала с колен у ванны и взяла кусок мыла, пахнущего розой. Мари заметила крючки в пучке Сэй.

— Ты хари-онаго? девушка-крюк. Мари не хотела произнести это вслух, но не могла поверить. Они были почти родными, из одной глины, по словам Тами. Как жены-звери, хари-онаго часто воспринимались как люди. Но у них была выразительная черта острые крючки на концах волос. Она слышала истории. Под покровом тьмы девушка-крюк бродила по улице, искала неприятных мужчин. Когда она находила такого, хари-онаго улыбалась. Если мужчина улыбался в ответ, она погружала крючки в плоть жертвы и ловила его. Как только мужчина становился беспомощным, хари-онаго поглощала его. Но эта девушка, Сэй, не напоминала существо из детского воображения Мари. Сэй была худой и высокой. Ее опасные крючки были в ржавчине, притупленные без использования.

Услышав обвинение Мари, Сэй уронила мыло и склонилась за ним.

Мари села, вода полилась из ванны.

— Прости.

Сэй поймала мыло и продолжила тереть спину Мари, движения были дерганными, она быстро дышала. Мари прошептала еще извинение над плечом.

Сэй тихо сказала:

— Вы не сказали, откуда вы, но ваша деревня точно далеко. В столице мы не говорим о — слова умерли на языке Сэй, но Мари ее поняла: «Мы не говорим, кто мы».

Мари поджала пальцы ног.

— Это запрещено?

— Это — девушка замешкалась, — глупо.

Мари задумалась. Она опустила голову на край ванны и закрыла глаза.

— В моей деревне ёкаи свободны. Нет ошейников. Никто не живет в разных районах, — это было правдой, хоть там и не было идиллии, как это звучало.

Губка замерла на руке Мари.

— Простите, если мой совет вам не нужен, но ради вашей безопасности лучше молчать о таком.

Сердце Мари колотилось.

— Болит? спросила она, не слушая предупреждение Сэй.

Долгий миг было слышно лишь капли воды.

— Что болит? спросила Сэй.

— Ошейник, — уточнила Мари. Болит?

— Я долго его носила. Я забыла, что он там.

«Ложь», — Мари ощущала, что Сэй думала, можно ли Мари доверять. Голос Сэй стал шепотом:

— Порой я задеваю его рукой, и он обжигает, как жар тысяч солнц. Когда я обожглась в прошлый раз, перестала чувствовать кончики пальцев, — она раскрыла ладони. Толстые шрамы покрывали ее кожу.

Мари больше не спрашивала. Сэй потерла ее еще, пока она не стала чистой и розовой. А потом она почистила под ногтями Мари деревянной пилочкой. Вина расцветала внутри Мари, ведь, хоть ей было жаль Сэй, она радовалась своей свободе, хоть и недолгой.

* * *

Мари заблудилась. Она пыталась уснуть после купания, но не вышло. Она винила в этом тонкий и вонючий матрас, мелкую комнату. В поисках свежего воздуха и перерыва от хаоса мыслей Мари покинула гостиницу и пошла прочь от рынков. Она где-то свернула с главной улицы к окраинам.

Богатый район. Ивы обрамляли улицы, ветки покачивались на ветру. Впереди мост-полумесяц возвышался над ручьем. Поместья занимали улицы. Мари заблудилась во тьме.

Она отклонила голову, надеясь заметить золотую крышу Дворца иллюзий, чтобы найти путь. Ничего. Ветки ив закрывали небо. Каменная стена почти в двадцать футов высотой огибала дорожку.

«Она куда-то ведет».

Шаги напоминали Мари, что она одна. Она хотела взять свою нагинату.

«Девушка без сопровождения в чужом городе», — так начинались страшные истории. От слабой перемены температуры Мари замерла. Она попробовала воздух, на языке покалывала жженая корица. За изгибом стены два монаха курили табак из кисеру.

Мари заморгала, но вид не изменился. Паника заполнила ее голову. Капля пота потекла по спине Мари. Монахи еще не увидели ее. Она поспешила туда, откуда пришла.

— Эй, ты! крикнул священник.

Она чуть не застонала. Стоило пройти мимо них, пробиться.

«Виновные убегают», — она оглянулась. Монахи еще не вышли из-за изгиба стены. Перед ней тянулась пустая улица. Если она продолжит, они легко ее заметят.

Мари озиралась, заметила куски камня, торчащие из стены. Шаги монахов были все ближе. Мари опустила ногу на камень, подпрыгнула. У маленькой фигуры были свои плюсы: она могла быстро забраться. Краем глаза она увидела вспышку меди, но не успела обдумать это. Она перемахнула стену.

Мари оказалась в заросшем саду, вспышка меди рухнула у ее ног.

«Металлическая птица, — она лежала на боку, быстро моргала, а потом со щелчком закрыла глаза. Мари подняла птицу и разглядывала ее. Странно».

Она не слышала треск прутьев, не видела несущееся тело. Она вскрикнула, когда рука прижала ее к стене. Камень впился в спину. Птица выпала из ее пальцев.

Она услышала, как один из монахов сказал за стеной:

— Похоже, ее поймал страж, — приглушенный, смех, шаги утихли.

Мари сжала запястья врага, готовая выпустить когти, пронзить и растерзать его.

«Мужчины забирают. Женщины отдают. Не давай мужчине ничего забрать у тебя. Ни улыбки, ни веселье, ни тело», — вспомнила она слова мамы. Мари смотрела на мужчину, которому суждено умереть.

Самурай был крупным, его лицо было из острых углов. Он был невероятно красивым, как клинок катаны. Его длинные волосы были в кривом пучке. И между его глаз было пятно грязи. Мгновение было слышно лишь шумное дыхание Мари.

Она ударила ногой по ноге самурая, а потом коленом по его животу. Он согнулся. Он что-то прорычал. Она ударила коленом по лицу. Сломала с треском нос. Ладонь на ее горле сжала сильнее. Мари билась, размахивая руками и ногами.

— Замри! рявкнул самурай.

Мари застыла. Не из-за приказа, а потому что ей нужны были секунды. Она убрала руки за спину, взывая к зверю. Самурай подошел к ней, почти задел щекой. Кровь капала с его носа на ее ноги.

— Ты пробралась во дворец императора, — сказал тихий голос. Кто ты и что тут делаешь?

Таро

Таро отпрянул, глядя на то, что поймал.

Девушка. Ее длинные черные волосы были заплетены в толстую косу. Она сжимала губы, ее карие глаза пронзали. Ее кимоно было простым, но из хорошей ткани. Не слуга, но и не придворная. Может, она была из города, прибыла для состязания. От этой мысли кровь Таро раскалилась.

— Если я тебя отпущу, обещаешь не бить меня? спросил он.

Она зашипела. Он решил, что это да. Таро ослабил давление на ее горле, но придвинул тело ближе, оставляя ее в ловушке. Она дрожала.

— Кто ты? ее веки опустились. Она не ответила. Как тебя зовут? с нажимом спросил он.

Она стиснула зубы, лоб блестел от тонкого слоя пота.

— Мари, — сказала она.

Таро опустил голову.

— Мари?

— Да, — она подняла ладонь, погладила свою шею, задела трепещущий пульс.

— И что ты тут делаешь? спросил он.

Ее глаза вспыхнули с предупреждением.

— Сложный вопрос, — он наступал. Она вскинула руку, отгоняя его. Я забрела далеко от гостиницы и заблудилась, — Таро отошел. Она выпрямилась, и ее рост не впечатлил его.

Он догадывался, что она ждала извинения за грубое поведение. Но наследник престола ни перед кем не извинялся. Она отряхнула кимоно и подобрала что-то с земли. Медь заблестела в ее ладони.

— Это моя птица, — он потянулся к ее руке.

Мари убрала птицу за спину. Она вскинула голову.

— Я не вижу на ней твоего имени.

«Она компенсирует рост уверенностью».

— Ты даже не знаешь мое имя, — сказал он, прижав ладонь к носу. Он с хрустом поправил его. Он скривился от боли. Девушка грязно билась. Вообще-то на хвосте вырезана Т. Это мои инициалы.

Мари поджала губы, разглядывая хвост птицы.

— Что за Т? спросила она.

— Таро, — ответил он. Он ждал узнавания, и чтобы она заметила метку меж его бровей, поклонилась и поцеловала его ноги. Ничего. Девушка не знала, кто он. Она думала, что он был просто самурай. Он был потрясен но и раздражен.

— Милая птица, — она отдала ее Таро. Прости, что не сразу поверила. Я подумала, что тяжелые ладони не могут сделать ничего деликатного.

Извинение и оскорбление в одном. Уголок рта Таро невольно приподнялся.

— Боги и богини, ты впервые улыбнулся? спросила она с большими глазами. Тебе нужно больше тренироваться.

Еще шип в нежной ткани. Он широко улыбнулся. Это казалось неестественным.

Мари отвернулась от него, ощупала стену.

— Нет камней, — пробормотала она.

— Ты остаешься в гостинице, — выпалил Таро, чтобы остановить ее, заставить посмотреть на него и вызвать у него еще улыбку.

Мари хмыкнула, будто соглашаясь, и оглянулась.

— Подтолкни меня, самурай.

Таро нахмурился. Он не хотел отпускать ее. Он хотел потребовать развлечь его еще. Но он понимал, как испорчено это звучало. Он опустил птицу на камень, покрытый мхом. А потом присел и сцепил пальцы, чтобы она ступила на них. Он не говорил, что под лозами был тайный вход. Мари с величием императрицы опустила ногу на его ладони.

Он подтолкнул ее, и она села на стену, луна сияла за ней. Она была не очень красивой, но было в ней что-то манящее. Он не мог отвести взгляда. Таро обычно не обращал внимания на внешность. Фарфоровые тарелки выцветали и собирали пыль. Женщины и мужчины старели, лица покрывали морщины. Со временем все увядало.

«Все, кроме духа», — душа всегда оставалась.

Таро хотел хоть немного побыть с Мари. Он крикнул:

— Что привело тебя в город императора?

Мари отвернулась, готовая слезть со стены и пропасть. Она замерла, склонила голову, толстая коса покачивалась на спине.

— Я прибыла для состязания.

Разочарование пробило путь горечи в сердце Таро. Он оскалился.

— Надеешься стать императрицей? Хочешь, чтобы принц в тебя влюбился? Хочешь носить красивые наряды и жить в роскоши до конца жизни?

Мари вздохнула.

— Как плохо ты думаешь о противоположном поле.

Таро хмыкнул.

— Я знаю принца. Он не любит, чтобы его считали призом.

— Женщин все время так воспринимают, — ответила Мари. И, чтобы ты знал, я не хочу быть императрицей, — Мари соскользнула со стены.

Таро слушал, как ее шаги утихали. Он схватил медную птицу с камня. Дверь к его свободе была в паре футов от него под лозами. Он мог за секунды оказаться на другой стороне. К утру он мог покинуть Токкайдо, начать новую жизнь. Таро посмотрел на небо, на круглую луну. Он пытал забыть Мари, отогнать воспоминание. Он глубоко вдохнул. Без толку, девушка пробралась в его разум. Он сунул птицу в карман, отвернулся от двери и пошел к дворцу.

«Она не пройдет даже первую комнату Времени года», — решил он. Но Таро все равно хотел увидеть девушку снова. Свобода могла немного подождать.

Акира

Давно прошел ужин, желудок Акиры урчал. Он пробивал путь в торговом районе. Он схватил рисовый шарик в водорослях с лотка с едой, убрал черную ткань слица и сунул шарик в рот. Несколько часов назад он видел, как Мари прошла в гостиницу «Гана». Решив, что она была в безопасности вечером, он пошел в одиннадцатый район.

Как только он заметил торговый район, Акира понял, что это его место. Тут была толпа, идеальное место, чтобы пропасть. Это было лучшее место для сбора информации. Пока Мари состязалась, Акира не будет лениться.

Он уже провел половину вечера в тенях, следил и слушал. Он уже услышал о распространяющемся Сопротивлении и мастере оружия, обученном элитной группой монахов, который собирал армию.

Акира не хотел становиться частью Сопротивления ёкаев.

«Что я могу предложить?» — но он хотел узнать, как сражаться, быть достойной его девушки-зверя. Акира представлял себя ронином, сопровождающим Мари с горы, с мечами на боку, что украшали его шаги.

Акира забредал все глубже в торговый район, двигался по переулкам. Старые лотки стояли вплотную, продавали еду, ткани и припасы. Там было сакэ, торговцы шелком, глиной, табаком, матрасами, изделиями из камня, статуэтками и лекарствами. Он миновал куратора, мужчину с синей душой, на его прилавке были клетки из прутьев, яркие рыбы в сосудах, большие черепахи. Он даже заметил торговец острова Оллис среди толпы, их светлая внешность выделялась среди смуглых местных.

Акира прошел мимо рыбного рынка. Запах соли и крови проникал сквозь ткань на его лице. Еще пара футов, и прилавки резко пропали, сменились поляной сердцем торгового района. В центре цвела большая вишня. Акира побелел, увидев под ней пленников, замысловато привязанных, ждущих публичной кары. Их души были болезненно желтыми. Возле пленников был глотатель мечей. Рядом с ним был кукольный театр для детей. Бродили уличные псы. Вдали было слышно часы на башне.

Акира пересек центр и прошел на рынки, направился по влажным переулкам домов одиннадцатого района, зданий, где собирались многие ёкаи. В незаметных углах они жались вместе, временно спасенные от людей и монахов с их обжигающей магией.

Акира вошел в случайный переулок. Сверху висели веревки, сохли вещи в неподвижном воздухе. Он замедлился у тупика.

Два ёкая сидели на бочках, другая бочка была столом между ними. У них были зеленые души, цвета мха. Одинокая свеча озаряла тени. Один курил кисеру. Ёкаи были одинаковыми в три-четыре фута высотой, одноногие, с острыми зубами. Их тела покрывали серые волосы, у них были головы в форме яйца, один большой глаз посередине лбов и маленький возле левых висков. У обоих были ржавые ошейники. Ёкаи замерли, их глаза разглядывали черный переулок.

Акира выдохнул и вышел из тьмы.

— Добрый день, — нервно сказал он.

Ёкай с трубкой окинул Акиру взглядом.

— Потерялся, мальчик? Тебе помочь найти маму?

Его товарищ улыбнулся, провел разделенным языком по зубам.

Акира напрягся от упоминания матери. Его родители беспокоились.

«Они будут меня искать?» — нет. Его родители не покинут безопасность леса. Они будут ждать его возвращения.

— Я не заблудился, — сказал он, неловко рассмеявшись.

— Но ты ничего не нашел, мальчик, — сказал ёкай. Он затянулся. Ароматный дам заполнил переулок. Акира узнал запах сладкой травы, тростника, что рос на берегах реки Горо. Когда тростник ломали, вытекала сладкая субстанция нектар богов и богинь.

Акира пригляделся к ёкаям, посмотрел на их глаза разного размера. Их зрачки были огромными, почти затмевали радужки. Акира обрадовался. Ёкаи не были опасными, пока были одурманены. Сладкая трава делала их медленными. Акира мог даже убежать от них.

Он шагнул ближе.

— Думаю, я нашел то, что искал.

Ёкай нахмурился.

— Я не доверяю тому, кто говорит загадками.

— Тогда я уточню, — пот стекал по шее Акиры. Одиннадцатый район был жарким. Он глубоко вдохнул, легкие заполнил сладкий дым. Ёкай выдохнул в сторону Акиры. Акира развязал лицо, показывая шрамы. Я ищу мастера оружия, — если он хочет дожить до утра, если хочет помочь Мари, он должен быть вооружен и обучен. Он должен быть храбрым.

Один из ёкаев рассмеялся. Его смех разнесся эхом в голове Акиры. Тот тряхнул головой. Еще хор смеха. Акира закрыл глаза. Когда он открыл их, перед ним стоял один ёкай. Акира посмотрел вниз, увидел свое отражение в большом глазе ёкая. Половина лица в шрамах и большие глаза, что казались черными.

— Любишь загадки, мальчик? Я тебе дам такую. Ты найдешь мастера оружия, когда найдешь вещицу с руками, что не хлопают.

Акира раскрыл рот, но слов не было. Его язык онемел, тело отяжелело, будто лодыжки были привязаны к ржавому якорю.

«Боги и богини, меня одурманили!» — и он упал в темный океан без снов.

Жало пчелы рыдающее лицо

Пословица

Мари

Мари смотрела на большие двери из красного дерева и кипариса, на вырезанные на них объемные картины. Пылающее жёлтое солнце на синем небе. Летняя комната. Она не знала, что лежало за дверями, но могла представить. Как жительница гор, Мари не любила жару.

Она стояла на красном ковре в толпе девушек, собранных так тесно, что их волосы казались бесконечным океаном черного.

«Нас сотни», — поняла Мари. Барабанщики обрамляли группу, голые по пояс, широко расставившие ноги, пока они били толстыми палками по коже барабанов. Быстрый ритм сообщал о начале состязания, звал придворных в Главный зал. Началась церемония открытия. Позже будет большой бал и праздник в саду для тех, кто победит в сегодняшней комнате. Но пока что тяжелый ритм барабанов был единственным приветствием. Неделя будет тяжелой.

Придворные дамы были в сияющих красных, синих и зеленых кимоно. Они носили бумажные веера, обмахивали ими алые рты, выкрашенные в черный зубы — символ красоты. Мужчины были в замысловатых и выглаженных хакама из хорошей ткани и накидках, расшитых золотыми нитями. Монахи виднелись в толпе, их серая одежда была хмурыми тучами среди ярких красок. Предвещали идеальную бурю.

Мари сглотнула, сжала колени. Ей было жарко. Она хотела надеть свои хакама, но Сэй наряжала ее с утра и настояла на более женственном виде. Они сошлись на простом синем кимоно.

В толпе металл звякал о металл. У каждой девушки было оружие. Нагината Мари была тяжелой, но успокаивающей на ее спине. Мари тяжко сглотнула, увидев много других девушек с нагинатами. Толпу охватил общий страх. Девушки поглядывали на противниц, оценивали их — своих врагов. От этого зудели пальцы. Если одна достанет оружие, начнется хаос.

Барабаны загремели еще громче, а потом застучали тихо. Прозвенел гонг, призывая собравшихся к вниманию. Тощий мужчина с серебряной бородой, что задевала его грудь, встал перед дверями Летней комнаты. Его глаза были молочно-белыми, а кожа — тонкой, как бумага, и он держал черную лакированную трость. На его голове была черная острая шапка. Он раскрыл пальцы, и огоньки заплясали на его длинных ногтях, а потом погасли от одного порыва ветра — небольшая демонстрация силы.

— Приветствую всех на этом священном событии. Я — мастер Ушиба, императорский сезонист. Я буду направлять вас в этом состязании. Времена года будут судить вас.

Шепот пробежал по толпе. Мастер Ушиба замолчал. Один за другим придворные опускались на олени, прижимали лбы и грудь к полу. Прибыл император.

Мари и остальные девушки поклонились. Мари осмелилась взглянуть, заметила поразительного мужчину средних лет возле мастера Ушибы. Его черные волосы были тронуты сединой и стянуты в пучок. У него была квадратная челюсть, он сжимал рот в жестокую линию. На нем было лиловое кимоно с меховым подбоем, на бедре висели два меча самурая — император и военачальник. Мари скривила губы. Он ненавидел и порабощал ёкаев. Деспот.

Вспышка белого за императором привлекла внимание Мари. Высший священник. Юный. Его ладони покрывали знакомые синие татуировки, но лицо было чистым. Может, потому что он был красивым. У него было скругленное лицо, щеки с ямочками и длинные ресницы. Но увлечение внешностью могло оставить пустоту внутри.

Возле императора был другой мужчина, и он переминался, словно готовился бежать. Не просто мужчина. Мари поджала губы, узнав его. Таро. Самурай с медной птицей. Она подавила улыбку, увидев синяки на его лице. Ее улыбка увяла. Самурай поклонился бы как все. Но Таро не сделал этого. Это означало только одно. И метка меж его бровей была как у императора. Как у его отца. То была метка богов. Таро — принц.

Она покраснела от своей глупости. Таро. Конечно, она не узнала имя. Его всегда звали принцем. Порой — Холодным принцем. Но она должна была узнать его по метке. Отпечатку большого пальцы бога Сугиты. Она ощутила гнев.

«Ох и посмеялся он потом надо мной».

— Встать, — прорычал император.

Мари неуклюже выпрямилась, задела девушку с луком и стрелами. Та ткнула локтем в ребра Мари.

— Осторожно, — рявкнула она.

Мари прижала ладонь к ушибленному боку и оскалилась. Ей хотелось показать когти.

— Контракты подписали? — спросил император. Мари смотрела на Таро. Он разглядывал толпу. Искал ее?

— Нет, небесный владыка, — мастер Ушиба опустил голову.

— Так подписывайте. Я не могу ждать весь день, — сказал нетерпеливо император.

— Да, небесный владыка, — мастер Ушиба повернулся к собравшимся. Он раскрыл ладонь и махнул на стол возле Летней комнаты. Там лежала стопка пергамента. — Перед тем, как войти в Летнюю комнату и начать состязание, каждая из вас должна подписать контракт своим именем и именем своего клана. В контракте говорится, что ваш клан не ждет компенсация в случае вашей гибели. Убивать соперниц строго запрещено, но в Комнатах опасно. Я создал их, но у них свой разум. Они выбирают вас, как вы выбираете их. С этого момента ваши жизни под угрозой.

Мари ощутила, как изменилась атмосфера, будто им на шеи закинули невидимые петли.

Мастер Ушиба продолжал:

— Подписав контракт, вы попадете в Летнюю комнату, — он вытащил свиток пергамента с красной нитью из глубин кимоно. — В комнате спрятано десять свитков. Они пропустят вас в следующую комнату. Если услышите это, — мастер Ушиба махнул самураю за золотым гонгом. Самурай один раз ударил по инструменту, тяжелый звон разнесся по просторному залу. — Это значит, все свитки собраны, а вы покидаете состязание. Ваш клан сможет поучаствовать в следующем поколении, — девушки переминались. Всего десять свитков. Десять из сотен пройдут дальше. Ставки были высоки. Шансы — нереальны. Сезонист притих. Он постучал по тонким губам. — В комнатах вас проверят не только физически, но и психически. Решите загадки и найдите свитки, — мастер Ушиба раскрыл ладони, будто книгу. В ладонях он держал оранжевое пламя, что озарило их лица и придало сияния его молочным глазам. Придворные с опаской вдохнули. — Корни мои незримы, и выше дерева я. Я поднимаюсь все выше, но только не расту я, — капли дождя упали идеальным кругом, потушили огонь и оставили шипение и дымку. А потом порыв ветра высушил руки мастера Ушибы.

— В следующий раз играй меньше, — пробормотал император.

Мастер Ушиба нахмурился и опустил голову.

— Да, небесный владыка, — красивый священник усмехнулся за императором. Ушиба кашлянул и обратился к толпе. — Если готовы, проходите вперед.

Никто не двигался. Мари ощущала горечь страха. Опасность в Комнатах. Сколько из них умрет? Это были последние мгновения Мари?

Девушка с серпом и цепью прошла из задней части Главного зала сквозь замершую толпу. Она низко поклонилась императору и принцу, ладонью накрыв свой кулак. Она встала, повернулась и с размахом подписала свой контракт. Двери открылись от сильного порыва ветра, жар оттуда задел щеку Мари. Девушка с серпом и цепью пробежала внутрь.

После этого девушки устремились вперед, чтобы подписать контракты, толкали Мари, отгоняя ее назад. Она подозревала, что, когда доберется до Летней комнаты, девушка с серпом и цепью уже выйдет со свитком, разгадав загадку.

Мари приближалась, ей было не по себе. Грудь словно сдавило кольцом железа. Вот он. Последний миг, меч завис над ее шеей. Она подошла к императору, высшему священнику и принцу… Таро. Мари поклонилась. Когда она выпрямилась, то сразу увидела синяки на лице Таро. За такой удар ее должны были покарать смертью. Она ждала, что он обвинит ее, прикажет страже увести ее. Она заставила себя посмотреть в глаза принца.

Таро опустил голову, хмурясь.

— Удачи, — прогудел он.

Он не говорил с другими девушками. Чем он думал?

«Не выделяй меня».

У стола Мари взяла кисть и обмакнула в чернила. Она написала свое имя на контракте, а с ним и выдуманное название клана. Если она умрет, ее тело не вернут в Цуму. Не оглядываясь, потому что обратного пути уже не было, Мари прошла в Летнюю комнату.

Акира

Акира проснулся от запаха дикой мяты и свежей воды. Ему снилась Мари и ее запах. Он открыл глаза, и запах мяты сменился затхлостью. Он ощущал соль на губах, чайки кричали над ним. Пристань? Доски под его щекой были неровными, покрытыми пылью и боги и богини знали, чем еще. Акира поднес ладони к лицу, ощутил свои шрамы. Его маску сняли.

«Что произошло? Где я?» — его тело было тяжелым, но он смог сесть. Он резко вспомнил. Переулок. Ёкаи с разными глазами. Сладкая трава в трубке. Он хотел пить. Он снова задел шрамы. Черная мятая кучка лежала у пальцев его ног. Его маска. Он потянулся к ней.

От тихого выдоха и другого присутствия Акира замер. Он посмотрел наверх. И увидел красного великана. Они. У него была набедренная повязка из шкуры тигра. Красная грудь была проколота во многих местах. Шею охватывал металлический диск с вырезанными проклятиями. У ёкаев на рынках Акира видел схожие ошейники. Проклятый металл явно лишал ёкаев сил. Они фыркнул и облизнул двойной клык. Желтые глаза сузились. Два рога торчали из его лба. Что удивительно, душа они была розовой, как лепесток вишни. Акира захихикал.

Они зарычал.

Акира отпрянул, забыв о маске. Страх сдавил его горло. Ему было далеко до демона. Он дико озирался в поисках выхода. Они закрывал единственный выход своим большим телом. Демон цокнул языком. Он пытался говорить?

Акира не мог дышать. Он искал оружие. В комнате было пусто, лишь колесо было соединено с одной из стен. Где же он? А потом он увидел источник света. Большое круглое окно в одной из стен. Нет, не окно — часы. А за ними было видно столицу, озаренную лучами рассвета. Он был в башне с часами.

«Как я сюда попал?».

Дверь распахнулась.

Акира застыл, в комнату прошла девушка. Она была высокой, почти доставала до груди они. Ее длинные пепельные волосы были прямыми, разделенными посередине, закрывали ее плечи. Ее глаза были серебристо-голубыми. Ее кимоно было белым. Ошейник под нарядом был начищен, в отличие от грязного ошейника они. Она двигалась изящно, как в танце. Белый мех окутывал ее шею и шевелился. Но сильнее потрясала ее кожа. Прозрачная, как рисовая бумага. Акира был очарован и испуган видом голубых вен, текущих реками под ее просвечивающей кожей. Ее душа сияла бежевым перламутром, но ее портили черные пятна. Убийца.

Она была ёкаем, но Акира таких еще не видел.

— Что ты такое? — прошептал потрясенно Акира.

Девушка поджала губы и скрестила руки.

— Как грубо.

Они щелкнул языком, соглашаясь.

— А мы еще спасли ему жизнь. Те старикашки в переулке хотели отдать тебя монахам. Ёкай без ошейника дорого стоит.

Акира опустил голову, чуть устыдившись.

— Простите. Спасибо, что спали.

Губы девушки дрогнули, она подошла с хитрой улыбкой.

— Это мы уже забыли.

Они быстро щелкал языком.

Она махнула большим пальцем за плечо в сторону демона.

— Он говорит не подходить близко. Думает, что ты опасен. Но я не считаю тебя таким, — она понюхала у шеи Акиры. Ее дыхание было холодным, несло запах зимы. — Ты хотя бы не пахнешь опасно. Ты пахнешь сладко, как… почти как печенье.

Акира подавил желание поднести свою одежду к носу и понюхать.

— Я не хочу вредить. Я — Акира, — сказал он, пытаясь звучать по-доброму.

Они щелкнул.

Девушка кивнула.

— Согласна. Красивое имя для милого мальчика.

Акира скрипнул зубами.

— А ты?

Девушка повернулась к они, шлепнула ладонью по его большой груди.

— Это Рен. Он со мной с его детства. Ты видел маленького они? — она обхватила его челюсть, сжала его красные щеки своими просвечивающими пальцами. — Милее не увидишь, — хорек на шее девушки проснулся и забрался в руки Рена. Демон улыбнулся, нежно гладя зверька толстым желтым когтем. — А это Великан, — девушка указала на хорька.

— Твоего хорька зовут Великан? — невольно спросил Акира.

Глаза девушки расширились. Она прикрыла ладонями ушки хорька.

— Шш, он очень ранимый насчет его природы грызуна, — она задумалась. — И насчет размера.

— И кто ты? — спросил Акира. Его снова одурманили сладкой травой? Так казалось, пока он пытался внимать словам девушки. Она постоянно меняла тему.

Девушка постучала по синеватым губам.

— Не скажу, — девушка злилась. Она отклонила голову, щурясь. — Что ты делал в том переулке? Говори. И быстро. Пока Рен не похрустел твоими костями, — Рен стиснул зубы, трещал костяшками, желая вредить.

Даже если ошейник Рена подавлял его магию, он оставался крупным и сильным. Они мог навредить Акире, если хотел. Сомнений не было.

— Я искал мастера оружия, — сказал Акира.

Раздражение девушки пропало, она улыбнулась синеватыми губами, но опасно.

— Теперь спроси меня еще раз, кто я.

Слова ёкаев в переулке всплыли в его голове.

«Любишь загадки? Вот тебе одна. Ты найдешь мастера оружия, когда найдешь вещь с руками, что не хлопают», — Акира посмотрел в окно, на часы.

У часов были руки, что не хлопали. Он быстро все понял.

— Так ты…

Она прервала его, низко поклонившись.

— За мою жизнь у меня было много имен. Мама назвала меня Ханако. До ошейника мое прикосновение за миг замораживало все, и меня звали юки-онной. Но теперь многие знают меня по другому имени — мастер оружия, — Ханако выпрямилась, морща лоб. — Даже не похлопаешь?

Рен зацокал.

Ханако кивнула.

— Да, я спрошу его, — ответила она они, но не задала вопрос, а беспечно разглядывала свои ногти. Белый хорек спустился с Рена и пропал в дыре в стене.

Акира кашлянул.

— Ты на самом деле мастер оружия? — он не мог поверить. Эта девушка была лидером Сопротивления ёкаев? Казалось, ей было нехорошо. Другими словами, она выглядела безумно.

Ханако нахмурилась. Она шагнула к Акире.

— Обвиняешь меня во лжи?

Акира поднял руки, защищаясь.

— Нет! Я…

— Показать тебе навыки? Разрезать тебя мечом от живота до ключиц? Пронзить стрелой твоей сердце? Или добавить друзей шрамам на твоем лице?

Акира коснулся белых следов на щеках. Ханако была подлой и кровожадной.

Ханако злорадно улыбнулась.

— Ах, я задела за живое. Но тебя ранит не угроза физических ран. Внутри тебе больнее, — улыбка Ханако стала яркой и юной. Она хлопнула в ладоши. — Ты как мой хорек Великан. Он ненавидит свой размер, как и ты.

Акира был не ниже Ханако.

— Я не маленький, — пролепетал он.

— Может, не ростом. Но здесь, — она растопырила пальцы над его сердцем. Ее ладонь была ледяной, и мурашки побежали по коже Акиры.

Они цокал недовольно и нетерпеливо.

— Знаешь, что он говорит? — спросила Ханако, убирая руку с груди Акиры. Тепло вернулось в его тело.

Акира покачал головой.

— Я не владею его языком.

— Как жаль. Они очень проницательны. Например, сейчас Рен хочет узнать, зачем ты меня искал. У него вызывает подозрение отсутствие ошейника на тебе. Он думает, что ты заодно с монахами. Пообещал им поймать мастера оружия? Рен считает тебя шпионом. Знаешь, что случается со шпионами, Акира? — спросила она, в серебристых глазах кружилась буря. — Они умирают. Так что отвечай осторожно, ведь от этого зависит твоя жизнь. Зачем ты меня искал?

Акира закрыл глаза. Он ощущал соль моря Ма-ни. Часы пробили семь. Когда Акира открыл глаза, Ханако была прямо перед ним, с вопросом склонила голову.

— Я не шпион. У меня нет ошейника, потому что моя семья жила как изгои в горах Цуко-фуно с моего детства. И я хочу научиться сражаться.

Ханако смотрела на Акиру. А потом медленно улыбнулась и рассмеялась, звякающий звук заполнил комнату. Рен последовал примеру, но его смех звучал как рев.

Ярость от унижения поднималась в Акире.

«Они смеются надо мной», — он прикусил щеку почти до крови.

— Ты хочешь, чтобы я научила тебя владеть оружием? — она вытерла слезы с глаз и посерьезнела. — Серьезно?

Акира сжал кулаки.

— Я серьезно. Я хочу научиться сражаться. Я хочу, чтобы ты научила меня, — он не озвучил другие желания.

«Я хочу быть достойным любви. Хочу жить в свете».

Ханако обошла Акиру, как хищник добычу. Акира хотел вернуть маску. Хотел быть в другом месте.

— Уверен, что знаешь, чего просишь? Это серьезное дело. Оружие вызывает жестокость и кровопролитие. Когда раз позвал смерть, она уже не уйдет.

Акира кивнул.

— Понимаю.

Ханако постучала по подбородку.

— Видимо, ты не так давно в столице. Тут нет ничего бесплатного. Я прошу высокую цену. Но ты похож на моего питомца, и так, как с тобой, я не смеялась семь лун, так что плата будет всего… десять тысяч рё.

Абсурдное количество. У Акиры и одного рё не было.

— У меня нет денег, — буркнул Акира.

— Жаль, — Ханако пожала плечами. — Думаю, на этом мы разойдемся. Рен тебя выведет, — Ханако пошла из комнаты.

Акира вздохнул.

«Мне торговаться нечем», — а потом он вспомнил беззвучные шаги, и то, что его руки не оставляли следов. Может, в тенях была сила? Почему он никогда не думал об этом? Перед глазами появилась мама. Она прошла смерть, появилась на другой стороне с еще бьющимся сердцем, с буйной душой. Ее кровь текла по венам Акиры. Он был сильнее всех своих изъянов.

— Стой! — крикнул он удаляющейся Ханако. Ханако замерла, но не повернулась. — У меня нет монет. Но я — ёкай без ошейника. Это может тебе пригодиться. Я предлагаю свои услуги за твое обучение.

Ханако медленно развернулась на одной ноге. Она нахмурилась, выдерживала его взгляд.

— И в чем тут выгода для меня?

Акира склонил голову. Он говорил с полом, но слова были четкими.

— Моя мать — Девушка с разрезанным ртом, — Ханако охнула. Рен хмыкнул. Они слышали о ней. В этот раз он был благодарен ее славе. — Я — Сын кошмаров. Я — наполовину призрак, и я могу так двигаться.

Ханако шагнула ближе.

Рен зацокал.

— И я о том думаю, друг мой, — ответила она Рену. А потом сказала Акире. — Ты можешь легко проникать и выбираться из помещений?

— Я — ветер. Никто меня не поймает. Никто не запомнит. Никто не увидит.

— И зачем тебе уметь сражаться, Сын кошмаров?

Акира сжал кулаки по бокам.

— Мне было суждено бояться, — он подумал о семье, вынужденной скрываться в горах. — Мне было суждено приходить вторым, — он подумал о матери Мари, говорящей, что он не подходит для ее дочери. — Я больше не хочу таким быть, — он не собирался пока что рассказывать про Мари.

— Вот и честный ответ, — Ханако поклонилась. — Я принимаю твое предложение, Сын кошмаров. Я воспользуюсь твоими услугами и научу владеть оружием, — Рен тут же вытащил нож и отдал Ханако. Она порезала ладонь. — Давай заключим сделку, — Ханако протянула нож рукоятью к Акире. Кровь капала с ее пальцев. Он побелел.

Акира замешкался.

— Что от меня потребуется?

— Ты же ветер?

Акира кивнул.

— Ветер может проходить всюду, даже сквозь иллюзии. Мне нужен свой во дворце. Ты будешь моими ушами и глазами.

Акира нахмурился. Кровь все капала с ладони Ханако.

— Зачем?

Ханако цокнула языком.

— Ученик не узнает обо всех уроках сразу. Ты пойдешь во дворец, узнаешь то, что я скажу, и взамен я сделаю из тебя могучего воина.

Слова юки-онны были заманчивыми, играли с желаниями Акиры. Она обучит его, а он проникнет во дворец. Сможет увидеть Мари. Но Акира все еще смотрел на алую ладонь Ханако и кривился.

Ханако фыркнула.

— Ладно тебе, Акира. Как ты будешь рвать противника, если не можешь вынести немного крови?

Акира выпрямился. Он взял нож и провел сияющим лезвием по ладони. Что такое еще пара шрамов? Он сжал ладонь в кулак, и капли крови упали на пол.

Ханако тоже так сделала, поднесла ладонь к его кулаку. Их кровь собиралась на дереве у их ног. Они смотрели, как она впитывалась.

— Теперь она в земле, — прошептала Ханако. — Наша сделка — часть земли. Если мы нарушим обещания, данные друг другу, боги и богини нас покарают, — воздух шипел от их клятвы. Ханако опасно улыбнулась и хлопнула в ладоши. — А теперь нужно отпраздновать!

Мари

Безумие ждало Мари в Летней комнате. Ее окутало влажное покрывало жаркого и густого воздуха. Пот покрыл лицо и шею. Сверху на безоблачном небе пылало солнце. Впереди тянулось поле желтых и оранжевых подсолнухов. За ними лес белых берез обрамлял пыльную гору.

Двери в Летнюю комнату закрылись, и Мари услышала, как опустился засов из дубовой балки. Они были заперты. Она с таким уже сталкивалась. Амбар хорошо научил ее. Ключом к выживанию было сохранение спокойствия.

«Не слушай сердце, — говорила ее мама. — Слушайся головы».

Девушки поспешили в поле подсолнухов. Они не заметили, что Мари застыла, разглядывала пейзаж. Может, они посчитали ее слишком мелкой для их внимания.

Пчелы слетели с подсолнухов. Девушки побеспокоили их ульи. Так же быстро, как они прибежали на поле, они покинули его, размахивая руками, как мельницы, отгоняя медоносов.

Мари моргнула. Хаос растаял. Ей было двенадцать, она была на горе, и воздух был холодным и чистым. Тами была рядом с ней. Раннее утро. Время охоты. Лес манил их, ветер раскачивал ветви. Мари бросилась вперед, но ее мать остановила ее, прижав руку к ее груди.

— Нет. Мы ждем. Всегда будет кто-то сильнее, умнее, быстрее и лучше тебя. Пусть покажется. Терпение, — и они замерли, беззвучные, как деревья, лишь ветер трепал их волосы и кимоно. Ноги Мари болели, желудок урчал от голода. А потом послышался шорох листьев. Из-за кустов появилась небольшая стая серых волков, они нюхали землю и не замечали жен-зверей неподалеку. Зверь внутри Мари дрожал и хотел напасть. Но Мари слушалась маму. Стая покинула поляну, и Мари с ее мамой последовали, держась с подветренной стороны и на расстоянии. Волки вели их к оленю. Тами улыбнулась дочери и шепнула:

— Видишь? Они сделают работу, а мы заберем награду.

Мари моргнула и оказалась в Летней комнате. Пот стекал по ее спине. Краем глаза она заметила, как две девушки бегут в березовый лес. Мари не спешила и думала о загадке.

«Корни мои незримы, и выше дерева я. Я поднимаюсь все выше, но только не расту я», — она не понимала, что это означало. Но те две девушки, похоже, догадывались. Они бежали решительно. Они поняли загадку? Был лишь один способ узнать. Мари выдохнула.

«Они сделают работу, а я заберу награду».

* * *

Мари держалась в стороне от поля подсолнухов, избегая пчел. Она шагала быстро и сбрасывала одежду, оставила оби и кимоно кучей позади. Это было непросто с нагинатой на спине, но Мари справилась. В тонком нижнем кимоно она чувствовала себя лучше в этом климате.

Она добралась до края поля. Во рту пересохло, горло болело. Она подняла голову, прикрывая глаза. Солнце пылало открытой раной на небе, чуть подвинулось. Близился вечер?

Она заметила две пары следов на земле. Девушки не скрыли следы. Слишком просто. Перед тем, как нырнуть в березовый лес, Мари оглянулась через плечо.

«Всегда оглядывайся, — говорила Тами. — Ты не знаешь, что может преследовать тебя», — она заметила красную вспышку — девушку с алой лентой в волосах. У девушки не было оружия. Она бежала по полю цветов так быстро, что ее тело было нечетким. А потом девушка перепрыгнула последние подсолнухи и попала в березовый лес. Сверху собрались тучи, молния пронеслась по небу, как тянущаяся рука. Мари смотрела, как она расколола дерево. Ветка упала на девушку с красной лентой, придавила ее. Полетело больше искр, ворчал гром.

«Комнаты выбирают вас, а вы их», — говорил мастер Ушиба. Мари поспешила в лес, шагала поверх следов двух девушек.

Буря пропала так же быстро, как появилась. Мари бежала медленно, выслеживая добычу. Вскоре в боку заболело, и ей пришлось идти. Ее ноги будто пылали, окруженные жарой. Она решительно продолжала, пробиралась сквозь заросли, опираясь на нагинату, как на трость. Сквозь деревья пятнами проникал свет, проносился горячий ветер. Летали мухи, кусали Мари за шею и лицо. Голоса звучали вдали. Две девушки. Мари догнала их. Она замедлилась, легла на живот и поползла вперед, прикрываясь кустом. Она заметила их темные волосы за листьями. Одну из девушек она узнала — с луком и стрелами, ткнувшую ее в бок на церемонии открытия.

Та девушка рассмеялась и сорвала с дерева яблоко. Они были в какой-то роще. Яблони своим весом тянули ветви вниз, а еще там были апельсины и лимоны. Мари сглотнула, глядя на них сквозь рябь жары.

— Когда я стану императрицей, — сказала девушку, — скажу переделать эту комнату. Сад посреди березового леса? Что за глупости?

Ее подруга нахмурилась, крепко сжимая катану.

— Нам не стоит замедляться. Свитков всего десять.

— Пфф, — сказала девушка с луком и стрелами, кусая яблоко. — Они все еще пытаются разгадать загадку. «Я поднимаюсь все выше, но только не расту я».

Ее подруга нахмурилась сильнее.

— Нам нужно идти. Нас будто преследуют.

Мари пригнулась сильнее за кустом.

Девушка с луком и стрелами вздохнула и отбросила яблоко.

— Пожалуй, да. На гору долго забираться.

Мари прикусила щеку. Гора? Конечно. Она тянется вверх, но не растет. Гора. Мари хотела побить себя за глупость.

«Ты же живешь на горе», — девушки пошли из сада, но замерли. Дерево зашуршало, с веток упала ярко-зеленая змея, ее тело сжалось, готовое напасть. Мари резко вздрогнула. Гадюка зашипела, с клыков капал яд, она смотрела на девушку с катаной.

Девушка с катаной посмотрела на подругу с большими глазами.

— Помоги, — сказала она, тело было напряжено. Любое движение, и гадюка ударит. Мари поползла вперед, потянулась за нагинатой.

Девушка с луком улыбнулась.

— Мы не можем обе стать императрицами. Нашей команде лучше развалиться сейчас.

Девушка с катаной стиснула зубы и сделала осторожный шаг вперед. Змея шипела и следовала.

— Это против правил. Нельзя убивать соперниц, — сказала она.

Девушка с луком рассмеялась.

— Я просто не мешаю природе, — девушка с луком схватила камень с земли. Она подбросила его и поймала. — Может, я даже немного помогаю, — она бросила камень под ноги девушки с катаной. Гадюка отреагировала на движение и ударила, прокусила кимоно девушки с катаной. Колени той девушки подкосились, и она упала, держась за горло, из уголка рта потекла слюна.

Девушка с луком не осталась смотреть. Она покинула сад. Гадюка сжалась снова, готовая ударить, охраняя добычу. Мари поднялась на ноги и выбралась из куста. Змея раскрыла пасть и зашипела. Мари сморгнула пот с глаз, плавным движением опустила нагинату и разрубила тело гадюки.

«Он зовет тебя гадюкой подколодной», — говорил ей Маса.

Мари улыбнулась мертвой змее.

— Мы с тобой не похожи, — она опустилась рядом с девушкой с катаной и ощупала ее шею. Ее кожа была еще теплой. Но пульса не было.

Мари посмотрела наверх, но ветки мешали видеть. Далеко до горы? Лучше идти дальше. Но она не спешила бросать девушку. Одну. Это было неправильно. Мари собрала землю и листья и прикрыла девушку, как могла.

Она вышла из сада. Березы были тихими и зловещими. Даже листья, что трепетали на ветру, не издавали ни звука. Мари должна была слышать других девушек — их крики поражения и победы — но было тихо. Трава росла высоко, ранила ее руки. Появились облака мух, и это означало только одно: воду.

Мари облизнула потрескавшиеся губы. Ей хотелось пить. Далеко она без воды не пройдет. Высокая трава разделилась, раскрыв пруд, что вонял гнилью и мертвой рыбой. Изогнутый мост тянулся над водой. На мосту бились кабан и девушка. Кабан был почти размером с девушку. С его рта лилась слюна, бивни были красными. Кабан топнул ногой. Мари заметила, что это была девушка с серпом и цепью, смелая, что подписала контракт первой.

«Я думала, она уже получила свиток».

Девушка с серпом и цепью вскинула руки, ее глаза расширились.

— Тише, свинка, — сказала она, пятясь. Кабан тряхнул головой и снова топнул.

«Это не твой бой, — уговаривала себя Марии. Она повернулась уходить. Ее ноги и совесть не дали сдвинуться. Она застонала и закатила глаза. — Я не допущу смерти еще одной девушки, если в моих силах помешать этому», — Мари пригнулась и вырвалась из тростника. Ее ноги не издавали ни звука на скрипучем деревянном мосту. Она бежала, выставив нагинату над собой. Древко ударило кабана в висок. Зверь дрогнул, но не рухнул. Она замахнулась и ударила еще три раза. Кабан упал на мост без сознания с громким стуком. Мари тяжело дышала и смотрела на кабана, готовая ударить еще.

— Спасибо, — сказала девушка с серпом и цепью. У нее были темно-карие глаза, каштановые волосы и прямые брови. Нежным в ней было лишь лицо в форме сердца. Она была в уваги. Туника прикрывала ее шею, обвивая горло.

Мари кивнула.

— Там, откуда я родом, есть кабаны. Жуткие звери. И грязно едят.

Девушка хрипло рассмеялась.

— Я буду помнить о манерах рядом с тобой, — она поклонилась. — Я — Асами.

Мари поклонилась в ответ.

— Мари.

— Еще раз спасибо, Мари, — сказала Асами. Она поправила серп и цепь. — Удачи, — Асами развернулась и убежала.

— Погоди, — сказала Мари. Асами замерла. — Мы можем работать вместе, — она подумала о двух девушках, которых преследовала и об их недолгой дружбе, разбитой предательством. — Вместе у нас будет больше шансов. Мы бы прикрывали друг друга… по крайней мере, до последней Комнаты.

«Думай головой. Союзник тебе нужен».

— Прости, Мари, — Аюми пошла дальше. — Я работаю одна, — она пропала за березами.

Мари опустила голову. Черный паук с белыми полосками полз по ее ноге. Он был почти размером с ее ладонь. Тихо пискнув, она стряхнула существо и разрезала пополам нагинатой. Тихий крик донесся из леса. Умерла еще одна девушка?

* * *

Близилась ночь, но жар остался, душил бесконечный лес.

Мари брела, пот лился по телу. Ее мышцы болели от усталости, но она думала о свитках. Наверное, все уже разобрали. Но тогда прозвучал бы сигнал. Звук гонга означал поражение. Она его пока что не слышала. Но она и не видела других девушек часами. И не слышала ни звука, кроме шороха деревьев и гудения насекомых.

А если она шла зря? А если ходила кругами? А если проигравших оставят в Летней комнате погибать?

Она дважды думала, что видела сияющую реку за деревьями, опускала ладони, а пробовала с них лишь грязь. Она услышала хруст листьев за собой. Ее преследовали? Она развернулась, подняв нагинату. Ничего. Никого. Разум играл с ней. Жара сводила с ума.

Все пахло гнилью, землю будто переварили. Она шла, бежала, когда могла, шагала в остальных случаях. Тоска по дому ударила Мари по животу. Как там Хисса? Что сейчас делал Акира?

«Увижу ли я их снова?»

Твердые камни впивались в ее ступни. Редкая трава леса пропала, начался склон горы. Мари подняла голову. Сухая гора казалась маленькой издалека, а теперь возвышалась над ней великаном. Она не могла просто подняться, не хотела ползти. Ее ладони погружались в пыль, гравий впивался в кожу, пока она карабкалась. Ее ждала еще тысяча таких шагов.

* * *

Мышцы Мари болели. Она рискнула посмотреть вниз. Она видела лишь зияющую черную бездну, желающую проглотить ее целиком. Жаркий ветер кружил, вызывая воспоминания. Она отвлекалась на них, чтобы не думать о боли.

Когда она впервые заговорила с Акирой, она сбросила его с дерева. Ее послали забирать подношения у ворот. Она подняла корзинку хурмы, и движение привлекло ее внимание. Она знала, кто это был. Он следил за ней днями, замирал у ворот. Она отыскала в корзинке апельсин и бросила ему. Он упал с дерева.

— Ты меня преследовал. Чего ты хочешь? — спросила она, нависнув над ним, уперев руки в бока.

Он вздрогнул.

Она нахмурилась сильнее.

— Что с твоим лицом?

Он погладил глубокие серебристые шрамы. На его руках было больше.

— Моя мать была Девушкой с разрезанным ртом. Я — Сын кошмаров, — сказал он, словно все объяснил этим.

— Ты не выглядишь кошмарно, — сказала она, морща нос. Может, как плохой сон, но не более, — она схватила апельсин, что бросила, почистила его и протянула ему половину.

Он взял апельсин, задел ее пальцы своими. Это прикосновение Мари запомнила как песню, мелодию одинокой души, зовущей другую.

— Думаю, мы могли бы подружиться, — сказал он.

Мари задумчиво поджала губы. Вскоре ее будет искать мама.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Мальчик со шрамами улыбнулся.

— А мне эта идея кажется лучшей из всех моих.

Мари сглотнула от воспоминания. Она должна вернуться к нему, к друзьям. Она должна любой ценой вернуться в Цуму. Склон стал ровнее, и Мари подавила крик, выбравшись на поверхность. Она встала, грудь вздымалась. Жаркий ветер трепал волосы. Ее ногти были сломаны, ее когда-то белое одеяние стало грязно-коричневым. Ее колени были ободраны от острых камней. Но она забралась на гору. От этого ощущалась новая надежда.

Мутный свет сиял впереди. Между выступами была платформа. Там самураи с копьями в руках сторожили стол. А на столе? Свиток с красной бечевкой.

«Мой».

За платформой был другой павильон, где девять девушек, грязных и потрепанных, пили воду из деревянной кадки. У каждой был свиток.

Мари облизнула пересохшие губы, ощущая победу. Она бросилась вперед. Ноги пропали под ней. Она рухнула, рассекая ладони об острые камни. Ее бок болел, будто от удара большим кулаком.

Мари повернула голову. Увидела черные глазки-бусинки. Кабан стоял над ней. Кабан. Она узнала его красноватые бивни, рану на виске. Он преследовал ее. Она поздно вспомнила, как умны и терпеливы эти животные. Кабан топнул ногой и отпрянул, готовый броситься.

Мари закрыла глаза и молилась, чтобы было быстро. Воздух пронесся мимо, раздался стук, и тело упало. Мари робко открыла глаз.

Асами заняла место кабана. Ее серп был темно-красным.

— Стоило убить его, когда был шанс, — сказала Асами. Она протянула руку к Мари. Ее запястья и ладони были в татуировках. Страх сдавил горло Мари. Проклятия? Она пригляделась. Цвет чернил был не тем, но она не знала, чем это было. Мари взяла Асами за руку.

Свиток был в складке уваги Асами.

«Она покинула защиту самураев, чтобы помочь мне?» — Мари не понимала. Асами указала на низкий столик.

— Бери свиток. Я тебя защищу.

Мари осторожно прошла на платформу мимо самураев. Ее пальцы дрожали, пока она тянулась к свитку. Она схватила его и прижала к груди.

Прозвенел гонг. Самураи стукнули копьями о деревянную платформу. Звук разнесся эхом по Летней комнате, двери открылись.

Тело Мари дрожало, но она крепко сжимала свиток. Никто не заберет его у нее.

Асами шагнула к Мари.

— Я подумала о твоем предложении. Я принимаю его.

Мари сглотнула. Грязь покрывала его горло, и голос стал грубым.

— Что заставило тебя передумать?

Асами пожала плечами.

— Комнаты не шутка. И два мнения всегда лучше одного, — девушка улыбнулась. Особенно, когда одно из них мое. Мы поможем друг другу до последней Комнаты. А потом — она пожала плечами.

Мари поняла.

— Там уже каждая за себя.

— Договорились? спросила Асами, вытирая серп о рукав туники. Красное пятно осталось на ткани. Кровь кабана.

Мари смотрела на Асами.

«Она твой враг. Не доверяй ей», — Мари кивнула.

— Договорились.

Асами улыбнулась.

Они теперь были союзниками, но нить между ними была хрупкой.

Мари

Мари сжимала нагинату, пока шла по периметру роскошной спальни. Ей все еще казалось, что ее преследуют. Она не могла поверить, что Летняя комната пройдена.

Пол был голым, но блестел, согревался под ее ногами мгновенно. Кровать на платформе с шелковыми подушками занимала одну стену. Над ней висели позолоченные рога носорогов, обрамленные зеркалами напротив друг друга суеверие, чтобы отогнать злых духов. Стена напротив кровати была покрыта бумагой с нарисованной глицинией. Мари вдохнула. Комната даже пахла роскошно, слабые нотки кедра, воска и благовоний. В этой комнате, Комнате глициний, был дом Мари на время состязаний.

Другие прошедшие девушки были в том же Восточном крыле дворца. Она видела, как Асами проводили в Комнату белой сливы по соседству.

Со стуком дверь отъехала, и Мари присела с нагинатой перед собой. Прошла Сэй, и Мари расслабилась.

— Вы выжили! воскликнула Сэй. Когда самураи пришли за мной, я думала — она покачала головой. Я думала худшее, что вы мертвы, или вас наказали за мои долги

— Долги? Мари поставила нагинату в углу, но близко к себе. Ей не нравилось спать в доме врага в окружении соперниц.

Сэй прошла глубже в комнату. Она прикусила губу, опустила голову.

— Это ничего, миледи.

Мари хотела расспросить Сэй, но в другой раз.

— Я не взяла ваш сундук, — виновато сказала Сэй.

Мари прошла к черно-золотому лакированному сундуку. На нем было медное блюдо, украшенное веткой с апельсинами. Это напоминало Мари об Акире.

«Мы могли бы стать друзьями Думаю, это моя лучшая идея», — Мари заметила свое отражение в позолоченном краю изгиб ее круглой щеки, ее глаза с тяжелыми ресницами. Блюдо было дорогим. Она хотела забрать его с собой, когда уйдет. Она ощутила вопросительный взгляд Сэй.

— Каждой из участниц позволено взять с собой слугу, — возле блюда был поднос с сушеным осьминогом, фруктами и рисовыми пирожными. Мари взяла кусочек яблока в рот. Я никого не взяла из своего клана, и я никого не знаю в Токкайдо. Я надеялась, что ты не будешь против остаться тут со мной.

Сэй вдохнула.

— Мой хозяин

— Не будет перечить приказу, который, возможно, идет от будущей императрицы, — Мари уверенно улыбнулась Сэй, хоть себя так не ощущала.

Свет искрился в глазах Сэй. Она кивнула.

— Я хотела бы остаться. Я никогда небыла в таком красивом месте.

Мари решительно опустила голову.

— Хорошо, — она съела еще кусочек фрукта. На сундуке была и ваза белых хризантем. Цветок символизировал долгую жизнь. От прикосновения Мари лепестки стали осыпаться. Мари вспомнила Летнюю комнату, тьму и опасность. Сэй, — позвала она, — можешь открыть окна? Тут тепло. Я не люблю, когда жарко.

* * *

Мари хмуро смотрела на самураев у двери.

— Они у всех наших дверей, — сказала Асами, пройдя вперед. Ее союзница решила не наряжаться для банкета вечером. Штаны Асами и простой верх были чистыми и хорошего качества, но они явно были крестьянской одеждой. Туника снова скрывала ее шею. Асами фыркнула, окинула Мари взглядом. Надеешься впечатлить принца?

Сэй забрала сундук Мари из гостиницы. И Мари тщательно выбирала кимоно. На ней был черный шелк, расшитый красными маками. Больше всего в ее наряде поражал оби. Широкий пояс обвивал ее талию, но не собирался в традиционный бант, а ниспадал, и сзади были вышиты золотом и медью два оленя. Она взяла оби у Хиссы.

«Помни меня», — сказала Хисса. Будто Мари могла забыть.

— Я нарядилась по случаю, — сухо сказала Мари, — не для принца, — частичная правда. Мари все еще хотела быть красивой и желанной, идеальной и приятной, как жена-зверь, хоть это она достичь не могла. Она помнила, как рылась в припасах шелковых кимоно под поющими половицами, когда была маленькой, и играла с Хиссой, наряжаясь. Игра была забавной, они много смеялись, хоть не умели сочетать части нарядов. Она ощущала себя тогда красивой. Но игра со временем перестала забавлять, стала тяжким трудом, особенно, когда в один из дней к ним присоединилась ее мать. Тами набрызгала на девушек духи, присыпала пудрой и советом:

«Мужчины любят запах достоинства, уверенности. Вы должны знать свое мнение, выражать его, но не часто. Мужчины боятся умных женщин, ведь они способны на что угодно. Вы должны смеяться, но не смешить. Вы должны быть вдохновленными, но не сильными» — Мари отогнала воспоминание.

— Я хочу слиться со всеми. И все, — сказала Мари Асами.

Асами фыркнула.

— Мне плевать на все это, — она вскинула голову, будто с вызовом. Идем, — приказала Асами одному из самураев.

«Она одета как крестьянка, но требует как придворная».

Самурай буркнул:

— Сюда.

Они шли за самураем, Мари смотрела на союзницу, на ладони Асами.

— Вроде — неуверенно сказала Мари. У тебя на руках вроде были татуировки в Летней комнате.

Смешок Асами разнесся эхом по коридору.

— Татуировки? Не было такого в жизни.

Она точно видела чернила на руках Асами, и смех Асами казался натянутым, улыбка фальшивой. Зачем скрывать?

Они добрались до открытых двойных дверей.

— Мокрый сад, — сказал самурай. Он поклонился и ушел.

Асами и Мари замерли на пороге, глядя вперед. Тут небеса и земля встречались.

Искусственное озеро занимало центр сада, спокойная вода сияла в свете луны. В центре озера был остров, усеянный черными соснами и белым песком. Фонари свисали с ветвей сосен. Не фонари. Стеклянные шары со светлячками. Два ручья уходили от озера, и поток носил лодки в форме драконов, в которых были чашки сакэ. Придворные смеялись, ловили чашки рисового вина.

В дальней части сада был песок. Крупные мужчины с большими животами и набедренными повязками топали ногами и бросали соль в воздух, очищая ринг. Ближе был стол с деревянным ящиком, где были благовония и фигурки из дерева из разных частей империи. Участницы угадывали, из какого региона были фигурки. Мари не знала, был ли там запах гор Цуко-фуно. Она скучала по дому.

Прозвенел гонг, и мастер Ушиба появился рядом с ними.

— Госпожа Асами из клана Акимото, прибывшая четвертой в Летней комнате, — сообщил он. Госпожа Мари из клана Масунага, прибывшая десятой в Летней комнате.

Все притихли, повернулись к Мари и Асами, пока они спускались по лестнице. Мари напряглась, в горле пересохло. Она разглядывала толпу, увидела девушку с луком. Та подняла чашку сакэ в сторону Мари и Асами, тост казался предупреждением. Мари заметила Таро. Принц стоял в стороне от девушки с луком под деревом суги. Мари быстро отвела взгляд.

— Улыбайся, — буркнула напряженно Асами. Акулы кружат, лишь когда чуют кровь.

Мари выдавила улыбку, ослепляя, и посмотрела на придворных, их улыбки, их черные зубы. Она напряглась внутри, просила душу стать похожей на сухую землю.

«Долг и дом. Пройти Комнаты. Выйти за принца. Обворовать его».

ЭОКУ:

Бог войны и ночи

Эоку, бог войны и ночи, хотел собрать армию последователей на земле. Его армия будет из самых сильных мужчин с самой прочной кожей и яростным пылом. Армия понесет его волю, будет поклоняться ему, чтобы его всегда помнили, чтобы он всегда жил в сердцах людей. Боги и богини питались поклонением, и когда они пропадали из памяти людей и ёкаев, они проваливались во тьму сна.

Эоку пробрался в Хоноку, прошел через пещеру в самом северо-восточном уголке земли. Он позвал ёкаев и людей участвовать в боях насмерть. Победитель будет назван в честь Эоку, станет его правой рукой, самым опасным на земле.

Для проверки смелости Эоку создал врата огня, что нужно было пройти перед состязанием. Многие пытались пересечь порог, но тут же сгорали.

Только четверо прошли.

И все были ёкаями.

Тэнгу, большая птица, пролетел сквозь центр кольца огня, чуть опалив крылья. Ашура, демон с шестью руками, тремя лицами и тремя глазами, прошел сквозь огонь без вреда, его толстая кожа защитила его. Джорогумо, паучиха, что могла принимать облик женщины, своей паутиной закрылась от огня. И они, бледнокожий демон, вдохнул, с силой выдохнул и потушил адское пламя, а потом прошел.

Четыре существа бились, и Эоку смотрел со злорадством.

Ашура рычал на тэнгу, крушил полые кости птицы шестью руками. Джорогумо обвила ашуру паутиной прочного шелка и удушила его.

Остались джорогумо и они.

Они кружили, напряженные, готовые напасть. Джорогумо выпустила паутину из брюха, надеясь поймать они. Они поймал паутину рукой, притянул джорогумо за ее нить. Восемь лап джорогумо скользили по земле, отбрасывая камни, пытаясь удержаться. Но джорогумо не была равной силе они. Как только джорогумо оказалась достаточно близко, они забрался на ее спину и укусил шею. Джорогумо рухнула. Они разрисовал тело кровью жертвы, пятная кожу красным. Эоку сделал цвет постоянным. С тех пор все они рождались с красной кожей и посвящали жизни Эоку. И они уже не считались низшими демонами. С кровью и силой Эоку они были сильнейшими из ёкаев.

Таро

— Порой отец заставляет они биться тут, — сказал Таро. Мари заметно вздрогнула. Она смотрела какое-то время на поединок сумо. И Таро наблюдал за ней, не зная, как подойти. Он сделал это уверенно, заговорил почти рыком, пугая всех вокруг.

— Ваше величество, — она низко поклонилась. Соль с ринга хрустела под ее деревянными сандалиями.

Губы Таро дрогнули, он нахмурился сильнее.

— Прошу, не зови меня так.

В мягком свете ламп он увидел ее злой взгляд.

— А как мне вас звать? Принц? Самурай? Таро? лжец? Но она так не сказала. Не должна была. Обвинение было заметным по ее глазам, дрожащим губам. Она не просто злилась. Она была задета. Таро не нравилось, что он причинил ей боль.

С тихим звуком, не дав ему ничего сказать, она убежала, шурша кимоно.

Таро последовал за ней, ругаясь. Когда он почти догнал ее, он использовал свой самый властный тон, от которого самураи, монахи и простолюдины дрожали и кланялись.

— Мари.

Она застыла, спина была напряжена, кулачки сжаты. Стеклянный шар светлячков висел над дорожкой. Два оленя на ее поясе сзади мерцали, их черные глаза тихо смотрели на него. Черный камень лежал на дорожке. Воздух пах сладко, был прохладным.

Таро сглотнул, ожидая, пока Мари повернется. Она не стала.

— Ты не посмотришь на меня? хрипло спросил он.

Мари чуть двинулась. Таро переминался, готовый преследовать ее. Он не сдастся, пока она не примет его извинение, и он хотел, чтобы она говорила с ним, как делала в чайном саду его матери.

Она не побежала.

Ее голос донесся до него, тихий и робкий, как легкий туман.

— Я боюсь, — сказала она. И смущена. И злюсь.

— Боишься меня? удивленно и с долей расстройства спросил Таро.

— Я ударила вас. Вы можете приказать убить меня щелчком пальцев.

Таро вдохнул. Она была смелой, раз призналась в этом. Его дыхание вылетало облачками. Синяки уже не болели. Таро сказал императору, что получил их, тренируясь с самураем, попавшим локтем по лицу. Его отец даже обрадовался. Пока Таро не сказал, что проиграл.

— Я не хочу быть пешкой в вашей жестокой игре, Ваше величество, — она расправила плечи.

— Ты думаешь, что я играю? спросил Таро.

— Разве не так делает человек, когда наряжается не собой?

Таро прошел вперед. Он нежно коснулся плеча Мари и отпрянул. Мурашки возникли на ее тонкой шее. Он вздохнул.

— Я наследник престола. Это правда. Я не могу изменить статус своего рождения, как тигр не может изменить свои полоски. Человек, которого ты встретила тогда в саду, в одежде самурая и с металлической птицей, это настоящий я, — он обошел ее, чтобы видеть лицо. Я дважды сильно оскорбил тебя. Сначала подумав, что ты пришла на состязание, желая жизни в роскоши, — Мари шумно выдохнула. А потом не раскрыв, кто я. Прошу, прими мои искренние извинения, — Таро официально поклонился. Низко, как кланяются тому, кто стоит выше. Принц так никогда еще не делал. Я в долгу перед тобой. Что ты хотела бы попросить?

Мари склонила задумчиво голову. Ее гнев утихал?

— Много можно просить?

— Что угодно, — тихо сказал он. Ему нужно было ее прощение, чтобы между ними все стало правильным. Это обжигало его под кожей. Почему это было так важно?

— А если я захочу сад с миллионом роз?

— Готово, — быстро ответил Таро.

Она сняла фонарь с ближайшей ветки, обхватила руками. Она поджала губы.

— Но от роз я чихаю. Как насчет лодки?

— Конечно. Яхта или рыбацкая лодка?

Губы Мари расслабились.

— Я и этого не хочу, — тихо сказала она.

— А чего ты хочешь? спросил он.

Мари вздохнула с нечитаемым выражением.

— Спасибо, — сказала она. Но вы не можете дать мне то, что я хочу на самом деле, — Мари открыла фонарь. Светлячки задержались на миг, сомневаясь в свободе, а потом улетели.

— Зачем ты это сделала? спросил Таро, глядя на лицо Мари, пытаясь понять ее, как одно из его изобретений.

«Кто ты? Зачем ты здесь? Что делаешь со мной?».

— Меня беспокоят существа в клетках, — ее плечо задело его руку, она повернулась. Но я занимаю внимание принца. У вас еще много гостей. Спокойной ночи.

И она оставила Таро одного в темноте.

Акира

Акира проснулся в башне с часами с головной болью. Снова.

Но в этот раз он знал, как туда попал. Прошлой ночью Ханако повела его праздновать их «дружбу». Они пошли в таверну ёкаев с Реном, заказали гранатовое вино. Ночь прошла в тумане выпивки, тостов и огней таверны. Лучи солнца появились на горизонте, и Рен забросил Ханако и Акиру на большое плечо и принес в башню.

Акира повернулся и застонал, ощутил мягкость щекой. Он был на футоне. Голова заболела сильнее, когда дверь открылась со скрипом, задевая звуком его мозг. Он заворчал, зарылся сильнее под одеяла.

Холодная нога пробралась под одеяла и ткнула Акиру в бок. Раздался резкий голос Ханако:

— Вставай. Пора тренироваться.

Ханако стояла над ним, поразительно свежая. Она была в черном кожаном кимоно. Ее ноги были босыми. Все еще пораженный ее прозрачной кожей, Акира смотрел на изящные вены в ее пальцах ног. Рен прислонился к стене, скрестив мускулистые руки на груди. Он что-то убирал между зубов. Может, колибри, которых демон любил.

— Уйди. Мне нужно поспать еще час, — сказал Акира с дрожью в голосе.

«А то и весь день», — он не мог учиться в таком состоянии.

Ханако присела, оказалась с ним нос к носу.

— Забавно. Ты думаешь, у тебя есть выбор. Идем, друг, Сын кошмаров. Сегодня мы выберем тебе оружие.

Акира заинтересовался. Он прикрыл глаза рукой, свет солнца лился в окно.

— Я буду учиться не всем видам оружия? спросил он.

Ханако рассмеялась.

— Только Мастер оружия может владеть всеми видами. Я тренировалась шестнадцать лет с монахами-тайджи.

«Слухи правда», — Акира слышал, что монахи брали детей и учили их, мальчиков или девочек, быть куртизанками. Но когда дети были страшными, монахи делали из них убийц. Но все убийцы должны были докладывать императору, служить одному из его легионов. Как Ханако оказалась в столице, но не служила императору? И как она стала лидером Сопротивления ёкаев?

— Оружие личная вещь. Оно должно тебя выбрать, как и ты его, — объяснила она.

— Интересно, — пробормотал Акира. Но голова гудела, глаза слипались

Ханако хлопнула дважды.

— Рен. Ведро.

Они схватил ведро ледяной воды и вылил на голову Акиры. Он охнул и вскочил.

— Боги и богини, холодно!

Ханако ядовито улыбнулась.

— Ничего. По сравнению с кровью в моих венах, ледяное ведро теплая ванна, — она бросила ему тряпку и яблоко. Поешь, вытрись. Встретимся в комнате под этой. Готовься к крови.

* * *

Акира распахнул дверь. Он увидел коридор и скрипучую лестницу с ёкаями. Они заполняли коридоры: краснокожие они с разным пирсингом, у одного даже железное кольцо свисало из бивня. Трио камаитачи, существ, похожий на ласку с лаем собаки и иглами ежа. Ямаваро, крепкий ёкай с длинными жирными волосами и глазом посреди головы. Он мог подражать звукам падающих камней, ветра и даже взрыва.

— Осторожно, — сказала Ханако прошлой ночью. Ямаваро Эбису может пролезть в твою постель. Он оставляет жир и волосы.

Акира смотрел на ямаваро. Тот улыбался, слюна стекала из уголка его рта. Все были в ошейниках. Все с отвращением смотрели на Акиру.

Акира плотно закрыл дверь за собой. Может, он мог найти замок на рынках. Еще несколько шагов, и он заметил на ступенях ёкаев, что одурманили его и принесли в башню. Они были близнецами из одного яйца. Акира прошел мимо, они понюхали.

— Новый питомец, — сказал один.

Он не остановился. Но внимательно озирался, ведь прошлой ночью ему было не до этого. Башня с часами была круглой, построенной вокруг винтовой лестницы. Узкие коридоры на каждом этаже вели к комнаткам. С крыши свисали бревна, и веревки можно было разрезать, чтобы они упали на лестницу. Прошлой ночью Ханако радостно описывала ему ловушки. Она наполнила всю башню бревнами, взрывчаткой, даже гвоздями. Юки-онна к чему-то готовилась. Но Акира собирался уйти раньше этого. Еще несколько ступеней, и Акира добрался до комнаты под его. Он открыл дверь и застыл.

Оружие было всюду катаны и вакидзаси, серпы и цепи, луки и стрелы, маленькие пушки, метательные кинжалы и прочее.

«Ханако умеет все это использовать?» — ниже была стеклянная витрина. Акира увидел ножи танто, клинки блестели от света. Холодок пробежал по нему. Танто убил его мать.

— Как тебе моя коллекция? спросила Ханако, шагая среди оружия, проводя пальцами по краям сверкающих клинков. Я умею управлять всеми. Ты научишься только одному, — она медленно подошла к Акире, обошла его, потирая ладони. Посмотрим, из чего ты сделан. А потом я решу, что за оружие тебе нужно.

Остаток дня Акира терпел бесконечные пытки Ханако. Она измерила размах его рук, заставила стоять на носочках, пока не забили часы, требовала сгибаться. Она засекала, как долго он бежал из одного конца комнаты в другой. Она заставила его прыгать. А потом он тащил себя по полу только руками. Ёкаи заходили, смеялись, когда Акира падал, и скривились, когда его стошнило у одной из витрин Ханако.

К вечеру Акира вспотел, был грязным и ужасно уставшим. А еще сильно проголодался. Яблоко утром и немного риса в обед не питали его. Акира рухнул уставшей кучей.

— Уже выбрала оружие?

Ханако фыркнула.

— Ты про это. Я знала еще с нашей встречи. Это все было для моего развлечения, — ёкаи засмеялись. Хохот Рена был как гром.

Акира нахмурился.

— Думаю, мне подойдет меч, — он подумал о ронинах, что увели Мари с горы.

«Мечи пугают врагов. Мне и биться не придется, — и Акира отругал себя. Ты думаешь как трус».

Ханако снова фыркнула.

— У тебя слишком тонкие руки для меча, даже для легкой катаны. У тебя нет тела или сердца самурая. Ты поэт. Ты рожден соединять красивые слова и размышлять о душе человека. Что рифмуется с убийцей? она не ждала его ответа. И ты не сможешь смотреть, как враги истекают кровью, — Ханако прошла к витрине и вытащила кедровую шкатулку.

Она поднесла ее к носу Акиры. Пахло лимоновым маслом и затхлостью.

— Это оружие для тебя. Слышишь его? она подняла шкатулку выше. Слышишь, Акира? Они поют тебе.

Да. Он почти слышал. Что-то внутри дрожало, хотело к нему. Его пальцы дрогнули, желая открыть шкатулку.

— Монахи-тайджи дали это мне в день моего посвящения. Когда я убила впервые. У каждого оружия своя судьба. Знаешь, что монахи рассказали мне об этом?

Акира не знал, не мог знать, но хотел выяснить. Он облизнул губы.

— Расскажи, — хрипло сказал он.

— Они сказали: «Холодная сталь в руках со шрамами спасет мир или погубит его».

Акира разжал ладонь, где выступали серебристые дуги шрамов. Когда Такуми порезал лицо его матери, он порезал и ее руки, грудь, горло вся кожа пострадала. Шрамы его матери передались ему как цвет волос и глаз напоминание, что Акира не должен был существовать, что он был ошибкой. Но они были лишь с одной стороны его тела, делая его не целым. И он смотрел в зеркало и мог видеть, каким красивым и любимым мог быть.

— Акира, Сын кошмаров, у каждого оружия своя судьба. Я всегда думала, что это мое оружие, но мне было суждено просто передать его тебе, — Ханако открыла шкатулку. Внутри был бордовый бархат. На мягкой ткани лежали сюрикены, самое древнее оружие. Метательные звездочки. Акира дрожащими руками взял звездочку. Металл согрелся под его пальцами, словно приветствуя.

Его жизнь была в линиях оружия. Он был проклят жить изгоем. Он оставался в шкатулке, не осмеливался уходить. И шкатулка стала тюрьмой. С сюрикенами Акира мог вырваться.

* * *

Тело Акиры отяжелело от усталости и боли, словно он серьезно подрался. Но рану он попросил сам, и Ханако ответила.

А потом юки-онна подарила сюрикены и прогнала Акиру наверх. Ханако остановилась у колеса над кроватью Акиры.

— Будешь тренироваться на этом. Колесо это все, что тебе нужно, чтобы научиться метать звездочки. Центр твоя дисциплина. Спицы мудрость. Край сосредоточенность. Тебе это понадобится, — она раскрутила колесо. Когда справишься с колесом, поймешь, что овладел сюрикенами.

Акира часами метал их в колесо, пока оно крутилось, надеясь, что будет метким, и звездочка попадет по стене сквозь брешь между спиц. Ему не повезло.

Каждый раз сюрикен отлетал от спицы и возвращался к нему с двойной силой. Повезло, что он был в черном. На черном не было видно крови. Его рука была порезана, как и ухо, и даже прядь волос срезал отлетевший сюрикен. Ханако смеялась каждый раз, крутила колесо и говорила попробовать еще.

— Ты должен знать боль от своего оружия, — и теперь он знал жжение порезов на теле.

На закате Ханако остановила тренировку. Акира хотел спать, но заставил себя покинуть башню. Холодок проник в переулки, преследовал Акиру, пока он шел по рыбному рынку, обнаружив короткий путь. Он прошел в центр района. Вишня дрожала на ветру, лепестки падали на землю. Акира вспомнил дерево гинкго, ценные моменты с Мари под ним.

Под деревом тощий мужчина с седой тонкой бородой читал имена со свитка. Акира опоздал. Он уже называл мертвых. Он приблизился в тенях, скрыл черной тканью лицо и плечи. Другие собрались, слушали. Скорее всего, члены семей.

— Фукуми из клана Акамацу, погибла на горе в Летней комнате, — дошин с узким лицом и глубоко посаженными глазами взвыл и упал на колени. Арису из клана Гойя погибла от укуса змеи в Летней комнате, — придворная в красном кимоно расплакалась.

Мужчина опустил свиток.

— Оглашение закончено. Прошу, пройдите вперед за телами, — двое мужчин помогали плачущему самураю. Они прошли к телеге, накрытой тонкой тканью, но Акира видел силуэты под ней. Тела девушек, что погибли в первой Комнате. Все больше членов семьи выходили из толпы, их шаги замедляло горе. Все расплывалось перед глазами Акиры.

Имена мертвых и выбывших прибили к вишне. Акира осторожно обошел семьи. Некоторые тихо радовались. Их дочери, сестры выжили в Летней комнате. Некоторые прошли дальше. Другие выбыли, но вернутся живыми, даже если ранеными.

Акира прочел список дважды. Он встал, дрожа. Там не было имени Мари. Ни среди мертвых, ни среди выбывших. Он зажмурился. Мари была жива. Она шла к другой Комнате.

Акира не знал, смеяться или плакать. Скоро он пойдет во дворец. Ханако убедила его, что он скоро будет полезен. Пока что он тренировался. Завтра его ждали иллюзии.

Мари

Свиток из рисовой бумаги вызывал Мари к Осенней комнате. Новый день. Новая Комната. Новый вызов.

«И еще больше умрут».

— Сэй, — позвала Мари.

Девушка открыла дверь между их комнатами, вошла и поклонилась.

— Мне нужно быть у Осенней комнаты через час, — сказала Мари.

Сэй недовольно поджала губы.

— Времени мало. Какое кимоно

Мари покачала головой.

— Не кимоно. Оно лишь помешает. Я буду в штанах и уваги.

— Да, миледи, — ответила Сэй и повернулась. Я принесу их из вашего сундука.

Девушка-крюк помогла ей одеться, отдала Мари нагинату и открыла дверь. Мари увидела Асами в коридоре.

Сэй низко поклонилась.

— Удачи, госпожа, — прошептала она с дрожью в голосе.

Мари нахмурилась от страха служанки. Мысль привела Мари в чувство:

«Наши судьбы теперь связаны. Случившееся со мной повлияет на Сэй, — если Мари проиграет, Сэй выгонят из дворца, ей придется вернуться в гостиницу. Мари нечаянно взяла на себя ответственность за нее. Что будет с Сэй, если я выиграю в состязании и пропаду? Она не вернется в гостиницу, я найду ей место лучше», — Мари пообещала это сердцем.

Шепнув «спасибо», Мари прошла к Асами, но в коридоре было пусто. Она слышала эхо быстрых шагов союзницы вдали. Мари пошла туда, но замерла и повернулась к Сэй.

— Если я не вернусь, — сказала Мари, сердце сжалось, — на дне моего сундука есть серебряный гребень, а еще ожерелье из меди. Забери их, — и она хотела попросить Сэй о большем.

«Найди мою деревню в горах Цуко-фуно, скажи маме, что мне жаль. Если сможешь, найди юношу со шрамами на лице, скажи ему, что я часто думала о нем. Я не могла любить его так, как он любит меня, но я заботилась», — но Мари этого не сказала. Сэй кивнула.

— Да, госпожа, — сказала она и задвинула дверь.

* * *

Самурай отвел Мари в Главный зал. Но в этом не было необходимости. Звук барабанов сам привел бы ее. Барабанщики снова стояли в зале, ритм был быстрым и яростным. Но сегодня их палочки горели. Огонь описывал изящные дуги. Двери Осенней комнаты были открыты, в Главном зале пахло дождем и гниющими листьями. Прохладный ветер ласкал ее щеки. Мари успокоила тело, хоть внутри все кипело. Разложили красный ковер, и Мари пошла по нему в Осеннюю комнату. Самурай оставил ее, и она ощущала себя удивительно одиноко, пока шла к другим девушкам, стоявшим плечом к плечу спинами к ней.

Мастер Ушиба стоял на платформе. Дождь падал вуалью вокруг маленькой платформы, но ни капли не попало на мастера Ушибу. Пришли придворные, охая и ахая от трюка с водой. Женщины несли бумажные зонтики, украшенные цветами лотоса. Мастер Ушиба помахал ладонями, и дождь прекратился. Остался теплые туман, радуга поднялась из луж на полу, задела руки некоторых придворных. Женщины при дворе хихикали, гладили радугу руками.

Соперницы Мари не смеялись. Их Осенняя комната не радовала. Что за звери таились там? Что за опасные условия приберегла эта комната?

Туман прилип к щекам Мари, когда она встала в ряд возле Асами. Мари на миг посмотрела на союзницу, желая увидеть ее глаза. Но Асами смотрела вперед. Мари отвернулась. Она посмотрела на восемь других девушек, решила, что лишь две стоили ее внимания девушка с луком, что позволила гадюке убить ее подругу, и высокая девушка с боевым топором.

Мари знала, сколько сил требовалось для этого оружия. Она лишь раз встречала противника с топором. Фермер выбрал его. Он размахивал им дико, но метко, сломал пополам нагинату Мари. Он чуть не разбил ее ребра. Выиграть против боевого топора помогала близость. Как и с нагинатой, топор был опасен в конце дуги. Когда фермер замахнулся во второй раз, Мари пригнулась и ударила по его ногам. Она одолела его, закопала топор в лесу. Она отогнала воспоминание, моргая.

Увидев Осеннюю комнату, она затаила дыхание. Ровные ряды сотен кленов тянулись перед ней. Деревья пылали. Кроны были красными. Ветки покачивались на легком ветру. Над деревьями собрался тяжелый туман, окружил холмы, покрытые мхом.

Прозвучал гонг. Вороны взлетели с кленов в молочно-серое небо. Прошли самураи, сообщили о прибытии императора и принца.

Все поклонились на густом ковре гниющих листьев, портя шелк нарядов. Мари опустилась, повернула лицо к Асами, чтобы та заговорила, посмотрела на нее.

От взгляда Мари Асами выпалила:

— Ты держишь слугу.

— Сэй? прошептала Мари, опешив. Моя спутница?

Асами оскалилась, пальцы со сломанными ногтями впились в листья.

— Спутница, — фыркнула она. На ее шее ошейник. Она раб, как бы ты ее ни звала.

Император рявкнул всем встать.

Мари поднялась, отряхнула грязь и липкие листья с хакама.

— Я сказал уменьшить драматизм, — император раздраженно тряхнул головой.

Щеки сезониста покраснели.

— Простите, небесный владыка, — радуги пропали, туман рассеялся. Мастер Ушиба поклонился. Приветствую, участницы. Сегодня вас ждет Осенняя комната, — он указал на кленовый лес.

Мари смотрела на семью императора. Сам император, как всегда, стоял гордо, лицо было строгим. Красивый монах и Таро были по бокам. Таро, как всегда, хотел убежать. Его челюсть словно вырезали из гранита. Мари почти слышала, как он скрипит зубами. На миг она ощутила боль от того, что участвовала в том, что принц презирал. Она знала, как это силой участвовать в ритуале, что ты не выбирал.

— Вы снова будете искать свитки, — продолжил мастер Ушиба. В этот раз их пять. Правила те же, что и в прошлой комнате. Схватки насмерть между соперницами запрещены, — Мари видела, как это правило можно было обойти. Она следила за девушкой с луком. Решите загадку, найдете свитки. Покорми, и я разрастусь. Напои, и я умру.

Мари нахмурилась. Девушки переминались в разной степени тревоги.

«Что за награда стоит жизни? Мари знала свои причины. Долг и дом. Это выше личного. Это шанс на свободу».

— Начнем же! закричал мастер Ушиба. Тучи появились в глаза сезониста, бушевали, готовили бурю. Порыв ветра ударил с силой по Мари, и она чуть не упала. Небо стало того же оттенка, что и глаза мастера Ушибы, там тоже собрались тучи. Придворные выбежали из Комнаты, женщины бросили красивые зонтики. Ушиба смеялся. Большие капли холодного дождя капали, прилепили одежду Мари к ее телу. Семья императора не пострадала. Ветер не трепал их волосы, пока они покидали комнату. Двери захлопнулись, Ушиба пропал. Вместо него над землей бушевал циклон.

— Нужно в укрытие! закричала Асами. Ветер усиливался. Ветви деревьев раскачивались с силой, трещали. Одна пролетела над землей, чуть не сбила девушку с луком, бегущую в лес. Другие девушки тоже побежали искать укрытие.

— Сделка еще в силе? крикнула Мари, волосы хлестали по лицу. Она не знала, что было опаснее: буря или ее союзница.

— В Комнатах мы союзницы. Но я не буду дружить с той, что держит слуг, — листья били по щекам Асами.

Стыд покалывал живот Мари.

— А если я спасла ее от худшего? спросила она. Мари поняла сразу же, что зря так сказала.

Асами посмотрела на нее с таким презрением, что Мари вздрогнула.

— Ей лучше быть свободной. Служить или нет, но у всех должен быть выбор.

Мари знала, что это так.

«Я помогу тебе, Сэй».

— Нужно отыскать укрытие, пока это, — она указала на циклон, — не обрушилось на нас, — сказала Асами.

Они без разговоров побежали в лес. Ветер пригибал их. Они уклонялись и перепрыгивали через ветки. Камни поднимались с земли и летели к ним. Мари коснулась щеки, на пальцах была кровь. Паника охватила ее. Буря ухудшалась. Клен вырвало из земли с корнями, он упал в футе от Мари. Зря они искали укрытия в лесу. Ветер принес вой боли. Девушка пострадала.

— Нужно выйти из леса, — кричала Мари сквозь шум. Дождь лил все сильнее, бил сквозь листву.

— Там! Асами указала на скопление серых камней, скользких от дождя. Она повела, пропала в дырке в камнях. Мари пролезла следом, нырнула ногами вперед во тьму. Она вскрикнула, стукнувшись о дно. Ее зубы тут же застучали. В пещере было холодно. Ветер свистел на входе. Дальше в пещере с эхом капала вода. — Все хорошо? спросила Асами, испугав Мари. В пещере было темно, лишь лучик света падал из дырки.

— Да, — Мари отдышалась. Ее союзница не запыхалась так, как она.

«Асами в лучшей форме. Она загадка. То, как она презирает тех, у кого в слугах ёкаи Как презирает внимание принца».

— Тут дерево, и оно не мокрое. Можно развести костер, сказала Асами в стороне.

Мари прошла вперед, к свету. Она посмотрела наверх. Капли попадали на ее лицо. Буря не прошла.

— Разве нам не стоит вернуться? спросила она. Свитки ждали.

— Никто ничего не найдет в такую бурю. Умнее переждать и решить загадку, — голос Асами звучал издалека.

По пещере разнесся вопль. Не думая, Мари побежала на звук с нагинатой руке, запинаясь о неровную поверхность. Она привыкла к темноте. Пещера стала шире. Дождь и свет проникали в дырки сверху. Увидев согнувшуюся Асами, Мари застыла.

«Она плачет?» — Мари подобралась ближе, ее колотящееся сердце застыло.

Перед Асами был ёкай.

И не простой. Кирин священный ёкай. Существо, похожее на оленя, лежало у камня, убрав копыта под себя, радужная грива и хвост промокли. Даже в тенях чешуя кирина сияла.

Глаза Мари слезились. Она не видела киринов, но знала, что они были самыми добрыми. Они не могли навредить живому человеку, насекомому, ёкаю. Этот красивый кирин был в ошейнике, глаза были тусклыми и безжизненными. Ребра выпирали под чешуей. Глаза были открытыми. Невидящими. Мертвыми.

— Умер от голода. Но почему? Тут много еды, — Асами повернулась к Мари. По ее лицу-сердечку текли слезы. Кирины ели траву. А в этой части пещеры рос папоротник.

Мари вспомнила Акеми, жену-зверя, которую изгнали, и она жила у ворот, потому что ей было некуда идти. Мари оставляла у ворот горсть орехов, но жена-зверь их не трогала. Акеми потеряла волю к жизни, как и этот кирин.

— Асами, — нежно сказала Мари и коснулась плеча союзницы. Некоторые решают, что умереть лучше, чем жить в цепях.

— Нужно снять ошейник, — Асами подняла голову, темные глаза были дикими. Сделай это, — потребовала она у Мари. Я не позволю ему быть рабом в смерти.

Мари сжала плечо Асами. Асами поежилась, снова заплакав. Мари смотрела на горе союзницы, вспомнила ее отвращение при виде Сэй. У Асами была тайна. И Мари ее знала.

— Я не могу, — тихо сказала она.

«Только бы не ошибиться».

— Я не могу снять ошейник кирина, как не можешь и ты, — потому что прикосновение к проклятиям обожжет обеих.

Асами опустила голову в ладони. Этого ответа Мари хватило. Асами была ёкаем.

* * *

Они укрыли кирина папоротником и прошли к входу в пещеру. Они вдруг оказались не одни. Фигура упала из дырки, приземлилась с оханьем. Мари и Асами вытащили оружие. Девушка выпрямилась, подняла топор.

— Я просто ищу укрытие от бури.

Мари расслабилась, вспомнив правила мастера Ушибы. Никаких боев насмерть. Она вскинула голову.

— Хорошо, — сказала она девушке. Та опустила руки и подошла ближе. Мари пришлось задрать голову, девушка была высокой. И красивой темные волосы ниспадали волнами, глаза были цвета каштана, а губы были полными и красными.

«Она так красива, что могла бы быть женой-зверем».

— Я Нори, — сказала девушка, чуть поклонившись. Асами не смотрела на нее, собирала хворост для костра.

— Я — начала Мари.

Нори прервала ее.

— Я знаю, кто ты. Я видела тебя в саду. Принц говорил с тобой на банкете. Похоже, ты ему нравишься, — сказала она без едкости.

— Что там снаружи? — спросила Мари.

Асами стала тереть пару палочек друг о друга, движения были уверенными. Вскоре загорелся огонек.

Нори перевернула топор и опустила ладони на древко.

— Я нашла большой клен и встала у его ствола, чтобы переждать бурю. До этого я миновала двух девушек, ноги которым сломали ветки. Буря усилилась, и я понимала, что было опасно. Лучше было двигаться. И я увидела вход в пещеру.

Мари придвинулась к костру, протянула к нему руки. Немного тепла.

— Ты видела других девушек? Например, ту с луком?

— О, я ее знаю. Сачико. Мы из одного клана. Она дочь даймё в нашем городе. Она училась для этого всю жизнь. Ей нравится влиять на других положением ее отца, его богатством, ее верой, что она станет императрицей Уверенности ей всегда хватало.

Асами добавила хвороста в костер. Вспышка черно-лиловых чернил на запястье Асами привлекла внимание Мари. Она моргнула, чернила пропали. Татуировка двигалась? Что за ёкай таким обладал?

— Она тебе не нравится, — сказала Асами. Но избавится от нее просто. Тут все можно подстроить под несчастный случай.

Страх сдавил живот Мари от отношения Асами.

Нори пожала плечами с задумчивым видом. Ее не беспокоили слова Асами.

— Я пришла сюда не из-за того, что люблю убивать людей. Этого никто из нас не хочет.

— Точно, — едко сказала Асами. Мы хотим выйти за принца и стать богатыми.

Нори криво улыбнулась.

— Может, ты этого хочешь, но не я.

— Чего ты хочешь? спросила Мари.

— У дочери фермера мало вариантов, — сказала Нори.

— Ты красивая, — сказала Асами. Она села, придвинула ноги к костру. Ты могла бы найти себе хорошую пару.

Нори переплела пальцы и посмотрела на них.

— Мне часто говорили, что я красива, — ее губы дрогнули с отвращением. Большую часть времени из-за того, что чего-то хотели от меня. Мужчины мою улыбку, когда я была младше, а потом тело. Перед тем, как я ушла, фермер по имени Джун сделал мне предложение, а я смотрела на его лицо и думала: «Он меня совсем не знает». Когда я отказала ему, он разозлился, будто я должна была радоваться, что он меня выбрал. Он говорил обо мне гадкие вещи. Я даже повторить их не могу. А потом пустил слухи обо мне. Люди готовы верить неправде. Он сказал, что мы провели ночь вместе. Этого хватило, чтобы семья перестала говорить со мной. Я была прокаженной в своем доме, — Нори пронзила Асами взглядом.

Плечи Асами опустились.

— Мне жаль, — прошептала она.

Нори пожала плечами.

— Ничего. Мои родители не знают, что я тут. Я не знаю, зачем пришла. Поверить не могу, что я еще жива.

Мари глубоко вдохнула от резко возникшего воспоминания. Она подслушала, как две жены-зверя сплетничали о ней.

«Как же гадко она выглядит. И ее зверь полон изъянов. Она точно одна из нас?» — они рассмеялись. Мари убежала домой, плакала и жаловалась маме. Тами цокнула языком, сжала подбородок Мари нежной, но сильной рукой.

«Посмотри мне в глаза, дочь, — Мари послушалась. Те глупые женщины забыли: наши тела не украшение, а инструмент».

Асами выдохом прервала мысли Мари.

— Я знаю, зачем ты здесь. Потому и я здесь. И все мы, глаза Асами сияли, как угли. Нами помыкали, запирали в тихих комнатах всю жизнь. Никто не спрашивал, чего мы хотим. Награда не принц. Это власть.

Мари посмотрела на Асами, а потом на Нори, скользя по ним взглядом.

Нори прикусила губу.

— Ты права. Когда я отказала Джуну, отец усадил меня и сказал: «Ты красивая и слишком много хочешь». Я спросила у него: «Где тут много? Любви? Равенства?». Он сказал: «Да. Ты красивая. Этого должно хватать».

Мари оскалилась. Как и Асами.

— Он стыдил тебя за выражение своих желаний. Не извиняйся за желания, — союзница Мари встала. Нам нужно решить загадку. Мы уже потратили много времени.

Мари моргнула, глядя на огонь.

— Покорми, и я разрастусь. Напои, и я умру, — сказала Нори. Не могу понять.

Вода упала с потолка пещеры на огонь, вызвав шипение. Асами выбрала не лучшее место для костра. Но ответ на загадку возник вдруг с пылающей уверенностью. Мари посмотрела на Нори и Асами.

— Огонь, — сказала она. Это огонь. Накорми, и я разрастусь. Напои, и я умру.

Мари

Асами принялась яростно бросать больше хвороста в костер, пока он не поднялся до пяти футов.

— Если другие девушки поймут ответ, могут увидеть дым и подумать, что это огонь.

Мари улыбнулась. Умное отвлечение.

Нори сцепила пальцы, чтобы помочь Асами и Мари выбраться из дыры. Освободившись, Мари опустила руку и вытащила Нори. Дым валил из пещеры. Буря немного успокоилась. Но сильные порывы ветра все еще ломали ветви.

С оружием в руках три девушки забрались на пещеру, оказались почти выше деревьев. Ладони Мари были в царапинах и засохшей крови. Она могла лишь представлять, как выглядело ее лицо. Наверное, хуже. Девушки жались друг к другу, боясь, что их сдует с края.

Нори первой заметила огонь. Она указала.

— Похоже, он на севере отсюда. В паре сотен футов, — темные струйки дыма изгибались и лизали небо. И буря тут же рассеялась, ветер прекратился, и дождь пропал. Комната реагировала. Синее небо появилось вместо серого. Даже птицы пели вдали. Но в воздухе висело напряжение. Мирная погода ощущалась еще опаснее. Что ждало их в лесу?

Они слезли с вершины пещеры и пошли по густому лесу в тишине, оружие было наготове. От каждого шороха они оборачивались, подняв оружие. Каждый раз это был всего лишь ветер. Белка. Ворона. Но Мари выглядывала змей, старалась заранее услышать диких кабанов.

Запах огня заполнил воздух. Девушки переглянулись. Асами кивнула направо, и Мари с Нори пошли за ней. Они медленно крались от дерева к дереву. Запах огня усиливался. Синее небо угасало. Сумерки окутали их быстрее, чем в мире снаружи. Асами кивнула и едва слышно сказала:

— Я пойду первой, — она пропала. Мари посмотрела на ветки дерева. Белка не двигалась, стояла, прижав уши. Она ощущала хищника. Что-то большое.

Тихий свист и голос Асами:

— Тут безопасно.

Нори и Мари пошли к ней. Лес сменился полянкой, где в металлическом загоне горел большой костер. Асами раскрыла ладони.

— Где свитки?

Мари сглотнула.

— Похоже, кто-то повторил твою уловку.

Асами стукнула по камням, ругаясь.

Мари огляделась.

— Смотрите, — она указала на землю. Там валялись пять металлических ошейников. Мари обошла костер и обнаружила за ним тело. Истерзанный монах. Она вернулась к Нори, глядя на костер. — Тут было что-то в плену. Там мертвый монах. И…

— Ох… — Нори ткнула Мари локтем.

Мари пришла в себя. Пятеро они вышло из рощи кленов, желтые глаза сияли в полумраке. Больше двух метров высотой, краснокожие, со спутанными волосами, бивнями, пенящимися ртами и рогами.

Мари дышала и двигала нагинату перед собой, пытаясь успокоить дрожь в ладонях. Кожа на ее ладонях стала мокрой, когда она увидела дубинки они. Оружие не требовалось, было украшением. Сила они была в руках, в большом теле. Они могли раздавить череп, как человек виноградину. Их острые когти могли сорвать кожу с костей, как шкурку с апельсина. Ошейники подавляли большую часть их силы. Мари немного успокоилась. У нее еще был шанс. Мари прищурилась во тьме, разглядывала они, искала слабые места. Ее сердце ёкнуло, холодные пальцы страха пробежали по спине.

— Нет ошейников, — прошептала Мари.

— Смотрите, что у них, — Асами придвинулась к Мари.

Железные цепи свисали с их шей со стеклянными кулонами, в которых были красные свитки. Мари сильнее сжала нагинату, взывая к решимости.

Они не говорили, но могли общаться. Они зарычали, пощелкали языками, и один шагнул вперед. Их лидер? Мари жалела, что не очень внимательно слушала про они, когда ей рассказывала мама. Она не знала их обычаи и слабости.

— Что нам делать? — спросила Нори с дрожью в голосе.

— Мы не одолеем их, пока они без ошейников. Это самоубийство, — сказала Мари.

— А свитки? — спросила Нори.

Ладони Мари стали липкими на нагинате.

— Это неправильно. Они должны быть в ошейниках. Мы не можем их одолеть, пока у них полная сила. Нужно бежать.

Асами покачала головой.

— Свитки…

— Мы погибнем, если попробуем отобрать у них свитки, — сказала Мари. Один из они поднял большую ногу и топнул, сотрясая землю. Кровь капала с его дубинки. Он слизнул ее и опасно улыбнулся.

— Мы убежим, — сказала Мари. Им нужно было добраться до дверей Осенней комнаты. Если самураи стояли за ней, они могли помочь. — На счет три бежим изо всех сил к дверям, не оглядываясь, не замирая, даже если одну из нас… — она не смогла закончить.

— Не оглядываться, не останавливаться, — согласилась Нори.

— На счет три, — сказала Асами, давясь слезами. — Раз, два, т…

Они поднял огромную дубину и опустил ее. Девушки вовремя отпрянули и бросились бежать. Не оглядываясь, не замирая. Ветер трепал щеки Мари, ее сердце колотилось. Они вместе прыгнули в кленовый лес.

Нори вела, и Мари надеялась, что та знает путь. Они следовали за ними, их шаги сотрясали землю. Гниющие листья плюхали под ногами Мари, но она двигалась вперед. Раздался треск. Мари рискнула оглянуться. Один из они вытащил дерево с корнями.

Мари пригнулась и перекатилась, ствол чуть не попал по ней. Асами легко отпрянула, но Нори не была такой быстрой. Она рухнула под большим деревом.

Мари вскочила на ноги и отдышалась, добралась до девушки с топором.

Асами приблизилась.

— Не останавливайся, — напомнила она Мари и побежала дальше, пропала за кленами.

Они приближались, были в нескольких футах.

— Иди, — сказала Нори, толкая дерево. — Если останешься, погибнем обе. Я бы тебя оставила.

Если остаться, погибнут обе. Лучше было идти, попытаться увести они от Нори.

— Погоди, — прохрипела Нори. —Мой топор, — оружие лежало в дюймах от ее пальцев.

Мари придвинула топор к Нори.

— Мы вернемся, — пообещала она.

Нори улыбнулась, сжала рукоять топора.

— Ясное дело.

Мари отошла от Нори, смотрела, как они приближались к ней, раскачивая дубинками, напоминая маятник в часах. Времени у ее новой подруги оставалось все меньше.

— Эй! — крикнула Мари. Она хватала камни с земли и бросала. Она попадала. Каждый камень ударял они по голове. Они разозлились, сощурили глаза и повернулись к Мари. — Вот так, — дразнила Мари, отходя на шаг. — Идите за мной, уроды.

Они погнались, и Мари бросилась зигзагом. В горах это работало с волками, отвлекало их. Они щелкали языками, советовались, пытались угадать ее действия. Они были умнее волков. Впереди меж деревьев виднелся свет. Фонари. Вход в Осеннюю комнату. Спасение.

Ноги Мари болели. Она с трудом дышала, но ощущала обновленную энергию. А потом добралась до края леса. Ее уверенность завяла в груди. Двери Осенней комнаты были закрыты. Но она подбежала к ним и застучала кулаками по дереву.

— На помощь! — завизжала она. Ничего.

Спасения тут не оказалось.

Мари медленно развернулась. Они приближались. Где Асами? Они наступали, Мари уловила запах демонов. Гниль. Мари побелела. Она сосчитала их тела у деревьев. Трое против одной девушки. Двое не пошли с ними. Мари не знала, направились они к Нори или за Асами.

Они одновременно улыбнулись криво и с безумием, белые клыки и черные десны. Для них это было игрой. Мари пятилась. Они наступали.

Стрела пролетела по воздуху, пронзила грудь они. Девушка с луком, Сачико, вышла из леса. Она выпустила другую стрелу. Попала в грудь они рядом с первой. Они скривился и сломал стрелы, бросил их на землю. Он побежал за Сачико. Она молниеносно выпустила еще две стрелы в грудь они. Она пропала в лесу, они — за ней.

Одним меньше.

Серп на цепи пролетел по воздуху. Цепь обвила шею они. Союзница Мари запрыгнула на спину они и душила его.

— Боги и богини! — закричала Асами. — Не стой там. Делай что-нибудь! — Асами сорвала свиток с шеи они, затягивая цепь на его горле. Они отбивался. Асами словно села на дикого быка. Они рухнули на землю.

Вдруг тень упала на Мари. Она отпрянула, спина врезалась в грубую кору дерева. Приближался последний они, его жаркое дыхание задевало щеки Мари. Она смотрела на демона, застыв от страха. В сумерках она видела, что его глаза были подведены углем, а радужки были светло-голубыми, поражали красотой.

«Вот как выглядит моя смерть».

Мари подняла нагинату, но они вырвал ее и отбросил. Ладонь они сжала ее горло, прервав крик. Мари посмотрела мимо они на Асами, борющуюся с демоном.

— Помо…! — крик Мари оборвался. Они сжимал ее шею. Мари хрипела и царапала запястье они, но без толку. Демон не отпускал. Она задержала дыхание.

Придется рискнуть раскрытием. Убить или быть убитой. Кости ее ладони менялись, ее кожа покрылась черной чешуей, а ногти удлинились до когтей. Появился ее отчасти зверь.

Они раскрыл рот так широко, что мог поймать ее голову. Слюна собиралась в уголках губ демона и капала на щеку Мари. Она обмякла. В природе некоторые звери притворялись мертвыми. Они замер, понюхал ее. И она взмахнула рукой, погрузила когти в его жуткое лицо. Они взвыл. Он сжал ее шею. Мари видела звезды. Она издала боевой клич. Нет. Это не закончится здесь. Не закончится сегодня.

Она взмахивала снова и снова, резала лицо они. Он пошатнулся, все еще держал ее за шею, как щенка. Ладонь разжалась, Мари вдохнула с всхлипом. Они рухнул, содрогался и затих. Она убила его. Мари быстро спрятала когти за спиной и убрала их. Никто не увидел. Тело они закрывало ее от остальных.

Мари перебралась через его тело, сорвала свиток с шеи и сунула в складки уваги. В Осенней комнате стало зловеще тихо. Бой был окончен. Мари смотрела на хаос в свете луны. Два они валялись на земле, среди всего этого стояли Сачико и Асами, тяжело дыша.

— Остальные они? — выдавила Мари.

Асами глубоко вдохнула.

— Я убила двоих в лесу и одного тут, — она двигала носком по земле перед собой.

Сачико сказала:

— Я одолела одного стрелами, — Сачико закашлялась, сплюнула кровь и, может, зуб. Она сжимала свиток.

Мари смотрела на они, которого убила. Все они были мертвы. Угроза миновала. Асами, Сачико и Мари смотрели друг на друга, не зная, радоваться им или плакать. Они не двигались.

Мари ощущала слабость, будто отдалялась. Она рухнула на землю, поймала взгляд Сачико. Она склонила голову, борясь с усталостью. Она улыбнулась Сачико.

«Я — тигр зимой. Подходи. Я бросаю вызов».

Таро

Таро прибыл к Осенней комнате раньше остальных.

Из-за двери донесся приглушенный вопль. Сердце Таро сжалось. Он прижал плечо под дубовой балкой, толкнул вверх, крича, чтобы ему помогли. Со стуком шагов самураи ворвались в зал. Таро бросил балку, и двери Осенней комнаты приоткрылись, выпуская холодный влажный воздух, задевший его щеки. В Осенней комнате была ночь, хотя прошло лишь пару часов с момента, как на девушек выпустили они. Это было трюком мастера Ушибы — он не только влиял на погоду, но и ускорял время.

Таро выхватил мечи и пересек порог.

Самурай преградил ему путь и поклонился.

— Мой принц, — самурай хотел пойти первым, защитить наследника, но ждал позволения. Таро посмотрел за самурая. Кленовый лес словно ударили огромным кулаком. Два больших они лежали на земле с зияющими ранами, на шеях не было ошейников. Кровь пропитала землю. Таро обошел самурая и увидел, что все уже закончилось. Было спокойно. И тихо.

Он стиснул зубы. Где девушки? Таро медленно пошел среди хаоса, переворачивал ветки и пинал землю. Он пытался вспомнить, в чем была Мари, но не мог. Он поклялся быть внимательнее в следующий раз. Если он будет. Вряд ли девушки выжили против они без ошейника. Но двое были мертвыми. Надежда укоренилась в нем.

«Только бы она была живой».

— Боги и богини! — воскликнул Сатоши. — Что тут произошло? — священник стоял рядом с Таро, его лицо лишилось красок.

Таро скрипнул зубами.

— Не знаю. Ты разве не знаешь? Твои монахи были в ответе за они, — Таро мечом ткнул третьего мертвого демона. На нем были следы когтей, будто на него напал зверь. Нагината Мари валялась неподалеку. Гнев Таро усилился. — Где их ошейники? — выдавил он.

«Вряд ли она пережила это».

— Я… не знаю, — пролепетал Сатоши.

— Хочешь сказать, что ты не управляешь своими монахами? Ты в ответе за Ушибу, — прорычал Таро.

— Я узнаю, что произошло, — поклялся Сатоши.

— Ты это сделаешь. А теперь иди и отыщи всех лекарей. Мы вряд ли обнаружим выживших, но если такие будут, им точно нужны целители, — Таро оставил Сатоши и пошел к кленовому лесу, готовясь искать выживших, найти низкую девушку, что освободила светлячков. Он застыл.

Три девушки вышли из пострадавшего леса. Мари и девушка с лицом-сердечком поддерживали третью, в которой сразу в глаза бросался внушительный рост. Большая рана на груди девушки кровоточила, ее лицо было бледным. Свитки висели на шеях девушек.

Таро позвал на помощь. Два самурая бросились вперед, схватили высокую девушку и понесли ее из комнаты.

Таро смотрел на Мари. Он пристально разглядывал ее, проверял каждый дюйм на раны. На ее шее были черно-синие синяки. Засохшая кровь пятнала ее лицо. Но не ее. Он выдохнул и подошел к ней.

— Ты в порядке? — спросил он, убирая мечи в ножны.

— Я жива, — хрипло сказала Мари сухим тоном.

— И я жива, — отозвалась девушка с лицом-сердечком.

Таро взглянул на нее.

— Прошу прощения, — сказал он. — Все хорошо?

— Я грязная и голодная. И я хотела бы сходить в храм и отблагодарить богов и богинь за свою жизнь. Но сначала я бы хотела помыться и поесть. Или поесть, пока моюсь, — Мари слабо улыбнулась. Это согрело холодное сердце Таро. Его девушка-светлячок была побита, но не сломлена.

Таро быстро кивнул.

— Ты все это получишь, — он криком вызвал еще двух самураев. — Предоставить купание и еду. Проводите даму в ее покои и проследите, чтобы она все это получила. А потом отведите ее в храм.

Девушка поклонилась Таро, а потом шепнула что-то на ухо Мари. Глаза Мари расширились, а потом она зажмурилась. Шурша гниющими листьями, Асами ушла. Ветерок трепал пряди волос Мари, и они прилипали к ее щекам.

Самураи собирали тела они для сожжения. Другая группа — поисковый отряд — была в лесу, а теперь вышла, принесла тела шести девушек. Все были мертвы. Мари подавила вопль. Он, казалось, услышал ее шепот: «Это могла быть я».

— Есть еще девушка. Сачико. Она жива. И у нее свиток.

— Мы найдем ее, — пообещал Таро. Мари, казалось, расслабилась, но ее взгляд оставался настороженным. — Ты ранена, — сказал Таро, подходя ближе. Не думая, он провел кончиком пальца по синякам на ее шее.

Мари отпрянула.

— Ваше величество.

— Таро. Прошу, зови меня Таро.

Она замешкалась, глядя на Сатоши, который говорил с самураем и другим монахом, а потом послушалась.

— Таро.

— Я бы расстроился, если бы ты умерла, — тихо признался Таро.

Мари слабо улыбнулась и издала смешок, что был еще слабее.

— Это расстроило бы меня еще сильнее.

— Ты смеешься, а я серьезен, — ему рассказать ей, как сильно он боялся ее смерти? Как не представлял, как быть без ее колкостей?

Мари разглядывал его. Она приоткрыла рот.

— Вы серьезно, — сказала она. Слабо улыбнулась. — Не переживайте, принц. Меня сложнее убить, чем кажется. Может, из-за моего небольшого размера никто не верит, что я способна на что-то большее.

* * *

Таро смотрел, как Мари выходит из Осенней комнаты. Она попросила того же, что и другая девушка — помыться и поесть. Но не храм. Он хотел обнять ее и оградить от всего вреда, стереть кровь и грязь с ее лица. Он предлагал сопроводить ее, но она настояла, что справится одна. И все же Таро кивнул паре самураев. Безмолвный приказ следовать за ней, оберегать ее.

Сатоши подошел к Таро и ждал внимания принца.

— Ваше величество, — поклонился Сатоши.

— Какие новости? — спросил Таро.

— Похоже, один из моих монахов решил сделать Осеннюю комнату веселее. Он снял ошейники с они и потерял контроль над ними. Он мертв, Ваше величество. Его нашли у загона они в дальней части комнаты.

Таро злился. Сатоши замер.

— Что-то еще? — спросил холодно Таро.

Сатоши кашлянул.

— Мы рассмотрели тела они. Там было несколько… странностей.

Таро ждал.

Сатоши стал объяснять.

— Один из они был отчасти поврежден. Будто на него напал зверь.

Таро вспомнил, как перевернул тело они, его лицо было истерзано.

— Странно.

Сатоши кивнул.

— Да. Это странно. В Осенней комнате, кроме птиц и белок, был только кирин, но он умер несколько дней назад. И кирин не смог бы так навредить.

Таро обдумывал информацию.

— Ты сказал «странности».

Сатоши теребил рукава одеяния пальцами в татуировках.

— Самураи, которые принесли тела умерших девушек, сообщили, что три из них без физических ран. Похоже, они были удушены. Не в стиле они — те не так изящны.

— И что случилось?

— Думаю, одна из девушек увидела возможность избавиться от некоторых соперниц.

— Узнай, что случилось, — приказал Таро.

— Конечно, Ваше величество, — красивое лицо Сатоши сморщилось. — Если позволите… — Сатоши замолчал, ожидая позволения продолжать. Таро бесстрастно молчал. — Если позволите, я хотел бы знать, что изменилось. Изначально состязание вас не интересовало.

Таро молчал. Что он мог сказать? Столько всего изменилось. И это началось и закончилось девушкой, что перелезла через стену. Впервые в жизни Таро хотел не одиночества, не только существ из металла рядом. Это желание было новым. Непонятным. Пьянящим. Живым.

Акира

Поздно днем Акира пересекал улицы второго и третьего районов. Солнце пылало, и жара проникала даже в тени. Люди двигались вяло, а Акира — уверенно и быстро.

Часы прозвенели час после полудня, когда Ханако подошла к Акире с запиской в просвечивающих пальцах. Ее ошейник сверкнул в свете, льющемся из окна башни с часами. Юки-онна натирала цепи, пока замышляла переворот.

— Отнеси это в храм во дворце, — сказала она. — Там будет ждать девушка. Отдай лично ей в руки, и никому больше не дай себя увидеть. Будь ветром, как обещал, Сын кошмаров.

Акира спрятал записку под накидку, закрыл тканью нижнюю половину лица и пошел. Ёкаи с разными глазами сопровождали его до конца восьмого района, но дальше ёкаи могли проходить только в сопровождении человека.

— Храм расположен в дальнем восточном углу дворца. Тебе придется перепрыгнуть стену и избежать патрулей самураев. Не попадись по пути. Если монах тебя поймает, ты окажешься в ошейнике. И тогда ты не сможешь быть полезным Мастеру оружия, — ёкаи рассмеялись, хлопнули его по спине и ушли.

Тишина была естественной для Акиры. Он легко скрывал свои движения, двигаясь из тени в тень, когда люди поворачивали головы. Острый край конверта уколол грудь Акиры, когда он прошел в первый район. Хоть дороги обрамляла лаванда, в воздухе висел едкий дым.

Заметив группу монахов, Акира юркнул в переулок. Хоть в первом районе были дома, самураев и монахов тут было много. Путь стал опасным даже для него. Акира прошел по переулку в поисках других путей. Он заметил водосточную трубу. Идеально. Он забрался на голубую черепицу крыши. Оттуда он разглядывал город.

Золотой дворец поднимался неподалеку, почти в его досягаемости. Дворец иллюзий был окружен рвом.

— Он бездонный, — сказала Ханако. — Надеюсь, ты умеешь плавать.

Он заметил храм, узнал его по пяти этажам, олицетворяющим каждую стихию: земля, вода, огонь, ветер и небо. Храм был там, где ему и сказали. Он пригляделся и увидел, что ему не требовалось пересекать ров. Храм стоял в стороне от основной части дворца, и его защищала только стена.

Акира прыгал по крышам с грацией кота.

«Я ветер», — его маска развевалась, он запрыгнул на стену. Но он заплатил за самоуверенность. Шип из металла пронзил его ступню. Акира зажал рот, сдерживая крик, и рухнул со стены со стороны храма.

* * *

Голоса пробудили его. Монахи обсуждали погоду. Он скрылся за деревянной постройкой, когда стало видно края их серых одежд. Гравий хрустел под его ногами, пока он забирался глубже в тень. Пятка болела, но будет хуже, если его поймают, так что он терпел боль.

Акира пошел вдоль здания, чтобы убраться подальше от голосов. Прижавшись спиной к стене, он рискнул выглянуть из-за угла. Там был открытый двор с белым гравием и колодцем. Боги и богини, монахи были всюду. Он явно попал в часть, где они жили. Вдали часы на башне сообщили о наступлении ночи. Времени было все меньше. Тот, к кому шел Акира, не будет ждать вечно.

Что-то изменилось внутри Акиры, росла решимость.

«Холодная сталь в руках со шрамами спасет мир или уничтожит», — сказала Ханако.

На земле он не мог ориентироваться. Он нашел трубу и снова залез. Пот стекал по нему. Дыхание вырывалось облачками.

Стал накрапывать дождь. Акира забирался ползком по скользкой черепице под опасным углом. Зато крыша скрывала его от двора. И все же Акира следил внимательно. Он снова заметил храм. Он был очень близко к хижинам монахов. Ханако стоило упомянуть это.

Быстрый прыжок с крыши на другую, и он оказался рядом с храмом. Он подвинулся на вершине крыши, съехал с нее, и свет луны пропал за зданием. Холодный воздух ласкал его лицо, белый гравий хрустел под его ногами. Шум хижин монахов угас вдали. Храм возвышался рядом. Акира замер и слушал. Ничего. Только ветер и шорох листьев.

Внутри было пусто, но от посетителей остались свечи, благовония. Он подошел к алтарю. Фигура выбежала из теней, и вдруг клинок прижался к его горлу.

— Шш, — прошептала женщина ему на ухо, прижимая клинок сильнее. — Монахи идут, — она утащила его за алтарь. Они выждали пару мгновений. Грудь Акиры вздымалась и опадала от панического дыхания. Шаги прозвучали у храма и пропали. Стало тихо. Давление клинка ослабло. — Если не войдешь в пещеру тигра…

— Не поймаешь тигренка, — закончил Акира.

Клинок, что разрезал бы его, если бы он закончил фразу неправильно, убрался от его шеи. Акира развернулся. Девушка была среднего роста, с лицом-сердечком и строгим выражением. Синяки покрывали ее щеки и шею. Кем она была? Что делала во дворце? Он посмотрел на ее ладонь, на клинок. Но она держала не нож, а конверт. Ему угрожали куском бумаги. Девушка насмешливо улыбнулась.

— Я видела тебя на крыше. Ты быстрый и тихий. Ханако постаралась. Я — Асами, — девушка поклонилась. Ее душа была сиреневой, как глициния. И в пятнах. Асами забрала не меньше десяти жизней.

— Акира, — представился он, кланяясь в той же манере.

— У тебя что-то есть для меня? — она протянула руку и ждала.

Акира выждал пару секунд и вытащил записку из накидки. Асами поднесла ее к носу, понюхала, а потом сломала печать и проверила содержимое. Она подняла голову, темные глаза сияли.

— Скажи ей, что я понимаю, и дай ей это, — Асами вручила Акире конверт. — Планы не завершены. В этом месте коридоров и комнат больше, чем в борделе Хана-Мачи. Но я нашла туннели под землей и зарисовала, что могла.

— Как… — Акира запнулся. — Как ты получила эту информацию?

Девушка опасно улыбнулась.

— Ханако не говорила? — она склонила голову, свечи озарили половину ее лица. — Я — паук. Мы можем пробраться всюду, — она захихикала, и Акира подумал, что она немного безумна, как и Ханако. Асами развернулась уходить.

— Стой! — крикнул Акира. Он хотел спросить ее о состязании, о Мари, узнать, жива она или нет. Но Асами ушла, а с ней и ответы на вопросы Акиры.

Путь Акиры из дворца и по районам был коротким и без проблем. Он был тенью под покровом ночи. Акире нужно было зайти кое-куда до возвращения в башню с часами. Он пришел к вишне, оглашение уже завершилось. Он подошел к дереву, где висел список умерших и выбывших. Он вдохнул и выдохнул с хрипом. Мари там не было. Она снова избежала смерти.

Мари

Сэй охнула. Мари тепло улыбнулась девушке.

— Я выгляжу не так ужасно, — сказала она, вручая Сэй свою нагинату.

— Вы выглядите как наполовину мертвая, госпожа. Я слышала, как самураи шептались о нападении они. Они сказали, что почти все погибли… — Сэй умолкла, поставила нагинату в углу комнаты.

Мари посмотрела на открытый сундук и разбросанные кимоно. Мари была уверена, что ее запасы серебра и бечевка с медью пропали. Кончики ушей Сэй покраснели. Она разжала ладонь, там было ожерелье из меди.

— Простите, госпожа, — прохрипела она.

Мари пожала плечами.

— За что? Я сказала тебе забрать эти вещи, если я умру. Ты просто придерживалась обещания.

— Но я будто воровала у вас.

— Нельзя украсть то, что отдали добровольно.

— Простите, что сомневалась в вас. Я должна была знать, что вы выберетесь из комнаты, — Сэй протянула ожерелье.

— Оставь его у себя, — сказала Мари.

Сэй удивленно замерла.

— Госпожа…

— Подумай. Если я умру, оно мне не понадобится. Если выиграю, буду императрицей, и оно мне все равно не понадобится. Оставь себе монеты, Сэй, — Мари нежно сомкнула пальцы Сэй на меди. — Но серебряный гребень я пока что заберу. Он ценен эмоционально, — Мари подумала о Хиссе, и грудь заболела от тоски по дому. Мари подавила желание всхлипнуть. Она потерла щеки, и на ладонях размазалась кровь. Боль сменилась дрожью. Мари стало холодно. Она держалась в Осенней комнате, но теперь не могла. Не могла остановить дрожь. Не могла подавить страх.

— Идемте, госпожа, — прошептала Сэй, потянувшись к ней. — Вам нужно принять ванну и выпить заслуженный чай.

Мари отпрянула от прикосновения Сэй. Она не должна быть такой доброй. Мари хотела домой, в свою кровать из кипариса и к холодным прикосновения матери.

— Прошу, госпожа, — попросила Сэй. — Идемте, я наберу вам ванну и потру ноги. Так делала мама, когда я была расстроена, — Сэй потянулась к Мари, и в этот раз Мари дала девушке взять ее за руку и увести в купальню.

Мари не перечила, когда Сэй раздела ее и помогла забраться в горячую воду, или когда та смывала кровь с ее волос.

* * *

Птицы поприветствовали Мари в ее личном саду. У каждой комнаты был небольшой примыкающий дворик. Этим утром Сэй разбудила ее.

— Свежий воздух пойдет вам на пользу, — сказала она, улыбаясь, а потом одела Мари в простой красное кимоно и заплела ее волосы.

День был погожим. Светило солнце. Капли росы свисали на траве. У маленького пруда, окруженного ирисами, кругами плавали яркие рыбы, и Мари наблюдала за ними. Прохладный воздух ощущался приятно на синяках на ее шее. Она была напряжена, на взводе. Она была одна. А потом — нет. Упала тень, рыбы уплыли глубже в пруд. Мари повернулась, готовая напасть.

Мари выдохнула, увидев нарушителя. Таро. Холодный принц возвышался перед ней. Сад у его ног был перевернут. На его месте был идеальный квадрат, открывающий темную лестницу, ведущую вниз. Потайной ход. Как умно. Но…

— Вам нельзя тут быть, — сказала она. Таким было правило. Девушки были заперты в покоях до состязания.

Таро остался спокойным.

— Я принц, мне все можно.

Мари издала смешок.

— Меня беспокоит ваша излишняя уверенность.

Таро слабо улыбнулся.

— И это еще один повод для тебя провести день со мной. Мне нужен твой совет.

День с Таро? Ей стоило остерегаться принца. Он изобрел те ошейники, это Асами шепнула Мари, покидая Осеннюю комнату. Мари не хотела верить, что Таро сделал вещь, что поработила ее народ. Он не мог.

— Тебе плохо? — Таро разглядывал лицо Мари.

Она покачала головой.

— Нет, — ее тело болело, горло пылало, но боль не мешала ей принять предложение Таро. А страх мешал. Синяки на шее — пустяки, по сравнению с ошейником.

— Ты боишься? — решил Таро.

Мари расправила плечи. Отрицать было просто. Это она умела.

— Конечно, нет.

— Тогда идем. Мне нужно кое-что тебе показать. Никто не узнает, — он указал на открытый люк. Выход. Сэй ушла стирать белье, и Мари ждал одинокий день с ее мыслями. Она убрала красивое блюдо в свой сундук. Воровать у принца было тяжелее, чем она думала.

Таро уже спускался по лестнице. Люк закроется через миг. Ее шанс на отвлечение будет утерян. Не важно, куда он вел. Мари хотела уйти подальше от комнаты Глицинии. Она собрала руками юбку кимоно и спустилась следом.

* * *

— Где мы? — спросила она заговорщическим шепотом, хоть они с Таро были одни. Она прошла за принцем по поворотам десятков коридоров под землей, потрясенная тем, что такие туннели существовали в замке. Таро дважды замирал и манил Мари пройти в нишу, пока мимо шли самураи. Она задерживала дыхание, прижавшись к Таро телом, волнение и страх плясали в ее крови. Как принц, Таро не будет наказан. Но Мари? Ёкай? Ее могло ожидать что угодно.

Таро резко повернул направо, и проем сузился, камни и земля задевали ее плечи. Они поднялись по лестнице, и Таро открыл люк, протянул ей руку. Он поднял ее, и его теплая ладонь вокруг ее руки ощущалась правильно.

Теперь они вместе стояли в тусклом зале, свет падал лишь от одного фонаря на стене. Мари не знала о существовании этой части дворца. По сравнению с роскошью остального дворца, эта часть выглядела старо, будто не использовалась. Забытая. Это он хотел показать ей?

Таро нахмурился, и Мари подумала, как редко он улыбался.

— Это мои личные покои.

Мари вскинула бровь.

— О.

— Тебе от этого неудобно?

Мари задумалась?

— Вы — угроза? — спросила она, шутя лишь отчасти.

— Думаю, это не так.

Мари склонила голову. Прядь волос упала на ее глаз.

— А я — угроза для вас?

— Определенно, — Таро осторожно убрал прядь волос с лица Мари. — Ты войдешь? — Таро открыл дверь и отошел в сторону.

Мари прошла вперед, дверь задвинулась за ней. Внутри сияли фонарики, деревянные столы обрамляли стены. На столах валялись кусочки металла — шестеренки, трубки, проводки. Но не ошейники. Мари выдохнула. Несмотря на количество вещей, все было на местах, и это сочеталось с натурой Таро, любящего порядок и последовательность.

В центре комнаты был стальной барабан, окруженный кирпичом — печь. Больше металла и веревки с прикрепленными рисунками свисали с балок. Мари коснулась рисунка бабочки с металлическими крыльями и стальными усиками.

— Что это за место?

Он кашлянул.

— Моя мастерская. Ту птицу, что ты видела, я сделал тут.

— Вы ее сделали? — спросила Мари.

Таро кивнул, сжал губы в линию.

— Да. Смотри, — он отошел в сторону. На столе лежали пять металлических бабочек, ожившие рисунки. Таро завел каждую бабочку. Их крылышки затрепетали, и они полетели.

— О! — Мари охнула. Красивые создания порхали между балок, а потом опустились. Щелканье утихло, и бабочки упали на пол, стуча по дереву.

Таро согнулся и собрал их. Он с вопросом разглядывал творения.

— Мы еще не придумали, как приземляться.

Мари улыбнулась и посмотрела на рисунки. Таро, казалось, работал над коллекцией зверей. Там была змея из звеньев цепи, большой журавль с медными крыльями, лягушка с болтами вместо глаз. Ее пальцы задели рабочий стол, она склонилась к стопке бумаг под большой шестеренкой. Мари осторожно подвинула бумаги.

— Ошейники? — спросила она, глядя на грубый рисунок, явно сделанный рукой младше. Бумаги потемнели от возраста. Сердце Мари колотилось.

Таро схватил бумаги, испугав Мари. Он скривил губы, отложил бумаги подальше от себя.

— Металлические ошейники на ёкаях. Слухи не врут. Я их создал.

Кровь Мари похолодела.

Таро смотрел на нее, глаза блестели, челюсть двигалась, словно он бросал ей вызов: назвать его чудовищем. Он искал наказания? Мари не понимала.

— Вы гордитесь своим творением? — Мари осторожно составляла вопрос, помня о вспышках настроения принца, о его власти. Он все еще мог заточить Мари в темницу.

Таро отвел взгляд и прошел в другую часть комнаты. Он погладил толстым пальцем край шеста. Он не говорил. А когда сказал, голос охрип от болезненной честности.

— Мне сложно признать вину.

Мари обдумала это.

— Вам так сложно доверять? — она подошла и смотрела на его профиль.

Таро сжал кулаки, опустил их с непонятным выражением лица.

— Мне сложно читать людей, это ведет к недоверию. Металл, шестеренки, молотки — мой язык, — Таро отвернулся от нее. — Ты не знаешь, как много у меня просишь.

Мари шагнула ближе, нарушила его пространство. Ее мышцы болели, и она вспомнила сражение, синяки на шее, вырвавшегося зверя, растерзавшего они.

— Я прошу лишь о том, что вы не против дать, — тихо сказала она.

Его мышцы напряглись под накидкой.

— А если я дам правду, что ты с ней сделаешь? — спросил он.

Мари прижала ладони к груди поверх грохочущего сердца.

— Я буду держать ее при себе, не предавая ваше доверие.

«Не доверяйте мне. Долг и дом. Это важнее, чем я. Этому я верна».

Она смотрела, как грудь Таро поднялась и опустилась от выдоха. Он поднял голову и посмотрел на Мари.

— Тогда я поверю тебе. Ошейник — единственное изобретение, которым я не горжусь. Это была детская ошибка.

— Вы сожалеете о ней.

Он кивнул.

— Сожалею.

«Не верь ему. Красивой ложью он прикрывает жуткие поступки», — но боль на лице Таро выглядела искренне, казалась осязаемой. Мари сомневалась. Таро был задумчивым, многие считали его холодным, как металл, с которым он работал. Но металл согревался от прикосновений. Может, в этом нуждался Таро — в человеческом прикосновении, чтобы его сердце снова забилось. Но Мари не была человеком. Она была ёкаем.

— Вам не нужно сожалеть об этом, — сказала тихо Мари. — Можно что-то с этим сделать. Вы — второй по власти в этом мире.

Таро фыркнул.

— Я подчиняюсь прихотям отца, как и все.

Мари кивнула. Что еще она могла? Таро сказал правду. Все рождались с цепью. Но у некоторых она была короче, чем у остальных. Однажды отец Таро умрет, и Таро станет императором.

— Простите, — сказала Мари. Я не хотела расстроить.

— Это я должен извиняться, — сказал Таро, подходя ближе. Прости, что так веду себя. Мой отец опасен, он бросается, а потом задает вопросы.

Неожиданная нежность наполнила Мари. Она, не думая, прижала ладонь к щеке Таро. Кожа под ее ладонью была теплой, живой. Он прильнул щекой к ее ладони. А потом отодвинулся.

Таро легонько коснулся пульса на ее шее.

— У тебя синяки. Болят?

— Да, — сказала она. И мышцы болят.

Его ладонь опустилась на ее плечо. Он сжал, массируя мышцы.

— Лучше? спросил он.

Мари сморщила нос и посмотрела на него.

— Нет.

— Упрямая, — сказал он.

Ее плечи пылали, где были его пальцы, вспыхивали искрами. Они дышали в такт, и где-то в глубине ее сердца появилось место для Таро. Мари с тревогой вырвалась из хватки Таро и прошла по комнате.

— Научите меня заставлять птиц летать, — поспешила попросить она.

Таро поклонился.

— Как пожелаешь.

Акира

Солнце выбралось из-за горизонта, Акира поднялся по ступеням башни с часами. Свет озарил столицу розовым и оранжевым цветом.

Ханако ждала его в его комнате. Она лежала на футоне, закрыв глаза, ее белый хорек свернулся на ее груди.

— Ты ужасно опоздал, — сказала она, приоткрыв глаз. Если бы я была ревнивой, подумала бы, что ты нашел другого Мастера оружия.

Акира опустил маску.

— У тебя шпион-ёкай во дворце, — он вытащил записку Асами из накидки.

Хорек спрыгнул с Ханако, его хозяйка встала. Ее душа сияла сегодня особенно яркая, белая, почти ослепляющая, кроме пятен.

— Конечно. Она в состязании. Как еще я провела бы ее во дворец? она забрала записку у Акиры.

Кровь Акиры остыла. У Мари был сильный соперник, ёкай без ошейника и с неизвестными силами.

— Что она там делает? Что ты задумала? он скрипнул зубами. Мари была в опасности? Ее было поздно спасти?

Ханако смотрела на него.

— Забавно, что ты думаешь, что можешь задавать мне вопросы, — она раскрыла записку и читала. Акира кипел. Он устал от игр Ханако, от ее не-ответов. Ханако медленно улыбнулась. Асами постаралась, — Ханако вытащила танто из-за пояса. Акира подумал об изрезанном лице матери. Он помнил, как она пела ему колыбельные, когда он был маленьким. У нее был прекрасный голос. Он унаследовал у нее шрамы, хрупкость, способность видеть души Проклятие видения душ было в том, что он не мог видеть свою. Но у мамы Акиры ее вообще не было.

«Какого цвета моя душа?» спросила бы она.

«Красивого желтого оттенка, как в центре цветка лотоса», — соврал бы он. Он не спрашивал ее об этом.

Ханако умело управлялась с ножом. Она подбросила записку в воздух, и нож взлетел с ее ладони. Он пригвоздил бумагу к стене, и стало видно сложную карту. Акира посмотрел туда. Асами не просто постаралась. Карта была нарисована уверенной рукой мастера. Она казалась объемной, показывала дворец и туннели под ним. Не все туннели были изображены полностью, но Асами пометила туннель, что вел под садами дворца к чайному саду, а потом уводил за стены дворца. Путь побега. Выход и вход. И крестики отмечали патрули самураев.

— Боги и богини! воскликнул Акира. Ты хочешь напасть на дворец.

Ханако встала рядом с ним.

— Конечно.

Он стиснул зубы, гнев закипал. Это было хуже, чем он думал. Столько жизней будет потеряно. Если Ханако осадит дворец. Невинных жизней. Мари. Акира злился, схватил звездочку и метнул ее, закрыв глаза. Она пронеслась по воздуху, свистя. Звездочка стукнула, словно врезалась в деревянную стену. Стена была в порезах, и каждый раз, видя их, Акира вспоминал о своем поражении. Он не овладел сюрикенами. Он ничем не овладел.

— Акира, — прошептала удивленно Ханако.

Акира покачал головой и зажмурился. Он был не в себе.

— Акира, — тверже сказала Ханако, — открой глаза.

Акира вздохнул.

— Я не

— Открой свои проклятые глаза! потребовала Ханако.

Акира с неохотой послушался. Ханако широко улыбалась. Башня с часами пробила семь. Сюрикен сиял в свете утра, был вонзен меж спицами колеса. Он это сделал. Попал.

Ханако вытащила звездочку из стены.

— Сделай еще раз, — сказала она. Ее душа стала еще ярче от счастья. И гордости?

Акира покачал головой.

— Это было случайно. Я даже не думал о мишени. Я не смогу повторить.

— Вот оно! закричала Ханако. Твои мысли мешали тебе, — она прошла к колесу, заставила его медленно крутиться. Закрой глаза, — Акира так и сделал, Ханако вложила звездочку в его руку, металл тут же нагрелся в его ладони. Он провел большим пальцем по краю лезвия. Слушай комнату. Пусть говорит с тобой. Что ты слышишь?

Звуки атаковали его щелканье стрелок часов, цокот лапок Великана, дыхание Ханако, скрип колеса, болтовня других ёкаев в башне. Он разбирал звуки, отделял их на нити. Часы были в четырех шагах за ним. Ханако в двух шагах слева. Колесо в десяти шагах впереди. Он дал разуму опустеть. Сюрикен был тяжелым в его ладони.

«Отпускай», — он отвел руку и метнул звездочку.

Тук.

Он открыл глаза и посмотрел на Ханако, боясь поражения.

— Ты это сделал! Ханако рассмеялась, поклонилась. Мастер колеса, — сюрикен был в стене за колесом.

«Боги и богини, получилось», — он вытащил звездочки из стены и бросил их вокруг карты Асами. Ханако нахмурилась.

— Полегче, Сын кошмаров. Это нам нужно.

Реальность вернулась к Акире.

— Когда ты нападешь? спросил он, готовясь к ответу. Ему нужно было время предупредить Мари.

«Только бы время было».

Ханако смотрела на карту. Она обвела туннель из чайного сада во дворец.

— Я не хочу, — она замолчала, задумавшись. Кроме меня, Асами тут самый сильный ёкай. Она победит любой ценой. Она выйдет за принца, получит его голову и голову его отца в их брачную ночь. Атаки не будет, если все получится.

— А если она не победит? Акира кивнул на планы.

— План Б. Если Асами погибнет, ёкаи ворвутся во дворец, — ее глаза вспыхнули. Так или иначе, император падет.

АЙКО:

Богиня солнца, зверей и дня

Айко, богиня солнца, зверей и дня, родилась, когда молния впервые ударила по камню. Из обломков поднялась она, несла свет земли в руках. Она озаряла мир, обеспечивала плодородие рисовых полей. Нежная и добрая, она получила тысячи последователей. Многие шли к Айко, чтобы просто постоять в ее свете.

Эоку, бог войны и ночи, завидовал силе Айко и популярности. Он забрал кирина, которого богиня особенно любила, из леса и бросил в океан. Расстроенная Айко бросилась с небес в бушующее море. Но она не умерла плавать. Она не могла спасти кирина. Айко погрузилась на дно океана и осталась там, тонула снова и снова тысячу раз. Без нее не было солнца. Рисовые поля погибали. Люди голодали. Наступила бесконечная холодная ночь.

Последователи Айко искали ее. Но это Умико, сестра Айко, богиня луны, бурь и моря, обнаружила ее в глубинах моря. Умико послала большую волну по океану, вынесла сестру на сушу. Айко откашляла столько воды, что в мире появились озера. Умико вытерла лицо Айко и отвела ее домой на небеса, чтобы ее свет снова озарил землю.

Но каждый год теперь воцарялось холодное время года. Солнце тускнело, и Айко плакала. Айко думала, что это правильно, что это напоминает то, что произошло. Холод и жестокость ненависти. Зима всегда будет для сожалений.

Таро

Таро расхаживал по влажной траве в саду. Банкет начнется через час. Он пришел рано. Новая привычка. Он не знал пока, нравилась она ему или нет.

Он менялся, а все из-за низкой упрямой девушки, что пробилась в его жизнь. Ему нравилось его пространство. Тишина. И теперь она заполнила тишину. Каждый раз, когда она дразнила его или бросала ему вызов, это меняло его.

Он отправил записку, чтобы она прибыла до банкета. Он улыбнулся от мысли, что она получила его вызов. Она точно недовольна приказу. Но она придет. Таро был уверен. Он интересовал ее, как она его. Но он ощущал себя как влюбленный дурак, ждал ее, расхаживая по саду, и подарок для нее грелся в его кармане.

— Добрый вечер.

Таро обернулся на голос Мари. Его слова застряли в горле от ее вида. Закат обрамлял ее тело, придавая небесного сияния. Ее кимоно было цвета реки. Изогнутые белые линии были вышиты на ткани, подражая ряби. В потоке плыли птицы, цвели ирисы и плавали кувшинки. Таро боялся, что, если моргнет, она пропадет. Это создание воды и лунного света не принадлежало ему. И, может, никогда не будет. Осталось еще две комнаты. Мастер Ушиба хвалил Зимнюю комнату.

«Там не меньше тысячи способов умереть», — говорил он. Таро было не по себе.

Два стража-самурая Мари замерли неподалеку, и Таро отпустил их, мотнув головой.

— Вы так хмуритесь, что может загореться сад от одного взгляда, — Мари шагнула вперед.

— Я просто думал о девушках из Осенней комнаты.

Мари кивнула.

— И я думала о них. Вы что-нибудь обнаружили? когда они пробыли день в его мастерской, Таро упоминал о трех девушках, что умерли при подозрительных обстоятельствах.

— Их отравили, — сказал Таро.

Мари сдвинула брови.

— Отравили?

— Так выглядит, — объяснил Таро. Расследование продолжается, но сёгун посрамлен.

Мари нахмурилась.

Таро сказал, пытаясь вызвать у нее улыбку.

— Я принес тебе подарок.

Мари подняла голову.

— Какой?

Таро вытащил из рукава медную канарейку птицу, что привела Мари к нему. Она осторожно коснулась перьев птицы.

— Вы исцелили ее.

Таро работал часами над столом, тщательно выравнивал перья. Он не смог убрать вмятину на животе, и медь не сияла так ярко, как раньше, но птица могла летать.

— Посмотрим, как она? спросил он.

— Думаю, иначе нельзя, — ответила она.

Придворные прибывали, в саду становилось все больше людей.

— Не тут, — сказал он и протянул руку.

Тепло ладони Мари проникло сквозь рукав Таро. Он повел ее по тропе, по которой они уходили при первом банкете.

— Светлячков нет, — рассеянно отметила Мари.

— Нет, — ответил Таро. Я их выпустил.

Мари сверкнула улыбкой.

Дорожка сужалась, привела к поляне. Густой мох покрывал землю и поднимался на каменные фонари и ступени. Туман окутывал кипарисы внизу. Мшаный сад, еще одно тайное укрытие Таро. Он смотрел на землю и насыщенную зелень, и это его успокаивало. Он взглянул на Мари и понял, что и она это ощущала.

— Напоминает о доме, — сказала она.

— Где он? спросил Таро.

— Далеко.

Таро нахмурился. Мари была осторожна с деталями. Он не упустил того, как умело она уклонялась от вопросов о себе, направляя их к нему. Она была умной. Скрытной?

— Где именно? не сдавался он.

Мари прошла дальше в сад, мох приглушал ее шаги. Она провела ладонью по оранжевой коре кедра.

— Горы. Я из деревушки в горах Цуко-фуно.

Подозрения Таро рассеялись. Почему он вообще сомневался? Он вспомнил о медной канарейке в руке. Он завел птицу и отпустил. Канарейка взлетела и опустилась, зависнув над каменным фонарем.

— Летает немного неровно, — Мари шагнула к птице.

Птица жалела одно крыло, и полет ее был кривым.

— Ничего, — сказал он. Она ранена, но все еще бьется, — птица опустилась на мох, и он смягчил падение. Таро поднял птицу и открыл ее грудь пальцем. Он погладил шестеренки и объяснил, как работали механизмы. Важнее всего сердце.

Мари коснулась птицы, отвлекая Таро.

— Вы говорите о птице, как о живой.

— Что такое жизнь? спросил Таро, криво улыбаясь. Многие верят, что это все с душой. Эта птица была мне другом, — он смотрел на свои ноги, пока подбирал слова. Каждый раз, когда я создаю что-то, я вкладываю туда кусочек своей души, — Таро сделал паузу. Даже в ошейники, — он поднял голову и увидел уязвленное выражение лица Мари. Это не значит, что я горжусь ими. Я все еще сожалею, но они часть меня, — он осторожно закрыл грудь птички и вложил ее в ладони Мари. Мой подарок тебе.

«Кусочек меня».

Ладони Мари дрожали, она сомкнула пальцы на медной канарейке.

— Спасибо, — ее голос звучал сдавленно. Но она улыбнулась, искренне и загадочно.

— О чем ты думаешь? спросил Таро. Ее волосы были стянуты в замысловатый пучок и украшены серебряным гребнем, что мерцал, ловя свет.

Мари подняла голову к небу.

— Я выросла так далеко отсюда, но вы были так же замкнуты. Вы тоже, как я понимаю, были одиноки всю жизнь, — она посмотрела в его глаза. Во Дворце иллюзий одиноко?

Таро ответил хриплым голосом:

— Безопасно.

— Я не это спрашивала.

«Да, — хотел ответить он. Одиноко», — Таро любил свои творения, но они были холодными. Не могли говорить или чувствовать. Мари посмотрела в глаза Таро. Воздух гудел. Они шагнули друг другу, притягиваясь, как магниты.

Таро сжал запястье Мари. От этого она выдохнула. Он склонился к ее губам. Молний не было. Как и фейерверков. Или жара. Но нежное тепло пробралось в Таро, а с ним и пылкая уверенность. Его губы бережно двигались на ее губах. Миры танцевали перед его глазами, когда Мари вздохнула и притянула его ближе. Он ощущал что-то жадное, раскрывающееся в нем. Он не мог отпустить это создание воды и лунного света.

Мари резко прервала поцелуй. Она отпрянула. Она прижала пальцы к губам, ее глаза расширились. Удивление проступило на ее лице, а с ним что-то еще. Страх?

Таро вдохнул, желая снова поймать ее губы, заглушить протесты. Но остался на месте.

— Прости, — сказал он, хоть не жалел.

— А вам жаль? спросила Мари.

Его губы опустились в привычном выражении.

— Нет.

Мари прищурилась.

— Мне пора идти, — она отпрянула еще на шаг.

— Нет, — сказал он сдавленно. Я не хочу, чтобы ты уходила, — теперь он звучал как избалованный ребенок, но он не мог остановить страх, что сдавил его горло. Если он отпустит ее, может больше не увидеть.

Мари насмешливо улыбнулась.

— Вы всегда получаете то, чего хотите?

Таро даже не пришлось об этом думать.

— Да, — ответил он. Но не то, что мне нужно.

— Так вы признаете, что вы избалованы? спросила она, не реагируя на его последние слова.

Таро фыркнул.

— Да, я избалован и упрям, — два его самых крупных изъяна. Он опустил взгляд, качая головой. Мари есть то что мне нужно тебе сказать.

— Не надо, — сказала она с предупреждением.

Словаполились из него.

— Я приказал освободить всех светлячков, потому что тебе не нравилось, что их заперли, — они смотрели в глаза друг другу, он сжал кулаки. Я был трусом, боялся выступить против отца, но больше так не будет. Я хочу быть другим. И я могу, если ты будешь рядом. Ты вызываешь во мне желание быть лучше.

Она поджала губы и ответила.

— Вы должны хотеть быть лучше ради себя, а не кого-то еще.

Он не знал, как ответить, так что сделал это, как мог:

— Осталось две комнаты. Я верю в тебя. Я верю, что ты одолеешь Времена года и будешь моей императрицей. И я верю, что судьба свела нас в саду. И теперь я верю в нас, в то, что мы можем сделать вместе. Я верю, что вместе мы все сделаем лучше, — он замолчал, его ранила собственная уязвимость. Его грудь словно треснула, сердце вытащили и разглядывали все его дефекты.

— Вы жестоки, Таро, — горько сказала она, глаза блестели от непролитых слез.

— Мари — он потянулся к ней, но она подняла руку.

— Так не честно. Вы обещаете мне то, что я не могу получить.

— Не понимаю, — он смотрел на нее.

— Не так все должно быть, — прошептала она под нос.

— Как не должно быть?

Она указала на расстояние между ними.

— Я и не собиралась — она всхлипнула. И побежала. И хоть Таро клялся, что не упустит Мари, он потерял ее среди деревьев и чернил ночи.

* * *

Таро вернулся на банкет. Он взял у слуги с подносом чашку сакэ и осушил одним глотком. Жидкость обжигала горло, прогоняя боль от побега Мари. Он расстроил ее, но чем?

— Никогда не любил эти собрания, — голос испугал Таро. Император подошел к сыну. Они стояли плечом к плечу, на лицах были одинаковые каменные маски, не дающие приближаться к ним.

— Никто не любит их меньше меня, — сказал Таро, сжимая чашку. Он наклонил ее, надеясь выпить еще, но чашка была пустой.

— Мы еще и в этом будем спорить? Кто меньше любит банкеты? спросил император. Он звучал утомленно, подавленно. Его отец устал от их распрей?

Таро постучал пальцами по чашке сакэ.

— Вы чего-то хотели, отец?

Раздражение выступило морщинами на лбу императора.

— Зимняя комната начнется ночью.

Таро нахмурился с недовольством.

— Она должна была начаться завтра.

Император вздохнул.

— Я попросил мастера Ушибу подвинуть ее. Мне надоело ждать, — еще один изъян императора: нетерпение. Я хочу, чтобы это закончилось, и ты был женат, — он шлепнул Таро по спине и вернулся к столу.

Таро раздраженно выдохнул, глядя вслед отцу. Безумная любовь. Так люди говорили об императоре и его императрице. Так описывали то, что между ними было.

— Осторожнее, — предупреждала няня. Она затягивает. В тебе кровь твоего отца. В твоих венах огонь, ждущий момента загореться, — она предупреждала не любить слишком сильно. Но Таро уже не слушался. И что, если он сойдет с ума от желания? Если Мари была огнем, Таро с радостью будет гореть.

Мари

Мари бежала по Мшаному саду. Ее волосы выбились, серебряный гребень Хиссы уже не держал их. Она вытащила его из пучка, сжимала вместе с медной канарейкой.

Она еще ощущала тепло губ Таро. Его ладони на ее талии.

«Долг и дом. Выше себя», — предательство обжигало сердце, всхлип вырывался из легких. Она не шутила, обвиняя Таро в жестокости.

Как он смел махать перед ней своей жизнью?

Она думала о Таро, как о принце металла и льда. Но он был больше. Таро был одиноким юношей, создающим прекрасные вещи.

«Его легко полюбить», — так легко, как дышать. Мари смахнула слезы с лица, мысли были в хаосе. Ее прежние желания и новые столкнулись, и остались лишь обломки. Таро дал ей шанс на любовь. Страсть. С Таро возможности были безграничными.

Если она останется с Таро, она может не возвращаться в Цуму.

«Может, эта жертва будет терпимой».

Но что будет, если Таро поймет, что она ёкай? Ей придется вечно скрывать от него эту свою природу? Она могла доверить Таро правду?

Холодный воздух ласкал лицо Мари. Веселье банкета затихло вдали. Она добралась до Сухого сада. Белый песок волнами сиял в свете луны.

Таро обещал другой путь. Его слова обжигали ее грудь силой миллиона солнц. Сделать лучше. Это было ее целью? Новая судьба мерцала перед Мари, в ней они с Таро пробивали путь вместе, и ёкаев больше не душили металлическими ошейниками.

Сад стал холодным. Ветер хлестал ее щеки. Ее губы покалывало, и она ощущала снег? Да, снег! Снежинки падали, задевали ее ресницы и таяли. Это напоминало дом, и Мари удивленно улыбнулась. Снег весной. Стук шагов на дорожке привлек внимание Мари. Из тьмы вышла фигура тонкая седая борода, молочные глаза, кожа, похожая на бумагу, свисающая с костей. Мастер Ушиба спешил вперед.

— Вот ты где. Я тебя везде искал.

Мари раскрыла рот, но молчала. Снегопад усилился, застилал дорожку. Но небо оставалось ясным, звезды мерцали, и луна была полной и яркой.

— Идем, — мастер Ушиба поманил Мари. Другие ждут.

Мари поспешила за сезонистом.

— Ждут?

— Да, Зимняя комната начинается сейчас, — он пошел дальше, двигаясь ловко, как для своего возраста.

— Я не получала приглашение, — сказала Мари. Они вышли из сада и обогнули банкет, где придворные смотрели на то, как Мари бежала за сезонистом, пока их окружал снег. Они поднялись по ступеням дворца. Мари оглянулась в поисках Таро, но не могла найти его в толпе. Он знал, что Зимняя комната начиналась ночью?

Мастер Ушиба помахал рукой и качнул головой.

— Император, наш небесный владыка, сказал, что я увлекся барабанами и красными дорожками. Он сказал, что лучше быть скромнее. И я послушный слуга.

— Мое оружие, — пролепетала она.

— В этой комнате оружия не будет. Нужно полагаться на свои способности.

Они прибыли в Главный зал. У дверей Зимней комнаты над ними нависло облако снега. Сачико, Нори и Асами уже собрались. Девушки были без оружия. Шестеро самураев стояли у входа, ждали, чтобы поднять дубовую балку и отпереть комнату. Гора со снежной вершиной была вырезана на дверях. Мари заняла место рядом с союзницей.

— Привет, — Асами сглотнула.

— Я надеялась, что мы увидимся не так скоро, — отметила Нори. Девушка слабо дышала. Она не оправилась от Осенней комнаты.

— Добро пожаловать в третье время года, Зимнюю комнату, — мастер Ушиба потирал ладони. Снег усилился, испарялся в воздухе. За этими дверями вас ждет один свиток, — Мари с тревогой вдохнула. Девушки переминались. Один свиток. Один победитель. Ее союз с Асами подошел к концу. Но как же четвертая Комната?

Будто читая мысли Мари, Асами сказала:

— Но как же четвертое Время года?

Мастер Ушиба улыбнулся.

— Хоть пройдет дальше лишь одна, состязания продолжатся. Но я могу сказать лишь это. У сезониста должны быть секреты, — он хлопнул в ладони. Двери, прошу, — самураи слажено прижались плечами под балкой из дуба, подняли ее и убрали.

Бесконечная зима раскинулась перед Мари широким полем белых холмов. Порыв холодного ветра прижал кимоно Мари к телу, и она поежилась. Она сжимала в ладони канарейку и серебряный гребень, забыв про них от волнения.

Мастер Ушиба кашлянул.

— Когда солнце вспыхнет, — серое небо в Зимней комнате озарил свет и резко погас, — можете начинать поиски. Вы найдете свиток в месте, что всегда бежит, но не идет, часто шепчет, но не говорит, в кровати лежит, но не спит, есть голова, но не рыдает, — воцарилась тишина. Мари повторяла загадку губами, запоминая. И предупрежу сразу, — голос мастера Ушибы стал зловещим. Мне сказали, что одна из вас может хитростью пытаться заполучить преимущество. Хоть я не могу управлять вашими действиями в Комнате, знайте, что Комната видит и знает все. Не играйте с Временами года, они ответят вдвойне. Природа мстительнее всего.

Мари было не по себе. Она взглянула на Сачико. Девушка дала гадюке довершить ее грязное дело. Она была в ответе за смерти в Осенней комнате, за отравление других девушек? Или это была Асами? Мари не знала, каким ёкаем была девушка.

«Она способна на все, — или это была Нори? Девушка с топором была ранена. Но могла она навлечь это на себя? Нельзя никого списывать со счетов. У нее есть свое преимущество. Ты не готова к удару в спину».

Мастер Ушиба улыбнулся.

— Леди Асами из клана Акимото, ваша судьба ждет, — он поклонился и указал на открытые двери.

Асами вскинула голову и шагнула вперед. Она снова была в простой тунике и штанах, подходящих к Зимней комнате лучше. Кимоно Мари будет лишь мешать ей, но она не могла лишиться тепла, сбросив его. Снег хрустел под ногами Асами, ветер трепал ее волосы, когда она прошла в Зимнюю комнату.

Мастер Ушиба глубоко вдохнул, его белые глаза заполнила буря, острые края черных замерзших деревьев и пейзаж из глаз Ушибы ожил перед Мари. Широкое поле снега развернулось, за ним был замерзший лес. Сезонист поклонился снова и указал на Комнату, рукав его желтого кимоно хлопал от холодного ветра.

— Леди Мари из клана Масунага, ваша судьба ждет.

Мари робко ступила вперед. Ветер хлестал ее щеки, пальцы онемели. Снег пропитал ее носки. Движение в конце Главного зала привлекло внимание Мари. Таро. Холодный принц стоял, серьезный и замкнутый. Его темные глаза блестели в свете факелов. Он слабо кивнул ей. Удачи? Прощай? Может, все сразу.

Решимость заполнила спину Мари. У них был другой путь. Но на мысли об этом не было времени. На мысли о нем. Для тигра зимой выживание было важнее.

Акира

Карта Асами сработала.

Акира улыбнулся. Ханако будет рада. Но она не обрадуется, узнав, что Акира украл карту и вернулся во Дворец иллюзий. Его улыбка увяла. Поздно вечером он сорвал карту со стены и убежал из башни с часами. Акире повезло — глазастые ёкаи-стражи спали. Перебрали сладкой травы. По пути Акира украл их трубки и мешочек. Кто знал, когда могла пригодиться сладкая трава.

Путь по районам был быстрым. Он забрался по водостоку, прыгал по крышам. Никто не знал, что среди них был убийца, крался по их домам. Таким он теперь был.

— Ты будешь моим ветром и убийцей, — сказала ему Ханако, когда он овладел сюрикенами. Вот только Акира не хотел никому принадлежать. По крайней мере, не Мастеру оружия. Он должен был предупредить Мари насчет Асами, неизвестного врага, и плана Ханако ворваться во дворец, если все пойдет не так. Если до этого дойдет, он убьет ради Мари. Если у него была душа, и ее было видно, то он представлял, как она потемнела, обрамленная сажей или пеплом. Столица изменила его. К лучшему? К худшему? Время покажет.

Он нашел вход в туннель, ведущий во дворец, с легкостью. Туннели соединялись с канализацией города. Он морщил нос от запаха. Он убрал карту в накидку. В туннелях было слишком темно, чтобы читать ее. Придется полагаться на память. Глубоко вдохнув, он убрал люк в переулке, спустился и вернул крышку на место.

Вода доходила ему до лодыжек. Акира шел боком в узком пространстве. Пара футов, и должно стать шире. Из звуков были только его дыхание, стук капель воды и писк крыс. Он шел дальше.

Он понял, когда попал на территорию дворца. Вода пропала, уйдя глубже, и туннели открылись, позволяя Акире нормально идти. По рисунку Асами он знал, что в этой части дворца туннели не охранялись. Он провел час во внешних туннелях. Он дважды поворачивал не туда и зажигал одну из трех ценных спичек, чтобы вернуться на правильный путь.

Вдали появился отголосок света факела, стало слышно приглушенные голоса. Стражи. Он добрался до основных туннелей. Тут они открывались еще сильнее, самураи патрулировали парами через равные промежутки.

Акира вытащил трубку и сладкую траву из накидки. Он чиркнул последней спичкой, зажег трубку, пускал дым, не вдыхая его. Трубка дымила сильно. Он обвил черной тканью лицо, крепко прижал ее к носу и рту. Он замер на миг, чтобы дым собрался, а потом бросился по туннелям.

— Чувствуешь запах? — спросил низкий голос. Стражи были близко. За углом. Акира быстро дышал. Прятаться было негде. Если его раскроют, и стражи поднимут тревогу, придется бежать. На него будут охотиться император и Ханако. Юки-онна не простит Акире предательства, а император — измены.

— На запах как мед, — отметил товарищ стража.

— Что-то мне нехорошо.

Голоса резко оборвались.

Акира обошел угол. Два стража обмякли, тихо посапывая. Акира осторожно вложил в руки одного из стражей трубку. Еще через пару футов Акира нашел двух других спящих стражей, благодаря сладкой траве. Он расслабился, улыбнулся под маской.

«Не войдешь в логово тигра, не поймаешь тигренка», — он насвистывал по пути в Восточный зал.

* * *

Акира вернулся наверх, где ему было уютнее. С помощью люка он попал в Восточный зал. Император сделал дырки в люках, чтобы было видно, что снаружи, и Акира так проверил, что в Восточном зале пусто. Но что-то было не так. Согласно карте Асами, в Восточном зале должны были находиться участницы состязания. Там должна была стоять стража, а было тихо. Заброшено.

Акира уловил шаги и отпрянул в тень на балках. Факелы озаряли зал. Появился силуэт мужчины в балахоне, и Акира увидел, когда он приблизился, что это монах. Его капюшон был поднят, но Акира узнал его по одеянию белого цвета и красному поясу Высшего священника.

Во время их пьяной ночи Ханако говорила о нем, называя его «милым монахом».

— Он — бастард императора. Но ходит по округе как наследник. Он гордится своей внешностью, потому на его лице нет татуировок, как у других монахов, — скалилась она.

Духа монаха была испорчена таким количеством темных пятен, что Акира не мог разобрать Многие из убийств были ёкаями. Акире было гадко. Ни один человек или ёкай не должен был обладать такой властью над другими.

Монах замер у двери и постучал. Ответила ёкай в ошейнике. Ее тусклые карие глаза расширились при виде белого наряда священника. Она склонила голову и низко поклонилась.

— Впусти меня, — потребовал священник.

— Но тут нет госпожи Мари, — сказала она слабым тоном. Акира напрягся. Комната Мари? Что тут делал Высший священник? Он медленно подвинулся на балке. Ему нужно было подобраться ближе.

— Знаю. Я пришел поговорить не с ней. Я хочу поговорить с тобой.

Девушка застыла.

— Императору нравится Летняя комната для наказаний. Ты же девушка-крючок? — Акира увидел острые крючки в волосах девушки. Он не знал о ее виде. Ёкаев было столько, сколько травинок. — Девушки-крючки не терпят жару, верно? Я читал, помнится, что вы процветаете в темноте и холоде. Вы — ночные существа по природе. Комната, залитая солнцем, точно твой худший кошмар.

Девушка побледнела, шире открыла дверь.

— Госпожа скоро вернется.

Священник улыбнулся с нежностью змеи.

— Нет. Началась третья Комната. Она в Зимней комнате. Впусти меня.

Девушка посмотрела на коридор. Искала помощи? А потом она отошла от порога и указала священнику проходить в комнату.

Акира замер в нерешительности. Она была в Зимней комнате с опасным ёкаем. Ему нужно было предупредить ее. Акира поспешил спрыгнуть с балки и вернулся в туннели.

Мари

Бесконечная зима, и Мари брела по колено в снегу. Ее щеки были красными и обветренными. Кимоно почти не защищало от холода. Каждый шаг был ледяным кинжалом. Она сжимала серебряный гребень и медную канарейку в руках. Чтобы подавить холод, она представляла огонь, одеяла, мисо-суп. Она не видела дальше трех футов. Пару мгновений спустя вспыхнуло солнце, озаряя серое зимнее небо, задевая ее щеки жаром. А потом это пропало. Началась буря, снег и лед закрывали все перед ее глазами. Она уже не видела замерзший лес. Мари ничего не видела, кроме своих с трудом шагающих ног.

Мари двигалась. Если остановиться, ждала смерть, холод и онемение тут же сковали бы ее. Она не знала, в какую сторону шла. Она искала среди пустоши хоть какую-то темную точку на белизне. Пульс Мари гремел в ушах, она обдумывала новую загадку.

«Всегда бежит, но не идет, часто шепчет, но не говорит, в кровати лежит, но не спит, есть голова, но не рыдает», — первая загадка была о горе. Следующая — об огне. Они были связаны с природными стихиями.

Мари вспоминала.

«Пусть природа помогает тебе. Звук воды скроет твои шаги», — советовала мама. Как и с загадкой с огнем, все встало на места. Река. Река никогда не шла, но бежала, шептала и не говорила… Вся жизнь пролетела перед ее глазами — охота на волков, сарай с нападениями, сражения с матерью — все эти отдельные события готовили ее к состязанию. Даже когда она не считала это тренировкой, она училась, мама старательно учила ее, как ориентироваться в глуши, как не потеряться в лесу, как выжить во Времена года.

Внезапное рычание заставило Мари повернуться вправо. Из белизны появилось пять сгорбленных черных фигур. Мари узнала изгиб их спин, желтые вспышки глаз. Волки.

Не думая, она пошла ближе к волкам. Ей хотелось взять нагинату. Но у нее были только гребень и медная канарейка. Она убрала серебряный гребень за пояс, попыталась сделать так с канарейкой, но ладони закоченели. Птица выпала из пальцев и погрузилась в снег. Потерялась. У Мари не было времени копать.

Волки рычали, но не на нее. Они окружили что-то другое. Девушку. Сачико? Нори? Асами?

Волки прыгнули на добычу. Из центра стаи мелькнуло красное кимоно. Сачико. Та, что предала подругу, билась со стаей волков. Билась и проигрывала. Она не могла стоять и смотреть, как еще одна девушка умирает.

Мари приблизилась, перешагнула двух убитых волков. Она посмотрела налево, направо. Никого не было, она никого не видела. Мари вызвала зверя. Кости в ладонях затрещали. Ее ногти стали острыми когтями.

Волки приближались к Сачико. Ее прижали их большие лапы, они терзали ее кимоно на боках.

Мари бросилась, взмахнула руками на волков, а они уже тянулись к горлу Сачико. Плоть рвалась. Все расплылось, и лишь слышались вопли. Горячая кровь. А потом тишина. Неподвижность.

Мари отпрянула, убрала когти, дыхание обжигало замерзшие легкие. Она убила оставшихся волков, но не ради спасения Сачико. Девушка лежала в снегу с открытыми глазами. Мастер Ушиба предупреждал про комнаты. Это было наказание Сачико за Летнюю комнату с предательством подруги? Казалось, Времена года не прощали, как и говорил Ушиба. Мари осторожно закрыла глаза Сачико.

Остались Нори и Асами. Она не хотела биться против подруг. Страх боролся с необходимостью. У тигра зимой не было друзей. Она пошла дальше.

А если был другой способ? Мари вспомнила слова Таро. Прошли мили и часы. Она не могла разобрать солнце на небе. Она знала, что день кончался, потому что холодало. Ее шаги были медленными, она шаталась. Реки не было видно.

Деревья в снегу поднимались из тундры как сломанные кости из кожи. Мари чуть не рухнула от вида. Убежище от ветра. Она побежала к Ледяному лесу. Деревья закрыли от режущего ветра. Кровь прилила к щекам Мари, к ладоням и ступням. Боль покалывала, где пробиралось тепло.

Комок поднимался в снегу, и она упала на твердое. Не лед. Не камни. Тело. Мари отпрянула.

Стало видно Нори, присыпанную снегом. Ее губы посинели, глаза были закрытыми. Мари поискала следы раны. Их не было. Как и крови. Или сломанных костей. Она поискала пульс. Девушка с топором была мертва. Кто расскажет о ее гибели ее семье?

«Мои родители не знают, что я здесь», — сказала она. Мари села на пятки, глядя на профиль девушки.

Губы Нори дрогнули, а Мари застыла в ужасе. Толстый черный паук с белыми полосками выбрался из-за синих губ Нори. Мари помнила такого паука. В Летней комнате. Сердце Мари колотилось. Таро сказал, что в Осенней комнате девушек отравили. Он не знал, чем. Пауком.

Мари посмотрела, как паук побежал к замерзшей реке, где посреди льда сидела на корточках Асами, закатав рукав туники. Между ними почти посередине лежала красная подушечка. На ней лежал свиток в стеклянном футляре.

Мари встала, ей было не по себе. Она ступила на реку. Лед недовольно шептал, но Мари не замечала. Она смотрела на черного паука. Ее бывшая союзница не заметила Мари.

Паук приблизился к Асами, и она улыбнулась, ее личико смягчилось. Лилово-черные чернила закружились на ее предплечье, как лоза. Паук забрался в ладонь Асами. Чернила приняли другой облик. Паутина. Она поглотила паука, и его тело стало плоским, стало частью татуировки Асами, ее кожи.

И Мари все поняла.

— Ты убила Нори! закричала Мари.

Асами встала.

— Сачико?

Мари тряхнула головой.

— Только ты и я.

Мари посмотрела на мрачное небо, ее зубы стучали.

— Вот, как оно все, — еще шаг к подушке. Ей нужен был свиток. Ей нужно было в следующую Комнату. Она воззвала к зверю. Кости затрещали, появились когти.

— Жена-зверь? Асами не дрогнула. Я бы не поняла по твоему виду. Без обид.

— Обид и нет, — Мари тряхнула руками.

— Удобный навык, — сказала Асами. Но у меня есть кое-что лучше, — она вытянула руки, и появились пауки, поднимаясь с ее кожи, как тела из могилы, и падая на лед. Пауки окружили ноги Асами. Ее глаза стали полностью черными. Больше льда трещало вокруг Мари.

— Я не хочу с тобой биться! закричала Мари. Отдай мне свиток. Я оставлю тебя тут. Ты будешь выбывшей, но живой.

Асами рассмеялась.

— Это мой свиток. С чего ты взяла, что одолеешь меня? Я джорогумо, самый страшный ёкай. Ты жена-зверь, сильный противник, но у тебя есть лишь когти.

Мари сделала еще шаг. Если бросится, дотянется до свитка.

— Что ты тут делаешь? завопила она. Чего надеешься достичь? Хочешь быть императрицей? в этом не было смысла. Асами молчала. Она двинулась к свитку. Пауки следовали. Лед стонал. Ветер распахнул тунику Асами, и Мари охнула. Жуткие следы ожогов покрывали шею и грудь Асами. Что произошло?

Асами напряглась.

— Моя мать сгорела, снимая мой ошейник. И я горела. Я не могу больше менять облик. Мой народ стал почти ничем. Осталось лишь несколько.

Пауки бежали от ног Асами, огибали подушку и направлялись к Мари. Она присела и стала давить их руками.

— Больно! закричала Асами.

— Так не должно быть, — сказала Мари, пытаясь урезонить ее, безумно давя пауков.

— Какой у тебя план, жена-зверь? Украсть имущество императора? Уползти в свою деревню и спрятаться? Этого мало! Императора и принца нужно наказать! завизжала Асами. Пауков бежало с ее рук все больше. Мари не могла и дальше их давить. Она пробила брешь во льду кулаком, отпрянула от пошедшей трещины. Пауки падали в воду. Подушка съехала. Она покачивалась на воде, но свиток оставался в безопасности в футляре.

Слова Асами пробили боевой туман Мари.

— Ты хочешь убить императора и принца? прошептала сдавленно Мари.

Асами рассмеялась.

— Ясное дело. Зачем я это делаю? Для чего моя мать пожертвовала собой? Мою сестру удушил ошейник, потому что она не могла заплатить дань!

Сэй упоминала такое. Пауки окружили трещину и подползали к Мари.

Что-то в ней порвалось. Ее сердце раздулось и сжалось одновременно. Зверь в ней голодно ревел. Ее глаза стали черными.

— Я не дам тебе убить его, — сказала Мари, ее голос был низким, грубым. Звуком зверя.

Мари бросилась, перепрыгнула трещину и врезалась в Асами. Ладони Мари сжали горло Асами, и они рухнули на лед, вес их тел вызвал еще больше трещин. Пауки забирались под кимоно Мари, двигались по ее коже. Оглушительный треск разнесся по лесу. Лед накренился, и Асами и Мари погрузились в ледяную воду.

Кимоно Мари тянуло ее вниз. Казалось, тысяча ледяных ручек, схватила ее ноги и сдавила легкие. Она поплыла наверх, отчаянно желая вдохнуть, пальцы и ноги немели. Она вынырнула, а Асами выбралась из воды со свитком в руке. Мари смотрела, как красная подушка тонет. Мари впилась когтем в лед, чтобы ее не утянуло под воду снова. Асами подошла к Мари, с волос стекала вода, она скалилась. Она подняла ногу и обрушила ее на ладонь Мари.

Мари взрывала, кости в ладонях хрустели. Она не могла удержать зверя. Он отступал. Ее ладони, руки и глаза стали человеческими. Зубы Мари стучали так сильно, что могли треснуть.

Асами склонилась, торжествуя, но за этой эмоцией была тень. Сожаление? Асами надавила на голову Мари.

Мари боролась. Погруженная в воду, Мари вытащила из-за пояса заколку Хиссы. Мари вынырнула с криком, собираясь ударить. Но она отпрянула. Асами сидела на льду, кашляя и дрожа, не боролась. Пауки обвивали плечи и лодыжки Асами. Безумные объятия.

Девушки посмотрели друг на друга.

— Я зашла так далеко, но не могу не могу, — сказала Асами. Ее щеки стали голубыми. Я не могу убить другого ёкая, смотреть, как умирает мой вид, — Асами проползла по льду, протянула руку. Мари вспомнила Летнюю комнату, когда Асами спасла ее, убив кабана.

На миг Мари подумала, что это уловка. Но выбора не было. Она не могла выбраться из воды сама. Мари взяла Асами за руку и позволила поднять ее. Мари растянулась на льду, задыхаясь. Асами села рядом с ней, выглядя жалко.

Еще один громкий треск. Кусок льда отломился и поплыл. Асами с ужасном смотрела на Мари, сползая, ладони сжимали свиток.

— Нет! закричала Мари, потянулась к Асами. Но опоздала на миг. Пузырьки появились на поверхности. Свиток парил в стеклянной колбе. Мари схватила его, содрогаясь. Стук прозвучал под ней. Лед замирал, закрывая путь для Асами. Мари убрала снег со льда. Кулак Асами без толку бил по льду. Ее рот раскрылся, набирая воду.

Мари терзала лед, била его, стучала по нему. Он был слишком толстым.

— Прости, — крикнула Мари.

Глаза Асами закрылись, и она уплыла. Умерла. Пауки нашли трещины во льду, ушли за своей хозяйкой к смерти.

Тяжелая боль сдавила грудь Мари, и она рыдала. Она победила. Но какой ценой?

«Эта свобода стоит жизни хоть одного?» — Мари не знала. Она на четвереньках выбралась на снег, сжимая свиток. Она двигалась по дюйму. Если она не доберется до дверей, умрет от холода. Началась новая буря, слепя Мари.

Среди белизны появилась фигура. В черном и с маской на лице. Убийца? Еще испытание? Сколько раз Мари должна биться за жизнь? Сколько она переживет? Фигура медленно шла к ней, ее не пугал холод. И она узнала его.

Силуэт его тела, серебристые шрамы пропадали под маской. Это точно была галлюцинация. Сын кошмаров в Зимней комнате? Он замер перед ней. Она посмотрела на него. Он снял с руки кожаную перчатку, присел и коснулся теплой ладонью ее щеки.

— Девушка-зверь, — проурчал он. Я думал помочь тебе, но ты сама справилась, — она моргнула, и он пропал. Точно галлюцинация. Но у нее появились силы. Она пошла, потом ползла, сжимая свиток в руке. Снежное поле появилось в поле зрения, за ним поднимали двери, покрытые инеем. Два самурая сторожили выход, безмолвные, как статуи с копьями.

— Больше никого. Я последняя. Выпустите меня, — сказала она, голос дрожал. Секунды сгорали, а они не двигались.

Мари сжалась в комок. Она смутно слышала, как открылись тяжелые двери. Появился мастер Ушиба. Он склонился, помог ей встать. Она шаталась на замерзших ногах.

Он склонился. На одной его руке висела шкура ямабико, он сжимал нагинату Мари. Он укутал шкурой плечи Мари, и она надела капюшон, наслаждаясь теплом.

— Ты одолела Лето, Осень и Зиму. Прошу, иди за мной в Весеннюю комнату. Тебя ждет последнее испытание, — он сунул нагинату в руки Мари.

Мари помрачнела.

Это не конец.

УМИКО

Богиня луны, бури и моря

Умико, богиня луны, бурь и моря, была такой красивой, такой манящей, что один взгляд на нее вызывал неуправляемое желание, безумную похоть.

Эоку, бог войны и ночи, смотрел, как Умико купалась в реке. Он призвал звезду в руки и приманил ею Умико к себе. Когда она подошла близко, Эоку взял ее силой.

После этого Умико пошла к богу Сугите и молила его покарать Эоку, согнать его с небес за преступление.

— Накажи его, — умоляла она резким криком, полным боли.

Сугита погладил спутанные волосы Умико. Обеими руками он поднял ее побитое лицо и ответил:

— Если бы ты не была такой красивой, этого бы не случилось.

— Он ранил меня, — жаловалась она.

— Ах, глупая, — отругал ее Сугита. У него нет власти над тобой, кроме той, что ты дала ему.

Умико ушла, пристыженная. Поклявшись больше не позволять своей красоте соблазнять мужчин, Умико укрыла себя с головы до пят. Она пила серебро, чтобы ее тело стало синим, цвета печали. Она скрывала лицо за маской щекастой смеющейся женщины. А потом сбрила волосы на голове.

Боясь, что Эоку поймает ее, Умико бежала. Ее испуганные шаги сотрясали облака, создавая гром и молнию, и пот с ее тела стал дождем.

Таро

Таро расхаживал по платформе, теребил мечи на бедре. Придворные ждали. Двери Зимней комнаты открылись, казалось, час назад. Победительница встретит Таро в Весенней комнате.

Тревога сдавила грудь Таро. А если это не Мари? Он расхаживал, и было слышно только его шаги.

Платформа стояла посреди рощи вишневых деревьев. В воздухе пахло дождем. Ветерок срывал лепестки, и они кружились в воздухе, шуршали у ног Таро. Он поймал взгляд отца.

Император сидел на золотом троне с мрачным видом.

«Отцу так сложно смотреть? Он вспоминает свое прошлое?» — император был на месте Таро. За императором маячил Сатоши, всегда рядом.

С гонгом двери Весенней комнаты открылись. Таро повернулся. На большом пороге стояла маленькая, изящная и окровавленная Мари. Колени Таро дрожали. Он хотел улыбнуться, но сжал губы.

Мари шагала робко, пока поднималась по ступеням в красной ковровой дорожке к платформе. Мастер Ушиба шел следом, а потом встал возле императора и Сатоши.

Таро разглядывал Мари. Она была в простой белой юката. Шкура ямабико была на ее плечах. Ее волосы были мокрыми, нагината дрожала в руках. На ее горле висела цепочка с кулоном со свитком. Что произошло в Зимней комнате?

— Таро, — прошептала она. Ему не нравился ее пустой взгляд.

Он низко поклонился, все вены в его теле пульсировали.

— Я родился весной в самую сильную бурю. Будущая императрица должна быть равной императору. Я твое последнее испытание, — он вытащил мечи и скрестил их перед собой.

Ее глаза потемнели.

— Я не могу вас убить.

Он смягчился.

— И не нужно. До первой крови, — это была лишь формальность. Память первой императрицы, Макото, пустившей кровь суженого, а потом вышедшей за него.

Мари кивнула. Она убрала с плеч шкуру и сняла ножны с нагинаты.

— Не нужно щадить меня, — твердо и гордо потребовала она. Гордая. Достойная императрицы.

— Я и не буду. Это было бы оскорблением.

Сжимая нагинату перед собой, Мари медленно пошла к Таро.

— До первой крови? спросила она.

— До первой крови, — подтвердил он, только закончил, как она взмахнула нагинатой, собираясь древком сбить Таро с ног. Таро отскочил, избегая удара. Придворные охнули. Мари отпрянула в угол платформы.

Таро наступал, Мари отбивала атаки. Металл их клинков звенел, летели искры. Мари ударила по вакидзаси Таро. Короткий меч упал и вонзился в землю у ног придворных.

Таро скрипнул зубами.

— Ты опытная. Угадываешь мои движения.

— Мама учила меня, что мне не быть сильнее мужчины, так что я должна быть умнее, — сказала она, даже не запыхавшись.

— Не стоит так легко выдавать тайны, — они кружили.

Она пожала плечами.

— Я редко думаю до того, как говорю.

И он стал размытым от движения. Он год тренировался с сёгуном, и хоть он не обладал сердцем воина, у него были сила и навыки воина.

Мари отбивала удары Таро и атаковала, но Таро останавливал ее выпады. Они были силами природы. Звон стали оглушал. Мари смогла задеть плечо Таро. Тот охнул от боли, и его меч опустился на миг. В тот момент Мари ударила. Сталь со свистом опустилась, пронзая ткань и плоть. Алая струя потекла по руке Таро. Она пустила кровь.

Нагината упала на землю. Таро накрыл неглубокий порез. Таро не сдерживался, а Мари да. Она могла навредить сильнее.

«Она не равна мне. Она намного лучше меня».

Ветер налетел на платформу, прогнал облака, и теплое солнце озарило комнату. Таро поймал Мари, начавшую падать.

— Все кончилось? спросила она.

— Кончилось, — и он крикнул придворным, отцу и всем, кто слышал. Приветствуйте Покорительницу времен года.

Самураи стукнули копьями, прижали ладони к сердцам. Прогремел хор поздравлений. Таро посмотрел в глаза отцу. Император стиснул зубы. Они кивнули друг другу, признавая, что это конец.

Император резко встал и ушел. Сатоши поспешил за ним. Его отец больше не смотрел. Но Таро в этот раз не злился. Таро ощущал жалость и сочувствие. Представив, что было бы без Мари рядом, он понял горе отца. Любовь как безумие. Ничто не мешало ему и Мари. Он добрался до нее.

Таро сжал свою императрицу. Как роскошна она была, торжествуя, уже не создание луны и воды, а нечто из стали и крови. Он расстелил свои мечты у ее ног. У нее было его сердце.

«Будь мягкой, любимая».

Акира

Чайки кричали, запах рыбы и соли проникал под маску Акиры. Лодки стучали друг о друга. Он шел по пристани в темноте.

Акира видел ее, видел Мари в Зимней комнате. Он видел бой с Асами. Он мог вступиться в любой миг, бросить сюрикен и поранить Асами. Но ничего не сделал. Он смотрел и ждал. Он не мешал ей. Победа должна быть ее, только ее. Но он позволил себе миг, коснулся ее щеки, ощутил ее силу и надеялся, что немного утешил.

Он пошел за ней в Весеннюю комнату и смотрел там. Тихо сидел на вишне. Он впервые увидел Холодного принца, создавшего ошейники. Все внутри Акиры сжалось, когда Мари пустила кровь, когда ее назвали Покорительницей времен года. Она вскоре выйдет за Холодного принца, станет будущей императрицей, но это был не конец. Ей нужно было украсть имущество принца, и Акира будет рядом с Мари, когда она будет сбегать. Они уйдут вместе. Домой. Ничто не звучало приятнее.

Дверь таверны открылась, вышли пьяные ёкаи. Среди них были глазастые Ханако и Эбису, ямаваро. Если они были тут, то и Ханако была неподалеку. Дверь открылась снова, и Акира увидел красную вспышку. Рен. Демон не уходил далеко от Мастера оружий. Акира повернулся, но поздно. Большая красная рука обвила его шею.

— Что у нас тут? Ханако была милой, как всегда: кожаное кимоно, белый хорек на шее, прозрачная кожа, почти сияющая в темноте, и перламутровая душа вокруг плеч. Акира заметил новые пятна?

Акира бился в хватке. Маска сползла на шею. Рен сжал руку, и Акира захрипел. Лакеи Ханако окружили их. Акира повернул голову, смог вдохнуть и сжал руку Рена. Он опустил голову, поднял плечи, сгорбился и плавно шагнул назад. А потом обвил ногой ногу Рена сзади, склонился и нарушил равновесие демона. Акира бросил Рена на землю. Демон закряхтел, ударяясь о доски. Акира вырвался, пробил ряд ёкаев и повернулся к Ханако с сюрикенами в руках.

Ханако подняла руки.

Рен встал и защелкал.

Ханако кивнула.

— Я тоже жалею, что научила его этому. Тише, Сын кошмаров. Давай поговорим, — Великан поднялся и убежал в канализацию.

Демон скалился Акире, тот отвечал тем же.

— Полагаю, у тебя есть моя вещь, — Ханако щелкнула пальцами и протянула руку.

Сжимая сюрикен, Акира вытащил карту Асами из-под накидки. Он бросил ее к ногам Ханако. Она вскинула брови и склонилась поднять. Она развернула карту, проверяя целостность, а потом обратилась к Акире:

— Зачем ты украл это? свист и хлопки, и Ханако нахмурилась, когда небо озарили фейерверки в форме лотосов и черепах. Состязание окончено, — прошептала Ханако. Выбрали новую Покорительницу времен года.

Рен хмыкнул. Ханако улыбнулась демону.

— Асами преуспела. Я знала.

Акира покачал головой.

— Она мертва.

Глаза юки-онны расширились.

— Нет.

— Я сам видел. Она упала в реку в Зимней комнате. Она утонула. И ее пауки тоже, — он вспомнил, как смеялась Асами: «Я паук. Мы можем пройти куда угодно».

Рен подошел и опустил большую ладонь на плечо Ханако. Юки-онна сжалась от веса руки друга, подавила всхлип. Акира ослабил хватку на сюрикене, шагнул вперед, что путь преградили глазастые и слюнявый ямаваро. Его рот открылся и закрылся.

— Она для тебя важнее, чем ты показывала, — фейерверки все взрывались, их красота не вязалась с горем Ханако.

— Конечно, — выпалила Ханако. Думаешь, я не могу любить?

Акира посмотрел на землю, качая головой.

— Я думаю, что ты оберегаешь свое сердце. Может, ты выстроила такие высокие стены, что за ними сложно что-то увидеть.

Рен согласно щелкнул, погладил толстым когтем волосы Ханако. Ханако всхлипнула и вытерла нос. Она выпрямилась.

— Я думала, она была непобедимой.

Рен цокнул.

Ханако печально улыбнулась.

— Да, когда кого-то любишь, легко думать, что они непогрешимы, — Акира потер шею сзади. Он подумал о Мари. Как она всегда была далеко. Ханако помрачнела, горе пропало. Это был настоящий Мастер оружия: хитрый, решительный, холодный. Жертва Асами не будет напрасной, — глазастые согласно загудели. Она не хотела бы, чтобы мы горевали, — еще один согласный гул. Ханако ударила кулаком по раскрытой ладони. Мы соберем союзников. Нападем на дворец. Мы покончим с этой империей раз и навсегда, — она кивнула последователям. Вы знаете, что делать.

Их цепи звякнули в ответ. Они повернулись уходить, собирать массы.

— Стой! крикнул Акира. Дрожь охватила его. Отпусти меня.

«Мари будет в безопасности».

— Дай мне быть твоим ветром и убийцей. Я убью для тебя императора и принца.

Ханако задумалась.

— С чего мне доверять тебе? Ты украл мою карту. Ты все еще не назвал причину.

— Я ходил собирать информацию для тебя. Карта работает, но туннели узкие. Армия туда не пролезет. Но я могу проникнуть легко, как крысы, что живут там.

Ханако захихикала.

— Ты сравнил себя с крысой?

Рен цокнул и скрестил руки.

— Рен уверен, что ты врешь. Он хочет сломать тебе руку и посмотреть, что ты скажешь.

Акира сверкнул сюрикеном в ладони.

— Я бы не возражал отдать вам обе руки. Но они мне нужны. Дай мне сутки, — Мари хватит времени, чтобы выйти за принца и украсть его богатства. Они успеют сбежать из столицы. Я буду слушаться тебя. Никто не узнает, что я там был. Они могут обвинить людей в смертях семьи императора. Ёкаи больше не будут умирать, их не будут приносить в жертву, — он шагнул к Ханако. Асами была не одним ёкаем на состязании. Другая девушка победила. Она мне поможет, — глаза Ханако засияли. Я прошу лишь день. Если я не справлюсь, следуй своему плану.

Ханако поджала губы.

— Одну ночь. Двенадцать часов.

Акира вскинул голову.

— Император и его сын будут мертвы к утру.

После дождя земля твердеет

Пословица

СУГИТА

Бог детей, достатка и любви

Как-то раз бог Сугита посадил дерево весной.

А потом подумал, что дереву нужна пара, друг, с которым они будут смотреть на времена года. И следующим летом Сугита посадил другое дерево. Годами деревья Весны и Лета росли бок о бок, терпели бури и жару. Они были сильными, доставали корнями до металла под землей.

Но дерево Весны всегда было чуть выше дерева Лета. Сначала это не было проблемой. Дерево Лета получало достаточно света и воды. Но вскоре дерево Весны стало таким большим, что закрыло дерево Лета своей тенью. И дерево Лета стало чахнуть без солнца и воды.

Сугита заплакал, увидев это. Он пошел к сестрам: Умико, богине луны, бурь и моря, и Айко, богине солнца, зверей и дня.

— Моему дереву нужны свет и вода. Прошу, спасите его.

Умико сняла фарфоровую маску и рассмеялась. Она обеими руками обхватила печальное лицо Сугиты, как он сделал, когда она просила его изгнать Эоку.

— Если бы ты не посадил деревья бок о бок, этого бы не произошло, — сказала Умико. Тому дереву было суждено умереть.

Айко, верная сестре, печально улыбнулась.

— Ты пожинаешь, что посеял, брат.

Сестры ушли, и Сугита мог лишь смотреть, как его любимое дерево чахло и умирало.

Мари

Сера и дым, запах фейерверков проникали в открытое окно. Мари дрожала после Зимней и Весенней комнат. Она кривилась, пока Сэй собирала ее волосы в высокий пучок, украшая веточкой цветов вишни. Изящные цветы ниспадали на правое ухо и висок Мари.

Мари сжала ладони на коленях. Она все еще ощущала пауков на себе, ледяную воду. Мари была ранена, устала, она была не в форме для праздника, свадьбы.

«Моей свадьбы», — через пару часов она будет замужем.

— Госпожа, пора одеваться, — Сэй подняла красное кимоно с золотой нитью в цветочном узоре. На кровати лежал оби в клетку. Мари вздохнула, подавила дрожь боли, когда встала. Все мышцы протестовали. Сэй беспокоило состояние Мари, но она молчала.

Одев Мари, Сэй отошла, радостно улыбнулась.

— Вы само воплощение Весны, — Сэй схватила отполированный серебряный поднос. Смотрите, — она подняла поднос, и Мари посмотрела на себя.

Красное кимоно усиливало румянец на ее щеках, сочеталось с алыми губами. Цветы вишни обрамляли ее лицо вуалью весны. Жемчужинки цвета луны были вплетены в ее волосы, поблескивали. Сэй подвела глаза Мари. Хоть она не была красивой, она ощущала себя такой.

Мари провела ладонями по холодному шелку оби в клетку. Сэй болтала, но Мари слушала лишь отчасти. Мир растаял. Она достигла того, чего хотела. Одолела Времена года.

А теперь ее ждала новая судьба. Другой путь. Императрица-ёкай и принц-человек. Может, она могла быть Убийцей они, Покорительницей времен года и Хранительницей мира. Рядом с Таро она будет управлять золотой эпохой Хоноку. Но мечта была угольком, который, если не закрыть его от ветра, тут же погаснет.

«Таро не знает, что ты ёкай».

Сомнения раздражали ее. Если она останется, не увидит Цуму, друзей и мать.

«Это должно того стоить. Я прослежу за этим».

— На вас сегодня будут многие смотреть и любоваться, — Сэй привлекла внимание Мари.

Мари улыбнулась, но слабо.

— Спасибо, Сэй.

Девушка посмотрела на ноги.

— Не за что, — Сэй коснулась горла, чуть не погладила ошейник, но замерла, не задев проклятия.

«Я сделаю лучше. Вскоре тебя не придется носить ошейник».

— Госпожа, я все думала если не сложно

— Что такое, Сэй?

— В гостинице вы так пылко говорили о доме, — Мари вспомнила. Место, где ёкаи не носили ошейники. Знаю, время не лучшее, но я была бы рада услышать ваши истории. Звучит чудесно.

Мари сжала ладони Сэй.

— Конечно.

«Я отведу тебя туда. Ты больше не будешь бояться», — в дверь постучали. Мари замерла. Она хотеласказать больше. Стук повторился. Сэй поспешила ответить.

В коридоре два самурая низко поклонились, глаза скрывали лакированные маски.

— Его величество, принц, просит вашего присутствия.

Сэй поклонилась.

— Когда мы увидимся снова, вы будете принцессой, будущей императрицей.

Слабо улыбнувшись, Мари попрощалась с Сэй. За дверью пол был усеян подарками от придворных, надеющихся заранее завоевать расположение императрицы. Мари вспомнила дары у ворот Цумы. Что сказала бы ее мама, увидев ее сейчас?

«Ты истинная жена-зверь. Ты вышла замуж выше всех нас».

Шаги самураев были в такт со стуком барабанов, они вели Мари к Главному залу. Тяжелый стук созывал всех к дворцу. Всех, кроме ёкаев, которым было запрещено, они оставались в стороне. А людей пустят посмотреть необычные сады, Комнаты времен года это был свадебный подарок императора народу. Они придут посмотреть на Мари, будущую императрицу. Жену Холодного принца.

Сомнения в себе охватили ее, и Мари застыла. Она играла в опасную игру с умными противниками. Стражи замерли, но не говорили. Хоть они казались бесстрастными, они точно внимательно следили.

«Что за секреты они знали? если она проявит слабость, туда и ударят. Акулы кружат, только учуяв кровь», — вспомнила она слова Асами. Казалось, это было так давно. Мари подавила дрожь в ладонях, расправила плечи и пошла дальше.

Она завернула за угол и прошла в Главный зал. Красные знамена с золотой каллиграфией висели с балок. Вскоре тут соберутся люди. Пока тут был только принц у открытых дверей Осенней комнаты. Несколько самураев стояли у стен.

Мари мелкими шажками подошла к Таро, своему жениху.

Таро был в черной накидке, таких же хакама, расшитых золотом. Мечи лежали на его левом бедре. Мари знала, как хорошо он владел ими, но она все равно одолела его. От этой мысли она ощутила храбрость и сделала последние шаги к внушительному принцу.

«Он твой», — напоминала она себе. Но слова не слушались. Она победила, но не ощущала этого, не была рада.

Она улыбнулась, дойдя до него.

— Я-то думала, почему Сэй выбрала это кимоно, а теперь вижу. Мы сочетаемся.

Лицо Таро смягчилось, но неуверенный блеск остался в глазах.

— Нет, — сказал он.

Мари моргнула, опешив.

— Вы не рады, что мы сочетаемся?

Таро сглотнул, кадык покачнулся.

— Мы не сочетаемся, ведь я и близко не могу подобраться к твоей красоте, к твоему духу. Моя одежда лишь поддерживает твой наряд.

Мари расслабилась и придвинулась к нему.

— Мы поддерживаем друг друга.

Уголок губ Таро дрогнул. Он взял ее за руку и поцеловал ладонь.

— Ты лучше меня в бою и речи.

Мари улыбнулась, краснея всем телом. Она кивнула на двери Осенней комнаты.

— У меня нет хороших воспоминаний о той комнате.

Таро посмотрел в глаза Мари.

— Однажды ты расскажешь мне, как выжила там.

Мари молчала, помня запах дыхания они, его плоть, рвущуюся от ее когтей.

— У меня должны оставаться тайны, — пошутила она.

— Не от мужа, — исправил Таро, окинув ее мрачным взглядом.

— Вы этого хотите? Если я все расскажу, мне ничего не останется, — пошутила еще она.

— Я не хочу ничего тебя лишать. Но я хочу построить мост между нами, — Таро глубоко вдохнул. Я хочу, чтобы ты была моей женой.

Мари резко вскинула голову.

— Но это решено. Скоро я стану ею, — до церемонии оставалось меньше часа.

«Поздно отступать. Как только ты вышла из Летней комнаты, судьба была определена».

— Женой по правде. Я хочу знать, что ты пришла ко мне не из-за состязания или какой-то другой причины, а по своей воле, потому что хочешь меня, — он сделал паузу, — как я тебя.

— Вы не знаете всего обо мне. Вы не поймете того, что я делала.

Таро сжал ладони Мари.

— Что бы ты ни делала, кем бы ни была, это в прошлом.

— Вы простите меня?

Таро кивнул.

— Что хочешь. Будь моей женой, — это было приказом мужчины, что привык получать то, чего хотел. Таро не знал другого способа. Подданные зовут меня бессердечным. Когда о тебе много говорят такое, ты начинаешь в это верить.

— Это я понимаю, — призналась Мари.

Он прижал ладонь к ее щеке. Она посмотрела на него сияющими глазами. Таро продолжил:

— Но теперь я понимаю, что мое сердце просто было потеряно. И ты его нашла, да?

* * *

Свадьба проходила в Весенней комнате, на той же платформе, где бились Мари и Таро. Но Комната изменилась. На деревьях были свежие цветы. Невероятно синие бабочки летали по воздуху. Простая пагода накрыла платформе. И хоть снаружи была ночь, солнце ярко сияло в комнате.

Таро и Мари шли по дорожке рука об руку. У алтаря на волосы Мари опустили белый свадебный капюшон, а на плечи набросили красное одеяние с вышитыми золотыми журавлями. Вишня осыпалась дождем лепестков. Таро сжимал ее руку, и она была благодарна. Без его поддержки Мари вряд ли смогла бы стоять. Она крепче сжала ладонь Таро. Пока все бушевало, он был спокоен. Удерживал ее. И ей нужна была эта опора. Она увидела так много смерти. Таро был теплым и живым.

Слуги все не унимались, просунули руки Мари в красное одеяние. Она упустила руку Таро. Ее колени дрожали, но она стояла.

«Это моя свадьба», — она чуть не рассмеялась. В ушах странно гудело. В ее ладони появилась керамическая черепаха.

Высший священник встал перед Таро и Мари, красивый монах, что всегда был возле императора. Он помахал дымящейся веткой над их плечами, очищая их.

Монах заговорил, но она не слышала его слова. Она отвлекалась на синие татуировки, боясь, что его кожа заденет ее. Откроет ее. Она дрожала от адреналина и страха. Все происходило так быстро. Она хотела остановить время, взять себя в руки, выстроить стены.

В ее ладони вложили чашку сакэ. Она сделала глоток и передала ее Таро. Чашка прошла по кругу еще два раза.

Таро прочел с большого свитка низким и искренним голосом. Она пыталась вспомнить кровь Таро, когда порезала его. Такая же, как у нее.

«Да. Внутри мы одинаковы. Это знак», — должен быть. Она была ёкаем, а Таро человеком, но они разделяли это. Первые искры любви. Этого хватит. Хватит, чтобы Таро простил ее за обман. Мари выдавила улыбку, церемония кончилась, и ее объявили будущей императрицей Хоноку.

* * *

Таро сжимал руку Мари. Самураи открыли двери дворца. В коридоре было шумно ревела толпа, фейерверки и барабаны.

Перед Мари раскинулся главный сад, зеленая трава, цветущие вишни, дорожки из отполированного гранита. И всюду были гости простые люди, торговцы, даймё, придворные.

Двор императора будет сидеть и смотреть на праздник с платформы в центре сада. Висели тысячи фонариков, пахло воском и жареным миндалем. Это ощущалось знакомо. Как дом.

Таро сжал руку Мари. Толпа затихла, будто падали домино. Голос зазвучал справа от Мари. Мастер Ушиба:

— Верные подданные, представляю вам императора Хоноку, Джуничи Хайто. император встал слева от Таро. Принца Хоноку, Таро Хайто, и принцессу Хоноку, Мари Хайто.

Мари еще никогда не ощущала себя такой открытой. Казалось, люди ищут ее изъяны. В ее ладони сунули коробочки с рисом.

— Раздавай их, — шепнул Таро. Они спустились. Мари отдавала коробочки простолюдинам, стоящим вдоль дорожки. Толпа радовалась, победно ревела. Она не знала, видела ли толпа, как дрожали ее руки.

Таро оставался серьезным, но в глазах появилось тепло.

— Они одобряют, — тихо шепнул он.

Мари взяла Таро за руку. Было даже больно видеть столько красок и света. А потом она вспомнила о ёкаях за стенами дворца. Эти люди не были ее народом. Ее народ носил металлические ошейники. Она не должна забывать.

Она заметила одинокого самурая. Он снял шлем и смотрел на Мари. Серебряные шрамы покрывали половину его лица. Ее желудок сжался.

«Невозможно, — но это был Акира. Она моргнула со слезами на глазах. Он настоящий. Акира точно здесь», — но ёкаям нельзя было на праздник. Ей стало страшно, она замерла. Акира вернул шлем на голову.

Она не понимала, что застыла, пока Таро не кашлянул.

— Мари?

Она с дрожью улыбнулась Таро.

— Показалось, что увидела знакомое лицо. Но я ошиблась.

Таро смотрел на нее мгновение, разглядывал ее лицо, а потом повернулся к зрелищу перед ними. Мари взглянула на Акиру. Он еще стоял там. Она уже не видела его лицо. На месте была маска самурая. Но она ощущала его взгляд, прожигающий дыры в их с Таро соединенных руках.

Таро нежно тащил Мари вперед. Они добрались до платформы, и Мари поискала Акиру взглядом, но он пропал. Она ощутила губы Таро на своем ухе, он склонился, чтобы усадить ее.

— Я дам тебе все, что хочешь, — тихо поклялся он, чтобы слышала только она. Я дам тебе что угодно, — она сжала ладонь, коснулась его груди и чуть не рухнула от веса мира на кончиках пальцев.

Акира

Акира хотел кричать. Его девушка-зверь была жива и здорова. И стала женой Холодного принца.

Он стиснул зубы. Ему не нравилась манера, с которой принц направлял Мари вперед, прижимая ладонь к ее спине, шепча ей на ухо. Она выглядела рядом с ним как вещь, что усиливала его статус. Руки Акиры дрогнули по бокам, он хотел погладить сюрикены, скрытые в поясе. Было бы так просто бросить звездочку. Он представлял сюрикен в горле принца. Но пострадать могла Мари. Он не станет рисковать ее жизнью из ревности.

Акира охнул, когда прохожий врезался в его плечо. Увидев форму самурая на Акире, мужчина поспешил извиниться.

Акира осмотрел толпу. Заиграла группа, и он узнал низкие ноты сямисэна, на котором порой играл его отец. Он пошел, невидимая нить тянула его к платформе, к Мари. Холодный принц смотрел на свою невесту с нескрываемым восхищением. Акира узнавал этот взгляд. Влюбленный взгляд. Душа принца была красивого лавандового цвета. Сочеталась с голубой душой Мари. Цвета переплетались.

Напротив них император смеялся над чем-то, а потом закашлялся. Он кашлял сильно, схватил чашку сакэ. Мари молниеносно вскинула руку и пролила содержимое. Розовая жидкость плеснулась на кимоно Мари. Никто не увидел ее движение. Все, включая Таро, подумали, что император неловкими руками облил ее наряд.

Мари охнула, промокнула кимоно салфеткой. Холодный принц шептал что-то на ухо Мари. Акира скрипнул зубами от такой близости. Мари кивнула и встала из-за стола. Она едва заметно повернула голову к Акире и быстро прошла к Главному залу.

Акира смотрел, как она прошла двойные двери и повернула направо. Она замедлилась, склонила голову в сторону Акиры. Акира пошел сквозь толпу. Он прошел за Мари в столицу. Он проследует за ней всюду.

Мари

— Ты не должен тут быть, — Мари стояла спиной к Акире, смотрела на хаос перед собой. Вырванные деревья. Перевернутые булыжники. Следы когтей на земле. Она скрылась в Осенней комнате. С атаки они комната была закрыта для ремонта. Только тут Мари точно могла остаться одна. Столько крови пролилось в этом кленовом лесу. Эта комната теперь была с призраками? Порыв ветра трепал волосы Мари, портя пучок, и она подумала о не упокоенных мертвых.

Прутья хрустели под ногами Акиры, пока он шел к ней.

— Это все, что ты хочешь мне сказать? он не смог скрыть смятения и горечи в голосе.

Она повернулась, глаза сияли. Он убрал маску самурая с головы. Видеть его вблизи, говорить с ним снова было как нож в горле.

— Если принц или император увидят тебя

Акира вскинул голову, провел ладонями по броне.

— Пусть идут. Я не боюсь, — он выглядел как воин. Мари удивилась, но мрачный вид ему подходил. В его теле была новая сила, огонь ждал, пока резкий порыв ветра подожжет мир. Акира расслабился, взгляд смягчился. Я скучал по тебе.

Нож в горле Мари повернулся, вонзился глубже.

«Скажи ему. Расскажи о Комнатах, что ты делала, чтобы выжить, и как это довело тебя до края и столкнуло. И как Таро поймал тебя при падении».

— Я тоже скучала, — это была правда. Она была рада его видеть. Ты был в Зимней комнате, — она не спрашивала.

Акира придвинулся ближе, ступая осторожно по неровной земле. Он перепрыгнул поваленное дерево, двигаясь как тень.

— Я думал тебя спасти, — он криво улыбнулся, и Мари помнила эту улыбку у мальчика в лесу при их первой встрече. Но стоило знать лучше. Тебе уже не нужен Сын кошмаров. Ты спасла себя сама.

Она преуспела, но не без больших потерь. Разве так не было всегда? Чтобы преуспеть, нужно лишиться другого. Для победы требовалось чье-то поражение.

— Столько всего произошло.

«Трусиха! Можешь порезать они, но не говоришь правду дорогому другу».

— Стала принцессой. Мне стоит поклониться тебе, — он не стал. Ты достигла того, чего хотела. Думаю, нужно тебя поздравить, — он улыбнулся, шутя.

— Я не чувствую радости.

Акира посерьезнел и кивнул.

— Понимаю. Ты еще не закончила. Как ты собираешься украсть богатства Холодного принца?

Мари водила пальцем по коре клена.

— Мари?

— Я остаюсь.

Акира долго не отвечал. А потом фыркнул.

— Прости. Я ослышался. Ты остаешься? Надолго?

— Знаю, звучит нелепо, но

— У тебя нет повода оставаться.

Мари облизнула губы и прошептала:

— Ты веришь, что у всех нас есть цель?

Он обдумал ее вопрос.

— Да. Верю. У всех своя судьба.

— Я думала, что знала свою цель Цума, кража, — она на миг улыбнулась. Мари коснулась груди Акиры. Но теперь я знаю, что не понимала. Даже не догадывалась.

— Ты думаешь, что твоя цель остаться тут, выйти за Холодного принца?

— Да, я верю, что должна быть женой Тарой. И помочь как императрица.

— Помочь?

— Освободить ёкаев.

Акира отшатнулся, прижался к кипарису.

— Это куда больше, чем кража. Ты говоришь о революции. А что будет, когда принц узнает, кто ты на самом деле?

Мари вспомнила слова Таро. «Все прощено».

— Я верю, что он поймет, — где-то между их поцелуем в Главном зале и банкетом надежда Мари, что Таро примет ее, выросла в уверенность.

«Он не откажется от меня. Он не может».

— Это глупо, — гнев Акиры закипал.

— Акира, прошу.

Акира потер рукой лицо с горьким осознанием. Он ударил по коре за собой кулаком.

— Ты его любишь. Холодного принца.

— Акира

— А я люблю тебя.

— Я ничего тебе не обещала, — пылко возразила она.

Он печально покачал головой.

— Не обещала. Я глупо верил, что на мою симпатию ответят. Ты ничего мне не должна. Но правду не утаишь. Мари, девушка-зверь, Покорительница времен года, жена Холодного принца. У тебя много сторон, но ты не честна в своей любви к нему. Принц любит тебя, как лето любит дикую розу: лишь на время года.

Щеки Мари вспыхнули от гнева.

— Так я роза? спросила она. Дешевый цветок, что приковывает внимание лишь на миг?

Глаза Акиры пылали.

— Нет. Ты не цветок, тобой нужно восхищаться, а не вырывать из земли и хранить, чего и хочет Холодный принц. Он не знает того, что знаю я. Ты куда больше. И ты увянешь в тени Холодного принца.

Мари вдохнула. Будь это два месяца назад, она согласилась бы с Акирой.

— Ошибаешься. Таро не холодный. И он знает меня.

— Тогда это все. Ты приняла решение.

Мари склонила голову.

— Мне жаль.

— Нечего извиняться, — тихо сказал он, отходя от нее. Он отвернулся и сказал. Знай, что ёкаи готовятся к мятежу. Асами была частью сопротивления, — Мари напряглась, услышав о мертвой союзнице. Откуда Акира знал ее? Он не дал ей спросить. Я пришел сюда думал, что смогу — он покачал головой. Уже не важно. Ёкаи скоро ворвутся во дворец. Я выпросил тебе несколько часов. Если любишь принца, проси его убежать, — он пропал во тьме, шлем свисал с его руки.

Мари ощущала, что Акира ушел, будто появилась рана. Она закрыла глаза, защищаясь от бури эмоций. Слезы обжигали под веками. Когда она открыла глаза, она была одна.

Мари

Мари побежала по Осенней комнате, замедлилась у дверей. Она вытерла слезы и выпрямила спину. В Главном зале веселились пьяные. Она держалась стен, скрывалась за золотыми знаменами, свисающими с балок. В тенях появились силуэты. Мари застыла.

«Просто влюбленные обнимаются», — они замерли, Мари прошла, изображая пьяное покачивание. Они не узнали ее. Кто ждал, что принцесса будет ходить во тьме?

Мысли кипели. Она не могла вернуться на банкет. Таро поймет, что что-то не так. Что она скажет? «Мой друг-ёкай притворился самураем и проник на свадьбу. Он предупредил, что на вас хотят напасть. Если хотите жить, нужно убегать». Ей нужно было сказать ему. Нужно было спасти его. Но не посреди праздника, где был весь город.

Мари ворвалась в свои покои с горечью в горле. Дверца в комнатку Сэй отъехала. Девушка-крюк стояла на пороге с распущенными волосами, юката плотно обвивала ее тело. Глаза еще были сонными.

— Госпожа, — она низко поклонилась. Простите. Я не думала, что вы вернетесь ночью. Я думала, вы проведете ночь с

Мари выдавила дрожащую улыбку.

— Император пролил сакэ на мою одежду. Я пришла переодеться.

— О, — Сэй нахмурилась, шагнула вперед. Кимоно Мари было влажным спереди, но не в пятнах. Пара минут у огня, и все бы высохло. Не было необходимости переодеваться.

Мари вскинула руку.

— Пожалуйста, помоги, — она не знала, заметила ли Сэй дрожь ее пальцев.

— Конечно, — Сэй умело развязала оби Мари.

Жар пылал на щеках Мари, она смотрела на огонь, пока Сэй работала в тишине. Она сплела запутанную паутину. В голове звучали слова Акиры: «Ёкаи скоро нападут на дворец. Я выпросил тебе несколько часов. Если любишь принца». Убежит ли Таро с ней? Куда им бежать? Где будет безопасно для принца и принцессы-ёкая? Или он посчитает ее чудовищем? Как про ёкаев думал его отец.

— Вы замерзли, — Сэй робко коснулась плеча Мари, раздев ее до белья. Я заварю чаю.

Мари заваривала чай для Хиссы после ее родов. Так давно. Слова Хиссы резко зазвенели в ее голове:

«Мы все чудовища. Ни один мужчина не полюбит нас. Это проклятие жены-зверя никогда не быть любимой по-настоящему», — слезы выступили на глазах Мари. Она поняла, что ее бравада с Акирой была фальшью. Частичка Мари еще сомневалась в Таро. Что будет, если Таро с отвращением убежит от нее?

Сердце колотилось. Буря приближалась. Скоро Мари придется позвать Таро и рассказать правду. С каждой уходящей минутой ёкаи были все ближе к дворцу, вооруженные и готовые мстить.

Свет луны серебром лился в открытое окно, трещал огонь, Сэй глубоко и ровно дышала все это так успокаивало.

«Хрупкое умиротворение», — Мари хотела задержаться в этом еще немного.

И когда Сэй усадила ее на подушку и принесла ей горячий чай, Мари не возражала. Она дала себе пару минут. Мари вдыхала жасминовый аромат. Она просила чай пару дней назад. Напоминание о доме. Теперь он напоминал о том, что она потеряет.

— Не присоединишься ко мне? Мари посмотрела на девушку. В свете огня она напоминала хрупкого призрака.

Сэй заерзала.

— Мне нельзя. Ёкаям нельзя общаться с людьми, еще и правителями.

Мари улыбнулась.

— Это будет нашей тайной.

Сэй огляделась, словно кто-то мог следить.

— Тайны могут раскрыться.

— Да. Но этой ночью сделаем вид, что ты не ёкай, а я не принцесса. Мы просто подруги, что пьют чай.

Девушка робко прикусила губу. А потом налила себе чашку. Она улыбнулась и села напротив Мари.

— Приятно пахнет.

Мари смотрела на чашку.

— Ты в ошейнике всю жизнь?

— С рождения, — ответила Сэй, сделав глоток.

— Ты не знала свободы?

Сэй ощупала макушку, где ее крючки были скрыты в пучке.

— Я малого хочу. Бывать в разных районах, и чтобы оттуда не прогоняли самураи, — она посмотрела на Мари. И свой дом, чтобы я могла звать друзей.

Тоска на лице Сэй, она так хотела чего-то большего.

— У нас с тобой больше общего, чем мы думаем. Моя родная деревня изолирована, у меня было мало друзей. От меня с ранних лет ждали невероятных достижений. Такое давление заставило меня хотеть того же, что и ты простых удовольствий.

Сэй жевала щеку.

— Моя бабушка и мама умерли. А отца я не знала.

— Я тоже не знаю отца, — вмешалась Мари.

— У меня нет братьев или сестер. Я одна в этом мире. Я часто думаю об этом. Если со мной что-то произойдет, никто не будет горевать.

«Я буду», — подумала Мари.

— Думаю, все, что важно в жизни те, кого любишь, и кто любит тебя. Я никого не люблю. И никто не любит меня. Но моя жизнь все равно хоть немного ценна, да?

Мари опустила чашку с решительным стуком.

— Да, — сказала она твердо. Ты достойна большего. Я считаю тебя дорогой подругой.

Сэй напряглась.

— Принцессе не позволят оставить служанку-ёкая.

— Я прослежу, чтобы будущей императрице позволялось делать то, что ей хочется, — пошутила Мари, вспомнив слова Таро: «Я принц. Я могу делать, что хочу». А потом Мари задумалась. Но, может, этого не хочешь ты. Ты представляешь себе другое будущее?

Сэй приподняла плечо.

— Ваша деревня звучит мило маленькая, мирная.

Мари выглянула в окно. Вдали она видела неровную вершину горы. Тоска по дому ударила по ее животу, чуть не лишив дыхания.

— Видишь вершину, будто надломленную великаном? она указала на темный силуэт. Сэй кивнула. И Мари впервые за долгое время рассказала правду. Там моя деревня. Цума. Мою маму зовут Тами. Путь в горы Цуко-фуно сложный, но за монеты можно купить проводников.

Сэй коснулась медных монет на запястье.

— Я не пройду далеко с ошейником.

— Прости, — только и могла сказать Мари. И это было ничтожно.

— И вы простите, — сказала Сэй.

Это испугало Мари. Она посмотрела на Сэй.

— Тебе не за что извиняться.

Сэй смущенно улыбнулась.

— Наверное.

Мари подумала о Сопротивлении ёкаев. Каждый из них был готов умереть ради дела. Ради свободы. Она посмотрела на Сэй, девушка встала и забрала чашки.

— Какую цену ты заплатила бы за свою свободу? Что отдала бы, чтобы снять ошейник? спросила Мари.

Сэй опустила чашки на стол рядом со стопкой бумаги для письма и золотой чернильницей. Пергамент принесли после Весенней комнаты, на нем было имя Мари. Подарок от принца, от Таро.

«Так ты сможешь написать семье о своей победе и нашем браке», — говорилось в его записке. Там была раньше миска с фруктами, но Мари убрала ее в сундук. Первая кража и единственная.

— Не знаю, госпожа, — она задумалась. Но Мари заметила, что Сэй уже обдумывала это раньше. Я бы заплатила любую цену, — Сэй закончила уборку. Спасибо, госпожа. Вы отвлекли меня от мыслей на время, — она поклонилась, пожелала Мари спокойной ночи и ушла за свою дверцу.

Мари пошла за Сэй, хотела попросить ее бежать. Она стукнула в дверь и открыла ее. Маленький красный матрас. Лампа из бамбука. Но девушки не было. Комната была пустой. Мари открыла рот, чтобы позвать Сэй, но ее слова прервали крики. Мари вскинула голову.

«Началось».

Таро

Таро думал о Мари — ее сильных плечах, нежной щеке — когда раздался первый вопль. Он разбил веселье, добрался до платформы. Музыка оборвалась. Еще вопль, и Таро вскочил на ноги. Звук доносился из дворца. Туда ушла Мари. Больше криков, и Таро побежал сквозь толпу, сбивая придворных и простых людей.

В Главном зале воцарился хаос. Самураи наполнили Осеннюю комнату, и он пошел туда. Собралась толпа. Он пробивал путь. Никто не поклонился, и Таро понял, что они застыли от шока. Там был мастер Ушиба, его лицо было бледнее обычного. Руки сезониста подрагивали, и время двигалось с вечера к дню, хоть в остальном Хоноку еще была ночь.

В первых лучах солнца Таро увидел застывшую фигуру. Его мечи упали со стуком. Если бы зима была чувством, Таро ее бы и ощущал. Холод. Онемение. Это был его отец.

Все двигалось очень медленно.

Таро слышал только свое дыхание, клокочущее в груди. Его отец. Император. Великан, назначенный богами и богинями, пал. Таро было сложно поверить, но так было. Его отец был мертв. Убит. Шея и живот императора были разрезаны. Только монстр мог сделать это. Ярость кипела в Таро. Он рявкнул приказ ближайшему самураю:

— Закройте дворец. Никто не войдет и не выйдет, пока всех не допросят. Найдите того, кто сделал это! — приказал он.

Самурай поклонился.

— Да, Ваше величество.

Сатоши дрожал неподалеку. Монах выглядел так же плохо, как Таро себя ощущал.

— Сатоши? — спросил Таро. Монах подошел ближе, лицо было почти белым. — Найди Мари.

— Императрицу, Ваше величество?

Таро не понимал пока этот титул. Он стиснул зубы от вопроса, от дерзости Сатоши.

— Да. Пока убийцу не найдут, удвоить вокруг нее стражу.

Сатоши поклонился.

— Да, Ваше величество. Что-то еще?

— Освободите комнату.

Таро ждал, пока Осенняя комната опустеет, а потом выпустил горе. Его колени подкосились. Влажные листья прилипли к одежде. В воздухе появился туман, обнял его плечи. Его ладони двигались по телу отца.

Они так и не преодолели расстояние между ними. Гнев и горе сплетались в нем опасной алхимией. Он найдет убийцу отца. Он отомстит. Он поклялся перед богами и богинями.

Он провел дрожащей ладонью над глазами отца и закрыл их. Его тело было лишь сосудом. Душа императора была с богами и богинями, сидела высоко на золотом троне.

Таро вышел из Осенней комнаты в Главный зал. Там тут же стало тихо. Самураи, монахи и слуги кланялись один за другим и опускались на колени перед Таро.

Комната вдруг показалась душной. Таро не мог дышать. Когда он добрался до двойных дверей дворца, он распахнул их и замер на вершине лестницы. Тысячи людей собрались во дворе. Новость о гибели императора разлетелась мгновенно. Теперь уже все горевали, а не веселились. Крестьянин возле первых рядом крикнул:

— Да здравствует император! — и толпа повторила крик, топая ногами и кланяясь. Таро ощущал, как ответственность сжала костлявыми пальцами его шею и сдавила. Он был их главой.

Да здравствует император.

* * *

Таро искал уединения в своей мастерской. Он не мог идти к Мари, не взяв себя в руки. Тут его не побеспокоят. Пыльные столы были в металлических запчастях — шестеренках, винтиках и листах меди. Таро смахнул их одним движением руки, но это его никак не успокоило.

Но у него еще была Мари. Это успокоило его, не дало ударить молотком по окнам, развести огонь, чтобы все пылало. Таро опустил голову. Поднималось солнце. Новый день. Как жизнь Таро так сильно изменилась за несколько мгновений? В дверь постучали и отодвинули ее.

— Небесный владыка? — Сатоши покорно склонил голову. — Простите за вмешательство.

Таро судорожно вдохнул и вытер лоб. Он еще не привык к новому титулу.

— Есть новости?

— Мне нужно многое вам рассказать.

Таро впустил священника внутрь.

— Вы нашли предателя? — спросил Таро.

Сатоши опустил взгляд, словно искал ответы на полу.

— Вышли несколько слуг. Других допросили. Служанка вспомнила, что видела мужчину в форме самурая, покидающего Осеннюю комнату.

Таро сжал кулаки.

— Это сделал один из наших? — самурай императора? Он не понимал это.

Сатоши покачал головой.

— Нет. Мы считаем, что это было прикрытие. Служанка увидела его раньше, чем он надел шлем. На воловине его лица были необычные шрамы. Я выяснил через информантов-ёкаев. Похоже, его зовут Сыном кошмаров.

Таро нахмурился.

Сатоши продолжил:

— Он — ёкай. Мои информанты ищут все, что можно, о нем.

Таро сжал край рабочего стола.

— Какой он ёкай?

— Никто не знает. Не они или… — Сатоши запнулся.

— Как мы можем не знать? Все ёкаи зарегистрированы, — процедил Таро, злясь из-за нехватки знаний Сатоши. Он, Высший священник, должен был знать об этом ёкае.

— Мы не знаем, потому что он без ошейника.

Таро моргнул.

— Ёкай без ошейника в столице? — его отец хотел расставить священников у стен города, но Таро отговорил его. Это ведь было излишне? Отец никогда не слушал Таро. Почему сделал так в этот раз?

— Боюсь, станет хуже. Есть повод думать, что там не один ёкай без ошейника, — Сатоши притих, явно думая, что сказать дальше. — Я узнал прошлой ночью. Не хотел портить вам канун свадьбы. Мы убирали тела девушек из Зимней комнаты, восстанавливали лед в пруду и обнаружили, что одна из участниц, Асами, была ёкаем, — Таро ждал, как Сатоши продолжит. — Так что во дворце может находиться больше ёкаев под прикрытием. Нельзя никому доверять, — Сатоши посмотрел в глаза Таро. — Даже императрице.

Таро шагнул вперед.

— Осторожнее, Сатоши. Твои следующие слова могут стать последними.

Сатоши поднял руки. Синие татуировки мелькнули перед глазами Таро.

— Прошу, позвольте объяснить. Прошлой ночью Мари пропала с праздника.

Таро оскалился.

— А где был ты прошлой ночью, Сатоши? Тебя тоже не было какое-то время. Может, мне допросить тебя?

Сатоши побелел.

— Я… я бы никогда… отца, — пролепетал он.

— Теперь ты понимаешь, как неприятны обвинения, — Таро бесстрастно смотрел на Сатоши. — Отец пролил сакэ на ее наряд. Она ушла убрать пятно и не вернулась, потому что ей стало плохо, — он соврал в конце. Почему она не вернулась?

Сатоши посмотрел в глаза Таро, стиснув зубы.

— Но никто не видел ее. И ее служанка…

— Что служанка? — Таро не мог поверить, что Сатоши намекал на такое. Гнев закипал в нем.

— Думаю, лучше услышать от нее, — Сатоши вышел из комнаты и вернулся с хрупкой девушкой с ошейником. Девушка-крюк. — давай. Расскажи ему то, что поведала мне.

Девушка поклонилась.

— Простите, Ваше величество.

— Встань. Смотри мне в глаза, когда говоришь. Я буду смотреть на твое лицо, пока ты предаешь свою императрицу.

— Госпожа…

— Ее величество, — исправил Таро.

Девушка-крюк смотрела на Сатоши, просила разрешения. Он кивнул. Она продолжила:

— Ее величество вернулась почти в полночь. Она казалась беспокойной, и у нас был необычный разговор.

Таро глубоко вдохнул.

— В чем необычный?

— Она рассказала мне о горной деревне, — Таро фыркнул, но девушка продолжала. — Она рассказала, как туда можно пройти, заплатив проводнику. Дни назад она дала мне эти медные монеты. И она сказала, что ёкаи живут там без ошейников, — она глубоко вдохнула. — И она спросила, чем я заплатила бы за свободу.

— И что ты ответила?

— Я — верная служанка, — Сэй склонила голову. — Я сказала ей, что рада своему месту, — девушка притихла и не желала продолжать. Таро и не хотел больше слушать.

Сатоши толкнул девушку.

— Покажи ему записку, — приказал он.

Девушка вскрикнула, проклятия Сатоши жгли сквозь ее кимоно. Дрожащими руками девушка вытащила кусочек пергамента из рукава. Сатоши забрал его и отдал Таро.

— Я нашла это на ее столе, — объяснила она. Таро узнал принадлежности, что подарил Мари.

Император мертв.

Освободите всех ёкаев, или принц будет следующим.

Таро кивнул с маской на лице. Он вышел из мастерской с запиской в руке.

Сатоши поспешил за Таро.

— Ваше величество, куда вы идете? — спросил он.

— Поговорить с женой, — Таро ускорился, оставляя Сатоши позади.

Последние три дня казалось, что время летит быстро. В Весенней комнате он смотрел, как Мари первой пустила кровь, а потом она смотрела на него из-под свадебного капюшона, и он взял ее за руку и представил народу как свою принцессу, а потом увидел истерзанное тело отца в Осенней комнате… Но он еще никогда не ощущал бесконечность так, как сейчас.

Случилось невозможное. Он был полон вопросов без ответа. Как Мари убила Асами, сильного ёкая без ошейника? Могла и Мари быть ёкаем? Нет. Таро несколько раз был наедине с ней. У нее было много шансов навредить ему, но она этого не сделала. Может, она выжидала, тянула время, чтобы убить императора первым. Мари предала его. Он не мог терпеть эту мысль, но сомнения разбегались по нему насекомыми.

Мари

Покои Глицинии стали темницей. Четыре самурая охраняли ее по приказу императора. Она не могла покинуть комнату.

— И что вы сделаете, если я попробую уйти? Пронзите меня мечом?

Самураи помрачнели.

— Оставайтесь в своей комнате, Ваше величество. Это ради вашей безопасности, — ответил один из них.

Новая служанка принесла ей завтрак и обед. Она не видела Сэй с их чаепития. Она пыталась спросить у служанки, но та не говорила. Мысли Мари стали ураганом. Император приказал заточить ее? Он обнаружил, что она была ёкаем? Или Таро?

Смятение стало гневом. Почему Таро не приходил? Он должен был дать ей шанс объясниться, рассказать правду. Она проглотила ком в горле. Может, Таро уже сделал выводы.

Дверь открылась с тихим шорохом. Мари отвернулась от окна, где смотрела, как самураи расхаживают по периметру сада черного песка. Вошел Таро с мрачным замкнутым видом.

Мари сжала кулаки, чтобы подавить дрожь.

— Что происходит? Почему стражи стоят снаружи? Почему меня не выпускают?

— Они защищают тебя, — отчеканил он, мышцы дергалась на челюсти.

Ее сердце пропустило удар.

— Защищают?

— Или защищают меня, — пробормотал он и едко рассмеялся. — Мой отец мертв, — он смотрел на нее, изучал реакцию.

Мари покачала головой. Что? Она не понимала его реакцию.

— Как? Мне жаль, Таро.

— Да?

Он смотрел на нее. Ждал. Чего?

— Конечно, — она пересекла комнату, попыталась коснуться его плеча, но он отпрянул.

Он занял ее место у окна и выглянул, сцепив ладони за спиной.

— Ёкай в форме самурая убил моего отца. Похоже, этот ёкай, якобы Сын кошмаров, пробрался во дворец и убил его в Осенней комнате.

Колени Мари соединились.

«Это не правда. Нет, — Акира был в Осенней комнате, но ушел раньше нее. Она была уверена, что он убежал из дворца. Он точно скрывался где-то в столице. А потом она подумала, как изменился Акира, как он потемнел. — О, Акира, что ты наделал?» — тревога за друга затмила ее вопросы. Она представила Акиру, заточенного в Зимней комнате, кровь медленно замерзала в ее венах.

— Вы его поймали?

Таро с отвращением покачал головой.

— Нет. Похоже, он без ошейника, не зарегистрирован. Но мои самураи ищут его в городе. Его скоро схватят.

Сердце Мари будто медленно резали тупым ножом.

— Что вы сделаете, когда найдете его?

— То, что нужно делать со всеми ёкаями. Я надену на него ошейник и лично отправлю умирать.

— Не нужно так подло, — взмолилась она.

— Подло казнить ёкая, убившего моего отца? Мстить за его смерть? Я еще никогда не был серьезнее.

Этот Таро был чужим. Она его не знала.

— Ты звучишь так холодно.

Пронзив ее взглядом, он сказал:

— А ты словно переживаешь за того мерзкого ёкая. Не понимаю, почему.

Она заметила опасный блеск в глазах Таро, враждебность под поверхностью. Она начала пятиться.

— Когда-то ты говорил, что жалеешь, что создал металлические ошейники и подавил ёкаев. Жестокость порождает лишь жестокость. Мы могли бы остановить войну между ёкаями и людьми.

«Ты обещал другой путь».

— Это было до того, как ёкай убил моего отца.

«Расскажи ему правду. Расскажи, что ты — ёкай, что нет только хороших или плохих», — Таро наступал, заставляя Мари отступать.

— Это еще не все. Хочешь услышать больше?

Таро сжимал в кулаке кусок пергамента. Она узнала цвет, каллиграфию — ее принадлежности.

— Что…

— Ты убила моего отца, — ядовито сказал Таро.

Мари покачала головой, волосы шуршали по плечам.

— Нет.

Таро фыркнул.

— Где ты была прошлым вечером? — он смотрел ан нее как на незнакомку. — Твоя служанка сказала, что ты вернулась к себе в беспорядке. И казалась расстроенной. Она сказала, что ты говорила, что освободишь ее, ёкая, и говорила о своем доме, где ёкаи без ошейников.

«Сэй, что ты наделала?»

— Я была в Осенней комнате, но…

— Так ты признаешься.

— Нет, я была одна, — она покачала головой. Ночь казалась размытой. — Я была не одна.

— Так как? Одна или нет?

— Мой друг… друг… Я говорила тебе, что мне привиделся кто-то знакомый в толпе. Мы встретились в Осенней комнате. Это был Сын кошмаров, но его зовут Акира. И он не мог сделать то, о чем вы говорите. Он хотел, чтобы я ушла с ним, бросила вас, но я не смогла. Он назвал меня глупой. Он думал, что вы возненавидите меня, если узнаете… — она замолчала.

— Узнаю что? — Таро скрипнул зубами.

Зверь двигался под ее кожей.

— Что я — ёкай, — ее голос оборвался. Вот. Она сказала это. И больно было лишь немного, когда Таро вздрогнул. Словно камень придавил ее грудь.

— Нет! — рев Таро сотряс стену.

Ее ладони увенчали когти. Таро застыл в ужасе. Мари беспомощно потянулась, случайно порезала его щеку острым когтем.

— Нет! Прости, — охнула Мари.

Таро коснулся щеки, кровь покрыла его пальцы. Записка выпала из его хватки. Таро вытащил мечи, направил их на горло Мари. Ее глаза расширились, выдерживая пылающий взгляд Таро.

— Ты расскажешь мне правду. Ты замышляла с Сыном кошмаров убить моего отца?

Горячие слезы лились по ее лицу. Когти пропали.

— Нет.

— Ты врешь. Вы с ним хотели застать императора одного, и ты хладнокровно убила моего отца. А потом оставил записку, хвалясь своим поступком.

Мари покачнулась, схватила записку с пола. Все внутри нее сжалось. Она подавила всхлип.

— Это не мой почерк. Я не писала это, — Таро не смотрел на нее.

«Он мне не верит. Он не хочет мне верить».

— Ты просишь правды, но отказываешься ее слышать.

— Все это время я опасался доверять тебе. Ты скрывала все о себе. Теперь я вижу причину. С чего мне верить тебе, если все слова из твоего рта — ложь? — мечи приближались к шее Мари.

Страх обжигал угольком ее горло.

— Не делай этого.

— Ты сама это сделала. Ты обманула меня.

— Акира рассказал, что ёкаи нападут на дворец. Нужно бежать. Тебе нельзя оставаться тут. Они идут за тобой.

Таро едко рассмеялся.

— Думаешь, я дурак? — его лицо стало бесстрастной маской. — Время объяснений прошло. Я больше не могу слышать. Я любил тебя… — он не смог закончить. — Стража! — закричал он. Самураи с мечами в руках ворвались в комнату. — Ведите императрицу, — прошипел Таро, — в Зимнюю комнату. Смотрите, чтобы она не убежала.

— Прошу… — Мари снова потянулась к нему, желая пробить его гнев. Но Таро был неприступен, глаза стали безжизненными камнями. Два самурая схватили Марии за руки, но она отмахивалась.

— Я пойду, — тихо сказала она. Ей еще никогда не было так стыдно. Стараясь выглядеть как можно достойнее, Мари позволила им увести ее из комнаты.

Акира

Грубые руки встряхнули Акиру.

— Скорее, — сказала Ханако. — Времени мало. Самураи императора окружили башню с часами.

Рен стоял за Ханако, скрестив руки на большой груди, когти на ногах впились в половицы. Комната была тихой и темной.

— Уйдите, — буркнул Акира, переворачиваясь.

Он вернулся в башню посреди ночи. Он мог покинуть столицу, мог в одиночку уйти домой. Но он не представлял путь без Мари. Часы пробили на башне, и он вспомнил обещание, которое дал юки-онне. И ее слова в ответ: «Наша сделка — часть земли. Наше обещание увидели боги и богини». И он думал, как убедить Ханако спасти Мари. Если ей хватит глупости остаться. Это были последние мысли перед глубокой тьмой сна.

— Вставай, лентяй. Это не тренировка. Нужно уходить. Чертовы глазастые выдали нас. Даже рассказали самураям обо всех моих ловушках. У нас не осталось защиты. Союзники бросили нас.

Акира сел, проснувшись.

— Сколько?

Ханако покачала головой.

— Не знаю. Я бы сказала сотня. Они говорят правду? Ты убил императора? Императрица — ёкай?

Сердце Акиры сжалось. Мари раскрыли. Она была в опасности.

— Император мертв? — спросил он, протирая глаза. Нет. Он прошел мимо императора на обратном пути. Мужчина сильно кашлял, но был живым. Даже радовался. — Что ты слышала?

Восторг Ханако бурлил.

— Это по всему городу. Ты не врал. Асами была не единственным ёкаем на состязании. Эта ёкай победила. Чей-то план совпал с моим. Гении мыслят одинаково, знаешь?

Акира отчаялся. Он сжал плечи Ханако.

— Что с ней произошло? — осведомился он.

Серые глаза Ханако расширились.

— Бог и богини, теперь все понятно. Ты из-за нее прибыл в столицу, да? — Акира отпустил Ханако и сжал кулаки. — Стоило сразу рассказать мне о своей затее. Мы все время шли к одной цели. Почему ты не признался? — она задумалась. — Если бы я узнала, что ты связан со смертью Асами, то сама тебя растерзала бы.

Акира покачал головой стал расхаживать по комнате. Он ничего не понимал.

— Я не убивал Асами. Я сказал правду. Она упала в пруд. Мари не виновата в ее смерти.

— Мари? Так ее зовут? Мари убила императора? — восторгалась Ханако.

Акира нахмурился сильнее.

— Вас радует чья-то смерть.

Ханако оскалилась. Ее ошейник блестел в свете луны, хорек обвивал рядом ее шею.

— Я радуюсь смерти безумца, поработившего наш народ.

Шаги стучали по лестнице.

— Что с ней будет? — спросил Акира.

Ханако посерьезнела.

— Если принц как его отец, он отправит ее в Зимнюю комнату.

Ком возник в его горле. Мари была живучей, она могла выжить.

— Мне нужно за ней, — он бросился к двери.

Рен цокнул.

Ханако сжала руку Акиры.

— Ты не слышал, что я сказала, что самураи штурмуют башню?

Акира замешкался.

— Вряд ли у тебя где-то есть скрытый проход?

— Я не успела его установить, — Ханако пожала плечами.

— Тогда сразимся, — Акира потянулся за сюрикенами. Он порежет всех самураев на пути к Мари.

Ханако закатила глаза.

— Не смеши. Сотня против трех? Нечестный бой… для них, конечно.

Шаги остановились у двери. Кулак постучал так сильно, что стены сотряслись.

— Сдавайтесь немедленно, и император будет к вам мягче, — прогудел голос.

— То есть отрубит нам головы, а не будет медленно пытать нас, — прошептала Ханако, просвечивающей ладонью начертив линию на шее.

— Сдавайтесь! — заорал голос. Что-то врезалось в дверь. Таран. Кусочки дерева отлетали от дверной рамы.

— Что нам ответить? — спросила Ханако у Акиры.

Рен цокнул. Акира моргнул. Он не знал.

— Верно, — сказала Ханако. — Всегда говорим нет. Рен, ибуши-ки, — она протянула руку к демону. Рен поднял небольшой керамический сосуд с дырочками по бокам. Оттуда донесся едкий запах. Акира его узнал. Взрывной порошок. Водной из дырочек торчал фитиль. Как только его подожгут, дым наполнит комнату. Акира вдохнул с дрожью.

Великан пошевелился на шее Ханако. Что-то было зажато у него между зубов — фейерверк в белой бумаге. Хорек спустился по телу Ханако. Рен чиркнул спичкой о свои зубы и зажег фитили фейерверка и горшочка с порошком. Ханако разбила локтем стекло часов.

Таран снова ударил по двери. В этот раз дерево разбилось. Рен подвинул дымовую бомбу в центр комнаты. Хорек юркнул за дверь с фейерверком. Акира ошеломленно смотрел на это. Он знал лишь, что хотел биться не только за Мари, но и за Ханако и Рена. Его друзей.

Ханако схватила две веревки, что висели за окном.

— Мой план побега был рассчитан только на нас двоих, но мы справимся! — закричала она. Дым заполнял комнату. За дверью раздался громкий хлопок.

Рен сжал одну из веревок, и Ханако прыгнула ему на спину.

— Надеюсь, она нас выдержит, громила. Скажи, что ты убрал шипы.

Рен цокнул.

Это могло быть и нет, и да.

— А Великан? — спросил Акира, схватив другую веревку.

Ханако подмигнула.

— Он не пропадет. Он всю жизнь учился для этого.

Таран снова сотряс дверь, в этот раз пробил дыру. Самурай потянулся в брешь и отпер дверь.

— На счет три, — сказала Ханако, когда самураи ворвались с мечами в руках. О, черт возьми! Вперед! она шлепнула Рена по большому плечу.

Они прыгнули. Акира задержал дыхание. Здания и дома проносились мимо серой вспышкой. Акира закричал, веревка дернулась и бросила его в стену башни, чуть не выбив ему плечо. Улицы внизу были пустыми, кроме нескольких самураев. Многие пробрались в башню. Ханако и Рен врезались в кирпич, как он.

Прозрачная кожа Ханако почти сияла во тьме. Юки-онна крепко обняла шею Рена.

— Веревка держится! Если бы я не любила девушек, а ты не любил есть чаек, я бы тебя поцеловала.

Они спустились. Как только ноги опустились на брусчатку, Акира вытащил сюрикены, уверенный, что сможет одолеть нескольких самураев на улице. Белая вспышка мелькнула рядом: Великан сбегал в канализацию.

Десяток монахов появился из темноты.

Ханако нахмурилась.

— Плохо дело.

Монахи стали скандировать. Проклятия сгустили воздух. Вкус жженой корицы окутал язык Акиры. Казалось, невидимые руки сжали его горло, душили. Ханако и Рен упали, корчились от боли, их кожа дымилась, души мерцали. Священники приближались, несли цепи и оковы.

Монах с седеющей бородой присел рядом с Реном. Демон зарычал, показал клык. Монах рассмеялся, сковывая запястья и лодыжки Рена. А потом он соединил оковы цепью, связывая его.

Монахи говорили громче и быстрее. Горло Акиры пылало. Он открыл рот, оттуда вырвался дым. Он горел изнутри.

Монах с бородой наступал к Акире. Холодная сталь ласкала его кожу, оковы обвили его запястье.

«Что мы ответим?» — что-то ожило в нем. Будто вспыхнул порох от спички, Акира взорвался.

— Не-е-е-ет! его рев прогремел в пустых улицах.

Окно разбилось. Стая испуганных чаек взмыла в небо. На миг монахи замолкли. Этого хватило.

Акира поднял тело, ударил с разворота. Он услышал треск ломающейся челюсти монаха. Горло Акиры болело и горело, но он смог вдохнуть. Потирая челюсть, священник с седой бородой перестал быть угрозой. Акира посчитал. Оставалось одиннадцать. Он вытащил звездочку из-за пояса. Осталось лишь пять. Каждый сюрикен был на счету.

Монахи продолжили говорить. Их голоса делались все громче, разносились по улицам. Вспышки движения отвлекли Акиру. Улицы были не такими пустыми, как он думал. Его кожа натянулась от гнева. Вопли боли заполнили улицы. Ему нужно было заткнуть монахов. Сквозь дымку Акира понял, что на него проклятия действуют не так сильно, как на других ёкаев.

«Потому что я наполовину человек», — проклятия обжигали, но не сбивали на землю. Сюрикен нагрелся в его ладони. Он согнул руку в локте, и звездочка полетела по дуге. Она задела горло священника, другого, еще и еще, пока четверо монахов не схватились за шеи с кровью между пальцев. Он знал, что их сердца остановились. Их души вспыхнули, а потом погасли. За мгновение.

Акира вытащил еще звездочку, готовый бросить. Но замер. Оставшиеся монахи с потрясенным видом повернулись и побежали.

«Бегите, трусы. Бегите».

Он задержал дыхание, вытащил сюрикен из мишени и опустился возле Ханако, принялся за оковы на ее запястьях. Стучали шаги, самураи вырвались из башни с часами.

Рен цокнул.

— Он прав. Времени нет, — хрипло сказала Ханако.

Самурай спустился.

Ёкаи на улице стояли с большими глазами, не зная, что увидели. Ёкай, противостоящий проклятиям? Неслыханно.

— Акира, ты должен идти, — с нажимом сказала Ханако. Сколько раз Акира убегал? От страха? Или потому что так говорили? Хватит. Ханако могла оставить его в башне. Но она рискнула жизнью, чтобы спасти его. Акира шагнул к Рену и Ханако, заслоняя их от самурая. Непробиваемая стена.

«Один против сотни? Не честно, — Акира улыбнулся. Для них».

Что-то задело его левое плечо. Они встал рядом с ним. А потом глазастый появился справа от Акиры. Больше ёкаев заполняло улицу. Они сжимали кулаки, готовые к бою.

Самураи встали в ряд. Они вытащили со свистом мечи. Монахи убежали, проклятий больше не было, и самураи остались одни. Но ёкаи были в ошейниках, их сила была равной людям.

«Теперь честно».

Акира поманил самураев, опасно сверкая глазами.

Таро

Руки Таро были в масле. Пот стекал по лбу и щекам. Его глаза были сухими, налитыми кровью. Он поворачивал в руках механическое сердце, а потом бросил его на стол со стуком. Оно было безобразным. Так казалось от горя. Таро не мог ничего оживить.

Сон не давался ему. Как Мари могла это сделать? Ее обман терзал его душу. Как он мог так ошибиться в ней? Он так хотел любви, что обманул себя? От этого он злился, ощущал унижение. Но все еще не хотел верить в это.

Таро не покидал мастерскую с поимки Мари. Теперь он выглянул в окно и увидел, что луна висела низко на небе. Нападение на башню с часами скоро закончится. Он хотел пойти и увидеть Сына кошмаров на коленях, но Сатоши и сёгун убедили его остаться.

— Слишком опасно, небесный владыка. Мы его поймаем и приведем во дворец, а вы решите, что с ним делать, — сказал военачальник.

Тихий стук перебил мысли Таро. Прошел Сатоши, руки прятал в складках белого одеяния.

— Надеюсь, у тебя хорошие новости, — рявкнул Таро.

— Хорошие и плохие, Ваше величество.

— Сначала плохие, — сказал Таро.

Сатоши слабо улыбнулся.

— Как наш отец.

До смерти императора Таро разозлился бы на такое сравнение. Но теперь Таро о многом сожалел.

Лицо Сатоши переменилось. И он проклинал себя за свое безразличие последние несколько часов.

— Ты тоже потерял отца, — его наполовину брат теперь был единственным живым родственником.

Красные пятна появились на щеках Сатоши.

— Думаю, мы оба теперь сироты, — сказал Сатоши.

Таро был маленьким, когда мать Сатоши повесилась на вратах дворца. Сатоши нашел ее тело.

— Плохая новость, — хрипло сказал Сатоши. К сожалению, Сын кошмаров сбежал, Ваше величество. Монахи сообщили, что он не страдает от их проклятий, — слова Сатоши были тихими, но Таро слышал их, словно он кричал на горе. Убийца отца все еще был живым.

— Тогда какая новость хорошая? спросил Таро.

Сатоши улыбнулся.

— Хорошая новость, что мятеж подавили. Ёкаи, что выступили против самураев, будут наказаны, станут примером.

Таро кивнул.

«Столько жизней будет потеряно, — все из-за Сына кошмаров. Когда Таро поймает его, он покажет ему, какую тот причинил боль остальным. Смотри, сколько твоих собратьев погибло. Не пытайся подниматься выше, чем твое место по рождению», — если все оставались бы на местах, было бы спокойно. Так всегда говорил их отец.

Сатоши продолжал:

— Мы поймали заговорщиков Сына кошмаров, юки-онну и демона они.

— Это хорошая новость? фыркнул Таро.

— Мы думаем, что он попытается спасти их, императрицу — Сатоши замолк.

Таро стиснул зубы, услышав о Мари. Сын кошмаров придет за Мари.

— Пусть идет.

Сатоши улыбнулся.

— Я надеялся, что вы так скажете. Я оставил ловушку в Главном зале для него.

Луна за окном опускалась к горизонту. Скоро рассветет. Таро проклинал новый день. Солнце не смоет горечь предательства. Он хотел вечную ночь, под стать его черной душе. Несмотря на план Сатоши, Таро ощущал усталость. Он махнул рукой.

— Молодец, Сатоши. Можешь идти.

Сатоши пошел, а Таро повернулся к металлическому сердцу.

«Какая потеря, — он отбросил сердце в сторону. Таро закрыл глаза и глубоко вдохнул. Он не даст ёкаю ранить его снова. Он видел лицо Мари, горло сдавило. Любить значит душить», — Мари должна знать, как это.

Мари

Стон деревянных дверей разбудил Мари. Она когтями вырыла пещеру в Зимней комнате. Снаружи ее холодного дома что-то щелкнуло, и прозвенел колокольчиком голос:

— Бывали ситуации хуже. Жаль, на мне нет кимоно с мехом. До ошейника я даже холод не ощущала. Но теперь я словно человек. Ужасно.

Мари села. Она выглянула из пещеры, в свете полной луны она увидела девушку с пепельными волосами и просвечивающей кожей рядом с они.

Они встретились взглядами, оценивая друг друга.

Девушка широко улыбнулась.

— Ваше величество! она пошла вперед, отбрасывая снег и лед ногами. А потом сильно поклонилась. Новости об императрице-ёкае разошлись за пределы Токкайдо. Для меня честь встретить вас.

Мари смотрела на они, поднимаясь.

— Ох, — сказала девушка с большими глазами. Вряд ли ты ей нравишься, Рен, — она встала между Мари и демоном. Я Ханако, юки-онна, Мастер оружия и ёкай-мятежник. А это мой товарищ Рен. Он не навредит, — демон протянул руки и низко поклонился. Воздух вырывался из его ноздрей, как у дракона. Мари убрала когти. Юки-онна и демон смотрели на Мари в тишине.

«Чего они хотят?» — она не могла ответить. Она тихо пошла в свою пещеру.

Мари закрыла глаза, когда юки-онна вошла в пещеру. Внутри было тесно, едва хватало места для одного. Юки-онна все же уместилась и села рядом с Мари. Она вытянула ноги перед собой, скрестила их в лодыжках.

— Уютно. Я выросла в такой пещере. У нас было чуть просторнее и уютнее. Может, если принесешь пару картин — Ханако притихла.

Как она могла так болтать? Мари видела у входа в пещеру лодыжки они, его ноги расхаживали по снегу, тонули в нем.

— Что бы ты ни ждала от меня, ты разочаруешься, — сказала Мари.

«Ты ищешь не меня. Моя жизнь не служит общему благу».

Юки-онна посмотрела на свои сцепленные пальцы.

— А если я жду от тебя лишь внимания?

Мари притянула ноги к груди, опустила щеку на колени. Она промерзла насквозь.

Ханако подвинула ноги и поправила кимоно.

— Когда император стал воевать с ёкаями, он напал сначала на самых опасных они, нурэ-онаго, хари-онаго и юки-онна снежные девушки, как я, — она криво улыбнулась. До моего ошейника я была нечто. Один выдох мог заморозить кровь взрослого человека. Два выдоха, и шел снег. Три и я могла превращать океаны в лед, — ее улыбка увяла. Мне было четыре, когда монахи проникли в горный переход, где я жила с мамой. Она увидела их и спрятала меня в сугробе за рощей деревьев. Она сказала мне оставаться там, закрыть глаза и ждать, когда она позовет. Я мало помню, но они пришли и ушли. Наступила ночь, все затихло, а потом и утро. Ничего не происходило, — она взглянула на Мари. Забавная штука память, да? Я помню, как болели ноги, когда я выбралась из укрытия, и я помню запах хвои. Я нашла нескольких самураев и монаха, ставших сосульками. Но мамы нигде не было. Я оставалась днями в том переходе, ждала ее, — глаза Ханако стали далекими. Она не пришла. Я не знаю, что с ней случилось. После дней в одиночестве я проснулась от хруста снега под ногами, — Ханако замолчала.

Мари было интересно. Она забыла на миг о плене.

— Кто это был?

Ханако облизнула губы, радуясь обществу.

— Это лучшая часть. Снег начал таять. Тем утром я заметила первые почки на дереве. И в переходе были три ребенка два мальчика и девочка, бритые головы и коричневые одежды.

— Монахи-тайджи, — прошептала Мари. Никто не знал историю монахов, запертых в детстве, были они ёкаями, людьми или божествами. Тами говорила, что они были детьми, которые «могли быть, но не были». Они забирали сирот и жили в монастыре на вершине гор Цуко-фуно. Мари часто надеялась, что мальчики из Цумы попадали туда.

Ханако печально улыбнулась.

— Я не знала, кем они были. Мама не рассказывала мне о чужаках. Мы были отшельницами, — она помрачнела. Так император правил ёкаями разделял нас, стравливал между собой. Многие нашего вида верят, что они зло, но это не так.

Рен согласно хмыкнул у пещеры.

Ханако покачала головой и скрестила руки.

— Монахи пришли за мной. Я посмотрела на их одежду и розовые щеки. Я знала в тот миг, что моя жизнь изменится. Но я боялась. Когда один потянулся ко мне, я побежала. Но они остались. Один подошел ко мне, как к дикому зверю, протянув руку, робко ступая. Он произнес шесть слов, и я носила их в своей душе по сей день, чтобы передать тебе.

— Что он сказал? спросила Мари.

— Не давай страху определять твою судьбу.

Они молчали мгновение.

— Что ты от меня хочешь? спросила Мари.

— Ты покорила Времена года. Холодный принц лишил тебя нарядов, лент в волосах, даже своей любви, но не забрал у тебя все. Наш народ уже шепчет об императрице-ёкае, избранной богами и богинями. Они молились о спасителе, и он появился.

— Зря молились. Я не героиня, — Мари обмякла.

— И что? Будешь ждать тут, пока Холодный принц вынесет приговор? Ошейник или дать тебе замерзнуть? Он может тебя погубить, но ты сама подписываешь свой приговор, — Ханако поползла из пещеры. Она замерла и повернулась к Мари. Не этого хотел бы от тебя Акира. Не этого ты должна хотеть для себя, — она притихла. Не потому Асами пожертвовала собой.

Сердце Мари разбилось.

— Ты знаешь Акиру? И Асами?

— Акиру? А кто научил его бросать сюрикены? воскликнула юки-онна. Она улыбнулась. Мы с ним как клинки. Он рассказал мне все о тебе. Но он ошибался. А Асами была частью Сопротивления ёкаев, — на лице юки-онны мелькнула боль. Я могла бы ее любить в другой жизни. Но я не родилась любить. Я родилась убивать, разбить империю.

Мари сжала кимоно, повернулась к юки-онне.

— Не сжимай руку, что тянет тебя на дно, — прошептала Ханако и вышла из пещеры. Отпусти.

Мари медленно выбралась из пещеры. В паре футов от нее сжались Ханако и Рен, их зубы стучали, демон обнимал девушку. Мари подошла к ним. Падал сильный снег. Сколько еще она проживет в Зимней комнате? День или два?

— Даже если бы я хотела помочь, — сказала Мари, дойдя до них, — мы застряли тут.

Ханако улыбнулась.

— Я лучшая убийца, обученная монахами-тайджи.

Рен цокнул и закатил глаза.

— Это правда, — Ханако вытащила что-то из-под кимоно. Между пальцев Ханако держала коробок спичек. Она поежилась. Мне так холодно. Огонь звучит неплохо, не думаешь? Нужно найти, что горит.

Они повернулись к дверям комнаты.

Акира

С помощью ёкаев за спиной Акира ощущал себя непобедимым. Но он не был таким. Как и ёкаи. Когда это кончилось, вокруг было много тел, вырванные из земли маки остались увядать.

Несколько ребер Акиры были сломаны, не было одного зуба, и на бедре был порез. Но он сбежал. Акира перевязал ребра, закрыл порез вязкой смолой дерева.

Он не позволял себе отдыхать. Он пошел к дворцу.

Со смертью императора и мятежом дворец был почти непроницаемым. Туннель, через который Акира прошел до этого, теперь охранялся. Акира устроился высоко на кипарисе и смотрел на самурая.

Мужчина не двигался уже час. Туннели не были вариантом. И Акира считал стражу, следил за их движением, отмечал, когда они менялись: каждые тридцать две минуты. Некоторые части оставались без охраны минуту. Не много. Но хватит.

Акира похлопал по оружию под одеждой. Он посмотрел с дерева, глубоко вдохнул, ощущая запах кедра и смолы. Он осторожно прицепил текко-каги, взятые из башни, к ладоням. Шипы железа изгибались над его ладонями, дужки присоединяли их. Он ждал, прогоняя страх.

«Меня не остановить. Я стихия», — и он направился вперед.

* * *

Акира спрыгнул с кипариса на иву, потом на другое дерево. Северная стена, что соединялась с покоями монахов, появилась в поле зрения. Два самурая прошли мимо. Если он не мог пойти под землю, мог двигаться сверху. Он предпочитал высоту. Акира двигался по ветке клена, прыгнул на северную стену, уклонился от шипов на ней. Миг, и он спрыгнул со стены, перекатился в кусты. Он прислушался. Тишина.

Акира крался среди сорняков, прикрываясь ими. Впереди поднимались задние стены хижин монахов. Стражей тут было меньше. Монахи с проклятиями не нуждались в дополнительной защите.

— Мы договорились, — слабый голос донесся до Акиры. Обвинение заинтересовало его. Это был личный разговор. Акира пошел вдоль стены, пока не добрался до открытого окна. Он чуть повернул голову, рискнул заглянуть в комнату. Хижина была просторной. Из мебели была лишь кровать на платформе и маленький письменный стол. Внутри был священник Высший, Сатоши. И девушка. Не просто девушка, а слуга Мари.

— Как ты сюда попала? спросил Сатоши. Монах осторожно оглядел тусклую комнату. Акира отпрянул, прижался телом к стене. Его сердце колотилось.

Девушка-крюк заносчиво сказала:

— Это было не сложно. Самураи ищут ёкаев без ошейника. Они не замечают слуг в ошейниках. Мы договорились. Вы обещали снять мой ошейник, если я дам информацию о Мари. Я принесла вам ее принадлежности. Я соврала императору. Я сделала все, что вы просили, — гнев закипал в Акире, сильный, как молния. Сэй выдохнула с шумом. Что случилось с моей госпожой? Что вы с ней сделали?

— Осторожнее с тоном, девушка-крюк, — предупредил священник.

— Где Мари? Скажите, или я пойду к императору и все расскажу.

— Император тебя не послушает. Он слушает только меня.

— Я сделала, что вы хотели. Я исполнила свою часть сделки. Пора вам сдержать слово. Кожа под ошейником зудит. Я готова, — потребовала Сэй.

— Какая наглость, — Сатоши низко и опасно рассмеялся. Акира взглянул еще раз. Монах стоял спиной к нему. В руке он держал нож танто. Он повернул его, нож сверкнул в свете фонарика.

Глаза девушки расширились.

Смех Сатоши утих, он опасно улыбался.

— Ты знаешь, кем была моя мать? спросил он.

Девушка покачала головой с дикими глазами.

— Когда-то она была воплощением красоты и грации. Говорили, богиня Кита даровала ей щеки цвета алой розы, шелковистые волосы и голос соловья. Она росла, чтобы стать наложницей императора. Но ее не хотели при дворе, — Сатоши посмотрел на Сэй. Император сильно любил императрицу. А потом она умерла. И мою мать вызвали в покои императора. Она годами была любимой наложницей императора. Когда я родился, Его величество взял меня в руки первым, даровал мне имя, что выбрал сам, — Сатоши. А потом симпатия императора угасла. Моя мама все больше времени лежала в постели. Ей прописали лавандовое масло, но оно не сработало, — Сатоши провел пальцем по ножу.

— Печаль может становиться болезнью, — сказала Сэй. Акира видел, что девушка едва заметно сместилась вправо.

Сатоши задумчиво кивнул.

— Да. Как и надежда, — Сатоши наступал, его голос изменился. Думаешь, я сниму твой ошейник? Я знал, что ты была глупой, но не настолько.

Служанка бросилась, но Сатоши сжал с силой ее руку. Татуировки на его ладонях прожигали кимоно Сэй, топили ее кожу. Акира чуть не подавился от запаха жженой плоти.

— Прошу! закричала она. Пустите. Я никому не расскажу.

— Ты знаешь, что я не могу, девочка. Ты много знаешь. Понимаешь, что с такими случается? он сжал нож. Таких убирают, — он вонзил нож в живот Сэй.

Ее тело согнулось, и Сатоши бросил ее на пол. Акира смотрел, как кровь текла по ногам священника.

Он присел рядом с ней. Ее веки трепетали, слеза катилась по щеке. Сатоши замер. Он наслаждался смертью ёкая.

— Отвечу тебе: твоя госпожа в Зимней комнате. Если не умерла, то скоро умрет. Она была полезна. Ты знала, что она была ёкаем? девушка закашлялась кровью и слюной, текущими из уголка ее рта. Ах, не знала. А я понял после Осенней комнаты. Я должен править. Таро не хотел быть императором. И скоро я помогу ему, как отцу. Я лишу его дыхания — Сатоши резко замолк.

Глаза девушки были открытыми, не видели. Мертвые. Монах вздохнул. Он склонился и размазал ее кровь по одеянию. Он порезал ладонь и растрепал свои волосы. А потом выбежал из комнаты с ужасом на лице. Акира слышал, как он закричал:

— На помощь! вопил он. Ёкай напал на меня! он сжал колени, задыхаясь. Она порезала меня ножом. Я смог отобрать у нее нож и направить против нее. Прошу, — сказал он. Нужно проверить. Я не знаю, убил ли ее.

Грохот шагов сообщил, что прибыли самураи.

«Пора», — Акира забрался по стене и вылез на крышу. Он скрывался за ее склоном, крался по черепице, как до этого. Но он двигался дальше крыши храма. Пять минут, и Акира оказался в главном саду, где впервые увидел Мари как принцессу. Он спрятался на сосне. Внизу задержались два стража. Он спрыгнул, и самураи вытащили мечи. Акира тут же обвил шею одного рукой, быстро лишил его воздуха. Самурай потерял сознание, а второй открыл рот, чтобы поднять тревогу. Удар в живот заглушил его. Самураи валялись у его ног.

Акира огляделся, пытаясь отыскать путь. И он побежал по землям, прячась за крышами и высокими деревьями, с трудом избегая самураев с фонариками. Акира сжался за камнем у ступеней дворца. Напряжение будто заставило всех затаить дыхание. Ни ветра, ни гудения насекомых. Слишком тихо. Шею Акиры покалывало.

Большие двери дворца были открыты, в Главном зале уютно горели огни.

«Что-то не так», — это было слишком просто. Он заметил в конце длинного коридора двери Зимней комнаты. Он надеялся, что Рен и Ханако были там с Мари.

Он сжал кулаки, накрытые железными когтями.

«Сейчас или никогда», — он вырвался из укрытия и побежал по лестнице.

Акира застыл в Главном зале. Он растерялся. Было пусто и тихо, как после снегопада.

Они появились из теней.

Вышли из-за знамен, с балконов и балок. Они вышли из темных садов. Одетые в синее с капюшонами и масками, они сливались с ночью, с тьмой. Как Акира, они были движущимися тенями в облике людей. Он помнил истории о воинах, которые пили кровь ворон, чтобы набраться сил.

Ниндзя.

Один нарушил строй, крутя нунчаки. Ниндзя не замер, не дал Акире подготовиться, как диктовала честь. Он напал со всей силой, как камень, летящий со скалы. Акира пригнулся и перекатился, с трудом избежав удара.

Грудь Акиры сдавило, он дрожал. Ниндзя был над ним, крутил опасно цепи с палками, готовые разбить его голову. Акира в отчаянии замахнулся железными когтями.

Ниндзя застыл, железо прорвало его бедро. Кровь пропитала его штаны, ткань потемнела. Ниндзя замер на миг. А потом закрутил нунчаки. Его глаза решительно блестели, только это было видно за маской.

Ниндзя поднял оружие над головой. Акира покатился, но другие ниндзя преградили ему путь. Они окружили его, как пчелы. Сын кошмаров закрыл глаза, помня дуги палок на цепях.

Он ждал удара по вискам, что лишит его сознания. Запах дыма донесся до его носа. А потом вспыхнул свет. Акира отпрянул от отвлеченных ниндзя, а Зимняя комната взорвалась.

Мари

Мари отдала джубан для костра. Ее белое нижнее кимоно было единственным сухим материалом в Зимней комнате.

Ханако скомкала ткань у дверей. Она дважды чиркнула спичкой, и та загорелась, запахло серой. Рен и Мари подставили ладони, защищая огонек, и Ханако опускала его к ткани. Она задымилась.

— Долго придется ждать? спросила Мари.

Ханако приподняла изящное плечо.

— Не меньше часа. Но, как только двери загорятся, как только появится мелкая брешь, нужно будет выбираться.

Таким был их план. Никто не говорил, что будет снаружи, где ждали самураи, монахи и верная смерть. Они сбегут или умрут в пути. Если они не могли спастись, они могли хотя бы ускорить события. Акира говорил, что выбор был всегда. Мари вздрогнула. Где был Акира? В безопасности?

Рен понюхал и цокнул.

Ханако глубоко вдохнула.

— Нет, я ничего не чую, — она снова вдохнула. Ох, ты не знаешь, красили ли эти двери недавно?

Мари покачала головой.

— Нет, а что?

— Похоже, все произойдет быстрее, — сказала Ханако, и двери взорвались. Куски дерева охватило алое пламя. Жар опалил щеки Мари. Она пригнулась, прикрывая голову. Рен прыгнул, накрыл собой Мари от волны.

Огонь, пыль и снег сыпались на них.

Упал последний кусок двери, и Рен помог Мари встать. Она кашляла, прогоняя дым из легких.

— Спасибо, — прохрипела она. Они похлопал Мари по спине большой лапой. Где Хан — Мари не закончила. Ниндзя были в Главном зале, и Ханако уже бежала в бой. Ее кимоно шуршало, она ударяла по воинам, отключая одного за другим. Огонь отражался от ее просвечивающей кожи.

Ханако забрала мечи у павшего и бросила их Рену и Мари. Они не очень отличались от нагинаты.

— Я насчитала двадцать, но может быть больше, — Ханако тяжело дышала.

Рен фыркнул, размахивая мечом.

Огонь растекался по Главному залу, прыгая на красные знамена, золотую бумагу стен. Уже дымились балки.

Ниндзя нападали отовсюду.

— Как мухи, — крикнула Ханако.

Рену не хватало навыка с мечом, но его сила помогала ему, пока он бился с ниндзя, размахивая руками.

Мари заметила синюю вспышку. Ниндзя несся к ней. Мари подняла катану, отбивая удар. Используя меч, как рычаг, Мари оттолкнула ниндзя. Она ударила ногой по его коленям. Ниндзя пошатнулся. И Мари быстро вонзила катану в его бок. Не убила, но обезвредила. Ниндзя сможет биться, но не в этом сражении. Тут должны победить ёкаи. Мари ощущала это в крови и костях.

Она заметила движение у дверей. Фигура в черном билась с ниндзя.

— Акира! завопила Мари. Он пришел. Они пересеклись взглядами. Воздух свистел. Сыпались стрелы, вонзаясь в деревянный пол. Ниндзя с луками и стрелами собрались на балках.

Один целился в Акиру, а тот двигался быстро, бросал сюрикены. Ниндзя падали, как срубленные деревья. Рен, Ханако и Мари побежали к дверям дворца, вонзая мечи в ниндзя по пути.

Побег был близко.

Они добрались до Акиры, встали в круг, повернувшись спинами друг к другу, готовые отбиваться от оставшихся ниндзя. Зал шипел, пылая.

— Беги-и-ите! закричала Ханако.

Тысячи самураев спешили по главному саду. Звенели сигналы тревоги. Такой огонь мог по крышам распространиться по городу. Мари замерла, готовая отбиваться, но самураи миновали ее. Они были без оружия. Они несли деревянные ведра с водой.

Мари не сомневалась. Она поймала взгляды Ханако, Рена и Акиры по очереди. Они без слов договорились и побежали в ночь.

* * *

Мари закашлялась. Кровь и сажа покрывали ее руки. Они стояли у северной стены дворца. Густой дым поднимался в ночное небо.

— Весь город будет нас искать, — Акира глубоко дышал. Тут опасно.

Рен цокнул и стер кровь с рога.

— Согласна с Реном. Нам нужно на запад. Там у меня друзья, — сказала Ханако. Мы найдем убежище.

— Сэй, — прохрипела Мари. Моя служанка. Мне нужно вернуться за ней, — Мари повернулась, готовая лезть на стену. Акира сжал ее руку.

— Девушка-крюк? спросил он.

Глаза Мари расширились.

— Да. Я не могу ее бросить.

Глаза Акиры блестели в темноте.

— Она предала тебя. Принесла священнику твои вещи. Она помогла обвинить тебя в убийстве императора. Сатоши убил его.

Сердце Мари трепетало. Она помнила разговор с Сэй. Сэй была готова на все ради свободы. Предательство ранило душу, но она понимала. Отчаяние толкало на всякое.

— Не важно. Она

— Мертва, — заявил Акира. Священник убил ее, пронзил танто.

Колени Мари подкосились.

— Нет, — в висках гудело, слово разнеслось эхом в ночи.

Акира потянулся к ней, но не коснулся.

— Это правда. Я сам видел. Сатоши хочет быть императором. Он убил Сэй, использовал тебя как пешку.

Мари смотрела на силуэт гор Цуко-фуно. И быстро поняла.

— Я сказала Сэй, где моя деревня, — она моргнула, перед глазами была Цума, на которую напали, жены-звери в ошейниках, горящая гора. Боги и богини, я подвергла опасности всех, кого люблю.

Акира смотрел на Ханако.

— Деревня Мари в горах. Там и мои родители. Нам нужно сказать им, что идет армия императора, дать им шанс сбежать.

— Понимаю, — сказала Ханако. Конечно, мы сначала пойдем туда. Дадим твоим родителям шанс, какого не дали моей матери.

Мари уткнулась лицом в ладони. Если Акира не врал, Таро был в опасности. Она все еще хотела спасти его.

— Мари? Акира потянулся к ней. Пора идти.

Мари подняла голову, поймала взгляд Сына кошмаров. За ним горел дворец, расплываясь перед ее глазами.

— Ладно, — она вытерла глаза. Она плакала? Нет, глаза жгло от жара и пыли. Мы пойдем домой, — она прошла мимо Ханако и Рен и оставила Таро.

Таро

Лиловые вспышки разделили оранжевое небо. Таро шел среди развалин Главного зала. Комнаты Времен года пропали, их сожгли Мари и ее банда ёкаев-мятежников.

Он поздно прибыл, мог лишь беспомощно смотреть, как Главный зал рушится, как бумага в железном кулаке. Огонь погасили к рассвету. Таро шел, и крики мастера Ушибы разносил ветер работа его жизни была разрушена. Снег, цветы вишни и сухие листья летали в воздухе останки комнат. Таро считал сгоревшие скелеты ниндзя.

Самураи сообщили, что видели, как юки-онна, они, Сын кошмаров и императрица покинули дворец.

Сатоши стоял за ним, чеканил отчет:

— Похоже, ёкаи верят, что Мари спаситель. Императрица-ёкай. Монахи и самураи готовы обыскать город по вашему приказу. Ее нужно поймать. Нельзя

Таро прервал Сатоши.

— Они уже не в городе.

— Мы не знаем этого.

Таро посмотрел строго на Сатоши.

— Служанка-ёкай говорила о деревне императрицы, да? он не мог произнести имя Мари.

— Горы, Ваше величество. На юге от монастыря возле гряды. Несколько дней езды от Хана-Мачи.

Таро ощутил, как что-то сжалось внутри. Инстинкт.

— Туда они пойдут.

— В ее деревню?

— Она в бегах. Куда ты пошел бы прятаться? Таро посмотрел на оболочку дворца. Домой. Готовь лошадей и пятьсот самураев. Мы выходим в сумерках.

Сатоши поклонился.

— Как пожелаете, — он пропал, взмахнув белым одеянием и пеплом.

Таро присел и зачерпнул горсть обломков дворца, подбросил пыль в воздух. Ненависть горела внутри него. Таро отыщет Мари в горах. Найдет ее деревню. Он найдет ее дом. И заставит ее смотреть, как все сгорает дотла. Тот день все ёкаи запомнят со страхом в сердцах.

Голос в разуме Таро говорил что-то еще. Он не был готов убить женщину, которую любил. И не будет готов. Но он хотел, чтобы она ощутила то, что чувствовал он. Наказать ее.

Мари

В Хана-Мачи, городе развлечений, была ночь. Устав от пути и онемев, Мари спотыкалась в узких переулках, где воняло сладкой травой и пролитым сакэ. Путь озаряли розовые фонарики через промежутки.

Ханако вела их.

— Думаю, это за углом, — она сказала это в четвертый раз. Я много лет не была в Хана-Мачи, — сказала Ханако, хмурясь. Рен хмыкнул. Мари невольно взглянула на Акиру. Они почти не говорили в дороге.

Смех звенел в переулке. Рен зацокал. Он волновался.

Ханако поспешила вперед.

— Вот! Я помню этот вид, — над розовой окрашенной дверью в камне была вырезана лоза с ягодами. Это был бордель. Ханако постучала по дереву. Дверь почти сразу приоткрылась, выпуская запах благовоний.

Клиентов уже не берем.

Ханако сунула ногу в брешь и склонилась, обратилась к мелкой женщине с волосками на подбородке.

— Скажи мадам Шизу, что ее давно потерянная дочь пришла в гости, — женщина фыркнула и захлопнула дверь. Ханако улыбнулась. Она будет через минуту. Когда она ответит, не смотрите на ее шею. Она переживает.

Дверь открылась. Лампы вспыхнули, озаряя темный силуэт высокой женщины. Рост был не от ее ног или туловища, а от ее шеи, что тянулась почти на три фута. Между складками тяжелого шелкового кимоно Мари заметила ошейник. Женщина свысока смотрела на Ханако, ее шея двигалась с изяществом змеи.

— Ханако, чем обязана? голос женщины был низким.

— Ойоцу, — Ханако поклонилась. Мы с друзьями ищем место, чтобы переночевать и пополнить запасы для пути по горам.

Ойоцу цокнула языком и скрестила руки.

— Ты должна мне за две ночи. И, когда я впустила тебя в прошлый раз, ты научила моих девушек усыплять мужчин, надавив на артерию. С чего ты взяла, что я тебе помогу?

Ханако пожала изящно плечами и покачнулась на пятках.

— Они хотели научиться, а я, помимо всего, учитель.

Ойоцу махнула рукой.

— Да, да. Мастер оружия. С чего ты взяла, что я тебе помогу? повторила она.

— Я не жду ничего для себя, Ойоцу. Но я подумала, что ты будешь рада обслужить императрицу, — Ханако отошла, показывая Мари.

— Ваше величество! выдохнула Ойоцу и поклонилась.

Глаза Мари расширились. Ханако говорила, что слухи об императрице-ёкае распространились, но до Хана-Мачи? Да, судя по взгляду Ойоцу. Ханако ткнула Мари локтем.

— Веди себя величественно, — шепнула она.

Мари прошла вперед, вытягивая руки.

— Прошу.

Ойоцу сжала ладони Мари и выпрямилась во весь рост. Мари посмотрела на поразительную женщину.

— Для меня честь впустить вас, — сказала Ойоцу. Мне рассказывали, какая вы, но не отмечали вашей красоты.

Мари чуть не скривилась от лести.

«Боюсь, вам нужно поправить зрение».

— Вы не были бы рады принять нас на ночь? Я не хочу мешать, но нам нужно укрытие.

— Конечно-конечно! Ойоцу открыла дверь шире, впуская их. Заходите.

Подушки ярких цветов из шелка лежали на полу рядом с низкими столиками с орхидеями в горшках. У стен горели благовония, и в комнате висела дымка. По углам были ниши за шторами.

Мари в саже и крови ощущала себя грязной среди этой красоты. Ханако ощущала себя как дома, упала на одну из подушек.

— Как давно я не ощущала кожей шелк, — она потерлась грязной щекой о синюю подушку. Ойоцу хлопнула в ладоши, и женщина с волосками на подбородке появилась с чаем и угощениями. Огонь горел, согревая помещение. Мари смотрела на пламя.

— Простите, Ваше величество, но свободных комнат нет. Там мои девочки с клиентами, — сказала Ойоцу рядом с Мари.

Мари поднесла ладони к огню.

— Тут мило. Я не хочу мешать вам еще сильнее.

Ойоцу переминалась.

— Ваше величество

— Прошу, зовите меня Мари.

— Мари, — сказала Ойоцу. Думаю, многие готовы помочь вам, оставив свои места. Нужно лишь попросить.

Мари улыбнулась, не зная, как ответить. Она смотрела, как женщина с длинной шеей уходила. Она хотела крикнуть ей: «Не надейтесь на меня».

* * *

Раннее утро, а Мари так и не уснула. Рен ушел поискать птиц на завтрак. По словам Ханако, они мало спали. Ханако скрылась в нише за шторой.

Акира сидел возле Мари.

— Тебе стоит поспать, прошептал он. Впереди долгий путь.

Мари двигалась вяло от усталости, но голова гудела.

— Вряд ли я смогу, даже если попробую, — Мари поежилась, хотя рядом горел огонь. Акира укутал ее плечи одеялом. Стоило тебя послушать, — сказала она, плотнее кутаясь в одеяло.

Акира потер шею.

— Почему ты не злишься на меня? спросила Мари.

Акира долго молчал.

— Похоже, ты достаточно злишься на себя. Мы сами наказываем себя хуже всего, — свет огня озарял шрамы Акиры оранжевым и серебряным.

— Точно, — Мари закрыла лицо руками. Все пошло так Я виновата. Я ошиблась насчет Таро. Вся та любовь зря — она замолкла со звуком отвращения.

— Не говори так. Никогда. Любовь не напрасна, — резко сказал Акира.

— Даже к Холодному принцу? она не показывала Акире лицо.

— Даже к нему, — Акира отклонился, вытянул ноги перед собой. Он вытащил сюрикен из-за пояса и покатал в руке. В ночь вашей свадьбы я следил за ним и тобой. Я видел мужчину, полного любви, — Мари фыркнула, Акира заговорил тверже. Это не твоя вина. Ты видела принца, каким хотела, чтобы он был. Это хорошая черта. Ты веришь в других.

Мари сглотнула, не могла говорить. Рана, нанесенная Таро, была свежей. Она кивнула на сюрикен, который Акира крутил между пальцев.

— Ты не умел использовать это на нашей горе.

Акира улыбнулся, напоминая край своего оружия, сияющий и опасный.

— Ханако меня научила.

— Ты изменился.

— Ты тоже.

Мари пригладила хакама. Она помылась, получила новую одежду. Через пару дней она вернется домой. В далекую деревню, не тронутую временем.

— Что будешь делать, когда мы всех предупредим? Пойдешь с Ханако на запад?

— Я нашел дело, и я хочу биться за него, — сказал Акира.

— Ты присоединишься к Сопротивлению ёкаев?

— Я уже там, как по мне, — и он тихо добавил. Ты тоже, если что.

— А если я не хочу?

Акира пожал плечами, спрятал сюрикен за пояс.

— Ты часть его, хочешь или нет.

Мари подтянула колени к груди. Огонь трещал. Искры летели из решетки.

— Хотела бы я, чтобы все стало как раньше.

— Но этому не быть. Мы узнали правду о мире, должны теперь говорить о ней. Тишина в родстве с невидимостью. Я хочу, чтобы меня видели. А ты нет?

Мари вскинула голову со старым упрямством.

— Думаю, я все-таки попробую поспать.

Она сжалась на боку, натянула одеяло до подбородка. Она знала, о чем думал Акира что его жизнь могла послужить общему благу. Она раньше так думала.

«Другой путь».

Мари не могла сказать Акире, что он хотел невозможного. Она давала ему мечтать. Пока что.

Мари

Стены Хана-Мачи были тонкими линиями за ними. Впереди тянулась тропа, вела по горам Цуко-фуно. Они попрощались с Ойоцу, и Ханако рассказала хозяйке борделя об армии императора. Чтобы они готовились прятаться надолго.

Акира прислонился к березе, двигал на плечах мешок с одеялами, сухофруктами и нужными вещами для пути.

— Можно еще немного идти по главной тропе, но днем свернем в лес. Мы найдем путь там.

— Сколько дней это займет? спросила Ханако.

— Четыре, если спать каждую ночь. Но мы можем справиться за три, если будем идти немного по ночам, — Мари посмотрела на восходящее солнце. Ветер шуршал листьями, манил ее домой.

— Я мало сплю, — сказала Ханако.

Рен согласно хмыкнул.

Акира смотрел на Мари. Она молчала, но подняла голову в слабом «да». Сын кошмаров кивнул.

— Три дня.

Они пошли дальше.

* * *

«Дом».

Небо стало тусклым. Запах дыма ощущался в воздухе, стало видно железные врата Цумы. Мари издала вопль, бросила мешок и побежала. Услышав ее, жены-звери выбежали из домов. Она пробежала мимо них, неслась по деревне. В паре футов от своей двери она застыла.

Слезы подступили к глазам. Дом. Она много дней боялась войти в дом и увидеть мать. Но в этот миг лучше вида не было. Она слишком многое принимала как должное.

Дверь отъехала, и вышла ее мать.

— Мари? Тами прижала ладонь к груди. Дочка?

— Мама, — выдавила Мари.

Они обнялись, и все было прощено без слов.

Миг длился не долго. Времени не было.

— Нужно поговорить, — Мари указала на открытую дверь. Внутри.

* * *

Мари водила пальцами по стенам комнаты с татами. Ее дом. Деревня казалась маленькой. Тами в углу смотрела на Мари с вопросом.

Рен, Ханако и Акира вошли, и ноздри Тами раздулись от гостей, но она ничего не сказала. Друзья стояли за ней, и Мари начала рассказ. Солнце село. Огонь трещал в ирори. Собрались мотыльки, били крыльями об окна. Мари рассказала маме все: как одолела Времена года и забрала жизнь ёкая. Она даже смогла говорить ровным голосом о любви с Таро и мечтах о другом пути.

Юка принесла угощения, пришли другие жены-звери. Кроме Хиссы. Мари заметила отсутствие подруги. Все смотрели на Мари, когда она сообщила о приближении армии.

Норико, жена-зверь, склонилась, ее щеки пылали.

— Они идут сюда?

— Не знаю. Но Таро будет искать нас. Он знает о моем доме. Может прийти сюда. Скоро. Я пришла предупредить вас. Нужно скорее уходить. Простите.

Из-за толпы раздался вопль. Юка зашипела и покачала Маюми на коленях.

— Мы не можем уйти, — сказала Норико. Толпа согласно зашептала. Цума боялась. Первая жена-зверь выбрала это место. Если оставить его, они оставят свою историю, часть себя.

Рен цокнул и указал на ошейник.

Ханако кивнула.

— Если останетесь, окажетесь в ошейниках, — Ханако помахала ладонью над своим. Побег единственный шанс на свободу.

Норико фыркнула.

— И жить, скрываясь. Это свобода?

— Лучше жизни в цепях, — сказала Ханако.

— Думаю, они равны, — отметила Норико. Ханако не спорила.

Мари кашлянула.

— Выбора нет. Придется уйти.

Тами медленно покачала головой, ее темные глаза пылали.

— Нет.

Мари склонилась, понизила голос до шепота:

— Ты не можешь думать так. А Маюми? малышка уже спала на руках Юки.

— Юка и Маюми могут уйти. Должны уйти. Но остальные — Тами посмотрела на женщин. Мы можем остаться и защитить дом или убежать. Моя мать и мать моей матери тут похоронены. Первая жена-зверь построила тут свой дом. Дерево гинкго, что укрывает нас и дает жизнь тут, на этой горе.

— Лучше жить и бороться, — крикнула одна из толпы. Некоторые кивнули. Другие сомневались.

Тами кашлянула.

— Выбирайте сами оставаться или бежать. Никого не осудят за решение, — она посмотрела на Мари с чем-то невысказанным во взгляде.

— А что сделаешь ты? спросила Мари у мамы, хоть знала ответ.

Тами нежно улыбнулась.

— Моя жизнь тут. Если ее оставить, я умру. Я останусь и буду защищать свой дом.

Слезы наполнили глаза Мари.

— Мама

— Тише, дочка. Не забывай, откуда ты, кто ты. Не забывай, кто я, — глаза Тами стали черными, выпуская зверя. Жены-звери ответили на зов зверя Тами. Они пойдут за ней.

Ханако кашлянула.

— Не важно. Нашу силу подавят монахи. Как только они произнесут проклятия, мы упадем, как обрезанные нити.

— Не все, — сказал Акира из угла. Он выпрямился и вышел в центр комнаты. Проклятия на меня действуют не так сильно.

Все посмотрели на Акиру.

— О чем ты? спросилаНорико.

Акира стиснул зубы.

— Моя мать ёкай, мой отец человек. Во мне силы матери, но и человечность отца. Я могу помочь с защитой от монахов.

— Зачем? спросила едко Юка.

Акира пожал плечами.

— Я выбрал свою сторону. Я с вами, со всеми ёкаями.

Рен цокнул.

— Император приведет большой отряд самураев и священников, — перевела Ханако. Сколько вас в деревне? Сорок или пятьдесят? Нас слишком мало.

Тами склонилась, опасно улыбаясь.

— Да, но мы без ошейников. Выпустив в себе зверей, мы сможем одолеть армию.

— А священников? спросила Ханако.

Тами кивнула на Акиру.

— Он может справиться с ними.

Ханако фыркнула.

— С одним или двумя, но не десятком, — она притихла. Нам нужен план, а не только грубая сила. Особенно, если мы хотим прогнать их с горы.

«Как одолеть непобедимую армию?» — идея пришла в голову Мари с силой искры.

— Мы разделим их, — сказала она. Все посмотрели на нее. Император настроил ёкаев против друг друга, разделил их. Мы можем повторить их тактику. Если монахи отделятся от самураев, то будет шанс победить. Победим священников, одолеем и армию.

— Нужно оружие и взрывной порошок, — сказала Ханако.

Кто-то кашлянул. Хрупкая жена-зверь Чика подняла руку.

— У меня есть оружие и взрывной порошок, — она рассмеялась, покраснев. Мой четвертый муж был кузнецом в его клане.

Ханако улыбнулась, и вскоре все в комнате улыбались. План зарождался.

* * *

Гравий хрустел под ногами Мари, она приближалась к матери. Тами смотрела на миллионы звезд на небе. Мари забыла, как ярко сияло небо в горах. В городе дым закрывал все. Луна убывала, была серпом во тьме. Призраком.

— Юка пойдет с Маюми в монастырь, попросит у монахов убежища, — сказала Мари.

Перед рассветом Тами сказала всем женам-зверям укреплять дома.

— Это хорошо, — сказала ее мать.

— Но я не нашла Хиссу.

Тами моргнула.

— Хиссы нет. Она ушла вскоре после тебя. Я нашла ее след до реки, — губы ее матери дрогнули. Мне жаль.

Мари было плохо.

«Но ей хотя бы не нужно биться. Она в безопасности. Я надеюсь на это», — она жалела, что не сохранила гребень Хиссы. У нее было от подруги лишь это. Мари сглотнула, подавляя печаль. Она пыталась отвлечься от боли. Все, кроме Юки и Маюми остаются, — сказала Мари. Я

Ее мать прервала ее резким взглядом.

— Ты заберешь все медные монеты и золото из-под половиц и убежишь.

— Что? Нет!

Тами сжала плечи Мари. Глаза ее матери были дикими.

— Ты послушаешься меня в этом. Это мое последнее желание.

Мари вырвалась из хватки Тами.

— Нет, — «не давай страху определять твою судьбу». Я останусь и помогу, — следующие слова Мари были едкими. Какое тебе дело? было просто вернуться к прежним привычкам.

Глаза Тами пылали.

— Какое дело? Ты моя дочь. В тебе течет моя кровь. Я тебя люблю.

Мари склонила голову и всхлипнула. Не время для этого разговора. К ним шла армия. Но Мари не смогла сдержать слова.

— Когда я росла, ты была всегда такой холодной. Такой далекой.

Тами поджала губы.

— Я держалась в стороне. Думала, так лучше.

— Ты не верила в меня. Не думала, что я одолею Времена года.

Дыхание Тами вырывалось облачками.

— Наоборот. Я слишком сильно в тебя верила. Я знала, что ты победишь. Что ты очаруешь принца. С момента, когда я взяла тебя в руки, я поняла, что твоя жизнь больше, чем Цума.

— Ты отослала меня.

«Я чуть не умерла. И не стану прежней».

— Я освободила тебя. Ты лучшее мое творение. И если я была жестока, то лишь для того, чтобы подготовить тебя к миру, что еще ужаснее.

Плечи Мари опустились. Она знала, что это правда, знала с признания матери. Но простить нужно было многое.

— Ты хочешь остаться? спросила Тами.

— Да, — твердо заявила Мари. В пару мгновений наедине Мари решила, что будет жить или умрет на стороне друзей. Что толку бежать, если все любимые погибнут? Она должна была биться.

Тами подняла голову.

— День будет красивым. Ни облака.

Мари сжала ладонь матери.

Они вместе смотрели на восход солнца.

Таро

Армия императора поднялась на гору в свете утра.

Таро вел их верхом на каштановой лошади, ее шерстка блестела на солнце. Он был в броне из пластин стали, связанных лиловым шелком. Его шлем был с рогами и красной металлической маской. Сатоши был слева от него, а сёгун справа. Оба были в схожей броне.

— Деревня в пяти милях по дороге! прохрипел разведчик, его лошадь неслась к группе, затормозила. Разведчик спешился, потный, и склонился перед Таро, пытаясь перевести дыхание.

— Что еще? спросил сёгун.

— Они, похоже, ждут нас. Заколотили дома, — разведчик выпрямился, все еще задыхаясь.

— Они убежали? Таро поднял маску.

— Не знаю, Ваше величество. Я не хотел подобраться ближе и спугнуть их.

Таро хмыкнул и опустил маску на место.

— Ваше величество, мы ждем приказа, — сказал сёгун.

Конь Таро топнул копытом, ощущая беспокойство хозяина.

Таро ощущал за собой силу пять его любимых даймё вели пять сотен самураев. Десяток священников. Деревья были наполнены ниндзя. Он привел армию, что могла перевернуть гору.

— Отдохнем сегодня тут. Нападем на закате, — покров ночи лучше подходил для охоты. Пусть все знают императрицу нужно схватить живой.

— Ваше величество? спросил сёгун.

Таро скрипнул зубами.

— Императрицу нужно взять живой. Остальных можно убивать.

Таро смотрел вперед. Где-то за деревьями ждали Мари и его жены-звери. Сердце Таро колотилось. К утру все кончится. Гора падет. И Таро станцует на развалинах.

Мари

Сухие листья хрустели под ногами Акиры. От шума Мари перестала точить новую нагинату подарок Чики — и подняла голову. Она сидела у плоского камня, поднимающегося из земли колонной. На его поверхности была вырезана легенда о первой жене-звере. Перед ней пылал огонь. Она развела его до этого, добавив красных горных маргариток. Алый дым поднимался в небо.

«Я вернусь в горы. Если буду нужен, найди маргаритки» — сказал Хиро. Мари решила забрать долг. Она молилась, что ронин покажется, поможет ей победить неодолимую армию.

— Я тут играла в прятки, — вздохнула Мари и опустила нагинату на колени.

Акира стряхнул землю с ладоней. Он провел утро у родителей, просил их бежать, а потом рыл ямы. Жена-зверь прошла мимо, глядя на него.

Мари меланхолично улыбнулась.

— Другие дети не посмели бы прятаться у священного храма. А теперь он может быть разрушен.

Акира обошел костер, склонился и сжал колени Мари.

— Не верь в это. Вера придает этому вес и значение. Это предлагает богам и богиням сделать такое правдой.

— Ты слишком оптимистичен.

Он смотрел в ее глаза.

— Нет. Я знаю, что жизни будут потеряны. Но у нас есть шанс.

— А если мы преуспеем, если отгоним армию Таро? Он вернется с подкреплением. Муха может уклониться от ладони, но ладонь вскоре вернется.

— Мы выступим. Если мы преуспеем, то пойдем на запад и соберем армию, равную императорской, — Акира коснулся ее плеча. И тебе стоит вести их, — Акира сделал паузу, глядя в глаза Мари. Ты могла убежать. Но ты здесь.

Появились Ханако и Рен. Они слышали предложение Акиры. Ждали ответа Мари. Она могла это сделать? Повести их?

Она сжала нагинату.

— Я буду биться всегда рядом на твоей стороне, — она ощутила улыбку Акиры. Она посмотрела на него. Она думала, что Таро дополнял ее. А теперь поняла, что нет. Она сама была полноценной.

«Брак и любовь не достижения», — Мари была готова встретиться с Таро, с новой жизнью. Пламя мятежа в ней вырывалось на свободу.

* * *

Вся деревня собралась в доме Тами для еды. Там они услышали первый звук военных барабанов, отраженный от деревьев. Ритм начался шепотом на ветру, что был все громче с каждым мигом.

Мари стало не по себе.

Тами встала, ее руки дрожали, она вытерла их о кимоно. Даже перед лицом войны мать Мари выглядела роскошно в шелковом наряде.

Мари проглотила остатки риса. Страх сменился насмешкой. Как нагло Таро сообщал о прибытии, словно уже победил. Кровь пылала в венах Мари.

— Идет император, — сообщила Тами.

— Рано, — прошептала Ханако. Они ждали его на следующий день. Ему нужно было время, чтобы закончить вторую часть плана. Чтобы ронин прибыл.

Маюми завыла на руках Юки, и Тами вывела мать и дочь за дверь.

— Иди. Уноси ее отсюда. Не возвращайтесь.

Мари пошла следом, а потом вышли и остальные жены-звери.

Юка побежала, сжимая ребенка в руках. Она прыгнула, подбросила Маюми в воздух. Малышка хихикала, крутясь в небе. Юка стала зверем. Маюми была близко к земле, когда Юка поймала дочь когтями и взмыла в воздух. Она была уже далеко, тело стало силуэтом, порывом крыльев.

— Это было невероятно! голос Ханако пронзил тишину. Вы все так можете?

Жены-звери тут же отбросили облик людей. Под бой барабанов они стали могучими зверями. Мари смотрела на меняющиеся тела, кожу, слышала треск костей. Она снова смотрела со стороны. После всего, чем она стала, тут она осталась не полной. Но боль была не такой острой. Она поймала взгляд Акиры, и он улыбнулся, поддерживая.

«Я вижу тебя. Вижу, какая ты есть. Вижу то, чего у тебя нет. И этого хватит. Тебя достаточно».

Зверь двигался под кожей Мари. Он словно просил принять его. Она закрыла глаза. Ее тело само согнулось. Позвонки двигались, как змея под кожей. Нет. Она не хотела этого. И тут она поняла. Не зверь отказывал ей. Она отказывала зверю.

«Потому что я не хотела быть женой-зверем, — но теперь она поняла. Это не определяет меня. Это часть меня».

Ее спина с треском раскрылась, и развернулись черные кожистые крылья, переливаясь в сумерках. Плоть вывернулась. Ее руки удлинились, пальцы стали черными толстыми когтями. Ее нос и рот стали клювом. Она моргнула, глаза стали черными. Прочная чешуя пробилась сквозь ее кожу, и хвост вырос из спины. Из ее клюва вырвался могучий вопль.

«Я императрица и жена-зверь, ёкай и то, что еще посчитаю частью себя. Я выбираю. Никто другой», — Мари посмотрела на жен-зверей. Сестры. Матери. Чудища. Прекрасные звери. Они шевелили крыльями, готовые лететь. Готовые биться.

Рен, Ханако и Акира пришли в себя и заняли места рядом с Мари. Ханако даже рискнула провести рукой по крылу Мари. Изменившись полностью, Мари не могла говорить, но понимала и чувствовала.

«Это свобода. Любить кого-то так, что все равно на мнения других».

— Все готово? спросила Ханако у Акиры, прикрепляя катану к спине.

Сын кошмаров кивнул. Десятки сюрикенов были на его одежде, будто броня.

— Я закопал котлы вдоль дороги, как ты и просила. Рену нужно лишь поджечь нить, и

Барабан приближался. Сердце Мари колотилось.

— Мы все знаем, что должны делать? спросила Ханако. Группа кивала. Жены-звери открыли клювы и завопили. Мари с ними. Хорошо. Ладно. Если умрем сегодня, то вместе.

Мари ударила крыльями и взлетела, повела отряд к вратам. Жены-звери летели за ней темным зловещим облаком. Они выглядели схоже, но Мари знала, где была ее мать, ощущала ее, как дерево свои корни.

Рен бежал впереди с коробком спичек и серпом с цепью в руках. Дым долетел до ноздрей Мари. Она напряглась, решительно нахмурилась. Из-за своего небольшого размера она научилась, что важен был элемент неожиданности. Таро не знал, что его ждало.

Таро

Таро сидел прямо в седле. Из-под копыт летела земля. Крики, смесь звуков лошади, птицы и человека, пронзили воздух. Армия зашепталась, и они с трудом управляли лошадьми.

Деревья по краям дороги шуршали, ниндзя прыгали с ветки на ветку. Еще немного, и тропа стала шире. Камни усеивали пейзаж. Ветер свистел на склоне горы. Пахло снегом и льдом, хоть зима давно прошла. Стало видно врата, петли скрипели от ветра. Таро заметил крыши, но огней не было. Деревню бросили?

— Что-то не так, — прошептал Сатоши. Его наполовину брат не был воином. Священники полагались на проклятия. Новый император планировал это исправить.

Таро огляделся. Горы поднимались посреди дороги, словно суслик вырыл прямую. Таро напрягся. Он открыл рот, чтобы приказать отступление.

Но было поздно.

Взлетели грязь и огонь, воздух наполнил дым. Небольшие взрывы вспыхивали в линии.

Лошади брыкались, на их ртах выступила пена. Армия разделилась пополам. Самураи на лошадях убегали в стороны. Священники отступили влево.

— Держаться строя! кричал Таро в хаосе. Но его не было слышно.

Акира

Акира преследовал священников по лесу. Он бросал сюрикены, разрезал артерии четверых. Другие бежали, не думая о павших товарищах. Ветки хлестали щеки Акиры. Он бросил еще звездочку. Пало еще двое.

«Вот так, трусы. Бегите в мою ловушку».

Впереди дрожали деревья. Ханако и Рен спрыгнули с веток, перекрыли путь. Демон улыбнулся, облизнул клыки и взмахнул серпом и цепью.

Священники застыли, начали скандировать. Два ёкая тут же упали. Жены-звери падали с неба, проклятия давили на них. Была ли среди них Мари? Страх чуть не задушил Акиру.

Священники окружили юки-онну и демона.

«Их защита слабеет. Они повернулись спиной. Вот. Одолей священников. Победи армию. Сейчас!» — Акира бросил звездочки молниеносно. Металл задел шеи, спины, животы священников. Они упали красной кучей. Боги и богини, их план работал. Наверху жены-звери снова взлетели, радостно вопя.

Рен помог Ханако встать.

— Все в порядке? спросил Акира.

— Проверьте пульс, — сказала Ханако Рену и Акире. Я посторожу.

Акира подошел к телам в куче, прижимал пальцы к их шеям, кожа немного шипела от контакта с их татуировками.

— Все мертвы, — крикнул он и сосчитал тела, отметил цвет одежды серый. Одного не хватает. Сатоши, Высший священник. Он не здесь.

Ханако выругалась. Дым от взрывов на дороге подступал к их лодыжкам. Ночь сгущалась. Но насекомые молчали. Деревья сияли, их души дрожали. Он посмотрел на Рена и Ханако.

— Помогите остальным. Я найду его.

Таро

Больше криков, и они были ближе. Таро подавил желание зажать уши руками. В небе низко летали создания с черными клювами. Ниндзя выпустили стрелы. Одно из существ закричало, стрела пронзила его кожистое крыло, и оно полетело к земле.

Словно связанные, все существа закричали. Они нырнули в воздухе, схватили ниндзя с деревьев когтями. Они поднялись почти до луны и сбросили ниндзя оттуда. Густой дым покрывал землю, скрывая тела.

— Ваше величество, нужно отступить, перестроиться, — сказал сёгун. Его лошадь была напугана, было видно белки глаз.

— Что сделал бы мой отец? кричал в шуме Таро.

Сёгун замешкался.

— Что он сделал бы? не унимался Таро.

— Остался бы и бился, — ответил сёгун.

Черная толпа вышла из дыма вернулись самураи. Таро повел коня вперед. Крылатый силуэт появился в дыму. Потом другой без крыльев. Они.

Демон взмахнул рукой с серпом на цепи. Оружие вылетело из руки они. Оно пролетело мимо Таро, вонзилось в горло сёгуна. Сёгун сжал шею и упал с коня.

Демон забрал оружие и отступил под покров дыма.

Таро съехал с коня. Он был заметен у дыма. Он вытащил мечи.

— Прячетесь как трусы! закричал он, срывая шлем и маску. Выступите против меня.

Крылатое существо двигалось в дыму. Таро застыл, затаив дыхание. Его кровь текла с трудом, словно стала тяжелее. Фигура шагнула вперед, и тело изменилось. Крылья убрались в спину, чешуя замерцала и пропала, черные бездонные глаза стали карими с янтарными вкраплениями. Демон отдал ей нагинату. Она улыбнулась с оружием в руке. А он проклинал разогнавшуюся кровь. Радость при виде нее. Его жены. Его императрицы.

Мари.

Мари

Мари убрала ножны с нагинаты. Она смотрела на Таро. Холодный принц глубоко дышал, сжимая мечи. Самураи кишели за ним, но Таро остановил их, тряхнув головой. Мари сосредоточилась на нем. Ее желудок сжался. Как до этого дошло?

Оранжевый свет вспыхнул в стороне. Ниндзя подожгли стрелы. Мари услышала над собой крик, знала, что погибла еще одна жена-зверь. Под ее кожей напрягся ее зверь.

Таро заметил, как она вздрогнула.

— Так может и не быть. Отзови свой мятеж. Бой можно закончить, остановить кровопролитие.

Мари взмахнула нагинатой.

— Ты покинешь эту гору и мою деревню с миром? спросила она, вскинув бровь.

Таро покачал головой.

— Ты знаешь, что я не могу. Я прошу тебя сдаться.

Ужасный вопль разнесся в горах, еще одна жена-зверь падала с неба, в этот раз пылая, напоминая комету, летящую к земле. Серый дым виднелся во тьме, воняло серой и горящими деревьями. Вокруг них гремел металл о металл. Акира, Рен и Ханако бились с армией. Мари обдумывала слова Таро. Никому больше не придется умирать.

Таро ощутил ее колебания. Он осторожно шагнул к Мари и опустил мечи.

— Ты могла бы вернуться во дворец. Ко мне.

Мари зажмурилась. Она точно ослышалась. К нему. Быть снова его императрицей? Она почти рассмеялась. Она опустила нагинату.

— А мой народ? А Акира?

Челюсть Таро дрогнула.

— Сын кошмаров убил моего отца. Он должен заплатить за преступление. Нужно восстановить справедливость.

— Такой упрямый, — процедила Мари. Она сжала нагинату. А ёкаи? Ты снимешь ошейники и изменишь империю, чтобы к нам относились как к равным?

Мечи Таро задели землю.

— Я не могу.

Мари моргнула и прогнала все мечты о жизни с Таро. Они улетели, как дикие птицы, в ночь. Может, предательство его наполовину брата было не важным. У них хватало своих проблем.

— Тогда я не могу сдаться, — прошептала она.

Таро скривился.

Кровь кипела в венах Мари, она подвинула нагинату. Она пригнулась и взмахнула древком, попала за коленями Таро. Движение никогда ее не подводило. Таро пошатнулся, но использовал согнутые колени, как пружину, вскочил в воздух. Он приземлился с шумным выдохом, поднял мечи. Он бросился к ней.

Они вернулись в Весеннюю комнату, бились в сложном танце. Но в этот раз придворные не смотрели, цветы вишни не обрамляли платформу. В этот раз трещал огонь, воняло горящими телами, звучали крики падающих жен-зверей. Жестокость. Разрушение. Война.

Мари остановила меч Таро древком нагинаты. Она стала крутить оружием, но ее остановила резкая боль в боку. Рот Таро раскрылся, он отпрянул, короткий меч был в крови. Ее крови. Мари коснулась бока. Порез тянулся вдоль ее туловища. Не убивающая рана, но этого хватило, чтобы она согнулась и охнула. Чтобы ослабела.

Мечи Таро зазвенели на земле.

— Мари? он поймал ее за руки, не дал упасть. Их взгляды пересеклись. На миг все притихло. Казалось, все начиналось и одновременно заканчивалось. Его лицо было полно сожалений, боли и печали.

Кровь покрывала пальцы Мари. Она сжала Таро. В ушах звенело.

— Посмотри, что мы сделали друг с другом.

«Я могла любить тебя. Могла быть твоей императрицей всех Времен года. Мы могли найти другой путь».

Металл вспыхнул где-то сбоку. Звездочка пролетела по воздуху. Мари закричала. Последние силы она направила, чтобы закрыть собой Таро, и сюрикен порезал ее живот. Убивающий удар. Мари сжалась в руках Таро.

Она погладила его щеку в щетине пальцами.

— Не забирай меня отсюда, — взмолилась она. «Не забирай из моего дома». Губы Таро дрожали. Я не убивала твоего отца. Предатель в твоем доме, он твоего рода, — она охнула. Последние слова были потрачены на предупреждение, попытку спасти человека, которого она по-настоящему любила.

Глаза Таро покраснели, блестели от слез.

— Сатоши?

Она закрыла глаза. Поежилась. Императрица. Любимая Временами года. Избранная богами и богинями. Умерла.

Акира

Всхлип застрял в горле Акиры. Он видел, как пала Мари. Слезы мешали видеть.

Жар пылал в лодыжках Акиры. Лес горел.

«Пусть горит. И я сгорю с ним, — он убил любимую. Нет. Нет. Нет», — это не могло быть правдой.

— Сын кошмаров! прогремел император. Акира видел его среди деревьев. Император стоял выше линии дыма с мечами в руках. Выйди и сразись со мной! завопил он.

Крик пронзил воздух. Акира посмотрел наверх. Жена-зверь кружила сверху, бросалась на стражу Таро. Мать Мари. Другие жены-звери последовали примеру и атаковали самураев.

В хаосе только Акира увидел нож, летящий по воздуху. Он знал это лезвие. Этим ножом Сатоши убил служанку Мари. Он пронзил броню Таро и остановился в его груди. Принц отшатнулся. Он уронил мечи, прижал ладони к рукояти ножа. Таро упал на колени в дюймах от тела Мари. Кровь текла по его броне. Жены-звери заметили пострадавшего принца и отпрянули, кружили в небе.

Они ждали.

Они смотрели.

Самураи упали на колени рядом с императором. Ниндзя слезли с деревьев. Они прижали ладони к грудям. Рот Таро открывался и закрывался. Он пытался говорить, но слов не было. Из последних сил он подполз к Мари. Он осторожно обнял ее. Гром сотряс гору. И он умер.

Повисла зловещая и тяжелая тишина. Самураи и ниндзя были обучены следовать. Что они сделают без лидера?

Сатоши вышел из леса.

«Нет», — Акира потянулся за сюрикеном. Пусто. Последний он бросил в императора нет в Мари. Жестокая судьба.

Самурай встал.

— Император мертв.

Ощущая новую угрозу, жены-звери закричали и бросились к Сатоши. Глубокий вдох, и священник принялся колдовать. Запахло жженой корицей, это превратилось в едкий дым. Слова священника начинались тихо, но становились все громче. Ветер трепал его одеяние, он тянулся к небу. Акира ощущал, как в него пробирается магия, обвивает жжением его душу. Он мог терпеть. А жены-звери нет. Их тела меняли облик в воздухе, и они падали с неба. Вид был ужасным. Самураи отступали, а жены-звери падали кучами пыли и сломанных костей. Красивые женщины усеяли тропу.

Сатоши рявкал приказы между проклятиями. Он повернулся к самураю с красной кисточкой на шлеме.

— Обыщи лес. Найди всех ёкаев, надень на них ошейники, — самурай замер. Иди! крикнул Сатоши. Император мертв. Я следующий в очереди. Слушайся меня или предай империю.

Сатоши дальше чеканил проклятия, потея от усилий. Мари лежала у ног священника. Акира посмотрел на ее маленькое безжизненное тело. Она выглядела так юно, так уязвимо. Такая маленькая в руках павшего императора.

Самураи двигались среди жен-зверей, надевали ошейники на выживших. Часть ушла в лес. Акира поднялся на кипарис. Он прижался телом к стволу и смотрел на Мари сквозь ветви. Он мог лишь это. Слезы горячими водопадами лились по его лицу. Это был конец их народа. Он был виноват. Он убил свою девочку-зверя.

Вдруг он вспомнил про Ханако и Рена. Они все еще были в лесу. Его друзья. Он не мог уже помочь Мари. Хромающий самурай поднял ее тело.

— Разведите костер, сжигайте тела и следите, пока они не станут пеплом, — Сатоши дрожал от гнева.

Акира прыгнул с дерева на дерево и увидел Ханако и Рена. Они были живыми, но проклятия священника подавили их.

Акира спрыгнул с дерева.

— Нужно увести вас отсюда, — сказал он им, хоть не знал, слышали ли они его сквозь боль. Самураи обыскивают лес.

Ханако стонала. Рен дрожал.

— Мари? простонала Ханако.

Акира покачал головой со слезами на глазах. Он не мог это сказать.

«Она умерла от моей руки», — он помог Рену подняться. Он обвил демона рукой, чтобы помочь ему, но не удержал вес. Они обмяк на землю.

— Я вас не брошу, — он попытался снова. Без толку. Он сел рядом с демоном, задыхаясь.

Ханако заскулила, приоткрыла рот.

— П-п — только смогла выдавить она.

— Что такое? спросил Акира.

Ханако попробовала снова:

— П-прячься.

— Прятаться? повторил Акира. Он вскочил на ноги.

Акира покатил тело Рена глубже в лес, первые лучи солнца упали на гору. Он понес Ханако. Он опустил юки-онну рядом с они, прикрыл их ветками и листьями. А потом забрался высоко на дерево, опередив самураев, рыщущих в лесу.

Группа разбрелась, тыкая землю копьями. Акира затаил дыхание. Один. Два. Три. Четыре. Пять Акира считал секунды, пока самураи не ушли. Он ждал. Тихий, как ветер. Он считал.

Солнце поднялось и опустилось. Мухи кусали щеки Акиры. Священник, наконец-то, умолк. Внизу зашуршали листья: Ханако и Рен пришли в себя, но оставались на месте, ощущая просьбу Акиры: «Ждите. Ждите. Ждите».

Наступил рассвет. Белка забралась на ветки над ним. Акира медленно забрался на верхушку дерева. Дым почти скрывал солнце, но он видел, что армия еще была там, ходила среди развалин Цумы. Все пропало. Дом Мари был разрушен.

От деревни остались дымящиеся развалин и ржавые железные ворота. Акира осмотрел дорогу. Сгоревшие тела и палатки. Несколько самураев оставили грабить деревню. Но Сатоши, нового императора, видно не было. Деревья у дороги потемнели до алого, стали джубокко деревьями-вампирами как бывало на поле боя.

Акира ощутил, как что-то менялось в нем. Мари умерла, но ее дело нет. Тысячи ёкаев были в ошейниках. Акира не успокоится, пока не уничтожит эти оковы. Пока не освободит всех.

Мари

Кап. Кап. Кап.

Ее нос дрогнул. Воздух был влажным и затхлым. Она еще миг парила где-то между. А потом боль пронзила бок и живот, и Мари охнула. Ее веки затрепетали. Деревянные стены. Масляная лампа. Запах рапса. Она знала эту комнату. Сарай для убийств. Место, где все началось. И закончилось.

Кап. Кап. Кап.

— Думаю, она просыпается, — голос был знакомым.

— Дайте ей больше места, — другой голос был не таким дружелюбным.

Воспоминания хлынули, возвращая в прошлое порез от сюрикена, любовь и борьба, путь по тропе, ронин Маса, Хиро, красный дым. Она пыталась пошевелиться, но тело не двигалось ниже шеи.

— Не шевелись, — Маса выжал тряпку над миской. Кап. Кап. Кап. Он протер ее лоб. Прохлада была приятной, голова гудела. Мы не знали, выживешь ли ты. Хиро заметил, как двигались твои пальцы, — Маса тепло улыбнулся.

— Хиро, — прошептала она.

Самурай подвинулся, чтобы его было видно. Он хмурился. Конечно.

— Я смог придумать укрытие только тут, — сказал он.

Мари скривилась от боли в боку.

— Я зашил рану, кровь остановили. Ты проспала худшую часть. Я проверил, чтобы заражения не было, — сказал Хиро, подняв миску с густой пастой, пахнущей сосной и огурцом.

— Ночной цветок, — прошептала она.

— Ты выживешь, но изменишься, — сказал Хиро.

Маса пошевелил своей раненой рукой и подмигнул.

— Боли в конце каждого дня. Сломанное не восстановить полностью, — Маса притих. Прости, что не прибыли раньше. Мы были на середине горы, когда увидели дым. Но лучше поздно, чем никогда.

Мари кивнула, слезы катились из ее глаз. У нее было столько вопросов о друзьях, сестрах, маме, Таро. Кто выжил, а кто умер? Но она не знала, была ли готова к ответам. Если она не знала, кто погиб, они хоть немного дольше оставались живыми в ее разуме.

— Спасибо, — сказала она, сон тянул ее к себе.

Хиро кивнул.

— Я отплатил долг. Жизнь за жизнь.

— Жизнь за жизнь, — Мари уснула с улыбкой на лице.

* * *

Ей снились волки.

Ее мать любила охотиться на хищников. Когда Мари была маленькой, Тами брала ее на охоту. Там она впервые увидела, как мама меняет облик. Черная чешуя на белом снегу. Ее мать дошла за волком до его логова. Волчат не было. Только волк и волчица, что была поменьше, с черными ушами и лапами. Тами прижала волка и быстро перерезала горло, чтобы он не страдал. Она стала человеком, свет дня окутал ее кожу. Они вместе отнесли волка в Цуму, чтобы разделить мясо с кланом.

Той ночью волчица пришла в деревню. Она дошла за ними до дома. Она рвала растения в садах и царапала двери.

Юка убила волчицу.

Тами покачала головой.

— Как жаль. Некоторые женщины не знают, когда отступит. Они готовы на все ради мужчины.

Мари смотрела, как Юка разделывает волчицу с тяжестью в груди. Ее глаза пылали. Она не считала это постыдным. Мари думала, что жертва была проявлением любви.

Сон стал черной пещерой с эхом голосов.

«Мужчины забирают. Женщины отдают», — ее мать.

«Все мы чудовища. Ни один человек нас не полюбит. Это проклятие жен-зверей не быть любимыми по-настоящему», — Хисса.

«Думаю, мы могли бы дружить. Это моя лучшая идея», — Акира.

«Я верю в нас, в то, что мы можем сделать вместе», — Таро.

Мари проснулась, охнув.

— Больно? Маса навис над ней.

— Мама, деревня Мне нужно увидеть, — сказала она. Мари боролась с одеялами, попыталась встать. Но ее тело ослабело. Она пыталась вызвать зверя, но и он был ранен. Он спал, исцеляясь.

— Тише, — прошептал Маса. Не рви швы. Я тебя отнесу, — Маса попытался поднять ее, но скривился от боли. Моя рука, — он опустил ее. Я едва могу держать меч.

Мари зажмурилась. Беспомощная и одинокая. А потом ее подняли. Нежная сильная рука оказалась под ее ногами, другая вокруг плеч. Она открыла глаза и увидела Хиро. Хмурый.

«Хиро никто не нравится. И у него лишь два выражения лица: злое и не такое злое».

— Это твое злое или не очень злое лицо? Мари скривилась от боли в боку.

Хиро выдержал ее взгляд.

— Тебе не стоит выходить. Тебе нужно хотя бы месяц отдыхать.

Маса открыл дверь сарая, и Мари прищурилась от яркого света дня. Свежий воздух жалил легкие.

— Туда, — Мари указала на тропу, скрытую нависшими ветвями. Я всегда ходила по этому короткому пути.

Они шли, Маса оставался впереди, убирал ветви с пути для Хиро и его ценного груза.

— Я всегда задавался вопросом зачем ты это сделала? спросил Хиро.

— Что сделала? выдавила Мари сквозь боль.

— В сарае.

Мари пыталась смотреть в глаза Хиро, но не могла двигаться.

— Я не красивая. Говорили, мне не стать настоящей женой-зверем. Моя мама решила тренировать меня для состязания. Так я могла хоть стать императрицей, женой-зверем по-своему, — сказала Мари. От упоминания матери она вдруг ощутила слабость.

Хиро притих. Деревья менялись, их стволы были почерневшими, сгоревшими. Листьев не было. Запах дыма висел в воздухе.

Мари подумала о бое, о Таро. Их отношения всегда были неравными. Таро был человеком. Мари ёкаем. Но Мари всегда жертвовала. Она снова и снова сталкивалась со смертью. Она потеряла союзницу, свою подругу Асами. Из-за Таро. И другого пути. Она была готова меняться, чтобы подходить для мира Таро с надеждами на его изменение. Но теперь она понимала, что ей не нужно было меняться. Миру нужно было.

Мышца подрагивала на челюсти Хиро, он заговорил, словно не мог держать мысли при себе.

— Не им это решать, — сказал он.

— Что? Ты о ком? спросила Мари. Они дошли до конца тропы. Врата Цумы скрипели на ветру.

— Жены-звери или кто-то еще. Не им решать, красивая ты или нет, — сказал Хиро.

— Тогда кому? спросила Мари.

Хиро посмотрел на нее.

— Полагаю, тебе.

Мари всегда знала силу слов. И слова Хиро ударили ее, хоть она уже поняла их значение.

«Только я решаю, красивая я или нет, достойная или нет».

Маса застыл. Как и Хиро.

— Самураи, — прошептал Маса.

Они посмотрели из-за ветвей. Цума была разрушена. Улицы почернели, дома стали скелетами, некоторые еще дымились. Только врата и каменная стена уцелели. Пепел летал с ветром. Фигуры появились из развалин. Самураи в черной броне рылись в тайниках жен-зверей.

Хиро отошел на шаг, и шишка хрустнула под его пяткой. Звук разнесся эхом. Самураи замерли и повернулись.

— Кто там? самурай с красной кисточкой на шлеме прошел вперед.

Мари задрожала всем телом. Хиро сжал ее крепче. Он хотел бежать.

— Стоять, — краем глаза Мари увидела блеск копья у шеи Хиро. Из леса вышло еще больше самураев. Их окружили. Она выжила, чтобы умереть среди развалин своей деревни?

Самурай с красной кисточкой опустил копье, а потом сорвал маску с лица.

— Боги и богини, это императрица! заорал он.

Остальные самураи тоже сняли маски, глаза были большими и потрясенными.

— Она жива, — сказал один.

Мари затаила дыхание. Ладони Масы двинулись к мечам. Мари насчитала больше двадцати самураев. Она сжала кулаки, выпустила когти. Зверь был ранен, но дал ей то, что мог. Они были в меньшинстве, и она не могла сражаться. Но она попытается пробить путь, даже ощущая слабость. Она не сдастся.

Хиро поправил хватку на ней.

— Ты сможешь встать? шепнул он ей на ухо.

«Нет», — даже в руках ронина ноги казались беспомощными.

— Если я не могу встать, буду биться, лежа, — это вызвало редкую улыбку ронина.

Самураи были строгими, как лед. Они подошли ближе. Хиро сжал Мари крепче. Самураи одновременно прижали ладони к сердцам и опустились на колени, глаза блестели от эмоций.

— Император мертв, — сказал лидер. Сердце Мари сжалось в груди. Она всхлипнула, вспомнив. Поле боя. Она истекала кровью. Руки обвили ее. А потом тело застыло. Это был Таро? В последние мгновения жизни он потянулся к ней? Мари ощутила уверенность. Да. Таро выбрал ее под конец.

Главный самурай заговорил снова, голос зазвенел на горе.

— Император мертв. Да здравствует императрица, — самурай посмотрел на Мари, не поднимаясь.

Мари напряглась. Она хотела возражать: «Я просто девушка, Я не могу править. Я притворяюсь». Она быстро отогнала сомнения. Уголки ее губ приподнялись.

— Империя моя, — сказала она без дрожи в голосе.

Главный самурай опустил голову.

— Мы ждем приказа.

Акира

Когда он впервые увидел ее, принял за призрака.

Но призраков не носили ронины, самураи не кланялись им. Не слушая возражения Ханако и Рена, Акира спрыгнул с дерева в центр круга самураев.

«Она жива».

Самураи тут же встали, направили копья на шею Акиры. Сын кошмаров поднял руки.

— Все хорошо, — хрипло сказала Мари. Самураи недовольно опустили оружие. Ронин поправил хватку на Мари. Самураи напряглись, не зная, кому он верен. Все хорошо, — повторила она для самураев. Она похлопала по плечу ронина. Он просто опустит меня, чтобы я могла поговорить с другом, — Хиро с нежностью усадил Мари на камень, поросший мхом. Самураи окружили ее снова.

Акира сжал ладони по бокам.

— Это я виноват. Не описать словами, как я сожалею.

Глаза Мари наполнились болью.

— Думаю, мы достаточно извинялись друг перед другом. И кто-то говорил мне, что мы наказываем себя сильнее всего.

— Тысячу раз, — сказал Акира.

— Тогда я не буду добавлять тебе боль, — Мари посмотрела за Акиру, за деревья на Цуму. Моя мама? в голосе Мари звучала робкая надежда.

Акира покачал головой.

— Юка? спросила она.

Акира кивнул.

— Она жива, — сердце Мари взлетело, но упало, когда Акира продолжил. Но ее забрали во дворец. Как и всех выживших жен-зверей.

Солнце ползло по небу. Два ронина и самураи оставались возле Мари. Акира не понимал, почему оставались самураи, почему были верны, но его вопросам пока не было времени. Слезы лились по щекам Мари от мыслей о ее народе, заточенном в Зимней комнате.

— Ханако? Рен? выдохнула она.

Акира смог улыбнуться. Он сунул два пальца в рот и свистнул. Появились юки-онна и демон.

— Ты жива! воскликнула Ханако, спеша вперед.

Самураи напряглись и попытались остановить юки-онну. Но Мари остановила их, махнув ладонью.

Ханако замерла, но радостно улыбалась.

— Смотри, Рен, — сказала она, сжимая руку демона.

Рен низко поклонился.

Солнце стало призраком на горизонте. Мари дрожала, побледнев.

Хмурый ронин сказал императрице:

— Нужно идти. Тебе нужно отдохнуть.

Мари покачала головой.

— Еще немного. Пожалуйста.

— Мы собирались на запад, — сказал ей Акира. Хотели уйти ночью.

— О, — Мари нахмурилась. Как оказалось, я все еще императрица, — ветер трепал ее волосы.

Ханако кивнула.

— Твое место в столице.

— Еще много работы, — сказала Мари.

Рен хмыкнул.

Ханако перевела его:

— Сатоши, Высший священник, занял трон.

— Его нужно свергнуть.

«И спасти мой народ», — Мари звучала величаво, приказывала.

— Его будет сложно убрать, — сказал Акира.

— Сложно, но возможно, — сказала Ханако. Особенно, когда у тебя есть помощь, — обратилась к Мари Ханако.

— Да. Думаю, самураи пойдут за мной. Но священники

— Или убиты, или убежали. Если вернутся, им не сравниться со мной, — вмешался Акира.

— Я была бы вооружена лучше с Мастером оружия и они на моей стороне.

Ханако улыбнулась. Она погладила плечо Рена.

— Я родилась развалить империю. Сражаться я люблю.

Мари вдохнула.

— Тогда решено. Отправимся на восток. В столицу.

— Мы вернем твой трон, — заявила Ханако.

— Будет сложно, — сказал Акира, но ему стало лучше.

Мари пожала плечами.

— Мы найдем способ.

ПОСЛЕДНЯЯ ИМПЕРАТРИЦА

Сугита с неба смотрел, как люди кланялись женщине-ёкаю в лесу у сожженной деревни. Он помрачнел от гнева. Такого не хотели боги и богини. У нее не было метки между бровей. Но люди возвышали ее.

— Неблагодарность, — выругался Сугита. Он вызвал лестницу из молнии, но она не явилась. Он выругался и позвал свою сестру Киту.

Она пришла к нему по небу и посмотрела на окровавленное поле боя.

— Какой кошмар, — сказала она.

— Дай свою лестницу, и я сожгу их, — потребовал Сугита.

Кита цокнула языком.

— Нет, брат. Ты сделал достаточно.

Появились их сестры Умико и Айко.

— Помогите уничтожить этих смертных! закричал Сугита.

— Нет, брат. Мы будем править отсюда, — сказала Кита. Три сестры захватили власть над небесами и землей. Но сестры знали то, что не знал их брат истинная сила была в сострадании. Они не убили его. Сугита был изгнан с небес.

Пока женщина-ёкай, императрица, спала той ночью, Кита спустилась по своей лестнице и коснулась ее лба. Появилась метка. Но Кита передумала и стерла ее.

— Тебе она не нужна. Ты будешь править сама.

Женщина-ёкай, Мари, императрица Хоноку, пошла к городу императора. В каждом городе, в каждой деревне, где она проходила, люди и ёкаи присоединялись к ее делу.

— Скоро мы раскроем ладони, перестанем сжимать кулаки, — обещала она. И ее обещание стало боевым кличем людей. Знаменем, под которым они бились.

Когда они прибыли в город императора, они ворвались во дворец и надели ошейник на Сатоши, что оставался на нем до конца его жизни в клетке. Кроме того, что он носил, все ошейники были запрещены, растоплены в огнях, вокруг которых плясали ёкаи.

Гармония была не всегда.

Женщина-ёкай провела две войны: восстание западных земель и мятеж серых одеяний. Истории для другого времени. Хоть ее считали самой справедливой, говорили, у правления императрицы была темная сторона. Был мужчина, которого никто не видел, но все знали Сын кошмаров. Убийца. Кровавая рука императрицы.

Но ее правление считали Золотой эпохой. Говорили, императрица любила императора так сильно и дико, что больше никогда не вышла замуж. Слыша это, императрица понимающе улыбалась и говорила.

— Мы любим братьев. Но не всегда счастливый конец связан с мужчиной, — так и было.

Императрица всех существ.

Императрица всех времен года.

ГЛОССАРИЙ

Ашура ёкай с тремя лицами, шестью руками и тремя глазами

Даймё феодальный лорд, подчиняется сёгуну

Дошин низший самурай, сторожит темницы или патрулирует

Футакучи-онна ёкай, женщина с двумя ртами

Хакама штаны в складку под кимоно

Хари-онаго ёкай, девушка-крюк

Хаси палочки

Ибуши-ки дымная яма

Ирори камин в углублении, им согревают дом, на нем готовят еду

Джорогумо ёкай, женщина-паучиха

Джубан нижнее белье

Джубокко ёкай, дерево-вампир

Камаитачи ёкай, три ласки

Каппа ёкай, дитя реки

Киджимуна ёкай с рыжей головой и одной ногой, что живет в деревьях баньян

Кирин ёкай, зверь, похожий на оленя, но с чешуей дракона

Кисеру длинная трубка

Кодама ёкай, дух дерева

Комаину собаки-львы

Кудзу лоза в месте, где скрываются змеи

Мон герб человека или семьи

Нагината изогнутое лезвие на длинном древке

Намахагэ ёкай, похожий на они

Нурэ-онаго водная девушка

Оби пояс

Они самый сильный ёкай

Оно топор

Ронин самурай без хозяина

Рё золотая валюта

Самурай воин, что служит даймё

Шачихоко зверь с головой тигра и телом карпа

Сямисэн инструмент с тремя струнами

Сёгун военачальник

Сюрикен метательные звездочки

Тайко барабан

Танто небольшой нож

Тануки ёкай, енотовидная собака

Текко-каги когти, чтобы забираться по поверхности

Тэнгу ёкай, большая птица

Уваги куртка, похожая на кимоно

Ваки-гамаэ позиция с нагинатой

Вакидзаси небольшой меч

Васи бумага из коры дерева гампи.

Ямабико ёкай, похожий на собаку с голосом, что подражает звуком. Часто они в ответе за эхо

Ямаваро ёкай, дитя гор

Ёкай чудовища, духи и демоны, что бывают жестокими, хитрыми и даже добрыми

Юката легкое кимоно

Юки-онна ёкай, снежная дева