Дешёвый сезон [Грэм Грин] (fb2) читать постранично

I

В августе все было дешево: непременное солнце, коралловые рифы, бамбуковый бар и калипсо ¹ — все было по сниженным ценам, как слегка поношенные вещи в комиссионном магазине. Периодически приезжали веселые туристские группы из Филадельфии; после пикника и экскурсий они уезжали с шумом чуть-чуть меньшим, совершенно измотанные за неделю. Примерно сутки бассейн и бар были почти безлюдны, а затем приезжала другая компания.

В этот раз была экскурсия из Сент-Луиса. Все друг друга знали. На одном автобусе они ехали в аэропорт, вместе летели, вместе столкнулись с чужеземными обычаями. Они разлучались в течение дня, а после захода солнца шумно и счастливо приветствовали друг друга, обменивались впечатлениями: кто-то покорял речные пороги, кто-то побывал в ботаническом саду, а кто-то осмотрел Испанский Форт. «А мы собираемся туда завтра».

Мэри Уатсон писала своему мужу в Европу. «Мне нужно было хоть ненадолго куда-нибудь выбраться, а здесь в августе все дешево». Они были женаты десять лет, а расставались всего три раза. Он писал ей каждый день, письма приходили два раза в неделю в маленьких пакетах. Она раскладывала их по датам, как газеты, и читала по порядку. Письма были нежными и подробными. Он писал: из-за того, что он занимался исследовательской работой, готовился к лекциям и писал письма, у него было мало времени на то, чтоб увидеть Европу — он настойчиво называл ее «Твоя Европа», будто заверяя Мэри, что еще не забыл, чем она пожертвовала, выйдя замуж за американского профессора из Новой Англии. Но иногда все-таки он не мог удержаться и немножко критиковал «Ее Европу»: пища слишком жирная, сигареты слишком дорогие, слишком часто подают вино, очень трудно получить молоко к ленчу — и все это могло означать, что, в конце концов, не следует ей преувеличивать свою жертву. Может быть, было бы лучше, если бы Джеймс Томсон, объект его изучения в данное время, написал свои «Времена года» в Америке — американская осень, она должна признать, намного красивее английской.

Мэри Уатсон писала через день, иногда лишь открытку, к тому же имела склонность забывать, посылала ли она уже такую открытку. Она писала в тени бамбукового бара, откуда могла видеть всех, проходящих в бассейн. В письмах она честно признавалась: «Это такая дыра! Гостиницы наполовину пустые. От жары и влажности можно с ума сойти. Но все-таки, что-то новенькое. К тому же в августе здесь все так дешево». Она не хотела показаться излишне требовательной: жалованье профессора литературы, которое, по ее европейским меркам, представлялось астрономически огромным, теперь казалось намного меньше, после того, как она соотнесла его с ценами за бифштексы и салаты. Мэри чувствовала, правда, без большого энтузиазма, что должна оправдаться перед мужем за то, что тратила в его отсутствие столько денег. Еще она писала о цветах в ботанических садах — однажды и она на это решилась — и с меньшей искренностью о благотворных изменениях, происходящих под влиянием солнца и писем Маргарэт, ее английской подруги. Та писала о своей праздной жизни и настойчиво требовала ее общества. По правде говоря, Маргарэт была из тех людей, к которым грязь не пристает, она всегда пользовалась репутацией честного и преданного человека. Если так судить, Чарли — самый преданный и честный. Но и хорошие качества всеразрушающее время способно превратить в недостатки. После десяти лет счастливого замужества — думала она — начинаешь недооценивать спокойствие и надежность. Она очень внимательно читала письма Чарли. Ей хотелось найти там что-нибудь неясное, уклончивое, какой-нибудь временной интервал, который бы он плохо описал. Даже необычно сильное выражение любви доставило бы ей удовольствие, потому что эта страстность могла бы быть противовесом чувству вины. Но так и не могла она себя обмануть, судя по письмам, понятным и содержательным, где мысль текла легко и свободно, никакой вины Чарли не испытывал. Она подсчитала, если бы Чарли был одним из тех поэтов, чье творчество он так тщательно сейчас изучал, то за эти два месяца в «Ее Европе» он уже закончил бы эпопею стандартного размера, а письма писал бы, чтобы только занять себя в свободное время. Письма заполняли свободные часы, и, конечно, не оставляли времени для других, посторонних занятий. «Сейчас десять часов вечера, за окном идет дождь, и довольно-таки холодно, температура не выше пятидесяти шести градусов»². Пожелав тебе доброй ночи, милая моя, я пойду спать, с легким сердцем и мыслями о тебе. Вчера я весь день был занят: сперва работал в музее, а вечером обедал с Генри Вилкинсоном, он здесь проездом из Афин. Ты же помнишь Генри Вилкинсона?» (Действительно, помнит ли она?)

Ей было любопытно: когда Чарли вернется, почувствует ли она нечто новое в его любовной игре, что позволит ей заподозрить — была другая женщина! Сейчас она не верила в возможность измены, но вдруг... Сейчас ее не